Глава 1

— Рэд! Рэд! — меня настойчиво тормошила за плечо малышка Илана, — Вставай!

— Чего ты хочешь, несчастье мое? Еще рано, — недовольно пробормотал и повернулся к ней спиной.

— И ничего не рано! Семь утра по корабельному времени! Вставай! Хочу тебя с днем рождения поздравить!

— Чего ты орешь, с каким днем рождения?

— А тебе сегодня четырнадцать лет, — запела она, — Поздравляю, поздравляю!

— Ах да, действительно, солнышко мое. Спасибо, — разлепил глаза, развернулся к ней лицом и подставил щечку, которую она тут же поцеловала. Её мама называла свою дочь иногда «несчастьем», а иногда «солнышком», в зависимости от обстоятельств и настроения, точно так же её называл и я.

Прошло четыре года с того злосчастного дня, когда в одной из дальних систем фронтира, где у моего отца были торговые дела, наш корабль нарвался на пиратов, что вынудило нас ввязаться в бой. Одного врага мы смогли разорвать пополам, но второй нас достал: первая серия его торпед взломала силовой щит, а вторая поразила командную рубку. Мама Иланы погибла мгновенно, а мой отец еще три с половиной часа был жив.

Мы, дети, тоже проживали на корабле. Я учился заочно прямо в грузовике (у меня имеется свой собственный обучающий комплекс, при этом учителем обязательного предмета по физподготовке на общественных началах был зарегистрирован мой папа), а малышке идти в школу еще рано, поэтому мы так и летали всей семьей. Да, а за два дня до трагедии отпраздновали мое десятилетие и, чтобы целых три месяца полета мы не болтались под ногами, взрослые уложили нас в камеры анабиоза.

Отец перед смертью успел отправить грузовик в спонтанный прыжок и оторваться от пиратов, а затем вытащил нас из камер. Когда мы очнулись и увидели его окровавленное лицо, то оба стали реветь навзрыд.

— Не плачьте, — тихо прохрипел он, — Вы дети космонавтов и сами космонавты, вам нельзя плакать.

После этих слов я затих и стал размазывать слезы по щекам, а Илана так и продолжала рыдать.

— Рэд, ну что ты расселся, как маленький? — он посмотрел на меня с укоризной, и кивнул на малышку, — Быстренько оденься и нацепи ей на предплечье мобильную аптечку.

— А теперь слушайте меня внимательно, — сказал он, когда Илана получила успокоительную инъекцию, замолчала, изредка икая, и стала напяливать на себя свой повседневный комбинезончик, — Твоей мамы, солнышко, больше нет. Я скоро уйду следом за ней, а вы останетесь совсем одни.

— Но как же так? — моя душа обрушилась в пятки, — Тебя же можно спасти!

— Нельзя спасти, критические повреждения внутренних органов. Держусь лишь на действиях препаратов аптечки, — сидя на полу он прикрыл глаза и отрицательно покачал головой, — На месте шкафа, где хранились два регенерационных картриджа, сейчас валяется изломанный мусор. И связи с внешним миром нет, поэтому не перебивай, а слушай.

Говорить ему было тяжело, по–моему, на несколько секунд он даже терял сознание.

— Рэд, к сожалению, я физически не смогу, а ты просто не имеешь права ни на управление кораблем, ни на работу с ремонтными дроидами. Поэтому, выполнить восстановительные работы не получится. У нас устаревший и тупой ИскИн, единственное, о чём жалею, что в своё время не установил новый, более продвинутый, тогда в отношении вашей безопасности не было бы никаких проблем. Но допуск на эксплуатацию спасательной капсулы у тебя есть. И еще разведывательными зондами сможешь стрелять и сканерами управлять. Тебе все понятно, сынок?

— Понятно, папа, — я сидел на борту камеры анабиоза рядом с изредка икающей Иланой, крепко обнял ее за плечи и внимательно слушал.

— Не успел я правильно сориентировать корабль в пространстве, и вектор его движения направлен в совершенно неисследованный рукав галактики, — он тяжело вздохнул и продолжил, — Вероятность того, что вам встретится кто‑нибудь из Содружества очень невысокая, зато есть все шансы открыть систему с кислородной, населенной людьми планетой. Сейчас я задал ИскИну программу, при которой по выходу из прыжка процесс торможения будет отключен, и корабль по инерции понесется через различные звездные системы, лишь уклоняясь от захвата силой притяжения других планет. При этом генератор силового противометеоритного щита будет работать на полную мощность. Думаю, реакторного топлива хватит лет на двадцать. Трюм забит пищевыми картриджами, которые нужно было доставить заказчику, но увы… зато, голодать не будете. Правда, воды маловато, всего сорок пять кубов, но регенератор работает, надеюсь, ее тоже хватит. Усвоил?

— Усвоил, папа.

— Рэд, Илана, держитесь друг за друга крепко и не теряйте силы духа. Вы пройдете через десятки, а может через сотни звездных систем, и обязательно найдете пригодную для жизни планету. К сожалению, это не будет высокоразвитая космическая цивилизация, иначе мы бы о ней уже давно знали, поэтому, не теряйте зря времени и учитесь. Грамотный человек приспособится и выживет при любом социальном строе. И не забывайте физическую подготовку, играйте в свои обучающие виртуальные игрушки «Меч и магия», нарабатывайте навыки работы с холодным оружием. Кстати, в спасательной капсуле лежит мой абордажный палаш, два ножа и небольшой топор. Там же в кофре найдешь электромагнитную винтовку с десятью магазинами, по шестьдесят четыре снаряда в каждом, армейский игольник с четырьмя запасными магазинами и импульсный шокер с запасной батареей. Да, кинетическое и электромагнитное оружие постарайтесь дикарям особо не светить.

Каждое слово отцу давалось с трудом, наконец, он замолчал и низко склонил голову.

— Папа! Папа! — громко позвал, — Ты как?

Он встрепенулся и начал подниматься с пола, а я тут же подошел и подставил свое плечо.

— Ничего не бойтесь, дети, и болезней не бойтесь, — тихо прохрипел он, — Помните, что с рождения существующие в ваших организмах фабрики биороботов способны залечить почти любую болячку.

Отец еще немного постоял, и прежде чем направиться в грузовой отсек, поцеловал меня и Илану в макушку.

— Инфопакет о случившемся в эфир я отправил, но это вряд ли чем поможет, надейтесь только на себя, и берегите друг друга, — он говорил шепотом, но мы его слышали, — Сынок, к тебе обращаюсь, беги от безделья и уныния, у вас не должно быть ни одной минуты свободного времени, тогда все будет нормально. Понимаешь меня?

— Понимаю, — кивнул головой, сдерживая рыдание.

— Тогда прощайте.

Когда он отворачивался, я успел заметить на его суровом и измученном лице покатившуюся скупую слезу. Таким он мне и запомнился на всю оставшуюся жизнь.

Мой папа был настоящим воином. На протяжении пятидесяти пяти лет он служил в космических войсках корпорации Медея и вышел в запас в звании старшего сержанта, находясь в должности командира абордажной партии. После положенного пятнадцатилетнего отдыха и курса омоложения встретил мою маму и на службу больше не вернулся. Прожили мы одной семьей десять лет, затем родители разошлись, при этом старшая сестричка захотела остаться с мамой, а я принял решение жить с отцом. А совсем недавно он встретил маму Иланы, и создал новую семью. У нас всё опять наладилось, и было хорошо вплоть до этого злосчастного дня.

— Итак, что у нас в округе творится? Докладывайте рядовая Илана! — затребовал у ранней пташки свежие новости и стал выбираться из постели.

— Докладываю, у нас все хорошо! Сегодня входим в систему «желтого карлика» и будем пробираться через нее девяносто восемь стандартных часов, пройдем рядом с высокой орбитой третьей от светила планеты! — громко отчиталась она.

— Не кричи на ухо. Но желтый карлик, девочка моя, это хорошо, Древние любили заселять именно такие системы, — сказал и направился в душ.

Да, наша наука и история говорит о том, что именно Древние зажигали новые звезды, подправляли орбиты и пространственное месторасположение планет, создавали на них атмосферу, расселяли микроорганизмы, флору и фауну, присматривали, развивали и ухаживали за ней. К сожалению, они нас покинули около двадцати тысяч стандартных циклов назад. Почему и куда ушли, доподлинно неизвестно, зато дали нам жизнь, а после себя оставили прекрасный уголок Вселенной.

Все планеты, пригодные для нормальной жизни, не зависимо от цикличностей вращений вокруг звезды и собственной оси, имеют приблизительно одинаковые размеры, силу тяжести и состав атмосферы. Флора и фауна на разных планетах прошла различное эволюционное состояние, но имеет общие корни. Точно так же, доподлинно известно, что люди, населяющие нашу Галактику, не зависимо от расы, имеют единого общего предка. Именно такая планета и является нашей главной целью.

Сегодня кажется, что эти четыре года, прошедшие после катастрофы, пролетели как один миг. На самом деле прожили мы их довольно тяжело и сложно, особенно первые месяцы. Илана нередко плакала, вспоминая маму, и мне пришлось включить ее в учебный процесс, при этом действуя точно так же, как учил и поступал мой папа по отношению ко мне: не оставляя ни минуты свободного времени на безделье, ненужные мечты и размышления.

После восьмичасового сна мы получали от ИскИна информацию о внешней обстановке в космосе, завтракали и, если ничего интересного не было, то сразу же падали кто в кресло обучающего комплекса, кто в капсулу анабиоза на виртуальный тренинг или же на спортивные снаряды. Таким образом, все время, за исключением одного часа на прием пищи и одного часа на медитацию, было заранее распланировано и заполнено делом. В общем, дурака не валяли.

Обычно общеобразовательную школу народ заканчивает в четырнадцать–пятнадцать лет, при этом дополнительно получая специальность водителя грузовых планетарных гравиплатформ, оператора планетарных и орбитальных систем логистики третьего ранга и оператора ремонтных дроидов второго ранга. Я же весь этот курс изучил еще два года назад и если бы ныне находился на любой планете Содружества, сдал бы тесты и был аттестован без вопросов. А о сдаче нормативов комплекса физо вообще не говорю, меня папа с шести лет натаскивал, так что это есть наименьшая из проблем. Сейчас же изучаю курс управления персоналом, экономику промышленных предприятий и торговлю; не знаю, пригодится оно мне когда‑нибудь или нет?

Это малышка Илана заставила меня так пахать. Да–да, когда она начинала вспоминать маму и плакать, то постарался загрузить ее по самое не могу и, естественно, рядом с ней тоже втянулся. Я и сам еще ребенок, но вынужден был быстро повзрослеть и стать для нее братом, мамой, папой и пугалом огородным в одном флаконе. Правда, последнее время она меня не сильно‑то и боится, иногда даже огрызается, но все равно, слово мое для неё нерушимо.

Таким образом, благодаря всем нашим общим усилиям, Илана за четыре года изучила добрую половину общеобразовательной школьной программы и стала сравнительно хорошей гимнасткой. Да и работу с холодным оружием неплохо освоила. По крайней мере, не только в виртуальном бою на абордажных палашах, но и в реале с тренировочными мечами в руках, держится вполне прилично.

Из метательного оружия мы с ней изучили лук, арбалет, а так же огнестрельное и кинетическое. В виртуале работа с тем же луком у нее получается прекрасно, только боюсь, что в реале она его даже натянуть не сможет. Впрочем, тогда мы еще не знали, пригодятся нам все эти умения или нет.

Как бы там ни было, но найденную у отца контрабандную сурвивалистскую программу выживальщика, программу охотника–практика и бойца рукопашника второго ранга я себе поставил и изучил. Тяжелая получилась наука, особенно третья программа бойца, где в виртуале, прежде чем победить противника, пришлось семнадцать раз умереть.

Долго думал, стоит ли прививать навыки выживать и убивать маленькой девочке, которая за свою жизнь и муху не обидела? И вообще, все что я изучил для жителей Центральных миров это ужас и дикость. Ведь отношение человека к жизни и смерти, как окружающих, так и собственной, меняется кардинально. Но все же, когда ей пошел одиннадцатый год, решился. Так вот, ИскИн сообщил, что если первые две программы на кору головного мозга накладывались по двадцать два раза, и усваивались одиннадцать суток, то при усвоении третьей Илана однажды умерла в реале, то есть, две минуты находилась в состоянии клинической смерти. Однако, аптечка камеры анабиоза сработала как надо и все девятнадцать дней поддерживала ее в нужном физическом и психологическом состоянии.

После того, как выбралась из камеры, Илана совершенно изменилась: на фоне непосредственной детскости частенько стала озвучивать совсем недетские мысли. Именно после этого она перестала бояться моих окриков.

Честно говоря, вначале переживал за ее психику, но все, к счастью, обошлось. Зато теперь абсолютно уверен, что девочка не только не побоится саму себя защитить, но сделает это решительно, жестко и умело. И если придется кого‑нибудь застрелить или зарезать, то сделает это мгновенно и без угрызений совести.

После душа уселся за столик завтракать, Илана кашей и чаем на двоих озаботилась. Вызвав объемную голопроекцию близлежащего космического пространства и полюбовавшись медленно приближающейся звездной системой, позвал ИскИн корабля:

— Стерва!

— Слушаю, господин Дангор–младший.

— Что можно сказать об этой системе?

— В звездных картах и каталогах Содружества не значится. Центральная звезда — желтый карлик класса G-2. В плоскости эклиптики располагаются десять планет, из них четыре внешних газовых гиганта и шесть внутренних, состоящих в основном из силикатов и металлов. Четвертая от светила планета имеет кислородную атмосферу и населена живыми организмами.

— Ура! — закричала Илана.

— Пока еще не ура, — покачал головой, — Чтоб не получилось так, как в прошлом году: внешне красивая планета, но с уничтоженной цивилизацией, высокой радиацией и ползающими мутантами.

Мне вспомнилось, как мы радовались, впервые наткнувшись на живую планету, находящуюся в пределах досягаемости, и как потом огорчились. Но все равно, адреналин сейчас взбудоражил кровь, сердечко забухало быстрее, уж очень хотелось, чтобы наши космические мытарства скорее закончились. Илана тоже сидела, как на иголках.

— По атмосфере, озоновому слою и биосфере четвертой планеты получены дополнительные данные сканера, — через некоторое время опять заговорила Стерва, — Уже сейчас, без дополнительного исследования можно с уверенностью сказать, что ее экологическая обстановка находится на уровне первозданной чистоты.

— Домашинный период. Жаль, — пробормотал свои мысли вслух, — Видно попалась совсем дикая цивилизация.

— Ну и что, если домашинный? — вскинулась Илана, — Лично мы себе устроим приличную жизнь.

— Несчастье мое, никакого особого прогресса нам проводить нельзя. Мы пришельцы, а пришельцам не положено, сама знаешь.

— Ты хочешь сказать, что красивый дом, хорошая мебель и нормальный туалет, это какой‑то особый прогресс, что ли? — Не согласилась раскрасневшаяся Илана.

— Ладно–ладно, согласен, будет тебе ванна с теплой водой, унитаз и карета на рессорах, — махнул рукой, — но все равно, прежде надо осмотреться. Завтра подойдем поближе и запустим торпеды с зондами.

Ну вот, разве я был против этой планеты? Совсем наоборот, только хотелось разобраться во всем основательно, но эти женщины вечно суют нос раньше времени и куда не следует. Помню, насколько отец был прямолинейным, как линкор, но мама одним заковыристым словом могла это направление изменить. Вот и пигалица малая — туда же!

— Стерва, а ты не могла бы завернуть поближе к геостационарной орбите четвертой планеты? — мягко спросил у ИскИна.

— Для изменения вектора движения необходим приказ Хозяина, — ответила безразличная железяка.

— Ты и без меня знаешь, что нет Хозяина, он умер. А я жив и являюсь его прямым наследником! Значит, мои команды законны и имеют приоритет, понятно?!

— Господин Дангор–младший, ИскИну второго класса принятие подобных решений запрещено. Для выполнения вашего приказа прошу предъявить соответствующий идентификатор допуска, приобретенный на основе необходимых знаний соответствующего уровня.

— Нет у меня ни знаний, Стерва, ни допуска. Эх! Так хотелось, чтобы ты лет сто поработала у меня спутником связи. А так смотри, мы корабль покинем, а тебе придется еще лет двадцать бесцельно бороздить просторы космоса, потом закончится реакторное топливо, заглохнет силовой генератор и тебя разорвёт на куски первый попавшийся метеоритный дождь.

К сожалению, мой спич был оставлен без ответа.

На следующий день, глубже войдя в систему и находясь в пределах досягаемости планеты, мы дали старт сначала одной торпеде — носителю зонда, которую вывели на низкую орбиту, а затем, убедившись в наличии на ее поверхности самых обычных людей, запустили еще две. Уже через шестнадцать часов ИскИн выдал вполне приличную карту ее поверхности. Сравнив все ее характеристики с нашей родной планетой Зарина выяснил, что отличаются они между собой не более, чем на пять процентов. Этот факт после бестолковой болтовни со Стервой все же улучшил мое настроение.

Теперь необходимо было определиться с местом будущей нашей жизни. Увеличив разрешение камер зонда, мы стали разыскивать самую монументальную и красивую архитектуру, предполагая, что именно в этих местах должна существовать наиболее развитая и культурная цивилизация. Результат получился ожидаем: наиболее развитой оказалась полоса территории с хорошим климатом и плодородными землями, то есть, субтропики самого большого северного континента.

— Этот! Этот город! — Илана тыкала пальцем в голографическую проекцию, — Смотри, Рэд, какие здесь высокие и красивые дома, с барельефами и памятниками. И площадь с фонтанами!

— Мне тоже нравится.

— Так что, теперь можно кричать ура?

— Можно, — я ухмыльнулся.

— Ура–а–а! — радостно закричала маловатая.

Стартовать с корабля решили завтра в четырнадцать часов ровно. В это время мы будем находиться на самом коротком расстоянии от четвертой планеты. Между тем для более полного сканирования территории, ИскИн предложил изменить вектор направления движения зондов и высоту орбиты. Стерва, она железяка умная, поэтому согласился без вопросов. В результате мы получили для флаера отличные навигационные карты с современной координатной сеткой. Флаера у нас, к сожалению не будет, но морской корабль мы себе обязательно построим, в папином сурвивалистском информационном чипе чертежи самых разных гребных и парусных судов точно есть.

Список вещей, которые нужно было взять с собой, мы составили очень давно, но дело усугублялось тем, что сама по себе спасательная капсула совсем небольшая, и всего, чего нам хочется, поместить невозможно. Кроме палатки, спальников, резиновой лодки, оружия, рыбацких принадлежностей, лазерного резака, компактной электроплиты, посуды, сублимированных продуктов и двух комплектов запасной одежды и обуви, обязательно решили забрать все, что касается связи. А это четыре шарообразных маяка с солнечными батареями, которые могут работать ретрансляторами, два тактических шлема с компьютерами, папин пенал с жучками прослушки, подаренный мне на десятилетие системный браслет с компьютерными очками и оба наших наладонника. Хотелось бы иметь еще пару запасных ПК, чтобы хватило надолго, но родители наладонниками не пользовались, у них были имплантированы биокомпьютеры.

Да, спасательная капсула получилась забитой доверху. Но ничего, мы с Иланой маленькие, поэтому разместимся.

Последнюю ночь на корабле не спали. Во–первых, уж очень хотелось побыстрее убраться из утробы этой полумёртвой железяки, несущейся сквозь время и черное безмолвие в никуда. И, во–вторых, душу и тело тряс мандраж: как‑то оно будет на этой дикой планете, какая жизнь нас ожидает?

 

Глава 2

Бездушный ИскИн произвел шлюзование по всем правилам, будто на корабле ещё кому‑то нужна атмосфера и гравитация, после чего катапультировал нашу спасательную капсулу в космос, не задержав ни на одну секунду. Наблюдая на экране монитора, как быстро из видимого пространства исчезает изображение корабля, долгие годы служившего семейным домом, на душе стало грустно.

Стартовав на просторы космоса, бортовой компьютер на несколько минут включил маршевые двигатели, придав капсуле ускорение и отключился. Теперь сила инерции понесет нас через пустынное пространство к термосфере четвертой планеты, и через двадцать шесть часов мы должны выйти на ее орбиту на высоте двести двадцать километров. Затем, через семнадцать часов и двенадцать витков со снижением, сработают реверсивные сопла двигателя, которые обеспечат процесс торможения, и мы войдем в стратосферу. Отсюда и отправимся на посадку в заданную компьютером точку поверхности самого большого материка.

Капсула в атмосфере перемещается с помощью движителей, работающих на принципе взаимодействия с магнитным полем планеты точно так же, как и любая планетарная грузовая гравиплатформа или легковой гравилет. Здесь нет собственного реактора, поэтому силовая установка работает исключительно за счет блока аккумуляторных батарей, с запасом хода в восемьсот семьдесят километров.

Антигравы и движитель включатся при входе в плотные слои атмосферы и, по данным бортового компьютера, до момента посадки нам нужно преодолеть триста шестьдесят километров. Так что, если по какой‑то причине место нам не понравиться и возникнет необходимость сменить точку дислокации, то у нас в резерве останется еще около четырехсот километров запаса хода.

— Илана, как ты себя чувствуешь? — повернулся к соседнему креслу, где провалившись внутрь огромного взрослого скафандра, хлопала изумрудными глазенками пристегнутая к креслу маловатая.

— Ой, что‑то боязно. Меня аптечка сегодня уже два раза колола.

— Не переживай, Солнышко мое, все будет хорошо, — подбадривал её, между тем, и сам только что получил успокоительную инъекцию, трясло меня от страха не по–детски. Показывать же волнение перед девчонкой посчитал неправильным, поэтому, состояние свое тщательно скрывал.

Видно бессонная ночь дала о себе знать, да и препараты подействовали, но уже через полчаса после старта малышка стала вкусно и заразительно зевать, её ресницы опустились, а из телефонов моего гермошлема послышалось тихое и размеренное сопение. Ну, слава всем богам, уснула. Лететь нам в тесноте, неподвижности и невесомости целых сорок три часа, а затем еще пятьдесят минут до посадки, поэтому, пускай побольше спит и отдыхает.

Мы так спешили убраться с корабля, что в капсулу забрались еще за два часа до старта. Устроил малышку в мамин скафандр, помог подключиться к системе вывода отходов жизнедеятельности, подтянул питьевую трубочку и трубочку приема пищи, затем, одел и замкнул прозрачный гермошлем. Папин скафандр для меня был тоже большим, ноги едва доставали до ботинок. Впрочем, это не важно, ходить здесь негде, и вся капсула забита вещами, чтобы все разместить, пришлось даже убрать два кресла из четырех.

Мне спать не хотелось, и чтобы не мучиться от безделья и хоть чем‑то себя занять, подключил свой ПК к бортовому компьютеру капсулы и открыл файл выживальщика на дикой планете. Папа говорил, что этой информации несколько сотен лет, между тем, актуальности она нисколько не потеряла. Здесь даже были рекомендации по использованию в быту и хозяйстве конструктивных элементов различных спасательных капсул и скафандров.

Так, что они пишут на форуме о моделях скафандров, в которые мы с Иланой одеты? К сожалению, для использования на промышленно отсталых планетах считаются не пригодными совершенно. Псевдокожа, облегающая обнаженное тело космонавта, требует постоянного ухода и принудительного проветривания внутренних пор, но зарядка блоков питания закончится и все, можно выбрасывать. С системой обогрева та же беда, тем более, что она неразборная. Ну, и наружный тканевый набор герметичен и не дышит, применять его в качестве одежды категорически запрещено, зато можно использовать для изготовления чехлов и компактных емкостей для воды. На рисунке даже показано, как обрезать штанину скафандра, один её край запаять, а сверху приделать ручки. Ботинки тоже выбрасывают, а вот гермошлем из бронестекла нет. Носить его, конечно, нельзя, он запотевает, а ты упреваешь, но если снять бандаж, замки и гарнитуру связи, которая нам очень кстати, то можно использовать, как кастрюлю или лабораторную посуду.

Теперь смотрим на корпус спасательной капсулы, куда его в личном хозяйстве можно приспособить? Оказывается некуда, ибо набран он из тугоплавкой металлокерамики. Скажем, лазерным резаком порезать можно, но что потом делать с этими кубиками, на форуме выживальщиков не знали и, дабы не смущать умы дикарей, предлагают утопить в болоте. Только перед этим необходимо вырезать четыре тысячи двести килограмм конструкционного набора из прочной легированной стали, а также снять титановую защиту силовой установки, она весит девятьсот двадцать килограмм. Блоки силовой установки рекомендуют вообще не трогать, они тоже не разборные и имеют систему защиты изготовителей. Может получиться большой ба–бах, поэтому, ну их! Да, жаропрочными соплами и форсунками, различными трубочками и проводами тоже предлагают не брезговать.

Ужасно жаль выбрасывать бортовой компьютер, к сожалению, зарядить его будет нечем. Например, элемент питания ПК тактического шлема можно подзарядить от солнечной батареи наладонника, а компьютерные очки и системный блок–браслет заряжаются от дневного света. Стоп! А ведь можно подключиться к одному из маяков–ретрансляторов, точно!

Почему‑то тот факт, что не придется выбрасывать мощный бортовой компьютер, меня успокоил больше всего, и я перестал нервничать. Тревожные мысли о неизвестном стали уплывать куда‑то далеко, а тихое и мерное сопение малышки воздействовало не хуже снотворного.

— Рэд! Рэд! Да просыпайся ты!

— У–у–у, и чего ты орёшь, несчастье мое?

Видать, это нагловатое маловатое опять меня разбудило раньше времени. Хотел, как обычно, отвернуться от неё к стенке каюты, но почему‑то не получилось. И заднице нехорошо, во что‑то уперся? Ах да, я же в скафандре и мы летим… Летим! Быстро разлепил глаза и посмотрел на монитор. Таймер отсчитал восемнадцать часов с момента старта, а наша планета, которая вчера выглядела, как небольшой шарик, сегодня закрывала едва не весь экран.

— Поела, попила, оправилась? — повернулся к огненно–рыжим лохмам, торчащим за стеклом гермошлема.

— Да! — недовольно ответила она.

— Что‑то случилось?

— А то! Я сижу–сижу, а ты все спишь.

Вот так, что поделаешь, стал развлекать маловатую. Освободил часть монитора, сдвинув изображение планеты, и открыл вчерашний файл. Начал показывать и рассказывать что и как собираюсь делать, пусть девочка знает. Несмотря на ее мелкий вид, лучшей помощницы все равно не найти, да и никуда не денешься, судьба наша связана навеки.

Тяжело ожидать и догонять, как говорил мой папа, но оставшиеся сутки полета все же дотерпели. В околопланетное пространство спасательная капсула вошла строго в соответствии с расчетным временем и сделала двенадцать запланированных витков, при этом, на бортовом компьютере уточнили орбитальные и физические характеристики планеты, которые точно совпали с измерениями сканеров, ныне сгоревших в плотных слоях атмосферы. Например, сутки относительно местного солнца составляли двадцать три часа пятьдесят одну минуту и двадцать две секунды, а их расчетное количество в году было триста восемьдесят четыре целых и две десятых дня. Так что свои ПК мы сразу перепрограммировали под эти данные.

Электронную карту мы тоже разнесли на все информационные носители. Имеющая привычную сетку координат, она с высокой точностью отображала все три материка с детальной географией их поверхности, а так же разбросанные по океанам двенадцать больших, сорок два средних и триста восемнадцать малых островов. Не менее ценной была разработанная ИскИном корабля гидрографическая карта морских течений и воздушных потоков.

Думаю, все это мне обязательно пригодится. Коль стала мечта о путешествиях космических несбыточной, то путешествия морские теперь от меня никуда не денутся.

В стратосферу входили на темной стороне планеты. Сначала послышался гул двигателя и легкая вибрация, при этом, бортовой компьютер выдал информацию о торможении аппарата. Состояние невесомости исчезало плавно, а значит, особых перегрузок быть не должно, но все же тело вдавилось в кресло, а плечи ощутили тяжесть.

— Солнышко мое, как ты себя чувствуешь?

— Ох, терплю, — ответила Илана.

Наконец, мы вошли в плотные слои атмосферы и на высоте одиннадцати тысяч метров на капсуле включились антигравы и планетарный движитель. Теперь стало полегче не только телу, но и на душе. Мы сейчас летели, словно на флаере или гравике, могли даже перейти на управление аппаратом в ручном режиме.

Несмотря на ночное время, скалу у моря и прилегающую территорию, куда мы стремимся, на экране монитора было видно совершенно отчетливо. К счастью, в обозримой округе никакие живые организмы не отсвечивали. Нужно посмотреть, сколько для видеокамеры, прибора ночного видения и тепловизора нужно энергии, может быть, получиться и их забрать и приспособить в деле?

Капсула зависла над поверхностью скального выступа на высоте двадцать метров, как это и предусматривается протоколом спасательной операции.

— Фух! — услышал в наушнике вздох маловатой, при этом обратил внимание, что лично я вообще не дышал.

— Все, Илана, прилетели, — вздохнул и сам, перевел управление полетом на ручной режим и, высмотрев между скалами неглубокую ложбинку, плавно приземлил аппарат.

— Я сама не смогу выбраться, выпускай меня! — услышал нетерпеливый голос.

Мне тоже хотелось покинуть аппарат как можно быстрее, но я все же подшутил:

— Что‑то мне в лом выбираться, может, потерпим до утра, поспим?

— Да ты что, Рэд, как ты можешь?! Нет уж, натерпелась до невозможности, вытаскивай меня!

Хмыкнув себе под нос, расстегнул замки скафандра и с трудом выбрался на свободу, разминая затекшее тело. Еще через пять минут, словно из ракушки вытащил взлохмаченную Илану. Затем, как был нагишом, взял в правую руку игольник и активировал его, а в левую — фонарь и, вскрыв задний люк выбрался наружу.

Камень под босыми ногами был приятно прохладным, и мне было радостно очутиться на земной тверди через три с лишним года космических мытарств. Включил прожектор и осветил близлежащее пространство. Оказалось, что плато, на которое мы приземлились, было спрятано внутри неглубокого ущелья и имело плоскую поверхность, размерами где‑то сто на шестьдесят метров*.

— Дай я! Дай я посмотрю, — осторожно ступая босыми ножками, ко мне тащилась маловатая.

— Да не видно здесь ничего, днем смотреть будем. Ты лучше водяной шланг к теплой воде подключи, а я сейчас вытащу и помою скафандры, затем, сами помоемся.

Переключив фонарь на объемное освещение, поставил его рядом с капсулой, и мы занялись делом. Сначала вытащил из ящика с аварийным комплектом две стойки с инфразвуковыми «пугалами» для животных, они способны отпугнуть любого, самого злобного хищника, затем, оттащив скафандры к обрыву, тщательно их вымыл. Илана тем временем подготовила чистое нижнее белье, расстелила рядом с капсулой упругий коврик и бросила на него оба спальника. Ночь была теплой и звездной, поэтому, палатку решили не ставить.

А потом мы отлично вымылись, оделись и завалились спать, даже ужинать не стали. Перед тем как сомкнуть потяжелевшие веки, в глазах отразились серп маленькой Луны и совсем незнакомые звезды.

На сей раз я проснулся первым, едва посерело рассветное небо. Окинул взглядом ущелье, в котором мы спрятались, и стал выбираться из спальника. Стараясь не греметь (пускай малышка поспит подольше), залез в спасательную капсулу и стал собираться на прогулку. Всю мою одежду и обувку, из которой давно вырос, таскала Илана, я же носил одежду ее мамы. Сейчас одел технический комбез светло–зеленого цвета, который был на меня слегка великоват, особенно в области груди, но на такие мелочи я уже давно не обращал никакого внимания. Ее обувь я тоже носил, и сейчас примерял приличные летние походные ботинки, совершенно новые, и они мне прекрасно подошли.

  * Здесь и далее по тексту система мер и весов будет подана в понятных читателю единицах.

Есть у нас еще два ее комбеза, один оранжевый и один красный, но такие цвета на себя напяливать совсем не хочу, пускай подрастает Илана и если захочет, то будет носить. Два папиных комбеза имеют темно–синий цвет, но на меня они слишком большие.

В оружейном кофре, кроме оружия, лежала разгрузка с множеством карманов, в том числе для четырех шнековых магазинов к электромагнитной винтовке, две наплечных гарнитуры с кобурами под игольник и импульсный шокер и два кожаных ремня, на которых висели по два ножа, один монокристаллический боевой и один небольшой охотничий. Один из ремней, светло–коричневого цвета, принадлежал еще моей маме, это я хорошо помню. Его‑то я только что и взял, потому что папин не совсем подходит, великоват.

С игольником решил не расставаться, поэтому, попытался подогнать наплечную гарнитуру. Честно говоря, не совсем получилось, слишком обвисала, но ничего, нужно подрасти совсем немного, тогда будет как раз впору. Еще из оружия взял с собой винтовку, думаю, сейчас без нее никак. А напоследок захватил подогнанный по своей голове тактический шлем. Активировав его, произвел соединение с моим ПК, подключил целеуказатель винтовки к двадцатикратной видеокамере и проверил работу. Все нормально, можно выдвигаться.

В двадцати метрах от капсулы торчала невысокая скала, на нее‑то я и забрался, и оглянулся вокруг. По данным компьютера мы приземлились на высоте двести восемнадцать метров над уровнем моря. Горная гряда начиналась от океанского побережья и шла на север, она была сравнительно небольшой — девятьсот сорок километров с самым высоким пиком в две тысячи сто метров. От подножья гор и на восток рос густой лес, а за ним, километрах в сорока, стоял тот самый большой город с фонтанами на площади. Что было на западе, не видел, там тоже громоздились только скалы, а вот на юге плескался огромный океан, да–да, он самый большой на этой планете. На его берегу, в девяти километрах от места нашей высадки, за высокими каменными стенами прятался городок, у закрытых ворот которого стояла очередь из телег, запряженных самыми обыкновенными лошадьми. По обе стороны от городка расположились еще два каких‑то небольших поселения, и они небыли ограждены совершенно.

Вдруг восточное небо вспыхнуло ярким светом, и на горизонте показался краешек диска ярко–желтого солнца. Опустив щиток светофильтра, который со стороны оператора был вполне прозрачным и являлся одновременно монитором компьютера и экраном видеокамеры, стал внимательно осматривать окрестности.

Поселения утопали в садах, а расположенные рядом поля были возделаны и на них что‑то росло. У подножья гор между возвышенностями раскинулись просторные луга и на них паслись какие‑то небольшие лохматые животные. Посреди одного из стад заметил две человеческие фигуры, одна высокая, одна маленькая.

Кликнув на функцию приближения изображения, довольно отчетливо рассмотрел белобородого старика с высоким посохом, а рядом с ним парнишку, возрастом как Илана. Кожу имели смуглую, вероятно загоревшую на солнце, но старик был весь седой, а парень темноволосый, такой же, как и я. Черты лица у них были правильными и, мне кажется, точно такими же, как у нас. А это очень важно, так как на форуме выживальщиков было написано, что для нормальной адаптации в среде диких аборигенов желательно ничем от них не отличаться, ни лицом, ни одеждой. А одеты они были в сандалии, серые штаны до колен и белые рубахи, длиной до середины бедра и рукавами до локтей. На головах были одеты какие‑то круглые шапочки.

Наши комбезы мне всегда нравились. Изготовленные из хорошо дышащей ткани, которую разрежет разве что монокристаллический нож, они еще и перфорированы для проветривания тела. Мое нынешнее обмундирование даже пистолетная пуля не пробьет, а шлем развалит только крупнокалиберная. Однако, если выглядеть, как все, то придется переодеваться.

Вдруг слева что‑то мелькнуло, и я резко присел, направив в ту сторону ствол винтовки. Вначале ничего не заметил, но потом метрах в ста, в расщелине между камнями увидел легкое шевеление. Увеличив изображение, наконец, разобрался, что это огромная затаившаяся кошка, и что‑то там она внимательно высматривала. Её шерсть была белого цвета с черными пятнышками, среди камней почти незаметна.

Неожиданно из‑за скалы вышел круторогий зверь, называемый по известной мне классификации горный козел. Он на минуту остановился, высоко поднял голову и стал ею вертеть в разные стороны, затем, двинулся дальше, в сторону расщелины с затаившимся хищником, а следом за ним засеменил целый выводок ему подобных.

Красивая и грациозная кошка метнулась стремительно. Упав на спину вожака и свалив его наземь, она резко взмахнула когтистой лапой. Было видно, как с шеи жертвы полетели кровавые брызги. Но на этом она не остановилась, тут же как‑то боком подпрыгнула и напала на очередного козла, вцепившись пастью в его холку. Остальное стадо, шустро перескакивая с камня на камень, схлынуло куда‑то вниз за скалу, и кошка их больше не преследовала.

И что? Теоретических знаний охотника и виртуальной практики у меня много, а в реальном деле — пробел, так что надо его восполнять. У меня в руках была отличная папина винтовка, производства Леонской оружейной компанией «Ковров». Благодаря встроенным гравитационным пластинкам ее фактический вес в снаряженном состоянии составляет всего два килограмма семьсот грамм, а отдача от выстрела почти не ощущается, так что она даже Илане подойдет. Дистанция её эффективной работы — тысяча метров, а здесь не более ста…

Прижав приклад к плечу, и установив точку целеуказателя на ухе самодовольного хищника, плавно нажал на спусковую клавишу. Винтовка тихо кашлянула, выплюнув десятимиллиметровую свинцовую пулю в медной рубашке, весом в семнадцать с половиной грамм, которая огромную кошку мгновенно опрокинула на камни. Та несколько секунд подергала задними лапами, затем, вытянулась дугой и затихла.

Самое интересное, что подобраться к добыче оказалось затруднительно, везде была отвесная стена, высотой не менее двенадцати метров. Либо с противоположной стороны ущелья нужно было спускаться в долину и к той скале восходить из какого‑то другого места. В голову ничего другого не пришло, как вернуться к спасательной капсуле и в ящике с аварийным комплектом взять ещё одно «пугало» и альпинистский канат. Здесь была стометровая бухта, но я её, естественно, резать не стал.

Привязав его за выступ скалы, я спустился метра на три вниз, но мои ноги, которыми скользил по почти отвесной скале, неожиданно провалились куда‑то вглубь. Оказалось, что завис у хорошо освещенной пещеры, глубиной метров семнадцать и диаметром около шести метров. Став ногами на карниз, я в нее забрался и осмотрел. Она оказалась сухой и совершенно пустой, правда, птичьего помета было немало. Очень интересное место, здесь даже наша капсула поместится запросто, но оставив эту мысль на потом, решил заняться запланированным делом, и уже через пять минут рассматривал добычу.

Кошка оказалась котом, и был он от носа до начала хвоста длиной один метр семьдесят пять сантиметров и плюс метровый хвост. Горный козел тянул килограмм на сорок, а коза была поменьше, килограмм тридцать, но после разделки вес тушек уменьшился наполовину. Должен сказать, что мои виртуальные навыки по свежеванию и разделке никуда не пропали, руки делали работу так, вроде этим делом я занимаюсь давно и постоянно. Однако, должен сказать, что промучился добрых три часа, и тело ныло не слабо, даже несмотря на мою вполне приличную физическую подготовку.

Таскать все это вручную не стал, а опять по канату взобрался на плато и запустил капсулу. Через десять минут все мои трофеи были наверху. Для обработки и очистки кож и шкур в багаже у папы были специальные биологически активные порошковые составы, которыми я и воспользовался. Козьи шкуры посыпал полностью, чтобы убрать и мездру и мех. А вот шкуру кошака снимал с туши вместе с десятисантиметровыми когтями, и его мех оставил, обработав только внутреннюю поверхность шкуры. С его туши лишь выломал два длинных клыка, пускай будут в виде сувенира.

Малышка долго спала и улыбалась во сне, но когда проснулась и увидела добычу, некоторое время обижалась, что все произошло без ее участия, но потом дуться ей надоело, и начала приставать с расспросами. Я стал все обстоятельно рассказывать, при этом кивнув ей на гору мяса:

— Так, маловатая, не валяй дурака, а совмещай приятное с полезным.

Она вдруг опустила голову и исподлобья обижено взглянула своими изумрудными глазищами, затем, подошла и взяла за руку.

— Рэд, не обзывай меня маловатой, а?

Я посмотрел на нее удивленно и вспомнил, что называю ее так все пять лет с момента нашего знакомства, и ведь это ей никогда не нравилось, но ни она, ни ее мама, ни разу мне не сделали замечание.

— Хорошо, мое Солнышко, — наклонился и поцеловал ее в щечку и погладил по голове — Впрочем, никакая ты не маловатая, ты уже девочка большая. Вон, мои комбезы носишь.

— Нет, я ещё не очень большая, но скоро буду, — она вдруг крепко прижалась ко мне и тихо пробормотала, — И это, Рэд, я тебя люблю.

— Илана, я тебя тоже люблю, — ответил ей.

Так мы простояли несколько минут, затем отстранился и сказал:

— Давай‑ка Солнышко, будем работать.

— Ага! — энергично кивнула она и нырнула в капсулу в поисках своего охотничьего ножа.

Козьи тушки она разделывала осторожно, аккуратно, но правильно. Видно, что программу охотника–практика усвоила хорошо. Вырезки козьего мяса получилось двадцать один килограмм, еще забрали семь килограмм ребра и полтора печени, а остальное выбросили в пропасть. В спасательной капсуле была морозильная камера на тридцать литров, но четвертина ребра в нее все‑таки не влезла.

Илана по–хозяйски, как взрослая, вытащила мобильную электроплиту, пятилитровую кастрюлю, на своем ПК открыла кулинарный файл и, впервые в жизни, стала готовить натуральную пищу. Сомневаюсь, что ее мама когда‑нибудь делала что‑либо подобное. Как бы там ни было, но ребрышки сварились нормально, и мы не только их съели но, проявляя дикое бескультурье, сгрызли косточки и облизали пальцы.

Между тем, чревоугодие не остановило мыслительный процесс. И сейчас, отмечая краем сознания отличный вкус натуральной пищи, размышлял о следующем шаге. Безусловно, это должна быть разведка.

Имея в своём распоряжении «жучки–шпионы» можно было бы в темное время суток зарядить их в чьи‑то дома и заняться электронным наблюдением за жизнью людей, сбором и усвоением информации. Мысль неплохая, но в связи с отсутствием обучающего комплекса, запустить программу быстрого изучения чужого языка не представляется возможным, поэтому считаю её малоинформативной и неэффективной.

Вспоминая кадры космической съемки близлежащего крупного города и его окрестностей, где свободно перемещаются толпы народа, напрашивается мысль о легальном выходе. Конечно, вначале можно было бы пойти на контакт с теми же пастухами, но как, и какую информацию можно почерпнуть от старика, который, судя по его внешнему виду, находится на самых нижних ступеньках социальной лестницы.

— Завтра схожу в городок на разведку, — заявил после обеда, удовлетворенно откинувшись спиной на борт капсулы.

— Один, без меня? — удивленно спросила она.

— Ну, да.

— А как же я? Ты хочешь меня здесь бросить?

— Мне кажется, что без тебя я обернусь быстро и без проблем, — пожал плечами, но взглянув в полные горечи и обиды глаза, махнул рукой, — Впрочем, ты уже большая девочка, к тому же боец, пойдем вместе.

 

Глава 3

Утром проснулись за час до рассвета. Оправились, помылись и собрались быстро, тем более, что все необходимое для похода было отложено еще с вечера. На завтрак вскрыли одну самоподогревающуюся банку с кашей, которую запили обычной водой. С одеждой решили ничего не фантазировать, все равно не получится, поэтому одели комбезы и свою обувь, я — вчерашние ботинки, а Илана мои старенькие кроссовки. На головы повязали папины банданы, камуфлированные цветами речного камыша.

Вооружился, как и вчера, не брал только винтовки, а к поясу дополнительно нацепил литровую серебряную флягу, обшитую защитной тканью. Илане к петлям на левое бедро пристегнул охотничий нож в ножнах, а к правому — кобуру с импульсным шокером. Помнится, папа рекомендовал это оружие перед дикарями особо не светить, но сейчас бы он меня не осудил, безопасность дороже. Да, и кусок альпинистского каната пришлось отрезать, чтобы выбраться из пещеры, куда перед убытием упрятал капсулу.

Наблюдая вчера за воротами городка при самой высокой кратности видеокамеры, мы видели разных людей, анализировали их поведение, социальное положение, а так же одежду и обувь. Большинство выглядели так, как и пастухи, но некоторые были одеты в длинные брюки и рубахи или халаты, а обуты в сапоги, при этом абсолютно все носили головные уборы: платки, шапочки и что‑то накрученное на голове. Женщины ходили в платьях, платках и сандалиях, но видели так же верхом на лошадях и двух женщин–воительниц. Были и воины с мечами, копьями и щитами, но обмундирование у них, прямо скажу, неважное, совсем не такое, как в обучающей виртуальной игре «Меч и магия».

Попутно с этим Илана самостоятельно проявила инициативу и для нашего часового пояса определила четкий полдень, после чего мы внесли коррективы во все компьютеры. А ближе к вечеру перебирали некоторые свои вещи. Оказывается, «несчастье мое» втихаря притащила в капсулу оба огромных чемодана, принадлежавших ее маме. А я себе думал, когда летел, отчего это так мало места, что барахло чуть ли не по головам катается.

— Ну и зачем? Зачем тебе это белье, эти платья и туфли на высоком каблуке, а?

— Хи–хи! Вы, мужчины, в этом ничего не понимаете, — захихикала она, перебирая в шкатулке какую‑то бижутерию, — Кстати, все носки, трусы и майки, принадлежавшие твоему папе, я тоже перенесла, вон в пакете лежат.

И что ты ей скажешь?

Как только небо посерело, мы стали потихоньку спускаться в долину. Сначала путь был обрывистым и крутым, на обратном пути нам придется карабкаться натурально. Сойдя от верхнего плато на метров сто пятьдесят вниз, среди камней появились редкие зеленые лужайки, затем, невысокий жесткий кустарник с объеденными листьями, через который шла едва заметная тропа. Путь стал более пологим, а еще метров через триста начали появляться кривые невысокие длиннохвойные деревья, затем, более высокие и стройные. Когда же сошли к подножью горной гряды, то нас встретил настоящий лиственный лес с зеленой травой и редкими цветами. Природа говорила, что прошло несколько недель, как кончилась весна, и в права вступило жаркое лето.

Когда мы вчера размышляли, что с собой взять из ценностей для обмена на местную одежду и обувь, то Илана сунула мне в руки мамину шкатулку, полную разной бижутерии, изготовленной в основном, из серебра, золота и платины, с камнями и без. Были здесь различные цепочки, кулоны, серьги, браслеты, ожерелья, но очень много было перстней и разных колечек. Помнится, ее мама надевала их на большие пальцы сразу по десятку штук, считалось, что это красиво. Их‑то я и набрал, десять серебряных и десять золотых, так как вычитал на форуме выживальщиков, что именно эти металлы у дикарей являются самым ценным платежным средством.

Вообще‑то колечки буду предлагать в последнюю очередь, вначале попытаюсь все нужное обменять на козьи кожи и шкуру этого большого кота, которого в нашей классификации называют лев. Правда, на этой планете он какой‑то неизвестной масти.

Для переноски грузов взяли свои красивые разноцветные рюкзачки, Илане пятилитровый, а себе — десяти. Правда, для того, чтобы особо не выделяться, всю красоту пришлось забрызгать из баллончика зеленой краской. Илана на сие действо смотрела с сожалением, но согласилась, что так надо. Козьи кожи после обработки оказались совсем легкими и спокойно поместились в маленький рюкзак. Шкуру льва пришлось сворачивать и скручивать плотно, но все же в рюкзак затолкали не полностью, половина так и торчала наружу. Однако, несмотря на большой размер, она тоже оказалась не тяжелой, и нести ее было вполне удобно.

Лес был сухой, нигде не встретилось никаких болот, да и живность на глаза не попадалась. Но было слышно, как где‑то что‑то рычало, а в другом месте дико пищало, мы были неплохо вооружены, но все равно, шли настороже. Мне понравилось, что моя малышка ведет себя спокойно и шагает уверенно. Вдруг она остановилась и замерла, приоткрыв рот, а ее ноздри затрепетали.

— О, Рэд! Ты чувствуешь, какие здесь умопомрачительные запахи?! А как дышится…

Мы, дети космоса, привыкшие к регенерированной атмосфере, приземлившись на планету, сразу же ощутили, что вдыхаем совсем другой воздух, но особого значения этому не придали, ведь все так и должно быть. И сейчас Илана была совершенно права, то что мы вдыхали, спустившись с гор, было насыщенным и вкусным.

— Да, Солнышко моё, — согласился с ней, — чувствую.

Первых животных заметили, когда полностью рассвело, это были небольшие коричневые обезьяны. Сначала за нами следовали по веткам две особи, о чем‑то между собой перекрикиваясь, вскоре к ним стали присоединяться ещё и ещё. В конце концов, над нами собрался их целый табун, они орали, визжали, при этом прыгали чуть ли не по головам. Теперь понятно, почему здесь ни троп, ни дорог не видно, какой нормальный человек в здравом уме может выдержать такое крикливое безобразие.

Впервые увидев вживую этих забавных зверушек, Илана чисто по–детски радовалась и хлопала в ладоши. Минут через десять довольное выражение с её лица начало исчезать, и она не выдержала:

— Рэд, я не думала, что это такие мерзкие твари, мало того, что от крика в ушах звенит, так они нам нормально пройти не дают.

— Возьми шокер, переведи на минимальный режим и скинь с десяток наземь, — посоветовал ей.

Она не задумываясь, немедленно выполнила мое пожелание, выхватила импульсный шокер, большим пальцем надавила рычажок мощности вниз и открыла стрельбу. Обезьяны стали валиться наземь, как горох, а после упавшей девятой какая‑то из них завизжала громче всех и они вдруг от нас рванули вглубь леса. Оказывается, эти приматы совсем не глупы.

Вскоре между деревьев посветлело, и мы вышли к частой вырубке, за которой виднелась полоса вымощенной камнем дороги, а ещё дальше — океан. Мы вышли на угол, где дорога сворачивала к юго–западу, а значит, вела к городу. Каменные плиты были хорошо подогнаны, и идти по ним было вполне комфортно.

Вдали уже стали видны стены города, когда неожиданно за спиной раздался стук копыт. Оглянувшись, увидели выезжающую из‑за поворота группу всадников на лошадях, которая быстро нас нагоняла. Все лошади были темных окрасов, за исключением одной белой и одной серой с черными пятнами, скакавших во главе кавалькады.

Средства перемещения дикарей мы с Иланой тоже изучили, и живые лошади ничем не отличались от тех, которые есть в игре «Меч и магия». И сбруя такая же, правда, здесь лука только спереди, а в игрушке — и спереди и сзади. Она изготовлена специально для копейного боя, чтобы при атаке с лошади не снесло. В виртуале на лошадях мы отъездили немало, надо бы попробовать в реале. Впрочем, обязательно попробуем, теперь от этого никуда не денемся.

Почти все всадники были одеты в кожаные доспехи, у шестерых с железными пластинами на груди, а в четверки женщин–воительниц без пластин. На головах тоже были одеты кожаные шлемы, обрамленные металлической полосой по контуру и двумя полосами сверху крест–накрест, а обуты в короткие кожаные сапоги.

Всадник белой лошади был мужчиной постарше, видно, благородного сословия. Он носил короткую бородку, сквозь черноту волос которой пробивалась седина и выглядел более роскошно всех прочих. На нем были одеты штаны из ткани синего цвета, заправленные в красные сапожки с поножами. На его груди поблескивал доспех ламинарной конструкции, едва прикрытый тонким красным халатом из самого натурального шелка. Широкие рукава халата были закатаны а их края зацеплены за крючки, пришитые на плечах, обнажая начищенные до блеска наручи. А на его голове был повязан свернутый широкой полосой белый платок, концы которого развевались за спиной. Когда он подъехал ближе, то заметил торчащий из‑под платка шишак цельнометаллического шлема, а на широком поясе — кинжал и длинный кривой меч с оправленным в навершии красным камнем.

Всадник пятнистой лошади был совсем молодым, наверное, даже моложе меня. Выглядел чуть менее роскошно за счет более простого доспеха, и его штаны были желтого цвета, а халат синего.

— Фу, как безвкусно одеты, — скривила мордашку Илана, — как птица–попугай.

— Видать, мода здесь такая, — проворчал в ответ, взял её за руку и принял вправо, — давай отойдем в сторону.

— Да чего мы должны отходить?! — возмутилась она, — ширины дороги и так достаточно.

— Спровоцируем агрессию, придется убивать.

— Мы идем себе спокойно, чем это спровоцируем?

— Даже своим видом.

Между тем лошади перешли с рыси на шаг, а рядом с нами их вообще придержали. Молодой стал тыкать пальцем мне за спину и что‑то возбужденно говорить. Я понял, что они внимательно рассматривают торчащую из рюкзака шкуру льва, затем, старший что‑то важно у меня спросил.

— Не понимаю вас, — развел руками.

Он ещё что‑то спросил, и я опять отрицательно покачал головой. После этого он громко крикнул и из арьергарда кавалькады на невысокой лошадке поспешил длиннобородый дядька в холщевом халате фиолетового цвета. На его левой щеке был какой‑то шрам, очень похожий на пятиконечную звезду. А еще на шее болталась закрытая пробкой небольшая стеклянная бутылка, и через плечо висела сумка.

Пока старший ему что‑то говорил и указывал на мой рюкзак, я заметил, что окружающие рассматривают нас с неподдельным интересом, но особо внимательно — Илану. Да, оттенком цвета кожи мы выделяемся, по сравнению с аборигенами — совершенно белолицы, особенно Илана. Кстати, от столь пристального внимания девочка стала нервничать, барабаня пальцами рук по ножнам охотничьего ножа и кобуре импульсника.

Длиннобородый дядька слез с лошади, глубоко поклонился старшему, подошел ко мне и начал говорить в вопросительной интонации. Мне стало ясно, что он задает вопросы на разных языках.

— Нет, не понимаю, — опять развел руками.

Тогда он повернулся к старшему, опять поклонился, что‑то сказал и поймал брошенный кожаный мешочек. Из него он высыпал на руку четырнадцать желтых кругляшей и стал их пихать мне, при этом показывая пальцем на торчащее наружу содержимое рюкзака, все время повторяя:

— Зеоло, зеоло!

— Ну, золото, ну и что? — пожал плечами и убрал руку. Из сети я знал, что это денежные знаки, которые называют монетами, и на диких планетах они являются средством платежа.

Изученная мною база знаний по торговле второго ранга даёт лишь основы понимания товарно–денежных отношений, но даже она не предусматривает столь примитивных торговых операций. Но если таковы местные реалии, то нужно хотя бы знать конъюнктуру товарного рынка, а не соглашаться на первое попавшееся предложение.

— Нет, — отрицательно мотнул головой и указал рукой на стены города, — Буду торговать там, в ваших магазинах или бутиках, вот туда и приходи.

Старший при этих словах зло сузил глаза, а по его щекам прокатились желваки. Он повернулся лицом к младшему и что‑то ему пробормотал, но тот неотрывно смотрел на мою Илану. Старший тоже перевел взгляд, после чего выражение его лица совершенно изменилось.

Что‑то странное ощущалось в окружающем пространстве, было очень тихо, лишь лошади пофыркивали. На Илану с выражением огромного удивления уставились буквально все присутствующие. Между тем, моя девочка источала злость и в сторону окружающих исподлобья сверкала своими большими изумрудными глазами.

Не зная здешних реалий, причин подобного внимания понять не мог, поэтому, ощутив в руках боевой нож и рукоять игольника, выступил вперед и спиной отгородил девочку от посторонних взглядов.

— Не теряй самообладания и будь готова к бою, — тихо сказал ей.

— Готова! Импульсник на максимальном режиме, — незамедлительно ответила она.

В это время старший кивнул на меня и что‑то веселое выкрикнул, после чего все присутствующие рассмеялись, выстроились в колону и поскакали дальше.

— Что это было? — спросил у нее.

— Не знаю, — передернула плечами, — уставились на меня во все глаза и молчат.

— Дай‑ка посмотрю на твое лицо, что здесь не так?

Внимательно осматривая ее со всех сторон, ничего необычного не заметил, разве что лицо беленькое и маленькая родинка на правой щеке. В конце концов, вынес вердикт:

— Ладно, скоро лицо загорит, и ничем мы от них отличаться не будем. А сейчас при посторонних голову склони и подымай пореже, пусть на тебя поменьше смотрят, мало ли что не так.

Все же мы обращали на себя внимание, и когда проходили мимо пригородного поселка, и в воротах города и на его улицах. Народ на нас посматривал заинтересованно, некоторые тыкали пальцем, но никто нигде не останавливал. Движение пеших, конных и на повозках, как в город, так и из него, было довольно интенсивно, вчера такого наплыва не наблюдали. Кстати, с каждого всадника и возчика на оплату уборки улиц изымают мелкую монету.

Лишь много позже узнали, что сегодня — восьмерик, то есть, крестьянский выходной. У горожан такого понятия, как единый выходной день не существует, так как если все крестьяне поклоняются богине земледелия Героде, выражая ей почтение в этот день, то воины, разные мастеровые и прочие обыватели почитают семерых других богов, которых празднуют совсем в другие дни докады (восьмидневки).

Мы прошли два квартала и увидели, что наиболее интенсивное движение людей направлено по улице, ведущей к морю и тоже свернули, решив, что нам туда и надо. Одноэтажные домики пригорода были построены из дикого камня, здесь же, архитектура была более прилична, для строительства использовался камень тесаный, но двух и трех этажные дома строились плотно друг другу, и казалось, что это единый длиннющий дом. А еще заметил, что стекла на окнах были редкостью, в основном преобладала слюда. Между прочим, несколько примитивных технологий стекловарения, плавки меди, железа, чугуна и варки стали, в моём ПК есть, однако, это дела далекого будущего.

Через девять кварталов мы вышли к обширной площади под называнием «Рынок», немного позже узнали, что в этом мире так называют центры торговли. Именно здесь расположились самые разные магазины и лавки, торгующие оружием, драгоценностями, посудой, тканями, одеждой, специями, сладостями и прочей всякой всячиной. Ближе к морским воротам продавали мясо, птицу, свежевыловленную и соленую рыбу. А на зданиях улицы, по которой мы шли, над некоторыми дверьми первых этажей были нарисованы ножницы и иглы с ниткой или сапоги с сандалиями. Видно, здесь были портняжные и обувные мастерские.

Народа крутилось самого разного великое множество. Обратил внимание, что роста они были невысокого, на голову ниже, чем привычные моему взгляду люди Галактического Содружества. Позже выяснилось, что за ребенка меня здесь никто не воспринимал, у них совершеннолетие для мужчин наступает в пятнадцать лет, а женщин замуж можно выдавать с двенадцати. Мне же при моих четырнадцати годах, давали не меньше шестнадцати.

Основная масса мужчин были одеты точно так же, как и те вчерашние пастухи. Правда, одни из них были подпоясаны ремнями, на которых носили простые ножи, а вторые — подпоясаны пеньковыми веревками и никакого оружия не имели. Оказалось, что это рабы, у них на левой щеке было выжжено тавро: круги, квадраты, ромбы и звезды, а у рабынь, кстати, тавро выжигали на запястье левой руки.

Женщины одевались тоже по–разному. Богатые, нацепив на себя серебряные и золотые украшения, были одеты в столы (что‑то типа платья), длиной по щиколотки с большим количеством складок. Молодые и стройные подчеркивали талию красиво отделанными поясками, а полные матроны этого не делали. Бедные женщины, как правило, носили простенькую тунику, длиной до средины голени. Нижнее бельё, как я узнал несколько позже, было тоже распространено, но стоило дорого, поэтому, беднота обходилась без него, а в критические дни женщины просто одевали сразу две туники, при этом, нижнюю подворачивали между ногами и подвязывали к поясу.

— Рэд, — толкнула меня локтем Илана, — за нами все время трое воинов идет, из тех, что мы встретили на дороге.

— Почему ты думаешь, что они идут за нами?

— Потому, что они все время зырят нам в спину, я чувствую, — прошептала она сквозь зубы.

То, что она такие вещи действительно чувствует, я нисколько не сомневался. Еще когда они вошли в нашу семью, ее мама говорила о предрасположенности шестилетней Иланы к оперированию пси–энергией. Уже тогда она силой мысли могла катить по столу шарик. Её мама в этом что‑то понимала и постоянно занималась, правда, не только с ней, но и со мной, привив привычку к ежедневной медитации.

Между прочим, очень полезная вещь, но не в плане того, что она помогла развить во мне какие‑то сверхспособности, а как метод медицинского психофизического воздействия на собственный организм. Даже после интенсивных физических упражнений, часовая медитация позволяет значительно восстановить силу тела и бодрость духа, словно после восьмичасового здорового сна. А вот Илана с помощью медитации не только восстанавливается, но и собирает пространственную пси–энергию.

Кроме телекинеза Илана изучала ещё и оперирование энергоинформационным полем но, к сожалению, после смерти мамы с ней заниматься стало некому. Вместе с тем, она прекрасно «слышит» чужие эмоции, а иногда кажется, что она читает мои мысли. Так, когда погибли родители, я долгое время нервничал, часто был взвинчен и, чего там греха таить, иногда едва на стены не кидался. А с учетом того, что единственным живым человеком рядом была только Илана, на неё я и порыкивал, поэтому‑то она меня шугалась, тем более, что прекрасно меня «чувствовала» и «слышала».

Немного позже я взял себя в руки и успокоился, но малышка так и жила настороже, и лишь когда пережила клиническую смерть, изменилась полностью. После этого у нее исчез внутренний страх, она психологически сильно повзрослела и стала ментально намного сильней.

— Пойдем, — взглянув украдкой на преследователей, взял её за руку и потащил в ближайшую портняжную мастерскую.

Здесь спектакль с узревшими Илану и выпавшими в ступор дядькой–портным и тремя девчонками–помощницами повторился.

— Иола, — показав на нее пальцем, тихо прошептала одна из них.

— Да что происходит? — мы с Иланой переглянулись.

— Я чувствую их недоумение и восторг, они меня принимают за кого‑то другого, — сказала она.

— А на дороге что ты чувствовала?

— Удивление и алчность. Чувствовала себя вещью.

Вдруг одна из девчонок подошла к нам и потрогала Илану за руку, затем, развернулась и убежала, а через минуту вернулась в зал с аккуратно раскрашенной статуэткой, изображающей одетую в столу беременную женщину. Самое интересное, что глаза ее были изумрудны, а волосы огненно рыжие. Несколько позже нам стало известно, что это есть богиня–мать, которая наделяет избранных частичкой своей крови и магической силой. Говорят, что у некоторых высокопоставленных вельмож есть жены с зелеными глазами или с рыжими волосами, и лишь у здешнего императора старшая жена наиболее похожа на богиню–мать, а еще такая же жена у наследного принца соседней империи Ахеменида.

В конце концов, дядьку–портного из ступора вывели и на пальцах объяснили, что нам нужно из одежды. Для выполнения нашего заказа пяти золотых колечек, четырех серебряных и двух козьих кож вполне хватало. Однако, выяснив, что такие кожи считались самыми лучшими при пошиве штанов для верховой езды, добавили ему еще одно золотое колечко и заказали по паре себе.

Потом дядька указал на шкуру каменного льва, так его здесь правильно называют, обещал куда‑то меня отвести и помочь продать, при этом посоветовал Илане из мастерской никуда не выходить. Именно так мы интерпретировали его распальцовку.

Затем, портной делал замеры и кроил дорогие шелковые ткани, а девчонки, которые оказались его дочерьми, все как одна подходили к Илане и гладили ей руки. Оказывается богиня–мать для всех женщин самая почитаемая в местном пантеоне богов. Все, кто хочет удачно выйти замуж, ходят в ее храм и трогают у статуи левую руку, а если хотят ребенка, то трогают правую. Такие дела.

Перед тем, как выйти из мастерской, портной предложил мне надеть синий шелковый халат, который на удивление отлично подошел, затем, сняв бандану, на голову повязал полосатый платок. Перепоясавшись ремнем поверх халата, я подошел к зеркалу — отполированной бронзовой пластине и себя не узнал. И не потому, что отражение было слегка смазанным, а потому, что на меня смотрел самый обыкновенный местный абориген из числа далеко не бедных. Мне бы еще местные сапожки обуть…

Нужно сказать, что с хозяином портняжной мастерской нам повезло. Может быть по доброте душевной, но больше всего, что из‑за Иланы, он нам сильно помог. Вначале мы зашли к его соседу–обувщику, который снял с меня мерки, затем, мерки с ног Иланы, при этом глядя на наши ботинки и кроссовки, качал головой и цокал языком, видно, сильно удивлялся иноземной работе. Мы заказали по паре мягких сапожек и по паре сандалий, посчитали, что больше не надо, так как растем мы быстро.

Следующим местом, куда он меня привел, почему‑то были ряды оружейников, где он у своего знакомого торговца развесил шкуру горного льва прямо на стену его магазина. Оказалось, что это есть, во–первых редкая, а во–вторых статусная вещь, которую вправе носить на своих плечах только высшая военная аристократия.

Потенциальные покупатели нашлись быстро, и торг разгорелся серьезный но, как это ни странно, досталась она одному из воинов, которые за нами следили. Оружейник выторговал двадцать четыре больших золотых монеты и жменю серебра, из них двадцать золотых тут же вручил мне. Подбросив в руке тяжелый мешочек, ощутил искреннее удовлетворение, все же мой деловой подход в первой торговой операция принес свои плоды, этот благородный жмот надуть меня не сумел, и раскошелился, как надо. Немного позже я узнал, что империя исповедует не просто жесткую, а жестокую налоговую политику, все поступающие товары фиксируются и обкладываются десятинным налогом. Так что мой посредник заработал только два золотых, но как жизнь показала, эта сумма тоже, весьма внушительная.

После продажи шкуры меня пригласили внутрь магазина, где удалось ознакомиться с образцами местной оружейной промышленности. Были здесь копья, дротики, ножи, стоимостью в один солд (большая серебряная монета), короткие мечи за один зеол (большая золотая монета), прямые и кривые мечи, длиной клинка от семидесяти до ста миллиметров, и по цене от трех до двенадцати зеолов.

Мне понравился только один меч, он был явно откован из куска метеоритного железа (уж папа меня в этом деле просветил), так и стоил он немало — тридцать пять зеолов. Правда, его даже мой обычный охотничий нож мог построгать, как морковку.

Луки были небольшие, такие, как я видел у женщин–воительниц, длиной около метра, зато арбалеты с деревянными и костяными плечами — большие, тяжелые и неуклюжие. Из защиты видел обитые железной полосой щиты и несколько видов доспехов: с прикрепленными на кожаной основе железными пластинами, по цене от пяти до десяти золотых зеолов и ламинарные — за тридцать. Нужно сказать, что ни бригантин, ни кольчужных, ни лямеллярных доспехов я здесь не видел, вероятней всего, о них еще никто ничего не знает.

Выполнения заказов пришлось ожидать два дня. Благодаря доброму расположению мастера–портного, нас поселила у себя на втором этаже его соседка–вдова, не бесплатно, правда, но оно того стоило: постель была чистая, под чердаком летний душ (вода в емкости нагревалась от дневной жары) и необычное, но очень вкусное питание. Мы старались никуда не выходить и сидели дома, так как Илана чувствовала по отношению к нам нездоровое внимание, источник которого находился где‑то на площади.

Перспектив в данном городе мы для себя не видели. Оказалось, что для жителей этого мира моя девочка является весьма «одиозной» представительницей женского пола, которую в покое не оставят, а здесь о нас слишком многие узнали, поэтому решили уходить. Вопрос маскировки для нас проблемой не являлся, Илана говорит, что в чемоданах ее мамы есть не только разноцветные наборы накладных ногтей, но и разноцветные контактные линзы, не говоря уже о капсулах с красителями для волос.

Конечно, как ни старайся, а шила в мешке не утаишь, и если буду слабаком, то девочка моя станет вещью, и я её потеряю. Чтобы этого не допустить, в этом мире нужно стать значимым и могущественным, значит, перед собой надо поставить именно такую цель.

Илана после обеда прямо одетой прилегла ко мне на кровать, крепко обняла и вздремнула, а я гладил ее по рыжей головке и размышлял о будущей жизни. Как‑то в кругу друзей папа говорил, а мне не специально получилось подслушать, что некоторых мужчин на рыжих от природы девчонок не тянет, а ему так совсем наоборот. Что значит, тянет на девчонку или не тянет, лично я недопонимаю, но какой у Иланы цвет волос мне абсолютно все равно: рыжий, белый, черный или фиолетовый, главное, что она моя девочка, моя! Та, которую обязан оберегать и за которую должен нести ответственность в память о наших погибших родителях. Вот так, всяким жаждущим и алчным здесь ничего не обломится, порву и урою.

Вдруг в дверь тихонько постучали, и раздался голос хозяйки:

— Рэд, Рэд.

Взяв в правую руку игольник, а в левую нож, встал в стороне от двери, отодвинул задвижку и кончиком лезвия слегка ее толкнул. Однако, никто чужой ломиться не стал, рядом с хозяйкой стоял дядька портной и, кивая рукой, приглашал идти с ним. Он что‑то говорил, показывал себе на язык и махал рукой, вроде как писал. Точно так же я ему вчера объяснял, что нам нужен учитель.

Разбудив Илану и потребовав, чтобы она заперлась, быстро собрался, и мы спустились вниз, откуда направились на рыночную площадь. Сегодня народу здесь было значительно меньше, поэтому, особо толкаться не пришлось. Дядька привел меня к рабским клеткам, где в одной из них, к своему большому удивлению, увидел вчерашнего неудавшегося переводчика, длиннобородого дядьку с пятиконечной звездой на щеке.

Немного позже о его бывшем хозяине мне довелось узнать много интересного, но в данном случае цезарх (правитель территории типа баронства, но феодом не являющейся) возвращался из столицы домой, следуя транзитом через этот город. Он почему‑то обозлился на своего ученого–раба Фагора, сильно избил и заявив, что сын его уже стал взрослым и более не нуждается в учителе, решил продать.

Вот так я и купил для нас с Иланой учителя, о чем, честно говоря, ни разу не пожалел.

 

Глава 4

Из ворот города мы выехали верхом. За рыбными рядами стояли конюшни лошадников, где мы и приобрели двух доброго нрава мышастых меринов–трехлеток, уплатив по шесть зеолов за каждого. Младший сын сапожника, где мы шили обувь, кстати, оказавшийся племянником дядьки–портного, в лошадях понятие имел и охарактеризовал наши покупки, как хороших и выносливых скакунов, правда, не из самых лучших. А учителю Фагору досталась его же старая кобылка, которую продали вместе с ним, и которую мы вернули за сущие гроши, всего за два солда. Между тем, как новая сбруя для вех трех лошадей нам обошлась в пять солдов.

Илана говорит, что уже третий день чужое внимание к нам не ослабевает, поэтому, в дорогу мы решили одеть свои комбезы — более прочной брони в этом мире еще не существует. Заправив штанины в короткие мягкие сапожки и повязав платки, мы накинули верхнюю одежду. Я одел тот же тонкий шелковый халат, а Илана — паллу, это кусок мягкой ткани, который набрасывают на плечо и оборачивают вокруг талии. Таким образом, мы выглядели, как местные богатые горожане, путешествующие с прислугой, а будь у меня на поясе меч, можно было бы принять за воина.

Наши переметные сумки, пошитые из плотной парусины, выглядели, как надувные шары. Кроме обуви, шелкового белья в виде рейтузов, длиной чуть ли не до колен и нательных безрукавных рубах, а так же прочей различной одежды, учитель Фагор накупил на рынке соли, специй, каких‑то овощей и мешочек пшеничной муки. Сейчас он ехал между нами, указывал на окружающие вещи и называл их, а мы хором повторяли. А когда проехали пригород и приблизились к повороту дороги, Илана повторять вдруг перестала и, помолчав минутку, сказала:

— Рэд, нас преследуют трое.

Повернув голову и взглянув за плечо, увидел трех всадников, миновавших пригород и скачущих метрах в четырехстах следом за нами. Мне кажется, что такой бег лошади называется рысь. Расстояние было еще приличным, а дорога тем временем сворачивала за холм и скрывала нас и от преследователей, и от посторонних глаз. Участок пути между холмами был совершенно пустынен, что было нам на руку. Однако, вероятней всего, преследователи выследили нас и выпустили вперёд, спланировав свои неблаговидные действия именно на участке, скрытом от посторонних глаз.

Три дня назад мы именно на этом месте вышли из лесу, поэтому, здесь с дороги и свернули.

— Если мы их не интересуем, то они проскачут мимо, так? — спросил Илану, но она промолчала, — Но если они свернут с дороги и последуют за нами, то мы их встретим, и здесь уложим.

При этих словах девочка утвердительно кивнула головой, вытащила шоковый импульсник и включила максимальный режим его применения. К деревьям мы не дошли еще метров пять, как раздался стук подкованных копыт и преследователи показались из‑за холма. Мы развернулись лицом к дороге и стали наблюдать за происходящим. Один из них повернул голову налево и заметил нас. Крикнув что‑то своим спутникам и указав в нашу сторону, ловко завернул лошадь с дороги, а остальные последовали за ним.

Увидев преследователей, показавших свою разбойничью сущность, старик стал похож на свою понурую, несчастную кобылку, и на него было жалко смотреть. Мне и ранее было известно, что наследственные рабы существа безвольные, но не до такой же степени! Еще пять минут назад он радовался жизни, а сейчас опустил плечи, обреченно склонил голову и, уставившись в землю пустыми глазами, начал что‑то тихо шептать.

Разбойник, скакавший первым, снял с луки седла свернутый колечком аркан, поднял его над головой и принял вправо, значит, его цель Илана. Это был тот самый воин, который торговался за шкуру горного льва. Двоих других я тоже признал, как наших соглядатаев. Они выхватили кривые мечи, которые здесь называются «сабля», и смотрели прямо на нас, значит, шли по наши со стариком души.

— Илана, ты нормально? — у меня самого был внутренний мандраж, потому и спросил. Даже при встрече с ними на дороге был гораздо спокойнее, наверное потому, что тогда они просто ехали мимо, а сейчас целенаправленно хотят взять нашу свободу и жизнь.

— Да, — коротко ответила она. И действительно, моя маленькая девочка внешне держалась решительно.

— Тогда твой с арканом, просто убей его, — сказал ей, а сам направил игольник на приближающихся вооруженных саблями разбойников.

Один из них вырвался вперёд, приоткрыл рот и оскалил зубы, он смотрел на меня, а второй скакал в направлении Фагора. Подняв сабли вверх, они привстали в стременах, — для меня как раз то, что надо, мишени получились большие и удобные. Расстояние быстро сокращалось, осталось тридцать метров, двадцать пять, двадцать, пора! Направил ствол пистолета в грудь переднему и нажал на спусковой крючок, затем, поймал в прицел второго. Два механических щелчка игольника раздались друг за другом, слившись с треском электрического разряда импульсного шокера.

Краем глаза заметил, что помощь Илане оказывать не надо, у ее противника только что остановилось сердце, и он уткнулся носом в шею своей лошади. Мои противники, выронив сабли, тоже умерли мгновенно. Они еще сидели в седлах, но специальные двухмиллиметровые иглы способные прошить двадцать четыре миллиметра стальной брони, покинув ствол со скоростью девятьсот девяносто метров в секунду и попав в мягкие ткани тела, взрывались, превратив область проникновения в десятисантиметровый клубок фарша.

Лошади продолжали бежать, но перешли на рысь, обошли нас веером и у стены леса разошлись в стороны, инерцией поворота свалив своих седоков наземь. Лично у меня тело было возбуждено, а руки стали слегка подрагивать, а моя маленькая девочка сидела на лошади, казалось бы внешне спокойно, при этом угрюмо уставилась на труп своего врага.

— Илана, ты молодец, — сказал ей, но она даже не шелохнулась.

— Илана! — сказал громче, и она вздрогнула, подняла голову вверх и удивленно оглянулась вокруг, словно впервые увидела мир, — Илана! Нужно лошадь поймать, сможешь?

— А? Что? Ага! — она кивнула головой, удивленно взглянула на шокер и сунула его в кобуру, потянула за уздечку и тронула лошадь, — Но!

Мой отец, когда видел мою неадекватность, тоже немедленно озадачивал каким‑нибудь делом, но чаще всего говорил: «Упал, отжался!», после чего начинал считать, иногда до двадцати, иногда до сорока. Но, должен сказать, мера была действенная. Да, строгим был мой папа, зато справедливым и добрым.

— Фагор! — громко окликнул старика.

Тот все еще безропотно ожидал смерти. От окрика он втянул голову в плечи, и с недоумением в глазах огляделся, а я ему показал рукой на другую отбежавшую лошадь. Сам тоже не стал бездельничать, дал шенкелей мерину и поскакал за отбежавшей дальше всех. Наездник из меня был еще тот, но выработанные в виртуальной игрушке рефлексы помогли здорово, казалось, что когда‑то давно приходилось и обихаживать лошадь, и ею управлять, а сейчас только восстанавливаю подзабытые навыки.

Несмотря на то, что Фагор по отношению к своей жизни, как и все рабы, был натуральный пофигист но, коль боги даруют жизнь, к безопасности и маленьким радостям относился небезразлично. И вообще, он оказался весьма неглупым и практичным человеком. Подобрав выпавшие сабли я, было, хотел просто обыскать трупы и бросить их здесь, но Фагор стал тыкать в них пальцем и что‑то убедительно говорить, кивая на дорогу, затем стал указывать на лошадь и рукой на лес. В общем, мы его послушались и, общими усилиями закинув трупы на круп лошадей, переместились в подлесок, спрятавшись от случайных прохожих, а здесь уже спокойно привязали их к седлу, чтобы не свалились и отправились в сторону гор.

То, что приматы совсем не глупы, мы увидели и на этот раз. Двое разведчиков–обезьян приблизились к нам лишь метров на двадцать, затем дико закричали, и шустро перескакивая с ветки на ветку, рванули обратно, видать почувствовали смерть. На том месте, где мы подстрелили девять наглых обезьян, кое–где валялись обрывки шкурок, а костей так и не заметили, так что на протяжении всего пути нас больше никто не беспокоил.

Перед выходом на горную тропу спешились, отвязали трупы и сбросили их наземь, после чего Фагор проявил инициативу и стал быстро их раздевать.

— Илана, — сказал девочке, демонстративно отвернувшейся от созерцания такого непотребного действа, — ты посматривай по сторонам, а я помогу старику.

На ее недоуменный и удивленный взгляд ответил:

— Так надо. Нельзя чтобы трупы кто‑то идентифицировал, а так дикие звери сожрут и все. Да и экзамен этот… мне тоже надо пройти.

Вдвоем мы закончили быстро, Фагор даже грязное исподнее белье снимал. Поначалу я отнесся к этому брезгливо, но потом подумал, что оставшийся без вещей старик, хочет иметь запасной комплект подштанников, ну и пусть имеет, в капсуле есть очистительная камера, так что с санитарным состоянием одежды никаких проблем нет.

Оказывается, не все так просто. Как позже выяснилось, раб сам по себе есть вещь, только говорящая, не имеющая прав абсолютно ни на какое личное имущество, и за три тысячелетия существующего порядка, это понимание заложено у них в глубоком подсознании. Лишь хозяин в меру своей гуманности или выгоды содержит, одевает, кормит, лечит и поощряет свою рабочую скотину.

Хороший и нужный в хозяйстве раб может быть поощрен более хорошей одеждой и лучшей пищей, отдельной комнаткой для жилья и рабыней для пользования, а то и двумя одновременно. При этом, половые отношения между рабами без ведома хозяина обязательно караются незамедлительной смертью. Правда, дети рабов своим родителям тоже не принадлежат, через год после рождения выжившие передаются в хозяйский интернат, где в течение семи лет должны окрепнуть, а после этого им ставили клеймо и отдавали в учение тому или иному специалисту–рабу. Точно так же когда‑то в науку попал и малолетний Фагор, его любознательность и неглупые глаза заприметил когда‑то старый раб–учитель. А теперь и сам он стал учителем, подготовив двух помощников, которые сейчас вполне его могут заменить.

В зависимости от возраста и физического состояния, рабы–крестьяне на рынке стоят от четырех серебряных солда за голову (половина золотого зеола) до двух зеолов, тогда как ученые и специалисты–мастеровые — от десяти до двадцати зеолов, даже дороже, чем красивые девочки–рабыни, предназначенные исключительно для утех. Лично мне наш учитель обошелся всего за четыре золотых монеты, видно, оценили его так по причине старости.

Мой вопрос о восстаниях рабов он не понял, так как рабы не умеют держать оружие в руках. Древний закон суров: рука раба, дотронувшаяся до оружия, должна быть отрублена, но так как безрукий раб никому не нужен, то следующий взмах топора отделяет голову.

Цирки и гладиаторские бои в этом мире тоже существуют, и Фагор о них знает, на императорской арене у него даже есть знакомый раб–лекарь. Только выступают там не рабы, а свободные профессиональные гладиаторы, а кроме них пробуют свои силы и некоторые обедневшие аристократы. А еще все дуэли вне стен цирка императором запрещены. Такие зрелища очень популярны, на них приходят толпы простых людей и вся знать, здесь делаются серьезные денежные ставки на одного или другого гладиатора или дуэлянта. А чего? Ни головидения, ни галасети не существует, а порции зрелищ народу нужно подавать регулярно, вот и веселятся под стоны умирающих, запах дерьма и пролитой крови.

Интересно отношение к военнопленным. Человек, державший в руках меч, в рабы не годится совершенно и, если по приказу командующего армией либо самого императора их не порубили сразу же после боя, что бывает крайне редко, то каждому из них дают возможность выкупиться. На воина того или иного сословия даже такса существует.

Воины, которых некому выкупить, могут сами продаться арендодателю земли на десять лет в кабалу и пахать землю полусвободным арендатором. Большинство пленных воинского сословия переходить в сословие мужицкое и брать в руки соху брезгуют, поэтому соглашаются на участие в гладиаторских боях в цирках империи. По их результатам финалисту десяти боев вручается десять зеолов призовых, а так же грамота префекта (главы администрации города) об освобождении из плена, с которой он может остаться жить здесь или возвращаться в свою страну.

А еще есть категория пленных, которые выкупиться не могут, но и в цирке драться не желают. Таких ждет пятилетняя каторга на каменоломнях и рудниках, в компании с прочими преступниками. За пять лет изнурительной работы выжить там очень непросто, но многие питают надежду на побег и их это устраивает.

Конечно, узнали мы это много позже, а сейчас, когда Фагор обыскивал и раздевал трупы, то кошельки и прочие вещи аккуратно сложил в узел и положил мне под ноги, но расстегнув оружейные пояса, так и оставил их лежать, ему в голову не могло прийти дотронуться рукой даже к ножнам.

Проверять притороченные к седлам врагов тюки и сумки, я не стал, решил заняться этим позже, чтобы лишнее время возле трупов не задерживаться. Их так и оставили лежать внизу, как поняли из мимики и распальцовки Фагора, умерших и погибших здесь либо сжигают, либо хоронят в море, все зависит от бога, которому верует община. А вот трупы врага можно бросить на съедение диким зверям, это будет считаться высшей и самой желанной жертвой божеству, которому ты веруешь.

Чтобы как‑то взбодрить угрюмую Илану, я выхватил из ножен трофейный клинок, поднял вверх и, дурачась, воскликнул похвалу единственной богине, о которой знал:

— Эти жертвы посвящаю тебе, богиня–мать Иола!

В это время в лесу громко закричала и захлопала крыльями какая‑то птица, видать, я ее испугал. Илана заметно улыбнулась, а Фагор проводив глазами улетевшую птицу, посмотрел на меня каким‑то странным взглядом, в котором было и недоумение, и уважение одновременно.

— Тронулись, — сказал я, и инстинктивно сделал посыл лошади, даже не задумываясь, откуда во мне взялся этот самый инстинкт.

Между тем виртуальная и реальная практика конных прогулок, это две большие разницы. Несмотря на хорошую физическую подготовку, неплохую гимнастическую гибкость и растяжку мышц, седалищная группа к седлу была непривычной и слегка побаливала. Но, ничего, привыкнем.

Внимательно посматривая по сторонам, мы поднялись к длиннохвойным деревьям, и спешились. Здесь пришлось идти, удерживая лошадей в поводу. Тропа за объеденным дикими козами кустарником уходила вправо, и мы через ущелье попали на луг, куда прошлый раз так стремились попасть дикие козы.

— Илана, вы остаетесь здесь, расседлывайте лошадей, и оберегайте их от зверья, а я за транспортом.

— Угу, — тихо буркнула она.

— Илана! Ну‑ка взбодрись, иначе я тебя сейчас укушу!

— Что сделаешь? — угрюмое выражение на лице исчезло, и на меня взглянули широко распахнутые удивленные глаза.

— Натурально покусаю.

— Но ты же меня никогда раньше не кусал?! — в ее глазах появилось недоумение.

— Все в жизни когда‑нибудь делается в первый раз. Вот и думаю сейчас, надо бы тебя укусить за ухо и попробовать, это вкусно или нет?

— Чего? — ее недоумение сменилось улыбкой, затем, она рассмеялась, — Иди ты! Я поняла, что ты шутишь!

— Вот! Такая Илана мне больше нравится, — улыбнулся ей и полез на скалы к спасательной капсуле.

Когда Фагор увидел наше приземляющееся средство передвижения, он вначале впал в ступор, а затем, натурально свалился и обнял землю, уткнувшись в нее лбом. Нам с Иланой стоило больших трудов прекратить его уничижающее поведение, пока я на него не наорал. О! Такое мое обращение он понял сразу, после чего начал в капсулу грузить все вещи, правда, когда забрался внутрь, то втянул голову в плечи, и сидел тихо как мышь в детском фильме.

На пути возможного перехода хищников на луг, где мы оставили пастись лошадей, я выставил четыре «пугала». Теперь появилась уверенность, что ни хищники сюда не забредут, ни лошади не уйдут. А еще слили космический безвкусный реагент, под названием чистая вода и закачали из горного ручья полную емкость отличной воды, под названием свежая настоящая. После этого уже со спокойной совестью отправился на то самое плато, на которое приземлились впервые на этой планете.

В этот день мы еще успели пересмотреть все наши трофеи. Здесь были три сабли; три боевых и три небольших столовых ножа; три чехла с дротиками (по четыре штуки в каждом), которые носили на ремне через плечо и три доспеха с наручами и поножами. Фагор разобрал доспехи на пластины, а кожи выбросил, при этом увидев, как я своим охотничьим ножом строгаю это железо, с поклоном попросил его у меня и на всех пластинах накарябал какие‑то метки. Я так понял, что он маскировал их происхождение.

Если бы все это нам пришлось покупать у оружейников, то пришлось бы выложить минимум сорок пять зеолов, зато продать тем же оружейникам, Фагор говорит, можно где‑то за тридцать, не дороже.

Да, немалым интересным вещам он научился за свою жизнь. Кстати, потом он даже клейма на лошадях изменил.

На дороге напали на нас одни из самых доверенных людей экзарха, десятник и два бойца. Они служили в его охранной трилате, насчитывающей три десятка воинов, во главе с офицером — билоном. Эти сведения мы тоже узнали несколько позже, когда научились кое‑как изъясняться. Так вот, в кошельке у десятника насчитали пять зеолов, три зула (монета вполовину зеола), двенадцать солдов серебра, разными монетами, и горсть меди. В обоих кошельках рядовых воинов нашлось всего девять солдов и много россо (медные монеты), которых я и не считал.

Все эти ценности несомненно важны, но не менее важно то, что ко мне вернулась шкура горного льва. Поставив перед собой определенную цель, продавать ее больше не буду, она мне и самому пригодиться. А сам цезарх, видно, поспешил домой, оставив деньги на ее покупку доверенному человеку, а так же добавил достаточное количество людей, для решения скользкого вопроса. Только теперь исчезли без следа и люди, и деньги.

К вечеру все сильно устали, мы с Иланой даже не физически, а чисто психологически. О Фагоре не говорю, он сегодня один раз простился с жизнью, а потом был тяжело шокирован повторно, но уже в культурном плане. Однако, старикан оказался любознательным живчиком, и все эти удары судьбы выдержал с достоинством.

И вот, на следующий день, наконец, начались учебные будни. Конечно, был бы в нашем распоряжении обучающий комплекс, то весь процесс изучения незнакомого языка можно было бы завершить за двое суток. Это с учетом усвоения грамматики и письма.

Написать такую обучающую программу для выпускника общеобразовательного школьного курса любой планеты Содружества не составляет никакого труда. Тем более, что у меня есть когда‑то передранная из сети заготовка на пятьдесят пять тысяч наименований предметов, двести явлений и семьсот двадцать действий, с разбивкой слов по категориям, определяемым морфологическими и синтаксическими признаками.

Усердно занимаясь два дня хоровым повторением, зацепился глазами за шлем компьютерного симулятора. Он не дает полного погружения в виртуальную реальность, как обучающий комплекс, камера анабиоза или регкапсула, но как игрушка неплох. Тогда‑то я и посадил рядом с собой Фагора, открыл на мониторе компьютера заготовку программы для изучения незнакомых языков и начали перевод всех наименований, действий и их склонений.

Были там такие картинки, о которых он понятия не имел, например флаер или стеклянное зеркало, и было их очень много. Предметы развитой цивилизации мы вообще убрали, а зеркало обозвали так же, как и его бронзовый аналог. И наоборот, тысячу сто слов местной цивилизации пришлось добавить.

Старик выразительно говорил слово, а мы его повторяли и, когда оно соответствовало произношению, оставляли в базе данных компьютера. Затем, по очереди надевали шлем виртуального симулятора, и раз за разом прогоняли эту информацию через мозги, постоянно увеличивая скорость ее восприятия. Таким образом, мы прозанимались шестнадцать дней, и если уже через докаду нашим успехам старик был удивлен, услышав что‑то типа «моя твоя понимай», то к концу второй, нашим разговорным языком, умением писать, читать и считать, он был поражен. А в отношении Иланы вообще заявил, что она разговаривает слишком правильно, даже лучше, чем он. Лично я этому не удивляюсь, с ее‑то ментальными способностями.

На этом наши языковые познания не закончились. Как выяснилось, Фагор хорошо знал язык ахемени, на котором разговаривал народ соседней империи, а так же язык восточного народа хинди. С ними мы повторили аналогичную процедуру, правда, затратили на каждый всего по одной докаде. Не скажу, что изучили их хорошо, но считаю, что приемлемо, по крайней мере, бегло разговаривать могли.

Фагор не умел готовить вообще, этим вопросом у нас озаботилась Илана и, нужно сказать, у нее получалось неплохо. Зато знал он об устройстве этого мира очень много, мне кажется, обычный раб столько знать не может. Впрочем, занимаясь всю жизнь деловой перепиской своего хозяина, его сопровождением в поездках, а так же обучением детей, ничего в этом удивительного нет.

Итак, планета, на которой нам отныне предстоит жить, называется Леда, что в переводе с полузабытого древнепарсийского языка значит грунт или земля. Страна нашего нынешнего обитания называется Парсия, и является одной из трех самых могущественных империй этого мира. Её юг и юго–запад омывается водами двух океанов, на северо–западе граничит с двумя царствами, Стартой и Лагоном. Они являются буферными территориями между Парсией и часто оспаривающей первенство империей Ахеменида, с которой все же имеется общая граница по хребту Карийских гор.

Северные земли империи граничат с тиранией Хардлинг и двумя внутренними морями, связанными между собой проливом. Дальше, от Северного моря до Южного океана, через весь материк шла высокая горная гряда, которая в пределах территории Парсии имела немало изломов и вполне проходимых перевалов, ведущих в бескрайние степи кочевников и восточные царства. Именно там, на дальнем востоке держала под контролем весь регион третья могущественная империя с тысячелетней историей — Хиндан.

Огромные территории, не менее трети континента, покрытые могучими лесами, реками и озерами, были мало изучены и для сильных мира сего из‑за сурового климата непривлекательны. Те первооткрыватели–купцы там побывавшие, встречали кое–где в глубинах лесов небольшие племена дикарей, которые объединяют разбросанные по чаще родовые поселения из крытых камышом полуземлянок. И еще говорят, что зимой там выпадает пушистый лед, а чтобы не умереть от холода, люди одеваются в звериные шкуры.

Это все, что известно об этом мире. Правда то, что планета имеет форму шара*, а божественный пантеон находится на Грамине (местная луна), ни в кого не вызывало никакого сомнения, но то, что это не весь мир, а всего лишь один из континентов — никому не ведомо. Мы же с Иланой об известном нам факте распространяться не собираемся.

  * О шарообразной форме Земли знали еще 2600 лет назад, о чем можно прочесть в трудах древнегреческих ученых Пифагора, Аристотеля и Эратосфена. С развитием Христианства эти знания стали невыгодны проповедникам тогдашней идеологии (считай религии), а первоисточники многих научных трудов были сожжены или упрятаны в архивах Ватикана.

Формой правления империи Парсия являлась наследственная монархия, при которой верховная власть принадлежала исключительно императору. В государстве никто кроме него правом наследования властных полномочий не обладал. Кроме того, ее территориальное деление было чисто военно–административным.

Девятнадцать округов — экзархий, были разделены на десять–двенадцать областей — эпархий, в которые в свою очередь входило от двадцати до двадцати четырех районов — цезархий. При этом экзархи, эпархи и цезархи назначались из числа представителей высшей аристократии и исключительно императором на срок в двенадцать лет, но его волей могли быть сняты с должности в любое время. Правда, кадровая политика за тысячелетия существования империи дворцовой бюрократией была отработана досконально, случаи подбора нерадивых должностных лиц случались крайне редко.

Подразделения профессиональной армии содержались в каждой цезархии. Так цезарх был командиром цезии, подразделения, в состав которого входило три викарии по тридцать пехотинцев в каждом и одна конная трилата на тридцать всадников. По указу императора и призыву экзарха они объединяются под рукой эпарха и вливаются в экзию — одну из девятнадцати армий, личный состав каждой из которых насчитывает около тридцати двух тысяч бойцов.

