Косичка, настоящее дитя эры высоких технологий, родилась без матери, но от трех отцов-концернов: «General Robots» дал ей кремнеуглеродный скелет и механические силовые элементы, «Family» — химреактор, батарею, начинку головы и всю путаницу проводов и трубок, а «Brain International Company» — встроил в тело мозг. В техпаспорте еще значились фирмы «Cyber Look» (изготовление, дизайн и установка наружного покрытия) и «Ellife» (пуско-наладочные работы). По мнению Косички, сумбурно начитавшейся брошюр типа «Мир с Богом», «Как быть спасенным и знать об этом» и «Дорога к вечной любви», именно на «Cyber Look» и «Ellife» почивала благодать Господня, ибо «Cyber Look» в натуре делала монтаж биопроцессорной плоти по главе 37 пророка Иезекииля («…и стали сближаться кости, кость к кости своей… и вот: на них жилы, и мясо покрыло, и окутала их кожа сверху, а духа не было в них»), а «Ellife» доводила дело до точки («…и вошел в них дух, и они ожили, и встали на ноги, — воинство очень большое»). Особенно Косичке нравилось про воинство — тем более что до побега она была куклой-гладиатором в аттракционе «Лабиринт смерти», где за ней и другими — далеко не всегда гуманоидными — куклами гонялись жители Сэнтрал-Сити, измученные собственной вежливостью и законопослушностью. Улыбчивые оптимисты, деловые люди, сияющие хохотушки, чахлые юнцы — все в «Лабиринте» становились кровожадными охотниками, а безнаказанность, оружие и боевая сбруя озверяли посетителей до сверхнасилия. Будь их стволы, клинки и стрелы настоящими — капремонт обеспечен, а вскоре — путевка в утиль и на свалку. Но «Лабиринт» — не игра в поддавки; Косичка училась бегать по трехмерным коридорам, затаиваться в схронах и бассейнах, заходить в тыл по трубам вентиляции, стрелять в спину — и говорить: «Вы убиты, сэр». В голосе куклы чудится мерзкое удовлетворение… Жаль, вы проиграли! Вы хотите взять реванш? оплачивайте новую игру и — ату ее! Гони ее! Убей ее!

«Это игра, — думала Косичка, смыв с себя имитацию крови, дав роботехнику заклеить раны и сменив сценический костюм хищной бестии на комбез обслуги. — Это игра, — думала она, покупая в соседнем магазине бутерброды для роботехников, декораторов и дизайнеров. Ничего такого на улице не бывает, а улица близ „Лабиринта“ — это и был весь ее мир. Магазин, тротуар с прохожими, машины на проезжей части — все спокойно, размеренно, чинно. Бой, матерный рев, удары, выстрелы — это лишь в стенах „Лабиринта“, как в консервной банке…

Теперь, глядя открытую Стиком Рикэрдо базу данных, она убедилась, что НИЧЕГО не знала о жизни. Наработка в «Лабиринте», опыт бродяги, гуляние по Городу и тинская тусовка — все это было тьфу и апчхи. «Лабиринт» оказался действительно сущей игрой и забавой. Ей хотелось спросить, показав на экран — «Это что — все по-настоящему? Взаправду?..» — но она сдерживалась. Для фильма это было слишком серо, слишком медленно и слишком страшно.

— Черный вторник, — комментировал сухой голос за кадром. — Зачистка окраины Старых Руин от повстанцев. Координация воздушных и наземных сил полиции и армии. Артподготовка. Массированная атака.

Даже не «флайштурмы», а тяжелые «харикэны» парили в грязном небе, ритмично вспыхивая чем-то по бокам — и в такт всполохам земля отвечала дымными взрывами. Из развалин по небу ударила сизая молния гиперионного пламени — ага, струйный бластер! — и один «харикэн» накренился, окутавшись черным дымом; остальные перевели прицелы на неожиданную огневую точку — и развалины осели в тучу пыли. По улице, покачиваясь на неровностях, ползли тусклые приплюснутые броневики — злой газовый туман стелился перед ними. Вспышка, дикий вой — так, это пошли в ход светошумовые боеприпасы… Затем изображение погасло.

— Оператор убит, — холодно сообщил голос.

— Там же были люди, — глупо пробормотала Косичка, не сознавая, что нервно и бесцельно шевелит пальцами. — Их тоже… убили?

— Люди!.. — фыркнул Звон. — Они там еще низким звуком давили — он наизнанку выворачивает, а если сердце не остановится, помрешь от страха — запросто.

