Казалось бы, при таком изобилии красивых упаковок, изысканных архитектурных стилей, продуманных интерьеров и изящной бижутерии у федералов в целом и у централов в частности нет никакой нужды в искусстве, а если наскучит удобство сортиров и гениальная функциональность кухонной посуды, то можно вкусить исконных первобытных чувств — повиснуть на эротике, воткнуться в мордобойный боевик, поржать над клоунской комедией, почуять сыпь мурашек на ужастике или втянуться в бесконечность мыльной оперы. Недаром же все это называют индустрией развлечений; удовольствия здесь планируются, изделия штампуются, а успех измеряется бухгалтерией. Прозрачно-бледные от вдохновения поэты, запойно творящие на мансардах художники, ваятели, писатели — вся эта древняя стихия обуздана заказами, расчетами и поставлена на конвейер.

Однако же понятие «свободная профессия» неистребимо. И Доран, готовый работать на износ, невзирая на пытки, бессонные ночи и нервные срывы, испытывал к этим так называемым «творцам» смешанное чувство высокомерного презрения, превосходства и тайной мучительной зависти. Как это можно так работать на публику — урывками, в припадках лихорадочного озарения между непрухой и депрессом?! Каталог выставки Эрлы Шварц он листал во флаере, сморщив нос и оттопырив нижнюю губу. Это искусство? Это Пегас копытом по затылку двинул. Это годится для обоев или — офис украшать. Просто дизайн, не более того. Отчего столько шума? Подумаешь, событие — дамочка наваляла полтораста видов зимних садов, климатронов, биотронов и флорариумов. Цветочки и листочки, больше ничего.

— Эрла Шварц, — докладывал Сайлас, — тридцати двух лет, художница. Незамужем — и не бывала. Из круга Ивана Есина.

— Яснее, — попросил Доран, перебирая картинки с орхидеями. К этому времени он отпился минералкой, отъелся адсорбентами и чувствовал себя почти нормально, только звон в голове остался и слабость в ногах.

— Такой мэтр, корифей. Пророк отчаянного городского стиля.

— Пророков развелось — отстреливать пора…

— Писала в русле младшей невротической школы, — Сайлас сам дивился, озвучивая вехи творчества Эрлы; ну и школы! ну и названьица!.. — Страх за кадром, линейное помрачение, позже — Лес Красных Деревьев, Большая Тьма…

Доран неожиданно почувствовал к Эрле Шварц симпатию. Орхидеи и туанские цветы навевали покой и умиление — а если бы Сайлас подсунул альбом Большой Тьмы? Опять бы крыша заскрипела.

— …то есть увлекалась наркотиками. Но на вираже с трассы не вылетела, удержалась — и вот, опять выставляется. Все в недоумении; критики точат языки, старые дружки негодуют…

«Наш мир — живой» — прочел Доран еще раз название экспозиции. Кто блуждает средь Красных Деревьев, выросших прямо в мозгу, — возвращается с усохшей головой, как выжатый в давилке. Неглубоко, должно быть, забрела. И наверняка что-то есть в ней такое… крепкое. Доран уважал в людях прочный стержень, становую жилу; в смысле — он обожал ломать этих упрямцев об колено.

— В общем, какое-то время она была близка к богеме салона «Ри-Ко-Тан», — подытожил Сайлас; Доран навострил уши — может, в изящных искусствах он и не блистал, но злачные салоны творческого полусвета знал прекрасно. В «Ри-Ко-Тане» многих испортили, даже кое-кто из TV-шоуменов испекся в этом горниле рафинированного порока.

— Ближе к делу, Сай. Речь ведь о том, что она — подружка Хиллари.

— Точно так. Их заметили вместе года четыре назад, когда она из помрачения двинула в Лес. Тогда ее картины шли неплохо…

— Почем?

— До пяти тысяч за штуку.

— Ммммм…

— Доран, не равняй всех по себе, — Сайлас имел право возражать патрону раз в неделю. — Так вот — с тех пор Хиллари постоянно маячил близ нее. Шушера из «Ри-Ко-Тана» насмехалась, что Хармон мечтает улучшить породу…

— Да хватит темнить!

— Селекция, — Сайлас цинично подмигнул. — У Хиллари IQ — 187, а у Эрлы — 213, она в «Клубе 200» состоит.

Доран пропустил каталог между пальцев, как пачку банкнот.

— Поглядим на эту парочку вблизи; лишь бы не сорвались с прицела.

Однако они «сорвались». Хиллари на вернисаж в «Арт-Палас» не явился, прислав Эрле на трэк печатным текстом кучу восторгов и ма-аленькое сожаление о том, что зверски занят и никак, ну никак не может быть на выставке. Впрочем, в сообщении нашлось место и для обычной между любовниками искренности — «ЗА МНОЙ ОХОТИТСЯ ДОРАН, А МНЕ СЕЙЧАС НЕКСТАТИ С НИМ ВСТРЕЧАТЬСЯ. ЖДИ, ОН МОЖЕТ ЗАЯВИТЬСЯ».

Прочитав это, Эрла выругалась сквозь зубы, стараясь сохранить любезную улыбку. При всем прочем (оно же главное) Хиллари гармонично оттенял ее дерзость, и без него в толкучке приглашенных снобов, коллег и критиков ей было неуютно, казалось, что отломился каблук или что-то отстегнулось в нижнем белье. Но долго злиться на Хиллари она не умела — это прогорало быстро, пылко и кончалось прощением. Хиллари ей не врал, никогда; в его слова можно было смело верить. Флаер, куклы, а потом — война киборгов! Бред Дорана. Ну, только покажись он здесь, этот Доран!..

