– Рыжий, не надо слишком коротко, – попросила Эри.
– Не боись, я только подровняю. Чтобы с тобой можно было появиться в приличном обществе, – заверил Скрипач. – А вообще, мировая практика показывает, что сам себя ровно человек подстричь не может. Не переживай, говорю, я не буду ничего менять, просто сделаю поаккуратнее, и всё.
– А ты часто кого-то стрижешь? – с любопытством спросила Эри.
– Ну, не то, чтобы часто, но раз в пару месяцев – да, стригу. Берту и Кира. Они любят короткие волосы. Ит и Фэб – пожизненная лохмата, им раз в год концы волос отстрижешь, которые посеклись, и всё.
– А Кир – это…
– Это мой скъ`хара. Муж. Старший. Муж не совсем правильно, но у слова «скъ`хара» не существует корректного перевода, потому что нет соответствующего понятия в человеческих языках, – объяснил Скрипач, щелкая ножницами.
– А тебя кто стрижет?
– Меня Фэб. Это скъ`хара Ита. Но меня тоже нечасто стричь приходится, раз в полгода где-то.
Ит, всё это время сидевший за столом над чашкой чая, вдруг усмехнулся.
– Вообще, по штату рыжему тоже положено носить длинные волосы, – заметил он. – Но рыжий у нас в медицине распустился, и начал модничать. Если по уму, то стричься ему нельзя.
– Это почему? – удивилась Эри.
– Потому что агенту нашей градации положены длинные, – объяснил Ит. – Это оружие, это дополнительный вес для метаморфозы, это тайник, это, по сути дела, инструмент. По форме, например, плетется коса, и в косе принято носить стилет. Церемониальный, конечно, не рабочий. То есть положено нам, именно по личному уставу. Некоторым наоборот рекомендуется стрижка покороче. А у нас с ним рабочая форма была прописана именно такая. С косой.
– Интересно, – протянула Эри. Сейчас она сидела, зажмурившись – Скрипач как раз стриг ей челку и, видимо, Эри боялась, что волосы попадут в глаза. – То есть устав, получается, для каждого свой?
– Индивидуальная форма, – поправил Ит. – Да, они под каждого делаются. Одежда парадная у всех одинаковая. Различается только «летопись» на рукаве. По выслуге.
– У нас были красивые рукава, – гордо произнес Скрипач. – Потому что поработать мы успели немало.
– А летопись – это как? – не поняла Эри.
– Ну, что-то вроде цветных нашивок на рукаве. Каждый участок – это отчет о задании, которое проходил агент. Иногда бывает, что на каком-то совещании встречаешь кого-то такого серенького, неприметненького, а потом смотришь – батюшки, да там рукав от плеча до кисти разноцветный, причем задания наисложнейшие.
– Здорово. Нет, правда, здорово. Столько всего нового, – Эри, не открывая глаз, улыбнулась. – Так интересно. Вот бы увидеть…
– Ну, что-то, может, и увидишь, – туманно пообещал Ит. – Слушай, а когда ты встречалась с Сэфес, у них волосы какие были? Не запомнила?
Эри ответила не сразу. Словно прогоняла что-то в памяти, уточняла.
– Почему – не запомнила? Запомнила. Во-первых, они были седые, почти полностью. Это очень странно выглядело – молодые лица, брови темные, и такая седина. Причем… вот знаете, обычно, когда человек седеет, у него волосы словно бы легче становятся, да? А у них нет. У них седина была тяжелая, и волосы тонкими не выглядели.
– Подозреваю, что это из-за использования какой-нибудь фигни для мытья, – справедливо предположил Скрипач. – Сэфес, не Сэфес, а голову все моют. И средства эти, если имеется в виду шестерка или семерка, как раз запросто такой эффект способны дать. Впрочем, и на двойке таких средств полно.
– А что такое эти двойки, шестерки, семерки? – не поняла Эри. – Вы не первый раз говорите про это, а я не понимаю. Простите, что спрашиваю…
– Это уровень развития планеты. Самый опрощенный способ ранжирования, – объяснил Ит. Долил себе заварки из чайника, и стал накладывать в чашку сахар. – Первый уровень самый низкий, второй… ну, примерно как у вас, третий – это немного выше, по технологиям в том числе, на четвертом начинаются первые контакты, осознанные, на пятом уже вовсю работает смежная торговля и туризм, технологии не только свои, а уже покупные есть; шестерка – мы как раз работаем и живем по шестерке – это уже серьезнее, но режим достаточно вольный. Семерка – технологии круче, но и Контроль, и официалка начинают таким мирам закручивать гайки, на восьмерке гайки закручены уже всерьез, миры сильно ограничены в контактах, а девятки… ну и десятки… из тех, с кем мы общались, в этих мирах никто и никогда даже не был.
– Почему?
– Во-первых, их мало, редко кто доходит до такой стадии развития. Во-вторых, нам, простым смертным, им даже нечего предложить на обмен. В-третьих, по слухам, они к чему-то готовятся чаще всего, и сами исключают контакты. В-четвертых…
– В-четвертых, по слухам, ничем хорошим для контактирующих эти контакты не заканчивались, – закончил за Ита Скрипач. – Эти миры… они, скажем так, не совсем здесь. Они готовятся уйти… куда-то дальше. Их очень бережет Контроль, по крайней мере, раньше берег, сейчас не знаю. Примерно так, Эри. Про волосы стало понятнее?
– Ну… да, наверное, – особой уверенности в голосе Эри не прозвучало. – Значит, у них волосы так выглядели просто потому, что они их чем-то мыли?
– Видимо, да, – пожал плечами Ит. – А как они были одеты?
