. Федор приходил домой не в одни и те же часы. Но только он появлялся, на душе у матери становилось спокойнее. Чтобы развлечь его, она заводила разговор о семейных, хозяйственных и прочих делах. Но сегодня разговор не клеился. Федор был расстроенный, угрюмый. Бегство Наташи поразило его.
— У тебя неприятности, сынок? — осторожно спросила Анастасия Семеновна; ей так хотелось видеть сына бодрым, ласковым, внимательным…
— Ничего, мама, это пройдет…
Федор замечал, как встревожена мать. Сейчас она была единственным близким ему, родным человеком. Каждый раз, как только встречались их взгляды, он видел в глазах матери столько доброты, сколько не видел никогда раньше.Однажды, возвратившись с завода, он сел за письменный стол и, как обычно, принялся за чтение газеты. Мать подошла тихонько сзади, положила руку на его плечо. Он тотчас отодвинул газету и посмотрел в родные глаза, не произнося ни слова. От этого ласкового взгляда тепло стало на сердце матери. Она положила свою руку на голову сына, стала перебирать мягкими пальцами завитки волос так, как всегда делала, когда он был маленьким… Но теперь волосы были жестче и кое–где пробивались седые нити.
Федор легонько встряхнул головой. «Вырос… ― подумала мать. ― Стесняется моей ласки».
Она не знала о том, что Наташа выехала из города.
— Мама, мне не было письма? — спросил он.
— Нет, сынок, не было никаких писем. Ты ждешь разве?.. От кого?
— Я же не первый раз спрашиваю!.. Я давно жду письма, — сказал он будто с упреком. — Правда, я не сказал вам… Но разве трудно догадаться, от кого мне может прийти письмо?
— От нее?.. — чуть слышно спросила Анастасия Семеновна и невольно взглянула на камин, где когда‑то стоял портрет Кати.
Не заметив этого, Федор Иванович ответил:
— Да, мама, от нее!
Через минуту он поднялся и сказал со вздохом:
— Я пройдусь, погуляю немного.
Анастасия Семеновна не успела остановить, заставить пообедать. Лишь глубоко вздохнула, прислушиваясь, как в коридоре замирали его шаги. Щемило в груди, путались мысли. «Накаркал ворог то этот!» ― подумала она про Давыдовича, однажды сказавшего ей: «Скоро свадебку, Анастасия Семеновна, сыграем?»А от Наташи писем все не было и не было. Макаров не знал, что думать. Чем все это кончится? Не раз терялся в догадках: «Уехала, не сказав ни слова. Не желает откликнуться, объяснить свой поступок…» Конечно, Веселов разумно советовал ― выбрать время и поехать к ней. Проще простого.Но Макаров не решался. Как Наташа встретит? Будет ли рада внезапному его приезду?Уже который день, возвращаясь домой, торопился в свою комнату, глядел на стол. Увы, письма не было!Однажды, в выходной день, гуляя утром в городском саду, Федор увидел Боброва и Люду. Некоторое время шел вслед за ними и невольно слышал их говор.
— Перестань, не гляди на меня так, — тихо просила Люда Боброва.
— Ну, а как же на тебя глядеть? —озадаченно спрашивал летчик.
Но Люда отмалчивалась. Тогда Бобров спросил:
— Чего бы ты хотела в эту минуту?
— А ты? — повернув к нему лицо, в свою очередь поинтересовалась Люда.
— Посидеть над крутым обрывом. Посидеть и помечтать.
— Представь, Петя, на этот раз наши желания совпали…
— Эх, друзья, друзья! — подойдя сзади, сказал Макаров. — Что это вы скисли? И разговор у вас скучный?
— А–а, Федор Иванович! —обрадовалась Люда. — Просим в нашу компанию. А почему вы один?
— Людочка, не могу удовлетворить твоего любопытства, — ответил шуткой Федор и смущенно улыбнулся.
