Прихожу в себя в клетке. Моя тюрьма трясётся в ритме «тунц-тунц».

На таких децибелах музыку обычно слушают орки. Но оркам-то откуда здесь взяться? Кстати, понять бы ещё, где это «здесь»? Пытаюсь встать — что-то тянется за руками и позвякивает. Цепи? Да вы спятили?! Фею и на цепь? Я вам не собачонка какая-нибудь!

Оглядываюсь в поисках волшебной палочки. Да что за… силы тёмные! Палочки нет!

Подползаю к краю решётки, смотрю, как под:

двое существ, как говорит современная молодёжь, зажигают. Их движения дёрганные и больше похожие на пляску Мурчелло, объевшегося неведомых зверюшек. Сами же танцоры выглядят, как бродяги: одеты в какие-то несуразные грязные лохмотья. Один — в зелёные, другой — в синие. Добавить к этому ещё полукрысиные рожи — те ещё танцульки получаются.

Но особенно жжёт синий. Даже язык вывалил: прыгает на задней одной лапе, дрыгает второй, молотит воздух передними. Зелёный же, куда более тощий, с выпирающим кадыком, запрокинул морду и дёргается, как заведённый.

Тут они уже начинают подпевать, и хоть уши затыкай. Слушают всякое старьё! Хотя новинки сюда, в окрестности Злобнолеса, видимо, доходят медленнее и хуже.

Понимаю, что вряд ли до них докричусь, но всё-таки пытаюсь:

— Эй, танцоры!

Они, как и следовало ожидать, не реагируют.

Зато отзываются рядом. Нежный, едва различимый за грохотом голосок просит:

— Не зовите их, не надо! Они страшные и могут нас съесть!

Осматриваюсь — Ляна. В соседней клетке.

И судя потому, что одежда у неё запылилась, а волосы сбились, она здесь уже довольно продолжительное время.

Подманиваю ближе. Она тоже звенит цепями, когда подаётся мне навстречу. Беспомощно вскидывает вверх тонкие руки: вот, мол!

— Главное, спокойствие, — говорю ей, обнимая через прутья клетки.

Но она не слушает и плачет вовсю.

— Я ведь просто шла. Никого не трогала. А тут эта крыса — шасть. Я хоть и знаю, что он не совсем крыса, но всё равно — боюсь их и не люблю. Стала отступать, а тут дыра, вот такенная. И я провались. А потом смотрю — в клетке. Да что же это такое?! Теперь они нас съедят! У них зубищи ого-го, я видела!

Глажу её по голове, успокаиваю, готовлю:

— Нам всё равно нужно как-то обратить на себя их внимание, — шепчу. — У меня пропала волшебная палочка, нужно её найти и вернуть любой ценой, потому что иначе отсюда не выбраться.

— Орех! — Ляна мгновенно успокаивается и с видом знатока поднимает пальчик вверх.

— Орех? — повторяю я, не понимая.

— Ну да, я же белка. А вы разве не знаете известную беличью поговорку?

— Нет, конечно, откуда мне знать. Мне фейских хватает.

Она вновь поднимает пальчик:

— Где белка, там и орех.

— Мудрое высказывание, — соглашаюсь я, чтобы не обидеть свою милую собеседницу. — Только вот чем оно нам поможет?

— А вот чем! — и достаёт из кармана передника крупный орех.

Несколько секунд смотрит на него с невыразимой нежностью, как на великую ценность, потом, плаксиво сморщив личико, всё-таки запускает «снаряд». Да так ловко, что он угождает прямиком в голову синего.

Сумасшедшая пляска прерывается и крысор злой, будто его внезапно разбудили, поворачивается к нам.

Подаёт зелёному сигнал, и тот вырубает музыку.

В тишине, которая теперь давит на уши не хуже недавнего тунцканья, произносит ехидным голосом:

— О, девочки проснулись.

И гаденько так ухмыляется в топорщащиеся усы.

Зелёный направляется к нам, похрустывая шеей.

— Феечка и Белочка! Знатный улов, правда, Рыр? — говорит он синему.

— Верно, Ырр. Что будем с ними делать? — отвечает тот зелёному.

— Слыхал я, — Рыр открывает пасть и демонстративно ковыряется в зубах, — очень вкусным бывает рагу из фей.

— Верно, Ырр. Очень сладкое.

Ляна дрожит и попискивает рядом:

— Я говорила, говорила сожрут!

Цыкаю на неё и, подойдя к самому краю клетки, обращаюсь к крысорам:

— То есть, вы заманили нас сюда, чтобы съесть? Какой нелепый план.

Рыр и Ырр переглядываются.

— Нам нельзя говорить правду…

— Верно, нельзя.

— Если скажем, — один толкает другого в бок, — Ырыр нас убьёт.

Интересно, сколько ещё вариаций можно составить из этих двух букв? Мурчелло бы поучиться у них имена придумывать.

