Глава 1

В первый день докады будильник наладонника, который лежал на прикроватной тумбочке, всегда молчал, а мы могли дрыхнуть в постели сколько угодно, даже на утреннюю разминку не выходили. Однако, сегодня был не только день чествования морского бога Горона и наш законный выходной, но и день рождения моей девочки.

Обычно за одну минуту до сигнала побудки я всё равно просыпался, но сейчас открыв глаза, почувствовал, как что‑то убаюкивающее загоняло меня обратно в сон. Ещё не взглянув на оконные жалюзи, я знал, что это шум дождя, первого дождя в этом мире. Впрочем, это для меня он первый в этом мире, а для Иланы — первый в жизни. Девочка родилась и прожила на верхних ярусах современного города Содружества, затем в космосе, и ничего подобного никогда не видела.

Она, как обычно, сладко сопела слева подмышкой, при этом по своей дурацкой привычке закинула на меня и руку и ногу. Это она сейчас, когда маленькая, спит, чуть ли не взобравшись мне на живот, придавив мочевой пузырь, а когда вырастит, то ногу мне на шею будет забрасывать, или как? Аккуратно, чтобы её не разбудить, выбрался из‑под покрывала и направился в угол к горшку, при этом в который раз подумал, что надо было бы перегнать спасательную капсулу, снять с неё насос и ёмкость для воды, трубопроводы, смеситель и унитаз, да устроить в доме нормальный санузел. Но тратить остаток ценнейшего ресурса на обычный перелёт совершенно не хотелось, пусть уж пока постоит до какого‑нибудь более серьёзного повода, а мы и на горшок походим.

Тихо сделав дело, уселся на кровать, выдернул из подушки пёрышко и стал щекотать Илане нос и губы.

— Х–м–м…, — лениво отмахнулась, прогоняя «назойливую муху», но второй раз взмахнула резко и поймав меня за руку, приоткрыла глаза и заканючила, — Дай поспать! Рэд, ты бессовестный, сегодня выходной!

— Тебе сегодня одиннадцать лет! — запел ей поздравительную песенку, после чего она встрепенулась и широко распахнула глазищи, — Поздравляю, поздравляю!

Она вдруг улыбнулась, приподнялась и крепко меня обняла:

— Спасибо, Рэд.

— А ещё тебя ждёт подарок, — прошептал её на ухо и поцеловал в щечку.

— Подарок? — удивлённо спросила она и отпустила объятья, — Какой?

— Такого ты не видела ещё никогда в жизни, — вообще‑то никаких материальных подарков мы друг другу в космосе не дарили, но сейчас кивнул на окно и сказал, — А ты прислушайся.

— Что это? — замерев на секунду, спросила она.

— Дождь.

— Настоящий дождь?! — спросила она, соскочила с кровати и подошла к окну.

Распахнув створки рамы с мокрыми наклонными жалюзи, она уставилась во двор, затем высунула руку и поймала несколько капель,

— Побежали, — воскликнула она и устремилась к выходу из комнаты.

— Куда? — только и успел спросить, но её ночная рубашка мелькнула в двери, и мне ничего не оставалось, как поспешить следом.

Затаскивать с улицы в дом совершенно мокрую Илану с прилипшей к телу ночнушкой, пришлось чуть ли не насильно, для этого довелось и мне выскакивать под природный душ в одних трусах.

— Ты сумасшедшая, Иланка! Дождь прохладный, заболеть можно, а наш медблок Стерва унесла в глубины космоса, так что поберечься надо, — стянул с неё рубаху и стал оттирать сухим полотенцем.

— Рэд, разве ты не знаешь, что обычной простудой мы не заболеем, биороботы не допустят? — спросила она и побежала в угол за штору.

— «Не допустят», — передразнил её и вытерся сам, затем вытащил из одёжного шкафа, изготовленного краснодеревщиками по моему чертежу сухое чистое бельё, и стал переодеваться.

Илана обернулась, как метеор, шустро напялила на себя трусы и майку, но одеваться дальше не стала, а ухватила меня за руку и потащила в кровать.

— Выходной сегодня, давай ещё полежим, поговорим про наш будущий поход, а?

— Ладно, давай, всё равно дождь идёт, — согласился с ней.

Фагор говорил, что сейчас после постоянных двухсот двадцати дней сухой погоды должны пойти один–два раза в докаду дожди–предвестники, и лишь через месяц следует ожидать начало сезона дождей, усиления ветра и высокой волны на море. Впрочем, уже при нынешних пяти баллах, из бухты не выходит ни один корабль, о рыбацком баркасе даже не говорю. И так будет продолжаться четыре месяца. Между тем, по имеющейся в моём ПК информации, нормальному паруснику сегодняшние природные условия для судоходства вполне пригодны.

Как бы там ни было, но местные суда ходить по такой волне не приспособлены, поэтому рыбаки и моряки ныне отдыхают. Но кое‑кто из энергичной молодёжи все же дома не сидит, а нанимается в охрану и сопровождение зимних торговых караванов, при этом выбирают маршруты, на которых можно обернуться за четыре месяца, то есть, к началу нового рыболовного сезона. С одним из таких караванов, который повезёт на продажу солёную рыбу, староста Стром предложил отправиться и мне.

— Воинам плачу по солду в день, поход займёт три месяца, — говорил он, — Считайте двенадцать зеолов за поход, питание и проживание за мой счёт.

О том, что куда‑то поеду без неё, Илана и слышать не хотела. Мне же и брать её с собой, и оставлять дома одну было как‑то боязно, поэтому пришёл к старосте и заявил:

— Я согласен, но нас двое, моя жена тоже воительница.

— Нет! — категорически ответил он, — Женщин в поход никогда не брали и не возьмём!

— Ставлю зеол против солда, что она завалит любого из ваших воинов.

— Нет, Рэд, — он весело рассмеялся, — пусть уж ваш зеол останется при вас. Даже если она что‑нибудь умеет, то победить опытного воина никогда не сможет, слишком молода. Да и не нужны нам лишние охранники, мы пойдём по территории империи, а здесь разбойничьи шайки малочисленны и встречаются редко.

— Жаль, но без жены наниматься не могу, поэтому вынужден отказаться, — поклонился и направился к выходу.

Мой рассказ и отповедь старосты Илану огорчили. Она минут десять тихо сидела, грустно пялясь в потолок, затем скривила губки, взглянула на меня исподлобья и спросила:

— А ты не знаешь, сколько стоит хорошая арба с упряжкой волов?

— Солнышко, ты умеешь читать мысли?

— У — у, — она отрицательно качнула головой, — Просто я подумала, зачем охранять чью‑то арбу, если можно охранять собственную.

М–да, моя женщина ещё маленькая, но рассудительная, хозяйственная и складом ума местным взрослым не уступает, а по уровню интеллекта — значительно превосходит.

— Солнышко, я знаю, сколько стоит тридцативёсельная галера водоизмещением в полторы тысячи амфор или, по–нашему около тридцати двух тонн! И стоит она пятьсот семьдесят зеолов, в шесть раз больше, чем обошёлся нам этот дом вместе с ремонтом. Только парусник такого же водоизмещения обойдётся значительно дороже. Понимаешь, Солнышко, когда я слушал отказ старосты в отношении тебя, то вначале тоже огорчился, но затем еще раз сложил шестьдесят четыре зеола нашего заработка за сезон, да возможные двенадцать за охрану и решил, что оттягивать реализацию планов ещё на целый год, это значит проявить слабость. Пора подниматься на другую, более перспективную ступеньку, и делать деньги не чужому дяде, а себе. Ты согласна?

— Да, Рэд, согласна, — кивнула кудряшками Илана.

— Можно было бы заняться торговлей снятой со спасательной капсулы стали, но это привлечёт к нам широкое и совсем несвоевременное внимание.

— Точно! Нужно заняться какой‑нибудь другой торговлей, — согласилась она.

Начиная с этого момента, мы стали конкретно интересоваться конъюнктурой рынка, расспрашивали людей, даже несколько раз ходили обедать на постоялые дворы и столовые залы гостиниц, где чаще всего обитают наёмники, зарабатывающие на охранах караванов. В результате выяснили множество разных аспектов местной торговли и взаимоотношений её субъектов, порой готовых перегрызть друг другу глотку. А ещё поняли, на чём можно разбогатеть быстрее всего, правда с риском для здоровья — самыми дорогими товарами были специи и меха.

О специях всё понятно, но зачем нужны меха в землях с субтропическим климатом? Как оказалось, в сезон дождей для любого уважающего себя аристократа или богатого мещанина меховая мантия или плащ это статусная форма одежды. Здесь же нужны меха для воротников и украшений платьев знатных дам.

Высокая ценность этих товаров обуславливалась, кроме всего прочего, особой сложностью их приобретения и доставки. За специями нужно было отправляться морем в Хиндан за четыре тысячи кошангов (три тысячи восемьсот километров), а с учётом того, что суда ходят исключительно каботажным способом, риск нарваться на пиратов имеет более, чем высокую вероятность. Да и закупочные цены велики, то есть, такое путешествие простому торговцу не по карману.

За мехами нужно идти две тысячи шангов к дикарям севера или еще дальше, три тысячи шангов на северо–восток, где сразу же за перевалом пограничных гор каждой весной проводится большой торг. Сюда съезжаются многие рода лесовиков и племена кочевников, и это место на протяжении целой луны является не только местом меновой торговли, но и своеобразной развлекательно–информационной площадкой.

Некоторые рисковые предприниматели пытаются обойти цены посредников и перекупщиков, и отправляются к лесовикам за мехами зимой, через земли кочевников. Этот путь сопряжён с множеством опасностей, исходящих не только от четвероногих, но и от двуногих хищников, поэтому на такой риск идут исключительно отчаянные торговцы с такой же отчаянной хорошо вооруженной и высокооплачиваемой охраной. Но даже это не гарантирует безопасности похода, редкая торговая партия возвращается без потерь, а некоторые вообще не возвращаются, где‑то в пути пропадают бесследно.

Вопрос о том, куда направить свою энергию и деньги, помог случай. Мы возвращались с выездки домой, и буквально на дороге в сотне метров от Литейного посёлка, расположенного у северо–восточной стены города услышали женский визг, который внезапно оборвался. Пришпорив лошадей и подъехав ближе, увидели двух разбойников, которые тащили в кусты бесчувственную девчонку, их намерения были совершенно ясны. Двое других нападали с ножами на парня, который показался мне чем‑то знаком. Он тоже отбивался ножом, но финал был близок, и не в его пользу, кровь стекала с пореза на щеке и с пальцев его левой руки. А нападавшие бандиты над ним куражились, что‑то выкрикивали и смеялись.

— Да это же Вид, помнишь нашего провожатого по городу? — Илана указала на окровавленного парня, затем обратила моё внимание на кустарник, — А эти скоты хотят девочку насиловать, видишь? Надо помочь!

— Хорошо, валим их насмерть! — взглянув на насильников, один из которых уже снимал штаны, сказал, — Эти твои.

Илана интуитивно потянулась к импульснику, но увидев, что я взялся за рукоять меча, тоже выхватила свой клинок и устремилась на поляну к кустарнику, мои же противники находились прямо на дороге. И те, и другие, видимо услышали стук копыт и на секунду замерли. Краем глаза заметил, как сверкнул клинок и к ногам полуобнажённого бандита упал кусок ранее напряженной плоти, а из того места, где он только что торчал, хлынула струя крови. Он ещё не почувствовал боли и стоял в ступоре, зато второй дико закричал и рванул к лесу, но был настигнут буквально за пару секунд. Илана подняла меч над головой, приподнялась в стременах и силой корпуса обрушила острую сталь на его обнажённую голову, разрубив пополам, как переспевший арбуз. Затем, она развернула лошадь и поскакала к согнувшемуся к земле и завывшему от боли первому насильнику, здесь она повторила свой манёвр и обрушила клинок на удобно выставленную шею, полностью отделив тому голову от тела.

Своих противников я упокоил много быстрее и не так эффектно. Первого противника, который развернулся ко мне и пытался уколоть лошадь ножом, ткнул между рёбер в область сердца, а второго уколол в печень. Лишь секундой позже увидел, что в горле второго уже торчал нож Вида, который не растерялся и воспользовался единственно возможным моментом, увидев, что враги отвлеклись на внешний фактор, то есть на меня.

В тот день я впервые понял, что моё маленькое Солнышко, это не такая уж и пай–девочка. Потерявшая самого родного во вселенной человека — маму, почти в одиночестве, в черноте космоса она претерпела четыре года безысходности. Её держали в напряжении и не позволили сойти с ума лишь навязанные мною постоянные физические и умственные нагрузки, что принесло немалую пользу нашему будущему. Она изучила половину общеобразовательной программы Содружества, а так же специальные базы знаний по курсу «выживальщика» и бойца штурмового подразделения, из них последняя обычным гражданским людям, как правило, в центральных мирах была не доступна. Она воспитала в себе обострённое чувство справедливости, в том понимании, в каком она его видит, проявляя безграничное доверие и любовь лично ко мне. Но как это ни странно, наряду с этим в её совсем недетской душе легко уживается извращённая жестокость, ненависть и нетерпимость к тем, кого она считает недругом, а также циничное отношение ко всему, что не относится к близкому окружению.

Угловатая девчушка, но рослая и физически сложенная, как гимнастка или скорее пловчиха с гибкостью гимнастки, в среде местных аборигенок она мало чем отличается от молоденьких женщин, разве что её выдают некоторые ещё слаборазвитые формы. И по сути своей она имела вполне сложившийся недетский характер, а ребёнком была лишь по возрасту и физиологии. Впрочем, как и я.

Увидев, что Илана спешилась, склонилась над бесчувственной девчонкой и хлопает её по щекам, я тоже перекинул ногу через переднюю луку седла и спрыгнул наземь.

— Вид, вы как здесь оказались? — спросил у парня, который сидел на земляной кочке и прижимал к груди рассеченное и окровавленное предплечье левой руки.

— Гуляли, — ответил он, глядя в сторону кустарника мутным взглядом, — Там Инари.

— Не переживай, с ней всё в порядке, — присел рядом с ним и кивнул на трупы, — А это кто такие?

— Шакалы с соседнего посёлка.

Я знал, что рядом с восточной городской стеной стояли трущобы бывшего городского дна, доставляющего проблемы окружающим. Так и оказалось, что они оттуда.

— Вид, но ведь ты раньше в городе жил? — спросил у него, отстёгивая седельную сумку.

— А, это вы, господин? Вы жили в «Щите», правильно?

— Было дело, но сейчас живём в рыбацком посёлке.

— Я тоже в городе никогда не жил, лишь подрабатывал, — ответил парень, — Но вигилы поймали и выставили за ворота. Теперь вот, живу в Литейном с отцом и братом.

— А мать где?

— А нет у меня матери, — угрюмо буркнул он, затем «ойкнул», получив укол.

Пока мы разговаривали, я занимался его ранами. Наши с Иланой мобильные аптечки крепились к плечу с внутренней стороны рукава комбинезона и были специально запрограммированы на чувствительность именно нашего тела. Но походная аптечка в седельной сумке ездила постоянно, поэтому помощь парню смог оказать вполне квалифицированную.

Сначала прямо сквозь штаны вколол в бедро шприц–тюбик с антишоковым, обезболивающим и успокоительным коктейлем номер один, затем макнув тампон в специальный раствор номер два, провёл антисептику ран и одновременно остановил кровь, при этом проверил полости на отсутствие инородных частиц. Составом номер три выполнил местную анестезию, после чего порезы на щеке и предплечье сшил хирургическим степлером. Наложив пластырь, пропитанный заживляющим составом, посмотрел в испуганные и удивлённые глаза парня и сказал:

— Повязки водой не мочить и не снимать. Дня через четыре, когда произойдёт заживление ран, и рассосутся швы, они сами отвалятся. Понятно?

— Угу, — кивнул он головой.

К этому времени к нам подошла Илана с жертвой несостоявшегося изнасилования, такой себе черноокой симпатичной молоденькой девчонкой, вытащила из аптечки успокоительный леденец и сунула ей в рот.

— Соси, он вкусный и полезный, — сказала она.

Не знаю, кто увидел и как предупредил, но когда мы уже собирались уезжать, то на поляну сбежалась чуть ли не половина Литейного посёлка во главе с самим старостой. При его непосредственном участии было осмотрено место происшествия, потом он опросил парня и девушку, задал вопросы и нам. А чего там скрывать, рассказал, как было, после чего нас коллективно поблагодарили и вручили четыре трофейных ножа, а так же четыре тощих кошеля, в каждом из которых было по маленькой горстке меди.

Когда мы уезжали, то на меня все смотрели обыкновенно и доброжелательно, но на Илану уж очень настороженно и с опаской, особенно мужики. Видно впечатлил внешний вид полуобнаженного трупа, оставшегося без головы и члена.

А через пять дней у ворот нашего дома собралась целая делегация. Оказывается, пожаловали в гости с благодарностями и подарками отец спасённой нами от насильников девушки Инари, которого звали Шипун Гарт, и Вид с одноногим отцом, представившимся Лагосом Корваном. В виде благодарности они вручили нам одноамфорный (двадцать один литр четыреста миллилитров) бронзовый котёл с крышкой, кстати, ценности немалой. Оказывается, что Шипун его отливал лично.

Тогда‑то сидя за столом и изрядно выпив привезенного ими же вина, Лагос и поведал о своей бывшей жизни и службе в наёмном отряде. Направляемый вопросами любопытной Иланы, он проговорился о том, что будучи охранником торгового каравана дважды ходил через земли кочевников за мехами, а в последнем походе и ногу потерял.

— А почему вы ходили только зимой? — спросил у него.

— Потому, что главный повелитель кочевников считает всех таёжных дикарей своими должниками и разрешает проводить торги только вначале лета у пограничного перевала. Зимой они откочёвывают на юго–восток, а весной возвращаются, что‑то обменивают с лесовиками на хинданские товары, а что‑то забирают как налог, вот после этого только и разрешается торговать.

— Если зимой откочёвывают, тогда кто же на вас нападал?

— А, — махнул он рукой и приложился к чаше с вином, — Разных бродячих банд дикарей там хватает, и среди лесовиков, и среди кочевников, которые живут грабежом. Сколько их не вырезай, а новая молодёжь подрастает и всё хотят свою удаль показать. А уж если заметили на снегу след от каравана, то обязательно нападут, для них никаких божеских законов не существует, захватить в рабство кого‑нибудь свободного, это самый великий подвиг. Их даже не волнует, что из воина раб никакой, всё равно замучают. Эх, сколько наших за перевалом сгинуло, и не пересчитать.

— Да, сосед, рискованное это дело, к дикарям ходить, — кивнул головой захмелевший Шипун.

— Это точно, сейчас зимой редко кто и ходит, перевелись отчаянные торговцы — он немного помолчал, задумчиво отхлебнул вина и тихо сказал, — Но я бы сходил.

— Сиди уж у меня помощником, сходил бы он! — возмутился Шипун, — Хочешь и вторую ногу потерять?

— Что ты знаешь? Господин Саридон, это торговец, которого мы раньше постоянно сопровождали, нашей команде из шестнадцати человек из мехов десятину от дохода в качестве премиальных платил. Ты даже не представляешь, какие это деньги, до следующего похода можно было вообще не работать. Теперь он стал важным человеком и сам уже давно никуда не ходит. А без ноги да, никто не возьмёт, — он заглянул под стол, стукнул деревяшкой по полу и решительно взмахнул кулаком, — Даже простым ездовым на арбе, но я бы сходил!

Честно говоря, полученная информация меня изрядно заинтересовала, поэтому решил встретиться с Лагосом отдельно и переговорить с глазу на глаз. Ненавязчиво выяснив ориентиры их местожительства, вскоре распрощались, и я проводил гостей за ворота.

На следующий день Риса приготовила оплетённый кувшин с красным вином, Фагор оседлал лошадь, и я отправился к Лагосу с ответным визитом. Литейный посёлок был менее привлекателен, чем Рыбацкий и навивал уныние, улицы были обычными грунтовыми и пыльными, дома — похуже, а ещё постоянная копоть.

Небольшой домик Лагоса стоял посреди фруктового сада и выглядел крепко, зато любой, кто заходил внутрь, сразу понимал, что женщиной в нём и не пахнет, хозяин даже рабыню не содержал. Кроме отца проживали здесь два его сына, старший Динос, пятнадцати лет отроду, и на год младший Вид, правда, особого достатка в доме тоже не наблюдалось.

— Ничего, — видимо что‑то заметив в моём взгляде, Лагос стал говорить как бы извиняющимся тоном, — Диноса мы вытянули, в этом году он окончил воинскую школу, обещали принять в наёмный отряд, так что вскоре нам будет полегче. А там глядишь, к следующему году и Виду денег насобираем, тоже учиться отправим, а пока что сам тренирую.

— Без ноги, тренируете? — удивлённо спросил у него.

— Ха! Не всякий воин против меня выстоит, а с этой деревяшкой я и в седле могу сидеть. Было бы ещё лучше, если бы под неё специальное стремя отковать, да оно, видите, без надобности, далеко ездить не приходится, — разливая в чаши вино, он вздохнул с сожалением.

Это был мужчина в возрасте слегка за сорок, довольно крепкого телосложения и совершенно не суетливый. Одна беда — безногий. Долив в свою чашу половину воды, первым отпил и, глядя ему прямо в глаза, спросил:

— А если такая надобность уже появилась?

— Что? — он резко подался вперёд, а его глаза выражали крайнюю степень изумления.

Тогда‑то и объяснил ему, что имею желание отправиться в подобный поход и хотел бы получить как можно больше информации, найти проводника и собрать профессиональную команду. За столом мы просидели и проговорили около двух часов. Он отвечал, фактически на любые мои вопросы, при этом я вытащил из сумки лист бумаги, грифель и в процессе разговора делал кое–какие заметки.

Выяснил, что караван его бывшего нанимателя обычно состоял из четырёх больших двухосных арб, грузоподъёмностью до одной тысячи танн (восемьсот пятьдесят семь килограмм) и сопровождался четырьмя ездовыми, которые умели держать в руках копьё и топор, а так же двенадцатью профессиональными воинами, пятеро из них были воительницы–лучницы. Да и сам торговец считался воином не из последних.

В каждой из трёх арб стояло по пять пятиамфорных бочек тростникового (сахарного) вина* и три бочки муки. В четвёртой арбе было место отдыха торговца, там же держали пропитание для команды, недорогие ткани и различные поделки из железа, в том числе ножи и наконечники для копий. Железные наконечники для стрел дикарям никогда не продавали, они их могли получить исключительно в виде трофеев. А ещё у дикарей очень ценились серебряные монеты, они из них делали различные ожерелья.

  * Перебродивший напиток из сока сахарного тростника, на Земле известен задолго до рождества Христова. Рафинированного сахара здесь ещё не знали.

За перевалом и северными отрогами гор вся команда переодевалась в тёплую одежду — вязанные кофты, стёганые ватники–халаты, штаны и рукавицы, там было снежно и морозно. При переходе через степь, да и в тайге надо было ухо уже держать востро, здесь броню почти не снимали, так как в любой момент могли подвергнуться нападению. Кстати, если каждый воин был обеспечен собственным доспехом, то обмундированием ездовых заботился сам торговец. Броники не одного из них от стрелы защитили и жизнь спасли.

— Что ещё знаю? — сам себя спросил Лагос, взглянул в потолок и продолжил, — Муку господин Саридон брал не здесь, а на Севере, в экзархии Ардалан, там она раза в два дешевле. Ну и по пару торб овса на лошадь тоже там покупал.

— А чем же быков и лошадей кормили на пути к Ардалану? — спросил у него.

— По времени выходить надо где‑то через месяц, когда здесь начнутся дожди, а ближе к Северу они уже прекратятся, но земля будет смочена дождями и вместо летней пожухлой травы попрёт зелень, так что будет чем кормить, — Лагос вдруг замолчал и тяжело вздохнул, — Но все мои сказки есть обычный трёп. Вы уж простите, господин Дангор, но никакая команда охранников с вами не пойдёт, даже за обещанные две десятины от выручки. Разве что я бы согласился, может быть.

Он опять с минуту помолчал и продолжил:

— Идут за любимцем богов, за торговцем удачливым, а вы пока ещё даже не торговец, и какой из вас воин, тоже никто не знает. Да и без лучниц на землях кочевников делать нечего, перебьют нас, а они нанимаются только к мужчине серьёзному, кто что‑то значит, а вы…, — он пожал плечами, развёл руками и, склонив голову задумчиво глядя в стол, закончил, — А жаль.

— Лучницы, говорите? Ну‑ка, господин Лагос Корван, давайте‑ка выйдем на улицу! — я встал из‑за стола, а отец с сыновьями удивлённо переглянулись, ухмыльнулись и последовали на выход.

Выйдя во двор, направился под навес к привязи, где снял притороченный к седлу мерина чехол с арбалетом. Распаковал и собрал за две минуты, а затем стал демонстрировать его технические возможности по дальности, точности и скорости. Нужно сказать, что семейка была впечатлена, а когда ещё предложил и провёл спарринг трёх против одного, при этом сделал всех троих за четыре секунды, то семейка была обескуражена.

— Каждый, кто пойдёт со мной в поход, будет иметь такой же арбалет. Не навсегда, лишь на время похода. А в будущем, те воины, которые войдут в мою команду, получат точно такой же меч, как у меня, кстати, стоит он как три ваших дома или как один мой. А вас бы, господин Корван, в походе назначил бы старшим, с соответствующей долей заработка, конечно. Подумайте!

Мало сказать, что предложением они крайне заинтересовались. У парней от азарта сверкали глаза, а их отец со странным выражением лица смотрел куда‑то вдаль. На этой ноте мы попрощались и договорились продолжить разговор на следующий день.

Как и предполагал Лагос никто из профессиональных воинов о сопровождении каравана через земли кочевников даже говорить не стал, в первую очередь потому, что предприятие затеяно рисковое, при этом немаловажное значение имел тот факт, что наниматель есть никто и звать его никак. То есть, считалось, что вернуться из похода живым — шансов мало.

— Ездовыми есть кого посадить, дед Котяй согласился при условии, что я участвую в этом деле, — докладывал Лагос, — Это тоже бывший наёмный охранник, правда, староват, но ещё крепкий, некоторых молодых запросто заломает. Он же обещал обоих внуков с собой взять. А на место четвёртого ездового моего Вида можно посадить, с быками управляться умеет. Только с командой охраны ничего не получается, не знаю, что предложить.

— А если молодёжь пригласить? — спросил у него.

— Сложно. Большинство из них родитель не отпустит, именно с вами, имею ввиду, а некоторые из сиротских семей пошли бы, но у них, как и у моего Диноса, пока что ни доспеха нормального нет, ни лошади. А про опыт вообще молчу.

— Опыт, это дело наживное, господин Корван, месяц сроку у нас есть, вот и будем тренироваться с утра до ночи. Что же касается вооружения и оснащения, то эти вопросы беру на себя, вся команда будет иметь лошадей, тёплую одежду, доспехи и оружие, в счёт будущей оплаты, конечно. И плюс арбалеты, такие как у меня.

Прошёл ещё один день, и теперь на поляне, где мы недавно покрошили насильников, собралось пятнадцать человек. Кроме нас с Иланой здесь были Лагос и двое его сыновей, дед Котяй — совершенно седой, но крепкий и резвый старик с двумя внуками, и ещё семеро парней из воинского сословия, в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет. С тех пор и началась наша учёба: Илана вела курс стрельбы из арбалета и фехтования, при этом несказанно удивляя мастерством и молодых ребят, и старых наёмников; Лагос обучал коллективным действиям в сплочённом строю и правильному распределению целей; дед Котяй учил порядку движения и действий в колонне. Кстати, увидев прибывший на поляну контингент, дед порывался сразу же уйти, но переговорив с Лагосом, решил задержаться, как потом говорил — из любопытства. Но на следующий день и сам втянулся, и с большим удовлетворением наблюдал за успехами своих внуков в стрельбе из великолепных арбалетов.

Этот месяц пролетел быстро, но для решения неоконченных вопросов нужно ещё два дня, затем можно отправляться в путь. Сегодня у моей Иланы день рождения и природа ей сделала незабываемый подарок: она впервые в жизни увидела собственными глазами и ощутила собственным телом настоящий дождь. И вот сейчас мы лежали вместе в постели под покрывалом, а холодная как ледышка хитрюга плотно прилипла ко мне, ожидая образования энтальпии системы. Наконец она отобрала у меня достаточное количество тепла, и я перестал чувствовать холод её тела.

— Отправляемся через два дня, — сказал ей, — Народ подгонит обмундирование, проверит оружие, лошадей и всё, можно будет грузиться.

— И прекрасно, — промурлыкала она, лёжа у меня подмышкой, — Надоело уже, целый месяц одно и то же, монотонно и скучно, хочется разнообразия, движения, увидеть что‑то новое.

— Да, уж, нового мы насмотримся, — согласился с ней и спросил, — Какое у тебя впечатление о наших новых охранниках, ты с ними больше занималась?

— Ой, ещё работать и работать, но потенциал есть. Правда, Лагос уверен, что по местным меркам неплохо, впрочем, все они и раньше знали, с какой стороны за меч держаться.

— А со стрельбой как?

— С этим лучше, на сто метров грудную неподвижную мишень поразит любой, но бегущую — слабее. Лучше всех получается у Вида, даже лучше, чем у меня, настоящий снайпер. И у дедовых внуков тоже хорошо.

— А о внутреннем содержании душ что‑то новенькое можешь сказать?

— Да, в каждого есть какие‑то «мухи» в голове, — пробормотала она, а потом захихикала, — Двое из них, Арин и Дэн втайне на меня посматривают, неравнодушны, в общем.

— Да не об этом спрашиваю, — скривился я, как внешне, так и внутренне.

— Понимаю, о чём ты. Но нет, гнили не чувствую, — ответила она, — Лагос подобрал нормальных мальчиков.

— Значит, можно считать, что команда на оценку удовлетворительно подготовлена?

— Угу, — согласилась она.

Илана назвала прошедший месяц монотонным и скучным, но лично для меня он был сумасшедшим. Ужаснулся в первый же день, когда подсчитав остаток хранящихся дома капиталов в тридцать один зеол, стал выяснять, а во что же обойдётся это предприятие. Оказалось, что одна лишь тентованная парусиной двухосная арба с поворотной передней осью и колёсами полутораметрового диаметра стоила четыре зеола, и пара быков — шесть. Итого, гужевой транспорт тянул на сорок золотых и плюс ещё сорок — за семь недостающих лошадей. Теплой одеждой и обувью на всю команду озаботился Лагос, опять же за мои двенадцать золотых. Он лично снял с каждого из нас мерки и через докаду привёз добротные вязанные шерстяные свитера с высоким воротником, стёганые халаты, штаны и рукавицы.

Доспехи и полный комплект вооружения на семерых бойцов закупил у мастера Крона. Вместе с болтами к арбалетам этот заказ обошелся в сто сорок зеолов, плюс кое‑что докупили на двадцать два зеола остальным воинам и ездовым. А ещё по сотне ножей и наконечников для копий заказал, и это без учёта стоимости тринадцати арбалетов.

Откуда взялись деньги? Всё дело в том, что оружейная сталь у мастера Крона получилась, он даже девять мечей всем моим охранникам из скруток с простым железом отковал. За последние полгода он стал весьма и весьма знаменит и расширил в три раза своё производство за счёт женитьбы старшего сына на дочери соседа. И когда я обратился к нему с просьбой о ссуде в четыре сотни золотых, он без разговоров из глубин дома вытащил три кошеля, меньший и два больших тяжеленных, которые с облегчением и вздохом водрузил на скамейку:

— Здесь сорок семь зеолов, — он указал на более тощий, — твоя доля по нашему уговору. Скажу сразу, начиная с этого месяца она будет составлять зеолов тридцать–сорок ежемесячно, не меньше. А здесь четыре сотни, которые ты просишь, то есть, три тысячи двести серебром.

