— У нас возникли сложности, профессор?

— Представьте, коллега, — Мошковиц составил инструкцию о работе с модулями «сефард»! Нам предписано разъяснять им, как обслуживать биобоксы. Иначе-де они задач не понимают. Только устно! Полная нелепость.

— Сэконд-лейтенант Даглас, — Яримицу начал привыкать, что собеседника зовут не «образец II», — слушайте и запоминайте...

— Прошу прощения, сэр, в нашей серии все — Дагласы. Нельзя ли выделять меня среди Дагласов по имени?

— Ну хорошо — Албан Даглас. — Яримицу спрятал рычание за безжизненной улыбкой. Лишь скудоумие военных могло наделить киборгов именами (!), а также одинаковыми званиями и фамилиями. — Итак, всё, что передают датчики 18-29 и 55-80, надо систематизировать по схеме...

— Мистер Яримицу, я понял. Поймите ивы — я пилотирую корабль по переменным трёхмерным координатам, с вариантами входа-выхода и набором боевых планов. Да ещё вы нагружаете объёмными раскладка -ми по наносекундам. У вас нет программы, которая бы этим занималась? я волью её себе, и дело наладится.

— Идите к Мошковицу; программы — по его части. Теперь вам ясно, насколько мои работы серьёзней вашего «лети туда, лети сюда»? С точки зрения биологии полёты примитивны, как гвозди. А живая материя — гибкая динамическая система архисложной конструкции.

— Мистер Мошковиц, нельзя ли унять Яримицу? Он велит наблюдать за процессами, которые мне трудно уловить. А после каждого полёта — чуть ли не скандал. Это перепутали, то не записали, всё насмарку... Наконец, мы летаем или катаем его боксы?

— Албан, унимать надо тебя. «Флэш» — транспорт, не имеющий аналогов. Запуски очень дороги. Мы буквально стреляем школами, больницами и целыми кварталами... Должна же от нас быть какая-то отдача! так что вам придётся выполнять все требования профессора. И структуры, которые там разлагаются, и их динамику во времени...

На стене: «БИОЛОГИЮ — НЕНАВИЖУ! ЯРИМИЦУ -МАЗДАЙ!»

— Кто написал? Это неуважение к профессору и его науке. Яне буду указывать пальцем, ноу меня есть определённые подозрения! Стереть надпись!

«Альф, — незаметно посигналил Албан радаром, — это намалевал не я. Ирвин отпадает — он правильный парень...»

«Кодируйте, если у вас пошли секреты, — встрял Ирвин, — а то по всей базе слышно. Но всё равно — спасибо, Алби».

«Пожалуйста. 212-536-257-461, — продолжил Албан быстрым шифром. — Карен и Бланш — тоже мимо. Давай предположим, что граффити — дело рук ассистентов Яримицу».

«Да-да! давай предположим! — обрадовался Альф поддержке. — Динамику ему подавай! что за объекты в его боксах, а? Я его выведу на чистую воду, дай срок!»

«По-моему, эти опыты — чушь; ничего живого мы не возим. Я просчитал — по температуре у багажа динамика остывания. Фарш с камбуза, из микроволновки. Яримицу втирает военным очки и под это загребает прорву денег...»

— Албан, ты сердился — значит, был не прав! — лукаво подмигнул Альф. — Я всё разведал. Показать?

— Только... нет! не прыгай на койку! Это вандализм.

— Я хочу её сломать. — «Образец I» ненавидяще уставился на хлипкую откидную кровать, в которой его тяжёлое нерушимое тело совершенно не нуждалось, равно как во сне и в отдыхе вообще. — Нас окружают обман и притворство! Койка, графин, полотенце! тебе нужно полотенце?

— Да, я умываюсь. И тебе советую.

— Тупые столовые ножи! зачем они?! Я без ножа любой бутылке горло откушу!

— Нож тоже может понадобиться. Например, чтоб отскоблить с лица стикерсы. Ты облепился, как кухонный шкаф.

— Нет, они останутся на мне! так я выражаю свою личную неповторимость!

— Тогда хоть койку пожалей. Ведь пятый раз менять придётся.

— У военных гигантский бюджет. Каждая сломанная койка — это деньги, которые не пойдут на патроны!

— Где ты выкачал данные о Яримицу, хакер? — Албан постарался сменить тему, желая хоть так спасти невинную койку. — Влез в сервер его проекта? опасно, заметят.

— Ничего подобного! Секретность — от и до; я искал вне этих пределов.

— И что оно значит? какой это язык? Новояз, что ли?..

— ЛАТЫНЬ, неуч! Перечни загрузки боксов. Тс-с-с... Поставщик — фирма-производитель стандартизованных организмов. До ввоза в Баканар идёт маркировка по каталогу фирмы, а военная тайна начинается за турникетом КПП. В прошлый раз ты возил... вот, смотри.

— Muscadomestica. Это с какой планеты зверь?

— Муха Комнатная! — От хохота Альф хрястнулся на койку почти нежно; она выдержала. — Со Старой Земли!

— Не бывает — вес семнадцать килограммов.

— Тысячи! тысячи мух! Наверное, клоны — все одинаковые. А неразбериха при чтении — молекулы их клеточных ядер, срез в режиме атомарного сканирования. Рибосомы, хромосомы, ДНК и прочее — ты помнишь, как они кишели? Мы следим, как они дохнут посекундно.

— А я-то думал — с чего мне так поплохело? значит, от отвращения.

— Вот груз, который возила Карен, — за него Яримицу нет прощения ни на том, ни на этом свете!

— Человеческий зародыш? — Албан опасливо прочёл непонятное: «Escherichiacoli».

— Кишечная палочка! — Альф извивался от смеха. — Бактерия! живёт в кишках, обеспечивает дерьму его неповторимый вкус и запах! Эту эшерихию как только не истязали! Её геном известен с незапамятных времён, издан в восьми томах. Бедняжка трудится на род людской не покладая ресничек — инсулин, белок, ферменты — тоннами! Половина белковых заводов на ней основана.

— Зачем Яримицу гробит кишечных бактерий? — буркнул Албан, перебирая список заковыристых названий. — А это какой микроб — Musmusculus?

— Не микроб. — Альф угомонился, даже нахмурился. — Мышь домовая, белая лабораторная порода. Вот за что я Яримицу не терплю. Я мышей дома держал...

«…когда был жив», — дописалось в уме.

— Может, лет через сто создадут ноль-транспортировку, — задумчиво проговорил Альф, перевернувшись на живот. — Цифры и кадры, которые мы пишем с боксов, войдут в основы технологии, чтобы нолъ-Т доставляла живых, а не трупы. Алби, а ведь мы можем дожить до нолъ-Т! тогда... тогда я подпишусь в первый бросок до границы Вселенной. Всю жизнь мечтал увидеть, где кончается бездна.

— Граница? как бы тебе не обломиться. Прилетишь, а там надпись: «Здесь был Яхве. Предела нет».

— Шутки у тебя... как у кибера!

— Почему шутки? граница отделяет Что-то от Чего-то, а не явь от пустоты.

— Философ! — фыркнул Альф.

Албану представилась Вселенная наоборот — не от малого к огромному, а от звёзд к микробам и глубже, в те колеблющиеся структуры, которые виднелись в биобоксах при максимальном увеличении. Там, в глубине сцепленных молекул, пролегали тлеющие нити каких-то еле уловимых связей, возникали сложнейшие, с трудом читаемые комбинации, смутно напоминающие межзвёздные потоки энергии. Микрокосм. Да-а, картина... Хитроумнейшая штука — жизнь! Подвластна ли она оцифровке?

— Мистер Яримицу, я справлюсь с наблюдением процессов в биобоксе, но мне необходимы дополнительные сведения. Сможете ли вы их предоставить? вот перечень.

Профессор несколько раз молча перевёл взгляд со списка на лицо сэконд-лейтенанта Дагласа-II и обратно.

— Сомневаюсь, что вы усвоите университетский курс биологии. Это не ваш профиль.

— Я не ставлю такой задачи. Мне нужно понять главное. Наверное, в биологии есть какие-то основные закономерности, поддающиеся математическому анализу?

В лаборатории Яримицу тоже помалкивал — он был озадачен. Не сразу он обратился к старшему ассистенту:

— Я провёл инструктаж «образца II». Полагаю, работа с киберами Мошковица станет проще и плодотворней.

И добавил:

— Советую вам запомнить, коллега, — это не киборги.

— Это модули «сефард» — чего же больше?..

— Не стану гадать, что именно создал Мошковиц, но боюсь, к жизни это не имеет отношения. Не исключено, что истребители пилотирует искусственный интеллект, которого мы с ужасом ждём который век.