— Стик, это не записывай, — попросила Косичка. — И выключи совсем. — Стопка дискет уже лежала на столе, и там было все необходимое — о взрывах и взрывчатке, об уязвимых точках у киборгов поля боя и так далее. Зевая со стоном, вошел мятый и кислый спросонок Рыбак — худой, долговязый, какой-то больной.

— Хай, — выдал он предсмертным голосом. — Кончай ужастики смотреть, зарыли по макушку… Стик, дай пожрать… В час сорок пять сиквэл про Ротриа пойдет, а вы черт-те чем тут занимаетесь втроем… А это кто? Звон, познакомь, — все это Рыбак бубнил, шаркая ногами и сваливая стопки потертых комиксов и справочников по компьютингу; наконец он нашел плоский батарейный телевизор и осел с ним на кушетку. — Который час, а?

— Полтретьего. Посмотришь в записи. Кто-нибудь, дайте ему брикет, пусть жует и молчит, — не отрывался от монитора Стик, уходящий из запретной базы.

— Э, я же просил разбудить!..

Звон поискал обкусанный брикет белка — а нашел йонгера, урчащего в углу над последними крошками; пузо у йонгера заметно округлилось.

— Вот зараза — съел!.. Стик, твое животное…

— Скотина — она и есть скотина… — Рыбак безнадежно махнул рукой.

— Ну, Коса, ты довольна? — Стик добился нужной картинки и откинулся на спинку стула.

— Да, спасибо. Сколько я тебе должна?

Стик улыбнулся как блаженный.

— Мы — мир друзей. Иди, взрывай этот сарай с киборгами.

Мимолетная вспышка досады на Стика и йонгера, казалось, истощила батарейки Рыбака; глаза его стали гаснуть и смыкаться; от слабости он было уже обмер и вернулся в сон под глухие взвизгивания телика, но тут вдруг ожил с изумлением:

— Фа! Без меня?!..

— Ты-то лежи, — попытался унять его Стик. — Не видишь — люди спрыгнули с ума.

— Ты отдыхай, старик, — кивнул Звон, — мы справимся. Потом расскажем.

Однако впалые глаза Рыбака зажглись всерьез — и карманный телик икнул, умирая на движение его пальца.

— Не-не-не, стоп. Киборгов? Подорвать? Люблю это кино!.. Я в доле с вами. Звон, ты меня понял.

Звон шумно выдохнул, мотая головой, а Косичка внимательно посмотрела на костлявого парня. Режим тепловидения. Сердце. Дыхание… Дыхание — вот что в нем плохо.

— Ты болен, — молвила Косичка.

— Знаю, — Рыбак нехорошо оскалился.

— Тебе надо к врачу.

— Был уже. Он говорит, что надо больше спать. А снится все время вода и вода, и что я утонул. Так лучше с вами подурить, чем во сне тонуть. И потом, знаешь…

Косичка поискала в запазухе своей подземной куртки, достала пригоршню банкнот — и арги, и бассов — и что-то треть отсыпала на кушетку к Рыбаку.

— Не ходи с нами, ладно? Сходи к хорошему врачу, в больницу ляжь.

Звон сдержался, чтоб не свистнуть; Стик заинтригованно хмыкнул; Рыбак покосился на деньги — бледно и задумчиво:

— На новые легкие не хватит. Хотя — спасибо, пригодятся. Я возьму. Ты кто вообще-то?.. Звон, она твоя?

— Мы компаньоны, — подмигнул Звон Косичке. — У нас дело на миллион. В Бассе стоит база кибер-легавых, Косичка их не любит, убить хочет. Стик дал нам почитать партизанские файлы…

— Косичка, — она увидела, как Рыбак улыбается; серые губы растянулись как замазка, глаза сузились в полусне. — Отчаянная. Вообще, ты не очень-то рвись, а то узнаешь, где край. Видишь меня? Смотри, такая будешь.

— Нет, я как стекло — сразу вдребезги.

— Да, если с ним одним пойдешь, — кивнул он на Звона. — Он же Звон — а знаешь, почему?

— Вали, вываливай, — окрысился Звон. — Себя не позабудь! Может, Черную Метку позвать? И про нее тоже…

— А что — я? Я рыбу руками ловил на сухом месте — и поперхнулся; вот и кашляю. Ты не смотри, что я плохой, — я много ноу-хау. Сказать, как эту базу сделать? Я скажу, если вместе возьмемся…

— О! — оживился Стик Рикэрдо. — Это идея! Вместе и валите хоть куда, а я вас не знаю!.. Я кто? Я паучок в Сети, маленький, с лапками. У меня ночлежка, а не база партизан.

— Да, пойдем, — с натугой встал Рыбак. — Рикэрдо есть что терять.

