Карета мерно покачивается, и я погружаюсь в дрёму. Сны приходят смазанные, но тревожные. Последнее время мне стало страшно засыпать, если руки Ландара не обнимают меня.

Недаром он охотник на чудовищ. Когда он рядом, они не лезут даже в мои сны. Но стоит ему уйти… Из каждого тёмного угла, коих полно в нашем огромном замке, на меня сверкают голодные злые глаза какого-нибудь монстра.

За последние три месяца я очень привязалась к Ландару. Не полюбила, нет. Мама когда-то говорила, что для этого нужно пуд соли съесть. Но определённо перестала бояться и учусь доверять.

А ещё узнаю его, понемногу. Нового Ландара, короля, повелителя. Человека, умеющего принимать непопулярные решения, если они — во благо его королевства. Этот Ландар вызывает у меня трепет и восхищение.

Я тоже учусь быть королевой, первой леди.

А чем обычно занимаются первые леди? Правильно, благотворительность, культура, образование. Вот и сейчас меня пригласили на открытие картинной галереи. Правильно было бы сказать «портретной», так как в приглашении говорилось, что там — все предки Ландара, начиная от какого-то там колена. Приглашали, конечно же, мужа. Но у правителя — есть заботы поважнее. Поэтому еду я.

Экипаж встряхивает, и я просыпаюсь.

Дальше мы несёмся так, словно за нами гонится стая Сивошкурых зверей. Я слышу крики кучера: он пытается унять лошадей. Но бешеная скачка не прекращается. А потом…

Должно быть, какое-то препятствие. Лошади тормозят слишком резко, карету заносит и перекувыркивает, дверь открывается, и я лечу вперёд.

Успеваю вспомнить всех богов, каких знаю, — из прошлой жизни и здешних — попрощаться с родителями.

Но приземляюсь мягко — на ворох прошлогодней листвы, пахнущей прелью, чуть тронутой изморозью. Зима уже вовсю дышит первыми холодами.

Тут на мою, серебристо-льдистую подстилку падают красные капли. С моих ладоней. Испугано поднимаю руки и вижу, что они в крови. Как так? Ведь ничего не болит. Подношу окровавленные ладони к носу. Пахнет сладко, дурманяще, ягодно. Спелой клубникой, или малиной, или чем-то ещё безумно вкусным.

Осматриваю себя. Всё платье заляпано, просто не заметила сразу, потому что оно — алое. Но зато теперь чётко вижу ягодные узоры на дорогом панбархате. А потом замечаю, что вся поляна, на которую меня выбросило, в красных точках. Из-под заиндевелой травы маняще выглядывают красные плоды. Чем-то они напоминают вишни, хотя пахнут куда слаще. Ах, какой запах! Подчёркнутый озоновой свежестью первого заморозка, он пьянит и дурманит.

Ягоды так и зовут: возьми! попробуй!

Рот наполняется слюной.

Я тянусь к ближайшему кустику, буквально унизанному аппетитным угощением. Но тут, словно предупреждая или отговаривая, начинает стрекотать сорока. Одна, вторая, третья…

Наконец вспархивают и, громко крича, уносятся прочь.

И тогда — ещё пока в отдалении, но стремительно приближающееся, — я замечаю то, что напугало лошадей.

Высокую фигуру в плаще, окружённую мрачной, чёрно-красной аурой.

Кажется, что там, где это существо ступает, гибнет всё живое, а земля идёт трещинами. Даже издалека я чувствую его неизъяснимую мощь, которая прижимает, клонит к земле, лишает воли и голоса.

Я могу только хватать ртом воздух, и смотреть, как тварь надвигается на меня. Как взблёскивают алым клинки в её когтистых лапах. И с ужасом ощущаю, как густеет и раскаляется воздух вокруг.

Но внезапно некая сила тянет меня прочь, отпихивает подальше. И теперь я вижу другого монстра, уже куда более знакомого, с почти такой же мрачной аурой. Только вот клинок у него чёрный, а глаза полыхают красным.

Сейчас этот тёмный огонь приносит не страх, а облегчение: меня спасут!

Два чудовища сходятся стремительно, я ныряю головой в листву, закрываюсь руками. Боюсь, чтобы не задело — искры летят вокруг, железо лязгает так, что закладывает уши.

И тут на меня накатывает первозданный иррациональный страх. Когда не знаешь, кто ты и почему здесь?

Чудовища, сошедшиеся в смертельной схватке, ревут и топочут так, что дрожит земля. И я вместе с ней.

Нужно бежать. Подальше от этого ужаса. В лес, спрятаться, не слышать.

Я встаю, стараюсь не дышать и ступать осторожно. Не дай бог, хрустнет под ногой ветка.

Так, хорошо, шаг, ещё один — и срываюсь в бег. Мчусь, путаясь в длинной юбке алого платья. Длинный шлейф цепляется за кусты и торчащие из земли корни. Они отрывают по кусочку ткани, и путь мой будто усеян каплями крови.

