– По-моему, не я больше спрашивала, а они сами, – Эри сняла шапку и сунула ее в карман на кресле. – Или, если быть более точной, мы примерно поровну спрашивали. И они, и я.

– Выходит, их интересовало то, что знаешь ты? – переспросил Ит.

Эри кивнула.

– Так и есть, – подтвердила она. – Просто во вторую встречу я попросила у них считки, ну, их считки, и они… ну, словно бы что-то стронули у меня в голове. Как лавина, которую какой-то один камешек держал, его убрали, и понеслось.

– А где вы встречались второй раз? – как бы невзначай спросил Скрипач.

Последняя проверка достоверности. Интересно, совпадет или нет?

– Возле высотного дома на Котельнической набережной. Сидели во дворе, там лавочки такие стояли тогда, зеленые, возле дорожек, в углублениях, очень уютно. Потом поехали на Пресню, там другая высотка была, которая рядом с зоопарком. Но мы в зоопарк не пошли, сначала мороженое ели, а зачем-то пошли в парк Павлика Морозова… нет, то есть теперь я знаю, зачем, но тогда я удивилась, помню, почему черный жалел, что снега нет. Я же тогда не знала, что они в этом парке в снежки играли.

Всё.

Стопроцентное совпадение.

– Эри, а что было во время второй встречи? – спросил Ит.

– Во время второй ничего особенного, – пожала она плечами. – Они словно нащупывали что-то, для них важное, и рассматривали меня.

Она погрустнела, опустила голову.

Рассматривали? Ит удивился. Интересно, в каком смысле – рассматривали? Для чего?

– Они поняли, что у меня с головой не то, – честно призналась Эри. – Что я… не такая, да, но я испорченный экземпляр. Видимо, они решили, что я им не подхожу.

– Для чего? – удивился Скрипач.

– Не знаю, – кажется, она расстроилась еще больше. – Чтобы быть с ними, наверное. Может быть, стать их Встречающей. Или просто быть… хоть кем-то… я уже тогда поняла, что ждать мне нечего.

– То есть ты хотела, чтобы они забрали тебя с собой? – напрямую спросил Ит. Эри через силу кивнула.

Вера. Это чудовищная слепая вера – в чудо. В настоящее чудо… которое так и не сбылось.

– Эри, ты не подумала, может быть, для них это было невозможно? – осторожно спросил Скрипач.

– Я не спрашивала. Сама поняла, что невозможно… поэтому в третью встречу и попросила у них то, что они могли мне дать. Не стать старой, и умереть в пятьдесят восемь. Я целую ночь думала про возраст, и поняла, что это самое лучшее. Уже вроде бы пожила, но еще не старуха. То есть не совсем старуха, просто…

– Понятно, не продолжай, – Ит закрыл глаза ладонью. – И во время третьей встречи ты им это всё выдала?

– Да.

– И они согласились?

– Не сразу. Сначала черный на меня страшно ругался и орал. Просто страшно. Что никто не вправе принимать такие решения, что свой крест нужно нести до конца…

– С тех пор ты эту притчу и ненавидишь? – уточнил Ит.

– Ну да. Что я малодушная, что боюсь жить, и ставить себе достижимые маленькие цели… черт, как я тогда разозлилась! Маленькие цели?! Какие маленькие цели, когда у меня всю жизнь была только одна цель – они!!! Гнать меня от себя, и превратить в какую-то букашку с какими-то маленькими целями… вот спасибо!.. Хорошо хоть детей не посоветовал завести… а я тогда уже этих считок наоткрывала, из тех, что у меня были, и спросила – а что же вы сами не переключились на маленькие цели? После такого-то, такого-то, и такого-то случаев вполне можно переключиться, напугавшись.

– И? – Скрипач подался вперед.

– И тут я обнаруживаю, что они какие-то слегка оба серые стали, – Эри ухмыльнулась. – А потом черный спросил: откуда я это знаю? Отсюда, ответила я, и постучала себя пальцем по лбу. Я о вас многое знаю. А он отвечает – похоже, ты знаешь про нас больше, чем мы сами.

– Вот даже как, – Ит прищурился. – А что за случаи ты привела в пример?

– Мы в третий раз были на Балаклавском проспекте, в лесу, рядом с дорогой. И я рассказала, что знаю о том, что с ним произошло на этой дороге. Когда они бежали, их поймали, и он бросился под автобус.

– Да, такое есть, – кивнул Ит. – В нашем архиве это тоже есть, но, боюсь, твой архив полнее.

– А у вас откуда этот архив? – запоздало спохватилась вдруг Эри.

– В наследство достался. От черного и рыжего. Эри, это очень долгая история. Если кратко, то архив нам отдали те, кто его хранил, при нашей инициации. До того, как мы получили эти данные, мы жили совсем другими жизнями.

– А Бард? – заинтересовалась Эри. – Бард тоже… как вы?

– Даже лучше. В этой жизни Бард, которого зовут Ри, ученый – математик, теоретик многоуровневых систем, тополог. Он очень умный, во много раз умнее, чем мы оба, вместе взятые, и он, скажем так, один из создателей проекта, благодаря которому мы сейчас здесь, – объяснил Ит. – Мне жаль, что его сейчас здесь нет. Он бы понял в том, о чем ты говоришь, гораздо больше нашего.

– Мне почему-то так не кажется, – Эри задумалась. – Он бы понял что-то своё, и не так. У него ведь есть своя… – она осеклась. – Ну, своя женщина. Особенная. Таких я тоже встречала.

– Каких именно? – уточнил Скрипач.

– Которые знают именно про Барда, – пожала плечами Эри. – Как мне кажется, кстати, их больше.