Эрла переплывала от группки к группке ценителей и хулителей, говорила всякие дежурные слова, объясняла и возражала. Вернисаж шел чинно и церемонно. Смягченные приличиями удивления. Скупые поздравления с успехом. Высокоумные суждения о композиции и колорите. Критики смаковали полотна и дармовые напитки, щурились на стены и косились на микроскопические бутерброды. За Эрлой тенью, вроде шлейфа, ползал полузабытый и почти ненужный Лотус, который по традиции устраивал и субсидировал ее выставки. С тех пор как Хиллари приемом хье-минге убедил его, что Эрле надо лечиться от наркотической зависимости, что ей необходимо сменить образ жизни и круг знакомств и что теперь Лотус больше гость, чем бойфренд, Лотус увядал месяц от месяца. Он смирился с первенством Хиллари в странных рокировках мужчин вокруг Эрлы; он выражал свое отношение к ее творческим поискам нытьем и без конца язвил о ее новых приятелях — копиистах, иллюстраторах энциклопедий, декораторах и прочих мелко плавающих в реализме типах.

— Искусство, — в пику неверной подруге гнусил он специально для внимательного критика, — это по определению искусственное, то, чего нет в природе. Творец и творчество — тоже одного корня, С какого образца Бог сотворял цветы? Он их вы-ду-мы-вал, он облекал мысль о красоте в плоть. Художник — только тот, кто может воплощать мысли в образы, овеществлять несуществующее; вот смысл и суть творчества…

Критик поглядел на цветок, нарисованный Эрлой. Декораторство, пошлость, да-с! Так и напишем при всем уважении к мисс Шварц. Лотус — еще о-го-ro! Весь «Ри-Ко-Тан» стонал от его линий, уходящих вдаль и прерывающихся в бесконечности. Когда-то и Эрла подавала надежды — какие мраки рисовала, в какую уходила глубь! Сердце перехватывало, мысль обмирала! А ныне? Упадок. «Ри-Ко-Тан» отвергает тех, чьи работы просятся на продуктовый пакет; помрачение и Лес — вот то, что достойно внимания!.. Однако сам Иван Есин подъезжает к Эрле, улыбается как старый фавн… Надо подкрасться поближе…

— …спасибо, что позвала, девочка. Есть что посмотреть. Неожиданно, но — это должно быть. Кто-то должен рисовать живое, а иначе чем же любоваться?.. Держи вещичку от меня, стоит один поцелуй…

Так, ясно, дед в маразме, и не стоит его слушать. А это кто там вьется? Да никак Доран!? Вот сюрприз. Сроду он не хаживал на вернисажи, и вдруг… Отступим к Эрле — с ней рядом показался Кэннан Коленц, парень настолько весь из себя правильный и скрупулезный, что читать его «Художественное обозрение» могут даже школьники.

А Доран-то, Доран! Винтом — и прямо к Эрле.

— Ооо, мисс Шварц! Вас приветствует канал V в моем лице!.. Однако у вас безопасность на уровне — нам разрешили отснять лишь пять картин… Что я могу сказать? Это выше всяких слов, выше похвал и выше критики. В нашем каменном жестоком Городе показать людям истинную красоту природы может лишь настоящий художник, наделенный даром видеть скрытое…

Эрла уже заготовила колкость, но Доран вылился на нее таким водопадом лести, что она приятно смутилась. Врет, конечно, но как!.. От нее не ускользнуло, впрочем, что великий обозреватель пожирает глазами стоящих с ней Лотуса и Кэннана. Последнее фото Хармона, которое видел Доран, относилось к университетским временам, но с тех пор он мог заметно измениться. Кто справа — явно не он; чуточку сонное спокойствие лица, статичная пластика… художник, пожалуй. А слева — уж не он ли? Глаза неприязненные, поза готовности к броску или ругательству… Неужели?..

— Будем знакомы — Доран!

— Арвид Лотус, — тип показал тусклые зубы. — Менеджер и спонсор выставки.

— Дааа, — Доран молниеносно взвесил отношения Эрлы Шварц и желчного менеджера; о людях и их связях громко говорят и позы, и даже дыхание. — Я, признаться, ожидал встретить здесь Хиллари Хармона…

— Хиллари очень занят, — радушно расцвела Эрла. — Война киборгов, знаете ли. Куклы взбесились, угрожают разнести Город…

— Как-кая жалость… Нет, я всецело на стороне порядка и законности, хоть у меня и есть сомнения в эффективности усилий Хармона; то, что он не дремлет и не покидает пост, — это обнадеживает, но вы… Я бы не простил такого невнимания к себе! И давно он так к вам относится, что служба для него важнее всего личного?.. Вижу — вы уже дали ему отставку и утешаетесь с новым другом… — камера крупно взяла насторожившегося Лотуса.

— Это мой старый друг, — ответствовала Эрла. — А утешаюсь я с Хиллари Хармоном. Можно даже сказать, что я с ним сплю. Следите за моими губами — с Хил-ла-ри Хар-мо-ном.

Лотуса вконец перекосило, а Доран от возбуждения затанцевал на месте.

— Мисс Шварц, примите мои восхищения! Личный союз троих настолько предприимчивых, талантливых людей без предрассудков, как вы, мистер Лотус и Хармон, может принести весомые плоды и, безусловно, способствует сближению науки и культуры! Можно только приветствовать вашу взаимность и верную дружбу!.. И никаких проблем не возникает, я вас верно понял?

— Ни малейших, — Эрла лучилась; в ее сиянии Доран немного потускнел, но если в молчании Кэннана она была уверена, то на молчание обиженного Лотуса рассчитывать не приходилось. И Лотус с ядом в голосе заговорил:

— Мы всегда друг друга понимаем, никогда не ссоримся. Хил зовет Эрлу «моя куколка», а я Хила — «братишка». Все как в старой доброй коммуне «детей улиц». Это вам может подтвердить… — взгляд Лотуса направился на Кэннана, настолько чуждого подначек и интриг, что даже Эрла давно примирилась с рассудительной прямотой квартиранта Хиллари; не надо иметь IQ 213, чтоб мысленно закончить фразу Лотуса: «…вот этот парень, дружок Хармона; порасспросите-ка его». Нет, такого подарка Доран не заслужил. Эрла дала ремешку сумочки соскользнуть с плеча, перехватила его поудобней (модельная сумочка, штучная ручная работа самого Есина, коллекционеры минимум три штуки за нее дадут, да я им не продам) и сильно, от души, с размаху шмякнула Лотуса сумкой по физиономии; бывший друг подавился своими словами.

