Глава 1

Флейты "Алекто" и "Селена" бросили якоря в двух милях от бушующего океана, в проливе между Фолклендскими островами, развернув борта для контроля подходов к месту ремонта "Ирины". Трюм и палубу шхуны освободили от всей живности, и произвели ее килевание.

К концу сентября мы, наконец, закончили решение текущих вопросов в Южно-Африканском графстве и отправились утверждать власть в будущей метрополии. Миновав сороковой градус южной широты, покинули воды Индийского океана и свернули в Атлантику, взяв курс на запад. Вначале ветер нам сопутствовал, но на подходе к нулевому меридиану, задули встречные пассаты, и двадцать девять дней нам пришлось лавировать переменными галсами. И это без учета двух дней, в течение которых делали остановку на безлюдных островах Тристана, где останавливались для выездки лошадей и выгула разной другой живности.

Это обратный путь от архипелага Огненная Земля до Южной Африки с попутным ветром можно пролететь дней за пятнадцать. Если бы не серьезные планы, которые нужно было решить в Чили… Прошу прощения, в вице-королевстве Перу. В моей прошлой истории к Чили эти территории отошли в ХIХ веке после Тихоокеанской войны с Боливией и Перу. Так вот, если бы не серьезные планы, то к берегам Северной Америки такие круги никогда бы не нарезал, пошел бы через Тихий океан.

В ста двадцати милях от Фолклендских островов разыгрался шторм, и за два дня нас так разбросало, что на просторах океана мы едва не потерялись. Мы с "Селеной" нашли друг друга быстро, но за "Ириной" пришлось порыскать целые сутки. Но, все-таки, отыскали ее уже в пределах островов, сидящую в воде гораздо ниже ватерлинии. Оказывается, корпус шхуны в районе киля дал приличную течь, а команда в течение полутора суток беспрерывно работала на помпе. Течь заделать не получалось, она все расширялась и грозила отправить всех на дно. Как потом оказалось, подкилевой брус был заражен белым домовым грибом. Эту паскудную гадость даже мастера Малаги не смогли высмотреть. Счастье, что вахтенный матрос заметил близость берега, не то уже подумывали топить перевозимую живность, которая во время шторма слишком разволновалась, а лошади до того озверели, что насмерть затоптали двух ухаживавших за ними крестьян.

Перехватив "Ирину" и подойдя ближе к берегу, увидел пролив и выбросил вымпел "Всем поворот влево". Здесь волнения, фактически не было, поэтому, зашли спокойно. Капитан шхуны, совершенно простуженный Коля Рыжков, подвел ее прямо к берегу и посадил на мель. Здесь же бросили трап и вытащили на берег якорь, после чего приступили к полной выгрузке.

Рыжкова и еще двух его матросов с высокой температурой уложили в постель, а его супруга, прошедшая полугодичное обучение у доктора Янкова, накладывала ребятам уксусные компрессы и поила какими-то отварами. Слава Богу, воспаления легких не случилось и, к следующему утру жар спал.

Все три корабельных плотника с кучей добровольных помощников работали второй день, но к этому вечеру ремонт обещали закончить. Моему хозяйственному боцману, скрепя сердце две бочки дегтя из пяти заныканых, пришлось отдать для обработки корпуса. Теперь-то точно, шхуна еще побегает.

Нынешний шторм был, не сказать, чтобы сильно крутым, скорость ветра не превышала двадцати двух метров в секунду, зато был затяжным и длинным, как собачья песня. Тяжело переносили качку наши девчонки, ведь многие из них были беременны. Да и дел поганых натворил — погибло два крестьянина.

Конечно, его не сравнить с тем ужасным тайфуном, трепавшим нас в Индийском океане. Хоть и был он краткосрочным, но бед принес немало. Марсового с "Селены" смыло за борт, каким-то образом на конце распустился узел. А их рулевой сломал руку, прямо во время вахты. У меня на "Селене" лопнул крепежный канат, и оборвало каронаду. В результате, одного канонира раздавило насмерть, а второй отделался легким испугом — сломало два ребра. И если бы не командир опердека сержант Сагайдак, который успел перехватить обрывок каната и захлестнул его на второй растяжке, каронада могла еще не одного человека убить или искалечить, да и борт вывалила бы наверняка.

Не буду рассказывать о количестве матросов, получивших тогда ушибы и мелкие травмы, прилетело почти каждому и мне лично тоже. Когда отбивал склянки при уже затухающем волнении, не удержался на затекших ногах и пошатнулся, рука соскользнула с мокрой переборки, и меня силой инерции развернуло и треснуло затылком о перила ступенек, ведущих на квартердек. Еще помню, как прохрипел помощникам приказ передать "Селене" функции лидера и, когда волна немного стихнет, высылать в "бочку" впередсмотрящего, на случай предотвращения столкновений с обломками и оказания помощи потерпевшим кораблекрушение. После этого несколько часов выпал из реальности.

Очнулся тихой звездной ночью от спокойных перезвонов судовых колоколов, нашего и лидера. После этого голова раскалывалась от боли еще добрых четыре дня, но пару дней тошнило безудержно, а сутки рвал желчью.

Оказалось, что за пять часов буйства урагана, нас отбросило к югу на сто семьдесят миль, и слегка сместило к востоку. В результате, пришлось менять курс и затратить двадцать два часа на возвращение к исходному маршруту.

В порт города Мангалуру прибыли на четвертый день. Мы еще не успели причалить, как были атакованы разными торговцами и мытниками, одетыми приблизительно одинаково — в разноцветные дхоти и тюрбаны. Кстати, все они прекрасно знали и голландский язык, и португальский, поэтому, в общении никаких препятствий не возникло. Выплатив мыто по два серебряных талера за корабль и по талеру причальных, озвучил торговцам свои потребности. Когда они начали что-то предлагать, у меня разболелась, голова, поэтому сказал, что буду думать до-завтра, развернулся и ушел в каюту.

Перед тем, как завалиться спать, по просьбе личного состава, назначив старшими Бевза и Сокуру, половину команды до окончания третьей вахты отпустил на берег отдохнуть да развеяться. А еще разведать, что и почем.

Утром знал полный расклад по конъюктуре рабского рынка. Мои неслабо зажигавшие на берегу и довольные до упадения помощники, за бокалом вина разговорили каких-то португальцев. Поэтому, когда ко мне опять подвалили вчерашние торгаши, вытащил из пояса золотой дублон, щелчком подкинул его, поймал и сказал, что на хороший товар подожду более разумное предложение. И буквально через склянку, в сопровождении двух здоровенных индусов с кривыми мечами на плечах, пришел толстый торговец в подвязанном желтом дхоти и белоснежном тюрбане. На его ногах были одеты загнутые кверху носками туфли без задников, а на пальцах рук, даже на больших, золотые и серебряные кольца с красными и зелеными камнями.

То, как почтительно ему уступили место проходившие мимо мытники, стало ясно, что пожаловал не простой купец. Да, вот с ним мы и решили все торговые вопросы. Правда, под его напором немного потрепыхался для виду и сдался уговорам, взял не сотню мужиков, как планировал ранее, а двести шестьдесят пять. А в придачу к ним двести десять баб.

И ладно, пятьдесят крестьянских пар заберут фазендейры Бульбы, а всех остальных отдам лигачевским ребятам. Пусть тоже делают себе полноценные фазенды, расширяются и богатеют.

За рабов уплатил дорого и рассчитался золотыми слитками, зато стариков не было, все были не старше трех десятков лет. В переводе на серебро, за простых крестьян отдал по четыре талера, за двадцать пять десятников — по десять, за пятерых мастеров сахароваров — по пятьдесят. Ну, и за каждую крестьянку по десять талеров без торга.

Пока три дня стояли в порту, успел посмотреть город, пройтись по торговым лавкам и припортовому рынку. В той жизни не доводилось побывать в Индии, поэтому, мне все здесь было интересно.

Что можно сказать? Это действительно страна контрастов. По ступенькам храма четырехрукого бога Шивы спускается состоятельный господин, а под его ступеньками сидит и оправляется оборванец из клана неприкасаемых, но рядом с совочком и скребком наготове уже стоит храмовый служка. А вообще, городок выглядит для европейца непривычно и имеет очень интересную архитектуру. Например, стены какого-то храма изрезаны множеством барельефов каких-то человекозверей, а самый большой и центральный из них — многорукая богиня, с мечом в каждой руке.

В лавках чего только не продают, и украшения серебряные, и украшения золотые, с камнями и без. Фигурки различных божков из дерева и слоновой кости. Ткани шелковые и ткани хлопковые, однотонные и разноцветные, при этом цены раза в три ниже, чем в Европе. А к лавочникам, торгующим разной утварью, одеждой и обувью вообще не заходил. Но дамасскую саблю с рукоятью из слоновой кости, обвитую тесьмой из акульей кожи, в оружейника купил, не удержался, все же в абордажном бою таким клинком работать удобней. Вообще-то, в Агадире мне достался целый коллекционный арсенал, но именно такой красавицы не было. И драгоценные камни купил, семь крупных кровавых рубинов и семь изумрудов. Получилось довольно дешево, можно сказать, что по европейским меркам — совсем бесплатно.

Наши матросы тоже натащили на корабли множество всяких покупок. Непонятно только, зачем опять набирали тех же тканей, ведь из Агадира привезли столько, что в каждом доме ими все стены обтянуть можно. Но это не мое дело, что хотят, то пусть и тащат, серебра у бойцов много. Впрочем, почему только у бойцов? Да у крестьян на руках целые состояния в европейской валюте. Надо отписать Ивану, пусть распорядится, чтобы коменданты потихоньку изымали их в казну, начав производить обмен на деньги княжества.

Разместив на судах рабов, то есть уже, просто работяг, о чем после погрузки до их сведения было доведено, мы отправились к их новому дому. Погода держалась отличная, и наш путь к берегам графства прошел спокойно и уныло.

Так закончилась наша индийская эпопея. А сейчас, с раннего утра второго дня, мы с офицерами и бойцами роты Ангелова, затеяли коллективную выездку лошадей по бескрайним зеленым лугам Западного острова архипелага. Шторм стих еще ночью и сейчас ярко светило солнце, однако, не скажу, что было тепло.

Здесь оказалось столько лисиц, что непроизвольно организовалась массовая загонная охота. Мы с Чайкой порезвились неплохо, и два трофея тоже попали под мой кистень. Лисы были раза в два больше привычных европейских, с очень красивой бурой шерстью на спине и боках, белой грудью и такой же белой полосой на животе. Шкуры доверил снимать гордому от порученного князем дела Фомке. Вот какие шикарные и необычные воротники будут подарены Любушке и Татьяне.

Помнится мне, в той жизни эти острова были яблоком раздора между Великобританией и Аргентиной. Они за них натурально воевали даже в конце двадцатого века. Но что могла противопоставить бедная Аргентина одному из лучших флотов мира? Поэтому, исход споров был ясен. Еще запомнилось, что знаменитая ткань "бостон" изготовлена из шерсти овец, выращенных на этих островах. Даже на гербе архипелага была нарисована эта самая белая овца, уж очень для них благоприятны здешний климат и бескрайние зеленые луга. Сделав зарубку в памяти, а почему бы самому не озаботиться этим стратегическим местом, отправился на борт "Алекто", подошло время моих занятий с курсантами.

Мой рабочий день начинался с шести утра. Обычно, когда сплю, то на периодический звон судового колокола, отбивающего склянки через каждые полчаса, не обращаю никакого внимания. Но за одну-две минуты до удара в рынду, извещающего середину последней вахты, встаю чисто интуитивно. Отбегав вместе с курсантами утреннее физо, завтракал и в восемь утра заступал на первую вахту. Именно всегда на первую, а не так как положено на всех остальных кораблях и флотах, когда время последующих вахт у вахтенных офицеров не совпадает.