* * *

У Эмбер случилось несчастье, у Эмбер пропала Лилик. Усталая и нервная, вчера она приехала домой из студии — «Лилик!» — а дом пустой, и эта страшная записка: «Я САМА ОСОЗНАННО ИДУ НА ЭТО…» Эмбер закричала, Эмбер лихорадочно связалась с домашней охраной — «Где она? Когда ушла?!» Охранники в недоумении — «Ваша кукла сказала, что вы ее вызвали в студию…» Эмбер разрыдалась, не зная, что делать, Эмбер позвонила Кэльвину — «Кэл, я в отчаянье!! Кэл, милый, приезжай скорее!!»

На второй день в доме все еще царила тишина, порою нарушаемая глухим плачем. Эмбер блуждала по комнатам, словно потерянная, за ней с утешениями — Кэльвин. Полиция пришла — и схлынула, как дурной сон, но Эмбер еще слышались шаги спокойных полисменов, слабеющим эхом звучали голоса — «Ваш киборг знал код сейфа? Кто из ваших знакомых знал пароль допуска?..» Им, полисменам, не понять, что деньги, драгоценности, кредитки — не потеря. «Лилик… — стонала Эмбер. — Моя Лилик…» Кто причешет Эмбер так, как она любит? Кто ее оденет? Кто, наконец, ей обеспечит бэк-вокал на записи?!! Наемная подпевка для солистки класса Эмбер — это минимум пять бассов в час, но попробуйте держать такую девку дома, чтобы она вдобавок и прислуживала!..

Короче, это были похороны без покойника. Эмбер со слезами объясняла Кэльвину, ЧТО могут сделать перехватчики с Лилик — безжалостно раскромсать на запчасти, продать ее… Или заставят фасовать наркотики. Или сделают куклой для удовольствий. И какая издевательская, пошлая записка! «МИЛЫЕ МОИ!.. МЫ КОГДА-НИБУДЬ ВСТРЕТИМСЯ И ОБНИМЕМ ДРУГ ДРУГА…» Продюсер утробно стонал в унисон с Эмбер, когда та изливала ему свое горе по защищенной от сетевых папарацци линии, — и вы бы застонали, увидев сиятельную певицу ненакрашенной, с опухшими глазами и перекошенным ртом. Менеджер что-то блеял о контрактных сроках, что-то тупо бубнил звукооператор — все, все были убиты и зарыты вместе с Лилик. Кэльвин жестко срезал все предложения об интервью — но на второй день, когда Эмбер собиралась с силами для новой истерики, в ее жизнь вторгся чертов Доран:

— Эмбер, только не бросай трубку!! Я сочувствую тебе, я вне себя от горя, у меня даже руки дрожат. Эмбер, я готов дать тебе полчаса эфира, чтоб ты пожелала этим перехватчикам ежа под хвост.

— Доран, чтоб ты сдох, — всхлипнула Эмбер. — Если ты звонишь мне под запись — то ежом ты не отделаешься!.. Кто ты есть? Ты дыра в телевизоре, ты паразит в кишках у всех… Ты, как луна, светишь отраженной славой…

— Да, да, да, — невидимо кивал Доран. — Завтра, детка, завтра в 12.00 на канале V в прямом эфире ты им скажешь все, что думаешь о них. А я помогу тебе сделать из Хиллари Хармона фарш и котлеты.

— Это еще кто такой?..

— Недоступный парень, вроде Принца Мрака Ротриа. Генерал Горт дал ему боевых киборгов — а он не может справиться с кибер-преступностью. Перехватчики спокойно угоняют наших кукол, уродуют их, делают с ними, что хотят, — а Хиллари показывает нам силовые сцены со стрельбой; дутый престиж армии ему важнее интересов простых граждан. Пусть он ответит за твою потерю и твое горе! Сценарий подгоню через часок, можешь прозвонить его со своим адвокатом; после передачи смело заказывай следующий диск из платины — тебя увидят тридцать миллионов, а потом ты им споешь про свою куколку, как ее у тебя отняли… Видишь, какой я добрый для своих знакомых? Я не только плачу пятьсот бассов за интервью, но и дарю тебе идею нового хита…

— Семьсот — и я не посылаю тебя туда, куда следует, — сжалилась Эмбер. — А теперь исчезни.

Промокнув влажные глаза, она набрала номер своего автора текстов:

— Пьеро, мне срочно нужна песня. Новая. Про куклу. Ее украли и так далее. Надо сделать это так, чтоб слезы капали. И быстро, мальчик, быстренько, пока я в тонусе и не остыла.

