Утро началось творчески – проснулся Скрипач от громкого и требовательного стука в соседскую дверь. Кажется, стучали ногами. И параллельно звонили в звонок. И что-то кричали. Скрипач прислушался.

– Арина, открывай! – требовал мужской голос. – Негоже меня держать на пороге!

– Открой отцу святому, родимая, – запричитал второй голос, на этот раз женский. – Не бери грех на душу! Мы тебе подарочки принесли, всем приходом собирали. Смотри, какая корзинка!.. Открывай, Ариночка, слышишь?

– Что там происходит? – недовольно спросил сонный Ит.

– Спи, я сам, – отмахнулся Скрипач, которого разбирало любопытство.

– Не выеживайся только, ради бога.

– И не думал даже, – Скрипач накинул халат. – А ну-ка…

Через глазок на лестничной клетке можно было разглядеть следующую картину. У двери топтался крупный, дородный священник, толстый, отдышливый, в теплой куртке, накинутой поверх длинной рясы. Рядом с ним толклись две бабки, которых Скрипач тут же определил ДЭП-ницами с хорошим стажем и богатой практикой. В руках одной из бабок была корзинка, явно не новая, сувенирная, с несуразно длинной ручкой, перемотанной синей изолентой.

– Открывай, Арина, нам надобно квартиру посмотреть, – требовали бабки. – Чего молчишь, бесстыжая? У людей дети малые плачут, а ты расселась в двух комнатах, сычиха! Совсем совести нет?

– Арина, откройте, – басил священник. – Какой вы пример подаете молодым? Во грехе упорствуете? Мы же по-хорошему просим! Не перечьте батюшке!

Мысленно обругав себя последними словами за то, что Эри разрешили ночевать дома, Скрипач прошел в комнату, быстро оделся, перехватил волосы резинкой, и снова пошел в прихожую.

В коридоре бубнили всё так же.

Скрипач демонстративно громко щелкнул замком, привлекая внимание, и вышел в коридор.

– Что тут происходит? – ласково поинтересовался он, хотя, конечно, уже сообразил – что. – Вы кто такие?

– Мы с прихода! – загомонили бабки. – Это вы кто такой?

– Что в имени тебе моем? – риторически провозгласил Скрипач. – И зачем вы долбите в дверь? Спать мешаете!

– Девятый час утра, кто ж в такое время спит? – удивились бабки. Священник пока что молчал, он буравил Скрипача недовольным взглядом – видно было, что публике батюшка совсем не рад. Их программа должна была идти исключительно соло, а тут на тебе. Еще один зритель появился.

– Мы спим, – пожал плечами Скрипач. – Может, мы ночью работали? Чего вы шумите? И что вам надо от этой женщины?

– От женщины надо? – повторил священник. – Нет, милый человек, не нам от женщины надо. Это женщине надо – от нас. Спасение ей надо, очищение от греха, покаяние, и молитвы. А она, вместо того, чтобы готовиться к скорой встрече с отцом нашим небесным, юродствует, в штанах ходит, волосы красит, и в храме не появляется.

– А с чего вы взяли, что у нее вскоре будет встреча с отцом? – поинтересовался Скрипач. Он услышал – Ит тоже встал, оделся, и сейчас стоит у двери в комнату. Слушает.

– А потому что диагноз ей в поликлинике поставлен, – развел руками батюшка. – Страшный диагноз. Рак. И скоро предстанет она перед всевышним, на суде, и что ее ждет…

– Так, стоп, – Скрипач поднял вверх ладонь. – Давайте разберемся. С отцом или с всевышним? И почему суд? Если отец, то за что ему дочь судить? За штаны?

– Не юродствуйте, – голос священника потяжелел. – Раскольник, да? Атеист, поди? Или дарвинист? Погрязши в своей ереси, возомнивший о себе…

Ит аккуратно отодвинул Скрипача от двери, и тоже вышел в коридор.

– Про возомнивших – позже, – тихо произнес он. – Один момент. Я чего-то недопонял про плачущих детей и две комнаты. Поясните, пожалуйста.

Воздействие. Совсем крошечное, едва-едва. Этакий вариант наркотика правды – на полщелчка. Чуть-чуть.

– У нее квартира в две комнаты, и кухня, и санузел раздельный. Она должна в обитель социальную для старцев пойти, и там почить, отписав прежде квартиру приходу. А квартиру приход за небольшую цену передаст нуждающимся. Женщине с малыми детьми, если точно. Уже трое записались на ее квартиру, будут жребий тянуть, кому повезет. Думали мы до возраста дождаться с ней, до шестидесяти, да повезло – из поликлиники позвонили, сообщили про ее скорбный диагноз. То есть она скоро преставится. И ей забота нужна и опора. Мы уже который месяц ходим, а она упорствует, дверь не отпирает, комнаты посмотреть не дает, собраться ей помочь не позволяет. Один раз только и открыла… – священник замялся.

– И чего? – с интересом спросил Скрипач.

– И водой нас облила холодной, – мрачно сообщили бабки.

Скрипач начал смеяться, Ит тоже.

– Ну охуеть теперь, – констатировал, отсмеявшись, Скрипач. – Так, вы, святая троица. Ноги в руки и вперед отсюда. Корзинку оставь, даже интересно стало, какую отраву, и куда именно вы насовали. Поставь, сказал! – рявкнул он, увидев, что одна из бабок примеряется взять корзинку с собой.

– Еще раз вас здесь увижу – переломаю ноги. Или шеи, как получится, – ровным голосом сообщил бабкам и священнику Ит. – Если попробуете привести полицию или еще кого подобного, переломаю им тоже.

– Не посмеешь, хиляк, – огрызнулся священник, отступая к лестнице. – И не сумеешь. Кишка тонка.

Ит сделал неуловимое движение – и священника с размаху впечатало жирной спиной в лестничные перила. Бабки охнули.

