Включив погромче музыку в машине я мчалась на встречу своему прошлому по ночной автостраде. Не хотелось идти в штаб, не хотелось отчитываться и объясняться, не хотелось говорить о смерти Макса… Не сейчас… Не сегодня… Обдумав всевозможные варианты я решила остаться. Остаться в этом проклятом городе, Управлении, стране… Я обязана найти убийц Макса. Нет сомнений, что это многоходовая игра не разыграна одним человеком. И кто бы и где бы они ни были я найду их! И убью! Жестоко и мучительно, упиваясь каждой секундой доставленных мучений!
Выключив фары я въехала в открытые ворота старого особняка. Сколько лет, сколько зим… Не думала, что вернусь сюда вновь. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что за 300 лет существенно ничего и не изменилось, я застучала каблучками к дверям своего бывшего дома.
Ненавижу это ощущение. Оно преследует и мучает меня на протяжении всей жизни. Каждый раз оказываясь в любом своем доме, а их у меня не мало, накатывает необъяснимая волна грусти и разочарования. Столько эмоций прочувствованно, столько событии пережило было в этих стенах. И ностальгия захлестывает разум с невероятной силой, погружая его в водоворот бесконечного уныния. Никогда у меня не было настоящего дома. Я всю жизнь, сколько себя помню бежала. Сначала с сестрой, потом одна, не задерживаясь на одном месте надолго. Кто-то подумает, что это нереально захватывающе: новые города, страны, друзья, культура, а меня же от этого тошнит. Словно избавляясь от одного города и переезжая в следующий маленькая часть меня оставалась в прежней лживой жизни.
Меня слишком много разбросанно по свету. Я везде…
Убеждая себя, в принятии правильного решения я глубоко вздохнула и забарабанила кулаками по двери. Я все делаю правильно! Риск оправдан! У меня нет другого выхода, я не справлюсь со всем этим если не поставлю на кон всё.
— Нуу и ну… — в распахнутых дверях стояла Ада и изучала меня с ног до головы удивленным взглядом.
Сверкнув белоснежной улыбкой она заключила меня в свои объятия.
— Наконец-то! Где ты была? Что случилось? Почему от тебя так воняет? — сыпала вопрос за вопросом моя сестра.
— Малышка, поубавь пыл. Налей выпить и приготовь ванну. Все расспросы потом. — я взглянула в обиженное лицо сестры и чуть смягчилась. — Мне и правда это сейчас необходимо. Я в большой жопе.
Пропуская меня во внутрь она оттаяла и произнесла бодрым голосом:
— Ок. Но ты только мыла не жалей и шампуньки — разит ужасно. Что это? Гарь? Тебя сжечь пытались?
Поймав мой серьезный взгляд она осеклась.
— Все молчу.
Сложно поверить, что эта взбалмошная и неуравновешенная вампирша моя старшая сестра. Я все еще помню ее человеком, словно это было неделю назад. Длинные светлые волосы, собранные наверх в небрежную прическу, огромные синие глаза, обворожительная улыбка и голос… Боже, какой у нее был голос. Ее можно было слушать сутки напролет, чтобы она не говорила, ее голос опьянял, обволакивал своей глубиной и мелодичностью. А ее смех… Она умела смеяться так искренне и звонко, что невозможно было не смеяться вместе с ней. В ней было столько жизненной энергии и жизнерадостности. А сейчас… Из десятилетия в десятилетие она становилась более циничной, замкнутой, фальшивой… Обращение в вампира отняло у нее личность, ее внутренний мир, жизненную силу. Я наблюдала за исчезновением своей старшей сестры, каплей за каплей, многие годы терзаясь угрызениями совести. Ведь это я сделала ее такой. Я превратила ее в вампира много веков назад.
— Еще! — осушив залпом стакан с виски я требовала добавки.
Ада послушно налила мне еще и устроилась на полу рядом с наполненной ванной, из которой буквально вырывалась пена.
— Я готова.
Погрузившись с головой в теплую воду я вынырнула и внимательно посмотрела на сестру.
— Да я и не знаю с чего начать. — честно призналась я. — Уместнее спросить, что последнее обо мне помнишь ты?
Ада сделала глоток из своего стакана и задумчиво протянула:
— Я помню как ты вышла из этого дома, запечатав часть своей силы, и, кажется, лет 300 сюда не возвращалась. — она вздохнула. — Я все понимаю, просто я не думала, что будет именно так. Первые лет 100 я ждала, что ты вот-вот вернешься. Что все наладится. А потом я смирилась…
— Если ты ждешь от меня оправданий и извинений, ты должна знать — их не будет! Я не считаю себя виновной в том, что покинула тебя, спасая наши жизни от конклава.