— А моего?.. — заговорил летчик. — Почему ты без Наташи?
— Друзья, отложим этот разговор, — попросил Макаров. — Наташи в городе нет. Разве не знаете?
Бобров и Люда промолчали. Макаров поспешил переменить разговор:
— Смотрите, — сказал он, поведя рукой, — какое утро! Дети копаются в песке…
— Ты что, впервые видишь детей? — удивился летчик.
— Нет, не впервые…
— Как расчувствовался! — подзадоривал Петр. — Можно подумать, что сожалеешь — почему и твой не копается с ними.
— Да, можно подумать… — вздохнул Макаров и похлопал Боброва по плечу. — А ты и думай… Иду я по тротуару, — продолжал он после паузы, — в каждом дворе, в каждом скверике — всюду малыши. Шумят! И вспомнилось мне: как только началась война, в такой же вот солнечный день шел я на вокзал. Но ни на улицах, ни в скверах не было видно ни одной детской коляски, ни одной команды, бегающей за мячом…
— И девчонки не крутили скакалок, — грустно добавила Люда. — Это я тоже хорошо помню.
— А вот они не помнят, — снова кивнул Федор в сторону детской площадки. — И пусть бы никогда не знали…
— Да я не в том смысле, — махнул рукой Бобров. — Я говорю, Федя, что и твой смуглый сынишка мог бы играть с ними…
— Петр!.. — строго сказала Люда.
— Что, тебе не нравятся смуглые? — удивился летчик. — Ну, тогда пусть беленькая девочка — Наташина копия.
Сердито толкнув Боброва в бок, Люда вырвалась вперед и побежала по аллее, что над самым обрывом.
— Женись ка ты, Петр, — серьезно посоветовал Макаров. — Люда будет хорошая тебе жена. Женись, не теряй времени!
Бобров не нашелся, что сказать в ответ, только вздохнул.Молчком пошли они к обрыву, к скамейке, на которой сидела Люда. Девушка взглянула в их сторону, и вдруг у нее вырвалось: «Это она!» Шагах в двадцати позади Макарова и Боброва шла Катя Нескучаева. Люда привстала немного, не сводя с нее глаз. Она не знала, как поступить, что предпринять в данную минуту, хотя прежде не раз думала о том, чтобы разыскать Катю и спросить, какое она имеет отношение к ее отцу.
Как только Петр и Федор подошли к скамейке, Люда тотчас предложила: «Садитесь!» Сама села между ними, взяла под руки.В этот момент Катя круто повернула влево и пошла по аллее, тихонько помахивая миниатюрной сумочкой. Она была в пыльнике из белоснежного шелка. Ветер трепал светлые пряди, она досадливо морщилась и, вскидывая руку, приглаживала их.Подступив к самому обрыву, остановилась, залюбовалась заречной далью, подернутой еле зримой синеватой дымкой. Спустя некоторое время, как бы случайно, повернулась к скамейке и взглянула на Макарова. Он тоже посмотрел на нее долгим взглядом, в котором наблюдательная Люда прочла удивление, переходившее в какое‑то странное чувство неловкости, даже невольной тревоги.Когда Макаров поднялся со скамейки, Бобров тотчас угадал намерение друга и быстро взял его за руку.
Не ходи! Слышишь, Федя? Она тебе ни к чему!.. На лице Макарова выразилось чувство досады.
— Ты полагаешь, что эта девушка кусается? Ошибаешься, она совершенно ручная. И к тому же моя знакомая.
Макаров высвободил свои пальцы из горячей ладони Боброва.
Придвинувшись ближе к летчику, Люда прошептала:
— Уйдем отсюда, Петя!
— Не могу. Нельзя Федора оставить с этой чертовкой!
Сердито нахмурившись, он думал: «Сменять Наташу… И на кого!..» Летчиком всё сильнее и сильней овладевало раздражение. Он готов был подойти и нагрубить обоим.
