1

Берег, имя, дом

Дорога, разрезающая собой склон, оказалась неширокая и весьма старая. Она тянулась мимо скал, тут и там поросших можжевельником и низкими соснами, и местами была весьма основательно засыпана побуревшими старыми иголками. В трещинах асфальта виднелись нетронутые травяные кустики — видимо, по дороге если кто и ездил, то исчезающе редко.

Она подняла голову — летнее, чистое небо, жаркое солнце; если посмотреть левее, видно горы, сейчас окутанные прозрачной дымкой. А запах… какой же тут приятный и сложный запах. Разогретый камень, хвоя, тонкая цветочная нотка, лаванда, горький отзвук можжевельника, и, кажется, йод и соль.

Еще несколько минут она стояла на дороге, оглядываясь. Она не думала в этот момент, что ей для чего-то может, например, понадобиться куда-то пойти. Куда? Зачем? Хорошо стоять тут, в полутени, под сосной, и просто смотреть вокруг. Действительно, хорошо. Чудесная тишина и полное спокойствие. Под сосной обнаружилась низенькая каменная лавочка, которую она сперва не заметила — и она присела на эту лавочку, и еще какое-то время сидела, но затем снова встала, ощутив, что сидеть ей незачем. Или же ей надоела полупрозрачная сосновая тень? Впрочем, это не имело никакого значения.

Она и сама не заметила, как пошла — под ногами легких белых парусиновых туфель сначала тянулся асфальт, а потом она приметила слева широкую тропу, практически дорогу, ведущую куда-то вниз. Свернуть? Можно и свернуть, вот только тропа, оказывается, крутая, а мелкие камешки так и норовят вывернуться из-под тоненькой подошвы, и как бы не упасть, и не ободрать нечаянно голые коленки…

— Сударыня, вы позволите помочь? — чья-то рука аккуратно поддержала ее под локоть. — Это не самый удачный спуск, там, подальше, есть много лучше.

— А что там есть? — ей вдруг стало интересно.

— Лестница, — объяснил голос. — Правда, она старая, зато с перилами. Споткнуться там значительно сложнее.

Она, наконец, повернулась, и посмотрела на того, кто столь своевременно подоспел ей на помощь.

Этот мужчина (надо же, откуда-то пришли одновременно понятие «мужчина» и знание, кто же это такой) оказался высок ростом, темноволос, сероглаз. Возраст его она определила для себя как «средний», хотя и сама себе в тот момент не смогла бы объяснить, что это такое — средний возраст. Наверное, нечто промежуточное между молодостью и старостью.

Одет мужчина был, не смотря на жару, в немного странную одежду — черные брюки, черные ботинки, черная рубашка с наглухо застегнутым воротом и длинными рукавами. А вот подворотничок у рубашки был кипенно-белым, и напоминал неширокий ошейник. Непривычная одежда. Но знакомая. А еще ей показалось необычным то, что на одежде этой не было ни единого, даже самого маленького пыльного пятнышка — странно вдвойне, ведь тропа, на которой они сейчас стояли, была вся в мелкой, белой, меловой пыли. На ее парусиновых туфлях пыль уже стала заметна. Не очень красиво — серые полоски на прежде белой ткани. А он… он слово ниоткуда возник на этой тропинке, и пыль не успела коснуться его.

— Вас что-то заинтересовало? — мужчина улыбнулся.

— Пыли нет, — ответила она чистую правду. — У вас черная одежда, а пыли нет. Почему?

— Действительно, почему… — мужчина задумался. — Можно предположить, что я ее отряхнул.

— Да? И когда же? — с интересом спросила она.

— Когда увидел вас на этой тропинке. Хотел предстать перед юной леди в незапятнанном виде, — невозмутимо пояснил мужчина.

— Юной леди? — она растерялась. — Но я не юная леди… кажется.

— Кажется? — переспросил он. — Так сколько же вам лет в таком случае, сударыня?

Этот вопрос поставил ее в тупик.

— Я… я не знаю, — растерянно произнесла она. Посмотрела на свои руки — тонкая, гладкая кожа, не тронутая загаром; ни единой морщинки, ногти ровные, короткие, венки не видны. Кажется, раньше ее руки были другими; точно, она помнила, что они другие, и на тебе, пожалуйста.

— Красивые руки, — вдруг похвалил мужчина. — Они вам очень идут, поверьте.

— Да? — она смутилась.

— Да, — подтвердил он. — Весьма мило выглядят. Однако мы слишком сильно задержались здесь. Вы ведь позволите мне проводить вас?

Она кивнула.

— А куда проводить? — вопрос возник словно бы сам собой. — Куда мы идем?

— Вниз, — пояснил мужчина. — Там, внизу, город. И если я правильно понимаю, вы там живете.

— Я?..

— Ну да.

— А вы?

— В некотором смысле и я тоже, — уклонился от ответа мужчина. — Но вы — точно. Уж поверьте, это я знаю.

— И где же я там живу? — она нахмурилась.

— О, я думаю, мы вместе быстро найдем, где именно, — заверил мужчина. — Пойдемте, сударыня, нам не стоит задерживаться здесь надолго.

— Почему? — ей вдруг стало интересно.

— Потому что сейчас слишком жарко, — объяснил мужчина невозмутимо, но она сразу догадалась, что он лжет. — И потому что…

— А если я захочу подняться обратно, на дорогу? — вдруг спросила она.

— Подняться? — переспросил он. Она кивнула. — Вряд ли это возможно. Обернитесь.

Она обернулась и вскрикнула — там, где еще несколько минут назад была тропа, сейчас стояли высокие, в человеческий рост, кусты, усыпанные острыми колючками.

— Терновник, — пояснил мужчина. — Он тут очень быстро растет.

— То есть пути назад нет? — она испугалась.

— Почему же. Путь есть всегда, просто путь обратно никогда не бывает похожим на путь туда, — туманно объяснил мужчина. — Идемте, сударыня. Солнце уже перешло полдень, и я бы хотел, чтобы вы успели к обеду.

* * *

Тропа, спустившись ниже, стала более пологой и гладкой; колючий терновник тут не рос, а рос можжевельник, и всё те же сосны. Страх ее, появившийся раньше, уже полностью пропал, тем более, что идти с каждой минутой становилось все удобнее и легче — оказывается, тропа постепенно превращалась в дорогу, не асфальтовую, а старинную, покрытую каменными ровными плитами. Вскоре она заметила, что они, оказывается, уже вошли в город — по сторонам дороги вместо можжевельника и сосен показались невысокие заборы, по большей части каменные, за которым стояли уже совсем другие деревья — каштаны, кипарисы, грецкие орехи, инжир. Она присмотрелась, и обнаружила, что в заборах, оказывается, имеются калитки, вот только выглядят они необычно — каждая калитка была, как… как чье-то представление о самой надежной калитке. Некоторые имели по десятку с лишним массивных замков, некоторые щетинились приваренными к ним острыми пиками, некоторые оказались и вовсе бронированными, а некоторые со всех сторон были закрыты решетками, опутанными колючей проволокой. Зрелище, мягко говоря, нелепое, особенно с учетом того, что заборы вокруг стояли совсем невысокие, а точнее — низкие. По пояс максимум.

— Почему такие калитки? — спросила она, замедляя шаг.

— Калитки? — переспросил мужчина. — Каждый защищается, как может.

— От кого? Или от чего?

— От своей собственной реальности, — мужчина улыбнулся. — Не берите в голову, сударыня. Это всё ерунда, которая недостойна внимания очаровательной юной леди.

Она усмехнулась.

— А если леди интересно?

— А если интересно, то леди обязательно получит ответ на свой вопрос, — заверил мужчина. — Но не сейчас. Пойдемте, солнце уже переходит полдень.

Они миновали пять или шесть улиц, потом она, повинуясь наитию, повернула направо — мужчина, не говоря ни слова, последовал за ней. Узкая южная улочка, светлая дорога, тишина, и абсолютное безлюдье — только цикады заливаются в сухой траве, да где-то вдалеке воркуют горлицы. Она остановилась, осмотрелась, и тут же с радостью поняла, что они уже у цели.

— Вот сюда, — уверенно сказала она, указывая на невысокий каменный забор, по виду не отличавшийся от других. — Точно, вот сюда.

— Да, вы совершенно правы, — согласился мужчина. Улыбнулся. — Нам именно сюда. Не подскажете, где вход?

Она пошла вдоль забора, все ускоряя шаг, и вскоре увидела калитку — простую деревянную калитку, без единого замка или засова. Остановилась, толкнула калитку рукой — та тихо скрипнула, открываясь.

— Великолепно, — одобрил мужчина. — Разрешите войти?

Она кивнула.

* * *

Сразу за калиткой стояли два куста сирени, дальше начинались деревья. Все тот же грецкий орех, инжир, со сложными резными листьями, несколько пирамидальных туй, можжевельник. Между деревьями шла неширокая каменная дорожка, покрытая плитняком, и она пошла по этой дорожке, а мужчина последовал за ней. Один поворот, другой — через несколько секунд деревья расступились, и они вышли к дому.

— Прекрасно, — удовлетворенно заметил мужчина, оглядывая дом. — Просто прекрасно. Лучшего и желать нельзя.

Она тоже посмотрела на дом, и мысленно согласилась с ним. Действительно, лучшего пожелать было действительно нельзя. Если бы она когда-нибудь мечтала о доме, то придумала бы себе именно такой.

Дом оказался двухэтажным — нижний этаж каменный, верхний деревянный — и старым. Очень старым. Дерево второго этажа потемневшее, обветрившееся, но крепкое и надежное. Камень первого — светлый, похожий на травертин. Окна… она задумалась. Окон много, каждое в красивом резном наличнике (почему-то наличники выглядели немного неуместно, но она в тот момент не поняла, почему), некоторые окна оплетал дикий виноград. Размеры дома определялись с трудом — сейчас она могла бы поклясться, что дом небольшой, но когда они подходили, он словно бы казался многим больше. Интересно, как такое возможно? Вроде бы окон наверху было шесть… или пять? А сейчас всего четыре. Ладно, с этим можно разобраться позже. Наверное, можно. Если вообще потребуется разбираться.

Перед домом обнаружилась каменная площадка, выложенная все тем же плитняком, на которую и выходила дорожка, над площадкой был выстроен легкий навес, по нему вился виноград — старые лозы, крупные грозди, розовые, белые.

А еще у дома росли цветы — в двух невысоких каменных вазонах она приметила два крупных розовых куста. Желтый и алый. Кусты, усыпанные цветами, благоухали так, что начинала кружиться голова.

— Очень приятное место, — констатировал мужчина, присаживаясь на лавку, стоящую под навесом на краю площадки. — Ну что, зайдем?

— Конечно, — она кивнула. — Вот только ключ…

— Ключ? — он прищурился. — Вы уверены, что он вам понадобится?

— Мне показалось… — она нахмурилась. — Да в общем, кажется, не уверена.

— Тогда открывайте, — распорядился мужчина.

* * *

Сразу за дверью их встретила тишина и прохлада полутемного холла — она привычно протянула руку вправо, и повернула рукоятку черного эбонитового выключателя. Под потолком загорелась лампочка, слабая, ватт на двадцать пять, вставлена эта лампочка была в светильник, который на секунду заставил ее замереть, удивившись — под потолком висела старая керосиновая лампа, переделанная в электрическую. Она отпустила, наконец, рукоятку, и сделала шаг вперед.

— Мне можно войти? — спросил мужчина. Он всё еще стоял в светлом дверном проеме, облокотившись о дверной косяк, и наблюдал за ней.

— Да, входите, — отозвалась она, — вот вешалка… если она вам нужна.

— Нет, — хмыкнул мужчина. — Какая красота. Изумительная резьба, кто бы мог подумать…

Вешалка и впрямь была хоть куда. Черный мореный дуб, сложный орнамент из цветов и листьев, крючки, коих имелся не один десяток, тоже непростые — похожие на шахматные фигурки. Пешки пониже, фигуры старше повыше.

Сейчас, правда, вешать на эту замечательную вешалку им было нечего.

— Куда дальше? — мужчина оглянулся. — Гостиная? Кухня?

— Давайте на кухню, — решила она. — Вы, наверное, хотите пить?

— А вы разве нет? — удивился он. — Мы долго шли по жаре. Сегодня какое-то необычайно жаркое лето, вам не кажется?

— Вообще-то, кажется, — она задумалась. — А еще мне кажется, что… что тут какая-то ошибка.

— Почему вы так решили? — живо спросил он.

— Потому что сейчас не лето, — она нахмурилась. — Сейчас зима.

— Неужели?

— Да, да, точно! Сейчас зима, и холодно, и снег шел последние дни, и… — она запнулась. — Или мне показалось?

— Как знать, — он пожал плечами. — Ладно, мы обсудим это потом. Пойдемте на кухню, правда. Я действительно хочу пить.

* * *

Кухня обнаружилась в конце коридора, за тяжелой, массивной дверью, украшенной старинным витражом: богато расписанная супница, из которой торчит медный половник. Дверь в кухню соседствовала с дверью в ванную комнату, но она тут же поняла, что эта ванная — гостевая, наверху есть еще одна, уже хозяйская. Ее ванная. А это общая, сюда могут и гости зайти, если потребуется.

Мужчине — потребовалось. Он, не дожидаясь разрешения, первым делом прошествовал именно в ванную, и через секунду там зашумела вода — он мыл руки. Она хотела зайти следом, предупредить, что гостевое полотенце зеленое, но тут же поняла, что в этом нет необходимости, полотенце там сейчас всего одно, именно то самое, зеленое.

Ну и отлично.

В кухне оказалось чисто, просторно, и бесконечно уютно. Мебель деревянная, и шкафы, и рабочие столы все с той же сложной резьбой и орнаментами, потемневшие от времени; столешницы каменные, мойка, расположенная напротив окна, отливает красноватым бронзовым отсветом; краны тоже старые, с керамическими массивными вентилями; обеденный стол, стоящий посреди кухни, огромен, тяжел; а поверхность его покрыта плиткой… откуда-то у нее в голове всплыло слово «метлахская», но что оно означает, понятно не было. Вокруг стола стояли шесть стульев, тоже деревянных и массивных, на каждом стуле обнаружилась мягкая подушечка, обтянутая чуть выцветшим гобеленом.

— Здорово, — прошептала она, оглядывая кухню. — И сад из окна видно…

Сад было действительно видно, но рассмотреть его помешал вернувшийся из ванны мужчина. Он, по всей видимости, успел не только вымыть руки, но и умыться, и сменить воротничок — по крайней мере, тот выглядел совершенно новым и идеально чистым, а когда они входили в дом, она была готова поклясться, что пара пыльных пятнышек на воротничке все-таки успели появиться.

— Ну-тес, чего у нас на обед? — поинтересовался он, потирая руки. — Что-то я проголодался.

— На обед? — переспросила она. — Ой. Кажется, у меня ничего нет.

— Не может быть, — покачал он головой в ответ. — Проверьте в шкафах. Давайте-давайте, ну что же вы?

Кляня себя за недогадливость, она распахнула дверцы первого, самого близкого к ней шкафчика, и обомлела. Потому что там, за этой дверцей… Там было всё. Всё, что могло потребоваться для дружеского обеда на двоих.

Перво-наперво она вытащила на свет объемистую супницу, очень похожую на ту, что была изображена на витраже, даже половник похож. Супница оказалась холодной, значит, и суп в ней холодный, специальный холодный летний суп. Гаспачо, например. Или свекольник. Или окрошка. Она с опаской приподняла крышку. Точно, окрошка. Ну надо же.

Поставив супницу на стол, она извлекла из шкафчика салатник — помидоры, огурцы, редиска, много пряной зелени, какие-то листочки; затем последовали два соусника, затем — плетеная корзинка с хлебом, и еще одна, поменьше, с ложками, ножами, и вилками.

— Вам помочь? — предложил мужчина.

Она кивнула.

— Переставьте на стол, пожалуйста. Одну секунду…

Второе было горячим, и, чтобы не остыло до срока, оно помещалось в чугунных судках, заботливо прикрытых сверху тяжелыми крышками. Мужчина подхватил судки, тоже поставил на стол, а потом, секунду подумав, сказал.

— Сладкое потом, хорошо?

— Хорошо, — тут же согласилась она. — Мороженое. Оно растает, если его достать сейчас.

Глупость какая-то, пронеслось у нее в голове.

Это же шкаф.

Это не холодильник, это шкаф, тут тепло, мороженое (откуда она вообще узнала, что там еще есть, в этом шкафу?!) растает так и так, и…

— Ерунда, — махнул рукой мужчина. — Вот увидите, не растает. Садитесь скорее, такую окрошку нужно обязательно есть холодной.

* * *

Окрошка оказалась поистине божественной, если, конечно, это слово вообще допустимо в данном случае. Она съела одну тарелку, а вот мужчина скромничать не стал. Доев первую порцию, он тут же положил себе вторую. Впрочем, про салат он тоже не забыл.

— Рекомендую, — промямлил он с набитым ртом. — Пряная руккола и цветы настурции. С соусом из зеленого сыра замечательно.

Оказалось и вправду замечательно, но она съела совсем немного — после холодной окрошки ей захотелось чего-то горячего.

А горячим оказалось прекрасное мясо, медальоны из вырезки, с запеченными на углях овощами. Отдали должное мясу, потом сделали перерыв на компот, а потом настала очередь мороженого — пломбир в металлических вазочках, посыпанный грецкими орехами и политый шоколадным соусом.

— Шикарно, — констатировал мужчина. — Просто, со вкусом, добротно, и, главное, без всех этих лишних изысков.

— Не очень понимаю, — призналась она.

— Омары, устрицы, каракатицы, всякая экзотическая рыба или живность, в тысяче соусов и с несъедобным гарниром, — он поморщился. — Я, знаете ли, в еде непритязателен. Но… еда должна быть комфортной, если вы понимаете, о чем я. У любой расы, у любого вида есть комфортная еда и есть некомфортная. Ваше угощение было выше всяческих похвал.

— Но я ничего не делала, — она пожала плечами. — Еда просто была в шкафчике… почему-то.

— Ну да, — кивнул он. — Еда была в шкафчике. В вашем доме. В вашей кухне. На вашей земле. Следовательно, она ваша. Так что большое спасибо за угощение.

— Пожалуйста, — отозвалась она неуверенно. — Давайте тарелки, я помою.

— Просто поставьте в раковину, — велел он. — И… вам не кажется, что мы о чем-то забыли? Простите, я вас торопил, так что это целиком и полностью моя вина.

— А почему вы торопили меня?

— Проголодался, — усмехнулся он. — Нет, правда. Ужасно проголодался. Впрочем, неважно.

— И о чем же мы забыли? — она собрала тарелки, поставила в раковину. Неуверенно тронула кран, повернула — из крана полилась теплая вода. Посуду можно и потом помыть, подумалось ей, подождет. Она закрыла кран, и снова села за стол напротив мужчины.

— Мы забыли познакомиться, — объяснил мужчина. — С кого начнем? С вас, или с меня?

— Давайте с вас, — попросила она. — Кто вы, и как вас зовут?

— Меня зовут Таенн, а вот кто я — объяснить сейчас будет довольно сложно, — он откинулся на спинку стула, вздохнул.

— Судя по одежде, вы священник, — заметила она.

— Никогда не судите по одежде, — посоветовал он. — Карнавальный костюм обманчив. Помните об этом.

— Но кто же вы?

— В некотором смысле, думаю, будет допустимо назвать меня… сопровождающим, — он нахмурился. — Да, пожалуй, это самое подходящее понятие. Учитель — звучит слишком пафосно и надменно, проводник — слишком поверхностно и неполно, хранитель — будет просто откровенной ложью, а наставник — и слишком близко к учителю, и слишком далеко от истины. Так что я скромный сопровождающий для юной леди, и не более того. Я ответил?

— Да, — секунду поколебавшись, кивнула она. — Наверное.

— Что ж, теперь моя очередь спрашивать юную леди. Как вас зовут, милая девушка?

— Я… я, кажется, не знаю, — она растерялась уже окончательно. — Я не помню.

— Давайте вспоминать вместе, — тут же предложил он. — Хотите, я буду называть имена, а вы — выбирать те, что будут похожими?

Она с явным облегчением вздохнула.

— Давайте.

— Приступим. Итак… ммм… Фекла?

— Что?..

— Фекла. Старинное, красивое имя, исконно русс…

— Нет. Точно, нет. Можно дальше?

— Дэбора?

Она прыснула.

— Марсия?

— Ну хоть не Пенелопа, — она захихикала.

— Как раз хотел предложить… Ладно, значит, не она. Айсидора?

— Нет. Хотя это «а» вначале, — она задумалась. — Вроде бы оно есть. Какая-то гласная буква. Пусть будет «а».

— А вторая буква устраивает?

— «Й»? — она задумалась. — Самое странно, что да. Я не уверена, но…

— Пока оставим ее, пусть будет, — смилостивился Таенн. — Значит, «ай». Айгюль? Аймагамба? Айболит? Айнэнэ?

— Не… нет, — она вытерла выступившие от смеха слёзы тыльной стороной ладони. — Сейчас… третья буква — «р». Это я точно вспомнил.

— «Айр», — Таенн прищурился. — Айрон мейден?

— Айрон? — вдруг переспросила она. — Нет. Не «айрон». «Айрин»! Точно! И ударение на «и», на второй слог!

— Точно? — Таенн испытующе глянул на нее. Она закивала.

— Точно! Ну или почти точно. Хотя… вроде бы оно, а вроде бы и нет. Пусть будет оно, хорошо?

— Замечательно, — одобрил Таенн. — Итак, рад с вами познакомиться… Айрин. Красивое имя.

— Я не совсем уверена, что оно моё, — призналась она. — Но похоже. Очень похоже. Это плохо, что я не могу точно вспомнить?

— Нет, — он отрицательно покачал головой и улыбнулся. — Ничего плохого. Имя вообще вещь весьма условная, поэтому главное в нем — чтобы оно нравилось. Вам нравится?

— Да. По-моему, хорошее имя. Пусть оно будет моё, можно?

— Никаких вопросов, — кивнул он. — Итак, Айрин. Отлично. А кто вы?

Этот вопрос застал ее врасплох. С минуту она сидела, соображая, потом неуверенно ответила:

— Не знаю. Вы говорите про мою профессию? Или про что-то еще?

— Вы помните, что вы делали? — спросил он серьезно. — Не обязательно профессию. Вы помните ваше главное дело, которое вы делали долго-долго, и которое вам нравилось так, что вы без него жить не могли? Хотя бы отголосок, хотя бы тень?

— Ждала, — уверенно ответила она. — Вот что я делала. Ждала, и, кажется, что-то записывала. Много, и очень долго. Это важно?

— Конечно. Вы не помните, что именно вы записывали?

— Жизнь. Только не свою.

— А чью?

— Не помню, — она расстроилась. — Что важно это было, помню. А чью именно… черт, что же такое у меня с головой сегодня? — рассердилась Айрин на себя. — Как решето!

— Ничего страшного, это пройдет, со временем. А так… судя по тому, что вы рассказали, вас можно назвать летописцем и… как бы правильно обозначить ваше длительное ожидание, — Таенн потер переносицу. — А чего именно вы ждали, не помните?

— Не «чего», — тут же поправила она. — «Кого».

— Дождались?

— И да, и нет, — она снова растерялась. — Так что на счет ожидания?

— Пророк. Вестник. Вы ведь ждали не для себя, так? Вы просто ждали какого-то события?

— Нет, отчасти я ждала для себя, — призналась Айрин после почти минутного молчания. — Хотя я не могу понять, чтобы бы мне дало это… это событие.

— Богатство? Признание? Почет?

— Нет, нет, нет, — она замотала головой. — Ничего из этого. Эти «кто» не дали бы мне ничего такого, да я и не хотела.

— Те, которых вы ждали?

— Ну да.

— Тогда со статусом сложно, — Таенн задумался. — Пусть пока что будет летописец. Сойдет?

— Сойдет, — она кивнула с явным облегчением.

— Это надо отметить, — Таенн встал. — А ну-ка, давайте проверим вон тот шкафчик. Кажется, там есть кое-что покрепче компота.

* * *

Вино они решили пить на террасе, примыкающей к кухне — там нашелся еще один шкафчик, в котором обнаружились хрустальные фужеры с тонкими ножками, большая, пузатая бутылка вина, лед, и тарелка с фруктами. В самый раз под белое сухое вино с тонким мускатным ароматом, оказавшееся в бутылке.

— Итак, за Айрин, вновь обретшую имя и призвание, — возвестил Таенн, поднимая бокал. — За чудесную хозяйку одного из уютнейших домов, в которых мне приходилось бывать!

Она улыбалась в ответ, рассматривая сквозь прозрачные стенки бокала резную виноградную листву. Сейчас ей было легко и спокойно. И всё нравилось. Вообще всё — и этот дом, и обед, который они только что съели, и это вино, и тонкая коричневая сигарета с медовым запахом, которая невесть как очутилась у нее в пальцах, и вино в бокале, и легкий запах груш и персиков…

— …не смутило, что на улицах нет ни души?

— Смутило. Но мне показалось, что, наверное, слишком жарко, и все сидят по домам.

— Это не совсем так, но, поверьте, сегодня спутники нам без надобности, — заметил Таенн, разливая следующую порцию вина по бокалам. — Всему своё время. Сегодня вам стоит немножко осмотреться и чуть-чуть привыкнуть. Вы ведь только приехали, вам все в новинку и всё в диковинку.

— Если бы я еще знала, куда я приехала, — заметила она.

— О, это прекрасное место, — заверил Таенн. — Вам понравится, Айрин. Уверяю вас, такое место просто не может не понравиться. Наш городок… тянется вдоль побережья далеко-далеко, тут прекрасные пляжи, на любой вкус, всегда теплая водичка, никаких комаров, никаких медуз. Чудные пейзажи, горы, старинные дома, типа вашего. Набережная по вечерам просто волшебное место, завтра вы сумеете в этом убедиться.

— А почему не сегодня?

— Потому что сегодня вам нужно будет отдохнуть.

— А если я хочу на море? — она нахмурилась. — Я правильно поняла? Здесь есть море?

— Есть, — покивал Таенн. — И еще какое. Вы хотите сходить искупаться?

— Да. Очень, — призналась она.

— Тогда переодевайтесь и пойдемте, — предложил он. — Но с одним условием. Мы не будем там задерживаться. Вам нужно вернуться домой до темноты, и лечь спать пораньше. Чтобы получше отдохнуть. Вы ведь хорошая девочка, сударыня, правда? Вы послушаетесь старого… сопровождающего?

— Ну… ладно, — она пожала плечами. — Хорошо.

* * *

На втором этаже в простенке висело зеркало, тусклое, облупившееся от старости, в тяжелой деревянной раме. Она стояла сейчас напротив своего отражения и удивленно глядела на него — а отражение точно так же глядело на неё. Недоверчиво, чуть испуганно, с сомнением.

Девушке по ту сторону зеркального стекла было едва за двадцать. Правильные черты лица, темные глаза, чуть вздернутый нос. Волосы каштановые, прямые, довольно длинные — оказывается, они собраны в хвост, перехваченный заколкой. Странно, что она не поняла этого раньше. Кожа светлая, не обгореть бы случайно, на улице же солнечно. Больше всего ей понравились собственные ресницы. Густые, пушистые, никакой туши не надо. И глаза из-за них выглядят больше, чем на самом деле. Симпатичная девушка. Она облегченно вздохнула. Не красавица, но вовсе и не уродина — почему-то, заметив зеркало, она испугалась, что увидит в нем что-то… что-то плохое и неправильное. Оказывается, все не так уж плохо. Она снова посмотрела на себя.

Одежда оказалась совсем простенькой. Маечка с короткими рукавами, и шорты длиной чуть выше колен. Маечка светло-салатовая, шорты темно-синие. И тапочки. Те самые тапочки, которые успели запылиться, пока шли к дому.

— Айрин… — прошептала она отражению. — Интересно, Айрин, а есть ли у нас какая-нибудь еще одежда? И купальник! Как же мы с тобой забыли про купальник?

Свою комнату она опознала сразу — первая дверь направо по коридору. С коридором пока что было разбираться недосуг, поэтому Айрин толкнула дверь и вошла.

Мило.

Очень мило.

Просторная квадратная комната, уютная, какая-то очень мирная и спокойная. Стены обшиты тканевыми панелями неярких оттенков, снизу — дерево, всё то же старое дерево, коего в доме имелось в избытке. На полу ковер с низким ворсом, тоже неяркий, словно бы полинялый. Большое трехстворчатое окно, обрамленное тяжелыми темными шторами, выходящее в сад; у дальней стены широкая двуспальная кровать и туалетный столик. Возле окна — письменный стол, совершенно пустой, рядом с ним пара стульев. А прямо у двери как раз и находится искомое: огромный платяной шкаф. Ну-ка…

Дверца протестующее скрипнула и распахнулась — на полках в шкафу оказалось полно одежды, самой разной. Полная полка свитеров, полная полка маек, еще и еще полки — каждая под свой вид вещей. За второй дверцей обнаружились вешалки с платьями, тоже на любое настроение и погоду. За третьей дверцей она нашла куртки, плащи, корзину с зонтиками, а внизу — ровные ряды обуви.

Но где же купальники?

Купальники обнаружились на самой верхней полке отделения, их было больше десятка. Она, поколебавшись, выбрала самый скромный — черный, закрытый, с двумя белыми вставками; скинула шорты и майку, надела. Купальник сел идеально. Так, теперь надо трусики и лифчик на смену, и платье, чтобы удобнее было переодеться на пляже. И сумку! Обязательно надо пляжную сумку. И босоножки. И полотенце. И, пожалуй, шляпу…

* * *

Когда она спустилась, наконец, вниз, Таенн коротко, но очень выразительно глянул на нее — Айрин почувствовала, что лицо заливает краска. От стыда. Но с другой стороны… она же не виновата, ей просто хотелось…

— Я понимаю, что хочется хорошо выглядеть, но у нас действительно мало времени, — Таенн покачал головой. — Уже четыре. Даже половина пятого. Пока дойдем туда, пока вы искупаетесь, пока обратно…

— Я… Таенн, простите, пожалуйста, — пролепетала она. — Если так получается, то, может, вообще никуда не идти? Вы расстроились.

— Я не расстроился, я слегка нервничаю, потому что нам нельзя сегодня опаздывать, — Таенн выпрямился. — Идемте. Идемте, живее — в семь мы должны быть уже дома.

— Но почему? — не поняла она.

— Потому что так нужно. Вы потом поймете, сейчас я всё равно не сумею вам ничего объяснить. Идемте, идемте! Чем быстрее дойдем, тем дольше вы сможете пробыть на море.

* * *

После его слов Айрин ожидала, что дорога займет много времени, но это оказалось вовсе не так. Пройдя пару поворотов, они по всё таким же улицам, выложенным плитняком, выбрались на Центральную аллею — по крайней мере, Таенн назвал это место именно так. Да, это действительно была аллея, по сторонам этой аллеи росли высокие туи, а в центре, на газоне, Айрин успела заметить какие-то статуи, вроде бы греческие, но в то же время — на греческие они были не совсем похожи. Рассмотреть аллею повнимательнее Таенн не позволил: он едва ли не за руку поволок Айрин дальше, в середине аллеи они свернули, и попали на лестницу, длинную, широкую, сделанную из вытертого до блеска светлого камня.

— Море, — зачарованно прошептала Айрин, останавливаясь. — Это же море, Таенн!

— Ну да, — рассеянно отозвался он. — Ну, море. И что?

— Как тут красиво! — она с восхищением смотрела вниз, на тающую в дымке водную гладь. — Просто потрясающе красиво!..

Таенн обреченно вздохнул: он понял, что убеждать Айрин поскорее спустить вниз — дело совершенно безнадежное. Несколько минут она стояла, оглядываясь, но потом и сама, кажется, сообразила, что, стоя здесь, она до моря никогда не дойдет.

— Идемте, — произнесла она. — Действительно, время же.

— Ну слава мирозданию, — пробормотал Таенн. — Ну наконец-то.

…Спуск занял минуты три, лестница петляла между деревьями — все тот же можжевельник — и белыми, поросшими мхом скалами. Еще поворот, еще — и вот, наконец, лестница закончилась, и они очутились на неширокой дорожке, тоже идущей вниз.

— Почти пришли, — сообщил Таенн. — Сейчас выйдем на набережную.

* * *

Набережная выглядела обжитой и уютной, самым странным было то, что на ней сейчас не наблюдалось ни единой живой души. Везде было пусто: и в маленьких кафе с накрытыми столами, и в лавчонках, торговавших какой-то ерундой; вдоль невысокой каменной стены стоял ряд пустых зеленых шезлонгов, у воды шезлонги оказались белые, под белыми же легкими зонтиками. И никого. Ни продавцов в лавочках, ни посетителей в кафе. Создавалось ощущение, что люди тут только что были — но кто-то взмахнул волшебной палочкой, и они исчезли, разом, мгновенно.

— Почему никого нет? — спросила Айрин, останавливаясь. На секунду ей стало не по себе. — Таенн! Почему тут никого нет?

— Пока что не могу объяснить, — пожал плечами тот. — Повторяю: вы не поймете. Айрин, вы хотели купаться? Тогда купайтесь. Но быстро, и сразу обратно. Я не шучу.

— Это приказ? — с вызовом спросила она.

— Да, — жестко отрезал Таенн. — Это именно что приказ. Айрин, я не злой и не поганец, как вы сейчас подумали. Поверьте, это действительно необходимо. Правда.

— Ладно, — она сдалась. — Куда можно положить вещи?

— На любой шезлонг, это не имеет значения.

…Как только вода коснулась ее босой ступни, все мысли словно куда-то пропали, а остался лишь восторг, детский, наивный, ничем не омраченный — восторг, который можно испытать очень и очень редко. Море!!! Как хорошо!!! Как чудесно!!! Теплая вода, словно ласковые руки, обнимающая тело, стая крошечных рыбок, испуганно метнувшихся куда-то в сторону, когда она оттолкнулась ногой от дна, давно позабытый вкус соли на губах, мириады крошечных зеркальных брызг, взлетевших в небо — она подхватила воду рукой, и подбросила ее к солнцу, чтобы загадать желание, ведь когда приезжаешь на море, надо обязательно, первый раз купаясь, загадать желание… А потом было незабываемое ощущение полета, ведь это, наверное, похоже — когда плывешь в теплой прозрачной воде, и когда летишь.

Она не знала, сколько прошло времени — время потеряло всякий смысл и значение. Она плавала, то отдаляясь от берега, то вновь возвращаясь на мелководье, плавала, смотрела то на сияющее теплое небо над головой, то на мелкие камни, укрывающие дно, то на берег, который казался ей одновременно далеким и близким, то на неразличимый в дымке горизонт.

Вот только…

Там, на берегу, рядом с шезлонгом, на котором лежала ее одежда, стояла неподвижно черная фигура, которая не вписывалась в этот идеальный пейзаж и момент. Таенн. Таенн, в своей черной одежде, со своим кипенно-белым воротничком, Таенн, который тут почему-то совсем неуместен, словно… словно он не часть этой картины, он не имеет права тут быть.

— Айрин! — крикнул Таенн. — Время! Нам пора возвращаться!..

С какой же неохотой она покидала эту теплую, бесконечно приятную воду. Как же не хотелось выходить — но Таенн уже стоял на берегу с ее платьем наготове, он подал ей полотенце, он деликатно отвернулся, пока она переодевалась, он стояли покорно, и ждал, пока она укладывала полотенце и купальник в сумку — но на лице его всё сильнее и сильнее проступала тревога.

— Можно будет завтра сюда придти снова? — спросила Айрин, когда они быстрым шагом направились к лестнице.

— Что? Ах, да. Конечно, можно, — заверил Таенн. — Завтра такой спешки уже не будет, хоть весь вечер тут проведите… сам я такого практически не видел, но, по слухам, находятся отчаянные. Конечно, можно.

— Вечером на берегу нельзя быть? — удивилась она. — Но почему?

— Вечером можно. Ночью нельзя, — он ускорил шаг. — Вы потом поймете. Идемте быстрей.

* * *

Они успели — это Айрин поняла, когда они прошли через калитку, и направились к дому. Успели, видимо, даже с запасом: на лице Таенна читалось сейчас видимое облегчение. Пока Айрин развешивала на веревочках, натянутых неподалеку от крыльца, под навесом, мокрые вещи, он прошел в дом, и вскоре вернулся с двумя стаканами малинового морса, которые пришлись очень кстати, ведь по дороге обратно, поднимаясь в гору, и они изрядно запыхались.

— Прекрасно, — констатировал Таенн, одним глотком опорожняя свой стакан. — Просто прекрасно. Что ж, Айрин, первый день, на мой взгляд, прошел весьма успешно. А сейчас я буду вынужден вас покинуть.

— И сегодня вы уже не вернетесь? — с тревогой спросила она.

— Сегодня нет. Завтра — непременно, — заверил он. — К сожалению, меня ждут дела. Честно говоря, мне совсем не хочется уходить, но… обстоятельства…

— И что же мне делать? — Айрин вдруг ощутила нешуточное волнение.

— Отдыхайте, осваивайтесь, — он улыбнулся. — Развлекайтесь. На втором этаже, как мне кажется, должна быть библиотека, телевизор, приемник. Да и сам дом… в общем, не волнуйтесь, вы найдете себе занятие по душе. Обязательно. Но… перед уходом я вынужден вас предупредить… — он замялся.

— О чем?

— С наступлением темноты не выходите из дома. А если все-таки выйдите, не приближайтесь к калитке.

— Почему? — Айрин почувствовала между лопаток противный холодок. — Это опасно?

— В некотором смысле да, это опасно, — подтвердил Таенн. — То есть это безопасно… пока вы в доме. Поэтому — что бы ни происходило на улице, не ходите туда.

— А что там может происходить? — с тревогой спросила она.

— Всякое, — Таенн пожал плечами.

— А всё-таки?

— Кто-то может кричать. Может быть, кто-то будет звать вас.

— Кто именно?

— Айрин, — Таенн поставил пустой стакан на лавочку, подошел к ней, взял за плечи. — Милая девушка, вам рано про это знать. Обещаю, клянусь чем угодно — вы всё поймете, я всё расскажу. Но не сегодня и не сейчас. Давайте пока что сделаем так: вы просто последуете моему совету. Один раз — вы мне поверите. Без ответов. Которые я в данный момент просто не сумею вам дать.

— Мне страшно, — прошептала она. — Таенн, всё было так хорошо… а вы напугали меня.

— Не напугал, — поправил он. — Предупредил. И попросил. Я бы очень не хотел, чтобы мы сейчас пошли дальше в этом разговоре. Вы для меня — как маленький ребенок, который не понимает, чем опасна молния, и почему нельзя выходить из дома во время грозы. Малышу не получится объяснить, что такое электричество, что собой представляет молния, из-за чего на самом деле гремит гром. Ребенок просто может послушаться маму. И сидеть во время грозы дома. Понимаете?

Она кивнула, впрочем, без особой уверенности.

— Вот если понимаете, то давайте просто сделаем так, как я прошу, — Таенн улыбнулся. — Один раз. Договорились?

Айрин вздохнула.

— Договорились, — согласилась она, наконец. — Неужели я настолько же глупа, как тот ребенок, и не пойму про молнию и гром?

— Поймете. Но лишь после того, как будете к этому готовы.

* * *

После того как Таенн ушел, она вернулась в дом — солнце уже опускалось за горы, воздух стал прохладнее, на землю легли вечерние тени. В высокой траве застрекотали цикады, а где-то вдали вновь закурлыкали горлицы. Дома так дома, подумалось ей, тем более что надо бы посмотреть, что же там еще есть, в этом самом доме. Вообще странно. Некоторые места дома она знала словно бы на ощупь, некоторые были знакомы взгляду, а некоторые не были знакомы вовсе. Например, ее собственная ванная комната, примыкавшая к спальне.

Роскошная ванная комната, надо сказать. Большущая, с окном, отделанная изумительно красивой плиткой трех цветов — изумрудно-зеленый, бежевый, и терракотовый. А сантехника! Старинный рукомойник, отдельный душ, и сама ванна — чугунная, массивная, огромная (хоть заплыв устраивай), на массивных же литых львиных лапах. Зачем-то у ванной имелось две душевые лейки, одна современная, на гибком металлическом шланге, вторая — вековой давности, на замысловато изогнутой штанге. Полочка над этой шикарной ванной была уставлена флакончиками и бутылочками, и Айрин решила, что вечером, перед сном, она не откажет себе в удовольствии в этой ванне от души полежать.

Но до ванны, пожалуй, стоит поужинать.

Она прошла в кухню, и с огромным удивлением обнаружила, что раковина пуста. Видимо, посуду кто-то помыл. Интересно… впрочем, не настолько, чтобы не позаботиться об ужине.

В давешнем шкафу обнаружилась глиняная миска с картофельными оладьями, стаканчик сметаны, плошка с ягодами, корзиночка с конфетами, и большой кувшин холодного чая с лимоном. Интересно, одобрил бы такое меню Таенн? Оладьи и сметану Айрин съела на кухне, а вот всё остальное, включая холодный чай, отнесла наверх, и поставила на тумбочку рядом со своей кроватью. Гулять, так гулять! Наверное, здорово будет лежать в кровати после ванной, есть ягоды и конфеты, запивая чаем, и слушать радио.

Кстати, а где оно? Таенн говорил что-то про библиотеку.

Библиотека отыскалась на всё том же втором этаже, через две двери от спальни. Да, прекрасная библиотека! Темные деревянные панели на стенах, картины (по большей части пейзажи и натюрморты), и бесчисленные застекленные шкафы с книгами. Лампы под потолком неярки, убраны в плафоны из матового стекла; если хочется почитать, то можно уютно устроиться в одном из трех кресел, и включить торшер, у каждого кресла — свой. Еще в библиотеке нашлись телевизор и приемник, немного странного вида, но оба прекрасно работающие. Телевизор она, впрочем, сразу же выключила — показывали какое-то спортивное соревнование, и она тотчас же поняла, что не хочет слушать про то, как Маршал обходит Тоца, и быстрей-быстрей-быстрей приближается к заветной черте, ветер не благоприятствует крыльям Тоца сегодня, но тут воздушный пузырь Маршала сдувается, и бесславное поражение Тоца, кажется, откладывается… Айрин поспешно повернула рычажок, и телевизор послушно замолчал. Когда-нибудь в другой раз, да. Когда там будет не спорт. Что за спорт такой, кстати? Как же назывался спорт, когда двое неимоверно тучных мужчин соревнуются, кто первый придет к финишу, погоняя полосатыми шестами огромных летучих рыб, на спинах которых они сидят?..

Так и не вспомнив, Айрин взяла приемник, отнесла в спальню, тоже поставила на тумбочку, и включила. Из приемника полилась легкая танцевальная мелодия, и Айрин тут же приободрилась — именно такой музыки ей сейчас не хватало. Оставив приемник музицировать, она направилась в ванную, включила воду, добавила в нее понемногу содержимого из трех разных флакончиков, и, пока вода неспешно стала набираться, решила пройтись по коридору, и посмотреть, что же там еще есть такое.

Дверей в коридор выходило около двух десятков, и это ее немного удивило, ведь снаружи, кажется, было видно только четыре окна. Или пять? Впрочем, неважно, сколько точно. Но явно меньше, чем дверей. Двери двух комнат, расположенных рядом с ее спальней, оказались открытыми, но в них, к ее разочарованию, ничего интересного не нашлось, комнаты были абсолютно пусты. Странно. Наверное, тут должна стоять мебель, подумала Айрин. Кровати, столы. Похоже, что это гостевые комнаты, ведь так? А значит, нужны кровати, шкафы для одежды, занавески… ничего нет. А если приедут гости, что тогда делать? Не на пол же их класть…

Она еще немного побродила по коридору, разглядывая двери и дергая ручки, потом вспомнила про ванну, и побежала обратно. Вовремя! Еще немного, и вода полилась бы на пол. Выключив воду, она снова вышла в коридор — все-таки вопрос дверей не давал ей покоя. Сколько же их всего? Две открытые, дальше еще четыре, нет, шесть, нет, восемь — закрыты, дальше… у следующей двери Айрин остановилась в полной растерянности.

Эта дверь выглядела, как настоящая, но при ближайшем рассмотрении она оказалась нарисованной. Не дверь, а имитация, весьма искусная. Следующая дверь точно такая же. Неподалеку еще две, подойдя поближе, она поняла, что это тоже рисунки. Причем с каждым разом рисунок выглядел все примитивнее и проще. Айрин посмотрела вперед, и обнаружила, что коридор удлинился неимоверно, и анфилада дверей, которые на самом деле не двери, теряется теперь где-то в дымке, вдали, становясь неразличимой.

Возможно, при других обстоятельствах (или если бы Айрин в тот момент была другой) этот коридор напугал бы ее, заставил бежать от него прочь в ужасе. Но сейчас она не испытала ничего, кроме удивления. Коридор и двери не были враждебными, пугающими. Они выглядели странно, но не более. В глубокой задумчивости она огляделась еще раз, пожала плечами, и вернулась в ванную.

…В пене Айрин пролежала почти полчаса — и эти полчаса стали блаженством. Во флакончиках, содержимое которых она добавила в воду, содержались концентраты ароматных пен: роза, персик, лаванда. Теплая вода, чудесные запахи, неяркий свет — всё это подействовало на Айрин умиротворяюще и расслабляюще, вскоре ее потянуло в сон. Она с неохотой вылезла из воды, ополоснулась теплым душем, и направилась в спальню — спать захотелось ну очень сильно, просто ужасно сильно. Роскошная кровать манила к себе. Несколько небольших подушек, мягких, как облака, тонкое летнее одеяло… Айрин уже забыла и о своих планах поесть конфет и ягод, и о приемнике, и о предупреждениях Таенна. Она думала сейчас только об одном: как добраться до кровати, и не заснуть по дороге. Заснула она, едва ее голова коснулась подушки.

 

2

Явление черного кота. Гуарды и фамильяры

Пробуждение Айрин началось с того, что в комнате что-то упало. Где-то в районе стола. Еще не соображая спросонья, она села и повернулась на звук.

Ничего.

Только слегка покачивается, словно от ветерка, занавеска.

Так…

— Почудилось, наверное, — произнесла Айрин. — Сколько же я проспала? Сколько сейчас времени?

Ответить ей было некому. Айрин зевнула, потянулась, и кое-как выбралась из кровати. Сколько бы ни было времени, надо одеваться, спускаться вниз, и завтракать. Ведь Таенн обещал, что сегодня она снова попадет на море! Кстати, а вдруг Таенн уже пришел и ждет ее, бессовестную соню, внизу? Если это так, то получается чертовски неудобно. Надо бы поспешить.

Открыв шкаф, она, несколько секунд поколебавшись, выбрала белые короткие шорты и лимонно-желтую майку, с вышитым на кармашке якорем. Майка оказалась шелковой, нарядной, и вполне соответствовала едва ли не праздничному настроению отлично выспавшейся и отдохнувшей девушки. Может быть, в другой день она и не одела бы такую яркую майку, но сегодня — почему бы и нет?

— Отлично, — похвалила Айрин своё отражение в помутневшем от старости зеркале. — А я думала, что желтый мне не идет.

Выйдя в коридор, Айрин обнаружила, что сегодня он выглядит вполне обычно, не так как вчера. Ну, если точно, то не очень обычно, но выходит в него сейчас еще девять дверей, кроме ее собственной, а не несколько сотен, как вчера вечером. Она заглянула в гостевые комнаты, которые были открыты — и обнаружила, что в них появились совершенно одинаковые деревянные кровати, узкие, односпальные. На кроватях лежали полосатые матрасы. Новенькие, даже с бирками. «Объединение трансфигураторов Биголя» прочитала Айрин. Хм, странно. Кто это такие, трансфигураторы? Никогда не слышала.

— Кровати это хорошо, но где белье, подушки, одеяла? — произнесла она в пространство. — Или мне нужно достать это всё самой? Но где? В городе? Хоть бы подсказал кто.

Ответом ей вновь стала тишина.

Пожав плечами, Айрин вышла обратно в коридор.

* * *

Свет на лестнице почему-то не горел, но она помнила, где находятся перила — и именно это обстоятельство ее и спасло. Сделав первый шаг вниз, она вдруг поняла, что наступает не на ступеньку, а на что-то мягкое и меховое. Взвизгнув от неожиданности, Айрин отдернула ногу, не сообразив, что уже почти перенесла на нее вес, и, чуть не вывихнув руку, повисла на перилах, судорожно нащупывая опору второй ногой — если бы она видела себя со стороны в тот момент, она бы поняла, что более абсурдную картинку трудно себе представить.

— Миааа-пффф! — меховая ступенька, кажется, справилась с испугом от неожиданности, и подала голос. — Чшшшш!

— Мама! — вскрикнула Айрин.

— Что случилось? — спросил снизу голос Таенна.

Слава богу! Значит, он уже тут.

— Таенн, я на что-то наступила! — крикнула Айрин. — Тут кто-то есть! Кто-то живой!

— Да? — переспросил Таенн. — А что, света нет?

— Нет! Ой, он меня сейчас укусит!!!

— Секунду, — Таенн завозился с чем-то внизу, и вскоре лампочка загорелась. — Выключатель заело… так кто вас собирается съесть, милая девушка? Он?

Айрин посмотрела вниз, и обнаружила, что на ступеньке, совсем рядом с нею, сидит здоровенный черный кот, и укоризненно на нее смотрит.

— Коты при обычных обстоятельствах людьми не питаются, — справедливо заметил Таенн. — И чаще всего они вообще людей не трогают. Так что можете смело спускаться, Айрин. Он вас не тронет.

— Вы так думаете? — с сомнением спросила она.

— Я в этом уверен, — кивнул Таенн. — Этот кот вас вообще никогда не тронет. Ну, разве что обстоятельства заставят.

Айрин с опаской посмотрела на кота.

Кот снисходительно посмотрел на Айрин.

— Идите-идите, — поторопил Таенн. — Смелее.

…Когда Айрин спустилась вниз, кот, немного помедлив, сбежал по лестнице вслед за нею — ступеньки лестницы отозвались его шажкам, было понятно, что кот тяжелый и вполне осязаемый. Не призрак и не видение.

— Откуда он взялся? — спросила Айрин Таенна. — Чей он?

— Откуда взялся, даже предположить не возьмусь, — усмехнулся Таенн. — Знаю, почему, но не знаю, как. А чей… смею думать, что он ваш, Айрин.

— Мой? — Айрин растерялась.

— Ну да, — кивнул Таенн. — Он же в вашем доме.

Айрин посмотрела на кота с сомнением.

Тот снова снисходительно глянул в ответ.

— Красив, — похвалил Таенн. — Шикарный котище.

Да, кот действительно был красив. Угольно черный, с гладкой, и даже на вид мягкой шерстью и ярко-зелеными глазами, он сейчас сидел на пороге кухни и смотрел куда-то вглубь коридора, не обращая на людей внимания. Узкая, клиновидная голова, аккуратные уши, длинный, изящно изогнутый хвост, сильные лапы. Крупный, даже, кажется, излишне крупный — как ни старалась Айрин, она так и не смогла вспомнить, видела ли она раньше котов такого размера.

— Неплохое начало, — одобрил Таенн. — Надеюсь, сегодня мы поймем, кто он.

— В смысле — кто он? — не поняла Айрин.

— Кто именно этот кот. Они, знаете ли, бывают разными. Да не бойтесь вы его, не надо, — попросил Таенн. — Поверьте, вы не тот человек, которому следует бояться собственного кота.

— А что, бывают и такие? — удивилась Айрин. Страх ее полностью прошел, сейчас ей хотелось только одного: погладить кота, чтобы убедиться, что шерсть у него действительно мягкая.

— И не такие бывают, — хмыкнул Таенн. — Ну что, пойдемте завтракать?

* * *

Таенн в это утро был одет вовсе не так, как вчера — вместо черной рубашки на нем красовалась золотистая гавайка, разрисованная зелеными пальмами и желтыми лимонами, вместо унылых черных брюк появились фиолетовые шорты, а на ногах имелись кожные сандалии, явно предназначенные для прогулки по пляжу.

— Вы сегодня больше не священник? — поинтересовалась Айрин, открывая шкафчик.

— Я им никогда не был, — пожал плечами Таенн. — Благодарю покорно. Такой пошляк, как я, не имеет морального права быть священником. Говорил же, не доверяйте карнавальным костюмам.

— Да мне, собственно, всё равно, — заверила Айрин. — Просто интересно.

— Мне больше интересно, что сегодня дадут на завтрак, — Таенн посмотрел в сторону давешнего шкафчика. — А ну-ка?

В этот раз завтрак, как оказалось, был предусмотрен не только для людей, но и для кота тоже — в этот момент Айрин окончательно поняла, что кот действительно появился тут не просто так, что ей, видимо, предстоит иметь с ним дело еще долго. Вместе с двумя тарелками каши, маслом, хлебом, банкой с вареньем, и фруктами в шкафчике нашлась мисочка с изрядной порцией мелко порезанного мяса, больше всего напоминающего нежирную говядину, еще одна мисочка с вареным порубленным на кусочки яйцом, и маленькая корзиночка с пророщенной травкой. Видимо, это был завтрак именно кота.

Первыми Айрин достала эти мисочки, поставила на стол, и оглянулась — надо решить, где коту будет удобно есть.

Кот решил этот вопрос сам. Он неспешным шагом подошел к Айрин, махнул хвостом, отошел в сторонку, и сел неподалеку от раковины. Взглянул на Айрин, и махнул хвостом еще раз.

— Ясно, — резюмировала девушка, ставя перед котом мисочки. — Ну что ж, приятного аппетита.

— Кофе там есть? — поинтересовался Таенн, заглядывая в шкафчик. — О, замечательно. Полный кофейник. Да еще и сливки…

— Сливки? — переспросила Айрин. — Сливки вредно. Я не буду.

— Почему? — спросил Таенн, искоса глянув на нее.

— Можно растолстеть, — объяснила она.

— Это вряд ли, — заметил Таенн. — Впрочем, неважно. Как вы спали?

— Отлично, — заверила Айрин. — Просто отлично! Приняла ванну с лавандой, и заснула просто моментально. Зря вы меня пугали, Таенн. Ничего я ночью не слышала.

— Хорошо, — одобрил тот. — А ничего странного перед сном не видели?

Айрин замялась — почему-то в этот момент ей не хотелось говорить про комнаты, бесконечный коридор, и появившиеся из ниоткуда кровати. Но Таенн смотрел на нее цепким, выжидающим взглядом, словно держал глазами — и она поняла, что таиться не следует. Он всё равно узнает.

— Коридор, — она запнулась. — Он и так был какой-то слишком длинный, а потом стал и вовсе бесконечным. Коридор и двери, которые в него выходили.

— А что не так с дверями? — поинтересовался Таенн, придвигая к себе тарелку с кашей.

— Они… их стало как-то слишком много, — призналась Айрин. — Две двери оказались открытыми, еще восемь закрыты, а дальше пошли и вовсе нарисованные, не настоящие. Странно как-то. Таенн, а что такое «Объединение трансфигураторов Биголя»?

— Группа такая, — равнодушно ответил Таенн. — Идут четвертую сотню лет в гибере. Срок слишком большой, так что, увы, просто дело времени… а что?

— Сегодня кровати появились, и на матрасах бирки этих самых трансфигураторов Биголя, — объяснила Айрин.

— Ну, понятно, — махнул рукой Таенн. — Стандартная поставка по заявке. Вы ведь думали, что в комнатах должно что-то появиться?

— Да.

— Оно появилось. Вам что-то не понравилось?

Айрин задумалась.

— А как за это платить? — спросила она. — Это же, наверное, не бесплатно?

— Потом заплатите, при случае, — махнул рукой Таенн. — Если это вообще потребуется, в чем я сомневаюсь. Трансфигураторы на то и есть трансфигураторы, что превращают что-то, не нужное никому, во что-то, нужное кому-то. Что же до группы Биголя… это колонисты, неплохие ребята, с юмором, доброжелательные, умные. Наидосаднейшая ошибка в расчетах, и… в общем, они всем составом осели здесь. И надолго. Корабль сможет поддерживать их жизнеобеспечение еще как минимум тысячу лет, так что трансфигураторы Биголя еще долго будут поставлять нам всякие приятные мелочи за разумный профит, а то и даром. Они, понимаете ли, были большими фанатами сказок для взрослых. Оттуда и самоназвание. Ну и кое-что своё у них сохранилось.

Айрин поняла, что ничего не поняла. Какие колонисты, какой гибер, какой корабль, какая тысяча лет? Ладно, придется, видимо, спрашивать позже. Сейчас Таенн объяснять не настроен. Он настроен спрашивать.

— Айрин, я так понял, что две двери были открыты, еще несколько…

— Восемь.

— Восемь были настоящие и запертые, а остальные — только картинки?

Она кивнула.

— Угу, — Таенн задумался. — Ага. Значит, двое. Потенциально десять. Но совсем не факт, что десять. Странно, что число четное, хотя всякое бывает. В некотором роде рекорд, — сообщил он. — Я больше шести пока не встречал.

— Шести чего? — не поняла Айрин.

— Шести потенциальных входов, — объяснил Таенн. — Не волнуйтесь. Рабочим, скорее всего, окажется только один.

— Какой один? Каких входов? — у Айрин, наконец, кончилось терпение. — Таенн, объясните толком, что это вообще всё значит?!

Она треснула по столу кулаком, чашечка с кофе, стоявшая подле ее руки, даже слегка подпрыгнула.

— Хорошо, — Таенн положил надкушенный абрикос на тарелку. — Группа трансфигураторов Биголя является группой астронавтов, колонистов. Их корабль уклонился от курса и ушел в пространство. Он потерялся. И даже если его найдут, а такая вероятность исчезающее мала… так вот, даже если его найдут, вернуть колонистов к жизни не сумеет уже никто. Их тела необратимо повреждены, они слишком долго пролежали в гибернейте. Их уже никто не спасет. Но тела, тем не менее, пока еще условно живы. И корабль сможет поддерживать их условно живыми еще многие годы. Это понятно?

Айрин медленно кивнула.

— А раз они условно живы…

— Подождите, — Айрин вдруг почувствовала, что от страха у нее онемели губы. — Таенн… так я, выходит, тоже… условно?

— Не обязательно, — покачал головой Таенн в ответ. — Но то, что с вами произошло нечто, приведшее вас сюда — неоспоримый факт. С которым, увы, придется смириться.

— А вы?..

— Со мной сложнее, — Таенн вздохнул и отвернулся. — Про меня как-нибудь в другой раз.

— Но ведь это всё — реально? — Айрин оглянулась вокруг.

— Реально, — подтвердил Таенн. — Почему бы этому всему не быть реальным? И потом, разве это место плохое?

— Нет, — Айрин глубоко вздохнула. — Здесь неплохо, но… я почти ничего не помню, так?

— Это милосердие, — Таенн улыбнулся. — Поверьте мне, милая девушка, лучше не помнить. Почти всегда лучше не помнить.

— Почему?

— Потому что память — это слишком больно. Впрочем, это уже другой разговор. О, а кот-то уже всё доел. Что-то мы заболтались. А вы ведь хотели попасть на пляж, я прав?

— Таенн, подождите, — взмолилась Айрин. — Я что?.. Умерла?

— Нет, — покачал головой Таенн. — То есть да, но не совсем. Мир Берега не предназначен для тех, кто умер совсем, Айрин. Для них есть множество других мест.

— Не верю, — прошептала она. — Я не верю. Я ведь живая! Таенн, это ведь игра, да? Вы со мной шутите? Не может быть такого! Я жива, я ем кашу, кофе пью — и вы мне говорите, что я умерла, но не совсем?!

— Говорю, — кивнул тот. — И буду говорить. Айрин, вы умная девушка, вы стали понимать, что происходящее выходит за грани возможного довольно быстро, ведь так? Вспомните с самого начала — вы…

— Я стояла на дороге, там росла сосна, и еще была лавочка, — она осеклась. С ужасом посмотрела на Таенна.

— А что было до этого, Айрин? Вы очутились на дороге, даже не зная, как вас зовут — а до того? Что было до того?

Айрин, зажав рот ладонью, расширившимися от ужаса глазами, глядела на него.

— Вы не помните, — продолжил Таенн. — Как и любой другой человек, пришедший в мир Берега, вы не помните — почти ничего. Ни своего имени, ни событий. Разве что какие-то обрывки или кусочки. Например, вы вспомнили, что от сливок толстеют, верно? Верно. Вы вспомнили, что умеете плавать — у вас, кстати, отлично получается. Вы…

— А вы? — с подозрением спросила она.

— Что — я? — не понял Таенн.

— А вы помните?

— Я помню. Но, милая девушка, проблема в том, что я — не человек, — Таенн вздохнул. — И если вы здесь не навечно, то я, боюсь, застрял в мире Берега на миллионы лет. Таких, как я, здесь немало, кстати. Могу предупредить следующий вопрос. Вы хотели спросить, добровольно или по принуждению я сейчас нахожусь тут, с вами. Добровольно. Совершенно добровольно, меня никто не заставлял. И даже функция, которую я вам назвал, взята из воздуха, потому что на самом деле никакой конкретной функции у меня нет. Равно как и у других.

— А почему вы пришли ко мне?

— А вы мне понравились, — Таенн улыбнулся. — Правда-правда. Сюда ежесекундно попадают мириады всех подряд, мир Берега бесконечен, но я, увидев вас, решил, что обязательно встречу. Мне кажется, в вас есть нечто особенное, уникальное.

— Любой человек уникален, — возразила Айрин.

— О, да, — согласился Таенн. — Любой. Без сомнения. Вот только в какую сторону он уникален, это большой вопрос. Уникальность, как вы понимаете, уникальности рознь.

Айрин задумалась. Кот подошел к ней, потерся об ногу — шерсть у него оказалась именно такой, какой выглядела. Мягкой, гладкой. Кот был большой и теплый, шерсть приятно щекотала ногу, и Айрин вдруг подумала, что всё не так уж и плохо. Ну, умерла, и что такого? Все рано или поздно умирают, верно? Мне ведь не больно, мне, наоборот, хорошо, дом замечательный, каша вкусная на завтрак, кофе с корицей, абрикосы и персики, кот появился (надо спросить Таенна, как зовут кота, кстати), а сейчас они пойдут на море все вместе, и вообще… оказывается, смерть вовсе не повод расстраиваться.

— Таенн, а это плохо, что мне всё равно? — спросила она. — Я умерла, и мне всё равно.

— Еще не умерла, — покачал головой Таенн. — Сегодня расскажу подробнее, что к чему. Думаю, кое-что прояснится.

— Это было бы хорошо, — покивала Айрин. — Таенн, а вот про кота хочу спросить. Вы не знаете, как его зовут?

— После такого морального стриптиза можно называть друг друга на «ты», — Таенн вздохнул. — Пойдем купаться. Заодно выгуляем кота и отыщем его имя. Мы ведь пока не знаем даже, гуард он или фамильяр.

— Кто?

— Скоро поймешь.

* * *

Самым удивительным было то, что поселок, вчера совершенно пустой и безлюдный, оказался вовсе не пустым и совсем даже не безлюдным. Выйдя на улицу, Айрин увидела, что на участке, расположенном напротив ее собственного, какой-то пожилой усатый мужчина прилаживает на калитку увесистую задвижку, снабженную петлями для замка. Рядом с мужчиной сидел в невысокой траве крупный, флегматичного вида рыжий пес, и, прищурив сонные глаза, наблюдал за улицей.

— Доброе утро, — вежливо поздоровалась Айрин.

— Доброе, доброе, — покивал мужчина, не отрываясь от своего занятия. — Изрядно они сегодня пошумели. Чуть замок не сорвали мне.

— А я не заметила, — призналась Айрин. — Проспала.

— Очень неразумно, — покачал головой мужчина. — Нельзя так. Уволокут, и ахнуть не успеешь. На пляж вы?

— Ага.

— Хорошее дело, — одобрил мужчина. — Вот докручу, тоже пойдем с Ворчуном, купнемся. Жарко сегодня будет…

Когда Айрин и Таенн отошли, тот негромко произнес.

— Диабетическая кома. Не считал углеводы, ел всё подряд, не слушал доктора. Пятьдесят восемь лет. Жена, двое детей. Клерк. Не плохой и не хороший, как сама видишь. Животное — пес, фамильяр, кличка Ворчун.

— Тише, он же услышит нас! — прошептала Айрин.

— Не-а, — мотнул головой Таенн. — Не услышит. Идем дальше?

На следующей улице они повстречали женщину, маленького роста, полненькую, нескладную. Женщина несла на плече большущую пляжную сумку, и держала подмышкой сложенный белый пляжный зонт. Рядом с ней семенила очень похожая на хозяйку маленькая и кругленькая полосатая кошка.

— Доброе утро! — первой поздоровалась женщина. — Ой, денек какой сегодня теплый!.. И, говорят, в Звездной Башне вечером будет концерт, передадут по радио и по телевизору! Будете смотреть?

— А кто играет? — спросил Таенн.

— Белый Ангел и Парящие Скалолазы, — женщина просто-таки светилась от счастья. — Обещали вроде бы, что приедут Плюшевые Ящеры, но это не точно.

— Неплохо, — одобрил Таенн. — Спасибо, что рассказали. Високосный не появлялся?

— Ох, — женщина поникла. — Мариша сказала, что ей говорил Владен, что он слышал от самого Галаса, что Високоный — всё.

— Вот так — так, — огорчился Таенн. — Обидно. Я-то надеялся, что он еще продержится.

— Грустно, да. Все под черными ходим, — вздохнула женщина. — Но ничего. Будем верить, что всё будет хорошо, да? Главное, помнить, то всё будет хорошо, — она снова заулыбалась. — Так ведь, девочка?

Айрин не сразу поняла, что женщина обращается к ней.

— Так, наверное, — согласилась она с секундной заминкой.

— Ну и славно. Маркиза! Маркиза, пойдем! — позвала женщина. Кошка, которая на время разговора куда-то пропала, выскочила из-за ближайшего травяного кустика. — Вы погуляете еще? Или с нами на пляж?

— Погуляем, — Айрин поняла, что от этой женщины будет непросто отделаться. — Мы попозже на пляж.

— Славно, славно. Там и встретимся.

— …Двадцать восемь лет. Недоразвитие репродуктивной системы, так называемая «детская матка», — объяснял чуть позже Таенн. — Признана биологическим браком, отправлена на хранение. На длительное хранение, это стратегический запас на случай большой войны. Таких, как она, там более чем достаточно. Живое мясо, в стасисе. Активируй, и пользуйся.

— Люди едят людей?! — у Айрин глаза полезли на лоб. — Но ведь это же плохо! Это отвратительно!

— Конечно, это плохо и отвратительно, — согласился Таенн. — Мало того, что едят. Они про это еще и ничего не знают. Армии данные консервы попадают уже в готовом виде. И эта бедолага, и ее товарищи все здесь.

— А кошка?

— О, кошка у нее замечательная. Гуард, зовут Маркиза. Прекрасная кошка, уже не один раз выручала свою хозяйку. Выручила хозяйку здесь — значит, выбирающие очередные консервы прошли мимо ячейки с ее телом — там.

— А ты про каждого знаешь, что с ним случилось? — спросила Айрин.

Таенн кивнул.

— И про меня тоже?

Еще один кивок.

— А мне ты скажешь?

— Нет, — Таенн отрицательно покачал головой. — Вообще, я раньше не делал так, как сейчас делаю с тобой.

— Ты никому не рассказывал?

— Именно. Но ты очень быстро догадалась, что к чему, поэтому я решил рискнуть.

— Погоди-ка, — Айрин остановилась. — А у остальных людей… ну, как эта женщина, например… у них тоже есть сопровождающие?

— Нет. Далеко не у всех. Мужчина, твой сосед, вообще не видит сопровождающих. Он видит только людей. Женщина с кошкой, наоборот, видит всех — поэтому она со мной и заговорила. С ней сейчас сопровождающего не было, но он часто появляется. Хочешь узнать, почему ты только сегодня начала видеть других людей?

— Конечно, хочу!

— Кот, — ответил Таенн. — Это правило Берега. Видеть других может только тот, кто обзавелся фамильяром или гуардом. Если животного нет, Берег для тебя пуст и безлюден.

Айрин посмотрела вниз — кот шел неподалеку от нее. Шел важно, хвост трубой, голова гордо поднята. Не кот, а фон-барон.

— Понятно, — произнесла она. — Ну тогда спасибо коту.

— О, это самое малое, что он может для тебя сделать, — усмехнулся Таенн. — Есть предложение. Давай спустимся на набережную, и, прежде чем купаться, прогуляемся у воды. А то ты начнешь плавать, и я тебя на берег не вытащу.

— Отличная идея, — кивнула Айрин. — Тем более что у меня появились вопросы…

* * *

— Не знаю, кто такие эти черные. Никто не знает, Айрин. Все те, кто это узнал, покинули Берег навсегда. Так что рассказать некому.

— Звучит невесело.

— А я и не говорил, что это весело.

Они сидели сейчас в тени старого инжирного дерева, и поедали вкуснейшее мороженое, взятое в палатке неподалеку. Именно взятое, не купленное.

Денег в мире Берега не существовало в принципе.

— Значит, это происходит по ночам? Именно поэтому тут у всех такие странные калитки?

Таенн снова кивнул. Откусил от своего брикета мороженого изрядный кусок, не спеша прожевал. Видно было, что говорить ему не очень хочется. Но придется.

— Это тоже правило, — пояснил он. — Черные могут пройти только через открытый вход, и только при условии, что хозяин территории и дома сам не против их впустить. Знаешь, в чем главный фокус Берега? Тут не существует лжи. Если человек сам, на подсознательном уровне, понял, что ему пора идти дальше, никакие запоры на калитке не спасут его от визита. Но… это же страшно. Почти никто не знает, куда он отправится дальше.

— А куда можно дальше? — Айрин нахмурилась.

— Можно в места для совсем мертвых. А можно на следующий круг, если человек понимает, что ему хочется прожить еще жизнь. Таких немало. Знаешь, что еще странно? Черных я видеть не могу, а вот что произойдет с человеком — всегда знаю. Видимо, тоже своеобразный юмор Берега.

— Таенн, а всё-таки… ну хоть что-то ты мне можешь сказать — про меня? — отважилась Айрин. — Ну, пожалуйста! Хоть что-нибудь!..

— Совсем чуть-чуть, — вздохнул Таенн. — Ты смертельно больна, и твое тело находится в глубоком стасисе. Тебе около шестидесяти лет…

— Точно! — Айрин хлопнула себя по коленке. — Руки! Я, когда в ванной лежала, долго смотрела на руки, и не понимала, что же не так. А теперь поняла. У меня молодые руки. А были не такие. Венки вылезли, пальцы… ну, неровные, что ли. Старые руки.

— А сейчас они просто прекрасны, — улыбнулся Таенн. — Девочка, пойми, тут еще одна проблема. Я вижу только тебя, но не вижу, кто рядом с тобой, и что происходит. Если я про кого-то что-то и знаю, то лишь в самых общих чертах. Без подробностей. Например, я не знаю, как ты попала в стасис, кто и зачем стабилизировал твое умирающее тело, и не дал ему умереть до конца. Помнишь женщину с кошкой?

Айрин закивала.

— С ней точно такая же история. Чуть более подробная, чем твоя, но ненамного. У нее просто сохранилось немножко больше деталей, чем у тебя.

— Жалко, — Айрин вздохнула. — Но раз ничего не поделаешь… ой, а кот-то где?

Таенн поднял голову. Айрин тоже. Оказывается, кот уже крепко спал на толстой ветке, прямо у них над головами.

— Если мы куда-нибудь пойдем, он тоже пойдет? — спросила Айрин.

— Не обязательно, если не уйдем далеко. Ну что, купаться?

* * *

Мест на пляже было в избытке, и они выбрали самое лучшее — под невысокой каменной стеной, в тени. Таенн приволок два деревянных шезлонга, потом сходил к палаткам, принес винограда, две бутылки холодной шипучей воды, и, к большой радости Айрин, два початка свежайшей вареной кукурузы. Сначала съели кукурузу, потом закусили виноградом, а потом Айрин заявила, что идет купаться, и что если Таенну охота поплавать, то хватит есть, пора в воду. Когда они, скинув верхнюю одежду, шли к воде, явился кот. Он с царским видом расселся на шезлонге Айрин, и принялся внимательно наблюдать за тем, что та делает.

— Я же говорил, что он сам придет, — констатировал Таенн. — А ну, давай наперегонки!

…Вода сегодня, кажется, была еще лучше, чем вчера. Почти час они плавали, ныряли, качались на волнах; потом Таенн заявил, что хочет отдохнуть, и они выбрались на берег, и уселись на своих топчанах. Кот в это время уже спал, раскинувшись в тени под каменной стенкой. Видимо, ему было жарко.

— Так что на счет животных? — с интересом спросила Айрин, запуская руку в пакет с виноградом.

— Есть два основных типа животных, а именно — фамильяры и гуарды. Реже встречается третий тип, который включает в себя качества и первого, и второго.

— И что они делают?

— Если совсем просто, то фамильяры — это помощники, а гуарды — защитники. Например, тебе надо передать другу, живущему довольно далеко, какую-то важную информацию. Фамильяр донесет твое письмо быстрее, чем гуард. А если в твой дом ломятся черные, то тебе, конечно, больше пригодится гуард, который встанет на твою защиту. Это понятно?

— Понятно, — кивнула Айрин. — А что на счет моего кота?

— Сдается мне, что это всё-таки гуард, но надо где-нибудь проверить. Ты не против пообедать на набережной, а потом прогуляться в некое довольно странное и пугающее место?

— А что за место?

— Увидишь, — туманно пообещал Таенн. — Кстати, посмотришь, какими порой бывают гуарды. Это очень специфические существа, поверь.

* * *

— Таенн, а почему ты назвал это место странным и пугающим? Вообще, это похоже на строчку из детской книжки, — Айрин хихикнула. — В черном-черном городе стоит странный и пугающий дом, из которого доносятся зловещие звуки, — произнесла она шепотом, стараясь, чтобы голос так и звучал — зловеще и таинственно. — Там живут кровожадные приведения, которые спят и видят, как бы сожрать твои мозги…

— Вот про мозги ты угадала, — хмыкнул Таенн. — Там, куда мы идем, живут как раз те, кто жрал мозги.

— Да ладно?! — Айрин удивленно взглянула на него. — Неужели мы идем в гости к зомби?

— Не совсем, — Таенн вздохнул. — Сами они никакими зомби не были. Но охотно делали зомби из тех, кто слаб духом, растерян, попал в беду, или же просто глуп. Кстати, девочка, как ты считаешь, мы в раю или в аду?

— В раю, — уверенно ответила она. — Конечно, в раю. Здесь ведь так хорошо! Красиво, тепло, спокойно, море… а какой шашлык из баранины мы только что ели! В жизни не пробовала ничего вкуснее. Кажется, и правда не пробовала, — она задумалась. — Когда была живой, точно не пробовала.

— Ты и сейчас жива, — напомнил Таенн. — Да, твоё тело практически невозможно вернуть к жизни, но и мертвым оно не является.

— В любом случае, моё тело такого вкусного шашлыка никогда не ело, — уверенно ответила Айрин. — Мне больше нравится моё нынешнее тело, — вдруг призналась она. — По-моему, то было не в порядке.

— Да, оно было совсем больное, судя по всему, — согласился Таенн. — Так, теперь иди поближе ко мне, и ничего не бойся. Хотя… хм… одно дело сказать, другое… ладно. Сама поймешь.

Айрин и не заметила, как, за разговором, они попали в эту часть города. Она огляделась, и поняла, что пейзаж изменился. Вроде бы те же самые улочки, невысокие заборы, калитки, дома в глубине участков. Вот только, кажется, что-то случилось с небом. Да и с погодой. И с деревьями. И с самой дорогой…

Деревья вокруг стояли, полностью лишенные листьев, небо стало серым, мрачным, словно внезапно наступила осень. Крыши домов оказались либо темно-серыми, либо черными, а дорога стала неровной, кое-где покрывавший ее плитняк был выломан, вывернут. Сплошные ямы. Если еще несколько минут назад пейзаж вокруг выглядел на редкость приветливым и милым, сейчас с ним произошла разительная перемена. Настолько разительная, что Айрин даже слегка растерялась. Она остановилась, озираясь, кот тут же подбежал к ней, и сел рядом, прижавшись теплым боком к ее ноге.

— Не надо бояться, — негромко произнес Таенн. — Нам ничего не угрожает.

— Здесь гадко, — Айрин сама не понимала, откуда у нее вдруг появилось это чувство. — У меня очень противное ощущение.

— Боюсь, сейчас оно только усилится, — вздохнул Таенн. — Обернись. И, если хочешь, возьми меня за руку.

Айрин обернулась — и тут же испуганно вскрикнула. Оказывается, за ее спиной, буквально в нескольких шагах, стоял человек; она даже не заметила, как он подошел. Человек этот выглядел вовсе не так, как все, виденные тут до него — во-первых, он был пожилым, во-вторых, у него имелась седая, клочкастая, неопрятная борода, в-третьих, его одежда… Айрин прищурилась — да, она, определенно, видела такую одежду раньше. Длинный черный балахон, подхваченный веревочным поясом. Какое-то сложное кованное украшение на шее. На голове черная же шапочка, на которой нарисован такой же символ, что и на украшении.

