Очутившись на улице, Наташа зашагала по асфальту узенького тротуара, опять думая о той безликой женщине, чей голос услышала по телефону.Потом ее вдруг осенила мысль: «Федора нет дома, Анастасия Семеновна ко мне всегда относилась хорошо. Почему бы мне не зайти сейчас к ней?»
На пути к цели неожиданно встало небольшое препятствие. Это случилось почти около самого дома, где жил Макаров. Наташа увидела в садике парочку молодых людей, сидевших рядом на скамейке. Это были Петр Бобров и Люда Давыдович. Узнав их, Наташа смутилась, быстро прошла в парадное и почти бегом поднялась наверх.У дверей квартиры Макаровых, переводя дыхание и сдерживая биение сердца, остановилась, не решаясь постучать. Мучительное предчувствие отсылало ее обратно. Но Наташа была не из тех, кто отступает от принятого решения. Чтобы лишить себя возможности убежать отсюда, постучала. «А что если он дома? Что же мне сказать, когда он сам откроет дверь?..»
В коридоре стояла такая тишина, что Наташа слышала, как колотилось сердце. Второй раз она уже не могла постучать и почти радовалась тому, что ей не открывают. Но дверь неожиданно распахнулась.Наташа инстинктивно отшатнулась от незнакомой женщины, открывшей дверь.
— Простите, мне Анастасию Семеновну нужно видеть…
Женщина вежливо ответила:
— Она здесь, на кухне…
— А Федор. Иванович дома? — почти беззвучно спросила Наташа, тотчас узнав голос женщины. — «Это она звонила Макарову по телефону…»
— Нет. Но он скоро будет. Я жду его.
Наташа, стремясь не обнаружить волнения, искренне раскаивалась, что пришла сюда. «Я жду его»…
— Заходите, будем вместе ждать, — сказала женщина, как говорят, когда вопреки своему желанию оказывают любезность.
— Нет, мне только к Анастасии Семеновне на минутку…
Наташа почти вбежала в кухню. Анастасия Семеновна готовила что‑то у плиты. Когда подошла Наташа, она вздрогнула.
-― Ой, это вы, Наташенька?..
— У вас гостья… Родственница, должно быть… Анастасия Семеновна оглянулась и тихо объяснила:
— К Феде пришла по какому‑то делу. Ждет… Он уже скоро будет. Садитесь…
— Нет, нет! Зачем?.. — тщетно стараясь казаться безразличной, торопливо ответила Наташа. — Я думала, он дома…
«Боже, до чего я глупая! ― упрекала себя Наташа на улице. ― До чего неразумная!..»
Дома встретила обеспокоенная мать.
— Что так поздно сегодня, дочка?
— Ходила по вызову — у Власовых была, — вяло ответила Наташа.
— Ты чем‑то расстроена? — допытывалась Мария Ивановна, присматриваясь к бледному лицу дочери. — Может быть, с Федором поссорились?
— Ну что ты, мама! —стараясь улыбнуться, ответила Наташа. — Я его теперь редко вижу. Он все на работе, даже ночует в конструкторской. Когда же нам ссориться?
— Вот уж какие вы занятые люди! —вздохнула мать. — И поссориться вам некогда. А мы с твоим отцом, бывало, для такого дела всегда находили время.
Наташа понимала, что мать ждала объяснений. Но что она могла сказать? Сама ничего не знала… Подошла к вешалке, сняла шубу.
— Надо пуговицу пришить. В трамвайной давке утром оторвали.
…После этого много дней подряд Мария Ивановна внимательно присматривалась к дочери, но не находила на ее лице признаков успокоения.Однажды, когда Наташа вернулась с работы раньше обычного, Мария Ивановна подошла к ней, заглянула в глаза и спросила участливо:
— Объясни мне, доченька, что у вас произошло с Федором. Я ведь все вижу…
— Право, ничего, мама. Я же говорила тебе — он все работает… и мы не видимся.
Мать только вздохнула. На этом и закончился разговор.
«Нет, я должна повидаться с Федором, ― решила Наташа. ― Должна поговорить с ним откровенно. Он обязан честно рассказать мне все… Мне бы давно следовало так поступить, пренебречь самолюбием, потребовать у него ясного ответа…»
Обычно Наташа ложилась спать рано и тотчас засыпала. Но сегодня сон улетел далеко. В комнате было душно. Она сбросила с себя одеяло, подошла к окну и тихонько раскрыла. В комнату пахнула ночная свежесть. Спокойно стояли деревья в саду, с двух сторон обступали ту дорожку, по которой бежал ей навстречу Федя в день возвращения из института. Наташа живо вспомнила эту встречу до мельчайших подробностей, будто сейчас видела, как блестели тогда его карие глаза под темными бровями… И вдруг рядом с воображаемым Федором Наташа на мгновение увидела изящную фигурку той красивой женщины, которая звонила Федору по телефону, которая встретила ее в его доме…
В душе похолодело от страшной мысли, что отца и Федор стали чужими друг другу.