— Ого, это почти сто танн веса, уж лучше сразу отсчитай от них стоимость вот этого оружия и снаряжения, — подвинул ему несколько исписанных и разрисованных листочков.

— Хм, так–так, — пробормотал он, рассматривая первый лист, затем кивнул головой, — Всё это тебе обойдётся на две десятины дешевле, скажи пусть завтра приходят на примерку. Ага, дальше арбалеты. Принесёшь мне стали на три меча и тринадцать арбалетов получишь бесплатно, идёт?

— Идёт, — согласился с ним, прекрасно понимая, что три таких как у меня меча будут стоить половину денег, выложенных сейчас на скамейке, но спорить с новым партнёром не стал.

— Так, а это что? — он с удивлением ткнул пальцем в третий листок.

— Этот доспех называется бригантина, такого ты ещё никогда не делал. Нужно будет изготовить для меня и Иланы, готовые пластины я тебе принесу.

Даже после того, как один мешок с деньгами мастер утащил обратно, всё равно в седельных сумках вёз домой не меньше сорока килограмм серебра. Таким образом, моё предприятие было профинансировано полностью. В голове промелькнула мыслишка, что теперь можно было бы тихо сидеть дома, никуда не рыпаться и готовиться строить корабль, но я её немедленно прогнал. Без сплочённой команды я всё равно ничего не сделаю, а как её создавать и воспитывать, если не в походе.

В тот же день лазерным резаком из титанового листа нарезал пакет пластин, соответствующих форме и размерам, имеющемуся в базе данных ПК чертежу. Пластин нарезал много больше, чем нужно, но это так и задумано. Мы ведь с Иланой растём, и уже через полгода бригантину придётся расшивать, перебирать и добавлять недостающие по форме элементы. Оба тактических шлема тоже разобрал полностью, снял не только лицевые щитки, видеокамеры, ПК, телефоны, микрофоны, но и прочую внутреннюю начинку, оставил только металлопластиковый корпус.

— Не спрашивай, что это за металл, ибо сам не знаю, — говорил на следующий день в очередной раз обалдевшему от удивления мастеру, — Но в будущем, если какие тайны прознаю, то с тобой обязательно поделюсь, на взаимовыгодной основе, конечно.

— Рэд, только так! Я тебе наперёд клянусь, что нашего договора не нарушу!

— Ардо, я в этом не сомневаюсь. Смотри сюда, — показал ему на шлем, — нужно будет изготовить на них плотно садящиеся тонкостенные наружные корпуса из твоей оружейной стали, толщиной не более половины четверти пальца, и все отверстия должны совпадать. Крепить их к шлемам не нужно, потом сам закреплю, но по контуру корпуса все же бармицу прикрепить надо.

— Что прикрепить?

— Бармицу, набранную из мелких чешуек–пластинок, это ещё одно новшество. Рисунок конструкции и сами пластинки прилагаю.

Вдруг мои воспоминания и мысли были прерваны лёгкой щекоткой тёплого дыхания слева подмышкой, и необычной тишиной в доме. Оказывается, моя девочка опять уснула. Ну и ладно, ведь сегодня её день, пускай ещё поспит.

 

Глава 2

Местные летописи повествуют, что великий воин Глен Одноглазый по прозвищу Андрогорн (Повелитель морей) высадился на берегу океана и основал свой город три тысячи лет назад. За это время сменилось девять владетельных династий и сто семьдесят два наследных правителя, при этом большинство из них во время своего царствования откусывали по кусочку территорий кого‑нибудь из соседей и приращивали их к своему государству.

Нужно отметить, что за тысячелетия развития империи установился порядок, при котором первой повинностью новых граждан присоединённых земель являлось развитие дорожно–транспортной инфраструктуры. Дороги, мосты и почтовые станции строились по единым проектам, и за этим строго следил Главный почтмейстер империи, наделённый огромными полномочиями. Был случай, когда по доносу почтовых служб, за небрежение к дорожному строительству, император лишил головы одного из цезархов.

От столицы Андрогорна отходило пять транспортных лучей, которые на каждой десятой почтовой станции (сто девяносто километров) были соединены между собой окружной дорогой. На ней в свою очередь между этими пятью лучами добавлялось еще по одному лучу, и так на всём протяжении пути посреди новых рокадных соединений между очередным десятком новых станций строилась новая транспортная артерия. Все дороги империи старались строить прямыми, но с некоторыми обводами существующих препятствий на местности, и лишь на границах они были извилисты и повторяли контур приграничной полосы. Между прочим, площадь территории, со всех сторон ограниченная десятью почтовыми станциями, носила название эпархии, которая уже в свою очередь делилась на районы — цезархии.

По одной из таких дорог, Седьмой имперской Северо–восточной, вот уже тридцать восьмой день подряд и двигался наш караван. В спину ещё дышала тёплая осень, но чем ближе к северу, тем становилось всё прохладней. Нет, ни на одной из территорий империи ни морозов, ни снега не было никогда, но дожди в это время идут постоянно, через день, как минимум. И мне кажется, если бы не было вымощенных камнем дорог и инфраструктуры по их обслуживанию, то месяца на четыре в году жизнь бы здесь замирала. А так ничего, движение в обе стороны довольно интенсивное, есть и одиночные повозки, есть и целые караваны, некоторые из них были раза в четыре–пять побольше нашего.

Ежедневно мы проходили по сорок кошангов и останавливались на ночь на каждой второй почтовой станции. С начала пути преодолели полторы тысячи кошангов, и вот–вот должны были войти в пригород Фороса, военно–административный центр одноименной экзархии, одной из трёх житниц империи. Почему‑то в степях северных земель пшеница росла лучше всего, и стоила в два раза дешевле, чем в столице. Именно здесь я планировал задержаться на день, отдохнуть и закупить муку на продажу, и овёс для лошадей.

Возможно из‑за постоянной пасмурной погоды и частых дождей, никаких ярких воспоминаний от оставленного за спиной пути в душе не отложилось. Правда, в центральных районах страны защитные сооружения городов и городков исчезли, и они стали совершенно открыты и доступны: не было ни рвов, ни насыпных валов, ни каменных стен. Считалось, что агрессор сюда не дойдёт никогда. Так вот, обратил внимание, что чем ближе мы подходили к периферии страны, тем скуднее была архитектура. Нет, монументальные каменные дома и храмы городов никуда не делись, но мраморной роскоши было маловато.

Различного рода дорожные неприятности, если не считать таковыми пару потерянных подков, нас тоже обошли стороной. Между тем, все почтовые смотрители предупреждали, что из расположенного в предгорьях серебряного рудника сбежали тридцать три каторжанина, бывшие Хардлингские пограничные разбойники. Двенадцать из них во время преследования были убиты, а остальные где‑то спрятались.

— На почтовые станции могут напасть? — спросил у Лагоса.

С первых же дней знакомства мы с ним как‑то сблизились и перешли на дружеское «ты», при этом все остальные обращались ко мне не иначе, как господин, а Илану даже Лагос называл госпожой.

— Нет, Рэд, на почту или их курьера может напасть только последний идиот, — ответил он, — Об этом в тот же день станет известно на всех близлежащих станциях, а значит, все соседние цезархи тут же устроят облаву, из которой уйти будет невозможно. А вот на какую‑нибудь ферму арендаторов или дорожных путников, так это запросто…

К счастью, бандитская напасть нас пока что миновала, и путешествие протекало спокойно. Вечером добирались до очередной станции, мылись, ужинали и ложились спать. Кстати, народ баньку посещал регулярно, мы же по известной причине туда не ходили. И когда вначале пути Лагос с некоторым недоумением спросил, почему мы не моемся, ответил, что мы с Иланой привыкли мыться в корыте, но баню когда‑нибудь обязательно попробуем.

Все же в дороге люди уставали, даже не физически, а чисто психологически — от монотонности путешествия. По рекомендации стариков один раз в докаду мы останавливались в каком‑нибудь городе на целые сутки, и тогда никто кроме нас с Иланой, двух дедовых внуков и Вида в гостинице не оставался, все убегали на ночь в храм Силары, богини любви и покровительницы гладиаторов, циркачей и лицедеев. Оказывается, содержать для услады рабынь общественного пользования гостиницам, постоялым дворам или станциям категорически запрещалось, а ослушника карали каторгой и конфискацией имущества в доход императора или государства, что в данном случае одно и то же. Кстати, изнасилование свободной гражданки империи тоже каралось усекновением головы, так что Илана когда‑то лишь исполнила норму закона.

Около тысячи лет назад пленённая царевна одного из поглощенных государств была насильно передана на воспитание храму Силары, но как то запала в глаза наследному принцу и вскоре стала императрицей. Именно тогда жрицы любви были всесторонне обласканы, а их храм получил высочайшие преференции, именно с тех пор на законодательном уровне лишь они имели право преподносить любовь и ласку жаждущим, за материальное вознаграждение, естественно. Их храмы самые большие, богатые и роскошные, правда, это единственный в империи религиозный культ, который со своих домов услады платит казне десятину налога. Злые языки болтают, что наибольший доход государство получает далеко не от захватнических войн, и совсем не от торговли.

Обычно после таких дней отдыха, парни в пути делились своими похождениями во всех формах и красках, при этом совершенно никого и ничего не стесняясь. Чтобы моя изумлённая девочка не усвоила извращённую теорию сексуальных забав, в базе данных своего ПК разыскал, разблокировал и скинул ей последний предмет общеобразовательной программы Содружества — «Культура половых отношений». Несмотря на то, что секс казался делом простым и элементарным, объём информации по предмету был немаленьким, и Илана штудировала его три дня подряд, а ещё три дня была задумчива и молчалива. Теперь же при возникновении подобных разговоров шокированной не выглядела.

Прибыв в вечерних сумерках на окраину Фороса, кроме полуторасуточного содержания восьми быков, одиннадцати лошадей и охраны имущества, на постоялом дворе оплатил лишь две комнаты, одну для нас с Иланой, а вторую для Вида и дедовых внуков. Сам же дед Котяй вместе с дружком Лагосом сбежали раньше всех. Говорят, что ночь со жрицей не первой молодости стоит один солд, а с более юными от двух до четырёх солдов.

Перед походом всему личному составу команды было выдано по двадцать четыре солда аванса. Часть этих денег они оставили дома, в семье, а часть взяли с собой на мелкие расходы и развлечения, вернее, для снятия психологической нагрузки. Правда, мальчику, пришедшему в храм Силары впервые, жрица–наставница в течение двух вечеров преподаёт четыре урока совершенно бесплатно, при этом акцентируя внимание на обязательном удовлетворении партнёрши. Считается, что эту учёбу не прошли лишь Вид и дедовы внуки, а я не отлучаюсь по очевидной причине: зачем куда‑то бегать от молоденькой красавицы. Вот пусть и находятся в неведении, а мы с Иланой тем временем вымылись в корыте и завалились спать.

Весь следующий день для меня и Лагоса прошёл в хлопотах. Илана тоже за нами увязалась, а то как же, пойти на рынок и без неё?! Овёс купили быстро, зато муку выбирали долго. С ней было не всё так просто, нужно было пройти по торговым рядам и перепробовать на вкус испеченные лепёшки, какая из них придётся по вкусу больше всего, ту муку и покупали. Лагос отпрыгал на своей деревяшке всё, что мог и, наверное, этими лепёшками объелся. В конце концов, с выбором определились и купили девять пятиамфорных бочонков муки и два мешка сухарей. С собой ещё везли три мешка сухой рыбы и кое‑что собирались докупить в пограничном городе, так что голодной смертью точно не умрём.

Лагос нанял арбу, и все покупки отвёз на постоялый двор, а мы ещё добрых часа три болтались по рынку. Нет, ничего не купили, просто бродили, нюхали, щупали и пробовали. Но когда от такого глупого времяпровождения душевное состояние подкатило к точке кипения, Илана, видимо, что‑то почувствовала, схватила меня за руку и сказала:

— Ладно, Рэд, всё! Идём отсюда!

Когда вернулись к гостинице, то увидели привычную картину: на заднем дворе бойцы стучали тренировочными мечами, то есть, палками обыкновенными, а дед в который раз обучал мальчишек–ездовых, вооружённых щитами и копьями, отражению атаки в пешем строю, а так же защите от нападения парой, стоя спиной к спине. В дороге он их тоже дрессировал немало, заставляя держать щит под левой рукой, а арбалет и копьё под правой таким образом, чтобы исходя из вводной задачи, те в мгновение ока могли выхватить необходимое для боя оружие.

Увидев Лагоса с двумя тренировочными мечами, подошёл к нему, забрал оба и сказал:

— А ты говоришь, что Вида будешь отдавать в какую‑то школу, а чем вот эта, практическая школа хуже?

— Ну, там всё же мастера–мечники, бывшие гладиаторы, и учёный раб есть, — пожав плечами, сказал он.

— У меня тоже есть учёный раб, и тех, кто даст мне новую клятву подчинения и останется в команде не на один поход, а хотя бы лет на десять, обучим и грамоте, и счёту, и некоторым приёмам, которыми владеем только мы с Иланой.

Решив размяться, оглянулся на двух спарринг партнёров, которые так усердно пытались друг друга достать, что только треск стоял:

— Эй, Ринос, Лидус, ну‑ка навалитесь на меня, двое на одного!

Они себя ждать не заставили, потому, как частенько я их бивал, и они просто мечтали зацепить меня хотя бы разок. Отпрянув друг от друга, и оба осклабившись, они свои палки развернули в мою сторону и сходу атаковали. Этим парням недавно исполнилось по восемнадцать лет, оба были женаты и в кругу молодой поросли наёмников ходили в верховодах и считались крутыми. Но однажды в этот круг пришла девочка Илана и в показательном тренировочном бою сделала их обоих на раз. А на следующий день объявился и я, разделавшись с каждым персонально и с группами по три бойца в отдельности. Это их Лагос подначил, мол, покажите себя будущему нанимателю, пусть видит, с кем имеет дело. В общем, тогда они себя не показали, но болезненных впечатлений получили достаточно, после чего признали во мне мастера и дали клятву послушания на этот поход.

Илана и дома, и в пути постоянно тренировала всех ребят, ставила по–новому руку, направляла и подсказывала. И что самое интересное, она для них была непререкаемым авторитетом. А эти двое, мои нынешние спарринг–партнёры, нахватались вершков больше всех и сейчас ринулись меня побеждать.

Их действия были совершенно предсказуемы. Заблокировав правый рубящий удар Риноса, вторым мечом отвел укол Лидуса в нижнюю плоскость и сделал шаг влево. Стряхнув правый клинок противника вниз, и одновременно скользя по клинку Лидуса вверх, молниеносно нанёс тычок ему в левую подмышку, после чего подшагнул за спину и, прикрывшись его телом, достал Риноса, сделав условный рез внутренней части бедра. Из‑за помехи в виде собственного партнёра нанести мне удар он не мог, а уйти просто не успевал, так как я мог работать с обеих рук.

Подобный удар когда‑то нанесла мне Илана, но сделала это, выполнив невероятный кульбит, я же сейчас резко сократил дистанцию и вступил с противником в плотный контакт. У нас с ней разные школы фехтования, между тем учились в одном и том же месте — виртуальной игрушке «Меч и магия». Только её учила эффектным и красивым приёмам мастер–воительница, меня же — профессиональный бретер, который говорил:

«Фехтование есть искусство наносить удары, не получая их. Необходимость ударить противника, избегая его ударов, делает искусство фехтования чрезвычайно сложным. Ибо к глазу, который видит и предупреждает, к рассудку, который обсуждает и решает, к руке, которая выполняет, необходимо прибавить точность и быстроту, чтобы дать жизнь оружию».*

— Илана, — подошёл к стоявшей в сторонке и наблюдавшей девочке, — Подключайся к процессу, твои любимчики ни на что негодны, а возомнили о себе не знать что.

— Они мне не любимчики, — она дёрнула плечом и опустила глаза.

— Не знаю, не знаю. Возьми, поработай, — сунул ей в руки тренировочные мечи и отошёл в сторону.

— Ну и что, если меч заблокирован?! — теперь во дворе зазвенел её голосок, —

  Динос открылся и красиво подставился под удар левой ногой. Во время боя все средства хороши! Теперь вы вдвоём пошли на меня! Пошли! Вот так! — раздался стук тренировочных мечей.

— Ай! Госпожа, так вы же ногой по яйцам попали!

— Ринос, они в бою должны быть железными, иначе умрёшь! Здесь тебе не турнир по спортивному фехтованию!

— Госпожа, а что это такое, спортивное фехтование?

— Расскажу как‑нибудь потом, когда вернёмся домой.

Так мы и провели этот день до вечера, потом народ отправился в баню, а мы с Иланой потопали в номер дожидаться корыта и тёплой воды.

  * Крылатое высказывание Жана–Батиста Поклена (Мольера), проживавшего в XVII веке, величайшего драматурга Франции и великолепного фехтовальщика.

В связи с тем, что день стал короче, в последнее время поднимались задолго до рассвета. К этому времени с вечера заказанная еда уже была приготовлена и мы плотно завтракали, затем ездовые впрягали своих быков в нашейное ярмо и смазывали оси колёс, а все остальные седлали лошадей. Кстати, за лошадью Иланы наперегонки ухаживали два неоднократно битых мною в спаррингах бойца — Ринос и Лидус. После того, как старики проверяли увязку грузов, Лагос давал отмашку, и мы отправлялись в путь.

Порядок построения установился следующий. В авангарде верхом шли мы с Иланой, Лагос и четверо бойцов, следом за нами скрипели колёсами арбы, первой управлял Вид, второй и третьей дедовы внуки и замыкающей дед Котяй. Арьергард возглавлял Ринос и с ним трое верховых бойцов.

Внешне наш охранный отряд выглядел прилично, не хуже кадровой латы (подразделение из десяти всадников) имперской армии. На каждом воине, даже на мальчишках–ездовых были одеты доспехи, изготовленные из вываренной воловьей кожи и укрытые стальными нагрудными пластинами, да, именно стальными. Всадники дополнительно были оснащены правыми наручами и поножами, а за их спинами прямо над верхушками шлемов возвышались диски круглых щитов. Цельнометаллический шлем, особая гордость моих воинов, был таким же, как у богатых всадников или гвардейцев императора — с откидной личиной.

Мечи для воинов изготовили по типу моего, но с обычной крестовиной, правда, сталь, которую применили для ковки оружия и доспехов, была не совсем оружейной. Мастер сделал скрутку из прутков рафинированной стали и обычного железа, которую сваривал и проковывал несколько раз. Подобный эконом вариант меня вполне устраивал, потому как даже в таком виде оно по качеству превосходило вооружение и оснащение любого элитного подразделения империи.

Из метательного оружия абсолютно всему личному составу отряда, в том числе и ездовым, вручил отличные арбалеты со стальными луками и рычажным натяжением тетивы.

— Мальчики говорят, — как‑то сказала Илана, — Что если поход будет удачным, то они тебе дадут клятву и на десять лет, а Вид и внуки деда Котяя, если вернутся домой живыми, то не зависимо от итогов похода будут просится к тебе в оруженосцы, ты и для них авторитет. Но лично я думаю, что это подсказки Лагоса и самого деда Котяя, кроме того, уж очень им арбалеты и доспехи понравились, расставаться не хотят.

Все эти разговоры я и сам слышал, слух у меня прекрасный, а парни особо и не шушукаются.

Из Фороса вышли по той же Седьмой дороге, по которой шли последние шестьсот сорок кошангов. Лагос ехал рядом и объяснял дальнейший путь.

— Надо пройти ещё десять станций и свернуть на Восьмую имперскую Северо–восточную, — рассказывал Лагос, — А ещё через десять станций выйдем на Девятую, а там, глядишь, и горы увидим.

— А сколько дней ещё идти? — спросила Илана.

— Двадцать девять станций. Если на то будет воля богов, то дней через пятнадцать выйдем к пограничному городу Карту, он стоит у подножья гор и это последнее обжитое место. На день–два задержимся, подготовимся и двинем дальше. От города до перевала четыре дня пути.

— Перевал высокий?

— Нет, Рэд, мы пойдём через разлом в горах, в том месте они невысокие и для каравана проход хороший.

Несмотря на то, что дни были всё короче, а ежедневный переход приходилось начинать и завершать в темноте, путешествовать стало гораздо легче. Полностью прекратились дожди, при этом погода установилась солнечная, но прохладная, датчик тактического шлема показывал ночную температуру плюс четыре–пять, а дневную — восемь десять. Таким образом, путешествовать стало сравнительно комфортно. Почему «сравнительно»? Потому, что на этот счёт мой дедушка говорил так: «Заставь человека тяжело и долго трудиться, а затем дай небольшое послабление, и он будет счастлив». Вот так и у нас, после постоянных нудных дождей наступили приятные деньки, даже на душе стало веселей. А ещё радовало то, что тысячи километров пути личный состав преодолел бодро и, самое главное — никто не заболел.

Чем ближе мы подходили к северо–восточной границе, тем меньшей была плотность населения, фермы арендаторов и виллы аристократов на окружающих землях встречались гораздо реже. В центральных эпархиях империи возле каждой почтовой станции вырастали большие поселения, здесь же и посёлки были маленькие, и станции помельче, зато все городки превратились в крепости.

С выходом на Восьмую имперскую дорогу стал меняться ландшафт местности: огромные лесные массивы поредели и переходили в степные просторы с частыми холмами. Лагос говорит, что в этих местах зерновые культуры растут плохо, зато выпасаются тучные стада коров и овец, здесь стригут отличную шерсть и делают лучшие в империи сыры. Мы с Иланой смогли убедиться лично, перепробовав в придорожных харчевнях несколько десятков сортов, сыры оказались действительно вкусными. Кстати, стоили они сущие гроши.

Холмы, мимо которых петляла дорога, становились всё выше и, наконец, на пятидесятый день пути мы увидели синеву гор, правда, идти к расположенному у их подножья городу пришлось ещё целых пять дней. Карт оказался настоящей твердыней, окруженной рвом и высокой десятиметровой стеной.

На воротах точно так же, как и в любом городе империи стояла стража и писарь, помощник комита. Он проверил мой медальон, где кроме номера было отлито: «Андрогорн. Рыбацкий посёлок», макнул в висящую на шее чернильницу перо и старательно всё записал на лист, прикрепленный к писчей доске. После этого задал стандартный набор вопросов:

— Ваше имя, господин, род занятий, с кем и какой целью прибыли в наш город?

— Рэд Дангор, торговец из Андрогорна, со мной десять воинов и четыре ездовых, прибыли кое‑что купить и денёк отдохнуть.

— Торговать будете?

— Нет, идём за перевал, — ответил ему.

— За перевал? — удивлённо переспросил он.

— Да, а что?

— Ничего, — пожал он плечами и спросил, — пребывание в городе планируется на сколько дней?

— Пока на два, а там посмотрим, — ответил ему, после чего рассчитался за въезд одиннадцати лошадей и восьми волов.

Получив на руки один солд и выдав два россо сдачи, чиновник отошёл в сторону.

— Подождите, — к нам приблизился стражник в шлеме, с навершием десятника — небольшой конической шишкой, — Господин, вы знаете, что из рудников соседней цезархии сбежали каторжане?

— Да, об этом говорят на всех почтовых станциях. Вроде двенадцать разбойников уже уничтожили, а ещё двадцать один где‑то гуляет.

— Точно! — воскликнул он, — Только в живых осталось семнадцать, пять дней назад четверых подстрелили егеря нашего эпарха. Предполагается, что разбойники пытались пройти в сторону Хардлинга напрямую по территории империи, но из‑за облав не смогли, поэтому вынуждены были вернуться к горам, и прорывались к нашему перевалу.

— А что им там делать? — спросил Лагос, — Зимой в степи или тайге?

— Эти горы являются истоками многих рек, — стал разъяснять десятник, — В основном они текут на север или северо–восток, но одна течёт на запад. Сейчас они застыли во льду, но при наличии лошадей, транспорта, корма и пропитания, по ним можно пройти без проблем куда угодно и на тыщу, и на две тыщи кошангов.

— А туда, — Лагос кивнул на горы, — из торговцев кто‑нибудь уже ушёл?

— Да, докаду тому караван из девяти арб и сегодня утром второй, из пяти, — ответил он и широко ухмыльнулся, — Только в первом было полтора десятка воительниц–лучниц и во втором семь. Учтите, без дальнобойных луков там делать нечего, иначе вас перещёлкают, как курей. А у вас что‑то ни одного не вижу.

— Мы обойдёмся, — ответил ему.

— Ну–ну! Смотрите, чтобы ваше красивое оружие и доспехи не достались тамошним дикарям, — он с пренебрежением окинул меня взглядом, затем с некоторым удивлением взглянул на Лагоса, и махнул рукой в сторону ворот, — Ладно, проезжайте.

Завтрашний день был самым коротким днём зимы и в империи считался праздничным, наступал Новый год, поэтому Лагос предложил постараться решить все вопросы за оставшийся световой день. Нужно было заказать изготовление лыж с вращающимися опорами, которые при перемещении арбы по снегу устанавливаются вместо колёс. Это было самым трудоёмким делом, которое могло забрать до четырех–пяти дней рабочего времени и задержать в городе.

На наше счастье у местного мастера было ровно шестнадцать таких брусков–заготовок с одним загнутым вверх концом. Он лишь перемерял оси наших четырёх арб и, пользуясь монополией, назначил шкуродёрную цену по два зеола за комплект, обещая отдать готовые изделия к утру. У него же мы заказали пятнадцать пар снегоступов, уплатив за них всего три солда.

В моем ПК конструкция снегоступов была такой же, зато санки для перемещения гужевого транспорта выглядели совсем иначе. Но коль аборигены столетиями пользуются именно такими лыжами, то почему я должен сомневаться в их качественных и функциональных характеристиках?

Фактически всё необходимое в пути успели купить в этот же день.

— У нас самое жирное земляное масло, берите ещё, — нахваливал однорукий, седой и морщинистый продавец, — И горючий камень самый лучший, горит голубым пламенем и не коптит. В степи то, что нужно, уж поверьте мне.

— А откуда вы знаете, что мы идём в степь? — спросил у него, рассматривая мелкозернистый уголь.

— Ха! Да кто ж этого не знает?! — воскликнул он, дохнув перегаром, — Курьеры с почты каждый день здесь, а кроме того, дни сейчас хорошие, со стены далеко видно, мы вас с утра увидели, и вот дождались. Лыжи заказали?

— Ну, да, — ответил ему.

— То‑то же, мастер Хорив их уже три дня, как изготовил. А после праздника ещё шесть комплектов гнуть будет, через докаду очередной караван подойдёт.

— Вон оно, в чём дело, — пробормотал я, и мы с Лагосом переглянулись.

— А походные печки у вас есть? — спросил хитрый старик.

— Как раз собирались идти к кузнецам, — ответил Лагос.

— Не ходите, могу продать три печки по три зеола.

— Сколько? — спросил у него, — да это же цена неплохого пехотного клинка!

— Ха! В кузнечном ряду возьмёте по четыре зеола за штуку. Если не верите, то можете сходить, но предупреждаю сразу, когда вернётесь, я вам уже по три продать не смогу, не хочу портить с кузнецами дружеские отношения.

— Ладно, давайте три, — согласился с весёлым одноруким торговцем и вручил затребованные десять золотых.

— А зачем нам три печки, — спросил у Лагоса, когда мы только планировали этот поход.

— Ну, как же, ведь нам не только нужно поесть и помыться, — пожал он плечами, — Не будем же мы скотину и лошадей поить ледяной водой.

Вот так, за сорок два литра нефти и две столитровых бочки угля уплатил один золотой, а за три поганых железяки, представляющие собой решётчатые десятилитровые кошёлки с четырьмя стойками–рогами, на которые устанавливают котёл — целых девять. Грабёж среди белого дня! Но вслух не роптал, прекрасно понимая, что представители местного товарного рынка связаны друг с другом прочно и в сговоре находятся давно, а уповать на антимонопольное законодательство можно будет лишь через многие сотни, если не тысячи лет. Впрочем, спрос рождает предложение, и каждая из сторон стремится к собственной удаче.

Спальные мешки из овечьих шкур нам обошлись недорого, по одному солду за штуку. А ещё докупили шесть кругов сыра и, по рекомендации Лагоса, бочонок смеси сухого измельчённого мяса, перемешанного с сухофруктами. Он говорит, что это есть исключительно питательный и удобный для путешественников пищевой концентрат, уже пригодный для употребления. Таким образом, в четвёртой арбе мы заложили даже наше с Иланой спальное место, но это ерунда, спать будем в палатке.

Начиная с рассвета завтрашнего дня, и на протяжении полных суток в империи никто не работал, даже жрицы Силары, поэтому личный состав, не теряя времени зря, быстро помылся и побежал на поиски развлечений и плотских утех. Лагос с дедом на пару тоже испарился бесследно, правда предупредил, что лыжи утром у мастера заберёт сам, и чтобы я не беспокоился. А мы с Иланой после того, как поужинали, вернулись в номер, помылись и занялись любимым делом — завалились спать.

Нужно отдать должное, наши парни не совсем испорченные разгильдяи, к завтраку явились вовремя и лишь Динос пришёл с фонарём под глазом и Лидус с синяком на скуле.

— Что это с ними? — спросил у Лагоса.

— А, погуляли, — тот беспечно махнул рукой, — С местными поцапались.

— Претензий не предъявят?

— Нет, мои хлопцы порядок знают, в дела, которые могут пахнуть претензиями, приучены не лезть.

Когда мы уже закончили приём пищи, и я поднялся из‑за стола, тем самым давая разрешение всем остальным покинуть свои места, дверь в зал столовой открылась, и вошли два человека. Один из них, по фигуре и обмундированию явно воин, а второй совсем невысокий, кругленький и пухлый мужчина, лет сорока. О высоком статусе этого второго говорил подбитый беличьими шкурками ярко–красный плащ и меховая шапка с пучком собольих хвостов.

— Это к нам, — сказала Илана ещё до того, как он окинул помещение взглядом и направился в нашу сторону.

— Вы Рэд Дангор? — обратился он ко мне.

— Да, с кем имею честь?

— Прошу простить, моё имя Арнид Хондар. Я занимаюсь торговлей и хотел с вами переговорить о делах.

— Рад знакомству, слушаю вас.

— Разрешите? — указал он на маленький столик и щёлкнул пальцами официанту, но рядом уже стоял собственной персоной хозяин постоялого двора и счастливыми глазами смотрел на посетителя, — Вина нам, красного тиморского, которое пятилетней выдержки.

— Будет сделано, — тот поклонился и ненадолго исчез.

Через некоторое время пришла служанка с серебряными чашами, а следом появился хозяин, который держал в руках оплетенный глиняный кувшин с залитым воском горлышком. Вино было густым, имело тёмно–красный цвет и приятный насыщенный запах.

— Поздравляю вас с праздником пришедшего Нового года, господин Дангор, — мой собеседник поднял чашу.

— Взаимно, господин Хондар.

К спиртному я всегда относился безразлично, да и вино потреблял чисто, как компонент водного раствора, позволяющий утолить жажду, но это тиморское мне действительно понравилось, и вкус его был изумительным.

— Приятный запах, великолепный вкус, не правда ли, господин Дангор?

— Ваша правда, господин Хондар, но уповая на свою молодость, стараюсь вином не злоупотреблять.

— Вот–вот, именно о молодости, горячности и недопонимании некоторого порядка вещей хотел с вами поговорить.

— Да, готов выслушать вас внимательно, — безмятежно кивнул головой и ещё раз пригубил прекрасного вина.

— Видите ли, о том, что делается на имперских дорогах, а так же кто, куда, как и с каким товаром идёт, знают все, кому это интересно знать.

— Я уже об этом догадался, а в будущем постараюсь владеть интересной для меня информацией точно так же, как и вы.

