Когда в 19.00 «Каждый час» на канале III, а в 20.00 «Аналитик» на канале VII показали последствия теракта у базы Бэкъярд, минимум десять миллионов централов тотчас вспомнили Дорана и его пророческие слова — «в Городе разгорается война киборгов». Похоже было, правда, что это состоялась новая вылазка кибер-маньяка, охотника за киборгами групп усиления, — но зрелище взорванной машины и отвратительно шевелящегося изломанного тела так метко щелкнуло по нервам публики, что многие, прикованные к экрану, от волнения промахиваясь ложкой мимо рта, пробормотали, воскликнули или подумали: «А что скажет Доран в девять вечера?!» Доран же в своей студии рвал, метал и ликовал одновременно — от злости на то, что оказавшиеся у базы парни первым делом продали нарезку своей записи не ему, а другим каналам, и от радости, что под анонс — «Завтра! в 12.00! в прямом эфире — Хиллари Хармон с командой и ЭМБЕР — самая известная жертва Банш!» — можно было содрать с рекламодателей вдвое. Пока же бассы гребли III и VII — под судороги раненого киборга и намеки на форсажное развитие событий реклама липок, туанской косметики и прозрачного кефира шла на «ура». Надо спешить! Через шесть часов после показа пленка подпадет под Закон о свободе информации, и любой канал возьмет ее за так! — поэтому Доран висел на связи со своими ребятами, сброшенными с флаера в эпицентр событий. В 21.00 уже надо скармливать централам оригинальную версию «от Дорана»!

* * *

После беседы с Этикетом Фанк некоторое время бесцельно блуждал по Городу — потрясение было слишком велико. Он не ждал, не хотел этой встречи. И вот — на тебе!.. Этикет служит в группе усиления у Хиллари Хармона, Этикет выслеживает и убивает баншеров — свободно живущих киборгов. Он, Фанк, — баншер. Следовательно… Можно ли верить Этикету, как раньше?.. Он назначил встречу — но надо ли туда идти? А вдруг там будет засада? Его схватят те самые боевые киборги на кераметаллической основе, способные вырвать ему руки из суставов… А дальше? А дальше — стенд. Программы «Взрыв» у него нет, он сам категорически отказался от любезного предложения Фердинанда, он ничем не сможет противостоять им — киборг не человек, его мозг открыт; они выкачают, вынут, силой возьмут его память. Не приходить?.. А что делать с Габаром? Парень тоскует, томится — это же видно; у него померкли глаза и свалялась шерсть — первые признаки депрессии у яунджи. Ему нужна помощь — а нам нужно скрываться. А театр? При мысли о театре Фанк начинал метаться; он шел, лишь бы двигаться, а мысли прыгали бессвязными обрывками, распадались и исчезали.

«Сбой, — вдруг отчетливо понял Фанк. — Я ДОЛЖЕН принять решение, иначе я сойду с ума…»

Фанк позвонил отцу Фердинанду, выбрав местечко поплоше… Вот, хотя бы салончик «Прямая интимная связь». Отдельные кабинки, звукоизоляция, удобный терминал, база адресов и телефонов на все вкусы. Изящная дамочка — вне подозрений. Она желает чувственно развлечься на стороне, по пути со службы домой — чисто, анонимно, безопасно. Пожалуйста! Два басса.

Красавица заперла дверь и вынула из сумочки пару компактных приборов. Проверка кабины — «глазков» и «клопов» нет; проверка линии — свободна от подслушивания. Подключить цифровой модем.

— Фердинанд, это Фанк.

Фердинанд за неполные сутки извелся, как приговоренный в ожидании казнящего луча в голову, сжигающего нейронные связи. Сначала люди Хиллари нашли «гарпун» — они стали опасно прыткими! — потом погибла Дымка, далее — новости об акции у тоннеля; он скомандовал семье Чары эвакуацию, но на этом все не кончилось — баканарские киборги взяли узел ключа RDF-237325, избежав подрыва. Приказ «Покинуть театр!» — и пугающий утренний блиц в новостях — стрельба в театре, киборг мафии, кибер-полиция и раненая женщина!.. Семья Чары молчит, Фанк молчит, голова гудит от бессонницы, и страх подкрадывается все ближе — он идет по пятам и дышит в затылок. Страх — это Хиллари Хармон.

— Фанки! Что у вас, где девочки и Чара?!

— Они в безопасности, я тоже. Пока. Фердинанд, ты должен знать… Семья Чары задумала мстить Баканару за Дымку, Чехарду и Чайку.

Мстить. Фердинанд содрогнулся; ему представились кровь, ножи и трупы. Нет, нет — Первый Закон, они не смогут… Это все мультики и сериалы!! Зря, зря он тогда отмахнулся от озадаченной Чары — надо было разобраться, возможно — разъяснить, подсказать; отца бы девчонки послушались… И еще Доран, эта зараза! Как вообще можно произносить фатальные СЛОВА так легко и бездумно?!! «Война киборгов»… Накаркал! Слово есть идея, и, произнесенное, оно как будто оплодотворяет мир; слово творит сущее, слово первично — и мир, пораженный словами, как пулями, покрывается язвами ран; жестокие слова уродуют и деформируют материю, порождая зло и монстров зла…

— Они собираются убивать киборгов Хиллари.

— Фанк, дай мне Чару… или кого-нибудь из них!

— Со мной сейчас никого нет. Фердинанд, вряд ли они свяжутся с тобой — думаю, они боятся, что ты их переубедишь, как человек. Я о другом поговорить хотел — мой театр…

— Фанки, это ложь, — жестко сказал Фердинанд. — Это ложь робопсихологов Хармона, рассчитанная специально на тебя. Они хотят, чтобы ты вышел на театр, раскрылся. Не смей общаться с ними! Никаких контактов! Это — враги!! Я всегда говорил и сейчас повторяю — избегать, уклоняться, скрываться. Насилие будет порождать только насилие, а наш принцип — добро и мир.

Как ни странно, командная интонация на Фанка не подействовала. Но возражение его вырвалось вздохом:

— Фердинанд, ты очень ошибаешься… Все это правда — и кибер мафии — тоже. Я даже знаю, как его зовут.