— Это я твоя старшая сестра! Это я должна была тебя спасать! — Ада начала закипать. — И что? Мы теперь будем делать вид, что ничего не случилось? Просто будем жить дальше, словно этих столетий не было?
— Прекрати! Я жалела о своем поступке почти каждый день, но если бы на тот момент была другая возможность избежать встречи с конклавом и уничтожить его, я бы выбрала тебя! Я всегда бы выбрала тебя… — я безвольно опустила голову. — Ты всегда была рядом, ты предала ради меня мать, ты приняла сущность вампира лишь бы быть со мной… Как ты можешь упрекать меня в том, что я сохранила нам жизни?
— Да твою мать!!! 300 лет??? — крик эхом отбился от стен ванной комнаты.
— Ну не все 300… Я должна была удостовериться, что весь конклав мертв и информация о нас вместе с ним. Думаешь это было просто? Выслеживать их по одному и убивать? Они не ходили с табличками «Ведьма», «Колдун», они всегда были максимально осторожны. Знаешь как сложно незамеченной подобраться к колдуну, чтобы он не атаковал тебя первым? И я не знала. Я пробовала, анализировала, зализывала раны, избавлялась от тел и их родственников. От всей родословной каждого нашего врага, вплоть до внебрачных сыновей от проституток. — я перевела дыхание. — Мне нужно было много времени, чтобы удостовериться, что охота не продолжается.
— А мне нужна была моя сестра. — на глазах Ады выступили слезы. — Мы справились бы с конклавом вместе.
Я покачала головой.
Благодаря нашей мамаши целый конклав колдунов и ведьм охотились за мной более века. Как же я ненавижу эту суку…
Ада всегда поддерживала меня и была рядом, чем и привлекла внимание к своей персоне. Конклав прознал про наше родство и считая мою сестру таким же чудовищем, как и я, объявив охоту и на нее. А когда мы в очередной раз убегали от погони, она не выдержала… Мы спрятались в чьей-то конюшне и готовились провести там ночь, когда она начала слезно умолять превратить ее в вампира. И я согласилась… Я почти никогда не могла отказать сестре, которая ради меня пожертвовала всем. Скрываться со смертным человеком было безумно тяжело, нас постоянно находили и обращали в бегство снова и снова.
Долгие дни я, держа за руку свою сестру, не находила себе места наблюдая процесс превращения. При каждом ее стоне и крике моё сердце сжималось от одной мысли, что моя сестра, моя плоть и кровь, может умереть. Я могу ее потерять навсегда, собственноручно подвергнув ее тело обращению в вампира.
Она с необыкновенной легкостью приняла, как должное, вампирскую сущность. Быстро освоив новую силу, скорость, выносливость, она так же легко подчинила себе жажду крови. В то время, как я умирала от голода и готова была вцепиться в горло первому встречному, она с улыбкой просила меня потерпеть и держаться, понимая, что обескровленные тела приведут к нам конклав. И я держалась. Глядя на свою живую и сильную сестру, держалась из последних сил.
— Я просто устала бегать… — сказала я почти шепотом. — Рано или поздно конклаву нужно было положить конец. Вдвоем мы бы привлекли лишнее внимание, а внимание вызывает настороженность. Я не могла рисковать тобой. Я должна была разобраться со всем этим сама, не подвергая опасности твою жизнь. Мне необходимо было знать, что ты в безопасности.
— Безопасности??? — прорычала она. — Да ты наложила руны на весь дом!!! Я через год только смогла выбраться из этого чертового дома!!! Год быть заточенной в собственном доме! В четырех стенах!!! Совсем одной!!! Ты представляешь, что это такое? Узница родной сестры.
— Ты бы последовала за мной, если бы я этого не сделала, и могла умереть. Я не знала как по-другому обезопасить тебя.
— Конечно, последовала бы!!! Да ты свихнулась!
— Я устала объяснять одно и тоже. — я вздохнула.
Вода в ванне давно остыла, но поднимать в вертикальное положение свое тело совсем не хотелось. Как и этого разговора. Не хотелось.
— И это все? — на ее глазах выступили слезы. — 300 лет я надеялась, что ты жива. 300 лет я ждала нашей встречи и искала тебя по всему миру. 300 лет я жила одной мыслью, что мы найдем друг друга. А ты стучишь в мою дверь в грязной одежде и просишь приготовить тебе ванну, не утруждая себя объяснениями, словно вышла из этого дома час назад!
