Прозрачная, зеленоватая капля бежала по белому пушистому мху, сливаясь по пути с другими, точно таким же, и скатывалась куда-то вниз, исчезая из поля зрения. Некоторое время он наблюдал, отрешенно и неподвижно, за этими каплями, не понимая, что это такое, потом зрение, кажется, стало потихоньку проясняться — теперь он видел не только то, что находилось вблизи. Странное что-то. Совершенно непонятное.

— Привет, — сказал голос откуда-то сбоку. — Эй, я здесь. Саб, привет, говорю. Глаза-то подними.

— Что это такое? — голос получился совершенно чужой, хриплый и слабый.

— Радиофаг, — объяснил голос. — Ну и всё остальное, по потребностям. Ты обгорел на восемьдесят пять процентов. Зачем ты вышел из корабля, а? Не сгорело только то, что было под маской.

— Ит, это ты? — сообразил, наконец, Саб. И все-таки кое-как сумел перевести взгляд на источник этого самого голоса.

Точно, Ит. Осунувшийся, уставший, сосредоточенный. В какой-то совершенно незнакомой одежде. Что это за одежда, что это вообще за место?

— Мы где? — требовательно спросил Саб, но требовательность плохо вязалась со страшной слабостью.

— На корабле, — пожал плечами Ит.

— Вы что, сперли у кого-то корабль?..

— Нет. Это наш корабль, — спокойно объяснил Ит. — Называется «Горизонт», спроектирован по границе седьмого уровня. Ты можешь объяснить, зачем ты туда полез, когда надо было сразу же уходить, как только понял? Ведь понял же, так? Я прав?

Взрыв.

Точно, был взрыв, вспомнил Саб.

Я же…

— Отойди, — испуганным голосом произнес он. — Всё равно умру, а еще и ты нахватаешься сейчас от меня. Отойди, говорю!..

— Я уже нахватался, — невозмутимо сообщил Ит. — И на планете, и позже. Но себя я уже почти починил, а вот с тобой придется повозиться. Хорошую ты лучевую себе организовал, молодец. Давно я так не развлекался, как с тобой.

— А… сколько прошло? — спросил Саб всё так же испуганно.

Периоды. Он никогда не сталкивался с лучевой болезнью, но про периоды что-то помнил. Если сейчас второй период, который во время его учебы назывался, кажется, «мнимым затишьем», то он — покойник. Уже точно. А если…

— Десять суток. Сейчас ты уже вне опасности. До этого было сложно.

Это не то слово, как сложно.

Самым сложным было не подпустить к ним двоим, зараженным, остальных — Ит орал по связи, что они «горячие», требовал, чтобы «Горизонт» сделал отдельную зону, проход до медпункта; на себе тащил обгоревшего напрочь Саба, а потом им пришлось на всякий случай сжечь боевой корабль, мало ли что, поэтому сжечь, обязательно, потому что корабль был тоже «горячий». А потом пришлось работать самому. И только самому.

Потому что так было нужно.

Потому что никого, ни рыжего, ни Наэля, Ит к Сабу подпустить, конечно, не мог. Даже в защите — не мог. Пришлось эти десять суток работать в одни руки. И оперировать тоже. Спал урывками, вымотался, устал. Но вытащил. Все-таки вытащил, хотя порой не верилось, что это получится. Саб находился во время взрыва в шестидесятикилометровой зоне. Ит небезосновательно сейчас подозревал, что в живых в этой зоне никого, кроме Саба, не осталось. Уже — не осталось. Все-таки не десять мегатонн, а побольше. Хотя какая теперь разница.

— Седьмой уровень? — вдруг дошло до Саба.

— По границе. Высокий шестой, если точно. Саб, как ты думаешь, смог бы я тебя вытянуть на четверке? — усмехнулся Ит. — Ясное дело, что нет. Не переживай, обойдется всё. Уже, считай, обошлось.

— Обошлось?

— Ну да. Жив, динамика хорошая, даже восстановление пошло.

На самом деле до восстановления было еще далеко. Жить Сабу месяц, а то и два на полной поддержке… хотя есть шанс, что Мелтин поможет. Если повезет, за пару недель на ноги поставят. А за полгода восстановится уже полностью. Посмотрим. Может, и помогут. Кто их знает.

— Не надо было этого делать, — произнес Саб тихо, еле слышно. — Не надо. Я же не успел. И никого не спас. Они еще ближе были.