На первый урок, сразу же после завтрака, и на последний — перед отбоем, приходил один из монасей, отец Иона, который читал курсантам закон Божий, а так же, церковное и римское право, хочу заметить, по собственной инициативе. Все оставшееся время до моего прихода, с курсантами занимался Антон. Занимался — это мягко сказано, он их третировал физически и морально. Не знаю, правильно ли он организовал воспитательный процесс, только я в это дело не вмешивался. Но видел, что дети на меня смотрят глазами взрослого человека, да и труса никто из них никогда не праздновал. Это было видно по некоторым косвенным признакам, особенно, когда самозабвенно дрались в спаррингах врукопашную или на ножах. Впрочем, двое трусливых ребят погибли еще на Ла Пальме, когда Антон посчитал свою шайку готовой к испытанию, и скидывал со скалы в горящую от разлитой нефти бухту. В курсантскую среду были приняты дети, в душах которых детского как раз, осталось очень мало.

Моих уроков было больше всего, с курсантами занимался с двенадцати до восьми, с короткими десятиминутными перерывами через каждый час и двухчасовым перерывом, полчаса на обед и полтора на сон. Хотел передать максимум знаний, но начал с грамматики славянского, английского и испанского языка, арифметики и древней истории. Надеялся, что лет за шесть-семь мои будущие специалисты по проведению спецопераций, разведчики, контрразведчики, дипломаты, аналитики и преподаватели, станут если не людьми уникальными, то все равно, высокообразованными, с высочайшим уровнем знаний и интеллекта. Все эти ребята должны занять достойное место в лыцарском корпусе Славии, а два-три десятка самых одаренных планирую оставить возле себя на десять или на пятнадцать лет, или насколько понадобиться.

Часть выпускников моей персональной школы отправятся на работу в "поле", другая часть останется при генеральном штабе или перейдет на преподавательскую работу. Лет через шесть-семь будем производить ротацию, теоретики заменят практиков, а те соответственно, будут отозваны на преподавательскую работу. Так и будем растить новую элиту новой страны.

К вечеру ремонт шхуны "Ирина" был закончен и, дождавшись прилива, мы ее стянули на глубину и под огнями факелов приступили к погрузке. Животные, а особенно лошади, почувствовав простор сочных зеленых лугов, возвращаться на борт желанием не горели, но упирались уже не так, как самый первый раз, видимо, привыкли.

Выходить в море решили с рассветом, а спать никому не хотелось, поэтому после ужина всех офицеров экспедиции пригласил к себе на бокал вина. Мы шли на разных кораблях, неделями не виделись и не общались, поэтому, вот таким вот собраниям, где в непринужденной обстановке каждый мог высказать все что угодно, радовались все. Чаще всего разговор заходил о том, как бы кто хотел обустроить свою личную жизнь, о том, как нас встретят новые земли и какое нас ожидает будущее.

— Дорогу осилит идущий, — говорил им, — а значит быть ленивым богатеем, прожигающим жизнь в праздности, — для нас непозволительная роскошь. Как только остановимся на достигнутом и лишь станем пользоваться плодами былого труда, придет кто-нибудь более деятельный и сильный, и заставит поделиться. Это в лучшем случае, а в худшем, даст пинок под зад, и окажемся мы на задворках бытия.

— Думаю, сир, что при нашем оружии через пару лет у нас уже не будет достойного противника, — не согласился Кульчицкий.

— Любое новшество, Арсен, какое появилось в мире, рано или поздно станет общественным достоянием. В конструкции револьвера, например, вообще нет ничего сложного, они известны уже лет сто пятьдесят. Другое дело, что с оружейными сталями и унитарным патроном не все так просто или совсем не просто. Но это не критично, любой нормальный мастер сделает барабан сменным и многозарядным, с терочными инициаторами. Впрочем, если иметь образец и при этом задаться целью, то за десяток лет даже секрет нормального капсюля раскрыть можно. Война — двигатель прогресса.

Не рассказывать же им, что объективная масса теоретических изысканий и практическая потребность власть предержащих в постоянном противоборстве оппонентам, рано или поздно приводит к технологическому взрыву. Знали бы они, что между изобретением унитарного патрона с латунной гильзой, снаряженного дымарем и ядерной бомбой, расстояние всего лишь семьдесят пять лет… Внимательно посмотрев в глаза каждого офицера, похлопал рукой по напольному глобусу, затем, достал из шкафа скрученный рулон большой карты и разложил на столе. Меня тут же окружили все офицеры.

— Уже сейчас, товарищи лыцари, под нашей властью страна большая и богатая, но это далеко не все, что должно отойти под мою руку. В мире есть, как минимум пять архипелагов, которые мы должны присоединить к княжеству и где вы или ваши дети станут губернаторами. Даже на этих островах, где мы сейчас стоим, в будущем нужно будет поставить собственную комендатуру и эскадру боевых кораблей, которые будут контролировать судоходство в южном полушарии. Но куда мы идем сейчас, все вы прекрасно знаете. Да, на принадлежащую мне часть североамериканского континента. На сегодняшний день испанской, французской, британской и голландской коронами, там колонизировано едва четверть территорий. Земли княжества растянулись более, чем на десять тысяч километров по всему побережью Тихого океана от границы пустынных земель Мексики, которая входит в состав вице королевства Новая Испания, до пролива в Северный Ледовитый океан. На западе территория ограничена океаном, а на востоке Скалистыми горами, которые считаются непроходимыми и неприступными. На всей этой огромной территории нет, и еще долго не будет ни одного чужого европейца, поэтому, развиваться нам никто не помешает. Вместе с северными землями — это половина материка. Но на восток от Скалистых гор до правого берега реки Миссисипи, и по ее течению до самого устья в Мексиканском заливе Атлантического океана, еще тоже нет никакой цивилизации, — немного подумал, и показал на карте место на побережье залива, где в той жизни стоял город Новый Орлеан.

— Впрочем, в этом месте может быть небольшое французское поселение. Но ничего, мы его возьмем под свою руку, правда, лет через двадцать. Нам спешить некуда, вначале нужно окрепнуть и набраться сил.

— Но как мы перейдем на ту сторону через эти Скалистые горы, если они непроходимы? — покашливая, спросил оклемавшийся капитан Рыжков.

— Есть один проход, кстати, вполне удобный для транспорта, — ткнул пальцем в приблизительное место на схематическом изображении гор, — Между прочим, капитан, карта побережья княжества нарисована приближенно, поэтому, составление правильных лоций всего побережья будет на твоей совести.

— Сделаю, чего уж там, — кивнул он, — А что за народ сейчас проживает в княжестве?

— Племена краснокожих дикарей, очень воинственные, хитрые и беспринципные. Мы с ними, конечно, справимся, но будет нелегко. Если арапы Южно-Африканского графства бесстрашные штурмовики, то эти — с детства воспитанные воины-егеря. Считают врагами всех, кто не входит в их племя, а уважают только силу. В бою будут драться до последнего или пока жив вождь. А вождь краснокожих по принуждению свою голову под пяту никогда не подставит, с ним нужно будет либо договариваться, либо убивать. К сожалению, они еще не знают, что являются моими подданными, поэтому, приручать и учить правильному поведению будем вместе.

— Чего там, дадим прикурить! — лейтенант Попеску хлопнул себя рукой по кобуре с револьвером.

— Дадим, примучим и принудим к подданству, если будем сплоченны и сильны, — согласился с ним, — Кстати, это будущие бойцы ваших полков. Но на сегодняшний день мы еще слишком малочисленны, и если расслабимся, нас съедят мгновенно даже эти дикари, и не поможет никакое оружие.

— Да я за свою новую жизнь любого порву, даже без оружия, — угрюмо сказал Антон Полищук.

— Ни в ком из вас не сомневаюсь, майор. Мы воины и среди нас нет жалких юродивых и убогих лентяев, которым не должно быть достойного места. Один умный человек говорил, что в этом мире уважают только силу, а сила заключается не только в крепкой руке, но и в крепком духе и в чувстве локтя. Только вместе мы победим. И либо мы останемся в памяти потомков жалкими и убогими людьми, что упустили свой шанс и опозорили свое имя, либо героями. — После этих моих слов офицеры, которые рассматривали карту, выпрямились и подняли подбородки.

— Воины мы, сир! — высказался за всех Данко Ангелов, — Мы в своем кругу об этом уже не раз говорили, а кем бы мы были, если бы не вы? Вы нам дали возможность возвыситься на небывалую высоту, и мы свой шанс не упустим, силы духа нам хватит. Мы с вами до конца, сир!

— Тогда запомните мои слова, воины. Нельзя никого заставить работать на благо всех. Очень тяжело заставить самоотверженно трудиться на благо государства. Но я себя заставил, ибо обязан, это мой крест. И ваш. Ибо вы мне его целовали.

Итак, сегодня 25 октября 1681 года. Прошло три года и два месяца с того самого дня, когда по воле Творца мое сознание Евгения, умудренного жизненным опытом человека ХХI века, пробив пространство столетий, вернулось в век ХVII и объединилось с моим сознанием Михаила, молодого княжича и Запорожского казака, далекого предка нашего рода. Избрав целью изменение истории, определился с методами ее достижения и, набрав достаточно сил, обозначил время раскрытия своего инкогнито — начало войны за испанское наследство, которая произойдет после смерти короля Карла II и будет длиться одиннадцать лет. Впрочем, надеюсь, что теперь закончится она гораздо быстрей. Точную дату ее начала не знаю, но помню, что случилось это в начале века. Зато отлично знаю дату захвата англичанами Гибралтара, это 4 августа 1704 года. Почему-то именно эта дата из рассказов гида на экскурсии, в голове засела крепко. Вот и определил этот день, как время "Икс".

Многое ли успел сделать за три прошедших года? К сожалению, немного. Но, и немало.

Во-первых, став испанским феодалом, врос в европейское общество, выучился и получил звание морского офицера, сделал себе имя и организовал стартовый капитал, что позволило приобрести будущую переселенческую базу — феод на острове Ла Пальма, Канарского архипелага.

Во-вторых, Господь оказал помощь и на пути встретились Иван Бульба и Антон Полищук, которые мне поверили и стали самыми близкими друзьями. Именно они отправились на рабские рынки Османской империи, где скрупулезно отобрали и вызволили сотню грамотных юношей воинского сословия, то есть, парней деятельных и стремящихся, с детства обученных бою и управлению хозяйством. Ребята получили не просто свободу, а удовлетворили свои сокровенные мечты и желания, в результате стали моими самыми преданными ближниками. А так же, Рита и доктор Янков, которые являются приобретением поистине ценнейшим.

В-третьих, спроектировал, смоделировал и организовал мелкосерийное производство простенького огнестрельного оружия и боеприпасов на собственноручно созданных производственных мощностях. Прогрессивную сельскохозяйственную технику и инвентарь по моим чертежам, а так же силовые водяные и ветровые установки по голландскому образцу, сумел изготовить в мастерских Толедо. И под видом торгового, начал организовывать свой флот.

В-четвертых, создал собственный бизнес, который уже сейчас приносит неплохие доходы. А с учетом моих нынешних возможностей, грозит вырасти в крупнейший финансово-промышленный холдинг мира.

В-пятых, тщательно спланировал и осуществил удачный поход в Украину, где уничтожил врага рода Каширских, победил в боях слишком хитрожопых князей Речи Посполитой и собрал до четырех тысяч переселенцев. Вопрос с организацией постоянно действующих переселенческих баз тоже решил к взаимному удовольствию всех сторон. Например, в Запорожской Сечи, после уборки хлеба, народ будет собираться на переправе через Южный Буг у крепости "Соколец", в чем будет содействовать куренной атаман Максим Кривоус. Чтобы это содействие не ослабевало, на нужды Сечи будет поставлено целый корабль разных ништяков. Базу в порту Хаджибея османы тоже выделили, благодаря поголовной коррупции во всех эшелонах власти. Правда, не Каширскому князю Михаилу, а французскому наемнику Жану Картенару.

В-шестых, упорядочил домашние дела и семейные отношения. Обвенчался с красивейшей девушкой мира — Любушкой.

В-седьмых, нагло разграбил Агадир, пиратскую столицу Магриба, где взял на шпагу действительно несметные сокровища, а так же освободил рабов, три тысячи из которых пополнили команду переселенцев. При этом, захватил в порту одиннадцать приличных внешне и богатых внутренне торговых шхун и шестнадцать отличных боевых шебек.