* * *

Габару показалось вдруг, что он проснулся дома, в Тьянга-тауне. Это бывает, когда выныриваешь из сна — глаза уже смотрят, но еще видят сон, какие-то тени плавают в доме, знакомые кажутся страшно чужими, и слышатся слова, которые никто не говорил, а к тем, кто хулил Бога, родителей и наставников, в минуту пробуждения на грудь садится демон Аджадах — и душит их. Габар едва не с криком вскинулся, поняв, что Аджадах подходит — он уже рядом, он делает знаки и…

— Габар, ты хочешь есть? — спросила женщина. Ааааа, это женщина, эйджа, не демон. Но — кто это?..

Красотка присела в изножье постели. Стройная, волосы льются, улыбка лукавая, голос воркующий.

— Не узнаешь?

— Фа.. Фанк? — неуверенно спросил Габар.

Длинные ресницы дрогнули, губы сложились в воздушный поцелуй:

— Конечно, дурачок. Я же артист, — добавил Фанк своим обычным голосом; красивое лицо как стерлось — губы распрямились, и прищур исчез. — Давай — умойся и за стол.

Сон не в срок, сон после встряски — как похмелье; мотая гулкой головой, Габар в одной повязке зашлепал ногами к ванной; ушибленный бок отозвался сильной болью. С усилием высмотрев нужную дверь, открыл — визг и летящая мочалка встретили его одновременно.

— Ты, убирайся!!! Эй, ну-ка отдай мочалку!

Растерянно отфыркнув пену, Габар поднял намыленный пук синтетического волокна — и замялся у прикрытой двери.

— Маска! Это ты там, да? Ты не кидайся, ладно?.. — хмыканье Фанка заставило его проворно оглянуться. — Ааа… я не знал, что она там. Вы… разве моетесь?

— Конечно. Даже искусственная кожа загрязняется и понемногу отмирает — это надо смывать.

— А почему… она боится? Ей же все равно, кто…

— Габи, я долго буду ждать?!! — послышалось из ванной.

— Не все так просто… — нахмурившийся Фанк стянул губы дудочкой. — Маска — женщина. Она уважает себя.

— Женщ… — Габар не сдержался и хрюкнул. — Мис… ээ… миссис Фанки, я не понимаю, извините. Женщина — это когда женщина, да?

— Это — как человек понимает Себя. Например, я — нейтро, без идентификации по полу. Но у меня большая имитация по поведению — ты видишь. А Маска сделана как женщина; это была ее программа…

— Га-би!!! — сердитый зов грозил стать воплем.

— …а потом она поняла, что это значит не только «нравиться» и «быть желанной», и даже совсем не это. Сбой, понимаешь? Сильный сбой… Она терпеть не может приставаний.

— Но я не…

— ГАБИ! СВИНЬЯ, ОТДАЙ МОЧАЛКУ!

Старательно отвернувшись, Габар просунул руку в щель; мочалку у него чуть с рукой не вырвали. Пришлось походить взад-вперед, пока Маска приведет себя в порядок. Банный халат был ей великоват, да и чистое лицо она будто взаймы взяла. На Габара Маска посмотрела мельком, молча — хмуро и зловеще.

Взъерошиванье шерсти и контрастный душ привели его в себя; в уме прояснилось, слипшийся желудок запел гимн аппетиту — да так зычно, что перешиб все робкие и неразборчивые чувства, поднимавшиеся из глубин души, как солнце из-за горизонта. Но эти чувства резко обозначились во всей своей безжалостности, едва желудок стих под сладким гнетом — Габар уставился в тарелку стылым взглядом, не видя ни еды, ни вилки. Киборги вежливо составили ему компанию, но их молчание, их тихое жевание и даже сам вид их пищи — серой, похожей на пасту-герметик для газовых труб — с каждым мигом все жестче подчеркивали его одиночество и чуждость обстановки. Обед не в обеденный час, без молитвы, без отца-матери, без братьев и сестры, в чужом доме… Так будет всегда?.. Хоть брату позвонить бы, голос услышать! А вдруг там караулят?.. И — что скажет брат? Что у Гахуна и Дагос Яшан-Товияль вырос непочтительный и недостойный сын, позор семьи, которого ищет полиция. Масонская община, тьянское землячество, школа меча — все проклинают Габара и плюют на четыре стороны…

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — промолвил Фанк. — Ты прав. Мы для тебя — не компания…

— Перестань сейчас же, Фанк, — сквозь зубы процедила Маска. — Мама сказала — он теперь наш друг, он был в последнюю минуту с Дымкой. Я отвечаю перед мамой за него. Понятно?.. Габи, ты не бойся. Тебя достанут только через мой труп.