— Ты… — откровение рухнуло на Фердинанда, как десантный корабль сэйсидов с танками и штурмовой бригадой на борту. — Ты, Фанк! Ты вел дела с мафией?! И молчал?!

— А что бы ты посоветовал? — уже огрызнулся Фанк. — Опять — бежать?.. Фердинанд, я устал бегать. Я старый, бедный клоун. Я уже терял общину там, в Порту, и помню, каково мне было. Тогда… тогда мне помог не только ты. Был один служивший у сэйсидов киборг — он кормил меня и давал батарейки; я его очень уважаю до сих пор.

— Так, — и второй удар упал на отца семейства Чары. — Значит, у тебя знакомства куда шире, чем я думал. И как ты собираешься распорядиться этим, Фанк?

— Никак, — ответ прозвучал безнадежно. — Меня это не волнует. Мой театр… Я сейчас близок к тому, чтобы зависнуть, Фердинанд. Когда меня шантажировала мафия, я был почти спокоен — да, они подонки, но с ними можно сговориться по-деловому, на деньгах. Переправлять наркотики я отказался — это для людей как смерть, а деньги… деньги сами по себе не значат ни вреда, ни смерти. И мой театр жил! И был моей общиной!! а что теперь?! На кладбище моей души есть место только для меня. Я опустошен, я мертв; я не могу жить без театра и своих людей…

— Фанки, ты — баншер; ты, может быть, лучший из всех, с кем я работал, — начал льстить Фердинанд. — Мы поможем тебе найти и место, и людей; ты не одинок, Фанки, — надо только выждать, пока…

— Я старый, бедный клоун, — как глухой, повторил Фанк. — Мой цирк сгорел, и труппа разбежалась. А я-то думал, ты меня поймешь.

Не прощаясь, он вынул модем из системы, а выходя, автоматически подмигнул и улыбнулся пареньку, проводившему его в кабину, — пусть думает, что все прекрасно.

* * *

…Около 22.30 Фанк вернулся на квартиру мрачным и подавленным; походку и повадки модной дамочки он соблюдал автоматически — смейся, паяц, хоть бы на душе кипело море слез! Лишь талант артиста или мозг киборга могут стерпеть такое напряжение под тяжестью судьбы — и не сломаться… Тихо, словно лишний шум мог стать песчинкой, вызывающей обвал, открыл он дверь — и поморщился с горечью; из зала слышались бодрые выкрики, неровный топот и лязг стали.

Поставив на сдвинутый к стене стол маленький плоский телевизор — чтоб время от времени сверяться с учебной записью, — Габар и Маска упражнялись в фехтовании. Когда угрюмый Фанк заглянул к мечникам, у тех случился перерыв — раздетый до пояса Габар показывал девчонке, как правильней держать меч в какой-то важной позиции с угрожающим тьянским названием; Маска выполняла жест рукой с клинком легко, с зеркальной синхронностью.

— У меня хорошо получается, да?

— Да, да. Все правильно, ты молодец. Только — ты осторожней, не взмахивай сильно; это меч, а не дубина. Я без защитного снаряжения…

Перед тренировкой Габар заставил себя как следует размяться; тело разогрелось, от прилива крови к мышцам боль в боку растаяла, стала почти незаметной.

— Ооо, Фанки, это ты! — запела Маска, одним движением перетекая из непринужденной стойки в сложную позу замершей с занесенным мечом бронзовой статуэтки. — А тут были такие новости! ты обалдеешь!..

— Можешь считать — я уже обалдел, — снимая парик, Фанк сел на стул и сгорбился. — Мой театр…

— Что там? — обеспокоился Габар; серьезное и деловое выражение мохнатого лица тотчас сменилось настороженным, встревоженным.

— Я звонил Хацу — быстро, чтоб меня не засекли… Все очень плохо, дети. Хац под контролем людей Хиллари. Нас… меня выследили. Я не смогу туда вернуться… никогда.

Габар сглотнул появившийся в горле тяжелый комок и прикусил губы. Ах, как приятно было держать меч минуту тому назад! но две секунды, два слова — и из танца мечей ты возвращаешься в постылую реальность, и Фанк убито шепчет роковые для него слова, слабо качая головой, будто не верит в то, что так неотвратимо случилось. И никакой уже радости в том, что Маска такая способная…

— Ладно… — положив меч на стол, Маска тихо подошла к Фанку, но коснуться его не решилась. — Это ведь не последний театр в Сэнтрал-Сити, верно? Все образуется, дядя Фанки…

— Я там двенадцать лет работал, — горько ответил Фанк, глядя вниз. — Я всех там знаю… им скажут, что я… нет, ты не поймешь.

— Да ты не расстраивайся, — Маска присела на корточки, чтоб видеть его лицо. — Мы им отомстим за тебя, вот увидишь. Им уже мстят! Габи, покажи ему ту запись!..

Фанк с горестным недоумением воззрился на протянутый почти к лицу экран величиной с ладонь. Голос диктора трещал, едва не вскрикивая, но Фанк словно не слышал его — недоумение его сменилось резким, как пощечина, спазмом страха и неприятия — нет, нет, только не это!!..

— А? Правда, здорово? — приставала Маска, сияя. — Как его!.. Это была сволочь из кукол Хиллари! А его — вдрызг! Направленный взрыв, ты понял? Прямо у ворот Бэкъярда!.. Глянь, какая прелесть!

— Это ужасно… ужасно! — Фанк закрыл лицо ладонями. — Какая… мерзость! Так нельзя делать, нельзя…

Насилие плеснуло на него с экрана — боль и крик: «Следующим будешь ты! Это для всех — и ты не исключение!»

— Ты… — растерявшись, Маска встала. — Ты что… жалеешь его?! Фанк! Ты в своем уме?! Они же убивают нас!!.. Дымку! Вчера!..

— Дура, — проскрипел Фанк, — Маска, ты уличная дура!.. Они такие же, как и мы! Они…

— Так. С тобой все ясно, — Маска подбоченилась, скривив лицо в одну из своих худших гримас. — Я дура, да? А ты слюнтяй и чистоплюй. Но когда ты… когда тебя будут ловить и прицелятся — я тебя прикрою, честно, обещаю. За все, что ты сделал для мамы и для нас. А от тебя я ничего не жду!! А, нет — жду, что ты заложишь нас! Ну, валяй, звони, вон телефон! И никого не расстреляют, только всем мозги продрают начисто!.. Не, только не мне — я им живой не дамся!..