— Ты до сих пор не хочешь сказать, кто именно был ближе, Саб? — спросил Ит. — Понимаешь, тут такое дело. Либо ты скажешь сам, либо придется говорить мне. Для недомолвок и тайн места уже не осталось.

— Да кто вы такие вообще? Корабль, шестой уровень, вот это всё, — Саб попытался оглянуться. — Может, с себя начнешь, Ит? А то ты хорошо сказал сейчас про недомолвки и тайны.

— Начну, — согласился Ит. — А ты как раз отдохнешь. Мы — в данном конкретном случае — выступали как агенты мира девятого уровня, который называется Мелтин, и который оказался в одной связке с Землей Node, что очень сильно этому миру мешало. Агенты мы временные, мы с ними заключили сделку, про которую я тебе расскажу позже, когда немножко придешь в себя. Рассказ длинный, сейчас не стоит тратить время, тем более что непосредственно тебя он вроде бы не касается. Хотя как знать. В общем, Мелтин хотел выйти из сиура, в котором оказался, чтобы продвигаться дальше в развитии по Сфере, а Node начал его тормозить… нам поручили выяснить, что именно там происходит, и мы отправились собирать информацию. Собрали. В избытке. Ну и тебя прихватили заодно, так уж получилось. Сейчас мы идем обратно, на месте будем через одиннадцать наших суток. Очень надеюсь, что там тебе помогут лучше, чем это сумел сделать я. Все-таки мир высокой градации, и вылечить тебя для них трудности не представляет. Я объяснил?

— Одну тысячную примерно, — Саб прикрыл глаза. — Значит, всё это время у вас был… вот этот корабль?

— «Горизонт», — подсказал Ит. — Да, конечно. Болтался поблизости, заодно просматривал окрестности. Местные Барды его, разумеется, довольно быстро нашли, рядом с планетой стояли две секторальные и одна кластерная станции, но трогать не стали. Во-первых, они существа весьма скрытные, во-вторых, у нас много общих знакомых.

— Как ты их назвал?

— Барды. Это другое название Повелевающих Звуками.

— Еще есть Мастера Света, — заметил Саб.

— Сэфес, — кивнул Ит. — Они там тоже были. Node оказался узлом не только для Мелтина.

— Когда ты успел это всё узнать?

— Когда мы собирались уходить от планеты. Пришлось задержаться на сутки, заодно и пообщались. Правда, издали. И помощь они не предложили. Но информации дали в избытке.

— Какой? — Саб напряженно смотрел на Ита, и тот понял, что сейчас придется спешно корректировать схему — разволновался, разнервничался, а в этом состоянии так нервничать дело совершенно лишнее. Но сказал «а», скажи и «б», к сожалению.

— Когда это всё началось, они… попытались вывести планету, закапсулировать ее, — Ит и сам толком не знал, каким образом Контроль попробовал решить эту задачу. — Но что-то пошло не совсем так, как они планировали. Они создали капсулу. Временную капсулу, я знаком с этой моделью, в одном таком мире мы с рыжим даже были когда-то. Мало того, время в капсуле ускорили, чтобы процесс, который там пошел, завершился для всей остальной вселенной максимально быстро, и капсулу можно было бы открыть. А потом… потом капсула ушла. Саб, не спрашивай. Я не знаю, куда. Я не знаю, как именно. На том месте, где была планетарная система, теперь просто пустота. Вопреки всем законам. Саб, прости. Больше я ничего не могу рассказать. Мне нечего рассказывать.

— Это… из-за Яхве? Ведь так?

Ит кивнул. Подошел к комплексу, в котором лежал Саб, и принялся исправлять схему — чуть успокоить, чуть увеличить оксигенацию, чуть поднять упавшую глюкозу.

— Проклятая нечисть, — прошептал Саб. — Чертова проклятая нечисть, я ведь так и знал… с этим нельзя договориться, это можно только уничтожить…

— Верно, — кивнул Ит. — Место, куда упала последняя Черная Звезда. Знаешь, я ведь и сам это понял только здесь, пока с тобой сидел. Откуда в простом существе, причем в человеке, столько вот этого всего? Что именно заставляет за ним идти, что именно определяет его… вот так? Делает его таким? Мы с рыжим говорили, и догадались. Но это, Саб, я оставлю очень на потом. Ну очень. Потому что спорим на что угодно, но ты не слышал про Реакцию Блэки. Я прав?

