– Ты, главное, ничего не бойся, – напутствовал Скрипач. – Мы сейчас доедем до поля, поставим машину куда-нибудь, а потом корабль скинет нам модуль. Мы никуда не полетим, тут повисим, над землей. Метром двести, примерно. На корабле здорово, тебе понравится. И сними ты этот дурацкий платок. Тут тебя точно никто не увидит.

Вел сейчас Ит. Эри явно нервничала, поэтому Скрипач пересел к ней, на заднее сиденье, и развлекал, как мог – но на его подколки и шутки Эри почти не реагировала. Видно было, что она боится, что ей не по себе. Никакой радости от того, что предстояло, она не испытывала. Наоборот, ей, судя по всему, делалось все страшнее и страшнее.

Ит, конечно, это понял. Когда доехали до места предполагаемой посадки, он остановил машину, заглушил мотор, и сказал:

– Эри, если так страшно, то, может, не надо? Хочешь, поедем обратно? Потом, как с духом соберешься, съездим.

Эри колебалась – но, видимо, решение она приняла.

– А что вы все-таки будете делать? – в который уж раз за сегодня спросила она.

– Ни-че-го, – в сотый же раз ответил Скрипач. – Только смотреть. Это не больно, не страшно, не стыдно, и не обидно. Если ты разрешишь, и если это будет возможно, мы поставим небольшую поддержку. Но совсем не факт, что это получится.

Про сожранный биощуп они Эри пока что не говорили.

Потому что это было бы слишком.

– А… – начала было Эри, но Ит тут же ее перебил.

– Так, решаем, – строго сказал он. – Либо я завожу, разворачиваюсь, и мы едем домой, либо я вызываю модуль.

– Или я, – встрял Скрипач.

– Или ты, – согласился Ит. – Эри, дело только за тобой. Ну?

– Вызывай, – кивнула Эри. – Я… потерплю.

– Терпеть не придется, – пообещал Ит. – Ладно, пошли. Метров сто надо пройти по снегу, не хочу сажать на дорогу.

…Модуль, разумеется, находился в невидимом режиме, равно как и сам «Горизонт», который неподвижно висел сейчас над зимним лесом. Посадил модуль Ит аккуратно, не сломав наста, на узкую прогалину между деревьями. Скрипач запрыгнул на невидимую платформу первым – странное это было зрелище, человек, стоящий над снегом, хотя остальные вязли выше, чем по колено – и протянул руку Эри. Та, секунду помедлив, взяла его за руку, и тоже шагнула на платформу.

– Ты бы хоть подсветил, – проворчал Ит, забираясь следом. – Так, поехали. Эри, не переживай, он уже закрылся, не упадешь.

Эри стояла сейчас, вцепившись в руку Скрипача, и с ужасом глядя перед собой – невидимый лифт стремительно возносился между промерзшими, черными древесными стволами. Ит сделал шаг вперед, становясь между Эри и невидимой стенкой, и взял Эри за вторую руку – не бойся, мол, если что, вдвоем удержим. Рука дрожала, то ли от волнения, то ли от страха.

«Она всего лишь на тридцать пять лет старше Дашки, – вдруг подумал Ит. – А к Фэбу я ходил с „синей смертью“ в кармане, когда мне было сто. А работать по сложным программам мы с рыжим начали, когда были на два года старше, чем она сейчас. А с Бертой мы поженились, когда ей было чуть за восемьдесят. А… черт бы подрал эти цивилизации детей, которые так любят считать себя умудренными стариками. Ведь на самом деле она совсем еще молодая женщина, которая только-только входит в самое начало зрелости, причем очень долгой зрелости – по нормальным, не местным меркам. Никогда я к этому не привыкну. И нигде. Ни на Терре-ноль, ни тут, ни где бы то ни было еще. Особенно, когда сталкиваешься с вот такими случаями, как этот».

– Все, приехали, – сообщил Скрипач. Стенки модуля мутнели, а перед ними возникла, и стала стремительно расширяться зона выхода. – Видишь, ничего страшного.

– Это как лифт? – сообразила, наконец, Эри.

– Примерно, – кивнул Скрипач. – Разве что с помощью корабля этот лифт тебя до стратосферы дотащить способен, а то и выше. Пошли, чего ты стоишь? Да идем, говорю, никто тебя не укусит.

«Горизонт» внутри был довольно таки компактным, зато имел совершенно чумовой запас хода, и нес на себе три комплекта вооружения, делавших его эквивалентом полноценного боевого саппорта. Ри над этими двумя кораблями, «Горизонтом» и «Рассветом», поработал на славу. До его собственного «Ветра» они, разумеется, не дотягивали, были классом пониже, и конструктивно они тоже оказались попроще (трехлинейка Мосина, ворчал Ри, дорабатывая проекты, за эти деньги получается только трехлинейка Мосина), но Ита и Скрипача «Горизонт» более чем устраивал.

– Так, раздеваемся, и пошли, – приказал Ит, стаскивая куртку. – Можно прямо на пол бросить. Эри, бросай, он сам уберет.

– Кто уберет? – не поняла она.

– Корабль уберет. Бросай, бросай. Ну что, сначала на экскурсию, а потом обследоваться?

Эри кивнула, правда, без особой уверенности.

– Ит, иди, блок готовь, а мы пока прогуляемся, – предложил Скрипач. – И скажи корыту, чтобы чая сварганило. Разбаловали мы эту Люсю, сил нет. Эй, Люся! – позвал он. – Активируй рубку, гостинку, и спальню одну, для примера. И медблок.

– Уже сделано, – отозвался из ниоткуда мягкий степенный баритон. – Прошу вас.

– А почему корабль Люся? – удивилась Эри. – Голос вроде бы мужской.

– У рыжего вся техника – это одна большая глобальная Люся, – развел руками Ит. – Идите, но чтобы недолго. Времени не так много.