– Больше чем кого? – Ит, признаться, уже слегка устал от того, что Эри имеет привычку недоговаривать, а сегодня она недоговаривала буквально каждую фразу.

– Больше, чем таких осколков, как я. Которые знают про черных и рыжих, – пояснила Эри. – Ит, прости, у меня опять плохо работает голова почему-то.

Ит вздохнул. Кажется, кто-то лукавит. Потому что, согласно идущим на его налобник данным, голова у Эри работает совершенно нормально. Даже лучше обычного, спасибо лекарствам. Просто говорить ей не очень хочется. Или не так. Говорить ей хочется, но она то ли стесняется, то ли боится.

…Машина сейчас стояла на очередной заснеженной опушке, но в лес они идти не торопились: до начала работы оставалось больше часа. Решили поговорить в машине – все-таки квартире доверия не было, а «Аляску» они худо-бедно, но проверили. Вроде бы без сюрпризов. По крайней мере, без сюрпризов ожидаемых. Черт ее знает, официалку. За всеми новинками не уследишь при всем желании…

– Значит, во время второй встречи вы были в центре, да? – подсказал Скрипач. Эри кивнула. – Сначала одна высотка, потом вторая. Кстати, а как они тебе объяснили первую высотку? Ту, что на Котельнической?

– Никак. Она с ними не связана, – равнодушно ответила Эри. – Она со мной связана. Это было моё место. Не их. С ними связана та высотка, которая на Пресне…

…Ага, подумал Ит. Конечно. Высотка, которая появляется в воспоминаниях Пятого аж дважды – первый раз во время спонтанного выхода по координатам в центр города, конкретно – во Вспольный переулок, и второй раз, когда они в последний, считай, год бродили с Лином поблизости. Вот только «место Эри» связано напрямую с ним самим, потому что на Терре-ноль высотка стоит на огромном скрытом портале, про который, слава мирозданию и всем богам, пока что никто не знает. А вы «высотке Пятого» сейчас квартира его дочери, Даши. Интересно, считает ли Эри главное здание МГУ знаковым? Надо бы потом спросить.

– Эри, ты можешь рассказать про вторую и третью встречи? – попросил Скрипач. – У нас час времени. Сумеешь?

– Можно, – Эри покивала. – Тем более что рассказывать особенно нечего. Вот последняя встреча да, она была… ну как бы более значительной, что ли. А эти… Вторая еще ничего, а третья совсем короткая. Потому что мы поругались…

***

Ко второй встрече она подготовилась основательно, тем более, что радость от того, что она снова их увидит, сменилась страхом, что увидит она их второй и последний раз в жизни.

Вообще, ей было очень страшно в те дни. Ужасно страшно. Она стала открывать считки – и с головой погрузилась во все кошмары чужой памяти, потому открывать стала не сначала, а по какой-то неведомой злой прихоти – с тех моментов, где им двоим… в общем, где им пришлось очень и очень плохо. Годами позже она поняла – открой она первыми считки из их юности, открой она что-то из относительно счастливых лет, когда они уже были Сэфес – всё получилось бы иначе. Но нет, ее по несчастной случайности занесло в самую жуткую и болезненную часть архива. Причем более полного, несравнимо более полного, чем тот, что дали ей они.

Все эти дни, от первой встречи до второй, она думала.

О том, что же делать дальше.

Как жить? Как упросить их… она сама не понимала, о чем хочет просить, но просить требовалось отчаянно, потому что если не упросишь… считай, жизнь кончена. Настроение ее летало, как на огромных качелях – от пика радости, до темной пропасти уныния и горя. И в день, когда она пришла и села на лавочку у Котельнической высотки, настроение ее летало точно так же. И не было от этого никакого спасения.

Да и погода в тот день была под стать настроению. Что такое короткое, северное лето Москвы, той Москвы, что на Соде? День тепло, неделя дождь и холод. Дождя в тот день, правда, не было, но вот холод был, и облака тянулись по небу низкие, серые…

***

– Эри, прости, что перебиваю, но у меня есть один важный вопрос. Скажи, то, что в твоем архиве плохое… где оно, по твоему мнению, происходило с ними? Тут, на Соде? Или где-то еще? – Ит говорил максимально осторожно. – На этой планете?

Эри задумалась.

– А что такое – эта планета? – вдруг спросила она. – Ит, прости, но мне кажется, что эта самая планета отражена бесчисленное количество раз, она вроде бы как одна, а вроде бы как их миллиарды.

– Русский Сонм, – кивнул Ит. – И Терра-ноль, главное звено.

– Нет, главным ничего быть не может, – уверенно сказала Эри. – Ну то есть оно есть, это главное, но оно… оно не материально. Как формула фрактала, например.

Ит подался вперед.

– Как ты сказала? – изумился он.

– Ну, формула, – Эри смущенно улыбнулась. – Я ни черта не понимаю в формулах, но формула, она же не материальный объект, правильно? Не камень, не дерево. Но она все-таки существует. Так и здесь получается. Фрактал строится по формуле. Она не материальна. Если что-то материально, то оно точно не формула. Просто… ну, может быть, первое построение по этой формуле, или как там правильно? Я не знаю. Сначала формула, а потом получается красивая такая картинка. Примерно так как-то.

– И это она нам говорит, что у нее плохо работает голова, – пробормотал Скрипач. – Прости. Продолжай, пожалуйста.

Ит сидел неподвижно, глядя куда-то сквозь Эри, и пытаясь осознать, что она только что сказала. Потому что сказала она то, что он и сам уже довольно давно чувствовал, но произнести вслух не мог.

Фрактал – развивается.

А формула – исходник – остается такой же, как была.