— Похвально, но это в будущем, а сейчас вы собрались за перевал с неподготовленной командой, вы знаете об этом?

— Вы имеете в виду, что я иду без лучников? — спросил у него.

— Да, именно об этом. Кроме того, ваша охрана состоит из неопытного молодняка, а те двое стариков, которые вас сопровождают, вероятнее всего люди совершенно безответственные. Вы не представляете, что вас ожидает в пути. Дорога через зимнюю степь и по ледяным рекам сама по себе сложная, но если дикари увидят, что с вами нет лучниц, то обязательно нападут. Их луки бьют недалеко, шангов на сто пятьдесят, но зато они могут попасть белке в глаз. Они вас просто расстреляют издали, затем придут и дорежут, а тех, кого не дорежут, то замучают пытками ради какого‑то своего божка, что ещё хуже. В общем, я вам настоятельно не рекомендую уходить за перевал, иначе погибнете.

— Господин Хондар, на счёт нашей состоятельности в этом деле лично у меня другое мнение. И всё же, этот разговор вы затеяли не просто так, значит, у вас есть какие‑то предложения?

— Есть, господин Дангор. Я приблизительно знаю номенклатуру, объём и закупочные цены ваших товаров, поэтому готов всё выкупить. А так же то, что вы успели набрать на рынке, по тем же ценам откуплю обратно. Таким образом, на каждый затраченный солд вы получите два солда чистой прибыли. Но эти капиталы можно удвоить, если загрузиться у нас шерстью. Я вам даже посодействую в приобретении трёх повозок дополнительно.

Мой собеседник поднял чашу и сделал несколько мелких глотков, видимо настраивая голосовые связки на выражение, казалось бы, искренних пожеланий и выгодных предложений, затем склонил голову к плечу, подался немного вперёд и заглянул мне в глаза:

— Поверьте, господин Дангор, далеко не каждый торговец за полгода может заработать тысячу золотом, но я готов вам помочь. А если такие поставки станут ежегодными, да с утроенными объёмами, то помогу вам стать человеком очень богатым, понимаете?

Я его действительно слушал внимательно и никак не мог понять побудительных причин этой встречи, но то, что никакими доброжелательными и благотворительными мотивами здесь не пахнет, был уверен на сто процентов. Во–первых, мой товар здесь столько и стоил, сколько он предложил. Во–вторых, никто на такие дальние расстояния такие объёмы товара не таскал, кроме как для целевых нужд, например, для закупки мехов. И в–третьих, в отношении того, что сложно за полгода заработать тысячу золотых, я ему тоже не поверил. На территории империи существует целый ряд перевалочных рынков, работать между которыми довольно выгодно, хотя бы за счет короткого плеча доставки товаров. Таким образом, оборачиваемость капиталов, а следовательно накопление доходов увеличивается многократно.

— Лестное предложение, — ответил уклончиво, — особенно лестно слышать из ваших уст беспокойство о судьбе моего предприятия.

— Вот–вот, за перевалом никаких перспектив у вас нет. Зачем рисковать понапрасну, вы даже вернуться оттуда не сможете, а я предлагаю достойный выход.

Состроив задумчивое выражение лица, пригубил вино, пару минут посмотрел в потолок, затем отставил чашу, точно так же склонился над столом и посмотрел собеседнику прямо в глаза.

— Господин Хондар, ваше предложение заманчиво. И мне кажется, что оно было бы более интересно человеку степенному, повидавшему жизнь, а я ещё молод и хочу посмотреть мир.

Хм, — он тоже поставил чашу на стол и поднял глаза, — Вы сейчас поспешили с ответом, подумайте ещё раз.

Помолчав минуту, всё так же посмотрев ему прямо в глаза, ответил:

— Благодарю вас, но я уже принял решение и готов рискнуть.

— Жаль, — он достал из пояса и положил на стол жёлтый кругляш зеола, встал и направился к двери, но вдруг остановился, оглянулся через плечо и ещё раз сказал, — Жаль.

После того, как хозяин заведения закрыл за посетителями дверь и прибежал убирать со стола, я у него спросил:

— Простите, уважаемый! Вы не подскажете, господин Арнид Хондар, он кто?

— О! Это очень богатый человек! Торгует шерстью и мехами!

— Вон оно как? Благодарю вас, уважаемый.

Всё это время Илана сидела в дальнем углу и наблюдала за нашим диалогом со стороны, а когда собеседник покинул помещение, она подошла ко мне, взяла за руку и мы направились в жилой сектор на второй этаж.

— Вначале он искренне пытался тебя убедить, — тихо сказала она, — а когда уходил, оглянулся и сказал «Жаль», то вычеркнул из списков живых.

— Солнышко, — шепнул ей, — Пусть даже не мечтает, это мы кого захотим, того и вычеркнем.

 

Глава 3

Северо–восточный оплот империи — пограничный город–крепость Карт, который контролировал наиболее удобное сообщение со степью кочевников, остался далеко позади, а наш караван вот уже третий день двигался вдоль ущелья, подымаясь всё выше в горы. По данным ПК тактического шлема мы находились на высоте одна тысяча четыреста пятнадцать метров над уровнем моря. Погода стояла чудесная, целыми днями светило солнце, а температура воздуха днём держалась в пределах семи градусов тепла. Ночью температура опускалась до минусовой, но снег лежал высоко в горах, окрасив в белый цвет далёкие хребты и острые вершины.

Проход в направлении перевала был широким и удобным, однако скорость нашего перемещения, сравнительно с долиной сократилась вдвое. Все же здесь не имперская дорога, по которой даже в темноте можно было выйти к цивилизованным местам отдыха и пунктам питания, поэтому, за полчаса до сумерек мы останавливались прямо посреди дороги и спешивались. Далее действовали по заранее установленным правилам: два дозорных бойца, назначенные Лагосом взбирались повыше и осматривали дальние подходы и, удостоверившись в отсутствии какой‑либо угрозы, личный состав приступал к разбивке лагеря. Впрочем, разную живность и зверьё видели часто, но с людьми за три дня не встретились ни разу.

Привязываться к источнику воды необходимости не было, так как вдоль всего ущелья тёк ручей. Между тем всадники расседлывали лошадей, поили их, кормили, чистили и проверяли копыта, а ездовые обихаживали тягловую скотину. Дальше каждый из нас знал, что делать: кто‑то воду носил, кто‑то разжигал походную печку–жаровню, а дед Котяй, например, занимался освещением, то есть, наличие факелов, изготовленных из пропитанной нефтью ветоши, были на его совести.

В наряд не включали лишь госпожу Илану, но она не лентяйничала, и взяла на себя заботу о приготовлении пищи. И спальные места для нас двоих тоже готовила: у снятых сёдел, которые в данном случае служили подголовниками, прямо под открытым небом расстилала попоны и раскатывала спальные мешки. Собственно, это не совсем мешки, а сшитое в виде раскрытого конверта покрывало, которое снизу и спереди запахивается внахлёст мехом внутрь и стягивается завязкам. В особо плохую погоду его можно на себе носить, как безрукавный тулуп.

Лично я в это время вокруг лагеря расставлял и активировал «пугала».

— О, какие палочки красивые! Что это такое? — спросил дед Котяй в первый же день нашего путешествия в горы, при этом все остальные сгорали от любопытства не меньше его.

— Эти штучки издают неслышимый ухом человека звук, зато любое животное его слышит за сотню шангов и очень боится. Так что о появлении хищника можно не переживать.

— Точно хищника отгоняют? — недоверчиво спросил Лагос.

— Абсолютно точно, да и лошадей стреноживать не надо, они им разбрестись по округе не позволят. Откуда взялись? По наследству достались, в нашем роду они находятся с незапамятных времён.

Как бы там ни было, но бдящая у жаровни охрана из двух воинов выставлялась постоянно, а в чудодейственную силу «пугал» поверили лишь, когда во время третей ночёвки они спасли нам жизнь. Поужинав овсяной кашей, приготовленной вместе с сушёной мясной и фруктовой смесью, личный состав поснимал с себя доспехи, помыл ноги и стал готовиться ко сну.

Между прочим, местный пантеон богов к гигиене относился очень строго, поэтому жители империи были довольно чистоплотны, например, сесть за стол с грязными руками, лечь в постель с немытыми ногами или возлечь для любовных утех без омовения причинных мест не могли себе позволить даже рабы. Однако, зубы никто не чистил, но даже у моих стариков внешне они выглядели целыми и крепкими. Не знаю, портит ли их мёд и варенье, но других пищевых компонентов, которые их будут разрушать, человечество ещё не придумало. Но очень скоро тот же сахар будет изобретён, так что моду на чистку зубов вводить надо, тем более, что чертёж щётки и состав зубного порошка в моей сурвивалистской программе есть. Мы же с Иланой пока что пользовались растворимыми капсулами зубного эликсира, но осталось их совсем немного.

На открытом воздухе моя девочка засыпала моментально, лишь склонив голову к седлу, а я еще минут десять лежал и смотрел в бескрайнее звёздное небо. К сожалению, нормально отдохнуть в эту ночь не довелось, проснулся задолго до рассвета от тихого звука зуммера, исходящего от лежащего рядом тактического шлема. Это означало лишь одно: границу замкнутого «пугалами» контура пересекло существо разумное, то есть человек. В данном случае его подсознание испытывает всего лишь беспричинный страх, а такие эмоции, тем более на открытом пространстве обязан контролировать любой воин. Но судя по тональности звучания зуммера, там он не один.

Моя сонливость пропала мгновенно, приподнявшись и окинув взглядом округу, на фоне светящейся жаровни отчётливо увидел лишь негромко болтающих друг с другом внуков Котяя — Лудана и Рузу, которые ныне отбывали наряд в качестве караульных, а всех остальных укрывала непроглядная темень.

— Илана, Илана, проснись, — зашептал девочке на ухо и потряс её за плечо, — К нам подкрадываются враги.

Нужно отдать ей должное, она открыла глаза и выхватила импульсник одновременно.

— Там они, — тихо ответила через несколько секунд, указав подбородком в сторону дороги, которую мы вчера преодолели, — Их много, но не больше, чем нас.

Выбравшись из мешка и даже не обуваясь, я в первую очередь освободил тактический шлем от маскировочного платка и одел его на голову, при этом перекинул с затылочной части лицевой щиток, который в том числе служит монитором ПК и активировал режим ночного видения. Изображение объектов и прилегающей территории просматривалось отчётливо, словно в ранних сумерках, поэтому, группу вооружённых людей увидел сразу.

Осторожно ступая, иногда спотыкаясь, они двигались по ущелью в нашем направлении. В девяноста пяти метрах от лагеря они остановились, сбились в кучу и расселись на камни, а один из них взобрался и устроился на возвышенности. Пересчитав их, тихо прошептал:

— Девять человек, пятеро с луками.

— Десять, — услышал в наушниках голос Иланы, тактический шлем уже был у неё на голове, — Десятый на два километра сто двадцать два метра ниже.

— Ага, с лошадьми, — приблизив изображение, я увидел десять привязанных друг к другу лошадей и одного всадника.

— Чувствую, настроены они к нам агрессивно, наверное, это сбежавшие каторжане.

— Вряд ли, — не согласился с ней, — Слишком хорошо вооружены и снаряжены, и выглядят сплочённой командой.

— Пойдем и сами с ними расправимся или ребят тоже разбудим? — буднично спросила она, обувая сапожки.

— Нет, пускай нападают, а участвовать будем все вместе, — снял шлем и негромко позвал, — Руза!

— А?! Вы звали, господин?

— Да, ты подойди ко мне, а Лудан пускай сидит на месте.

Стоя на коленях и не подымаясь на открытое пространство, стали одевать доспехи. Затягивая Илане ремни бригантины, повернулся к осторожно подошедшему Рузе спиной и кивнул:

— Мне тоже затяни и слушай, что нужно сделать. Сейчас тихо будим всех воинов и собираем арбалеты, а затем окончательно снаряжаемся. Бегать по лагерю не надо, всё делаем на коленках и молча, так как мы.

— Рэд, что случилось? — раздался в стороне голос Лагоса.

— Нас преследуют десять человек, один остался внизу с лошадьми, а девять затаились в ста шангах, среди них пятеро лучников. По наши головы пришли, это точно.

— В темноте не хотят рисковать, — добавила Илана, — Планируют дождаться рассвета, а потом начать убивать.

— Вы почувствовали, госпожа? — спросил он.

— «Палочки» просигналили, а потом Илана почувствовала.

О её ведовском даре узнали все присутствующие в первый же месяц пути, она с высокой точностью определяла количество людей во встречных караванах, заблаговременно предупреждала о возможных неприятностях. Впрочем, мы ничего не скрывали, ибо в этом мире такие люди не преследовались, а совсем наоборот, считались любимчиками богов, их уважали и побаивались. Теперь никто не удивлялся, что в спарринге с оружием или в рукопашном бою у неё здесь нет соперников, за исключением меня, конечно. Мол, как можно победить ведьму, когда она все телодвижения противника видит наперёд?

Через две минуты уже никто не спал и все были предупреждены о соблюдении тишины. После этого на ощупь собрали, взвели и зарядили арбалеты, затем помогли друг другу надеть броню.

— Лагос, Котяй, — сказал негромко, но был уверен, что слышат меня все, — Вы заступаете в караул, а Лудан и Руза пускай становятся на номера, стрелки они неплохие.

Один старик хмыкнул, второй крякнул, но промолчали оба. Вскоре все мои молодые воины подхватили скатки мешков и на корточках тихо рассредоточились, устраивая за камнями удобные стрелковые позиции. Так и просидели сорок пять минут, пока не начало сереть.

— Внимание! — сказал я, наблюдая за противником через видеокамеру, — вражеские стрелки накидывают тетиву, и расходятся цепью. Всё, идут к нам, приготовиться, стреляем по моему сигналу! И запомните, их правофланговый, он будет с островерхим шлемом — мой! Убивать его не буду, только раню.

Понятие о пехотном строе, его действиям в наступлении и обороне, а так же о распределении целей по номерам, мои бойцы, рождённые в семьях военных, имеют с детства. Да и дед Котяй за это время их выдрессировал здорово. Кстати, сейчас они вдвоём с Лагосом разлеглись у жаровни, грели старые косточки и тщательно делали вид, что за нами даже не наблюдают.

В рассветной серости прибор ночного видения малоэффективен, поэтому я его отключил, силуэты приближающихся людей можно было рассмотреть и невооружённым глазом, а когда их шеренга приблизилась метров на сорок, то каждого из противника стало видно довольно отчётливо. Моей целью был вражеский воин самого высокого роста, который с недоумением всматривался в расположение нашего лагеря. Видимо, он был командиром противной стороны, так как давал отмашку лучникам, которые тут же наложили на тетиву стрелы. Но натягивать луки и куда‑либо стрелять я им не дал.

— Ху! — громко выдохнул и нажал на спуск, одновременно щёлкнули ещё восемь арбалетов.

Засада удалась полностью, на такой дистанции никто промазать не мог, поэтому у нападавшей стороны не было никаких шансов. Отметив, что мой болт пробил броню противника, пронзил его правое плечо и опрокинул наземь, окинул взглядом поле боя и увидел лишь корчившихся на земле врагов. Илана и трое самых борзых, которых держал при себе — Динос, Ринос и Лидус даже не выстрелили, не в кого было, зато обдирать и вязать подранка рванулись самыми первыми, оказывается мне такое действо не по статусу. Они быстро сдёрнули с него броню, продавив болт глубже в тело, сняли сапоги, раздели донага и связали руки, приподняли и прислонили спиной к булыге.

— О! А хозяина своего куда дел? — я признал в нём того самого воина, сопровождавшего в городе торговца Хондара.

— Да, это он, — Илана подтвердила мою догадку.

Крепкий мужчина средних лет с сединой на висках и множеством шрамов на теле поднял угрюмое осунувшееся лицо и посмотрел на меня мутным взглядом. Через некоторое время его глаза обрели осмысленное выражение, и он хрипло пробормотал:

— Иди в задницу, щенок.

— Ты как обращаешься к господину, тварь?! — воскликнул Лидус и двинул пленного ногой.

— Оставь его, для вас троих ещё ничего не закончено. В двух с лишним кошангах ниже находятся их лошади и ещё один бандит. Пока не совсем рассвело, пригоните табун, и труп сюда тоже тащите.

— Сделаем, господин, — радостно воскликнул Ринос.

Они убежали к нашим лошадям, которых даже не оседлали, а лишь накинули уздечки и, буквально через две минуты ускакали по ущелью вниз.

— Кхе–кхе, — у меня за спиной стояли оба старика.

— Давай‑ка Рэд, мы его сами поспрашиваем, — сказал Лагос, — Этот герой сначала съест собственные яйца, а потом всё расскажет, вспомнит даже имя овцы из своей отары, которую трахнул впервые в жизни.

— Я воин, а не пастух, — безразлично ответил пленный дядька.

— А коль ты воин, то должен понимать порядок: если нормально ответишь на вопросы, то умрёшь без издевательств, — встрял в разговор дед Котяй, — тебя как зовут?

— Арнос, начальник охраны господина Хондара, — ответил пленный и на некоторое время замолчал, но всё же решил не запираться и поведал следующее.

О приближении нашего торгового каравана к городу Карту и о намерении дальнейшего похода за перевал те, кому это нужно и интересно, знали уже давно. Это обычная практика сбора информации и ничего необычного в том не было, но в нашем случае заинтересовал факт отсутствие лучников в составе охраны. Дело в том, что за перевалом в среде дикарей, как лесовиков, так и кочевников предпочитают дистанционный лучный бой, а их стрелы с костяными наконечниками на дистанции сто пятьдесят метров имеют вполне убойную силу.

Арнид Хондар был человеком отчаянным, ходил с караванами за перевал восемь лет подряд и имел обширные связи со многими тамошними родами лесовиков, обитавших вдоль берега Большой реки. Его охранный отряд состоял из трёх десятков отставных вояк, которые имеют с каждого похода пятую часть от дохода, а это очень немало. Кроме того, вся их команда была повязана совместным грабежом трёх торговых караванов с убийствами свидетелей там, за перевалом, поэтому лично Хондару они были преданы душой и телом, блюли клятву верности и за своё место держались крепко. Ну и как не блюсти, если на этой службе все они стали людьми довольно обеспеченными, а сам хозяин, говорят, стал даже богаче здешнего экзарха.

В этом году господина Хондара постигла большая неприятность. Его товар в обмен на шерсть с одного из дальних промежуточных рынков доставлялся водным путём, но в результате бури баржу разбило, и весь груз утонул. Особенно жаль было тростникового (сахарного) вина, которое за перевалом пользовалось огромным спросом. Он уже планировал грузиться перебродившим виноградным кисляком, когда начала поступать информация обо мне и моём караване.

Слабого никто не любит, а слабого торговца тем более. Господин Хондар отнес нас не только к категории слабых, но и глупых, а когда я отказал ему в продаже товара, который он изначально действительно хотел выкупить, то в кругу своих приближённых сказал:

— Этот караван за перевал выпускать нельзя. Тамошние дикари их перебьют, весь товар отберут задаром, и это ясно, как день.

— Оружие и доспехи у них тоже отличные, будет жалко, если пропадёт, — согласился его начальник охраны.

— Не пропадёт, — отрицательно мотнул головой господин Хондар, — Они отправляются завтра, а мы выйдем послезавтра, тем более, что наши десять арб из четырнадцати уже загружены. А ты, Арнос, возьмёшь десяток воинов, догонишь этого мелкого сопляка и сделаешь всё, как надо. Потом дождёшься нашего прибытия. С груза как обычно, ваша пятая часть, а на трофеи, что снимете с тел, я не претендую.

Нагонять тихую поступь тягловых волов им довелось двое суток. Заметили они нас издали ещё вчера вечером, а дождавшись полуночи, несколько километров вели лошадей в поводу. Затем, их связали, чтобы не разбежались и пешком приблизились к нашему лагерю.

— Решили вас пострелять с рассветом, когда будет хоть что‑то видно, — закончил он, — Вот и постреляли.

— Значит, ваш караван к вечеру будет здесь? — задал ему свой последний вопрос?

— Нет, завтра к полудню. Мы идём медленней, — ответил он и прикрыл глаза.

— Понятно, — сказал я, кивнул Лагосу и взял за руку Илану, — Пойдём отсюда.

За спиной послышался протяжный хриплый вздох, наш враг умер так, как мы ему обещали: быстро и без мучений.

В это время в лагере стоял адреналиновый шум. Личный состав собирал и увязывал трофеи, некоторые восторженно что‑то рассказывали, а другие спорили о том, кто из них точнее выстрелил. Но Лагос быстро навёл порядок, приказав готовить завтрак и собираться в путь. А через пятнадцать минут к лагерю пригнали вражеский табун. Все лошади оказались прекрасными скакунами, любая из них на рынке стоила не меньше девяти золотых, у нас таких вообще не было.

— Чересседельные сумки забиты пропитанием и кое–какими вещами, — доложил Ринос, — А в привязанных к седлу попонах скручены овчинные мешки и теплая одежда, короче, так как у нас.

— Отличные лошадки, но придётся их шугануть обратно, — с сожалением сказал дед Котяй.

— С какой радости, — возмутилась Илана, проявив хозяйственную жилку, — На нас напали и это наши законные трофеи!

— Всё оно так, госпожа, — к нам пришкандыбал и Лагос, — но присваивать их лошадей нельзя, и о том, что убили жителей Карта, через который будем возвращаться домой, лучше никому не рассказывать и свою правоту не доказывать. Уж поверьте, слово местного богатея Хондара будет во многом весомей нашего.

— Он нас всех хотел убить, понимаете это? И мы у них не первые! — Илана на стариков сверкнула глазами исподлобья, — Нельзя такое прощать! Надо сделать так, чтобы этот Хондар не говорил больше никогда, никому и ни о чем.

Умеет сказануть, когда захочет. В данном случае от слов и взгляда моей девочки дед Котяй непроизвольно отступил на шаг, а Лагос передёрнул плечами, словно от холода.

— Тогда придётся валить всех, — сказал он.

— Око за око, зуб за зуб, — решил прекратить дискуссию словами моего покойного папы, — Когда они узнают, что их десяток исчез бесследно, а мы живы и здоровы, то никогда нам этого не спустят, поэтому, либо мы их, либо они нас. Лучше всего подумай, Лагос, где организовать засаду.

— Сразу за перевалом, конечно, — ответил он.

— Так тому и быть, — подвёл итог и обратился к деду, — Котяй, ты в этом специалист, отбери из табуна двух лошадок, мне и Илане, а остальных распределите между воинами.

— Здесь их десять, значит, кому‑то одному не достанется, — дед приподнял шлем и почесал затылок.

— Не достанется пяти человекам, я ездовых тоже со счетов не сбрасываю, — не согласился с ним, — и в бою они себя проявили прекрасно.

От моих слов дед удовлетворённо крякнул, а Лагос махнул рукой:

— Да пускай их всех молодёжь забирает, а мне так пока и моей старенькой кобылки хватит, хе–хе.

После завтрака дедовы внуки подвели к нам двух вороных красавцев–жеребцов. Глядя на этих злых зубоскалов, подумалось, что прежде чем они к нам привыкнут, придётся их долго бить. Но в данном случае меня безмерно удивила Илана, она подошла к ним и начала болтать какую‑то чушь о зелёной траве, степных просторах и красивых кобылах, стала их гладить, и приговаривать:

— Ворон, Ворон, а ты Нигер, Нигер, — затем повернулась ко мне, — Рэд, Ворон твой, а Нигер мой. Тащи сухари, знакомиться будем.

И действительно, после того, как мы им скормили по нескольку солёных сухариков, никаких проблем между нами не возникало, ни сейчас, ни в дальнейшем. Правда, Илане пришлось таким же образом «поговорить» и с другими лошадьми, что несколько задержало наш выход, но оно того стоило, теперь пополнение в походе вело себя вполне адекватно.

Погрузив голые трупы на заводных лошадей, мы отошли от стоянки на расстояние в десять километров и сбросили их в пропасть. Весь дальнейший путь в течение этого дня, ночи и большей части дня следующего, прошёл тихо и спокойно. Подковы лошадей мерно цокали по широкой каменной тропе, колёса арб монотонно поскрипывали, а мы к этому времени подходили к перевалу и обсуждали с Лагосом план проведения засады на караван Хондара, когда Илана вдруг сказала:

— На нас смотрят плохие глаза.

Более не скрывая ни от кого тайну тактического шлема, сдёрнула с него платок и перекинула с затылка лицевой щиток.

— Они сидят за высокой скалой слева, в двух километрах семистах двадцати метрах.

— Где и каких ламетрах, не понял? — переспросил Лагос.

— От нас в трёх кошангах, — поправилась она.

Сняв платок со своего шлема, перевязал его на груди и так же опустил лицевой щиток. Активировав видеокамеру, сумел рассмотреть обоих наблюдателей. Нельзя сказать, что в империи было мало блондинов или бородатых людей, но ни один бог в местном пантеоне длиннобородым не был, поэтому большинство мужчин, по меньшей мере, один раз в докаду брились, а те, кто бороду все же носил, подстригали её довольно коротко, да и жарко здесь с длинной бородой. Однако блондины с длинными, заплетенными в косичку бородами здесь точно не проживали. Между тем, двадцатикратная видеокамера позволила увидеть крупным планом буквально прямо перед собой две таких рожи, радостно переговаривающихся между собой и показывающих на нас пальцами.

— Северяне–хардлингцы, вероятно, те самые каторжане, — пробормотал я.

— Как вы всё это видите, а можно и мне взглянуть? — недоверчиво спросил Лагос.

— Можно, только здесь всё настроено под мою голову и на моё зрение, — ответил я, аккуратно стягивая с себя шлем вместе с разложенной на плечах бармицей.

Заметив, с каким интересом посматривают и на меня, и на Илану следовавшие за нами молодые воины, подал шлем Лагосу и добавил:

— Только болтать об этом никому чужому не стоит.

— Ну, что ты, Рэд, мы же все клятву давали, — ответил старый воин, одевая его себе на голову, при этом свой «казанок» с личиной повесил на луку седла.

— О боги! О великий Удар*! Вижу, вижу! — вдруг закричал он и протянул руку вперёд, словно пытаясь кого‑то ухватить, — Они прямо передо мной, хардлингцы!

  * Бог войны.

— Не кричи так и не показывай на них рукой, не то преждевременно испугаешь, — сделал ему замечание, — Всё, снимай и давай обратно.

Когда он с сожалением мне его возвращал, Илана прокомментировала то, чего мы в это время не видели:

— Один из них куда‑то убежал, наверное, отправился докладывать.

Действительно, через несколько секунд и я увидел, что наблюдатель остался один, правда, ненадолго, вскоре из‑за скалы высунули головы ещё четверо бородачей. С минуту понаблюдав за нами, они поговорили между собой, после чего один из них исчез.

— На скале разместилось четверо, — сказал вслух, чтобы слышали все, — У двоих прибывших заметил в руках луки, а ещё двое других делят между собой дротики.

— Место удобное, но видать, большему количеству людей там разместиться негде. Больше всего, что остальные прячутся за этой скалой и рассчитывают на неожиданность. Просто нападут и всё.

Нервы у Лагоса были в порядке, он не стал внешне проявлять какое‑то беспокойство. Видя нашу невозмутимость, следовавшие за нами воины тоже не дёргались, лишь ожидали дальнейших распоряжений.

— Твои предложения?

— Они засели прямо над тропой, — сказал он и указал подбородком, — Но вон за тем поворотом они нас некоторое время видеть не смогут. Нужно там спешиться, построиться и выдвинуться вперёд, а за две сотни шангов остановиться, укрыться за щитами и дать понять, что мы о них знаем. Пускай открыто нападают и лезут под болты наших арбалетов.

— Нормально, — согласился с ним, — только этих четверых, которые на скале, мы с Иланой возьмём на себя, да и остальных немного сократим и выгоним на открытое место.

— Рэд, — задумчиво сказал он, — Это есть дикие хардлингцы, и легко нам не будет.

— Мы лучше подготовлены! Мы их победим! — громко воскликнул, и за своей спиной услышал гул одобрительных голосов.

В полукилометре от засады мы подошли к участку тропы, которая огибала скальный выступ. Это место действительно вражескими наблюдателями не просматривалось, поэтому здесь спешились, быстро собрали арбалеты и стали готовиться к бою.

— Ну чего, Котяй, командуй пехотой, — передал бразды правления одноногий Лагос.

— В шеренгу по два становись, — раздался голос деда, после чего в строй стали становиться даже мальчишки–ездовые.

— Пошли и мы, — кивнул невозмутимой Илане, после чего мы закинули за спину взведённые арбалеты и стали перебираться по камням в обход скалы.

Через пятнадцать минут мы вышли во фланг засевшим разбойникам и первое, что увидели, так это четыре крытых парусиной каркасных арбы, девять тягловых волов и одиннадцать верховых лошадей. Рядом стояли какие‑то бочки и гора дров от порубленной пятой арбы, а посреди обширной поляны чернело пятно большого кострища. Но наше внимание привлекло совсем другое зрелище: к большим тележным колёсам были привязаны пять покрытых ссадинами женщин, две из них в возрасте лет тридцати, а три — совсем девчушки, от одиннадцати до четырнадцати лет. Четверо сидели к колёсам спиной, а пятая — красивая женщина с сильной мускулистой фигурой, стояла на коленях и была увязана таким образом, что не только взвестись на ноги, но и вообще двигаться не могла.

— Твари, — услышал в наушниках голос Иланы.

Немного приподнявшись и выглянув из‑за валунов, мы увидели и тех скотов, которые творили здесь беспредел. Четверо разбойников, что спрятались на скале, вовсю вертели головами, высматривая подходы к засаде. Один из них был с множеством косичек в бороде и большой залысиной на голове, он повернулся к затаившимся внизу за скалой тринадцати разбойникам, что‑то объясняя натурально горбатому северянину, с большим боевым топором в руках, при этом пожимал плечами и разводил руками. Вероятно, они никак не могли понять, почему оставшийся до засады путь караван идёт так долго.

— Работаем, Золотко моё, — мы вскинули арбалеты и вставили в крепление болты, — Лучников у них всего двое, с них и начнём. Хо!

В неподвижные цели стрелять одно удовольствие. Когда два тела, бывшие некогда каторжанами и бандитами, сползли со скалы на карниз, двое других растерялись и нырнули за камни, не сообразив, откуда к их подельникам прилетела смерть. Это дало нам время беспрепятственно расправиться и с ними, но тот, который с залысиной, свалился с карниза и полетел вниз, на головы затаившейся засады, которые ещё не знали, что их уже начали убивать. Вот сейчас они зашумели и увидев, что по камням к нам быстро не допрыгнешь, немедленно сбились в кучу и укрылись за щитами, но для наших арбалетов это не есть препятствие, на дистанции сто двадцать метров болты прошивали деревянные щиты и сырое железо их плохонькой брони, как бумагу.

Мы с Иланой успели выстрелить по четыре раза, и только после того, как от наших рук пало восемь разбойников, оставшиеся девять рассыпались в стороны и убежали за скалу. Но видно и там они от смерти не спрятались, так как дико взревели и с громким криком «А–а–а» рванули в атаку на появившегося, наконец, доступного врага, но их крик стал ослабевать и секунд через тридцать совсем затих.

Как потом выяснилось, этот бой для моих молодых воинов оказался не таким уж простым. Далеко не все смогли хладнокровно поразить бесстрашного, и психологически готового к смерти врага, поэтому, многие промазали. Двое северян даже смогли добежать до нашего строя, а горбатый предводитель, утыканный трёмя болтами, успел топором развалить щит Диносу, но получил от старого Котяя копьём прямо в глаз и под ногами наших воинов умер.

— Не будь с нами Иланы и не знай, что разбойники устроили засаду, и не будь у нас арбалетов, то не они, а мы бы умылись кровью, — говорил мне потом одноногий воин, — Нашим пацанам воевать с такими матёрыми вояками ещё рановато.