И запах. От человека этого исходил тяжелый, удушливый запах, непередаваемая смесь вони немытого тела, горячего воска, пыли, плесени, прели, какой-то кислой гадости. Айрин непроизвольно сделала шаг назад, стремясь отодвинуться от источника этого запаха, но Таенн удержал ее за руку. Человек, конечно, заметил ее движение, дернулся было следом, но тут же замер, не предпринимая попытки подойти ближе.

Рядом с человеком стоял волк.

Здоровенный, чуть ли не метр в холке ростом. Темно-серая шерсть, светлые подпалины, льдистого цвета глаза.

Волк этот не сводил сейчас с Айрин холодного тяжелого взгляда, и ей снова захотелось сделать шаг назад — потому что в этот момент ей стало вдруг очень страшно, словно перед ней внезапно открылась чудовищная бездонная пропасть, в которую ее хочет столкнуть кто-то неведомый и жуткий.

Человек снова сделал шаг к Айрин, она снова попыталась отступить. И в этот момент произошло то, чего она меньше всего ожидала. Волк вдруг крутанулся на месте, подпрыгнул, и… впился зубами в горло своего хозяина. Рванул — во все стороны полетели брызги крови. Человек пытался оттолкнуть зверя, но его руки, уже перемазанные кровью, бессильно скользили по шерсти. Через минуту человек упал, волк последний раз тряхнул его, и, наконец, отпустил — Айрин не успела отвернуться, и она увидела — развороченное горло, ошметки кожи и раздробленных клыками мышц, толчками вырывавшуюся из раны кровь.

Волк тряхнул головой, и направился к ним.

— А ну-ка, — с интересом произнес Таенн.

— Что «а ну-ка»? — шепотом спросила Айрин.

— Секунду…

— Он нас сейчас сожрет!

— Я так не думаю.

Стоило волку сделать еще пару шагов, как перед ним возник кот, про которого Айрин, что греха таить, в тот момент позабыла. Точнее, она подумала, что кот давно сбежал от греха подальше, но это оказалось не так.

Кот был готов к атаке, в этом сомневаться не приходилось. Он стоял перед волком, выгнув спину и распушив шерсть, и выглядел чуть ли не вдвое больше, чем был на самом деле. По сравнению с волком кот, конечно, был маленьким, но решимости кота мог бы позавидовать тигр.

Кот зарычал — именно зарычал, а не замяукал и не зашипел, как ожидала Айрин. Низкий, утробный звук, который никак нельзя ожидать от существа такого скромного размера привел волка в замешательство — он прижал уши и оскалился. Кот зарычал еще громче, а потом, подпрыгнув, полосонул волка по морде когтистой лапой. Огромные челюсти волка бессильно щелкнули в воздухе — попытка схватить кота окончилась ничем, потому что кот в этот момент уже бил волка лапой по уху с другой стороны. Тот извернулся, и снова промазал. И еще раз. И еще. Кот, двигаясь с грацией балетного танцора, оказывался всегда на полшага впереди противника, и когти его не простаивали без дела — тут и там на морде и ушах волка виднелись бусинки крови, их с каждой минутой становилось всё больше.

— Отходим, — шепнул Таенн.

— А кот?!

— Нам нужно отойти, чтобы… черт, девочка, да иди ты уже!

Айрин послушно попятилась вместе с Таенном назад — и в ту же секунду схватка животных прекратилась. Волк отпрыгнул в сторону, развернулся, и спокойно пошел к своему хозяину, лежащему на пыльной дороге. К огромному удивлению Айрин человек в черном балахоне, которого она сочла убитым, вдруг сел, потряс головой. Волк подошел ближе, человек оперся на него, и встал на ноги. Отряхнул балахон — во все стороны полетела пыль. Волк тронул лапой что-то, лежащее на земле, потом взял в пасть и протянул человеку. Четки, поняла Айрин. Человек приладил четки на руку, повернулся, и они вдвоем — человек и волк — пошли по улице прочь, и вскоре скрылись за поворотом.

Кот подошел к Айрин, сел рядом, поднял голову, и коротко мяукнул.

— Ну, ты даешь, — покачала головой Айрин. — Ты прямо как рыцарь, на коне, с мечом, и со щитом. Такой огромный волк, а ты его победил.

— Как ты сказала? — вдруг спросил Таенн. — Со щитом?

— Ну да.

— Щит, — пробормотал Таенн. — Shield. Ты не находишь, что это неплохое имя для кота?

— Шилд? — переспросила Айрин. — Почему бы и нет? Эй, кот, как тебе имя? Подходит?

Возможно, если бы кот умел пожимать плечами, он бы ими сейчас пожал. Имя как имя, говорил его вид, не хуже и не лучше, чем все остальные.

— Значит, быть тебе Шилдом, — резюмировала Айрин. — Звучит неплохо. Таенн, а мы можем отсюда уйти? — попросила она. — Мне тут не нравится. Страшно. И я не поняла, что это всё такое было.

— Это был ад, — Таенн вздохнул. — Пойдем, я сейчас всё тебе объясню.

* * *

Рай и ад, как рассказал Таенн, сосуществуют рядом, в нераздельной непосредственной близости. И то, что является раем для одного, с легкостью превращается в ад для другого.

Все зависит от личности.

— Этот человек, с волком, служитель. Название его религии ничего тебе не скажет, так что не будем трогать его. Всю свою жизнь этот человек как раз и занимался тем, что калечил окружающим разумы, сам при этом имея со своего занятия неплохую выгоду. Роскошный дом, машину, деньги. Разумеется, деньги на эту роскошь приносили ему прихожане. Имея это всё, он учил других смирению и покаянию, призывал быть бедными, жить скромно, довольствоваться малым, отдавать церкви максимум того, что они были способны отдать. И верить. О, да, это было его главной задачей — вытравить из голов своих прихожан самую способность мыслить, и подменить её догмами, порой абсурдными, насквозь лживыми, к настоящей вере не имеющими никакого отношения. По сути, он делал из людей корм для своего божества. Как-нибудь я расскажу тебе про эту систему, но точно не сейчас. Сейчас это неважно. Важно другое.

Этот человек, между прочим, и сам был уверен в том, что, благодаря своему занятию, он обеспечил себе и посмертно теплое уютное местечко. Сейчас он еще жив — попал в больницу с заворотом кишок, потому что в очередной раз обожрался, по всей видимости, и… произошла аллергическая реакция на один из препаратов. Он в коме, из которой никогда не выйдет, у него серьезно поврежден мозг. Поэтому он здесь. Пока что здесь.

— А волк? — спросила Айрин. — Почему волк вел себя так странно?

— Потому что волк — его гуард, — объяснил Таенн. — Волк является защитником. Но… в данном случае гуард защищает не своего хозяина от мира, как это делает Шилд, волк защищает мир — от своего хозяина. Ты думала, что волк хочет напасть на нас?

Айрин кивнула.

— Отнюдь. Волк отгонял нас. А Шилд стал его бить только потому, что видел — волк пугает тебя. Стоило нам отойти на безопасное расстояние, как волк потерял к нам интерес.

— Но он же перегрыз тому человеку горло!

— Конечно. Гуард обезопасил тебя, как часть мира — с прокушенным горлом служитель при всем желании не смог бы с тобой заговорить. А ведь именно это он и хотел сделать.

— То есть, получается, служитель находится в аду? — шепотом спросила Айрин.

— Совершенно верно, — согласился Таенн. — Именно в аду. В своем личном аду, который он заслужил. Он один. Пока он здесь, огромный зверь постоянно рядом с ним, и ни при каких условиях не даст ему подойти к другому человеку, заговорить, познакомиться. С точки зрения волка служитель — абсолютное зло, даже хуже, чем сам гуард, который, как ты заметила, не отличается добротой. И все время пребывания здесь служитель будет совершенно один… днем, за исключением ночи. Про ночь тебе рано знать. Думаю, пока что достаточно дня.

— Наверное, достаточно… А что с ним будет потом? — Айрин поежилась.

— Когда он умрет окончательно, он пойдет на корм своему божеству. Его сожрет тот молох, служению которому он посвятил свою жизнь. Они всегда опрометчиво считают, что их минует чаша сия. Но это не так. Не минует. Кому присягнул, к тому и ушел. Это тоже закон.

— А как он живет, когда он один? — Айрин стало интересно.

— Я заходил к нему, — Таенн равнодушно пожал плечами. — Роскошный дом, много золота, бархата, повсюду ковры, прекрасная мебель. Но всё мертвое. Ни еды, ни воды. В золотой ванне нет даже слива, краны декоративные, машина во дворе целиком золотая, но не ездит, конечно… Ему не позавидуешь. Самое большее, на что он может рассчитывать — это вода из луж во время дождя, да недозревший инжир с соседского дерева. Если он отправится на набережную, в надежде поживиться чем-нибудь из ресторанчиков или кафе, волк тут же растерзает его, ведь рядом окажутся люди, а это опасно — для них. Если он попробует постучаться в чей-то дом, чтобы попросить еды, волк сначала разорвет ему горло, чтобы он не сумел заговорить, а потом нападет на гуарда хозяина дома, чтобы прогнать гуарда вместе с его хозяином подальше от опасности. Это действительно ад, Айрин, ад, в котором больно, в котором не светит солнце, в котором нет никакой надежды.

— Мне его даже жалко стало, — призналась девушка после почти минутного молчания. — Он же видит, что другим хорошо…

— А при его жизни другие видели, что ему хорошо, — пожал плечами Таенн. — Детка, это далеко не самое страшное наказание. И далеко не самые страшные поступки. Поверь, есть много хуже. Гораздо хуже. Если потом захочешь, мы посмотрим на них.

— Пока что не хочу, — помотала головой Айрин. — Бррр. Это ужасно, Таенн. А кто же вот так наказывает? Неужели бог?

— Бог? — Таенн прищурился. Усмехнулся. — А что есть бог, Айрин? Или кто? И, главное, зачем ему вообще кого-то наказывать? Творцу есть дело до того, что одно его творение промыло мозги другому? Серьезно? Правда? Это же смешно. Если кому и есть дело, то лишь той частичке творца, которую мы всегда носим с собой. А это значит, что наказать нас можем только мы сами. К сожалению, многие осознают это слишком поздно. В случае этого служителя он сам прекрасно понимал, что делает гадости — и вот так сам себя наказал. Было за что. А вот ты, девочка, никому не пакостила — поэтому нечто в тебе знало, что ты заслуживаешь пусть и немногого, но и не плохого. И ты получила то, что заслужила. Свои двадцать лет, уютный домик, и прекрасного кота.

Айрин посмотрела на Таенна с сомнением, тот ответил ей безмятежным спокойным взглядом.

— Смотри, как красиво вокруг, — Таенн улыбнулся. — Это твоя часть мира Берега. И, замечу, в ней светит солнце…

— Таенн, мы можем сходить на море еще раз? — попросила Айрин. — Я хочу снова искупаться. Мне хочется… смыть с себя это всё. И побыстрее.

* * *

Вернувшись домой, покормив ужином Таенна и Шилда, Айрин сказалась уставшей, и, оставив мужчину и кота в кухне, поднялась к себе, наверх. В душе царила смута, а еще девушке в этот момент было очень грустно: видимо, из-за того, что ей довелось увидеть сегодня. Неужели тот бородатый человек настолько плох, что заслуживает столько боли? Наверное, ему одиноко и страшно, каждый день одиноко и страшно. Да еще этот волк… наверное, очень больно, когда волк кусает за шею.

Айрин присела на край ванной — она и сама не заметила, что пришла в ванную комнату — открыла оба крана. Полилась теплая, прозрачная вода. Секунду подумав, она заткнула слив пробкой с резным навершием, добавила в воду жидкость для пены, на этот раз с запахом зеленого винограда, и пошла в комнату. Надо переодеться в домашнее, наверное.

Вниз идти не хотелось.

Если вдуматься, вниз вообще не хотелось, и с Таенном говорить не хотелось, а хотелось побыстрее залезть в воду, и, может быть, съесть что-то типа мороженого, если, конечно, дом согласится ей это мороженое дать.

— Мррр, — раздалось у ее ноги. — Мррряу-мрр?

— Ой! — Айрин испуганно дернулась. — Шилд, это ты?

Кот терся об ее ногу, щекоча хвостом коленку. Айрин нагнулась и погладила его по голове — второй раз за сегодняшний день она изумилась тому, какая нежная и приятная на ощупь у кота шерстка. Почему-то раньше ей казалось, что кошачья шерсть грубее, а тут просто как пух. Кот все терся и терся о ногу, словно бы утешая ее, словно давая понять, что никуда идти не нужно вовсе, а лучше остаться тут, наверху, и, например, лишний раз погладить такого замечательного кота.

— Эх, хороший ты кот, но, боюсь, вниз мне идти всё равно придется, — вздохнула Айрин. — Надо же Таенна предупредить, что у меня нет настроения общаться.

— Муррря? — удивленно поднял голову кот. — Уррр. Урря.

Он отошел в сторону, и вдруг вспрыгнул на стол. Походил по столу взад-вперед, и тут Айрин поняла, что на столе появилась бумага, и несколько карандашей. Бумага шуршала сейчас под лапками кота, а один из карандашей валялся на полу — видимо, звук его падения и разбудил Айрин утром.

— Шилд, слушай… — Айрин, пораженная своей догадкой, замерла. — Ты можешь отнести Таенну записку, чтобы он меня не ждал, а шел к себе домой?

— Уррр-яу, — кот зевнул.

— А ну-ка, попробуем, — Айрин взяла лист, карандаш, написала на листе несколько слов, сложила его, и протянула коту. Тот, секунду поколебавшись, взял лист в пасть, и, спрыгнув со стола, унесся в коридор.

Вернулся кот через несколько минут, в пасти его снова был лист бумаги, но уже явно другой. Кажется, вырванный из блокнота. Кот уронил лист у ног Айрин, вспрыгнул на подоконник, и с царственным видом улегся на нем, глядя за окно.

Айрин развернула лист.

«Записку получил. Честно говоря, я тоже устал, поэтому поспешу откланяться. Увидимся завтра. Постарайся выспаться, потому что завтра я хочу отвести тебя в одно интересное место. Кстати, послушай концерт, он уже начался. Музыканты очень хорошие, тебе понравится.

PS

Шилд великолепен. Я бы сказал, что для гуарда он слишком умен. Кажется, тебе достался замечательный вариант спутника. Рад за тебя. Таенн».

Айрин улыбнулась. Подошла к подоконнику, погладила кота по голове, услышав его одобрительное «мррр», включила приемник погромче, и отправилась в ванную — наслаждаться запахом винограда и мороженым, которое, как она уже успела заметить, появилось на полочке рядом с шампунями.

Про служителя и волка она сегодня больше не вспоминала.

 

3

Черные и каменный круг

— Таенн, ночью кричали. Я слышала. Я уже легла спать, и вроде бы заснула — и тут меня разбудил этот крик, — Айрин зябко поежилась. — Далеко, но слышно было хорошо. Очень хорошо. Крик, и…

— И?

— И еще какие-то звуки. Что это такое было, Таенн? Черные?

— Да. То есть не совсем. Сами черные не кричат. Это кричали люди.

— Люди?.. — Айрин с ужасом посмотрела на Таенна. Тот пожал плечами.

— Ну да, люди. Те люди, к которым они сумели войти.

— Те, которые хотели этого сами?

— Ну, разумеется. Айрин, попробуй понять… — Таенн задумался. Отхлебнул вина, поморщился — видимо, это вино ему не очень нравилось. — Как ты думаешь, когда человек хочет родиться, ему будет приятно ощущение рождения?

— Нет, — помотала головой Айрин. — Это больно.

— Верно, — кивнул Таенн. — Или когда девушка лишается девственности — приятно ли ей это?

Айрин задумалась. Потерла переносицу, нахмурилась. Она этого не помнила. Что-то совсем смутное, неразборчивое. Но вроде бы не больно. Или нет?

— Не знаю, — помучившись вопросом почти минуту, призналась она. — Что рождаться больно, я уверена. А на счет второго — нет, не знаю. Наверное, не всем бывает больно, ведь так?

— Так, — подтвердил Таенн. — Но и приятных ощущений мало. Но эти действия, равно как и тысячи других, пусть и неприятны, но необходимы. И с Черными ровно то же самое. Есть сознание, и есть подсознание, верно? — Айрин кивнула. — Сознание не хочет уходить с Берега, а подсознание понимает, что уже пора. Они борются друг с другом, и подсознание всегда побеждает. И тогда приходят Черные. Не смотря ни на что — они приходят. Приходят, и уходят — уже вместе с человеком.

— Таенн, я хотела спросить… — Айрин замялась. — Ты несколько раз повторял «с человеком», «человек». Но, прости, я знаю, что существуют не только люди. Ведь я права? Есть еще и другие.

— Полно, — согласился Таенн. — Ты права, рас существует великое множество. Но, помнишь, я говорил про милосердие? В мире Берега ты будешь видеть всех такими, какими привыкло видеть окружающих именно твоё сознание. Например, вчерашняя женщина с кошкой. Станет ли тебе лучше от того, что она принадлежит к расе рауф, и что ее животное не кошка вовсе, а маленький шестиногий нелет, тоже, кстати, самка, тоже полосатая, но не кошка, а сипура? Тебе проще воспринимать ее женщиной, а гуарда кошкой. Она тебя тоже видит иначе — для нее ты рауф, а рядом с тобой здоровенный черный сип. Понимаешь?

Айрин кивнула. Тоже отпила вина, и тоже поморщилась — сегодня вино почему-то вовсе не показалось ей вкусным. Вроде бы и запах приятный, и цвет красивый, но… что-то не то.

Сегодня вообще всё было каким-то не таким. Вроде бы и погода хорошая, и небо ясное, и солнышко светит, а в душе вместо вчерашнего мира и гармонии царил сумбур, и — какой-то отголосок страха. Да, именно страха, поняла Айрин. Даже на море идти не хочется.

— Не бойся, — попросил Таенн. — Поверь, тебе они сейчас не опасны. По крайней мере, пока — точно не опасны.

— Снова «поверь», — с горечью ответила Айрин. — Не знаю, сколько я еще смогу верить без доказательств.

— Тогда не верь, — легко согласился Таенн. — Кстати, а что делал Шилд, когда там кричали?

— Кажется, он пытался меня успокоить, — Айрин нахмурилась, вспоминая. — Да, точно. Сначала он долго лежал на подоконнике, потом перелег к двери в комнату, а потом…

А потом Шилд забрался к ней на кровать, растянулся, и стал бодать головой ее руку — погладь, мол. И она принялась гладить эту мягкую шерстку, эту усатую мордочку, и кот начал блаженно урчать от удовольствия, и… и потом она заснула. Как-то легко и быстро. Даже слишком легко и быстро.

— Всё правильно, — резюмировал Таенн, поднимаясь с лавки. — Он поступил именно так, как и должен был поступить.

— Он сможет защитить меня от этих Черных? — с тревогой спросила Айрин.

— Какое-то время, думаю, сможет, — Таенн улыбнулся. — Но сейчас тебе нужна не защита, а уверенность.

— Слушай, — Айрин прищурилась. — А ты сам? Ведь у тебя нет животного! Как же ты тогда видишь и меня, и других? Ты говорил, что без животного на Берегу невозможно никого увидеть!

— Я так же говорил, что я не человек, — напомнил Таенн. — Ты забыла?

— Не человек? А кто тогда?

— Я расскажу тебе об этом позже, — пообещал Таенн. — Айрин, пойдем, пройдемся.

— Я не хочу, — она передернула плечами. — Можно сегодня остаться дома?

— Не хочешь, потому что страшно? — уточнил Таенн.

— Нет. Просто дома спокойнее.

— Не «спокойнее», — поправил Таенн. Голос его вдруг утратил мягкость, стал жестким, сухим. — Не «спокойнее», девочка, а проще. Тебе тут, на территории твоего дома, проще. Знаешь, почему? Потому что не надо думать, действовать, решать. Искать ответы на вопросы. Потому что можно просто сидеть в саду, и ничего не делать. Заборчик, травка, облачка. Отрешенность. Вот именно поэтому ты сейчас переоденешься, и мы с тобой прогуляемся.

Айрин обреченно вздохнула.

— Обязательно? — спросила она недовольно.

— Да, обязательно, — отрезал Таенн.

* * *

Этот дом с дороги разглядеть было невозможно, потому что и его, и забор, и калитку, наглухо заплели бесчисленные плети вьюнка, который цвел крохотными белыми цветами. Таенн, чертыхаясь, кое-как ободрал вьюнки, и распахнул калитку, на которой, к большому удивлению Айрин, не оказалось ни одного замка или засова. Калитка открылась неохотно, ржаво и протяжно скрипнули петли, и калитка натужно повернулась.

— Тут что, никто не живет? — удивленно спросила девушка, ступая вслед за Таенном на плитняковую дорожку, засыпанную палой листвой.

— Почему ты так решила? — не оборачиваясь, спросил он в ответ.

— Такое запустение…

— Это не показатель. Идем. Нам сюда, — Таенн свернул с дорожки налево, и побрел через высокую траву к небольшой лужайке. — Смотри под ноги.

Вскоре трава расступилась, и Айрин поняла, что они действительно стоят посредине лужайки за домом, очень похожей на ее собственную.

— Это что такое? — растерянно спросила Айрин, делая шаг вперед.

Посреди лужайки возвышались два холмика, один повыше, другой пониже. Два симпатичных зеленых холмика, поросших то ли мхом, то ли ярко-зеленой низкой травой. Нет, пожалуй, всё-таки мхом. В их очертаниях Айрин вдруг угадала два силуэта — один оказался похож на женщину, полулежащую в скрытом травой садовом кресле, а другой — был похож на большую собаку, прилегшую рядом, у ног хозяйки.

Таенн поднял руку, и провел над лицом женщины — мох вдруг разомкнулся, и Айрин испуганно вскрикнула, потому что сейчас куда-то в небо, мимо Таенна, мимо Айрин, смотрели серые глаза. Женщина под мхом была жива, но, казалось, она вовсе не замечала их двоих, словно их не существовало вовсе. Глаза медленно закрылись, мох сомкнулся.

— Здравствуй, Янина, — прошептал Таенн. — Здравствуй, пока ты еще здесь.

— Таенн, кто это? — испуганно прошептала Айрин. — Почему она лежит так? И собака…

— Пойдем, — приказал Таенн. — Увидела ты уже достаточно. Теперь пришла пора услышать.

* * *

— Янина, девочка, один из самый противоречивых людей, встреченных мною на Берегу, — рассказывал Таенн. — Янина совершила нечто такое, что в один прекрасный день успокоилась… вот так. Понимаешь ли, я привел тебя сюда из-за того, что ты, как мне показалось, попробовала пойти по ее пути, точнее, поймала ощущение начала ее пути. И я решил показать тебе ее сразу, не ждать, чтобы ты не повторила ее ошибки.

— А что эта Янина сделала? — с интересом спросила Айрин.

Сейчас она и Таенн сидели в небольшом кафе на берегу и обедали — на столе стояла супница с холодным гаспачо, рядом с ней — большая миска салата, а на жаровне неподалеку доходил на огне шашлык, который заказал Таенн. Жарил мясо улыбчивый темнокожий человек, на плече которого сидел серый попугай. Оказалось, что фамильярами бывают и птицы тоже, это удивило Айрин. Она тихонько спросила, что это за человек. Таенн охотно ответил, что это один из помощников трансфигураторов, что его зовут Ахельё, и что готовка обеда для желающих — это у него такое развлечение. Просто человек, который любит готовить, и с удовольствием этим занимается.

— Так что она сделала? — переспросила Айрин.

— Она убийца, — объяснил Таенн. — Действительно, редкий случай. Она помнила про себя почти всё, и охотно говорила об этом, пока еще была способна говорить.

— И кого она убила?

— Двоих девочек-подростков, — Таенн зачерпнул салата большой деревянной вилкой, и переложил на свою тарелку. — Начиналась вся история довольно тривиально. Янина, будучи молодой, влюбилась в какого-то человека, но он предпочел ей другую женщину. Моложе, красивее, плодовитее. Обычное дело, согласись. Та женщина родила этому мужчине двоих детей, девочек, а Янина… ждала. Знаешь, люди иногда перегорают, как лампочки, и любовь Янины перегорела, осталась только лишь одна ненависть.

— К тому мужчине?

— Само собой. А так же к тем, кого она сочла, и совершенно справедливо, губителями ее счастья. А именно — к жене и дочерям объекта ее сначала страсти, а потом ненависти, — Таенн захрустел салатом. — Ммм, божественно! Еще бы лимончика… Ахельё, кинь лимона половинку! Благодарю!.. Так вот, Янина придумала отличный, по ее мнению, план мести: решила уничтожить обеих девочек. Тринадцати и пятнадцати лет. Поймала их, обколола чем-то, вывезла за город на своей машине, и там убила сначала младшую на глазах у старшей, а затем и старшую. И вернулась в город. И в тот же вечер ее разбил инсульт. Так что местью она насладиться толком не успела, ведь ее коварный план подразумевал наблюдение за мечущейся в панике семьей, слезами матери, и горем отца. Но у проведения своеобразное чувство юмора, как ты уже догадалась, и Янина оказалась тут, на Берегу. Подозреваю, что тело ее лежит в каком-нибудь приюте, и лежать будет еще довольно долго. Ведь на момент преступления ей было совсем немного за сорок. Забавно, правда?

— Не вижу ничего забавного, — покачала головой Айрин. — Наоборот, очень грустная история.

— Нет, история забавная, — возразил Таенн. — Потому что, уже очутившись тут, Янина начала узнавать правду.

— От кого? И какую?

— Тут много от кого можно узнать правду, — туманно ответил Таенн. — Особенно если эту правду ищешь.

— Она искала?

— О, да. Все-таки ее поступок слишком сильно сказался на ней. У нее была совесть, но пожар в душе был сильнее этой совести. Думаешь, она не понимала, что поступила плохо? Еще как понимала. Янина… в каком-то смысле она искала наказания для себя за содеянное, но нашла нечто совсем иное. Так вот. Первой правдой было то, что ее поступок — убийство девочек — оказался не злом, а добром. Этим убийством она спасла чуть ли не десяток тысяч жизней: одна из девиц, по проверенным данным, была садисткой, которая сначала глумилась над животным, и уже примерялась к людям, а вторая… в том мире, откуда они все были родом, начиналась долгая война, и вторая девица стала бы одной из руководительниц лагеря для пленных — там ей было бы, где развернуться, с ее-то склонностями. В общем, глупая Янина сыграла мирозданию на руку, но — что-то в ней в результате надломилось. Потому что никогда не стоит подобным образом играть с мирозданием. Это слишком дорого обходится тому, кто играет.

— И что же? — спросила Айрин. Она уже про всё забыла, и про суп, и про салат.

— Второй правдой для Янины стало то, что она перестала различать добро и зло. Ей бы следовало принять собственный поступок, и принять правильно, достойно, как должное. С раскаянием, но и с пониманием, что иногда мы — орудия высшей справедливости, а вовсе не хозяева положения. Но вместо этого она растерялась, запуталась окончательно, и сейчас… Она развоплощается, Айрин. Она тает, как сахар в горячем кофе. И скоро совсем сойдет на нет.

— То есть… подожди… значит, душа может умереть? — Айрин с недоверием посмотрела на Таенна.

— Может, — покивал тот. — Запросто. Если, испугавшись или не поняв чего-то, забьется в угол и будет бездействовать. А теперь давай доедать, и пошли купаться. Только не здесь. Хотел тебя кое-куда отвести.

— Там не страшно? — с подозрением спросила Айрин.

— Нет, — Таенн рассмеялся. — Наоборот, там интересно.

* * *

Довольно долго они шли вдоль берега, сначала по набережной, затем по тропе, вьющейся меж прибрежных валунов. Людей вокруг становилось всё меньше и меньше, и вскоре Айрин и Таенн остались лишь вдвоем, потому что люди исчезли совсем. Тропинка всё петляла и петляла, она становилась всё уже и уже, и когда Айрин, наконец, уже хотела спросить Таенна, когда же они придут, Таенн сообщил, словно упреждая ее мысли.

— Мы на месте. Обойдем вон те камни, и мы там.

«Там» оказалось куском берега, который выглядел несколько необычно. Айрин с интересом оглянулась. Действительно, странное место. Словно… словно тут когда-то кто-то жил. Только очень-очень давно. И очень необычный кто-то.

Участок берега явно был выровнен, крупные камни сдвинуты в стороны. Посредине участка явственно просматривался остов огромного дома, во много раз больше ее собственного; от дома, правда, сейчас остались лишь стены, да полуразрушенная лестница, спускавшаяся к береговой полосе.

— Это был дом? Тут кто-то жил? — удивленно спросила Айрин.

— Видимо, да, — кивнул Таенн.

— А кто?

— Понятия не имею. Это место появилось сравнительно недавно, и сразу мне понравилось. Пойдем, я покажу тебе кое-что.

Вместе они спустились к воде, Таенн огляделся, а затем, присев на корточки, принялся откидывать в стороны гальку. Трудился он несколько минут, затем махнул рукой Айрин — подойди, мол.

Айрин подошла и в изумлении всплеснула руками — участок берега, который расчистил Таенн, оказался… стеклянным. Огромная, толстая стеклянная плита, без единого скола, без единой щербинки.

Шилд, который всё это время либо мирно шел за ними следом, либо рыскал где-то в камнях, прошел мимо Айрин, задев ее ногу хвостом, подошел к плите и осторожно потрогал ее лапой. Коротко мяукнул, оглянулся на хозяйку. Выглядел он, кажется, несколько удивленным или озадаченным.

— Скользко, да? — спросил у кота Таенн. Тот снова мяукнул. — Странная штука…

— Но для чего она нужна? — резонно спросила Айрин. — По-моему, в этом нет смысла.

— А, по-моему, есть, — возразил Таенн, стаскивая с себя рубашку. — Лежа на такой штуке, можно загореть очень быстро и очень ровно. Если, конечно, кожа позволяет. Если кожа светлая, то можно очень быстро сгореть.

— Всё равно не понимаю, — покачала головой Айрин. — Дом, плита…

— И это еще не всё, — гордо улыбнулся Таенн. — На море посмотри.

Айрин посмотрела. Нахмурилась. Подошла поближе к воде, пару минут стояла неподвижно, словно что-то прикидывая или считая.

— Двенадцать, — пробормотала она. — Двенадцать камней. И все на одинаковом расстоянии друг от друга… Таенн, это ведь тоже кто-то построил?

— Молодец! — искренне похвалил Таенн. — Именно что построил. Вот только тут, смею тебе заметить, никто и ничего не строит… обычно. А эта штука, — он замялся. — Понимаешь, у меня странное ощущение. Это место, оно не подпускало меня к себе. Я тысячу раз проходил мимо, и оно было словно скрыто маревом. Я не видел, что здесь. А увидел — совсем недавно. Незадолго до того, как тут появилась ты.

Айрин всё еще смотрела на море.

— Ты не знаешь, что это всё такое? — Таенн оглянулся. — Ну или, может, ты что-то помнишь?

— Нет, — покачала головой Айрин. — Я тут никогда не была. Ни разу в жизни. Но… Таенн, у меня странное ощущение, — призналась она.

— И какое?

— Уходить не хочется. Можно, мы тут еще побудем?

— Можно, конечно, — Таенн улыбнулся. — Я тоже хотел тут побыть. Водички прихватил, лепешки, виноград. Вон там, в сумке. Пошли купаться? Сейчас еще один фокус покажу.

* * *

Фокус, показанный Таенном, на первый взгляд оказался прост и незамысловат — вода в каменном заливчике оказалась гораздо спокойнее и теплее, чем в море. Они с огромным удовольствием плавали почти полтора часа, прыгали с камней в воду (Таенну, к слову сказать, лучше всего удавались «солдатики» и «бомбочки»); потом Айрин приметила в камнях целое семейство крабов, и они некоторое время наблюдали за крабами, которые показались Айрин забавными; потом выбрались на берег и улеглись обсыхать на согретой солнцем стеклянной плите.

— Винограда хочешь? — спросил Таенн, когда они уже полностью высохли. — Или снова купаться?

— Винограда хочу. И еще я бы от вина не отказалась, — Айрин села, зевнула. — Но за вином нужно обратно, у нас ведь только вода.

— Вино не кровать, это быстро, — непонятно ответил Таенн. Вытащил из сумки стеклянную бутыль с водой, и, поднеся ее поближе к лицу, произнес: — Трансфигураторы Биголя, на вино замените, пожалуйста… какое, красное или белое? — спросил он Айрин, отворачиваясь от бутылки.

— Белое, — растерянно ответила та.

— Белое, мускатное, — уточнил Таенн. — Спасибо. Нет-нет, стаканы у нас есть, не нужно. Благодарю еще раз. Айрин, доставай стаканы.

— А Шилду водички можно? — спросила Айрин. Кот, услышав свое имя, тут же возник откуда-то из-за камней. То ли охотился, то ли спал, пока они плавали. — Жарко тут всё-таки.

— Во второй бутылке вода, а стаканов у нас три, — сообщил Таенн. — Конечно, налей, он набегался, так что точно пить хочет. Так… и виноград розовый. Слушай, ты уверена, что это место точно никак не связано с тобой?

— Уверена, — Айрин поставила перед котом стакан, и тот принялся лакать воду. Видно было, что пить из стакана ему нравится гораздо больше, чем дома из мисочки. Надо будет ему выделить чашку, подумалось Айрин, а еще можно попросить у трансфигураторов какой-нибудь особый карандаш или фломастер, и написать на чашке его имя, чтобы все знали — это особая чашка, чашка ее кота.

— Я не просто так спросил, — Таенн разлил вино по стаканам. — У меня стойкое ощущение, что вы с этим местом как-то связаны. Ничего не могу с этим ощущением поделать, понимаешь? Потому и спрашиваю.

— У меня тоже появилось ощущение, что это место связано со мной, — подтвердила Айрин. — Но я, к сожалению, ничего не помню. Совершенно ничего. И… Таенн, а может так быть, чтобы место оказалось связано, а человек в нем ни разу в жизни не был?

Таенн задумался. Отхлебнул из своего стакана.

— Наверное, может, — с сомнением в голосе произнес он. — Но я с таким никогда не сталкивался.

— Слушай, давай допьем то, что у нас уже налито, и пойдем, посмотрим, что там, в доме? — предложила Айрин. — Интересно же. Сходим?

— Сходим. Я и сам хотел это предложить…

* * *

В доме, кроме обломков каменных стен, ничего не было — очертания помещений можно было лишь кое-как угадать, но не более. Довольно странный дом.

Первая часть, предназначенная, видимо, для жилья, поделена на комнаты, общим числом пять штук; одна большая, круглая, с окном на море, четыре, странной, неправильной формы — поменьше, причем окна (если это были окна) двух из них выходят на море, а еще две имели окна, смотрящие на берег. Хотя какие это окна? Просто дырки, грубо прорубленные в камне. Причем внешние стены стоят, а внутренние рассыпались почти что полностью.

Вторая часть дома оказалась совершенно непонятной для Айрин, и — вот странность — отлично понятной Таенну.

— Ангары, — уверенно сообщил он. — Кто бы мог подумать.

— Ангары? — удивилась Айрин. — Для чего? Для кораблей?

— Которые плавают? — уточнил Таенн. Айрин кивнула. — Нет. Для тех, которые плавают, обычно делают эллинги. А корабли, которые стояли здесь, летали.

— Летали? — безмерно удивилась Айрин. — Как самолеты?

— Ты помнишь про самолеты? — Таенн прищурился.

— Кажется, да, — Айрин огляделась. — Но тут точно были не самолеты.

— Почему?

— А крылья куда девать? Ангары для самолетов слишком узкие.

— Верно подмечено, — покивал Таенн. — Ну что, ты довольна, что мы сюда заглянули?

Айрин медленно кивнула.

Из дома почему-то не хотелось уходить, хотя он, признаться, не выглядел особо приветливо. Она прислушалась к своим ощущениям, и поняла — эти развалины ее почему-то тревожат, словно… словно это место было для нее очень важным, словно ей для чего-то нужно было находиться здесь. Нужных понятий или слов для того, чтобы объяснить это ощущение, у Айрин в тот момент не нашлось, да и не нужны в тот момент были никакие слова.

Шилду развалины, кажется, тоже приглянулись. Кот ходил туда-сюда по камням, что-то обнюхивая, потом стрелой кинулся в один из ангаров, пропал на несколько минут, а затем снова появился — но уже вовсе не с той стороны, в которую убежал. И снова принялся обходить бывшие комнаты, на этот раз совсем неспешно. Словно осваивался. Привыкал.

— Мы придем сюда снова, — пообещал Таенн. — А сейчас предлагаю искупаться еще раз, а потом пойдем потихоньку домой. Дело движется к вечеру.

* * *

Проводив Айрин домой, Таенн сразу же куда-то засобирался — он объяснил, что сегодня будет еще один концерт, и он там подвизался регулировать звук. На вопрос Айрин, откуда он знает, что нужно делать со звуком, Таенн лишь снисходительно усмехнулся, и ответил, что со звуком он умеет делать такое, что простым смертным и не снилось, но до дальнейших пояснений не снизошел. Проводив Таенна, Айрин обнаружила, что до заката еще целых два с половиной часа, и что делать ей совершенно нечего. Совсем нечего. Читать не хотелось, концерт, про который говорил Таенн, начнется после заката, чашку для Шилда она уже подобрала (кот, кстати, личной чашкой остался очень доволен), а по телевизору опять показывали какой-то местный странный спорт, который Айрин не стала бы смотреть ни за что на свете.

— Неужели в раю бывает так скучно? — грустно спросила она у кота, который сейчас вальяжно разлегся подле кухонного стола. — Эй, Шилд! Мне скучно, слышишь? Совершенно нечем заняться.

Шилд зевнул. Он, очевидно, скукой не тяготился.

Айрин еще пару минут просидела за столом, бездумно глядя перед собой, потом встала, и произнесла:

— Не прогуляться ли мне? Не на море, времени слишком мало. Просто так, по улицам. Кот, ты со мной?

Шилд встал, потянулся. Ну давай прогуляемся, говорил его вид.

— Я только переоденусь, а то уже вечереет, — предупредила Айрин. — Две минуты.

* * *

Выйдя за калитку, она сперва замерла в нерешительности. Первый раз она оказалась на улице в мире Берега одна, без Таенна. Некому будет подсказать, некому предупредить. Страшновато? Есть немного. Правда, с ней теперь Шилд, а на что способен Шилд, Айрин уже начала понимать.

Куда пойти? Направо? Налево? Если налево, то это в сторону моря, а к морю ей сейчас точно не надо. Времени… где-то полтора часа, не больше. Значит, направо. Направо — это вверх, к горам. Для начала, наверное, лучше всего будет пройтись по своей же улице вверх-вниз, посмотреть на дома, может быть, с кем-то познакомиться. Если, конечно, с ней кто-то захочет знакомиться. Одежда для знакомств отыскалась вроде бы подходящая, никаких пляжных фривольностей. Сейчас Айрин была одета в легкие брюки светло-синего цвета, и в майку с длинным рукавом, тоже синюю, почти что черную. Майка ей очень понравилась, потому что была расшита по вороту и рукавам бисером. Узор состоял из крошечных шестигранников, вплетенных друг в друга, некоторые из них были синими, некоторые бордовыми, а некоторые золотистыми. Айрин узор показался знакомым, и она без колебаний выбрала именно эту майку из почти что десятка других.

Вверх так вверх. Айрин решительно закрыла за собой калитку, и направилась вдоль по улице. Забор ее участка был на удивление чистым, но в одном месте она заприметила плеть вьюнка, того самого, с белыми цветами. Секунду поколебавшись, Айрин сделала шаг к забору, схватилась рукой за плеть, и сорвала ее — против ожиданий, это оказалось сделать труднее, чем она думала. Плеть была жесткой, словно из проволоки, а листья вьюнка больно врезались в ладонь. Надо же! Вот оно, значит, как… Айрин отшвырнула от себя плеть, и решительно зашагала дальше. «Каждый день буду выходить, — подумала она. — Обязательно. Каждый день. Проклятый вьюнок, так вот ты какой на самом деле!»

Следующий забор тоже был чистым, правда, калитка оказалась закрыта на десяток замков, и никого не было видно. Еще один забор порос не только вьюнком, но и какими-то шипастыми колючками, к этому забору и к этой калитке Айрин даже не рискнула приблизиться. Дальше следовала пара участков и вовсе без жильцов — Айрин это почувствовала сразу. А вот следующий участок преподнес сюрприз.

* * *

Сначала ей показалось, что за забором никого нет, но когда Айрин проходила мимо калитки, под ноги ей внезапно выплеснулась вода, весьма грязная, и чей-то голос крикнул:

— Убирайся! Убирайся, кому говорю! Ишь чего удумали, днем уже ходят! Убирайся, немедленно!!!

— Я сейчас уйду, — Айрин сделала шаг в сторону. — Простите, я не знала, что тут нельзя ходить.

— И правильно, — подтвердил голос. — Иди к себе, говорю, и убирайся! Развела грязь, и ходишь!

Айрин недоуменно посмотрела на калитку. Оказывается, за калиткой стояла пожилая женщина, державшая подмышкой оббитый эмалированный старый таз. У ног женщины притулилась старая, некогда белая, облезлая болонка. Увидев собаку, Шилд, тоже присевший у ног Айрин, фыркнул — больше всего это фырканье походило на смешок.

— Иди и убирайся, — приказала женщина.

— Но у меня чисто, — робко возразила Айрин.

— Это у тебя-то чисто? — ехидно прищурилась старуха. — У тебя же кот! С кота шести сколько сыпется! А ты, вместо того, чтобы убираться, всё шляешься. Шерсти нет, говоришь? Глаза разуй, тёха! Весь дом, небось, шерстью зарос, а ты, вместо того, чтобы делом заниматься, по улицам шастаешь.

— Я пойду, пожалуй, — Айрин сделала еще один шаг назад. — Только убираться мне не надо пока что.

— Надо, — отрезала старуха. — Всем надо убираться. А то зарастут.

— Одна заросла уже, — пробормотала Айрин. — Только не грязью.

— Янинка-то? — со знанием дела спросила старуха. — Точно, заросла. А ты дура. Потому что сперва она грязью заросла, а потом трава на ней выросла.

— Так вы ее знаете? — удивилась Айрин. — Вот уж не думала…

— А кто ее не знает? — старуха сплюнула. — Я ее еще ходячей помню. И собака такая рыжая была у ней. Большая… сколько шерсти с нее сыпалось, ужас! А она не убирала совсем, всё по зеркалам да коридорам шлялась, вот и заросла напрочь. Засосала ее грязь, Янинку.

— Где шлялась? — не поняла Айрин.

— Ну, где зеркальные коридоры эти, будь они неладны, — проворчала старуха. — И просто коридоры, с табличками. Как лабиринты, что ли, я сама не была, не видела. Вот туда и шлялась. Все, как говорила, ответы искала. А ей простой ответ был нужен — тряпку в руки, да убираться побольше и почаще.

— И где же эти коридоры? — с интересом спросила Айрин.

— А я почем знаю? — ощерилась старуха. — У меня время нет на глупости. Вот доуберусь, Басю покормлю, сама поем, телевизор посмотрю, да и спать лягу. Утром надо пораньше встать, чтобы убраться успеть.

— А на море вы ходите? — спросила Айрин.

— Хожу. Как утром уберусь, так и иду, — пожала плечами старуха. — У меня режим. Всё по часам. Если не хочешь опуститься, то надо режим соблюдать. Встала с солнышком, покушала, убралась-прибралась, искупаться сходила, вернулась, еще покушала, и уже нормально убираться. Потом покушать, телевизор, и спать можно.

— Понятно, — кивнула Айрин. От описания старухиного режима ей сделалось тоскливо. — Ладно, спасибо за совет. А как зовут?

— Унара. А это вот Бася, — она пихнула ногой болонку. — Дурочка, но лает громко. Черные не суются. Иной раз близко-близко подойдут, аж земля стынуть начинает, а она загавкает, и уходят.

— Земля начинает стынуть? — удивилась Айрин.

— Ну а как же. Они землю морозят. И, говорят, по льду им легче тащить, кого схватят, — бабка понизила голос. — Ты из новых, видать, так я тебя научу. На вечер под калиткой чисто вымой, просохнуть дай, а потом солью порог посыпь. Есть соль у тебя?

— Не знаю. Есть, наверное…

— У Биголей попроси, закинут. У них соли полно. Прямо в шкаф покричи, и через полчаса как раз появится. Только проси сразу побольше, потому что по полпачки за вечер на порог уходит. Если кто научит замки ставить, не слушай — ерунда это всё, про замки. Ломают. А соли боятся.

— Спасибо за совет, так и сделаю, — кивнула Айрин, поняв, что от бабки иначе не отвязаться. — Я на днях подойду, спросить кое-что хотела, но сейчас уже поздно, лучше потом.

— Давай, подходи, — разрешила Унара. — Только ненадолго, днем убираться надо.

* * *

Глубоко задумавшись, Айрин брела дальше по улице, а Шилд столь же неспешно шел с ней рядом. Зеркальные коридоры и лабиринты. Интересно, где они, как их найти, как туда попасть? Что это может дать ей самой, и… что про эту ее задумку скажет Таенн? А вдруг пользоваться такими лабиринтами или коридорами — это плохо? И потом, что именно она сама хочет там узнать? На какой вопрос ей хочется получить ответ?

«Может быть, я хочу узнать, кто я такая? — думала Айрин. — Но для чего? Допустим, я узнаю что-то, но ведь тело от того не исправится, значит, вернуться в него обратно я не смогу? Так? Выходит дело, что так. А что еще я хочу узнать?.. Ну, наверное, что будет со мной дальше. Сколько я пробуду тут, на Берегу. Очень хочется узнать, кто такой на самом деле Таенн. И почему у меня появился именно Шилд, а не собаки, как у других… хотя, может быть, они вовсе и не люди, а животные — вовсе и не собаки. Наверное, я хочу что-то такое, но, кажется, на эти вопросы мне там некому будет ответить. Я всё равно попробую. Попытка ведь не пытка».

Оказывается, она брела уже довольно долго — Айрин остановилась, огляделась, и с удивлением поняла, что по левую руку от нее находится очень знакомый забор — наглухо заросший вьюнком забор дома Янины. Просто она подошла к этом участку с другой стороны.

— Зачем мы пришли сюда, Шилд? — шепотом спросила она кота. — Что мы тут забыли?

Кот прищурился, и вдруг молнией взвился на забор.

— Слезай! — строго сказала Айрин. — Шилд, слезай оттуда немедленно!

Однако кот вовсе не собирался ее слушаться. Он махнул хвостом, и скрылся по другую сторону забора.

Так…

— Вот ведь паршивец, — пробормотала Айрин. — Ладно, придется самой вытаскивать его оттуда.

…Долго искать Шилда ей пришлось — он сидел рядом с заросшими мхом холмиками, и деликатно трогал один из них лапой. Собаку, поняла Айрин, подойдя поближе. Шилд зачем-то трогает собаку! Кот осторожно протягивал лапу, дотрагивался до того места, где должна была находиться собачья морда, и ту же эту лапу отдергивал.

А собака… собака виляла хвостом. Мох на том месте, где находился ее хвост, слабо вздрагивал.

Ей что, нравится?

Собаке, которая развоплощается вместе со своей хозяйкой, нравится играть с котом?..

Айрин подошла поближе, и, повинуясь внезапному наитию, провела рукой над лицом женщины — снова открылись серые незрячие глаза, но в этот раз Айрин не испугалась.

— Янина, здравствуй, — произнесла она. — Меня зовут Айрин, я твоя соседка по улице. Можно мы с Шилдом будем тебя навещать? Шилд — это мой кот, он очень хороший.

Глаза смотрели сквозь нее, но — они до сих пор были открыты. Это обнадежило Айрин.

— Янина, разреши нам приходить к тебе, — снова попросила Айрин. — Я понимаю, что ты не любишь себя. Ведь так? Но ты же любишь свою собаку! Плохо, что ты не видишь, но мой кот сейчас как раз играет с ней. Если тебе хоть чуть-чуть жалко собаку, то давай мы будем приходить ради нее. Хорошо? Договорились? А еще я могу принести тебе винограда. У меня розовый растет, очень вкусный.

Глаза женщины закрылись, затем веки поднялись снова.

— Значит, ты согласна, — решила Айрин. — Тогда мы завтра снова зайдем. Шилд, теперь пошли, нам надо спешить, видишь, солнце уже садится?

Кот последний раз дотронулся лапой до собачьего носа, и первым двинулся в сторону калитки — видимо, он понимал, что с солнцем в мире Берега лучше не шутить.

* * *

Дома Айрин, вспомнив о просьбе Таенн, первым делом включила телевизор — и вовремя. Концерт уже начался. В первую секунду ей показалось, что Таенн, которого она тут же заприметила в углу сцены, укоризненно глянул на нее с экрана — чего, мол, опаздываешь? — но тут на сцену стали выходить артисты. Концерт был музыкальный, но при этом — еще и юмористический, поэтому на полчаса Айрин начисто забыла обо всем. И что собиралась посыпать дорожку под калиткой солью, и об ужине, и о том, что надо покормить кота. Концерт получился просто изумительно хорош. Кончился он тогда, когда солнце уже окончательно скрылось за горами, и наступила темная южная ночь.

— Интересно, — спросила Айрин, ни к кому не обращаясь. — А как же Черные? Музыкантам, наверное, тоже надо домой, правда? И вообще, непонятно. Черные трогают таких, как Таенн, или для них выходить ночью на улицу безопасно? Что-то у меня чем дальше, тем больше вопросов и тем меньше ответов. А может быть, музыканты остаются ночевать там же, где играли?.. И где животные этих музыкантов?

Шилд, во время концерта уснувший на подоконнике, поднял голову, и коротко мяукнул.

— Эх, если бы ты мог мне ответить, — вздохнула Айрин. — Но ты всего лишь кот. А коты не умеют говорить.

Кт встал, потянулся, спрыгнул с подоконника и направился к шкафу. Открыл лапой дверь, подцепил когтями майку, в которой Айрин ходила гулять, бросил майку на пол, и лег на нее. Затем коротко глянул на телевизор и фыркнул.

— Подожди-подожди, — сказать, что Айрин удивилась — это было ничего не сказать. — То есть майка и телевизор как-то связаны, что ли?

Шилд фыркнул снова.

— Не очень поняла, — призналась Айрин. — Что такого особенного в майке?

Кот с тоской посмотрел на Айрин — та недоуменно пожала плечами. Кот тронул лапой рукав майки. Снова глянул на девушку.

— Шилд, прости, — Айрин опустила взгляд. — Я всё равно не понимаю. Пойдем ужинать, а?

* * *

Кот на ужин сегодня полагалась мисочка мяса, мисочка творога, и снова всё та же травка, а вот Айрин, кажется, предлагалось приготовить ужин самой — в шкафу она обнаружила набор продуктов для сырников, набор продуктов для салата, и кувшин компота. Интересно… В шкафу рядом с мойкой, до этого пустом, она нашла сковородку, стеклянную бутыль с маслом, пару прихваток, и стопку полотенец.

— Это, видимо, чтобы я не скучала, — произнесла Айрин. — Понятно. Ладно, буду вспоминать, как готовить сырники.

Вспоминать, впрочем, особенно и не пришлось — руки помнили все действия даже лучше, чем голова. Минут через пятнадцать Айрин уже сидела за столом: сырники получились выше всех похвал, а салат она нарезать не стала, решив, что овощи вполне можно съесть просто так. Жаль, что нет фруктов. Хотя… вполне можно выйти на улицу, и сорвать гроздь винограда. Будет в самый раз.

И сырники, и помидоры с огурцами улетели в момент — Айрин и сама не подозревала, что так проголодалась. Она отнесла тарелки в мойку, потом, что-то про себя прикинув, включила воду, и стала мыть посуду, справедливо предположив, что если готовила сама, то и мыть нужно самой. Поставив чистую посуду в шкаф, она вытерла руки, и направилась на улицу, за виноградом. Шилд, конечно же, последовал за ней.

Улица встретила ее ночной свежестью и прохладой. В небе сияли звезды, огромные, южные, неимоверно прекрасные. Несколько минут Айрин стояла, с восторгом глядя в небо — созвездия, которые она видела, оказались незнакомыми, но само небо поражало богатством и красочностью. Кажется, в той жизни она такого неба не видела никогда и нигде. Как же красиво! Надо будет следующей ночью вытащить сюда, на площадку, какое-нибудь кресло, и посидеть подольше. Только чтобы сидеть, нужна другая одежда: в тоненькой домашней маечке Айрин быстро озябла. С сожалением глянула на небо еще раз, сорвала с лозы приглянувшуюся гроздь… и обнаружила, что кот, негодник, куда-то пропал. Видимо, ему тоже понравилась ночь, и он решил прогуляться.

Но там же Черные! Где-то по улицам сейчас бродят Черные, а она, глупая, даже не спросила Таенна, опасны ли они для животных, или нет!

— Шилд! — позвала Айрин. — Шилд, иди сюда! Кис-кис-кис!.. Да где же ты?

Шилд не откликался — ни на «кис-кис», ни на имя.

Айрин, позабыв про виноград, бросилась к калитке — где носит этого глупого кота, что делать? Выскочив за калитку, она оглянулась. Темная улица, и никого. Ни кота, ни Черных.

— Шилд! — снова позвала Айрин, чувствуя, как в душе поднимается страх. — Иди сюда! Киса! Шилд!!! Кис-кис…

Никого. Только ветер с гор шумит в темных кронах деревьев, да цикады стрекочут. Айрин прислушалась — откуда-то издали раздался крик. Значит, Черные здесь. Значит, надо срочно возвращаться в дом.

Но как же кот?! Как же этот глупый, бестолковый, гадкий кот, которому вздумалось прогуляться?

— Шилд… — прошептала Айрин. — Ну вернись, пожалуйста…

Нет ответа.

И снова — крик. Человеческий крик. Кажется, кричала женщина. И уже гораздо ближе, чем раньше.

— Кис-кис… — дрожащим голосом прошептала Айрин. — Шилд… Киса, вернись! Как я без тебя домой пойду?.. Шилд, тебя же съедят… ну где ты?..

Рядом с забором шевельнулась какая-то тень. Айрин испуганно вскрикнула и отскочила обратно к калитке, но в это мгновение тень обернулась пропавшим Шилдом, который тащил что-то в пасти. Что-то? Айрин пригляделась. Мышь! Обыкновенная серая мышь.

Вот мерзавец! Она тут с ума сходит, а он охотиться вздумал.

— Я пошла домой, — звенящим от обиды и недавнего страха голосом произнесла Айрин. — А ты как хочешь. Если тебе эта мышь дороже, чем я, то… то я не знаю! Сиди на улице с этой мышью!

Она повернулась, и, захлопнув за собой калитку, пошла к дому.

Разумеется, для кота калитка преградой не являлась. За минуту расправившись с мышью, он перемахнул на дорожку, и, подергивая хвостом, направился вслед за Айрин.

* * *

— Тебе еды мало, что ли? — укоризненно спрашивала Айрин. — Вот зачем ты мышь съел? Зачем меня напугал? Тебе не стыдно?

Кот на упреки не реагировал. Он лежал на полу подле стола, вальяжно вытянувшись, и вылизывал переднюю лапу. Правую. Всем своим видом он демонстрировал, что плевать хотел и на Черных, и на страхи Айрин, и на всяческие опасности, ведомые и неведомые.

— У тебя совершенно нет совести, — с горечью заключила Айрин. — Совсем нет. Ты настоящий негодяй, Шилд. Вот ты мышку съел, да? А если бы из-за этой мышки и тебя, и меня Черные бы съели? Ну или не съели, а чего они там делают… не знаю. Кому от этого было бы хорошо?

Шилд оглядел правую лапу, счел, что вымыта она как нужно, и принялся за левую. Ясно. На очереди обе задние лапы, хост, пузо, и только после этого довольный прогулкой кот отправится спать.

— Ты меня очень, очень огорчил, — закончила свою обвинительную речь Айрин. — Я тобой очень недовольна, Шилд.

Кот глянул на нее так, что ей стало понятно — это не она очень недовольна котом, это кот очень недоволен ею. Я кот, говорил весь его вид. Я гордый ночной зверь, который не боится тьмы, который охотится во тьме. Я победитель. Я подстерег добычу и откусил ей голову, а ты, глупая девушка, вместо того, чтобы спокойно подождать пару минут, мешала мне своей истерикой и «кис-кисами». Я делал, что хочу, я делаю, что хочу, и буду делать, что хочу, и не смей мне приказывать.

— Пойду к себе, — с грустью сказала Айрин. — Почитаю, что ли. Виноград можно и в кровати съесть.

* * *

Книжка, которую Айрин принесла в комнату из библиотеки, показалась ей смутно знакомой — какие-то приключения веселой компании, отправившейся путешествовать, чтобы расследовать историю попавшего им в руки неведомого артефакта. Книжка была забавной, веселой, и почти час Айрин читала, но потом обнаружила, что читать ей больше не хочется, а хочется спать. Ну и ладно, подумала она, откладывая книжку на тумбочку, завтра почитаю. Может быть, даже за завтраком — если, конечно, Таенн не объявится.

Глаза слипались. Айрин легла, с наслаждением потянулась. Какая всё-таки замечательная кровать! Лежишь, словно на мягком облаке. Просторно, удобно. Вот уж чего-чего, а такой кровати в прошлой жизни у нее точно не было. А какая была? Айрин задумалась. Кажется, гораздо более жесткая. И узкая. Точно, узкая. Если лечь на левый бок, правую руку не вытянешь, она упрется в стену. Она перевернулась на левый бок, вытянула руку. Хорошо!.. Надо бы лампочку выключить, но неохота. Ладно, пусть ее. Тем более что свет слабенький, и совершенно не мешает.

Дверь чуть слышно скрипнула — видимо, провинившийся Шилд не пожелал ночевать в одиночестве, и решил присоединиться к хозяйке. Сердиться на него Айрин уже совершенно не хотела, поэтому сонно произнесла:

— Иди на подоконник, нехорошая ты кошатина… Иди, иди… я спать хочу… спокойной ночи.

Судя по шороху занавески, кот последовал ее совету.

— Так-то лучше, — прошептала Айрин.

Дрема накатывала на нее мягкими теплыми волнами, поэтому она не услышала, как кот, пролежав совсем немного, спрыгнул с подоконника и выбежал в коридор.

Потом Шилд снова вбежал в комнату, запрыгнул к Айрин на кровать, и ткнулся мордой ей в плечо. Видя, что хозяйка не желает просыпаться, кот хлопнул ее по плечу лапой — пока что без когтей. И еще раз. И еще.

— Чего тебе? — недовольно спросила Айрин.

— Миау! Мрря! — требовательно рявкнул кот.

— Чего — «мяу»?

— Мрря! Мурр! Мррря! — Шилд явно нервничал.

— Что там такое? — спросила недовольно Айрин. Села. — Что ты хочешь?

— Мрря! Мурряу! Мурряу!!!

В голосе кота явственно чувствовалась тревога, которая секундой позже передалась Айрин.

Поняв, что цель достигнута и хозяйку удалось разбудить, Шилд соскочил с кровати и побежал к двери. Айрин ничего не оставалось, как пойти за ним.

Выскочив в коридор, кот бросился к двери — одной из тех, которые открывались. Подбежал, и принялся скрести дерево когтистыми лапами: к сожалению, чтобы открыть тяжелую створку, сил у кота явно не хватало. Ощущая всё усиливающееся волнение, Айрин взялась за латунную ручку, повернула, и потянула дверь на себя.

В первую секунду она не поняла, что же изменилось. Кажется, вон той овальной лампы под потолком раньше не было, и однотонной занавески на окне тоже, и…

Айрин замерла.

На кровати, стоящей у дальней стены, кто-то лежал.

 

4

Первое появление спящих

— …я так испугалась! Ты себе не представляешь! Таенн, я всю ночь не спала, — Айрин говорила быстро, сбивчиво. — Они до сих пор там. Сначала один появился, а спустя час примерно — второй. Но они какие-то…

— Какие-то — какие? — нахмурился Таенн.

— Какие-то полупрозрачные, что ли. И холодные. Таенн, что это такое? Кто это? Откуда они там появились? Ты можешь посмотреть?

Таенн стоял в прихожей — он едва успел войти в дом, как испуганная Айрин накинулась на него с вопросами.

— Подожди, — попросил Таенн. Снял легкую куртку, повесил на вешалку. — Не части. Давай по порядку. Что произошло?

— Я уже заснула, когда меня разбудил Шилд, — принялась рассказывать Айрин. — Разбудил, и потащил, буквально потащил в первую комнату. Которая ближе всего к моей. Я открыла дверь, заглянула, а на кровати кто-то есть!

— И что ты сделала?

— Таенн, я же говорила — я испугалась! Выскочила оттуда, побежала вниз. Подумала, что это Черные в дом пролезли, — Айрин зябко передернула плечами. — Сижу на кухне, сковородку вытащила, чтобы, если чего, по башке врезать… а Шилд вернулся сверху, и снова меня туда стал звать. Ну, я взяла сковородку, и пошла.

В глазах Таенна заплясали веселые бесенята.

— И что? — поторопил он.

— А там уже во второй комнате!.. Еще один!.. В общем, еще час прошел, наверное, пока я поняла, что это не Черные.

— И как же ты это поняла?

— Они лежали и не шевелились. Я зашла в первую комнату, посмотреть. Очень сложно объяснить, — Айрин задумалась. — Понимаешь, если пощупать, то вроде как тело есть. А выглядит… ну, как из мутного такого стекла. Объясни, это что, так должно быть? Кто это вообще?

— Кто — не имею понятия. А должно… ну вообще да, по идее, всё правильно, — успокоил Таенн. — Бояться этого точно не нужно.

— Это вот так у всех? — спросила Айрин.

— Нет, не у всех. У некоторых. Айрин, девочка, может быть, ты меня для начала угостишь кофе? — попросил Таенн. — Концерт, потом я полночи не спал, потом сюда добирался. Не устал, конечно, но кофе очень хочется. Пойдем?

— Ой, прости. Пойдем, конечно.

* * *

Все время, пока Таенн не спеша пил кофе, Айрин изнывала от нетерпения. А Таенн словно специально не торопился. Да и Шилд вел себя на удивление спокойно — куда только подевалась его ночная бодрость? Кот снова развалился у стола, только сейчас он не вылизывался, а просто лежал, благодушно наблюдая за Таенном.

— Ну, пойдем? — попросила Айрин, когда Таенн, наконец, отставил чашку. — Пожалуйста. А вдруг они исчезли?

— Скорее всего, они еще там, — возразил Таенн, поднимаясь. — Ладно, пошли.

Вдвоем они поднялись наверх. Шилд, видимо, решил остаться на кухне.

— Зайдешь первым? — попросила Айрин. — А то я… мне до сих пор не по себе.

Таенн кивнул, решительным движением распахнул дверь, и вошел.

Если бы Айрин могла в тот момент видеть его лицо, она бы, наверное, сильно удивилась — потому что на лица Таенна отразилось сначала неимоверное изумление, а затем — не менее сильное волнение. Почти минуту он стоял спиной к Айрин, силясь совладать с собой, и это ему удалось. Когда он повернулся к девушке, она сумела прочитать в его глазах лишь легкую заинтересованность, и не более того.

— Действительно, полупрозрачное тело, — констатировал Таенн. — Можно на второго посмотреть?

— Конечно, — закивала Айрин. — Как думаешь, они не исчезнут?

— В ближайшие дни точно нет, — ответил Таенн. — Пойдем, посмотрим, а потом выпьем еще кофе и поговорим.

* * *

— Айрин, ты знаешь, кто это такие? — спросил Таенн, когда они вернулись в кухню. — Ты помнишь этих людей?

— Ох… сначала не узнала, а теперь они мне кажутся все-таки знакомыми, — призналась та. — Я встречалась с ними. Но где, когда, и при каких обстоятельствах — не могу сообразить.

— А что именно тебя испугало, ты сообразить можешь? — Таенн прищурился.

— Да. То, что они мертвые, — Айрин опустила глаза. — Они же мертвые, верно? Они холодные, лежат так странно…

— А что ты чувствуешь по отношению к ним? — поинтересовался Таенн. Сейчас он стоял у шкафа, и пытался втащить из него очередной кофейник. Уже третий по счету.

— Я? — опешила Айрин. — Не знаю. Я как-то про это пока не думала.

— Тебе их жаль? — Таенн, наконец, справился с кофейником, и водрузил его на стол.

— Не знаю, — Айрин растерялась уже окончательно. — Таенн, я правда не могу ответить! Честное слово!.. И что мне делать, тоже не знаю… я не смогу спать в одном доме с мертвыми людьми… — Айрин вдруг почувствовала, что сейчас расплачется. Таенн, видимо, тоже это понял. Он отставил чашку, обошел стол, взял Айрин за плечи, и усадил на стул.

— Ладно, давай по порядку, — приказал он. — Они не мертвые.

— Да? — Айрин удивилась. — Но как…

— Черт, что-то у меня слишком много вопросов. А ведь перед вопросами придется как-то ответить на вопросы, которые уже успела задать ты, — проворчал Таенн. — Они… ммм… Девочка, они спят. Но не просто спят. Это гибернейт. Для начала я хочу, чтобы ты запомнила главное: никаких покойников в твоем доме нет, те, кто находятся сейчас в открытых комнатах второго этажа, называются спящими. Просто сон, он бывает разным. В данном случае… ну, он вот такой. Ты поняла это? Приняла? Ты больше не боишься? По крайней мере, ты постараешься не бояться?

Айрин медленно кивнула.

— А теперь давай по порядку, — попросила она. — Сначала расскажи то, что ты знаешь, а потом задай вопросы мне.

— Хорошо, — согласился Таенн. — Вот что получается…

* * *

Мир Берега предназначен для тех, кто умер не насовсем. То есть как бы умер, но и не умер одновременно. Он расположен между двумя мирами — миром живых, и миром мертвых. Берег работает как мембрана, как фильтр. Вход с одной стороны, а выход — всегда с другой. Но есть одно важное обстоятельство.

Там, в мире живых, у тех, кто умер не до конца, остаются те, кого человек, попавший в Мир Берега, любил. Или которыми он сам был любим. В некотором смысле эти люди — связные между миром живых и миром мертвых. Вот только…

— Только видеть их в Мире Берега можно лишь тогда, когда они засыпают в мире живых, — в голосе Таенна, к огромному удивлению Айрин, звучала сейчас горькая безнадежность. — Их можно видеть и ощущать только тогда, когда они спят… там. Эти двое на втором этаже, Айрин, были тебе близки. Каким-то образом. Каким — не знаю. И ты им была близка, и они тебе.

— Ну и ну, — протянула Айрин. — А я не помню…

— Поэтому я и спросил, жалко ли тебе их, и что ты к ним чувствуешь, — объяснил Таенн. — Обычно своих спящих люди так или иначе признают. Хотя в твоем случае… ммм… тебя можно понять. В том, что ты сейчас видишь, признать кого-то близкого сложно. А вот теперь моя очередь задавать вопросы, девочка. Итак. Давай-ка для начала посмотрим на твой дом.

— В смысле? — не поняла Айрин. — Дом как дом. Обычный дом.

— Это верно, — согласился Таенн. — Но тут есть важный момент. К какому времени этот твой дом можно отнести?

— Эээ… к моему, — ответила Айрин, не понимая, куда он клонит.

— И это тоже верно, к твоему, — согласился Таенн. — В твоем времени люди используют электрическое освещение, пусть и со стилизованными светильниками; в твоем время люди жарят сырники на газовой плите; в твое время кофейники делают из эмалированного железа; в твое время люди летают на самолетах; смотрят телевизор, слушают радио, ездят на машинах… я прав?

Айрин кивнула, снова не понимаю, к чему весь этот длинный список, но Таенн не дал ей опомниться.

— Так вот, девочка, скажи мне, откуда в твоем времени, — он сделал ударение на слове «твоем», — могут появиться люди, идущие или через глубокий космос, или через пространственный тоннель, и использующие технологию частичной стабилизации тела и замедления обменных процессов, в просторечии именуемую гибернейтом?

Айрин, открыв от удивления рот, смотрела на него, не зная, что ответить. А Таенн, между тем, продолжал.

— У вас летают в космос? Не в глубокий, а просто, в принципе? Ты должна это помнить, точно так же, как ты помнишь, что умеешь пользоваться плитой. Айрин, это важно! Летают или нет?

— Нет, — Айрин и сама не могла понять, откуда у нее появилась такая уверенность, но в том, что она права, она в эту секунду не сомневалась. — У нас… когда-то летали, а потом прекратили, потому что это было слишком дорого, и… оскорбляло бога, — добавила она. — Потому что небо… ну, как сказать… небо — это его территория, и…

— А говорила, что не помнишь, — развел руками Таенн. — Так вот. Айрин, эти люди — не из твоего мира. И не из твоего времени. Они так выглядят только потому, что спят сейчас искусственным сном, а корабль, в котором они на самом деле находятся, идет на невообразимой скорости по какому-то переходу. Тела выглядят полупрозрачными, потому что из-за этого перехода проекции тел искажаются. А холодные они из-за того, что при гибере температуру тела опускают до двадцати четырех градусов, а то и еще ниже. Это от мира зависит, в котором технологию разрабатывали. Ты поняла?

— А почему они голые?..

— Потому что одежда не живая, — хмыкнул Таенн. — Если ты помнишь, человек рождается без одежды. Окружающая обстановка в Мир Берега не транслируется. Только само тело. Поняла?

— Поняла, — кивнула Айрин. — Поняла, что ничего не поняла. Что мне теперь делать с ними?

— Ну, если тебя смущает нагота, то попроси у трансфигураторов пару одеял и укрой их, — пожал плечами Таенн. — Им от этого не будет ни лучше, ни хуже. И я тебя очень прошу — постарайся все-таки вспомнить, при каких обстоятельствах ты с ними общалась, и кем они тебе приходились.

— Это важно? — Айрин прищурилась. — Для меня?

— Боюсь, что да, — кивнул Таенн.

— Но почему?

— Вот так сразу и не ответишь, — Таенн призадумался. — Пока что могу предположить, что от этого знакомства может зависеть твоя последующая судьба.

— Это как? — не поняла Айрин.

— Они могут предопределить твой выбор.

* * *

Двумя часами позже Айрин дремала в саду, в тени, под раскидистым деревом — Таенн счел, что ей нужно отдохнуть после беспокойной ночи, и предложил поспать до обеда. Потом можно перекусить и сходить на пляж. А еще лучше — можно пообедать прямо на набережной. Айрин, чувствовавшая себя усталой и разбитой, тут же согласилась. Таенн сходил на второй этаж, принес ей матрас, подушку, и легкое покрывало.

— Спи, а я пока в доме побуду, — предложил он. — Телевизор посмотрю, и всё такое. Признаться, я тоже слегка подустал.

— Хорошо, — кивнула Айрин. — Только ты меня разбуди, ладно?

— Разбужу, — улыбнулся Таенн. — А может, и сама проснешься.

— Это вряд ли.

…В доме Таенн сначала полчаса просидел на кухне, попивая кофе — он хотел убедиться в том, что девушка уснула. Потом встал, тяжело вздохнул, почти минуту простоял у стола. Произнес негромко:

— Гуард, ты со мной? Если да, то пойдем.

Шилд, всё это время сидевший на столешнице рядом с мойкой, тут же спрыгнул на пол, и направился к лестнице.

— Это правильно, — одобрил Таенн. — Ты должен охранять дом. Даже от меня.

На втором этаже Таенн помедлил, думая, в какую комнату войти, потом решительно повернул к первой двери.

Он всё еще тешил себя слабой надеждой, что ошибся. Ну не могло этого быть! Никак не могло! Да, Айрин очень необычна, даже для Берега, но чтобы до такой степени? И как, скажите на милость хоть кто-нибудь, как эти трое могут быть связаны?!

Никакой ошибки не было. Таенн остановился рядом с кроватью, покачал головой. Не узнать — невозможно. Даже не смотря на гибернейт, не смотря на выглядящую вынужденной и неестественной позу. Не смотря на то, что фигура, лежащая на кровати, действительно сейчас выглядела, как стеклянная статуя. Эти рыжие волосы, это ну очень характерное лицо, эти руки, с тонкими запястьями… не было, никогда не было в их окружении никакой Айрин, уже кому, как ни ему, это знать!

Одно, безусловно, радует — живы. По сей день живы. Когда всё дальше и дальше стали расходиться их пути, когда они с головой ушли в работу — он ведь переживал. Работал, старел, учил — но нет-нет, да вспоминал всю их команду, и то лихое время, когда они, пусть и не очень долго, дружили крепко, общались много, и думали, что никогда не разойдутся.

Когда вся эта дрянь началась, с реорганизацией, с оптимизацией, с перестановкой приоритетов, с изменением работы Контроля, когда они восстали всей семьей против Службы … Таенн зажмурился. Ведь и тогда он переживал. Потому что у них тоже всё стало плохо, потому что про них то одно известие приходило, то второе, то третье. Смотрел в сводках, читал — погибли. Потом — сообщение ложно, идет доследование. Живы. И каждый раз камень, лежащий на душе, сваливался куда-то. Живы. Слава всему сущему, живы.

А потом… потом настал тот злосчастный день, когда он сам не выдержал. Да любой бы не выдержал — сколько тогда подобных ему, смертельно уставших, истончившихся до почти вот такой же полупрозрачности, не выдерживали!.. Страшно подумать. И он… когда он осознал, что стоит на той самой дороге, под той самой сосной… он ведь стоял тогда, и плакал, хорошо, что никто не видел. Некому его было видеть. Отплакал, вытер насухо глаза, и пошел вниз — все и всегда идут вниз — в город. Осваиваться. Ну и освоился. Вроде бы неплохо. Даже получше, чем некоторые.

Когда это было? Первую сотню лет он считал. Потом бросил, надоело. Но поскольку и он сам, и такие, как он, попадали в Мир Берега с сохранившейся памятью, он всё-таки нет-нет, да вспоминал обо всех, оставленных там, в мире живых. И продолжал переживать за них. И даже встречал кое-кого иногда, искренне печалясь, что вот еще одному старому другу подошло время покидать этот мир. Его не помнили — ну, только свои, такие же. Он помнил. Решил когда-то для себя: раз уж я здесь, буду стараться помнить за всех. Помнить и любить.

Но чтобы вот так?

Как такое вообще возможно?

Не было в их окружении такой женщины, как Айрин, да еще с принадлежностью к временному пласту самого начала второго уровня развития обитаемых миров, с этими их чайниками, кофейниками, плитами, и дурацкими выключателями, которые еще и током могут ударить. Там все были из более высоких миров. Или что-то произошло за время его отсутствия, причем что-то такое… такое… вообще непонятно, какое. И ведь придется как-то выяснять, с тоской подумал Таенн, потому что чутье подсказывает, что ситуация, как любят говорить в Официальной службе, нештатная — в своем чутье Таенн не сомневался.

Ладно.

Если нужно решать, значит, будем решать.

— Трансфигураторы Биголя, — произнес он едва слышно. — Пару подушек и пару одеял, пожалуйста. Оплата — два часа эстетического наслаждения, получены вчера на концерте Скалолазов. Эй, Полосатый, побыстрее можно?

— Тебе какие подушки, Таенн? — поинтересовался голос, звучавший, кажется, со всех сторон. — И одеяла какие?

— Подушки средней жесткости, одеяла тонкие. Что, интересно, для кого?

— Я уже понял, что для спящих, — голос хмыкнул. — Знакомых встретил?

— Ага, — кивнул Таенн. — Ты не представляешь, каких знакомых. Понимаю, что это глупо звучит, но в этом случае мне хочется, чтобы всё было в лучшем виде.

— Они всё равно ничего не чувствуют, — равнодушно отозвался голос.

— Это мы с тобой, Полосатый, знаем, что не чувствуют. Резерв тоже знает. А девчонка обычная, и, думаю, ей будет легче, если я хотя бы их укрою и суну под головы подушки.

— Что верно, то верно, — вздохнул Полосатый. — Только на счет девчонки ты в заблуждении. Она такая же обычная, как мы с тобой — простые смертные. И хорошо бы ей это понять до того, как за ней придут.

— Полосатый, ты сам понимаешь, что она такое? — в лоб спросил Таенн.

— Нет, — признался Полосатый. — Лови одеяла, подушки сейчас доделаю… Не понимаю я. А ты попробуй выяснить, раз уж ввязался в это. Как всё устаканится с этими твоими… гм… знакомыми… сходи к ней к Шелковой скале хотя бы. Для начала.

— Это не «гм», — отрезал Таенн. — Это просто знакомые. Точнее, друзья. Очень давние.

— Ну не «гм», так не «гм», мне-то что. Лови подушки… Таенн, не кидай их на пол, прояви хоть каплю уважения к моей работе! Ну да, вот так. Ты сходишь?

— Схожу, — пожал плечами Таенн. — Там лабиринт вроде бы простой. А на счет «гм» это ты зря. Сам знаешь — для нас все «гм» в далеком прошлом.

— Это да, — горестно вздохнул Полосатый. — «Гм» в Мире Берега не работает… Кстати, девчонка здорово делает сырники! — с радостью сообщил голос. — Я вчера ради смеха подсунул ей продуктов вместо готового ужина, так она мигом управилась.

— Тебе бы только шутить, — упрекнул Таенн. — Всё, позже поговорим. Мне еще второго надо посмотреть. Спасибо за подушки.

— Спасибо за концерт, — голос усмехнулся. — Эмоций через край, как раз так, как я люблю.

