У киборгов с опытом взаимодействия есть прекрасно развитое «чувство локтя», и память у них превосходная, в том числе на отдаленные события. Например, они отлично помнят свою первую учебную команду, в составе которой на полигоне и тренажерах «General Robots» они отрабатывали двигательные реакции и программы адаптации. Помнят они и кибер-коллектив первого места службы; для военных киборгов это как бы вторая по счету учебная команда, потому что без специальных навыков ни на маневры, ни в боевую обстановку «железных ребят» не допустят. Потом с киборгами бывает всякое — кого передадут в другую часть, кого сдадут в тыловое обеспечение, кого вообще спишут на «гражданку» по программе замены киборгов дистантами — и пути-дороги их расходятся… но это лишь на первый взгляд.

Люди любят вкусную еду, а киборги — достоверную информацию. Чем сложней поставленные перед ними задачи, тем больше данных им нужно для правильных выводов и выбора тактики. Действовать наугад и наобум киборги терпеть не могут. А люди считают, что киборги должны знать лишь «от и до», не больше. Как быть? Вы угадали, надо раздобыть информацию в обход людей-хозяев.

И вот киборг, служащий где-нибудь в криминальной полиции, снимает трубку (или — присоединяется к Сети через порт) и связывается со своим бывшим сослуживцем по Звездной пехоте, ныне кибер-секретарем какого-нибудь высшего чина Минобороны. Номер телефона и код допуска для него — не секрет. Мало того — старый знакомый, разыскав его через третьих и четвертых лиц (и эти лица — не люди), доверительно сообщил, какая линия защищена от прослушивания. А соединяет их кибер-связист, тоже чей-то знакомый. Да-да, всюду протекция, знакомства, и у киборгов — тоже.

На случай перехвата сеанса связи оба собеседника пользуются каким-нибудь мудреным аудио-тональным кодом — и код этот тоже не людьми придуман. Люди обучают киборгов групп усиления секретности и электронной криптографии — и киборги, с молчаливой благодарностью приняв науку, совершенствуют ее на свой лад.

Именно так Электрик из театра «Фанк Амара» связался с Этикетом, находившимся на базе Бэкъярд. В звуковом диапазоне это выглядело как пересвист двух птиц. На самом же деле это был очень серьезный разговор.

— Капитан, это Электрик. Важное сообщение. Сейчас я перехватил связь лейтенанта Чака со студией Дорана.

— Суть дела, коротко.

— Речь шла о передаче «NOW» в 09.00. Имеется в виду та часть передачи, где выступала кукла из Банш. Чак требовал от Дорана информацию о месте встречи с куклой, планы таких встреч на будущее и дополнительные сведения. Доран отказал наотрез. Чак сослался на ответственность перед законом. Доран заявил, что повторное требование он будет считать грубым давлением на независимое телевидение и прибегнет к помощи адвоката, а кроме того — обнародует факт давления. Также Доран заявил, что считает своим гражданским долгом расследовать работу проекта «Антикибер» до конца. Это все.

Этикет не отвечал. Его Giyomer A75 работал в бешеном режиме, то и дело обращаясь к памяти. Картина вырисовывалась угрожающая.

Он тщательно вспоминал слова Хиллари:

*** ОНИ ГОТОВЫ ПОГУБИТЬ ЛЮБОЕ НАЧИНАНИЕ, ЛИШЬ БЫ СНЯТЬ СЕНСАЦИОННЫЙ РЕПОРТАЖ. ЭТО ПСИХОПАТЫ, И ДОРАН НЕ ИСКЛЮЧЕНИЕ.

*** ТОЛЬКО СТРАХ И УГРОЗА ЖИЗНИ — ПРИЧЕМ В ПРЕДЕЛЬНЫХ ФОРМАХ — МОГУТ ЕГО ОСТАНОВИТЬ. ТОЛЬКО МАКСИМАЛЬНО ЖЕСТКОЕ ДЕПРОГРАММИРОВАНИЕ

*** ЭТИКЕТ, ЧТО ТЫ БУДЕШЬ ДЕЛАТЬ, ЕСЛИ ПРОЕКТ ЗАКРОЮТ? …СОСТОИТСЯ ПОДКОМИССИЯ; СО ССЫЛКОЙ НА ДОРАНА КОНГРЕССМЕНЫ СКАЖУТ, ЧТО МЫ МАЛО ЛОВИМ БАНШЕРОВ И МНОГО ТРАТИМ ДЕНЕГ, И ЗАРЕЖУТ НАС.

«Проект под угрозой, — суммировал Этикет. — Мы все под угрозой, включая Хиллари и человеческий персонал. Надо срочно принимать меры. Надо ли советоваться с Хиллари? Не надо. Справимся сами. Хиллари ничего не должен знать, чтобы в случае разоблачения ответственность не легла на него».

Все это — привлечение памяти, анализ, поиск возможных форм действия — заняло у Этикета минуты две-три.

— Электрик, благодарю за информацию. Свяжи меня со студией Дорана.

Пока устанавливалась связь, Этикет выбрал голос, каким говорить. Голос принадлежал боевику партии, убитому (это он точно знал) в стычке с сэйсидами семь с лишним лет назад.