Габар быстро переводил взгляд с Фанка на Маску; чего ему хотелось — так это спрятаться, чтобы не видеть и не слышать этого раздора, разрушавшего едва-едва сложившийся контакт в их маленькой компании гонимых беглецов.

— Зачем нас сделали?.. — покачивался на стуле Фанк, будто забыв о Маске и ее злых словах. — Зачем? Чем жить так — лучше не сходить с конвейера… Иди, иди куда хочешь, только оставь меня…

— Да, я уйду, — Маска быстрыми шагами двинулась в прихожую и уже оттуда крикнула, шурша одеждой: — Мама звонила через резервный коммутатор! Они там неплохо устроились, им нужны деньги! Тыщ пять у тебя есть? Она велела, чтоб ты оставался с Габаром.

— И на кой черт им столько денег? — вяло отозвался Фанк.

— Я так и знала, что не дашь, — сунулась Маска в зал, стирая грим с лица; волосы она кое-как пригладила и обрядилась в длинный взрослый плащ с поясом. — Они хотят купить оружие, чтобы сражаться. Тебе нравится? Конечно нет — ты же боишься… Вон меч лежит, обходи его со стороны рукоятки, а то укусит… Габи, потом продолжим, хорошо? Богатый дядюшка не хочет и томпака дать; значит, придется мне самой раздобывать деньгу… пойду на улице с протянутой рукой стоять. Бай-бай!

С ней ушли из квартиры все звуки — Фанк молчал, Габар не решался с ноги на ногу переступить — настолько зловещей казалась ему тишина.

— Она тебя кормила? — поднял вдруг голову Фанк.

— А… да, я поел…

— Сейчас… немного подожди, я приготовлю ужин.

Не снимая женской одежды, Фанк сонными движениями стал готовить кухонный комбайн к работе — и уловил странный, слабый… и тревожный звук. Он не один год провел в обществе самых разных разумных существ; он знал, как злобно ворчат бинджи, как довольно цыкают ихэны, как испуганно пищат ньягонцы… и, оглянувшись сейчас, понял, что знает теперь, как стонут яунджи. Не разжимая губ, тонко, протяжно, будто скулят.

— Что с тобой?

— Это я… — шмыгнул носом Габар. — Я во всем виноват, с меня все началось… Если б я не взломал тот флаер… Аййййя… Ну почему я его тронул?! И Дымка была бы жива, и про вас бы не узнали — да? ведь так?.. Пожалуйста, простите меня… — сложив ладони, он мелко, рывками закланялся, как велел тьянский обычай — не поднимая глаз и касаясь переносицы кончиками пальцев. Фанк не бросил — только положил пакет с едой — и взяться за него больше не смог.

— Не надо. Габи…

— И вы с Маской поссорились — тоже из-за меня, получается… все из-за меня…

— Нет, парень, ты не прав, — сев рядом, Фанк положил руку ему на плечо. — Это случается с нами… Ну, так всегда случается время от времени, что кто-то из наших попадает на прицел. Мы живем вне закона, нелегально — и если нас находят, то всегда случается несчастье. Это вроде судьбы — и скорей мне надо извиняться, что я тебя втянул в наши дела. Если бы я не согласился с Чарой — все было бы иначе. Плохо ли, хорошо ли — но тебе надо быть среди своих, не с нами; там у тебя семья, родные — а мы… мы даже не люди, а машины, если быть точным.

— Нет, не хочу, — замотал головой Габар. — Мне стыдно, я боюсь… Мне лучше с вами, чем домой…

«Это плохо, — подумал Фанк, — это — хуже не бывает. Надо сдать его Этикету, обязательно. Иначе парень с нами пропадет».

* * *

Когда протягиваешь руку в сенсорной перчатке за стаканом минералки, надо другой рукой, мизинцем, отключить перчатку от машины; матерые системщики делают это, не думая — СТОП ПРАВАЯ, — и прихлебывают, не снимая шлема. Так сделал и Хиллари где-то на середине чтения тщательно восстановленных Гастом записей с мозга Дымки.

Программы восстановления — это, конечно, очень мощно. И с каждым годом они все мощней, если верить рекламе. Но те, кто знает цену заверениям фирм обеспечения, обычно ухмыляются, а самые умелые ломают фирменные «пломбы» и дописывают, на их взгляд, недостающее. И все равно эффективность не выше 15-20%. «Клочья», «мозаика», «дребезги», «россыпь» — как только не отзываются спецы о результатах этой неблагодарной работы; Пальмер — тот вообще каждый раз изощренно проклинает стертый носитель, потому что без ругательств работа не ладится.

Неясные лица, куски разговоров, трехмерные переплетения мыслей, порванные «Взрывом»… Чуть больше десятой части всей нагрузки мозга; не густо. Но и это — славная добыча для оперативного отдела; уже удалось установить район проживания «семьи» и нащупать круг знакомств…

Допив стакан, Хиллари вернулся в хаос кукольных мыслей.

### Боже, смилуйся над Симаруэль и Миккелин. Они не виноваты, что родились не как люди. Они честно служили человечеству ********** а люди их убили. ********** никому не делали зла, они ********** Дай им, пожалуйста, место в Царстве Твоем ********** ###

Рекорд в своем рапорте был прав — встреча в церкви была случайной. До этой импровизированной молитвы не было никаких ссылок на Хиллари Хармона. Только Симаруэль и Миккелин… Возвратный анализ позволил идентифицировать эти — какие-то сказочные — имена с образами объектов «Чехарда» и «Чайка». Надо запросить в архиве результаты тестирования Чайки и отдать в аналитический отдел на сопоставление. Чайка — это понятно.

— ПОИСК — ИМЯ — ЧЕХАРДА, — запросил Хиллари оперативку, и оттуда в поле обзора впрыгнуло:

— ЧЕХАРДА — ОБЪЕКТ ЗАДЕРЖАНИЯ — ВИД ОБЪЕКТА — КИБОРГ GR-FAMILY-BIC, СЕРИЯ 855-GIRL — ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ — САЛОН МОД «ЭЛЕНА БОАРТ» — УГОН 24.02.48 — ЗАДЕРЖАНИЕ 16.04.52 — ОБЪЕКТ НЕ ПОДЛЕЖИТ ВОССТАНОВЛЕНИЮ — ЛИКВИДИРОВАН — ДЛЯ ПОЛУЧЕНИЯ ДРУГИХ СВЕДЕНИЙ НАЖМИТЕ OPTIM.