Не я ли снял с исходника первую матрицу, и «включил» Терру-ноль в общую систему мироздания, открыв первый портал, ведущий в нее?

Не потому ли тысячи лет остававшаяся неизменной удивительная Терра-ноль превращается сейчас… в один из миров Русского Сонма, и не более того? Да, пожалуй, не стоило тратить столько сил на то, чтобы предотвратить поиск этой планеты на физическом уровне. Потому что даже если ее найдут, не будет ничего. Ни-че-го. Уже – ничего.

Потому что Терра-ноль давно уже не ноль. Один, может быть. Или два.

Но она действительно больше не исходник.

***

Так вот, Эри сидела на лавочке, зябко кутаясь в ветровку, и ждала. Сегодня она снова прогуливала школу, но на это ей было абсолютно наплевать. О какой школе может идти речь, когда такое происходит?

На момент появления черного и рыжего настроение у нее снова рухнуло в самую глубокую из всех возможных пропастей, и потому сил не хватило даже на самую маленькую улыбку.

А у них, наоборот, настроение, кажется, было хорошее. Они словно чему-то радовались.

– Привет, – произнес рыжий, присаживаясь рядом с ней на лавочку. – Хочешь мороженого?

– Не хочу, – помотала головой Эри. – Какое мороженое, холодно же.

– Ну, не так уж и холодно, – заметил черный, тоже усаживаясь рядом.

– Если сравнивать с той считкой, где вы зимой в Москву по дороге шли, то да, не холодно, – хмыкнула Эри.

Черный прищурился.

– Это когда же такое было? – спросил он.

– А когда вас потом на машине надсмотрщик подбирал, когда вот он, – Эри кивнула в сторону рыжего, – ногу подвернул и в трубе под дорогой прятался.

Рыжий кашлянул.

Черный нахмурился.

– Мы тебе не давали этой считки, – произнес он.

– Спасибо, у меня свои, – парировала она в ответ.

– И много?

Эри слегка растерялась.

– Ну… да, много, – ответила она.

– Насколько много? – черный нахмурился еще сильнее.

– Я не знаю, – Эри испугалась. Зря, ох и зря она сказала, что много. Теперь и вовсе непонятно, что делать. – Как такой огромный шкаф, что ли.

– Шкаф? – оторопело произнес черный. Эри поняла, что сравнение, видимо, неудачное. Считки на самом деле выглядели не как шкаф, просто она не могла подобрать другого слова.

– Ну, или не шкаф, – поправилась она. – Много, в общем.

– Ты можешь описать, как ты видишь этот архив? – попросил рыжий.

Эри принялась рассказывать, исподтишка наблюдая, как меняются их лица – сначала непонимание, потом, всё сильнее и сильнее, на лицах стала проступать тревога. Она постоянно сбивалась, останавливалась, но пришлось договаривать. Сказала «а», скажи и «б»…

– Пусть это будет шутка, пожалуйста, – произнес черный каким-то странным голосом. – Рыжий, скажи, что это всё неправда.

– Ага, уже сказал, – рыжий нервно хмыкнул. – Девочка, милая, а забыть ты это всё – никак?

Эри помотала головой. Разве такое забудешь?

– Плохо, – констатировал черный. – Ладно, проехали. Как вы относитесь к идее прогуляться?

– И мороженое, – оживился рыжий. – Эри, где тут дают хорошее мороженое? Давай, рассказывай.

Про хорошее мороженое Эри знала – правда, самой ей пробовать это хорошее мороженое не доводилось. Существовала одна иностранная фирма, тогда они еще в Москве водились, «Баскет айскрим», кафешки которой находились в десятке мест в центре. Арбат, ГУМ, Китай-город, Маяковская, Пресня, Сокольники, Красные Ворота. Цены эта фирма держала запредельные, и мама Эри, конечно, не могла выделить дочери денег на поход в такое местечко. А вот одноклассники ходили, и очень хвалили – и черничное мороженое, и ореховое, и кофейное, и с изюмом, и манговое, и бабановое…

– На Пресне? – переспросил рыжий. – Отлично. Поехали, прокатимся.

– У меня денег нет, – призналась Эри. Денег и в самом деле у нее было ровно на обратную дорогу. Сюда, на Котельническую, она приезжала редко – два транспорта туда, два обратно. Метро и трамвай. На те деньги, которые давала мама, особенно не покатаешься. – Не получится с вами поехать.

Уедут сейчас, поняла она. Уедут за этим проклятым мороженым! И, скорее всего, никогда не вернутся. Зачем она только рассказала?

– Ну, на дорогу и мороженое у нас, я думаю, деньги найдутся, – усмехнулся рыжий. – Так что не переживай. Заодно в метро погреемся, какой-то день и впрямь прохладный выдался.

…Мороженого они наелись, как показалось Эри, на год вперед. Мало того, черный прихватил три «алкогольных» сорта – ромовое, коньячное, и бейлис. После съеденного пятого шарика Эри поняла, что к вечеру у нее, скорее всего, разболится горло. Мороженое и впрямь было вкусное, такое вкусное, что не передать – никогда, ни до, ни после, она такого мороженого не пробовала. И, разумеется, больше она никогда в жизни в «баскеты» не ходила, да и позакрывали их все лет через пять, потому что есть импортное мороженое, оказывается, не патриотично…

После мороженого решили пройтись, да и погода, утром пасмурная, на удивление разгулялась. Даже солнце нет-нет, да выглядывало из-за туч. Они вышли из кафе, прошли через площадь, мимо зоопарка, перешли дорогу, и дворами отправились к парку Павлика Морозова. Парк этот был совсем крошечный, Эри проходила через него пару раз когда-то, и в парке этом у нее каждый раз возникало неприятное ощущение, она сама не понимала, почему. Просто хотелось поскорее уйти. Уйти, и всё. Просто уйти. Не быть там.