Когда Макаров подошел к Нескучаевой и поздоровался, она уставилась на него прижмуренными в улыбке глазами. Молвила с игривым укором:
— А я уже подумала, вы не подойдете ко мне. — Затем показала за реку. — Смотрите, как хорошо там! Как тянет туда…
За рекой зеленели луга, немного дальше темнела стена леса. В речной глади играли лучи солнца, отражалось синее небо. Но Федора вовсе не «тянуло» туда. И он как бы про себя проговорил в ответ:
— Дует, однако.
— Дует ветерок! — улыбнулась Катя и добавила: — Пусть он превратится в ураган, мне даже веселее станет.
Макаров не нашелся, что сказать в ответ.
— Я часто бываю в Заречье… — тихо сказала Катя. — Идемте туда!
Она говорила свободно и все время следила за Федором, за каждым его движением. Должно быть, поэтому он стал вдруг испытывать неприятное чувство. Подумал: «Веселый разговор что‑то не соответствует выражению тусклого лица…» Ее темные глаза светились из‑под приспущенных ресниц бесстрастно и холодно.
— Я не один здесь… — отказался Макаров.
— Но ваша компания уже ушла, — заметила Катя, упрекнув взглядом.
Макаров оглянулся. Действительно, Люды и Петра не было на скамейке. Он обругал их в душе и протянул Нескучаевой руку.
— Все же я должен… Извините!
Его рука так и повисла в воздухе. Капризно дернув плечами, Катя отвернулась. Постояв немного, она шагнула вперед и потихоньку пошла у самого края обрыва. Отдалившись немного, замедлила шаг, наверняка рассчитывая, что Макаров должен догнать ее.
Но он стоял на прежнем месте, на его лице бродила смущенная улыбка: «Вот и впал в немилость девушке…»
Когда Катя скрылась из виду, к Макарову подошел Бобров:
— Да плюнь ты на нее!..
— А где Люда? — спросил Федор. — Знаешь что, пойдем ко мне. Мать пироги с рыбой печет. Ужас, какие вкусные.
— Пироги?.. — Бобров подумал. — Нет, пироги потом. Как. только Макаров вышел за ограду на улицу,
Бобров шмыгнул в боковую аллею, куда скрылась Катя.«Странная какая‑то… ― думал Макаров о Нескучаевой, подходя к своему дому. ― И, видно, не очень высокой морали… Все же противно! Из театра тянула к себе на квартиру, сейчас ― в лес, за реку!..»Вдруг из парадного выбежала Люда. Макаров невольно схватил ее за руку.
— Что случилось?
Люда оглянулась через плечо, желая убедиться, что ее никто больше не услышит.
— У нас Власов! Он там с папой… Но если бы вы только слышали, о чем они говорят!..
— О чем же? — удивился Макаров. — Почему ты такая взволнованная?
Люда заколебалась. Потом вдруг взяла Макарова под руку.
— Идемте отсюда, Федор Иванович! Идемте… Я вам расскажу… Какое безобразие!..
В голову Люды лезли страшные мысли. В ушах звучали слова отца: «Дело все в том, Василий Васильевич, кто в чем нуждается… Представьте на одной тарелке лежит совесть, а на другой ― деньги. Что бы вы взяли? Логика такова ― каждый берет то, что ему нужно, чего ему не хватает. Лично у вас совести достаточно, а вот денег…»
— Ну, вот ты и отдышалась… — с ободряющей усмешкой сказал Макаров. — Да возьми же себя в руки!
— Федор Иванович, — глухо начала Люда, — дело не во мне. Я не ожидала, что Власов и мой отец… Они играли в шахматы и меня не видели, когда я вошла в переднюю. Но я собственными ушами слыщала, как Власов жаловался на всех, а главное — на вас. Он, должно быть, рассказал отцу все–все. Это же возмутительно! Кто позволил, кто разрешил ему болтать о том, что делается на заводе?..