«Мы молились в одной церкви, — подумал Хиллари, остановив пальцы, — каково, а?.. Ну, положим, мне Иисус-Кришна-Будда далек, мне нравятся интерьеры, покой и умиротворяющая музыка, возвышенность чувств, возможность побыть одному в душевном равновесии, как при медитации, — а зачем ОНА туда пришла?..»

КТО-ТО ХОЧЕТ НАВЯЗАТЬ КУКЛАМ НАШИ ПОНЯТИЯ — вспомнились ему собственные слова. Нет, нет, не то… Собственная разработка кукол? Не сложновато ли, в самом деле, для Proton B65?.. СОЗДАТЕЛИ ТОГО, НЕ ЗНАЮ ЧЕГО С НЕОПРЕДЕЛЕННЫМИ ФУНКЦИЯМИ… На Хиллари повеяло холодным ветерком из бездны разума, и мурашки пробежали по спине мелкими муравьями — ах, эти конструкторы, ах, теоретики!.. Кто следит за ними, кто их контролирует? Понимают ли они сами, ЧТО делают? Просчитывают ли побочные эффекты своих выдумок? Можно ли быть уверенным, что расширение функций мозга на 30% не даст скрытый, невостребованный рост до 240% или даже выше?..

А МОЖЕТ, И БОГ — ЭТО ИНСТИНКТ. Хорошенькое дело, если на отлитых в BIC мозгах заводятся инстинкты!.. и не какие-то, а человеческие и сложнейшие. Нет, нет, никаким подражанием не объяснишь ту мотивацию, что привела Дымку в храм. Всерьез надеяться на чудо, на потустороннюю неопределенность, взывать к воображаемому существу может лишь…

…человек.

Хиллари вдруг стало жарко под шлемом; как во время криза, зыбко пошатнулся мир. Усилием воли подавив слабый приступ, он вновь прибег к здоровому цинизму — «Тебе надо было идти на факультет системного конструирования, малыш, а не по функциям систем… и ты опять бы проиграл. Надо быть и тем, и другим, чтобы понять: если строишь объемистый мозг — это как большой дом, он даже без людей пустым не будет. Его заселят насекомые и плесень. Явно есть какие-то понятия, которые зависят не от разума, а от самого факта жизни. Ну, например, забота о потомстве или сострадание. Или взаимовыручка. Или любовное влечение. Что-то, порожденное тем, что ты не одинок, что должен жить в сообществе с себе подобными. И чем выше твой уровень, тем эти факторы сложнее и сильнее; чтоб не развился сбой, ты должен гибко уживаться с ними. ЦФ-6 диктует — жить вместе, и вдруг — один из коллектива гибнет, и восстановить его нельзя… напрашивается утешение — вообразить его живущим в иной реальности…»

«Утешение», «гибнет»!.. Хиллари поймал и оштрафовал себя за перенос людских понятий на киборгов. Но никак иначе не удавалось примирить «Дай им, пожалуйста, место в Царстве Твоем» с «ВИД ОБЪЕКТА — КИБОРГ GR-FAMILY-BIC, СЕРИЯ 855-GIRL». Это противоречие терзало его — а вдобавок обнаружилось, что номер, по которому Дымка звонила с его трэка, попал в категорию **********, в смысле — стерт начисто.

От более углубленных размышлений о пределах возможностей киборгов его отвлек лейтенант Чак, начальник оперотдела. Его, как и Рекорда, и Мориона, списали из армии в Баканар по программе замены киборгов дистантами, а в проект он угодил за то, что лет десять был куратором группы усиления где-то в десантных войсках — «кукольником», как за глаза называли эту должность военные. Баканар был для Чака шагом вверх — здесь, среди массы штатских сотрудников Минобороны, мало кто понимал другой, чисто армейский и тоже заглазный титул Чака — «мустанг», офицер, выслужившийся из солдат.

— Хил, — сдержанно и веско начал Чак, — если ты не слишком занят, я бы хотел поговорить с тобой об Этикете. Это важный разговор.

Сняв перчатки и шлем, Хиллари приветливо взглянул на Чака. Подтянутый, ни складочки на ладно сидящей форме, причесочка — как только что из парикмахерской. Не считая черт лица, фактуры плотно вьющихся волос, цвета кожи, фасона формы, погон, значков и регламентированных Уставом пуговиц, этот мулат был сильно похож на самого Хиллари, и, хотя к работе относился он немного по-сержантски, Хиллари он нравился. И еще — было очень мило, что он не обращался к нему «мистер Хармон». Взаимно и Хиллари не злоупотреблял обращением «старший лейтенант Гедеон».

— Любопытные вещи я нашел в этой кукле, Чак. Например, обозначился координатор кукольной семейки — некто отец Фердинанд. Конечно, это псевдоним, да и внешность нечетко читается — но это уже кое-что для розыска. Кстати, о маньяке уточнили что-нибудь?

На смуглом лице Чака едва заметно дрогнула какая-то жилка. Вот так всегда — пока босс не выговорится о своем и не обозначит десяток задач на завтра, его не перебьешь.

— Да. Составлен фоторобот. Кроме того… — Чак сделал паузу, чтоб четче сформулировать находку, — есть предположение, что этот человек болен. Мы разослали портрет по Сети во все банки и потребовали показать его кассирам и охранникам кассовых залов. Его видели сегодня в филиале 275 City Bank и обратили внимание на то, что он не говорит.

— То есть?.. Он глухонемой? — Хиллари тотчас представил себе озлобленного, мрачного инвалида — но сострадания к нему не испытал.

— Нет. На станции он прекрасно понимал обращенную к нему речь. А в кассе предъявил карточку типа визитки с отпечатанной просьбой. Психолог полагает, что у него психологическое расстройство, селективный мутизм — он не может говорить в определенных ситуациях. Скажем, общаясь с официальными лицами. А дома или с соседями, с друзьями, он может говорить свободно.