– Посмею, еще как посмею, – Ит сделал шаг вперед. – И не стоит рассчитывать, что нас не будет дома. Квартирами они чужими подторговывают, сволочи. Видали? Две комнаты и кухня… так, блядь, вы еще здесь? Вон!!!

Бабок и попа сдуло. Только дробный топот по лестнице, писк домофона, и холодный ветер, пронесшийся по подъезду.

– Эри, открывай, – позвал Скрипач, постучав по дверному косяку. – Концерт окончен.

Дверь открылась – Эри стояла на пороге. Бледная, губы трясутся, в руке – цельнолитой металлический молоток для отбивки мяса.

– Они ушли? – голос ее дрожал и срывался. – Вот так, просто? Ушли?

– Ушли, ушли, – подтвердил Ит. – И часто к тебе так приходят?

– Пару раз в неделю. Давайте, скорее, внутрь заходите, а то они еще вернутся, а дверь нараспашку, – попросила Эри.

– Не вернутся, не бойся, – покачал головой Ит. – Я этого жирдяя неплохо приложил.

– Они вернутся, – покачала головой Эри. – С казаками. Когда я водой его полила, они вернулись с казаками. Я три дня не могла из дома выйти, они на лестнице сидели.

– И чем дело кончилось?

Эри вдруг засмеялась.

– Полицией… казаки-то не церковь. Они же не просто так сидели, они курили трубки, пиво пили, говорили громко. Кто-то вызвал полицию, и их прогнали. Это еще осенью было, три месяца назад. До сих пор смешно.

– Как-то не очень смешно, – признался Скрипач. – А сколько было казаков?

– Трое, пятеро. Когда как.

– Ерунда, – поморщился Ит. – Если будет нужно, разберемся с казаками. Ну что, пошли к нам? Недоеденные оладьи вопиют об отмщении. Надо доесть.

– Сейчас приду, – пообещала Эри. – Только умоюсь.

***

В корзинке нашлись следующие предметы:

– коробка шоколадных конфет, относительно свежая, вскрытая; конфеты вроде бы в сахарной пудре

– коробка клюквы в сахарной… правильно, в сахарной пудре, ну, разумеется

– пакет сахара, вскрытый, но аккуратно заклеенный по шву

– кусок мыла, ювелирно распиленный напополам, и потом тоже склеенный

– пакет самых дешевых макарон (Скрипач даже удивился, не найдя сахарную пудру)

– игрушечная фигурка младенчика в люльке, размером с сигаретную пачку, аляповатая, китчевая; этакий голенький херувимчик в пеленке, поросячье-розового цвета, с бессмысленным взглядом… и со слегка расходящимся косоглазием

– молитвослов в мягкой обложке, испещренный закладками

– головной женский платок, который, как показалось Иту, сшит из старой наволочки

Да уж, шикарные подношения за двухкомнатную квартиру.

– И чего там такое? – с интересом спросила Эри, разглядывая дары.

– Сейчас посмотрим, – пробормотал Скрипач, надевая налобник. Эри, кажется, не удивилась, словно она ожидала чего-то подобного. – О, старые знакомые. Сердечные гликозиды, причем в количестве.

– Чего нашел? – спросил Ит с кухни.

– Дигоксин ровным слоем, почти везде, – отозвался Скрипач. – Им посыпали конфеты, клюкву, добавили в сахар. В мыле… в мыле ртуть, но немного. В платке тоже ртуть.

– Где именно? – с интересом спросил Ит.

– Там, где швы потолще. Вот придурки, она же вытечет. Так… книжка и фигурка чистые. На удивление. Макароны тоже слегка с дигоксином. Видимо, политы раствором.

– И что бы со мной было, если бы я это съела? – полюбопытствовала Эри.

– Передозировка. Либо сразу, если бы ты съела много, либо постепенно, если бы растянула удовольствие, – ответил, входя в комнату, Ит. – Больше всего это было бы похоже на сердечный приступ. С большой долей вероятности, тебя бы забрала «скорая», и…

– И домой бы я уже не вернулась, – Эри поежилась.

– Почему? – нахмурился Скрипач.

– Потому что из больницы меня бы отвезли в этот их Дом Старчества, – Эри отвела взгляд. – А там, наверное, еще бы накормили этой дрянью. И еще. И еще…

Ит неподвижно, не отрываясь, смотрел на нее.

Вот эту женщину – в Дом Старчества?

Сейчас, в этот момент, Эри можно было бы дать лет тридцать пять, если не меньше. Она сидела в кресле, опустив голову, и сцепив руки в замок – видимо, чтобы не дрожали. Темные волосы, светлая, ровная, совершенно не возрастная кожа, морщин самый минимум: мимические, куда от них деваться, да «гусиные лапки» у глаз. Легкий, не искаженный возрастом овал лица – у многих здешних женщин он к тридцати хуже.

Вот ее – в Дом Старчества? Невероятно.

– Пожалуй, я испытываю настоятельное желание прогуляться в их этот дом, – предложил Ит. – Рыжий, компанию составишь?

– Да без вопросов, – Скрипач осклабился. – Опять же, корзинку надо занести.

– Эри, сувениры оставим? Фигурку, книжечку? – подмигнул Ит.

– Оставим, – вдруг сказала Эри, поднимая голову. – Если… если вы обещали мне… брать меня с собой, то мне будет из чего развести костерок, пока я вас жду.

– Умница, – похвалил Скрипач. – Так где находится этот дом?

***

В холодном холле, застеленном продранным линолеумом, на самом сквозняке, подле входной двери, дрались две старухи, одетые в потасканные, засаленные халаты. Дрались они молча, не издавая ни звука, одна вцепилась другой в жидкие седые волосы, а вторая в это время пыталась пнуть соперницу ногой. Беззвучная эта драка сопровождалась разве что напряженным сопением противниц, да шарканьем тапок по полу.