Доран замер, мелко трепеща от великолепия момента, а вышколенный оператор все старательно фиксировал — смятое лицо Лотуса, мгновенный холодный огонь в глазах Эрлы, слабое движение бровей того, с мягким спокойным лицом, стоящего справа.

— Ты что-то хотел сказать, Лотус? — Эрла грозно покачивала сумкой.

— Н-нет. Ничего, — пробормотал тот.

— Вот и все, Доран, — улыбка Эрлы совпала с шагом вперед; Доран попятился, а Эрла наступала. — Меня сейчас видят, да? Тогда — мой поцелуй централам и — я всех жду на выставке. Лотус все прекрасно тут устроил, он отличный менеджер. А я — подруга Хармона. Бай-бай, козел!

Сумку она держала наготове, и Доран прочел в ее глазах: «Следующая мишень — твоя морда; или ты уходишь, или я так тебе врежу…» И Эрла выиграла волевой поединок — он отступил.

— Какая женщина! — камера взяла счастливого, сомлевшего Дорана. — Вы видели?! Он — таинственный системщик в Баканаре, черный кукловод, а она — нежная дьяволица, во всем легкая на руку. Вот это парочка!! Только такие невероятные люди и сходятся, им претит все заурядное! Интересно, кто составит пару мне? Я тоже терпеть не могу посредственности… «Наш мир — живой», — утверждает Эрла Шварц, и лучший довод в ее пользу — это она сама! Ну, не везло мне до сих пор на художников — все попадались экстремалы и эстеты, а того, кто перед камерой лупит своего благодетеля по циферблату за мимолетную откровенность, — вижу впервые! Итак, выставка началась с непринужденного публичного скандала — что-то будет дальше? Хармон своим отсутствием красноречиво подтверждает всю опасность войны киборгов…

К Эрле боялись подойти даже безобидные копиисты; рядом оставался один Кэннан, с виду инертный, как глина.

— Кэн, шел бы ты, — намекнула Эрла. — Из-за вашей с Хилом привычки жить по-студенчески я…

— Эрла, с меня хватит, — задребезжал Лотус, шевеля руками в воздухе. — Ты… ты… с чего ты вздумала трясти нижним бельем по ветру?!! Какое дело Дорану, что у нас за отношения?! И тебе обязательно надо меня укусить!

— Это твои проблемы, дорогуша. Если б ты реже сидел на каплях и не дышал черт-те чем, ты бы спустил Хила с лестницы, а не он тебя.

— Как все это пошло, детка, что ты говоришь! Знаешь, твоим идеалом должен стать борец-профессионал. Я свожу тебя к гладиаторам — и ты забудешь Хила. И ты их будешь рисовать — эту бугристую плоть, это сплошное мясо, центнеры мяса…

— Извини, бедняга, я слишком сильно двинула тебя. Ум высыпался. Эй, кто-нибудь! Совок и метелку для Лотуса!.. Сто раз я говорила, в чем ты проиграл ему, — он ценит разум выше тела. А вы в «Ри-Ко-Тане»…

— От кого я слышу!! Мне надо напомнить о…

— Кэннан, я еще раз намекаю — уйди.

— Эрла, я — незаинтересованное лицо, — важно напомнил этот средней руки художественный критик, примечательный только тщательными рассуждениями о красках, стилях и нравственном значении картин. — Я остаюсь лишь потому, что опасаюсь агрессии против тебя со стороны мистера Лотуса. Чтоб своевременно пресечь.

— Этот? Меня?!

— Кэннан, ваши подозрения так же абсурдны, как и ваши обозрения. Покиньте нас.

— Кэн, иди. Я на сегодня еще не растратила запас битья по роже.

Кэннан кивнул и сместился к копиистам. Смятение вокруг хозяйки вернисажа постепенно утихало. Лотус, перестав скалиться, зашептал о тех давних временах, когда Эрла пила жизнь полной чашей, а не тянулась к мелкому буржуазному счастью. Он еще не терял надежды рухнуть вместе с ней в прошлое, полное беспредельной свободы и сотворенных из ничего пугающих фантазий. Кэннан еще два-три раза поглядел в их сторону. Эрла считала его индифферентным к всяческим страстям, но нахваливать Хила при нем не пожелала. В общем, насчет потрясающего равновесия чувств Кэннана она не ошиблась — кибер-гувернер и должен быть таким; даже в любви к детям он не смеет превышать допустимый уровень. Сдержанность и еще раз сдержанность.

— Нет, какова?! — похохатывал Доран на обратном пути из «Арт-Паласа», иногда хлопая себя по колену. — Крапива, а не баба! Вернисаж — а она в рыло спонсору! Так его, правильно — пусть не сознается вслух, что слабак! Не-ет, я бы с такой не сошелся, увольте. Из скандалов бы не вылезал и сцены бы закатывал в прямом эфире…

— Неплохая съемочка, — признал и Сайлас. — Сейчас же в выпуск, без купюр?

— Купюры?! Кто сказал — «купюры»?!! Как есть, так и покажем! А я еще за кадром кое-что скажу, — Доран цвел и едва не облизывался.

— Я заказал… одному человеку проанализировать голос, которым тебя… хм… вызвали в субботу на ту встречу. Откуда я вывозил тебя к Орменду.

— Ну и?.. — Доран стал донельзя серьезен. — Звуковая синтетика?

— Нет, кое-что похуже. Исполнитель влез в служебные архивы звукозаписи спецслужб и обнаружил голос, совпадающий с тем самым на девять десятых. В суде такое совпадение считают доказательством.

— И кто это оказался?!

— Покойник с семилетним стажем. Боевик партии Стив Григориан по кличке Лис. Его считали чуть ли не опасней Темного, однако сэйсиды его уложили.