***

Корабль Эри понравился. Она, видимо, ожидала увидеть что-то техногенное и брутальное, а вместо этого она увидела тесные коридорчики с мягко и неброско оформленными стенам; небольшую, человек на шесть, гостиную, она же кают-компания, и спальню с двухъярусными неширокими кроватями. Все помещения были исполнены в одном стиле: от пола к потолку поднимался плавный градиент цвета, от темного оттенка к светлому. Везде цвета были разными, но неяркими, приглушенными.

Пока рыжий и Эри гуляли по кораблю, Ит спешно приводил медблок в «пристойный вид» – он справедливо рассудил, что Эри и так боится, незачем пугать ее еще больше. Реанимационную зону он закрыл, выведя часть стены, «карусель» с шестью капсулами для гибера тоже спрятал, потом велел «Горизонту» поставить на сканер кресло. Сканер в «Горизонте» стоял знатный, по верхней границе шестого уровня. Это вам не полевой набор. Это уже серьезно.

Закончил он вовремя – вернулись Эри и Скрипач.

– …думала, что тут всё… ну, несколько больше. А оно маленькое такое. И каюты, и рубка.

– Рубка – это чисто номинально, управлять кораблем можно из любой точки, – объяснял Скрипач. – А маленькое… он на шесть человек рассчитан, и на долгосрочные забросы. Сам он тоже не очень большой, двести пятьдесят метров.

– Ничего себе, небольшой! – Эри удивилась. – Двести пятьдесят, это же много.

– Ох, не скажи. Тут одной воды двадцать тонн, запас. Не считая горючки для разных двигателей, систем защиты, и кое-каких еще мелких поручений, – Скрипач, конечно, не стал уточнять, что под мелкими поручениями он имел в виду «оборудование двойного назначения»… проще говоря, вооружение «Горизонта», которое было весьма серьезное. Планету, конечно, не сожжешь, но пару континентов можно выжечь запросто. И не только выжечь.

– Все равно, очень тесно, – покачала головой Эри. – Мне казалось, что будет просторнее.

– Просторнее не нужно, этого вполне хватит. При долгих маршрутах никто не бодрствует, все в гибер ложатся, – объяснил Ит. – Так, Эри, смотри. Нужно будет сесть вот сюда, и… да и всё. Заниматься можешь, чем душа пожелает. Чай пить, читать, кино смотреть – что угодно. Главное, просиди в этом кресле где-то около часа. Ну, может, чуть больше.

Кресло, стоящее посреди небольшой комнаты, выглядело вполне мирно.

– А раздеваться надо? – с подозрением спросила Эри.

– Если под комбезом есть штаны и майка, то комбез можешь снять. Просто чтобы не было жарко, – пожал плечами Ит. – Как хочешь. Можешь не снимать, это не имеет значения. Корабль под тебя подстроится, так что, думаю, можно оставить.

– Я сниму, я же джинсы надела. А вы будете тут?

Этого вопроса Ит ждал.

– Нет, мы будем в соседнем помещении, – ответил он. – Просто чтобы наши разговоры тебя не смущали. И чтобы ты не пыталась сказанное нами трактовать по-своему, не пугалась, не выдумывала лишнего. Если что-то надо спросить – спрашивай, мы тебя услышим и ответим.

– А делать точно можно все, что угодно?

– Разумеется. Даже лечь спать, если спать хочется, – улыбнулся Ит. – Располагайся, а мы пошли. Зови, если что.

***

Через час они сидели, уставившись друг на друга, и пытались привести в порядок разбегающиеся мысли. И как-то уложить информацию в голове. Потому что информации было – через край. Совершенно невообразимой информации. Невозможной.

– Вот смотри. Это геронто, и оно идет со сбоем, видишь? – Скрипач тыкал пальцем в строки данных, которые система снимала в живом времени. – Вот он, этот скачущий возраст, который мы тогда заметили. Причем, что интересно – скелетных возрастных изменений нет в принципе, только тканевые, и то как-то странно. Я обратил внимание, что у нее и внешность погуливает – сначала ей можно дать хороший полтинник с хвостиком, а через полчаса – тридцатник.

– Скелетных нет, а хрящевые – есть, – Ит вывел несколько строк. – В разных участках тела возраст разный, в одной клеточной группе – несколько сотен разных показателей. Черти что… И ни одного своего зуба. Причем уже давно. Между прочим, для двойки у нее отлично отреставрированы зубы, заметил?

– Помню я, как тебе после Колымы зубы вставляли, – вздохнул Скрипач. – Результат был поначалу хуже, чем у нее. Это ведь импланты, весьма недурные… а зубы – это всегда большие деньги. Значит, где-то она эти деньги сумела достать. А до этого каким-то образом потеряла зубы. Сильно подозреваю, что это следствие онкологии, той, давней. Надо будет уточнить…

– Рыжий, мы тут имеем три конфликтующих, взаимоисключающих системы, – Ит задумался. – Первая – геронто. Вторая – та херня, с которой нам еще разбираться и разбираться. Третья…

– Ее собственное тело, которое конфликтует с пунктами один и два.

– Верно. Но хуже всего другое. Хуже всего то, что помочь ей мы не сможем. Сам видишь.

Скрипач кивнул. Задумался.

– Нет, ну по мелочи сможем, я думаю.

– Ага, по мелочи. Сделаем ровно то, что обещали Карину. Ей ведь больно. Заметил? Постоянно больно. Но она на эту боль просто не обращает внимания. Ладно, с этим поработаем, – Ит задумался. – А вот остальное… прионные группы, которые косят под герпес, конечно, никакой не герпес. Вообще не понимаю, что это за система, и как она устроена. И, главное, зачем встраивать в организм агрессивную среду?