Наконец, одна из них, та, что держала другую за волосы, решила, видимо, что одержала победу. С силой толкнув противницу в лоб, она торжествующе сунула ей под нос кукиш, плюнула на рукав халата, и гордо пошла по коридору прочь, подволакивая левую ногу. Проигравшая стёрла ладонью плевок, шмыгнула распухшим носом, и отправилась в другую сторону.

– Мило, – одобрил Скрипач. – Интригует.

– Да уж, – кивнул Ит. – Что это было, интересно?

– Женские бои без правил, как я думаю, – пожал плечами Скрипач. – Пошли дальше?

– Идем. Мы сюда не ставки на бабок делать пришли, – заметил Ит. – Кстати, ты заметил, какие они крупные?

– Да, не то слово. Эри по сравнению с этими лосями – воробушек, – Скрипач нахмурился. – Слушай, а ведь эти обе были рожавшими. Я почему-то подумал, что сюда только одиноких…

– Видимо, не только, – Ит поморщился. – А то в других мирах такого уровня в богадельни сдают только одиноких стариков, конечно. Большую часть как раз и привозят отпрыски. Будто сам не знаешь.

– Знаю, – Скрипач досадливо махнул рукой. – Ладно, пойдем, поищем святого отца.

…Искомый субъект обнаружился в дальней комнате закрытого крыла, видимо, там в Доме Старчества располагался офис. Здесь было тепло, сухо, пахло свежезаваренным чаем, гречневой кашей, и, кажется, сдобой. Скрипач принюхался. Точно, булочки. Да еще и с корицей.

– На обратной дороге купим, – предложил Ит. – И не делай такое несчастное лицо, рыжий. Создается впечатление, что ты булок три года не видел.

– Ну, видел, – проворчал Скрипач в ответ. – Но вкусно же.

– Обжора ты, вкусно, – передразнил Ит. – О, вон же он. Слышишь, хлюпает? Чаи, видать, гоняет, пока подопечные руками машут.

В дверь даже стучаться не стали, Ит просто открыл ее, и вошел первым, а Скрипач последовал за ним. Действительно, за большим столом, покрытым бордового цвета плюшевой скатертью, сидел давешний священник. Перед ним на расписном подносике стояла большая фарфоровая чашка с чаем, и тарелка с булочками.

– А мы вам конфеток принесли, – радостно сообщил Скрипач, прикрывая за собой дверь. – Говорят, мучного много есть вредно. Хотите конфеток?

– Опять вы? – возмущенно спросил священник.

– Как видите, – пожал плечами Ит. Порылся в сумке, вытащил конфеты, открыл коробку, и поставил на стол рядом с булочками. – Угощайтесь. Свежайшие.

– Издеваетесь? – глаза у священника нехорошо сузились.

– Конечно, – кивнул Ит. – Не нравится?

– Чего ты дуру с себя корчишь? – рявкнул священник. – Не умерла бы она от этих конфет! А ей пора уже! Засиделась!.. Была бы трешка, так еще в пятьдесят пять перевели, и так три года лишних площадь занимает!

– Ну-ка, ну-ка, – подбодрил его Скрипач. – С этого места подробнее, пожалуйста.

– Чего ты заладил – «подробнее», – передразнил его священник. – Мы в ваши дела не лезем. И вы в наши не лезьте. По уговору.

– Так. Стоп. Кто в чьи дела не лезет? – нахмурился Ит.

– Ой, не могу… – священник рассмеялся. – А то я не знаю, кто вы.

– Ну и кто мы? – спокойно поинтересовался Скрипач. Даже как-то излишне спокойно.

– Служба эта, как ее там. Видел я таких, как вы. Инопланетных. Сто раз. Вас чего, не предупредили, что ли?

– Насчет церковников – нет, не предупредили, – покачал головой Ит. – Только о местных властях. Поименно. У нас полузакрытый проект, нам не нужны внутренние контакты.

– Так если тебе не нужны внутренние контакты, то хрена ты лезешь-то? – вскинулся священник. Стукнул по столу кулаком, чашка подпрыгнула, жалобно звякнуло блюдечко. – Твоё какое дело?

– Если об этом зашла речь, то поясню про дело, – Ит спокойно ответил Ит. – Во-первых, мы действительно много работаем, и хотим полноценно отдыхать. В тишине, а не под стуки и крики. Во-вторых, нам не нравится, когда кто-то пытается прикончить наших знакомых.

– Это Аринку-то?

– Да, это Аринку-то. Мы ее знали сорок лет назад, обрадовались, встретив сейчас, а тут – такое. И это называется – священник, – Ит сейчас играл, и, кажется, получалось неплохо. – С каких пор убивать перестало быть грехом?

– Детей без жилья оставлять – грех! Со священством спорить – грех! Юродствовать! В ереси жить! В прелести! А окоротить такого человека, на путь поставить – не грех!!! Не грех, слышал!!!

– Не орите, – поморщился Ит досадливо. – Между прочим, я священник. С действующим саном. И врач. Это дополнительные специальности. Но как священник я вам могу сказать – вы перегнули. Причем настолько, что ни на том свете, ни на этом прощения вам не будет.

– Без вас разберусь, будет или не будет. У меня план, – кивок в сторону объемистого дубового шкафа, стоящего в углу. – По приходу план, по жилью. Мне в епархии отчитываться. А вы…

– А мы сломали вам всю фишку, – подсказал Скрипач. – И сейчас доломаем ее окончательно. Говорите, что про официальную знаете? И про то, кто мы? Маловато, видать, знаете. Коммуникатор где?

– А вам зачем? – священник, судя по всему, почуял неладное.