А им, наоборот, в парке захотелось посидеть. Они отыскали свободную лавочку, и сидели на ней с полчаса; сидели, курили, и говорили – обо всем и ни о чем. Потом рыжий сходил куда-то, и вернулся с тремя бутылками кваса, и с пакетом отвратительных картофельных чипсов «с теткой», такой коричневый пакет, на котором нарисована кудрявая тетка с чипсиной в руке… почему он купил эту дрянь, когда рядом продавались отличные чипсы других марок, для Эри тогда осталось загадкой, это только потом она узнала, что он просто хотел их попробовать, потому что сто раз видел, а не пробовал никогда.

Странная это получилась встреча. Странная и тревожная. Эри так и не отважилась задать вопрос, который мучил ее всё время, а они, хоть и понимали, что ей очень нужно спросить, к вопросу так и не подошли… могли, но почему-то не сделали этого.

Только в самом конце, когда они шли к метро, она решилась.

– Вы еще придете? – спросила она.

– Постараемся, – обтекаемо ответил черный. – А ты хочешь, чтобы мы пришли?

Она кивнула.

– Но для чего? – спросил черный.

Она не ответила.

То, чем она жила, не могло в тот момент облечься в слова.

Потому что это дико трудно, это практически невозможно – произнести первой «потому что я не могу без вас жить», «потому что единственные, кого я жду в мире, это вы», «потому что я люблю вас».

***

– Блядь, ну какая сссука, – с чувством произнес Скрипач, когда они с Итом шли от машины в сторону леса. – Гребанная поганая тварь!..

– Ты на кого ругаешься? – опешил Ит.

– Да на себя в той инкарнации!!! Это какой сукой надо быть, чтобы так поступить с девчонкой!!! Мороженым накормили, ипать вас обоих в сраку!!!

– Прекрати орать, – попросил Ит. – Рыжий, перестань! Что им, по-твоему, еще оставалось делать?

– И ты туда же?! – взвился Скрипач. – Сейчас чего, тоже мороженым накормим, и бросим – как они? Или изобразим вселенское знание, и смоемся от греха? Или…

– Солнце, стоп, – приказал Ит. Солнцем он называл Скрипача исчезающее редко, только тогда, когда надо было напомнить тому про существование Кира, и про то, что за некие вольности от Кира вполне могло прилететь. Ну есть у Скрипача ассоциация. Если Солнце, то можно и огрести. – Во-первых, никто никого не бросает, и не собирается. Во-вторых, у нас есть проблемы покруче, как ты сам понимаешь, и сейчас возмущаться событиями сорокалетней давности просто глупо. В-третьих, мы еще не разобрались окончательно, что тут к чему. И, в-четвертых…

– В-четвертых, отвянь, – огрызнулся Скрипач. – Если тебе не стыдно, то мне – стыдно. Понимаешь ты это?

– Понимаю, – печально покивал головой Ит. – Еще как понимаю. Последняя ее фраза меня так и вообще уничтожила. Наповал. Она ведь действительно… она их просто любила. Как умела, как могла. И даже сказать про это не отважилась.

– Мы еще про две следующие встречи не слышали, – напомнил Скрипач. – Может, и отважилась.

– Даже если и отважилось, это ее не спасло, – Ит остановился. – Рыжий, это же ужас какой-то. Это же бесчеловечно! И это мы – вот так поступили? Кем бы она ни была, но вот так… нет, я понимаю, мы не Сэфес, мыслим сейчас иначе, но у меня с трудом в голове укладывается, что я в той жизни мог так сделать с кем-то.

– Ты пробовал так сделать, – поддел Скрипач. – Бросить всех и свалить.

– Это совсем другое, – разозлился Ит. – Для спасения их жизней…

– Очень благородно, – поддел Скрипач. – Молодец. Может, в тот раз тоже речь шла о спасении чьих-то жизней?

– Хрен там. Ты не забыл, что они ее, по сути дела, убили? – прищурился Ит. – Она умирает, рыжий, ау. Их заботами.

– Бери приборы и пошли, – приказал Скрипач. – Время! Еще же расставиться надо.

***

Сидя через два часа в машине, и отогреваясь горячим кофе, Ит в пол уха слушал болтовню Эри и Скрипача, и думал. О том, что Эри рассказала двумя часами раньше.

Значит, фрактал. Вот только кто тут есть кто? В голову закрадывались самые нехорошие подозрения. Ведь кое-что Эри понимает, более чем понимает; мало того, вещи, которые она не в состоянии объяснить, она ощущает интуитивно.

Так кто же в этом уравнении – она сама?

Неужели… неужели она и есть – неподвижная точка?

Она понимает, что Русского Сонма много, но в то же время убеждена, что он – один. Она понимает, что в ее архиве полная жизнь экипажа, но совершенно не задумывается о том, как она сумела общаться с живым экипажем, зная, когда и как он умрет. Она понимает, что были они не на этой конкретно планете, но совершенно не задумывается о том, где же они всё-таки были, и каким образом ее реальность сомкнулась тогда с их реальностью – ведь реальности это совершенно разные, они разнесены весьма основательно в пространстве и во времени.

…Могилы предыдущих воплощений находили даже не в этой галактике. Могилу воплощения, с которым общалась Эри, не нашли вообще. Это так, цветочки. Что такое расстояние или время, если Русский Сонм – один?