Это пугает меня ещё больше. Морозный воздух, который я хватаю большими лихорадочными глотками, пропитан тревогой и звенит, словно нутро тэнк-драма. Реальность играет на моих нервах.

Бежать, вперёд. Скорее, ну скорей же!

Только вот тропинка закольцовывается, и я снова выскакиваю на поляну, где бьются чудовища. Под ногой чавкают и растекаются ароматными лужицами ягоды. Их сок собирается в ручейки, сливается в один широкий поток с дымящейся кровью поверженного монстра. Одного из. Я, как завороженная, стою и смотрю на эту жуткую реку, что собирается аккурат у моих ног. Будто я сама породила её, пролила на первую изморозь галлоны кумача. Будто мой цвет уже не нежно-голубой, а этот, ярко-красный, пугающий, жгучий.

— Кровавая королева! Кровавая королева! — насмешливо стрекочут сороки. Их собралось вокруг подозрительно много. Их дерзость несказанно злит. А ещё в ней слышится нечто пророческое.

Вишнёвые отблески полыхают в глазах монстра, оставшегося в живых.

Он медленно поднимается, опираясь на клинок. Его грудь пересекает страшный косой шрам. Чудовище шатает, но оно упрямо делает шаг в мою сторону.

Я не отступаю, не двигаюсь вообще.

Статуя. Вот. Претворюсь мёртвой. Умерла стоя. Стала соляным столбом.

Но монстра не проведёшь, он приближается неумолимо.

— Илона…

Моё имя в устах адской твари звучит, как ругательство.

Когтистая лапа ложится мне на плечо, и меня будто прибивает к земле. Даже вздохнуть тяжело.

Уродливая морда приближается, обдаёт смрадным дыханием, тянется к губам. Я захожусь в крике ужаса и отчаяния, но он обрывается глухим бульканьем, потому что монстр пользуется ситуацией и атакует мой рот.

Но судьба милостива ко мне: от ужаса и отвращения я теряю сознание. Когда прихожу в себя — закашливаюсь, будто нахлебалась воды. А потом меня рвёт тёмной слизью. Она, как живая, собирается в сгусток эктоплазмы, шевелит щупальцами, шипит, отползает в лес.

В голове проясняется. Я ловлю взгляд Ландара, полный нежности и тревоги. Муж сидит под деревом, привалившись к тому спиной. Бледный, измотанный, испачканный кровью и грязью. Тонкие пальцы сложены так, будто всё ещё сжимают рукоять меча. Наискосок, от плеча к поясу тянется шрам. Одежда вся набрякла и пропиталась кровью.

Протягиваю руку, чтобы коснуться, но тут же отдергиваю. У меня даже воды нет, как бы хуже не сделать. По-хорошему рану надо бы продезинфицировать. Но чем? Занесло же меня в мир без антибиотиков.

Всё, что могу сейчас, это жалобно проговорить:

— Ты ранен…

Не констатация и не вопрос. Так, унылое принятие неизбежного.

— Немного, — криво усмехается Ландар. — Главное, что ты цела. Не ела ягоды?

Мотаю головой:

— Нет, только немного сока попало на губы. У меня была паническая атака.

— Ещё бы её не было. Тебя хотели убить. Для верности, если ягоды не сработают, даже мракиса послали. Ублюдки.

— Но кто? Кому выгодна моя смерть?

Ландар пожимает плечами:

— Это я и собираюсь выяснить, — и, держась за дерево, начинает вставать. Каждое движение даётся ему с огромным трудом, он кривится и шипит сквозь зубы.

Я делаю рывок, чтобы поддержать, помочь, но он останавливает меня мановением руки:

— Не надо. Справлюсь.

Гордый, блин.

Я ведь жена, должна быть поддержкой и опорой. Но Ландар слишком меня бережёт. Готов чуть ли не под хрустальный колпак посадить. Этот несносный мужчина поразительным образом умеет сплетать трепетную нежность и заботу с необузданной страстью и эгоистичными замашками.

— Что нам теперь делать? — оглядываю мужа и становится тоскливо. Выглядит он не ахти.

— Тут… неподалёку… — Ландар машет рукой куда-то вглубь леса, — живёт лесная ведьма… Только она… может… раны мракиса…

Его ведёт. Он упирается лбом в могучий ствол дуба, обнимает его, прикрывает глаза, будто напитывается энергией священного дерева. И через время продолжает:

— Нужно только… подождать… плата…

Голос звучит совсем глухо, я едва разбираю слова. К тому же они тонут в странном перезвоне и шуршании, будто кто-то пересыпает кристаллы.

Оборачиваюсь, а на месте убитого мракиса — груда камней. Тёмно-красных, почти чёрных, с алыми молниями внутри.

Адские головешки!

Они и впрямь дымят и топят иней вокруг.

Сороки с опаской поглядывают на богатство, обиженно стрекочут, боятся взять.