— Дар Иланы нам очень помог и ещё поможет неоднократно, но в остальном, Лагос, я с тобой не соглашусь, ничего эти хардлингцы собой не представляют. Правда, если быть честным, то воинственный дух их велик и физической силы много, зато техники — никакой. И мы уже не пацаны, Лагос, а воины, за время этого похода окрепнем душой и телом, и нам никто не будет страшен.

 

Глава 4

Некогда довольно успешный отряд хардлингских наёмников в своё время частенько подряжался сопровождать торговцев, следующих на территорию Парсии минуя официальные таможенные посты, за что дополнительно зарабатывал немалые деньги. Но однажды, как это часто бывает, в стаде заводится недооцененная паршивая овца, которой плохо, если другим живётся хорошо. В результате, в канцелярии пограничного цезарха появляется подмётное письмо от неизвестного радетеля имперского благосостояния с информацией о тайных контрабандных тропах.

Вот так и попались те, которым до этого жилось хорошо. Если бы они просто сдались на милость местного правителя, то самое большее, что им грозило, это конфискация товара и стандартный штраф. Но взыграла дурная кровь и во время столкновения на границе с воинским подразделением цезарха они порубили четверых его всадников. После этого хардлингцев уже никто не жалел, конная трилата в полном составе навалилась и искромсала в фарш тридцать восемь человек, но тридцать три самых умных бросили оружие, сдались в плен, после чего загремели кандалами на каторгу.

Ни на одном руднике выжить пять лет фактически не реально, разве что это будет повар или охранник нижнего уровня из числа каторжан. Воспользовавшись какой‑то оплошностью администрации, бывшие матёрые вояки перебили караул, освободились от кандалов и отправились в бега. Они держали путь на северо–запад к границе Хардлинга, куда путь был не близок, нужно было пройти напрямик три тысячи семьсот кошангов (около трёх с половиной тысяч километров).

Империя серьёзных войн не вела уже тридцать восемь лет, правда, двенадцать лет назад был небольшой конфликт на горных перевалах, граничащих с извечным соперником Ахеменидой. В полномасштабную войну он не перетёк, да и участвовали в нём, как с одной, так и с другой стороны совсем некрупные соединения. Таким образом, большинство армейских частей давно изнывали от безделья. Кроме того, разбой в империи был явлением редким, он карался самым жестоким образом, поэтому, узнав о побеге каторжан, цезархи центральных эпархий встрепенулись, взбодрились и рьяно взялись за организацию облавных охот.

Толпа каторжан, оголодавшая без вина, нормальной пищи и женщин, напрямик пройти не смогла. Вклинившись в страну на шестьсот километров и разоряя по пути фермы арендаторов, насилуя и убивая, они испытали все прелести душевного состояния загнанного зверя, а потеряв часть своих людей, повернули обратно в горы. На сей раз, перемещаясь по ночам просёлочными сельскими дорогами, они подошли к предгорьям и с началом дождей затаились на одной из ферм.

Полтора месяца они потребляли вкусную пищу, пили без ограничений молодое виноградное вино, сладко спали, при этом с удовольствием пользовали двух рабынь, жёну и дочь арендатора. К их огорчению, девятилетняя девочка не выдержала постоянного насилия и через два дня умерла.

Часто слушая разговоры разбойников, хозяин дома понял их намерения и предложил показать окольную тропу на перевал, через который торговцы возят свои товары, взамен попросил оставить его семейство в живых. Горбатый северянин, старший среди них, похлопав его по плечу, согласился, при этом обещание своё выполнять даже не собирался. А этот перевал их здорово заинтересовал, именно там они запланировали обеспечить себя на время похода к Хардлингу и транспортом, и пропитанием.

Наступили по–зимнему прохладные, но солнечные дни, земля стала быстро подсыхать, пора было выдвигаться в горы. Готовились выходить через три дня, но случайность внесла в их планы значительные коррективы. Однажды посреди дня к дому подъехала арба с небольшим домашним скарбом, в которой сидела родная сестра хозяйки дома с детьми, мальчиком десяти лет и девочками тринадцати и четырнадцати лет. Её муж погиб на охоте, поэтому, став вдовой и оставшись без средств к существованию, она решила отправиться к родственникам. В данном случае муж её сестры по божескому закону должен был забрать их всех в свою семью.

По пути арбу переселенцев догнал всадник, сын соседа–арендатора, который завидев под тентом две симпатичные мордашки, решил проводить их прямо до фермы. Именно это его решение изменило цепочку случайностей. Ведь будь всё так, как планировалось изначально, ни с предыдущим, ни с нашим караваном разбойники не встретились бы, а вот на караван Хондара напали бы наверняка. Но произошло то, что произошло.

Заметив мелькнувшие на ферме заплетенные в косички белые бороды, парень громко закричал, что здесь каторжники, развернул лошадь и, нахлёстывая её, рванул прочь. Однако, приезжим деваться было некуда, и они попали в лапы разбойников, которые прекрасно понимали, что уже сегодня сюда прибудет конница ближайшего цезарха, поэтому стали быстро собираться, нагрузив всех присутствующих припасами и приказав следовать вместе с ними.

— Нам бабы ещё пригодятся, — сказал горбатый северянин под дружное «гы–гы–гы» подельников, но когда измученная хозяйка и две рабыни не смогли нормально идти, они их просто зарезали, а хозяину за кривое слово надавали тумаков.

Преследователи догнали их перед входом в ущелье, успев положить четверых каторжников, но дальше пройти не могли, так как беглецы заняли господствующую высоту. В свою очередь воины цезарха блокировали узкий проход, считая этот участок гор непроходимым. Только ночью каторжники ушли сначала по одной тропе, а затем по другой, окончательно запутав свои следы. После этого их больше не преследовали, никто не захотел лезть в неизведанные места и ломать лошадям ноги.

Семь дневных переходов дались нелегко. На привалах даже женщин особо не насиловали, лишь на ночных стоянках, и то в очередь пристраивались далеко не все. В самом начале пути где‑то пропал мальчишка, от чего особо разозлился лысый северянин, он же потом замучил фермера–проводника, когда тот вывел всех к главному перевалу.

Здесь же, прямо в тот же день разбойной шайке неслыханно повезло, выставленные на скалу дозорные, буквально через час увидели приближающийся караван из пяти арб с охраной из семнадцати всадников. Эти вели себя настолько беспечно, что даже дозорный авангард не высылали, видно, нападения никак не ожидали.

Между тем, каторжане были воинами сильными и опытными, из засад и в свалке работать умели. Они тщательно распределили между собой объекты нападения, и свалились на них сверху, как снег на голову.

Во время скоротечного боя ни один из нападавших не пострадал совершенно, тогда как сопровождение каравана было в момент поражено дротиками и вырезано за одну минуту, в живых остались лишь две специально оглушенные камнями воительницы. Собственно, настоящей воительницей была лишь одна, а вторая — совсем девочка, у неё даже лук был меньше обычного. Вот тебе и хвалёная охрана.

Результаты нападения были впечатляющими: одиннадцать уцелевших лошадей и четыре арбы с товаром. Пятая арба, к сожалению, сильно пострадала, один из тягловых волов получив ранение от прилетевшего дротика, сбесился, и рванул в сторону каменных глыб, разбив телегу в хлам. Перевозимые бочки с мукой и тростниковым вином вывалились наземь, некоторые из них треснули. В итоге невредимыми остались четырнадцать бочек с вином и пятнадцать с мукой, кроме того, в арбах лежали разные товары, имеющие большой спрос среди лесовиков, в том числе три сотни железных ножей и копейных наконечников, восемь бронзовых казанов и два десятка рулонов недорогой ткани. И ещё кроме хорошего оружия и доспехов, в одной из седельных сумок лежало две тысячи полусолдовых серебряных монет.

Вечером весело горел высокий костёр, вино лилось рекой, молоденькую девочку лишили девственности и, как «свежачок» насиловали несколько часов подряд. Старшую строптивую воительницу избили до потери сознания, затем связали специальным образом для удобства пользования и тоже пропустили через круг. А утром очухались и стали думать думу, как быть дальше, отправляться в Хардлинг через земли дикарей по замёрзшим рекам на этом транспорте или добыть верховых, заводных и вьючных лошадей? Решили остановиться на втором варианте, всё же этот способ передвижения более мобильный.

Таким образом, на подъезде к перевалу они навели порядок и убрали место боя, оттащили и сбросили в пропасть погибших людей и лошадей. Горбатый северянин при этом всем подельникам категорически запретил потребление вина до наступления сумерек, и они его слушались. Впрочем, жизненные сумерки наступили много раньше, чем они могли себе представить: на их радость и беду в поле зрения появился наш караван.

После скоротечного и жестокого боя мы с Иланой покинули позиции и перебежали к месту у скалы, где ранее прятались разбойники. Удостоверившись, что все они лежат бездыханно, а наши воины живы, мы стали осматривать окрестности.

— Посмотри вниз на полдесятого, там кто‑то есть, — сказала Илана.

Включив на экране монитора ПК (лицевой щиток тактического шлема) функцию тепловизора, в указанном направлении буквально в двадцати метрах от нас за грудой камней заметил тёплый оранжевый бугорок. Действительно, кто‑то выглянул из‑за камня и спрятался.

— Эй! Вылезай быстро! Да, тебе говорю, не прячься, иначе сейчас получишь болтом в спину!

Вначале показалась лохматая голова с измазанным угрюмым детским лицом, затем появился весь мальчишка лет десяти в грязной и изорванной одежде.

— Ты кто? — спросил у него.

— Жок, — испугано ответил он. Это имя было названием местного мангуста–змеелова, аборигены считали его священным животным.

— Ты что здесь делаешь?

Он отвел взгляд и указал рукой на вражеский лагерь:

— Там моя мама и сёстры, Лета с Милой.

Илана в это время откинула лицевой щиток, переступая через камни спрыгнула с невысокого карниза, закинула арбалет за спину и махнула мальчишке рукой:

— Ну, чего стоишь, пошли к маме! И к сёстрам!

Мальчишка настороженно подошёл, зябко скукожившись от холода, но что‑то увидев в глазах Иланы, развернулся и заспешил к повозкам. Несмотря на солнечный день, из‑за перевала задувал ледяной ветер, даже не представляю, как этот холод переносят связанные обнажённые женщины.

Выглядели они очень плохо, и это мягко сказано: во всех без исключения посинели губы, а на теле каждой виднелись жёлто–фиолетовые пятна от побоев.

— С разбойниками покончено, вы свободны! — сказал громко, чтобы услышали все.

Безразличное выражение лица старшей женщины, привязанной спиной к тележному колесу, вдруг ожило, из опухших глаз потекли слёзы, она оглянулась по сторонам, увидела мальчишку и тихо промолвила:

— Жок, сынок, ты жив.

Привязанные к колёсам соседней арбы девочки с уже довольно сформировавшимися вторичными половыми признаками, тоже подняли головы и стали тихо шептать:

— Жок, Жок.

Совсем молоденькая девчушка с такими же персикоподобными грудками и небольшими прыщиками сосков, как и у моей Иланы, на происходящее не реагировала никак, вероятно была в бессознательном состоянии. Когда я обрезал на ней ремни, то почувствовал подмышкой жар тела.

— А здесь высокая температура, — сказал Илане, которая в это время освобождала от пут стоявшую на коленях красивую спортивно сложенную женщину с характерными мозолями на руках, вероятно воительницу.

— У нас в аптечке есть антивирусный комплекс и противовоспалительный коктейль, будем надеяться, что этого хватит, — ответила она.

Освобождённая воительница не смогла разогнуться и свалилась на бок, её тело было истерзано больше всех и выглядело, как сплошной синяк, между тем у неё единственной из всех пленниц взгляд был острым и осмысленным.

— Что с ней? — едва шевеля разбитыми губами, спросила она, указав глазами на бесчувственную девочку, пульс которой в это время щупала Илана.

— Тоже, что и у вас, порвано всё спереди и сзади, — ответила она, — тем более, на таком ледяном ветру заболеть ничего не стоит.

После этих слов воительница уронила голову на землю и закрыла глаза, минуту полежала, громко скрипнула зубами и прохрипела:

— Это моя дочь.

— Я вижу, — тихо сказала Илана.

— Вы ведьма? Видящая?! — встрепенулась воительница, — Моя Кара будет жить?!

— Мы постараемся вылечить и её, и всех вас.

— Видящая, если моя девочка выживет, клянусь, я — Гита, останусь у вас в услужении пока не издохну, — надрывно прохрипела она.

— Гита, давайте не будем загадывать так далеко, — ответила Илана и повернулась ко мне, — Рэд, пускай кто‑нибудь там быстро притащит сюда нашу палатку и дорожную аптечку. Да! И ещё мою розовую сумку.

— А эта‑то зачем? — с недоумением уставился на неё.

— Там есть препараты, прерывающие краткосрочную беременность.

— Ты думаешь?

— Я уверена, — она утвердительно кивнула головой, — у тех двоих девочек.

— Надо бы спросить, может они захотят детей, — перешёл на общий язык.

— От этих уродов?! — переспросила она и решительно махнула рукой, — И незачем спрашивать!

Вскоре здесь закипела работа, разожгли шесть жаровен (с учётом трофейных), в одних котлах грели воду, а в других — готовили пищу. Из снятого с разбитой и наполовину сожжённой арбы тента соорудили укрытую от ветров баньку, куда вкатили несколько раскалённых булыг. Решили за оставшийся световой день организовать помывку всего личного состава и постирушку.

В процесс лечения бывших пленниц я не вмешивался, моя Илана в медицинских вопросах была более компетентна. Если я изучил лишь первый ранг полевой медицины в условиях, оторванных от цивилизации, то она усвоила полную базу знаний до третьего ранга. Кроме этого, имела огромный пакет информации по фитотерапии и по группам типовых лекарственных растений различных миров. Как она лечила женщин, я не знаю, но через два часа чистые и переодетые они поели каши, попили отвар из сушёной малины с какими‑то листьями, затем были укутаны в овчинные мешки и в нашей с Иланой палатке уложены спать. Лишь мальчишка, одетый в трофейный тёплый костюм с закатанными рукавами и штанинами, и обутый в большие взрослые сапоги, некоторое время с интересом носился по лагерю и заглядывал во все дыры, затем исчез. Как оказалось, он забрался в палатку, устроился между сёстрами и тоже задрых.

В это время мои воины снимали с трофейных копий железные наконечники, вставляли древки в каменные расщелины, а сверху водружали отрезанные безбородые головы каторжников. Когда я увидел, как они под чутким руководством деда Котяя скальпируют у трупов бороды и режут головы, то, мягко выражаясь, был удивлён безмерно, но быстро оправившись, спросил у него:

— Вы что делаете, зачем?!

— Как же, десять золотых за голову! Две нормальные лошади купить можно, а фермеру–арендатору на такие деньги надо полгода пахать.

— Так вы что, всё это собираетесь с собой возить?

— Зачем же? Трупы выбросим в пропасть, пускай падальщики не голодают, а головы здесь выставим и табличку вырежем, кто это сделал и почему.

— Ты не переживай, Рэд, этот старый хитрец всё правильно делает, — к нам подошёл Лагос, — Теперь мы станем знамениты, о нас во всей империи знать будут.

— Вот–вот, — сказал дед, — А скальпы с бород мы с собой возьмём и на обратном пути сдадим цезарху.

К концу дня лагерь был приведен в порядок, личный состав помылся, постирался и переоделся в тёплую одежду. Арбы Лагос выставил по–зимнему: затянутой понизу парусиной одной из сторон против ветра. Таким образом, в степи можно спать под арбой, и задувать не будет.

С наступлением сумерек Илана отправилась проведать пациентов, а оба старика подгадав, что я остался один, подошли ко мне и притащили большую деревянную доску, исписанную крупными корявыми буквами. Местный менталитет предусматривал строгое отношение к домашним женщинам и пренебрежительное ко всем прочим, но Илану почему‑то они побаивались, в отличие от молодёжи.

— Трофеи поделить надо, — сказал Лагос.

— Давай поделим, — пожал плечами, но объяснять, что не знаю ни принципов, ни порядка дележа, не стал, — Говори–говори, а мы потом всё обсудим и решим.

— Значит так, после двух боёв мы имеем сорок четыре разных доспеха, один из них очень хороший, полностью набран из металлических пластин. Есть ещё двадцать два пехотных меча, один боевой топор, двадцать четыре сабли, пятнадцать копий, четыреста десять дротиков, полсотни разных ножей и десять хороших луков со стрелами. Снаряжение и оружие двух воительниц здесь не учитывали, — он посмотрел на меня вопросительно.

— Правильно, — утвердительно кивнул головой.

— Мы с Котяем прикинули, что если всё это сдать нашим оружейникам, то можно выручить пятьсот семь зеолов. Только может, чего‑нибудь из оружия или снаряжения себе оставим, например, тот красивый доспех, всё же тридцать зеолов стоит?

— Одно, что красивый, а на самом деле дерьмо обыкновенное, даже по сравнению с твоим. Нет, мои воины должны быть снаряжены лучше всех, а эту ерунду — на продажу.

— Как скажешь, — согласился он, — Теперь по взятому товару. Есть четыре целых арбы с тягловой скотиной, четырнадцать бочек с вином и пятнадцать с мукой, три сотни железных ножей и копейных наконечников, восемь бронзовых казанов и два десятка рулонов хлопковой ткани. Если всё это посчитать по ценам, по которым брали и мы, то получается двести семьдесят зеолов. Но это не всё, в одной седельной сумке нашли две тысячи полусолдовых серебряных монет, в переводе на золото, это сто двадцать пять зеолов.

— Неплохо.

— И это ещё не всё! — махнул рукой довольный Лагос, — В заплечных мешках каторжан нашли сто тридцать два слитка серебра, весом по одному тану (восемьсот пятьдесят семь грамм). По ценам казначейства получим две тысячи двести шестьдесят два солда, а если в пересчете на золото, то будет двести восемьдесят два зеола.

— Что‑то маловато, — сказал я, — получается, что стоимость удельного веса серебряной монеты в два раза ниже стоимости такого же веса самого серебра.

— Не знаю, что такое «удельный», но в империи так принимают и рудное серебро, и золото, — пожал плечами Лагос, — это потом уже его цена становиться правильной, а если ещё продадим дикарям, то будет о–го–го.

— Никаких о–го–го! — отрицательно мотнул головой, — Откуда каторжане сбежали, все знают, и что они утащили с собой, тоже знают те, кому положено. Конечно, можно притвориться ничего не понимающим, но зачем терять лицо?

— Кхе–кхе, — закашлялся дед, — Вы столь молоды, господин, но столь рассудительны.

— М–да, — Лагос почесал только что побритый подбородок, — В душе я знал, что вы с Иланой никакие не торговцы и не рыбаки, а из семьи обедневших аристократов, сейчас в этом убедился ещё раз.

— Ладно, незачем жадничать, сумма и так внушительная, — улыбнулся ему, — Говори, что там получается в итоге, и как вы всё это разделили?

— Сумма и правда внушительная, кивнул Лагос, — одна тысяча сто восемьдесят четыре монеты золотом. А разделили по тем правилам, по каким положено: ездовым по одной доле, воинам по две, нам двоим с Котяем по четыре, а хозяину десять. Ну, и тому, без кого удачи нам бы не видать — пять долей, а это видящая. На круг выходит сорок две доли по двадцать восемь зеолов, одному солду и двадцати россо каждая. А так же по возвращению наша законная пятая часть со всех продаж. Правильно?

— Не правильно, — тут же ответил я, — Мне — пять долей, Илане — три, вам двоим по две, воинам по одной и ездовым тоже по одной. Они, между прочим, в бою участвовали наравне со всеми, и на стоянках работают не меньше других, если не больше. В общем, у нас совсем не те дядьки–ездовые, которые ездили с вами раньше.

Старики между собой переглянулись и удовлетворённо кивнули, ещё бы, хозяин отметил их детей. Но дед неожиданно толкнул Лагоса:

— Ты про лошадей забыл.

— Не забыл, — ответил тот, — Двадцать одна трофейная лошадь, воинам и ездовым — по одной, нам с тобой по две, а оставшиеся шесть лучших — хозяину и хозяйке.

— А почему вознаграждение за каторжников не учтено и не посчитано? — вдруг вспомнил снятые скальпы.

— А чего его считать? Кто, кого и сколько завалил, каждый и так знает. Вы вдвоём восьмерых, а наши — девять.

— Э нет, мы не в цирке выступаем, а работаем командой, так что сто семьдесят золотых добавляй и раскидывай на всех.

— Ну, хорошо, тогда получается, — Лагос довольно потёр руки и задумчиво приступил к повторным подсчетам, — Тогда получается…

— Одна тысяча триста пятьдесят четыре зеола на двадцать три доли. На круг получается пятьдесят восемь зеолов и семь солдов каждая, — перебил его, такие расчеты я делаю элементарно и в уме.

Лагос с удивлением записал мои цифры, затем минут десять с грифелем в руках всё пересчитывал и, наконец, почесал в затылке и ошарашено поднял на меня глаза.

— Точно, сумасшедшие деньги, — пробормотал он.

— Это если мы определимся по ездовым и весь товар доставим на место, тогда деньги будут действительно, неслабые.

— Зачем определяться, вон в хозяйской палатке спят, — удивился он, — Они в твоей власти, и деваться‑то им некуда.

— Все же они чужие, в свете наших будущих разборок лишние свидетели, и с этим нужно что‑то делать, — с сомнением сказал я, но убивать спасённых или торговать свободными не хотелось ужасно.

— Какие же они чужие? — Лагос выпятил губу и пожал плечом, — Они тебе жизнью обязаны, а если выделишь долю малую и расскажешь правду, то своими станут сразу и навек. Знаешь, сколько отсюда людей не вернулось, а ведь Хондар к этому руку тоже приложил. Так стерве и стервочке, если выживет, всадить стрелу в такого вояку будет только за счастье.

— А чего ты так нехорошо воительниц обзываешь? — вдруг вспомнился наш корабельный бестолковый и недоразвитый ИскИн.

— Да потому, что они такие и есть! Они же мужчин за людей не считают, общаются только с нанимателем. Ходят слухи, что они друг с дружкой спят, и ложится такая змеюка подколодная только под того, от кого хочет забеременеть, а когда почувствовала в себе плод, то забирается и уплывает на родной остров.

— А в бою они как?

— Ну, в бою это да–а–а, — Лагос значимо покивал головой, — И с мечом могут, и в рукопашную без оружия, а как лучницы, то нет им равных, со ста пятидесяти шангов бегущему противнику в глаз попадёт.

— Что ж, будем считать, что команда пополнится как минимум одной хорошей лучницей, а любят они нас или не любят, на то нам наплевать.

— Правильно, правильно, — загудели они.

— Вот и разобрались с одним делом, — сказал я, — теперь давайте поговорим о Хондаре и его караване. Что будем делать, где, как и когда?

— А что? Валить его надо обязательно, с этим я согласен, — сказал Лагос, — И то, что у нас всё получится, теперь тоже не сомневаюсь. Засаду можно организовать прямо на этом месте, а после боя наводим порядок, цепляем по две арбы в сцепку и вперёд! Тем более, что управлять ими будет кому, четыре ездовых у нас добавится, как раз хватит.

— Только плохо, что это бабьё бестолковое, стервы, одним словом, — скривив рожу, пробормотал дед Котяй.

— А волы разве в сцепке ходят? — повернулся и спросил у него, проигнорировав реплику.

— Волы? Конечно, ходят! Можно сцепок и не делать, как передние темп задали, так остальные и бредут. Но это дело не такое простое, управляться со сцепкой будет тяжело, особенно с этим бабьём.

— Короче, отвлекать воина на управление арбой не придется?

— Нет, но всё равно, намучаемся мы.

— А теперь слушайте, господа деды, что я решил в отношении Хондара: незачем его товару перебивать мою торговлю.

— Это как? — спросил дед Котяй.

— А так! Пускай себе торгует на своей большой реке, зачем же нам самим делать такую большую дополнительную работу. И мы тоже постараемся расторговаться как можно быстрее, а встретимся уже на обратном пути.

— М–да, — Лагос почесал затылок и сам себе утвердительно кивнул, — всё же в твоем роду торговцы были.

В это время в свете костра появилась Илана, и старики дружно поднялись, поклонились и пошли к своей арбе.

— Ну что, Солнышко моё, как там твои пациенты?

— Вначале тяжело было, — ответила она и уселась рядом, — Эти твари поиздевались над ними жутко. Представляешь, воительнице Гите в задний проход еловую шишку засунули, никаких специальных инструментов нет, пока вытащила, то намучилась здорово.

— Ужас! — сказал я и меня передёрнуло.

— Но ничего, — она взяла меня за руку и тихо вздохнула, — сейчас уже всё нормально, наши препараты справляются. Некоторое опасение вызывает лишь девочка Кара, у неё серьёзное воспаление лёгочной ткани, но надеюсь, что выкарабкается.

— Могла умереть?

— Запросто, и не только Кара, но и остальные. Не будь у нас набора первой помощи, заживляющего состава и противовоспалительного коктейля, то умерли бы все, не завтра, так послезавтра. Кстати, когда делала им инъекции антивирусного комплекса, то заодно проколола всех наших мальчиков.

— Я видел, — нежно погладил моей девочке руку.

— Ага! А старики плевались и сбежали! — возмущённо сказала она, — Придётся лечить их потом, а у нас и так препаратов мало.

— Утром скажу, чтобы они тебя послушались.

— Тогда ладно, тогда полезли под арбу спать, я уже всё постелила.

Наш лагерь проснулся, как и планировали, задолго до рассвета. К счастью, семейство вдовы было на ногах, и её женская часть, одетая в трофейную тёплую одежду, помогала собираться, а мальчишка уже ошивался возле деда Котяя. Женщины выглядели неважно, их лица были сине–жёлтыми и опухшими от побоев, но хорошо было уже то, что они могли ходить, и этому обстоятельству больше всех радовалась Илана.

Узнав имя вдовы, я подошёл к ней и спросил:

— Ханна, какие у тебя планы, не желаешь ли ты нас покинуть?

Она удивлённо на меня посмотрела, затем нашла взглядом дочерей, сына и ответила:

— Мне некуда идти, я в вашей власти, господин.

— У меня есть предложение, с которым ты можешь как согласиться, так и отказаться, — она ничего не спросила, лишь внимательно слушала, поэтому я продолжил, — Мне нужны ездовые–погонщики тягловой скотины, это работа не женская, но если вы сможете управляться…

— Да, мы все умеем управляться и с волами, и с лошадьми, — она энергично кивнула головой, подалась вперёд и её взгляд стал более заинтересован.

— Буду платить ежедневно по солду каждому из вас, работы на четыре месяца, расчет по возвращению в столицу. На четверых сможете заработать более шестидесяти зеолов, одежда и питание за мой счет. Я сказал! Ты согласна?

— О, господи, вы нас спасаете второй раз, — из её глаз потекли слёзы, — Конечно, согласна! Клянусь Иолой, что я, мои дочери и мой сын будем работать на вас честно.

— Вот и хорошо, подойди вон к тому мужчине, его звать Котяй и он расскажет, что и как делать.

Для воительницы Гиты и её дочери Кары в телегах приготовили места, так как первая несколько дней не сможет не то, что ходить, но и сидеть, а вторая — вообще лежачая, но к счастью, уже пришла в сознание. Трясучая дорога здоровья не прибавит, но задерживаться здесь мы никак не могли.

К рассвету сборы были закончены, завтрак подогрет и съеден, после чего караван тронулся в путь. На площадке мы оставили полный порядок, но о случившейся здесь драме ещё долго будут напоминать семнадцать насаженных на колья голов, и оторванный от разбитой арбы задний борт, с вырезанной и зачерненной сажей надписью: «Пятого дня первого месяца 3002 года, Рэд Дангор и его четырнадцать воинов на этом месте уничтожили засаду и истребили семнадцать беглых каторжан хардлингцев».

 

Глава 5

На гребне перевала, продуваемого всеми ветрами, перед глазами раскинулся укрытый снегом склон, плавно переходящий в бескрайнюю белую равнину. И лишь миновав скальную гряду, закрывавшую обзор в северном направлении, далеко–далеко впереди заметили тёмную полоску — границу такой же бескрайней тайги.

К подножью гор сходила тропа пологая, широкая и вполне безопасная, но от того, что путь лежал под уклон, мы быстрее двигаться не стали, теперь колёса вдавливались в снежный покров, и волам всё равно приходилось напрягать тягловое усилие. Вначале хотел было поинтересоваться, почему старики до сих пор не перестают на лыжи, но потом и сам догадался: иначе не волы тащили бы арбу, а арба толкала бы волов, а в горах это чревато большими неприятностями.

Кроме Лагоса и меня ранее снега никто никогда не видел, поэтому в первый же день, как мы на него ступили, народ удивлялся и радовался, а Илана, по–моему, выглядела самой счастливой. Но когда сетчатку глаза начинает резать искристая белизна, которую ты месишь ногами изо дня в день, то удовольствие исчезает быстро, остается лишь чувство временной неизбежности и терпения. Правда, благодаря светофильтрам тактических шлемов для нас двоих это проблемой не было.

К исходу второго дня караван, наконец, сошёл в долину, где приняли решение переходить на лыжный ход. Делалось это просто и быстро: по четверо парней с двух сторон брёвнышками–рычагами приподымали задок или передок арбы, а двое других скидывали колёса и тут же одевали и крепили лыжи. Колёса полезного места не занимали, их цепляли на специальные крючья снаружи борта, и так путешествовали.

Перед нами некоторое время назад здесь кто‑то тоже стоял лагерем, а затем двинулся строго на север, их заметенные позёмкой следы было видно довольно отчётливо.

— Нам нужно туда, — указал Лагос градусов на пятнадцать западнее, — Там торговал мой тогдашний наниматель господин Саридон.

Развернув на лицевом щитке–мониторе электронную карту планеты, некогда снятую спутниками и детализированную ИскИном корабля, отметил пройденный путь к нашему нынешнему местонахождению, и стал осматривать окружающую территорию. В пяти километрах строго на запад разлилось серповидное озеро, которое было местом всеобщего весеннего торга. Собирая ручьи окрестных гор, оно стало истоком широкой и могучей реки, нёсшей свои воды далеко на северо–запад. Вероятней всего, бывший начальник охраны Хондара называл Большой рекой именно её.

Через двести семьдесят километров голой степи в северном направлении виднелись зачатки лесных массивов, а в тридцати километрах ещё севернее зеленели (съёмки велись летом) бескрайние просторы огромной тайги. Между прочим, по расчётам корабельного ИскИна, она занимает шестую часть территории всей планеты.

Вдоль кромки тайги с востока на запад текла другая река, являющаяся притоком Большой. Увеличив масштаб, разыскал несколько групп проплешин, которые были не чем иным, как поселениями аборигенов. Вероятно, как раз об этих местах говорит Лагос.

На лыжах арба скользила веселей, да и волам было идти гораздо легче, зато пробивать путь по снежной целине стало сложнее, поэтому команда была разбита на три смены и теперь состав авангарда постоянно менялся. Правда, Илана в арьергард никогда не переходила, а спешивалась и на некоторое время заглядывала к больным воительницам, затем садилась рядом с возничим передней арбы Видом и «слушала» окружающее пространство.

Никого из людей в ближайшей округе не наблюдалось, зато километрах в сорока за спиной по горному серпантину двигалась маленькая темная змейка. Активировав видеокамеру и сделав двадцатикратное приближение, насчитал девять повозок и двадцать одного всадника.

— Говорил тебе, что их нужно было перебить ещё там! — Лагос никак не мог успокоиться, что наш караван пробил готовую дорогу, в результате чего враги не мучают своих лошадей, и путешествовать им гораздо легче, чем нам.

— Не будь таким зловредным и смотри на ситуацию иначе. Думай о том, что в данном конкретном случае они работают на меня, а значит и на тебя, и на всю нашу команду, следовательно, чем лучше они сработают, тем богаче мы станем.

