5

Тайны Берега

Шилд сидел на камне неподвижно, как изваяние, и, не отрываясь, смотрел на море. Что он там видел, Айрин было непонятно. Абсолютный штиль, зеркальная вода, ни облачка на небе, жара. Сама она давно скинула сарафан, оставшись в невесомом купальнике, и перебралась в тень — находиться на солнце не было никаких сил. Скоро, кстати, тень сдвинется, а это значит, что придется передвигать подстилку и сумку.

И как черный Шилд сидит на таком солнцепеке?

— Эй, кот, ты там еще не сварился? — спросила Айрин. — Слезай. Жарко очень.

Шилд обернулся, коротко глянул на нее, и снова уставился на море.

— Ну, как хочешь, — пожала плечами Айрин. — Я бы на твоем месте всё же слезла. Иначе на обед у нас будет вареный кот.

…Вода между камнями была теплой и прозрачной. Поплавав какое-то время на мелководье, Айрин покинула каменный бассейн, и поплыла в открытое море, подальше от берега. Последнее время ей всё больше и больше нравилось ощущение, которое можно было испытать лишь на глубокой воде — ощущение это казалось ей чем-то сродни полету, парению. Кристальная глубина внизу, призрачная, звенящая синева — сверху. И ни единой волны, ни одного движения. Если взять маску и трубку, можно лежать на воде лицом вниз, а если не брать, то можно долго-долго смотреть на небо, уже почти не чувствуя тела — смотреть и грезить наяву.

Условности, всюду на самом деле были условности.

Она уже знала, что ни маска, ни трубка ей не нужны — Таенн показал, что можно плавать под водой, сколько хочешь, и не дышать, всё решает лишь привычка к физическому телу. Она так пока что не могла, но надеялась, что научится. Может быть, научится. Научится до того, как за ней придут.

…Пока она плавала, кот спустился, наконец, с камня, и встретил Айрин, лежа на ее подстилке в тени. Айрин налила ему тепловатой воды в захваченную из дома чашку, напилась сама, вытащила из сумки книжку, и углубилась в чтение. Последние недели она стала много читать, благо, что в библиотеке недостатка в интересных книгах не было. Сначала она читала по большей части романы или рассказы, но потом наткнулась на книгу по архитектуре — и в результате не спала всю ночь. Книга эта, повествующая о строительстве и дальнейшем существовании старинных зданий, читалась интереснее, чем любой роман. Судьбы строений, судьбы людей, их спроектировавших, судьбы стран — всё сплеталось и переплеталось, всё взаимодействовало; дома, церкви, мосты, дворцы обретали свои лица и характеры, у них оказывалось тайн и загадок не меньше, чем у людей, а то и больше… Айрин, дочитав эту книгу, стала искать еще и еще, и книги, о чудо, послушно находились, причем именно такие, как ей хотелось. Как-то раз она заговорила про свое новое увлечение с Таенном, и тот ее чтение одобрил. Хорошая тема, согласился он. Ведь строят не только здания. Строят гораздо более интересные вещи. Какие? Почитай сначала про здания, потом поговорим и про что-то другое.

Она и читала. В этот раз книга, которую она нашла, называлась «Мосты тысячи столиц». Книга эта была про самые разные мосты. Подвесные, разводные, плавучие, длинные, широкие, даже межконтинентальные. Она и не представляла, что такие бывают. До этого она и вообразить не могла, что мост может иметь сто с лишним этажей движения, и соединять два континента, не нарушая при этом важные для планеты океанские течения…

Читала Айрин долго. Шилд заснул, раскинувшись в теньке, а Айрин сидела рядом, одной рукой удерживая тяжелую книжку, а другой — задумчиво поглаживая спящего кота по голове. Опомнилась она лишь тогда, когда тень растущего неподалеку куста достигла ее подстилки — а это значило, что пора собираться домой.

— Вставай, — позвала Айрин кота. — Поднимайся, соня. Шилд, вставай, а то не получишь своё любимое мясо на палочке. Его съедят до нас.

Кот неохотно встал, потянулся, зевнул от души — розовые десны, и белые, как сахар, острые зубы. Одним прыжком взлетел на камень, и, прищурившись, посмотрел на хозяйку — чего, мол, торопила, вот он я.

— Иду, — отозвалась Айрин, запихивая в сумку подстилку, книгу, и бутылку из-под воды. — Дай хоть тапки надеть. Как я без тапок по камням?

* * *

Набережная сегодня оказалась безлюдной, поэтому еды взяли без проблем — коту пару деревянных шампуров с жареной птицей, самой Айрин — тарелку холодной окрошки и пирожок с сыром. Дома она теперь обедала редко. Перекусив, девушка с котом отправились наверх — сегодня предстояло переделать еще довольно много дел.

Сперва Айрин и Шилд заглянули к Янине — та уже не просто открывала глаза, она начала улыбаться, узнавая Айрин, да и мха что на ней, что на собаке заметно поубавилось. Айрин очень хотелось верить, что Янина в один прекрасный день сумеет встать и заговорить. Она и сама толком сначала не понимала, что же так сильно привлекает ее в этой женщине, ведь совершенный Яниной поступок страшен, а судьба совсем незавидна. Но потом разобралась, что именно. Честность. Янина, не смотря на весь ужас содеянного, действительно поступила честно — она хотя бы не врала себе, не лицемерила, не пыталась изобразить то, чего нет, и спрятать то, что есть. Все-таки надо дать ей шанс, думала Айрин. Или хотя бы дать ей понять, что она заслуживает этот шанс.

Позже Айрин направилась к бабе Унаре, за обещанным рецептом финикового пирога. Про этот пирог Унара прознала от кого-то на пляже, и, встретив Айрин в городе, велела зайти — рецепт она записала на бумажке своим аккуратным учительским подчерком, и размножила через шкаф для еды.

По слухам, трансфигураторы над такими заданиями смеялись, но выполняли всегда охотно — инициатива в Мире Берега ими приветствовалась.

Унара на поверку оказалась не такой уж и плохой, хоть и вздорной. Да, она была зациклена на уборке, но ведь лучше уборка, чем постоянные воспоминания о смерти сына, или о предательстве дочери. Таенн объяснил, что далеко не всегда человек сам виноват в том, что с ним случилось, а случай бабы Унары самый что ни на есть классический. Айрин спросила, что же ее ждет в будущем. Таенн ответил, что, может быть, следующая жизнь ее сложится более удачно. А как же рай? спросила тогда наивная Айрин. А в рай ее никто не пустит, пожал плечами Таенн. Хотя бы потому, что она не способна понять, что такое рай…

Вернувшись домой ближе к закату, Айрин для начала приняла душ, потом выпила холодного компота, а потом принялась заказывать продукты для пирога — захотела порадовать Таенна, который обещал зайти сегодня вечером. Зайти, чтобы посмотреть на спящих — последнее время они Айрин не нравились. Нет, не сами, конечно, а то, как они выглядят. Несколько дней назад они вышли уже из третьего по счету гибера, спали сейчас не подолгу и всегда по очереди. Айрин гадала, что же у них там происходит, но сама ничего придумать так и не смогла. Чтобы разобраться, ей нужен был Таенн.

* * *

— Ну так что? Ты решила на счет лабиринта, или до сих пор боишься? — спросил Таенн, когда они вдвоем прошли на кухню. В кухне сейчас витали такие запахи, что любой человек, туда попавший, просто обязан был забыть обо всех проблемах и обо всех вопросах хотя бы на полчаса. Любой, но не Таенн.

— Не боюсь, — Айрин натянула варежки-прихватки и открыла духовку. — Просто пока не хочу.

— Ты не слишком долго «пока не хочешь»? — Таенн сел за стол. — Девочка, игнорирование проблемы ее не решает. Сама понимаешь.

— Понимаю, — Айрин вытащила форму с пирогом и водрузила ее на плиту. — Кажется, готов. Как тебе?

— Пахнет просто умопомрачительно, но ты так и не ответила на вопрос, — заметил Таенн. — Тебе нужно пройти лаби… ай! Ты что делаешь?! — заорал он, вскакивая. — Шилд, поганка! Больно же!

— Он играет, — хмыкнула Айрин. — А еще, судя по всему, ему не нравятся твои вопросы.

— Может, мне лучше уйти? — нахмурился Таенн. — Я вообще-то тебе добра желаю, а ты натравливаешь на меня своего кота. Нехорошо.

— Натравливаю? — удивилась Айрин. — Вообще-то, это ты его провоцируешь. Хорошо, я схожу в лабиринт… на следующей неделе. Ладно?

— Через семь дней? — уточнил Таенн.

— Через шесть. Я повесила свой календарь у двери, если ты не заметил. Сейчас мы выпьем чаю, а потом вместе пойдем к нему, и я отмечу день похода, — предложила Айрин. — Так устроит?

Календарь она сделала сама. Попросила у трансфигураторов листы бумаги, шнурок, карандаши, и нарисовала этот самый календарь. В каждом месяце ровно тридцать дней, а единственный выходной прорисован красным. И на каждой странице сверху цифры — 1, 2, 3, 4, 5. В Мире Берега не было, и не могло быть никаких календарей. Ни календарей, ни времен года. Поэтому лучше так, чем вообще никак. Хотя бы ориентироваться можно. Например, отмечать появление своих спящих. Или планировать события.

— Хорошо, — устало согласился Таенн, садясь обратно. — Давай твой пирог. Пахнет и впрямь так вкусно, что удержаться невозможно. Половину съем. Рецепт Полосатый подкинул?

— Нет, Унара. Точнее, не сама Унара, ей на пляже кто-то подсказал. Очень много фиников, просто девать некуда. Что у нее, что у меня. Ну и вот.

— Здорово… Айрин, извини, что я сейчас захожу редко, — Таенн пододвинул к себе поближе тарелку с большущим куском пирога, который положила ему Айрин. — Просто… ну, как бы сказать… уж не знаю, почему, но наши сюда посыпались просто градом. Многие в очень печальном виде. Надо как-то помогать устраиваться, с силами собираться. Ведь далеко не все, оказавшись на Берегу, принимают этот факт легко и сразу. Особенно молодые. А если учесть, что среди наших молодых большинство… — он не договорил. Замолчал, принялся ковыряться маленькой ложкой в тарелке.

— Понимаю, — кивнула Айрин. — Тебе тяжело сейчас из-за этого. А познакомь меня с кем-нибудь из них. Можно? Или это против правил?

— Не существует никаких правил, — развел руками Таенн. — Кроме одного. За вами рано или поздно приходят Черные, а мы остаемся. Тяжелее всего как раз принять тот факт, что мы-то как раз остаемся.

— Для таких грустных проповедей тебе нужен твой черный костюм священника, — заметила Айрин, отрезая еще один кусок пирога, и перекладывая его на опустевшую тарелку Таенна. — Ты сам учил меня оптимизму, а теперь я вижу, что ты способен на такой пессимизм, что мне и не снилось. Таенн, соберись, — попросила она. — Ведь всё равно ничего не изменится. Верно?

— Верно, — кивнул Таенн. — Налей-ка мне еще чаю. Сейчас наемся твоего оптимистичного пирога, глядишь, и отпустит меня немного.

* * *

Первым спящим сегодня появился рыжий, хотя ждала Айрин черного — за последние сутки он появился всего единожды, и всего на два часа, глубокой ночью. Рыжий выглядел измотанным, спал он неспокойно — то и дело дергался. И проспал совсем немного — не прошло и двух часов, как он исчез. Еще через час появился черный, но и он не задержался — проспал меньше часа, и тоже пропал.

— И давно они так? — поинтересовался Таенн, когда, убедившись в том, что сегодня больше никто не появится, они перешли в библиотеку.

— Восьмой день. Таенн, они какие-то очень усталые, — в голосе Айрин звучало беспокойство. — Ведь не должно так быть. Они же серые от усталости оба, и выглядят, как покойники. Ужасно. Неужели совсем ничем нельзя помочь?

Таенн задумался. Походил вдоль полок, потрогал пальцами книжные корешки.

— А ты не пыталась пускать к ним Шилда? — спросил он, наконец. — Он ведь охотно туда заходит.

— Пыталась, но он у них не задерживается. Словно… словно не хочет им мешать. А еще, знаешь… — Айрин задумалась, подыскивая слова. — Человек, если он нормально выспится, просыпается не так. Совсем не так. Они сейчас подскакивают, как ужаленные, рывком. Только что был тут, потом рывок, раз, и нету.

— Может быть, в этом есть необходимость, — с сомнением произнес Таенн. — Ты не думала о том, что они или работают, или просто заняты чем-то важным? Зная их, могу тебе сказать, что просто так они бы не подрывались. Без повода. Значит, повод есть. И повод серьезный.

— А почему ты спросил про Шилда? — поинтересовалась Айрин.

— Потому что, в теории, Шилд мог бы помочь. Если ты его попросишь, конечно. Гуарды и фамильяры могут, так сказать, удерживать сон, — объяснил Таенн. — Если ты сумеешь уговорить Шилда, то у твоих спящих появится шанс проспать немного подольше.

— И как это сделать?

— Поговори с ним. И попробуй начать с рыжего, мой тебе совет, — Таенн усмехнулся. — В свое время рыжий отличался редкой стрессоустойчивостью. Рядом могло что-то стрелять или взрываться, а рыжий в это время дрых без задних ног, и просыпался лишь тогда, когда ему за шиворот выливали холодную воду. Нет, правда, он очень любит поспать. Вот и поставь эксперимент с участием кота.

— Присутствовать не хочешь? — предложила Айрин.

— Хочу. Но завтра. Как уговоришь кота, зови меня. Или сама, или через Полосатого. Сегодня мне придется уйти, а завтра я целиком и полностью к твоим услугам.

* * *

Когда Таенн ушел, Айрин, в сопровождении кота, поднялась наверх, в свою спальню. Кот, по обыкновению, запрыгнул на подоконник, Айрин взяла книгу, подушку и плед, и устроилась рядом с ним. Кот не возражал. Какое-то время Айрин читала, не забывая почесывать кота за ухом, потом они вместе смотрели, как на горы опускается закат. А потом Айрин отложила, наконец, свою книгу о мостах, и сказала:

— Шилд, я не знаю, понимаешь ли ты меня. Если честно, я вообще ничего не понимаю. Я не знаю, кому я могу верить, и во что мне верить… ведь на самом деле тут всё ненастоящее, и я с каждым днем чувствую это всё сильнее.

— Мрр? — Шилд поднял голову и удивленно посмотрел на Айрин.

— Ага, именно что мрр, — подтвердила она. — Ну не совсем всё, конечно. Ты — настоящий. Таенн — настоящий. Камни и наше место на берегу — настоящие тоже. И пирог получился вполне себе настоящим, и эта книга… Но самыми настоящими мне кажутся те, кто… те, кто спят. Они самые настоящие в этом мире, Шилд. Даже более настоящие, чем ты или я.

Кот вздохнул.

— И знаешь, почему? — продолжила Айрин. — Потому что они — живые. Мне теперь кажется ненастоящей даже вся моя прежняя жизнь, которую я не помню. Может, я ее потому и не помню, что она была… жизнь длинною в Берег, — Айрин грустно усмехнулась. — Но когда я захожу к ним в комнаты, когда я прикасаюсь к ним случайно, поправляя одеяло, я понимаю, что живы вовсе не мы, что живы — они. И мне больно, Шилд.

Кот повернулся к ней. Во взгляде его зеленых глаз читался вопрос.

— Мне больно, потому что я понимаю… — Айрин осеклась, но продолжила. — Я понимаю, что никогда не смогу вернуться к ним. Кем бы я ни была, кем бы они ни были. Таенн сказал, что это невозможно. Что моё тело обречено, что когда я умру насовсем, за мной придут Черные, и уведут меня с Берега неизвестно куда, — она почувствовала, что сейчас расплачется. — Но, Шилд… неужели ты откажешь мне в крошечной услуге? Я хочу хоть немножко им помочь, просто хочу, чтобы они выспались. А сама я не имею понятия о том, как это сделать.

Кот встал, потянулся, боднул головой коленку Айрин — подвинься, мол. Она послушно отодвинула ногу, и кот вскочил к ней на руки. Тело его было тяжелым и теплым; кот улегся, устроив голову на сгибе руки своей хозяйки, и тихонечко замурчал. Айрин машинально стала гладить его по спине, и вдруг почувствовала, что веки ее наливаются тяжестью, глаза закрываются сами собой, мысли плывут. Айрин тряхнула головой, отгоняя сонную одурь, которая, казалось, окутала ее со всех сторон, и тут до неё дошло.

— Я поняла, поняла, — проговорила она, осторожно ссаживая кота обратно на подоконник. — Шилд, а ведь ты меня и раньше усыплял, верно? В первую ночь, когда ты появился, например. Я помню, как ты замурлыкал, и я тут же уснула. Думаешь, с ними сработает?

Шилд посмотрел на хозяйку снисходительно — мол, сама увидишь, сработает или нет.

— Слушай… — Айрин замерла. — А на Таенна подействует, как считаешь? Может, сперва испытаем на нём?

Шилд дернул хвостом и коротко мяукнул.

— Не поняла, — покачала головой Айрин.

Кот снова дернул хвостом, искоса глянул на Айрин. Испытаем, испытаем, говорил сейчас его взгляд. Но испытаем так, чтобы потом стало посмешнее. Нам, не ему. А то он, понимаешь ли, хозяйка, много на себя берет. Так что испытаем, как только подвернется подходящий момент.

* * *

Следующий день Айрин, против обыкновения, решила провести на набережной. Мысль, которая пришла ей в голову, не отличалась особой оригинальностью, но не была при этом лишена здравого смысла. Айрин решила осторожно порасспрашивать других обитателей Берега про их спящих. Ведь не может того быть, чтобы среди тех, с кем она уже не первый месяц здоровается на улице или обедает в маленьких кафе, не было ни одного человека, в доме которого кто-то спит? Айрин мысленно перебрала своих знакомых. Ну-ка…

Унара. Нет, у Унары точно нет спящих, ни одного. Унара при жизни была страшно одинокой, и потому слегка помешанной. Это свое помешательство, а именно — страсть постоянно убирать в доме — она сумела пронести даже в Мир Берега. Ее все бросили. Это Айрин знала точно. Поэтому с Унарой на тему спящих говорить будет бесполезно.

Феликс. Выглядел Феликс как средних лет мужчина, невзрачный, чуть рассеянный. То зонтик на пляже забудет, то тапочки. За этими предметами обычно бегал фамильяр Феликса — здоровенный, больше всего похожий на овчарку пес, которого Феликс ласково называл Мальчиком. На первый взгляд — само одиночество. Феликс чурался компаний, и все дни напролет проводил исключительно с собакой. Однако Таенн рассказал, что на самом деле Феликс — глубокий старик, но отнюдь не одинок. У него большая семья, и старенький, впавший в маразм дедушка находится вовсе не в приюте, он дома, о нем заботятся и его любят. А это значит, что у Феликса вполне может быть кто-то спящий. Надо попробовать расспросить его.

Венера. Высокая, стройная, спортивная, поджарая женщина лет тридцати, рыжеволосая, зеленоглазая. Гуард — курица по кличке Нутта. Сначала Айрин втихую посмеивалась над этой парочкой, но потом увидела, как Нутта атаковала чьего-то гуарда, рысь, за то, что этот гуард косо посмотрел на проходящую мимо Венеру… и решила, что с Венерой, пожалуй, шутить не стоит. И с Нуттой тоже. Даже Шилд, и тот, кажется, не ожидал такой прыти от белой курицы — он еще с час потом не отходил далеко от Айрин, и, кажется, осторожно озирался по сторонам. На всякий случай. Венера, по словам Таенна, была одержимой матерью — что именно случилось с ее настоящим телом, Таенн не знал, а вот то, что Венера ищет своего сына — знал. Об этом, кажется, знал весь Берег. Венера не помнила из прежней жизни ничего, кроме того, что у нее был сын, которого она очень любила. И единственной целью её стало воссоединение с этим самым сыном. Может ли быть у Венеры спящий? Сложно сказать. Лучше, наверное, спросить.

Савел. Очень красивый, какой-то карамельный юноша — вьющиеся волосы медового оттенка, голубые глаза, фигура Аполлона. Фамильяр — белый волк, кличка Лёд. Очень импозантная парочка, но на деле — опять же, по словам Таенна — непростая судьба, война, ранение, кома, смерть мозга, гибернация тела… Таенн сказал, что на запчасти. Савел про себя мало что помнил, и почти ничего не рассказывал. Кажется, он говорил что-то про любимую женщину. Или девушку. Слова были обращены не к ней, а к Таенну, Айрин так и не поняла, о ком речь. Она поняла только, что Савел старше, чем выглядит сейчас. Впрочем, как и она сама. Может быть, эта девушка, про которую они говорили, жива, и она сейчас спит для него?

Анежа. Небольшого роста, чуть полноватая молодая женщина, уютная и приятная. Фамильяр — синий волнистый попугай Гоша. На самом деле Анежа — глубокая старуха, после двух инсультов находящаяся на попечении семьи. Тело там, а разум — уже на Берегу. Похоже, что Анежа очень хороший человек. Она какая-то нереально добрая. Всем подсказывает всё, старается помочь, ободряет новеньких, если их замечает. Могут у нее быть спящие? Вполне. Если она так умеет любить, то почему бы не быть на свете людям, которые любят ее?

Ахельё. Да, тот самый, который любит готовить, и каждый день по собственной воле проводит в кафе на набережной. Высокий, смуглый, усатый, улыбчивый… тоже очень добрый и гостеприимный. Гуард — крупный серый попугай по кличке Рах. Очень умный, кстати, попугай. Например, он собирает с дерева орехи, когда Ахельё просит его об этом, он следит за мясом на мангале, и криком подзывает хозяина, когда пора переворачивать шашлык, он звонит в колокольчик на стойке, если в кафе заходят очередные гости. Ахельё, как рассказал Таенн, здесь уже очень давно. У него грустная судьба. Он попал сюда, на Берег, еще мальчиком — наследник богатой семьи, для которого пожалели наследства. Тело уже четыре десятилетия живет в доме для умалишенных, на сильных препаратах, превративших мозг в кашу, а разум — который, собственно, и есть Ахельё — отлично прижился тут, на Берегу. Ахельё знает очень многое. Совсем не факт, что у него есть спящий, но зато Ахельё общается с тысячами посетителей своего кафе, и, может быть, сумеет рассказать что-то важное.

С него, пожалуй, и стоит начать, решила Айрин.

* * *

Обычно Айрин завтракала дома, поэтому Ахельё немного удивился, когда она пришла к нему утром, едва ли не сразу после открытия. Рах, как всегда, звякнул в колокольчик, Ахельё высунулся с кухни, и удивленно вопросил:

— Айрин, ты ли это, девочка? Ты пришла позавтракать? Полосатый снял тебя с довольствия? Заходи, заходи, я очень рад!

— Нет, Полосатый меня с довольствия не снимал, — усмехнулась Айрин. — По-моему, он как раз наоборот, решил раскормить меня так, чтобы мне стала мала вся одежда. Ахельё, я сегодня пришла пораньше не только чтобы позавтракать. Я хочу поговорить.

— Про что же? — Ахельё на секунду скрылся в кухне, и вскоре появился с двумя чашечками прекрасно пахнущего кофе.

— Про спящих, — Айрин села за стойку. Ахельё поставил перед ней чашку и маленькую белую сахарницу — он знал, что девушка предпочитает сладкий кофе. — У меня есть вопросы, на которые некому ответить.

— О, значит, и тебя настигла эта напасть, — вздохнул Ахельё. Задумчиво пошевелил своими роскошными усами.

— Почему «напасть»? — удивилась Айрин.

— Потому что это грустно. Очень грустно, наверное. Видеть того, кто тебе важен, ощущать его, прикасаться к нему — и не иметь возможности сказать ему ни слова, никогда не быть услышанным и понятым. Наш общий друг Таенн любит говорить, что Берег милосерден. Нет, девочка, Берег в этом своем проявлении жесток. Я не могу себе представить более жестокой пытки.

Айрин задумчиво посмотрела на него.

Кажется, Ахельё уловил отзвук ее собственных мыслей, вот только интерпретировал он эти мысли иначе. Не так, как она сама.

— А у тебя есть спящий, Ахельё? — спросила она.

Тот грустно усмехнулся.

— Теперь нет. Раньше — да. Она была красивой женщиной, очень милой… и спала так сладко… Это было много лет назад, Айрин.

— Она была твоей мамой?

— Нет. Хотя я не знаю. Знаю только, что я любил ее, — Ахельё отпил глоток кофе, довольно зажмурился. — Когда она пропала, я тосковал. Тоскую и сейчас. Может быть, когда я уйду… отсюда… я хочу постараться найти её. Попробую. Мне даже неважно, кем она окажется мне, если найдется. Мамой, сестрой, женой. В любом случае я буду любить ее, Айрин, любить самозабвенно и всегда. У меня сохранилась ее комната, и, знаешь, я каждое утро приношу туда свежие цветы. Заходи ко мне в гости, девочка. Спорим, ты никогда не видела столько цветов, сколько растет у меня.

— И когда ты всё успеваешь, — польстила ему Айрин.

— Я люблю всё успевать, — улыбнулся Ахельё. — Что ты хочешь на завтрак? Полосатый сегодня прислал чудесные фрукты для салата, отличные овощи, и какое-то особое масло на заправку, а я сейчас готовлю кашу, омлет, и сладкие творожные ромбики. Что ты будешь?

— Ох… омлет, фруктовый салат, и ромбики, наверное. И кашу. Ахельё, а каша сладкая? — Айрин вдруг кольнуло еще одно воспоминание. Крошечное и смутное.

— Сладкая, — покивал Ахельё. — Все любят сладкую кашу. Орехами посыпать?

— Посыпь, — улыбнулась Айрин. — У тебя просто золотые руки. Знаешь, мне кажется, что когда ты уйдешь… ты и там, куда попадешь, станешь поваром. И найдешь свою женщину.

— Твои слова, девочка, тому в уши, кто услышит, — Ахельё покачал головой. — Никто не знает, что там, за гранью.

— Никто и никогда не знает, что за гранью. В той жизни, помнится, мне говорили то же самое. Или похожее, — Айрин задумалась. — Наверное, я и тогда боялась. А сейчас вот сижу здесь, с тобой. Кофе пью. Скоро кашу буду есть.

* * *

Каша в исполнении Ахельё была настоящим произведением искусства. Небольшая чашечка, в которой находилось немного каши, была оформлена так красиво, что оформление это вполне подошло бы для торта. Тоненькая треугольная пластинка грильяжа, поставленная в кашу под углом, напоминала парус яхты; несколько шоколадных капель и линий на самой каше должны были по замыслу Ахельё обозначать море, а берег был выполнен из орехов — потому что Айрин попросила орехи. По желанию берег делался из фруктов, из шоколада, из вафель…

— Ну вот, как всегда, — пожаловалась Айрин. — Ахельё, ну это же жалко есть!

— Ешь спокойно, я завтра еще красивее сделаю, — отозвался Ахельё. — И учти, каша только аперитив. Омлет сегодня большой. Если бы ты завтракала у меня почаще…

— Я бы лопнула, — закончила Айрин, зачерпывая кашу. — Ммм… как же вкусно! Что ты туда такое положил?

— Секрет, — ухмыльнулся Ахельё. — Который я не раскрою. У меня свои маленькие тайны.

— Маленькие тайны Берега, большие тайны Берега… Я тоже хочу научиться готовить такую кашу, — призналась Айрин. — Она волшебная.

— Придумай сама, — Ахельё снова ухмыльнулся. — Повтор шедевра — уже не шедевр.

— Ну и придумаю, — засмеялась Айрин.

Звякнул колокольчик — значит, в кафе вошел очередной посетитель.

— Рах, кто там? — спросил Ахельё. Попугай что-то хрипло крикнул. — Ясно. Значит, на очереди фрукты. Айрин, кот завтракал дома или нет?

Шилда девушка, разумеется, утром покормила, но сейчас она видела — кот не прочь позавтракать еще раз.

— Завтракал, — отозвалась она. — Но от второго завтрака он не откажется.

— Я так и знал, — резюмировал Ахельё, выходя из кухни. В руках у него была тарелочка, на которой лежали два деревянных шампура с едва прихваченным огнем свежим мясом. — Шилд, киса, прошу. Угощайся… О, Венера, душа моя! Как всегда обворожительна! Нутта, птичка, сейчас я принесу тебе сухариков. Венера, что желаешь? Фрукты, овощи?

— Привет, Ахельё, — Венера вошла, огляделась. Села за столик неподалеку от стойки, за которой сейчас сидела Айрин. — Доброе утро, Айрин. Ахельё, сделай мне спортивный завтрак. Овощи, фрукты… что у тебя есть?

— И овощи есть, и фрукты есть, и омлет есть, — зачастил Ахельё.

— Омлет не подходит, — покачала головой Венера.

— Очень подходит! Это очень спортивный омлет! — запротестовал повар.

— Не думаю, что Нутта обрадуется, если я буду есть её детей, — Венера нахмурилась. — Спортивный завтрак, Ахельё. Из овощей и фруктов.

Венера по утрам бегала, об этом тоже все знали. Она бегала по набережной, в сопровождении Нутты — женщина в белой майке и шортах, с пышным рыжим хвостом, и сопровождавшая ее жилистая белая курица выглядели комично… вот только смеяться было нельзя.

Хотя порой очень хотелось.

Да и вообще, бегать в Мире Берега, чтобы поддерживать спортивную форму — это уже само по себе абсурд, но… Таенн сказал, что каждый сходит с ума, как он хочет, поэтому если Венере и Нутте нравится вот так проводить время, то пусть делают, что им заблагорассудится.

— Ладно, спортивный так спортивный, — вздохнул Ахельё. — Одну минутку.

Этот завтрак тоже был в своем роде произведением искусства, но отнюдь не таким красивым, как сделанная Ахельё для Айрин чашечка каши. Из нарезанных овощей повар изобразил розу, а порезанные фрукты выложил в салатник симпатичной спиралькой, и воткнул в серединку свой фирменный маленький флажок. Флажки, по его словам, он делал самостоятельно. Зубочистка, на которую приклеена бумажка с картинкой: море, песок, пальма, и стилизованная буква «А».

— Отлично, — констатировала Венера, когда Ахельё поставил перед ней тарелки. — Айрин, а почему ты тут так рано? Ты ведь соня, и предпочитаешь завтракать дома, не так ли?

— Верно, — кивнула Айрин. — Я действительно соня, ты совершенно права. Но сегодня у меня появилось важное дело, и я пришла сюда пораньше.

— А что за дело? — спросила любопытная Венера, подцепляя на серебряную вилку кусочек огурца.

— Я решила написать книгу, — невозмутимо сообщила Айрин. — Книгу про спящих. Надеюсь, что успею до того, как… как за мной придут.

— Книгу про спящих? — безмерно удивилась Венера. — Но зачем? Для кого? Кому она нужна?

— Я отдам ее трансфигураторам, или еще кому-нибудь, — объяснила Айрин. — Пусть раздают всем подряд. Почему бы и нет, Венера? Ты любишь бегать по утрам, а мне нравится писать. Что в этом плохого? Смысла в этой книге будет не больше, чем в твоих пробежках, но ведь такие вещи не делаются для смысла. Нам это просто нравится. Или я не права?

Эта речь, видимо, задела Венеру за живое — ведь она и сама прекрасно понимала, видимо, что ни в беге, ни в диете, которую она соблюдала, никакого смысла на самом деле нет. Ни грамма. Но до этого момента ей никто не говорил про его отсутствие. А эта маленькая нахалка… сидит спокойно, да еще и улыбается…

Айрин безмятежно смотрела на Венеру, и действительно сейчас улыбалась — совершенно без ехидства, наоборот, открыто и приветливо.

— Ну, отчасти ты действительно права, — задумчиво произнесла Венера, отодвигая почти нетронутую тарелку с фруктами. — А что ты хочешь узнать? Что тебе нужно для книги?

— Ну… — Айрин задумалась. — У тебя есть спящий? Или нет?

Венера нахмурилась.

— А если я не хочу говорить? — спросила она.

— Тогда я спрошу кого-нибудь другого, — пожала плечами Айрин. — Я же не буду никого заставлять, правда?

— Понятно. У меня есть спящий, девочка. Конечно, есть. Я же не какая-то ущербная.

— И кто он? — с интересом спросила Айрин.

— Мой сын, разумеется, — Венера с гордостью вздернула голову. — Он спит для меня, потому что я его мать.

— Спасибо, — Айрин вытащила из сумки заранее приготовленный блокнот. — Скажи, а он… сколько ему лет? Он ребенок?

Венера отрицательно покачала головой.

— Уже нет, — ответила она еле слышно. — Он… он выглядит… словно он средних лет. Но раньше был ребенком, да. Это Берег шутит надо мной, но я не отступлю. Это Берег издевается, старит моего мальчика. Я знаю, что под этим мороком мой беззащитный маленький сын, моя крошка. То, что лежит по ночам в моем доме… оно уже не совсем мой сын. Это морок. Фальшивая оболочка. Я узнаю в мороке знакомые черты, но знаю, что… — Венера осеклась. Отпила залпом половину стакана сока, который незадолго до того принес ей Ахельё. — Что на самом деле всё не так.

— Печально, печально, — покивала Айрин. — Скажи, а что ты испытывала к нему, когда он появился? И как всё было дальше?

— Когда он появился первый раз, я не узнала его. Испугалась. Потом… спросила совета, мне всё объяснили. И я стала ждать. И каждую ночь видеть своего мальчика. Я очень переживала за него. Когда он болел…

— Он болел? — удивился Айрин.