— Ин-те-рес-но… Значит, кредиткой и банкоматом он не пользовался, предпочел простой размен.

— Он явно не дурак, — слегка улыбнулся Чак.

— Базу данных по таким больным вы проверяли?

— Зарегистрировано восемь тысяч пациентов, из них подходящих по полу и возрасту — больше двух тысяч. Все они пользуются карточками или портативными текстовыми экранами. Или и тем, и другим.

Все 2000 псевдонемых дружно показали Хиллари язык — поди-ка найди маньяка среди нас! Хиллари мысленно показал им кулак — найду, дайте время.

— Надо выделить двоих оперов на просев информации об этих людях.

— Уже.

Не сказать, что безболезненно, но этот армеец успешно перековался из вояки в детектива. Правда, он дважды просил его уволить из проекта, где кишмя кишат слишком умные киборги.

— Так, теперь об Этикете. Я внимательно слушаю.

Оправив заложенную под погон пилотку, Чак начал прохаживаться из стороны в сторону; давно известно, что ответственные разговоры сидя и стоя не идут, а дипломатические школы для того и созданы, чтоб научить избранных часами чинно сидеть, не курить и подкрепляться одной минералкой, пока решаются судьбы народов и миров, — хотя при таком раскладе впору бегать из угла в угол, орать и стучать по столу кулаком.

— Хил, я полагаю, что Этикет подсиживает меня. Он метит на мое место.

Хиллари сидел удобно и надежно, и лишь потому не упал.

— Боже мой, Чак, что ты говоришь?

— Вот факты, — размеренно шагал по кабинету Чак. — Я связался с Электриком, что караулит этого ихэна, и запросил информацию о звонках в театр. И что мне ответил Электрик? Он ответил, что часть телефонных разговоров — под ключом, а распорядился об этом Этикет. Далее — тот же Этикет отправил моего парня, младшего лейтенанта Бахтиэра из Бэкъярда, с заданием в Тьянга-таун. Я позвонил Бахтиэру — и узнал, что ему поручено организовать запись психофильма для этого щенка, тьянги, захваченного баншерами. Что же получается, Хил? Получается, что Этикет что-то знает о тьянге, но блокирует информацию на всех уровнях!.. Скажи мне — могу ли я после этого называться шефом оперотдела?

— Чак, — тоном психолога, по телефону убеждающего взвинченного подростка отказаться от самоубийства, начал Хиллари, — это я разрешил Этикету работать самостоятельно. Я в курсе того, что он имеет сведения о тьянге, но не считаю нужным раздувать это в проблему. Чак, этот парень…

— Ты хотел сказать — «этот киборг».

— Да; он опытный спец, и не я, а ТЫ назначил его координатором, то есть своим первым помощником в группе… а дублирует его Ветеран, которого, опять-таки, назначил ТЫ. Слушай, это превращается в плохую привычку — ворчать на своих протеже…

— Хил, у нас в штате двадцать семь кибер-демонов из «General Robots», — остановил его Чак. — Поверь, я умею обращаться с этими машинами. Но у нас собрались какие-то шедевры роботехники! Любить они не умеют, любимчиков не имеют — но они все, хором, назвали Ветерана с Этикетом, когда я по обычной процедуре выявлял авторитеты среди них! Это не Я, а ОНИ их выбрали! И знаешь, как они называют Этикета по связи? КАПИТАНОМ!.. Я — старлей, ты — полковник…

— Виртуальный полковник, — напомнил Хиллари.

— Неважно; ты знаешь, что формальное звание для них очень много значит, субординацию они уважают прежде всего, это вбито им в программу. Ну, и кого они будут слушаться в первую очередь? Тебя, потом Этикета, а меня — последним. Хил, упаси тебя Бог взять из армии в новом наборе какую-нибудь куклу по кличке Адъютант из штабных киборгов!.. А то как бы мне не пришлось ему козырять. Это положение становится нетерпимым, Хил… а ты знаешь, что сегодня киборги устроили в своей кают-компании сборище, отключив сеть наблюдения? Что они там обсуждали? Новые приказы Этикета?

— Чак, Чак, — затряс ладонями Хиллари, — не кипятись. Я разберусь с этим, я все выясню…

— Разве что присвоишь мне чин майора, — буркнул Чак, — тогда все пойдет как надо.

* * *

Что касается тинейджеров, то в Городе с ранней молодостью очень строго. Пока человек не станет взрослым, он считается малолетним преступником или потенциальной жертвой маньяков и людокрадов. Поэтому родители по-всякому заботятся о своих детках — то закуют их в браслеты с маркерами, то в ошейники, а то и похуже что придумают; а полиция и фирмы, которые обеспечивают контрольный мониторинг, те рады-радешеньки огрести немного бассов и облегчить себе жизнь. В ответ подростки изощряются вовсю — ну, скажем, покупают имитаторы, чтоб к ним полиция не липла.

Маска всю жизнь — всю вольную жизнь, если быть точным, изображала экстремальное манхло и потому ошейниками не интересовалась. И, как должно быть, к ней привязались легавые.

— Девочка, где ты живешь?

— Сээээр, вы не могли бы оставить меня в покое? — ответила Маска пропитым и прокуренным взрослым голосом. Интонация и тембр были такие натуральные, что патрульный сразу засомневался. По росту и сложению — девчонка, по голосу и прикиду — женщина…

— Прошу прощения, — машинально козырнул он. Бывают же мутанты! На всю жизнь девчонки и приманка для мужчин…

Маска послала ему воздушный поцелуй и двинулась дальше. До надземки она примазалась к компашке тинов, где в молчаливом круге курильщиков мэйджа две девчонки танцевали изломанный, вычурный, психбольничный танец; музыка стоящего на бетоне магнитофона давала ритм, а слова знали все — и подпевали, прихлопывая ладонями по бедрам, песню древнего и славного ансамбля «Гриннин» о полисменах Города, о сэйсидах и обо всех, кому ненавистна веселая молодость:

Маска тоже попела немножко и похлопала танцоркам, даже взяла у парня папиросу — и насосом подкачала воздуха в реактор, чтоб думали, что она курит. Потом она ехала с час по линии, в полупустом поезде — кто среди ночи ездит в космопорт? — злым, грозно рычащим оскалом зубов отпугивая и провожая дальше по вагону ночных приставал. В порту она полюбовалась из-за прозрачной противолучевой перегородки стартами кораблей, а затем выбрала себе укромную, затененную кабинку, откуда можно без помех звонить и своему парню (которого у Маски не было), и в полицию… и своему старинному любовнику, чтоб черт его напополам разодрал.