После похода на колонку Pax стал относиться к Форту несколько иначе.

Разведчики и оперативники приучаются скрывать своё изумление и остаются невозмутимыми при самых неожиданных переменах, но никто не может совершенно убить в себе чувства. Pax поглядывал на Эксперта выжидающе, с затаённым и настороженным вниманием.

Поначалу всё шло как ожидалось — Эксперт (имя, данное ему Тими, прижилось среди бойцов) принялся за дело тяжеловато, с опаской новичка в чужом доме, но затем стал быстро подчинять себе ход расследования. Pax и предположить не мог, какие навыки в нём скрываются.

— Где вы изучали молекулярную биологию?

— В космической академии Бланда и Клаузенга, — не моргнув глазом, ответствовал Эксперт. Похоже, все убедительные ответы он приготовил заранее.

— Её преподают пилотам?

— Это был факультативный курс. Я очень хотел стать разносторонним, широко образованным пилотом.

— Я вам верю. — Pax деликатно потупил глаза, чтобы Эксперт случайно не заметил в них отблеска подавленного смеха.

Но всплеск смеха прошёл, а жёсткая, колкая мысль не исчезала: «Не провёл ли я на строго охраняемый объект лазутчика эйджи?»

Посещение колонки происходило в режиме обычной ознакомительной экскурсии. Напарников обработали средствами от вирусов, бактерий и грибов, вызывающих болезни растений, провели на смотровую площадку, и зам начальника смены без вдохновения отчитал цифры — высота, диаметр, суточный выход биомассы, потребление воды, газов и удобрений. От скуки на Раха напала зевота, л он то прикрывал рот ладонью, то напряжением мышц сжимал челюсти, чтобы не зевнуть во всю пасть. Эксперт же был крайне заинтересован; он перегнулся через перила, насколько мог, стараясь осмотреть чудо биотехники, как только глаза позволяли.

Форт думал, что после свинофермы его не удивят ничем гигантским из подземных сооружений. Он ошибался.

При виде колонки ему вспомнилась легенда о соревновании богов. Вишну, Брахма и Шива поспорили, кто из них громадней. Шива превратился в столп от края до края Вселенной, и Вишну с Брахмой не смогли его измерить.

Колонка уходила в вышину, теряясь там в мареве рассеянного свечения, и в глубину, где её предел заволакивал молочно-жёлтый фосфоресцирующий туман. Диаметра колонки глаз охватить не мог — перед Фортом высилась скруглённая стена цилиндра, справа и слева плавно удалявшаяся за свой собственный горизонт. Между бесчисленными балками поддержки проходили лифтовые стволы и колоссальные трубы стели, а по сквозным вертикальным каналам летали вверх и вниз работники на ранцевых гравиторах. Изнутри необозримая колонна ровно сияла ярким светом, в котором расплывались и таяли ячейки растительных секций. Должно быть, так выглядит ствол вселенского древа, пронзающий загробный, земной и небесный миры.

— На орбите установлены рефлекторы; часть их передаёт свет Юады на приёмные зеркала колонок, — рассказывал зам начальника. — Фотосинтез в агрегате идёт постоянно, а тёмное время суток мы создаём для части секций искусственно.

— Я как раз хотел спросить о фотосинтезе, — обернулся к нему посетитель в узорном жилете. — Как вы оцениваете состояние хлоропластов, ведётся ли мониторинг? кроме того, баланс ионов и свободных радикалов, митохондриальная активность...

Замначальника от этих волшебных слов вмиг воспламенился, словно встретил родственника; сбежались и другие сотрудники, а кое-кто прилетел на ранце прямо от колонки, лавируя между трубами и балками. Обступившие Эксперта забормотали на колдовском научном языке. Фортунат отвечал им длинными заумными словами из учёных книг и международными аббревиатурами, и его понимали. О Рахе все забыли — кроме начальника смены, который отвёл его в уголок и зашипел на ухо:

— Наоси, кого вы привели? этот человек слишком любопытен!

— Я обо всём договорился, — доложил Эксперт на обратном пути. — После днёвки получим сведения за пять прошедших лун. Но я уже сейчас могу сказать — растений приступ тоже коснулся. Свиноводы и персонал колонки справились с ним быстрее, с меньшими потерями — на все отклонения что свинокомплекс, что колонка реагируют сразу. Здесь налажено слежение, и в систему оперативно вводят поправки — режим освещения, состав воздуха, микроэлементы...

В полупустой закусочной, куда Pax завернул подкрепиться по дороге, Форт набросал на салфетке схему оранжевых линий, явившуюся ему в храме.

— Само собой, погрешности неизбежны и схема условна. Но не в том беда — мы проверяли только городцы и град, а что за периметром — выпадает из общей картины.

Pax аккуратно взял карандаш из его пальцев. Движение было похоже на манипуляцию лемурида Мура, тихо крадущего конфету у зачитавшейся Медеро.

— Северо-запад. Предельное расхождение линий... И вы полагаете, что все десять линий сходятся в одной точке?

— Приблизительно — да. До неё около трёхсот пятидесяти вёрст, азимут триста семь градусов. Или пятьсот километров... забыл спросить — а как вы азимут счисляете?

— Аламбук, — шёпотом выговорил Pax, машинально прочерчивая линию за линией до точки вероятного схождения; лицо его, и без того светлое, побледнело, черты заострились. Если по внешнему виду ньягонцев Форт ещё затруднялся определить их чувства, то с землянами проблем не было — так вот, по лицу офицера Унгела прошла волна страха.

— Вольный рынок? — спросил Форт, вспомнив слова Буфина.

— Кто вам сказал?! — Pax вскинулся, стиснув карандаш в кулаке.

— Слышал где-то, — увернулся от ответа Форт, — запомнилось. Так это не рынок?

— Да... то есть нет. — Pax справился с собой, лицо разгладилось, но отхлынувшая из кожных капилляров кровь медлила возвращаться, и Pax оставался похолодевшим. Сердце его билось сильно и часто; чтобы как-то отвлечься, он принялся обводить точку схождения кругами, сосредоточившись на этом бессмысленном занятии. — Это... очень опасное место. Пока мы не убедимся, что расчёт верен, никому не следует говорить о предварительных результатах. Ни-ко-му, вы понимаете? Ни слова!

— Ладно, помолчим. — Форт не мог сообразить, почему Раха так напугало это название. Впрочем, и Буфин произнёс его как-то украдкой.

— Мы тщательно перепроверим данные, используя систему этих... предполагаемых линий. — Pax, глядя в салфетку, старался каждой фразой подчеркнуть, что ещё ничего не ясно, всё — только туманная гипотеза, не более. — Проведём их за периметр и изучим все населённые пункты на линиях и рядом с ними, в пределах лиловых зон.

— Если ты такой проницательный, зачем я тебе понадобился? — Форта ничуть не задело, что напарник озвучил его следующее, ещё не высказанное предложение, но сейчас требовалось расшевелить Раха, а то у него глаза потускнели.

И точно, Pax очнулся от своей опасно углубленной задумчивости.

— Вы?.. для веса, для солидности.

— Я — для веса?! может, лучше взять Буфина из «Кабарета» — в нём веса больше. Плюс к тому — он понимает в здешней жизни, я же как ни повернусь, так что-то разобью, если скажу — то невпопад или бестактность, а Буфин знает все обычаи.

— И его здесь все знают, поэтому вы предпочтительней. — Pax совсем ожил, даже бойкость в голосе вернулась. — Особенно ваше сочетание — уверенное владение языком и культурное отчуждение. Вы можете заметить больше, чем те, кому всё примелькалось. Вот и доказательство. — Pax помахал салфеткой, взглянул на неё и снова помрачнел. — Хотя находка ни на что не похожа...

— Ты мог бы намекнуть, если вы ищете что-то конкретное.

— Нет, ничего определённого, — ответил Pax; в голосе не было фальши, но ответ прозвучал слишком поспешно и сухо.

— Когда определишься, не забудь меня оповестить. Находки множатся, как пищевые свинки, не сегодня-завтра за периметр двинем — наносить на карту объедки всех обедов псей за три луны и все скелеты псят и псиц, а до сих пор не знаем, что нам надо. Хочешь услышать, почему я не бросаю это дело? причины две — во-первых, люблю животных, а во-вторых, пристал ты ко мне как банный лист. — Форт давно искал, к кому применить выражение, подхваченное где-то на трассах. Зенон этих слов не дождался, пусть хоть Раху достанутся.

Мгновенно проявилось то, что офицер назвал «культурным отчуждением». Обманула внешность. Форт видел перед собой землянина, а говорил — с ньягонцем.