— Прости. — я почувствовала как к глазам подступили слезы. — Я не должна была тогда принимать решение одна. Я не должна была тебя оставлять взаперти. Я многого не должна была делать из того, что делала и делаю. У меня нет просто других объяснений, поэтому я не могу тебе ничего сказать другого.
— Ты могла дать мне знать, что ты жива и, что с тобой все в порядке…
— Могла. — я смахнула бежавшие по щекам слезы. — Но так я могла дать знать и конклаву, что я жива и со мной все в порядке. Я не могла позволить, чтобы они узнали, что я следую за ними, что ты жива и твоё местонахождение.
— Ты такая сука.
— Я знаю, родная. Я знаю.
Мы не могли наговориться, начиная разговор на одну тему, он плавно в следующую и следующую, и следующую… Переместившись из ванной в уютную гостиную мы оккупировали оба дивана друг напротив друга и пытались наверстать упущенное, передавая из рук в руки открытую бутылку виски.
Я переоделась в любезно предложенный Адой белоснежный халат до самых ступней с непонятными иероглифами и закинула ногу на ногу, капли стекающие с моих волос оставляли мокрые пятна на обивке дивана. Время неутомимо улетало. Скоро нужно будет вернуться. Осторожно встретившись с сестрой взглядом я предложила:
— Поехали со мной?
— Куда? В Управление? — засмеялась она.
— Ну да, а что в этом смешного? — я растерялась.
Минуту мы буравили друг друга взглядом, прежде чем она ответила.
— У меня с Управлением особые отношения: я знаю все о них, они ничего не знают обо мне и я бы предпочла, чтобы этот формат не менялся.
— Брось. — я выдохнула. — Я не верю, что ты боишься.
— Не в страхе дело, Алекс, — она подняла голову и уставилась немигающим взглядом в тяжелую люстру. — я просто не вижу в этом смысла. Во всех этих правилах, уставах, защите примитивных смысла нет. Ровно половину деятельности Штаба я не поддерживаю, а другую половину считаю дебильной. Вся эта система, придуманная якобы для мира и порядка никогда не работала и никогда уже не заработает. Управление просто занимается бесполезным делом.
— Почему? — я искренне не понимала.
Ада перевела взгляд с люстры на меня и по моей спине пробежал холодок.
— Потому что один вампир не может контролировать тысячи, каким бы древним он не был. Мятежи, восстания будут всегда. Вампирская сущность слишком свободолюбива и эмоциональна, чтобы беспрекословно следовать навязанным правилам. Природу не изменишь. Мы всегда будем убивать смертных, — она выдержала паузу, — всегда будем желать свежей, горячей крови из артерии, обращать людей в вампиров, дабы не быть одиноки… Так будет всегда. Мы хищники.
— Почему один вампир? — я сделала глоток виски и поморщилась, с таким образом жизни я скоро сопьюсь. — Во многих странах Штаб не один, а Управление поддерживает порядок в отношении людей и вампиров благодаря сотням работающих на них вампиров.
— А толку? — она посмотрела на меня серьезным взглядом. — Один древний, сотня или сотни в подчинении погоды не сделают. Большинство вампиров держутся с себе подобными, закрытые клубы, рестораны, все они уже являются толпой, гражданами государства, если хочешь, а у толпы должен быть лидер, ну или президент.
— Что ты хочешь этим сказать? — я фыркнула протягивая Аде полупустую бутылку. — К каждому десятку вампиров приставить древнего, чтобы поддерживать мир и порядок? Так никаких древних не хватит.
— Да при чем тут мир и порядок? И почему ты думаешь, что во главе вампирского сообщества обязательно должен стоять древний? То что он древний по умолчанию определяет его власть? Да они сильнее и превосходят всех… или почти всех — на этих словах она многозначительно улыбнулась. — по возможностям, но почему возраст определяет главенство?
— Потому что мы вампиры! Если во главе будет стоять слабый, даже намека на порядок не будет. Мы должны бояться, нас нужно контролировать.
— Я так не считаю. Древние все века занимаются одним и тем же, попросту пользуются благами своего положения и привилегиями, держа якобы в страхе молодых вампиров. Никто не любит бояться. Вампир, человек… Чувство страха мешает жить. Не удивительно, что время от времени вспыхивают восстания и мятежи. Это логично! Только никчемные существа не попробуют искоренить свой страх.
— И чтобы предложила ты? Раз ты уже так в «политику» ударилась… — не сдерживая смеха спросила я.
— Вот именно — ПОЛИТИКУ! Посмотри на смертных — президент, министры, депутаты, полиция, армия… Понятно, что сама система давно изжила себя и сгнила изнутри, погрязнув во взятках, воровстве, лжи и т. д. Но она работает. А чем мы хуже? Представь: президент вампир, совет депутатов и министров вампиры, вампиры полицейские, армия подготовленных к войне вампиров… Что-то альтернативное смертной системе власти будет работать. А такими темпами как работаете вы, вам порядка не видать.