— Конечно. Все дети болеют, даже если их хорошо закаливать. Это всё чертовы прививки виноваты, которым проклятые убийцы травят наших детей. Так вот, когда он болел, я ухаживала за ним. Сбивала температуру, сидела с ним рядом целыми ночами, а иногда и днями. Бинтовала коленки, если он их обдирал. Ставила примочки на ссадины и шишки. Мальчики… — Венера усмехнулась. — Мальчики вечно находят себе разные приключения. Но потом я заметила, что он начал меняться.

— Расти? — уточнила Айрин.

— Меняться! — с нажимом поправила Венера. — Стал вытягиваться, становиться тоньше. Ему так шла эта очаровательная припухлость… и я начала бороться с этим.

— Как же? — Айрин вдруг почувствовала себя неуютно.

— Делала кровать короче, поставила ограничители в изголовье и ноги, потом поставила с боков, — принялась перечислять Венера. — Потом даже рискнула и сходила в горы, набрать нужных трав. Мне посоветовали травы, из них нужно было делать отвар, и поить им спящего…

— Зачем? — удивилась Айрин.

— Я прошла лабиринт, и на выходе получила ответ. «От жизни нет в саду трав». Да, в моем саду таких трав действительно не было, и пришлось отправляться в путь. Страху я там натерпелась… — Венера поежилась. — К сожалению, эти травы ненадолго помогли. Вроде бы перестал меняться, а потом начал снова.

— Может быть, он всё-таки просто вырос? — робко спросила Айрин.

— Как он мог вырасти, если я не изменилась? — Венера посмотрела на Айрин, как на дурочку. — Я-то ведь точно такая же! Я что, себя в зеркале не вижу? Если я не изменилась, то и он не должен. Значит, морок. Значит, дурит меня Берег, подсовывает вместо моего мальчика невесть кого.

— А как ты попала на Берег, Венера? — спросила Айрин беззвучно.

— Как, как. Как и все. Заехала не туда, видимо. Меня бросили. Опоили и бросили. Не знаю я, — Венера отвернулась. — Я не знаю. Знаю, что тут не толстеют почему-то. Может, воздух тут такой… и мальчика своего можно только по ночам видеть. Не знаю я больше ничего. И знать не хочу. Мне надо найти сына, чтобы с ним быть. Я найду, где он не спит, где он настоящий. Уеду отсюда. Отдохну тут еще немножко, и уеду. К нему. К малышу. К куколке моей. А на счет пробежек ты не права, Айрин. Пробежки имеют смысл. Потому что благодаря им и диете я сохраняю спортивную форму, и мой мальчик меня узнает. Не толстеть — это одно, а хорошая спортивная форма — совсем другое.

«Пропасть, — подумала Айрин отрешенно. — Это настоящая пропасть. Какая же у нее каша в голове, оказывается. Вроде бы сначала говорила адекватно, а потом… вон оно как. Нет, этот разговор надо заканчивать. Потому что это безумие».

— Спасибо, Венера, — кивнула Айрин, закрывая блокнот. — Ты разрешишь вставить твои слова в книгу?

— Валяй, — Венера усмехнулась покровительственно. — А у тебя самой спящий есть?

— Есть, — равнодушно пожала плечами Айрин. — Парень какой-то. Видимо, в меня влюблен.

Говорить правду про своих спящих ей вдруг расхотелось.

— Симпатичный хоть? — прищурилась Венера.

— Ничего так. Мне нравится.

— Ну и славно. Ладно, девочка, пойду я, — Венера встала. — Ахельё, спасибо за завтрак. Нутта, пойдем! Если будешь столько есть, растолстеешь, и не сможешь бегать…

…Когда Венера и Нутта скрылись из виду, Ахельё, с минуту помолчав, произнес:

— Страшно, да? Она здесь очень давно. Сумасшедшая.

— Сколько? — шепотом спросила Айрин.

— Почти столько же, сколько я, — Ахельё помрачнел. — И все время что-то новое придумывает. То говорит, как тебе, то рассказывает, что ее похитили, с сыном разлучили, то доски где-то доставала, чтобы к кровати прибивать. Я-то догадался, что с ней случилось. А другим, похоже, всё равно…

— А что с ней? — спросила Айрин.

— Говорю же, она сумасшедшая. Примерно как я. Меня родные ребенком закрыли, Таенн сказал, что из-за денег, а ее родные уже взрослой закрыли, потому что с ума сошла. Был у нее сын, да и сейчас есть. Его она и видит. Но не верит, что он уже давно взрослый. И пытается… — Ахельё махнул рукой. — Ты сама слышала. Уж не знаю, девочка, что ты задумала, но с такими, как Венера, лучше поосторожнее.

— Разве Берег не возвращает человеку разум? — спросила Айрин. — Тело безумно, и душа безумна?

— Не у всех. Но у некоторых — да. Если душу разъест такая же злость, спесь, и презрение, как разъели ее душу… — Ахельё не договорил. — Это не способен вылечить никакой Берег. Видела, как дерется Нутта?

Айрин кивнула.

— Нутта и есть ее злоба, — пояснил Ахельё. — Но, замечу, Венера все-таки живет в раю. Носит немножко ада в себе, а живет в раю. Хитро, правда?

— Наверное. А что я задумала… Ахельё, я хочу еще поговорить с людьми. Просто… мне это нужно. Хочу кое-что понять. Для себя.

— А книга?

— Можно и книгу, — кивнула Айрин. — Если мне хватит времени. Знаешь, если я и правда ее буду писать, первой я поставлю твою историю. Про цветы. Она мне очень понравилась.

Ахельё улыбнулся.

— Пока никого нет, положу-ка я тебе омлета, пожалуй, — предложил он. — Чувствую, ты сегодня у меня надолго.

* * *

Когда колокольчик звякнул в следующий раз, возвещая о прибытии нового гостя, Айрин уже управилась с омлетом, и пила вторую по счету чашечку кофе.

— О, Савел, привет! — обрадовался Ахельё. — Лёд, заходи, не стесняйся. Что тебе сделать? Холодный кофе хочешь? День сегодня намечается жаркий…

— Привет, друг. От кофе не откажусь, — Савел пошел, сел за столик рядом с Айрин. — Привет, девочка. Что-то ты рано сегодня.

— С самого утра сидит, — гордо сообщил Ахельё. — Книгу решила писать. Хочет с людьми говорить. Да, Айрин?

— Верно, — усмехнулась та. — Потому и сижу.

— И что это будет за книга? — Савел с интересом посмотрел на Айрин.

— Про спящих, — объяснила девушка. — У кого какие спящие бывают, как это вообще всё выглядит…

— А у тебя самой что, недавно появился? — прищурился Савел.

— Почему недавно? — удивилась Айрин. — Давно уже. Очень симпатичный парень.

— Парень? — кажется, Савел немного опешил. — У тебя?

— Ну да.

— Странно, — Савел задумался. — Детей у тебя вроде нет. Очень странно. Ты, конечно, прости, но я возраст вижу. И тебе, прости, не двадцать. Равно как и мне.

— И что с того? — пожала плечами Айрин. — Может, это любовь такая.

— Очень необычная любовь. Ну да ладно, мне-то какое дело, — Савел пожал плечами. — Так что ты хочешь узнать про спящих?

— Что не жалко рассказать. Вот кто спит для тебя? — Айрин ожидала, что он скажет про женщину. Неважно, какую. Мать, сестра, любимая. Но ответ Савела ее удивил. Сильно удивил.

— Как его зовут — я не знаю, — покачал головой Савел. — Помню, что мы вроде бы в десанте служили вместе. Помню его в форме, себя в форме. Скафандры наши помню. Смешное что-то. И чувствую к нему симпатию. Всегда вечером зайду, укрою, и пожелаю — спи, брат, хорошо, а если умирать, то пусть быстро будет.

— А кто он тебе? — Айрин снова вытащила блокнот.

— Видимо, друг. Судя по тому, что я к нему чувствую, это мой лучший друг, — Савел усмехнулся. — Знаешь, о чем я жалею?

— И о чем же?

— О том, что не могу разбудить его. Познакомить со Льдом. Что мы никогда не пойдем вместе в наши горы, — Савел глянул вверх. — Любимая у меня была, кажется… но любовь проходит, а дружба остается. Даже когда имена теряются. Вот не помню я его имя, а это неважно, оказывается.

«Хреновый из тебя информатор, Таенн, — подумала Айрин. — Вот тебе и любимая».

— Слушай, а он когда-нибудь болел? — с интересом спросила Айрин.

— Все болеют, — философски пожал плечами Савел.

— А ты ему как-то помогал?

— Лёд помогал, — Савел рассеянно погладил волка по голове. — Лежал рядом, лечил. У тебя твой парень заболел, что ли?

— Нет, просто интересно, — отмахнулась Айрин. — Не знала, что гуарды помогают.

— Лёд не гуард, он фамильяр, и поэтому умнее, — поправил Савел. — Айрин, скажи… спорим, что ты думала… хм… что у меня дома спит женщина?

Айрин кивнула. Спорить действительно не было смысла.

— Значит, Таенн разболтал. Я ведь ему соврал. А он поверил.

— А зачем ты ему соврал?

— А зачем ему моя правда? — прищурился Савел. — Вот сейчас я сказал правду — тебе. Просто потому что мне так хочется. А при Таенне я ничего не буду говорить про своего брата, а лучше придумаю про девушку. Знаешь, мой брат… то есть мой лучший друг… ему ведь под сто семьдесят. Он уже давно не молод, хоть и держит форму. Он служит. Исправно служит до сих пор. И никакого Таенна не касается наша дружба.

— В книгу это можно будет поставить? — спросила Айрин.

— Можно, — кивнул Савел. — Только имя поменяй. На любое, мне неважно. Хотя можешь и моё оставить. Когда я уйду отсюда — а я непременно уйду, как только уйдет он — мне будет всё равно. Тем более что это моё ненастоящее имя, как ты понимаешь.

— Хорошо. Савел, когда я напишу про тебя, я тебе дам прочесть, — предложила Айрин. — Если тебе не понравится, перепишу. Так пойдет?

— Вот это хорошая мысль, — согласился Савел. — Ахельё, что на завтрак дашь? Оладьи есть?

— Оладьев нет, омлет есть. Будешь?

— Давай. И Льду мяска нарежь, а то мы сегодня на прогулку собрались, а я, растяпа, из дома ему еды не захватил…

* * *

Анежа пришла не одна, а в компании с Унарой. Правда, Унара задерживать в кафе не стала, взяла две бутылки имбирного лимонада, и пошла на пляж. Ну а как же, у нее же режим, ведь надо и искупаться успеть, и домой придти, чтобы покушать вовремя, и убраться…

— Доброе утро, Ахельё, — заулыбалась Анежа, проводив подругу до дверей. — Ты сегодня кормишь сладкоежек, или мне придется идти за мороженым куда-то еще?

— Кормлю, не сомневайся, — засмеялся Ахельё. — Кофе тебе с корицей сделать? Гляссе?

— Телепат ты наш любезный. Сделай, — Анежа села за стол, и тут же ей на голову приземлился синий попугайчик. — А Гошеньке, если можно, зерновую палочку с медом дай, пожалуйста. Иначе он мне повыщипывает все волосы.

«А ведь она старая, — подумалось Айрин. — Вот сейчас я посмотрела на нее так же, как смотрел на меня Савел, и поняла, что она старая. Савелу я старой не кажусь, наверное, он просто знает, что мне не двадцать… а тут, вот сейчас, я вижу, что Анеже почти под сотню. Что-то ее выдает. Что-то общее — не выражение глаз, не осанка, не манера говорить. Что-то большее. Понять бы».

— Анежа, привет, — улыбнулась Айрин. — Можно с тобой посидеть?

— Садись-садись, только рада буду, — заулыбалась в ответ Анежа. — И котик пусть тоже. Как твои дела?

— Хорошо. Вот, задумала книжку писать, — Айрин пересела за столик Анежы. — Про спящих. Сижу тут, в кафе, всех приходящих расспрашиваю — у кого какие спящие, если есть, как к ним люди относятся, какие проблемы с ними бывают.

— А книжку потом куда денешь? — кажется, этот вопрос волновал всех, Анежа исключением не стала.

— Отдам трансфигураторам, пусть раздают всем желающим, — сообщила Айрин. — Есть у тебя спящие? Можешь про них рассказать?

— Есть, как не быть, — Анежа вздохнула. — Муж мой. И дочка. Муж совсем старенький, дочка тоже не помолодела. Как отношусь? Жалко мне их. Скучаю по ним. Как жили мы, почти не помню. Помню только, что вроде бы хорошо.

— А почему жалко?

— Потому что расстаться придется скоро. И уже насовсем, — Анежа погрустнела. — Я же ведь не Венера безумная. Всё правильно понимаю. Говорила я с Двойными когда-то… давно еще, как сюда только попала… ну, которые Скалолазы сейчас, поют они… они ж навроде Таенна, только поумнее малька… Так вот они тогда правильно сказали: у каждого свой удел, своя жизнь. Пожили вы вместе, пора дальше идти. Но всё равно грустно.

— Ты скучаешь по той жизни? — удивилась Айрин.

— Как можно скучать по тому, что не помнишь? — спросила в ответ Анежа. — Воспоминаний нет, и потому скучать нужда не появляется. Тут другое, девочка моя. Это любовь, наверное. Когда даже имени не знаешь, а родное чувствуешь, и душа тревожится. Муж болеет, дочь болеет — я по полночи не сплю, сижу рядом, чуть не плачу. Так выходит, что если им хорошо, то и мне хорошо. Им плохо, и мне плохо.

— А ты… ты не пробовала им как-то помогать? Ну, лечить там, когда болеют, или еще что-то делать?

— Нет, — покачала головой Анежа. — Двойные объяснили, что их нету тут на самом деле. Поэтому даже если сильно захочу, всё равно помочь не сумею. Да и они мне не помогут. А у тебя самой есть кто?

— Есть. Парень молодой, симпатичный. Тоже ни имени не помню, ни кто он, — махнула рукой Айрин. — Но симпатию тоже ощущаю.

— Может, брат младший твой, — предположила Анежа. — Или другой родич. Всякое бывает. Видишь, про меня особо и писать-то нечего.

— А я всё равно напишу, — улыбнулась Айрин. — Ой, какой кофе! Ахельё, ты можешь мне тоже сделать такой?

— Уже несу, — сообщил Ахельё из-за стойки. — Я сделал сразу два. Моя работа — угадывать мысли клиентов. В этот раз я угадал?

— Не то слово, — Айрин покачала головой.

— Парой часов раньше одна девушка грозилась лопнуть, — заметил Ахельё. — Не подскажешь, как ее звали?

— Она передумала. Давай уже кофе, искуситель!

* * *

Феликс появился днём, Айрин к тому моменту успела сходить на общий пляж искупаться, и вернулась обратно. Пришло обеденное время, посетителей в кафе прибавилось, и больше часа Ахельё бегал, как заведенный, а Айрин в обществе Шилда предпочла перебраться в дальний уголок.

Итак, Феликс пришел после обеда, когда поток посетителей иссяк. Точнее, первым появился не Феликс, а его пес Мальчик, который нес в пасти объемистую сумку с пляжными принадлежностями. Увидев пса, Ахельё тут же выбежал из-за стойки, и забрал у того поклажу.

— Опять забыл, да? — поинтересовался он.

Мальчик негромко гавкнул, и замел по полу хвостом.

— Ну, как всегда, — Ахельё поставил сумку на стул. — Садись, дорогой, сейчас дам тебе холодной водички и кусок курочки.

При слове «курочка» пес завилял хвостом еще сильнее.

— Он забыл, а ты его опередил, — констатировал Ахельё. — Так ему и надо. Болтает, небось, с кем-нибудь. Айрин, девочка, иди сюда, скоро Феликс подойдет. Ты, вроде, с ним поговорить тоже хотела?

— Хотела, — Айрин подхватила книгу и стакан с лимонадом, и снова пересела за стол рядом со стойкой. — Мальчик, привет! Жарко, да? Шилд, не трогай Мальчика за хвост! Это не игрушка!

— О, а вот и хозяин пожаловал, — ухмыльнулся Ахельё, услышав звон колокольчика и крик попугая. — Здравствуй, Феликс. Что-то ты поздно сегодня.

— Представляешь, я потерял сумку, — Феликс, стоя на пороге, обмахивался мятой белой шляпой. — Такая жарища!.. Может, я перегрелся немного? Хотя это чушь, конечно. Но факт остается фактом — заговорился, понимаешь, с Плюшевым, отошли в сторонку, а сумка…

— Да вот твоя сумка стоит, Мальчик принес, — Ахельё кивнул в сторону стула. — Ты всё-таки растяпа. Рубашка у тебя красивая, шорты белые, а сам растяпа.

— Ну да, — виновато развел руками Феликс. — Есть немножко.

— Привет! — махнула ему рукой Айрин. — Ничего страшного. Мальчик сумку принес? Принес. Значит, всё хорошо.

— Ну, если так посмотреть, то да, всё в порядке. Мальчик хороший, Мальчик умница, — Феликс погладил пса по голове. — Без Мальчика я бы пропал…

— А я книжку решила написать, — с места в карьер начала Айрин. — Про спящих. Чтобы потом раздавать через трансфигураторов всем, кому она потребуется.

— Забавная идея, — Феликс вдруг посерьезнел. — А с чего вдруг?

— Ну… захотелось, — Айрин замялась. Взгляд Феликса вмиг утратил почему-то обычное застенчивое благодушие, сейчас, казалось, Феликс смотрит сквозь нее — не очень приятное ощущение.

— У тебя кто-то есть в доме, — Феликс не спрашивал, он утверждал. — Этот кто-то плохо спит. Ты переживаешь. Я прав?

Айрин кивнула.

— Ммм… ты поговорила с Таенном, — Феликс усмехнулся. — В принципе, он ответил тебе верно. Но ты решила удостовериться, и стала спрашивать других. В том числе и меня. Так?

— Не совсем, — покачала головой Айрин. — То, что ты сейчас рассказал — совершенно правильно. Но я некоторое время думала, и… понимаешь, я хочу сравнить. Сравнить, записать, сделать… ну, как бы подсказки, что ли…

— Девочка, ты лукавишь, — погрозил пальцем Феликс. — Нет, не передо мной. Перед собой. Ты ведь прекрасно осознаешь тот факт, что эта книга будет никому не нужна.

— Почему?..

— Потому что ее некому будет читать. Таких любопытных и въедливых, как ты — единицы. Причем единицы на тысячи. Запомни одно главное правило: никому, ничего, и никогда не нужно. Ты потратишь на какое-то дело все свои силы, ты будешь кричать до хрипоты, ты умрешь, растратив себя полностью, а люди пройдут мимо, и даже этого не заметят. Ты действительно хочешь такой судьбы для себя?

— Да, — шепотом сказала вдруг Айрин, сама удивившись, откуда у нее взялось это самое «да». — Только тут речь уже не о книге.

— А вот это верно. Молодец. Так что ты хочешь узнать? Как помочь своим спящим?

Айрин закивала.

Феликс улыбнулся ей мягкой отеческой улыбкой.

— Будь собой, это первое. Не делай ничего специально. Если ты хочешь погладить кого-то по голове — гладь. Укрыть одеялом — укрой. Песню спеть — пой. Попроси Шилда — это тебе Таенн уже советовал — побыть рядом. Поняла?

— Да. Феликс, а у тебя есть спящие? — спросила Айрин.

— Уже нет, — покачал тот головой. — Я ведь и в самом деле очень стар. Все те, что раньше спали для меня, умерли. Ушли дальше, но сразу, минуя Берег. Да, самое главное. Твоим спящим нужен покой, а не чужой догляд. Поэтому гони Таенна в шею, если вздумаешь кому-то помогать. Про животных он тебе что-то говорил?

— Мало. Я знаю, что Шилд умеет навевать сон, и… и, наверное, всё, — покачала головой Айрин.

— «Навевать сон», какая романтика, — Феликс рассмеялся. — Да, верно. Но это далеко не всё.

— Не всё? — Айрин удивилась. — Они могут еще что-то?

— Конечно. Животные могут, например, залечивать раны. Ты слышала такое выражение — сон лечит? Это оно и есть. Животные так же могут продлять сон, могут показывать во сне спящим того, кто хочет с ними связаться, и, в исключительных случаях, могут пробовать передать спящему какую-то информацию. Проблема в том, что животные не мыслят словами, а толковать передаваемые ими образы — сложно. Чаще всего спящие просто не понимают, что именно им снилось.

— Откуда ты это знаешь? — удивилась Айрин.

— У разных людей и нелюдей — разная степень осведомленности, — Феликс вздохнул. — Скажем так. О существовании Берега я знал до того, как попал на Берег. Откуда — не важно. Но когда я попал сюда, я был к этому готов.

— А ты сам просил Мальчика, чтобы он…

— Да. С его помощью я попрощался с женой, в момент ее ухода в Запредел. Мальчик очень сильный фамильяр, и он сумел передать моё послание.

— Феликс, а ты сам… человек? — замирая от собственной дерзости спросила Айрин.

— Сама как думаешь? Нет.

— А кто ты?

— Это совершенно неважно, — Феликс вновь водрузил на голову шляпу. — Ахельё, чем можно пообедать? Только холодненькое чтобы, а то ужасная жара.

— Сейчас всё сделаю, — Ахельё вышел в зал. — Айрин, он напугал тебя, да? Эх, Феликс, Феликс, какой ты всё-таки трепач. Мягче надо быть, уступчивее. Аккуратнее.

— Аккуратнее некуда, — Феликс улыбнулся. — Айрин, знаешь что? Сходи к монаху. Да, ты его видела. Который с волком. Придумай, как с ним поговорить. Он, между прочим, многое знает.

— Он? — удивилась Айрин. — Но он же просто служитель какого-то культа. Я даже не знаю, какого именно.

— А это тоже неважно, — Феликс прищурился. — Служители хороши тем, что знают массу секретов. Вот только честных среди них практически не встречается.

— Мне его жалко почему-то, этого монаха. Это ведь больно.

— Заслужил. Ты можешь пообщаться с ним.

— Но как? — удивилась Айрин.

— Ему запрещено говорить. Но он может что-то написать, — вполголоса произнес Феликс. — Волки, замечу тебе, писать не умеют. И читать тоже.

— Понятно… спасибо, Феликс, — Айрин встала. Шилд вышел из-под стола. Он понял, что, видимо, они сейчас направятся домой.

— Пожалуйста. И еще раз повторю: во время общения со спящими гони Таенна в шею. По возможности. Да, я в курсе, что он встретил друзей — слухи быстро расходятся. Но, девочка, это твои спящие, а не его. Запомни это хорошенько.

 

6

Шелковый лабиринт

Пыльная серая площадь была вся испещрена буквами. Буквами и следами, человеческими и волчьими. Человек и волк уже отошли в сторону, и стояли сейчас на узкой дорожке между двумя заборами. Стояли и ждали. Волк занял позицию между своим хозяином и Айрин — чтобы, в случае чего, броситься. На кого? Уж точно не на девушку и ее кота. Монах (Айрин стала называть его про себя так же, как назвал Феликс) сделал несколько шагов назад, волк переместился следом.

«…никакой возможности прощения». Рука, которой были выведены в пыли эти слова, дрожала, в нескольких местах строчку разрывали мягкие следы больших волчьих лап. «…что я столько лгал. Внушал им правила, а сам верил только в деньги. И любил я не женщину. Мужчину. Надеялся, что он будет спать для меня, но он так и не появился. Поделом мне. Он не любил меня, только притворялся, чтобы я его не тронул. У меня была власть. Я знал про Берег, думал, что купил Берег. Купил не Берег, а память, волка, и немоту. Нельзя Его обмануть. Меня никогда не простят. Жду, что умру, и всё позабуду. Там не будет хотя бы волка. Наверное. Если я тебя обманывал тоже, прости меня. Я тебя не помню. Ты чистая девочка. Для таких, как ты, есть выход с Берега. Обратно. В жизнь. Я знаю, что были те, кто сумел вернуться. Их немного, но они были. И будут. Сам я их не видел, но у нас знают, что вернуться можно, и знают, как. Только этот способ подходит не всем.

Я очень хочу есть».

— Вы можете подойти чуть ближе? — спросила Айрин. Волк тут же оскалился и зарычал. Кот вышел вперед и, выгнув спину дугой, зарычал в ответ.

Монах посмотрел на зверей, потом неуверенно кивнул. Сделал пару шагов вперед. Волк зарычал еще громче.

— Достаточно, — Айрин полезла в сумку. На свет появился большой пакет с пирожками, которые она напекла сама еще утром. — Сначала не ловите. Пусть он отвлечется.

Первый пирожок волк схватил налету, и тут же проглотил, второй придавил правой лапой, третий попытался поймать пастью, но промахнулся. Следующий пирожок Айрин кинула уже монаху, тот сумел его поймать, и ту же сунул куда-то, кажется, в карман. Еще пирожок, и еще, и еще, и еще… почти полтора десятка пирожков перекочевали в результате в карманы монаха, остальные, к сожалению, перехватил волк.

— Я постараюсь придти завтра или послезавтра, еще принесу, — пообещала Айрин, отходя на безопасное расстояние. — Вы мне расскажете, что это за способ такой?

Монах медленно кивнул. Откусил половину пирожка, проглотил, даже не жуя, потом присел на корточки, и снова стал что-то писать по мелкой пыли, покрывавшей дорогу. Потом встал, отряхнул ладони, поклонился — поблагодарил, поняла Айрин — и пошел, в сопровождении волка, прочь. Выждав, пока они скроются за поворотом, Айрин подошла к новой надписи.

«Огромное спасибо, — прочла она. — Очень вкусно. Чтобы вернуться, надо сначала просить своего спящего, чтобы он помог. Разговаривать с ним, побольше и почаще. Просить его помочь тебе. Это первый шаг. Следующий расскажу потом. Только пирожков захвати побольше».

— Торгаш, — пробормотала Айрин. — Хитрый торгаш. Информация в обмен на пирожки, каково? Деньги, значит, любил? Раскаялся, значит? Вижу я, как ты раскаялся. Хитрюга…

Ей вдруг стало смешно.

Шилд подошел к надписи, задумчиво посмотрел на неё, а потом принялся неспешно и обстоятельно скрести вокруг передней лапой — закапывать. Если кот что-то закапывал, это означало, что кот это что-то презирает до глубины души. Потому что всем отлично известно, что именно чаще всего закапывают коты.

— Да ладно тебе, Шилд, — махнула рукой Айрин. — Не трать время. По крайней мере, мы теперь знаем, что Феликс оказался прав про монаха. Он действительно что-то знает. Но сразу не расскажет. Но я, кажется, нашла к нему правильный подход. Голод не тетка. А пирожки у меня получаются весьма неплохие, и очень даже сытные.

Шилд последний раз поскреб лапой рядом со словом «побольше», потом отошел в сторону, сел на обочину дороги, и принялся умываться.

— Пойдем, — попросила Айрин. — Надо сходить искупаться, и пообедать, наверное. А то мы собирались а Таенном в лабиринт, и что-то мне не хочется в нём бродить на голодный желудок.

Про голодный желудок кот был совершенно согласен. Он встал, поднял хвост трубой, и степенно пошел вдоль по улице — в прямо противоположном направлении тому, в котором ушли монах и волк.

* * *

— Если идти через верх, то недалеко, — сообщил Таенн. — Поднимемся по главной лестнице, пройдем совсем немного по асфальту, и спустимся в другой части Берега. Как раз к Шелковой скале.

— И там этот лабиринт, да?

— Угу.

— Шелковый?

— Да. Потому что это здание стоит рядом со скалой. Ну и сам он тоже шелковый. Увидишь, — объяснил Таенн.

— А как же терновник? — запротестовала Айрин. — Там же терновник вырос, и очень быстро. Я помню.

— Терновник всегда вырастает быстро. И так же быстро уходит. Айрин, сейчас ты не собираешься покидать Берег, ведь так? — уточнил Таенн. Айрин кивнула. — А тогда, в первый день, у тебя могла возникнуть такая мысль. Именно поэтому терновник и закрыл дорогу. Чтобы ты случайно не попробовала вернуться.

— Интересно, как отсюда можно вернуться случайно, — хмыкнула Айрин. — Отсюда, по-моему, вообще вернуться невозможно.

Это была проверка. После разговора с монахом Айрин стало интересно — знает ли про возвращения Таенн? А если знает, то что он про это думает? Очередная «местная легенда», или…

— Вернуться возможно, — вздохнул Таенн. — Но не тебе, девочка. Уж прости, но в такое тело, как твое, не возвращаются. Тебе некуда возвращаться.

— Ясно, — протянула Айрин. — А жаль. Но что с моим телом такое?

— По сути, оно мертво. Полностью остановлено. Если его попробовать запустить, оно, может быть, и оживет, но протянет дня два-три, а потом умрет уже окончательно. Айрин, не мучай меня, — попросил Таенн. — Я тебя вижу не так, как всех остальных. Я не понимаю, что с тобой произошло, что с твоим телом случилось. Я не знаю, где ты сейчас, и кто ввел твое тело в такое состояние. Прости. Но я ничего не знаю больше.

— Может быть, это они сделали? Ну, мои спящие? — предположила Айрин.

— Не думаю, — покачал головой Таенн. — Твои спящие работали агентами. Потом вроде бы занимались научной работой, если точно — межпространственным моделированием и топологией. А для того, чтобы такое сделать с телом, надо быть, как минимум, врачом. Причем достаточно высокого уровня. И нужно иметь кучу аппаратуры. Так что я не думаю, что это они сделали. Это кто-то еще. И я понятия не имею, кто. И, главное, зачем.

— Да уж, — Айрин вздохнула. — Ну и ситуация.

— И не говори. А зачем тебе знать про возвращения? — запоздало удивился Таенн.

— Да так, просто, — Айрин пожала плечами. — Слышала на пляже, интересно стало. Венера вон возвращаться собирается, к сыну…

— Айрин, Венера — ненормальная, — пояснил Таенн. — Ты это, кажется, уже поняла. Она, кстати, могла бы вернуться, тело сохранно, но беда в том, что Венера не осознаёт, и никогда не осознает, где она находится, и что с ней произошло. Поэтому никакого возвращения не будет. И мы все обречены еще очень долго наблюдать за ее пробежками по набережной. И Ахельё она будет донимать своей диетической едой.

— Да, донимать она умеет, — засмеялась Айрин. — Вчера утром я сидела в кафе, так она зашла, и полчаса мучила бедного Ахельё своими глупостями.

— Ты, говорят, собираешься про спящих книжку писать? — спросил Таенн.

— Ну да. Вчера как раз народ опрашивала, — кивнула Айрин. Остановилась, вытащила из сумки блокнот, протянула Таенну. — Заодно и про своих спящих многое разузнала. Ну, не про них, а про то, что с ними делать. Попробуем вечером, после лабиринта?

Таенн тяжело вздохнул, и отдал ей блокнот обратно.

— Феликс, значит, — пробормотал он. — Благообразный мужчина в белой шляпе. Робкий забывчивый мямля. Ну-ну. Знала бы ты, кто он на самом деле…

— Ты рассказал, что он старый дедушка, и доживает свои дни в окружении семьи, — напомнила Айрин невозмутимо. — Выходит дело, ты мне соврал, Таенн? А зачем?

— Нет, про то, что он старый дедушка — чистая правда. Он патриарх семьи, вот только семья не человеческая. А еще он занимал один из самых высоких постов в структуре, которая в его родном мире находится на стыке религии и политики. Феликс — черный греван, со стажем служения полтысячи лет. Он действительно не человек, Айрин. И очень непростой не человек. При других обстоятельствах я бы посоветовал тебе держаться от Феликса подальше.

— При других? А при тех, которые есть? — с интересом спросила Айрин.

— Делай, что хочешь, — Таенн отвернулся. — Это твоя жизнь и твоя судьба. А я… попробую помочь в меру своих сил. Если сумею. Кстати, мы почти дошли до асфальта. Иди теперь следом за мной, а то еще вылезет терновник, и ты еще обдерешь, чего доброго.

* * *

Дорога была та самая, на которой Айрин впервые осознала себя в Мире Берега. Таенн первым ступил на согретый солнцем асфальт, затем протянул Айрин руку — у лестницы, по которой они шли, не хватало двух верхних ступенек. Шилд с легкостью вспрыгнул на дорогу сам, понюхал ее, чихнул, раздраженно дернул хвостом.

— Да, сложное место, — согласился с котом Таенн. — Но ничего. Нам совсем близко. Два поворота, и снова вниз.

— А мы не увидим тех, кто тут появляется… так же, как появилась я? — с интересом спросила Айрин.

— Нет, — покачал головой Таенн. — И они не увидят нас.

— Но у меня же есть кот.

— И что? Это дорога. А на дороге человек всегда один, девочка. Пошли, нам надо поспешить.

Ни сосну, ни лавочку они так и не увидели. Айрин подумала, что, скорее всего, сосна и лавочка находятся дальше, и до них просто не дошли, но Таенн объяснил, что сосна и лавочка — а точнее, точка прибытия — видны лишь тем, кто попадает сюда первый раз. Старожилы их увидеть неспособны.

По дороге они шли минут пять, потом Таенн остановился, огляделся — и полез в кусты, которые, о чудо, тут же стали перед ним расступаться, образуя неширокий зеленый коридор. Айрин, секунду поколебавшись, последовала за ним, кот проскочил у нее под ногами. Судя по шороху за спиной, кусты по мере их продвижения вниз тут же смыкались обратно.

— Хорошее место, — с удовольствием констатировал Таенн, когда они, наконец, выбрались на мощеную дорогу, ведущую вниз. — Заметила? Это не терновник. Они не колючие.