— Как... что?

Жемчужина остроумия цокнула и отскочила; жаль.

— Лист дерева, растения. Из срезанных веток делают короткую метлу. — Форт уже осудил себя за то, что метал бисер не по адресу; тут было туго и с растениями, и с метёлками. — Потом залезают в кабину, куда подаётся пар.

— Вошебойка. Или сауна? — угадывал Pax. Сзади смиренно топталась быстро набежавшая очередь к окошкам, выдающим пищу.

— Нет! Пар, пар — как из чайника. Кругом пар. Ты потеешь, тебе жарко — и начинаешь бить соседа метлой.

— Зачем?

Очередь прислушивалась с возрастающим интересом.

— Конечно, есть разные способы получать наслаждение... — Pax улыбнулся, как будто сочувствовал и сожалел одновременно.

— Пойдём, а то люди ждут, — потянул его устыдившийся Форт. — Они тоже есть хотят.

— О, нет, нет! — Очередь замахала лапками. — Наоси, кушайте, мы не спешим! Разговаривайте, пожалуйста!..

— Короче, — Форту всё же удалось увести Раха от закусочной, — это форма купания у части землян. При высокой температуре из листьев выделяются активные биологические вещества и хорошо влияют на здоровье. А иногда листья отрываются и прилипают.

— Валеология, — уверенно кивнул Pax. — В науке о здоровье вы тоже сведущи?

Теперь в его синих глазах светилась нескрываемая едкая насмешка, и Форт с запозданием понял: «Дурак не он, а я».

«Отвечай дальше, — подбадривал взглядом Pax. — Спрашивать любого, в любом месте, о любых делах... помнишь? Что, получил? Шутить ты ещё надо мной будешь!»

Форту ничего не оставалось, как спокойно продолжить в тему:

— С тех пор, как мне заменили тело, я только и делаю, что проповедую здоровый образ жизни. Вернёмся к началу — чем тебе так не нравится Аламбук?

— Он никому не нравится. — Pax нахмурился, отводя взгляд. — Есть поверье, что там... В общем, грубые, невежественные толки, не стоящие того, чтобы их пересказывать.

Загородная поездка! прицеп-домик, барбекю, бутыль красного вина в оплётке, игры детей на полянке, солнечная нега в шезлонге и русалочье купание при луне в зеркальном озере. На курортных планетах это дорогой, изысканный вид отдыха. В Сэнтрал-Сити это — небывальщина, так как за Городом ничего нет, кроме свалок и лысых пустошей, перемежающихся низкими зарослями непролазного колючника. На Планете Монстров наоборот — за герметичными городскими стенами так много всякого-разного, что полчаса загара обойдутся в пару сотен Е на изгнание тех паразитов, которые на вас поселятся.

Сборы за градскую черту Эрке выглядят ещё оригинальнее. Шлем; его лицевая часть позволяет присоединить маску изолирующего противогаза со скрытыми и защищёнными воздушными трубками. Бронекостюм; к латным набедренникам сбоку приделаны чехлы для шнековых магазинов и кобуры для пистолетов-автоматов. Ранец с сухим пайком, флягами, баллонами и массой необходимых мелочей. Карта всех коммуникаций района, где предстоит высадиться, с проекцией на забрало-дисплей. Конечно, рация.

— И ещё подарки троглодитам, — добавила Тими, тряхнув объёмистой сумкой. Ушастые малютки были сильны и выносливы не по росту. С этим феноменом Форт уже сталкивался в лице бесполой ихэнки Эш, чьё худое жилистое тело вмещало силу двух здоровых мужиков.

На гибком панцире Тими переливался значок — семицветное полукольцо. Pax отчего-то уделил эмалевой радуге больше внимания, чем следовало бы. Когда Форт отдалился, чтоб плотнее сложить вещи в ранце, Pax близко наклонился к Тими, и Форт, отрегулировав слух, услышал их перешёптывания:

— Сними значок.

— И не подумаю. Пятые сутки; в любой час может ударить.

— Интервал — до восемнадцати ночей.

— А ты точно знаешь, что так и будет?

— Хотя бы носи не на панцире. Согласна?

— Мне его дал Гира. Я не сниму.

— Я не прошу снять совсем. Просто с глаз долой.

— Я взяла один для тебя. Бери.

— Это ещё никому не помогло.

— А ты проверял?

— О-о... ну, давай.

— Не в карман. На грудь. Или на живот.

Форт немного выждал и обернулся — радуга с панциря Тими исчезла, а Рах поправлял что-то под костюмом.

— Я готов.

— Отлично, тогда садимся в поезд. До восхода мы должны выдвинуться как можно дальше от града.

Покопавшись в памяти, Форт нашёл образ восхода, который он хотел бы увидеть на поверхности. Восход на ТуаТоу, над рекой Хатис — алеет кромка гор, край каменной стены зажигается и рдеет, пламенеет небосвод, и наконец из-за хребта выглядывает ослепительное Диэ, заливая затенённую матово-зелёную долину сочными утренними красками. Слышен трубный звук — началось рассветное небослужение; скажем, выходного дня: «Славься, Небо зари пробуждающей!»

Это воспоминание согревало Форта. Казалось, ньягонцы смотрели на него ободряюще — рослый народ здесь! в броне, с оружием; он защитит нас, спасёт... Верши свою миссию! мы в тебя верим.

«А между прочим, я еду искать останки псей и выпытывать у прокалённых Юадой жителей поверхности, когда им дурнело и как вели себя цветы в горшках. Ну-ка, расскажите мне про Аламбук — какие о нём ходят сказки?..»

Наверх. Мы движемся наверх.

Никакие доводы не убедят, что люди должны жить под землёй. Человеку отведено место на терминаторе, на границе света и тьмы, чтобы глаза и душа стремились ввысь, в голубой простор, к ослепительной истине жизнетворящего солнца — а тело из плоти будет вечно тяготеть к земле, из которой вышло и в которую вернётся. В мясистой, кровянистой составляющей людского естества густо текут тяжёлые, горячие соки слепых, утробных, бессловесных чувств, выражаемых рычанием и хрюканьем. Подступая снизу к светлой чистоте души, они затемняют, пропитывают разум и находят в нём свои слова, чтобы извергнуться речью, похожей на ползущие кишки, на вязкую пьяную отрыжку.

Родившись из слияния земного и небесного, человек подвержен тяготенью этих двух начал, и какая часть победит, таким будет целое — низменным или возвышенным.

Вниз или вверх? Вниз — проще, падение не требует усилий, а подъём так труден...

«Если вниз сброшена вся цивилизация — что тогда?..» — Форт скользил глазами по толпам, без остановок льющимся под сводами тоннелей. Обманчивый облик ньягонцев порождал впечатление, что этим малорослым предназначено всегда идти по низким коридорам. Однако неоспоримый факт, что они когда-то жили наверху, строили города и бурно проводили время в рассветную и закатную пору своих долгих суток, укладываясь спать в пору полночной тьмы и полуденного зноя. И тут... «Радуга вогнала их в землю».

Чем глубже, тем лучше. Укрыться в толще камня от всех потрясений, лишь порой слышать дальний гул недр. Вниз, вниз, вниз; светлый небосвод стал называться «злом», мрак подземелья — «добром».

Но нет мира между небом и бездной, и новые названия не отменят древней правды.

Может, не зря церковь возносит молитвы за маленький народ, слишком приблизившийся к пеклу и даже проложивший вниз, к адскому огню, трубы своих геотермальных электростанций?.. чем они будут платить за это электричество?

За окном вагона мелькнул плакат:

ЧЁРНАЯ ЗВЕЗДА!

И снова:

ЧЁРНАЯ ЗВЕЗДА!

ПЕСНЯ 10-й ЛУНЫ — «СЛЕДЫ В КОРИДОРЕ»

ПЕСНЯ 9-й ЛУНЫ — «ПРОКЛЯТИЕ ПЯТИ»

Форт заметил, что Pax вместе с ним провожает плакаты глазами и смотрит исподлобья, плотно сжав губы.

Чем дальше от града, тем медленнее поезда, тем слабее освещение. Последний поезд оказался рельсовым. Он доставил их к платформе, где ходили одни военные в форме земляного цвета. Армейский офицер бегло провёл датчиком над чип-картами, протянутыми ему прибывшей троицей, и указал на грузовой лифт с распахнутыми створками дверей:

— Отправим вас, когда закончим погрузку. Придётся подождать.

Одинаковые ящики в штабелях, судя по надписям, содержали боеприпасы. Пока лифт скрипел, поднимаясь по квадратной каменной трубе с холодно блестящими направляющими, мимо редких тусклых ламп. Форт старался не думать о случайном возгорании и детонации. Не лучше ли было подняться по лестнице?..