Поспешно прикрыв створки окна, Наташа бросилась в постель, закрыла руками лицо: «Нет, он не может меня разлюбить. Ведь совсем недавно я прочла в его глазах, что он любит меня…»Но ни завтра, ни послезавтра ей не удалось встретиться с Федором.Наташа сидела в своем кабинете, откинув голову на спинку кресла, глядя точно сквозь слезы на игру солнечных лучей в густой листве, и все думала об одном и том же. Услыхав стук, она вдруг вскочила, открыла дверь.
— Здравствуй, Наташа! — воскликнул Бобров, тряся ее руку.
— Ты не заболел, Петя?
— Грешно болеть в такую чудесную погоду! Спешу в город. Зашел проведать, не зачахла ли наша Наташа в своей каморке? Я завтра твоего милого к богу в гости повезу.
— С утра полетите?
— Ну, а как же! Иначе на блины опоздаем… Но если бы ты знала, как он скучает по тебе —ужас!
Короткий искренний разговор с Бобровым немного развеял грустные мысли Наташи. В груди затеплился огонек надежды.
…Мария Ивановна обрадовалась, заметив перемену в дочери.
А Наташа в тот вечер не знала, как скоротать время. Взялась за вышивание, но тотчас отложила, села к роялю и тихо–тихо заиграла, думая о завтрашней встрече. Хотя бы скорее наступал рассвет…
Утром в поликлинике ее встретила Федосеевна.
— Наталья Васильевна, — настороженно заговорила она, — что с вами, голубчик?..
— Вы о чем? — коротко спросила Наташа.
— Лицо будто изменилось… Будто не спали ночь…
— Это вам показалось.
Надев халат, Наташа вызвала санитарную машину и уехала на заводской аэродром. Вскоре увидела идущих сюда Федора и Боброва. Они спорили о чем‑то на ходу. Наташа. уже различала легкую смуглость усталого лица Федора. Вот он поднял голову, устремил взгляд на дальние, редкие облака. Солнце нагрело бетон взлетных дорожек, ярко поблескивало в лужицах. Вдали за аэродромом зеленели всходы яровых хлебов, синели вершины елей. Но вдруг тучка заслонила солнце и все кругом потускнело. Подул сильный ветер.
— Да не гляди ты на небо, — вдруг рассмеялся Бобров. — Уверяю тебя, там совершенно спокойно. Ты лучше вон куда посмотри!..
Федор посмотрел в ту сторону, куда указывал летчик, и увидел возле санитарной машины Наташу. Ветер чуть не срывал с ее головы косынку.
— Здравствуй, Наташенька! — побежал к ней Федор с протянутыми руками. — Здравствуй!..
«Нет, я сейчас ни о чем не спрошу его, ничего не скажу, ― мелькнула у нее мысль. ― Не надо волновать перед полетом…»
— Здравствуй, Федя!
— Друзья, создаю обстановку, — лукаво подмигнул им летчик и широкими шагами пошел к самолету.
— Как ты себя чувствуешь, Федя? — тихо спросила Наташа, присматриваясь к его похудевшему лицу.
— Превосходно! — с искусственной бодростью ответил Макаров и шутливо козырнул: — Жалоб никаких не имею, товарищ врач! Наташенька, пожелай нам счастливого полета.
— Буду волноваться, Федя… — тихо ответила Наташа, с любовью глядя в его лицо.
Когда он побежал к самолету, Наташа села в машину и приказала шоферу ехать к зданию командного пункта.Легко взбежала на третий этаж. Там ее встретил дежурный по пункту Бунчиков.
— О, Наталья Васильевна, из вас мог бы выйти отличный спортсмен! Бег с препятствиями…
— Спасибо! Но я пока стремлюсь быть отличным врачом, товарищ майор.
Бунчиков взглянул в широкое окно и покачал головой.
— Эх, черт Петька!.. Взлетел как! Артист… Наташа подошла к окну. Ее оглушил пронзительный визг реактивного мотора.
Серебристый самолет оторвался от земли и свечой унесся в нахмурившееся небо.
— Это не опасно, товарищ майор?.. — повернувшись к дежурному летчику, с тревогой спросила Наташа.
— Как сказать… Вообще то на земле, конечно, безопасней.
— Я серьезно опрашиваю! — вспылила Наташа.
— Понимаю, понимаю… Но вы не волнуйтесь, Наталья Васильевна. Макаров не только конструктор, но и пилот превосходный.
— Кто же машину повел — он или Бобров?
— Бобров.
Наташа вздохнула облегченно и, резко повернувшись, побежала вниз.