– Поговорить кое с кем хочу, – миролюбиво пожал плечами Скрипач. – И с вами чтобы поговорили. Только уже не на уровне тычков и конфет с дигоксином, а нормально. План у него, видите ли. Ща будет тебе план, сальная морда…

Куратор ответил практически сразу, Ит (говорил сейчас он) тут же по коду перешел выше – вся эта фигня с кодами была исключительно для местных, на самом деле приоритетный статус их команды был подтвержден мгновенно, как только произошло включение. В это раз куратор был из своих, хорошо знакомых, человек, с забавным именем Карин. Нормальный парень, кстати, с ним успели несколько лет поработать на Терре-ноль. Да, ясное дело, официал, да, понятно, что на самом деле это слежка чистой воды, но на этот раз присутствие Карина было только на руку.

– Слушай, у нас тут проблемы, – не здороваясь, начал Ит. – Мы, понимаешь ли, встретили давнюю приятельницу, а к ней, понимаешь ли, шляется данный субъект, – кивок в сторону священника, – и прижимает на предмет отъема квартиры.

– Дерзкова, что ли? – уточнил Карин. – Которая газом травилась? Ит, а почему она травилась, кстати?

Вот это называется – тонкий лед. Ничего, мы не первый раз так ходим, нам не привыкать.

– Онкология, диагноз поставили недавно, – пояснил Ит спокойно. – С медициной тут швах, боялась болей. Нам по старой памяти лекарств для нее не жалко…

– Это еще с той отработки, когда линзу делали? – Карин задумался. – Подожди, так другой район вроде.

– Ри учеников брал по объявлениям, она к нему ходила заниматься математикой, – подсказал Скрипач. Ит кивнул. – На первом курсе была, восемнадцать лет. Вроде бы у них там даже получился какой-то романчик…

– А Джессика? – хмыкнул Карин.

– А Джессика тогда был на том свете, – напомнил Ит. – Не воссоздали на тот момент еще Джессику. В общем, не суть важно. Она нас узнала, мы ее. Понимаешь, она слегка с простинкой в голове, и таких людей мне вот чисто по-человечески всегда жалко. Ей не так долго осталось, пусть хоть доживет нормально. Карин, можно ли сделать так, чтобы они туда больше не шлялись, и чтобы мы утром могли выспаться без долбежки в соседскую дверь и крика?

– Можно, конечно, – пожал плечами Карин. – Дай-ка сюда этого доброго человека. Сейчас я ему всё доступно объясню.

***

– Слежки, значит, нет, говоришь, – ворчал Ит, когда они шли к машине. – Кому мы нужны, говоришь…

– Слежка выборочная и частичная, – возразил Скрипач. – Была бы постоянная, не сошлось бы. Сейчас, кстати, они ее подснимут.

– Должны, – кивнул Ит. – У них задергались усы, когда они увидели контакт, но контакт с их точки зрения «чистый», Ри слишком далеко, чтобы проверить, а мы… а мы с тобой, кажется, попадем в разряд геронтофилов. Ну и фиг бы с этим. Главное, чтобы они не поняли другого.

– Вот это да, вот это верно. С Эри надо будет разобраться самим, – кивнул Скрипач. – И только самим.

– Если серьезно, то мне совершенно не нравится то, что получается по власти сейчас. Власть-то у церкви, заметь.

– Уже вижу, – кивнул Скрипач. – Дай покататься, куда на водительское полез?

– Катайся, мне лень, там же пробка опять будет… Да, как приедем домой, сядем читать. Всё подряд.

– Только сначала успокоим Эри, – заметил Скрипач. – Давай, Люся, давай. Заводись. Дел, оказывается, невпроворот.

***

Первую остановку сделали у какого-то большого магазина. Забрались в самый дальний угол необъятной стоянки, заблокировали машину, и снова вызвали Карина. Потому как над некоторыми «i» точки необходимо было расставить сразу. По внешней слежке и по провеске их квартиры – это первая. По доступу к «Горизонту» – это вторая. По взаимодействию с властями – третья.

– Мужики, ну чего еще-то? – раздраженно спросил Карин, когда Скрипач бросил ему вызов.

– Сейчас перечислю, – сердито ответил Скрипач. – Причем ультимативным порядком. Либо ты снимаешь наружку и слежку с квартиры, либо мы пакуем манатки, и отчаливаем домой. Ты нас сколько лет знаешь?

– Допустим, десять. И что с того?

– Выслужиться решил? – вкрадчиво поинтересовался Ит. – Слушай, имей совесть! Мы и так под колпаком последние четверть века, а то и больше. И деваться нам некуда, сам знаешь. Мы хоть нажраться без ваших комментариев имеем право, а?

– Нажирайся на здоровье, кто тебе мешает? – удивился Карин. – Мы не в Сибири, и Фэба тут нет. Запрещать некому.

– Да ты мне мешаешь, ты! – заорал Скрипач. – И мне мешаешь, и ему мешаешь! Потому что, прости, нам на Терре с женой пойти потрахаться стремно было – всё из-за вас, параноики хуевы! Достали уже ваши гляделки! Хоть тут, хоть на пару месяцев можно нас в покое оставить?! Куда мы отсюда денемся? Нет, вот ты мне возьми, и расскажи, куда, и, главное, как?!

– Чего – как? – не понял Карин. Кажется, он слега растерялся от их напора.

– Того – «как», – передразни Скрипач. – Ты хороший мужик, Карь, но приделы тоже есть…

…Карин работал с их семьей последние десять лет – содействие научной группе, архивация бесконечных данных, которые группа копила годами. Собственно, он из себя ученого изображать не стал. Через месяц после знакомства честно признался, что он приставлен за ними следить, и… в общем, не обессудьте, но работу свою выполнять он будет, и точка. Никто, собственно, и не спорил. Ни Берта, ни Фэб, ни Ит с рыжим. Немного повозмущался было Кир, но Кира быстро приструнил тогда Фэб – который первым понял, что из двух зол лучше сразу выбрать меньшее. За первый год Карин честно выучился архивации (в доступном объеме, конечно), и стал спокойно ездить с группой на равных правах – когда один, а когда с помощниками. Например, в экспедицию по Сибири Карин прихватил с собой троих агентов, весьма дельных ребят – и этих агентов в результате Берта с видимым удовольствием стала нагружать какой попало черновой работой. В назидание.