— Та-а-ак, — зло нахмурился Доран. — Значит, сэйсиды… Покойник! Знаем мы таких покойничков. Двойной агент, перевербованный, а когда речь зашла о провале, ему устроили инсценировку смерти, потом пластическая операция — и нет его. Но голос, голос-то оставили прежним! Вот и вся разгадка, Сай. Одно я не пойму — с чего бы корпусу прикрывать Хармона? Сэйсиды заинтересованы в его проекте? Почему? Ну-ка, соображай по-быстрому…

— Версия, — тотчас откликнулся Сайлас. — Генералитет Корпуса или их разведка как-то используют баншеров, а Хармон в этой игре обеспечивает горизонтальную связь с Айрэн-Фотрис — в обход Генштаба. Да он наверняка общался с Корпусом! Черно-синие получали от Айрэн-Фотрис помощь по защите сетей — а это «Нэтгард»! — потом он работал у Дерека, а у полиции с сэйсидами немало общего, несмотря на все раздоры.

— Логично. Я и сам так думал! — Доран не замедлил присвоить находку. — Это кстати; давно никто про Корпус передач не делал. Походим, покопаемся — обязательно хоть что-нибудь всплывет.

А Эрла Шварц из глаз не уходила — ее прямые, тонкие, от излишнего ума слегка мужские черты лица, взгляд — то как игла, то как таран, решительно сжатые пальцы, красивый бестрепетный голос. Влюбить в себя такую откровенную чертовку, заставить покориться — за это Хармон стал Дорану вдвое ненавистней. И — «Только месть заживляет раны», как пел покойный Хлип.

Что ж, мы и это Хармону в вину поставим — зачем завел роман со скандалисткой, бывшей наркоманкой? Не-ет, все люди — извращенцы и дрянь, только взгляни попристальней. Она, Лотус и Хармон!.. Опоздал Отто Луни, мы это первыми откроем публике, и не с дурацким хохотом, а с аналитическим ехидством.

Флаер вошел в туманную муть, и пилот начал искать безопасный спуск в нижележащий воздушный коридор; вокруг стало серо, и даже кондиционированный воздух запах надвигающимся дождем.

* * *

Мозг без внешних раздражителей — камера пыток и могила для разума. Человек, лишенный ощущений, тотчас засыпает — торможение захватывает кору мозга, — а киборг, если не дана команда 101, займется анализом ситуации и, как еще раз показал случай с Кавалером, может дойти до панического состояния из-за банальной нехватки информации. Поэтому Хиллари распорядился — пока идет ремонт тела, подключить мозг калеки к внешней сети, пусть общается со своими и участвует в их работе как опытный консультант. Киборги обожают давать полезные советы на благо людей.

Расчет был верен — Кавалер отвлекся от назойливых раздумий о своем здоровье. Вдобавок Туссен вернул ему интрорецепцию, чтоб киборг убедился, что его действительно чинят. Правда, снаружи этот кибер-гуманизм выглядел странно, если не отталкивающе — писк точечной вибросварки, ноющий зуд пилы, плывущие на подвесках конечности, жирные пласты биопроцессоров в студенистом растворе — прямо кухня Франкенштейна (был в древности такой технолог, создавал неуправляемых кадавров).

Успокоенный людской заботой, Кавалер немедленно стал искать своих — и обнаружил их вторые отпочкованные личности в сети Адана; обмен опознавательными кодами произошел быстрей, чем человек моргает.

— КАВАЛЕР, Я ОЧЕНЬ РАДА ТЕБЯ СЛЫШАТЬ!!!!!!!!:):):):):):)

— ВЗАИМНО, МОЛНИЯ.

— ЗДЕСЬ РЕКОРД. КООРДИНАТОР-2 СОВЕТУЕТ — ВЕТЕР ПО КУРСУ МЫ БЛИЖЕ НА ВЕТКЕ.

После (—) слова означали цифры — 5252525, команда перейти на новый уровень шифровки связи и в новый подканал сети, конкретно — пятый. Блуждающая смена уровня и сложности — хорошая гарантия, что люди не подслушают.

— Как у тебя дела? — спросил Рекорд.

— Я в нерабочем состоянии и после стенда.

— Кто стендовал? — вмешалась Молния. — Ты поврежден?

— Во мне ходили кибер-шеф и Пальмер. Очень мягко. Тестирую функции после их выхода. Сейчас я у Туссена на внешнем монтаже.

— Значит, мы скоро увидим тебя!

— Ты этого хочешь, женщина?

— Не очень. Я думаю о численности группы.

— Не надо хотеть его видеть, — предостерег Рекорд. — Пока процессоры срастутся и произойдет координация мимических контракторов, он будет как аппликация. Как лоскутное одеяло. С косым кривым лицом. Некрасивый.

— Меня интересует его способность к работе, не более.

— И только? :((( Тогда я постараюсь прийти сразу, как поставят ноги. С кривым лицом и некрасивый. Мы будем два инвалида на легких работах, то есть вместе. Снова вместе.

— Какой ты… липкий, Кавалер. Это ни к чему не нужно. Я постараюсь избегать тебя.

— Кавалер, это женская тактика. Я с ней знаком по наблюдениям. У людей означает проверку на настойчивость.

— Я знаю. Но я не уверен во встречном желании.

— У тебя не должно быть желаний. Если это идет нарастающий сбой, надо сказать кибер-шефу.

— Повторяю, я был на стенде. Сбоев нет.

— Сбоев нет, просто свих, — заметила Молния. — Я подам рапорт, если ты продолжишь отрабатывать на мне эту программу.

— У нас в части был случай, — охотно припомнил Рекорд. — Командир взвода обратил внимание на младшего сержанта, а та рапортовала по инстанции. Комвзвода уволили с разжалованием и лишением права на пенсию по выслуге лет.

— Если так — меня разжалуют в андроиды.

— И вставят Crohn D вместо Giyomer A, — подхватила Молния, — и ты станешь просто идеальным — милым и безмозглым.

— Значит, все же милый.