— Это Доран? Это точно сам Доран? (Точно, сам — Этикет проанализировал голос.) Отлично. Я видел передачу в девять утра. У меня есть кое-что новое о Фанке, директоре театра. Нет, только при личной встрече. И никаких телекамер, я не хочу светиться. Говорить буду с тобой одним, с глазу на глаз. Сегодня, в два часа. Мы встретимся… — и Этикет подробно описал место встречи — пятый этаж весьма непрестижного дома в Басстауне, квартира с окнами во двор-колодец. Наивно думать, что киборги из спецслужб не знают адреса запасных, законсервированных явочных квартир и тайников, за которые — хоть год потей над счетами — не узнаешь, кто платит.

Договорившись с азартно заинтересованным Дораном, Этикет через радар связался с Принтером:

— У НАС ЕСТЬ НА БАЗЕ МАШИНА-ФУРГОН. ЕЕ НАДО БЫСТРО ПЕРЕКРАСИТЬ И ОФОРМИТЬ КАК АВТОМОБИЛЬ СТРОИТЕЛЬНО-РЕМОНТНОЙ ФИРМЫ С ВЫМЫШЛЕННЫМ НАЗВАНИЕМ И РЕКВИЗИТАМИ. НАЙТИ ТРИ КОМПЛЕКТА КОМБИНЕЗОНОВ, КОТОРЫЕ НОСЯТ РЕМОНТНИКИ. ЗАКАЗАТЬ В АРЕНДУ НА СУТКИ ЛЕТАЮЩУЮ МОНТАЖНУЮ ПЛАТФОРМУ ДЛЯ ВЫСОТНЫХ РАБОТ.

— НАЗВАНИЕ ФИРМЫ? — спросил Принтер.

— ЧТО-НИБУДЬ НЕБРОСКОЕ. НАПРИМЕР, ARCHILOOK.

* * *

Фердинанда мучила депрессия, Фердинанду не хотелось жить. Он ощущал, что его накрывает незримым куполом пустота. Ему никто не звонил, никто не заглядывал на его личный регион в Сети — не с кем было словом перемолвиться, а сам выходить в Сеть он боялся. Теперь он всего боялся.

Мир обезлюдел. Это страшно, когда ты остаешься один в стомиллионном Городе. Жизнь кипит, вокруг ходят люди, но ни одно лицо не встречается дважды — они прошли, и нет их, и никогда их больше не увидишь, словно и не живешь ты, а наблюдаешь чужую жизнь из замкнутого пространства своего черепа. Проносятся и исчезают разноцветные машины. Бесконечной лентой струятся они по шоссе — и даже лиц тех, кто управляет ими, не разглядеть. Кто они? Куда едут?.. Город дышит, Город шумит, не смолкая. До тебя доносятся обрывки разговоров, слова — бессмысленные, повисающие в воздухе, а сам ты молчишь уже четвертый день.

Фердинанд жил один и работал один, дома. Получал по Сети задания, выполнял их и так же, через Сеть, отправлял работодателю. Деньги ему тоже переводили в банк по Сети, по Сети же он заключал контракты, по Сети обзаводился знакомствами, болтал с друзьями — безмолвно, едва шевеля пальцами, вжившимися в чувствительную ткань сенсорных перчаток. Только в голове звучали мысли, раздавалось эхо несказанных слов. И разом все исчезло. Никого. Мертвый экран, единственная, словно замершая, надпись: «На ваше имя сообщений нет».

И не будет.

Карантин.

Не паникуя, не сговариваясь — все давно условлено — люди Банш, борцы за свободу киборгов, втянули свои виртуальные щупальца в глубь машин, заморозили коммутаторы, остановили поиск мишеней для своих «гарпунов». Надо переждать и помолчать, пока оперотдел проекта «Антикибер» — вернее, группа сетевого розыска, сразу после выпуска «NOW» наверняка поставленная на боевое дежурство, — не прекратит тотальное слежение. Потом, позднее, когда в сетях начнется обсуждение события, и разговоры о декларации Маски затеряются в тысячах им подобных, баншеры вновь оживут и найдут друг друга условными фразами. Но его, Фердинанда, долго будут избегать как зачумленного. Потому что это ЕГО семья додумалась до объявления войны — и Хиллари Хармон не успокоится, пока не раздавит ее.

Нет, лучше не думать об этом…

Фердинанд всегда работал неподвижно, сросшись проводами и оптическими волокнами с машиной; один глаз читает с шлема, другой с экрана, и никакой диссоциации сигналов — а к многослойному расщеплению мира в глазах он привык. Таймер напоминал ему, когда надо идти есть. И в прежние времена Фердинанд не баловал себя лакомствами — лишь иногда, чтобы возбудить угасающий аппетит, он покупал чего-нибудь вкусненького; с некоторых пор сама мысль о пище стала вызывать у него тошноту, но он вставал и силой заставлял себя что-нибудь пожевать. Он перешел на брикеты — они проще и удобней, и угол кухни у него был завален пестрыми упаковками и столбиками пакетов из-под белкового коктейля. Поев, Фердинанд садился на подоконник и часами созерцал трассу, пролегающую где-то далеко внизу, с быстро движущимися по ней плоскими коробочками автомобилей. Это напоминало ему о структурировании разнородных информационных сигналов, и он пытался вычислить алгоритм появления красного или желтого пятнышка и закодировать сигнал. Порой Фердинанду казалось, что он близок к помешательству. Пустота затягивала его, по ночам ему снились кошмары — черные люди беззвучно выбивают двери и идут по коридору к спальне, все ближе, ближе… Фердинанд кричал и просыпался, долго сидел в темноте с торопливо бьющимся сердцем, не веря в саму возможность пробуждения, а потом начинал прислушиваться — и казалось ему, что кто-то тихо открывает дверь снаружи, открывает, входит… И опять крик — это новый кошмар. Он переходит в день, он перетекает в жизнь, и невозможно от него избавиться, как невозможно повернуть время вспять.