– Вопросов больше, чем ответов, – покивал Скрипач. – Вот, например, рак. Точнее, три вида рака, три очага. Маленькая проблема, что эти три рака – взаимоисключающие. Ими нельзя болеть одновременно.

– Видимо, это следствие конфликта геронто и этой системы. Геронто увеличивает цикл деления клетки, в первую очередь. Перепрограммирует ДНК. Очень избирательно. За счет этого происходит увеличение продолжительности жизни. Все остальное – косметика чистой воды, если вдуматься. Ну, не совсем, конечно, но близко к тому. А тут что? Рыжий, надо посчитать, но, как мне кажется, рак ей дало как раз это самое сбитое геронто. Как оно вообще у нее оказалось?

– Так же, как эта странная среда, сожравшая биощуп, – пожал плечами Скрипач. – Источник, видимо, один. Но пока она сама ничего не объяснит, мы ничего не узнаем.

– Значит, придется спрашивать, – подтвердил Ит. – Так, теперь к делу. Давай отработаем то, что обещали Карину. Но для начала… Эри! – позвал он. – Ты там как?

– Нормально, – тут же ответила она.

– Чего делаешь?

– Читаю.

– А что читаешь? – с интересом спросил Скрипач.

– Я попросила дать мне почитать что-нибудь легкое, и появилась такая штука… – Эри задумалась. – Как блокнот из одного листа. Почему-то в клеточку. Я так поняла, что это книжка.

– И какая? – с интересом спросил Ит.

– «Насмешники» какие-то. Забавно, – Ит открыл было рот, но Скрипач тут же показал ему кулак. – Я такое не очень люблю, но читать вполне можно.

– Ясно, – Ит вздохнул. – Эри, скажи, у тебя когда-нибудь брали кровь? Из пальца, из вены – не важно.

– Сто раз брали, – она вдруг засмеялась.

– И чего смешного? – полюбопытствовал Скрипач, одновременно выводя из ниши за спиной Эри блок.

– Да просто подумала… меня похитили инопланетяне, затащили на тарелку, и исследуют, – объяснила Эри. – Нет, ну правда же. Так и есть.

– В некотором смысле да, верно, – согласился Ит. – Вытяни руку, пожалуйста.

– Какую?

– Любую. Не волнуйся, это не больно, ничего не почувствуешь. Ага, всё, – блок и анализатор беззвучно ушли в стену. – Надо потом будет еще пару проб взять, но не в этот раз.

– Как – всё? – изумилась Эри. – А… но ведь…

– Ну вот так, всё, – хмыкнул Скрипач. – Слушай, такой вопрос. Если мы правильно понимаем, то… ммм… Контролирующие, с которыми ты общалась, тебе что-то давали?

Теперь пришла очередь Ита показывать рыжему кулак, но тот лишь отмахнулся.

– Да, – ответила Эри. – Давали. А что?

– Это было как-то связано с возрастом? – осторожно спросил Ит.

– Да, было. И еще кое с чем было, но я лучше потом расскажу, – попросила она. – Просто это так сразу не объяснишь.

– Я запомнил… – Ит замялся. – Ты сказала, что должна прожить пятьдесят восемь лет. С этим связано, да?

– Ну… да. Да, связано. Но я сейчас не могу объяснить, как именно.

– Потом сможешь? – спросил Ит. – Эри, это важно. Когда ты соберешься с мыслями, и решишь, что можешь рассказать – ты расскажешь?

С минуту она молчала. Видимо, в голове у нее в тот момент происходила какая-то внутренняя борьба, но вот что с чем боролось, ни Ит, ни Скрипач не могли догадаться.

– Наверное, – неуверенно ответила она. – Я попробую.

– Хорошо. Тогда посиди еще минут десять, и делаем перерыв, – предложил Ит. – Сейчас мы снимем оставшиеся данные, а потом поговорим.

***

– Эри, скажи, а как ты попала на эти операции? Что именно произошло? Прости, но мы не могли не видеть твой живот, поэтому вопросы вполне закономерны, – Ит как можно более осторожно подбирал слова. – Хотя бы в общих чертах можешь объяснить?

Эри опустила голову, вздохнула. Видно было, что тема эта была ей неприятна. Не хочет говорить. А ответ нужен. Для того чтобы хоть как-то связать элементы в подобие целого.

– Ну, в общем, когда я предпоследний раз виделась с вами… то есть с ними… я сказала, что… что если они больше не придут, то я не хочу жить. Это очень долго рассказывать, Ит, мы тогда поссорились, сильно, ну и, в общем… после того, как они ушли, я сильно заболела. Сперва было что-то вроде ангины, я лежала две недели, ужасно плохо было, а потом стал болеть живот. Год болел. Никто не мог понять, почему. Потом оказалось, что это были опухоли. Несколько. Ну, их и вырезали. Не сразу, я несколько месяцев лечилась. Почти год. То одна больница, то другая.

– Понятно, – кивнул Ит. – А откуда взялась цифра пятьдесят восемь?

– Это я сама предложила, – пожала плечами Эри. – Попросила. Не в первую встречу. Не помню точно, в какую. Кажется, все-таки в предпоследнюю. Но сама, да. На самом деле я их заставила. Они не хотели.

– До операций? Ты общалась с ними до того, как это всё с тобой произошло? – уточнил Скрипач. Эри закивала.

– Где-то за год. Мне было восемнадцать. А еще я сказала, что не хочу превратиться в старуху, и… ну и…

– Эри, это очень важно, – голос Ита стал строгим – именно таким голосом он зачастую общался с серьезными и проблемными пациентами. – Подробностей не прошу, но ответь на следующий вопрос. Тебе что-то давали? Ты же сказала, что давали, – она кивнула. – Что это было? Какие-то необычные предметы, лекарства, приборы?

– Допустим, давали, – Эри прищурилась. – Но не приборы. А можно встречный вопрос?

– Можно, – кивнул Ит.