«С ума можно сойти, – подумал Ит, украдкой поглядывая на Эри. – Черт, впервые в жизни жалею, что я не Сэфес. Надо посмотреть, что они между собой говорили про это… хотя какой смысл? Что они говорили – Эри, вне всякого сомнения, знает. Но она, кажется, не связала превратности их дальнейшей жизни, после встречи с ней, с собой. Она вообще не умеет ничего связывать с собой. Разве что места, да и то – только в связи с ними».

– …а Кир делает невинные глаза, и начинает вопрошать – как это такое вышло? Дорогие, вы чего, перевернули «стрелу», приложили раненых по голове для гарантии еще пару раз, и везете обратно к нам? – Ит понял, что рыжий решил посмешить Эри парочкой историй из богатой госпитальной практики. – А вас не смущает то, что вы должны быть час как на базе? Чего вы опять приперлись в полевой госпиталь?

– А раненые что?

– А они сидят в капсулах, и оба ржут, как ненормальные. Это же учебная база, они ж только изображают, что раненые… солдатня там веселилась, во время учений этих – не передать. Санкт-Рена вообще горазда на маразмы, если дело доходит до формальностей, но в тот раз всё вышло просто шоколадно. В общем, скидывает им новые вводные, выдает раненым новую порцию краски, чтобы изображать кровь, и велит разыграть всю сцену по новой. А Зараза в это время втихую влезает в управление «стрелой», и угадай, кого мы видим через час?.. правильно. База вся уже лежит, массово. Условный противник тоже. Те, кто якобы подстрелил этих самых раненых, пришли из поля к нам, чтобы лично посмотреть, какого цвета будут лица у этих двух остолопов. В общем, Илья их с задания в результате снял, прочитав предварительно лекцию про порчу оборудования и непредвиденные обстоятельства, а Зараза схлопотал выговор и штраф, а затем – личную премию от Кира, которому они, по его словам, доставили большое удовольствие.

– Весело у вас там, – Эри всё еще смеялась. – А такое часто бывает?

– Ну, на учебе – да, случается. Особенно если Зараза работает, – ответил Скрипач.

– Или ты, – поддел Ит. – Он у нас тоже добрый до безобразия, и подколоть кого-нибудь всегда не прочь. Но если Зарзи обычно издевается над чужими, то у нас от рыжего чаще всего достается своим. В частности, мне.

– Ой, ладно. Тебе. Тоже мне, ромашка, – скривился Скрипач. – Кто поведет? Ты?

– Нет, давай лучше ты, – Ит зевнул. – Парадоксальная реакция. Меня, кажется, развезло от кофе.

– Тебя уже и от кофе развозит? – поразился Скрипач. – Ну ни фига себе. Может, стоит завязывать с пьянством?

– Не знаю, – пожал плечами Ит. – Эри, а там еще кофе не осталось?

– Нет, уже кончился, – Эри потрясла пустой термос. – Ты спать хочешь?

– Ну, те то, чтобы очень, я больше придуриваюсь, – признался Ит. – Но машину не поведу.

– Лентяй, – проворчал Скрипач, перебираясь за руль. До этого он сидел на пассажирском переднем сиденье. – Сюда я, обратно я… всё, это последний раз. Завтра твоя очередь.

– Ну моя, так моя, – согласился Ит и снова зевнул. – Ребят, я окошко приоткрою. Заодно и покурю.

***

На обратной дороге, к сожалению, снова начался снегопад, который утром вроде бы прекратился, и рыжий, ворча и ругаясь, снова был вынужден сбросить скорость до семидесяти. Нет, конечно, он бы мог ехать быстрее, но, во-первых, для этого пришлось бы маневрировать в медленно идущем потоке, а, во-вторых, он успел заметить, что высокой скорости Эри пугается. Вида не подает, но пугается – однозначно. Зачем мучить человека? Незачем. Вот и поедем потихоньку.

– Эри, а что на счет третьей встречи? – спросил Ит. Он не особенно рассчитывал на рассказ. Сейчас, к вечеру, Эри устала – уставала она быстро, много быстрее, чем они – и маловероятно, что она захочет говорить. Но всё-таки. Попытка не пытка.

– Третий раз был дней через десять, – охотно отозвалась Эри. – И эти десять дней я думала. Знаешь, я понимала, что нельзя вот так, как в первый и второй разы. Что надо продумать, что говорить.

– И что ты надумала?

– Я записала себе вопросы, которые хочу им задать, – Эри подняла голову. В ее детских беззащитных глазах мелькнула вдруг отчаянная решимость – тень той, что, видимо, была с ней в тот памятный ей день. – Я поняла, что я должна буду спросить.

– О чем? – полюбопытствовал Скрипач, выруливая на поворотную полосу.

– Я эгоистка, – Эри вздохнула. – А тогда была еще и молодой эгоисткой. Я не понимала того, что понимаю сейчас. Думала о себе. Идиотка…

– Так о чем ты их спросила? – Ит повернулся к ней.

– Ит, а можно листок бумаги и ручку? – попросила вдруг она.

Ит открыл рюкзак, вытащил из бокового кармана блокнот – обычно в этом блокноте они делали для себя кроки и какие-то почеркушки по расстановке приборов.

– Держи, – он отдал блокнот Эри.

– Спасибо. Я взяла тетрадку, и нарисовала две веточки. Как схему, – принялась объяснять Эри. – Вернее, две схемы. В первой было…

Она начертила вверху листа прямоугольничек и написала в нем несколько слов.

– «Можете ли вы взять меня с собой», – прочла она. – Если бы ответ был «да», то следующий вопрос «Куда мы отправимся?», а потом «Можно ли взять с собой маму?».