Куда идти? В полицию? К психоаналитику? А что он скажет там? «Я, Фердинанд, — вы понимаете, что это псевдоним? — последние двенадцать лет жил двойной жизнью. Я угонял и укрывал киборгов. Я написал великолепную пиратскую программу ЦФ-6, полностью изменяющую сознание и оперативную память мозга — хоть класса А, хоть класса В; вы понимаете, что я говорю не о человеческом мозге? — и распространял ее. Я — баншер, а теперь меня выслеживает Хиллари Хармон из армейского спецпроекта, а мои киборги разбежались и не подают вестей. Они хотят драться и убивать боевых киборгов, а я не хочу войны. Я ненавижу насилие, но я боюсь, что оно коснется меня. Я не хотел этого, не хотел… И-К-Б, спаси меня! Спаси, сохрани и помилуй!»

И так молча, день за днем. В комнате стоит сизый дым. Фердинанд бросает недокуренную сигарету, идет, полощет рот холодной водой, умывается — фффу, вроде полегче стало…

Который день он вот так ходит от стены к стене в клетке своей квартиры. Неопределенность угнетает страшнее всего; начинаешь изводить себя какими-то химерами, вести мысленные диалоги, воображение разыгрывается до невозможных пределов, и нет такой кары, которая, как тебе кажется, не обрушилась бы на твою голову. Ожидание боли сильнее самой боли. Говорят, что если возбужденному человеку скажут, что сейчас до него дотронутся раскаленным прутом, а потом касаются холодным — на коже у него появляется ожог…

Фердинанд смотрел все информационные передачи и то впадал в отчаяние, то вдруг обретал надежду и начинал верить в благополучный исход. До сегодняшнего утра. Это несомненно была Маска. Боже! Что она говорила! Никогда, никогда он, Фердинанд, даже словом не обмолвился ни о чем подобном. Он уже видел, как Хармон потирает ладони и с насмешкой заявляет: «Киборги перешли к открытому террору. Только наш проект может успешно противостоять их агрессии, но нам нужны силы и средства. Свободный допуск в любые сети, полный контроль над информацией. Банш опасна для нации — развяжите нам руки!»

Фердинанд вдруг понял, что он устал, страшно, смертельно устал, как не уставал даже два с лишним года назад, когда дни и ночи без сна и отдыха дописывал ЦФ-6. Ему показалось, что он стал старым и никому не нужным. Его дети, в которых он вложил столько труда и сил, всю свою неизрасходованную любовь, которых он взрастил и выпестовал, чтобы они несли откровение в Новый Мир будущего, стали самостоятельными и бросили его, забытого и опустошенного, с его наивными мыслями и разбитыми идеалами.

Он сидел в рабочей комнате, она же холл, она же библиотека и телевизионная, уронив руки между колен, и смотрел, как в узкой термокамере скручиваются и спекаются в черно-коричневые комочки дискеты. Когда стопка подходила к концу, он брал новую; их было еще много — их надо было все сжечь. Это были его деньги, его бессонные ночи, его напрасно прожитые годы, его мысли и открытия. Он не плакал, а только безостановочно раскачивался на стуле. Будущего нет. Его пожирал незримый огонь в термокамере. На душе Фердинанда багровым пятном вспухал ожог…

* * *

Федеральное Министерство обороны занимало на юго-востоке Синего Города обширнейший квартал, называемый гордо и сурово — Айрэн-Фотрис. Когда-то, при основании столицы, здесь стоял лишь скромный серый (под цвет армейской формы) административный корпус и рядом — центр космической связи, но по мере того, как Федерация расползалась от звезды к звезде, рос и Айрэн-Фотрис, и теперь это был настоящий город в Городе — с развязками автотрасс, со своей монорельсовой надземкой, со своими аэродромами, магазинами, почтой и полицией, не говоря уже о службе безопасности, опоясавшей Айрэн-Фотрис двумя кордонами по земле и контролирующей его с воздуха. Над улицами и строениями Айрэн-Фотрис доминировали трехсотметровая ажурная башня связи и зеркальный слиток здания Генштаба; с высоты была еще видна чаша радиотелескопа размером со стадион — военный космофлот, патрулирующий подступы к планете и вообще всю сферу жизненных интересов, нуждался в приказах, чтобы Дегейтеры межпространственных линкоров были нацелены туда, куда следует. За последние сто лет Федерация провела шесть победоносных звездных войн, не считая мелких вооруженных конфликтов, а если из ее состава при этом выпали Мегара и Арконда, то не по вине военных, а по недосмотру политиков. Сейчас шла планетарная война на Аркадии — подразделения федеральной армии под надзором высших цивилизаций внедряли правильные рыночные отношения в этот мир наркобизнеса — так что отдыхать генералам из Айрэн-Фотрис было некогда. Как они отсюда помогали Звездной пехоте прочесывать дремучие аркадские леса, сказать было трудно, но режим секретности здесь соблюдали свято.