— По-моему, это вообще смородина, — удивленно заметила Айрин. — Только я не поняла, какая. Красная или черная. Но пахнет смородиной. Странно.

— Говорю же, это очень хороший участок Берега.

— Тот, где я живу, хуже?

— Строже. Сюда… — Таенн задумался. — Сюда попадают по большей части невинные. Совсем невинные. Невинные по своей природе.

— Дети? — с интересом спросила Айрин.

— С чего ты взяла, что дети невинные? — удивился Таенн. — Дети самые обычные, причем все. У них просто тело еще не выросло. Чтобы стать невинным, надо быть невинным, а не так… Глупость какая-то. Невинные дети. Это надо же.

— Ну, вообще-то везде считается, что дети невинные, потому что не успели согрешить, — возразила Айрин. — Вот уж что, а это я из прошлой жизни помню.

— Ты сама дала ответ на свой же вопрос. Ты помнишь — из прошлой жизни. А они — запросто тащат свои грехи и гадости из прошлой жизни в новую. Да, конечно, многие религии отрицают реинкарнацию, потому что уж очень неудобная это штука, — Таенн засмеялся. — А многие трактуют ее неправильно.

— А что есть на самом деле? — с интересом спросила Айрин.

— Добровольный выбор есть, — пожал плечами Таенн. — Все и всегда выбирают сами, что с ними будет. Уйдут ли они дальше, в запредел, или выйдут на новый круг в материальный мир, который тебе знаком. Есть, правда, редчайшие исключения, но про них я сейчас говорить не хочу.

— А что это за исключения такие?

— Это называется возвратным кругом, — Таенн поскучнел. — Я видел… в общем, есть в мире кое-кто, кто добровольно идет обратно, сохраняя при этом память. Не всю, но значительную часть. И не выходит на Берег для этих переходов. Но это, девочка, к предмету нашего разговора отношения не имеет.

Айрин пожала плечами. Не имеет, так не имеет. Она принялась оглядываться вокруг, и тут же поняла, что да, действительно, эта часть Берега сильно отличается от той, в которой жила она сама.

Тут не было заборов. Вообще. А на месте калиток стояли обычно простые деревянные столбики, на некоторых из которых имелись маленькие таблички. Айрин подошла к одной из них. «Минус девяносто восходов, — прочла она. — Я пока в раздумьях. Просьба не беспокоить. О принятии решения сообщу заранее». Айрин перешла на другую сторону дороги. Еще одни столбики, и еще одна табличка. «Закат через сто двенадцать. Решение принято. О дне ухода сообщу, просьба немного подождать».

— Это они что… они так общаются с Черными? — безмерно удивилась Айрин.

— Ну да, — пожал плечами Таенн.

— И те слушаются?

— Не всегда. Но частенько.

— Подожди. То есть они добровольно выбирают день, и…

— Именно так, — кивнул Таенн. — И почти всегда этот день совпадает с появлением Черных. Кстати, тут почти никто не кричит. И почти никого не забирают насильно.

Айрин с сомнением поглядела на него.

— Это, наверное, какие-то особенные люди, — произнесла она задумчиво. — Хотелось бы посмотреть, что они собой представляют…

Она не договорила, потому что услышала звук, который меньше всего ожидала услышать — топот копыт. Айрин обернулась, Таенн тоже.

По дороге, откуда-то сверху, галопом летел конь, огромный конь. Золотистой масти (кажется, она называется соловой, вспомнила Айрин) с развевающейся гривой, с широкой грудью, мощный, прекрасный. На спине коня сидела всадница. Увидев всадницу, Айрин поняла, что мимолетное желание — посмотреть на местных жителей — исполнилось быстрее, чем она могла предположить.

Всадница оказалась самой настоящей красавицей, как из сказки. Загорелая высокая пышноволосая блондинка, одетая в бирюзовую блузу и светлые брюки, она сидела на коне уверенно, свободно, привычно. Завидев Таенна, блондинка осадила коня. Шагом подъехала к Таенну и Айрин.

— Привет! — сказала она. Голос ее оказался под стать внешности — красивый, чистый. — Таенн, ты к нам?

— Как видишь, Анна, — улыбнулся в ответ Таенн. — Куда ты так спешила?

— Сегодня большая регата, а потом фестиваль. «Ночные цветы», помнишь? Я немного опаздываю, потому что возилась с моими малышами. Ты надолго?

— Нет, мы по делу, — Таенн вздохнул. — Так что на эту регату я не попаду.

— Жаль. А что это за девочка? — блондинка скользнула взглядом по Айрин. — Ты из-за нее пришел?

— Ну да. Нам нужно в лабиринт, — объяснил Таенн.

— Так в чем проблема? — удивилась блондинка. — Отведешь ее, и пока она там будет, ты как раз успеешь посмотреть регату.

— В следующий раз, Анна, — покачал головой Таенн. — Мне жаль, но я, правда, не могу. Вы с Блеском сегодня просто прекрасны.

— Особенно Блеск, — засмеялась блондинка, гладя коня по шее. — Полосатый наконец-то расщедрился на десяток новых самочесов и щеток для него. Прости, Таенн, но если ты не идешь, то давай прощаться. Я не могу больше задерживаться. До встречи.

— До встречи, — Таенн снова улыбнулся. — Увидимся!

— Пока! — блондинка пришпорила коня, и вскоре скрылась из виду.

— Ну что, посмотрела? — без всякого выражения спросил Таенн.

— Ага, — кивнула Айрин. — Очень приятно было… ощутить себя пустым местом. Действительно, прекрасные люди. Ничего не скажешь.

— Это элита, — объяснил Таенн. — Они и на том свете ни в чем не знали отказа. Видала, какой гуард?

— Конь?

— Ага. Зовут Блеск. Тут и не такие гуарды есть. Есть, например, драконы. Воздушные, морские. Есть ламы. Есть тигры. Львы. Встречаются медведи, пантеры… ну и все в таком духе. Кстати, тут сплошь гуарды. Фамильяров почти нет.

— Понятно, — горько констатировала Айрин. — Если ты богат там, то, получается, и здесь…

— А что ты хотела? — пожал плечами Таенн. — Здесь только те, кто, скажем так, получил всё и сразу. Они не совершали ничего плохого. Деньги, которыми они владели, они не украли — либо унаследовали, либо получили от кого-то. Значит, они не делали дурного. Всю жизнь они провели правильно. Даже, в некотором смысле, праведно. Не пили, не курили, не воровали, не прелюбодействовали, не обманывали никого — у них просто не было нужды это для этого. И даже если тебе это не нравится, они по любым законам не нарушили никаких, гласных или негласных, правил. Тело Анны, уже пожилой, но всё еще красивой, лежит в элитной больнице, и не умрет еще очень долго — сама понимаешь, чем больше денег, тем длиннее жизнь. А сама Анна проводит время в ожидании развития и продолжения своей правильной жизни. Ожидает в сытости и неге. И без страха, потому что Черные будут вести себя с нею учтиво. А когда она умрет окончательно…

— Если мне кто-нибудь скажет, что в мире существует справедливость, я ему плюну в глаза, — звенящим от обиды голосом сказала Айрин. — То есть если ты всю жизнь был нищим и голодным, если ты, например, воровал, чтобы прокормить свою семью, то ты, выходит дело, и тут, на Берегу, окажешься… ведь ты будешь осознавать свою неправедность и накажешь сам себя… ну и ну… про то, что будет дальше, я даже думать боюсь.

— Это мироздание, — развел руками Таенн. — Его законы никто не отменял. То, что Анна так к тебе отнеслась, для Анны естественно. Поверь, она не чувствует к тебе вообще ничего. Ни раздражения, ни ненависти, ни злости.

— Ага, просто я для нее, как чемодан, который ты случайно притащил за собой в ее личный рай, и который теперь некуда поставить, — проворчала Айрин. Шилд, полностью разделяющий мнение своей хозяйки, фыркнул.

— Ну да, примерно так, — подтвердил Таенн.

— И часто ли ты проводишь тут время? — с подозрением спросила Айрин.

— Случается, — пожал плечами Таенн. — На самом деле не очень часто. Они забавные, но не более того.

— Вот интересно, — задумчиво произнесла Айрин. — Если я для неё мешающий чемодан, то кто же ты?

— Я? Мажордом, дворецкий, управляющий, — принялся перечислять Таенн. — В общем, слуга, но в довольно высоком статусе. Имеющий, так сказать, доступ к телу.

— И тебя это не смущает?

— Почему меня должно это смущать? Мне всё равно. Айрин, пойми — всё зависит от восприятия. Анна вольна думать, что ей хочется. Венера вольна бегать с Нуттой по набережной. Феликс волен изображать рассеянного идиота. Ахельё волен готовить любые блюда. Унара вольна убираться в доме дни напролет. Понимаешь? Тебе, вот лично тебе, важно мнение Анны?

Айрин задумалась.

— Пожалуй, нет, — покачала она головой.

— И в чем тогда проблема? Пойдем.

— Но Черные…

— О великое мироздание, и все постигшие его! — Таенн воздел руки к небу. — Сними калитку, повесь записку! Тебе никто не мешает это сделать! Всё, идем, наконец! Сколько можно обсуждать то, что обсуждать нет никакого смысла?

* * *

— Да не бойся ты, — уверял Таенн. — Думаешь, эти небожители пошли бы туда, где опасно? Вот именно, нет. Это не опасно. Это, скорее, забавно. И ходят туда многие. И результаты очень неплохие.

— Когда мы уже придем? — Айрин и сама себе не хотела признаваться, что ей совсем перестал нравиться выхолощенный райский уголок, в котором они оказались. Ее участок Берега был гораздо более… живым? Видимо, да. Здесь оказалось как-то слишком приторно, слишком сахарно, слишком карамельно, и слишком правильно. Встреченные люди — все, так или иначе, похожи на Анну. Красавцы и красавицы. Манеры, стиль, одежда — всё как под копирку. И улицы, на которых стоят роскошные дома, считай, особняки — тоже как на подбор. Идеальная чистота, ни камешка, ни пылинки. Как так можно жить, думалось Айрин. От тоски с ума сойдешь.

— Ну, вот мы и пришли, — сообщил Таенн.

Дорога сделала очередной поворот, и они вышли на небольшую площадь. За площадью, на подходах к морю, виднелась скала, издали и впрямь похожая на небрежно брошенный шелковый платок. Светлый переливчатый камень казался сглаженным, словно оплавленным. На краю площади виднелось большое строение из потемневшего от времени дерева. Интересное строение — больше всего оно напоминало старый амбар. Ни одного окна; высокое, крепкое. Разве что у амбаров не бывает нарядных крылечек, а у этого здания крылечко было. А над крылечком висела доска с надписью «Шелковый лабиринт. Заходи, если любопытство велит. На свой вопрос отыщешь ответ. И выйдешь с ответом обратно на свет».

— Обнадеживает, — с недоверием произнесла Айрин, когда они подошли ближе. — А что, были те, кто не сумел выйти?

— Конечно, нет, — помотал головой Таенн. — Все выходят. Просто некоторые быстрее, а некоторые медленнее. Если у тебя быстро работает голова, ты за двадцать минут управишься, при условии, что дети тебя не заморочат.

— Дети? — удивилась Айрин.

Они уже стояли на крыльце, но входить пока что не спешили.

— Ну да, дети. Сейчас я тебе объясню, что тут к чему. Лабиринт — это система коридоров, из двух уровней. Ты идешь по нижнему, а по верхнему идут трое ребятишек. Для них это развлечение. У них есть две корзинки с бумажками. Зеленые бумажки — направление, золотые — слова для кодовой фразы. Дети не умеют читать, поэтому бумажки выбирают наугад. У каждой развилки есть желоб, по которому они сбрасывают тебе бумажки. Зеленую разворачиваешь, и идешь в указанном направлении. Золотые собираешь. Когда доходишь до выводящей комнаты, разворачиваешь золотые бумажки, и составляешь из них правильную фразу. Если ты справляешься, дверь открывается. Если нет…

— А если нет? — с тревогой спросила Айрин.

— А если нет, пробуешь составить фразу снова. У тебя десять попыток. Все справляются, не бойся.

— Но если я не сумею? Что тогда произойдет?

Таенн задумался. Нахмурился.

— Понятия не имею, — признался он. — Но я не помню ни одного случая, чтобы кто-то не справился.

— Пошли отсюда, — заявила Айрин.

— Ты что, боишься? — опешил Таенн.

— А ты нет? — возмутилась Айрин. — А если я не выйду? Вдруг туда придут Черные, например, и утащат меня незнамо куда?! Да, Таенн, представь себе, я боюсь. Хотя бы того, что могу больше вообще никогда не увидеть своих спящих.

— Давай спросим у смотрительницы, — предложил Таенн. — Она-то должна знать. Вообще, я не ожидал, что ты испугаешься. Никто не боится.

— Если никто не боится, это не значит, что бояться нечего, — Айрин отвернулась. — Таенн… извини, что я вот так… но мне, правда, не по себе. Из-за спящих. Я чувствую что-то, и не могу понять, что.

— В любом случае, пойдем, — приказал Таенн. — В конце концов, мы можем поговорить и уйти.

* * *

— Если ты не справишься, ты потеряешь день, — женщина, сидевшая за конторкой, смотрела на Айрин поверх узеньких очков «лектор». Смотрела серьезно, без тени усмешки или осуждения. — Один день Берега. И одну ночь. Твои спящие проведут ее без тебя.

— А это много или мало? — спросила Айрин.

— Неизвестно. В любом случае, ты выйдешь из лабиринта. Все выходят. Но потерянный день ты вернуть никогда не сможешь. Однако бояться не стоит, — женщина улыбнулась. — На моей памяти не было ни одного случая, чтобы кто-то не справился.

— Но такие случаи были? — уточнила Айрин.

— Были, — подтвердила женщина. — Ну что? Решишься или уйдете?

Айрин посмотрела на деревянную тяжелую дверь с надписью «Вход», потом перевела взгляд на Таенна — тот едва заметно пожал плечами.

— Этот день может оказаться… важным? — с тревогой спросила Айрин.

— Может, — кивнула женщина. — Но неужели ты ощущаешь себя настолько глупой, чтобы не суметь составить фразу из полутора десятков слов?

— Я не знаю, — покачала головой Айрин.

— Сомневаться — хорошее качество, — заметила женщина. — Впрочем, решать всё равно тебе.

— Я попробую, — неуверенно произнесла Айрин. — Коту можно пойти со мной?

— Конечно, — женщина кивнула. Вышла из-за конторки. — А сумку придется оставить. Я дам тебе поясной кошелек для записок.

— Подожду тебя снаружи, — Таенн ободряюще улыбнулся. — Постарайся недолго.

— От нее это не зависит, — строго ответила женщина. — Возьми ее сумку, Таенн. Кстати, сегодня регата, и если ты хочешь…

— Анна мне уже рассказала. Не хочу, — помотал головой Таенн. — В другой раз.

— Ах, Анна, — со странным выражением на лице произнесла женщина. — Айрин, ты тоже видела Анну?

— Да, — Айрин вздохнула.

— Сочувствую. Всё, иди. Удачи.

* * *

Когда дверь за ее спиной закрылась, Айрин сделала пару шагов вперед, и остановилась в полном удивлении. Она ожидала увидеть мрачные деревянные стены, старые и темные, но вместо этого она обнаружила, что стоит в коридоре, задрапированном множеством шелковых занавесей, блестевших в свете бесчисленных маленьких фонариков, развешенных тут и там. Коридор заставлял вспомнить о праздниках, балах, театрах — настолько нарядным и ярким он оказался. Можно было вообразить, что стоишь за кулисами, среди помпезных декораций для какого-то спектакля, который вот-вот начнется. Стоишь, и ждешь незнамо чего.

Айрин робко сделал вперед шаг — и тут же откуда-то сверху раздался смех. Приглушенный детский смех, и — сверху словно кто-то пробежал. Дети? Наверное, они. Значит, они ее видят, выходит дело? Они видят, а она нет?

— Ну и куда мне идти? — в пространство спросила Айрин. — Вперед?

Ответом ей было молчание. Пожав плечами, Айрин пошла вперед по чуть изгибающемуся коридору. Пройдя совсем немного, она наткнулась на первую развилку. Коридор расходился на три, причем каждый из трех был подсвечен своим цветом — розовый, зеленый, и красный.

— И куда дальше? — Айрин остановилась.

— Видишь дорожку? — спросил сверху детский голос. — Прямо смотри, дура!

— Сама ты дура! — рассердилась Айрин. Судя по голосу, с ней говорила девочка, причем лет четырех-пяти, не больше. — Не вижу! Куда смотреть?

— Прямо! — сверху кто-то топнул ногой, фонарики вздрогнули. — Курица слепая! Курица-дурица!

— Вот сейчас как залезу туда к вам… — угрожающе начала Айрин, и тут же увидела предмет, о котором говорила девочка. Прямо перед ней на стене находился тонкий золотистый желобок, идущий откуда-то сверху. — Вот теперь вижу.

— Видишь — лови, — сообщила девочка. Айрин ожидала, что она разозлится или рассердится, но девочка, по всей видимости, была привычна к бестолковым посетителям лабиринта. — А ругачкам мы зеленые бумажки не даём! Будешь, как дура, до утра тут бегать.

— Ладно, извини, — примирительно сказала Айрин, которая и сама уже поняла, что была не права. — Я просто растерялась.

— Дураша-растеряша, — засмеялись голоса сверху. — Дадим дураше бумажки?

— Давай, а то заблудится.

По желобку, одна за другой, скатились две бумажных трубочки. Сперва Айрин развернула зеленую, на которой оказалось написано «направо». Потом золотую, на которой было слово «постичь».

— Бумажки в сумку убери, на пол не кидай, — приказал голос сверху. — Кто мусорит на пол, на того кот накакал.

Шилд поднял голову и выразительно посмотрел наверх. На секунду Айрин показалось, что он, если бы мог, покрутил бы пальцем у виска. К сожалению, коты не обладают такой суперспособностью, поэтому Шилд просто встал, встряхнулся, и направился дальше по коридору.

…Следующие две развилки Айрин прошла быстро. Зеленые бумажки гласили «прямо» и «направо», а на золотых бумажках оказались слова «неосязаемый» и «если».

На следующей развилке вышла заминка — бумажка застряла в желобе. Дети посовещались, мальчик и одна из девочек куда-то убежали, а развлекать Айрин осталась та самая, первая — и Айрин вскоре поняла, что характер у девчонки препротивный. Такой ничего не стоило насыпать кому-нибудь в чай соль вместо сахара, или связать шнурки, или разбить какую-нибудь посудину и свалить на того, кто ближе окажется. Она откровенно издевалась над Айрин, и кончилось дело тем, что Шилд взлетел по шелковой занавеске под потолок, просунул куда-то лапу, и через секунду раздался громкий визг — видимо, кот попал туда, куда целился.

— Чего он дерется?! — вопила девочка. — Вот выйди только, я ему глаза выковырю!

— Он дерется, потому что ты хулиганишь, — невозмутимо сообщила Айрин. — И глаза ты никому не тронешь, поняла? А как только я отсюда выйду, я тут же расскажу хозяйке, как ты себя ведешь.

— Ой, напугала! — девочка расхохоталась. — Так она тебе и поверит.

— Давай проверим, — предложила Айрин.

— Не проверим! Я тебе такую бумажку кину, что ты тут навсегда заблудишься!..

— Ты читать не умеешь, — поддела Айрин. — Поэтому бумажку выбрать не сможешь. Так что не надо мне угрожать.

— Я хочу тебе угрожать, и угрожу!!!

— Ну, угрози, — засмеялась Айрин. — Только давай побыстрее. Они вернулись? Хорошо. Кидайте дальше. А то скоро уже ужинать будет пора.

Через три развилки Айрин оказалась в черном мрачном коридоре, а в ее сумке обосновались три бумажки со следующими надписями: «в руках», «воздух», и «написанных». Дети сверху притихли, по крайней мере, они больше не смеялись, не топали. Да и девочка-провокаторша угомонилась.

— Куда дальше? — спросила Айрин по привычке, хотя коридор был один, и выбирать вроде бы не приходилось. Но — на стене Айрин успела заметить привычную золотую дорожку-желобок. Поэтому и спросила.

— Лови, — в этот раз говорил мальчик. — Вон ты куда зашла…

— А куда я зашла? — спросила Айрин с тревогой.

— Никуда, — пробурчал мальчик. — На.

По желобку скатились две бумажки. Первая — «вперед», вторая «путь».

Черный коридор оказался длинным, гораздо длиннее, чем можно было подумать, помня размеры здания — Айрин шла по нему добрых пять минут, а он всё никак не кончался. Странный коридор. Совсем мало фонариков, и черный шелк на ощупь казался влажным и словно бы осклизлым. Айрин поневоле ускорила шаг, потом побежала — но через минуту остановилась, вспомнив про детей, которые шли по верху.

— Эй! — крикнула она. — Вы там идете?

— Идем, — ответил мальчик. — Ты больше не беги, а то не успеем за тобой.

— Хорошо…

Еще минут через пять Айрин, к своему несказанному облегчению, вышла к новой развилке, залитой ярким праздничным светом. Казалось, даже сам воздух тут был другим — сухим, с приятным запахом то ли свежего дерева, то ли новой ткани.

Дети наверху тоже обрадовались.

— Ну и жизнь у тебя была, — с уважением произнес мальчик. — Прямо тебя жалко.

— В смысле — жизнь была? — не поняла Айрин.

— Черный коридор — как жизнь. Чем темнее и длиннее, тем страшнее жил раньше, значит, — объяснил мальчик. — Это такая примета. Мы долго шли, значит, у тебя жизнь была трудная. Поняла?

— Ага, — Айрин кивнула. — Вот оно как… Спасибо, что рассказал.

— Пожалуйста, — вежливо ответил мальчик. — Ника, кидай. Еще полкорзинки осталось.

«Налево», прочитала Айрин. Развернула вторую бумажку. «Держишь».

— Ну и слова у вас, — пробормотала она.

— Что, не складываются? — спросила провокаторша.

— Пока нет.

— Значит, точно долго просидишь, — с издевкой произнесла девочка.

— Лёка, чего ты ругаешься? — спросил мальчик.

— А чего она котом царапается?!

— А ты ей, небось, чего-то сказала, — тут же понял мальчик. — Был бы у меня кот, я бы тебя сам поцарапал.

— Дети, не ссорьтесь, — попросила Айрин. — Время-то идет.

— Ладно, — нехотя согласился мальчик. — Пошли.

* * *

Черных коридоров, по счастью, больше не встретилось, но попался, по словам мальчика, один «пророчный» коридор. Пророчный — потому что говорил про будущее.

Коридор этот показался Айрин странным — он не был похож на все остальные. Никакого шелка. Никаких фонариков. И стены не деревянные, как везде, а из какого-то непонятного материала — то ли пластик, то ли металл, выкрашенный ослепительно белой краской. И очень странный свет, который, казался, льется отовсюду, при этом не имея источника.

— Ух ты, — с восхищением сказал мальчик. — Круто! Видишь что-нибудь?

— Стены вижу, белые, — отозвалась Айрин. — Больше ничего.

— Смотри, смотри, — возбужденно проговорил мальчик. — Это они сперва белые. Картинки смотри!

И тут Айрин увидела, что на белой краске стен проступают какие-то изображения — тонкие графитные линии, которые выводили невидимые руки, появлялись тут и там, и вскоре весь коридор оказался заполнен ими.

— Ну, узнаешь что-то? — спросил мальчик.

— Вроде бы это… чертежи? — удивилась Айрин. — Точно, чертежи… но чертежи — чего?

— Запоминай скорее, они сейчас исчезнут, — предупредил мальчик. — Ничего не узнала?

— Это чертежи какой-то конструкции, — ответила Айрин, вглядываясь. — Но я не понимаю, что это. Ой, да они повторяются! Или нет… — она подошла к стене поближе. — Конструкция вроде бы та же, но цифры другие. И вот эта штука… да что же это такое?

Чертежи, которые уже начали бледнеть, были на что-то похожи, на что-то очень знакомое, причем виденное совсем недавно. Не в прошлой жизни, нет. Она видела это здесь, на Берегу.

И тут ее осенило.

— Так это… это же мост! — воскликнула Айрин. — Это мост! Мост из моей книги! Я узнала!..

Стены вдруг окутал яркий свет, и через секунду все изображения пропали. Стены вновь стали чистыми, словно ничего на них и не было.

— Пошли дальше, — с сожалением в голосе произнес мальчик. — Скучные картинки у тебя. Вот вчера мужчина тут был, так у него такое нарисовалось! Карета, разбойники на лошадях, дирижабли. А у тебя просто черточки.

— Черточки… много ты понимаешь, — Айрин покачала головой. — Карету увидеть любой дурак может, а увидеть за черточками, что они такое на самом деле… впрочем, я на большой ум тоже не претендую. Ну что, идем?

* * *

Следующие коридоры и развилки были вполне обычными — обычными, конечно, для Шелкового лабиринта. В коллекции Айрин уже находились слова «через», «что», «строк», «откровенье», «ты», и «откроется».

— Последние бумажки остались, — сообщила провокаторша. — Значит, сейчас выйдем. Только мы-то кушать пойдем, а ты будешь тут сидеть со своими черточками.

— Может, и не буду, — Айрин стояла у развилки. — Ну, кидайте.

Ей в руку упали две последние бумажки.

«Прямо».

«Сумеешь».

Айрин пошла по коридору прямо, и вскоре увидела перед собой простую деревянную дверь. Открыв ее, Айрин попала в маленькую комнатку, по центру которой располагался небольшой металлический стол. На противоположной стене имелась еще одна дверь. Айрин подошла к ней, подергала — дверь не поддавалась.

Понятно. Значит, это и есть выход — та комната, в которой ей предстоит разгадать загадку.

— Ладно, пока, мы пошли, — сообщил с потолка мальчик. — Удачки!

— Спасибки, — вздохнула Айрин. — Пока, ребята. И съешьте за мою удачку мороженку.

Сверху захихикали, потом раздался удаляющийся топот ног. Айрин осталась одна.

* * *

строк

путь

держишь

постичь

воздух

сумеешь

откровенье

написанных

что

неосязаемый

если

ты

откроется

через

в руках

— И что это всё может значить? — уныло спросила Айрин. Пока что бумажки лежали перед ней в столбик. Подумав, она переложила их — получилась цепочка.

строк путь неосязаемый постичь воздух сумеешь держишь откроется откровенье написанных что если ты через в руках

— Так… — Айрин задумчиво посмотрела на бумажки. — Надо попробовать порассуждать. С чего может начинаться предложение? Например… «Воздух сумеешь постичь»… Нет. Попробую иначе. Что тут к чему может относиться?

Через несколько минут слова образовали пары и тройки. Некоторые были, по мнению Айрин, точными, некоторые вызывали сомнения.

Точными парами были следующие:

держишь в руках

написанных строк

путь через

сумеешь постичь

Подумав, она добавила к «держишь в руках» слово «ты», а к «сумеешь постичь» слово «если».

— Уже лучше, — Айрин приободрилась. — Теперь надо подумать. Что у нас может быть неосязаемым? Откровенье? Путь? Или воздух?

«Откровение» вроде бы подходило лучше всего, но Айрин быстро сообразила, что слово подходит, а род — нет. «Неосязаемый» — мужского рода, «откровение» — среднего. Поэтому или «путь», или «воздух».

— С чего же начинается это предложение? — Айрин задумалась. Допустим… ммм… ты держишь в руках откровенье написанных строк, что сумеешь постичь… если… а, нет, не получается. Тогда — если сумеешь постичь… о! Отличное место для «откровения». И логично.

Она переложила бумажки так, чтобы получилось «если сумеешь постичь откровенье написанных строк». Потом, буквально через секунду, добавила к этой конструкции «что ты держишь в руках».

— Сходится, — прошептала Айрин. — Точно, сходится. Я-то всё думала, куда девать это «что». А оно само нашло себе место.

Дальше получилось труднее. Айрин так и этак вертела слова, но «неосязаемый» упорно ассоциировался у нее с воздухом, а слово «путь» упорно цеплялось за слово «откроется». «Неосязаемый воздух через путь откроется» — вроде бы всё правильно, но по факту получается несуразица. Разве воздух может открыться? Чушь какая-то…

« Неосязаемый воздух через путь откроется если сумеешь постичь откровенье написанных строк что ты держишь в руках »

Айрин уже догадалась, что слово «неосязаемый» является началом фразы, но «путь» и «воздух» всё никак не хотели находить себе правильные позиции.

Пока Айрин не догадалась поменять их местами.

« Неосязаемый путь через воздух откроется если сумеешь постичь откровенье написанных строк что ты держишь в руках ».

«По-моему, у меня не десять попыток, — подумала Айрин. — Попытка всего одна. Сложное и длинное предложение. И очень странно выглядит без запятых. Но запятые тут, видимо, не предусмотрены. Что ж, рискну. Всё равно, деваться мне некуда».

— Неосязаемый путь через воздух откроется, если сумеешь постичь откровенье написанных строк, что ты держишь в руках, — произнесла Айрин вслух.

Дверь выхода заскрипела и медленно распахнулась.

* * *

— Как ты догадалась? — первым делом спросил Таенн, когда они отошли от здания, в котором находился лабиринт.

— О чём? — уточнила Айрин. — О том, что у меня одна попытка, а не десять? Или о том, как сложить эти слова? Или…

— Для начала — о количестве попыток.

— Почувствовала, — Айрин с укоризной глянула на Таенна. — Вообще, это не очень хорошо с твоей стороны, Таенн. Я понимаю, что тебе для чего-то надо было загнать меня туда, но ты был не прав. Совершенно не прав.

— Я не хочу, чтобы кто-то ушел насовсем, — Таенн опустил голову. — Ни ты, ни они.

— Очень благородно, — хмыкнула Айрин. — А если бы я не справилась? И случилось бы что-то плохое?

— Ты справилась, и плохого не случилось, — Таенн глянул куда-то вверх. — Но ты там пробыла довольно долго. Мы можем не успеть.

— Тогда пошли скорее, — Айрин немного испугалась. — Черные же могут…

— Совсем не факт, но нам нужно поспешить. В принципе, я об этом позаботился, но… Подожди-ка. Постой.

Таенн снова взглянул на небо, затем отошел на несколько шагов, и вдруг громко, заливисто свистнул — Айрин чуть не подпрыгнула от неожиданности.

— Скажи спасибо Полосатому, — усмехнулся Таенн. — Он прислал за нами.

— Что прислал? — не поняла Айрин.

— Что счел нужным прислать, — объяснил Таенн. — Давай отойдем.

Айрин тоже подняла, наконец, голову — и замерла. У нее, кажется, даже рот открыла от удивления.

…Вниз, на площадь, из вечернего неба спускалась огромная летающая рыба. Не летучая, а именно летающая. Тело рыбы, не меньше двадцати пяти метров в длину, несло на себе четыре искусственных крыла, размером побольше, чем у иного самолета, когда рыба опустилась ниже, Айрин увидела, что крылья эти прикрепляются к телу рыбы на манер лошадиной сбруи. Непонятно как, но крылья эти находились в постоянном движении, они махали, но Айрин так и не смогла понять — машет ли рыба этими крыльями сама, или же их приводят в движение какие-то механизмы.

— Маршал! — крикнул Таенн. — Здорово! А я думал, Полосатый попросит Тоца. Прости, что оторвали тебя от дел.

— Ничего, я как раз свободен сейчас, — крикнули сверху. — Поднимайтесь скорее, Маури не любит сушу!.. Я долго не удержу!

Сверху упала лесенка, на вид очень ненадежная, веревочная.

— Лезь быстрей, — велел Таенн.

— А Шилд? — заволновалась Айрин. — Он по такой не сумеет.

— Он не сумеет? — удивился Таенн. — Сейчас проверим. Лезь быстрее, говорю!

Лезть оказалось чертовски неудобно. Лестничка крутилась, моталась из стороны в сторону, не смотря на то, что Таенн, по всей видимости, придерживал ее снизу.

Наконец, Айрин очутилась на покатой спине рыбы — и тут же ей протянул руку мужчина, которого звали Маршал. Он оказался огромным, просто огромным, толстым, и очень добродушным на вид. Одет Маршал был в костюм-тройку теплого горчичного цвета, а в левой руке сжимал длиннющий полосатый шест. Этот шест Айрин тут же узнала. Да и мужчину тоже.

— Ой, а я вас по телевизору видела! — обрадовалась Айрин. — Вы соревновались, как раз на рыбах. Но вроде те меньше были, чем эта.

Мужчина добродушно улыбнулся.

— Соревнований много, да. Может, какое и видели. О, а вот и ваш кот. Таенн! Скорее! Давай, давай!.. Садитесь в кресла, и пристегнитесь. Милая, лучше всего возьмите кота на руки. Потому что он всё-таки кот, а Маури — всё-таки рыба. Ну, вы понимаете…

На спине рыбы стоял добрый десяток плетеных кресел, тоже, по всей видимости, прикрепленных к сбруе. Айрин поспешно села, Таенн тоже. Шилд запрыгнул Айрин на колени и принялся с интересом осматриваться и принюхиваться.

— Ремни! — приказал Маршал. — Старт! Маури, старт! Пошла!

Он взмахнул в воздухе шестом, движения крыльев ускорились в несколько раз, и рыба начала рывками подниматься всё выше и выше, в вечернее темнеющее небо.

— Вы когда-нибудь видели Берег с воздуха, сударыня? — спросил Маршал, когда рыба и ее пассажиры поднялись на порядочную высоту.

— Еще нет, — Айрин заворожено смотрела на береговую полосу.