— Ну, если так, то ладно, — нехотя согласился он.

Погода была стабильной: днём светило солнце и температура воздуха держалась в пределах пяти–шести градусов мороза, а ночью опускалась до одиннадцати. Казалось бы, не так и холодно, но опасаясь обморожений, Лагос требовал, чтобы езду верхом постоянно чередовали с пешим ходом, при этом на деревяшке прыгал и сам. В общем, путешествие проходило нормально, все были здоровы, даже наши воительницы окрепли настолько, что пожелали пересесть в седло. И если бы не постоянно дующий в лицо северный ветер, то было бы вообще хорошо.

Все воительницы, которых мне ранее довелось увидеть, были весьма симпатичными женщинами. Говорят, что уже много веков подряд в их среде идут постоянные состязания в рождении самых красивых дочерей, а рождённых с дефектами их матриархи даже воинским навыкам обучать запрещают. Гита и Кара, мама и дочь, оказались настоящими красавицами, но на знаки внимания и тёплые слова моих воинов никак не отвечали, были к ним холодны и безразличны, слушали лишь моё слово, а разговаривали исключительно с Иланой.

Снегов и буранов не было, поэтому палатку мы не разворачивали, а спали вместе со всеми, укрытые от ветра парусиной. На первом же ночном привале наши воительницы молча отодвинули чужие спальные мешки и заняли места поблизости от нас, и днём ехали буквально следом, при этом ни разу не задали вопрос об условиях своего пребывания в отряде. За день до выхода к реке я их сам подозвал к себе и сказал, что обеих включил в команду и оплачу услуги, как полноправным воинам. Впрочем, вопрос о том, как это будет выглядеть в денежном выражении, они не задали. Да они вообще не задали никаких вопросов, лишь синхронно поклонились и сказали:

— Благодарю, господин.

Распорядок дня в степи фактически ничем не отличался от дней перехода через горы. Лошади и волы дорогу переносили тоже нормально, во время стоянок мы их укрывали тёплыми попонами, а они с удовольствием копытили снег и поедали плотную подушку находящегося под ним сухого сена. Правда, после утреннего водопоя лошадей приходилось подкармливать овсом, не все из них привыкли к такой грубой пище.

Людей в степи мы так и не встретили, зато живности всякой было много: мыши, зайцы, лисы, волки, антилопы, дикие лошади и буйволы, а так же похожие на куропаток птицы. Таким образом, свежее мясо из нашего рациона не убывало. Главной по готовке пищи отныне у нас была Ханна, и я обратил внимание, что чаще всего она общается с Лагосом, украдкой улыбается ему и накладывает в миску еды больше чем кому другому.

— Ишь, как? — пробормотал дел Котяй, искоса на них поглядывая, — А чё, баба молодая, на ней ещё пахать и пахать, глядишь, и прибьется к берегу.

— Тётка деда влюбляет в себя, — в свою очередь шепнула Илана.

— Какой же он дед? — не согласился с ней, но уже по другому поводу, — Не на много он старше Ханны, просто, седина у него ранняя, а на самом деле ему и сорока ещё нет.

Вот так развивались и двигались новые людские отношения вместе с движением каравана. Наконец, на десятый день степного перехода мы вышли на лёд реки, а когда стали углубляться в тайгу, Лагос громко предупредил:

— А здесь нужно уши держать открытыми и смотреть в оба глаза. Если лесовики увидят, что у нас нет лучников, — вдруг заметив уничижительный взгляд Гиты, он на секунду замолчал и поправился, — что у нас всего два лучника, так обязательно нападут.

— Зачем же им нападать? — тревожно спросила Ханна.

— А где ещё молодёжи удаль показывать? Ведь таким образом свой род можно сделать богатым за один набег. В этих землях со слабаками никто не считается, но если ты сильный, то имеешь почёт и уважение.

— Они же на корню губят торговлю, неужели их старшие не понимают? — спросила она.

— Ничего они не губят, — Лагос отрицательно качнул головой, — У них настоящий торг происходит весной, тогда из империи приходят десятки больших караванов.

— Это точно, — тихо сказал Илане, — Только в этом случае между двумя торгующими сторонами вклинивается орда кочевников — посредник, который извлекает наибольшую прибыль.

Теперь мы двигались по заснеженному льду извилистой реки. Тайга была безветренной и тихой, лишь иногда на морозе потрескивали деревья. Температура воздуха днём здесь понизилась до двенадцати градусов, но благодаря тому, что ветер не выдувал всю душу, путешествие переносилось гораздо легче, чем в степи.

В этот раз на ночной привал стали на высоком берегу среди рощи неприлично громадных берёз. В загороженной арбами и обтянутой понизу парусиной площадке было много теплее, чем на степных просторах и мы, наконец, устроили баню для людей и стирку грязного белья. Воительницы, кстати, мылись вместе со всеми, а мы с Иланой, как обычно, после всех, что никого не удивило. Ведь надо же мужу и жене иногда бывать лишь вдвоём, без посторонних любопытных глаз и советчиков. Между прочим, к моему удивлению постиранные вещи высохли на морозе не хуже, чем на жарком солнце.

В течение последующих четырёх дней караван миновал несколько протоков, где в глубине тайги располагалось ряд посёлков, но наш путь лежал дальше. Следы жизни и деятельности людей мы заметили лишь на второй день таёжного путешествия: в одном месте реку пересекали следы многих звериных лап и двойных узких полозьев.

— Собачья упряжка, — сказал Лагос, но в натуре нам удалось её увидеть лишь на пятый день похода по тайге.

— Что‑то там есть, — однажды сказала Илана и показала рукой вперёд.

Вначале раздался едва слышный собачий лай, приближающийся с каждой минутой и звучащий всё громче, затем из‑за изгиба реки выскочила длинная цепочка собак, которая тащила за собой узкие сани. Но, не доезжая метров двухсот, погонщик вскочил на ноги, что‑то закричал, схватил упряжку и стал тащить собак куда‑то в сторону. Передний вожак, видно, команду понял и повернул назад. Теперь они не лаяли, а под крики их рулевого резво улепётывали обратно, и через минуту скрылись за поворотом.

— О! Началось! — воскликнул Лагос, — Когда впервые ходил с господином Саридоном, то с местными поселковыми тоже пободались, но так, стрелами перекинулись и всё.

— И что потом? — спросил у него.

— А ничего, — тот пожал плечами, — Торговали, как и со всеми. Эти тоже сегодня к вечеру или завтра с утра будут нас где‑то ожидать.

— Надо было догнать и застрелить, — услышал за спиной тихий голос молоденькой Кары.

— Вы говорите к вечеру или с утра, а почему не ночью? — спросила Илана.

— Госпожа, религия у них такая, что ночью они должны спать у очага, иначе их утащит Ямба.

— А это что за зверь?

— Не зверь, госпожа, а злой божок или демон. Короче, не воюют они ночью.

В этот день нас так никто и не побеспокоил. Ночь тоже прошла без неожиданностей, зато ближе к полудню наш караван уже сопровождали двое соглядатаев. Мы их не видели, но ощущениям Иланы верили, поэтому оружие приготовили к бою заблаговременно.

— Там их много прячется, — она сначала кивнула на холм, затем указала в сторону зарослей, находящихся в трёх сотнях метров по пути следования, — А там какие‑то хищные звери, наверное, собаки.

Аборигены выбрали место для нападения за четыре километра от своего посёлка (по данным электронной карты). В том, что они нам никакие не соперники, и мы с ними разделаемся, лично я не сомневался ни одной минуты, но при этом очень не хотелось, чтобы случайная стрела зацепила лошадь или тягловую скотину, не говоря уже о ком‑нибудь из наших воинов. Повернувшись к Лагосу, сказал:

— Беру команду на себя, — после чего в ста пятидесяти метрах от холма поднял руку, останавливая движение, — Стой! Всем перейти на левую сторону каравана и спешиться! Арбалеты к бою! Работать из укрытий и особо не высовываться! Помните, лучники могут стрелять только с открытой позиции! Не спешить, дать возможность врагу проявить себя, после чего бить на поражение!

— Чего торчишь, как глупая курица?! — вдруг крикнул дед Котяй и ухватил за рукав одну из девчонок–ездовых, — Кыш за арбу!

— Они обходят холм и приближаются, — негромко предупредила Илана.

— Приготовиться, — воскликнул я, но в это время вдали раздался сначала редкий, а затем заливистый лай.

— Собаки! — воскликнула Гита, накладывая стрелу на тетиву.

Из дальней чащи в нашу сторону вырвалась стая из не менее, чем четырёх десятков огромных псов. Заметив, что бойцы стали менять позиции для отражения собачьей атаки, воскликнул:

— Назад! С этими тварями разбираются Гита с Карой и я с Иланой! Остальным не отвлекаться и валить лучников!

Честно говоря, в этот момент в душе похолодело. Не зная ещё, сколько будет вражеских стрелков, в голове возникла мысль, что даже десяти профессиональным лучникам в данном конкретном случае справиться было бы тяжело. Нет, страх в моём сердце не поселился, но беспокойство было…

Отдав Илане игольник, метнулся к Ворону и вытащил из чехла рейлган. За весь поход я им ещё ни разу не воспользовался, не было такой необходимости. Но, видно, теперь без этого никак не обойтись. Опустив лицевой щиток тактического шлема, включил панорамную сетку и активировал подачу питания на электромагнитную систему и механизмы винтовки, после чего повёл стволом и проверил функциональность прицельного приспособления: всё работало, как надо.

— Давай с колена, — сказал Илане и сам изготовился к стрельбе, упав на правое колено, чтобы не мешать воительницам.

В это время с правого фланга послышались удары вражеских стрел о борта телег, щелчки наших арбалетов и многоэтажные ругательства деда Котяя. А по заснеженному льду реки, словно вихрь в нашу сторону мчалась стая псов, оглашая окрестности злобным лаем. Лучницы хладнокровно выждали, пока те добегут на дистанцию уверенного поражения, и лишь только после этого открыли стрельбу.

Что говорить? Профессионалы есть профессионалы: стрелы летели, как из пулемёта и большинство из них находили свою жертву. Первый десяток выстрелов и мне особо целиться не пришлось, но изрядно проредив стаю, стал избирательнее. Через сорок секунд боя часто одну и ту же цель поражала и пуля, и стрела, а еще через двадцать секунд всё было закончено. По льду к нашему каравану тянулась дорожка из лохматых трупов, некоторые из них дёргались в предсмертных судорогах. Илане, кстати, выстрелить удалось всего три раза, а затем пришлось успокаивать протяжно заревевших волов, а так же заволновавшихся лошадей, которые к набегам злобных псов были совсем непривычны.

Помню, у моего дедушки на Земле, дома жила охотничья легавая по кличке Альфа, которую мы все очень любили, а я так постоянно игрался с её щенками. В этом же мире бойцовских псов, дерущихся до смерти на арене цирка или собак, которых специально натравливают на людей, терпеть не могу. Впрочем, по большому счету не они в этом виноваты, а их хозяева.

— Лагос, как у вас?! — громко спросил, при этом согнувшись, перебежал к задку передней арбы.

— Ха! Дали вонючкам просраться первым же залпом! Уже бегут обратно, прячутся за холм!

Пока он мне это говорил, я уже и сам выглянул и увидел спины одетых в меховые одежды беглецов. Направив точку целеуказателя одному из них между лопаток, и уже хотел было нажать спусковую клавишу, как в последний момент передумал и перенёс её на правое бедро. Беглец свалился, как подкошенный. Таким же образом успел завалить ещё одного, а мои воительницы — двух, при этом не заморачиваясь человеколюбием, свои стрелы всадили конкретно под левую лопатку каждому из них. После этого противник весь испарился, лишь на снегу остались лежать шестнадцать тел, правда, некоторые из них шевелились.

— Раненных не добивать, трупы не раздевать! — воскликнул я и, приблизив видеокамерой изображение, стал внимательно обследовать холм и его окрестности. Наконец, вдалеке за деревьями увидел спины убегающих лыжников.

— Ринос?!

— Слушаю вас, господин!

— Со своим отделением издали объедете этот холм! За убегающими не гнаться, понятно?

— Да, господин!

Нападавший противник тоже оказался не криворуким. Как оказалось, наши бойцы получили двенадцать попаданий, а некоторые даже по два, но благодаря качественным доспехам и отличным шлемам с личинами, фатальных последствий не случилось. В нашей команде было всего двое раненных: дед Котяй, который получил стрелу в левую руку и сейчас неустанно матерился, проклиная свою медлительность и старость–не–радость, а так же мальчишка Жок. Этот любопытный охламон был на волосок от гибели, ему стрела на макушке вырвала клок волос. Под «охи» Ханны и её дочерей, обоими немедленно занялась Илана.

Вскоре вернулся Ринос и доложил, что на месте вражеской засады никого больше нет, видели лишь уходящие на север две накатанные лыжни. Среди поражённых болтами и лежавших на снегу узкоглазых и плосколицых дикарей, семеро были ранены и вполне могли выжить. Под недоумёнными взглядами наших воинов я лично сам вытащил из их натурально грязных и действительно вонючих тел болты и оказал первую помощь, при этом обезболивающий препарат не колол, но антисептику ран провел и чистой льняной тканью перевязал.

— Мальчики и деды к нашим разным чудачествам привыкли, а Кара и Гита в шоке, — тихо шептала мне Илана, — Сначала они удивлялись нашему оружию, а сейчас они удивляются тебе.

В течение одного часа все дела были сделаны, трофеи из шести неплохих копий, четырнадцати ерундовых луков, четырёх сабель, восьми костяных, двух бронзовых и четырёх железных ножей, а так же четырнадцати подбитых мехом лыж были собраны. Между прочим, четверо нападавших дикарей были одеты в довольно приличные доспехи. Попарно раненных и погибших погрузили на заводных лошадей, после чего караван двинулся дальше. Теперь меня нисколько не удивляло, что в этом мире к понятию смерти относились обыкновенно, а на трупы и кровь чужих людей даже сельские девчонки не обращали совершенно никакого внимания.

— Домишки у них такие длинные, глинобитные, «хунза» называется, — рассказывал Лагос, кобылка которого вышагивала рядом, нервируя наших с Иланой жеребцов, — Когда мы к ним приезжали, так во всём посёлке был праздник. Здесь прибытие торговца, это великое дело!

— Ага, — ухмыльнулся я, — привезём девять трупов, и будет у них праздник.

— А нечего было нападать, мы в своём праве! — возмутился он, — Ты, Рэд, будь с ними построже! Они за нападение тебе ещё выкуп обязаны заплатить! Только в этом случае для охраны каравана будет не торговая, а трофейная доля.

— Не переживай, ни тебя, ни других воинов не обижу, — заверил его, — Лишь бы с местными разногласия утрясти.

— И утрясать нечего! Припугни их, что за нападение на правах сильного десятерых старших мужчин повесишь и всё, будут слушать тебя, как миленькие. И женщин тоже они нам сегодня должны дать бесплатно, — при этих словах он почему‑то оглянулся. Весь авангард слушал наш диалог, но в разговор никто не встревал.

— А завтра что, платно? А как же жрицы Силары?

— Дикари не знают наших богов, они празднуют каких‑то своих лесных духов.

Расположенный на высоком берегу посёлок увидели издали. Везде всё было тихо, безлюдно, лишь где‑то далеко в тайге истошно лаяли два пса. Лагос решительно завернул голову каравана в сторону накатанного упряжками пологого подъёма.

Посёлок на снимке из космоса выглядел мелким, но по местным меркам считался довольно большим. Он состоял из беспорядочно разбросанных невысоких и длинных присыпанных снегом домишек, с торчащими глиняными дымарями, из которых курился дымок. Даже на первый взгляд здесь их было больше сотни, а с учётом того, что в каждом доме проживает не менее десятка людей, то у меня начали возникать вопросы.

— Лагос, ты уверен, что они на нас сейчас все скопом не кинутся?

— Что ты?! Во–первых, основная масса охотников живёт на зимниках, а все остальные, видишь, попрятались! Это когда начнётся торг, так они все сбегутся вино пить и праздновать. Во–вторых, они не воины и даже не кочевники, а простые охотники, они ничем не лучше наших мужиков–землепашцев. Напасть из засады ещё могут, а умирать в открытом бою совсем не умеют.

Приказав своему старшему сыну Диносу развязать и скинуть с заводной лошади одного из раненных аборигенов прямо на снег, он указал рукой ему на посёлок:

— Иди! Скажи главе рода, пусть готовит выкуп! Много! А за то, что натравил собак, то ещё больше! Иначе всех будем вешать! Твоя моя понимай?!

Говорил Лагос не просто громко, а очень громко, почти кричал, наверное, думал, что чем громче изъясняется, тем абориген его лучше поймёт. Между тем, тот головой кивал усердно и часто–часто.

— Вот, а ты говоришь, скопом кинутся, — сказал он гораздо тише, после чего кивнул Диносу.

В данном случае его старший сын исполнил обязанность левой отцовой ноги и аборигену поддал пинка под зад. Тот вскочил и несильно хромая устремился вглубь посёлка. Мы же бдительности не теряли, укрылись за арбами, и оружие держали наготове.

Посланец вернулся через двадцать минут, и не один, а в сопровождении двух человек. Один из них, краснощёкий и толстый, был одет в оленью доху с соболиным капюшоном, а второй, похожий на чучело огородное, надел на лицо белую маску, а на себе таскал куски каких‑то шкур, с ожерельями из разных железяк и костей.

— О! Их старейшина вместе с шаманом, — просветил Лагос.

— Внимание! — воскликнул, наблюдая за процессией и проведя рукой по кобуре игольника, — Илана и Лагос идут со мной на переговоры, остальным находится в укрытии, арбалеты держать готовыми к бою.

Гиту с Карой мы с собой не звали, но они, как само собой разумеющееся, вышли следом и стали сразу же за нами, посматривая по сторонам. Тем временем, не доходя к нам метров четырёх, «чучело» резко остановился, дёрнул за рукав краснощёкого главного и вполголоса о чём‑то забормотал. Мы с Иланой переглянулись, как это ни странно, но тарабарщину поняли прекрасно, их язык был похож на хиндский.

— Го, — сказал «чучело», — типеря моя знай, циго цитыре десятка охотника и цитыре десятка собацка, не смогли победить такой маленький куцка.

— Циго?

— Тот молодой баба есть оцинь больсой, оцинь сильный саман. Это он бросал много малинький зелезный стрелка.

— Ух, суцка какой, моих пять собацка убил. И цё теперь?

— Ницё, будем торговать. Посли, будес говорить.

Краснощёкий как‑то боком подшагнул к Лагосу, словно подкрался, раз пять мелко–мелко поклонился и спросил:

— Ты купеса?

— Нет, — ответил Лагос и указал на меня, — Вот господин Рэд Дангор, он наш хозяин.

— Моя Го, старейсина род. Не гневись, купеса, моя не виноватая, — краснощёкий обратился ко мне с поклоном, коверкая парсийский язык, затем кивнул на один из привязанных к крупу лошади трупов, — Она виноватая.

— А он разве не из твоего рода? — спросил у него.

— Моя, только она самая непослусная в род, и другой глупый охотник подбила.

— Вот видишь, я с открытой душой шёл к вам торговать, вёз ткани, вино, муку, доспехи, железные ножи, копья и мечи…

— Оёй, доспехи, и меци?! — удивлённо переспросил Го.

— Да, и ещё серебряные монеты на ожерелья для ваших женщин, а твои родичи на нас так коварно напали и нанесли большой ущерб, — стал выговаривать ему, — Ранили двух моих воинов, пробили стрелой пятиамфорную бочку вина, и оно всё вытекло, напустили стаю злых собак и испугали волов и лошадей. Так что, старейшина, если не хочешь, чтобы я сердился, и мы в будущем дружили, то плати контрибуцию.

— Цё плати?

— Выкуп, говорю, плати за спокойную жизнь!

— Хоросо–хоросо, купеса Рэд! Моя даёт выкупа цитыре десятка пуцок белка!

— У какой ты хитрый, уважаемый Го, хочешь меня обмануть, так дело не пойдет, — сказал ему, помня наставления Лагоса. Дело в том, что назвать местного дельца хитрым обманщиком, это значит сильно ему польстить.

— Цё твоя, купеса Рэд, моя не обманывать, моя правильно говорить, — самодовольно ответил старейшина.

Вопросы местной ценовой политики мною были изучены ещё до похода, поэтому я прекрасно знал, о чём говорил. Своеобразными деньгами, эквивалентом стоимости других товаров здесь служили меха. Минимальным средством платежа, что‑то типа нашей меди, были обычные беличьи шкурки. Их пучок (связка из десяти шкурок) был равноценен одному соболю, два соболя — одной чёрной лисе, три соболя — одной белой лисе, четыре соболя — одному бурому бобру, а три бурых бобра — одной голубой выдре. Что же касается моего товара то, например, меру (половину тана — около четырёхсот тридцати грамм) вина или муки продавали за одну белку, то есть, в десять раз дороже, чем в империи. Подобным был порядок ценообразования и на прочие привозные товары.

— Значит так, уважаемый Го, на четыре пучка белки я согласен, они пойдут в оплату за возврат девяти твоих убитых сородичей, а семь десятков пучков заплатишь за живых.

— Твоя цё, купеса, теперь моя обман будет?!

— Не перебивай! Мы все четыре десятка твоих охотников могли убить, как тех собак, которых вы на нас натравили, но пожалели! Иначе прикажу сейчас живых развесить на деревьях, а мёртвых вывезти в тайгу и отдать диким зверям.

— Низя зверям, — встрял лохматый шаман, — неуспокоенная дуса вернётся в хунзу и будет муцить сородицей.

— Вот и я говорю о том же, а старейшина меня слушать не хочет. Иначе сейчас скажу своей шаманке, и она быстро закидает посёлок стрелками. Они даже железные доспехи пробивают, а не то, что какую‑то глиняную хунзу.

— Не говори ницё свой баба–саман, моя твоя слусает, — испугано ответил тот.

— И ещё компенсируешь затраты на лечение двух моих раненных, отдашь по десятку пучков белки за каждого. Ну, а за нападение нужно заплатить отдельно.

— И много, — добавил Лагос.

Понятие «много» здесь было не совсем абстрактным, а имело вполне определённую величину.

— Да! — подтвердил я, — Иначе моя шаманка никого не пожалеет.

Выражения лица «чучела» за маской видно не было, но краснощёкий посматривал на улыбающуюся Илану с видимой опаской. Что ж, было бы комично, если бы не было столь трагично. В результате недолгого торга, мы согласились получить шкуру огромного тигра, на которого, как позже выяснилось, в прошлом году охотники удачно скинули большой камень, затем добили.

— Сколько это может стоить? — спросил у Лагоса, но тот пожал плечами.

— Достойная плата и, главное, редкая, — услышал сзади тихий голос Гиты, которая, как всегда, стояла за спиной Иланы, — Три года назад тигриную шкуру купили во дворец Жеронского экзарха, за сто двадцать зеолов.

— Ух ты! — пробормотал Лагос, — стоит, как большая усадьба вместе с рабами.

После решения вопросов выплаты контрибуции и скрепления мирного договора на вечные времена кувшином тростникового вина (шаман и старейшина выпить были не дураки), посёлок резко ожил. Аборигены помогли убраться своим раненным, унесли убитых, а затем все скопом отправились в тайгу, видать на погребение, и появились только к вечеру. К обоюдному согласию никто из нас друг друга в этот день не беспокоил.

Мы расположились на поляне в километре от крайних хибар, составили из арб небольшую крепость, натянули тенты от ветра, только теперь мы с Иланой установили себе палатку. Стали здесь обустраивать свой лагерь в первую очередь потому, что ближе к посёлку вся территория была вытоптана, а здесь под снегом была настоящая подушка сена.

Планировали задержаться дней на пять, поторговать, затем выполнить следующий четырёхдневный переход к очередной группе посёлков. Лагос говорил, что его бывший хозяин в этих двух местах за две с половиной докады фактически продавал всё, но у нас товара было почти в два раза больше, поэтому предстояло осваивать более широкую среду обитания таёжных дикарей.

Ночью периметр наших «пугал» не пересекла ни одна поселковая собака, даже дети, которые объявились с самого утра, вдруг развернулись и прыснули обратно, после чего догадался деактивировать и снять две стойки, расположенные по направлению к посёлку. А потом повалил местный народ и начался торг, при этом наша Ханна проявила себя с неожиданной стороны.

— Смотрите, господин, — она вдруг подошла ко мне, когда я пересчитывал связки соболей, — эти шкурки хорошие, а эта — плохая. У неё мездра сморщена и мех не такой густой.

С тех пор я с облегчением вздохнул и назначил её продавцом и главным приёмщиком, а помогали ей дочери и, как это ни странно, Лагос. Да, в последнее время мой одноногий воин сильно изменился, правда, его желание повеселиться и покувыркаться никуда не исчезло, а совсем наоборот. Только теперь в его спальном мешке по ночам попискивала не местная аборигенка, отмытая в походной баньке, а размеренно постанывала моя главная продавщица. Кстати, шустрик Динос прибрал к своим рукам её обеих дочерей.

Мы с Иланой лишний раз убедились, что в этом мире в сексуальных отношениях понятия интимности ещё не существовало. Многое было не только слышно, но и явно видно, и такое положение дел никого из присутствующих совершенно не смущало.

Что ж, ничего не поделаешь, дикие времена, дикие нравы.

 

Глава 6

Наше путешествие по тайге продлилось сорок шесть дней. В первом посёлке первые три дня торговля шла средненько, зато в последующие три, с зимников примчались охотники с пушниной, и началось веселье. В хунзах аборигенов запахло свежими лепёшками и завоняло винным перегаром, дни пролетали в пьянках и гулянках.

Все воины формально считались в походе, поэтому потребление горячительных напитков было под строгим запретом, зато все парни, свободные от нарядов, накувыркались с местными девками от души. На территории лагеря этого им никто не запрещал, и начинали они в помывочной, а продолжали в спальных мешках. Оказывается, род был заинтересован во вливании свежей крови, вот и направляли к нам тех, кто в это время мог забеременеть. Однако, вскоре аборигенам на обмен стало нечего нести, закончились меха, поэтому они опять рванули на охоту, а мы засобирались дальше.

Перед самым убытием, лагерь посетил старейшина Го с сыновьями, и выпросил в долг три бочонка вина, бочонок муки, три комплекта доспехов с железными нагрудными пластинами, пять сабель, десять копий и два десятка ножей. Лагос вспомнил, что такая практика здесь существует, и торговец Саридон в своё время тоже ссужал в долг местных глав родов разными товарами, вот и подумал: А почему бы и нет? Поняв из разговоров сыновей Го, что они собираются отправиться поторговать на упряжках в какие‑то дальние поселения, а так же выслушав заверения старейшины, что расчёт меня будет ожидать уже через десять дней, решил согласиться.

О дальнейшем маршруте мы тайны не делали, наоборот, о том, куда двигаемся, говорили всем и каждому. Таким образом, молва о торговом караване, охраняемом кучкой воинов, но сопровождаемом «сапсем молодой, но великий баба–саман, его умеет кидать доздь из зелезный стрелка», надолго нас опередила. Видимо, поэтому на нас никто ни разу не напал и, мало того, все встречные одинокие путешественники обходили десятой дорогой. А когда прибыли во второй посёлок, то здешний старейшина, растеряв свою важность, сказал буквально следующее:

— Йой, купеса, твоя узе давно здём, сицас будем делать праздник! А где твой баба–саман, покази, а?

За его спиной толпилась куча дикарей, в том числе и лохматое чучело в маске.

— А их шаман что, старейшине подсказать не может или твою силу не чувствует? — спросил подошедшую Илану, которая видела энергетическую составляющую человека, обладающего пси–способностями.

— Ничего он не может показать, — ответила она, — он больше шарлатан, чем шаман, его аура блеклая и скудная на цвета, а значит, силы не хватит и на минуту ментального воздействия.

В здешних местах мы задержались ненадолго, но загрузились ничуть не меньше, чем в первом посёлке. Дело в том, что местные охотники, зная о маршруте каравана, уже давно подготовились к торгу, и для того, чтобы выгрести все их меха, нам понадобилось лишь три дня. А дальше повторилась история с долговыми обязательствами.

Видно, не просто так предприниматели, например, тот же торговец Саридон доставлял к своим покупателям всего четыре арбы с товаром (без учёта пятой, загруженной продуктами питания и личными вещами команды). Если бы было больше, то и времени на реализацию затратил бы больше, в результате нависала угроза задержаться до весны и попасть в руки какой‑нибудь банде кочевников.

Сидеть на месте и потихоньку торговать, никакого резона не было, нас ожидали в будущем другие, не менее интересные дела и к их исполнению нужно было поспеть вовремя. У нас оставалось ещё четыре нераспроданных арбы, поэтому прибытию делегации должников я искренне обрадовался, и пол–арбы товаров раздал без сожаления. После этого мы отправились к более отдалённым поселениям, к которым, говорят, ранее торговцы не ходили.

Дальнейший переход занял ещё семь дней. Однажды ночевали у небольшого посёлка, при этом несколько часов неплохо поторговали но, наконец, прибыли в крайнюю точку нашего нынешнего пути, где задержались надолго. И задержались не потому, что слабо шёл торг, как раз совсем наоборот, неизбалованные имперскими товарами, но вполне платёжеспособные аборигены размели всё буквально за четыре дня. Дело было не в этом.

На второй день к нашему лагерю на собачьей упряжке подкатила какая‑то богато одетая женщина. Среди покупателей пронёсся шёпот: «Великий саман Эо присол», после чего резко отступили в сторону, пропуская её вперёд, и стали часто–часто кланяться. На мой взгляд, она совсем не походила на шаманку, внешне чистоплотная и аккуратная старушка, с блеклыми, но сохранившими зелень радужками глаз и чертами лица далеко не восточными. Остановившись в шаге от лежащих на снегу покрывал с разложенным товаром, она по нему скользнула взглядом, зацепившись на миг за остаток рулона шёлковой ткани, доставшийся нам в числе трофеев, и подняла глаза на Илану, которая, в свою очередь, с недоумением уставилась на неё.

Так они смотрели друг на друга несколько минут, взгляд пожилой женщины был спокойным и неподвижным, зато выражение лица Иланы стало сначала удивлённым, затем радостным, словно она, наконец, после длительного расставания встретила родственницу или близкую подругу. А в моей душе поселилась тревога, которая крепла с каждой минутой, при этом правая рука непроизвольно сунулась к игольнику подполу тёплого халата. Но в ту же секунду старушка развернулась лицом ко мне, уважительно поклонилась и посмотрела добрым, но укоризненным взглядом, как когда‑то смотрела на проказника Рэда родная бабушка.

— Здравствуй, Сошедший–с–небес, — сказала она чистым грудным голосом на языке ахемени, народа, живущего в соседней с Парсией империи.

— И тебе здравствовать, уважаемая, — ответил ей, при этом моя ладонь соскользнула с рукояти игольника, — Ты, наверное, ошиблась, я торговец, меня зовут Рэд Дангор.

— Рэд Дангор, — она медленно повторила моё имя, словно прислушиваясь, как оно звучит, затем её лицо растянулось в улыбке, — Я не ошиблась, Мореход, и знаю, кем ты был, кто ты есть и кем будешь.

— И кем? — немедленно спросил у неё.

— Мореходом, основателем славной династии и отцом её детей, — так же с улыбкой она кивнула на Илану.

— Хм, — ухмыльнулся ей в ответ, — об этом я и так знаю.

— Двух династий, — вдруг поправилась она, и её лицо стало серьёзным.

— Не понял, уважаемая, почему двух?

— Так вам обоим на роду написано, — она коротко пожала плечами, — И называй меня Эо.

— Благодарю за пророчества, Эо, — в свою очередь поклонился, вернув дань уважения, — Ты что‑то хотела приобрести?