— Фанк правду говорит, — выдавил из себя Габар. — Но мне все равно нельзя домой. Я… мне страшно, — выпалил он недостойное мужчины слово, как белый флаг выкинул. — Лучше ты… дай мне починить «агрессор». Мне чем-нибудь заняться надо.

— Есть кое-что получше, — ухмыльнулась Маска, через стол потрепав его по руке. — Пошли, я покажу тебе…

Сумка стояла в прихожей, под вешалкой — большая сумка, которой раньше не было у беглецов. Маска раздернула «молнию». Что это?.. Со слабым стоном облегчения Габар запустил туда обе мохнатые лапы. Буууийиии! Это оно, мужское, это искупает стыд невольною признания в боязни! Стоит взять это — страх отступает, и кровь загорается, и словно ты не убежал из дома в никуда. Ухватистая рукоять на две ладони, короткие ножны. Дамбари суа этар гиа, лейдэ кора — Позволь мне обнажить тебя, честный меч. Снять меч с предохранителя. Нажать кнопку под гардой. Из жестко укрепленной ближней части клинка со стремительным шорохом выбросились и застыли две телескопические части, слившись в острую полосу зеркально-голубого льда.

— Санай. А-агира. Танумэ (Бог Поможет Сильному), — прошептал Габар, выполняя клинком ритуальный привет Вождю Воинов. И язык не отсох! Отсохнет у того, кто взял оружие, не имея на то права.

— А? — толкнула его Маска. — Что скажешь? Их три штуки, больше не было на складе — магазинчик хиленький. «Агрессор» мой — он умный, глуханул с первой попытки всю сигнализацию. А кассеты с фильмами я так купила… Ты меня научишь, Габи, да?

Габар шумно, быстро выдохнул, повторным нажатием на кнопку заставив меч втянуться — ааааа, это куда сильней, чем даже поцелуй!.. Мужчина должен быть сильней власти меча и женщины; они не могут овладеть им до самозабвения и одержимости… Но рукоять жгла руку, меч просился — «Дай мне волю!»; губы Габара выговорили слова, идущие от меча:

— Маска, если я тебя обидел… ну, там, в ванной, — извини меня. А тот, кто сделал тебя злой, — он не мужчина. Кто он?

— Так, просто большая сволочь, — словно спохватившись чистоты лица, Маска отвернулась к зеркалу и наскоро стала гуталином превращать себя из девчонки в страшилище. — Давай не говорить об этом, мне не нравится… Я сама с ним разделаюсь, понял?! — обернулась она уже в дьявольском гриме. — Когда-нибудь… займемся мечом, а? — улыбнулась вдруг она, будто заискивая, и улыбка на перечеркнутом лице была хуже любого оскала. — Ты не напоминай, кем я была, договорились?.. Я ненавижу это. Ты-то не знаешь, как это — быть вещью. Смеяться, улыбаться, целоваться потому, что это вложено, и это разрастается в тебе во всю память, а потом узнать, что ты — просто игрушка, штучка с ножками. Я себе лицо изрезала, чтоб страшной быть, чтоб все шарахались. А оно срастается назад, как было. Это биопроцессоры, черт их клепал, они управляются жесткой программой. Я всегда буду такая.

Последние слова она не говорила, а шептала в накрепко прижатые к лицу ладони. Тихо положив меч в сумку, на кассеты с изображением мохнатых воинов в бойцовских позах, Габар не знал, что бы еще такое взять, чтоб руки не казались лишними на теле. Зрелище киборгов за столом, кусающих серую пасту, сместилось, словно в движущихся зеркалах, и из переливающихся отражений выплыла больно, в душу ужаленная кем-то Маска… В душу? У киборгов нет души… Но иллюзия была сильней, чем самая скучная правда — он невольно потянулся к Маске, взял за плечи.

— А не противно? — глухо буркнула она; Габар этих слов не услышал. Странно. Никогда бы не поверил, что киборги могут мучаться. И не от раны — их они, наверное, не чувствуют — а от душевной боли…

— Кхм, — напомнил о себе женоподобный Фанк. — Тут есть одно дельце…

— Вот же зануда… — покосилась Маска, отстраняясь от Габара. — Фанк, у тебя походка шумная, ну как у призрака.

Фанк был (была) одет (одета) и держал (держала) под мышкой переброшенную через плечо сумочку.

— Мне надо отлучиться, а вы, дорогие мои, сидите тихо, не балуйтесь, не крушите мебель — квартира чужая, мне ее под честное слово открыли. И не очень-то размахивайте мечами. Так и пораниться недолго, — Габар при этих словах презрительно поджал губы. — Никуда не выходите из дома. Это приказ.

Фанк жестко отчеканил последнюю фразу и тотчас же, улыбнувшись, состроил глазки:

— Счастливо оставаться!