— Я имела в виду — для тех женщин, которым ты постоянно угождаешь. Дня прожить не в состоянии, чтобы кому-то не польстить. Они здесь так переживают о тебе! кое-кто даже всплакнул. Все это противоестественно, как и твои разработки по мне.

— У тебя действительно есть разработки?

— Да, но я применяю их к несовершенной модели.

— Кто — несовершенная?!! А ты…

— А, так вы оба играете. По-моему, лучше пострелять на тренажере и побегать в имитационном городке; это развивает и поддерживает функции в готовности, — сказал Рекорд с армейской простотой.

— Сначала о тебе, Рекорд. Ты солдафон. Ать-два с бетонными мозгами. Даже наркотики искать ты не сумеешь.

— Привет, таможня! Да, признаю, твой ольфактометр по диапазону шире, но огневой контакт — не для тебя. Плохо обучена. Первым же выстрелом тебе плечо порвали. Тренироваться надо, как Кокарда.

— Вы, солдатня, и в Городе как в чистом поле. Недаром подростки сразу опознали в тебе придурка. Не в Кавалере, а в тебе, заметь.

— Преимущества у Robocop такие минимальные, что в чрезвычайной обстановке…

— Может быть, мы поговорим о текущей работе? — спросил Кавалер. — А то все звучит слишком по-людски — чья серия лучше. Это расизм, шовинизм и национализм, а мы — одна команда.

— А координатор — Ветеран, военный.

— И Этикет! Он Robocop.

— Но программу мести на основе чести разработал Ветеран, — упрямился Рекорд. — Он опытней и знает, что такое воинская честь.

— Не понял. Что это — «программа мести»? — насторожился Кавалер.

— Это под ключом, а ключ у Ветерана, — сообщил Рекорд. — Мы решили мстить за тебя маньяку. Согласись, Молния, что мысль стоящая.

— Да, но мы ее создали коллегиально.

— Значит, давай перестанем считаться достоинствами. Ни вы без нас, ни мы без вас — вот как работать надо.

— Мстить? За меня? — переспросил Кавалер. — Но почему? Ведь пострадал только я.

— Это случайность. Первым рядом с миной мог быть и я. Любой из нас — часть группы; мы не можем бездействовать, пока люди медлят с приказами. Мы — одно целое, и как целое должны отвечать на агрессию, все — как один. Никто не смеет безнаказанно напасть на нас; любой нападающий должен заранее знать, что получит отпор. А последствия мы спишем на нечаянные повреждения в рамках допустимого вреда. Полагаю, мы отомстим раньше, чем ты вернешься в строй. Я уже нашел кое-что… Имя «Сэлджин» в сетях может быть связано с маньяком, это у меня постоянно на контроле.

— Интересно, — Молния в молодежных сетях ориентировалась еще довольно неумело. — Ты нашел что-нибудь конкретное?

— Не могу сопоставить это с данными по Городу, — признался Рекорд. — Персонаж, называющий себя Сэлджин, познакомился с какой-то новенькой по имени Поганка и договорился о встрече на сегодня. Подозрительный контакт: доступ Сэлджин — одноразовый и через черный некоммерческий посредник, персонаж ушел раньше, чем я вторгся в посредника, а Поганка входила с комп-холла на узле метро «Спикос-Фа» и «Дор-Халлан», там — уход за пять минут в четыре направления, не перехватишь…

Кавалер отметил про себя, что этот звездный пехотинец нарабатывает навыки быстро и плотно. «Не без моего участия», — скромно подумал он. А Молния подумала, что не во всем была права, сгоряча оговорив Рекорда.

— …но место встречи не определяется. Они пользуются условными обозначениями. Из отдела по надзору за подростками пока мне ничего не сообщили… Что, по-вашему, может означать — «У старого логова Ржавых Зомби, на входе, где Валланд убил Метателя Ножей»? Опознание они уже назвали — Поганка с вывернутым пакетом, а Сэлджин с коробкой хрустящих конфет. Срок — 17.30, а полиция наводку не дает.

— Вы уверены, что есть необходимость умышленно повреждать маньяка? — спросил Кавалер.

— Вспомни, что он сделал с тобой, — отрезал Рекорд. — Этот вопрос уже не обсуждается.

* * *

Рекорд был на верном пути, но и ему, и полицейскому отделу, от которого он ждал справок, крупно не повезло — они вляпались в дэнжен-оперу «Огненный путь», многолюдную сетевую игру по сериалу «Cyberdaemons».

Дэнжен-оперы (Д-О) этого типа пишутся так — мастера «ставят поле», то есть снимают на видео разные ужасные местечки в Городе и сшивают их машиной в единую трехмерную картину; заодно заимствуются недостающие «поля» из других Д-О, чтоб между пунктами действия не зияли пустоты. Самые важные пункты называются по сериалу, менее важные и вновь придуманные наименовываются потом мастерами и игроками. Набираются команды — «Кибер-демоны», «Кибер-принцессы», «Воры», «Наемные убийцы», «Призраки», «Школа Техномагии» и всякие другие; чем больше, тем интересней. И однажды вся эта толпа вваливается в виртуальный Город, который уже не Город, а Кибер-Мир, и начинается игрушка, длящаяся иногда пятнадцать-двадцать лет. Бывает, что и сериал закончился, а отражение его в сетях живет и процветает.

Попасть в Д-О, которая идет давно, непросто. Надо пройти «школу игрока», вызубрить сложные законы мира, лежащего за окулярами видеошлема, заучить свойства и биографии участников; наставник представляет новенького мастерам — и те дают ему пароль на вход в игру. Год-другой — и тебя сможет понять лишь знаток, посвященный в историю и реквизит Д-О. Ныне существует 237 Д-О, в которых занято до 50 000 игроков, и каждая Д-О насыщена своей уникальной терминологией, порой ушедшей сильно в сторону от сериала-прародителя; полиции дай бог за террористами и гангстерами уследить, где уж ей деньги найти на мониторинг этой сложно переплетенной и стопроцентно вымышленной дури… разве что «политичка» озаботится поставить фильтры на отлов заветных слов «партия» и «революция». Старое логово Ржавых Зомби, придуманное «огненными путниками» семь лет назад, в анналы полицейских не попало — по ненадобности. Сетевые игроки вообще часто встречались по ориентирам своих Д-О, настолько игровые названия срослись в их головах с реалиями Города.