– Почему ты про это спрашиваешь? Со мной что-то… не так?

– Да, – Ит решил, что врать и юлить не имеет смысла. – Когда мы помогали тебе впервые, мы обратили внимание на то, что один из базовых показателей у тебя не стабилен. Базовые показатели – это раса, пол, группа крови, возраст.

– И какой у меня не стабилен? – поинтересовалась Эри.

– Возраст. Он у тебя меняется. Становится то больше, то меньше, – уточнять Ит не стал, незачем. – И второй момент. В твоем организме есть… ммм… некий привнесенный компонент, который, скажем так, ведет себя несколько странно. Он распознает наше оборудование, и не дает его использовать. Мы не смогли помочь тебе в том объеме, в котором планировали, потому что этот компонент наши приборы просто уничтожал. Сразу же. Кардиоводитель, например, избирательные средства доставки. Нет, он не трогал, по счастью, такие вещи, как активный гель, с помощью которого лечат язвы, он не реагировал на лекарства, которые мы использовали. Только на технику высокой градации.

Скрипач исподтишка наблюдал за Эри – интересно, удивится или нет? Удивленной Эри не выглядела. Напуганной тоже. Значит, она в курсе про это «не так». Или же…

– Ну да, все правильно, – пожала плечами Эри. – Именно об этом я их и просила.

– О том, что ты не хочешь стареть? – спросил Ит. – Или о такой системе?

– О том, что я хочу умереть в пятьдесят восемь.

Ит задумался. Скрипач тоже.

– Эри, я сейчас попрошу тебя кое-что сделать, только не удивляйся. Ты можешь разуться? – Ит нахмурился. – Даже не обе ноги, одну.

– А зачем? – удивилась Эри.

– Надо, – дернул плечом Ит.

– Верно, – поддержал Скрипач. – Согласен. И руку покажи. Тоже любую.

Один из признаков геронто «в ходу», причем исключительно для женщин, с мужчинами это не работает, является изменение ногтевого ложа, или так называемый «детский ноготь». И вот, пожалуйста – оно и есть. В полный рост – сама ступня маленькая, пальцы как у четырнадцатилетней девочки, и, разумеется, тонкая и слабая ногтевая пластина. На руках, впрочем, это тоже заметно, но не так выражено. Ноги – всегда более надежный показатель.

– Спасибо, можешь обуваться, – кивнул Ит. – Значит, тебе было восемнадцать, когда ты… попросила их – вот об этих двух вещах?

– Ит, я уже сто раз сказала – да, – кажется, Эри рассердилась.

– Та система, из-за которой у тебя сбоит возраст, называется «геронто», – объяснил Скрипач. – Проблема в том, гм, что в восемнадцать лет эту систему никто не использует. Никогда. Это нелогично, и это опасно. Боюсь, что твои опухоли – следствие использования этой системы, вернее, бесконтрольного ее применения в столь юном возрасте. И те, что есть сейчас, и другие, которые вырезали еще давно.

– Да? – Эри задумалась. – Но почему?.. Он же сказал, что это… ну, оно просто замедляет старение…

– Кто сказал? – терпеливо спросил Ит.

– Черный.

– Понятно, – Ит почувствовал вдруг страшную усталость. – Эри, ты хоть понимаешь механизм действия этой системы? Они тебе хоть что-то объяснили?

– Нет. Но я и не просила.

– А как выглядело то, что они тебе дали? – нахмурился Скрипач.

– Как таблетка, самая обычная, и как две пластинки маленькие, с монету размером. Пластинки надо было приложить к руке, и подождать, чтобы они растворились, а потом принять таблетку. Это всё.

Действительно, всё. Это и в самом деле запуск геронто программы, вот только последующие десять дней разумный, который проходит геронто, находится под постоянным наблюдением как минимум трех врачей, и программу постоянно корректируют. Ах да, до начала работы с программой разумного пролечивают, от и до. И, конечно, обследуют. Тоже от и до.

Но тут случай явно не такой.

– Эри, до того, как ты получила эти пластинки и таблетку, тебя кто-нибудь хотя бы осматривал? – спросил Ит, уже понимая, каким будет ответ.

– Нет, – покачала головой Эри.

Что и требовалось доказать.

Каким надо быть придурком, чтобы дать восемнадцатилетней девчонке вводные геронто, не сделав предварительно ни одного анализа?! Не пролечив, не выстроив прогноз. Просто взять и дать. И будь, что будет.

Оно и было – что было. Опухоли, которые, возможно, и не развились бы, дернули в рост, потом, по всей видимости, была химия, и не одна – прощайте, зубы и волосы… волосы, впрочем, отросли, а вот зубы, конечно, нет. И, разумеется, прощай здоровье, навсегда и бесповоротно.

А геронто, запущенное, и не остановленное, и по сей день резвится в теле, как хочет – судя по новым опухолям и «детскому ногтю». Геронто в работе.

Параллельно со второй системой… которая должна каким-то образом убить свою носительницу в пятьдесят восемь лет, и которая распознает то, что используем мы, и не дает помочь носительнице. Зашибись…

– Это какой гадюкой надо быть, чтобы такое сделать, – пробормотал Скрипач.

– Ты о чем? – не поняла Эри.

– О своем, о девичьем. Эри, то, что с тобой сделали, это просто подло, – Скрипач досадливо поморщился. – Тот, кто это сделал, не имел понятия ни о физиологии, ни о медицине, не об элементарной безопасности. И едва тебя не убил. Но искалечил – точно. Причина всех твоих бед – эти пластинки и таблетка. Прости, но это так.

– А какая теперь разница? – дернула плечом Эри. – Для меня все уже позади. Да, первые двадцать лет было трудно, но человек ко всему привыкает. Рыжий, ты извини, но я не могу их обвинять в чем бы то ни было. Они ведь хотели, как лучше. Мало того, это не они предложили, это я настояла.