– Да как мы. Рубашки, джинсы. Это поздняя весна была, день теплый…
***
В этот теплый весенний день Эри проснулась очень рано, не было еще шести утра. Проснулась с предчувствием – сегодня что-то произойдет. Что-то хорошее. Очень хорошее. Несколько минут она лежала под одеялом, пытаясь вникнуть в это ощущение, потом встала, и пошла на кухню, пить кофе. Мама еще спала, и в квартире пока что царила утренняя расслабленная тишина.
В чем же дело? думала Эри. Откуда это чувство? До окончания школы еще почти три недели, и оно, наверное, со школой вовсе не связано – но откуда тогда это предвкушение, волнение, трепет? Даже руки дрожат… кажется, такое же ощущение появлялось у нее в раннем детстве, когда она просыпалась в свой День рождения в ожидании подарков.
Но сегодня – что-то особенное. Совсем особенное. Она чувствовала, что внутри у нее словно горит бенгальский огонь, яркий, белый; горит, рассыпая колючие звезды-искры, и это огонь заставлял ее в тот день бежать, торопиться, спешить.
Бутерброд, кофе, короткое «пока», брошенное сонной маме, вышедшей в халате на кухню – и она выскочила из подъезда, закинув за спину тощую школьную сумку с тремя учебниками и двумя тетрадками, и побежала, именно что побежала – конечно, не в школу.
До школы ли было ей в этот день…
Она поехала в Парк культуры, но в сам парк не пошла, а отправилась на набережную – там, в дальней части, было одно из ее мест. В это место она приходила нечасто: слишком далеко ехать, да и дорога стоила денег. Но сегодня (Эри это чувствовала) следовало придти именно сюда, и она пришла, и села на каменный высокий бордюр в тени раскидистого куста.
И принялась ждать.
– И они пришли? – спросил Ит.
– Да, представь себе. Даже быстрее, чем я успела соскучиться.
…Они пришли, совершенно обычно – просто подошли к ней по дороге, той же самой, по которой она шла к своему месту получасом раньше. Все происходящее было настолько буднично и тривиально, что никто, идущий мимо, не догадался бы о том, что тут сейчас происходит на самом деле.
Правда, прохожих почему-то не было. Совсем не было.
Но Эри в тот момент про прохожих не думала.
– Привет, – буднично поздоровался рыжий. – Сидишь?
– Сижу, – кивнула Эри. Кивнула, и улыбнулась. – А вы? Гуляете?
– Гуляем, – согласился черный. – Пройдемся?
– Давайте, – она соскочила с бордюра, повесила на плечо сумку. – Куда мы пойдем?
– Можно на Ленинские горы, – предложил черный. – Отсюда совсем недалеко.
– Да, близко, – кивнула Эри. – Вон до того моста.
И они пошли – как-то так получилось, что оба они шли по обеим сторонам, а Эри оказалась в центре.
– Может быть, не стоит так делать? – ни с того, ни с сего вдруг спросил рыжий.
– Как делать? – не поняла Эри.
– Ну, вот так, как делаешь ты, – объяснил он. Эри не поняла, о чем речь, но ощутила в словах рыжего некий вызов.
– Я ничего такого не делала, – ответила она.
– Ой ли, – покачал головой черный. – А откуда тогда мы здесь?
– Вы разве не сами появились? – удивилась она.
Черный и рыжий переглянулись. Рыжий пожал плечами, как показалось Эри – недоуменно.
– Ну, вообще-то, ты нас в некотором смысле вызывала, – объяснил рыжий. – Точнее, ты открыла нам дорогу, и мы…
– Подожди, – черный нахмурился. – Эри, кто мы такие?
Этот вопрос застал Эри врасплох – потому что ответа на вопрос, кто они такие, для нее просто не существовало. Точнее, ответ был, но, видимо, не такой, какой требовался черному.
– Вы – Двое, – немного растерянно сказала она, останавливаясь. – Двое, про которых я знаю. Всю жизнь знаю.
– Что именно ты знаешь? – черный тоже остановился, повернулся к ней.
– Что вы – есть, – Эри вдруг почувствовала, что ей страшно.
– Это замечательно, – лишенным эмоций голосом ответил черный, – но я хотел бы услышать…
– Не надо, – вдруг произнес рыжий. – Зачем это всё?
– Надо, потому что мы должны понять, откуда вообще взялась эта связка, и почему это всё происходит, – раздраженно ответил черный. – Айк тут явно ни при чем, равно как и ее наказание. Потому что она, – кивок в сторону Эри, – не Айк, и никак с ней не связана. А по версии Айк – вот эта девушка является вместилищем, наказанием, и… прости, но это ни разу не так, и я теперь вообще ничего не понимаю.
– Эри, откуда ты про нас знаешь? – спросил рыжий.
– Не знаю. Отовсюду. Всегда знала, – залепетала Эри. – Я не нарочно.
– Что не нарочно, понятно. Еще не хватало, чтобы нарочно. Когда ты первый раз поняла, осознала, что…
– Всегда! – выкрикнула Эри, теряя терпение. – Просто – всегда! Всегда понимала!..
Рыжий, видимо, первый понял, что они все несколько переборщили, поэтому поднял руки, то ли сдаваясь, то ли призывая к порядку, и миролюбиво произнес.
– Давайте тогда без истерики, товарищи. Потихоньку спокойно разберемся, хорошо? Для начала в общих чертах. И начнем с этого момента. Эри, сколько тебе сейчас лет?
– Семнадцать. Восемнадцать будет в этом году.
– Ты учишься?
– Школу заканчиваю.
– Точнее, прогуливаешь, – поддел рыжий.
– Ну…. Да. Да, прогуливаю.
– А почему? – прищурился рыжий.
– Потому что учусь плохо, и мне там не интересно, – выпалила Эри, и тут же прикусила язык.