— Ырыр очень страшный? — интересуюсь.

Чем больше информации, тем проще действовать.

— Да, — дружно кивают синий и зелёный.

— Он нас обижает, — говорит Рыр.

— И бьёт, верно, — добавляет Ырр.

Отлично! Запуганные и забитые починённые — худшие из возможных. И я перехожу на совсем уж заговорщицкий тон.

— Если вы поможете мне и ей, — указываю на Ляну, — я помогу вам.

Они придвигаются ближе.

— Как?

— Рассказывай!

Я выбираю самую таинственную версию голоса и шепчу:

— Кто-нибудь из вас пробовал П.И.Л.?

— Неа, — мотает головой Рыр. — Я не пил.

— И я не пил, верно, — подтверждает Ырр.

— Мальчики, боюсь П.И.Л. — не значит пил.

— Ыыыы, — тянет синий.

— Рррр! — злится зелёный.

— Ты дурачишь нас, фея!

— Верно, за идиотов держишь. Что мы не знаем, что пил значит пил!

— Нет-нет, — качаю пальцем и замечаю краем глаза, как улыбается приободрившаяся Ляна, — П.И.Л. — это Поцелуй Истинной Любви.

Ребята переглядываются вновь, скребут затылки, переступают по каменному полу босыми когтистыми лапами.

И, наконец, выдают дружно:

— Такой П.И.Л. никто из нас не пил!

— А хотите попробовать? — добавляю в голос томления, чуть приспускаю рукав с плеча.

— Ещё как хотим!

— Верно, хотим!

— Тогда освободите нас, а то как же целоваться, если ты в цепях и в клетке.

Ырр идёт за ключами. Они висят на большом кольце, вбитом в стену.

Рыр топчется рядом, подмигивает то мне, то Ляне.

А я боюсь, как бы меня не стошнило, прежде чем воплощу задуманное.

Наконец, Ырр находит ключ.

И отпирает наши клетки, а потом и кандалы.

Крысоры выводят нас из норы, где мы прибывали в заключении, в более-менее просторную комнату. Здесь пол уже дощатый и со следами их танцев в виде довольно-таки глубоких царапин.

Несмотря на то, что мы с Ляной некрупные, крысоры едва достают нам до плеча. Но смотрят при этом с вожделением, разве что слюни не капают.

Я оглядываю комнату: где же они спрятали мою палочку?

Комната похожа на трактирную: грубо сколоченный стул, скамья, рогатая люстра под потолком, ну и маготафон с громадными динамиками. На столе остатки еды и недопитое пиво. В углу несколько тюфяков.

Холостяцкое логово.

Присаживаюсь на скамью и мечтаю скорей найти палочку. А то вконец провоняю этим кислым запахом и испорчу платье.

— Итак, уважаемые господа Ырр и Рыр, — лёгким наклоном головы обозначаю вежливость, — прежде, чем получить П.И.Л., его надо заслужить.

— Служить? Не хотим…

— Так нечестно, верно…

Развожу руками:

— Ничего не могу поделать. Поцелуй Истинной Любви — магия. А магия никогда не даётся даром.

Ляна, присевшая рядышком, горько вздыхает.

— Лучше согласитесь. Я однажды не согласилась поиграть с феей, и вот, двуногая.

Любопытство и похоть в этих гадких созданиях борются с ленью и, наконец, побеждают.

— Говори, что нужно делать?

— Верно, скорей!

— Всё просто, принесите мне мою волшебную палочку. И каждый из вас получит по поцелую.

И тут начинается.

Ырр и Рыр мечутся туда-сюда, заглядывают в углы. Развивают бурную деятельность.

Мы с Ляной обнимается и держим кулачки, чтобы скорее нашлась. Говорю ей на ухо:

— Как только у меня будет палочка, я оглушу этих олухов, и мы сбежим. Будь наготове.

Ляна делает очень серьёзное лицо:

— Поняла, уж что-то, а бегать я умею.

Отвлёкшись на разговор, мы не замечаем, как на сцене появляется третье действующее лицо, вернее, его огромные лапы с крючковатыми когтями.

Дружно вскидываем головы и видим громадного (даже по человеческим меркам) крысора. Кроме пёстрых штанов — у этого алых — на нём длинный кожаный плащ.

Редкие серые волосёнки сосульками висят с обеих сторон заострённой, тронутой шерстью морды.

Он гогочет и держит обоих наших спасителей за шиворот. Потом со всего маху ударяет их лбами и разбрасывает в разные стороны.

Вытаскивает из кармана мою палочку и крутит передо мной:

— Не это ищешь, фея?

Голос грубый, рокочет.

Чувствую, как Ляночка сильнее прижимается ко мне и дрожит.

Я и сама к такому повороту не готова.