И в-восьмых, став признанным собственными подданными монархом, приступил к непосредственному государственному строительству княжества. Колонизировал ныне бесхозные богатейшие природными ресурсами земли Южной Африки, расселил шесть с половиной тысяч переселенцев и заложил фундаменты четырнадцати городов. Именно здесь будет дан старт развитию научно-технического прогресса, промышленного и военного строительства.

Конечно, было бы более правильно вначале развивать основы государственности, экономики и промышленности в метрополии. Но что поделаешь, если Северную Америку я вообще не знаю. Нет, бывать доводилось. Когда-то, работая в Чили, для ребят из моей компании и их семей организовали двухнедельную туристическую поездку. Собственно, организовал Яшка Крайзельберг, мой бывший одноклассник, за наши немалые деньги, правда. Тогда мы прилетели в Новый Орлеан, где нас дожидался старый речной пароходик и гид, в лице самого Яши. Шесть дней мы плыли по Миссисипи, сделав короткие остановки в Виксберге, Мемфисе и Сент-Луисе. Затем, свернули в рукав реки Миссури и направились в Омаху, остановившись только однажды в Канзас-Сити. Прибыв через три дня в Омаху, пересели на Чикагский скорый экспресс до Сан-Франциско. Поезд по пути следования делал какие-то остановки, но Яша уделил внимание только некоторым: Гранд-Айленду — его жена была оттуда родом, Шайенну — столице штата Вайоминг, Солт-Лейк-Сити — мормонскому городу и крупнейшему промышленному центру, расположенному в Скалистых горах в районе Большого Соленого озера и Сакраменто — калифорнийскому городу, бывшей столице Золотой лихорадки. Побродив два денька по Сан-Франциско, отправились в Лас-Вегас. Здесь потолкались в казино, где в числе счастливчиков очутилась Лена, жена моего электрика Сашки Крутова. Она в рулетку выиграла полторы тысячи долларов, зато все остальные ребята и я, в том числе, проигрались до цента. На этом наше насыщенное впечатлениями посещение Штатов закончилось и рано утром мы улетели обратно в Чили.

Это путешествие и все, что с ним связано, очень хорошо запечатлелось в памяти. Да и на пройденный нами маршрут у меня есть определенные планы, однако, не сегодня, даже не через десять лет. Но окончательно система должна сформироваться и обрести состояние устойчивости лет через двадцать.

Если честно, то очень хотелось избрать в качестве метрополии Австралию. В комплексе с островами Тасмания и Новая Зеландия, там есть абсолютно все материальные ресурсы для создания могущественного сверхсовременного государства. Да и колонизировать ее было бы в сто раз легче. Да чего там легче? Выдавить диких людоедов, пожирателей деликатесов в виде жучков и червячков, можно было бы вообще без проблем! Это не организованная воинственная цивилизация краснокожих. Но в том-то и беда, что мне нужны воины. Воины! Для решения поставленных перед собой задач, за довольно ограниченное время нужно создать мощную армию, в составе трех тридцатитысячных экспедиционных корпусов. А где мне их столько взять? В Австралии точно негде.

Дух воина воспитывается поколениями. По этой же причине, из крестьянина может получиться только пушечное мясо, разве что потенциального бойца протестировать, отобрать из сирой массы и начинать готовить с детства. Есть у меня на этот счет определенные мысли, но опять же, это дело не сегодняшнего дня, а чтоб этот день наступил, нужно предъявить себя как сильного игрока, с которым захотят иметь дело тот же царь Петр I или окружение будущего испанского короля Филиппа V.

Покорить и привести к присяге индейцев будет непросто. Нет, я не собираюсь подвергать их бездумному геноциду и поголовному уничтожению. Не без того, конечно, но травить ядами, подбрасывать зараженные оспой одеяла, подвергая одномоментному истреблению миллионов людей, как это делали британцы, точно не буду.

В этом отношении испанцы поступили более разумно. Мизерными силами, колониальные партии которых часто не превышали полсотни человек, с помощью допотопной аркебузы и Слова Божьего, за каких-то сорок лет покорили громадные территории, ассимилировали и привели в лоно Ватикана миллионы аборигенов. При этом, треть обитаемого мира стала разговаривать на испанском языке. А разве мы глупее испанских конкистадоров, разве православный священник хуже католического? Нет, не глупее и не хуже. Путь решения проблемы известен и мы его пройдем так, как надо.

Таким образом, с незанятыми цивилизацией территориями проблем вообще нет. С материальными ресурсами тоже все в порядке, а вот с людскими, на ближайшие годы — беда. Придется кроме желающих и сагитированных запорожских и донских казаков, скупать на рабских рынках Османской империи всю православную братию, и не только воинов, но и мужиков, потому, как нужен и воинский контингент, и трудовой. Для организации еще одного постоянного ручейка поступления крестьян и некоторых бояр, надеюсь договориться со староверами. Эти, конечно, не сразу рванут на новые земли, а вначале отправят доверительную партию из числа старших, но годика через два-три, думаю, согласятся. Впрочем, уже говорил, что староверами является большинство казаков и почти все мои офицеры, и никто им на это не пеняет; молитвы читают на одном языке, а то, что крестятся немного по-разному, так за это и раньше из наших храмов не выгоняли. Но было бы лучше, чтобы священники нашли компромисс.

Скольких переселенцев, таким образом, сможем тайно собирать и отправлять на новые земли, не знаю, но надеюсь, что около четырех-пяти тысяч в год. Этого количества тоже крайне мало, поэтому, вся надежда на будущее взаимовыгодное сотрудничество с царем Петром. А то, что он станет моим главным союзником, нисколько не сомневаюсь. Это был первый любопытный, разумный и деятельный прогрессор на престоле царства Московского, поэтому, от предложений, которые будут способствовать расширению территорий, увеличению могущества и превращению царства в межконтинентальную империю, он не сможет отказаться. А предложить есть что.

Предъявляемые требования к более прогрессивной организации труда в промышленности и сельском хозяйстве, использование более высокотехнологичных средств производства, более совершенных систем вооружения в армии, требует наличие подготовленных научно-технических специалистов. А их, к сожалению, пока еще нет, и это на сегодняшний день самая серьезная проблема. Придется через компанию "Новый мир" выделять гранды и стипендии университетам Европы, таким образом привлекать заинтересованных выпускников, а здесь уже доучивать и переучивать. Кроме того, заложенные основы в виде бесплатного обучения в специальных учебных заведениях, высокой оплаты труда инженеров, техников и мастеровых, должны серьезно стимулировать нашу собственную предприимчивую молодежь. Таким образом, предпринятые меры, а также обязательное участие частного капитала и его личная заинтересованность в развитии производства, должны двинуть индустриализацию страны с короткого старта.

Одной из самых мощных ее движущих сил, является строительство. Даже мне когда-то пришлось в этом деле поучаствовать неслабо. Будучи сформировавшимся специалистом, состоявшимся инженером-механиком, жизнь распорядилась заняться строительным бизнесом. И пришлось уже в зрелых годах идти учиться на заочное отделение инженерно-строительного института. Тогда-то и заинтересовался некоторыми работами некоего голландского дворянина Франца де Волана, который в свое время принял Российское подданство и стал самым первым инженером Южной армии Александра Васильевича Суворова. Со временем он стал, не побоюсь этого слова, великим строителем, под его непосредственным руководством было возведено немало фортификационных сооружений и крепостей, он строил города Белгород-Днестровский, Новочеркасск, Николаев, Одессу.

Все его поселения представляли собой компактные военно-административные жилые образования с прямоугольно-сетчатой планировкой, где предусматривались просторные площади, широкие проспекты и озелененные бульвары. Было впервые упорядочено размещение государственных учреждений, воинских формирований и жилых районов. Это были города будущего, генеральные планы которых даже в ХХI веке исключали возможность создания на улицах глухих транспортных пробок.

Со своими строителями мы раз и навсегда определились именно с такой схемой планировки всех городов княжества. Тем более, что строить приходится не в стесненных условиях замкнутых территорий. Для них, конечно, улицы шириной в тридцать и пятьдесят метров, с зелеными насаждениями посредине, а площади в сто пятьдесят — триста метров, выглядели странно, однако тот, кто заказывает музыку, тот ее и танцует, поэтому, особо не возникали. Затем, увидев в действии наше оружие, ни о каких крепостях и высоких стенах больше даже не намекали.

Вопросы организации сельского хозяйства, теперь меня тоже не беспокоили, землей — исконной мечтой крестьянина, обеспечил. Земледельцы получают ее в пожизненное арендное владение с правом передачи одному наследнику. В субаренду ее тоже могут передать, но не менее, чем на пять лет, правда, после этого арендатор и его наследник потеряют на нее всяческое право, и земля останется в пожизненном владении субарендатора. Таким образом, хитрый лентяй или пьяница сразу же превратиться в наемного работника, толи на селе, толи в городе. Первое время их будет спасать обилие земельных ресурсов, но они ведь не вечны.

Крестьянских детей, желающих отделится в самостоятельное хозяйство, тоже не обидим, лишь бы они хотели заниматься земледелием. Дадим землю если не в Африке, то в Америке или Океании. Здесь важен иной момент, как они ею распорядятся, как ее будут эксплуатировать.

Понимаю, что тех моих скудных знаний, внесенных в агрономическую брошюрку о многополье, которое нынешние просторы внедрить вполне позволяют, о методах обработки земли, о вопросах механизации, о селекции, об удобрениях, о щепах веток культурных деревьев к дичкам, о каких-то других мелочах, — бесконечно мало, ведь я не агроном. Впрочем, такой науки пока еще не существует, в той жизни ее основы заложили лишь к концу ХIХ века сами любопытные и заинтересованные энтузиасты-земледельцы, поэтому, пускай так будет и в этой жизни. Но что-то подсказывает, что на основании моих откровений, она начнет развиваться, в первую очередь, в моей стране.

А вот методы хозяйствования меня интересовать не будут, пускай община сама решает, в свете развития механизации производственных процессов: то ли объединятся в группы по интересам, то ли развивать свое частное предприятие с учетом наемного труда. Но, думается, если в сельское хозяйство не вмешиваться насильственными реорганизациями, то эволюционным путем должны установиться такие производственные отношения, какие и были у южноафриканских буров. То есть, на земле будет сидеть заинтересованный хозяин.

В той жизни довелось бывать в гостях у одного крестьянина в районе города Йоханнесбург. Большая усадьба, красивый двухэтажный хозяйский дом, обширный вишневый сад, на другом берегу искусственного пруда — вполне нормальный четырехквартирный жилой дом для наемных работников, где проживали четыре негритянских семьи. Еще один работник, белокожий старик Вальтер, обитал на первом этаже хозяйского дома.

Немного в стороне стоял ангар с инвентарем и техникой: двумя тракторами, зерноуборочным и кукурузоуборочным комбайнами, машиной молоковозкой и двумя прицепами. А за ангаром был коровник на голов пятьдесят. Никаких зернохранилищ и амбаров на территории не было, предприятие-заказчик во время уборки вывозило все до последнего зерна, а специально обработанными семенами тоже обеспечивало полностью. И это не какое-то передовое богатое хозяйство, а самое обычное рядовое. Так вот, если мои крестьяне будут жить точно также, то буду просто счастлив.

Но не все было радужным в делах наших, не все шло так, как хотелось. Оглядываясь на пройденный путь с переселенцами по Южной Африке, хочу с сожалением сказать, что без неприятностей и конфликтов тоже не обошлось. Ничего не поделаешь, на шесть с половиной тысяч людей, столько же уровней воспитания, столько же и характеров.

Нет, среди соратников идиотов не было, человек воинского сословия, умеющий с детства держать в руках меч привык нести ответственность за каждое сказанное слово и в кругу себе подобных, как правило, друг к другу относятся корректно. Тем более, ослушаться в походе слова старшего, вообще понятия не имеют. Да и наши крестьяне вели себя вполне прилично, спины некоторых из них еще помнили вкус кнутов, которых отведали за мелкие косяки еще на Ла Пальме. Но громадная толпа бывших рабов доставила немалую озабоченность. Иногда у них случались мордобои и ссоры, которые случались из-за человеческой алчности и подлости, но чаще всего вспыхивали из-за женщин. Однако, эти трения не выходили за рамки условностей, при которых требовалось постороннее вмешательство.