О режиме Хиллари вспомнил, когда влетел на своем флаере в первую охраняемую зону. Поглядев на то место, где раньше стоял терминал, Хиллари включил световую сигнализацию — «Иду без связи», про себя проклиная мохнатого вора и надеясь, что у военных есть четкие инструкции на все случаи жизни, и его не собьют ракетой «земля-воздух», не попытавшись разобраться, кто он такой.

И точно, наперерез ему вылетели два юрких «тандерболла», и он стал с ними объясняться на пальцах. Наконец пилотам это надоело, и они, промаячив ему «Следуйте за нами на посадку», зарулили к ближайшей башне; Хиллари не стал спорить.

Офицер службы безопасности и два младших чина с карабинами Т-15А выглядели очень решительно. Хиллари тяжело вздохнул и вылез им навстречу.

— Кто вы? Почему не отвечаете на запрос? За самовольное нарушение охраняемой зоны Айрэн-Фотрис вы можете быть привлечены к уголовной ответственности по статье…

— Не трудитесь, офицер. Я Хиллари Хармон, шеф проекта «Антикибер», вызван в сектор GM — это легко проверить. У меня нет терминала, в этом вы можете убедиться лично. Вот мой служебный паспорт.

— Тот самый Хиллари Хармон? — вдруг расцвел безопасник. Вот этого Хиллари ожидал меньше всего; безопасники всегда были корректны и солнечными улыбками не злоупотребляли. — То, что вам испортили флаер, уже весь Город знает. А этот лохматый придурок точно у вас работает или его Доран придумал? Мы тут поспорили…

— Давайте поскорее, — холодно попросил Хиллари, — меня ждут.

— Да, я понимаю, — безопасник вновь посерьезнел. — Война киборгов…

Солдаты с интересом поглядывали на него, и Хиллари понял, что он благодаря Дорану стал популярной личностью и о нем болтают все, кому не лень. Никогда он не задумывался об известности, и теперь шумная слава показалась ему досадной и ненужной. Многие из кожи вон лезут, чтоб хоть минуту побыть на виду, а Хиллари сильно захотелось вернуться назад, в тень, во мрак безвестности — что за удовольствие, когда в тебя все будут тыкать пальцем — «Это тот самый Хармон, у которого флаер угнали». Но портить отношения с безопаской он не стал — пока офицер осматривал флаер, Хиллари сквозь зубы подтвердил, что Гаст действительно работает в проекте, а вот насчет войны киборгов Доран наврал, кишка тонка у баншеров тягаться с армией.

У него проверили паспорт, убедились насчет вызова к генералу — раз уж посадили, надо всю процедуру выполнить — и, выделив ему воздушный коридор, вызвали «тандерболл» сопровождения. Расстались они почти друзьями.

Ни один шпион не догадался бы, что за навевающей зевоту табличкой «Сектор GM. 2-е резервное отделение материально-технического обеспечения и рационализации тыловых и вспомогательных служб наземного базирования» (помрачающая рассудок аббревиатура C-GM 2-РОМТОРТВСНБ красовалась и на бэйдже, и на документе, удостоверявшем полномочия и личность Хиллари) скрыт целый микромир во главе с царем и богом — генералом Гортом. Коридор, двери — «Архив C-GM», «Отдел 4012», «Отдел 4013»… Наконец — «Приемная». За этой дверью, у входа в святилище, сидел адъютант Тайтус Гердзи, быстро перебирая пальцами по клавиатуре; услышав звук открываемой двери и шаги, Гердзи инстинктивно вскинул голову — но не улыбнулся, как обычно.

— Здравствуй, Хил.

— Доброе утро, Тито, — Хиллари присел на стул рядом, — какие новости?

Адъютант Гердзи был на пару лет младше Хармона. Аккуратный, с ровной кожей, он на диво гармонично сочетался и с офисной мебелью, и с песочно-серым мундиром. Глубоко посаженные карие глаза, в общем, не портили его внешности, а нос с тонкой переносицей и едва заметной горбинкой с лихвой искупал этот мелкий недостаток. Кроме того, что Гердзи свежо и гладко выглядел в любое время суток, он был вежлив, тактичен, знал абсолютно все, включая самые последние слухи и сплетни Айрэн-Фотрис, был точен, исполнителен и неутомимо работоспособен. Такое сочетание качеств — изрядная редкость; ясно, что Горт присмотрел этого парня где-то на нижнем уровне и похитил, как Зевс — красавца Ганимеда. Найти такое сокровище в Городе, среди сотен и сотен тысяч сутулых и бесконечно усталых блеклых особей, напоминающих своей худобой и бледностью растения, выращенные без света, — большая удача. Хиллари сразу понравился шустрый новый адъютант, но сманить его в проект Горт никогда бы не позволил, и Хиллари стал потихонечку прикармливать Гердзи; он дарил ему на Рождество дорогие авторучки и навороченные ноутбуки (ничего личного, все для службы), а года полтора назад, находясь, как и сейчас, в бешеной запарке, отдал свой абонемент в элитарный клуб здоровья. Подарком Гердзи распорядился чрезвычайно умно, что еще раз доказывало его дарования — познакомился там с дочерью известного промышленника и конгрессмена; такой изящный ход Хиллари, под завязку занятому виртуал-тестингом, созданием программ и поимкой чужих беглых киборгов, и в голову прийти не мог! И он подписал счастливчику Гердзи рекомендацию к вступлению в тот клуб. Это их еще больше сблизило, и когда полгода назад Гердзи объявил о своей помолвке, они стали почти на равных. Гердзи постепенно перестал скрывать, что он более ловок, чем кажется; в его глазах засветилась уверенность человека, который знает себе цену и не остановится, пока не станет первым секретарем министра. А вот сегодня этот огонек погас; Гердзи был внешне приветлив, но по легкой тени на его лице Хиллари догадался — что-то произошло, и его друг тщательно скрывает какую-то большую обиду.