– Что тебе интересно? – спросил черный.
Эри не знала, что ответить.
– А все-таки? – настаивал черный.
– Быть тут. С вами…
Черный и рыжий снова переглянулись.
– Ну, тогда пошли гулять дальше, – пожал плечами рыжий. – Гулять и говорить. Надо ведь как-то разобраться, что к чему.
…Они выглядели именно так, как представляла Эри, и сейчас, украдкой поглядывая на них, она словно вспоминала те детали, которые были ей недоступны по какой-то непонятной причине раньше. Например, у них были вертикальные зрачки, и совершенно потрясающие глаза – время от времени ей начинало казаться, что они словно говорят – глазами. А руки!.. Удивительные руки, такие красивые – тонкие запястья, узкая ладонь, длинные пальцы. Волосы и у одного, и у второго были густыми, прямыми, и с очень сильной сединой, но почему-то седина их не старила. Диссонанс – молодые лица, и эти волосы, которые трепал теплый весенний ветер с реки.
– Эри, а всё-таки, ты не знаешь, кто мы такие? – осторожно спросил черный. – Может быть, попробуешь порыться в памяти, и вспомнить?
Эри задумалась.
– Вы… ммм… вы делаете какую-то работу, очень сложную, – начала она, не понимая в тот момент, откуда берутся слова. – Тяжелую. От этой работы вам больно, но не делать ее вы не можете.
– Почему? – вкрадчиво поинтересовался рыжий.
– Потому что без этой работы вы умрете, – ответила Эри, и ту же испугалась своих слов.
– Верно, – кивнул рыжий. – Точнее не скажешь. Не знаешь, как она называется?
– Как-то на «с», – неуверенно произнесла она. – Какое-то зеркальное слово.
– Правильно, – кивнул черный. – Это слово «сэфес». Оно тебе ни о чем не говорит?
Эри вдруг остановилась. Сэфес? Да! Совершенно верно! Откуда-то, из какой-то доселе неведомой ей глубины в ее голове сейчас словно поднималась волна, огромная, как цунами – и волна эта состояла из слов, понятий, информационных пластов, которые она, Эри, всегда знала, но почему-то не помнила. Но – она помнила слова, не зная, что они такое.
– Сэфес – Контролирующие, – медленно произнесла она. – Вы работаете над соединением планетарных систем в образования, которые называются… сиуры?
Черный кивнул.
– Я знаю эти слова… откуда-то… но я не знаю, что они значат, – убито произнесла Эри.
– Это плохо, – в голосе черного зазвучала грусть. – Может быть, стоит попробовать еще порыться в памяти, чтобы понять, что к чему?
– Я попробую, – пообещала Эри. – Это надо сделать сейчас?
– Не обязательно, – улыбнулся рыжий. – К следующей встрече. Слушайте, а пойдемте есть мороженое? Эри, там, наверху, на смотровой, мороженое продают?
– Не знаю, – пожала плечами Эри. – Наверное.
Она не заметила, что за разговором они дошли уже до моста, и перед ними, по левую руку, поднимались Ленинские горы. Подняться, насколько она знала, можно было либо на канатке (дорого и страшно), либо пешком (тяжело и долго). До смотровой в гору было пилить и пилить.
Разумеется, они пошли пешком – по словам рыжего трудности придуманы для того, чтобы их преодолевать. По мере подъема лицо у черного становилось все мрачнее и мрачнее, а на самом верху он извинился, и отошел в сторону, к парапету, остановился возле него, и принялся смотреть куда-то – то ли вниз, то ли на город, Эри так и не разобрала.
– Не подходи к нему и не трогай, – предупредил рыжий. – Для него это место кое с чем связано. Пусть постоит. Пойдем лучше, мороженое поищем. Он потом сам придет.
Рыжий оказался прав. Когда они купили мороженое, и сели на лавочку, в тени старых лип, растущих на аллее, черный пришел – выглядел он мрачным и подавленным.
– Простите, – произнес он совершенно убитым голосом. – Рыжий, я, кажется, опять слетел с катушек. Устал. Надо держать себя в руках, а я…
– Забей, – предложил рыжий, протягивая ему вафельный стаканчик с пломбиром. – Война фигня.
– И рад бы забить, да не получается. Чертова Голгофа, опять…
– Тебе тут было больно? – с сочувствием спросила Эри. Черный кивнул. – Давно?
– Да уже порядочно. Триста с лишним лет прошло, а всё равно хреново почему-то. Не физически больно, нет. Иначе.
– Триста с лишним? – удивилась Эри. – А сколько вам лет?!
– Триста шестьдесят два и триста шестьдесят три, – пожал плечами рыжий. – Это общих. Если сетевые не считать, то меньше.
– Сетевые – это когда вы работаете? – догадалась Эри. Черный покивал, рыжий тоже. – А сейчас у вас… что-то типа отпуска?
– Почему – что-то типа? Отпуск и есть, – улыбнулся рыжий. Он вообще улыбался гораздо чаще, чем черный.
Эри задумалась.
– А он надолго? – спросила она с тревогой. У матери отпуск был всегда месяц, а то и меньше. Вдруг у них тоже? Вдруг они совсем скоро уйдут?
– Еще два месяца осталось, – успокоил рыжий. – Так что еще встретимся. Ну что, кто первый рассказывать будет? Ты или мы?
– Пусть лучше она сначала расскажет, – предложил черный. – Хотя бы немножко. В общих чертах, про себя. А потом мы, тоже немного. Мне кажется, надо поискать какие-то точки соответствия. Ни о каком совпадении не может идти и речи, поэтому нужно пробовать сопоставить некоторые вещи – для начала. А там посмотрим…
***
– То есть в тот раз вы просто сидели и разговаривали? – уточнил Ит.