Сейчас Карин прохлаждался на базе, которую лет шестьдесят назад выстроил еще Карающий Молот на луне Сода. Планета ему категорически не нравилась. Карин был метисом, темнокожим, и лучше всего ему, было, пожалуй, на Терре-ноль, на которой всегда тепло. Сод – другое дело. На Сод он совершенно не рвался. Холодно. Разумеется, он приставил к «своим подопечным» парочку невидимок, но сейчас, как выяснилось, подопечные решили взять реванш за годы непрерывной слежки.

Да, парень, дилемма. Психанут – и сорвется проект. Сорвется проект – будут пусть не очень большие, но неприятности. Ясно, что дело не только и не столько в пьянке – просто подопечным хочется свободы, независимости… их тоже можно понять… а деваться им и вправду некуда.

Ит курил, спокойно смотрел на призадумавшегося Карина, и ждал. Скрипач тоже ждал, постукивая костяшками пальцев по пластиковой обивке дверцы машины.

– Ну? – осведомился Ит, прерывая затянувшееся молчание.

– Что – «ну»? – раздраженно спросил в ответ Карин. Было видно, что он рассержен – и без того смуглое лицо потемнело от прилившей крови, брови строго сведены, а ноздри как раздувает… любо-дорого глядеть.

– Так и будешь пялиться на пьяных нас дальше? – уточнил Скрипач.

– Мне сейчас и трезвых вас хватает… Хорошо, я сниму обе слежки, – сдался Карин. – На улице будут приглядывать. Иногда.

– Если будут приглядывать, то пусть делают это на Терре-ноль, – решительно сообщил Ит. – Или снимаешь полностью, или мы пошли.

– Ладно, сниму полностью. Так, что еще?

– Нам нужен доступ на «Горизонт» в любое время, – Скрипач зевнул.

– Он у вас и так есть, – пожал плечами Карин.

– Доступ – без идиотских вопросов, типа «зачем вам это», – уточнил Ит.

– А зачем вам это? – опомнился Карин.

– Как я уже говорил, у нашей старинной приятельницы рак. Лечить мы ее не будем, но минимум сделаем. Обезболивание и поддержка. На корабле есть операционная и нормальный, не полевой, диагностический блок, – объяснил Скрипач. – Пару-тройку раз мы собираемся сгонять с ней на корабль. Сначала поставить систему, потом две корректировки. Опционально.

– А потом? – Карин нахмурился.

– А потом она умрет, – пожал плечами Скрипач. – А мы улетим.

– Может, стоит попробовать вылечить? – предложил Карин.

– Нет, мы посмотрим, конечно, но… – Ит замялся. – Куда ее девать? Сам подумай. Оставить здесь? Ее так и так прикончат, лечи или не лечи. По возрасту. С собой? Вот спасибо! Берта как обрадуется. И особенно обрадуется Джессика, когда Ри ей представить пусть бывшую, но заместительницу. Карь, если всех баб, своих и чужих, тягать за собой, получится гарем, который не прокормишь. Кроме того, у меня сильное подозрение, что лечить там уже поздновато.

– Да ладно, – усомнился Карин. – Рак? Поздновато?

– Денег на лечение дашь? – предложил Скрипач. – Это нехилая сумма. Ты в курсе. При самом хорошем раскладе ей будут нужны новые легкие, почки, кишечник, и наблюдение на пару лет. Мы это оплатить не в состоянии, мы девкам на учебу еле наскребли. То, что мы относимся к ней по старой памяти хорошо, не означает, что мы готовы вбухивать в постороннего человека такие суммы. На счет «Горизонта» не волнуйся, память мы ей потом замоем. Хотя можно и не замывать, ей всё равно никто не поверит, начни она болтать.

– Ну… ну, хорошо, – согласился Карин. – Вообще, мы тут ее посмотрели, и она странноватая такая. Не от мира сего.

– Есть немного, – согласился Ит.

Тревожный звоночек. Но, может, еще пронесет.

– Сначала подумали, что эмпат, – продолжил Карин, – но потом поняли, что нет. Просто слегка с приветом… в общем, как я понял, у докторишек взыграло ретивое? Всякие клятвы и прочие благоглупости?

– Типа того, – кивнул Скрипач. – Ну не по-человечески это, Карь…

– Сказал рауф, – поддел Карин.

– А что, есть разница? – пожал плечами Ит. – Люди, рауф. Жить все хотят. И чтобы больно не было, хотят. Мы можем ей немного помочь. Совсем немного, и это не затратно. Вот как бы ты поступил на нашем месте?

– Связался бы с начальством и доложил.

– А мы что делаем? – хмыкнул Скрипач. – Ау, начальство! Можно мы тётеньке обезболивающее поставим по схеме? Или для этой процедуры теперь требуется разрешение начальника кластера?

– Рыжий, да иди ты в жопу, – проворчал Карин, явно сдаваясь. – Ладно уж, делайте. Гуманисты хреновы. Только не в рабочее время, пожалуйста.

– Тогда на той неделе, – предложил Ит. – А потом по мере надобности. Не волнуйся, мы тебе каждый раз докладывать можем. А можем даже результаты скинуть, если надо.

– Зачем мне оно надо?.. Впрочем, как хотите. Так, что-то еще?

– Ага, и еще какое «еще», – едко отозвался Скрипач. – Ты почему про церковников ничего не сказал? Тут что, уже низовые в курсе, кто, чего, и куда?