— Вы прибыли вовремя. Ваша бронедрезина на третьем пути. Как раз близится окно между эшелонами — в него и впишетесь.

Наружные ворота ангара, где разгружался взрывоопасный лифт, медленно загромыхали, отворяясь перед ними. Безветрие и согревающий свет отпрянули, потому что снаружи...

«Почему я ждал рассвета? — с тоской спросил себя Форт. — В шесть семнадцать его и быть не могло!»

Горизонт закрывала плотная тёмно-серая хмарь. Из предутренней дождливой мглы едва проступали пирамидально скошенные стены бурых сооружений без окон, на крышах которых едва мерцали жёлтыми пятнами фонари. Ветер хлестнул в разинувшиеся ворота струями дождя, покрывая пуленепробиваемый костюм змеящимися водяными струйками. Камень под ногами дрожал и брызгал от ударов мириадов дождевых капель; в ливневых стоках бурлила грязная вода, а неба не было видно вовсе — словно над головой по-прежнему висел тяжёлый потолок.

«Здравствуй, природа! наконец мы встретились».

Пусть ночь, пусть непогода — всё-таки не подземелье!

Форт не думал, что заскучает по дождю. Казалось, проливни Планеты Монстров осточертели ему до крика: «Господи, заверни кран!» Но стоило пожить неделю в склепе — и плеск дождя, падающего в лицо, стал желанным. Услышать гром, увидеть тучи в огненных разломах молний, ощутить поток бешеного ветра — блаженство...

Внизу, в Эрке, его преследовал, исподволь подтачивая сознание, чувственный голод. Остановись, закрой глаза — и ты в космическом Ничто, ты выброшен из мира красок и звуков. Гладкие, однообразные интерьеры угнетали серостью керамического покрытия. Всё было посвящено и подчинено тишине, сестре смерти. Прессованное дерево полов, модифицированная глина облицовок — всё гасило звук, глушило малейший шум. Точное инженерное решение, призванное избавить жителей от шумовой нагрузки, обернулось ловушкой, в которой меркнет мозг. А дождь вселял бодрость и оживлял мышление.

— Меня одолевают сомнения, — признался Форт, взбираясь по скобам к дверце в корпусе дрезины, прицельно глядящей во тьму стволами орудийной башни. — Вроде бы мы собирались в исследовательский рейд, а не в боевой.

— Неизвестно, каким он будет, — отозвалась Тими изнутри. — На базе безопасно, но в сорока верстах к западу — периметр; там всякое случается.

— У меня, офицеры, надёжно, как дома в поре! — весело прибавил командир дрезины. — Спалим любую тварь ближе шестидесяти четырёх саженей. Да и кто на нас сунется? Перед нами и за нами пройдут эшелоны; при таком графике ни одна морда не выглянет.

Миниатюрная Тими не стеснила экипаж и стала бы желанной пассажиркой, но двое эйджи сразу заняли собой всю кабину.

— Ничего! — протиснулся между ними командир. — В набитом доме люди песни распевают, а на просторе пси голодные завывают. Заводи, поехали!

— Первый остановочный пункт — геофизическая станция Тат-четырнадцать, — разъясняла Тими. — Сколько мы там пробудем, Pax?

— Часа четыре.

— Затем этот... Вертоград.

— А, Вертоград! Уважаю. — Словоохотливый командир наморщил нос от удовольствия. — Районный комендант враз понял — если вызвались жить наверху, значит, на всё готовы. Вместе с их жрицей распланировал систему обороны, устроил ДЗОТы и минировал подходы с дикой стороны. В конце лета наскочили мародёры, хотели баб в Аламбук угнать, но у божьих садовников подступы были заранее пристреляны. Бабы же на пулемётах и сидели; расколошматили братков в клочья. Которые тикать рванули — попали на мины. А на закуску залп крысиным газом, чтоб уж никто не уполз. Когда наши подоспели, допрашивать было некого.

— Большая свора? — деловито спросил Pax.

— Трижды восемь голов. Недоросли! Главари их наудачу посылают — без счёта, как мясо. Плесенью окормят, чтоб задурели — и вперёд, с песней про Чёрную Звезду. Вожаками шли два пся матёрых... шли, да не ушли. Их по наколкам и рваным носам опознали. Так что у вертоградских вера хоть не радужная, зато крепкая — на спуск нажимать не мешает.

Форт представил нежную Лурдес и её паству, внимательно навострившую ушки. «А теперь, дети мои, я расскажу вам, что надо делать, когда обе щеки подставлены, а события развиваются дальше. Сегодня тема нашего занятия — единый пулемёт „ника" калибра десять и пятьдесят восемь миллиметра».

Порой боевые дамы, отслужив в армии, идут проповедницами во Вселенскую. Особенно те, кого в военной школе натаскивали по инопланетным языкам. Если «жрица» смогла рассчитать систему обороны...

— ...потом высадите нас у троглодитских нор за высотой двести двадцать. До входа в норы доберёмся сами, возвращаться будем под землёй.

— Рельсы там слабоваты. Ладно, тихим ходом подберёмся как можно ближе. Будьте осторожнее с пещерными, они народ двуличный.

Градостроители Эрке не мудрствовали. Град, в плане похожий на гроздь круглых виноградин, опоясывало кольцо ближних городцов и космодромов, снаружи обведённое кругом дальних городцов, вписанным в квадрат, а вне его проходил квадратный периметр, ограничивающий площадь в шестьдесят мириадов вёрст. Это напоминало игрушку «матрёшка» или резные кубики из Синьхуа, внутри которых — шар, в нём — ещё один, и так до центра.

Как убедился Форт, живое ядро Эрке окружали не слои хрупкой скорлупы, а настоящие стальные оболочки.

— Человек, перешедший периметр с оружием, — мёртв, — так выразил Pax суть порядка, соблюдавшегося внутри главного квадрата. — Никакого суда, никакого разбирательства — смерть на месте. Исключение одно — если человек сдаётся и складывает оружие до прохода через периметр; тогда с ним будут говорить.

— Ещё он должен показать, что на нём нет взрывчатки, — прибавила Тими. Она облизывала вяленую смокву — садоводы подарили экипажу целый восьмерик этой сласти.

— Кстати о подрывниках, — вмешался командир дрезины. — Слыхали мы, в граде опять были взрывы.

«А я почему-то не слышал, — отметил про себя Форт. — Режим молчания?..»

— Были, — кратко ответил Pax. — Та же история, что с Вертоградом. Недоросль, щепотка плесени, сказочка «Пред тобою разомкнётся Чёрная Звезда» — и бомбист готов. Большинство мы отловили до теракта.

— Теперь у нас другая боль в ушах. — Откусив, Тими старательно жевала сладкую тугую мякоть. — Засланных с наружного кольца вычислить легко; они заметны, даже когда переоденутся, причем видно, что наелись плесени. Но им стали подражать градские, а этих распознать сложнее. Особенно после приступов.

— Ваши градские боятся плесени. — хмыкнул командир, движением пальца по сенсорам привычно поворачивая над собой орудийную башню. — Вместо неё смотрят волшебные картинки, пока мозги не потекут. У нас это редкость.

Дрезина катила среди холмов, поросших ржаво-серым «звериным волосом» и кое-где — измученными кривыми деревцами с увядшей коричневатой листвой. Сдвинув заслонку, Форт изучал осенний пейзаж в смотровую щель. Чудилось, что земляной покров тонок и едва скрывает когти и клыки каменных драконов — то тут, то там из грунта выступали надолбы и лобастые бугры изломанных пород. Разбросанные скалы застыли, погрузившись в наносную почву и прах отмерших трав. Дождь миновал, взошло солнце, но поверхность не стала краше. Возделанные оазисы вроде Вертограда были на ней островками в диком поле безлюдья. Кое-где склоны промытых оврагов скрепляли посадки, тянулись шеренги древесных саженцев.

Поездка вверх принесла много новой информации. Здесь, между бойцами сил безопасности и стражами периметра, режим молчания соблюдался не так строго, как в Эрке. Геофизики и садоводы, живущие на рубеже освоения, тоже не были скрытными.

— В граде экран и приставка есть почти в каждой семье. — Вздохнув. Тими как бы невзначай взяла ещё одну смокву. — Всю торговлю кассетами не проверишь.

— Говорят, появились фрактальные фильмы, которые вкачивают идею прямо в голову, — осторожно подал голос машинист, словно нащупывая путь по болоту. — Глазом ничего не видно, а потом эта Звезда откладывается в башке, и шёпот — мол, кричи, круши, бей! Все барьеры срывает.