— Да, её, господин Ырыр. — Помню, что на ускоренных курсах практической магии нам говорили, что с маньяками нужно говорить спокойно и вежливо. — И очень прошу вас быть настолько любезным, чтобы вернуть эту вещь мне. Она весьма ценная.

— Му-ха-ха, фея! — Он наклоняется близко-близко и обдаёт смрадным дыханием. — Так и отдал. Не уж! Ты мешаешь нашему плану?

— Да-да, — дружно подхватывают синий и зелёный. — Скоро всё тут будет нашим! Мы уже к вам и лазутчика заслали!

Ырыр ухмыляется:

— Что? Не распознали нашего в Галете?

Вот так поворот! Выходит, Галет за крысоров? И, значит, не просто так в академии. Ох, как же мне надо на свободу! К Злобинде — надеюсь, она поцеловала Галета и теперь держит его в ежовых рукавицах? — и Хмурусу? Академии грозит невероятная опасность.

— Галет — мой друг, — говорю я, пытаясь улыбнуться в наглую ехидную морду. — Он не одобрит ваше поведение!

— Какая же ты глупая, хоть и фея! — грохочет Ырыр. — Галета мы науськали, и он расставил те ловушки, через которые вы с рыжей сюда свалились.

Ну, Галет! Ну, гад! Доберусь я до тебя, хвостатый.

— Поэтому, — ухмыляется Ырыр, — я должен уничтожить твоё оружие у тебя на глазах.

Он зажимает волшебную палочку в передних лапах и начинает с силой сгибать.

Палочка звенит тонко и надрывно. И у меня всё сжимается внутри, как будто ломают меня.

Когда рождается фея, рождается и её волшебная палочка. И тут же сама прилетает и ложится в руку. С тех пор наша связь становится неразрывной. Я не знаю ни одной феи, которая бы лишилась своей палочки. Должно быть, они погибали бесславно.

— Пожалуйста, не нужно этого делать, — я встаю и осторожно подхожу к громадному крысору. — Вас обманули, господин Ырыр, это всего лишь кусочек дерева. Он дорог мне, как память. Моя мама подарила мне эту вещь при рождении.

Ырыр лишь ухмыляется ещё гаже и продолжает гнуть.

За моей спиной ахает Ляна, но мне сейчас не до неё.

Ближе.

Ещё ближе.

Почувствуй меня. Иди ко мне.

Палочка у меня — умничка. Чувствует, рвётся.

Ну же, постарайся.

И она пружинисто выстреливает и вонзается крысору прямо в нос.

Ырыр верещит совсем не по-мужски, пытается выдрать занозу.

Но моя палочка на то и волшебная, так просто её не возьмешь! Она ещё и всверливается.

Ырыр орёт:

— Убери-убери от меня эту гадость. Немедленно.

— Не могу, — кричу я. — Ты слишком высокий.

— У тебя же крылья! Подлети!

Полетаю, вытаскиваю палочку, стряхиваю с неё грязную кровь.

Привожу в порядок себя, потом Ляну (негоже белочке быть такой грязнулей), и лишь после — оказываю помощь Ырыру. Но всё равно он ещё некоторое время по-звериному трёт лапой нос.

— Как бы мне тебя наказать? — говорю, приложив к губам ту самую палочку, и с удовольствием наблюдаю, как огромный монстр трясётся, будто смородиновое желе.

Кстати, почему именно смородиновое? Люблю его и давно не ела.

— Не надо, феечка, хорошая! — канючит он и бухается на колени.

— О, придумала, ты уж очень хорош в роли стонущего и унижаемого, поэтому я сделаю тебя… сделаю тебя… — прислужником у самой вредной и капризной принцессы всей Сказочной страны.

— Нет! — вопит он.

— Да и ещё как! — улыбаюсь я. — И ещё, ты будешь в неё по уши влюблён. Точно.

Его долгое «нееет» исчезает в мерцающих искрах моей магии.

Вот теперь я смеюсь. Любовная магия — то, что удавалось мне всегда и лучше всего. Каждый раз на курсах повышения квалификации получала «отлично» по амурным чарам. Знаю, что такое заклятье продержится долго и не снимется ничем.

Но радость моя оказывается преждевременной — синий и зелёный приходят в себя.

— Держи их!

— Хватай!

Они начинают носиться за нами с Ляной, а мы никак не найдём выход.

И вот нас загоняют в угол.

— Она убила Ырыра!

— Верно, наш брат погиб!

— Разорвём их на кусочки!

— На мелкие, верно!

— И на рагу!

— Будет нам ужин!

Надвигаются всё неотвратимее. Вон уже в лапах переливаются зелёные комки магических фаерболов.

Никогда не сталкивалась с магией крысоров. Могу и не отбить.

Ляна скулит жалобно и обречённо.

И тут — раздаётся рык и скрежет когтей.

Является наш избавитель!