— Не знаю, что ты называешь Реакцией Блэки, но про дуальщиков я слышал. У нас их называли бумажным контролем. Или стирателями. Или еще как-то, уже не помню, как. Их, вроде бы, всех перебили. Ты думаешь, что не всех?

— Не всех, как выясняется. Яхве — это из уцелевших. По крайней мере, и Барды, и Сэфес были уверены в этом. Ладно, про Яхве теперь стало понято хоть что-то. Ну или почти понятно. В общем, мы агенты, которых в Node заслал мир, называющийся Мелтин.

— И еще раз, — попросил Саб. — Я что-то плохо соображаю. У вас был вот этот корабль, а вы, вместо того, чтобы… когда я… а вы вообще нормальные? Ит, я же понимаю, что вел себя… не идеально, скажем, и…

— Вел ты себя порой как последняя скотина, — согласился Ит. — И дерешься больно. И сильнее нас, вместе взятых, втрое. Но знаешь, Саб, не смотря на все твои выверты, что-то в тебе было. И есть.

— Что именно?

— Так сразу и не скажешь, — покачал головой Ит. — Нет, теперь-то я знаю, что, но я хочу, чтобы ты рассказал сам. Сумеешь? Или лучше отдохнешь сначала?

— Сумею, — Саб вздохнул. Потом вздохнул еще раз, словно что-то проверяя. — Ит, я сам дышу?

— Сам, сам, — подтвердил Ит. — Частично. Пожег ты себе легкие, еще хорошо, что был в маске. Ладно, если можешь, то рассказывай.

— Это недолго…

* * *

Семья Саба, полное имя которого на самом деле звучало как Аинсабэ, была не просто состоятельной, нет. Она была богатой, уважаемой, почитаемой, и жизненный путь каждого, кто рождался в этой семье, был предопределен с колыбели до могилы. И того, кто попадал в семью тем или иным образом, тоже.

Наследование шло, как это ни странно, по линии… гермо. Именно гермо, средние, являлись в семье ее главами, именно они руководили подбором мужей и жен, именно они передавали наследственные права, именно они держали в руках все финансы, и именно поэтому…

— Именно поэтому ты не очень любишь гермо, — подсказал Ит.

— Может быть, — согласился Саб. — Наверное, так и есть.

Саб считался одним из удачных, перспективных детей; он получил прекрасное образование, вот только одно мешало, по мнению средних отцов, его будущей карьере — темперамент. Уж больно активный мальчик, уж больно напористый, уж очень сильны в нем лидерские задатки, и уж слишком мало усидчивости и покорности. Надо бы немножко укротить.

Саб к идее «легкой корректировки» отнесся нормально. Надо так надо, папам виднее.

А вот мама — нормально не отнеслась.

Единственное живое существо в жизни Саба, которое по-настоящему выделялось из всех, равно уважаемых и почитаемых, была она.

Лишь с мамой маленький Саб в детстве гулял не только по парку, аккуратно подстриженному и облагороженному, а забирался то в лес, то на морской безлюдный берег, то в старое кафе, куда отцы ходить запрещали.

Лишь мама знала множество веселых и грустных сказок, вместо унылых историй про жизнь основателей рода, продолжателей рода, гордости рода, и всего прочего. Лишь с ней было мальчику интересно и весело, и лишь он один замечал иногда печаль в ее глазах.

Лишь мама поддержала идею подростка-сына, когда он решил заниматься борьбой и плаванием — отцы от таких просьб только брезгливо кривились, настоящий спорт они считали ниже своего достоинства. Нет, упражнения для здоровья они делали, само собой, и верхом ездили, и даже пострелять были не против, но махать ногами на публику? Глупость.

Лишь мама одобрила его выбор, когда первым курсом Саб решил взять изучение смежных миров и рас, и как-то неожиданно увлекся историей — отцы настаивали на экономическом образовании, но он в тот момент и слышать про него не хотел, история захватила молодого Саба всерьез, причем история не его мира, и не какого-нибудь другого мира рауф, нет. Он всерьез занялся историей человеческой… правда, через три года пришлось, по настоянию отцов, переключиться на экономику, но какими замечательными были те три года, которые выпросила для него мама.

Он не понимал тогда, что именно она для него делает, сколько делает, и чего ей стоит это всё делать. А она — понимала. И продолжала бороться с семьей — за своего сына. Потому что она видела, кто такой на самом деле ее сын, и она отчаянно желала для него только одного, того самого главного, что может пожелать мать для своего ребенка. Свободы. Он — не знал, не понимал, не постиг. Тогда.

