Академия погружается в предпраздничную суету. Правильно, надо же когда-то отдыхать, а то так и скиснуть недолго.
Больше всего хлопот доставляет, конечно же, виновница торжества. Кто бы мог подумать, что Злобинда Ши-Ворот окажется в плане нарядов ещё капризнее всех моих Золушек вместе взятых?
— Это меня полнит, — отвергает она очередной мой шедевр — нежно-розовое платье, делающее свою обладательницу похожей на перевёрнутый венчик цветка.
Её комната, прежде скромная и аскетичная, как и хозяйка, сейчас напоминает магазин женской одежды, по которому основательно так прошёлся ураган — Злобинда готовится к свадьбе.
Конечно же, у неё, как и у каждой невесты, должно быть всё самое лучшее. Ну и что, что немного за тридцать. Не повод становиться аскеткой. Тем более, когда не просто принц, а целый король на голову свалился.
Есть от чего забеспокоиться: вон, девиц полная академия, не ровен час — уведут.
Поэтому вздыхаю и колдую новое платье. На этот раз — глубокого синего оттенка с низким декольте. Оно неплохо подчёркивает весьма-таки аппетитные формы Злобинды.
Она крутится перед огромным магозеркалом, которое строит преумильные рожи и нелестным образом комментирует происходящее.
Злобинда цыкает на него, топает ногой и говорит:
— Это, пожалуй, оставлю. Для девичника.
И то хлеб.
Платье летит на кушетку, где уже груда других, и будущая новобрачная уставляется на меня недовольным взглядом.
— Ну, — говорит она строгим проректорским тоном, от которого молодых коллег бросает в дрожь, — ты думаешь меня наряжать?
Эх, да пусть тебя серые волки наряжают, хочется съехидничать мне, но я её понимаю и даже немного жалею: почти смириться с участью старой девы, привыкнуть холостяцкой жизни и синим чулкам, а тут — бац! — и поменялось всё.
Но на то я и фея, чтобы самые потаённые мечты воплощать. К тому же желания почти всегда одинаковы, сколь разными не были бы те, кто их загадывает.
И мы начинаем снова: это слишком откровенное, то — чересчур короткое, у этого — подмышками жмёт.
— Всё! — поднимаю руки и падаю в кресло. — Больше у меня идей нет. Исчерпала себя до капельки.
Злобинда хнычет, ну совсем как какая-нибудь первогодка:
— Что же мне теперь к венцу голой идти?!
О, это было бы зрелище! Особенно в её рейтузах, которые она никак не позволяет мне сменить на что-то более пикантное.
Злобинда с размаху лупит по горе ненужной одежды, цепляется за застёжку корсета и ломает ноготь.
— Ну вот! Этого ещё не хватало! — упавшим голосом произносит она и опускается на пол: ноги разъезжаются, голова никнет.
Тормошу её за плечи:
— Эй, подруга, помнишь, что мне пару часов назад говорила? — Она мотает головой и, похоже, вся сосредоточилась на отращивании ногтя. — Хорошо, тогда напомню, — встаю, подхожу к ней, наклоняюсь и ору прямо в ухо: — Соберись, тряпка!
Она мгновенно подскакивает, руки по швам, глазами хлопает осоловело, но к труду и обороне готова.
— Так лучше! — сменяю гнев на милость. — Давай, подумай, каким ты видишь его — свадебное платье своей мечты.
Она вздыхает:
— В том-то и беда, что никаким. Никогда и в мыслях не было.
— Не верю. Все девушки в глубине души мечтают о свадьбе и фантазируют о нарядах.
— Пфф, — отзывается она, — только я не все. Меня куда больше интересовали заклинания подчинения и ядовитые травы.
— Хорошо, — сдаюсь я. — Пусть раньше тебе было не до фантазий. Но теперь-то есть повод и можно предаться легкомыслию. Ну, давай, дерзай. Представь его. А я прочитаю твои мысли. Колдунья ты, в конце концов, или как?
Она прикрывает глаза и грезит.