Таким образом, объединенная армия Парсии насчитывает шестьсот тысяч профессиональных воинов, а с учетом резервистов–отставников она может выставить в три раза больше. Да, колоссальная нагрузка на бюджет государства, но здесь ничего не поделаешь, приблизительно такую же армию содержит заклятый сосед, империя Ахеменида.

Высшие должностные лица, назначенные императором, на подведомственных территориях имеют не только серьезные обязанности, за халатное отношение к которым можно запросто лишиться головы, но и самые обширные права. Так, гражданскую администрацию в городах, поселках и селах назначают именно они.

В их состав входит префект — глава городской или поселковой администрации и три его помощника, ведающие разными хозяйственными вопросами, вплоть до ассенизации и чистоты на улицах, дальше идет комит — казначей префектуры и вигилы — начальник полиции и полицейские офицеры. Городские квартальные и сельские старшины с помощниками комита утверждаются по представлению префекта.

Отношение к сбору налогов обстояло в высшей степени серьезно. Десятина в казну изымалась из любой деятельности, даже с публичных домов и абсолютно со всех субъектов, даже с экзарха. За сокрытие доходов виновнику безжалостно рубили обе руки, а имущество полностью отбиралось в казну, не оставляя родственникам ни медяка.

При этом довольно серьезно поощрялась система доносов. Так, сэксот (доносчик) получал четвертину изъятых у нарушителя ценностей, мог даже претендовать на его имение. Однако, если обвинение оказывалось ложным, то его тащили на лобное место города и безжалостно били кнутами, иногда до смерти.

За сложившиеся в течение трех тысяч лет общественные отношения на материке укоренились определенные нормы и законы не только светские, но и духовные. Во всех трех империях, двадцати трех царствах, а так же в тридцати восьми горных вольных кланах и девяти островных республиках, порабощение свободного считается огромным грехом. Существует поверье, что боги любого из пантеонов этого мира за сие наказывают очень строго. А бог–отец Портал прямо говорит, что любое деяние вначале нужно примерить на себя, ибо поработивший свободного порабощен будет, либо он, либо его потомки.

Меня, конечно, поработить не пытались, лишь только убить. Это Илану вначале ожидало рабство без клейма в золотой клетке, а затем одиночество и создание невыносимой окружающей обстановки и, наконец, замужество за высокопоставленного вельможу, ибо даже цезарху такая жена не по статусу. Так что коль мне выпала судьба попасть в этот мир, то придется неукоснительно соблюдать все его разумные законы, отвечать на вызовы судьбы и кинутый камень, иначе меня не поймет даже собственный раб. А ведь папа говорил, что отдавать нужно абсолютно все долги, и кинутый камень тоже.

— А скажи, Фагор, ты хорошо знаешь дворец цезарха?

— Да, господин.

— И расположение комнат, где что находится, тоже знаешь?

— Конечно, мой господин, ведь я там жил с самого детства, — неожиданно в его глазах появился блеск, но тут же спрятался, — И где кабинет и спальня хозяина знаю, и где комнаты его сына, и пяти дочерей и трех жен, и где кабинет комита–казначея знаю. Все знаю, господин!

 

Глава 5

К счастью, за истекший месяц потери энергии аккумуляторов нашей спасательной капсулы от освещения салона, работы бортового компьютера и периодического включения морозильной камеры, были совершенно незначительны. Уровень зарядки приходилось всячески беречь, так как при оптимальных нагрузках силовой установки остаток запаса хода капсулы составляет всего пятьсот восемь километров. То есть, очень скоро высокотехнологичное изделие развитой космической цивилизации превратится в железо обыкновенное.

Между тем, ночной перелет вдоль горной гряды к административному центру цезархии Немея, на расстояние восемьдесят два километра от места нашей дислокации, посчитал оправданным. Во–первых, нужно было устранить причину наших будущих неприятностей, а о том что они грядут, наслушавшись Фагора, я нисколько не сомневался. И, во–вторых, хотелось изучить культуру аборигенов, их быт и взаимоотношения.

Подгадав безлунное ночное время, мы прибыли на место за каких‑то десять минут. Двухэтажный дворец местного цезарха имел П–образную форму и прятался за двухметровым забором, расположившись в окружении цветочных клумб и большого фруктового сада. Кстати, стены этого города были совсем невысоки, метра четыре, не больше.

Фагор говорит, что в империи хорошо укреплены только пограничные и приморские города, а многие крупные и мелкие, расположенные на центральных территориях вообще не ограждены. За последние полторы тысячи лет там не ступала сандалия ни одного вражеского солдата.

Все четырнадцать папиных «жучков–шпионов», рассчитанных на тридцать шесть тысяч часов работы каждый, после проверки оказались совершенно новыми и полностью пригодными к использованию. Но запустить получилось всего семь, по количеству открытых и полуоткрытых окон дворца — пять на втором этаже, и два на первом. Единственное помещение, куда хотелось проникнуть, но не удалось, это кабинет казначея.

Активировав и выставив «жучки», мы удалились на десять километров в горы и спрятались среди скал. Первое время наш учитель Фагор с огромным вниманием, удивлением и пиететом наблюдал за голопроекциями происходящего во дворце. Нет, не за действом, подноготную которого он знает и без нас, а чисто за его объемным изображением, когда одну или две из семи голопроекций можно было приблизить и увеличить, а остальные уменьшить и отодвинуть. Его интерес продлился часа два подряд, затем он заскучал и с тоской стал поглядывать на шлем компьютерного симулятора.

— Бери, — кивнул головой, после чего старик с благолепием взглянув на меня помолодевшими глазами, подтащил его к себе и водрузил на голову.

Несмотря на древне–дикарское происхождение и рабское положение, работе с компьютером он обучился быстро, и сейчас все свободное время либо бродил в дебрях бесчисленной информации закачанной базы данных, либо что‑то изучал.

— Великая Иола, — шептал он перед сном, — искренне благодарю, что на старости лет позволила мне, ничтожнейшему, но и счастливейшему из рабов, приблизится к тайнам мирозданья. Они грандиозны и моим скудным умом непостижимы.

Оторвать его от этих занятий было невозможно, разве что крикнуть. Правда, быстрее всего он реагировал на тихое слово и ментальный посыл Иланы, у которой стали развиваться пси–способности с невероятной быстротой. Наверное, дубина шоковой терапии в создавшейся стрессовой ситуации нашего бытия треснула по голове не только мне, но и ей досталось здорово.

Расправиться с цезархом мы не спешили, организовать его ликвидацию не составляло никакой сложности. Просто, хотелось глубже вникнуть в повседневные взаимоотношения различных членов общества, в котором нам предстояло жить, их культуру и быт. Высокопоставленная семья аристократа для этих целей подходила идеально.

К сожалению, ничему хорошему мы здесь не научились. Правила культурного поведения и местного этикета нам преподавал Фагор, ничего в них сложного нет. Вот только в отношении конкретного семейства ни о какой культуре говорить не приходится. Да, за обеденным столом они сидят правильно, при приёме пищи пользуются столовыми приборами (ложкой, ножом и трезубой вилкой), громко не чавкают и не разговаривают. И это все. Зато потом между собой общаются как‑то напряженно и на повышенных тонах, а старшая жена цезарха частенько язвит своему муженьку, а то и покрикивает.

— Господин, госпожа, а это Холана, — показывая пальцем, комментировал Фагор, — третья дочь нашего эпарха и мать единственного наследника цезарха. С тех пор, как родила мальчика, вертит хозяином, как хочет. А злая какая, ух!

Изначально наш учитель боялся сказать лишнее слово, сказывалась рабская сущность, зато приказы исполняет беспрекословно и точно. Вот и приказал ему быть искренним и откровенным, после чего тот стал более разговорчивым. Впрочем, о нравах этой семейки, а так же о том, кто из них есть кто, мы узнали в первый же день наблюдений.

К счастью, моя девочка стала вкусно зевать, забралась в кресло с ногами, подтянула их под себя, свернулась калачиком и сладко уснула. Большинство разыгравшихся здесь «нелицеприятных» и развратных сцен остались для неё за кадром.

Так вот, Холана была женщиной совсем не старой и выглядела лет на тридцать, но её портила большая, как ведра обвисшая грудь, слегка выпуклый живот и сальные бедра. Просыпаясь, она позвонила в колокольчик, после чего в комнату вошел мальчишка–раб, который поднёс ей судно для оправки естественных надобностей. Сделав свои дела, та села на кровать, а мальчишка стал на четвереньки, нырнул лицом ей между ног, вылизывая все там самым тщательным образом. Через некоторое время она откинулась спиной на кровать, начала стонать и извиваться, как змея. Продолжалось это не меньше пятнадцати минут но, наконец, она вздрогнула и выгнулась дугой, словно к её телу подключили клеммы энергетического реактора.

— Пшё–ёл, — сказала тихо, хрипло и расслаблено, с ленцой взмахнув кистью руки, и раб подхватился с колен, забрал судно и скрылся за дверью.

О том, откуда берутся дети, как это происходит и почему, в Содружестве знает любой ребёнок с довольно раннего возраста, а те из них, которые дорвались к общей галасети, могли видеть и не такое. Вообще‑то, в центральных мирах на законодательном уровне существует норма, при которой детям разрешено пользование ПК со специально встроенным фильтром, блокирующим все недетские сайты галасети. За исполнением этой нормы полиция следила строго, а за её нарушение родителям или опекунам грозил солидный штраф.

В нашем доме–корабле лично мне никто ничего и никогда не запрещал, а если случайно нужную мне информацию спамили порнопираты, то за разъяснениями некоторых непонятностей всегда обращался к отцу. К моему счастью, в ответ не слышал слов: Ты ещё маленький, тебе рано это знать, закрой глаза и спрячь голову в песок. Наоборот, тщательно подбирая слова, он разъяснял мне многие вещи, при этом ни грубо, ни вульгарно никогда не выражался.

Когда я учился, то последним предметом общеобразовательной программы шел курс «Культура половых отношений». Честно говоря, многое в нем не понял, возможно потому, что закончил школу раньше срока, не в четырнадцать–пятнадцать лет, как все, а в двенадцать, когда моя половая зрелость ещё не наступила. Ко всему прочему, отца уже рядом не было, и подсказать ответы на неясные вопросы было некому.

Илана тоже потеряла маму в неполные семь лет, а после этого кто и что ей мог объяснять? А ведь она сейчас входит в тот самый любознательный возраст, когда дети начинают задавать взрослым неудобные вопросы, пытаясь докопаться до истины. И что мне ей отвечать? Ведь в условиях домашинной цивилизации, ни о культуре половых отношений, а тем более о безопасном сексе даже речи не идет. Мало того, насколько мне известно из учебного курса, эти отношения сейчас вообще интимными не являются, в семьях местных дикарей взрослые занимаются сексом на глазах своих детей, даже самых маленьких.

Впрочем, из того же изученного мною курса известно, что и во многих развитых цивилизациях, но в большинстве своем на планетах фронтира, сексуальные отношения носят весьма и весьма свободный характер. Там возраст сексуального согласия* наступает в двенадцать–тринадцать лет.

  * Планета Земля. Возраст сексуального согласия — в Йемене и Саудовской Аравии — 9 лет; в Мексике и Филиппинах — 12 лет; в Аргентине, Испании, Японии — 13 лет; в Австралии, Бразилии, Ватикане, Германии — 14 лет; в Греции, Чехии, Швеции — 15 лет; в России, Украине, Канаде — 16 лет; в Гватемале, Турции — 18; в Тунисе — 20. В древнем Риме брачный возраст для девушек — 12 лет, для юношей -14.

Так что не завяжу я моей девочке глаза и не заставлю прятать голову в песок. Она только физиологически ребёнок, а по понятиям толерантного общества центральных миров Содружества — подготовленный убийца с высокими пси–способностями. Пускай не сегодня, но завтра–послезавтра, она сама всё постигнет и во всём разберётся, но будет это уже не так, как мне бы хотелось, и не так, как учил меня мой папа. Поэтому‑то, отвечать на вопросы в меру знаний и понимания процессов, всё равно придется.

А в это время зашевелились и в другой спальне. Обнаженная младшая жена, стройная девушка лет двадцати, склонилась к паху супруга, взяла в рот его вялый член и стала вначале облизывать, а затем сосать, заглатывая глубоко в рот. Между тем мужчина громко задышал и тоже не остался безучастным, он перевернулся, широко раздвинул ей ноги и подмял под себя. Под его ритмичные движения она вскрикивала всё громче и громче.

— Ой! А я знаю, что они делают, — вдруг услышал голос проснувшейся Иланы.

— Что?

— Ты не знаешь?! — она посмотрела на меня, как на дебила, — Детей они делают, вот что! Моя мама точно так же кричала, когда спала с твоим папой, а я услышала, заплакала и прибежала. И мама сказала, что ей совсем не больно, а еще сказала, что взрослые так делают деток. Вот!

— Да знаю я все, знаю, — потрепал её по кудрям, — Но всё равно, это взрослые игры. Папа говорил, что детям ничего подобного делать нельзя, будет неприятно и очень больно, особенно девочкам. Был даже случай, когда девочка вот так заигралась со старшими мальчиками, у неё что‑то там внутри нарушилось и пришлось в регкапсулу положить.

— А я знаю, когда мы станем взрослыми, — отвернув мордашку от голопроекции, она посмотрела куда‑то верх, при этом что‑то прикидывая.

— Когда?

— В тринадцать лет, когда из писи первая кровь пойдет. У меня через два года, а у тебя пойдет вот–вот.

— Ерунда все это, кровь — у девочек, а у мальчиков кое‑что другое, такая белая сметанка.

— Сметанка? А она вкусная? — заинтересованно спросила она.

— Откуда я знаю, — пожал плечами.

— Даш попробовать?

— Посмотрим, — пробормотал я, — только учти, ни в тринадцать, ни в четырнадцать лет человек ещё никакой не взрослый.

— Ну как же, — возразила она, — тебе уже четырнадцать, а тебя и на рынке, и везде все считают совершеннолетним, ведут дела. Так Фагор говорит.

— Потому что думают, будто мне шестнадцать лет, а совершеннолетие для мужчин здесь в пятнадцать. Только ты никому обо мне не проболтайся, пусть так и думают, ясно?

— Ясно–ясно! Только Фагор говорит, что многих девочек в двенадцать уже замуж отдают…

— Забудь! — оглянувшись на старика и увидев, что тот напялил на голову шлем симулятора и находится в нирване, опять развернулся к Илане и твердо заявил, — Еще лет пять ни о каком замужестве и речи быть не может!

— И ладно, — она беспечно махнула рукой, а в её глазах сверкнула весёлая искорка, — И зачем мне замужество, если муж у меня уже есть.

— Это кто же такой? — спросил чисто на автомате, между тем, зная ответ наперед.

— Как кто? — она с недоумением широко распахнула свои пушистые ресницы, — Ты!

— Ну–ну, — буркнул и непроизвольно дернул головой, при этом опять стал двигать голопроекции, бездумно наблюдая за жизнью дворца.

Старшая жена так и лежала поперек кровати, широко раскинув ноги и руки, младшая уже одевалась и собиралась уходить, при этом хозяин дворца сидел на кровати, уперев руки в бедра, и о чем‑то размышлял.

Тем временем на кухне жизнь шла своим чередом. Молодой раб растопил печь и наносил воды, после чего сначала с одной из помощниц поварихи уединился за ширмой, затем с другой. Их пыхтение было слышно даже сквозь потрескивание дров. Затем на кухню заглянул какой‑то воин, который за что‑то обозлился на раба, треснул подзатыльник и прогнал за дверь. После этого кивнув расплывшейся от жира поварихе, стал расстегивать штаны и направился за ширму, опять пыхтеть. Но это было еще до того, как проснулась Илана, а сейчас там все были заняты работой.

В других контролируемых помещениях — кабинете хозяина, еще одной спальне и столовой было пусто, зато проснулся тот самый молодой воин, сын и наследник цезарха. Он потянулся к какой‑то верёвке, свисающей с потолка, и стал её усердно дергать, при этом в невидимую из видеокамеры дверь кто‑то заглянул и сказал:

— Сейчас все будет исполнено, господин.

Буквально через минуту на кухне появился ещё один молодой раб, который забрав со стола приготовленный поднос с бокалом и маленьким кувшином, направился на выход.

— Рэд, ты обратил внимание?! — толкнула меня Илана.

— На что?

— Он плюнул в бокал, ты видел?!

Несколько позже прокрутил повторно запись и увидел, как молодой раб свершил сие деяние быстро и незаметно. Для меня это было удивительно, так как потомственный раб учудить подобное никак не мог. Правда, Фагор потом подтвердил, что никакой он не потомственный, его ребенком привезли работорговцы с какого‑то острова, и со свежим клеймом на щеке продали в дом цезарха.

— Рэд, смотри, это что же такое?! Разве мальчик мальчику может делать ребенка? Фу, гадость какая.

Да, в комнате молодого господина творилось полнейшее непотребство. Тот выпил бокал какого‑то напитка и снял из себя трусы, а плевавший раб не задавая никаких вопросов тоже освободился от штанов, стал раком и уперся локтями в табурет. Затем, молодой господин склонился и окунул свой возбудившийся член в маленький кувшин с маслянистой жидкостью, после чего пристроился к заднице раба.

— Действительно, гадость, — с отвращением согласился, — Как‑то увидел таких в сети и показал папе, а он при этом сильно ругался и обзывал их «голубыми педерастами». Папа тогда говорил, что для воспроизводства себе подобных и для удовлетворения полового влечения, Великий Творец Космоса создал самца и самку, и это касается не только людей, но и всех без исключения животных. А противоестественные отношения не допускает ни на одной планете, ни одна тварь, за исключением таких вот отдельных человекообразных. Кстати, моя мама педерастов тоже ненавидела, она считала, что мужчина должен быть мужчиной, а женщина — женщиной. Тьфу!

— Рэд, — дернула меня за рукав Илана, — раба в этом винить не надо, ты же сам говорил, что он есть обычный бессловесный скот.

Уж не знаю, что из этих наблюдений вынесла маленькая девочка, треть жизни прожившая в бездне космоса, но лично у меня на душе остался неприятный осадок. Совсем не такими разнузданными, пошлыми и циничными виделись мне отношения в доме воспитанного потомственного аристократа. Например, с детства зная воинский этикет, сформировавшийся в армейской среде за тысячелетия, больше чем уверен, что офицер не имеет права раздавать подчиненным зуботычины, а эпоха и уровень цивилизации здесь ни при чём. Между тем цезарх вызвал в кабинет одного из сержантов, вдруг обозлился на него, выскочил из‑за стола и ударил кулаком в лицо. М–да, мой папа, сержант ВКС, такого обращения к себе никогда бы не стерпел.

Оказывается, в течение трёх последних докад подразделения цезии находились на армейских сборах, устроенных эпархом. Кто‑то из солдат внутреннего гарнизона что‑то натворил, о чем доложили вернувшемуся домой цезарху, вот он и разошелся.

Как бы там ни было, но самой симпатичной в этом доме мне показалась младшая жена хозяина. И не только внешне, но и вела она себя культурней и более всех сдержанней, к рабам относилась ровно и без крика. Фагор говорит, что она младшая дочь правителя соседней цезархии и, видно получила совсем другое воспитание, чем укоренившееся в этой семье. Данный факт радует, значит не все в этой империи такие идиоты, каким является глава этого дома.

В общем, по результатам всех наблюдений могу сказать одно — разочарован, поэтому не видел смысла в нашем дальнейшем здесь пребывании, ничему нужному мы больше не научимся. Решил ночью ликвидировать цезарха и убраться, пора было спускаться с гор и двигать к центру цивилизации. Однако, подслушанный вечером разговор, непосредственно касающийся нас, заставил план несколько изменить, а проведение операции ускорить.

В рабочем кабинете друг напротив друга расположились хозяин дома и его сын–наследник и вели малоинтересный мне разговор. Вдруг в дверь постучались, вошел раб, низко поклонился и доложил:

— Господин, прибыл викарий Сатар, просит принять.

— О! Давай! — сказал хозяин кабинета, при этом переглянулся с заметно взволнованным сыном.

Это меня тоже заинтересовало, поэтому все шесть голопроекций отодвинул в сторону, а изображение кабинета приблизил и увеличил. В дверь вошел сравнительно высокий воин со шрамом на подбородке. Судя по приличному пластинчатому доспеху и мягким полусапожкам, это был офицер.

— Господин! — он боднул головой и выпрямился.

— Не тянись, Роло, — цезарх указал на свободный стул, — присаживайся и докладывай, что тебе удалось выяснить?

— Господин, удалось найти подтверждение, что десятник Арбон действительно приобрел шкуру горного льва за двадцать четыре с половиной зеола. После этого они пробыли в городе два дня и в полдень выехали в сторону столицы, после чего их никто не видел. Исчезли.

— Уже месяц, как исчезли, — задумчиво сказал цезарх, — Я всегда доверял Арбону, но сейчас меня мучает мысль, а не могли они захватить Отмеченную Дланью Богини и удрать?

— Не думаю, господин. За последние три года в кассе викарии у него скопилось семнадцать зеолов, да и кое–какое барахлишко в казарме лежит. Не мог он все это бросить, не та натура. Да и дела, которые ему поручались, были всякими, но он их выполнял.

— Ладно, продолжай. Что там с Отмеченной Дланью?

— Информацию о её пребывании в городе выяснил почти полностью. Вместе с мужем она два дня жила в портняжном квартале…

— Постой, что‑то слишком молода она для замужества, — встрял сын цезарха.

— Не знаю, молодой господин, но Отмеченная Дланью об этом сама сказала. Хозяйка дома говорит, что и спали они на одной кровати вместе.

— Её возможное замужество для нас не имело и не имеет никакого значения, — кинув взгляд на сына, сказал цезарх, — Продолжай, Роло.

— Так вот, у портного они заказали целую кипу разной одежды, а у сапожника сандалии и сапоги, — офицер из сумки вытащил свернутый пергамент, — Я здесь все написал. Здесь и лошади, которых они купили, их масть и клейма. Но самое интересное не это, господин.

— Да? — цезарх заинтересовано подался вперед.

— Здесь, — офицер ткнул пальцем в бумажку, — записана и кляча, на которой перемещался Умник, ваш бывший раб. Так вот, они раба тоже купили!

— Фагора?! — удивился тот.

— Да, господин.

— Ну, теперь найти их будет проще, Фагор без писчей бумаги никак не обойдется, — он вскочил из кресла и зашагал по кабинету взад–вперёд, — Ах! Как жаль, что с этими армейскими сборами у эпарха всё так неудачно получилось. Мы бы их давно перехватили!

— Отец! Так кто же знал, что эти трое придурков не справятся и исчезнут?!

— Да–да, — тот энергично кивнул головой, — продолжай, Роло.

— А дальше все, никто их не видел, и никто не помнит, даже никто не обратил внимания, через какие ворота выехали.

— Да в столице они сейчас, быть им больше негде! Они безъязыкие, а это тоже зацепка, теперь мы их точно найдем, — хищно улыбнувшись, сказал цезарх, — Готовься Роло отправиться в столицу, возьмешь с собой двух своих верных бойцов, скажешь им, что не обижу, по пять зеолов получит каждый. А восемьдесят солдов на расходы дам прямо сейчас.

Илана сидела рядышком со мной и внимательно наблюдала за происходящим, а старик за плечом даже сопеть перестал.

— Что ж, пока они рассуждают, каким образом будут ловить нас в столице, надо с этим делом покончить. И прямо немедленно, — сказал я и поднял капсулу над потемневшим вечерним плато.

Через пять минут мы увидели в трехстах метрах под собой настенные факелы городской стражи Немеи, а ещё через минуту зависли над дворцом цезарха.

— Нужное окно открыто, — Илана кивнула на экран, — Что делать мне?

Прежде чем ответить, я внимательно обвел курсором видеокамеры территорию вокруг дворца, уточняя места расположения внутренней охраны. Несмотря на то, что темень вечера как‑то быстро опустилась на землю, в мощный прибор ночного видения было видно четко, словно солнечным днём, правда, изображение имело легкий зеленоватый оттенок. Наши тактические шлемы в этом отношении тоже неплохи, однако возможности приборов спасательной капсулы намного выше.

— Илана! Похоже, с вчерашней ночи здесь ничего не изменилось, так что за какие‑то полторы–две минуты все дела можно сделать. Работать буду твоим импульсником, давай его сюда, — забрал у нее шокер и спрятал в набедренном кармане комбеза, — А сейчас садись за управление шлюпом и с кормового люка высадишь меня в окно кабинета. И всем «жучкам» командуй возврат. Понятно?

— Да, — тихо ответила она.

— А ты, Фагор, становись рядом со мной, держись за ручку, чтобы не выпасть и с оконных рам соберешь все металлические шарики. Понял?

— Понял, господин, — держась за ручку, он стал часто–часто кланяться.

— Не бойся, Фагор! Все, пошли, моя девочка!

— Пошла, — в ее тихом голосе чувствовалось напряжение.

— Что значит пошла? Надо отвечать — есть! Понятно?!

— Есть!

— Молодец, слышу голос настоящего бойца, — специально весело ответил ей, и надел на голову тактический шлем.

— Приготовься! Окно! Пошел! — в наушниках раздался её звонкий голос, и в этот момент зашипел кормовой люк, который подался немного вглубь салона и отъехал в сторону.

Илана припарковалась идеально. В десяти сантиметрах от моих ног находилась нижняя часть рамы широко распахнутого окна, а фигуры всех троих присутствующих были видны чётко, как в тире. Цезарх стоял у стола, а двое других сидели на стульях, в сторону окна они даже не посмотрели или не успели посмотреть. Негромко треснули три разряда с половинной мощностью, и мои мягкие ботинки легко спружинили о пол кабинета.

Все трое находились в ступоре, и их трясло — таково действие полицейского импульсного шокера при половинной нагрузке. Вот хозяин кабинета пошатнулся, его ноги подкосились, и он стал заваливаться на пол. Чтобы избежать излишнего шума, мне пришлось ускориться, подхватить его под руки и тихо уложить.

Приставив импульсник к груди в область сердца, ещё раз нажал на пусковую клавишу. Все, он выгнулся и обмяк, сердце бывшего цезарха остановилось. Не теряя ни секунды, подскочил к согнувшемуся на стуле офицеру, выхватил из его перевязи один из метательных ножей, развернулся, и махом забил в глаз откинувшемуся на спинку кресла молодому господину.

План моих действий был разработан… Даже не разработан, а просто намечен за десять минут до начала его исполнения. Офицера должен был зарезать кинжалом, но он, согнувшись, очень удобно подставил шею, чем я и воспользовался, взмахнув саблей молодого господина. Голову полностью не снял, но она так и повисла у него между ног, облитая хлынувшей кровью.

На случившееся и окружающую остановку, мой организм совершенно никак не реагировал. Вбитая в подсознание база знаний по рукопашному бою, осваивая которую в виртуале пришлось умереть много раз, на сей раз сработала, как надо, таймер тактического шлема показывает, что я нахожусь здесь всего сорок пять секунд. То есть, результат не очень хороший, но вполне удовлетворительный.

Оглянувшись вокруг, на тактическом шлеме усилил восприятие наружных микрофонов, но никаких посторонних звуков не услышал, разве что шум льющейся крови. Да, вопрос о том, что здесь произошло, еще долго будет занимать умы заинтересованных лиц. Забрав со стола небольшой сверток пергамента с заметками офицера и увесистый кошель с серебром, подошел к окну и снял с нижнего бруса рамы свернувшийся «жучок».

— Рэд, ответь мне, — в наушниках раздался голос Иланы.

— Илана. У меня. Все. Успешно. Готов к эвакуации.

— Я уже рядом, — сказала она, и перед глазами возник распахнутый кормовой люк спасательной капсулы.

 

Глава 6

Три дня прошло, как мы «гостили» у дворца цезарха, но вчера поймал себя на мысли, что всячески пытаюсь оттянуть день нашего ухода в мир, ищу какие‑то несущественные причины, лишь бы задержаться. То одно не сделано, то второе не готово.

Илана если не готовит обед, то мучается от безделья. Уже по нескольку раз перемерила все пошитое белье и всю одежду, даже меня уговорила одеться–раздеться и повертеться вокруг неё, затем заскучала. Одному Фагору всё параллельно, за него думал хозяин. Впрочем, даже не так, сейчас он с помощью симулятора изучил общий язык Содружества, и если бы его ещё года два не трогали и не отрывали от компьютера, то он так и не вылез бы из капсулы и был бы просто счастлив. Оно и для меня было бы не плохо, к этому времени ещё бы более окреп и внешне стал бы похож на взрослого мужчину.

— Солнышко моё, что у нас в холодильнике делается? — спросил Илану, заметив, что она заглядывает в продуктовый отсек.

— Мясо подходит к концу, а сублимированные продукты съели уже давно, нужно идти на охоту, — ответила она.

— Нет, — решительно возразил ей, — будем собираться в путь.

— Ура!

— Особо радоваться нечему, мы ещё слабо подготовлены, но и высидеть больше ничего не сможем. В какой цвет будешь краситься?

— В белый или чёрный, в какой скажешь, в такой и окрашусь, — ответила она.

— А препаратов какого цвета больше?

— Сейчас принесу мамин косметический набор, — Илана забралась в капсулу, и буквально через минуту вернулась с солидным кофром.

— Вот! — она откинула его крышку.

Да, чего здесь только не было! Шкатулка с драгоценностями и бижутерией, два маникюрных набора и разноцветные накладные ногти, расчески, ножницы и машинка для стрижки волос, гели и шампуни, несколько десятков блистеров с таблетками для изменения цвета волос (были даже синие и зелёные), разные парики, наборы контактных линз (красные и желтые в том числе), тонированные кремы, помады, целая батарея парфюмерии и пенал с набором эфирных субстанций, которые в некоторых мирах называются афродизиак, а так же прочая разная всякая всячина. Был даже гель для снятия волос, между тем, как в Содружестве с рождения в ребенке поселяется часть материнской колонии биороботов, регулирующих процесс растительности на теле. Как правило, волосы росли лишь на голове, в том числе брови и ресницы, но может, она хотела побывать гладенько лысой?

— Препаратов на чёрный больше всего, брюнеткой мама редко ходила, — сказала она, роясь в чемодане, под названием «женское счастье», — Два блистера по сорок таблеток. Для короткой прически нужно полтаблетки на докаду, значит, хватит на три местных года и четыре месяца.

— Да, за это время кем‑то значимым вряд ли стану, — с сожалением прокомментировал услышанное.

— Не переживай, Рэд, — она обеими руками обняла меня и крепко прижалась к плечу, — Еще три года могу походить с каштановой головой.

— Ну, тогда успею, — улыбнулся и взлохматил ей кудри.

Мы с ней всегда носили короткие прически, это только в последнее время она излишне заросла. Коротко подрезанные волосы здесь носили многие женщины, даже аристократы, а воительницы вообще стриглись чуть ли не на лысо, видно под шлемом носить паклю волос не совсем удобно. Значит, и Илана в общей массе выделяться не будет.

— Что, Солнышко, будем подстригаться?

— Будем, — энергично кивнула она, — но сначала ты меня.

Пока она с себя снимала одежду, чтобы волосы за шиворот не попадали и не кололи тело, одел на машинку широкозубую насадку, и за пять минут снял с её головы всё лишнее. Оставив чёлку и прикрытые уши, остальное подровнял в каре.

Вот, в руке жужжит ещё один механизм, с зарядкой элементов питания которого придётся тоже разбираться. Впрочем, я уже придумал, как это сделать. Вскрою корпус одного из ретрансляторов и сниму свёрнутые крылья солнечных батарей, судя по их техническим характеристикам, это будет маленькая электростанция с мощностью, приемлемой для зарядки всех моих приборов. Другое дело что, несмотря на высокий срок годности продвинутой техники высокоразвитой космической цивилизации, любое железо не долговечно. Пройдет десять, двадцать или сорок лет, но всё оно превратиться в непотребный мусор. Однако, пока есть такая возможность, то нужно пользоваться.

Закончив стрижку, открыл крышку «женского счастья», в которую было вмонтировано большое небьющееся зеркало, и сунул под мордашку Иланы.

— Хорошо, — повертев головой, сказала она, после чего наступила моя очередь.

Меня она оболванила ещё быстрее, оставив на голове ёршик в три миллиметра высотой. Почему я говорю «миллиметр, метр и километр», как на Земле, а не так, как в Содружестве — «анн, манн и кеманн»? Просто, моя мама землянка, и когда мне было шесть лет, мы с ней и сестрой два года жили у её родителей, то есть, бабушки и дедушки. Там же впервые пошел в школу, в которой учился два года. Папа говорит, что земляне большие консерваторы, они даже систему мер и весов называют по своему, хотя и адаптировались под стандарты Содружества.

Впрочем, особой адаптации и не потребовалось, миллиметр отличается от анна всего на двенадцать тысячных, поэтому‑то их литр–килограмм отличается от нашей пинны–грана совсем незначительно. А если вспомнить, так называемые арабские цифры, которые на самом деле являются цифрами Содружества, то становится ясно, что в развитии и прогрессе Земли приняли участие некогда потерпевшие крушение наши космонавты.

В общем, мы попали аналогично. Теперь уже нам с Иланой придется адаптироваться к местным реалиям. Понятия миллиметра здесь вообще не существует. Я на рынке купил местное мерило, которое называется «имперский шанг», это бронзовая линейка, длиной ровно девяносто пять сантиметров, она разделена на два «локтя», по сорок семь с половиной сантиметра, каждый из которых имеет пять «ладоней», разделённых в свою очередь на пять «пальцев», размером в одну целую и девять десятых сантиметра. Так что самый мелкий размер здесь — «четвертина», то есть, четверть пальца или чуть меньше пяти миллиметров, а самый большой, которым меряют расстояния, это кошанг — десять сотен шангов или девятьсот пятьдесят метров.

Основной единицей измерения объема жидкости здесь считается «имперская амфора» (двадцать один литр четыреста миллилитров), в которую входит двадцать пять «банок — это посудина, объемом восемьсот пятьдесят семь грамм воды. Есть еще «бочаг», ёмкостью двадцать пять амфор, «бочка» — на десять амфор и посуда поменьше.

Основной мерой веса является «танн», такая новенькая гиря весила те же восемьсот пятьдесят семь грамм. Однако, интересно то, что сыпучие грузы, типа зерна, они измеряют исключительно амфорами.

Фагор говорит, что систему мер и весов Парсии переняли почти все страны этого континента, точно так же как и десятичную систему арифметических расчетов и двенадцатеричную систему определения времени. Водяные часы* были во многих домах аристократов, они показывали не только время суток, но и день, докаду и месяц. Кроме того, они стояли в часовой башне любого города, и там с шести утра до шести вечера ежечасно стучал в било дежурный часовщик.

Таким образом, система мер, весов, объёмов, а так же счисления и времени вполне понятна, и никаких проблем по её усвоению у нас с Иланой не возникло.

  * Водяные часы на Земле известны задолго до Христианского периода.

Пока девочка настраивала душ, чтобы смыть прилипшие к телу после стрижки волосы, я надел свои компьютерные очки и открыл перечень вещей, которые собирался взять с собой. Список получился немаленький, а с учетом наличия вьючных лошадей, можно забирать многое. Но, поразмыслив, что в дороге случается всякое, оставил в списке самое необходимое, тогда как саму капсулу с громоздкими предметами пригоню уже после того, как обоснуюсь в столице.

Первым в списке, естественно, было оружие, и решил я его забирать всё. В душе надеюсь, что никаких эксцессов нас не ожидает, но вдруг с нашей затеей случиться фальстарт, и тогда оно нам поможет уйти и выжить. В путь оденемся в свои же комбезы, а поверх их — точно так же, как были одеты, когда выезжали из города. Только тактические шлемы наденем обязательно, но снаружи завернём их в платки, откинув перед этим лицевые щитки на затылок. В будущем я их обтяну кожей, оставив отверстие под видеокамеру, и заключу в крестовидное обрамление из жести, таким образом, будут похожи на местные образцы. Но откинутый на затылок лицевой щиток, кроме защиты выполняющий функцию монитора компьютера, прибора ночного видения и тепловизора, всё равно буду укутывать в платок, сдергивая со шлема только перед боем.

Кофр с рыбацкими принадлежностями возьму с собой обязательно, но небольшую резиновую лодку оставлю здесь. Даже не потому, что она ярко–оранжевого цвета, цвет‑то я могу изменить, просто не смогу ею воспользоваться без привлечения постороннего внимания, уж очень она инородна в этом мире. А вот четырехместную палатку надо брать, поэтому, я её вытащил, осмотрел и развернул. Она тоже была броского оранжевого цвета, поэтому вынужден был перекрасить в зелёный. Правда, получилась она какой‑то пятнисто–болотной, но мне кажется, что так даже лучше. Между прочим, эту палатку разворачивают двумя способами: на металлическом каркасе (телескопические стойки и связи) либо на каркасе воздушном, когда подключается капсула со сжатым воздухом, при этом, буквально через минуту палатка стоит, как игрушка и без растяжек. Кстати, первым способом это делается ровно в десять раз дольше.

Небольшой топор сунул в мешок, а взяв в руки лазерный резак, подумал, что это не только самая лучшая пила для железа, камня и дерева, но и убийственное оружие ближнего боя, поэтому на первых порах он может сильно пригодиться. Но прежде чем укладывать его в седельную сумку (пусть будет поближе к руке), решил вырезать из капсулы кусок стали и кусок листового титанового сплава, авось пригодится.

Чтобы не нарушить целостность конструкции капсулы и её работоспособности, две стальных полосы, толщиной по двенадцать миллиметров, вырезал из внутренней части корпуса кормового люка. Получилось около тридцати килограмм отличной легированной стали. А снятый с обшивки движителя трёхмиллиметровый лист титанового сплава оказался совсем не тяжелым, но при этом негабаритным. Чтобы аккуратно упаковать в мешок, пришлось его разрезать на четыре квадрата, со сторонами восемьдесят на восемьдесят сантиметров.

Сборы окончились раскуроченным ретранслятором, из которого вытащил систему питания и свёрнутые крылья солнечных батарей. А чтобы больше никаких дел не оставлять на завтра, ближе к выходу пещеры, где мы собираемся спрятать спасательную капсулу, развернул и активировал ретранслятор. Радиус его действия — одна тысяча километров, но установленный на такой высоте должен охватывать гораздо дальше. В отношении энергии тоже не беспокоился, солнечные батареи заряжались от дневного света, а здесь с утра и почти до полудня ярко светило солнце.

Зев пещеры смотрел на восток, в сторону столицы, на юго–востоке захватывал конус моря, а на северо–востоке — большой участок суши, так что в будущей среде обитания проблем со связью быть не должно. Но для её проверки, мы с Иланой взяли свои ПК и разбежались в разные стороны метров на двести друг от друга. К нашему несказанному удовольствию всё работало великолепно, и наладонники, и компьютерные очки, и тактические шлемы.

Пока я занимался своими делами, то совершенно не смотрел, чем там занимается моя девочка. Но вот она подошла ко мне и толкнула кулачишком:

— Рэд! Иди уже мойся!

То, что хотел ответить, забыл напрочь, как только взглянул на неё, даже отшатнулся от неожиданности. Чёрными глазищами на меня смотрела совершенно незнакомая девчонка.

— Солнышко, ты чёрненькой тоже красивая, — выдохнул я, на что она непривычно–застенчиво дёрнула плечиками и опустила взгляд.

Когда мы на следующий день покидали горы, то этим обстоятельством был огорчен лишь один Фагор. Он этого даже скрыть не смог.

— Заболел наш учитель, как и все дикари, — шепнула Илана.

— Это чем же? — удивился я.

— Ну, как же, компьютерной зависимостью, это общеизвестно.

Между прочим, когда перед отправкой мы приземлились на луг, его кобылка примчалась к нему быстрее всех, а он ей скормил кусочек сухой лепёшки. Остальные лошади к нам не очень спешили, поэтому, когда собирал «пугала» пришлось их слегка шугануть в сторону глухого ущелья, а там уже успокоить и угостить сухариком, после чего оседлали и навьючили.

— Не переживай, старик, — сказал Фагору, ранее абсолютно бесстрастному, а ныне находящемуся в каком‑то растерянном состоянии, — Ты нас многому научил, поэтому считаю тебя не обычным рабом. Можешь надеяться, что в порядке поощрения иногда буду давать возможность пользоваться своим наладонником. Не смотри, что он такой маленький, в нём есть функция голопроекции, так что сможешь развернуть объемный экран, не меньше, чем у бортового компьютера. Там мощность, конечно раз в десять выше, зато самой информации не больше, чем здесь.

— Благодарю, господин! — старик упал на колени и припал к моим сапогам.

— Но–но, встань и успокойся, — хлопнул его по плечу и улыбнулся, — Между прочим, Фагор, ведь ты сегодня самый великий ученый на всей планете.

— После вас, господин, и после госпожи Иланы, — Он прижал руки к груди и поклонился, при этом на его лице, наверное, впервые в жизни мелькнуло выражение достоинства и самодовольства.

Спасательную капсулу загнал в пещеру и прикрепил к ней кусок каната, который уложил у входа кольцами. К его концу привязал тонкую полупрозрачную рыбацкую мононить и сбросил её вниз через разлом. Метра два до земли она не доставала, так что посторонний человек, специально не ведая что искать, никогда её не увидит. Сам же я шесть метров по отвесной стене спускался на руках, цепляясь за вырезанные резаком углубления, внизу спрыгнув в седло подведенной Иланой лошади.

До столицы добирались два дня, пройдя большую часть пути в первый же день. На планетах Содружества никаких дорог за ненадобностью не существует, но теперь мы будем не на флаере летать, а преодолевать просторы материка с помощью лошадиной силы. Так что отныне дороги и мосты станут важнейшим элементом нашего бытия. А эта дорога была отлично вымощена камнем, её обочина укрыта мелким песчаным гравием, даже кое–где были видны следы свежей подсыпки. Видать, в этом государстве за этим делом следят.

По пути нам встретились десяток деревенек, но только в трёх из них стояли обширные почтовые дворы, в которых можно было найти и смену лошадей, и еду, и кров. Фагор говорит, что располагаются они друг от друга строго в полудне пути гужевого каравана, и никак не чаще, мол, такова имперская политика. Считается, что это упорядочивает организацию связи, а так же перемещение войск, и движение торговых караванов. Для побывавших в боях младших офицеров или обедневших аристократов получить в управление такой двор считалось высшей имперской наградой.

На отдых мы остановились в третьем по счёту почтовом дворе, который находился в двадцати кошангах (девятнадцати километрах) от столицы. Не скажу, что почтовые дворы имели шикарный вид, но огражденная территория точно так же была вымощена плитами, а каменное здание и подсобные помещения выглядели крепкими и ухоженными. Оконные проёмы и первого, и второго этажа были заделаны тщательно подогнанными слюдяными пластинками, обеденный зал с двенадцатью длинными и двенадцатью небольшими вычищенными столами, смотрелся опрятно.

Рабов дальше конюшни и специально построенного для них барака не допускали, но кормили за счет хозяина (если была на то его воля) вполне сносно. Так что Фагора оставил присматривать за имуществом (меня не переубедили заверения конюха, что здесь ничего не пропадает), забрал завёрнутый в холст рейлган, и мы направились в сторону двери, источавшей аромат приготовленной пищи.

Заняли мы в углу небольшой столик, и нас обслужила чернявая девчонка, росточком такая же, как и Илана но, по моему мнению, года на три–четыре старше, так как была вполне развита и фигуриста.

Постоянное мясо в нашем рационе за целый месяц здорово надоело, поэтому мы заказали рыбу, овощи, душистый теплый хлеб, белое вино и воду. То же самое приказал отнести рабу Фагору. Вино оказалось немного кисловатым, но разбавленное водой к рыбе пошло в самый раз. Когда‑то папа говорил, что подобную натуральную пищу подают либо на диких планетах, либо в самых дорогих ресторанах центральных миров. В общем, нам тоже понравилось, было приготовлено вкуснее, чем даже вкусные каши у соседки мастера–портного.

Еда, ночь в номере, приют для раба, а так же уход и корм для лошадей нам обошлось в два серебряных солда и десять медных россо, но я отсыпал на два медных пятака больше, чем заработал благодарную улыбку обслуживающей девчонки. Ключ от комнаты мне вручил находящийся за стойкой толстый дядька, а к двери проводил мелкий парнишка.

— Баня находится внизу, полсолда за человека, — сказал он, — там же можно оставить в стирку одежду, будет стоить еще десять россо.

Мы с Иланой переглянулись и я, сунув ему в руку мелкую медную монету, ответил:

— Хорошо, сейчас проводишь.

Собственно, номером оказалась небольшая комнатка с огромным сундуком, который одновременно являлся ложем, укрытым стёганным, внутри набитым хлопком матрасом. Сверху лежало две таких же стеганных подушки, с чистой простынею и покрывалом. В головах стоял стол и два стула, а в ногах — бочонок с водой, пустой кувшин и накрытый крышкой горшок. Вот и вся обстановка.

Оставив вещи и активировав одно «пугало», мы взяли чистое белье, закрыли дверь и отправились следом за пареньком. На неподготовленного человека «пугало» воздействует точно так же, как и на дикого зверя. С приближением к двери, ему становиться страшно, и в большинстве случаев он туда ни за что не войдёт.

Во, как мелкий шуганулся, дважды оглянулся и поспешил вниз! Кстати, несколько позже выяснил, что такие вот мелкие — приблизительно моего возраста. Например, средний рост взрослого мужчины — один шанг, один локоть и две ладони (один метр, шестьдесят один с половиной сантиметров), а самый высокий гвардеец императора имеет рост один метр восемьдесят четыре сантиметра, то есть, ровно столько, сколько имел мой папа.

Баня была выложена керамической плиткой и состояла из трёх просторных помещений. В раздевалке каждый посетитель занимал скамейку для складывания одежды, а грязную бросал прямо на пол. Дальше шла мыльня, где банщик или банщица тебя намыливали, терли мочалкой и из кувшина поливали теплой водой. Рядом стояли массажные столы и работали два массажиста. А в крайней комнате находился большой бассейн.

Когда мы вошли, то обратили внимание, что баня эта общая, то есть, рядышком друг с другом мылись и мужчины и женщины. Стеснительности меня отец не научил, а Илана о таком понятии даже представления не имеет, поэтому весь курс от начала до конца мы прошли совершенно спокойно, и с большим удовольствием. А после массажа ушла даже ноющая боль в седалищной группе и внутренней части бёдер, возникшая при длительной поездке верхом. Единственное, что меня напрягло, так это некоторые удивленные взгляды присутствующих.

Мы с Иланой уже тогда выглядели неплохо атлетически сложенными с хорошо развитыми рельефными мышцами. Проходившая мимо и шевелящая телесами матрона окидывала меня заинтересованным взглядом, но когда вышла вперёд и опять оглянулась, её лицо выражало крайнюю степень недоумения. Точно так же в бассейне один дядька посмотрел не только на меня, но и на Илану. И вдруг мне стало ясно, что несмотря на внешние физические данные, наши безволосые тела с невыдающимися половыми признаками говорят сами за себя — мы есть малые дети.

Да, здесь маленький прокол, коль я декларирую себя, как совершеннолетний, то с этими общими банями надо быть осторожней.

После помывки чувствовалась удивительная лёгкость в теле, между тем, дорога дала себя знать, поэтому мы разделись и завалились спать. Моя девочка подлезла мне подмышку, свернулась калачиком и тихо пробормотала:

— Все нормально, мы никому не интересны, — коротко вздохнула и мгновенно отключилась, а я еще долго лежал и никак не мог уснуть, вспоминая прошедший день, дорогу и встреченных в пути людей.

Действительно, встречные путники внимания на нас обращали мало. Я выглядел как молодой воин, который сопровождает в столицу богатую горожанку. Лишь однажды воин–охранник купеческого каравана очень внимательно и недоумённо смотрел на мой палаш. Тогда ещё подумал, что привлекать ненужное внимание своим холодное оружием тоже не следовало бы. Монокристаллические клинки штурмового палаша и боевого ножа были упрятаны в ножны, но что ты сделаешь, если сами ножны с внутренними пластиковыми вставками, а так же сложная гарда палаша были изготовлены из серо–зеленого титана, и выглядели необычно. Но ту дубину из сырого железа, которую они называют саблей, цеплять себе на пояс никак не хотел.

Однако, не это меня взволновало в пути, а совсем другое открытие. Оказывается, купеческие караваны охраняются, значит, бандитизм присутствует и не все так хорошо в этом государстве.

— В районе крупных городов дорожных разбойников нет, — ответил на мой вопрос Фагор, — Их выловят за два дня, заклеймят и отправят на рудники, а главарей казнят. Но в окраинных эпархиях они встречаются, а на границах империи и в некоторых царствах, так сплошь и рядом. Видно, этот караван пошел торговать в Старту или Лагон.

Такой ответ меня мало удовлетворил и теперь, когда Илана говорила, что чувствует приближение одиночного всадника, небольшой группы или большого каравана, всегда был начеку и держал руку на игольнике. К счастью, всё обошлось, и на этой позитивной мысли я уснул.

 

Глава 7

От почтового двора мы отъехали с рассветом. И прошли, казалось, совсем немного, когда над далёким холмом в сиянии восходящего солнца увидели величественный древний город.

— Андрогорн! — воскликнул наш учитель.

Чисто автоматически отметил, что в переводе на общий язык Содружества, это звучит, как «Повелитель морей». Постой–постой, моряк — здесь звучит, как «горнис», капитан корабля — «ангорнис», моя фамилия дословно переводится, как «шагающий или идущий морем», а Фагор — «под водой», то есть, утопленник.

— Фагор, а кто тебя фагором назвал? — с удивлением повернулся к нему.

— Господин, меня так прозвал мой бывший наставник. Было дело, я чуть в реке не утонул, с тех пор и стал Фагором, — он немного подумал и тихо добавил, — Только потом все стали Умником называть.

На электронной карте снятый из космоса город был виден во всех деталях. Он стоял в глубоком заливе на высоком холме, омываемом рукавами устья большой реки, фактически на острове, размерами около двенадцати километров вглубь материка и около восьми — вдоль морского побережья. Собственно, здесь было два города — верхний, расположенный на вершине холма и огражденный семиметровой стеной и нижний, имеющий высоту стен около двенадцати метров. Её приморская часть тянулась на четыре с половиной километра и имела двадцать три башни, с расположенной на них допороховой артиллерией в виде камнеметательных баллист.

Здесь было идеальное место для порта и очень сложное для штурма неприятелем. Но, вероятно, неприятель сюда не приходил давно, так как с наружной стороны каждой из внешних стен прилепилось по три–четыре утопающих в садах поселка, с каменными домами давних построек.

— Это было сто двадцать лет назад, — рассказывал старик, — Когда наш император Тинос Пятнадцатый повёл армии на войну с Ахеменидой, под стены Андрогорна приплыл огромный объединённый флот трёх островов: Аманаса, Скариды, а так же нашей бывшей экзархии, а ныне постоянного злейшего врага, республики Стиллоны. Они наши военные корабли пожгли, но город не смогли взять, зато весь пригород разграбили и разрушили. На всём побережье тогда тоже беды натворили.

— И что, этот ваш Тинос Пятнадцатый, когда вернулся, справедливость восстановил?

— Да, восстановил. Построили новые корабли, сначала отправились на Стиллону и сожгли тамошний флот, правда, вернуть экзархию и закрепиться на острове не смогли, но пограбили знатно и вернулись домой. На следующий год ходили к Аманасу и тоже пришли с добычей, а Скарида сама откупные прислала, два корабля золота.

Увидев, что Илана приподняла платок и активировала видеокамеру, сделал то же самое. Столица Парсии выглядела величественно и богато. Вблизи этой красоты, наверное, не увидишь, будут мешать стены, но издали, благодаря холмистой местности, архитектуру нижнего и верхнего города можно рассмотреть очень хорошо. Возвышающиеся ступеньками двух и трёх этажные дома нижнего города были выстроены из тёмно–серого камня и светло–серого ракушечника, а все дворцы верхнего — исключительно из белого мрамора. Да, богатый город.

— Он постоянно строится и перестраивается, — рассказывал Фагор, — Тысячу лет назад нижний город был пригородом, затем, на протяжении семисот лет строили наружную стену, а дома верхнего города разломали и построили то, что вы видите.

— А там красиво? — спросила Илана.

— В верхнем городе я никогда не был, госпожа, но говорят, красиво. В нижнем городе сейчас тоже неплохо, особенно после того, как Глэн Восьмой, это отец нынешнего молодого императора Абасса Первого разломал трущобы и изгнал за ворота всех бродяг.

— Интересно, это значит, что преступности в городе нет?

— Бродяжек и мелких воришек нет, господин. А если какой появляется, то ловят и сразу казнят. Император установил закон, что деньги со срезанного ворами кошеля пострадавшему должен вернуть лично вигил, ответственный за район полицейский офицер, поэтому таких здесь просто убивают на месте. Но воры и грабители все равно есть, могут ночью ограбить и зарезать или дом обворовать. Но говорят, — он на несколько секунд замолк и продолжил на полтона ниже, — в этом часто замешаны сами аристократы. Но здесь уже другая статья, если ловят, то клеймят и отправляют на каторгу.

— И аристократов тоже?

— Нет, господин, господа аристократы попадаются редко. Но два года назад слышал разговор моего бывшего хозяина, будто кого‑то там уличили в убийстве соседа, так его отправили в цирк, драться с гладиаторами.

Так, разговаривая, мы приблизились к башне, охраняющей въезд на длинный каменный мост, идущий через рукав устья реки к стенам столицы.

— Это Юго–Западный мост, на нём может разъехаться четыре арбы, а длина — четыре сотни и двадцать два шанга. С той стороны Юго–Восточный мост, длиной три сотни и сорок три шанга. С северной стороны города есть ещё два точно таких же моста. Им всем уже тысяча лет и стоят до сих пор.

У въезда на мост никакой очереди не было, лишь стояли четыре стражника в ламинарных доспехах, вооруженные копьями и короткими мечами и какой‑то чиновник, одетый в желтый халат с большим чернильным пятном на животе. Он держал в руках писчую доску с прикреплённой бумажкой и о чём‑то спрашивал каждого встречного, затем совал перо в висящую на шнурке через шею чернильницу, точно такую же, как когда‑то была у нашего Фагора, и что‑то отмечал.

Мы догнали арбу, укрытую парусиной, которую тянули два вола. На козлах сидел мальчишка, а рядом с ним седой дядька.

— Будешь торговать? — подбежал чиновник.

— Да, пшеницей, четыре десятка амфор, — ответил седой.

— Держи, — сделав у себя отметку, тот передал ему какую‑то медную пластинку и сказал, — Тебе на хлебный рынок.

— Сам знаю, — ответил седой, ткнул вола острым стимулом в зад и двинул дальше.

— Господин будет торговать? — теперь чиновник спросил у меня.

— Нет, еду в город, — ответил ему.

— Проезжайте, — никакой пластинки он мне не дал, но какую‑то отметку у себя оставил.

На противоположном краю моста ни стражи, ни чиновника не было, здесь и башни не было. Съехав на брусчатку, мы сразу же попали в зелёный коридор садов. Вдоль дороги стояли постоялые дворы на любой вкус и жилища местных аборигенов, построенные из ракушечника. Дворы этих жилищ были ограждены забором из точно такого же ракушечника, и везде одинаковой высоты, вроде изготовленные под линейку.

— Ограждение не должно превышать трёх локтей, господин, закон такой, — ответил Фагор на мой вопрос, — Это посёлок рыбацкий.

— Ничего так посёлок, аккуратный. Рыбацкий посёлок, а рыбой не воняет.

— Это здесь, у центральных и морских ворот посёлки аккуратные, господин, а у Северо–Западных, настоящие трущобы. А рыбой воняет на рыбном рынке у морских ворот, поэтому там каждый день площадь водой смывают.

Во время нашего разговора моя девочка головой от любопытства не вертела, но глазами стреляла во все стороны. Наконец мы подъехали к огромной воротной башне, охраняемой стражниками в таких же ламинарных доспехах и так же вооружённых. Чиновников в желтых халатах увидел сразу шестерых, один из них подбежал ко мне.

— Господин, ваш медальон?

— Я гость, у меня нет медальона, — ответил ему.

Фагор мне рассказал, что всем свободным жителям столицы, которых насчитывается около двухсот тысяч, вместе с купчей на дом префектура города выдаёт медный, серебряный или золотой медальон, в зависимости от того, в каком квартале ты живёшь. Всем гостям выдают медный гостевой, сроком на одну докаду, но если нужно остаться на дольше, то хозяин дома или гостиницы, где ты проживаешь, идет к своему квартальному и делает продление, но теперь уже не бесплатно, а за один золотой. Вот так, незачем всякому сброду в городе торчать, нет денег — шагай за ворота.

— Ваше имя, откуда прибыли, с кем и цель посещения столицы?

— Рэд Дангор, прибыл из Горных озёр с женой Иланой, хочу жить в Андрагорне и поступить на службу императору.

— Ха, — откровенно ухмыльнулся чиновник, — Любая служба у императора денежная, и не так‑то просто туда попасть, разве что на флот веслом махать.

Его взгляд на секунду задержался на ножнах моего палаша, его ухмылка исчезла, и он пожал плечами:

— Но попробуйте. Итак, Рэд Дангор из Горных озёр с женой Иланой, шесть лошадей и раб. Записано верно?

— Да.

Своё прошлое местожительство можно называть абсолютно любое, никого это особо не интересовало, но не хотелось однажды при встрече со своим, так называемым «земляком» попасть впросак. Но когда Фагор рассказывал нам об устройстве этого мира, то упоминал о множестве горских кланов и родов, которые вечно режут друг друга почем зря. Так, лет десять назад его бывший хозяин, возвращаясь из столицы в сопровождении своего воинского отряда, на территории своей цезархии встретил прямо посреди дороги двух женщин с тремя детьми из горского клана, ранее проживавшего в долине Горных озёр. Фагор тогда помогал переводить незнакомые слова, и выяснил, что эти пятеро — всё, что осталось от клана, а остальных вырезали соседи, Горные Лисицы. Вот и выбрал себе такое происхождение. Кстати, о происхождении женщин, если они не носят оружие, никто никогда не спрашивает, обычно их воспринимают, как приложение к мужчине.

— Возьмите, — чиновник вытащил бронзовый кружок, размерами чуть больше медного пятака, с названием города, вытисненным орлом и цифрами, и вручил мне, предупредив, — Только за вход скота на территорию города мы взимаем плату в размере одной россо с головы в день. У вас семь голов, значит, вам следует уплатить один солд и шесть россо.

Хотел было заявить, что у меня всего шесть лошадей, но взглянув на бесстрастную и параллельную физиономию Фагора, вспомнил местные реалии и рассчитался. Он принял деньги, сделал отметку в бумажке, взглянул на Илану и опять повернулся лицом ко мне.

— Хочу порекомендовать для проживания приличную и спокойную гостиницу среднего ценового уровня, называется «Щит».

— Рекомендуйте, — кивнул головой, все равно никаких других вариантов у меня нет.

Выслушав объяснения чиновника, я попрощался и направил лошадь в ворота. Пройдя через длинный тоннель, копыта наших лошадей вышли на брусчатку привратной площади, откуда повернули направо, в сторону рекомендованной гостиницы.

Ничем особым от своего государственного конкурента «почтового двора», она не отличалась, правда, комната была в два раза больше. Зато когда администратор заявил за суточное проживание, обиход лошадей и обустройство раба один зул, то есть половину золотого зеола, сразу понял, что в городе сейчас жить нам не по карману.

О снижении цены он со мной даже разговаривать не захотел, говорит, что если мы желаем, то может подсказать, где дешевле: по полсолда за человека без учёта питания. Только это постоялые дворы для приезжих торговцев, с комнатами на два десятка человек. Там обычно на день–два селятся сельские арендаторы, прибывшие сбыть свои товары, а так же другие мелкие торгаши.

Естественно, свою девочку в тот шалман никогда не приведу, поэтому спорить не стал, а выплатил четыре зеола за докаду и еще четыре солда за вечернее и утреннее корыто с тёплой водой.

— Значит, в баню мы ходить не будем? — спросила Илана, когда остались наедине. Ей ужасно понравилось бултыхаться в бассейне.

— Да, Солнышко, я ведь тебе объяснял.

— И ладно! Сами друг друга помоем, — решительно махнула она рукой.

Пока я вместе с двумя мальчишками–носильщиками перетаскивал ценные вещи в номер и побеспокоился о помывке и питании Фагора, которого определили в рабский барак, другие носильщики затащили нам корыто и четыре больших кувшина с тёплой водой.

Конечно, мытьё в корыте — это не баня, но как бы там ни было, от пыли путешествия и запаха лошадиного пота отмылись. Затем слегка вздремнули, так как выходить на улицу в полдень бессмысленно, местный народ свои лавки закрывает и прячется, пока не потянет вечерней прохладой.

Проснулся от какого‑то шуршания, оказывается, Илана примеряла длинные шелковые рейтузы и крепила к правому бедру тактическую кобуру с импульсником. Я тоже встал и решил разобраться с нашими финансами, достал сильно облегчённый кошель, который мне вручили после продажи шкуры каменного льва, и высыпал монеты на стол. Здесь осталось семь с половиной золотых зеола, шестнадцать солдов и медная мелочь. То есть, в переводе на золото — девять с половиной зеолов.

Итак, подобьём дебет с кредитом. После реализации шкуры и оплаты покупок за раба, лошадей, линейки шанга и гирьки тана, а также выдачи вдове небольшой мелочи за два дня проживания в её доме, у меня оставалось шесть зеолов. И это без учёта оплаты одежды и обуви, за которую рассчитался золотыми и серебряными кольцами. Да плюс сумма изъятых у бандитов денег в переводе на золото, затянула ещё на восемь зеолов. Итого четырнадцать. А теперь минус оплата гостиницы и питание за докаду, получилось девять с половиной зеолов, всё сходится.

Есть ещё кошель с восьмьюдесятью солдами или, в переводе на золото, десятью зеолами, но опять же, если поддерживать нормальный уровень жизни, а не сваливаться в нищету трущоб, то денег нам хватит не более, чем на месяц. Да, городские гостиницы — это узаконенный грабёж среди белого дня, и пригородные от них недалеко убежали. Таким образом, наша первая задача — это нормальное жильё, и вторая — нормальная работа. А что я умею делать? Теоретически многое, а на практике, если смотреть правде в глаза, то ноль. Впрочем, я слишком самокритичен, все же есть, есть у меня навыки, востребованные в этом мире.

— Как я тебе? — Илана не выдержала и толкнула меня, она уже давно вертелась перед носом, я же не обращал никакого внимания.

— Красавица! — воскликнул я, глубоко вдыхая тонкий запах парфюма, взглянув на черноглазую девчонку, одетую в длинную столу белого шёлка и подпоясанную тоненьким красным пояском.

На её шее висела золотая цепочка с кулоном из рубина, в ушах были такие же серёжки, а на большом пальце левой руки кольцо от этого гарнитура. На щиколотках ног были затянутые ремешки лёгких сандалий, а на голове — замысловато завязанная воздушная белая косынка, из‑под которой торчала чёрная чёлка волос.

— Шутишь! — она всем корпусом резко отвернулась, при этом развернув платье веером, — Ты так говоришь, лишь бы я отстала.

— Правду говорю! Ты лучшая девочка в мире! — погладил её по плечу и стал собираться сам.

Честно говоря, когда мы были в космосе, я на неё внимание обращал мало. Илана, да Илана, бродит рядом, и ладно, лишь всячески контролировал, чтобы постоянно была занята делом. Даже о том, что она девочка, требующая какого‑то там внимания, никогда не задумывался. Но ступив на землю этой планеты, стал ужасно бояться её потерять.

И вообще, она моя, исключительно моя! Я её воспитал и обучил, убив на этом деле миллиард собственных драгоценных нервных клеток! Ишь чего удумали, Отмеченная Дланью, рыжие волосы, изумрудные глаза… как говорил мой папа, а болт вам с сорванной резьбой!

Собрался я быстро. Надел белые хлопковые штаны, длиной до середины голени, белую шелковую рубаху и тонкий шёлковый халат синего цвета с подкатанными рукавами, который носили расстегнутым. Так же как и Илана ноги обул в сандалии, а голову повязал белым хлопковым платком по местной моде. Под халатом на плечевой гарнитуре висел игольник, а на поясе — боевой нож и кошель с деньгами.

— Мне нужен по городу проводник, — озаботил администратора, когда спустились в обеденный зал.

— О! Есть тут один парнишка, если никуда не убежал, то проводит, — он кивнул головой, немного излишне задержал взгляд на Илане, затем повернулся и крикнул в сторону кухни, — Улисса! Глянь на задний двор, Вид там нигде не болтается? Для него есть работёнка.

— Есть он там! Сейчас позову, — откликнулся гулкий женский голос.

Через минуту в зал вбежал мальчишка, ростом на голову ниже, но теперь в возрасте аборигенов я начинаю немного ориентироваться, и определил его, как своего ровесника. Одет он был стандартно: короткие штаны чуть ниже колен, рубашка, сандалии и круглая шапочка, а на поясе висел небольшой нож.

— Вид, господину нужен проводник по городу.

— Согласен! Один солд! — радостно оскалился тот, при этом администратор попытался скрыть ухмылку.

— Ты слишком дорогой, парень. Но я согласен, за полдня работы платить полсолда, а завтра найму на целый день.

Парень слегка скривил рожу, но тут же согласился, а я опять обратился к администратору:

— Хочу продать некоторое оружие, не подскажете к кому обратиться?

— Как же, подскажу, к мастеру Крону. Его лавка на оружейном конце, в двух кварталах от нас, — затем кивнул на парнишку, — Он знает.

— Знаю, господин! — воскликнул тот.

Вызвав Фагора и похватав мешки с трофейным оружием, мы отправились заниматься товарно–денежными отношениями.

Два квартала, это несколько не то расстояние, которое мне мнилось, оказывается, чтобы попасть к оружейной лавке нужно идти добрых километра полтора. Правда, как я потом узнал, есть мастерские гораздо ближе, но я совершенно не расстроился, что познакомился именно с этим оружейником.

Мастер Крон оказался невысоким, но прямо таки квадратным мужчиной, с лопатоподобными ручищами. Когда мы вошли, он окинул всех взглядом, прищурил глаза и шумно втянул носом воздух, затем повернулся ко мне:

— Слушаю вас, уважаемый?

Как немного позже узнал, в тот день, когда мы впервые увиделись, ему понравились духи Иланы, имея тонкое обоняние, он никогда ничего подобного не слышал. Мне даже странно было узнать, что есть кузнецы–оружейники, ценители таких вещей.

— Мастер, хочу кое‑что продать, мне порекомендовал вас администратор гостиницы «Щит», — сказал ему.

— Да, мы с ним знакомы, показывайте, — он коротко кивнул головой, а я стал выкладывать на стол сабли, ножи, дротики в чехлах, комплекты доспехов.

Он вытащил из кучи железа наручи старшего из бандитов, минуты две рассматривал, хмыкнул и уже более быстро осмотрел остальные пластины доспеха. Сабли крутил в руках тоже долго, а на ножи и дротики едва взглянул.

— Что ж, — наконец он озвучил своё решение, — готов всё это у вас купить за тридцать зеолов и четыре солда.

Сказано это было таким тоном, словно человек примерился, забил гвоздь и всё. Я не стал кочевряжиться, и своё слово тоже попытался сказать коротко и веско:

— Согласен.

— Сейчас принесу деньги, — он кивнул и вышел, а появившийся из‑за стеллажей такой же квадратный мужчина, но гораздо моложе, стал быстро убирать всё со стола и уносить.

Кстати, один из комплектов доспеха когда‑то изготовил лично он сам, но увидев изменённое клеймо, промолчал. Об этом я узнал гораздо позже, а сейчас оглянулся на своё окружение посмотреть, чем они озабочены. Илана находилась рядышком, задрала носик и стояла как статуя. Мальчишка–проводник широко раскрыв рот рассматривал выставленное на продажу железо, а Фагор вел себя, как и положено рабу в оружейной лавке: стоял у двери, держал руки перед собой и смотрел в пол.

— Пересчитайте, — оружейник внес деревянную коробку со стопками золотых и серебряных монет.

Быстро сосчитав монеты в стопках и умножив на их количество, уже через десять секунд знал, что всё там правильно, перекинув наличность коробочки в мешок.

— Всё правильно, благодарю, — слегка поклонился ему.

— Вы разве успели пересчитать? — он широко открыл глаза и смотрел на меня удивлённым взглядом.

— Конечно, даже могу сказать, сколько и каких монет там было.

— Поразительно, — тихо промолвил он и поклонился, — Я вас тоже благодарю.

Уже собираясь уходить, вдруг спросил у него:

— А не подскажите, мастер, кто из кузнецов мог бы выполнить работу из моего металла и по моим чертежам?

— Не понял, по вашим что, простите?

— По моим рисункам.

— Из вашего металла и именно по вашим рисункам, я правильно понял? — теперь он смотрел на молодого, вероятно, аристократа взглядом очень удивлённым.

— Совершенно правильно.

— Простите, как ваше имя, уважаемый?

— Рэд Дангор, — ответил я.

— Рэд Дангор? — он прислушался к звучанию моего имени и фамилии, повел плечами и поджал губы, — Такую работу я сам могу выполнить. Начинаю трудиться с рассвета и до полудня, так что милости просим.

— Я приду к вам послезавтра, с рассветом. До свидания, господин Крон.

— Жду вас послезавтра, до свидания, господин Дангор, — друг с другом еще раз раскланялись, и мы покинули оружейную лавку.

— А теперь, Вид, веди туда, где есть писчие принадлежности, — при этих моих словах глаза Фагора радостно блеснули.

— Так это нужно возвращаться обратно на целых пять кварталов, — ответил парень.

— Ничего страшного, спешить некуда, мы прогуляемся.

Неспешная прогулка растянулась на полтора часа. Илана как вцепилась мне в руку, так и шла всю дорогу, постреливая глазками по сторонам и рассматривая необычную архитектуру, при этом совсем забыла, что тело и правая рука всегда должна быть свободной для противодействия любой неожиданности. Но я держал её руку и не очень беспокоился, понимая, что направленную агрессию она почувствует заблаговременно.

Мы привыкли к монолитным башням стандартных построек в пятьдесят пять этажей из химически синтезированных бетонов, металла и стеклопластика, с паркингами на верхних уровнях. На планетах Содружества часто бывает так, что человек с момента рождения ни разу не ходил по живой земле, а живёт если не на этажах, то в космосе. Нет, мы с папой на природе бывали часто, последнее время он пристрастился к рыбалке и мы, когда выполняли заказы в обитаемых кислородных мирах, постоянно спускались на планету и дней пять–шесть отдыхали на море или озёрах. Папа даже знал где, в каком месте и какая рыба ловиться, и меня брал всегда. Эх, какую треску таскали!

Улицы, по которым мы шли, были застроены каменными трёхэтажными домами очень плотно, они просто примыкали друг к другу. Дорога была чистой, как только появлялись лошадиные катыши, из ниши в арке появлялся раб с совочком и скребком, и быстро наводил порядок, видать, недаром на въезде в город деньги берут. Как выяснилось, для жителей города один медный россо в день за голову раба, лошади или тяглового вола, это постоянный налог. С учетом трёхсот восьмидесяти четырёх дней в году, это получается почти восемь солдов или один золотой зеол, а в пересчете на двухсоттысячное население свободных, которые владеют в среднем одним с половиной рабом и половиной лошади каждый, даже на таком ерундовом налоге префектура зарабатывает сумасшедшие деньги.

Единственное, что на улицах города мне не понравилось, так это полное отсутствие зелени, правда, много позже увидел, что сады всё‑таки есть, и они находятся внутри дворов.

— Скоро будет рынок, — прервал мои размышления мальчишка проводник.

И правда, на улице заметно увеличился поток пешеходов, и как только мы повернули за угол, перед глазами возникла обширная площадь с длинными рядами прилавков и толпами людей. Нужная нам лавка находилась в угловом доме.

Для писаря здесь было всё: бумага, чернила, графитные грифели, столики и доски писчие, чернильницы настольные и чернильницы переносные. Писчей бумагой мы с Иланой никогда не пользовались, зачем она нужна, если в любой момент можешь открыть перед глазами экран и написать все, что угодно, при этом исправив ошибки и не оставив никаких помарок, как на бумаге. Между тем, когда‑то в руках я её держал, но она была белой и глянцевой, а то, что увидел здесь — грубое и шершавое.

Всё необходимое мы купили, одев на шею Фагору чернильницу и восстановив его статус образованного раба. Заметив счастливое выражение лица, понял, что этот момент для него очень важен. Кстати, нам тоже нужно учиться писать и рисовать на бумаге, так как уже послезавтра надо быть у мастера–оружейника с чертежами.

Да, образование и просвещение здесь, оказывается, дело не дешёвое. За сто листов бумаги, размером две ладони на три, уплатил два золотых, да за всякие прочие канцелярские товары три солда. Такие деньги далеко не всякому по карману. Кстати, где‑то у меня в базе данных есть несколько древних технологий по производству бумаги, надо в будущем этот вопрос обдумать.

— А давай еще прогуляемся по рынку, а? — Илана дернула меня за рукав.

Бесцельно бродить в толпе мне не очень нравится, но девочку решил уважить. Как добраться домой мы теперь сами знали, поэтому вручив Виду полсолда, приказал сопроводить Фагора к гостинице, и взяв девочку за руку, ввинтился в толпу.

Такого количества продавцов и покупателей, я никогда в жизни не видел, здесь были тысячи и тех и других. Весь этот шум и гам меня неслабо напрягал, но взглянув на радостное выражение лица моей девочки, которая азартно шастала от одного прилавка к другому, рассматривала ткани, посуду, украшения и прочие самые разные вещи, трогала их руками, гладила и чуть ли на зуб не пробовала, решил терпеть. Она ещё ребёнок, ей бы игрушками играться, а пришлось окунуться в жестокий, вульгарный и безжалостный мир.

Между тем, диким его не назовёшь, он показался мне стабильным, с давно укоренившейся государственностью и законностью, способствующей общественному порядку, развитию ремесел и свободному перемещению вольных людей и товаров. Судя по всему здесь нет удельного беспредела и местничества. К сожалению, строй рабовладельческий, но с этим ничего не поделаешь.

Да, я тоже ещё мальчишка, и совсем не социолог, но за моими плечами успешно оконченный полный курс общеобразовательной программы Галактического Содружества, да плюс кусок курса университетского, а это безоговорочно позволяет судить о существующем положении дел и понимать суть вещей не хуже любого грамотного взрослого.

— О, смотри! — толкнула меня Илана и показала на прилавок со сладостями.

Толстая продавщица, как только увидела, что мы остановились, запела серенады своим вкусностям, предлагая попробовать то одно, то другое. Илана смотрела на всё с вожделением, она оказалась ужасной сладкоежкой. Как позже выяснилось, её мама лично себе никогда ничего подобного не покупала, и дочь старалась ограничить, поэтому тут же купленную корзинку доверху наполнили чем‑то похожим на земную халву, лукум и пахлаву. Сколько радости было в этих глазах! Ну, да, чистый ребёнок.

— Рэд, опять! — шепнула Илана, когда я вытащил кошель и рассчитывался за покупки.

— Что опять?

— Кто‑то неприятно зырит в спину.

— Тогда давай будем уходить, пока дойдём до гостиницы, совсем стемнеет, — подхватил кошёлку в левую руку и кивнул ей на торговцев, — Смотри, они тоже сворачиваются.

— Хорошо, идем, — согласилась она, но теперь ни одну из своих рук мне не подала, оставила свободными.

По улице с рынка уходило немало людей, поэтому вертеть головой и определять своих недоброжелателей мы не стали. Придет время, они сами проявятся. Ага! Только что размышлял о стабильности и порядке в этом государстве, а правонарушители тут как тут. Ещё бы, во всех мирах, всех эпохах и социально–политических формациях, желающие красиво жить за счет труда ближнего, никогда не переведутся.

Темнело здесь очень быстро. Казалось, только что над стеной города в глаза светил яркий солнечный луч, а через минут сорок на улицах посерело, и стремительно стала сгущаться темень. Народ потихоньку рассосался и нам встретился только фонарщик с двумя носильщиками–рабами, один из которых нёс небольшую лестницу, а второй масло в кувшинах. А звук шагов за спиной приближался.

— Их двое, так и идут за нами, — Илана приостановилась, задрала подол, вытащила из кобуры на бедре импульсник и сунула его себе подмышку левой руки.

— Видно мой кошель понравился, — высказал своё предположение.

— Да, он у тебя большой и тяжелый. Только чего они за нами идут так долго?

— Будет удобно, то нападут, а если нет, так хотя бы выявят наше местожительства. А мы уже недалеко, — показал Илане на фонарь, который висел метрах в ста, там был поворот и ещё метров двести пути.

До гостиницы нам спокойно дойти не дали, шаги за спиной участились и стали звучать громче.

— Останавливаемся, — аккуратно поставил на брусчатку кошёлку со сладостями, вынул боевой нож и повернулся к Илане, — Вали на поражение, в крайнем случае, дорежу.

— Угу, — спокойно сказала она, после чего услышал щелчок предохранителя.

Через несколько секунд из темноты вынырнули два силуэта, в руке того, который бежал на меня сверкнул клинок ножа. Но друг за другом полыхнули два тусклых разряда, резко запахло озоном, а следом и фекалиями. Мощный импульс высокого напряжения моментально остановив сердце, расслабил и освободил мочевой пузырь и прямую кишку.

Подняв с брусчатки плохонький нож из сырого железа, решил, что мне такое непотребство не надо и отбросил его в сторону. Самое интересное, что если меня собирались однозначно зарезать, то Илану нет, её хотели оглушить ударом кожаного кошеля с деньгами по голове. И было там этих денег много, только все медные, однако другой разбойник нищим не был, когда вернулись в номер, то насчитал у него четыре зеола, семь солдов и пригоршню медной мелочи. Как говорил мой дедушка: «С паршивой овцы хоть шерсти клок».

 

Глава 8

Свистнул рассекаемый воздух, раздался звон металла о металл, и на земляной пол кузницы свалился отрубленный кусок железа. Мастер Ардо Крон с толикой сожаления взглянул на огрызок заготовки для сабли, затем посмотрел на мой меч, и в его глазах вспыхнул восторг.

— Ну что? — спросил он, склонившись к клинку, и высматривая место удара.

— Отлично, зазубрины нет. А теперь смотри, — вставил меч в расщелину наковальни и с усилием (пришлось на его плоскость прямо налечь) согнул полной дугой, затем аккуратно отпустил и показал, — Каким ровненьким был, таким и остался.

— Он достоин императора! — хрипло выдохнул мастер.

— Император немного подождёт, — ответил ему, осматривая свой новый меч, великолепный образец холодного оружия. Впрочем, огнестрельного оружия ещё не придумали, но я его тоже придумывать не собираюсь.

— Вы, горцы, ничего святого не признаёте, а император — посланник богов!

— Так я не возражаю, наоборот, абсолютно согласен. Преподнесу ему не только меч, но и полный доспех, потом тебе нарисую какой. Но будет это лишь в обмен на должность цезарха.

— Парень, ты от скромности не умрёшь, — усмехнулся мастер.

Два дня назад я отсканировал наладонником кусок металла, рассчитал теоретический вес с учетом тройной окалины и лазерным резаком отрезал ровно столько, сколько нужно для изготовления трёх лёгких прямых мечей и двух узких кинжалов с изогнутыми вперёд под сорок пять градусов усиками гарды, а так же двух арбалетов с двумя десятками наконечников для болтов.

Длинные прямые мечи с крестовидной гардой я в городе видел. Говорят, они попали в Парсию вместе с северными варварами, многие из которых сегодня служат в гвардии императора. А еще такие носят многие столичные аристократы, ими очень удобно фехтовать.

Для себя с Иланой ничего нового выдумывать не стал, а нарисовал точно такое же оружие, какое было у нас в игрушке «Меч и магия». Клинок меча имел строго функциональную форму без каких‑либо придуманных в виртуальных фентези–играх загогулин и изысков. Эфес тоже был прост — крестовина, дуга и яблоко. А вот модель арбалета взял из числа реально изготовленных реконструкторами и действовавших образцов с известными техническими характеристиками.

Когда рано утром, одевшись попроще, взял кусок стали и прибыл к мастеру Крону, он меня уже ожидал.

— Пойдём, — пригласил в лавку и через переход провёл во двор.

Здесь впервые в этом мире я увидел цветники, виноградник и сад фруктовых деревьев. Пока он меня куда‑то вел, невдалеке послышался стук молотков о железо. Оказывается, у южной стены проживает целый околоток кузнецов, вот они и приступили к работе. Вскоре и в его дворе застучали, в открытой двери кузницы было видно, как сын мастера держал в щипцах пышущую жаром железку, двое рабов брызгая горячей окалиной, по ней лупили молотками, а ещё один раб стоял на горне.

Указав на один из табуретов, мастер уселся рядом и протянул руку:

— Давайте свой материал, я посмотрю.

Развернув холст с куском стальной полосы, он сразу же впился в неё изумлёнными глазами и долго вертел в руках. Наконец, поднял голову и сказал:

— Этот кусок был изделием, отлитым из небесного камня, что невероятно, но то, как он отрезан и совсем недавно, для меня ещё невероятней, не понимаю. Где вы его взяли, и чем резали, не скажете?

— Мастер, сказать не могу, а врать не хочу, но это моя собственность.

— А еще у вас есть такой же? — осторожно спросил он.

— Если у вас получится то, что мне нужно, то найду. Немного, правда, но найду.

— Что ж, давайте посмотрим, что вы хотите сделать.

— Прошу, — подал ему эскиз меча, его сечение, а так же деталировку арбалета.

— У этого меча будет плохая балансировка, — сразу же сказал он.

— Будет нормально, баланс мы отрегулируем яблоком, — ответил ему.

— Каким яблоком? — он с удивлением вскинул голову.

— Посмотрите на этот рисунок, — ткнул пальцем в бумажку, — Это называется эфес, в вершине рукояти укреплен круглый шар, это и есть яблоко.

— Мы его называем навершие, но того, что нарисовано, для хорошего баланса будет мало.

— Это пустотелое яблоко, его нужно будет залить свинцом.

Мастер заинтересованно стал вертеть рисунок в руках, затем сжал кулачище и взмахнул им, покивал головой и сказал:

— А вы знаете, может получиться.

Листки с общим видом и деталировкой арбалета, он рассматривал минут двадцать и всё молчал, наконец, треснул лопатоподобной рукой себе по лбу и рассмеялся.

— Ты смотри, какое интересное решение! Какая красивая придумка! Тот, кто вам это дал — умнейший человек! — он потряс перед глазами стопкой эскизов, — только рычаг для натяжки тетивы с крюком и зацепом, а еще эти гайки и вкладыши можно сделать из обычного железа, а не из небесного.

— Наконечники болтов можно из вашего железа, а в остальном не надо экономить. Мастер, моё железо нержавеющее, пускай изделие будет однородным. Для вас там еще на целый меч останется, а с учетом ваших наконечников, то и на два.

— Хм, тогда пускай всё, что останется, пойдёт в уплату за работу, — он взглянул на меня внимательно, — только если на меч не хватит, то вы добавите. Добро?

— Добро, — согласился и спросил, — А столяра для изготовления ложа не порекомендуете?

— Не надо никого рекомендовать, — он резко махнул рукой, — У нас свой есть. Сделаем все, как нарисовано.

— Желательно из ореха, — подсказал ему.

— Есть сухой орех, сделаем из ореха, — согласился он, — и тетиву из бараньих сухожилий соорудим.

— А вот тетива у меня есть. Осталось решить вопрос изготовления древок для болтов.

— Сейчас пошлю с вами младшего сына, он отведёт к хорошему мастеру, у него древки четырёхслойные, их не ведет, и они долговечны. Так что приходите через две недели, заказ будет выполнен.

— Не понял, — удивленно взглянул на него, — а чего так долго?

— Как это долго, — недовольно спросил он, — Хорошо проковать надо…

— Не надо ничего проковывать, это уже готовая сталь. Нужно просто отковать заготовки под шлифовку и полировку, и всё! Да, у него тяжёлая ковкость, но займёт это два–три дня, не более. Как‑нибудь потом я принесу другое железо, которое придется проковывать, скручивать и сваривать.

— Да так никто не делает, и как это скручивать, не понял, о чём вы говорите, — он недоверчиво на меня посмотрел.

В базе данных я вычитал, что крышки герметичных люков в подобных космических аппаратах изготавливаются из хромово–кремниевой пружинной стали с большим пределом текучести и высокой устойчивостью к усталости, то есть, высокопрочной, гибкой и упругой. В преднапряжённом состоянии её можно держать очень долго. Единственное, что нужно сделать после ковки, так это повторно правильно термообработать.

— Уважаемый мастер, давайте сделаем заготовки, как я говорю. После этого мы её закалим на воду и отпустим.

— Отпустим куда? — тихо спросил он, глядя на малолетнего недоросля, как на идиота.

— Не куда, мастер, а как. Нужно изделие нагреть немного выше температуры плавления свинца, выдержать половину часа и бросить медленно остывать, но в данном случае, мы его охладим водой. Это и есть отпуск.

Нет, я не великий технарь, но базы «Основы кибернетики», «Теория машин и механизмов» и «Материаловедение, основы металлургии и металлообработки» уложены на кору головного мозга крепко, это обязательные предметы общеобразовательной программы планет Содружества. Там, конечно, нет углублённых знаний, зато они позволяют успешно оперировать справочной информацией, а у меня её немало.

Вот таким был самый первый мой разговор с мастером Кроном. А через два дня еще не отполированным мечом я отрубил кусок прочной сабельной заготовки, после чего наши отношения вышли на другой уровень — высокое взаимное доверие. Теперь он внимательно прислушивался ко всем моим советам, касающимся термообработки, и предложил даже перейти на «ты», а это дорогого стоит, здесь так обращаются друг к другу либо близкие родственники, либо друзья.

Хорошими друзьями мы стали гораздо позже, когда своими техническими подсказками помог ему стать одним из богатейших оружейником околотка, правда эта помощь оказалась взаимной. Но сегодня мы стали неплохими товарищами. Он кое‑что рассказал о своём семействе, а я ему о проблемах с жильём и работой. Выслушав, он обещал кое с кем переговорить и по возможности помочь.

— Жильё в городе дорого, все в столицу прутся и все здесь хотят жить, особенно после того, как развалили бедняцкие трущобы и изгнали бродяг и попрошаек, — поведал он мне вечером третьего дня, — сейчас здесь даже небольшой домик тянет не менее восьмидесяти зеолов, а есть такие, которые стоят и триста, и пятьсот. Один знакомый может взять тебя с женой на постой, выделит две комнаты и будет два раза в день кормить. И всё за два солда в день, но раба и лошадей надо продать.

— Нет, такой расклад мне не подходит, — отрицательно качнул головой, — От лошадей нужно избавляться, но раба продавать не буду.

— Дело твоё, но на будущее учти, воин без лошади — никто, даже разговаривать не будут и в наём не возьмут. А тебя с таким оружием в команду могут принять, я посодействую.

— А что за команда? — спросил у него.

— «Чёрные волки», наёмники. Чаще всего сопровождают дальние купеческие караваны.

— Заманчиво, но понимаешь, в чём дело, у меня жена слишком молоденькая, да и я не старый. Переживать за неё буду, поэтому, не смогу надолго оставить.

— Это да, — согласился Крон, — наёмники могут уйти в сопровождение и на полгода, и на год. В общем, ты думай.

— Буду думать, — ответил ему. Между тем, чего там думать, девочку с собой ни в какой рейд не возьму, пускай окрепнет, а одну её здесь не брошу.

К обеду четвёртого дня весь мой заказ был готов. Мастер хотел отделать ножны мечей и кинжалов дорогими позолоченными бляхами, а рукояти — костью морского зверя, но я не захотел, сказал, чтобы сделали все проще: деревянные ножны, оклеенные коровьей кожей с наконечниками, бляхами и кольцами для крепления оружия к поясу из моей стали, а рукояти — из твёрдого дерева, обвитые акульей кожей.

Внутреннюю часть ножен все же оклеили мехом. О необходимости такого элемента даже не предполагал, но мне сказали, что так положено. Мех собирает на себя оружейную смазку и затем выполняет смазывающую и очистительную функцию, кроме того, удерживает меч в фиксированном положении.

Один из комплектов оружия был изготовлен для меня, а второй для Иланы, но если мой меч имел длину клинка девяносто сантиметров, то её — восемьдесят два. Правда, при весе в один килограмм (в моём на сто грамм больше), он для неё был всё ещё великоват и тяжеловат. Но Илане он понравился ужасно.

— Вот! Именно такой у меня был в Игрушке! — воскликнула она, — только этот, мне кажется, немного длиннее.

— Ничего подобного, просто в виртуале ты играла за большую девочку, и меч был тебе по руке, а сейчас ты ещё маленькая.

— Я не маленькая! — буркнула недовольно.

— Уж извини меня, девочка, но и не большая, — заметив, как она нахмурилась, попытался успокоить, — Ты не расстраивайся, ведь я сам еще не взрослый, но очень скоро мы вырастим.

И мечи, и кинжалы мне тоже понравились, сравнительно с саблями–дубинами они были нетяжелыми и имели отличный баланс. К счастью, великолепное клинковое оружие у меня и ранее было, и сейчас есть, это штурмовой палаш, доставшийся в наследство от отца. К сожалению, он привлекает излишнее внимание окружающих, да и предназначен для стремительного нападения, но никак не для фехтования.

Мастера–лучника я изрядно удивил, ну никто ранее не заказывал у него такое толстое древко стрелы длиной в три ладони (двадцать восемь с половиной сантиметра), а как минимум раза в три длиннее. Так что к моменту изготовления арбалетов, было подготовлено по два десятка коротко оперённых бронебойных болтов, по пять охотничьих срезней, по пять — с тупыми наконечниками для охоты на пернатых и по пучку из сотни запасных заготовок.

Невысокий тул для болтов с фиксируемой кожаным ремешком крышкой, он нам изготовил из бамбука и покрыл лаком. Тул имел металлическое донышко и поясок с петлями под ремень и выглядел не только аккуратным, но и прочным. Только бамбук какой‑то странный, словно в процессе роста его зажали между двух плоских камней, и он сам вырос плоским, имея лишь полукруглые края. Потом выяснилось, что моя догадка недалека от истины.

В общем, хорошие боеприпасы — вещь не дешёвая, бедному человеку не по карману, но о потраченных на это дело трёх золотых (половина стоимости нормальной скаковой лошади), я нисколько не жалею. Во многом от них зависит наша жизнь.

В качестве тетивы на арбалет использовал мононить, диаметром в четыре с половиной миллиметра, способной выдержать усилие на разрыв в пять тонн. Мерные куски отрезал монокристаллическим клинком, иначе ничем не возьмёшь, и края, одеваемые на плечи стального лука, завязал специальным узлом, таким, как было указано на рисунке.

Моему рейлгану, как оружию дальнего боя в этом мире конкурента нет, но он тоже не вечен, да и светить его перед посторонними никак нельзя. Снаряженных в магазины снарядов, а так же их запас, упакованный в блистеры, составляет всего девятьсот девяносто два штуки, поэтому использовать его буду только в случаях важных и необходимых. Впрочем, та же история обстоит с игольником и импульсником.

Таким образом, без хороших арбалетов никак не обойтись. Конструкция, взятая мной из сурвивалистской базы данных, имела съёмный стальной лук, что было удобно при транспортировке, тем более, находясь в чехле в сложенном виде, никто не заподозрит, что это арбалет. Весил он три килограмма сто грамм, размах дуги имел семьдесят сантиметров, дальность полёта бронебойного болта триста тридцать метров, а убойная дальность двести пятьдесят метров. Поражение кольчужного бойца гарантировалось на ста пятидесяти метрах, а кирасира — на девяноста. Одним из его немаловажных достоинств было то, что взводить его можно было не только на земле с упором в стремя, но даже сидя на лошади с упором в бедро. Правда, в этом случае нужно обладать хорошей физической подготовкой.

Произвести испытательные стрельбы в черте города без привлечения постороннего внимания, никак бы не получилось, а мне этого хотелось всячески избежать. Как говорил мой папа, чтобы излишне не обзавидовались: некоторые спать не смогут, им дурные мысли в голову полезут. Мастер Крон лишь в очередной раз кинул на меня заинтересованный взгляд, хмыкнул и сказал:

— Ладно, на четвёртом ударе часов пополудни будь у центральных ворот верхом.

Пока я занимался оружейными делами, Илана сидела в номере и старалась не скучать, разворачивала голопроекцию со своего наладонника, и постоянно что‑то читала. Обычно к полудню я приходил домой, и мы шли обедать, а возвращаясь в номер, тоже чем‑нибудь занимались, в основном читали. В это время на улице было очень жарко, жизнь в городе замирала. Слюдяные окна были распахнуты внутрь, при этом снаружи прикрывались решётчатыми ставнями, изготовленными по типу жалюзи, чтобы солнце не попадало в помещение. За счёт специальных отдушин, система сквозняков позволяла пересидеть жару во вполне комфортных условиях. Вот такой кондиционер. А потом ходили гулять по городу.

Сейчас, вернувшись с обеда, за пару часов изучил вопрос примитивных способов получения рафинированной высокоуглеродистой оружейной стали и технологию выписал на бумажку. Решил предложить мастеру Крону взаимовыгодное сотрудничество на долгосрочную перспективу. Это, конечно, не булаты, но по сравнению с тем убожеством, что производится сейчас, оружие получится на порядок лучше.

— К четырем часам надо подготовиться, — повернулся к Илане, — едим за город испытывать арбалеты.

— Ура! Едем на природу, мне надоело бродить по каменным джунглям! — воскликнула она, затем обличительно на меня уставилась, — Чего же ты молчал до сих пор, надо же собраться?!

— А что там собираться, оделась, да и всё.

— Ага, да и всё! — передразнила меня и откинула крышку–кровать сундука, залезла туда чуть ли не с головой и стала перебирать одежду.

И откуда в ней взялось это стремление ковыряться в барахле? Мама приучить не могла, Илана тогда была ещё совсем маленькой, а я тем более, да и приучать негде было. Видно прав был папа, когда говорил, что если хочешь сделать женщине приятное, то сначала своди в магазин.