А она поняла.

И именно поэтому она успела перехватить Саба в терминале Транспортной Сети, когда он прилетел из университета домой, для той самой корректировки. Перехватить до того, как отцы узнали о том, что он уже здесь. Перехватить, отвести в сторону, усадить рядом с собой, сунуть в руки недоумевающему сыну маленький плоский кейс со сложным замком. Посидеть рядом с сыном минуту, обнять, а потом приказать — тогда Саб еще умел подчиняться приказам.

— Беги. Тут хватит денег года на три, если не больше. Аи, родной мой мальчик, беги. Пожалуйста.

— Мам, но зачем? — когда тебе всего двадцать пять, ты не всегда понимаешь, зачем. — А ты?..

— Мне уже поздно, мой милый. Беги, умоляю. Пока они не уничтожили тебя, пока не убили в тебе то, что у тебя есть самое лучшее.

Первый и последний раз Саб видел тогда, что его мама плачет.

— Но меня никто не собирается убивать… — промямлил Саб, но мама тогда ответила:

— Ты сам не заметишь, как умрешь. Ты думаешь, эта корректировка просто так? О, нет, Аи, не просто. Я не хочу, чтобы ты проснулся одним прекрасным утром, и вдруг понял, что у тебя теперь совсем другое «хорошо». Не твое собственное. Не свобода, не тяга к знаниям, не крылья. Что вот это душное марево, в котором мы на самом деле живем — это твое настоящее «хорошо», понимаешь? Я не позволю им убить в тебе — тебя.

— Так давай убежим вместе, — предложил Саб, чувствуя, как по спине разливается незнакомый холодок — он тогда впервые в жизни по-настоящему испугался.

— Не получится, — мама отвернулась. — Если я сейчас исчезну, они найдут и убьют нас двоих. А так — у тебя будет большая фора. И потом… знаешь, тут, в кейсе, есть кое-что. Я оставила тебе немножко меня, Аи. Чуть-чуть. Ты просто помни, что я всегда с тобой, ладно?

Она снова обняла сына, а Саб обнял ее — не зная, что обнимает в последний раз.

— Иди, мой милый, — мама всё еще плакала. — Бери любой проход, в который нет очереди. Затем, без задержки, бери следующий. Отойди на десять проходов, передохни немного, и дальше. Пока не кончится хотя бы треть денег. Ты понял? Ты сделаешь? Ты обещаешь?

— Да, мама, — тогда Саб еще ничего не понимал на самом деле.

— Я люблю тебя. Иди…

* * *

— И ты ушел? — спросил Ит.

— Да, — беззвучно ответил Саб. — Я ушел. Сделал так, как она велела. Я ведь даже не понял тогда, насколько она была права, и о чем она говорила. Я даже думал, что она…

— Немножко сошла с ума?

— Верно. Гораздо позже разобрался. Они из меня хотели сделать «деталь», боюсь только, что ты не знаешь, что такое «деталь» на языке таких семей.

— Знаю, — Ит покачал головой. — Это, по сути, робот. «Детали» на самом деле даже недееспособны, корректировка затрагивает все отделы мозга, вот только семьи, делая «детали», это тщательнейшим образом скрывают. Из «деталей» получаются лучшие клевреты, лучшие помощники, вот только…

— Они ни на что никогда не претендуют, — подтвердил Саб. — Идеальный член семьи. Полностью покорный чужой воле. И, конечно, он не вынесет из семьи ни гроша. Так запрограммирован.

— Она спасла тебя, — покивал Ит. — Боюсь только, что сама она дорого поплатилась за это.

— Ее убили, — подтвердил Саб. — Через год после того, как я исчез. А я узнал об этом только через тридцать лет, и то случайно. Когда уже закончил обучение…

* * *

Пару лет он мотался, как неприкаянный, из мира в мир, мотался в полной растерянности, не представляя, что делать дальше, как жить. Денег было еще достаточно, но дело было не в деньгах, а в том, что Саб даже примерно не представлял, чего же именно он хочет.

А потом его приметил вербовщик Официальной.

И понеслось.

Он оказался способным, более чем способным. Чуть старше, чем нужно для возраста приема, но хорошо образован, поэтому на лишние три года закрыли глаза, тем более что часть дисциплин он пересдал, а спортивная форма позволила нагнать товарищей по группе очень быстро.