— И пришли нормальный ужин! — успел крикнуть Таенн. — Тебе же всё равно делать нечего…

* * *

Вторая комната, в которую Таенн зашел, от первой почти не отличалась, разве что была чуть меньше. Тело на кровати выглядело в точности, как первое — такая же полупрозрачная фигура, только волосы не рыжие, а черные, и гораздо длиннее.

— Да, ну и влипли мы все, — пробормотал Таенн, накидывая на тело одеяло. Чтобы положить под голову подушку, пришлось прикоснуться к ледяной коже — немудрено, что Айрин испугалась. Кожа настолько холодная, что спящего вполне можно принять за мертвого. — Куда же вы идете-то? И с какой радости гибер? Транспортную сеть уже отменили, что ли?

Ответом ему, разумеется, было молчание.

— И не постарели почти. Геронто, видимо, недавно прошли. Ишь, какую косу отрастил, — с одобрением пробормотал Таенн. — Косу отрастил, а всё такой же тощий. Эх, агентура, совсем вы себя не жалеете. Хотя кто из нас когда себя жалел?

Таенн тяжело вздохнул, присел на край кровати. Поправил одеяло на спящем, отвернулся, сгорбился — и словно постарел разом на много-много лет.

— Интересно… — произнес он хриплым шепотом. — А вы знали, что я… того? Узнали или нет? Да и вообще, помнили про меня, или позабыли? Столько лет прошло, подумать страшно. А я ведь Фэба видел, представляешь? Давно, очень давно. Видел, а подойти не решился. А потом он и вовсе пропал куда-то. Ушел, наверное, дальше. Или на круг. Видел, а теперь жалею, что смалодушничал — надо было спросить, спали вы для него, или не спали? Уже не узнаю. Далеко отсюда, правда, я его видел, и давно это было, но какая разница теперь? Всё равно его больше тут нет. Как жаль, что я не могу спросить — кто такая Айрин, и почему вы спите для нее? А еще знаешь, я рад. Вот не поверишь, но как же я рад тебя видеть — пусть и вот так. Это для меня… как весточка, что тот мир, настоящий, всё-таки существует. А то тут многие, знаешь ли, перестают в него верить. Говорят, что он не реальный. Что этот реальный. Чушь. Что это за реальный мир, в котором нет любви, и в котором не рождаются дети? Вот и я про то же… Вы смотрите там оба, поосторожнее с гибером-то. Всё-таки серьезная штука. Этак можно до состояния Полосатого долетаться, сами понимаете. Ладно, пойду я, друг старый. Но заходить буду, уж не обессудь, но не смогу я не заходить. Я вроде мертвый, а в душе сейчас такая буря… словно живой. Всё. Пошел я. Добрых снов.

Таенн встал, и вышел из комнаты, мягко притворив за собой дверь.

* * *

— Таенн, куда мы идем? — Айрин, видимо, неплохо отдохнула, и была готова к действиям. — Нам далеко?

— Не очень. А что такое?

— Я хотела… К Янине хотела заглянуть, — Айрин потупилась. — Я к ней заходила вчера… ну и, в общем…

— В общем — что? — не понял Таенн. Он остановился посреди улицы, Айрин остановилась тоже.

— В общем, я ей обещала, что буду каждый день заходить, в гости. Вместе с Шилдом, — объяснила Айрин. — Таенн, ну давай на пять минут зайдем? Ну, пожалуйста.

— Хорошо, — вздохнул Таенн. — Только я тебя подожду на улице. Но скажи мне на милость, зачем тебе к ней? Она уже вне сознания, ее, считай, и нету. Что ты там забыла?

— Тебе кажется, что нету, а мне кажется, что есть, — возразила Айрин. — Так куда ты хотел меня отвести?

— В другие гости, хотел кое-что тебе показать. Ладно, давай сначала к Янине, потом в еще один дом заглянем, а потом на набережную. А то я что-то проголодался.

…Возле дома Янины Таенну пришлось простоять совсем недолго — Айрин, как и обещала, уложилась в пять минут. Немного задержался Шилд: заигрался с собакой. Услышав об этой игре, Таенн про себя удивился, но Айрин решил пока что ничего не говорить. Надо выждать, думал он. Выждать, и посмотреть, какие еще сюрпризы преподнесет ему эта странная девушка и ее черный кот…

* * *

Дом, в которой Таенн привел Айрин, был сейчас пуст. Его хозяин, видимо, куда-то отправился, и вернется только к вечеру. Но Таенну был нужен сейчас вовсе не хозяин, ему нужен был именно дом.

— Заходи, — предложил он, распахивая перед Айрин калитку. — Как тебе вход, кстати?

Калитка разительно отличалась от всех, виденных Айрин раньше. Во-первых, она выглядела, как очень тонкий лист металла, во-вторых, повернулась совершенно беззвучно, в-третьих, на ней не было ни единого замка. На это Айрин, конечно, тут же обратила внимание.

— Он никого не боится? — удивленно спросила она Таенна.

— Кого не боится? — не понял тот. — Черных?

— Ну да.

— Еще как боится.

— А почему тогда дверь без запоров? У всех замки висят, и не по одному, вчера мне рассказали, что соль нужно рассыпать… — принялась перечислять Айрин.

— Соль ерунда, просто местная легенда, — отмахнулся Таенн. — А замков на этой калитке предостаточно. Просто этот человек, владелец дома, принадлежит народу, живущему в гораздо более продвинутом, нежели чем твой, мире. И ты эти засовы просто не видишь. А ведь их полно. И сенсоры, и опознавательные модули, и блокираторы — на этой калитке чего только нету.

— Но почему тогда мы так легко вошли? — удивилась Айрин.

Таенн усмехнулся.

— Потому что я с тобой, — объяснил он. — И, кстати, ты видишь эту калитку и этот дом такими только потому, что сейчас смотришь через меня. Если бы ты проходила мимо этого дома одна, ты бы увидела просто калитку… такую же, как и все остальные. С замками, засовами, и всеми прочими привычными тебе атрибутами.

— Снова милосердие Берега? — догадалась Айрин. Таенн кивнул. — Знаешь, мне не очень нравится такое милосердие. Что-то в нем есть неправильное.

Таенн искоса глянул на нее.

— Почему тебе так кажется? — спросил он.

— Ну… потому что хочется узнавать что-то новое, а вместо нового Берег дает только привычное, — пожала плечами Айрин. — Но ты-то всё видишь настоящим? Да?

— Да, — кивнул Таенн. Подробности он рассказывать не собирался. В том числе и то, что ему нравится смотреть на мир глазами Айрин. — Я вижу настоящим. Пойдем, посмотрим.

…Дом выглядел странно. Этакое нагромождение кубов, пирамид, блестящих и матовых поверхностей; какие-то светящиеся грани, цепочки огоньков, перебегающих с плоскости на плоскость. Вместо зеленой лужайки рядом с домом имелась площадка, покрытая светлым, вроде бы резиновым материалом, когда Таенн щелкнул пальцами, материал этот словно вскипел, и на пустой прежде площадке возникла пара кресел, стоящих под замысловатой формы навесом.

— Зайдем? — предложил Таенн. — Там интересно.

— Ну, давай, — с сомнением отозвалась Айрин. — Какое тут всё…

— Какое?

— Искусственное, — Айрин передернула плечами. — Тут неуютно.

— Это тебе неуютно, — возразил Таенн. — А хозяину тут привычно и хорошо. Пойдем внутрь.

Внутри, разумеется, всё было примерно так же, как и снаружи: разноцветные стены, умеющие по команде менять цвет и фактуру, мебель необычных форм, в спальне, вместо кровати, углубление в полу, заполненное каким-то материалом, похожим на застывшую пену… Минут через десять экскурсии по этому дому Айрин запросилась на улицу. И чем быстрее, тем лучше. Ей тут явно не нравилось.

— Ты ничего не узнала из того, что видела? — требовательно спросил Таенн, когда они, наконец, покинули участок.

— Нет. Ничего.

— Совсем?

— Совсем. Таенн, зачем мы вообще туда пришли? — жалобно спросила Айрин. — У меня теперь голова болит. Если это — будущее, то я рада, что в таком будущем не жила ни минуты.

— Уверена?

— Да уверена, конечно! — воскликнула Айрин. — Никогда не видела диваны, которые гоняются за людьми.

— Обычная симбиомебель, — пожал плечами Таенн. — Диван не гонялся. Он просто подъехал.

— Я испугалась, — Айрин передернула плечами. — Неприятно, когда вот так… Таенн, пойдем на набережную, а? — попросила она. — Это место, оно какое-то противное.

— Айрин, послушай меня, — попросил Таенн. — Это важно. Ты совсем-совсем ничего не узнала? Может быть, хоть что-то? Никакого отклика не было?

Айрин задумалась. Присела на корточки, погладила Шилда. Встала, выпрямилась. Таенн терпеливо ждал.

— Ничего такого я не помню, — Айрин покачала головой. — Но…

— Но? — с нетерпением спросил Таенн.

— Комната. Маленькая такая комната, и кресло в середине. Я сижу в этой комнате, и жду чего-то. А с кресла нельзя вставать. То ли это какая-то игра, то ли еще что-то, — она пожала плечами. — И вот сейчас мне кажется, что кресло было чуть-чуть похоже на тот дурацкий диван. Таенн, а для чего это всё? Для чего ты меня спрашиваешь, зачем ты привел меня в этот дом?

От дома они ушли на порядочное расстояние, и сейчас подходили к аллее, рядом с которой находился спуск к морю. Таенн оглянулся — безлюдье, никого — сел на стоящую рядом с ними лавочку, сложенную из дикого камня. Айрин тоже присела рядом, и требовательно посмотрела на него.

— Твои спящие, понимаешь? Я привел тебя в этот дом из-за того, что он… ну, скажем так, ближе по времени к тому, из которого они родом. В их мире, а не в твоем, та же мебель симбио считается нормой, в их мире калитка, через которую мы прошли, была бы совершенно обычной, в их мире можно мысленно управлять цветом стен… если ты действительно общалась с ними, то ты должна была подобные вещи видеть. Мне казалось, что ты должна что-то из увиденного узнать.

— Ничего я не узнала, — Айрин отвернулась. — Всё чужое. Даже диван. Таенн, а почему ты решил, что эти… ну, что они в этом, как его…

— В гибере? Потому что я сто раз видел спящих в таком состоянии. Это совершенно нормально. Но это нормально для тех, кто попал сюда из миров гораздо более высоких градаций, чем твой.

Айрин молчала. Смотрела куда-то в сторону, и молчала. Думала, видимо, о чем-то своём.

— Я их знаю, — сказала она еле слышно. — Таенн, я точно их знаю. Но… я их видела в моем мире. Жалко, что я ничего не помню. Только так, какие-то кусочки. Это не я была в их мире, это они были в моем.

— Ты уверена в этом на сто процентов?

— На тысячу. Слушай, — она повернулась к Таенну. — А они долго будут вот так спать? Они такие… прозрачные, что я даже не могу разглядеть их толком. Может, потом сумею? Как думаешь?

— Если гибер плановый, то еще какое-то время они проспят вот так, а потом всё изменится, — туманно объяснил Таенн. — Надеюсь, он плановый. Потому что мне бы не хотелось… — он осекся, но Айрин уже начала что-то понимать.

— Не хотелось — чего? — медленно спросила она. — Таенн, а ну-ка погоди. Погоди, погоди. Ты ведь их знаешь, правда?

Таенн молчал. Смотрел невидящим взглядом мимо Айрин, и молчал.

— Вот почему ты так переполошился, и потащил меня в тот дом, — продолжала Айрин. — Вот почему ты знаешь, из какого они мира. Так?

Снова молчание.

— Значит, действительно так, — констатировала Айрин. — Знаешь, и не захочешь рассказать.

— Я могу стереть тебе память, — скучным голосом ответил Таенн. — Могу сделать, что ты даже обо мне ничего не будешь помнить. И уж тем более не вспомнишь про наши разговоры и про…

— Предатель, — с презрением произнесла Айрин, вставая. В душе у нее бушевала сейчас обида. — Я-то думала, ты мне друг. Что ты поможешь разобраться. А ты… вот так…

— Но я этого не сделаю, — продолжил Таенн, всё еще глядя мимо Айрин. — Потому что не меньше твоего хочу разобраться в том, что произошло.

— А что произошло? — не поняла Айрин.

— Хорошо, — Таенн тяжело вздохнул. — Я действительно знал их, когда был жив. Это действительно мои друзья. Точнее, бывшие друзья, мы очень долго не общались. Но, девочка, пойми меня правильно — ты никак не можешь быть с ними связана. Никак. Потому что и они, и я, мы принадлежим к несколько иному миру, чем твой. Ты не можешь иметь с ними ничего общего. Не должна.

— Слишком плоха для этого? — прищурилась Айрин.

— Да не плоха!!! Что ты городишь, слушать тошно. Нет, ты не плоха, ты просто физически не могла оказаться в их окружении, и стать им настолько близкой, чтобы они оказались твоими спящими. Это сложно объяснить, но… пойми, они ведь даже не люди! Да, у них есть жена, она человек, но ты — уж точно не она, прости.

— У двоих одна жена? — удивилась Айрин. — Да уж, это точно не я. У нас так принято не было. Да и я, кажется… кажется, я никогда не была чьей-то женой.

— Ну вот видишь? — Таенн встал. — А теперь — самое главное. Думаю, ты уже поняла, что отсюда есть только один выход. Одна дорога. И не самая приятная.

— С Черными, — Айрин опустила голову. — Да, я поняла. И что?

— Только то, что спящий, или спящие, как в твоем случае, очень часто определяют выбор того, для кого они спят. Например, мать лежит в коме, смертельно больная, ее сущность находится здесь, а ее ребенок спит для нее — и каждую ночь она его видит. Как ты думаешь, куда она отправится с высокой долей вероятности?

— К ребенку, видимо, — пожала плечами Айрин.

— Верно, — согласился Таенн. — Она захочет попасть в тот же мир, где ее любимое существо. Это далеко не всегда получается, но… про это я тебе потом расскажу. Спящие, девочка, всегда очень важны тому, для кого они спят. Твои спящие важны для тебя. Ты будешь стараться уйти туда, где находятся они. А ваши миры даже близко не пересекаются. Но те, кого тут принято называть Черными, всё равно услышат твои мысли, и…

— И? — Айрин почувствовала, что по спине пополз неприятный холодок.

— И могут счесть твое желание командой. А это значит, что они будут пробовать подвести вас максимально близко друг к другу. В обычной реальности это невозможно. Поэтому…

— Поэтому — что? — поторопила Айрин.

— Поэтому они могут понять твое желание буквально, и для тебя это добром не кончится. Твое желание — или быть с ними, или не быть вовсе. Формулировка может быть иной, это не имеет значения. В результате в опасности будешь и ты, и они оба. Этот мир редко влияет на тот, но такое случается. Думаю, ты понимаешь, что ничего хорошего в этом всем нет. Ни для тебя, ни для них. Ребенок, спящий для матери — это норма. Любимая, спящая для любимого, и наоборот — норма тоже.

— А если я их любила? — Айрин до сих пор не видела в ситуации ничего дурного, как Таенн не старался. — По-моему, ты сгущаешь краски.

— Нет, — Таенн помотал головой. — Происходящее является диссонансом. Знаешь еще, почему?

— Ну?

— Да потому что они, выходит дело, тоже любили тебя! Спящие, девочка, это высшая степень правды.

— И что плохого в том, что они меня любили?

— Только то, что ты можешь утащить их сюда, или развоплотиться сама, — Таенн отвернулся. — Черные поймут, что твое желание неосуществимо, и…

— Таенн, а кто такие эти Черные, и почему они не трогают тебя? — Айрин, наконец, решилась задать мучавший ее всё это время вопрос.

— Черные… как бы сказать… — Таенн задумался. — Никто толком не знает. Некоторые небезосновательно считают, что это элементы системы. Регуляторы. Отражения тех, за кем они приходят. На счет меня и мне подобных… Понимаешь, твое тело, физическое — оно обречено. Вопрос, как говорится, времени, но рано или поздно оно умрет окончательно. А моё тело… оно осталось там, где нет времени и материи, в привычном понимании этих слов, поэтому я буду вечно болтаться здесь, ведь мое тело будет вечно болтаться там. Я не жив и не мертв. Именно поэтому у меня нет животного, я вижу здешнюю реальность такой, какая она есть, а Черным нет до меня никакого дела. И никогда не будет, ведь для них я не существую. По сути дела, они разрывают окончательно связь между физическим телом и душой, отводя душу туда, где ее новое место. Ну и на счет животных… понимаешь ли, они — в некотором смысле проекция. Часть своего хозяина.

Айрин с сомнением посмотрела на Шилда. Кот ответил ей слегка презрительным взглядом — мол, посмотрим еще, кто тут чья проекция.

— Таенн, а какой он на самом деле, этот мир? — шепотом спросила Айрин.

— Мир Берега? Он очень разный, — Таенн вздохнул. — Точнее, он зависит от восприятия. У тебя оно оказалось приятным, мне нравится. Да, правда, мне очень нравится и лес, и море, и уютный городок, и каменные заборы… знаешь, многие здешние обитатели видят Берег примерно так же, как и ты, вот только у тебя… как бы сказать… видимо, ты когда-то была в подобном месте, и сейчас очень удачно дополняешь массой маленьких, но очень милых деталей то, что видишь.

— Деталей? — не совсем поняла Айрин.

— Ну да, — покивал Таенн. — Например, запахи. Можжевельник, лаванда. Цветы. Камень на дорожках. Другие видят иначе. Нет, тоже красиво, тоже с добром, но иначе. Мне больше нравится, как видишь ты. Мне приятно смотреть на этот мир твоими глазами.

— Таенн, а те камни на берегу? Камни и дом? — Айрин встала, Таенн тоже. — Их тоже вижу я, или…

— Или. Они есть и на моем уровне проекции Берега. Если есть на моём, значит, есть на всех.

— А кафе на набережной?

— Тоже на всех, — Таенн рассмеялся. — Спорим на что угодно, но ты тоже хочешь есть. Угадал?

— Угадал, — подтвердила Айрин. — И мороженое! Таенн, у них обязательно должно быть мороженое! Я только сейчас вспомнила. Мороженое — это очень важно. Очень. Пойдем скорее. Может, если я съем мороженое, я вспомню что-то. Что-то очень важное.

* * *

К полуразрушенному дому на берегу они в этот раз не пошли, день уже давно перевалил за полдень, поэтому решили посидеть в кафе рядом с пляжем, искупаться, и отправиться обратно. На набережной сегодня было людно, где-то играла веселая музыка, а под ноги постоянно попадались чужие животные — Таенн в результате чуть не отдавил лапу чьему-то спаниелю, а Айрин едва не упала, споткнувшись об хвост разлегшейся на дороге большой пятнистой кошки. Таких огромных кошек она в жизни не видела, но Таенн объяснил, что Рыжуля на самом деле не кошка, а гепард, и, не смотря на размеры, существо очень мирное, просто хозяйка у нее большая любительница преувеличивать. Потому-то и получилась у нее в качестве гуарда такая вот огромная кошка.

Место за столиком им досталось удачное — под деревом, немного в стороне. Заказали всего подряд, и побольше: шашлык, который в прошлый раз очень понравился Айрин, салаты, вино, и по хорошей порции мороженого. Когда спрашивали про мороженое, Айрин поинтересовалась, есть у них сорт с ромом и изюмом, и получила ответ, что такое заказывают редко, но для трансфигураторов нет ничего невозможного.

— Вот наемся, и усну, — объявила Айрин, оглядев заставленный яствами стол. — После такого количества еды лезть в воду — самоубийство.

— Особенно это актуально на Берегу, — поддел Таенн. — Не бойся, не заснешь. По крайней мере, до ужина. Но лечь надо будет пораньше. Ты проспала-то всего три часа, да еще и перенервничала. Так что спать сегодня ночью будешь без задних ног. Обещаю.

— Слушай, а ты можешь у меня остаться ночевать? — попросила Айрин. — Хотя бы один раз. Мне просто… ну, немножко не по себе.

— Ладно, давай останусь, — кивнул Таенн. — В библиотеке есть вполне подходящий диван. Только ты зря боишься. Они абсолютно безобидные.

— Это я уже поняла, — Айрин отрезала кусочек мяса, и протянула коту. — Просто… мне, видимо, надо привыкнуть. Я только сейчас начинаю понимать, что я не их боюсь, а… ну, вроде бы за них. И даже не боюсь, а переживаю, что ли. Таенн, а можно еще один вопрос?

— Ты задала их за сегодня столько, что один уж точно погоды не сделает, — хмыкнул Таенн.

— Про время. В той жизни, и здесь — оно одинаковое? — спросила Айрин.

— Так… — Таенн покачал головой. — Ну и ну… и давно ты это поняла?

— Что поняла? Я ничего не поняла, я просто… ну, чувствую, что ли, — Айрин прикусила губу. — Оно тут какое-то… неровное.

— Очень верно подмечено. Оно тут ускоряется и замедляется, — ответил Таенн. — Иногда по желанию того, кто здесь. Иногда произвольно. Некоторым удается нарочно его замедлить. Почему ты спросила?

— Я просто подумала… было бы хорошо, чтобы они долетели побыстрее, — Айрин потупилась. — Они ведь летят куда-то, верно? Так, может, если пожелать…

— Для них ничего не изменится, — пожал плечами Таенн.

— А для нас?

— Айрин, не надо, — попросил Таенн. — Не стоит этого делать. Да, я понимаю, тебе не нравится то, что ты видишь, но я кое-что исправил, и, в конце концов, ты можешь просто не заходить в комнаты какое-то время. Если тебе настолько неприятно.

— Мне не неприятно, мне неуютно. Не по себе. Хотя, может быть, я как-то соберусь с духом и привыкну, — Айрин разрезала уже половину своего шашлыка на кусочки, и сейчас этими кусочками закусывал проголодавшийся Шилд. — Ладно. Я какие-то глупости говорю. Давай есть.

…Когда подали мороженое и еще один кувшинчик со сладким вином, Айрин, съев пару ложек, вдруг вспомнила, что именно такое мороженое она и пробовала. Вот точно такое же! Причем ела он его в каком-то очень красивом месте, там тоже было море, а может быть даже океан, и была ночь, и то ли кафе, то ли ресторан, и много огоньков, и пляж неподалеку, и пальмы, и звезды, и огромная луна. Воспоминание оказалось настолько ярким, что Айрин говорила несколько минут, не останавливаясь, захлебываясь от восторга. Так красиво! Так чудесно! Так тепло! Так вкусно! Так волшебно! Слова сыпались, как из рога изобилия, а Таенн молча сидел напротив, задумчиво ковыряясь ложечкой в мороженом, и о чем-то напряженно размышлял.

— Интересно, — заметил он, когда Айрин закончила рассказ. — А в море купалась потом?

— Купались, — кивнула Айрин. — Я была не одна. Да, купались. Ночью. Никогда до этого не купалась ночью…

Она осеклась и расширившимися глазами посмотрела на Таенна.

— Что-то вспомнила? — спросил тот.

— Ага. Вспомнила, с кем я купалась.

— Неужели?..

— Ужели.

— И с кем из двоих?

— У которого рыжие волосы, — шепотом ответила Айрин. — Кажется, он еще жаловался, что волосы потом придется отмывать… от соли…

Таенн покачал головой.

— Очень странно, — заметил он. — Тебе ведь почти шестьдесят, по меркам твоего мира это уже старость. Маловероятно, что этот случай, про который ты вспомнила, случился с тобой недавно.

— Но я помню так хорошо, словно это было несколько дней назад, максимум, — возразила Айрин.

— Женщин в шестьдесят лет редко приглашают на пляж есть мороженое, а затем купаться по ночам. Их и в тридцать нечасто приглашают, особенно в таких мирах, как твой.

— Ну, наверное, да… — Айрин, кажется, немного смутилась. — Но всё равно, помню я именно так. Знаешь, я больше помню свои ощущение, — призналась она. — Детский какой-то восторг. Радость. И я помню совсем немного. Ресторан этот, мороженое, ночь, пляж… и всё. Дальше ничего не помню.

— То есть в большей степени эмоции, — кивнул Таенн. — В принципе, так чаще всего и бывает.

— Понятно, — вздохнула Айрин. — Ну что, пошли купаться? А то Шилд уже доел всё, что было, а я и впрямь могу прямо сейчас заснуть. Надо взбодриться.

— Значит, ныряем, — согласился Таенн. — А потом домой. Отдыхать.

* * *

Дома они, не сговариваясь, первым делом поднялись на второй этаж — оба спящих были на месте, они никуда не делись. Айрин потом пыталась разобраться в своих ощущениях, и поняла, что испытывает одновременно облегчение и разочарование. С одной стороны, ей хотелось бы, чтобы они… чтобы что-то изменилось. А с другой — она начала бояться, что они исчезнут, причем насовсем. Сейчас спящие уже не пугали, и Айрин рассмотрела их, наконец, получше. Рассмотрела, и с удивлением поняла, что они вовсе не вызывают у нее отторжения или неприязни. Пожалуй, они были даже красивыми. По крайней мере, Айрин они нравились.

— Здорово, что ты придумал их укрыть, — похвалила Айрин Таенна. — Уж очень они холодные. Может, отогреются немного?

— Нет, — покачал головой Таенн. — Говорил же, это проекция. Отсюда мы ни на что не можем повлиять, понимаешь? Не переживай, рано или поздно они доберутся до того места, в которое идут, и выйдут из гибера.

«Надеюсь, — подумал про себя Таенн. — Очень надеюсь, что они не налажали в расчетах, и действительно из него выйдут. Что с ними не будет такого же, как с группой Биголя, которая спала себе в гибере, а потом полным составом оказалась здесь».

— Как бы узнать, когда они выйдут, — пробормотала Айрин.

— Увы, никак, — развел руками Таенн.

— А вдруг они так год будут лежать? Или два?.. — спросила его Айрин.

— Нет, не будут, — успокоил тот в ответ. — Не та степень погружения. Скорее всего, гибер короткий. И еще момент. Они могли проецироваться не сразу. Помнишь, мы говорили про время? Мне кажется, они не будут лежать в таком виде долго. Скоро всё изменится.

…Часом позже они сидели на кухне и ужинали — в этот раз на ужин полагалось мясо, жареная картошка, острый салат, и целая ваза фруктов. По словам Таенна, кто-то задумал диверсию, чтобы они вдвоем лопнули, и вскоре, сославшись на усталость, Таенн ушел в библиотеку, прихватив тонкий плед и подушку. Хотел ли он спать на самом деле, осталось для Айрин загадкой. Она пошла в свою комнату, переоделась в легкие шортики и маечку, и решила, на всякий случай, проверить спящих, прежде чем самой лечь спать.

В первой комнате она пробыла ненадолго, поправила одеяло, задернула штору (она и не заметила, когда именно появились эти шторы). Посмотрела на полупрозрачную фигуру под одеялом, пожала плечами. Вроде бы действительно тот самый, с которым она ела мороженое. И почему ей запомнилось это мороженое? Странно. Ладно, может быть, если пройдет какое-то время, удастся вспомнить получше.

Во второй комнате она задержалась немного дольше. Потому что второй спящий, против ожидания, вызвал другое воспоминание — причем совершенно внезапно, она даже слегка растерялась.

Она вдруг вспомнила про снег. Она определенно помнила снег, и вроде бы утро, и холод, и какую-то неуклюжую одежду, которой на ней самой было надето как-то очень много; вспомнила боль в руках, и чувство, особенное, ни с чем несравнимое чувство полной обреченности и безнадеги.

Айрин, пораженная, остановилась посреди комнаты. Воспоминание, до этого казавшееся ярким, истончалось, ускользало. Нет, нет, нет, подожди, звала его Айрин, постой! Как же это, оказывается, тяжело — вспоминать, почему мне так тяжело вспоминать, я же хочу вспомнить, я должна вспомнить, вот сейчас, сейчас, еще одну секунду…

Тщетно. Воспоминание ушло так же внезапно, как и появилось, оставив лишь тень ощущения, не более. Нечестно, подумала Айрин огорченно. Это нечестно. Ведь мне это важно, я должна вспомнить, обязана вспомнить. Но ничего. Я буду пробовать еще. Еще и еще. Для чего? Я хочу понять. Хочу разобраться. Потому что то, что сказал сегодня Таенн, мне не кажется правильным. Должен быть какой-то другой путь. Должен быть. Обязан.

 

5

Тайны Берега

Шилд сидел на камне неподвижно, как изваяние, и, не отрываясь, смотрел на море. Что он там видел, Айрин было непонятно. Абсолютный штиль, зеркальная вода, ни облачка на небе, жара. Сама она давно скинула сарафан, оставшись в невесомом купальнике, и перебралась в тень — находиться на солнце не было никаких сил. Скоро, кстати, тень сдвинется, а это значит, что придется передвигать подстилку и сумку.

И как черный Шилд сидит на таком солнцепеке?

— Эй, кот, ты там еще не сварился? — спросила Айрин. — Слезай. Жарко очень.

Шилд обернулся, коротко глянул на нее, и снова уставился на море.

— Ну, как хочешь, — пожала плечами Айрин. — Я бы на твоем месте всё же слезла. Иначе на обед у нас будет вареный кот.

…Вода между камнями была теплой и прозрачной. Поплавав какое-то время на мелководье, Айрин покинула каменный бассейн, и поплыла в открытое море, подальше от берега. Последнее время ей всё больше и больше нравилось ощущение, которое можно было испытать лишь на глубокой воде — ощущение это казалось ей чем-то сродни полету, парению. Кристальная глубина внизу, призрачная, звенящая синева — сверху. И ни единой волны, ни одного движения. Если взять маску и трубку, можно лежать на воде лицом вниз, а если не брать, то можно долго-долго смотреть на небо, уже почти не чувствуя тела — смотреть и грезить наяву.

Условности, всюду на самом деле были условности.

Она уже знала, что ни маска, ни трубка ей не нужны — Таенн показал, что можно плавать под водой, сколько хочешь, и не дышать, всё решает лишь привычка к физическому телу. Она так пока что не могла, но надеялась, что научится. Может быть, научится. Научится до того, как за ней придут.

…Пока она плавала, кот спустился, наконец, с камня, и встретил Айрин, лежа на ее подстилке в тени. Айрин налила ему тепловатой воды в захваченную из дома чашку, напилась сама, вытащила из сумки книжку, и углубилась в чтение. Последние недели она стала много читать, благо, что в библиотеке недостатка в интересных книгах не было. Сначала она читала по большей части романы или рассказы, но потом наткнулась на книгу по архитектуре — и в результате не спала всю ночь. Книга эта, повествующая о строительстве и дальнейшем существовании старинных зданий, читалась интереснее, чем любой роман. Судьбы строений, судьбы людей, их спроектировавших, судьбы стран — всё сплеталось и переплеталось, всё взаимодействовало; дома, церкви, мосты, дворцы обретали свои лица и характеры, у них оказывалось тайн и загадок не меньше, чем у людей, а то и больше… Айрин, дочитав эту книгу, стала искать еще и еще, и книги, о чудо, послушно находились, причем именно такие, как ей хотелось. Как-то раз она заговорила про свое новое увлечение с Таенном, и тот ее чтение одобрил. Хорошая тема, согласился он. Ведь строят не только здания. Строят гораздо более интересные вещи. Какие? Почитай сначала про здания, потом поговорим и про что-то другое.

Она и читала. В этот раз книга, которую она нашла, называлась «Мосты тысячи столиц». Книга эта была про самые разные мосты. Подвесные, разводные, плавучие, длинные, широкие, даже межконтинентальные. Она и не представляла, что такие бывают. До этого она и вообразить не могла, что мост может иметь сто с лишним этажей движения, и соединять два континента, не нарушая при этом важные для планеты океанские течения…

Читала Айрин долго. Шилд заснул, раскинувшись в теньке, а Айрин сидела рядом, одной рукой удерживая тяжелую книжку, а другой — задумчиво поглаживая спящего кота по голове. Опомнилась она лишь тогда, когда тень растущего неподалеку куста достигла ее подстилки — а это значило, что пора собираться домой.

— Вставай, — позвала Айрин кота. — Поднимайся, соня. Шилд, вставай, а то не получишь своё любимое мясо на палочке. Его съедят до нас.

Кот неохотно встал, потянулся, зевнул от души — розовые десны, и белые, как сахар, острые зубы. Одним прыжком взлетел на камень, и, прищурившись, посмотрел на хозяйку — чего, мол, торопила, вот он я.

— Иду, — отозвалась Айрин, запихивая в сумку подстилку, книгу, и бутылку из-под воды. — Дай хоть тапки надеть. Как я без тапок по камням?

* * *

Набережная сегодня оказалась безлюдной, поэтому еды взяли без проблем — коту пару деревянных шампуров с жареной птицей, самой Айрин — тарелку холодной окрошки и пирожок с сыром. Дома она теперь обедала редко. Перекусив, девушка с котом отправились наверх — сегодня предстояло переделать еще довольно много дел.

Сперва Айрин и Шилд заглянули к Янине — та уже не просто открывала глаза, она начала улыбаться, узнавая Айрин, да и мха что на ней, что на собаке заметно поубавилось. Айрин очень хотелось верить, что Янина в один прекрасный день сумеет встать и заговорить. Она и сама толком сначала не понимала, что же так сильно привлекает ее в этой женщине, ведь совершенный Яниной поступок страшен, а судьба совсем незавидна. Но потом разобралась, что именно. Честность. Янина, не смотря на весь ужас содеянного, действительно поступила честно — она хотя бы не врала себе, не лицемерила, не пыталась изобразить то, чего нет, и спрятать то, что есть. Все-таки надо дать ей шанс, думала Айрин. Или хотя бы дать ей понять, что она заслуживает этот шанс.

Позже Айрин направилась к бабе Унаре, за обещанным рецептом финикового пирога. Про этот пирог Унара прознала от кого-то на пляже, и, встретив Айрин в городе, велела зайти — рецепт она записала на бумажке своим аккуратным учительским подчерком, и размножила через шкаф для еды.

По слухам, трансфигураторы над такими заданиями смеялись, но выполняли всегда охотно — инициатива в Мире Берега ими приветствовалась.

Унара на поверку оказалась не такой уж и плохой, хоть и вздорной. Да, она была зациклена на уборке, но ведь лучше уборка, чем постоянные воспоминания о смерти сына, или о предательстве дочери. Таенн объяснил, что далеко не всегда человек сам виноват в том, что с ним случилось, а случай бабы Унары самый что ни на есть классический. Айрин спросила, что же ее ждет в будущем. Таенн ответил, что, может быть, следующая жизнь ее сложится более удачно. А как же рай? спросила тогда наивная Айрин. А в рай ее никто не пустит, пожал плечами Таенн. Хотя бы потому, что она не способна понять, что такое рай…

Вернувшись домой ближе к закату, Айрин для начала приняла душ, потом выпила холодного компота, а потом принялась заказывать продукты для пирога — захотела порадовать Таенна, который обещал зайти сегодня вечером. Зайти, чтобы посмотреть на спящих — последнее время они Айрин не нравились. Нет, не сами, конечно, а то, как они выглядят. Несколько дней назад они вышли уже из третьего по счету гибера, спали сейчас не подолгу и всегда по очереди. Айрин гадала, что же у них там происходит, но сама ничего придумать так и не смогла. Чтобы разобраться, ей нужен был Таенн.

* * *

— Ну так что? Ты решила на счет лабиринта, или до сих пор боишься? — спросил Таенн, когда они вдвоем прошли на кухню. В кухне сейчас витали такие запахи, что любой человек, туда попавший, просто обязан был забыть обо всех проблемах и обо всех вопросах хотя бы на полчаса. Любой, но не Таенн.

— Не боюсь, — Айрин натянула варежки-прихватки и открыла духовку. — Просто пока не хочу.

— Ты не слишком долго «пока не хочешь»? — Таенн сел за стол. — Девочка, игнорирование проблемы ее не решает. Сама понимаешь.

— Понимаю, — Айрин вытащила форму с пирогом и водрузила ее на плиту. — Кажется, готов. Как тебе?

— Пахнет просто умопомрачительно, но ты так и не ответила на вопрос, — заметил Таенн. — Тебе нужно пройти лаби… ай! Ты что делаешь?! — заорал он, вскакивая. — Шилд, поганка! Больно же!

— Он играет, — хмыкнула Айрин. — А еще, судя по всему, ему не нравятся твои вопросы.

— Может, мне лучше уйти? — нахмурился Таенн. — Я вообще-то тебе добра желаю, а ты натравливаешь на меня своего кота. Нехорошо.

— Натравливаю? — удивилась Айрин. — Вообще-то, это ты его провоцируешь. Хорошо, я схожу в лабиринт… на следующей неделе. Ладно?

— Через семь дней? — уточнил Таенн.

— Через шесть. Я повесила свой календарь у двери, если ты не заметил. Сейчас мы выпьем чаю, а потом вместе пойдем к нему, и я отмечу день похода, — предложила Айрин. — Так устроит?

Календарь она сделала сама. Попросила у трансфигураторов листы бумаги, шнурок, карандаши, и нарисовала этот самый календарь. В каждом месяце ровно тридцать дней, а единственный выходной прорисован красным. И на каждой странице сверху цифры — 1, 2, 3, 4, 5. В Мире Берега не было, и не могло быть никаких календарей. Ни календарей, ни времен года. Поэтому лучше так, чем вообще никак. Хотя бы ориентироваться можно. Например, отмечать появление своих спящих. Или планировать события.

— Хорошо, — устало согласился Таенн, садясь обратно. — Давай твой пирог. Пахнет и впрямь так вкусно, что удержаться невозможно. Половину съем. Рецепт Полосатый подкинул?

— Нет, Унара. Точнее, не сама Унара, ей на пляже кто-то подсказал. Очень много фиников, просто девать некуда. Что у нее, что у меня. Ну и вот.

— Здорово… Айрин, извини, что я сейчас захожу редко, — Таенн пододвинул к себе поближе тарелку с большущим куском пирога, который положила ему Айрин. — Просто… ну, как бы сказать… уж не знаю, почему, но наши сюда посыпались просто градом. Многие в очень печальном виде. Надо как-то помогать устраиваться, с силами собираться. Ведь далеко не все, оказавшись на Берегу, принимают этот факт легко и сразу. Особенно молодые. А если учесть, что среди наших молодых большинство… — он не договорил. Замолчал, принялся ковыряться маленькой ложкой в тарелке.

— Понимаю, — кивнула Айрин. — Тебе тяжело сейчас из-за этого. А познакомь меня с кем-нибудь из них. Можно? Или это против правил?

— Не существует никаких правил, — развел руками Таенн. — Кроме одного. За вами рано или поздно приходят Черные, а мы остаемся. Тяжелее всего как раз принять тот факт, что мы-то как раз остаемся.

— Для таких грустных проповедей тебе нужен твой черный костюм священника, — заметила Айрин, отрезая еще один кусок пирога, и перекладывая его на опустевшую тарелку Таенна. — Ты сам учил меня оптимизму, а теперь я вижу, что ты способен на такой пессимизм, что мне и не снилось. Таенн, соберись, — попросила она. — Ведь всё равно ничего не изменится. Верно?

— Верно, — кивнул Таенн. — Налей-ка мне еще чаю. Сейчас наемся твоего оптимистичного пирога, глядишь, и отпустит меня немного.

* * *

Первым спящим сегодня появился рыжий, хотя ждала Айрин черного — за последние сутки он появился всего единожды, и всего на два часа, глубокой ночью. Рыжий выглядел измотанным, спал он неспокойно — то и дело дергался. И проспал совсем немного — не прошло и двух часов, как он исчез. Еще через час появился черный, но и он не задержался — проспал меньше часа, и тоже пропал.

— И давно они так? — поинтересовался Таенн, когда, убедившись в том, что сегодня больше никто не появится, они перешли в библиотеку.

— Восьмой день. Таенн, они какие-то очень усталые, — в голосе Айрин звучало беспокойство. — Ведь не должно так быть. Они же серые от усталости оба, и выглядят, как покойники. Ужасно. Неужели совсем ничем нельзя помочь?

Таенн задумался. Походил вдоль полок, потрогал пальцами книжные корешки.

— А ты не пыталась пускать к ним Шилда? — спросил он, наконец. — Он ведь охотно туда заходит.

— Пыталась, но он у них не задерживается. Словно… словно не хочет им мешать. А еще, знаешь… — Айрин задумалась, подыскивая слова. — Человек, если он нормально выспится, просыпается не так. Совсем не так. Они сейчас подскакивают, как ужаленные, рывком. Только что был тут, потом рывок, раз, и нету.

— Может быть, в этом есть необходимость, — с сомнением произнес Таенн. — Ты не думала о том, что они или работают, или просто заняты чем-то важным? Зная их, могу тебе сказать, что просто так они бы не подрывались. Без повода. Значит, повод есть. И повод серьезный.

— А почему ты спросил про Шилда? — поинтересовалась Айрин.

— Потому что, в теории, Шилд мог бы помочь. Если ты его попросишь, конечно. Гуарды и фамильяры могут, так сказать, удерживать сон, — объяснил Таенн. — Если ты сумеешь уговорить Шилда, то у твоих спящих появится шанс проспать немного подольше.

— И как это сделать?

— Поговори с ним. И попробуй начать с рыжего, мой тебе совет, — Таенн усмехнулся. — В свое время рыжий отличался редкой стрессоустойчивостью. Рядом могло что-то стрелять или взрываться, а рыжий в это время дрых без задних ног, и просыпался лишь тогда, когда ему за шиворот выливали холодную воду. Нет, правда, он очень любит поспать. Вот и поставь эксперимент с участием кота.

— Присутствовать не хочешь? — предложила Айрин.

— Хочу. Но завтра. Как уговоришь кота, зови меня. Или сама, или через Полосатого. Сегодня мне придется уйти, а завтра я целиком и полностью к твоим услугам.

* * *

Когда Таенн ушел, Айрин, в сопровождении кота, поднялась наверх, в свою спальню. Кот, по обыкновению, запрыгнул на подоконник, Айрин взяла книгу, подушку и плед, и устроилась рядом с ним. Кот не возражал. Какое-то время Айрин читала, не забывая почесывать кота за ухом, потом они вместе смотрели, как на горы опускается закат. А потом Айрин отложила, наконец, свою книгу о мостах, и сказала:

— Шилд, я не знаю, понимаешь ли ты меня. Если честно, я вообще ничего не понимаю. Я не знаю, кому я могу верить, и во что мне верить… ведь на самом деле тут всё ненастоящее, и я с каждым днем чувствую это всё сильнее.

— Мрр? — Шилд поднял голову и удивленно посмотрел на Айрин.

— Ага, именно что мрр, — подтвердила она. — Ну не совсем всё, конечно. Ты — настоящий. Таенн — настоящий. Камни и наше место на берегу — настоящие тоже. И пирог получился вполне себе настоящим, и эта книга… Но самыми настоящими мне кажутся те, кто… те, кто спят. Они самые настоящие в этом мире, Шилд. Даже более настоящие, чем ты или я.

Кот вздохнул.

— И знаешь, почему? — продолжила Айрин. — Потому что они — живые. Мне теперь кажется ненастоящей даже вся моя прежняя жизнь, которую я не помню. Может, я ее потому и не помню, что она была… жизнь длинною в Берег, — Айрин грустно усмехнулась. — Но когда я захожу к ним в комнаты, когда я прикасаюсь к ним случайно, поправляя одеяло, я понимаю, что живы вовсе не мы, что живы — они. И мне больно, Шилд.

Кот повернулся к ней. Во взгляде его зеленых глаз читался вопрос.

— Мне больно, потому что я понимаю… — Айрин осеклась, но продолжила. — Я понимаю, что никогда не смогу вернуться к ним. Кем бы я ни была, кем бы они ни были. Таенн сказал, что это невозможно. Что моё тело обречено, что когда я умру насовсем, за мной придут Черные, и уведут меня с Берега неизвестно куда, — она почувствовала, что сейчас расплачется. — Но, Шилд… неужели ты откажешь мне в крошечной услуге? Я хочу хоть немножко им помочь, просто хочу, чтобы они выспались. А сама я не имею понятия о том, как это сделать.

Кот встал, потянулся, боднул головой коленку Айрин — подвинься, мол. Она послушно отодвинула ногу, и кот вскочил к ней на руки. Тело его было тяжелым и теплым; кот улегся, устроив голову на сгибе руки своей хозяйки, и тихонечко замурчал. Айрин машинально стала гладить его по спине, и вдруг почувствовала, что веки ее наливаются тяжестью, глаза закрываются сами собой, мысли плывут. Айрин тряхнула головой, отгоняя сонную одурь, которая, казалось, окутала ее со всех сторон, и тут до неё дошло.

— Я поняла, поняла, — проговорила она, осторожно ссаживая кота обратно на подоконник. — Шилд, а ведь ты меня и раньше усыплял, верно? В первую ночь, когда ты появился, например. Я помню, как ты замурлыкал, и я тут же уснула. Думаешь, с ними сработает?

Шилд посмотрел на хозяйку снисходительно — мол, сама увидишь, сработает или нет.

— Слушай… — Айрин замерла. — А на Таенна подействует, как считаешь? Может, сперва испытаем на нём?

Шилд дернул хвостом и коротко мяукнул.

— Не поняла, — покачала головой Айрин.

Кот снова дернул хвостом, искоса глянул на Айрин. Испытаем, испытаем, говорил сейчас его взгляд. Но испытаем так, чтобы потом стало посмешнее. Нам, не ему. А то он, понимаешь ли, хозяйка, много на себя берет. Так что испытаем, как только подвернется подходящий момент.

* * *

Следующий день Айрин, против обыкновения, решила провести на набережной. Мысль, которая пришла ей в голову, не отличалась особой оригинальностью, но не была при этом лишена здравого смысла. Айрин решила осторожно порасспрашивать других обитателей Берега про их спящих. Ведь не может того быть, чтобы среди тех, с кем она уже не первый месяц здоровается на улице или обедает в маленьких кафе, не было ни одного человека, в доме которого кто-то спит? Айрин мысленно перебрала своих знакомых. Ну-ка…

Унара. Нет, у Унары точно нет спящих, ни одного. Унара при жизни была страшно одинокой, и потому слегка помешанной. Это свое помешательство, а именно — страсть постоянно убирать в доме — она сумела пронести даже в Мир Берега. Ее все бросили. Это Айрин знала точно. Поэтому с Унарой на тему спящих говорить будет бесполезно.

Феликс. Выглядел Феликс как средних лет мужчина, невзрачный, чуть рассеянный. То зонтик на пляже забудет, то тапочки. За этими предметами обычно бегал фамильяр Феликса — здоровенный, больше всего похожий на овчарку пес, которого Феликс ласково называл Мальчиком. На первый взгляд — само одиночество. Феликс чурался компаний, и все дни напролет проводил исключительно с собакой. Однако Таенн рассказал, что на самом деле Феликс — глубокий старик, но отнюдь не одинок. У него большая семья, и старенький, впавший в маразм дедушка находится вовсе не в приюте, он дома, о нем заботятся и его любят. А это значит, что у Феликса вполне может быть кто-то спящий. Надо попробовать расспросить его.

Венера. Высокая, стройная, спортивная, поджарая женщина лет тридцати, рыжеволосая, зеленоглазая. Гуард — курица по кличке Нутта. Сначала Айрин втихую посмеивалась над этой парочкой, но потом увидела, как Нутта атаковала чьего-то гуарда, рысь, за то, что этот гуард косо посмотрел на проходящую мимо Венеру… и решила, что с Венерой, пожалуй, шутить не стоит. И с Нуттой тоже. Даже Шилд, и тот, кажется, не ожидал такой прыти от белой курицы — он еще с час потом не отходил далеко от Айрин, и, кажется, осторожно озирался по сторонам. На всякий случай. Венера, по словам Таенна, была одержимой матерью — что именно случилось с ее настоящим телом, Таенн не знал, а вот то, что Венера ищет своего сына — знал. Об этом, кажется, знал весь Берег. Венера не помнила из прежней жизни ничего, кроме того, что у нее был сын, которого она очень любила. И единственной целью её стало воссоединение с этим самым сыном. Может ли быть у Венеры спящий? Сложно сказать. Лучше, наверное, спросить.

Савел. Очень красивый, какой-то карамельный юноша — вьющиеся волосы медового оттенка, голубые глаза, фигура Аполлона. Фамильяр — белый волк, кличка Лёд. Очень импозантная парочка, но на деле — опять же, по словам Таенна — непростая судьба, война, ранение, кома, смерть мозга, гибернация тела… Таенн сказал, что на запчасти. Савел про себя мало что помнил, и почти ничего не рассказывал. Кажется, он говорил что-то про любимую женщину. Или девушку. Слова были обращены не к ней, а к Таенну, Айрин так и не поняла, о ком речь. Она поняла только, что Савел старше, чем выглядит сейчас. Впрочем, как и она сама. Может быть, эта девушка, про которую они говорили, жива, и она сейчас спит для него?

Анежа. Небольшого роста, чуть полноватая молодая женщина, уютная и приятная. Фамильяр — синий волнистый попугай Гоша. На самом деле Анежа — глубокая старуха, после двух инсультов находящаяся на попечении семьи. Тело там, а разум — уже на Берегу. Похоже, что Анежа очень хороший человек. Она какая-то нереально добрая. Всем подсказывает всё, старается помочь, ободряет новеньких, если их замечает. Могут у нее быть спящие? Вполне. Если она так умеет любить, то почему бы не быть на свете людям, которые любят ее?

Ахельё. Да, тот самый, который любит готовить, и каждый день по собственной воле проводит в кафе на набережной. Высокий, смуглый, усатый, улыбчивый… тоже очень добрый и гостеприимный. Гуард — крупный серый попугай по кличке Рах. Очень умный, кстати, попугай. Например, он собирает с дерева орехи, когда Ахельё просит его об этом, он следит за мясом на мангале, и криком подзывает хозяина, когда пора переворачивать шашлык, он звонит в колокольчик на стойке, если в кафе заходят очередные гости. Ахельё, как рассказал Таенн, здесь уже очень давно. У него грустная судьба. Он попал сюда, на Берег, еще мальчиком — наследник богатой семьи, для которого пожалели наследства. Тело уже четыре десятилетия живет в доме для умалишенных, на сильных препаратах, превративших мозг в кашу, а разум — который, собственно, и есть Ахельё — отлично прижился тут, на Берегу. Ахельё знает очень многое. Совсем не факт, что у него есть спящий, но зато Ахельё общается с тысячами посетителей своего кафе, и, может быть, сумеет рассказать что-то важное.

С него, пожалуй, и стоит начать, решила Айрин.

* * *

Обычно Айрин завтракала дома, поэтому Ахельё немного удивился, когда она пришла к нему утром, едва ли не сразу после открытия. Рах, как всегда, звякнул в колокольчик, Ахельё высунулся с кухни, и удивленно вопросил:

— Айрин, ты ли это, девочка? Ты пришла позавтракать? Полосатый снял тебя с довольствия? Заходи, заходи, я очень рад!

— Нет, Полосатый меня с довольствия не снимал, — усмехнулась Айрин. — По-моему, он как раз наоборот, решил раскормить меня так, чтобы мне стала мала вся одежда. Ахельё, я сегодня пришла пораньше не только чтобы позавтракать. Я хочу поговорить.

— Про что же? — Ахельё на секунду скрылся в кухне, и вскоре появился с двумя чашечками прекрасно пахнущего кофе.

— Про спящих, — Айрин села за стойку. Ахельё поставил перед ней чашку и маленькую белую сахарницу — он знал, что девушка предпочитает сладкий кофе. — У меня есть вопросы, на которые некому ответить.

— О, значит, и тебя настигла эта напасть, — вздохнул Ахельё. Задумчиво пошевелил своими роскошными усами.

— Почему «напасть»? — удивилась Айрин.

— Потому что это грустно. Очень грустно, наверное. Видеть того, кто тебе важен, ощущать его, прикасаться к нему — и не иметь возможности сказать ему ни слова, никогда не быть услышанным и понятым. Наш общий друг Таенн любит говорить, что Берег милосерден. Нет, девочка, Берег в этом своем проявлении жесток. Я не могу себе представить более жестокой пытки.

Айрин задумчиво посмотрела на него.

Кажется, Ахельё уловил отзвук ее собственных мыслей, вот только интерпретировал он эти мысли иначе. Не так, как она сама.

— А у тебя есть спящий, Ахельё? — спросила она.

Тот грустно усмехнулся.

— Теперь нет. Раньше — да. Она была красивой женщиной, очень милой… и спала так сладко… Это было много лет назад, Айрин.

— Она была твоей мамой?

— Нет. Хотя я не знаю. Знаю только, что я любил ее, — Ахельё отпил глоток кофе, довольно зажмурился. — Когда она пропала, я тосковал. Тоскую и сейчас. Может быть, когда я уйду… отсюда… я хочу постараться найти её. Попробую. Мне даже неважно, кем она окажется мне, если найдется. Мамой, сестрой, женой. В любом случае я буду любить ее, Айрин, любить самозабвенно и всегда. У меня сохранилась ее комната, и, знаешь, я каждое утро приношу туда свежие цветы. Заходи ко мне в гости, девочка. Спорим, ты никогда не видела столько цветов, сколько растет у меня.

— И когда ты всё успеваешь, — польстила ему Айрин.

— Я люблю всё успевать, — улыбнулся Ахельё. — Что ты хочешь на завтрак? Полосатый сегодня прислал чудесные фрукты для салата, отличные овощи, и какое-то особое масло на заправку, а я сейчас готовлю кашу, омлет, и сладкие творожные ромбики. Что ты будешь?

— Ох… омлет, фруктовый салат, и ромбики, наверное. И кашу. Ахельё, а каша сладкая? — Айрин вдруг кольнуло еще одно воспоминание. Крошечное и смутное.

— Сладкая, — покивал Ахельё. — Все любят сладкую кашу. Орехами посыпать?

— Посыпь, — улыбнулась Айрин. — У тебя просто золотые руки. Знаешь, мне кажется, что когда ты уйдешь… ты и там, куда попадешь, станешь поваром. И найдешь свою женщину.

— Твои слова, девочка, тому в уши, кто услышит, — Ахельё покачал головой. — Никто не знает, что там, за гранью.

— Никто и никогда не знает, что за гранью. В той жизни, помнится, мне говорили то же самое. Или похожее, — Айрин задумалась. — Наверное, я и тогда боялась. А сейчас вот сижу здесь, с тобой. Кофе пью. Скоро кашу буду есть.

* * *

Каша в исполнении Ахельё была настоящим произведением искусства. Небольшая чашечка, в которой находилось немного каши, была оформлена так красиво, что оформление это вполне подошло бы для торта. Тоненькая треугольная пластинка грильяжа, поставленная в кашу под углом, напоминала парус яхты; несколько шоколадных капель и линий на самой каше должны были по замыслу Ахельё обозначать море, а берег был выполнен из орехов — потому что Айрин попросила орехи. По желанию берег делался из фруктов, из шоколада, из вафель…

— Ну вот, как всегда, — пожаловалась Айрин. — Ахельё, ну это же жалко есть!

— Ешь спокойно, я завтра еще красивее сделаю, — отозвался Ахельё. — И учти, каша только аперитив. Омлет сегодня большой. Если бы ты завтракала у меня почаще…

— Я бы лопнула, — закончила Айрин, зачерпывая кашу. — Ммм… как же вкусно! Что ты туда такое положил?

— Секрет, — ухмыльнулся Ахельё. — Который я не раскрою. У меня свои маленькие тайны.

— Маленькие тайны Берега, большие тайны Берега… Я тоже хочу научиться готовить такую кашу, — призналась Айрин. — Она волшебная.

— Придумай сама, — Ахельё снова ухмыльнулся. — Повтор шедевра — уже не шедевр.

— Ну и придумаю, — засмеялась Айрин.

Звякнул колокольчик — значит, в кафе вошел очередной посетитель.

— Рах, кто там? — спросил Ахельё. Попугай что-то хрипло крикнул. — Ясно. Значит, на очереди фрукты. Айрин, кот завтракал дома или нет?

Шилда девушка, разумеется, утром покормила, но сейчас она видела — кот не прочь позавтракать еще раз.

— Завтракал, — отозвалась она. — Но от второго завтрака он не откажется.

— Я так и знал, — резюмировал Ахельё, выходя из кухни. В руках у него была тарелочка, на которой лежали два деревянных шампура с едва прихваченным огнем свежим мясом. — Шилд, киса, прошу. Угощайся… О, Венера, душа моя! Как всегда обворожительна! Нутта, птичка, сейчас я принесу тебе сухариков. Венера, что желаешь? Фрукты, овощи?

— Привет, Ахельё, — Венера вошла, огляделась. Села за столик неподалеку от стойки, за которой сейчас сидела Айрин. — Доброе утро, Айрин. Ахельё, сделай мне спортивный завтрак. Овощи, фрукты… что у тебя есть?

— И овощи есть, и фрукты есть, и омлет есть, — зачастил Ахельё.

— Омлет не подходит, — покачала головой Венера.

— Очень подходит! Это очень спортивный омлет! — запротестовал повар.

— Не думаю, что Нутта обрадуется, если я буду есть её детей, — Венера нахмурилась. — Спортивный завтрак, Ахельё. Из овощей и фруктов.

Венера по утрам бегала, об этом тоже все знали. Она бегала по набережной, в сопровождении Нутты — женщина в белой майке и шортах, с пышным рыжим хвостом, и сопровождавшая ее жилистая белая курица выглядели комично… вот только смеяться было нельзя.

Хотя порой очень хотелось.

Да и вообще, бегать в Мире Берега, чтобы поддерживать спортивную форму — это уже само по себе абсурд, но… Таенн сказал, что каждый сходит с ума, как он хочет, поэтому если Венере и Нутте нравится вот так проводить время, то пусть делают, что им заблагорассудится.

— Ладно, спортивный так спортивный, — вздохнул Ахельё. — Одну минутку.

Этот завтрак тоже был в своем роде произведением искусства, но отнюдь не таким красивым, как сделанная Ахельё для Айрин чашечка каши. Из нарезанных овощей повар изобразил розу, а порезанные фрукты выложил в салатник симпатичной спиралькой, и воткнул в серединку свой фирменный маленький флажок. Флажки, по его словам, он делал самостоятельно. Зубочистка, на которую приклеена бумажка с картинкой: море, песок, пальма, и стилизованная буква «А».

— Отлично, — констатировала Венера, когда Ахельё поставил перед ней тарелки. — Айрин, а почему ты тут так рано? Ты ведь соня, и предпочитаешь завтракать дома, не так ли?

— Верно, — кивнула Айрин. — Я действительно соня, ты совершенно права. Но сегодня у меня появилось важное дело, и я пришла сюда пораньше.

— А что за дело? — спросила любопытная Венера, подцепляя на серебряную вилку кусочек огурца.

— Я решила написать книгу, — невозмутимо сообщила Айрин. — Книгу про спящих. Надеюсь, что успею до того, как… как за мной придут.

— Книгу про спящих? — безмерно удивилась Венера. — Но зачем? Для кого? Кому она нужна?

— Я отдам ее трансфигураторам, или еще кому-нибудь, — объяснила Айрин. — Пусть раздают всем подряд. Почему бы и нет, Венера? Ты любишь бегать по утрам, а мне нравится писать. Что в этом плохого? Смысла в этой книге будет не больше, чем в твоих пробежках, но ведь такие вещи не делаются для смысла. Нам это просто нравится. Или я не права?

Эта речь, видимо, задела Венеру за живое — ведь она и сама прекрасно понимала, видимо, что ни в беге, ни в диете, которую она соблюдала, никакого смысла на самом деле нет. Ни грамма. Но до этого момента ей никто не говорил про его отсутствие. А эта маленькая нахалка… сидит спокойно, да еще и улыбается…

Айрин безмятежно смотрела на Венеру, и действительно сейчас улыбалась — совершенно без ехидства, наоборот, открыто и приветливо.

— Ну, отчасти ты действительно права, — задумчиво произнесла Венера, отодвигая почти нетронутую тарелку с фруктами. — А что ты хочешь узнать? Что тебе нужно для книги?

— Ну… — Айрин задумалась. — У тебя есть спящий? Или нет?

Венера нахмурилась.

— А если я не хочу говорить? — спросила она.

— Тогда я спрошу кого-нибудь другого, — пожала плечами Айрин. — Я же не буду никого заставлять, правда?

— Понятно. У меня есть спящий, девочка. Конечно, есть. Я же не какая-то ущербная.

— И кто он? — с интересом спросила Айрин.

— Мой сын, разумеется, — Венера с гордостью вздернула голову. — Он спит для меня, потому что я его мать.

— Спасибо, — Айрин вытащила из сумки заранее приготовленный блокнот. — Скажи, а он… сколько ему лет? Он ребенок?

Венера отрицательно покачала головой.

— Уже нет, — ответила она еле слышно. — Он… он выглядит… словно он средних лет. Но раньше был ребенком, да. Это Берег шутит надо мной, но я не отступлю. Это Берег издевается, старит моего мальчика. Я знаю, что под этим мороком мой беззащитный маленький сын, моя крошка. То, что лежит по ночам в моем доме… оно уже не совсем мой сын. Это морок. Фальшивая оболочка. Я узнаю в мороке знакомые черты, но знаю, что… — Венера осеклась. Отпила залпом половину стакана сока, который незадолго до того принес ей Ахельё. — Что на самом деле всё не так.

— Печально, печально, — покивала Айрин. — Скажи, а что ты испытывала к нему, когда он появился? И как всё было дальше?

— Когда он появился первый раз, я не узнала его. Испугалась. Потом… спросила совета, мне всё объяснили. И я стала ждать. И каждую ночь видеть своего мальчика. Я очень переживала за него. Когда он болел…

— Он болел? — удивился Айрин.

— Конечно. Все дети болеют, даже если их хорошо закаливать. Это всё чертовы прививки виноваты, которым проклятые убийцы травят наших детей. Так вот, когда он болел, я ухаживала за ним. Сбивала температуру, сидела с ним рядом целыми ночами, а иногда и днями. Бинтовала коленки, если он их обдирал. Ставила примочки на ссадины и шишки. Мальчики… — Венера усмехнулась. — Мальчики вечно находят себе разные приключения. Но потом я заметила, что он начал меняться.

— Расти? — уточнила Айрин.

— Меняться! — с нажимом поправила Венера. — Стал вытягиваться, становиться тоньше. Ему так шла эта очаровательная припухлость… и я начала бороться с этим.

— Как же? — Айрин вдруг почувствовала себя неуютно.

— Делала кровать короче, поставила ограничители в изголовье и ноги, потом поставила с боков, — принялась перечислять Венера. — Потом даже рискнула и сходила в горы, набрать нужных трав. Мне посоветовали травы, из них нужно было делать отвар, и поить им спящего…

— Зачем? — удивилась Айрин.

— Я прошла лабиринт, и на выходе получила ответ. «От жизни нет в саду трав». Да, в моем саду таких трав действительно не было, и пришлось отправляться в путь. Страху я там натерпелась… — Венера поежилась. — К сожалению, эти травы ненадолго помогли. Вроде бы перестал меняться, а потом начал снова.

— Может быть, он всё-таки просто вырос? — робко спросила Айрин.

— Как он мог вырасти, если я не изменилась? — Венера посмотрела на Айрин, как на дурочку. — Я-то ведь точно такая же! Я что, себя в зеркале не вижу? Если я не изменилась, то и он не должен. Значит, морок. Значит, дурит меня Берег, подсовывает вместо моего мальчика невесть кого.

— А как ты попала на Берег, Венера? — спросила Айрин беззвучно.

— Как, как. Как и все. Заехала не туда, видимо. Меня бросили. Опоили и бросили. Не знаю я, — Венера отвернулась. — Я не знаю. Знаю, что тут не толстеют почему-то. Может, воздух тут такой… и мальчика своего можно только по ночам видеть. Не знаю я больше ничего. И знать не хочу. Мне надо найти сына, чтобы с ним быть. Я найду, где он не спит, где он настоящий. Уеду отсюда. Отдохну тут еще немножко, и уеду. К нему. К малышу. К куколке моей. А на счет пробежек ты не права, Айрин. Пробежки имеют смысл. Потому что благодаря им и диете я сохраняю спортивную форму, и мой мальчик меня узнает. Не толстеть — это одно, а хорошая спортивная форма — совсем другое.

«Пропасть, — подумала Айрин отрешенно. — Это настоящая пропасть. Какая же у нее каша в голове, оказывается. Вроде бы сначала говорила адекватно, а потом… вон оно как. Нет, этот разговор надо заканчивать. Потому что это безумие».

— Спасибо, Венера, — кивнула Айрин, закрывая блокнот. — Ты разрешишь вставить твои слова в книгу?

— Валяй, — Венера усмехнулась покровительственно. — А у тебя самой спящий есть?

— Есть, — равнодушно пожала плечами Айрин. — Парень какой-то. Видимо, в меня влюблен.

Говорить правду про своих спящих ей вдруг расхотелось.

— Симпатичный хоть? — прищурилась Венера.

— Ничего так. Мне нравится.

— Ну и славно. Ладно, девочка, пойду я, — Венера встала. — Ахельё, спасибо за завтрак. Нутта, пойдем! Если будешь столько есть, растолстеешь, и не сможешь бегать…

…Когда Венера и Нутта скрылись из виду, Ахельё, с минуту помолчав, произнес:

— Страшно, да? Она здесь очень давно. Сумасшедшая.

— Сколько? — шепотом спросила Айрин.

— Почти столько же, сколько я, — Ахельё помрачнел. — И все время что-то новое придумывает. То говорит, как тебе, то рассказывает, что ее похитили, с сыном разлучили, то доски где-то доставала, чтобы к кровати прибивать. Я-то догадался, что с ней случилось. А другим, похоже, всё равно…

— А что с ней? — спросила Айрин.

— Говорю же, она сумасшедшая. Примерно как я. Меня родные ребенком закрыли, Таенн сказал, что из-за денег, а ее родные уже взрослой закрыли, потому что с ума сошла. Был у нее сын, да и сейчас есть. Его она и видит. Но не верит, что он уже давно взрослый. И пытается… — Ахельё махнул рукой. — Ты сама слышала. Уж не знаю, девочка, что ты задумала, но с такими, как Венера, лучше поосторожнее.

— Разве Берег не возвращает человеку разум? — спросила Айрин. — Тело безумно, и душа безумна?

— Не у всех. Но у некоторых — да. Если душу разъест такая же злость, спесь, и презрение, как разъели ее душу… — Ахельё не договорил. — Это не способен вылечить никакой Берег. Видела, как дерется Нутта?

Айрин кивнула.

— Нутта и есть ее злоба, — пояснил Ахельё. — Но, замечу, Венера все-таки живет в раю. Носит немножко ада в себе, а живет в раю. Хитро, правда?

— Наверное. А что я задумала… Ахельё, я хочу еще поговорить с людьми. Просто… мне это нужно. Хочу кое-что понять. Для себя.

— А книга?

— Можно и книгу, — кивнула Айрин. — Если мне хватит времени. Знаешь, если я и правда ее буду писать, первой я поставлю твою историю. Про цветы. Она мне очень понравилась.

Ахельё улыбнулся.

— Пока никого нет, положу-ка я тебе омлета, пожалуй, — предложил он. — Чувствую, ты сегодня у меня надолго.

* * *

Когда колокольчик звякнул в следующий раз, возвещая о прибытии нового гостя, Айрин уже управилась с омлетом, и пила вторую по счету чашечку кофе.

— О, Савел, привет! — обрадовался Ахельё. — Лёд, заходи, не стесняйся. Что тебе сделать? Холодный кофе хочешь? День сегодня намечается жаркий…

— Привет, друг. От кофе не откажусь, — Савел пошел, сел за столик рядом с Айрин. — Привет, девочка. Что-то ты рано сегодня.

— С самого утра сидит, — гордо сообщил Ахельё. — Книгу решила писать. Хочет с людьми говорить. Да, Айрин?

— Верно, — усмехнулась та. — Потому и сижу.

— И что это будет за книга? — Савел с интересом посмотрел на Айрин.

— Про спящих, — объяснила девушка. — У кого какие спящие бывают, как это вообще всё выглядит…

— А у тебя самой что, недавно появился? — прищурился Савел.

— Почему недавно? — удивилась Айрин. — Давно уже. Очень симпатичный парень.

— Парень? — кажется, Савел немного опешил. — У тебя?

— Ну да.

— Странно, — Савел задумался. — Детей у тебя вроде нет. Очень странно. Ты, конечно, прости, но я возраст вижу. И тебе, прости, не двадцать. Равно как и мне.

— И что с того? — пожала плечами Айрин. — Может, это любовь такая.

— Очень необычная любовь. Ну да ладно, мне-то какое дело, — Савел пожал плечами. — Так что ты хочешь узнать про спящих?

— Что не жалко рассказать. Вот кто спит для тебя? — Айрин ожидала, что он скажет про женщину. Неважно, какую. Мать, сестра, любимая. Но ответ Савела ее удивил. Сильно удивил.

— Как его зовут — я не знаю, — покачал головой Савел. — Помню, что мы вроде бы в десанте служили вместе. Помню его в форме, себя в форме. Скафандры наши помню. Смешное что-то. И чувствую к нему симпатию. Всегда вечером зайду, укрою, и пожелаю — спи, брат, хорошо, а если умирать, то пусть быстро будет.

— А кто он тебе? — Айрин снова вытащила блокнот.

— Видимо, друг. Судя по тому, что я к нему чувствую, это мой лучший друг, — Савел усмехнулся. — Знаешь, о чем я жалею?

— И о чем же?

— О том, что не могу разбудить его. Познакомить со Льдом. Что мы никогда не пойдем вместе в наши горы, — Савел глянул вверх. — Любимая у меня была, кажется… но любовь проходит, а дружба остается. Даже когда имена теряются. Вот не помню я его имя, а это неважно, оказывается.

«Хреновый из тебя информатор, Таенн, — подумала Айрин. — Вот тебе и любимая».

— Слушай, а он когда-нибудь болел? — с интересом спросила Айрин.

— Все болеют, — философски пожал плечами Савел.

— А ты ему как-то помогал?

— Лёд помогал, — Савел рассеянно погладил волка по голове. — Лежал рядом, лечил. У тебя твой парень заболел, что ли?

— Нет, просто интересно, — отмахнулась Айрин. — Не знала, что гуарды помогают.

— Лёд не гуард, он фамильяр, и поэтому умнее, — поправил Савел. — Айрин, скажи… спорим, что ты думала… хм… что у меня дома спит женщина?

Айрин кивнула. Спорить действительно не было смысла.

— Значит, Таенн разболтал. Я ведь ему соврал. А он поверил.

— А зачем ты ему соврал?

— А зачем ему моя правда? — прищурился Савел. — Вот сейчас я сказал правду — тебе. Просто потому что мне так хочется. А при Таенне я ничего не буду говорить про своего брата, а лучше придумаю про девушку. Знаешь, мой брат… то есть мой лучший друг… ему ведь под сто семьдесят. Он уже давно не молод, хоть и держит форму. Он служит. Исправно служит до сих пор. И никакого Таенна не касается наша дружба.

— В книгу это можно будет поставить? — спросила Айрин.

— Можно, — кивнул Савел. — Только имя поменяй. На любое, мне неважно. Хотя можешь и моё оставить. Когда я уйду отсюда — а я непременно уйду, как только уйдет он — мне будет всё равно. Тем более что это моё ненастоящее имя, как ты понимаешь.

— Хорошо. Савел, когда я напишу про тебя, я тебе дам прочесть, — предложила Айрин. — Если тебе не понравится, перепишу. Так пойдет?

— Вот это хорошая мысль, — согласился Савел. — Ахельё, что на завтрак дашь? Оладьи есть?

— Оладьев нет, омлет есть. Будешь?

— Давай. И Льду мяска нарежь, а то мы сегодня на прогулку собрались, а я, растяпа, из дома ему еды не захватил…

* * *

Анежа пришла не одна, а в компании с Унарой. Правда, Унара задерживать в кафе не стала, взяла две бутылки имбирного лимонада, и пошла на пляж. Ну а как же, у нее же режим, ведь надо и искупаться успеть, и домой придти, чтобы покушать вовремя, и убраться…

— Доброе утро, Ахельё, — заулыбалась Анежа, проводив подругу до дверей. — Ты сегодня кормишь сладкоежек, или мне придется идти за мороженым куда-то еще?

— Кормлю, не сомневайся, — засмеялся Ахельё. — Кофе тебе с корицей сделать? Гляссе?

— Телепат ты наш любезный. Сделай, — Анежа села за стол, и тут же ей на голову приземлился синий попугайчик. — А Гошеньке, если можно, зерновую палочку с медом дай, пожалуйста. Иначе он мне повыщипывает все волосы.

«А ведь она старая, — подумалось Айрин. — Вот сейчас я посмотрела на нее так же, как смотрел на меня Савел, и поняла, что она старая. Савелу я старой не кажусь, наверное, он просто знает, что мне не двадцать… а тут, вот сейчас, я вижу, что Анеже почти под сотню. Что-то ее выдает. Что-то общее — не выражение глаз, не осанка, не манера говорить. Что-то большее. Понять бы».

— Анежа, привет, — улыбнулась Айрин. — Можно с тобой посидеть?

— Садись-садись, только рада буду, — заулыбалась в ответ Анежа. — И котик пусть тоже. Как твои дела?

— Хорошо. Вот, задумала книжку писать, — Айрин пересела за столик Анежы. — Про спящих. Сижу тут, в кафе, всех приходящих расспрашиваю — у кого какие спящие, если есть, как к ним люди относятся, какие проблемы с ними бывают.

— А книжку потом куда денешь? — кажется, этот вопрос волновал всех, Анежа исключением не стала.

— Отдам трансфигураторам, пусть раздают всем желающим, — сообщила Айрин. — Есть у тебя спящие? Можешь про них рассказать?

— Есть, как не быть, — Анежа вздохнула. — Муж мой. И дочка. Муж совсем старенький, дочка тоже не помолодела. Как отношусь? Жалко мне их. Скучаю по ним. Как жили мы, почти не помню. Помню только, что вроде бы хорошо.

— А почему жалко?

— Потому что расстаться придется скоро. И уже насовсем, — Анежа погрустнела. — Я же ведь не Венера безумная. Всё правильно понимаю. Говорила я с Двойными когда-то… давно еще, как сюда только попала… ну, которые Скалолазы сейчас, поют они… они ж навроде Таенна, только поумнее малька… Так вот они тогда правильно сказали: у каждого свой удел, своя жизнь. Пожили вы вместе, пора дальше идти. Но всё равно грустно.

— Ты скучаешь по той жизни? — удивилась Айрин.

— Как можно скучать по тому, что не помнишь? — спросила в ответ Анежа. — Воспоминаний нет, и потому скучать нужда не появляется. Тут другое, девочка моя. Это любовь, наверное. Когда даже имени не знаешь, а родное чувствуешь, и душа тревожится. Муж болеет, дочь болеет — я по полночи не сплю, сижу рядом, чуть не плачу. Так выходит, что если им хорошо, то и мне хорошо. Им плохо, и мне плохо.

— А ты… ты не пробовала им как-то помогать? Ну, лечить там, когда болеют, или еще что-то делать?

— Нет, — покачала головой Анежа. — Двойные объяснили, что их нету тут на самом деле. Поэтому даже если сильно захочу, всё равно помочь не сумею. Да и они мне не помогут. А у тебя самой есть кто?

— Есть. Парень молодой, симпатичный. Тоже ни имени не помню, ни кто он, — махнула рукой Айрин. — Но симпатию тоже ощущаю.

— Может, брат младший твой, — предположила Анежа. — Или другой родич. Всякое бывает. Видишь, про меня особо и писать-то нечего.

— А я всё равно напишу, — улыбнулась Айрин. — Ой, какой кофе! Ахельё, ты можешь мне тоже сделать такой?

— Уже несу, — сообщил Ахельё из-за стойки. — Я сделал сразу два. Моя работа — угадывать мысли клиентов. В этот раз я угадал?

— Не то слово, — Айрин покачала головой.

— Парой часов раньше одна девушка грозилась лопнуть, — заметил Ахельё. — Не подскажешь, как ее звали?

— Она передумала. Давай уже кофе, искуситель!

* * *

Феликс появился днём, Айрин к тому моменту успела сходить на общий пляж искупаться, и вернулась обратно. Пришло обеденное время, посетителей в кафе прибавилось, и больше часа Ахельё бегал, как заведенный, а Айрин в обществе Шилда предпочла перебраться в дальний уголок.

Итак, Феликс пришел после обеда, когда поток посетителей иссяк. Точнее, первым появился не Феликс, а его пес Мальчик, который нес в пасти объемистую сумку с пляжными принадлежностями. Увидев пса, Ахельё тут же выбежал из-за стойки, и забрал у того поклажу.

— Опять забыл, да? — поинтересовался он.

Мальчик негромко гавкнул, и замел по полу хвостом.

— Ну, как всегда, — Ахельё поставил сумку на стул. — Садись, дорогой, сейчас дам тебе холодной водички и кусок курочки.

При слове «курочка» пес завилял хвостом еще сильнее.

— Он забыл, а ты его опередил, — констатировал Ахельё. — Так ему и надо. Болтает, небось, с кем-нибудь. Айрин, девочка, иди сюда, скоро Феликс подойдет. Ты, вроде, с ним поговорить тоже хотела?

— Хотела, — Айрин подхватила книгу и стакан с лимонадом, и снова пересела за стол рядом со стойкой. — Мальчик, привет! Жарко, да? Шилд, не трогай Мальчика за хвост! Это не игрушка!