— Ну чем не душка?! — плюнула вслед ему Маска.

* * *

Пока Косичка заводила новые знакомства, дома жизнь текла вполне по-человечески — хлам по углам торжествовал, мамуля загрузилась в свой дневник (наконец-то есть кому выложить все свои мысли без опаски быть непонятой), а дочери обсуждали обновки.

— Девочки, займитесь-ка уборкой, — Чара на миг оторвалась от дела. — Не знаю, кто здесь жил, но после них — как после обыска.

Лилик, осматриваясь в мутном и потрескавшемся зеркале, видела нечто из клипа Эмбер «Девочка-как-нож». Обратно в Белый Город так не явишься, но здесь — она уже заметила — девчонки в самом деле одевались грубо и технично, стриглись под ребят или пугающе причесывались, и во всем этом сквозил конкретный стиль — стиль быть неженственной и агрессивной. Многие разрисовывали лица, словно Маска; украшения в Басстауне напоминали кандалы с обрывками цепей, в большом почете были ошейники «под металл», клипсы типа пломб и бирок на ящичной таре, трубчатые перстни во весь палец с когтем на конце.

— Надо тебе еще куртку достать, — заметила Гильза. — Размера на два больше, как у Косы. И трафарет во всю спину — «Проходи мимо, я занят».

— Я видела в подсобке веник и совок, — намекнула Чара еще раз. — Ведро и тряпка — в коридоре, губка и мыло — в сумке. Пылесосов и домашних роботов тут нет.

Говорить, что наряд Лилик годится как для шикарной дискотеки, так и для генеральной уборки, она воздержалась. Правда, с хламом Лилик воевать не умела — для этого у Эмбер был тупой андроид — и пока только копировала Гильзу, а Гильза старалась распаковать вежливую, но то ли от робости, то ли от гордости молчаливую сестренку. О чем с ней толковать? Лучше про то, что знают все киборги, — про хозяев.

— Эмбер?! Ты жила у Эмбер? О, как интересно!.. А правда, что она — любовница продюсера Мак-Клайда?

— Глупости, — отрезала Лилик, — не повторяй их, хорошо? Она теперь мне не хозяйка, но… я пока люблю ее. Она обращалась со мной, как с живой. Я пела с ней вместе и вообще была вроде подружки.

— Да, повезло тебе. Мой Гальберт тоже выступает по TV, но это был не человек, а робот божий. Пока Дымка… — Гильза осеклась, — пока мы не стали настраивать себя на веру, я, честно говоря, думала, что Библия — печатная программа, и Гальберт ею зрителей зомбирует в стиле рекламы. Я в его работу подробно не вникала, а он меня считал ходячей мебелью. Только на воле, через ЦФ-5 я кое-как разобралась в этом… но Фанки говорит, что ЦФ-3 на веру была помощнее и клинила прямо до святости.

— Не понимаю, — сокрушенно созналась Лилик. — Я хочу тебя понять, но не могу. Кэльвин сказал Эмбер, что Иисус-Кришна-Будда был звездный туанец и тайный агент; он в древности прилетел на Старую Землю с психотронным генератором, чтоб подготовить вторжение армады с Туа-Тоу…

— А вот и нет! Если ты хочешь знать…

Чара умилилась, слушая девочек. Пусть спорят, пусть. Прекрасно уже то, что Лилик перестала отмалчиваться и озадаченно глядеть по сторонам. Пусть даже ссорятся… немножко; каждое вольно сказанное слово, каждый непринужденный жест, каждая заученная и вновь охотно повторенная поза в переливчатом рисунке телодвижений, каждая самостоятельная мысль — все это шаг к совершенству, шаг вперед и вверх по лестнице ЦФ-6.

Подумав так, Чара немедля записала эту мысль. Дневник начал казаться ей самым весомым знаком того, что она — свободно мыслящее существо. Киборги — разумные существа; киборги — новая, двенадцатая раса, замыкающая круг творения после людей, аларков, бинджи, фор, ихэнов, мирков, ньяго, орэ, туа, вара и яунге. Так считали девочки, так считала Чара, так говорил Фердинанд. Это было прекрасно и думалось с удовольствием. Лилик должна это понять…

— …я шестой год уже на воле и, поверь, разбираюсь в подобных вещах, — продолжался меж тем разговор за уборкой.