Однажды, один из бывших пиратов с "голландца", на привале сделал казачке, муж которой был отправлен в наряд в боковое охранение, неприличное предложение. Получив в обратку пощечину, этот смерд посмел к ней прикоснуться руками, но казаки сие действо быстро пресекли, зарубив того на месте. Двух подельников, которые в самом начале пытались подписаться, тут же порубили на куски, как соучастников.

Казаки шли в походе своей группой, считай станицей, поэтому, чинить расправу за недостойное деяние над человеком подлого сословия, который пытался нагадить в их доме, имели полное право. Вот и наступила расплата, немедленно, и без суда и следствия, зато публично и в строгом соответствии с нашими законами. Нужно сказать, что данный инцидент имел огромное воспитательное значение, что здорово дисциплинировало весь поход.

Были и другие неприятности. Следует вспомнить, как тяжело искоренялась антисанитария, как сложно внедрялись в быт нормы гигиены. Если наши… то есть, не так, они сейчас уже все мои. Так вот, выходцам из Украины и Дона несколько месяцев подряд под тяжелым прессингом моих воинов, кнутом и добрым словом, на уровне рефлексов вбивалось понятие чистоплотности. Лично отозвал некоторых девчонок и натурально приказал освоить шитье обыкновенных трусов, подвязку подгузников и использование хлопка-сырца. В результате, от людей, особенно от женщин, исчезли неприятные запахи. Пятна на платьях некоторых казачек и крестьянок, которые возникали по причине отсутствия нижнего белья и женских прокладок, в один прекрасный день исчезли. Народ стал постоянно мыться и подмываться, а руки стали мыть перед каждым приемом пищи.

С появлением бывших рабов, все то же самое пришлось натурально вбивать и в их задницы, и спины. В этом вопросе сильно помогли отцы. Несмотря на то, что многие переселенцы были католиками или протестантами но, подозревая безысходность, к мнению наших православных священников прислушивались. Они подтянулись и, глядя на уже более-менее воспитанных соседей, стали перенимать их навыки.

Считаю, что главнейшим результатом жестких, а часто жестоких методов внедрения гигиены, стал тот факт, что за время длительного путешествия никто из переселенцев серьезно не заболел.

Анализируя все сделанное за прошедшие годы и вспоминая прошедшие месяцы с момента начала путешествия, долго не мог уснуть. Только лишь услышав удары в рынду, извещающие об окончании "собачьей вахты", а потом скрип лебедок поднимаемых якорей и топот марсовых матросов, заставил себя отключиться. Ведь через два часа подъем и начало очередного, нового дня. Жизнь продолжается.

 

Глава 2

Пролив Дрейка, который отделял самую южную часть континента — Огненную Землю от Антарктики, мы для прохода даже не рассматривали. И не потому, что пришлось бы огибать значительные расстояния, а потому, что там встречаются холодные и теплые течения, что является причиной почти круглогодичных сильных штормов, высота волн достигает пятнадцати метров. Это, конечно не тайфун, но все равно, избави нас Бог от подобных испытаний.

Наш путь лежал на вход в Магелланов пролив, довольно точно обозначенный на моих лоциях. В южном полушарии это был наиболее безопасный путь, соединяющий Атлантику и Тихий океан. В том мире он, даже после окончания строительства Панамского канала, имел важное значение для мировой торговли. Особенно для перевалки грузов между юго-западным побережьем Южноамериканского материка и югом Африки, а также регионом Индокитая.

В полдень ярко светило солнце, вход в пролив с высокими скалистыми берегами был виден отчетливо. Мы приняли левее и прошли ближе к остро выступающему в изумительно синее море мысу Каталина. Расстояние между берегами было около десяти миль и встречных судов не наблюдалось. Но, памятуя лекции в морской школе, в том числе и об этом проливе, где в узких местах, укрытых скалами, могут встретиться всякие шутники, выбросил вымпел "Боевая готовность".

Дело в том, что с момента его открытия Магелланом, было несколько попыток колонизации этих мест и взятия под контроль. По указанию короля Испании для устройства крепостей и строительства двух городов: "Город Иисуса" и "Город Филиппа", было направлено триста поселенцев. Но через три года какой-то британский пират забрел сюда и нашел вместо города какие-то развалины и единственного выжившего "Робинсона", оказывается, все остальные умерли от голода и отсутствия пресной воды. С тех пор и до середины ХIХ века, пока его не оседлало государство Чили, освободившееся от колониальной испанской зависимости, пролив был бесхозным, а развалины бывшего города так и назывались: Puerto Hambre (Порт Голода).

В лоциях было указано, что здесь часто меняются течения и ветры, поэтому, когда пролив стал резко сужаться до ширины в две мили, а солнце спряталось за отвесными скалами, решил не рисковать и на ночь глядя в узкое горло не входить. Организовал стоянку немного левее прохода, но боевую готовность не отменил, пока высланная на шлюпке к скалам партия наблюдателей не осмотрела и не взяла под контроль дальние подходы с обеих сторон.

Ночь прошла спокойно и, когда верхушки скал ярко вспыхнули от утреннего солнца, а у входа в пролив было еще пасмурно, с наблюдательного поста вернулись караульные. Они доложили, что узкое горло имеет ширину в две мили, а дальше пролив опять расширяется до миль восьми-девяти, и по всей видимой части водной поверхности, других посторонних судов не наблюдалось.

В лоциях было указано, что длина всего пролива — триста десять миль, а значит довольно широкий, прямой участок в сто миль мы надеялись пройти за световой день. Оно так и получилось, миновав рано утром развалины Порта Голода, мы к завершению третьей вахты подходили к резкому повороту на северо-запад, самому узкому и ответственному участку пути, протяженностью сто пятьдесят миль.

Солнце уже скрылось за вершиной горы, но и плановую дистанцию дневного перехода мы прошли, поэтому, милях в четырех от пересекающих путь каменных берегов, скрадывавших поворот пролива, отдал команду рифить паруса. "Алекто" по инерции еще резала волну, как вдруг из-за поворота наглухо закрытого от обзора высокими скалами, сначала вынырнул бушприт с кливерами, а затем, стал неумолимо выползать нос самого настоящего боевого фрегата четвертого ранга с двумя орудийными палубами. Его пушечные порты, как и у нас, были открыты и готовы к бою, но дистанция выстрела была запредельной, около двух с половиной миль.

— Рулевой! — с трехсекундной заторможенностью заорал во всю глотку, — Курс двадцать четыре румба! Сигнальщик! Вымпел "Всем поворот влево".

— Есть курс вест! Есть вымпел "Поворот влево", — кричали вахтенные матросы, а правая палуба при резком повороте стала заваливаться вниз.

— Марсовые! Гафель к смене галса! Опердек, готовность?!

— Оба борта готовы! — услышал из люка голос командира пушечной палубы сержанта Сагайдака. И в это время из-за скал сорокашестипушечный фрегат вынырнул полностью. Увидев развивающийся на корме флаг Испанской империи, с облегчением вздохнул, точно такие же были подняты и на наших судах.

— Сигнальщик, спустить вымпел "Боевая готовность"! Опердек! Закрыть пушечные порты! Марсовые, убрать паруса! — мой голос стал хриплым, а пальцы рук, вцепившиеся в ограждение квартердека, стали слегка подрагивать, пошел адреналиновый откат. Уж очень быстро пришлось реагировать на вероятную угрозу. Если бы это были англичане или голландцы, которые ни в военное время, ни в мирное, особенно находясь на краю земли, добрым отношением к испанскому флагу не страдали, нам бы мало не показалось.

Я узнал этот фрегат. Это был тот самый "Святой Себастьян", на котором мы, будучи курсантами, проходили практику и ходили к берегам Америки. Именно на нем в должности старпома должен служить Луис. Следом из-за скал стали появляться две двухмачтовые стремительные бригантины и три толстых шхуны. Взглянув в подзорную трубу, отчетливо увидел стоящую на шканцах с поднятыми подзорными трубами группу офицеров, а среди них Луиса и своего бывшего капитана дона Переса.

В это время капитан шхуны что-то крикнул, и носовая мортирка глухо бахнула холостым выстрелом, предлагая встречным судам остановиться и лечь в дрейф. Мы и так планировали здесь остаться на ночь, поэтому, приказал отдать якоря.

— Фомка! — позвал слугу, который после ужина всегда ошивался где-то поблизости. И точно, его курчавая голова пряталась за ступеньками шкафута, — Приготовь зеленый хубон, шляпу, ботфорты.

При выходе в море, на борту корабля всегда носил походный костюм и мягкую легкую обувь. В прошлом году мастер Пьетро Муньоса из Малаги и три мастерских обувщиков очень неслабо заработали, пошив по моему заказу шесть сотен свободного покроя штанов, курточек и глубоких бескозырок, все четырех разных размеров, а также сто десять детских комплектов для курсантов с заворотом на вырост. Однотонной одежда не получилась, были зеленые, серые, синие и черные костюмы, да ничего страшного, в будущем это дело упорядочим. А вот для снятия мерок на обувь, мастеров приглашали прямо на корабли. Потом, правда, матросы и офицеры и сами стали себе справлять нормальную обувь и одежду.

— Арсен, — повернулся к вахтенному офицеру, — Прикажи готовить шлюпку, а я пока переоденусь.

К борту фрегата подошли на нашей шестивесельной шлюпке, где закрепились к свисающему с перил штормтрапу. По вантам бегать не привыкать, поэтому, поправив перевязь со шпагой, наверх взобрался быстро. На палубе толпились матросы, а у перил борта встречали офицеры.

— Сеньор капитан де фрегата! — снял шляпу и поприветствовал присутствующих, — Сеньоры офицеры!

Они меня в свою очередь поприветствовали, а капитан, удерживая шляпу в левой руке, подошел ко мне и крепко постучал по плечу.

— Гляди, какая встреча на краю земли. А мальчик вырос и стал мужчиной, рад видеть. Да, наслышаны мы о тебе, сеньор капитан.

— И я рад тебя видеть, дон Перес. А о чем наслышаны? — перевел недоуменный взгляд на улыбающегося Луиса.

— Микаэль! — он посчитал своим долгом треснуть меня по тому же плечу, и с той же силой, — А в Сантьяго прибыл королевский инспектор его светлость дон Марко де Вальядо, герцог Леонский, он многое порассказал. А еще у меня есть тебе что-то такое рассказать, такое!..

— Подожди, дон Марко де Вальядо уже герцог?

— Да, старый герцог преставился еще осенью прошлого года.

— Теперь понятно, Луис! — не остался в долгу и так же крепко похлопал его по плечу. На душе было радостно, настроение такое, как когда-то у Третьяковки в Москве, куда приехал в гости к двоюродному брату перед самым уходом в армию. Тот день запечатлелся в памяти навсегда; как только собрался входить в здание музея, в двери столкнулся со своим бывшим одногруппником Серегой, отличным товарищем. В студенческие времена мы с ним дружили и частенько неслабо зависали в разных злачных местах, но с момента защиты диплома не виделись уже целый год. Он распределился во Владивосток, а я остался в Украине. Мы обитали в разных точках земного шара, а столкнулись в одном месте. Нашей радости от встречи не было предела, вот и сейчас испытывал подобные чувства. С Луисом не виделся два года.

Капитан Перес приказал передать команду кораблям каравана рыфить паруса и бросать якорь, а своему боцману распорядился изъять из специального загона двух овец и освежевать. По поводу неожиданной встречи он проявил неслыханную щедрость, приказал выкатить для рядовых матросов по малому бочонку вина, а всех капитанов кораблей и старших офицеров пригласил к себе на ужин.

Пока на шкафуте собирали и накрывали стол, моя шлюпка обернулась, и доставила на борт фрегата Полищука, Ангелова, Кривошапко и Рыжкова. В кои-то веки сегодня мы ели не солонину, а свежее мясо и пили сухое аргентинское вино. Офицеры насытились, развеселились и заставили меня стать главным рассказчиком о похождениях на землях Польской короны и о взятии Магрибского Агадира. Те из них, которые были помоложе, в первую очередь интересовались боевыми действиями, а те, которые постарше — объемами взятого хабара. В данном случае решил не раскрывать всю правду и серьезно поскромничал, заявив, что объем трофеев составил три миллиона, половину из которых отдал наемным Запорожским казакам, а половину взял себе. И то, большей частью моей долей являются захваченные торговые шхуны и боевые шебеки. Однако, даже этим сообщением вызвал шок среди присутствующих, которые еще добрый час обсуждали, в кого из известных семей может быть такое состояние, и какие сумасшедшие деньги повезли домой эти дикие казаки.