— О, а вот и хозяин пожаловал, — ухмыльнулся Ахельё, услышав звон колокольчика и крик попугая. — Здравствуй, Феликс. Что-то ты поздно сегодня.

— Представляешь, я потерял сумку, — Феликс, стоя на пороге, обмахивался мятой белой шляпой. — Такая жарища!.. Может, я перегрелся немного? Хотя это чушь, конечно. Но факт остается фактом — заговорился, понимаешь, с Плюшевым, отошли в сторонку, а сумка…

— Да вот твоя сумка стоит, Мальчик принес, — Ахельё кивнул в сторону стула. — Ты всё-таки растяпа. Рубашка у тебя красивая, шорты белые, а сам растяпа.

— Ну да, — виновато развел руками Феликс. — Есть немножко.

— Привет! — махнула ему рукой Айрин. — Ничего страшного. Мальчик сумку принес? Принес. Значит, всё хорошо.

— Ну, если так посмотреть, то да, всё в порядке. Мальчик хороший, Мальчик умница, — Феликс погладил пса по голове. — Без Мальчика я бы пропал…

— А я книжку решила написать, — с места в карьер начала Айрин. — Про спящих. Чтобы потом раздавать через трансфигураторов всем, кому она потребуется.

— Забавная идея, — Феликс вдруг посерьезнел. — А с чего вдруг?

— Ну… захотелось, — Айрин замялась. Взгляд Феликса вмиг утратил почему-то обычное застенчивое благодушие, сейчас, казалось, Феликс смотрит сквозь нее — не очень приятное ощущение.

— У тебя кто-то есть в доме, — Феликс не спрашивал, он утверждал. — Этот кто-то плохо спит. Ты переживаешь. Я прав?

Айрин кивнула.

— Ммм… ты поговорила с Таенном, — Феликс усмехнулся. — В принципе, он ответил тебе верно. Но ты решила удостовериться, и стала спрашивать других. В том числе и меня. Так?

— Не совсем, — покачала головой Айрин. — То, что ты сейчас рассказал — совершенно правильно. Но я некоторое время думала, и… понимаешь, я хочу сравнить. Сравнить, записать, сделать… ну, как бы подсказки, что ли…

— Девочка, ты лукавишь, — погрозил пальцем Феликс. — Нет, не передо мной. Перед собой. Ты ведь прекрасно осознаешь тот факт, что эта книга будет никому не нужна.

— Почему?..

— Потому что ее некому будет читать. Таких любопытных и въедливых, как ты — единицы. Причем единицы на тысячи. Запомни одно главное правило: никому, ничего, и никогда не нужно. Ты потратишь на какое-то дело все свои силы, ты будешь кричать до хрипоты, ты умрешь, растратив себя полностью, а люди пройдут мимо, и даже этого не заметят. Ты действительно хочешь такой судьбы для себя?

— Да, — шепотом сказала вдруг Айрин, сама удивившись, откуда у нее взялось это самое «да». — Только тут речь уже не о книге.

— А вот это верно. Молодец. Так что ты хочешь узнать? Как помочь своим спящим?

Айрин закивала.

Феликс улыбнулся ей мягкой отеческой улыбкой.

— Будь собой, это первое. Не делай ничего специально. Если ты хочешь погладить кого-то по голове — гладь. Укрыть одеялом — укрой. Песню спеть — пой. Попроси Шилда — это тебе Таенн уже советовал — побыть рядом. Поняла?

— Да. Феликс, а у тебя есть спящие? — спросила Айрин.

— Уже нет, — покачал тот головой. — Я ведь и в самом деле очень стар. Все те, что раньше спали для меня, умерли. Ушли дальше, но сразу, минуя Берег. Да, самое главное. Твоим спящим нужен покой, а не чужой догляд. Поэтому гони Таенна в шею, если вздумаешь кому-то помогать. Про животных он тебе что-то говорил?

— Мало. Я знаю, что Шилд умеет навевать сон, и… и, наверное, всё, — покачала головой Айрин.

— «Навевать сон», какая романтика, — Феликс рассмеялся. — Да, верно. Но это далеко не всё.

— Не всё? — Айрин удивилась. — Они могут еще что-то?

— Конечно. Животные могут, например, залечивать раны. Ты слышала такое выражение — сон лечит? Это оно и есть. Животные так же могут продлять сон, могут показывать во сне спящим того, кто хочет с ними связаться, и, в исключительных случаях, могут пробовать передать спящему какую-то информацию. Проблема в том, что животные не мыслят словами, а толковать передаваемые ими образы — сложно. Чаще всего спящие просто не понимают, что именно им снилось.

— Откуда ты это знаешь? — удивилась Айрин.

— У разных людей и нелюдей — разная степень осведомленности, — Феликс вздохнул. — Скажем так. О существовании Берега я знал до того, как попал на Берег. Откуда — не важно. Но когда я попал сюда, я был к этому готов.

— А ты сам просил Мальчика, чтобы он…

— Да. С его помощью я попрощался с женой, в момент ее ухода в Запредел. Мальчик очень сильный фамильяр, и он сумел передать моё послание.

— Феликс, а ты сам… человек? — замирая от собственной дерзости спросила Айрин.

— Сама как думаешь? Нет.

— А кто ты?

— Это совершенно неважно, — Феликс вновь водрузил на голову шляпу. — Ахельё, чем можно пообедать? Только холодненькое чтобы, а то ужасная жара.

— Сейчас всё сделаю, — Ахельё вышел в зал. — Айрин, он напугал тебя, да? Эх, Феликс, Феликс, какой ты всё-таки трепач. Мягче надо быть, уступчивее. Аккуратнее.

— Аккуратнее некуда, — Феликс улыбнулся. — Айрин, знаешь что? Сходи к монаху. Да, ты его видела. Который с волком. Придумай, как с ним поговорить. Он, между прочим, многое знает.

— Он? — удивилась Айрин. — Но он же просто служитель какого-то культа. Я даже не знаю, какого именно.

— А это тоже неважно, — Феликс прищурился. — Служители хороши тем, что знают массу секретов. Вот только честных среди них практически не встречается.

— Мне его жалко почему-то, этого монаха. Это ведь больно.

— Заслужил. Ты можешь пообщаться с ним.

— Но как? — удивилась Айрин.

— Ему запрещено говорить. Но он может что-то написать, — вполголоса произнес Феликс. — Волки, замечу тебе, писать не умеют. И читать тоже.

— Понятно… спасибо, Феликс, — Айрин встала. Шилд вышел из-под стола. Он понял, что, видимо, они сейчас направятся домой.

— Пожалуйста. И еще раз повторю: во время общения со спящими гони Таенна в шею. По возможности. Да, я в курсе, что он встретил друзей — слухи быстро расходятся. Но, девочка, это твои спящие, а не его. Запомни это хорошенько.

 

6

Шелковый лабиринт

Пыльная серая площадь была вся испещрена буквами. Буквами и следами, человеческими и волчьими. Человек и волк уже отошли в сторону, и стояли сейчас на узкой дорожке между двумя заборами. Стояли и ждали. Волк занял позицию между своим хозяином и Айрин — чтобы, в случае чего, броситься. На кого? Уж точно не на девушку и ее кота. Монах (Айрин стала называть его про себя так же, как назвал Феликс) сделал несколько шагов назад, волк переместился следом.

«…никакой возможности прощения». Рука, которой были выведены в пыли эти слова, дрожала, в нескольких местах строчку разрывали мягкие следы больших волчьих лап. «…что я столько лгал. Внушал им правила, а сам верил только в деньги. И любил я не женщину. Мужчину. Надеялся, что он будет спать для меня, но он так и не появился. Поделом мне. Он не любил меня, только притворялся, чтобы я его не тронул. У меня была власть. Я знал про Берег, думал, что купил Берег. Купил не Берег, а память, волка, и немоту. Нельзя Его обмануть. Меня никогда не простят. Жду, что умру, и всё позабуду. Там не будет хотя бы волка. Наверное. Если я тебя обманывал тоже, прости меня. Я тебя не помню. Ты чистая девочка. Для таких, как ты, есть выход с Берега. Обратно. В жизнь. Я знаю, что были те, кто сумел вернуться. Их немного, но они были. И будут. Сам я их не видел, но у нас знают, что вернуться можно, и знают, как. Только этот способ подходит не всем.

Я очень хочу есть».

— Вы можете подойти чуть ближе? — спросила Айрин. Волк тут же оскалился и зарычал. Кот вышел вперед и, выгнув спину дугой, зарычал в ответ.

Монах посмотрел на зверей, потом неуверенно кивнул. Сделал пару шагов вперед. Волк зарычал еще громче.

— Достаточно, — Айрин полезла в сумку. На свет появился большой пакет с пирожками, которые она напекла сама еще утром. — Сначала не ловите. Пусть он отвлечется.

Первый пирожок волк схватил налету, и тут же проглотил, второй придавил правой лапой, третий попытался поймать пастью, но промахнулся. Следующий пирожок Айрин кинула уже монаху, тот сумел его поймать, и ту же сунул куда-то, кажется, в карман. Еще пирожок, и еще, и еще, и еще… почти полтора десятка пирожков перекочевали в результате в карманы монаха, остальные, к сожалению, перехватил волк.

— Я постараюсь придти завтра или послезавтра, еще принесу, — пообещала Айрин, отходя на безопасное расстояние. — Вы мне расскажете, что это за способ такой?

Монах медленно кивнул. Откусил половину пирожка, проглотил, даже не жуя, потом присел на корточки, и снова стал что-то писать по мелкой пыли, покрывавшей дорогу. Потом встал, отряхнул ладони, поклонился — поблагодарил, поняла Айрин — и пошел, в сопровождении волка, прочь. Выждав, пока они скроются за поворотом, Айрин подошла к новой надписи.

«Огромное спасибо, — прочла она. — Очень вкусно. Чтобы вернуться, надо сначала просить своего спящего, чтобы он помог. Разговаривать с ним, побольше и почаще. Просить его помочь тебе. Это первый шаг. Следующий расскажу потом. Только пирожков захвати побольше».

— Торгаш, — пробормотала Айрин. — Хитрый торгаш. Информация в обмен на пирожки, каково? Деньги, значит, любил? Раскаялся, значит? Вижу я, как ты раскаялся. Хитрюга…

Ей вдруг стало смешно.

Шилд подошел к надписи, задумчиво посмотрел на неё, а потом принялся неспешно и обстоятельно скрести вокруг передней лапой — закапывать. Если кот что-то закапывал, это означало, что кот это что-то презирает до глубины души. Потому что всем отлично известно, что именно чаще всего закапывают коты.

— Да ладно тебе, Шилд, — махнула рукой Айрин. — Не трать время. По крайней мере, мы теперь знаем, что Феликс оказался прав про монаха. Он действительно что-то знает. Но сразу не расскажет. Но я, кажется, нашла к нему правильный подход. Голод не тетка. А пирожки у меня получаются весьма неплохие, и очень даже сытные.

Шилд последний раз поскреб лапой рядом со словом «побольше», потом отошел в сторону, сел на обочину дороги, и принялся умываться.

— Пойдем, — попросила Айрин. — Надо сходить искупаться, и пообедать, наверное. А то мы собирались а Таенном в лабиринт, и что-то мне не хочется в нём бродить на голодный желудок.

Про голодный желудок кот был совершенно согласен. Он встал, поднял хвост трубой, и степенно пошел вдоль по улице — в прямо противоположном направлении тому, в котором ушли монах и волк.

* * *

— Если идти через верх, то недалеко, — сообщил Таенн. — Поднимемся по главной лестнице, пройдем совсем немного по асфальту, и спустимся в другой части Берега. Как раз к Шелковой скале.

— И там этот лабиринт, да?

— Угу.

— Шелковый?

— Да. Потому что это здание стоит рядом со скалой. Ну и сам он тоже шелковый. Увидишь, — объяснил Таенн.

— А как же терновник? — запротестовала Айрин. — Там же терновник вырос, и очень быстро. Я помню.

— Терновник всегда вырастает быстро. И так же быстро уходит. Айрин, сейчас ты не собираешься покидать Берег, ведь так? — уточнил Таенн. Айрин кивнула. — А тогда, в первый день, у тебя могла возникнуть такая мысль. Именно поэтому терновник и закрыл дорогу. Чтобы ты случайно не попробовала вернуться.

— Интересно, как отсюда можно вернуться случайно, — хмыкнула Айрин. — Отсюда, по-моему, вообще вернуться невозможно.

Это была проверка. После разговора с монахом Айрин стало интересно — знает ли про возвращения Таенн? А если знает, то что он про это думает? Очередная «местная легенда», или…

— Вернуться возможно, — вздохнул Таенн. — Но не тебе, девочка. Уж прости, но в такое тело, как твое, не возвращаются. Тебе некуда возвращаться.

— Ясно, — протянула Айрин. — А жаль. Но что с моим телом такое?

— По сути, оно мертво. Полностью остановлено. Если его попробовать запустить, оно, может быть, и оживет, но протянет дня два-три, а потом умрет уже окончательно. Айрин, не мучай меня, — попросил Таенн. — Я тебя вижу не так, как всех остальных. Я не понимаю, что с тобой произошло, что с твоим телом случилось. Я не знаю, где ты сейчас, и кто ввел твое тело в такое состояние. Прости. Но я ничего не знаю больше.

— Может быть, это они сделали? Ну, мои спящие? — предположила Айрин.

— Не думаю, — покачал головой Таенн. — Твои спящие работали агентами. Потом вроде бы занимались научной работой, если точно — межпространственным моделированием и топологией. А для того, чтобы такое сделать с телом, надо быть, как минимум, врачом. Причем достаточно высокого уровня. И нужно иметь кучу аппаратуры. Так что я не думаю, что это они сделали. Это кто-то еще. И я понятия не имею, кто. И, главное, зачем.

— Да уж, — Айрин вздохнула. — Ну и ситуация.

— И не говори. А зачем тебе знать про возвращения? — запоздало удивился Таенн.

— Да так, просто, — Айрин пожала плечами. — Слышала на пляже, интересно стало. Венера вон возвращаться собирается, к сыну…

— Айрин, Венера — ненормальная, — пояснил Таенн. — Ты это, кажется, уже поняла. Она, кстати, могла бы вернуться, тело сохранно, но беда в том, что Венера не осознаёт, и никогда не осознает, где она находится, и что с ней произошло. Поэтому никакого возвращения не будет. И мы все обречены еще очень долго наблюдать за ее пробежками по набережной. И Ахельё она будет донимать своей диетической едой.

— Да, донимать она умеет, — засмеялась Айрин. — Вчера утром я сидела в кафе, так она зашла, и полчаса мучила бедного Ахельё своими глупостями.

— Ты, говорят, собираешься про спящих книжку писать? — спросил Таенн.

— Ну да. Вчера как раз народ опрашивала, — кивнула Айрин. Остановилась, вытащила из сумки блокнот, протянула Таенну. — Заодно и про своих спящих многое разузнала. Ну, не про них, а про то, что с ними делать. Попробуем вечером, после лабиринта?

Таенн тяжело вздохнул, и отдал ей блокнот обратно.

— Феликс, значит, — пробормотал он. — Благообразный мужчина в белой шляпе. Робкий забывчивый мямля. Ну-ну. Знала бы ты, кто он на самом деле…

— Ты рассказал, что он старый дедушка, и доживает свои дни в окружении семьи, — напомнила Айрин невозмутимо. — Выходит дело, ты мне соврал, Таенн? А зачем?

— Нет, про то, что он старый дедушка — чистая правда. Он патриарх семьи, вот только семья не человеческая. А еще он занимал один из самых высоких постов в структуре, которая в его родном мире находится на стыке религии и политики. Феликс — черный греван, со стажем служения полтысячи лет. Он действительно не человек, Айрин. И очень непростой не человек. При других обстоятельствах я бы посоветовал тебе держаться от Феликса подальше.

— При других? А при тех, которые есть? — с интересом спросила Айрин.

— Делай, что хочешь, — Таенн отвернулся. — Это твоя жизнь и твоя судьба. А я… попробую помочь в меру своих сил. Если сумею. Кстати, мы почти дошли до асфальта. Иди теперь следом за мной, а то еще вылезет терновник, и ты еще обдерешь, чего доброго.

* * *

Дорога была та самая, на которой Айрин впервые осознала себя в Мире Берега. Таенн первым ступил на согретый солнцем асфальт, затем протянул Айрин руку — у лестницы, по которой они шли, не хватало двух верхних ступенек. Шилд с легкостью вспрыгнул на дорогу сам, понюхал ее, чихнул, раздраженно дернул хвостом.

— Да, сложное место, — согласился с котом Таенн. — Но ничего. Нам совсем близко. Два поворота, и снова вниз.

— А мы не увидим тех, кто тут появляется… так же, как появилась я? — с интересом спросила Айрин.

— Нет, — покачал головой Таенн. — И они не увидят нас.

— Но у меня же есть кот.

— И что? Это дорога. А на дороге человек всегда один, девочка. Пошли, нам надо поспешить.

Ни сосну, ни лавочку они так и не увидели. Айрин подумала, что, скорее всего, сосна и лавочка находятся дальше, и до них просто не дошли, но Таенн объяснил, что сосна и лавочка — а точнее, точка прибытия — видны лишь тем, кто попадает сюда первый раз. Старожилы их увидеть неспособны.

По дороге они шли минут пять, потом Таенн остановился, огляделся — и полез в кусты, которые, о чудо, тут же стали перед ним расступаться, образуя неширокий зеленый коридор. Айрин, секунду поколебавшись, последовала за ним, кот проскочил у нее под ногами. Судя по шороху за спиной, кусты по мере их продвижения вниз тут же смыкались обратно.

— Хорошее место, — с удовольствием констатировал Таенн, когда они, наконец, выбрались на мощеную дорогу, ведущую вниз. — Заметила? Это не терновник. Они не колючие.

— По-моему, это вообще смородина, — удивленно заметила Айрин. — Только я не поняла, какая. Красная или черная. Но пахнет смородиной. Странно.

— Говорю же, это очень хороший участок Берега.

— Тот, где я живу, хуже?

— Строже. Сюда… — Таенн задумался. — Сюда попадают по большей части невинные. Совсем невинные. Невинные по своей природе.

— Дети? — с интересом спросила Айрин.

— С чего ты взяла, что дети невинные? — удивился Таенн. — Дети самые обычные, причем все. У них просто тело еще не выросло. Чтобы стать невинным, надо быть невинным, а не так… Глупость какая-то. Невинные дети. Это надо же.

— Ну, вообще-то везде считается, что дети невинные, потому что не успели согрешить, — возразила Айрин. — Вот уж что, а это я из прошлой жизни помню.

— Ты сама дала ответ на свой же вопрос. Ты помнишь — из прошлой жизни. А они — запросто тащат свои грехи и гадости из прошлой жизни в новую. Да, конечно, многие религии отрицают реинкарнацию, потому что уж очень неудобная это штука, — Таенн засмеялся. — А многие трактуют ее неправильно.

— А что есть на самом деле? — с интересом спросила Айрин.

— Добровольный выбор есть, — пожал плечами Таенн. — Все и всегда выбирают сами, что с ними будет. Уйдут ли они дальше, в запредел, или выйдут на новый круг в материальный мир, который тебе знаком. Есть, правда, редчайшие исключения, но про них я сейчас говорить не хочу.

— А что это за исключения такие?

— Это называется возвратным кругом, — Таенн поскучнел. — Я видел… в общем, есть в мире кое-кто, кто добровольно идет обратно, сохраняя при этом память. Не всю, но значительную часть. И не выходит на Берег для этих переходов. Но это, девочка, к предмету нашего разговора отношения не имеет.

Айрин пожала плечами. Не имеет, так не имеет. Она принялась оглядываться вокруг, и тут же поняла, что да, действительно, эта часть Берега сильно отличается от той, в которой жила она сама.

Тут не было заборов. Вообще. А на месте калиток стояли обычно простые деревянные столбики, на некоторых из которых имелись маленькие таблички. Айрин подошла к одной из них. «Минус девяносто восходов, — прочла она. — Я пока в раздумьях. Просьба не беспокоить. О принятии решения сообщу заранее». Айрин перешла на другую сторону дороги. Еще одни столбики, и еще одна табличка. «Закат через сто двенадцать. Решение принято. О дне ухода сообщу, просьба немного подождать».

— Это они что… они так общаются с Черными? — безмерно удивилась Айрин.

— Ну да, — пожал плечами Таенн.

— И те слушаются?

— Не всегда. Но частенько.

— Подожди. То есть они добровольно выбирают день, и…

— Именно так, — кивнул Таенн. — И почти всегда этот день совпадает с появлением Черных. Кстати, тут почти никто не кричит. И почти никого не забирают насильно.

Айрин с сомнением поглядела на него.

— Это, наверное, какие-то особенные люди, — произнесла она задумчиво. — Хотелось бы посмотреть, что они собой представляют…

Она не договорила, потому что услышала звук, который меньше всего ожидала услышать — топот копыт. Айрин обернулась, Таенн тоже.

По дороге, откуда-то сверху, галопом летел конь, огромный конь. Золотистой масти (кажется, она называется соловой, вспомнила Айрин) с развевающейся гривой, с широкой грудью, мощный, прекрасный. На спине коня сидела всадница. Увидев всадницу, Айрин поняла, что мимолетное желание — посмотреть на местных жителей — исполнилось быстрее, чем она могла предположить.

Всадница оказалась самой настоящей красавицей, как из сказки. Загорелая высокая пышноволосая блондинка, одетая в бирюзовую блузу и светлые брюки, она сидела на коне уверенно, свободно, привычно. Завидев Таенна, блондинка осадила коня. Шагом подъехала к Таенну и Айрин.

— Привет! — сказала она. Голос ее оказался под стать внешности — красивый, чистый. — Таенн, ты к нам?

— Как видишь, Анна, — улыбнулся в ответ Таенн. — Куда ты так спешила?

— Сегодня большая регата, а потом фестиваль. «Ночные цветы», помнишь? Я немного опаздываю, потому что возилась с моими малышами. Ты надолго?

— Нет, мы по делу, — Таенн вздохнул. — Так что на эту регату я не попаду.

— Жаль. А что это за девочка? — блондинка скользнула взглядом по Айрин. — Ты из-за нее пришел?

— Ну да. Нам нужно в лабиринт, — объяснил Таенн.

— Так в чем проблема? — удивилась блондинка. — Отведешь ее, и пока она там будет, ты как раз успеешь посмотреть регату.

— В следующий раз, Анна, — покачал головой Таенн. — Мне жаль, но я, правда, не могу. Вы с Блеском сегодня просто прекрасны.

— Особенно Блеск, — засмеялась блондинка, гладя коня по шее. — Полосатый наконец-то расщедрился на десяток новых самочесов и щеток для него. Прости, Таенн, но если ты не идешь, то давай прощаться. Я не могу больше задерживаться. До встречи.

— До встречи, — Таенн снова улыбнулся. — Увидимся!

— Пока! — блондинка пришпорила коня, и вскоре скрылась из виду.

— Ну что, посмотрела? — без всякого выражения спросил Таенн.

— Ага, — кивнула Айрин. — Очень приятно было… ощутить себя пустым местом. Действительно, прекрасные люди. Ничего не скажешь.

— Это элита, — объяснил Таенн. — Они и на том свете ни в чем не знали отказа. Видала, какой гуард?

— Конь?

— Ага. Зовут Блеск. Тут и не такие гуарды есть. Есть, например, драконы. Воздушные, морские. Есть ламы. Есть тигры. Львы. Встречаются медведи, пантеры… ну и все в таком духе. Кстати, тут сплошь гуарды. Фамильяров почти нет.

— Понятно, — горько констатировала Айрин. — Если ты богат там, то, получается, и здесь…

— А что ты хотела? — пожал плечами Таенн. — Здесь только те, кто, скажем так, получил всё и сразу. Они не совершали ничего плохого. Деньги, которыми они владели, они не украли — либо унаследовали, либо получили от кого-то. Значит, они не делали дурного. Всю жизнь они провели правильно. Даже, в некотором смысле, праведно. Не пили, не курили, не воровали, не прелюбодействовали, не обманывали никого — у них просто не было нужды это для этого. И даже если тебе это не нравится, они по любым законам не нарушили никаких, гласных или негласных, правил. Тело Анны, уже пожилой, но всё еще красивой, лежит в элитной больнице, и не умрет еще очень долго — сама понимаешь, чем больше денег, тем длиннее жизнь. А сама Анна проводит время в ожидании развития и продолжения своей правильной жизни. Ожидает в сытости и неге. И без страха, потому что Черные будут вести себя с нею учтиво. А когда она умрет окончательно…

— Если мне кто-нибудь скажет, что в мире существует справедливость, я ему плюну в глаза, — звенящим от обиды голосом сказала Айрин. — То есть если ты всю жизнь был нищим и голодным, если ты, например, воровал, чтобы прокормить свою семью, то ты, выходит дело, и тут, на Берегу, окажешься… ведь ты будешь осознавать свою неправедность и накажешь сам себя… ну и ну… про то, что будет дальше, я даже думать боюсь.

— Это мироздание, — развел руками Таенн. — Его законы никто не отменял. То, что Анна так к тебе отнеслась, для Анны естественно. Поверь, она не чувствует к тебе вообще ничего. Ни раздражения, ни ненависти, ни злости.

— Ага, просто я для нее, как чемодан, который ты случайно притащил за собой в ее личный рай, и который теперь некуда поставить, — проворчала Айрин. Шилд, полностью разделяющий мнение своей хозяйки, фыркнул.

— Ну да, примерно так, — подтвердил Таенн.

— И часто ли ты проводишь тут время? — с подозрением спросила Айрин.

— Случается, — пожал плечами Таенн. — На самом деле не очень часто. Они забавные, но не более того.

— Вот интересно, — задумчиво произнесла Айрин. — Если я для неё мешающий чемодан, то кто же ты?

— Я? Мажордом, дворецкий, управляющий, — принялся перечислять Таенн. — В общем, слуга, но в довольно высоком статусе. Имеющий, так сказать, доступ к телу.

— И тебя это не смущает?

— Почему меня должно это смущать? Мне всё равно. Айрин, пойми — всё зависит от восприятия. Анна вольна думать, что ей хочется. Венера вольна бегать с Нуттой по набережной. Феликс волен изображать рассеянного идиота. Ахельё волен готовить любые блюда. Унара вольна убираться в доме дни напролет. Понимаешь? Тебе, вот лично тебе, важно мнение Анны?

Айрин задумалась.

— Пожалуй, нет, — покачала она головой.

— И в чем тогда проблема? Пойдем.

— Но Черные…

— О великое мироздание, и все постигшие его! — Таенн воздел руки к небу. — Сними калитку, повесь записку! Тебе никто не мешает это сделать! Всё, идем, наконец! Сколько можно обсуждать то, что обсуждать нет никакого смысла?

* * *

— Да не бойся ты, — уверял Таенн. — Думаешь, эти небожители пошли бы туда, где опасно? Вот именно, нет. Это не опасно. Это, скорее, забавно. И ходят туда многие. И результаты очень неплохие.

— Когда мы уже придем? — Айрин и сама себе не хотела признаваться, что ей совсем перестал нравиться выхолощенный райский уголок, в котором они оказались. Ее участок Берега был гораздо более… живым? Видимо, да. Здесь оказалось как-то слишком приторно, слишком сахарно, слишком карамельно, и слишком правильно. Встреченные люди — все, так или иначе, похожи на Анну. Красавцы и красавицы. Манеры, стиль, одежда — всё как под копирку. И улицы, на которых стоят роскошные дома, считай, особняки — тоже как на подбор. Идеальная чистота, ни камешка, ни пылинки. Как так можно жить, думалось Айрин. От тоски с ума сойдешь.

— Ну, вот мы и пришли, — сообщил Таенн.

Дорога сделала очередной поворот, и они вышли на небольшую площадь. За площадью, на подходах к морю, виднелась скала, издали и впрямь похожая на небрежно брошенный шелковый платок. Светлый переливчатый камень казался сглаженным, словно оплавленным. На краю площади виднелось большое строение из потемневшего от времени дерева. Интересное строение — больше всего оно напоминало старый амбар. Ни одного окна; высокое, крепкое. Разве что у амбаров не бывает нарядных крылечек, а у этого здания крылечко было. А над крылечком висела доска с надписью «Шелковый лабиринт. Заходи, если любопытство велит. На свой вопрос отыщешь ответ. И выйдешь с ответом обратно на свет».

— Обнадеживает, — с недоверием произнесла Айрин, когда они подошли ближе. — А что, были те, кто не сумел выйти?

— Конечно, нет, — помотал головой Таенн. — Все выходят. Просто некоторые быстрее, а некоторые медленнее. Если у тебя быстро работает голова, ты за двадцать минут управишься, при условии, что дети тебя не заморочат.

— Дети? — удивилась Айрин.

Они уже стояли на крыльце, но входить пока что не спешили.

— Ну да, дети. Сейчас я тебе объясню, что тут к чему. Лабиринт — это система коридоров, из двух уровней. Ты идешь по нижнему, а по верхнему идут трое ребятишек. Для них это развлечение. У них есть две корзинки с бумажками. Зеленые бумажки — направление, золотые — слова для кодовой фразы. Дети не умеют читать, поэтому бумажки выбирают наугад. У каждой развилки есть желоб, по которому они сбрасывают тебе бумажки. Зеленую разворачиваешь, и идешь в указанном направлении. Золотые собираешь. Когда доходишь до выводящей комнаты, разворачиваешь золотые бумажки, и составляешь из них правильную фразу. Если ты справляешься, дверь открывается. Если нет…

— А если нет? — с тревогой спросила Айрин.

— А если нет, пробуешь составить фразу снова. У тебя десять попыток. Все справляются, не бойся.

— Но если я не сумею? Что тогда произойдет?

Таенн задумался. Нахмурился.

— Понятия не имею, — признался он. — Но я не помню ни одного случая, чтобы кто-то не справился.

— Пошли отсюда, — заявила Айрин.

— Ты что, боишься? — опешил Таенн.

— А ты нет? — возмутилась Айрин. — А если я не выйду? Вдруг туда придут Черные, например, и утащат меня незнамо куда?! Да, Таенн, представь себе, я боюсь. Хотя бы того, что могу больше вообще никогда не увидеть своих спящих.

— Давай спросим у смотрительницы, — предложил Таенн. — Она-то должна знать. Вообще, я не ожидал, что ты испугаешься. Никто не боится.

— Если никто не боится, это не значит, что бояться нечего, — Айрин отвернулась. — Таенн… извини, что я вот так… но мне, правда, не по себе. Из-за спящих. Я чувствую что-то, и не могу понять, что.

— В любом случае, пойдем, — приказал Таенн. — В конце концов, мы можем поговорить и уйти.

* * *

— Если ты не справишься, ты потеряешь день, — женщина, сидевшая за конторкой, смотрела на Айрин поверх узеньких очков «лектор». Смотрела серьезно, без тени усмешки или осуждения. — Один день Берега. И одну ночь. Твои спящие проведут ее без тебя.

— А это много или мало? — спросила Айрин.

— Неизвестно. В любом случае, ты выйдешь из лабиринта. Все выходят. Но потерянный день ты вернуть никогда не сможешь. Однако бояться не стоит, — женщина улыбнулась. — На моей памяти не было ни одного случая, чтобы кто-то не справился.

— Но такие случаи были? — уточнила Айрин.

— Были, — подтвердила женщина. — Ну что? Решишься или уйдете?

Айрин посмотрела на деревянную тяжелую дверь с надписью «Вход», потом перевела взгляд на Таенна — тот едва заметно пожал плечами.

— Этот день может оказаться… важным? — с тревогой спросила Айрин.

— Может, — кивнула женщина. — Но неужели ты ощущаешь себя настолько глупой, чтобы не суметь составить фразу из полутора десятков слов?

— Я не знаю, — покачала головой Айрин.

— Сомневаться — хорошее качество, — заметила женщина. — Впрочем, решать всё равно тебе.

— Я попробую, — неуверенно произнесла Айрин. — Коту можно пойти со мной?

— Конечно, — женщина кивнула. Вышла из-за конторки. — А сумку придется оставить. Я дам тебе поясной кошелек для записок.

— Подожду тебя снаружи, — Таенн ободряюще улыбнулся. — Постарайся недолго.

— От нее это не зависит, — строго ответила женщина. — Возьми ее сумку, Таенн. Кстати, сегодня регата, и если ты хочешь…

— Анна мне уже рассказала. Не хочу, — помотал головой Таенн. — В другой раз.

— Ах, Анна, — со странным выражением на лице произнесла женщина. — Айрин, ты тоже видела Анну?

— Да, — Айрин вздохнула.

— Сочувствую. Всё, иди. Удачи.

* * *

Когда дверь за ее спиной закрылась, Айрин сделала пару шагов вперед, и остановилась в полном удивлении. Она ожидала увидеть мрачные деревянные стены, старые и темные, но вместо этого она обнаружила, что стоит в коридоре, задрапированном множеством шелковых занавесей, блестевших в свете бесчисленных маленьких фонариков, развешенных тут и там. Коридор заставлял вспомнить о праздниках, балах, театрах — настолько нарядным и ярким он оказался. Можно было вообразить, что стоишь за кулисами, среди помпезных декораций для какого-то спектакля, который вот-вот начнется. Стоишь, и ждешь незнамо чего.

Айрин робко сделал вперед шаг — и тут же откуда-то сверху раздался смех. Приглушенный детский смех, и — сверху словно кто-то пробежал. Дети? Наверное, они. Значит, они ее видят, выходит дело? Они видят, а она нет?

— Ну и куда мне идти? — в пространство спросила Айрин. — Вперед?

Ответом ей было молчание. Пожав плечами, Айрин пошла вперед по чуть изгибающемуся коридору. Пройдя совсем немного, она наткнулась на первую развилку. Коридор расходился на три, причем каждый из трех был подсвечен своим цветом — розовый, зеленый, и красный.

— И куда дальше? — Айрин остановилась.

— Видишь дорожку? — спросил сверху детский голос. — Прямо смотри, дура!

— Сама ты дура! — рассердилась Айрин. Судя по голосу, с ней говорила девочка, причем лет четырех-пяти, не больше. — Не вижу! Куда смотреть?

— Прямо! — сверху кто-то топнул ногой, фонарики вздрогнули. — Курица слепая! Курица-дурица!

— Вот сейчас как залезу туда к вам… — угрожающе начала Айрин, и тут же увидела предмет, о котором говорила девочка. Прямо перед ней на стене находился тонкий золотистый желобок, идущий откуда-то сверху. — Вот теперь вижу.

— Видишь — лови, — сообщила девочка. Айрин ожидала, что она разозлится или рассердится, но девочка, по всей видимости, была привычна к бестолковым посетителям лабиринта. — А ругачкам мы зеленые бумажки не даём! Будешь, как дура, до утра тут бегать.

— Ладно, извини, — примирительно сказала Айрин, которая и сама уже поняла, что была не права. — Я просто растерялась.

— Дураша-растеряша, — засмеялись голоса сверху. — Дадим дураше бумажки?

— Давай, а то заблудится.

По желобку, одна за другой, скатились две бумажных трубочки. Сперва Айрин развернула зеленую, на которой оказалось написано «направо». Потом золотую, на которой было слово «постичь».

— Бумажки в сумку убери, на пол не кидай, — приказал голос сверху. — Кто мусорит на пол, на того кот накакал.

Шилд поднял голову и выразительно посмотрел наверх. На секунду Айрин показалось, что он, если бы мог, покрутил бы пальцем у виска. К сожалению, коты не обладают такой суперспособностью, поэтому Шилд просто встал, встряхнулся, и направился дальше по коридору.

…Следующие две развилки Айрин прошла быстро. Зеленые бумажки гласили «прямо» и «направо», а на золотых бумажках оказались слова «неосязаемый» и «если».

На следующей развилке вышла заминка — бумажка застряла в желобе. Дети посовещались, мальчик и одна из девочек куда-то убежали, а развлекать Айрин осталась та самая, первая — и Айрин вскоре поняла, что характер у девчонки препротивный. Такой ничего не стоило насыпать кому-нибудь в чай соль вместо сахара, или связать шнурки, или разбить какую-нибудь посудину и свалить на того, кто ближе окажется. Она откровенно издевалась над Айрин, и кончилось дело тем, что Шилд взлетел по шелковой занавеске под потолок, просунул куда-то лапу, и через секунду раздался громкий визг — видимо, кот попал туда, куда целился.

— Чего он дерется?! — вопила девочка. — Вот выйди только, я ему глаза выковырю!

— Он дерется, потому что ты хулиганишь, — невозмутимо сообщила Айрин. — И глаза ты никому не тронешь, поняла? А как только я отсюда выйду, я тут же расскажу хозяйке, как ты себя ведешь.

— Ой, напугала! — девочка расхохоталась. — Так она тебе и поверит.

— Давай проверим, — предложила Айрин.

— Не проверим! Я тебе такую бумажку кину, что ты тут навсегда заблудишься!..

— Ты читать не умеешь, — поддела Айрин. — Поэтому бумажку выбрать не сможешь. Так что не надо мне угрожать.

— Я хочу тебе угрожать, и угрожу!!!

— Ну, угрози, — засмеялась Айрин. — Только давай побыстрее. Они вернулись? Хорошо. Кидайте дальше. А то скоро уже ужинать будет пора.

Через три развилки Айрин оказалась в черном мрачном коридоре, а в ее сумке обосновались три бумажки со следующими надписями: «в руках», «воздух», и «написанных». Дети сверху притихли, по крайней мере, они больше не смеялись, не топали. Да и девочка-провокаторша угомонилась.

— Куда дальше? — спросила Айрин по привычке, хотя коридор был один, и выбирать вроде бы не приходилось. Но — на стене Айрин успела заметить привычную золотую дорожку-желобок. Поэтому и спросила.

— Лови, — в этот раз говорил мальчик. — Вон ты куда зашла…

— А куда я зашла? — спросила Айрин с тревогой.

— Никуда, — пробурчал мальчик. — На.

По желобку скатились две бумажки. Первая — «вперед», вторая «путь».

Черный коридор оказался длинным, гораздо длиннее, чем можно было подумать, помня размеры здания — Айрин шла по нему добрых пять минут, а он всё никак не кончался. Странный коридор. Совсем мало фонариков, и черный шелк на ощупь казался влажным и словно бы осклизлым. Айрин поневоле ускорила шаг, потом побежала — но через минуту остановилась, вспомнив про детей, которые шли по верху.

— Эй! — крикнула она. — Вы там идете?

— Идем, — ответил мальчик. — Ты больше не беги, а то не успеем за тобой.

— Хорошо…

Еще минут через пять Айрин, к своему несказанному облегчению, вышла к новой развилке, залитой ярким праздничным светом. Казалось, даже сам воздух тут был другим — сухим, с приятным запахом то ли свежего дерева, то ли новой ткани.

Дети наверху тоже обрадовались.

— Ну и жизнь у тебя была, — с уважением произнес мальчик. — Прямо тебя жалко.

— В смысле — жизнь была? — не поняла Айрин.

— Черный коридор — как жизнь. Чем темнее и длиннее, тем страшнее жил раньше, значит, — объяснил мальчик. — Это такая примета. Мы долго шли, значит, у тебя жизнь была трудная. Поняла?

— Ага, — Айрин кивнула. — Вот оно как… Спасибо, что рассказал.

— Пожалуйста, — вежливо ответил мальчик. — Ника, кидай. Еще полкорзинки осталось.

«Налево», прочитала Айрин. Развернула вторую бумажку. «Держишь».

— Ну и слова у вас, — пробормотала она.

— Что, не складываются? — спросила провокаторша.

— Пока нет.

— Значит, точно долго просидишь, — с издевкой произнесла девочка.

— Лёка, чего ты ругаешься? — спросил мальчик.

— А чего она котом царапается?!

— А ты ей, небось, чего-то сказала, — тут же понял мальчик. — Был бы у меня кот, я бы тебя сам поцарапал.

— Дети, не ссорьтесь, — попросила Айрин. — Время-то идет.

— Ладно, — нехотя согласился мальчик. — Пошли.

* * *

Черных коридоров, по счастью, больше не встретилось, но попался, по словам мальчика, один «пророчный» коридор. Пророчный — потому что говорил про будущее.

Коридор этот показался Айрин странным — он не был похож на все остальные. Никакого шелка. Никаких фонариков. И стены не деревянные, как везде, а из какого-то непонятного материала — то ли пластик, то ли металл, выкрашенный ослепительно белой краской. И очень странный свет, который, казался, льется отовсюду, при этом не имея источника.

— Ух ты, — с восхищением сказал мальчик. — Круто! Видишь что-нибудь?

— Стены вижу, белые, — отозвалась Айрин. — Больше ничего.

— Смотри, смотри, — возбужденно проговорил мальчик. — Это они сперва белые. Картинки смотри!

И тут Айрин увидела, что на белой краске стен проступают какие-то изображения — тонкие графитные линии, которые выводили невидимые руки, появлялись тут и там, и вскоре весь коридор оказался заполнен ими.

— Ну, узнаешь что-то? — спросил мальчик.

— Вроде бы это… чертежи? — удивилась Айрин. — Точно, чертежи… но чертежи — чего?

— Запоминай скорее, они сейчас исчезнут, — предупредил мальчик. — Ничего не узнала?

— Это чертежи какой-то конструкции, — ответила Айрин, вглядываясь. — Но я не понимаю, что это. Ой, да они повторяются! Или нет… — она подошла к стене поближе. — Конструкция вроде бы та же, но цифры другие. И вот эта штука… да что же это такое?

Чертежи, которые уже начали бледнеть, были на что-то похожи, на что-то очень знакомое, причем виденное совсем недавно. Не в прошлой жизни, нет. Она видела это здесь, на Берегу.

И тут ее осенило.

— Так это… это же мост! — воскликнула Айрин. — Это мост! Мост из моей книги! Я узнала!..

Стены вдруг окутал яркий свет, и через секунду все изображения пропали. Стены вновь стали чистыми, словно ничего на них и не было.

— Пошли дальше, — с сожалением в голосе произнес мальчик. — Скучные картинки у тебя. Вот вчера мужчина тут был, так у него такое нарисовалось! Карета, разбойники на лошадях, дирижабли. А у тебя просто черточки.

— Черточки… много ты понимаешь, — Айрин покачала головой. — Карету увидеть любой дурак может, а увидеть за черточками, что они такое на самом деле… впрочем, я на большой ум тоже не претендую. Ну что, идем?

* * *

Следующие коридоры и развилки были вполне обычными — обычными, конечно, для Шелкового лабиринта. В коллекции Айрин уже находились слова «через», «что», «строк», «откровенье», «ты», и «откроется».

— Последние бумажки остались, — сообщила провокаторша. — Значит, сейчас выйдем. Только мы-то кушать пойдем, а ты будешь тут сидеть со своими черточками.

— Может, и не буду, — Айрин стояла у развилки. — Ну, кидайте.

Ей в руку упали две последние бумажки.

«Прямо».

«Сумеешь».

Айрин пошла по коридору прямо, и вскоре увидела перед собой простую деревянную дверь. Открыв ее, Айрин попала в маленькую комнатку, по центру которой располагался небольшой металлический стол. На противоположной стене имелась еще одна дверь. Айрин подошла к ней, подергала — дверь не поддавалась.

Понятно. Значит, это и есть выход — та комната, в которой ей предстоит разгадать загадку.

— Ладно, пока, мы пошли, — сообщил с потолка мальчик. — Удачки!

— Спасибки, — вздохнула Айрин. — Пока, ребята. И съешьте за мою удачку мороженку.

Сверху захихикали, потом раздался удаляющийся топот ног. Айрин осталась одна.

* * *

строк

путь

держишь

постичь

воздух

сумеешь

откровенье

написанных

что

неосязаемый

если

ты

откроется

через

в руках

— И что это всё может значить? — уныло спросила Айрин. Пока что бумажки лежали перед ней в столбик. Подумав, она переложила их — получилась цепочка.

строк путь неосязаемый постичь воздух сумеешь держишь откроется откровенье написанных что если ты через в руках

— Так… — Айрин задумчиво посмотрела на бумажки. — Надо попробовать порассуждать. С чего может начинаться предложение? Например… «Воздух сумеешь постичь»… Нет. Попробую иначе. Что тут к чему может относиться?

Через несколько минут слова образовали пары и тройки. Некоторые были, по мнению Айрин, точными, некоторые вызывали сомнения.

Точными парами были следующие:

держишь в руках

написанных строк

путь через

сумеешь постичь

Подумав, она добавила к «держишь в руках» слово «ты», а к «сумеешь постичь» слово «если».

— Уже лучше, — Айрин приободрилась. — Теперь надо подумать. Что у нас может быть неосязаемым? Откровенье? Путь? Или воздух?

«Откровение» вроде бы подходило лучше всего, но Айрин быстро сообразила, что слово подходит, а род — нет. «Неосязаемый» — мужского рода, «откровение» — среднего. Поэтому или «путь», или «воздух».

— С чего же начинается это предложение? — Айрин задумалась. Допустим… ммм… ты держишь в руках откровенье написанных строк, что сумеешь постичь… если… а, нет, не получается. Тогда — если сумеешь постичь… о! Отличное место для «откровения». И логично.

Она переложила бумажки так, чтобы получилось «если сумеешь постичь откровенье написанных строк». Потом, буквально через секунду, добавила к этой конструкции «что ты держишь в руках».

— Сходится, — прошептала Айрин. — Точно, сходится. Я-то всё думала, куда девать это «что». А оно само нашло себе место.

Дальше получилось труднее. Айрин так и этак вертела слова, но «неосязаемый» упорно ассоциировался у нее с воздухом, а слово «путь» упорно цеплялось за слово «откроется». «Неосязаемый воздух через путь откроется» — вроде бы всё правильно, но по факту получается несуразица. Разве воздух может открыться? Чушь какая-то…

« Неосязаемый воздух через путь откроется если сумеешь постичь откровенье написанных строк что ты держишь в руках »

Айрин уже догадалась, что слово «неосязаемый» является началом фразы, но «путь» и «воздух» всё никак не хотели находить себе правильные позиции.

Пока Айрин не догадалась поменять их местами.

« Неосязаемый путь через воздух откроется если сумеешь постичь откровенье написанных строк что ты держишь в руках ».

«По-моему, у меня не десять попыток, — подумала Айрин. — Попытка всего одна. Сложное и длинное предложение. И очень странно выглядит без запятых. Но запятые тут, видимо, не предусмотрены. Что ж, рискну. Всё равно, деваться мне некуда».

— Неосязаемый путь через воздух откроется, если сумеешь постичь откровенье написанных строк, что ты держишь в руках, — произнесла Айрин вслух.

Дверь выхода заскрипела и медленно распахнулась.

* * *

— Как ты догадалась? — первым делом спросил Таенн, когда они отошли от здания, в котором находился лабиринт.

— О чём? — уточнила Айрин. — О том, что у меня одна попытка, а не десять? Или о том, как сложить эти слова? Или…

— Для начала — о количестве попыток.

— Почувствовала, — Айрин с укоризной глянула на Таенна. — Вообще, это не очень хорошо с твоей стороны, Таенн. Я понимаю, что тебе для чего-то надо было загнать меня туда, но ты был не прав. Совершенно не прав.

— Я не хочу, чтобы кто-то ушел насовсем, — Таенн опустил голову. — Ни ты, ни они.

— Очень благородно, — хмыкнула Айрин. — А если бы я не справилась? И случилось бы что-то плохое?

— Ты справилась, и плохого не случилось, — Таенн глянул куда-то вверх. — Но ты там пробыла довольно долго. Мы можем не успеть.

— Тогда пошли скорее, — Айрин немного испугалась. — Черные же могут…

— Совсем не факт, но нам нужно поспешить. В принципе, я об этом позаботился, но… Подожди-ка. Постой.

Таенн снова взглянул на небо, затем отошел на несколько шагов, и вдруг громко, заливисто свистнул — Айрин чуть не подпрыгнула от неожиданности.

— Скажи спасибо Полосатому, — усмехнулся Таенн. — Он прислал за нами.

— Что прислал? — не поняла Айрин.

— Что счел нужным прислать, — объяснил Таенн. — Давай отойдем.

Айрин тоже подняла, наконец, голову — и замерла. У нее, кажется, даже рот открыла от удивления.

…Вниз, на площадь, из вечернего неба спускалась огромная летающая рыба. Не летучая, а именно летающая. Тело рыбы, не меньше двадцати пяти метров в длину, несло на себе четыре искусственных крыла, размером побольше, чем у иного самолета, когда рыба опустилась ниже, Айрин увидела, что крылья эти прикрепляются к телу рыбы на манер лошадиной сбруи. Непонятно как, но крылья эти находились в постоянном движении, они махали, но Айрин так и не смогла понять — машет ли рыба этими крыльями сама, или же их приводят в движение какие-то механизмы.

— Маршал! — крикнул Таенн. — Здорово! А я думал, Полосатый попросит Тоца. Прости, что оторвали тебя от дел.

— Ничего, я как раз свободен сейчас, — крикнули сверху. — Поднимайтесь скорее, Маури не любит сушу!.. Я долго не удержу!

Сверху упала лесенка, на вид очень ненадежная, веревочная.

— Лезь быстрей, — велел Таенн.

— А Шилд? — заволновалась Айрин. — Он по такой не сумеет.

— Он не сумеет? — удивился Таенн. — Сейчас проверим. Лезь быстрее, говорю!

Лезть оказалось чертовски неудобно. Лестничка крутилась, моталась из стороны в сторону, не смотря на то, что Таенн, по всей видимости, придерживал ее снизу.

Наконец, Айрин очутилась на покатой спине рыбы — и тут же ей протянул руку мужчина, которого звали Маршал. Он оказался огромным, просто огромным, толстым, и очень добродушным на вид. Одет Маршал был в костюм-тройку теплого горчичного цвета, а в левой руке сжимал длиннющий полосатый шест. Этот шест Айрин тут же узнала. Да и мужчину тоже.

— Ой, а я вас по телевизору видела! — обрадовалась Айрин. — Вы соревновались, как раз на рыбах. Но вроде те меньше были, чем эта.

Мужчина добродушно улыбнулся.

— Соревнований много, да. Может, какое и видели. О, а вот и ваш кот. Таенн! Скорее! Давай, давай!.. Садитесь в кресла, и пристегнитесь. Милая, лучше всего возьмите кота на руки. Потому что он всё-таки кот, а Маури — всё-таки рыба. Ну, вы понимаете…

На спине рыбы стоял добрый десяток плетеных кресел, тоже, по всей видимости, прикрепленных к сбруе. Айрин поспешно села, Таенн тоже. Шилд запрыгнул Айрин на колени и принялся с интересом осматриваться и принюхиваться.

— Ремни! — приказал Маршал. — Старт! Маури, старт! Пошла!

Он взмахнул в воздухе шестом, движения крыльев ускорились в несколько раз, и рыба начала рывками подниматься всё выше и выше, в вечернее темнеющее небо.

— Вы когда-нибудь видели Берег с воздуха, сударыня? — спросил Маршал, когда рыба и ее пассажиры поднялись на порядочную высоту.

— Еще нет, — Айрин заворожено смотрела на береговую полосу.

— А он прекрасен, — Маршал улыбнулся. — Глядите, глядите. Когда вы еще такое увидите?

Посмотреть действительно было на что.

Рыба сейчас летела над морем, примерно в километре от береговой полосы. А полоса выглядела, как золотой пояс, небрежно брошенный на черный бархат. Золотом были огни бесчисленных домов, а бархатом — покрывающие берег леса, поднимающиеся вверх, к подножью гор. Горы стояли молчаливыми исполинами, а над горами простиралось бескрайнее небо — изумрудное, бирюзовое, сапфировое, алое. Тут и там на небе начали появляться крошечные бриллианты первых звезд, их становилось всё больше, они разгорались всё ярче.

— Маршал, а у вас получалось долететь… туда, где кончается Берег? — спросила Айрин. Спросила, и сама удивилась — откуда у нее в голове вдруг появился такой вопрос.

— Кончается Берег? — повторил Маршал. — Берег нигде не кончается.

— Почему?

— А где кончается вселенная? — Маршал усмехнулся.

— Если я правильно помню, вселенная бесконечна, — ответила Айрин.

— Тогда твой вопрос выглядит странным, — Маршал снова взмахнул своим шестом. — Вселенная бесконечна. Значит, бесконечны и живущие в ней. Значит, они будут бесконечно появляться в Мире Берега. Значит — Берег бесконечен.

— Бесконечен, но из него нет выхода? Мне казалось, что бесконечность подразумевает свободу, — удивилась Айрин. Посмотрела на Таенна. — Как такое возможно?

— Возможно и не такое, — покачал головой Таенн. — Например, возможно ли, чтобы мертвый хотел есть? Я вот хочу.

— Но ты не мертвый, — возразила Айрин.

— Но и не живой, — покачал головой Таенн. — И я, пришедший из одного бесконечного пространства, заперт в другом бесконечном пространстве, не смотря на подразумеваемую тобой свободу. И это возможно тоже, хотя возможным не может быть.

— Не понимаю, — призналась Айрин.

— И не старайся, — хохотнул Маршал. — Счастливой тебя понимание таких вещей точно не сделает.

— Но непонимание не сделает тоже, — заметила Айрин. — А есть и вправду хочется. Вот бы сейчас большой такой кусок жареного мяса, и то мороженое, которое с изюмом, — призналась она Таенну.

— Пойдем к Ахельё, — махнул рукой Таенн. — Надеюсь, нас самих потом не съедят по дороге. И вообще, кто не рискует, тот не ест. Ахельё работает допоздна. Успеем.

 

7

Родственные души

Их не было уже четвертые сутки, и Айрин буквально места себе не находила. Вставала по пять раз за ночь, шла в комнаты — нет, никого. Ее спящие куда-то пропали, оба. И появляться не спешили.

Таенн, как мог, успокаивал её. Мол, скорее всего, они работают. Они заняты. Они приняли стимуляторы, поэтому не спят. Они обязательно появятся. Потерпи. Подожди. Не паникуй раньше времени.

— А когда будет время, чтобы паниковать? — спросила Айрин на шестые сутки ожидания.

— Не знаю, — покачал головой Таенн. — Дня через три.

— Почему?

— Потому что максимальный срок работы на стимуляторах — девять дней, — спокойно объяснил Таенн. — Для любой расы нашего Круга.

— А вдруг они погибли? — Айрин чуть не плакала. — Вдруг что-то случилось?

— Мы всё равно про это не узнаем, — Таенн опустил голову. — Давай еще подождем. Сходи, искупайся, и вечером я приду.

— Точно?

— Обязательно, — заверил Таенн. — Клянусь.

— Ты к этим… к богатым? — с неприязнью спросила Айрин.

— С чего ты взяла? — Таенн удивился. — Нет, зачем бы мне туда.

— А куда?

— Странно, что тебя это интересует так сильно. К Скалолазам. Они готовят новый концерт, и попросили помочь. Ты над фразой думала?

Он имел в виду ту фразу, которую разгадала Айрин в Шелковом лабиринте.

— Думала. И все равно не понимаю, — пожала плечами та. — Какой-то путь через воздух… не знаю. Строки — это, видимо, книги, которые я читаю. Но о какой именно книге идет речь в этой фразе, я понятия не имею.

На самом деле это было, конечно, не так. Айрин понимала, о какой книге говорилось в послании лабиринта, но ей почему-то не хотелось делиться этим знанием с Таенном. По крайней мере, пока — не хотелось.

Книга о мостах уже несколько дней пылилась на столе в ее комнате.

Потому что сейчас Айрин было не до книг.

— Постарайся понять, — в который уже раз попросил Таенн. — Мне кажется, что это очень важно.

— Постараюсь, — уныло отозвалась Айрин. — Ладно, иди. И я тоже пойду.

* * *

День получился каким-то пустым. Спустившись вниз, на набережную, Айрин наскоро перекусила у Ахельё, и, прихватив с собой пару яблок, отправилась к остову дома и камням, чтобы побыть в одиночестве. Искупалась, но плавать не хотелось. И читать тоже не хотелось. В результате Айрин просто сидела под каменной стенкой, и бездумно смотрела на волнующееся море. Её одолевали невеселые мысли, душа металась, не находя покоя. Шилд, кажется, уловил настроение своей хозяйки, поэтому не спал, просто лежал, положив под голову лапы, и тоже смотрел, как волны накатывают, одна за одной, на гладкие камни. Море сегодня волновалось, как и душа самой Айрин. Ни ей, ни морю не было покоя.

Под вечер пошли домой, по дороге завернув на пару минут к Янине, но Айрин не хотелось долго с ней разговаривать — уже час, как ею овладело какое-то нехорошее предчувствие, поэтому задерживаться она не стала. Вернулись, через полчаса подошел Таенн, тоже почему-то не в духе.

— Там четверо наших, новых, — объяснил он. — Поэтому я, прости, ненадолго. Поем, и пойду обратно.

— А это в какой части Берега? — спросила Айрин. Просто так, чтобы что-то спросить.

— Не очень далеко отсюда, но на рыбе не долететь. Поэтому приходится идти иначе, — объяснил Таенн. — Я как-нибудь возьму тебя с собой, — пообещал он. — Когда там хоть немножко всё утрясется. Может быть, даже с ночевкой возьму. Вообще, там здорово. Совсем не так, как у богатых, которые тебе не понравились.

— Ладно, хорошо, — покорно кивнула Айрин. — Ты ешь, а то овощи остынут.

В этот раз Полосатый прислал овощи, запеченные на углях, медальоны из вырезки, и рисовый пудинг, но Таенн ни овощи, ни пудинг есть не стал. Наскоро проглотил кусок мяса, запил стаканом клубничного морса, и засобирался.

— Иди, — поторопила его Айрин. — Ты себе места не находишь.

— Ага, сейчас пойду. Морса еще только выпью.

Наверху, кажется, в комнате Айрин, вдруг раздался какой-то слабый шум. Шилд безобразничает, подумала девушка. Кота в кухне сейчас и впрямь не было. Точно, Шилд, больше некому.

— Таенн, извини, — Айрин встала. — Я наверх. Там кот, кажется, что-то уронил. Ты меня не жди, наверное.

— Ага, — кивнул Таенн. — Счастливо.

* * *

Поднявшись наверх, Айрин с удивлением увидела, что дверь в одну из комнат спящих приоткрыта, и что Шилд стоит на ее пороге. От того, как выглядел кот, Айрин стало не по себе — выгнув спину дугой, прижав уши, и хлеща себя хвостом по бокам, Шилд уставился куда-то вглубь комнаты, словно увидел там нечто жуткое.

— Что такое? — с тревогой спросила Айрин, подходя ближе.

И тут кот завыл.

Именно завыл, не зарычал, не замяукал.

— Ууууяяяууу! — кричал он. — Ууууммммааааууу! Уууууяяя!

Айрин сделала несколько шагов вперед, заглянула в комнату — и в ту же секунду поняла, что сейчас закричит сама.

Её черноволосый спящий лежал не на кровати, как обычно, а на полу, и то, как он выглядел, вызвало у Айрин такой ужас, что у нее на секунду потемнело в глазах.

На теле — ни одного живого места. Это было не тело, а кровавая каша — по крайней мере, так показалось Айрин в первые секунды. Зажав себе рот ладонями, Айрин отступила на шаг, потом еще на шаг.

— Таенн… — вместо голоса получился какой-то хриплый шепот. — Таенн!..

Только бы он не ушел! Только бы он еще не ушел!!!

Айрин опрометью бросилась вниз, едва не упав на крутой лестнице, побежала на кухню. Никого, лишь пустая чашка из-под морса стоит в раковине. На улицу, быстрее! Больно ударившись ладонями о полузакрытую входную дверь, девушка кинулась к калитке — и вовремя. Выскочив наружу, она увидела, что Таенн еще не успел зайти за поворот.

— Таенн! — закричала Айрин. — Таенн, сюда, скорее! Там!.. Там…

— Что случилось? — Таенн повернулся и быстро пошел обратно. — Девочка, я же сказал, я спешу.

— Пойдем, пожалуйста, — Айрин почувствовала, что из глаз побежали слёзы. — Таенн, быстрее, умоляю!..

* * *

— Только давай без паники, — спустя десять минут попросил Таенн. — Он живой, и дышит сам. Вторую комнату проверила?

— Да. Там никого.

— Плохо… впрочем, пока ждём. Успокойся, прошу тебя, — попросил Таенн. — Слезами ты всё равно не поможешь. Давай-ка вот чего… — он задумался. — Попроси у Полосатого подходящего размера тазик, и каких-нибудь салфеток, побольше, среднего размера. Для начала смоем кровь, поглядим, что и как. Переломов, по крайней мере, серьезных, я не вижу. Это всё больше похоже на ссадины и ушибы.

— А если он умрет?

— От ссадин? — Таенн кашлянул. — Сомневаюсь.

И тут Шилд завыл снова. Только на этот раз у двери во вторую комнату.

Айрин вскочила.

— Сиди, — строго приказал ей Таенн, поднимаясь. — Сиди, я сказал! Позову.

— Но…

— Айрин, не зли меня. Пока я не разрешу выйти, ты будешь оставаться здесь.

Войдя во вторую комнату, Таенн сначала плотно прикрыл за собой дверь, и лишь потом посмотрел на спящего.

— Так… — протянул он. — А вот это уже серьезно.

Он осторожно поднял спящего, переложил на кровать. Набросил сверху одеяло. Посмотрел на свои руки, перемазанные кровью. Покачал головой.

— Ну, дела, — протянул он. — Ну и ну…

* * *

— Ситуация, конечно, фиговая, но не смертельная, — Скалолаз, которого на самом деле, оказывается, звали Орес, ободряюще улыбнулся Айрин. — Больше всего это напоминает какую-то аварию.

— На машине? — спросила Айрин.

— Нет, — покачал головой Орес. — Похоже, они разбились на чем-то вроде орбитального модуля. Может, посадка неудачная. Но они уже в работе, так что, думаю, обойдется.

— Что значит — в работе? — не поняла Айрин.

— С ними работают врачи. Рассказать, как я это понял? — Орес сидел рядом с рыжим спящим, и аккуратно стирал тому запекшуюся кровь с лица и шеи. — Оксигенация, то есть насыщение крови кислородом, хорошая. Видишь? Губы нормального цвета, он дышит — сам или нет, сказать сложно, но дышит, а это главное. С ногой ему действительно не повезло, но — рана закрыта, кровотечения нет, и рана обработана, потому что воспаления тоже нет.

— Пока что нет, — уточнил Таенн.

— И не будет, — помотал головой Орес. — Таенн, не волнуйся, твои знакомые выживут. Оба. У меня глаз наметан.

— А второй? — спросила Айрин с тревогой.

— А что «второй»? — не понял Орес. — Ушибов чуть больше, по голове досталось посильнее, зато обе ноги на месте.

— Мы что-то можем сделать? — требовательно спросила Айрин.

— Нет, — покачал головой Орес. — Девочка, это проекция. Всего лишь проекция. Таенн, ты ей что, не объяснил?

— Сто раз объяснял, — махнул рукой Таенн. — Но ты же понимаешь…

— Не понимаю, — Орес, кажется, рассердился. — Делай, что хочешь. Можешь, по общему обыкновению, приспать их котом. Попробовать. Можешь сидеть и менять примочки — только я сомневаюсь, что примочки даже реальному человеку способны помочь от сотрясения мозга. Так что единственное, что ты можешь сделать — это умыть их, привести в порядок, и ждать. Вот увидишь, оклемаются.

— Понятно, — уныло отозвалась Айрин. — Но это… это нечестно… — она почувствовала, что вот-вот снова расплачется. — Это неправильно, чтобы… видеть, и ничего невозможно сделать…

— Это Берег, — вздохнул Орес. — Он способен и не на такие пакости, к сожалению… вот что. Девочка, иди-ка ты вниз, и закажи у Полосатого еды на всех. И побольше. Вина тоже закажи. И… ну, давай хоть ногу ему перебинтуем, что ли. Поэтому и бинты попроси. Чувствую, Таенн, ночевать мы сегодня останемся здесь.

— Пойду, предупрежу Гара, — кивнул Таенн.

Гар — это был второй Скалолаз, тоже, по всей видимости, хороший друг Таенна. Парящими Скалолазами называлась большая музыкальная группа, в которой они играли. Орес на бас-гитаре, Гар — на ударных. Оба они были здоровенного роста, красивые, с длинными, перехваченным особыми металлическими лентами волосами, но какие-то слишком уж худые, на взгляд Айрин. Впрочем, ее спящие тоже были худыми, но этот факт девушку почему-то не смущал.

Этих самых Ореса и Гара вызвал Таенн. Вызвал, когда понял, что самостоятельно убедить запаниковавшую Айрин в том, что ситуация, скорее всего, исправится, он не сумеет. Пришли Орес и Гар как-то очень быстро — позже оказалось, что для них на Берегу предусмотрены некие «особые пути», про которые они распространяться явно не намерены. Кто такие Орес и Гар, Таенн обещал рассказать позже, а для начала объяснил, что они лучше, чем все другие его знакомые, разбираются в медицине, поэтому их словам можно доверять.

— Они врачи, что ли? — не поняла Айрин.

— Нет, они бывшие визуалы.

— Кто?..

— Визуалы. Такие, как я, в прошлой жизни оперировали звуками. Они, и такие, как они, оперировали цветом. Разный подход к одному и тому же действию. То есть подход один, просто с разных сторон.

«Что-то я такое помню, — пронеслось у Айрин в голове. — Кажется…»

— Контроль? — полуутвердительно спросила она.

Таенн медленно кивнул.

— Он самый. Если сейчас не помнишь, не надо, не вспоминай дальше. Потом напомню. Ты действительно уникум… впрочем, неважно. Так вот, собственно. Когда долго лечишься сам, кое-что в голове оседает поневоле. Оресу и Гару лечиться пришлось много. Они ненормальные, искатели приключений, постоянно влезали в какие-то дикие ситуации. Потому-то, кстати, группа так и называется. По горам они тоже всегда не прочь пробежаться. Так что сейчас они — наилучший из доступных вариантов. Им вполне можно верить. Если Орес сказал, что твои спящие оклемаются, значит, так и будет.

— Ну… ладно, — неуверенно произнесла Айрин. — Я тогда пойду, еду попрошу прислать. И бинты.

…Когда она ушла, Таенн вернулся в комнату, где находился рыжий спящий.

— Что? — негромко спросил он.

— Она ушла? — поинтересовался Орес.

— Внизу.

— Угу. В общем, хреновое, конечно, дело, — Орес помрачнел. — Но, может, и выберется. Ногу он не в катастрофе потерял.

— А как? — спросил Таенн.

— Сожгли. Кто-то сжег, — пояснил Орес. — На оружие похоже. У второго серьезное сотрясение. Черт, не хотел бы я снова увидеть, как тут кто-то умирает. Мне прошлого раза вполне достаточно. Если они сейчас у того, кто захочет им помогать, шансы есть, и неплохие. Если у кого-то, кто им враг — сам понимаешь.

— Пока что им не хуже? — с тревогой спросил Таенн.

— Да вроде нет. Таенн, а кто это? — Орес прищурился.

— Очень давние друзья. Во время реакции Блэки мы с ними оказались вместе, и…

— Так это — те самые? — севшим голосом спросил Орес. — Это те самые твои друзья, которые возвратный круг?! Ничего себе!

Гар, до этого молчавший, подошел к Таенну.

— Ты почему раньше не сказал? И кто эта девчонка, в таком случае?!

— Я не знаю, кто она, — Таенн по привычке сел было на край кровати, но тут же встал. — Понятия не имею. Но — сами видите.

— Надо помочь как-то, — произнес Гар почти беззвучно.

— Как поможешь? — горько спросил Таенн. — По лабиринту какому-нибудь пробежишься, или песню сыграешь?

— А если сходить в горы?

— С Айрин? — у Таенна глаза полезли на лоб. — Сейчас? Ты в своем уме?

— Нет, не с ней. Мы сами. Синий лёд, как ты сам знаешь, способен влиять на ситуацию, — заметил Орес. — Поэтому и запрещен к ввозу во всех цивилизованных мирах. Это единственная реально работающая смычка, с помощью которой отсюда можно исправить хоть что-то — там. Попробуем отбить хотя бы один кусок. Может, подействует.

— Пока он подействует… — Таенн задумался. — По крайней мере, он может предопределить положительный исход того, как их там будут лечить. Ладно. Давайте так. До завтра мы находимся здесь, а ближе к следующему вечеру попробуем выйти.

— Ты останешься, — строго приказал Гар. — Кем бы ни была эта девочка, в такой ситуации ей нужна твоя помощь.

* * *

К утру всё более ли менее успокоилось. Во-первых, стало ясно, что прямо сейчас никто точно умирать не собирается. Айрин немного приободрилась. Во-вторых, Шилда даже уговаривать не пришлось — по своей собственной инициативе кот мотался между обоими спящими, по часу лежал у каждого под боком — и это сработало. Даже скептически настроенный Орес был вынужден признать, что в присутствии кота спящим становится легче. В-третьих, Гар связался через Полосатого с кем-то еще из своих приятелей, и в результате состав экспедиции за льдом вырос до шести желающих «прогуляться по горам».

Днем, после обеда, Таенн вышел покурить на площадку перед домом, но через минуту вернулся.

— Айрин, там к тебе пришел кое-кто. Выйди, пожалуйста, — позвал он.

— Пусть сюда зайдет, — Айрин только что спустилась со второго этажа. — Мне некогда.

— Выйди, — с нажимом произнес Таенн. — Твои дела подождут.

…На дороге, неподалеку от калитки, маячил Феликс — как всегда, в яркой рубашке, светлых льняных брюках, и неизменной белой помятой шляпе. Рядом с ним, под невысоким кустом, примостился Мальчик; перед псом на траве лежал потрепанный цветастый пляжный зонт.

— Добрый день, девочка, — поздоровался Феликс, подходя ближе.

— Здравствуй, Феликс, — Айрин вышла на улицу. — Не хочешь зайти? Мы уже пообедали, но я могу попросить прислать лимонада, или…

— Ничего не нужно, я сейчас вниз, и, думаю, Ахельё не обделит меня чем-нибудь холодненьким, — заверил Феликс. — Айрин, я ведь по делу зашел. Я смотрю, у тебя тут целая делегация.

— Ну… да, — Айрин кивнула. — У меня…

— У тебя неприятности, — уверенно сказал Феликс. — Помнишь, о чем мы с тобой тогда говорили? Это твои спящие, девочка. Твои, не их. Что они все сейчас делают в твоем доме?

— Они пришли, чтобы мне помочь. Я бы не справилась сама.

— Не справилась с чем?

Айрин рассказала. И про то, как выл кот. И про то, в каком виде появились после долго отсутствия её спящие. И про то, что она сама позвала Таенна, а тот, в свою очередь позвал Гара и Ореса. И про то, что сегодня вечером намечается уже целая экспедиция за каким-то синим льдом, про который она ничего не знает. Феликс слушал внимательно, иногда кивая.

— Понятно, понятно, — заключил он, когда Айрин закончила говорить. — Ты испугалась. Любой бы на твоем месте испугался. Но, девочка, я повторю снова — это твои спящие, и это твоё дело. Исключительно твоё. Когда ты почувствуешь, что можешь справляться дальше сама, отправь помощников обратно. Туда, откуда они к нам приходят. Поверь, у них полно своих дел, и не менее важных.

— Хорошо, — согласилась Айрин. — Отправлю. Феликс, а этот синий лёд… что это такое? И как на самом деле он может помочь?

— Синий лёд — это вид проникающей материи. Он существует во всех мирах одновременно, — объяснил Феликс. — И способен направлять информационные и энергетические потоки, если, конечно, тот, кто достал синий лёд, способен ему указать, что делать. Твои гости — способны. Но учти, действие льда неоднозначно.

— То есть? — Айрин напряглась.

— То есть помощь помощи рознь, — объяснил Феликс. — Например, в твоем случае лёд может поспособствовать тому, что твоих спящих в том мире кто-то вылечит. Но лёд не гарантирует, что вслед за лечением у них не возникнут какие-то неприятности и трудности, которых без льда не случилось бы. Такое вполне возможно. Вот, например… — Феликс задумался. — Допустим, тут появляется спящий. Чей-то спящий, неважно, чей. Этот спящий попадает в катастрофу…

Айрин неподвижно смотрела на Феликса. Он что, и это знает?

— …и чудом остается жив. Тот, для кого он спит, достает лёд, растапливает его, и задает программу: скорейшее излечение и благополучие. Да, больной поправляется очень быстро, но через несколько лет этот же спящий попадает в следующую катастрофу — теперь уже с прямым переходом в запредел. Так вот, если бы лёд не использовали, тот спящий поправлялся бы гораздо дольше, возможно, и жизнь бы его изменилась не в самую лучшую сторону, но… из-за этой изменившейся жизни он бы избежал второй катастрофы. Понимаешь?

— Да, — шепотом ответила Айрин.

— Это может случиться, а может и не случиться, — Феликс развел руками. — Но лёд, к сожалению, многократно увеличивает вероятность подобных случайностей.

— Понимаю… Феликс, там и правда всё очень плохо, — Айрин оглянулась на дом. — И самое ужасное, что я ничем им не могу помочь. Совсем ничем. Прости, но мне кажется, что сейчас любые средства хороши. Даже лёд. Потому что… — она осеклась. — Потому что если они умрут…

— Будем надеяться, что всё обойдется, — подбодрил ее Феликс.

— Там всё в крови было. Всё! Обе комнаты, постели. Мы полночи только кровь смывали, она присохла… а я так боялась сделать им больно, — призналась Айрин. — Я всё понимаю, не думай. И что проекция, понимаю, и что их здесь нет, понимаю, и что они ничего не чувствуют — ну, когда их трогаешь, например… Понимаю, а поделать ничего не могу. Потому что… — Айрин опустила голову. — Я не знаю, как объяснить. Они — мои. Может быть, это родственные мне души. Или еще что-то, столь же глупое и неочевидное. Но я чувствую, что мне необходимо им помочь, а я…

— Твоя проблема в том, девочка, что ты действуешь сейчас неправильно. У тебя благие намерения, но ты прикладываешь свои усилия вовсе не к тому, к чему требуется их приложить, — заметил Феликс.

— Прикладываю усилия не к тому? Как это? — удивилась Айрин.

Феликс улыбнулся.

— Представь, что перед тобой стоит кувшин с водой, и тебе надо налить эту воду в стакан. У кувшина узкое горлышко. Что ты сделаешь?

— Возьму кувшин, подниму, наклоню, и вода польется в стакан, — пожала плечами Айрин.

— Умница, — похвалил Феликс. — А теперь главное. Для того чтобы налить воду, тебе не нужно прикасаться к самой воде. Ты ведь понимаешь, что пытаться просунуть руку в кувшин, чтобы зачерпнуть воды, глупо. Ты воздействуешь на воду, не прикасаясь при этом к ней. Ведь так?

Айрин медленно кивнула.

— Вот и здесь получается ровно то же самое, — Феликс снова улыбнулся.

— Но что же мне тогда делать? — растерянно спросила Айрин.

— Для начала успокойся. Отдохни. Посмотри на воду, если ты понимаешь, о чем я, а потом постарайся понять, что в твоем случае является кувшином.

— А если кувшин будет слишком большим, и я не смогу его поднять?

— Ищи точку опоры, — посоветовал Феликс. — Разумное существо тем и отличается от неразумного, что способно мыслить глобально. Поверь мне, не существует на свете кувшина, который ты не смогла бы перевернуть.

— Откуда ты это знаешь? — удивилась Айрин.

— Знаю что? — изобразил непонимание Феликс.

— Что я смогу.

Феликс приложил руку к груди, и поклонился — Айрин опешила.

— Может быть, я и стар, но отнюдь не слеп, — произнес Феликс. — И могу отличить бесконечное от конечного. Ты — сможешь.

Сможешь… это слово было последним перед выходом из лабиринта. Айрин задумчиво посмотрела на Феликса, тот ответил ей безмятежным взглядом.

— Волнуешься, — заметил он. — В таком случае, иди и смотри на воду. Удостоверься, что всё в порядке. А потом начинай искать кувшин.

— Хорошо, — Айрин попыталась улыбнуться. — Мы ведь еще встретимся?

— Обязательно, — пообещал Феликс. — Мы с Мальчиком всегда к твоим услугам. Мальчик, поднимайся. Вставай, лентяй, и пойдем к Ахельё. Опять мы с тобой вовремя не покушали, а всё из-за того, что я соня, а тебе лишь бы ничего не делать… счастливо, девочка, и не унывай. Всё образуется.

* * *

— Таенн, как ты думаешь, им больно?

— Что? — Таенн отложил книгу, которую читал, и поднял голову.

— Им больно? — повторила Айрин.

Разговор этот происходил в библиотеке. Орес и Гар куда-то ушли, а Таенн остался. Следить за спящими решили по очереди, первой была Айрин. Но сейчас девушка решила на несколько минут покинуть свой пост, и немного расспросить Таенна о том, что ее волновало.

— Нет, им не больно. Когда человек без сознания, он боли не чувствует. Знаешь, мне кажется, что Орес все-таки прав.

— В чем? — Айрин взяла стул, и села напротив Таенна.

— В том, что с ними работают врачи. Скоро будут сутки, как это всё случилось. А они не исчезали ни на минуту. Значит, спят искусственно. Значит, рядом с ними есть кто-то с лекарствами и аппаратурой.

— Это хорошо. Наверное. — Айрин задумалась. — Что им кто-то помогает.