— Это подло! — жестко бросил Макаров. — За такие вещи по головке не гладят!..
— Но вы послушайте, что ответил ему отец… — Люда невольно схватила руку Макарова. — Он сказал Власову: «Василий Васильевич, как же вы намерены поступить? Неужели ваша конструкция будет растоптана? А что если вы предложите ее другому заводу? Пошлите к черту и Макарова, и Соколова, и всех на свете! Они с вами не считаются. Какой же вам смысл церемониться с ними?..» Я уже готова была броситься к ним и наговорить бог знает чего, заставить прекратить этот разговор. Но когда услыхала, что они повели речь о деньгах, решила немедленно вас разыскать…
— О деньгах? — переспросил Макаров, приподняв бровь.
— Да, о деньгах и совести… Власов сказал, что после того, как ваша машина будет построена, вы станете богатым, а он нищим…
— Какая мерзость!..
По направлению к ним быстро шел взволнованный летчик Бобров. Подойдя, он торопливо попросил Макарова:
— Федя, на минутку… Извини, Людочка, мне надо сказать ему несколько слов.
Он взял Макарова за руку и потянул в сторонку.
— Послушай, Федор, на какой я концерт попал… Я полагал, что Люда уже дома. Стучусь в дверь. Слышу, за дверью возня, стон… Рванул изо всех сил и — ужас! Власов схватил его за горло, бросил на диван… Будто взбесился человек! Глаза безумные!.. Потом поднял шахматную доску и трах по черепу!..
Люда услыхала последние слова. В ее груди будто что‑то оборвалось. Быстро подбежав, схватила Боброва за руку.
— Он папу ударил по голове?.. Папу? Говори же!..
— Представь себе, Людочка. Михаил Казимирович объяснил, что Власов был сильно пьян…
— Нет, он был совершенно трезв…
— И мне показалось, что не пьян…
Люда изо всех сил пустилась бежать. Скорее, скорее домой!.. Может быть, отец уже мертвый…Вбежав в квартиру, она почти упала на стул. Сердце готово было разорваться. Испуганная мать подала стакан воды.
— Успокойся, дочка, успокойся!..
В переднюю вышел Давыдович ― лицо бледное, но спокойное, голова перевязана, сквозь бинты проступила кровь.
— Что здесь было?.. — чуть слышно вымолвила Люда. Полина Варфоломеевна безмолвно развела руками.
— Ничего страшного, — ответил отец. — Какой с пьяного человека спрос?..
— Я иду в милицию! — вдруг заявила Полина Варфоломеевна. — Убивать человека!..
— Ни в коем случае!.. — испуганно заступил ей дорогу Давыдович. — Не смей, мамочка! Право же, нет ничего страшного. Царапина и только…
— Но за что, за что? — отдышавшись, допытывалась Люда. — Что ты ему говорил? Зачем пригласил в дом? Что ты хотел от него?..
Давыдович побледнел еще больше. Однако нашел в себе силы ответить спокойно:
— Пригласил посидеть, в шахматы сыграть. Ни тебя, ни мамы дома не было. Скука. Выпили по рюмочке…
— Нет! Вы говорили о заводе. Ты предлагал ему деньги…
— Сума сошла!.. ― ужаснулся Давыдович и резко шагнул к дочери.
Полина Варфоломеевна стала между ними.
— Довольно!
Ее властный голос тотчас привел<в чувство и отца, и дочь.
— Как ты с отцом разговариваешь, неблагодарная?! — возмущался Давыдович, пытаясь наступать на дочь. — Кто тебе позволил?..
Растерянная Люда побежала в свою комнату.И почти в этот момент кто‑то постучал в дверь. Давыдович вздрогнул: «За мной…» ― мелькнула мысль. Он хотел было приказать жене, чтобы никого не впускала в квартиру, но Полина Варфоломеевна уже открыла дверь. Перед ней стоял Макаров.У Давыдовича отлегло от души. Он поторопился навстречу гостю.