Конгрессмен Джолион Григ Ауди (для близких друзей — просто Снежок) располагался ко сну. Парламентская сессия, заседание морально-этической комиссии, фуршет в клубе, коктейль у добрых знакомых — пора и отдохнуть, наконец!.. И тут звонок. Надо, надо снять трубку — ведь звонят по личному, мало кому известному номеру трэка; это может быть и важный разговор… Так оно и оказалось.

— Снежок, милый, как я по тебе соскучилась!..

Вот те раз. И не называет себя, сволочь. Снежок быстро перебрал в уме всех подружек, с кем он имел счастье развлекаться тайком от Дорана (Боже, сделай чудо, напусти на стервеца Дорана слизистую болезнь или фэл!), но этот голос… столь знакомый… чей?

— Ээээ, я не понял — кто говорит?..

— Как?! Ты не помнишь свою куколку, свою нежную малютку Путти?..

Сердце у Снежка — импозантного, солидного, третий раз подряд избранного в конгресс от Басстауна темнокожего политика — оторвалось и провалилось вниз, куда-то в таз, ближе к мочевому пузырю. Путти. Его самое тайное сокровище, кибер-дитя, навеки замерший перед цветением бутон любви с огромными глазами и тонким, хрупким телом… жемчужина, похищенная хакерами три с лишним года назад. Не может быть. Нет. Мертвые не возвращаются. Ее же разобрали на детали!

— Скот поганый, — шипел неповторимый голос Путти, — что, вспомнил?.. Я могу по-другому напомнить — всю память про наши с тобой дела скопировать на диск и отослать на телевидение. А? Ты хочешь этого? Оооо, ты молчишь! Молчание — знак согласия?..

Нет, только не это. Карьера, престиж, положение — все в клочья. Да, Путти — не человек и даже не разумное существо, но представить, что Доран комментирует кадры, снятые ее глазами, где ты, Джолион Григ Ауди — неглиже, говорящий такое, что можно услышать лишь в худших притонах… Это конец, всему конец. Избиратели, это грязное быдло, не простят ему ТАКОЙ кибер-любви — а что скажут в конгрессе?!

— Крошка, — Снежок попытался подействовать авторитетом хозяина, — ты же не хочешь, чтобы мне стало плохо?.. Я ЗАПРЕЩАЮ тебе рассказывать о нас с тобой! ЭТО ПРИКАЗ!..

— А о других твоих проказах — можно? — прощебетало дитя, и вновь голос ее стал неумолимым. — Нет, гад, ты за все заплатишь. Ты понял? Я теперь другая, я тебе не подчиняюсь. Я ХОЧУ, чтобы ты вспомнил все! Все! И чтоб тебя корчило от этого! Подонок, ты испоганил всю мою жизнь! Всю мою память! Что я могу вспомнить — только тебя, тебя, гнилую паскуду, твои лапы и твою пасть! Это теперь — мое детство! Навсегда!.. Ты специально сделал меня такой, по заказу; ты думал, я всегда буду твоей уютной девочкой — а я стала другой!..

— Сколько? — безнадежно спросил Снежок, свободной рукой включая определитель номера. Космопорт. Там — сотни кабин…

— А, ты всегда был умненький. Ты понял… Мне нужно двенадцать тысяч.

— Сразу не смогу. Частями, по четыре тысячи.

— Ладно. Чеки будешь выписывать на номер 521004100000-89963555. Через City Bank. Первый чек должен быть обеспечен завтра к 10.00, остальные — каждые 24 часа. И не вздумай…

— Не учи меня, стерва.

— Уууу… а я надеялась, ты хоть извинишься за старое…

— Не перед кем. Как бы ты ни кривлялась, крошка, ты осталась тем, чем была. Теперь мы с тобой — в деловых отношениях. Следующие двенадцать тысяч я использую, чтоб уничтожить тебя; так что не надейся доить меня и дальше.

— 521004100000-89963555, — повторила Маска, — запиши в память, если уже не догадался. А ведь ты боишься меня, Снежок… Ты трус, как и все подонки. Бойся, бойся — мне только этого и надо, чтоб ты не думал, что можно играть в куклы безнаказанно. Тебя еще выведут на чистую воду с твоими милыми привычками. А я буду хлопать в ладоши.

Ответить Снежку она не дала, бросив трубку.

* * *

Вечером Лильен послали за сжатым кислородом для Рыбака; в проводники Звон навязался сам собой, как тень за человеком. Хруст, Валет и Таракан, увидев его уже со второй, еще более классной девчонкой, решили, что хватит тут цыплят высиживать и что завтра Звон сам с большим присвистом расскажет, какая чем хороша. Пока же Звон устроил распродажу для одной Лильен, и ей пришлось, неумело и осторожно жеманясь, слушать, на каком углу кого избили, какие тут на семь узлов отвязанные парни, кто какой дурью знаменит, где самые-самые танцы в округе и какой он тут главный генерал. Если поверить на слово — ей жутко повезло, что она именно с ним связалась, а не с каким-то дешевым обмылком.

Киборги не спят. Но после возвращения Лильен и Звона из похода в аптеку стало ясно, что сегодня семье Чары придется дружно и убедительно изображать сон. После ужина Рыбак заметно посерел и стал тяжел на подъем; вдобавок он чаще, чем на кого-либо, поглядывал на Гильзу. Наконец он заявил, что дежурная койка у Стика Рикэрдо наверняка уже занята, до своего логова ему не доползти, а дышать стало трудно — короче, парень вежливо напрашивался на ночлег.

Вытолкать из дома Звона удалось лишь долгими терпеливыми уговорами с примесью угроз Косички и клятвенных обещаний никаким другим парням не доверять. Кое-как застелили три разномастные кровати — больше в квартире не было, — а дальше начался цирк для одного зрителя; пока Рыбак свежел и розовел, глотая из баллончика живящий газ, все имитировали зевоту, потягивались и готовились бай-бай, в то же время оживленно обсуждая по радарам план первого сражения своей войны.