Я развела руками. Придраться не к чему, логика в ее словах была, но меня все равно что-то настораживало.
— Дааа… Так было бы немного лучше, но убийства смертных, их обращение и издевательства над девушками… — вспомнив Николя я не заметила как мой голос повысился и зазвенел злобой. — никуда бы не делись. А Штаб пытается хоть немного позаботиться о примитивных. Это вполне нормально.
— А зачем? Мы — хищники, они — еда. Они все равно подохнут. Раньше, позже, какая разница? Кому они нужны…
— А ты святым духом питаешься, так ведь?
— Ну с их скоростью жизни всему вампирскому сообществу не будет ни горячо ни холодно, если 1 000 — 10 000 людишек отойдут в мир иной раньше срока. Натрахаются, родят новых смертных… Мы обеспечены едой на многие века, сестренка. Нет смысла сторожить мешки с кровью.
В два шага я преодолела расстояние разделяющее нас. Это должно быть слуховые галлюцинации… Моя сестра? Моя сестра милое и нежное создание, всегда сочувствующее бездомному котенку и презирающая забой домашнего скота, предлагала вновь вернуть кровавые реки на улицы городов. Подняв ее подбородок я вгляделась в ее миловидное лицо в поиске отголосков моей прежней сестры.
— Ты хочешь сказать, что убивать смертных, просто потому, что их жизнь скоротечна и они наш источник пищи, нормально?
— Алекс, успокойся. Я не агитирую идти и убивать смертных! Я говорю о том, что не стоит так рвать задницы из — за них. Всего лишь мешки с кровью, не достойные бессмертия, обреченные влачить свое жалкое существование. Они все равно подохнут, а так хоть кто-то из наших утолил свою жажду и его смерть была не столь бессмысленной.
Я рассмеялась….
— О детка…
— Что, Алекс? Прочитаешь мне нотацию об угнетенных и тиранах?
— Никаких нотаций, обещаю. Просто удивительно слышать такие речи от тебя. — я улыбнулась. — От той, что сама была рождена примитивной, смертной… Как ты там сказала? Мешок с кровью?
— Да. Именно так я и сказала. И я этого не отрицаю. Была. — она с легкостью согласилась с моим утверждением и так же равнодушно улыбнулась в ответ. — Я покончила со своей человеческой жизнью, и ни разу об этом не пожалела. Это был мой выбор. Мой лучший выбор за все столетия существования. Это дар, Алекс.
— Дар? — я чуть не подавилась остатками виски. — Это гребанное проклятие!!! Из года в год наблюдать как гибнут друзья, родные, любимые, любовники, знакомые… Все. Как рушатся цивилизации, пустеют и исчезают города…
— Это если они смертные. — она бесцеремонно меня перебила, отобрав бутылку и сделав большой глоток. — Все же просто, ты и сама это понимаешь.
— Да даже и вампиры! — я с силой выдернула бутылку из ее рук. Сделав большой глоток я повернулась к ней спиной. — Макс — был вампиром.
Воцарилось молчание. Сжав в руке холодное стекло я раздавила бутылку едва прилагая усилия. Когда кровь заструилась из пальцев и замерла, заставляя организм регенерировать, я повернулась и продолжила.
— Моим другом… Редким, но весьма неплохим любовником… Не то чтобы хорошим, но неплохим человеком… И ко всем этим критериям теперь можно приставлять слово БЫЛ. Его нет! Вот так просто. — казалось я говорю на одном дыхании, позволяя чему-то тяжелому навсегда покинуть мою черную душу. — Дар бессмертия говоришь? Почему оно его не уберегло? ОН МЕРТВ! Вокруг нас миллионы людей, смертных людей, с многими из них нам приходится контактировать, многих нас тянет к ним на физическом уровне, с целью просто потрахаться, многие ищут в них отголоски своей прошлой человеческой жизни. Но мы все равно с ними. Рядом. Живем, дышим, спим, питаемся. А они умирают. Стареют, болеют, умирают! А мы живем дальше наблюдая одну смерть за другой и теряя их навсегда. Все это долбанная иллюзия. У всего есть свой век. Даже мы не вечны…
— Это если их не обращать.
— Что???
— Не смотри на меня как на монстра. Кто сказал, что мы вынужденны из года в год терять близких, друзей, любовников? Вэлл? Управление? Да это смешно! Зачем страдать и убиваться мнимым одиночеством, если можно им подарить бессмертие, сделать равными. И вуаля! Нет никаких смертей и страданий. А случай с Максом один на миллион. Это исключение, а не правило.