А что, оказывается у нашей Злобинды не такой уж и плохой вкус.
Платье отливает серебром, струится и стелется по полу пролитой ртутью…
Красиво и изящно.
— Ты будешь самой красивой невестой! — говорю я и поднимаю оба больших пальца вверх.
— Правда? — взволновано и неверяще переспрашивает она.
— Правдивее не бывает! — говорю я и любуюсь тем, как по-девичьи радостно загораются её глаза.
И строгая Злобинда молодеет и хорошеет на глазах.
Она бережно снимает свой роскошный наряд и аккуратно вешает его на плечики на дверце плательного шкафа. Так старомодно и мило.
Провожу волшебной палочкой по воздуху, и вот в моих руках продолговатая коробочка, перевязанная алой лентой с золотой каймой.
— Это мой первый тебе свадебный подарок, немного нетрадиционный.
Её брови ползут вверх.
— О, я заинтригована.
Развязывает грубо, почти разрывает. Любопытство гонит её вперёд. Наконец, упаковочная бумага ложится вокруг цветными клочьями, а Злобинда открывает крышку и замирает.
Ещё бы — ведь там тончайшее и откровеннейшее нижнее бельё.
Злобинда слегка краснеет, но улыбается, как девчушка, обнаружившая желанную вещицу под рождественской ёлкой.
— Никогда не носила такого! — говорит она, обнимая руками щёки.
— Ну, надо же когда-то начинать, — подмигиваю ей. — Уверена, Галету понравится.
Злобинда убирает подарок в шкаф и поворачивается ко мне:
— Ты сказала, этот нетрадиционный, а есть ещё и традиционный?
Что, аппетит разыгрался?
— Конечно, есть, — говорю. — Вот, хрустальные туфельки. Принцеприворот последней модели.
Она ахает, как Золушка перед балом.
— Какое чудо!
— Носи на здоровье.
Итак, невеста собрана.
Теперь тыкву — в карету, крысу — в кучера… Стоп! Кажется, заработалась. Крыса же у нас король!
— Теперь нам подружки невесты нужны, и у меня, кажется, есть кое-кто на примете.
Счастливая Злобинда устремляется за мной.
Моих подопечных находим в актовом зале. Стоят на коленях возле горки… сена, что ли?
Завидев нас, вскакивают, бегут навстречу.
У Люси глаза на мокром месте.
— Мы хотели украсить зал, — начинает она уже издалека. — Ничего не выходит. Цветы либо сразу вялыми получаются, либо увядают через пару минут. Прямо беда.
Улыбаюсь:
— За цветы не переживайте, их возьму на себя.
Не стоит девушкам расстраиваться, что из-за их тёмной магии у них не получается живое.
— Лучше ответьте мне, как вы отнесётесь к идее стать подружками невесты?
Злобинда при этих словах рдеет в лучших традициях невест.
Девушки соглашаются с энтузиазмом. Даже Депра, то есть, Долорес.
Кстати, за эти дни она стала менее унылой и будто проснулась. Она, конечно же, не помнит своего позорного столкновения с королём Ландаром, но что-то в ней с того момента неуловимо изменилось. Девочка созрела и стала сочной спелой ягодкой с истинно колдовским огоньком в огромных лиловых глазах.
— Марику мы ведь тоже возьмём? — интересуется заботливая Люси.
— А её прыщи уже сошли? — интересуюсь я, памятуя, какой те были проблемой.
Люси сияет, как новенький луидор.
— Ещё бы, я ведь старалась.
Мы всей компанией идём в класс, и тут разгорается новый эпизод грандиозной битвы: во что одевать подружек невесты.
Одни не любят тот цвет, другие этот.
В результате сходимся на бледно-сиреневом. Он универсальный и идёт всем, и блондинкам, и брюнеткам и рыжим.
И начинаются примерки, причёски, дефиле.