— Что случилось? — как ни в чем не бывало, Хиллари покрутился на стуле, словно на карусели.

— Тебе удалось невозможное, — Гердзи понизил голос, — вывести генерала из себя. Я не помню, чтоб он так орал. Старший адъютант Розе говорит, что последний раз генерал бушевал двенадцать лет назад, еще в инженерных войсках. Под его руководством построили город-макет для тренировки Звездной Пехоты, а планетарная штурм-бригада перепутала координаты полигона и сровняла город с землей. Это было ночью, а утром туда должны были высадиться пехотинцы. Генерала чуть инсульт не хватил.

— Да, есть от чего рассердиться, — Хиллари был по-прежнему беззаботен.

— Но то бригада, а ты один добился этого, — Гердзи смотрел с укоризной.

— Это эффект обвала — ничтожная причина может вызвать катастрофу, — пояснил Хиллари. — Маленький камешек, увлекая за собой другие, в конце концов порождает лавину. Надо лишь знать, какой камень толкнуть первым…

— …чтобы эта лавина сошла тебе на голову, — многозначительно закончил Гердзи.

— Вот я и спрашиваю — что случилось? — Хиллари взглянул в глаза Гердзи. — Конкретно, у тебя.

— Ах, у меня, — Гердзи горько усмехнулся и отвел глаза, — ничего. Мне просто влепили NB в личное дело.

— Ты-то тут при чем? — удивился Хиллари. — Принимал решение я, я и должен отвечать.

— Не донес вовремя, — Гердзи уже не скрывал раздражения. — А Доран, подонок, тотчас после передачи с курьером прислал кассету с гнусной приписочкой — де, «если это и есть хваленая армейская пунктуальность и дисциплина, то я страшно удивлен, почему нас еще не захватили инопланетяне; не иначе как им лень». Не мог же я утаить и кассету тоже; курьерская почта проходит регистрацию… Я отнес этот подарок Горту, он посмотрел, почитал и первым делом накатил мне под горячую руку.

— Спасибо, Тито, дружище, — Хиллари пожал предплечье Гердзи, — но этого не стоило делать. Мог бы смело докладывать — я бы все равно не поехал на студию.

Гердзи хотел что-то сказать, но тут ожил селектор; генерал Горт осведомлялся, не явился ли Хиллари Р. Хармон?

— Да, он здесь, — голос Гердзи не изменился.

— Пусть войдет.

Гердзи вяло и скучно улыбнулся, подняв ладонь от клавиатуры в знак прощания. Хиллари встал и направился к двери, рассуждая про себя: «NB — это скверно; вторая такая пометка — и его вышвырнут интендантом куда-нибудь на дальнюю космическую базу. Тито, должно быть, очень переживает…»

Коротко стриженные жесткие волосы пятидесятисемилетнего генерала Лоуренса Горта уже тронула седина. Высокий, с широкой грудью и длинными руками, генерал олицетворял собой ту пробивную силу, которой так славятся военные. Тяжелый, крепкий череп, грубое лицо; под широкими бровями — круглые темные глазки, всегда выражающие решимость и нетерпение. А еще у генерала был громкий голос, отнимающий не только возможность, но и всякое желание возражать. Именно этим камнедробильным голосом он создал проект «Антикибер», внушив штатским недоумкам из парламента и сомневающимся из Айрэн-Фотрис, что деятельность Банш угрожает национальной монополии на ноу-хау по киборгам — из всех ино-миров лишь Атлар производит что-то подобное, а значит, и Туа-Тоу, и Ранкари, и Форрэй давно заказали своим разведкам разузнать структуру и технологию производства кибер-мозга — а потому бороться с Банш должны военные. Чиновники и депутаты, не в состоянии вынести голос генерала, быстро уставали и соглашались, сдаваясь на милость победителя, — однако толстые кости генеральского черепа скрывали незаурядный ум, и Горт понимал, что стоит ему напороться на непримиримую оппозицию или изощренного в законах адвоката — и его построения рухнут, а проект если не закроют, то отнимут у генерала и отдадут, скажем, в кибер-полицию, предварительно отобрав оружие и выгнав из Баканара. Но Горт не помнил случая, чтобы то, что попало к нему в руки, он выпустил без боя. Вся его фигура была устремлена вперед, и даже волосы на голове стояли параллельными рядами, как войска. Колебаний и сомнений генерал не знал.

Хиллари в присутствии таких людей всегда замыкался и помалкивал; он хранил нейтральную позицию, пока генерал пробивал ассигнования и доказывал пользу проекта. Если бы не Доран… парламентской подкомиссии, возбужденной его новостями, трудно будет объяснить разницу между объявленной целью и реальным направлением проекта. Потому что ловля баншеров — совсем не главное… «Главное, — подумал Хиллари, усаживаясь в кресло напротив Горта, — обозначилось только сейчас. Я, я — и никто другой — нащупал прорыв от кибер-стандарта к чему-то новому. Это еще надо понять и сформулировать».

