Мы синхронно произносим одно и то же:

— Ты ничего не хочешь мне объяснить?

И снова замолкаем. Я — поднимаясь и отряхиваясь, Ландар — пристраивая на столе среди горшков самую настоящую корону из чёрного металла. Красиво и слегка жутковато. Особенно завораживающе и пугающе одновременно выглядят красные камни — словно осколки «дьявольских головешек»: в них клубится вишнёвая мгла, простреливают алые молнии.

Почти как в глазах Ландара сейчас.

Он стоит, расставив ноги и сложив руки на груди, отрешённый, исхудавший и похоже не на шутку злой.

— Ну я это… в общем… уехала с Нильсом… — господи! как же трудно говорить такое мужу! — …ииии… потом…

— Илона! — выплёвывает он. — Тебя не было три месяца. Я жду внятных объяснений.

— Три месяца? — в голове не укалывается. — Ведь прошло всего пару дней.

— За эту «пару дней», — ехидно передразнивает он, — тебя успели похоронить, а меня — ославить на всю округу: мало, что рогатый муж, так ещё и внезапный вдовец. Так что — чётче, я жду.

Я не учла, что время во владениях Хозяйки Перепутья могло течь совершенно по-другому. Ничему меня сказки не научили — ведь там нередко герой попадал в какое-либо странное царство-государство и оставался молодым, в то время как остальные — старились.

Надо же так влипнуть! Теперь главное всё разложить по полочкам, для себя прежде всего.

Опускаю голову, обнимаю себя за плечи и быстро-быстро пересказываю всё, что случилось со мной с момента той глупой ссоры за столом.

Ландар не перебивает, садится на край верстака, водит пальцем по контуру короны и внимательно слушает меня, иногда только тихо угукает.

— Хозяйка Перепутья, значит, — задумчиво произносит он, потирая подбородок.

Мой рассказ окончен, я совсем сникаю, будто, выдав все объяснения, сама осталась не с чем, разделась и стою теперь голая пред судом, жду вердикта.

— Да, она, — робко отзываюсь.

— Умеешь же ты притягивать… — хмыкает Ландар, — … странных существ… То — Госпожа Искажений, то — Хозяйка Перепутья, то — жители Деревни Грёз. Ну надо же! Другой за всю жизнь и трети того не узнает, что ты узнала.

Вздыхаю, пожимаю плечами:

— Я же залётная. Мне по жанру положено.

Ландар отлепляется от стола, идёт в угол, где скручена в рулон его постель, — со дня нашей свадьбы он спит в мастерской, так привычку и не изменил, даже в моё отсутствие, — вытаскивает плед, набрасывает мне на плечи. И лишь потом — в коконе — сгребает в охапку, прижимает к себе. Куда более горячо и страстно, чем раньше.

Я кладу ладони ему на грудь, устраиваю на них голову, прикрываю глаза.

Как же тепло и спокойно.

Меня защитят, меня никому не отдадут. Я нужна и важна.

Ландар не говорит этих слов, я чувствую их кожей.

Он гладит меня по волосам, по спине, целует в макушку и спрашивает уже по-доброму, с нескрываемым любопытством:

— Что ты имела в виду, когда сказала «положено по жанру»?

Усмехаюсь. Как объяснить мужчине из другого мира «любовь» наших авторов к забрасыванию девушек из двадцать первого века во всевозможные, будоражащие воображение, миры?

— Помнишь, тогда ты… спросил… как называют залётных в моём мире? — я не уточняю когда, но по тому, как Ландар каменеет и напрягается, понимаю — и так ясно. Ага, спросил то с ножом у горла.

— Да, — глухо отзывается он. — Но какое это имеет отношение к жанру?

— Самое прямое, — невесело хмыкаю я, — у нас о попаданках, залётных по-вашему, многие авторы пишут книги.

— И что, — искренне удивляется он, чуть отстраняя меня и заглядывая в глаза, — у вас там много таких, как ты? Попаданок, то есть?

— В книгах — не с честь! А в реальности, судя по всему, только мне так подфортило.

— Но зачем ваши — как ты их назвала — авторы, кажется? — киваю. — Так вот, зачем они пишут такие книги?

— Не знаю, — честно заявляю я, — наверное, считают что это весело. Поставить персонажа в какую-нибудь сложную ситуацию и смотреть, как он будет оттуда выпутываться.

— Чудной у вас мир, — Ландар проводит рукой по моим волосам, наклоняется и целует.

И я тону, растворяюсь в этом поцелуе. Он горчит виной, отдаёт солёным привкусом отчаяния, тает во рту чуть терпкой радостью.

Встаю на цыпочки, тянусь навстречу, как росток тянется к солнцу.