– Мы каждый раз просто сидели и разговаривали, – пожала плечами Эри. – Или гуляли и разговаривали. Ко второму разу я уже кое-что сумела вспомнить, и они… ну, они дали мне несколько считок. Я догадывалась, что они приходили в те места не просто так. У них были причины. Но тогда я не знала, какие. Потом узнала, когда добралась до своих папок с помощью их папок.
– Архива, – поправил Скрипач. Эри кивнула.
– Да, архива, – согласилась она. – Это только в предпоследний раз они поняли, что мой архив больше.
– А всего было четыре встречи, – подсказал Ит.
– Да. В третий раз мы поссорились…
– Эри, давай на сегодня ограничимся первым разом, – попросил Скрипач. – Кстати, всё. Иди в прихожую к зеркалу, и зацени причесон.
Скрипач расстарался не на шутку, и стрижка вышла что надо. Очень сдержанно, очень интеллигентно – но в то же время стрижка сильно молодила Эри, и сейчас, даже если она будет чувствовать себя нехорошо, больше сорока ей никто не даст. Симпатично и аккуратно. С претензией на стиль.
– Здорово… – восхищенно протянула Эри, разглядывая себя в зеркале. На отражение она смотрела с недоверием, узнавая и не узнавая себя. – Как такое получилось?
– Ловкость рук, и никакого мошенства, – рассмеялся рыжий. – Да элементарно это, господи. Тоже мне, большая наука.
– А жену ты так же стрижешь?
– Нет, ее иначе, – покачал головой Скрипач. – У Берты, понимаешь ли, есть такая штука, как институт. И там она должна косить под синего чулка. Поэтому там такая стрижка не прокатит, там строго нужно. Если честно, мне не очень эта строгость нравится, но что поделать?
– Ей тоже не нравится, – добавил Ит. – Она просто любит короткие волосы. Без официоза. А в институте у нас сплошной официоз. Я, например, хожу прилизанный, с хвостом. Рыжий с ободком и хвостиком. Фэб с косой. И только Кир шляется, как последний охламон, но у него волос почти нет, так, ежик.
– Не будем о грустном, – попросил Скрипач. – Эри, слушай, а вторая встреча… вы договорились тогда заранее, или как?
– Не совсем. Они сказали, что я, как почувствую, шла куда-нибудь сама, а они потом подойдут. Ну, так и вышло – я пришла, и они через двадцать минут пришли.
– И где вы второй раз встречались? – с любопытством спросил Ит.
– В Чертаново, у парка. Там, где сейчас дома построили. Простите меня, пожалуйста, но можно я пойду в душ? – вдруг попросила она. – Очень колет спину и шею. Сто лет так не стриглась.
– Иди, конечно, – рассмеялся Скрипач. – Смывай волосы, и приходи потом к нам. Ужинать будем.
– Ладно, подойду. Только попозже немножко, можно? Я тут просто кое-что хотела сделать, и забыла.
Ит кивнул. Сделать так сделать, надо так надо. Тем более что им тоже надо было кое-что сделать. И совсем не факт, что они успели бы за два часа.
***
– Ит, гляди. 362 и 363 года, они погодки. Совпадает. Отпуск в этом году у них фиксирован, был. Тоже совпало.
– Уже вижу. Секунду…
Эти годы они детально не просматривали – просто потому, что этот временной период для экипажа 785 ключевым не являлся. Он был из разряда «никаких», время относительно ровной жизни этой пары Сэфес, и сейчас оба они со стыдом понимали, что пропустили в жизни экипажа нечто настолько важное, что… что… что способно было объяснить некую нелогичность того, что происходило с экипажем потом.
Нужный год нашелся почему-то не в основной части базы, а в закрытом разделе, причем разделе «верха». «Верхом» они во время работы с архивом стали называть последние годы жизни Сэфес, а «низом» являлось ее начало. Раздел они уже вскрывали, но до данной части архива пока что не доходил никто.
Семьсот лет чужой жизни. Это замечательно, но совершенно невозможно прожить самостоятельно ее всю. Хотя бы потому что для этого надо иметь семьсот лет.
Архив нашли, после трех неудачных попыток вскрыли.
Так, а ну-ка, зачем паре Сэфес нужно было так тщательно прятать обычный полугодовой отпуск? И где он тут вообще, отпуск этот?
Дальше начались сюрпризы.
Отпуск оказался снова закрытым, причем сложнее, чем предыдущая ветка. Не имей они оба подобранного еще Ри ключа к архиву, его «разморозка» заняла бы год, а то и больше. С ключом на это ушло десять минут, и…
И – следующий сюрприз.
Когда просматривали отпуск, наткнулись на оборванный фрагмент разговора, причем в разделе Лина. Очень странный фрагмент, всего лишь несколько фраз. Но этих фраз накатывал какой-то совершенно безнадежный ужас.
– Ты предлагаешь идти? – спрашивал Лин Пятого. – Серьезно? Тебе это мороженое поперек горла не встанет?
– Это единственный шанс снова оказаться там, ты же знаешь, – в голосе Пятого звучала отчаянная просьба, и это было настолько нехарактерно для него, что становилось страшно.
– Это незаконно! – кричал Лин.
– Это законно, потому что это «там» – не оно! – возражал Пятый.
– Какое оно – не оно, когда это оно в полный рост!!! – не соглашался Лин.
– Это другая ветка! Прошу тебя, пойдем!!! – кажется, Пятый уже не просил – он умолял.
– Это та же самая ветка, кретин, и мы должны понять, что вообще происходит! Она сказала, что знает, как мы умрем – ты хочешь просветиться? – Лин прямо таки излучал ехидство. – Мы должны понять, прежде чем идти!