— Туанская технология. — Pax постукивал ногтями по обшивке кабины, разглядывая наклейки — девушки, прикрытые цветами, головы целующейся пары с серьгами-цветами, девушка, вздёрнувшая хвостик, девушка в расстёгнутой форме с пистолетом-автоматом. — Сделано на основе записей, которыми на ТуаТоу обучают спящих в инкубаторе. А продают с обложкой: «Успокой-программа для подростков».

Он перехватил строгий взгляд Эксперта.

— Я говорил вам об этом. Рынок реагирует на спрос — после приступов недоросли замыкаются на общении с экраном, а успокойки якобы им помогают.

Pax показывал в граде таких пострадавших. Школы разрешали им учиться дома, по сети, потому что на улице многих охватывал страх пережить приступ заново. Ночь за ночью — носом в игру, безвылазно, забывая о еде и сне. Чтобы оборвать влечение, им не давали пить — когда становилось невмоготу, они пили из туалетного стока.

Оказалось, и в успокой-программы яд заложен. Безымянный чернозвёздный бизнес полз из-за периметра, порциями вбрасывая в град плесень, ужас, разъедающие ум программы и воющие песни.

— Поймать их волну легко, — командир повернулся к рации, — и запеленговать можно, а вот как бы ракетой в передающую мачту...

Рация заныла долгим кошачьим мявом, похожим на гнусавый плач:

— Психическая атака, — высказался Форт, когда командир покинул аламбукскую волну. — Они используют приступы как повод поиграть у вас на нервах. Во всяком случае, я не встречался с проклятиями, которые бы реально срабатывали. Так что там насчёт ракеты в мачту?

— Есть такое благодатное явление природы, как международное сообщество, — со скверной улыбкой процедил Pax. — Три Града и Авако подписали его условие — запрет на планетарную войну. На этом условии нам поставили белковые колонки.

— Отнять не посмеют. И Туа, и Фор — всем известно, сколько населения питается с колонок.

— Оно так, — командир сдвинул бескозырку на затылок, — но торговлю нам прижмут, а она приносит больше, чем колонки.

— Когда на вас напала ЛаБинда, отбиваться вам не запретили.

— Биндэйю имеют сквозное оружие, а мы — нет, — с досадой бросил Pax. — Даже высшие поняли, что запретить нам военный ответ было бы подло. И постарались развести нас, едва дело дошло до звёздной войны.

— Проиграли бы, — хмуро пробубнил командир. — Грады-то заглублены, удар выдержат, но без дисковой пушки не выстоять. Отвечать нечем!

Тими вновь нашла отраду в смоквах: надо же чем-то подсластить горечь того, что твоя цивилизация — слабая и несчастливая. Но и сахаристый плод не помог; сдерживаясь, чтобы не провести по пальцам языком, наогэ с грустью сказала:

— Мы уронили меч-радугу в море.

— Мы им сперва распахали планету. — Pax сел так, чтобы не видеть цветочных девушек. — Эксперт, мы побывали на двух точках. Лично я не встретил ничего нового, что можно добавить в схему.

Форт мысленно согласился с ним. Он надеялся на геофизиков, всё-таки люди научные, вооружённые приборами, но на Тат-14 всё выглядело так же удручающе, как на любой оранжевой линии в граде. Внезапный приступ массового безумия, два самоубийства, трагическое недоумение в конце и разнообразные проблемы со здоровьем. Вертоград, лежащий в стороне от линии удара, отделался общим недомоганием, беспричинными взрывами злобы и сладострастия, после чего наступило покаяние. Плодовые деревья после сбора урожая мало чем проявили своё отношение к удару, и следили за ними не так, как в колонке.

Линии. Бесовщина какая-то... Ребята из Синьхуа — был однажды эпизод непринуждённого общения — говорили среди прочего, что старокитайские демоны двигались только по прямой, и избежать их налёта было нетрудно — поставить кирпичную стену перед воротами. Гужевому транспорту приходилось вилять перед въездом, зато город гарантирован от бесов. Вроде экранирования.

Положим, часть злых духов эмигрировала в космос вместе с китайцами. Разумно предположить, что их свойство летать по прямой линии сохранилось. Но тогда бы и кирпич сохранил свойства экрана! а здесь? Град в каменной глубине беззащитен против фактора, лишающего разума. Так и в самом деле станешь слушать радио Аламбука, чтобы найти ответ в их завываниях. И поверишь в проклятие пяти чёрных жрецов. Осталось чуть — снять блокировку скепсиса и присоединиться к...

Форт огляделся.

«Деваки, матерь Кришны — они же все... Все верят в проклятие. Они не оставляют выхода ни себе, ни мне. Даже Pax нацепил радугу — Pax, который железным голосом внушал мне про „объективные причины". Положим, он приколол оберег ради Тими, чтобы её успокоить, но как бы то ни было — я здесь последний, кто сопротивляется. А они ждут, что я к ним приобщусь, и всем всё станет окончательно ясно. И мы каждые пять — или восемнадцать — суток будем трястись: когда же стукнет? и выкрасим волосы в семь цветов небесного меча — вдруг оно от нас отскочит? Вон у машиниста — выкрашены! он бескозырку до бровей натянул, а всё равно видно».

— Сомнительно, чтобы в Аламбуке имелся институт психонетики, — натужно-бодрым тоном сказал Форт. — Исследования тонкого мира сложны. Сто против одного, что мародёры не выделят ни крину, ни камешку на расчёт вызова... кого они там всё время поминают без имени?

Pax сделал своё коронное движение, означающее отказ отвечать, — отвернул голову к левому плечу; все остальные дружно промолчали. «Захватило вас — дальше некуда». Настроение у Форта ощутимо снизилось, начала подкрадываться беспощадная тоска, тягостное одиночество в толпе.

— Им не надо исследовать, — промычал командир, утративший всю разговорчивость, — они умеют.

Справа от насыпи кое-как держался на согнутых опорах щит с выцветшей и наполовину облезшей надписью — проступали неясные буквы, синие на белом; поверх них жирными размашистыми полосами спрея была намалёвана перевёрнутая чёрная звезда, выставившая вверх острия рогов, а ниже шла косая полуграмотная надпись: «АЛАМБУК НЕЗАВИСИМОСТИ ДАЛЬША НИ ШАГА, СМЕРТ! ОКУРКИ»

— Влепи-ка! — Командир ткнул оператора систем огня в плечо. Того дважды просить не пришлось; кивнув: «Есть влепить!», он пробежал пальцами по клавиатуре — развернувшись, башня жахнула одним стволом.

Синяя искра пронеслась по воздуху к щиту — и плакат на опорах исчез в туче кипящего огня.

— А ещё, — вдруг громко выпалил командир, словно выстрел по щиту разрешил ему глубже дышать, — эти огарки электричество воруют! Когда свет тухнет не по расписанию — это они. Видеть не могу их резаные ухи, носы драные — только на прицеле!

— Далече, ахвицеры, ох, далече вы заехали! — Говор троглодитского вождя напоминал причитания. Его жёны, снохи и какие-то неизвестные плешивые создания ритуально плакали без слёз, воздевая руки и дёргаясь из стороны в сторону. Тут же плясали и блеяли грязные детишки в тряпье, а троглодиты помоложе, но такие же оборванные и немытые, жались поближе к пришельцам, виляли всем туловищем и умильно облизывались, закатывая глаза, урча и царапая воздух, словно ласкались издали.

— Кормильцы, кормильцы! Ох, начальник Pax, не чаял я, дурья моя башка, тебя вживе повидать! — стенал седоухий вождь, разметая градским путь истрёпанными полами хламиды, бренчащей нашитыми ключами, пробками, консервными крышками и кольцами из проволоки. — Ни въявь, ни в снах не ждал увидеть! Всё-то плакал о тебе! Да разрази ты меня в дым, да прободи мою утробу, ежли я не думал, что тебя, мой огонёк, в том гиблом рейде на светлую головушку укоротили! Ииыхх! Ночка ясная! Мать, дочери мои! сыночки! режь скотину, доставай грибочки! Цельну луну гулять будем, что мой великий Pax О Пяти Перстах воротился невредимым из резни! Будем песни стонать, плакать будем!

«Хм, что за рейд, что за резня?.. — не мог вникнуть Форт, — И опять звучит укорочение на голову. Преследует меня эта хирургическая операция, куда бы я ни прилетел. Можно подумать, что я на Планете Монстров, в Купер-Порте, слушаю о подвигах краснокожих братьев по разуму...»