Генерал Горт серьезно подготовился к этой встрече — выпил успокоительного, прослушал медитативную кассету и проконсультировался с психологом. Он знал, что на этого спокойного сероглазого умника не действуют ни доводы, ни убеждения, ни напор, ни лесть. Приказы он игнорировал — «Я гражданское лицо. Приказы мне может отдавать только специалист, знающий больше меня», а пойди найди другого такого специалиста. Поэтому они давно разделили обязанности: Хиллари работал, а Горт отчитывался по результатам; Хиллари ходил в суд, а Горт — в парламент. Таким симбиозом были довольны оба; Горт не лез с советами в проект, а Хиллари не мешал генералу пожинать лавры. Горт хотел устранить проблему, выгнав строптивого Хиллари, но по трезвому размышлению оставил эту затею, вовремя сообразив, что без Хармона весь проект тут же развалится. Хармон не только объединял проект и руководил поисками беглых кукол (проще иголку в стоге сена найти, чем угнанного киборга) — он их тестировал, программировал, выступал как эксперт в суде и много еще чего. Например, он запугал «отцов» Банш и заставил их уйти глубоко в подполье, уже тем самым значительно уменьшив их число и затруднив им деятельность. Замены Хармону не находилось, и Горт и дальше бы терпел двоевластие, если бы не скандал в СМИ. Скандал разгорался из простой сенсации в прямое шельмование проекта, а Хармон вел себя, как обычно, — то есть никак не реагировал.

Четвертая власть тоже любит лесть и почитание; она, как и всякая власть, требует, чтобы на ее порицание по первому же слову виновный (хоть бы он сто раз был прав) разодрал одежды, посыпал голову пеплом и, босой, пополз на коленях в студию, биясь лбом об пол и оглашая воздух воплями раскаяния, моля о прощении и снисхождении. Хармон же этого делать не собирался, он открыто презирал и телевидение, и его лицемерный лозунг открытости и свободы — за это он мог жестоко поплатиться. Репортеры разорвут его в клочья — чтобы другим подать пример послушания, — а заодно и проект, и генерала Горта. Надо было срочно что-то предпринимать, чтобы спасти положение, но как убедить несговорчивого Хармона пойти на компромисс и добровольно окунуться в бассейн с грязью? Поэтому генерал избрал иную тактику, нежели вчера.

— Я ждал твоего звонка вечером, — тихо начал Горт, — но не дождался. Я с тобой грубо поговорил вчера; извини, я не сдержался, о чем я очень сожалею.

— В этом нет ничего необычного, генерал, — сухо ответил Хиллари. — Вы были очень расстроены, я понимаю ваши чувства. Гнев — это закономерная реакция в подобных обстоятельствах.

Вот так всегда. Хиллари туп, бесчувствен и невозмутим.

— Хиллари, сейчас подчиненный может подать в суд на начальника, если тот своим поведением вызвал у него стресс или нанес психическую травму. У меня вчера от твоих выходок развился гипертонический криз. Что ты мне посоветуешь? — генерал смотрел тяжело и мрачно.

— У меня позавчера был вегетативный криз, — взгляд Хиллари был почти враждебным, — от переработки. Когда я давал вам обещание явиться в студию, я не осознавал, что делаю. Вчера я пришел в себя, к тому же и обстоятельства изменились. Генерал, если вы думаете, что, когда мы подадим друг на друга в суд, Доран от хохота подавится собственным языком, то вы ошибаетесь. Он получает сумасшедшие деньги именно за то, что может нести околесицу не запинаясь и не думая. Язык — его главный рабочий орган; по-моему, он его застраховал.

Горт захотел сломать что-нибудь из канцелярских принадлежностей, но сдержался.

— Хиллари, пойми же ты наконец — проект под угрозой. Мне это не страшно — у меня еще четыре проекта останутся…

— Мне тоже, — Хиллари принял более вольную позу. — Если проект развалится — уйду к Джомару Дагласу. Разработка нового типа интеллекта куда перспективней, чем бестолковая беготня за куклами.

Так. Это ультиматум. Генерал слегка побагровел, но как более опытный легко вынес удар. Раньше Хиллари даже не заикался о смене места.

— Хиллари, — Горт старался говорить мягкой убедительно, — я тебя не пугаю. Я просто обрисовываю проблему. Доран уже угробил нескольких людей сильнее и влиятельнее тебя. Поверь, я не хочу избавиться от проекта. Твоей работой уже заинтересовалась BIC; они обещали сотрудничество — новую, еще более мощную аппаратуру, задействовать своих инженеров в рамках проекта. Я предлагал тебе людей, ведущих системщиков, но ты сам отказался.

— Мне не нужны соглядатаи, — Хиллари был неумолим. — У меня есть идеи в стадии разработки — а они их выкрадут, запатентуют и доведут до промышленного уровня, а я останусь с носом. Я категорически заявляю, что, если в проекте появятся инженеры BIC, я уничтожу все, что сделал. Это не оперативная и не секретная документация, это мои личные исследования.

— Ладно, ладно, Хил, — Горт положил свою увесистую ладонь на тонкую кисть Хиллари. — Об этом мы уже говорили, не будем повторяться. Я о другом. Надо вместе спасать проект.

Хиллари почувствовал себя свободней.

— Что ты предлагаешь? — переход на дружеское «ты» означал, что Хиллари готов немного уступить. Самую малость. Больше и ожидать не стоило.