Ит почувствовал вдруг, как к лицу приливает удушливый жар. Ребенок. Это был просто ребенок; наивный, доверчивый ребенок, у которого была своя тайна, и который жаждал только одного – чтобы эта тайна его не отвергла. Даже Даша, чудесная Даша, любимая Даша, солнечный зайчик, даже Даша никогда не была настолько наивной…

– А если бы ответ был «нет»? – Ит старался говорить ровно, и, кажется, ему это удалось.

– Второй лист. «Если вы не можете взять меня с собой, я смогу вас дождаться?».

– И если ответ «нет»? – Ит покосился на блокнот.

– Сначала было «да», и тогда «сколько придется ждать». А если «нет»… – Эри вздохнула, и на секунду прикрыла глаза, словно собираясь с силами. – Если «нет», то «можно ли сделать так, чтобы я не постарела и умерла в пятьдесят восемь лет».

– А если и здесь будет «нет»? – Скрипач кашлянул.

– Сумеют ли они придти на мои похороны, когда я покончу с собой.

Ит отвернулся.

Господи, как же глупо! Как нелепо и глупо!.. Но если вдуматься, если поставить себя на место этого ребенка… а что еще она могла спросить? О чем – просить? Во что – верить?

– Дура, да? – Эри слабо усмехнулась. – Но ведь сработало.

Да, действительно.

Сработало.

Почему?

Да потому что Сэфес – это те же дети, с глазами, очень похожими на глаза Эри – беззащитными и наивными. Это не мы, пожившие, прожженные циники, по локоть в чужой крови; это не мы, очерствевшие, оскотинившиеся, равнодушные; это существа без кожи, ткни пальцем, и кровь потечет.

Встретились три одиночества, подумалось ему. Три одиночества, дошедшие до крайней степени отчаяния – от тоски, от несбывшегося, от невозможности… невозможности – чего? Счастья? А ведь это еще более наивно, потому что счастье – всегда проходящий момент. Оно непостоянно. Ведь было же оно, счастье, а сейчас они сидят в этой машине, на Соде… Счастье, оно всегда разное, вот только не объяснить Эри, что счастье – это и ребенка своего на руках держать, только что родившегося, и обнимать любимую женщину ночью, и напиваться в хлам в компании лучшего друга, и вести гигантскую машину по континентальной дамбе под палящим солнцем Терры-ноль, и видеть, что ты вытащил безнадежного пациента, в клочья в бою разорванного. Счастье, оно не постоянно, и именно этим хорошо. Счастье – это жизнь и движение; а высшее счастье – это уметь чувствовать всей душой волшебство этих моментов, а потом помнить их, хранить в себе, и суметь, когда нужно, вытащить из души этот кусочек счастья, и греться возле него, как греется путник у крохотного костерка, разведенного в бесконечной холодной степи…

Эри смотрела на него своими удивительными глазами, ожидая ответа.

– Да, сработало, – подтвердил Ит. – Ты добилась своего. Тебе пятьдесят восемь, в душе ты – всё та же девочка, какой была, а настоящего возраста у тебя, считай, и нет. И – ты умираешь. Вот только делает ли это тебя счастливой?

– А при чем тут счастье? – недоуменно спросила она. – Я была счастлива.

– Когда? – горько спросил Ит.

– Четыре раза в жизни. Когда приходили… они. Хотя я вру. Уже не четыре, – она вдруг улыбнулась. – Ведь вы же здесь. Вы ведь пришли.

Ит только и смог, что покачать головой.

***

…В тот раз они встретились на Балаклавском, в лесочке, неподалеку от проспекта. Эри почти час сидела на полусгнившей – того и гляди, развалится – лавочке, курила (тогда она курила мало, разве что разволнуется очень), и ждала. Она ждала, что они придут от проспекта, но они почему-то подошли со стороны леса – как позже выяснилось, рыжий заявил, что «шагу не ступит на эту дорогой больше никогда в жизни». Она уже знала, почему. Посмотрела эту считку, нашла ее очень легко – поняла, что архиву можно задавать вопросы, и он тогда подсказывает, где искать. От того, что находилось в считке, ей до сих пор было дурно, до тошноты, до черных мушек в глазах. Все предыдущие кошмары меркли перед этим, а особенно ужасным оказался хруст ломающихся костей; она никогда не думала, что они ломаются с таким жутким звуком, ей почему-то казалось, что они как-то тихо должны, они же внутри, ткани должны глушить звук… наверное…

Черный был мрачнее туч, которых в тот день на небе имелось, к сожалению, в изобилии. Не смотря на пасмурную погоду, он сегодня почему-то пришел в темных очках, здоровенных, на пол лица, и очки эти почти не снимал – разве что на какие-то секунды, протереть стекла.

На вопросы Эри решилась не сразу. Полчаса они говорили о каких-то мелочах, про какие-то подмосковные электрички, про какие-то дачные поселки, но разговор не клеился, потому что Эри про эти поселки ничего не знала, и получалось так, что они больше говорили друг с другом, чем с ней, а ей это было обидно. И, наконец, она решилась.

Более тяжелого разговора в ее жизни до сих пор не было.

– Но почему вы не можете взять меня? – ее душили слезы, а со слезами надо было бороться – стоит разреветься, и мать потом догадается, что она ревела. А поскольку Эри ревела исключительно из-за школьных проблем, могли возникнуть ненужные вопросы – проблем на тот момент у нее хватало.

– Потому что это невозможно, – в сотый раз повторял черный. – Мы никому не сумеем объяснить твое присутствие.

– Это из-за того, что я плохая? Из-за того, что дура? Да? Из-за того, что у меня проблемы с головой? – про проблемы она слышала от мамы, но до того дня значения ее словам не предавала. Да и мама говорила, скорее всего, про ее, Эри, плохую память. По крайней мере, ей в тот момент казалось именно так. – Из-за этого?

– Нет, не из-за этого.