– В курсе. И, между прочим, в архиве всё есть. Только кое-кто, вместо того, чтобы читать архив, бухал, – проворчал Карин. – И возился с тетеньками. Что это за работа такая, а? Распустились, как черти что, и еще меня упрекают. В общем, таких, как этот, сегодняшний, спокойно гоняйте. У них реальной власти нет, больше выпендриваются. А вот с тем, что повыше, будьте предельно осторожны и внимательны. Мы, честно говоря, сами слегка в замешательстве от того, что тут творится. Оно как-то уж очень ловко стало выходить за схемы. Да еще и Контроль мир не держит… в общем, ребят, вы, может, и распиздяи, но за эти десять лет я к вам как-то привязался, – Карин вдруг улыбнулся. – Давайте впредь поосторожней, и лучше без таких вот, как сегодня, эксцессов. Договорились?

– Договорились, – кивнул Скрипач.

– Согласен, – тоже кивнул Ит. – Эксцессов мы тоже не любим. Но, блин, устали вчера, как собаки, а тут с самого ранья – стуки, крики, маты. Спать-то хочется.

– Ну вот и отсыпайтесь на здоровье. Сейчас езжайте домой, и посидите часок-другой у этой своей знакомой. Я пришлю людей, они вычистят вашу квартиру. Только часто не пейте, и курите поменьше, а то Фэб потом поймет, чем вы тут занимались.

***

Эри открыла не сразу, и, войдя, они тут же поняли, почему – кажется, за время их отсутствия он выкурила пачку, а то и полторы. На кухне, не смотря на открытое окно, можно было в буквальном смысле вешать топор, и даже в коридоре плавал слоями густой табачный дым.

– Соседи пожарных не вызвали пока? – поинтересовался Скрипач, входя.

– Эри, я же сказал, что курить нельзя, – напомнил Ит. – Еще хотя бы двое суток.

– Я как-то машинально, – ответила она, закрывая за ними дверь. – Нечаянно вышло.

– За нечаянно бьют отчаянно, – заметил Скрипач. – Давай кофе пить, мы плюшки привезли. С корицей.

– Он из меня всю душу вынул с этими плюшками, – пожаловался Ит. – В обычных магазинах их нет, так мы потащились в центр, в какую-то особую булочную, где они продаются. Хочешь плюшек?

– Не знаю, – пожала плечами Эри. – Как вы съездили?

– Отлично съездили, – заверил Скрипач. – Можешь больше не бояться. Потому что никто к тебе больше не сунется.

Эри посмотрела на Скрипача недоверчивым взглядом.

– Почему? – спросила она.

– Потому что мы кое с кем связались, и решили эту ситуацию, – объяснил Ит. – Полностью. Никто тебя больше не тронет. По крайней мере, пока мы здесь.

Эри горько усмехнулась.

– Пока вы здесь, – повторила она. – Это верно. А потом… и вас не будет, и меня не будет.

– Вот про это нужно отдельно поговорить. Если, конечно, ты не против, – предложил Ит.

– О чем именно? – уточнила Эри.

– У нас есть пара предложений, и для начала ты их просто выслушай, хорошо? Только давай сперва кофе. Блин, как же тут всё-таки холодно, – пожаловался Скрипач. – Я уже и забыл, что так холодно бывает.

***

Это происходило повсеместно, исключение составляли, пожалуй, только какие-то глухие деревни, но в этих деревнях люди и сами редко доживали до шестидесяти – непосильная работа и почти полное отсутствие медпомощи убивало их еще раньше. Да, одинокий человек от пятидесяти пяти лишался своего жилья, и отправлялся в богадельню, а его жилье местный приход продавал нуждающимся. Чаще всего такая продажа осуществлялась в кредит, потому что у многодетных (а жилье, конечно, доставалось им) деньги обычно не водились.

Эри еще долго держалась. Подкатывать на предмет отъема квартиры к ней начали уже года три как, но она, вопреки ожиданиям отъемщиков, не сдавалась; мало того, ум ее оказался горазд на хитрости и выдумки.

– Например, я же на лето уезжаю отсюда, – объясняла она. – Ну и прошлым летом я заварила дверь холодной сваркой. Еле достала, ее трудно купить. Так что вы думаете? Они не стали ломать дверь! И знаете, почему? У свиноматки, которая хотела в эту квартиру, не было денег на новую, – со смехом рассказывала Эри. – И она попросила подождать, пока я приеду, и сама всё вскрою. Бред, да?

– А почему – свиноматка? – спросил Скрипач.

– Потому что свиньи, рыжий, рождают свиней. Потому и свиноматка, – голос Эри зазвучал вдруг отчужденно и холодно.

– И ты их за это не любишь, – подсказал Скрипач. Эри кивнула. – Детей в том числе.

– Только не говори про детей, – попросила она. – Дети, дети… кругом эти чертовы дети… все разговоры про них… а на самом деле никакие это не дети.

– А кто? – прищурился Ит.

Эри молча встала, вышла в прихожую. Вернулась, неся в кулаке фигурку младенчика из утренней корзинки. Оглянулась, сняла с подвеса в углу тяжелый цельнолитой молоток для отбивки мяса. Положила фигурку на стол, и со всей силы долбанула по ней молотком – веером брызнули во все стороны осколки черного, едко пахнущего пластика. Эри швырнула молоток в мойку, и подняла с пола осколок покрупнее. С одной стороны осколок был розовым – краска, которой была покрашена фигурка, держалась крепко.

– Как-то так, примерно, – ровным голосом сказала Эри. – Снаружи оно всё такое розовенькое и миленькое, а внутри – дерьмо. В точности, как вот эта дрянь. Я понятно объяснила?

Ит задумчиво смотрел на нее, разминая в пальцах сигарету.