— Здравствуйте, Федор Иванович! Проходите, пожалуйста.
— что с вами, Михаил Казимирович? — удивился Макаров.
— Ничего особенного… — попытался улыбнуться Давыдович. — Присаживайтесь, пожалуйста! Мамочка, ты бы угостила чем‑нибудь гостя, — обратился он к жене.
Но Макаров решительно отказался от угощений, попросил Полину Варфоломеевну не беспокоиться. Когда она вышла из комнаты, Давыдович начал объяснять:
— Такое смешное приключение!.. Власов у меня был. Ну, разумеется, несколько под градусом. Сердитый, расстроенный… Сыграли партию в шахматишки. Потом он начал жаловаться на трудности жизни. Я возьми и скажи ему: «Василий Васильевич, напрасно, говорю, вы сердце имеете на Федора Ивановича, «а вас то есть… Федор Иванович, говорю, такой талантливый человек…» Ну, честно скажу, не понравилась ему моя речь. А когда я начал упрекать, что он злоупотребляет водочкой, мол, разве можно так и прочее, тут он сильно осерчал и вот… — Давыдович показал на свою перевязанную голову. — Спасибо, Петя Бобров в ту минуту случился… Вот уж, скажу вам, Федор Иванович, конфузия! И смех и грех…
Макарову было ясно одно, что этот скандал в доме Давыдовича так или иначе касался и его. И не только лично его, но той работы, которую он выполняет. Это вселяло в душу тревогу. Расспрашивать адвоката о подробностях он не счел удобным, ведь ни к заводу, ни к делам конструкторского бюро тот не имел никакого отношения. А вот с Власовым надо побеседовать немедленно.Когда Макаров поднялся и, выразив сочувствие хозяину, собрался уходить, тот заторопился:
— Но не подумайте, Федор Иванович, что я очень обижен на Василия Васильевича. Конечно, неприятный инцидент, но что поделаешь, у человека нервы взвинчены. Бог ему судья…
Вечером Макаров подходил к дому Власова. На улице уже было темно. В окнах горел свет. На скамеечке возле калитки сидела дочь Власова.
— Здравствуй, Нина! Папа дома?
— Да. Я проведу вас, Федор Иванович, — поднялась девочка. — Злой он какой‑то! Меня отколотил недавно…
В передней гостя встретила жена Власова. Приход Макарова не очень обрадовал ее. Из рассказов мужа она была убеждена, что он, Макаров, был причиной всех несчастий в доме.
— Добрый вечер, Капитолина Егоровна! — поздоровался Макаров. — Мне бы Василия Васильевича. Можно?
— Вон там! —указала на дверь хозяйка.
Власов сидел в своем кабинете за столом и тупо глядел в стену. Когда вошел Макаров, он повернул голову, посмотрел удивленно, как бы спрашивая: «Зачем пожаловать изволили?»
Удивлены, Василий Васильевич? ― спросил Макаров.
— Нет. Садитесь!
После минутного тягостного молчания Макаров объяснил:
— Я пришел вот почему, Василий Васильевич. Меня несколько взволновало происшествие в доме Давыдовича. Мне бы хотелось выяснить…
— Не думал, что вы следователь, — недружелюбно перебил Власов. —Впрочем, я понимаю — Давыдович ваш сосед, а я ваш заместитель. Резонно!
— Но мне кажется, Василий Васильевич, что Давыдович будет жаловаться на вас, — заметил Макаров. — Возможно, подаст в суд. А это не может меня не касаться. Поэтому я хотел бы знать причину, случившегося…
— Скандала, хотите сказать? Так вот, Федор Иванович, можете не беспокоиться, в суд он не подаст. А я должен подумать…
С этими словами Власов поднялся, подошел к окну, распахнул его и, заложив руки за спину, стал смотреть в ночь.Макаров тоже встал. Было ясно, что он больше ничего не добьется от своего заместителя.