– А если она позовет завтра? Рыжий, я на море. Не хочу сейчас быть рядом с ними, – голос Пятого помертвел. – Я просто посижу один, хорошо? Мне нужно подумать и попробовать понять.
– Один, как же, – проворчал Лин, явно сдаваясь. – Подожди, я катер возьму, и пожрать что-нибудь. А то от Реджинальда вони не оберешься. Да и от Тон тоже.
– С каких пор он стал для тебя Реджинальдом?
– С тех самых пор, как превратился в говно.
– Но не по отношению к тебе.
– Хватит и к тебе… отношения. Полетели, ты правильно сказал. Я тоже хочу разобраться…
Казалось бы, разговор ни о чем – но если вспомнить то, что говорила Эри, все вставало на свои места.
Ведь это после встречи с ней они впали в совершенно неадекватное состояние.
Ведь это после встречи с ней Лин снова подсел на наркоту, причем очень плотно.
Ведь это после встречи с ней Пятый начал пить, причем так, как не пил до того никогда в жизни.
Ведь это после встречи с ней они с каждым разом выходили из Сети всё труднее и хуже, вызывая всё большее и большее раздражение у Встречающих, контакт с которым разрушался просто на глазах.
Ведь это после встречи с ней они и вовсе ушли от своих Встречающих, и какое-то время были отстранены от работы – лишь через несколько лет они стали работать с другими встречающими, мужской парой, рауф, и постепенно начали приходить в себя.
Ведь это после встречи с ней… да, именно после встречи с ней их жизнь кардинально изменилась, потому что они, как сейчас становилось понятно, начали… начали искать? Искать – что именно? Ответов? Выхода?
Ведь это после встречи с ней они…
Да.
Они приняли решение проделать этот фокус со своим генетическим материалом, в результате которого их тела по сей день ищет Официальная служба, и результатом которого стало их собственное, Ри, Ита, и Скрипача, появление на свет, причем очень странным и запутанным способом.
Именно так.
Вот только маленькая деталь – события с Сэфес происходили семь тысяч лет назад. А Эри, живая Эри, принимает сейчас душ в соседней квартире, и слышно, как за стенкой ее ванной льется вода, и она, кажется, даже что-то этакое напевает…
– Ит, мне чего-то нехорошо, – произнес Скрипач сдавленным голосом. – У нас водовки не осталось?
– Грамм двести в холодильнике есть, – таким же голосом отозвался Ит.
– Налей, – попросил рыжий. – И побыстрее, пожалуйста.
– Сейчас. Надо посмотреть архив дальше, но с такими трясущимися руками это просто невозможно.
…Встреча Сэфес и Эри в архиве была. Точнее, она была в под-архиве, спрятанном в основном архиве, и если бы они не знали, что нужно искать, они бы эту встречу никогда не нашли. Но они знали, и через двадцать минут уже просматривали нужную считку. Правда, с купюрами, которые, вне всякого сомнения, вставили в эту считку Лин и Пятый.
Вместо Эри в считке было размытое цветовое пятно, а вместо звука – сплошные искажения. Зато пейзажи оказались вполне узнаваемы: да, вне всякого сомнения, это был Сод, именно Сод, а не другой осколок Сонма; Сод, как говорится, во всей красе – от бледного северного неба, до очень специфического света, присущего именно этому миру… долго объяснять, но любой эксперт признал бы Сод со стопроцентной уверенностью.
Вот только сами события слегка подкачали – возможно, из-за того, что вместо третьего человека, девушки, было это чертово цветовое пятно. Можно было различить вопросы про подъем на канатке, и про мороженное, но вот ответов Эри слышно не было – их тщательно, предельно тщательно вычищали.
Вычищали, дотошно и долго – в трижды закрытом архиве, доступном лишь троим живым существам во Вселенной, неизвестно, сумеющим ли вообще, в принципе, добраться до этого архива, и открыть его.
Безумие.
Это до какой же степени нужно испугаться, чтобы пойти на такие меры?! Причем испугался не абы кто, а «великие и ужасные всемогущие Сэфес, которые целым планетам и конклавам головы могут откусить, которые кровожадные и беспощадные, и которые страха не ведают, потому что бояться им этом мире просто нечего».
– Ни хрена себе они зассали, – резюмировал их общее с Итом мнение Скрипач. – Что-то они поняли такое, что зассали просто по самое небалуйся, и даже хуже.
– Они? Не мы? – с горечью уточнил Ит, отхлебывая водку, как воду. – Ты сам-то как? Не боишься?
– А то ты не видишь, – Скрипач одним махом осушил стакан. – Ты как хочешь, а я тебя посылаю за добавкой. Немедленно.
– Сопьемся, – ехидно предупредил Ит.
– Ну и хрен с ним. Ты хочешь сидеть трезвым, и трястись дальше? Если нет, то ноги в руки, и бегом. А я пожрать приготовлю. Быстренько.
– Рыжий, а макароны по-флотски можешь? – с надеждой спросил Ит, которому вдруг очень захотелось макарон по-флотски.
– Не могу, – с сожалением отозвался тот. – Мяса нет.
– А с сыром в духовке?
– Макароны? Ну, можно, – Скрипач задумался. – Если ты притащишь сыр. Иди, иди, нам еще анализ закончить надо.
***
На их счастье, Эри пришла не в семь, а в восемь, поэтому сделать то, что нужно, они успели. В частности, им удалось в точности разобраться с привязкой к датам, и выделить еще три скрытых фрагмента – те встречи, про которые говорила Эри.
И, что самое главное, они сумели засечь моменты перехода из мира в мир – таких переходов они вообще никогда и нигде не встречали, и про что подобное не слышали. Нет, то есть слышали, но это была магия в чистом виде. И, конечно, к данной ситуации никакая магия отношения не имела.