– Но почему? – спросил Ит.

– Да потому что смысла без них жить я не видела. И… – Эри осеклась, опустила взгляд. – Я не знаю. Не знаю, как сказать.

– То, что мы появились тут, что-то изменило? – в лоб спросил Ит.

Она молчала. Теребила пальцем нитку на залатанной коленке стареньких джинсов, и молчала.

Изменило, понял Ит.

Изменило, целиком и полностью.

Вот только вслух про это сказать – нереально.

– Прости, – он встал. Скрипач тоже. – Давай тогда по делу, хорошо?

– Хорошо, – кивнула Эри. Она так и не подняла голову. – По делу, так по делу.

– Сначала ты послушай, а потом реши, хочешь ты то, что мы предложим, или нет, – Скрипач решил немножко разрядить обстановку. – Эй, ау. Девушка, вы тут? Эри, ну хватит этого минора. Мы уже поняли всё. Больше так плохо вести себя не будем.

Она, наконец, выпрямилась – глаза покраснели.

– Не надо меня про это всё спрашивать, – попросила она. – Пожалуйста! И не надо ругать черного и рыжего. Они правда были не виноваты. Мне кажется, они и сами не знали… про то, что мне дают. А вторая эта… штука… это какой-то яд, да?

– Нет, это не яд. Мы не знаем, что это. Попробуем, если позволишь, разобраться. Точнее, сделаем попытку разобраться, – пообещал Ит, понимая, что обещание выглядит не очень обнадеживающе. – Это какая-то очень мудреная штуковина. Так, ладно. Эри, скажи, ты ощущаешь какие-то боли? Если прислушаться к себе, что-то болит? И еще какие-нибудь жалобы есть?

Она снова задумалась.

– Наверное, есть, – особой уверенности в голосе Эри не прозвучало. – Я сплю плохо. По пять-шесть раз за ночь просыпаюсь. Курю, чай пью, читаю. Снова засыпаю, а через час опять подъем.

– А почему? – спросил Скрипач. – Народ, пойдемте в медблок, там проще будет… так почему просыпаешься?

– Дышать тяжело, когда лежишь. А сидя спать я не умею, – Эри вздохнула. – Пробовала. Нет, не получается.

– А на счет болей что? – поинтересовался Ит. – Садись обратно в кресло, пожалуйста.

– Ну… боли есть, наверное, но я их не особенно различаю, – призналась Эри. – Не сильно болит. Чуть-чуть.

– Вес теряла? – Скрипач выкатил блок, точнее, выдвинул его из стены. Эри посмотрела на блок с опаской.

– Нет, не теряла.

– Если бы у тебя была одна онкология, ее можно было бы вылечить за год полностью, – заметил Ит. – Там лечить особо нечего. Так, теперь смотри, что мы предлагаем. Видишь эту штуковину?

Он вытащил из блока один из универсальных манжетов – очень удобная штука для длительных лекарственных схем.

– Похожа на рукав, – заметила Эри.

– Именно так и есть. Эту штуку действительно носят на руке, но предварительно в нее вводятся лекарства, и она передает их твоему телу по определенной схеме. Ничего сложного. Мы можем сейчас составить схему, а потом ты будешь ходить с рукавом, а мы – раз в день корректировать схему, в зависимости от того, как поведет себя твой организм.

– Поскольку он располагается в районе плеча, под одеждой его не видно, – продолжил Скрипач. – Это не больно, ощущений вообще никаких. Ну так что?

– Вы можете торговать этими рукавами, оптом и в розницу. С такой рекламой их у вас оторвут только так, – усмехнулась Эри.

– Еще момент. Есть такая штука, называется поддержка, – продолжил Ит. – Ее носить несколько более напряжно. И мы тебе ее не предлагаем.

– Из-за того, что носить неудобно?

– Из-за того, что твой организм ее не воспримет. Точнее, та система, с которой предстоит разбираться, – объяснил Ит. – Ну так что? Ты согласна на рукав?

– Да, наверное, – Эри нахмурилась. – Вообще… это все странно как-то. Вы столько для меня делаете… вы ведь не должны.

– Мы делаем ровно то, что считаем нужным делать, – твердо ответил ей Ит. – И, знаешь, у нас есть одно общее ощущение, которое мы испытываем по отношению к тебе.

– Какое?

– Мы… – Ит посмотрел на рыжего, тот кивнул. – Мы почему-то чувствуем, что перед тобой виноваты. И что мы должны хотя бы попытаться как-то это всё исправить.

– Но в чем вы виноваты? – удивилась Эри.

– Ты сама говорила про осколки, – заметил Скрипач. – И если мы – в какой-то мере они, то почему бы нам виноватыми не быть. Давай хотя бы попробуем, что ли? Ага?

– Ага, – в голосе Эри до сих пор слышались неуверенные нотки. – Хорошо, я согласна.

– Тем более что это совсем не сложно, – заверил Скрипач. – Сейчас загоним в манжет первую схему, потом тебе надо будет полчасика полежать, а потом будем пить чай и дополнять препараты. А потом поедем домой.

***

С чаем Скрипач расстарался. Благо что «Горизонт» это более чем позволял. К чаю рыжий заказал тех самых булочек с корицей, пару тортиков, конфеты, полный аналог трюфелей с Терры-ноль, и три вида варенья – земляничное, смородиновое, и яблочное. Конечно, это был синтез, но о таком синтезе те же врачи из той же Санкт-Рены во время долгих забросов могли только мечтать. Там таких разносолов не предполагалось.

Пили чай, разумеется, в кают-компании.

– Варенье очень вкусное, – искренне хвалила Эри. – А чай такой я только в детстве пила. Давным-давно. Сейчас сплошная химия продается, настоящего чая совсем не осталось.

– Это тоже химия, – отмахивался Скрипач. – Синтез. Рецепты, правда, я сам делал, поэтому синтез довольно удачный, как мне кажется.