Обратил внимание, что Луис с некоторым неудовлетворением все время коситься на Антона.

— Микаэль, — не выдержал он, толкнул меня локтем и тихо спросил, — А что здесь делает кирасир Антонио?

— Это мой офицер в звании команданте, командир морского десанта, — пожал плечами.

— Так он разве дворянин?

— Да, Антонио Полищук дворянин, ручаюсь. В противном случае, я бы его за этот стол никогда не посадил.

— А почему об этом никто раньше не знал?

— Да я и сам об этом не знал. Обстоятельства у него так сложились, что он прятался.

— Ах, вот в чем дело! Что-то такое и раньше слышал, но думал, что он бывший крестьянин.

— Дворянин. И я принял у него вассальную клятву. К твоему сведению, в Польше развелось мелкого безземельного дворянства поболее, чем ныне в Испании. Правда, сейчас Антонио после всех этих походов стал вполне обеспеченным сеньором и в Новом Свете планирует обзавестись землей для крупного поместья.

— Неплохо! — захмелевший Луис стал разговаривать громче, чем привлек внимание сидящих за столом, — О, как бы и мне хотелось вместе с тобой побывать в Агадире! Постой-постой! А сеньорита Мария Полищук, одна из воспитанниц ее светлости доны Аугусты герцогини Астурийской, это не его родственница?

— Это его сестра. Но откуда ты о ней знаешь?

— Сестра?! — удивленно спросил и замолчал, наклонился над столом и взглядом встретился с Антоном, — Ах, да! Я же хотел тебе рассказать, что был представлен принцессам, и твоей супруге, синьорине Люба, и сестре, сеньорите Таня. Ангажировал кузину дону Розарию на бал в дом ее светлости. Герцогиня организовывает приемы два раза в месяц, куда приглашает молодежь из высшего света, особенно армейских и морских офицеров.

— Прошу прощения, дон Микаэль, так вы принц? — встрял в разговор один из сидевших напротив капитанов.

— Да, только в царстве Московском мой титул называется — князь. Но обращайся ко мне привычным образом, сейчас я принял подданство Испанской короны и владею феодом Картенара на острове Ла Пальма. Кстати, хочу выкупить у казны весь остров.

— Да, да. Очень недурно, — покачали головами старые мореманы.

— Так как там себя чувствуют наши милые синьорины и сеньориты? — с нетерпением толкнул локтем Луиса.

— Жаловались кузине, что ее светлость излишне строга с воспитанницами. Но дона Розария говорит, что и сама под Акульим воспитанием побывала, так что рекомендует строгие правила терпеть. А вообще, чего там терпеть, это не у нас в школе по вантам прыгать? Они все купаются во всеобщем внимании, за ними ухаживают знатные особы, впрочем, другие в доме герцогини и не бывают. У незамужних сеньорит поклонников много, принцессу Таня, например, обхаживают со всех сторон, но она неприступна, объявила, что помолвлена. Однако, дон Рафаэль граф Ла-Корунья надежд не оставляет.

— Ну, и каковы успехи ухажеров? — спросил и при этом заметил, как застыло от напряжения лицо Данко.

— Слабые, — с сожалением вздохнул он, а затем стал громко шептать, — Слушай, отрекомендуй меня брату Марии, сеньору Антонио, а?

— И ты туда же?

— Угу, его сестра мне нравится, — Луис помолчал, подставил кубок повеселевшему Данко, который ныне был на разливе, толкнул меня локтем и спросил, — А ты не знаешь, за ней есть приданое?

— Конечно, есть. Думаю, брат ей тысяч десять выделил.

— Двадцать, — громко сказал Антон, который прекрасно слышал громкий шепот Луиса, затем, повторил, — За своей сестрой даю приданое в двадцать тысяч серебром.

— Ого! — зашумели старые мореманы, внимательно слушавшие все, что говорилось за столом, а капитан Перес продолжил:

— За такие деньги даже в метрополии можно неплохую гасиенду выкупить, а на Майорке и того солиднее, не говорю уже о землях Нового Света.

Луис и Антон выбрались из-за стола, отошли к перилам и о чем-то долго говорили. А мы засиделись до полуночи, рассказывали друг другу разные истории, в том числе о двух пережитых штормах. Наконец, старший застолья разрешил убираться восвояси и мы под светом масляных фонарей тепло распрощались.

Отдыхали часов шесть, а с якорей снимались с рассветом.

— И что, нашел себе зятя? — спросил Антона, когда рано утром отсалютовав на прощание холостыми выстрелами из мортирок, мы отправились в дальнейший путь.

— Нашел, — ответил он значимо, — Дона Луиса знаю давно, он немного заносчив, но человек чести. И бабник он, конечно, приличный, но семью будет блюсти. А еще знаете, сир, я очень рад, что моим зятем стал дворянин хорошего рода. Эх, разве мог подумать всего два года назад… И все благодаря вам, сир.

— Все что имеешь, мой друг, ты заслужил.

Дальнейший путь по проливу требовал повышенного внимания, так как добрые миль восемьдесят прохода часто были шириной всего чуть более одной мили. Кроме того, непостоянные течения на этом узком участке тоже не добавляли спокойствия. Наконец, на четвертые сутки путешествия по проливу, он стал резко расширяться и к полудню мы вышли на просторы Тихого океана.

Здесь движение уже было более оживленно, стали чаще встречаться шхуны, бриги и флейты под испанскими флагами, торговцы соединенных провинций и даже португальцы. Порт города Вальдивия миновали ночью, решил за пополнением припасов сюда не заходить. Узнав, что в Сантьяго де Чили находится дон Марко герцог Леонский, который мне кое-чем обязан, решил свои планы немного скорректировать. Не то, чтобы не мог их решить самостоятельно, наоборот, недорого выкупить кусок безлюдной пустыни не составляло никакой сложности. Но следовало попытаться посетить столицу, и перед властями Новой Испании, будущими соседями, получить протекцию от официального инспектора короны, это дорогого бы стоило, по крайней мере, не один миллион талеров. А еще было бы лучше при определенных обстоятельствах дона Марко привязать к себе. Материально.

Через четверо суток хода на траверзе правого борта возникла глубокая бухта и каменные стены мощной припортовой крепости города Вальпараисо. Благодаря удобному течению и попутному ветру, на тысячу сто миль пути мы потратили времени ровно столько, сколько и на весь трехсотдесятимильный Магелланов пролив.

Трехдечный девяностопушечный галеон и оба сорокапушечных однодечных фрегата, которые на сей раз сопровождали королевского инспектора, стояли еще в порту. "Тисифона" и "Ирина" остались на внутреннем рейде, я же свою "Алекто" подвел к причалу, где тут же был встречен патрульным офицером и портовым распорядителем. Предъявив патент и задекларировав пополнение запасов, выяснил, что его светлость герцог Леонский ныне гостит во дворце губернатора Вальпараисо. Таким образом, в Сантьяго, который находился в ста километрах от побережья, ехать не пришлось.

Вероятно, о прибытии в порт всех кораблей, губернатору сообщают немедленно. Иначе не объяснить, что пока я не перепоручил приставучих купцов Сорокопуду, возглавившему корабельных боцманов, пока собрался во дворец, прошло всего минут тридцать, однако, меня уже ожидали, и в кабинет губернатора Фернандо ди Марчена сопроводили, как только попал в приемную.

Караульный пехотный тенант коротко взглянул на патент и кивнул на вход. Два кирасира широко распахнули двухстворчатую дверь, куда тот сразу же вошел и громко объявил:

— Ваша светлость! Ваше превосходительство! Капитан Микаэль де Картенара по вашему распоряжению доставлен, — после чего вышел и кивнул мне, — Прошу вас, сеньор.

Меня, конечно, никто не доставлял, я сам пришел но, тем не менее, поправил шпагу, одернул парадный хубон и вошел в неширокий, но длинный, как тоннель, кабинет. Высокие окна были остеклены, а не прикрыты деревянными шторками, поэтому, помещение хорошо освещалось полуденным солнцем. Рядом со столом стояли и смотрели на меня двое мужчин среднего возраста. В одном из них в богато расшитом золотом красном камзоле я признал дона Марко, лицо его выглядело удивленно. Второй мужчина, невысокого роста в генеральском мундире, со слегка побитой сединой шевелюрой, усами и бородкой клинышком, вероятно, был губернатором.

— Твоя светлость, — снял шляпу и поклонился дону Марко.

— И я рад тебя видеть, дон Микаэль, — он улыбнулся, его открытое лицо выражало довольство, да и слова были сказаны вполне искренне, — Дон Фернандо, рекомендую капитана Микаэля де Картенара, как истинного сеньора, преисполненного благородства и чести.

— К вашим услугам, сеньор генерал, — сделал полуоборот к губернатору, который с любопытством в глазах осматривал меня и повторил поклон.

— Обращайся ко мне привычным образом, дон Микаэль.

— Благодарю, дон Фернандо.

— Как только посыльный доложил, чьи корабли вошли в порт, я ушам своим не поверил, — весело заявил дон Марко, — Думал, ты сейчас сидишь тихо у себя на острове, да перевариваешь взятую добычу, а ты уже здесь. Небось, опять что-то задумал? — Да я молод еще, чего ж мне дома сидеть?! А сейчас в кругосветку иду, хочу мир посмотреть, себя показать и, если удастся, подгрести чего-нибудь безнадзорное.

— Вот как?! — воскликнул дон Фернандо, — Похвально, не перевелись еще конкистадоры.

— И все же, какие у тебя дальнейшие планы? — спросил дон Марко.

— Сегодня пополню запасы и дам возможность команде развеяться. Пусть матросы оставят в городе по несколько песо. Затем, иду в Лиму, хочу в вице-королевстве присмотреть участок земли.

— Зачем вице королевство? Не спеши отправляться, у меня можешь присмотреть. Дам задание офицеру-порученцу, отправитесь с ним на материк, посмотрите, приценитесь.

Я покачал отрицательно головой, не говорить же ему, что меня интересует строго определенный участок. А задерживаться здесь тоже нет резона, корабли почему оставил на рейде? Да потому, что там две с половиной сотен женщин, вот и не хочу светиться, не хочу возможных злобных планов и домыслов окружающих.

— В проливе Магеллана встретил капитана Переса, он вечером на своем фрегате организовывал прием. Так один из капитанов шхун жаловался, что здесь все земли побережья давно имеют хозяев. Вот и мне вглубь территорий лезть не хочется. Да и участок мне нужен большой, рядом хотят поселиться мои офицеры и многие матросы, поэтому, посмотрю северней.

— К твоему сведению, дон Микаэль, побережье уже лет пятьдесят, как разведано полностью. Северней Вальпараисо до восемнадцатой параллели южной широты — безводная пустыня, — губернатор позвонил в колокольчик и приказал офицеру распорядиться, что бы подали бокалы и кувшин вина, затем, повернулся ко мне и продолжил, — А выше Лимы, за горной грядой настоящие непроходимые джунгли до самой Панамы. Есть неплохое побережье в Мексике, которое тянется до районов Северного тропика, но выше уже делать нечего. Там тоже безводная пустыня на тысячи километров, правда, слева еще есть остров Калифорния, который для жизни совершенно непригоден.

— Ничего страшного, дон Фернандо, мне спешить некуда, авось что-нибудь и отыщется интересненькое. А дальше пойду на острова Ниппон, Филиппины и Индию.

— Лавры Фернана Магеллана покоя не дают? Между прочим, всего в истории было шесть кругосветных путешествий. Последнее, голландского пирата Оливье Ван Ноорта, который попортил короне немало крови, завершилось восемьдесят лет назад. Так что, если не передумаешь, твое будет седьмым.

— Ты вот что, — дон Марко уселся в кресло и мы последовали его примеру, — Я завтра отправляюсь в Лиму, так что присоединяйся.