Весь ужас заключался в том, что в этот момент Эри была права. Совершенно права, вот только признать очевидное – означало изменить целому ряду своих принципов, причем весьма немалому. Длинному такому ряду, за горизонт уходящему, почти бесконечному…

– Они пожирают этот мир, – продолжала Эри, словно не замечая его взгляда. – Пожирают всё подряд: землю, ресурсы, других людей. Что я им сделала? Почему я должна им отдать свое жилье, а потом не иметь даже могилы?

– В смысле – не иметь могилы? – не понял Скрипач.

– Так они кладбища упразднили, оставили только крематории и колумбарии, – объяснила Эри. – На всех московских кладбищах теперь жилые дома. В которых растет и пухнет это дерьмо. Мне не так много осталось, но почему я из-за них не имею права дожить эти месяцы дома и умереть в своей квартире?!

– Имеешь, – ответил Ит. – А теперь давай подметем эту дрянь, допьем кофе, и поедем покупать тебе одежду нормальную.

– Какую нормальную одежду? – удивилась Эри.

– Ну, ты же будешь ездить с нами по работе, – объяснил Скрипач. – Нужен комбинезон, ботинки, удобная куртка. Не бойся, если ты про то, что это запрещено, то к тебе данные запреты больше отношения не имеют.

– И на счет того, сколько осталось, – добавил Ит. – У нас к тебе будет парочка интересных предложений. Разрешение есть, и…

– Ничего не понимаю, – призналась Эри.

– Иди за веником, – приказал Скрипач. – Пока мы об это дерьмо ноги себе не порезали. Действительно, какая-то фигня. Причем вонючая, как я не знаю что.

– Нам разрешили тебе немного помочь, – объяснил Ит. – Этим надо пользоваться. Поэтому кроме выездов мы еще кое-куда прогуляемся. Ты не против?

Эри пожала плечами. Ушла, вскоре вернулась с весьма редким веником и треснутым пластиковым совком.

– У вас в квартире кто-то ходит, – сообщила она. – И дверь хлопнула только что.

– Всё нормально, – заверил Скрипач. – Правильно ходят. Про это мы тебе тоже потом объясним. Нет, ну какие плюшки вкусные, а! Умеют же, заразы, когда хотят. Ит, а помнишь, какие тут торты раньше были? Объедение. А картошку какую привозили…

– Не обращай на него внимания, – попросил Ит. – Он у нас большой любитель пожрать. Вкусно и много. Непонятно только, куда это всё идет. Жрет за двоих, а худой, как дрищ.

– На себя посмотри, – хмыкнул Скрипач.

– Я столько не ем. А ты уже третью плюшку наворчиваешь, – заметил Ит.

– Правда, очень вкусные, – Эри, кажется, успокоилась. – Никогда таких не пробовала даже. И где вы их только нашли?

– Ты в пакете поройся, – подсказал Ит. – Там еще были с кремом. Рыжий полприлавка снес, народ обалдел, когда сумму заказа нам озвучили.

– А еще больше они обалдели, когда мы спокойно расплатились и отчалили, – засмеялся Скрипач. – Потому что кто-то, кажется, уже собирался вызывать полицию. Чтобы ловить воров. Ну, то есть нас.

– Вот-вот, – кивнул Ит. – Всё, допиваем, доедаем, и поехали.

***

В давешнем магазине со спортивной одеждой продавщица сегодня была другая, и в результате эту самую продавщицу пришлось слегка жахнуть воздействием – потому что, в отличие от предыдущей, эта готова была читать морали бесконечно. И жаловаться на жизнь – что приходится из-за пятерых детей в таком поганом месте работать. И про одежду, которую приходится продавать – что она греховная, противно в руки брать. И про посетителей – которые едва ли не дьявольские слуги, потому что только черти могут такую одежду носить. А уж сколько подобных и даже худших слов выпало на долю Эри… за десять минут продавщица достала всех, поэтому Скрипач, с молчаливого согласия Ита, шибанул по ней воздействием, и через минуту продавщица рысью побежала на склад: в зале нужных размеров не оказалось, это они уже успели понять сами.

– Подростковую возьмем, – объяснил Ит. – Ты маленькая, тебе будет впору. Так, сейчас она комбинезон принесет и жилет. Еще куртку надо, перчатки, шапку…

– Ботинки, пару штук штанов на поддевку, термобелье, нормальные носки, – продолжил Скрипач. – Эри, чего молчишь?

– Господи, сколько же это стоит? – Эри в полной растерянности стояла рядом с вешалкой, глядя на ценник. – Ит, рыжий, пойдемте отсюда, – попросила она. – Пожалуйста! Не надо ничего покупать. И потом, эта баба отвратительная… нет, я не против узнать о себе что-то новое, но не в таких объемах, как сейчас.

– Понимаю, почему ты их ненавидишь, – вздохнул рыжий. – С фигуркой и молотком ты нас несколько огорошила, признаться. Но теперь понимаю. Ты не переживай, эта баба тебе больше ничего не скажет. Ну хочешь, она сейчас стойку на руках сделает или польку-бабочку посреди зала спляшет?

– Пусть она лучше всю жизнь думает, что в юбках ходить плохо, в брюках хорошо, а платок носят только старухи, – пробормотала Эри беззвучно. – Нет, ничего не надо. Совсем ничего. И пойдемте отсюда побыстрее.

– Не раньше, чем купим вещи, – твердо ответил Ит. – Эри, это не акт благотворительности, это обычный рабочий момент. В том, что есть у тебя, в лесу нельзя находиться. В этой одежде – можно.

– Именно поэтому вы купили одну из самых дорогих машин? – уточнила Эри.

