Такое название имела пивная, которая находилась в оживленном портовом городе южной России. Случалось, что и постоянные ее посетители каким-то образом проходили мимо этого заведения, поскольку найти его было непросто. Она располагалось под землей и входить в него следовало прямо с тротуара, спускаться вниз по каменным ступенькам, чтобы воочию лицезреть огромную статую короля Гамбринуса – покровителя всех пивоваров. Окон в пивной не было вовсе, а со стен постоянно стекала подземная влага, искрящаяся в свете газовых рожков – типичное подвальное заведение. Стены были украшены разнообразными картинками, столами служили большие пивные бочки, стульями – бочонки поменьше.

В этом заведении всегда было многолюдно, сменялись годы, хозяева пивной, многочисленные посетители, но на протяжении многих лет лишь два человека были неизменными посетителями «Гамбринуса» – музыкант-еврей Сашка с собакой Белочкой и буфетчица мадам Иванова – пожилая полная женщина, постоянно курившая и косившаяся на посетителей прищуренным от дыма глазом.

Гигантский международный порт был всегда очень оживленным местом, сюда постоянно заходили новые суда, можно было слышать речь на всех возможных языках мира, бесконечно сновали туда-сюда матросы, повсюду была ругань и грязь. Прибрежные таверны предоставляли морякам неограниченные возможности: перекусить, найти ночлег, продать все, что угодно и что-угодно купить, многочисленные кофейни предлагали всевозможные игры, а за стенами домов часто были целые казино, публичные дома. Это грязное и зловонное место магнитом манило к себе матросов, но еще больше, их манил город своими огнями и обещаниями славного веселья. Однако, подняться наверх, в чистый, сверкавший своими витринами и куполами соборов, город отваживались немногие. Посещение «Гамбринуса» было традицией, нарушать которую не хотелось, а потому, зачастую отважные смельчаки по ночам тихонько выбирались в самый центр города к заветному заведению. Причем, знали больше Сашку-еврея, чем само название пивной.

Музыкант-Сашка всегда приходил в пивную, когда там было еще мало посетителей, приветствовал мадам Иванову и играл что-то еврейское и печальное. Вскоре подтягивались любители пива и музыкальный репертуар становился веселее и богаче. В конце концов, гостей собиралось так много, что было тяжело дышать отпьяный испарений толпы. Сашка был нарасхват, пьяные голоса постоянно умоляли его сыграть что-то свое, ему давали серебряные монеты и он по очереди исполнял все заказанные песни. Мужчины звали его к себе, чтобы угостить пивом, а женщины строили ему глазки и кокетничали. Талантливый музыкант умел так подобрать мелодию, что вся самая интернациональная публика была довольна, нахваливала его и восхищалась им. Не смущала пьяный люд ни теснота, ни разлитое пиво, ни отдавленная нога – все были пьяны и счастливы. Однажды друг Сашки уговорил профессора музыкального училища зайти послушать его талант, но музыкант догадался об этом и специально играл из рук вон плохо, поэтому профессор был недоволен.

Пили в «Гамбринусе» очень-очень много. Туда часто наведывались компании после успешного завершения дела, будь-то воровские шайки или матросы после удачного улова, или компании английских моряков – для всех них Сашка умел сыграть что-то свое, так что никто не чувствовал себя лишним. А танцы любили особенно, отдавались этому занятию полностью и отплясывали джигу так, что пол пивной ходил ходуном от тяжелых сапог. Все посетители хорошо знали музыканта и непрерывно к нему обращались по разным поводам: сыграть ли песню, одолжить ли небольшую сумму. И Сашка всегда удовлетворял их запросы. Пускай, долгов ему напрямую не возвращали, но в период кутежа этот заем возвращался к нему сторицей в виде потока серебряных монет за музыку.

Песенный репертуар «Гамбринуса» был всегда созвучен политическим настроениям в стране, поэтому популярными становились то «Бурский марш», то «Марсельеза», то еще что-нибудь без названия. Между тем, началась русско-японская война и в моду вошла Балаклавская печальная мелодия. В пивной люди часто спорили о войне, обсуждали ее и иногда, даже дрались. Но однажды Сашка пришел в «Гамбринус» очень рано и сообщил всем, что его забирают в солдаты. Это известие повергло посетителей в шок, но понимали, что помочь ему никак нельзя. Поэтому в тот же вечер он подарил свою скрипку смельчаку, вызвавшемуся идти на войну за него, а собака Белочка была доверена мадам Ивановой. Сам Сашка в тот вечер напился до бесчувствия.

С уходом такого талантливого музыканта, «Гамбринус» будто осиротел. Дела пошли очень плохо. Ни один исполнитель не мог там прижиться надолго. Дольше всех терпели Лешку-гармониста. Сначала Сашку вспоминали часто, потом все реже и реже. В конце концов, через два года его имя и вовсе почти не упоминали. Но случилось так, что Сашка вернулся с войны целым и невредимым. Весть об этом электрическим током разнеслась среди всех почитателей его таланта и тем вечером в пивной был аншлаг небывалый. Лешку-гармониста выкинули за дверь и чуть не поколотили, а радости от встречи с Сашкой не было предела. Лишь мадам Иванова заметила, что глаза музыканта стали грустнее, хотя он и гримасничал, как раньше.

Какое-то время все вернулось на круги своя. Но не надолго. Началась коммунистическая пропаганда. Люди ходили в красном. Но потом город вдруг стал чужим сам для себя, боялись говорить, боялись думать. Никто ни с кем не дружил и не разговаривал. Развернулись гонения на евреев, но Сашку никто не трогал. Только однажды на него замахнулся безумный оголтелый коммунист каменщик, но его быстро осадили. В бессильной злобе, что ему не дали убить жида, он жестоко убил Белочку, вертевшуюся у ног еврея.

Времена наступили совсем страшные. По городу сновали сыщики, вели себя нагло, развязно, грабили и убивали безнаказанно. Однажды десять таких человек зашло в «Гамбринус» и один из них серьезно оскорбил Сашку, который не смолчал и сломал о хама свою скрипку. Вскоре музыканта забрали в Бульварный участок. И все решили, что теперь ему точно конец, зная о жестокости этого места.

Через три месяца Сашка вновь объявился в «Гамбринусе», худой, заросший, изможденный и с изуродованной рукой. Его вновь приветствовали, не веря своим глазам. А он изловчился играть на губной гармошке, раз прежняя скрипка теперь недоступна. Можно уничтожить человека, но искусство и талант – никогда.