— Конечно, буду рад войти в состав такого солидного конвоя.

Около часа за бокалом вина еще развлекал присутствующих рассказом о путешествии в Индию, о двух штормах, одним из которых был настоящий тайфун и о проходе Магелланова пролива. А вечером был приглашен на ужин, где многочисленное губернаторское семейство и некоторые офицеры местного гарнизона затерроризировали расспросами об Агадирском набеге.

Уже ночью, перед самым выходом в море, у нас с герцогом Леонским в его каюте на борту галеона состоялся довольно откровенный разговор. Истинных планов, конечно, не раскрывал, зато смог серьезно заинтересовать. Рассказал, что есть информация о наличии в районе пустыни Атакама, что немного северней границ Чили, двух медных рудников. Один из них более крупный в районе реки Тальталь в предгорьях Анд, это почти рядом с побережьем, от океана два дня пешего караванного пути, либо день верхом. Имеет удобное расположение рядом с оазисом. Второй — много меньше первого, находится в одном дневном переходе от реки Лоа и в пяти днях пути от побережья. Впрочем, говорят, что там и железа немало.

— Медные рудники? — задумчиво переспросил он, пропустив мимо ушей слова о железе, — Это сегодня не менее важно, чем серебро или золото. И я так понимаю, что если все это подтвердиться, у тебя есть вполне достаточно средств, чтобы выкупить всю эту пустыню, тем более что она стоит не дороже, чем по одному реалу за каждую фанегу. Так зачем ты мне все это рассказал?

— Сам знаешь, не проглочу, потому что. По имеющейся информации, на обоих месторождениях руда очень богатая, и добыча может вестись открытым способом. Только меньшее месторождение, которое находится в пустыне далеко от воды, для добычи не очень удобно, а вот второе можно разрабатывать хоть сейчас. Но слишком жирный кусок, по самым приближенным подсчетам, чистый годовой доход может составить около миллиона золотом, а это гораздо больше многих золотоносных приисков. А теперь скажи, сколько в империи владетелей с соизмеримым доходом?

Дон Марко непроизвольно барабанил пальцами по столу, задумчиво смотрел мне в глаза и утвердительно качал головой.

— А кто я здесь такой? — продолжил высказывать замануху и развел руками, — Принц мало кому известного Московского царства, который даже титул не смог подтвердить, так как ни в одной европейской стране нет нашей амбасады? Буду предельно откровенен. Для того, чтобы в империи достойно себя чувствовать и иметь возможность продолжить образование, вынужден был принять испанское подданство и выложить многие тысячи фунтов серебра. Ни для какого европейского дворянина ничего подобного не нужно делать ни в одной стране, от него даже индигената не затребуют, поверят на слово.

— Ты о чем-то сожалеешь, Микаэль?

— Нет, Марко, нисколько ни о чем не сожалею, совсем даже наоборот. К твоему сведению, большую часть родовых средств оставил младшему брату, а меньшую — рискнул вложить в дело и, как видишь, все мои планы сбылись. На сегодняшний день имею подконтрольную торговую компанию с двадцатью девятью коммерческими судами, а так же небольшой банк, который со временем грозит перерасти во вполне солидное финансовое учреждение. Да что там говорить? Даже по европейским меркам я богат. Но в этом-то не только моя радость, но и беда. А когда станет известно, что я разрабатываю крупное месторождение меди, с известным годовым доходом то, как думаешь, счастье мое долго продлиться?

— Если все так, как ты говоришь то, думаю, года два-три. О тебе сейчас много говорят в салонах и при дворе, и отзываются не всегда лестно. Человеческая зависть не имеет границ, поэтому, какому-то безвестному идальго, даже очень богатому, развернуться никто не даст, и с такого месторождения точно выдавят. А потом придется еще побороться и за торговую компанию, а может и за жизнь.

— Вот! Поэтому, я и говорю, что одно дело пытаться подгрести имущество дворянина, не имеющего никакой поддержки в верхах, и совсем другое, когда часть этого имущества принадлежит, скажем, герцогу Леонскому.

— Хм, и насколько велика будет эта часть? — он продолжал внимательно смотреть мне в глаза, не меняя бесстрастного выражения лица.

— Половина. При этом, всю пустыню в междуречье от побережья до средних хребтов Анд, выкуплю за свои деньги, но нотариально владения оформим на наши две семьи. И это еще не все. На сегодняшний день моя компания имеет сто пять долей учредителей с общими активами в шесть миллионов талеров. Мы приняли решение двух учредителей добавить, выделив им безвозмездно из моей личной доли двадцатую часть активов каждому. Для справки, вложенные десять талеров, приносят минимальный доход в два талера, то есть, выделенная доля уже в этом году даст каждому владельцу шестьдесят тысяч чистой прибыли. Одна из этих долей будет оформлена на твое имя, а вторая, на имя Хулио де Альвадеро, герцога Андалусского.

— Интересное предложение, — теперь его глаза весело блеснули, — Но вполне приемлемое, а главное, навсегда избавит тебя от любых имущественных поползновений со стороны, по крайней мере, в нашей империи. Однако! Однако, вдруг в пустыне нет никакой меди, каково твое решение будет тогда?

— Медь есть! Но даже если нет, все равно, от данного слова никогда не откажусь.

Шлюпка забрала меня перед самым рассветом, и опять спать довелось всего два часа. Перед расставанием оставил дону Марко координаты первой остановки, к счастью, устья обеих речушек на испанских лоциях были обозначены.

Вообще-то, эта пустыня имеет стратегическое значение всепланетарного масштаба. За обладание ей в девятнадцатом веке велись две Тихоокеанских войны. И не за молибденсодержащие железные руды, которых здесь много, и не за медь, которой здесь очень много. Кстати, аппендикс того слабо доступного маленького рудника прятался под скалами, и в двухстах сорока километрах от побережья вырастал на высоте в 2840 метров от уровня моря на плоскогорье центральных Анд шапкой гигантского гриба.

В той жизни здесь был городок Чукикамата и самый громадный открытый карьер в мире, его размеры составляли более четырех километров в длину, около трех в ширину и более восьмисот метров в глубину. Мне довелось рядом с ним работать, и я хорошо помню величественные роторные экскаваторы, которые при выборке руды по контуру карьера, нарезали ступеньки, похожие на места для зрителей в древнегреческом амфитеатре колоссальных размеров.

Так вот, тихоокеанские конфликты произошли за обладание растянувшимися на сотни километров лабиринтами огромных пещер, забитых селитрой. Об исключительном значении этих залежей говорит то, что все мировые войны конца девятнадцатого и всего двадцатого века велись с помощью взрывчатых веществ, изготовленных исключительно из местного сырья.

Вход в одну из таких пещер видел на окраине, расположенной в оазисе коммуны Анна-Мария, где мы жили почти полгода. Кстати, когда с нами впервые поехал новый электрик фирмы Сашка Крутов, работавший ранее в Камбодже, его сильно смутило, что контракт заключен с администрацией "коммуны". Это слово у него ассоциировалось со сбродом блатных экспроприаторов, либо с шайкой нищих разрушителей "до основанья", подобных камбоджийским. Для него было откровением, что во многих странах Европы и Латинской Америки так обозначаются центры административных образований общин. Как у нас, например, поселок или село, вместе с их советами.

Первую остановку группа кораблей сделала на 27 градусах южной широты в устье реки Тальталь. Вечером выгрузили с "Ирины" всех лошадей и до рассвета дали им оклематься. А уже утром, посадив в седла девяносто человек из роты Ангелова, а так же десять личных кирасир дона Марко и одного рудознатца из его свиты, заставил лица обвязать платками или кусками ткани. Дон Марко, несмотря на свой титул и положение, изъявил желание отправиться вместе с нами. Да и ладно, пускай развлечется. После этого со спокойной совестью возглавил отряд и направился вглубь пустыни Атакама.

Куда двигаться знал прекрасно, так как рядом с Петрорильоским рудником тоже бывал. Да, здесь когда-то был городок, названый так же, как и река, Тальталь. Из него до места работы и обратно мы ездили ежедневно на машине. Да и что такое какие-то шестьдесят пять километров в кондиционированном джипе? Это сейчас придется отмахать по пыльной пустыне, где количество мелких тварей на единицу площади зашкаливает: под каждым кактусом запросто может сидеть ядовитая змейка, а под каждым камешком, не менее ядовитое насекомое.

Ехать было не жарко, по моим ощущениям температура воздуха не превышала двадцати градусов, а дорога все время шла на подъем. Здесь пустыня поднимается местами до трех тысяч метров над уровнем моря. Самой существенной неприятностью этих мест было отсутствие воды. Перуанское морское течение охлаждая нижние слои атмосферы, создает температурную инверсию, то есть, происходит повышение температуры с увеличением высоты над уровнем моря, что препятствует выпадению осадков. Таким образом, эта пустыня была самым засушливым местом на Земле. Лично на моей памяти за полтора года пребывания, здесь прошло всего три дождя. Именно по этой причине без специальной большегрузной транспортной и добывающей техники, оснащенной кондиционерами, большинство месторождений разрабатывать не удастся. Однако, этот момент меня колышет меньше всего, мне главное залегендировать то, что есть и отвести от себя возможные наезды.

Множество кусков золотисто желтого халькопирита или медного колчедана стали появляться на пути задолго до того места добычи.

— Если бы своими глазами не увидел, никогда не поверил бы, — бормотал рудознатец дону Марко. Эх, парень, не видел ты пласты выходов самородной меди в Южной Африке!

Мои бойцы и кирасиры помогли ему сделать десяток шурфов и я поспешил повести всех дальше, туда, где в той жизни рядом с оазисом и коммуной Сан-Луис находилась небольшая, давно выработанная угольная шахта и старый литейный завод. Через десяток километров от будущего карьера стали чаще появляться кактусы, а затем, мы вышли к окруженному акациями, кустарником и зеленой травой большому прохладному озеру, питаемому ледниковым горным ручьем. Я здесь когда-то даже форель ловил.

Выходы угля с моей осторожной подсказки, рудознатец тоже нашел быстро. Мы договорились, что именно он здесь и будет разворачивать добычу и командовать производством. С местом строительства завода тоже определились, после чего дон Марко, радостно потирая руки, решил включиться в процесс и клятвенно заверил, что организацию и финансирование производства, а так же обеспечение рабочей силой по заявке управляющего берет лично на себя. Что ж, баба с воза — кобыле легче. Подсказал только, что было бы неплохо добавить сверх заявки человек сто работяг, мол, хочу некоторые оазисы заселить своими офицерами и всю территорию пустыни за нашими семьями навечно закрепить.

— Да-да! Это тоже важно, — согласился он, — А с работниками проблем не вижу, несколько сотен трудолюбивых аборигенов прикажу отобрать.

На следующий день, искупавшись рано утром в холодном озере, в котором точно так же купался лет триста двадцать тому в будущем, приказал седлать посвежевших, сытых лошадей и повел отряд обратно, на побережье.

 

Глава 3

— Вижу землю! — крикнул с мачты впередсмотрящий как раз во время моей вахты. Это было ожидаемое известие, мы шли курсом на северо-запад и на рассвете пересекли двадцать третью параллель северной широты. Именно в данном месте на испанских картах был показан контур вытянутого к северу острова. Один из испанских путешественников (не помню его фамилию) поднялся выше тридцать третьей параллели но, так как здесь берег закачивался острым мысом и возвращался к юго-востоку, то на лоциях нанесли данный кусочек суши в виде острова, а восточнее показали какой-то неопределенный берег материка с надписью крупными буквами: "Безводная пустыня". Пригодным для жизни был признан только небольшой кусок побережья, где жило племя аборигенов, занимающихся охотой, собирательством и рыбалкой.

На самом деле мыс оказался ступенькой названного впоследствии полуострова Калифорния. Да и пустыня "водной" не бывает, но даже здесь испанские первооткрыватели ошиблись, либо их ввели в заблуждение местные индейцы. Приблизительно в том месте на карте, где было начало надписи "пустыня", должно находиться устье могучей реки Колорадо, которая в той жизни питала сельскохозяйственные плодородные угодья юго-западных штатов. А всего несколько миль северней вдоль тихоокеанского побережья материка, начинались благодатные калифорнийские земли с приятным средиземноморским климатом. Если мне не изменяет память, то эти места были самыми густонаселенными в США.