— Ты думай, что говоришь. Если каждый вампир будет обращать любого примитива побывавшего в своей постели человечество вымрет. Мы перейдем на поедание крыс.
— Не обязательно каждого. Но с какого такого хрена я должна прощаться с человеком, с которым мне хорошо??? Я могу обратить его в вампира и быть с ним всегда. Потому что это запрещает Управление? Никто не будет диктовать мне условия с кем мне быть и что делать!!!
— Ты ВАМПИР! Ты через неделю, месяц, год потеряешь свой интерес, сменишь его другим, а ему с этим жить почти вечно! Это эгоистично. Мы не однолюбы и не верные спутники жизни, мы меняем партнеров очень быстро и регулярно. Нельзя поступать только так как тебе хочется, ломая чью-то жизнь! Глупо следуя бунтарскому настрою.
— А говорила, что без нотаций. — Ада рассмеялась, отбросив назад волосы. — Не тебе читать мне морали! Сама никого не обращала? Александр был твоим увлечением?
Покачивая бедрами она вышла из гостиной, оставив меня стоять в оцепенении.
Поднявшись на второй этаж, в некогда бывшую моей, комнату, я не забыла прихватить еще одну бутылку виски. Обессиленно опустившись на пол я погрузилась в воспоминания об безвозвратно ушедшем времени, время от времени вливая в себя новую порцию алкоголя.
Моя сестра… Словно уже и не моя сестра… От куда в ней взялась вся эта жестокость? Почему она так презирает смертных? 300 лет… Но ведь она, в отличие от меня была человеком… смертной… Ей были доступны все прелести существования примитивных: жизнь, вкус, доброта, забота, материнство… А я? Я всю свою жизнь провела в погребе… все свое так называемое детство!!! Спасибо мамочке! Тварь! Как же я ее ненавижу!!!
При воспоминании о матери сердце внутри сжалось и глаза наполнились слезами. За что она так со мной? В чем я была виновата? Что должно быть причиной держать своего ребенка в погребе вдали от людских ушей, глаз и света солнца? Такое ли я чудовище каким она меня считала?
Я давно пришла к выводу, что моя мать была больной на голову фанатичкой, бредившей о новой расе существ. Мама… Сделав очередной глоток я улыбнулась, смахивая бегущую слезинку. Природой задумано, что мама самый близкий и любящий человек, отдающий себя без остатка детям, безгранично оберегая свое дитя. Но все это не о моей матери. У Ады было полноценное детство, мать души в ней не чаяла, ей все разрешалось, даже уже когда на свет появилась я.
С 6 месяцев я жила в подвале. Да, именно жила. Мать спускалась ко мне лишь, чтобы накормить и иногда искупать, а после вновь поднималась наверх, возвращаясь к своей жизни, в которой не было места для меня. Она прятала меня ото всех, сообщив всем знакомым о трагической кончине своего ребенка, о трагической кончине меня… Аде категорически запрещалось спускаться ко мне без ее присутствия, а непослушание строго наказывалось жестоким избиением и запугиванием рассказами, что я монстр.
Она всю свою жизнь боялась своего ребенка. Свою плоть и кровь. И как оказалось не напрасно.
Шел год за годом, я росла и как абсолютно любой ребенок тянулась к матери всей душой в надежде на теплое слово, ласку, а получала всегда жесткость, раздражительность, злость и упреки. Я не знала, что я особенная, мне твердили, что я монстр, чудовище, но никогда не говорили почему я такая и почему мама меня такой считает. Я безумно хотела больше времени проводить с матерью. Быть вместе с ней там, куда она ласково за руку уводит мою сестру… Быть с ними… Меня она никогда не брала за руку, никогда не смотрела с такой же теплотой.
Еще совсем маленькой я познала чувство зависти и ненужности. Мои бесконечные попытки подняться наверх, вслед за ними приводили к побоям и угрозам. В меня сыпались самые жестокие слова на свете и летели любые предметы, подвернувшиеся ей под руку.
Я кричала… Сколько я себя помню, я постоянно кричала… громко, безостановочно… Временами в мольбах к матери, временами от боли и бессилия. Но наложенные на погреб руны не позволяли добраться до поверхности звукам и их никто не слышал… Никто не приходил меня утешить, успокоить… Тяжело представить сколько слез я выплакала за 10 лет ада…
Я очень хорошо запомнила чувство голода. Чувство страха, что мамочка больше не придет… Но она приходила снова и снова, приносила что-то из еды и спускала тазик с водой, служивший мне ванной, постоянно подгоняя меня и сторонясь.