Все выглядело предельно просто.
Катер поднимался в воздух в одном небе, и шел на посадку в другом.
Это всё.
Момент перехода уловить было невозможно – только что под катером плыл неспешно один пейзаж, в трех случаях из четырех это была более чем хорошо знакомая степь на Орине, где они сами много лет работали и жили, и он тут же сменялся другим – доля секунды, и под катером уже была Москва, причем именно летняя Москва Сода. В последнюю встречу катер шел над морем, но переход был точно таким же. Секунда, и другой пейзаж.
Словно катер кто-то неведомый просто переключал, вынимая из одной реальности, и вставляя в иную.
– Рыжий, не совпадает, – произнес Ит.
– Что не совпадает? – не понял Скрипач.
– Время. Мы были на Соде раньше, чем Эри встретила Сэфес. Мы ушли весной, верно? В марте.
– Ну да, – кивнул Скрипач.
– А она встретилась с ними через два месяца, в мае. Ведь так?
– Видимо, так. Но это всё равно ничего не меняет. По крайней мере, для нас.
– Ну, вообще, да… – Ит задумался. – Действительно, не меняет.
– Слушай, тебе страшно? – полюбопытствовал Скрипач, разливая водку по стаканам.
– Да, – кивнул Ит. – Мне действительно страшно. И я еще, кажется, не до конца осознал, насколько. Если серьезно – вспомни, сколько тогда на планете было официалов и Карающего Молота? Тысячи! Мы метались, прячась от агентов, месяц, и у нас постоянно кто-то был на хвосте. Нас не оставляли в покое ни на минуту. Не думаю, что после нашего ухода они тоже разбежались отсюда. Тут было полно работы. И они тут – были. И ни одна живая душа не заметила присутствия экипажа. Четыре раза!!! Экипаж уровня Энриас!!! Его никто не увидел!.. Одно их присутствие долбануло бы по эгрегору планеты так, что тут места живого бы не осталось!
– Не ори, – попросил Скрипач. – Я это тоже понимаю.
– Извини, наверное, это водка, – Ит потряс головой, словно отгоняя дурные мысли. – Надо чаем переложить. Или кофе. И вообще, Эри скоро придет, надо как-то собраться, что ли.
– Я уже собрался, – меланхолично сообщил Скрипач. Он встал, и принялся помешивать макароны в кастрюле, стоящей на плите. – Или, если быть честным, я перевел свой ужас из разряда громкого в разряд тихого. Достань кофе, пожалуйста. И сыр мне дай. Сам же просил макароны с сыром.
***
Эри пришла, когда оба они уже сумели относительно успокоиться и привести мысли в порядок. По крайней мере, руки ни у кого больше не тряслись, чашки никто не ронял, а водку до поры решено было спрятать в холодильник.
То, что они пили, Эри, конечно, заметила, и не сказать, что ей это очень понравилось. Кажется, она расстроилась.
– Это же вредно, если так часто, – стала она упрекать Скрипача. Почему именно его, оставалось загадкой. – Зачем?
– Чтобы слегка расслабиться, – объяснил Скрипач. – А то, понимаешь, чего-то мы сильно напряглись.
– Из-за моего рассказа? – догадалась Эри.
– К сожалению, да. Отчасти, – тут же поправился Ит. – Слушай, а ты до какого места смотрела эти считки?
– Которые у меня есть? До конца. Но не все, я выбирала. Там очень много, всё просмотреть невозможно, – объяснила Эри очевидное. – А почему ты спрашиваешь?
– Эри, попробуй ответить на вопрос, это важно, – Ит осторожно подбирал слова, он понял, что от правильности формулировки сейчас будет зависеть ее ответ. – Там, в самом конце, шла речь о том, что они хотят что-то спрятать, или о том, что они хотят что-то куда-то отправить? Неважно, что. Важны сами темы. Всего лишь две темы.
…Про их собственный материал вопрос до сих пор оставался невыясненным. То есть невыясненным до конца – момент про распределение они как раз открывали, мало того, это был первый момент, который они втроем – Ри, Скрипач, Ит – открыли, причем тогда, когда получали архивы…
– У меня записано, – Эри задумалась. – Своими словами трудно, я лучше тетрадку принесу.
– Давайте поедим сначала, – предложил Скрипач. – А потом тетрадку. Хорошо? А то остынет всё.
***
Подчерк у Эри и впрямь оказался не ахти какой, но читать было вполне можно. Впрочем, Эри решила читать сама, вслух. Сказала, что так будет проще.
– Я, правда, не очень поняла, про что они там говорили, – пояснила она, открывая тетрадь. – И с кем. То есть они похожи на Эрасай, сопровождающих, но в то же время вроде и не они.
– Не «Эрасай», а «Эрсай», – поправил Скрипач. – Выбирающие путь, один из переводов. Эрсай, без «а» в серединке.
– Мне показалось, что там есть «а»… ну, это неважно, наверное. Прочесть, что я записала?
– Валяй, – разрешил Скрипач.
«…стал спрашивать о подробностях. В частности, о том, какие горные породы находятся на этом участке, и какая у них плавкость. Глупо и смешно, особенно если учесть, что мир внецикличный»…
– Эри, подожди. Это чей материал? – уточнил Ит.
– Черного, – ответила Эри.
– Имен снова нет?
– У меня нет.
– Очень странно, – заметил Скрипач. – Во всех считках?
– Да, они называют друг друга так же. Черный и рыжий. А что?
– Да то, что были у них имена, просто почему-то они тебе их не дали, – объяснил Ит. – Ни они сами, ни те, кто предоставил тебе основной архив. Это странно, но пусть будет, как будет. Это его считки, хорошо. Давай, продолжай.