– Тогда из-за чего? Я вам не подхожу? Я что-то не так сделала?

– Ты ничего не сделала! – рявкнул вдруг рыжий. Голос его звучал рассерженно. – Мы просто не можем тебя взять! Понимаешь? Ну не можем! Потому что если мы это сделаем, будет плохо – для всех! И в первую очередь – для тебя!!!

– А что для меня может быть плохого? Меня там убьют, что ли? – отчаянно спросила Эри.

– Никто тебя не убьет, конечно, – вздохнул черный. – Но добром для тебя это всё не кончится. Мы там не одни живем, пойми ты, наконец!

– И эти, которые с вами живут, они что, вам приказывают? Эти ваши Встречающие, да?

– Никакие Встречающие нам ничего не в состоянии приказать!!! – заорал вдруг черный. Так заорал, что она испугалась. – Чтобы понять причину, тебе придется пролезть весь этот твой шкаф, или как ты его называешь, и только тогда ты, может быть, в чем-то разберешься! Для начала в том, что мы – не люди! Понятно тебе?!

– И что с того?..

– С того то, что мы, не смотря на то, что Сэфес, даже полноценными не считаемся, ты знаешь про это? И дело не в приказах, а в подходе! Ты что, думаешь, тебя к нам подпустят? Как у Сэфес, у нас не ограниченные права – это да, это есть. Но как у простых смертных… юридически мы там никто, – черный вытащил сигарету из пачки, у него тряслись руки, сигарета сломалась, он отшвырнул ее куда-то в кусты, и потянул из пачки новую. – Ты хочешь оказаться в ловушке на Орине, и остаться там навечно, что ли? Ты этого хочешь?

– А тут я не в ловушке навечно? – слёзы куда-то подевались. Вместо них пришло пустое и ледяное спокойствие. Спокойствие поражения, полного и безоговорочного.

– Не знаю, – черный отвернулся.

– А я знаю, – горько произнесла Эри в ответ. – Я тут в ловушке. Но я не хочу быть в ловушке, и поэтому… вы можете кое-что сделать тогда?

– Что, например? – безнадежно спросил рыжий.

– Приходить… еще.

– Только один раз.

Один.

Раз.

Она так и знала…

– Тогда… тогда у меня будет к вам две просьбы, – Эри встала, лавочка жалобно скрипнула. – Раз вы меня тут бросаете… навсегда… я не хочу жить. Вы можете выполнить две мои просьбы?

– Выкладывай, – предложил рыжий.

Эри объяснила. И про возраст. И про пятьдесят восемь лет. И про то, что без них она жить не хочет и не будет.

– А луну с неба тебе не достать? – свистящим шепотом произнес черный, когда она, наконец, замолчала. – Или, может, лучше пару звезд грохнуть, со всеми планетами и населением, чтобы не так обидно было? Ты рехнулась?!

– Нет, я не рехнулась, – спокойно ответила Эри. – Или так, или я просто покончу с собой, после того, как вы уйдете. Думаете, с крыши прыгнуть сложно? Уж куда проще, чем кидаться под автобус.

Черный вскинул голову так, словно Эри врезала ему кулаком в подбородок. Он судорожно сглотнул, и отвернулся – Эри поняла, что случайно не просто попала в цель, нет, она сейчас сделала ему больно, настолько больно, насколько было возможно.

– Прости, – шепотом произнесла она. – Черный, прости меня, пожалуйста. Я не хотела.

– Больнее всего получается делать тому, кого любишь, – черный, наконец, закурил, руки у него всё еще тряслись. – Неожиданно, да? – он повернулся к рыжему. Тот стоял молча, опустив взгляд. – Неожиданно… и ожидаемо. Чудес не бывает, помнишь?

– Больше не бывает, – согласился невесть с чем рыжий. – То есть больше не будет. Эри, а почему в пятьдесят восемь лет?

– Потому что это еще не совсем старость, как мне кажется. Ну то есть старость, но…

– Пятьдесят восемь, так пятьдесят восемь, – вдруг согласился черный. – И не стареть, да? Ну, не стареть, как все? Ты про это говорила?

Эри кивнула.

– Попробуем. Только я тебе всё-таки очень попрошу – подумай еще раз, – попросил черный. – Ты уверена?

– Да.

– Я спрошу еще раз, – предупредил черный. – Учти, я обязательно спрошу еще раз, и очень надеюсь, что ты ответишь отрицательно.

– Ну, спроси, – отчаяние придало ей смелости. – Спорим, что я отвечу – да?

– О чем спорить? – горько спросил черный. – О чем тут вообще можно спорить? Безумие какое-то…

– Пойдем, – вдруг сказал рыжий. – Эри, извини, но нам лучше уйти сейчас. Правда. Поверь, так будет проще… для всех.

– Когда и где мы встретимся? – Эри вдруг испугалась, что они ее сейчас обманывают, и больше не появятся.

– Нагатинская пойма, через неделю, – пообещал черный. Рыжий согласно кивнул. – И не вздумай что-нибудь с собой сделать! Кто бы что ни говорил, это страшный грех. А еще это омерзительный и малодушный поступок… и это очень больно. Даже больнее, чем те слова, которые ты мне сказала. Сто крат больнее, поверь.

– Я тебе верю. Прости меня, пожалуйста! – Эри не сдержалась, и всё-таки заплакала. – Я случайно…

– Я тебя не виню, – покачал головой черный. – Думаешь, нам не больно от того, что всё получается – вот так? Но иначе быть не может. Ну не может, как бы сильно мы ни хотели чего-то другого.