— Конечно, хорошо, — согласился Таенн. — Вообще, не волнуйся ты так. Не такие страшные травмы. Они и через гораздо худшее проходили.

— Расскажи, — попросила Айрин.

— Не имею права.

— Да ладно, не имеешь ты права, — Айрин рассердилась. — Это ты сам придумал? Права какие-то. Кто их тебе может не дать, эти права?

Таенн тяжело вздохнул, поморщился.

— Милая моя, тебе не приходило в голову, что мне просто рассказывать не хочется? Что мне это может быть тяжело? Печально? Даже больно? Ты беспокоишься об их боли, а почему ты не подумала про мою?

Айрин, намеревавшаяся было что-то возразить, прикусила язык. А ведь действительно. Разве она может требовать от Таенна каких бы то ни было рассказов? И потом, Феликс прав. Это действительно её спящие. А вовсе не Таенна.

— Прости, — с раскаянием произнесла она. — Я не подумала.

Таенн отвернулся.

— Я уже и тогда был не молод, — глухо произнес он. — В отличие от них. Мне было под пять сотен, им троим — по тридцать три года. Сначала двоим, рыжий появился чуть позже. Наша компания подобралась случайно, потому что произошла катастрофа, про которую на вашей планете, девочка, никто и слыхом не слыхивал. И мы оказались… мы оказались на одной милой планетке, не имеющей связи ни с чем и ни с кем. По счастью, получилось так, что у нас был катер. На этом катере нам удалось с планеты уйти. Дошли… Айрин, ты не знаешь, что такое секторальная станция. Поэтому я не могу объяснить тебе, куда мы дошли, но дошли. Пусть будет… что-то типа большого корабля, но брошенного. И мы отправились к своим. То есть попробовали отправиться. Знаешь, девочка, в этой истории много нюансов, которые тебе лишни. Вряд ли наше путешествие будет тебе сейчас интересно. Тебе ведь интересны исключительно они. Я прав?

— Наверное… хотя как сказать, — Айрин задумалась. — А сколько вас было всего?

— Шестеро. Двое таких же, как Орес и Гар, двое твоих спящих, один молодой парень, тоже очень непростой, и я. Какими они тогда были? Молодыми, в первую очередь. Молодыми, и совершенно неиспорченными. Я бы сказал, наивными. И самоотверженными — до святости. Мы ведь ввязались в практически безнадежную авантюру, из которой не было, да и не могло быть выхода. Но мы выиграли. Именно благодаря им троим. Чудом выиграли. Не имея никаких шансов победить.

— А сможешь потом рассказать подробно? — Айрин до сих пор чувствовала себя виноватой. — Ну, когда-нибудь. Когда захочешь.

— Зачем? — Таенн пристально посмотрел на Айрин. — Это бессмысленно, девочка. Знаешь, что такое человек?

— Не поняла, — призналась Айрин.

— Человек — это его память, — Таенн вздохнул. — Человек, к какой бы расе он ни относился, соткан из своих воспоминаний, мыслей, и чувств, которые они вызывают. Очень часто воспоминания — это боль. Даже счастливые. Милосердный Берег, — Таенн усмехнулся, но как-то совсем не весело, — от воспоминаний тебя избавляет. Но обрати внимание, что все, находящиеся здесь, тем или иным образом отчаянно стараются уцепиться за то, чем они были раньше… точнее, чем являются на самом деле. Никто не исключение. А я, и такие, как я… Знаешь, я вот понимаю, что без этой памяти, возможно, я был бы счастливее. Мы стараемся поменьше вспоминать, Айрин. И немного даже завидуем тем, кто не помнит. Такой вот парадокс.

— Но почему? Вы не хотите быть собой? Ты же сам сказал, что человек — это его память, — возразила Айрин.

— А так же я сказал тебе, что от этой памяти больно, — напомнил Таенн. — Могу объяснить, почему. Проходить сквозь стены, летать на рыбах, перемещаться, куда вздумается, создавать любые предметы из ничего, умничать с обычными людьми, знать про них всё, или почти всё, быть пророком, проводником, наставником, учителем — это, конечно, очень круто и здорово. Знать про то, что Берег бесконечен, и что ты будешь вечно тут жив, здоров, весел, и тебе даже будет интересно — тоже неплохо. Но это никогда не заменит нам то, что мы потеряли.

— А что вы потеряли, Таенн?..

— Ты сама произнесла слово «Контроль», помнишь? Знаешь, что такое Берег — в принципе? Если упростить, то Берег — это бесконечное, замкнутое само на себе статическое пространство, перевалочная база между множеством миров. Под одной из версий Берег является побочным продуктом действий… как раз Контроля. Любого Контроля, именно поэтому Берег универсален. К сожалению, что-то в какой-то момент пошло не совсем так, как должно было, и… — Таенн запнулся. — Если Контролирующий погибает во время работы, он почему-то оказывается здесь.

— А если не во время? — Айрин не очень понимала, о чем он говорит, но чувствовала, что это очень важно. Пусть скажет сначала, уточнить можно будет потом.

— Если не во время — то не оказывается. Здесь только те, кто погиб в Сети. Сеть, чтобы тебе было понятнее, это ментально-энергетическое построение, система, в которой взаимодействуют между собой все без исключения обитаемые миры.

— Что-то знакомое, — Айрин задумалась. — Не знаю, откуда я это помню, но помню.

— Кстати, сюда попадают не все, — продолжил Таенн. — Если что-то идет уже совсем не так, часть таких же неудачников, как я, оказываются на Терре-ноль.

— Первый раз слышу, — покачала головой Айрин.

— Немудрено. Это, ни много, ни мало, нулевая точка в пространстве, которая, как многим кажется, даже не имеет физических координат. Хотя их вроде бы кто-то ищет. Сам я там, конечно, не был, но знаю, что туда иногда выходят и аудиалы, и визуалы. Большая часть из них гибнет почти сразу после выхода.

— Ужас какой, — поежилась Айрин. — Таенн, это всё действительно как-то уж очень грустно и безнадежно. Похоже на какой-то водоворот, из которого нельзя выплыть.

— Да, похоже, — согласился Таенн. — Мне кажется, что когда-то Берег был другим. Он тоже был перевалочной базой, но не закрытой, не замкнутой. Его можно было покинуть… по крайней мере, таким, как мы… по собственной воле. Понимаешь?

Айрин вздохнула, покивала.

— Прости меня, пожалуйста, — попросила она. — Я больше не буду спрашивать. Я поступила, как последняя эгоистка, Таенн. Пойдем лучше, посмотрим на спящих. Кем бы они ни были, сейчас им плохо, и я волнуюсь. Ты, кажется, тоже.

— Пойдем, — согласился Таенн. — Девочка, я расскажу. Обязательно, обещаю. Просто мне надо подумать, что именно лучше тебе рассказать — чтобы это было интересно, по делу, и при этом понятно и доступно. А пока запомни только одно: они очень хорошие. Просто очень хорошие, смелые, и славные ребята. Были, есть, и, надеюсь, будут.

* * *

— Давайте вместе, аккруратненько… на бок. Таенн, что ты делаешь? Не на грудь, а на бок, я сказал! Айрин, подложи под ногу две подушки. Повыше, ага. Зря ты волновалась, говорил же, работают с ними. И хорошо работают. Вот эти дырочки на ноге видишь?

— Вижу. А что это такое?

— Это дренаж, — объяснил Орес. — Чтобы не было отека. Нормально, грамотно прооперировали, температуры нет, отека нет, да ничего криминального нет. Скоро бегать будет. В общем, вы поняли, да? Каждые два-три часа менять положение тела. Никто не знает, может ли действие с проекцией повлиять на оригинал, но чем черт не шутит. Я вообще люблю эксперименты, — оживился он. — Гар, ты парашюты взял?

— А зачем вам парашюты? — удивилась Айрин.

— Хотим сократить обратную дорогу, — объяснил Гар. — Заодно и повеселимся.

— Ребята там еще стрелялок набрали, — добавил Таенн, который, кажется, уже открыто завидовал тем, кто отправляется в экспедицию.

— Ружья, что ли? — недоверчиво спросила Айрин.

— Круче, — тряхнул волосами Гар. — Импульсники, лучевики, плазмоганы — Полосатый расстарался.

— Но зачем вам оружие в горах? — удивилась Айрин.

— А вдруг большой политик попадется? — хмыкнул Гар.

— А что не так с политиками? — поинтересовалась Айрин.

— О, это надо видеть, — Орес покачал головой. — Когда уровня какого-нибудь конклава планет на сто… ммм… там такой клубок получается, что любо-дорого. Жаль только, держатся они недолго. Час, два. Но по змеям пострелять — это же круто! А змей там завались.

— Совершенно ничего не понимаю, — вздохнула Айрин.

— Вот поправятся твои болезные, смотаемся в горы, и всё сама увидишь, — пообещал Орес.

— А как же Черные?

— Отгоним. Делов-то. Всё, мы пошли, а вы сидите, следите.

— Да уж куда мы денемся, — проворчал Таенн.

— Слушай, сходи с ними, — вдруг решилась Айрин. — Когда вы вернетесь? — спросила она Гара.

— Утром. Или в первой половине дня, — ответил тот. — Таенн, она права. Давай с нами. А то на твою грустную рожу смотреть противно.

— Ты тут справишься? — спросил Таенн.

— Справлюсь. Иди, ради всего святого, — попросила Айрин. — Полосатый! Эй! Дай ему какой-нибудь рюкзак и парашют, — попросила она.

* * *

Проводив Таенна и компанию, Айрин снова поднялась наверх. Шилд сейчас сидел в комнате рыжеволосого, на вошедшую Айрин он посмотрел с укоризной.

— Извини, милый, я вернулась, и больше не уйду надолго, — пообещала Айрин. — Тут всё в порядке?

Кот коротко мяукнул.

— Сейчас второго проведаю, и потом поменяемся, — предложила Айрин коту. — Давай по очереди, раз уж Таенн ушел.

Она прошла в комнату черноволосого спящего. Постояла немного на пороге, что-то прикидывая про себя.

— Так, рыжего мы уже перевернули, — произнесла она в пространство. — Значит, и тебя надо перевернуть. Не знаю, как тебя зовут, но если я сделаю что-то не так — извини. Я не нарочно.

Надо сказать, что до вчерашнего дня Айрин к спящим старалась без особой нужды не прикасаться. Максимум, что она позволяла себе — это, набрасывая одеяло, или поправляя подушку, едва дотронуться, якобы случайно. Она стеснялась. И боялась. И каждый раз удивлялась — и теплой, совершенно живой коже, и мягким волосам, и даже слабому приятному запаху, ни на что не похожему, но безумно знакомому. Ну не может быть, чтобы их тут совсем не было, думала она порой. Они ведь живые. Вот они, здесь. Их можно почувствовать, к ним можно прикоснуться.

Как сказал Феликс?

Не стоит трогать воду, чтобы воздействовать на нее?

— Да, в этот раз воду всё-таки придется потрогать, — беззвучно произнесла Айрин. — Но я постараюсь исправиться.

…Тело оказалось вялым, безвольным; Айрин, стараясь действовать осторожно, кое-как перевернула черноволосого на бок, ощущая под пальцами горячую кожу. Черноволосого явно лихорадило, лоб его покрылся испариной, он дышал часто, неглубоко. Айрин задумалась, потом открыла окно — на улице уже стемнело, и комнату стал наполнять прохладный ночной воздух.

— Может быть, тебе станет полегче, — с сомнением произнесла Айрин. — Я очень хочу, чтобы тебе стало легче, слышишь? Ты потерпи немного, и обязательно поправишься. Ссадины заживу, синяки пройдут. Вот увидишь.

Никакой реакции. Только ночной ветер с гор слабо тронул занавеску.

— Тебя здесь нет, — вдруг произнесла Айрин. — Ведь на самом деле тебя здесь нет. Я только сейчас поняла. Ведь это то, чем меня держит Берег. И не только меня. Всех. Любовь — и страх. Мы сидим ночью по своим домам, с одной стороны привязанные любовью, а с другой стороны сдерживаемые страхом. Мы боимся отойти далеко от дома, боимся лишний шаг сделать, и как только солнце начинает уходить за горы, мы бежим, сломя голову, обратно. Ведь я права, да? Знаю, что права… Пусть они приносят синий лёд, вот что я еще думаю. И я пойду с ними в горы. Если позовут, пойду. Я не хочу бояться. Я не хочу прятаться, как другие. Только дождусь, чтобы вы поправились, оба. Ведь сидя дома, я не найду точку опоры, верно?

В дверном проеме появился неслышной тенью Шилд, вспрыгнул на кровать, потерся головой об руку черноволосого. Лёг рядом.

— Посторожить решил? — спросила Айрин. Кот ее вопрос проигнорировал. — Ну, сторожи. Интересно, как тебе кажется, они живые, или…

Шилд дернул хвостом. А потом взял, и боднул лбом руку черноволосого — так, как он обычно бодал руку самой Айрин, напрашиваясь на ласку. И тут Айрин с огромным удивлением увидела, что рука слабо дрогнула. Значит… они что, чувствуют Шилда? Вот это да!

— Покажи еще раз, — попросила Айрин шепотом. Шилд снова проделал тот же фокус — и рука слабо двинулась, совсем чуть-чуть. Кот раздраженно фыркнул, и боднул руку в третий раз, но, увы, уже без результата.

— Он устал, наверное, — догадалась Айрин. — Кот, давай потом попробуем, а? Обязательно попробуем. Как бы узнать, что еще можно сейчас для них сделать?

Мысль, пришедшая ей в голову, показалась ей сперва нелепой, но Айрин вспомнила слова Венеры — про отвары, которые та как-то давала сыну. Давала? Значит, спящие могут пить? Может, попробовать? Или это совсем уже порочный путь, и про такие глупости даже думать не стоит?

И тут Айрин осенило.

Полосатый!

Наверное, трансфигуратор, который уже незнамо сколько лет работает с этой частью Берега, должен быть в курсе. Он должен знать. Ведь он один (про это девушка слышала от Таенна) обслуживает сейчас около трех тысяч человек — чистой воды магия Берега, Полосатый умеет растягивать и замедлять время, да и вообще, говорят, жизнь у него интересная. Надо спросить.

— Полосатый! — позвала Айрин. — Ты не занят?

— Всегда к твоим услугам, красавица, — раздался знакомый голос. — Как твои дела? Как ребята? Таенн рассказал, что у тебя неприятности.

— Не у меня, у спящих. Орес сказал, что они попали в какую-то катастрофу, и сильно разбились. Ты разве не смотрел?

— Ой-ой-ой, — зацокал языком Полосатый. — Нет, только с Таенном и с тобой говорил, и то не про них. Что у тебя беда, я понял. Ну-ка, дай-ка глянуть… да, не повезло, не повезло. А что ты хочешь?

— Полосатый, прости за идиотский вопрос, но… — Айрин замялась. — Можно ему дать попить что-то? У него температура, и…

— Можно-то можно, только с этого особенного толку не будет. Разве что для своего успокоения можно. Сейчас пришлю стакан воды с лимоном, попробуй, напои. Черт их разберет, спящих этих, — пожаловался Полосатый. — На кого-то действует, на кого-то нет. К кому-то липнут гуарды и фамильяры, кого-то игнорируют.

— А как я его буду поить, он же спит, — Айрин покосилась на стакан и ложку, появившиеся на тумбочке.

— Да как все. Переверни на спину, вторую подушку пристрой, и по чайной ложке, потихоньку. Весь стакан не надо, четверти хватит. Второму я тоже водички поставил. К тебе случайно Феликс не заходил?

Айрин даже растерялась от такой осведомленности. Тут, на Берегу, хоть у кого-то и от кого-то тайны есть?

— Заходил, — кивнула она.

— Просто предупредить хотел, — Полосатый понизил голос до шепота. — Феликс, он ууу… если он тебе чего советовал, слушай его. Он понапрасну слова не скажет.

— Слушать-то я его слушала, но сейчас как раз против его совета иду, — призналась Айрин. — Полосатый, понимаешь… ну вот как, а? Этот человек, он для меня важен. Очень. У него жар, он болен. Я хочу помочь. А Феликс… он такого наболтал, что хоть вообще к спящим не приходи. И как мне быть?

— Поступай по велению сердца, — посоветовал Полосатый. — Если сейчас ты хочешь поухаживать за ними, то ухаживай. Дай водички, умой — что хочется, то и сделай. Феликс во всем прав, кроме одного.

— Кроме чего именно?

— О мелочах тоже думать надо, — наставительно ответил Полосатый. — И о своем душевном комфорте. Вот ты сейчас поможешь им немножко, посидишь с ними часок, а потом пойди, да и сама приляг. Увидишь — утром всё станет гораздо лучше. Всем будет лучше. И тебе, и им. Потом, глядишь, ребята синий лёд принесут, и вообще дело быстро на поправку пойдет.

— Ладно… хорошо. Так и сделаю. Полосатый, можно еще одну вещь у тебя спросить? — Айрин посмотрела в потолок.

— Это какую же?

— Хочу с тобой познакомиться лично. Не вот так, как сейчас. Это реально?

— Реально, — усмехнулся Полосатый. — Познакомимся. Когда у тебя будет время.

— Вот спасибо, — обрадовалась Айрин. — Ладно, пойду я поить. А то вода согреется.

* * *

Черноволосый пил плохо, медленно, с ним Айрин просидела долго. А вот рыжеволосый удивил: не смотря на вроде бы более серьезную травму, он оказался гораздо сговорчивее, и воду выпил втрое быстрее, чем его сосед. Айрин выждала полчаса, потом напоила обоих еще раз, закрыла окна в обеих комнатах (вроде бы температуры у черноволосого уже не было), и поплелась к себе — ей ужасно хотелось спать. За эти полутора суток она устала, перенервничала, испугалась — немудрено, что сейчас ее тянуло в сон.

— Шилд, ты, если что, меня разбудишь? — спросила она кота. Тот в данный момент устроился у рыжеволосого, и уходить явно не собирался.

— Мурря, — ответил кот. Айрин этот короткое «мурря» истолковала для себя как «да».

— Вот спасибо. Прости, я пойду. С ног валюсь.

Кот отвернулся. Иди, мол, иди, говорил весь его вид. Без тебя разберемся.

…Лежа получасом позже в своей кровати, Айрин, вместо того, чтобы спать, думала — странно, но как только она добралась до кровати, сон почему-то отступил. Кувшин. Вода и кувшин. А если продолжить как-то аналогию Феликса? У кувшина, наверное, есть носик и ручка, правда? Я беру кувшин за ручку, и наливаю воду в стакан. Может быть, мне надо искать не сам кувшин? Мне нужно что-то, за что я могла бы взяться. Что-то материальное. Осязаемое. Понятное. Та самая гипотетическая ручка.

А что если ручку я… уже нашла?

Айрин села, придерживая руками покрывало.

Камни! Камни, и остов дома на берегу!

Значит, если что-то начинать, то начинать надо именно оттуда. Как сказал Таенн? Эти камни и это место появились тут едва ли не одновременно с ней самой. Ей там хорошо, она охотно проводит там время, да и Шилду там нравится. Наверное, не просто так.

— Допустим, ручку я нашла, — прошептала девушка. — Но что мне делать дальше?

Неосязаемый путь через воздух откроется, если сумеешь постичь откровенье написанных строк, что ты держишь в руках.

— Строки, которые я держу в руках — это книга, которую я взяла с собой, когда мы отправились в лабиринт. Моя любимая книга про мосты. Я держала сумку в руках, а потом отдала ее Таенну. Чертеж — это был мост. Мост… мост — это путь над водой… через воздух! Чтобы налить воду, не нужно прикасаться к воде… чтобы перейти через воду, тоже… — шептала Айрин. — Вот же оно… вот… как я не поняла этого раньше…

Картинка у нее в голове прояснялась, словно кто-то неведомый наводил резкость — четче, четче, еще четче.

— Чем дальше, тем на самом деле ближе, — произнесла Айрин. — Чтобы вернуться, нужно уйти. Ты еще не победил меня, Берег! Что бы там Таенн ни говорил про умершее тело, Черных, и безнадежность — ты еще не победил!

* * *

Когда поздним утром следующего дня веселая экспедиция во главе с довольным Таенном ввалилась полным составом в дом Айрин, первое, что они увидели, была сама хозяйка этого самого дома, сидящая на лавочке перед дверью, и что-то рисующая в большом альбоме. Рядом с Айрин на той же лавочке в живописном беспорядке валялись книги, числом не меньше десятка.

— Привет! Как у вас дела? — спросил Таенн, приближаясь.

— Отлично, — Айрин отложила альбом и улыбнулась. — С ними всё хорошо. Орес, ты был прав, им обоим уже лучше. Черноволосый даже исчезал на час с небольшим, видимо, просыпался. Так что зря я развела такую панику.

— А вот и не зря, — возразил Гар. — Ох мы там и повеселились! И лёд достали, и постреляли в своё удовольствие…

— А прыгнули как! — поддержал его еще один участник похода, имени которого Айрин не знала. — Раннее утро, воздух аж светится, скала эта высоченная… все руки ободрал, пока долезли. Но сам полет! Сказка!

— Айрин, лёд использовать будешь? — спросил Таенн, пытаясь напустить на себя серьезный вид. Получалось, впрочем, неважно — таким радостным и довольным Айрин своего друга еще ни разу не видела.

— Наверное, нет, — покачала она головой. — Не в этот раз. Таенн, может, стоит отдать лёд тому, кому он нужнее?

— Кому, например? — поинтересовался Орес.

— Давайте отдадим его Янине, — предложила Айрин. — Сейчас вместе сходим. Вдруг он поможет ей вернуться?

Орес с сомнением поглядел на Таенн. Тот пожал плечами.

— Лёд твой, делай с ним, что хочешь, — ответил он. — Можно посмотреть на них?

— Конечно, посмотрите, — Айрин встала. — А потом отнесём лёд, хорошо?

Гар и Таенн пошли наверх, Орес и остальная компания остались внизу.

— А что ты рисуешь такое? — с интересом спросил Орес, заглядывая в альбом. — Пейзаж?..

— Да так, ерунду всякую, — пожала плечами Айрин. — У меня плохо получается. Вообще не помню, чтобы я когда-то рисовала, а тут вдруг захотелось. Ну и…

— Неплохой набросок, кстати, — заметил Орес. — Только рука не очень твердая, линия гуляет. И где находится это место?

— Нигде. Просто так, придумалось, — отмахнулась Айрин. — О, вот и они. Ну что, Таенн? Убедился?

— Убедился. Лёд им впрямь совершенно не за чем. Ладно, уговорила, пошли к Янине.

…Когда компания ушла, из дома темной тенью выскользнул Шилд. Его присутствие на втором этаже сейчас не требовалось, и кот, видимо, решил подышать свежим воздухом на улице. Он неспешно обошел площадку, понюхал землю под одним из цветочных горшков, поскреб лапой землю, фыркнул. Насторожился, внимательно огляделся. Если бы кто-то мог видеть его в тот момент, он бы удивился тому, насколько целенаправленно и разумно действует сейчас этот странный кот. Шилд встал на задние лапы, вытащил что-то из цветочного горшка, и бегом убежал к калитке. Вернулся он через пару минут, уже успокоившись, и без своей ноши. Поведение его разительно изменилось. Теперь это был ленивый крупный котище, которому глубоко наплевать на всё окружающее пространство, и который собирается со вкусом обстоятельно вздремнуть.

Кот вспрыгнул на лавку, столкнув при этом на пол пару книг, и вальяжно улегся — прямо на альбом. Он словно закрывал своим телом от чего-то неведомого набросок, сделанный его хозяйкой.

Очень простой схематичный набросок: участок берега, морская гладь, и уходящий в бесконечность мост с высокими арочными пролетами.

 

8

Куда они уходят

— Слушай, а они хорошо выглядят, — Таенн, которого три недели Айрин не допускала до спящих, наконец, сумел ее убедить в том, что ему необходимо на них посмотреть. — Загорелые оба, и, кажется, даже слегка поправились.

— Да, я тоже заметила, — кивнула Айрин. — И спят помногу. Правда, как-то рвано.

— То есть?

— Ну, стали появляться позже, чем обычно, и с большим промежутком. Раньше, видимо, ложились одновременно, сейчас — сначала рыжий появляется, а спустя час с лишним — черный. Или черный едва ли не до утра отсутствует, а потом спит до полудня. В общем, по-разному. Но они явно выздоравливают, от синяков уже даже следов не осталось.

— Ну и хорошо, — Таенн улыбнулся. — А я тебя пригласить хотел. К нам.

— На вашу часть Берега?

— Ага.

— Ой, сегодня я не смогу, Таенн. Сегодня… — Айрин смущенно отвела глаза. — Не получится сегодня. У меня дела.

Сегодня она опять направлялась к монаху, но ставить об этом в известность Таенна ей не хотелось. Он бы, наверное, это не одобрил. Или, что еще хуже, раскритиковал бы ее задумку в пух и прах, а это было бы особенно обидно. Вот только критики ей сейчас не хватало. И напоминаний о том, что тело мертво, и что она обречена.

Я не обречена — вот что решила про себя Айрин. И даже записала той памятной ночью свои решения на бумажке, чтобы не забыть. И повесила бумажку на стену рядом с кроватью.

Я не обречена.

Я не сдамся.

Я хочу найти выход.

Я верну себе своё тело.

Я вернусь к своим спящим.

Я буду помнить слова Феликса и пророчество лабиринта.

Наверное, такой решимости мог бы позавидовать любой, потому что решимость эта была лишена всяческой логики, и основывалась лишь на намеках и домыслах.

…Она теперь говорила со спящими. Говорила каждую ночь, когда они появлялись. Иногда их не было очень долго, но Айрин не ложилась спать, она терпеливо ждала — лишь для того, чтобы провести с каждым минут по десять.

— Пожалуйста, помоги мне, — шептала она. — Помоги мне вернуться обратно. Я не знаю точно, что я должна сделать сама, но я буду стараться. И понять, и сделать… только ты не бросай меня. Если ты спишь для меня, значит, между нами есть какая-то связь, значит, я тоже что-то для тебя значу. Помоги мне, слышишь? Я всё сделаю, всё. Всё, что сумею. Я почти ничего не помню, только обрывки, но еще я помню тепло, которого здесь и сейчас со мной нет. Я помню вкус, помню ощущения, помню снег, и почему-то помню, что даже под этим снегом мне было теплее, чем сейчас под южным солнцем. Это ужасно глупо звучит, но, тем не менее, это так. В моей душе теперь появилось какое-то огромное и пустое пространство, которое невозможно заполнить ничем, и которое, я знаю, заполнить бесконечно важно. Помоги мне. Помоги мне вернуться…

Ее монологи мог слышать разве что Шилд, но коту, по всей видимости, было всё равно. Как только оба спящих выздоровели — по крайней мере, срочная помощь им теперь точно не была нужна — кот стал заходить в комнаты исключительно тогда, когда сам считал это необходимым. Почему-то он стал чаще посещать черноволосого спящего, и почти не интересовался рыжеволосым — это показалось Айрин странным, но вскоре она заметила, что у черноволосого стали появляться новые синяки и ссадины, и поняла, что там, где они находятся сейчас, всё далеко не так гладко, как ей бы хотелось. Один раз оба спящих и вовсе появились избитыми — только в этот раз Айрин не стала звать Таенна, да и вообще никого не стала звать, лишь попросила Полосатого прислать примочки, и несколько дней провела дома: следила. Впрочем, уже через совсем небольшое время всё наладилось и пришло в норму, а вскоре оба спящих так и вовсе стали выглядеть с каждым днем лучше и лучше. Судя по загару, они находились где-то на юге, в тепле — и это удивляло Айрин, потому что расходилось с теми обрывочными воспоминаниями, которые у нее остались. Какой загар? Там, где была она (а значит, и они) никакого солнца не было, там зима, снег, ведь снег она помнила; тогда откуда загар? Да и вообще спящие начали выглядеть ухоженно, гораздо лучше, чем в момент появления. Пропала бледность, волосы больше не выглядели спутанными и растрепанными, да и спать они оба начали гораздо лучше, чем раньше.

— Значит, у вас всё хорошо, — говорила себе Айрин. — Если у вас хорошо, то и у меня хорошо.

Нет-нет, но Айрин начинала размышлять над словами Феликса и монаха. Больше всего ее удивляло то, что к монаху ее послал именно Феликс. Зачем? Ведь их слова диаметрально расходятся!

Монах призывал действовать со спящими. Внушать им мысли — во сне. Требовать, просить, настаивать — на том, чтобы они взялись за ум, и попробовали вытащить внушающего обратно. По словам монаха выходило, что все средства хороши, в том числе и шантаж, и угрозы. И даже — Айрин этому безмерно удивилась — физическое насилие. Монах писал, что, чтобы пробиться в мысли к спящему, можно действовать как угодно. По-настоящему навредить всё равно не получится, но спящий (в этом монах был почему-то уверен) будет чаще, чем обычно, видеть кошмары и вещие сны, и это, возможно, сподвигнет его к более решительным поступкам.

Страшная схема, думала про себя Айрин. Немудрено, что для этого монаха никто не захотел спать — с такими-то мыслями. Но — рациональное зерно в словах монаха всё-таки было. Только зачем же кошмары? Вполне достаточно и обычных снов, наверное.

Интересным в словах монаха для Айрин стало еще и то, что, оказывается, можно подсылать в сон животных. Он всё сокрушался, что волка ему подослать некому, а ведь волк мог бы ох как помочь! Мог бы, например, отнести записку. Или напугать.

Пугать Айрин никого не хотела. А вот на счет записки серьезно задумалась…

Больше всего ее, конечно, заинтересовали мысли Феликса о кувшине и воде. Когда Айрин удалось сложить все имеющиеся данные и вводные в одну схему, у нее получилась следующая картинка.

Вероятнее всего, она должна будет построить мост.

Слишком уж много совпадений.

И книга, и чертеж, и пророчество — всё указывало именно на мост, но дальше начиналось непонятное.

Куда, например, этот мост должен вести? Откуда он должен начинаться?

Из чего его строить?

Вряд ли мост будет чем-то материальным, размышляла Айрин. Ведь если строить мост из камня или дерева, то, во-первых, такая стройка растянется на долгие годы, и, во-вторых, как материальный мост может вывести из пространства, которое Таенн называл бесконечным? Кстати, про бесконечность говорил не только он. Другие тоже.

А значит, мост должен быть из чего-то еще.

И это что-то — не материально.

Айрин часами просиживала над альбомом и блокнотами, стараясь вспомнить чертеж, который увидела в коридоре. Она рисовала и записывала снова и снова, и постепенно картина начала восстанавливаться, но…

Тут-то Айрин и поняла, что «но» получается несколько больше, чем она могла себе представить.

Мост, точнее, его чертеж из Шелкового лабиринта, оказался гораздо более сложной конструкцией, чем мосты, описанные в книге Айрин. В его чертеже находились всё новые и новые скрытые параметры — девушка и сама удивлялась своей памяти, но чертеж словно бы засел у нее в голове, и теперь она просто переносила его на бумагу, раз за разом находя неточности и добавляя детали.

Это был даже… не совсем мост. Это была, скорее, формула, состоящая из взаимосвязанных фрагментов, между которыми существовала определенная корреляция. Пару раз Айрин пыталась подставить вместо символов в эти формулы какие-нибудь цифры, но потерпела неудачу — изящная конструкция из формул тут же начинала рассыпаться и разрушаться. Надо было бы попросить у кого-нибудь совета, но Айрин пока что стеснялась, хотя понимала, что без совета ей никак не обойтись.

* * *

Еще дней через десять Таенну, наконец, удалось уговорить Айрин отправиться вместе с ней «в гости», как он выразился. Гостить предполагалось до следующего дня, по словам Таенна выходило, что Черных ей можно на их территории не опасаться, а со спящими и так всё хорошо, так что о них можно совершенно не беспокоиться.

— Ладно, уговорил, — сдалась Айрин после очередной порции уговоров. — Завтра?

— Завтра, — кивнул довольный Таенн. — Между прочим, будет даже Маршал. Хочешь еще полетать, если успеем?

— Хочу, — закивала Айрин. — А то я что-то засиделась в последние дни.

— Я это заметил. В общем, завтра так завтра.

К походу в гости Айрин подготовилась основательно. Она собрала сумку с вещами — неизменная книга, пара маек, шорты и купальник на смену, и блокнот с последними записями и чертежами. Потом, подумав, связалась с Полосатым, отправила ему через шкаф своего винограда и розовых лепестков, и через час получила две бутылки «своего» вина — прозрачного, легкого, с ароматом роз. Уж гости так гости, думала Айрин, если Таенн решил взять меня с собой, то я постараюсь понравиться его друзьям. Еще и пирожков надо напечь, с мясом — раз Таенну нравятся, то и его друзьям понравятся тоже.

…Таенн пришел поздним утром, Айрин к этому моменту уже управилась с пирожками, и сейчас складывала их в плетеную корзину, чтобы было удобнее нести. Шилд вертелся поблизости: коту нравилась мясная начинка (лишний плюс для пирожков, кот плохого не посоветует), и он ждал, не уронит ли Айрин случайно какой-нибудь пирожок на пол, чтобы можно было схватить его, с урчанием утащить под стол, и там съесть. Айрин, понаблюдав за страданиями кота, сжалилась, уронила, наконец, пирожок, и кот пропал из поля зрения на целых десять минут — отправился праздновать победу и трапезничать.

— Ну что, готова? — спросил Таенн с порога. — О, а чем это так вкусно пахнет?

— Пирожки, — объяснила Айрин. — Как думаешь, твои друзья не откажутся?

— Съедят вместе с корзинкой, — пообещал Таенн. — У нас редко кто готовит дома. Всё больше либо под заказ, либо у кого-то типа Ахельё.

— Он готовит лучше меня, — возразила Айрин.

— Может, и лучше, но — еда из дома всегда отличается от ресторанной, какой бы вкусной ни была ресторанная, — возразил Таенн. — В домашней еде всегда есть нечто особенное. Не знаю, что именно. Может быть, душа.

— Романтик, — фыркнула Айрин. — Лови пирожок. Лови, лови, там много. Если хочешь, я тебе потом что-нибудь еще приготовлю.

— Ты теперь занята, — вздохнул Таенн. — Все постоянно чем-то заняты. Маршал летает, Скалолазы играют… только я брожу, как неприкаянный. Ну, правда, не только я, но всё равно. Знаешь, я устал от бездействия, — пожаловался он. — Мне скучно. В горы, что ли, сходить?

— А что за горами? — с интересом спросила Айрин.

— Степь, — пожал плечами Таенн. — За горами степь. За степью еще один горы. А за ними — море.

— И всё? — удивилась Айрин.

— А что еще тут должно быть? Говорю же, Берег — это узкая полоска между бытием и небытием. Полоска посреди бесконечного моря…

— А что сверху тогда? — удивленно спросила Айрин.

— Ничего. Никто не знает, что там на самом деле. Только что-то мне подсказывает, что Берег — как кольцо. Поэтому бесконечно далеко над нами тоже Берег, — пожал плечами Таенн. — А что, по-твоему, там может быть?

— Не знаю, — Айрин растерялась. — Звезды?

— Почему бы и нет, — пожал плечами Таенн. — В бесконечности вполне найдется место и звездам. Ладно, пошли. Шилд, вылезай! Пирожки уходят из дома, если хочешь еще один, тебе придется с нами…

* * *

Проход, которым они воспользовались, Айрин очень удивил — она неоднократно бывала в узком переулке, в который они сейчас пришли с Таенном. Переулок этот оканчивался тупиком, заросшим непролазными высокими кустами и вьюнком, точно таким же, как на участке Янины. Что там, за этими кустами, разобрать не представлялось возможным, да Айрин, собственно, никогда и не стремилась это сделать.

— Так… постой секундочку, — приказал Таенн, раздвигая кусты. — Сейчас… как же быстро зарастает всё! Не успеешь оглянуться, и на тебе. Шилд, не лезь под ноги, не мешай. Ага, всё. Пойдемте.

За раздвинутыми кустами оказалась невысокая металлическая дверка, очень старая, и очень ржавая, снабженная огромным пудовым замком. Таенн провел над этим замком рукой, и тот послушно открылся, словно в нем повернулся невидимый ключ. Дверка распахнулась — за ней стояла непроглядная тьма, густая и черная, как ежевичное варенье. Тьма казалась осязаемой, объемной — только протяни руку, и ты ее коснешься.

— Не бойся, — заметив нерешительность Айрин, сказал Таенн. — Там никто не кусается.

— Я не вижу никакого «там», — покачала головой Айрин. — Темно…

— Правильно, темно, — подтвердил Таенн. — Так и должно быть.

— Но почему… подожди. Солнце же, оно должно освещать вход, а вместо того…

Тьма, казалось, поглощала солнечные лучи, они словно тонули в ней, исчезали без остатка.

— Идем, — снова попросил Таенн. — Правда, ничего страшного не случится. Айрин, не бойся.

— Я не боюсь, просто странно, — Айрин поправила сползшую с плеча сумку с вещами и вином. — Ладно, пошли.

…Тьма оказалась все-таки неосязаемой, но совершенно непроглядной. Айрин не поняла, сколько они шли через тьму, но, кажется, недолго — всё это время она держала Таенна за руку, и ощущала рядом присутствие кота, его пушистый бочок то и дело касался ее ноги. Наконец, Таенн остановился, и перед ним во тьме возникла тонкая щель, из которой били яркие солнечные лучи.

— Пришли, — констатировал Таенн. — Мы почти на месте. Осторожно, тут ступенька.

Выйдя на свет, Айрин зажмурилась с непривычки, но тут же открыла глаза. Оказывается, они стояли у невысокой скалы, в которую была вделана точно такая же ржавая дверь с точно таким же огромным замком.

— Здорово, — покачала головой Айрин. — Я и не знала, что там есть такой проход.

— Ну, для тебя и для других его там и нет, — пожал плечами Таенн. — Если бы ты полезла в те кусты, ты бы ничего, кроме кустов, там не нашла. И эту дверь ты видишь только потому, что я с тобой.

— Понятно, — Айрин нахмурилась. — Жалко. Если бы можно было, я бы пользовалась, наверное.

— Зачем?

— Ходить к тебе в гости, — объяснила Айрин. — Что ж, придется принимать тебя у себя.

— В гости… — протянул Таенн. — Подожди, может, тебе еще и не понравится. У нас тут… специфично. Скоро сама увидишь.

* * *

От скалы вела неширокая дорожка, спускавшаяся вниз, петлявшая между валунами и деревьями — всё тот же можжевельник. Шли недолго, минут десять, потом валунов стало меньше, а дорожка расширилась.

— А где дома? — спросила Айрин, с интересом оглядываясь.

— Здесь нет домов. То есть они есть, но не такие, как ваши.

— А какие?

— Общие. Увидишь, скоро придем. Дома общие, девочка, в них не живут по одному. То есть у нас есть что-то наподобие квартир, но… они маленькие, — Таенн усмехнулся. — И в них почти нет ничего интересного, не то, что у вас.

— А почему так? — удивилась Айрин.

— Контроль не успевает нажить себе что-то, для чего понадобится дом. Все мое имущество из той жизни запросто поместилось бы в пару сумок чуть больше, чем твоя… ну и еще инструмент, конечно, но он обычно в подпространстве, и его чаще всего вообще не видно, — туманно объяснил Таенн. — Контроль всегда умирает молодым. Он не проживает в обычной реальности и шестой части жизни обычного человека… или не человека, это на самом деле неважно. А уж те, кто попадает сюда — это вообще отдельная история. Таких стариков, как я, не так уж и много. Чаще всего… эх, — Таенн махнул рукой. — Не будем о грустном. О, смотри, а вот и ЦВ показался. Здорово придумали, да? Это наши постарались, аудиалы. Красиво?

— А что такое ЦВ? — Айрин с интересом смотрела на здание, стоящее за деревьями. Здание это выглядело, как пирамида, обшитая сверкающими под солнцем разноцветными панелями.

— Центр Вещания, — объяснил Таенн. — Радио, телевидение. В вашу часть Берега трансляция идет как раз отсюда. Следующий такой же центр находится в ста двадцати дверях от этого места, наш сигнал проходит на восемьдесят дверей, и есть участок Берега, где можно поймать оба центра. А это здорово, потому что программ вдвое больше.

— А как же конкуренция? — спросила Айрин с удивлением.

— А зачем? — округлил глаза Таенн. — Глупости какие. Берег же бесконечен, работы для всех хватит. У нас только отсюда больше тысячи корреспондентами по всему доступному пространству бродит… зря ты не смотришь телевизор, — упрекнул он. — На Берегу происходит много всего интересного, а ты не в курсе.

— Я просто не люблю его смотреть, — Айрин стало стыдно. — Таенн, прости, я теперь буду.

— Кстати, ты можешь выбирать, что именно смотреть, — заметил Таенн. — Как вернешься домой, попроси, чтобы тебе показали ночной заплыв, например.

— Какой ночной заплыв? — удивилась Айрин.

— В одном поселении решили радикально решить проблему Черных, и отправились ночью в море, на лодках, — объяснил Таенн. — Наш корреспондент, разумеется, был с ними. Еще бы, такое событие!

— Ну и как? — Айрин стало интересно.

— Все вернулись утром в целости и сохранности, — улыбнулся Таенн. — Никто не погиб и не пострадал. Но, говорят, особо глазастые сумели разглядеть на линии воды мечущихся Черных, которым в воду путь заказан.

— Вот как, — Айрин задумалась. — Действительно, интересно. И что же, они повторять этот заплыв будут?

— Не в ближайшее время. Спящие, — развел руками Таенн. — Многие не хотят подолгу не видеть своих спящих.

— Страх и любовь, — прошептала Айрин.

— Верно. Именно страх и любовь, — подтвердил Таенн. — Сама догадалась?

— Это лежало на поверхности. Ну, хорошо. Это вещание. А что дальше? — Айрин заприметила за деревьями еще одно здание.

— Увидишь. Пойдем.

* * *

Дом оказался учебным центром, по крайней мере, Таенн назвал его именно так. И кого же тут учат? О, много кого. И корреспондентов, и спутников, и музыкантов, и спортсменов, и артистов, и певцов, и альпинистов, и передатчиков, и художников, и кого-то еще, кого — Таенн уже и сам не помнил.

— А кто учит? — поинтересовалась Айрин, когда они, миновав Центр Вещания, дошли до учебного.

— Учит тот, у кого есть необходимый навык и хороший результат его использования. Я, например, учился по профессиям спутник и передатчик. Просто так, для себя. Подумываю про художника… — он смущенно кашлянул. — Вообще, надо. Те же Орес и Гар вон как в музыке продвинулись. Сейчас оба вокалом занимаются, а я… ладно. Тебе это не интересно.

— Почему не интересно? — удивилась Айрин. — Очень даже интересно. А музыка? Ты сам не хочешь заняться музыкой?

Таенн вздохнул.

— Музыке я могу учить, — едва слышно произнес он. — Но для того, чтобы начать учить, нужно… в некотором смысле переступить через себя. Я аудиал, Айрин, ты, видимо, про это забыла. Аудиал не имеет права заниматься тут музыкой. А вот учить — может.

— Как это «не имеет права»? — изумилась Айрин. — И что будет, если ты займешься?

— Ничего хорошего, — Таенн отвернулся. — Развоплощусь на месте, если заиграю. Прецеденты были.

— Развоплотишься? Исчезнешь? Совсем?!

Таенн покивал.

— Да, совсем. Мгновенно. Никто не знает, почему это происходит, но это факт. Тут такие как мы могут заниматься только противоположным своему делом. Если ты визуал, то ты можешь научиться музыке. Если ты аудиал, то можешь научиться рисовать и работать с цветом. И никак иначе.

— Это неправильно, — покачала головой Айрин. — Это, наверное, ужасно…

— Да нет, — Таенн улыбнулся, но улыбка получилась невеселая. — В конце концов, я всегда могу послушать, как играют те, кому это дозволено.

— Представляю, как же тебе плохо, — Айрин расстроилась. — Жить вечно, но при условии, что ты не сумеешь никогда делать то, что тебе хочется делать…

— Когда мне захочется исчезнуть окончательно, я просто сыграю одну из своих песен, — Таенн пожал плечами. — И исчезну. Но — счастливым.

— Нет, так не должно быть, — убежденно сказала Айрин.

— Должно, не должно… так есть, — пожал плечами Таенн. — Ладно, пошли дальше. И, в конце концов, не надо меня жалеть. Я же не монах с волком, который, чуть что, вцепляется ему в глотку. Идем. Надо забежать ко мне. Кстати, ты любишь пиво?

* * *

Здание, в котором жили бывшие Контролирующие, стояло в светлом сухом лесу, и больше всего напоминало старую уютную гостиницу. Всего два этажа, сложная архитектура, темно-красный кирпич, красивое крыльцо. Рядом с крыльцом — несколько лавочек, кованных, с изящными деревянными вставками. От здания веяло покоем и уютом, и Айрин слегка приободрилась — почему-то ей стало казаться, что жилище Таенна будет расположено в гораздо более прозаическом и скучном месте.

Они поднялись на второй этаж — высокие потолки, лестница, покрытая истертым бардовым ковром, стены обшиты деревянными панелями. На лестничной площадке Таенн свернул направо, и вскоре они очутились у высокой двери, на которой Айрин с удивлением заметила табличку. «Таенн, ББ».

— А что такое ББ? — спросила девушка с интересом.

— Безумный Бард, — ответил со вздохом Таенн. — Видела дверь напротив?

— Нет.

— Ну так подойди и прочти, что там написано.

— «Орес, Гар, СсЭ». И что это значит?

— Сэфес, стадия Энриас.

— Так вы напротив живете? — удивилась Айрин. — Здорово.

— Ну да, неплохо. Только они довольно шумные соседи, и постоянно где-то шляются, — проворчал Таенн. — Никогда не получается найти их с первой попытки, когда они нужны. Заходи.

…Комната оказалась большой, просторной. В ней имелась широкая кровать, старинный платяной шкаф, телевизор, пара уютных кресел, и даже небольшая кухонька притаилась в углу. Рядом с кухней Айрин обнаружила дверь, открыла. Точно, ванная комната. Не такая роскошная, как в ее доме, но весьма неплохая.

— А что, здорово, — одобрила она. — Очень уютно.

— Тут даже больше, чем мне нужно, — хмыкнул Таенн. — В той жизни у меня всё было несколько скромнее. Так… что нам пригодится… — он задумался. — Ах, да! Пиво. Полосатый! Эй!

— Ась? — раздалось отовсюду. — Чего хочешь, неугомонный?

— Сделай нам красного пива, пожалуйста, и стаканчиков, — попросил Таенн. — Только нам не здесь, нам для улицы. И чего-нибудь солененькое к пиву.

— Давай я тебе сделаю набор, — предложил Полосатый. — Орехи, чипсы, колбаски, сухарики. Айрин, привет! Он решил тебя искушать вредным напитком?

— Ага, решил, — подтвердила Айрин. — Он меня будет вредным, а я его буду полезным. И пирожками.

— Точно, еще же и пирожки есть, — хлопнул себя по лбу ладонью Таенн. — Тогда колбаски не надо. Дай просто чипсов и орешков.

— Ладушки, — Полосатый смолк на полминуты, потом произнес: — Забирай. Десять стаканов хватит тебе?

— Лучше двадцать, — попросил Таенн. — Мы там часа два точно просидим. А то и больше.

— Безобразие. Ладно, так и быть. Лови. Я сегодня добрый.

— А когда ты добрым не был…

Пиво, которое Таенн вытащил из шкафа, оказалось налито в стеклянные кувшины с замысловатыми пробками, а вот стаканчики Полосатый прислал бумажные, украшенные примитивной картинкой — снизу волнистой линией обозначалась вода, выше — светло-бирюзовая полоска неба, а дальше — стилизованная надпись «Берег, милый Берег». Набор из чипсов и орешков был не один, набором оказался огромный пакет, набитый маленькими прозрачными пакетиками.

— Отлично. Бери свое вино и пирожки, и пошли вниз, — приказал Таенн.

— А вниз зачем? — не поняла Айрин.

— А как знакомиться? Сейчас я тебе покажу самый лучший способ познакомиться с максимумом здешних обитателей за рекордно короткий срок, — пояснил Таенн. — Здесь же у нас как… праздник каждый день. Что-то типа большого слёта, или конференции, или конвента, или сбора. Здесь весело, поверь. И почти никто не знает печали. Оставь сумку в комнате, в ближайшие пару часов она тебе не понадобится.

«А ведь ты врешь, Таенн, — подумала Айрин, спускаясь вслед за Таенном по лестнице. — Врешь, потому что каждый из вас как раз и есть самая настоящая печаль. Но если ты не хочешь говорить про это, не надо. Достаточно того, что я поняла это сама».

* * *

Лавочку Таенн выбрал не у самого входа, а чуть поодаль, но так, чтобы всем входящим было хорошо видно: тут сидят, курят, попивают пиво, и похрустывают орешками и чипсами. А еще угощаются пирогами и, кажется, каким-то неплохим вином. Почему бы не подойти, да и не выяснить, что же там такого интересного?

Первой «добычей» стали две девушки, которые явно шли откуда-то с пляжа — судя по их мокрым волосами и купальным сумкам. Девушек звали Вера и Соня. Эти самые Вера и Соня тут же покидали свои сумки на соседнюю лавку, подсели к Айрин, представились, и попросили налить им вина — мол, домашнее вино сто лет не пробовали. Вино пошло на ура, а вот от пирожков девушки отказались, сославшись на то, что уже поели, пока были внизу.

— …огромный косяк подошел, представляешь? — с горящими глазами рассказывала Вера. — Видел бы ты Маршала, Таенн! Он был готов рвануть к этим рыбам по воде ака посуху, с трудом удержали. Айрин, ты летала на рыбах когда-нибудь?

— Летала, и как раз с Маршалом, — кивнула Айрин.

— Здорово, да? — спросила ее Соня. — Тоц летает отвратительно, дергает, высоту не удерживает. А Маршал — это просто песня. Хотя если сравнивать его и Халига, то Халиг летает, пожалуй, еще лучше. Зеба тоже неплохой мастер, но он до Халига не дотягивает. А еще…

— Сонь, она не настолько в курсе, — заметил Таенн. — Мы случайно с Маршалом прокатились. Он был свободен, а мы с Айрин слегка застряли у Шелковой скалы.

— О, слепая зона, — кивнула Вера. — Знаю-знаю. Противное место. Айрин, дай мне пирожок, — попросила она. — Думала, что не хочу есть, но они так вкусно пахнут. Что ты туда положила?

— Секрет, — Айрин усмехнулась, вспоминая слова Ахельё. — Не скажу. Вот будешь печь пирожки, сама придумай.

— Вредина, — погрозила ей пальцем Вера. — Ну-ка, дай попробовать… нет, ну слушай… ну объеденье же! Не будь плохой девочкой, расскажи!

— Ладно, — сдалась Айрин. — Но лучше записать, а то забудешь.

Она вытащила из кармана блокнот, и протянула Вере.

— Ого, — вдруг сказала та, когда блокнот случайно открылся на странице с чертежом, который Айрин рисовала вчера. Точнее, там бы даже не сам чертёж, а его фрагмент. — А вот это уже гораздо интереснее пирожков. Что это?

— Да так, — отмахнулась Айрин. — Это я цифры в одну штуку пыталась подставить, но они не подставились.

— Дождись кого-нибудь из Сэфес, — посоветовала Соня. — Может, и помогут. Я такие корреляции считать не умею.

— Что вы там считать собрались? — с недоумением спросил Таенн.

— Мост, — пояснила Айрин. Таенн и до этого видел ее рисунки, правда, без обозначений и цифр. — У меня какая-то нелепица получается. Длинна шага пролета должна быть кратна увеличению нагрузки на опору, ведь так?

— Теоретически да, — кивнул Таенн.

— Но тогда у меня получается не мост, а какая-то… какой-то… — Айрин замялась. — Ерунда, короче, получается. Мост перестает выглядеть как мост. А дальше… в общем, не знаю.

— Там вообще-то стоит значок, который преобразует ряд параметров, — Таенн отобрал блокнот, и принялся разглядывать изображение. — Видишь, вот тут знак f -12 рядом с прежней формулой?

— Вижу, — отозвалась Айрин.

— Вообще-то он обнуляет предыдущую корреляцию и выстраивает новую, — пояснил Таенн. — Хотя лично я посоветовался бы с кем-нибудь из Сэфес.

— Подожди, Таенн… а что за черточка между f и 12?

— Это не черточка, — Таенн хмыкнул. — Это минус.

— И что он тут значит? — Айрин вопросительно посмотрела на Таенна.

— Ну, например то, что вес конструкции уменьшается в 12 раз. Или что-то подобное. Айрин, это не моя тема. Давай кого-нибудь еще подождем. Девочки, вы «за»?

— Мы «за», — ответила Соня. — Только сумки отнесем и переоденемся. Таенн, ты в клубе вечером будешь?

— Будешь. И Айрин будет, — пообещал Таенн. — Она у нас до завтра гостит, так что…

— Так это же здорово! — обрадовалась Вера. — Айрин, а у тебя ведь спящий есть? Расскажешь? Ну хоть что-нибудь…

— Расскажет, — пообещал Таенн. — И даже больше, чем хоть что-нибудь.

— Расскажу, — кивнула Айрин. — Тем более что спящих у меня двое.

— Вообще замечательно. Ребята, не уходите, дождитесь нас, — попросила Соня. — Таенн, пива еще захватить?

— Тащи, — кивнул тот в ответ. — И сухариков можете каких-нибудь принести. Чувствую, намечается что-то интересное…

* * *

На лавочке они просидели долго, очень долго. К исходу первого часа Айрин познакомилась уже с полутора десятками живущих в этом странном доме-гостинице, и с удивлением начала понимать, что ей среди них хорошо. Да и вообще, всё в этот день было почему-то хорошо. Происходило что-то бесконечно правильное и важное, но что — она и сама не могла в тот момент понять. Чувствовала, но в слова это понимание всё никак не облекалось. Впрочем, думала Айрин отрешенно, это и неважно, наверное. Как есть, так и есть.

Не смотря на обилие пива, она вскоре обнаружила, что совершенно не пьянеет. Таенн объяснил, что пиво Полосатый специально присылает безградусное, потому что вечером будет очередное большое сборище, да еще и с концертом, и вот во время этого сборища вполне можно выпить что-то нормальное, а днем… увы, Полосатый неумолим, и днем у него не допросишься чего-то крепче воды.

— Но у Ахельё днем вино можно взять, и это будет нормальное вино, а не как это пиво, — возразила Айрин.

— Хе-хе, — ухмыльнулся Таенн. — А ты думаешь, наши просто так по Берегу шатаются? Я в том числе?

— Из-за вина? — не поверила Айрин.

— Из-за запретов. Нет, понятно, что Полосатый в своем праве, и не хочет, чтобы кому-то было плохо, но… В общем, до вечера мы пьем безалкогольное пиво, и разговариваем разговоры. Когда надоест, пойдем искупаться. Заодно и пристань нашу посмотришь. У нас здорово.

Ореса и Гара так и не дождались, поэтому консультацию про конструкцию было решено отложить на вечер. Сходили в комнату Таенна, Айрин переоделась, и они отправились к морю.

* * *

— …я вот что хотела спросить. Может быть, я не совсем правильно понимаю, но ведь умирают люди очень по-разному, — Айрин шла следом за Таенном по узкой тропинке, вьющейся между камней и деревьев. — Не все ведь вот так… ну, как я, как Феликс, как Унара, как монах. Бывает, что человек лежит в той же коме гораздо меньше, верно?

— Верно, — подтвердил Таенн. — Правильно мыслишь.

— А такие люди попадают на Берег?

— Не всегда. Если человеку или не человеку суждено умереть, то да, он проведет несколько дней тут, на Берегу. Если не суждено, он сюда не попадет.

— Вот как… — Айрин задумалась. — Но я таких не видела, ни разу.

— Опять же правильно, — подтвердил Таенн. — Это не в вашей части Берега. И не в нашей.

— А где такие места? — Айрин споткнулась о корень, Таенн поддержал ее за локоть. — В них можно попасть?

— В степь? Теоретически можно, но зачем тебе это? — Таенн нахмурился.

— Не знаю, — пожала плечами Айрин. — Просто так. Интересно, наверное.

Сейчас они шли рядом, спуск стал более пологим, а воздух посвежел, потянуло прибрежным ветром — значит, море уже близко.

— Я могу тебя отвести, но я совершенно не уверен, что тебе это нужно, — покачал головой Таенн. — Они даже не успевают толком себя осознать. Многие растеряны, подавлены, напуганы. У многих сохраняется память, и для них происходящее — трагедия.

— Сохраняется память? — удивилась Айрин. — Да ты что. Не может быть!

— Еще как может. Я тот самолет очень долго не забуду, — Таенн тряхнул головой, словно отгоняя дурные мысли. — Сто с лишним человек, одновременно. Тут такое не редкость, конечно, но в тот раз этот чертов самолет в полном составе появился в степи при мне. Они даже не поняли ничего. Потому что вот только что они сидели в самолете, а теперь эти кресла стояли на траве. Понимаешь? Степь, небо высоченное, горы на горизонте — и сто человек в этих самых креслах.

— И что они делали? — с ужасом спросила Айрин.

— Они там пробыли меньше трех минут, — Таенн говорил глухо, голос его звучал тяжело, словно он в этот момент был сильно подавлен… впрочем, так оно и было. — Они начали вставать с кресел, побрели в разные стороны. А потом стали исчезать. Один за одним. И вскоре там была уже совсем пустая степь, только кресла стояли. Скоро исчезли и они тоже.

— Ужас какой… — пробормотала Айрин. — Таенн, слушай… а куда они уходят?

— Кто?

— Да все. Те, за кем приходят Черные, те, кто вот так умирает? Или такие, как я?

— По-разному, — пожал плечами Таенн. — Кто куда. Кто-то идет выше, в запредел. Кто-то возвращается в новое тело, чтобы прожить новую жизнь. Кто-то может и вовсе развоплотиться…

— Как ты, если сыграешь музыку?

— Примерно. Скорее, как Янина.

— А почему ты уверен, что, сыграй ты что-то, ты именно развоплотишься? — Айрин остановилась. — А вдруг это не так? С чего ты взял, что это развоплощение, а не переход куда-то дальше?

— Ощущение, понимаешь? Это ощущение ни с чем нельзя спутать. Кстати, развоплотиться — это не значит перестать существовать. Это, скажем так, начало существования в какой-то совершенно иной форме. Вот только никто из нас не хочет проверять, что это за форма такая, потому что не было еще вернувшихся перевоплощенных, — Таенн развел руками.

— А из запредела кто-нибудь возвращался? — этот вопрос волновал Айрин последние дни, но она до этой поры никак не могла решиться и спросить.

— Да, — уверенно ответил Таенн. — Возвращался. И неоднократно. Там есть жизнь, но она совершенно другая, она не подчиняется никаким известным нам законам. К ней нельзя применить наши правила и понятия. Ты, наверное, слышала выражение «Царствие небесное»?

Айрин кивнула — и вдруг вспомнила. Точно, сто раз она это выражение слышала! И даже картинки видела: благообразный седой старик на облаке в окружении каких-то светящихся существ. Облака, лучи, голубое небо, ниспадающие одежды…

— Седой старик на облаке, да? — ехидно поинтересовался Таенн. — Или что-то гораздо более зловещее. Например, ад. Я снова прав?

Айрин опять кивнула — и засмеялась.

— Находясь здесь, я понимаю, насколько это глупо, — заметила она. — Представлять себе мир, жизнь, и смерть, как тортик. Снизу красный слой с острым перцем — это ад, сверху голубенький ванильный слой — это рай, а посередке разноцветный слой, который пахнет непонятно чем — это жизнь.

— Вот-вот, — покивал Таенн. — Бесконечно наивно думать, что ты, умерев, попадешь к старику… и потом, что там делать? Сидеть сиднем подле трона, завязнув в безвременье, как муха в янтаре, и смотреть на небо и лучи? Или, если ты был плохим, гореть вечно в огне, как всё та же самая муха, без конца и края, и… и что?

— Ты прав, это всё выглядит слишком уж примитивно, — согласилась Айрин. — А на самом деле что?

— А на самом деле запредел — это бесконечное путешествие, это самые странные и удивительные миры, это безграничная свобода, — объяснил Таенн. — И есть еще один момент. Знаешь, чем отличается рай от ада?

— И чем же?

— Если ты в раю, к тебе вернется твоя память. А если ты в аду — ее просто не будет. А значит, не будет и тебя. Так вот, о вернувшихся из запредела. Они возвращаются добровольно, девочка, осознанно, и осознанно же идут на частичную блокировку памяти — они потом вернутся, и память вернется тоже.

— Но зачем они возвращаются? — удивилась Айрин.

— Любовь, — Таенн улыбнулся. И улыбка у него получилась какая-то очень светлая, и очень добрая. — Они ищут своих. Любимых. Некоторые не две жизни подряд это делают, и не три, и не четыре. Ведь мало найти, надо еще и сделать так, чтобы человек — или не человек, да это и неважно — сумел тоже достичь запредела… И там уже можно быть счастливыми вместе.

— Здорово… — прошептала Айрин. — Это и печально, и здорово одновременно. Потому что это…

— Дает надежду?

Айрин кивнула.

— Значит, даже если у меня не получится построить мост, я сумею потом вернуться и поискать снова, — пробормотала она. — Надеюсь, я не была очень плохой, и у меня получится вспомнить.

— Ты собираешься строить мост? — Таенн с недоверием посмотрел на неё. — Я-то думал, что ты просто интересуешься. В связи с твоей фразой из лабиринта…

— Таенн. В этой фразе сказано, что я должна построить мост, — твердо сказала Айрин. — И я очень постараюсь его построить. Правда, пока не очень понимаю, как именно.

— Побег с Берега, — покачал головой Таенн, но в глазах его появились веселые огоньки. — А что? Почему бы и нет? Ладно, раз так, то сегодня организуем группу мозгового штурма. Будем думать о мостах. Кстати, мы уже пришли.

* * *

Набережная тут была не чета той, на которую ходила Айрин. Это была шикарная набережная — широченная, мощеная, с красивыми фонарями, лавочками, ограждением. Разумеется, имелись и причалы, целых шесть штук. Около нескольких стояли суда, в которых Айрин сходу признала яхты (ну надо же!), другие были снабжены лебедками, подъемниками, и каким-то незнакомым оборудованием. Таенн объяснил, что на этих причалах запрягают рыб для полетов и соревнований. Прирученные рыбы живут в море, они обучены подходить к причалу по команде, когда их зовут, затем рыбу поднимают, фиксируют на ней крылья, и можно отправляться.

— Если получится, завтра прокатимся, — пообещал Таенн. — Сегодня, видишь, никого. Кто-то на соревнованиях, кто-то охотится.

— На кого охотится? — удивилась Айрин.

— Да на новых рыб. Ее же надо поймать, укротить, и добраться на ней до берега, для начала. Потом ее обучают, а после выпускают. Они тут поблизости всегда, когда мастер зовет, рыба через пять минут обычно на месте оказывается.

— Чего только не придумают, — покачала головой Айрин.

— Помнишь, некая Анна звала нас на регату? — напомнил Таенн.

— Ну да.

— Так вот, это была регата морских драконов, — Таенн ухмыльнулся. — Так что рыбы еще не самое страшное.

— Я и не говорила, что они страшные. Просто удивительно… слегка, — Айрин улыбнулась. — А где у вас тут купаются?

…Купались в камнях, в уединенной небольшой бухте. Очень, очень красивое место — Айрин видела, что это место нравится Таенну, и думала что, наверное, это место напоминает ему что-то — из его прошлой жизни.

«Мы все скучаем, — думала она позже, лежа на прогретом солнцем плоском камне, и слушая шелест маленьких волн, разбивавшихся о его подножье. — Мы все тоскуем. Даже те, кто ничего не помнит. Или помнит совсем немножко, как я. Мы все придумываем то, чего не было — как та же Венера. Мы все хотим что-то изменить — как монах с волком, как Феликс. Мы все на что-то надеемся — как Савел. И нам всем, без исключения, страшно — потому что мы все верим на самом деле, и в рай, и в ад, и пусть даже нас научили верить неправильно, пусть нас обманули, но страх мы ощутили в нужной мере из-за этого обмана, и всем нам — не по себе. Хотела бы я прожить еще одну жизнь, в которой мне придется искать своих спящих, и вспоминать их заново? Ох, не знаю. Эта усталость… откуда она берется? Я ведь устала, я чувствую это, и я не могу сказать, что я готова вот к этому всему. Всё заново? Нет. Нет, я не хочу. Я ведь нашла их, я была с ними — а это значит, что все слова, которые я услышала, находясь здесь, на Берегу, были верными, и мне действительно нужно построить мост. Таенн говорил только об одном пути возврата — получается, что он лежит через Черных и новую жизнь. Но я не хочу на этот путь. Мне нужен другой».

— Таенн, — позвала она. — Спишь?

— Ммм? А, нет. Так, замечатался что-то, — Таенн сел, зевнул. — Давай еще раз нырнем, и пойдем наверх. Надо перекусить, и собираться в клуб. К тому же, мы вроде бы хотели поговорить с Оресом и Гаром. Или еще с кем-нибудь, кто поблизости окажется.

— Слушай, забыла тебя спросить, — Айрин встала. — Соня и Вера, они кто такие? Аудиалы или визуалы?

— Встречающие, — Таенн зевнул еще раз. — Такие, как они, умеют держать Сеть в состоянии покоя. Тоже Контролирующие, но это контроль стасиса. Обычно подобные пары работают с парами Сэфес. Получилось так, что они обе погибли, а их экипаж… не знаю, что с ними, но тут их нет. Признаться, это слегка обнадеживает.

— А они люди?

— Сонька с Верой? Не-а. Эти милашки в истинном облике очень симпатичные… ящерки. Ладно, пойдем купаться, а то солнце скоро сядет. Как думаешь, Шилд останется дома, или отправится с нами?

— Думаю, что с нами, — Айрин поглядела на кота, который спал, свернувшись клубочком, на краешке ее подстилки. — Главное, чтобы ему не оттоптали лапы.

— Это вряд ли. Там все мирные…

* * *

Клуб, в который они пришли после заката, представлял собой здоровенное здание с совершенно неописуемой архитектурой. Казалось, в нем смешались всевозможные известные и неизвестные стили, причем смешались так, что не выглядели при этом неорганично. Странно — да. Более чем странно. Но при этом — гармонично и даже красиво. Этажей Айрин насчитала четыре, потом ей показалось, что их три, потом она поняла, что на самом деле их пять, но, кажется, не везде. Старинные кирпичные стены мирно соседствовали с зеркальными, бетон переходил в металл, который неожиданно сменялся деревом; колонны, конструкции, окна каких-то невообразимых форм… Айрин растерянно смотрела на здание, не зная, что и думать.

— Завораживает, да? Тоже, как впервые увидел, удивился, — успокоил ее Таенн. — Но там очень здорово.

— Я просто немножко… растерялась, — призналась девушка. — А куда мы пойдем?

— В бар, — Таенн, кажется, не предлагал, а констатировал факт. — Сначала в бар. Ты же хотела с Полосатым познакомиться? Вот он там сегодня собственной персоной. Он почти каждый вечер собственной персоной, но вчера не было. Значит, сегодня точно будет.

Изнутри здание оказалось немного похожим на Шелковый лабиринт — коридоры, развилки, широкие холлы. Освещение — неяркие бра и светильники, создающие какую-то особенно уютную и расслабленную атмосферу.

И — люди. Людей тут бродило неожиданно много, но не настолько, чтобы мешать друг другу.

…У стены, на диване — компания, главное действующее лицо в которой — парень с замысловатым музыкальным инструментом. Парень играет, не сказать, что особенно хорошо, но с чувством. Его слушают четверо, одна девушка, полненькая, светловолосая, и трое мужчин. Слушают внимательно, с какой-то затаенной грустью. Он играет и поет — незамысловатые слова о прошедшем лете, о волнующемся море, об осеннем небе. Когда песня кончается, девушка целует парня в щеку, а один из мужчин показывает большой палец — молодец, мол.

…Дальше, в широком коридоре, стоят рядами стулья, и, судя по всему, идет нечто типа лекции или семинара. Выступает женщина, подтянутая, приветливая, ей ассистирует девушка. Сама женщина сидит за столом, и ничего не делает, а девушка расставляет на особых планшетах разноцветные карточки. Слушателей не очень много, десятка два, и, судя по заинтересованным лицам, они ждут, что же еще покажут женщина и девушка. У некоторых в руках — тетради и даже цветные карандаши.

…Еще поворот. Посреди холла стоит стул, на стуле девушка, по виду почти подросток, которая читает стихи. Сначала кажется, что стихи ужасны, но потом становится понятно, что это — сатира, едкая, как кислота. Айрин слушает и понимает — в стихотворении девушки речь идет о ком-то вроде знакомого монаха, но не о его существовании на Берегу, а о его жизни среди людей. Девушку слушают, с каждой минутой слушателей становится всё больше, на лицах у них — понимание. Кто-то смеется, кто-то хмурится.

— Сожгли, — шепчет Таенн. — Она Бард, как я, ее сожгли вот такие же, как этот, из стихотворения. Сожгли заживо. Она сумела выйти в Сеть, но… там и осталась… тоже как я. Пойдем дальше.

— Подожди, пусть дочитает…

Почему-то очень важно, чтобы девушка дочитала, думает Айрин в этот момент, но тут ее ноги касается пушистый хвост Шилда — и она словно бы возвращается в реальность.

— Пойдем, — просит Таенн. — Айрин, ты потом еще послушаешь. Обещаю.

* * *

Бар, в который они добрались, наконец, после блуждания по коридорам, оказался под стать зданию — такой же уютный, и такой же такой же необычный. Народу в нем было множество, пахло сложной смесью запахов — сладкие духи, табачный дым, вино, что-то жареное, что-то острое…

— Таенн! Давай к нам! — крикнули откуда-то из угла, но Таенн, подхватив Айрин под руку, крикнул в ответ:

— Попозже подойдем! Мы скоро!..

— Подругу твою как зовут? Эй, подруга, как тебя зовут?

— Айрин! — крикнула Айрин.

— Не болтай ты с ними, не отвяжешься, — проворчал Таенн, утаскивая Айрин куда-то вглубь помещения. — О, вон он, Полосатый. Сейчас увидишь настоящего трансфигуратора за работой…

— Я пока что ничего не… ой, — Айрин остановилась. — Ничего себе!

За невысокой стойкой стоял полный немолодой человек, выглядевший настолько комично, что Айрин пришлось приложить усилие, чтобы не рассмеяться. Красная рубашка в белый горошек, с короткими рукавами, на обеих руках бесчисленные браслеты и, кажется, даже фенечки, на голове — завязанный на уголках большой носовой платок. И лицо — какое-то очень смешное и доброе. Как у клоуна в цирке. Большой, постоянно улыбающийся рот, нос картошкой, и неожиданно яркие голубые глаза. Из-под платка выбивается прядка, видно, что волосы светлые и кудрявые, вот и вырвался этот упрямый завиток из плена.

— А почему он Полосатый? — с интересом спросила Айрин. — Что-то я полосок не вижу.

— А он не человек, — в тон ей ответил Таенн. — Он рауф. Из редкого подвида вполне шерстяных и весьма полосатых. Среди рауф таких лохматиков, как он, очень мало, но Полосатый у нас, поверь, и полосат, и волосат.

— Но что он делает? — с интересом спросила Айрин.

— А ты присмотрись.

Айрин подняла глаза — и обомлела.

Над головой Полосатого она увидела две дымные воронки, желтую и зеленую. Воронки казались полупрозрачными, словно сотканными из невесомой паутины, и в их недрах явственно различалось какое-то непрекращающееся движение. Полосатый то и дело поднимал руки, выхватывал что-то из желтой воронки, перебрасывал в зеленую, затем засовывал руку в зеленую, и словно бросал нечто невидимое в сторону. Причем делал он это не глядя, продолжая вовсю болтать со всеми подряд.

— Преобразует, — объяснил Таенн. — Желтая воронка — это так называемая топка. Зеленая — выход. Он берет предметы из топки, кидает в выход, переделывает, а потом отправляет заказчикам.

— А что попадает в желтую воронку? — с подозрением спросила Айрин.

— Да всё подряд, — пожал плечами Таенн. — Камни, дерево, вода… это неважно. Сама понимаешь, на Берегу всё условно, поэтому содержимое желтой воронки не имеет значения.

— Он может превратить дерево в продукты для ужина? — с восхищением спросила Айрин.

— Он еще и не такое может, — хмыкнул Таенн. — Пойдем. Дальше тут стоять будет просто невежливо.

Едва завидев их, Полосатый заулыбался еще шире — хотя, казалось, куда уж шире — проворно выхватил из зеленой воронки два высоких фиолетовых стакана, и крикнул:

— Айрин, девочка моя, как я рад тебя видеть! Таенн, старый алкоголик, я уж думал, ты соврал, и не приведешь её. Берите, берите, у меня заказ стоит, — он сунул руку в зеленую воронку, и бросил что-то себе за спину. — Айрин, это мой фирменный коктейль, готовлю исключительно в этом баре, и исключительно для этих охламонов. Не побрезгуй, попробуй.

— Привет, Полосатый, — улыбнулась Айрин. — Очень рада встрече. Какой ты, оказывается…

— Какой? — удивился Полосатый.

— Классный! — выпалила Айрин. — У тебя всё так ловко получается.

— Ну а то, — Полосатый подмигнул. — С такой-то практикой. Это вам, конечно, не звездными системами жонглировать, как некоторые при жизни делали, но тоже вполне себе занятие.

— Прибедняется, — хмыкнул Таенн, делая глоток из стакана. — В Контроль бы его взяли, с такими способностями.

— А в темные века его бы повесили, — присовокупил пьяный голос откуда-то сбоку. — И Берег бы лишился… ик… такого классного коктейля. Полосатик, налей еще, а?

— Может, хватит тебе на сегодня, Феус? — Полосатый обернулся. — Ты ж косой уже, как зайчик. Пойди, поспи.

— Неее… сегодня я не поспи. Завтра поспи. Поспю. То есть посплю, — поправился голос. — Все меня никак не отпустит. Пересидел я с ними. Пусть теперь другие сидят.

— Ладно, тогда пей, — вздохнул Полосатый.

— Опять новые пришли, — объяснил Таенн. — И теперь Феус запивает чужое горе. Так тоже бывает. Но не будем о плохом, — решительно объявил он. — Полосатый, дай нам еще по стакану, и закуску, какую не жалко. К ребятам пойдем, в уголок. Там наша компания собирается.

— Играть будут сегодня?

— Позже. Скалолазы в последнее время подняли… знаешь, я бы их в Барды принял, — признался Таенн.

— Ты бы принял, но у тебя принималка не работает, — напомнил Полосатый. — Айрин, как тебе коктейль?

— Шикарно, — ответила Айрин, под разговор опроставшая почти полстакана. — Никогда не пробовала ничего подобного.

И впрямь, очень вкусный коктейль. Ни на что не похож. Или… густой виноградный сок, сладкий, но не приторный, и, кажется, слегка газированный, да и на вкус вроде бы виноградный, а вроде бы и нет, с целым букетом самых разнообразных запахов — от пряностей, до цветов и муската. Из чего это сделано? Вино? Ликер? Еще что-то?.. А что еще бывает, подходящее для коктейля?

— Не скажу, — кажется, Полосатый придерживался закона Ахельё о неразглашении рецептов. — Пусть это, как та каша, будет для тебя тайной Берега.

— Сговорились, — с напускной серьезностью проворчала Айрин. — Ну, если так, то давай нам еще по стакану, и мы от тебя, наконец, отстанем. По крайней мере, до следующей порции этого коктейля.

* * *

— …Настойку рибира он туда добавляет, — шепотом пояснил Таенн. — Ягоды такие. Настойка эта как-то называется, но не помню, как. У них есть лхус, но лхус — это когда рибир заваривают. А это… вот фиг его знает, название, но штука совершенно убойная. И, учти, крепкая. Здоровых мужиков с ног валит.

— Наверное, стакане на десятом, — подсказала Айрин.

— Нет, пораньше. Где-то на седьмом-восьмом. Так что ты давай без фанатизма, — попросил Таенн.

— Ладно, не буду с фанатизмом, — проворчала Айрин. — Но очень вкусно.

— Оно и понятно. На всякий случай учти — чтобы протрезветь, достаточно просто захотеть этого.

— Сказать вслух? — уточнила Айрин. К слову сказать, за всё время пребывания на Берегу она не пьянела вообще ни разу, и до этого момента думала, что опьянеть тут в принципе невозможно. Оказывается, это не так.

— Можно и вслух, — подтвердил Таенн. — Главное, сделать это искренне. Другой вопрос — многие этого просто не хотят.

— Например, ты, — поддела Айрин.

— Например, я, — согласился Таенн. — Но главное, что ты теперь в курсе.

…Компания в углу приветствовала их радостными криками, ту же откуда-то появились дополнительные стулья, на диване принялись было сдвигаться, чтобы освободить место для Шилда, но тот проворно запрыгнул на спинку, и лёг там. Кот любил места с хорошим обзором.

— Так что там на счет моста? — с интересом спросила Соня, выуживая из рук Айрин блокнот. — Давай, рассказывай. Сколько лет я тут, а про мосты впервые слышу.

— Расскажи, правда, — начали требовать со всех сторон.