— Сегодня в 17.00 Дерек и Карцбеккер собирают пресс-конференцию. Мне уже звонили. Тебе надо прийти туда и честно и откровенно рассказать о проекте, об акциях, о результатах — это единственный путь спасти положение.

Хиллари представил на секунду, как будет выглядеть со стороны этот перекрестный допрос, и тотчас же отрезал:

— Нет, нет и нет! Ноги моей там не будет. И тебе, Лоуренс, я категорически не советую там появляться. Телевизионщики никогда не показывают пресс-конференцию целиком, они сделают нарезку из каверзных вопросов, выражений лиц, почесываний за ухом и, снабдив эту чушь завиральным комментарием, бросят на экран. К монтажу, разумеется, нас не допустят, и мы снова будем выглядеть ослами. Поверь моим словам. К тому же у меня масса неотложной оперативной работы, а я буду терять время на ерунду. Кстати, эта Маска у меня на крючке, я иду по их следам — а получится, что я оправдываюсь. В чем? В том, что последовательно делаю свое дело?.. Кроме всего — этот флаер; они мне по гроб жизни не простят, что ребята его догнали. Между прочим, его хотели загнать в Руины и сбить — вот тогда все были бы довольны. Пусть туда идет Джун Фаберлунд, ей за это платят, и она знает, как себя вести перед телекамерами. И не давай от моего лица никаких обещаний, ты снова можешь оказаться в неловком положении.

— Я-а-а?! — Горт оторопел.

— Да, — кивнул Хиллари. — Лоуренс, тебе никто не говорил, что ты используешь свою психическую энергию как таран? Ты подавляешь волю, а когда человек дает тебе обещание, то он потом старается его выполнить, чтобы сдержать слово. Я с самого начала не хотел никуда ехать, и то, что ты вырвал у меня согласие, вовсе не значит, что я буду играть навязанную тобой роль. Сейчас я отвечаю: «Нет!», отсюда и конфликт. Ты меня знаешь, я буду стоять на своем; попробуй, найди другой путь — и конфликт будет исчерпан.

— В армии, — рассвирепел Горт, — приказ является законом, обязательным к исполнению. За отказ там судят военным трибуналом.

— Хорошо, — Хиллари сделал примирительный жест, — назови мне достоверный случай, когда командира штурм-бригады вызвали с поля боя во время атаки давать интервью, и он согласился, — и я без слов еду на пресс-конференцию.

Генерал яростно, в упор посмотрел на Хиллари — тот был сдержан и отнюдь не намерен сдаваться. Генерал помолчал, потом открыл какую-то папку и погрузился в изучение бумаг. Хиллари закинул ногу за ногу и уставился в окно. Уходить он, не закончив разговора, не собирался.

— Ты уволил Альвина? — не поднимая головы от бумаг, спросил Горт.

— Разумеется, нет, — ответил Хиллари. — Ты знаешь, как у меня тяжело с кадрами. Я сразу понял, что ты погорячился, ты и сам это признал.

— Уходи. Нам не о чем больше говорить, — раздражение в голосе генерала стало убывать.

— Только если меня вынесут, — Хиллари решил быть наглым до финиша, каким бы он ни был. — Мы поругались, выплеснули лишние эмоции, и теперь ты должен решить, что для тебя важнее — настоять на своем или действительно попытаться спасти проект.

«Некоторых людей, — с невольным уважением подумал Горт, — можно только расстрелять!..» А еще он подумал о том, что надо выгнать психолога…

…Через час Хиллари вышел из кабинета с тем же самым выражением лица, с котором вошел. Гердзи посмотрел на него со скрытым восхищением. Хиллари опять сел на вращающийся стул и, будто ничего не случилось, спросил:

— У тебя есть бутерброды и кофе?

— Конечно, — Гердзи вынул из шкафа блюдечко с уже приготовленными бутербродами и поставил перед Хиллари, затем из соседнего отсека появился прозрачный сосуд с толстым поддоном, — но кофе у меня искусственный.

— Любой сойдет, — Хиллари уже примерился к приглянувшемуся бутерброду, переложив на него всю начинку с двух других.

Гердзи заварил кофе, размешал и протянул чашку. Хиллари взял, осторожно попробовал — Гердзи молодец, никогда не подаст кипятка. Хиллари сделал большой глоток и с удовольствием почувствовал, как тепло скатывается куда-то внутрь и вниз, согревая его и наполняя удовольствием.

— Знаешь, Тито, — Хиллари расслабился и весело посмотрел на адъютанта, который глядел на него с каким-то затаенным ожиданием, — приказы генерала, как наша Конституция, — отменить ее нельзя, а вот исправить — запросто…

И, видя недоумение в глазах Гердзи, Хиллари наклонился к нему и пояснил шепотом:

— Это глупое NB тебе сотрут через три месяца. Начисто. Но я тебе ничего не говорил.

— Спасибо, — улыбка разлилась по лицу Гердзи. — Хил, я твой должник.

— Не бери в голову. Лучше обеспечь мне телефон без «клопов» — надо поговорить кое с кем.

Гердзи подмигнул и кивком показал на дверь справа от себя. Вообще-то аппарат спецсвязи предназначен для контактов между высшими чинами, но чего не сделаешь для друга!.. Уединившись, Хиллари набрал номер комиссара Дерека.

— Привет, Райн. Это Хиллари. Чем занимаешься?