– Не скромничай, – хмыкнул Ит. – Эри, попроси у него жаренной картошки сделать. Рыжий, у тебя тут сколько рецептов картошки прошито, кстати?

– Около трехсот, – скромно опустил глаза Скрипач.

– Нищеброды хреновы, – развел руками Ит. – Триста рецептов картошки. Нормально?

– Триста? – не поверила Эри. – Да, и впрямь что-то много.

– Когда годами питаешься картошкой и макаронами, поневоле учишься маскировать и то, и другое под что-то нетривиальное, – пожал плечами Скрипач. – Не думай, что мы очень уж хорошо жили. Бывали времена, когда картошка или хлеб с маргарином для нас оказывались теми еще деликатесами. А уж кофе…

– Даже боюсь спрашивать, что с вами было, – Эри задумалась. – Вообще, черный и рыжий мне тоже про себя не очень много рассказывали. Ну, в смысле, сами не рассказывали. Я… я просто знала.

– Что именно ты знала? – не понял Ит. Он поставил чашку на стол и выжидательно посмотрел на Эри.

– Ну, про них знала. Про их жизнь. Они говорили, что я знаю даже больше, чем они сами.

Вот так.

Ого!

Скрипач прищурился, с интересом посмотрел на Эри. Та потупилась, отвела взгляд.

– И что же такое ты про них знала? – с интересом спросил Скрипач.

– Как они появились на свет, где жили, что с ними случилось, как они попали в Контроль, ну и… и еще кое-что, – Эри стушевалась, но Скрипач, кажется, решил перейти в наступление.

– Так что же? – требовательно спросил он.

– Я знала, сколько они проживут, и как умрут, – Эри говорила едва слышно. – Где, как именно. В каком возрасте. Почему…

– А как ты это узнала? – спросил Ит.

– Ну… я просто знала, и всё. Нет… я неправильно говорю… – Эри запнулась. – Сначала я как бы знала, но не всё… а потом я попросила у них… ну, считки. Есть такое слово?

– Есть, – кивнул Ит, ощущая, как его мороз продирает по коже. – Еще как есть.

– В общем, я попросила считки, а потом в один день поняла, что это… ну, как бы сказать… такой словно бы стеллаж в голове. Много-много тонких металлических полочек, на которых словно бы лежат разноцветные папки. Некоторые серые, это которые тайные и закрытые. Есть черные. А потом я поняла, что их стеллаж – он меньше, чем мой. Просто пока мне не объяснили, я не понимала, что это такое, и не умела этим пользоваться.

Ит прикусил губу.

Она говорила всё совершенно правильно.

Да, одна из форм визуализации именно так и выглядела – бесконечные ряды «папок», которые можно прокручивать вверх-вниз. Слепки чужой памяти, которые система разбила на фрагменты. К сожалению, с датировками в считках всегда беда. Мозг – очень интересная штуковина, и разобраться с датировками сможет только специалист уровня Романа Нар ки Торка, сына Ри Нар ки Торка и Джессики Пейли… господи, время, что же ты делаешь… не потому ли Ромка, милый Ромка, маленький Ромка решил посвятить свою жизнь этой области… как знать… но да. Да, да, да, Эри сейчас права – а это значит, что в голове у нее – архив чужой памяти, мало того, памяти Контролирующих Мадженты, Сэфес; мало того, есть еще один архив, полная запись жизни пары-дубля, их пары-дубля, и…

И, кажется, они с рыжим попали так, как никогда в жизни еще не попадали.

– И что же ты делала с этими стеллажами? – спросил Скрипач.

– Записывала то, что могла посмотреть, – она пожала плечами, словно сказала нечто само собой разумеющееся. – Я плохо пишу, поэтому записывала так, как могла. Как получалось. Довольно много записала.

– Много – это сколько? – осторожно спросил Ит.

– Два шкафа.

Гм.

– И… где эти записи? – полюбопытствовал Скрипач. Полюбопытствовал вполне невинным тоном, но Ит видел – Скрипача трясет. Точно так же, как и его самого.

– Дома, конечно. У меня, в квартире. В шкафах, я же сказала только что.

Два дебила…

– А ты это кому-то показывала? – еще осторожнее спросил Ит.

– Пыталась когда-то, но надо мной смеялись, – ей, видать, было тогда не смешно, но теперь стало всё равно. – Или говорили гадости всякие. В общем, я что могу, то записываю, и просто прячу. И всё. Даже не перечитывала ни разу. Да и зачем мне? Я и так помню. У меня же папки эти есть.

– А нам покажешь? – Ит попробовал улыбнуться, но, видимо, с улыбкой вышло не очень – Эри, почувствовав фальшь, нахмурилась.

– Зачем? – спросила она с подозрением.

– Ну, интересно, – пожал плечами Ит. – Все-таки это в некотором смысле мы. Хотелось бы знать.

– Ит, я плохо пишу, – принялась оправдываться Эри. – И почерк у меня ужасный. Там половину слов разобрать невозможно.

– Ничего, мы врачи, и разберем, – Скрипач улыбнулся. В отличие от Ита, у него с улыбкой все было нормально. – Мы сами умеем писать так, что нормальному человеку разобрать не удастся.

– Ладно, я потом покажу, – пообещала она. – Рыжий, я хотела спросить. Про этот манжет, который рукав.

– Спрашивай, конечно.

– Он не давит? И неважно, на какую руку ставить его?

Скрипач вздохнул с явным облегчением – информации об архивах на сегодня явно было достаточно.

– Обычно на левую ставят. И не давит совершенно, так что не волнуйся. Ит, ты чай допил?

– Допил, – кивнул тот, вставая. – Пойдемте. Мы сейчас данные дополнительно снимем, рукав поставим, и домой. А то темнеет совсем рано.