— Да чего ты там ковыряешься, вытаскивай одежду для верховой езды и все.

— Для верховой езды? — на секунду задумалась она, затем пробормотала, — Так я и вытаскиваю всё для верховой езды.

И правда, на свет появились перфорированные (в некоторых местах) для проветривания коричневые штаны из тонкой козьей кожи, такие же жилетки и шёлковые рубашки, себе вытащила розовую, а мне белую. Вытащила и свежие платки: мне белый в коричневую полоску, а себе — длинную воздушную шаль желтого цвета.

Задолго до назначенного времени, приказал седлать двух наших мышастых меринов. Из оружия взяли игольник, импульсник, кинжалы и мечи, после чего выдвинулись к центральным воротам города. Всё же выглядела моя девочка, как красивая молоденькая воительница, чем срывала взгляды встречных пешеходов и всадников.

С мастером Кромом и его сыном мы столкнулись у выезда на привратную площадь, так что ожидать друг друга не пришлось. Из города выехали совершенно без вопросов, лишь предъявив жетоны, так что четыре удара в колокол мы услышали далеко за воротами города. Ощутив свежесть открытого пространства и запах моря, даже лошади затанцевали.

Свернув налево, мы направились по грунтовой дороге, идущей между поселком и городской стеной.

— Эта дорога ведёт к реке, — сказал мастер, когда мы проехали около километра, — ею пользуются в основном рыбаки, у которых там стоят баркасы, и откуда они выходят в море. А в это время здесь вряд ли кто ходит, так что здесь и постреляем.

Выбрав с полкилометра ровного участка, мы спешились и из рук мастера получили оба арбалета, уложенные в кожаные чехлы, сверху закрытые клапаном. В походном положении их можно было носить на ремне через плечо.

Это было отличное смертоносное оружие дальнего боя, изготовленное аккуратно и с любовью, замок сидел жестко и без люфта, все детали были отлично подогнаны и отполированы. Мастеру, конечно, не сказал, что вся эта красота будет тщательно закрашена специальной зелёной краской, вытереть которую весьма и весьма затруднительно.

Сначала минут пятнадцать потратили на самообучение: разбирали и собирали арбалет. Длинную технологическую тетиву, которая служит для предварительного изгиба лука и натяжения боевой тетивы, на плечи надел сразу. Полоса лука садилась в паз торцевой опорной пластины и поджималась эксцентриком быстро и без проблем. На рукояти рычага были набиты насечки, чтобы не скользила рука, но для его взведения требовалось усилие недетское, между тем Илана тоже справилась.

Первый выстрел произвели на дальность. Приподняли арбалеты на угол около тридцати градусов, как и написано в инструкции, и нажали спусковой крючок. Было видно, как болты мелькнули в воздухе и навесом воткнулись далеко впереди. Мой был немного дальше.

— Сейчас, Дарин, будешь считать расстояние, — сказал мастер сыну, вытаскивая доски, подпорки и два куска листового железа, затем повернулся ко мне, — чего и на какое расстояние ставить?

— Первую доску на двадцать шесть шангов, вторую на сто пять, третью на сто шестьдесят, а четвёртую — на двести шестьдесят. На вторую и третью надо нацепить железо.

— А не очень далеко замахнулся? — спросил мастер.

— С таким арбалетом нормально, — ответил я.

— Понял, Дарин? Тогда иди, в пяти твоих шагах четыре шанга.

Выстрел по ближней доске (по моим подсчетам двадцать пять метров) прошил её, словно болт не заметил препятствия и улетел ещё на пятьдесят метров. Перенесли её на пять метров дальше, здесь болт тоже шёл по прямой наводке, не завалившись вниз ни на сантиметр. Зато потом начал проседать точно так, как и было написано в инструкции. На ста метрах необходимо было целится на четверть профиля вверх, на ста пятидесяти — на полпрофиля, а на двухстах пятидесяти надо было брать немного выше полного профиля, иначе попадал мишени «ниже пояса».

На ста метрах болт прошивал и железо и доску, как бумагу; на ста пятидесяти железо пробивал и до половины заходил в доску, где и застревал, а на двухстах пятидесяти — в доску втыкался, но не более того, так что поразить получится только небронированного противника. Здесь мазали, конечно, изрядно, но ничего, прицельная стрельба — это дело наживное. На скорость — у меня получился один выстрел за четырнадцать секунд, а у Иланы за двадцать пять.

Всё это время она старалась держаться в стороне и сейчас, увидев её отрицательный кивок, говорящий о том, что против нас не злоумышляют, повернулся к мастеру, поклонился и сказал:

— Ардо, ты изготовил прекрасное оружие, мы выражаем тебе свою благодарность. Рассчитался ли я за выполненную работу полностью?

— Да, Рэд, ты со мной рассчитался по царски и у меня никаких претензий нет. Все наши нынешние договорённости выполнены полностью и в будущем будут выполняться. Если бы ты смог принести мне такое же железо, то мы могли бы очень хорошо заработать. Сабля даже из нечистого небесного железа стоит от тридцати до пятидесяти зеолов, а за такие мечи, как у вас, можно выторговать все сто. Я даже готов возвращать тебе три четверти дохода, подумай, Рэд.

— А у меня, Ардо, есть другое предложение, при реализации которого мы сможем заработать ещё больше. И лично ты станешь самым знаменитым оружейником империи, а может и всего этого мира.

— Да? — он посмотрел на меня чрезвычайно заинтересовано, даже подался вперёд, при этом его такой же квадратный сын тоже приблизился на дистанцию хорошей слышимости.

— У меня есть рецепт производства настоящей оружейной стали. Хуже той, которую ты ковал, но любой ваш доспех разрубит запросто.

То, что творилось у него на душе, было видно по брошенному на меня взгляду.

— Рисунок этого арбалета тебе никто не давал, ты его сам нарисовал, верно?

— Верно, — не стал ничего отрицать.

— Что ты хочешь взамен, — его голос звучал хрипло и взволновано.

— Совсем немного, — коротко пожал плечами, — Всего пятую часть дохода от каждой проданной тобой вещи, изготовленной из этой стали.

— Согласен! Бог Родар, покровитель ремесел тому свидетель, — он поднял руки вверх и посмотрел в небо, — Согласен отдавать Рэду Дангору пятую часть дохода от каждой проданной вещи, изготовленной по его наущению из железа, которое много лучше известного ныне. Моё слово кладу на алтарь Гемоса, владыки царства мёртвы, и если его порушу, то уйду следом за своим словом.

Пока он произносил эти слова, я посматривал на Илану, та тоже слегка пожала плечами, затем утвердительно кивнула. Похоже, что человек говорит искренне.

— Держи, — протянул ему сложенный лист бумаги, — Владей!

Пока мы слонялись по дороге, собирали болты и доски, снимали с луков боевую тетиву, его от этой бумажки было не оторвать. И в город он возвращался, как отрешённый от мира, а когда поворачивали к центральным воротам, то даже не сразу услышал, что его окликают.

— Ардо! Ардо! Дарин, толкни отца! — выкрикивал совсем просмоленный на солнце одноглазый мужчина с красным платком на голове, повязанным по типу банданы. Он управлял двухколёсной повозкой с гнедой лошадью в упряжке, рядом с ним сидела женщина, маленькая девочка и парнишка, возраста Иланы.

— Здравствуйте, дядька Карис! — ответил Дарин, и толкнул отца, — смотри, дядька Карис.

— Хо! — воскликнул мастер и завернул свою лошадь к повозке знакомого.

Мы тоже остановились и решили подождать, просто так уехать, не попрощавшись, посчитал неприличным. И правильно сделал, потому, что приятности этого дня для нас ещё не закончились. Через минут десять к нам подъехал Дарин и пригласил познакомиться с дядькой:

— Там для вас есть какое‑то предложение.

— Рэд, Илана, — сказал мастер Крон, когда мы приблизились к ним, — это господин Карис Стром, староста рыбацкого посёлка.

— Очень приятно, — ответили мы с Иланой почти одновременно и коротко поклонились.

— Карис, — продолжил мастер, — разреши представить моего друга, молодого воина Рэда Дангора и его жену, молодую воительницу Илану.

Иначе как одноглазый бандит, этого старосту Строма никак не назовёшь, именно такими моделируют пиратов и разбойников при производстве древне–исторических голофильмов на планетах Содружества. У него на поясе даже похожая абордажная сабля висела. Между тем, Крон сказал:

— Господин Стром дом с подворьем продаёт, здесь рядом, прямо в посёлке.

— Господин Стром, сколько стоит этот дом? — спросил, глядя прямо в уцелевший правый глаз старосты–разбойника.

— Если понравится, то уговоримся, — тот не сводил с меня внимательного, сверлящего глаза, затем на секунду отвёл взгляд на Илану и опять уставился на меня.

— И всё же, прежде чем смотреть, хотелось бы знать, устроит ли меня цена?

— Шестьдесят!

Стоимость десяти строевых лошадей! Дом в пригороде за такую цену должен быть неплох, но надо смотреть. Сейчас у меня осталось пятьдесят два зеола с мелочью. Есть еще шестеро лошадей, правда, кляча Фагора почти ничего не стоит, две нужно обязательно оставить себе, а три продать. Как мне теперь известно, больше чем по пять золотых нам за них не выручить.

— Надо смотреть, — ответил ему, переглянувшись с Иланой.

— Так какие дела? — оттопырил нижнюю губу одноглазый, — поехали смотреть!

Улочки посёлка, а так же дорожки предлагаемого на продажу подворья, которое было ограждено невысоким забором из ракушечника, были вымощены камнем. Крытый керамической черепицей домик с торчащей посредине печной трубой, находился в тридцати минутах езды от центральных городских ворот. Он имел Г–образную форму и стоял на холмистой местности, метрах в ста от залива реки, где у причала скопилась добрая сотня рыбацких баркасов и девять галер, которые быть рыбацкими никак не могли.

Передний дворик, где по–хозяйски бродила коза, два петуха и пара десятков кур, имел ширину до двенадцати метров и столько же глубины, зато задний двор с виноградником, садом и какими‑то грядками, тянулся метров на пятьдесят. Главная часть дома была двухэтажной, шириной семь метров и длиной десять, первый и второй этаж имели открытую террасу, которая на втором этаже была ограждена перилами.

Половину первого этажа занимала большая кладовка, под которой был глубокий подвал, а вторая половина — разделена на кухню и столовую. На второй этаж нужно было выходит по лестнице через наружную террасу. Здесь так же находилось три комнаты, из них в двух четвертинках находились хозяйская спальня и кабинет хозяина, а в левой половине этажа располагалась женская и детская территория, именно так проинформировала проводившая экскурсию женщина.

В левом одноэтажном крыле было две комнаты для рабов, в одной из которых кротко ожидали своей участи две не совсем старые рабыни, но уже с седыми прядями на голове, а вторая была чем‑то захламлена. В третьей комнате стоял массивный верстак, стеллажи с пустыми полками и всё.

У правого забора отдельно стоял толи сарай, толи конюшня на шесть денников, но было явно заметно, что кроме козы и курей никакой живности здесь не было очень давно.

Как потом выяснилось, хозяин этого дома сгинул в море во время шторма. Он был младшим братом старосты, и по прошествии положенного года ожиданий, тот по существующему неписанному закону взял ответственность за вдову и её детей на себя. Теперь забирает их в свой дом, при этом в его семье на одну жену и двоих детей станет больше.

В вопросах определения состояния и привлекательности недвижимости, являюсь абсолютным дилетантом. Да, я не специалист, но мне хотелось иметь свой дом, однако, на террасе, в кладовке и рабском бараке увидел трухлявые доски, а в конюшне — дыры в крыше, о чём стал указывать одноглазому, пытаясь сбить цену. Тот на меня хмуро взглянул и заявил:

— Шестьдесят! За всё, что сейчас здесь есть и в том состоянии, которое есть! И ни на россо меньше! И скажите спасибо, уважаемый, моему шурину Ардо Крому, только благодаря его просьбе я назначил эту цену. Да, всё дерево в доме надо менять, новую мебель ставить и крышу конюшни ремонтировать, но год–два можно прожить и так, а в будущем добавите двадцать–тридцать зеолов, и будет у вас дом такой, как надо.

Как бы принимая окончательное решение, еще раз огляделся вокруг. Мастер Кром энергично кивнул, мол, бери. Илана с любопытством наблюдала за козой и курами, они чем‑то ей были жутко интересны. Лично я такую живность видел лишь на картинке, а вживую никогда, но не показывал вида. О том, соглашаться на это предложение или нет, даже не размышлял, нужно соглашаться и начинать жить.

— Согласен! — сказал я, а староста при этом протянул мне правую руку ладонью вверх. Чисто механически я хлопнул по ней своей рукой.

— Сделка! — объявил староста, — Когда внесете деньги?

— Нужно продать трёх строевых лошадей, и вся сумма будет собрана.

— Этих в том числе? — спросил он.

— Нет, других, но они не хуже, а может даже лучше.

— Тогда не продавайте, завтра пригоняйте ко мне, по пять за голову возьму, устраивает?

— Вполне.

— Тогда завтра же получите купчую на дом и жетон.

— А рабыни? — спросил у него.

— Они прилагаются к дому.

— Карис, — вдруг в разговор встряла женщина, — А баркас?

— Баркас? Хм, вам баркас нужен? — явно не надеясь на положительный ответ, спросил он.

А почему бы и нет, потренируюсь выходить в море, в сурвивалистской базе данных подучу теорию на этот счёт, тем более что папа меня когда‑то учил ходить под парусом. Эти мысли мгновенно мелькнули в голове, но вслух сказал:

— Надо смотреть.

— Так какие дела? — пожал плечами одноглазый, — давайте смотреть!

Ехать было совсем рядом. Издали притопленный в воде шестивёсельный баркас шести метров длины и немногим менее двух ширины, казался симпатичным, но когда подъехал ближе и осмотрел внимательней, то стало ясно, что в море на нём выходили очень давно, ибо это не баркас, а решето. Увидев мою скривившуюся физиономию, одноглазый тихо сказал:

— Забирай. За два солда забирай. Я тебе пришлю мастера, который за два золотых восстановит, и будешь иметь нормальную посудину.

Хлопнув по ладони друг другу, мы отправились обратно.

Проезжая мимо своего будущего подворья, мимо подворий соседей, вдруг понял, что в половине из них живёт кто угодно, но только не рыбаки.

 

Глава 9

В теперь уже забытом детстве очень любил невообразимо красивую и бесконечную звёздную вселенную, всегда мечтал стать пилотом и заполучить свой собственный корабль. В своих фантазиях я открывал новые звёздные системы и воевал с жуткими инопланетными чудовищами. О чём мечтала Илана, не знаю, наверное, о подружках или о новой кукле.

Со смертью родителей у нас, малолетних детей детство неожиданно закончилось, а вместе с тем пришло переосмысление многих ценностей, о которых обычный ребёнок не должен задумываться в принципе. Сужу лично по себе, когда не став ещё взрослым биологически, вынужден был им стать фактически. Да, первоначально чуть с ума не сошел, но звезда далёкой надежды, а еще наполненные слезами испуганные глазёнки маленькой девочки, заставили укрепить силу духа, почувствовать ответственность и пробудить волю к обретению будущего.

И вот сегодня истекает второй месяц нашего пребывания на этой планете, где ранее эфемерные перспективы ныне приобрели реальность. Однако, не всё гладко получается, на беговой дорожке жизни судьба установила ряд препятствий.

Обстоятельства, связанные с моей рыженькой зелёноглазкой, которую неожиданно стал ценить дороже своей жизни, заставляют не просто жить, но жить активно, добиваясь богатства и могущества. Сейчас уже точно знаю, что наши с Иланой навыки фехтования, по своей технике значительно превосходят местные школы, а это помогло бы поступить на серьёзную службу и со временем значительно продвинуться по карьерной лестнице. Но суть дела в том, что этого времени у меня нет.

О положении дел в империи я узнал много новой информации, а частые беседы с оружейником Ардо Кроном, его сыном Дарином, мастером лодочником Щипом, а так же соседями, старым Лугом и молодым Харатом, сильно помогли разобраться в окружающей обстановке. С их слов в империи теоретически может подняться любой свободный гражданин, даже рыбак. Местные жители до сих пор хранят добрую память о выходце из их среды Хализе Ардонусе, который двенадцать лет назад совершил два подвига во время очередной войны с Ахеменидой, после чего императором был возвышен и назначен цезархом Аттолии.

В Парсии нет ни титулов, ни права их наследования, за исключением единственного императора. Но для того, чтобы приподняться в обществе, нужны деньги, связи в среде сильных мира сего, и ещё раз деньги. Взять того же Ардонуса, ведь и с ним не всё так просто. Как рассказал мне одноглазый Карис, они служили вместе на одной галере, где тот вначале смог дорасти до должности капитана, после чего сколотил некоторый капитал, и только затем, получив каперское свидетельство против недругов империи, развернулся вовсю. А став человеком действительно богатым и заметным, он и совершил свои подвиги, в результате которых был высочайше замечен, обласкан и смог так возвыситься.

В настоящее время существует немало древних военно–аристократических фамилий, которые за столетия своего существования стали богатейшими и могущественными родами империи. Но ещё больше таких, которые со временем приставку «военно» теряют, а следовательно теряют влияние в обществе. Некоторые из них становятся торговцами, но большинство хиреют, выходят в тираж и исчезают в небытие. Зато их место занимает новая поросль богатой и боевитой молодёжи, некоторые представители которой имеют все шансы приблизиться к элите аристократии империи. Так почему бы в их числе не оказаться основоположнику рода Дангоров?

В условиях мирного времени стать кем‑то значимым и попасть в фавор императору какому‑то безвестному человеку очень сложно. А то, что мне нужно заслужить расположение императора, безусловно. Однако, для начала нужны деньги и связи, и чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что мои устремления должны быть не в развитии прогресса, а в том, что должно привести к ожидаемому результату быстро и эффективно, то есть, стезя воина и моряка. Насколько я понял из рассуждений одноглазого разбойника, который по какому‑то недоразумению стал старостой посёлка, даже в самое мирное время, море — это постоянный театр военных действий, где происходит перемещение огромных масс товаров и денег, где главенствует закон сильного.

Значит, мне туда дорога. В недавнем прошлом мечтал о покорении просторов космоса, но судьба распорядилась иначе, и теперь придется соответствовать своему предназначению в новых реалиях: Дангор — «Идущий по морю» или «Мореход» теперь будет покорять просторы мирового океана.

В свой новый дом, вернее сказать в своё новое жилище, мы переселились на следующий день. Оплаченное время проживания в гостинице до конца не использовали, но к чести администрации нужно сказать, что один зеол нам вернули.

Староста жил в большом П–образном доме рядом с пристанью. В оплату за дом он принял трёх строевых лошадей без сбруи и сорок пять зеолов, а в оплату за баркас согласился взять клячу Фагора, что меня вполне устраивало. Выписав и выдав на руки купчую и бронзовый жетон, при предъявлении которого мог свободно посещать город, он вывел меня из кабинета на террасу и показал рукой на посёлок.

— Здесь мой дом, теперь здесь и ваш дом. Я вижу, что вы происхождения знатного и то, что буду говорить, вы и сами понимаете, но предупредить обязан: не вмешивайтесь в дела, которые вас никоим образом не касаются, и не мешайте никому жить, тогда никто никогда не помешает вам, и будет к вам уважение соседей, а в доме порядок. Понимаете о чём я?

— Понимаю, господин староста, я хочу жить с соседями в мире. Если всё о чём вы сказали будет взаимно, то обо мне можете не беспокоиться.

— Именно так, господин Дангор. И ещё, если когда‑нибудь в море или на суше вы увидите терпящего бедствие вашего посельчанина, то помогите ему, если у вас будет такая возможность. Поверьте, в отношении вас всегда поступят так же.

— Не сомневайтесь, господин староста, сделаю, как вы говорите.

— Очень хорошо, господин Дангор. Если у вас возникнут какие‑то вопросы, не стесняйтесь заходить, постараюсь ваше любопытство удовлетворить. Между прочим, баркас сегодня с утра перетащили под навес, за недели две он просохнет, и тогда его начнут приводить в порядок. Лодочника зовут Щип, я ему сказал, чтобы он к вам зашёл.

Раскланявшись и распрощавшись, забрав отдыхавшую в тени на нижней террасе Илану, мы отправились осваивать новое пространство. У ворот нас ожидал Фагор и обе рабыни.

— Будешь исполнять сразу две должности, — озадачил его новым назначением, — придворного учёного и придворного начальника. Рабыни в твоём полном распоряжении.

— Насколько полном, хозяин? — осторожно спросил он.

— Я же сказал, ты для них начальник.

Заметив, как радостно блеснули его глаза, и как он по–хозяйски осмотрел тёток, кстати, те тоже подтянулись, поправляя на себе старую в заплатках одежду.

— Как вас зовут и чем вы занимались? — спросил уже у них.

— Меня зовут Риса, хозяин, — сказала та, которая постарше, — Раньше была только кухаркой, но когда погиб бывший хозяин, и бывшая хозяйка продала конюха и еще двух рабынь, то стала носить воду из колодца, заниматься уборкой в доме, стиркой и помывкой хозяйки и хозяйских детей.

— Меня зовут Хина, хозяин, — сказала рабыня помоложе, — В мои обязанности входит уход за двором, подсобными помещениями, и садом. А раньше я шила одежду.

— Ясно, мои требования следующие: чистота и порядок в доме, во дворе и в саду, учтите, грязи и пыли я не люблю. Если на террасе встану ногой в куриное дерьмо, а на брусчатых дорожках в козье, то кто‑то будет серьёзно наказан, и это будет не коза. Понятно?

— Понятно, хозяин, — хором сказали все трое.

— Фагор, носить воду из колодца отныне вменяется тебе, и в дом, и в сад. Не такой уж ты старый. А ещё будешь ухаживать за лошадьми.

— Слушаюсь, хозяин.

— Теперь ты, Риса. Продовольствие будете покупать вместе с Фагором, а кормить — из следующего расчёта: в первый день докады — исключительно овощи и фрукты, второй и пятый — рыба по танну на каждого, в том числе и на вас, а в остальные дни — мясо, как минимум по половине танна в день каждому. Гарниры, молоко и напитки, само собой. Да, и мыть нас не надо, нам нравиться самим мыть друг друга, но корыто и ведро тёплой воды должно стоять каждое утро и каждый вечер. Может, что‑то непонятно?

— Всё понятно, — ответила она.

— Одеты вы плохо, поэтому сходите с Фагором, купите себе обувь и ткань. Коль умеете шить, то пошьёте сами.

Ранее тусклые и безразличные глаза рабынь ожили, видно, распоряжения нового хозяина им понравилось. Да и Фагор угрюмым совсем не выглядел.

Мы с Иланой обустроились в хозяйской спальне, единственном месте, где стояла какая‑то мебель. Кровать была старая и ужасно скрипучая, но нас пока всё устраивало, тем более, что более пяти лет мы с ней прожили в одном кубрике, а последние два месяца даже спим рядом. Привыкла она засыпать у меня подмышкой левой руки, и теперь с этим ничего не поделаешь.

Лодочник Щип, седой мужчина, с изрезанным шрамами лицом, пришел в тот же день. Как только мы познакомились, он сразу заявил:

— Я ещё тогда говорил, что взамен побитых на камнях, нужно ставить хорошие доски, а он меня не послушался. Говорил, что ему баркас и нужен всего на год, правда, столько она и простояла.

Мы уговорились о цене ремонта в два зеола, при этом я настоял, что в баркас будут внесены некоторые изменения, о которых сообщу позже. Определились, что его восстановление можно начинать через две докады, после чего он ушёл.

Устроившись в спальне, единственном в доме месте, где хотя бы на что‑то можно было присесть, решили разобраться с остатками наших финансов. Во всех кошелях и карманах, даже с учётом экспроприированной у бандитов меди, наскребли семь золотых зеолов, пять серебряных солдов и сорок два россо меди. Из них не менее трёх с половиной золотых уйдут на ремонт и парусное вооружение баркаса, и два серебряных — на смену одежды для рабынь. Со слов Фагора и Рисы нашему дому на питание надо не более трёх солдов на докаду и один солд для прокорма двух лошадей, козы и курей.

За эти дни, когда я вникал в домашние дела и учился вести хозяйство, выяснил, что кроме муки и самой пшеницы, которые всегда были в большой цене, прочие продукты здесь стоят не очень дорого. Например, за один танн мяса быка платят двенадцать медяков, а свежая рыба вообще обходится не дороже одного–двух медяков. Между тем, стоимость рыбы засоленной в бочках увеличивается в десять раз, а доставленная в центральные экзархии империи, становится дороже в двадцать пять раз.

Этим промыслом как раз и занимается большинство жителей посёлка, в том числе и наш сосед, пожилой рыбак Луг. Всё его обширное семейство в составе восьми сыновей шесть–семь раз в докаду выходят в море на лов местной сельди, которую и солят в построенных у моря сараях. Зарабатывают, видно неплохо, так как рабы ходят с сытыми рожами и нормально одеты.

За три серебряных солда и в течение всего трёх часов времени эта дружная семейка заменила на конюшне стропила и полностью переложила черепицу, так что теперь, когда зарядит дождь, ничего течь не будет. Между прочим, старик Луг при знакомстве на выполнение этой работы вызвался сам, видно знал о соседских проблемах, а я с радостью согласился.

Некоторые другие рыбаки, чаще всего молодежь, пытаются деньги заработать быстро и много, не надрывая пупок на нудном и изнурительном лове сельди. Они целенаправленно охотятся на серебряную акулу, а так же на редкую крупную рыбу, названую елкина и кидана. По ряду причин эти виды морской фауны добыть сложно, но когда всё же ловится и попадает на рынок, её тут же за большие деньги скупают на кухни дворцов верхнего города. Вот таким промыслом занимается другой наш сосед, Харат, отец двоих маленьких детей, кстати, старше меня всего на два года.

Когда я впервые увидел эту рыбу, то в так называемой елкине заподозрил белую рыбу типа белуги, а в кидане — треску, только огромную. О методах их лова в базе данных моего ПК информация имеется, и на этот счёт у меня появились некоторые мысли, которые пока что решил придержать при себе. А вот подобных акул в классификаторе базы данных не нашлось, но как их ловить — ясно, а где — пока без понятия.

Моя Илана оказалась очень располагающей к себе и контактной девочкой, она перезнакомилась со всеми соседями, и везде все женщины на неё вываливали массу нужной и ненужной информацией. Потом она её фильтровала и полезную сообщала мне. Особенно близко сошлась с Риной, четырнадцатилетней супругой Харата, успевшей уже родить двух крох–погодков. Илана «призналась», что ей всего тринадцать, и на замечание Рины, что пора уже и нам пристараться ребёнка, она на полном серьёзе ответила: «А мы стараемся». В общем, умная девочка.

Очень много внимания мы с ней уделяем фехтованию и стрельбе из арбалета. Во время спарринга она не могла блокировать мой клинок, силёнок не хватало, но отводила его и уклонялась от ударов с завидным упорством. Фехтуя во дворе, частенько загонял её в угол между домами, но пару раз она шустро ускользнула, даже отметила мне условный рез внутренней части бедра. После этого мне пришлось пересмотреть один из приёмов защиты и отрабатывать его по–новому. Из неё получилась хорошая пластичная гимнастка, при этом с отличным чувством дистанции, недаром три года провела на симуляторе. Уходя от атаки, она выделывает невероятные кульбиты, иногда меня даже зависть берёт.

Лошади тоже не застаиваются, мы берём личное оружие, а так же арбалеты и ежедневно выезжаем на стрельбы. Моя девочка радует успехами и здесь. Если у меня стала лучше получаться стрельба по движущимся мишеням, то у неё — более высокая точность на дистанции в двести — двести пятьдесят метров. И это — маленькая девочка, а что из неё будет, когда вырастет?

Окрестности города мы обследовали на пятьдесят километров вглубь материка. Нашли даже дикие места, где получили постоянную возможность практичной стрельбы. В заливе одного из притоков реки Веяна, с мелководным бродом на небольшой остров, мы обнаружили большие стаи непуганых гусей, и нас захватил охотничий азарт.

Первоначально я здесь потерял все пять имевшихся в наличии болтов с тупыми наконечниками, добыв лишь одного гуся, между тем, как Илана потеряла три таких болта, зато добыла двух гусаков. На следующий день мы озаботились изготовлением ещё двух десятков новых, благо, что заготовки были.

За последующие девять дней регулярных тренировок мы потеряли одиннадцать болтов, зато движущуюся мишень на дистанции сто пятьдесят метров снимать научились. Гусей набили девятнадцать штук, но и разогнали изрядно, теперь они стали хитрыми: к берегу ближе, чем на три сотни метров не подплывают и над сушей низко не летают.

Незаметно бежало время, мы наслаждались просторами живой природы, особенно Илана, она буквально обнюхивала каждый попавшийся на глаза новый цветок. И вот, в одно прекрасное утро у ворот появился мастер–лодочник Щип. Захватив с собой компьютерные очки, десять листов чистой бумаги и грифель, мы отправились к причалам.

Мой баркас находился на высоком берегу под навесом и лежал на невысоких подставках килем кверху. Только на килевом брусе угнездились два каких‑то босоногих мужичка.

— Это мои компаньоны, — кивнул мастер–лодочник, после чего те сползли вниз и поклонились.

Компаньоны здесь — это не равноценные деловые партнёры, а помощники типа «подай–принеси» или «хватай побольше и кидай подальше». Эти вольные люди не способны на серьёзные самостоятельные действия и работают прилипалами к успешному человеку. Между прочим, в аристократической среде таких тоже немало (одни вымирают, но следом появляются другие), они приживаются в свите богатого, властного и честолюбивого человека, существуют на его подачки и готовы исполнить абсолютно любое поручение. В общем, компаньон здесь — это не профессия, а состояние души.

Не имея практического опыта в области производства деревянных парусных судов, все же на эту тему в последнее время перелопатил очень много информации. На самом деле за исключением пяти дырявых досок левого борта, остальной корпус выглядел крепким. Ковырнув ножом его край, убедился, что дерево прочное и плотное.

— Доска дубовая, — подсказал мастер Щип, — Здесь у нас сплошные дубовые и буковые леса, вот и лодки такие. И гнильё заменим на такую же.

Что ж, пора приниматься за новую для меня и необычную работу. Не обращая внимания на удивлённые взгляды, надел компьютерные очки, включил функцию объёмного сканирования и обошел вокруг корпуса баркаса, внимательно осмотрев каждую доску.

— Переворачиваем! — спрятал очки и крикнул ещё не вышедшим из ступора удивления и непонимания ремонтникам.

— Надо кого‑то позвать в помощь, эта посудина тяжёлая, — сказал Щип и кивнул одному из компаньонов, — Там семейство Халита с моря вернулось, кликни троих.

Вскоре под навес подошли еще трое молодых парней, и мы общими усилиями ухватились за край массивного борта баркаса, приподняли его на плечи, затем поднатужились и рывком сместили центр тяжести, после чего баркас перекатился на борт, и тяжело ухнул на киль. Неожиданные помощники, подшучивая и весело переговариваясь ушли, а я снова вытащил очки и приступил к делу.

— Мастер, — обратился к Щипу, как только произвёл сканирование внутренней поверхности, — нужно произвести замер наибольшей длины баркаса.

— Уже давно всё замерил, — он с интересом и недоверием смотрел на молодого и непонятного заказчика, закрывшегося какой‑то чёрной, зеркальной маской, — шесть шангов, четыре ладони и один палец. Ширина два шанга и два пальца, а высота один шанг и две ладони и один палец.

В базе данных нашей корабельной Стервы в свободном доступе была в числе прочих программа моделирования парусных морских судов: прогулочной лодки, гоночной яхты, гафельной шхуны и линейного корабля третьего ранга. Зачем папе нужна была эта совершенно не актуальная в Содружестве информация, и зачем он связался с этими фанатами сурвивалистами, ни моя мама не могла понять, ни мама Иланы, да и я на это смотрел, как на чудачество. Ну, зачем нужна какая‑то морская яхта, когда перед тобой открыт весь безграничный космос?

Как я был неправ! Да, она ему не пригодилась, зато пригодилась мне, его частичке, родному сыну.

Вообще‑то при моделировании изделия вполне достаточно иметь какой‑нибудь один линейный размер, всё остальное на отсканированной поверхности просчитается автоматически. Раскрыв файл с парусными судами, разыскал изготовление и реконструкцию прогулочных лодок и в окошке «реконструкция» разместил объёмную проекцию своего баркаса, задав существующий размер от носа и до кормы шесть тысяч девяносто девять миллиметров. Для расчёта теоретического веса и балласта, указал материал — морёный дуб.

Не успел запустить программу, как даже без секундной задержки пришли ряд уточняющих вопросов. Кликнув на ответы «да» или «нет», запустил её опять и компьютер, пару секунд подумав, выдал на экран внешний вид реконструированного баркаса, а рядом друг за другом стали возникать файлы с чертежами недостающих комплектующих изделий.

С того момента, как взял в руки грифель и листок бумаги, выдержал с мастером–лодочником двухчасовую перепалку, вроде того, что я в лодках и кораблях ничего не смыслю.

— Да я не кто‑нибудь, а мастер–корабельщик, пять галер построил! — возмущался он моими некомпетентными требованиями, — Никогда бы не занимался этим корытом, но не мог отказать просьбе уважаемого старосты. А это что? На днище два дополнительных продольных бруса совсем не нужны. И еще мачта не на том месте стоит! А восьмишанговых мачт даже на большие корабли не ставят, а такой баркас просто опрокинется!

В конце концов, как говорил мой дедушка, кто заказывает музыку, тот её и танцует, поэтому, когда повысил плату на один зеол, мастер сдался. Мне кажется, что ему самому стало интересно, что же с этого всего получится.

— Есть хороший мастер–парусник, может, стоит сразу позвать? — спросил Щип.

На мой утвердительный кивок тут же один из компаньонов сорвался и через полчаса привёл молодого парня, лет двадцати пяти. Этот не спорил и молча выслушивал мои пожелания, внимательно рассматривая рисунки с раскроем двухслойных парусов: треугольного грота и обычного стакселя, общей площадью шестнадцать квадратных метров. Только спросил про две полоски парусины (риф–банты), которые нужно вшить в полотно паруса, зачем они нужны.

— Для быстрого уменьшения площади парусов, — ответил ему, между тем понимал этот процесс чисто теоретически, а на практике предстояло ещё и вымучиться, и выучиться.

Парень ещё пару минут посидел, рассматривая рисунки, и твёрдо заявил:

— Эта работа с материалом будет стоить два зеола. Сюда же входит стошанговая бухта каната.

Честно говоря, мне казалось, что цена вопроса раза в три ниже, но спорить не стал. Если задумка удастся и если всё будет так, как мне видится, то эти затраты вернуться очень быстро, поэтому, протянул руку ладонью вверх.

— Сделка!

Компаньоны корабела (раз он так себя задекларировал, то так и буду называть) на удивление работали быстро, видно, не совсем прилипалы. Пока я разбирался со специалистом–парусником, они уже расшили гнилой борт. Надо и мне спешить, поэтому собрав деталировку металлических элементов для крепления гика к мачте, для сборки румпельного рулевого устройства, для крепления вант и штагов, небольших фиксаторов типа найтовов, отправился в местную кузницу. Ехать в город и нагружать оружейника несвойственной работой, посчитал неправильным.

Увидев на рыбацких сетях поплавки из пробкового дерева, вспомнил о соблюдении техники безопасности, на которую папа всегда обращал внимание при выходе в море, поэтому решил пошить спасательные жилеты. На мой вопрос, один из компаньонов пообещал принести на следующий день за сорок медяков восемь брусков такой пробки по локтю длины каждый. Своё обещание он выполнил, а рабыня Хина за день пошила два вполне приличных жилета. Таким образом, если в процессе испытаний что‑то пойдёт не так, и мы перевернёмся, то уже не утонем.

Все три дня, пока шла эта работа, я провёл рядом с мастером Щипом. Доски были заменены, подогнаны, пакля забита в щели, корпус хорошо просмолен, а днище укрывали новые решетчатые полики. В качестве якоря собирался временно использовать гантелевидную булыгу, которую вместе со свёрнутым в бухту канатом уложил рядом с кормовой банкой.

В носовой части баркаса устроили кладовку для парусов с обитыми железом двустворчатыми дверками, и с устроенными внутренними петлями. На них можно было нацепить маленький электромагнитный замок, который активировался с любого ПК. Корма тоже видоизменилась, для удобства вытаскивания из воды на баркас крупных рыбин, к ней крепилась наклонённая под сорок пять градусов доска, шириной тридцать сантиметров. Была здесь ещё одна новинка, теперь управлять поворотом судна нужно не веслом, а рукоятью румпеля.

Больше всего удивления и ухмылок вызывала торчащая на шесть метров над бортами баркаса мачта, раскреплённая вантами и штагами. Теперь баркас был фактически готов, лишь паруса пришлось подождать. Оказывается, пошить качественный парус, который не подведёт и не расползётся под порывом ветра, не так‑то просто. Но, наконец, и этот вопрос решён, и вот наш баркас закачался на лёгкой волне.

Теоретически все пошаговые действия при установке–снятии парусов, взятии рифов и смене галса, мы с Иланой изучили досконально, так как у нас всё это было конкретно прорисовано на схемах и подробно расписано. Так что зевакам насмехаться не пришлось. Установив и закрепив гик, без суеты растянули по нему нижнюю шкаторину грота, а по мачте верхнюю. Со стакселем управились совсем быстро, когда его подтянули, он сразу же поймал ветер, и нас потащило от причала. Принайтовив шкот стакселя к левому борту, быстро уселся за руль и к левому же борту закрепил гика–шкот. Сначала грот заполоскало, но вдруг он хлопнул, наполнился ветром и выгнулся птичьим крылом, а слегка завалившийся вправо баркас, взрезав волну, резво рванул вперёд, провожаемый взглядами удивлённых зевак.

С грузом такая скорость развиваться не будет, а сейчас, когда идёт в балласте и сидит неглубоко, баркас несётся, словно дикая лошадь. Вот мы вышли из залива реки и, слегка довернув руль, я взял курс на устье, где уже в двух километрах плескались волны самого большого в этом мире океана.

— И я! И я хочу на руль! — перекрикивая гудевший в оснастке ветер, воскликнула Илана, широко распахнув восторженные глазищи.

— Жилет одень! — ответил ей, демонстрируя правила поведения на море собственным примером, — И не сомневайся, на твою долю тоже хватит! Это тяжёлый труд, без тебя никак не обойдётся.

 

Глава 10

Первые три дня далеко от берега не отходил, было немного страшновато. Все же самостоятельно впервые выбрались в неведомый океан на неведомом ранее судне, с неведомым парусным вооружением, и всего лишь с теоретическими познаниями. Папа к водной стихии меня приучал, а Илана доверяет абсолютно и безоговорочно, но рисковать не хотелось, мы лишь удалились вдоль побережья подальше от стен города и усердно учились ходить под парусами.

Понимаю, что достичь состояния, когда судно, волну, ветер и парус почувствуешь душой, мы сможем ещё не скоро, но такое время обязательно наступит. Это всё равно, как начинаешь осваивать скутер или какое другое транспортное средство: вначале, прежде чем выполнить манёвр, мозг производит подсказку из освоенной учебной программы, после чего ты выполняешь определённые действия. Затем, проходит некоторое время, и инстинкты опережают мысль, ты даже не задумываешься, зачем нажал ту или иную кнопку, или выжал тот или иной рычаг. Думаю, что точно так же будет и здесь, просто нужна практика.

На второй день наших морских прогулок мы узнали, где рыбаки ставят сети на сельдь, при этом шесть баркасов, с командой по шесть–семь гребцов в каждой (в одном из них находился наш молодой сосед Харат), уходили много дальше, курсом на Юго–запад. Мы рискнули проследовать за ними лишь на четвёртый день, и то в отдалении. Оказалось, что свои сети они ставили в районе гряды небольших каменных островков в четырнадцати километрах от берега.

Близко к ним не подходили, а наблюдали через видеокамеры тактических шлемов с расстояния в четыре километра, откуда всё было видно прекрасно. Вот в одном из баркасов народ оживился, четверо тащили сеть, а двое ухватились за багры, и вскоре через борт друг за дружкой перевалили две полутораметровые пятнистые рыбины, с местным названием кидана, а по моему классификатору — треска. Каждый подобный экземпляр на рынке стоил не меньше четырёх серебряных солда, то есть, ползолотого, значит, мой сосед сегодня прожил день не зря, полторы серебряных монеты на человека — заработок вполне приличный.

— Возвращаемся домой, — сказал своей главной рулевой Илане, — Будем готовиться к рыбной ловле.

Треску мы с папой ловили на Земле в Атлантическом океане, но в прохладных местах, а здесь субтропики и тёплая вода. Вначале думал, что местная треска какая‑то не правильная, но потом развернул смоделированную Стервой навигационную карту планеты с предположительным графиком розы ветров, направлением муссонов и пассатов, а также вероятным направлением морских холодных и тёплых течений, после чего всё стало ясно. К нашей бухте с запада широким фронтом подходил поток холодного течения, делал петлю, опускался едва ли не к экватору и уходил в западное полушарие. Вот где причина, почему мы не чувствуем здесь сильной жары, между тем, как в двухстах километрах восточнее, места гораздо теплее. Нет, здесь совсем не холодно, а под полуденным солнцем по улице лучше не ходить, но всё равно, дышится вполне комфортно.

Со стороны океана дул муссон, и возвращаться с попутным ветром было одно удовольствие. Это когда мы выходим из устья реки, то идем круто против ветра, и один раз приходится менять галс. В первый день это случилось неожиданно, по неопытности гика–шкот принайтовил плохо, и гиком меня здорово треснуло по макушке. Хорошо, что заметил движение и резко уклонился, иначе бы ударом и за борт вынесло. Зато получили урок.

Не пойму я этих местных, видят удобство и превосходство моего парусного вооружения, но за четыре дня ни один не подумал о переделке. Наоборот, говорят, что такое баловство до добра не доведёт, при этом четверо, шестеро или восемь гребцов садятся в баркас и против ветра усердно машут вёслами. Между тем сам видел, как под косым треугольным парусом, укреплённым гипотенузой к рею, уложенному на невысокую двухметровую мачту, к ветру шли довольно круто. Такое вооружение в базе данных моего компьютера значилось, на Земле его называли латинским, только парус здесь был поменьше и высоко вверх его не задирали.

— Ой, Рэд, будь осторожен! — выкрикивал вечером сосед Луг, — послушайся старого моряка, при большом волнении твой баркас обязательно опрокинется.

— Не переживай, сосед, всё обойдётся, — успокаивал его.

— Обойдётся! Обойдётся! — передразнил меня и ушёл.

Зато пронырливая Илана, побывав у них в гостях наслушалась разглагольствований главы семейства, пришла и рассказала, как он собрал всех своих сыновей и начал поучать, а меня ругать, что не слушаюсь умных советов старшего. А ещё он злился, что прямо из‑под его носа староста перехватил мастера Щипа для замены на собственной галере рулевого устройства.

Таким образом, парусное вооружение моего баркаса никого не впечатлило, даже наоборот, просто не представляют, что на любой регате тягаться со мной никто не сможет. А вот руль, да! Произвёл на всех неизгладимое впечатление, это не вёслами маневрировать. Теперь у Щипа и компаньонов работы будет на полгода вперёд.

Что ж, своё мнение оставлю при себе и займусь собственными делами. Вытащил контейнер с рыбацкими принадлежностями, когда‑то изготовленный папой по индивидуальному заказу и стал разбираться, что здесь есть. Первое, что попало на глаза, это сдутый шар сигнального буя ярко–красного цвета, два багра и пустое гнездо от эхолота, который, к сожалению, где‑то потерялся. Рядом в специальных гнёздах были уложены шесть различных телескопических спиннингов с электромеханическими безинерционными катушками. Здесь же лежали упаковки с мононитью, различной толщины и крепости, коробки с крючками, поплавками и наборами искусственной наживки, от мушек для ловли форели и разноцветных гибких рыбок и рачков, до щучьих блёсен, а так же стальных карандашиков, изображающих мойву для ловли трески. Ниже прямо сверху на ластах лежала гарпунная пневматическая винтовка с запасным гарпуном и упаковкой из капсул со сжатым воздухом.

Были здесь и прочие мелочи, без которых на серьёзной рыбалке никак не обойтись, например, плоскогубцы и разжимной циркуль, с помощью которых вытаскивают заглоченные хищником крючки и приманки. Но важнейшая снасть, на которую питаю самые большие надежды, лежит внизу кофра, это электрическая лебедка с выдвижной консолью. Данная конструкция крепится к мачте яхты и предназначается для лова особо крупных экземпляров рыбы.

Папа рассказывал, что с помощью этой мощной снасти когда‑то вытащил стокилограммового сома. Её технические характеристики позволяют поднять до одной тысячи двухсот килограмм груза, но столько нам не надо.

Кофр с рыбацкими принадлежностями за счет двух встроенных антигравитационных пластинок весил всего три килограмма, и его можно было нести, как чемодан. Однако решил, что демонстрировать такую необыкновенную вещь аборигенам категорически нельзя, поэтому опять завернул в холстину и обвязал верёвкой.

В это утро проснулись от пиликанья будильника, настроенного Иланой на своём наладоннике, к этому времени солнце еще не взошло, но на улице уже посерело. Быстренько помылись, оделись, обулись в сандалии и повязали банданы. Под рубахой застегнул пояс с оружием и флягой со свежей водой, Илана так же нацепила свой импульсник и охотничий нож. Надеюсь, что это лишь моя паранойя, и ничего из оружия не пригодиться, но мы уже привыкли к его постоянной носке, поэтому, пусть будет.

Перекусили лепешкой с куском вареного гуся, я запил разбавленным вином, а Илана козьим молоком. Посмотрев вокруг, ничего ли не забыли, закинул на плечи рыбацкий кофр, после чего направились на выход.

Чтобы особо ничем не отличаться от местных рыбаков, Хина по моему заданию из парусины сшила две робы — штаны и рубахи, а две пары тонких технических перчаток вытащил из привезенного с собой имущества. В капсуле осталась их ещё целая упаковка из пятидесяти штук.

Внизу нас уже поджидала Риса с приготовленной в кошёлке едой и плетенной в лозу керамической флягой с разбавленным сухим вином, ёмкостью на четыре банки (немногим более трёх литров). Здесь же под террасой находились и Фагор с Хиной, тоже встречали и низко кланялись. Как же, благодетели–хозяева идут зарабатывать на хлеб насущный.

Мы жили в удобном месте, недалеко от причала, поэтому уже через пятнадцать минут были на берегу и сопровождаемые любопытными взглядами, раскланялись со всеми встречными рыбаками и моряками с так называемых торговых галер, на которых зачем‑то присутствовали обитые медью подводные тараны. Здесь действительно жили дружно, а не так как на Земле у бабушки дома в мегаполисе Ростов, где даже близкие соседи друг друга не знали, знать не хотели и не здоровались. Впрочем, так было в любом мегаполисе любого цивилизованного мира.

— Куда собрался, сосед? — Из рассветных сумерек появился Луг со своим обширным семейством.

— На работу, — ответил ему, затем, добавил, — Рыбу ловить.

— Это вдвоём, или как? — скептически спросил он.

— Вдвоём, а что?

— Да ничего. Не то смотри, сосед, вон у Сушика на галере одного гребца недостаёт, для весла ты выглядишь молодо, но мечом машешь хорошо, не единожды видел, так что могу замолвить словечко.

— Нет, сосед, благодарю, — слегка поклонился ему, — Вначале попробуем сами.

— Ну–ну, — угрюмо буркнул Луг и повернулся к нам спиной.

Тем временем мы забрались в баркас, освободили проход мимо левого борта, подвинув в сторону вчера изготовленные ящик и бочку, предназначенные для рыбы. Затем надели спасательные жилеты, развернули и подняли паруса, после чего подхваченные слабым ветерком отвалили от причала.

Через пятнадцать минут берега устья реки резко отошли в стороны и остались за спиной, а мы вышли на океанские просторы. На востоке занималась заря, серость утра развеялась совсем, и вдруг дохнуло свежим ветром, полнее надув паруса, а пробежавшая рябь мелких утренних волн заиграла бриллиантовым блеском.

— Солнце! — радостно воскликнула Илана.

Вся ярко освещенная неожиданно вспыхнувшими солнечными лучами, она сидела на средней банке, и с изумлением во взгляде протянула руку мне за спину. Оглянувшись, я увидел всплывающий из‑за горизонта пылающий диск звезды. Завораживающее зрелище! Находясь в горах, я уже видел восход, а для девочки это впервые.

— Красивое какое! — восхищённо сказала она и, перебирая рукой о борт, быстренько скользнула ко мне, — правда красивое?

— И ты красивая, Солнышко моё, — ответил ей.

Вместо каких‑либо слов она плюхнулась рядом, крепко обняла меня и так просидела несколько минут.

— А у меня в глазах «зайчики», — наконец сказала она.

— Не переживай, скоро пройдут.

— Ага, — кивнула завитушками кудряшек.

— Ты, наверное, садись на моё место и держи прежний курс: солнце сзади — немного слева, а я займусь снастями, чтобы на месте лова время не терять. Впрочем, подожди, — вынул и активировал компьютерные очки, настроил компас и протянул ей, — Держи! Азимут выставил, зелёная точка на двухстах двадцати пяти градусах. Теперь на солнце оглядываться не надо, и зайчиков не нахватаешься.

Развернув и раскрыв кофр, стал готовить снасти в той последовательности, в какой всегда готовил папа. Вначале вытащил сигнальный буй, из эластичной, но прочной резины, который попадая в воду, надувается до двух метров в диаметре, и пристегнул к нему один из концов двухмиллиметровой мононити. Второй её конец пристегнул к двузубому гарпуну. Затем проверил работу пневматической гарпунной винтовки и наличие в её камере капсулы со сжатым воздухом. Оказалось, что всё было в порядке, его хватало ещё на шесть выстрелов, поэтому зарядил в ствол гарпун и прислонил ружьё к средней банке у правого, в нашем случае нерабочего борта. Туда же выставил оба багра, опустив и задвинув их острые крюки, точно так же, как и наконечник гарпуна в щели поликов. Папа говорил, что благодаря такой предусмотрительности, когда‑то добыл редкую акулу.

Основное орудие лова будет работать почти в автоматическом режиме, я его установлю, как только уберем паруса, а для спортивного интереса разложил два телескопических спиннинга, проверив работу электроприводов катушек. В качестве приманки прицепил «воблеры» трёхсантиметрового криля, уж очень его любит земная атлантическая сельдь, когда‑то сам лично ловил.

Элемент питания привода катушки рассчитан для непрерывной работы в течение ста сорока часов. Чтобы натаскать бочку рыбы, нужно чтобы катушка работала на подъем минут тридцать–сорок. Таким образом, около года можно не переживать, и лишь потом придется катушку крутить вручную. Впрочем, надо будет попробовать производить подзарядку этих элементов через солнечную батарею.

Пока мы шли заданным курсом, в окружающем пространстве не появилось ни одного корабля, а через полтора часа хода вдали показалась гряда скалистых островов. Казалось, что совсем ничего не изменилось и всё так же светило солнце, однако, оттенок воды в океане стал более тёмным, гребешки волн — немного крупнее, а ветер изменил направление.

— Илана, возьми пеленг на ретранслятор и определи наше нынешнее местоположение на электронной карте.

— Есть, — ответила она, — от устья реки прошли строго на юго–запад девятнадцать километров четыреста метров. А эти островки тянутся на северо–восток до того места, где мы вчера видели наших местных рыбаков. О, здесь отмечено прохождение фронта холодного течения.

— Отлично, ложимся в дрейф.

Илана зафиксировала руль, и мы быстро убрали паруса. Затем, вытащил рыболовную лебёдку с пружинной консолью и ещё раз удостоверился в её готовности к работе. Затем, удерживая её в руках, стал ногами на банку и приподняв над головой, прислонил к мачте перпендикулярно левому борту, после чего активировал электромагнитные замки. Рычаги устройства крепко охватили тело мачты, и получился своеобразный грузоподъёмный механизм. Консоль выдвинул и зафиксировал на расстоянии в один метр, чтобы она слегка выступала за борт.

Дистанционное управление системы работало отлично, висеть на мачте и тыкать в лебёдку пальцами не придется. Включил сеть и проверил систему, опустив и подняв технологический грузик, затем, в качестве приманки к мононити прицепил тяжелую стальную рыбку–мойву, пятнадцати сантиметров длины и круглую, как колбаска. Лишь сменил тройник на самый крупный, какой нашёл в коробке.

— Что, Илана, приступим?

— Приступим! — дала отмашку рукой.

Отключив с помощью пульта тормоз привода, мы увидели, как масса тяжёлой приманки увлекла её вглубь океана. Вода была настолько чистой и прозрачной, что блеск играющей серебристой рыбки просматривался долго. Когда приманка достигла дна, датчик вращения инерционной катушки издал звуковой сигнал — тихо пискнул, после чего мгновенно включился привод на подъём. Катушка произвела всего три оборота, приподняв приманку на полтора метра, и опять отключилась, освободив тормоз и снова уронив её на дно. Теперь эти тихие монотонные писки раздавались регулярно с интервалом в три с половиной секунды, а стальная рыбка взлетала и падала, взлетала и падала, играя в толще воды серебристым телом и возбуждая интерес ненасытного хищника.

— Ого! — взглянул в окошко экрана дистанционного управления, — Да здесь глубина восемьдесят два метра. Ну, пускай пока попиликает, а если мойвы здесь не любят, попробуем ловить на того же криля, только десятисантиметрового. Правильно?

— Ты главный, тебе виднее, — с улыбкой ответила Илана.

— Тогда давай пока что научу кидать спиннинг. Смотри …

В это время раздался звук длинного зуммера, пружинная консоль вздрогнула, после чего включился электропривод, и катушка стала безостановочно наматывать туго натянутую мононить, вытаскивая добычу из морских глубин.

— Ха! Мойву здесь тоже любят! — обрадовался я, — Так, Илана, спиннинг подождет, сейчас бери багор, становись слева от ящика и будь готова работать. Ясно?

— Яснее не бывает! — кивнула она и показала пальцем за борт, — Смотри!

В толще воды был отчётливо виден силуэт огромной рыбины, рыскающей по сторонам, но мощная лебёдка тащила её вверх. Перед самой поверхностью пружинная консоль несколько раз сильно дёрнулась и согнулась градусов на тридцать, даже баркас вздрогнул. Как только из воды появилась большущая рыбья морда, и раскрыв пасть, в которой может спокойно поместиться человеческая голова, глотнула воздух, я с помощью пульта снизил скорость подъёма, чтобы выважить её плавно и без рывков.

Полутораметровое пятнистое тело тёмно–коричневого окраса плавниками и хвостом взбурлило воду, пытаясь улизнуть обратно вглубь океана, но волею умного механизма все её попытки были тщетны. А когда технологический грузик–ограничитель упёрся в консоль, в результате чего накрепко прихваченная тормозом лебёдка замерла, то удерживаемая прочной мононитью рыбина уже висела в воздухе, тяжело извиваясь и слегка раскачивая баркас.

Да, это была треска, только огромная, формой головы напоминающая равнобедренный треугольник со сторонами в полметра. Взглянув на экран пульта, отметил показания динамометра: семьдесят семь килограмм, триста пятьдесят грамм. Издали мы видели подобный экземпляр, пойманный другими рыбаками, теперь же сами поймали и разглядываем воочию в упор.

— Илана, цепляем баграми хвост и тянем!

Эту команду больше всего отдавал самому себе, но девочка тоже крепко зацепилась крюком в тело рыбины и мы общими усилиями перевалили её хвост через борт баркаса, после чего опустили внутрь ящика. Наконец огромная треска оказалась на положенном месте, и тогда с помощью разжимного циркуля и плоскогубцев вытащил из её пасти приманку и тройник.

— Ух! Вот это рыбка! — воскликнула Илана.

— Всё, девочка моя, голодными теперь точно не будем, — сказал, разглядывая добычу, затем опустил приманку в море и отключил тормоз лебёдки, — Ловим дальше!

— Ловим!

— Только вначале давай заякоримся. Вроде, здесь место хорошее, — подошёл к корме, поднял булыгу и бросил за борт. Каната было сто шангов (девяносто пять метров), так что для глубины в восемьдесят два — вполне достаточно.

Очередная поклёвка случилась сразу же, как только приманка легла на дно. Датчик пискнул всего четыре раза, когда раздался звук длинного зуммера, пружинная консоль вздрогнула и изогнулась, а привод лебёдки стала наматывать на катушку вытянутую, как струна мононить. И вторую треску, которая была на один килограмм тяжелее первой, мы тоже вытащили без проблем.

Последующие три часа зуммер не звучал, лишь монотонно попискивал датчик лебёдки. Но мы не скучали, научив Илану кидать спиннинг, стали ловить сельдь. Она тоже чаще всего брала на глубине, зато подёргивать спиннингом надобности не было, поклёвка следовала, даже не давая приманке лечь на дно.

Папа когда‑то приучал меня не особо полагаться на электропривод катушки, а крутить её ручкой. Он говорил: «Ощути, сынок, трепет добычи собственными руками, особенно интересно, когда она крупная, просто так не даётся и её нужно уморить». Эта сельдь была длиной до пятидесяти сантиметров, круглой и жирной, весом около пятисот грамм, и ловилась очень легко. Приманку даже швырять далеко не надо, выбросил за борт и все, вскоре ожидай удар.

Илана, на удивление, спиннинг освоила быстро и где‑то после пятой–шестой поклёвки таскала селёдку не хуже меня. В этот день мы надёргали её штук по сорок и, в результате, пятиамфорный (сто семь литров) бочонок забили до половины.

Клёв пропал неожиданно, вот только что сняли с крючков по рыбине и все, подёргивание приманкой оказалось безрезультатным, стая сельди куда‑то ушла. Солнце стояло высоко, компьютерные очки показывали половину одиннадцатого дня, пора было собираться.

— Сворачиваемся, — сказал Илане, но не успел собрать спиннинг, как монотонное и привычное попискивание датчика нашей основной снасти прервалось длинным зуммером.

— Есть! — воскликнула моя девочка.

Вскоре в ящике лежала третья такая же огромная треска, а меня опять взял азарт, и было принято решение немного задержаться. И не напрасно, друг за дружкой мы вытащили ещё две таких же рыбины, но затем, к сожалению, как отрезало. Просидев под монотонное попискивание полчаса, решил проверить некоторые подозрения: опять разобрал спиннинг и закинул приманку. Да, стая сельди подошла, и повторился её безудержный клёв. Теперь стало понятно, что она исчезает при появлении в их ареале обитания более серьёзных представителей пищевой пирамиды, и в данном случае это треска.

— Всё, пора и честь знать. Солнце почти в зените, надо поспеть на рынок.

Снасть собиралась так же быстро, как и разбиралась, и мы через десять минут уже подняли паруса и двигали домой. Илана опять надела компьютерные очки, и управляла баркасом, а я приводил в порядок свой рыбацкий кофр.

— Рэд, представляешь, а руля сейчас слушается много лучше, — удивлённо воскликнула Илана.

— Ещё бы, без учёта нас двоих на борту четыреста с лишним килограмм груза, где‑то треть от общего водоизмещения, рулевое перо сидит глубже, поэтому‑то и управляемость хорошая.

Возвращаться домой было удобней, чем идти к месту лова, свежий бриз дул сзади и справа. Туго наполненные паруса несли по волнам слегка заваленный влево баркас действительно довольно быстро, двадцать два километра до причала рыбного рынка мы шли всего пятьдесят восемь минут. Мне кажется, что для корпуса обычной рыбацкой лодки это очень приличный показатель.

Однажды мы уже на рынке были и порядок действий в общих чертах представляли. Главенство здесь держал староста Карис Стром, а некоторые уважаемые жители нашего посёлка были его помощниками и сидели на ключевых постах, то есть, контролировали все денежные потоки. Даже моих знаний по неоконченному университетскому курсу «Управление персоналом, экономика промышленных предприятий и торговля», для понимания местных реалий и происходящих здесь процессов было больше, чем достаточно.

Свежую сельдь, как правило, продавали редко. Каждая артель или семья имели свой собственный засолочный сарай, где после упаковки в бочки стоимость тана селёдки увеличивалась ровно в пять раз. Лично я этим бизнесом заниматься всю жизнь не собирался, и когда староста предлагал взять в аренду полсарая или выкупить небольшой участок для строительства собственного, то пообещал вначале осмотреться, подумать и, лишь затем принять решение.

У причала стояли девять баркасов, из которых рабы выгружали наполненные корзины с уже рассортированной по видам и размерам рыбы прямо в тележки. Чего здесь только не было?! Всё, что попадает рыбакам в сети, шло на прилавки покупателям, удалось даже впервые увидеть знаменитую тупоносую акулу, переливавшуюся на солнце серебристым цветом. Непонятно каким образом это четырёхметровое чудовище тоже попало в сети.

Никакого столпотворения у причалов не было, чужие торговцы сюда не допускались, а к прибывшему баркасу для решения вопросов реализации подходил кто‑то из рыночных распорядителей и помощник комита, то есть, рыночного мытаря. Но мой баркас своим необычным парусным вооружением всегда вызывал интерес и шутки окружающих, поэтому ротозеев набежало немало.

— Ларт! С тебя солд! Я тебе говорил, что он не перевернётся?! — весело выкрикивал кому‑то мой сосед Харат.

Рядом с ним был такой же молодой парень, внешне очень похожий на старосту Строма, как позже оказалось, это был один из его сыновей. Когда они подошли к причалу, и заглянули в баркас, то их лица выражали крайнюю степень изумления.

— Ого, — тихо сказал Харат.

— Пять штук! — удивился второй, — Это где же вы их взяли?

— Как где? Поймал, — ответил ему.

— Интересно знать, в каких сетях она такая ловится? — недоверчиво ухмыльнулся он.

— Не понял, вы меня в чём‑то хотите обвинить? — закрепив на приколах второй швартовый конец, я разогнулся и уставился на него, краем глаза заметив, как Илана приподняла подол рубахи и держала руку у кобуры с импульсником.

— Рэд, парень шутит, — сзади подошёл староста и хлопнул меня по плечу, — Итак, что у вас тут? Прилично, прилично! Такая кидана — по четыре с половиной солда за штуку потянет, пойдет?

— Хорошо, — махнул рукой, при этом прекрасно понимая, что они её пустят в разруб и наварят если не столько же, то пятьдесят процентов, как минимум, — Согласен!

— Сельдь тоже отдаёшь? Цена один россо за танн.

— Тоже устроит, — согласился с ним, — Только кидан отдаю четыре штуки.

— А пятую куда? — с недоумением спросил он.

— Домой заберу, — улыбнулся, и добавил, — съедим.

— И правильно! — староста потёр руки и кивнул на наглого и недоверчивого парня, — Это Ларт, в дальнейшем работайте с ним. Он, как и вся молодёжь ершистый, а так — нормальный.

— Без проблем, — пожал плечами, мне было без разницы, с кем иметь дело.

Через пять минут рабы выволокли крючьями большую треску, погрузили её на тележку и потащили в торговые ряды. Двое других рабов принесли стойку с весами, затем, пересыпали из бочки в корзины селёдку и взвесили, получилось пятьдесят один танн.

Рядом стояли Ларт и помощник комита, при этом оба записывали результаты в свои бумажки. По общему итогу мне причиталось девятнадцать серебряных солда и одиннадцать россо. Забрав деньги и выплатив мытарю десять процентов налога, тут же отправились домой.

Вот так и начались наши трудовые будни. Семь дней в докаду мы выходили в море, а один — устраивали выходной. Должен сказать, что столь удачный лов был нечасто, обычно в день попадались две–три трески, да с полбочки сельди добирали. Прошло некоторое время, и первоначальное удовольствие и спортивный интерес превратились в рутину. Не скажу, что работа была тяжёлая, для нас нет, мы постоянно занимались специальными физическими упражнениями и поддерживали себя в тонусе. А в дни, когда бывали проблемы с клёвом или уж слишком всё надоедало, мы с Иланой высаживались на островок, где нагишом купались в море и загорали. А чего? Медицинской капсулы и солярия здесь нет, а морские и солнечные ванны — дело полезное и нужное, тем более, что получаем мы их самым натуральным образом. Так что уже через месяц цветом кожи от аборигенов мы особо не отличались.

Удалось и нам добыть одну серебристую акулу. Однажды поймав три больших трески и полбочки сельди, мы свернулись и взяли курс на берег. Одну из рыбин решил не продавать, а оставить себе, а чтобы не тащить домой лишний вес, задумал отрезать и выбросить за борт голову, которая занимала треть объёма и выпотрошить. Уже склонился и заворачивал в парусину очищенную тушку вместе с огромной печенью, когда Илана взволновано воскликнула:

— Рэд, смотри!

Приподняв голову и выглянув в море, метрах в десяти за баркасом увидел резавший волну серебристый плавник.

— Ох ты, тьма космоса, — выругался, и выхватил из‑под рубашки игольник, но холодный расчёт взял верх, и уже более спокойно спрятал его обратно, после чего открыл кофр со сложенными снастями.

Сверху на борту подсыхало пятнышко крови, которое капнуло с рыбьих потрохов, и мне стало ясно, откуда взялось это чудовище, которое и не думало отставать, наоборот, нарезало круги вокруг баркаса. Зарядить гарпун в пневматическую винтовку, подсоединить к нему мононить с сигнальным буем и взвести затвор, заполнив камеру порцией сжатого воздуха, составило секунды времени.

Из этой винтовки довелось стрелять лишь дважды. Давно это было но, помнится, папа говорил, что при такой стрельбе вода преломляет изображение, и истинное местонахождение объекта смещено, что ж, надо пробовать. И вот, плавник акулы снова объявился со стороны кормы и стремительно двинулся курсом мимо правого борта.

Прижав винтовку к плечу, стал выискивать убойное место поражения, но с рыбой не всё так просто, особенно с акулой. Солнечные блики на волне смазывали очертания тела, но жаберные щели были все же заметны, поэтому, вынес упреждение и нажал на спуск. Гарпун мощно пронзил волну и почти полностью проник в тело хищника, который резко ушёл на дно, а следом из бухты стала быстро утекать мононить. Вот исчезли последние витки, захватив и вместе с собой утопив сигнальный буй, который буквально через несколько секунд всплыл. От соприкосновения с водой сработала система разблокировки клапана капсулы, содержащей сжатый воздух, и теперь он стал большим, двухметрового диаметра. Но даже в таком виде усилиями мощного хищника он периодически притапливался до половины.

Для акулы движение — это жизнь, её надо остановить, тогда она погибнет. И хорошо, что гарпун вонзился под углом в жаберные щели, это поспособствует скорейшему её усыплению. Минут через двадцать буй перестал хаотически танцевать на волнах и успокоился. Мы к нему подошли и зарифили паруса, тем временем я замкнул на мачте лебёдку, направив консоль перпендикулярно корме. После этого зацепил под буем мононить, идущую от гарпуна, и посредством специально для этих целей приспособленного карабина соединил её с мононитью лебёдки.

Акулу на буксире не потащишь, у неё отрицательная плавучесть и нет воздушного пузыря. Таким образом, этого четырехметрового монстра пришлось вытащить на борт, а морду привязать к мачте. Правда, хвост так и свешивался с кормы.

Наше прибытие к причалу рыбного рынка на присутствующих произвело неизгладимое впечатление. Мы, конечно, гарпун из тела хищницы изъяли, а прочие снасти спрятали, но то, каким образом она была затянута внутрь баркаса, не понял никто. Тогда нам за неё предложили пять золотых зеола, и я согласился даже без торга. Правда, несколько позже выяснил, что лишь за одну акулью печень, из которой лекари делают какое‑то лекарство, платят не меньше двух с половиной зеола, но я этим фактом совершенно не расстроился.

Люди и раньше поговаривали, что мол, этой самой молодой в посёлке семейке помогает бог морской стихии Горон, и частенько допытывались, как, где и чем мы ловим треску, но мы всё отшучивались. Здесь народ к богам относился серьёзно, а увидев, что мы постоянно посещаем храм Горона, в отношении нас сформировали однозначное мнение и вопросов больше не задавали. А мы так и поддерживали имидж ярых поклонников морского бога и его любимчиков.

Лето подошло к концу, у дома поспел виноград, а в саду начали желтеть зелёные цитрусовые. На море увеличились гребешки волн, предвестники периода штормов, а рыба стала уходить от берега, мигрируя в другие районы океана. Рыбацкие уловы становились всё меньше, и рынок переходил на речную рыбу. Вот и мы в один прекрасный день вместо трески и сельди поймали десяток штук морского окуня и на этом всё.

Народ готовился к лову белой рыбы, которая вот–вот должна была хлынуть в реки на нерест, но мы решили в данном деле не участвовать. Всё же это коллективный промысел, требующий наличия специальных сетей и неводов, а напрашиваться к кому‑то в артель или путаться под ногами, посчитал неправильным. Ведь давным–давно все рыбные места поделены, а залезть на чей‑то чужой участок реки, это всё равно, что забраться в чужой дом.

Мой дедушка на этот счёт говорил так: «Не зная броду, не лезь в воду». Вот и мы не полезли. Стали чаще выезжать лошадей, а проведав «свою» заводь и увидев тысячные стаи птиц, которые облюбовали её, как место отдыха на перелётах, полностью переключились на охоту. Брали палатку и через день выезжали с ночёвкой, в результате, за две докады набили сорок три гуся, весом от четырёх до пяти килограмм, а на утку даже не охотились.

Когда птица стала пуганной до невозможности, под берегом острова увидели ход крупной рыбы, как оказалось, это была та самая «белая». Мы её тоже взяли с арбалетов. Можно было набить, сколько угодно, но лошади могли вынести лишь килограмм по сто каждая, поэтому решили взять всего по четыре крупных экземпляра, и вместо гусей, повезли домой рыбу. Дав лошадям отдохнуть, мы через день вернулись, но уже не было ни рыбы, ни гусей. Правда, в тот день добрались домой тоже не без добычи, когда миновали чащу, то увидели стадо косуль, и двух из них смогли взять.

Все две докады по моему двору плыл запах специй и приготовленного мяса. Кухарка Риса сутками напролёт тушила гусятину, затем укладывала её в глиняные горшки, объёмом на три банки, заливала гусиным жиром, обвязывала парусиной и сносила в глубокий подвал. Я потом тоже туда забрался, и на полках насчитал четыре десятка таких горшков, а ещё два горшка, размером с половину амфоры, наполненные солёной чёрной икрой и два больших ящика с рыбным балыком. Кроме всего прочего, были здесь какие‑то овощи, фрукты и две бочаги с молодым вином, одна с белым, а вторая с красным.

Следует ещё закупить муку и разных круп, и о пропитании в ближайшее время можно особо не беспокоиться.

Дом наш приобрёл более обжитой вид. Шустрая Илана обошла всех соседей и высмотрела образцы местной мебели, после чего стала с размахом тратить наши заработанные деньги, правда, с моего ведома и согласия. Однако, попробовал бы не согласиться, на моё замечание, что этот дом есть лишь базисом для дальнейшего продвижения в Верхний город, в ответ услышал безаппеляционное: «А мама говорила, что в свинарнике жить нельзя». После чего никаких вопросов не задавал, лишь с некоторой долей сожаления проводил исчезнувшую в кошелях строителей, плотников и городских мебельщиков–краснодеревщиков половину заработка, который хотел потратить совсем на другие дела. Недаром папа когда‑то говорил, что тем или иным способом работать, а потом работать ещё более эффективно, нас заставляют именно женщины. Как бы там ни было, но в доме сейчас — красиво и уютно.

Наступило время подведения первых итогов нашего пребывания на этой планете. Да, охота и рыбалка мне нравится, но превращать удовольствие в повседневную рутину нет никакого желания. Любая достойная работа, если к ней относится с полной ответственностью и отдачей, обязательно принесёт материальное удовлетворение. Взять тех же рыбаков. В основном, это вполне обеспеченные люди, но воистину богатых среди них нет, за исключением некоторых околорыбных заправил, типа старосты Строма. Несмотря на своё сравнительно с дворцами богатеев скромное жилище, своим состоянием многих из них он переспорит запросто.

Итак, самое главное наше достижение это то, что период адаптации пройден успешно, и мы без проблем и потерь вписались в структуру местного общества. И пусть его уровень находится далеко от вершины, но цели перед собой поставлены, остаётся неукоснительно двигаться вперёд.

 

Глава 1

В первый день докады будильник наладонника, который лежал на прикроватной тумбочке, всегда молчал, а мы могли дрыхнуть в постели сколько угодно, даже на утреннюю разминку не выходили. Однако, сегодня был не только день чествования морского бога Горона и наш законный выходной, но и день рождения моей девочки.

Обычно за одну минуту до сигнала побудки я всё равно просыпался, но сейчас открыв глаза, почувствовал, как что‑то убаюкивающее загоняло меня обратно в сон. Ещё не взглянув на оконные жалюзи, я знал, что это шум дождя, первого дождя в этом мире. Впрочем, это для меня он первый в этом мире, а для Иланы — первый в жизни. Девочка родилась и прожила на верхних ярусах современного города Содружества, затем в космосе, и ничего подобного никогда не видела.

Она, как обычно, сладко сопела слева подмышкой, при этом по своей дурацкой привычке закинула на меня и руку и ногу. Это она сейчас, когда маленькая, спит, чуть ли не взобравшись мне на живот, придавив мочевой пузырь, а когда вырастит, то ногу мне на шею будет забрасывать, или как? Аккуратно, чтобы её не разбудить, выбрался из‑под покрывала и направился в угол к горшку, при этом в который раз подумал, что надо было бы перегнать спасательную капсулу, снять с неё насос и ёмкость для воды, трубопроводы, смеситель и унитаз, да устроить в доме нормальный санузел. Но тратить остаток ценнейшего ресурса на обычный перелёт совершенно не хотелось, пусть уж пока постоит до какого‑нибудь более серьёзного повода, а мы и на горшок походим.

Тихо сделав дело, уселся на кровать, выдернул из подушки пёрышко и стал щекотать Илане нос и губы.

— Х–м–м…, — лениво отмахнулась, прогоняя «назойливую муху», но второй раз взмахнула резко и поймав меня за руку, приоткрыла глаза и заканючила, — Дай поспать! Рэд, ты бессовестный, сегодня выходной!

— Тебе сегодня одиннадцать лет! — запел ей поздравительную песенку, после чего она встрепенулась и широко распахнула глазищи, — Поздравляю, поздравляю!

Она вдруг улыбнулась, приподнялась и крепко меня обняла:

— Спасибо, Рэд.

— А ещё тебя ждёт подарок, — прошептал её на ухо и поцеловал в щечку.

— Подарок? — удивлённо спросила она и отпустила объятья, — Какой?

— Такого ты не видела ещё никогда в жизни, — вообще‑то никаких материальных подарков мы друг другу в космосе не дарили, но сейчас кивнул на окно и сказал, — А ты прислушайся.

— Что это? — замерев на секунду, спросила она.

— Дождь.

— Настоящий дождь?! — спросила она, соскочила с кровати и подошла к окну.

Распахнув створки рамы с мокрыми наклонными жалюзи, она уставилась во двор, затем высунула руку и поймала несколько капель,

— Побежали, — воскликнула она и устремилась к выходу из комнаты.

— Куда? — только и успел спросить, но её ночная рубашка мелькнула в двери, и мне ничего не оставалось, как поспешить следом.

Затаскивать с улицы в дом совершенно мокрую Илану с прилипшей к телу ночнушкой, пришлось чуть ли не насильно, для этого довелось и мне выскакивать под природный душ в одних трусах.

— Ты сумасшедшая, Иланка! Дождь прохладный, заболеть можно, а наш медблок Стерва унесла в глубины космоса, так что поберечься надо, — стянул с неё рубаху и стал оттирать сухим полотенцем.

— Рэд, разве ты не знаешь, что обычной простудой мы не заболеем, биороботы не допустят? — спросила она и побежала в угол за штору.

— «Не допустят», — передразнил её и вытерся сам, затем вытащил из одёжного шкафа, изготовленного краснодеревщиками по моему чертежу сухое чистое бельё, и стал переодеваться.

Илана обернулась, как метеор, шустро напялила на себя трусы и майку, но одеваться дальше не стала, а ухватила меня за руку и потащила в кровать.

— Выходной сегодня, давай ещё полежим, поговорим про наш будущий поход, а?

— Ладно, давай, всё равно дождь идёт, — согласился с ней.

Фагор говорил, что сейчас после постоянных двухсот двадцати дней сухой погоды должны пойти один–два раза в докаду дожди–предвестники, и лишь через месяц следует ожидать начало сезона дождей, усиления ветра и высокой волны на море. Впрочем, уже при нынешних пяти баллах, из бухты не выходит ни один корабль, о рыбацком баркасе даже не говорю. И так будет продолжаться четыре месяца. Между тем, по имеющейся в моём ПК информации, нормальному паруснику сегодняшние природные условия для судоходства вполне пригодны.

Как бы там ни было, но местные суда ходить по такой волне не приспособлены, поэтому рыбаки и моряки ныне отдыхают. Но кое‑кто из энергичной молодёжи все же дома не сидит, а нанимается в охрану и сопровождение зимних торговых караванов, при этом выбирают маршруты, на которых можно обернуться за четыре месяца, то есть, к началу нового рыболовного сезона. С одним из таких караванов, который повезёт на продажу солёную рыбу, староста Стром предложил отправиться и мне.

— Воинам плачу по солду в день, поход займёт три месяца, — говорил он, — Считайте двенадцать зеолов за поход, питание и проживание за мой счёт.

О том, что куда‑то поеду без неё, Илана и слышать не хотела. Мне же и брать её с собой, и оставлять дома одну было как‑то боязно, поэтому пришёл к старосте и заявил:

— Я согласен, но нас двое, моя жена тоже воительница.

— Нет! — категорически ответил он, — Женщин в поход никогда не брали и не возьмём!

— Ставлю зеол против солда, что она завалит любого из ваших воинов.

— Нет, Рэд, — он весело рассмеялся, — пусть уж ваш зеол останется при вас. Даже если она что‑нибудь умеет, то победить опытного воина никогда не сможет, слишком молода. Да и не нужны нам лишние охранники, мы пойдём по территории империи, а здесь разбойничьи шайки малочисленны и встречаются редко.

— Жаль, но без жены наниматься не могу, поэтому вынужден отказаться, — поклонился и направился к выходу.

Мой рассказ и отповедь старосты Илану огорчили. Она минут десять тихо сидела, грустно пялясь в потолок, затем скривила губки, взглянула на меня исподлобья и спросила:

— А ты не знаешь, сколько стоит хорошая арба с упряжкой волов?

— Солнышко, ты умеешь читать мысли?

— У — у, — она отрицательно качнула головой, — Просто я подумала, зачем охранять чью‑то арбу, если можно охранять собственную.

М–да, моя женщина ещё маленькая, но рассудительная, хозяйственная и складом ума местным взрослым не уступает, а по уровню интеллекта — значительно превосходит.

— Солнышко, я знаю, сколько стоит тридцативёсельная галера водоизмещением в полторы тысячи амфор или, по–нашему около тридцати двух тонн! И стоит она пятьсот семьдесят зеолов, в шесть раз больше, чем обошёлся нам этот дом вместе с ремонтом. Только парусник такого же водоизмещения обойдётся значительно дороже. Понимаешь, Солнышко, когда я слушал отказ старосты в отношении тебя, то вначале тоже огорчился, но затем еще раз сложил шестьдесят четыре зеола нашего заработка за сезон, да возможные двенадцать за охрану и решил, что оттягивать реализацию планов ещё на целый год, это значит проявить слабость. Пора подниматься на другую, более перспективную ступеньку, и делать деньги не чужому дяде, а себе. Ты согласна?

— Да, Рэд, согласна, — кивнула кудряшками Илана.

— Можно было бы заняться торговлей снятой со спасательной капсулы стали, но это привлечёт к нам широкое и совсем несвоевременное внимание.

— Точно! Нужно заняться какой‑нибудь другой торговлей, — согласилась она.

Начиная с этого момента, мы стали конкретно интересоваться конъюнктурой рынка, расспрашивали людей, даже несколько раз ходили обедать на постоялые дворы и столовые залы гостиниц, где чаще всего обитают наёмники, зарабатывающие на охранах караванов. В результате выяснили множество разных аспектов местной торговли и взаимоотношений её субъектов, порой готовых перегрызть друг другу глотку. А ещё поняли, на чём можно разбогатеть быстрее всего, правда с риском для здоровья — самыми дорогими товарами были специи и меха.

О специях всё понятно, но зачем нужны меха в землях с субтропическим климатом? Как оказалось, в сезон дождей для любого уважающего себя аристократа или богатого мещанина меховая мантия или плащ это статусная форма одежды. Здесь же нужны меха для воротников и украшений платьев знатных дам.

Высокая ценность этих товаров обуславливалась, кроме всего прочего, особой сложностью их приобретения и доставки. За специями нужно было отправляться морем в Хиндан за четыре тысячи кошангов (три тысячи восемьсот километров), а с учётом того, что суда ходят исключительно каботажным способом, риск нарваться на пиратов имеет более, чем высокую вероятность. Да и закупочные цены велики, то есть, такое путешествие простому торговцу не по карману.

За мехами нужно идти две тысячи шангов к дикарям севера или еще дальше, три тысячи шангов на северо–восток, где сразу же за перевалом пограничных гор каждой весной проводится большой торг. Сюда съезжаются многие рода лесовиков и племена кочевников, и это место на протяжении целой луны является не только местом меновой торговли, но и своеобразной развлекательно–информационной площадкой.

Некоторые рисковые предприниматели пытаются обойти цены посредников и перекупщиков, и отправляются к лесовикам за мехами зимой, через земли кочевников. Этот путь сопряжён с множеством опасностей, исходящих не только от четвероногих, но и от двуногих хищников, поэтому на такой риск идут исключительно отчаянные торговцы с такой же отчаянной хорошо вооруженной и высокооплачиваемой охраной. Но даже это не гарантирует безопасности похода, редкая торговая партия возвращается без потерь, а некоторые вообще не возвращаются, где‑то в пути пропадают бесследно.

Вопрос о том, куда направить свою энергию и деньги, помог случай. Мы возвращались с выездки домой, и буквально на дороге в сотне метров от Литейного посёлка, расположенного у северо–восточной стены города услышали женский визг, который внезапно оборвался. Пришпорив лошадей и подъехав ближе, увидели двух разбойников, которые тащили в кусты бесчувственную девчонку, их намерения были совершенно ясны. Двое других нападали с ножами на парня, который показался мне чем‑то знаком. Он тоже отбивался ножом, но финал был близок, и не в его пользу, кровь стекала с пореза на щеке и с пальцев его левой руки. А нападавшие бандиты над ним куражились, что‑то выкрикивали и смеялись.

— Да это же Вид, помнишь нашего провожатого по городу? — Илана указала на окровавленного парня, затем обратила моё внимание на кустарник, — А эти скоты хотят девочку насиловать, видишь? Надо помочь!

— Хорошо, валим их насмерть! — взглянув на насильников, один из которых уже снимал штаны, сказал, — Эти твои.

Илана интуитивно потянулась к импульснику, но увидев, что я взялся за рукоять меча, тоже выхватила свой клинок и устремилась на поляну к кустарнику, мои же противники находились прямо на дороге. И те, и другие, видимо услышали стук копыт и на секунду замерли. Краем глаза заметил, как сверкнул клинок и к ногам полуобнажённого бандита упал кусок ранее напряженной плоти, а из того места, где он только что торчал, хлынула струя крови. Он ещё не почувствовал боли и стоял в ступоре, зато второй дико закричал и рванул к лесу, но был настигнут буквально за пару секунд. Илана подняла меч над головой, приподнялась в стременах и силой корпуса обрушила острую сталь на его обнажённую голову, разрубив пополам, как переспевший арбуз. Затем, она развернула лошадь и поскакала к согнувшемуся к земле и завывшему от боли первому насильнику, здесь она повторила свой манёвр и обрушила клинок на удобно выставленную шею, полностью отделив тому голову от тела.

Своих противников я упокоил много быстрее и не так эффектно. Первого противника, который развернулся ко мне и пытался уколоть лошадь ножом, ткнул между рёбер в область сердца, а второго уколол в печень. Лишь секундой позже увидел, что в горле второго уже торчал нож Вида, который не растерялся и воспользовался единственно возможным моментом, увидев, что враги отвлеклись на внешний фактор, то есть на меня.

В тот день я впервые понял, что моё маленькое Солнышко, это не такая уж и пай–девочка. Потерявшая самого родного во вселенной человека — маму, почти в одиночестве, в черноте космоса она претерпела четыре года безысходности. Её держали в напряжении и не позволили сойти с ума лишь навязанные мною постоянные физические и умственные нагрузки, что принесло немалую пользу нашему будущему. Она изучила половину общеобразовательной программы Содружества, а так же специальные базы знаний по курсу «выживальщика» и бойца штурмового подразделения, из них последняя обычным гражданским людям, как правило, в центральных мирах была не доступна. Она воспитала в себе обострённое чувство справедливости, в том понимании, в каком она его видит, проявляя безграничное доверие и любовь лично ко мне. Но как это ни странно, наряду с этим в её совсем недетской душе легко уживается извращённая жестокость, ненависть и нетерпимость к тем, кого она считает недругом, а также циничное отношение ко всему, что не относится к близкому окружению.

Угловатая девчушка, но рослая и физически сложенная, как гимнастка или скорее пловчиха с гибкостью гимнастки, в среде местных аборигенок она мало чем отличается от молоденьких женщин, разве что её выдают некоторые ещё слаборазвитые формы. И по сути своей она имела вполне сложившийся недетский характер, а ребёнком была лишь по возрасту и физиологии. Впрочем, как и я.

Увидев, что Илана спешилась, склонилась над бесчувственной девчонкой и хлопает её по щекам, я тоже перекинул ногу через переднюю луку седла и спрыгнул наземь.

— Вид, вы как здесь оказались? — спросил у парня, который сидел на земляной кочке и прижимал к груди рассеченное и окровавленное предплечье левой руки.

— Гуляли, — ответил он, глядя в сторону кустарника мутным взглядом, — Там Инари.

— Не переживай, с ней всё в порядке, — присел рядом с ним и кивнул на трупы, — А это кто такие?

— Шакалы с соседнего посёлка.

Я знал, что рядом с восточной городской стеной стояли трущобы бывшего городского дна, доставляющего проблемы окружающим. Так и оказалось, что они оттуда.

— Вид, но ведь ты раньше в городе жил? — спросил у него, отстёгивая седельную сумку.

— А, это вы, господин? Вы жили в «Щите», правильно?

— Было дело, но сейчас живём в рыбацком посёлке.

— Я тоже в городе никогда не жил, лишь подрабатывал, — ответил парень, — Но вигилы поймали и выставили за ворота. Теперь вот, живу в Литейном с отцом и братом.

— А мать где?

— А нет у меня матери, — угрюмо буркнул он, затем «ойкнул», получив укол.

Пока мы разговаривали, я занимался его ранами. Наши с Иланой мобильные аптечки крепились к плечу с внутренней стороны рукава комбинезона и были специально запрограммированы на чувствительность именно нашего тела. Но походная аптечка в седельной сумке ездила постоянно, поэтому помощь парню смог оказать вполне квалифицированную.

Сначала прямо сквозь штаны вколол в бедро шприц–тюбик с антишоковым, обезболивающим и успокоительным коктейлем номер один, затем макнув тампон в специальный раствор номер два, провёл антисептику ран и одновременно остановил кровь, при этом проверил полости на отсутствие инородных частиц. Составом номер три выполнил местную анестезию, после чего порезы на щеке и предплечье сшил хирургическим степлером. Наложив пластырь, пропитанный заживляющим составом, посмотрел в испуганные и удивлённые глаза парня и сказал:

— Повязки водой не мочить и не снимать. Дня через четыре, когда произойдёт заживление ран, и рассосутся швы, они сами отвалятся. Понятно?

— Угу, — кивнул он головой.

К этому времени к нам подошла Илана с жертвой несостоявшегося изнасилования, такой себе черноокой симпатичной молоденькой девчонкой, вытащила из аптечки успокоительный леденец и сунула ей в рот.

— Соси, он вкусный и полезный, — сказала она.

Не знаю, кто увидел и как предупредил, но когда мы уже собирались уезжать, то на поляну сбежалась чуть ли не половина Литейного посёлка во главе с самим старостой. При его непосредственном участии было осмотрено место происшествия, потом он опросил парня и девушку, задал вопросы и нам. А чего там скрывать, рассказал, как было, после чего нас коллективно поблагодарили и вручили четыре трофейных ножа, а так же четыре тощих кошеля, в каждом из которых было по маленькой горстке меди.

Когда мы уезжали, то на меня все смотрели обыкновенно и доброжелательно, но на Илану уж очень настороженно и с опаской, особенно мужики. Видно впечатлил внешний вид полуобнаженного трупа, оставшегося без головы и члена.

А через пять дней у ворот нашего дома собралась целая делегация. Оказывается, пожаловали в гости с благодарностями и подарками отец спасённой нами от насильников девушки Инари, которого звали Шипун Гарт, и Вид с одноногим отцом, представившимся Лагосом Корваном. В виде благодарности они вручили нам одноамфорный (двадцать один литр четыреста миллилитров) бронзовый котёл с крышкой, кстати, ценности немалой. Оказывается, что Шипун его отливал лично.

Тогда‑то сидя за столом и изрядно выпив привезенного ими же вина, Лагос и поведал о своей бывшей жизни и службе в наёмном отряде. Направляемый вопросами любопытной Иланы, он проговорился о том, что будучи охранником торгового каравана дважды ходил через земли кочевников за мехами, а в последнем походе и ногу потерял.

— А почему вы ходили только зимой? — спросил у него.

— Потому, что главный повелитель кочевников считает всех таёжных дикарей своими должниками и разрешает проводить торги только вначале лета у пограничного перевала. Зимой они откочёвывают на юго–восток, а весной возвращаются, что‑то обменивают с лесовиками на хинданские товары, а что‑то забирают как налог, вот после этого только и разрешается торговать.

— Если зимой откочёвывают, тогда кто же на вас нападал?

— А, — махнул он рукой и приложился к чаше с вином, — Разных бродячих банд дикарей там хватает, и среди лесовиков, и среди кочевников, которые живут грабежом. Сколько их не вырезай, а новая молодёжь подрастает и всё хотят свою удаль показать. А уж если заметили на снегу след от каравана, то обязательно нападут, для них никаких божеских законов не существует, захватить в рабство кого‑нибудь свободного, это самый великий подвиг. Их даже не волнует, что из воина раб никакой, всё равно замучают. Эх, сколько наших за перевалом сгинуло, и не пересчитать.

— Да, сосед, рискованное это дело, к дикарям ходить, — кивнул головой захмелевший Шипун.

— Это точно, сейчас зимой редко кто и ходит, перевелись отчаянные торговцы — он немного помолчал, задумчиво отхлебнул вина и тихо сказал, — Но я бы сходил.

— Сиди уж у меня помощником, сходил бы он! — возмутился Шипун, — Хочешь и вторую ногу потерять?

— Что ты знаешь? Господин Саридон, это торговец, которого мы раньше постоянно сопровождали, нашей команде из шестнадцати человек из мехов десятину от дохода в качестве премиальных платил. Ты даже не представляешь, какие это деньги, до следующего похода можно было вообще не работать. Теперь он стал важным человеком и сам уже давно никуда не ходит. А без ноги да, никто не возьмёт, — он заглянул под стол, стукнул деревяшкой по полу и решительно взмахнул кулаком, — Даже простым ездовым на арбе, но я бы сходил!

Честно говоря, полученная информация меня изрядно заинтересовала, поэтому решил встретиться с Лагосом отдельно и переговорить с глазу на глаз. Ненавязчиво выяснив ориентиры их местожительства, вскоре распрощались, и я проводил гостей за ворота.

На следующий день Риса приготовила оплетённый кувшин с красным вином, Фагор оседлал лошадь, и я отправился к Лагосу с ответным визитом. Литейный посёлок был менее привлекателен, чем Рыбацкий и навивал уныние, улицы были обычными грунтовыми и пыльными, дома — похуже, а ещё постоянная копоть.

Небольшой домик Лагоса стоял посреди фруктового сада и выглядел крепко, зато любой, кто заходил внутрь, сразу понимал, что женщиной в нём и не пахнет, хозяин даже рабыню не содержал. Кроме отца проживали здесь два его сына, старший Динос, пятнадцати лет отроду, и на год младший Вид, правда, особого достатка в доме тоже не наблюдалось.

— Ничего, — видимо что‑то заметив в моём взгляде, Лагос стал говорить как бы извиняющимся тоном, — Диноса мы вытянули, в этом году он окончил воинскую школу, обещали принять в наёмный отряд, так что вскоре нам будет полегче. А там глядишь, к следующему году и Виду денег насобираем, тоже учиться отправим, а пока что сам тренирую.

— Без ноги, тренируете? — удивлённо спросил у него.

— Ха! Не всякий воин против меня выстоит, а с этой деревяшкой я и в седле могу сидеть. Было бы ещё лучше, если бы под неё специальное стремя отковать, да оно, видите, без надобности, далеко ездить не приходится, — разливая в чаши вино, он вздохнул с сожалением.

Это был мужчина в возрасте слегка за сорок, довольно крепкого телосложения и совершенно не суетливый. Одна беда — безногий. Долив в свою чашу половину воды, первым отпил и, глядя ему прямо в глаза, спросил:

— А если такая надобность уже появилась?

— Что? — он резко подался вперёд, а его глаза выражали крайнюю степень изумления.

Тогда‑то и объяснил ему, что имею желание отправиться в подобный поход и хотел бы получить как можно больше информации, найти проводника и собрать профессиональную команду. За столом мы просидели и проговорили около двух часов. Он отвечал, фактически на любые мои вопросы, при этом я вытащил из сумки лист бумаги, грифель и в процессе разговора делал кое–какие заметки.

Выяснил, что караван его бывшего нанимателя обычно состоял из четырёх больших двухосных арб, грузоподъёмностью до одной тысячи танн (восемьсот пятьдесят семь килограмм) и сопровождался четырьмя ездовыми, которые умели держать в руках копьё и топор, а так же двенадцатью профессиональными воинами, пятеро из них были воительницы–лучницы. Да и сам торговец считался воином не из последних.