Где-то здесь во второй половине шестнадцатого века побывал и английский пират Френсис Дрейк, что через двести лет, с началом интенсивного освоения Тихоокеанского побережья Северной Америки, дало основание Британии попытаться объявить их своей собственностью, мол, именно ее исследователи забрались дальше всех. Однако, начало освободительной борьбы колоний под предводительством Джорджа Вашингтона, заставило о своих притязаниях забыть навсегда.

Самыми первыми исследования района низовий реки Колорадо и побережья южной Калифорнии, начали испанцы. Случилось это в начале ХVIII века, после чего Испания объявила их своей собственностью. Но с распадом империи, территории отошли к Мексике, затем, после американо-мексиканской войны в середине девятнадцатого века, были разделены между Мексикой и Соединенными Штатами.

Но это было в той жизни. А в этой, почтенные господа, вас здесь уж точно, теперь никогда не будет.

Прошло одиннадцать дней, как побережье пустыни Атакама осталось за кормой и ровно неделя с того дня, как мы покинули столицу Новой Испании город Лиму. После просмотра и оценки медного рудника и угольной шахты, вся экспедиция, особенно дон Марко, были в приподнятом настроении. Не знаю, что ему нашептал длинный, как жираф рудознатец, то есть, уже будущий управляющий, но глазки, на ранее всегда невозмутимом лице герцога, ныне поблескивали азартом. Да и мой молодой рудознатец, бывший казак Максим, был рад пройти под контролем опытного специалиста столь интересную практику.

Дон Марко и его сопровождение отправились без остановок в Лиму, где он должен заняться подготовкой покупки очерченной на карте территории, мы же дошли до устья реки Лоа, северной границы пустыни и бросили якоря. Здесь по взаимной договоренности, которая была достигнута в процессе некоторых споров, я должен подыскать оазис и заложить форт, прикрывающий северные границы наших общих владений. Дон Марко считал, что прикрывать их не от кого, но я все же настоял.

— Слушайте меня, братья-товарищи, — сказал собравшимся офицерам и сержантам роты Ангелова, — Здесь вдоль берега реки есть несколько симпатичных оазисов. Хлеба на этом каменистом грунте никто выращивать не собирается, но цитрусовые сады, виноградники и всякие огородные культуры расти будут хорошо. Но во всем этом деле важно то, что здесь спрятаны огромные месторождения натриевой селитры, которая идет на изготовление пороха и взрывчатых веществ. Да-да, почти такая же, какую собирали в компостных ямах. Так вот, на двух ближних оазисах нужно будет оборудовать транспортные стоянки, а на третьем дальнем построить городок. Для этих целей мне нужно отделение воинов, командир которого станет комендантом, а остальные воины — сержантами будущего гарнизона. Работяги и жители-поселенцы у вас вскоре будут, а бойцов-новобранцев из числа аборигенов через полгода или год капитан Рыжков вам доставит. Ваша задача — обеспечить добычу, тайную доставку к морю и погрузку на корабли селитры, которая должна быть плотно запечатана в бочонки, так как влаги она не любит. Кроме положенной оплаты, согласно штатного расписания, как для сержантов и офицеров, вы будете получать десять процентов от дохода по результатам отгрузки товара. Почему всего десять процентов? Потому что это настолько большие деньги, что медные рудники покажутся мелочью. А через два десятка лет мы эти месторождения "откроем" официально и станем частично влиять на обороноспособность той или иной европейской страны, при этом вынуждены будем материально делиться с компаньоном. Итак, кто хочет получить не двести, а всего по шестьдесят-семьдесят моргов вполне нормальной земли, но при этом гарантированно стать богатым, должны сейчас подумать и между собой определиться. Да, единственное неудобство для этой группы будет в том, что два десятка лет придется пожить в относительной изоляции от всего мира. Впрочем, установить очередность посещения земель княжества на кораблях, пришедших за сырьем, нисколько не возражаю.

Разбежавшись и поговорив с людьми, к моему удивлению, решили остаться восемь сержантов, что мне льстило, так как говорило о полном доверии, поэтому, согласившимся пришлось бросать кости. Основывать будущий город выпало сержанту Слуцкому, который тут же изъявил желание взять в команду одного солидного дядьку-строителя.

Одним словом, к всеобщему удовлетворению все вопросы были решены. Приказав освободить от зерна сто имеющихся бочек, высыпав его прямо насыпом в трюм, выгрузили лошадей, захватили вьючные мешки, кирки и лопаты, и отправились в будущий город Слуцк, на месте которого в той жизни в ХIХ веке возникла коммуна "Анна-Мария". Вместе с нами отправились и девчонки, жены воинов гарнизона, а дядьке-строителю пообещал, что доставкой его семьи из Малаги озабочусь лично.

По пути нас ждало несколько открытий. На стоянке у второго оазиса, по краям обширных озер застывшей поваренной соли, Максим отколол куски желтоватых призматических кристаллов.

— Смотрите, сир, это ювелирный камень, — блеснул он своими познаниями, показывая куски самой обыкновенной буры. Он, конечно, не знал, что используется она не только в качестве флюса для пайки золота, серебра и меди, но и как определитель концентрации кислот, как сырье для изготовления глазури и эмали, а так же, как проявитель фотографий и отбеливатель бумаги. Конечно, область ее практического применения должна быть более широкой, но ранее никогда этим специально не интересовался, поэтому, ничего другого на ум не приходило.

— Набери два полных вьючных мешка, — распорядился и вдруг увидел в его правой руке три черно-фиолетовых камешка с металлическим блеском, — А это что?

— Сам не знаю, вон там их целый скальный выход, — он показал рукой куда-то в сторону. А мне вдруг вспомнилась расположенная на окраине города Анна-Мария небольшая фармацевтическая фабрика, дышавшая интересным запахом. Боже мой! Как я мог забыть?! Йод! В этих же местах находятся его самые большие залежи. Немало окаменевшего йода находится и в Японии, но гораздо меньше, чем здесь. Взяв у него из рук эти камешки, поднес к огню зажигалки, а увидев сиреневую дымку и учуяв специфический запах, понял, что не ошибся. Теперь не придется мучиться с водорослями.

— Йод! Это йод, Максим, очень нужная вещь для медицины. Спиртовой пятипроцентный раствор применяется для дезинфекции кожи вокруг рваных и резаных ран. Благодаря ему немало жизней можно спасти, не допустив элементарного заражения. В общем, за буру и йод получишь премию в пять тысяч талеров, чек выдам немедленно, как только взойдем на корабль. А сейчас набрать с собой четыре вьючных мешка.

Довольный парень побежал выполнять указание, а на мою голову свалилась очередная проблема: нужно было выбрать из числа сообразительных воинов еще одного будущего промышленника, научив его сублимировать, очищать и кристаллизовать пары йода. Процесс этот простейший, ничего в нем сложного нет, а нужна всего лишь перегонная посуда с охладителем, а так же топливо. Думаю, заложив корректную цену, с учетом распределения прибыли при реализации пятьдесят на пятьдесят, желающая обогатиться семейка быстренько отыщется. А работников на небольшую фабрику они уж сами найдут.

Итак, марганец есть, а значит, перманганат калия, то есть сильнейшее антисептическое средство "марганцовка", необходимое для промывки ран, обработки ожогов и полоскания воспаленного горла, получить проще простого. Йод и спирт так же есть, аспирин вместе с Ритой синтезировали, хлороформ для обезболивания, реакцией хлора и уксусной кислоты с последующим нагреванием тоже выделили, опием на всякий случай запаслись. Еще бы получить антибиотик, тогда бы весь комплекс мероприятий снизил бы смертность после полученных ранений и увечий процентов на семьдесят пять. А доктор Янков стал бы считать себя самым могущественным лекарем в мире. Но, к сожалению, не так все просто, пока в результате множества опытов мы научимся растить, выделять и синтезировать нужные грибки, изобретем и изготовим холодильную технику и компрессорно-вакуумные машины, пройдет немало лет. Однако, не говоря о различных вирусных болячках, даже для лечения банального воспаления легких, от которого ныне умирает столько людей, особенно маленьких деток, меры нужно принимать срочные. Значит, предстоит экспедиция к знахарям инков, которые как мне было известно в той жизни, пенициллин открыли еще тысячу лет назад.

К вечеру второго дня мы поднялись по безводной каменистой возвышенности в предгорье Анд, на высоту около полутора тысяч метров над уровнем моря. Наконец, за очередным пустынным плато возник большой зеленый оазис с прохладным овальным озером, длиной километра три и шириной в два. Такой знакомый и одновременно незнакомый, он густо зарос по периметру полосой в добрый километр кустарника, а так же большими и малыми акациями. Кое-где росли кактусы, двух и трехметровой высоты. В той жизни было наоборот, дикорастущих деревьев росло очень мало, все больше культурные сады, зато на подъезде к оазису колючих кактусов торчало гораздо больше, чем сейчас. А размеры озера, плескавшегося в огромной каменной чаше, кажется, остались прежними и совершенно не изменились.

Селитру нашли быстро, отвалив несколько валунов от того самого углубления, где и должна была находиться пещера. На следующий день, прямо с утра, мы приступили к ее расчистке. Сначала она шла вперемежку с глиной, но я точно помню, что в этом месте пласт был чистый, почти белого цвета. И действительно, через два часа шахтерских изысканий попали на окаменевший слой поваренной соли, затем пошел пласт самой обыкновенной селитры, толщиной два метра пятнадцать сантиметров, которую и нагребли полные мешки.

Появилась подспудная мысль, что можно было бы отгрузкой соли заняться официально, а селитру таскать тайком. Однако, рано или поздно все тайное становиться явным, поэтому ну его, пару десятков лет подождем и сделаем "неожиданное открытие", о котором раструбим на весь мир. Сберечь доверительные отношения с одним из самых влиятельных магнатов Европы того стоит.

До глубокой темноты, помогали остающимся на постоянное место жительства ребятам, валить деревья и готовить площадку для строительства временного жилья. С рассветом следующего дня тепло распрощались, с грустью понимая, что это надолго. Однако, твердо пообещал, что через год-полтора обязательно вернусь с семьей строителя, при этом хочу увидеть в районе селитряного выхода небольшую укрепленную крепость.

По возвращению к кораблям, около двенадцати тонн селитры немедленно расфасовали и укупорили в бочки, при этом небольшой остаток, которому не нашлось герметических емкостей, пришлось выбросить. Уж слишком она гигроскопична и очень быстро становится ни на что негодной. Под конец стоянки, затоварившись четырьмя-пятью тоннами пищевой соли, мы покинули этот внешне совершенно неприветливый, но внутренне стратегически драгоценный берег и направились в Лиму.

Сделка по покупке у Испанской короны обширного земельного надела была оформлена в присутствии вице-короля с соблюдением всех юридических нюансов. Правда, многим было не понять, в том числе и дону Марко, зачем платить сорок шесть тысяч серебром за огромные, бесполезные для производства и проживания территории, когда несколько участков вместе с оазисами, стоили по ценам казны всего лишь по двести-двести пятьдесят талеров. Но я настоял, при этом обязал нотариуса, чтобы в купчую он внес не только данные из моего патента, но и из заверенной метрики, которую мне выдал в дорогу отец Афанасий, настоятель Каширского монастыря.

Когда мои матросы внесли в зал и водрузили на длинный массивный стол мешки с золотом и серебром, глаза вице-короля радостно блеснули, а его лицо посетила снисходительная улыбка. Он небрежно махнул перчаткой, мол, если глупая молодость желает расстаться с лишними деньгами, при этом мудрый совладетель нисколько не возражает, значит, так тому и быть.

Приняв из рук нотариуса хорошо чиненное гусиное перо, на каждом из трех экземпляров купчего документа с координатами владений и приложенной картой, где были четко обозначены известные границы пустыни, расписался следующим образом: Микаэль Каширский де Картенара. Рядом поставил подпись Марко де Вальядо герцог Леонский, а затем, купчая была заверена нотариусом. И вот, после визы вице-короля Новой Испании, управителя заморской территории империи, каждая из сторон получила свой экземпляр. Никто и не догадывался, что пройдут годы и, когда всем станет известно, какие богатства таят недра пустыни Атакама, сегодняшнюю сделку назовут сделкой века.