Pax О Пяти Перстах выступал среди кишащих голодранцев по-княжески, плавно вынося вперёд ноги, как бы распихивая рвань, льнущую обнять его колени.

После шаткой езды по раздолбанным рельсам отдалённой ветки, после марша по лабиринту валунов под висящим над головой солнцем Форту ошеломительно и дивно было войти в низкий, выгрызенный в диком камне проход. Он прокладывал дорогу во тьме пучком света и вдруг, после выкрика Раха, поймал лучом белёсые испуганные лица с линзами стеклянно-синих глаз, острия копий, сжатых в костлявых пальцах, а затем оказался в пещере, почти в точности такой, какая нарисована в учебнике древней истории, — кучи отрепьев, закопчённый свод, горшки со стряпнёй на примитивном очаге и эта пляска растрёпанных, расхристанных отродий тьмы перед тремя рыцарями в отливающих роговым блеском гранитно-серых доспехах.

— Подарки, подарочки! кланяйтесь низенько! Где лампа?! лампу зажгите! Эй, не жалеть кырасину! всё спалим, чтоб угодить гостюшкам!

Внезапно Форт осознал, что был незнаком со смыслом слова «обожание». Оно — от выражения «о, боже!». Его хотели, но безумно боялись потрогать, к нему тянулись, но замирали в двух-трёх сантиметрах от брони, водили вдоль ног подушечками мозолистых пальцев, скулили от страха и счастья видеть богатырей — чьи небесные дары, увы, сюда не дошли.

— Шкур настелить! в три кучи! всё, всё горой валите, чтоб мягонько было!

— Вы сможете что-нибудь съесть? — почти не разжимая губ, краем рта спросил Pax, чопорно глядя перед собой и чуть вскинув лицо.

— Немного. Это обязательно?

— Надо бы. Они — из покорных троглодитов, даже отпускают молодняк к нам на учёбу.

— Много мы им дать не можем, — сквозь зубки проговорила Тими, сидящая одесную Раха, как паж-оруженосец рядом с господином. — Но обучить грамоте, доврачебным навыкам, основам гигиены...

— Похоже, им это даётся с трудом.

— Легко только ломать, — чуть глуше молвил Pax. — Если их не привлекать и не подкармливать, они перейдут на ту сторону.

Перед тремя бронированными божествами поставили подносы с мясом. Даже в прошлой жизни и с большой голодухи Форт не позарился бы на такую снедь. Всё племя выстроилось напротив на коленях.

— Вместе — взяли. — негромко скомандовал Pax. — Эксперт, делайте как я.

Они немного склонились, синхронно отхватив пальцами правой руки по кусочку жаркого.

— Ешьте! — сделал Pax царственный жест.

Троглодиты набросились на подносы: возня, выкрики, чавканье, быстро жующие рты и длинные яркие языки, вылизывающие жирные пальцы.

— А ты артист, — добродушно усмехнулся Форт.

— Приходится.

— Прямо выдрессировал их...

— Они знают, что у нас шесть пистолетов. Их копья — не оружие, а тростинки. Меньше чем за минуту мы истребим тут всех. Рикошеты нам в броне не страшны.

— Тебе доводилось проделывать что-либо подобное?

Pax величаво повернул голову к левому плечу, поджав нижнюю губу и прикрыв веки.

— Тими, подарки.

Настал черёд ликовать детям и женщинам. Обожание захлёстывало через край. Тими раньше припрятала две горсти смокв и теперь совала их в рот детворе по штуке.

— Жуй, не глотай — а то подавишься! вот, умница.

Ровеснице Тими, одетой чище прочих, досталась пачка квадратных жетонов, маркированных лазерными сетками.

— Не забудь, срок их обмена и получения лекарств — в первый градский день.

— Ага, наогэ, я запомню. — Фельдшерица для верности накарябала дату капиллярной на упаковке.

Тими осталась в окружении щебечущих малышей, а Pax с Фортом отдалились к мужской части пещеры. Там вождь с кустистыми кистями на седых ушах и его довольно коренастый сын с угодливой улыбкой приготовили всё для степенной деловой беседы. Грибочки и большие папиросы. Ноздри Раха дёрнулись, когда их коснулся дым.

— Сам растил, Мантых? — кивнул он на плошку с осклизлыми грибами.

— Ваши слова, начальничек, в неправду сказаны, не осерчайте на старого дурня. Не нашенское это. Безымянный какой-то прибрёл поверху, он барыжил. Мы с сынкой закусили по грибку. Вымочено в меру, ум не мутят, а в пузе теплеет.

— Так, так... А плесень как, пышно растёт?

Отец с сыном стали кланяться и клясться, что о таком злаке они понятия не имеют. То же последовало и на вопрос о дружбе с закордонными.

— Мой старший брат, мастер по свинкам. — Pax представил Форта в рамках понятий троглодитов. — От него ничто не скроется. Приготовьтесь ему отвечать, трепещите.

— Свинки! — Уловив из речей Раха верный тон, Форт с нахрапом взялся за династию вождей. — Пятой ночью от нынешней — что с ними было?

— Пятой? — переглянулись Мантых с Кой Мантыхом. — Эт которая ж ночь?

— Когда ты Акусе ухи драл! вспоминай, батька!

— Я-а?! и не тронул! так, любя!..

— Все кистюхи повыдрал.

— Линька у ней! не, сынка, — эт когда ты Жайке выволочку учинил!

— Не бывало, чтобы я ей...

— А как же! хвост грозил отрезать, красоты лишить! нож искал...

— Ей, милке моей, — хвост? Врёшь, батька!

— Сам врёшь! начальничек, в нём на паучью слезу правды нету!

— Чтоб ты камень из костра лизал за эти слова!

Мантых, не вставая, треснул Кой Мантыха по оскаленной физиономии. Когда тот замахнулся в ответ, старый хрыч показал, что не за одни седины занимает свою должность, — так ловко защемил сынка за нос, что тот забыл, зачем лапу поднял. Свободной рукой вождь прихватил жгут из скатанной кожи и стал охаживать великовозрастного по ушам.

— Свинки! — напомнил Форт.

— В ночь, когда все передрались... — проговорил Pax задумчиво.

— Ну да! — Отдуваясь, Мантых влепил сынку ещё разок и отпустил его нос. — И вздорили все, и половина свинов передохла.

— И плесень вся в трубку свернулась! — гаркнул Форт, хлопнув по полу ладонью. О поведении лишайников и прочих примитивных форм жизни в лиловой зоне он разведал немало.

— Вся, как короста, сошла!.. какая плесень? — спохватился бодрый старец, словно с ноги сбился. — Не было, не было! оговорился я. Стар, глуп, брешу незнамо чего!

— О, Мантых, в тёмные игры ты с начальством играешь, — покачал шлемом Pax, — а мы тебе лекарства, всякую мануфактуру даём. Не зря ли?.. может, ты ещё что-нибудь утаиваешь?

— Свинок показывай, — приказал Форт.

— Съели дочиста!

— Вместе с копытами? — Форт не терял надежды раздобыть хоть обрезки на анализ.

Мантых собрался робко возразить — мол, у свинок когти, не копыта, — но в этот миг в пещере что-то изменилось.

Форту показалось, что с пола единым вздохом поднялась пыль — не к месту вспомнилась сказка про Тётушку Метелицу. Словно невидимые руки встряхнули разом все простыни, и густая пыль всколыхнулась волной. Но перепада давления не было. Не отметил он и сейсмических колебаний.

Одновременно стали ярче огни ламп и пламя очага — нет, они не разгорелись, но воздух будто стал иначе пропускать свет, и огни окружил радужный ореол.

Выскочила аналогия, найденная вариатором в памяти — радужные круги у источников света отмечаются при отёке роговицы.

«Но у меня нет роговицы», — возразил сам себе Форт.

Взмах пыли и вспышка лучистых семицветных ореолов заняли доли секунды. Вслед за этим раздался и стал расти многоголосый стон. Детский — дети схватились за головы, за животы; кто-то вскочил с тонким криком, другой выгнулся и забился в судорогах. Женский — не успев встревоженно переглянуться, женщины наперебой заголосили и заметались. Мужской — кто-то взвыл, выкатив вмиг налившиеся кровью глаза. Иные, рывком поднявшись, оглядывали пещеру как бы в поисках выхода. Третьи, мгновенно потеряв всякое мужество, с визгом начали карабкаться на стены, срываясь и ломая ногти. И многие, многие с непередаваемым ужасом смотрели вниз, в пол.

— А-а-а-а! — заревел седоухий Мантых, с молодой прытью вскакивая с места и подпрыгивая, будто пол жёг ему ноги. — Вот он! вот он! гибне-е-ем!!