«…и найти его, ориентируясь на базальты и граниты, просто невозможно. Потом он стал ругаться, и мы с рыжим чуть со смеху не умерли до срока, слушая его увещевания и колкости. Неужели он всерьез считает, что мы выдадим ему свою точку? Наивно и глупо. Как бы ни так.
Пробы отправили дальше, по месту хранения, с большим скандалом. Рыжий, разумеется, дуется на меня по сей день, а еще он зачем-то искалечил свой материал. Какие же мы стали старые – я даже не поинтересовался у него, что именно он сделал, а он, само собой, отказался мне про это говорить. Господи, какая разница? Ну какая мне теперь разница? Бард, кстати, не промах – попросил «стабильной судьбы», и не извольте сомневаться, он ее получит, обязательно получит…
Что осталось нам троим? Степной ветер, да костер, который мы зажигаем иногда по вечерам. Зажигаем, и сонно сидим у огня, глядя на него. Где-то над нами звезды, где-то рядом гуляет ветер в траве, а настоящее так быстро становится прошлым, что уже даже не страшно. Мы устали. Мы очень устали. Мы устали так, что чаще всего просто засыпаем, сидя у огня, и просыпаемся с рассветом, не ощущая ничего – ни холода, ни жажды. Когда-то, неимоверно далеко по нашей временной оси, один врач, рауф, рассказывал мне про старых Сэфес, которым всё равно, и я тогда не поверил ему, а теперь понимаю, что он был прав. Нам действительно всё равно. Или почти всё равно. Я не хочу, чтобы тому, кто будет дальше, было вот так не холодно – потому что это неправильно. Так не должно быть. Это пустое угасание даже не смерть, это переход в не-жизнь, и не более того. Я не хотел так умереть. Впрочем, я и умру не так. Они не всё решили за нас.
Почему-то им не дает покоя это наше самовольное решение, почему-то они едва ли ни каждый день являются к нам троим, и заводят пространные разговоры – о корабле, который теперь непонятно кому достанется, о секторальной станции Барда, которая непонятно кому уйдет, и о том, чтобы мы одумались и прекратили делать это всё. Мы не спорим и не дискутируем. Мы просто молчим в ответ, ожидая своего срока, той немой команды, которая позволит нам доделать то, что мы решили доделать.
Самое смешное, что они не умеют верить в простые ответы. Заяц должен быть в лисе, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце иголка, а на кончике иголки Кощеева смерть, ну конечно. Тоже мне, мудрецы. Я не просто так почти всю жизнь моделировал сиуры высокой градации, чтобы настолько сильно опошлить такое изящное решение. Да и подсказка нам была дана настолько недвусмысленная, что я теперь ни секунды не сомневаюсь в том, что решение мы приняли верное. Этот раунд будет за нами. Мы дождемся, я уверен, мы дождемся, и они не в силах переиграть нас на этот раз, никто не в силах…»
– А дальше? – спросил Ит.
– А дальше там черная папка, у которой перепутаны завязки, – пожала плечами Эри. – Я не стала открывать. Потому что там, наверное, про то, как они умерли. И мне… не хотелось…
Перепутаны завязки – это, видимо, так Эри видела кодировку. Ничего себе визуализация! Развяжи шнурок, и найди ключ к коду. Не слабо.
– Но ты сумеешь ее открыть? – спросил Скрипач.
Эри задумалась.
– Наверное. А надо?
– Не обязательно. Хотя было бы неплохо.
– Я тогда завтра открою, – пообещала она. – Сегодня не хочу. Можно?
– Конечно, можно, – заверил Ит. – Слушай, мы того, слегка под впечатлением, поэтому давай я твою схему откорректирую пока мы трезвые. А то еще хватим лишнего, а ты спать нормально не сможешь. Ага?
– Ну, ага, – согласилась Эри, впрочем, без особой уверенности.
***
– Знаешь, а я догадался, – произнес Скрипач в темноту.
– О чем? – полюбопытствовал Ит, ложась удобнее, и со вкусом зевая – странно, но этот день, в общем и целом не тяжелый, и даже какой-то пустой, утомил его.
– О том, для чего они воткнули ей эту штуку.
– В смысле – систему, разрушающую тело? – Ит повернулся к рыжему. Тот кивнул.
– Ага, её самую. Запроси отчет «Горизонта», там очень интересно…
– Уже читал, – хмыкнул Ит. – Это девятка.
– Это очень непростая девятка, – покачал головой Скрипач. – Бедный корабль пыхтел над этой девяткой больше суток, пока решился на ответ. Потому что такие ответы у него не предусмотрены никем. Даже Ри, и тот про такое не мог подумать.
– Ну да, – покивал Ит. – Они ей это дали, чтобы ее убить. Они испугались настолько сильно, что решили ее убить – и до смерти не могли простить себе то, что приняли это решение. Оттуда и наркотики, и пьянство, и всё прочее. Они погубили свой билет в один конец. Но – так ли они были неправы, ведь их нет, а Эри… в некотором смысле жива до сих пор, даже не смотря на эту систему. Кто был вне времени – она или они? Кто сейчас вне времени?
– Точно не мы, – быстро ответил Скрипач. – Если бы мы были вне, мы не смогли бы связываться с Карином, работать одновременно с группой на Терре-ноль, и…
– Оптимист ты, сил никаких нет, – поморщился Ит. – В тот момент, когда Эри встречалась с ними, время и для них, и для неё было синхронизировано. Расхождение началось уже потом, верно?
– И что с того?
– Только то, что сейчас, в данный момент, можно быть уверенными – со временем ничего не происходит.
– Это безумно радует, – деревянным голосом заметил Скрипач. – Еще игр со временем нам не хватало.