Когда мне было 6 лет, мы подружились с Адой. Она впервые ослушалась мать и одна спустилась ко мне с куском черничного пирога. Словно загнанный зверек я пялилась на протянутое угощение прежде чем взять его в руки. Разломав его на две части, одну я тут же отправила в рот, другую протянула сестре.
Тогда я впервые услышала ее смех… Чистый, звенящий добром и любовью… Очень испугавшись я отползла к задней стене в попытке спрятаться от непонятного звука. А Ада не прекращая смеяться притянула меня к себе и обняла… 6 долгих лет потребовалось ребенку, чтобы ощутить тепло и ласку… В тот день она еще долго со мной сидела, то гладя меня по голове, то напевая какую-то мелодию…
К 10 годам все моё развитие базировалось на банальном словарном запасе и полным отсутствием манер. Мать так ни разу и не заговорила со мной, не считая угроз и насмешек… Благодаря Аде, которая начала чаще и чаще спускаться ко мне с украденными свечами я знала хотя бы что-то… Часы проведенные за разговорами с ней и ее рассказами казались мне вечностью… Однажды моё хрупкое сердце не выдержало…
— Почему мама не любит меня? — спросила я с дрожащим подбородком сестру.
— Я не знаю, малышка. Мне, кажется она боится тебя и поэтому боится тебя полюбить…
— Но я же ее люблю!!! — рыдая твердила я. — И тебя люблю! Почему ты меня любишь, а она меня не любит?
— Я тебя тоже очень-очень люблю. И ни капельки не боюсь. Я буду сильно — сильно стараться, чтобы моей любви хватило за двоих. — плача шептала мне сестра.
— Не бросайте меня, пожалуйста. Я хочу быть с вами всегда. С тобой и мамой… Но больше с тобой… Не бросай меня…
— Я тебя никогда не брошу. Никогда.
Спустя пол года, едва Аде исполнилось 17, мы сбежали. Взявшись за руки мы вышли из темного погреба в огромный и необъятный мир, наполненный миллионами цветов и звуков. Я не испытала ни страха ни рассеянности, я пришла в сумасшедший восторг от увиденного. Ада то и дело подталкивала меня вперед, когда я засматривалась на кого- то или что- то и останавливалась. Цветы, люди, звуки, строения, ветер, солнце, небо… Моя душа и сердце переполнялись радостью и трепетом от осознания истинной величины мира. Всего пару минут вне стен заточения мне хватило, чтобы влюбиться в этот бесконечный мир, в эту природу, в каждого прошедшего навстречу человека, в звуки жизни и ветер в своих волосах… Еще тогда я себе пообещала, что не вернусь, что больше никто не отнимет у меня эту красоту.
В тот же день корабль покинул родной берег отделяя нас все дальше и дальше от матери.
Когда мне было почти 17 я узнала о своем ведьмовском даре от случайной знакомой в Париже. Ада говорила, что наша мать, некогда могущественная ведьма поехавшая умом. Но за нами никаких магических способностей не наблюдалось и мы были уверены в своей обычной человеческой сущности. Впрочем, в сестре эти способности так и не проснулись.
К 19 годам я владела рунной магией в совершенстве, включая и самую опасную-боевую, черпая знания от одного учителя к другому и бесконечным изучением книг, рукописей и фолиантов. Мне пророчили могущественность и непревзойдённость все мои наставники, поражаясь с какой легкостью я запоминаю и осваиваю руны, заклинания. Я гордилась собой. Тогда я действительно осознала, что я особенная. Аду не интересовала магия и ее применение. Она продолжала жить человеческой жизнью, в поисках новой и новой подработки, чтобы прокормить нас и оплатить моё обучение, но она всегда повторяла, что очень мной гордится и восхищается. Я же стремилась узнать все больше и больше о магии.
То что случилось спустя 4 года я до сих пор вспоминаю с содроганием. Мне никогда не удастся забыть ужас в глазах сестры и бездыханное окровавленное тело у своих ног… Первая кровь… Первая жертва… Моей матери все таки удалось создать новое существо… Обмануть природу… Явить миру монстра с именем Алексия!
Выпал первый снег и мы с сестрой любовались видом из окна ужиная, только что приготовленным жаркое, когда в дверь постучали, или вернее сказать когда дверь начали ударами почти снимать с петель. Впуская в дом девушку и парня мы никак не могли ожидать, что этот день обернется трагедией для всех…
— Пожалуйста, помогите ему. Он все что у меня есть. — рухнув на колени и стаскивая с себя шапку взмолилась девушка. — Пожалуйста… Пожалуйста…
Переведя немигающий взгляд на пошатывающегося парня я обомлела. Жить ему оставалось не более двух суток.