В каждой из трёх арб стояло по пять пятиамфорных бочек тростникового (сахарного) вина* и три бочки муки. В четвёртой арбе было место отдыха торговца, там же держали пропитание для команды, недорогие ткани и различные поделки из железа, в том числе ножи и наконечники для копий. Железные наконечники для стрел дикарям никогда не продавали, они их могли получить исключительно в виде трофеев. А ещё у дикарей очень ценились серебряные монеты, они из них делали различные ожерелья.

  * Перебродивший напиток из сока сахарного тростника, на Земле известен задолго до рождества Христова. Рафинированного сахара здесь ещё не знали.

За перевалом и северными отрогами гор вся команда переодевалась в тёплую одежду — вязанные кофты, стёганые ватники–халаты, штаны и рукавицы, там было снежно и морозно. При переходе через степь, да и в тайге надо было ухо уже держать востро, здесь броню почти не снимали, так как в любой момент могли подвергнуться нападению. Кстати, если каждый воин был обеспечен собственным доспехом, то обмундированием ездовых заботился сам торговец. Броники не одного из них от стрелы защитили и жизнь спасли.

— Что ещё знаю? — сам себя спросил Лагос, взглянул в потолок и продолжил, — Муку господин Саридон брал не здесь, а на Севере, в экзархии Ардалан, там она раза в два дешевле. Ну и по пару торб овса на лошадь тоже там покупал.

— А чем же быков и лошадей кормили на пути к Ардалану? — спросил у него.

— По времени выходить надо где‑то через месяц, когда здесь начнутся дожди, а ближе к Северу они уже прекратятся, но земля будет смочена дождями и вместо летней пожухлой травы попрёт зелень, так что будет чем кормить, — Лагос вдруг замолчал и тяжело вздохнул, — Но все мои сказки есть обычный трёп. Вы уж простите, господин Дангор, но никакая команда охранников с вами не пойдёт, даже за обещанные две десятины от выручки. Разве что я бы согласился, может быть.

Он опять с минуту помолчал и продолжил:

— Идут за любимцем богов, за торговцем удачливым, а вы пока ещё даже не торговец, и какой из вас воин, тоже никто не знает. Да и без лучниц на землях кочевников делать нечего, перебьют нас, а они нанимаются только к мужчине серьёзному, кто что‑то значит, а вы…, — он пожал плечами, развёл руками и, склонив голову задумчиво глядя в стол, закончил, — А жаль.

— Лучницы, говорите? Ну‑ка, господин Лагос Корван, давайте‑ка выйдем на улицу! — я встал из‑за стола, а отец с сыновьями удивлённо переглянулись, ухмыльнулись и последовали на выход.

Выйдя во двор, направился под навес к привязи, где снял притороченный к седлу мерина чехол с арбалетом. Распаковал и собрал за две минуты, а затем стал демонстрировать его технические возможности по дальности, точности и скорости. Нужно сказать, что семейка была впечатлена, а когда ещё предложил и провёл спарринг трёх против одного, при этом сделал всех троих за четыре секунды, то семейка была обескуражена.

— Каждый, кто пойдёт со мной в поход, будет иметь такой же арбалет. Не навсегда, лишь на время похода. А в будущем, те воины, которые войдут в мою команду, получат точно такой же меч, как у меня, кстати, стоит он как три ваших дома или как один мой. А вас бы, господин Корван, в походе назначил бы старшим, с соответствующей долей заработка, конечно. Подумайте!

Мало сказать, что предложением они крайне заинтересовались. У парней от азарта сверкали глаза, а их отец со странным выражением лица смотрел куда‑то вдаль. На этой ноте мы попрощались и договорились продолжить разговор на следующий день.

Как и предполагал Лагос никто из профессиональных воинов о сопровождении каравана через земли кочевников даже говорить не стал, в первую очередь потому, что предприятие затеяно рисковое, при этом немаловажное значение имел тот факт, что наниматель есть никто и звать его никак. То есть, считалось, что вернуться из похода живым — шансов мало.

— Ездовыми есть кого посадить, дед Котяй согласился при условии, что я участвую в этом деле, — докладывал Лагос, — Это тоже бывший наёмный охранник, правда, староват, но ещё крепкий, некоторых молодых запросто заломает. Он же обещал обоих внуков с собой взять. А на место четвёртого ездового моего Вида можно посадить, с быками управляться умеет. Только с командой охраны ничего не получается, не знаю, что предложить.

— А если молодёжь пригласить? — спросил у него.

— Сложно. Большинство из них родитель не отпустит, именно с вами, имею ввиду, а некоторые из сиротских семей пошли бы, но у них, как и у моего Диноса, пока что ни доспеха нормального нет, ни лошади. А про опыт вообще молчу.

— Опыт, это дело наживное, господин Корван, месяц сроку у нас есть, вот и будем тренироваться с утра до ночи. Что же касается вооружения и оснащения, то эти вопросы беру на себя, вся команда будет иметь лошадей, тёплую одежду, доспехи и оружие, в счёт будущей оплаты, конечно. И плюс арбалеты, такие как у меня.

Прошёл ещё один день, и теперь на поляне, где мы недавно покрошили насильников, собралось пятнадцать человек. Кроме нас с Иланой здесь были Лагос и двое его сыновей, дед Котяй — совершенно седой, но крепкий и резвый старик с двумя внуками, и ещё семеро парней из воинского сословия, в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет. С тех пор и началась наша учёба: Илана вела курс стрельбы из арбалета и фехтования, при этом несказанно удивляя мастерством и молодых ребят, и старых наёмников; Лагос обучал коллективным действиям в сплочённом строю и правильному распределению целей; дед Котяй учил порядку движения и действий в колонне. Кстати, увидев прибывший на поляну контингент, дед порывался сразу же уйти, но переговорив с Лагосом, решил задержаться, как потом говорил — из любопытства. Но на следующий день и сам втянулся, и с большим удовлетворением наблюдал за успехами своих внуков в стрельбе из великолепных арбалетов.

Этот месяц пролетел быстро, но для решения неоконченных вопросов нужно ещё два дня, затем можно отправляться в путь. Сегодня у моей Иланы день рождения и природа ей сделала незабываемый подарок: она впервые в жизни увидела собственными глазами и ощутила собственным телом настоящий дождь. И вот сейчас мы лежали вместе в постели под покрывалом, а холодная как ледышка хитрюга плотно прилипла ко мне, ожидая образования энтальпии системы. Наконец она отобрала у меня достаточное количество тепла, и я перестал чувствовать холод её тела.

— Отправляемся через два дня, — сказал ей, — Народ подгонит обмундирование, проверит оружие, лошадей и всё, можно будет грузиться.

— И прекрасно, — промурлыкала она, лёжа у меня подмышкой, — Надоело уже, целый месяц одно и то же, монотонно и скучно, хочется разнообразия, движения, увидеть что‑то новое.

— Да, уж, нового мы насмотримся, — согласился с ней и спросил, — Какое у тебя впечатление о наших новых охранниках, ты с ними больше занималась?

— Ой, ещё работать и работать, но потенциал есть. Правда, Лагос уверен, что по местным меркам неплохо, впрочем, все они и раньше знали, с какой стороны за меч держаться.

— А со стрельбой как?

— С этим лучше, на сто метров грудную неподвижную мишень поразит любой, но бегущую — слабее. Лучше всех получается у Вида, даже лучше, чем у меня, настоящий снайпер. И у дедовых внуков тоже хорошо.

— А о внутреннем содержании душ что‑то новенькое можешь сказать?

— Да, в каждого есть какие‑то «мухи» в голове, — пробормотала она, а потом захихикала, — Двое из них, Арин и Дэн втайне на меня посматривают, неравнодушны, в общем.

— Да не об этом спрашиваю, — скривился я, как внешне, так и внутренне.

— Понимаю, о чём ты. Но нет, гнили не чувствую, — ответила она, — Лагос подобрал нормальных мальчиков.

— Значит, можно считать, что команда на оценку удовлетворительно подготовлена?

— Угу, — согласилась она.

Илана назвала прошедший месяц монотонным и скучным, но лично для меня он был сумасшедшим. Ужаснулся в первый же день, когда подсчитав остаток хранящихся дома капиталов в тридцать один зеол, стал выяснять, а во что же обойдётся это предприятие. Оказалось, что одна лишь тентованная парусиной двухосная арба с поворотной передней осью и колёсами полутораметрового диаметра стоила четыре зеола, и пара быков — шесть. Итого, гужевой транспорт тянул на сорок золотых и плюс ещё сорок — за семь недостающих лошадей. Теплой одеждой и обувью на всю команду озаботился Лагос, опять же за мои двенадцать золотых. Он лично снял с каждого из нас мерки и через докаду привёз добротные вязанные шерстяные свитера с высоким воротником, стёганые халаты, штаны и рукавицы.

Доспехи и полный комплект вооружения на семерых бойцов закупил у мастера Крона. Вместе с болтами к арбалетам этот заказ обошелся в сто сорок зеолов, плюс кое‑что докупили на двадцать два зеола остальным воинам и ездовым. А ещё по сотне ножей и наконечников для копий заказал, и это без учёта стоимости тринадцати арбалетов.

Откуда взялись деньги? Всё дело в том, что оружейная сталь у мастера Крона получилась, он даже девять мечей всем моим охранникам из скруток с простым железом отковал. За последние полгода он стал весьма и весьма знаменит и расширил в три раза своё производство за счёт женитьбы старшего сына на дочери соседа. И когда я обратился к нему с просьбой о ссуде в четыре сотни золотых, он без разговоров из глубин дома вытащил три кошеля, меньший и два больших тяжеленных, которые с облегчением и вздохом водрузил на скамейку:

— Здесь сорок семь зеолов, — он указал на более тощий, — твоя доля по нашему уговору. Скажу сразу, начиная с этого месяца она будет составлять зеолов тридцать–сорок ежемесячно, не меньше. А здесь четыре сотни, которые ты просишь, то есть, три тысячи двести серебром.

— Ого, это почти сто танн веса, уж лучше сразу отсчитай от них стоимость вот этого оружия и снаряжения, — подвинул ему несколько исписанных и разрисованных листочков.

— Хм, так–так, — пробормотал он, рассматривая первый лист, затем кивнул головой, — Всё это тебе обойдётся на две десятины дешевле, скажи пусть завтра приходят на примерку. Ага, дальше арбалеты. Принесёшь мне стали на три меча и тринадцать арбалетов получишь бесплатно, идёт?

— Идёт, — согласился с ним, прекрасно понимая, что три таких как у меня меча будут стоить половину денег, выложенных сейчас на скамейке, но спорить с новым партнёром не стал.

— Так, а это что? — он с удивлением ткнул пальцем в третий листок.

— Этот доспех называется бригантина, такого ты ещё никогда не делал. Нужно будет изготовить для меня и Иланы, готовые пластины я тебе принесу.

Даже после того, как один мешок с деньгами мастер утащил обратно, всё равно в седельных сумках вёз домой не меньше сорока килограмм серебра. Таким образом, моё предприятие было профинансировано полностью. В голове промелькнула мыслишка, что теперь можно было бы тихо сидеть дома, никуда не рыпаться и готовиться строить корабль, но я её немедленно прогнал. Без сплочённой команды я всё равно ничего не сделаю, а как её создавать и воспитывать, если не в походе.

В тот же день лазерным резаком из титанового листа нарезал пакет пластин, соответствующих форме и размерам, имеющемуся в базе данных ПК чертежу. Пластин нарезал много больше, чем нужно, но это так и задумано. Мы ведь с Иланой растём, и уже через полгода бригантину придётся расшивать, перебирать и добавлять недостающие по форме элементы. Оба тактических шлема тоже разобрал полностью, снял не только лицевые щитки, видеокамеры, ПК, телефоны, микрофоны, но и прочую внутреннюю начинку, оставил только металлопластиковый корпус.

— Не спрашивай, что это за металл, ибо сам не знаю, — говорил на следующий день в очередной раз обалдевшему от удивления мастеру, — Но в будущем, если какие тайны прознаю, то с тобой обязательно поделюсь, на взаимовыгодной основе, конечно.

— Рэд, только так! Я тебе наперёд клянусь, что нашего договора не нарушу!

— Ардо, я в этом не сомневаюсь. Смотри сюда, — показал ему на шлем, — нужно будет изготовить на них плотно садящиеся тонкостенные наружные корпуса из твоей оружейной стали, толщиной не более половины четверти пальца, и все отверстия должны совпадать. Крепить их к шлемам не нужно, потом сам закреплю, но по контуру корпуса все же бармицу прикрепить надо.

— Что прикрепить?

— Бармицу, набранную из мелких чешуек–пластинок, это ещё одно новшество. Рисунок конструкции и сами пластинки прилагаю.

Вдруг мои воспоминания и мысли были прерваны лёгкой щекоткой тёплого дыхания слева подмышкой, и необычной тишиной в доме. Оказывается, моя девочка опять уснула. Ну и ладно, ведь сегодня её день, пускай ещё поспит.

 

Глава 2

Местные летописи повествуют, что великий воин Глен Одноглазый по прозвищу Андрогорн (Повелитель морей) высадился на берегу океана и основал свой город три тысячи лет назад. За это время сменилось девять владетельных династий и сто семьдесят два наследных правителя, при этом большинство из них во время своего царствования откусывали по кусочку территорий кого‑нибудь из соседей и приращивали их к своему государству.

Нужно отметить, что за тысячелетия развития империи установился порядок, при котором первой повинностью новых граждан присоединённых земель являлось развитие дорожно–транспортной инфраструктуры. Дороги, мосты и почтовые станции строились по единым проектам, и за этим строго следил Главный почтмейстер империи, наделённый огромными полномочиями. Был случай, когда по доносу почтовых служб, за небрежение к дорожному строительству, император лишил головы одного из цезархов.

От столицы Андрогорна отходило пять транспортных лучей, которые на каждой десятой почтовой станции (сто девяносто километров) были соединены между собой окружной дорогой. На ней в свою очередь между этими пятью лучами добавлялось еще по одному лучу, и так на всём протяжении пути посреди новых рокадных соединений между очередным десятком новых станций строилась новая транспортная артерия. Все дороги империи старались строить прямыми, но с некоторыми обводами существующих препятствий на местности, и лишь на границах они были извилисты и повторяли контур приграничной полосы. Между прочим, площадь территории, со всех сторон ограниченная десятью почтовыми станциями, носила название эпархии, которая уже в свою очередь делилась на районы — цезархии.

По одной из таких дорог, Седьмой имперской Северо–восточной, вот уже тридцать восьмой день подряд и двигался наш караван. В спину ещё дышала тёплая осень, но чем ближе к северу, тем становилось всё прохладней. Нет, ни на одной из территорий империи ни морозов, ни снега не было никогда, но дожди в это время идут постоянно, через день, как минимум. И мне кажется, если бы не было вымощенных камнем дорог и инфраструктуры по их обслуживанию, то месяца на четыре в году жизнь бы здесь замирала. А так ничего, движение в обе стороны довольно интенсивное, есть и одиночные повозки, есть и целые караваны, некоторые из них были раза в четыре–пять побольше нашего.

Ежедневно мы проходили по сорок кошангов и останавливались на ночь на каждой второй почтовой станции. С начала пути преодолели полторы тысячи кошангов, и вот–вот должны были войти в пригород Фороса, военно–административный центр одноименной экзархии, одной из трёх житниц империи. Почему‑то в степях северных земель пшеница росла лучше всего, и стоила в два раза дешевле, чем в столице. Именно здесь я планировал задержаться на день, отдохнуть и закупить муку на продажу, и овёс для лошадей.

Возможно из‑за постоянной пасмурной погоды и частых дождей, никаких ярких воспоминаний от оставленного за спиной пути в душе не отложилось. Правда, в центральных районах страны защитные сооружения городов и городков исчезли, и они стали совершенно открыты и доступны: не было ни рвов, ни насыпных валов, ни каменных стен. Считалось, что агрессор сюда не дойдёт никогда. Так вот, обратил внимание, что чем ближе мы подходили к периферии страны, тем скуднее была архитектура. Нет, монументальные каменные дома и храмы городов никуда не делись, но мраморной роскоши было маловато.

Различного рода дорожные неприятности, если не считать таковыми пару потерянных подков, нас тоже обошли стороной. Между тем, все почтовые смотрители предупреждали, что из расположенного в предгорьях серебряного рудника сбежали тридцать три каторжанина, бывшие Хардлингские пограничные разбойники. Двенадцать из них во время преследования были убиты, а остальные где‑то спрятались.

— На почтовые станции могут напасть? — спросил у Лагоса.

С первых же дней знакомства мы с ним как‑то сблизились и перешли на дружеское «ты», при этом все остальные обращались ко мне не иначе, как господин, а Илану даже Лагос называл госпожой.

— Нет, Рэд, на почту или их курьера может напасть только последний идиот, — ответил он, — Об этом в тот же день станет известно на всех близлежащих станциях, а значит, все соседние цезархи тут же устроят облаву, из которой уйти будет невозможно. А вот на какую‑нибудь ферму арендаторов или дорожных путников, так это запросто…

К счастью, бандитская напасть нас пока что миновала, и путешествие протекало спокойно. Вечером добирались до очередной станции, мылись, ужинали и ложились спать. Кстати, народ баньку посещал регулярно, мы же по известной причине туда не ходили. И когда вначале пути Лагос с некоторым недоумением спросил, почему мы не моемся, ответил, что мы с Иланой привыкли мыться в корыте, но баню когда‑нибудь обязательно попробуем.

Все же в дороге люди уставали, даже не физически, а чисто психологически — от монотонности путешествия. По рекомендации стариков один раз в докаду мы останавливались в каком‑нибудь городе на целые сутки, и тогда никто кроме нас с Иланой, двух дедовых внуков и Вида в гостинице не оставался, все убегали на ночь в храм Силары, богини любви и покровительницы гладиаторов, циркачей и лицедеев. Оказывается, содержать для услады рабынь общественного пользования гостиницам, постоялым дворам или станциям категорически запрещалось, а ослушника карали каторгой и конфискацией имущества в доход императора или государства, что в данном случае одно и то же. Кстати, изнасилование свободной гражданки империи тоже каралось усекновением головы, так что Илана когда‑то лишь исполнила норму закона.

Около тысячи лет назад пленённая царевна одного из поглощенных государств была насильно передана на воспитание храму Силары, но как то запала в глаза наследному принцу и вскоре стала императрицей. Именно тогда жрицы любви были всесторонне обласканы, а их храм получил высочайшие преференции, именно с тех пор на законодательном уровне лишь они имели право преподносить любовь и ласку жаждущим, за материальное вознаграждение, естественно. Их храмы самые большие, богатые и роскошные, правда, это единственный в империи религиозный культ, который со своих домов услады платит казне десятину налога. Злые языки болтают, что наибольший доход государство получает далеко не от захватнических войн, и совсем не от торговли.

Обычно после таких дней отдыха, парни в пути делились своими похождениями во всех формах и красках, при этом совершенно никого и ничего не стесняясь. Чтобы моя изумлённая девочка не усвоила извращённую теорию сексуальных забав, в базе данных своего ПК разыскал, разблокировал и скинул ей последний предмет общеобразовательной программы Содружества — «Культура половых отношений». Несмотря на то, что секс казался делом простым и элементарным, объём информации по предмету был немаленьким, и Илана штудировала его три дня подряд, а ещё три дня была задумчива и молчалива. Теперь же при возникновении подобных разговоров шокированной не выглядела.

Прибыв в вечерних сумерках на окраину Фороса, кроме полуторасуточного содержания восьми быков, одиннадцати лошадей и охраны имущества, на постоялом дворе оплатил лишь две комнаты, одну для нас с Иланой, а вторую для Вида и дедовых внуков. Сам же дед Котяй вместе с дружком Лагосом сбежали раньше всех. Говорят, что ночь со жрицей не первой молодости стоит один солд, а с более юными от двух до четырёх солдов.

Перед походом всему личному составу команды было выдано по двадцать четыре солда аванса. Часть этих денег они оставили дома, в семье, а часть взяли с собой на мелкие расходы и развлечения, вернее, для снятия психологической нагрузки. Правда, мальчику, пришедшему в храм Силары впервые, жрица–наставница в течение двух вечеров преподаёт четыре урока совершенно бесплатно, при этом акцентируя внимание на обязательном удовлетворении партнёрши. Считается, что эту учёбу не прошли лишь Вид и дедовы внуки, а я не отлучаюсь по очевидной причине: зачем куда‑то бегать от молоденькой красавицы. Вот пусть и находятся в неведении, а мы с Иланой тем временем вымылись в корыте и завалились спать.

Весь следующий день для меня и Лагоса прошёл в хлопотах. Илана тоже за нами увязалась, а то как же, пойти на рынок и без неё?! Овёс купили быстро, зато муку выбирали долго. С ней было не всё так просто, нужно было пройти по торговым рядам и перепробовать на вкус испеченные лепёшки, какая из них придётся по вкусу больше всего, ту муку и покупали. Лагос отпрыгал на своей деревяшке всё, что мог и, наверное, этими лепёшками объелся. В конце концов, с выбором определились и купили девять пятиамфорных бочонков муки и два мешка сухарей. С собой ещё везли три мешка сухой рыбы и кое‑что собирались докупить в пограничном городе, так что голодной смертью точно не умрём.

Лагос нанял арбу, и все покупки отвёз на постоялый двор, а мы ещё добрых часа три болтались по рынку. Нет, ничего не купили, просто бродили, нюхали, щупали и пробовали. Но когда от такого глупого времяпровождения душевное состояние подкатило к точке кипения, Илана, видимо, что‑то почувствовала, схватила меня за руку и сказала:

— Ладно, Рэд, всё! Идём отсюда!

Когда вернулись к гостинице, то увидели привычную картину: на заднем дворе бойцы стучали тренировочными мечами, то есть, палками обыкновенными, а дед в который раз обучал мальчишек–ездовых, вооружённых щитами и копьями, отражению атаки в пешем строю, а так же защите от нападения парой, стоя спиной к спине. В дороге он их тоже дрессировал немало, заставляя держать щит под левой рукой, а арбалет и копьё под правой таким образом, чтобы исходя из вводной задачи, те в мгновение ока могли выхватить необходимое для боя оружие.

Увидев Лагоса с двумя тренировочными мечами, подошёл к нему, забрал оба и сказал:

— А ты говоришь, что Вида будешь отдавать в какую‑то школу, а чем вот эта, практическая школа хуже?

— Ну, там всё же мастера–мечники, бывшие гладиаторы, и учёный раб есть, — пожав плечами, сказал он.

— У меня тоже есть учёный раб, и тех, кто даст мне новую клятву подчинения и останется в команде не на один поход, а хотя бы лет на десять, обучим и грамоте, и счёту, и некоторым приёмам, которыми владеем только мы с Иланой.

Решив размяться, оглянулся на двух спарринг партнёров, которые так усердно пытались друг друга достать, что только треск стоял:

— Эй, Ринос, Лидус, ну‑ка навалитесь на меня, двое на одного!

Они себя ждать не заставили, потому, как частенько я их бивал, и они просто мечтали зацепить меня хотя бы разок. Отпрянув друг от друга, и оба осклабившись, они свои палки развернули в мою сторону и сходу атаковали. Этим парням недавно исполнилось по восемнадцать лет, оба были женаты и в кругу молодой поросли наёмников ходили в верховодах и считались крутыми. Но однажды в этот круг пришла девочка Илана и в показательном тренировочном бою сделала их обоих на раз. А на следующий день объявился и я, разделавшись с каждым персонально и с группами по три бойца в отдельности. Это их Лагос подначил, мол, покажите себя будущему нанимателю, пусть видит, с кем имеет дело. В общем, тогда они себя не показали, но болезненных впечатлений получили достаточно, после чего признали во мне мастера и дали клятву послушания на этот поход.

Илана и дома, и в пути постоянно тренировала всех ребят, ставила по–новому руку, направляла и подсказывала. И что самое интересное, она для них была непререкаемым авторитетом. А эти двое, мои нынешние спарринг–партнёры, нахватались вершков больше всех и сейчас ринулись меня побеждать.

Их действия были совершенно предсказуемы. Заблокировав правый рубящий удар Риноса, вторым мечом отвел укол Лидуса в нижнюю плоскость и сделал шаг влево. Стряхнув правый клинок противника вниз, и одновременно скользя по клинку Лидуса вверх, молниеносно нанёс тычок ему в левую подмышку, после чего подшагнул за спину и, прикрывшись его телом, достал Риноса, сделав условный рез внутренней части бедра. Из‑за помехи в виде собственного партнёра нанести мне удар он не мог, а уйти просто не успевал, так как я мог работать с обеих рук.

Подобный удар когда‑то нанесла мне Илана, но сделала это, выполнив невероятный кульбит, я же сейчас резко сократил дистанцию и вступил с противником в плотный контакт. У нас с ней разные школы фехтования, между тем учились в одном и том же месте — виртуальной игрушке «Меч и магия». Только её учила эффектным и красивым приёмам мастер–воительница, меня же — профессиональный бретер, который говорил:

«Фехтование есть искусство наносить удары, не получая их. Необходимость ударить противника, избегая его ударов, делает искусство фехтования чрезвычайно сложным. Ибо к глазу, который видит и предупреждает, к рассудку, который обсуждает и решает, к руке, которая выполняет, необходимо прибавить точность и быстроту, чтобы дать жизнь оружию».*

— Илана, — подошёл к стоявшей в сторонке и наблюдавшей девочке, — Подключайся к процессу, твои любимчики ни на что негодны, а возомнили о себе не знать что.

— Они мне не любимчики, — она дёрнула плечом и опустила глаза.

— Не знаю, не знаю. Возьми, поработай, — сунул ей в руки тренировочные мечи и отошёл в сторону.

— Ну и что, если меч заблокирован?! — теперь во дворе зазвенел её голосок, —

  Динос открылся и красиво подставился под удар левой ногой. Во время боя все средства хороши! Теперь вы вдвоём пошли на меня! Пошли! Вот так! — раздался стук тренировочных мечей.

— Ай! Госпожа, так вы же ногой по яйцам попали!

— Ринос, они в бою должны быть железными, иначе умрёшь! Здесь тебе не турнир по спортивному фехтованию!

— Госпожа, а что это такое, спортивное фехтование?

— Расскажу как‑нибудь потом, когда вернёмся домой.

Так мы и провели этот день до вечера, потом народ отправился в баню, а мы с Иланой потопали в номер дожидаться корыта и тёплой воды.

  * Крылатое высказывание Жана–Батиста Поклена (Мольера), проживавшего в XVII веке, величайшего драматурга Франции и великолепного фехтовальщика.

В связи с тем, что день стал короче, в последнее время поднимались задолго до рассвета. К этому времени с вечера заказанная еда уже была приготовлена и мы плотно завтракали, затем ездовые впрягали своих быков в нашейное ярмо и смазывали оси колёс, а все остальные седлали лошадей. Кстати, за лошадью Иланы наперегонки ухаживали два неоднократно битых мною в спаррингах бойца — Ринос и Лидус. После того, как старики проверяли увязку грузов, Лагос давал отмашку, и мы отправлялись в путь.

Порядок построения установился следующий. В авангарде верхом шли мы с Иланой, Лагос и четверо бойцов, следом за нами скрипели колёсами арбы, первой управлял Вид, второй и третьей дедовы внуки и замыкающей дед Котяй. Арьергард возглавлял Ринос и с ним трое верховых бойцов.

Внешне наш охранный отряд выглядел прилично, не хуже кадровой латы (подразделение из десяти всадников) имперской армии. На каждом воине, даже на мальчишках–ездовых были одеты доспехи, изготовленные из вываренной воловьей кожи и укрытые стальными нагрудными пластинами, да, именно стальными. Всадники дополнительно были оснащены правыми наручами и поножами, а за их спинами прямо над верхушками шлемов возвышались диски круглых щитов. Цельнометаллический шлем, особая гордость моих воинов, был таким же, как у богатых всадников или гвардейцев императора — с откидной личиной.

Мечи для воинов изготовили по типу моего, но с обычной крестовиной, правда, сталь, которую применили для ковки оружия и доспехов, была не совсем оружейной. Мастер сделал скрутку из прутков рафинированной стали и обычного железа, которую сваривал и проковывал несколько раз. Подобный эконом вариант меня вполне устраивал, потому как даже в таком виде оно по качеству превосходило вооружение и оснащение любого элитного подразделения империи.

Из метательного оружия абсолютно всему личному составу отряда, в том числе и ездовым, вручил отличные арбалеты со стальными луками и рычажным натяжением тетивы.

— Мальчики говорят, — как‑то сказала Илана, — Что если поход будет удачным, то они тебе дадут клятву и на десять лет, а Вид и внуки деда Котяя, если вернутся домой живыми, то не зависимо от итогов похода будут просится к тебе в оруженосцы, ты и для них авторитет. Но лично я думаю, что это подсказки Лагоса и самого деда Котяя, кроме того, уж очень им арбалеты и доспехи понравились, расставаться не хотят.

Все эти разговоры я и сам слышал, слух у меня прекрасный, а парни особо и не шушукаются.

Из Фороса вышли по той же Седьмой дороге, по которой шли последние шестьсот сорок кошангов. Лагос ехал рядом и объяснял дальнейший путь.

— Надо пройти ещё десять станций и свернуть на Восьмую имперскую Северо–восточную, — рассказывал Лагос, — А ещё через десять станций выйдем на Девятую, а там, глядишь, и горы увидим.

— А сколько дней ещё идти? — спросила Илана.

— Двадцать девять станций. Если на то будет воля богов, то дней через пятнадцать выйдем к пограничному городу Карту, он стоит у подножья гор и это последнее обжитое место. На день–два задержимся, подготовимся и двинем дальше. От города до перевала четыре дня пути.

— Перевал высокий?

— Нет, Рэд, мы пойдём через разлом в горах, в том месте они невысокие и для каравана проход хороший.

Несмотря на то, что дни были всё короче, а ежедневный переход приходилось начинать и завершать в темноте, путешествовать стало гораздо легче. Полностью прекратились дожди, при этом погода установилась солнечная, но прохладная, датчик тактического шлема показывал ночную температуру плюс четыре–пять, а дневную — восемь десять. Таким образом, путешествовать стало сравнительно комфортно. Почему «сравнительно»? Потому, что на этот счёт мой дедушка говорил так: «Заставь человека тяжело и долго трудиться, а затем дай небольшое послабление, и он будет счастлив». Вот так и у нас, после постоянных нудных дождей наступили приятные деньки, даже на душе стало веселей. А ещё радовало то, что тысячи километров пути личный состав преодолел бодро и, самое главное — никто не заболел.

Чем ближе мы подходили к северо–восточной границе, тем меньшей была плотность населения, фермы арендаторов и виллы аристократов на окружающих землях встречались гораздо реже. В центральных эпархиях империи возле каждой почтовой станции вырастали большие поселения, здесь же и посёлки были маленькие, и станции помельче, зато все городки превратились в крепости.

С выходом на Восьмую имперскую дорогу стал меняться ландшафт местности: огромные лесные массивы поредели и переходили в степные просторы с частыми холмами. Лагос говорит, что в этих местах зерновые культуры растут плохо, зато выпасаются тучные стада коров и овец, здесь стригут отличную шерсть и делают лучшие в империи сыры. Мы с Иланой смогли убедиться лично, перепробовав в придорожных харчевнях несколько десятков сортов, сыры оказались действительно вкусными. Кстати, стоили они сущие гроши.

Холмы, мимо которых петляла дорога, становились всё выше и, наконец, на пятидесятый день пути мы увидели синеву гор, правда, идти к расположенному у их подножья городу пришлось ещё целых пять дней. Карт оказался настоящей твердыней, окруженной рвом и высокой десятиметровой стеной.

На воротах точно так же, как и в любом городе империи стояла стража и писарь, помощник комита. Он проверил мой медальон, где кроме номера было отлито: «Андрогорн. Рыбацкий посёлок», макнул в висящую на шее чернильницу перо и старательно всё записал на лист, прикрепленный к писчей доске. После этого задал стандартный набор вопросов:

— Ваше имя, господин, род занятий, с кем и какой целью прибыли в наш город?

— Рэд Дангор, торговец из Андрогорна, со мной десять воинов и четыре ездовых, прибыли кое‑что купить и денёк отдохнуть.

— Торговать будете?

— Нет, идём за перевал, — ответил ему.

— За перевал? — удивлённо переспросил он.

— Да, а что?

— Ничего, — пожал он плечами и спросил, — пребывание в городе планируется на сколько дней?

— Пока на два, а там посмотрим, — ответил ему, после чего рассчитался за въезд одиннадцати лошадей и восьми волов.

Получив на руки один солд и выдав два россо сдачи, чиновник отошёл в сторону.

— Подождите, — к нам приблизился стражник в шлеме, с навершием десятника — небольшой конической шишкой, — Господин, вы знаете, что из рудников соседней цезархии сбежали каторжане?

— Да, об этом говорят на всех почтовых станциях. Вроде двенадцать разбойников уже уничтожили, а ещё двадцать один где‑то гуляет.

— Точно! — воскликнул он, — Только в живых осталось семнадцать, пять дней назад четверых подстрелили егеря нашего эпарха. Предполагается, что разбойники пытались пройти в сторону Хардлинга напрямую по территории империи, но из‑за облав не смогли, поэтому вынуждены были вернуться к горам, и прорывались к нашему перевалу.

— А что им там делать? — спросил Лагос, — Зимой в степи или тайге?

— Эти горы являются истоками многих рек, — стал разъяснять десятник, — В основном они текут на север или северо–восток, но одна течёт на запад. Сейчас они застыли во льду, но при наличии лошадей, транспорта, корма и пропитания, по ним можно пройти без проблем куда угодно и на тыщу, и на две тыщи кошангов.

— А туда, — Лагос кивнул на горы, — из торговцев кто‑нибудь уже ушёл?

— Да, докаду тому караван из девяти арб и сегодня утром второй, из пяти, — ответил он и широко ухмыльнулся, — Только в первом было полтора десятка воительниц–лучниц и во втором семь. Учтите, без дальнобойных луков там делать нечего, иначе вас перещёлкают, как курей. А у вас что‑то ни одного не вижу.

— Мы обойдёмся, — ответил ему.

— Ну–ну! Смотрите, чтобы ваше красивое оружие и доспехи не достались тамошним дикарям, — он с пренебрежением окинул меня взглядом, затем с некоторым удивлением взглянул на Лагоса, и махнул рукой в сторону ворот, — Ладно, проезжайте.

Завтрашний день был самым коротким днём зимы и в империи считался праздничным, наступал Новый год, поэтому Лагос предложил постараться решить все вопросы за оставшийся световой день. Нужно было заказать изготовление лыж с вращающимися опорами, которые при перемещении арбы по снегу устанавливаются вместо колёс. Это было самым трудоёмким делом, которое могло забрать до четырех–пяти дней рабочего времени и задержать в городе.

На наше счастье у местного мастера было ровно шестнадцать таких брусков–заготовок с одним загнутым вверх концом. Он лишь перемерял оси наших четырёх арб и, пользуясь монополией, назначил шкуродёрную цену по два зеола за комплект, обещая отдать готовые изделия к утру. У него же мы заказали пятнадцать пар снегоступов, уплатив за них всего три солда.

В моем ПК конструкция снегоступов была такой же, зато санки для перемещения гужевого транспорта выглядели совсем иначе. Но коль аборигены столетиями пользуются именно такими лыжами, то почему я должен сомневаться в их качественных и функциональных характеристиках?

Фактически всё необходимое в пути успели купить в этот же день.

— У нас самое жирное земляное масло, берите ещё, — нахваливал однорукий, седой и морщинистый продавец, — И горючий камень самый лучший, горит голубым пламенем и не коптит. В степи то, что нужно, уж поверьте мне.

— А откуда вы знаете, что мы идём в степь? — спросил у него, рассматривая мелкозернистый уголь.

— Ха! Да кто ж этого не знает?! — воскликнул он, дохнув перегаром, — Курьеры с почты каждый день здесь, а кроме того, дни сейчас хорошие, со стены далеко видно, мы вас с утра увидели, и вот дождались. Лыжи заказали?

— Ну, да, — ответил ему.

— То‑то же, мастер Хорив их уже три дня, как изготовил. А после праздника ещё шесть комплектов гнуть будет, через докаду очередной караван подойдёт.

— Вон оно, в чём дело, — пробормотал я, и мы с Лагосом переглянулись.

— А походные печки у вас есть? — спросил хитрый старик.

— Как раз собирались идти к кузнецам, — ответил Лагос.

— Не ходите, могу продать три печки по три зеола.

— Сколько? — спросил у него, — да это же цена неплохого пехотного клинка!

— Ха! В кузнечном ряду возьмёте по четыре зеола за штуку. Если не верите, то можете сходить, но предупреждаю сразу, когда вернётесь, я вам уже по три продать не смогу, не хочу портить с кузнецами дружеские отношения.

— Ладно, давайте три, — согласился с весёлым одноруким торговцем и вручил затребованные десять золотых.

— А зачем нам три печки, — спросил у Лагоса, когда мы только планировали этот поход.

— Ну, как же, ведь нам не только нужно поесть и помыться, — пожал он плечами, — Не будем же мы скотину и лошадей поить ледяной водой.

Вот так, за сорок два литра нефти и две столитровых бочки угля уплатил один золотой, а за три поганых железяки, представляющие собой решётчатые десятилитровые кошёлки с четырьмя стойками–рогами, на которые устанавливают котёл — целых девять. Грабёж среди белого дня! Но вслух не роптал, прекрасно понимая, что представители местного товарного рынка связаны друг с другом прочно и в сговоре находятся давно, а уповать на антимонопольное законодательство можно будет лишь через многие сотни, если не тысячи лет. Впрочем, спрос рождает предложение, и каждая из сторон стремится к собственной удаче.

Спальные мешки из овечьих шкур нам обошлись недорого, по одному солду за штуку. А ещё докупили шесть кругов сыра и, по рекомендации Лагоса, бочонок смеси сухого измельчённого мяса, перемешанного с сухофруктами. Он говорит, что это есть исключительно питательный и удобный для путешественников пищевой концентрат, уже пригодный для употребления. Таким образом, в четвёртой арбе мы заложили даже наше с Иланой спальное место, но это ерунда, спать будем в палатке.

Начиная с рассвета завтрашнего дня, и на протяжении полных суток в империи никто не работал, даже жрицы Силары, поэтому личный состав, не теряя времени зря, быстро помылся и побежал на поиски развлечений и плотских утех. Лагос с дедом на пару тоже испарился бесследно, правда предупредил, что лыжи утром у мастера заберёт сам, и чтобы я не беспокоился. А мы с Иланой после того, как поужинали, вернулись в номер, помылись и занялись любимым делом — завалились спать.

Нужно отдать должное, наши парни не совсем испорченные разгильдяи, к завтраку явились вовремя и лишь Динос пришёл с фонарём под глазом и Лидус с синяком на скуле.

— Что это с ними? — спросил у Лагоса.

— А, погуляли, — тот беспечно махнул рукой, — С местными поцапались.

— Претензий не предъявят?

— Нет, мои хлопцы порядок знают, в дела, которые могут пахнуть претензиями, приучены не лезть.

Когда мы уже закончили приём пищи, и я поднялся из‑за стола, тем самым давая разрешение всем остальным покинуть свои места, дверь в зал столовой открылась, и вошли два человека. Один из них, по фигуре и обмундированию явно воин, а второй совсем невысокий, кругленький и пухлый мужчина, лет сорока. О высоком статусе этого второго говорил подбитый беличьими шкурками ярко–красный плащ и меховая шапка с пучком собольих хвостов.

— Это к нам, — сказала Илана ещё до того, как он окинул помещение взглядом и направился в нашу сторону.

— Вы Рэд Дангор? — обратился он ко мне.

— Да, с кем имею честь?

— Прошу простить, моё имя Арнид Хондар. Я занимаюсь торговлей и хотел с вами переговорить о делах.

— Рад знакомству, слушаю вас.

— Разрешите? — указал он на маленький столик и щёлкнул пальцами официанту, но рядом уже стоял собственной персоной хозяин постоялого двора и счастливыми глазами смотрел на посетителя, — Вина нам, красного тиморского, которое пятилетней выдержки.

— Будет сделано, — тот поклонился и ненадолго исчез.

Через некоторое время пришла служанка с серебряными чашами, а следом появился хозяин, который держал в руках оплетенный глиняный кувшин с залитым воском горлышком. Вино было густым, имело тёмно–красный цвет и приятный насыщенный запах.

— Поздравляю вас с праздником пришедшего Нового года, господин Дангор, — мой собеседник поднял чашу.

— Взаимно, господин Хондар.

К спиртному я всегда относился безразлично, да и вино потреблял чисто, как компонент водного раствора, позволяющий утолить жажду, но это тиморское мне действительно понравилось, и вкус его был изумительным.

— Приятный запах, великолепный вкус, не правда ли, господин Дангор?

— Ваша правда, господин Хондар, но уповая на свою молодость, стараюсь вином не злоупотреблять.

— Вот–вот, именно о молодости, горячности и недопонимании некоторого порядка вещей хотел с вами поговорить.

— Да, готов выслушать вас внимательно, — безмятежно кивнул головой и ещё раз пригубил прекрасного вина.

— Видите ли, о том, что делается на имперских дорогах, а так же кто, куда, как и с каким товаром идёт, знают все, кому это интересно знать.

— Я уже об этом догадался, а в будущем постараюсь владеть интересной для меня информацией точно так же, как и вы.

— Похвально, но это в будущем, а сейчас вы собрались за перевал с неподготовленной командой, вы знаете об этом?

— Вы имеете в виду, что я иду без лучников? — спросил у него.

— Да, именно об этом. Кроме того, ваша охрана состоит из неопытного молодняка, а те двое стариков, которые вас сопровождают, вероятнее всего люди совершенно безответственные. Вы не представляете, что вас ожидает в пути. Дорога через зимнюю степь и по ледяным рекам сама по себе сложная, но если дикари увидят, что с вами нет лучниц, то обязательно нападут. Их луки бьют недалеко, шангов на сто пятьдесят, но зато они могут попасть белке в глаз. Они вас просто расстреляют издали, затем придут и дорежут, а тех, кого не дорежут, то замучают пытками ради какого‑то своего божка, что ещё хуже. В общем, я вам настоятельно не рекомендую уходить за перевал, иначе погибнете.

— Господин Хондар, на счёт нашей состоятельности в этом деле лично у меня другое мнение. И всё же, этот разговор вы затеяли не просто так, значит, у вас есть какие‑то предложения?

— Есть, господин Дангор. Я приблизительно знаю номенклатуру, объём и закупочные цены ваших товаров, поэтому готов всё выкупить. А так же то, что вы успели набрать на рынке, по тем же ценам откуплю обратно. Таким образом, на каждый затраченный солд вы получите два солда чистой прибыли. Но эти капиталы можно удвоить, если загрузиться у нас шерстью. Я вам даже посодействую в приобретении трёх повозок дополнительно.

Мой собеседник поднял чашу и сделал несколько мелких глотков, видимо настраивая голосовые связки на выражение, казалось бы, искренних пожеланий и выгодных предложений, затем склонил голову к плечу, подался немного вперёд и заглянул мне в глаза:

— Поверьте, господин Дангор, далеко не каждый торговец за полгода может заработать тысячу золотом, но я готов вам помочь. А если такие поставки станут ежегодными, да с утроенными объёмами, то помогу вам стать человеком очень богатым, понимаете?

Я его действительно слушал внимательно и никак не мог понять побудительных причин этой встречи, но то, что никакими доброжелательными и благотворительными мотивами здесь не пахнет, был уверен на сто процентов. Во–первых, мой товар здесь столько и стоил, сколько он предложил. Во–вторых, никто на такие дальние расстояния такие объёмы товара не таскал, кроме как для целевых нужд, например, для закупки мехов. И в–третьих, в отношении того, что сложно за полгода заработать тысячу золотых, я ему тоже не поверил. На территории империи существует целый ряд перевалочных рынков, работать между которыми довольно выгодно, хотя бы за счет короткого плеча доставки товаров. Таким образом, оборачиваемость капиталов, а следовательно накопление доходов увеличивается многократно.

— Лестное предложение, — ответил уклончиво, — особенно лестно слышать из ваших уст беспокойство о судьбе моего предприятия.

— Вот–вот, за перевалом никаких перспектив у вас нет. Зачем рисковать понапрасну, вы даже вернуться оттуда не сможете, а я предлагаю достойный выход.

Состроив задумчивое выражение лица, пригубил вино, пару минут посмотрел в потолок, затем отставил чашу, точно так же склонился над столом и посмотрел собеседнику прямо в глаза.

— Господин Хондар, ваше предложение заманчиво. И мне кажется, что оно было бы более интересно человеку степенному, повидавшему жизнь, а я ещё молод и хочу посмотреть мир.

Хм, — он тоже поставил чашу на стол и поднял глаза, — Вы сейчас поспешили с ответом, подумайте ещё раз.

Помолчав минуту, всё так же посмотрев ему прямо в глаза, ответил:

— Благодарю вас, но я уже принял решение и готов рискнуть.

— Жаль, — он достал из пояса и положил на стол жёлтый кругляш зеола, встал и направился к двери, но вдруг остановился, оглянулся через плечо и ещё раз сказал, — Жаль.

После того, как хозяин заведения закрыл за посетителями дверь и прибежал убирать со стола, я у него спросил:

— Простите, уважаемый! Вы не подскажете, господин Арнид Хондар, он кто?

— О! Это очень богатый человек! Торгует шерстью и мехами!

— Вон оно как? Благодарю вас, уважаемый.

Всё это время Илана сидела в дальнем углу и наблюдала за нашим диалогом со стороны, а когда собеседник покинул помещение, она подошла ко мне, взяла за руку и мы направились в жилой сектор на второй этаж.

— Вначале он искренне пытался тебя убедить, — тихо сказала она, — а когда уходил, оглянулся и сказал «Жаль», то вычеркнул из списков живых.

— Солнышко, — шепнул ей, — Пусть даже не мечтает, это мы кого захотим, того и вычеркнем.

 

Глава 3

Северо–восточный оплот империи — пограничный город–крепость Карт, который контролировал наиболее удобное сообщение со степью кочевников, остался далеко позади, а наш караван вот уже третий день двигался вдоль ущелья, подымаясь всё выше в горы. По данным ПК тактического шлема мы находились на высоте одна тысяча четыреста пятнадцать метров над уровнем моря. Погода стояла чудесная, целыми днями светило солнце, а температура воздуха днём держалась в пределах семи градусов тепла. Ночью температура опускалась до минусовой, но снег лежал высоко в горах, окрасив в белый цвет далёкие хребты и острые вершины.

Проход в направлении перевала был широким и удобным, однако скорость нашего перемещения, сравнительно с долиной сократилась вдвое. Все же здесь не имперская дорога, по которой даже в темноте можно было выйти к цивилизованным местам отдыха и пунктам питания, поэтому, за полчаса до сумерек мы останавливались прямо посреди дороги и спешивались. Далее действовали по заранее установленным правилам: два дозорных бойца, назначенные Лагосом взбирались повыше и осматривали дальние подходы и, удостоверившись в отсутствии какой‑либо угрозы, личный состав приступал к разбивке лагеря. Впрочем, разную живность и зверьё видели часто, но с людьми за три дня не встретились ни разу.

Привязываться к источнику воды необходимости не было, так как вдоль всего ущелья тёк ручей. Между тем всадники расседлывали лошадей, поили их, кормили, чистили и проверяли копыта, а ездовые обихаживали тягловую скотину. Дальше каждый из нас знал, что делать: кто‑то воду носил, кто‑то разжигал походную печку–жаровню, а дед Котяй, например, занимался освещением, то есть, наличие факелов, изготовленных из пропитанной нефтью ветоши, были на его совести.

В наряд не включали лишь госпожу Илану, но она не лентяйничала, и взяла на себя заботу о приготовлении пищи. И спальные места для нас двоих тоже готовила: у снятых сёдел, которые в данном случае служили подголовниками, прямо под открытым небом расстилала попоны и раскатывала спальные мешки. Собственно, это не совсем мешки, а сшитое в виде раскрытого конверта покрывало, которое снизу и спереди запахивается внахлёст мехом внутрь и стягивается завязкам. В особо плохую погоду его можно на себе носить, как безрукавный тулуп.

Лично я в это время вокруг лагеря расставлял и активировал «пугала».

— О, какие палочки красивые! Что это такое? — спросил дед Котяй в первый же день нашего путешествия в горы, при этом все остальные сгорали от любопытства не меньше его.

— Эти штучки издают неслышимый ухом человека звук, зато любое животное его слышит за сотню шангов и очень боится. Так что о появлении хищника можно не переживать.

— Точно хищника отгоняют? — недоверчиво спросил Лагос.

— Абсолютно точно, да и лошадей стреноживать не надо, они им разбрестись по округе не позволят. Откуда взялись? По наследству достались, в нашем роду они находятся с незапамятных времён.

Как бы там ни было, но бдящая у жаровни охрана из двух воинов выставлялась постоянно, а в чудодейственную силу «пугал» поверили лишь, когда во время третей ночёвки они спасли нам жизнь. Поужинав овсяной кашей, приготовленной вместе с сушёной мясной и фруктовой смесью, личный состав поснимал с себя доспехи, помыл ноги и стал готовиться ко сну.

Между прочим, местный пантеон богов к гигиене относился очень строго, поэтому жители империи были довольно чистоплотны, например, сесть за стол с грязными руками, лечь в постель с немытыми ногами или возлечь для любовных утех без омовения причинных мест не могли себе позволить даже рабы. Однако, зубы никто не чистил, но даже у моих стариков внешне они выглядели целыми и крепкими. Не знаю, портит ли их мёд и варенье, но других пищевых компонентов, которые их будут разрушать, человечество ещё не придумало. Но очень скоро тот же сахар будет изобретён, так что моду на чистку зубов вводить надо, тем более, что чертёж щётки и состав зубного порошка в моей сурвивалистской программе есть. Мы же с Иланой пока что пользовались растворимыми капсулами зубного эликсира, но осталось их совсем немного.

На открытом воздухе моя девочка засыпала моментально, лишь склонив голову к седлу, а я еще минут десять лежал и смотрел в бескрайнее звёздное небо. К сожалению, нормально отдохнуть в эту ночь не довелось, проснулся задолго до рассвета от тихого звука зуммера, исходящего от лежащего рядом тактического шлема. Это означало лишь одно: границу замкнутого «пугалами» контура пересекло существо разумное, то есть человек. В данном случае его подсознание испытывает всего лишь беспричинный страх, а такие эмоции, тем более на открытом пространстве обязан контролировать любой воин. Но судя по тональности звучания зуммера, там он не один.

Моя сонливость пропала мгновенно, приподнявшись и окинув взглядом округу, на фоне светящейся жаровни отчётливо увидел лишь негромко болтающих друг с другом внуков Котяя — Лудана и Рузу, которые ныне отбывали наряд в качестве караульных, а всех остальных укрывала непроглядная темень.

— Илана, Илана, проснись, — зашептал девочке на ухо и потряс её за плечо, — К нам подкрадываются враги.

Нужно отдать ей должное, она открыла глаза и выхватила импульсник одновременно.

— Там они, — тихо ответила через несколько секунд, указав подбородком в сторону дороги, которую мы вчера преодолели, — Их много, но не больше, чем нас.

Выбравшись из мешка и даже не обуваясь, я в первую очередь освободил тактический шлем от маскировочного платка и одел его на голову, при этом перекинул с затылочной части лицевой щиток, который в том числе служит монитором ПК и активировал режим ночного видения. Изображение объектов и прилегающей территории просматривалось отчётливо, словно в ранних сумерках, поэтому, группу вооружённых людей увидел сразу.

Осторожно ступая, иногда спотыкаясь, они двигались по ущелью в нашем направлении. В девяноста пяти метрах от лагеря они остановились, сбились в кучу и расселись на камни, а один из них взобрался и устроился на возвышенности. Пересчитав их, тихо прошептал:

— Девять человек, пятеро с луками.

— Десять, — услышал в наушниках голос Иланы, тактический шлем уже был у неё на голове, — Десятый на два километра сто двадцать два метра ниже.

— Ага, с лошадьми, — приблизив изображение, я увидел десять привязанных друг к другу лошадей и одного всадника.

— Чувствую, настроены они к нам агрессивно, наверное, это сбежавшие каторжане.

— Вряд ли, — не согласился с ней, — Слишком хорошо вооружены и снаряжены, и выглядят сплочённой командой.

— Пойдем и сами с ними расправимся или ребят тоже разбудим? — буднично спросила она, обувая сапожки.

— Нет, пускай нападают, а участвовать будем все вместе, — снял шлем и негромко позвал, — Руза!

— А?! Вы звали, господин?

— Да, ты подойди ко мне, а Лудан пускай сидит на месте.

Стоя на коленях и не подымаясь на открытое пространство, стали одевать доспехи. Затягивая Илане ремни бригантины, повернулся к осторожно подошедшему Рузе спиной и кивнул:

— Мне тоже затяни и слушай, что нужно сделать. Сейчас тихо будим всех воинов и собираем арбалеты, а затем окончательно снаряжаемся. Бегать по лагерю не надо, всё делаем на коленках и молча, так как мы.

— Рэд, что случилось? — раздался в стороне голос Лагоса.

— Нас преследуют десять человек, один остался внизу с лошадьми, а девять затаились в ста шангах, среди них пятеро лучников. По наши головы пришли, это точно.

— В темноте не хотят рисковать, — добавила Илана, — Планируют дождаться рассвета, а потом начать убивать.

— Вы почувствовали, госпожа? — спросил он.

— «Палочки» просигналили, а потом Илана почувствовала.

О её ведовском даре узнали все присутствующие в первый же месяц пути, она с высокой точностью определяла количество людей во встречных караванах, заблаговременно предупреждала о возможных неприятностях. Впрочем, мы ничего не скрывали, ибо в этом мире такие люди не преследовались, а совсем наоборот, считались любимчиками богов, их уважали и побаивались. Теперь никто не удивлялся, что в спарринге с оружием или в рукопашном бою у неё здесь нет соперников, за исключением меня, конечно. Мол, как можно победить ведьму, когда она все телодвижения противника видит наперёд?

Через две минуты уже никто не спал и все были предупреждены о соблюдении тишины. После этого на ощупь собрали, взвели и зарядили арбалеты, затем помогли друг другу надеть броню.

— Лагос, Котяй, — сказал негромко, но был уверен, что слышат меня все, — Вы заступаете в караул, а Лудан и Руза пускай становятся на номера, стрелки они неплохие.

Один старик хмыкнул, второй крякнул, но промолчали оба. Вскоре все мои молодые воины подхватили скатки мешков и на корточках тихо рассредоточились, устраивая за камнями удобные стрелковые позиции. Так и просидели сорок пять минут, пока не начало сереть.

— Внимание! — сказал я, наблюдая за противником через видеокамеру, — вражеские стрелки накидывают тетиву, и расходятся цепью. Всё, идут к нам, приготовиться, стреляем по моему сигналу! И запомните, их правофланговый, он будет с островерхим шлемом — мой! Убивать его не буду, только раню.

Понятие о пехотном строе, его действиям в наступлении и обороне, а так же о распределении целей по номерам, мои бойцы, рождённые в семьях военных, имеют с детства. Да и дед Котяй за это время их выдрессировал здорово. Кстати, сейчас они вдвоём с Лагосом разлеглись у жаровни, грели старые косточки и тщательно делали вид, что за нами даже не наблюдают.

В рассветной серости прибор ночного видения малоэффективен, поэтому я его отключил, силуэты приближающихся людей можно было рассмотреть и невооружённым глазом, а когда их шеренга приблизилась метров на сорок, то каждого из противника стало видно довольно отчётливо. Моей целью был вражеский воин самого высокого роста, который с недоумением всматривался в расположение нашего лагеря. Видимо, он был командиром противной стороны, так как давал отмашку лучникам, которые тут же наложили на тетиву стрелы. Но натягивать луки и куда‑либо стрелять я им не дал.

— Ху! — громко выдохнул и нажал на спуск, одновременно щёлкнули ещё восемь арбалетов.

Засада удалась полностью, на такой дистанции никто промазать не мог, поэтому у нападавшей стороны не было никаких шансов. Отметив, что мой болт пробил броню противника, пронзил его правое плечо и опрокинул наземь, окинул взглядом поле боя и увидел лишь корчившихся на земле врагов. Илана и трое самых борзых, которых держал при себе — Динос, Ринос и Лидус даже не выстрелили, не в кого было, зато обдирать и вязать подранка рванулись самыми первыми, оказывается мне такое действо не по статусу. Они быстро сдёрнули с него броню, продавив болт глубже в тело, сняли сапоги, раздели донага и связали руки, приподняли и прислонили спиной к булыге.

— О! А хозяина своего куда дел? — я признал в нём того самого воина, сопровождавшего в городе торговца Хондара.

— Да, это он, — Илана подтвердила мою догадку.

Крепкий мужчина средних лет с сединой на висках и множеством шрамов на теле поднял угрюмое осунувшееся лицо и посмотрел на меня мутным взглядом. Через некоторое время его глаза обрели осмысленное выражение, и он хрипло пробормотал:

— Иди в задницу, щенок.

— Ты как обращаешься к господину, тварь?! — воскликнул Лидус и двинул пленного ногой.

— Оставь его, для вас троих ещё ничего не закончено. В двух с лишним кошангах ниже находятся их лошади и ещё один бандит. Пока не совсем рассвело, пригоните табун, и труп сюда тоже тащите.

— Сделаем, господин, — радостно воскликнул Ринос.

Они убежали к нашим лошадям, которых даже не оседлали, а лишь накинули уздечки и, буквально через две минуты ускакали по ущелью вниз.

— Кхе–кхе, — у меня за спиной стояли оба старика.

— Давай‑ка Рэд, мы его сами поспрашиваем, — сказал Лагос, — Этот герой сначала съест собственные яйца, а потом всё расскажет, вспомнит даже имя овцы из своей отары, которую трахнул впервые в жизни.

— Я воин, а не пастух, — безразлично ответил пленный дядька.

— А коль ты воин, то должен понимать порядок: если нормально ответишь на вопросы, то умрёшь без издевательств, — встрял в разговор дед Котяй, — тебя как зовут?

— Арнос, начальник охраны господина Хондара, — ответил пленный и на некоторое время замолчал, но всё же решил не запираться и поведал следующее.

О приближении нашего торгового каравана к городу Карту и о намерении дальнейшего похода за перевал те, кому это нужно и интересно, знали уже давно. Это обычная практика сбора информации и ничего необычного в том не было, но в нашем случае заинтересовал факт отсутствие лучников в составе охраны. Дело в том, что за перевалом в среде дикарей, как лесовиков, так и кочевников предпочитают дистанционный лучный бой, а их стрелы с костяными наконечниками на дистанции сто пятьдесят метров имеют вполне убойную силу.

Арнид Хондар был человеком отчаянным, ходил с караванами за перевал восемь лет подряд и имел обширные связи со многими тамошними родами лесовиков, обитавших вдоль берега Большой реки. Его охранный отряд состоял из трёх десятков отставных вояк, которые имеют с каждого похода пятую часть от дохода, а это очень немало. Кроме того, вся их команда была повязана совместным грабежом трёх торговых караванов с убийствами свидетелей там, за перевалом, поэтому лично Хондару они были преданы душой и телом, блюли клятву верности и за своё место держались крепко. Ну и как не блюсти, если на этой службе все они стали людьми довольно обеспеченными, а сам хозяин, говорят, стал даже богаче здешнего экзарха.

В этом году господина Хондара постигла большая неприятность. Его товар в обмен на шерсть с одного из дальних промежуточных рынков доставлялся водным путём, но в результате бури баржу разбило, и весь груз утонул. Особенно жаль было тростникового (сахарного) вина, которое за перевалом пользовалось огромным спросом. Он уже планировал грузиться перебродившим виноградным кисляком, когда начала поступать информация обо мне и моём караване.

Слабого никто не любит, а слабого торговца тем более. Господин Хондар отнес нас не только к категории слабых, но и глупых, а когда я отказал ему в продаже товара, который он изначально действительно хотел выкупить, то в кругу своих приближённых сказал:

— Этот караван за перевал выпускать нельзя. Тамошние дикари их перебьют, весь товар отберут задаром, и это ясно, как день.

— Оружие и доспехи у них тоже отличные, будет жалко, если пропадёт, — согласился его начальник охраны.

— Не пропадёт, — отрицательно мотнул головой господин Хондар, — Они отправляются завтра, а мы выйдем послезавтра, тем более, что наши десять арб из четырнадцати уже загружены. А ты, Арнос, возьмёшь десяток воинов, догонишь этого мелкого сопляка и сделаешь всё, как надо. Потом дождёшься нашего прибытия. С груза как обычно, ваша пятая часть, а на трофеи, что снимете с тел, я не претендую.

Нагонять тихую поступь тягловых волов им довелось двое суток. Заметили они нас издали ещё вчера вечером, а дождавшись полуночи, несколько километров вели лошадей в поводу. Затем, их связали, чтобы не разбежались и пешком приблизились к нашему лагерю.

— Решили вас пострелять с рассветом, когда будет хоть что‑то видно, — закончил он, — Вот и постреляли.

— Значит, ваш караван к вечеру будет здесь? — задал ему свой последний вопрос?

— Нет, завтра к полудню. Мы идём медленней, — ответил он и прикрыл глаза.

— Понятно, — сказал я, кивнул Лагосу и взял за руку Илану, — Пойдём отсюда.

За спиной послышался протяжный хриплый вздох, наш враг умер так, как мы ему обещали: быстро и без мучений.

В это время в лагере стоял адреналиновый шум. Личный состав собирал и увязывал трофеи, некоторые восторженно что‑то рассказывали, а другие спорили о том, кто из них точнее выстрелил. Но Лагос быстро навёл порядок, приказав готовить завтрак и собираться в путь. А через пятнадцать минут к лагерю пригнали вражеский табун. Все лошади оказались прекрасными скакунами, любая из них на рынке стоила не меньше девяти золотых, у нас таких вообще не было.

— Чересседельные сумки забиты пропитанием и кое–какими вещами, — доложил Ринос, — А в привязанных к седлу попонах скручены овчинные мешки и теплая одежда, короче, так как у нас.

— Отличные лошадки, но придётся их шугануть обратно, — с сожалением сказал дед Котяй.

— С какой радости, — возмутилась Илана, проявив хозяйственную жилку, — На нас напали и это наши законные трофеи!

— Всё оно так, госпожа, — к нам пришкандыбал и Лагос, — но присваивать их лошадей нельзя, и о том, что убили жителей Карта, через который будем возвращаться домой, лучше никому не рассказывать и свою правоту не доказывать. Уж поверьте, слово местного богатея Хондара будет во многом весомей нашего.

— Он нас всех хотел убить, понимаете это? И мы у них не первые! — Илана на стариков сверкнула глазами исподлобья, — Нельзя такое прощать! Надо сделать так, чтобы этот Хондар не говорил больше никогда, никому и ни о чем.

Умеет сказануть, когда захочет. В данном случае от слов и взгляда моей девочки дед Котяй непроизвольно отступил на шаг, а Лагос передёрнул плечами, словно от холода.

— Тогда придётся валить всех, — сказал он.

— Око за око, зуб за зуб, — решил прекратить дискуссию словами моего покойного папы, — Когда они узнают, что их десяток исчез бесследно, а мы живы и здоровы, то никогда нам этого не спустят, поэтому, либо мы их, либо они нас. Лучше всего подумай, Лагос, где организовать засаду.

— Сразу за перевалом, конечно, — ответил он.

— Так тому и быть, — подвёл итог и обратился к деду, — Котяй, ты в этом специалист, отбери из табуна двух лошадок, мне и Илане, а остальных распределите между воинами.

— Здесь их десять, значит, кому‑то одному не достанется, — дед приподнял шлем и почесал затылок.

— Не достанется пяти человекам, я ездовых тоже со счетов не сбрасываю, — не согласился с ним, — и в бою они себя проявили прекрасно.

От моих слов дед удовлетворённо крякнул, а Лагос махнул рукой:

— Да пускай их всех молодёжь забирает, а мне так пока и моей старенькой кобылки хватит, хе–хе.

После завтрака дедовы внуки подвели к нам двух вороных красавцев–жеребцов. Глядя на этих злых зубоскалов, подумалось, что прежде чем они к нам привыкнут, придётся их долго бить. Но в данном случае меня безмерно удивила Илана, она подошла к ним и начала болтать какую‑то чушь о зелёной траве, степных просторах и красивых кобылах, стала их гладить, и приговаривать:

— Ворон, Ворон, а ты Нигер, Нигер, — затем повернулась ко мне, — Рэд, Ворон твой, а Нигер мой. Тащи сухари, знакомиться будем.

И действительно, после того, как мы им скормили по нескольку солёных сухариков, никаких проблем между нами не возникало, ни сейчас, ни в дальнейшем. Правда, Илане пришлось таким же образом «поговорить» и с другими лошадьми, что несколько задержало наш выход, но оно того стоило, теперь пополнение в походе вело себя вполне адекватно.

Погрузив голые трупы на заводных лошадей, мы отошли от стоянки на расстояние в десять километров и сбросили их в пропасть. Весь дальнейший путь в течение этого дня, ночи и большей части дня следующего, прошёл тихо и спокойно. Подковы лошадей мерно цокали по широкой каменной тропе, колёса арб монотонно поскрипывали, а мы к этому времени подходили к перевалу и обсуждали с Лагосом план проведения засады на караван Хондара, когда Илана вдруг сказала:

— На нас смотрят плохие глаза.

Более не скрывая ни от кого тайну тактического шлема, сдёрнула с него платок и перекинула с затылка лицевой щиток.

— Они сидят за высокой скалой слева, в двух километрах семистах двадцати метрах.

— Где и каких ламетрах, не понял? — переспросил Лагос.

— От нас в трёх кошангах, — поправилась она.

Сняв платок со своего шлема, перевязал его на груди и так же опустил лицевой щиток. Активировав видеокамеру, сумел рассмотреть обоих наблюдателей. Нельзя сказать, что в империи было мало блондинов или бородатых людей, но ни один бог в местном пантеоне длиннобородым не был, поэтому большинство мужчин, по меньшей мере, один раз в докаду брились, а те, кто бороду все же носил, подстригали её довольно коротко, да и жарко здесь с длинной бородой. Однако блондины с длинными, заплетенными в косичку бородами здесь точно не проживали. Между тем, двадцатикратная видеокамера позволила увидеть крупным планом буквально прямо перед собой две таких рожи, радостно переговаривающихся между собой и показывающих на нас пальцами.

— Северяне–хардлингцы, вероятно, те самые каторжане, — пробормотал я.

— Как вы всё это видите, а можно и мне взглянуть? — недоверчиво спросил Лагос.

— Можно, только здесь всё настроено под мою голову и на моё зрение, — ответил я, аккуратно стягивая с себя шлем вместе с разложенной на плечах бармицей.

Заметив, с каким интересом посматривают и на меня, и на Илану следовавшие за нами молодые воины, подал шлем Лагосу и добавил:

— Только болтать об этом никому чужому не стоит.

— Ну, что ты, Рэд, мы же все клятву давали, — ответил старый воин, одевая его себе на голову, при этом свой «казанок» с личиной повесил на луку седла.

— О боги! О великий Удар*! Вижу, вижу! — вдруг закричал он и протянул руку вперёд, словно пытаясь кого‑то ухватить, — Они прямо передо мной, хардлингцы!

  * Бог войны.

— Не кричи так и не показывай на них рукой, не то преждевременно испугаешь, — сделал ему замечание, — Всё, снимай и давай обратно.

Когда он с сожалением мне его возвращал, Илана прокомментировала то, чего мы в это время не видели:

— Один из них куда‑то убежал, наверное, отправился докладывать.

Действительно, через несколько секунд и я увидел, что наблюдатель остался один, правда, ненадолго, вскоре из‑за скалы высунули головы ещё четверо бородачей. С минуту понаблюдав за нами, они поговорили между собой, после чего один из них исчез.

— На скале разместилось четверо, — сказал вслух, чтобы слышали все, — У двоих прибывших заметил в руках луки, а ещё двое других делят между собой дротики.

— Место удобное, но видать, большему количеству людей там разместиться негде. Больше всего, что остальные прячутся за этой скалой и рассчитывают на неожиданность. Просто нападут и всё.

Нервы у Лагоса были в порядке, он не стал внешне проявлять какое‑то беспокойство. Видя нашу невозмутимость, следовавшие за нами воины тоже не дёргались, лишь ожидали дальнейших распоряжений.

— Твои предложения?

— Они засели прямо над тропой, — сказал он и указал подбородком, — Но вон за тем поворотом они нас некоторое время видеть не смогут. Нужно там спешиться, построиться и выдвинуться вперёд, а за две сотни шангов остановиться, укрыться за щитами и дать понять, что мы о них знаем. Пускай открыто нападают и лезут под болты наших арбалетов.

— Нормально, — согласился с ним, — только этих четверых, которые на скале, мы с Иланой возьмём на себя, да и остальных немного сократим и выгоним на открытое место.

— Рэд, — задумчиво сказал он, — Это есть дикие хардлингцы, и легко нам не будет.

— Мы лучше подготовлены! Мы их победим! — громко воскликнул, и за своей спиной услышал гул одобрительных голосов.

В полукилометре от засады мы подошли к участку тропы, которая огибала скальный выступ. Это место действительно вражескими наблюдателями не просматривалось, поэтому здесь спешились, быстро собрали арбалеты и стали готовиться к бою.

— Ну чего, Котяй, командуй пехотой, — передал бразды правления одноногий Лагос.

— В шеренгу по два становись, — раздался голос деда, после чего в строй стали становиться даже мальчишки–ездовые.

— Пошли и мы, — кивнул невозмутимой Илане, после чего мы закинули за спину взведённые арбалеты и стали перебираться по камням в обход скалы.

Через пятнадцать минут мы вышли во фланг засевшим разбойникам и первое, что увидели, так это четыре крытых парусиной каркасных арбы, девять тягловых волов и одиннадцать верховых лошадей. Рядом стояли какие‑то бочки и гора дров от порубленной пятой арбы, а посреди обширной поляны чернело пятно большого кострища. Но наше внимание привлекло совсем другое зрелище: к большим тележным колёсам были привязаны пять покрытых ссадинами женщин, две из них в возрасте лет тридцати, а три — совсем девчушки, от одиннадцати до четырнадцати лет. Четверо сидели к колёсам спиной, а пятая — красивая женщина с сильной мускулистой фигурой, стояла на коленях и была увязана таким образом, что не только взвестись на ноги, но и вообще двигаться не могла.

— Твари, — услышал в наушниках голос Иланы.

Немного приподнявшись и выглянув из‑за валунов, мы увидели и тех скотов, которые творили здесь беспредел. Четверо разбойников, что спрятались на скале, вовсю вертели головами, высматривая подходы к засаде. Один из них был с множеством косичек в бороде и большой залысиной на голове, он повернулся к затаившимся внизу за скалой тринадцати разбойникам, что‑то объясняя натурально горбатому северянину, с большим боевым топором в руках, при этом пожимал плечами и разводил руками. Вероятно, они никак не могли понять, почему оставшийся до засады путь караван идёт так долго.

— Работаем, Золотко моё, — мы вскинули арбалеты и вставили в крепление болты, — Лучников у них всего двое, с них и начнём. Хо!

В неподвижные цели стрелять одно удовольствие. Когда два тела, бывшие некогда каторжанами и бандитами, сползли со скалы на карниз, двое других растерялись и нырнули за камни, не сообразив, откуда к их подельникам прилетела смерть. Это дало нам время беспрепятственно расправиться и с ними, но тот, который с залысиной, свалился с карниза и полетел вниз, на головы затаившейся засады, которые ещё не знали, что их уже начали убивать. Вот сейчас они зашумели и увидев, что по камням к нам быстро не допрыгнешь, немедленно сбились в кучу и укрылись за щитами, но для наших арбалетов это не есть препятствие, на дистанции сто двадцать метров болты прошивали деревянные щиты и сырое железо их плохонькой брони, как бумагу.

Мы с Иланой успели выстрелить по четыре раза, и только после того, как от наших рук пало восемь разбойников, оставшиеся девять рассыпались в стороны и убежали за скалу. Но видно и там они от смерти не спрятались, так как дико взревели и с громким криком «А–а–а» рванули в атаку на появившегося, наконец, доступного врага, но их крик стал ослабевать и секунд через тридцать совсем затих.

Как потом выяснилось, этот бой для моих молодых воинов оказался не таким уж простым. Далеко не все смогли хладнокровно поразить бесстрашного, и психологически готового к смерти врага, поэтому, многие промазали. Двое северян даже смогли добежать до нашего строя, а горбатый предводитель, утыканный трёмя болтами, успел топором развалить щит Диносу, но получил от старого Котяя копьём прямо в глаз и под ногами наших воинов умер.

— Не будь с нами Иланы и не знай, что разбойники устроили засаду, и не будь у нас арбалетов, то не они, а мы бы умылись кровью, — говорил мне потом одноногий воин, — Нашим пацанам воевать с такими матёрыми вояками ещё рановато.

— Дар Иланы нам очень помог и ещё поможет неоднократно, но в остальном, Лагос, я с тобой не соглашусь, ничего эти хардлингцы собой не представляют. Правда, если быть честным, то воинственный дух их велик и физической силы много, зато техники — никакой. И мы уже не пацаны, Лагос, а воины, за время этого похода окрепнем душой и телом, и нам никто не будет страшен.

 

Глава 4

Некогда довольно успешный отряд хардлингских наёмников в своё время частенько подряжался сопровождать торговцев, следующих на территорию Парсии минуя официальные таможенные посты, за что дополнительно зарабатывал немалые деньги. Но однажды, как это часто бывает, в стаде заводится недооцененная паршивая овца, которой плохо, если другим живётся хорошо. В результате, в канцелярии пограничного цезарха появляется подмётное письмо от неизвестного радетеля имперского благосостояния с информацией о тайных контрабандных тропах.

Вот так и попались те, которым до этого жилось хорошо. Если бы они просто сдались на милость местного правителя, то самое большее, что им грозило, это конфискация товара и стандартный штраф. Но взыграла дурная кровь и во время столкновения на границе с воинским подразделением цезарха они порубили четверых его всадников. После этого хардлингцев уже никто не жалел, конная трилата в полном составе навалилась и искромсала в фарш тридцать восемь человек, но тридцать три самых умных бросили оружие, сдались в плен, после чего загремели кандалами на каторгу.

Ни на одном руднике выжить пять лет фактически не реально, разве что это будет повар или охранник нижнего уровня из числа каторжан. Воспользовавшись какой‑то оплошностью администрации, бывшие матёрые вояки перебили караул, освободились от кандалов и отправились в бега. Они держали путь на северо–запад к границе Хардлинга, куда путь был не близок, нужно было пройти напрямик три тысячи семьсот кошангов (около трёх с половиной тысяч километров).

Империя серьёзных войн не вела уже тридцать восемь лет, правда, двенадцать лет назад был небольшой конфликт на горных перевалах, граничащих с извечным соперником Ахеменидой. В полномасштабную войну он не перетёк, да и участвовали в нём, как с одной, так и с другой стороны совсем некрупные соединения. Таким образом, большинство армейских частей давно изнывали от безделья. Кроме того, разбой в империи был явлением редким, он карался самым жестоким образом, поэтому, узнав о побеге каторжан, цезархи центральных эпархий встрепенулись, взбодрились и рьяно взялись за организацию облавных охот.

Толпа каторжан, оголодавшая без вина, нормальной пищи и женщин, напрямик пройти не смогла. Вклинившись в страну на шестьсот километров и разоряя по пути фермы арендаторов, насилуя и убивая, они испытали все прелести душевного состояния загнанного зверя, а потеряв часть своих людей, повернули обратно в горы. На сей раз, перемещаясь по ночам просёлочными сельскими дорогами, они подошли к предгорьям и с началом дождей затаились на одной из ферм.

Полтора месяца они потребляли вкусную пищу, пили без ограничений молодое виноградное вино, сладко спали, при этом с удовольствием пользовали двух рабынь, жёну и дочь арендатора. К их огорчению, девятилетняя девочка не выдержала постоянного насилия и через два дня умерла.

Часто слушая разговоры разбойников, хозяин дома понял их намерения и предложил показать окольную тропу на перевал, через который торговцы возят свои товары, взамен попросил оставить его семейство в живых. Горбатый северянин, старший среди них, похлопав его по плечу, согласился, при этом обещание своё выполнять даже не собирался. А этот перевал их здорово заинтересовал, именно там они запланировали обеспечить себя на время похода к Хардлингу и транспортом, и пропитанием.

Наступили по–зимнему прохладные, но солнечные дни, земля стала быстро подсыхать, пора было выдвигаться в горы. Готовились выходить через три дня, но случайность внесла в их планы значительные коррективы. Однажды посреди дня к дому подъехала арба с небольшим домашним скарбом, в которой сидела родная сестра хозяйки дома с детьми, мальчиком десяти лет и девочками тринадцати и четырнадцати лет. Её муж погиб на охоте, поэтому, став вдовой и оставшись без средств к существованию, она решила отправиться к родственникам. В данном случае муж её сестры по божескому закону должен был забрать их всех в свою семью.

По пути арбу переселенцев догнал всадник, сын соседа–арендатора, который завидев под тентом две симпатичные мордашки, решил проводить их прямо до фермы. Именно это его решение изменило цепочку случайностей. Ведь будь всё так, как планировалось изначально, ни с предыдущим, ни с нашим караваном разбойники не встретились бы, а вот на караван Хондара напали бы наверняка. Но произошло то, что произошло.

Заметив мелькнувшие на ферме заплетенные в косички белые бороды, парень громко закричал, что здесь каторжники, развернул лошадь и, нахлёстывая её, рванул прочь. Однако, приезжим деваться было некуда, и они попали в лапы разбойников, которые прекрасно понимали, что уже сегодня сюда прибудет конница ближайшего цезарха, поэтому стали быстро собираться, нагрузив всех присутствующих припасами и приказав следовать вместе с ними.

— Нам бабы ещё пригодятся, — сказал горбатый северянин под дружное «гы–гы–гы» подельников, но когда измученная хозяйка и две рабыни не смогли нормально идти, они их просто зарезали, а хозяину за кривое слово надавали тумаков.

Преследователи догнали их перед входом в ущелье, успев положить четверых каторжников, но дальше пройти не могли, так как беглецы заняли господствующую высоту. В свою очередь воины цезарха блокировали узкий проход, считая этот участок гор непроходимым. Только ночью каторжники ушли сначала по одной тропе, а затем по другой, окончательно запутав свои следы. После этого их больше не преследовали, никто не захотел лезть в неизведанные места и ломать лошадям ноги.

Семь дневных переходов дались нелегко. На привалах даже женщин особо не насиловали, лишь на ночных стоянках, и то в очередь пристраивались далеко не все. В самом начале пути где‑то пропал мальчишка, от чего особо разозлился лысый северянин, он же потом замучил фермера–проводника, когда тот вывел всех к главному перевалу.

Здесь же, прямо в тот же день разбойной шайке неслыханно повезло, выставленные на скалу дозорные, буквально через час увидели приближающийся караван из пяти арб с охраной из семнадцати всадников. Эти вели себя настолько беспечно, что даже дозорный авангард не высылали, видно, нападения никак не ожидали.

Между тем, каторжане были воинами сильными и опытными, из засад и в свалке работать умели. Они тщательно распределили между собой объекты нападения, и свалились на них сверху, как снег на голову.

Во время скоротечного боя ни один из нападавших не пострадал совершенно, тогда как сопровождение каравана было в момент поражено дротиками и вырезано за одну минуту, в живых остались лишь две специально оглушенные камнями воительницы. Собственно, настоящей воительницей была лишь одна, а вторая — совсем девочка, у неё даже лук был меньше обычного. Вот тебе и хвалёная охрана.

Результаты нападения были впечатляющими: одиннадцать уцелевших лошадей и четыре арбы с товаром. Пятая арба, к сожалению, сильно пострадала, один из тягловых волов получив ранение от прилетевшего дротика, сбесился, и рванул в сторону каменных глыб, разбив телегу в хлам. Перевозимые бочки с мукой и тростниковым вином вывалились наземь, некоторые из них треснули. В итоге невредимыми остались четырнадцать бочек с вином и пятнадцать с мукой, кроме того, в арбах лежали разные товары, имеющие большой спрос среди лесовиков, в том числе три сотни железных ножей и копейных наконечников, восемь бронзовых казанов и два десятка рулонов недорогой ткани. И ещё кроме хорошего оружия и доспехов, в одной из седельных сумок лежало две тысячи полусолдовых серебряных монет.

Вечером весело горел высокий костёр, вино лилось рекой, молоденькую девочку лишили девственности и, как «свежачок» насиловали несколько часов подряд. Старшую строптивую воительницу избили до потери сознания, затем связали специальным образом для удобства пользования и тоже пропустили через круг. А утром очухались и стали думать думу, как быть дальше, отправляться в Хардлинг через земли дикарей по замёрзшим рекам на этом транспорте или добыть верховых, заводных и вьючных лошадей? Решили остановиться на втором варианте, всё же этот способ передвижения более мобильный.

Таким образом, на подъезде к перевалу они навели порядок и убрали место боя, оттащили и сбросили в пропасть погибших людей и лошадей. Горбатый северянин при этом всем подельникам категорически запретил потребление вина до наступления сумерек, и они его слушались. Впрочем, жизненные сумерки наступили много раньше, чем они могли себе представить: на их радость и беду в поле зрения появился наш караван.

После скоротечного и жестокого боя мы с Иланой покинули позиции и перебежали к месту у скалы, где ранее прятались разбойники. Удостоверившись, что все они лежат бездыханно, а наши воины живы, мы стали осматривать окрестности.

— Посмотри вниз на полдесятого, там кто‑то есть, — сказала Илана.

Включив на экране монитора ПК (лицевой щиток тактического шлема) функцию тепловизора, в указанном направлении буквально в двадцати метрах от нас за грудой камней заметил тёплый оранжевый бугорок. Действительно, кто‑то выглянул из‑за камня и спрятался.

— Эй! Вылезай быстро! Да, тебе говорю, не прячься, иначе сейчас получишь болтом в спину!

Вначале показалась лохматая голова с измазанным угрюмым детским лицом, затем появился весь мальчишка лет десяти в грязной и изорванной одежде.

— Ты кто? — спросил у него.

— Жок, — испугано ответил он. Это имя было названием местного мангуста–змеелова, аборигены считали его священным животным.

— Ты что здесь делаешь?

Он отвел взгляд и указал рукой на вражеский лагерь:

— Там моя мама и сёстры, Лета с Милой.

Илана в это время откинула лицевой щиток, переступая через камни спрыгнула с невысокого карниза, закинула арбалет за спину и махнула мальчишке рукой:

— Ну, чего стоишь, пошли к маме! И к сёстрам!

Мальчишка настороженно подошёл, зябко скукожившись от холода, но что‑то увидев в глазах Иланы, развернулся и заспешил к повозкам. Несмотря на солнечный день, из‑за перевала задувал ледяной ветер, даже не представляю, как этот холод переносят связанные обнажённые женщины.

Выглядели они очень плохо, и это мягко сказано: во всех без исключения посинели губы, а на теле каждой виднелись жёлто–фиолетовые пятна от побоев.

— С разбойниками покончено, вы свободны! — сказал громко, чтобы услышали все.

Безразличное выражение лица старшей женщины, привязанной спиной к тележному колесу, вдруг ожило, из опухших глаз потекли слёзы, она оглянулась по сторонам, увидела мальчишку и тихо промолвила:

— Жок, сынок, ты жив.

Привязанные к колёсам соседней арбы девочки с уже довольно сформировавшимися вторичными половыми признаками, тоже подняли головы и стали тихо шептать:

— Жок, Жок.

Совсем молоденькая девчушка с такими же персикоподобными грудками и небольшими прыщиками сосков, как и у моей Иланы, на происходящее не реагировала никак, вероятно была в бессознательном состоянии. Когда я обрезал на ней ремни, то почувствовал подмышкой жар тела.

— А здесь высокая температура, — сказал Илане, которая в это время освобождала от пут стоявшую на коленях красивую спортивно сложенную женщину с характерными мозолями на руках, вероятно воительницу.

— У нас в аптечке есть антивирусный комплекс и противовоспалительный коктейль, будем надеяться, что этого хватит, — ответила она.

Освобождённая воительница не смогла разогнуться и свалилась на бок, её тело было истерзано больше всех и выглядело, как сплошной синяк, между тем у неё единственной из всех пленниц взгляд был острым и осмысленным.

— Что с ней? — едва шевеля разбитыми губами, спросила она, указав глазами на бесчувственную девочку, пульс которой в это время щупала Илана.

— Тоже, что и у вас, порвано всё спереди и сзади, — ответила она, — тем более, на таком ледяном ветру заболеть ничего не стоит.

После этих слов воительница уронила голову на землю и закрыла глаза, минуту полежала, громко скрипнула зубами и прохрипела:

— Это моя дочь.

— Я вижу, — тихо сказала Илана.

— Вы ведьма? Видящая?! — встрепенулась воительница, — Моя Кара будет жить?!

— Мы постараемся вылечить и её, и всех вас.

— Видящая, если моя девочка выживет, клянусь, я — Гита, останусь у вас в услужении пока не издохну, — надрывно прохрипела она.

— Гита, давайте не будем загадывать так далеко, — ответила Илана и повернулась ко мне, — Рэд, пускай кто‑нибудь там быстро притащит сюда нашу палатку и дорожную аптечку. Да! И ещё мою розовую сумку.

— А эта‑то зачем? — с недоумением уставился на неё.

— Там есть препараты, прерывающие краткосрочную беременность.

— Ты думаешь?

— Я уверена, — она утвердительно кивнула головой, — у тех двоих девочек.

— Надо бы спросить, может они захотят детей, — перешёл на общий язык.

— От этих уродов?! — переспросила она и решительно махнула рукой, — И незачем спрашивать!

Вскоре здесь закипела работа, разожгли шесть жаровен (с учётом трофейных), в одних котлах грели воду, а в других — готовили пищу. Из снятого с разбитой и наполовину сожжённой арбы тента соорудили укрытую от ветров баньку, куда вкатили несколько раскалённых булыг. Решили за оставшийся световой день организовать помывку всего личного состава и постирушку.

В процесс лечения бывших пленниц я не вмешивался, моя Илана в медицинских вопросах была более компетентна. Если я изучил лишь первый ранг полевой медицины в условиях, оторванных от цивилизации, то она усвоила полную базу знаний до третьего ранга. Кроме этого, имела огромный пакет информации по фитотерапии и по группам типовых лекарственных растений различных миров. Как она лечила женщин, я не знаю, но через два часа чистые и переодетые они поели каши, попили отвар из сушёной малины с какими‑то листьями, затем были укутаны в овчинные мешки и в нашей с Иланой палатке уложены спать. Лишь мальчишка, одетый в трофейный тёплый костюм с закатанными рукавами и штанинами, и обутый в большие взрослые сапоги, некоторое время с интересом носился по лагерю и заглядывал во все дыры, затем исчез. Как оказалось, он забрался в палатку, устроился между сёстрами и тоже задрых.

В это время мои воины снимали с трофейных копий железные наконечники, вставляли древки в каменные расщелины, а сверху водружали отрезанные безбородые головы каторжников. Когда я увидел, как они под чутким руководством деда Котяя скальпируют у трупов бороды и режут головы, то, мягко выражаясь, был удивлён безмерно, но быстро оправившись, спросил у него:

— Вы что делаете, зачем?!

— Как же, десять золотых за голову! Две нормальные лошади купить можно, а фермеру–арендатору на такие деньги надо полгода пахать.

— Так вы что, всё это собираетесь с собой возить?

— Зачем же? Трупы выбросим в пропасть, пускай падальщики не голодают, а головы здесь выставим и табличку вырежем, кто это сделал и почему.

— Ты не переживай, Рэд, этот старый хитрец всё правильно делает, — к нам подошёл Лагос, — Теперь мы станем знамениты, о нас во всей империи знать будут.

— Вот–вот, — сказал дед, — А скальпы с бород мы с собой возьмём и на обратном пути сдадим цезарху.

К концу дня лагерь был приведен в порядок, личный состав помылся, постирался и переоделся в тёплую одежду. Арбы Лагос выставил по–зимнему: затянутой понизу парусиной одной из сторон против ветра. Таким образом, в степи можно спать под арбой, и задувать не будет.

С наступлением сумерек Илана отправилась проведать пациентов, а оба старика подгадав, что я остался один, подошли ко мне и притащили большую деревянную доску, исписанную крупными корявыми буквами. Местный менталитет предусматривал строгое отношение к домашним женщинам и пренебрежительное ко всем прочим, но Илану почему‑то они побаивались, в отличие от молодёжи.

— Трофеи поделить надо, — сказал Лагос.

— Давай поделим, — пожал плечами, но объяснять, что не знаю ни принципов, ни порядка дележа, не стал, — Говори–говори, а мы потом всё обсудим и решим.

— Значит так, после двух боёв мы имеем сорок четыре разных доспеха, один из них очень хороший, полностью набран из металлических пластин. Есть ещё двадцать два пехотных меча, один боевой топор, двадцать четыре сабли, пятнадцать копий, четыреста десять дротиков, полсотни разных ножей и десять хороших луков со стрелами. Снаряжение и оружие двух воительниц здесь не учитывали, — он посмотрел на меня вопросительно.

— Правильно, — утвердительно кивнул головой.

— Мы с Котяем прикинули, что если всё это сдать нашим оружейникам, то можно выручить пятьсот семь зеолов. Только может, чего‑нибудь из оружия или снаряжения себе оставим, например, тот красивый доспех, всё же тридцать зеолов стоит?

— Одно, что красивый, а на самом деле дерьмо обыкновенное, даже по сравнению с твоим. Нет, мои воины должны быть снаряжены лучше всех, а эту ерунду — на продажу.

— Как скажешь, — согласился он, — Теперь по взятому товару. Есть четыре целых арбы с тягловой скотиной, четырнадцать бочек с вином и пятнадцать с мукой, три сотни железных ножей и копейных наконечников, восемь бронзовых казанов и два десятка рулонов хлопковой ткани. Если всё это посчитать по ценам, по которым брали и мы, то получается двести семьдесят зеолов. Но это не всё, в одной седельной сумке нашли две тысячи полусолдовых серебряных монет, в переводе на золото, это сто двадцать пять зеолов.

— Неплохо.

— И это ещё не всё! — махнул рукой довольный Лагос, — В заплечных мешках каторжан нашли сто тридцать два слитка серебра, весом по одному тану (восемьсот пятьдесят семь грамм). По ценам казначейства получим две тысячи двести шестьдесят два солда, а если в пересчете на золото, то будет двести восемьдесят два зеола.

— Что‑то маловато, — сказал я, — получается, что стоимость удельного веса серебряной монеты в два раза ниже стоимости такого же веса самого серебра.

— Не знаю, что такое «удельный», но в империи так принимают и рудное серебро, и золото, — пожал плечами Лагос, — это потом уже его цена становиться правильной, а если ещё продадим дикарям, то будет о–го–го.

— Никаких о–го–го! — отрицательно мотнул головой, — Откуда каторжане сбежали, все знают, и что они утащили с собой, тоже знают те, кому положено. Конечно, можно притвориться ничего не понимающим, но зачем терять лицо?

— Кхе–кхе, — закашлялся дед, — Вы столь молоды, господин, но столь рассудительны.

— М–да, — Лагос почесал только что побритый подбородок, — В душе я знал, что вы с Иланой никакие не торговцы и не рыбаки, а из семьи обедневших аристократов, сейчас в этом убедился ещё раз.

— Ладно, незачем жадничать, сумма и так внушительная, — улыбнулся ему, — Говори, что там получается в итоге, и как вы всё это разделили?

— Сумма и правда внушительная, кивнул Лагос, — одна тысяча сто восемьдесят четыре монеты золотом. А разделили по тем правилам, по каким положено: ездовым по одной доле, воинам по две, нам двоим с Котяем по четыре, а хозяину десять. Ну, и тому, без кого удачи нам бы не видать — пять долей, а это видящая. На круг выходит сорок две доли по двадцать восемь зеолов, одному солду и двадцати россо каждая. А так же по возвращению наша законная пятая часть со всех продаж. Правильно?

— Не правильно, — тут же ответил я, — Мне — пять долей, Илане — три, вам двоим по две, воинам по одной и ездовым тоже по одной. Они, между прочим, в бою участвовали наравне со всеми, и на стоянках работают не меньше других, если не больше. В общем, у нас совсем не те дядьки–ездовые, которые ездили с вами раньше.

Старики между собой переглянулись и удовлетворённо кивнули, ещё бы, хозяин отметил их детей. Но дед неожиданно толкнул Лагоса:

— Ты про лошадей забыл.

— Не забыл, — ответил тот, — Двадцать одна трофейная лошадь, воинам и ездовым — по одной, нам с тобой по две, а оставшиеся шесть лучших — хозяину и хозяйке.

— А почему вознаграждение за каторжников не учтено и не посчитано? — вдруг вспомнил снятые скальпы.

— А чего его считать? Кто, кого и сколько завалил, каждый и так знает. Вы вдвоём восьмерых, а наши — девять.

— Э нет, мы не в цирке выступаем, а работаем командой, так что сто семьдесят золотых добавляй и раскидывай на всех.

— Ну, хорошо, тогда получается, — Лагос довольно потёр руки и задумчиво приступил к повторным подсчетам, — Тогда получается…

— Одна тысяча триста пятьдесят четыре зеола на двадцать три доли. На круг получается пятьдесят восемь зеолов и семь солдов каждая, — перебил его, такие расчеты я делаю элементарно и в уме.

Лагос с удивлением записал мои цифры, затем минут десять с грифелем в руках всё пересчитывал и, наконец, почесал в затылке и ошарашено поднял на меня глаза.

— Точно, сумасшедшие деньги, — пробормотал он.

— Это если мы определимся по ездовым и весь товар доставим на место, тогда деньги будут действительно, неслабые.

— Зачем определяться, вон в хозяйской палатке спят, — удивился он, — Они в твоей власти, и деваться‑то им некуда.