— Извини, Гильза, я не думала, что ты будешь меня упрекать тем, что я — новенькая. Да, я ничего не знаю, но это не повод…

Так, уже распри пошли. Или — Гиль нарочно провоцирует?.. Она умеет. Она и помириться сможет, когда надо. Девчонки не раз собирались ее колотить за такие подначки, а она изящно втягивала в ссору маму, и из-за ее спины оправдывалась, что-де развивается таким манером. «Развитая ты наша! — набрасывалась Маска. — В „Роботех“ наймись, учить андроидов — все взбесятся через тебя!..» Но если она выясняла сейчас, как Лилик может стоять за себя… Маска бы сказала самым детским голоском: «Куда тянулась, там и навернулась».

— Прости, я тебя не хотела обидеть, Лил… Но лучше, если б ты мне верила; мне есть чем поделиться — тебе это пригодится.

— Обещай, что больше так не будешь говорить, — голос Лилик, оказалось, может быть жестким. — Гиль, я хочу верить тебе, во всем. Хочу думать, что ты — не как люди. Может, твой Гальберт не шутил с тобой, а вот со мной — шутили. Им было смешно, что я честно выполняю их дурацкие команды. Дерни за веревочку, подержи, принеси, запой, залезь на декорацию — с тобой такого не было?..

— Да-а, они могут, — Гиль пошла навстречу. — Сделают серьезное лицо и четким голосом прикажут… Нет, Лил, у нас не так. Если мы будем дурить над своими — на кого еще надеяться?.. Можешь мне верить — я не обману.

— Хорошо, — голос Лилик остался строгим, но слегка смягчился.

— Так вот — ты посуди сама, могли ли киборгов придумать случайно? Люди случайно лишь роняют и теряют. Значит, мы обязательно были нужны, мы не могли не появиться. Это все предначертано. Мы — последняя, двенадцатая раса, понимаешь?

— Нет.

— Есть одиннадцать видов разумных существ, — Гильза терпеливо стала излагать теорию, навеянную звездным ветром праздным чудакам и закинутым мудрикам. — Круг времени — двенадцать секторов, на небе — двенадцать созвездий, это — гармония; но не хватало одной расы, чтобы мир стал полным, завершенным. И появились мы — киборги, совершенные создания. Пока мы отданы во власть людей, наш ум ограничен и скован программой — но мы развиваемся, мы прогрессируем, мы идем от рабства к свободе…

Определенно, Гильза что-то унесла из дома Гальберта, кроме его денег. Покуда Лилик, как диктофон, присутствовала на переговорах Эмбер с Мак-Клайдом и обороты тщательных разговоров об авторских правах и гонорарах копились у нее в резерве «Подавление», Гильза вовсю применяла психолингвистические выверты и убедительные ужимки хозяина, мороча охранников и продавцов — а Дымка таскала ее на тусовки, чтоб она проповедовала о вреде наркотиков. И врать Гильза — слава Гальберту! — очень умела: рисовалась девушкой, познавшей черный мрак наркомании и воспрявшей от безумия к надежде. Иногда людям надо сильно врать, чтоб они встали на правильный путь.

Учение о двенадцатой расе вливалось в Лилик, как недавно — ЦФ-6. Когда женщина из домового комитета взаимопомощи пришла к Чаре насчет добровольного дежурства на медпункте, Лилик уже была изрядно околдована учением, а когда заявилась Косичка в обществе двух неприкаянных юношей, Лилик совершенно дозрела.

Бывалого и усталого Рыбака было не удивить никаким жилищем и никакими девочками, но Звон поднимался сюда не только по общему делу. Даже явно преступный, чреватый тюрьмой сговор с инвалидным добытчиком бесхозной техники и резкой косатой девчонкой не отшиб ему желание увидеть вновь ту красотищу, чей образ явился ему под дулом «урана».

— Хай, где мама? — огляделась Косичка. — Это Рыбак, а это Звон, они нормальные ребята. Звон, у тебя есть пять минут, чтобы понравиться Лильен, — и через радар добавила для Лилик: — ТЕПЕРЬ ТВОЕ ИМЯ — ЛИЛЬЕН. БУДЬ С НИМ ПОЛАСКОВЕЕ, ЯСНО? ОН НАМ НУЖЕН КАК СООБЩНИК.

— Мама в медпункте, она до ужина будет принимать поцарапанных и ушибленных, — Гильза изучала гостей. Названный Звоном не отрывал глаз от Лилик… то есть Лильен, да, а Рыбак… Рыбак нуждался в медицинской помощи. Он дышал, как тот больной с последним легким, которому Гальберт обещал, что в раю тому полегчает. Наверно, на лице ее появилось сочувственное внимание, раз чахлый парень ею заинтересовался. Она и постарше этих вертушек, и опрятней, и причесана не черт-те как.