— А он прекрасен, — Маршал улыбнулся. — Глядите, глядите. Когда вы еще такое увидите?

Посмотреть действительно было на что.

Рыба сейчас летела над морем, примерно в километре от береговой полосы. А полоса выглядела, как золотой пояс, небрежно брошенный на черный бархат. Золотом были огни бесчисленных домов, а бархатом — покрывающие берег леса, поднимающиеся вверх, к подножью гор. Горы стояли молчаливыми исполинами, а над горами простиралось бескрайнее небо — изумрудное, бирюзовое, сапфировое, алое. Тут и там на небе начали появляться крошечные бриллианты первых звезд, их становилось всё больше, они разгорались всё ярче.

— Маршал, а у вас получалось долететь… туда, где кончается Берег? — спросила Айрин. Спросила, и сама удивилась — откуда у нее в голове вдруг появился такой вопрос.

— Кончается Берег? — повторил Маршал. — Берег нигде не кончается.

— Почему?

— А где кончается вселенная? — Маршал усмехнулся.

— Если я правильно помню, вселенная бесконечна, — ответила Айрин.

— Тогда твой вопрос выглядит странным, — Маршал снова взмахнул своим шестом. — Вселенная бесконечна. Значит, бесконечны и живущие в ней. Значит, они будут бесконечно появляться в Мире Берега. Значит — Берег бесконечен.

— Бесконечен, но из него нет выхода? Мне казалось, что бесконечность подразумевает свободу, — удивилась Айрин. Посмотрела на Таенна. — Как такое возможно?

— Возможно и не такое, — покачал головой Таенн. — Например, возможно ли, чтобы мертвый хотел есть? Я вот хочу.

— Но ты не мертвый, — возразила Айрин.

— Но и не живой, — покачал головой Таенн. — И я, пришедший из одного бесконечного пространства, заперт в другом бесконечном пространстве, не смотря на подразумеваемую тобой свободу. И это возможно тоже, хотя возможным не может быть.

— Не понимаю, — призналась Айрин.

— И не старайся, — хохотнул Маршал. — Счастливой тебя понимание таких вещей точно не сделает.

— Но непонимание не сделает тоже, — заметила Айрин. — А есть и вправду хочется. Вот бы сейчас большой такой кусок жареного мяса, и то мороженое, которое с изюмом, — призналась она Таенну.

— Пойдем к Ахельё, — махнул рукой Таенн. — Надеюсь, нас самих потом не съедят по дороге. И вообще, кто не рискует, тот не ест. Ахельё работает допоздна. Успеем.

 

7

Родственные души

Их не было уже четвертые сутки, и Айрин буквально места себе не находила. Вставала по пять раз за ночь, шла в комнаты — нет, никого. Ее спящие куда-то пропали, оба. И появляться не спешили.

Таенн, как мог, успокаивал её. Мол, скорее всего, они работают. Они заняты. Они приняли стимуляторы, поэтому не спят. Они обязательно появятся. Потерпи. Подожди. Не паникуй раньше времени.

— А когда будет время, чтобы паниковать? — спросила Айрин на шестые сутки ожидания.

— Не знаю, — покачал головой Таенн. — Дня через три.

— Почему?

— Потому что максимальный срок работы на стимуляторах — девять дней, — спокойно объяснил Таенн. — Для любой расы нашего Круга.

— А вдруг они погибли? — Айрин чуть не плакала. — Вдруг что-то случилось?

— Мы всё равно про это не узнаем, — Таенн опустил голову. — Давай еще подождем. Сходи, искупайся, и вечером я приду.

— Точно?

— Обязательно, — заверил Таенн. — Клянусь.

— Ты к этим… к богатым? — с неприязнью спросила Айрин.

— С чего ты взяла? — Таенн удивился. — Нет, зачем бы мне туда.

— А куда?

— Странно, что тебя это интересует так сильно. К Скалолазам. Они готовят новый концерт, и попросили помочь. Ты над фразой думала?

Он имел в виду ту фразу, которую разгадала Айрин в Шелковом лабиринте.

— Думала. И все равно не понимаю, — пожала плечами та. — Какой-то путь через воздух… не знаю. Строки — это, видимо, книги, которые я читаю. Но о какой именно книге идет речь в этой фразе, я понятия не имею.

На самом деле это было, конечно, не так. Айрин понимала, о какой книге говорилось в послании лабиринта, но ей почему-то не хотелось делиться этим знанием с Таенном. По крайней мере, пока — не хотелось.

Книга о мостах уже несколько дней пылилась на столе в ее комнате.

Потому что сейчас Айрин было не до книг.

— Постарайся понять, — в который уже раз попросил Таенн. — Мне кажется, что это очень важно.

— Постараюсь, — уныло отозвалась Айрин. — Ладно, иди. И я тоже пойду.

* * *

День получился каким-то пустым. Спустившись вниз, на набережную, Айрин наскоро перекусила у Ахельё, и, прихватив с собой пару яблок, отправилась к остову дома и камням, чтобы побыть в одиночестве. Искупалась, но плавать не хотелось. И читать тоже не хотелось. В результате Айрин просто сидела под каменной стенкой, и бездумно смотрела на волнующееся море. Её одолевали невеселые мысли, душа металась, не находя покоя. Шилд, кажется, уловил настроение своей хозяйки, поэтому не спал, просто лежал, положив под голову лапы, и тоже смотрел, как волны накатывают, одна за одной, на гладкие камни. Море сегодня волновалось, как и душа самой Айрин. Ни ей, ни морю не было покоя.

Под вечер пошли домой, по дороге завернув на пару минут к Янине, но Айрин не хотелось долго с ней разговаривать — уже час, как ею овладело какое-то нехорошее предчувствие, поэтому задерживаться она не стала. Вернулись, через полчаса подошел Таенн, тоже почему-то не в духе.

— Там четверо наших, новых, — объяснил он. — Поэтому я, прости, ненадолго. Поем, и пойду обратно.

— А это в какой части Берега? — спросила Айрин. Просто так, чтобы что-то спросить.

— Не очень далеко отсюда, но на рыбе не долететь. Поэтому приходится идти иначе, — объяснил Таенн. — Я как-нибудь возьму тебя с собой, — пообещал он. — Когда там хоть немножко всё утрясется. Может быть, даже с ночевкой возьму. Вообще, там здорово. Совсем не так, как у богатых, которые тебе не понравились.

— Ладно, хорошо, — покорно кивнула Айрин. — Ты ешь, а то овощи остынут.

В этот раз Полосатый прислал овощи, запеченные на углях, медальоны из вырезки, и рисовый пудинг, но Таенн ни овощи, ни пудинг есть не стал. Наскоро проглотил кусок мяса, запил стаканом клубничного морса, и засобирался.

— Иди, — поторопила его Айрин. — Ты себе места не находишь.

— Ага, сейчас пойду. Морса еще только выпью.

Наверху, кажется, в комнате Айрин, вдруг раздался какой-то слабый шум. Шилд безобразничает, подумала девушка. Кота в кухне сейчас и впрямь не было. Точно, Шилд, больше некому.

— Таенн, извини, — Айрин встала. — Я наверх. Там кот, кажется, что-то уронил. Ты меня не жди, наверное.

— Ага, — кивнул Таенн. — Счастливо.

* * *

Поднявшись наверх, Айрин с удивлением увидела, что дверь в одну из комнат спящих приоткрыта, и что Шилд стоит на ее пороге. От того, как выглядел кот, Айрин стало не по себе — выгнув спину дугой, прижав уши, и хлеща себя хвостом по бокам, Шилд уставился куда-то вглубь комнаты, словно увидел там нечто жуткое.

— Что такое? — с тревогой спросила Айрин, подходя ближе.

И тут кот завыл.

Именно завыл, не зарычал, не замяукал.

— Ууууяяяууу! — кричал он. — Ууууммммааааууу! Уууууяяя!

Айрин сделала несколько шагов вперед, заглянула в комнату — и в ту же секунду поняла, что сейчас закричит сама.

Её черноволосый спящий лежал не на кровати, как обычно, а на полу, и то, как он выглядел, вызвало у Айрин такой ужас, что у нее на секунду потемнело в глазах.

На теле — ни одного живого места. Это было не тело, а кровавая каша — по крайней мере, так показалось Айрин в первые секунды. Зажав себе рот ладонями, Айрин отступила на шаг, потом еще на шаг.

— Таенн… — вместо голоса получился какой-то хриплый шепот. — Таенн!..

Только бы он не ушел! Только бы он еще не ушел!!!

Айрин опрометью бросилась вниз, едва не упав на крутой лестнице, побежала на кухню. Никого, лишь пустая чашка из-под морса стоит в раковине. На улицу, быстрее! Больно ударившись ладонями о полузакрытую входную дверь, девушка кинулась к калитке — и вовремя. Выскочив наружу, она увидела, что Таенн еще не успел зайти за поворот.

— Таенн! — закричала Айрин. — Таенн, сюда, скорее! Там!.. Там…

— Что случилось? — Таенн повернулся и быстро пошел обратно. — Девочка, я же сказал, я спешу.

— Пойдем, пожалуйста, — Айрин почувствовала, что из глаз побежали слёзы. — Таенн, быстрее, умоляю!..

* * *

— Только давай без паники, — спустя десять минут попросил Таенн. — Он живой, и дышит сам. Вторую комнату проверила?

— Да. Там никого.

— Плохо… впрочем, пока ждём. Успокойся, прошу тебя, — попросил Таенн. — Слезами ты всё равно не поможешь. Давай-ка вот чего… — он задумался. — Попроси у Полосатого подходящего размера тазик, и каких-нибудь салфеток, побольше, среднего размера. Для начала смоем кровь, поглядим, что и как. Переломов, по крайней мере, серьезных, я не вижу. Это всё больше похоже на ссадины и ушибы.

— А если он умрет?

— От ссадин? — Таенн кашлянул. — Сомневаюсь.

И тут Шилд завыл снова. Только на этот раз у двери во вторую комнату.

Айрин вскочила.

— Сиди, — строго приказал ей Таенн, поднимаясь. — Сиди, я сказал! Позову.

— Но…

— Айрин, не зли меня. Пока я не разрешу выйти, ты будешь оставаться здесь.

Войдя во вторую комнату, Таенн сначала плотно прикрыл за собой дверь, и лишь потом посмотрел на спящего.

— Так… — протянул он. — А вот это уже серьезно.

Он осторожно поднял спящего, переложил на кровать. Набросил сверху одеяло. Посмотрел на свои руки, перемазанные кровью. Покачал головой.

— Ну, дела, — протянул он. — Ну и ну…

* * *

— Ситуация, конечно, фиговая, но не смертельная, — Скалолаз, которого на самом деле, оказывается, звали Орес, ободряюще улыбнулся Айрин. — Больше всего это напоминает какую-то аварию.

— На машине? — спросила Айрин.

— Нет, — покачал головой Орес. — Похоже, они разбились на чем-то вроде орбитального модуля. Может, посадка неудачная. Но они уже в работе, так что, думаю, обойдется.

— Что значит — в работе? — не поняла Айрин.

— С ними работают врачи. Рассказать, как я это понял? — Орес сидел рядом с рыжим спящим, и аккуратно стирал тому запекшуюся кровь с лица и шеи. — Оксигенация, то есть насыщение крови кислородом, хорошая. Видишь? Губы нормального цвета, он дышит — сам или нет, сказать сложно, но дышит, а это главное. С ногой ему действительно не повезло, но — рана закрыта, кровотечения нет, и рана обработана, потому что воспаления тоже нет.

— Пока что нет, — уточнил Таенн.

— И не будет, — помотал головой Орес. — Таенн, не волнуйся, твои знакомые выживут. Оба. У меня глаз наметан.

— А второй? — спросила Айрин с тревогой.

— А что «второй»? — не понял Орес. — Ушибов чуть больше, по голове досталось посильнее, зато обе ноги на месте.

— Мы что-то можем сделать? — требовательно спросила Айрин.

— Нет, — покачал головой Орес. — Девочка, это проекция. Всего лишь проекция. Таенн, ты ей что, не объяснил?

— Сто раз объяснял, — махнул рукой Таенн. — Но ты же понимаешь…

— Не понимаю, — Орес, кажется, рассердился. — Делай, что хочешь. Можешь, по общему обыкновению, приспать их котом. Попробовать. Можешь сидеть и менять примочки — только я сомневаюсь, что примочки даже реальному человеку способны помочь от сотрясения мозга. Так что единственное, что ты можешь сделать — это умыть их, привести в порядок, и ждать. Вот увидишь, оклемаются.

— Понятно, — уныло отозвалась Айрин. — Но это… это нечестно… — она почувствовала, что вот-вот снова расплачется. — Это неправильно, чтобы… видеть, и ничего невозможно сделать…

— Это Берег, — вздохнул Орес. — Он способен и не на такие пакости, к сожалению… вот что. Девочка, иди-ка ты вниз, и закажи у Полосатого еды на всех. И побольше. Вина тоже закажи. И… ну, давай хоть ногу ему перебинтуем, что ли. Поэтому и бинты попроси. Чувствую, Таенн, ночевать мы сегодня останемся здесь.

— Пойду, предупрежу Гара, — кивнул Таенн.

Гар — это был второй Скалолаз, тоже, по всей видимости, хороший друг Таенна. Парящими Скалолазами называлась большая музыкальная группа, в которой они играли. Орес на бас-гитаре, Гар — на ударных. Оба они были здоровенного роста, красивые, с длинными, перехваченным особыми металлическими лентами волосами, но какие-то слишком уж худые, на взгляд Айрин. Впрочем, ее спящие тоже были худыми, но этот факт девушку почему-то не смущал.

Этих самых Ореса и Гара вызвал Таенн. Вызвал, когда понял, что самостоятельно убедить запаниковавшую Айрин в том, что ситуация, скорее всего, исправится, он не сумеет. Пришли Орес и Гар как-то очень быстро — позже оказалось, что для них на Берегу предусмотрены некие «особые пути», про которые они распространяться явно не намерены. Кто такие Орес и Гар, Таенн обещал рассказать позже, а для начала объяснил, что они лучше, чем все другие его знакомые, разбираются в медицине, поэтому их словам можно доверять.

— Они врачи, что ли? — не поняла Айрин.

— Нет, они бывшие визуалы.

— Кто?..

— Визуалы. Такие, как я, в прошлой жизни оперировали звуками. Они, и такие, как они, оперировали цветом. Разный подход к одному и тому же действию. То есть подход один, просто с разных сторон.

«Что-то я такое помню, — пронеслось у Айрин в голове. — Кажется…»

— Контроль? — полуутвердительно спросила она.

Таенн медленно кивнул.

— Он самый. Если сейчас не помнишь, не надо, не вспоминай дальше. Потом напомню. Ты действительно уникум… впрочем, неважно. Так вот, собственно. Когда долго лечишься сам, кое-что в голове оседает поневоле. Оресу и Гару лечиться пришлось много. Они ненормальные, искатели приключений, постоянно влезали в какие-то дикие ситуации. Потому-то, кстати, группа так и называется. По горам они тоже всегда не прочь пробежаться. Так что сейчас они — наилучший из доступных вариантов. Им вполне можно верить. Если Орес сказал, что твои спящие оклемаются, значит, так и будет.

— Ну… ладно, — неуверенно произнесла Айрин. — Я тогда пойду, еду попрошу прислать. И бинты.

…Когда она ушла, Таенн вернулся в комнату, где находился рыжий спящий.

— Что? — негромко спросил он.

— Она ушла? — поинтересовался Орес.

— Внизу.

— Угу. В общем, хреновое, конечно, дело, — Орес помрачнел. — Но, может, и выберется. Ногу он не в катастрофе потерял.

— А как? — спросил Таенн.

— Сожгли. Кто-то сжег, — пояснил Орес. — На оружие похоже. У второго серьезное сотрясение. Черт, не хотел бы я снова увидеть, как тут кто-то умирает. Мне прошлого раза вполне достаточно. Если они сейчас у того, кто захочет им помогать, шансы есть, и неплохие. Если у кого-то, кто им враг — сам понимаешь.

— Пока что им не хуже? — с тревогой спросил Таенн.

— Да вроде нет. Таенн, а кто это? — Орес прищурился.

— Очень давние друзья. Во время реакции Блэки мы с ними оказались вместе, и…

— Так это — те самые? — севшим голосом спросил Орес. — Это те самые твои друзья, которые возвратный круг?! Ничего себе!

Гар, до этого молчавший, подошел к Таенну.

— Ты почему раньше не сказал? И кто эта девчонка, в таком случае?!

— Я не знаю, кто она, — Таенн по привычке сел было на край кровати, но тут же встал. — Понятия не имею. Но — сами видите.

— Надо помочь как-то, — произнес Гар почти беззвучно.

— Как поможешь? — горько спросил Таенн. — По лабиринту какому-нибудь пробежишься, или песню сыграешь?

— А если сходить в горы?

— С Айрин? — у Таенна глаза полезли на лоб. — Сейчас? Ты в своем уме?

— Нет, не с ней. Мы сами. Синий лёд, как ты сам знаешь, способен влиять на ситуацию, — заметил Орес. — Поэтому и запрещен к ввозу во всех цивилизованных мирах. Это единственная реально работающая смычка, с помощью которой отсюда можно исправить хоть что-то — там. Попробуем отбить хотя бы один кусок. Может, подействует.

— Пока он подействует… — Таенн задумался. — По крайней мере, он может предопределить положительный исход того, как их там будут лечить. Ладно. Давайте так. До завтра мы находимся здесь, а ближе к следующему вечеру попробуем выйти.

— Ты останешься, — строго приказал Гар. — Кем бы ни была эта девочка, в такой ситуации ей нужна твоя помощь.

* * *

К утру всё более ли менее успокоилось. Во-первых, стало ясно, что прямо сейчас никто точно умирать не собирается. Айрин немного приободрилась. Во-вторых, Шилда даже уговаривать не пришлось — по своей собственной инициативе кот мотался между обоими спящими, по часу лежал у каждого под боком — и это сработало. Даже скептически настроенный Орес был вынужден признать, что в присутствии кота спящим становится легче. В-третьих, Гар связался через Полосатого с кем-то еще из своих приятелей, и в результате состав экспедиции за льдом вырос до шести желающих «прогуляться по горам».

Днем, после обеда, Таенн вышел покурить на площадку перед домом, но через минуту вернулся.

— Айрин, там к тебе пришел кое-кто. Выйди, пожалуйста, — позвал он.

— Пусть сюда зайдет, — Айрин только что спустилась со второго этажа. — Мне некогда.

— Выйди, — с нажимом произнес Таенн. — Твои дела подождут.

…На дороге, неподалеку от калитки, маячил Феликс — как всегда, в яркой рубашке, светлых льняных брюках, и неизменной белой помятой шляпе. Рядом с ним, под невысоким кустом, примостился Мальчик; перед псом на траве лежал потрепанный цветастый пляжный зонт.

— Добрый день, девочка, — поздоровался Феликс, подходя ближе.

— Здравствуй, Феликс, — Айрин вышла на улицу. — Не хочешь зайти? Мы уже пообедали, но я могу попросить прислать лимонада, или…

— Ничего не нужно, я сейчас вниз, и, думаю, Ахельё не обделит меня чем-нибудь холодненьким, — заверил Феликс. — Айрин, я ведь по делу зашел. Я смотрю, у тебя тут целая делегация.

— Ну… да, — Айрин кивнула. — У меня…

— У тебя неприятности, — уверенно сказал Феликс. — Помнишь, о чем мы с тобой тогда говорили? Это твои спящие, девочка. Твои, не их. Что они все сейчас делают в твоем доме?

— Они пришли, чтобы мне помочь. Я бы не справилась сама.

— Не справилась с чем?

Айрин рассказала. И про то, как выл кот. И про то, в каком виде появились после долго отсутствия её спящие. И про то, что она сама позвала Таенна, а тот, в свою очередь позвал Гара и Ореса. И про то, что сегодня вечером намечается уже целая экспедиция за каким-то синим льдом, про который она ничего не знает. Феликс слушал внимательно, иногда кивая.

— Понятно, понятно, — заключил он, когда Айрин закончила говорить. — Ты испугалась. Любой бы на твоем месте испугался. Но, девочка, я повторю снова — это твои спящие, и это твоё дело. Исключительно твоё. Когда ты почувствуешь, что можешь справляться дальше сама, отправь помощников обратно. Туда, откуда они к нам приходят. Поверь, у них полно своих дел, и не менее важных.

— Хорошо, — согласилась Айрин. — Отправлю. Феликс, а этот синий лёд… что это такое? И как на самом деле он может помочь?

— Синий лёд — это вид проникающей материи. Он существует во всех мирах одновременно, — объяснил Феликс. — И способен направлять информационные и энергетические потоки, если, конечно, тот, кто достал синий лёд, способен ему указать, что делать. Твои гости — способны. Но учти, действие льда неоднозначно.

— То есть? — Айрин напряглась.

— То есть помощь помощи рознь, — объяснил Феликс. — Например, в твоем случае лёд может поспособствовать тому, что твоих спящих в том мире кто-то вылечит. Но лёд не гарантирует, что вслед за лечением у них не возникнут какие-то неприятности и трудности, которых без льда не случилось бы. Такое вполне возможно. Вот, например… — Феликс задумался. — Допустим, тут появляется спящий. Чей-то спящий, неважно, чей. Этот спящий попадает в катастрофу…

Айрин неподвижно смотрела на Феликса. Он что, и это знает?

— …и чудом остается жив. Тот, для кого он спит, достает лёд, растапливает его, и задает программу: скорейшее излечение и благополучие. Да, больной поправляется очень быстро, но через несколько лет этот же спящий попадает в следующую катастрофу — теперь уже с прямым переходом в запредел. Так вот, если бы лёд не использовали, тот спящий поправлялся бы гораздо дольше, возможно, и жизнь бы его изменилась не в самую лучшую сторону, но… из-за этой изменившейся жизни он бы избежал второй катастрофы. Понимаешь?

— Да, — шепотом ответила Айрин.

— Это может случиться, а может и не случиться, — Феликс развел руками. — Но лёд, к сожалению, многократно увеличивает вероятность подобных случайностей.

— Понимаю… Феликс, там и правда всё очень плохо, — Айрин оглянулась на дом. — И самое ужасное, что я ничем им не могу помочь. Совсем ничем. Прости, но мне кажется, что сейчас любые средства хороши. Даже лёд. Потому что… — она осеклась. — Потому что если они умрут…

— Будем надеяться, что всё обойдется, — подбодрил ее Феликс.

— Там всё в крови было. Всё! Обе комнаты, постели. Мы полночи только кровь смывали, она присохла… а я так боялась сделать им больно, — призналась Айрин. — Я всё понимаю, не думай. И что проекция, понимаю, и что их здесь нет, понимаю, и что они ничего не чувствуют — ну, когда их трогаешь, например… Понимаю, а поделать ничего не могу. Потому что… — Айрин опустила голову. — Я не знаю, как объяснить. Они — мои. Может быть, это родственные мне души. Или еще что-то, столь же глупое и неочевидное. Но я чувствую, что мне необходимо им помочь, а я…

— Твоя проблема в том, девочка, что ты действуешь сейчас неправильно. У тебя благие намерения, но ты прикладываешь свои усилия вовсе не к тому, к чему требуется их приложить, — заметил Феликс.

— Прикладываю усилия не к тому? Как это? — удивилась Айрин.

Феликс улыбнулся.

— Представь, что перед тобой стоит кувшин с водой, и тебе надо налить эту воду в стакан. У кувшина узкое горлышко. Что ты сделаешь?

— Возьму кувшин, подниму, наклоню, и вода польется в стакан, — пожала плечами Айрин.

— Умница, — похвалил Феликс. — А теперь главное. Для того чтобы налить воду, тебе не нужно прикасаться к самой воде. Ты ведь понимаешь, что пытаться просунуть руку в кувшин, чтобы зачерпнуть воды, глупо. Ты воздействуешь на воду, не прикасаясь при этом к ней. Ведь так?

Айрин медленно кивнула.

— Вот и здесь получается ровно то же самое, — Феликс снова улыбнулся.

— Но что же мне тогда делать? — растерянно спросила Айрин.

— Для начала успокойся. Отдохни. Посмотри на воду, если ты понимаешь, о чем я, а потом постарайся понять, что в твоем случае является кувшином.

— А если кувшин будет слишком большим, и я не смогу его поднять?

— Ищи точку опоры, — посоветовал Феликс. — Разумное существо тем и отличается от неразумного, что способно мыслить глобально. Поверь мне, не существует на свете кувшина, который ты не смогла бы перевернуть.

— Откуда ты это знаешь? — удивилась Айрин.

— Знаю что? — изобразил непонимание Феликс.

— Что я смогу.

Феликс приложил руку к груди, и поклонился — Айрин опешила.

— Может быть, я и стар, но отнюдь не слеп, — произнес Феликс. — И могу отличить бесконечное от конечного. Ты — сможешь.

Сможешь… это слово было последним перед выходом из лабиринта. Айрин задумчиво посмотрела на Феликса, тот ответил ей безмятежным взглядом.

— Волнуешься, — заметил он. — В таком случае, иди и смотри на воду. Удостоверься, что всё в порядке. А потом начинай искать кувшин.

— Хорошо, — Айрин попыталась улыбнуться. — Мы ведь еще встретимся?

— Обязательно, — пообещал Феликс. — Мы с Мальчиком всегда к твоим услугам. Мальчик, поднимайся. Вставай, лентяй, и пойдем к Ахельё. Опять мы с тобой вовремя не покушали, а всё из-за того, что я соня, а тебе лишь бы ничего не делать… счастливо, девочка, и не унывай. Всё образуется.

* * *

— Таенн, как ты думаешь, им больно?

— Что? — Таенн отложил книгу, которую читал, и поднял голову.

— Им больно? — повторила Айрин.

Разговор этот происходил в библиотеке. Орес и Гар куда-то ушли, а Таенн остался. Следить за спящими решили по очереди, первой была Айрин. Но сейчас девушка решила на несколько минут покинуть свой пост, и немного расспросить Таенна о том, что ее волновало.

— Нет, им не больно. Когда человек без сознания, он боли не чувствует. Знаешь, мне кажется, что Орес все-таки прав.

— В чем? — Айрин взяла стул, и села напротив Таенна.

— В том, что с ними работают врачи. Скоро будут сутки, как это всё случилось. А они не исчезали ни на минуту. Значит, спят искусственно. Значит, рядом с ними есть кто-то с лекарствами и аппаратурой.

— Это хорошо. Наверное. — Айрин задумалась. — Что им кто-то помогает.

— Конечно, хорошо, — согласился Таенн. — Вообще, не волнуйся ты так. Не такие страшные травмы. Они и через гораздо худшее проходили.

— Расскажи, — попросила Айрин.

— Не имею права.

— Да ладно, не имеешь ты права, — Айрин рассердилась. — Это ты сам придумал? Права какие-то. Кто их тебе может не дать, эти права?

Таенн тяжело вздохнул, поморщился.

— Милая моя, тебе не приходило в голову, что мне просто рассказывать не хочется? Что мне это может быть тяжело? Печально? Даже больно? Ты беспокоишься об их боли, а почему ты не подумала про мою?

Айрин, намеревавшаяся было что-то возразить, прикусила язык. А ведь действительно. Разве она может требовать от Таенна каких бы то ни было рассказов? И потом, Феликс прав. Это действительно её спящие. А вовсе не Таенна.

— Прости, — с раскаянием произнесла она. — Я не подумала.

Таенн отвернулся.

— Я уже и тогда был не молод, — глухо произнес он. — В отличие от них. Мне было под пять сотен, им троим — по тридцать три года. Сначала двоим, рыжий появился чуть позже. Наша компания подобралась случайно, потому что произошла катастрофа, про которую на вашей планете, девочка, никто и слыхом не слыхивал. И мы оказались… мы оказались на одной милой планетке, не имеющей связи ни с чем и ни с кем. По счастью, получилось так, что у нас был катер. На этом катере нам удалось с планеты уйти. Дошли… Айрин, ты не знаешь, что такое секторальная станция. Поэтому я не могу объяснить тебе, куда мы дошли, но дошли. Пусть будет… что-то типа большого корабля, но брошенного. И мы отправились к своим. То есть попробовали отправиться. Знаешь, девочка, в этой истории много нюансов, которые тебе лишни. Вряд ли наше путешествие будет тебе сейчас интересно. Тебе ведь интересны исключительно они. Я прав?

— Наверное… хотя как сказать, — Айрин задумалась. — А сколько вас было всего?

— Шестеро. Двое таких же, как Орес и Гар, двое твоих спящих, один молодой парень, тоже очень непростой, и я. Какими они тогда были? Молодыми, в первую очередь. Молодыми, и совершенно неиспорченными. Я бы сказал, наивными. И самоотверженными — до святости. Мы ведь ввязались в практически безнадежную авантюру, из которой не было, да и не могло быть выхода. Но мы выиграли. Именно благодаря им троим. Чудом выиграли. Не имея никаких шансов победить.

— А сможешь потом рассказать подробно? — Айрин до сих пор чувствовала себя виноватой. — Ну, когда-нибудь. Когда захочешь.

— Зачем? — Таенн пристально посмотрел на Айрин. — Это бессмысленно, девочка. Знаешь, что такое человек?

— Не поняла, — призналась Айрин.

— Человек — это его память, — Таенн вздохнул. — Человек, к какой бы расе он ни относился, соткан из своих воспоминаний, мыслей, и чувств, которые они вызывают. Очень часто воспоминания — это боль. Даже счастливые. Милосердный Берег, — Таенн усмехнулся, но как-то совсем не весело, — от воспоминаний тебя избавляет. Но обрати внимание, что все, находящиеся здесь, тем или иным образом отчаянно стараются уцепиться за то, чем они были раньше… точнее, чем являются на самом деле. Никто не исключение. А я, и такие, как я… Знаешь, я вот понимаю, что без этой памяти, возможно, я был бы счастливее. Мы стараемся поменьше вспоминать, Айрин. И немного даже завидуем тем, кто не помнит. Такой вот парадокс.

— Но почему? Вы не хотите быть собой? Ты же сам сказал, что человек — это его память, — возразила Айрин.

— А так же я сказал тебе, что от этой памяти больно, — напомнил Таенн. — Могу объяснить, почему. Проходить сквозь стены, летать на рыбах, перемещаться, куда вздумается, создавать любые предметы из ничего, умничать с обычными людьми, знать про них всё, или почти всё, быть пророком, проводником, наставником, учителем — это, конечно, очень круто и здорово. Знать про то, что Берег бесконечен, и что ты будешь вечно тут жив, здоров, весел, и тебе даже будет интересно — тоже неплохо. Но это никогда не заменит нам то, что мы потеряли.

— А что вы потеряли, Таенн?..

— Ты сама произнесла слово «Контроль», помнишь? Знаешь, что такое Берег — в принципе? Если упростить, то Берег — это бесконечное, замкнутое само на себе статическое пространство, перевалочная база между множеством миров. Под одной из версий Берег является побочным продуктом действий… как раз Контроля. Любого Контроля, именно поэтому Берег универсален. К сожалению, что-то в какой-то момент пошло не совсем так, как должно было, и… — Таенн запнулся. — Если Контролирующий погибает во время работы, он почему-то оказывается здесь.

— А если не во время? — Айрин не очень понимала, о чем он говорит, но чувствовала, что это очень важно. Пусть скажет сначала, уточнить можно будет потом.

— Если не во время — то не оказывается. Здесь только те, кто погиб в Сети. Сеть, чтобы тебе было понятнее, это ментально-энергетическое построение, система, в которой взаимодействуют между собой все без исключения обитаемые миры.

— Что-то знакомое, — Айрин задумалась. — Не знаю, откуда я это помню, но помню.

— Кстати, сюда попадают не все, — продолжил Таенн. — Если что-то идет уже совсем не так, часть таких же неудачников, как я, оказываются на Терре-ноль.

— Первый раз слышу, — покачала головой Айрин.

— Немудрено. Это, ни много, ни мало, нулевая точка в пространстве, которая, как многим кажется, даже не имеет физических координат. Хотя их вроде бы кто-то ищет. Сам я там, конечно, не был, но знаю, что туда иногда выходят и аудиалы, и визуалы. Большая часть из них гибнет почти сразу после выхода.

— Ужас какой, — поежилась Айрин. — Таенн, это всё действительно как-то уж очень грустно и безнадежно. Похоже на какой-то водоворот, из которого нельзя выплыть.

— Да, похоже, — согласился Таенн. — Мне кажется, что когда-то Берег был другим. Он тоже был перевалочной базой, но не закрытой, не замкнутой. Его можно было покинуть… по крайней мере, таким, как мы… по собственной воле. Понимаешь?

Айрин вздохнула, покивала.

— Прости меня, пожалуйста, — попросила она. — Я больше не буду спрашивать. Я поступила, как последняя эгоистка, Таенн. Пойдем лучше, посмотрим на спящих. Кем бы они ни были, сейчас им плохо, и я волнуюсь. Ты, кажется, тоже.

— Пойдем, — согласился Таенн. — Девочка, я расскажу. Обязательно, обещаю. Просто мне надо подумать, что именно лучше тебе рассказать — чтобы это было интересно, по делу, и при этом понятно и доступно. А пока запомни только одно: они очень хорошие. Просто очень хорошие, смелые, и славные ребята. Были, есть, и, надеюсь, будут.

* * *

— Давайте вместе, аккруратненько… на бок. Таенн, что ты делаешь? Не на грудь, а на бок, я сказал! Айрин, подложи под ногу две подушки. Повыше, ага. Зря ты волновалась, говорил же, работают с ними. И хорошо работают. Вот эти дырочки на ноге видишь?