– Именно так, – кивнул Ит. – Это работа. Себе, на свои деньги, мы бы такую не купили. Потому что это действительно дорого. Потому что это не рационально, уж очень этот «Форд Аляска тревл» жручий. Но сейчас он дает нам то преимущество, которое требуется для дела. С одеждой ровно то же самое. О, а вот и красота наша пилит. Смотри-ка, нашла, – удивился Ит. – А я думал, что она там потерялась уже, на складе.

В примерочную притащили ворох вещей, и первой загнали туда продавщицу, велев ей нацепить на себя поверх обычной одежды лиф от купальника, и походить так часок по залу. Потом в примерочную чуть не силой затащили упирающуюся Эри – и вскоре поняли, что все даже лучше, чем предполагалось вначале.

– Может, на размер поменьше? – робко спрашивала Эри, высовываясь из кабинки в очередной примеряемой вещи. – Болтается.

– Не-не-не, это как раз нормально, – возражал Скрипач. – Ты подумай. Ты же еще свитер подденешь, кофту, толстовку. Будет в самый раз. Эти вещи не должны быть тесными, их и надо брать на один, а то и на два размера больше. Ну-ка, дай посмотреть… ага, хорошо. Ит, чего скажешь?

– Чего? Нормально, берем, – кивал Ит. – Так, теперь жилетку и куртку. Рыжий, пойди, посмотри ботинки.

…Из отдела они вышли через час, нагруженные тремя объемистыми пакетами, которые находчивый Скрипач предложил превратить в два. Пока они оба, тихо ругаясь, засовывали вещи то туда, то сюда, Эри отошла в сторонку и принялась рассматривать витрину магазина, расположенного напротив.

Ит посмотрел, что же ее заинтересовало.

Белье. Вроде бы самое что ни на есть обычное белье, ничего особенного. Весьма целомудренно выглядели эти комплекты – хлопчатобумажные трусики спокойных неярких цветов, и в пару к ним – разноцветные же маечки, некоторые с рукавами, некоторые без. Лифчиков в этом магазине в продаже не имелось, вместо них на стойках висели так называемые боди – по сути дела та же маечка, только укороченная. Часть боди была снабжена спереди застежкой – плоские крючки или пуговки.

Ит подошел к Эри и тихонько спросил:

– Нравится что-то?

– Нет… то есть да, но…

– Пойди и купи, – Ит вынул из кармана ворох бумажных денег.

– Я не смогу, – покачала головой Эри. – Спасибо, конечно, но…

Но она боится и стесняется, понял Ит. Она не зайдет в этот магазин, и не заходила никогда в жизни – слишком велик диссонанс. Да, если сравнивать, он и впрямь несоразмерен. Жалкая тётка в платочке и обносках, и бельевой бутик. Несовместимо. Невозможно.

– Ты не сможешь, а я смогу, – решительно ответил Ит. – Что нравится? Впрочем, можешь не говорить, я уже понял.

Вернулся Ит минут через десять, с парой небольших пакетов, которые молча сунул в один из больших. Скрипач согласно кивнул. Эри стояла красная, как вареный рак, опустив глаза.

– Они поняли, что это ты мне покупал, – едва слышно произнесла она. – Зачем? Не надо было.

– Им нет никакого дела, кто, кому, и что покупает, – негромко, но решительно произнес Ит. – Скажи, на магазине висит табличка «Эри белье покупать запрещено»?

– Нет.

– А «Иту белье покупать запрещено»?

– Тоже нет, но…

– Вопрос снят, – заключил Ит. – Ну что, пошли? Я его-то есть хочу. Одними плюшками сыт не будешь. Сумбурный день какой-то получился, а всё из-за этого святого отца.

– Нет худа без добра, – пожал плечами Скрипач. – Зато и плюшек поели, и комбинезон с курткой хорошие купили. Да и разобрались кое в чем, что тоже немаловажно.

***

– Ит, по-моему, мы ее напугали, – заметил Скрипач, когда Эри после ужина ушла, наконец, к себе домой, разбирать покупки. – Сначала телефон, потом шмотки. Надо сбавить обороты, не думаешь? Она к такому напору, мягко говоря, не привыкла.

– Что не привыкла, понимаю, но я почему-то чувствую себя перед ней виноватым, – признался Ит. – Умом я понимаю, что это были не мы… да и не могли быть мы… но… и потом, черти что просто! Допустим, она действительно встречалась с Сэфес. Так?

– Ну, так, – кивнул Скрипач. – Не совсем понимаю, к чему ты клонишь?

– К тому, что Сэфес – существа, мягко говоря, не бедные. Гипотетически я допускаю, что это именно они так намудрили с телом… – Ит замялся. – Но почему им было не оставить ей хотя бы эквивалент местных денег, в любом виде?

– Ты думаешь, она бы взяла? – недоверчиво спросил Скрипач.

– Может быть, и взяла бы. Телефон и вещи она взяла, – напомнил Ит.

– Телефон и вещи – это не пять-шесть кило золота или камней, – возразил Скрипач.

– Не думаю, что ей это предлагали, – Ит покачал головой. – А разговорить ее сложно. Не очень она хочет говорить. Но надо пробовать, иначе мы ничего не узнаем.

– Согласен, – кивнул Скрипач. – Мне ее тоже, кстати, жалко. Я сначала обалдел, когда она эту фигурку расшибла, а потом разобрался. Действительно, защитная реакция. Это не прямая агрессия, ответная. Когда тебя колотят годами, начинаешь бить на упреждение. Бертик, кстати, сколько лет фыркал про детей, и во что это вылилось, – он улыбнулся. – Может быть, сложись у Эри жизнь иначе, она бы так себя не вела.

– Возможно, – согласился Ит. – Но тут дело не в Эри. Мне категорически не нравится сам процесс, который тут происходит. Совсем не нравится. Раньше здесь и близко такого не было. И если уж Карин говорит, чтобы мы с высшим составом местных церковников держали ухо востро, то это повод сильно задуматься… во что мы на самом деле ввязались в этот раз.