Как же глупо было искать добро от добра!

— Ты три месяца ждал меня? — говорю, когда вновь получаю такую возможность.

— И искал, и терял надежду, и бесился, — он улыбается, светло и немного устало, — только всё это теперь неважно. Потому что ты вернулась…

Беру его шершавую от работы, но при этом — аристократически узкую ладонь, прижимаюсь к ней щекой и подталкиваю его:

— Теперь ты.

— Что я? — не сразу понимает он.

— Рассказывай: откуда у тебя в шкафу такая странная корона? И почему она была ржавой?

— Хорошо, — на диво легко соглашается он. — Давно надо было сказать. Больше недомолвок — меньше доверия.

— Так давай покончим с тайнами! — с энтузиазмом предлагаю я. Сама после «исповеди» чувствую себя куда лучше. Будто гора с плеч реально упала.

— Непременно, но не здесь, — он сильнее закутывает меня в плед, подхватывает на руки и несёт в спальню, устраивает на кровати, садится рядом и берёт за руку: — Рассказ будет долгим. А ты не вздумай уснуть, потому что я откровенничать не мастак и второй раз такой подвиг не повторю.

Ласково улыбаюсь и искренне заверяю:

— Не волнуйся, я обожаю длинные сказки. Так что не засни сам, пока не расскажешь до конца.

— Убедила! — смеётся он, поправляет подушку у меня под спиной и говорит: — И напросилась! Вот теперь сиди и слушай… — он выпускает мою ладонь, складывает руки на коленях, устремляет взгляд вдаль и начинает: — Когда-то я был королём…

Волшебное зеркало крупным планом показывает хорошенькую златокудрую девицу. Она сидит за пяльцами и что-то напевает.

Король отрывается от созерцания девичьих прелестей и обращается к первому советнику:

— Что скажешь, друг мой?

Герцог Эльденский ставит кубок на резной столик, отщипывает и отправляет в рот виноградину, и только потом отвечает своему королю:

— Скажу: прелакомый кусочек, надо брать.

— Что-нибудь знаешь о ней? — король подливает себе вина и делает несколько больших глотков.

Красивые губы герцога Эльденского расходятся в самодовольной улыбке — ему нравится быть осведомлённее собственного сюзерена.

— Она дочь одного скоропалительного барона. Зовут Марикой. Студентка Академии Тёмного Колдовства. Той самой, которую вы, ваше величество, курируете.

— Стало быть, — король лениво разваливается на троне и вертит в руках кубок, — она тёмная?

Герцог Эльденский утвердительно кивает:

— Других не держим!

— Вот и хорошо, — король брезгливо морщится. — Ненавижу светлых. В общем, поставь в мой график на ближайшее время аудиенцию для этого барончика, — он небрежно машет рукой в сторону зеркала, — и пусть не забудет дочь захватить. Полюбуемся на это чудо природы поближе. А пока что, друг мой, собирайся-ка на охоту. Слыхал я, что в Злобнолесу опять промышляет Сивошкурый Зверь.

Первый советник становится белее стены.

— Ваше величество, сир, мы же недавно ходили на Сивошкурого.

— Я о том и толкую: одного завалили, так другой вылез. Снова когти точит, клыки разнимает. Пора и им заняться.

Его собеседник тоскливо тянет:

— А может в наши леса? На кабана?

Король хмыкает:

— И в чём смысл такой охоты? Толпа людей с собаками загоняет бедного зверя. Исход такой вылазки известен заранее.

Герцог Эльденский закашливается, поперхнувшись вином. Да уж, у короля, как всегда, железные аргументы. И крыть-то нечем. Однако герцог пытается:

— Ну его можно хотя бы зажарить и съесть. А Сивошкурый не только несъедобен, так ещё и кровь у него ядовита. А клычищи! А когти! Лошади чуют его за много миль и на дыбы встают. Вы же помните, что на последней охоте было?

Король встаёт, разминает затёкшие конечности и усмехается:

— Я это предусмотрел. В этот раз поедем на огнегривых.

Час от часу нелегче, уныло думает первый советник. Но спорить с королём — себе дороже. А герцог Эльденский пока что ценит и своё место при дворе, и голову на плечах. Придётся ехать на безумную королевскую охоту в мрачный и враждебный Злобнолес. Хотя куда лучше девиц ко двору заманивать — вот дело как раз для первого советника. Тут он дока. Да и то, почему короля в Злобнолес тянет, — понять можно. Он ведь по глупости одного из королевских предков возник. Тогда же и Чёрная Злоба в этих краях стала лютовать. Король чувствует вину и старается изничтожить как можно больше чудовищ. Чтобы его же верноподданным спалось спокойно. Цель, безусловно, похвальная, но вот только в Трофейный зал без дрожи не войти. Некоторые чучела там весьма реалистичны. Придворные таксидермисты стараются на славу. А король в Трофейный зал ещё и претенденток на роль невесты водит. Немудрено, что бедные девы разбегаются, куда глаза глядят.