— Вижу. А что это такое?

— Это дренаж, — объяснил Орес. — Чтобы не было отека. Нормально, грамотно прооперировали, температуры нет, отека нет, да ничего криминального нет. Скоро бегать будет. В общем, вы поняли, да? Каждые два-три часа менять положение тела. Никто не знает, может ли действие с проекцией повлиять на оригинал, но чем черт не шутит. Я вообще люблю эксперименты, — оживился он. — Гар, ты парашюты взял?

— А зачем вам парашюты? — удивилась Айрин.

— Хотим сократить обратную дорогу, — объяснил Гар. — Заодно и повеселимся.

— Ребята там еще стрелялок набрали, — добавил Таенн, который, кажется, уже открыто завидовал тем, кто отправляется в экспедицию.

— Ружья, что ли? — недоверчиво спросила Айрин.

— Круче, — тряхнул волосами Гар. — Импульсники, лучевики, плазмоганы — Полосатый расстарался.

— Но зачем вам оружие в горах? — удивилась Айрин.

— А вдруг большой политик попадется? — хмыкнул Гар.

— А что не так с политиками? — поинтересовалась Айрин.

— О, это надо видеть, — Орес покачал головой. — Когда уровня какого-нибудь конклава планет на сто… ммм… там такой клубок получается, что любо-дорого. Жаль только, держатся они недолго. Час, два. Но по змеям пострелять — это же круто! А змей там завались.

— Совершенно ничего не понимаю, — вздохнула Айрин.

— Вот поправятся твои болезные, смотаемся в горы, и всё сама увидишь, — пообещал Орес.

— А как же Черные?

— Отгоним. Делов-то. Всё, мы пошли, а вы сидите, следите.

— Да уж куда мы денемся, — проворчал Таенн.

— Слушай, сходи с ними, — вдруг решилась Айрин. — Когда вы вернетесь? — спросила она Гара.

— Утром. Или в первой половине дня, — ответил тот. — Таенн, она права. Давай с нами. А то на твою грустную рожу смотреть противно.

— Ты тут справишься? — спросил Таенн.

— Справлюсь. Иди, ради всего святого, — попросила Айрин. — Полосатый! Эй! Дай ему какой-нибудь рюкзак и парашют, — попросила она.

* * *

Проводив Таенна и компанию, Айрин снова поднялась наверх. Шилд сейчас сидел в комнате рыжеволосого, на вошедшую Айрин он посмотрел с укоризной.

— Извини, милый, я вернулась, и больше не уйду надолго, — пообещала Айрин. — Тут всё в порядке?

Кот коротко мяукнул.

— Сейчас второго проведаю, и потом поменяемся, — предложила Айрин коту. — Давай по очереди, раз уж Таенн ушел.

Она прошла в комнату черноволосого спящего. Постояла немного на пороге, что-то прикидывая про себя.

— Так, рыжего мы уже перевернули, — произнесла она в пространство. — Значит, и тебя надо перевернуть. Не знаю, как тебя зовут, но если я сделаю что-то не так — извини. Я не нарочно.

Надо сказать, что до вчерашнего дня Айрин к спящим старалась без особой нужды не прикасаться. Максимум, что она позволяла себе — это, набрасывая одеяло, или поправляя подушку, едва дотронуться, якобы случайно. Она стеснялась. И боялась. И каждый раз удивлялась — и теплой, совершенно живой коже, и мягким волосам, и даже слабому приятному запаху, ни на что не похожему, но безумно знакомому. Ну не может быть, чтобы их тут совсем не было, думала она порой. Они ведь живые. Вот они, здесь. Их можно почувствовать, к ним можно прикоснуться.

Как сказал Феликс?

Не стоит трогать воду, чтобы воздействовать на нее?

— Да, в этот раз воду всё-таки придется потрогать, — беззвучно произнесла Айрин. — Но я постараюсь исправиться.

…Тело оказалось вялым, безвольным; Айрин, стараясь действовать осторожно, кое-как перевернула черноволосого на бок, ощущая под пальцами горячую кожу. Черноволосого явно лихорадило, лоб его покрылся испариной, он дышал часто, неглубоко. Айрин задумалась, потом открыла окно — на улице уже стемнело, и комнату стал наполнять прохладный ночной воздух.

— Может быть, тебе станет полегче, — с сомнением произнесла Айрин. — Я очень хочу, чтобы тебе стало легче, слышишь? Ты потерпи немного, и обязательно поправишься. Ссадины заживу, синяки пройдут. Вот увидишь.

Никакой реакции. Только ночной ветер с гор слабо тронул занавеску.

— Тебя здесь нет, — вдруг произнесла Айрин. — Ведь на самом деле тебя здесь нет. Я только сейчас поняла. Ведь это то, чем меня держит Берег. И не только меня. Всех. Любовь — и страх. Мы сидим ночью по своим домам, с одной стороны привязанные любовью, а с другой стороны сдерживаемые страхом. Мы боимся отойти далеко от дома, боимся лишний шаг сделать, и как только солнце начинает уходить за горы, мы бежим, сломя голову, обратно. Ведь я права, да? Знаю, что права… Пусть они приносят синий лёд, вот что я еще думаю. И я пойду с ними в горы. Если позовут, пойду. Я не хочу бояться. Я не хочу прятаться, как другие. Только дождусь, чтобы вы поправились, оба. Ведь сидя дома, я не найду точку опоры, верно?

В дверном проеме появился неслышной тенью Шилд, вспрыгнул на кровать, потерся головой об руку черноволосого. Лёг рядом.

— Посторожить решил? — спросила Айрин. Кот ее вопрос проигнорировал. — Ну, сторожи. Интересно, как тебе кажется, они живые, или…

Шилд дернул хвостом. А потом взял, и боднул лбом руку черноволосого — так, как он обычно бодал руку самой Айрин, напрашиваясь на ласку. И тут Айрин с огромным удивлением увидела, что рука слабо дрогнула. Значит… они что, чувствуют Шилда? Вот это да!

— Покажи еще раз, — попросила Айрин шепотом. Шилд снова проделал тот же фокус — и рука слабо двинулась, совсем чуть-чуть. Кот раздраженно фыркнул, и боднул руку в третий раз, но, увы, уже без результата.

— Он устал, наверное, — догадалась Айрин. — Кот, давай потом попробуем, а? Обязательно попробуем. Как бы узнать, что еще можно сейчас для них сделать?

Мысль, пришедшая ей в голову, показалась ей сперва нелепой, но Айрин вспомнила слова Венеры — про отвары, которые та как-то давала сыну. Давала? Значит, спящие могут пить? Может, попробовать? Или это совсем уже порочный путь, и про такие глупости даже думать не стоит?

И тут Айрин осенило.

Полосатый!

Наверное, трансфигуратор, который уже незнамо сколько лет работает с этой частью Берега, должен быть в курсе. Он должен знать. Ведь он один (про это девушка слышала от Таенна) обслуживает сейчас около трех тысяч человек — чистой воды магия Берега, Полосатый умеет растягивать и замедлять время, да и вообще, говорят, жизнь у него интересная. Надо спросить.

— Полосатый! — позвала Айрин. — Ты не занят?

— Всегда к твоим услугам, красавица, — раздался знакомый голос. — Как твои дела? Как ребята? Таенн рассказал, что у тебя неприятности.

— Не у меня, у спящих. Орес сказал, что они попали в какую-то катастрофу, и сильно разбились. Ты разве не смотрел?

— Ой-ой-ой, — зацокал языком Полосатый. — Нет, только с Таенном и с тобой говорил, и то не про них. Что у тебя беда, я понял. Ну-ка, дай-ка глянуть… да, не повезло, не повезло. А что ты хочешь?

— Полосатый, прости за идиотский вопрос, но… — Айрин замялась. — Можно ему дать попить что-то? У него температура, и…

— Можно-то можно, только с этого особенного толку не будет. Разве что для своего успокоения можно. Сейчас пришлю стакан воды с лимоном, попробуй, напои. Черт их разберет, спящих этих, — пожаловался Полосатый. — На кого-то действует, на кого-то нет. К кому-то липнут гуарды и фамильяры, кого-то игнорируют.

— А как я его буду поить, он же спит, — Айрин покосилась на стакан и ложку, появившиеся на тумбочке.

— Да как все. Переверни на спину, вторую подушку пристрой, и по чайной ложке, потихоньку. Весь стакан не надо, четверти хватит. Второму я тоже водички поставил. К тебе случайно Феликс не заходил?

Айрин даже растерялась от такой осведомленности. Тут, на Берегу, хоть у кого-то и от кого-то тайны есть?

— Заходил, — кивнула она.

— Просто предупредить хотел, — Полосатый понизил голос до шепота. — Феликс, он ууу… если он тебе чего советовал, слушай его. Он понапрасну слова не скажет.

— Слушать-то я его слушала, но сейчас как раз против его совета иду, — призналась Айрин. — Полосатый, понимаешь… ну вот как, а? Этот человек, он для меня важен. Очень. У него жар, он болен. Я хочу помочь. А Феликс… он такого наболтал, что хоть вообще к спящим не приходи. И как мне быть?

— Поступай по велению сердца, — посоветовал Полосатый. — Если сейчас ты хочешь поухаживать за ними, то ухаживай. Дай водички, умой — что хочется, то и сделай. Феликс во всем прав, кроме одного.

— Кроме чего именно?

— О мелочах тоже думать надо, — наставительно ответил Полосатый. — И о своем душевном комфорте. Вот ты сейчас поможешь им немножко, посидишь с ними часок, а потом пойди, да и сама приляг. Увидишь — утром всё станет гораздо лучше. Всем будет лучше. И тебе, и им. Потом, глядишь, ребята синий лёд принесут, и вообще дело быстро на поправку пойдет.

— Ладно… хорошо. Так и сделаю. Полосатый, можно еще одну вещь у тебя спросить? — Айрин посмотрела в потолок.

— Это какую же?

— Хочу с тобой познакомиться лично. Не вот так, как сейчас. Это реально?

— Реально, — усмехнулся Полосатый. — Познакомимся. Когда у тебя будет время.

— Вот спасибо, — обрадовалась Айрин. — Ладно, пойду я поить. А то вода согреется.

* * *

Черноволосый пил плохо, медленно, с ним Айрин просидела долго. А вот рыжеволосый удивил: не смотря на вроде бы более серьезную травму, он оказался гораздо сговорчивее, и воду выпил втрое быстрее, чем его сосед. Айрин выждала полчаса, потом напоила обоих еще раз, закрыла окна в обеих комнатах (вроде бы температуры у черноволосого уже не было), и поплелась к себе — ей ужасно хотелось спать. За эти полутора суток она устала, перенервничала, испугалась — немудрено, что сейчас ее тянуло в сон.

— Шилд, ты, если что, меня разбудишь? — спросила она кота. Тот в данный момент устроился у рыжеволосого, и уходить явно не собирался.

— Мурря, — ответил кот. Айрин этот короткое «мурря» истолковала для себя как «да».

— Вот спасибо. Прости, я пойду. С ног валюсь.

Кот отвернулся. Иди, мол, иди, говорил весь его вид. Без тебя разберемся.

…Лежа получасом позже в своей кровати, Айрин, вместо того, чтобы спать, думала — странно, но как только она добралась до кровати, сон почему-то отступил. Кувшин. Вода и кувшин. А если продолжить как-то аналогию Феликса? У кувшина, наверное, есть носик и ручка, правда? Я беру кувшин за ручку, и наливаю воду в стакан. Может быть, мне надо искать не сам кувшин? Мне нужно что-то, за что я могла бы взяться. Что-то материальное. Осязаемое. Понятное. Та самая гипотетическая ручка.

А что если ручку я… уже нашла?

Айрин села, придерживая руками покрывало.

Камни! Камни, и остов дома на берегу!

Значит, если что-то начинать, то начинать надо именно оттуда. Как сказал Таенн? Эти камни и это место появились тут едва ли не одновременно с ней самой. Ей там хорошо, она охотно проводит там время, да и Шилду там нравится. Наверное, не просто так.

— Допустим, ручку я нашла, — прошептала девушка. — Но что мне делать дальше?

Неосязаемый путь через воздух откроется, если сумеешь постичь откровенье написанных строк, что ты держишь в руках.

— Строки, которые я держу в руках — это книга, которую я взяла с собой, когда мы отправились в лабиринт. Моя любимая книга про мосты. Я держала сумку в руках, а потом отдала ее Таенну. Чертеж — это был мост. Мост… мост — это путь над водой… через воздух! Чтобы налить воду, не нужно прикасаться к воде… чтобы перейти через воду, тоже… — шептала Айрин. — Вот же оно… вот… как я не поняла этого раньше…

Картинка у нее в голове прояснялась, словно кто-то неведомый наводил резкость — четче, четче, еще четче.

— Чем дальше, тем на самом деле ближе, — произнесла Айрин. — Чтобы вернуться, нужно уйти. Ты еще не победил меня, Берег! Что бы там Таенн ни говорил про умершее тело, Черных, и безнадежность — ты еще не победил!

* * *

Когда поздним утром следующего дня веселая экспедиция во главе с довольным Таенном ввалилась полным составом в дом Айрин, первое, что они увидели, была сама хозяйка этого самого дома, сидящая на лавочке перед дверью, и что-то рисующая в большом альбоме. Рядом с Айрин на той же лавочке в живописном беспорядке валялись книги, числом не меньше десятка.

— Привет! Как у вас дела? — спросил Таенн, приближаясь.

— Отлично, — Айрин отложила альбом и улыбнулась. — С ними всё хорошо. Орес, ты был прав, им обоим уже лучше. Черноволосый даже исчезал на час с небольшим, видимо, просыпался. Так что зря я развела такую панику.

— А вот и не зря, — возразил Гар. — Ох мы там и повеселились! И лёд достали, и постреляли в своё удовольствие…

— А прыгнули как! — поддержал его еще один участник похода, имени которого Айрин не знала. — Раннее утро, воздух аж светится, скала эта высоченная… все руки ободрал, пока долезли. Но сам полет! Сказка!

— Айрин, лёд использовать будешь? — спросил Таенн, пытаясь напустить на себя серьезный вид. Получалось, впрочем, неважно — таким радостным и довольным Айрин своего друга еще ни разу не видела.

— Наверное, нет, — покачала она головой. — Не в этот раз. Таенн, может, стоит отдать лёд тому, кому он нужнее?

— Кому, например? — поинтересовался Орес.

— Давайте отдадим его Янине, — предложила Айрин. — Сейчас вместе сходим. Вдруг он поможет ей вернуться?

Орес с сомнением поглядел на Таенн. Тот пожал плечами.

— Лёд твой, делай с ним, что хочешь, — ответил он. — Можно посмотреть на них?

— Конечно, посмотрите, — Айрин встала. — А потом отнесём лёд, хорошо?

Гар и Таенн пошли наверх, Орес и остальная компания остались внизу.

— А что ты рисуешь такое? — с интересом спросил Орес, заглядывая в альбом. — Пейзаж?..

— Да так, ерунду всякую, — пожала плечами Айрин. — У меня плохо получается. Вообще не помню, чтобы я когда-то рисовала, а тут вдруг захотелось. Ну и…

— Неплохой набросок, кстати, — заметил Орес. — Только рука не очень твердая, линия гуляет. И где находится это место?

— Нигде. Просто так, придумалось, — отмахнулась Айрин. — О, вот и они. Ну что, Таенн? Убедился?

— Убедился. Лёд им впрямь совершенно не за чем. Ладно, уговорила, пошли к Янине.

…Когда компания ушла, из дома темной тенью выскользнул Шилд. Его присутствие на втором этаже сейчас не требовалось, и кот, видимо, решил подышать свежим воздухом на улице. Он неспешно обошел площадку, понюхал землю под одним из цветочных горшков, поскреб лапой землю, фыркнул. Насторожился, внимательно огляделся. Если бы кто-то мог видеть его в тот момент, он бы удивился тому, насколько целенаправленно и разумно действует сейчас этот странный кот. Шилд встал на задние лапы, вытащил что-то из цветочного горшка, и бегом убежал к калитке. Вернулся он через пару минут, уже успокоившись, и без своей ноши. Поведение его разительно изменилось. Теперь это был ленивый крупный котище, которому глубоко наплевать на всё окружающее пространство, и который собирается со вкусом обстоятельно вздремнуть.

Кот вспрыгнул на лавку, столкнув при этом на пол пару книг, и вальяжно улегся — прямо на альбом. Он словно закрывал своим телом от чего-то неведомого набросок, сделанный его хозяйкой.

Очень простой схематичный набросок: участок берега, морская гладь, и уходящий в бесконечность мост с высокими арочными пролетами.

 

8

Куда они уходят

— Слушай, а они хорошо выглядят, — Таенн, которого три недели Айрин не допускала до спящих, наконец, сумел ее убедить в том, что ему необходимо на них посмотреть. — Загорелые оба, и, кажется, даже слегка поправились.

— Да, я тоже заметила, — кивнула Айрин. — И спят помногу. Правда, как-то рвано.

— То есть?

— Ну, стали появляться позже, чем обычно, и с большим промежутком. Раньше, видимо, ложились одновременно, сейчас — сначала рыжий появляется, а спустя час с лишним — черный. Или черный едва ли не до утра отсутствует, а потом спит до полудня. В общем, по-разному. Но они явно выздоравливают, от синяков уже даже следов не осталось.

— Ну и хорошо, — Таенн улыбнулся. — А я тебя пригласить хотел. К нам.

— На вашу часть Берега?

— Ага.

— Ой, сегодня я не смогу, Таенн. Сегодня… — Айрин смущенно отвела глаза. — Не получится сегодня. У меня дела.

Сегодня она опять направлялась к монаху, но ставить об этом в известность Таенна ей не хотелось. Он бы, наверное, это не одобрил. Или, что еще хуже, раскритиковал бы ее задумку в пух и прах, а это было бы особенно обидно. Вот только критики ей сейчас не хватало. И напоминаний о том, что тело мертво, и что она обречена.

Я не обречена — вот что решила про себя Айрин. И даже записала той памятной ночью свои решения на бумажке, чтобы не забыть. И повесила бумажку на стену рядом с кроватью.

Я не обречена.

Я не сдамся.

Я хочу найти выход.

Я верну себе своё тело.

Я вернусь к своим спящим.

Я буду помнить слова Феликса и пророчество лабиринта.

Наверное, такой решимости мог бы позавидовать любой, потому что решимость эта была лишена всяческой логики, и основывалась лишь на намеках и домыслах.

…Она теперь говорила со спящими. Говорила каждую ночь, когда они появлялись. Иногда их не было очень долго, но Айрин не ложилась спать, она терпеливо ждала — лишь для того, чтобы провести с каждым минут по десять.

— Пожалуйста, помоги мне, — шептала она. — Помоги мне вернуться обратно. Я не знаю точно, что я должна сделать сама, но я буду стараться. И понять, и сделать… только ты не бросай меня. Если ты спишь для меня, значит, между нами есть какая-то связь, значит, я тоже что-то для тебя значу. Помоги мне, слышишь? Я всё сделаю, всё. Всё, что сумею. Я почти ничего не помню, только обрывки, но еще я помню тепло, которого здесь и сейчас со мной нет. Я помню вкус, помню ощущения, помню снег, и почему-то помню, что даже под этим снегом мне было теплее, чем сейчас под южным солнцем. Это ужасно глупо звучит, но, тем не менее, это так. В моей душе теперь появилось какое-то огромное и пустое пространство, которое невозможно заполнить ничем, и которое, я знаю, заполнить бесконечно важно. Помоги мне. Помоги мне вернуться…

Ее монологи мог слышать разве что Шилд, но коту, по всей видимости, было всё равно. Как только оба спящих выздоровели — по крайней мере, срочная помощь им теперь точно не была нужна — кот стал заходить в комнаты исключительно тогда, когда сам считал это необходимым. Почему-то он стал чаще посещать черноволосого спящего, и почти не интересовался рыжеволосым — это показалось Айрин странным, но вскоре она заметила, что у черноволосого стали появляться новые синяки и ссадины, и поняла, что там, где они находятся сейчас, всё далеко не так гладко, как ей бы хотелось. Один раз оба спящих и вовсе появились избитыми — только в этот раз Айрин не стала звать Таенна, да и вообще никого не стала звать, лишь попросила Полосатого прислать примочки, и несколько дней провела дома: следила. Впрочем, уже через совсем небольшое время всё наладилось и пришло в норму, а вскоре оба спящих так и вовсе стали выглядеть с каждым днем лучше и лучше. Судя по загару, они находились где-то на юге, в тепле — и это удивляло Айрин, потому что расходилось с теми обрывочными воспоминаниями, которые у нее остались. Какой загар? Там, где была она (а значит, и они) никакого солнца не было, там зима, снег, ведь снег она помнила; тогда откуда загар? Да и вообще спящие начали выглядеть ухоженно, гораздо лучше, чем в момент появления. Пропала бледность, волосы больше не выглядели спутанными и растрепанными, да и спать они оба начали гораздо лучше, чем раньше.

— Значит, у вас всё хорошо, — говорила себе Айрин. — Если у вас хорошо, то и у меня хорошо.

Нет-нет, но Айрин начинала размышлять над словами Феликса и монаха. Больше всего ее удивляло то, что к монаху ее послал именно Феликс. Зачем? Ведь их слова диаметрально расходятся!

Монах призывал действовать со спящими. Внушать им мысли — во сне. Требовать, просить, настаивать — на том, чтобы они взялись за ум, и попробовали вытащить внушающего обратно. По словам монаха выходило, что все средства хороши, в том числе и шантаж, и угрозы. И даже — Айрин этому безмерно удивилась — физическое насилие. Монах писал, что, чтобы пробиться в мысли к спящему, можно действовать как угодно. По-настоящему навредить всё равно не получится, но спящий (в этом монах был почему-то уверен) будет чаще, чем обычно, видеть кошмары и вещие сны, и это, возможно, сподвигнет его к более решительным поступкам.

Страшная схема, думала про себя Айрин. Немудрено, что для этого монаха никто не захотел спать — с такими-то мыслями. Но — рациональное зерно в словах монаха всё-таки было. Только зачем же кошмары? Вполне достаточно и обычных снов, наверное.

Интересным в словах монаха для Айрин стало еще и то, что, оказывается, можно подсылать в сон животных. Он всё сокрушался, что волка ему подослать некому, а ведь волк мог бы ох как помочь! Мог бы, например, отнести записку. Или напугать.

Пугать Айрин никого не хотела. А вот на счет записки серьезно задумалась…

Больше всего ее, конечно, заинтересовали мысли Феликса о кувшине и воде. Когда Айрин удалось сложить все имеющиеся данные и вводные в одну схему, у нее получилась следующая картинка.

Вероятнее всего, она должна будет построить мост.

Слишком уж много совпадений.

И книга, и чертеж, и пророчество — всё указывало именно на мост, но дальше начиналось непонятное.

Куда, например, этот мост должен вести? Откуда он должен начинаться?

Из чего его строить?

Вряд ли мост будет чем-то материальным, размышляла Айрин. Ведь если строить мост из камня или дерева, то, во-первых, такая стройка растянется на долгие годы, и, во-вторых, как материальный мост может вывести из пространства, которое Таенн называл бесконечным? Кстати, про бесконечность говорил не только он. Другие тоже.

А значит, мост должен быть из чего-то еще.

И это что-то — не материально.

Айрин часами просиживала над альбомом и блокнотами, стараясь вспомнить чертеж, который увидела в коридоре. Она рисовала и записывала снова и снова, и постепенно картина начала восстанавливаться, но…

Тут-то Айрин и поняла, что «но» получается несколько больше, чем она могла себе представить.

Мост, точнее, его чертеж из Шелкового лабиринта, оказался гораздо более сложной конструкцией, чем мосты, описанные в книге Айрин. В его чертеже находились всё новые и новые скрытые параметры — девушка и сама удивлялась своей памяти, но чертеж словно бы засел у нее в голове, и теперь она просто переносила его на бумагу, раз за разом находя неточности и добавляя детали.

Это был даже… не совсем мост. Это была, скорее, формула, состоящая из взаимосвязанных фрагментов, между которыми существовала определенная корреляция. Пару раз Айрин пыталась подставить вместо символов в эти формулы какие-нибудь цифры, но потерпела неудачу — изящная конструкция из формул тут же начинала рассыпаться и разрушаться. Надо было бы попросить у кого-нибудь совета, но Айрин пока что стеснялась, хотя понимала, что без совета ей никак не обойтись.

* * *

Еще дней через десять Таенну, наконец, удалось уговорить Айрин отправиться вместе с ней «в гости», как он выразился. Гостить предполагалось до следующего дня, по словам Таенна выходило, что Черных ей можно на их территории не опасаться, а со спящими и так всё хорошо, так что о них можно совершенно не беспокоиться.

— Ладно, уговорил, — сдалась Айрин после очередной порции уговоров. — Завтра?

— Завтра, — кивнул довольный Таенн. — Между прочим, будет даже Маршал. Хочешь еще полетать, если успеем?

— Хочу, — закивала Айрин. — А то я что-то засиделась в последние дни.

— Я это заметил. В общем, завтра так завтра.

К походу в гости Айрин подготовилась основательно. Она собрала сумку с вещами — неизменная книга, пара маек, шорты и купальник на смену, и блокнот с последними записями и чертежами. Потом, подумав, связалась с Полосатым, отправила ему через шкаф своего винограда и розовых лепестков, и через час получила две бутылки «своего» вина — прозрачного, легкого, с ароматом роз. Уж гости так гости, думала Айрин, если Таенн решил взять меня с собой, то я постараюсь понравиться его друзьям. Еще и пирожков надо напечь, с мясом — раз Таенну нравятся, то и его друзьям понравятся тоже.

…Таенн пришел поздним утром, Айрин к этому моменту уже управилась с пирожками, и сейчас складывала их в плетеную корзину, чтобы было удобнее нести. Шилд вертелся поблизости: коту нравилась мясная начинка (лишний плюс для пирожков, кот плохого не посоветует), и он ждал, не уронит ли Айрин случайно какой-нибудь пирожок на пол, чтобы можно было схватить его, с урчанием утащить под стол, и там съесть. Айрин, понаблюдав за страданиями кота, сжалилась, уронила, наконец, пирожок, и кот пропал из поля зрения на целых десять минут — отправился праздновать победу и трапезничать.

— Ну что, готова? — спросил Таенн с порога. — О, а чем это так вкусно пахнет?

— Пирожки, — объяснила Айрин. — Как думаешь, твои друзья не откажутся?

— Съедят вместе с корзинкой, — пообещал Таенн. — У нас редко кто готовит дома. Всё больше либо под заказ, либо у кого-то типа Ахельё.

— Он готовит лучше меня, — возразила Айрин.

— Может, и лучше, но — еда из дома всегда отличается от ресторанной, какой бы вкусной ни была ресторанная, — возразил Таенн. — В домашней еде всегда есть нечто особенное. Не знаю, что именно. Может быть, душа.

— Романтик, — фыркнула Айрин. — Лови пирожок. Лови, лови, там много. Если хочешь, я тебе потом что-нибудь еще приготовлю.

— Ты теперь занята, — вздохнул Таенн. — Все постоянно чем-то заняты. Маршал летает, Скалолазы играют… только я брожу, как неприкаянный. Ну, правда, не только я, но всё равно. Знаешь, я устал от бездействия, — пожаловался он. — Мне скучно. В горы, что ли, сходить?

— А что за горами? — с интересом спросила Айрин.

— Степь, — пожал плечами Таенн. — За горами степь. За степью еще один горы. А за ними — море.

— И всё? — удивилась Айрин.

— А что еще тут должно быть? Говорю же, Берег — это узкая полоска между бытием и небытием. Полоска посреди бесконечного моря…

— А что сверху тогда? — удивленно спросила Айрин.

— Ничего. Никто не знает, что там на самом деле. Только что-то мне подсказывает, что Берег — как кольцо. Поэтому бесконечно далеко над нами тоже Берег, — пожал плечами Таенн. — А что, по-твоему, там может быть?

— Не знаю, — Айрин растерялась. — Звезды?

— Почему бы и нет, — пожал плечами Таенн. — В бесконечности вполне найдется место и звездам. Ладно, пошли. Шилд, вылезай! Пирожки уходят из дома, если хочешь еще один, тебе придется с нами…

* * *

Проход, которым они воспользовались, Айрин очень удивил — она неоднократно бывала в узком переулке, в который они сейчас пришли с Таенном. Переулок этот оканчивался тупиком, заросшим непролазными высокими кустами и вьюнком, точно таким же, как на участке Янины. Что там, за этими кустами, разобрать не представлялось возможным, да Айрин, собственно, никогда и не стремилась это сделать.

— Так… постой секундочку, — приказал Таенн, раздвигая кусты. — Сейчас… как же быстро зарастает всё! Не успеешь оглянуться, и на тебе. Шилд, не лезь под ноги, не мешай. Ага, всё. Пойдемте.

За раздвинутыми кустами оказалась невысокая металлическая дверка, очень старая, и очень ржавая, снабженная огромным пудовым замком. Таенн провел над этим замком рукой, и тот послушно открылся, словно в нем повернулся невидимый ключ. Дверка распахнулась — за ней стояла непроглядная тьма, густая и черная, как ежевичное варенье. Тьма казалась осязаемой, объемной — только протяни руку, и ты ее коснешься.

— Не бойся, — заметив нерешительность Айрин, сказал Таенн. — Там никто не кусается.

— Я не вижу никакого «там», — покачала головой Айрин. — Темно…

— Правильно, темно, — подтвердил Таенн. — Так и должно быть.

— Но почему… подожди. Солнце же, оно должно освещать вход, а вместо того…

Тьма, казалось, поглощала солнечные лучи, они словно тонули в ней, исчезали без остатка.

— Идем, — снова попросил Таенн. — Правда, ничего страшного не случится. Айрин, не бойся.

— Я не боюсь, просто странно, — Айрин поправила сползшую с плеча сумку с вещами и вином. — Ладно, пошли.

…Тьма оказалась все-таки неосязаемой, но совершенно непроглядной. Айрин не поняла, сколько они шли через тьму, но, кажется, недолго — всё это время она держала Таенна за руку, и ощущала рядом присутствие кота, его пушистый бочок то и дело касался ее ноги. Наконец, Таенн остановился, и перед ним во тьме возникла тонкая щель, из которой били яркие солнечные лучи.

— Пришли, — констатировал Таенн. — Мы почти на месте. Осторожно, тут ступенька.

Выйдя на свет, Айрин зажмурилась с непривычки, но тут же открыла глаза. Оказывается, они стояли у невысокой скалы, в которую была вделана точно такая же ржавая дверь с точно таким же огромным замком.

— Здорово, — покачала головой Айрин. — Я и не знала, что там есть такой проход.

— Ну, для тебя и для других его там и нет, — пожал плечами Таенн. — Если бы ты полезла в те кусты, ты бы ничего, кроме кустов, там не нашла. И эту дверь ты видишь только потому, что я с тобой.

— Понятно, — Айрин нахмурилась. — Жалко. Если бы можно было, я бы пользовалась, наверное.

— Зачем?

— Ходить к тебе в гости, — объяснила Айрин. — Что ж, придется принимать тебя у себя.

— В гости… — протянул Таенн. — Подожди, может, тебе еще и не понравится. У нас тут… специфично. Скоро сама увидишь.

* * *

От скалы вела неширокая дорожка, спускавшаяся вниз, петлявшая между валунами и деревьями — всё тот же можжевельник. Шли недолго, минут десять, потом валунов стало меньше, а дорожка расширилась.

— А где дома? — спросила Айрин, с интересом оглядываясь.

— Здесь нет домов. То есть они есть, но не такие, как ваши.

— А какие?

— Общие. Увидишь, скоро придем. Дома общие, девочка, в них не живут по одному. То есть у нас есть что-то наподобие квартир, но… они маленькие, — Таенн усмехнулся. — И в них почти нет ничего интересного, не то, что у вас.

— А почему так? — удивилась Айрин.

— Контроль не успевает нажить себе что-то, для чего понадобится дом. Все мое имущество из той жизни запросто поместилось бы в пару сумок чуть больше, чем твоя… ну и еще инструмент, конечно, но он обычно в подпространстве, и его чаще всего вообще не видно, — туманно объяснил Таенн. — Контроль всегда умирает молодым. Он не проживает в обычной реальности и шестой части жизни обычного человека… или не человека, это на самом деле неважно. А уж те, кто попадает сюда — это вообще отдельная история. Таких стариков, как я, не так уж и много. Чаще всего… эх, — Таенн махнул рукой. — Не будем о грустном. О, смотри, а вот и ЦВ показался. Здорово придумали, да? Это наши постарались, аудиалы. Красиво?

— А что такое ЦВ? — Айрин с интересом смотрела на здание, стоящее за деревьями. Здание это выглядело, как пирамида, обшитая сверкающими под солнцем разноцветными панелями.

— Центр Вещания, — объяснил Таенн. — Радио, телевидение. В вашу часть Берега трансляция идет как раз отсюда. Следующий такой же центр находится в ста двадцати дверях от этого места, наш сигнал проходит на восемьдесят дверей, и есть участок Берега, где можно поймать оба центра. А это здорово, потому что программ вдвое больше.

— А как же конкуренция? — спросила Айрин с удивлением.

— А зачем? — округлил глаза Таенн. — Глупости какие. Берег же бесконечен, работы для всех хватит. У нас только отсюда больше тысячи корреспондентами по всему доступному пространству бродит… зря ты не смотришь телевизор, — упрекнул он. — На Берегу происходит много всего интересного, а ты не в курсе.