— Всё должно быть идеально! Идеально! — не устаёт повторять Злобинда и муштрует девочек так, словно тем не подружками невесты у неё на свадьбе красоваться, а важную шишку волшебного мира встречать…
Кстати, о шишках… Вернее, о белочках. С той ночи от Ляны никаких вестей. Уже начинаю переживать.
Да и о Мурчелло ничего неслышно. Уж не порвали ли его тогда крысоры?
Оставляю девушек на попечение Злобинды — в конце концов, это её свадьба, и ей решать, как всё должно выглядеть.
Бреду по коридору нашего учебного корпуса и неожиданно упираюсь в дверь. Дверь богато украшена резьбой. Витая ручка похожа на перегнутый древесный корень. Простой медный колокольчик никак не согласуется с такой роскошью.
Чувствую, как колотится сердце. Это оно подаёт мне тревожные сигналы. Но, глубоко вздохнув и повелев себе успокоиться, берусь за шнурок и дёргаю.
Разливается звонкая трель.
Дверь не открывается.
Не стоило ожидать.
Мне ведь говорили, что в этом крыле никто не живёт. Даже помещение под факультатив потому и выделили — основным занятиям не мешать.
Не солоно хлебавши, ухожу. Эх, не люблю не поддавшиеся мне двери.
Но сзади раздаётся шум, и низкий бархатистый голос доносится вслед:
— Айсель?
В его устах моё имя, данное мяв-куном, звучит особенно музыкально.
Я медленно поворачиваю голову, точно зная, кого увижу.
Но всё-таки невольно слетает с губ:
— Вы?
Мне хочется рвануть к нему, скрыться в его объятиях, утонуть в бездонных чёрных глазах.
— Да, я. И раз уж вы ко мне пришли, прошу, — он легко кланяется и пропускает меня в свою комнату.
Просто и уютно. В сдержанных тёплых тонах.
В камине танцует огонь, заставляя корчиться в странной пляске и тени по стенам. В кресле лежит открытая книга. Пахнет какао.
— Присаживайтесь, — он указывает мне на другое кресло, откуда уютно сползает пушистый плед.
Кудесник протягивает мне чашку ароматного напитка.
А я смотрю на тонкие, немного узловатые пальцы, которые едва ли не соприкасаются с моими, когда он передаёт мне какао. Такие руки под стать музыканту и воину.
Когда кудесник двигается, с его одежды облетают листья. Они уже устилают ковром весь пол, придавая комнате вид романтичной заброшенности.
Мой знакомец садится напротив и пристально смотрит на меня:
— Удивлены, что я здесь? — спрашивает, наконец, сам то, что давно вертелось на языке.
Отпиваю несколько глотков, ставлю чашку на столик, тоже украшенный аппликацией из древесных срезов и листьев, и говорю:
— Честно сказать, да. Думала, вы живёте в лесу.
— К сожалению, даже таким, как я, нужно иногда греться у очага. К тому же я — Хранящий. И хранить должен не только лес, но и всех, кто находится в этой академии. И не могу надолго её покидать.
— Это печально. Рутина и однообразие заедают.
Сужу по себе, однако, вижу, он полностью согласен. Но, улыбнувшись, переводит разговор на другое:
— Но иногда есть и приятное разнообразие в виде прелестных фей, что залетают ко мне на огонёк.
Неожиданно он подается ближе, приподнимает моё лицо за подбородок и заглядывает в глаза, будто в самую душу… А там всё нараспашку. Только для него.
Твёрдые горячие губы касаются моих. И я срываюсь и лечу в пропасть.
Без крыльев.
Как там говорила Маб: любовь лишает фею способности летать и тянет на дно?
Пусть так.
Я сама выбрала этот путь.
Пусть сорвусь и погибну.
Кладу руки ему на плечи и отвечаю на поцелуй.
Прервавшись, он обнимает меня крепко и нежно, шепчет на ушко:
— Глупая, да разве ж я позволю тебе упасть!
Ой, я что опять высказала всё вслух?
Смущаюсь, смеюсь и понимаю: ещё чуть-чуть — и сойду с ума от счастья.
Маб и впрямь ничего не знает о любви.