— Все же они чужие, в свете наших будущих разборок лишние свидетели, и с этим нужно что‑то делать, — с сомнением сказал я, но убивать спасённых или торговать свободными не хотелось ужасно.

— Какие же они чужие? — Лагос выпятил губу и пожал плечом, — Они тебе жизнью обязаны, а если выделишь долю малую и расскажешь правду, то своими станут сразу и навек. Знаешь, сколько отсюда людей не вернулось, а ведь Хондар к этому руку тоже приложил. Так стерве и стервочке, если выживет, всадить стрелу в такого вояку будет только за счастье.

— А чего ты так нехорошо воительниц обзываешь? — вдруг вспомнился наш корабельный бестолковый и недоразвитый ИскИн.

— Да потому, что они такие и есть! Они же мужчин за людей не считают, общаются только с нанимателем. Ходят слухи, что они друг с дружкой спят, и ложится такая змеюка подколодная только под того, от кого хочет забеременеть, а когда почувствовала в себе плод, то забирается и уплывает на родной остров.

— А в бою они как?

— Ну, в бою это да–а–а, — Лагос значимо покивал головой, — И с мечом могут, и в рукопашную без оружия, а как лучницы, то нет им равных, со ста пятидесяти шангов бегущему противнику в глаз попадёт.

— Что ж, будем считать, что команда пополнится как минимум одной хорошей лучницей, а любят они нас или не любят, на то нам наплевать.

— Правильно, правильно, — загудели они.

— Вот и разобрались с одним делом, — сказал я, — теперь давайте поговорим о Хондаре и его караване. Что будем делать, где, как и когда?

— А что? Валить его надо обязательно, с этим я согласен, — сказал Лагос, — И то, что у нас всё получится, теперь тоже не сомневаюсь. Засаду можно организовать прямо на этом месте, а после боя наводим порядок, цепляем по две арбы в сцепку и вперёд! Тем более, что управлять ими будет кому, четыре ездовых у нас добавится, как раз хватит.

— Только плохо, что это бабьё бестолковое, стервы, одним словом, — скривив рожу, пробормотал дед Котяй.

— А волы разве в сцепке ходят? — повернулся и спросил у него, проигнорировав реплику.

— Волы? Конечно, ходят! Можно сцепок и не делать, как передние темп задали, так остальные и бредут. Но это дело не такое простое, управляться со сцепкой будет тяжело, особенно с этим бабьём.

— Короче, отвлекать воина на управление арбой не придется?

— Нет, но всё равно, намучаемся мы.

— А теперь слушайте, господа деды, что я решил в отношении Хондара: незачем его товару перебивать мою торговлю.

— Это как? — спросил дед Котяй.

— А так! Пускай себе торгует на своей большой реке, зачем же нам самим делать такую большую дополнительную работу. И мы тоже постараемся расторговаться как можно быстрее, а встретимся уже на обратном пути.

— М–да, — Лагос почесал затылок и сам себе утвердительно кивнул, — всё же в твоем роду торговцы были.

В это время в свете костра появилась Илана, и старики дружно поднялись, поклонились и пошли к своей арбе.

— Ну что, Солнышко моё, как там твои пациенты?

— Вначале тяжело было, — ответила она и уселась рядом, — Эти твари поиздевались над ними жутко. Представляешь, воительнице Гите в задний проход еловую шишку засунули, никаких специальных инструментов нет, пока вытащила, то намучилась здорово.

— Ужас! — сказал я и меня передёрнуло.

— Но ничего, — она взяла меня за руку и тихо вздохнула, — сейчас уже всё нормально, наши препараты справляются. Некоторое опасение вызывает лишь девочка Кара, у неё серьёзное воспаление лёгочной ткани, но надеюсь, что выкарабкается.

— Могла умереть?

— Запросто, и не только Кара, но и остальные. Не будь у нас набора первой помощи, заживляющего состава и противовоспалительного коктейля, то умерли бы все, не завтра, так послезавтра. Кстати, когда делала им инъекции антивирусного комплекса, то заодно проколола всех наших мальчиков.

— Я видел, — нежно погладил моей девочке руку.

— Ага! А старики плевались и сбежали! — возмущённо сказала она, — Придётся лечить их потом, а у нас и так препаратов мало.

— Утром скажу, чтобы они тебя послушались.

— Тогда ладно, тогда полезли под арбу спать, я уже всё постелила.

Наш лагерь проснулся, как и планировали, задолго до рассвета. К счастью, семейство вдовы было на ногах, и её женская часть, одетая в трофейную тёплую одежду, помогала собираться, а мальчишка уже ошивался возле деда Котяя. Женщины выглядели неважно, их лица были сине–жёлтыми и опухшими от побоев, но хорошо было уже то, что они могли ходить, и этому обстоятельству больше всех радовалась Илана.

Узнав имя вдовы, я подошёл к ней и спросил:

— Ханна, какие у тебя планы, не желаешь ли ты нас покинуть?

Она удивлённо на меня посмотрела, затем нашла взглядом дочерей, сына и ответила:

— Мне некуда идти, я в вашей власти, господин.

— У меня есть предложение, с которым ты можешь как согласиться, так и отказаться, — она ничего не спросила, лишь внимательно слушала, поэтому я продолжил, — Мне нужны ездовые–погонщики тягловой скотины, это работа не женская, но если вы сможете управляться…

— Да, мы все умеем управляться и с волами, и с лошадьми, — она энергично кивнула головой, подалась вперёд и её взгляд стал более заинтересован.

— Буду платить ежедневно по солду каждому из вас, работы на четыре месяца, расчет по возвращению в столицу. На четверых сможете заработать более шестидесяти зеолов, одежда и питание за мой счет. Я сказал! Ты согласна?

— О, господи, вы нас спасаете второй раз, — из её глаз потекли слёзы, — Конечно, согласна! Клянусь Иолой, что я, мои дочери и мой сын будем работать на вас честно.

— Вот и хорошо, подойди вон к тому мужчине, его звать Котяй и он расскажет, что и как делать.

Для воительницы Гиты и её дочери Кары в телегах приготовили места, так как первая несколько дней не сможет не то, что ходить, но и сидеть, а вторая — вообще лежачая, но к счастью, уже пришла в сознание. Трясучая дорога здоровья не прибавит, но задерживаться здесь мы никак не могли.

К рассвету сборы были закончены, завтрак подогрет и съеден, после чего караван тронулся в путь. На площадке мы оставили полный порядок, но о случившейся здесь драме ещё долго будут напоминать семнадцать насаженных на колья голов, и оторванный от разбитой арбы задний борт, с вырезанной и зачерненной сажей надписью: «Пятого дня первого месяца 3002 года, Рэд Дангор и его четырнадцать воинов на этом месте уничтожили засаду и истребили семнадцать беглых каторжан хардлингцев».

 

Глава 5

На гребне перевала, продуваемого всеми ветрами, перед глазами раскинулся укрытый снегом склон, плавно переходящий в бескрайнюю белую равнину. И лишь миновав скальную гряду, закрывавшую обзор в северном направлении, далеко–далеко впереди заметили тёмную полоску — границу такой же бескрайней тайги.

К подножью гор сходила тропа пологая, широкая и вполне безопасная, но от того, что путь лежал под уклон, мы быстрее двигаться не стали, теперь колёса вдавливались в снежный покров, и волам всё равно приходилось напрягать тягловое усилие. Вначале хотел было поинтересоваться, почему старики до сих пор не перестают на лыжи, но потом и сам догадался: иначе не волы тащили бы арбу, а арба толкала бы волов, а в горах это чревато большими неприятностями.

Кроме Лагоса и меня ранее снега никто никогда не видел, поэтому в первый же день, как мы на него ступили, народ удивлялся и радовался, а Илана, по–моему, выглядела самой счастливой. Но когда сетчатку глаза начинает резать искристая белизна, которую ты месишь ногами изо дня в день, то удовольствие исчезает быстро, остается лишь чувство временной неизбежности и терпения. Правда, благодаря светофильтрам тактических шлемов для нас двоих это проблемой не было.

К исходу второго дня караван, наконец, сошёл в долину, где приняли решение переходить на лыжный ход. Делалось это просто и быстро: по четверо парней с двух сторон брёвнышками–рычагами приподымали задок или передок арбы, а двое других скидывали колёса и тут же одевали и крепили лыжи. Колёса полезного места не занимали, их цепляли на специальные крючья снаружи борта, и так путешествовали.

Перед нами некоторое время назад здесь кто‑то тоже стоял лагерем, а затем двинулся строго на север, их заметенные позёмкой следы было видно довольно отчётливо.

— Нам нужно туда, — указал Лагос градусов на пятнадцать западнее, — Там торговал мой тогдашний наниматель господин Саридон.

Развернув на лицевом щитке–мониторе электронную карту планеты, некогда снятую спутниками и детализированную ИскИном корабля, отметил пройденный путь к нашему нынешнему местонахождению, и стал осматривать окружающую территорию. В пяти километрах строго на запад разлилось серповидное озеро, которое было местом всеобщего весеннего торга. Собирая ручьи окрестных гор, оно стало истоком широкой и могучей реки, нёсшей свои воды далеко на северо–запад. Вероятней всего, бывший начальник охраны Хондара называл Большой рекой именно её.

Через двести семьдесят километров голой степи в северном направлении виднелись зачатки лесных массивов, а в тридцати километрах ещё севернее зеленели (съёмки велись летом) бескрайние просторы огромной тайги. Между прочим, по расчётам корабельного ИскИна, она занимает шестую часть территории всей планеты.

Вдоль кромки тайги с востока на запад текла другая река, являющаяся притоком Большой. Увеличив масштаб, разыскал несколько групп проплешин, которые были не чем иным, как поселениями аборигенов. Вероятно, как раз об этих местах говорит Лагос.

На лыжах арба скользила веселей, да и волам было идти гораздо легче, зато пробивать путь по снежной целине стало сложнее, поэтому команда была разбита на три смены и теперь состав авангарда постоянно менялся. Правда, Илана в арьергард никогда не переходила, а спешивалась и на некоторое время заглядывала к больным воительницам, затем садилась рядом с возничим передней арбы Видом и «слушала» окружающее пространство.

Никого из людей в ближайшей округе не наблюдалось, зато километрах в сорока за спиной по горному серпантину двигалась маленькая темная змейка. Активировав видеокамеру и сделав двадцатикратное приближение, насчитал девять повозок и двадцать одного всадника.

— Говорил тебе, что их нужно было перебить ещё там! — Лагос никак не мог успокоиться, что наш караван пробил готовую дорогу, в результате чего враги не мучают своих лошадей, и путешествовать им гораздо легче, чем нам.

— Не будь таким зловредным и смотри на ситуацию иначе. Думай о том, что в данном конкретном случае они работают на меня, а значит и на тебя, и на всю нашу команду, следовательно, чем лучше они сработают, тем богаче мы станем.

— Ну, если так, то ладно, — нехотя согласился он.

Погода была стабильной: днём светило солнце и температура воздуха держалась в пределах пяти–шести градусов мороза, а ночью опускалась до одиннадцати. Казалось бы, не так и холодно, но опасаясь обморожений, Лагос требовал, чтобы езду верхом постоянно чередовали с пешим ходом, при этом на деревяшке прыгал и сам. В общем, путешествие проходило нормально, все были здоровы, даже наши воительницы окрепли настолько, что пожелали пересесть в седло. И если бы не постоянно дующий в лицо северный ветер, то было бы вообще хорошо.

Все воительницы, которых мне ранее довелось увидеть, были весьма симпатичными женщинами. Говорят, что уже много веков подряд в их среде идут постоянные состязания в рождении самых красивых дочерей, а рождённых с дефектами их матриархи даже воинским навыкам обучать запрещают. Гита и Кара, мама и дочь, оказались настоящими красавицами, но на знаки внимания и тёплые слова моих воинов никак не отвечали, были к ним холодны и безразличны, слушали лишь моё слово, а разговаривали исключительно с Иланой.

Снегов и буранов не было, поэтому палатку мы не разворачивали, а спали вместе со всеми, укрытые от ветра парусиной. На первом же ночном привале наши воительницы молча отодвинули чужие спальные мешки и заняли места поблизости от нас, и днём ехали буквально следом, при этом ни разу не задали вопрос об условиях своего пребывания в отряде. За день до выхода к реке я их сам подозвал к себе и сказал, что обеих включил в команду и оплачу услуги, как полноправным воинам. Впрочем, вопрос о том, как это будет выглядеть в денежном выражении, они не задали. Да они вообще не задали никаких вопросов, лишь синхронно поклонились и сказали:

— Благодарю, господин.

Распорядок дня в степи фактически ничем не отличался от дней перехода через горы. Лошади и волы дорогу переносили тоже нормально, во время стоянок мы их укрывали тёплыми попонами, а они с удовольствием копытили снег и поедали плотную подушку находящегося под ним сухого сена. Правда, после утреннего водопоя лошадей приходилось подкармливать овсом, не все из них привыкли к такой грубой пище.

Людей в степи мы так и не встретили, зато живности всякой было много: мыши, зайцы, лисы, волки, антилопы, дикие лошади и буйволы, а так же похожие на куропаток птицы. Таким образом, свежее мясо из нашего рациона не убывало. Главной по готовке пищи отныне у нас была Ханна, и я обратил внимание, что чаще всего она общается с Лагосом, украдкой улыбается ему и накладывает в миску еды больше чем кому другому.

— Ишь, как? — пробормотал дел Котяй, искоса на них поглядывая, — А чё, баба молодая, на ней ещё пахать и пахать, глядишь, и прибьется к берегу.

— Тётка деда влюбляет в себя, — в свою очередь шепнула Илана.

— Какой же он дед? — не согласился с ней, но уже по другому поводу, — Не на много он старше Ханны, просто, седина у него ранняя, а на самом деле ему и сорока ещё нет.

Вот так развивались и двигались новые людские отношения вместе с движением каравана. Наконец, на десятый день степного перехода мы вышли на лёд реки, а когда стали углубляться в тайгу, Лагос громко предупредил:

— А здесь нужно уши держать открытыми и смотреть в оба глаза. Если лесовики увидят, что у нас нет лучников, — вдруг заметив уничижительный взгляд Гиты, он на секунду замолчал и поправился, — что у нас всего два лучника, так обязательно нападут.

— Зачем же им нападать? — тревожно спросила Ханна.

— А где ещё молодёжи удаль показывать? Ведь таким образом свой род можно сделать богатым за один набег. В этих землях со слабаками никто не считается, но если ты сильный, то имеешь почёт и уважение.

— Они же на корню губят торговлю, неужели их старшие не понимают? — спросила она.

— Ничего они не губят, — Лагос отрицательно качнул головой, — У них настоящий торг происходит весной, тогда из империи приходят десятки больших караванов.

— Это точно, — тихо сказал Илане, — Только в этом случае между двумя торгующими сторонами вклинивается орда кочевников — посредник, который извлекает наибольшую прибыль.

Теперь мы двигались по заснеженному льду извилистой реки. Тайга была безветренной и тихой, лишь иногда на морозе потрескивали деревья. Температура воздуха днём здесь понизилась до двенадцати градусов, но благодаря тому, что ветер не выдувал всю душу, путешествие переносилось гораздо легче, чем в степи.

В этот раз на ночной привал стали на высоком берегу среди рощи неприлично громадных берёз. В загороженной арбами и обтянутой понизу парусиной площадке было много теплее, чем на степных просторах и мы, наконец, устроили баню для людей и стирку грязного белья. Воительницы, кстати, мылись вместе со всеми, а мы с Иланой, как обычно, после всех, что никого не удивило. Ведь надо же мужу и жене иногда бывать лишь вдвоём, без посторонних любопытных глаз и советчиков. Между прочим, к моему удивлению постиранные вещи высохли на морозе не хуже, чем на жарком солнце.

В течение последующих четырёх дней караван миновал несколько протоков, где в глубине тайги располагалось ряд посёлков, но наш путь лежал дальше. Следы жизни и деятельности людей мы заметили лишь на второй день таёжного путешествия: в одном месте реку пересекали следы многих звериных лап и двойных узких полозьев.

— Собачья упряжка, — сказал Лагос, но в натуре нам удалось её увидеть лишь на пятый день похода по тайге.

— Что‑то там есть, — однажды сказала Илана и показала рукой вперёд.

Вначале раздался едва слышный собачий лай, приближающийся с каждой минутой и звучащий всё громче, затем из‑за изгиба реки выскочила длинная цепочка собак, которая тащила за собой узкие сани. Но, не доезжая метров двухсот, погонщик вскочил на ноги, что‑то закричал, схватил упряжку и стал тащить собак куда‑то в сторону. Передний вожак, видно, команду понял и повернул назад. Теперь они не лаяли, а под крики их рулевого резво улепётывали обратно, и через минуту скрылись за поворотом.

— О! Началось! — воскликнул Лагос, — Когда впервые ходил с господином Саридоном, то с местными поселковыми тоже пободались, но так, стрелами перекинулись и всё.

— И что потом? — спросил у него.

— А ничего, — тот пожал плечами, — Торговали, как и со всеми. Эти тоже сегодня к вечеру или завтра с утра будут нас где‑то ожидать.

— Надо было догнать и застрелить, — услышал за спиной тихий голос молоденькой Кары.

— Вы говорите к вечеру или с утра, а почему не ночью? — спросила Илана.

— Госпожа, религия у них такая, что ночью они должны спать у очага, иначе их утащит Ямба.

— А это что за зверь?

— Не зверь, госпожа, а злой божок или демон. Короче, не воюют они ночью.

В этот день нас так никто и не побеспокоил. Ночь тоже прошла без неожиданностей, зато ближе к полудню наш караван уже сопровождали двое соглядатаев. Мы их не видели, но ощущениям Иланы верили, поэтому оружие приготовили к бою заблаговременно.

— Там их много прячется, — она сначала кивнула на холм, затем указала в сторону зарослей, находящихся в трёх сотнях метров по пути следования, — А там какие‑то хищные звери, наверное, собаки.

Аборигены выбрали место для нападения за четыре километра от своего посёлка (по данным электронной карты). В том, что они нам никакие не соперники, и мы с ними разделаемся, лично я не сомневался ни одной минуты, но при этом очень не хотелось, чтобы случайная стрела зацепила лошадь или тягловую скотину, не говоря уже о ком‑нибудь из наших воинов. Повернувшись к Лагосу, сказал:

— Беру команду на себя, — после чего в ста пятидесяти метрах от холма поднял руку, останавливая движение, — Стой! Всем перейти на левую сторону каравана и спешиться! Арбалеты к бою! Работать из укрытий и особо не высовываться! Помните, лучники могут стрелять только с открытой позиции! Не спешить, дать возможность врагу проявить себя, после чего бить на поражение!

— Чего торчишь, как глупая курица?! — вдруг крикнул дед Котяй и ухватил за рукав одну из девчонок–ездовых, — Кыш за арбу!

— Они обходят холм и приближаются, — негромко предупредила Илана.

— Приготовиться, — воскликнул я, но в это время вдали раздался сначала редкий, а затем заливистый лай.

— Собаки! — воскликнула Гита, накладывая стрелу на тетиву.

Из дальней чащи в нашу сторону вырвалась стая из не менее, чем четырёх десятков огромных псов. Заметив, что бойцы стали менять позиции для отражения собачьей атаки, воскликнул:

— Назад! С этими тварями разбираются Гита с Карой и я с Иланой! Остальным не отвлекаться и валить лучников!

Честно говоря, в этот момент в душе похолодело. Не зная ещё, сколько будет вражеских стрелков, в голове возникла мысль, что даже десяти профессиональным лучникам в данном конкретном случае справиться было бы тяжело. Нет, страх в моём сердце не поселился, но беспокойство было…

Отдав Илане игольник, метнулся к Ворону и вытащил из чехла рейлган. За весь поход я им ещё ни разу не воспользовался, не было такой необходимости. Но, видно, теперь без этого никак не обойтись. Опустив лицевой щиток тактического шлема, включил панорамную сетку и активировал подачу питания на электромагнитную систему и механизмы винтовки, после чего повёл стволом и проверил функциональность прицельного приспособления: всё работало, как надо.

— Давай с колена, — сказал Илане и сам изготовился к стрельбе, упав на правое колено, чтобы не мешать воительницам.

В это время с правого фланга послышались удары вражеских стрел о борта телег, щелчки наших арбалетов и многоэтажные ругательства деда Котяя. А по заснеженному льду реки, словно вихрь в нашу сторону мчалась стая псов, оглашая окрестности злобным лаем. Лучницы хладнокровно выждали, пока те добегут на дистанцию уверенного поражения, и лишь только после этого открыли стрельбу.

Что говорить? Профессионалы есть профессионалы: стрелы летели, как из пулемёта и большинство из них находили свою жертву. Первый десяток выстрелов и мне особо целиться не пришлось, но изрядно проредив стаю, стал избирательнее. Через сорок секунд боя часто одну и ту же цель поражала и пуля, и стрела, а еще через двадцать секунд всё было закончено. По льду к нашему каравану тянулась дорожка из лохматых трупов, некоторые из них дёргались в предсмертных судорогах. Илане, кстати, выстрелить удалось всего три раза, а затем пришлось успокаивать протяжно заревевших волов, а так же заволновавшихся лошадей, которые к набегам злобных псов были совсем непривычны.

Помню, у моего дедушки на Земле, дома жила охотничья легавая по кличке Альфа, которую мы все очень любили, а я так постоянно игрался с её щенками. В этом же мире бойцовских псов, дерущихся до смерти на арене цирка или собак, которых специально натравливают на людей, терпеть не могу. Впрочем, по большому счету не они в этом виноваты, а их хозяева.

— Лагос, как у вас?! — громко спросил, при этом согнувшись, перебежал к задку передней арбы.

— Ха! Дали вонючкам просраться первым же залпом! Уже бегут обратно, прячутся за холм!

Пока он мне это говорил, я уже и сам выглянул и увидел спины одетых в меховые одежды беглецов. Направив точку целеуказателя одному из них между лопаток, и уже хотел было нажать спусковую клавишу, как в последний момент передумал и перенёс её на правое бедро. Беглец свалился, как подкошенный. Таким же образом успел завалить ещё одного, а мои воительницы — двух, при этом не заморачиваясь человеколюбием, свои стрелы всадили конкретно под левую лопатку каждому из них. После этого противник весь испарился, лишь на снегу остались лежать шестнадцать тел, правда, некоторые из них шевелились.

— Раненных не добивать, трупы не раздевать! — воскликнул я и, приблизив видеокамерой изображение, стал внимательно обследовать холм и его окрестности. Наконец, вдалеке за деревьями увидел спины убегающих лыжников.

— Ринос?!

— Слушаю вас, господин!

— Со своим отделением издали объедете этот холм! За убегающими не гнаться, понятно?

— Да, господин!

Нападавший противник тоже оказался не криворуким. Как оказалось, наши бойцы получили двенадцать попаданий, а некоторые даже по два, но благодаря качественным доспехам и отличным шлемам с личинами, фатальных последствий не случилось. В нашей команде было всего двое раненных: дед Котяй, который получил стрелу в левую руку и сейчас неустанно матерился, проклиная свою медлительность и старость–не–радость, а так же мальчишка Жок. Этот любопытный охламон был на волосок от гибели, ему стрела на макушке вырвала клок волос. Под «охи» Ханны и её дочерей, обоими немедленно занялась Илана.

Вскоре вернулся Ринос и доложил, что на месте вражеской засады никого больше нет, видели лишь уходящие на север две накатанные лыжни. Среди поражённых болтами и лежавших на снегу узкоглазых и плосколицых дикарей, семеро были ранены и вполне могли выжить. Под недоумёнными взглядами наших воинов я лично сам вытащил из их натурально грязных и действительно вонючих тел болты и оказал первую помощь, при этом обезболивающий препарат не колол, но антисептику ран провел и чистой льняной тканью перевязал.

— Мальчики и деды к нашим разным чудачествам привыкли, а Кара и Гита в шоке, — тихо шептала мне Илана, — Сначала они удивлялись нашему оружию, а сейчас они удивляются тебе.

В течение одного часа все дела были сделаны, трофеи из шести неплохих копий, четырнадцати ерундовых луков, четырёх сабель, восьми костяных, двух бронзовых и четырёх железных ножей, а так же четырнадцати подбитых мехом лыж были собраны. Между прочим, четверо нападавших дикарей были одеты в довольно приличные доспехи. Попарно раненных и погибших погрузили на заводных лошадей, после чего караван двинулся дальше. Теперь меня нисколько не удивляло, что в этом мире к понятию смерти относились обыкновенно, а на трупы и кровь чужих людей даже сельские девчонки не обращали совершенно никакого внимания.

— Домишки у них такие длинные, глинобитные, «хунза» называется, — рассказывал Лагос, кобылка которого вышагивала рядом, нервируя наших с Иланой жеребцов, — Когда мы к ним приезжали, так во всём посёлке был праздник. Здесь прибытие торговца, это великое дело!

— Ага, — ухмыльнулся я, — привезём девять трупов, и будет у них праздник.

— А нечего было нападать, мы в своём праве! — возмутился он, — Ты, Рэд, будь с ними построже! Они за нападение тебе ещё выкуп обязаны заплатить! Только в этом случае для охраны каравана будет не торговая, а трофейная доля.

— Не переживай, ни тебя, ни других воинов не обижу, — заверил его, — Лишь бы с местными разногласия утрясти.

— И утрясать нечего! Припугни их, что за нападение на правах сильного десятерых старших мужчин повесишь и всё, будут слушать тебя, как миленькие. И женщин тоже они нам сегодня должны дать бесплатно, — при этих словах он почему‑то оглянулся. Весь авангард слушал наш диалог, но в разговор никто не встревал.

— А завтра что, платно? А как же жрицы Силары?

— Дикари не знают наших богов, они празднуют каких‑то своих лесных духов.

Расположенный на высоком берегу посёлок увидели издали. Везде всё было тихо, безлюдно, лишь где‑то далеко в тайге истошно лаяли два пса. Лагос решительно завернул голову каравана в сторону накатанного упряжками пологого подъёма.

Посёлок на снимке из космоса выглядел мелким, но по местным меркам считался довольно большим. Он состоял из беспорядочно разбросанных невысоких и длинных присыпанных снегом домишек, с торчащими глиняными дымарями, из которых курился дымок. Даже на первый взгляд здесь их было больше сотни, а с учётом того, что в каждом доме проживает не менее десятка людей, то у меня начали возникать вопросы.

— Лагос, ты уверен, что они на нас сейчас все скопом не кинутся?

— Что ты?! Во–первых, основная масса охотников живёт на зимниках, а все остальные, видишь, попрятались! Это когда начнётся торг, так они все сбегутся вино пить и праздновать. Во–вторых, они не воины и даже не кочевники, а простые охотники, они ничем не лучше наших мужиков–землепашцев. Напасть из засады ещё могут, а умирать в открытом бою совсем не умеют.

Приказав своему старшему сыну Диносу развязать и скинуть с заводной лошади одного из раненных аборигенов прямо на снег, он указал рукой ему на посёлок:

— Иди! Скажи главе рода, пусть готовит выкуп! Много! А за то, что натравил собак, то ещё больше! Иначе всех будем вешать! Твоя моя понимай?!

Говорил Лагос не просто громко, а очень громко, почти кричал, наверное, думал, что чем громче изъясняется, тем абориген его лучше поймёт. Между тем, тот головой кивал усердно и часто–часто.

— Вот, а ты говоришь, скопом кинутся, — сказал он гораздо тише, после чего кивнул Диносу.

В данном случае его старший сын исполнил обязанность левой отцовой ноги и аборигену поддал пинка под зад. Тот вскочил и несильно хромая устремился вглубь посёлка. Мы же бдительности не теряли, укрылись за арбами, и оружие держали наготове.

Посланец вернулся через двадцать минут, и не один, а в сопровождении двух человек. Один из них, краснощёкий и толстый, был одет в оленью доху с соболиным капюшоном, а второй, похожий на чучело огородное, надел на лицо белую маску, а на себе таскал куски каких‑то шкур, с ожерельями из разных железяк и костей.

— О! Их старейшина вместе с шаманом, — просветил Лагос.

— Внимание! — воскликнул, наблюдая за процессией и проведя рукой по кобуре игольника, — Илана и Лагос идут со мной на переговоры, остальным находится в укрытии, арбалеты держать готовыми к бою.

Гиту с Карой мы с собой не звали, но они, как само собой разумеющееся, вышли следом и стали сразу же за нами, посматривая по сторонам. Тем временем, не доходя к нам метров четырёх, «чучело» резко остановился, дёрнул за рукав краснощёкого главного и вполголоса о чём‑то забормотал. Мы с Иланой переглянулись, как это ни странно, но тарабарщину поняли прекрасно, их язык был похож на хиндский.

— Го, — сказал «чучело», — типеря моя знай, циго цитыре десятка охотника и цитыре десятка собацка, не смогли победить такой маленький куцка.

— Циго?

— Тот молодой баба есть оцинь больсой, оцинь сильный саман. Это он бросал много малинький зелезный стрелка.

— Ух, суцка какой, моих пять собацка убил. И цё теперь?

— Ницё, будем торговать. Посли, будес говорить.

Краснощёкий как‑то боком подшагнул к Лагосу, словно подкрался, раз пять мелко–мелко поклонился и спросил:

— Ты купеса?

— Нет, — ответил Лагос и указал на меня, — Вот господин Рэд Дангор, он наш хозяин.

— Моя Го, старейсина род. Не гневись, купеса, моя не виноватая, — краснощёкий обратился ко мне с поклоном, коверкая парсийский язык, затем кивнул на один из привязанных к крупу лошади трупов, — Она виноватая.

— А он разве не из твоего рода? — спросил у него.

— Моя, только она самая непослусная в род, и другой глупый охотник подбила.

— Вот видишь, я с открытой душой шёл к вам торговать, вёз ткани, вино, муку, доспехи, железные ножи, копья и мечи…

— Оёй, доспехи, и меци?! — удивлённо переспросил Го.

— Да, и ещё серебряные монеты на ожерелья для ваших женщин, а твои родичи на нас так коварно напали и нанесли большой ущерб, — стал выговаривать ему, — Ранили двух моих воинов, пробили стрелой пятиамфорную бочку вина, и оно всё вытекло, напустили стаю злых собак и испугали волов и лошадей. Так что, старейшина, если не хочешь, чтобы я сердился, и мы в будущем дружили, то плати контрибуцию.

— Цё плати?

— Выкуп, говорю, плати за спокойную жизнь!

— Хоросо–хоросо, купеса Рэд! Моя даёт выкупа цитыре десятка пуцок белка!

— У какой ты хитрый, уважаемый Го, хочешь меня обмануть, так дело не пойдет, — сказал ему, помня наставления Лагоса. Дело в том, что назвать местного дельца хитрым обманщиком, это значит сильно ему польстить.

— Цё твоя, купеса Рэд, моя не обманывать, моя правильно говорить, — самодовольно ответил старейшина.

Вопросы местной ценовой политики мною были изучены ещё до похода, поэтому я прекрасно знал, о чём говорил. Своеобразными деньгами, эквивалентом стоимости других товаров здесь служили меха. Минимальным средством платежа, что‑то типа нашей меди, были обычные беличьи шкурки. Их пучок (связка из десяти шкурок) был равноценен одному соболю, два соболя — одной чёрной лисе, три соболя — одной белой лисе, четыре соболя — одному бурому бобру, а три бурых бобра — одной голубой выдре. Что же касается моего товара то, например, меру (половину тана — около четырёхсот тридцати грамм) вина или муки продавали за одну белку, то есть, в десять раз дороже, чем в империи. Подобным был порядок ценообразования и на прочие привозные товары.

— Значит так, уважаемый Го, на четыре пучка белки я согласен, они пойдут в оплату за возврат девяти твоих убитых сородичей, а семь десятков пучков заплатишь за живых.

— Твоя цё, купеса, теперь моя обман будет?!

— Не перебивай! Мы все четыре десятка твоих охотников могли убить, как тех собак, которых вы на нас натравили, но пожалели! Иначе прикажу сейчас живых развесить на деревьях, а мёртвых вывезти в тайгу и отдать диким зверям.

— Низя зверям, — встрял лохматый шаман, — неуспокоенная дуса вернётся в хунзу и будет муцить сородицей.

— Вот и я говорю о том же, а старейшина меня слушать не хочет. Иначе сейчас скажу своей шаманке, и она быстро закидает посёлок стрелками. Они даже железные доспехи пробивают, а не то, что какую‑то глиняную хунзу.

— Не говори ницё свой баба–саман, моя твоя слусает, — испугано ответил тот.

— И ещё компенсируешь затраты на лечение двух моих раненных, отдашь по десятку пучков белки за каждого. Ну, а за нападение нужно заплатить отдельно.

— И много, — добавил Лагос.

Понятие «много» здесь было не совсем абстрактным, а имело вполне определённую величину.

— Да! — подтвердил я, — Иначе моя шаманка никого не пожалеет.

Выражения лица «чучела» за маской видно не было, но краснощёкий посматривал на улыбающуюся Илану с видимой опаской. Что ж, было бы комично, если бы не было столь трагично. В результате недолгого торга, мы согласились получить шкуру огромного тигра, на которого, как позже выяснилось, в прошлом году охотники удачно скинули большой камень, затем добили.

— Сколько это может стоить? — спросил у Лагоса, но тот пожал плечами.

— Достойная плата и, главное, редкая, — услышал сзади тихий голос Гиты, которая, как всегда, стояла за спиной Иланы, — Три года назад тигриную шкуру купили во дворец Жеронского экзарха, за сто двадцать зеолов.

— Ух ты! — пробормотал Лагос, — стоит, как большая усадьба вместе с рабами.

После решения вопросов выплаты контрибуции и скрепления мирного договора на вечные времена кувшином тростникового вина (шаман и старейшина выпить были не дураки), посёлок резко ожил. Аборигены помогли убраться своим раненным, унесли убитых, а затем все скопом отправились в тайгу, видать на погребение, и появились только к вечеру. К обоюдному согласию никто из нас друг друга в этот день не беспокоил.

Мы расположились на поляне в километре от крайних хибар, составили из арб небольшую крепость, натянули тенты от ветра, только теперь мы с Иланой установили себе палатку. Стали здесь обустраивать свой лагерь в первую очередь потому, что ближе к посёлку вся территория была вытоптана, а здесь под снегом была настоящая подушка сена.

Планировали задержаться дней на пять, поторговать, затем выполнить следующий четырёхдневный переход к очередной группе посёлков. Лагос говорил, что его бывший хозяин в этих двух местах за две с половиной докады фактически продавал всё, но у нас товара было почти в два раза больше, поэтому предстояло осваивать более широкую среду обитания таёжных дикарей.

Ночью периметр наших «пугал» не пересекла ни одна поселковая собака, даже дети, которые объявились с самого утра, вдруг развернулись и прыснули обратно, после чего догадался деактивировать и снять две стойки, расположенные по направлению к посёлку. А потом повалил местный народ и начался торг, при этом наша Ханна проявила себя с неожиданной стороны.

— Смотрите, господин, — она вдруг подошла ко мне, когда я пересчитывал связки соболей, — эти шкурки хорошие, а эта — плохая. У неё мездра сморщена и мех не такой густой.

С тех пор я с облегчением вздохнул и назначил её продавцом и главным приёмщиком, а помогали ей дочери и, как это ни странно, Лагос. Да, в последнее время мой одноногий воин сильно изменился, правда, его желание повеселиться и покувыркаться никуда не исчезло, а совсем наоборот. Только теперь в его спальном мешке по ночам попискивала не местная аборигенка, отмытая в походной баньке, а размеренно постанывала моя главная продавщица. Кстати, шустрик Динос прибрал к своим рукам её обеих дочерей.

Мы с Иланой лишний раз убедились, что в этом мире в сексуальных отношениях понятия интимности ещё не существовало. Многое было не только слышно, но и явно видно, и такое положение дел никого из присутствующих совершенно не смущало.

Что ж, ничего не поделаешь, дикие времена, дикие нравы.

 

Глава 6

Наше путешествие по тайге продлилось сорок шесть дней. В первом посёлке первые три дня торговля шла средненько, зато в последующие три, с зимников примчались охотники с пушниной, и началось веселье. В хунзах аборигенов запахло свежими лепёшками и завоняло винным перегаром, дни пролетали в пьянках и гулянках.

Все воины формально считались в походе, поэтому потребление горячительных напитков было под строгим запретом, зато все парни, свободные от нарядов, накувыркались с местными девками от души. На территории лагеря этого им никто не запрещал, и начинали они в помывочной, а продолжали в спальных мешках. Оказывается, род был заинтересован во вливании свежей крови, вот и направляли к нам тех, кто в это время мог забеременеть. Однако, вскоре аборигенам на обмен стало нечего нести, закончились меха, поэтому они опять рванули на охоту, а мы засобирались дальше.

Перед самым убытием, лагерь посетил старейшина Го с сыновьями, и выпросил в долг три бочонка вина, бочонок муки, три комплекта доспехов с железными нагрудными пластинами, пять сабель, десять копий и два десятка ножей. Лагос вспомнил, что такая практика здесь существует, и торговец Саридон в своё время тоже ссужал в долг местных глав родов разными товарами, вот и подумал: А почему бы и нет? Поняв из разговоров сыновей Го, что они собираются отправиться поторговать на упряжках в какие‑то дальние поселения, а так же выслушав заверения старейшины, что расчёт меня будет ожидать уже через десять дней, решил согласиться.

О дальнейшем маршруте мы тайны не делали, наоборот, о том, куда двигаемся, говорили всем и каждому. Таким образом, молва о торговом караване, охраняемом кучкой воинов, но сопровождаемом «сапсем молодой, но великий баба–саман, его умеет кидать доздь из зелезный стрелка», надолго нас опередила. Видимо, поэтому на нас никто ни разу не напал и, мало того, все встречные одинокие путешественники обходили десятой дорогой. А когда прибыли во второй посёлок, то здешний старейшина, растеряв свою важность, сказал буквально следующее:

— Йой, купеса, твоя узе давно здём, сицас будем делать праздник! А где твой баба–саман, покази, а?

За его спиной толпилась куча дикарей, в том числе и лохматое чучело в маске.

— А их шаман что, старейшине подсказать не может или твою силу не чувствует? — спросил подошедшую Илану, которая видела энергетическую составляющую человека, обладающего пси–способностями.

— Ничего он не может показать, — ответила она, — он больше шарлатан, чем шаман, его аура блеклая и скудная на цвета, а значит, силы не хватит и на минуту ментального воздействия.

В здешних местах мы задержались ненадолго, но загрузились ничуть не меньше, чем в первом посёлке. Дело в том, что местные охотники, зная о маршруте каравана, уже давно подготовились к торгу, и для того, чтобы выгрести все их меха, нам понадобилось лишь три дня. А дальше повторилась история с долговыми обязательствами.

Видно, не просто так предприниматели, например, тот же торговец Саридон доставлял к своим покупателям всего четыре арбы с товаром (без учёта пятой, загруженной продуктами питания и личными вещами команды). Если бы было больше, то и времени на реализацию затратил бы больше, в результате нависала угроза задержаться до весны и попасть в руки какой‑нибудь банде кочевников.

Сидеть на месте и потихоньку торговать, никакого резона не было, нас ожидали в будущем другие, не менее интересные дела и к их исполнению нужно было поспеть вовремя. У нас оставалось ещё четыре нераспроданных арбы, поэтому прибытию делегации должников я искренне обрадовался, и пол–арбы товаров раздал без сожаления. После этого мы отправились к более отдалённым поселениям, к которым, говорят, ранее торговцы не ходили.

Дальнейший переход занял ещё семь дней. Однажды ночевали у небольшого посёлка, при этом несколько часов неплохо поторговали но, наконец, прибыли в крайнюю точку нашего нынешнего пути, где задержались надолго. И задержались не потому, что слабо шёл торг, как раз совсем наоборот, неизбалованные имперскими товарами, но вполне платёжеспособные аборигены размели всё буквально за четыре дня. Дело было не в этом.

На второй день к нашему лагерю на собачьей упряжке подкатила какая‑то богато одетая женщина. Среди покупателей пронёсся шёпот: «Великий саман Эо присол», после чего резко отступили в сторону, пропуская её вперёд, и стали часто–часто кланяться. На мой взгляд, она совсем не походила на шаманку, внешне чистоплотная и аккуратная старушка, с блеклыми, но сохранившими зелень радужками глаз и чертами лица далеко не восточными. Остановившись в шаге от лежащих на снегу покрывал с разложенным товаром, она по нему скользнула взглядом, зацепившись на миг за остаток рулона шёлковой ткани, доставшийся нам в числе трофеев, и подняла глаза на Илану, которая, в свою очередь, с недоумением уставилась на неё.

Так они смотрели друг на друга несколько минут, взгляд пожилой женщины был спокойным и неподвижным, зато выражение лица Иланы стало сначала удивлённым, затем радостным, словно она, наконец, после длительного расставания встретила родственницу или близкую подругу. А в моей душе поселилась тревога, которая крепла с каждой минутой, при этом правая рука непроизвольно сунулась к игольнику подполу тёплого халата. Но в ту же секунду старушка развернулась лицом ко мне, уважительно поклонилась и посмотрела добрым, но укоризненным взглядом, как когда‑то смотрела на проказника Рэда родная бабушка.

— Здравствуй, Сошедший–с–небес, — сказала она чистым грудным голосом на языке ахемени, народа, живущего в соседней с Парсией империи.

— И тебе здравствовать, уважаемая, — ответил ей, при этом моя ладонь соскользнула с рукояти игольника, — Ты, наверное, ошиблась, я торговец, меня зовут Рэд Дангор.

— Рэд Дангор, — она медленно повторила моё имя, словно прислушиваясь, как оно звучит, затем её лицо растянулось в улыбке, — Я не ошиблась, Мореход, и знаю, кем ты был, кто ты есть и кем будешь.

— И кем? — немедленно спросил у неё.

— Мореходом, основателем славной династии и отцом её детей, — так же с улыбкой она кивнула на Илану.

— Хм, — ухмыльнулся ей в ответ, — об этом я и так знаю.

— Двух династий, — вдруг поправилась она, и её лицо стало серьёзным.

— Не понял, уважаемая, почему двух?

— Так вам обоим на роду написано, — она коротко пожала плечами, — И называй меня Эо.

— Благодарю за пророчества, Эо, — в свою очередь поклонился, вернув дань уважения, — Ты что‑то хотела приобрести?

— Нет, я пришла, чтобы пригласить в гости твою Златовласку, — ответила старая ведьма, — И не беспокойся, вернётся в целости и сохранности.

Илана посмотрели на меня просящим взглядом, при этом её милое личико светилось искренней радостью, что случалось далеко не часто. Ну и ладно, коль ей так хочется, то пусть погостит, поэтому пожав плечами, утвердительно кивнул головой.

— Я живу там, отдельно, — старушка махнула рукой в сторону тайги, затем кивнув на Илану, добавила, — Она побудет у меня две докады.

— Две докады? — переспросил, не поверив своим ушам, — Мы не можем задерживаться так долго, нам надо поспеть разрешить другие неотложные дела.

— Спеши не спеша, и ты везде поспеешь, — заумно ответила она и посмотрела на Илану, — Твоя зеленоглазая ведунья знает слишком мало, но обладает большой силой и может познать гораздо больше. Я её научу видеть не только ауры людей, но и влиять на их действия, и видеть их будущее.

— То есть, и на меня сможет влиять? — моё лицо непроизвольно криво усмехнулось.

— Зачем на тебя влиять? — ведьма пожала плечами и съехала с темы, — Ты и так идёшь туда, куда надо.

Увидев в замаскированных лиловыми контактными линзами глазах моей девочки нетерпение и ожидание, вздохнул и утвердительно кивнул головой, на что она взвизгнула и подпрыгнула на месте, словно маленький ребёнок. Она радовалась как тогда, когда ещё были живы её мама и мой папа, когда мы ещё небыли рациональными убийцами, по понятиям центральных миров Содружества, а безмятежно счастливыми детьми. Быстренько собрав в палатке запасную одежду и сменное бельё, она проверила свой импульсник, потом вытащила из шкатулки золотую цепочку с зелёным камнем в кулоне и зажала его в кулачке.

— Подарок, — сказала она и чмокнула меня в щёчку, затем выскочила на улицу, забрала с покрывала и сунула под руку остаток рулона из синего шёлка и упала на санки, рядом с поджидавшей её ведьмой.

Честно говоря, мы с Иланой по натуре малоразговорчивы, вероятно, это был отпечаток случившейся в космосе трагедии, после которой мы уже ни разу, ни в какие детские игры не играли, а готовились к взрослой жизни. Поэтому, в пути чаще слушали других, иногда перекидывались одним–другим словом, да за полчаса перед сном могли о чём‑то поболтать, вот и всё. Разве что разговор был по делу, тогда да, вели скрупулёзный диалог и моделировали самые различные ситуации, пока не находили путь решения вопроса. Кстати, несмотря на юный возраст и короткий жизненный опыт, Илана была девочкой разумной, имела аналитический склад ума и была помощником во всех делах. Молчаливым, ответственным и преданным.

Вдруг из расположения лагеря вслед за собачьей упряжкой ускакала одна из воительниц, даже не предупредив меня. Оглянувшись вокруг, увидел за левым плечом старшую Гиту.

— Мы её защищаем, господин, — тихо сказала она, на что я в душе согласился и был им благодарен.

— Хорошо, — кивнул ей в ответ.

Почему‑то совсем не переживал, что с Иланой может что‑то случиться, подобное даже в голове не помещалось, но при её отсутствии скучал ужасно. Возможно, если бы занялся каким‑нибудь делом, то не думал бы об этом, но почти все товары вскоре были распроданы, меха посчитаны, рассортированы и увязаны, свободные от нарядов парни резвились в своё удовольствие, Лагос тоже заботу нашёл — Ханну с семейством, а мне было тоскливо. Посчитав, что народ слишком расслабился и озабочен не боевой подготовкой, а весёлым времяпровождением и излишним кувырканием с аборигенками, отстранил стариков от процесса и все эти дни лично гонял бойцов, как сидоровых коз. Фехтованием и рукопашным боем занимались с утра до вечера, собирая у лагеря огромную толпу ротозеев.

Наконец, по полудню семнадцатого по счёту дня из тайги появилась долгожданная упряжка, а следом всадница. Свою маленькую девочку сразу не узнал, между старушкой и каким‑то мальчишкой восседала незнакомка, разодетая в новенькую пыжиковую доху и обутая в расшитые белые лосиные торбаза, зато из капюшона светилось счастьем раскрасневшееся на морозе такое родное личико. Уже сейчас она внешне ребёнком не выглядит, а ростом стала повыше многих местных женщин. Думаю, что фигурой и формой тела она пошла в свою красавицу–маму, а таких высоких и стройных женщин в этом мире очень мало.

— Возвращаю твою девочку обратно, — сказала старая ведьма.

Илана вскочила с длинных саней, быстро подошла ко мне, цепко ухватилась за руку и крепко её сжала. Внешне её волнение от длительной разлуки не было заметным, выдавали лишь широко распахнутые, светившиеся радостью глаза.

— Маловато она у меня побыла, — продолжила ведьма, — Но в следующем году к этому времени буду её ждать обратно.

— Уважаемая Эо, в следующем году у меня совсем другие планы, — попытался ей возразить.

— Это у тебя другие планы, вот ты ими и займёшься, а девочку отправишь с караваном, ей ещё нужно поучиться. И не бойся, теперь никто из нашего народа на вас не нападёт, можете ходить свободно.

— Ну, не знаю, посмотрим, — пробормотал неопределённо, при этом поймал скептический взгляд ведьмы, мол, что ты там посмотришь, если вопрос уже решён.

— А это мой внук Хуа, ему исполнилось девять зим. Отдаю его тебе, — она вытолкнула вперёд приехавшего с ними мальчишку с раскосыми глазами и совсем не плоским лицом, он больше походил на хинданца, чем на местного жителя. На его поясе висел настоящий железный нож, и пока мы разговаривали с его бабкой, он во все глаза осматривал наш лагерь.

Железный нож на поясе аборигена говорил о силе рода и достатке семьи. Вообще‑то железо здесь появилось не так давно, несколько десятков лет назад, и местные до сих пор пользуются, в основном, костяными и каменными орудиями и инструментами. Нередко встречались бронзовые пики и ножи, поступающие через кочевников из Хиндана, но массивный бронзовый нож — это не железный, его на любом камне не заточишь. Таким образом, учитывая ценность и высокую функциональность, обычному ребёнку его просто так никогда бы не вручили.

— Зачем он мне, что я с ним буду делать? — спросил, с удивлением разглядывая мальчишку.

— У него другая судьба, Мореход, связанная с тобой, поэтому незачем ему сидеть в тайге, пускай отправляется в мир, — глаза старушки слегка увлажнились, но она быстро справилась с собой, — Возьми пока что слугой, а когда вырастет, то будет самым преданным помощником. Я знаю, что говорю, поверь мне.

— А что он умеет делать?

— Ха! — усмехнулась она, — Из лучка белке в глаз попадёт, и по деревьям прыгает лучше лесного кота. А ещё со своими старшими братьями дерётся, и сестёр обижает.

— Ну, девочек обижать не надо, — согласился с ней.

— А чего они всё время лезут ко мне, как будто я маленький, — сказал на языке ахемени насупившийся мальчишка.

— Вот, видал какой! — весело воскликнула бабка, — Хинданский и ахемени он знает, а парсийскому обещала Илана обучить.

— Что ж, коль Илана обещала, и коль ты считаешь себя большим, и готов отвечать за свои поступки, тогда возьму, — не успел сказать эти слова, как его лицо разгладилось, он шустро подбежал ко мне, схватил свободную руку и поцеловал.

— Ты что делаешь? — одёрнул руку.

— Рэд, это он вверил тебе своё тело и душу, теперь ты для него самый главный, — подсказала Илана

— Ага, ясно, — повернувшись и разыскав Вида, подозвал его к себе и указал на мальчишку, — Это Хуа, он по–нашему понимает плохо, но со временем научится. Отныне он будет ехать с тобой на одной арбе, и ты обучаешь его всему, что умеешь сам, понятно?

— Да, господин, — Вид коротко поклонился, затем хлопнул парня по плечу и кивнул головой, — Пошли со мной Хуа.

Тот было устремился следом, но был остановлен окриком бабки:

— Постой, неблагодарный мальчишка! — она подошла к нему, прижала к себе и тихо сказала, — Будь мужественным и честным, тогда тебя ждёт хорошее будущее, а теперь иди.

Когда она уже собралась уезжать, то обратила внимание на сиротливо висевший на высоком борту арбы цельнометаллический начищенный до блеска ламинарный доспех.

— Ай, какая красота! — воскликнула она.

— Эта красота дорогая, — ответил ей, — все ходят, руками трогают, языком цокают, но купить не могут.

— Ничего, — ведьма небрежно махнула рукой, — завтра купят.

— Мы завтра с утра собираемся уходить.

— Так с утра и купят. Прощай сынок, я тебя больше не увижу, — она прижалась ко мне, словно к родному внуку, затем поцеловала в лоб стоявшую рядом Илану, — Через год жду тебя, девочка.

— Я обязательно буду, — ответила она.

Живо, как для старухи, ведьма подбежала к саням, свалилась в них и воскликнула: «Хо! Хо!». Собачки резво взяли старт и через две минуты скрылись в тайге, а мы стали готовиться к завтрашнему выходу. Светлое время суток в зимнее время истекает быстро, но все подготовительные мероприятия были выполнены, и мы со спокойной совестью отправились спать.

Откуда‑то знал, что нахожусь во дворце цезарха провинции Немея, но никак не мог понять, каким образом очутился в спальне его младшей жены, и почему лежу обнажённым в этой роскошной постели. Хотел было подняться, но тело, словно окаменело, не смог пошевелить ни руками, ни ногами, стал уже волноваться, но вдруг распахнулась дверь и вошла она. Да, это была та самая, которая последние ночи мне часто снилась: те же стройные ноги с аккуратно подстриженным треугольником внизу живота, та же узкая талия и торчащая упругая грудь.

Ни слова не говоря, она забралась в постель, встряхнула гривой густых шелковистых волос и легла рядом, при этом голову положила мне на грудь. От прикосновения её тела у меня спёрло дыхание, а в душе возникло что‑то непонятное. Она приподнялась, заглянула мне в глаза и томно хлопнула ресницами, затем потянулась и изогнувшись, словно кошка, провела по моей груди вверх и вниз твёрдыми сосками. Слегка царапаясь, её руки опустились к низу живота и, сначала одна ладошка, затем сверху вторая ухватили и крепко сжали мой член, вдруг ставший большим и напряжённым, как у взрослого мужчины. Вытянув шею, она ещё раз весело посмотрела на меня и тихо засмеялась, затем откинув длинные волосы, склонилась и лизнула языком головку члена, после чего погрузила его в рот. Жар её губ разлился по всему телу, сердце стало вырываться из груди, а душу накрыла сладострастная нега, пока не переполнилась через край и не выплеснулась, оживив моё ранее неподвижное тело, которое вздрогнуло и задёргалось в долгих конвульсиях экстаза…

Где‑то вдали глухо залаяли собаки и, открыв в темноте глаза, вдруг понял, что нахожусь сейчас в своей походной термической палатке, лежу на застеленном овчиной надувном полу, а всё, что только что было — это всего лишь сон. Но какой он яркий и красочный! И окончился совсем не так, как это было вчера и позавчера, а очень неожиданно и ужасно приятно.

— Что с тобой, что случилось? — всё ещё вздрагивая, услышал голос заспанной Иланы.

Пахнущая травами, она лежала рядом, как обычно прижавшись ко мне и закинув руку на грудь, а ногу на живот. На здоровье мы не экономили и заряда палаточного аккумулятора не жалели, поэтому обогреватели работали исправно, мы на ночь даже не укрывались. И всё же какой‑то дискомфорт ощущался, что‑то было не так.

— Ой! Ты описался?! — вдруг понизив голос, спросила Илана и убрала с живота ногу.

— Не может быть! — ответил ей и, прижав рукой то, что только что было придавлено её коленом, почему‑то испугался.

Она включила тусклый ночник, привстала и склонилась надо мной.

— И правда, мокрые, — прошептала она, — Давай помогу снять, приподними попу.

— Я не описался, — в моей голове сложилась мозаика случившегося, и я облегчённо вздохнул.

— Тогда почему они мокрые? — спросила и стала энергично стягивать с меня трусы, затем замерла и воскликнула, — Ух ты! Какой он у тебя огромный!

— Илана! Не тычь в него когтями, — раздражённо прошипел сквозь зубы, высвободился из её рук, подошёл к деревянному корыту и взял в руки кувшин с водой.

— Давай помою, — засуетилась она.

— Не надо, я сам.

— Но я его раньше всегда мыла, тебе что, неприятно моё внимание? — спросила огорчённо.

— Не обижайся, как раз наоборот, будет слишком приятно.

Она вдруг взглянула на меня широко распахнутыми глазами, затем резко уселась на постель, на коленку поставила локоть, тыльной стороной ладони подпёрла подбородок и, несколько раз утвердительно кивнув головой, тихо констатировала факт:

— Ты стал мужчиной.

— Не совсем, — ответил ей, вытираясь полотенцем, — Вот когда схожу к жрицам Силары, тогда да, стану.

Она задумчиво осмотрела меня с ног до головы, задержала взгляд на члене, сощурила глазки и тихо сказала многообещающим тоном:

— Ну, ничего, скоро и я стану взрослой, тогда жрицы тебе не понадобятся.

— Это скоро будет нескоро.

— Год или самое большее два, я потерплю, — спокойно ответила она.

— Ха! Ты слишком торопишься, — не согласился с ней, — Ведь ты тоже изучала курс «Культура половых отношений», а там ясно сказано, что приобретение первого сексуального опыта девочкам до пятнадцати лет не рекомендуется.

— Ага, — она скептически искривила премиленькую мордашку, — Но там так же сказано, что с чисто психологической точки зрения онанизм и мастурбацию следует заменить регулярным нормальным сексом, и желательно с постоянным партнёром.

— Но целомудренные девочки этот момент спокойней переносят! — возмутился её непонятным препирательствам, — Короче, ты что, хочешь стать такой же каракатицей, какой стала после родов наша соседка Рина? Ведь ещё год назад она была изящной и симпатичной! — навис над ней и привёл, как мне казалось, самый серьёзный аргумент, — А ведь здесь регенерационных камер нет! Зачем мне некрасивая жена?!

— Да, камера, это хорошо, — не сдавалась она, — но можно обойтись и без неё. Существует ряд физических упражнений, помогающих восстановиться после родов и постоянно поддерживать себя в форме.

— Ладно, — махнул рукой, — Говорить об этом ещё рано и спешить некуда, и так должно быть ясно, что я твой на всю оставшуюся жизнь. И вообще, подай чего‑нибудь переодеться, не то верчусь перед твоим носом с торчащей вверх указкой.

Она хихикнула, резво вскочила и вытащила из сумки чистое нательное бельё. Подала мне трусы, улыбнулась и задорно подмигнула:

— И не надейся, что бросишь меня, я постоянно буду заниматься спортом и всегда буду красивой. А планировать рождение детей мы сможем без проблем, от моей мамы осталась большая упаковка регулирующих беременность препаратов, хватит лет на тридцать. Не переживай!

— Собственно, в данном случае лично я не переживаю, и беспокоюсь о тебе, а не о себе.

— Да, мне хочется поскорее стать взрослой, но ты не думай об этом, я потерплю, сколько надо, — она взяла меня за руку и кивнула, — Ну что, мой мужчина, будем ложиться отдыхать?

— Давай, — согласился с ней, и добавил, — Но в будущем спать вместе пока что воздержимся.

— Это почему? — чисто из вредности, а не по незнанию спросила она.

— Сама знаешь, мужчина к девочке в постель ложиться не имеет права, тем более, если это его близкая родственница.

— Но мы же не родственники, в том смысле, что не были ими, пока не познакомились моя мама и твой папа.

— Это не имеет значения. Существуют прописные истины, что нередко во сне, или при излишке потреблённого спиртного, или просто от женского запаха, даже волевой характер может дать сбой и толкнуть на неадекватное поведение. Вот как у меня в настоящее время, торчит и падать не хочет. Например, сейчас я на тебя смотрю совсем иначе, чем вчера, да ты мне и пахнешь по–другому. Всё, давай спать!

Илана некоторое время похихикала, потом затихла и опять засопела подмышкой, при этом несколько раз во сне пыталась закинуть на меня ногу. А я до утра так и не уснул.

Забегая немного наперёд, скажу, что с этого дня мы не спали в одной постели долгие годы. Нельзя сказать, что я относился к ней холодно, совсем наоборот, любил всем сердцем и жаждал каждую клеточку её тела. При этом утверждаю с абсолютной уверенностью, что моя девочка ужасно жаждала того же самого, и если бы с наступлением половой зрелости стала ко мне приставать, то я бы не выдержал, так как это дело мне понравилось с первого раза и навсегда. Но благодаря её внутренней дисциплинированности, стойкости духа и серьёзности характера, весь период до достижения возраста сексуального согласия, рекомендованный врачами Содружества и узаконенный в центральных мирах, она вытерпела полностью.

Между тем на улице забрезжил рассвет и народ зашевелился. Лагерь свернули быстро, при этом собственную палатку собирал аккуратно и тщательно, после неожиданного и вместе с тем для меня такого долгожданного ночного происшествия, мы с Иланой воспользуемся ею далеко нескоро.

Под матерные окрики деда Котяя мальчишки и девчонки–ездовые сгоняли с перекопыченного пастбища волов и заводили их в ярмо, рядом с ними вертелся и мой новый слуга — Хуа. Воины седлали лошадей, Лагос стучал деревяшкой по обледенелой земле и на опустевших и облегчённых арбах проверял размещение мешков с мехами, Ханна с Иланой на двух жаровнях готовили завтрак, а я встречал вдруг пожаловавшую с самого утра представительную делегацию аборигенов.

Большинство моих людей их плоские лица не очень различали, но лично я за две докады пребывания здесь, знал многих даже по имени. В данном случае пожаловал Лиин с компанией, старший сын местного главы рода, а так же Шин с дружками, богатей из соседнего посёлка, который находится в двенадцати километрах выше по реке.

— Купеса Рэд! — воскликнул Шин, — хоцу зелезный доха.

— Ты же знаешь, этот доспех стоит много, у тебя не было столько мехов, — ответил ему.

— Моя сицяс есть много, — самодовольно ответил тот.

— Цё присол? — к нему подбежал Лиин и толкнул животом, — Моя зелезный доха! Моя привёз больсе, цем много!

— Твоя цё, а?! Сама ходи проць! — Шин в свою очередь надул живот, подал грудь вперёд и толкнул Лиина.

Команды обеих сторон стали подтягиваться ближе и стало ясно, что общей свалки не избежать.

— Стоять! — воскликнул я и поднял руку, — Показывайте свои меха, у кого их больше, того и доспех. А может ни у одного, ни у другого не хватит?

— Нет, моя хватит, моя много! — сказал Шин и его дружки стали вытаскивать соболей и бобровые меха.

На первый взгляд, по меркам империи здесь лежало огромное богатство, не менее, чем на сто золотых. Честно говоря, в местных реалиях торговать такими вещами, как мечи и доспехи, совсем не выгодно, даже из расчёта металлоёмкости за них нужно ломить несусветную цену, но продать дороже, чем в три–четыре раза от имперской цены не получается. За многие годы торговых отношений с дикарями, номенклатура товаров, пользующихся высоким спросом, давно определена, и за тот же обычный железный нож или мерку вина здесь можно получить десятикратный подъём. И всё же по рекомендации Лагоса, чтобы не тащить обратно добытые в бою трофеи, мы их выложили на продажу и потихоньку реализовали. Остался лишь ламинарный доспех и боевые луки со стрелами, которые дикарям даже не показывали.

— Ха! — воскликнул Лиин, — Моя больсе, цем много!

И действительно, его голубые выдры перетянули бурых бобров, поэтому Лагос тут же снял с крюков и передал счастливому Лиину доспех, шлем с личиной, поножи и кожаные штаны с железными набедренными пластинами и наколенниками. Когда тот с довольной командой отъезжал, посмеиваясь над неудачником, Шин натурально заплакал, при этом дружки его стали успокаивать. Такое поведение боевитой молодёжи меня шокировало окончательно.

— Да не расстраивайся ты, — между тем Лагос подошёл к нему и хлопнул по плечу, — Тот доспех и на него, и на тебя большой.

— Не понимаю, зачем они его вообще покупают, — я не переставал удивляться, — тем более, что работать с металлами они не умеют, и исправить его не смогут?

— Ну, как же, — Лагос развернулся ко мне и пожал плечами, — для статуса!

А в это время Шин, вытирая слёзы, подбежал ко мне, поклонился и стал хватать руками полы моего халата.

— Рэд, бери моя меха, весь бери! Твоя привези следуюций зима зелезный доха, луцций, цем дал поганый Лиин, а? Моя будет долзник, исцо бобра принесу, целый рука!

— Шин, на следующий год я не приеду, у меня будут другие планы…

— Что ты за торговец, Рэд, уважь человека, — Лагос толкнул меня локтём, — Тебе идёт в руки целое состояние, а ты отказываешься брать!

— Зачем же человека обманывать, если я абсолютно точно знаю, что в будущем году не приеду.

— Я знаю, что ты не поедешь, но караван всё равно будет возглавлять Илана, — сказал Лагос.

— С чего ты взял? — тихо спросил у него.

— Слышал, как шаманка вчера говорила.

— Никуда я её не собираюсь отпускать! — резко возразил и внимательно посмотрел ему в глаза, — А ты что, знаешь язык ахемени?

— Немного знаю, — ответил он.

— А ещё кто из наших знает?

— Котяй, но он выучил лишь несколько слов, типа: «Давай золото! Давай серебро! Упала, раздвинула ноги или становись раком!»

— Понятно, а ты никому ничего не рассказывал?

— Нет, но после того, как расправились с собаками, все наши и так знают, что не только Илана, но и ты сам отмечен богами. А когда сюда впервые пожаловала старая шаманка, то я в этом ещё больше убедился. Но нет, никому ни о чём не рассказывал и не расскажу. Считай, что я поступил к тебе на службу до смерти.

Оглянувшись, заметил внимательный и укоризненный взгляд Иланы, после чего посмотрел на Лагоса, затем на выражение лица несчастного Шина, который в моих глазах опустился по самое не могу. Мне глубоко наплевать, что после моего отказа он будет опущен в глазах прочих аборигенов, но махнул рукой и принял решение к обоюдному удовлетворению сторон.

— Эх, твою мать, ведьмины штучки! — воскликнул в сердцах, с минуту подумал, затем вытащил из арбы мерило «имперский шанг» и сунул Шину в руки, украдкой сделав наладонником несколько снимков.

— Это таким образом снимается мерка, так что к следующей зиме получишь железный доспех, подогнанный по размеру, — разъяснил ему.

— Моя полуцит самый луцций зелезный доха?! — узкоглазое лицо Шина засияло счастьем, — Твоя привезёт, всем сказу!

К моменту прощания с довольными аборигенами поспел завтрак, а ещё через полчаса наш караван тронулся в обратный путь.

Переход через тайгу, длиной в полтысячи километров прошёл спокойно и совершенно без каких либо эксцессов, в дороге на нас никто не нападал, ни люди, ни дикие звери. О коммерческих результатах похода говорить было рано, мы лишь вышли к степи и впереди ожидал ряд незавершённых дел, но уже сейчас нужно отдать должное честности дикарей: за выданные в долг товары они рассчитались полностью.

 

Глава 7

Река, ледяной покров которой прослужил нам отличной транспортной артерией для проникновения вглубь таёжной страны, сделала петлю и повернула на запад, навстречу с Большой рекой. А наш караван выбрался на пологий берег и, оставив за спиной поросшую исполинскими деревьями тайгу, двинулся на юго–восток, в направлении далёких гор. К их подножью надеялись добраться в течение девяти дней, тем более что идти обратно было гораздо легче, теперь ветер дул не в лицо, а в спину. Но, как говорит Лагос, мы предполагаем, а боги располагают.

На поросшей подлеском и кустарником границе тайги и степи температура воздуха неожиданно понизилась до двадцати пяти градусов мороза, северный ветер задул сильнее, и над нами стали сгущаться тёмные свинцовые тучи. Сначала замела позёмка, а затем завьюжило колючим снегом, погода портилась прямо на глазах.

— Часа через полтора нас нагонит буря, — обеспокоено сказала Илана.

— Господин! Господин! — с передней арбы кричал мальчишка Хуа, — Пурга идёт!

— Что идёт? — придержал нервно похрапывающего Ворона и переспросил у него.

— Пурга! Злой ветер будет выть, как волки, и надует много плохого снега.

— А почему плохого?

— Потому, что он очень холодный, — ответил мальчишка и натурально вздрогнул, — надо делать лагерь, господин.

— А пурга, это надолго?

— Может быть целая рука дней.

— Не рука, а пять дней, — чисто механически поправил его.

— Да, господин, до пяти дней, — мальчишка утвердительно кивнул головой.

— Ничего себе! — воскликнул подъехавший к нам Лагос, — В мои прошлые поездки сюда снегопады были, не без того, но в такую катавасию попадать не приходилось.

— Останавливаемся и ставим лагерь? — спросил у него.

— Да! — он вырвался вперёд и стал лошадью теснить вправо тупо бредущих вперёд волов, — В круг! В круг!

Мы разместились рядом с густым и высоким кустарником, а в качестве ограждённой стоянки получился не круг, а вытянутый эллипс. Люди знали, что делать: по давно укоренившейся привычке загоняли лошадей и выпряженных волов к месту вероятного пастбища, в данном случае вглубь небольшого перелеска и укрывали их большими попонами, которые подвязывали под брюхом, чтобы не свалились. Я же, как обычно, в радиусе ста пятидесяти метров от центра дислокации объезжал лагерь и расставлял, а затем активировал «пугала».

Застучали топоры, парни рубили валежник и кусты, устраивая между деревьями подобие ограды для животных, это по задумке деда Котяя должна быть хоть какая‑то защита от ветра и метели. Освободившиеся воины стали устраивать походную кухню, натянув тент с подветренной стороны, вытаскивали и разжигали жаровни, а женщины Лагосового семейства приступили к приготовлению пищи. Воительницы без моего повеления или просьбы Иланы никакими общественными делами не занимались, и сейчас в закреплённой за ними арбе готовили себе место для длительного отдыха.

Теперь на снегу никто не спал, лишь на санях под тентом. На стоянке пустые бочки ставили друг на дружку, после чего спальных мест в девяти арбах для двадцати двух человек было более, чем достаточно.

— Мы застряли на трое суток, — уверенно сказала Илана.

— А что будет в более далёком будущем? — спросил у неё.

— А дальше не вижу, ведь я не могу видеть будущее буквально. Так, кое‑что чувствую.

После боя с каторжниками в качестве трофеев нам достались четыре целых арбы и девять волов, то есть, один оказался как бы ни у дел, но мы его в караване оставили, и он плёлся на привязи за крайней арбой. Когда Илана вернулась от ведьмы, и мы двинулись в обратный путь она, глядя на этого бредущего вола, вдруг с сомнением в голосе сказала:

— Знаешь, Рэд, мне кажется, что он в дороге падёт, его аура блекнет, над ней тень смерти.

— Как это, тень смерти? Раньше ты ничего подобного не видела.

— Тётушка Эо научила.

— Странно, — сказал тогда ей, — а на вид такой крепкий бык.

Всё это случилось несколько позже, но не доверять её предчувствиям у меня причин не было. И не только у меня, все остальные члены нашего маленького коллектива относились к любому её слову с абсолютным доверием. Вот и с продолжительностью непогоды она нисколько не ошиблась.

Три дня и три ночи держался крепчайший мороз и противно выл ветер, заметая нас таким густым снегом, что через несколько шагов даже средь бела дня не было видно ни зги. Арбы были засыпаны до крыши, и со стороны наш лагерь выглядел, как большой сугроб. Но даже при такой погоде девчонки пищу готовили дважды в день, а парни пытались обихаживать сгрудившихся в укрытии волов и лошадей.

Больше всего непроизвольно появившегося свободного времени проводили в спальных мешках, мучаясь от безделья, поэтому возможностей проанализировать дни прошедшие, и помечтать о днях будущих было много. За время путешествия наши молодые воины сильно изменились. Да что там говорить о ком‑то, когда я сам, попав под пресс реальных жизненных обстоятельств, стал смотреть на многие перипетии бытия совершенно иначе.

Илана тоже здорово поменялась, особенно после общения со старой ведьмой, у которой, кстати, почерпнула серьёзные знания и умения. Теперь она видела движение потоков внутренней энергии любого живого существа, и могла на них оказывать влияние. Таким образом, стала не только настоящим диагностом, но и неплохим врачевателем–телекинетиком. А ещё научилась «заговаривать зубы» или, выражаясь по–научному, расширила собственные гипнотические и нейролингвистические способности. Например, уговорила деда Котяя, что никакие зубы у него не болят буквально за одну минуту. Но лично я в первую очередь обрадовался другой её ранее совершенно забытой способности — весело и заразительно смеяться.

Несмотря на то, что мою девочку почему‑то побаивались, особенно старики и Ханна, за время путешествия она стала всеобщей любимицей, ей всячески пытались угодить. А воительницы, после того, как на собственном теле испытали, что в фехтовании и рукопашном бое Илане здесь нет равных (кроме меня, великого), стали к ней относиться, наверное, как к своему матриарху.

Буря стала стихать к исходу третьей ночи, а к полудню четвёртого дня температура воздуха поднялась до пяти градусов мороза, и в небе ярко засветило солнце. С горем пополам мы выбрались из сугробов, обиходили голодных лошадей и волов, напоили их тёплой водой и подкормили овсом, после чего тронулись в путь. До вечера можно было бы задержаться, но обладая определённой информацией, некогда полученной от командира отряда охранников Арнида Хондара, всё же решили поспешить.

Дело в том, что ставший нашим врагом торговец выходил в поход верхом на высококлассных и, соответственно, дорогих лошадях не просто так. Вначале его солидный караван из полутора десятков арб шёл торговать к многочисленным и богатым родам Большой реки.

Благодаря давно установившимся связям, брать на реализацию такой немалый объём товаров он себе мог позволить. Цены держал стабильно высокие и с распродажами особо не спешил, наоборот, он специально подгадывал ранее оговоренное время для встречи с представителями одного из кочующих племён, с которым на протяжении последних пяти лет имел деловые отношения. Да, именно им он продавал породистых парсийских жеребцов и кобылиц, которые ценились, например, в том же Хиндане втрое или вчетверо дороже. В данном же случае они их обменивали на двойную стоимость в золоте, плюс к тому добавлялась неприхотливая к корму крепкая степная лошадка, стоившая на имперских рынках не более трёх зеолов и имеющая высокий спрос у сельских арендаторов.

Обычно всеобщий торг любыми товарами, в том числе и лошадьми, производился весной, но здесь он проходил под строгим контролем главы самого могущественного кочевого племени. Между тем, царькам помельче заполучить что‑либо получше удавалось редко, но люди потому и разумны, что умеют находить решение любых, самых заковыристых вопросов. Таким образом, торговец Хондар и его контрагент–кочевник как‑то нашли друг друга, познакомились и с тех пор успешно сотрудничают, встречаясь для решения своих вопросов к полнолунию последнего месяца зимы. Правда, это на территории империи зимний месяц считается последним, здесь же снег будет лежать ещё как минимум месяца два.

Самый узкий серп состарившейся местной луны был пять дней назад, то есть, полнолуние наступит через одиннадцать дней, и к этому времени нам желательно уже степь покинуть и быть в горах, где готовиться к долгожданной встрече.

— Похоже на диких собак, — вдруг сказала Илана и указала рукой на восток.

Из‑за яркой белизны снежной пустоши, блестящей в лучах заходящего солнца, щитки тактических шлемов с активированной функцией светофильтра мы даже не подымали, поэтому, немедленно включил видеокамеру, приблизил изображение и стал осматривать окрестности.

— Что‑то ничего не вижу, — ответил ей.

— И я ничего не вижу, — согласилась она, — но где‑то они там есть, я чувствую.

Минут через пятнадцать в двухстах пятидесяти метрах восточнее появилась цепочка крупных серых существ, бегущих параллельно нашему движению. Они словно вынырнули из снежной пелены, пробегали небольшое пространство по открытой местности и опять исчезали, вероятно перебегали из оврага в овраг. Сейчас их стало видно даже невооружённым взглядом.

— Волки! Волки! — воскликнул Хуа.

— Господин, а можно я одного достану? — спросил Вид, при этом орудуя рычагом взвода тетивы арбалета.

— Нафиг надо?! — воскликнул Лагос и стал похлопывать по шее захрапевшую лошадь, — Там их полтора десятка, пускай бегут своей дорогой.

— Боюсь, что наши дороги пересекутся, — откинув лицевой щиток, сказала Илана.

— Да? — переспросил Лагос и не дожидаясь ответа, выхватил свой арбалет, защёлкнул на нём стальной лук и поднял вверх над головой, — К бою!

Команда была очень своевременной, так как стая этих опасных хищников вынырнула как бы из‑под снега буквально через две минуты в восьмидесяти метрах от нас и, подняв загребущими лапами снежную пыль, быстро устремилась наперерез нашему авангарду.

В мыслях промелькнуло, что если первым залпом мы сможем выбить хотя бы половину из них, то перезарядится всё равно не успеем, поэтому выпустив болт в волка, третьего по счёту от края надвигающейся стаи, отпустил арбалет, который повис на ремне и выхватил игольник.

— Бери импульсник! — крикнул Илане, целясь в очередного зверя.

Краем глаза отметил рядом с моим первым свалившимся волком, кубарем покатившихся двух других, пораженных моей девочкой и кем‑то из парней–ездовых. Стрелы из луков Гиты и Кары опять полетели, как из пулемёта, но все же шестеро хищников почти прорвались к ногам нервно гарцующих и мешающих стрелять лошадей. Если бы не личное оружие, пришедшее с нами из другого мира, то они бы нам дел натворили. Лично я успел из игольника завалить двух волков, Илана двух, и воительницы по одному, всадив стрелы почти в упор.

— Назад! — услышал крик деда Котяя и, оглянувшись, увидел, что к нам на выручку спешит семь человек арьергарда, а в это время к хвосту каравана мчится пятеро других волков.

Быстрее всех среагировала Гита, пока Ринос, Лидус и компания недоумённо вертели головой, останавливали лошадей и разворачивались, она быстро отъехала в сторону, освободив сектор обстрела, и начала посылать стрелы одну за другой. Девять арб каравана растянулись на сто двадцать метров — дистанция вполне убойная, поэтому Гита завалила сразу двоих волков, третьего успел поразить шустрее всех развернувшийся Динос, зато двое оставшихся скрылись с правой, невидимой стороны арбы.

— Оставайтесь здесь! — повернулся к Илане, — Лагос, за мной!

Вдали хрипло и отчаянно заревел какой‑то вол, испуганно мычала тягловая скотина всех прочих упряжек, издали слышался визг Ханны и громкий мат деда Котяя. Но когда мы подъехали, то всё было кончено: метрах в трёх–пяти от крайней арбы валялись полутрупы трёх волков, ещё дышащих и повизгивающих; привязанный к заднему борту запасной вол стоял на коленях передних ног и поливал снег хлеставшей из горла кровью, а с правой стороны, почти у ног волнующейся упряжки тягловой скотины корчились ещё два больших серых зверя, один из них был пробит болтом, а в спине второго торчал дротик.

— Охранники говняные! Бросили пост на произвол судьбы! Вас кто‑то позвал в авангард, а?! Вы чего туда попёрлись?! — подняв голову к небу и потрясая руками, возмущался дед Котяй, затем всё своё негодование переключил на Диноса, добивавшего мечом одного из извивавшихся волков, — Ты чего, сопляк, тычешь свою железку в мою добычу, шкуру портишь?! Тычь в своего! Чё, сбежал и не добыл, а?!

— Чего орёшь, дед, у меня тоже есть один, — недовольно буркнул Динос, — И не сбежал я!

— Есть у него один! — передразнил его дед и, нервно дёргая плечом, посмотрел на Лагоса, — Совсем пацаны нюх потеряли! Вместо того, чтобы о службе думать, они здесь либо задницы и сиськи наших баб обсуждают, либо мечтают о прелестях жриц Силары.

— Завидует, глухарь старый, — кто‑то сказал негромко.

— Да у меня, да я! — возмущенно подскочил на козлах дед Котяй, который частенько прикидывался глуховатым, но при том слышал всё отлично, — Да подо мной любая баба ещё лет десять будет визжать от удовольствия, не то что под вашими несчастными писунами.

Он в сердцах сплюнул наземь, отложил арбалет в сторону, сунул руку под тент и вытащил из арбы плотницкий топор, после чего соскочил с козел и отправился тюкать бившихся в конвульсиях волков обухом по башке.

— Действительно, непорядок, — укоризненно сказал Лагосу, угрюмо дорезавшему раненного вола, затем окинул всех остальных воинов недовольным взглядом и, развернув Ворона в голову колоны, воскликнул, — В круг, разбить лагерь! Здесь будет ночёвка.

— Ты же здесь командир, как ты мог полностью оголить хвост каравана?! — послышался за спиной голос обозлённого Лагоса.

— Так на вас же напали! И это волки, а не люди, — оправдывался Ринос, — Вот я и подумал…

— За тебя думает хозяин, а тебе положено исполнять приказ! — отрезал Лагос, — Волки не глупее людей оказались! Видел, как грамотно их вожак организовал нападение?!

— Так кто ж знал? — Динос попытался успокоить своего отца и отвести закипавшую грозу.

— Заткнись! — оборвал он его, — Значит так, со всех вас штраф в пользу хозяина по одному зеолу, а с Риноса — три!

О чём они говорили дальше, не слышал, так как отъехал достаточно далеко. Конечно, даже три зеола по сравнению с будущим вероятным заработкам для моих людей — это пыль. Между тем, в империи — это деньги немалые, если к примеру учесть, что вполне приличный дом с подворьем и садом будет стоить до пятидесяти зеолов. Кстати, в Содружестве на планетах фронтира домик такой квадратуры, но изготовленный не из натуральных материалов, а из искусственных, затянет до ста тысяч кредитов. Таким образом, теоретически один зеол античной империи можно приравнять к двум тысячам кредитов цивилизованного мира. При среднемесячном заработке нормального работяги Содружества в шесть тысяч кредитов, можно с уверенностью сказать, что две тысячи и там считаются деньгами немалыми.

Нынешнее происшествие обошлось не без последствий, но мои воины получили серьёзный урок, наказаны справедливо и, надеюсь, в дальнейшем подобную сегодняшней ошибку вряд ли допустят.

После разбивки лагеря мальчишка Хуа демонстрировал мастер–класс по свежеванию тушек, при этом ему помогали все свободные воины. Двух волков ободрал дед Котяй с внуками, они же потрошили быка.

— Хороший был бык, молодой, — сокрушался старик, между тем вырезал брюшину, отделил и порубил на куски рёбра с сочным мясом и кивнул внукам, — Тащите все это Ханне, пускай сегодня варит свежатину.

Среди отличившихся оказался и Вид, чему Лагос, на счету которого также числилась одна добытая шкура, был очень рад, всё же его сыновья не подкачали. А то, что основная часть трофеев принадлежала воительницам, никого совершенно не смутило, вроде бы как так и должно быть, недаром в такие походы без профессиональных лучников никто не ходит. Нехитрый анализ показывает, что тактические действия отделения лучниц в подобной ситуации особо ничем не хуже отделения стрелков, вооружённых лёгким огнестрельным оружием.

Гите принадлежало семь шкур, Каре — пять, правда одна из них была продырявлена двумя стрелами, а так же нам с Иланой — шесть. Воспользовавшись общей сумятицей, тела четверых волков, поражённых игольником и импульсником, проколол болтом, чтобы при свежевании были видны ранения хотя бы внешне.

— Лагос и обе наши воительницы твои потуги просекли, — услышал в наушнике голос Иланы.

— Ничего не поделаешь, — ответил ей, — Как с этим дальше быть, и нужно ли что‑то предпринимать, подумаем в пути.

— Ты не переживай, нам незачем их бояться, — сказала она, — Не чувствую от них никакой угрозы, даже наоборот, будут всеми способами защищать.

Рано утром ещё до рассвета выбрался на улицу по малой нужде. Посреди лагеря спиной друг к другу сидели караульные, а между ними тлела блеклая жаровня. Они о чем‑то тихо бубнили, но один из них меня явно заметил.

Хорошо вытоптанный снег под ногами не скрипел, поэтому прошмыгнув мимо, устроился с тыльной стороны у заднего борта и, стараясь сильно не журчать, справил нужду. Возвращаясь назад, вдруг отчётливо услышал своё имя и остановился; под тентом соседней арбы разговаривали между собой обе наши воительницы.

— Рэд стреляет невидимыми стрелами, а Великая — молниями, — тихо сказала Гита.

— Ой, мама, я как это увидела, так сразу онемела, ведь бросать молнии могут только боги. Ты среагировала на угрозу с тыла, а я не смогла, была в ступоре.

— Кара, это было оружие. Ещё когда он собак бил из своего странного метателя невидимых стрел, у меня закрались некоторые подозрения, но когда старая ведьма назвала его Сошедшим–с–небес, а Илану зеленоглазой Златовлаской, я поняла кто они такие, — Гита немного помолчала и продолжила, — Доченька, ты умирала, и жизнь могла спасти только сильная ведьма, а сила к ним приходит, к твоему сведению, лишь с возрастом. А теперь посмотри на её лицо и задайся вопросами, может ли она быть опытной ведьмой, может ли она быть великолепной мечницей или рукопашницей? Боюсь сказать ересь, но если не говорить о силе, то даже наша матриарх по технике боя с ней вряд ли справится.

Ещё бы, подумалось мне, ведь в виртуальные игрушки Содружества закачивают опыт тысяч лет многих миров и народов, поэтому здесь таких спецов не может быть в принципе, и победа над вашей матриархиней, скажем, через несколько лет, это не субъективная возможность, а объективная реальность. Так что моя Илана вполне могла бы стать вашей царицей, поставь мы перед собой такую цель, но тогда на всю жизнь пришлось бы связаться с мужененавистническим женским кодлом. Брр, нет, нам этого не надо.

— Но ведь глаза‑то у неё не зелёные и волосы не золотые, даже не понимаю, почему старая ведьма всё время называла её Златовлаской? — между тем спросила Кара.

— Потому что прячется под наложенной иллюзией, но видишь, сильные ведьмы могут распознать.

— И как нам дальше быть, мама?

— А что дальше? Сама наша праматерь, богиня Иола уже распорядилась нашей судьбой. Лично я останусь с Великой и буду исполнять долг крови до конца дней своих.

— А я?

— А ты, девочка моя, как положено, должна исполнять своё предназначение.

— Какое предназначение, мама? — Кара слегка повысила голос, — Я этих мужланов и раньше терпеть не могла, а сейчас ненавижу! Ненавижу!

— Не кричи! — зашипела Гита, — И успокойся, время лечит, поверь. А пока что тебе надлежит быть рядом со мной.

— Хорошо, мама, — вздохнула Кара.

— Да–да, милая моя, я тебя потом научу, что делать, — она опять немного помолчала, и тихо пробормотала, — Думаю, Великая нам не откажет.

— Ты о чём, мама?

— Есть легенды, что раньше отцами наших матриархинь были совсем не мужланы.

— А кто?

— Сама знаешь, но рано ещё об этом говорить. О! Старый мужлан проснулся, сейчас будет общая побудка.

Невдалеке раздались кряхтение и матюги деда Котяя, именно он был главным «будильником» личного состава, поэтому решил по–быстрому ретироваться. Всё, что нужно было, я услышал, и теперь знал главное: воительницы против нас злоумышлять не намерены, значит и мы против них злоумышлять не будем, пускай живут.

Утро оказалось тихим и безветренным, небо было чистым, и день обещал стать ясным и спокойным. Позавтракав и собравшись, мы двинулись в дальнейший путь, только теперь воительницы поменялись местами, за спиной Иланы ехала Гита, а за моей — Кара.

Почему‑то ближе к полудню ощутил какое‑то состояние дискомфорта, почему‑то на душе было тревожно. Обратил внимание, что Гита тоже усердно вертела головой по сторонам, а её глаза сощурились и стали внимательней.

— Илана, ты ничего не чувствуешь? — спросил её на общем языке Содружества.

— Ты знаешь, мне неспокойно ещё с вчерашнего дня, но ауры во всех наших чистые, теней нет и никакой беды не предвижу. А у тебя что, есть ощущения опасности?

— Да, какой‑то неприятный холодок в груди, и вроде как адреналин начал сочиться в кровь.

— Странно, — она пожала плечами и внимательно на меня посмотрела, — при усвоении боевой учебной программы курсант в виртуале многократно умирает, это накладывает на подсознание определённый отпечаток. Поэтому в реальности перед началом боя воин обычно спокоен, а адреналин в кровь попадает только во время боевого транса. Точно так же, как это происходит у нас с тобой.

— Всё это я знаю, поэтому и странно.

— Между тем, в любого опытного воина интуитивное чувство опасности развито неслабо, и к нему нужно прислушиваться, — Илана склонила голову и как бы прислушалась к себе, — Я вот тоже что‑то чувствую, но повторюсь, никакой беды не вижу. Да и визуально степь чистая, ближайший холм в трёх километрах, никаких подозрительных следов тоже не наблюдаю.

Оглянувшись на беспокойную Гиту и безмятежного Лагоса, активировал видеокамеру и в который раз стал осматривать окрестности.

— Рэд, есть опасность! — из наушников ударил звонкий голос Иланы, она привстала в седле и рукой указывала на холм, — Они там! Теперь я их чувствую, их много!

— Тревога! В круг! В круг! К бою! — откинув лицевой щиток, заорал и я.

— К бою! — вторил Лагос, беспрекословно доверяющий чутью Иланы.

Ничего не спрашивая, он тут же развернулся и налетел на переднего левофлангового быка, заворачивая его в сторону. В свою очередь погонщики, железно усвоившие порядок действий, стали энергично тюкать стимулами в круп своим волам, ускоряя процесс. Те недовольно замычали, но перебирали ногами гораздо веселее. Когда вправо завернула уже третья арба, из‑за холмя показалась группа всадников, и не просто большая, а очень большая, по меньшей мере около сотни.

— Прячь! Прячь! — кричал Лагос и размахивал над головой руками.

Это значило, что погонщик догонял впередиидущую арбу и заводил своих волов за укрытие её правого борта. Таким образом, с фронта стояла стена повозок, а саму тягловую скотину видно не было. Мы тоже ретировались за это укрытие, спешились и рассредоточившись по щелям между арбами, стали ожидать приближения врага. А то, что это именно враг, никто из нас не сомневался.

Что такое пробежать три километра на лошадке, привычной к снежному покрову? Да ничего, пять минут времени. Сейчас степняки, удерживая в руках луки, пошли дугой и стали вытягиваться цепью.

— Строят карусель! — воскликнул Лагос, знающий о тактике степняков не понаслышке и поведавший об этом и нам. Да, это страшно, когда буквально за полторы–две минуты на маленький пятачок охраняемой территории упадёт несколько тысяч стрел. И горе защитникам, если у них нет адекватного ответа.

— Не бояться! — передав Илане рейлган и запасной магазин снарядов, при этом забрав себе её арбалет, стал подбадривать бойцов, в большинстве своём тех же мальчишек. — По команде «Делай раз!» бьём навесом, дальше стреляем без команды! Вы самые лучшие воины! С вами я! С нами Илана! Мы победим!

Мы с Иланой устроились рядом, приготовившись к стрельбе в положении с колена, за нами во весь рост стояли обе воительницы. Тут же вертелся Хуа.

— Ты чего здесь трёшься? — спросил у него.

— А чего мне, с бабой и девками сидеть? — он угрюмо скосил глаза на Ханну и ее дочерей, присевших за арбой испуганной кучкой.

— Держи, — вспомнив, что у мальчишки глаз — алмаз, передал ему тул с болтами и арбалет Иланы, из которого он уже неоднократно демонстрировал свои снайперские способности, — И не подведи меня!

— Не подведу, господин! — несмотря на близкую возможную гибель, его глаза светились настоящим счастьем.

Приближающийся гул от топота копыт не скрывал даже изолятор — слой снега. Всадники уже были от нас в четырёх сотнях метров, но всё ещё обходили широкой дугой, пытаясь замкнуть кольцо на убойной дистанции своих луков, а это метров сто пятьдесят — двести. Голова цепи сейчас надвигалась прямо на нас, удобно вытянувшись для навесной стрельбы.

— Внимание! — воскликнул я, — Не обязательно целиться в людей, можно бить лошадей! Не жалеть! Ясно?!

— Да! Ясно! — раздались голоса.

— Приготовиться! — при этих словах все подняли арбалеты, — Делай… Раз!

Болты устремились к надвигающейся цели, а мы немедленно стали взводить тетиву и стрелять, снова и снова. После первого арбалетного залпа упало четверо всадников и свалилось шестеро лошадей. Зато рейлган в руках Иланы нанёс вражеской цепи настоящее опустошение, высокотехнологичная и совершенная система прицеливания обеспечивала точное поражение врага.

Если мы из арбалетов сделали ещё по два выстрела, то она отстреляла весь магазин на пятьдесят четыре снаряда в упор и, фактически, каждый из них нашёл свою цель. Перезарядившись и стреляя уже в угон, она свалила ещё семнадцать убегающих врагов. В приближении камеры мне было видно, какой ужас появился в глазах совсем ещё недавно радовавшихся идущей в руки добыче и её малочисленной охране. Нужно было закрепить успех, поэтому бросив арбалет на снег, подбежал к Ворону, вскочил в седло и крикнул:

— По коням!

Вытащив меч и взяв в левую руку игольник, устремился в степь, услышав за спиной топот копыт. В том, что за мной последуют все наши воины, даже не сомневался. На поле боя лежали раненные и убитые, люди и лошади; одни из них стонали и кричали, а другие замерли неподвижно в неестественных позах. Десятка два спешенных врагов пытались убежать, проваливаясь по щиколотки в снег.

Ворон вначале всхрапнул, затем коротко заржал и оскалил зубы, чутко восприняв посыл, он взял с места в карьер и понёсся в степь. Вот перед глазами возникла спина кривоногого кочевника, приблизившись к нему приподнялся в стременах и опустил клинок на его ключицу, резко и с оттяжкой. Увидев немного правее спину следующего, неумело перебирающего по снегу ногами, видать, он привык ездить верхом даже в соседнюю юрту. Немного потянул уздцы, и слегка изменив направление движения, достал мечом и его.

Крупы лошадей убегающих кочевников, половина которых осталось лежать на поле боя, мелькали уже за холмом и были в километре от меня. Догнать их можно было без проблем, эти степные лошадки долго галопировать не смогут, и душа рвалась вперёд, но рассудок требовал остановиться. Если среди бегущих остался хотя бы один хладнокровный воин, который сможет своих соплеменников остановить, развернуть и организовать дождь из стрел, то нашей малочисленной команде из двенадцати воинов не поздоровиться. Эта мысль промелькнула в голове, поэтому подавив азарт, перевел тяжело дышащего и щёлкающего зубами Ворона на рысь и стал поворачивать обратно. Идущие следом воины, привыкшие к беспрекословному подчинению, ломиться верёд не стали и полностью повторили мой манёвр.

К моему изумлению, в седле сидело не двенадцать воинов вместе со мной, а шестнадцать. Оказывается, дед Котяй, оба его внука и Вид, накинув уздечки на заводных лошадей, даже не оседлав, поспешили следом за нами, и когда мы гонялись за убегающими спешенными кочевниками, они вначале добивали раненных врагов, а сейчас дорезали раненных лошадей.

— На поле лежит шестьдесят две вражины, — тихо докладывал Лагос.

— Ого! — удивился я и переглянулся с Иланой.

— Четверо пали от стрел воительниц, из семнадцати вытащили болты, в том числе два твоих и два из тула хозяйки, двадцать одного зарубили, а остальные умерли сам знаешь как, — он украдкой взглянул на Илану, — Убито двадцать семь лошадей, пятеро болтами, а остальные тоже сам знаешь как. Четырнадцать невредимых лошадок успели перенять.

— Возьмём с собой или бросим? — спросил у него.