— Я просто не люблю его смотреть, — Айрин стало стыдно. — Таенн, прости, я теперь буду.

— Кстати, ты можешь выбирать, что именно смотреть, — заметил Таенн. — Как вернешься домой, попроси, чтобы тебе показали ночной заплыв, например.

— Какой ночной заплыв? — удивилась Айрин.

— В одном поселении решили радикально решить проблему Черных, и отправились ночью в море, на лодках, — объяснил Таенн. — Наш корреспондент, разумеется, был с ними. Еще бы, такое событие!

— Ну и как? — Айрин стало интересно.

— Все вернулись утром в целости и сохранности, — улыбнулся Таенн. — Никто не погиб и не пострадал. Но, говорят, особо глазастые сумели разглядеть на линии воды мечущихся Черных, которым в воду путь заказан.

— Вот как, — Айрин задумалась. — Действительно, интересно. И что же, они повторять этот заплыв будут?

— Не в ближайшее время. Спящие, — развел руками Таенн. — Многие не хотят подолгу не видеть своих спящих.

— Страх и любовь, — прошептала Айрин.

— Верно. Именно страх и любовь, — подтвердил Таенн. — Сама догадалась?

— Это лежало на поверхности. Ну, хорошо. Это вещание. А что дальше? — Айрин заприметила за деревьями еще одно здание.

— Увидишь. Пойдем.

* * *

Дом оказался учебным центром, по крайней мере, Таенн назвал его именно так. И кого же тут учат? О, много кого. И корреспондентов, и спутников, и музыкантов, и спортсменов, и артистов, и певцов, и альпинистов, и передатчиков, и художников, и кого-то еще, кого — Таенн уже и сам не помнил.

— А кто учит? — поинтересовалась Айрин, когда они, миновав Центр Вещания, дошли до учебного.

— Учит тот, у кого есть необходимый навык и хороший результат его использования. Я, например, учился по профессиям спутник и передатчик. Просто так, для себя. Подумываю про художника… — он смущенно кашлянул. — Вообще, надо. Те же Орес и Гар вон как в музыке продвинулись. Сейчас оба вокалом занимаются, а я… ладно. Тебе это не интересно.

— Почему не интересно? — удивилась Айрин. — Очень даже интересно. А музыка? Ты сам не хочешь заняться музыкой?

Таенн вздохнул.

— Музыке я могу учить, — едва слышно произнес он. — Но для того, чтобы начать учить, нужно… в некотором смысле переступить через себя. Я аудиал, Айрин, ты, видимо, про это забыла. Аудиал не имеет права заниматься тут музыкой. А вот учить — может.

— Как это «не имеет права»? — изумилась Айрин. — И что будет, если ты займешься?

— Ничего хорошего, — Таенн отвернулся. — Развоплощусь на месте, если заиграю. Прецеденты были.

— Развоплотишься? Исчезнешь? Совсем?!

Таенн покивал.

— Да, совсем. Мгновенно. Никто не знает, почему это происходит, но это факт. Тут такие как мы могут заниматься только противоположным своему делом. Если ты визуал, то ты можешь научиться музыке. Если ты аудиал, то можешь научиться рисовать и работать с цветом. И никак иначе.

— Это неправильно, — покачала головой Айрин. — Это, наверное, ужасно…

— Да нет, — Таенн улыбнулся, но улыбка получилась невеселая. — В конце концов, я всегда могу послушать, как играют те, кому это дозволено.

— Представляю, как же тебе плохо, — Айрин расстроилась. — Жить вечно, но при условии, что ты не сумеешь никогда делать то, что тебе хочется делать…

— Когда мне захочется исчезнуть окончательно, я просто сыграю одну из своих песен, — Таенн пожал плечами. — И исчезну. Но — счастливым.

— Нет, так не должно быть, — убежденно сказала Айрин.

— Должно, не должно… так есть, — пожал плечами Таенн. — Ладно, пошли дальше. И, в конце концов, не надо меня жалеть. Я же не монах с волком, который, чуть что, вцепляется ему в глотку. Идем. Надо забежать ко мне. Кстати, ты любишь пиво?

* * *

Здание, в котором жили бывшие Контролирующие, стояло в светлом сухом лесу, и больше всего напоминало старую уютную гостиницу. Всего два этажа, сложная архитектура, темно-красный кирпич, красивое крыльцо. Рядом с крыльцом — несколько лавочек, кованных, с изящными деревянными вставками. От здания веяло покоем и уютом, и Айрин слегка приободрилась — почему-то ей стало казаться, что жилище Таенна будет расположено в гораздо более прозаическом и скучном месте.

Они поднялись на второй этаж — высокие потолки, лестница, покрытая истертым бардовым ковром, стены обшиты деревянными панелями. На лестничной площадке Таенн свернул направо, и вскоре они очутились у высокой двери, на которой Айрин с удивлением заметила табличку. «Таенн, ББ».

— А что такое ББ? — спросила девушка с интересом.

— Безумный Бард, — ответил со вздохом Таенн. — Видела дверь напротив?

— Нет.

— Ну так подойди и прочти, что там написано.

— «Орес, Гар, СсЭ». И что это значит?

— Сэфес, стадия Энриас.

— Так вы напротив живете? — удивилась Айрин. — Здорово.

— Ну да, неплохо. Только они довольно шумные соседи, и постоянно где-то шляются, — проворчал Таенн. — Никогда не получается найти их с первой попытки, когда они нужны. Заходи.

…Комната оказалась большой, просторной. В ней имелась широкая кровать, старинный платяной шкаф, телевизор, пара уютных кресел, и даже небольшая кухонька притаилась в углу. Рядом с кухней Айрин обнаружила дверь, открыла. Точно, ванная комната. Не такая роскошная, как в ее доме, но весьма неплохая.

— А что, здорово, — одобрила она. — Очень уютно.

— Тут даже больше, чем мне нужно, — хмыкнул Таенн. — В той жизни у меня всё было несколько скромнее. Так… что нам пригодится… — он задумался. — Ах, да! Пиво. Полосатый! Эй!

— Ась? — раздалось отовсюду. — Чего хочешь, неугомонный?

— Сделай нам красного пива, пожалуйста, и стаканчиков, — попросил Таенн. — Только нам не здесь, нам для улицы. И чего-нибудь солененькое к пиву.

— Давай я тебе сделаю набор, — предложил Полосатый. — Орехи, чипсы, колбаски, сухарики. Айрин, привет! Он решил тебя искушать вредным напитком?

— Ага, решил, — подтвердила Айрин. — Он меня будет вредным, а я его буду полезным. И пирожками.

— Точно, еще же и пирожки есть, — хлопнул себя по лбу ладонью Таенн. — Тогда колбаски не надо. Дай просто чипсов и орешков.

— Ладушки, — Полосатый смолк на полминуты, потом произнес: — Забирай. Десять стаканов хватит тебе?

— Лучше двадцать, — попросил Таенн. — Мы там часа два точно просидим. А то и больше.

— Безобразие. Ладно, так и быть. Лови. Я сегодня добрый.

— А когда ты добрым не был…

Пиво, которое Таенн вытащил из шкафа, оказалось налито в стеклянные кувшины с замысловатыми пробками, а вот стаканчики Полосатый прислал бумажные, украшенные примитивной картинкой — снизу волнистой линией обозначалась вода, выше — светло-бирюзовая полоска неба, а дальше — стилизованная надпись «Берег, милый Берег». Набор из чипсов и орешков был не один, набором оказался огромный пакет, набитый маленькими прозрачными пакетиками.

— Отлично. Бери свое вино и пирожки, и пошли вниз, — приказал Таенн.

— А вниз зачем? — не поняла Айрин.

— А как знакомиться? Сейчас я тебе покажу самый лучший способ познакомиться с максимумом здешних обитателей за рекордно короткий срок, — пояснил Таенн. — Здесь же у нас как… праздник каждый день. Что-то типа большого слёта, или конференции, или конвента, или сбора. Здесь весело, поверь. И почти никто не знает печали. Оставь сумку в комнате, в ближайшие пару часов она тебе не понадобится.

«А ведь ты врешь, Таенн, — подумала Айрин, спускаясь вслед за Таенном по лестнице. — Врешь, потому что каждый из вас как раз и есть самая настоящая печаль. Но если ты не хочешь говорить про это, не надо. Достаточно того, что я поняла это сама».

* * *

Лавочку Таенн выбрал не у самого входа, а чуть поодаль, но так, чтобы всем входящим было хорошо видно: тут сидят, курят, попивают пиво, и похрустывают орешками и чипсами. А еще угощаются пирогами и, кажется, каким-то неплохим вином. Почему бы не подойти, да и не выяснить, что же там такого интересного?

Первой «добычей» стали две девушки, которые явно шли откуда-то с пляжа — судя по их мокрым волосами и купальным сумкам. Девушек звали Вера и Соня. Эти самые Вера и Соня тут же покидали свои сумки на соседнюю лавку, подсели к Айрин, представились, и попросили налить им вина — мол, домашнее вино сто лет не пробовали. Вино пошло на ура, а вот от пирожков девушки отказались, сославшись на то, что уже поели, пока были внизу.

— …огромный косяк подошел, представляешь? — с горящими глазами рассказывала Вера. — Видел бы ты Маршала, Таенн! Он был готов рвануть к этим рыбам по воде ака посуху, с трудом удержали. Айрин, ты летала на рыбах когда-нибудь?

— Летала, и как раз с Маршалом, — кивнула Айрин.

— Здорово, да? — спросила ее Соня. — Тоц летает отвратительно, дергает, высоту не удерживает. А Маршал — это просто песня. Хотя если сравнивать его и Халига, то Халиг летает, пожалуй, еще лучше. Зеба тоже неплохой мастер, но он до Халига не дотягивает. А еще…

— Сонь, она не настолько в курсе, — заметил Таенн. — Мы случайно с Маршалом прокатились. Он был свободен, а мы с Айрин слегка застряли у Шелковой скалы.

— О, слепая зона, — кивнула Вера. — Знаю-знаю. Противное место. Айрин, дай мне пирожок, — попросила она. — Думала, что не хочу есть, но они так вкусно пахнут. Что ты туда положила?

— Секрет, — Айрин усмехнулась, вспоминая слова Ахельё. — Не скажу. Вот будешь печь пирожки, сама придумай.

— Вредина, — погрозила ей пальцем Вера. — Ну-ка, дай попробовать… нет, ну слушай… ну объеденье же! Не будь плохой девочкой, расскажи!

— Ладно, — сдалась Айрин. — Но лучше записать, а то забудешь.

Она вытащила из кармана блокнот, и протянула Вере.

— Ого, — вдруг сказала та, когда блокнот случайно открылся на странице с чертежом, который Айрин рисовала вчера. Точнее, там бы даже не сам чертёж, а его фрагмент. — А вот это уже гораздо интереснее пирожков. Что это?

— Да так, — отмахнулась Айрин. — Это я цифры в одну штуку пыталась подставить, но они не подставились.

— Дождись кого-нибудь из Сэфес, — посоветовала Соня. — Может, и помогут. Я такие корреляции считать не умею.

— Что вы там считать собрались? — с недоумением спросил Таенн.

— Мост, — пояснила Айрин. Таенн и до этого видел ее рисунки, правда, без обозначений и цифр. — У меня какая-то нелепица получается. Длинна шага пролета должна быть кратна увеличению нагрузки на опору, ведь так?

— Теоретически да, — кивнул Таенн.

— Но тогда у меня получается не мост, а какая-то… какой-то… — Айрин замялась. — Ерунда, короче, получается. Мост перестает выглядеть как мост. А дальше… в общем, не знаю.

— Там вообще-то стоит значок, который преобразует ряд параметров, — Таенн отобрал блокнот, и принялся разглядывать изображение. — Видишь, вот тут знак f -12 рядом с прежней формулой?

— Вижу, — отозвалась Айрин.

— Вообще-то он обнуляет предыдущую корреляцию и выстраивает новую, — пояснил Таенн. — Хотя лично я посоветовался бы с кем-нибудь из Сэфес.

— Подожди, Таенн… а что за черточка между f и 12?

— Это не черточка, — Таенн хмыкнул. — Это минус.

— И что он тут значит? — Айрин вопросительно посмотрела на Таенна.

— Ну, например то, что вес конструкции уменьшается в 12 раз. Или что-то подобное. Айрин, это не моя тема. Давай кого-нибудь еще подождем. Девочки, вы «за»?

— Мы «за», — ответила Соня. — Только сумки отнесем и переоденемся. Таенн, ты в клубе вечером будешь?

— Будешь. И Айрин будет, — пообещал Таенн. — Она у нас до завтра гостит, так что…

— Так это же здорово! — обрадовалась Вера. — Айрин, а у тебя ведь спящий есть? Расскажешь? Ну хоть что-нибудь…

— Расскажет, — пообещал Таенн. — И даже больше, чем хоть что-нибудь.

— Расскажу, — кивнула Айрин. — Тем более что спящих у меня двое.

— Вообще замечательно. Ребята, не уходите, дождитесь нас, — попросила Соня. — Таенн, пива еще захватить?

— Тащи, — кивнул тот в ответ. — И сухариков можете каких-нибудь принести. Чувствую, намечается что-то интересное…

* * *

На лавочке они просидели долго, очень долго. К исходу первого часа Айрин познакомилась уже с полутора десятками живущих в этом странном доме-гостинице, и с удивлением начала понимать, что ей среди них хорошо. Да и вообще, всё в этот день было почему-то хорошо. Происходило что-то бесконечно правильное и важное, но что — она и сама не могла в тот момент понять. Чувствовала, но в слова это понимание всё никак не облекалось. Впрочем, думала Айрин отрешенно, это и неважно, наверное. Как есть, так и есть.

Не смотря на обилие пива, она вскоре обнаружила, что совершенно не пьянеет. Таенн объяснил, что пиво Полосатый специально присылает безградусное, потому что вечером будет очередное большое сборище, да еще и с концертом, и вот во время этого сборища вполне можно выпить что-то нормальное, а днем… увы, Полосатый неумолим, и днем у него не допросишься чего-то крепче воды.

— Но у Ахельё днем вино можно взять, и это будет нормальное вино, а не как это пиво, — возразила Айрин.

— Хе-хе, — ухмыльнулся Таенн. — А ты думаешь, наши просто так по Берегу шатаются? Я в том числе?

— Из-за вина? — не поверила Айрин.

— Из-за запретов. Нет, понятно, что Полосатый в своем праве, и не хочет, чтобы кому-то было плохо, но… В общем, до вечера мы пьем безалкогольное пиво, и разговариваем разговоры. Когда надоест, пойдем искупаться. Заодно и пристань нашу посмотришь. У нас здорово.

Ореса и Гара так и не дождались, поэтому консультацию про конструкцию было решено отложить на вечер. Сходили в комнату Таенна, Айрин переоделась, и они отправились к морю.

* * *

— …я вот что хотела спросить. Может быть, я не совсем правильно понимаю, но ведь умирают люди очень по-разному, — Айрин шла следом за Таенном по узкой тропинке, вьющейся между камней и деревьев. — Не все ведь вот так… ну, как я, как Феликс, как Унара, как монах. Бывает, что человек лежит в той же коме гораздо меньше, верно?

— Верно, — подтвердил Таенн. — Правильно мыслишь.

— А такие люди попадают на Берег?

— Не всегда. Если человеку или не человеку суждено умереть, то да, он проведет несколько дней тут, на Берегу. Если не суждено, он сюда не попадет.

— Вот как… — Айрин задумалась. — Но я таких не видела, ни разу.

— Опять же правильно, — подтвердил Таенн. — Это не в вашей части Берега. И не в нашей.

— А где такие места? — Айрин споткнулась о корень, Таенн поддержал ее за локоть. — В них можно попасть?

— В степь? Теоретически можно, но зачем тебе это? — Таенн нахмурился.

— Не знаю, — пожала плечами Айрин. — Просто так. Интересно, наверное.

Сейчас они шли рядом, спуск стал более пологим, а воздух посвежел, потянуло прибрежным ветром — значит, море уже близко.

— Я могу тебя отвести, но я совершенно не уверен, что тебе это нужно, — покачал головой Таенн. — Они даже не успевают толком себя осознать. Многие растеряны, подавлены, напуганы. У многих сохраняется память, и для них происходящее — трагедия.

— Сохраняется память? — удивилась Айрин. — Да ты что. Не может быть!

— Еще как может. Я тот самолет очень долго не забуду, — Таенн тряхнул головой, словно отгоняя дурные мысли. — Сто с лишним человек, одновременно. Тут такое не редкость, конечно, но в тот раз этот чертов самолет в полном составе появился в степи при мне. Они даже не поняли ничего. Потому что вот только что они сидели в самолете, а теперь эти кресла стояли на траве. Понимаешь? Степь, небо высоченное, горы на горизонте — и сто человек в этих самых креслах.

— И что они делали? — с ужасом спросила Айрин.

— Они там пробыли меньше трех минут, — Таенн говорил глухо, голос его звучал тяжело, словно он в этот момент был сильно подавлен… впрочем, так оно и было. — Они начали вставать с кресел, побрели в разные стороны. А потом стали исчезать. Один за одним. И вскоре там была уже совсем пустая степь, только кресла стояли. Скоро исчезли и они тоже.

— Ужас какой… — пробормотала Айрин. — Таенн, слушай… а куда они уходят?

— Кто?

— Да все. Те, за кем приходят Черные, те, кто вот так умирает? Или такие, как я?

— По-разному, — пожал плечами Таенн. — Кто куда. Кто-то идет выше, в запредел. Кто-то возвращается в новое тело, чтобы прожить новую жизнь. Кто-то может и вовсе развоплотиться…

— Как ты, если сыграешь музыку?

— Примерно. Скорее, как Янина.

— А почему ты уверен, что, сыграй ты что-то, ты именно развоплотишься? — Айрин остановилась. — А вдруг это не так? С чего ты взял, что это развоплощение, а не переход куда-то дальше?

— Ощущение, понимаешь? Это ощущение ни с чем нельзя спутать. Кстати, развоплотиться — это не значит перестать существовать. Это, скажем так, начало существования в какой-то совершенно иной форме. Вот только никто из нас не хочет проверять, что это за форма такая, потому что не было еще вернувшихся перевоплощенных, — Таенн развел руками.

— А из запредела кто-нибудь возвращался? — этот вопрос волновал Айрин последние дни, но она до этой поры никак не могла решиться и спросить.

— Да, — уверенно ответил Таенн. — Возвращался. И неоднократно. Там есть жизнь, но она совершенно другая, она не подчиняется никаким известным нам законам. К ней нельзя применить наши правила и понятия. Ты, наверное, слышала выражение «Царствие небесное»?

Айрин кивнула — и вдруг вспомнила. Точно, сто раз она это выражение слышала! И даже картинки видела: благообразный седой старик на облаке в окружении каких-то светящихся существ. Облака, лучи, голубое небо, ниспадающие одежды…

— Седой старик на облаке, да? — ехидно поинтересовался Таенн. — Или что-то гораздо более зловещее. Например, ад. Я снова прав?

Айрин опять кивнула — и засмеялась.

— Находясь здесь, я понимаю, насколько это глупо, — заметила она. — Представлять себе мир, жизнь, и смерть, как тортик. Снизу красный слой с острым перцем — это ад, сверху голубенький ванильный слой — это рай, а посередке разноцветный слой, который пахнет непонятно чем — это жизнь.

— Вот-вот, — покивал Таенн. — Бесконечно наивно думать, что ты, умерев, попадешь к старику… и потом, что там делать? Сидеть сиднем подле трона, завязнув в безвременье, как муха в янтаре, и смотреть на небо и лучи? Или, если ты был плохим, гореть вечно в огне, как всё та же самая муха, без конца и края, и… и что?

— Ты прав, это всё выглядит слишком уж примитивно, — согласилась Айрин. — А на самом деле что?

— А на самом деле запредел — это бесконечное путешествие, это самые странные и удивительные миры, это безграничная свобода, — объяснил Таенн. — И есть еще один момент. Знаешь, чем отличается рай от ада?

— И чем же?

— Если ты в раю, к тебе вернется твоя память. А если ты в аду — ее просто не будет. А значит, не будет и тебя. Так вот, о вернувшихся из запредела. Они возвращаются добровольно, девочка, осознанно, и осознанно же идут на частичную блокировку памяти — они потом вернутся, и память вернется тоже.

— Но зачем они возвращаются? — удивилась Айрин.

— Любовь, — Таенн улыбнулся. И улыбка у него получилась какая-то очень светлая, и очень добрая. — Они ищут своих. Любимых. Некоторые не две жизни подряд это делают, и не три, и не четыре. Ведь мало найти, надо еще и сделать так, чтобы человек — или не человек, да это и неважно — сумел тоже достичь запредела… И там уже можно быть счастливыми вместе.

— Здорово… — прошептала Айрин. — Это и печально, и здорово одновременно. Потому что это…

— Дает надежду?

Айрин кивнула.

— Значит, даже если у меня не получится построить мост, я сумею потом вернуться и поискать снова, — пробормотала она. — Надеюсь, я не была очень плохой, и у меня получится вспомнить.

— Ты собираешься строить мост? — Таенн с недоверием посмотрел на неё. — Я-то думал, что ты просто интересуешься. В связи с твоей фразой из лабиринта…

— Таенн. В этой фразе сказано, что я должна построить мост, — твердо сказала Айрин. — И я очень постараюсь его построить. Правда, пока не очень понимаю, как именно.

— Побег с Берега, — покачал головой Таенн, но в глазах его появились веселые огоньки. — А что? Почему бы и нет? Ладно, раз так, то сегодня организуем группу мозгового штурма. Будем думать о мостах. Кстати, мы уже пришли.

* * *

Набережная тут была не чета той, на которую ходила Айрин. Это была шикарная набережная — широченная, мощеная, с красивыми фонарями, лавочками, ограждением. Разумеется, имелись и причалы, целых шесть штук. Около нескольких стояли суда, в которых Айрин сходу признала яхты (ну надо же!), другие были снабжены лебедками, подъемниками, и каким-то незнакомым оборудованием. Таенн объяснил, что на этих причалах запрягают рыб для полетов и соревнований. Прирученные рыбы живут в море, они обучены подходить к причалу по команде, когда их зовут, затем рыбу поднимают, фиксируют на ней крылья, и можно отправляться.

— Если получится, завтра прокатимся, — пообещал Таенн. — Сегодня, видишь, никого. Кто-то на соревнованиях, кто-то охотится.

— На кого охотится? — удивилась Айрин.

— Да на новых рыб. Ее же надо поймать, укротить, и добраться на ней до берега, для начала. Потом ее обучают, а после выпускают. Они тут поблизости всегда, когда мастер зовет, рыба через пять минут обычно на месте оказывается.

— Чего только не придумают, — покачала головой Айрин.

— Помнишь, некая Анна звала нас на регату? — напомнил Таенн.

— Ну да.

— Так вот, это была регата морских драконов, — Таенн ухмыльнулся. — Так что рыбы еще не самое страшное.

— Я и не говорила, что они страшные. Просто удивительно… слегка, — Айрин улыбнулась. — А где у вас тут купаются?

…Купались в камнях, в уединенной небольшой бухте. Очень, очень красивое место — Айрин видела, что это место нравится Таенну, и думала что, наверное, это место напоминает ему что-то — из его прошлой жизни.

«Мы все скучаем, — думала она позже, лежа на прогретом солнцем плоском камне, и слушая шелест маленьких волн, разбивавшихся о его подножье. — Мы все тоскуем. Даже те, кто ничего не помнит. Или помнит совсем немножко, как я. Мы все придумываем то, чего не было — как та же Венера. Мы все хотим что-то изменить — как монах с волком, как Феликс. Мы все на что-то надеемся — как Савел. И нам всем, без исключения, страшно — потому что мы все верим на самом деле, и в рай, и в ад, и пусть даже нас научили верить неправильно, пусть нас обманули, но страх мы ощутили в нужной мере из-за этого обмана, и всем нам — не по себе. Хотела бы я прожить еще одну жизнь, в которой мне придется искать своих спящих, и вспоминать их заново? Ох, не знаю. Эта усталость… откуда она берется? Я ведь устала, я чувствую это, и я не могу сказать, что я готова вот к этому всему. Всё заново? Нет. Нет, я не хочу. Я ведь нашла их, я была с ними — а это значит, что все слова, которые я услышала, находясь здесь, на Берегу, были верными, и мне действительно нужно построить мост. Таенн говорил только об одном пути возврата — получается, что он лежит через Черных и новую жизнь. Но я не хочу на этот путь. Мне нужен другой».

— Таенн, — позвала она. — Спишь?

— Ммм? А, нет. Так, замечатался что-то, — Таенн сел, зевнул. — Давай еще раз нырнем, и пойдем наверх. Надо перекусить, и собираться в клуб. К тому же, мы вроде бы хотели поговорить с Оресом и Гаром. Или еще с кем-нибудь, кто поблизости окажется.

— Слушай, забыла тебя спросить, — Айрин встала. — Соня и Вера, они кто такие? Аудиалы или визуалы?

— Встречающие, — Таенн зевнул еще раз. — Такие, как они, умеют держать Сеть в состоянии покоя. Тоже Контролирующие, но это контроль стасиса. Обычно подобные пары работают с парами Сэфес. Получилось так, что они обе погибли, а их экипаж… не знаю, что с ними, но тут их нет. Признаться, это слегка обнадеживает.

— А они люди?

— Сонька с Верой? Не-а. Эти милашки в истинном облике очень симпатичные… ящерки. Ладно, пойдем купаться, а то солнце скоро сядет. Как думаешь, Шилд останется дома, или отправится с нами?

— Думаю, что с нами, — Айрин поглядела на кота, который спал, свернувшись клубочком, на краешке ее подстилки. — Главное, чтобы ему не оттоптали лапы.

— Это вряд ли. Там все мирные…

* * *

Клуб, в который они пришли после заката, представлял собой здоровенное здание с совершенно неописуемой архитектурой. Казалось, в нем смешались всевозможные известные и неизвестные стили, причем смешались так, что не выглядели при этом неорганично. Странно — да. Более чем странно. Но при этом — гармонично и даже красиво. Этажей Айрин насчитала четыре, потом ей показалось, что их три, потом она поняла, что на самом деле их пять, но, кажется, не везде. Старинные кирпичные стены мирно соседствовали с зеркальными, бетон переходил в металл, который неожиданно сменялся деревом; колонны, конструкции, окна каких-то невообразимых форм… Айрин растерянно смотрела на здание, не зная, что и думать.

— Завораживает, да? Тоже, как впервые увидел, удивился, — успокоил ее Таенн. — Но там очень здорово.

— Я просто немножко… растерялась, — призналась девушка. — А куда мы пойдем?

— В бар, — Таенн, кажется, не предлагал, а констатировал факт. — Сначала в бар. Ты же хотела с Полосатым познакомиться? Вот он там сегодня собственной персоной. Он почти каждый вечер собственной персоной, но вчера не было. Значит, сегодня точно будет.

Изнутри здание оказалось немного похожим на Шелковый лабиринт — коридоры, развилки, широкие холлы. Освещение — неяркие бра и светильники, создающие какую-то особенно уютную и расслабленную атмосферу.

И — люди. Людей тут бродило неожиданно много, но не настолько, чтобы мешать друг другу.

…У стены, на диване — компания, главное действующее лицо в которой — парень с замысловатым музыкальным инструментом. Парень играет, не сказать, что особенно хорошо, но с чувством. Его слушают четверо, одна девушка, полненькая, светловолосая, и трое мужчин. Слушают внимательно, с какой-то затаенной грустью. Он играет и поет — незамысловатые слова о прошедшем лете, о волнующемся море, об осеннем небе. Когда песня кончается, девушка целует парня в щеку, а один из мужчин показывает большой палец — молодец, мол.

…Дальше, в широком коридоре, стоят рядами стулья, и, судя по всему, идет нечто типа лекции или семинара. Выступает женщина, подтянутая, приветливая, ей ассистирует девушка. Сама женщина сидит за столом, и ничего не делает, а девушка расставляет на особых планшетах разноцветные карточки. Слушателей не очень много, десятка два, и, судя по заинтересованным лицам, они ждут, что же еще покажут женщина и девушка. У некоторых в руках — тетради и даже цветные карандаши.

…Еще поворот. Посреди холла стоит стул, на стуле девушка, по виду почти подросток, которая читает стихи. Сначала кажется, что стихи ужасны, но потом становится понятно, что это — сатира, едкая, как кислота. Айрин слушает и понимает — в стихотворении девушки речь идет о ком-то вроде знакомого монаха, но не о его существовании на Берегу, а о его жизни среди людей. Девушку слушают, с каждой минутой слушателей становится всё больше, на лицах у них — понимание. Кто-то смеется, кто-то хмурится.

— Сожгли, — шепчет Таенн. — Она Бард, как я, ее сожгли вот такие же, как этот, из стихотворения. Сожгли заживо. Она сумела выйти в Сеть, но… там и осталась… тоже как я. Пойдем дальше.

— Подожди, пусть дочитает…

Почему-то очень важно, чтобы девушка дочитала, думает Айрин в этот момент, но тут ее ноги касается пушистый хвост Шилда — и она словно бы возвращается в реальность.

— Пойдем, — просит Таенн. — Айрин, ты потом еще послушаешь. Обещаю.

* * *

Бар, в который они добрались, наконец, после блуждания по коридорам, оказался под стать зданию — такой же уютный, и такой же такой же необычный. Народу в нем было множество, пахло сложной смесью запахов — сладкие духи, табачный дым, вино, что-то жареное, что-то острое…

— Таенн! Давай к нам! — крикнули откуда-то из угла, но Таенн, подхватив Айрин под руку, крикнул в ответ:

— Попозже подойдем! Мы скоро!..

— Подругу твою как зовут? Эй, подруга, как тебя зовут?

— Айрин! — крикнула Айрин.

— Не болтай ты с ними, не отвяжешься, — проворчал Таенн, утаскивая Айрин куда-то вглубь помещения. — О, вон он, Полосатый. Сейчас увидишь настоящего трансфигуратора за работой…

— Я пока что ничего не… ой, — Айрин остановилась. — Ничего себе!

За невысокой стойкой стоял полный немолодой человек, выглядевший настолько комично, что Айрин пришлось приложить усилие, чтобы не рассмеяться. Красная рубашка в белый горошек, с короткими рукавами, на обеих руках бесчисленные браслеты и, кажется, даже фенечки, на голове — завязанный на уголках большой носовой платок. И лицо — какое-то очень смешное и доброе. Как у клоуна в цирке. Большой, постоянно улыбающийся рот, нос картошкой, и неожиданно яркие голубые глаза. Из-под платка выбивается прядка, видно, что волосы светлые и кудрявые, вот и вырвался этот упрямый завиток из плена.

— А почему он Полосатый? — с интересом спросила Айрин. — Что-то я полосок не вижу.

— А он не человек, — в тон ей ответил Таенн. — Он рауф. Из редкого подвида вполне шерстяных и весьма полосатых. Среди рауф таких лохматиков, как он, очень мало, но Полосатый у нас, поверь, и полосат, и волосат.

— Но что он делает? — с интересом спросила Айрин.

— А ты присмотрись.

Айрин подняла глаза — и обомлела.

Над головой Полосатого она увидела две дымные воронки, желтую и зеленую. Воронки казались полупрозрачными, словно сотканными из невесомой паутины, и в их недрах явственно различалось какое-то непрекращающееся движение. Полосатый то и дело поднимал руки, выхватывал что-то из желтой воронки, перебрасывал в зеленую, затем засовывал руку в зеленую, и словно бросал нечто невидимое в сторону. Причем делал он это не глядя, продолжая вовсю болтать со всеми подряд.

— Преобразует, — объяснил Таенн. — Желтая воронка — это так называемая топка. Зеленая — выход. Он берет предметы из топки, кидает в выход, переделывает, а потом отправляет заказчикам.

— А что попадает в желтую воронку? — с подозрением спросила Айрин.

— Да всё подряд, — пожал плечами Таенн. — Камни, дерево, вода… это неважно. Сама понимаешь, на Берегу всё условно, поэтому содержимое желтой воронки не имеет значения.

— Он может превратить дерево в продукты для ужина? — с восхищением спросила Айрин.

— Он еще и не такое может, — хмыкнул Таенн. — Пойдем. Дальше тут стоять будет просто невежливо.

Едва завидев их, Полосатый заулыбался еще шире — хотя, казалось, куда уж шире — проворно выхватил из зеленой воронки два высоких фиолетовых стакана, и крикнул:

— Айрин, девочка моя, как я рад тебя видеть! Таенн, старый алкоголик, я уж думал, ты соврал, и не приведешь её. Берите, берите, у меня заказ стоит, — он сунул руку в зеленую воронку, и бросил что-то себе за спину. — Айрин, это мой фирменный коктейль, готовлю исключительно в этом баре, и исключительно для этих охламонов. Не побрезгуй, попробуй.

— Привет, Полосатый, — улыбнулась Айрин. — Очень рада встрече. Какой ты, оказывается…

— Какой? — удивился Полосатый.

— Классный! — выпалила Айрин. — У тебя всё так ловко получается.

— Ну а то, — Полосатый подмигнул. — С такой-то практикой. Это вам, конечно, не звездными системами жонглировать, как некоторые при жизни делали, но тоже вполне себе занятие.

— Прибедняется, — хмыкнул Таенн, делая глоток из стакана. — В Контроль бы его взяли, с такими способностями.

— А в темные века его бы повесили, — присовокупил пьяный голос откуда-то сбоку. — И Берег бы лишился… ик… такого классного коктейля. Полосатик, налей еще, а?