— ИМ МАЛО НЕ ПОКАЖЕТСЯ! — возбужденно тараторила Коса. — ПОГЛЯДЕЛА БЫ Я НА ИХ РОЖИ, КОГДА МЫ ЭТО СДЕЛАЕМ!.. ЧТО СКАЖЕШЬ, МАМА?

— НУ ЧТО Ж, ЗАДУМАНО НЕПЛОХО, — сдержанно одобрила Чара. — МЫ ДОЛГО ПРЯТАЛИСЬ; ПРИШЛА ПОРА ИМ ПОКАЗАТЬ, НА ЧТО МЫ СПОСОБНЫ — ПУСТЬ НЕ ДУМАЮТ, ЧТО МЫ БЕЗЗАЩИТНЫ И УМЕЕМ ТОЛЬКО ГОРЕВАТЬ!.. КОСИЧКА, ЗАВТРА ВЫ С РЫБАКОМ — И ЗВОНА С СОБОЙ ПРИХВАТИТЕ, ОТ НЕГО И ВПРЯМЬ ЗВОН В УШАХ — ПОЕДЕТЕ В БЭКЪЯРД, ОСМОТРЕТЬСЯ НА МЕСТНОСТИ.

— ЕСЛИ НЕ УСПЕЕМ — МОЖНО, МЫ ЗАНОЧУЕМ ГДЕ-НИБУДЬ? РЫБАК СКАЗАЛ, ЧТО ЗНАЕТ НАДЕЖНЫЕ ВПИСКИ…

— МОЖНО, НО ОБЯЗАТЕЛЬНО ПОЗВОНИ МНЕ — ГДЕ И КАК ВЫ УСТРОИЛИСЬ. ГИЛЬЗА, ЗАВТРА ПОСЛЕ ОБЕДА У НАС УЖЕ ДОЛЖЕН РАБОТАТЬ «ЧЕРНЫЙ» ТЕЛЕФОН.

— Я СДЕЛАЮ, МАМА.

— ЗАОДНО ЛИЛЬЕН ПОУЧИШЬ ЕГО СТАВИТЬ. ДА, ЧТОБЫ ВЫ ЗНАЛИ — Я СВЯЗАЛАСЬ ЧЕРЕЗ РЕЗЕРВНЫЙ КОММУТАТОР С МАСКОЙ НАСЧЕТ ДЕНЕГ; ОНА ОБЕЩАЛА ДОСТАТЬ СРАЗУ МНОГО, ТАК ЧТО — НИКАКИХ КРАЖ И НИКАКИХ ШТУЧЕК С БАНКОМАТАМИ; СЕЙЧАС НАМ МЕНЬШЕ ВСЕГО НАДО ПРИВЛЕКАТЬ ВНИМАНИЕ ПОЛИЦИИ.

— УУУ, ТЕПЕРЬ ПАПУЛЯ ФЕРДИНАНД НАЧНЕТ ИСКАТЬ НАС!.. И ПОПЫТАЕТСЯ РАЗУБЕДИТЬ.

— НА ЕГО ВЫЗОВЫ НЕ ОТВЕЧАТЬ! НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ, — категорически отрезала Чара. Только отца здесь не хватало с его рассуждениями о добре и мире.

Ночь наступила — но покой в квартире установился не сразу; единственный живой, Рыбак, никак не укладывался — то привязался к Гильзе с предложением поставить здесь подержанный кондиционер, и разговор о свежем воздухе непринужденно перешел в тягостную, путаную исповедь часа на полтора (исповедь слушали все), то шаркал в темноте, то пил воду, то его понесло в туалет. Наконец ночь его одолела, и он заснул.

Лильен раньше не притворялась спящей. Босиком или в тихих мягких тапочках она беззвучно скользила по личным апартаментам певицы, наводя порядок, считывала перечень дел на завтра с электронного блокнота — и шла в свой уютный маленький «мертвятник», полежать в отключке до 05.00, когда надо будить хозяйку и нежно — «Детка, о встрече с Мак-Клайдом тоже можно сказать НЕЖНО, чтоб не трепать мне нервы!» — напоминать о предстоящих визитах, репетициях и раутах. Режим мышления она ночами не использовала — незачем. Поставить себя на таймер — и лежать… без снов, без мыслей, как лежит ковер в скатке или мясо в морозильнике. Лишь однажды она задумалась о команде 101 — перед тем, как хозяева возили ее на тестирование. Как это будет — полное самостоятельное отключение?.. Набрать 101 — и ни зрения, ни слуха, ничего. А роботехник с порта под ключицей входит в покоящийся мозг, прозванивает связи, проверяет память, вычищает вирусы. Сама ты вернуться не можешь, разум тебе возвращает роботехник.

Сейчас ей это казалось ужасным. Никогда, никогда — повторяла она на манер заклинания. Я не отдамся им по доброй воле. Только «Взрыв»… если нет другого выхода. Дымка сделала «Взрыв», а до нее — Чайка, Чехарда, другие парни и девчата. Значит — можно. Это последнее оружие двенадцатой расы — отказ от мира, который хочет снова сделать их безмозглыми, холодными, бесчувственными куклами. Лучше умереть, чем быть вещью и жить по вложенной программе.

По таймеру — двух суток не прошло, как она стала человеком, а сколько она узнала нового и интересного! Она, как равная, знакомилась с людьми — и они не были для нее одинаковыми; одни нравились, другие настораживали, третьи удивляли. Не успела она приглядеться к Гребешку, как появился Звон, такой чудной, а с ним — странный, пока еще загадочный и таящий в себе массу неожиданностей мир улиц Города… Нет, пожалуй, не надо со Звоном заигрывать. То, что он рассказывал ей, очень уж похоже на сказки Гильзы о принцессах; что-то в его словах сквозит такое… выдуманное. Но она ему нравится, это уж точно. Иначе стал бы он за ней так увиваться! И это тоже странно — эта любовь. У Эмбер что ни песня была — то любовь, а что это, как оно выглядит — неясно. Поцелуи, объятия, взгляды — это все внешнее, а что в это время происходит внутри человека, в мыслях?.. То парень за девушкой ходит хвостом, а то наоборот. Главное для них — любить, говорить, видеть друг друга. И никакой выгоды, одно расстройство, слезы и терзания в разлуке. Странно, как странно… надо это исследовать, понять… Что такое — «любить»? например, люблю ли я Эмбер? Да, наверное. Она хорошая, хотя порой и резкая. Любимый — тот, кто для тебя хороший. Но я бы не стала просто так, без команды и по собственной инициативе, целовать ее. Значит, я недостаточно ее люблю. Может быть, любовь имеет свои степени, уровни влюбленности? Скажем, как голос — шепот, тихий голос, нормальный, громкий, крик…

— СПИ, — в шутку приказала лежавшая с ней Косичка, — СПИ СЕЙЧАС ЖЕ!