— Что произошло? — не обнаружив видимых увечий спросила я.
— Несчастный случай… — девчушка всхлипнула, встряхнув копной черных волос. — На лесопилке… Он… Я не знаю… У него в голове кол…
Мы переглянулись с Адой. Пока она поднимала девушку с колен, и усаживала на лавку парня я оправилась от шока.
— Ему не ко мне нужно… — во рту мгновенно пересохло, каждое слово давалось с большим трудом. — Ему к лекарю нужно, врачевателю…
Дом снова сотрясли рыдания.
— Были… Два дня потратили… Все говорят верная смерть, если извлечь кол… И поживет чуток если оставить… — она взглянула на меня синими заплаканными глазами в которых было столько мольбы и решимости, что я дрогнула. — Но ему все хуже и хуже… Спасите его, пожалуйста. У меня никого нет, кроме него… Совсем никого… И ничего нет, чтобы вам отплатить, но я все могу… Я ко всему приучена… Убирать у вас могу до конца всей жизни, еду готовить, дрова рубить могу… Скотину бить… Я все сделаю… Пожалуйста, спасите его…
— Любишь?
— Люблю! Очень люблю! Всем сердцем люблю…
Обведя их взглядом я тоже присела собираясь с мыслями.
— А он — то не любит тебя. Другая в его сердце… — почти шепотом сказала я. — Что же ты в рабство вечное добровольно отдаться готова ради того, кому ты даже не по душе?
— Ну и пусть! — раскрасневшаяся и заплаканная она вскочила, готовая снова упасть на колени, но Ада ее усадила на место. — Ну и пусть не по душе, пусть не люба его сердцу, за то живой будет! Жить будет. Я на все готова лишь бы выжил… Я ведь тоже умру… Не смогу я без него… Не смогу…
По лицу Ады было понятно, что она вот-вот расплачется. Промычав про себя ругательства я встала и направилась к занавеске, отделяющую другую комнату.
— Проходите. Его уложи в центр комнаты, на пол, раздень по пояс, сама выйдешь как, закончишь. Мне нужно подготовиться.
Расположив парня на полу и раздев, Ада помогла зафиксировать его стульями и подушками для устойчивости.
— Выходите. Ждите, я позову как закончим. — они послушно вышли, оставив меня наедине с незнакомцем.
— Как тебя хоть зовут, горе-человек? Говорить хоть еще можешь?
— Степан. — совсем тихо произнес парень.
— Повезло тебе с девушкой, Степан. Такая за тобой и в огонь и в воду. — я принялась измельчать травы, поглядывая на нового знакомого. Крепкий, мускулистый, большие карие глаза, прямой лоб, немного торчащие уши. — Я Алексия.
— Знаю я кто ты. Все о тебе судачат. — сдавленно сказал он. — Сам бы никогда к тебе не пошел. Боюсь я вашу натуру.
— Какую такую вашу натуру? — я рассмеялась, убирая упавшие на лоб волосы.
— Ведьмовскую. К вам придешь, без души уйти можно, или не уйти вовсе.
— Хорош ты, Степан, байки и страшилки всякие слушать. Повеселил ты меня однако.
— Ну так говорят…
— Чего не женишься?
— Спасешь мне жизнь, женюсь. Слово даю — ЖЕНЮСЬ.
— А как жизни ничего не угрожало, что же не женился?
— Дурак потому что.
— Это ты верно подметил. Не бойся. Спасу. Слово даю — СПАСУ. Но если ее обидишь…
— Не обижу. Никогда не обижу.
— А любовь придет, не сомневайся. Она твоя судьба. Ни с кем, кроме нее счастья не познаешь.
— Любви хочется. Любить.
— Любовь она разная: громкая, тихая, быстротечная, вечная, с первого взгляда, или приобретенная. Разная, Степа. У нее любовь к тебе, как горный ручей чистая. И ты полюбишь ее. Посмотришь на нее и увидишь женщину, не сестру, как ты ее сейчас воспринимаешь, а женщину: волнующую, восхитительную, свою женщину…
— Дожить бы.
Закончив измельчать травы я зажгла от пламени свечи другой пучок трав, и приятный аромат поплыл по комнате.
— Это тебя расслабит и уберет твой страх. Пробуй думать о чем-нибудь хорошем и ни в коем случае не дергайся. — дрожащим голосом попросила я. — Я с таким впервые сталкиваюсь. Должна справиться, но только с твоей помощью. Хорошо?