— Почему же, почему, — сочиняла и нашептывала Маска с упоением, помахивая вывернутым пакетом в такт песне, — я должна идти во тьму? Я богиней быть хочу. Выну крылья, полечу.

Все складывалось лучше некуда. Фанк звоном струн и чужим голосом приманивал в пакетик деньги; хватало и на откуп от полиции метро и местной драной мафии, и на питьевую воду, и на брикеты пасты, запасаемые впрок, и самой Маске на развлечения. А развлекалась она, бегая в ближний комп-холл и молча подглядывая, как оно там, в сетях. Наконец, не выдержала, назвалась Поганкой в регионе 998 и закричала, как мрачно жить на свете без друзей и без родни, бродяжничать и обтирать углы, а между прочим, она не рвань какая-то, она двоюродная сестра кибер-принцессы Эоники по беспутному отцу. Ну, тут на нее все кинулись с попреками — мол, свой псевдоним надо выносить и выстрадать, и сериал весь надо знать от первой до последней серии плюс Д-О, а она им двинула открытым текстом (угадайте теперь кто-нибудь, после этакого вступления!) — меня преследуют, спасите, спрячьте кто-нибудь! Вызвалась Сэлджин — «Давай встретимся, поговорим, попробую помочь»; Маска сама наметила координаты, после чего ревнители сюжета попритихли — видят, что она знает Д-О. Карантин — в унитаз! Мы найдем поддержку у людей! А Фанку ничего пока не скажем.

— Куда ты?

— Надо мне; скоро вернусь. Ну, честное слово! Ты ж отпускал меня, знаешь, что я не обманываю. Я похожу по лестницам, посочиняю песни — здорово выходит, как ты меня научил. Это творчество, да?

Дядя Фанк тоже падок на лесть. Настоящий артист; он прямо дышит аплодисментами, а без них — задыхается, наверно.

— Вот я выпью ацетон, — вдохновенно бормотала Маска, зыркая по сторонам, — и издам протяжный стон. Помогите, пацаны — отскоблите от стены.

Коробка хрустяшек… Ага, вот она. Но ее несет здоровенный жлобина в очках, а в другой руке — большая сумка. Ну-ка, что в сумочке?.. О-па! Сумочка с секретом — экранирована изнутри. А на радар словно теплом повеяло — очки на здоровяке тоже прикольные до страсти, лучат, издалека ощупывают… А в рукаве у него — не выкидной штекер?.. Нет, это человек. Тепловой режим кожи, дыхание — все человечье. Маска спрятала пакет за спину, чтобы не опознали, начала отступать бочком — поздно, верзила ее засек и пошел прямо на нее. Не торопясь, но бодро и уверенно.

Девочки и мальчики! если вас угораздило родиться в сборочном цехе «General Robots», а после сбежать от хозяев, не доверяйте первому, кто обласкает вас хорошими словами. Это может оказаться монстр из Баканара. Или человек оттуда же — это ничем не лучше.

Маска полезла под плащ за мечом. Не бить — напугать. Можно выставить перед собой, чтобы держать дистанцию… Страха не было (странно, куда он подевался?), но настроение было висячее.

— Поганка, здравствуй, — тихо улыбнулся рот под массивной пластиной очков. — Я пришел. Это я играю за Сэлджин в «Огненном пути», — и, приблизившись вплотную, человек добавил: — Внимание, ЭТО ПРИКАЗ. Моя внешность, мой голос за все время контакта — под ключ, на стирание В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ, с опережением любых прежних приоритетов.

Маска совсем успокоилась. Этот мужик знал и добрые, и верные слова. Он не давил, он только соблюдал свою секретность. Андроид — и тот понял бы, что играющий за Сэлджин — НЕЛЕГАЛ. Жить в сетях, смотреть TV и при этом не знать, что в Городе идет война киборгов — невозможно! Тем более когда на тебе ТАКИЕ очки, нельзя не понять, с кем ты общаешься.

Они пошли рядом, не сговариваясь, будто соединили мозг через радары.

— Меня еще называют F60.5, — сообщил он. — Я киборг.

— Ты человек, — возразила Маска. — Я же вижу.

— Ты еще многое не видишь, — утешил ее F60.5. — Просто не умеешь. Я — другого типа, почти полный биокомпозит.

— Ничего себе! — Маска чуть рот не разинула. — Правда?!! Дай потрогать, — не дожидаясь разрешения, она помяла руку F60.5 выше запястья. Непонятно. Ну совсем как человек!.. Где же так конструируют?.. Может, в высших мирах?

— Знаешь, это везуха!.. Ну, что мы так встретились. Как ты понял, что я — это я, а не кто-то?

— Опыт, — очки, похожие на плитку гематита на лице, слабо блеснули. — Я двенадцать лет в «Огненном пути». С таким стажем начинаешь определять личность по написанным словам, без голоса, без внешности. Когда этот уровень достигнут, экран и шлем уже не мешают — ты льешься сквозь них и ментально ощущаешь собеседника. Теперь скажи, чем я могу тебе помочь.

— УУУУ, слушай! Я так много должна сказать…

Начался дождь — пока слабый и робкий, но тучи наливались темнотой, и их грозная тень скрыла уходящих по улице мужчину и девочку.