***

– Знаешь, что самое плохое? – спросил Ит, когда они, отправив Эри в ее квартиру, завалились, не раздеваясь на диван.

– И что же? – спросил равнодушно Скрипач.

– Она нам – верит. Точно так же, как поверила тогда… тем вторым нам, – Ит, кажется, был расстроен. – С ней говорить или делать что-то просто страшно. Она же как ребенок! Геронто – без проблем, примем и запустим. Пластинки какие-то? Не вопрос, пусть работают. Мы что-то предлагаем – она тоже согласна. Мне кажется, она от нас стакан с цианидом бы взяла, и выпила бы тут же, залпом. Просто потому что этот стакан ей дали – мы.

– Верно, – кивнул Скрипач. – Согласен. Ты прав, это и впрямь тихий ужас.

– Так и я про что, – Ит зевнул. – Сумасшедший дом какой-то. А теперь еще и эти записи…

– Что делать будем? – резонно спросил Скрипач. – Я как подумаю о том, что там за стенкой, мне дурно становится.

– Мне тоже, – мрачно кивнул Ит.

– Что делать будем? – Скрипач сел. – Ит, мы в полной жопе.

– Это ты мягко выразился, – возразил Ит, тоже садясь. – Мы в одном шаге от катастрофы. Как только официалка сообразит, что у нас с этим контактом есть нечто большее, чем старая встреча, про которую мы втерли Карину, они тут же накроют и нас, и Эри, и все ее записи. Мгновенно. Я больше чем уверен, что сейчас Карин уже знает, что с Эри мы тогда не встречались, и никакой Ри с ней, конечно, не спал. Проверить такую информацию – дело нескольких часов. Тем более что мы тогда были под почти стопроцентным наблюдением.

– Он снял наружку и слежку с квартиры, – возразил Скрипач, правда, без особой уверенности в голосе.

– Не смеши, – мрачно ответил Ит. – Да, квартиру снял. Но город и наружку? Ты бы снял?

– Конечно, не снял, – хмыкнул Скрипач.

– Вот и я о том же, – Ит задумался. – Будем тянуть время и пытаться решить, что делать дальше.

– Как думаешь, «Горизонт» они уже распотрошили? – Скрипач нахмурился.

– Его не так просто распотрошить, но, думаю, как только им представится возможность, они ею воспользуются, – Ит вздохнул. – Ну да, ну да, мы все потерли, кроме поддержки и лекарств. Но время!.. Мы пробыли там втрое дольше, чем нужно для того, что мы сделали.

– И, главное, совершенно непонятно, что дальше, – Скрипач ожесточенно потер виски. – Хватать и ее и бежать? Как? Куда?

– А ты ее спросить не хочешь, согласна ли она бежать? – возразил Ит. – Мы с тобой вообще не знаем, чего она хочет, и хочет ли вообще. Знаешь, что самое печальное?

– И что же? – Скрипач с интересом повернулся к Иту.

– Да то, что она ничего не понимает! Ни то, какую опасность она представляет для нас, ни то, что за бомба находится у нее в голове и дома, в этих самых шкафах, ни то, что она самим фактом своего существования полностью перечеркнула всё то, над чем мы работали большую часть жизни! Она не понимает этого, рыжий, а мы даже не можем ей ничего толком объяснить.

– Вообще да, действительно, – кивнул Скрипач. – Нет, что-то она определенно понимает, вот только то, что ей доступно, оно… как бы так сказать… оно не имеет отношения к тому, о чем говорил сейчас ты.

– Вот именно, – припечатал Ит. – Именно что не имеет. В общем, подводя неутешительный итог: продолжаем работать, как работали, тянем время, и пытаемся вызнать у нее по максимуму. А потом – по обстоятельствам. Как получится.

– Ну да, ничего другого все равно не остается. Эй, ты слышишь? – Скрипач нахмурился. – Она там что, опять плачет?

Ит прислушался. Точно, рыжий прав.

– Интересно, по какому поводу, – проворчал он. – Хотя поводов у нее предостаточно.

– Не ерничай, – скривился Скрипач. – Пойду, поговорю. А то у тебя, кажется, настроение такое, что лучше дома остаться.

– И то верно, – вздохнул Ит. Снова лег на диван, подпихнул под голову подушку. – Настроение у меня действительно ни к черту.

***

Звонить рыжий не стал – замок на двери в соседскую квартиру для него препятствием не являлся, а трезвонить и беспокоить соседей в его планы не входило. Он тихо закрыл за собой дверь, и очутился в темном коридоре. Из дальней комнаты, дверь в которую была чуть приоткрыта, пробивалась слабая полоска света, значит, Эри находилась именно там.

И точно. Когда Скрипач вошел в комнату, он увидел, что заплаканная Эри сидит на кровати, прижимая к груди какую-то тетрадку в синей потрепанной обложке.

– Ты чего ревешь? – с упреком спросил Скрипач.

– Ты как сюда вошел? – испуганно спросила Эри.

– Пешком. Через дверь, – констатировал очевидное Скрипач. – Эри, что случилось? Почему опять глаза на мокром месте?

Эри всхлипнула, подняла взгляд – на лице ее было виноватое, пристыженное выражение.

– Я не думала, что вы услышите, – проговорила она тихо. – Я больше так не буду.

– Будешь или нет – это дело десятое, – возразил Скрипач. – Сейчас-то чего? Что случилось?

– Ничего не случилось, просто… просто вы… вы так со мной возитесь, и еще Ит сказал, что вы чувствуете себя виноватыми… но на самом-то деле… на самом деле всё не так, – она снова заплакала. – Я не хорошая, рыжий. Я совсем даже не хорошая, я та еще тварь, если честно, и я…

– Чего – «я»? В чем ты таком нехорошая? Убила кого-нибудь, что ли? Обманула? Обворовала? В чем нехорошесть заключается?