— Зве-е-е-ерь!! — вопил мечущийся Кой Мантых. Он схватился с мужчиной, который бил копьём в пол, вырвал оружие и тут же всадил ему в грудь на всю глубину наконечника.

Pax стал белым. На его лице крупными каплями выступил пот и появилась гримаса еле сдерживаемого испуга.

— Фортунат, это — приступ! это зверь!! Найди Тими! Держитесь вместе!..

Но Форт ничего не чувствовал. Он один оставался неподвижен и собран в пещере, за секунды ставшей ареной смятения. Кругом бились, рыдали, корчились умалишённые люди, беспорядочно сновали в слепом стремлении где-нибудь спрятаться, куда-то убежать. Колебание пыльной кисеи. Радужные венцы огней. И никаких других изменений. Мозг в коконе фартанга получал от внешних датчиков обычные сигналы.

— Я не смог побывать на «Бетхэн Галлахер», — бурчал Альф, пытаясь унять волнение тем, что ходил из угла в угол. Остановившись, он неожиданно звонко выкрикнул: — Но это не моя ошибка! это сбой системы навигации! Мне не оставалось ничего другого, кроме как переброситься. Иначе столкновение было неизбежным.

— Что там поделывает Яримицу? — Албан изображал праздное валяние в постели. Он не мог отказаться от некоторых видов человеческого поведения.

— Прогоняет всех через углублённый медосмотр. По-моему, по пятнадцатому разу. «Бетхэн Галлахер» от него стонет; говорят, лучше подряд две ревизии и три командорские инспекции, чем одно нашествие врачей. Он сочинил анкету, представляешь! все пострадавшие... потерпевшие... в общем, кто был на борту, когда фрегат накрыла волна моего выхода, заполняют тысячу триста пунктов и плачут. Они почти здоровы, а их всё мытарят!

— Им тогда серьёзно досталось?

— Чепуха! — Альф был нескрываемо счастлив, что всё обошлось и его не поставят в угол. — Так, лёгкое помутнение сознания — будто пыль полетела, радужные круги в глазах, у кого-то живот заболел... да, ещё настроение испортилось. И вылетела электроника, кроме самой защищённой.

Дети верещали как резаные. Они хватались цепкими ручонками за пояс, за руки — не оторвёшь!.. и лезли вверх по телу, как по дереву. Тими шаталась под их тяжестью, глядела дикими глазами, но не отступала, опекая группу сбившихся вокруг неё детёнышей. Какие-то драные женщины с воем кружились рядом, отрывали двух-трёх и, зажав под мышкой или посадив на спину, согнувшись, бежали к выходу.

Гвалт, шум, резкие гортанные крики — с мужской половины вырвались поджарые парни, вытаращив глаза. Они прокладывали себе путь, орудуя палками и копьями.

Мятущиеся женщины замечали их в последний момент и отшатывались прочь.

Исступлённо орал потерянный ребёнок. В мозгах у него переклинило, он весь ушёл в крик, аж глаза закатились и мышцы свело.

Кто-то из воинов-троглодитов ногой сбил ребёнка наземь и бросился на него. Тими, не колеблясь, подняла пистолет и вышибла воину мозги. Озверевший. Зверь так и прёт, лезет изнутри. Другие-то не озверели! плачут, по полу катаются, но не кидаются детей рвать.

Форт пытался вызвать Тими — глухо! на ходу проверил шлемофонную связь — вырубилась начисто! Отказала добрая половина функций бронекостюма. Оставалось полагаться на системы своего тела.

— Держись, Тими! — закричал он, приоткрыв шлем. — Встань к стене!

— Эксперт, скорей! Я боюсь! не могу!.. — едва донеслось сквозь хаос. Голос, с трудом выделенный акустическим анализатором, походил на мучительный стон. Форт разгребал и сбрасывал с себя кишащих троглодитов, словно продирался сквозь сплошные заросли судорожно колышущихся тел. Щербатый рот оскалился у самого забрала, брызгая слюной и бранью, — Форт смёл троглодита в сторону. Если остановишься — облепят, свалят. Прочь! куда лезешь на загривок?!.

В глазах у Тими затмилось, подступила исчерна-красная мгла. Зверьё напирало со всех сторон, разевая пасти, протягивая когти — впиться зубами, терзать, убивать. Два ствола! достать второй! в голову, в голову — и тому, и этому!

Выстрелы. Тими стреляла из обоих пистолетов. Паника помешала ей поставить оружие на стрельбу очередями, иначе рикошеты посекли бы очень многих — но воины падали, поражённые её пулями. Форт бросился к ней, расталкивая обезумевших с пути.

— Тими, остановись! перестань!

— Зверь, зверь! — голосила она, бездумно нажимая и нажимая спусковые крючки. Подняв на Форта глаза — пустые, бешеные, — она направила на него и оружие. Его отбросило, но панцирь выдержал попадание с предельно малой дистанции. Расчётный сектор мозга раньше сознания вычислил, как устоять. Следующим рывком Форт достиг Тими и выбил у неё пистолеты. Пронзительно, яростно взвизгнув, она ударила его кортиком — клинок впустую скользнул по броне.

— Мы уходим, Тими! приди в себя!! Мы будем возвращаться под землёй — где проход к городцу?!

О забрало шлема звякнуло копьё. Перехватив древко, Форт сломал его ладонью, а нападающего отшвырнул ударом, постаравшись свалить так, чтобы какое-то время тот не мог встать. Тими верещала и билась, прижатая рукой, и удержать её было непросто.

Озверевший. Озверевший. Оскаленный рот, расширенные ноздри, покрасневшие уши, в глазах бездна, мрак и кровожадный блеск. Волоча Тими, Форт споткнулся о тело — залитая кровью, лежала фельдшерица, прижав руки к животу. Форт повысил плотность сканирования, чтобы надёжней отыскать путь в беснующейся массе.

— Pax! — позвал он. — Pax, ко мне!!

Уронили и разбили лампу. Керосин побежал по полу огненным ручьём. Пламя, облизывая ноги, взбиралось по голеням. Выругавшись, Форт сорвал с нижней части ранца пузырь огнетушителя и швырнул в огонь. Пенное облако накрыло разгулявшееся пламя.

— Pax!! ты где?!

Pax двигался вяло, шатко. Из белизны его бросило в синеву, с губ стекала кровь. Не касаясь оружия, он разбрасывал встречных руками.

— Где выход к тоннелям? ты меня слышишь?!

— Что с ней?

Форт заметил, что Раха бьёт дрожь. Тими уже не отбивалась — обмякла, повисла.

— Покажи выход. Надо уйти из оранжевой зоны в лиловую. Живей!

— Включи... — Раха дёрнуло, изогнуло. Он подавил вырвавшийся хрип. — Включи карту на забрале. Введи исходную — высота двести двадцать один. Она покажет. Тими...

— Бегом, Pax! руки заняты — если что, стрелять будешь ты!

— Я остаюсь! Попробую собрать людей и вывести в безопасное место.

Узкий, высокий лаз. Форт перехватил Тими и протиснулся, потом взял её на руки. Карта высветила красный зигзаг пути и обозначила место, где Форт находится.

Ноги Форта заработали в автоматическом режиме. Тело держало центр тяжести, сканер следил за Тими сквозь доспехи. Поворот. Ещё поворот.

Ширина оранжевой полосы. Вектор удара. Скорость. Даже в худшем случае через десять... двенадцать минут реально войти в лиловую зону.

Форт бежал быстро, как только мог, на поворотах сбавляя темп и наклоняясь, чтобы центробежная сила не откинула к стене. Гуманизм? о, да. Там были детки, женщины. Но мозг пробило жестоким, прагматичным выводом: «Тими — офицер, обученный специалист. Вылечить её стоит дешевле, чем выучить нового офицера из троглодита». Град не так богат, чтобы сделать всех счастливыми. Пожар погасил?.. взбешённого копейщика уложил?.. с вас хватит. — Мы уже рядом, — сказал Форт на бегу отсутствующей Тими. — Осталось немножко.

Выход из строя части следящих систем не обескуражил стражу периметра. Пограничники имели чёткие инструкции на все случаи жизни. Выпадение звеньев в поясе слежения? это может означать атаку мародёров при поддержки хакеров. У высот 219 и 220 полезли из нор и заметались троглодиты? пропала связь с ближним городцом?.. это хуже, похоже на приступ. Порядок действий такой же, как и при вооружённом нападении.