И хочется, и колется, и мамка не велит.

А вот мне — придётся, потому что Ландар бормочет:

— Три камня… — должно быть, его сознание меркнет, потому что он дублирует слова на пальцах… — три… — скорее себе, чем мне. — Тогда она… поможет… колдунья… в лесу…

Последние слова он произносит едва слышно и отключается, падая со всего роста в кучу сухого хвороста.

Его кровь тоже смешивается с соком кровавых ягод.

Несколько мгновений моё сознание бьётся в панике: что теперь делать? Как быть? Но потом одёргиваю себя: уже не девчонка! Королева! Должна уметь принимать решения.

Поэтому выхватываю из груды кристаллов три, показавшихся наиболее красивыми, и прячу в небольшую, отороченную мехом, сумочку на поясе.

Теперь Ландар. Мне надо как-то его тащить… К этой ведьме.

А мой благоверный, на минуточку, довольно крупный мужчина, на две головы выше меня. Мне нравится ночами гладить его рельефные мускулы, пересчитывать кубики пресса на животе, ощущать тяжесть его тела. Но… поднять Ландара в реале? Куда-то тащить? Вряд ли я смогу…

Хочется выть и беситься. Обычно попаданкам достаётся какой-нибудь магический дар. Мне же не досталось ничего, кроме проблем и загадок Сказочной страны.

Но делать что-то надо — Ландар бледнеет прямо на глазах.

Дрожащими руками и стараясь сдерживать рвущиеся рыдания (только не умирай, пожалуйста… чёрт! ну почему ты…), я кое-как стаскиваю с него плащ. Он тяжел от крови. И это добавляет мне отчаяния. Только бы успеть.

Снимаю и свой плащ, алый с горностаевым подбоем, очень красивый. Сооружаю из двух плащей что-то вроде носилок. В моём случае — тащилок. Если обмотаю вокруг пояса — смогу потащить. Не знаю, как надолго хватит меня и как быстро сотрётся ткань, но другого выхода нет.

Надеюсь, ведьма не так далеко живёт.

Вытаскиваю у Ландара из-за пояса нож, чтобы обрезать подол платья, не хватало запутаться… и тут муж открывает глаза и перехватывает мою руку, сжимает запястье так, что мне кажется — хрустнет кость. Он оглядывается по сторонам и сипит:

— Что ты… собираешься… делать?..

— Тащить тебя к ведьме…

— Нож… зачем…

— Подол обрежу, платье чересчур длинное для прогулок по лесу.

— Ты… с ума… сошла?.. — он отпускает мою руку, привстаёт и закашливается, отплёвывая кровь. — Тащить… Ты же… надо… рвёшься…

В этом весь Ландар: будет сам кровь харкать, но меня защищать и беречь.

Я сглатываю слёзы: глупый!

Сейчас понимаю, что люблю его до боли, до ощущения частью себя, хоть и врала себе, что не влюблена. И мне самой хочется оберегать и защищать эту часть.

— А что делать? — говорю через всхлип.

— Акти…вировать… камни… Призвать… колдунью…

— Но как? — смотрю на него круглыми глазами. Он до сих пор ещё не понимает, что некоторые саморазумеющиеся для здешних обитателей вещи, для меня — полная абракадабра…

— Я… думал… — Ландар опирается на локоть, снова мучительно кашляет… — нож… кровь…

— Поняла, — киваю я, — чтобы эти камни заработали, нужна кровь.

Ландар кивает, но даже столь простое движение отражается гримасой боли на его лице.

— Звезда… круг… — хрипит он.

— Пентаграмма.

— Да… скорее… кровь… мою…

Я киваю, хватаю ближайшую палку и начинаю судорожно чертить магические знаки на земле. Стараюсь не думать об абсурдности происходящего, о том, что рациональная я и магия — не совместимы.

Меня потряхивает, ругаю себя за то, что в колледже прогуливала факультативы по оказанию медпомощи. Сейчас бы уже что-то сделала.

А теперь остаётся только чертить странные знаки на земле.

Вот. Закончила.

Кладу камни в середину. Подхожу к Ландару, всё-таки берусь за нож — шлейф моего платья из панбархата. А значит, будет хорошо впитывать. Осторожно протираю рану. Ландар накрывает мою руку своей, бледно улыбается…

— Хорошая… люблю…

Нашёл время, мысленно злюсь я, но возвращаю ему улыбку и целую в пылающий лоб.

И быстро-быстро назад, к своему прерванному магическому действу. Выжимаю по капле крови на каждый камень и жду.

Сначала ничего не происходит. Но вскоре камни начинают вибрировать и тонко звенеть. Между ними изгибаются мостики гудящих светящихся дуг, а потом — невидимая сила откидывает меня.

И голос — возмущенный, злой — произносит:

— Кто посмел меня беспокоить?

Явилась всё-таки.

Ведьма.

Значит, поможет…

А теперь можно и отключиться, потому что головой о дерево я приложилась знатно…