Лицо герцога, должно быть, весьма красноречиво отражает все метания и размышления. Поэтому король великодушно хлопает первого советника по плечу и, хохотнув, говорит:

— Возможно, ты огорчишься, друг мой, но минуту назад я принял решение ехать на охоту без тебя. На сей раз беру с собой только Серых Стражников. От перепуганных придворных толку мало. Но ты не расслабляйся — у тебя своя охота, — король подмигнул. — Доставь-ка мне прелестную баронессу Марику.

Герцог Эльденский готов расцеловать короля. И уж конечно обязуется служить ему верой и правдой до скончания дней своих.

В общем, охота тогда удалась — и у короля, и у герцога. Сивошкурый зверь занял место в Трофейном зале, а прекрасная Марика в свободное от учёбы время украшала собой спальню короля.

Барон зазнался, задрал нос и пустил слух, что скоро-скоро сам король женится на его дочери. Когда сплетни дошли до королевского замка, Его Величество и первый советник знатно повеселились. Ведь они-то знали, что настоящая невеста — принцесса Элиолл. И в свой срок она принесёт брачные обеты королю. Но пока что — решили немного потешить самолюбие барона.

…Недобрые силы — впрочем, других в здешних местах уже лет триста не водилось — надоумили короля в тот день посетить Академию Тёмного колдовства. Должен же куратор хоть иногда наведываться к подопечным лично? Дурное предчувствие, конечно, мучило и трезвонило во все колокола, но король, по своему обыкновению, залил его тремя кубками изысканного вина и отправился в путь.

Но едва только ступил на территорию академии — как посыпались несчастья. Сначала в его объятия при всём честном народе упала какая-то ненормальная слезливая девица. Потом выяснилось, что у этой полоумной в наставницах — самая настоящая фея-крёстная! Подумать только — фея в Академии Тёмного колдовства! Какая нелёгкая занесла сюда эту крылатую дрянь?!

Король намеревался устроить разнос ректору академии за то, что тот пустил светлую в благородную обитель тёмных. И только страстные ласки Марики притупили его гнев и даже привели в благостное расположение духа. Но ровно до той минуты, пока гадкая фея не врезалась в него в полутёмном коридоре женского корпуса.

Её кожа чуть светилась в неровном свете луны, любопытно заглядывавшей через окно. Волосы мерцали, крылышки переливались, а от самой головокружительно пахло цветами. Достаточно оснований, чтобы взбеситься.

— Ненавижу фей! — прорычал он, хватая её и буквально впечатывая в стену. — Они такие нежные. Такие сладкие.

Он обвёл рукой идеальные контуры её хрупкого тоненького тела и поцеловал, самым наглым и бесцеремонным образом.

Фея, конечно же, влепила ему пощёчину. Он лишь посмеялся — маленькая дамская ручка скорее поласкала, чем причинила боль. Впрочем, ему, антимагу, крылатая волшебница не могла причинить какой-либо существенный урон. Он так ей честно и сказал:

— Не тратьте магию понапрасну. Я — антимаг, любая магия против меня бессильна.

— Но — не проклятие фей, — гордо вскинув прекрасное, раскрасневшееся личико, заявила она и прокляла:

— Исчезни! И пусть на твою голову свалится попаданка!

Оказалось, он плохо знал фей и силу их проклятий… Одной фразой она стёрла его из анналов Сказочной страны. Превратила в исчезающего.

И о нём тотчас же все забыли.

Всё, что было ему дорого, всё, что волновало, всё, за что он сражался, — в одночасье исчезло. Любимая младшая сестра уколола палец веретеном и провалилась в вечный сон, королевский замок оплёл тёрн, корона покрылась ржавчиной, а собственные вассалы перестали узнавать и оказывать почести.

Больше никто не помнил ни о короле, ни о его процветающем государстве, словно тех никогда и не было.

Осталась лишь золотая цепь на шее и два умения, которые могли прокормить: гончарное мастерство (он с юности подражал Богу-Гончару) и охота на магических тварей.

Тем и жил. Потеряв счёт времени. Слоняясь из кабака в таверну.

Обзавелся ослом и повозкой. Так странствовать стало сподручнее.