И Айрин принялась рассказывать. И про лабиринт и пророчество. И про книги, которые сами собой попадали ей в руки, когда она искала в своей библиотеке, что бы почитать. И про слова Феликса. И про советы монаха. Компания притихла, разговоры смолкли сами собой, и к концу рассказа за столом царила полная тишина.

— Ну и дела, — протянул Гар, наконец. — Действительно, такого раньше не было. Таенн, тут просто один к одному, получается. Мало того, что ее спящие… скажем так, очень необычные, так еще и такое количество указаний… есть над чем подумать.

— Но как его строить, этот мост? — Айрин пожала плечами. — Таскать камни, что ли? Выглядит, как полный бред.

— Так оно и есть полный бред, — подтвердил Орес. — Этот мост не может быть материальным. Он, по-моему, по строению ближе к Сети.

За столом вдруг заговорили все разом — Айрин даже опешила от неожиданности. Пять человек, сидящих рядом с ней, гомонили, перебивая друг друга, Таенн что-то едва ли не кричал Оресу, а Гар начал спорить с Верой и Соней. Наконец, женщина, которая молча сидела рядом с Таенном, вдруг подняла руку, и громко произнесла:

— А ну-ка тихо! Разошлись, понимаешь. Размечтались. Неужели непонятно, что ни вам, ни мне уже больше никогда не светит… ладно, неважно. Вы не понимаете главного — метод, который предстоит изобрести ей, в любом случае будет отличаться от ваших методов. Хотите вы того, или нет.

— Эди, ты… км… — кажется, Таенн слегка смутился. — Мы, вроде бы, это понимаем, но…

— Но вы начинаете всё примерять на себя.

— Вообще-то ты Связующая, — осторожно сказала Вера. — И, сдается мне, ты тоже собираешься сделать именно это.

— Нет, — отрезала женщин. — Я тут слишком долго, чтобы ностальгировать так же сильно, как вы. Я сумела отстраниться. А вы пока всё еще частично там.

Айрин посмотрела на неё. Худая, даже, кажется, излишне худая, светловолосая, сероглазая. Одета просто, совершенно без претензии. Обычная футболка, обычные брюки, никаких украшений. Волосы собраны в хвост и перехвачены простой гладкой заколкой.

— Феликс всё понял правильно, — продолжила женщина. — И сделал правильные выводы. И ты, Таенн, интуитивно тоже всё почувствовал верно. Но сам метод… девочка, вся эта веселая компания права сейчас только в одном — мост не материален, в том понимании, которое присуще обывателю. Твой мост — это формула. Формула — материальна. Ты должна прекратить думать категориями дерева и камня, у тебя теперь в приоритете другие вещи.

— Какие? — спросила Айрин.

Женщина улыбнулась.

— Вода, свет, Берег, и ты сама, я думаю. Мост надо строить в мыслях.

— Мысль материальна? — Айрин нахмурилась. Эту фразу она слышала сто раз. Даже, кажется, тысячу раз.

— Да, — кивнула женщина. — Мысль действительно материальна. Мы поможем тебе разобраться в формуле… да, Орес? Да, Гар? Вера, Соня, Таенн, не молчите. Твоя формула — это и есть твой мост.

— Но разве по такому мосту можно куда-то уйти? — с недоверием спросила Айрин.

— Как ты думаешь, если бы было нельзя, он бы появился? — женщина хитро глянула на Айрин. — Мне кажется, он уже есть у тебя, этот мост. Дело за малым — заставить его работать.

— Но ее тело… — начал было Таенн, но женщина взмахом руки остановила его:

— Таенн, не лукавь. Ни ты, ни я не знаем, так ли всё плохо с телом на самом деле. Сейчас, например, вообще ничего не видно. А вдруг тело восстанавливают? Или, по примеру резерва, вообще воссоздают по материалу? Тебе это приходило в голову?

— Но Айрин не дубль и не резерв! — если бы Таенн мог в тот момент вскочить на ноги, он, скорее всего, вскочил бы — увы, за столом оказалось слишком мало места. — Как можно воссоздать…

— А как твои друзья были воссозданы? Те, что спят сейчас у нее дома? Таенн, перестань, — попросила женщина. — Тебе известно далеко не всё, и не может быть известно, признай уже очевидное. Её судьба — вернуться. А наше дело — помочь ей в этом по мере сил. Ты не согласен?

— Да согласен, согласен я, — проворчал Таенн, явно сдаваясь. — Айрин, ты разрешись сделать копию твоего блокнота? Я сейчас до Полосатого дойду, и…

— Утром, — приказала женщина. — Думаю, на сегодня хватит. Народ, допиваем, и пошли в зал. Пошли, Вера, пошли, негоже обижать друзей отсутствием. Айрин, зови кота. Он не согласится посидеть у тебя на руках? А то там будет очень много народу.

 

9

Новый Год Айрин

— Ничего у меня не получается, Таенн.

— Совсем?

— Ну ты же видишь, совсем. Ощущение, что я делаю нечто неправильное, — Айрин отвернулась, тяжело вздохнула. — Пару раз мне казалось, что я что-то чувствую, но… всё рассыпается. А еще я, кажется, устала. Глупо, да? Как можно устать на Берегу?

— Можно, — возразил Таенн. — Не устает только тот, кто ничем не занят. Ахельё, ты устаешь? — спросил он, чуть повысив голос.

— Я-то? О, еще как, — заверил Ахельё, высовываясь из-за стойки так, чтобы его было видно их столику. — Как домой приду, как цветы полью, так и падаю. И попугай падает. Прямо вот весь падает, и лапами кверху лежит. Получается такой Рах-бабах. А чего ему не устать, весь день орать, да колокольчик дергать?

Айрин усмехнулась, но невесело.

— По моему календарю, я уже два месяца мучаюсь, — сообщила она Таенну. — Я же отмечаю дни. И листы, дни на которых кончились, складываю в стол. Два листа, Таенн. Два месяца. Шестьдесят дней. И ничего.

— Тебе нужно как-то отвлечься, — Таенн нахмурился. — Может, снова в гости?

— Ой, нет, — покачала головой Айрин. — Нет, в гости с радостью, но… потом. Там слишком много народу. И народ этот, хоть и веселится, по большей части все-таки грустный. А я не хочу грустить. Мне надо…

— Что тебе надо?

— Как-то встряхнуться или разозлиться, — подумав, сообщила Айрин. Таенн присвистнул.

— Ну, про злость ничего не могу сказать, а вот про встряхнуться… хм… Кстати, а ты в курсе, что ты уже год здесь?

Айрин, слегка опешив, посмотрела на него.

Год?

Год?!

Целый год?..

— Да ты что… — прошептала она. — Быть того не может.

— Еще как может, — заверил Таенн. — Думаешь, ты одна считаешь? Ничего подобного. Много кто этим увлекается. Только среди моих знакомых — Вера считает, Орес считает, Эдика считает, ты считаешь…

— А ты? — с подозрением спросила Айрин.

— Ну, если я знаю про год, видимо, и я, — ухмыльнулся Таенн. — А как ты хотела? Думаешь, тебе одной интересно? Ничего подобного.

— Ахельё, а ты считаешь, сколько ты тут пробыл? — спросила Айрин.

Повар тотчас высунулся из-за стойки снова.

— Конечно, считаю, — невозмутимо сообщил он. — Как не считать? Правда, начал не сразу, молод был поначалу, не сообразил сперва, а потом начал. Вот Венера не считает. Венера наоборот…

— Слушай, сделай нам по кусочку мяса, что ли, — попросил Таенн. — И вина… Айрин, тебе какое?

— Можно розовое, — пожала плечами девушка. — И Шилду тоже мяса, пожалуй. Ахельё, а для чего ты считаешь?

— Да просто так, — пожал тот плечами. — Пять минут, сейчас мясо сделаю.

— Считают, девочка, не «для чего», а «почему», — объяснил Таенн, когда Ахельё скрылся в недрах кухни. — Это своя воля. Свои мысли. Своё время. Точнее, это возможность сохранить хотя бы часть себя — независимым. Ты на Берегу заперт, как заключенный в камере, но ведь даже заключенный может делать на стене засечки, верно? Это то же самое. Сколько у тебя листов в ящике?

— Девять. Первые три месяца я не считала, — Айрин нахмурилась. — Знаешь, странное ощущение от времени. Если бы не мой календарь, и не твои слова, я бы, наверное, не сообразила про год. А сейчас чувствую, что ты прав. И еще… я кое-что вспомнила.

Таенн подался вперед.

— И что же? — с интересом спросил он.

— Когда я… когда я умерла… — Айрин запнулась. — Скоро должен был быть Новый год, праздник. И я помню свою мысль. Жалко, что не удалось дожить до Нового года. А ведь хотелось. Не помню, к чему относилась эта мысль, в какой обстановке она ко мне пришла, но саму мысль помню. Такое… сожаление и разочарование. Понимаешь?

Таенн кивнул.

— Понимаю, — проговорил он. — Это было зимой?

— Ну да, — подтвердила Айрин. — У нас его точно празднуют зимой. Украшают… да всё подряд украшают, кажется, но я помню гирлянду на окне, и лампочки… в них словно бы цвета перетекали из одного в другой. Красный, синий, зеленый, белый… Подарки дарят друг другу. Это я тоже помню хорошо. Подарки, и… и какое-то такое ощущение у всех… словно должно случиться чудо.

— И оно случается?

Айрин задумалась. Шилд подошел к ней, поставил лапки ей на колено — девушка машинально погладила кота по голове, а он ткнулся лбом ей в ладонь.

— Не знаю. Может, и случается. Я не помню. Помню только ощущение само, и ничего больше. Огоньки помню, снег, запахи какие-то.

— Какие?

— Вкусные, — Айрин усмехнулась. — Еще помню, как приходишь домой с холода, а в доме тепло, и огоньки, и запахи. Мне обидно было умирать. Потому что смерть отняла у меня это чудо.

Таенн молча смотрел на Айрин, словно что-то про себя прикидывая. Из кухни вышел Ахельё, поставил перед ними длинные глиняные тарелочки с мясом, а перед Шилдом — белое блюдце, на котором тоже было мясо, но сырое, и нарезанное мелкими кусочками.

— Сейчас вино подам, — пообещал он. — Совсем замучили Полосатого, говорит, продыху нет с вашими заказами.

— Мы не торопимся, — успокоил Таенн. — До вечера еще далеко.

До вечера и впрямь было далеко. Солнце стояло в зените, на пляже гуляло много народу, тут и там сновали чьи-то гуарды и фамильяры, да и в самом кафе посетителей уже стало прибавляться — наступало обеденное время.

— А ты любишь снег? — негромко спросил Таенн.

— Не знаю, — пожала плечами Айрин. — В Новый год я его точно любила. Потому что одно неотделимо от другого. А так… я не очень люблю холод, — призналась она. — У меня от него болели руки. И губы трескались. И глаза слезились. Но это, наверное, не от холода, а от старости, — предположила она. — Может это всё быть от старости?

— Запросто, — кивнул Таенн. — Нет, положительно, когда готовит Ахельё, еда получается особенная. У Полосатого тоже вкусно, но не так. Даже близко не так.

— Согласна, — Айрин подцепила вилкой кусок мяса, и отправила в рот. — Мямса пуосто воусхитителое…

— Не говори с набитым ртом, — посоветовал Таенн.

Айрин замерла с вилкой в руке. Проглотила кусок.

— Что ты сказал? — спросила она.

— Не говори с набитым ртом, — повторил Таенн. — Это неудобно тебе и непонятно окружающим.

— Эту фразу они говорили друг другу, — прошептала Айрин.

— Твои спящие?

— Ну да! Точно помню. Таенн, знаешь, я, по-моему, с каждым днем помню всё больше, — призналась она. — Вот такие предложения, свои ощущения, даже праздник. К чему бы это?

— Давай надеяться, что к возвращению, — предложил Таенн. — А на счет Нового года… хм… я подумаю.

— О чем? Посмотри вокруг! — Айрин рассмеялась. — Тут везде сплошное лето!..

— Да? — Таенн прищурился. — Ну, ладно. Ловлю на слове. Спорим, что не везде?

— На что? — с интересом спросила Айрин.

— Ишь ты какая, «на что». Ну… — Таенн призадумался. — Давай на щелбаны.

— Это не интересно. Давай лучше на то, что если выиграю я, ты покажешь мне свой календарь, — предложила Айрин.

— А что будет, если выиграю я? — поинтересовался Таенн.

— Предложи сам.

— Тогда ты подаришь мне подарок. Любую книгу на твой выбор, из твоей библиотеки, — предложил Таенн. — Раз уж щелбаны тебя не устраивают…

— По рукам, — согласилась Айрин. — Ладно, давай доедать, и пошли купаться. А то ведь мне еще с чертежами весь вечер сидеть.

* * *

На несколько дней Таенн куда-то подевался, но Айрин, надо признать, не особенно о нем горевала. Она даже из дома почти не выходила в эти дни — снова села за чертежи и формулы, пытаясь сообразить, что же всё-таки нужно сделать, чтобы схема заработала, чтобы получился мост. Цифры неважны, важно ощущение — вспоминала она. Нематериальное материально, времени не существует, мост уже здесь.

Условности.

Весь мир, и она сама, Айрин, и ее черный кот — это тоже условности, хотя бы потому, что на физическом плане ни её самой, ни кота, ни даже Берега не существовало. Из разговоров с Контролирующими она этот факт уяснила себе четко. Как сказала Эдика? «Вода, свет, Берег, и ты сама». Гар говорил что-то про волны и частицы, и это отлично связывалось со светом и водой. Но вот дальше…

«Какая же я глупая, — думала Айрин. — Почему у меня не получается? Столько слов, вроде бы правильных, формула, даже чертеж — всё у меня есть, а я до сих пор так и не поняла, как же мне действовать. Ручка, кувшин… спящие… как связать это всё воедино? Что должно произойти, что я еще должна понять, чтобы у меня в голове появилась хотя бы одна новая мысль, которая меня направит?»

К спящим она теперь заходила ненадолго — поняла, что от этих походов больше расстраивается, нежели чем радуется. Эти заходы превратились в подобие ритуала: зайти, укрыть, поговорить, и выйти. Нечестно, думала Айрин. Это нечестно, и это подло, слышишь, Берег? То же самое, что поставить перед голодным человеком стеклянную коробку, наглухо закрытую, с самой замечательной едой. Коробка прозрачная, еду видно — но голодный никогда до этой еды не доберется, он рискует умереть рядом с этой проклятой коробкой. Не заходить она не могла — все-таки ее успокаивало их присутствие, ей требовалось подтверждение того, что они живы, что они есть. Но и долго задерживаться больше не хотелось. Потому что обидно.

Утро, завтрак, душ (на море она теперь стала выбираться реже), а дальше — формула, чертежи, книги, и бесконечные раздумья. Чего-то не хватает. Это Айрин теперь осознавала со стопроцентной уверенностью. У нее есть все элементы, но нет главного. Того, с помощью которого можно привести всю систему в действие.

* * *

В этот день она все-таки отправилась на море, по обыкновению захватив с собой книгу и блокнот. Шилд походу явно обрадовался — последние дни кот откровенно скучал, во время занятий Айрин он чаще всего либо спал, либо бродил по участку, но то, что коту скучно, понял бы кто угодно. Поэтому сейчас, по дороге вниз, Шилд весело бежал по дорожке впереди хозяйки, задрав хвост трубой, и всем видом демонстрировал готовность к длительному, на весь день, походу.

На лестнице, ведущей к набережной, девушка с удивлением заметила… Таенна, который стоял у перил, и о чем-то беседовал с седовласым пожилым мужчиной. Пожилые, кстати, тут были редкостью. Обычно человек мыслит себя моложе, чем он есть на самом деле. Заметив Айрин, Таенн спешно попрощался со своим собеседником, и подошел к ней.

— Привет, — поздоровался он. — Прости, что пропал. Дела.

— Бывает, — пожала плечами Айрин, которая последнее время в мифических «делах» Таенна начала сомневаться. — Ты наверх или вниз? С нами пройтись не хочешь?

— Нет, я наверх, — помотал головой Таенн. — Ты вернешься вечером?

— Ну да, — кивнула девушка. — Хочу дойти до своих камней, давно я там не была.

— Это правильно, — одобрил Таенн. — Слушай, я ближе к вечеру к тебе собирался. Пустишь?

— То есть? — не поняла Айрин.

— Я тебя подожду у тебя же дома, — объяснил Таенн. — Можно?

— Ну, подожди, — девушка недоуменно пожала плечами. — Зачем ты спрашиваешь?

— Потому что приходить без приглашения невежливо, — объяснил Таенн.

— Пропадать настолько без объяснений невежливо! — рассердилась Айрин. — Мог бы хоть предупредить…

— Извини, — лицо у Таенна стало виноватое. Ну очень виноватое. — Я хотел, как лучше. Правда. Ну хочешь, побей меня. Или Шилдом в меня брось, пусть обдерет.

Айрин рассмеялась. Сердиться на Таенна дальше ей уже расхотелось.

— Просто предупреди в следующий раз, — попросила она. — Это ведь несложно.

— Обязательно, — заверил Таенн в ответ. — Ладно, идите купаться, а вечером увидимся. И не особенно наедайся.

— Это еще почему? — удивилась Айрин.

— Ну… ну ты просто не наедайся, и всё, — попросил Таенн. — Давай, до вечера. Я побежал.

* * *

День получился какой-то пустой — Айрин даже не стала открывать книгу, да и блокнот остался дома, она просто позабыла положить его в сумку. Памятуя просьбу Таенна, она взяла у Ахельё пару лепешек, да виноградную гроздь, и отправилась к дому и камням. Долго купалась, плавала, потом бродила по развалинам. Поднялась на самый верх — отсюда было лучше всего видно, что камни в воде действительно расположены строго полукругом, и что это явно не просто так… вот только думать ей сегодня не хотелось, и делать ничего не хотелось тоже. Вообще ничего не хотелось.

Шилд блаженствовал. Сначала он исчез на час с лишним, потом вернулся, немного подремал в тени, а потом отправился к воде — охотиться на крабов. Попрыгав по камням, и пару раз едва не сорвавшись в воду, кот, наконец, угомонился, и снова прилег подле хозяйки — но в этот раз не спать, а просто так, для компании.

— Эх, Шилд, Шилд, — вздохнула Айрин. Погладила кота по теплой спинке. — Кажется, мы в тупике. Вот если бы хоть что-то… у меня пропадает вера, — пожаловалась она. — Я перестаю верить. Вроде бы столько всего узнала, со столькими поговорила, и даже память возвращается — а верю я всё меньше и меньше.

— Миа? — Шилд поднял голову, и с удивлением посмотрел на хозяйку.

— Да, да, так и есть, — подтвердила девушка. — Наверное, у меня ничего не получится. И мы с тобой так и останемся тут, на Берегу. А потом… потом придут Черные, и всё для нас закончится. Обидно.

Кот встал, потянулся, зевнул — и вдруг бесшумным прыжком взлетел на высокий камень, отделяющий место, где они сидели, от территории полуразрушенного дома. Взлетел — и пропал. Словно сгинул.

— Эй, ты куда? — Айрин привстала. — Охотиться отправился. Ну что за жизнь такая? Даже коту, и тому не пожалуешься, сразу убегает. Хотя это ведь не жизнь. Чего я вообще говорю такое? У меня и тела-то нету, а я — про жизнь. Ладно, кот, охоться, хоть ты повеселишься.

…Кот появился примерно через полчаса, когда Айрин решила, что скоро нужно будет собираться, чтобы идти домой. Он вышел из-за развалин дома, и направился к хозяйке. Шел кот как-то странно, словно ему что-то мешало — Айрин с удивлением посмотрела на него, и вдруг поняла, что кот тащит что-то в пасти; это непонятное что-то было длинным, и путалось у кота между лапками, поэтому он шел медленно и осторожно.

— Что это у тебя такое? — удивилась Айрин. — Ты поймал змею?..

Шилд, наконец, доковылял до хозяйки, выронил непонятный предмет у ее ног, и коротко мяукнул — держи, мол, это тебе. Айрин, всё еще не понимая, нагнулась, и подняла то, что принес кот. И замерла в полном удивлении.

— Что это такое? — спросила она. — Откуда это?

В руках ее находился длинный кожаный пояс, узкий, тонкий, украшенный металлическими бляшками со сложной чеканкой. Айрин присмотрелась: что-то совсем незнакомое и непонятное. На бляшках были изображены солнце, луна, какие-то узкие и длинные лодки со сложно загнутыми носами, совершенно непонятные предметы, и странные фигуры — то ли полулюди, то ли полуживотные. Например, голова коровы, а тело — человеческое. Или — верхняя часть тела вроде бы лягушачья, а низ — обычные ноги.

— Где ты это взял? — спросила Айрин недоуменно.

— Мяу, — ответил Шилд.

— Это кто-то потерял?

Кот презрительно фыркнул.

— Ты это принес откуда-то?

— Мяу.

— Нашел в камнях?

— Пффф!

— Это тут кто-то забыл?

— Пффф! Фффр!

— Подожди, — Айрин замерла с поясом в руках. — Не хочешь ли ты сказать, что ты принес этот пояс оттуда… где стоит такой настоящий дом?!

— Мяу.

— Не может быть!

— Миииииау! — коту этот разговор надоел, равно как и тупость хозяйки. Он выразительно посмотрел на Айрин, потом на дом, а потом встал, развернулся, и с важным видом пошел по узкой тропинке, ведущей к набережной. Хватит, мол. С тобой говорить, дорогая, только время зря терять. Ты хотела доказательство? Я его принес. А ты еще и недовольна. И мне не веришь. А потому — не пойти ли тебе куда подальше вместе с твоими дурацкими вопросами.

— Надо показать этот пояс Таенну, — решила Айрин, пряча пояс в сумку. — Вот он удивится… Эй, Шилд, стой! Да стой, кому говорю! Ну извини, я просто не поняла сразу… кот, стой, да подожди же ты меня!..

* * *

Таенн встретил Айрин у дома, и та, увидев его, заметила, что вид у Таенна какой-то… необычный, что ли? Или даже заговорщицкий? Таенн явно ее ждал, вот только поводов для такого вида у Таенна вроде бы не должно было быть.

— Что-то случилось? — спросила Айрин, вытаскивая из сумки мокрый купальник, и вешая его на веревочку. — Таенн, я тебе сейчас такое расскажу!.. Ты не поверишь.

— У тебя тоже есть сюрприз? — удивился Таенн.

— Сюрприз? — Айрин опешила. — Ну, наверное, можно и так назвать. Но почему — тоже?

— Ну… потому что. Давай сначала твой, а потом будет мой, — предложил Таенн.

Айрин вынула из сумки пояс, и протянула Таенну. Тот взял, и, нахмурившись, посмотрел на девушку — он явно ничего не понимал.

— Что это такое, и откуда это у тебя? — спросил он, наконец.

— Это принес Шилд, — объяснила девушка. — Если я его правильно поняла, это из дома, который на берегу. Настоящего. Не того, что здесь.

Она пересказала Таенну свой разговор — если, конечно, это можно было так назвать — с котом, затем про то, как кот ушел, и как вернулся с поясом. Таенн слушал, не перебивая, потом принялся разглядывать пояс.

— Ты знаешь, что это за изображения? — спросил он, когда Айрин закончила рассказ.

— Понятия не имею, — призналась та.

— Это… ммм… в некотором смысле, это боги. На самом деле — это сетевые инженеры, строители наших станций, — объяснил Таенн. — Такие, как я, пользуются специальными кораблями, которые являются и точками входа-выхода в Сеть, и перевалочными пунктами, и местами для отдыха. Да много чем, всего не перечислишь. И создают их именно такие вот существа. Ну, не совсем такие, но похожие. У меня странное ощущение — словно кто-то взял их образы, и сделал на этой основе нечто типа религии. Пояс сделан весьма примитивно, это ручная работа. Удивительно! Это просто удивительно! Я всего единожды в жизни видел тех, настоящих, но никогда бы не подумал… знаешь, в этом подобии почти невозможно узнать оригинал. Если бы не пара деталей… Боюсь, окажись я с тем, кто носит такой пояс, лицом к лицу, я бы не признал в нем… кого-то, кто хоть как-то соотносится с сетевыми инженерами. Но сейчас, здесь … Айрин, я не знаю, что и думать.

— Выходит дело, мои спящие сейчас общаются с такими, что ли? — Айрин нахмурилась. — И сами носят такие пояса? Ну и Шилд, ну и помог. Еще больше всё запутал.

— Я бы так не сказал, — возразил Таенн. — Ты дала фамильяру поручение — о доказательстве. Он принес тебе то, что сумел принести. Ты получила доказательство? Да.

— Ну только если так, — Айрин пожала плечами. — Давай пока что спрячем этот пояс. Мне и так хватает забот, а тут еще и это. Потом подумаем про него, ладно?

— Ладно, — кивнул Таенн с видимым облегчением. — Надо сказать, твой сюрприз удался. Что ж, теперь моя очередь. Пойдем.

* * *

Войдя в кухню, Айрин поняла, что кухня немного изменилась — кажется, она стала чуть длиннее, а в торцевой стене её, до этого глухой, появилась дверь. Точно такая же, как и все остальные двери в доме: деревянная, тяжелая, с резьбой. Это и есть сюрприз Таенна? Хм, интересно.

— Пойдем-пойдем, — позвал Таенн. — Думаю, тебе понравится.

Айрин вошла следом за ним в комнате, и остановилась на пороге. С минуту она молчала, потом, внезапно севшим голосом, спросила:

— Это… это что такое?

На первый взгляд комната ничего особенного собой не представляла. Довольно просторная, похожая на все остальные комнаты в доме — темные деревянные панели на стенах, диван, кресла, большой круглый стол в центре; на стенах бра, горящие неярким светом; у стены напротив дивана — незажженный камин. Хорошая уютная комната.

Вот только…

Только в углу этой комнаты стояла большая пушистая елка, а за окном — шел снег.

Айрин потерла глаза, сделала несколько шагов по направлению к окну.

Да, она не ошиблась.

Там, за окном этой новой комнаты, была самая настоящая зима — деревья без листьев, кусты в пушистых снежных шапках, низкое небо, и снегопад, самый настоящий снегопад — когда девушка положила руку на стекло, то отозвалось холодом, взаправдашним холодом, и это было настолько необычно, что Айрин даже вскрикнула от неожиданности. Да, за этим окном был реальный зимний день, чуть ближе к вечеру, морозный зимний день.

— Таенн… — растерянно произнесла Айрин, оборачиваясь. — Это как?..

— Сюрприз, — Таенн стоял у двери и улыбался. — Нравится?

— Невероятно, — прошептала Айрин. — Скажи, а туда, наружу, можно выйти?

— Нет. То есть пока — нет. Потом — посмотрим. Надеюсь, это будет возможно. Ну что, кто выиграл пари?

— Ты, — Айрин снова повернулась к окну. — Надо же… Спасибо…

— Это еще не всё, — предупредил Таенн. — Скоро снег пойдет везде. Вокруг всего дома. Просто это работает не сразу. Но в этом на самом деле большой плюс.

— Какой?

— Мы успеем нарядить елку, приготовить угощение, и позвать гостей, — объяснил Таенн. — Кое-что я вспомнил сам, кое-что выяснил у всех подряд. Ну и еще кое-что, думаю, подскажешь ты.

— Точно! — Айрин хлопнула себя по лбу. — Таенн, давай я приготовлю что-нибудь, а ты — позовешь. Полосатый придет?

— Куда он денется. Кого еще позовешь?

— Так… Унару, Янину, если она сумеет дойти, Феликса, Савела. Девчонок, Веру и Соню, само собой. Ореса с Гаром, конечно.

— Всё?

— Видимо, да. Я бы позвала Анежу, но ты же знаешь… — Айрин горько вздохнула. — Увы.

— Увы, — согласно кивнул Таенн.

Десятью днями раньше Анежа покинула Берег — про это уже все знали. К чести ее сказать, ушла она легко и достойно, по крайней мере, никто в окрестностях ее дома не слышал криков. Значит, так тому и должно было быть.

— Еще я бы хотела позвать Ахельё, но мне кажется, что он не придет, — Айрин задумалась.

— Нет, не придет, — подтвердил Таенн. — Но не по той причине, о которой ты подумала. У него этот праздник связан с одной очень плохой вещью. Так что не стоит его звать. Я, кстати, хотел позвать его, потом поговорил тихонько, и понял — не надо. Ему это будет больно.

— Понятно… В общем, ты иди, всех зови, а я готовить, — решила Айрин, выходя в кухню. — Смотри, смотри! Тут тоже снег пошел, и деревья совсем облетели!

— То ли еще будет, — ухмыльнулся Таенн. — Слушай, а на счет подарков что? Мне рассказали, что нужны подарки.

— У трансфигураторов закажем, — решила Айрин. — Только не у Полосатого. А то сюрприза не получится.

* * *

Через полтора часа дела обстояли следующим образом.

Айрин вовсю трудилась на кухне, нарезая третий по счету салат (про салаты она вспомнила, когда обсуждали продукты для стола), а Таенн мотался между новой гостиной, в которой наряжал елку, и кухней — он порывался помогать готовить. Шилд, посмотрев с полчаса на эту суету, залег на подоконник у дальнего окна, и уснул — видимо, кот решил, что люди слегка сошли с ума, и в это всё лучше не вмешиваться.

Еще через полчаса Таенн вызвал трансфигуратора, которого звали Ржавый, и этот Ржавый оказался на поверку еще большим юмористом, чем Полосатый. Идею с подарками он воспринял с восторгом, тем более что Полосатого он, конечно, отлично знал, и явно не хотел упустить момент, чтобы как следует пошутить над другом. В результате Таенн принялся выдумывать подарки сам, потому что понял, что от трансфигуратора он помощи не дождется. Айрин решила, что она тоже хочет принять участие в процессе, и теперь выбор подарков грозил затянуться надолго. Успеть бы до прихода гостей.

— Полосатому надо что-то полезное, — настаивал Таенн. — Может, рубашку?

— Состоящую из карманов, — подхватывал Ржавый. — У него вечно карманы забиты всякой фигней. А еще можно штаны. Дырявые.

— Почему дырявые? — удивлялась Айрин.

— Потому что у него все штаны с дырками на коленях. Вот я и думаю, что если дарить, то пусть будут сразу с дырками. Могу художественно оформить, — предлагал Ржавый. — Дырки будут по краю обшиты драгоценными камнями. Или бисером. Или цветными лентами.

— Ну уж нет, — решительно заявил Таенн. — Полосатому мы подарим… ммм… бутылку хорошего вина.

— Даже не смешно, — парировал Ржавый. — Если учесть, сколько он с вами пьет каждый день, господа из Контроля, то такой подарок будет скорее издевательством, чем презентом.

— Может быть, я испеку ему пирог? — предложила Айрин. — Таенн, помнишь, я пекла тогда? Всё-таки это… ну, как бы сказать…

— Живая работа, — согласился Ржавый. — Это так и называется, когда кто-то не трансфигурирует, а делает сам. Это, между прочим, весьма ценно.

— А успеешь? — с сомнением спросил Таенн.

— Можно время слегка растянуть, запросто успеет, — одобрил Ржавый. — Так, с Полосатым решили. Кто дальше? Только давайте теперь побыстрее, что ли. А то я немножко заигрался.

— Девушки. Вера, Соня, Унара, и Янина, — сказала Айрин. — Ржавый, а можно для Веры и Сони придумать какие-нибудь красивые духи? Чтобы запах был приятный, и напоминал про этот праздник?

— Во, молодец, — заулыбался Таенн. — Женщины отлично выбирают подарки для женщин.

— Сделать могу, — Ржавый на несколько секунд замолчал. — Так… духи будут сладкие в первых нотах, добавлю чуть-чуть аромата шампанского, с запахом пряностей во вторых нотах, с елочным запахом в дополнение, и с чуть горьковатым шлейфом.

— А почему шлейф горьковатый? — удивилась Айрин.

— Потому что праздники имеют свойство заканчиваться.

— Тогда я согласна. Понюхать дашь?

— Запросто.

Минуты три все нюхали — даже Шилд проснулся и заинтересовался. Ржавый не обманул, запах и впрямь получился замечательный. Когда запах одобрили, на столе появились две одинаковые коробки, завернутые в блестящую золотистую бумагу, украшенные кокетливыми бантиками.

— Класс! — одобрил Таенн. — Так, это я понес под елку. Айрин, кто там следующий?

— Унара. Ну, тут всё понятно. Ржавый, нам нужен супернабор для уборки. Можешь сделать большую корзину, и наполнить ее всякими моющими средствами, тряпочками, щеточками, мылом? — попросила Айрин. — Унара очень любит убираться. Думаю, ей понравится.

— Без проблем, — на столе тут же появилась корзина. — Хватит, или еще добавить?

— Знаешь, добавь, — Айрин задумалась. — Ей бы еще такой маленький пылесос… но совсем маленький, и чтобы не надо было возиться с мешками. А то она жаловалась на шерсть от своей собачки.

— Лови. Ну что, упаковываем?

— Давай. Ржавый, ты просто чудо, — улыбнулась Айрин. — Если хочешь, приходи к нам тоже, а?

— Попробую, — голос Ржавого на секунду посерьезнел. — Я бы этого хотел, но работать кто будет?

— А ты растяни время, — предложила Айрин.

— Хитренькая какая. Это для вас возможно, а не для нас… так, ладно. Дальше еще одна девушка?

— Да. Янина. Ржавый, ты умеешь рисовать? — спросила Айрин. Мысль пришла неожиданно, и не факт, что из этой мысли что-то получится, но попробовать стоит.

— Не особенно, — признался Ржавый. — А что нарисовать надо?

— Обычную дорогу, которая уходит в горы, и силуэты женщины и собаки, которые по ней идут, — объяснила Айрин.

— Хм… — Ржавый призадумался. — Сам я не смогу, но знаю того, кто сможет. Сейчас передам заказ, и картина будет. Но не сразу, придется чуть подождать. Айрин, ты можешь сейчас вспомнить, как выглядит Янина и ее пес?

Айрин зажмурилась — и в голове у нее тут же послушно возник образ Янины, стоящей в дверном проеме, и ее рыжей собаки, сидящей рядом.

— Отлично, — одобрил Ржавый. — Увидишь, всё получится. Кто следующий?

— Савел, наверное, — предположил Таенн. — Ты его знаешь.

— Знаю, — хмыкнул Ржавый. — И даже знаю, что. Арбалет. Хороший боевой арбалет и набор «Счастливая мишень». Поверь мне, он оценит. Он бы и сам заказал, но стесняется. А если подарите вы, будет в самый раз.

— Спасибо, — улыбнулась Айрин. — Кто остался?

— Феликс, и Орес с Гаром, — подсказал Таенн.

«И ты, — подумала Айрин. — Еще остался ты, но тебя я оставлю напоследок. Это мне придется улизнуть куда-нибудь наверх».

— Феликс… — Айрин задумалась. — Вот это сложная задачка.

— А пояс «Нетеряйка» не подойдет? — поинтересовался Ржавый. — Очень удобный пояс для мелочей, который сам притягивает вещи.

— Но ведь Феликс только играет в рассеянного, — возразила Айрин.

— Так поддержи его игру, что тебе стоит? — удивился Ржавый. — Смотри, какая прелесть!

На столе появился широкий матерчатый пояс, снабженный множеством самых разнообразных карманов. Выглядел пояс солидно, добротно, и внушительно, имел красивую застежку, и даже на вид был очень удобным.

— А еще он с вентиляцией, в жару поясница не будет потеть, — объяснил Ржавый. — Берете?

— Давай, — согласилась Айрин. — Еще бы для Мальчика попонку с такими же кармашками…

— Да без проблем! Сейчас красиво упакую… Таенн, лови. И неси сразу в комнату, а то места на столе мало. Так, если я правильно понял, остались наши любимые Скалолазы. Какие будут предложения? — спросил Ржавый.

Таенн с Айрин переглянулись. Таенн пожал плечами.

— Мы не знаем, — призналась девушка. — Или что-то музыкальное, или что-то горное.

— Музыкального у них и так в избытке, — отмахнулся Таенн. — А вот горное… Ржавый, разворошим мой актив. Два «солнечных зайца», для прохода в степь. И два новых парашюта. А то они постоянно забывают обновить, и вспоминают про это только в горах.

— Что такое «солнечные зайцы»? — не поняла Айрин.

— Это разрешение. Таким, как мы, не всегда можно переходить горы, чтобы попасть в степь, — объяснил Таенн. — Такие разрешения мы получаем, когда совершаем какой-нибудь хороший поступок.

— А от кого вы получаете эти разрешения? — удивилась Айрин.

— От себя, — пожал плечами Таенн. — Потому что только ты сам способен решить, достоин ты, или же нет. Но на Берегу возможны всякие разные фокусы, поэтому я могу подарить два своих добрых поступка своим друзьям. Мои разрешения переходят к ним.

— Но почему они называются «солнечными зайцами»?

— Потому что, поймав зеркалом солнечный луч, ты можешь передать его дальше, — объяснил Таенн. — Поверь, это хороший подарок.

— Верю, — улыбнулась Айрин. — Ржавый, ну что ж, у нас, кажется, всё. Ты на связи?

— Ну а куда я денусь.

— Тогда я поставлю пироги, и пойду наверх, — предупредила Айрин. — Мне нужно будет переодеться. Кажется, я видела в шкафу пару подходящих платьев.

* * *

Первой, как это ни странно, пришла Янина. Пришла пораньше, по ее собственным словам, чтобы помочь накрыть на стол. Накрывать, правда, не пришлось, Таенн и Айрин почти всё успели сделать сами, но Янина всё равно нашла себе работу — принялась расставлять тарелки и раскладывать вилки и ножи. А потом села в кресло у окна, и долго смотрела на заснеженный вечерний пейзаж за ним.

— Оказывается, я устала от лета, — негромко произнесла она, когда Айрин подошла к ней. — И Кроки тоже устал. Видишь, как он смотрит на снег?

— Вижу, — улыбнулась Айрин. — Таенн обещал, что попозже туда можно будет выйти.

— Неужели? — Янина обрадовалась. — Айрин, какая же ты молодец! Как здорово, что ты это всё придумала.

— Это не я, это Таенн, — поправила Айрин. — Для меня самой это всё тоже было… несколько неожиданно.

— Значит, когда он придет, я ему тоже скажу спасибо, — пообещала Янина. — Но тебя я всё равно должна поблагодарить. Я бы не вернулась, если бы не ты.

— А мне кажется, что вернулась бы. Ты осознала всё, и поняла правильно. И вообще, не будем об этом сегодня, — попросила Айрин. — У нас ведь праздник. Новый год.

— А куда девался Таенн? — удивилась Янина.

— Он пошел в библиотеку за телевизором, — объяснила Айрин. — Сказал, что телевизор обязательно должен быть. Я не очень понимаю, для чего, но он настаивает.

— Ну и пусть будет, — пожала плечами Янина. — Айрин, а можно я… посижу еще немножко, и просто посмотрю на снег? Несколько минут, пока другие не пришли?

— Конечно, посиди! — Айрин и сама втайне мечтала об этом, но признаться не рискнула. — А я пойду на кухню, пироги проверю.

…Феликс и Савел пришли одновременно, и, к удивлению Айрин, не с пустыми руками. У каждого оказалась объемистая сумка — у Феликса с подарками, у Савела — с какими-то угощениями и бутылками. Снегу за окном они обрадовались, как дети, Айрин не ожидала от Феликса таких эмоций. Одновременно с ними сверху спустился Таенн, который понял, наконец, как «оторвать телевизор от тумбочки», и телевизор тут же включили, и поймали какую-то веселую музыку, и вот уже Савел завел разговор с покрасневшей от смущения Яниной, а в дверь уже стучали новые гости…

* * *

— Положительно, ребята, такие праздники надо устраивать почаще, — вещал Орес, накладывая себе салаты по третьему кругу. — Таенн, давай такую же штуку замутим в клубе, а? Представляешь себе? Карнавал! Свечи! Конфетти! Серпантин! Шампанское!.. Там, конечно, объемы побольше, но если мы все вместе скинемся, снег тоже получится сделать. Вот народу будет радости…

— Вот через год и устроим, — ответил Таенн.

— А почему не раньше? — удивился Гар.

— А зачем? — парировал Таенн. — Уж если играть, то по-честному. Сейчас мы празднуем здесь, а через год — будет праздновать там, уже вместе со всеми.

— Айрин, придешь к нам в следующий праздник? — спросил Орес.

— Если не получится с мостом, приду, — пообещала та. — Но мне хочется верить, что получится. Поэтому не знаю. Посмотрим.

— Нужно загадать в Новый год желание, и оно обязательно исполнится, — тихо сказала Янина. — Ну, то есть не совсем обязательно, а если сильно-сильно захотеть. Я помню, что у нас так было. То есть у нас так верили.

— У нас вроде тоже, — подхватила Унара. — Еще на бумажке желание писали, а потом эту бумажку…

— Сжигали? — предположил Феликс.

— Зачем это — сжигали? Съедали! Прямо брали, и в рот её, — Унара засмеялась. — Не могу вспомнить, делала я так сама, или нет, но кто-то делал, точно. Вроде сбывалось у них.

Унара для этого праздничного вечера принарядилась, и сейчас блистала, как вторая новогодняя елка. На ней был аляпистый красный костюм, с пышной юбкой, расшитой блестками и люрексом, а на голове имелось некое подобие диадемы — видимо, Унара сочла такое украшение самым подходящим для столь торжественного случая.

— Могу сделать съедобные бумажки, — сообщил Полосатый. — Сладкие. Хотите?

— Хотим, хотим, — загомонили все. — Делай! И карандаши надо всем, писать-то нечем…

Полосатый, разумеется, пришел «как есть» — всё в той же рубашке, всё в тех же штанах. Переодеваниями он себя утомлять не стал, хотя, конечно, для него переодеться во что-нибудь проблемой не было.

— Таенн, сколько там до Нового года? — спросила Айрин.

— Телевизор пишет, что еще два часа, — сообщил Таенн. — Сейчас пойду, проверю выход на улицу. Может, уже можно. Вообще, снег просто бесподобный получился. В горах он какой-то не такой, да, Орес?

— Совершенно не такой, — согласился тот. — Вроде бы холодный, а от него не мерзнешь. Несерьезно как-то — идешь по леднику, ночью, в одной майке, а тебе… никак. Ни холодно, ни жарко. И это немножко обидно.

— А тебе бы хотелось, чтобы стало холодно? — спросила Янина.

— Хотелось бы, — тут же ответил Орес. — Еще как хотелось бы! Кстати, а где девчонки? Сколько можно торчать на кухне?

Вера и Соня ушли на кухню уже минут двадцать назад — сказали, что хотят соорудить некое фирменное секретное блюдо. Над чем они там колдовали, они не сказали никому.

— Таенн, ты пока что посиди, — предложил Феликс. — Кажется, они возвращаются.

И точно — не прошло минуты, как в гостиную торжественно вступила Соня, которая несла на вытянутых руках большое блюдо, посреди которого… горел небольшой костер. По крайней мере, так показалось Айрин. Следом шествовала Вера, с трудом удерживающая в руках четыре темных пузатых бутылки.

— Торт-мороженое фламбе! — возвестила Соня, ставя блюдо на стол. — Сверху горит, снизу мороженое. Скорее разбирайте, растает же!

— А к нему — ликер из голубики, охлажденный в снегу, — добавила Вера. — Кажется, уже можно выходить на улицу, народ. По крайней мере, окно я открыла запросто, а за окном — настоящая зима и снег.

* * *

На улицу отправились после торта — до торжественного момента больше часа, а значит, времени, чтобы погулять, более чем достаточно. Полосатый живо наколдовал всем теплые куртки и сапоги, и компания дружно высыпала в заснеженный двор.

Больше всего снегу, конечно, обрадовали гуарды и фамильяры. Даже флегматичный Мальчик, и тот скакал в снегу, как маленький щенок, а серьезный Шилд словно бы превратился на время прогулки в шаловливого котенка, Айрин еще никогда его таким не видела.

Орес и Гар тут же затеяли игру в снежки, к ним моментально присоединилась Унара, затем Вера с Соней, а через пять минут снежками кидались уже все, причем самым метким оказался, как это ни странно, Феликс — после его атак каждый атакуемый был вынужден вытряхивать снег из-за шиворота. Янина кидаться снежками стеснялась, но в охотку лепила снежки для сражающихся, и укладывала их пирамидками, тут и там. Таенн сбегал в дом, и приволок оттуда объемистую пачку бенгальских огней, и вскоре все, забыв про снежную баталию, уже стояли с этими огнями в руках, и Айрин на секунду показалось, что во двор ее дома упали самые настоящие звезды, и висят над самой землей, разбрызгивая длинные, лучистые искры.

* * *

— …Уф, здорово душу отвели, — сообщил Гар, когда они раздевались в прихожей. — Давно я так… не отрывался. Блин, теперь ноги мокрые.

— Высохнешь, — пообещал Полосатый. — Ты мне зачем снег в капюшон сунул?

— Хотел посмотреть на выражения твоего лица.

— Ну и как?

— Шикарно! Полосатый, ты, когда сердишься, просто великолепен! — заверил Гар. — Я и не знал до этого, что ты умеешь сердиться. А ты, оказывается, умеешь. Да еще как.

— Вот пойдем в следующий раз на улицу, я тебе тоже что-нибудь в капюшон положу, — пообещал Полосатый. — Будешь у меня знать…

— Ладно вам, ладно, — вмешался Феликс, аккуратно влезая между спорщиками. — Мир и дружба, мальчики.

— Ты вообще молчи, снайпер, — прочувствованно сказал Гар. — Если бы мы были живые, я бы ходил с двумя подбитыми глазами. Благодаря тебе.

— Правда, Феликс, как ты так ловко кидаешься? — спросила Айрин.

— Я же тебе говорил, — усмехнулся тот в ответ. — Я просто правильно прикладываю усилие. Не туда, куда кажется правильным, а туда, куда нужно.

— Но к снежкам ты руками прикасался, — поддела его Айрин.

— Это пустая формальность, — возразил Феликс. — Ух, что-то я замерз. Пойдемте скорее греться. Таенн, Айрин, я бесконечно вам благодарен. Чудесная идея, просто самая что ни на есть расчудесная. Жаль, что мы редко объединяемся. Вот если бы собрать человек пятьсот, да заморозить море… Впрочем, сейчас это неважно. Сейчас всё неважно. Какая чудесная ночь…

* * *

— Двадцать минут осталось. Так, нужно сделать телевизор погромче, — предложил Таенн. — Мне говорили, что обязательно нужен телевизор.

— Кто тебе это сказал? — удивилась Соня.

— Кто надо, тот и сказал. Нужен телевизор, и кто-то, кто будет по нему обещать, что в следующем году всё будет хорошо, — объяснил Таенн. — Поскольку у нас такого нет… обещателя… пришлось его сгенерировать. Он у нас будет, но туманный.

— Лидер должен обещать, — сообщила Унара, отпивая из бокала ликер. — Ой, забористый какой! Сейчас напьюсь, и танцевать пойду… Вот я помню, у нас лидер обещал всегда. Мордатый такой мужик был, здоровенный… на полтелевизора. И таким голосом говорил, густым, важным.

— А что он говорил? — с интересом спросила Янина.

— А я что, помню? — Унара пожала плечами. — Ну, вроде, говорил, что год был типа что трудный, но все были молодцы, и дальше всё будет хорошо. Как-то так, кажется. Да неважно, что он говорил. Сказать что угодно можно. Важно, как говорил, и когда.

— Вот! — Таенн наставительно поднял палец. — Вот я слышал ровно ту же самую версию. Спасибо, Унара.

— Да не за что, — покровительственно усмехнулась та. — Давайте вино открывайте. Надо старый год проводить.

Как же хорошо было сейчас всем за этим добротным круглым столом! Айрин сидела между Таенном и Соней, и украдкой разглядывала своих гостей. А гости блаженствовали. Гости пили вино, говорили друг с другом, лица их, освещенные елочными огнями, выглядели таинственно и празднично, и Айрин вдруг почувствовала, что вот он, тот самый волшебный момент, которого она оказалась лишена в той жизни, о которой помнила сейчас столь мало. «Это мой Новый год, — думала она. — Наверное, самый счастливый мой Новый год за все времена. Как же хорошо! И как все счастливы. Они ведь все радуются… чему? Неужели тому, что хоть ненадолго перестали быть заложниками вечного лета? Или тому, что вспомнили о том, что время — существует, ведь тут его почти нет, а это, наверное, неправильно. Даже Янина, и та словно оттаяла и ожила, ведь почему-то мне ее жальче других, наверное, потому что она горче всех раскаивается в том, что сделала. Хорошо, что Таенн придумал этот Новый год, и хорошо, что мы её позвали. Нет, всё-таки очень здорово, очень… как приятно, что все такие счастливые».

— Давайте бумажки писать, — предложила Вера. — Орес, кинь мне карандаш. Я, пожалуй, напишу, что хочу…

— Нельзя желание рассказывать, не сбудется! — тут же заявила Унара. — Никому не говори. Напиши — и ровно в полночь съешь. Давайте, пишите скорее! Видите, уже говорить начал? Феликс, покрути телевизор, погромче-то сделай.

Феликс, сидевший к бормочущему телевизору ближе всех, повернул ручку громкости.

— …прошли через сложные испытания. Мы успешно преодолели трудности и невзгоды. Мы отважно сражались за счастье, которое непременно ждет нас впереди. Сограждане, все до единого — молодые и старые, женщины, средние, и мужчины — сплотились в едином порыве для достижения нашей общей мечты: мира и процветания…

— Во, ну это ж наш, — заметила Унара. — Говорю же, широкая рожа, прямо в телевизор не лезет.

— Нет, это наш, — вдруг сказала Янина. — Он худенький.

— Больше похож на нашего, — возразил Феликс. — Высокий и толстый.

Айрин присмотрелась.

— А вроде бы наш, — с сомнением сказала она. — Средний такой, и волосы то ли седые, то ли светлые.

— Нет-нет, наш, конечно, — уверенно заявил Савел. — Старый и бровастый. Не думал его здесь увидеть.

— Какой ваш, когда это наш? — удивился Полосатый. — Такие уши только у нашего! Они же с кисточками, вы что, не видите?

Таенн рассмеялся.

— Каждый будет видеть своего, — пояснил он. — Говорю же, он туманный. Просто лидер. Каждый его видит по-своему.

— А, тогда ладно, — махнула рукой Унара. — Хорошо говорит-то! Молодец, мужик. Прям заслушаешься.

— …этот год был очень непростым. И мы знаем, что впереди нас ждут новые испытания и преграды. Но, ни смотря ни на что, мы верим — наше будущее ждет нас, и оно будет прекрасным и светлым! Нас обязательно ждут новые успехи и великие свершения! Вместе — мы победим! Потому что вместе мы — великая сила! И сейчас я поднимаю этот бокал с чувством гордости и радости! За новые свершения! За новые победы! За будущее! С Новым годом!!!

Заиграла торжественная музыка, а на экране телевизора появились часы на фоне салютных залпов.

— С Новым годом! — Таенн встал, все тут же начали вставать тоже. — Ура!

— Ура! Ура! С Новым годом! — загомонили все. — Поздравляю!.. Удачи!.. Счастья!..

Первые пять минут все только и делали, что чокались бокалами, смеялись, обнимались, и радовались. Торжественная оркестровка вскоре кончилась, и на экране возникли вальсирующие пары — показывали новогодний карнавал.

— А теперь подарки! — возвестил Таенн, вылезая из-за стола. — А ну-ка все к елке! Айрин, иди сюда, сейчас всех будем оделять…

* * *

Подарки произвели фурор — Полосатый, например, заявил, что съест свой пирог прямо сейчас, пока он свежий и теплый, а Феликс тут же начал примерять на Мальчика попонку с карманами. Вера и Соня щедро обрызгали духами и Янину, и Унару, и Айрин — в результате комната наполнилась прекрасным новогодним ароматом, который придумал Ржавый. Унара тут же распотрошила свою корзину, и, подозвав Басю, попробовала ее пропылесосить — бедную перепуганную болонку пришлось вытаскивать из-за дивана и успокаивать всякими вкусностями со стола. Савел присел в уголке, и принялся рассматривать арбалет — по его восхищенному взгляду Айрин поняла, что Ржавый и тут угадал верно. Но больше всех обрадовалась своему подарку Янина. Развернув пакет, она замерла с картиной в руках, а потом шепотом спросила стоящую рядом Айрин:

— Это я?

— Да. Это ты и Кроки, — подтвердила та. — Вы счастливые и свободные, видишь? Вы идете путешествовать в горы.

— Спасибо, — так же беззвучно ответила Янина. — Да… да, всё верно. Спасибо, Айрин. Это ты ведь ты придумала?

— Я не придумала, — возразила Айрин. — Я словно бы увидела эту картину, только я не могу объяснить, как у меня это получилось. Но я знаю, что она правильная.

— Такая волшебная ночь… Я тебе верю. Значит, так и будет, — Янина, наконец, улыбнулась. — Спасибо.

— За что?

— За то, что ты вернула мне надежду.

Возле камина Орес с Гаром вовсю шуршали своими пакетами.

— Ааа! «Солнечные зайцы»! — заорал Орес. — И парашюты новые! Мироздание как бы намекает, да Таенн? Это ведь твоя идея?

— Ну а чья, — хмыкнул Таенн. — Грядет прогулка.

— Большая прогулка. Прогулка в степь, — поддержал Гар. — Давненько мы не щекотали себе нервишки.

— Просто так «зайцев» не тратьте, — попросил Таенн. — Сами знаете, они нелегко достаются.

— Не-не-не, прибережем для дела, — пообещал Орес. — Здорово! Парашюты так и вообще класс, а то у меня совсем дряхлый.

Айрин подошла к Таенну, и тронула его за локоть.

Он обернулся.

— Можно тебя на минутку? — спросила Айрин. — Выйди на кухню, пожалуйста.

— Сейчас подойду, — пообещал Таенн. — А что такое?

— Ну, надо, — Айрин улыбнулась. — Жду.

* * *

Когда Таенн вошел в кухню, Айрин уже ждала его с небольшим свертком в руках.

— Я пришел, — сообщил Таенн.

— Ну, тогда с Новым годом, — улыбнулась Айрин, протягивая ему сверток. — Это тебе. От меня.

— Да зачем ты, не надо было, — Таенн взял сверток. — А что там?

— Разверни. Ничего особенного, но, надеюсь, тебе понравится.

В свертке оказалась фотография, вставленная в тяжелую рамку. На снимке — Айрин и Шилд. Девушка сидит на фоне стены своего дома, и держит на руках кота.

— Это на память, — объяснила Айрин. — На всякий случай, если у меня получится построить мост. И… это не просто фото. Таенн, если вынуть сам снимок, то там, за ним — все мои чертежи и формулы. Копии.

— Для чего?

— На всякий случай. Может быть, это пригодится и тебе тоже… — Айрин замялась. — Может быть, если мне не удастся, ты сумеешь. Или еще кто-то. Но пусть у тебя это будет, ладно? Хорошо?

— Спасибо, — Таенн улыбнулся. — Очень-очень большое спасибо, девочка. Ты сама придумала?

— Сама. Попросила Ржавого сделать нашу с Шилдом фотографию, и копии моей работы. Ну и рамку. Она серебряная, потому и тяжелая. Золото мне не нравится, а вот серебро в самый раз.

— На ней нарисованы бабочки, — Таенн присмотрелся. — Бабочки, и… ух ты! Эти шестигранники…

— Это предложил Ржавый. Сказал, что ты поймешь, и тебе будет приятно.

— Да, он угадал. Потому что это такое видение Сети. Здорово… ну что ж, раз так, то пошли в библиотеку, — предложил Таенн. — Теперь моя очередь.

…Сверток, который Таенн вручил Айрин, когда они поднялись на второй этаж, оказался маленьким, но тоже увесистым. Айрин развернула его — и с удивлением увидела, что в свертке лежит инструмент, больше всего похожий на маленькую кирку. Самую настоящую кирку, только игрушечного размера. Выполнена кирка была с большим изяществом — деревянная полированная рукоятка, инкрустированная перламутром, матовая металлическая полоса с остро отточенными гранями.

— Что это? — удивленно спросила Айрин.

— Мне сказали, что это тебе пригодится. Чтобы я обязательно подарил тебе это, — объяснил Таенн.

— Кто сказал?

— Эдика. И не только она. Еще кое-кто… ты его не знаешь, поэтому неважно. В общем, это тебе. Она умеет менять размер. Когда потребуется, она увеличится, станет большой. Потом снова маленькой, чтобы удобно было носить с собой.

— Эдика считает, что мне нужно будет пойти в горы? — Айрин задумалась.

— Видимо, да, — подтвердил Таенн. — Мне кажется, что она считает, что тебе… что тебе нужен синий лёд. Айрин, не спрашивай. Я и так уже отдал тебе все подсказки, и даже сверх того. Как видишь, я не просто так пропадал на эту неделю. Я очень хочу тебе помочь… чем могу. Я дарю тебе то, чего тебе не хватает, чтобы закончить начатое.

— Спасибо, — Айрин улыбнулась. — Таенн, огромное тебе спасибо!

— За что?

— И за подарок, и за то, что ты в меня веришь. За два последних месяца я и сама перестала в себя верить, а теперь… теперь, кажется, начинаю верить снова. Слушай, давай я отнесу эту кирку к себе, проверю спящих быстренько, и мы пойдем обратно, к гостям?

— Не очень вежливо с нашей стороны оставлять их надолго, — согласился Таенн. — Иди, конечно.

* * *

Выйдя в коридор, Айрин увидела, что он изменился — когда шли в библиотеку, был обычным, а сейчас снова стал длинным, уходящим незнамо куда. Айрин пожала плечами, прошла в свою комнату, положила кирку на стол. Горы, синий лёд. Зачем мне синий лёд, интересно? Ладно, подумаю про это потом. Сейчас — спящие. А дальше — гости. И елка. И, кажется, Орес хотел еще раз поиграть в снежки.

…Спящие были на месте, оба. Айрин привычно укрыла их, порадовалась про себя тому, что они хорошо выглядят, убедилась, что за окнами их комнат тоже царит зима, и снова вышла обратно в коридор.

И увидела, что дверь в одну из ранее закрытых комнат чуть-чуть приоткрыта, я рядом с дверью стоит Шилд, и нервно хлещет себя хвостом по бокам.

— Кот, что там такое? — спросила Айрин. — Она сама открылась, или ты открыл?

— Урр, — ответил Шилд, отступая на шаг.

— Сама? Странно…

Айрин подошла к двери, и попробовала толкнуть ее — не тут-то было. Казалось, дверь кто-то держит с обратной стороны, держит кто-то очень и очень сильный. Айрин толкала и толкала дверь, и та постепенно начала поддаваться.

И тут Айрин в лицо ударил ветер.

Было совершенно непонятно, откуда он берется, но чем сильнее Айрин толкала, тем сильнее становился воздушный поток, который бил ей в лицо, и трепал нарядное платье. Айрин вцепилась, что есть сил в дверную ручку, надавила плечом — и дверь, наконец, приоткрылась.

И Айрин увидела.

Там, за этой дверью, были спящие. Двое спящих! Они лежали на одной кровати, на спинах, и были очень похожими на тех, которые спали в соседних комнатах, но когда Айрин удалось присмотреться, она поняла, что эти спящие всё-таки не те, эти — другие. Они выглядели… нет, не старыми. Ветхими, почти бестелесными, но не знакомой ей полупрозрачностью гибернейтов, а словно… словно они спали очень и очень долго. Слишком долго. Спали, и не было рядом никого, кто мог бы заставить их проснуться.

Ветер бил в лицо со страшной силой, волосы хлестали по глазам — Айрин против воли жмурилась, рука соскальзывала с ручки, и, наконец, девушка не выдержала, пальцы разжались, и дверь захлопнулась.

— Ты успела увидеть? — спросил хриплый голос.

Таенн стоял рядом, потирая ушибленную дверью руку. Так он, выходит дело, тоже ее толкал?

— Успела? — повторил Таенн.

— Да, — Айрин тряхнула спутанными волосами. — Ничего себе, какой ветрище… Да, я успела. А как ты тут оказался?

— Меня позвал Шилд. Ты узнала их?

— Они такие же, как мои… кажется, — девушка задумалась. — Такие же, но немножко другие.

— Немножко другие?.. Они не немножко другие, они… ты не понимаешь? — Таенн оглянулся. — Ты всё еще не понимаешь? И почему ты устала, и откуда этот мост, и всё остальное?

— Нет, не понимаю, — Айрин нахмурилась.

— Это они же. Другая часть проекции. Мы считали, что они давным-давно умерли… а они спят. Спят — здесь, — Таенн зажмурился. — И не только они. Все эти двери — они не нарисованные, Айрин. Они рабочие. Ты знаешь об этом?

— Таенн…

— Ты уже возвращалась оттуда. Бесчисленное количество раз ты возвращалась оттуда, потому-то и появились все эти бесчисленные двери! Потому-то ты и ощущаешь усталость! Которой нет, и не может быть тут, на Берегу! — Таенн уже не говорил, он кричал. — Этот коридор, он бесконечный! Почему ты сразу не сказала, что он бесконечный, Айрин?!

— Я говорила… я не знала…

— Ты говорила, что он просто длинный, и что двери нарисованы! И всё!.. А они не нарисованные вовсе, они просто закрыты — только еще сильнее, чем эта!.. Ты понимаешь, что это значит?

— Не очень. Таенн, пойдем обратно в библиотеку, — попросила Айрин. — Когда коридор вот такой, в нем не очень уютно.

* * *

— …Они же говорили, — бормотал Таенн. — Они говорили… ожерелье и нить… только это ни фига не нить была, про что они говорили… Они тогда все ошиблись, а я умер, и теперь даже объяснить им не сумею…

— Чего?..

— Ты — нить! Понимаешь? Ты и есть та самая нить, которая собирает эту систему!!! Не теория, не цифры, не все их расчеты, и даже не система обитаемых миров, которую они называют Русским Сонмом — а маленькая женщина, которая рождалась мириады раз в мирах, где каким-то образом появлялся тот самый экипаж, и которая умирала бесчисленное количество раз… Они строили очень красивые теории, жаль только, что усилия они тоже прикладывали не к тому, к чему нужно было их приложить. Печально, что Берта так мало рассказывала мне… — Таенн, запустив руки в густые волосы, раскачивался взад-вперед, сидя на стуле. — И как же теория отличается от практики…

— Таенн, с тобой всё нормально? — с тревогой спросила Айрин.

— Нормально, — подтвердил тот. — Сейчас посидим еще пять минут в библиотеке, и пойдем вниз, к гостям. Я хочу напиться. Айрин, можно я напьюсь? — попросил он. — А потом мы опять пойдем во двор. И снеговика слепим. И время я еще больше растяну. Можно?

— Можно, конечно, — пожала плечами Айрин. — Я не думала… я как-то вообще не думала про эти двери.

— Думает ли вода о том, что она — вода? — покачал головой Таенн. — Немыслимо. Это надо как-то осознать. Айрин, посмотри на подоконнике… тут оставались полбутылки вина, я его пил, когда телевизор от тумбочки откручивал. Выпьем, и пойдем вниз. Ну и подарочек на Новый год получился…

— Подарок? — удивилась Айрин. — Ты считаешь, что это подарок?

— А что еще? — пожал плечами Таенн. — Самый лучший подарок — это новое знание. Или осознание. И давай выпьем, в конце концов, а то у меня руки до сих пор трясутся.

 

10

Синий лёд

— Ты уверена, что хочешь идти одна?

— Да, — Айрин кивнула. — Орес, не обижайся только, ладно? В этот раз мне действительно нужно одной… а в следующий раз вместе пойдем, хорошо?

Орес сидел напротив, за кухонным столом, положив подбородок на сплетенные руки. Узкое, костистое лицо его было сейчас печально, задумчиво.

— Я не обижаюсь, что ты, — ответил он. — При чем тут обиды. Просто ты ведь там не была, и ничего не знаешь. А там…

— Там может быть опасно? В смысле — я могу погибнуть? — напрямую спросила Айрин.

Орес рассмеялся.

— Погибнуть? — повторил он. — Нет. Для начала усвой простую истину: находясь на Берегу, ты вообще не можешь погибнуть. Скажи, ты за этот год хотя бы раз травмировалась? Ну хоть как-то? Ссадины, царапины, порезы? Подвернутая нога или ушибленная рука? Хоть что-то с тобой было?

Айрин задумалась. С сомнением покачала головой.

— Вроде бы нет, — произнесла она. — Ну, мне было больно ходить по камням без тапочек, и я просто надевала тапочки. Или… дай вспомнить… когда со спящими случилась беда, я побежала за Таенном, и ударилась руками об дверь. Было больно. Но… но потом я про это даже не вспомнила.

Орес вздохнул.

— А про твоего приятеля монаха ты помнишь? — спросил он. — Ответ перед тобой. Что происходит, когда волк рвет ему горло? Он встает меньше чем через минуту, целый и невредимый. Конечно, это больно. Но от смертельной раны в мгновение ока не остается и следа. Так вот, девочка. Это правило распространяется и на тебя, точно так же. Да и вообще на всех. Если ты захочешь утопиться, ты не утонешь — пойдешь по дну, и выйдешь на берег. Да, испытаешь неприятные ощущения, но не более того. Сломаешь шею — тоже будет больно, но недолго. Выпьешь слишком много — опьянение испариться полностью, как только ты этого пожелаешь. И так далее. Всё — условно, Айрин. Всё, что ты здесь видишь. Это всё — порождение твоего разума.

— Только ли моего?

— Если оно имеет отношение к тебе — да, только твоего. Ты на самом деле бесплотна, и весь этот окружающий мир — одна сплошная условность, и не более.

— Орес, а ты человек? — спросила Айрин.

— Не-а, — усмехнулся тот. — Моя раса называется рауф. Вот каким ты видишь меня или Гара?

— Высокие парни, лет по двадцать пять. Симпатичные, — Айрин улыбнулась. — Худые, правда.

— А высокие — это сколько? — с интересом спросил Орес.

— Ну… метр девяносто, примерно, — с сомнением в голосе ответила Айрин. — Точно не скажу. Орес, а на самом деле?

— А на самом деле наш рост в твоей системе будет читаться как два метра тридцать сантиметром, наши лица не похожи на ваши, да и возраст у нас несколько больше.

— Несколько — это сколько?

— Больше, чем на порядок. Триста двадцать и триста двадцать шесть. Было, на момент смерти. А Вера и Соня? Как ты их видишь?

— Симпатичные девушки, темноволосые, с хвостиками часто ходят… — растерянно произнесла Айрин.

— Ага. Прекрасно. Это нэгаши, если бы ты могла видеть их истинный облик, ты бы увидела двух угольно-черных ящериц, и да, с хвостами. Еще какими хвостами. Эйвраин и Асонкиар, кажется… не помню, как их правильно зовут, — признался Орес. — Хвостики. Хрена себе, хвостики, там один хвостик почти полтора метра длинной.

— Но им же понравились духи, — прошептала Айрин.

— А что, не должны были, потому что нэгаши? Они женщины, а практика показывает, что женщинам нравятся приятные запахи. Это не зависит от расы, — Орес пожал плечами. — Так вот, на счет твоего похода. Если ты подвернешь ногу или откуда-то свалишься, то ты не погибнешь, конечно. И не застрянешь. Или выберешься сама, или кот выведет. У тебя, кстати, классный зверь получился, — похвалил Орес. — Та самая редкая смесь фамильяра и гуарда, уникальная комбинация. На этот счет не переживай.

— Но…

— Вот испугаться — ты можешь, — продолжил Орес. — Поверь, там есть чего испугаться. Еще как есть.

— Например?

— Айрин, в горах происходит очень много всего. Это они издали кажутся такими красивыми и мирными. Ну, на счет красоты не сомневайся, там действительно красиво, а вот на счет мира… Девочка, это Берег. Он полон жизни — весь. Вот такой странной, удивительной, непростой, и нелогичной жизни. Горы отнюдь не пусты, и степь не пуста. В степь тебе, правда, не нужно, по крайней мере, пока.

— А тебе нужно? — вдруг спросила Айрин.

— Иногда бывает, что и нужно, — пожал плечами Орес. — В степи можно найти артефакты. Редко.

— Какие артефакты? — не поняла Айрин.

— Артефакты из мира живых. Не думаю, что тебе это сейчас интересно. Так вот, горы. Давай разберемся, куда ты идешь, и как это лучше сделать. Неси блокнот и ручку, придется записывать.

— Я еще хотела спросить, — Айрин задумалась. — Вы тогда шли с рюкзаками. Почему? Вы ведь можете попросить Полосатого в любой момент, и он…

— Не можем. Трансфигураторы не работают с областями, которые расположены выше дороги. Так что всё придется брать с собой. Иди за блокнотом, Айрин. Поверь, тебе пригодится то, что я расскажу и запишу.

* * *

Через терновник они прошли без проблем — когда Айрин произнесла фразу, которую продиктовал Орес, кусты расступились, и через минуту она и Шилд уже были на дороге. Фраза оказалась простой: «мне выше, и с возвратом». По дороге необходимо пройти около пятисот метров, а потом, возле камня, похожего на огромную человеческую голову, следовало найти тропу, ведущую наверх. Там будет площадка, за кустами, рассказал Орес, походи вокруг, и увидишь.

Тропа оказалась именно там, и была именно такой, как в описании — узкая, извилистая. Сначала она шла почти всё время вверх, а потом, когда камни стали больше, принялась петлять — несколько раз Айрин ее теряла, но тут на помощь приходил Шилд. Вскоре девушка поняла, что без кота она бы точно не справилась: он находил дорогу безошибочно, и если Айрин пыталась с нее куда-то свернуть, начинал громко мяукать и звать — мол, нам сюда, куда ты идешь?

Вскоре валуны кончились, тропа расширилась. Она вилась, как серпантин, поднимаясь всё выше и выше. Сейчас она шла через рощу, состоявшую из невысоких сосен, потом выбралась на пустой склон, потом снова нырнула под сень деревьев.

— Не так уж это и трудно, — сообщила Айрин коту. — Идем себе и идем. Пить хочешь?

Шилд, который до этого шел впереди хозяйки, обернулся — в его взгляде явственно читался скепсис. Не трудно, говоришь? Ну-ну. Посмотрим, как тебе дальше будет не трудно.

— Так ты пить хочешь или нет?

Шилд дернул хвостом, и пошел дальше. Айрин всё-таки сделала глоток из фляги, и последовала за котом. Благо, что идти там, где они сейчас шли, было действительно легко — тропа поднималась полого, и камней на ней почти что не было.

…Где-то через час начались скалы, и вот тут Айрин поняла, что без советов и наставлений Ореса ей не обойтись. Эту часть пути он расписал наиподробнейшим образом, указал ориентиры, подсказал, как пройти быстрее.

«Дойдешь до каменного столба — обходи его справа. Вроде бы тропа идет налево, но это не так. Иди направо, не смотри, что там груда камней. За этой грудой как раз и есть проход, а слева будет тупик. После столба и камней иди прямо до стенки. Смотри налево — там наша отметка, белая стрела, она указывает вверх. По стенке идет тропа, она узкая, в одну ступню. Иди осторожно, не сорвись. Во-первых, это больно, во-вторых, потеряешь время. Идти лучше лицом к стенке, и держаться легко, и вниз случайно не посмотришь. Шилда пусти первым, животные, даже собаки, эту тропу проходят запросто. Мальчик Феликса там чуть ли не бегом бежал. Тропа идет по стенке наискось, подъем занимает минут пятнадцать, или двадцать, это не торопясь. Когда поднимешься, увидишь площадку, там можно отдохнуть».

Пятнадцать минут?

Как бы ни так. Может, для мужчин и пятнадцать, но Айрин в результате шла почти полчаса, причем после того, как она всё-таки посмотрела вниз, у нее начала кружиться голова — оказывается, она незаметно поднялась на порядочную высоту, и, не смотря на неуязвимость, про которую рассказывал Орес, ей сделалось в тот момент по-настоящему страшно. Когда, наконец, тропа вывела ее на площадку, девушка села на камень, и несколько минут сидела, приходя в себя. Ну и «прогулка по горам»! Может быть, следовало все-таки идти не одной? Может быть, нужно было согласиться и идти с Оресом и Гаром?..

«Нет, — думала Айрин. — Нужно одной. Мне нужно это сделать именно одной, хоть я и не понимаю, почему. Не понимаю, но чувствую. Надо. На том и порешим. Что там дальше? Расщелина?».

Она вытащила из кармана рюкзака блокнот и открыла его. Правильно. Именно так и есть.

«На площадке передохни, потому что следующий подъем будет труднее. До плато тебе предстоит добираться по расщелине, которая начинается сразу от площадки. Она узкая, идти придется враспор. Кот сам пройти не сможет, поэтому тебе придется нести его — посади сверху на рюкзак, он удержится. Феликс обычно поднимает Мальчика в рюкзаке. Или сам, или мы ему помогаем. Подъем долгий, он занимает больше часа. Где-то чуть выше середины этого подъема есть небольшой уступ, на котором можно передохнуть, но с отдыхом не затягивай, лучше потом отдохни уже на плато. Очень постарайся не сорваться! Выбираться придется долго, и сделать это сложно. Если сорвешься, попробуй послать за нами кота, он приведет помощь. И вот еще — не бойся. Расщелина кажется бездонной, но на самом деле дно у нее есть. Удачи».

— Обнадежил, — пробормотала Айрин, убирая блокнот. — Так… сейчас пристегну рюкзак получше… Шилд, иди сюда. Иди, и запрыгивай. И постарайся меня не царапать, а то еще сорвемся, костей не соберешь. Залезай, и пошли.

Рюкзак был не то, чтобы тяжелый (в нем лежала бутылка с водой, немного еды, кирка, фонарь, и парашют), но когда на него сверху взгромоздился немаленький кот, весу заметно прибавилось. Айрин подергала лямки, подстраивая рюкзак под себя, и пошла к дальнему краю площадки — туда, где находилось продолжение ее пути.

* * *

Конечно, Орес предупреждал ее, что будет трудно. Но только сейчас, после двадцати минут подъема, она поняла — насколько трудно. Ноги дрожали, по спине бежал пот, руки она уже несколько раз ободрала в кровь. Да, ссадины исчезали почти сразу, но их место тут же занимали новые. Вниз Айрин больше не смотрела, потому что там, внизу, была холодная влажная мгла, а звук падения от сорвавшегося из-под ее ноги маленького камня звучал долго, очень долго. И вот такое времяпрепровождение Скалолазы считают удовольствием?! Странные же у них представления об удовольствии, думала Айрин.

Одна нога — на едва заметном уступе одной стены. Вторая — на уступе стены противоположной. Придерживаясь руками, внимательно смотреть вперед, выискивая новые уступы. Отпустить одну руку, перехватиться, перенести вес на ту ногу, которая стоит устойчивее, сделать шаг, стараясь попасть на следующий уступ. Кажется, они искусственные, по крайней мере, их кто-то выдалбливал — ведь эта странная тропа шла все-таки вверх, а не вглубь горы. Шаг, еще шаг, еще, еще… казалось, этим шагам никогда не будет ни конца, ни края. А еще здесь было очень плохо видно, и вскоре Айрин поняла, что кот видит лучше, чем она, и пытается ее предупредить, если она собирается шагнуть неправильно. То и дело его острые когти впивались ей в плечо, сначала Айрин ругалась, когда он это делал, потом поняла — да, Шилд прав. Еще шаг, еще. Сколько же идти? Эта пытка вообще когда-нибудь кончится? Руки начали неметь от усталости, ноги то и дело сводило судорогой, но Айрин продолжала упорно идти по едва заметным выступам. Когда ей показалось, что всё, сил больше нет, и она сейчас сорвется, Шилд вдруг мяукнул, и прыгнул куда-то вперед, она сперва не разобрала, куда именно.

Площадка! Та самая площадка, про которую предупреждал Орес, площадка, на которой можно отдохнуть! Неужели они дошли?..

Площадка оказалась совсем крошечной, трое уместились бы на ней с трудом, но — и это было главным — ее размера было вполне достаточно, чтобы сесть, прислониться спиной к холодному камню, и вытянуть ноющие ноги. Какое счастье!.. Как хорошо! Несколько минут Айрин так и сидела, в полном изнеможении, потом вытащила бутылку, и отпила воды. Шилд сидел рядом, и с интересом смотрел в расщелину, из которой тянуло прохладным ветерком и прелью. Потом перевел взгляд на хозяйку, и коротко мяукнул — мол, пойдем дальше.

— Сейчас, — прошептала Айрин. — Шилд, еще минутку.

— Мяу.

— Ну погоди. Тебе-то хорошо, ты на рюкзаке едешь. Знаешь, как ноги болят? И руки.

— Мииау?

— Вот и миау. Еще как болят. Дай хоть отдышусь!

— Мурря!

— Ну ладно, уговорил, иду, — вздохнула Айрин, вставая. Снова надела рюкзак, и поманила кота — мол, прыгай. Тот не заставил себя ждать. — Полезли дальше.

* * *

Когда Айрин уже потеряла всякую надежду на то, что расщелина когда-нибудь кончится, она вдруг поняла, что вокруг постепенно становится светлее, а стены расщелины перестали быть такими ледяными и влажными. Расщелина сузилась, идти по ней стало легче. Вскоре Айрин заметила, что внизу можно разглядеть каменный завал — видимо, камни срывались вниз, и застревали, не долетая до дна. Она приободрилась. До конца пути, по всей видимости, уже недолго. Всё светлее и светлее, идти всё легче и легче. Под ногами уже не уступы, а тропа — и минут через пять Айрин вышла, наконец, на свет. Перед ней простиралось плато.