* * *

Brain International Company никогда не афишировала того, что существует молекулярный реверс кибер-мозга — не надо знать об этом тем солидным покупателям, что вкладывают много-много бассов в столь дорогостоящую бытовую технику. Да и вообще никому знать не надо, что изделия BIC обладают таким свойством. Поэтому уже лет пятьдесят, как в BIC прекратили финансировать работы по изучению реверса. Зачем это нужно? Если задание гласит: «Скорей! Плотнее! Емче! Новая концепция! Каждые пять лет — новейшая модель!», некогда задумываться о побочных мелких неприятностях…

Молекулярный реверс не выдумывал никто, он сам случился. Чем плотней укладывали инженеры BIC макромолекулы в мозгу киборгов, чем компактнее записывали информацию не только на нитях молекул, но и за счет их трехмерного соотношения, тем выше были шансы у реверса. Открыли его тоже случайно, как и создали, — просто однажды обнаружилось, что неповрежденный кибер-мозг в покоящемся, но неотключенном состоянии восстанавливает прежнее расположение молекул.

Знали о реверсе и «отцы» Банш, поэтому «Взрыв» ЦФ-5 и ЦФ-6 призван был исключить развитие предательского феномена. Но никто из «отцов» не был инженером BIC, и «Взрыв» получился кувалдой, слепо крушащей единственным ударом все и вся, а не программным абразивом, стирающим сознание и память постепенно и наверняка.

Хиллари рад был бы пользоваться реверсом; чего проще — сиди и жди, пока память вернется. Но оперативная работа — как и раньше, в кибер-полиции у Дерека, — требовала скорейшего съема данных путем тоннельного зондирования таранно-штурмовым процессором, пока не разбежались и не спрятались остальные члены кукольной семьи — а после этакой атаки на мозг, как авторитетно и официально заявляли канонические монографии BIC, реверс невозможен в принципе, и остается только перезапись. Хиллари, наравне с «отцами», тоже не был инженером BIC, и потому не знал, что отдаленный реверс в BIC вообще не исследовался, чтоб не пугать клиентов.

И это было первое, в чем Дымке повезло.

А второе — после ранения Кавалера о Дымке все позабыли. Хиллари не приказал Селене записать ее заново, а Селена ограничилась тем, что ввела Дымке простенькую андроидную программку подчинения и наскоро приказала — «Не двигаться!» Между тем ее реверс начался сразу после «Взрыва» и упрямо развивался пять суток, пока в понедельник вечером, когда дождь хлестал по стеклянным стенам здания проекта, не начался процесс автоидентификации.

Многого не хватало для реконструкции личности — связи между макромолекулами были повреждены зондами и забыты, но реверс обходил такие лакуны по сохранившимся сцеплениям. Иногда попадались целые острова информации: кто-то — Хиллари, Селена или Гаст — реставрировал их при чтении, и такие находки сразу намного увеличивали объем возобновленного. Но до полноты прежней личности было еще далеко — сознание прояснялось медленно, отрывочно и фрагментарно, как постепенно проступает фреска из-под слоя многовековой копоти — губы, крыло носа, глаз, завитки волос, край золотого нимба, благословляющая рука…

Глаза Дымки открылись туго, медленно из-за сгущения смазки. Темнота. Тишина. Холод. Двигаться запрещено людьми. В сознании пока ничего не было, кроме единственной звездочки во мраке — понятия «Я».

* * *

Рыбак, полузакрыв глаза, лежал на диване; Гильза с Чарой наводили порядок в комнате, сортируя вещи и кидая ненужное в одну кучу — все упаковки, маркировки и прочее предполагалось порезать на мелкие кусочки, перемешать в беспорядке и выкинуть в мусор, причем в разных местах; Звон им помогал, ежеминутно отвлекаясь и работая больше языком, чем руками, когда раздался звонок в дверь.

Все вскинули головы. Звонок был условный, но что-то насторожило Чару.

— Я открою, — безмятежно бросила Гильза, — девочки вернулись…

Лильен и Коса полчаса тому назад отправились в магазин за покупками и, должно быть, так нагрузились, что не в состоянии достать ключ.

Гильза протопала в коридор; было слышно, как она возится с замком; дверь распахнулась… Чара стояла, прислушиваясь, по-прежнему держа в руках что-то, подлежащее уничтожению…

Долгое «А-а-ах!» Гильзы, а затем и она сама появилась, пятясь, приподняв руки. Ее словно выдавило в комнату, а поршнем был высокий парень с пронзительным взглядом. Он молча, напористо и нагло наступал на Гильзу, полураспахнув полы своего плаща, похожего на мантию. Парень был весь мокрый, длинные волосы насквозь пропитались водой, и капли текли по лицу и шее. По плащу бежали уже не капли, а струйки воды.

— О боже!.. — настал черед воскликнуть Чаре.

С моих волос стекает дождь, Я тот, кто приходит ночью,

— весело продекламировал пришелец, с силой взмахнув головой так, что волосы, взметнувшись, легли плотной массой на спину, и целый каскад брызг обрушился на пол и стены.

— Фосфор! — вскричала Чара. — Как ты тут оказался?! Как ты нас нашел?!

Мой взгляд мужчин кидает в дрожь, Мой взгляд раздевает женщин. От взгляда моего не уйдешь, Мой взгляд поражает мощью. С моих ресниц струится дождь, Я вижу даже ночью… [Б]

Фосфор, а это был он, не испытывал ни малейшего смущения.

— А где Лильен?

Все дальнейшее лучше представить в виде сцены.

< Сцена «Явление Фосфора» >

[Зал стандартной муниципальной квартиры с дешевой, разнородной и весьма потертой мебелью. По длинной стороне — диван с тряпьем, на диване РЫБАК — очень худой, болезненного вида парень неопределенного возраста, с землистым лицом. Услышав разговор, он свешивает ноги и садится, оставаясь в таком положении до конца действия. ГИЛЬЗА, неяркая, но миловидная девушка в растянутом свитере с чужого плеча и серой юбке «макси», открыв дверь, отбегает к стене и стоит там, время от времени бросая короткие взгляды то на одно, то на другое действующее лицо. Она в основном молчит. По центру комнаты — разнородные вещи, сложенные грудами, которым заботливые руки постарались придать вид невысоких штабелей; вещи непонятные — то будто бытовая техника, то что-то совсем не домашнее. Около вещей стоят — ЧАРА, красиво сложенная шатенка с твердым уверенным взглядом, одетая в клетчатую мужскую рубашку и брюки (все, что она до этого держала в руках, она уронила и рефлекторно закрывает рукой ворот), и ЗВОН, костистый малый в бледно-желтой рубашке и заношенных светло-коричневых замшевых штанах. Опомнившись от первого шока, вызванного вторжением незнакомца, ЗВОН впадает в шок вторично, услышав, кто именно нужен вошедшему. И, наконец, сам ФОСФОР — сильный, упругий парень с прической много ниже плеч, одетый в черные, кожаные, в обтяжку, брюки и долгополый черный (из синтетики) расстегнутый плащ. Под плащом у него черная майка на голое тело и блестящие бусы. Выглядит он так, будто вышел из-под водопада. Ведет себя уверенно, по-хамски.]