— Может, хватит тебе на сегодня, Феус? — Полосатый обернулся. — Ты ж косой уже, как зайчик. Пойди, поспи.

— Неее… сегодня я не поспи. Завтра поспи. Поспю. То есть посплю, — поправился голос. — Все меня никак не отпустит. Пересидел я с ними. Пусть теперь другие сидят.

— Ладно, тогда пей, — вздохнул Полосатый.

— Опять новые пришли, — объяснил Таенн. — И теперь Феус запивает чужое горе. Так тоже бывает. Но не будем о плохом, — решительно объявил он. — Полосатый, дай нам еще по стакану, и закуску, какую не жалко. К ребятам пойдем, в уголок. Там наша компания собирается.

— Играть будут сегодня?

— Позже. Скалолазы в последнее время подняли… знаешь, я бы их в Барды принял, — признался Таенн.

— Ты бы принял, но у тебя принималка не работает, — напомнил Полосатый. — Айрин, как тебе коктейль?

— Шикарно, — ответила Айрин, под разговор опроставшая почти полстакана. — Никогда не пробовала ничего подобного.

И впрямь, очень вкусный коктейль. Ни на что не похож. Или… густой виноградный сок, сладкий, но не приторный, и, кажется, слегка газированный, да и на вкус вроде бы виноградный, а вроде бы и нет, с целым букетом самых разнообразных запахов — от пряностей, до цветов и муската. Из чего это сделано? Вино? Ликер? Еще что-то?.. А что еще бывает, подходящее для коктейля?

— Не скажу, — кажется, Полосатый придерживался закона Ахельё о неразглашении рецептов. — Пусть это, как та каша, будет для тебя тайной Берега.

— Сговорились, — с напускной серьезностью проворчала Айрин. — Ну, если так, то давай нам еще по стакану, и мы от тебя, наконец, отстанем. По крайней мере, до следующей порции этого коктейля.

* * *

— …Настойку рибира он туда добавляет, — шепотом пояснил Таенн. — Ягоды такие. Настойка эта как-то называется, но не помню, как. У них есть лхус, но лхус — это когда рибир заваривают. А это… вот фиг его знает, название, но штука совершенно убойная. И, учти, крепкая. Здоровых мужиков с ног валит.

— Наверное, стакане на десятом, — подсказала Айрин.

— Нет, пораньше. Где-то на седьмом-восьмом. Так что ты давай без фанатизма, — попросил Таенн.

— Ладно, не буду с фанатизмом, — проворчала Айрин. — Но очень вкусно.

— Оно и понятно. На всякий случай учти — чтобы протрезветь, достаточно просто захотеть этого.

— Сказать вслух? — уточнила Айрин. К слову сказать, за всё время пребывания на Берегу она не пьянела вообще ни разу, и до этого момента думала, что опьянеть тут в принципе невозможно. Оказывается, это не так.

— Можно и вслух, — подтвердил Таенн. — Главное, сделать это искренне. Другой вопрос — многие этого просто не хотят.

— Например, ты, — поддела Айрин.

— Например, я, — согласился Таенн. — Но главное, что ты теперь в курсе.

…Компания в углу приветствовала их радостными криками, ту же откуда-то появились дополнительные стулья, на диване принялись было сдвигаться, чтобы освободить место для Шилда, но тот проворно запрыгнул на спинку, и лёг там. Кот любил места с хорошим обзором.

— Так что там на счет моста? — с интересом спросила Соня, выуживая из рук Айрин блокнот. — Давай, рассказывай. Сколько лет я тут, а про мосты впервые слышу.

— Расскажи, правда, — начали требовать со всех сторон.

И Айрин принялась рассказывать. И про лабиринт и пророчество. И про книги, которые сами собой попадали ей в руки, когда она искала в своей библиотеке, что бы почитать. И про слова Феликса. И про советы монаха. Компания притихла, разговоры смолкли сами собой, и к концу рассказа за столом царила полная тишина.

— Ну и дела, — протянул Гар, наконец. — Действительно, такого раньше не было. Таенн, тут просто один к одному, получается. Мало того, что ее спящие… скажем так, очень необычные, так еще и такое количество указаний… есть над чем подумать.

— Но как его строить, этот мост? — Айрин пожала плечами. — Таскать камни, что ли? Выглядит, как полный бред.

— Так оно и есть полный бред, — подтвердил Орес. — Этот мост не может быть материальным. Он, по-моему, по строению ближе к Сети.

За столом вдруг заговорили все разом — Айрин даже опешила от неожиданности. Пять человек, сидящих рядом с ней, гомонили, перебивая друг друга, Таенн что-то едва ли не кричал Оресу, а Гар начал спорить с Верой и Соней. Наконец, женщина, которая молча сидела рядом с Таенном, вдруг подняла руку, и громко произнесла:

— А ну-ка тихо! Разошлись, понимаешь. Размечтались. Неужели непонятно, что ни вам, ни мне уже больше никогда не светит… ладно, неважно. Вы не понимаете главного — метод, который предстоит изобрести ей, в любом случае будет отличаться от ваших методов. Хотите вы того, или нет.

— Эди, ты… км… — кажется, Таенн слегка смутился. — Мы, вроде бы, это понимаем, но…

— Но вы начинаете всё примерять на себя.

— Вообще-то ты Связующая, — осторожно сказала Вера. — И, сдается мне, ты тоже собираешься сделать именно это.

— Нет, — отрезала женщин. — Я тут слишком долго, чтобы ностальгировать так же сильно, как вы. Я сумела отстраниться. А вы пока всё еще частично там.

Айрин посмотрела на неё. Худая, даже, кажется, излишне худая, светловолосая, сероглазая. Одета просто, совершенно без претензии. Обычная футболка, обычные брюки, никаких украшений. Волосы собраны в хвост и перехвачены простой гладкой заколкой.

— Феликс всё понял правильно, — продолжила женщина. — И сделал правильные выводы. И ты, Таенн, интуитивно тоже всё почувствовал верно. Но сам метод… девочка, вся эта веселая компания права сейчас только в одном — мост не материален, в том понимании, которое присуще обывателю. Твой мост — это формула. Формула — материальна. Ты должна прекратить думать категориями дерева и камня, у тебя теперь в приоритете другие вещи.

— Какие? — спросила Айрин.

Женщина улыбнулась.

— Вода, свет, Берег, и ты сама, я думаю. Мост надо строить в мыслях.

— Мысль материальна? — Айрин нахмурилась. Эту фразу она слышала сто раз. Даже, кажется, тысячу раз.

— Да, — кивнула женщина. — Мысль действительно материальна. Мы поможем тебе разобраться в формуле… да, Орес? Да, Гар? Вера, Соня, Таенн, не молчите. Твоя формула — это и есть твой мост.

— Но разве по такому мосту можно куда-то уйти? — с недоверием спросила Айрин.

— Как ты думаешь, если бы было нельзя, он бы появился? — женщина хитро глянула на Айрин. — Мне кажется, он уже есть у тебя, этот мост. Дело за малым — заставить его работать.

— Но ее тело… — начал было Таенн, но женщина взмахом руки остановила его:

— Таенн, не лукавь. Ни ты, ни я не знаем, так ли всё плохо с телом на самом деле. Сейчас, например, вообще ничего не видно. А вдруг тело восстанавливают? Или, по примеру резерва, вообще воссоздают по материалу? Тебе это приходило в голову?

— Но Айрин не дубль и не резерв! — если бы Таенн мог в тот момент вскочить на ноги, он, скорее всего, вскочил бы — увы, за столом оказалось слишком мало места. — Как можно воссоздать…

— А как твои друзья были воссозданы? Те, что спят сейчас у нее дома? Таенн, перестань, — попросила женщина. — Тебе известно далеко не всё, и не может быть известно, признай уже очевидное. Её судьба — вернуться. А наше дело — помочь ей в этом по мере сил. Ты не согласен?

— Да согласен, согласен я, — проворчал Таенн, явно сдаваясь. — Айрин, ты разрешись сделать копию твоего блокнота? Я сейчас до Полосатого дойду, и…

— Утром, — приказала женщина. — Думаю, на сегодня хватит. Народ, допиваем, и пошли в зал. Пошли, Вера, пошли, негоже обижать друзей отсутствием. Айрин, зови кота. Он не согласится посидеть у тебя на руках? А то там будет очень много народу.

 

9

Новый Год Айрин

— Ничего у меня не получается, Таенн.

— Совсем?

— Ну ты же видишь, совсем. Ощущение, что я делаю нечто неправильное, — Айрин отвернулась, тяжело вздохнула. — Пару раз мне казалось, что я что-то чувствую, но… всё рассыпается. А еще я, кажется, устала. Глупо, да? Как можно устать на Берегу?

— Можно, — возразил Таенн. — Не устает только тот, кто ничем не занят. Ахельё, ты устаешь? — спросил он, чуть повысив голос.

— Я-то? О, еще как, — заверил Ахельё, высовываясь из-за стойки так, чтобы его было видно их столику. — Как домой приду, как цветы полью, так и падаю. И попугай падает. Прямо вот весь падает, и лапами кверху лежит. Получается такой Рах-бабах. А чего ему не устать, весь день орать, да колокольчик дергать?

Айрин усмехнулась, но невесело.

— По моему календарю, я уже два месяца мучаюсь, — сообщила она Таенну. — Я же отмечаю дни. И листы, дни на которых кончились, складываю в стол. Два листа, Таенн. Два месяца. Шестьдесят дней. И ничего.

— Тебе нужно как-то отвлечься, — Таенн нахмурился. — Может, снова в гости?

— Ой, нет, — покачала головой Айрин. — Нет, в гости с радостью, но… потом. Там слишком много народу. И народ этот, хоть и веселится, по большей части все-таки грустный. А я не хочу грустить. Мне надо…

— Что тебе надо?

— Как-то встряхнуться или разозлиться, — подумав, сообщила Айрин. Таенн присвистнул.

— Ну, про злость ничего не могу сказать, а вот про встряхнуться… хм… Кстати, а ты в курсе, что ты уже год здесь?

Айрин, слегка опешив, посмотрела на него.

Год?

Год?!

Целый год?..

— Да ты что… — прошептала она. — Быть того не может.

— Еще как может, — заверил Таенн. — Думаешь, ты одна считаешь? Ничего подобного. Много кто этим увлекается. Только среди моих знакомых — Вера считает, Орес считает, Эдика считает, ты считаешь…

— А ты? — с подозрением спросила Айрин.

— Ну, если я знаю про год, видимо, и я, — ухмыльнулся Таенн. — А как ты хотела? Думаешь, тебе одной интересно? Ничего подобного.

— Ахельё, а ты считаешь, сколько ты тут пробыл? — спросила Айрин.

Повар тотчас высунулся из-за стойки снова.

— Конечно, считаю, — невозмутимо сообщил он. — Как не считать? Правда, начал не сразу, молод был поначалу, не сообразил сперва, а потом начал. Вот Венера не считает. Венера наоборот…

— Слушай, сделай нам по кусочку мяса, что ли, — попросил Таенн. — И вина… Айрин, тебе какое?

— Можно розовое, — пожала плечами девушка. — И Шилду тоже мяса, пожалуй. Ахельё, а для чего ты считаешь?

— Да просто так, — пожал тот плечами. — Пять минут, сейчас мясо сделаю.

— Считают, девочка, не «для чего», а «почему», — объяснил Таенн, когда Ахельё скрылся в недрах кухни. — Это своя воля. Свои мысли. Своё время. Точнее, это возможность сохранить хотя бы часть себя — независимым. Ты на Берегу заперт, как заключенный в камере, но ведь даже заключенный может делать на стене засечки, верно? Это то же самое. Сколько у тебя листов в ящике?

— Девять. Первые три месяца я не считала, — Айрин нахмурилась. — Знаешь, странное ощущение от времени. Если бы не мой календарь, и не твои слова, я бы, наверное, не сообразила про год. А сейчас чувствую, что ты прав. И еще… я кое-что вспомнила.

Таенн подался вперед.

— И что же? — с интересом спросил он.

— Когда я… когда я умерла… — Айрин запнулась. — Скоро должен был быть Новый год, праздник. И я помню свою мысль. Жалко, что не удалось дожить до Нового года. А ведь хотелось. Не помню, к чему относилась эта мысль, в какой обстановке она ко мне пришла, но саму мысль помню. Такое… сожаление и разочарование. Понимаешь?

Таенн кивнул.

— Понимаю, — проговорил он. — Это было зимой?

— Ну да, — подтвердила Айрин. — У нас его точно празднуют зимой. Украшают… да всё подряд украшают, кажется, но я помню гирлянду на окне, и лампочки… в них словно бы цвета перетекали из одного в другой. Красный, синий, зеленый, белый… Подарки дарят друг другу. Это я тоже помню хорошо. Подарки, и… и какое-то такое ощущение у всех… словно должно случиться чудо.

— И оно случается?

Айрин задумалась. Шилд подошел к ней, поставил лапки ей на колено — девушка машинально погладила кота по голове, а он ткнулся лбом ей в ладонь.

— Не знаю. Может, и случается. Я не помню. Помню только ощущение само, и ничего больше. Огоньки помню, снег, запахи какие-то.

— Какие?

— Вкусные, — Айрин усмехнулась. — Еще помню, как приходишь домой с холода, а в доме тепло, и огоньки, и запахи. Мне обидно было умирать. Потому что смерть отняла у меня это чудо.

Таенн молча смотрел на Айрин, словно что-то про себя прикидывая. Из кухни вышел Ахельё, поставил перед ними длинные глиняные тарелочки с мясом, а перед Шилдом — белое блюдце, на котором тоже было мясо, но сырое, и нарезанное мелкими кусочками.

— Сейчас вино подам, — пообещал он. — Совсем замучили Полосатого, говорит, продыху нет с вашими заказами.

— Мы не торопимся, — успокоил Таенн. — До вечера еще далеко.

До вечера и впрямь было далеко. Солнце стояло в зените, на пляже гуляло много народу, тут и там сновали чьи-то гуарды и фамильяры, да и в самом кафе посетителей уже стало прибавляться — наступало обеденное время.

— А ты любишь снег? — негромко спросил Таенн.

— Не знаю, — пожала плечами Айрин. — В Новый год я его точно любила. Потому что одно неотделимо от другого. А так… я не очень люблю холод, — призналась она. — У меня от него болели руки. И губы трескались. И глаза слезились. Но это, наверное, не от холода, а от старости, — предположила она. — Может это всё быть от старости?

— Запросто, — кивнул Таенн. — Нет, положительно, когда готовит Ахельё, еда получается особенная. У Полосатого тоже вкусно, но не так. Даже близко не так.

— Согласна, — Айрин подцепила вилкой кусок мяса, и отправила в рот. — Мямса пуосто воусхитителое…

— Не говори с набитым ртом, — посоветовал Таенн.

Айрин замерла с вилкой в руке. Проглотила кусок.

— Что ты сказал? — спросила она.

— Не говори с набитым ртом, — повторил Таенн. — Это неудобно тебе и непонятно окружающим.

— Эту фразу они говорили друг другу, — прошептала Айрин.

— Твои спящие?

— Ну да! Точно помню. Таенн, знаешь, я, по-моему, с каждым днем помню всё больше, — призналась она. — Вот такие предложения, свои ощущения, даже праздник. К чему бы это?

— Давай надеяться, что к возвращению, — предложил Таенн. — А на счет Нового года… хм… я подумаю.

— О чем? Посмотри вокруг! — Айрин рассмеялась. — Тут везде сплошное лето!..

— Да? — Таенн прищурился. — Ну, ладно. Ловлю на слове. Спорим, что не везде?

— На что? — с интересом спросила Айрин.

— Ишь ты какая, «на что». Ну… — Таенн призадумался. — Давай на щелбаны.

— Это не интересно. Давай лучше на то, что если выиграю я, ты покажешь мне свой календарь, — предложила Айрин.

— А что будет, если выиграю я? — поинтересовался Таенн.

— Предложи сам.

— Тогда ты подаришь мне подарок. Любую книгу на твой выбор, из твоей библиотеки, — предложил Таенн. — Раз уж щелбаны тебя не устраивают…

— По рукам, — согласилась Айрин. — Ладно, давай доедать, и пошли купаться. А то ведь мне еще с чертежами весь вечер сидеть.

* * *

На несколько дней Таенн куда-то подевался, но Айрин, надо признать, не особенно о нем горевала. Она даже из дома почти не выходила в эти дни — снова села за чертежи и формулы, пытаясь сообразить, что же всё-таки нужно сделать, чтобы схема заработала, чтобы получился мост. Цифры неважны, важно ощущение — вспоминала она. Нематериальное материально, времени не существует, мост уже здесь.

Условности.

Весь мир, и она сама, Айрин, и ее черный кот — это тоже условности, хотя бы потому, что на физическом плане ни её самой, ни кота, ни даже Берега не существовало. Из разговоров с Контролирующими она этот факт уяснила себе четко. Как сказала Эдика? «Вода, свет, Берег, и ты сама». Гар говорил что-то про волны и частицы, и это отлично связывалось со светом и водой. Но вот дальше…

«Какая же я глупая, — думала Айрин. — Почему у меня не получается? Столько слов, вроде бы правильных, формула, даже чертеж — всё у меня есть, а я до сих пор так и не поняла, как же мне действовать. Ручка, кувшин… спящие… как связать это всё воедино? Что должно произойти, что я еще должна понять, чтобы у меня в голове появилась хотя бы одна новая мысль, которая меня направит?»

К спящим она теперь заходила ненадолго — поняла, что от этих походов больше расстраивается, нежели чем радуется. Эти заходы превратились в подобие ритуала: зайти, укрыть, поговорить, и выйти. Нечестно, думала Айрин. Это нечестно, и это подло, слышишь, Берег? То же самое, что поставить перед голодным человеком стеклянную коробку, наглухо закрытую, с самой замечательной едой. Коробка прозрачная, еду видно — но голодный никогда до этой еды не доберется, он рискует умереть рядом с этой проклятой коробкой. Не заходить она не могла — все-таки ее успокаивало их присутствие, ей требовалось подтверждение того, что они живы, что они есть. Но и долго задерживаться больше не хотелось. Потому что обидно.

Утро, завтрак, душ (на море она теперь стала выбираться реже), а дальше — формула, чертежи, книги, и бесконечные раздумья. Чего-то не хватает. Это Айрин теперь осознавала со стопроцентной уверенностью. У нее есть все элементы, но нет главного. Того, с помощью которого можно привести всю систему в действие.

* * *

В этот день она все-таки отправилась на море, по обыкновению захватив с собой книгу и блокнот. Шилд походу явно обрадовался — последние дни кот откровенно скучал, во время занятий Айрин он чаще всего либо спал, либо бродил по участку, но то, что коту скучно, понял бы кто угодно. Поэтому сейчас, по дороге вниз, Шилд весело бежал по дорожке впереди хозяйки, задрав хвост трубой, и всем видом демонстрировал готовность к длительному, на весь день, походу.

На лестнице, ведущей к набережной, девушка с удивлением заметила… Таенна, который стоял у перил, и о чем-то беседовал с седовласым пожилым мужчиной. Пожилые, кстати, тут были редкостью. Обычно человек мыслит себя моложе, чем он есть на самом деле. Заметив Айрин, Таенн спешно попрощался со своим собеседником, и подошел к ней.

— Привет, — поздоровался он. — Прости, что пропал. Дела.

— Бывает, — пожала плечами Айрин, которая последнее время в мифических «делах» Таенна начала сомневаться. — Ты наверх или вниз? С нами пройтись не хочешь?

— Нет, я наверх, — помотал головой Таенн. — Ты вернешься вечером?

— Ну да, — кивнула девушка. — Хочу дойти до своих камней, давно я там не была.

— Это правильно, — одобрил Таенн. — Слушай, я ближе к вечеру к тебе собирался. Пустишь?

— То есть? — не поняла Айрин.

— Я тебя подожду у тебя же дома, — объяснил Таенн. — Можно?

— Ну, подожди, — девушка недоуменно пожала плечами. — Зачем ты спрашиваешь?

— Потому что приходить без приглашения невежливо, — объяснил Таенн.

— Пропадать настолько без объяснений невежливо! — рассердилась Айрин. — Мог бы хоть предупредить…

— Извини, — лицо у Таенна стало виноватое. Ну очень виноватое. — Я хотел, как лучше. Правда. Ну хочешь, побей меня. Или Шилдом в меня брось, пусть обдерет.

Айрин рассмеялась. Сердиться на Таенна дальше ей уже расхотелось.

— Просто предупреди в следующий раз, — попросила она. — Это ведь несложно.

— Обязательно, — заверил Таенн в ответ. — Ладно, идите купаться, а вечером увидимся. И не особенно наедайся.

— Это еще почему? — удивилась Айрин.

— Ну… ну ты просто не наедайся, и всё, — попросил Таенн. — Давай, до вечера. Я побежал.

* * *

День получился какой-то пустой — Айрин даже не стала открывать книгу, да и блокнот остался дома, она просто позабыла положить его в сумку. Памятуя просьбу Таенна, она взяла у Ахельё пару лепешек, да виноградную гроздь, и отправилась к дому и камням. Долго купалась, плавала, потом бродила по развалинам. Поднялась на самый верх — отсюда было лучше всего видно, что камни в воде действительно расположены строго полукругом, и что это явно не просто так… вот только думать ей сегодня не хотелось, и делать ничего не хотелось тоже. Вообще ничего не хотелось.

Шилд блаженствовал. Сначала он исчез на час с лишним, потом вернулся, немного подремал в тени, а потом отправился к воде — охотиться на крабов. Попрыгав по камням, и пару раз едва не сорвавшись в воду, кот, наконец, угомонился, и снова прилег подле хозяйки — но в этот раз не спать, а просто так, для компании.

— Эх, Шилд, Шилд, — вздохнула Айрин. Погладила кота по теплой спинке. — Кажется, мы в тупике. Вот если бы хоть что-то… у меня пропадает вера, — пожаловалась она. — Я перестаю верить. Вроде бы столько всего узнала, со столькими поговорила, и даже память возвращается — а верю я всё меньше и меньше.

— Миа? — Шилд поднял голову, и с удивлением посмотрел на хозяйку.

— Да, да, так и есть, — подтвердила девушка. — Наверное, у меня ничего не получится. И мы с тобой так и останемся тут, на Берегу. А потом… потом придут Черные, и всё для нас закончится. Обидно.

Кот встал, потянулся, зевнул — и вдруг бесшумным прыжком взлетел на высокий камень, отделяющий место, где они сидели, от территории полуразрушенного дома. Взлетел — и пропал. Словно сгинул.

— Эй, ты куда? — Айрин привстала. — Охотиться отправился. Ну что за жизнь такая? Даже коту, и тому не пожалуешься, сразу убегает. Хотя это ведь не жизнь. Чего я вообще говорю такое? У меня и тела-то нету, а я — про жизнь. Ладно, кот, охоться, хоть ты повеселишься.

…Кот появился примерно через полчаса, когда Айрин решила, что скоро нужно будет собираться, чтобы идти домой. Он вышел из-за развалин дома, и направился к хозяйке. Шел кот как-то странно, словно ему что-то мешало — Айрин с удивлением посмотрела на него, и вдруг поняла, что кот тащит что-то в пасти; это непонятное что-то было длинным, и путалось у кота между лапками, поэтому он шел медленно и осторожно.

— Что это у тебя такое? — удивилась Айрин. — Ты поймал змею?..

Шилд, наконец, доковылял до хозяйки, выронил непонятный предмет у ее ног, и коротко мяукнул — держи, мол, это тебе. Айрин, всё еще не понимая, нагнулась, и подняла то, что принес кот. И замерла в полном удивлении.

— Что это такое? — спросила она. — Откуда это?

В руках ее находился длинный кожаный пояс, узкий, тонкий, украшенный металлическими бляшками со сложной чеканкой. Айрин присмотрелась: что-то совсем незнакомое и непонятное. На бляшках были изображены солнце, луна, какие-то узкие и длинные лодки со сложно загнутыми носами, совершенно непонятные предметы, и странные фигуры — то ли полулюди, то ли полуживотные. Например, голова коровы, а тело — человеческое. Или — верхняя часть тела вроде бы лягушачья, а низ — обычные ноги.

— Где ты это взял? — спросила Айрин недоуменно.

— Мяу, — ответил Шилд.

— Это кто-то потерял?

Кот презрительно фыркнул.

— Ты это принес откуда-то?

— Мяу.

— Нашел в камнях?

— Пффф!

— Это тут кто-то забыл?

— Пффф! Фффр!

— Подожди, — Айрин замерла с поясом в руках. — Не хочешь ли ты сказать, что ты принес этот пояс оттуда… где стоит такой настоящий дом?!

— Мяу.

— Не может быть!

— Миииииау! — коту этот разговор надоел, равно как и тупость хозяйки. Он выразительно посмотрел на Айрин, потом на дом, а потом встал, развернулся, и с важным видом пошел по узкой тропинке, ведущей к набережной. Хватит, мол. С тобой говорить, дорогая, только время зря терять. Ты хотела доказательство? Я его принес. А ты еще и недовольна. И мне не веришь. А потому — не пойти ли тебе куда подальше вместе с твоими дурацкими вопросами.

— Надо показать этот пояс Таенну, — решила Айрин, пряча пояс в сумку. — Вот он удивится… Эй, Шилд, стой! Да стой, кому говорю! Ну извини, я просто не поняла сразу… кот, стой, да подожди же ты меня!..

* * *

Таенн встретил Айрин у дома, и та, увидев его, заметила, что вид у Таенна какой-то… необычный, что ли? Или даже заговорщицкий? Таенн явно ее ждал, вот только поводов для такого вида у Таенна вроде бы не должно было быть.

— Что-то случилось? — спросила Айрин, вытаскивая из сумки мокрый купальник, и вешая его на веревочку. — Таенн, я тебе сейчас такое расскажу!.. Ты не поверишь.

— У тебя тоже есть сюрприз? — удивился Таенн.

— Сюрприз? — Айрин опешила. — Ну, наверное, можно и так назвать. Но почему — тоже?

— Ну… потому что. Давай сначала твой, а потом будет мой, — предложил Таенн.

Айрин вынула из сумки пояс, и протянула Таенну. Тот взял, и, нахмурившись, посмотрел на девушку — он явно ничего не понимал.

— Что это такое, и откуда это у тебя? — спросил он, наконец.

— Это принес Шилд, — объяснила девушка. — Если я его правильно поняла, это из дома, который на берегу. Настоящего. Не того, что здесь.

Она пересказала Таенну свой разговор — если, конечно, это можно было так назвать — с котом, затем про то, как кот ушел, и как вернулся с поясом. Таенн слушал, не перебивая, потом принялся разглядывать пояс.

— Ты знаешь, что это за изображения? — спросил он, когда Айрин закончила рассказ.

— Понятия не имею, — призналась та.

— Это… ммм… в некотором смысле, это боги. На самом деле — это сетевые инженеры, строители наших станций, — объяснил Таенн. — Такие, как я, пользуются специальными кораблями, которые являются и точками входа-выхода в Сеть, и перевалочными пунктами, и местами для отдыха. Да много чем, всего не перечислишь. И создают их именно такие вот существа. Ну, не совсем такие, но похожие. У меня странное ощущение — словно кто-то взял их образы, и сделал на этой основе нечто типа религии. Пояс сделан весьма примитивно, это ручная работа. Удивительно! Это просто удивительно! Я всего единожды в жизни видел тех, настоящих, но никогда бы не подумал… знаешь, в этом подобии почти невозможно узнать оригинал. Если бы не пара деталей… Боюсь, окажись я с тем, кто носит такой пояс, лицом к лицу, я бы не признал в нем… кого-то, кто хоть как-то соотносится с сетевыми инженерами. Но сейчас, здесь … Айрин, я не знаю, что и думать.

— Выходит дело, мои спящие сейчас общаются с такими, что ли? — Айрин нахмурилась. — И сами носят такие пояса? Ну и Шилд, ну и помог. Еще больше всё запутал.

— Я бы так не сказал, — возразил Таенн. — Ты дала фамильяру поручение — о доказательстве. Он принес тебе то, что сумел принести. Ты получила доказательство? Да.

— Ну только если так, — Айрин пожала плечами. — Давай пока что спрячем этот пояс. Мне и так хватает забот, а тут еще и это. Потом подумаем про него, ладно?

— Ладно, — кивнул Таенн с видимым облегчением. — Надо сказать, твой сюрприз удался. Что ж, теперь моя очередь. Пойдем.

* * *

Войдя в кухню, Айрин поняла, что кухня немного изменилась — кажется, она стала чуть длиннее, а в торцевой стене её, до этого глухой, появилась дверь. Точно такая же, как и все остальные двери в доме: деревянная, тяжелая, с резьбой. Это и есть сюрприз Таенна? Хм, интересно.

— Пойдем-пойдем, — позвал Таенн. — Думаю, тебе понравится.

Айрин вошла следом за ним в комнате, и остановилась на пороге. С минуту она молчала, потом, внезапно севшим голосом, спросила:

— Это… это что такое?

На первый взгляд комната ничего особенного собой не представляла. Довольно просторная, похожая на все остальные комнаты в доме — темные деревянные панели на стенах, диван, кресла, большой круглый стол в центре; на стенах бра, горящие неярким светом; у стены напротив дивана — незажженный камин. Хорошая уютная комната.

Вот только…

Только в углу этой комнаты стояла большая пушистая елка, а за окном — шел снег.

Айрин потерла глаза, сделала несколько шагов по направлению к окну.

Да, она не ошиблась.

Там, за окном этой новой комнаты, была самая настоящая зима — деревья без листьев, кусты в пушистых снежных шапках, низкое небо, и снегопад, самый настоящий снегопад — когда девушка положила руку на стекло, то отозвалось холодом, взаправдашним холодом, и это было настолько необычно, что Айрин даже вскрикнула от неожиданности. Да, за этим окном был реальный зимний день, чуть ближе к вечеру, морозный зимний день.

— Таенн… — растерянно произнесла Айрин, оборачиваясь. — Это как?..

— Сюрприз, — Таенн стоял у двери и улыбался. — Нравится?

— Невероятно, — прошептала Айрин. — Скажи, а туда, наружу, можно выйти?

— Нет. То есть пока — нет. Потом — посмотрим. Надеюсь, это будет возможно. Ну что, кто выиграл пари?

— Ты, — Айрин снова повернулась к окну. — Надо же… Спасибо…

— Это еще не всё, — предупредил Таенн. — Скоро снег пойдет везде. Вокруг всего дома. Просто это работает не сразу. Но в этом на самом деле большой плюс.

— Какой?

— Мы успеем нарядить елку, приготовить угощение, и позвать гостей, — объяснил Таенн. — Кое-что я вспомнил сам, кое-что выяснил у всех подряд. Ну и еще кое-что, думаю, подскажешь ты.

— Точно! — Айрин хлопнула себя по лбу. — Таенн, давай я приготовлю что-нибудь, а ты — позовешь. Полосатый придет?

— Куда он денется. Кого еще позовешь?

— Так… Унару, Янину, если она сумеет дойти, Феликса, Савела. Девчонок, Веру и Соню, само собой. Ореса с Гаром, конечно.

— Всё?

— Видимо, да. Я бы позвала Анежу, но ты же знаешь… — Айрин горько вздохнула. — Увы.

— Увы, — согласно кивнул Таенн.

Десятью днями раньше Анежа покинула Берег — про это уже все знали. К чести ее сказать, ушла она легко и достойно, по крайней мере, никто в окрестностях ее дома не слышал криков. Значит, так тому и должно было быть.

— Еще я бы хотела позвать Ахельё, но мне кажется, что он не придет, — Айрин задумалась.

— Нет, не придет, — подтвердил Таенн. — Но не по той причине, о которой ты подумала. У него этот праздник связан с одной очень плохой вещью. Так что не стоит его звать. Я, кстати, хотел позвать его, потом поговорил тихонько, и понял — не надо. Ему это будет больно.

— Понятно… В общем, ты иди, всех зови, а я готовить, — решила Айрин, выходя в кухню. — Смотри, смотри! Тут тоже снег пошел, и деревья совсем облетели!

— То ли еще будет, — ухмыльнулся Таенн. — Слушай, а на счет подарков что? Мне рассказали, что нужны подарки.

— У трансфигураторов закажем, — решила Айрин. — Только не у Полосатого. А то сюрприза не получится.

* * *

Через полтора часа дела обстояли следующим образом.

Айрин вовсю трудилась на кухне, нарезая третий по счету салат (про салаты она вспомнила, когда обсуждали продукты для стола), а Таенн мотался между новой гостиной, в которой наряжал елку, и кухней — он порывался помогать готовить. Шилд, посмотрев с полчаса на эту суету, залег на подоконник у дальнего окна, и уснул — видимо, кот решил, что люди слегка сошли с ума, и в это всё лучше не вмешиваться.

Еще через полчаса Таенн вызвал трансфигуратора, которого звали Ржавый, и этот Ржавый оказался на поверку еще большим юмористом, чем Полосатый. Идею с подарками он воспринял с восторгом, тем более что Полосатого он, конечно, отлично знал, и явно не хотел упустить момент, чтобы как следует пошутить над другом. В результате Таенн принялся выдумывать подарки сам, потому что понял, что от трансфигуратора он помощи не дождется. Айрин решила, что она тоже хочет принять участие в процессе, и теперь выбор подарков грозил затянуться надолго. Успеть бы до прихода гостей.

— Полосатому надо что-то полезное, — настаивал Таенн. — Может, рубашку?

— Состоящую из карманов, — подхватывал Ржавый. — У него вечно карманы забиты всякой фигней. А еще можно штаны. Дырявые.