***

– Да, сходится, – покивал Скрипач, когда они по второму кругу прошли найденную скрытую считку. – Кстати, интересный момент. Они в тот момент уже боялись, заметил? Сокращают перемещения. Если в первые два раза они шатались по всему городу, то третий и четвертый раз – перемещения на пятьсот метров максимум, и встречи гораздо короче.

– Ну, еще бы, – хмыкнул Ит. – Мир только что выведен из Индиго, в нем полно невесть кого, да еще и этот экземплярчик, от которого оторопь берет. В буквальном смысле этого слова. Конечно, боялись. Они боялись всех подряд. И тех, кто мог оказаться здесь. И своих же Встречающих на Орине, которые могли заподозрить, что отлучки не очень простые. И других Сэфес, гораздо более благонадежных, чем они сами. Поводов бояться у них было более чем достаточно.

– А тут еще и гениальный план Эри по самоуничтожению, – Скрипач скривился. – Знала бы она на тот момент, что делала… по сути, она их заставила себя убить – их, для которых убийство невозможно в принципе. Сэфес, которые кого-то грохнули – это то же самое, что… что я не знаю, что. Но самое скверное, что для них ее смерть действительно была единственным выходом. В этом они совпали. Потому что вот такое, то, что у нее есть, можно скрыть только смертью. Ничем иным.

– Неужели они не поняли про фрактал? – вслух подумал Ит. – Они-то? Что-то не верится.

– Они поняли нечто иное, по всей видимости… посмотрим считки, попробуем выяснить, – предложил Скрипач. Ит согласно кивнул. – Если они вообще потом говорили на эту тему.

– В чем я сильно сомневаюсь, – Ит тяжело вздохнул. – Как же мне жалко Эри, рыжий, не передать. Ей ведь по сей день больно. Точно так же, как тогда, когда это всё происходило. Уму непостижимо, как она сумела пережить это. Нас с тобой вспомни – мозги улетали от меньшего.

– Ну, когда что-то происходило с кем-то из наших… – Скрипач виновато вздохнул. – Фэб умер, ты слетел с катушек. Кир умер, я поехал мозгами. Не сказал бы, что это меньшее.

– Это совсем другое, – возразил Ит. – Вот если бы убил Кира своими собственными руками из-за того, что он попросил бы тебя убить себя? Или – ты вынужден был бы просить Кира прикончить себя? Причем оба вы понимали бы, что иного выхода нет.

– Типун тебе на язык, – с отвращением произнес Скрипач. – Даже думать про такое не хочу. И не буду. И тебе не советую.

– А ей пришлось, – Ит покачал головой. – И им пришлось. А ведь могла и с крыши шагнуть, как обещала. Спасибо, хоть не шагнула.

– Хорошо, что я машину вел, пока она рассказывала, – Скрипач усмехнулся. – Хитрый я, да? Ловко устроился.

– Я твои глаза в зеркало заднего вида наблюдал. И были они, как у пьяного вельша, – поддел Ит. – Если бы нас остановили на каком-нибудь посту…

– Мне пришлось бы ловить полицая на внушение, – подсказал Скрипач. – Между прочим, Эри не спит. Непорядок. Кто пойдет ловить лузлы в этот раз?

– Давай я схожу, – Ит встал из-за стола. – Я недолго. Слушай, сделай чаю покрепче, а? У меня тут кое-какие мысли появились, хочу прикинуть кой-чего.

– Чего именно? – уточнил Скрипач, тоже вставая.

– Почему бы нам не проверить точки, о которых она говорила? Тем более что эти точки нам давно известны. Вот только… – Ит замялся. – Нам нужна другая аппаратная база. Не вибрационка, и не синхронизаторы. Нам нужно посмотреть движение, а поэтому надо будет добыть аналог той старой аппаратуры, которую мы использовали сорок лет назад.

– Думаешь, там могут быть спирали? – заинтересовался Скрипач. – Как на тех точках?

– Именно. Мы тогда сочли их побочными, а сейчас мне кажется, что это – основное явление. Просто мы тогда не знали, откуда они берутся.

– И откуда они? – нахмурился Скрипач.

– А оттуда же, откуда приплывала ванна, – улыбнулся Ит. – Это след Сети. Опосредованный, да. И еще – нам нужен доступ к базе по работе с Сэфес во время отпусков.

– Ты выдашь нас с головой! С ума сошел?

– Отнюдь. Для отводки глаз возьмем такую же про Бардов. Мир-то выведен из Индиго, забыл? А ну как тут лет шестьдесят назад гуляли либо Сэфес, либо Барды, и прогулками этими исказили нам всю картину? – Ит прищурился. – Мало того. Мы еще и обнаглеем. Мы возьмем с собой Эри.

– Куда? – опешил Скрипач.

– На лунную станцию, к Карину в гости, – спокойно ответил Ит. – Наглость всегда была моим вторым счастьем, это раз. Два – я хочу, чтобы Карин думал, что мы на ладони, и ничего не скрываем.

– И – три? – безнадежно спросил Скрипач.

– А я ее хочу прокатить на корабле, – улыбнулся Ит. – Ты имеешь что-то против?

– Ну, вообще, идея стремная… но… – Скрипач задумался. – Надо будет только предварительно обучить ее грамотно врать. Чтобы аппаратно не засекли.

– Она говорила, что врать умеет, – напомнил Ит.

– Может, разучилась… ладно. Это я беру на себя, – Скрипач встал, потянулся. – Ты хотел проверить? Вот и иди. А я пока по чаю. Эх, жаль, облепихи нет. Чего-то мне так хочется облепихового чаю… надо будет на «Горизонте» сварганить, и с собой прихватить.

– Сварганишь. И прихватишь, – пообещал Ит. – Тем более что завтра-послезавтра тебе точно представится такая возможность.