Первые минуты, правда, девушке было не до пейзажа — она скинула рюкзак, легла на ближайший камень, и какое-то время просто лежала, приходя в себя. Неужели выбралась? Неужели сумела? Шилд подошел к ней, и принялся тереться усатой мордочкой об ее плечо — утешал. Молодец, мол. И выбралась, и сумела.

Наконец, Айрин села, и огляделась вокруг.

Почему-то она думала, что плато представляет собой каменистую пустыню, но это оказалось вовсе не так: тут, на плато, в изобилии росли деревья, причем не такие, как внизу, а непривычные, необычные; невдалеке слышалось журчание — видимо, какой-то маленький ручеек пробил себе дорогу между камнями. Значит, с водой тут проблем нет? Интересно. И хорошо, потому что в бутылке осталось меньше половины. Можно пополнить запас. Но сперва нужно посмотреть, что написал в блокноте Орес.

«Добралась? Молодец. Поздравляю. Отдохни, поешь, напейся. Там есть ручей, можно набрать воды. После того, как отдохнешь, иди налево, вдоль стены — ты сейчас как раз стоишь на стене плато. С правой стороны ты будешь видеть основной хребет, слева, по нашей метке, вскоре найдешь парашютную скалу. Это твоя обратная дорога, прыгать придется оттуда. Но о прыжках потом, сначала о твоей задаче. Итак, проходишь скалу, и идешь прямо, до ущелья. Поворачиваешь по ущелью, направо, по направлению к хребту. Обходишь ущелье, и по лощине идешь вверх. Дойдешь до высокой части плато, и увидишь то, что нужно — ледник. Там жди сумерек, откалывай лёд, сколько получится, и возвращайся. Желательно успеть прыгнуть до полной темноты. Но о прыжках потом, сейчас другое. Итак.

На плато есть люди. Ну, для тебя они люди, а на самом деле — неважно, кто. Главное, что они там есть. Постарайся с ними не разговаривать, и не принимай то, что они говорят, всерьез, потому что люди на плато встречаются очень непростые. Дальше — если ты увидишь в ущелье клубок змей, лучше уходи. Не жди того, что произойдет дальше. Клубки появляются довольно часто, и лучше находиться подальше после того, как клубок распадется. Змеи не исчезают сразу, учти. И даже нам, вот таким, какие мы есть теперь, они способны причинить немалые страдания.

Важно. Смотри под ноги! Расщелины, подобные той, по которой ты поднималась, воронки, просевшие потолки пещер — всего этого добра на плато в изобилии. Лучше всего будет, если ты пустишь впереди себя Шилда: он выберет дорогу лучше, чем это сделаешь ты.

Главное — ничего не бойся. Это достаточно простой маршрут, существуют гораздо более сложные, и ничего, мы все ходим вполне успешно. Всё, удачи. Следующую страницу, про лёд, прочтешь уже на леднике. Я там добавил кое-что сверх того, о чем мы успели поговорить».

— Легче некуда, понятно, — констатировала Айрин, пряча блокнот. — Ну что, кот? Обедаем? Или сразу пойдем дальше?

Шилд подошел к ней, сел рядом, и потрогал лапой рюкзак. Значит, обедаем, поняла Айрин. Ну что ж, наверное, кот прав. Есть и в самом деле хочется.

* * *

До парашютной скалы они шли больше часа. Плато оказалось вовсе не таким ровным, как думала Айрин, поэтому дорогу приходилось выбирать. Шилд шел впереди, не торопясь, и то и дело оглядываясь — путь он выбирал безошибочно, и уже через двадцать минут дороги девушка поняла, что без кота она бы вряд ли сумела выбрать дорогу настолько удачно. Симпатичные зеленые полянки оказывались воронками, щели, которые издали казались узкими, вблизи превращались в трехметровой ширины непреодолимые преграды, небольшие ямки оказывались на поверку теми самыми просевшими потолками пещер — когда Айрин забавы ради бросила в одну такую ямку камень, он провалился в неприметную вроде бы дыру, а следом за ним посыпались в эту же дыру и другие камни, и вскоре раздался мощный гул — потолок пещеры просел на несколько метров, вместо ямки перед ней находилась теперь глубокая воронка. Девушка содрогнулась, осознав, где рисковала оказаться она сама.

Шилд шел вперед, обходя препятствия, и вскоре Айрин втянулась в ритм этой неспешной, пусть и опасной, прогулки, и принялась осматриваться вокруг и размышлять.

Не смотря на сложную дорогу, тут, на плато, было красиво. Казалось, даже само небо изменило цвет, и обрело какую-то небывалую прозрачность и высоту. Цвета казались насыщеннее, чем внизу — ярко-зеленая трава, изумрудные деревья вдалеке, разноцветные камни; сине-голубая вода в ручейках, играющая солнечными искрами, белоснежные птицы, пролетевшие над ее головой, крошечные горные цветы — синие, желтые, алые, фиолетовые… Да и воздух тут, в горах, показался девушке особенным. Он словно бы обрел вкус свежего ветра, и какой-то невообразимый объем — некоторое время ей чудилось, что она не идет через океан этого волшебного воздуха, а плывет в нем, парит… Так вот почему они ходят в горы, поняла Айрин. Они, наверное, тоже ощущают это волшебство — и раз за разом приходят сюда, за ним. И музыка, которую играют Скалолазы — она ведь тоже исходит отсюда. Значит, они приходят за своей музыкой? Или за этим волшебным светом? Удивительно, просто удивительно… Почему ей не пришла в голову мысль сходить в горы раньше? Надо будет обязательно вернуться, думала девушка, пусть это и трудно, и тяжело. Я вернусь, я приду сюда снова.

…Парашютная скала возвышалась над стеной плато; забираться на нее сейчас не было никакой необходимости, но Айрин решила всё-таки залезть — нужно ведь посмотреть, откуда придется прыгать. Вид, представший перед ней, завораживал — сейчас девушка видела, насколько хватало глаз, Берег. И узкую ленту домов, с такой высоты почти неразличимых, и тающее в солнечной дымке спокойной бескрайнее море, и зелень лесов у подножья гор. Бескрайняя панорама расстилалась перед ее взором, и Айрин каким-то внутренним зрением словно бы увидела то, о чем ей говорили многие — и Таенн, и Маршал, и Скалолазы. Она ощутила бесконечность Берега, и несколько минут стояла на краю скалы не в силах ни избавиться от этого ощущения, ни уйти. Стояние это прервал Шилд: кот походил вокруг, потом решительно подошел к хозяйке и весьма ощутимо хлопнул ее лапой по ноге.

— Что? — рассеянно спросила Айрин, опуская глаза. — Ой, прости. Идем, идем, ты прав…

Она ожидала страха высоты, и до этого момента не допускала даже мысли о том, что прыжок, который ей предстоит совершить, может доставить ей хоть какое-то удовольствие, но сейчас страх исчез совершенно, и девушка поняла — с прыжком никаких проблем не возникнет. Это придало ей бодрости. Айрин спустилась со скалы, и пошла следом за Шилдом дальше, по краю плато.

* * *

Дорога всё тянулась и тянулась, уводя девушку с котом от скалы дальше и дальше. Айрин шла и думала — о вещах, с ее походом вроде бы не связанных.

Феликс и монах.

Очень странно получается. Зачем, спрашивается, Феликс послал ее к монаху? Ведь тот говорит ей вещи, прямо противоположные тем, которые говорит сам Феликс.

Феликс призывал «не прикасаться к воде руками», искать некую точку приложения сил, способную перевернуть если не весь мир, то почти весь.

Монах давал совет действовать прямо противоположно — он постоянно писал о воздействии на самих спящих, о том, что надо просить их, требовать, и даже стараться сделать им едва ли не больно физически. Конечно, на такое Айрин никогда бы не пошла, да и вообще, советы монаха, которые она в изобилии получала в обмен на пирожки, вгоняли ее в ступор.

Поливать холодной водой.

Колоть иголками.

Делать надрезы на руках и ногах ножом.

Прикладывать раскаленные угли.

Требовать, требовать, требовать, требовать…

Каждый раз, отправляясь на очередную встречу с монахом, Айрин говорила себе, что это — в последний раз. Что она больше не хочет его видеть, не хочет читать эти страшные и жестокие советы на серой пыли дороги.

Но в то же время…

В то же время в советах монаха содержалось рациональное зерно, и девушка это чувствовала. Разумеется, никого она иголками не колола, но говорить со спящими стала гораздо чаще, чем раньше. Я завишу от вас, говорила она, и я это чувствую. Я на сто процентов завишу от вас, и поэтому очень-очень прошу вас — помогите мне. Не знаю, откуда я это знаю, но я это точно знаю, поэтому буду просить вас дальше — не оставьте меня. Услышьте меня, я прошу вас сделать то, что зависит от вас, а я сама буду делать то, что зависит от меня. И самое главное — не забывайте про то, что я люблю вас.

Она сама несколько раз ловила себя на том, что разговоры эти больше напоминают молитву, ведь говорила она с теми, кто при всем желании не смог бы ей ответить, но в то же время… форма, может быть, и похожа, вот только содержание разное.

Молитва, кто бы что ни говорил, всё равно тем или иным образом направлена на просьбу о материальном. Да, даже та, в которой речь вроде бы идет исключительно о душе. Ты мне, я тебе. Или, если точнее, я тебе, а ты — мне. Договор. Магическое соглашение. Присяга. Да что угодно.

Айрин же о материальном не просила. Единственное, о чем она просила по-настоящему, это о памяти. Память — вот что было в ее словах бесконечно важно, вот о чем она умоляла тех, кто спал для нее по ночам. Она понятия не имела, делают ли они что-то для того, чтобы она вернулась, например, но она ощущала четкое главное: ее должны помнить. Просто помнить, и всё.

И — еще одна комната.

После памятной ночи Нового года Айрин сумела открыть ее еще дважды, и один раз — даже попала внутрь. Жаль, не догадалась прихватить с собой одеяло. Поэтому все пять минут, которые она стояла там, борясь с таким же, как в первый раз, сильным ветром; стояла, глядя на еще одних спящих — она плакала. От жалости плакала, настолько ужасно при ближайшем рассмотрении они выглядели.

Те, первые двое, которые спали в разных комнатах, про которых Таенн говорил, что они его друзья — те были красивые. Может быть, худощавые, но — красивые. Загорелые, с блестящими, почти без седины, волосами. И на вид — почти здоровые. Разве что по мелочи, может, что-то не так, но не видно, что и где. Рыжего даже отсутствующая нога не портила.

А эти… ужас кромешный. Не просто худые, нет. Истощенные какие-то, костлявые, с кожей, как пергамент, сухой, холодной, безжизненной. У обоих — куча старых, побелевших шрамов, волосы седые, совсем седые, с трудом можно понять, что вот этот был черным когда-то, а этот вроде бы рыжим. Они выглядели совершенно неживыми, но Айрин догадывалась, что, будь они мертвыми, они не появились бы в ее доме. Значит, они живы. Вот так странно живы. Страшные, ветхие, жалкие…

Почему-то Айрин чувствовала, что с этими, страшными, из почти всегда закрытой комнаты, она связана теснее, чем с теми двумя, которых она может видеть каждый день.

А еще она осознавала, что этих, страшных, даже о памяти просить бесполезно — потому что тут, в этой комнате, есть только одна память. Её собственная. Ведь они ни разу не просыпались. Ни разу не исчезали, как те, красивые. Даже когда дверь была наглухо закрыта, Айрин чувствовала — они там. Они никуда не пропали. Они спят там всё так же, всё тем же беспробудным сном, более всего похожим на смерть.

Наверное, и в других комнатах тоже есть такие, думала она иногда, проходя по коридору мимо дверей, которые не открывались вовсе. Они есть и там, и дальше, и еще дальше… Бесконечный коридор, и бесконечное количество спящих, наверное, совсем уже ветхих, истончившихся, бесплотных.

Но живых.

— Вот интересно, если я построю мост, я потом смогу… оживить кого-то? Ну хотя бы этих двоих, которых видела трижды? — спросила Айрин в пространство, обходя очередную воронку, полускрытую травой. — Если те двое, которые в разных комнатах, такие загорелые, красивые, и если они появляются и исчезают, то что, в таком случае, с этими? Почему они не пропадают? Они, выходит дело, и не живы, и не мертвы, что ли?..

— Верно, — вдруг произнес голос за ее спиной. — Разбудить ты их не смогла? Значит, их смерть обратима. В отличие от моей.

* * *

Айрин резко обернулась, едва не свалившись в воронку.

Рядом, метрах в трех, стояла девушка… нет, не девушка, поправила себя Айрин. Молодая женщина, в длинном белом платье, и в головной накидке, представляющей собой особым образом сложенный белый платок. Лицо у женщины было какое-то необычное, напрочь лишенное мимики, а в следующую секунду Айрин поняла, что она разговаривает, не разжимая губ.

— Кто вы? — спросила Айрин, отступая на шаг.

— Меня зовут Бернарда. Или Мария. Или как-то так, я не помню, — ответила женщина. — Не бойся меня, дитя. Я не причиню тебе вреда.

Айрин глянула на Шилда. Тот сидел на камне, и неподвижно смотрел на женщину. Неподвижно и внимательно.

— Я не боюсь, — пожала плечами Айрин. — А почему у вас лицо такое? И губы не шевелятся?

— Это маска, — в голосе женщины вдруг зазвучала горечь. — Восковая маска. Они считали меня красивой, кажется, и прилепили, когда… — она осеклась. — Они прилепили это на моё лицо. Они решили, что так будет лучше.

«На плато тебе встретятся люди, — вспомнила Айрин. — Не надо с ними разговаривать… Орес, а если она знает что-то, что для меня важно? Может, попробовать?»

— Маска, понятно, — кивнула Айрин. — Наверное, неудобно?

— Не очень удобно, — согласилась женщина. — Но ко всему можно привыкнуть. Я не ропщу. Если им так надо, то пусть будет.

— А что ты говорила про обратимую смерть и необратимую? — спросила Айрин.

— Тело, — ответила женщина. — Ты никогда не слышала про это? Он создал всё так, что если сохраняется тело, ты… поселяешься здесь, пока оно не превратится в прах.

— Впервые слышу про такое, — покачала головой Айрин. — Значит, что-то произошло с твоим телом?

Женщина закивала.

— Это не со всеми, не со всеми, — снова заговорила она. — Это с теми, кто осиян. Кто осиян, и тело его нетленно, тот поселяется. Тело необратимо умерло там, потому мы здесь и мы не спим.

— Но почему вы не идете дальше? — удивилась Айрин. — Если тело мертвое, то…

— Мертвое-то оно мертвое, но нетленное, не разрушенное. Лежит. Годами лежит и лежит. Не знаю, как с моим так получилось, — женщина опустила голову. — Я же самая простая была, самая малая, как камешек на дороге. И вот так… да еще и в маске…

— Подожди, — попросила Айрин, которая окончательно запуталась, и теперь хотела для себя прояснить хотя бы некоторые моменты. — Получается, что твое тело лежит где-то там… не знаю, где, нетленное? Так? Нетленное, но оживить его нельзя будет никогда? Верно?

Женщина снова закивала.

— А у моих спящих, которые всё время спят, значит, оживить можно? Их тела тоже лежат где-то, но они не мертвые насовсем, и…

— Да-да-да, умница, — похвалила женщина. — Так очень-очень редко бывает, как у тебя. Я потому и подошла. А еще ты на неё похожа.

— На кого? — с подозрением спросила Айрин.

— На самую светлую невесту, — ответила женщина, отступая. — Не лицом похожа, не думай. Я ее и не видела, слышала только. Знаешь, кто она? Она живая вера, убежденная, вечно горящая. Самое главное заблуждение всех людей.

— Заблуждение? — Айрин растерялась.

— Конечно, заблуждение. Она-то думала, что была настоящая. Её убедили, что она настоящая, она сама в это верила — потому я и говорю тебе, что она была живая вера.

— Подожди, — взмолилась Айрин. — Ничего не понимаю. Я похожа на заблуждение, или на какую-то женщину, которую ты видела?

— Слышала.

— Ну, слышала. Прости, но я тебя не понимаю.

— Ты похожа на эту женщину. Которая заблуждалась. Но заблуждалась столь искренне, что долго потом бестелесно бродила меж другими, убеждая уже их в том, кто такая она сама.

— И чем же я на неё похожа? — с подозрением спросила Айрин.

— Искренностью своего желания.

— Гм, — Айрин задумалась. — Как-то совсем странно получается. Что же удивительного в том, что я хочу добра для своих спящих, что я хочу им помочь? По-моему, этого хочет каждый, для кто-то спит.

— Но ведь ты хочешь другого, — возразила женщина. — Я никогда прежде не видела, чтобы обитатель Берега желал жизни тому, кто для него спит. Все желают другого. Твой друг Феликс, например, желает соединиться со своей женой, если для этих существ применительно слово «жена»…

Она вовсе не безумна! поняла Айрин. Она не безумна, и слова ее не бессмысленны! Просто она говорит о вещах, которые мне неизвестны. Точнее, говорила, а сейчас она говорит уже о другом…

— Твой друг Орес и его друг Гар жалеют только об одном — что они не могут пройти дальше, и стать единым целым с теми, кто был важен для них. Ахельё, которого ты знаешь, с нетерпением ждет, когда станет мертвым окончательно, и найдет женщину, которая смысл его жизни. Можно перебирать до бесконечности, Айрин, но по-настоящему, искренне, желаешь именно жизни, живой жизни своим спящим — ты.

— У тебя нет животного, — прошептала Айрин. — У тебя нет гуарда! Ты — одна из таких… одна их таких, как Таенн, Соня, Вера, Эдика, Гар? Да? Скажи, ведь это так?!

— Я еще хуже. Я могла бы стать такой же, но меня не нашли. И я умерла, не найдя до конца себя. И вот… теперь я тут… Они хотя бы свободны, а я на привязи. Их тела в пространстве, позволяющем им сносно существовать здесь, а я… я даже не могу уйти с этого участка Берега. Не могу снять эту маску. И всему виною мое проклятое тело, которое они столь бережно хранят. Девочка, если ты найдешь меня, когда вернешься — одна просьба. Сожги меня. Освободи меня…

Айрин вдруг увидела, что женщина становится полупрозрачной, исчезает.

— Подожди! — крикнула она. — Как я найду тебя? Как пойму, что это ты?

— Стеклянный ящик и черное платье… — донесся до Айрин едва слышный голос. — Маска… ты узнаешь маску…

* * *

— Вот значит что получается. Вот тебе и горы, — бормотала Айрин, шагая вслед за Шилдом по камням. — Странная встреча. Кот, тебе ее жалко?

— Мурря, — подтвердил кот. — Мррр.

— Вот и мне жалко. Вообще не понимаю, для чего сохранять тела, которые невозможно будет вернуть обратно, — размышляла Айрин вслух. — Как подтверждение того, что человек жил, что ли? Бррр. А ведь я что-то читала про это, — вспомнила она. — Точно! Я читала про мумии. Значит, выходит дело, они все в результате — вот тут? Вот так? Кошмар какой. Интересно, а на Берегу, внизу, они есть?

— Есть, — подтвердил голос откуда-то сбоку. — Помнишь детей в лабиринте?

— Господи! — Айрин вздрогнула. — Да что ж тут у вас у всех за манеры такие! Зачем так подкрадываться?

Неподалеку, на большом круглом камне, стоял… мальчик? Айрин потерла глаза. Да, точно. Это был мальчик лет пяти, вот только ростом больше, чем сама Айрин, как минимум на голову. А то и на две. Одет мальчик был в короткие штанишки с подтяжками, и в белую не слишком чистую майку с нарисованным слоненком. Слоненок сидел на круглой тумбе, подняв хобот вверх, и держал в нем что-то, похожее на волшебную палочку — по крайней мере, с палочки этой сыпались во все стороны разноцветные искры.

— Ну чего, узнала? — поинтересовался мальчик.

— Кажется, да, — подтвердила Айрин. — Ты был в лабиринте, верно?

— Верно, — важно кивнул тот в ответ.

— Мы тогда не представились, — девушка улыбнулась. — Меня Айрин зовут. А тебя?

— Лёша, — мальчик тоже улыбнулся. — Или Алёша. Но Лёша короче.

— А что ты тут делаешь? — спросила Айрин с интересом.

— Гуляю, — Лёша поковырял носком сандалии камень. — Я тут во какой, тут вырасти можно. А внизу маленький.

Не вырасти, подумалось Айрин. Не вырасти, а просто стать больше размером. Но это, наверное, неважно.

— Спасибо тебе огромное, — произнесла Айрин. — Ты мне тогда очень помог.

— Да ладно, — мальчишка покраснел и тоже заулыбался. — Ты сама молодец. А чего ты про мумий вспомнила?

— Да видела тут только что одну, — Айрин замялась. — Девушка такая. В белом. И в маске.

— Ааа, — протянул мальчик разочарованно. — Машка. Она, небось, просила тебя ее тело сжечь?

— Точно, — подтвердила Айрин.

— Она всегда просит. Всех достала уже, — мальчик с досадой сплюнул. — Она дура блаженная. Ну, положили тебя в ящик. И чего чудишь? Меня вон тоже положили, я же не чудю. И девчонок положили…

— Так ты что, тоже мумия, выходит дело? — удивилась Айрин.

— Я-то? Не. Меня мама с папой заморозили, — как ни в чем ни бывало, объяснил Лёша. — Я вроде как заболел, а лекарство не придумали. Ну и они меня того… в ящик. А вот девчонки, они да, мумии. Кажется, даже в музее.

— А вдруг тебя разморозить можно? — спросила Айрин. — Ты не думаешь…

— Не-а, не думаю, — мальчик усмехнулся, невесело и по-взрослому. — Было бы можно, мы б с тобой не говорили сейчас. А ты куда собралась-то? На ледник?

— Ага, — кивнула Айрин. — Может, вместе пройдемся?

— Давай, — мальчик повеселел. — Провожу тебя немножко. Одному скучно. Сегодня нет никого, только Машка чокнутая. Тут еще старики бывают, совсем старые, вот они прикольные. Важные такие, сидят, разговаривают. Рассказывают всякие интересные истории, сказки. Которые добрые, с ними можно поговорить. А какие злые, в них камнями покидаться, чтоб ругались, — мальчик хихикнул. — Какой у тебя кот классный! Можно погладить? Я тихонько…

— Погладь, конечно, — Айрин уже заметила одобрительный взгляд Шилда. — А у тебя почему нет животного?

— Говорят, если мумия, не положено, — вздохнул мальчик. — Я не знаю на самом деле, почему. Я бы очень кота хотел. Или собаку. Или хотя бы птичку.

— Лёша, а как ты сюда поднимаешься? — запоздало удивилась Айрин. — Это же трудно.

— Это тебе трудно, — хмыкнул мальчик. — Которые почти как настоящие, тем трудно. А мне нет. Я прыгаю высоко-высоко. Могу даже через горы перепрыгнуть, во!

Пока они говорили, Лёша уменьшился до размера обычного пятилетнего мальчишки, и, присев на корточки, принялся гладить Шилда, который, к большому удивлению Айрин, тут же замурчал от удовольствия.

— Ты ему понравился, — сказала девушка.

— А я всем животным нравлюсь, — мальчик последний раз погладил Шилда по голове, и встал. — Они меня любят. И я их тоже люблю.

— Надо будет попросить Маршала поймать для тебя рыбку, — предложила Айрин. — Он ведь дрессирует рыб.

— Тогда лучше морского дракончика, — оживился мальчик. — Айрин, а попроси ты! Ты взрослая, он тебя послушает…

— А тебя нет? Или ты стесняешься попросить? Через горы прыгнуть можешь, а попросить поймать — не можешь? — подзадорила Лёшу Айрин.

— Могу. Вот и попрошу сам, — насупился мальчик. — Я хочу красного. Вдруг он синего словит? Зачем мне синий? Они кусючие…

* * *

— Тебе ведь лёд нужен, правда?

— Правда. А как ты угадал?

— Чего тут угадывать… всем нужен лёд. Нужен всем, а отколотить не все могут, — Лёша ловко перепрыгивал с камня на камень. — Я не могу.

— Почему? — удивилась Айрин.

— Старики говорят, что нельзя, — с сожалением ответил мальчик. — Им тоже нельзя. И девчонками нельзя.

— А мне?

— Не знаю. Может, и можно, раз ты сюда долезла. Я только недолго с тобой тут, хорошо? — попросил Лёша. — Дорогу покажу, и вниз побегу.

— Думаешь, Маршал сегодня прилетит? — догадалась Айрин.

— Не думаю, а знаю, — усмехнулся мальчик. — Сегодня драконья регата как раз, а они с Тоцем судьи. А еще Гласси лабиринт вечером откроет, надо будет бумажки пораскидывать.

— Сколько же у тебя дел, — похвалила Айрин.

— Приходится, — вздохнул мальчик. — Мы ж такие… если мы без дела будем сидеть — фьють! И поминай, как звали. Разловопло… фу ты, слово забыл, как правильно говорится.

— Развоплотитесь? — подсказала Айрин.

— Ага, точно! А я не хочу. Я вырасти хочу. Очень-очень хочу. И чтобы у меня была собака. Или кот. И на рыбах летать, и чтобы родители приехали… ну или пришли по дороге, неважно. Или я чтобы к ним.

— Лёша, сколько же лет назад ты попал в этот ящик? — спросила Айрин.

— Ну… — мальчик остановился. Задумался, что-то прикидывая. — Лет триста, что ли. Может, больше. Это Гласси говорит, что триста. Я не умеют много считать. Я до тридцати умею.

— Малыш, так родители, наверное, давно уже… — Айрин нахмурилась. — Их, наверное, там больше нет. Ну, там, где ты жил с ними. Я не хочу тебя расстраивать, но, понимаешь ли… триста лет, это же много.

— Не знаю, — Лёша поскучнел. — Может, и нету. Но я-то есть. Они хорошие были. Может, и не забыли меня. Как думаешь?

Айрин почувствовала, что сейчас расплачется. Она подошла к мальчику, села на корточки, и обняла его — и он тут же обнял её в ответ.

— Они тебя не забыли, клянусь, чем хочешь, — пообещала она. — Потому что ты очень славный. Правда! Как тебя такого можно забыть? Они тебя не забыли и любят, я точно знаю. Просто они, наверное, потерялись. И сейчас тебя ищут.

— И найдут? — с надеждой спросил мальчик.

— Мне кажется, да, — Айрин погладила его по спинке. — Давай будем в это верить.

— Давай, — мальчик тут же повеселел. — Побежали к лесу, скорее! Да не бойся, тут ноги не переломаешь уже. Здесь ям и дырок почти нет, видишь, как кот несется?

* * *

У леса они расстались — мальчик боялся опоздать на регату и упустить Маршала, поэтому к самому леднику с Айрин не пошел. Тут через лес, по тропе, объяснил он, идти не очень долго. Сначала лес, потом каменное поле, а потом ледник. Не перепутаешь, не бойся. Тропа прямая. Только не свались в пропасть, она слева, ее за деревьями не видно. Тропа к ней близко подходит. Поэтому лучше иди потихоньку.

Айрин пообещала. И идти потихоньку, и не свалиться, и быть осторожной. Лёша еще раз обнял ее, и вприпрыжку понесся вниз, к краю плато — бежал он и в самом деле много быстрее, чем могла бы бежать Айрин. Проводив мальчика взглядом, она поправила рюкзак, и пошла следом за Шилдом под сень деревьев и оплетающего их дикого винограда.

Наверное, они правда его очень любили.

Наверное, когда они узнали о том, что он смертельно болен, они решили сохранить его, во что бы то ни стало, чтобы потом…

Вот только «потом» не было. И нет. И самих их уже нет, а есть неизвестно где, в неизвестно каком мире, какой-то загадочный ящик, в котором лежит тело маленького мальчика, как памятник этой чудовищной, извращенной любви, не позволившей им — любящим — отпустить его — любимого — на свободу. Что с ними сталось? Неизвестно. Скорее всего, думала Айрин, шагая по ровной каменной тропе вслед за Шилдом, они ушли в зарпедел, куда-то дальше.

А он — здесь.

Не сказать, что ему тут плохо, его никто не обижает, но… она вспомнила детскую спинку под своей ладонью, и горько вздохнула.

Он никогда не вырастет. Пока он здесь, он никогда не вырастет, и ему очень-очень нужна мама. И папа. И собака или кот, а лучше вместе — и собака, и кот, и морской дракончик, непременно красный, потому что синие — кусючие.

Какая же она горькая порой, эта мнимая свобода бесконечного Берега, думала девушка. Горькая и жестокая. И как же хочется тут всё сломать и исправить, ведь неправильно это, в корне неправильно — дети в ящиках или в музеях, потерянные взрослые, наказанные сами собою, и еще много, очень много всего.

Или ломать нужно не здесь?

Ведь Берег — следствие.

Причина — не он.

«Какое-то у меня получается жестокое милосердие, — думала Айрин. — Наверное, в реальном мире я, со своими мыслями, выглядела бы ужасно. Допустим, стоит ящик, да? В нем мальчик. И кто-то думает, что его можно оживить, а я знаю, что нельзя. И я подхожу и ломаю ящик. И все думают, что я — последняя гадина, которая убила мальчика, которого еще можно было спасти. Ужас какой. Или девочки. Которые, по словам Лёши, мумии в музее. Что такое музей — я отлично помню. Потому что я бывала в музеях. И как бы это выглядело? Там ведь обычно тихо, спокойно, экспонаты в витринках. И тут я… с топором… да, Айрин, что-то тебя заносит. Значит, там, в реальном мире, нужно действовать иначе. Доказывать, показывать, рассказывать. Но кто мне поверит?»

Воспоминание было смутным и нечетким — но Айрин вспомнила вдруг бессилие и отчаяние. Ведь это уже было. Ей уже — не верили. Было что-то очень, очень важное, что надо было донести до людей, но ей в результате не поверил вообще никто. Кажется, никто. Что было важным? Этого в памяти не оказалось. Что-то. Что-то было важным, и никто не поверил.

— Мурря! — Шилд вдруг остановился посреди тропы. — Мурряу! Муррмуряу! Мууррра?

— Ты чего? — удивилась Айрин.

— Мрррффф! — Шилд смотрел влево, нервно дергая хвостом.

Айрин подошла, раздвинула ветви — и тут же отпрянула. Перед ней была пропасть. Огромная пропасть, девушка даже не ожидала, что она окажется столь глубокой. Отвесная каменная стена, и на дне… там деревья? Да, точно. Деревья. И между ними что-то, кажется, шевелится…

— Мффффр! — выругался Шилд. — Мууар!

— Пойдем отсюда, — попросила Айрин. — Чего-то мне не по себе.

Кот не заставил себя упрашивать, и они спешно двинулись по тропе дальше, уходя всё выше и выше.

* * *

Вскоре лес кончился, неожиданно, сразу, как отрезанный ножом. Тропа теперь шла через каменное поле, между огромных округлых валунов самых причудливых форм. Айрин то и дело замедляла шаг — настолько интересно выглядели эти камни. Каждый был похож на какую-то фигуру. Девушке вскоре стало казаться, что она попала в огромную игру «Угадай». Этот камень похож на коня, этот — на сказочного дракона, вон тот — напоминает дельфина, а вон те два — вылитые крабы, только огромные. Длинный лежащий камень — крокодил, а сразу за крокодилом стоит камень-пес, за ним камень-олень, а дальше камень-куст, под которым сидит камень-человек…

— Ой, — сказала вдруг Айрин. — Простите, мне показалось, что вы тоже из камня.

— Я заблудился, — беззвучно произнесла серая фигура, поворачиваясь к ней и вставая на ноги. — Я не знаю, как попал сюда, и заблудился здесь. Подскажите, как мне выйти?

Айрин с огромным удивлением смотрела на говорящего. Никогда до этого она не видела на Берегу никого, кто хоть сколько-то был бы на него похож.

Больше всего он напоминал хрупкого, тонкого юношу, ростом немногим выше самой Айрин. Одежда — какие-то невнятные лохмотья, пальто, из-под которого выглядывает прорванный свитер, и вытертые до дыр брюки, обувь — рваные низкие сапоги. Руки грязные, с обломанными ногтями; в прорехе одежды, когда он поднял руку, чтобы поправить свитер, мелькнуло что-то, напоминающее цепочку.

Агрессивным новый знакомец не выглядел. И то дело. И опасным вроде бы не выглядел тоже. Айрин смотрела на него с большим интересом, и не просто так.

Лицо…

Лицо его оказалось человеческим и нечеловеческим одновременно. Узкое, тонкое; глаза большие, странной формы, подбородок острый, рот небольшой, нос тоже — аккуратный, маленький. Вроде бы всё, как положено, однако пропорции этого лица человеческими не были. То есть были, но как-то… не совсем. И волосы тоже выглядели не совсем так, как они выглядят у людей — больше всего эти волосы напоминали… да, пожалуй, пегую кошачью шерсть. Только у кошек она, кажется, помягче, и растет как-то иначе.

— Вы не знаете, где выход? — растерянным голосом повторил он.

— Выход — куда? — опешила Айрин.

— Ну… отсюда, — он заозирался.

— Можно пройти по тропе, и спуститься вниз, — предположила Айрин. — Там лес, а дальше будет край плато. Куда вы хотите попасть?

— Домой, — он виновато посмотрел на Айрин. — У меня там… комната была… как я очутился здесь? Не помню…

Действительно, как? осенило Айрин. Если этот странный… ну, пусть будет парень, наверное… если он оказался в таком же положении, что и всё остальное население Берега, он должен был появиться на дороге! Вовсе не в горах! Он должен был выйти на пустую дорогу, найти тропу, ведущую вниз, или сам, или с чьей-то помощью, дойти до города, выбрать жилище… он не может помнить ни про какую комнату, и ни про какой дом, который был у него раньше. Никто этого не помнит! А он помнит. Кроме того, у него нет животного, и он просто не может видеть её, Айрин. Но видит. Мало того, он удивлен и напуган, он не понимает, что с ним произошло, и ему никто ничего не объяснил.

— Видимо, с вами случилась неприятность, вот вы и попали сюда, — осторожно начала Айрин.

— Это когда Генка ударил меня по голове? — озадаченно спросил парень. Ощупал свой затылок. — Помню, что вроде я дошел до комнаты. Было больно, я лег и заснул. А проснулся тут. Ой, простите, я непочтительно говорю, да?

— Чего? — не поняла Айрин.

— Ну, вы женщина, человек, а я… — он потупился, принялся теребить край изношенного пальто. — Мне очень неудобно, что я так… просто растерялся… я не совсем пойму, при чем тут Генка и моя голова… а уехать я не мог, карточка ведь лежит у Ашура, да и не выпусти бы меня никто…

— Ничего не понимаю, — призналась Айрин.

— Простите, — еще раз повторил он. — Я пойду, наверное.

— Куда? — резонно спросила Айрин.

— Не знаю, — он снова начал озираться. — Как же мне попасть домой?

— Скорее всего, ника…

Айрин осеклась.

Потому что перед ней больше никого не было.

Только что этот странный парень стоял и спрашивал — и через секунду его не стало. Просто раз — и не стало. Исчез.

— Так… — Айрин потерла глаза. — И что это было?

Шилд, который до этого сидел в отдалении, наблюдая за разговором и не проявляя к нему ни малейшего интереса, встал, потянулся, и зевнул. Подумаешь, говорил весь его вид. Ну, псих какой-то. Ну, появился. Ну, пропал. Тут и не такое случается. Пойдем. Время позднее. Видишь, солнце уже садится?

— Твоя правда, — согласилась Айрин. — Пошли. Нам ведь еще обратно как-то нужно вернуться.

* * *

Про ледник Орес рассказывал, как выяснилось, абсолютную правду.

Во-первых, там было не холодно. Хотя, судя по огромным массам льда, лежащим в глубокой лощине, холод должен здесь быть еще какой. Но нет — никакого холода Айрин не ощутила.

Во-вторых, тут было светло — а Орес предупреждал ее, что ледник коварен этим светом, можно запросто пропустить ночь. Поэтому следует торопиться.

Присев на каменный выступ, Айрин вытащила из рюкзака свой верный блокнот, и углубилась в записи, сделанные аккуратным подчерком Ореса.

«Если ты уже на леднике, а солнце еще не село — ты не просто молодец, ты Молодец с большой буквы. Теперь самое главное. По краю ледника синего льда нет, тебе нужно будет пройти ближе к центру. Лед надо брать только из жилы! Вокруг могут валяться кристаллы — не обращай на них внимания, это пустые, толку от них никакого. Выглядят красиво, но не более того. Ищи хорошую жилу, и пускай в дело свою кирку. Учти, отколоть лёд чертовски сложно, поэтому придется потрудиться. Но и тут есть один секрет — лёд отколется охотнее, если ты будешь думать о том, для чего он тебе нужен. Я не знаю, как это работает, из-за чего это работает, но, поверь — оно работает, а значит, думай правильные мысли. Девочка, не жадничай. Один, максимум два кристалла — это всё, на что ты можешь рассчитывать. Чаще всего первый кристалл откалывается довольно быстро, второй сложнее, а третий… чтобы отколоть третий, нужно всю ночь махать киркой, и совсем не факт, что ты домахаешься до нужного результата.

Ты удивишься, когда увидишь жилу. Бояться не надо, поверь. По жилам можно ходить, прыгать, бегать — не провалишься. Но ощущение странное, что есть, то есть, этого у жил не отнять. Лучше всего поискать жилу побольше — удобнее будет работать. Но это уже на твой выбор.

После того, как отколешь нужное количество льда, не мешкай, сразу же иди вниз. Не задерживайся. Ты, вероятно, думаешь, что прыгать ночью со скалы — страшно, но, поверь, ночью как раз не так страшно, как днём. Высота не ощущается.

Про парашют. Полосатый по моей просьбе сделал тебе «умный» парашют, он откроется сам, ничего делать не нужно. Посадишь кота в рюкзак (только перевесь его на грудь, и пристегни покрепче), и смело шагай вниз. Если будет совсем уже страшно, зажмурься.

На дорогу ты попадешь ночью, и через город тебе придется идти ночью, но Черных бояться не надо — не было случая, чтобы они тронули кого-то, несущего синий лёд. То ли знают, что не их время, то ли просто его боятся.

Еще раз повторю — удачи. Мы с Таенном и Гаром будем ждать тебя дома».

— Ясно, — прошептала Айрин, закрывая блокнот. — Ну, Шилд, пойдем. Мы у цели.

* * *

Почти полчаса шли они через ледник — и это оказалось едва ли не труднее, чем идти по краю плато. Тут тоже в изобилии имелись ямы, воронки, тут текли ручьи с предательски скользким дном, и приходилось очень аккуратно выбирать дорогу. Даже Шилд, и тот начал осторожничать — останавливался, придирчиво нюхал лёд, или трогал его лапой. Проверял.

Первую жилу Айрин сперва приняла издали за озерцо, наполненное ярко-синей водой, но, когда подошла поближе, поняла, что никакое это не озерцо вовсе. Жила выглядела, как кусок синей, расцвеченной искрами бесконечности, впаянной в лёд, и Айрин несколько минут стояла, заворожено глядя в эту бесконечность, пока Шилд не погнал её дальше — подойти к этой жиле не было никакой возможности, она находилась в глубокой впадине.

«Синий лёд запрещен к ввозу во всех цивилизованных мирах, — вспоминала Айрин, — потому что это проникающая материя, пронизывающая множество пространств одновременно. Что я вижу, когда смотрю в окно жилы? Что это за блеск? Может быть, это отсвет мириад звезд? Или я снова пытаюсь опростить что-то, мне недоступное по причине скудности моего ума? Может быть, это и не звезды вовсе, а целые галактики? Или… или что-то, о чем я вообще не имею представления».

Вторая жила тоже не подошла — она показалась Айрин слишком маленькой. Этакое окошко сантиметров тридцать в диаметре, не размахнешься толком.

А вот следующая подошла идеально. Диаметр метра два, и вровень с обычным льдом. Отлично. Приступим.

Девушка скинула с плеч рюкзак, вытащила из него крошечную кирку.

— Расти, — приказала она. — Только не очень сильно, хорошо? Так, чтобы я смогла поднять тебя.

Рукоятка кирки дрогнула и пришла в движение — от удивления Айрин едва не выронила инструмент. Через полминуты кирка заметно потяжелела, и рукоятка ее достигла сантиметров шестидесяти-семидесяти в длину. Наверное, этого мало, но под рост Айрин — в самый раз.

— Ладно, попробуем, — пробормотала девушка, подходя к жиле, и поднимая кирку над головой, как учил Орес. — Мне нужен лёд, чтобы построить мост и вернуться, слышишь?

Она с силой опустила кирку, метя в окно жилы; она ожидала, что сейчас та отскочит от окна, и приготовилась к тому, что руками может стать больно — об этом предупреждал Орес. Но вместо этого ее кирка вдруг вошла в жилу, как нож в масло. Айрин испуганно вскрикнула, потянула кирку на себя — и на ее металлическом клюве, ближе к рукояти, как по мановению волшебной палочки, оказались два кристалла, совершенно одинаковой формы и размера. Они словно прилипли к металлу! А кирка выходила обратно неохотно, будто жила синего льда и впрямь была не твердой, а стала вдруг вязкой, словно глина или пластилин. Айрин, что было сил, дернула кирку на себя. Та, наконец, выскользнула из жилы — Айрин от неожиданности села на лёд, кирка упала рядом с нею. Два кристалла остались на месте, но это было еще не всё. На самом кончике металлического клюва кирки Айрин заметила странное сияющее пятнышко. Ни на секунду не задумываясь, Айрин протянула руку и попыталась взять это пятнышко. И ощутила с огромным удивлением, что это не пятнышко вовсе, а нечто, по ощущению больше напоминающее то ли бусину, то ли круглый камушек. Айрин потянула камушек к себе — и из-под кирки показалась целая цепочка из точно таких же сияющих бусин. Даже нет, не цепочка. Айрин вгляделась. Одна бусинка, две, четыре, шестнадцать… откуда-то всплыло слово «прогрессия», но Айрин тут же сообразила, что это не прогрессия, а что-то другое. На ее ладони сейчас лежал сотканный из бусин равнобедренный треугольник с острой вершиной и нешироким основанием. Эта штука была внутри жилы, и она случайно вытащила её киркой? А разве в жиле может быть что-то еще, кроме льда?

Странный треугольник оказался теплым на ощупь; теплым, и словно бы мягким — из рук его выпускать не хотелось. Айрин потрогала его пальцем, потом приподняла. Браслет, мелькнуло у нее в голове. Вот бы пристроить его на запястье… Она обернула треугольник вокруг запястья правой руки — и поняла, что вершина пирамидки-треугольника тут же приросла к его основанию. Точно, это браслет! Надо же, сам застегнулся… А снять можно? Браслет, словно подслушав её мысль, тут же соскользнул с руки. Здорово! Теперь обратно — снова вершина пирамидки сливается с основанием. Вот так добыча. Интересно, что про такую диковину скажут Орес, Гар, и Таенн?

— Мяу! — раздраженно напомнил о себе Шилд. — Мумурря! Мурряу!

Айрин словно очнулась. Тряхнула головой, опустила рукав рубашки, пряча странный браслет под него.

— Извини, задумалась, — пробормотала она. — Так, лёд… лёд в карман. В карман, и побежали. Шилд, скорее, показывай дорогу.

— Мрррря! — рявкнул кот в ответ.

Дура, мол! Рюкзак возьми! Там же парашют! Или ты собралась просто так прыгать?

— Ой, прости, — Айрин встала. — Так, надо собраться.

Кристаллы синего льда она положила в нагрудный карман рубашки, и на всякий случай застегнула этот карман на молнию. Уменьшившуюся до прежних размеров кирку она сунула в рюкзак. Еще раз провела левой ладонью по правому запястью — чудо-браслет был на месте, он никуда не пропал. Айрин застегнула пояс рюкзака и обернулась, чтобы последний раз взглянуть на жилу.

И обомлела — никакой жилы на этом месте больше не было.

Там, где еще несколько минут назад находилось круглое окно из синего льда, был совершенно обычный лёд, и ничего больше.

Жила исчезла.

* * *

Идти по тропе вниз оказалось немногим легче, чем вверх — Айрин, до этого в горах не бывавшая, не думала, что, оказывается, путь вниз может быть таким непростым. Под ноги то и дело попадались вертлявые мелкие камни, какие-то корни; в сумраке тропу стало видно плохо, и несколько раз Айрин весьма ощутимо спотыкалась.

А Шилд торопил. Он-то в темноте видел прекрасно, и бежал впереди девушки весьма уверенно. Да еще и быстро. Настолько быстро, что Айрин несколько раз начинала ему кричать, чтобы подождал — она не успевала.

Наконец, каменное поле и лес остались позади, и они вышли обратно, на открытую часть плато. Тут оказалось посветлее, и Айрин ускорила шаг — но, как оказалось, сделала она это зря. Шилд, против ожидания, сбавил скорость, он, как заметила девушка, выбирал дорогу, идущую по небольшим возвышенностям, и то и дело принимался смотреть вниз — что он видел там, в траве, Айрин так и не поняла.

До парашютной скалы они добрались уже в сумерках, когда плато почти полностью погрузилось в надвигающуюся на горы ночь. Айрин вытащила фонарик — спасибо Оресу, который посоветовал его захватить — расстегнула рюкзак, и вынула из него парашют-крыло. Из рюкзака, который она перевесила на грудь, получился просторный карман, в котором надлежало спускаться Шилду. Теперь — сам парашют. Сложно, оказывается, надевать его в темноте. Одно дело дома, на кухне, слушая советы опытного Ореса, другое — вот так, на скале. Сколько же тут застежек и ремешков! И почему, спрашивается, Полосатый не придумал до сих пор какую-нибудь модель парашюта без такого количества завязок и замочков? Зачем столько всего? Неужели нельзя проще?

— Мррр, — Шилд подошел к девушке, и принялся тереться об ее ногу. — Муррр. Фффррр.

— Да, да, да, сейчас, — пробормотала Айрин.

— Ффр.

— Да сейчас, погоди, видишь, не застегивается.

— Фффф!..

— Шилд, что такое?

— Уууррр!..

— Шилд, да что… — Айрин, наконец, справилась с непослушной застежкой, и выпрямилась. Посмотрела сначала на кота, потом перевела взгляд в дальнюю часть площадки — и замерла.

— Быстро, — беззвучно прошептала она коту. — Быстро, прыгай!..

Кот не заставил себя упрашивать — через две секунды из рюкзака торчали только его острые чуткие уши. Айрин, стараясь двигаться максимально беззвучно, стала отступать к самому краю площадки. Если она до этого волновалась из-за прыжка, то сейчас причиной ее волнения стало то, что она до сих пор не прыгнула.

Там, на краю площадки, извивались и ползали змеи. До них оставалось максимум метров десять, под их телами уже не было видно камня. Шевелящаяся, волнующаяся змеиная река, которая с каждой секундой приближалась к месту, на котором сейчас стояла девушка.

Так вот что видел Шилд, мелькнуло в голове у Айрин. Вот почему он заставлял ее идти, перескакивая с одного высокого камня на другой. Змеи! Змеи выползли из своих нор с наступлением ночи, но, видимо, пока они с котом шли к площадке, змеи еще не успели добраться сюда, на самый край плато, а сейчас…

Мечущийся луч фонарика выхватывал из тьмы всё новых и новых змей, всё ближе и ближе — и Айрин поняла, что ждать дальше нельзя. Она отшвырнула фонарь прочь, развернулась, и кинулась со скалы в темную бездну.

* * *

Ветер.

Сумасшедший ветер бил ей в лицо так, что Айрин не могла даже открыть глаза. Она чувствовала, как в ее плечо впиваются острые когти — перепуганный кот вцепился в хозяйку что было сил — но даже согнуть руку и оторвать его от себя она не сумела. Казалось, падение длится вечность, еще вечность, и еще… а вдруг этот проклятый парашют не раскроется, и… и что тогда? Дикая боль от удара (откуда это воспоминание у меня, или это вообще не моё?), смерть — и дальше так же, как с монахом?! Айрин чувствовала, что готова закричать от ужаса, но в этот момент словно бы невидимые руки рванули ее что было сил за плечи, а сверху раздался громкий хлопок — парашют, наконец, раскрылся.

Первые секунды она приходила в себя, ощущая, что снова может дышать и двигаться. Потом открыла слезящиеся глаза, кое-как вытерла их, и, наконец, получила возможность осмотреться.

Узкое крыло парашюта слабо светилось чуть заметным опаловым свечением, к нему из ранца поднимались тонкие нити строп. Под руками девушки оказались два ремня с большими металлическими кольцами — когда Айрин немного потянула за правое, парашют слегка накренился, он начал разворачиваться. Айрин отпустила кольцо, и, наконец, посмотрела вниз. До этого момента она видела только темноту, но сейчас она, о чудо! увидела Берег, ставший ей почти родным Берег — золотую полоску вдоль неразличимой массы воды. И — звезды. До этого момента она не замечала звезд, а их, оказывается, зажглось этой ночью в небе предостаточно. Чуть ли не больше, чем всегда.

— Кот, посмотри, красота какая, — произнесла Айрин. — Да не бойся ты, вылезай. Мы уже не падаем. Мы летим…

Шилд высунул голову из рюкзака и потерся лбом о подбородок хозяйки.

— Скоро дома будем, — пообещала Айрин. — Спасибо тебе, что сказал про змей. Сама бы я их не заметила.

— Мурр, — согласился кот, и снова потерся лбом об подборок. Мол, всегда пожалуйста. Рад был помочь.

— Хотела бы я прыгнуть днём, — призналась ему Айрин. — Днём, наверное, еще красивее. И видно будет далеко-далеко. Хотя и сейчас красиво тоже. Словно там, внизу, золотая река. Видишь?

— Мурр, — снова согласился с хозяйкой Шилд.

Золотая река, между тем, становилась всё ближе и ближе, она дробилась на отдельные огни, еще немного вниз, и еще, и вот уже стали различимы темные деревья, и воздух приобрел знакомый запах моря и хвои.

Айрин и Шилд возвращались домой.

* * *

— …просто счастливая случайность. Это не из-за темноты, это явление. Помнишь, я про политиков говорил тебе? Слухи ходят, что там кто-то ну очень большой оказался, — Гар покачал головой. — Значит, только у площадки, да?

— Ага. Уже совсем ночью, — Айрин сидела за кухонным столом, перед ней стоял ужин, который прислал Полосатый, но пока что девушке было не до еды. — Там их столько было! Я так испугалась…

— Еще бы не испугалась, — проворчал Таенн. — Думаешь, оружие просто так с собой носят? Как же!

— А их что, можно убить? — удивилась Айрин.

— Пожечь можно, — пояснил Орес. — Освободить себе дорогу. Ты ешь, ешь. Вон какой салатик вкусный. Мы тут уже два раза поужинали, пока тебя ждали.

— А сейчас поужинаем в третий раз, — сообщил Таенн, вынимая из шкафа тарелки. — Спасибо, Полосатый… Так что со льдом-то получилось, я не понял?

Айрин вытащила из кармана два кристалла, и положила их перед собой на стол. Орес присвистнул, Гар и Таенн наклонились пониже, чтобы рассмотреть получше, и, разумеется, стукнулись лбами. Айрин рассмеялась.

— Это еще не всё, — сообщила она, расстегивая рукав рубашки. — Вы такую штуку когда-нибудь видели?

— Нет, — покачал головой Таенн, глядя на светящийся браслет. — Откуда это?

— Оно прилипло к кирке, — пожала плечами Айрин. — Да и вообще, жила была какая-то странная. Вязкая, что ли? В общем, кирка в ней застряла, я ее еле вытащила обратно. А потом… Орес, ты меня про такое не предупредил. Жила закрылась. Пропала. Когда мы с Шилдом уходили, там был только снег.

— Что? — севшим вдруг голосом спросил Орес.

— Что слышал, — пожала плечами Айрин. — Жила пропала.

— Она не пропала, — беззвучно произнес Таенн. — Девочка, жила не может пропасть. Я думаю…

— Что ты думаешь? — нахмурилась Айрин.

— Я думаю, она сейчас у тебя на руке, — прошептал Таенн, заворожено глядя на браслет.

— Быть того не может, — покачала головой Айрин.

— Не может. Но, тем не менее, есть. Полосатый, дай-ка нам сильную лупу, — попросил Таенн. — Посмотрим?

Через минуту все склонились над браслетом, который Айрин сняла с запястья и положила на стол. Под лупой стало видно, что каждая бусинка — это на самом деле не бусинка, а что-то, больше всего напоминающее веточку дерева, скрученную в тугую объемную спирать. Бусинки составляли одно целое, они словно бы вырастали друг из друга, делились, и, чем ближе они находились к основанию, тем становились меньше размером — но самих их становилось всё больше.

— Ты понимаешь, что это? — спросил Гар, обращаясь к Таенну.

Тот медленно кивнул.

— Да, понимаю.

— И что это такое, по-твоему?

— Это фрактал.

 

11

Степь

— Потому что есть только одно место смычки материального и нематериального, и ты, умник, отлично знаешь, что я имею в виду, — припечатал Таенн. — Все знаки указывают именно на это.

— Ты перестраховщик, — поморщился Гар.

— Я согласен с Таенном, — тут же возразил Орес.

— А меня вы спросить не хотите? — не выдержала Айрин. — Это всё-таки мои кристаллы! И мой мост!

— Извини, — примирительно вздохнул Таенн. — Я немного увлекся. Так что?

— А то, что ты прав, — сообщила Айрин. — Мне тоже кажется, что мост нужно строить в степи. Но не из-за того, что там какая-то смычка, а из-за того, что это, наверное, безопаснее.

— Для кого? — удивился Гар.

— Для вас, в том числе, — Айрин повернулась к нему. — А вдруг… вдруг этот мост на кого-то неправильно подействует?

— В смысле? — нахмурился Таенн.

— Не знаю, — Айрин задумалась. — Но ты ведь сам чувствуешь, что это… ну, необычно. Даже для Берега.

— Уж необычнее некуда, — подтвердил Ахельё из-за стойки. — А мне жалко будет, если вы в степь пойдете. Я бы посмотрел.

— На мост? — удивленно спросил Гар.

— Ну а то. Конечно, на мост. Такого я тут еще не видал. Так, кому мясо жарю? Еще есть рыба, красная, вкусная.

— Мне рыбу, — попросила Айрин.

— А мне мясо, — Таенн зевнул. — Надо было всё-таки поспать ночью. Что-то мы засиделись.

— Вот сегодня и поспишь, — хмыкнул Орес. — Ахельё, а хочешь с нами в степь пойти? — предложил он. — Раз тебе так мост интересен, то, может…

— Не, я не пойду. У меня цветы, — покачал головой повар. — Степь, видали. Я еще с ума не сошел.

* * *

В кафе они пришли днём, ближе к обеду, потому что спать легли уже под утро. Разговор затянулся, да и браслет Айрин оказался настолько удивительным, что его сначала рассматривали вместе, потом по очереди, а потом снова вместе. Никто из смотревших никогда прежде не видел ничего подобного. Мало того, от браслета исходило очень необычное ощущение — Таенн назвал его ощущение жизни.

А еще браслет будил воспоминания. Пусть и обрывками.

— Я определенно помню что-то новое, — говорила Айрин, пока они шли вниз, на набережную. — Я помню… помню весну. Помню, как солнце съедает снег, которому, казалось, еще пару недель назад не было ни конца, ни края. Помню, как снег съёживается, темнеет под этим слепящим светом; помню, что нет уже снега, а есть лишь темные островки, как призраки уходящей зимы. И они с каждым днем всё меньше и меньше, а солнце всё ярче и ярче. Ощущения свои помню…

— Какие именно? — с интересом спросил тогда Гар.

— Восторг и ожидание. Лето — будет. Понимаешь?

— Не очень.

— Вот и я не понимаю, — Айрин шла медленно, гладя браслет указательным пальцем. — Я не понимаю, к чему я это помню — но ведь помню же. Какое-то очень молодое ощущение. Словно мне снова двадцать, и я почти что умею летать. Вот совсем чуть-чуть, и я взлечу. Над домами, над городом. И полечу незнамо куда через этот удивительный свет, через весну… Глупо, правда?

— Не знаю, — покачал головой Таенн. — Тут, на Берегу, весны не существует. Помнишь, тогда, после Нового года?..

— Да, помню, — кивнула Айрин. — Мы легли спать зимой, а проснулись летом. И следа зимы не осталось. Знаешь, Таенн, я после этого поняла для себя новое что-то про это место. Ты прав, оно действительно ненастоящее.

— Да нет, оно настоящее, — возразил Таенн. — Я имел в виду не совсем это.

— Неважно, что имел в виду. Важно, что Берег… ну, словно бы застрял, замер, — Айрин пожала плечами. — Наверное, так и должно быть, но я не могу сказать, что мне это нравится.

— Но ведь тебе нравится лето? — спросил Орес.

— Нравится. Но не бесконечное…

…После кафе отправились на берег, на место Айрин — решили искупаться и посовещаться в тишине, без публики. Орес и Гар попали на этот участок берега впервые, и долго с интересом рассматривали всё подряд, тихо о чем-то переговариваясь. Их интересовало всё, без исключения. И камни в воде, и стеклянная площадка, и развалины. Из развалин Гар притащил интересный предмет, больше всего похожий на обломок пряжки, и обломок этот долго разглядывали, пытаясь сообразить, для чего эта пряжка могла служить, когда была целая. Ремень на пояс? Маловата и слабовата. Для сумки? Может быть.

— Так что на счет степи? — Айрин решила, что пора переходить к делу. — Когда отправимся?

— Степь не ледник, туда так просто не попасть, — вздохнул Орес. Он лежал на стеклянной площадке, положив руки под голову, и прикрыв глаза. — Дорога в одну сторону занимает больше суток. С ночевкой.

— Придется ночевать в горах? — удивилась Айрин.

— Да. Три раза. Один раз — по пути туда, второй — на месте, третий — по пути обратно. И снаряжения с собой нужно брать несколько больше, чем для прогулки.

— А парашюты? — уточнила Айрин. — Их тоже?

— Их тоже, но их мы спрячем на площадке. Они понадобятся только для возвращения, — пояснил Гар. — Там… всё несколько иначе. Мы сначала поднимаемся по той же дороге, которая ведет к леднику, но от камней уходим вправо, проходим одну стенку плато вверх, потом спускаемся, обходим Кайлас, потом переходим через еще один хребет, он невысокий, и только потом начинаем спускаться в предгорье.

— Кайлас? — удивилась Айрин. Кажется, она слышала когда-то похожее название.

— Да нет, конечно, — Гар зевнул. — Это тут кто-то так назвал гору, вот и подхватили. А что, знакомое слово?

— Ага, — кивнула Айрин. — Я его точно помню.

— Значит, ты из какого-то мира Сонма, — пожал плечами Орес. Глаза он так и не открыл. — Почти во всех мирах Сонма есть такая гора. Ну, не совсем такая, как наша, но горы действительно похожи. Обрубки такие прямоугольные. На самом деле — остатки добычи, так что в похожести ничего особенного нет.

— Ничего не поняла, — призналась Айрин.

— Ох… — Орес сел. Зевнул, потер глаза. — Если кратко, то вот что получается. Смотри. Есть планета какая-то, да? Пока на планете доминирующая раса не развилась, как надо, планету тем или иным образом обычно немножечко потрошат те, которые планету первые нашли. Иногда и не немножечко, но это неважно. Берут всегда примерно одно и то же — металлы, золото, редкоземельные элементы. В общем, ничего интересного. Ну и, соответственно, оставляют следы добычи, а как же без того. Не знаю, в курсе ли ты, как выглядит роторный экскаватор…

— Название слышала, но вспомнить не получается, — покачала головой девушка.

— Огроменная машина такая, спереди гигантское колесо, которое отгрызает породу, и по транспортеру подает на погрузчик, или еще куда, — объяснил Орес. — Так вот, когда такая машина работает, она оставляет следы своей работы. От них никуда не денешься. И вот представь: гигантская гора, которую пару-тройку сотен лет грызла со всех сторон такая машина. Она ее объела, эту гору. Ровненько так, аккуратненько. И осталось… ну, что осталось. Прямоугольник с сохранившейся настоящей вершиной. Доесть до конца не получается, потому что огрызок этот перестает быть устойчивым, есть риск технику повредить. Поэтому его просто бросают. И уводят технику дальше. Следующую гору объедать.

— Так, — кивнула Айрин. — Понятно. И?

— Что думают про такую странную гору местные? Правильно. Если не понимаешь чего-то — смело обожествляй, — засмеялся Орес. — Все горы — как горы, а эта — ну совсем на них непохожая, да еще и длительное время там что-то явно двигалось, жило, ворочалось, огнем полыхало. Не иначе, как боги, и явно не один. Миры Сонма чаще всего богатые, и потрошат их часто. А дальше всё по стандарту. Группы языков схожие, общая направленность схожая, характеристики схожие — это вам не луури, это та еще загадочка. И в мирах Сонма бытует данное название — Кайлас. Оттуда и название нашего Кайласа — кто-то из Сонма тут оказался, увидел, назвал, и прижилось. Гора и впрямь немного странная. Кстати, вооон там — видишь? Чуть-чуть виднеется верхушка.

— Которая со снегом? — спросила Айрин.

— Ага.

— Вижу.

— Так вот это он и есть. Здоровенный!.. Сама увидишь, в общем.

Таенн, про которого все забыли, подплыл к берегу, и выбрался на разогретые камни.

— Ну так что, когда выходим-то? — спросил он.

— Давайте послезавтра, — предложил Гар. — Собраться же еще нужно.

— Девчонок зовем? — Орес повернулся к нему. — Они хотели, вроде.

— Не надо, — покачал головой Таенн. — Не развлекаться идем. К тому же, это может действительно быть опасно.

— Значит, вчетвером, — резюмировал Орес. — И кот. Ага. Две палатки, значит, четыре комплекта веревок, огнемёты, пожрать чего-нибудь…

— Давай закажем пемикан у Полосатого, — невинным голосом предложил Таенн.

— Заказывай. Только жрать его ты будешь сам, — предупредил Орес. — Мы лучше поедим сушеное мясо, орехи, и вяленные фрукты.

— А что такое пемикан? — поинтересовалась Айрин.

— Это гадость, — с отвращением ответил Гар. — Перемолотая смесь всего подряд, и при этом очень жирная. Нет, я не спорю, он хорошо насыщает, конечно, но чтобы я это еще раз съел — да ни за что на свете. Таенну надо, вот пусть и давится своим пемиканом. Мы обойдемся.

Айрин усмехнулась.

— Нет уж, если жирное, то я не хочу, — заметила она. — Я бы лучше что-то вкусное… напоследок.

— Почему напоследок? — удивился Гар. — Ах, да… действительно.

— И парашют мне не нужен, наверное, — продолжила Айрин. — Если получится, то я… я ведь уйду.

Таенн посмотрел на нее — взгляд его вдруг стал неподвижным и пристальным, а от веселости не осталось и следа. Это был печальный, и какой-то очень старый взгляд. Горький. Тоскующий.

— Это верно, — кивнул Таенн. — Если. Если получится. А если нет? Так что давай всё-таки возьмем тебе парашют. Пусть будет. На всякий случай.

— Только если на всякий случай, — беспечно отозвалась Айрин.

Таенн всё так же продолжал смотреть на неё.

— Что-то еще? — нахмурилась девушка.

— Да, — подтвердил Таенн. — Скажи, а тебе не жалко Шилда?

Айрин замерла.

Кот!

Таенн прав — что же будет с ним, когда… когда это всё случится?

— А куда деваются животные, когда за человеком приходят Черные? — шепотом спросила Айрин.

— Никто не знает, — беззвучно отозвался Таенн. — Они исчезают. Вместе с хозяевами. Но мне кажется, что если у тебя получится мост, кот останется здесь.

— Нет, — прошептала Айрин.

— Да, — возразил Таенн.

— Я сказала — нет! — Айрин вдруг почувствовала, что в душе её волной встает ярость. — Нет! Нет! Нет! Он пойдет со мной!

— Девочка, пойми, он не материальный, а…

— Да плевать я на это хотела! — Айрин вскочила на ноги. — Материальный, не материальный… он пойдет со мной, и точка!

— Это невозможно, но в этом нет ничего страшного, поскольку Шилд — это часть тебя, — попробовал успокоить ее Орес. — Пойми…

— Вот я и понимаю, — Айрин развернулась к нему. — Да, Шилд часть меня. Именно поэтому я не отдам Берегу эту свою часть. Он пойдет со мной.

— А если ничего не получится? — вкрадчиво поинтересовался Гар.

— А если ничего не получится, я вернусь за ним, — отрезала Айрин. — И не надо смотреть на меня, как на идиотку. С какой радости я должна его тут оставлять?

— В общем, как получится — так и получится, — Таенн решил, что пришла пора сбавить обороты. — Значит, он пойдет с тобой. Главное, чтобы ты успела спрыгнуть с моста, если поймешь, что идти с тобой у него не…

— Успею, — Айрин всё еще злилась. — Поверь, Таенн. Успею. Если без кота, то… то на фиг он мне не сдался, этот мост.

Она отвернулась — еще не хватало сейчас расплакаться.

— В любом случае, выходим послезавтра, — подвел итог невеселой беседы Орес. — Айрин, мы пойдем к себе, за оружием, а ты хотя бы сегодня отдохни, что ли.

— Я уже наотдыхалась, — покачала головой девушка. — Вас сегодня ждать?

— Давай завтра, ближе к вечеру. Соберемся, ляжем пораньше, и с самого утра — выходим.

* * *

Впервые за всё время ее пребывания на Берегу Айрин, поднявшись утром следующего дня, обнаружила за окном туман. Настоящий, взаправдашний, густой туман.

— Шилд, ты это видишь? — прошептала она, подходя к окну. — Ну и дела.

— Мррр, — согласился кот. Туман, видимо, его тоже заинтересовал. — Мурря?

— Мурря, — согласилась Айрин. — Пойдем, прогуляемся.

…Видно было метров на десять — туман, густой, как молоко, обволакивал дом, в тумане утонуло всё: деревья, соседские постройки, забор. Даже неба не было видно, всё пространство вокруг заволокло мутной белой пеленой. Словно на землю опустилось огромное облако, закрывшее собой всё и вся. Айрин побродила туда-сюда, слушая, как непривычно и глухо звучат ее собственные шаги; Шилд, конечно, тут же удрал куда-то в кусты — для кота такое туманное приключение было развлечением, и еще каким.

Айрин, немного постояв на площадке, пошла к выходу на улицу — интересно, как она будет выглядеть в тумане? Далеко ли видно, и видно ли вообще? Открыв калитку, она сделала несколько шагов, и тут же остановилась, удивленная.

Посреди улицы стоял монах. Волк сидел у его ног, исподлобья поглядывая за девушкой.

— Это вы? — спросила Айрин. — Простите, у меня нет никакой еды сейчас. Я только что встала.

Монах отрицательно покачал головой — не надо, мол. Присел на корточки, и начал писать что-то на дороге. Потом, поманив волка, отошел в сторону.

«Реальности смешиваются, — прочла Айрин. — Старый дурак велел тебе искать способ налить воду, не сказав, что вода и есть кувшин. Круг замкнется, и ты выйдешь в начало. Прощай. Мы больше не увидимся».

Когда Айрин поняла глаза, она увидела, что улица пуста — монах и волк уже растворились в тумане, сгинули, словно их и не было.

— Что-то мне не по себе, — прошептала Айрин, отступая обратно, к калитке. — Шилд! Кис-кис-кис, негодник! А ну-ка быстро в дом! Кому говорю? Домой, немедленно, я сказала!..

* * *

— Туман? — удивленно вопросил Гар. — Ничего себе! Впервые слышу. В горах можно попасть в облако, но чтобы здесь? Девочка, тут даже дождей не бывает, какой туман?

— Красивый белый туман, — пожала плечами Айрин. — Его все видели. Я потом прогулялась, спросила. Он пришел с моря, и накрыл берег. А потом растаял довольно быстро, или ветер его разнес.

— Фантастика, — произнес Таенн. — А у нас не было. Жалко.

— Значит, это только в нашей части Берега, — пожала плечами Айрин. — Вы продолжайте укладываться, а я пойду спящих проверю. Они что-то последнее время часто стали появляться. Устают, наверное.

— Но хоть целы? — с надеждой спросил Таенн.

— Целы и невредимы, — заверила Айрин.

Она лгала.

Сейчас черный спящий вовсе не был целым и невредимым — после того, как появился туман, он тоже появился… в таком виде, что хоть плачь. Но Айрин поняла, что говорить об этом Таенну не нужно. Уже — не нужно.

Отсюда и впрямь ничего нельзя изменить. И поэтому пусть Таенн лучше думает, что всё хорошо. Пусть не отвлекается.

Надо делать дело. Даже не дело — дела.

Сколько же, оказывается, этих дел надо сделать! Представить себе страшно. И вернуться, и разобраться во всём, и найти вторую пару спящих, и спасти, и…

Но вначале — мост.

Поэтому на побитого черноволосого спящего можно только посмотреть, а потом тихонько закрыть дверь. Ну вот так, да. Можно еще поворчать про себя, что этот дурак опять подставился. Его далеко не впервые бьют. Это даже немного начинает раздражать.

Нужно быть сильной. Особенно если сказанное монахом — правда. Нужно быть сильной, и нужно поторопиться.

Не до сантиментов.

А на второй этаж Таенна можно просто не пускать. Поспит внизу, вместе с Гаром и Оресом. Второй этаж в этот раз не для него. Пусть только попробует без разрешения зайти в их комнаты. Тем более что можно попросить Шилда быть сторожем. Вот уже кто не подведет, так это Шилд. На него можно положиться.

— Ну раз так, хорошо, — кивнул Таенн. — Народ, выйдем завтра рано утром. А пока надо поучить Айрин обращаться с огнеметом.

— Ты еще говорил про плазмоган, — напомнила Айрин.

— Не получится, он тяжелый, — покачал головой Таенн. — А вот небольшой огнемет будет тебе в самый раз.

* * *

Выходили на рассвете, едва взошло солнце.

Айрин успела заскочить в комнаты к спящим, убедиться, что дела у черноволосого вроде бы получше; затем она кликнула кота, подхватила поставленный с ночи рюкзак, и побежала вниз. Завтрак им Полосатый «положил с собой» по его собственному выражению.

— Нечего вам время терять, по дороге поедите, — объяснил он. — Маршрут сложный, каждая минута на счету. Вам лезть и лезть. Так что держите по кульку с едой, и пошли вон с кухни. Айрин, девочка моя, на всякий случай — до свидания. «Прощай» не говорю, потому что надеюсь увидеть тебя снова. Неважно, в какой жизни. А может, ты еще и обратно вернешься, так что… ну, ты умница, ты поняла. Все. Давайте-давайте, поторопитесь.

В бумажных пакетах, которые он выдал, оказались бутерброды — с колбасой, рыбой, сыром, и салатом. Там же лежали фляжки, одна с кофе, другая — с приятным, чуть кислым соком, который отлично бодрил. Свои завтраки все съели, пока шли по асфальту, потом, у тропы, Гар задержался, отобрал у всех пустые пакеты, и сунул в свой рюкзак — объяснил, что на растопку пригодятся.

В этот раз дорога наверх не показалась Айрин такой сложной, как в прошлый. Она, видимо, приноровилась, да и в компании идти было значительно легче, чем одной. Каменная стенка с узкой тропой? Проскочили и не заметили. Расщелина? Никаких проблем! Конечно, до Гара с Оресом ей было далеко, но до них, впрочем, и Таенну было далеко. Эти двое шли по расщелине, как по бульвару — легко, свободно, спокойно, совершенно без напряжения. Мало того, что шли, так еще и рюкзаки забрали и у Айрин, и у Таенна, и Шилда Орес себе на плечи посадил.

— А что ты хочешь? — ворчал Таенн. — Они привычные. Они сюда всей командой… ох… шляются постоянно. Вот их всех и обозвали Скалолазами, не мудрствуя лукаво. Потому что скалолазы и есть…

— А другие? С другими я не общалась, — напомнила Айрин.

— Не общалась, потому что они больше музыку пишут, и на такие простые маршруты не ходят. Наши — это так… цветочки с второго плана.

— Сейчас договоришься, — пообещал Орес.

— А что, нет? Вин вам ничего своего в группе сыграть не даст!

— А кто такой этот Вин? — удивилась девушка.

— Солиста видела? — спросил Таенн. — Лоб здоровенный, с гитарой…

— Это который блондин высокий?

— Ага, он. Сноб такой, что сил нет. Сноб и выскочка. И выпендрежник. И нахал…

— Таенн с ним поссорился, — со смехом объяснил Гар. — На почве недопонимания основ четвертьтоновой гармонизации. И теперь они друг на друга дуются. А поскольку вся остальная наша команда жалеет Вина, они с Вином за компанию бойкотируют Таенна. А нам как-то по фигу. Как поссорились, так и помирятся потом.

— Ясно, — протянула Айрин. — Хотя, по-моему, это глупо. Ссоры… для чего это нужно?

— Чтобы как-то себя развлечь, — проворчал Таенн. — Когда же мы дойдем-то, а? Терпеть не могу эту расщелину! Тащишься, тащишься…

…Наверху наскоро перекусили, набрали воды, и пошли дальше — причем пошли гораздо быстрее, чем Айрин шла в первый раз с Шилдом. Дорогу выбирал Орес, остальные шли следом. Гар, впрочем, вскоре встал замыкающим — по его словам, для того, чтобы никто не потерялся.

Погода в этот день была прекрасная, даже лучше, чем когда Айрин попала на плато впервые, но полюбоваться пейзажем не получилось — слишком быстро шли. Впрочем, через какое-то время Орес сбавил темп: понял, что Айрин и Таенну тяжело за ним поспевать.

— Извините, что так гоню. Привычка, — оправдывался он. — Это ж не в гору. Помедленнее пойдем дальше. Вы, если что, меня притормаживайте.

— Чтобы тебя притормозить, надо сначала догнать, — проворчал Таенн. — Ладно, сейчас парашюты спрячем, и дальше уже не так быстро.

* * *

Парашюты сложили в нишу под большим камнем, а сверху Гар закрыл эту нишу парой камней поменьше. Сюда никто не полезет, объяснил он, но иногда бывает очень сильный ветер, так что лучше подстраховаться. Можно и без парашютов спуститься, но с ними быстрее, да и полетать всегда в радость.

После скалы большую часть дороги через плато шли молча, разговорились только в лесу. Айрин решилась, наконец, рассказать про странного парня, которого видела на поле, усеянном камнями.

— И он обалдел, и я обалдела, — говорила она Таенну. — По-моему, он еще и видел плохо — озирался всё время, щурился. Странно.

— Это действительно странно, — согласился Таенн. — Ты абсолютно права, там не может никто появиться… вот так.

— Айрин, а как он выглядел? — с интересом спросил Гар.

Айрин принялась описывать всё, что запомнила. И форму глаз, и лица, и носа. И рванину, в которую был одет пришелец, и его руки. Гар и Орес даже шаг замедлили, слушая.

— Обалдеть можно, — констатировал Орес, когда Айрин закончила рассказ. — То есть ты поняла, что он не человек? Не твоей расы?

— Эээ… сейчас я это понимаю, — кивнула Айрин. — Да, действительно. Выходит дело, что не моей. Или… ммм… как бы отчасти моей, а отчасти нет. Так может быть?

Таенн хмыкнул.

— Ну, вообще-то может, — заметил он. — Твои спящие, например. Хотя они больше похожи на людей, по крайней мере, внешне.

— Но этот на них не похож, — возразила Айрин. — Или всё-таки похож? А почему ты сказал, что мои спящие — не моей расы?

— Потому что они уникумы, имеющие совмещенный геном, — пожал плечами Таенн. — Впрочем, это сейчас не имеет значения. Так, значит, этот был вот таким?

— Ну да.

— Гермо, средний, — негромко сказал Орес. — Очень и очень странно. Айрин, он нашей расы, судя по твоему описанию. А это странно вдвойне, потому что для тебя он должен был выглядеть человеком. Мы же выглядим. И с ним должно было быть так же. Но почему-то он не выглядел.

— А средний — это как? — не поняла Айрин.

— В нашей расе три пола, — вздохнул Гар. — Мужики, как мы, средние, и женщины. Здесь, на Берегу, ты средних будешь видеть как мужчин, потому что ты — женщина. Это вполне закономерно. А ты увидела… то, что увидела.

— Вообще, он симпатичный был. Наверное, — Айрин пожала плечами. — Но уж очень непривычный вид, сам по себе.

— Еще бы, — хмыкнул Орес.

— Он сказал, что говорит со мной непочтительно. Я спросила… я вообще не поняла, за что он попросил прощения, — призналась Айрин. — А он сказал, что я — женщин-человек. И он не должен так со мной говорить.

— Идиотизм, — покачал головой Таенн. — Хотя… черт его знает, что это было. Он потом исчез, да?

— Ага, — кивнула Айрин. — Хоп, и пропал.

— Чудеса. Наверное, Берег иногда тоже допускает какие-то сбои, — предположил Таенн. — Хотя я ничего подобного не припомню. А вы, ребята?

— И мы не припомним, — покачал головой Гар. — Надеюсь, с ним всё хорошо в результате. Догадываюсь, как он испугался.