— Нет, я пришла, чтобы пригласить в гости твою Златовласку, — ответила старая ведьма, — И не беспокойся, вернётся в целости и сохранности.

Илана посмотрели на меня просящим взглядом, при этом её милое личико светилось искренней радостью, что случалось далеко не часто. Ну и ладно, коль ей так хочется, то пусть погостит, поэтому пожав плечами, утвердительно кивнул головой.

— Я живу там, отдельно, — старушка махнула рукой в сторону тайги, затем кивнув на Илану, добавила, — Она побудет у меня две докады.

— Две докады? — переспросил, не поверив своим ушам, — Мы не можем задерживаться так долго, нам надо поспеть разрешить другие неотложные дела.

— Спеши не спеша, и ты везде поспеешь, — заумно ответила она и посмотрела на Илану, — Твоя зеленоглазая ведунья знает слишком мало, но обладает большой силой и может познать гораздо больше. Я её научу видеть не только ауры людей, но и влиять на их действия, и видеть их будущее.

— То есть, и на меня сможет влиять? — моё лицо непроизвольно криво усмехнулось.

— Зачем на тебя влиять? — ведьма пожала плечами и съехала с темы, — Ты и так идёшь туда, куда надо.

Увидев в замаскированных лиловыми контактными линзами глазах моей девочки нетерпение и ожидание, вздохнул и утвердительно кивнул головой, на что она взвизгнула и подпрыгнула на месте, словно маленький ребёнок. Она радовалась как тогда, когда ещё были живы её мама и мой папа, когда мы ещё небыли рациональными убийцами, по понятиям центральных миров Содружества, а безмятежно счастливыми детьми. Быстренько собрав в палатке запасную одежду и сменное бельё, она проверила свой импульсник, потом вытащила из шкатулки золотую цепочку с зелёным камнем в кулоне и зажала его в кулачке.

— Подарок, — сказала она и чмокнула меня в щёчку, затем выскочила на улицу, забрала с покрывала и сунула под руку остаток рулона из синего шёлка и упала на санки, рядом с поджидавшей её ведьмой.

Честно говоря, мы с Иланой по натуре малоразговорчивы, вероятно, это был отпечаток случившейся в космосе трагедии, после которой мы уже ни разу, ни в какие детские игры не играли, а готовились к взрослой жизни. Поэтому, в пути чаще слушали других, иногда перекидывались одним–другим словом, да за полчаса перед сном могли о чём‑то поболтать, вот и всё. Разве что разговор был по делу, тогда да, вели скрупулёзный диалог и моделировали самые различные ситуации, пока не находили путь решения вопроса. Кстати, несмотря на юный возраст и короткий жизненный опыт, Илана была девочкой разумной, имела аналитический склад ума и была помощником во всех делах. Молчаливым, ответственным и преданным.

Вдруг из расположения лагеря вслед за собачьей упряжкой ускакала одна из воительниц, даже не предупредив меня. Оглянувшись вокруг, увидел за левым плечом старшую Гиту.

— Мы её защищаем, господин, — тихо сказала она, на что я в душе согласился и был им благодарен.

— Хорошо, — кивнул ей в ответ.

Почему‑то совсем не переживал, что с Иланой может что‑то случиться, подобное даже в голове не помещалось, но при её отсутствии скучал ужасно. Возможно, если бы занялся каким‑нибудь делом, то не думал бы об этом, но почти все товары вскоре были распроданы, меха посчитаны, рассортированы и увязаны, свободные от нарядов парни резвились в своё удовольствие, Лагос тоже заботу нашёл — Ханну с семейством, а мне было тоскливо. Посчитав, что народ слишком расслабился и озабочен не боевой подготовкой, а весёлым времяпровождением и излишним кувырканием с аборигенками, отстранил стариков от процесса и все эти дни лично гонял бойцов, как сидоровых коз. Фехтованием и рукопашным боем занимались с утра до вечера, собирая у лагеря огромную толпу ротозеев.

Наконец, по полудню семнадцатого по счёту дня из тайги появилась долгожданная упряжка, а следом всадница. Свою маленькую девочку сразу не узнал, между старушкой и каким‑то мальчишкой восседала незнакомка, разодетая в новенькую пыжиковую доху и обутая в расшитые белые лосиные торбаза, зато из капюшона светилось счастьем раскрасневшееся на морозе такое родное личико. Уже сейчас она внешне ребёнком не выглядит, а ростом стала повыше многих местных женщин. Думаю, что фигурой и формой тела она пошла в свою красавицу–маму, а таких высоких и стройных женщин в этом мире очень мало.

— Возвращаю твою девочку обратно, — сказала старая ведьма.

Илана вскочила с длинных саней, быстро подошла ко мне, цепко ухватилась за руку и крепко её сжала. Внешне её волнение от длительной разлуки не было заметным, выдавали лишь широко распахнутые, светившиеся радостью глаза.

— Маловато она у меня побыла, — продолжила ведьма, — Но в следующем году к этому времени буду её ждать обратно.

— Уважаемая Эо, в следующем году у меня совсем другие планы, — попытался ей возразить.

— Это у тебя другие планы, вот ты ими и займёшься, а девочку отправишь с караваном, ей ещё нужно поучиться. И не бойся, теперь никто из нашего народа на вас не нападёт, можете ходить свободно.

— Ну, не знаю, посмотрим, — пробормотал неопределённо, при этом поймал скептический взгляд ведьмы, мол, что ты там посмотришь, если вопрос уже решён.

— А это мой внук Хуа, ему исполнилось девять зим. Отдаю его тебе, — она вытолкнула вперёд приехавшего с ними мальчишку с раскосыми глазами и совсем не плоским лицом, он больше походил на хинданца, чем на местного жителя. На его поясе висел настоящий железный нож, и пока мы разговаривали с его бабкой, он во все глаза осматривал наш лагерь.

Железный нож на поясе аборигена говорил о силе рода и достатке семьи. Вообще‑то железо здесь появилось не так давно, несколько десятков лет назад, и местные до сих пор пользуются, в основном, костяными и каменными орудиями и инструментами. Нередко встречались бронзовые пики и ножи, поступающие через кочевников из Хиндана, но массивный бронзовый нож — это не железный, его на любом камне не заточишь. Таким образом, учитывая ценность и высокую функциональность, обычному ребёнку его просто так никогда бы не вручили.

— Зачем он мне, что я с ним буду делать? — спросил, с удивлением разглядывая мальчишку.

— У него другая судьба, Мореход, связанная с тобой, поэтому незачем ему сидеть в тайге, пускай отправляется в мир, — глаза старушки слегка увлажнились, но она быстро справилась с собой, — Возьми пока что слугой, а когда вырастет, то будет самым преданным помощником. Я знаю, что говорю, поверь мне.

— А что он умеет делать?

— Ха! — усмехнулась она, — Из лучка белке в глаз попадёт, и по деревьям прыгает лучше лесного кота. А ещё со своими старшими братьями дерётся, и сестёр обижает.

— Ну, девочек обижать не надо, — согласился с ней.

— А чего они всё время лезут ко мне, как будто я маленький, — сказал на языке ахемени насупившийся мальчишка.

— Вот, видал какой! — весело воскликнула бабка, — Хинданский и ахемени он знает, а парсийскому обещала Илана обучить.

— Что ж, коль Илана обещала, и коль ты считаешь себя большим, и готов отвечать за свои поступки, тогда возьму, — не успел сказать эти слова, как его лицо разгладилось, он шустро подбежал ко мне, схватил свободную руку и поцеловал.

— Ты что делаешь? — одёрнул руку.

— Рэд, это он вверил тебе своё тело и душу, теперь ты для него самый главный, — подсказала Илана

— Ага, ясно, — повернувшись и разыскав Вида, подозвал его к себе и указал на мальчишку, — Это Хуа, он по–нашему понимает плохо, но со временем научится. Отныне он будет ехать с тобой на одной арбе, и ты обучаешь его всему, что умеешь сам, понятно?

— Да, господин, — Вид коротко поклонился, затем хлопнул парня по плечу и кивнул головой, — Пошли со мной Хуа.

Тот было устремился следом, но был остановлен окриком бабки:

— Постой, неблагодарный мальчишка! — она подошла к нему, прижала к себе и тихо сказала, — Будь мужественным и честным, тогда тебя ждёт хорошее будущее, а теперь иди.

Когда она уже собралась уезжать, то обратила внимание на сиротливо висевший на высоком борту арбы цельнометаллический начищенный до блеска ламинарный доспех.

— Ай, какая красота! — воскликнула она.

— Эта красота дорогая, — ответил ей, — все ходят, руками трогают, языком цокают, но купить не могут.

— Ничего, — ведьма небрежно махнула рукой, — завтра купят.

— Мы завтра с утра собираемся уходить.

— Так с утра и купят. Прощай сынок, я тебя больше не увижу, — она прижалась ко мне, словно к родному внуку, затем поцеловала в лоб стоявшую рядом Илану, — Через год жду тебя, девочка.

— Я обязательно буду, — ответила она.

Живо, как для старухи, ведьма подбежала к саням, свалилась в них и воскликнула: «Хо! Хо!». Собачки резво взяли старт и через две минуты скрылись в тайге, а мы стали готовиться к завтрашнему выходу. Светлое время суток в зимнее время истекает быстро, но все подготовительные мероприятия были выполнены, и мы со спокойной совестью отправились спать.

Откуда‑то знал, что нахожусь во дворце цезарха провинции Немея, но никак не мог понять, каким образом очутился в спальне его младшей жены, и почему лежу обнажённым в этой роскошной постели. Хотел было подняться, но тело, словно окаменело, не смог пошевелить ни руками, ни ногами, стал уже волноваться, но вдруг распахнулась дверь и вошла она. Да, это была та самая, которая последние ночи мне часто снилась: те же стройные ноги с аккуратно подстриженным треугольником внизу живота, та же узкая талия и торчащая упругая грудь.

Ни слова не говоря, она забралась в постель, встряхнула гривой густых шелковистых волос и легла рядом, при этом голову положила мне на грудь. От прикосновения её тела у меня спёрло дыхание, а в душе возникло что‑то непонятное. Она приподнялась, заглянула мне в глаза и томно хлопнула ресницами, затем потянулась и изогнувшись, словно кошка, провела по моей груди вверх и вниз твёрдыми сосками. Слегка царапаясь, её руки опустились к низу живота и, сначала одна ладошка, затем сверху вторая ухватили и крепко сжали мой член, вдруг ставший большим и напряжённым, как у взрослого мужчины. Вытянув шею, она ещё раз весело посмотрела на меня и тихо засмеялась, затем откинув длинные волосы, склонилась и лизнула языком головку члена, после чего погрузила его в рот. Жар её губ разлился по всему телу, сердце стало вырываться из груди, а душу накрыла сладострастная нега, пока не переполнилась через край и не выплеснулась, оживив моё ранее неподвижное тело, которое вздрогнуло и задёргалось в долгих конвульсиях экстаза…

Где‑то вдали глухо залаяли собаки и, открыв в темноте глаза, вдруг понял, что нахожусь сейчас в своей походной термической палатке, лежу на застеленном овчиной надувном полу, а всё, что только что было — это всего лишь сон. Но какой он яркий и красочный! И окончился совсем не так, как это было вчера и позавчера, а очень неожиданно и ужасно приятно.

— Что с тобой, что случилось? — всё ещё вздрагивая, услышал голос заспанной Иланы.

Пахнущая травами, она лежала рядом, как обычно прижавшись ко мне и закинув руку на грудь, а ногу на живот. На здоровье мы не экономили и заряда палаточного аккумулятора не жалели, поэтому обогреватели работали исправно, мы на ночь даже не укрывались. И всё же какой‑то дискомфорт ощущался, что‑то было не так.

— Ой! Ты описался?! — вдруг понизив голос, спросила Илана и убрала с живота ногу.

— Не может быть! — ответил ей и, прижав рукой то, что только что было придавлено её коленом, почему‑то испугался.

Она включила тусклый ночник, привстала и склонилась надо мной.

— И правда, мокрые, — прошептала она, — Давай помогу снять, приподними попу.

— Я не описался, — в моей голове сложилась мозаика случившегося, и я облегчённо вздохнул.

— Тогда почему они мокрые? — спросила и стала энергично стягивать с меня трусы, затем замерла и воскликнула, — Ух ты! Какой он у тебя огромный!

— Илана! Не тычь в него когтями, — раздражённо прошипел сквозь зубы, высвободился из её рук, подошёл к деревянному корыту и взял в руки кувшин с водой.

— Давай помою, — засуетилась она.

— Не надо, я сам.

— Но я его раньше всегда мыла, тебе что, неприятно моё внимание? — спросила огорчённо.

— Не обижайся, как раз наоборот, будет слишком приятно.

Она вдруг взглянула на меня широко распахнутыми глазами, затем резко уселась на постель, на коленку поставила локоть, тыльной стороной ладони подпёрла подбородок и, несколько раз утвердительно кивнув головой, тихо констатировала факт:

— Ты стал мужчиной.

— Не совсем, — ответил ей, вытираясь полотенцем, — Вот когда схожу к жрицам Силары, тогда да, стану.

Она задумчиво осмотрела меня с ног до головы, задержала взгляд на члене, сощурила глазки и тихо сказала многообещающим тоном:

— Ну, ничего, скоро и я стану взрослой, тогда жрицы тебе не понадобятся.

— Это скоро будет нескоро.

— Год или самое большее два, я потерплю, — спокойно ответила она.

— Ха! Ты слишком торопишься, — не согласился с ней, — Ведь ты тоже изучала курс «Культура половых отношений», а там ясно сказано, что приобретение первого сексуального опыта девочкам до пятнадцати лет не рекомендуется.

— Ага, — она скептически искривила премиленькую мордашку, — Но там так же сказано, что с чисто психологической точки зрения онанизм и мастурбацию следует заменить регулярным нормальным сексом, и желательно с постоянным партнёром.

— Но целомудренные девочки этот момент спокойней переносят! — возмутился её непонятным препирательствам, — Короче, ты что, хочешь стать такой же каракатицей, какой стала после родов наша соседка Рина? Ведь ещё год назад она была изящной и симпатичной! — навис над ней и привёл, как мне казалось, самый серьёзный аргумент, — А ведь здесь регенерационных камер нет! Зачем мне некрасивая жена?!

— Да, камера, это хорошо, — не сдавалась она, — но можно обойтись и без неё. Существует ряд физических упражнений, помогающих восстановиться после родов и постоянно поддерживать себя в форме.

— Ладно, — махнул рукой, — Говорить об этом ещё рано и спешить некуда, и так должно быть ясно, что я твой на всю оставшуюся жизнь. И вообще, подай чего‑нибудь переодеться, не то верчусь перед твоим носом с торчащей вверх указкой.

Она хихикнула, резво вскочила и вытащила из сумки чистое нательное бельё. Подала мне трусы, улыбнулась и задорно подмигнула:

— И не надейся, что бросишь меня, я постоянно буду заниматься спортом и всегда буду красивой. А планировать рождение детей мы сможем без проблем, от моей мамы осталась большая упаковка регулирующих беременность препаратов, хватит лет на тридцать. Не переживай!

— Собственно, в данном случае лично я не переживаю, и беспокоюсь о тебе, а не о себе.

— Да, мне хочется поскорее стать взрослой, но ты не думай об этом, я потерплю, сколько надо, — она взяла меня за руку и кивнула, — Ну что, мой мужчина, будем ложиться отдыхать?

— Давай, — согласился с ней, и добавил, — Но в будущем спать вместе пока что воздержимся.

— Это почему? — чисто из вредности, а не по незнанию спросила она.

— Сама знаешь, мужчина к девочке в постель ложиться не имеет права, тем более, если это его близкая родственница.

— Но мы же не родственники, в том смысле, что не были ими, пока не познакомились моя мама и твой папа.

— Это не имеет значения. Существуют прописные истины, что нередко во сне, или при излишке потреблённого спиртного, или просто от женского запаха, даже волевой характер может дать сбой и толкнуть на неадекватное поведение. Вот как у меня в настоящее время, торчит и падать не хочет. Например, сейчас я на тебя смотрю совсем иначе, чем вчера, да ты мне и пахнешь по–другому. Всё, давай спать!

Илана некоторое время похихикала, потом затихла и опять засопела подмышкой, при этом несколько раз во сне пыталась закинуть на меня ногу. А я до утра так и не уснул.

Забегая немного наперёд, скажу, что с этого дня мы не спали в одной постели долгие годы. Нельзя сказать, что я относился к ней холодно, совсем наоборот, любил всем сердцем и жаждал каждую клеточку её тела. При этом утверждаю с абсолютной уверенностью, что моя девочка ужасно жаждала того же самого, и если бы с наступлением половой зрелости стала ко мне приставать, то я бы не выдержал, так как это дело мне понравилось с первого раза и навсегда. Но благодаря её внутренней дисциплинированности, стойкости духа и серьёзности характера, весь период до достижения возраста сексуального согласия, рекомендованный врачами Содружества и узаконенный в центральных мирах, она вытерпела полностью.

Между тем на улице забрезжил рассвет и народ зашевелился. Лагерь свернули быстро, при этом собственную палатку собирал аккуратно и тщательно, после неожиданного и вместе с тем для меня такого долгожданного ночного происшествия, мы с Иланой воспользуемся ею далеко нескоро.

Под матерные окрики деда Котяя мальчишки и девчонки–ездовые сгоняли с перекопыченного пастбища волов и заводили их в ярмо, рядом с ними вертелся и мой новый слуга — Хуа. Воины седлали лошадей, Лагос стучал деревяшкой по обледенелой земле и на опустевших и облегчённых арбах проверял размещение мешков с мехами, Ханна с Иланой на двух жаровнях готовили завтрак, а я встречал вдруг пожаловавшую с самого утра представительную делегацию аборигенов.

Большинство моих людей их плоские лица не очень различали, но лично я за две докады пребывания здесь, знал многих даже по имени. В данном случае пожаловал Лиин с компанией, старший сын местного главы рода, а так же Шин с дружками, богатей из соседнего посёлка, который находится в двенадцати километрах выше по реке.

— Купеса Рэд! — воскликнул Шин, — хоцу зелезный доха.

— Ты же знаешь, этот доспех стоит много, у тебя не было столько мехов, — ответил ему.

— Моя сицяс есть много, — самодовольно ответил тот.

— Цё присол? — к нему подбежал Лиин и толкнул животом, — Моя зелезный доха! Моя привёз больсе, цем много!

— Твоя цё, а?! Сама ходи проць! — Шин в свою очередь надул живот, подал грудь вперёд и толкнул Лиина.

Команды обеих сторон стали подтягиваться ближе и стало ясно, что общей свалки не избежать.

— Стоять! — воскликнул я и поднял руку, — Показывайте свои меха, у кого их больше, того и доспех. А может ни у одного, ни у другого не хватит?

— Нет, моя хватит, моя много! — сказал Шин и его дружки стали вытаскивать соболей и бобровые меха.

На первый взгляд, по меркам империи здесь лежало огромное богатство, не менее, чем на сто золотых. Честно говоря, в местных реалиях торговать такими вещами, как мечи и доспехи, совсем не выгодно, даже из расчёта металлоёмкости за них нужно ломить несусветную цену, но продать дороже, чем в три–четыре раза от имперской цены не получается. За многие годы торговых отношений с дикарями, номенклатура товаров, пользующихся высоким спросом, давно определена, и за тот же обычный железный нож или мерку вина здесь можно получить десятикратный подъём. И всё же по рекомендации Лагоса, чтобы не тащить обратно добытые в бою трофеи, мы их выложили на продажу и потихоньку реализовали. Остался лишь ламинарный доспех и боевые луки со стрелами, которые дикарям даже не показывали.

— Ха! — воскликнул Лиин, — Моя больсе, цем много!

И действительно, его голубые выдры перетянули бурых бобров, поэтому Лагос тут же снял с крюков и передал счастливому Лиину доспех, шлем с личиной, поножи и кожаные штаны с железными набедренными пластинами и наколенниками. Когда тот с довольной командой отъезжал, посмеиваясь над неудачником, Шин натурально заплакал, при этом дружки его стали успокаивать. Такое поведение боевитой молодёжи меня шокировало окончательно.

— Да не расстраивайся ты, — между тем Лагос подошёл к нему и хлопнул по плечу, — Тот доспех и на него, и на тебя большой.

— Не понимаю, зачем они его вообще покупают, — я не переставал удивляться, — тем более, что работать с металлами они не умеют, и исправить его не смогут?

— Ну, как же, — Лагос развернулся ко мне и пожал плечами, — для статуса!

А в это время Шин, вытирая слёзы, подбежал ко мне, поклонился и стал хватать руками полы моего халата.

— Рэд, бери моя меха, весь бери! Твоя привези следуюций зима зелезный доха, луцций, цем дал поганый Лиин, а? Моя будет долзник, исцо бобра принесу, целый рука!

— Шин, на следующий год я не приеду, у меня будут другие планы…

— Что ты за торговец, Рэд, уважь человека, — Лагос толкнул меня локтём, — Тебе идёт в руки целое состояние, а ты отказываешься брать!

— Зачем же человека обманывать, если я абсолютно точно знаю, что в будущем году не приеду.

— Я знаю, что ты не поедешь, но караван всё равно будет возглавлять Илана, — сказал Лагос.

— С чего ты взял? — тихо спросил у него.

— Слышал, как шаманка вчера говорила.

— Никуда я её не собираюсь отпускать! — резко возразил и внимательно посмотрел ему в глаза, — А ты что, знаешь язык ахемени?

— Немного знаю, — ответил он.

— А ещё кто из наших знает?

— Котяй, но он выучил лишь несколько слов, типа: «Давай золото! Давай серебро! Упала, раздвинула ноги или становись раком!»

— Понятно, а ты никому ничего не рассказывал?

— Нет, но после того, как расправились с собаками, все наши и так знают, что не только Илана, но и ты сам отмечен богами. А когда сюда впервые пожаловала старая шаманка, то я в этом ещё больше убедился. Но нет, никому ни о чём не рассказывал и не расскажу. Считай, что я поступил к тебе на службу до смерти.

Оглянувшись, заметил внимательный и укоризненный взгляд Иланы, после чего посмотрел на Лагоса, затем на выражение лица несчастного Шина, который в моих глазах опустился по самое не могу. Мне глубоко наплевать, что после моего отказа он будет опущен в глазах прочих аборигенов, но махнул рукой и принял решение к обоюдному удовлетворению сторон.

— Эх, твою мать, ведьмины штучки! — воскликнул в сердцах, с минуту подумал, затем вытащил из арбы мерило «имперский шанг» и сунул Шину в руки, украдкой сделав наладонником несколько снимков.

— Это таким образом снимается мерка, так что к следующей зиме получишь железный доспех, подогнанный по размеру, — разъяснил ему.

— Моя полуцит самый луцций зелезный доха?! — узкоглазое лицо Шина засияло счастьем, — Твоя привезёт, всем сказу!

К моменту прощания с довольными аборигенами поспел завтрак, а ещё через полчаса наш караван тронулся в обратный путь.

Переход через тайгу, длиной в полтысячи километров прошёл спокойно и совершенно без каких либо эксцессов, в дороге на нас никто не нападал, ни люди, ни дикие звери. О коммерческих результатах похода говорить было рано, мы лишь вышли к степи и впереди ожидал ряд незавершённых дел, но уже сейчас нужно отдать должное честности дикарей: за выданные в долг товары они рассчитались полностью.

 

Глава 7

Река, ледяной покров которой прослужил нам отличной транспортной артерией для проникновения вглубь таёжной страны, сделала петлю и повернула на запад, навстречу с Большой рекой. А наш караван выбрался на пологий берег и, оставив за спиной поросшую исполинскими деревьями тайгу, двинулся на юго–восток, в направлении далёких гор. К их подножью надеялись добраться в течение девяти дней, тем более что идти обратно было гораздо легче, теперь ветер дул не в лицо, а в спину. Но, как говорит Лагос, мы предполагаем, а боги располагают.

На поросшей подлеском и кустарником границе тайги и степи температура воздуха неожиданно понизилась до двадцати пяти градусов мороза, северный ветер задул сильнее, и над нами стали сгущаться тёмные свинцовые тучи. Сначала замела позёмка, а затем завьюжило колючим снегом, погода портилась прямо на глазах.

— Часа через полтора нас нагонит буря, — обеспокоено сказала Илана.

— Господин! Господин! — с передней арбы кричал мальчишка Хуа, — Пурга идёт!

— Что идёт? — придержал нервно похрапывающего Ворона и переспросил у него.

— Пурга! Злой ветер будет выть, как волки, и надует много плохого снега.

— А почему плохого?

— Потому, что он очень холодный, — ответил мальчишка и натурально вздрогнул, — надо делать лагерь, господин.

— А пурга, это надолго?

— Может быть целая рука дней.

— Не рука, а пять дней, — чисто механически поправил его.

— Да, господин, до пяти дней, — мальчишка утвердительно кивнул головой.

— Ничего себе! — воскликнул подъехавший к нам Лагос, — В мои прошлые поездки сюда снегопады были, не без того, но в такую катавасию попадать не приходилось.

— Останавливаемся и ставим лагерь? — спросил у него.

— Да! — он вырвался вперёд и стал лошадью теснить вправо тупо бредущих вперёд волов, — В круг! В круг!

Мы разместились рядом с густым и высоким кустарником, а в качестве ограждённой стоянки получился не круг, а вытянутый эллипс. Люди знали, что делать: по давно укоренившейся привычке загоняли лошадей и выпряженных волов к месту вероятного пастбища, в данном случае вглубь небольшого перелеска и укрывали их большими попонами, которые подвязывали под брюхом, чтобы не свалились. Я же, как обычно, в радиусе ста пятидесяти метров от центра дислокации объезжал лагерь и расставлял, а затем активировал «пугала».

Застучали топоры, парни рубили валежник и кусты, устраивая между деревьями подобие ограды для животных, это по задумке деда Котяя должна быть хоть какая‑то защита от ветра и метели. Освободившиеся воины стали устраивать походную кухню, натянув тент с подветренной стороны, вытаскивали и разжигали жаровни, а женщины Лагосового семейства приступили к приготовлению пищи. Воительницы без моего повеления или просьбы Иланы никакими общественными делами не занимались, и сейчас в закреплённой за ними арбе готовили себе место для длительного отдыха.

Теперь на снегу никто не спал, лишь на санях под тентом. На стоянке пустые бочки ставили друг на дружку, после чего спальных мест в девяти арбах для двадцати двух человек было более, чем достаточно.

— Мы застряли на трое суток, — уверенно сказала Илана.

— А что будет в более далёком будущем? — спросил у неё.

— А дальше не вижу, ведь я не могу видеть будущее буквально. Так, кое‑что чувствую.

После боя с каторжниками в качестве трофеев нам достались четыре целых арбы и девять волов, то есть, один оказался как бы ни у дел, но мы его в караване оставили, и он плёлся на привязи за крайней арбой. Когда Илана вернулась от ведьмы, и мы двинулись в обратный путь она, глядя на этого бредущего вола, вдруг с сомнением в голосе сказала:

— Знаешь, Рэд, мне кажется, что он в дороге падёт, его аура блекнет, над ней тень смерти.

— Как это, тень смерти? Раньше ты ничего подобного не видела.

— Тётушка Эо научила.

— Странно, — сказал тогда ей, — а на вид такой крепкий бык.

Всё это случилось несколько позже, но не доверять её предчувствиям у меня причин не было. И не только у меня, все остальные члены нашего маленького коллектива относились к любому её слову с абсолютным доверием. Вот и с продолжительностью непогоды она нисколько не ошиблась.

Три дня и три ночи держался крепчайший мороз и противно выл ветер, заметая нас таким густым снегом, что через несколько шагов даже средь бела дня не было видно ни зги. Арбы были засыпаны до крыши, и со стороны наш лагерь выглядел, как большой сугроб. Но даже при такой погоде девчонки пищу готовили дважды в день, а парни пытались обихаживать сгрудившихся в укрытии волов и лошадей.

Больше всего непроизвольно появившегося свободного времени проводили в спальных мешках, мучаясь от безделья, поэтому возможностей проанализировать дни прошедшие, и помечтать о днях будущих было много. За время путешествия наши молодые воины сильно изменились. Да что там говорить о ком‑то, когда я сам, попав под пресс реальных жизненных обстоятельств, стал смотреть на многие перипетии бытия совершенно иначе.

Илана тоже здорово поменялась, особенно после общения со старой ведьмой, у которой, кстати, почерпнула серьёзные знания и умения. Теперь она видела движение потоков внутренней энергии любого живого существа, и могла на них оказывать влияние. Таким образом, стала не только настоящим диагностом, но и неплохим врачевателем–телекинетиком. А ещё научилась «заговаривать зубы» или, выражаясь по–научному, расширила собственные гипнотические и нейролингвистические способности. Например, уговорила деда Котяя, что никакие зубы у него не болят буквально за одну минуту. Но лично я в первую очередь обрадовался другой её ранее совершенно забытой способности — весело и заразительно смеяться.

Несмотря на то, что мою девочку почему‑то побаивались, особенно старики и Ханна, за время путешествия она стала всеобщей любимицей, ей всячески пытались угодить. А воительницы, после того, как на собственном теле испытали, что в фехтовании и рукопашном бое Илане здесь нет равных (кроме меня, великого), стали к ней относиться, наверное, как к своему матриарху.

Буря стала стихать к исходу третьей ночи, а к полудню четвёртого дня температура воздуха поднялась до пяти градусов мороза, и в небе ярко засветило солнце. С горем пополам мы выбрались из сугробов, обиходили голодных лошадей и волов, напоили их тёплой водой и подкормили овсом, после чего тронулись в путь. До вечера можно было бы задержаться, но обладая определённой информацией, некогда полученной от командира отряда охранников Арнида Хондара, всё же решили поспешить.

Дело в том, что ставший нашим врагом торговец выходил в поход верхом на высококлассных и, соответственно, дорогих лошадях не просто так. Вначале его солидный караван из полутора десятков арб шёл торговать к многочисленным и богатым родам Большой реки.

Благодаря давно установившимся связям, брать на реализацию такой немалый объём товаров он себе мог позволить. Цены держал стабильно высокие и с распродажами особо не спешил, наоборот, он специально подгадывал ранее оговоренное время для встречи с представителями одного из кочующих племён, с которым на протяжении последних пяти лет имел деловые отношения. Да, именно им он продавал породистых парсийских жеребцов и кобылиц, которые ценились, например, в том же Хиндане втрое или вчетверо дороже. В данном же случае они их обменивали на двойную стоимость в золоте, плюс к тому добавлялась неприхотливая к корму крепкая степная лошадка, стоившая на имперских рынках не более трёх зеолов и имеющая высокий спрос у сельских арендаторов.

Обычно всеобщий торг любыми товарами, в том числе и лошадьми, производился весной, но здесь он проходил под строгим контролем главы самого могущественного кочевого племени. Между тем, царькам помельче заполучить что‑либо получше удавалось редко, но люди потому и разумны, что умеют находить решение любых, самых заковыристых вопросов. Таким образом, торговец Хондар и его контрагент–кочевник как‑то нашли друг друга, познакомились и с тех пор успешно сотрудничают, встречаясь для решения своих вопросов к полнолунию последнего месяца зимы. Правда, это на территории империи зимний месяц считается последним, здесь же снег будет лежать ещё как минимум месяца два.

Самый узкий серп состарившейся местной луны был пять дней назад, то есть, полнолуние наступит через одиннадцать дней, и к этому времени нам желательно уже степь покинуть и быть в горах, где готовиться к долгожданной встрече.

— Похоже на диких собак, — вдруг сказала Илана и указала рукой на восток.

Из‑за яркой белизны снежной пустоши, блестящей в лучах заходящего солнца, щитки тактических шлемов с активированной функцией светофильтра мы даже не подымали, поэтому, немедленно включил видеокамеру, приблизил изображение и стал осматривать окрестности.