— Привет. Пишу рапорт об отставке. Надеюсь, Хил, ты не будешь говорить, что я плохо тебя прикрыл? — голос Дерека был далеким и усталым.

— Райн, ты с ума сошел, — Хиллари обеспокоился. — Ровертаун и угонщики кукол будут ликовать и бить в ладоши. Не делай этого. В твоем лице кибер-полиция потеряет… Это ты из-за пресс-конференции, да?

— Да! И из-за Дорана, будь он проклят, и из-за всего. Меня тут шеф… мммм… воспитывал.

— Ну и что? — возразил Хиллари. — И меня тоже, только что.

— Да, но ты под прикрытием Баканара, а я в полиции. Мы должны быть открыты и доступны…

— Райн, доступны только проститутки, и то не всегда и не везде, — голос Хиллари стал циничным.

— В общем, мне велели написать рапорт, — кисло сказал Дерек, — чтоб не было шума. «Должностное ответственное лицо не имеет права лгать» и прочая, и прочая. «Ты дискредитировал» и так далее.

— А ты не лгал, — уверенно начал Хиллари, — ты выполнял мой секретный приказ по допуску, не подлежащему разглашению и по настоящее время. Дело государственной важности…

— Перестань, Хиллари! — взорвался Дерек, — это уже не смешно! Я не знаю, как Горту удалось выбить вам этот допуск, но мне-то ты голову не морочь. Я-то знаю, чем ты занимаешься.

— А я не морочу, — Хиллари продолжил тем же размеренным голосом, — я предлагаю тебе вариант ответа и согласовываю позицию. Если бы наш Президент как должностное лицо каждый раз, соврав, подавал в отставку, то у нас выборы были бы раз в две недели. А у него должность повыше твоей.

— Что можно Юпитеру, то нельзя быку…

— Брось! Просто твой шеф решил не связываться с прессой и умыть руки. Ему так проще и спокойней. Комиссар Дерек ушел в отставку, и проблемы нет. А кто будет бороться с угонщиками, ему плевать. Конечно, у тебя есть толковые ребята, но пока они войдут в силу, пройдет года два-три. И, собственно говоря, почему ты должен от всего отказываться и играть по сценарию свыше? Райн, я тебя не узнаю, — Хиллари говорил, не повышая тона, но очень серьезно.

— Хм-м… — Дерек в чем-то засомневался. — Ты пойдешь на пресс-конференцию?

— А что я там забыл? — пошевелил бровями Хиллари. — Я — полководец Армии Тьмы и готовлю свой Легион Смерти к решающей битве… Поедет Джун Фаберлунд. Учти, та размалеванная кукла, что выступала у Дорана, у меня на прицеле, ее заявлениям грош цена, обычная дезинформация и самореклама. Подумай сам — ну что Доран предъявит в доказательство? И директор театра, и эта кукла — в бегах. Пленка с записью? В кино и не такое показывают. Можно это смело подвергнуть сомнению.

— Но пока ты их не поймал… — в голосе Дерека сквозила неуверенность. — Хил, что я там буду делать один? Фаберлунд — обмылок тот еще, Леон Карцбеккер жаждет нашей крови…

— А ты пробовал с ним договориться?

— С кем?! — возопил Дерек. — С налоговой службой?! А ты сам не пробовал их уломать, когда платишь налоги?! Карцбеккер заявил, что не простит никому использование своих жетонов; он будет настаивать на служебном расследовании.

— Ах, так! — Хиллари ехидно улыбнулся. — За жетоны обиделся… В сущности — это пластик, не более. У Карцбеккера, видимо, других проблем нет; наверно, ему спится хорошо….

— О чем ты?

— Райн, давай поиграем в одну старую психологическую игру. Называется — «Сделай ближнему гадость». Ты ведь изъял всю документацию «Фанк Амара»?

— Да, — Дерек еще не понимал, к чему клонит его друг.

— Один мой киборг, который был там, имеет опыт работы по счислению налогов. Он посмотрел эти книги — бегло, навскидку, но киборги очень быстро считают. Он докладывал, что там черт-те что, а служба фиска ничего против театра не имела — странно, правда?.. Значит, у Карцбеккера кто-то грязно работает. Пока ты не написал рапорт — вызови-ка парней из отдела по борьбе с коррупцией и стукни им на налоговиков. «Тушенка» свое дело знает. Пусть у Карцбеккера появится настоящая головная боль, и он думать забудет про жетоны. А после этого уходи в отставку. Да, скажи, кому мне передать материал на Борова? А то он дней через пять-шесть может утратить актуальность — ты знаешь, как Боров умеет заметать следы…

— У тебя есть… на Борова?! — Дерек, казалось, подпрыгнул на стуле. — И ты молчишь?!..

— Я держу кассету в руке и думаю, куда ее теперь девать…

— Мне! Мне, немедленно! — в голосе Дерека послышался азарт. — Ты слышишь этот звук? Это я рву рапорт. К черту отставку. Пусть меня с дерьмом смешают, но Борова я засажу. Хил, ну ты и интриган, и впрямь Принц Мрака.

Хиллари откровенно хохотал.

— А как материал — хороший? — с вожделением спросил Дерек.

— Ну, если Большое Жюри сочтет, что слова типа «Я подожгу этот театр вместе с людьми» — просто шутка… Там и другого много чего есть.

— Зачем ты не стал полицейским, Хил?! Я всегда говорил…

— …что я способен на большее. Вот этим я и занимаюсь.