Сначала его прочили в дипломатию, потом в боевики, но он сам выбрал агентуру — и отлично преуспел в этом. Нет, легендой он стать не успел, но по истечении двухсот лет службы был на отличном счету, и хорошо продвигался. С браками, правда, не ладилось — год-два с кем-то, исключительно ради секса, потом развод, пару-тройку лет Служба давала на поиски, он находил, и снова всё повторялось по кругу. Видимо, Саб подсознательно все-таки винил всех подряд гермо в том, что случилось с мамой, и относился к ним… скажем так, как к объекту, нужному для удовлетворения его, Саба, потребностей, а так же как к существам низшим, даже в некотором смысле — низменным.

— Ты ведь никого из них не любил, да? — спросил Ит.

— Нет. А зачем? Они меня тоже…

В принципе, такая жизнь его вполне устраивала, но в один далеко не прекрасный день официалка показала себя во всей своей красе, доказав Сабу, кто он для нее такой на самом деле.

Операция в мире третьего уровня не задалась с самого начала; в результате чьей-то ошибки он вышел на чужую группу, был тяжело ранен, запросил помощь… а помощь не пришла. Раненого агента было решено просто оставить, он не представлял в этой операции особой ценности, да и вообще, как позже выяснилось, ценности не представлял. «Неизбежные потери». Бывает.

Он выжил.

Он два года выбирался из этого проклятого мира, и выбрался в результате.

Вот только вернулся тогда в отделение Службы уже совсем не тот Саб, который когда-то из него на задание уходил. Это был совсем другой Саб — и те, кто оставил его на той планете умирать, вскоре сильно пожалели о том, что он вернулся.

Конечно, он уволился.

А потом, выждав порядочно времени, принялся методично уничтожать тех, кто его подставил. В чем и преуспел. Его пытались ловить, вот только, как показала практика, сорвавший агент — а Саб был именно сорвавшимся — штука страшная. Тем более что его больше не сдерживало ничего. Ни честь, ни совесть, ни долг, ни кодекс.

Достав всех, кого планировал достать, Саб сбежал. И потянулись для него долгие годы скитаний — наемничество было его основным занятием, вот только оно казалось слишком скучным, поэтому Саб, осев на десять лет в каком-то малоинтересном мире, выучился на врача, и стал ходить с бригадами «вольных стрелков» уже медиком. Так было интереснее.

И в один прекрасный день он наткнулся на проект «Node».

И решил попробовать.

И остался.

Тем более…

— Тем более что к тому моменту я кое-что для себя уже понял.

— И что же именно? — спросил Ит, хотя уже знал, что.

— Понял, что для меня было главным в жизни. Оно ведь только одно, это главное… ну не то, чтобы одно, просто есть то, что постоянно носишь в сердце, — казалось, Саб был сейчас немного смущен. — Даже себе я в этом не признавался.

…В том кейсе, помимо денег (точнее, кодов доступа к общемировой энергосети для перечисления на счет индивида энергоединиц) лежало еще кое-что. Там находился небольшой портрет его мамы, в рамку которого была встроена ампула с ее кровью — немного странный обычай, но такие подарки иногда делали самым близким родственникам. Именно эту пробирку она имела в виду, когда сказала, что всегда будет немножечко с ним. Капля крови, капля «вечного» консерванта… ничего особенного. Просто подарок мамы своему сыну. Не более.

Но этот подарок натолкнул Саба на мысль, которая, возможно, могла бы кому угодно показаться странной. Кому угодно, но только не ему.

Саб решил вернуть свою маму. Нет, не совсем так. Скорее, он решил поставить ей вечный памятник, живой памятник, глядя на который любой мог бы сказать — да, я знаю, да, это женщина рода Кса, они там все… богини. Все вот такие. С тонкой костью, серыми глазами, светлыми волосами, маленькие, но при этом — храбрые, смелые, добрые, и умеют любить.

Не один десяток лет ушел на то, чтобы встроить в геном выбранного рода то, что он сумел извлечь из той капли крови.

Не одна сотня лет ушла на то, чтобы выделить именно этих женщин, возвысить их, превратить в родоначальниц. Он продвигал эти «свои» семьи и рода, он создавал им все условия, он отслеживал каждого ребенка-носителя, он помогал, он спасал, он лечил, он наблюдал — и никто, ни одна живая душа не догадывалась при этом о том, что же он делает на самом деле.