— Что‑то ничего не вижу, — ответил ей.

— И я ничего не вижу, — согласилась она, — но где‑то они там есть, я чувствую.

Минут через пятнадцать в двухстах пятидесяти метрах восточнее появилась цепочка крупных серых существ, бегущих параллельно нашему движению. Они словно вынырнули из снежной пелены, пробегали небольшое пространство по открытой местности и опять исчезали, вероятно перебегали из оврага в овраг. Сейчас их стало видно даже невооружённым взглядом.

— Волки! Волки! — воскликнул Хуа.

— Господин, а можно я одного достану? — спросил Вид, при этом орудуя рычагом взвода тетивы арбалета.

— Нафиг надо?! — воскликнул Лагос и стал похлопывать по шее захрапевшую лошадь, — Там их полтора десятка, пускай бегут своей дорогой.

— Боюсь, что наши дороги пересекутся, — откинув лицевой щиток, сказала Илана.

— Да? — переспросил Лагос и не дожидаясь ответа, выхватил свой арбалет, защёлкнул на нём стальной лук и поднял вверх над головой, — К бою!

Команда была очень своевременной, так как стая этих опасных хищников вынырнула как бы из‑под снега буквально через две минуты в восьмидесяти метрах от нас и, подняв загребущими лапами снежную пыль, быстро устремилась наперерез нашему авангарду.

В мыслях промелькнуло, что если первым залпом мы сможем выбить хотя бы половину из них, то перезарядится всё равно не успеем, поэтому выпустив болт в волка, третьего по счёту от края надвигающейся стаи, отпустил арбалет, который повис на ремне и выхватил игольник.

— Бери импульсник! — крикнул Илане, целясь в очередного зверя.

Краем глаза отметил рядом с моим первым свалившимся волком, кубарем покатившихся двух других, пораженных моей девочкой и кем‑то из парней–ездовых. Стрелы из луков Гиты и Кары опять полетели, как из пулемёта, но все же шестеро хищников почти прорвались к ногам нервно гарцующих и мешающих стрелять лошадей. Если бы не личное оружие, пришедшее с нами из другого мира, то они бы нам дел натворили. Лично я успел из игольника завалить двух волков, Илана двух, и воительницы по одному, всадив стрелы почти в упор.

— Назад! — услышал крик деда Котяя и, оглянувшись, увидел, что к нам на выручку спешит семь человек арьергарда, а в это время к хвосту каравана мчится пятеро других волков.

Быстрее всех среагировала Гита, пока Ринос, Лидус и компания недоумённо вертели головой, останавливали лошадей и разворачивались, она быстро отъехала в сторону, освободив сектор обстрела, и начала посылать стрелы одну за другой. Девять арб каравана растянулись на сто двадцать метров — дистанция вполне убойная, поэтому Гита завалила сразу двоих волков, третьего успел поразить шустрее всех развернувшийся Динос, зато двое оставшихся скрылись с правой, невидимой стороны арбы.

— Оставайтесь здесь! — повернулся к Илане, — Лагос, за мной!

Вдали хрипло и отчаянно заревел какой‑то вол, испуганно мычала тягловая скотина всех прочих упряжек, издали слышался визг Ханны и громкий мат деда Котяя. Но когда мы подъехали, то всё было кончено: метрах в трёх–пяти от крайней арбы валялись полутрупы трёх волков, ещё дышащих и повизгивающих; привязанный к заднему борту запасной вол стоял на коленях передних ног и поливал снег хлеставшей из горла кровью, а с правой стороны, почти у ног волнующейся упряжки тягловой скотины корчились ещё два больших серых зверя, один из них был пробит болтом, а в спине второго торчал дротик.

— Охранники говняные! Бросили пост на произвол судьбы! Вас кто‑то позвал в авангард, а?! Вы чего туда попёрлись?! — подняв голову к небу и потрясая руками, возмущался дед Котяй, затем всё своё негодование переключил на Диноса, добивавшего мечом одного из извивавшихся волков, — Ты чего, сопляк, тычешь свою железку в мою добычу, шкуру портишь?! Тычь в своего! Чё, сбежал и не добыл, а?!

— Чего орёшь, дед, у меня тоже есть один, — недовольно буркнул Динос, — И не сбежал я!

— Есть у него один! — передразнил его дед и, нервно дёргая плечом, посмотрел на Лагоса, — Совсем пацаны нюх потеряли! Вместо того, чтобы о службе думать, они здесь либо задницы и сиськи наших баб обсуждают, либо мечтают о прелестях жриц Силары.

— Завидует, глухарь старый, — кто‑то сказал негромко.

— Да у меня, да я! — возмущенно подскочил на козлах дед Котяй, который частенько прикидывался глуховатым, но при том слышал всё отлично, — Да подо мной любая баба ещё лет десять будет визжать от удовольствия, не то что под вашими несчастными писунами.

Он в сердцах сплюнул наземь, отложил арбалет в сторону, сунул руку под тент и вытащил из арбы плотницкий топор, после чего соскочил с козел и отправился тюкать бившихся в конвульсиях волков обухом по башке.

— Действительно, непорядок, — укоризненно сказал Лагосу, угрюмо дорезавшему раненного вола, затем окинул всех остальных воинов недовольным взглядом и, развернув Ворона в голову колоны, воскликнул, — В круг, разбить лагерь! Здесь будет ночёвка.

— Ты же здесь командир, как ты мог полностью оголить хвост каравана?! — послышался за спиной голос обозлённого Лагоса.

— Так на вас же напали! И это волки, а не люди, — оправдывался Ринос, — Вот я и подумал…

— За тебя думает хозяин, а тебе положено исполнять приказ! — отрезал Лагос, — Волки не глупее людей оказались! Видел, как грамотно их вожак организовал нападение?!

— Так кто ж знал? — Динос попытался успокоить своего отца и отвести закипавшую грозу.

— Заткнись! — оборвал он его, — Значит так, со всех вас штраф в пользу хозяина по одному зеолу, а с Риноса — три!

О чём они говорили дальше, не слышал, так как отъехал достаточно далеко. Конечно, даже три зеола по сравнению с будущим вероятным заработкам для моих людей — это пыль. Между тем, в империи — это деньги немалые, если к примеру учесть, что вполне приличный дом с подворьем и садом будет стоить до пятидесяти зеолов. Кстати, в Содружестве на планетах фронтира домик такой квадратуры, но изготовленный не из натуральных материалов, а из искусственных, затянет до ста тысяч кредитов. Таким образом, теоретически один зеол античной империи можно приравнять к двум тысячам кредитов цивилизованного мира. При среднемесячном заработке нормального работяги Содружества в шесть тысяч кредитов, можно с уверенностью сказать, что две тысячи и там считаются деньгами немалыми.

Нынешнее происшествие обошлось не без последствий, но мои воины получили серьёзный урок, наказаны справедливо и, надеюсь, в дальнейшем подобную сегодняшней ошибку вряд ли допустят.

После разбивки лагеря мальчишка Хуа демонстрировал мастер–класс по свежеванию тушек, при этом ему помогали все свободные воины. Двух волков ободрал дед Котяй с внуками, они же потрошили быка.

— Хороший был бык, молодой, — сокрушался старик, между тем вырезал брюшину, отделил и порубил на куски рёбра с сочным мясом и кивнул внукам, — Тащите все это Ханне, пускай сегодня варит свежатину.

Среди отличившихся оказался и Вид, чему Лагос, на счету которого также числилась одна добытая шкура, был очень рад, всё же его сыновья не подкачали. А то, что основная часть трофеев принадлежала воительницам, никого совершенно не смутило, вроде бы как так и должно быть, недаром в такие походы без профессиональных лучников никто не ходит. Нехитрый анализ показывает, что тактические действия отделения лучниц в подобной ситуации особо ничем не хуже отделения стрелков, вооружённых лёгким огнестрельным оружием.

Гите принадлежало семь шкур, Каре — пять, правда одна из них была продырявлена двумя стрелами, а так же нам с Иланой — шесть. Воспользовавшись общей сумятицей, тела четверых волков, поражённых игольником и импульсником, проколол болтом, чтобы при свежевании были видны ранения хотя бы внешне.

— Лагос и обе наши воительницы твои потуги просекли, — услышал в наушнике голос Иланы.

— Ничего не поделаешь, — ответил ей, — Как с этим дальше быть, и нужно ли что‑то предпринимать, подумаем в пути.

— Ты не переживай, нам незачем их бояться, — сказала она, — Не чувствую от них никакой угрозы, даже наоборот, будут всеми способами защищать.

Рано утром ещё до рассвета выбрался на улицу по малой нужде. Посреди лагеря спиной друг к другу сидели караульные, а между ними тлела блеклая жаровня. Они о чем‑то тихо бубнили, но один из них меня явно заметил.

Хорошо вытоптанный снег под ногами не скрипел, поэтому прошмыгнув мимо, устроился с тыльной стороны у заднего борта и, стараясь сильно не журчать, справил нужду. Возвращаясь назад, вдруг отчётливо услышал своё имя и остановился; под тентом соседней арбы разговаривали между собой обе наши воительницы.

— Рэд стреляет невидимыми стрелами, а Великая — молниями, — тихо сказала Гита.

— Ой, мама, я как это увидела, так сразу онемела, ведь бросать молнии могут только боги. Ты среагировала на угрозу с тыла, а я не смогла, была в ступоре.

— Кара, это было оружие. Ещё когда он собак бил из своего странного метателя невидимых стрел, у меня закрались некоторые подозрения, но когда старая ведьма назвала его Сошедшим–с–небес, а Илану зеленоглазой Златовлаской, я поняла кто они такие, — Гита немного помолчала и продолжила, — Доченька, ты умирала, и жизнь могла спасти только сильная ведьма, а сила к ним приходит, к твоему сведению, лишь с возрастом. А теперь посмотри на её лицо и задайся вопросами, может ли она быть опытной ведьмой, может ли она быть великолепной мечницей или рукопашницей? Боюсь сказать ересь, но если не говорить о силе, то даже наша матриарх по технике боя с ней вряд ли справится.

Ещё бы, подумалось мне, ведь в виртуальные игрушки Содружества закачивают опыт тысяч лет многих миров и народов, поэтому здесь таких спецов не может быть в принципе, и победа над вашей матриархиней, скажем, через несколько лет, это не субъективная возможность, а объективная реальность. Так что моя Илана вполне могла бы стать вашей царицей, поставь мы перед собой такую цель, но тогда на всю жизнь пришлось бы связаться с мужененавистническим женским кодлом. Брр, нет, нам этого не надо.

— Но ведь глаза‑то у неё не зелёные и волосы не золотые, даже не понимаю, почему старая ведьма всё время называла её Златовлаской? — между тем спросила Кара.

— Потому что прячется под наложенной иллюзией, но видишь, сильные ведьмы могут распознать.

— И как нам дальше быть, мама?

— А что дальше? Сама наша праматерь, богиня Иола уже распорядилась нашей судьбой. Лично я останусь с Великой и буду исполнять долг крови до конца дней своих.

— А я?

— А ты, девочка моя, как положено, должна исполнять своё предназначение.

— Какое предназначение, мама? — Кара слегка повысила голос, — Я этих мужланов и раньше терпеть не могла, а сейчас ненавижу! Ненавижу!

— Не кричи! — зашипела Гита, — И успокойся, время лечит, поверь. А пока что тебе надлежит быть рядом со мной.

— Хорошо, мама, — вздохнула Кара.

— Да–да, милая моя, я тебя потом научу, что делать, — она опять немного помолчала, и тихо пробормотала, — Думаю, Великая нам не откажет.

— Ты о чём, мама?

— Есть легенды, что раньше отцами наших матриархинь были совсем не мужланы.

— А кто?

— Сама знаешь, но рано ещё об этом говорить. О! Старый мужлан проснулся, сейчас будет общая побудка.

Невдалеке раздались кряхтение и матюги деда Котяя, именно он был главным «будильником» личного состава, поэтому решил по–быстрому ретироваться. Всё, что нужно было, я услышал, и теперь знал главное: воительницы против нас злоумышлять не намерены, значит и мы против них злоумышлять не будем, пускай живут.

Утро оказалось тихим и безветренным, небо было чистым, и день обещал стать ясным и спокойным. Позавтракав и собравшись, мы двинулись в дальнейший путь, только теперь воительницы поменялись местами, за спиной Иланы ехала Гита, а за моей — Кара.

Почему‑то ближе к полудню ощутил какое‑то состояние дискомфорта, почему‑то на душе было тревожно. Обратил внимание, что Гита тоже усердно вертела головой по сторонам, а её глаза сощурились и стали внимательней.

— Илана, ты ничего не чувствуешь? — спросил её на общем языке Содружества.

— Ты знаешь, мне неспокойно ещё с вчерашнего дня, но ауры во всех наших чистые, теней нет и никакой беды не предвижу. А у тебя что, есть ощущения опасности?

— Да, какой‑то неприятный холодок в груди, и вроде как адреналин начал сочиться в кровь.

— Странно, — она пожала плечами и внимательно на меня посмотрела, — при усвоении боевой учебной программы курсант в виртуале многократно умирает, это накладывает на подсознание определённый отпечаток. Поэтому в реальности перед началом боя воин обычно спокоен, а адреналин в кровь попадает только во время боевого транса. Точно так же, как это происходит у нас с тобой.

— Всё это я знаю, поэтому и странно.

— Между тем, в любого опытного воина интуитивное чувство опасности развито неслабо, и к нему нужно прислушиваться, — Илана склонила голову и как бы прислушалась к себе, — Я вот тоже что‑то чувствую, но повторюсь, никакой беды не вижу. Да и визуально степь чистая, ближайший холм в трёх километрах, никаких подозрительных следов тоже не наблюдаю.

Оглянувшись на беспокойную Гиту и безмятежного Лагоса, активировал видеокамеру и в который раз стал осматривать окрестности.

— Рэд, есть опасность! — из наушников ударил звонкий голос Иланы, она привстала в седле и рукой указывала на холм, — Они там! Теперь я их чувствую, их много!

— Тревога! В круг! В круг! К бою! — откинув лицевой щиток, заорал и я.

— К бою! — вторил Лагос, беспрекословно доверяющий чутью Иланы.

Ничего не спрашивая, он тут же развернулся и налетел на переднего левофлангового быка, заворачивая его в сторону. В свою очередь погонщики, железно усвоившие порядок действий, стали энергично тюкать стимулами в круп своим волам, ускоряя процесс. Те недовольно замычали, но перебирали ногами гораздо веселее. Когда вправо завернула уже третья арба, из‑за холмя показалась группа всадников, и не просто большая, а очень большая, по меньшей мере около сотни.

— Прячь! Прячь! — кричал Лагос и размахивал над головой руками.

Это значило, что погонщик догонял впередиидущую арбу и заводил своих волов за укрытие её правого борта. Таким образом, с фронта стояла стена повозок, а саму тягловую скотину видно не было. Мы тоже ретировались за это укрытие, спешились и рассредоточившись по щелям между арбами, стали ожидать приближения врага. А то, что это именно враг, никто из нас не сомневался.

Что такое пробежать три километра на лошадке, привычной к снежному покрову? Да ничего, пять минут времени. Сейчас степняки, удерживая в руках луки, пошли дугой и стали вытягиваться цепью.

— Строят карусель! — воскликнул Лагос, знающий о тактике степняков не понаслышке и поведавший об этом и нам. Да, это страшно, когда буквально за полторы–две минуты на маленький пятачок охраняемой территории упадёт несколько тысяч стрел. И горе защитникам, если у них нет адекватного ответа.

— Не бояться! — передав Илане рейлган и запасной магазин снарядов, при этом забрав себе её арбалет, стал подбадривать бойцов, в большинстве своём тех же мальчишек. — По команде «Делай раз!» бьём навесом, дальше стреляем без команды! Вы самые лучшие воины! С вами я! С нами Илана! Мы победим!

Мы с Иланой устроились рядом, приготовившись к стрельбе в положении с колена, за нами во весь рост стояли обе воительницы. Тут же вертелся Хуа.

— Ты чего здесь трёшься? — спросил у него.

— А чего мне, с бабой и девками сидеть? — он угрюмо скосил глаза на Ханну и ее дочерей, присевших за арбой испуганной кучкой.

— Держи, — вспомнив, что у мальчишки глаз — алмаз, передал ему тул с болтами и арбалет Иланы, из которого он уже неоднократно демонстрировал свои снайперские способности, — И не подведи меня!

— Не подведу, господин! — несмотря на близкую возможную гибель, его глаза светились настоящим счастьем.

Приближающийся гул от топота копыт не скрывал даже изолятор — слой снега. Всадники уже были от нас в четырёх сотнях метров, но всё ещё обходили широкой дугой, пытаясь замкнуть кольцо на убойной дистанции своих луков, а это метров сто пятьдесят — двести. Голова цепи сейчас надвигалась прямо на нас, удобно вытянувшись для навесной стрельбы.

— Внимание! — воскликнул я, — Не обязательно целиться в людей, можно бить лошадей! Не жалеть! Ясно?!

— Да! Ясно! — раздались голоса.

— Приготовиться! — при этих словах все подняли арбалеты, — Делай… Раз!

Болты устремились к надвигающейся цели, а мы немедленно стали взводить тетиву и стрелять, снова и снова. После первого арбалетного залпа упало четверо всадников и свалилось шестеро лошадей. Зато рейлган в руках Иланы нанёс вражеской цепи настоящее опустошение, высокотехнологичная и совершенная система прицеливания обеспечивала точное поражение врага.

Если мы из арбалетов сделали ещё по два выстрела, то она отстреляла весь магазин на пятьдесят четыре снаряда в упор и, фактически, каждый из них нашёл свою цель. Перезарядившись и стреляя уже в угон, она свалила ещё семнадцать убегающих врагов. В приближении камеры мне было видно, какой ужас появился в глазах совсем ещё недавно радовавшихся идущей в руки добыче и её малочисленной охране. Нужно было закрепить успех, поэтому бросив арбалет на снег, подбежал к Ворону, вскочил в седло и крикнул:

— По коням!

Вытащив меч и взяв в левую руку игольник, устремился в степь, услышав за спиной топот копыт. В том, что за мной последуют все наши воины, даже не сомневался. На поле боя лежали раненные и убитые, люди и лошади; одни из них стонали и кричали, а другие замерли неподвижно в неестественных позах. Десятка два спешенных врагов пытались убежать, проваливаясь по щиколотки в снег.

Ворон вначале всхрапнул, затем коротко заржал и оскалил зубы, чутко восприняв посыл, он взял с места в карьер и понёсся в степь. Вот перед глазами возникла спина кривоногого кочевника, приблизившись к нему приподнялся в стременах и опустил клинок на его ключицу, резко и с оттяжкой. Увидев немного правее спину следующего, неумело перебирающего по снегу ногами, видать, он привык ездить верхом даже в соседнюю юрту. Немного потянул уздцы, и слегка изменив направление движения, достал мечом и его.

Крупы лошадей убегающих кочевников, половина которых осталось лежать на поле боя, мелькали уже за холмом и были в километре от меня. Догнать их можно было без проблем, эти степные лошадки долго галопировать не смогут, и душа рвалась вперёд, но рассудок требовал остановиться. Если среди бегущих остался хотя бы один хладнокровный воин, который сможет своих соплеменников остановить, развернуть и организовать дождь из стрел, то нашей малочисленной команде из двенадцати воинов не поздоровиться. Эта мысль промелькнула в голове, поэтому подавив азарт, перевел тяжело дышащего и щёлкающего зубами Ворона на рысь и стал поворачивать обратно. Идущие следом воины, привыкшие к беспрекословному подчинению, ломиться верёд не стали и полностью повторили мой манёвр.

К моему изумлению, в седле сидело не двенадцать воинов вместе со мной, а шестнадцать. Оказывается, дед Котяй, оба его внука и Вид, накинув уздечки на заводных лошадей, даже не оседлав, поспешили следом за нами, и когда мы гонялись за убегающими спешенными кочевниками, они вначале добивали раненных врагов, а сейчас дорезали раненных лошадей.

— На поле лежит шестьдесят две вражины, — тихо докладывал Лагос.

— Ого! — удивился я и переглянулся с Иланой.

— Четверо пали от стрел воительниц, из семнадцати вытащили болты, в том числе два твоих и два из тула хозяйки, двадцать одного зарубили, а остальные умерли сам знаешь как, — он украдкой взглянул на Илану, — Убито двадцать семь лошадей, пятеро болтами, а остальные тоже сам знаешь как. Четырнадцать невредимых лошадок успели перенять.

— Возьмём с собой или бросим? — спросил у него.

— Зачем же бросать такой трофей, выносливая и неприхотливая лошадка, за три зеола любой арендатор купит, — ответил он, — Да и задержаться здесь надо на денёк или полтора, шкуры снять и мясо разделать. Бочек у нас много.

— Нет, всё что успеете до темна — будет ваше, а с утра выступаем.

— Ладно, — махнул он рукой, видимо и не рассчитывал, что я соглашусь.

— Только вонючее и вшивое барахло не собирайте, — я скривился брезгливо, — Вы сейчас люди далеко не бедные.

— Нет, одежду решили не снимать, есть у них кое что бронзовое, кое что железное, — Лагос покладисто кивнул головой, — Луки и стрелы тоже заберём.

— А скальпы зачем снимаете? — кивнул на орудующих ножами парней.

— Ну, как же? А кто иначе поверит?

— А зачем нам это нужно, чтобы кто‑то верил или не верил? — спросил у него.

— Тебе, Рэд, слава не помешает, — ответил он серьезно, затем широко улыбнулся, — Ну, и твоим воинам тоже.

Мы стояли возле трупа с множеством косичек на голове, с вплетёнными в них какими‑то костяными фигурками. Илана толкнула его ногой и сказала:

— Его скальп мне принесите.

— А как же иначе, — коротко поклонился Лагос, — сделаем, хозяйка.

— И череп его мне тоже нужен, — добавила она.

— Прикажу отрезать голову и выварить в котле, — теперь он взглянул на неё с большим трепетом и уважением и прежде чем отойти, поклонился чуть ли не в ноги, — Всё сделаем, хозяйка.

— Зачем тебе этот череп? — с недоумением посмотрел на неё.

— Пусть будет, чашу сделаю, — ответила она, помолчала и добавила, — Очень сильный псион, это он меня глушил. Представляешь, я в него выстрелила одиннадцать раз, а дыр в теле всего три, из них две не смертельных и только третья в сердце.

— Солнышко моё, — я коротко сжал ей руку и оглянулся вокруг, — самое интересное, что с нашей стороны нет никаких потерь, даже ни одна лошадь не ранена.

— Ещё бы, — улыбнулась она, — Если бы было иначе, то я бы почувствовала.

 

Глава 8

Последующий четырёхдневный переход к предгорью, более никакими эксцессами омрачён не был. На фоне насыщенных событиями предыдущих дней, дорога выдалась скорее скучной. Правда, после боя с бандой бродячих кочевников Лагос, теперь уже заручившись поддержкой деда Котяя, ещё раз подвалил ко мне, пытаясь уговорить задержаться на лишних полдня, уж очень им было жаль оставлять столько необработанных тушек погибших лошадей.

— Рэд, — убеждал он меня, — мы по любому успеваем, зачем добру пропадать?

— Ну, да, — поддакивал Котяй, — бросить под ногами такие богатства, и кто нас умными назовёт?

— Не пропадёт, не переживайте, — ухмыльнулся я, — дикари завтра опомнятся, вернуться забирать своих павших, да и всё остальное подметут и пустят в дело. А если мыслить по уму, то прикиньте, какие в империи цены на мясо, тем более в пограничных цезархиях, и сколько мы на нём сможем заработать?

— Так сейчас холодно, — дед гнул свою линию, — в Карте его можно пересыпать солью и везти хоть на следующий край империи.

— Вашим мясом придется загрузить половину наших телег, правильно?

— Ну, да, наверное, — Лагос неопределённо пожал плечами.

— То‑то и оно! Уж лучше я догружу весь караван шерстью и в Андрогорне заработаю на этом тысячи полторы зеолов. При этом и вы получите за сопровождение не полгорсти меди, а три сотни полновесных золотых. Правильно?

Они между собой переглянулись, при этом дед Котяй в размышлениях поджал губы, а Лагос почесал затылок и вдруг улыбнулся:

— Нет, всё‑таки торговцы в твоём роду тоже были.

Как бы там ни было, но всё равно, к ночи пятнадцать шкур они содрали, свернули и по арбам разложили, зато с разделкой туш не возились и мясо не заготавливали.

— Это лично для себя, — утром перед самым маршем оправдывался Лагос, — Парни жалуются, что даже к жрицам сейчас не за что будет сходить, а так в Карте шкуры кожевникам сдадим, продадим кое–какие трофеи, снятые с дикарей, и гульнём, дадим волю чувствам.

Может, я и поругался бы для порядка, но в это время за спиной презрительно фыркнула моя «тень» — девочка Кара, поэтому из чувства мужской солидарности махнул рукой.

— Ладно, — ответил, вскакивая в седло — когда ваши действия не влияют на общий порядок, и это дело не бьёт по моему карману, то возражений нет.

Воительницы и раньше нас с Иланой постоянно сопровождали, а сейчас вообще, днями не отходили ни на шаг. Обратил внимание, что с момента пребывания в тайге на всём протяжении обратного пути их отношение ко мне кардинально изменилось. Стали чаще общаться, особенно Гита, а Кара во время приёма пищи начала подавать мне миску с едой и лепёшки. Лагос, когда впервые всё это увидел, очень удивлялся.

— Да никогда такого не бывало, чтобы какая‑нибудь стерва или стервочка просто так сидела рядом с мужчиной! Тем более мужчине из рук в руки хлеб передавать?! Это уму непостижимо!

— Ха! Всё же я их наниматель, — ответил ему.

— Может быть, может быть, — он искоса взглянул на меня и с сомнением покачал головой.

Не увидел я в этом ничего странного и из ряда вон выходящего. Илана говорит, что в сознании девчонок укоренено понятие чести и чувство благодарности, они считают себя обязанными, поэтому добросовестно отрабатывают своё освобождение. Ко всему прочему, я есть хозяин торгового каравана и официальный наниматель! С какой стати они должны от меня шарахаться, как от крокодила?

Иногда, правда, особенно при отправлении естественных надобностей их назойливое внимание вызывает некоторый дискомфорт. Гита, например, нисколько не стесняясь однажды в такой момент подошла и натурально заглянула ко мне, то ли её интересовало, как я это делаю, то ли оценивала формы и достоинства того, чем я это делаю.

— Что‑то не так? — подавив чувство стыдливости, нахально спросил у неё.

— Всё так, — она значимо кивнула головой, развернулась и удалилась.

Мы с Иланой никак не можем привыкнуть к реалиям местного менталитета, диким нравам и полному отсутствию чувства такта, царящим даже на верхней ступеньке социальной лестницы аборигенов. Но теперь никуда не денешься, частичкой этого общества стали и мы.

Горы возникли как‑то неожиданно. Перед этим три дня держалась погода пасмурная, кружились снежинки, но потом небо посветлело, проявилось солнышко, ветерок разогнал туман и раз! Перед глазами — вершины гор! По пути следования стали сначала на один санный след какого‑то каравана, присыпанный давним снегом, затем на второй, более свежий. Не так давно оба они двигались с северо–восточного направления в сторону гор. Вероятно, такие же отчаянные торговцы, как и мы.

В дороге частенько брало сомнение, а правдивая ли у нас информация о деловых отношениях нашего недруга? А правдиво ли время и место встречи давних контрагентов и проведения их торговых операций? Если пленник нас обманул и Арнид Хондар уже давно дома, то нужны были альтернативные действия, поэтому, на такой случай наметил три других варианта разрешения проблемы.

Первый, это войти в Карт, заявить вигилам (полицейским) всё, как есть, после чего вызвать обидчика на дуэль и убить. Но в душу закралось сомнение, а дадут ли мне это сделать? Конечно, опыта общения с сильными мира сего у меня нет никакого, но когда‑то давно, когда еще жил в счастливом детстве, мы с папой частенько играли в шахматы, и он меня поучал: «Если ты, сынок, не знаешь, как в той или иной ситуации поступит оппонент, поставь себя на его место, и тогда всё станет ясно». Вот и мне стало ясно, что в чужом доме умный хозяин отрубить руку дающую, никому не позволит. Ведь живого можно пристегнуть к доильному аппарату, а с мёртвого что возьмёшь кроме анализов? Думаю, в данном случае, всех собак попытаются навесить именно на меня.

Второй вариант, это выделить Жоку в сопровождение пару воинов и отправить трофейных лошадей с перевала по тайной тропе, по которой выбирались каторжники. Самому с караваном заходить в город, как ни в чём не бывало, решить с цезархом или префектом вопрос компенсации за уничтожение банды и обменять серебряные слитки на деньги, после чего организовать попойку и вытащить из дома Хондара, спровоцировать его на дуэль и убить.

Третий вариант — сделать вид, что ничего не произошло, плюнуть и пройти мимо врага, пытавшегося нас убить, мне претил. Моя родная и любимая девочка, а также боевые соратники висели на волосок от гибели, и погибли бы, не будь у нас спецсредств развитой цивилизации. Нет, не пройду мимо, иначе не прощу сам себя.

Эти мысли не оставляли и беспокоили пока, наконец, не вышли к проходу, ведущему на перевал. К нашей удаче ни следов со стороны северо–западного направления, ни людей у серповидного озера не наблюдалось. Не знаю, когда в последний раз здесь шёл снег, но наст лежал плотный. Видеть и распутывать зимние следы неплохо умел Хуа, в пути он проверял любую подозрительную деформацию внешне совершенно ровного снежного покрова, но выхода противника на дорогу, ведущую к перевалу, так и не нашёл.

— Не было никого, господин, если кто ходил, то это было целая луна назад, — уверенно сказал он.

Световой день ещё не окончился и, чтобы случайно не засветиться перед противником, мы не стали ночевать у подножья, а решили подниматься в горы. Помнится, километрах в восьми вверх по тропе была обширная площадка, там и собрались разбить лагерь.

Это место обнаружилось, когда на экране тактического шлема высветилась информация, что мы взошли на высоту семьсот двадцать метров над уровнем моря. Устаревшие следы ранее прошедших караванов пошли дальше, а мы свернули в проход через узкое ущелье на ограждённую скалами площадку. Укрытую от всех ветров, её изрядно засыпало снегом, покров которого достигал волам до брюха.

Пока народ занимался обустройством, мы с Иланой и «тенями» (куда же без них), взобрались на невысокую гряду, откуда открылась удивительная панорама с видом на бескрайнюю долину и серпантин горной дороги с едва заметными следами пройденного нами пути. Даже серповидное озеро лежало, как на ладони.

— Гита, вы сейчас думаете о том же, о чём и я? — спросил у воительницы, которая прикрывшись ладошками от заходящего солнца, сощурила глаза и вертела головой, внимательно рассматривая окрестности.

— Да, господин, — ответила она, даже не спросив, а о чём я, собственно думаю, — Для своевременного обнаружения врага и организации засады, лучшего места не придумаешь. Незачем сейчас идти к перевалу.

— Благодарю, Гита, именно об этом я и думал.

О делишках Хондара я им поведал ещё в тайге, когда мы выставили на реализацию дикарям трофейные доспехи. Думал, что будет много вопросов, но приятно ошибся, никаких сомнений в поддержке моих действий они не выразили. Оказывается, два года назад сюда ходила двоюродная сестра Кары, охраняя караван, но не вернулась ни она, ни караван, точно так же не вернулись несколько их подруг. И теперь странно было наблюдать выражение злобы на лицах ранее невозмутимых, таких роскошных красоток. Они почему‑то были убеждены, что в гибели их родных виновны не какие‑то там дикари, а именно Хондар и его люди.

— Мы им жестоко отомстим! — с болью в голосе, воскликнула молоденькая Кара.