И вот однажды он здорово набрался на пару с каким-то забулдыгой и стал изливать тому душу. Пьянчуга слушал внимательно, кивал, но когда речь зашла о попаданке, вдруг протрезвел, наклонился вперёд и сказал:

— А ты женись на ней и убей. Нет попаданки — нет проклятия. Осталась фея с носом.

— Фея с носом, — хмельно хохотнул теперь-уже-просто-гончар и похлопал собутыльника по плечу. — А ты дело говоришь… как тебя там?

— Ганс, — подсказал пьяница, — огородник. Раньше горох выращивал, а теперь вот… — он повёл рукой, будто извиняясь за прокопчённые стены забегаловки.

Экс-король горько хмыкнул:

— Ты хоть огородник…Но я тебе вот что хотел сказать, дружище Ганс, — как же я узнаю эту попаданку? Фея сказала, что она упадёт мне на голову, однако девицы пока на меня падать не норовят.

— Оно и понятно, — ухмыльнулся Ганс, демонстрируя жёлтые зубы, — от тебя же разит, как от винной бочки.

Оба рассмеялись, обнявшись через стол.

Ганс успокоился первым и продолжил:

— Но на голову она и не упадёт. Она явится в зелёной вспышке.

— Откуда ты знаешь?

— Однажды я вырастил необычный горох…

Слова эти подействовали, как заклятие по призыву демона. Потому что с лавки у стены сразу же вскочила дородная, грязно одетая и лохматая особа. Она подбежала к Гансу и влепила ему знатный подзатыльник.

— Ты чего языком попусту треплешь, олух! — взвилась она. — Мы же договаривались никому про горох не рассказывать! Итак весь растеряли!

Пьяница попятился, жалобно закрываясь руками и бормоча:

— Уймись, Марта. По твоей вине ведь растеряли.

— А ну пойдём отсюда, говорливый мой, — и, подцепив Ганса под руку, много извиняясь и кланяясь, поволокла его к двери.

Уже у порога Ганс обернулся и крикнул:

— Зелёная вспышка! Увидишь её — там то, что тебе нужно!

Ганс и Марта удалились, а показалось, будто рассеялись в воздухе, как иллюзия.

А он с той поры ездил из города в город, из королевства в королевство и спрашивал: не замечал ли кто странного явления вроде зелёной вспышки? Так и добрался до самой Северной Атомики, где узнал, что как раз перед его появлением что-то такое видели над башней в лесу. Говорили, в той башне живёт принцесса — самая уродливая из всех, кто рождался в Сказочной стране. И она вот-вот должна явиться во дворец, чтобы выйти замуж.

Он порадовался уродству принцессы (не так жалко убивать будет!) и приготовился ждать.

Вскоре её действительно привезли на королевский двор. Она так спешила следом за своей нянькой, что не заметила пропойцу, спавшего на соломе у стены одного из сараев.

Зато он отлично её рассмотрел и понял: проиграл…

Принцесса, на его горе, оказалась нежной, юной и невыносимо прекрасной.

Такую убить — всё равно, что вырвать себе сердце.

Ландар грустно улыбается и целует мне руку:

— Ты, наверное, считаешь меня слабаком или идиотом?

Тянусь к нему, трогаю ладонью жёсткие тёмные волосы, обвожу пальцем резкие скулы, заглядываю в глаза — сейчас насыщенно-вишнёвые, словно дорогое вино:

— Нет, — говорю честно, — я считаю тебя романтиком, каких мало. И героем, таких по пальцам одной руки можно пересчитать. Ты даже не наорал на меня.

Он усмехается:

— Честно сказать, это лишь потому, что был обескуражен твоим внезапным появлением. Вот действительно — дар речи потерял.

— А зайди я через дверь — наорал бы?

— Непременно, — серьёзно отвечает он, но я вижу, как в глазах пляшут весёлые искорки. — И не думай, будто я успокоился и простил. Я намерен как следует тебя наказать.

Вот только нежнейший бархат в его голосе всё портит — ласкает, окутывает, чарует.

Ландар надвигается неотвратимо, как буря, вынуждая меня откинуться на подушки и вжаться в кровать.

Мне немного страшно, но этот страх будоражит. Заставляет кровь ухать в висках. Наполняет тяжестью низ живота.

Но… у меня ещё есть вопросы.

— Корона… Значит, Элиолл…

— Тссс! — требует Ландар, ловко расшнуровывая лиф моего платья. — У меня есть способ избежать этого…

— Чего?.. — удивляюсь я, перед тем, как ахнуть: ладони мужа уже сжимают мою грудь.

— Твоих вопросов… — говорит он, вовлекая меня в долгий страстный поцелуй…

…И вправду стало не до разговоров.

Иногда полезно снимать покровы — одежд и тайн… Становится легче дышать.

… А наказание мне понравилось.