Эри отвернулась.

– Ну? – настойчиво спросил Скрипач.

– Я плохая, – упрямо повторила она. – Я… недостойна, чтобы ко мне так относились… лечили, помогали, защищали…

– Почему?

– Ну, потому что… потому что я ничего хорошего в жизни не сделала, ничего не создала, не… не… помогла никому…

– Слушай, а ты много людей знаешь, которые создали или помогли? – вкрадчиво поинтересовался Скрипач, присаживаясь рядом с Эри на кровать. – Из твоих знакомых многие могут похвастаться этим?

– Немногие, наверно. Но… они хотя бы честно жили, а я… Рыжий, я же врала. Я столько врала…

– А нам врала? – с интересом спросил Скрипач.

– Вам нет, – она покачала головой. – Вам-то зачем… другим врала, и ужасно много… до сих пор вспоминать стыдно.

– И про что же ты врала? – Скрипач вытащил из кармана ленту налобника. – Ты говори, говори. Я хочу схему посмотреть.

– С лекарствами?

– Угу. Так кому ты врала-то?

– Всем. Учителям, маме, одноклассникам… вот видишь, тетрадка?

Скрипач покивал. Ну да, тетрадка и тетрадка, самая обычная, в клеточку. Сколько он таких тетрадок перепроверял, когда девчонки учились в школе – страшно представить. Дашины тетради, следует признать, были всегда в образцовом порядке – ну, тут понятно, у трех таких педантов, как Берта, Фэб, и Ит ребенок другим получиться и не мог. Зато Верины тетради были с большим вкусом разрисованы в самых неожиданных местах – причина многолетних скандалов с классной руководительницей юной художницы… сейчас, правда, подавшейся в совершенно другую область.

– Она наполовину пустая, – объяснила Эри. – Потому что я не училась ни черта.

– Ну, правильно, – рыжий вывел визуал. – Если не учиться, она и получится пустая. И что с того?

– Можно я потом расскажу? – кажется, Эри смутилась.

– Мне кажется, что это у тебя рефрен такой получается, – заметил Скрипач. – «Потом расскажу». Про одно потом расскажу, про другое… Так, вот только не надо глаза опять того, опухнешь же к чертовой матери к утру, а нам на точку ехать надо. Эри, кому говорю, прекрати рыдать! Ну сколько можно?

– Мне стыдно, – призналась она. – Стыдно, что я… вот такая…

– Какая – такая? – уточнил Скрипач.

– Что я такая дура… и врушка… – Эри снова всхлипнула. – Надо было сразу вам рассказать… может, вы бы и не стали со мной… так… Рыжий, правда, честно! Я действительно недостойна, чтобы… ну, чтобы…

– Слушай, успокойся, а? – попросил Скрипач. – Давай так. Если тебе хочется исповедаться на тему того, что ты кого-то там по молодости обманула, ты это сделаешь завтра, ладно? Выспишься, а потом соберешься с духом, и расскажешь. Хорошо? Кем бы ты себя не считала, сейчас тебе лучше лечь спать. Состояние у тебя не очень, ты устала за день, показатели низковаты. Давай по чашке чаю выпьем, и на боковую?

– А почему вы так любите чай? – спросила Эри.

– Мы не чай любим, – поправил Скрипач. – На самом деле мы любим лхус, и чаще всего именно его завариваем, но сейчас, тут, на Соде, лучше чай – это нечто вроде обычая.

– Лхус – это который из маленьких зеленых ягодок, и пахнет, как французские духи? – Эри вдруг улыбнулась. – Я пробовала. Очень вкусно. Только мне показалось, что не сладко, а черный потом сказал, что забыл положить сахар.

– Врешь, небось, – поддел Скрипач, хотя видел, что Эри и не думает врать. Да и описала она лхус совершенно правильно, причем именно что дикого сбора: ягоды с одомашненных кустов чаще всего после сушки становились бурыми, а вот некоторые сорта дикого рибира давали интересные ягоды, сохранявшие даже сухими глубокий изумрудный цвет.

– Не вру, – помотала головой Эри.

– Ладно, ладно, не врешь. Если хочешь, лхус потом заварим как-нибудь, – пообещал Скрипач. – С полкило у нас с собой есть. Я же запасливый.

– Они тоже. Ну, то есть рыжий брал с собой… я потом…

– Ну конечно, ты потом расскажешь, – покивал Скрипач. – Эри, голова болит сейчас? Слева точка боли есть?

– Есть, – кивнула она. – А как ты понял?

– Я же смотрю, что с тобой. Ты доплакалась до спазма, – Скрипач поморщился. – Ложись, я скорректирую схему, чтобы голова перестала болеть. Ложись, я сказал, сейчас закружится башка, и рухнешь тут мне еще.

– Но раздеваться… рыжий, я не хочу, чтобы…

– Можешь не раздеваться, сойдет и так, – махнул рукой Скрипач. – Хотя если ты думаешь что я, буду дважды женатым, никогда не видел голых тетенек, ты сильно ошибаешься. А если вспомнить, в каком виде ты совала голову в духовку…

В стену несильно, но весьма выразительно постучали – разумеется, Ит все отлично слышал.

– Отвянь, – сердито сказал Скрипач в сторону стены. – Защитник оскорбленных и униженных, тоже мне.

– А он что, нас слышит? – удивилась Эри.

– А то нет, – хмыкнул Скрипач. – Он у нас как горная коза. Отлично слышит, далеко видит, и быстро бегает. Я, впрочем, тоже. Эри, ты ляжешь сегодня, или мы так и будем тут до утра турусы на колесах разводить? Всё, спокойной ночи.

– Но как ты выйдешь? – с тревогой спросила Эри. – Надо закрыть…

– Выйду точно так же, как и вошел. Пешком и через дверь. Да не волнуйся ты, закрою. Всё, спокойной ночи. До завтра.