— Зачем же бросать такой трофей, выносливая и неприхотливая лошадка, за три зеола любой арендатор купит, — ответил он, — Да и задержаться здесь надо на денёк или полтора, шкуры снять и мясо разделать. Бочек у нас много.

— Нет, всё что успеете до темна — будет ваше, а с утра выступаем.

— Ладно, — махнул он рукой, видимо и не рассчитывал, что я соглашусь.

— Только вонючее и вшивое барахло не собирайте, — я скривился брезгливо, — Вы сейчас люди далеко не бедные.

— Нет, одежду решили не снимать, есть у них кое что бронзовое, кое что железное, — Лагос покладисто кивнул головой, — Луки и стрелы тоже заберём.

— А скальпы зачем снимаете? — кивнул на орудующих ножами парней.

— Ну, как же? А кто иначе поверит?

— А зачем нам это нужно, чтобы кто‑то верил или не верил? — спросил у него.

— Тебе, Рэд, слава не помешает, — ответил он серьезно, затем широко улыбнулся, — Ну, и твоим воинам тоже.

Мы стояли возле трупа с множеством косичек на голове, с вплетёнными в них какими‑то костяными фигурками. Илана толкнула его ногой и сказала:

— Его скальп мне принесите.

— А как же иначе, — коротко поклонился Лагос, — сделаем, хозяйка.

— И череп его мне тоже нужен, — добавила она.

— Прикажу отрезать голову и выварить в котле, — теперь он взглянул на неё с большим трепетом и уважением и прежде чем отойти, поклонился чуть ли не в ноги, — Всё сделаем, хозяйка.

— Зачем тебе этот череп? — с недоумением посмотрел на неё.

— Пусть будет, чашу сделаю, — ответила она, помолчала и добавила, — Очень сильный псион, это он меня глушил. Представляешь, я в него выстрелила одиннадцать раз, а дыр в теле всего три, из них две не смертельных и только третья в сердце.

— Солнышко моё, — я коротко сжал ей руку и оглянулся вокруг, — самое интересное, что с нашей стороны нет никаких потерь, даже ни одна лошадь не ранена.

— Ещё бы, — улыбнулась она, — Если бы было иначе, то я бы почувствовала.

 

Глава 8

Последующий четырёхдневный переход к предгорью, более никакими эксцессами омрачён не был. На фоне насыщенных событиями предыдущих дней, дорога выдалась скорее скучной. Правда, после боя с бандой бродячих кочевников Лагос, теперь уже заручившись поддержкой деда Котяя, ещё раз подвалил ко мне, пытаясь уговорить задержаться на лишних полдня, уж очень им было жаль оставлять столько необработанных тушек погибших лошадей.

— Рэд, — убеждал он меня, — мы по любому успеваем, зачем добру пропадать?

— Ну, да, — поддакивал Котяй, — бросить под ногами такие богатства, и кто нас умными назовёт?

— Не пропадёт, не переживайте, — ухмыльнулся я, — дикари завтра опомнятся, вернуться забирать своих павших, да и всё остальное подметут и пустят в дело. А если мыслить по уму, то прикиньте, какие в империи цены на мясо, тем более в пограничных цезархиях, и сколько мы на нём сможем заработать?

— Так сейчас холодно, — дед гнул свою линию, — в Карте его можно пересыпать солью и везти хоть на следующий край империи.

— Вашим мясом придется загрузить половину наших телег, правильно?

— Ну, да, наверное, — Лагос неопределённо пожал плечами.

— То‑то и оно! Уж лучше я догружу весь караван шерстью и в Андрогорне заработаю на этом тысячи полторы зеолов. При этом и вы получите за сопровождение не полгорсти меди, а три сотни полновесных золотых. Правильно?

Они между собой переглянулись, при этом дед Котяй в размышлениях поджал губы, а Лагос почесал затылок и вдруг улыбнулся:

— Нет, всё‑таки торговцы в твоём роду тоже были.

Как бы там ни было, но всё равно, к ночи пятнадцать шкур они содрали, свернули и по арбам разложили, зато с разделкой туш не возились и мясо не заготавливали.

— Это лично для себя, — утром перед самым маршем оправдывался Лагос, — Парни жалуются, что даже к жрицам сейчас не за что будет сходить, а так в Карте шкуры кожевникам сдадим, продадим кое–какие трофеи, снятые с дикарей, и гульнём, дадим волю чувствам.

Может, я и поругался бы для порядка, но в это время за спиной презрительно фыркнула моя «тень» — девочка Кара, поэтому из чувства мужской солидарности махнул рукой.

— Ладно, — ответил, вскакивая в седло — когда ваши действия не влияют на общий порядок, и это дело не бьёт по моему карману, то возражений нет.

Воительницы и раньше нас с Иланой постоянно сопровождали, а сейчас вообще, днями не отходили ни на шаг. Обратил внимание, что с момента пребывания в тайге на всём протяжении обратного пути их отношение ко мне кардинально изменилось. Стали чаще общаться, особенно Гита, а Кара во время приёма пищи начала подавать мне миску с едой и лепёшки. Лагос, когда впервые всё это увидел, очень удивлялся.

— Да никогда такого не бывало, чтобы какая‑нибудь стерва или стервочка просто так сидела рядом с мужчиной! Тем более мужчине из рук в руки хлеб передавать?! Это уму непостижимо!

— Ха! Всё же я их наниматель, — ответил ему.

— Может быть, может быть, — он искоса взглянул на меня и с сомнением покачал головой.

Не увидел я в этом ничего странного и из ряда вон выходящего. Илана говорит, что в сознании девчонок укоренено понятие чести и чувство благодарности, они считают себя обязанными, поэтому добросовестно отрабатывают своё освобождение. Ко всему прочему, я есть хозяин торгового каравана и официальный наниматель! С какой стати они должны от меня шарахаться, как от крокодила?

Иногда, правда, особенно при отправлении естественных надобностей их назойливое внимание вызывает некоторый дискомфорт. Гита, например, нисколько не стесняясь однажды в такой момент подошла и натурально заглянула ко мне, то ли её интересовало, как я это делаю, то ли оценивала формы и достоинства того, чем я это делаю.

— Что‑то не так? — подавив чувство стыдливости, нахально спросил у неё.

— Всё так, — она значимо кивнула головой, развернулась и удалилась.

Мы с Иланой никак не можем привыкнуть к реалиям местного менталитета, диким нравам и полному отсутствию чувства такта, царящим даже на верхней ступеньке социальной лестницы аборигенов. Но теперь никуда не денешься, частичкой этого общества стали и мы.

Горы возникли как‑то неожиданно. Перед этим три дня держалась погода пасмурная, кружились снежинки, но потом небо посветлело, проявилось солнышко, ветерок разогнал туман и раз! Перед глазами — вершины гор! По пути следования стали сначала на один санный след какого‑то каравана, присыпанный давним снегом, затем на второй, более свежий. Не так давно оба они двигались с северо–восточного направления в сторону гор. Вероятно, такие же отчаянные торговцы, как и мы.

В дороге частенько брало сомнение, а правдивая ли у нас информация о деловых отношениях нашего недруга? А правдиво ли время и место встречи давних контрагентов и проведения их торговых операций? Если пленник нас обманул и Арнид Хондар уже давно дома, то нужны были альтернативные действия, поэтому, на такой случай наметил три других варианта разрешения проблемы.

Первый, это войти в Карт, заявить вигилам (полицейским) всё, как есть, после чего вызвать обидчика на дуэль и убить. Но в душу закралось сомнение, а дадут ли мне это сделать? Конечно, опыта общения с сильными мира сего у меня нет никакого, но когда‑то давно, когда еще жил в счастливом детстве, мы с папой частенько играли в шахматы, и он меня поучал: «Если ты, сынок, не знаешь, как в той или иной ситуации поступит оппонент, поставь себя на его место, и тогда всё станет ясно». Вот и мне стало ясно, что в чужом доме умный хозяин отрубить руку дающую, никому не позволит. Ведь живого можно пристегнуть к доильному аппарату, а с мёртвого что возьмёшь кроме анализов? Думаю, в данном случае, всех собак попытаются навесить именно на меня.

Второй вариант, это выделить Жоку в сопровождение пару воинов и отправить трофейных лошадей с перевала по тайной тропе, по которой выбирались каторжники. Самому с караваном заходить в город, как ни в чём не бывало, решить с цезархом или префектом вопрос компенсации за уничтожение банды и обменять серебряные слитки на деньги, после чего организовать попойку и вытащить из дома Хондара, спровоцировать его на дуэль и убить.

Третий вариант — сделать вид, что ничего не произошло, плюнуть и пройти мимо врага, пытавшегося нас убить, мне претил. Моя родная и любимая девочка, а также боевые соратники висели на волосок от гибели, и погибли бы, не будь у нас спецсредств развитой цивилизации. Нет, не пройду мимо, иначе не прощу сам себя.

Эти мысли не оставляли и беспокоили пока, наконец, не вышли к проходу, ведущему на перевал. К нашей удаче ни следов со стороны северо–западного направления, ни людей у серповидного озера не наблюдалось. Не знаю, когда в последний раз здесь шёл снег, но наст лежал плотный. Видеть и распутывать зимние следы неплохо умел Хуа, в пути он проверял любую подозрительную деформацию внешне совершенно ровного снежного покрова, но выхода противника на дорогу, ведущую к перевалу, так и не нашёл.

— Не было никого, господин, если кто ходил, то это было целая луна назад, — уверенно сказал он.

Световой день ещё не окончился и, чтобы случайно не засветиться перед противником, мы не стали ночевать у подножья, а решили подниматься в горы. Помнится, километрах в восьми вверх по тропе была обширная площадка, там и собрались разбить лагерь.

Это место обнаружилось, когда на экране тактического шлема высветилась информация, что мы взошли на высоту семьсот двадцать метров над уровнем моря. Устаревшие следы ранее прошедших караванов пошли дальше, а мы свернули в проход через узкое ущелье на ограждённую скалами площадку. Укрытую от всех ветров, её изрядно засыпало снегом, покров которого достигал волам до брюха.

Пока народ занимался обустройством, мы с Иланой и «тенями» (куда же без них), взобрались на невысокую гряду, откуда открылась удивительная панорама с видом на бескрайнюю долину и серпантин горной дороги с едва заметными следами пройденного нами пути. Даже серповидное озеро лежало, как на ладони.

— Гита, вы сейчас думаете о том же, о чём и я? — спросил у воительницы, которая прикрывшись ладошками от заходящего солнца, сощурила глаза и вертела головой, внимательно рассматривая окрестности.

— Да, господин, — ответила она, даже не спросив, а о чём я, собственно думаю, — Для своевременного обнаружения врага и организации засады, лучшего места не придумаешь. Незачем сейчас идти к перевалу.

— Благодарю, Гита, именно об этом я и думал.

О делишках Хондара я им поведал ещё в тайге, когда мы выставили на реализацию дикарям трофейные доспехи. Думал, что будет много вопросов, но приятно ошибся, никаких сомнений в поддержке моих действий они не выразили. Оказывается, два года назад сюда ходила двоюродная сестра Кары, охраняя караван, но не вернулась ни она, ни караван, точно так же не вернулись несколько их подруг. И теперь странно было наблюдать выражение злобы на лицах ранее невозмутимых, таких роскошных красоток. Они почему‑то были убеждены, что в гибели их родных виновны не какие‑то там дикари, а именно Хондар и его люди.

— Мы им жестоко отомстим! — с болью в голосе, воскликнула молоденькая Кара.

Между тем, Гита застыла, как каменное изваяние, но через минуту широко распахнула ресницы и уставилась на меня своими большими карими глазами.

— Мы с вами, господин, — тихо сказала она без каких‑либо эмоций и добавила, — мы всегда будем с вами.

Ни в день нашего прибытия, ни в два последующих, никакие люди в степи так и не появились. За это время народ успел отлично вымыться и устроить грандиозную постирушку, а затем просто отдыхал. Лично я пребывал в некотором волнении но, к счастью, ныне покойный пленник не обманул, к озеру караван прибыл почти точно по расписанию: за день до новолуния.

Расстояние до их лагеря было четырнадцать с половиной километров, поэтому даже при полном приближении видеокамеры, отчётливо рассмотреть лица не удалось. Между тем, наличие пятнадцати санных арб и, соответственно, пятнадцати ездовых, а также двадцати одного всадника полностью соответствовало полученной от пленника информации. Будем надеяться, что никто другой кроме Хондара с таким большим караваном здесь не ходит.

Орда степняков, численностью до сотни всадников, и ещё столько же заводных лошадей появилась лишь через два дня к вечеру. Они пришли с юго–восточного направления, и стали лагерем в километре от озера. Сразу же по нескольку человек с одной и другой стороны поскакали навстречу друг другу. Они спешились и минут двадцать о чём‑то говорили, затем в долине зажглись костры, которые в спустившейся ночи перед невооруженным взглядом вспыхивали, как далёкие маленькие светлячки.

Мой молодой организм любил поспать подольше, этому не помешало даже напряжённое ожидание последних дней и мысли о предстоящем бое. Казалось, лишь только что закрыл глаза, а в ушах уже слышится «кхе–кхе» деда Котяя. На сей раз он не матерился во всю глотку и не орал, как недорезанный, однако побудка прошла оперативно и без суеты. Народ был собран и готов к предстоящему бою.

В долине тоже зашевелились с рассветом, сначала со стоянки снялись степняки, а затем и караван построился длинной змеёй и направился к подножью горы. Приближался момент финальной операции нашего нынешнего похода, и вот–вот она должна войти в завершающую стадию. Лагос предлагал перед боем наших лошадей из лагеря убрать, перегнать повыше, чтобы при приближении лошадей врага они друг друга не услышали. Но воспротивился дед Котяй, посчитал эту меру излишней, всех убедив, что исходя из нашего господствующего положения на местности и направления ветра, дующего поперёк тропы, лошади начнут ржать, когда уже будет поздно, когда болты и стрелы полетят навстречу врагу.

Караван противника преодолел оставшуюся часть долины и вышел на тропу, ведущую в горы. Теперь на щитке–мониторе тактического шлема, вражеские лица можно было рассмотреть в деталях, и то, что в авангарде на мохнатой степной лошадке сидел Хондар, ни у меня, ни у Иланы не вызывало никакого сомнения. Восемь километров они будут подниматься не менее трёх часов, так что время позволяло обиходить лошадей и скотину, а так же позавтракать самим. Грели воду и готовили пищу ещё затемно, так как разжигать угольные жаровни, несмотря на их бездымное горение, средь бела дня не рисковали.

Ждать и догонять — труднее всего, но развязка наступит вот–вот, совсем скоро. Стрелковые позиции и сектора обстрела персонально каждому воину были определены заблаговременно. Принять участие в бою хотел даже Жок, но я его шуганул к маме, зато Хуа, в хладнокровии, собранности и умении которого больше не сомневался, опять вручили арбалет Иланы. Она же с рейлганом в руках заняла позицию на левом фланге, получив задачу запереть тылы и пресечь любую попытку побега противника вниз по тропе.

Невосполнимый боезапас, а в равной степени и ёмкости оружейных аккумуляторов, таяли, как снег у жаровни. За время путешествия, например, сто двенадцать снарядов к рейлгану и двадцать две иглы к игольнику, словно бык языком слизал. Но я нисколько не жалею, как средство достижения базисной цели моё высокотехнологичное оружие свою задачу выполняет качественно и в полном объёме. Сейчас даже по самым приближенным подсчетам на каждый затраченный снаряд приходится сорок золотых монет чистой прибыли. И это ещё не вечер, вон снизу приближается не менее интересный объект пополнения бюджета. Поэтому надеюсь, что к концу путешествия этот показатель значительно возрастёт.

— Рэд, их голова в трёхстах двадцати метрах, — раздался в наушниках голос Иланы, они с Гитой и Карой удобно устроились, лёжа на попонах и овчинных мешках у дальней скалы, периодически выглядывая на тропу, — В авангарде девять человек, вдоль колоны шесть и шесть в арьергарде. За хвост не беспокойся, я его сама отсеку.

— Принято, — ответил ей, — Хвост рубишь сама, а нам оставляешь девять воинов авангарда, плюс шестерых — вдоль колоны и пятнадцать ездовых, так?

— Здесь девочки утверждают, что можешь вычеркнуть ещё двух крайних ездовых, — добавила она.

— Принято, — я встал со своей попоны, на которой сидел в кругу наших воинов, и кивнул Хуа, — Будешь рядом со мной. Понял?

— Понял, господин, — ответил он, прижимая к груди арбалет Иланы.

— Напоминаю ещё раз тактику боя! Вышли на позиции и, не высовываясь, наблюдайте за моей левой рукой. Как только я взмахнул, вы приподнялись над камнями, нашли в своём секторе всадника, прицелились и выстрелили. На это вы затратите не более четырёх ударов сердца, затем перезарядились и добиваете всадников следующего правого сектора без команды. Это в том случае, если кто‑то из ваших соседей промажет.

— С пяти десятков шангов кто промажет? У нас нет таких, — зашумели со всех сторон.

— И лишь потом бьёте ездовых, — продолжил, не обращая внимания на возмущённо–хвалебное бормотание окружающих, — После этого Илана с обеими воительницами, Лагос, Лудан и Руз перезаряжаются и остаются на месте контролировать территорию. Все остальные — на зачистку. Всё ясно?

— Ясно, ясно, — заговорили вокруг.

— Тогда всё, парни, по местам.

Площадка — территория нашей дислокации, была отделена от тропы невысокой каменной грядой и для организации засады оказалась местом вполне подходящим. Её единственный недостаток это то, что по фронту она вполовину короче, чем приблизительная длина вражеского каравана, поэтому стрелковая позиция Иланы была устроена в ста метрах от крайней левофланговой позиции нашего арбалетчика, на возвышающейся над тропой скале.

— Рэд, голова колоны проходит мимо меня, — прошептала она, — Хондар едет вторым.

— Принято, вижу.

Они втянулись в зону засады более, чем на половину, когда после порыва ветра, жеребец самого переднего всадника запрял ушами, повернул голову в нашу сторону и протяжно заржал. Из нашего лагеря ему стала вторить какая‑то несдержанная кобылка степнячка. То, что они немного не дошли до намеченного мною места атаки, это плохо, но хорошо то, что они остановились.

Что делалось в арьергарде, не видел, но в авангарде воины противника были опытны и под крики «Засада! Засада!» сразу же схватились за оружие, а пятеро лучников, в том числе и Хондар, стали быстро натягивать тетиву и готовить луки к бою. Медлить было нельзя, счёт пошёл на секунды, и я решительно взмахнул рукой, отдельно продублировав команду для Иланы:

— Огонь!

С момента подъёма на эту площадку мы снаружи нигде не топтались и внешний вид припорошенной снегом тропы не нарушали, но упражнением «встать из‑за камней — определить объект поражения — прицелиться — имитировать выстрел», Лагос всех задолбал. Данный тактический приём за прошедшие два дня был отработан несколькими сотнями тренировок, поэтому нет ничего удивительного, что оба болта каждого из пятнадцати арбалетов нашли свои цели. У кого более удачно, у кого менее, но я попал именно туда, куда целился: переднему всаднику в грудь, а Хондару в живот, при этом пришив ему болтом и правую руку.

— Илана? — позвал её после того, как в наушниках услышал её длинный прерывистый выдох.

— Рэд, всех шестерых всадников и двоих, нет, четверых ездовых свалили в снег, — ответила она, — Двое крайних ездовых упали на тыльную сторону, их не видно, но они, похоже, ранены не смертельно.

— Ничего страшного, сейчас зачистим, но вы молодцы!

Перезарядив арбалет, оставил его сидевшему рядом со мной Рузу, младшему из внуков деда Котяя, открыл лицевой щиток и воскликнул:

— Вперёд, на зачистку!

Скальная гряда была обрывиста, и с неё так просто не спрыгнешь. Нужно было идти сто пятьдесят метров к выходу через ущелье, а затем метров двести возвращаться по тропе. Никто из парней, кроме меня, своих арбалетов не оставили, а разбившись попарно, следовали за мной. О тактике действия пары ранее не слышал даже Лагос, это уже я их обучил, теперь все прекрасно знали приёмы подхода к объекту, а так же кто из них стреляет–режет–колит, а кто прикрывает спину и контролирует обстановку. Лично моей напарницей была Кара (куда от неё сейчас денешься), а с некоторых пор стал обучать и Хуа.

Первый «вражина», как говорит Лагос, свалился с нервно топчущейся лошади, зацепившись унтом за стремя. Так и лежал на снегу с одной задранной вверх ногой, пробитой грудью и застывшей печатью смерти в открытых глазах.

— Идите вперёд, — кивнул остальным воинам и остановился у раненного, лошадь которого отбежала в сторону, — Это мой клиент.

Да, это был Хондар. Понурив голову и прижав руки к животу, он сидел в кругу багрово–чёрного снега, а заметив мои обшитые кожей ватиновые унты, хрипло застонал, медленно поднял голову и уставился сощуренными глазами. Болезненная маска на лице слегка разгладилась, глаза расширились, и в них появилось узнавание.

— Ты, — тихо сказал он, — Я знал, что это ты.

— Зачем? — спросил у него.

Его ресницы устало прикрылись, он помолчал с минуту, криво усмехнулся и сказал:

— Чужие здесь не ходят, вас гарантированно должны были убить дикари, не одни, так другие.

— Или третьи, — перебил его.

— Или третьи, — согласился он, и вяло пожал плечами, — Зачем же добру пропадать?

— Ладно, меня ты посчитал несостоятельным, а других торговцев, зачем убивал?

— Арнос рассказал?

— Да, перед смертью.

— Ну, я же сказал, в этих лесах живут мои должники, мои! — хрипло воскликнул он и закашлялся, — И чужакам здесь не место.

— Мой дедушка когда‑то говорил, что жадным нужно быть в меру, иначе подавишься.

— Умный у тебя дедушка, — сказал и отвёл взгляд куда‑то в сторону, видимо на Хуа, затем пробормотал, — Кто бы мог подумать, сопляки обыкновенные.

Я уже сожалел, что не убил его изначально. Ну что эта беспринципная мразь мне могла умного сказать, чего не знал раньше? И зачем мне слушать весь этот бред? Уже было хотел его кончить, как он вдруг спросил:

— На прошлой докаде — шестьдесят два воина из орды Духана, тоже твоя работа?

— Да, напали на нас какие‑то бандиты, шестьдесят два остались лежать на снегу.

— Но как, это просто невозможно, у них был один из сильнейших шаманов степи? — Хондар заинтересованно поднял глаза.

— Был, но теперь его скальп и череп находится в походном мешке моей шаманки.

— Вот оно в чём дело, значит, у тебя есть шаманка и она сильнее его, теперь мне всё понятно, — тихо констатировал он и посмотрел на свои окровавленные руки, — Значит, меня она сможет вылечить.

— Она не захочет, — отрицательно покачал головой.

— У меня много денег, я заплачу.

— Теперь они и так мои, — окинул взглядом замерший караван.

— Нет, ты не понял, я очень богат, в этих арбах нет и десятой части моих капиталов, — он посмотрел на меня с надеждой, — двадцать тысяч золотом дам тебе и двадцать тысяч шаманке.

— Заманчивое предложение, но следуя наставлениям своих самых больших авторитетов — папы и дедушки, в одном куске я вижу кол, который станет поперёк горла, а во втором крючок, с которого не спрыгнешь, — повернулся к своему слуге и сказал на хиндском языке, — Его нужно добить и раздеть догола, сумеешь?

— Эй, эй! — раненный враг хрипло закричал, видно этот язык он тоже знал прекрасно.

Хуа не говоря ни слова, переложил арбалет на локтевой изгиб левой руки, а правой выхватил нож, решительно шагнул вперёд и махом снизу вверх, с поворотом плеча, всадил его в подбородок Хондара. Тот опрокинулся на снег и умер мгновенно. Не вытаскивая клинок, парень приступил к расстёгиванию доспеха и раздевания трупа.

— Хуа, одежду прощупай на предмет бумаг, ценностей и любых других металлов, потом мы её сожжем.

— Как сожжём? — он посмотрел на меня широко открытыми глазами, — Это такое красивое богатство мы сожжём?! Как можно, господин?

— Ты слышал только что о наставлениях моего дедушки? Как он говорил?

— Слышал, господин, — понуро сказал мальчишка, — Он говорил, что шибко жадный может подавиться.

— Вот–вот, нам совершенно не нужно, чтобы кто‑либо увидел знакомое барахло, а затем связал нас с исчезновением каравана Хондара. Слишком много чего придётся доказывать и слишком долго отмываться.

— Ой, волы! Какие молодые и крепкие волы, — причитал дед Котяй, когда освобождённых от хомутов животных прогоняли назад в долину.

Мы поднимались всё выше в горы, а внизу за нашей спиной стояла огромная стена огня. Пятнадцать арб с комплектом колёс, сто двадцать пятиамфорных бочек и тридцать одно седло (в том числе десять самых первых трофейных), а так же немалая кучка разной одежды и обуви — всё это немалое богатство было стянуто к низине у горного ручья, полито нефтью и сожжено.

К такому варварскому уничтожению ценностей отношение было неоднозначным, буквально каждый из нас не единожды оглянулся, и в людских глазах наряду с отражением полыхающего костра, отсвечивались блики сожаления. Даже у воительниц, на что уже невозмутимые создания. Но, к счастью, к моим требованиям народ отнёсся с пониманием. Надеюсь, что выгоревшие следы нежелательных свидетельств выгорят дотла, затем их притрусит снегом, а весной, в период его таяния, ручей вспучится и смоет в пропасть как оставшийся пепел, так и воспоминания о самом Хондаре. На периферии моего сознания вертелась мысль о будущей несдержанности чьего‑то языка, но Илана уверенна, что ни эта история, ни её подоплёка достоянием не только широкой общественности, но и недружественных элементов не станет никогда.

Как‑то, будучи на Земле, летали с папой в Альпы ловить в озере форель. Уж не знаю, как природа шутит, но с одной стороны горного хребта — зима и мороз, а за перевалом внизу — весенний зелёный луг и белые эдельвейсы. Нельзя сказать, что на такой высоте и здесь было так же тепло, но сразу же за перевалом температура воздуха резко повысилась, а снег исчез полностью. «Переобув» арбы, мы покатили дальше, к вечеру добравшись до памятного места боя с каторжниками хардлингцами.

Обклёванные птицами и объеденные червями головы превратились в оскаленные черепа, в некоторых из них нижние челюсти отвалились и валялись внизу на камнях. Оторванный от арбы задний борт с надписью тоже стоял на месте. Здесь же мы и остановились, решив дать два дня роздыху волам, лошадям и людям, а так же более основательно разобраться с добытыми трофеями.

Двадцать один комплект по местным меркам хорошей брони и вооружения, снятые с воинов–всадников, а так же кожаные доспехи и кое–какое оружие ездовых, решил в империю с собой не тащить. Коль принято решение о повторном походе торгового каравана в будущем, то есть, уже в этом году, то лучше уж смажем его жиром и спрячем в скальной пещерке, в том месте, где когда‑то Жок прятался от хардлингцев. Мы с Лагосом обсчитали и оценили его по средним приёмочным ценам оружейников Андрогорна, получилось триста девяносто два зеола, кои вписали в общую сумму, подлежащей распределению, в соответствии с долевым участием каждого воина. Ранее долей было двадцать три, теперь стало двадцать шесть, по одной выделили воительницам и полдоли Хуа, а так же полдоли добавили командиру отделения Риносу. Несмотря на некоторые им допущенные косяки, службу он организовал исправно.

По большому счёту, воительницы заслужили гораздо большего но, во–первых, мы спасли их жизни, а это чего‑то стоит и, во–вторых, договор есть договор. А на поощрении Хуа старики настояли сами, без моей подсказки.

— Молодец мальчишка, добрый шкуродёр растёт, — говорил Лагос, — Правда, вся его добыча принадлежит тебе, Рэд, он твой слуга…

— Не переживай, я его не обижу.

На сей раз ценностей в трофеи попалось сказочно много. Полученные противником от продажи парсийских скакунов пятьсот четыре хинданских золотых монеты, что соответствует четыремстам двадцати зеолам, на фоне кучи великолепных мехов, выглядели, как медная мелочь. Все шкурки были рассортированы и плотно упакованы, но под чутким руководством Лагоса, Ханна со своими девчонками и Жоком всё пересчитали и сверили с записями Хондара, свитки которых нашли в его седельной сумке.

Нужно отметить, что бывший хозяин товара дела вёл аккуратно и скрупулёзно. Каждая шкурка была помечена мелом, вписана в список, и оценена, правда, даже на мой неопытный взгляд цена, сравнительно с андрагорской была сильно занижена, как минимум на треть. Кстати, на отдельном свитке был выполнен расчёт отчисления двух десятин и распределения долей охранников, исходя именно из этой цены.

— А чего не так? — Лагос пожал плечами, — Цена оптовая, правильная.

— И ты согласен применить её для расчёта? — спросил у него, между тем понимая, что ни Хондар, ни его сопровождение глупыми не были.

— Конечно, не только я, все будут согласны, — уверенно сказал он, — Кто знает, когда, кому и за сколько ты всё это продашь? А ещё десятина налога, так что цена справедлива.

— А, ну да, — согласился с таким доводом и взглянул в его блестящие глаза, — Ты, наверное, уже всё и прикинул?

— Ха! Конечно!

— И что там получается? — спросил как бы безразлично, хотя и сам уже всё давно посчитал.

— Одна доля — триста одиннадцать! — воскликнул он.

Трофейных мехов мы взяли много и разных, на общую сумму восемь тысяч девяносто девять зеолов, из расчёта так называемых оптовых цен, между тем, торговать ими оптом я совершенно не собирался. Таким образом, стоимость одной доли действительно получилась равной трёмстам одиннадцати с половиной монет золотом. Да плюс по пятнадцать за оружие и доспехи, и по шестнадцать золотых, полученных Хондаром за продажу элитных парсийских лошадей. И это без учёта почти пятидесяти девяти зеолов каждому за трофеи после первого боя.

Моих личных мехов, если считать по этим же ценам, везли на пять тысяч сто тридцать зеолов с мелочью. Положенные за охрану две десятины составляли сумму в одну тысячу двадцать шесть зеолов, которая была разделена теперь уже на восемнадцать долей, это без учёта хозяев товара, меня и Иланы. Здесь тоже рядовой воин получил по пятьдесят семь зеолов, то есть, раза в два больше, чем планировалось изначально.

Забегая немного вперёд, скажу, что собравшийся у нас табун из сорока девяти свободных лошадей мы распродали быстро, особо цен не задирая. Тридцать пять лохматых степняков продали по два зеола за голову, а остальных лошадей — по четыре. Элитных лошадей вообще не продавали, правда, Илана к большому удовольствию деда Котяя обменяла Нигера, на доставшуюся ему отличную вороную кобылу Зою.

— Не хочу больше обмывать жеребца, — шепнула она мне, — уж лучше буду обихаживать кобылку.

Ещё одну породистую кобылку для Хуа обменял у Лагоса на своих двух меринов, таким образом, стал собирать гарем для Ворона. Кстати, его и Нигера признали сразу же при въезде в город Карт, о чём поставили в известность местного вигила. У нас на этот счёт была отработана легенда, согласно которой табун лошадей, среди которых затесался десяток породистых, мы взяли в бою, отбив у банды кочевников.

Увидев скальпы каторжников и кочевников, а так же седельные сумки со слитками серебра, насупленное лицо вигила сразу разгладилось.

— А, так это вы тот самый Рэд Дангор?! Наслышаны!

— Да, господин вигил, — ответил с коротким поклоном, — Нам бы вначале устроиться в гостиницу, привести себя в порядок, а затем мы будем готовы ответить на все ваши вопросы.

Слухи по городу разлетелись мгновенно, и через час в нашем столовом зале было не протолкнуться. Местный полицейский, не обращая никакого внимания на собравшуюся толпу, стал задавать вопросы, но при этом предупредил, что если кто из посторонних откроет рот и будет ему мешать вести дознание, то сразу получит палкой по голове и будет выброшен на улицу. Гиту и Ханну он опрашивал недолго, минут по двадцать, зато меня продержал полтора часа, пришлось и арбалет знаменитого андрагорнского мастера показать и на Илану кивнуть. Правда, во время моего рассказа тишина нарушалась частенько, многие охали, ахали и матерились, и одного какого‑то алкаша помощники вигила таки по башке треснули и за дверь вытолкали.

Вечером прибежал посыльный и пригласил во дворец цезарха, которым оказался довольно молодой аристократ, возрастом не старше двадцати двух лет. Здесь мне обменяли мешки с серебром и скальпы каторжников на два векселя, один на двести восемьдесят два зеола, а второй на сто семьдесят.

— Господин Дангор, депеша эпарху о вашей доблести и честности, а так же посылка со скальпами каторжников будет направлена завтра с первым курьером. Вопрос их уничтожения держал на контроле сам император! И он обязательно будет об этом осведомлён! — глаза молодого экзарха блестели от радости.

Слушая его напыщенную речь и то, как он взглядом косил на полированное бронзовое зеркало, мне стало совершенно ясно, что парень просто красуется сам собой, при этом, на какого‑то Дангора ему глубоко наплевать. Главное, что во дворце императора в хорошем контексте прозвучит имя малоизвестного главы далёкой провинции, то есть, его имя. А затем, в зале под вино и фрукты на протяжении трёх часов пришлось выступать в роли сказочника, теперь уже в окружении чопорной компании местного высшего общества. И ничего не поделаешь, развлечений здесь мало, в городе театра нет, а бродячие артисты приезжают редко, вот и пришлось отдуваться.

Казалось бы, интерес присутствующих к моим похождениям ещё долго не иссякнет но, видно, молодому цезарху надоело, что в центре внимания компании, особенно молоденьких дам, так долго находится не лично он, а какой‑то торговец, и он встал, вежливо поблагодарил за рассказ и разрешил удалиться. Но когда раб сопровождал меня к выходу, в коридоре из‑за поворота прямо мне в руки влетела пухленькая девчонка со смазливым личиком по имени Тэя. Ранее она сидела за столиком рядом со мной и строила глазки, а когда цезарх стал прощаться, то куда‑то исчезла, я так понял, что сейчас меня специально поджидала.

— Ах, Рэд! — с придыханием сказала она, прилипла ко мне грудью и ловко сунула свою руку в штаны, цепко ухватившись «за здесь», который немедленно вздулся и его головка выглянула из‑под пояса, — Ух ты! Пойдём скорее со мной!

На её действия моё тело среагировало мгновенно, движения всех её конечностей мог проконтролировать без проблем, но остался безучастным. О, как я жаждал, наконец, постичь таинство этого основного инстинкта, присущего любому живому существу! Да, я хотел это сделать немедленно, поставив эту девчонку буквой Зю прямо в коридоре!

Эх! Жизнь моя злодейка, был миг сомнения, но я сдержался! Кто знает, кто она такая и какой у них здесь расклад? Завалюсь к ней в постель, а завтра моё холодное тело с позором выбросят на съедение диким собакам, после чего добытое кровью богатство раздерибанят между своими родными и близкими. Нет уж, придётся потерпеть.

— Тэя, моя жена чужую женщину унюхает сразу.

— И что из того? — с придыханием спросила, сжимая и разжимая «за здесь».

— Она ведьма и запах чужих женщин терпеть не может, — сказал сквозь зубы, изо всех сил стараясь не кончить ей в руку, — может наслать проклятье, и твоя пися сразу склеится.

— Это как? — её хват слегка ослаб.

— А так, захлопнется и всё! Ни на что другое, как пописать, станет не пригодна!

— Да?! — широко распахнув глаза, она резко отцепилась от меня и шарахнулась в сторону, а я немедленно ретировался, на улице успокоил дыхание и горько рассмеялся.

Пока мы, с теперь уже никуда не убегающим Лагосом, занимались закупкой шерсти, наши парни два дня отдыхали и отрывались по полной. Как победители каторжников и кочевников, они у местных пользовались неслабой популярностью, им даже жрицы Силары сделали скидки. Не в смысле денег, а по некоторому увеличению срока обслуживания. Мне тоже закрадывалась мыслишка завалиться туда тихонько, да пройти учебный практикум но, боюсь, что об этом кто‑нибудь проведает, и в результате о нас с Иланой пойдут дурные разговоры. Так что перетерпел. И терпел ещё два месяца, пока не добрались домой, имею в виду поллюции, когда пачкал во сне трусы с завидной регулярностью.

Мы с Иланой не спали в одной постели, но о моей проблеме она была осведомлена, так как организация быта и постирушек находились под её непосредственным контролем. Сочувствовала и, конечно, подшучивала, предлагая некоторое своё участие в решении этого вопроса, но я пожурил её и мягко отказался, про себя порадовавшись, что в последнее время моя девочка стала более жизнерадостной и весёлой.

Путешествие через всю страну обратно к дому проходило без каких‑либо происшествий, зато радовало душу зримым рождением новой жизни, переходом природы от зимы к лету. Было интересно наблюдать, как лопаются почки на деревьях, распускаются цветы, появляются и наливаются соками плоды. Можно считать, что это чудное зрелище было подарком к моему пятнадцатилетию, которое промелькнуло тихо и без торжеств.

Между тем, назвать возвращение спокойным, было нельзя. Слухи и домыслы о нашем торговом караване разлетелись уже давно, поэтому на каждой почтовой станции меня и моих людей встречали соответствующим образом: расскажи, да расскажи.

Однако, славы хорошо в меру. Между тем, положительным моментом этой одной и той же говорильни было то, что в головах наших людей теперь уже намертво сидела скорректированная история путешествия, при этом ненужную посторонним информацию вычеркнули даже из собственных диалогов.

В городах по пути следования ко мне частенько подкатывали другие торговцы с просьбой кое‑что продать на тысячу–другую, и чем ближе мы подходили к столице, тем чаще они звучали, но я корректно отказывал. Были предложения и более солидные и более настойчивые, несколько раз предлагалось выкупить весь товар, но терять по моим подсчётам тридцать процентов прибыли не хотел категорически. Однажды на одной из станций некий клиент с пухлым телом и наглыми повадками, даже пытался вразумить.

— Добыть хороший товар — это всего четверть дела, доставить домой, тоже четверть, а оставшееся полдела — это продать, — говорил он, — В деле торговли мехами вы человек новый, многих вещей не понимаете, и поверьте, самостоятельно их продать не сможете. А я вам предлагаю решение проблемы и хорошую цену. Не хотите? Надеюсь, вы передумаете. Моё имя Ирис Хартон, меня в Андрогорне все знают, обращайтесь.

В пути меня не оставляло ощущение, что не будь у меня и моей охраны славы дерзких воинов, способных расправиться с любой бандой, то наш караван с дорог империи исчез бы уже давно. Ну, а что там будет с реализацией — посмотрим, проблемы будем решать по мере их поступления.

Какими бы длинными дороги ни были, но они конечны. Наконец и мы увидели стены теперь уже ставшего родным древнего города. Люди веселились и радовались близости дома и семьи, но в первую очередь караван направился в посёлок Рыбачий.

Вдоль окружающего нашу усадьбу забора все травинки были выщипаны, на подворье по–хозяйски вышагивала коза, но вокруг царил идеальный порядок, а прилично одетый Фагор кланялся и почему‑то плакал.

— Рад видеть вас во здравии, господин, и вас, госпожа, — он смахнул слёзы и с умилением посмотрел на Илану, а в это время из рабского крыла дома выскочили и согнулись в поклоне Риса и Хина, у последней выпирался округлый животик.

— Как дела, Фагор?

— В порядке, господин, выполняем все оставленные вами распоряжения.

— Это хорошо, будешь поощрён ПК, — кивнул удовлетворённо.

Никто кроме нас с Иланой не понял, почему глаза раба засветились таким искренним счастьем.

— Кто это её так? — кивнул на беременную Хину, — Не запустил ли ты, случаем, в наш огород чужого козла?

— Нет, господин, — Фагор смущённо шаркнул ногой, — Чужаки к нам не заходили.

— Вот видишь, а придуривался стариком?! — хмыкнул я, а народ весело и шумно рассмеялся.

Мы семь месяцев были оторваны от родных и близких, а оказавшись за пару километров от дома, люди старались быстро завершить все дела и разбежаться. Меха и шерсть выгружали и затаскивали в кладовую, волов заводили в конюшню, а арбы аккуратным рядком выстраивали у её тыльной стены. У меня было шесть денников для лошадей, а волов могло разместиться не более десяти, поэтому мы заблаговременно договорились с Лагосом и дедом Котяем, что по две арбы они пока заберут на своё подворье.

Гита, под предлогом клятвы крови, и Кара, без какого либо предлога, оставались жить у нас. Этот вопрос они давно решили с Иланой, а она уже согласовала со мной, но я не возражал, такие отличные воительницы и их связи нам очень скоро пригодятся.

— Подвигами особо хвастаться не надо, а о некоторых из них не должны знать даже ваши близкие, в том числе и о наших с Иланой возможностях, — напутствовал их на прощание, — Вы мне давали клятву, а сейчас её действие прекращается, но вы должны знать, что на болтливый язык Илана наложила проклятье, у мужчин сначала член отгниёт, а женщина рожать не сможет, а потом у них язык отвалится, и они издохнут, как шелудивые собаки. Неболтливым людям наоборот, боги дадут жизнь долгую и счастливую, а после смерти заберут в свои чертоги.

— Да нет, что вы, господин, кто сам себе враг, — заговорили окружившие меня соратники.

— Теперь, что касается вашего заработка. Вы у меня заработали немыслимо большие деньги, общая доля рядового бойца, за минусом затраченных средств на оружие и обмундирование, составила четыреста семьдесят пять зеолов. Даже за шестьдесят четыре зеола, которые заработала Ханна с детьми можно в вашем поселке купить дом и несколько лет жить безбедно. Учить семейство Лагоса или деда Котяя не собираюсь, но остальным парням швыряться деньгами не рекомендую. Впрочем, мы уже с вами договорились, что всю сумму получите лишь через два месяца, а сейчас выдам на руки по двадцать золотых каждому воину, а завтра добавлю по пятьдесят, после того, как с Лагосом сдадим шерсть. С семейством Ханны расчёт прямо сейчас. Вопросы есть? Всё ясно?

— Ясно, понятно, — забормотали вокруг, но Рис все же спросил, — А арбалеты можно взять с собой?

— Этот вопрос тоже решён. Арбалеты в чехлах заносите в кладовку и вешаете на колышек, ну, а кто захочет пострелять, то приходите в гости. Да, воины мне нужны, но только на постоянную службу, а не на разовый поход. Пока что отдыхайте, но через три месяца я опять буду комплектовать караван для очередного похода за мехами, который теперь возглавит Илана. Условия будут прежними — пятая часть от дохода плюс доля в трофеях, коль такие будут.

Провожая парней за ворота и прощаясь, вспомнилось древнее толкование понятия «воин», а глядя в их глаза, эта мысль укрепилась в сознании окончательно: воин, это не профессия, — это диагноз. Конечно, с месячишко они погуляют, а затем от безделья и адреналинового голода их замучает тоска, и они опять придут ко мне.

 

Глава 1

Андрогорн насчитывал множество самых разных культовых сооружений, разбросанных по всему городу, но главные храмы восьми основных богов местного пантеона располагались на возвышенности и стояли по контуру обширной окружности, внутри которой образовалась центральная площадь страны. Эти величественные дворцы имели довольно оригинальную и привлекательную архитектуру, скульптурные ансамбли и мраморные колоннады, при этом шпили их куполов возвышались над всеми прочими домами нижнего города.

Храм Силары, самой младшей среди богов, по высоте был пониже других, зато считался наиболее богатым и посещаемым. Не знаю, как в других местах, но в столице его интерьер и внутреннее убранство поражали богатством и кричащей роскошью. Фактически все помещения, в которых мне удалось побывать, имели мозаичные полы, расписные стены, лепные потолки, а так же красивую резную мебель.

Меня занесло сюда на четвёртый день по прибытию домой. Первый день занимался ничегонеделаньем и мелкими разборками по домашнему хозяйству. Далее у рыбаков был выходной — день Горона, бога морской стихии и торговли, и я посетил с визитом одноглазого старосту посёлка, презентовав ему четырёх соболей, а затем вместе с приглашёнными соседями устроили неслабую пирушку. На третий день занимался подготовкой баркаса к выходу в море, а на четвёртый, оставив дома слугу Хуа и настырных воительниц, вдвоём с Иланой отправились на рыбалку. Выловив две полутораметровые трески и полбочки сельди, решили причалить к островку и отдохнуть. Вот здесь‑то и понял, что дело — дрянь, не мог я нормально смотреть на обнажённую Илану. На меня напал постоянный «столбняк», а её шуточки и откровенный интерес лишь возбуждали душевное неравновесие. Снизить эрекцию и успокоить душу смогла лишь свежесть океана, но при этом сильно разболелись гениталии. В последнее время они у меня, бывало, побаливали, но такой боли давящей ещё не случалось никогда.

Как бы там ни было, но моя маленькая ведунья в проблеме разобралась сходу и даже без моих объяснений, после чего быстро оделась и мы устремились в обратный путь. На рынок заходить не собирались, рыбу ловили для собственного пропитания, так что уже через полтора часа были дома, где рабыни занялись уловом, а Фагор получил указание седлать Ворона.

Выросшая в изолированном от цивилизации пространстве космоса, ныне Илана попала в свободную от многих условностей среду обитания и восприняла реалии этого мира, как неизбежное зло. Вероятно, именно поэтому вопрос моего культпохода никакого неприятия у неё не вызвал, наоборот, считала его для моего здоровья делом необходимым.

При самом первом посещении храма богини любви, с новоявленного мужчины никакой платы, то есть пожертвований, не берут вообще, но я с собой всё равно захватил шкурку черно–бурой лисы и два золотых, рассчитывая на более профессиональное отношение. У нужного мне левого входа стояли несколько древних старушенций, одна из них приняла подачку и сказала:

— Здесь принимают лишь девственников.

— Поэтому‑то и пришёл, — неуверенно ответил, испугавшись, что заниматься мною будет кто‑то из них.

Бабулька окинула меня взглядом с ног до головы, утвердительно кивнула и удалилась, но через некоторое время вернулась, сопровождая какую‑то очень непростую в местной иерархии жрицу, одетую в белоснежный, отделанный золотом балахон.

— Судя по вашему возрасту, вы должны были прийти к нам ещё три года назад, — из‑под глубоко надвинутого капюшона на меня взглянули большие карие глаза.

— Так получилось, — пожал плечами в ответ.

— Меня зовут Элизара, я главная жрица–наставница, — представилась она и кивнула головой, — следуйте за мной.

Таким образом мне удалось попасть в просторные апартаменты, которые состояли из нескольких отлично меблированных комнат, между тем наши бойцы, вспоминая свой первый сексуальный опыт, а так же все прочие плотские похождения, говорили о кельях маленьких и скромных.

Оказалось, что наставницы к обучению относятся не формально, а вдумчиво, терпеливо и профессионально. Здесь внушают мысль, что минутная страсть и секундная разрядка являются половой слабостью мужчины, при этом прививают потребность в получении длительного и полного удовлетворения не только себя любимого, но и партнёрши в обязательном порядке.

Из подслушанных воспоминаний наших ребят следует, что четыре бесплатных урока для девственников занимают два вечера, но лично у меня они растянулись надвое суток прекрасных страстных ощущений, полученных с красивой, умной и опытной женщиной. Почему умной? Потому, что глупая «давалка» к вершинам властных структур не выкарабкается никогда.

Она быстро убедилась, что никакого сексуального опыта у меня ранее не было и подсознание онанизмом не испорчено, поэтому прививала необходимые навыки без проблем, всё равно, как лепила из сырой глины нужную фигурку. Взаимные ласки, оральная и мануальная стимуляция эрогенных зон, самые разные способы и техники половых актов, множество раз возносили вначале меня одного, а потом нас обоих на вершину сексуального блаженства.

Подозреваю, что без афродизиака не обошлось, так как возбуждался легко, зато теперь в состоянии экстаза мог находиться длительное время, при этом момент наступления оргазма умел регулировать без проблем. Да, научить мужчину правильному сексу местные жрицы любви умеют, но самыми главными и важными для меня оказались слова наставницы Элизары, сказанные перед расставанием:

— Теперь твои будущие жены изменять тебе с другими мужчинами не станут, — она помолчала и добавила, — Если не полные дуры, конечно.

Заводить дома гарем я не собирался, надеясь, что отношений с Иланой будет вполне достаточно, но слышать лестный отзыв о собственных скромных умениях от столь опытной проститутки, было приятно.

— Ты не будешь возражать, если два–три раза в докаду буду приходить именно к тебе?

— Почему именно ко мне? — удивлённо спросила она, — Тебе что, не интересен опыт с другими жрицами?

— А зачем? — я пожал плечами, — Секс с тобой мне доставляет истинное наслаждение. Или я чего‑то не знаю, и у других жриц есть что‑то такое интересное, чего нет у тебя?

Она вдруг рассмеялась и смеялась заразительно, громко и долго, затем вытерла слёзы и ответила:

— А ты интересный мальчик, другой бы из чистого любопытства перетрахал всё, что бежит и лежит! И да, ни у какой другой женщины нет ничего более интересного, чем у меня. Посмотри на мою орхидею, — она откинулась на подушки и, раздвинув ноги, провела пальцами по промежности, после чего томно сказала, — Она, как живой цветок, самая красивая в империи.

Похвастаться тем, что видел в жизни много «живых орхидей» я, конечно, не мог. И что‑то мне кажется, что у моей Иланы этот цветок, когда окончательно расцветёт, будет посимпатичней, но говорить об этом чужой женщине не следует.

— Да, интересное зрелище, — вполне справедливо согласился я и стал перебирать пальцами влажные «цветочные лепестки», после чего наше расставание несколько затянулось.

Когда мы, наконец, успокоились от любовных утех, помылись и стали одеваться, она продолжила начатый разговор.

— У меня нет необходимости постоянно принимать прихожан. Да и дорого здесь, двумя солдами ты не обойдёшься, в пожертвования лишь за вечер нужно оставлять не менее ползолотого.

— Не проблема, — ответил ей.

— Судя по полученной мною информации, Рэд Дангор, эти деньги для тебя действительно не проблема, — очень дорогая жрица любви внимательно посмотрела мне в глаза и улыбнулась, — Впрочем, сегодня мне с тобой было хорошо, я нисколько не притворялась. Так что можешь приходить, скажем, два раза в докаду, в день Родара, и день Горона.

— А если возникнет желание более частого, м–м–м посещения вашего храма? — я вернул ей улыбку.

— Ради Силары! С такими пожертвованиями приходи хоть каждый день, если сама буду занята делами, то порекомендую одну свою лучшую воспитанницу. Да, и ещё одно, — когда собирался уже выходить, она придержала меня за рукав, — Будь осторожен, постарайся разобраться со своими торговыми делами таким образом, чтобы не входить в конфронтацию с Хартоном и Саридоном.

— А это кто, ваши прихожане? — спросил у неё, сделав вид, что слышу данные фамилии впервые.

— Нет, — она нервно передёрнула плечами, — в последние годы эти господа у нас гости редкие. Это самые крупные в столице, а значит и во всей империи торговцы мехами, очень богатые и серьёзные люди. Они не любят, когда кто‑нибудь из молодых да ранних пытается влезть в их сферу интересов.

— И что, были прецеденты?

— Были, — тяжело вздохнув, тихо ответила Элизара, — Три года назад один несговорчивый молодой человек сгорел вместе со своим домом. Никто ничего доказать не может, но я‑то знаю…, — она опять тяжело вздохнула, отпустила мой рукав и легонько толкнула в плечо, — Иди уже.

«Предупреждён, значит, вооружён», так когда‑то говорил мой папа. Об этом разговоре чем‑то расстроенной Илане рассказал сразу же по прибытию домой, после чего девочка заметно занервничала. Минут пять поразмышляв, она вдруг сказала совсем о другом:

— Я знала, что с тобой всё в порядке, но в следующий раз ночевать приходи домой, хорошо?

— Хорошо, — удивлённо согласился с ней, — обещаю.

— А что касается возможного нападения, то на подворье нашей усадьбы любого чужака почувствую и днём, и ночью. Вот только ты впредь без сопровождения воительниц больше нигде не ходи, хорошо? — она исподлобья взглянула на мои неопределённые пожимания плечами и добавила, — Да знают они, что я ещё девочка, давно знают. Нет, я им ничего не говорила, но Гита женщина опытная, разве от неё что‑нибудь скроешь? Так что если даже пойдёшь к этим, к Силаре, то всё равно бери охрану, договорились?

— Ладно, так и быть, Солнышко моё, — махнул рукой, — послушаюсь тебя.

С тех пор моё душевное состояние полностью стабилизировалось, спермотоксикоз больше мозги не туманил и теперь я мог спокойно планировать дела и заниматься их решением. При этом девчонки–воительницы лишь первое время кидали на меня бесконечно удивлённые взгляды, а Гита пыталась что‑то сказать, но потом передумала.

Буквально через полторы докады мне удалось познакомиться и с торговцем Саридоном, тем самым, у кого когда‑то служил Лагос. Этот тоже настоятельно предлагал выкупить весь мой товар, и цену давал более интересную, процентов на семь–восемь выше, чем Хартон, но я отказался.

— Вам никто не предложит больше, — убеждал он меня, — А сами с реализацией такого товара вы не справитесь, подумайте.

Убравшись восвояси, Саридон в течение месяца ещё дважды подсылал своих представителей, но не добившись результата, затих. Ирис Хартон тоже не беспокоил. Однако, наступившее затишье выглядело иллюзорным, мы с Иланой были на все сто процентов уверены о постоянном постороннем внимании ко всем нашим телодвижениям.

После реализации шерсти и обмена трофейного хинданского золота, в средствах я стеснён не был. Кроме того, ставший знаменитым оружейником мастер Крон сообщил о набежавших за семь месяцев на моё долевое участие двести восемнадцать золотых, но я их брать не стал и оставил в счёт погашения ранее взятого кредита, так как денег для решения текущих вопросов было достаточно.

В свете недоброжелательности конкурентов, эти самые вопросы могли перерасти в разряд проблем, но допускать подобное совершенно не хотелось. Впрочем, шакалы всё равно выть будут, а нам нужно идти своим путём, поэтому, рядом с рынком Лагос выкупил часть дома, где второй этаж оставил за своим семейством, а большой зал и две комнаты на первом этаже перепродал мне под будущий магазин и мастерскую по пошиву меховой одежды. В данном случае нашу с ним сделку в префектуре не регистрировали специально, оформлять документы решили за докаду до начала продаж.

Тем временем Илана не бездельничала и тоже нашла себе забаву. Во–первых, перекрасила полторы сотни шкурок обычной рыжей лисы в необычный платиновый цвет, тем самым повысив их стоимость, как минимум в пять раз. Во–вторых, в базе данных ПК раскопала файл с выкройками разной одежды, в том числе и меховой. Затем пять дней просидела над рисунками, пообещав пустить в дело даже кусочки, после чего вместе с женой Лагоса Ханной, её дочерями, какой‑то знакомой деда Котяя бабушкой Ариной и рабыней Хиной разбирали модели и пробовали шить меховые манто и плащи. Оказывается, женщины в этом деле кое‑что понимают, особенно приглашённая старушка и наша рабыня.

И пока на окна будущего магазина крепились железные решётки и ремонтировались помещения, занялся тем делом, из‑за которого, собственно, и был затеян весь этот бизнес–поход. Чтобы определиться, а чего же всё‑таки хочу, времени в пути было более, чем достаточно и то, что буду строить не каботажник, а настоящий океанский парусник, не сомневался ни одной минуты.

Придумывать конструкцию корабля необходимости не было, в базе компьютера имелись комплекты чертежей обычных деревянных судов, начиная от прогулочной лодки и заканчивая восьмидесятипушечным линкором. Очень хотелось построить что‑нибудь такое средненькое, водоизмещением восемьдесят–сто тонн, но прекрасно понимал, что потянуть подобный проект в создавшейся ситуации весьма сложно.

Главнейшим препятствием на пути к поставленной цели было полное отсутствие у местных судостроителей соответствующего опыта, технических навыков и технологических возможностей. Всё это предстояло отработать.

Вторым немаловажным фактором, повлиявшим на принятие решения, являлось наличие опыта вождения таких судов, а его‑то как раз и не было. Прыгать с тонного баркаса на стотонную махину посчитал делом излишне рисковым, так что ступенька в виде промежуточного варианта была полезна и даже необходима. Однако, при этом определился в главном: по целому ряду объективных и субъективных причин строить буду именно шхуну. Данный тип судов имеет принципиальную разницу в навигационных возможностях, за счёт небольшой осадки они могут ходить по мелководью и швартоваться к необорудованному берегу, в отличие от судов других типов и большего водоизмещения, которые сообщаются с берегом только посредством причалов, а в иных случаях за счёт якорной стоянки и шлюпки.

Постройка полноценного морского судна требует качественных и прочных материалов, способных выдержать высокие нагрузки на корпус и на рангоут. При этом ничего, кроме древесины применить не представляется возможным, что довольно серьёзно утяжеляет конструкцию. В данном случае один лишь борт, набранный из брусьев, будет иметь толщину до пятисот миллиметров, таким образом, строить слишком маломерное судно было тоже не выгодно.

Наиболее оптимальным вариантом мне показалась двухпалубная, двухмачтовая шхуна водоизмещением тридцать восемь тонн с гафельным парусным вооружением, длиной по ватерлинии пятнадцать с половиной и шириной четыре с половиной метра. С учётом приподнятой над водой двухметровой кормовой части и бушприта, длиной четыре с половиной метра, её общая длина составляла двадцать один метр. А ещё трюм был разделён двумя поперечными водонепроницаемыми переборками, что было немаловажно для выживаемости судна.

Шхуна сама по себе довольно маневренна и имеет отличные ходовые характеристики, прекрасно ходит как при боковом ветре, так и к ветру под острым углом. Благодаря использованию косых парусов, у неё намного меньше снастей в бегущем такелаже и простое устройство оснастки, что позволяет держать малочисленную и менее квалифицированную команду. Отсутствие прямых парусов при попутном ветре способствует рыскливости судна, зато позволяет производить все работы с палубы, правда в нашем случае над фоком и гротом конструкцией предусмотрены дополнительные трапециевидные топсели, поднимаемые в слабый ветер, к которым всё же взбираться придётся. Вместе с тремя стакселями общая площадь парусов составляла двести квадратных метров, которые в бриз при благоприятном курсе относительно ветра, спокойно тащили судно с крейсерской скоростью в двадцать пять километров в час.

С будущим главным судостроителем Щипом мы провели за чертежами и схемами три дня, при этом спорили до хрипоты. Особенно распинался Щип, потрясая листами бумаги и утверждая, что так строить нельзя, потому что так никто не строит.

— Где таран?! И почему здесь всего шесть вёсел?! — брызгая слюной, кричал он.

— Да вёсла нам вообще не нужны, но я их наличие предусмотрел лишь по причине неопытности будущего экипажа. — пытался терпеливо ему отвечать, — Возможно, где‑нибудь в порту придётся выполнить сложное маневрирование.

В конце концов, дал ему понять, что если он хочет заработать, то будет делать так, как нарисовано. А что ещё говорить? Мои корабли спроектированы в стародавние времена с теми или иными вариациями на той или иной планете, они веками служила верой и правдой разным народам. Кроме того, жизнеспособность их конструкций перепроверена суперсовременными компьютерами, а какой‑то Щип мне здесь будет сомневаться. В общем, пришлось ему амбиции великого судостроителя сдержать и до последнего нагеля* с проектом согласиться, так как заработать он хотел.

К сожалению, промашка вышла с материалами. Сухая сосна для обшивки фальшборта, трюмной и верхней палубы была в наличии, правда, её нужно было распускать на доску, зато твёрдой древесины, в частности дуба, не было совсем. Мне‑то было известно, где растут громадные дубы, которые можно было бы заготовить, но пока они вылежатся и дойдут до строительно–поделочной кондиции, пройдёт не меньше года, а такие сроки меня совершенно не устраивали.

— Есть в одном месте заготовленный дуб, уже два года лежит, — задумчиво сказал Щип, — там даже больше, чем тебе нужно.

— Где это? — спросил у него.

— В семидесяти кошангах** отсюда, его для нашего старосты Строма рубили, он большую галеру собирался строить. Может быть, передумал, а может, нет? — Щип пожал плечами, — Но на доску ещё не распускал, значит, в этом году ничего уже делать не будет.

  * Деревянный (дубовый, буковый) или медный гвоздь.

  ** Расстояние — 66,5 км.

В тот же вечер я направился к одноглазому пирату в гости. Темнело ныне поздно, поэтому всё семейство сидело на открытой террасе. После подаренных соболей и распространившихся повсеместно слухов о перипетиях нашего похода, он больше не смотрел на меня, как на мальчишку, и его сыновья стали ко мне относиться довольно благожелательно. Даже самый младший Ларт, с которым как‑то поругался на рынке, сейчас смотрел на меня с какими‑то смешанными чувствами: то ли с уважением, то ли с завистью.

Староста пригласил за стол и лично налив в чашу вина, ухмыльнулся и спросил:

— Вы как, господин Дангор, останетесь жить здесь или переберётесь в город?

— Не понял, почему вы считаете, что я собираюсь куда‑то перебираться?

— Как же? — он хитро оскалился, — У нас многие, как только разбогатеют, стразу же становятся важными и перебираются жить за стену.

— Слухи о моём богатстве, господин Стром, слишком преувеличены, — улыбнулся ему в ответ, — да и жить у моря нам с женой больше нравится.

— Вот! — его одноглазая рожа расплылась в улыбке, — У вас не только фамилия морская, но и душа!

— Но расшириться не помешало бы, — вдруг вспомнил, что кладовка забита до упора и превратилась в захламлённый склад, в жилом крыле появились три новых жильца, да и количество рабов следует увеличить, так как на Фагора и Хину у меня были другие планы.

— Какие проблемы? — староста пожал плечами, — Вдоль дороги, ведущей к рыбному рынку, свободной земли много, можно и сто усадеб построить.

— Нет, у рыбного рынка не хочу, — как бы его не мыли, но запахи там не из приятных, поэтому отрицательно качнул головой и сказал, — Мне бы по соседству с вами.

— М–м–м, — рожа одноглазого вдруг стала грустной, — Да здесь всё давно занято, разве что в двух кошангах ниже по проливу.

— Но там же одни камни торчат?!

— Зато всего по четыре зеола за ар*. А камни что? Готовый материал! Наймёте строителей, и те сделают всё, как надо. Но самое главное, что там большая глубина, даже трирема прямо к берегу пристанет. И родник отличный есть, знаете?

— Знаю, — махнул рукой, — Ладно, потом посмотрю.

— Посмотрите, посмотрите, — староста важно покивал головой, но в единственном глазе всё же скепсис мелькнул.

Мне было совершенно ясно, что приличный кусок суши на обрывистом берегу тихого залива пустует не просто так, а чтобы привести его в порядок, потребуются средства очень даже немалые, да и земля там между скалами — сплошной песок. А родник и правда хорош, вода гораздо вкуснее той солоноватой, какую мы пьём в посёлке, анализы показали, что она слабоминерализованная гидрокарбонатная, со степенью минерализации около одного грамма на дециметр кубический.

  * Ар — четверть квадратного кошанга, в привычном понимании читателя 22,56 соток (0,2256 Га).

— Господин Стром, вообще‑то я пришёл к вам по другому делу.

Он слегка подался ко мне, склонил голову к плечу и вопросительно взглянул единственным глазом:

— Да–да, слушаю?

— Господин Стром, мне нужен корабельный лес, в частности дуб, — сказал я и замолчал.

Над столом на некоторое время тоже воцарилось молчание, его сыновья переглянулись между собой, но через минуту староста всё же спросил:

— Зачем?

— Корабль хочу построить, — ответил ему.

— Какой?

— Размерами где‑то под среднюю галеру, но с двумя парусными мачтами и некоторыми другими задумками.

— Ага, с задумками? — переспросил староста, весело сверкнув глазом, при этом все трое его сыновей заулыбались, но комментарии оставили при себе.

— Угу, есть кое–какие мысли, — утвердительно кивнул головой, не обращая никакого внимания на ухмылки присутствующих.

Глава семейства поднял глаз к небу, выпятил губы и несколько минут гримасничал, усердно демонстрируя движение мысли.

— Мне дубовый лес и самому нужен, — наконец сказал он, — Там его заготовлено на большую тридцатипятишанговую галеру.

— Этого на мой корабль даже многовато.

— Ну, если я его буду продавать, то только весь, — староста сверкнул глазом, — Скажем, за двести зеолов.

— О нет, это дорого! — не согласился я, — Во столько обойдётся весь готовый брус, если брать по ценам по которым его продавали в прошлом году. Имею ввиду, что продавали здесь, на месте!

— Ну, как хотите, — одноглазый бандит пожал плечами, — Походите среди людей, поспрашивайте, может быть кто‑нибудь продаст дешевле. Я же говорю, он нам и самим нужен.

Знает он прекрасно, что заготовленный дубовый лес ни у кого поблизости получить не смогу, вот и накрутил восемьдесят золотых сверху. Теперь к ним нужно будет добавить услуги плотницкой артели, которая распустит брёвна на плахи и стоимость двух рейсов грузовой галеры. Но в голове вдруг возникла мысль о том, как можно исключить из цепочки этих самых посредников, и всю работу выполнить много качественней и быстрее.

— Согласен! — сказал я и протянул руку ладонью вверх.

Староста даже замешкался на несколько секунд, любитель поизгаляться и додавить, видно не ожидал, что я так быстро соглашусь.

— Сделка, — с некоторым сожалением объявил он и хлопнул рукой по моей ладони.

На следующий день рано утром в сопровождении Строма–младшего и своего слуги Хуа, отправился на вырубку. В поездку рвалась и Илана вместе с воительницами, но оставить заваленный богатствами дом без надзора никак не хотелось.

— Всё будет хорошо, — утверждала она, — Я ничего дурного не чувствую.

— Нет уж, — категорически ей отказал, — Мой дедушка говорил: Бережённого и Бог бережёт.

На отличных свежих лошадях расстояние в шестьдесят шесть с половиной километров мы преодолели задолго до сумерек. Возвращаться назад в тот же день не планировали, поэтому ночёвку организовали прямо возле поваленных десяти исполинов.

Стволы местного дуба были довольно ровными, диаметр каждого из них составлял немногим более полутора метров, общая длина — до пятидесяти метров, а длина до сужения — около тридцати. Ветки кроны, некоторые из которых имели метровый диаметр, отделены небыли, но меня это не напрягало, я уже знал, что и как буду делать. По самым скромным прикидкам, корабельного бруса должно получиться не менее трёхсот кубов, из него можно было бы построить три таких шхуны, как я запланировал или две больших галеры. Правда, Стром не планировал получить более ста пятидесяти кубов, так как местная технология роспуска брёвен на брусья настолько примитивна, что в отход уходит большая часть деловой древесины.

Домой мы вернулись на следующий день, и я уже на ближайшее время спланировал решение целого ряда вопросов, первым из которых было навестить спасательную капсулу, но подошла Илана, взяла меня за руку и взволновано сказала:

— Вот! Это направлено в большей степени на тебя!

— Что направлено?

— Посыл плохой энергетики, — искривив мордашку, ответила она.

— Не понял, против меня что, какой‑то колдун колдует?

— Не обязательно. Если кто‑то замыслит плохое, особенно если это группа людей, то на объекте или субъекте злого умысла фокусируются плохие эманации.

— А как ты это видишь? — спросил у неё.

— Висит над нами такое чёрно–фиолетовое облако, тошнотворное, неприятное, — она брезгливо передёрнулась, — Рэд, побудь несколько дней дома и никуда не уезжай, не ходи даже в храм Силары, слышишь?

— Слышу, слышу, — ответил с сожалением, так как сексуальные игры мне ужасно понравились, и я стал ощущать в них потребность регулярную и постоянную, но к словам своей девочки всегда относился серьёзно, а её чувствам доверял абсолютно и безоговорочно.

— Честно говоря, ничего плохого с нами произойти не должно, — она улыбнулась и крепче сжала мою руку, — вижу нас живыми и здоровыми но, как дедушка твой говорил: Бережённого и Бог бережёт. Да?

Ни в первый день, ни во второй, ни в третий, не произошло никаких неприятностей, и я совершенно измучился от безделья, развлекаясь лишь спаррингами клинковым оружием с воительницами и учёбой с Хуа. А ещё заставил Фагора на двери рабского крыла сделать задвижку, приказав запираться на ночь, чего рабам ранее никогда не позволялось. Уже подумывал, а не ошиблась ли Илана, но нет, говорит, что сумерки чужих злых эманаций над нами не развеялись, так и висят.

Наконец, глухой ночью тихо запиликал наладонник. Дело в том, что из женской половины дома в мужскую прямого сообщения не было, перейти можно было только через наружную террасу второго этажа. И коль Илана позвонила, а не стала выходить на улицу то, похоже, подкрались неприятности.

— Рэд, — услышал в телефоне её голос, — они пришли, там одиннадцать человек, сейчас полезут через забор.

— Понял, работаем, сейчас переключусь на гарнитуру шлема, — ответил ей.

Не теряя времени, прямо в одних трусах метнулся к завёрнутому в ткань тактическому шлему и надел его, активировав связь и функцию ночного видения. По возвращению из похода я от него бармицу отстегнул, таким образом пользоваться им стало гораздо удобнее. Взяв в руки игольник, подошёл к стене, придвинулся к окну и аккуратно выглянул на улицу.

Обтянутые бычьим пузырём рамы в летнее время в оконные проёмы не вставляли, пользовались лишь слегка наклонёнными жалюзи, поэтому двор был виден отчётливо, почти как днём. Действительно, через забор лезли люди, трое из них с арбалетами в руках рассредоточились, присели и спрятались в кустах, двое направились к двери рабского крыла, а пятеро пригнувшись, побежали к дому.

— Илана, вижу десятерых, — прошептал в микрофон.

— Одиннадцатый за углом с лошадьми, с твоей стороны его не видно, — ответила она, — но я сейчас место его расположения укажу Гите, и если кто появится на фоне забора, думаю, девчонки тоже увидят.

Левый торец здания у нас прикрыт не был, а где‑то там устроился один из арбалетчиков, поэтому надо бы на всякий случай этот сектор взять под контроль.

— Хуа, — выглянул из спальни и тихо позвал мальчишку, который спал за дверью на широком сундуке, но тот не реагировал, пришлось подойти и толкнуть.

— А?! — вскочил он и сунул руку к лежащему рядом мечу.

— Тихо, это я, — сказал негромко, обозначив своё присутствие, так как в черноте ночи он меня не видел, — Хуа, к нам лезут грабители. Сейчас берёшь и взводишь арбалет, затем подходишь к окну, только так, как я тебя учил. И не сунься сразу кого‑то выцеливать, понаблюдай, иначе тебя самого пришпилят. Стреляешь во всё, что шевелится, там свои не ходят, понял?

— Да, господин, — ответил мальчишка, собирая на ощупь арбалет, но я уже его не слушал, а поспешил к своему окну.

Двое налётчиков пытались ножом открыть задвижку у двери рабского барака, а остальных видно не было, но в ночной тишине был отчётливо слышен скрип лестничных ступенек, ведущих на террасу второго этажа. Они поднимались с двух сторон, вероятно надеялись штурмовать все двери одновременно.

— Двое идут к нам, вижу чётко, — шепнула Илана.

— По моей команде бей половинным напряжение, нужен язык, — ответил ей.

— Нужен язык, ясно, — подтвердила она.

Тех разбойников, которые подбирались к двери женской половины, я видеть не мог, зато «своих» лицезрел отчётливо, как в тире. Они шли согнувшись, при этом ноги на поскрипывающие половицы ставили медленно и аккуратно. Двое были вооружены короткими мечами, а третий держал в руках метательные ножи, он же мне показался наиболее опасным. Уложив ствол на планку жалюзи, направил его на этого третьего.

— Огонь, — скомандовал я и нажал клавишу электроспуска.

 

Глава 2

В живых остались лишь двое грабителей, которых Илана свалила импульсным шокером, специально уменьшив напряжение разряда. Остальных били конкретно и наглухо. Трое «моих» легли буквально за две секунды, даже не успев ощутить приход смерти, остальных шестерых расстреляли Гита и Кара.

Трое сидевших в засаде арбалетчиков подорвались с насиженных мест, когда услышали звуки падающих тел, а затем предсмертный крик одного из подельников, возившихся у двери рабского крыла. Правда, один из арбалетчиков оказался более хитрым и выдержанным, он так бы тихо и ушёл через сад соседа Харата, но его в плечо подранил Хуа, и ему пришлось раскрыться и тут же получить от Кары стрелу. Но все же он её заметил, и за миг до получения смертельной раны, успел спустить тетиву своего арбалета. Стрела* попала в планку жалюзи и слегка изменила направление, иначе бы влетела Каре в лоб, но при этом всё равно отколотая древесная щепка воткнулась ей между рёбер под правую грудь, хорошо, что не глубоко.

Девчонки не успели надеть доспехи, и как были полуобнажены, так и приняли бой, поэтому‑то и случилась такая неприятность. Илана оказала необходимую медицинскую помощь, сделала маленькую хирургическую операцию и уложила Кару спать, заверив, что никакие серьёзные последствия молодой воительнице не угрожают.

Трофейные лошади, к счастью, не разбежались, и мы их завели во двор, временно привязав к арбам, расставленным с тыльной стороны конюшни. К их сёдлам были приторочены целые бухты ремней, предназначенных для увязки и навьючивания мехов, а так же два двухамфорных бочонка с нефтью, которые должны были использовать при сожжении дома. Об этом мы узнали немного позже, во время допроса выживших налётчиков.

  * В этом мире применяются арбалетные стрелы, а коротких болтов до появления главных героев не знали.

Теорию экспресс–допроса «языка» во время боя для получения оперативной информации, мы с Иланой изучили, когда были ещё совсем маленькими но, будучи одинокими песчинками в пространстве безбрежного космоса, уже готовились к взрослой жизни и усваивали базу знаний из учебной программы личного состава военно–космических сил. Но в данном случае спешить было некуда, поэтому, пока Фагор возился с лошадьми, а Хуа с рабынями освобождали трупы от одежды, мы вдвоём с Гитой обоих бесчувственных налётчиков также раздели донага и затащили в помещение, выполнявшее роль мастерской. Зажёг три масляных лампы, после чего одному из них запаковали рот кляпом, и в сидячем положении привязали к ножке верстака, а второго подвесили за связанные руки к потолочной перекладине. Гита подтянула ремень и приподняла тело так, что пальцы его ног едва касались пола, затем широко раскрыв пленнику челюсти, сунула в рот десятисантиметровый огрызок полена.

— А деревяшка зачем? — удивился её приготовлениям.

— Зубы удобно рвать, — прошипела она, после чего отлучилась на две минуты, и вернулась с небольшими кузнечными щипцами. После ранения Кары она металась, как злобная кобра.

Ага, видно воительницы подобную науку допросов тоже проходят, но при этом делают упор на более основательные и изощренные пытки. Решив уступить ей инициативу, сломал ампулку с аммиаком и быстро привёл в чувство обоих налётчиков. Выждав момент, когда их взгляды просветлели, и они стали осмысленно оглядываться, мы стали их лупить руками и ногами, пока те не замычали и не захрипели.

— О! Теперь они готовы внимать, — Гита взяла в руки нож и с улыбкой подошла к пленнику, привязанному к ножке верстака, склонилась к нему и сказала, — Ой, как твой член от страха втянулся внутрь, торчит только стручок из шкурки, но ничего, я его сейчас вытяну и отрежу.

Пленник мычал сквозь кляп и отрицательно вертел головой.

— Что, не хочешь? Но надо, надо! — полоснула она его ножом по брови и, понаблюдав, как кровь заливает глаз, с улыбкой сказала, — Но так и быть, посиди немножко, вначале я твоему дружку зубы вырву.

Гита отложила нож и взяла щипцы, после чего подошла к подвешенному хрипевшему пленнику, и стала натурально ломать ему зубы до тех пор, пока тот не потерял сознание. Развернувшись лицом к сидящему на полу, она широко расставила ноги, упёрла руки в боки, оскалилась и спросила:

— Ну что, начнём с твоих яиц или ты вначале что‑нибудь расскажешь?

В забрызганной кровью, но от того на фоне светильников не менее прозрачной ночной рубашке, спортивное тело этой воинственной фурии выглядело прекрасно. Эх, о чём это я думаю? Тем более, что клиент созрел и интенсивно кивает головой, пора выдёргивать кляп и задавать вопросы.

Грабителями оказались местные. В смысле не из посёлка Рыбачий, но тоже жители столичного пригорода, точнее сказать из трущоб. Но не из дна, так как все они были одеты, экипированы и вооружены вполне прилично.

Несколько дней назад некий Муша, главарь небольшой, но сплочённой банды, собрал своих людей и поведал о «жирном» сопляке, дом которого забит кучами мехов, охраняемых лишь двумя стервами–лучницами. Три дня подряд они следили за нашим подворьем и его обитателями, а ночь на четвёртый посчитали для ограбления удачным.

Кто дал наводку, они точно не знали, но один из них видел, что деньги на покупку лошадей главарю передавал его давний знакомец Чепырь, который многие годы служит в доме богатого торговца, господина Хартона. Мне не нужно было проводить дальнейшее расследования, кого‑то ловить, пытать и организовывать очные ставки, всё было и так понятно. Кстати, тот самый шустрый арбалетчик, который ранил Кару, но был ею же убит, оказался главарём Мушей, его труп потом опознали оба пленника.

— Сколько человек в банде? — спросил у сидящего на полу.

— Всех десять и один.

— Кому собирались продать меха? — задал вопрос, который, впрочем, для меня уже тайной не был.

— Этого не знаю, должны были спрятать в захоронку.

— Где она находится?

— Рядом с Северной дорогой в Волчьем яру.

— Там сейчас что‑то есть заныкано?

— Есть, ткани, — ответил он.

— Если покажешь, то ещё поживёшь, — пообещал ему.

— Покажу! Покажу!

После идентификации главаря, разговорчивому пленнику остановили кровь, дали возможность одеться (экономный Хуа принёс ему какие‑то лохмотья), затем связали и закрыли в подвале, а второго Гита заколола, ударив ножом прямо в сердце. Тела бандитов, убитых из игольника, я протыкал болтом, так как внешне их смерть выглядела, по меньшей мере, странной.

Рано утром сосед Луг по привычке подошёл к забору поздороваться, так как мы с Иланой в будние дни тоже просыпались с рассветом и занимались физо, но увидев кучу трупов, тут же младшего сына послал за старостой, а тем временем Хуа оседлал свою вороную кобылу и отправился за Лагосом. Вскоре к моему подворью сбежалось чуть ли не полпосёлка, а ещё через час из города прибыли трое вигилов.

Оказалось, что представители правопорядка имена убиенных прекрасно знали, а после их осмотра сняли показания со всех участников, в том числе и с раненной Кары.

— Лошадей в трофеи взяли одиннадцать? — старший вигил взглянул на меня очень внимательно.

— Точно, одиннадцать, — не стал скрывать очевидный факт, который совершенно выпустил из виду.

— С ними такого невысокого, худого с крючковатым носом не было?

— Если бы был, то положили бы вместе с остальными, — безразлично пожал плечами.

— Да–да, — он уважительно покивал головой, быстро засобирался, затем все они попрощались и убыли восвояси.

— Не понял, — я с удивлением взглянул на старосту, — а с трупами что делать?

— А! — тот махнул рукой, — родственники заберут.

— А если не заберут, или может, у кого нет родственников?

— Не сомневайтесь, заберут, — уверенно сказал он, — Но если не хотите, чтобы они толклись в вашем дворе, то пускай рабы вынесут трупы за ворота, — затем немного подумал и добавил, — Но вечером всё же проверьте, если кого не заберут, то придется вывезти в море, разрезать брюхо и там утопить.

— Не было печали, — вздохнул я.

— А ты молодец, — вдруг хлопнул он меня по плечу, — Раньше считал все слухи о твоём торговом походе сказками, но теперь склонен поверить, что все это правда. И да, парень, обращайся ко мне на «ты», меня зовут Карис.

— Благодарю, Карис.

Односельчане стали расходиться по домам, пора было выходить в море на работу, бездельничать они себе позволить не могли. Между тем, народа во дворе меньше не стало, вслед за Лагосом прискакали все воины, ранее сопровождавшие мой торговый караван. Притащился даже дед Котяй с внуками и Жок.

— Ага! — ухмыльнулся я. — Понадеялись, что товар пропал, а я попаду к вам в долговую зависимость?

— Кхе–кхе, — дед Котяй поклонился, — Как можно, господин, наоборот, мы переживали.

— Вот, и я говорю, что переживали, а не пропало ли добро?! — не переставая улыбаться, окинул взглядом всю компанию, — Но я вас всё равно рад видеть.

Не было в этом мире у нас с Иланой никакой родни, но эти люди, вместе с которыми штурмовал далёкие земли и прошёл около семи тысяч километров, плечом к плечу воевал с дикарями и натурально съел полмешка соли, стали воистину людьми близкими. Месяца не прошло, как мы вернулись с похода и разбежались по своим делам, но вот сейчас собрались вместе, и на душе стало тепло, а ночная нервотрёпка отошла на второй план.

— Господин, мы это, — вперёд выбрался Вид, глубоко поклонился и замялся, потоптался на месте, но все же сказал, — Вы это, обещали организовать свою школу?

— Раз обещал, то считай, что уже организовал. Учёный–раб Фагор будет обучать чтению, письму и математике, мы с Иланой будем учить рукопашному бою, фехтованию различным холодным оружием и бою верхом, ну а по пехотному строю учителем будет дед Котяй, так? — взглянул на старика.

Тот выпятил живот вперёд и задрал вверх куцую седую бородёнку.

— Кхе–кхе, поучим, а чего ж не поучить, — важно сказал он.

— И нас возьмите, господин! — к Виду присоединились близнецы Лудан и Руза.

— И меня! — вперёд вылез фермерский сын Жок, — Дядька Лагос обещал и за меня платить.

— Похвально, что ты хочешь стать воином, парень, — ответил ему, — Но я в науку людей набираю не за оплату, а за клятву. И только тех, кто не побоится потом выйти со мной в море.

По статистике Галактического Содружества, до семидесяти пяти процентов населения всех планет жить и работать в безграничной черноте космоса не могли чисто психологически, попросту боялись. Такие же фобии у них были к глубинам планетарных шахт и просторам океанов. То есть, космонавт, шахтёр и моряк рыболовецкого гравитационного сейнера, во всех цивилизованных мирах это профессии людей смелых и отчаянных.

А что говорить о населении планеты отсталой, находящейся на древнейшем этапе социального и технического развития? Здесь моряк — это отдельная героическая каста, и кого попало сюда не берут, при том, что о дальних морских путешествиях никто ещё понятия не имеет, суда осуществляют лишь каботажное плавание вдоль берегов материка или к недалёким островам. Это в будущем, с развитием науки, технологий и судоходства, с открытием новых земель и континентов профессия моряка станет дефицитной, вот тогда по приморским тавернам начнут отлавливать любого фермера, который вечером в пьяном угаре без возражений подпишет подсунутую ему бумажку, а утром проснётся далеко в море, на борту галеры или парусника.

— Не побоюсь! — решительно сказал мальчишка Жок, — если в море пойдёте вы, господин, то я пойду вместе с вами.

— И я пойду, и мы пойдём, — заговорили пацаны.

— Вот и хорошо, — посмотрел на новых школяров, а затем на всех присутствующих, — Вместе с Хуа пять учеников уже есть, еще человек восемь–десять возьму. Может быть, у кого‑то из вас есть смелые знакомые или братья?

— Есть, есть, — ответили некоторые.

— Только они должны быть взрослыми, такими как Вид и братья–близнецы, — и кивнув на Жока и Хуа, добавил, — двое молодых для меня вполне достаточно.

— Подождите, господин, а мы? — с промелькнувшей обидой в глазах спросил предводитель молодёжи Ринос.

— Так вы и так с нами! Или нет? — с террасы второго этажа вдруг раздался голос Иланы, которая умышленно скорчила на мордашке гримасу недоумения, — Здравствуйте, мальчики.

— О, госпожа! Конечно, мы с вами! Здравствуйте, госпожа! — зашумели ребята.

Все они к моей девочке относились с большим уважением, даже, можно сказать, с трепетом. Когда она спустилась вниз и подошла ко мне, я продолжил разговор:

— Кроме моряков мне нужна хорошая команда воинов, которая будет заниматься охраной грузов и сопровождением пеших караванов. Так что если не передумали, то жду от вас клятву, ставлю на денежное довольствие, да и продолжим тренировки, а желающие могут и в школе подучиться.

После того, как за ворота вынесли десять трупов, и не каких‑то простых людей, а опытных ночных разбойников, которые даже напав неожиданно, не смогли победить одного воина–мужчину и трёх воительниц–женщин, клятву верности сроком на десять лет дали все, за исключением Хуа. Мальчишка ещё в тайге передал в моё распоряжение и своё тело, и свою душу навсегда или, по крайней мере, до того времени, пока не захочу его отпустить.

Такой компанией порядок на подворье навели быстро. Лагос с дедом Котяем осмотрев лошадей и определив их, как самых обыкновенных, погнали вместе со сбруей к пригородному рынку на продажу. Охранять подворье остались Динос и Лидус, а остальные разъехались по домам до завтра. Собственно, ребята мне были нужны для помощи в осмотре и потрошении захоронки.

День прошёл в какой‑то суете, соседи вернулись с моря и, сдав на рынке рыбу, посчитали своим долгом завалиться ко мне в гости. Луг пришёл с сыновьями, а Харат с опять беременной женой Риной и маленькой дочерью. Его рождённый в прошлом году ребёнок от чего‑то умер, но эта малышка до вечера высидела у Иланы на руках и выглядела так себе неплохо. Замучили они меня своими расспросами но, в конце концов, с заходом солнца разошлись.

Кстати, родственники покойников появились прямо с утра, видно, их вигил предупредил. На двух телегах приехали два старых дядьки и двое мальчишек, быстро погрузили трупы и тихо исчезли, при этом даже не задали мне никаких вопросов.

Летняя ночь коротка, но при этом звёздная и, что для нас немаловажно, с полной луной, поэтому ребят поднял сразу после полуночи. Со мной отправились Хуа, Лидус и Динос, а на лошадь Иланы посадили пленника, кроме того, с собой забрали и лошадей девчонок–воительниц. Ребята на всякий случай арбалеты держали на взводе но, к счастью, путь туда и обратно прошёл без эксцессов. У захоронки немного поплутали: всё же в ночное время суток лошади гулять не любят, но лаз под заваленным деревом отыскали, и ништяки выгребли полностью.

Было здесь тридцать пять штук зелёного, синего, жёлтого, красного и розового шёлкового полотна по сто шангов (девяносто пять метров) в каждой. Торговец–северянин, которого разбойники ограбили и убили вместе с сопровождением, вёз товара, из расчёта оптовой закупочной цены немногим более, чем на сотню золотых монет, то есть по местным меркам — солидное состояние.

Перед отправлением домой, Лидус по моей команде пленного прирезал и оставил в захоронке, а вход в неё мы обрушили. Свои обязательства перед разбойником я выполнил полностью, обещал ему, что ещё поживёт, но ведь не говорил, что это будет долго. Между прочим, доставленную домой ткань продавать не стал, наша специалист по пошиву меховой одежды бабушка Арина распорядилась купить хорошего подкладочного материала, так что этот шёлк пришёлся весьма кстати.

С утра на подворье было целое столпотворение. Прибыли двенадцать незнакомых крепких парней, по местным законам вполне совершеннолетнего возраста, и были они выходцами из воинских семей, где отцы и старшие братья кое–чему учили, по крайней мере, с какой стороны берётся в руки оружие, они знали неплохо. Кстати, некоторые даже умели кое‑как читать и считать. Теперь нужно давать новые или недостающие знания и умения, после чего вылепить из них то, что мне нужно. После представления каждого, я подозвал Фагора, построил будущих курсантов и выступил с маленькой речью:

— Мне вообще‑то нужно десять человек, а вас двенадцать, но ничего страшного, в течение трёх докад я посмотрю на ваши таланты, а так же стремление к познаниям. Лучшим из вас предложу принести клятву верности на десять лет, после чего продолжим обучение, и никаких денег за науку платить не надо. А это учёный–раб Фагор, который будет преподавать вам многие науки, — кивнул на скромно стоящего в сторонке будущего учителя моей воинской школы, — Но запомните, это мой раб, мой! И если кто из вас не захочет его слушать или более того, попытается оскорбить, то с таким горе–учеником я распрощаюсь немедленно. В заключение могу пообещать одно, что тот, кто попадёт в мою команду, станет самым лучшим воином империи, а значит человеком богатым и счастливым.

Окинув взглядом притихших парней и заметив спускающуюся с террасы Илану, тащившую в левой руке замаскированный завёрнутым платком тактический шлем, а подмышкой правой — четыре тренировочных меча, сказал:

— А теперь, чтобы вы имели представление об уровне необходимой подготовки, трое смельчаков выйдут на спарринг против моей супруги, госпожи Иланы.

Сразиться с ней захотели все, но вот, наконец, тройка самых борзых определилась, они взяли в руки мечи и разошлись на стороны, ожидая, пока моя девочка водрузит на голову шлем. Стройная, ростом повыше многих из этих пятнадцати- шестнадцатилетних парней, одетая в ранее принадлежащий мне красиво приталенный, тёмно–синий технический комбез с наручами и беспалыми перчатками на руках, обутая в сапожки, прикрытые поножами, она выглядела потрясающе, как настоящая богиня войны.

— Что, начнём? — мягко спросила она и широко улыбнулась, показав жемчужно–белые зубки, затем склонила голову и слегка прикрыла длинными ресницами огромные глаза, наблюдая за ногами соперников.

— Начали! — хлопнул я в ладони.

Как потом мне рассказывали ребята, о её высоком фехтовальном мастерстве все они ранее слышали, но никто не верил и удостоверились только сейчас.

— Стоп! — остановил бой буквально через семь секунд после начала и объявил результат, — Каждый из вас получил критическое ранение, госпожа Илана победила.

Во дворе рядом с Лагосом и дедом Котяем стояли семеро незнакомых матёрых вояк, которые вроде как пришли сопроводить в науку своих детей. Один из них дёрнулся что‑то доказывать, но Лагос его тихо осадил, и когда немного позже он вручал мне сорок восемь зеолов за проданных лошадей и сбрую, то я спросил, что, мол, хотел этот дядька?

— Да собирался продемонстрировать, что среди присутствующих он есть самый крутой перец, как ты выражаешься, — Лагос весело рассмеялся, — Но я его отговорил, сказал, что будет потом стыдно, если на глазах родного сына молодая госпожа тупым мечом отшлёпает заслуженного воина по заднице. За излишнее самомнение.

Тем временем, Илана проводила разбор спарринга.

— Вот вы! — указала она пальцем на одного из них, — Вы должны были не замахиваться, теряя время, а пытаться «зачеркнуть» меня снизу вверх, слева направо, а затем параллельно земле справа налево бить по шее. Что такое параллельно? Вот видите, вы не имеете представления об элементарных понятиях, но ничего, Фагор вас обучит. Тоже самое касается и вас, — указала она на второго, — У вас было достаточно времени нанести короткие косые рубящие удары справа налево, сверху вниз, затем точно так же слева направо, а вместо этого вы атаковали меня по укрытой крепким шлемом голове, и то не достали. Теперь вы, — повернулась она к третьему, — В том положении, в котором вы держали меч, у вас изначально не было никаких шансов. В данном случае вы должны были не отбивать махом, а жёстко блокировать и отводить мой меч, скользя по клинку и направляя колющий удар мне под правую грудь. В реальном бою вы остались бы без правой руки. А если говорить в общем, то всё плохо, вы даже дышите неправильно, но ничего, как правильно бежать, и как правильно дышать, я вас сегодня научу.

В это время из конюшни появились воительницы и Хуа с оседланными лошадьми, Илана направилась к ним, а я продолжил вступительное слово:

— К сезону дождей построим казарму, столовую, тренировочный зал и учебный класс, а пока что занятия будут проводиться на берегу реки, недалеко от вашего посёлка. Старшим назначается Вид, к сведению тех, кто не знает, он вместе с Луданом, Рузой и Хуа уже побывал в реальных боях. Сейчас вместе с Фагором он поедет в город и купит на всех писчие принадлежности, а вы — по коням, и отправляйтесь следом за госпожой Иланой.

Как только подворье наполовину опустело, ко мне подошёл Лагос, поклонился и обратился официально:

— Господин Дангор, здесь пришли отцы ваших новых учеников и тоже интересуются на счёт найма. Они неплохие воины, хорошие воины, — поправился он.

— Здравствуйте, господа, — поздоровался со всеми и, после того, как они себя назвали, продолжил, — Слову глубоко мною уважаемого Лагоса я верю, и коль он кого‑либо рекомендует, то нет причин ему не доверять. Да, мне действительно нужна команда воинов, которую он сейчас и формирует. Для начала вы сходите в поход на Север и если нормально себя проявите, то опять же по рекомендации Лагоса, я готов буду предоставить постоянную работу надолго, скажем, на десять лет. Что же касается ваших детей, то гарантирую, что те из них, которые пожелают стать лучшими воинами империи, обязательно ими станут. Конечно, в боях бывает всякое, могут и погибнуть но, во–первых, в подобных сегодняшнему тренировочному спаррингу, один против троих, я их побеждать научу, и во–вторых, затевать безнадёжные дела не стану и даром гробить людей не буду.

В общем, это было то, что дядьки хотели от меня услышать, после чего благополучно разъехались по домам. Мои воины, составив график охраны дома и оставив двоих в карауле, на заднем дворе махали тренировочными мечами, а я, сидя в опустевшем доме, наконец, смог спокойно заняться планированием ближайших действий.

Самое интересное в этом деле, что сразу три работы нужно было делать одновременно, и перепоручить никому нельзя. Для решения ряда вопросов предстояло забрать и использовать спасательную капсулу, затем распустить на брус корабельный лес и организовать доставку. Но в число первоочередных мероприятий добавился вопрос «обратки» господину Хартону, при этом просто необходимо нанести жесточайший удар по бизнесу его семьи, и кроме того, я не намерен был оставлять в живых своего неудавшегося убийцу.