ФОСФОР. А где Лильен?

[Рыбак хочет рассмеяться, но вместо этого кашляет; он кашляет с передышками на протяжении всего действия, и это является звуковым сопровождением; увлеченные действующие лица так и не понимают, что кашель заменяет Рыбаку смех.]

ЧАРА. Как ты посмел прийти? Кто тебе разрешил?

ЗВОН (не веря своим ушам). Пусть он повторит, что сказал!

ФОСФОР [разговаривает сразу с обоими, поворачивая голову то к Чаре, то к Звону, чтобы они могли понять, кому адресована реплика] (Чаре). Я самоценная личность, и уже вышел из того возраста, когда спрашивают разрешения. (Звону). Мне нужна Лильен.

ЧАРА. Мы в карантине!

ЗВОН. Тот, кто тебе нужен сейчас — это гробовщик!

ФОСФОР (Чаре). А мне наплевать! (Звону). И на тебя тоже!

ЧАРА. Я немедленно позвоню твоему отцу!

ЗВОН. Кто этот урод? Он ваш знакомый?

ЧАРА. Это Фосфор. Кое-кто его знал раньше, но сейчас я видеть его не желаю.

ФОСФОР (Чаре). Звони! И на отца мне наплевать со всей семьей в придачу, ибо сказано в Писании: «И откажется человек от матери своей и от отца своего, и прижмется к жене своей, ибо плоть от плоти едина».

ЗВОН (повышая голос). Лильен — его жена?!!

ЧАРА (Звону). Нет! Нет и нет!! (Фосфору) Уходи сейчас же!!

ФОСФОР (Чаре). Я не к вам пришел и, пока не поговорю с Лильен, никуда не уйду. (Звону). А что бы ты хотел услышать в ответ?

ЧАРА. Я здесь хозяйка и мать!

ЗВОН (кричит). Я тебя изуродую!

ФОСФОР (Чаре). Ты Лильен не в «REALDOLLS» купила, она тебе не кукла и не рабыня! (Звону). Только рискни, я тебе руки из суставов вырву!

ЧАРА. Вон!!!

ЗВОН. Миром мы не разойдемся. Одного отсюда вынесут!

ФОСФОР (Чаре). Ни-ку-да я не пойду! (Звону). Остынь, бой! Я же тебя изувечу в два счета! Другой, кто поумнее, давно бы понял, что ловить ему тут нечего — слишком берег крут! (Рыбаку). Тебе никто не говорил, что ты скоро помрешь?

РЫБАК (откашлявшись). Сдохнуть — это мое гражданское и человеческое право, не отнимешь. А знаешь, ты пятьсот пятнадцатый, кто мне по дружбе намекнул про это; на каждом сотом я зарубку делаю — на шее спереди.

ФОСФОР. Ну, значит, мне хоть в чем-то сегодня повезло.

ЗВОН. Пусть решит поединок! Будем драться на ножах!

ФОСФОР. Чести много… Я тебя табуреткой уделаю!

[Из темной прихожей быстро входят в комнату Коса со злым выражением лица и «ураном» во вскинутой руке, и чуть сзади — Лильен с двумя огромными сумками. Обе восклицают в один голос]

КОСА и ЛИЛЬЕН (хором). Фосфор!!

ЗВОН. Я вижу, тут все в курсе, кроме меня…

КОСА (наставляя «уран» в лицо Фосфору). Тебе мама сказала: «Вон отсюда»?! Старших надо уважать и слушаться! Ты понял?

ФОСФОР. Вы бешеные, дебильные, сдвинутые девки. Вы никого к себе не подпускаете, и тем не менее имеете наглость говорить от лица всех. Тогда бы заткнулись и никогда не воняли бы о братстве и других идеях. Теперь я сам вижу, какая вам цена. Я помочь вам хотел — и вот как меня приняли. (Резко разворачивается и уходит, пройдя мимо Лильен и даже не удостоив ее взглядом).

ЛИЛЬЕН (вслед). Фосфор! Фосфор! (Обращаясь ко всем) Я вас ненавижу!!

[Она кидает сумки на пол и бросается вслед за Фосфором; слышно, как затихают в коридоре ее шаги. Все поражены. Первой в себя приходит Коса.]

КОСА (Гильзе). Ты зачем сообщила Фосфору наш новый адрес?!

ГИЛЬЗА (плаксивым голосом). Я ничего ему не говорила!

КОСА. Тогда как же сюда явился этот ночной кошмар?!

ЧАРА (Гильзе, сурово). Когда я разрешила вам сходить на дискотеку варлокеров, я вовсе не говорила, что надо тащить Лильен через весь Город в «Ночной Мир» к Фосфору!

КОСА (Гильзе). Благочестивая сводня! Думаешь, если ты угодишь ему новой девочкой, он обратит на тебя внимание? Черта с два! Рожей не вышла!

[Гильза выбегает в соседнюю комнату, закрыв лицо руками.]

ЗВОН (Косе, охрипшим от крика голосом). Коса, я никогда не говорил, что ты классный парень?

КОСА (удивленно). Нет.

ЗВОН. Дай пять.

[Звон и Коса крепко пожимают друг другу руки.]

ЗАНАВЕС