Для всех он был мерзавцем, подонком, злой и жестокой тварью, безжалостной и беспощадной, он был богом смерти и тлена, жадиной, склочником, откровенным хамом, и вообще, существом, с которым лучше бы не общаться. Себе дороже.

На самом деле Саб, Анубис, бог с головой собаки, столетиями верой и правдой служил созданному им самим роду, раз за разом возвращая к жизни свою маленькую и отважную маму.

Маму, которую он так любил.

* * *

— Не надо было меня спасать, Ит, — закончил Саб. — Незачем. Они все погибли, остались там. Значит, и мне была судьба…

— Это не совсем так, — покачал головой Ит. — Ладно, не будут тебя мучить. Ты уже устал. Род Хсата — что скажешь про него?

— Вторая линия, но очень сильный геном, я настаивал на его переводе в первую. Их бы перевели, но… случилось несчастье. Они все погибли. А что?

— А то, что снова не совсем так. Наэль, да будет тебе известно, был первым наложником принца, которого звали Игар. Точнее, уже даже не наложником, Игар хотел представить его при дворе Ра, как официального младшего, своего младшего, основного носителя рода Хсата. Наэль, да будет тебе известно, золотой гермо, и…

— Про это я и так знаю, — ответил Саб. — Но Наэля, во-первых, изуродовали, и, во-вторых, Наэль погиб вместе со всеми, когда взорвали Адму. Я даже успел увидеть гриб там, где она была.

— Наэль, слыхал, ты погиб, оказывается, — в пространство произнес Ит. — Давай умирай скорее, а то Саб будет не прав. Непорядок.

— Вот еще, — отозвался Наэль по связи. — Привет, Анубис. Уж прости, но получилось так, что я живой. Ит, продолжай, пожалуйста. А то Агни тут уже плакать примерилась.

— Продолжаю, — вздохнул Ит. — Наэля, как ты правильно заметил, изуродовали, но при этом не повредили то, что делает гермо золотым. Он как был носителем, так им и остался. А не так давно Агни, которую ты знаешь, стала женой Наэля… и через несколько месяцев у них родится замечательная дочка, Саб. Рыжему было нечего делать все эти дни, и он всё проверил. Замечательная будет девочка. С тонкой костью, серыми глазами, светлыми волосами… ты прав, очень сильный геном. Был бы он не сильным, столько лет с ним работать. Его теперь уже ничем не перешибешь. Знаешь, — доверительно сообщил Ит ошеломленному Сабу, — в нашей части пространства есть такой род. Называется Ти. С рыжими принцессами. Сдается мне, что их тоже когда-то очень сильно любил какой-то бог. Правда, среди них порой попадаются стервы, но это уже частности. Видишь, совсем даже не всё потеряно, и совсем не время сдаваться. Мне очень жаль, что мы не забрали остальных. Но даже если бы успели в убежище, не успели бы выйти вместе с ними. Прости, Саб. Мы сделали, что смогли. Плохо, что мало.

Саб лежал, закрыв глаза, и лишь учащенное, прерывистое дыхание выдавало его — сейчас он не мог произнести ни слова. Ит подошел ближе, и осторожно погладил Саба по виску кончиками пальцев, впервые за эти дни — без защиты. Сейчас уже можно, уже почти не опасно. Впрочем, даже если бы было нельзя, он бы всё равно это сделал.

— Кстати, у меня для тебя есть еще один подарок, — шепнул он тихо, наклоняясь к Сабу. — Но это потом.

— Какой подарок? — недоуменно спросил Саб, открывая, наконец, глаза. Глаза оказались покрасневшими.

— Я тоже золотой, — на пределе слышимости ответил Ит. — Думаю, тебе понравится. Ты очень устал?

— Не знаю, — Саб вздохнул. — А что?

— Может, тогда ответишь на вопрос «почему»?

— Тогда, на берегу?..

— Да.

— Когда я первый раз вернулся, после того, как оставил вас одних… в моем доме пахло… домом. Не пристанищем, не жильем, а домом. Впервые за всё время. Ит, я три минуты стоял на лестнице, и не шел вниз. Я плакал. Я не знаю, кто вы такие оба на самом деле, но вы, две сволочи, рыжая и черная, уже второй раз за этот год заставляете меня плакать. Я ответил тебе, почему?

— Да, — кивнул Ит. Улыбнулся. — А теперь тебе пора спать. Будить тебя по дороге? Или проспишь до планеты?

— Будить. Обязательно. Попробуй только не будить…