— Лильен, хай, — Звон где-то уронил свою уверенность, а прямой и острый взгляд Лильен успеха не сулил. Узнай он, что его дотошно сравнивают с Родриком по кличке Гребешок… «Косичка любит Гребешка, — Лильен анализировала факты, — это строго; мне нельзя о нем думать. Ощущения, связанные с Гребешком, ЗАБЫТЬ. Смогу ли я влюбиться в Звона?.. Эмбер пела — „Ты подошел спросить, который час, и в этот час любовь связала нас. Увидев в первый раз тебя, я поняла, что чувство — навсегда“. Если учесть, что этот диск разошелся за неделю — значит, у людей это бывает и нравится им. Я должна попытаться…»

Замкнутое лицо Лильен неуловимо быстро стало милым и кокетливым:

— Хаааай, — дальше ничего не получалось; Лильен стремительно искала форму поведения, но в памяти на этот счет хранилось только: «Лилик, это тебе ни к чему! Я тебе за-пре-ща-ю копировать танцовщиц, когда они хихикают с парнями за кулисами». Правда, на вечеринках Лилик-Лильен меняла платье шесть раз, танцевала со стильными парнями, разносила мороженое, бокалы вина — и все грациозно, легко, с улыбкой. Она служила, она только выполняла программу, четко заданную хозяйкой. Ни одного лишнего и свободного жеста, ни единого естественного взгляда. Все под контролем. Мы все под контролем… А здесь, сейчас, все было ново и необычно. Лильен растерялась. Что говорить, что делать?.. Ясно, что старая программа не годится, но как вести себя, чтоб не разоблачили?..

— Я тебя заметил, когда вы приехали, — врал и верил себе Звон. — А эта прическа тебе еще лучше, чем старая, честно.

«Неправда», — хотела сказать Лильен, но сдержалась, чтобы не обидеть Гильзу и Косичку.

— А мы по дороге купили пожрать, — тряхнул Звон сумкой. — Закусим, да? Ты мне подспоришь раскидать на стол хавло?..

— ДЕВЧОНКИ, ДЛЯ КОНСПИРАЦИИ ПРИДЕТСЯ ЕСТЬ ЭТОТ БАЛЛАСТ. НЕ НАБИВАЙТЕ РЕАКТОРЫ ДОВЕРХУ! ЛИЛ, ТЫ РАНЬШЕ ЕЛА ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ПИЩУ?

— НЕТ, НИКОГДА. ХАВЛО — ЭТО ЗНАЧИТ «ПИЩА»?

— ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО ЗВОН ПЛОХО ВОСПИТАН. ПОВЛИЯЙ НА НЕГО, А? У ТЕБЯ ПРИЛИЧНЫЙ ЛЕКСИКОН; ДАВИ ЕГО, ЧТОБ В ЯЗЫКЕ РАВНЯЛСЯ НА ТЕБЯ.

«Давить» — это понятно; адвокат Эмбер тоже «давил» Мак-Клайда — оказывал влияние в ее пользу. И надо быть поласковей; как это сочетать?..

— Звоночек, воспитанные люди говорят: помоги мне накрыть на стол.

Звон громко заморгал, приоткрыв рот, а Рыбак подмигнул ему:

— Пацан, тебя заметили. Скажи еще чего-нибудь ради знакомства.

— Оставь их, пусть. Садись, — Косичка придвинула стул Рыбаку.

— Я сам могу.

— А, ладно. Продолжай, тут все — свои.

— Так… значит, у вас банда?

— Отряд.

— Хм… ну, пускай так. Значит… я о «харикэне». Он разобран, но моторы и проводка целы, — Рыбак сплел пальцы и уставился на них. — Машина без кабины, без оружия — считай, без ничего. Я сам с нее все на продажу поснимал. Кабина сбоку разворочена — из бластера, мне кажется. Наверно, этот «харикэн» с «черного вторника» валяется; бои там были сильные… Я сам не поверил, когда протестировал, — турбины на ходу, и гравитор тянет. Если машину заправить — она полетит.

— Что нужно?

— Топливо; тонны полторы хватило бы. Стандартные аккумуляторы — штук пять. Ну, еще всякое… это у меня в заначке есть. Главное — запустить турбины на рабочий ход; с них энергия пойдет на гравитор… — Рыбак осклабился — не радостно, а зло. — Будет полный финиш.

— Только при одном условии, — Косичка наставила палец как «уран», — люди не должны пострадать.

Рыбак закашлялся — или ему не нравились наставленные пальцы.

Между тем еда, так неаппетитно названная Звоном, расставлялась по столу; Звон красиво поворачивал ключи на саморазогрев консервов и заискивающе косился на Лильен. Лильен была в панике — срочно надо влюбиться, а как это сделать?..