Мечтать о выполненной работе сидя в кресле можно, если её кто‑то делает, но вся беда в том, что кроме меня её сделать никто не сможет, поэтому недовольно вздохнув, выбрался из‑за стола забрал с полки тубус с рисунками и эскизами и пошёл вниз. Мне нужен был кузнец, но тащить кусок настоящей легированной стали, между прочим последний, и показывать свои наработки кому‑то постороннему никак нельзя, так что предстояло опять беспокоить друга–оружейника Ардо Крона. А коль собрался в оружейный квартал, то надо бы посетить и мастера–лучника; неплохих трофейных луков и стрел собралась немалая куча, разбираться с ними ранее всё руки не доходили, но теперь пора.

Одиннадцать луков заполучили после первого и последнего боя с охраной Хондара, но их разобрали по домам наши молодые воины, а ещё шестьдесят два достались от степняков, эти нетронутыми так и лежат. Правда, были ещё четыре композитных лука погибших воительниц, которые взяли в бою с каторжниками. Хотел было и их оставить на продажу, но подкатилась Илана, чмокнула в щёчку и предложила подарить девчонкам, мол, сделаешь их счастливыми. Эх, ну где наше не пропадало?! Разве могу отказать любимой девочке?! Невозмутимые воительницы сдержано поблагодарили, но радостный блеск глаз скрыть не смогли.

Позвав Лагоса и сложив с ним луки и стрелы в четыре мешка, закинув на крупы лошадей и приторочив их к сёдлам, отправились в деловую поездку. Вначале сделав крюк, посетили тот самый свободный земельный участок, о котором как бы в шутку говорил староста. Спешились, подошли к бьющему из скалы мощному роднику и попили холодной, вкусной воды.

— Хочу здесь построиться, — сказал Лагосу и обвёл рукой нагромождение камней.

— Здесь?! Между этими скалами, среди этих камней?! Да здесь даже ходить невозможно! — он смотрел на меня широко открытыми глазами.

Промолчав, я сдёрнул с тактического шлема платок, опустил лицевой щиток и активировал работу датчиков контроля внешней среды. Засветившиеся на мониторе данные свидетельствовали, что уровень радиации на местности находится в зелёной зоне природного фона, после чего прикинул дальномером размер площадки. Расстояние между южным скальным нагромождением, высотой тридцать один метр, которая в сезон дождей отлично укроет этот участок от штормовых ветров до невысокой северной скалы, было сто восемьдесят пять метров, а от обрывистого берега залива до глубокой расщелины на востоке — четыреста пятьдесят метров. То есть, территория имела площадь восемь гектар и тридцать две сотки или, в переводе на местную единицу измерения, около тридцати семи ар. Если её выкупить всю, то придётся уплатить в городскую казну всего сто сорок восемь зеолов.

— А ты представь себе, что здесь ровная площадка, ямы засыпаны землёй, на которой растут сады, стоят двух и трёхэтажные дома, а между ними гранитные дорожки.

— Ха!! Булыги здесь размером с дом, было бы иначе, то её бы давно кто‑нибудь к рукам прибрал!

— Ну, а если расчистить? — спросил у него.

— А зачем? Да ты представляешь, сколько времени её будут расчищать и сколько это будет стоить? Земли кругом валом, тот же пустырь возле рыбного рынка, бери и стройся.

— Не хочу я возле рынка, — тихо ответил ему, производя на компьютере некоторые расчёты, затем откинув лицевой щиток, добавил, — Здесь хочу! Нет больше нигде такого тихого залива и такого глубоководного причала.

— Денег некуда девать? — он взглянул на меня укоризненно, развернулся и пошкандыбал к лошадям, стуча своей деревяшкой.

— И всё же, Лагос, — спросил его вслед, — Если здесь будет ровная площадка, то один ар купишь за двадцать золотых?

— Ха! — он остановился и кинул через плечо, — Отличная вода, свежесть моря! За двадцать зеолов здесь у тебя любой купит, а я первый. Да и у наших парней деньги есть, все переберутся.

— Что ж, ловлю на слове.

— Это я тебя ловлю! — он развернулся и ткнул в меня указательным пальцем.

Через час мы подъезжали к центральным городским воротам, а ещё через пятьдесят минут были в квартале оружейников. По пути сразу же заехали к мастеру–лучнику, и здесь я втайне обрадовался, что вместе со мной приехал Лагос. Вот не умею торговаться, как рыночная торговка, с криками и брызгами слюны. Привык в Содружестве к определённому порядку купли–продажи товара, когда открываешь сайты одной–другой торговой площадки, находишь нужную вещь по наиболее выгодной цене, без криков и шума оплачиваешь и всё, ожидаешь доставки.

Луки — оружие очень дорогое, даже изделия кочевников стоят не меньше шести золотых, но сейчас лишь благодаря Лагосу мы выторговали две тысячи двести серебряных солдов (двести семьдесят пять золотых). Лично я получение суммы в две тысячи серебром посчитал бы большой удачей.

На подворье мастера Крона нас встретил его сын Дарин, который указал Лагосу на скамейку под крышей беседки, а меня повёл вглубь двора ближе к стуку молотков. Никого из посторонних сюда не водят, это лишь мне в своё время удалось мастера удивить и обучить новым технологиям, после чего стать ценным партнёром. И коль сейчас я пришёл с тубусом, то они уже в душе потирают руки, это значит, что их опять ждёт чего‑нибудь новенькое, ведь благодаря именно мне, за последний год семейство Кронов стало и знаменитым, и богатым. Вот и сейчас они с интересом рассматривали эскизы инструментов для обработки дерева.

Эпоха железа в этом мире стала развиваться совсем недавно и сталь, даже плохонькую, до нашего с Иланой появления варить не умели, поэтому не было у них ещё ни больших двуручных пил, ни рубанков, ни фуганков. Скажем, дубовый лес я лично распущу на брус, а вот сосновый будут колоть клиньями на плахи местные умельцы, затем зачищать какими‑то двуручными скребками, то есть, большая его часть уйдёт в отходы, в результате мои деньги улетели бы на ветер. Но теперь этого не случится, да и качество доски получится на порядок выше.

На этот раз заказал две двухметровых прямых пилы для продольного распила и одну с дугообразной кромкой для распила поперечного, а так же приспособления для разводки зубьев и трёхгранные напильники. У меня‑то есть отличный набор напильников, но показать его чужим работягам, значит шокировать до упадения.

— Железо будет твоё? — спросил мастер.

— Моё, — утвердительно кивнул, — но там его в притык. На рубанки и фуганки заказываю лишь ножи, а для изготовления деревянных корпусов поищу кого‑нибудь из мебельщиков.

— Ни в коем разе! — мастер выхватил у меня листы с эскизами, прижал к груди и алчно блеснул глазами, — Это будет делать наш человек.

Договорившись о сроках (о цене речь вообще не шла) и оставив мешок с железом, мы с Лагосом направились в сторону рынка к его новому дому. Хотел посмотреть, как он обустроился, и как движутся дела с ремонтом моего магазина. Лошадей оставили во дворе, но седельные сумки с серебром забрали с собой, не хотелось его оставлять без надзора даже на пять минут.

Решётки на оконных переплётах торгового зала были уже смонтированы, дорогие квадратики стёкол, правда мутные, тоже закупили, но остекление проведём в последнюю очередь, когда начнётся ещё неведомая в этом мире рекламная кампания. Незачем преждевременно срывать людям глаза. Потолок был лепной, а стены отделаны какой‑то лиственницей почти белого цвета, осталось покрыть пол светло–бежевым мрамором, установить новую дверь и открываться. Такого магазина в этом мире точно ни у кого нет, впрочем, он не предназначен для широкой публики, а лишь для людей состоятельных.

В комнате, предназначенной под склад суетились строители, а выделенная под мастерскую была уже готова, и там шёл рабочий процесс: под руководством бабы Арины, Ханна, одна из её дочерей Лета и рабыня Хина уже пошили и навесили на Т–образные стояки десятка два полуфабрикатов соболиных и лисьих манто, а так же подбитых белкой плащей. Наш приход отвлёк их от дела, поэтому мы не стали задерживаться, а пошли на улицу, поднялись на открытую террасу второго этажа и вошли в половину дома, принадлежащую семейству Лагоса. Здесь зал был в два раза меньше, чем внизу, зато комнат получилось не три, а пять. Размеры помещений были просторней, а сама обстановка — роскошнее, чем в их старом пригородном домике. В общем, сразу видно, что живут здесь люди не бедные.

— Домик в Литейном продал? — спросил у него.

— Зачем? Там сейчас Динос с жёнами Милой и Летой хозяйничают, хотят самостоятельности, вот пусть и живут. Правда, Мила больше домом занимается, а Лета заделалась швеёй, и каждый день на лошадке ездит на работу.

— А Вид где живёт?

— Меньший с нами.

— Ну что, неплохо устроился, — легонько хлопнул его по плечу и сменил тему, — А ты случайно не знаешь, где обитает некий торговец Хартон?

— Конечно знаю, недалеко от префектуры, — Лагос безразлично пожал плечами и вдруг замер, медленно повернулся ко мне и искоса взглянул, — Ты думаешь, это он?

— Мне не надо думать, я знаю, — тихо ответил, — Но говорить об этом с кем‑либо категорически запрещаю. Ясно?

— Ха, яснее не бывает.

— Тогда поехали, покажешь где его дом, да и в префектуру заодно зайду, нужно избавиться от части серебра.

— Всё же хочешь выкупить те камни? — огорчённо спросил он.

— Хочу.

 

Глава 3

Прошло лишь три дня, как огромная полная луна стала стариться и на её теле образовалась маленькая щербинка, при этом ночную землю освещала всё ещё достаточно ярко, пока в половине четвёртого утра не пряталась за горизонтом. Наступившую южную темень, которая держалась в течение целого часа не мог рассеять даже свет высоких звёзд, но затем серело рассветное небо и наступало утро. Сидя в подготовленной к взлёту спасательной капсуле, мы дожидались именно этого, самого тёмного времени суток.

Дома на хозяйстве оставили Лагоса и четырёх охранников, а пятеро воинов, в том числе обе воительницы, сопровождали нас верхом почти до скальной гряды, на которую мы впервые приземлились в этом мире. Отдав поводья сопровождению, мы с Иланой и Хуа закинули на плечи котомки с едой, и нырнули в лесные заросли. Дальше пошли по знакомой тропе в горы, а остальные развернулись и отправились домой. Как Гита не настаивала, и как Кара не просилась следовать за нами, я им отказал, не нужны мне лишние умы, воспалённые непотребными знаниями.

Скалу и пещеру нашли в том же виде, в каком и покинули: летательный аппарат и маяк были на месте, целы и невредимы. Кстати, ретрансляцию связи мы испытали, когда ходили с торговым караваном; устойчивый сигнал прекращал приниматься на расстоянии в одну тысячу триста восемьдесят километров.

Развёрнутый маяк решил не трогать. Находится он в недоступном для неподготовленного человека месте, укрытый от любых атмосферных осадков широким козырьком. Немаловажен и тот факт, что высота двести восемнадцать метров над уровнем моря способствует увеличению дистанции прохождения сигнала на треть. Да и на картах его расположение обозначил, как место пересечения нулевого меридиана, поэтому, стоять ему здесь многие годы.

Мы с Иланой немного поспали и проснулись по сигналу таймера ровно в половине четвёртого. Всё это время компьютерная панель головизора была включена, и специально для Хуа друг за дружкой крутились какие‑то фильмы. Кажется, с того момента, как мы здесь расположились, выражение его лица с широко распахнутыми глазами и опущенной до пола челюстью, не изменилось. Но никаких вопросов не задаёт, замер, словно истукан. Впрочем, чему удивляться, ведь здесь обитает дикий народ.

— Всё, Солнышко, — повернулся к Илане, — выключай игрушку, пора дело делать.

По данным бортового компьютера ёмкости заряда аккумуляторных батарей хватало всего на триста семьдесят километров, то есть, триста семьдесят минут работы на холостом ходу или тридцать две минуты при максимальной нагрузке. Этого, конечно, мало, но для решения насущных вопросов должно хватить.

Восемьдесят километров для нашего аппарата это сущая ерунда, через восемь минут мы зависли над крышей дома одного из самых состоятельных людей столицы, торговца Хартона , нашего конкурента, недоброжелателя и несостоявшегося убийцы в одном флаконе. Бдящих на подворье охранников ни тепловизор, ни прибор ночного видения не показал, поэтому сразу же пошли на облёт и съёмку периметра дома, где насчитали на трёх этажах пятьдесят четыре оконных проёма.

В некоторых нюансах местной архитектуры и назначении тех или иных помещений в любом доме, мы представление имели, поэтому знали, что на первом хозяйственном этаже и женской половине нам делать нечего. Зато происходящее в комнатах с оставшимися восемнадцатью окнами второго и третьего этажа мужской части дома, будет представлять большой интерес.

«Жучков» в наличии было четырнадцать, немного не хватало, но есть предположение, что в большинстве комнат не по одному окну. Однако, как бы там ни было, окна третьего этажа под контроль решил взять все, а на втором — через одно. Ночь была жаркой, поэтому, как и положено при природной вентиляции, все оконные проёмы, кроме двух, были без стеклянных и плёночных створок, прикрывались лишь наклонными жалюзи.

Открыв кормовой люк и запустив в кондиционированный салон духоту улицы, Илана медленно облетела внешний периметр, а я попутно активировал и запускал «жучки» во все запланированные окна. Прицепил даже к наружной раме одного из зарешёченных и закрытых цветастым витражом. В данном случае произвести съёмку внутреннего помещения не удастся, но записать разговор, если такой там будет, сможем обязательно.

Мероприятие длилось сто пятнадцать секунд, и надеюсь, что за это время никого из обитателей дворца побеспокоить не успели. Теперь наш путь лежал к лесоповалу. Его координаты были зафиксированы и введены в бортовой компьютер, так что уже через семь минут мы были на месте.

Изображение местности на панели головизора отсвечивало зеленоватым светом, но просматривалось отлично. Перед тем, как сесть на удобную полянку, укрытую зарослями со всех сторон, переключился на тепловизор; людей в округе не наблюдалось, но поблизости от будущего места дислокации, в районе небольшого ручья бродило стадо животных, один из них был более массивен, с большими ветвистыми рогами, а остальные — безрогие и помельче. Компьютер идентифицировал их, как один из видов оленей семейства парнокопытных.

— О! — Хуа ткнул пальцем в изображение, — Олень!

— Некогда нам заниматься охотой, — с сожалением сказал я.

— И незачем, — добавила Илана, — пропитания хватит на шесть дней.

— Эх, женщины, не понимаете вы мужскую душу, — ответил ей с укоризной.

— Знаю–знаю, изучала, — рассмеялась она, — тысячелетние гены дикаря–добытчика спокойно жить не дают.

Приземлившись, мы решили немножко вздремнуть, и это немножко растянулось на два часа. Проснувшись в шесть утра и увидев, что солнце уже давно, как взошло, растолкал помощников и сунул Хуа шесть «пугал», расставлять и активировать их он умел. Илана потянулась и объявила, что начинает готовить завтрак, а я решил времени зря не терять, надел компьютерные очки, вставил в ухо горошину телефона, затем взял плазменный резак и отправился на работу, заниматься распиловкой леса.

Для дерева не нужно применять сложные режимы резания, поэтому диаметр плазменного луча настроил на размер в два микрона, а мощность на самый минимальный уровень. Вначале необходимо было от ствола отделить все ветки, затем их порезать на мерные куски. Решил всякие огрызки и обрезки не выбрасывать, так как всё равно придётся покупать дрова для растопки пропарочных камер.

Умная техника воздух не режет, лишь только препятствие. На рез приходится доля секунды, взмахнул рукой и всё! Древесина не то что обуглится, даже нагреться не успевает, правда слегка темнеет, словно давно отпилена и состарилась. Данный метод обработки хорош тем, что не рвутся волокна древесины, а так же плоскость среза получается ровной, её даже строгать нет необходимости.

Мои размышления прервал сигнал вызова на телефон ПК.

— Слушаю тебя, Фагор?

— Господин, простите, это вы?

— Да я! Докладывай!

— Только что приходил господин Ларт Стром и разговаривал с господином Лагосом Корваном. Он сказал, что обе галеры ушли к вам в верховья реки и высказывал сомнения, что там уже есть что‑нибудь под погрузку.

— Ничего страшного, деньги уплачены, нечего будет грузить, значит, вернутся обратно.

— Да–да, господин! Ему господин Корван так и сказал!

— Вот и ладно. Кстати, Фагор, как там дома дела?

— В порядке, господин.

— Тогда всё, конец связи, пора работать!

До завтрака я успел очистить от веток лишь одного дубового гиганта, а до заката — все остальные. Именно они пойдут на изготовление наборов корпуса, днища и бортов. Минимальная длина прямого участка ствола без кроны составляла тридцать метров, но большинство из них были на два–три метра длиннее. Но всё равно, брус придётся резать на девятиметровые балки, и на это есть несколько причин. Во–первых, вес самого массивного бруса сечением двести на двести миллиметров, составит около двухсот семидесяти килограмм, и не так‑то просто его поворочать. Во–вторых, обе пропарочных камеры, принадлежащие мастеру Щипу, рассчитаны на закладку доски, длиной до десяти шангов, или девяти с половиной метров. В–третьих, размер открытого трюма средней грузовой галеры составляет тридцать шангов, или двадцать восемь с половиной метров, что позволит плотно разместить три стопки леса. Правда, основная часть бруса будет сечением сто на двести миллиметров, то есть, в два раза легче, но это уже ничего не меняет.

Прямые ветки кроны так же собирался распустить на доску. Из информации моего ПК следует, что на конструкционные изделия они не пойдут, но уж очень текстура у них интересная, поэтому на изготовление мебели, отделке панелей или даже укладке декоративных полов их применить можно и нужно. А зачем выбрасывать? Ведь не даром одноглазому пирату отсыпал столько золота.

Всякие прочие кривули и обрезки, весом в связке не более двадцати тонн, Илана с Хуа затягивали взятыми из ЗИПа техническими стропами в петлю, и капсулой оттаскивали на полтора километра к реке, куда уже завтра к вечеру должны будут подойти две грузовые галеры. До их прихода ещё время есть, так что порезать брёвна на мерные, удобные для подъема и транспортировки куски, ещё успею, и сделаю это завтра прямо на берегу. Конечно, спаскапсула к подобным работам не приспособлена, и будь в нашем распоряжении обычная грузовая платформа, то с помощью гравитационных захватов мы выполнили бы эту работу за полчаса, а не провозились до позднего вечера. Впрочем, и так хорошо, иначе пришлось бы нанимать штук пять арб и десяток грузчиков, которые бы здесь пахали не менее докады.

Рано утром следующего дня приступил к роспуску стволов деревьев на мерный брус. Для этих целей пригодилось штатное приспособление к резаку, которое в обычной практике используется редко, но в данном случае для выполнения ровных резов без него не обойтись. Это было зажимное устройство с вращающейся консолью, которое скользило по полутораметровой линейке, закреплённой на телескопической треноге.

Для роспуска ствола в горизонтальной плоскости, вначале подкладывал с его боков брёвнышки, зафиксировав таким образом от проворота и заваливания, затем посредине отступал на метра три и устанавливал приспособление с закреплённым резаком. Разворачивал линейку строго вертикально, после чего резак мог перемещать сверху вниз на любой размер (в данном случае на двести миллиметров), при этом вращая консолью влево и вправо, его луч двигался строго параллельно земле.

Для резки в вертикальной плоскости, приспособление устанавливал со стороны срезанного комля, но теперь развернув линейку горизонтально и настраивая направление луча параллельно оси ствола. Предотвращая преждевременное опрокидывание, Хуа вкапывал с его левой стороны три полутораметровых бревна, а рез плах толщиной сто миллиметров я начинал с правой стороны, при этом пакет срезанного бруса осыпался наземь. Таким образом, резал плахи почти до средины, затем производил переналадку на левую сторону. Здесь пакеты срезанного бруса, сразу не отваливались, так как были поджаты к вертикально вкопанным брёвнам, благодаря опрокидывающему моменту более массивной части ствола.

Сам по себе рез по всей тридцатиметровой длине ствола выполнялся не более, чем за одну секунду, больше всего времени уходило на наладку приспособления, перемещение резака и фиксацию очередного нужного размера. Так что в этот день распустили только пять исполинов. Можно было продолжать работать дотемна, но радар показал приближение по реке двух объектов, вероятно, грузовых галер, которые уже находились в пятнадцати километрах от места погрузки. Таскать брус с помощью летательного аппарата в их присутствии мы не собирались, поэтому подготовили к погрузке то, что есть. Впрочем, и этого было вполне достаточно.

К подходу галер, на берегу возвышалось порядка трёхсот двадцати кубов пиломатериалов и дров. С учётом удельного веса этой дубовой древесины в семьсот семьдесят килограмм, их общий вес составлял около двухсот сорока шести тонн. Задекларированное подрядчиком водоизмещение каждой из гребных галер — сто сорок тонн, мои потребности обеспечит полностью. На вырубке осталось еще пять не распиленных стволов, а так же брёвна, нарезанные из прямых веток кроны, теоретическим объёмом триста пять кубов, как раз ещё на один рейс.

Вдвоём с Хуа мы стояли у реки и встречали прибывающие суда. Они шли против течения под парусом, но гребцы тоже не отдыхали: вёсла поднимались и опускались. Их капитанами были старшие сыновья нашего поселкового старосты, и одного из них, который стоял на баке, уже было видно довольно отчётливо. Вёсла взмахнули в последний раз и были втянуты внутрь, а галера, разрезая воду тихой заводи устремилась к берегу.

— Приветствую, Рэд Дангор! — невысокий, но атлетически сложенный, крепкий мужчина, в повязанном на затылке полосатом платке, свободной белой рубахе, красных штанах и таких же красных коротких сапожках, спрыгнул с высокого борта на песчаный берег.

— И вам здравствовать, господин Гилон Стром, — уважительно кивнул ему.

— Ай, брось, давай перейдём на ты, — он отмахнулся лопатоподобной рукой.

— Давай, — согласился я.

Вскоре причалила вторая галера, к нам подошёл и поздоровался второй брат, Нирт Стром, а следом выбрались на берег и весело меня приветствовали обе команды, мои дальние и близкие соседи.

— Признаюсь честно, не думал я, что здесь уже что‑то есть на погрузку, — Нирт удивлённо кривил рожу.

— Мда, — Гилон задумчиво покивал головой и хлопнул меня по плечу, — Ну что, пошли оценим объёмы работы?

— А что её оценивать? — пожал плечами, — Грузить и вывозить то, что есть, затем возвращаться за ещё одним рейсом.

— Не понял, — Гилон взглянул на меня искоса, — Ты что, без разрешения экзарха ещё десять деревьев срубил?

— Да нет же, здесь брус с пяти распиленных деревьев.

— Не может быть, — воскликнул Нирт и мы все направились к складированным пиломатериалам, окружённым толпой моряков.

— Смотри! Смотри! Как ровно отколото, словно разрублено огромным острым мечом, — шумели одни из них.

— Глянь, не видно следов быков и арбы, так не бывает! — говорили другие.

Гилон погладил рукой брус и ошарашено уставился на меня, как и все остальные, и энергично затряс головой.

— Такого просто не может быть, — прошептал он.

— Почему это, не может? — спокойно спросил у него и легонько толкнул стоявшего рядом слугу, зыркавшего на возбуждённых людей, как волчонок, — Моя жена хорошая видящая, смогла с кем‑то там договориться.

При этих словах, я кивнул на небо, а народ стал строить самые смелые предположения:

— Точно! Я тоже слышал, что его Илана настоящая ведьма! Да, об этом все говорят, сильная ведьма! А ещё говорят, что они любимцы богов! Ага, недаром живыми с севера вернулись и десять арб мехов привезли. Угу, и ночных грабителей положили, простые люди с помощью двух стерв от них бы никогда не отбились.

— Его бы сходить на вырубку и посмотреть, — неуверенно сказал Нирт.

— Ты что, дурак? — тихо прошипел Гилон и толкнул брата локтём.

В свою очередь я искоса взглянул на них и сказал:

— А чего? Если хотите Илане помочь, то сходите.

— А кто там, кто ей помогает? — спросил кто‑то из моряков.

— Не знаю, — пожал плечами, — И людей отпустил домой, и сам ушёл и слугу, вот, забрал. Подумал, что незачем у потусторонних сил под ногами путаться.

— Это точно, — кивнул Гилон и громко воскликнул, — Всё! Нечего прохлаждаться, пока каша поспеет, грузимся! До вечера поработаем, а завтра с утра закончим. Отдыхать будем на обратном пути, когда пойдём по течению.

Он постоял, пару минут подумал и повернулся ко мне:

— Так говоришь, что нужен ещё один рейс? Что ж, условия устраивают, сделаем, и через три дня опять будем здесь, — сказал он и протянул открытую ладонь.

— Сделка! — хлопнул сверху своей рукой, — Только все дрова выгрузите напротив пропарочных камер, и бруса ровно столько, сколько скажет Щип. А остальной — на участке, который порекомендовал выкупить ваш отец.

Оба брата ухмыльнулись каким‑то своим мыслям и синхронно кивнули головой.

Моя Илана была малообщительной молчуньей, разве что во время занятий с воинами и после учебных поединков очень толково и скрупулёзно разбирала все действия спарринг–партнёров, указывая на ошибки и утерянные возможности. Но некоторое время назад она стала меняться: больше разговаривать, чаще улыбаться и строить мне глазки, иногда даже пела что‑то себе под нос. А когда рассказал ей о состоявшемся на берегу разговоре и предположениях моряков, она так заразительно смеялась, что мою душу заполнило тепло и нежность, захотелось добыть и преподнести ей всё добро этого мира. Да…

Ночевали мы в капсуле, но не начинали работать, пока галеры не загрузились полностью, и не отчалили. Оставшиеся пять исполинских стволов были распущены, как и планировалось, на брус для изготовления наборов корпуса, днища и бортов. Но в дело он сейчас не пойдёт, а полежит несколько лет, пока мы не наберёмся опыта судовождения. С учётом предполагаемых пятидесяти кубов остатка из первой партии, которая только что ушла, на постройку в будущем времени корабля более солидного, бруса хватит вполне.

Больше всего времени и трудозатрат забрала распиловка коротких брёвен: трёх-, четырёх- и шестиметровых на доску–пятидесятку, в результате выполнение всех работ затянулось до обеда следующего дня. Наконец, крайняя пачка пиломатериалов была доставлена на берег, и можно было с облегчением вздохнуть, проблема, тормозившая закладку моего корабля, решена окончательно.

Илана посадила спаскапсулу на место, включила панель голоэкрана с очередным космическим фильмом–боевиком для Хуа, который ныне торчал здесь всё свое свободное время, и приступила к готовке обеда.

— Опять эта каша, — недовольно пробормотал, наблюдая, как она вытаскивает мешочек с гречневой крупой и кувшин сухой смеси перетёртого с фруктами мяса.

— А как по мне, так вкусно и питательно! — она едва заметно улыбнулась и искоса взглянула на меня, — и выдумывать ничего не надо: котелок залила водой, покипятила полчаса, и готово.

— Ага, вкусно, — скорчив кислую мину, ответил ей, — Если это один–два раза в докаду, а если постоянно, то начинает надоедать. Хочу мясо–гриль!

— Да?! — она развернулась ко мне, сложила руки на груди и весело сверкнула глазами, — А кто в нашей пещере охотник на мамонтов?!

— Вот такие вы женщины, — я подошёл к ней и чмокнул в щёчку, — Вместо того, чтобы дать нам, мужчинам, заслуженный отдых, гоняете и заставляете пахать.

— Иди уже, — она порывисто прижалась ко мне, затем оттолкнула, — Кстати, я ещё с утра знала, что вы сегодня пойдёте на охоту. Только кашу сейчас приготовлю, ведь мясо всё равно надо вымачивать, а это процесс не скорый.

Охоту и рыбалку Хуа любил не меньше, чем созерцание чудес космической цивилизации. Узнав, что вскоре пойдём за олешком, его лицо засияло от радости, он сразу же собирал арбалет и стал готовить охотничьи болты–срезни. Мы здесь вели себя тихо и оленей не беспокоили, поэтому расположение лёжки, места кормёжки и водопоя нам давно были известны.

Через часок после обеда, снарядив арбалеты, направились к месту их лёжки, от жары и надоедливых мух они прятались в тени густого кустарника, расположенного в двух километрах от нашей стоянки. Комары здесь были злые, поэтому мы обрызгались репеллентом из папиных охотничье–рыбацких запасов, тонкий запах которого не переносили все известные насекомые многих известных живых миров. Сторож оленьего стада его бы тоже учуял запросто, поэтому маленький потомственный охотник в «надцатом» поколении напрямик меня не повёл, пришлось протопать в обход километров пять.

Оставив меня на номере и совершенно бесшумно ступая, Хуа растворился в лесу. Он обошёл кустарник по широкой дуге и показался на глаза сторожу метрах в восьмидесяти от лёжки. Тот ещё успел трубно рыкнуть и предупредить стадо об опасности, после чего получил болт в шею и, густо орошая землю кровью, свалился на колени. Испуганное стадо подорвалось и вышло прямо на меня. Жертву даже особо выискивать не пришлось, широкий срезень всадил за левую лопатку первому попавшему молодому самцу.

Оленей свежевали в спокойной обстановке, затем по коммуникатору сообщил Илане о результатах охоты и она, прибыв на спаскапсуле забрала нас к месту дислокации. Так что на ужин объедались приготовленным мною шашлыком. Мяса было в два раза больше, чем могло поместиться в холодильник, поэтому почти целую тушу решил отдать морякам, которые должны были прибыть на следующий день.

Тем временем предстояло заняться другим, не менее важным делом, которое необходимо было провернуть стремительно и в самое ближайшее, но строго определённое время. Тот вечер и весь последующий день мы с Иланой потратили на просмотр записи, ретранслированной с «жучков», расселенных по особняку торговца Хартона, одному из богатейших людей не только столицы, но и всей империи.

Пятисуточный мониторинг позволил сложить мозаику быта, организацию охраны и систему взаимоотношений всех обитателей дома. Разделив его на сектора, мы в ускоренном темпе прокрутили произошедшие в нём события, перекидывая на ПК друг друга наиболее интересные моменты. В результате выяснили кто из них, где и с кем спит, как проводят свободное время и что друг о друге говорят. К сожалению, ничего важного не увидели и не услышали, зато теперь знали точное количество обитателей мужской половины. Кроме самого хозяина, который в настоящее время был в отъезде, здесь проживали два его сына, слуга Чепырь, имя которого некогда называл ныне покойный грабитель, а также евнух–казначей по имени Парализ, с рабским клеймом на щеке. Все остальные помощники Хартона жили с собственными семьями в отдельных домах.

Кроме того, на первом этаже особняка была комната охраны, где на постоянной основе несли круглосуточное дежурство шестеро воинов. Четверо из них периодически выходили на прогулку по двору но, тем не менее, мы их в прошлое своё посещение не видели.

— Рэд, хозяин вернулся, — вдруг сказала Илана, которая уже второй день мониторила ситуацию в режиме реального времени, — Он отдал евнуху какие‑то свитки, и приказал после обеда о чём‑то доложить. Включи двенадцатый канал.

Точно! Вместе с сыновьями и шестью женщинами за столом сидел тот самый торговец, который на одном из почтовых дворов недалеко от столицы настоятельно рекомендовал продать ему мои меха. Во время обеда им прислуживала целая толпа рабов, которые подавали несколько перемен самых разных блюд. За столом никаких разговоров не велось, лишь стучали ложки, ножи и вилки но, наконец, хозяин поднялся и куда‑то исчез.

— Четырнадцатый канал, — вскоре подсказала Илана, она прямо чувствовала, где его нужно искать.

Это был тот самый «жучок», который я прицепил снаружи зарешёченной оконной рамы. Изображения видно не было, так как помещение тогда было закрыто наглухо, и проникнуть в него не смогли, зато слышали всё прекрасно.

— И что, нашли одиннадцатого? — услышал знакомый голос.

— Пока что нет, господин, ищем, — ответил какой‑то незнакомец.

— Думаю, что это бесполезно, — сказал Хартон, — Да и не нужен мне этот сбежавший разбойник. Мне нужны меха!

— Так может быть ещё раз поговорить и попробовать выкупить?

— Ты что, Чепырь, идиот?! Теперь‑то мальчишка их точно никому не продаст, поэтому они должны сгореть! Вместе с мальчишкой! Тебе всё понятно?!

— Всё понятно, господин! Сейчас пойду и договорюсь о встрече…

— Нет, ты уже договаривался! Я запрещаю предпринимать какие‑либо действия без согласования со мной! — воскликнул Хартон, — Вначале всё обдумаешь, а утром доложишь. Потом мы подумаем вместе и примем какое‑то решение, и только после этого пойдёшь назначать встречи и договариваться.

— Понятно, господин!

— Тогда иди Чепырь, и скажи, пусть войдёт Парализ.

В помещении раздались шаги, и скрипнула дверь.

— Ну? — спросил Хартон.

— Всё пересчитал, господин, и пшеницу, и специи, — ответил новый голос, — На сегодняшний день закупили в Ахемениде и доставили галерами в Андрогорн двести семьдесят одну тысячу амфор пшеницы, и получили доход по одному солду и два россо на каждой из них. Общий доход в переводе на золото составил тридцать пять тысяч пятьсот шестьдесят девять зеолов. По специям из Хиндана получилось пять тысяч пятьсот восемьдесят зеолов чистого дохода, это по оптовым продажам, но планируется ещё один такой же рейс.

— Ага, ага, — пробормотал Хартон, — А общий баланс прикинуть можешь?

— Могу сказать точно, господин. На сегодняшний день сумма ваших финансовых активов составляет четыреста восемь тысяч зеолов. Из них триста сорок одну тысячу выдано разным клиентам в рост с различными сроками погашения. Сорок тысяч обменяно на векселя торгового дома Карбада империи Ахеменида, — голос на минуту замолчал, зашуршал бумагами и продолжил, — одиннадцать тысяч шестьсот шестьдесят семь передано вашим капитанам галер, помощникам и приказчикам для расчётов с поставщиками. Остальные внизу в хранилище — семь тысяч сто двадцать один зеол, шестьдесят две тысячи двести десять солдов в серебре и три тысячи пятьсот солдов в меди. Ну и вот–вот с севера должен прибыть караван с мехами, приблизительно на семь тысяч золотом, в общем балансе я их пока что не учитывал.

— Правильно! А теперь что по расходам?

— Господин, нужно выдать десять тысяч зеолов для оплаты очередной партии зерна и четыре тысячи зеолов на специи. И ещё господин Вилан, аристократ из верхнего города, пятый день подряд присылает раба, чтобы выяснить, прибыли вы домой или ещё нет.

— Ха! Наверное, нуждается в деньгах, ему надо две тысячи зеолов, — раздался чей‑то молодой голос.

— Ты, как мой сын и наследник должен запомнить две простых истины, — раздался голос Хартона, — Первая — деньги должны работать и незачем им лежать в хранилище просто так. За исключением необходимого резервного запаса, конечно. И вторая — никто не даёт денег тому, кто в них нуждается, а дают тому, в кого они есть. А у господина Вилана капитал есть, он передаст в залог свой дворец вместе с мебелью и живым имуществом, стоимостью в четыре тысячи, а это в два раза больше нужной ему суммы. Понятно, сын? То‑то и оно! В общем, если сегодня он придёт с залоговыми документами и своими поверенными, то две тысячи дадим.

— Господин, золотом выдадим или серебром?

— Серебром, конечно, золото пускай лежит. И за специи тоже, вместо четырёх тысяч зеолов, выдадим тридцать две тысячи серебром, скажи им, пускай берут охрану и подгоняют крепкую арбу, всё же тащить придётся около девятисот тридцати танн (восемьсот килограмм). А на оплату зерна выдадим вексель, его в Ахемениде примет любой торговый дом.

На этом разговор затих, но через некоторое время возобновился с какими‑то новыми людьми. Они о чём‑то договаривались, что‑то писали, затем считали деньги. К сожалению, увидеть помещение мы с Иланой не могли, но поняли одно, что вход, откуда спускались куда‑то вниз в хранилище, находился в соседней от кабинета комнате. Кстати, деньги выносил и передавал хозяину евнух Парализ.

До вечера в особняке местного олигарха ничего существенного не произошло, зато на реке показались обе галеры. К месту погрузки пиломатериалов мы закинули тушку олешка, в виде угощения, затем вернули спаскапсулу на место, где оставили Хуа, а сами вдвоём с Иланой вскоре встречали братьев Стромов и обе их команды.

В этом мире народ к различным непонятностям относился, как к божественным проявлениям. На полном серьёзе считалось, что боги часто спускаются с Грамины (местная Луна) на землю Леды и живут среди людей, при этом иногда оставляют смертным своё потомство, в основном мальчиков, которые затем вырастают и становятся императорами, великими героями или сильными колдунами–оракулами.

Такие понятия, как везение или удача здесь называется божьей помощью, а успешных людей относят к божьим любимчикам. В этот список жители посёлка Рыбачий внесли и нас с Иланой, мало того, ей приписывают дальнее родство с кем‑то из представителей божественного пантеона. Таким образом, моряки на мою девочку косились, но никаких вопросов не задавали. Да и мы долго не рассиживались, немного поговорили и расстались, сказали, что готовимся к отъезду и будем выезжать домой с рассветом.

Ночь прошла без происшествий, между тем, рассвета мы не дожидались, и убыли в сторону Андрогорна, когда Грамина вот–вот должна была закатиться за горизонт. На берегу тоже было спокойно, моряки отдыхали, при этом большую часть леса уже погрузили на галеры, надеюсь, что остаток с утра догрузят и благополучно отправятся домой. Возвращаться и проверять погрузку я не собирался, во–первых, потому, что доверял обоим Стромам и, во–вторых, ресурс аккумуляторов летательного аппарата был на исходе, уж слишком много затратили на перевалку леса. Энергии оставалось всего лишь на сто тридцать километров хода, однако для решения поставленной задачи этого было достаточно.

Во время полёта к месту проведения акции ещё раз прокрутили запись информации со всех четырнадцати «жучков». Сыновья хозяина дворца спокойно отдыхали в своих больших спальнях на втором этаже, там же, но в комнате поменьше, находился Чепырь. Ещё в семи таких же комнатах, вероятно гостевых, жильцы отсутствовали. Апартаменты хозяина дворца находились на третьем этаже, а рядом с его спальней в маленьком чулане ютился раб–казначей.

Один из сыновей хозяина и Чепырь спали с женщинами, а хозяина ублажали сразу две жены, но после секса немного полежали, затем свернули между ногами что‑то типа подгузников и ушли к себе. В настоящее время лишь в комнате Чепыря и спальне хозяина раздавался изрядный храп, а в остальных помещениях было тихо.

Наконец на обзорном экране спаскапсулы темнота ночи сменилась отблеском света масляных фонарей. Мы подлетали к городу и вскоре зависли над крышей принадлежащего Хартону дворца.

— Готов? — спросил у Хуа.

— Угу, — он утвердительно кивнул, хлопнул рукой по кобуре с импульсным шокером и стал надевать шлем Иланы, который мы подогнали по его голове.

Слуга мой был парнем весьма любознательным и неглупым, любому умению учился с первой подсказки, поэтому обучить его пользованию опциями тактического шлема сложности не представляло. Из‑за незнания общего языка Содружества нормально работать с ПК он не мог, но в основных функциях разобрался неплохо, так что несмотря на возраст я его считал пусть не совсем полноценным, но для исполнения данной акции вполне подготовленным бойцом.

Илана оставалась в спаскапсуле, с помощью голоэкрана и обзорного экрана она должна мониторить внутреннюю обстановку помещений дворца и состояние дел на прилегающей территории. Сейчас она взяла в руки рейлган и, подняв на лоб мои компьютерные очки, спросила:

— Работаем?

— Вперед, — кивнул я и надел на голову собственный шлем.

— Стоп, — вдруг сказала она, развернув для удобства наблюдения обзорный экран, — На улице пятеро вооружённых людей, один с арбалетом.

Подключившись через ПК шлема к каналу наружных видеокамер, мне стало понятно, что прошлый раз, когда мы здесь были в это же время и никто не слонялся по двору, нам просто повезло. А сейчас у входа во дворец с масляными лампами в руках стояли пятеро воинов, те самые охранники. Двое из них повернулись к нам спиной и стали спускаться с каменных ступеней, направляясь в сторону сада, двое других шли по направлению к нам, а пятый, который держал в руках арбалет, подцепил фонарь у двери на крючок и остался стоять на месте. В первоначальный план необходимо было срочно вносить коррективы, однако уже сейчас было ясно, что сложившаяся ситуация серьёзно облегчила дальнейшие наши действия. Теперь в самом здании работы предстояло гораздо меньше.

— Илана, садись за пульт управления и зависни над газоном, — шепнул я, забрал у неё рейлган и подошёл ближе к открытому люку, — Хуа, включи максимальный режим шокера и по моей команде оперативно валишь двоих, которые направляются в нашу сторону.

С приближением охранников, Илана на спаскапсуле резко «просела» к земле и зависла над головами о чём‑то переговаривающихся охранников, парню осталось лишь дважды нажать на кнопку инициатора электрического разряда. Раздался негромкий треск, друг за другом вспыхнули две молнии, и резко запахло озоном. Под воздействием высокого напряжения оба охранника вздрогнули, и свалились наземь. Они ещё падали, а я ловил в прицел левые лопатки ушедших в сад, и дважды нажал спусковую клавишу.

Для снарядов рейлгана шлемы охранников препятствием не являлись и прошивались бы насквозь вместе с головой, но даже в обгоревшем черепе отверстия будут явно видны. Это меня не особо беспокоило, но зачем для следствия плодить чудесные непонятки?

Пятый охранник услышал звук упавших фонарей (к счастью не разбились и факелом не запылали), затем увидел свалившихся людей и поднял голову к небу. Вероятно, он заметил тёмное пятно, закрывающее звёздное небо, но получив в открытый рот десятимиллиметровый снаряд, предпринять ничего не успел и сполз по стенке на каменные ступеньки.

— Илана, на облёт объектов, а ты, Хуа, контроль шокером.

Через несколько минут все пять трупов лежали в грузовом отсеке капсулы, а хозяйственный слуга снимал с них пояса и железо.

— Они тебе здесь не помешают?

— Нет, — Илана передёрнула плечами и махнула рукой, — Пока пускай валяются.

— Тогда всё, — сказал я, прицепив к поясу плазменный резак, — давай по плану к окну номер пять, и следи за обстановкой.

Каркас с деревянными жалюзи был встроен внутрь оконного проёма и снаружи снимался элементарно. Мы вдвоем с Хуа проникли в одну из пустующих комнат второго этажа и первое, что сделал, так это отдал приказ на возврат «жучка» к окну в исходное положение, где его деактивировал и снял. Затем началась рутинная работа: вначале вышли в коридор, тускло освещённый масляными лампами, и я из игольника выстрелом в голову упокоил рабов, спящих на топчанах у входа в комнаты молодых хозяев, после чего нейтрализовал находящихся там людей, попутно снимая оставшиеся «жучки». Хуа контролировал коридор, а Илана помалкивала, значит в секторе её ответственности всё было без изменений.

Оставив слугу в просторном вестибюле контролировать лестницу, ведущую на третий этаж, сам стал спускаться вниз. На моих ногах были обуты мягкие белые кроссовки, некогда принадлежавшие маме Иланы, поэтому ступал фактически бесшумно. Между прочим, на меня они уже были маленькими, но всё же часик потерпеть было можно. Хуа сейчас носил обувь Иланы, зато моя старая обувь ей уже не подходила, тоже стала маленькой.

Шестого охранника сначала услышал, он с кем‑то разговаривал в открытой настежь комнате. Но оказалось, что сидя за столом на широкой скамейке, он о чём‑то недовольно бубнил сам с собой. Увидев меня в комбезе и закрытом затемнённым лицевым щитком тактическом шлеме, он выпучил глаза и широко раскрыл рот, но больше ничего сказать не успел, получил бронебойно–разрывную иглу в область сердца и уткнулся лицом в стол.

Дверь решил открытой не оставлять, мало ли кто ещё здесь живёт? Впрочем, надеюсь, что до рассвета никто там ходить не будет.

— Шестого охранника сделал, — выдал в эфир, — Идём на третий этаж.

— Принято, — шепнула Илана.

— Принято, господин, — пробормотал Хуа. Ты ему хоть кол на голове теши, но даже в боевой обстановке магическое слово «господин», он добавит обязательно.

— Илана, обстановка? — спросил, когда поднялся в вестибюль второго этажа.

— Во дворе тихо, а третий этаж спит.

— Принято. Хуа, прикрываешь спину.

Коридор третьего этажа был пустынен, но светильников здесь было гораздо больше, поэтому прибор ночного видения пришлось отключать–включать дважды, сначала при входе в апартаменты Хартона, а затем в каморку к рабу–казначею, где висел небольшой колокольчик вызова. Видно евнух был у хозяина порученцем на все случаи жизни.

Мы прилетели не в развлекательном фильме снимался, поэтому не стал будить своего врага и рассказывать о том, как он не прав, а действовал строго функционально: убил и всё. Правда, его чувство самосохранения было развито довольно сильно, за секунду до смерти он проснулся и с недоумением взглянул на меня. Так с открытыми глазами и умер.

Раба сразу убивать не стал, вначале сонному воткнул в рот кляп и треснул по роже, затем стащил с постели и повёл в спальню хозяина, где указал на труп, после чего направились в кабинет. Ключи от денежного хранилища и сундука с документами даже не искал, вскрыл запоры с помощью плазменного резака.

До рассвета оставалось сорок пять минут, времени не так уж и много, поэтому нужно было спешить. С бумагами разбираться не стал, но верхнюю стопку пролистал, посчитал ценной и забрал, в ней лежали три векселя на десять тысяч зеолов каждый, а так же различные залоговые документы, в том числе на дворец в верхнем городе. Весь бы этот ящик выгрести, да сознание отвлекал блеск золота, которое ещё предстояло вытащить по глухой лестнице из подвала на третий этаж, а затем погрузить в спаскапсулу.

Золотые монеты были упакованы в семь полных мешочка по одной тысяче зеолов, и весом около восьми с половиной килограмм в каждом. Восьмой был почти пуст, как потом выяснилось, в нём находилось сто двадцать один зеол. Мешки с серебром выглядели раза в три крупнее, но весили немногим более двенадцати килограмм, и хранилось в каждом из них по пятьсот солдов.

Золото мы вытащили на третий этаж за один заход. Прежде, чем подавать его Илане в летательный аппарат, пришлось перекинуть прямо в комнату все пять трупов охранников. Однако, сундук с серебром освободили лишь наполовину. Я и раб–казначей связывали и тащили по два мешка в каждой руке, а Хуа всего два, по одному в каждой руке. На шестой ходке раб стал хрипло дышать и, выбравшись наверх, тяжело сел прямо на пол. Толку от него больше не было, поэтому закинув деньги в кормовой люк причаленной прямо к окну спасательной капсулы, махнул рукой и сказал:

— Кончай его.

— Слушаюсь, господин, — голос слуги раздался в телефонах моего тактического шлема, и слабый свет масляной лампы дополнился вспышкой короткой молнии.

После этого теперь уже вдвоём успели сделать ещё четыре ходки, закинув в капсулу в общем итоге шестьдесят четыре мешка с серебром. Могли бы рвать жилы и дальше, но забеспокоилась Илана.

— На востоке сереёт, — услышали мы в наушниках, — нужно уходить.

— Хорошо, — я тяжело вздохнул, — подавай кувшины с нефтью.

Приняв три горшка, один распечатал и вылил в кабинете покойного Хартона, а два бегом снёс на второй этаж, разлил в жилых комнатах и поджог, при этом устроил сквозняк и оставил двери распахнутыми. Тоже самое провернул и на третьем этаже, после чего быстро запрыгнули в спаскапсулу и отчалили.

На ранее приобретённом каменистом участке мы с Иланой в скале нашли глубокий разлом с боковой нишей, размытой быстрым ручьём, появляющимся в сезон дождей. Снаружи ничего не видно, но его можно заметить, если спустится туда на канате. Вот мы и заметили этот глубокий карман, когда обследовали весь участок, в нём и спрятали спаскапсулу, завалившись спать до вечера.

Домой вернулись пешком после захода солнца. Воины из караульной смены рассказали о случившемся в городе пожаре, в результате которого дом одного из богатейших людей столицы, некого господина Хартона выгорел полностью. Погасить не смогли, осталась лишь каменная коробка. Хозяин дома и его сыновья погибли в огне, но его дочь, пятилетняя внучка, обе жены и два десятка рабов–домочадцев остались живы.

 

Глава 4

Вторую докаду подряд в нашем с Иланой личном расписании не было ни минуты свободного времени. Ежедневно поднимались в пять утра, выполняли обязательный комплекс физо, проводили спарринг и занимались медитацией. Должен сказать, что уже сейчас победить Илану в фехтовании на мечах становилось всё трудней. Она, как довольно сильный псион, предугадывала мои действия, поэтому приходилось постоянно менять систему приёмов нападения и защиты, рисовать самый непредсказуемый рисунок боя. Признаюсь, что мне удавалось держать верх лишь благодаря более рациональным навыкам и физической силе. Кстати, воительницы и дежурная смена охраны стучали железом рядом с нами.

К половине седьмого мы мылись и садились завтракать, а затем появлялся Лагос, который занимался сменой караула и в магазине, и у меня дома. Вплоть до начала сиесты он оставался на подворье присматривать за хозяйством, а мы с Иланой разбегались: полдня она проводила в магазине, который потихоньку превращался в дом моды, затем, к началу сиесты возвращалась домой, и после четырёхчасового отдыха отправлялась дрессировать молодняк.

Занятия с курсантами мы с ней проводили ежедневно, но чередуясь, один день она, а следующий — я, остальное время всего учебного процесса они находились под постоянным контролем деда Котяя. С семи утра под руководством Вида занимались комплексом физо и проходили построенную нами полосу препятствий, после чего занимались строевой подготовкой и действиями пехотного легиона в обороне, наступлении и на отдыхе. Затем купались в реке и на три часа садились изучать преподаваемые Фагором науки. После сиесты, которую все проводили дома, курсанты, а вместе со всеми учился и Хуа, попадали в руки ко мне или к Илане.

Лично я сразу по прибытию Лагоса и смены караула отправлялся верхом на Вороне к заливу, на верфь мастера Щипа. Как бы скептически и настороженно не относился к самому главному судостроителю и его новым одиннадцати компаньонам, но к моему прибытию на стапеле стучали молотки и киянки, дымились печи пропарочных камер, визжали пилы на распиловке соснового леса, и так было постоянно. Видно, аванс в пятьдесят золотых, а так же перспектива приличного заработка, стали для народа неплохим стимулом.

Мои продольные и поперечные пилы вызвали настоящую революцию в плотницком деле, в посёлке Рыбачьем не было человека, который бы не пришёл полюбоваться на их работу. Просто, понятия «сталь» ранее в этом мире не существовало, а из обычного железа хороший инструмент не получится. Пустить на какое‑то плотницкое новшество метеоритное железо никому в голову не приходило, например, вместо одной поперечной пилы можно отковать четыре отличных меча, стоимостью по тридцать золотых. Целое состояние!

В общем, две докады назад после богатых подношений храму бога Горона и благословения его жрецов, строительство шхуны началось. Без меня здесь все эти дни не обходилось, особенно при разметке габаритов и конфигурации остова судна, его киля с передней и задней оконечностью, усиленного фальшкилем и других продольных, а так же поперечных и вертикальных связей и прочих элементов, образующих плавный переход от киля к корпусу. В существующих в моём ПК Земных чертежах они называются форштевнем, ахтерштевнем, кильсоном, стрингерами и шпангоутами.

Самое интересное, что в подобной конструкции ранее совершенно никто, в том числе и я, не имели никакого представления, но долгие вечера, проведенные в спорах со Щипом, всё же помогли постичь не только концепцию силового набора, но и технологию его строительства. Теперь скелет шхуны не только на эскизах и чертежах, но и в нашем представлении вырисовался полностью. А сам мастер загорелся делом не меньше, чем я, очень ему хотелось посмотреть, что же со всего этого выйдет, правда, сильно критиковал пятидесятисантиметровую толщину борта, утверждая, что двух «ладоней» (девятнадцать сантиметров) вполне достаточно. Впрочем, я не стал его убеждать, что моя шхуна это не каботажник, который будет ходить вдоль берегов материка, а океанский корабль, способный держать серьёзные штормовые нагрузки. Тем более, что лично сам ничего не придумал, а взял чертежи некогда действующей модели, поэтому сказал, что нужно сделать так, как нарисовано и всё.

По истечению двух докад я стал полностью доверять мастеру Щипу, но всё равно, с помощью компьютерных очков сканировал каждый шпангоут. Конечно, были отклонения от чертежа, но с его лекалами–опорами для гнутья бруса, представляющими собой врытые в землю брёвна, более точно сделать невозможно. Теперь у меня появилась твёрдая уверенность, что к началу сезона дождей остов корабля будет полностью готов, а обшивку бортов, настил палуб, внутреннего дна и устройство двух поперечных переборок можно будет делать и под крышей. Останется за зиму отлить из бронзы различные приспособления для крепления снастей, управления судном и его швартовки, в том числе рымы, кнехты, утки, крепёж, блоки и якоря, а так же приобрести канаты различного сечения и изготовить необходимое парусное вооружение.

Верфь я покидал за два часа до сиесты и отправлялся работать на свой новый участок. В префектуре размер территории округлили до сорока аров, содрав в казну на двенадцать золотых монет больше, чем я предполагал, то есть, ровно сто шестьдесят зеолов. Чтобы площадь участка соответствовала указанной в документах, помощник префекта и землемер дорезали в план кусок южной скалы, таким образом, вроде как дополнительно обманув глупого молодого человека, купившего совершенно неприспособленную под застройку землю. Наблюдая, как они между собой переглядывались и ухмылялись, я специально скорчил наивную рожу, безоговорочно согласившись с их предложениями. Как мой дедушка говорил, хорошо смеётся тот, кто смеётся позже всех.

За пятнадцать дней я смог тихо и не спеша произвести полное нивелирование и планировку площадки, при этом плазменным резаком порезал все каменные нагромождения, а так же тот самый выступающий кусок скалы, в результате получились строительные блоки, размером полметра на четверть метра и высотой в одну восьмую метра. Были они немного тяжеловаты, двадцать пять килограмм штука, но я видел построенные дома с более габаритного и корявого камня, зато у меня были блоки ровненькие, их даже можно было полировать. В общем, вышло около четырёх тысяч кубов, из которых можно было бы построить два десятка неслабых усадеб.

Оставалось на участке немало рытвин и ям, но я надеялся, что когда на море начнутся шторма, а до сезона дождей останется полтора месяца, то смогу уговорить рыбаков немного поработать на реке, таская мне из лесу сухой чернозём и торф. А о цене договоримся, я сейчас человек совсем небедный, по меркам моей родины, оставшейся далеко во вселенной — настоящий миллионер.

Строительство новой усадьбы оттягивать не стал. Для выполнения работ нанял опытного и модного архитектора, некогда участвовавшего в реконструкции верхнего города. Разбивку территории сделали вместе с двумя его помощниками, при этом, дворец, хозяйственные постройки и казарму со столовой и учебными помещениями решил ставить в дальнем от берега торце, размером в пятнадцать ар. На оставшихся двадцати пяти арах получилось: у берега — удобный причал на три крупных (по местным меркам) корабля, вдоль подножья южной горы и северной скальной гряды — два десятка участков по одному ару для желающих стать моими соседями, и «аппендицит» на половину ара — выровненная каменная площадка, под застройку жилья не приспособленная. На ней мы с Иланой решили воздвигнуть за свой счёт большой храм бога морской стихии и торговли Горона, преследуя этим несколько целей. Во–первых, умаслить недоверчивые взгляды жрецов, кидаемые на Илану, во–вторых, натурально купить расположение служителей нужного нам храма и, в–третьих, теперь на ежедокдную службу в город топать не придётся.

Будущий посёлок можно увеличить втрое, если за разломом, где спрятана спаскапсула, выкупить ещё один участок побольше, а между ними перекинуть мостик, однако это дело не сегодняшнего дня. Пока что строителям дана команда на строительство казармы и конюшни, это главные объекты, которые необходимо возвести до начала сезона дождей.

Таким образом, за делами и заботами напряжённо и безоглядно пролетел целый месяц. Даже в храме Силары удавалось бывать не чаще двух раз в докаду, между тем, напряжение хотелось бы сбрасывать почаще и подольше, но не получалось. Всё бежал и спешил жить, но однажды проснувшись и выскочив на утреннюю разминку, никого из своих домашних девчонок не дождался. Однако, обязательный комплекс физо выполнил и учебными мечами в спарринге с охранниками и Хуа помахал, после чего даже не одевая верхнюю одежду, направился в женскую половину дома.

В спальне Иланы было светло и тихо, а сама она свернулась клубочком и завернулась в простынь чуть ли не с головой, наружу лишь нос торчал и сонные глаза хлопали ресницами.

— Не понял, Солнышко, ты чего лентяйничаешь, день на дворе?

— Ой, дела у меня, — прошептала она.

— Ну да, дела, — согласился с ней, — поэтому и надо, вставать, вертеться и бежать!

— Не эти дела, другие, — немного громче сказала она, — У меня кровь пошла.

— Откуда?!

— Оттуда, — она опустила взгляд.

— Ох ты, бездна космоса! — я стал рядом с кроватью на колени, заглянул ей в глаза и нежно погладил по голове, — И как ты теперь себя чувствуешь?

— Вечером было не очень…, а сейчас уже нормально.

— А чего же вчера ничего не сказала?

— Ты пришёл поздно, поэтому не стала беспокоить.

— Я читал, что в таких случаях биороботы перестраивают женский организм и в дальнейшем менструальные циклы болезненными симптомами не сопровождаются.

— Ага, и я читала, — опять прошептала она, затем лукаво улыбнулась и немного повысив голос сказала, — Я уже не ребёнок!

— Ладно, «не ребёнок», — передразнил её, — У тебя и правда тело рослое, а фигура спортивная, сравнительно с местными аборигенками такого же возраста, ты выглядишь гораздо старше, как вполне сформировавшаяся девушка. Но всё равно, договорённость о наших отношениях остаётся в силе.

— Угу, дай цёмну тебя! — её глаза весело блеснули, она обвила мою шею руками, привстала и поцеловала в губы, затем добавила, — Ещё два года.

— Два с половиной, — поправил её и спросил, — Может, что‑то принести или чем‑то помочь?

— Ничего не надо, — она отрицательно качнула головой, — К сожалению, у мамы прокладок не было, одни тампоны, но девчонки вчера вечером выделили клок хлопка и кусок тонкой ткани, так что всё есть. А ты сегодня почему вскочил в такую рань?

— Ну как же, надо идти на работу, — пожал плечами.

— Какая работа? — захихикала она.

Взглянув на неё с недоумением, вдруг вспомнил о тишине, царившей на подворьях соседей и, наконец‑то догадался, что потерял счёт дням, ведь сегодня был законный выходной для всего нашего посёлка и значительной части столицы — день бога Горона. Пришлось сделать вид, что всё идёт так, как надо, не рассказывать же, что окунувшись по уши в дела, напрочь забыл обо всём постороннем.

— На верфи никого не должно быть, но я сейчас иду к строителям, у них выходной завтра, — сделал неопределённый жест рукой и перевёл разговор на другую тему, — Кстати, как обстоят дела в магазине?

— Ой! Вчера было семь заказов и поступило триста пятьдесят зеолов аванса, представляешь!? — восторженно воскликнула она, — У нас скоро мехов не останется!

— Нет ничего удивительного, — пожал плечами, — простейшая коммерческая реклама в действии.

Наш ранее никому неизвестный магазин находился в некотором отдалении от рынка, зато колесницы и тележки знати здесь мелькали постоянно. Это были именно наши клиенты, но ставить зазывал для их привлечения, которые бы размахивали лисьими хвостами, я посчитал делом малоэффективным. Безразличного покупателя нужно было и удивлять, и шокировать.

Ведь раньше как было? Модник или модница закупали у торговцев понравившиеся меха и необходимую ткань, подкладочную — на манто или лицевую — на плащ, после чего отдавали специалистам, где им и шили то, чего нужно. В данном же случае наши мастерицы подготовили три десятка моделей различной меховой одежды, развесили их в торговом зале на Т–образных стойках, а некоторые из них выставляли под охраной прямо на улице. С приближением тележки, особенно если там сидит богатая матрона, Лета или Мила накидывали на плечи, например, манто и крутились на месте, вздымая полы одежды веером.

Меха сами по себе товар статусный и дефицитный, и такая удивительная демонстрация незамеченной не проходила, поэтому потенциальный покупатель чаще всего мимо не проезжал. Впрочем, через докаду можно было уже обойтись без этой простенькой рекламы, состоятельные люди нижнего города и аристократия верхнего о магазине и его необычной модельной продукции были хорошо осведомлены, теперь богачи здесь толклись постоянно.

Шокирующей была цена готового изделия, то есть, не в смысле большая, а наоборот, мы её искусственно занизили до суммы привычных затрат на меха и ткани. При этом, даже с учётом использования продукции, закупленной на официальных торгах, подобный демпинг позволял получать двойную прибыль. В сложившейся ситуации боюсь подсчитывать уровень собственных сверхприбылей, но по самым приближённым прикидкам размер доходов в меховом бизнесе планируется не менее шестнадцати тысяч зеолов. И это только при реализации изделий из собственных мехов, между тем я собираюсь перекупить и все прочие поставки.

— Всё, Солнышко, пойду, — поцеловав Илану в нос и выбравшись из её «обнимашек», на минутку задержался у стоящего напольного полированного бронзового зеркала. Отражение было слегка искажено и в голове промелькнула мысль, что производство простого стекла и обычных зеркал, могло бы сделать меня богатейшим человеком на планете. Тем более, что в моём ПК есть несколько элементарных технологий их производства.

Давно я не смотрелся в большое зеркало. У жителей Содружества волосяной покров растёт лишь сверху на голове, в том числе брови и ресницы, а подстригался я очень коротко, поэтому за причёской ухаживать незачем и зеркало как бы без надобности. Сейчас обратил внимание, что юношеские черты лица несколько изменились и заострились; высоким лбом, тонким прямым носом, слегка прищуренными карими глазами, плотной ниткой губ и резко очерченным подбородком стал больше похож на маминого отца, дедушку Ивана. А вот руки, ноги и фигура были папины: такое же стройное, атлетически сложенное тело, но в плечах не перекаченное.

— Красавец! Красавец! — «подначив» меня, замурлыкала Илана.

— Это ты у меня настоящая красавица, — вернул ей комплимент, — А когда вернёшь естественный цвет волос и глаз, станешь совершенно неотразима! А я так, всего лишь немного симпатичней обезьяны.

— Да иди ты! — рассмеялась Илана, а я прошмыгнул в коридор, встретив приоткрытую дверь соседней комнаты и любопытные глаза младшей воительницы.

— Привет, Кара!

— Здравствуйте, господин! — пискнула она и сразу же захлопнула дверь.

Да, день действительно был выходным, даже Лагос на развод караула не приехал, воины сменились самостоятельно. Позавтракал тоже в одиночестве, после чего оседлал Ворона и вначале отправился на верфь, где оценил темп выполнения вчерашних работ, а затем — на стройку.

Очертания остова шхуны окончательно ещё не сформировались, и работы было непочатый край, зато над стапелем возвышалась кровля, так что никакие дожди нам теперь не страшны. Людей здесь и правда не было, все отдыхали, зато в усадьбе работы велись полным ходом. Строительство корпуса двухэтажной казармы было завершено, а конюшню через день должны подвести под крышу. Черепицу уже завезли и в течение следующей докады должны уложить, таким образом, здесь останутся только внутренние работы, устройство дверей и окон.

М–да, собственным стеклом всё же стоит обеспокоится. Кстати, в кухонном помещении казармы впервые в этом мире будет изготовлена печь не в виде открытого очага, типа огромного камина, а в виде выложенной из кирпича плиты с чугунным варочным накрытием на два казана, колосниками и открывающимися дверцами. Чугун здесь считался отходом литейного производства, он не поддавался ковке и его просто выбрасывали, теперь же умнейший и знаменитейший мастер Крон начал изготавливать из него самые обыкновенные казанки и сковородки, которые дешевле бронзовых в четыре раза.

С начала выполнения запланированных мероприятий, рабочие процессы на всех объектах стабилизировались, что лично мне дало много свободного времени. Теперь не нужно было постоянно висеть над головами мастеров, растолковывать и разжёвывать своё видение тех или иных вопросов, а лишь периодически контролировать исполнение. В результате, появилась возможность чаще заниматься с курсантами и хотя бы один раз в докаду ходить с ними на баркасе, приучать к морю и парусу.

В самый первый раз я вывозил сразу всех курсантов. На двух средних банках размещались по четыре человека, двое сидели на баке, а ещё двое — рядом со мной на корме. Эти по очереди получали навыки управления румпелем и парусом при смене галса. Однако, меняясь местами, они сильно раскачивали баркас, поэтому в последующем брал на борт по шесть человек, в этом случае они друг другу хотя бы не мешали.

Раньше планировал из двенадцати принятых в науку, по результатам учёбы пару человек отчислить, но теперь вижу, что для моих будущих планов нужна более серьёзная бойцовская команда. Существующее количество воинов посчитал совершенно недостаточным, поэтому оставил всех. Из этих же причин и казарму построил на пятьдесят человек личного состава, правда, добирать претендентов на оставшиеся вакансии буду нескоро.

Возвращаясь домой, на поселковом причале увидел какую‑то чужую галеру, а на берегу целое столпотворение рыбаков и моряков, внешний вид которых был тревожным и угрюмым. Спешившись и взяв Ворона под уздцы, подошёл к группке молодёжи.

— Приветствую честную компанию, — поздоровался со всеми.

— Здравствуйте, господин Дангор, — ответили менее знакомые.

— Привет, привет, Рэд, — ответили соседи.

— Что‑то случилось?

— Кирон Ангорнис напал на галеры братьев Стромов, — ответил Харат, — старшего Гилона, невесту Ларта и двадцать семь моряков взяли в плен, а Нирт и остальные погибли.

— Ничего себе! — сказал я, покачав головой, — Подожди, а кто такая невеста Ларта?

— Так это дочь давнего друга нашего старосты, который сейчас проживает в городе Сардар, это империя Ахеменида, — Харат цыкнул сквозь зубы и передёрнул плечами, — Они когда‑то вместе ходили поморю и, люди говорят, повеселились от души. А сейчас дождались, когда девчонка войдёт в возраст и решили поженить с Лартом.

— Угу, — пробормотал кто‑то из ребят, — вот и поженили. Попал наш староста со всех сторон.

— Многие попали, — угрюмо сказал кто‑то ещё, — Мой старший брат тоже там, говорят, раненный.

— Они почти все там раненные, — сказал Харт, — За две докады многие могут умереть.

— А зачем ожидать две докады? — спросил у него.

— Посредник такое сообщил, будто Кирон Ангорнис сказал привезти выкуп через две докады, иначе выжившие будут махать кайлом на рудниках, а девчонку сделает рабыней для постельных утех.

— Свободную девушку рабыней? — не поверил я.

— Ха! Это же пираты Аманаса, для них человеческие законы не существуют. Там у них живёт всякая шваль, особенно этот Кирон, — Харт опустил глаза и плотно сжал губы, — Но ничего, недолго ему осталось бегать, теперь мы точно соберёмся.

— Ты бывал на Аманасе?

— Два года назад вместе с Посредником ходил, отца из плена забирал, — он скрипнул зубами, немного помолчал и тихо закончил, — Только на обратном пути он умер.

— Вон оно как, — я задумчиво покивал головой, затем указал на чужую галеру, — А это кто?

— Так это Посредник и есть, пришёл объявить размер выкупа и доставил одного из наших моряков, — ответил Харт.

— И сколько пираты требуют?

— Одну тысячу золотом за Гилона, пятьсот за девчонку и по десять зеолов за каждого моряка.

— За девчонку пятьсот золотом? — переспросил я, ведь даже самая красивая секс–рабыня не стоила больше пятнадцати зеолов.

— Угу, — кто‑то ответил, — Видать знает Кирон, что выкупить девчонку, это для Строма дело чести.

О Кироне Ангорнисе (Кровавом Капитане) я кое‑что слышал и раньше. Он имел в личной собственности две боевых пятидесятивёсельных галеры, но при необходимости мог собрать под своей рукой эскадру и в два десятка кораблей. Это была личность легендарная, удачливая, беспринципная и воистину кровавая, не ведающая жалости. Если за пленного нельзя было получить десять золотых монет, он его попросту резал, как барана. В цивилизованных мирах Содружества такого человека назвали бы маньяком, а сознание его подвергли бы психокоррекции ещё в детстве.

Домой мы шли не спеша, Ворона я вёл в поводу и слушал рассказ Харта о посещении небольшого островного государства под названием Аманас, которое было не чем иным, как пристанищем разного пиратствующего отребья. Оказывается, ему удалось побывать прямо у ворот усадьбы знаменитого Кровавого Капитана, и теперь он лелеял мысль когда‑нибудь туда вернуться и отомстить. Что ж, мечта достойная мужчины.

Моя Илана сидела в саду на подвесных качелях и о чём‑то весело болтала с воительницами. По её движениям и внешнему виду было хорошо заметно, что чувствует она себя хорошо, видно организм перестроился полностью.

— Здравствуйте, Гита, Кара, — каждой из них коротко кивнул головой.

— Здравствуйте, господин, — почти синхронно ответили они.

— Хочу с супругой переговорить.

— Да, простите, — они резво вскочили и направились к дому.

Илана на сидении подвинулась, а я уселся рядом и крепко обняв, слегка раскачал качели и оттолкнулся от земли.

— Солнышко, хочу пригласить тебя на прогулку.

— Чувствую, измучил тебя адреналиновый голод, — она повернулась ко мне и улыбнулась белоснежной улыбкой .

— Ты знаешь, наверное, так оно и есть, — улыбнулся в ответ.

— В море пойдём, — утвердительно сказала она.

— Да, денька на два–три.

После того, как выслушала последние новости и мои пожелания, Илана склонила голову к плечу, к чему‑то прислушалась и тихо сказала:

— Мы домой вернёмся через три дня. Хуа возьмём с собой?

— Да, парень пригодится.

Собирались недолго, взяли сменную одежду, оружие, еду, бочонок с водой и три кувшина сухого красного вина. Баркас на погрузку перегнал в теперь уже мою новую бухту, не хотел, чтобы посторонние задавали неудобные вопросы. Кроме того, нужно было посетить спаскапсулу, поэтому пришлось ожидать, когда строители уберутся восвояси.

Темнеет здесь быстро, в семь часов вечера солнце закатывается за горизонт, так что долго бездельничать не пришлось, работяги покинули участок ещё засветло. Привязать к камню канат и спуститься в ущелье было делом нескольких минут, и вскоре я уже вытаскивал из капсулы уложенный в мешок космический скафандр. Нет, шанс на возврат в космос исчезающее мал, в данном случае он мне нужен для выполнения совсем других мероприятий.

Гряда надводных скал, которая торчала при выходе из нашей бухты, на самом деле являлась началом архипелага, состоящего из трёх крупных островов–государств и более сотни обитаемых и необитаемых островков. По данным электронной карты, остров Аманас, северо–западный мыс которого укрывал от океана небольшой залив, принадлежащий Кровавому Капитану, находился в двухстах восьмидесяти пяти километрах от нашего дома.

Проверив наличие посуды для отправления естественных надобностей, мы отшвартовались, вышли в устье реки и направились в открытый океан. Был уже вечер и солнце почти закатилось за горизонт, поэтому морской бриз поутих и мы двигались со скоростью черепахи. Но вскоре с берега должны подуть ночные воздушные потоки, и километров пятьдесят пути будет веселей. Дальше пойдёт преобладающий в этих широтах приповерхностный пассат, опять же по данным канувшего в бездне космоса ИскИна «Стервы», а здесь уже придётся на встречном ветре неслабо полавировать.

Курс проложили не прямой, а с крюком на сорок километров западнее от предполагаемого оживлённого маршрута. Благодаря приборам ночного видения, тихий ночной океан под сенью звёзд был виден не хуже, чем днём. Первую вахту стоял, то есть сидел, Хуа, но мы с Иланой тоже не спали, а расстелив между средними банками прямо на полике спальные мешки, разлеглись, смотрели на звёзды и в который раз строили планы нашего будущего.

Первые пятьдесят три километра преодолели за два часа пятьдесят минут, затем более крепкий пассат сменил бриз и заполоскал парус, а Хуа приступил к лавировке на курсах крутого бейдевинда. При постоянной смене галсов над головой периодически поскрипывала опорная пятка гика*, слегка заваливая баркас с одного борта на другой, словно баюкая. Сначала в ухо засопела Илана, а я сверив на компьютерных очках фактический курс и рисунок проложенного маршрута, перед тем, как уснуть, подумал ещё, что недаром гонял мальчишку, как козу Сидора. Почему Сидора? Не знаю, так когда‑то мой дедушка говорил.

Моей была собачья вахта**. Илана разбудила, сняла тактический шлем и, сладко зевая, сказала: «Нормально, никаких неожиданностей», после чего стала на корточки, добралась до спальника и завалилась спать.

— Вахту принял, — выдал в пустоту никому не интересный доклад и надел на голову собственный шлем.

С курса мы не сбились, скорость лодки держалась в пределах шести узлов, и прошли мы за восемь часов всего девяносто пять километров. Но кривая проложенного маршрута вскоре повернёт восточнее и сменит курс на просто бейдевинд, а это значит, что полтора–два узла добавится. В общем, как не считай, а до пункта назначения добираться ещё не менее суток, правда, одно радует, что путь обратно будет гораздо легче и быстрей.

Вот так мы и шли без каких‑либо происшествий ещё двадцать три часа, при этом не встретив в океане ни одного паруса. Было ли страшно пускаться в такой путь на утлом судёнышке? Нисколько. В это время, в этих широтах штормов не было уже шесть десятков лет, а тот, который был, случился в результате землетрясения. Тем более, что Илана никаких неприятностей от нашего путешествия не предвидела, а ей я верю больше всего.

Было три часа ночи, когда в двадцати пяти километрах от бухты Кровавого Капитана появились очертания скал маленьких безлюдных островков, растянувшихся между тремя крупными островами архипелага. Илана как раз стояла вахту и объявила подъём, поле чего мы стали искать удобное и укрытое место для дневной стоянки баркаса. Приборы ночного видения позволяли подробно рассмотреть все окрестности, вплоть до самых мелких деталей, поэтому то, что хотели, нашли без труда: подковообразный скалистый островок обнаружился километрах в пяти от берега Аманаса. Чтобы заметить наш баркас, посторонней посудине нужно было к нам подойти вплотную, надеюсь, что подобная блажь и в голову никому не придёт.

Определившись со стоянкой, мы направились ближе к обитаемому побережью. Хуа сидела на руле, а я раздевшись донага, облачался в лёгкий спасательный скафандр, некогда принадлежавший маме Иланы, он на меня сейчас подошёл в самый раз. Карманы от пищевых контейнеров я освободил, но систему вывода отходов жизнедеятельности не выбросил, это не придаст удобства в ходьбе, придётся перемещаться, переставляя раскоряченные ноги, словно в задницу раненный, но ничего не поделаешь, ради достижения цели некоторым комфортом придётся жертвовать. Защёлкнул гермошлем, одновременно включив циркуляцию замкнутой дыхательной системы, затем присел и подвигал руками.

— Как ты в нём себя чувствуешь? — в наушнике раздался голос Иланы, которая сейчас в руке держала свой ПК.

— Не БСК с экзоскелетом но, как говорил мой дедушка, для сельской местности сойдёт, — ответил я и вытащил из рыбацкого кофра ласты, эластичная галоша которых на ботинки налезла без проблем.

К сожалению, этот простейший скаф не комплектовался даже элементарным компьютером, здесь был лишь маленький блок вычислителя, обеспечивающий нормальное функционирование систем жизнеобеспечения, переговорное устройство, и унифицированный элемент питания. Зато присутствовали восемь герметичных карманов, в одном из которых разместился игольник, в другом нож, в остальных суточный сухой паёк, четыре литра воды и разные мелочи, а в самом вместительном, расположенном на груди мой тактический шлем и папин плащ, мимикрируемый в тон окружающей среды, который он использовал на охоте.

Несмотря на предутреннюю темень, близко к берегу решили не подходить, а прикрываясь скалами, высадили меня в пяти сотнях метров от берега. В это время начался отлив и Илана с Хуа поспешили спрятаться в «подкове» и закрепиться, а я остался сидеть на прибрежных камнях. Выждав, пока уровень воды перестал падать и мелкая волна заплескалась по гальке, погрузился в воду и взяв курс на светящиеся вдали несколько фонарей, взмахнул ластами.

Это я своей девочке сказал, что скаф сойдёт, дабы излишне не волновалась, на самом деле он был грубоватым и неудобным. Недаром считался самым дешёвым из всех скафов, и предназначался не для работы, а чтобы лишь спастись и всё. Впрочем, нарекать не стоит, герметичный и ладно, а для нынешнего дела вообще супердевайс.

Светящиеся фонари оказались лампами, расположенными на двух причаленных к берегу галерах. Рядом к пирсу были привязаны с десяток разных баркасов, а немного дальше был вытащен кормой на песок ещё один корабль. Спрятавшись под бортом одной из галер, где слышался людской говор, решил осмотреться и найти место для наблюдения. Для этого с помощью небольшого кислородного баллона увеличил плавучесть скафа, отстегнул гермошлем и поменял его местами с тактическим.

Теперь глазам предстала совсем другая картина, бухта и её окрестности были видны, как днём. Двадцатичетырёхвёсельная галера, корму которой вытащили на берег, была сильно похожа на одну из тех, что перевозили дубовый брус, а светлое пятно на борту, это свежая заделанная пробоина тарана. Говорят, что вторая галера братьев Стромов была тоже насажена на зуб, но её лишь успели до половины перегрузить, когда она сползла с тарана и сразу же затонула.

В это время голоса на палубе стали громче и их можно было отчётливо разобрать.

— Дядька Сигор, а не знаете, кто станет главным кормчим на этой вот? — спросил молодой голос.

— Трофейной, что ли? — спросил кто‑то шепелявый, — Знаю, это будет Кривой Шрам. Хе–хе, а я там буду декартом* левого борта.

— Ух ты, дядька, а возьмите меня к себе, а?

— Что, надоело ходить в младших, хе–хе?

— Угу, два года уже, сколько можно, — ответил молодой голос.

  * Командир группы гребцов.

А в это время чуть ли не на голову обрушились две струи, освободившиеся из чьих‑то мочевых пузырей. Хорошо, что фальшборт здесь фактически завален наружу, поэтому на меня ничего не попало, иначе бы сам себе не простил и поливальщиков убил бы обязательно, гадство, а затем захоронил в море. Но, опять же, исчезновение вахтенных матросов может возбудить ненужные подозрения. В общем, хорошо то, что хорошо кончается, даже в таких мелочах.

— Ну да, и доля будет не половинная, а целая. Но сдюжишь ли? — спросил шепелявый.

— А чего ж, я крепкий.

— Тогда, парень, помни, кто твой добродетель и держись рядом, и будет тебе удача. Понял?

— Угу, я что ж, я завсегда, — молодой голос немного помолчал, затем спросил, — А когда мы туда уже перейдём?

— Господин Ангорнис сказал, что завтра отправимся и продадим нашему Парсийскому перекупщику зерно, затем докаду покараулим у мыса Зелёного, соберём спрятанную в плавнях добычу и вернёмся. А за это время старый Кью восполнит погибших в последнем бою новым набором, вот и команда укомплектуется, — они вдвоём отошли и последние слова шепелявого звучали на грани слышимости.

Слегка шевеля ластами и тихо подгребая руками, фактически в вертикальном положении двинулся вдоль берега, высматривая удобное место для выхода из воды, и вскоре выбрался на сушу. Однако, пространство оказалось слишком открытым и спрятаться было негде, поэтому снял ласты, вытащил игольник и побрёл задами длинных зданий мимо каких‑то кустов к торчащим вдали каменистым нагромождениям.

От причала отошёл метров на шестьсот, свернул вглубь острова, и добравшись до камней, взобрался наверх. Сектор обзора с высоты в пять метров оказался удачным: были видны все галеры, дорога ведущая от причала, а так же забор и предполагаемый дворец хозяина здешнего околотка, господина Кровавого Капитана. Удовлетворившись сверкой фактического ландшафта с космическим снимком, подыскивать другое укрытие для наблюдательного пункта не стал, поэтому вытащил маскировочный плащ и начал устраиваться.

Благодаря тактическому шлему, способному превратить тёмную ночь в светлый день, а так же возможностям двадцатикратного приближения встроенной видеокамеры, мне было безразлично и расстояние до объектов, и время суток. Между тем, собрать информацию для её будущего обобщения можно было только днём, когда проснутся люди и начнут перемещаться с места не место.

Тяжело ожидать и догонять, но тяжелее всего целые сутки незаметно для окружающих вылежать на одном месте, правда, я не лежал, а сидел, но малая подвижность душевному спокойствию не способствовала. Оказалось, что к скальным нагромождениям, где я устроился, примыкает не какой‑то пустырь, а вполне окультуренные огороды и сады, а прямо под моим укрытием проходит довольно оживлённая дорожка, по которой шастают селяне, земледельцы и рыбаки. К счастью, это мне не помешало получить необходимую информацию, систематизировать её, определиться с планом проведения будущей операции, наметить подходы к объектам и отходы.

Днём пираты догрузили бочками обе галеры, а с отливом следующего дня и правда отчалили. Задуманное мероприятие нужно было обязательно провести в их отсутствие, всё же наличие в посёлке трёх сотен лишних головорезов могут серьёзно повлиять на успех предприятия. Кстати, самого Кровавого Капитана в приближении своей камеры смог рассмотреть крупным планом, и будь при мне рейлган, смог бы уложить без проблем. Однако, никаких дивидендов это мне сейчас не принесёт, поэтому пускай ещё немного погуляет.

 

Глава 5

Домой к старосте Строму даже идти не довелось, я встретил его, как только выехали с хвостиком–Карой за ворота собственного подворья. Со стороны города приближалась кавалькада всадников, правда, было ещё далековато и лиц не разглядеть, но спереди бок о бок вышагивали две заметных лошади, серых в яблоки, одна из которых принадлежала самому старосте, а вторая — его родственнику и моему бизнес–партнёру мастеру Ардо Крому.

— Здравствуй, Ардо, — поздоровался, когда они поравнялись со мной.

— Здравствуй, Рэд, — ответил мастер и его потемневшее лицо на миг посветлело.

— Здравствуй Карис, — кивнул старосте.

— И тебе не болеть, парень, — угрюмо пробормотал тот.

— Прими мои соболезнования, — я прижал руку к груди и поклонился.

— Да чего там! — он резко взмахнул рукой и повел глазом влево и вправо, как бы кого‑то выискивая, выражения скорби и безнадёги в них не было, а лишь злость.

— Привет Ларт, Дарин, здравствуйте, парни, — поздоровался с остальными и пристроил Ворона рядом с серым мерином старосты.

Несколько минут ехали молча, затем старый одноглазый пират тяжело вздохнул и сказал:

— Ну, спрашивай, чего хотел?

— Мне интересно, сколько денег ты должен выплатить Посреднику?

— Хм, — он передёрнул плечом, — В этом никакой тайны нет, две тысячи двадцать золотых.

— А сколько стоит любая из твоих галер? — спросил у него, когда мы вышли к причалам.

— Хм, — он ещё раз хмыкнул и с интересом уставился на меня своим широко раскрытым глазом, — Они обе были новыми, одной полтора, а второй два с половиной года, такую можно продать за семьсот золотом. А что?

— Интересуюсь, если вопрос решится за полцены, это нормально?

— Постой! — он сам остановился и попытался ухватить меня за руку, но настороженный Ворон мгновенно отступил в сторону и попытался его цапнуть зубами, и если бы я не одёрнул уздечкой, то так бы и было.

— Ага, хорош зверь, — уважительно сказал староста и опять стал сверлить меня своим единственным глазом, — Тебе кто‑то предложил купить мою галеру?

— Нет, имею в виду, что если объявленное Посредником дело будет сделано много раньше и за половину объявленной цены, то тебя это устроит?

— Не спрашиваю, кто интересуется, но передай, что устроит, — в сощуренном глазу Строма исчезла злость и мелькнул неподдельный интерес, — А много раньше, это сколько?

— Если всё получится, то дня через три–четыре, — спокойно ответил ему, — А если нет, то не обессудь, тогда придётся решать как и планировалось раньше, через Посредника.

Коротко поклонился Крому и старосте, затем распрощался со всеми остальными сопровождавшими, недоверчиво, настороженно и удивлённо смотревшими на меня, повернул Ворона и направился к верфи. Кобылка Кары фыркала следом.

У стапеля привычно дымили печи пропарочных камер, а к остову моего строящегося корабля добавились новые балки: две продольные и двенадцать поперечных. После сканирования связей, особых огрехов не нашёл, поэтому со спокойной совестью направился в город. На стройку не поехал, мы были там вчера вечером, когда благополучно вернулись после посещения острова Аманас, и посетим сегодня к вечеру, когда снова отправимся в путь.

Рекогносцировка территории будущих боевых действий, определение места заточения пленных, системы их охраны и численности личного состава противника прошло без проблем. Впрочем, выразился слишком по–военному, так как личный состав оставшихся на берегу пиратов следовало бы обозвать полупьяным сбродом, а систему защиты охраняемых объектов — совершенно безалаберной. Когда поздно ночью, сразу после убытия в поход пиратов вернулся по новой разведанной тропинке к морю, то нашёл укрытую от созерцания маленькую бухточку с рыбацкими лодочками. Определил её, как место будущей высадки: на посудине типа нашего баркаса со стороны моря сюда можно было подойти без излишнего внимания посторонних глаз.

Возвращались домой по тому же кривоватому маршруту, зато теперь ветер, в основном, дул сзади–сбоку–справа, то есть, курсом крутой бакштаг. Это позволило гик вынести за борт почти на полный парус, в результате баркас, слегка подпрыгивая на невысокой волне, развил отличную скорость. Таким образом, на обратный путь времени ушло в два раза меньше и мы добрались домой всего за восемнадцать часов.

Отлично выспавшись и на сей раз оставив в покое соню Илану, забрал у Хуа подготовленного к выездке Ворона и в сопровождении привычного «хвостика» отправился по делам, сам же мальчишка ускакал на занятия. Нужно отметить, что день удался с самого утра, и решил я все вопросы довольно оперативно: от старосты нужное мне слово получил; объёмы работ, выполненные за время моего отсутствия на верфи проверил; город и магазин посетил и три часа с курсантами позанимался. На этот день поменялся с Фагором учебными часами, так как уже после сиесты предстояло готовиться к отплытию.

По большому счёту на выполнение запланированных мероприятий нужно было брать всех курсантов. Несколько дней их целенаправленно погонять и отработать порядок будущих действий, после чего проверить усвоенный материал в реальной диверсионно–спасательной операции. Однако, на сие не было ни времени, ни места в баркасе, поэтому брал с собой только парней, имеющих боевой опыт. То есть, кроме нас с Иланой, в путь отправлялись Хуа, младший сын Лагоса — Вид, внуки деда Котяя — Лудан и Руза, а так же молчун Гулай, один из самых старших курсантов. Он, кстати, вначале корчил из себя излишне крутого воина, пока мои парни не обломали, и не доказали его несостоятельность, после чего тот стал вполне адекватным, обучаемым и ещё более молчаливым.

Воительниц опять пришлось шугануть. Увидев подготовку нашей маленькой команды к морскому путешествию, Гита почему‑то решила, что без них это дело никак не обойдётся.

— Нет! — категорически отказал им, — Ваша задача охранять дом, а там где мы будем немножко воевать, придётся работать ночью и ползать по–пластунски. Разве лучница может стрелять в темноте, лёжа на животе?

Без своего чуткого внимания они нас не оставляют изначально, с чем под давлением Иланы я смирился и, например, к Каре уже настолько привык, что воспринимал её, как частичку собственного пространства. Но это навязанное сопровождение на деловых поездках не заканчивалось, вместе с нами они прутся на рыбалку, позагорать и покупаться. Илана — дитя космоса, не озабоченное условностями развитой цивилизации, в которой по малости лет фактически и не жила, тогда пожала плечами и сказала: «А почему бы и нет?». А вот лично я ещё помнил вбитые в подкорку определённые нормы морали и не был до конца испорчен нижайшим уровнем нравственности этого дикого мира, поэтому ни в бане, ни на пляже спокойно и безразлично смотреть на красивое женское тело не мог. Под хихиканье девчонок эрекцию постоянно приходилось гасить в прохладных водах океана. Они, кстати, тоже смотрели на меня далеко небезразлично, что было заметно по вспухшим и торчащим соскам. М–да, особенно мне нравилась красивая грудь старшей, но ничего, у моей Иланы, вспоминая фигуру её мамы, со временем будет не хуже.

На этот раз в путь отправились сразу же после сиесты, с учётом стабильных погодных условий планировал прибыть к Аманасу на несколько часов раньше, чем в прошлый раз. Теперь вахту у руля постоянно несли пятеро курсантов, а я лишь их периодически контролировал. В сезон дождей, когда будет побольше свободного времени, собираюсь изготовить простейшие навигационные приборы и преподать некоторым парням основы соответствующей науки, а пока что пришлось их просто познакомить с таким божественным артефактом, как компьютерные очки, на которых, правда, была настроена лишь функция поддержки курса судна.

Вначале парней менял через каждые полчаса, контролируя работу с парусом и выполнение лавировки, но убедившись, что с управлением элементарным парусным вооружением ни у кого никаких проблем не возникло, с восьми вечера перешёл на привычные четырёхчасовые вахты. Для удобства движения на носу баркаса закрепил фонарь и включил его самый тусклый режим.

Стеклянных песочных часов и колокола здесь не было, поэтому склянку не били, зато через каждые полчаса тихо пищал мой наладонник, а начиная с полуночи через каждые четыре часа он выдавал противный десятисекундный зуммер. Так что при смене каждой вахты я тоже просыпался, надевал свой тактический шлем и смотрел: «А куда это мы заплыли?», но невзирая на молодость, к делу парни относились ответственно и с моей стороны нареканий не заработали.

По большому счёту неизвращённый хитро–мудрой цивилизацией народ здешний, в большинстве своём есть бесхитростный в отношениях между собой и в поступках основательный, всегда следующий данному слову. Окружающий мир жесток, смертность в младенчестве высокая и выживают только сильные и выносливые. Как только дети научились говорить и бегать вокруг дома, их сразу же привязывают к делу: девочки начинают помогать мамам и мальчики отцам, а в четырнадцать–шестнадцать лет они уже создают собственные семьи. В общем, спешат жить, ибо зачастую жизнь воина здесь раза в два короче жизни земледельца или домашнего раба. Между прочим, четверо моих курсантов уже женаты, все остальные тоже засватаны (кроме мальчишек Жока и Хуа, конечно) и семьями обзаведутся сразу же по получению первого жалования.

Вот так в обсуждении общего плана и нюансов будущей акции, а так же в тихом диалоге с любимой девочкой на общем языке Содружества и в обозрении просторов бескрайнего океана, тянулось время в пути. Если не считать стаи дельфинов, которые нас сопровождали в течении дня, то ничего интересного не случилось. Вероятно из‑за неопытности команды, к Аманасу на сей раз добирались на три часа дольше, чем в прошлый раз, но за счёт того, что из дома вышли на четыре часа раньше, прибыли вполне вовремя.

В укрытую скалами бухточку с десятком привязанных рыбацких лодочек направлял баркас лично сам. Кожаные доспехи со стальными грудными пластинами и шлемы перед высадкой обязал надеть всех. Конечно, подобное оснащение будет несколько сковывать движения, зато убережёт от неожиданностей. Мы с Иланой тоже, несмотря на высокую прочность технических комбезов, пробить которые местным холодным оружием невозможно, поверх надели бригантины.

— Проверили оружие, подтянули ремни, — отдавал воинам последние распоряжения и увидел, как они себя охлопывают, ощупывают ножи, мечи и арбалеты.

От папы в наследство мне остались два боевых ножа и палаш с монокристаллическими клинками. Один из этих ножей теперь принадлежал Илане и я заметил, как она провела по нему одной рукой, а второй притронулась к ножнам меча и хлопнула по кобуре с импульсником. Внешне мы с ней были снаряжены и вооружены одинаково, только в моей кобуре размещался игольник, а вместо меча висел ранее принадлежавший папе палаш.

— Действуем по плану, — тихо сказал я, обозревая окружающую территорию, через экран тактического шлема, — Мы втроём с Иланой и Хуа зачищаем путь отхода, а вы аккуратно и не спеша выдвигаетесь вдоль тропинки до двугорбой скалы и нагромождения камней, это расстояние около кошанга, и ожидаете нашего прибытия.

— Понятно, — так же тихо ответил Вид, старший в оставшейся группе.

— Держи! — подал ему фонарь, — Пользоваться умеешь, но направо и вверх не свети, не смущай своим присутствием местных пиратов.

— Понятно! — чуть громче пробормотал он.

— Тогда вперёд! — хлопнул его по плечу и мы выбрались на плотный песок пляжа.

Здесь мы разделились, группа Вида пошла гуськом по тропе вглубь острова, подсвечивая фонарём под ногами, а мы с Иланой ухватили ничего не видящего в темноте Хуа за руки и вдоль берега поспешили к темнеющим пятнам длинных построек. Семеро из восьми расположенных у причала зданий были похожи на складские, внутри которых на ночь запирались один или двое охранников. Открывались они утром, когда приходили, вероятно, хозяева, стучали в ворота и громко орали. Самое длинное восьмое здание, с пристроенной высокой башней, выполняло роль казармы и караульного поста. По моим прошлым наблюдениям, лунной ночью к галерам сходились моряки со всего посёлка, в том числе из двух таверн, а около сотни человек вышло из этого здания, правда, на месте оставалось около двух десятков перевязанных, вероятно раненных.