– Рыжий, мне сейчас не до времени, – признался после почти минутного молчания Ит. – Больше всего меня напрягает, что мы не можем помочь. Вообще. Совсем. Эта штука, она нашим методам не поддастся. То, что можно принять за герпес, это «сторожа», которые ко всему прочему управляют самим процессом. И ведь реально будет выглядеть, как естественная смерть, от естественной причины: сначала сердечная недостаточность, потом легочная, потом по нарастающей… если не знать, что это такое на самом деле, в жизни не догадаешься, из-за чего это происходит. Ну, живет себе не очень здоровая и не молодая женщина. Ну, стало ей плохо. Ну, умерла. Значит, болела. И на вскрытии всё будет замечательно, всё по классике. Органы с характерными повреждениями и поражениями, сосуды расширенные, тромбы, отечности, где положено… черти что!
– Как-то ловко у них всё сошлось, – недовольно заметил Скрипач. – Встречи, системы, Сэфес, и всё прочее.
– А мы не ловко на это вышли? – резонно спросил Ит в ответ.
– Ловко. Вот только я теперь не уверен, что это вообще были мы, – Скрипач тяжело вздохнул.
– А кто? – с интересом спросил Ит. У него уже появился ответ.
– Если бы я знал… бог, мироздание, случай…
– Может быть, это сама Эри? – произнес Ит.
– Может быть, – без особой уверенности ответил Скрипач.
Да нет, думал Ит позже, лежа рядом с уснувшим Скрипачом, и слушая зимний ветер за окнами. Не «может быть». Это и есть сама Эри. Никак иначе.
Сорок лет. Сорок лет беспросветного одиночества, про которые она еще не говорила, но он уже понял, всё понял. Сорок лет – это ведь целая жизнь. За эти годы они успели стать медиками, причем весьма неплохими, пройти через множество испытаний, родить и вырастить прекрасных детей, восстановить себя и мир вокруг буквально из руин…
…и все эти годы она – ждала. Если вдуматься, она и не жила толком. Надо будет, кстати, спросить, как она прожила, точнее, просуществовала, эти сорок лет; может, расскажет. Ему почему-то очень хотелось сравнить эти две жизни, свою и чужую. Почему-то ему казалось, что это важно. Не может быть неважно.
Например, Сод. Когда они с рыжим стали задумываться о том, что неплохо бы вернуться на Сод, чтобы отдохнуть от вечного лета Терры-ноль? Лет пять назад, наверное. И почему, собственно, Сод? Потому что про него говорила старшая дочь, Маден? Да, она говорила, но в совершенно ином контексте, в свете проектов, затрагивающих работу с порталами, но ни о каких Эри и Сэфес речи не шло, да и не могло идти.
Почему – Сод?
Причем несколько лет подряд. Они работали в госпиталях и больницах, они учили девчонок, они ездили в экспедиции; он писал свои смешные и немного неуклюжие истории про команду Насмешников, Берта трудилась над новым проектом, «Зеркало», Кир и Фэб существенно продвинулись по своим карьерным лестницам, а Даша с Верой закончили университет, и отправились учиться дальше, уже во внешку…
…а она ждала. Совершенно одна (теперь уже в том сомневаться не приходилось), без всякой надежды, на холодном и совсем недружелюбном Соде; без малейшего шанса дождаться, она продолжала ждать.
И, видимо, звать. Подсознательно, не понимая, что зовет.
Вот только маленькая ремарка – тех, кого она звала, уже не было на этом свете – и поэтому она сумела как-то докричаться… до нас. До их продолжения, до тех, кто сумел её услышать, сам не понимая, что именно он слышит.
Это же абсурдно. Нет, серьезно, это абсурдно, потому что существует множество куда более интересных и перспективных для работы миров, тот же Апрей, та же Утопия, тот же Анлион… но нет! Нас словно черти тащили в этот промерзший и превращающийся черти во что мирок, единственное достояние которого – огромный неработающий портал, имеющий смычку с Террой-ноль, да призраки, которые, видимо, с этим порталом действительно связаны. Просто потому, что такой портал – это гигантская дыра незнамо куда, и через эту дыру чего только не лезет. Господи, да даже Земля-n, на которой они прожили несколько лет, и то интереснее, недаром официалка так отчаянно рубилась там с сопротивлением за главенство над порталами, рубилась несколько лет, рубилась насмерть и до победного.
Господи, во что мы ввязались…
И, главное, кто (или что?) спит сейчас за стенкой, в соседней квартире?
«Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», вспомнилось ему. Да, есть. Действительно. Банально, да.
И страшно.
В принципе, страшно.
Ведь она дозвалась, если вдуматься. Докричалась. Мы пришли. Последним подарком, невероятным, в последний (что уж тут увиливать) её День рождения, в последние месяцы ее жизни – мы пришли. Не понимая даже, к кому и зачем мы идем. Уж точно не возиться с исследованиями, которые – опять же, чего скрывать? – были лишь предлогом.
Тут уже нечего исследовать. По крайней мере, в контексте Бертиного проекта «Зеркало». Не-че-го. Потому что появился совершенно новый фактор, меняющий картину от и до.
– Базальты и граниты, значит, – пробормотал Ит, натягивая одеяло повыше. – Базальты и граниты. И пропавший корабль. И Ариан, в бога душу его мать, который там все-таки был… зря мы спорили про датировки, был он там, был, вот только считок, которые есть у Эри, у нас-то нет, выходит дело… Так, всё. Надо успокоиться. Успокоиться и спать.
Спать не хотелось абсолютно.
Ит встал, набросил халат, и отправился на кухню, пить чай с яблочным вареньем и остатками макарон с сыром.
Уснуть ему удалось только ближе к утру.