— Мужики рауф, — хмыкнул Таенн. — Это неизлечимо. Это даже Берег не лечит. Эту вот вашу заботливость и всё прочее. «Он испугался», ну надо же!..

— Таенн, не начинай, — попросил Орес. — Что плохого в том…

— О чем вы вообще? — нахмурилась Айрин.

— О том, что эта раса очень специфическая, — пояснил Таенн. — Не все представители, конечно, но большинство. Как бы так сказать-то…

— Скажи уж прямо — да, такие, как мы, трепетно относимся к вопросам защиты и безопасности слабых полов, — объяснил Гар. — Для нас и этот гермо, и ты — именно такие представители. И ничего дурного я в этом не вижу. Помочь, защитить — что плохого?

— Давайте закроем эту тему, — попросил Орес. — Мне не очень приятно слышать подобное.

— Извини, — Таенн примирительно улыбнулся. — Я просто шутил.

— А мы нет, — отрезал Орес. — Такими вещами не шутят. Мало того, само по себе событие из ряда вон выходящее. Я лично очень надеюсь, что он вернулся. И что он остался жив.

Айрин уже и сама была не рада тому, что отважилась на рассказ, поэтому решила, что следует как-то сменить тему.

— Орес, мы скоро будем поворачивать направо? — спросила она, просто чтобы что-то спросить. — В камни мы не пойдем?

— Пойдем, — Орес чуть ускорил шаг. — Пробежимся быстренько. Вы нас подождете, не нужно идти туда с нами.

Таенн выразительно глянул на Айрин, и та тут же всё поняла.

Они решили проверить. Поискать этого странного парня. И пытаться их остановить сейчас — бесполезно.

— Только давайте не очень долго, — попросил Таенн. — Сходите налегке, мы посторожим рюкзаки.

— Так и сделаем, — согласился Гар. — Тем более что вы всё равно с нашей скоростью бегать не сумеете.

* * *

В камнях никого не оказалось, зря Орес и Гар там ходили почти сорок минут. Всё это время, пока их не было, Айрин, Таенн, и Шилд просидели рядом с горкой из рюкзаков, ожидая. Говорили о каких-то пустяках, рассматривали окрестности.

— Никого нет, — сообщил Гар, который вернулся первым. — Значит, и правда исчез. С одной стороны хорошо, значит, скорее всего, вернулся. С другой… не факт, что в запредел не сдернуло. Ладно, сейчас Орес придет, и двинемся дальше.

Спустя пять минут вернулся и Орес — он тоже никого не нашел, зато с легкостью вычислил место, на котором Айрин говорила со странным парнем. Да, точно, был там такой. Как понял? А по запаху. Вы там стояли какое-то время, пока говорили, а до этого он долго сидел на камне, не один час сидел. Действительно, гермо, среднего возраста, цивилизация уровня примерно второго, не выше.

— Среднего возраста? — удивилась Айрин. — Но он же молодым был.

— У них нет гена, обеспечивающего старение, — пояснил Орес. — Они до смерти так выглядят. Нет, мы-то, конечно, отличаем, кто есть кто, а вот люди частенько путаются. На самом деле возрастные изменения есть, просто не такие, как у вас. Волосы тускнеют, морщинки кое-где появляются, легкость пропадает, гибкость… неважно. В общем, в камнях никого нет, значит, можно двигаться дальше.

…После каменного поля они повернули направо, и с осторожностью пошли по крутому склону. Тут осыпь, предупредил Гар, поэтому идем медленно и аккуратно. Есть риск уехать вместе с камнями обратно к лесу, а этого, сами понимаете, лучше не делать — и ушибы болят, и подъем обратно займет больше часа.

Склон состоял из каменной крошки, на которой тут и там виднелись маленькие травяные кустики, но корни этой травы были слишком слабыми, чтобы стабилизировать камни. Айрин шла следом за Таенном, а Шилд предпочел, чтобы через это неприятное место его перенесли, поэтому забрался на рюкзак Ореса — чему тот, кажется, был только рад.

— Киса, — с удовольствием констатировал он, погладив в очередной раз кота. — Ну, для тебя, Айрин, киса, а для меня — сип. В смысле — он.

— У них тоже три пола? — с интересом спросила Айрин.

— Ну а как же. Сип, сипер, сипуха. Так же, как и у вас — это мелкие домашние хищники. Ласковые, шерстка короткая, шесть лапок, расцветки самые разные. Я хотел когда-то иметь такого… не довелось, — Орес вздохнул. — У нас с Гаром было слишком жесткое расписание. Оно не позволяло заводить домашнюю живность. А жаль.

— У меня тоже не было животных, — поддержал Таенн. — А я хотел собаку. Ри Торк, помнится, держал питомник собак… ну, друг такой был… красивые, не то слово. Снежно-белые, носы черные, а глаза голубые. Умные. Они с поднятым интеллектом были… тоже не довелось. До сих пор жалею.

— А здесь вы точно никого не можете завести? — Айрин стало жалко и Ореса, и Таенна. — Совсем никого?

— Совсем, — подтвердил Таенн. — Айрин, подумай сама. Ты не заметила, что в псевдожизни Берега самой жизни — нет? Здесь нет любви, ну, если исключить любовь к спящим, конечно. Такой любви, которая настоящая, от которой появляются дети, которая способна продолжить что-то — нет, и быть не может. Тут даже не целуется никто, не говоря уже про всё остальное. Ну и откуда тут могут взяться котята или щенки, сама подумай? Тем более что настоящие животные не сюда попадают. То есть… ох… сама увидишь, что тут порой происходит, но сейчас я не об этом.

— Я тут встретила мальчика Лёшу, из лабиринта, — тихо сказала Айрин. — Знаете, он тоже самое говорил, то вы сказали. Что он хочет кота или собачку. И что ему тоже… не положено.

— Хороший мальчишка, знаю его, — кивнул Таенн. — Да, им тоже нельзя.

— Но почему?

— Знаю, что нельзя, а почему — никто не знает, — пожал плечами Таенн. — О, наконец-то! Как же я не люблю эти чертовы камни. У меня каждый раз ощущение, что я слишком тяжелый, и сейчас поеду вниз.

Они вышли на относительно ровное место, прошли вдоль скалы, повернули — в этот раз налево, и Айрин остановилась, пораженная. Потому что сейчас перед ней стояла каменная стена. Ровная, словно ножом отрезанная каменная стена, причем такой высоты, что первая стена, на которую они поднимались через расщелину, казалась в сравнении с этой просто игрушечной.

— И как мы туда залезем? — с тревогой спросила Айрин. — Она же гладкая совсем.

— Там дальше лестница есть, — ухмыльнулся Орес. — Самая настоящая лестница. Только там пристегиваться надо, потому что ветер очень сильный. Меня сдуло один раз.

— Тебя?! — не поверила Айрин.

— Да, меня, — подтвердил тот. — Учти, что ты значительно легче. Поэтому пойдешь между нами и с двумя страховками. Шилд поедет в рюкзаке.

— Но я не чувствую никакого ветра, — возразила девушка.

— Потому что мы стоим в ветровой тени, — объяснил Гар. — Образно говоря, мы в защищенной яме, в которую ветер не может попасть. Но сейчас мы из нее выйдем, и ты всё поймешь.

* * *

Говорить не получалось, чтобы собеседник услышал хоть что-то, приходилось кричать. Уже в начале подъема Айрин поняла, что никогда не справилась бы сама — ее бы просто снесло ветром. Но почему он такой сильный? И кто, интересно, сделал эту лестницу? По скальной стене тянулась самая настоящая лестница, вырубленная в камне, мало того, в стену были вбиты кольца, в которые был вставлен металлический толстый трос, к которому можно было пристегнуться.

— Почему… такой… ветер? — крикнула Айрин, обращаясь к Оресу, идущему перед ней.

— Не знаю! — крикнул тот в ответ. — Наверное… чтобы не ходили!..

— Но мы же… идем!..

— А мы… упорные!.. — со смехом крикнул Орес в ответ. — Не отвлекайся!.. Там дальше… сужение… держись крепче!..

Через полчаса подъема Айрин поняла, что этот горный ветер очень похож на тот, что не давал ей войти в комнату с ветхими спящими. «Может быт, это один и тот же? — думала она. — Ведь очень похоже. Словно это не ветер даже, а какая-то сила, которая не хочет, чтобы ты попал… куда-то, куда она считает, что ты не должен попасть. Вот только тут, в горах, ветер действительно может откуда-то возникать, но откуда он у двери в ту комнату?»

Шли долго, не останавливаясь, не отдыхая. В некоторых местах лестница расширялась, в некоторых — становилась совсем уже узкой, шириной чуть больше ступни. Айрин чувствовала, что устала, но остановиться, чтобы передохнуть, не было никакой возможности. Казалось, лестница вообще никогда не закончится, и когда она, наконец, всё-таки закончилась, Айрин в первые секунды в это не поверила. Быть того не может! Огромный каменный грот, ровный пол, и никакого намека на ветер. Да быть такого не может…

— Не-на-ви-жу, — по слогам произнес Таенн. — Как же этот подъем ненавижу! Орес, если мы пойдем в степь в следующий раз, то давай другой дорогой. Через водопады. Очень прошу.

— У нас нет лишних суток, чтобы там гулять, — возразил тот. — Время, Таенн. Исключительно время. Но обратно можно и через водопады, если желаешь.

— А что, есть другая дорога? — с подозрением спросила Айрин.

— Есть, — отозвался Гар. — Но она чуть не на сутки длиннее. А ты вроде бы хотела побыстрее, так?

— Ну да, так. Значит, есть всё-таки. Ясно… — протянула девушка. — А кто эту лестницу сделал? Не знаете?

— Не знаем, — покачал головой Орес. — Может быть, и сам Берег. Для особо упорных.

— Не думаю. Кто-то из тех, кто тут жил до нас, ее сделал, — возразил Таенн. — Да и вообще, в степь многие ходят. Сами знаете.

— Ходят, да, — согласился Гар. — Может, кого и встретим. Это, кстати, было бы неплохо. Там лучше большим лагерем стоять.

— Почему? — спросила Айрин.

— Спокойнее, — пожал тот плечами. — Так, давайте по глотку воды, и двинулись дальше. До захода солнца нужно добраться до западной части подножья Кайласа. Так что нам идти и идти.

* * *

— …конечно, нет. Ну что ты! Будь мы в реальном мире, мы бы и трети этого расстояния не прошли, — объяснял Орес. — По моим подсчетам, мы только за сегодняшний день поднялись больше чем на две тысячи метров над уровнем моря, и по самим горам прошли больше десяти километров. Поверь мне, в реальном мире всё иначе.

— Труднее? — с интересом спросила Айрин.

— Конечно! И труднее, и опаснее, и гораздо медленнее. Но даже понимая эти все условности… нам всё равно нравится, — Орес улыбнулся. — Мы ведь с ним и в реальности в горы любили выбираться. Когда получалось. Ругали нас за это — страсть. А мы всё равно, при первой же возможности угоняли ближайший катер, и рвали когти в предгорье. Иногда даже без снаряжения, представляешь? Без одежды нормальной, без ничего. Как были, так и шли.

— А почему ругали? — удивлялась Айрин.

— Потому что не положено. Потому что есть регламенты и правила. Потому что опасно, в конце концов. А нам было наплевать…

Сейчас их группа шла по каменистому ущелью, которое постепенно расширялось. Скоро, предупредил Орес, стены расступятся, и начнется спуск к подножью горы. Он относительно короткий, но довольно крутой — как раз пригодятся веревки, лежащие в рюкзаках. После спуска будет тропа, по которой идти — одно удовольствие. По тропе будем двигаться до темноты, как только стемнеет — встанем лагерем, поужинаем, и ляжем спать. А с восходом отправимся дальше в путь. Там уже недолго. Часа четыре, ну пять, и мы в степи.

— Сегодня не получится дойти? — Айрин с надеждой посмотрела на Гара. — Никак?

— Никак, — подтвердил тот. — Там не самый лучший подъем. Ветра нет, зато камушки весьма большие. Лазить по ним в темноте не самая лучшая идея, поверь. Вот после этого подъема начнется полная лафа и расслабуха. Потому сразу за хребтом начинается лес, иди себе, радуйся, и цветочки собирай. Пологий долгий спуск.

— В степь?

— Именно. Именно в степь, — подтвердил Гар. — Так, что-то я ручья до сих пор не слышу. Давайте-ка чуть ускоримся, чтобы засветло до него дойти. А то, сами понимаете, без воды — это не дело. Ни чаю тебе, ни кофе, ни кашу сварить.

* * *

Ночевать встали рядом с тропой, и Айрин, наконец, получила возможность рассмотреть гору, тонущую сейчас в лучах заходящего солнца. Пока мужчины ставили палатки и возились с маленькой плиткой, работающей на сухом топливе, Айрин отошла в сторонку, села на камень, и принялась оглядывать.

Действительно, очень странная гора. Не похожа на естественную. Айрин задумалась. Словно… словно кто-то взял каменный обломок, и обрезал его с четырех сторон огромным ножом, оставив нетронутой только верхушку. Там, на этой верхушке, лежала снежная шапка, которая сейчас, на закате переливалась всеми цветами — от лимонно-желтого, до кроваво-алого. Потрясающе красиво, думала девушка, просто неимоверно красиво, и очень, очень странно.

А может так быть, что эту гору на Берег перенес кто-то из тех, кто сюда попал? Может быть, так случилось? Потом человек, или кто-то там еще, ушел дальше, а гора осталась тут? Это не представлялось возможным узнать, но Айрин решила, что версия, которая пришла ей в голову, вполне логична и справедлива. Для Берега…

— Эй, чай будешь? — позвал Таенн. — Тебе с сахаром?

— Ага, буду. Да, с сахаром, спасибо, — Айрин встала с камня. — Я на гору смотрела. Красиво очень.

— Еще бы не красиво, — улыбнулся Таенн, словно гора была его личной заслугой. — В наших местах эта вершина самая красивая, между прочим.

— А в других тоже есть? — поинтересовалась Айрин.

— Ну а как же. Конечно, есть.

— Таенн, — девушка, наконец, отважилась. — Скажи, а кто ее построил? Она не настоящая. То есть настоящая, но горы не бывают такими квадратными. Не могут быть.

— Умница. Правильно, не бывают. И Орес правильно всё рассказал, — покивал Таенн. — Мне лично кажется, что эта гора — маркер Сонма. Знак, если можно так сказать.

— Знак чего? — не поняла Айрин.

— Знак взаимосвязи. Да и в степи на нашем уровне… гм…

— Что в степи? — не поняла Айрин.

— Увидишь.

— Таенн, — Айрин подошла к Таенну вплотную и посмотрела ему в глаза. — И ты, и другие уже сто раз мне сказали это «увидишь». Можно узнать, в конце концов, что именно я увижу? — рявкнула она. — Может быть, хватит уже меня интриговать и пугать, а?

— Хорошо, — сдался Таенн. — Что сумеем рассказать, расскажем. За ужином. Просто, понимаешь ли, есть вещи, про которые говорить крайне неприятно. И то, что происходит в степи — одна из них.

* * *

— Там умирают, и там наказывают, — голос Ореса звучал глухо и невыразительно. — Любая гадина, которая где-то погибает, проходит через степь. Иногда — через горы. Помнишь змей? Это когда через горы. Но это реже. Через степь — всегда.

— Гадина? — переспросила Айрин.

— Именно гадина, — подтвердил Гар. — Убийцы, садисты, подонки… вояки, наемники…

— Но Савел тоже вроде бы воин, — напомнила Айрин.

— У Савела совесть такого размера, что он может быть кем угодно, — хмыкнул Таенн. — Савел защитник, и никого не убивал без нужды и для удовольствия. А там… там появляются те, кто занимался именно этим. И получают — всё сразу, и сполна.

— Мы поэтому и говорим «увидишь», — поддержал его Гар. — Мы сами не знаем, что будет происходить, когда там будем мы. А происходит там что-то постоянно. Без перерыва и передыха.

— Так вы потому искали того парня в камнях? — догадалась Айрин.

— Ну да. По твоему рассказу — он хороший. Но попал не на Берег. Его не терзал никто, не трогал… ладно, про это мы потом подумаем. Так вот, степь. Степь, как и Берег, бесконечное пространство. Но если Берег — благо, то степь…

— Сама увидишь, — покивала Айрин.

— Это понятно, но я о другом сейчас, — Таенн посерьезнел. — В степь действительно ходят многие, и не просто так. Оттуда можно принести что-то, что принадлежит тому миру. Миру живых.

— Зачем?

— Артефакты — полезная вещь, — пояснил Орес. — Думаешь, тот же Феликс просто так ходил с нами в степь не один десяток раз? Он знает, что такое артефакты, и как их можно использовать. Даже клочок бумаги, который ты подобрал в степи и унес с собой, может пригодиться.

— Для чего, например? — спросила Айрин с интересом.

— Передать записку с гуардом. Правда, бумага попадается редко, — признался Орес. — Чаще всего бывает всякая дрянь. Про которую я и рассказывать не хочу. Да и унести ее с собой нереально. И не пригодится она ни для чего.

— А что за дрянь?

— То же оружие. Оно тебе надо? Вот и я про то же. Не нужно. Так что… — Орес зевнул. — Так что вот так. Давайте спать ложиться.

— Подожди, — попросила Айрин. — Я вот думаю… про мост. Такая ли это правильная идея — строить его в степи? Чем больше вы рассказываете, тем меньше мне не нравится это место. У меня там вообще хоть что-то получится построить?

— Не знаю, — покачал головой Таенн. — Понимаешь… я тоже про это думал, и вот что у меня выходит. Мост — это связь между Берегом и тем миром. Есть два места, которые с ним соприкасаются. Это дорога, и это степь. Но почему-то строить мост с дороги не кажется мне хорошей идеей. Слишком близко те, кому он может навредить. Поэтому я лично за степь.

Айрин задумалась. Отхлебнула остывшего чаю.

— Про дорогу я вообще не думала, — призналась она.

— А про что думала? — спросил Гар.

— Про горы. Горы мне просто понравились, а степь… ну, не знаю. Ладно, давайте и правда ложиться. Вставать же рано, вы же сами про это говорили.

* * *

Встали еще до восхода, наскоро позавтракали, сложили палатки, и тронулись в путь с первыми лучами солнца. По тропе дошли до подъема, и начали неспешно лезть вверх, перебираясь с одного огромного камня на другой. Айрин, пока они карабкались по камням, подумала, что этот склон похож на разрушенную постройку каких-то исполинов, и даже спросила про это Гара, но тот объяснил, что никакой постройки тут никогда не было, а некоторые камни имеют правильную форму только из-за того, что их кристаллическая структура позволяет им раскалываться подобным образом.

— Жалко, — сказала тогда в ответ Айрин. — Было бы интересно, если бы это и правда были обломки какой-то постройки.

— Не в этом мире, — Гар хотел развести руками, но, видимо, раздумал. — Тут вообще никто ничего не может построить. Все здания придуманные. Хотя ты права. Я тоже люблю всякие загадки и тайны.

Впрочем, камни скоро кончились, и компания оказалась на пологом склоне, заросшем сосной. Орес побродил туда-сюда, потом позвал остальных — нашел знакомую тропу, ведущую вниз.

— Начинается самая приятная часть пути, — сообщил он. — Гуляем! Айрин, тут ежевика растет, даю наводку. Она колючая, но очень сладкая. Если увидишь — ешь спокойно. Тут ее все едят.

— О, да, ежевика здесь шикарная, — подтвердил Таенн. — На берегу такой нет. Чуть пониже спустимся, сама убедишься.

Через полчаса Айрин и впрямь убедилась — компания застряла возле первого же ежевичника на полчаса, и вскоре у всех были черные от сока руки, синие от этого же сока языки и губы, и довольные сытые лица. Ежевики оказалось столько, что ее ели полными горстями. На оцарапанные руки никто не обращал внимания.

— Сейчас налопаемся, потом дойдем до равнины, и лагерь поставим, — предложил Орес. — Пообедаем, если кто-то захочет обедать, и пойдем в степь. Хорошо бы кого-то из знакомых встретить. Но не факт.

— Хорошо бы, — согласился Таенн. — В степи чем больше компания, тем лучше.

— Почему? — спросила Айрин.

— Не так страшно, — пояснил Таенн. — Хотя там не страшно. Там… я бы сказал, мерзко. Хотя не знаю. И вот еще что. Орес, давай лагерь повыше поставим. Не хочется ночевать рядом с этим всем.

— Давай, — согласился тот. — Ну что, народ? Тронулись? Или еще едим?

— Тронулись, — согласилась Айрин. — Я сейчас лопну.

— Это вряд ли. Но всё равно, пора идти.

* * *

Для лагеря выбрали уютную лужайку, ровную, как стол, заросшую сухой невысокой травой. Поставили палатки, потом прогулялись к ручейку, журчащему неподалеку — после ежевики хотелось вымыть руки и умыться хорошенько. Умывшись, вернулись в лагерь, распаковали оружие, взятое с собой, и еще кое-какое дополнительное снаряжение.

Айрин чем дальше, тем больше нервничала — до этого ей удавалось как-то держать себя в руках, но когда она перекладывала один из кристаллов синего льда в поясную сумку, она обнаружила, что у нее от волнения дрожат руки. Получится или нет? А вдруг и впрямь получится? Шилд, спящие, дом… Что с ними всеми будет?

— Чего с тобой? — спросил Таенн, заметив, что она дергает молнию сумочки, и всё никак не может справиться с ней. — Помочь?

— Нет, не надо, — покачала головой Айрин. — Таенн, я боюсь.

Таенн тут же отложил свой плазмоган, и подсел к Айрин.

— Я тебя понимаю, — кивнул он. — Еще бы ты не боялась. Такое сложное дело! Естественно, что тебе сейчас страшно.

— Нет, я боюсь другого, — призналась Айрин. — Я боюсь, что я построю этот мост, что всё получится… и что дальше? Я даже не помню, кто я такая! Кто они такие, что со мной произошло… я ничего не знаю. Как это вообще — вернуться? Пока я думала про мост, я не думала про все эти вещи. А теперь думаю. И… и еще… тут я привыкла, мне тут хорошо. Тут есть вы, мои друзья. Шилд тоже есть. Дом. Кафе на берегу. Ахельё. Полосатый. Маршал с его огромными рыбами. Савел, Унара, Феликс… Мои книги, моя комната, ванна, чудесный вид из окна на горы, — Айрин поняла, что сейчас расплачется. — Тут у меня есть это всё, а там?.. Вдруг я попаду в это своё умирающее тело, и буду мучиться? Или вдруг там меня ждет что-то еще худшее? Или…

— Тшшш, — Таенн взял ее за руки. — Тихо. Я всё понял. А вот теперь ты послушай меня, потому что теперь твоя очередь понимать. Тело? Тебя очень настойчиво тянет обратно, поэтому у меня появилась мысль — не произошло ли с твоим телом что-то хорошее? Может быть, оно уже и не умирает вовсе, а ждёт тебя? Память? Что-то подсказывает мне, что когда ты вернешься обратно, твоя память вернется к тебе тоже. Мы, твои друзья? Девочка, вселенная бесконечна, жизнь тоже, поэтому я больше чем уверен в том, что это далеко не последняя наша встреча. А может быть, даже и не первая. Кафе, дом, горы? Если ты оживешь, то, поверь, в твоей настоящей жизни обязательно должны появиться и новые кафе, и дома, и горы, и еще куча всего, чего ты тут была лишена. Твои спящие, которые больше не будут спать. Времена года, которые умеют сменять друг друга сами по себе, а не по чьей-то большой просьбе. Любовь, и душевная, и физическая. Дни рождения, Новые года, первые дни весны, тающий снег, и ошалевшее солнце…

— Таенн, а ты сам бы хотел вернуться? — спросила Айрин.

Таенн медленно кивнул.

— Да. Больше всего на свете каждый из нас хотел бы вернуться, — подтвердил он. — Каждый из нас отдал бы всё, что способен отдать, лишь за возможность, за призрачную надежду на возвращение. Ты хотела услышать это, или что-то еще?

— Наверное, это, — прошептала в ответ Айрин. — Таенн, а если я… ну, если у меня получится вернуться, и я найду уже там способ, чтобы вернулись вы все… ты узнаешь меня?

— Конечно, — улыбнулся Таенн. — Конечно, я узнаю тебя — потому что я никогда не забывают друзей. Жаль только, что такого способа не существует.

— Не существует? — спросила Айрин. — Или никто его не искал?

— Про это я ничего не знаю, — признался Таенн. — Ладно. Давай брать себя в руки, и пойдем, потому что Орес и Гар уже отправились, а мы без них заблудимся в два счета.

* * *

— Не смотри в эту сторону.

— Но…

— Айрин, я сказал, не смотри в эту сторону, — Орес плавно поднял свой плазмоган. — Или хотя бы закрой глаза. Сетчатка восстанавливается быстро, но глазам будет больно. Пожжешь.

Айрин покорно прикрыла веки, но даже сквозь эти закрытые веки по глазам резануло фиолетовой яркой вспышкой. Раздалось протяжное шипенье.

— Есть, — ровным голосом сообщил Орес.

— Дожрал?

— А то как же. Вот тварь здоровенная… Честно говоря, не думал, что заряда хватит. Вернемся — устрою разнос Полосатому. Можно было все батарейки самовосстанавливающимися сделать, а не через одну.

— Наверное, его отвлек кто-то, — предположил Таенн.

— Нам от этого не легче. Всё, пошли, в лощине чисто.

Айрин открыла глаза. На том месте, где раньше стояло чудовище, теперь виднелась выжженная прогалина, которую тут же начало затягивать травой.

— Что это было такое? — спросила она. — Что это за зверюга?

— Понятия не имею, — пожал плечами Орес. — Да и какая разница? Главное, что мы можем идти дальше.

Айрин зябко передернула плечами. Кот, сидящий у нее в рюкзаке, высунул голову в оставленное для него незакрытым окошко под клапаном, понюхал воздух, и чихнул.

— Да, сип, воняет гадостно, — подтвердил Орес. — То ли еще будет.

— Может, попробуем обойти холм справа? — предложил Таенн.

— А какая разница, справа или слева? — вопросом же ответил Гар. — Один черт, а здесь сейчас хотя бы расчистили. Всё, двинулись. И держитесь рядом, не расходитесь.

…Они шли сейчас цепочкой по неширокой лощине, тянущейся вдоль подножья холма. Орес и Гар в этой лощине уже бывали, Таенн, как выяснилось, попал в нее впервые — и благодаря его беспечности они едва не нарвались на неприятности. Он первым вышел из кустов — и тут же наткнулся на огромную тварь, которая кого-то спешно доедала. Тварь выглядела тошнотворно: грузное склизкое тело, множество лап, куцый подергивающийся хвост, и, главное, здоровенная чемоданоподобная пасть, усеянная множеством крупных острых зубов. А в пасти… когда Айрин поняла, что там, в этой пасти, ее чуть не стошнило. Потому что в пасти было то, что совсем недавно являлось человеческим телом — омерзительнее всего выглядела тапочка с остатком ступни, застрявшая между зубов чудища. Чудище только что сжег из плазмогана Орес, трава уже полностью затянула выжженное место, вот только Айрин до сих пор чувствовала противную дрожь в коленях.

— Он бы нас тоже сожрал? — спросила девушка, когда они, миновав место короткого сражения, пошли дальше.

— Скорее всего да, — ответил Гар. — Они не исчезают сразу. Сперва наказывают, потом еще какое-то время бродят по округе. И только потом исчезают. Так что если видишь, лучше сразу сжечь.

Айрин задумалась.

— Что же это получается, — негромко произнесла она. — Не понимаю. Это вот так людей наказывает… бог?

— Бог? — переспросил Таенн. Айрин кивнула. — О, нет. Не надо всё валить на бога.

— Но ведь, по мнению многих, он создал этот мир, и он же занимается наказанием, награждением, и всем прочим, — возразила Айрин.

— Создал? Конечно, создал, — согласился Таенн. — Давай по аналогии. Допустим, ты пришла на пляж, и решила построить замок из песка. Скажи, ты его создала?

Девушка кивнула.

— Что ты именно создала? — уточнил Таенн.

— Замок из песка, по всей видимости, — ответила девушка, всё еще не понимая, в чем подвох.

— Отлично, — похвалил Таенн. — А теперь вдумайся. В песке могли находиться какие-то микроорганизмы? Бактерии? Вирусы? Что произошло — для них? Ты, всемогущая ты, реструктурировала их жизненное пространство, ни много, ни мало. Кому-то повезло, он оказался в благоприятных условиях, кому-то не очень. Кто-то находился на самой поверхности песка, и умер от недостатка влаги, кого-то ты утопила, кого-то раздавила… и так далее. Можно развить теорию дальше, и представить себе, что обитатели твоего песчаного замка — разумны. Но они настолько малы, что ты их не можешь даже рассмотреть. Они понимают, что пространство структурировано, они могут это осмыслить… а ты догадываешься об их существовании… но ты, вроде бы всемогущая ты, способна на что-то в их жизни повлиять? Да и нужно ли тебе это?

— Жестоко, — покачала головой Айрин.

— Жестоко, да. И я, конечно, утрирую, — успокоил Таенн. — Тем более что такие, как мы, понимаем бога несколько лучше, чем такие, как вы. Так вот что я тебе скажу. Бог — не персонален. Его нельзя вот так просто взять и персонализировать. Создал ли он то, что нас сейчас окружает? Разумеется! Конечно! Мы все вообще сильно подозреваем, что всё, окружающее нас, им самим и является… впрочем, это домыслы, не более… просто не нужно навязывать ему функцию карателя, мстителя, обличителя, и высшей справедливости.

— Тогда откуда эти чудовища, Берег, и всё прочее? — спросила Айрин.

— От нас, — пожал плечами Таенн. — Чудовища, Берег, реальный мир, запредел — это всё мы, и только мы. Особенно если допустить то, что создал нас именно бог. В некоторых местах считается, что создавал он нас по образу и подобию себя же. Значит, каждый из нас — творец. И здесь мы наблюдаем именно процесс… творения, если угодно.

— Но это было ужасно, — поежилась Айрин.

— Я не говорил, что все творцы творят только прекрасное, — хмыкнул Таенн. — Например тот, который отправился на наших глазах в запредел через докушивание вот такой зверюгой, явно сотворил что-то очень мерзкое.

— Садист, думаю, — добавил Гар. — Но этот еще из достаточно безобидных. Слишком быстро его сожрали.

— Может, она его до этого полдня гоняла, — возразил Орес. — Откуда ты знаешь? Когда мы пришли, она уже доедала. Начала-то мы не видели.

— Твоя правда, — согласился Гар. — Так, народ, тормозим. Деревья кончаются.

Лес и впрямь становился всё реже и ниже, и вскоре под ногами оказалась только трава, сухая и жесткая. Выйдя на открытое пространство, остановились. Орес и Гар оглядывались — с высоты их роста было, конечно, видно лучше.

— Направо, — решил Гар. Орес кивнул. — Слева какой-то кипешь, лучше обойти.

— Что там? — спросила Айрин с интересом.

— Где-то идет бой, и кто-то вываливается то и дело, — пояснил Орес. — Таких мест лучше избегать. Хочешь, подниму, и ты посмотришь?

Айрин закивала.

— Конечно, хочу!

Орес легко поднял ее, и посадил к себе на плечи.

— Видно? — спросил он.

— Далеко. Вспышки какие-то видно, и кто-то бегает, — Айрин прищурилась. — Ой, там машина упала! На две части развалилась!..

— Значит, корабль подбили. Экипаж отправляется в степь в полном составе, — подсказал Гар. — На самом деле это хорошо.

— Но они же погибли, чего в этом хорошего?

— Не мучились. Если в степь, то значит — сразу. Мгновенно. Поверь мне, это лучше, чем угасать месяцами, а то и годами.

— Наверное, да, — согласилась Айрин. Орес дал ей посмотреть еще немного, затем опустил на землю, и приказал:

— Идемте дальше.

* * *

Собаки появлялись из травы, словно там, в траве, были норы — вот только нор никаких не было, потому что еще пару минут назад группа проходила через это место. Одна собака, вторая, третья… крупные, средние, самых разных окрасов, собаки появлялись тут и там, и их, словно магнитом, тянуло к одному и тому же месту, абсолютно пустому. С каждой секундой их становилось всё больше и больше, они добегали словно бы до невидимой стены и останавливались, замирали.

— Ой-ой-ой, — негромко произнес Таенн. — Народ, давайте-ка отсюда побыстрее.

— А что такое? — не поняла Айрин.

— Живодер, — объяснил Орес. — Гадость не очень крупная, но зрелище…

— Там никого нет, — справедливо заметила Айрин.

— Пока, — поправил Таенн. — Пока нет. Но его уже встречают.

Воздух едва ощутимо вздрогнул, и в самом центре собачьего круга возник мужчина — большого роста, мускулистый, одетый в майку и пижамные штаны. Первую секунду он стоял неподвижно, затем его словно включили — он начал озираться, и тут же заметил собак.

— Шавло… — пораженно произнес он. — Ах ты ж… да чтоб вас…

Собачья стая пришла в движение одновременно — ее словно качнуло вперед, а затем — назад.

— Сссуки, — пробормотал мужчина. Сейчас он лихорадочно ощупывал свои штаны, видимо, стремясь найти карманы, в которых что-то лежало, но карманов не было. — Да где ж это… сейчас я вам устрою…

Собачья стая снова качнулась — мужчина замахал руками, отгоняя, но тут первая собака прыгнула. Высоко, и, кажется, особенно не целясь. Прыгнула — и клацнула зубами у лица мужчины. Тот заорал, отшвырнул собаку. На лице его, там, где секунду назад был нос, зияла кровавая рана. И тут, как по команде, собаки прыгнули разом, все. Из-под кучи их тел раздался придушенный вопль, который вскоре захлебнулся.

— Пойдемте, пожалуйста, — беззвучно попросил Таенн. — Они сейчас его дожрут. Это быстро. Их много. Видать, особо отличился.

— Да, что-то в этот раз и впрямь много, — согласился Гар. — Айрин, у тебя огнемет близко?

— Ну да, — кивнула та, с ужасом глядя на шевелящуюся собачью кучу. — Какой ужас… а за что его — так?

— Точно сказать сложно, но, скорее всего, он при жизни развлекался тем, что убивал собак, — объяснил Орес. — Есть такие люди. Получают наслаждение от убийства тех, кто не сможет стать им достойным противником. Ну и вот. Этот сейчас получил противника. Достойного.

— Это еще нормально. Я до сих пор помню одного бородатенького, которого встретили вороны и кошки, — заметил Таенн. — Второй очередью шли человеческие кадавры, в том числе дети, так им ждать еще пришлось, пока ошметки собрались обратно после кошек и ворон. Этого долго рвали. Я даже до змей не досмотрел, ушел.

— До змей? — не поняла Айрин.

— Ну да. Потому что умирающий политик всегда заканчивает змеями. Клубок — по размеру «добрых» дел, — объяснил Таенн. — Бородатенький был политиком. Из какого мира, из какой эпохи — не знаю. Но гадом, судя по тому, что жрали его долго, он был редкостным. Ты огнемет достала?

— Да. А зачем?

— А затем, что собаки уже доели, — предупредил Орес. — Нужно отогнать. Сейчас я припугну, чтобы они за нами не шли. Их жечь не буду, не бойся.

— А чудовище сожгли, — напомнила Айрин.

— Кадавры и чудовища разные бывают, — пожал плечами Орес. — Собаки для нас не опасны. Я просто страхуюсь.

Да, собаки и впрямь закончили свою трапезу, и уже разбегались с места расправы. Айрин с опаской посмотрела туда — ничего. Даже крови на траве нет. И собаки. Больше сотни собак, которые сейчас выглядели совсем не опасными. Даже мирными. Они отбегали в стороны, некоторые ложились в траву и принимались вылизывать лапы, некоторые, собираясь в небольшие группки, подходили поближе к Айрин, Таенну, Оресу, и Гару. Подходили настолько близко, что можно было даже их рассмотреть — карие, янтарные, серые глаза, мокрые носы, настороженные любопытные уши.

— Орес, давай, — поторопил Таенн. — Нам эскорт из кадавров не нужен.

— Готов, — отозвался Орес. — Народ, медленно, спиной, отходим шагов на десять. Потихоньку, полегоньку…

Струя пламени из огнемета застала собак врасплох, но ни одной капли горящей смеси на них не попало — Орес и в самом деле не хотел никого калечить, он только пугал. Двух огненных струй оказалось достаточным для того, чтобы собаки кинулись в степь галопом, и вскоре затерялись в траве.

— А отсюда забрать собаку с собой нельзя? — спросила Айрин, когда они пошли дальше. — Их же много. Понятно, что тот человек… что он их убивал, и его они… того… но тебя-то, Таенн, они бы не тронули, наверное?

— Это кадавры. Мороки. Они существуют всего несколько часов, потом исчезают, — объяснил Таенн. — Если бы всё было так просто, девочка. Увы, это не настоящие собаки. Это проекции тех собак, которых он убил. А сами они… очень далеко.

— В запределе? — Айрин посмотрела на Таенна, но тот отвел взгляд.

— Примерно. Не совсем. Частью да, частью в запределе. Но есть еще место, где они ждут. Специальное место, отсюда в него попасть нельзя, но его видели многие. Там животные, которые ждут. Либо вот такой мести, либо своих хозяев. А дальше… я не знаю. Там — я еще не был.

— Вообще, это фигня. Сожрали, и сожрали, причем быстро, — вдруг заявил Гар. — Самый класс — это отравители. Тот мужик, судя по всему, просто стрелял. А есть еще те, которые травить любят. Собак травят, вельшей, сипов. Вот когда такой попадает, его встречают ядовитые. И тут начинается потеха — скольких убил, столько раз от яда и помер. Кусают по очереди, ждут, пока помрет, потом — пока восстановится, и следующий кусает. Я сам не видел, но, по слухам, тут был недавно какой-то весельчак, который по сипам промышлял.

— Из ваших, что ли? — уточнила Айрин.

— Ну да, из наших. Рауф. Так вот. Народ тут стоял дней шесть, что ли. Ловили металл, причем определенный. Металлы ловить — это дело долгое и кропотливое. И все эти шесть дней — его убивали. Без передышки, без перерыва. Сколько сипов он отравил? По слухам, больше чем полтысячи. Когда они отсюда уходили, причем с металлом, сипы всё еще стояли в очереди за этим мужиком. Представляешь?

— С трудом, — призналась Айрин. — Ну что, пошли дальше? Нам вообще еще долго идти осталось?

— Уже не очень, — Таенн посмотрел в степную даль. — Вон видишь, возвышение? Нам туда. Вся степь как на ладони, и никто на этом возвышении не появляется. Пойдемте, нужно поторопиться.

* * *

Вершина у холма оказалась совершенно плоская, словно бы ножом срезанная. Даже травы тут было меньше, чем внизу. Идеально ровная поверхность, которая как нельзя лучше подходит для задачи.

Рюкзаки поснимали, сложили в сторонке, чтобы не путались под ногами. Затем Айрин вытащила из кармана рюкзака три своих чертежа, и разложила их в нужном порядке — согласно последовательности написанных в чертежах формул. Придавила камушками, чтобы не сносило ветром.

— Ребят, вы лучше отойдите, — попросила она. — Мало ли что?

— Будет «мало ли» — отойдем, — кивнул Орес. — А пока тут постоим. На всякий случай.

— Не надо, — попросила Айрин, выпуская из рюкзака Шилда.

— Надо, — отрезал Таенн.

— Но зачем?..

— Если что-то пойдет не так, попробуем тебя оттащить, — объяснил Таенн. — Ну что? Готова?

— Наверное, — на Айрин вдруг снова напала робость. — Да, готова. Шилд, иди сюда.

Кот подошел, и сел рядом с нею. Айрин украдкой глянула вниз, стремясь понять, волнуется кот так же, как она, или ему всё равно? Судя по всему, Шилд волноваться не собирался. Он спокойно сидел рядом, и, прищурившись, смотрел в степь.

Айрин расстегнула поясную сумку, вытащила из неё один кристалл (второй лежал в рюкзаке, в лагере), и, поколебавшись секунду, положила его поверх первого листа с формулами.

— А теперь говори, — приказал Таенн. — Ну, давай.

— Я хочу, чтобы появился мост, — голос Айрин дрогнул, — по которому я смогу вернуться… к себе.

Сначала ничего вроде бы не происходило, а потом Орес вдруг крикнул:

— Смотрите! Айрин, смотри! Получилось!..

Перед ними, в степи, примерно в километре от холма, на котором они стояли, стала возникать из воздуха полупрозрачная конструкция. Это действительно был мост, высокий, воздушный, на тонких невесомых опорах, он уходил куда-то в жаркое марево над степью, словно таял в воздухе.

А рядом с мостом стало проявляться какое-то совершенно непонятное сооружение, похожее больше всего на холм, так показалось Айрин в первый момент… нет! Не на холм! Эта штуковина была искусственная, огромная, и больше всего напоминала остров в океане, каким его обычно рисуют маленькие дети. Сверху — зеленый лес, дальше вроде бы берег, а внизу — линия воды, но тут вместо воды была лишь степь.

— Это что еще за хрень? — ошеломленно спросил Гар. — Айрин, ты про такое просила?

— Нет, — помотала головой девушка. — Ты же сам слышал.

— Но могла подумать.

— Не могла. Я не знаю, что это, — Айрин сделала несколько шагов вперед. — Надо, наверное, бежать к мосту?

— Так побежали, — дернул плечом Таенн. — Чего мы ждем?

Он первым начал спускаться с холма, но вдруг остановился, как вкопанный.

— Назад, — не предвещающим ничего хорошего голосом произнес он.

— Что? — не поняла Айрин.

— Назад, я сказал. Все назад, быстро!!!

Айрин подошла к нему, глянула вниз — и вскрикнула.

Земля вокруг холма кипела. Земля шевелилась и вспучивалась, словно под ней перемещались тысячи тысяч живых существ. Гар, увидев это зрелище, вцепился Айрин в локоть, и силой потащил наверх; следом бежал Таенн.

— Орес! Что с другой стороны? — заорал он.

— Смыкается, но просвет есть, — крикнул тот. — Быстрее!

— Таенн, что это? — на бегу спросила Айрин. — Что случилось?

— Где-то война случилась… — Таенн прибавил ходу. — Быстрее, быстрее! Тут сейчас будет… мы год отсюда не выберемся!

— Да что будет-то?! — Айрин попыталась остановиться, но Таенн схватил ее за локоть и поволок за собой. — А как же мост?

— Потом попробуешь, у тебя есть… второй кристалл… да беги же ты, черт возьми!!!

— Таенн…

— Беги!.. В лесу… поймешь…

* * *

— Кто же знал, что так получится, — Орес сидел на стволе поваленного дерева, и шумно дышал. — Вот же… невезение какое… это не так часто бывает… вот нас угораздило…

— Так что случилось? — с отчаянием спросила Айрин.

— Массовая смерть случилась. Где-то, — Таенн тяжело вздохнул. — И нам повезло оказаться в самом эпицентре начала их выхода. Мы бы просто не сумели спустить с холма, задержись мы там. Потому что попробуй пройти через толпу в несколько сотен тысяч человек.

— Если не миллионов, — проворчал Гар. — Айрин, там сейчас полоса где-то в километр шириной, даже не полоса, а кольцо, и в этом кольце каждую секунду появляются всё новые и новые… хорошо, что ты не увидела, кто. И в каком состоянии. Там каша из всего подряд — погибшие, кадавры, звери… Пройти невозможно, были уже случаи, когда в таких местах застревали, и надолго.

— Но потом выходили? — спросила Айрин.

— Потом да, конечно выходили, но… мост ведь исчез, как только мы побежали, — заметил Таенн. — Мне кажется, это к лучшему.

— А мне кажется, что мы выбрали плохое место для его создания, — хмыкнул Орес. — И я не холм имею в виду.

— О чем ты? — не понял Таенн.

— Я про степь. Ему тут не место, мосту, — Орес развел руками.

— А где же ему место? — справедливо спросил Таенн.

— А где места для мостов? — спросил в ответ Орес.

— Может быть, там, где есть река? — Айрин посмотрела на Ореса.

— Они тут маленькие совсем. Не реки, а речушки, — пожал плечами Таенн. — Для них больше подойдут мостики, а не такое… что у тебя получилось.

— Мост через море, — предложил Гар. — Звучит нелепо, зато красиво. Айрин, знаешь, я бы рискнул. Я вообще предлагаю сейчас забить на это всё, спокойно переночевать, и отправиться домой. Заодно и льда на обратной дороге возьмем. Пригодится.

— Мне льда больше нужно, — покачала головой Айрин. — У меня есть еще кристалл. Домой? Знаешь, я согласна. У меня не получится тут ничего построить.

— Почему? — прищурился Таенн.

— Тут слишком много смерти, — ответила девушка, не задумываясь. — А мост, он… наоборот. Он совсем для другого.

— Дельная мысль, — кивнул Таенн. — Со степью мы все несколько погорячились. Давайте-ка действительно в лагерь, ночуем, и домой. А по дороге ежевики поедим.

 

12

Мост

— Ну и как ты тут? — поинтересовалась Айрин, заходя в комнату к черноволосому. — Отсыпаешься? Правильно делаешь. Я вот тоже буду еще долго отсыпаться после этого похода, — сообщила она, привычно набрасывая на черноволосого одеяло. — Знаешь, а ведь мост у меня получился. С первой попытки. Только дойти до него не вышло, потому что там из-под земли полезли люди, из-за того что где-то началась война. Мы едва успели оттуда убежать. В следующий раз, наверное, получится. Хотя… признаюсь тебе честно. Мне расхотелось его строить. Я уже говорила про это Таенну, в тот раз он меня вроде бы убедил… но я снова передумала.

Айрин села на стул у окна, посмотрела на горы. Потом подперла подбородок ладонью, и продолжила.

— Да, я не помню, что было в той реальности. События не помню, даты не помню, даже как мир, в котором я жила, называется — я всё забыла. Но вот ощущения свои я помню более чем хорошо. Знаешь, а ведь я там была никем и ничем. Вечной неудачницей, постаревшей, больной. Никому не нужной. Я помню то, что было на самом деле — а именно холод и отчаяние. Опустошение. Отрешенность. Безнадегу. И вот туда этот мост собирается меня отвести? Надо ли мне это, а? Молчишь?.. Правильно, что ты еще можешь. Только молчать. Потому что, сдается мне, ты такой же беспомощный — там. И рыжеволосый такой же. А уж те двое, которые лежат в закрытой комнате… Я теперь совсем не уверена, что мне для чего-то нужно обратно. Не лучше ли спокойно пожить здесь, а потом отправиться в запредел? И попросить там… не знаю, у кого, да это и неважно… чтобы больше никогда-никогда не возвращаться. Я ведь действительно устала, и возвращаться я не хочу. Тем более что я уже делала это, как утверждает Таенн, бесчисленное количество раз. Может, если я не вернусь, и вы потом… тоже… так же, как я. Ведь если честно, вид у вас не такой уж и радостный. Может, и вам это всё тоже давно в тягость, а? Жаль, что ты не можешь говорить, — Айрин вздохнула. — Было бы интересно услышать, что бы ты мне ответил…

В комнату бесшумно вошел Шилд, вспрыгнул на подоконник, потерся большой головой о руку Айрин — та машинально погладила кота, почесала за ухом.

— И Шилд, — продолжила она. — Как же я буду там без него? Знаешь, я долго думала, и понял — я действительно хочу остаться здесь. И нечего было памяти искушать меня зимой и весной, существуют вещи и поважнее. У меня есть тут всё то, чего я была лишена там — про это я знаю точно. У меня никогда не было такого замечательного дома, такой ванной, такой кухни. Ты не видел… и показать я тебе не могу, но, поверь, это всё просто великолепно. Чудный дом, а какой вид из окна!.. Нет, что-то из прошлого я все-таки помню, но то, что я помню, мне совсем не нравится. Серое что-то помню. Вид серый, люди серые. Много-много серых безликих людей и домов, больших, уродливых, много улиц, тоже серых и безликих, в которых тонешь, как в болоте, в которых ничего нет хорошего, никакой надежды, никакой радости. А еще знаешь, море… Тут такое прекрасное и теплое море, и кафе на набережной, и добрый Ахельё… у меня тут столько друзей появилось, а там, это я тоже понимаю, у меня вообще никаких друзей не было. Ну или были, но очень давно. Зачем мне обратно, а? Мне ведь безразлично, настоящее это место, или нет. Всё равно, понимаешь? Потому что мне хорошо здесь. А если хорошо, то какая разница? Мы, когда из степи возвращались, прыгали со скалы с парашютами, представляешь? Это такое волшебство! Это так здорово!.. Первый раз, когда я прыгала ночью, я ничего толком не увидела и не поняла, только боялась, но вчера… нет, я не хочу обратно. Совсем не хочу. Я хочу остаться. Лабиринты, мосты, пророчества… это всё уже не имеет значения. И что бы Таенн ни говорил, тут я гораздо свободнее, чем была там. Гораздо свободнее, пойми…

Шилд снова потерся головой о ее руку, напрашиваясь на ласку. Айрин погладила его, почесала за ухом.

— Вот и Шилд со мной согласен, — заметила она. — Этот поход в степь, он на многое открыл мне глаза. Я столько не понимала. А теперь понимаю. Орес сказал, что горы делают человека мудрее. Кажется, он прав. Я действительно чувствую себя сейчас мудрее. Много мудрее, чем была. Так что прости, но…

Она не договорила. Встала, взяла на руки кота. Прижалась лицом к его пушистой шее — тонкий запах меха и полыни, шерсть смешно щекотала нос. Айрин чихнула, кот фыркнул, и начал выворачиваться: он не любил долго сидеть на руках, хотел на пол.

— Прости, — повторила Айрин. — Прости, но я остаюсь.

* * *

Утром третьего дня по возвращении из степи Айрин и Шилд сидели на площадке перед домом, поджидая Таенна, с которым Айрин ближе к вечеру намеревалась отправиться на очередной концерт. Точнее, сидела сама Айрин, а кот рыскал в кустах. Кажется, он на кого-то охотился.

Таенн всё не шел и не шел. Айрин сходила наверх, в библиотеку, принесла книгу, но почитать у нее не получилось — в калитку постучали. И это явно был не Таенн. Тот всегда входил без стука.

— Кто там? — спросила Айрин, вставая, и откладывая книгу в сторону, на лавочку. — Открыто, заходите!

— Ох, спасибо, девочка, — послышался от калитки голос Феликса. — Жаркое утро сегодня, упарился, пока до тебя добрался.

Интересно, зачем, подумалось Айрин. Феликса она не видела уже довольно давно, и даже слегка ревновала его — дело в том, что у Феликса появилась какая-то новая знакомая на набережной, с которой он проводил немало времени.

— Как дела? — поинтересовался Феликс, присаживаясь в плетеное кресло напротив Айрин. — Я смотрю, ты сегодня принарядилась. Красивая блузка.

— Мы идем на концерт, — объяснила Айрин. — Сегодня ребята будут новую программу показывать, и я решила…

— На концерт? — переспросил Феликс. — Я не уверен, что ты на него попадешь. Скорее, даже наоборот. Я уверен, что ты на него не попадешь.

— Почему? — Айрин ощутила противный холодок между лопатками.

— Потому что тебе пора, — невозмутимо объяснил Феликс. — Пришло твое время отправляться.

— Но я не хочу, — Айрин отрицательно покачала головой. — Феликс, прости, но я остаюсь.

— Здесь? — Феликс чуть прищурился.

— Да, здесь, — твердо ответила Айрин.

— Позволь узнать, почему? Назови хотя бы три причины, — Феликс с интересом посмотрел на Айрин.

— Изволь. Шилд. Друзья. Мой дом, — ответила Айрин. — Мне… мне хорошо тут. Я не хочу назад.

— Слабовольничаешь, значит, — констатировал Феликс. — Идешь на поводу у своих низменных желаний. Ах, девочка, девочка… пройти такой огромный путь, и спасовать в самый последний момент. Страшно, да? — проницательно спросил он. — Можешь не отвечать. Сами вижу, что страшно. Но расскажи мне, чего именно ты боишься.

Айрин ощутила, что ее приперли к стенке — и принялась рассказывать. И про серость. И про людей. И про старость. И про дома. И про холод. И про те малые обрывки памяти, которые ее расстраивали и пугали. А еще — про кота, про друзей, про прыжок со скалы, про то, что Маршал обещал ей прокатить ее на рыбе еще раз, и что Лёша, кажется, получил своего вожделенного дракончика, и…

— Понятно, — кивнул Феликс. — Берег… Берег был всё-таки к тебе добрым, правда?

Айрин кивнула.

— А сейчас ты боишься, что там, где ты окажешься, этой доброты не будет. Ведь так? У тебя не будет друзей, не будет свободы, не будет этого волшебного ощущения полета и безопасности. Я снова прав?

— Да, — признала очевидное Айрин. — Да, именно так.

— Закономерно, — покивал Феликс. — Я тебя очень, очень хорошо понимаю. И хочу кое-что тебе объяснить.

Знаешь, ведь очень мало людей выходят, например, из глубокой и длительной комы. Очень мало людей, будучи много лет безумными, возвращаются в разум. Даже после клинической смерти выживает ничтожно малый процент — у врачей есть такое понятие, как возврат. Допустим, у человека встало сердце, его запустили, оно вроде бы пошло, но — оно будет вставать снова и снова. До результата.

— До смерти? — спросила девушка.

Феликс покивал.

— Да. Да, именно до смерти.

— Но почему? — Айрин уже догадалась об ответе.

— Вот именно поэтому. Потому что относительно того мира — Берег всё-таки милосерден. Даже к таким, как наш монах. Потому что к нему была милосердна ты, а теперь будет милосердна та женщина, которую я недавно встретил.

— Почему ты свел меня с ним?

— Ну, должен же кто-то подкармливать беднягу пирожками, — усмехнулся Феликс.

— Только поэтому? — Айрин прищурилась.

— Нет, не только. Благодаря ему ты не забыла, что реальный мир может быть неимоверно жесток. Глуп и жесток. И любое знание, даже хорошее, может обернуть во зло. Общение с ним нужно было тебе еще и как контраст — благодаря ему ты столь остро чувствовала то, о чем говорила сейчас, и не попыталась вернуться до срока. А вернуться тебе необходимо… Айрин.

— Я не хочу, — повторила девушка с отчаянием. — Не хочу, пойми! Я готова куда угодно, хоть с Черными в запредел, но только не обратно!!!

— А с чего ты взяла, что ты попадешь в то обратно, которое почти не помнишь? — ехидно спросил Феликс. — И с чего ты взяла, что обратно вернешься именно ты, а не та новая личность, которая сейчас сформировалась тут, на Берегу? Кто ты вообще такая, чтобы судить о подобных вещах?

— Я?.. — девушка растерялась. — Я Айрин, я живу на Берегу, в доме, и у меня есть кот, которого зовут Шилд.

— Это не характеристика тебя самой, — поддел ее Феликс. — Это идентификация и окружение. Кстати… окружение уже истончается — для тебя.

— Что? — Айрин нахмурилась. — Что ты имеешь в виду?

— Попробуй поднять книгу, — посоветовал Феликс. — Ну или хотя бы перелистни пару страниц. А ну-ка?

Айрин дотронулась до страницы — и та вдруг стала рассыпать в прах под ее пальцами. Через полминуты на месте книги лежала горстка серой трухи.

— Что это? — потрясенно спросила Айрин. — Как это?..

— Это значит, что ты возвращаешься, — пояснил Феликс.

— Но дом… — Айрин вскочила, кинулась к двери. Дернула за ручку — и осталась стоять с ручкой в руках. Отшвырнув ручку, которая, вместо того, чтобы покатиться, тоже рассыпалась в труху, Айрин ударила руками по дверному полотну, и бегом кинулась наверх — пол скрипел под ее ногами, ступеньки лестницы стали словно бы рыхлыми, не деревянными, а будто из спрессованной пыли.

Спящие! пронеслось в голове у Айрин. Нужно срочно проверить спящих, что с ними?!

Она бросилась в коридор — и замерла.

Все три двери были распахнуты настежь.

И за каждой Айрин видела сейчас одну и ту же картину.

— Черт, они опять в гибере, — пробормотала девушка, глядя на полупрозрачные тела. — Причем все четверо.

— Нет, это не они в гибере, — пояснил Феликс из-за ее спины.

— А кто?

— Ты.

* * *

— Пойдем, я провожу тебя, — предложил Феликс.

— Куда? — безучастно спросила Айрин.

Ее дом сейчас уже перестал быть домом — на его месте лежала теперь куча серой пыли, которую разносил ветер. Еще несколько часов, и участок станет совсем пустым — так вот как исчезают дома, понимала теперь девушка, вот что происходит с ними…

— К морю, конечно, — пояснил Феликс. — Заодно и поболтаем. На дорожку. Напоследок.

— А Таенн? Ко мне должен был придти Таенн, и я…

— Он придет, — пообещал Феликс. — Туда и придет. Увидишь.

— Феликс, кто ты такой? — спросила Айрин, останавливаясь. — Откуда ты всё знаешь?

— Я… ну, пусть для тебя я буду греван, — пожал плечами Феликс. — Тебе правильно объяснили. А кто я на самом деле… сложно сказать. Всю жизнь я пытался делать только одно. И немножко в этом преуспел.

— И что ты пытался делать?

— Не делать зла, — пожал плечами Феликс. — Это, знаешь ли, гораздо сложнее, чем делать добро. Добро вообще не делают на самом деле. Его причиняют. Часто против воли.

— Ты ошибаешься, — возразила Айрин. — Это зло причиняют.

— Нет, — покачал головой Феликс. — Добро. Именно что добро. Вот, например, представь себе, что есть страна. В ней есть дети. У детей есть родители. Детям делают болючие прививки, от которых дети плачут. Ну больно же, вот и плачут. Зато в стране нет эпидемий. А потом приходит некто… неважно даже кто, и причиняет добро — запрещает болючие прививки, и детям больше не надо плакать. Страна ликует, родители рады, дети довольны. Это некто причинил всем просто массу добра… вот только через двадцать лет в стране вспыхивает эпидемия, которая уносит жизни миллионов. Или другой пример — наш монах. Он очень любил причинять добро: свое достояние и богатство он заполучил из-за того, что добро впихивал в мозги тем, кто в этом абсолютно не нуждался. И что в итоге? Его паства в результате несчастна и обманута, потому что он им врал — и знал, что врёт — сам он снедаем волком чуть ли не каждый день… понимаешь? А политики, которых ты видела в степи?

— Я не видела. Я только змей видела, — уточнила Айрин.

— И очень хорошо, что не видела, — припечатал Феликс. — Такая гадость! Так вот. Эти вообще считали, что причинять добро другим — их святая обязанность, причем в первую очередь они причиняли добро себе, и лишь потом раздавали жалкие крохи добра остальным… вот только это было не добро вовсе, а нечто совсем иное. И что же? Вот то-то же. А еще ты говорила про войну…

— Феликс, я этого тебе не говорила, — заметила Айрин.

— Значит, это Гар говорил. О том, что вы не смогли дойти до моста. Точно, он и был. Атомная, или какая-то там еще война — это хорошо?

— Плохо, конечно! — изумленно ответила Айрин.

— А тот, кто ее учинил, считает, что сделал много-много добра. Например, что очистил территорию от злых иноземцев или инакомыслящих — второе встречается много чаще, чем первое, поверь мне. Может быть, он раскается для приличия о том, что сбросил эти бомбы… но, скорее всего, большее раскаяние будет ощущать пилот или техник, нажавший на кнопку, а отнюдь не тот, кто отдавал приказы. Или даже не техник, а техники. Для этой задачи надо не так уж и мало народу. Причем войны эти частенько замешаны на религии.

— Какой религии? — безнадежно спросила Айрин.

— Да любой. Например, той, которую исповедует наш монах. Это вообще не имеет никакого значения, поверь мне.

— Но ведь ты сам… — Айрин запнулась. — Если я правильно поняла Таенна, то ты тоже… имеешь отношение к религии.

— Не совсем, — покачал головой Феликс. — К религии в том виде, в котором ее помнишь ты, имеют отношение только самые младшие. Когда такие, как я, становится старше, это проходит. Ты, кстати, подошла очень близко к пониманию того, что есть что на самом деле. Это хорошо. У многих на это уходят годы.

— Я не так молода, как может показаться, — прошептала Айрин.

— Знаю, — пожал плечами Феликс. — Но и это не имеет значения. Можно до старости остаться большим и глупым ребенком. Некоторым это отлично удается. В плохом смысле этого слова, конечно. Быть до старости ребенком в хорошем смысле — это прекрасно. Впрочем, тут дело не в твоем возрасте. Ведь я намного младше тебя, и…

— Ты младше меня? — Айрин удивилась. — И на сколько же?

— Примерно на шестьдесят миллиардов лет, но это не имеет никакого значения, — заулыбался Феликс. — Так вот, религия…

— Подожди, — попросила Айрин. — Ты сказала — шестьдесят миллиардов лет? Как это?

— А важно ли, как именно? Прошу тебя только об одном — браслет, который у тебя на руке. Не забывай про него, — попросил Феликс. — И вот еще. Возьми. Это твое, а это тебе просто пригодится.

На его ладони лежал кристалл синего льда, второй из тех, что сумела добыть Айрин, и чистый лист белой бумаги.

— Лёд твой, я его прихватил в доме, когда мы уходили, — пояснил Феликс. — А бумага… это бумага — оттуда. Тебе не очень повезло в степи, поэтому лист… ну, пусть будет маленький подарок. А то у тебя кот ходил туда сто раз, и каждый раз впустую. Ну, может, приносил что…

— Как — кот ходил туда? — удивилась Айрин. Удивилась, и тут же поняла, что Феликс прав. Тот же ремешок с узорами — получается, что он оттуда? И кот там был?

— Конечно, ходил. Ты ведь посылала, — пожал плечами Феликс. — Когда ты думала о них, находясь у камней, ты посылала его — и он шел. А сейчас сможешь послать не просто так, а с запиской. И там ее смогут прочесть.

— Спасибо, — Айрин попыталась улыбнуться. — Я даже не знаю, как мне тебя благодарить…

— Ты уже отблагодарила. Такой был прекрасный новогодний праздник…

За разговором они дошли до лестницы, ведущей к набережной. Айрин остановилась, и посмотрела на горы, виднеющиеся над верхушками деревьев. Неужели она видит их в последний раз?

— Не огорчайся, — посоветовал Феликс. — В реальной жизни горы встречаются и получше. Правда, вот увидишь. И потом, кто бы говорил о последнем разе. Не ты, Айрин. Только не ты.

* * *

Таенн встретил их в кафе, он сидел за столиком у стойки, и о чем-то вполголоса разговаривал с Ахельё. На столике перед ним стоял простой глиняный стакан, в котором было вино — Айрин знала эти стаканы, и знала, какое вино Ахельё в них наливает. «Вино для особых случаев», вот как оно называлось. Крепкое, сладкое, с острым запахом солнца и диких трав. Никаких цветочных ноток, никакой утонченности.

— Налей и мне, Ахельё, — попросила Айрин, подходя к стойке. Шилд привычно махнул хвостом, и прилег под высокой табуреткой — там было его любимое место. — На дорожку.

— Боишься? — спросил Ахельё.

— Ну конечно, — Айрин залпом отпила треть стакана. — Очень боюсь.

— Я бы тоже боялся, — заметил Ахельё. — Но моя судьба бояться других вещей.

— А как ты узнал, что мы придем сюда? — Айрин повернулась к Таенну. — Я ведь не говорила…

— Он сказал, — Таенн кивнул в сторону Феликса. — Еще рано утром. Феликс, может быть, хватит? Может быть, ты для разнообразия скажешь правду?

— Ладно, ладно, хорошо, — Феликс заулыбался. — Хотя что такое правда? Ведь я действительно был греваном… с миллиард этак лет назад. Кем я только ни был! А на самом деле я… Я Эрсай. И Мальчик, кстати, тоже.

— И мне уже изрядно надоело изображать каждый день собаку, — проворчал пёс, садясь на задние лапы. — Но что не сделаешь ради… впрочем, неважно.

Айрин ошарашено уставилась на них.

— Что такое Эрсай? — спросила она, наконец.

— Это такие существа, не живые и не мертвые, которые постоянно живут в Сети… и не только, — пояснил Таенн. — Получаются в большинстве случаев из погибших в Сети экипажей Сэфес или Бардов. А тут — с кураторскими целями. И не думай, что они курируют тебя, девочка. Курируют они таких, как мы. Причем исключительно по собственной инициативе. Вот зачем тебе это, Футари? Для чего вы это делаете, Комманна?

— Не твое дело, Бард, — хмыкнул пес. — Надо, и всё. И вообще, вам пора.

— Но всё-таки? — Айрин вдруг стало жалко Таенна. — Действительно, зачем?

— Понимаешь ли, девочка, это так называемая спорная ситуация, — вздохнул Феликс, которого Таенн почему-то назвал сейчас странным именем Комманна. — Мы не можем решить, что с ними делать. И не можем понять, как отыскать их тела там, где они оказались. А они сами, находясь здесь, не останавливаются в развитии, как люди. Они совершенствуются, осваивают новое… идут дальше. Скалолазы, например — это ведь бывшие визуалы, Сэфес. Работать со звуками — вовсе не их дело. А они работают. И с каждым годом всё успешнее. Знаешь, у меня будет к тебе просьба, — он улыбнулся. — Когда ты вернешься, поищи ответы — там. Потому что мы не видим ответов — здесь. Ничто в мире не происходит просто так, и они, вот такие, как Таенн или Орес с Гаром, тоже становятся такими не просто так… но ответа нет. Может быть, тебе повезет больше, чем нам. Как знать.

— Хорошо, — кивнула Айрин. — Я, правда, не совсем поняла…

— Поймешь потом, — махнул рукой Феликс. — Пойдем, друг мой, — это уже Мальчику. — Пойдем. Кстати, своему черноволосому спящему можешь передать привет от нас. И попроси прощения, тоже от нас обоих.

— За что?

— За головную боль, — Феликс снова вздохнул. Было видно, что он расстроен. — Мне казалось, что мы всё правильно рассчитали тогда, но это было вовсе не так. Увы. Попросишь?

— Хорошо, — Айрин кивнула.

— Пойдем, — позвал ее Таенн, вставая. — У тебя не так много времени.

— Сейчас, — Айрин встала, потом, повинуясь внезапному порыву, зашла за стойку, и обняла Ахельё, который тоже обнял ее в ответ. — Спасибо, — прошептала девушка. — Спасибо тебе, дорогой мой. За всё спасибо…

— Был рад видеть тебя и готовить для тебя, — шепнул ей повар в ответ. — Ты большая умница. Удачного тебе пути.

* * *

Привычная тропинка, выученный до мельчайших деталей путь; они шли неспешно, неторопливо — с одной стороны прибрежные камни, с другой — сияющее и слепящее море. Шилд убежал вперед, а девушка невольно замедляла шаг. Таенн, идущий следом, не торопил.

— Знаешь, Феликс дал мне бумагу, для записки, — сказала Айрин, когда тропинка расширилась настолько, чтобы можно было идти рядом. — Сказал, чтобы я послала Шилда… туда, к ним.

— Ну так пошли, — пожал плечами Таенн.

— А что написать? — Айрин задумалась.

— Что угодно. Чертовы Эрсай, — Таенн нахмурился. — Бумагу он тебе дал, умник. А то, что слова могут не дойти — не рассказал. Вечно с ними так. Сначала делают, потому думают.

— Слова могут не дойти? — удивилась Айрин.

— Ну да. Они исчезают прямо в процессе написания, — объяснил Таенн. — Попробуй. Может, что-то и сумеешь отправить.

Вскоре они подошли к развалинам. Айрин вытащила из кармана лист бумаги, Таенн достал откуда-то ручку. Айрин пристроила бумагу на камень, и написала: «Привет, это я. Скоро буду. Записку передаст вам мой кот, его зовут Шилд».

— Ну вот, я же говорил, — проворчал Таенн.

Записка, которую написала Айрин, выглядела следующим образом: «Привет… буду… передаст кот… Шилд».

Айрин попыталась дописать пропавшие слова, но ручка беспомощно скользила по бумаге, не оставляя никакого следа.

— Бесполезно, — махнул рукой Таенн. — Посылай так. И поскорее, пока остальное не исчезло.

— Шилд! — позвала Айрин. — Держи… не уровни, смотри. Отнеси им туда, в реальный дом, и бегом обратно. Уже даже я чувствую, что времени остается всё меньше. Скорее!

…Кот вернулся минут через пятнадцать — к этому моменту Айрин начала немного волноваться. Выглядел кот довольным, и записки при нем больше не было. Отнес? Будем надеяться, что отнес. Проверить ведь всё равно не получится.

— Ты готова? — спросил Таенн.

— Нет, — честно ответила Айрин. — А можно я чуть-чуть… просто посижу одна и подумаю?

— Хорошо, как хочешь, — Таенн кивнул. — Я подожду тут. Ладно?

— Угу, — рассеянно кивнула Айрин. — Шилд, пойдем.

* * *

У подножья большого камня лениво плескалась прозрачная теплая вода, в которой проплывали иногда маленькие рыбки. Дальше, за камнем, было море, в котором вода становилась всё темнее, глубже, и небо поднималось над морем всё выше, уходя куда-то в недостижимое. Может быть, в запредел. Как знать…

Вечность, думала Айрин. Я сижу сейчас на камне, который лежит на самом краю вечности, но почему-то я не понимала этого. А теперь понимаю. Я сижу, а рядом сидит теплый и пушистый Шилд, и тоже смотрит в эту вечность, так же, как и я, вот только он почему-то совсем не боится, а я боюсь. Мосты и коты, ведь верно? Так? Вот он, синий лёд, в кармане. Даже никаких схем уже не нужно, потому что на самом деле — девушка сейчас понимала это с предельной ясностью — схема уже здесь, она сама является этой схемой, да и синий лёд не нужен, потому что она сама теперь — синий лёд, но поскольку она на Берегу, она сейчас буду играть по правилам Берега. Следует бросить кусочек льда в море, и…

— Еще пять минут, — попросила Айрин неизвестно у кого. — Пять минут. Пожалуйста.

Неведомое молчало. Видимо, оно просто не интересовалось такими мелочами, как пять минут.

…Мосты и коты, думала Айрин. Если эта жила синего льда превратилась для меня в браслет, то, получается, я сама теперь действительно синий лёд. Браслет, наверное, просто условность. Может быть, я смогу строить мосты и там тоже? Интересно, когда я вернусь, браслет у меня останется, или пропадет?

Шилд тронул ее лапой за руку.

Останется, вдруг поняла Айрин.

И кот останется, и браслет.

И мосты я смогу строить. Мало того, я должна буду их строить, потому что…

— Потому что это моя обязанность. Потому что без этого ничего не получится, — прошептала она. — Я поняла, спасибо. Вот теперь я поняла.

Волна беззвучно накатилась на камень, вода подошла вплотную к ногам девушки — и отступила прочь.

— Я сделаю, — пообещала Айрин, обращаясь всё к тому же неведомому. — Клянусь, что сделаю. И я очень постараюсь впредь не быть малодушной.

— Муррр? — спросил Шилд, вставая и потягиваясь.

— Ага, — кивнула Айрин, тоже поднимаясь на ноги. — Таенн! — крикнула он. — Иди сюда! Не бойся, ничего страшного не будет. Увидишь.

— Иду, — через полминуты Таенн уже стоял рядом с ними. — Что мне нужно делать?

— Ничего, — Айрин улыбнулась. — Ну, может быть, обнять меня напоследок.

Таенн обнял ее — сухое тепло, удары сердца, и запах, тот самый запах полыни и расставания.

— Спасибо тебе, — прошептала Айрин. — До тебя у меня не было лучшего друга. Теперь есть. Ты мой самый лучший друг, Таенн, запомни это, хорошо? А еще запомни, что мы обязательно с тобой увидимся.

— Откуда ты знаешь это? — шепнул он в ответ.

— Знаю. Спросил у Феликса, откуда. Может быть, он ответит. Потому что он тоже это знает, иначе бы не просил меня… — Айрин вздохнула. — Ты просто стой здесь, хорошо? Стой и смотри. И ничего не делай.

— Хорошо. Айрин… если ты права, и Феликс прав… — Таенн запнулся. — Я не хочу говорить тебе «прощай». Я говорю тебе — до свидания. Буду ждать встречу.

— Я тоже, — Айрин отстранилась, улыбнулась ему.

А потом отошла на шаг, и уронила в воду кристалл синего льда.

* * *

Волны замирали и расходились в стороны. Место, где упал лёд, стало словно бы стеклянным, и это стеклянное пятно делалось всё шире и шире, и Айрин поняла, что это — и есть мост. Она подхватила на руки Шилда, и перепрыгнула с камня на это стеклянное пятно. Таенну на секунду показалось, что девушка с котом на руках стоит прямо на воде, но тут мост начал подниматься вверх. Медленно, но неотвратимо.

Айрин отпустила Шилда, подошла к краю моста — сейчас из-под воды показались тонкие ажурные перила. Расстояние между ней и Таенном было пока что совсем небольшим, метра три-четыре.

— Таенн, я помню, — срывающимся голосом произнесла она. — Таенн, я всё теперь помню!

— Что помнишь? — Таенн стоял на самом краю камня. Расстояние постепенно увеличивалось.

— Я помню, кто я… я помню, как называется моя планета.

— И как?

— Она называется Сод, Таенн. Мне было пятьдесят девять лет, когда я заболела раком. Там, на этой планете, в моем городе… он назывался Москва… меня хотели… хотели отправить в приют и отобрать моё жилье. Там церковь это делает… — Айрин запнулась. — Но пришли мои спящие, и спасли меня… Они спасли меня, ты прав! Ты был прав!

— Что ты еще ты помнишь? — Таенну пришлось повысить голос, потому что расстояние с каждой секундой становилось всё больше.

— Меня зовут не Айрин! Меня зовут Арина! Арина Дерзкова! А друзья зовут меня Эри! — крикнула девушка. — Слышишь? Эри! Я всё помню, Таенн! Я теперь всё помню!.. Моих спящих зовут Ит и Скрипач!.. Это ведь правда?

Пролет моста поднимался всё выше и выше, мост уходил в небо — всё дальше и дальше.

— Правда, да, так и есть! — закричал Таенн в ответ. — Ты молодец!.. Эри, когда вернешься, передай им… они узнают… скажи им фразу «солнце село в сине море, как янтарное кольцо»! Запомнила? Скажешь?..

— Скажу!

— И… Вытащите нас отсюда!!! — голос Таенна становился всё глуше и неразборчивее. — Передай — универсальный Контроль! Вне зоны! Три фазы в одной! Эри, умоляю, передай!.. Универсальный Контроль! Запомни! Скажи им…

— Я скажу, скажу! — теперь и ей приходилось кричать, потому что пролет моста уходил вверх, в чистое, голубое небо. — Я всё скажу и расскажу!

— Мы будем ждать!.. Ждать… — голос Таенна стал неразличим.

— И я буду ждать, — прошептала Айрин.

Отыскала взглядом кота, осмотрелась.

Перед ней лежала сейчас сверкающая прозрачная дорога, идущая сквозь небо. Сейчас — через свет, но дальше девушка видела, что путь ее уходит во тьму.

— Идем, — позвала она Шилда.

Посмотрела вниз — и замерла.

Берег до сих пор был виден, но виден вовсе не так, как с тех же гор. Айрин видела участок гигантского кольца, словно бы сотканного из бесчисленного количества разноцветных лоскутков; кольца, висящего между светом и тьмой. Всё кольцо рассмотреть не получалось, края участка таяли — один уходил в свет, а другой — в темноту.

— Ограниченная бесконечность, — кивнула девушка, вспоминая слова Таенна. — А кусочки… ага, понятно. Кусочки — это и есть мы. Мы — ограниченная бесконечность.

Она улыбнулась.

— Нам пора, — сказала она коту. — Вот теперь нам точно пора.

* * *

Позже Эри при всем своем желании не смогла бы ответить, долго ли она шла по мосту, и в какой момент сознание переключилось — не выключилось, а именно переключилось, потому что сознания она не теряла. Она отлично помнила мост, гладкую, но почему-то не скользкую поверхность под ногами; она помнила жмущегося к ней кота, которого вскоре пришлось взять на руки; она помнила свет, который постепенно сменяла тьма; она помнила звезды, между которыми шел мост, и помнила, что к этим звездам можно было прикоснуться рукой…

Всё это она помнила, но не могла понять, в какой момент она осознала себя вместо моста…

…в уютной мягкой кровати, стоявшей в чистой комнате с фиолетовыми стенами…

…и никакого моста больше не было…

…и кота тоже…

…и на руке не было браслета…

Потом она помнила, что плакала, а кто-то незнакомый ее утешал.

А потом — вошел еще кто-то, и на руках у него…

— Это животное вторые сутки бегает тут, и просится внутрь, — сказал этот незнакомый кто-то. — Мы ничего не понимаем. У нас нет таких. У нас только белые, серые, и рыжие в полоску, и они все на учете. Где вы прятали этого? Ваши друзья выпустили его из корабля, прежде чем улететь?

Она ничего не видела в тот момент, кроме Шилда, которой вырывался из рук незнакомца; а на шее кота висел сейчас ее браслет — словно ошейник.

Потом она помнила, что опять плакала — но на этот раз от счастья.

А дальше — реальность снова стала собираться воедино.

Но уже совсем иная.

Не такая, как была прежде.