— Почему дырявые? — удивлялась Айрин.

— Потому что у него все штаны с дырками на коленях. Вот я и думаю, что если дарить, то пусть будут сразу с дырками. Могу художественно оформить, — предлагал Ржавый. — Дырки будут по краю обшиты драгоценными камнями. Или бисером. Или цветными лентами.

— Ну уж нет, — решительно заявил Таенн. — Полосатому мы подарим… ммм… бутылку хорошего вина.

— Даже не смешно, — парировал Ржавый. — Если учесть, сколько он с вами пьет каждый день, господа из Контроля, то такой подарок будет скорее издевательством, чем презентом.

— Может быть, я испеку ему пирог? — предложила Айрин. — Таенн, помнишь, я пекла тогда? Всё-таки это… ну, как бы сказать…

— Живая работа, — согласился Ржавый. — Это так и называется, когда кто-то не трансфигурирует, а делает сам. Это, между прочим, весьма ценно.

— А успеешь? — с сомнением спросил Таенн.

— Можно время слегка растянуть, запросто успеет, — одобрил Ржавый. — Так, с Полосатым решили. Кто дальше? Только давайте теперь побыстрее, что ли. А то я немножко заигрался.

— Девушки. Вера, Соня, Унара, и Янина, — сказала Айрин. — Ржавый, а можно для Веры и Сони придумать какие-нибудь красивые духи? Чтобы запах был приятный, и напоминал про этот праздник?

— Во, молодец, — заулыбался Таенн. — Женщины отлично выбирают подарки для женщин.

— Сделать могу, — Ржавый на несколько секунд замолчал. — Так… духи будут сладкие в первых нотах, добавлю чуть-чуть аромата шампанского, с запахом пряностей во вторых нотах, с елочным запахом в дополнение, и с чуть горьковатым шлейфом.

— А почему шлейф горьковатый? — удивилась Айрин.

— Потому что праздники имеют свойство заканчиваться.

— Тогда я согласна. Понюхать дашь?

— Запросто.

Минуты три все нюхали — даже Шилд проснулся и заинтересовался. Ржавый не обманул, запах и впрямь получился замечательный. Когда запах одобрили, на столе появились две одинаковые коробки, завернутые в блестящую золотистую бумагу, украшенные кокетливыми бантиками.

— Класс! — одобрил Таенн. — Так, это я понес под елку. Айрин, кто там следующий?

— Унара. Ну, тут всё понятно. Ржавый, нам нужен супернабор для уборки. Можешь сделать большую корзину, и наполнить ее всякими моющими средствами, тряпочками, щеточками, мылом? — попросила Айрин. — Унара очень любит убираться. Думаю, ей понравится.

— Без проблем, — на столе тут же появилась корзина. — Хватит, или еще добавить?

— Знаешь, добавь, — Айрин задумалась. — Ей бы еще такой маленький пылесос… но совсем маленький, и чтобы не надо было возиться с мешками. А то она жаловалась на шерсть от своей собачки.

— Лови. Ну что, упаковываем?

— Давай. Ржавый, ты просто чудо, — улыбнулась Айрин. — Если хочешь, приходи к нам тоже, а?

— Попробую, — голос Ржавого на секунду посерьезнел. — Я бы этого хотел, но работать кто будет?

— А ты растяни время, — предложила Айрин.

— Хитренькая какая. Это для вас возможно, а не для нас… так, ладно. Дальше еще одна девушка?

— Да. Янина. Ржавый, ты умеешь рисовать? — спросила Айрин. Мысль пришла неожиданно, и не факт, что из этой мысли что-то получится, но попробовать стоит.

— Не особенно, — признался Ржавый. — А что нарисовать надо?

— Обычную дорогу, которая уходит в горы, и силуэты женщины и собаки, которые по ней идут, — объяснила Айрин.

— Хм… — Ржавый призадумался. — Сам я не смогу, но знаю того, кто сможет. Сейчас передам заказ, и картина будет. Но не сразу, придется чуть подождать. Айрин, ты можешь сейчас вспомнить, как выглядит Янина и ее пес?

Айрин зажмурилась — и в голове у нее тут же послушно возник образ Янины, стоящей в дверном проеме, и ее рыжей собаки, сидящей рядом.

— Отлично, — одобрил Ржавый. — Увидишь, всё получится. Кто следующий?

— Савел, наверное, — предположил Таенн. — Ты его знаешь.

— Знаю, — хмыкнул Ржавый. — И даже знаю, что. Арбалет. Хороший боевой арбалет и набор «Счастливая мишень». Поверь мне, он оценит. Он бы и сам заказал, но стесняется. А если подарите вы, будет в самый раз.

— Спасибо, — улыбнулась Айрин. — Кто остался?

— Феликс, и Орес с Гаром, — подсказал Таенн.

«И ты, — подумала Айрин. — Еще остался ты, но тебя я оставлю напоследок. Это мне придется улизнуть куда-нибудь наверх».

— Феликс… — Айрин задумалась. — Вот это сложная задачка.

— А пояс «Нетеряйка» не подойдет? — поинтересовался Ржавый. — Очень удобный пояс для мелочей, который сам притягивает вещи.

— Но ведь Феликс только играет в рассеянного, — возразила Айрин.

— Так поддержи его игру, что тебе стоит? — удивился Ржавый. — Смотри, какая прелесть!

На столе появился широкий матерчатый пояс, снабженный множеством самых разнообразных карманов. Выглядел пояс солидно, добротно, и внушительно, имел красивую застежку, и даже на вид был очень удобным.

— А еще он с вентиляцией, в жару поясница не будет потеть, — объяснил Ржавый. — Берете?

— Давай, — согласилась Айрин. — Еще бы для Мальчика попонку с такими же кармашками…

— Да без проблем! Сейчас красиво упакую… Таенн, лови. И неси сразу в комнату, а то места на столе мало. Так, если я правильно понял, остались наши любимые Скалолазы. Какие будут предложения? — спросил Ржавый.

Таенн с Айрин переглянулись. Таенн пожал плечами.

— Мы не знаем, — призналась девушка. — Или что-то музыкальное, или что-то горное.

— Музыкального у них и так в избытке, — отмахнулся Таенн. — А вот горное… Ржавый, разворошим мой актив. Два «солнечных зайца», для прохода в степь. И два новых парашюта. А то они постоянно забывают обновить, и вспоминают про это только в горах.

— Что такое «солнечные зайцы»? — не поняла Айрин.

— Это разрешение. Таким, как мы, не всегда можно переходить горы, чтобы попасть в степь, — объяснил Таенн. — Такие разрешения мы получаем, когда совершаем какой-нибудь хороший поступок.

— А от кого вы получаете эти разрешения? — удивилась Айрин.

— От себя, — пожал плечами Таенн. — Потому что только ты сам способен решить, достоин ты, или же нет. Но на Берегу возможны всякие разные фокусы, поэтому я могу подарить два своих добрых поступка своим друзьям. Мои разрешения переходят к ним.

— Но почему они называются «солнечными зайцами»?

— Потому что, поймав зеркалом солнечный луч, ты можешь передать его дальше, — объяснил Таенн. — Поверь, это хороший подарок.

— Верю, — улыбнулась Айрин. — Ржавый, ну что ж, у нас, кажется, всё. Ты на связи?

— Ну а куда я денусь.

— Тогда я поставлю пироги, и пойду наверх, — предупредила Айрин. — Мне нужно будет переодеться. Кажется, я видела в шкафу пару подходящих платьев.

* * *

Первой, как это ни странно, пришла Янина. Пришла пораньше, по ее собственным словам, чтобы помочь накрыть на стол. Накрывать, правда, не пришлось, Таенн и Айрин почти всё успели сделать сами, но Янина всё равно нашла себе работу — принялась расставлять тарелки и раскладывать вилки и ножи. А потом села в кресло у окна, и долго смотрела на заснеженный вечерний пейзаж за ним.

— Оказывается, я устала от лета, — негромко произнесла она, когда Айрин подошла к ней. — И Кроки тоже устал. Видишь, как он смотрит на снег?

— Вижу, — улыбнулась Айрин. — Таенн обещал, что попозже туда можно будет выйти.

— Неужели? — Янина обрадовалась. — Айрин, какая же ты молодец! Как здорово, что ты это всё придумала.

— Это не я, это Таенн, — поправила Айрин. — Для меня самой это всё тоже было… несколько неожиданно.

— Значит, когда он придет, я ему тоже скажу спасибо, — пообещала Янина. — Но тебя я всё равно должна поблагодарить. Я бы не вернулась, если бы не ты.

— А мне кажется, что вернулась бы. Ты осознала всё, и поняла правильно. И вообще, не будем об этом сегодня, — попросила Айрин. — У нас ведь праздник. Новый год.

— А куда девался Таенн? — удивилась Янина.

— Он пошел в библиотеку за телевизором, — объяснила Айрин. — Сказал, что телевизор обязательно должен быть. Я не очень понимаю, для чего, но он настаивает.

— Ну и пусть будет, — пожала плечами Янина. — Айрин, а можно я… посижу еще немножко, и просто посмотрю на снег? Несколько минут, пока другие не пришли?

— Конечно, посиди! — Айрин и сама втайне мечтала об этом, но признаться не рискнула. — А я пойду на кухню, пироги проверю.

…Феликс и Савел пришли одновременно, и, к удивлению Айрин, не с пустыми руками. У каждого оказалась объемистая сумка — у Феликса с подарками, у Савела — с какими-то угощениями и бутылками. Снегу за окном они обрадовались, как дети, Айрин не ожидала от Феликса таких эмоций. Одновременно с ними сверху спустился Таенн, который понял, наконец, как «оторвать телевизор от тумбочки», и телевизор тут же включили, и поймали какую-то веселую музыку, и вот уже Савел завел разговор с покрасневшей от смущения Яниной, а в дверь уже стучали новые гости…

* * *

— Положительно, ребята, такие праздники надо устраивать почаще, — вещал Орес, накладывая себе салаты по третьему кругу. — Таенн, давай такую же штуку замутим в клубе, а? Представляешь себе? Карнавал! Свечи! Конфетти! Серпантин! Шампанское!.. Там, конечно, объемы побольше, но если мы все вместе скинемся, снег тоже получится сделать. Вот народу будет радости…

— Вот через год и устроим, — ответил Таенн.

— А почему не раньше? — удивился Гар.

— А зачем? — парировал Таенн. — Уж если играть, то по-честному. Сейчас мы празднуем здесь, а через год — будет праздновать там, уже вместе со всеми.

— Айрин, придешь к нам в следующий праздник? — спросил Орес.

— Если не получится с мостом, приду, — пообещала та. — Но мне хочется верить, что получится. Поэтому не знаю. Посмотрим.

— Нужно загадать в Новый год желание, и оно обязательно исполнится, — тихо сказала Янина. — Ну, то есть не совсем обязательно, а если сильно-сильно захотеть. Я помню, что у нас так было. То есть у нас так верили.

— У нас вроде тоже, — подхватила Унара. — Еще на бумажке желание писали, а потом эту бумажку…

— Сжигали? — предположил Феликс.

— Зачем это — сжигали? Съедали! Прямо брали, и в рот её, — Унара засмеялась. — Не могу вспомнить, делала я так сама, или нет, но кто-то делал, точно. Вроде сбывалось у них.

Унара для этого праздничного вечера принарядилась, и сейчас блистала, как вторая новогодняя елка. На ней был аляпистый красный костюм, с пышной юбкой, расшитой блестками и люрексом, а на голове имелось некое подобие диадемы — видимо, Унара сочла такое украшение самым подходящим для столь торжественного случая.

— Могу сделать съедобные бумажки, — сообщил Полосатый. — Сладкие. Хотите?

— Хотим, хотим, — загомонили все. — Делай! И карандаши надо всем, писать-то нечем…

Полосатый, разумеется, пришел «как есть» — всё в той же рубашке, всё в тех же штанах. Переодеваниями он себя утомлять не стал, хотя, конечно, для него переодеться во что-нибудь проблемой не было.

— Таенн, сколько там до Нового года? — спросила Айрин.

— Телевизор пишет, что еще два часа, — сообщил Таенн. — Сейчас пойду, проверю выход на улицу. Может, уже можно. Вообще, снег просто бесподобный получился. В горах он какой-то не такой, да, Орес?

— Совершенно не такой, — согласился тот. — Вроде бы холодный, а от него не мерзнешь. Несерьезно как-то — идешь по леднику, ночью, в одной майке, а тебе… никак. Ни холодно, ни жарко. И это немножко обидно.

— А тебе бы хотелось, чтобы стало холодно? — спросила Янина.

— Хотелось бы, — тут же ответил Орес. — Еще как хотелось бы! Кстати, а где девчонки? Сколько можно торчать на кухне?

Вера и Соня ушли на кухню уже минут двадцать назад — сказали, что хотят соорудить некое фирменное секретное блюдо. Над чем они там колдовали, они не сказали никому.

— Таенн, ты пока что посиди, — предложил Феликс. — Кажется, они возвращаются.

И точно — не прошло минуты, как в гостиную торжественно вступила Соня, которая несла на вытянутых руках большое блюдо, посреди которого… горел небольшой костер. По крайней мере, так показалось Айрин. Следом шествовала Вера, с трудом удерживающая в руках четыре темных пузатых бутылки.

— Торт-мороженое фламбе! — возвестила Соня, ставя блюдо на стол. — Сверху горит, снизу мороженое. Скорее разбирайте, растает же!

— А к нему — ликер из голубики, охлажденный в снегу, — добавила Вера. — Кажется, уже можно выходить на улицу, народ. По крайней мере, окно я открыла запросто, а за окном — настоящая зима и снег.

* * *

На улицу отправились после торта — до торжественного момента больше часа, а значит, времени, чтобы погулять, более чем достаточно. Полосатый живо наколдовал всем теплые куртки и сапоги, и компания дружно высыпала в заснеженный двор.

Больше всего снегу, конечно, обрадовали гуарды и фамильяры. Даже флегматичный Мальчик, и тот скакал в снегу, как маленький щенок, а серьезный Шилд словно бы превратился на время прогулки в шаловливого котенка, Айрин еще никогда его таким не видела.

Орес и Гар тут же затеяли игру в снежки, к ним моментально присоединилась Унара, затем Вера с Соней, а через пять минут снежками кидались уже все, причем самым метким оказался, как это ни странно, Феликс — после его атак каждый атакуемый был вынужден вытряхивать снег из-за шиворота. Янина кидаться снежками стеснялась, но в охотку лепила снежки для сражающихся, и укладывала их пирамидками, тут и там. Таенн сбегал в дом, и приволок оттуда объемистую пачку бенгальских огней, и вскоре все, забыв про снежную баталию, уже стояли с этими огнями в руках, и Айрин на секунду показалось, что во двор ее дома упали самые настоящие звезды, и висят над самой землей, разбрызгивая длинные, лучистые искры.

* * *

— …Уф, здорово душу отвели, — сообщил Гар, когда они раздевались в прихожей. — Давно я так… не отрывался. Блин, теперь ноги мокрые.

— Высохнешь, — пообещал Полосатый. — Ты мне зачем снег в капюшон сунул?

— Хотел посмотреть на выражения твоего лица.

— Ну и как?

— Шикарно! Полосатый, ты, когда сердишься, просто великолепен! — заверил Гар. — Я и не знал до этого, что ты умеешь сердиться. А ты, оказывается, умеешь. Да еще как.

— Вот пойдем в следующий раз на улицу, я тебе тоже что-нибудь в капюшон положу, — пообещал Полосатый. — Будешь у меня знать…

— Ладно вам, ладно, — вмешался Феликс, аккуратно влезая между спорщиками. — Мир и дружба, мальчики.

— Ты вообще молчи, снайпер, — прочувствованно сказал Гар. — Если бы мы были живые, я бы ходил с двумя подбитыми глазами. Благодаря тебе.

— Правда, Феликс, как ты так ловко кидаешься? — спросила Айрин.

— Я же тебе говорил, — усмехнулся тот в ответ. — Я просто правильно прикладываю усилие. Не туда, куда кажется правильным, а туда, куда нужно.

— Но к снежкам ты руками прикасался, — поддела его Айрин.

— Это пустая формальность, — возразил Феликс. — Ух, что-то я замерз. Пойдемте скорее греться. Таенн, Айрин, я бесконечно вам благодарен. Чудесная идея, просто самая что ни на есть расчудесная. Жаль, что мы редко объединяемся. Вот если бы собрать человек пятьсот, да заморозить море… Впрочем, сейчас это неважно. Сейчас всё неважно. Какая чудесная ночь…

* * *

— Двадцать минут осталось. Так, нужно сделать телевизор погромче, — предложил Таенн. — Мне говорили, что обязательно нужен телевизор.

— Кто тебе это сказал? — удивилась Соня.

— Кто надо, тот и сказал. Нужен телевизор, и кто-то, кто будет по нему обещать, что в следующем году всё будет хорошо, — объяснил Таенн. — Поскольку у нас такого нет… обещателя… пришлось его сгенерировать. Он у нас будет, но туманный.

— Лидер должен обещать, — сообщила Унара, отпивая из бокала ликер. — Ой, забористый какой! Сейчас напьюсь, и танцевать пойду… Вот я помню, у нас лидер обещал всегда. Мордатый такой мужик был, здоровенный… на полтелевизора. И таким голосом говорил, густым, важным.

— А что он говорил? — с интересом спросила Янина.

— А я что, помню? — Унара пожала плечами. — Ну, вроде, говорил, что год был типа что трудный, но все были молодцы, и дальше всё будет хорошо. Как-то так, кажется. Да неважно, что он говорил. Сказать что угодно можно. Важно, как говорил, и когда.

— Вот! — Таенн наставительно поднял палец. — Вот я слышал ровно ту же самую версию. Спасибо, Унара.

— Да не за что, — покровительственно усмехнулась та. — Давайте вино открывайте. Надо старый год проводить.

Как же хорошо было сейчас всем за этим добротным круглым столом! Айрин сидела между Таенном и Соней, и украдкой разглядывала своих гостей. А гости блаженствовали. Гости пили вино, говорили друг с другом, лица их, освещенные елочными огнями, выглядели таинственно и празднично, и Айрин вдруг почувствовала, что вот он, тот самый волшебный момент, которого она оказалась лишена в той жизни, о которой помнила сейчас столь мало. «Это мой Новый год, — думала она. — Наверное, самый счастливый мой Новый год за все времена. Как же хорошо! И как все счастливы. Они ведь все радуются… чему? Неужели тому, что хоть ненадолго перестали быть заложниками вечного лета? Или тому, что вспомнили о том, что время — существует, ведь тут его почти нет, а это, наверное, неправильно. Даже Янина, и та словно оттаяла и ожила, ведь почему-то мне ее жальче других, наверное, потому что она горче всех раскаивается в том, что сделала. Хорошо, что Таенн придумал этот Новый год, и хорошо, что мы её позвали. Нет, всё-таки очень здорово, очень… как приятно, что все такие счастливые».

— Давайте бумажки писать, — предложила Вера. — Орес, кинь мне карандаш. Я, пожалуй, напишу, что хочу…

— Нельзя желание рассказывать, не сбудется! — тут же заявила Унара. — Никому не говори. Напиши — и ровно в полночь съешь. Давайте, пишите скорее! Видите, уже говорить начал? Феликс, покрути телевизор, погромче-то сделай.

Феликс, сидевший к бормочущему телевизору ближе всех, повернул ручку громкости.

— …прошли через сложные испытания. Мы успешно преодолели трудности и невзгоды. Мы отважно сражались за счастье, которое непременно ждет нас впереди. Сограждане, все до единого — молодые и старые, женщины, средние, и мужчины — сплотились в едином порыве для достижения нашей общей мечты: мира и процветания…

— Во, ну это ж наш, — заметила Унара. — Говорю же, широкая рожа, прямо в телевизор не лезет.

— Нет, это наш, — вдруг сказала Янина. — Он худенький.

— Больше похож на нашего, — возразил Феликс. — Высокий и толстый.

Айрин присмотрелась.

— А вроде бы наш, — с сомнением сказала она. — Средний такой, и волосы то ли седые, то ли светлые.

— Нет-нет, наш, конечно, — уверенно заявил Савел. — Старый и бровастый. Не думал его здесь увидеть.

— Какой ваш, когда это наш? — удивился Полосатый. — Такие уши только у нашего! Они же с кисточками, вы что, не видите?

Таенн рассмеялся.

— Каждый будет видеть своего, — пояснил он. — Говорю же, он туманный. Просто лидер. Каждый его видит по-своему.

— А, тогда ладно, — махнула рукой Унара. — Хорошо говорит-то! Молодец, мужик. Прям заслушаешься.

— …этот год был очень непростым. И мы знаем, что впереди нас ждут новые испытания и преграды. Но, ни смотря ни на что, мы верим — наше будущее ждет нас, и оно будет прекрасным и светлым! Нас обязательно ждут новые успехи и великие свершения! Вместе — мы победим! Потому что вместе мы — великая сила! И сейчас я поднимаю этот бокал с чувством гордости и радости! За новые свершения! За новые победы! За будущее! С Новым годом!!!

Заиграла торжественная музыка, а на экране телевизора появились часы на фоне салютных залпов.

— С Новым годом! — Таенн встал, все тут же начали вставать тоже. — Ура!

— Ура! Ура! С Новым годом! — загомонили все. — Поздравляю!.. Удачи!.. Счастья!..

Первые пять минут все только и делали, что чокались бокалами, смеялись, обнимались, и радовались. Торжественная оркестровка вскоре кончилась, и на экране возникли вальсирующие пары — показывали новогодний карнавал.

— А теперь подарки! — возвестил Таенн, вылезая из-за стола. — А ну-ка все к елке! Айрин, иди сюда, сейчас всех будем оделять…

* * *

Подарки произвели фурор — Полосатый, например, заявил, что съест свой пирог прямо сейчас, пока он свежий и теплый, а Феликс тут же начал примерять на Мальчика попонку с карманами. Вера и Соня щедро обрызгали духами и Янину, и Унару, и Айрин — в результате комната наполнилась прекрасным новогодним ароматом, который придумал Ржавый. Унара тут же распотрошила свою корзину, и, подозвав Басю, попробовала ее пропылесосить — бедную перепуганную болонку пришлось вытаскивать из-за дивана и успокаивать всякими вкусностями со стола. Савел присел в уголке, и принялся рассматривать арбалет — по его восхищенному взгляду Айрин поняла, что Ржавый и тут угадал верно. Но больше всех обрадовалась своему подарку Янина. Развернув пакет, она замерла с картиной в руках, а потом шепотом спросила стоящую рядом Айрин:

— Это я?

— Да. Это ты и Кроки, — подтвердила та. — Вы счастливые и свободные, видишь? Вы идете путешествовать в горы.

— Спасибо, — так же беззвучно ответила Янина. — Да… да, всё верно. Спасибо, Айрин. Это ты ведь ты придумала?

— Я не придумала, — возразила Айрин. — Я словно бы увидела эту картину, только я не могу объяснить, как у меня это получилось. Но я знаю, что она правильная.

— Такая волшебная ночь… Я тебе верю. Значит, так и будет, — Янина, наконец, улыбнулась. — Спасибо.

— За что?

— За то, что ты вернула мне надежду.

Возле камина Орес с Гаром вовсю шуршали своими пакетами.

— Ааа! «Солнечные зайцы»! — заорал Орес. — И парашюты новые! Мироздание как бы намекает, да Таенн? Это ведь твоя идея?

— Ну а чья, — хмыкнул Таенн. — Грядет прогулка.

— Большая прогулка. Прогулка в степь, — поддержал Гар. — Давненько мы не щекотали себе нервишки.

— Просто так «зайцев» не тратьте, — попросил Таенн. — Сами знаете, они нелегко достаются.

— Не-не-не, прибережем для дела, — пообещал Орес. — Здорово! Парашюты так и вообще класс, а то у меня совсем дряхлый.

Айрин подошла к Таенну, и тронула его за локоть.

Он обернулся.

— Можно тебя на минутку? — спросила Айрин. — Выйди на кухню, пожалуйста.

— Сейчас подойду, — пообещал Таенн. — А что такое?

— Ну, надо, — Айрин улыбнулась. — Жду.

* * *

Когда Таенн вошел в кухню, Айрин уже ждала его с небольшим свертком в руках.

— Я пришел, — сообщил Таенн.

— Ну, тогда с Новым годом, — улыбнулась Айрин, протягивая ему сверток. — Это тебе. От меня.

— Да зачем ты, не надо было, — Таенн взял сверток. — А что там?

— Разверни. Ничего особенного, но, надеюсь, тебе понравится.

В свертке оказалась фотография, вставленная в тяжелую рамку. На снимке — Айрин и Шилд. Девушка сидит на фоне стены своего дома, и держит на руках кота.

— Это на память, — объяснила Айрин. — На всякий случай, если у меня получится построить мост. И… это не просто фото. Таенн, если вынуть сам снимок, то там, за ним — все мои чертежи и формулы. Копии.

— Для чего?

— На всякий случай. Может быть, это пригодится и тебе тоже… — Айрин замялась. — Может быть, если мне не удастся, ты сумеешь. Или еще кто-то. Но пусть у тебя это будет, ладно? Хорошо?

— Спасибо, — Таенн улыбнулся. — Очень-очень большое спасибо, девочка. Ты сама придумала?

— Сама. Попросила Ржавого сделать нашу с Шилдом фотографию, и копии моей работы. Ну и рамку. Она серебряная, потому и тяжелая. Золото мне не нравится, а вот серебро в самый раз.

— На ней нарисованы бабочки, — Таенн присмотрелся. — Бабочки, и… ух ты! Эти шестигранники…

— Это предложил Ржавый. Сказал, что ты поймешь, и тебе будет приятно.

— Да, он угадал. Потому что это такое видение Сети. Здорово… ну что ж, раз так, то пошли в библиотеку, — предложил Таенн. — Теперь моя очередь.

…Сверток, который Таенн вручил Айрин, когда они поднялись на второй этаж, оказался маленьким, но тоже увесистым. Айрин развернула его — и с удивлением увидела, что в свертке лежит инструмент, больше всего похожий на маленькую кирку. Самую настоящую кирку, только игрушечного размера. Выполнена кирка была с большим изяществом — деревянная полированная рукоятка, инкрустированная перламутром, матовая металлическая полоса с остро отточенными гранями.

— Что это? — удивленно спросила Айрин.

— Мне сказали, что это тебе пригодится. Чтобы я обязательно подарил тебе это, — объяснил Таенн.

— Кто сказал?

— Эдика. И не только она. Еще кое-кто… ты его не знаешь, поэтому неважно. В общем, это тебе. Она умеет менять размер. Когда потребуется, она увеличится, станет большой. Потом снова маленькой, чтобы удобно было носить с собой.

— Эдика считает, что мне нужно будет пойти в горы? — Айрин задумалась.

— Видимо, да, — подтвердил Таенн. — Мне кажется, что она считает, что тебе… что тебе нужен синий лёд. Айрин, не спрашивай. Я и так уже отдал тебе все подсказки, и даже сверх того. Как видишь, я не просто так пропадал на эту неделю. Я очень хочу тебе помочь… чем могу. Я дарю тебе то, чего тебе не хватает, чтобы закончить начатое.

— Спасибо, — Айрин улыбнулась. — Таенн, огромное тебе спасибо!

— За что?

— И за подарок, и за то, что ты в меня веришь. За два последних месяца я и сама перестала в себя верить, а теперь… теперь, кажется, начинаю верить снова. Слушай, давай я отнесу эту кирку к себе, проверю спящих быстренько, и мы пойдем обратно, к гостям?

— Не очень вежливо с нашей стороны оставлять их надолго, — согласился Таенн. — Иди, конечно.

* * *

Выйдя в коридор, Айрин увидела, что он изменился — когда шли в библиотеку, был обычным, а сейчас снова стал длинным, уходящим незнамо куда. Айрин пожала плечами, прошла в свою комнату, положила кирку на стол. Горы, синий лёд. Зачем мне синий лёд, интересно? Ладно, подумаю про это потом. Сейчас — спящие. А дальше — гости. И елка. И, кажется, Орес хотел еще раз поиграть в снежки.

…Спящие были на месте, оба. Айрин привычно укрыла их, порадовалась про себя тому, что они хорошо выглядят, убедилась, что за окнами их комнат тоже царит зима, и снова вышла обратно в коридор.

И увидела, что дверь в одну из ранее закрытых комнат чуть-чуть приоткрыта, я рядом с дверью стоит Шилд, и нервно хлещет себя хвостом по бокам.

— Кот, что там такое? — спросила Айрин. — Она сама открылась, или ты открыл?

— Урр, — ответил Шилд, отступая на шаг.

— Сама? Странно…

Айрин подошла к двери, и попробовала толкнуть ее — не тут-то было. Казалось, дверь кто-то держит с обратной стороны, держит кто-то очень и очень сильный. Айрин толкала и толкала дверь, и та постепенно начала поддаваться.

И тут Айрин в лицо ударил ветер.

Было совершенно непонятно, откуда он берется, но чем сильнее Айрин толкала, тем сильнее становился воздушный поток, который бил ей в лицо, и трепал нарядное платье. Айрин вцепилась, что есть сил в дверную ручку, надавила плечом — и дверь, наконец, приоткрылась.

И Айрин увидела.

Там, за этой дверью, были спящие. Двое спящих! Они лежали на одной кровати, на спинах, и были очень похожими на тех, которые спали в соседних комнатах, но когда Айрин удалось присмотреться, она поняла, что эти спящие всё-таки не те, эти — другие. Они выглядели… нет, не старыми. Ветхими, почти бестелесными, но не знакомой ей полупрозрачностью гибернейтов, а словно… словно они спали очень и очень долго. Слишком долго. Спали, и не было рядом никого, кто мог бы заставить их проснуться.

Ветер бил в лицо со страшной силой, волосы хлестали по глазам — Айрин против воли жмурилась, рука соскальзывала с ручки, и, наконец, девушка не выдержала, пальцы разжались, и дверь захлопнулась.

— Ты успела увидеть? — спросил хриплый голос.

Таенн стоял рядом, потирая ушибленную дверью руку. Так он, выходит дело, тоже ее толкал?

— Успела? — повторил Таенн.

— Да, — Айрин тряхнула спутанными волосами. — Ничего себе, какой ветрище… Да, я успела. А как ты тут оказался?

— Меня позвал Шилд. Ты узнала их?

— Они такие же, как мои… кажется, — девушка задумалась. — Такие же, но немножко другие.

— Немножко другие?.. Они не немножко другие, они… ты не понимаешь? — Таенн оглянулся. — Ты всё еще не понимаешь? И почему ты устала, и откуда этот мост, и всё остальное?

— Нет, не понимаю, — Айрин нахмурилась.

— Это они же. Другая часть проекции. Мы считали, что они давным-давно умерли… а они спят. Спят — здесь, — Таенн зажмурился. — И не только они. Все эти двери — они не нарисованные, Айрин. Они рабочие. Ты знаешь об этом?

— Таенн…

— Ты уже возвращалась оттуда. Бесчисленное количество раз ты возвращалась оттуда, потому-то и появились все эти бесчисленные двери! Потому-то ты и ощущаешь усталость! Которой нет, и не может быть тут, на Берегу! — Таенн уже не говорил, он кричал. — Этот коридор, он бесконечный! Почему ты сразу не сказала, что он бесконечный, Айрин?!

— Я говорила… я не знала…

— Ты говорила, что он просто длинный, и что двери нарисованы! И всё!.. А они не нарисованные вовсе, они просто закрыты — только еще сильнее, чем эта!.. Ты понимаешь, что это значит?

— Не очень. Таенн, пойдем обратно в библиотеку, — попросила Айрин. — Когда коридор вот такой, в нем не очень уютно.

* * *

— …Они же говорили, — бормотал Таенн. — Они говорили… ожерелье и нить… только это ни фига не нить была, про что они говорили… Они тогда все ошиблись, а я умер, и теперь даже объяснить им не сумею…

— Чего?..

— Ты — нить! Понимаешь? Ты и есть та самая нить, которая собирает эту систему!!! Не теория, не цифры, не все их расчеты, и даже не система обитаемых миров, которую они называют Русским Сонмом — а маленькая женщина, которая рождалась мириады раз в мирах, где каким-то образом появлялся тот самый экипаж, и которая умирала бесчисленное количество раз… Они строили очень красивые теории, жаль только, что усилия они тоже прикладывали не к тому, к чему нужно было их приложить. Печально, что Берта так мало рассказывала мне… — Таенн, запустив руки в густые волосы, раскачивался взад-вперед, сидя на стуле. — И как же теория отличается от практики…

— Таенн, с тобой всё нормально? — с тревогой спросила Айрин.

— Нормально, — подтвердил тот. — Сейчас посидим еще пять минут в библиотеке, и пойдем вниз, к гостям. Я хочу напиться. Айрин, можно я напьюсь? — попросил он. — А потом мы опять пойдем во двор. И снеговика слепим. И время я еще больше растяну. Можно?

— Можно, конечно, — пожала плечами Айрин. — Я не думала… я как-то вообще не думала про эти двери.

— Думает ли вода о том, что она — вода? — покачал головой Таенн. — Немыслимо. Это надо как-то осознать. Айрин, посмотри на подоконнике… тут оставались полбутылки вина, я его пил, когда телевизор от тумбочки откручивал. Выпьем, и пойдем вниз. Ну и подарочек на Новый год получился…

— Подарок? — удивилась Айрин. — Ты считаешь, что это подарок?

— А что еще? — пожал плечами Таенн. — Самый лучший подарок — это новое знание. Или осознание. И давай выпьем, в конце концов, а то у меня руки до сих пор трясутся.