— Хорошо. — прикрывая глаза прошептал парень. — Я тебе доверяю.
Опустившись на колени и взявшись правой рукой за деревянный кол я начертила в воздухе две руны исцеления. Сделав глубокий вдох я едва сдвинула кол ближе к себе, совсем немного, на миллиметр или два, как раздался оглушающий крик.
— Терпи, Стёпа, миленький, терпи. Более двух рун нельзя использовать. Если сниму чувствительность не сработает исцеление. Терпи, родненький. Что же сестра обо мне подумает. Она, знаешь какая у меня жалостливая? — затараторила я, успокаивая скорее себя, чем парня. — Вот у нас есть куры, так она их, Степа, держит из — за яиц, а коров из-за молока. Вот ни одну домашнюю живность не убила сама и никому не разрешает. Если умирает курочка или корова, она ее в лес оттащит и там похоронит. Представляешь? А так мясо, конечно, меняем на всякое ненужное, она кушает, но без удовольствия. Ты понимаешь, что она там сейчас обо мне думает? Что я тебе тут пытки устраиваю. Терпи, родненький, терпи. Ты вон какой сильный.
Собравшись с духом я вновь начертила руны и сдвинула древко к себе на чуть — чуть. Стараясь быстро и точно поймать все нити и расположить там где нужно я принялась заживлять освободившиеся пару миллиметров, дабы не промахнуться и не «вживить» ему кол в затылок, чтобы заживленная рана не обвила кол здоровой плотью срастаясь с ним. Выдохнув я взглянула в лицо парня, который лежал на боку, крепко сцепив зубы.
— Терпи, Степа.
Снова две руны, сместить кол, поймать нити, закрепить нити, выдох. Снова две руны, сместить кол, поймать нити, закрепить нити, выдох. Снова две руны, сместить кол, поймать нити, закрепить нити, выдох….
Я потеряла счет времени, когда все свечи почти уже догорели и языки пламени почти касались подсвечника, все было закончено.
Слишком много сил было израсходовано. Когда у меня оказался в руках окровавленный кол, я готова была рухнуть на пол рядом со Степой. Отложив его в сторону и взяв подготовленные заранее целебные травы я запечатала рану и выдохнув наконец-то стерла все еще витающие в воздухе руны. Обхватив колени руками я вытерла о подол стекающий пот со лба.
Слабость накатывала с ошеломляющей скоростью. Стараясь заглушить нарастающий шум в ушах я схватилась за голову и весь мир казалось вздрогнул, завибрировал, заискрился… Гул нарастал уже в моей голове с новой силой заставив широко раскрыть глаза. Я обвела взглядом комнату, но никаких изменений не было, все было на своих местах, как и минутой ранее. Лишь на своих руках я задержалась взглядом. Мокрые и липкие от крови, они словно принадлежали другому человеку. Что-то внутри меня подталкивало понюхать свои руки, ощутить запах, попробовать на вкус, всего лишь кончиком языка облизать указательный палец… Повинуюсь необъяснимому желанию я поднесла руки к лицу и вдохнула, снова и снова, вдыхая до сих пор не знакомый аромат, такой резкий, такой манящий. Я провела указательным пальцем по нижней губе, оставляя на ней кровавый след, едва коснувшись языком губ мой мир не разлетелся на миллиарды осколков — ОН МОМЕНТАЛЬНО ВЗОРВАЛСЯ.
О, да… Это было восхитительно. Всепоглощающая сила, необъяснимая легкость, божественное блаженство и наслаждение… наслаждение… наслаждение….
Я не заметила как, обратилась. Не заметила изменений: как почернели мои глаза, как вздулись на шее и лице вены, а из ряда белоснежных зубов появились клыки. Казалось прошло не больше пары секунд этой сладкой и пьянящей неги, и я совершенно не двигалась, не вставала с места… А в дверном проеме уже стояла моя сестра с глазами полными бесконечного ужаса и открытым ртом, готовая вот-вот заорать во все горло. Раздался какой-то странный звук, словно уронили что-то тяжелое. В следующее мгновение я уже смотрела на Степана, окровавленного и бездыханного, лежащего у моих ног с неестественно повернутой шеей.
И… я просто сбежала… Не помня себя от страха и отчаяния, я бросила сестру с окровавленным телом, и убежала далеко-далеко… Туда, куда клялась никогда не возвращаться, уничтожая на своем пути людей, семьи, деревни, города… Меня переполняла жажда крови, ее власть надо мной, дарующая такое наслаждение и безграничную силу… Я хотела еще… Снова и снова… Никогда не останавливаться… Еще… Еще…