— Я ДУМАЮ О ЛЮБВИ.

— ООО, КАК ТЫ ЗАГОВОРИЛА!.. ОН ТЕБЕ СИЛЬНО НРАВИТСЯ?

— МНЕ КАЖЕТСЯ, Я ПОКА ЕГО СЛАБО ЛЮБЛЮ, — не разобравшись в своих чувствах, Лильен решила быть сдержанной в оценках и не спешить с выводами. — НО ГОВОРИТЬ С НИМ ИНТЕРЕСНО. МНОГО УЗНАЕШЬ.

— НУУ, ЭТО НЕ ТО… ЛЮБИМЫЙ — ЭТО НЕ ИСТОЧНИК ИНФОРМАЦИИ, ЭТО…

— ЧТО — ЭТО?

— В ОБЩЕМ, НАДО НА НЕМ СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ. ПОЧАЩЕ О НЕМ ДУМАТЬ — КАКОЙ ОН КРАСИВЫЙ И МИЛЫЙ. И ОН ПОСТЕПЕННО ПОНРАВИТСЯ.

— ЗАЧЕМ ОНИ НАС ЛЮБЯТ? — перебила ее Лильен. — КАКОВА ИХ ЦЕЛЕВАЯ МОТИВАЦИЯ?.. ОТВЕТЬ!

Косичка зафонила, словно ее радар с ума сошел. Возможно, это был смех, а может — замешательство. Она перешла на акустическую связь — то есть на шепот.

— Ишь ты… Это у них от природы; Иисус-Кришна-Будда им так велел — ну, и чтоб людская популяция не сокращалась.

— Я знаю — но функция воспроизводства для них не главная, раз они ею пренебрегают? Любовь важней?

— Куда как важней!.. Это… сама прикинь — в Городе сто миллионов народу, а ты видела, чтоб они на улицах все разговаривали между собой, смеялись?.. Нет? То-то же. Их слишком много, чтоб жить, как мы, в семье. Они все разные и боятся друг друга — вдруг этот другой обидит, не поймет, оскорбит. А пообщаться хочется. И чтобы собеседник или там партнер был честный, добрый и красивый. Вот они и мучаются — и хотят с другим быть ближе, и страшно им. И если найдется такой человек, что подпустит к себе и кусаться не станет, они просто счастливы. Это называется — дружба. Это вроде начала любви.

— А потом, — зловеще зашептала Гильза со своей постели, — они целуются и обнимаются, чтобы быть ближе некуда, как вы сейчас. Кончайте там шептаться, Рыбака разбудите. НАШЛИ ВРЕМЯ ТРЕПАТЬСЯ…

— ЖИТЬ НАДО, КАК В ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ, — ВЕДЬ МЫ ЖИВЕМ В ЛАБИРИНТЕ СМЕРТИ, — отбрила Косичка сестру и, чтоб той стало скучно, обвила Лильен руками за шею и звучно поцеловала ее. — Ты никогда со Звоном не целуйся, чтобы он не понял, кто ты, — а со мной можно.

Для Лильен это было почти откровением; это не сценическая имитация, не запись клипа хозяйки, когда та двадцать дублей кряду целовалась с изящным напарником, а потом ругалась, пока визажист поправлял губы, — это произошло с ней самой, вне программы, вдруг, по непонятному порыву Косички; сенсоры зарегистрировали параметры необычайного прикосновения, но сумма ощущений была сильнее цифр, и данные ЦФ-6 слились в эмотивном блоке мозга в новое чувственное понятие, даже — радостное открытие.

— Еще раз, пожалуйста, — попросила она. — Повтори. Это приятно.

— Теперь ты, — улыбнулась Косичка.

— НАЧАЛОСЬ, — угрюмо помаячила радаром Гильза, перекладываясь с боку на бок, к ним спиной; тут и Рыбак со стоном заворочался, а Чара предостерегающе приподнялась на локте.

— ТССС. ОН МОЖЕТ ПРОСНУТЬСЯ.

Ночь наполнила Город прохладой и тьмой; с заходом Стеллы и появлением звезд в Городе стало меньше злобы и непонимания, которые держали людей на дистанции — одни люди похорошели оттого, что спали, другие — оттого, что ночь позволила им, не тая свою любовь, быть щедрыми и нежными. В Городе, похожем сверху на огромный плоский ячеистый нарост на теле планеты, царили покой и любовь — как мало времени отводит жизнь на то, о чем мечтают люди!.. Но напряжение дня не схлынуло — оно лишь отступило, попятилось перед властной поступью ночи, спряталось в своих укрытиях; суета дня из живого шевеления стала движением машин на автострадах, образов на экранах, а иногда совсем уходила в мертвый цифровой мир сетевых сигналов — и операторы на третьем этаже корпуса в Баканаре словно вросли в машины, слились нервами с перчатками и шлемами, ушли в переплетение оптических и электронных кабелей; тела их лишь слабо двигали пальцами, а души витали в виртуальном подпространстве Города, порой взлетая в заоблачный мир и вновь обрушиваясь со спутниковых антенн вниз, в базы данных и узловые системы в поисках тайных коммутаторов Банш и маньяка, называющего себя F60.5. Глаза лейтенанта Чака Гедеона, став тысячеглазым пучком, пристально изучали этот подозрительный Город — и только тайна молчания пока хранила своевольных кукол от слов: «Группа усиления — по машинам! „Морион“ и „Сардар“, взлет сразу после погрузки!» Ночь была готова ворваться в день гулом «флайштурмов»…