Между тем, Гита застыла, как каменное изваяние, но через минуту широко распахнула ресницы и уставилась на меня своими большими карими глазами.

— Мы с вами, господин, — тихо сказала она без каких‑либо эмоций и добавила, — мы всегда будем с вами.

Ни в день нашего прибытия, ни в два последующих, никакие люди в степи так и не появились. За это время народ успел отлично вымыться и устроить грандиозную постирушку, а затем просто отдыхал. Лично я пребывал в некотором волнении но, к счастью, ныне покойный пленник не обманул, к озеру караван прибыл почти точно по расписанию: за день до новолуния.

Расстояние до их лагеря было четырнадцать с половиной километров, поэтому даже при полном приближении видеокамеры, отчётливо рассмотреть лица не удалось. Между тем, наличие пятнадцати санных арб и, соответственно, пятнадцати ездовых, а также двадцати одного всадника полностью соответствовало полученной от пленника информации. Будем надеяться, что никто другой кроме Хондара с таким большим караваном здесь не ходит.

Орда степняков, численностью до сотни всадников, и ещё столько же заводных лошадей появилась лишь через два дня к вечеру. Они пришли с юго–восточного направления, и стали лагерем в километре от озера. Сразу же по нескольку человек с одной и другой стороны поскакали навстречу друг другу. Они спешились и минут двадцать о чём‑то говорили, затем в долине зажглись костры, которые в спустившейся ночи перед невооруженным взглядом вспыхивали, как далёкие маленькие светлячки.

Мой молодой организм любил поспать подольше, этому не помешало даже напряжённое ожидание последних дней и мысли о предстоящем бое. Казалось, лишь только что закрыл глаза, а в ушах уже слышится «кхе–кхе» деда Котяя. На сей раз он не матерился во всю глотку и не орал, как недорезанный, однако побудка прошла оперативно и без суеты. Народ был собран и готов к предстоящему бою.

В долине тоже зашевелились с рассветом, сначала со стоянки снялись степняки, а затем и караван построился длинной змеёй и направился к подножью горы. Приближался момент финальной операции нашего нынешнего похода, и вот–вот она должна войти в завершающую стадию. Лагос предлагал перед боем наших лошадей из лагеря убрать, перегнать повыше, чтобы при приближении лошадей врага они друг друга не услышали. Но воспротивился дед Котяй, посчитал эту меру излишней, всех убедив, что исходя из нашего господствующего положения на местности и направления ветра, дующего поперёк тропы, лошади начнут ржать, когда уже будет поздно, когда болты и стрелы полетят навстречу врагу.

Караван противника преодолел оставшуюся часть долины и вышел на тропу, ведущую в горы. Теперь на щитке–мониторе тактического шлема, вражеские лица можно было рассмотреть в деталях, и то, что в авангарде на мохнатой степной лошадке сидел Хондар, ни у меня, ни у Иланы не вызывало никакого сомнения. Восемь километров они будут подниматься не менее трёх часов, так что время позволяло обиходить лошадей и скотину, а так же позавтракать самим. Грели воду и готовили пищу ещё затемно, так как разжигать угольные жаровни, несмотря на их бездымное горение, средь бела дня не рисковали.

Ждать и догонять — труднее всего, но развязка наступит вот–вот, совсем скоро. Стрелковые позиции и сектора обстрела персонально каждому воину были определены заблаговременно. Принять участие в бою хотел даже Жок, но я его шуганул к маме, зато Хуа, в хладнокровии, собранности и умении которого больше не сомневался, опять вручили арбалет Иланы. Она же с рейлганом в руках заняла позицию на левом фланге, получив задачу запереть тылы и пресечь любую попытку побега противника вниз по тропе.

Невосполнимый боезапас, а в равной степени и ёмкости оружейных аккумуляторов, таяли, как снег у жаровни. За время путешествия, например, сто двенадцать снарядов к рейлгану и двадцать две иглы к игольнику, словно бык языком слизал. Но я нисколько не жалею, как средство достижения базисной цели моё высокотехнологичное оружие свою задачу выполняет качественно и в полном объёме. Сейчас даже по самым приближенным подсчетам на каждый затраченный снаряд приходится сорок золотых монет чистой прибыли. И это ещё не вечер, вон снизу приближается не менее интересный объект пополнения бюджета. Поэтому надеюсь, что к концу путешествия этот показатель значительно возрастёт.

— Рэд, их голова в трёхстах двадцати метрах, — раздался в наушниках голос Иланы, они с Гитой и Карой удобно устроились, лёжа на попонах и овчинных мешках у дальней скалы, периодически выглядывая на тропу, — В авангарде девять человек, вдоль колоны шесть и шесть в арьергарде. За хвост не беспокойся, я его сама отсеку.

— Принято, — ответил ей, — Хвост рубишь сама, а нам оставляешь девять воинов авангарда, плюс шестерых — вдоль колоны и пятнадцать ездовых, так?

— Здесь девочки утверждают, что можешь вычеркнуть ещё двух крайних ездовых, — добавила она.

— Принято, — я встал со своей попоны, на которой сидел в кругу наших воинов, и кивнул Хуа, — Будешь рядом со мной. Понял?

— Понял, господин, — ответил он, прижимая к груди арбалет Иланы.

— Напоминаю ещё раз тактику боя! Вышли на позиции и, не высовываясь, наблюдайте за моей левой рукой. Как только я взмахнул, вы приподнялись над камнями, нашли в своём секторе всадника, прицелились и выстрелили. На это вы затратите не более четырёх ударов сердца, затем перезарядились и добиваете всадников следующего правого сектора без команды. Это в том случае, если кто‑то из ваших соседей промажет.

— С пяти десятков шангов кто промажет? У нас нет таких, — зашумели со всех сторон.

— И лишь потом бьёте ездовых, — продолжил, не обращая внимания на возмущённо–хвалебное бормотание окружающих, — После этого Илана с обеими воительницами, Лагос, Лудан и Руз перезаряжаются и остаются на месте контролировать территорию. Все остальные — на зачистку. Всё ясно?

— Ясно, ясно, — заговорили вокруг.

— Тогда всё, парни, по местам.

Площадка — территория нашей дислокации, была отделена от тропы невысокой каменной грядой и для организации засады оказалась местом вполне подходящим. Её единственный недостаток это то, что по фронту она вполовину короче, чем приблизительная длина вражеского каравана, поэтому стрелковая позиция Иланы была устроена в ста метрах от крайней левофланговой позиции нашего арбалетчика, на возвышающейся над тропой скале.

— Рэд, голова колоны проходит мимо меня, — прошептала она, — Хондар едет вторым.

— Принято, вижу.

Они втянулись в зону засады более, чем на половину, когда после порыва ветра, жеребец самого переднего всадника запрял ушами, повернул голову в нашу сторону и протяжно заржал. Из нашего лагеря ему стала вторить какая‑то несдержанная кобылка степнячка. То, что они немного не дошли до намеченного мною места атаки, это плохо, но хорошо то, что они остановились.

Что делалось в арьергарде, не видел, но в авангарде воины противника были опытны и под крики «Засада! Засада!» сразу же схватились за оружие, а пятеро лучников, в том числе и Хондар, стали быстро натягивать тетиву и готовить луки к бою. Медлить было нельзя, счёт пошёл на секунды, и я решительно взмахнул рукой, отдельно продублировав команду для Иланы:

— Огонь!

С момента подъёма на эту площадку мы снаружи нигде не топтались и внешний вид припорошенной снегом тропы не нарушали, но упражнением «встать из‑за камней — определить объект поражения — прицелиться — имитировать выстрел», Лагос всех задолбал. Данный тактический приём за прошедшие два дня был отработан несколькими сотнями тренировок, поэтому нет ничего удивительного, что оба болта каждого из пятнадцати арбалетов нашли свои цели. У кого более удачно, у кого менее, но я попал именно туда, куда целился: переднему всаднику в грудь, а Хондару в живот, при этом пришив ему болтом и правую руку.

— Илана? — позвал её после того, как в наушниках услышал её длинный прерывистый выдох.

— Рэд, всех шестерых всадников и двоих, нет, четверых ездовых свалили в снег, — ответила она, — Двое крайних ездовых упали на тыльную сторону, их не видно, но они, похоже, ранены не смертельно.

— Ничего страшного, сейчас зачистим, но вы молодцы!

Перезарядив арбалет, оставил его сидевшему рядом со мной Рузу, младшему из внуков деда Котяя, открыл лицевой щиток и воскликнул:

— Вперёд, на зачистку!

Скальная гряда была обрывиста, и с неё так просто не спрыгнешь. Нужно было идти сто пятьдесят метров к выходу через ущелье, а затем метров двести возвращаться по тропе. Никто из парней, кроме меня, своих арбалетов не оставили, а разбившись попарно, следовали за мной. О тактике действия пары ранее не слышал даже Лагос, это уже я их обучил, теперь все прекрасно знали приёмы подхода к объекту, а так же кто из них стреляет–режет–колит, а кто прикрывает спину и контролирует обстановку. Лично моей напарницей была Кара (куда от неё сейчас денешься), а с некоторых пор стал обучать и Хуа.

Первый «вражина», как говорит Лагос, свалился с нервно топчущейся лошади, зацепившись унтом за стремя. Так и лежал на снегу с одной задранной вверх ногой, пробитой грудью и застывшей печатью смерти в открытых глазах.

— Идите вперёд, — кивнул остальным воинам и остановился у раненного, лошадь которого отбежала в сторону, — Это мой клиент.

Да, это был Хондар. Понурив голову и прижав руки к животу, он сидел в кругу багрово–чёрного снега, а заметив мои обшитые кожей ватиновые унты, хрипло застонал, медленно поднял голову и уставился сощуренными глазами. Болезненная маска на лице слегка разгладилась, глаза расширились, и в них появилось узнавание.

— Ты, — тихо сказал он, — Я знал, что это ты.

— Зачем? — спросил у него.

Его ресницы устало прикрылись, он помолчал с минуту, криво усмехнулся и сказал:

— Чужие здесь не ходят, вас гарантированно должны были убить дикари, не одни, так другие.

— Или третьи, — перебил его.

— Или третьи, — согласился он, и вяло пожал плечами, — Зачем же добру пропадать?

— Ладно, меня ты посчитал несостоятельным, а других торговцев, зачем убивал?

— Арнос рассказал?

— Да, перед смертью.

— Ну, я же сказал, в этих лесах живут мои должники, мои! — хрипло воскликнул он и закашлялся, — И чужакам здесь не место.

— Мой дедушка когда‑то говорил, что жадным нужно быть в меру, иначе подавишься.

— Умный у тебя дедушка, — сказал и отвёл взгляд куда‑то в сторону, видимо на Хуа, затем пробормотал, — Кто бы мог подумать, сопляки обыкновенные.

Я уже сожалел, что не убил его изначально. Ну что эта беспринципная мразь мне могла умного сказать, чего не знал раньше? И зачем мне слушать весь этот бред? Уже было хотел его кончить, как он вдруг спросил:

— На прошлой докаде — шестьдесят два воина из орды Духана, тоже твоя работа?

— Да, напали на нас какие‑то бандиты, шестьдесят два остались лежать на снегу.

— Но как, это просто невозможно, у них был один из сильнейших шаманов степи? — Хондар заинтересованно поднял глаза.

— Был, но теперь его скальп и череп находится в походном мешке моей шаманки.

— Вот оно в чём дело, значит, у тебя есть шаманка и она сильнее его, теперь мне всё понятно, — тихо констатировал он и посмотрел на свои окровавленные руки, — Значит, меня она сможет вылечить.

— Она не захочет, — отрицательно покачал головой.

— У меня много денег, я заплачу.

— Теперь они и так мои, — окинул взглядом замерший караван.

— Нет, ты не понял, я очень богат, в этих арбах нет и десятой части моих капиталов, — он посмотрел на меня с надеждой, — двадцать тысяч золотом дам тебе и двадцать тысяч шаманке.

— Заманчивое предложение, но следуя наставлениям своих самых больших авторитетов — папы и дедушки, в одном куске я вижу кол, который станет поперёк горла, а во втором крючок, с которого не спрыгнешь, — повернулся к своему слуге и сказал на хиндском языке, — Его нужно добить и раздеть догола, сумеешь?

— Эй, эй! — раненный враг хрипло закричал, видно этот язык он тоже знал прекрасно.

Хуа не говоря ни слова, переложил арбалет на локтевой изгиб левой руки, а правой выхватил нож, решительно шагнул вперёд и махом снизу вверх, с поворотом плеча, всадил его в подбородок Хондара. Тот опрокинулся на снег и умер мгновенно. Не вытаскивая клинок, парень приступил к расстёгиванию доспеха и раздевания трупа.

— Хуа, одежду прощупай на предмет бумаг, ценностей и любых других металлов, потом мы её сожжем.

— Как сожжём? — он посмотрел на меня широко открытыми глазами, — Это такое красивое богатство мы сожжём?! Как можно, господин?

— Ты слышал только что о наставлениях моего дедушки? Как он говорил?

— Слышал, господин, — понуро сказал мальчишка, — Он говорил, что шибко жадный может подавиться.

— Вот–вот, нам совершенно не нужно, чтобы кто‑либо увидел знакомое барахло, а затем связал нас с исчезновением каравана Хондара. Слишком много чего придётся доказывать и слишком долго отмываться.

— Ой, волы! Какие молодые и крепкие волы, — причитал дед Котяй, когда освобождённых от хомутов животных прогоняли назад в долину.

Мы поднимались всё выше в горы, а внизу за нашей спиной стояла огромная стена огня. Пятнадцать арб с комплектом колёс, сто двадцать пятиамфорных бочек и тридцать одно седло (в том числе десять самых первых трофейных), а так же немалая кучка разной одежды и обуви — всё это немалое богатство было стянуто к низине у горного ручья, полито нефтью и сожжено.

К такому варварскому уничтожению ценностей отношение было неоднозначным, буквально каждый из нас не единожды оглянулся, и в людских глазах наряду с отражением полыхающего костра, отсвечивались блики сожаления. Даже у воительниц, на что уже невозмутимые создания. Но, к счастью, к моим требованиям народ отнёсся с пониманием. Надеюсь, что выгоревшие следы нежелательных свидетельств выгорят дотла, затем их притрусит снегом, а весной, в период его таяния, ручей вспучится и смоет в пропасть как оставшийся пепел, так и воспоминания о самом Хондаре. На периферии моего сознания вертелась мысль о будущей несдержанности чьего‑то языка, но Илана уверенна, что ни эта история, ни её подоплёка достоянием не только широкой общественности, но и недружественных элементов не станет никогда.

Как‑то, будучи на Земле, летали с папой в Альпы ловить в озере форель. Уж не знаю, как природа шутит, но с одной стороны горного хребта — зима и мороз, а за перевалом внизу — весенний зелёный луг и белые эдельвейсы. Нельзя сказать, что на такой высоте и здесь было так же тепло, но сразу же за перевалом температура воздуха резко повысилась, а снег исчез полностью. «Переобув» арбы, мы покатили дальше, к вечеру добравшись до памятного места боя с каторжниками хардлингцами.

Обклёванные птицами и объеденные червями головы превратились в оскаленные черепа, в некоторых из них нижние челюсти отвалились и валялись внизу на камнях. Оторванный от арбы задний борт с надписью тоже стоял на месте. Здесь же мы и остановились, решив дать два дня роздыху волам, лошадям и людям, а так же более основательно разобраться с добытыми трофеями.

Двадцать один комплект по местным меркам хорошей брони и вооружения, снятые с воинов–всадников, а так же кожаные доспехи и кое–какое оружие ездовых, решил в империю с собой не тащить. Коль принято решение о повторном походе торгового каравана в будущем, то есть, уже в этом году, то лучше уж смажем его жиром и спрячем в скальной пещерке, в том месте, где когда‑то Жок прятался от хардлингцев. Мы с Лагосом обсчитали и оценили его по средним приёмочным ценам оружейников Андрогорна, получилось триста девяносто два зеола, кои вписали в общую сумму, подлежащей распределению, в соответствии с долевым участием каждого воина. Ранее долей было двадцать три, теперь стало двадцать шесть, по одной выделили воительницам и полдоли Хуа, а так же полдоли добавили командиру отделения Риносу. Несмотря на некоторые им допущенные косяки, службу он организовал исправно.

По большому счёту, воительницы заслужили гораздо большего но, во–первых, мы спасли их жизни, а это чего‑то стоит и, во–вторых, договор есть договор. А на поощрении Хуа старики настояли сами, без моей подсказки.

— Молодец мальчишка, добрый шкуродёр растёт, — говорил Лагос, — Правда, вся его добыча принадлежит тебе, Рэд, он твой слуга…

— Не переживай, я его не обижу.

На сей раз ценностей в трофеи попалось сказочно много. Полученные противником от продажи парсийских скакунов пятьсот четыре хинданских золотых монеты, что соответствует четыремстам двадцати зеолам, на фоне кучи великолепных мехов, выглядели, как медная мелочь. Все шкурки были рассортированы и плотно упакованы, но под чутким руководством Лагоса, Ханна со своими девчонками и Жоком всё пересчитали и сверили с записями Хондара, свитки которых нашли в его седельной сумке.

Нужно отметить, что бывший хозяин товара дела вёл аккуратно и скрупулёзно. Каждая шкурка была помечена мелом, вписана в список, и оценена, правда, даже на мой неопытный взгляд цена, сравнительно с андрагорской была сильно занижена, как минимум на треть. Кстати, на отдельном свитке был выполнен расчёт отчисления двух десятин и распределения долей охранников, исходя именно из этой цены.

— А чего не так? — Лагос пожал плечами, — Цена оптовая, правильная.

— И ты согласен применить её для расчёта? — спросил у него, между тем понимая, что ни Хондар, ни его сопровождение глупыми не были.

— Конечно, не только я, все будут согласны, — уверенно сказал он, — Кто знает, когда, кому и за сколько ты всё это продашь? А ещё десятина налога, так что цена справедлива.

— А, ну да, — согласился с таким доводом и взглянул в его блестящие глаза, — Ты, наверное, уже всё и прикинул?

— Ха! Конечно!

— И что там получается? — спросил как бы безразлично, хотя и сам уже всё давно посчитал.

— Одна доля — триста одиннадцать! — воскликнул он.

Трофейных мехов мы взяли много и разных, на общую сумму восемь тысяч девяносто девять зеолов, из расчёта так называемых оптовых цен, между тем, торговать ими оптом я совершенно не собирался. Таким образом, стоимость одной доли действительно получилась равной трёмстам одиннадцати с половиной монет золотом. Да плюс по пятнадцать за оружие и доспехи, и по шестнадцать золотых, полученных Хондаром за продажу элитных парсийских лошадей. И это без учёта почти пятидесяти девяти зеолов каждому за трофеи после первого боя.

Моих личных мехов, если считать по этим же ценам, везли на пять тысяч сто тридцать зеолов с мелочью. Положенные за охрану две десятины составляли сумму в одну тысячу двадцать шесть зеолов, которая была разделена теперь уже на восемнадцать долей, это без учёта хозяев товара, меня и Иланы. Здесь тоже рядовой воин получил по пятьдесят семь зеолов, то есть, раза в два больше, чем планировалось изначально.

Забегая немного вперёд, скажу, что собравшийся у нас табун из сорока девяти свободных лошадей мы распродали быстро, особо цен не задирая. Тридцать пять лохматых степняков продали по два зеола за голову, а остальных лошадей — по четыре. Элитных лошадей вообще не продавали, правда, Илана к большому удовольствию деда Котяя обменяла Нигера, на доставшуюся ему отличную вороную кобылу Зою.

— Не хочу больше обмывать жеребца, — шепнула она мне, — уж лучше буду обихаживать кобылку.

Ещё одну породистую кобылку для Хуа обменял у Лагоса на своих двух меринов, таким образом, стал собирать гарем для Ворона. Кстати, его и Нигера признали сразу же при въезде в город Карт, о чём поставили в известность местного вигила. У нас на этот счёт была отработана легенда, согласно которой табун лошадей, среди которых затесался десяток породистых, мы взяли в бою, отбив у банды кочевников.

Увидев скальпы каторжников и кочевников, а так же седельные сумки со слитками серебра, насупленное лицо вигила сразу разгладилось.

— А, так это вы тот самый Рэд Дангор?! Наслышаны!

— Да, господин вигил, — ответил с коротким поклоном, — Нам бы вначале устроиться в гостиницу, привести себя в порядок, а затем мы будем готовы ответить на все ваши вопросы.

Слухи по городу разлетелись мгновенно, и через час в нашем столовом зале было не протолкнуться. Местный полицейский, не обращая никакого внимания на собравшуюся толпу, стал задавать вопросы, но при этом предупредил, что если кто из посторонних откроет рот и будет ему мешать вести дознание, то сразу получит палкой по голове и будет выброшен на улицу. Гиту и Ханну он опрашивал недолго, минут по двадцать, зато меня продержал полтора часа, пришлось и арбалет знаменитого андрагорнского мастера показать и на Илану кивнуть. Правда, во время моего рассказа тишина нарушалась частенько, многие охали, ахали и матерились, и одного какого‑то алкаша помощники вигила таки по башке треснули и за дверь вытолкали.

Вечером прибежал посыльный и пригласил во дворец цезарха, которым оказался довольно молодой аристократ, возрастом не старше двадцати двух лет. Здесь мне обменяли мешки с серебром и скальпы каторжников на два векселя, один на двести восемьдесят два зеола, а второй на сто семьдесят.

— Господин Дангор, депеша эпарху о вашей доблести и честности, а так же посылка со скальпами каторжников будет направлена завтра с первым курьером. Вопрос их уничтожения держал на контроле сам император! И он обязательно будет об этом осведомлён! — глаза молодого экзарха блестели от радости.

Слушая его напыщенную речь и то, как он взглядом косил на полированное бронзовое зеркало, мне стало совершенно ясно, что парень просто красуется сам собой, при этом, на какого‑то Дангора ему глубоко наплевать. Главное, что во дворце императора в хорошем контексте прозвучит имя малоизвестного главы далёкой провинции, то есть, его имя. А затем, в зале под вино и фрукты на протяжении трёх часов пришлось выступать в роли сказочника, теперь уже в окружении чопорной компании местного высшего общества. И ничего не поделаешь, развлечений здесь мало, в городе театра нет, а бродячие артисты приезжают редко, вот и пришлось отдуваться.

Казалось бы, интерес присутствующих к моим похождениям ещё долго не иссякнет но, видно, молодому цезарху надоело, что в центре внимания компании, особенно молоденьких дам, так долго находится не лично он, а какой‑то торговец, и он встал, вежливо поблагодарил за рассказ и разрешил удалиться. Но когда раб сопровождал меня к выходу, в коридоре из‑за поворота прямо мне в руки влетела пухленькая девчонка со смазливым личиком по имени Тэя. Ранее она сидела за столиком рядом со мной и строила глазки, а когда цезарх стал прощаться, то куда‑то исчезла, я так понял, что сейчас меня специально поджидала.

— Ах, Рэд! — с придыханием сказала она, прилипла ко мне грудью и ловко сунула свою руку в штаны, цепко ухватившись «за здесь», который немедленно вздулся и его головка выглянула из‑под пояса, — Ух ты! Пойдём скорее со мной!

На её действия моё тело среагировало мгновенно, движения всех её конечностей мог проконтролировать без проблем, но остался безучастным. О, как я жаждал, наконец, постичь таинство этого основного инстинкта, присущего любому живому существу! Да, я хотел это сделать немедленно, поставив эту девчонку буквой Зю прямо в коридоре!

Эх! Жизнь моя злодейка, был миг сомнения, но я сдержался! Кто знает, кто она такая и какой у них здесь расклад? Завалюсь к ней в постель, а завтра моё холодное тело с позором выбросят на съедение диким собакам, после чего добытое кровью богатство раздерибанят между своими родными и близкими. Нет уж, придётся потерпеть.

— Тэя, моя жена чужую женщину унюхает сразу.

— И что из того? — с придыханием спросила, сжимая и разжимая «за здесь».

— Она ведьма и запах чужих женщин терпеть не может, — сказал сквозь зубы, изо всех сил стараясь не кончить ей в руку, — может наслать проклятье, и твоя пися сразу склеится.

— Это как? — её хват слегка ослаб.

— А так, захлопнется и всё! Ни на что другое, как пописать, станет не пригодна!

— Да?! — широко распахнув глаза, она резко отцепилась от меня и шарахнулась в сторону, а я немедленно ретировался, на улице успокоил дыхание и горько рассмеялся.

Пока мы, с теперь уже никуда не убегающим Лагосом, занимались закупкой шерсти, наши парни два дня отдыхали и отрывались по полной. Как победители каторжников и кочевников, они у местных пользовались неслабой популярностью, им даже жрицы Силары сделали скидки. Не в смысле денег, а по некоторому увеличению срока обслуживания. Мне тоже закрадывалась мыслишка завалиться туда тихонько, да пройти учебный практикум но, боюсь, что об этом кто‑нибудь проведает, и в результате о нас с Иланой пойдут дурные разговоры. Так что перетерпел. И терпел ещё два месяца, пока не добрались домой, имею в виду поллюции, когда пачкал во сне трусы с завидной регулярностью.

Мы с Иланой не спали в одной постели, но о моей проблеме она была осведомлена, так как организация быта и постирушек находились под её непосредственным контролем. Сочувствовала и, конечно, подшучивала, предлагая некоторое своё участие в решении этого вопроса, но я пожурил её и мягко отказался, про себя порадовавшись, что в последнее время моя девочка стала более жизнерадостной и весёлой.

Путешествие через всю страну обратно к дому проходило без каких‑либо происшествий, зато радовало душу зримым рождением новой жизни, переходом природы от зимы к лету. Было интересно наблюдать, как лопаются почки на деревьях, распускаются цветы, появляются и наливаются соками плоды. Можно считать, что это чудное зрелище было подарком к моему пятнадцатилетию, которое промелькнуло тихо и без торжеств.

Между тем, назвать возвращение спокойным, было нельзя. Слухи и домыслы о нашем торговом караване разлетелись уже давно, поэтому на каждой почтовой станции меня и моих людей встречали соответствующим образом: расскажи, да расскажи.

Однако, славы хорошо в меру. Между тем, положительным моментом этой одной и той же говорильни было то, что в головах наших людей теперь уже намертво сидела скорректированная история путешествия, при этом ненужную посторонним информацию вычеркнули даже из собственных диалогов.

В городах по пути следования ко мне частенько подкатывали другие торговцы с просьбой кое‑что продать на тысячу–другую, и чем ближе мы подходили к столице, тем чаще они звучали, но я корректно отказывал. Были предложения и более солидные и более настойчивые, несколько раз предлагалось выкупить весь товар, но терять по моим подсчётам тридцать процентов прибыли не хотел категорически. Однажды на одной из станций некий клиент с пухлым телом и наглыми повадками, даже пытался вразумить.

— Добыть хороший товар — это всего четверть дела, доставить домой, тоже четверть, а оставшееся полдела — это продать, — говорил он, — В деле торговли мехами вы человек новый, многих вещей не понимаете, и поверьте, самостоятельно их продать не сможете. А я вам предлагаю решение проблемы и хорошую цену. Не хотите? Надеюсь, вы передумаете. Моё имя Ирис Хартон, меня в Андрогорне все знают, обращайтесь.

В пути меня не оставляло ощущение, что не будь у меня и моей охраны славы дерзких воинов, способных расправиться с любой бандой, то наш караван с дорог империи исчез бы уже давно. Ну, а что там будет с реализацией — посмотрим, проблемы будем решать по мере их поступления.

Какими бы длинными дороги ни были, но они конечны. Наконец и мы увидели стены теперь уже ставшего родным древнего города. Люди веселились и радовались близости дома и семьи, но в первую очередь караван направился в посёлок Рыбачий.

Вдоль окружающего нашу усадьбу забора все травинки были выщипаны, на подворье по–хозяйски вышагивала коза, но вокруг царил идеальный порядок, а прилично одетый Фагор кланялся и почему‑то плакал.

— Рад видеть вас во здравии, господин, и вас, госпожа, — он смахнул слёзы и с умилением посмотрел на Илану, а в это время из рабского крыла дома выскочили и согнулись в поклоне Риса и Хина, у последней выпирался округлый животик.

— Как дела, Фагор?

— В порядке, господин, выполняем все оставленные вами распоряжения.

— Это хорошо, будешь поощрён ПК, — кивнул удовлетворённо.

Никто кроме нас с Иланой не понял, почему глаза раба засветились таким искренним счастьем.

— Кто это её так? — кивнул на беременную Хину, — Не запустил ли ты, случаем, в наш огород чужого козла?

— Нет, господин, — Фагор смущённо шаркнул ногой, — Чужаки к нам не заходили.

— Вот видишь, а придуривался стариком?! — хмыкнул я, а народ весело и шумно рассмеялся.

Мы семь месяцев были оторваны от родных и близких, а оказавшись за пару километров от дома, люди старались быстро завершить все дела и разбежаться. Меха и шерсть выгружали и затаскивали в кладовую, волов заводили в конюшню, а арбы аккуратным рядком выстраивали у её тыльной стены. У меня было шесть денников для лошадей, а волов могло разместиться не более десяти, поэтому мы заблаговременно договорились с Лагосом и дедом Котяем, что по две арбы они пока заберут на своё подворье.

Гита, под предлогом клятвы крови, и Кара, без какого либо предлога, оставались жить у нас. Этот вопрос они давно решили с Иланой, а она уже согласовала со мной, но я не возражал, такие отличные воительницы и их связи нам очень скоро пригодятся.

— Подвигами особо хвастаться не надо, а о некоторых из них не должны знать даже ваши близкие, в том числе и о наших с Иланой возможностях, — напутствовал их на прощание, — Вы мне давали клятву, а сейчас её действие прекращается, но вы должны знать, что на болтливый язык Илана наложила проклятье, у мужчин сначала член отгниёт, а женщина рожать не сможет, а потом у них язык отвалится, и они издохнут, как шелудивые собаки. Неболтливым людям наоборот, боги дадут жизнь долгую и счастливую, а после смерти заберут в свои чертоги.

— Да нет, что вы, господин, кто сам себе враг, — заговорили окружившие меня соратники.

— Теперь, что касается вашего заработка. Вы у меня заработали немыслимо большие деньги, общая доля рядового бойца, за минусом затраченных средств на оружие и обмундирование, составила четыреста семьдесят пять зеолов. Даже за шестьдесят четыре зеола, которые заработала Ханна с детьми можно в вашем поселке купить дом и несколько лет жить безбедно. Учить семейство Лагоса или деда Котяя не собираюсь, но остальным парням швыряться деньгами не рекомендую. Впрочем, мы уже с вами договорились, что всю сумму получите лишь через два месяца, а сейчас выдам на руки по двадцать золотых каждому воину, а завтра добавлю по пятьдесят, после того, как с Лагосом сдадим шерсть. С семейством Ханны расчёт прямо сейчас. Вопросы есть? Всё ясно?

— Ясно, понятно, — забормотали вокруг, но Рис все же спросил, — А арбалеты можно взять с собой?

— Этот вопрос тоже решён. Арбалеты в чехлах заносите в кладовку и вешаете на колышек, ну, а кто захочет пострелять, то приходите в гости. Да, воины мне нужны, но только на постоянную службу, а не на разовый поход. Пока что отдыхайте, но через три месяца я опять буду комплектовать караван для очередного похода за мехами, который теперь возглавит Илана. Условия будут прежними — пятая часть от дохода плюс доля в трофеях, коль такие будут.

Провожая парней за ворота и прощаясь, вспомнилось древнее толкование понятия «воин», а глядя в их глаза, эта мысль укрепилась в сознании окончательно: воин, это не профессия, — это диагноз. Конечно, с месячишко они погуляют, а затем от безделья и адреналинового голода их замучает тоска, и они опять придут ко мне.