ТРЕВОГА. ПРЕДПОЛАГАЕМАЯ АГРЕССИЯ СО СТОРОНЫ ВЫСОТ 219-220-221. ПОСЛЕ ЧЕТВЁРТОГО СИГНАЛА ВСЕ ВРАТА БУДУТ ЗАКРЫТЫ ПО СХЕМЕ ОСАДНОГО ПОЛОЖЕНИЯ.

Форт услышал гудок, но не понял, что он означает. Затем второй и третий. Четвёртый прозвучал, когда Форт увидел врата.

— Эй, стойте! не закрывайте!! со мной пострадавший!

Створки неумолимо сближались. Ньягонский гуманизм подразумевал, что обитаемая зона не должна пострадать ни при каких обстоятельствах. Затопление, прорыв газа, мародёры — извне только и жди беды. Выбор — наглухо сомкнуть створки. Те, кто оказался снаружи, погибнут, зато будут спасены мириады жителей.

Когда Форт ударил кулаком в неприступную, водонепроницаемую и огнеупорную стену, Тими была ещё жива, но уже уходила туда, откуда не возвращаются. Мышцы расслабились, голова на тонкой шее свесилась набок; Тими стекала с рук. Дыхание редкое, настолько тяжёлое, словно каждый вдох — последний, настолько трудно даются они измученному телу.

Почему так?.. что это за приступ, который начинается с бешенства, а кончается комой? Ответа нет.

Возбуждение, потеря контроля над собой, резко повышенная активность, затем ступор... Торпидная фаза шока — вот оно что! Шок всегда начинается с возбуждения. Шок — удар... удар по организму, по людям. По всем сразу.

Но кто, как и откуда наносит удар?.. Одной религией не объяснишь. Пыль, отказ электроники, радуга...

Форт легко, но настойчиво потряс Тими:

«Проснись!.. ну проснись же!»

Что ещё он мог сделать? Основ первой помощи для ньягонцев Форт не знал. Но ему казалось, что, если он будет бездействовать, в следующую секунду жизнь покинет Тими. Надо как-то достучаться до неё, позвать обратно в наш мир, не отпускать... На Форта вновь накатило острое чувство собственной беспомощности.

Лицо Тими стало отстранённым, восковым; веки, ноздри и губы окрасились лиловыми тенями. Сердце билось глухо и мерно. Форт слышал этот стук, ощущал его ладонями, всем своим существом. Пока бьётся сердце, есть надежда на спасение, можно повернуть процесс вспять.

И вдруг тишина. Гулкая, бесконечная тишина. Часы жизни остановились, и смерть вступила в свои права. Кожа стала мраморной, дыхание замерло на губах, холод и окоченение начали разливаться по телу.

Её сердце остановилось, но Форт упорно продолжал взламывать радаром код управления вратами. А потом до врат добрался обессиленный, задыхающийся Pax со сворой взъерошенных троглодитов. Пока пещерные жители, расположившись поодаль, скулили и вылизывали друг дружку, Pax сел у стены рядом с Тими, и так они молчали, пока не открылись врата.

— Это был её родственник? — Форт проводил взглядом худого большеголового офицера из нао Гутойс, который перед тем некоторое время беседовал с Рахом наедине.

— Муж. Теперь он вдовец. Ещё остался сын, Гира. — Pax, казалось, почти не двигал глазами с момента, когда понял, что надежды нет. Он всё время смотрел в какую-то одному ему известную точку — мимо Форта, мимо врача, мимо начальника.

— Почему-то я не думал, что она замужем. Я полагал...

— Вы заблуждались. Он — тоже. Но он — выдержанный, трезвый человек. Я не услышал от него ни одного несправедливого слова.

Помолчав, Pax добавил:

— Хотя ему казалось, что она участвует в опасных акциях не из любви к риску, а чтобы быть рядом со мной. Это правда.

— Ты мог бы, наверное, найти девушку среди эйджи, — не очень уверенно сказал Форт.

— Зачем? — Pax впервые нарушил режим созерцания пустоты и посмотрел на Форта с искренним недоумением.

— Хороший ответ. — Форт постарался, чтобы голос звучал примирительно.

— Жалованье офицера позволяет усыновить сирот — двух, даже трёх. — Pax вновь уставился куда-то. — Я бы так и поступил со временем, но теперь мои планы изменились.

— Вот как? хочешь уйти с оперативной работы?

— Вовсе нет. Я попрошу направить меня в Аламбук со специальным заданием. Скорее всего, я не вернусь.

— Брось эти разговоры, — Форт встал так, чтобы оказаться лицом к лицу с Рахом. — Пройдёт время... всё сгладится. А то, что накипело на душе, ты выложишь на повседневной службе.

— Вы не понимаете, — терпеливо сказал Pax. — Я поклялся отомстить, и я отомщу. Я найду тех пятерых жрецов...

— Офицеры, совет ждёт вас, — пригласил секретарь.

Как и всюду в Эрке, зал заседаний был обставлен скромно, с соблюдением разумной экономии средств и жилого объёма. То есть это был даже не зал, а просто вытянутая комната с однотонными серо-зелёными стенами, бледно-голубым потолком и узорным полом. Стола и кресел в земном понимании тут не имелось — по длине зала простирался низкий, не выше десяти сантиметров, помост из лакированного дерева, вдоль которого на плетёных подушках располагалось четырежды восемь мужчин и женщин в клановой одежде. Одного Форт знал — полковник Ониго, второе по значимости лицо в силах безопасности, он же глава отдела исследований. Очень сдержанный и корректный ньягонец средних лет с внимательными тёмно-жёлтыми глазами — на радужке левого приметный бронзово-чёрный сектор, направленный к виску; должно быть, за это его и прозвали Золотой Луч.

— Господа совет, представляю вам Унгела Раха и Унгела Фортуната, известных как Пятипалый и Эксперт Удача. Они отчитаются о работе по известному вам явлению.

Ониго был слегка зол — парочка эйджи заявила, что с результатами ознакомит весь совет сразу, а он — один и раньше всех — ничего не услышит. Что говорил по этому поводу Ониго, в архивах не сохранилось.

— Мотаси, вам слово, — тихо напомнил Pax.

— Господа совет, мы изучили последствия одиннадцати ударов, или приступов, как они названы в нашем отчёте. Цифры и факты не слишком важны; вы можете прочесть их после. Позвольте изложить наш вывод.

— Говорите. — Молчание нарушил только пожилой наоси высокого ранга, седой, очень чистый, волосок к волоску.

— Скажу сразу — вывод вам не понравится, — сплеча заявил Форт. — Вы даже возмутитесь.

— Говорите же. — Тон седого стал резче, настойчивее; большие, круглые глаза ньягонцев следили за дерзким чужаком. В глубине их зрачков играли сполохи.

— Тогда слушайте —

— Что за шутки?! — Седой встал. — Мы не затем вас наняли и вызвали сюда, чтобы выслушивать детские считалочки!

— Это не шутка и не считалка. — Эйджи по имени Эксперт начальственного гнева не боялся. — Господа совет, это единственная на сегодня истина, и все меры, которые я предлагаю, исходят из неё. Точка!

— Вы специалист по экстренным ситуациям или по фольклору? — въедливо спросила важная наогэ. — Мы живём в мире технологий, а не в сказке; давайте основываться на реалиях.

— Технологии? — Форт обвёл совет глазами. — У скольких из вас, управляющих градом, под жилетом приколота радуга? а если я попрошу поднять руки тех, у кого нет значка?.. Вы все веруете в Зверя, а ждёте технологических решений!

Воцарилось молчание; даже седой наоси опустился на свою подушку.

— Ваши предложения? — мрачно вымолвил Ониго.

— Найти Зверя — и уничтожить его. И как можно скорее, пока он не нанёс очередного удара.

Тут молчание лопнуло и вспыхнул галдёж, словно по залу пролегла оранжевая полоса.

— Вы понимаете, что говорите, офицер?!

— Это безумство! настоящее безумство!

— Не предложение, а выдумка!! пустые слова!

— Вы что — лично хотите поднять на него руку?!

— ...и помни — ты бьёшься в последний раз, — проговорил Pax со странной улыбкой, беспечно глядя на возмущённых советников. — Мне это нравится.

— Да! — Форт повысил голос, без труда перекрывая ньягонцев. — Я лично готов это проделать. Если вы дадите снаряжение и обеспечите поддержку.

— И вы, — полуобернулся к нему Pax, — отправитесь в Аламбук?

— Конечно; ведь удары явно наносятся оттуда.

— Вы готовы взорвать алтарь Чёрной Звезды, если он существует?.. в таком случае могу ли я просить вас о большом одолжении? Даже о двух — не откажите в удовольствии быть вашим партнёром и позвольте обращаться к вам на «ты». У смертников так принято.