У причала было тихо, лишь трещали какие‑то ночные насекомые и шуршала о песок невысокая волна.

— Там трое, спят, — кивнула Илана на башню с хорошо освещённым, смотревшим в океан окном, и добавила, хлопнув рукой по стене казармы, — А здесь десяток, тоже спят.

— Странно, должно быть больше, но ладно, пока контролируй подходы, — шепнул ей и кивнул Хуа на башню, — Пойдём.

На винтовую ступеньку сверху пробивался свет, поэтому здесь можно было передвигаться без ПНВ, что для Хуа тоже было неплохо. Ступеньки скрипели, но так как храп спящих резонировал на стенах, то мы на это не обращали никакого внимания и быстро взбежали на верхнюю площадку. Прямо под ногами на полу валялись пустые кувшины и спал один из так называемых караульщиков, двое других храпели на широких лавках. В глаза бросился большой масляный фонарь с направленным в открытое море бронзовым отражателем, всё же эта башня оказалась маяком.

Теорию убийства сонного противника знали все мои курсанты, теперь же нужно было проходить практику. Раньше я их просто гасил из игольника, в этом случае разрывная игла мгновенно и беззвучно делала фарш из лёгкого и сердца, а сейчас пришлось показывать совсем другой пример.

— Га? — после моего тычка спросил сонный пират, лежавший на полу, после чего сразу же на выдохе получил удар в сердце, и умер незамедлительно и тихо.

В этом диком мире к человеческой жизни народ относится цинично и равнодушно, особенно, если она чужая. Например, публичные казни преступников или бои гладиаторов с удовольствием смотрят не только взрослые мужчины, но так же женщины и дети. Поэтому я совсем не удивился, когда мальчишка Хуа спокойно выполнил упражнение с двумя другими пиратами ничем не хуже меня.

— Теперь ты остаёшься контролировать подходы, — сказал ему на выходе, затем кивнул поджидавшей Илане и направился ко входу в казарму.

Из‑под оконных жалюзи раздавался более приличный храп, словно издаваемое в различных тональностях хоревое пение, а из приоткрытой двери мы ощутили запах пота и перегара. Здесь мы не планировали устраивать резню, а решили пробежаться по комнатам, расстрелять всех из игольника и импульсника, да и всё.

К счастью, внутренняя архитектура здания предусматривала лишь одну маленькую комнату. По всей остальной его длине от пола до крыши слева и справа размещалось по пять десятков деревянных стоек, которые были опорами для подвесных гамаков. Людей действительно было мало, девять спали в гамаках, а один в комнатушке, но выяснять куда они разбрелись, времени не было, поэтому мы их всех быстро умертвили и двинулись на выход.

Как‑то вытаскивать и попытаться ликвидировать охранников складов я даже не собирался. Из прошлого наблюдения в памяти остался момент, когда с рассветом их будили хозяева или старшие, при этом минут по пять лупили кулаками в запертую дверь. Решил, что даже если мы где‑то и шумнём, то эти горе–охранники наружу уж точно не полезут.

— Что здесь? — спросил на выходе.

— Всё тихо, — ответил Хуа.

— Тогда арбалет — на ремень, хватай Илану за руку и погнали дальше!

Мы соединились с основной группой, когда таймер тактического шлема показал, что с момента высадки прошло тридцать пять минут. Выяснив, что здесь тоже всё тихо и без происшествий, повёл команду к месту заточения заложников.

Помнится, путешествуя по селениям северной тайги, нас встречал, сопровождал и провожал постоянный собачий лай. В нашей империи собаки встречались на северо–востоке, в местах выпаса овец, а больше нигде я их и не видел. Зато мангусты и различные кошачьи, от камышового кота до степного ягуара, во многих домах были любимыми животными. Вот и во дворе, к которому мы идём, на террасе второго этажа целый день до вечера спал огромный пятнистый ягуар, зато в тёмное время суток он бодрствует и нарезает круги по просторному саду.

— Ага, я его чувствую, — сказала Илана, когда мы опять гуськом через огороды подошли к нужному подворью, — За забором затаился. Лапы под себя подобрал и ожидает жертву.

— Приготовиться к бою, — открыл лицевой щиток и шепнул следовавшему за мной Рузе, после чего услышал удаляющееся по колоне: «приготовится к бою, приготовится к бою».

Как и было заранее запланировано, Лудан и Руза тут же подбежали к задней калитке трёхметрового забора, присели и перехватили в «замок» друг другу руки, таким образом создавая мне площадку для подъёма, а остальные изготовили к стрельбе арбалеты. Взяв в руки игольник и став ногами на «замок», сказал:

— Поднимайте!

Честно говоря, при своём оснащении и вооружении никакого ягуара не боялся, но всё равно, поберечься следовало. Медленно приподнял голову над краем забора и заглянул в сад, включил функцию тепловизора, после чего ночного убийцу увидел сразу же: укрывшись за каким‑то кустом, он приготовился к прыжку. Половину тела и часть головы было видно прекрасно, поэтому аккуратно прицелился в ухо и нажал на спусковую клавишу. Когда в мозгах зверя каша, то он даже лапой дрыгать не будет, вот и сейчас напряжённое тело просто распласталось по земле, как тряпка. Спрыгнуть в сад и отодвинуть запор тыльных ворот теперь ничего не мешало.

— Работаем по плану, — поставил задачу, которая за тридцать девять часов пути была теоретически отработана неоднократно.

Воины без суеты рассредоточились по укрытиям и взяли под контроль фасадные и тыльные части зданий. Не сказал бы, что в данном случае увидел дворцовый комплекс богатого человека, скорее шикарный дом с неплохой наружной архитектурой, впрочем, у меня строится получше.

С этого подворья в поход ушло четверо человек, в том числе и сам Кровавый Капитан, но ещё оставшихся на месте пятерых мужчин–воинов я точно видел, и вход с террасы первого этажа, куда они ушли отдыхать, запомнил неплохо. Пятый, видимо управляющий, жил на мужской половине второго этажа, в дверь его комнаты точно так же, как и у меня дома, можно было попасть из террасы второго этажа.

Первых двоих я застрелил без проблем, они спали, зато двое других были чем‑то встревожены и встретились мне в двери со светильником и мечами в руках. Керамическая лампа громко лопнула и зазвенело падающее оружие но, затаившись на три минуты и не заметив излишнего шевеления, мы двинулись на террасу второго этажа.

— Он не спит, стоит за дверью, — в наушнике раздался удивлённый голос Иланы.

— С какой стороны?

— С левой.

— Значит, будет спрятан за открытой дверью, — размышлял вслух, подкрадываясь и готовясь ввалиться в помещение, — Солнышко, я вкатываюсь и заставляю его проявить себя, а ты жахни половинным разрядом.

— Сделаю! — ответила она.

Слегка надавив на дверь и убедившись, что она не заперта, резко ударил ногой и рыбкой нырнул прямо в комнату. Следом за мной раздался треск импульсного разряда, затем, сначала краем глаза заметил обнажённое мужское тело, а потом услышал грохот его падения.

— Отлично, — сказал я и хотел было вязать вырубленного человека, но в это время в смежной комнате раздался писк и я рванулся туда.

Тоненькое «И–и–и» стало повышаться в тоне, грозя вскоре превратиться в визг. Женский. На широкой кровати, сунув голову под подушку, но при этом все прочие прелести выставив на всеобщее обозрение, «боялась» молодая женщина. Почему молодая? Да потому, что её формы были гладенькими и упругими.

— Ша!! — прошипел я и припечатал открытой ладонью по аппетитной ягодице.

— Ой! — вскрикнула она и замолчала, а я откинув подушку, удостоверился, что это действительно молодая девчонка, лет пятнадцати–шестнадцати, правда, в темноте она меня рассмотреть не могла, но это неважно.

— Ты кто? — спросил у неё.

— Мия, — пискнула она, прикрыла ладошками рот и широко распахнула невидящие глаза.

— Рабыня она, — сказала подошедшая Илана и добавила, — для сексуальных утех.

— Откуда ты знаешь?

— Вижу полоску над лобком, проверь, это шрам?

Проведя рукой по низу живота, ощутил бугорок, точно такой же, как и в жриц Силары. Подобная стерилизация, когда на животе делают разрез, а затем создают маточную непроходимость, но при этом сохраняют половое влечение и способность к оргазму, очень дорогая. Да и специалистов, которые могут сделать такую операцию очень мало, и секреты они свои берегут вот уже сто двадцать лет очень тщательно. Говорят, раньше что‑то подобное делали с помощью прокола длинной деревянной спицей, правда, смертность при этом была ужасающей.

— Это шрам, — ответил Илане и повернулся к девчонке, — Кто твой господин?

— Мастер Кью, — испуганно пропищала она.

— А сколько жён и детей у господина Ангорниса?

— Не знаю, господин.

— Как так не знаешь, если ты здесь живёшь?

— Я здесь живу всего два дня, господин, а семья господина Ангорниса живёт дома, в столице, — в её словах звучала растерянность.

— Не понял, а это разве не его дом?

— Его, но это вилла, господин, а дворец — в столице, — теперь уже охотно ответила она.

— Ясно, ложись на живот, — сказал ей, и после того, как она послушно улеглась, крепко связал ей руки, ноги, затем оторвал кусок простыни и заткнул рот, — Полежи немного, чуть позже освобожу.

Старика Кью решили не связывать, даже если он вскоре очнётся, то двигать конечностями ещё долго не сможет.

Тюремное помещение, где содержались пленные, располагалось в глубине сада, прошлый раз дважды в день туда заносили котёл с пищей, и один раз двое наших соседей–моряков выносили парашу. Здесь дверь была не заперта, но оказалось, что за нею в свете едва тлеющей лампы спят какие‑то два мужика, о которых ранее даже не подозревал, но не стал заморачиваться и тут же застрелил. Проём со ступенями в подвал, откуда отдавало запахом фекалий и гниющих ран, оказался справа, захватив светильник, мы с Иланой туда и направились.

Чем глубже мы опускались, тем воздух становился всё более неприятным и удушающим. Отодвинув задвижку входа, мы попали в узкий коридор, с обеих сторон которого располагалось по три окованных железом двери. За некоторыми из них слышались стоны и храп.

— Гилон, Гилон, — несколько раз позвал и постучал в первую дверь.

Сначала ничего не происходило, затем за следующей дверью раздался говор и кто‑то хрипло спросил:

— Зачем он тебе?

— Хочу удостоверится, что он здесь.

— Чего тебе надо?! Ты что, пьяный скунс, не знаешь разве, что ранен он?!

— Ну, я совсем не пьяный, и на скунса не похож, — начал отвечать, но меня прервали раздавшиеся отовсюду голоса:

— Дай поспать! Шёл бы ты отсюда!

— Пойду, парни, только вместе с вами, — отодвинув массивную щеколду, отворил окованную дверь, отключил ПНВ и повыше вытащил гнёт масляной лампы, которая осветила забитую пленными камеру, — Это я, Рэд Дангор, сосед ваш.

— Это какой Рэд? Это тот, у которого жена ведьма? А откуда вы здесь взялись? — посыпались вопросы со всех сторон.

— Мальчики, я не ведьма, а видящая, — из‑за спины вышла Илана и во всех камерах немедленно смолк любой шум, — И я вижу, что если вы будете послушны и не будете шуметь, то вернётесь домой благополучно, все останетесь живы и здоровы.

— Говорите, что делать, госпожа, — с кучи соломы встал крепкий парняга, который, если ничего не путаю, служил на корабле Гилона багором (боцманом).

— Открывайте камеры, берите раненных и тихо следуйте за мной, — ответила она, — кстати, в какой из них держат невесту Ларта?

— Так Лола не здесь, госпожа, — сказал боцман, — Её держат в доме вместе с наложницами.

— А её саму наложницей не сделали? — спросила она.

— Не должны, вряд ли, — заговорили вокруг.

— Господин! Господин! — в подвал вкатился Хуа, — Там рабы проснулись и выходят работать по хозяйству.

— Помоги Илане, — сказал ему, а сам поспешил из подвала, но затем остановился и громко сказал, — Предупреждаю всех, если среди вас есть безмозглый идиот, который сейчас начнёт шуметь, качать права, чем взбудоражит пиратский посёлок, пусть лучше сам повесится, иначе мне придётся всех вас кинуть на произвол судьбы и уходить самостоятельно.

В камерах зашумели, но я не стал больше слушать, о чём они там говорят, а побежал наверх. Но Илана наших освобождённых моряков организовала за пять минут, а ещё через пять, тылами увела к причалу. Нужно сказать, что на ногах не стояли лишь четверо, ещё одиннадцать человек имели средний вид потрёпанности, а остальные были легкоранены, но вёслами обещали махать все. Впрочем, ветер почти попутный, поэтому махать им вряд ли придётся.

Вскоре во дворе в воловьей упряжке стояли три двухосные арбы, в доме везде горел свет, один из рабов свежевал ягуара, а остальные выносили и грузили ценное имущество. Особенно мне понравился большой набор серебряной посуды и три десятка красивых позолоченных ламп. Нагрузить всякой всячины можно было очень много, но широко развернуться не позволяло время.

К моменту выезда в одной из арб сладко спал мастер Кью, а рядом с узлами личных вещей выстраивались проживающие в вилле рабы и рабыни. Нам с Иланой давно нужно было увеличить численность говорящего имущества, так как мои домашние полностью «зашиваются», вот и выберем из них нужный контингент, а остальных продадим.

Лола, невеста Ларта, тоже нашлась и сейчас восседала на первой арбе. Все эти дни она жила на женской половине дома под надзором евнуха, управляющего местным хозяйством, который поклялся, что её здесь никто не трогал. Внешне девчонка выглядела нормально, но перед тем, как выводить раненных, Илана у неё всё же спросила:

— Тебя здесь не обидели?

— Обижали, кормили за рабским столом, — недовольно и зло пробормотала та, немного помолчала и молвила, — Взаперти держали.

— Теперь всё позади, завтра будешь дома у жениха, он мальчик хороший, — сказала ей Илана и отошла, а мне по внутренней связи добавила, — Да, стервозный подарочек Ларту попался.

— Ха! Ларт ещё тот жук, думаю, что друг друга они стоят. Но теперь это уже их проблемы.

Искать тайники и заначки не пришлось, золото и серебро были уложены в сундук, находящийся в кабинете Кровавого Капитана. Думаю, что ему и в голову не могло прийти, что кто‑то там может ковыряться. Если перевести на зеолы, то было в мешках всего семьсот тридцать монет текущих поступлений, остальные здесь не хранились. Но меня настоящее положение дел вполне устроило, задумку удалось выполнить, осталось лишь нормально добраться домой.

— Рэд, мы на причале, — в наушниках раздался голос Иланы, — Пока ещё прилив, так что галеру смогут снять без проблем. Мальчики радуются, как дети!

— Прекрасно, мы тоже выступаем и минут через двадцать будем. Пусть готовятся к погрузке, — сказал я и взял переднего вола за хомут.

Этот вид транспорта, к сожалению, ужасно медлительный, зато будет двигаться, как дорожный каток и именно туда, куда его поведут. Через двадцать три минуты мы были на месте и имели удовольствие лицезреть нашу поселковую галеру, пришвартованную к грузовому причалу. Ещё какое‑то время заняли погрузочные работы, после чего отвели арбы от берега и, наконец, я уселся в баркас к Хуа и Виду. Илана с остальными моими курсантами осталась на галере, она будет лечить раненных, а парни помогать матросам. Ну и, естественно, присматривать за моим имуществом.

— А это что?! — кивнул на раскиданные по баркасу бронзовый отражатель, большую лампу, кучу железного оружия и доспехов.

— Так добро собрали, — недоумённо ответил мой слуга.

— Хорошо, что тряпьё не притащили, — успокоился я, при этом особо не прислушиваясь к его тихому и недовольному бормотанию.

— Вовремя мы, скоро будет рассвет, — сказал Вид и кивнул головой на посветлевшее небо.

 

Глава 6

Каким‑то образом информация о набеге разлетелась очень быстро и проникла за территорию обеих городских стен. Неожиданно мы с Иланой стали весьма популярны, и не только в посёлке, но и в столице. Ели после похода за мехами о нас говорили лишь в узких кругах богатых торговцев и солидных наёмников, то сейчас здоровались и кланялись совсем незнакомые люди и в самых неожиданных местах. Теперь даже на центральных городских воротах не останавливали ни разу, стражники лишь молча кланялись и пропускали без вопросов в одну и в другую сторону.

В нашем меховом магазине тоже клиентуры прибавилось, особенно зачастили молодые аристократы от шестнадцати и старше. Уж не знаю, откуда они узнали, что налёт на пиратов это именно наша работа, но каждый норовил поближе познакомиться и получить информацию из первых рук. А ведь раньше ни один из них с нами даже не разговаривал нормально, тыкал в меховые изделия пальцем и цедил сквозь зубы одно–два слова, сейчас же тональность общения изменилась коренным образом.

— Расскажите! — приставали ко мне, — Расскажите, прошу вас, это правда, что вы ходили в набег на одном баркасе? И разгромили весь пиратский посёлок, захватили в плен тестя Кровавого Капитана и убили две сотни пиратов? И привезли три сундука с золотом и целый корабль рабов?

В среде высшей знати связи мне были нужны, поэтому усаживал их за столик, наливал в трофейные серебряные кубки хорошего вина и обстоятельно рассказывал всё, что считал нужным. А когда они уходили, то слышал за спиной:

— Видишь, — громко шептал один из них, — а не говорит, что его жена ведьма.

— Да, — отвечал второй, — без ведьмы у него ничего бы не получилось.

— Точно! — сказал третий, — Вот будь у меня собственная ведьма, я бы не какого‑то там тестя, а самого Кровавого Капитана в плен захватил!

На третий день по возвращению из набега к нашему дому прямо с утра прискакал курьер тригорниса (адмирала) Грума, командовавшего первой эскадрой боевых кораблей империи. Во врученном свитке, перевязанном лентой с подвешенным серебряным жетоном (пропуском в Верхний город), было приглашение посетить его дворец в день бога–отца Портала, то есть, завтра, сразу же после сиесты.

Вопроса идти или нет, не стояло. Насколько мне было известно, почти все высшие командные посты в военно–морском флоте занимали члены императорской семьи, и служить они начинали на кораблях почти с детства.

Правила местного этикета разрешали по такому «пригласительному билету» не только прийти самому, но и привести с собой всех своих жён. За мной числилась только одна Илана и, поэтому решил для себя, что девочка достаточно подросла, на ребёнка уже внешне не похожа и пора её выводить в свет. Одно плохо, приличных одёжек нет. Из тех, которые заказывали полтора года назад, мы давно выросли, а в качестве обновок обычно шили себе вещи удобные и практичные.

— Я одно из маминых платьев перешью, а сверху на голову и плечи накину газовую шаль, — решительно заявила Илана, затем прикрыла глаза и минутку помолчала, — Мечтала надеть какое‑нибудь мамино платье с самого детства.

— С самого детства? Это сколько тебе было лет? — ухмыльнулся я.

— Пять или шесть, — грустно ответила она.

— Солнышко, улыбнись! Завтра будем веселиться.

— Ага, повеселимся, — кивнула она и опять задумалась, — но всё же какая‑то мелкая неприятность случится… Но в конечном итоге ничего нам не грозит, всё будет нормально.

С пошивом одёжек и новых сандалий мы управились своевременно и как только начала спадать дневная жара, отправились на приём. По моей просьбе для поездки староста Стром выделил свою одноосную повозку с рабом–ездовым, даже каких либо вопросов не задавал.

С охраной ворот Верхнего города тоже никаких проблем не возникло, правда, запускать нас вышел лично начальник караула. Жетон он едва ли не обнюхал с обеих сторон и внимательно перечитал свиток, затем окинул нас удивлённым взглядом и спросил:

— Это вы и есть Рэд Дангор?

— Точно так, — кивнул я.

Офицер ещё раз взглянул на свиток, пожал плечами и спрятал жетон в подвешенную через плечо сумку.

— В Верхнем городе на лошадях ездить запрещено, — сказал он и махнул рукой куда‑то влево, — Гостевой сарай для телег и колесниц сразу за воротами, там есть наёмные паланкины.

— Он почему‑то удивлён нашим молодым возрастом, — шепнула Илана.

Вдоль внутренних стен города слева и справа от ворот стояли длинные каменные здания, как я выяснил несколько позже, это были принадлежащие аристократии конюшни. Повозку нам пристроил местный бизнесмен–распорядитель, он же выделил паланкин с четырьмя носильщиками, которые нас будут ожидать на месте столько, сколько надо. Эти услуги нам обошлись дорого — целый солд но, к сожалению, от монополии деваться некуда.

Нужно сказать, что и Нижний город был вполне опрятный, муниципальные рабы с дорог лошадиные окатыши убирали вовремя, мочу животных постоянно смывали водой, но всё равно, с Верхним городом это не шло ни в какое сравнение. Здесь был как бы другой мир: роскошные беломраморные дворцы с садами, прудами и фонтанами, и желтоватая брусчатка, за семнадцать веков существования до блеска отполированная миллионами ног.

У трёхэтажного ослепительно белого дворца, куда нас принесли рабы, до семи десятков паланкинов уже стояли. Как позже выяснилось, это было далеко не всё, в конечном итоге их здесь собралось более сотни. Нас встретил низенький, толстый и прилично одетый раб, который с глубоким поклоном принял у меня пригласительный и засеменил вперёд, показывая дорогу. Мы взошли вверх по лестнице, затем в вестибюле были переданы для сопровождения другому рабу, который нас пригласил в зал и повёл к хозяину, тригорнису Груму.

Обратил внимание, что лично я одет ничем не хуже, чем присутствующие аристократы. На мне была светло–коричневая туника до колен из дорогой тонкой шерсти, обшитая золотой нитью, и неширокий, жёлтой кожи ремень с золотой пряжкой. Сандалии изготовили по последней моде — с золотыми бляшками на кончиках ремешков, правда, меч выглядел несколько простовато. Зато моя девочка сорвала взгляды всех присутствующих.

Местные матроны носили стОлы с короткими рукавами и длиной до щиколоток. Это такие очень широкие туники из тонких тканей светлых тонов, стянутых на шее ремешком, а на талии тонким поясом, собирающими большое количество складок. Жёлтое шёлковое платье Иланы тоже не было заужено по фигуре, а образовав складки, подпоясано золотым пояском. Длиной до щиколоток и закрытое спереди под горло, оно свисало на грудь, маскируя её размер множеством оборок, при этом верхняя часть спины была голой, что выходило за рамки канонов местной моды. Но такая же жёлтая газовая шаль, укрывавшая голову, спину и плечи, сглаживала излишне выраженную откровенность. Ансамбль завершали отделанные золотыми полосками сандалии и драгоценности: в ушах висели золотые серёжки с крупной розовой жемчужиной в каждой, и на груди три нитки из точно такого же жемчуга.

Был он не натуральным, а искусственным, но приборов, способных этот момент идентифицировать, в данном мире не изобретут ещё тысячу лет. Однако, Илана вчера всё же надумала проконсультироваться с ювелиром о его стоимости, после чего принять окончательное решение, а можно ли носить такое в приличном обществе. Оказывается, белый жемчуг здесь встречается часто, но стоит серьёзных денег, зато такого, как у нас, он не видел никогда и сходу предложил за весь гарнитур триста пятьдесят монет золотом. Когда Илана улыбнулась и забирала жемчуг обратно, то он во след кричал: «Пятьсот!»

На приёмах в высшем обществе было принято платки на голове развязывать и цеплять на шею, что проделал и я, после чего под кинжальным взором доброй сотни пар глаз, мы проследовали к одной из групп аристократов, стоящих в окружении матрон. Высокий, по местным меркам мужчина в тёмно–красной тунике, которому что‑то тихо сказал сопровождающий раб, был мужчиной лет тридцати пяти, с резкими чертами лица, горбинкой на носу и тяжёлым подбородком. Он, наконец, оторвал от моей девочки оценивающий взгляд и не менее внимательно посмотрел на меня.

— Рад, что вы приняли моё приглашение, господин Дангор, — сказал на удивление звонким голосом.

«Попробовал бы я не принять», подумалось мне. Между тем это приглашение соответствовало моим чаяниям и планам, поэтому учтиво поклонился и сказал:

— Для меня это большая честь, господин тригорнис.

— Мы в домашней обстановке, поэтому, называйте меня господин Грум.

— Благодарю, господин Грум.

— Какой интересный жемчуг! — вдруг воскликнула одна из матрон, заработав недовольный взгляд хозяина, — Выдайте секрет, где вы его приобрели?

— Госпожа? — спросил я, так как Илане по правилам местного этикета самостоятельно в разговор вступать было нельзя.

— Халила Грум, — подсказала та.

— Госпожа Халила, господа! Разрешите представить вам мою жену, Илану Дангор, — сказал и кивнул головой, разрешая ей говорить.

— Эти драгоценности, госпожа Халила, принадлежат нашей семье с незапамятных времён, и передаются из поколения в поколение старшей дочери в семье. Мне они достались после смерти мамы.

— Я вижу, милочка, что вы благородного сословия, но откуда вы родом? — к нам подошла и встряла в разговор благообразная старушенция.

— Мы горцы, — ответила Илана, на что собеседница удивлённо подняла брови, а некоторые присутствующие искривили рожи. Ещё бы, горцы здесь считались настоящими дикарями.

Хозяин дома вытащил меня из круга, подхватил под руку и пошёл по залу, лично представляя присутствующим. На лица память у меня хорошая, а на имена — не очень, поэтому спрятанный в специальном нагрудном кармане наладонник через специально вышитый на тунике золотой цветок с окошечком в центре, фиксировал всё и вся.

Во время перехода от одной собравшейся группы людей к другой, которые у высоких столиков наливались вином, адмирал не забывал задавать десятки разных вопросов, на большинство из которых мне приходилось чаще всего отвечать неправду.

— Кем был ваш отец? — спрашивал он.

— Военным вождём, — не сильно обманул я его, всё же командир отделения десантно–штурмовых войск, с пятидесятипятилетним сроком службы и немалым боевым опытом, это не хрен собачий, — Воинами были все мои предки, господин Грум.

— Значит вы потомственный воин, — кивнул он, — А почему у горца такая фамилия морская?

— А я из рода, жившего у горных озёр, там наша фамилия странной не считалась.

— Угу, угу, — кивал он, а я посматривал на Илану, которую обступили со всех сторон и женщины и мужчины, но она держалась стойко и улыбаясь, что‑то рассказывала.

Вскоре гостей собралось ещё больше, но адмирал что‑то оттягивал, задавал малозначительные вопросы и всё таскал меня по залу. Но вот вошёл худощавый мужчина с тонкими чертами лица и сединой на висках, которого не представили, но которому все без исключения уважительно кланялись. К нему подошла старушенция, собеседница Иланы, и они о чём‑то тихо переговариваясь, уселись за пустым низеньким столиком. Я так понял, что именно его все ожидали, так как теперь адмирал стал задавать самые интересные вопросы, из‑за ответов на которые, вероятней всего, меня сюда и пригласили. В–общем, на сегодня я был назначен клоуном.

Нас с Иланой усадили посреди зала, и начали дотошно расспрашивать о морском набеге на пиратский посёлок. Мне пришлось подробно рассказать официальную версию истории, кое‑что дополнила Илана и на шёпот «ведьма, ведьма», совершенно не реагировала, лишь мило улыбалась. Как позже выяснилось, было здесь много морских офицеров, а тот «незаметный» мужчина, который тихо сидел со старушенцией в уголке, оказался самим гордиархом Куяном, командующим морским флотом и родным дядей императора Абасса Первого.

Особенно всех поразило, что моя маленькая команда ринулась в океан на обычном рыбацком баркасе и, мало того, путь держали не в дневное время вдоль гряды островов, а круглосуточно и напрямик, через открытое море.

— Нет, не весь пиратский посёлок разгромили, это чьи‑то домыслы — отвечал я, — Но охранников дома Кровавого Капитана и караул на пристани вырезали весь, это два десятка пиратов. Да и как их не вырезать, если они вместо службы напились вина и спали.

После этих слов, адмирал зло зыркнул на одного из присутствующих, который втянул голову в плечи и опустил глаза, видать, и здесь с дисциплиной не всегда всё в порядке.

— Господин Дангор, — обратился он ко мне, — А вы не хотите уступить за вознаграждение захваченного в плен пирата, который тесть Кровавого Капитана.

— Господин Грум, я его уже уступил старосте посёлка Рыбачий, — улыбнувшись, ответил ему, — Всего за десять золотых, по цене рабыни, предназначенной для постельных утех.

— За сколько?! — воскликнул тот самый аристократ, который только что прятал глаза, — Да за него можно было выручить раз в десять больше!

— Поверьте, господа, после того, как я ограбил виллу, он никому не интересен. Его из плена не будет вытаскивать даже собственный зять, поэтому, больше десяти зеолов он не стоит.

— А это правда, что вы привезли три денежных сундука и целый корабль рабов? — спросила какая‑то матрона.

— Рабов было всего двенадцать, — ответил я, — девятерых я оставил себе, а троих продал соседу. Что же касается денег, то да, господа, отказываться не буду, немало привёз и золота, и серебра, и пачку ценных бумаг.

На самом деле этот набег принёс мне одну тысячу семьсот пятьдесят золотых, из них сотня ушла на премиальные — каждый из курсантов получил по двадцать зеолов. Но меня уже давно мучила мысль о том, как бы легализовать активы, изъятые из дома торговца Хартона, и нынешняя ситуация показалась наиболее удачной. Тем более, что несколько закладных на имущество каких‑то неудачников, проживающих в городах империи Ахеменида там были, почему бы не быть ценным бумагам, принадлежащим ростовщикам столицы Парсии?

— Там даже есть, господа, закладные на имущество некоторых жителей этого, Верхнего города, — заявил я.

— И что это за имущество? — спросил некий господин Чарун, чья фамилия мне была хорошо известна и чей голос был удивительным образом знаком, некогда слышал его через «жучок», прицепленный к окну кабинета Хартона.

— Закладные на два дворца и конюшни, — ответил я.

— Ух ты! — воскликнул кто‑то и спросил, — А кому они принадлежат?

— Господа, раскрывать эту тайну широкому кругу я не намерен. Прошу меня простить, но об этом будут знать лишь заёмщики.

— И как вы намерены поступить с этими ценными бумагами? — угрюмо спросил Чарун.

— Обычным порядком, — я передёрнул плечами, — Человек брал деньги в долг, на что‑то рассчитывал, значит, собирается его вернуть, не так ли?

— Но он же не лично у вас брал в долг?

— А это не имеет значения, — мягко улыбнувшись, корректно ему ответил, — Ценные бумаги я взял законно на меч, поэтому, когда придёт срок, они будут предъявлены к выплате. Или я что‑то не так говорю?

— Да всё правильно, никто не спорит, — махнул рукой адмирал и украдкой взглянул на именитого гостя, который слушал разговор очень внимательно, — А теперь расскажите, господин Дангор о своих приключениях на Севере. Об уничтожении банды каторжников и возврате казённого серебра даже на докладе у императора говорили.

Расспросы–рассказы закончились, когда всех присутствующих пригласили в соседний зал за накрытые столы, ломившиеся от различных яств. Тьма космоса, такого бескультурья в приёме пищи в аристократическом обществе мы даже представить себе не могли. Многие высокородные себе пищу в рот запихивали руками, а обпившись и объевшись, бежали в соседнее помещение, где за ширмой освобождали место в желудке для очередной порции новых вкусностей. В–общем, ужас.

Возможности тихо сбежать нам с Иланой не представилось, поэтому застряли мы здесь до утра. Любезный адмирал нам даже выделил гостевую комнату и оставил ночевать, так как выезд из ворот Нижнего города в тёмное время суток без высочайшего соизволения категорически запрещался. Но мы не в обиде, наоборот, познакомились с некоторыми доброжелательными людьми и прекрасно провели время.

— Ах, какой заряд энергии я сегодня получила! — жарко шептала мне Илана, когда мы отправились отдыхать, — Сколько чувств!

— О чём ты говоришь? — удивлённо спросил у неё.

— О слюнях! Сколько мужчин, глядя на меня слюнями давились. А вот этот хочет поправить свои финансовые дела, — кивнула она на аристократа, устремившегося нам наперерез, — И по отношению ко мне имеет серьёзные намерения. Боюсь, что хочет сделать молодой вдовой. Осторожно, сейчас толкнёт.

Это был физически крепкий мужчина, в возрасте около двадцати пяти–тридцати лет с прищуренным взглядом и постоянной ухмылкой на лице. Он умышленно нарывается на оскорбление и уже пытался сегодня вроде бы как ненароком плеснуть на меня вином, но предупреждённый Иланой, я вовремя отступил и брызги попали на другого молодого человека. Этот инцидент быстро замяли, но сейчас без скандала не обойтись.

— Эй, скунс, — воскликнул он и попытался толкнуть меня левой рукой, но я был начеку, перехватил руку и резко уклонился вправо. Не ожидавший ничего подобного большой и сильный воин с разворота глухо брякнулся задницей на пол, при этом красиво отделанные золотом ножны меча звякнули о мраморный пол довольно громко, привлекая постороннее внимание.

— Ах ты дикарь вонючий, как ты посмел ко мне дотронуться?! — вскочив на ноги, заорал он во всю глотку, — Я тебя убью! Тебе не жить! Дуэль! Вызываю тебя!

Гости, не успевшие разойтись, сразу же поспешили к нам.

— Что происходит? Что случилось? — заговорили вокруг.

Никакие скандалы в наши планы не входили, тем более в кругу высшего общества, но создавшаяся ситуация поставила в условия, при которых дальше некуда бежать и нужно немедленно принимать какое‑то решение. База знаний по курсу психологии говорила однозначно, что в любом деле, даже самом безнадёжном, нужно попытаться найти крупицы позитива, извлечь их и направить в свою пользу. Собственно, ничего другого нам не оставалось, поэтому, играя на публику, я повернулся к Илане и негромко сказал:

— Смотри, дорогая, весь вечер мы этого человека считали серьёзным и сдержанным воином, а он визжит, как скандальная матрона.

— Нет, как рыночная торговка, — ответила Илана и мило улыбнулась.

— Ах, ты… ты! — злобно прошипел скандалист, глядя на неё, — Ты у меня не смеяться будешь, а плакать!

Улыбка с лица Иланы слетела, её плечи слегка подались вперёд и она своими глазищами угрюмо уставилась в глаза оппонента.

— Как вы смеете обращаться ко мне подобным образом? Вы хам и наглец! — резко сказала она, от чего тот отстранился и изменил выражение лица на удивлённое и слегка испуганное, всё же моя девочка хорошо умеет пользоваться своей ментальной силой, — Не знаю, сколько лет проживёт мой муж, но абсолютно точно знаю, что вы умрёте очень скоро, и это я вам обещаю!

Молодец, девочка, после моей победы на дуэли, а то, что это будет именно так, у нас никаких сомнений не было, всем станет понятно, что лучше уж с ней дружить, а не ругаться. Немаловажным моментом был тот факт, что вызвали меня, а не наоборот, не хватало ещё прослыть самоуверенным выскочкой и заслужить ненависть столичной аристократии. Значит, что не делается, то всё к лучшему; осталось только закрепить будущий успех, поэтому сделал шаг вперёд, к ошарашенному от натиска Иланы скандалисту:

— Назовитесь?

— Компаньон господина Чаруна, Иго Сарда.

— Господин Иго Сарда, вы неоднократно пытались испортить нам вечер, а сейчас нанесли оскорбление моей жене. Я, Рэд Дангор, согласен с вызовом и принимаю его. Бой чести?

— До смерти! — воскликнул из толпы господин Чарун. Он был не вправе влезать в спор, между тем, почему‑то влез.

— До смерти! — встрепенулся скандалист, видно Илана его только что «отпустила», так как лицо опять искривилось в привычной ухмылке, — Какая честь может быть у дикаря?

— Мало чести оскорблять женщину, — высоко подняв голову и сделав заносчивое лицо, презрительно ответил ему, — А я есть не дикарь, а сын вождя благородного рода и воин в двадцать пятом колене. Понятно?! Пусть будет суд богов!

В планетарных армиях и в войсках различных корпораций Содружества служили и мои дедушки по линии мамы и отца, и прадедушки, а про двадцать пятое колено я, конечно, загнул лишь бы соответствовать понятиям местной аристократии. Пусть у них в памяти отложится, что дело они имеют с человеком высокородного сословия.

— Ха, воин! — криво усмехнулся скандалист, — Вскоре отправишься вслед за своим отцом и всем своим родом!

— Что здесь происходит?! — у меня за спиной раздался раздражённый голос адмирала.

— Господин Грум, этот дикарь толкнул меня и оскорбил, я его вызвал на дуэль, бой до смерти.

— А что вы скажете? — адмирал повернулся ко мне и посмотрел удивлённым взглядом.

— Господин Грум, этот человек преследует нас с женой целый вечер. Вначале попытался выплеснуть на меня вино, но я успел отступить и он попал на кого‑то другого. А сейчас без какого либо повода обозвал меня скунсом и попытался толкнуть, но я его руку блокировал и успел увернуться, в результате, он не рассчитал сил, его развернуло инерцией и он упал на задницу.

— Врёт грязный дикарь! — воскликнул скандалист.

— Прекратите! — повысил голос адмирал и обратился ко мне, — Вы приняли вызов?

— Да, господин Грум.

— Тогда для выяснения отношений встречайтесь в день Силары в цирке, а сейчас прошу разойтись, — сказал он и не дожидаясь наших действий, направился к именитому гостю и старушенции, которые так и сидели за столиком и издали наблюдали весь спектакль, возможно с самого начала.

Взяв Илану под руку, направились на выход из зала, где нас дожидался сопровождающий раб, а она, как будто и не было только что никакого скандала, тепло взглянула на меня, широко улыбнулась и вдруг указала глазами на старушенцию и похвасталась.

— А я госпоже Катаре заговорила зуб!

— Очень хорошо, — ответил ей и спросил, — а кто‑то видел?

— Ага, все видели. Но у неё там шесть гнилых, представляешь?

— Представляю, но что ты с этим поделаешь? — передёрнул плечами.

— Она боится вызывать кузнеца, но я ей обещала помочь.

— Дорогая, не хотелось бы, чтобы ты использовала невосполнимые ресурсы наших аптечек.

— Не переживай, я ведь псион и такую анестезию могу сделать простым заговором. Между прочим, противовоспалительное средство и ускоряющую заживление мазь могу сама изготовить, есть у меня наработки, но пока что лишь теоретические.

— В базе ПК раскопала?

— Ага, — ответила она.

— А рвать старушенции зубы кто будет?

— Сама и вырву, только скажи мастеру Крому пусть из нашей нержавейки в течение трёх дней изготовит необходимый инструмент. Рисунки я дам.

— Хорошо, — кивнул головой, даже не усомнившись, хватит ли у неё силёнок. Её внешне изящные ручки имели твёрдые, как камень и цепкие ладошки, которые рукояти меча и кинжала держали крепко, не хуже местных воинов–недомерков.

В предоставленной нам комнате стояла широкая кровать, большой сундук, стол и два стула с невысокими спинками, а в дальнем углу — деревянное корыто, высокий глиняный сосуд с тёплой водой, чаша–поливалка и горшок для отправления естественных надобностей.

— Зубы почистить нечем, но ладно, сегодня потерпим, — пробормотала Илана и, не обращая на меня никакого внимания, сняла с себя платье, стянула трусики, залезла в корыто и кивнула, — Поможешь?

— Не–а, — ответил ей и сам начал раздеваться.

Она улыбнулась и красиво изгибая тело, стала самостоятельно мыть себе интимные места, ноги, затем подняла одну руку, другую, и ополоснула подмышки и небольшую, но довольно притягательную грудь. В общем, выполнила обычный, полагающийся перед сном моцион, уступила место, внимательно меня осмотрела и спросила:

— Помочь?

— У–у, — отрицательно завертел головой, но неожиданно утонул в её глазах и всё моё ество восстало на полдвенадцатого, сердце громко застучало, руки мелко вздрогнули, а душа немедленно возжаждала заполучить в объятия и обладать этим таким родным, близким и желанным телом.

— Милая, — прохрипел, едва ворочая в пересохшем рту задубевшим языком, и из последних сил сдерживая основной мужской инстинкт затуманенными мозгами, — Я сейчас не выдержу, но мы же договорились…

— Непроизвольно получилось, — она вздрогнула, склонила голову и отвела взгляд, её глаза наполнились слезами и она шмыгнула носом, как маленький ребёнок, — Думаешь мне легко? Я ведь тоже не железная!

— Солнышко, беспокоюсь ради твоего же здоровья, сама знаешь. Это мы, молодые мужчины, постоянно страдаем поллюциями, и нам остаётся либо заниматься онанизмом, что не есть хорошо, либо искать партнёршу, а девочки, которые ещё это дело не распробовали, способны потерпеть. Ведь так?

— Так, я потерплю, — буркнула Илана и залезла в постель, затем отвернулась ко мне попой и с головой укрылась покрывалом.

Обильно полив себя водой, особенно некоторые разгорячённые места, вытерся и устроился с краешку кровати, пытаясь к девочке не прикасаться, и вскоре услышал её размеренное дыхание. Сам же успокоиться ещё долго не мог, вспоминая рабыню Мию, которая по личной инициативе Иланы не была продана в числе прочих оставшихся двух секс–рабынь. Мол, незачем где‑то по ночам слоняться и тратить семейный бюджет на дорогих элитных жриц. Кстати, Мия — вполне так ничего, девчонка обученная.

На сей раз сон приснился излишне эротичный, поэтому проснулся весь мокрый. Моя девочка как всегда спала едва ли не на мне сверху, на грудь закинув руку, а на живот ногу. Высвободившись из этой паутины, тихо помылся и привёл себя в порядок, лишь потом разбудил её.

Домой нас сразу не отпустили, а пригласили на завтрак. Оказалось, что мы здесь были не единственными гостями, в компании которых просидели и проговорили «ни о чём» добрых часа полтора, притом о вчерашнем скандале никто даже не заикался. А когда покидали дворец, то рядом на площадке стояло двенадцать паланкинов с дремлющими носильщиками, в том числе и наш.

— Господин Дангор! — со спины подошёл молодой человек, как выяснилось при знакомстве, племянник хозяина особняка и один из тех, кто были доброжелательно настроены по отношению ко мне. Ему было лет шестнадцать, но выглядел всё рано моложе меня.

— Слушаю вас, господин Саш Грум.

— Ой, называйте меня без господина, просто Саш!

— Благодарю, Саш, тогда и вы меня называйте просто Рэд.

— Извините меня, Рэд, но мне вам надо кое что поведать, — при этом он оглянулся и встретился глазами с Иланой, после чего густо покраснел и прерывисто задышал.

— Да, внимательно слушаю? — попытался переключить его внимание, что мне удалось с некоторым трудом, лишь когда зло зыркнул на свою дражайшую. Что‑то она со своим ментальным воздействием сильно распоясалась.

— Понимаете, Рэд, — немного помявшись, наконец сказал он, — Этот Иго Сарда, он очень опасен. Он раньше считался неплохим воином, но когда семья разорилась, стал профессиональным дуэлянтом и убил немало людей.

— Да? — заинтересовано спросил его, — А как он выходит на бой, его снаряжение, вооружение?

— Как обычно, полный железный доспех, щит и меч и топор. Только Чарун выкупил для него новый меч мастера Крома, слышали о таком?

— Слышал, — кивнул я.

— Поэтому‑то и говорю, что может быть вам лучше выплатить откупные и от казаться от дуэли? Вы ведь раньше не знали, что это за человек, верно?

— Нет, Саш, я есть воин, и не покрою себя таким позором. Лучше умереть!

— Вот–вот, Рэд, это очень вероятный исход, — парень вздохнул с сожалением.

— Саш, я вижу вашу искренность и мне приятно ваше участие, и лишь поэтому хочу дать один дельный совет.

— Какой? — удивлённо спросил он.

— Не пожалейте десяток золотых монет и поставьте на меня.

— Вы думаете?

— Я уверен! Только единственная просьба, больше никому об этом не говорите, — сказал ему, коротко поклонился и забрался с Иланой в свой паланкин. Четверо крепких рабов резво подхватили его за ручки и мягко баюкая потащили по городу.

— Солнышко, это что за детскость? Наслаждаешься своей силой и способностями? — я взял её за руку и сощурился, — С тобой опасно выходить в свет, у тебя коварные шутки и бесстыжие глаза.

— То ли ещё будет, когда я им верну естественный цвет, — весело сказала она и задорно рассмеялась.

— И всё же, Илана, с чужими мужчинами больше так не развлекайся! — оборвал её весёлость строгим выговором, — Ты провоцируешь молодых козликов на определённые чувства по отношению к себе, тем самым зарождая в их душах антагонизм по отношению ко мне. Не хватало ещё дуэлей на почве ревности! Или тебе в кейф, если они меня будут вызывать, а я их буду убивать?

— Нет, прости, — угрюмо ответила она и опустила глаза, — больше этого не повторится.

Должен отметить, что мои резкие нравоучения, о которых моя девочка с момента космических странствий забыла напрочь, имели серьёзный воспитательный эффект. Её отношение ко мне тоже немного изменилось, стало более чутким, что ли? Стала предугадывать любое моё желание, при этом испытаний пси–способностей с посторонними мужчинами больше никогда не проводила. С посторонними! Но на мне отыгрывалась постоянно и регулярно, и если быть откровенным до конца, то дело это всю жизнь доставляло мне истинное наслаждение. И любил я свою Илану беззаветно.

Между тем, дома нас уже ожидал невысокий толстячок, поверенный в делах Императорской арены, то есть цирка. И когда только успел получить информацию?

— А Иго Сард у нас побывал прямо с утра, — высказал он ответ на незаданный вопрос.

— И когда бой?

— Так завтра, в день нашей покровительницы.

— Не понял, мне всегда казалось, что богиня Силара покровительствует не мужчинам, — пробормотал я с недоумением и пожал плечами.

— Хи! — пискнул толстячок, — Так гладиаторы и лицедеи это тоже паства её!

— Вот оно в чём дело, теперь понятно, почему бои проходят в этот день, — покивал я головой, — И в какое время случится сие мероприятие?

— Как всегда, господин Дангор, сразу после сиесты. Сначала будут драться две пары профессиональных гладиаторов, затем сбежавший и пойманный каторжник с новичком, неким пиратом Кью. Говорят, очень серьёзный боец, слышали о таком?

— Слышал, — едва не выпав в ступор, ответил я.

— Кстати, его выставляет староста вашего посёлка.

Вот жук одноглазый, всё же придумал, как отбить часть денег. И пусть эта часть будет небольшая, но если старый Кью с возрастом не растерял свои умения и не утратил бодрость духа, то какую‑то сотенку золотом с него можно поиметь. Впрочем теперь это не моё дело.

— И вот после этого боя в заключение состоится ваша дуэль, о чём моя обязанность вас предупредить — продолжил толстячок и вытащил один из свитков, — А здесь подпишитесь, что вы ознакомлены.

— Всё понятно, — прочёл, подписал и решил его побыстрее спровадить, — У вас ко мне ещё что‑то есть?

— А как же, господин Дангор, а почему же я пришёл?!

— И почему вы пришли?

— Так составить реестр вашего имущества, господин Дангор, — удивлённо распахнув глаза, ответил толстячок, — Теперь в случае, если вы передумаете и откажетесь от дуэли, то оппонент вправе извинения не принять, а взыскать через суд до десятины стоимости вашего имущества. Разве вы об этом не знали, господин Дангор?

— Нет, но ни извиняться, ни отказываться я не собираюсь.

— Так теперь будете знать, — пожал он плечами и вытащил второй свиток, — Я из муниципалитета взял выписку о принадлежащем вам имуществе и выплаченных налогах, так что общую картину имею, у вас должно быть девятнадцать тысяч золотом. Правильно?

— Правильно, — ответил я, зачем отпираться очевидному.

— Но, насколько мы сегодня осведомлены, — продолжил толстячок, — у вас появились денежные средства и ценные бумаги, взятые в бою в качестве трофеев и не подлежащие налогообложению. Правильно?

— Да, общей суммой на двенадцать тысяч.

— Золотом?! Ой–ой–ой! Тридцать одна тысяча золотом! Даже в Верхнем городе такую сумму имеет далеко не каждый аристократ. Солидно, солидно! И вы можете её подтвердить?

— Конечно.

— Тогда я так и записываю? — спросил он и после моего утвердительного кивка аккуратно вписал эту сумму в свиток и дал расписаться.

На самом деле в моём полном распоряжении сейчас было различных активов на общую сумму в шестьдесят четыре тысячи золотом, но распространяться об этом посчитал не только излишним, но и вредным. Естественно, не потому, что боялся недоделанного бретера, техника боя которого рядом с нашей и близко не стояла, и был в этом абсолютно уверен. Кстати, всё его имущество оценили в сто зеолов, это стоимость оружия, доспехов и лошади, которое после победы должно мне и так отойти.

Оставшиеся до боя сутки рабочая «текучка» съела быстро и незаметно. В цирк меня сопровождали все курсанты и воины моей команды, за исключением дежурной охраны, пошли даже воительницы. Это было единственное общественное место, где за вход брали деньги: за верхние места — двадцать россо, средние — полсолда и нижние — ползолотого. Как правило, нижние места выкупали аристократы Верхнего города, но в случае участия дуэлянтов, для каждой из сторон выделялось по шесть мест. В данном случае рядом со мной разместились неотразимая Илана, Гита и Кара в своём обычном боевом снаряжении, но без луков, а так же шикарно разодетые Лагос и Хуа.

Мальчишка–слуга сидел весь в расшитых шелках и от гордости надулся, как индюк соседа Харата, который, кстати, тоже где‑то здесь. Просился сегодня вечером зайти в гости и о чём‑то переговорить, видно, насмотрелся на мои утренние тренировки и в имени победителя нисколько не сомневается, в отличие от абсолютного большинства присутствующих.

Это в цивилизованном мире есть сеть центров развлечений и мест для отдыха, здесь же на двести пятьдесят тысяч населения с пригородами, всего восемнадцатитысячный амфитеатр. Таким образом, спрос на зрелища не был удовлетворён совершенно, недаром люди сидели даже в проходах.

Императорская ложа тоже была заполнена полностью. Её занял сам император — молодой мужчина, лет двадцати двух, его мать и обе молоденьких жены (одна из них огненно–рыжая), а так же прочие сопровождающие лица — десять придворных и три десятка закованных в железо гвардейцев. Одетый в белую с красными полосками тунику и отделанные золотом сандалии, на его голове свободно лежал небольшой белый платок обжатый широким обручем с каменьями, так же каменьями был усыпан пояс и короткий меч. В общем итоге на нём висело килограмм десять золота и прочих драгоценностей. Не знаю, какой он человек по жизни, но когда под вой толпы величественно прошествовал мимо нашего сектора, то его открытый взгляд и лёгкая улыбка мне понравились.

Профессиональные гладиаторы дрались красочно. Правда, были и оглушающие удары, и кровавые росчерки клинков на красивых полуобнажённых телах, истеричный визг женской и дикий вой мужской части зрителей, но любому искушённому в воинском деле человеку было ясно, что это скорее не бескомпромиссный бой, а театральное представление. Между тем, подогретый азартом народ ставки делал постоянно, а служки цирка с жетончиками, свитками с записями и подвешенными через плечо мешками для денег, по проходам бегали постоянно.

Между прочим, старик Кью оказался довольно резвым и профессиональным воином, своего противника–каторжника он зарубил буквально на второй минуте боя, правда, на его победу и было больше всего ставок. Чего не скажешь обо мне. Когда подошёл срок дуэли, то на меня была ставка — один к двадцати одному, то есть, мне пророчили поражение почти все восемнадцать тысяч зрителей, за исключением нескольких десятков людей, уверенных во мне, а так же редких прочих любителей рискнуть и сорвать куш. Подняла ажиотаж и интерес к бою лишь тысяча золотых, поставленная мною через Лагоса, что изменило ставку на один к трём.

Правилами проведения дуэлей допускалось наличие панциря, щит, топор, меч и ножи, поэтому снаряжался соответствующим образом. На шёлковую безрукавку надел поддоспешник и бригантину, сандалии сменил на мягкие короткие сапожки со стальными носами и поножами со встроенными карманами для метательных ножей, а штаны были обычными, для верховой езды. Щиты и шлемы из титанового листа для нас с Иланой мастер Кром изготовил уже давно, я посчитал, что не везде можно появляться в наших тактических шлемах, даже перевязанных платком, и данный случай как раз из тех. Дискообразный щит, диаметром семьдесят пять сантиметров, был выбухтован полусферой и посажен на дубовую основу, толщиной тридцать миллиметров, обитую по контуру такой же титановой полосой. Шлем имел вид шишака с козырьком, но без личины. Слева на пояс прицепил узкий длинный кинжал, а справа — маленький стальной топорик, лишь бы считалось, что он у меня есть. Впрочем, с обитым титановой полосой топорищем он был грозным оружием, по крайней мере мог разрубить любой здешний доспех. Наручи брать не стал, для боя со щитом посчитал их излишними.

Мой скандальный противник по сравнению со мной выглядел более мощно и вызвал более громкий ор и более длительные аплодисменты. Если все мои доспехи имели серенький и непрезентабельный вид, то его железо было идеально начищено и блестело на солнце, как зеркала. Он был закован в полный ламинарный доспех с фартуками, свисающими спереди и сзади до колен, и в шлеме с личиной. Его голени почти до колен закрывали поножи, а

  в руках он держал каплевидный щит и огромный боевой топор. Меч и кинжал висели на поясе.

— Иди, он твой, — шепнула Илана и коротко сжала мою ладонь.

Пока мы не спеша сходились к центру арены, распорядитель объявил суд богов, назвал наши имена и залоговые суммы. Толпа особенно бесновалась, услышав о моей тридцать одной тысяче золотом. За личиной видно не было, но получив мощную поддержку зрителей противник, видно, тоже возрадовался, так как стал шагать более резво.

Встретившись на средине, мы все втроём повернулись к центральной трибуне и низко поклонились.

— Господин Иго Сарда! Господин Рэд Дангор! — воскликнул распорядитель, — Не желаете ли вы примириться?!

— Нет! — одновременно ответили мы.

— Тогда, да свершится…

— Подождите! — легонько толкнул его и крикливый распорядитель резко замолчал, широко распахнув глаза.

Опять развернувшись к императорской ложе, высоко поднял вверх правую руку и громко воскликнул:

— Ваше Величество! Я, воин по имени Рэд из благородного рода Дангоров, посвящаю этот бой во здравие и славу вашу!

Этот ранее неведомый никому спич пока ещё не любящей меня толпе понравился, она ревела и визжала, рукоплескала даже вся императорская ложа.

— Теперь говори, — повернулся к распорядителю.

— Угу, — кивнул он, не отрывая от меня удивлённого взгляда, затем встрепенулся, резко взмахнул рукой и воскликнул, — Да свершится суд богов!

Как только он ретировался, я вытащил меч, и мой противник с топором в руке слегка дёрнулся вперёд, но лишь обозначил атаку, а сам тем временем сделал короткий шажок вправо. По его выверенным и экономным движениям мне сразу стало понятно, что это не безбашенный охламон, а опытный боец. Вот опять дёрнув щитом, он обозначил замах топором и подшагнул вправо.

Ага, гонит меня по кругу и хочет выставить лицом под низко висящее солнце. А вот хрен тебе! Но публике нужны зрелища, значит поиграем пока по твоим правилам. Я сделал короткий выпад клинком и в момент замаха топором и его движения вперёд, немедленно отступил на шаг назад с упором на правую ногу, тем самым смягчив и пригасив щитом рубящий удар тяжёлой железяки, но руку он мне неслабо присушил.

Заметив, что пытаясь отступить, я оторвал от земли левую ногу и ослабил опорную, он ринулся вперёд и приложил меня щитом. Он опоздал всего лишь на миг. В момент столкновения моя рука со щитом была прижата к груди, корпус резко подан вперёд, а полусогнутые ноги твёрдо стояли на земле.

Раздался тяжёлый глухой удар железяки о титан, а меня приподняло вверх и на полметра откинуло назад. Противник сам по себе был тяжелей меня килограмм на пятнадцать, да и вес доспеха перетягивает мой где‑то на столько же. Да и топор при данной схеме боя имеет преимущество перед мечом. Не успел я утвердиться на широко расставленных ногах, как пришлось слегка присесть и укрывшись щитом, как зонтиком, принять сверху очередной «буммм», при этом изнанкой щита треснуло по руке и шлему не хуже, чем тяжеленным бревном. Вот, наверное, удивляется, почему это мой щит не разлетелся на щепки?

А толпа ревела не переставая, при этом прекрасная акустика неплохо била по ушам.

Чем мой меч хорош, так это тем, что имеет приличную длину и может не только хорошо рубить, но и колоть. Заметив тень очередного замаха топора противника, который теперь мог бы приголубить меня основательно, решил больше в эти игры не играть, и из нижней стойки сделал глубокий выпад под его левую коленную чашечку. Да, моё движение он заметил, даже попытался прикрыться щитом, но опять не успел, кость голени я ему всё же достал, неглубоко, но вполне достаточно, чтобы сбить атаку.

— Скунс! Скунс! — просипел он за маской и отпрыгнул, подволакивая ногу, оставляя на песке кровавые брызги, — Сейчас я тебя убью!

Разговаривать с ним и тем самым давить себе дыхалку, я не стал, зато опять твёрдо стоял на ногах и был готов к бою, теперь будем играть по моим правилам. Прыжком вперёд и коротким выпадом натурально срубил пластинку доспехов, чем спровоцировал противника на контратаку. Поняв, что щит разрушить не удастся, он взмахнул топором и направил его в мою прикрытую шлемом голову. Немедленно убраться на шаг вправо и подставить щит под касательный удар, проблем не составило, а когда лезвие жалобно «дзинькнуло» о мой щит и по инерции понеслось вниз, ничего другого не оставалось, как резко его оттолкнуть, слегка развернув противника ко мне левым боком. Теперь уже мой клинок чисто автоматически миновал край его щита и нанёс сильный укол подмышку, после чего рука со щитом мгновенно обвисла, как плеть. От болевого шока его топор тоже на секунду замер, чем я воспользовался незамедлительно, вынутым из подмышки клинком резко взмахнул по диагонали справа налево, попав по кисти руки, удерживающей топорище. Сначала на песок арены упали обрубки его двух пальцев, затем потекла кровь, после чего наземь шмякнулся щит и гупнул топор.

Противник окровавленной рукой сорвал с лица маску и уставился на меня совершенно дикими глазами.

— Бери меч! — воскликнул я, перекрикивая вопли бесновавшихся трибун, и сбросил свой щит.

Он тут же последовал моему благородному совету и той же окровавленной, беспалой рукой выхватил клинок. В этот миг в его глазах вспыхнула радость и надежда, но когда он его поднял и ринулся в атаку, взгляд излучал вселенскую злобу.

Отведя направление движения клинка противника простейшим приёмом, я сделал подшаг вперёд и кованным носком сапога нанёс удар в место первого ранения, под его левую коленную чашечку. Он рыкнул от боли, резко согнулся и завалился вперёд, а я, отпрянув вправо и вложив в меч всю энергию удара, обрушил его на подставленную шею. Клинок махом прошёл сквозь всё тело, отрубив кусок железного доспеха, и кончиком застыл в нескольких сантиметрах от земли, голова противника отвалилась вместе со шлемом и покатилась по земле, а из пока ещё стоящего и согнутого тела хлынул кровавый фонтан. Но вот оно обмякло и тряпкой рухнуло на песок.

По гулу и свисту на трибунах, я понял, что исходом боя народ не очень удовлетворён. Конечно, кому охота проигрывать? Ведь почти каждый присутствующий потерял свои солды! Но когда я снял шлем и низко поклонился императору, а он захлопал в ладоши и за ним и вся ложа, то трибуны взорвались воем. Да здравствует новый любимчик! Теперь в случае чего, они знают на кого поставить.

 

Глава 7

Подготовка к походу на Север на сей раз прошла спокойно и без излишней суеты, товары меновой торговли закупили своевременно, транспорт подремонтировали, а заплывших жиром, тучных тягловых быков в очередной раз перепроверили специалисты. Выходить решили с первым дождичком — предвестником перемены ветра и сезона штормов, а когда этот день настал, загруженный караван из десяти арб тронулся в путь.

Теперь проблем с наймом охраны совершенно не возникло и под рукой Лагоса оказалось двенадцать лучниц и четырнадцать мечников, имеющих дополнительное стрелковое оружие — наши арбалеты. Да и ездовых на арбы дед Котяй набрал из числа старых воинов, так что команда подобралась серьёзная и ухмыляться на почтовых станциях, как прошлый раз, теперь никто не будет. В общем, с учётом способностей Иланы и столь мощной охраной, в успехе предприятия можно не сомневаться.

Первые полторы тысячи километров никакие неприятные происшествия караван не преследовали. Оставленный в горах ретранслятор эту дистанцию покрывал свободно, таким образом, мы с Иланой на протяжении пятидесяти дней могли общаться постоянно. Дальнейшее путешествие тоже должно пройти без проблем, по крайней мере, моя девочка в этом убеждена. Впрочем, они сейчас уже возвращаются и дней через десять–пятнадцать связь возобновится, тогда‑то обо всём и узнаю.

Сейчас на улице шумел нудный дождь. Между прочим, хлябь с небес низвергалась всё реже и реже, видно, зимнее ненастье вскоре прекратится, и запахнет весной. Сняв под террасой мокрый плащ и скинув на руки своему управляющему, направился в столовую. Да, мой дом пополнился девятью взрослыми рабами и двумя мальчишками, которых вывез с острова Аманас. Бывший управляющий хозяйством виллы Кровавого Капитана, евнух Тир, оказался профессионалом своего дела, а такими кадрами не разбрасываются, поэтому я его оставил в прежней должности, только теперь в своём доме. Двух белошвеек отправил для работы в мастерскую меховой одежды, в помощь беременной Хине, а горничные, садовники, мальчишки–конюхи и помощница поварихи тоже остались на своих местах. Конечно, сейчас этой обслуги многовато, но когда мы весной переедем в большой новый дом, то будет в самый раз.

Кара вошла в столовую несколькими минутами ранее и скучала, сидя в ожидании за столом. Гита отправилась в составе лучниц сопровождать торговый караван Иланы, её же оставили для присмотра за моим телом. Вот и присматривает теперь и днём, и ночью. Именно так, последние два с половиной месяца — и ночью тоже.

Мою постель перед сном грела Мия, и когда я ложился спать, всегда (за исключением критических дней) ощущал тепло её податливого тела и нежную мягкость бархатной кожи. Но однажды в темноте спальни улёгся в постель, и не ощутил привычных, ласковых рук, зато в дальнем краешке кровати нащупал нечто совсем другое: свернувшееся клубочком и прикрывшееся руками.

— Хозяин, я прогнала твою рабыню, — пропищало оно.

— Кара, это ты? — провёл рукой по её худенькому, но крепкому и мускулистому телу.

— Ага.

— Ты что здесь делаешь? — поднялся с постели и зажёг лампу: из‑под одеяла выглядывала её испуганная мордашка.

— Хозяйка знает, — тихо ответила она.

— Что она может знать, если её уже два месяца здесь нет?

— Она согласилась.

— С чем согласилась? Рожай быстрее! — в сердцах воскликнул я.

— Вот я и говорю, она согласилась, чтобы я от тебя родила дочь, — Кара уставилась на меня, как на неразумного.

— А вы у меня спросили?!

— Нет, хозяйка сказала, чтобы я сама договаривалась. Да и что здесь такого? Сунул, вынул и всё.

— Ха–ха, — рассмеялся я, — Кара, это тебе так кажется, на самом деле сделать девочку — это очень длительная и ювелирная работа. Ну, а если получится мальчик?

— Не получится, — она уверенно мотнула головой, — Видящая сказала, что моя дочь от тебя станет матриархом, а дочь, рождённая от тебя моей мамой, станет главной жрицей нашего храма.

— Это что же, и Гита в очереди стоит?! — замер в ступоре от удивления.

— Ага.

— И Илана об этом знает?!

— Ага.

— Ну, нет, девчонки, я вам не бык–производитель, — пробормотал про себя, но немного подумал и ответил, — Впрочем, твоя мама тоже красивая женщина.

— Так ты согласен? — с надеждой спросила она.

— А куда я денусь, тем более, что ты мне нравишься. Но есть одно условие, ты должна пообещать, что в случае рождения мальчика, привезёшь его мне, ибо знаю я ваши порядки, будет ждать его незавидная судьба.

— Обещаю! — воскликнула она и стала выбираться из‑под одеяла, — Вообще‑то мы никогда никого не просим, просто снимаем штаны перед понравившимся мужланом и всё. Но мама сказала, что судя по тому, как ты бережёшь Видящую, ты не мужлан. Ну, всё, я готова.

При этих словах Кара стала на корточки, мячики груди уперла в постель, голову положила на крепко сжатые в замок и побелевшие кулачки, а попу выставила вверх. Даже несмотря на то, что она вся сжалась и скукожилась, зрелище получилось симпатичное и завлекательное.

— Так и быть, придётся заняться тобой вплотную, — свалил её набок и провёл рукой по телу сверху вниз: физически развитой фигурой она была похожа на Илану, но выглядела более миниатюрно.

— Но нам нельзя, чтобы мужлан был сверху! — пискнула она.

— Во–первых, я не мужлан и, во–вторых, ты же хочешь, чтобы получилась девочка?

— Хочу.

— Тогда придётся нам с тобой работать часто и много, в постели — сверху, снизу, раком, боком, а так же на полу и на столе.

— Это опять будет больно, да?

— Нет, малышка, тебе будет хорошо, а сейчас просто расслабься и получай удовольствие.

Раскрепостить её в ту ночь мне стоило немалого труда, но в итоге девчонке это дело очень понравилось. Оставшиеся дни этого месяца, и два последующих она была рядом фактически круглосуточно, так что рабыня Мия в моей постели стала гостей редкой.

На объектах новостроек, откуда я буквально только что вернулся, произошли большие изменения. Здание казармы на пятьдесят спальных мест построил раньше всего. Здесь предусмотрел помещения столовой, двух учебных классов и четырёх кубриков, в одном из которых жил учитель Фагор, а во втором рабыня–повариха, некогда кормившая семейство Кровавого Капитана. Правда, в настоящее время жили здесь всего двадцать пять человек, к двенадцати курсантам добавилось ещё тринадцать молодых парней, которые попали к нам по серьёзным рекомендациям. При этом Лагос говорит, что обучение у нас более качественное, чем в любой здешней воинской школе.

Просторное заднее подворье казармы накрыл черепичной крышей — удовольствие дополнительное и не дешёвое, зато курсантам можно свободно тренироваться даже в сезон дождей. Здесь же, напротив большой конюшни было построено ещё два новшества — отдельный очковый туалет на восемь «посадочных» мест (ранее народ привык оправляться в горшок либо за конюшней), а так же восьмиместный душ.

Когда я планировал постройку собственного дома, то предусмотрел отбор питьевой воды от водопада через систему трубопроводов, которые снял со спасательной капсулы. Для семейного пользования был подготовлен большой бассейн с фонтаном во внутреннем дворе, мраморная ванна и туалетная комната, которые собирался оснастить демонтированным из капсулы оборудованием, как только строители закончат отделку и уйдут. Тогда‑то и возникла мысль усовершенствовать методы помывки личного состава, тем более, что системы разводки медных водопроводных систем и на водяных часах, и на фонтанах, а так же запорная арматура, в виде клиновых кранов, здесь были известны уже несколько сотен лет. Так и появился настоящий душ. Правда, в холодное время года вода в баке никак не обогревалась, но новшество оценили не только курсанты, но и Лагос с компанией, которые либо уже купили у меня участок, либо собирались купить.

Территория будущего посёлка ранее была неровной гранитной площадкой с нагромождением огромных булыг, теперь же на неё было любо посмотреть. Центральная дорога, дорожки к двадцати будущим участкам, а так же подворья под застройку так и остались каменными, при этом ровненько нивелированы плазменным резаком. Вся остальная территория была углублена на один метр и порезана на строительные камни, при этом территории под сады были углублены на полтора метра, а места для подвалов домов — всего на два метра, так как народ здесь не высокий и головой о потолок трескаться не будет. Кроме того, вырезали три водотока, один для питьевой воды — вдоль центральной дороги, а два прочих на задних дворах подворий — для канализации, соединив их за посёлком и организовав сброс в протекающий ниже по течению ручей. Накрыли их каменными блоками, лишь напротив домов оставили колодцы, закрывающиеся деревянными крышками.

Привлекать к резке плазмой посторонних людей, при этом демонстрировать «божественные» артефакты не хотелось, поэтому пахать пришлось вдвоём с Хуа. Курсанты же в порядке разминки ежедневно вынимали из ям и складировали каменные блоки, при этом ненужные рытвины и разломы засыпали обломками. Таким образом, с учётом тех камней, которые были нарезаны ранее, на каждом участке можно построить двухэтажную усадьбу и одноэтажные хозяйственные постройки. Камня хватит даже на большой храм.

Чернозём и торф на участки завозили нанятые рыбаки, когда на море начался период штормов, но дожди ещё не зарядили. Обошлось мне это в две с половиной тысячи монет серебром, таким образом, вся выкупленная у префектуры территория выросла в цене до четырёхсот семидесяти двух зеолов. И это не считая моего труда и эксплуатации плазменного резака. К сожалению, одну из энергетических батарей посадил почти полностью, теперь ею можно резать разве что только дерево. Хорошо, что в запасе есть ещё пять, две из них вскоре пригодятся, а оставшиеся постараюсь сохранить как можно на дольше, мало ли что в жизни может случиться.

Территория моего посёлка сразу же приобрела широкую известность, посмотреть на него и прицениться к участку приезжали многие, но я сходу зарядил за каждый участок по сорок зеолов (с учётом строительного камня), чем сразу же отпугнул очень многих. Но некоторых, особенно торговцев, цена не смутила, уж очень удобное место, никакой грязи зимой и отличная вода. Обычно вода на побережье солоноватая, а такая, как здесь встречается крайне редко.

По большому счёту среди соседей видеть чужие рожи неохота, нужны лишь свои люди, а они у меня будут обеспечены и вполне платежеспособны.

— А говорил, что участки продашь за двадцать, а теперь требуешь по сорок, — жаловался Лагос.

— Не хочешь — не покупай, ведь я тебе не только участок продаю, а и камень для всех построек, вырезанный в скале подвал, и готовую для посадки сада территорию.

— Ладно–ладно, беру, — пробормотал он, развязывая тяжёлый кошелёк и выкладывая восемьдесят зеолов за два участка.

Следом за Лагосом пришёл дед Котяй, и приобрёл аж три участка, а ещё через пять дней нашими парнями были забраны все остальные, правда, два из них были отданы в долг, в счёт будущих заработков. Вырученные деньги покрыли затраты с лихвой, а триста двадцать восемь зеолов из них тут же потратил на приобретение прилегающей территории за ущельем. Надеюсь, в будущем моя команда увеличится, поэтому, пускай селятся рядом со мной.

Нужно было видеть до крайности удивлённые рожи помощника префекта и землемера, когда они мне оформляли в собственность дополнительно восемьдесят два ара такой же не приспособленной к застройке скальной гряды.

Мой трёхэтажный дворец по форме (вид сверху) был обычным квадратом, внутри которого под открытым небом в окружении пальм и цветочных клумб, располагался круглый бассейн, диаметром семнадцать метров. По центру бассейна из воды выглядывала мраморная туша осьминога, с развёрнутыми, как цветок щупальцами. На каждом из них выделялось по шесть присосок, из которых били высокие струи фонтана.

Внутри здания ещё с осени ведутся отделочные работы. Здесь не планировалось особой роскоши, упор делался на удобство проживания и функциональность, и всё же, дворец получился симпатичным. Серый гранит каждого каменного блока наружной кладки оттенялся чёрными полированными фасками, а наружные контуры оконных и дверных проёмов заключили в белый мрамор. Полы и стены внутренних помещений общего пользования облицевали точно таким же мрамором, мой персональный кабинет и спальные помещения мужской и женских половин полностью отделали красным и белым деревом, а потолки согласился устроить по местной моде — гипсовой лепниной. Правда, перед началом всех этих работ (как только ушли каменщики), я проштробил стены и выполнил прокладку трубопроводов для подачи холодной и горячей воды в туалете, ванной и кухне, а также разводку кабелей и проводов для запитки некоторых бытовых приборов и электронно–механических систем. Затем, чтобы не смущать отделочников, все каналы запаковал техническим герметиком, который подвергнуть механическому воздействию невозможно.

В городе заканчивали изготовление мебели по моим эскизам, думаю, что месяца через два всё будет готово, и можно будет переселяться. К этому времени вокруг дворца садовники должны высадить сад, а на скальной возвышенности в песчано–земляной грунт — виноградник. Но главное, что к этому времени вернётся Илана.

К сожалению, производством стёкол заняться так и не успел, поэтому, пока что всё сделано, как и в других домах: зимой оконные проёмы заставляются рамками с натянутыми бычьими пузырями, а летом они оттеняются жалюзи. Зато строители обещают в летнее время, при распахнутых внутренних дверях, прохладу и отличное кондиционирование воздуха, а зимой — полное отсутствие сквозняков. И всё же, стеклом займусь в самое ближайшее время, которого сейчас, с завершением последнего этапа строительства океанской шхуны, катастрофически не хватает.

Корпус корабля теперь уже не походил на обглоданный рыбий скелет, как осенью прошлого года. Благодаря тому, что работы велись под крышей, обшивку бортов, устройство фальшбортов, настил внутреннего дна и жилой палубы, а также изготовление двух поперечных переборок для увеличения живучести корабля, завершили. Сейчас краснодеревщики отделывали мою и офицерскую каюты, а Щип и компания зашивали верхнюю палубу, и на жилой палубе устраивали перегородку для камбуза. Когда старый корабельщик узнал, для чего будет служить это помещение, посчитал меня сумасшедшим.

— Ты же сожжёшь корабль! — кричал он, — Нормальные моряки для готовки пищи к вечеру высаживаются на берег, там и едят.

— Это мой корабль, что хочу, то и делаю, — ответил ему привычной скороговоркой.

Вместе с двумя большими варочными плитами, которые изготовили для готовки пищи в казарме и дома, Крон отлил ещё одну маленькую. Её каркас снизу и с боков обложили огнеупорными плитами, которые затем стянули железными полосами. Жестяную дымовую трубу вывели под верхней палубой ближе к форштевню, а место её стыка с бортом раскрепили бронзовым кольцом. Вылететь снопу искр не позволят два колена, но даже если это случится, то достать до стакселей они не смогут, их ветром будет сносить в сторону. По крайней мере, так написано в проекте.

На этом странные новшества не окончились. В борту жилой палубы с каждой из сторон устроил по четыре стрелковых бойницы, типа пушечных портиков, которые по большому счёту нужны, как отдушины для проветривания, иначе в тропиках выживать без них сложно, даже несмотря на открытые грузовые люки. Точно такие же портики предусмотрел сверху, на фальшборте, но эти — для вёсел, которые для маневрирования в узостях местных портов просто необходимы.

Мачты можно было установить цельные, но они не влезли бы под навес, поэтому не стал ничего мудрить, а сделал их составными, как и нарисовано в чертежах. Таким образом, как только шпангоуты были связаны двухъярусными бимсами (поперечными балками), то сразу же смонтировали нижние части мачт, предварительно надев на них сегарсы (обручи) для крепления передних шкаторин гафельных парусов, а так же смонтировали поворотные консоли для монтажа грузовых стрел. Стеньги (верхние части мачт) решили крепить после того, как шхуну спустим на воду.

Во все отсеки вдоль киля уложили свинцовый балласт. Болванки со свинцово–серебряного рудника были самых разных размеров, но я их лично расплавил и перелил в глиняные формы, изготовленные в строгом соответствии с чертежом: по центру шхуны более массивные, а к носовой и кормовой части — помельче. Затем разложили их вдоль киля по отсекам с двух сторон и зафиксировали, пересыпав внутреннее дно крупным гравием, после чего настелили доску.

На верхней палубе уже были устроены комингсы трёх трюмных люков, а между мачтами — ростры для транспортировки шлюпки, в качестве которой выступал мой же баркас. Дальше шёл комингс, ограждающий нависающую над водой кормовую надстройку, где располагалась углубленная на один метр вниз часть палубы с рулевым отделением и офицерскими каютами. Румпель имел ограничение поворота в тридцать пять градусов на каждый борт, так как больший угол приводил к понижению эффективности его использования.

После окончания работ на верхней палубе, корабелам останется смонтировать на полубаке поворотную балку для подъёма якоря, и под бушпритом устроить привязанный к брусу утлегаря небольшой балкончик, который будет служить гальюном (туалетом) обыкновенным. Однако, работы на стапеле ещё далеки до завершения. В течение десяти дней медники обещают закончить прокатку латунного листа и начнут обшивать днище, просмоленное по привальный брус. Вот после этого можно будет спустить шхуну на воду.

Для крепления снастей, управления судном и его швартовки, в течение зимы отлили из бронзы массу различных приспособлений, в том числе рымы, кнехты, утки, блоки и оба якоря (основной и запасной), лишь сегарсы изготовил из железа. Одних медных нагелей (гвоздей) для крепежа набора судна и обшивки бортов отлили более двух тысяч штук. Все эти работы выполнил мастер Шипун, дочь которого мы с Иланой некогда спасли от насилия разбойников. Кстати, на ней женился младший сын Лагоса и мой нынешний курсант Вид.

Канаты различного сечения закупил без проблем, их бухты уже лежат в трюме, зато с изготовлением парусного вооружения возникли некоторые сложности. Дело в том, что на пальцах же не объяснишь, и голопроекцию с наладонника никому не покажешь, поэтому пришлось контуры парусов изготовить в натуральную величину из деревянных реек. Подшитые тросом шкаторины, а так же усиленные кожей рифы и боуты (фаловые, галсовые и шкотовые углы паруса, несущие наибольшую нагрузку), нарисовал на бумаге. Мало того, раскрой и пошив стакселей, первых парусов для фока и грота — трапециевидных гафельного паруса и топселя, присутствовал лично. Таким образом, изготовили два трёхслойных комплекта, и один из них будет считаться запасным.

Как только я вошёл в столовую и под светом масляных ламп уселся за стол, сразу же из двери кухни с миской, кувшином с водой и полотенцем на руке появилась Мия. Оказав мне помощь в помывке рук, она сразу же убежала на кухню за подносом с едой. Помнится, когда она впервые появилась в нашем доме, то Илана её построила и предупредила, что чисто как рабыня для утоления плотских потребностей хозяина она здесь не нужна, поэтому дополнительно нагрузила обязанностями моей личной прислуги. Девчонка оказалась не потомственной рабыней, но была понятливой и трудолюбивой, мало того, в отличие от всех остальных рабов имела характер, слушалась лишь управляющего, но и с кухаркой Рисой никогда не конфликтовала. В результате смогла подмять под себя всех трёх горничных, и с тех пор в доме царил идеальный порядок, нигде не было видно ни пылинки, а влажная уборка делалась ежедневно. Лично я в домашнее хозяйство не лез, зато Илана положением дел была довольна, а это для меня самое главное.

— Итак, чем нас будут кормить? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Раньше вопросами приготовления тех или иных блюд ведала Илана, но со временем она составила подекадное меню, которому Риса теперь постоянно следовала.

— Господин, — Мия поставила на стол поднос и поклонилась, — Сегодня тушенная с грибами и овощами форель, булочки, козий сыр, мёд, фрукты и белое вино.

Она взяла в руки две деревянные лопатки и стала выкладывать на блюда содержимое казанков, сначала без боязни мне, затем, с опаской молодой воительнице, которую побаивались абсолютно все рабы. Лично я большущий кусок океанской красной рыбины поглощал с удовольствием, так как за целый день набегался здорово: с утра три часа подряд провёл в казарме на занятиях с курсантами, затем, в литейном посёлке у медников, а ближе к вечеру — на верфи.

Кара утром ненадолго отлучалась в город, после чего целый день сопровождала меня, как и обычно. Она тушёную красную рыбу обожала, но ныне лишь слегка поковырялась вилкой, и всё, при этом посматривала на меня непонятным грустным взглядом.

— Что‑то случилось? — спросил у неё, после того, как перешёл к фруктам.

Она кивнула головой и сказала:

— Я уезжаю.

— Куда? — спросил чисто механически, между тем зная наперёд, куда и почему.

— Я забеременела, наверное, ещё в самом начале, — тихо продолжила она, — Мне давно нужно было уехать, но ужасно не хотелось вас оставлять. Сегодня утром сходила в храм и предупредила здешнюю жрицу, а та сказала, что с рассветом на наш остров отправляется галера.

— И когда ты хочешь уехать? — спросил у неё.

— Прямо сейчас, у меня все сумки собраны ещё с утра.

— Тогда я тебя провожу.

— Не провожайте, — твёрдо сказала она, — Меня проводят Хуа и Вид, в школе я им шепнула, что вы хотите их вечером видеть, они же вернут в конюшню моих лошадей. Не возражаете?

Ни одна секс–партнёрша в моей душе не оставила ни следа, приходила и уходила. Единственная женщина, которая навсегда поселилась в сердце, это Илана, она как бы стала моей частичкой, всегда и везде незримо присутствовала рядом. Но вот расставание с Карой было грустным, вероятно потому, что она носила в себе моего ребёнка. Местные аборигены такими проблемами вообще никогда не заморачиваются, мои же моральные принципы к их уровню ещё не скатились.

Но, время лечит. Нахлынул вал повседневных забот, и я вспоминал её всё реже и реже, и то лишь в контексте постельной неумелости на фоне профессиональной подготовки рабыни Мии. А через пять дней ближе к полудню на связь вышла Илана, после чего моя грусть исчезла, а любые переживания ушли на задний план. Увидев транслируемое наладонником изображение голопроекции такого родного лица и тела, моя душа наполнилась теплом.

— Здравствуй, счастье моё, как себя чувствуешь, как здоровье? — радостно спросил у неё.

— У меня всё благополучно, а у тебя как? — в клипсе наушника раздался милый голос.

— Нормально, всё по плану. А как прошёл поход, неприятностей от дикарей не было?

— Нет, обошлось без нападений, но ватагу в полсотни степняков однажды видели. Те несколько часов подряд шли параллельным курсом, затем развернулись и исчезли в степи. Представляешь, они за перевалом на выходе в степь строят крепость, — говорила она, — Ещё прошлым летом начали. До осени работали две сотни рабов под управлением хинданских мастеров, а весной опять вернутся. Наверное, уже на следующую зиму поставят гарнизон.

Степные дикари, находящиеся на нижних ступеньках общественно–политического развития, самостоятельно строить крепость никогда бы не стали. Это дурное дело наверняка придумали хинданские советчики. Почему дурное? Да потому, что эта крепость не принесёт дохода больше, чем они получают при ежегодных весенних торгах. Народы севера нужно стимулировать и заставлять работать, иначе говоря, в охотничий сезон приезжать к стойбищу и соблазнять красивыми и нужными в хозяйстве вещами. Иначе им на всё наплевать, жить они будут бесхитростно: рыбку поймал, сохатого завалил, пару соболей ясака для хана взял и всё, можно отдыхать. Когда‑то мне об этом говорил Лагос, и я ему верю. Да и сам насмотрелся.

— Солнышко моё, это, конечно, плохо, но бизнес бросать не будем, — ответил ей, — Теперь меха будут обходится раза в три дороже, но всё равно принесут сумасшедшую сверхприбыль.

Теперь мы с Иланой могли общаться целыми днями. Она рассказывала о перипетиях похода, о разных интересных случаях и смешных историях, произошедших во время меновой торговли с аборигенами. Наблюдая за красивым, слегка повзрослевшим за эти долгие месяцы лицом, я ей тоже поведал как об успехах, так и о нерешённых вопросах: о простое без сырья мехового магазина, об учёбе курсантов, строительстве дома и шхуны, а так же о разных прочих домашних делах.

— Кстати, Кара ещё с тобой или уехала? — вдруг спросила она.

— Пять дней назад уехала к себе на остров.

— Что ж, Гита будет рада, — сказала она, и мы на эту тему больше с ней никогда не говорили.

По–прошествии докады как‑то сразу прекратились дожди, строители закончили отделочные работы по дому, мастера–корабельщики передали фронт работ медникам, и те начали обшивку латунью днища корабля. Если для каменщиков в нашем новом посёлке работы было много, то плотникам — не очень, поэтому я их подрядил изготовить два кубических ящика со стороной в четыре метра, имитирующих корабли и настилом, типа палубы. Мы подкладывали под днища круглые брёвна, чтобы их можно было перемещать, и отрабатывали абордаж: стреляли в деревянные профили из арбалетов, учились слаженно бросать железные «кошки», стягивать борта «кораблей», набрасывать между ними трапы и с палашами в руках штурмовать «врага».

Теперь ежедневно после сиесты у меня оставалось много свободного времени, которое решил использовать для разборки спасательной капсулы. Жаль было кромсать столь высокотехнологичную технику цивилизованного мира, но как памятник она мне здесь не нужна. В результате получилось три тысячи восемьсот десять килограмм заготовок прочной легированной стали, нарезанных из конструкционного набора, а так же девятьсот килограмм трёхмиллиметрового титанового листа.

Кормовой люк капсулы уничтожать не стал, я его хотел использовать, как вход в тайную подвальную комнату, снял лишь ранее уже испорченную внутреннюю крышку. А чтобы система открывания–закрывания и герметизации не потеряла функциональности, вырезал его вместе с контуром корпуса, поворотными консолями и гидравлической системой. При этом размеры конструкции строго соответствовали проёму, подготовленному лично мной в теле монолитной скалы.

Вход в тайную комнату находился под домом в винном погребе. Перетащить люк от ущелья к месту монтажа оказалось сложнее всего, поэтому пришлось разбирать его на отдельные узлы и детали. Но, в общем, покорячился и справился самостоятельно, не привлекал даже Хуа.

Вскоре люк стоял на месте, к нему были прикреплены гранитные плиты, имитирующие кладку, а сверху навешены полочки, предназначенные для хранения винных амфор. Никто из посторонних не сможет даже предположить, что за ними есть какое‑то помещение. После подключения гидропривода к системе питания, провёл испытания его работы. Теперь по команде из наладонника полочки вместе с амфорами плавно выдвигались и отъезжали в сторону, открывая вход в помещение, где помимо различных ценностей собирался хранить и некоторые снятые с капсулы и неиспользованные детали.

Был ещё один тайный кабинет, и не в подвале, а в доме на третьем этаже сразу же за стеной моего официального кабинета. Для строителей она считалась узким длинным чуланом, предназначенным для хранения разных житейских мелочей, но на самом деле здесь стоял стол с панелью, кресло и бортовой компьютер. Вход в него я заставил массивным шкафом для свитков и документов, отъезжающим в сторону на роликах по маленьким рельсам. Конструкцию этого механизма, снаружи совершенно незаметную, я тоже собрал самостоятельно из деталей спасательной капсулы.

Подошла очередь монтажа сантехники. Оборудование малюсенькой кабинки перекочевало в большую туалетную комнату. Здесь установил металлический серебристый унитаз и такую же раковину, а душ смонтировал над большой ванной, сложенной из белого мрамора. Правда, пришлось внедрить некоторые новшества и устроить сброс канализации, коего ранее не существовало, а имелся картридж очистки технической воды и преобразования фекалий в твёрдую субстанцию.

С капсулы было снято множество проводов, труб и трубочек, пластиковых деталей и жаропрочных узлов, которые спрятал до дальних времён, авось пригодятся. Мощную четырёх секционную систему климат–контроля солнечная батарея вполне тянула, поэтому я её тоже установил, при этом разнёс по спальням, Иланы и моей, а так же по обоим кабинетам — официальном и тайном. В этих же помещениях оборудовал настольные светильники, включаемые по команде из наладонника. Единственное, чего не собирался использовать, а приготовил утопить в море, так это металлокерамическую защиту, которая не поддавалась переработке, и неразборные, но взрывоопасные блоки силовой установки.

За всеми заботами и делами время пробежало незаметно и, наконец, настал момент спуска шхуны на воду. Должен сказать, что подобное мероприятие было редкостью, и считалось значимым событием, что заставило собраться у причалов фактически всех жителей посёлка. Но лично для меня это был праздник души, который вместе со мной разделили все курсанты, за исключением трёх человек, находящихся в наряде, а так же Илана, посредством торчащего из нагрудного кармана наладонника, незримо присутствующая рядом.

Компаньоны Щипа дружно вытащили удерживающие корму опоры и выбили из‑под киля клин, после чего, рычагами приподняли нос шхуны. Та нехотя сдвинулась на несколько сантиметров вниз, пискнув на обильно смазанных нефтью наклонных балках–салазках, затем ещё немного подалась и, в конце концов, громко шипя от трения латунного листа и дерева, устремилась к реке, выгребла кормой высокую волну и ухнула в глубоководную заводь.

— Ура–а–а! — заорали мои курсанты и их радостный возглас подхватили посельчане, — Ура–а–а!

— Ты смотри! — услышал за спиной язвительный голос соседа Луга, — И не утонула, и стоит ровненько.

— Не дождёшься! — сказал ему через плечо.

— Да я чего? Я ничего… — пробормотал он.

После того, как мы с Иланой переедем на новое место жительства, старик Луг для одного из своих сыновей хочет выкупить наш дом по предварительно зафиксированной цене в сто зеолов, между тем как стоит он сейчас гораздо дороже, поэтому слишком явное пренебрежение к построенному кораблю он не высказывает, тогда как мне прекрасно известна вся его болтовня. Кстати, дом Харата, другого моего соседа, он тоже хочет выкупить. Парень как‑то пришёл ко мне и пожаловался, что жена за безденежье заколебала. Посоветовавшись с Иланой и прикинув, что пользы от готового моряка не робкого десятка может быть немало, решил его взять под свою крышу.

— Два месяца будешь учиться с младшими курсантами, — сказал ему тогда, — Затем, включу тебя в команду, которая отправится на север по меха, — на этих словах его глаза радостно блеснули, — Но это ещё не всё. Ты должен будешь жить в моём посёлке и служить на моём корабле, а для строительства жилья продам тебе в долг участок и стройматериалы, а на свой нынешний дом можешь искать покупателя. Сколько буду платить? Пока ты не в команде, сказать не могу, но в любом случае, Рина шпынять за деньги больше не будет. Походи, подумай, посоветуйся с людьми, и если условия устраивают, то милости просим.

Два дня парень не появлялся, а затем пришёл и отправился с курсантами на учёбу. Так что теперь уже на моей шее его дражайшая Рина и двое маленьких детей. Но мне не в тягость, парень всё равно со временем отработает по полной программе.

В этот солнечный, по весеннему тёплый день мы больше ничего не делали. Множество желающих вместе со мной облазили трюм, обе палубы и все помещения, после чего я поблагодарил корабелов за отличное качество работ, торжественно рассчитался со Щипом и принял корабль. А в это время с подворья старосты Строма народ выкатил купленные мною три бочага красного вина, по пятьсот тридцать пять литров каждый, и началось веселье. Курсантам разрешил зачерпнуть по кружке, да и сам компанию уважил не слабо, попутно проглотив две таблетки, нейтрализующие алкоголь.

Люди желали кораблю удачного плаванья, но когда подпили, то забылись и наперебой заговорили о моём глупом проекте. Особенно распинался старик Луг. И что корабль мой слишком дорог, и что по морям ему ходить совсем не долго, так как на галере меня первый встречный пират догонит и ограбит.

С точки зрения местных реалий он, естественно прав, с учётом рыночной стоимости пиломатериалов, бронзовых, медных и латунных изделий, а так же канатов и парусного вооружения, шхуна затянула на полторы тысячи зеолов. Никто об этом даже не догадывается, но то, что латунный лист обошёлся мне в четыре сотни, за которые можно построить неплохую торговую галеру, знают все.

В отношении того, как долго или коротко сможет ходить по морям моя шхуна, ни с кем даже не спорю, просто отмалчиваюсь и народ разубеждать не спешу. Внешне против любой галеры она выглядит слабой, неповоротливой и беспомощной, мало того, я даже больше, чем уверен, что во всех первых походах нас обязательно будут пробовать на прочность. Но мы к этому готовимся: три мощнейших баллисты, смонтированные на поворотных колёсах ждут своего часа. Они представляют собой большие станковые арбалеты со стальной дугой, трубчатой направляющей, толкателем и натяжным воротом, способные метать чугунные ядра, весом пятнадцать килограмм или тринадцатилитровые керамические снаряды, начинённые горючей смесью, на дистанцию в три сотни метров. Одна баллиста будет установлена на баке (нос корабля), а две — на квартердеке, и ещё ручной арбалет на каждого члена команды. Но если и этого будет мало, то мой рейлган поставит точку в любом конфликте.

Вино ещё не допили и народ гулял, но солнце уже зависло над морем, поэтому скомандовал курсантам становится на вёсла и перегонять шхуну в свой посёлок, к новому месту стоянки, нового причала. А далее наступил новый день и я, читая инструкцию и ставя задачи своим молодым морякам, шаг за шагом доводил корабль до боевого состояния.

Наращивая на мачты стеньги, раскрепляли их вантами и штагами, при этом на фоке устроили воронье гнездо. Но это была не бочка, как в чертеже, а конструкция, состоящая внизу из основания, на котором удобно сидеть и свесить ноги, а сверху из деревянного кольца–ограждения, обитого железным обручем и скреплённого с основанием шестью стойками, высотой полметра. Далее на палубе монтировали утки и кнехты, крепили на полубаке основной якорь с бухтой каната и якорь запасной, а в качестве финишной операции — установили гики и закрепили парусное вооружение.

Выполняли мы все эти работы целых пять дней, много дольше, чем могли бы сделать профессионалы, но в этом мире таких нет и не было до сего дня. Зато теперь мои морячки, прощупав собственными руками каждый рым и конец, работать на палубе будут гораздо оперативней.

Любое дело рано или поздно заканчивается, порождая новые заботы и предлагая новые задачи. Наконец, наступил день, когда решение их стало делом реальным и я из квартердека огласил приказ, о котором мечтал целых два года:

— Отдать швартовые концы!