Боялся ли я, что герцог Леонский меня "кинет", выражаясь по-фени, которая стала разговорным языком на постсоветском пространстве? Нет, нет, и еще раз нет, такая мысль в его мозгах не могла зародиться в принципе. И не только потому, что дон Марко в этом самом пространстве не воспитывался, и я питаю надежду, что теперь оно не наступит ни через триста лет, ни через тысячу. Даже не потому, что он обязан мне своим спасением, что является общеизвестным фактом, а потому, что в нынешние времена понятие чести было не пустым звуком.

Явные или скрытые действия, которые могли нанести урон репутации дворянина, влекли за собой очень большие моральные неприятности и общественную обструкцию всего европейского дворянства. Например, в среде российских офицеров понятие рыцарства по отношению к офицерам противника сохранялось даже в начальный период Первой Мировой войны, пока на полях сражений передовая волна начальствующего дворянства не была выкошена и постепенно заменена сословием мещанским.

Уже как-то говорил об этом но, опять забегая вперед вынужден повториться: деловые и дружеские отношения между родами владетелей Леонских и Каширских сохранились на долгие годы. Очень надеюсь, что они не прервутся и через сотни лет.

По самым разным причинам, в Лиме задерживаться никак не мог. В первую очередь, потому что на борту кораблей было много женщин, которых обязали во время стоянок в порту на верхних палубах не отсвечивать. Иначе никто бы не поверил, что мы не просто так пошли в кругосветку такой толпой. Да и скотину парить на шхуне излишне не хотелось. И все же, на два дня задержаться пришлось. По случаю подписания купчих документов, во дворце вице короля был организован прием местного высшего общества и бал. Опять же, на мероприятие пришлось выложить полторы тысячи серебром из собственного кошеля, а так же, довелось развлекать компанию рассказами о похождениях в Агадире. Солидным сеньорам "признавался" в количестве трофеев, восторженной молодежи отвечал на множество вопросов, при этом выслушивал "охи" и "ахи" синьорин и сеньорит.

Когда возвращались из дворца, ребята отделения сопровождения в шлюпке весело шушукались, рассказывали кто какую "курочку", и в каком углу пощупал, травили какие-то байки, смеялись и шутили. Им действительно было весело, о такой жизни даже не мечтали.

Кем они были раньше? Младшими отпрысками живых или славно сложивших голову потомственных защитников пределов Русских.

Кому они были нужны? Именно эти бывшие безземельные казачата — мало кому, разве что богатый казак примет в свою свиту на время похода в набег.

Какое будущее их ожидало? Известно какое: рабский аркан, и кусок стали или свинца в животе.

И таких ребят от Днепра до Дона было многие тысячи. Сейчас же они видели перед собой не хвост соседской кобылы, а весь мир. У них было снаряжение, достойное богатого рыцаря, а оружие — самое лучшее в мире. Их женами и наложницами стали самые красивые девчонки, достойные гаремов восточных правителей с самым изысканным вкусом. Их кошели были отягощены серебром и золотом. Кроме того, мной им была гарантирована главная ценность этого времени — земля. Так что еще надо для полного счастья?

— Ну, а как вам братцы, местные девки? — спросил так, чтобы все услышали.

— О! Нормальные! Девки, как девки! Сойдет, только кожа слегка на солнце припалена! Есть красотки, а есть и не очень! — загалдели мои пацаны.

— Вот здесь ты, Костя, не прав, — узнал одного из них и выдал под хохот всех присутствующих прибаутку, древнюю, как мир, — Некрасивых девок не бывает, бывает мало вина.

На следующий день смогли, наконец, с доном Марко уединиться и собрать на совещание узкий круг будущих исполнителей. Были намечены планы по организации и строительству в оазисах трех поселков. Один из них производственный, где будет функционировать десять литейных печей и угольная шахта, взялся финансировать сам дон Марко. Он же поручил секретарю организацию набора шести сотен работников-специалистов и добровольно-принудительных переселенцев, из них сотня переселенцев и пятьдесят строителей, будут направлены в мое распоряжение.

Финансирование строительства второго поселка, то есть, порта-крепости на побережье в устье реки Тальталь, именно в том самом месте, где он стоял и в той жизни, разделили пополам. Но гарнизонную службу по его охране и организацию постоянно действующего караула в производственном поселке, а так же курьерское сообщения между ними, будут осуществлять его же три десятка кирасир. В этой же крепости будет устроен филиал компании "Новый мир".

Необходимость обустройства статусного поселка, который вроде бы как не производственный, но должен будет прикрывать северные границы владений, приходилось долго обосновывать, однако, финансирование по его возведению возложил на свои плечи, и на этом споры окончились. Таким образом, главнейшая задача, ради которой и было затеяно все это мероприятие, выполнена полностью.

Дело даже не в том, что отныне была залегендирована медь Африки, и не в том, что мне, то есть, моему государству теперь принадлежат ее основные мировые месторождения. А значение имеет тот факт, что смог наложить руку на свободный доступ к планетарным запасам селитры, без которой все мои планы находились под очень большим вопросом. Теперь же, когда наступит нужное время, в стрелково-орудийном бое сможем посостязаться абсолютно с любым соперником. Да и никакой соперник обеспечить потребности для ведения современной войны и создать себе нормальные запасы различных взрывчатых веществ, без моего на то соизволения, просто не сможет.

Обсуждение и планирование наших действий затянулось до самого вечера. По вопросу телег и тягловой силы тоже определились, в Лиме он не считается сложным. Вот только с некоторыми стройматериалами напряг, если по камню для построек зданий и по вулканической пыли на добавку к извести не было проблем, то саму известь придется довозить. Однако, строители, которых наймет будущий управляющий, этими делами должны озаботиться сами. Другое дело — огнеупорный кирпич для печей, здесь должны определяться нанятые мастера.

Основным южноамериканским поставщиком меди, как в метрополию, так и в колонии, на сегодняшний день были плавильные производства Сантьяго де Чили. Собственно, благодаря близости месторождений медной руды в свое время и возник этот красивый город. Но имеющихся объемов поставок категорически не хватало, особенно для колоний, промышленность которых развивалась более динамично, чем в ожиревшей от переедания и тунеядства метрополии. Поэтому, известие о нашей находке заинтересовало все деловые круги Лимы. Определились, что запустить производство вполне реально уже через три месяца, при этом готовая продукция первое время должна поступать в виде сорокафунтовых отливок, но в перспективе можно будет перейти и на выпуск каких-нибудь готовых изделий.

Будущий алькальд поселка и одновременно управляющий производством, преисполненный гордости за оказанное доверие и, получив по контракту полтора процента вознаграждения по результатам будущей работы, предъявил нашему вниманию некоторые свои расчеты. По самым приближенным прикидкам вероятных объемов литья, для их отгрузки необходимо будет выполнить около пятидесяти рейсов торговых шхун среднего водоизмещения. А годовой доход по отпускным ценам, которые не будут превышать цен литейных мастерских Сантьяго, может достичь двух миллионов талеров. А по меркам второй половины ХVII века, это деньги поистине огромные.

Шесть своих шхун, которые будут производить поставки в колонии, дон Марко тут же пообещал передать в распоряжение компании "Новый мир". Мне же в течение года необходимо было выделить двенадцать аналогичных судов для целевых перевозок в Европу. Выделю, конечно, гораздо больше, и таскать они будут не только медь, но волновать это дело будет уже только меня.

Миновав жаркое лето южных широт, температура воздуха стала понижаться и мы с каждым днем все больше и больше входили в зиму, правда, очень похожую на средиземноморскую. Солнце частенько пряталось за тучами, и начинал моросить дождь, усложняя моим помощникам составление лоций местного побережья. Передавая друг другу секстант, они перепроверяли замеры и уточняли те или иные координаты заметных точек на побережье. Таким образом, мы оказывали помощь будущим действиям капитана Рыжкова. Впрочем, нисколько не сомневаюсь, что на своей шхуне сейчас он занимается тем же.

Вскоре мы прошли сухой Калифорнийский полуостров, который к проживанию был действительно малопригоден, и на побережье стала появляться привлекательная зелень. В той жизни где-то здесь должен был стоять город Сан-Диего, значит, до нужного нам залива идти осталось не так уж и далеко, миль триста-четыреста, точно не знаю, так как в современных лоциях ничего подобного не указано. По времени это, даже с учетом не очень быстроходной шхуны "Ирина", займет не более двух суток.

Однако, мы предполагаем, а Бог располагает. Ближе к вечеру на небе объявилась сначала небольшая тучка, которая быстро вспухла тяжелым свинцом и низко нависла над океаном, предвещая скорый шторм. Было, притихший ветер стал усиливаться, океан потемнел и стал гнать пенную волну с постоянно увеличивающимися гребешками. Поэтому, решил в очередной раз судьбу не испытывать и на 33® 56′ северной широты отдал команду свернуть вправо всем, направив караван в глубокую бухту.

Глядя на открывшиеся никогда ранее в натуре невиданные далекие горы, ландшафт мне показался удивительным образом знаком, я даже головой потряс. Если бы на фоне этой картины дорисовать группу небоскребов, она бы превратилась в известный рекламный щит города Лос-Анджелес. Действительно, теперь нет никаких сомнений, что эта часть побережье и есть местом расположения будущего City of Angeles. Впрочем, точно так же он будет называться и в этой жизни, только уже на славянском языке.

От штормового ветра и высокой волны бухта нас укрыла, но как-то сразу стало темно, небо расколола гроза, и запахло озоном. По палубе часто забарабанили крупные капли дождя, но убрать паруса и в удобном месте бросить якоря, мы успели. В свете молний на берегу отчетливо просматривалось большое скопление длинных и узких индейских хижин, похоже, целиком изготовленных из деревянного бруса. Рядом беспорядочно суетились фигурки аборигенов, поэтому, передал распоряжения усилить ночные вахты дополнительными караулами. От этих индейцев можно было ожидать всего, чего угодно, ведь они еще не знают, что отныне жизнь их полностью изменилась, ибо прибыл, наконец, посланник Творца Всевышнего, хозяин всех земель и Великий Белый Отец всех племен и народов.

Дождь и сильные порывы ветра прекратились так же неожиданно, как и начались. Ночь прошла спокойно, не нарушая установленный на многие годы вперед график бытия. Светало нынче часов в восемь утра, поэтому, физо проходило под огнями развешанных на мачтах ламп. Когда темень ночи растаяла, на берегу стала видна огромная толпа закутанных в шкуры местных жителей. И было их очень много, даже не представляю, сколько сотен, четыре, пять или шесть.

Стояли мы недалеко, где-то в пяти кабельтов от берега, поэтому, решительно настроенных людей было видно очень хорошо даже без подзорной трубы. Были там исключительно мужчины, вооруженные копьями с каменными наконечниками и такими же каменными небольшими топориками. Многие держали в руках луки.

Первоначально задерживаться даже не думал. Собирался заступить на свою законную первую вахту и приказать подымать якорь. Но явно агрессивные намерения моих будущих подданных необходимо было пресечь жестоко и на корню, наглядно предъявив силу воинов и могущество владыки. Иначе никакого уважения от них не дождусь, и воспринимать они меня не будут. Нигде и никак.

Историей освоения Америки интересовался всегда, поэтому, вся литература по этой тематике, и художественная, и научно-публицистическая, что издавалась в Союзе, а затем, в России, попадала в мою домашнюю библиотеку в первую очередь. Особо интересовал вопрос о том, каким образом испанский ловелас и прохиндей Эрнандо Кортес, собрав вокруг себя полтора десятка таких же молодых офицеров-авантюристов и несколько сотен солдат и матросов, смог покорить девятимиллионное государство ацтеков.

Завоевав вместе с Веласкесом Кубу и получив в собственность обширные земельные наделы и золотые копи, Кортес не успокоился и даже вопреки пожеланиям вышестоящего окружения кинулся в очередную авантюру. Узнав, что рядом находится материк с могущественной и богатой золотом страной ацтеков, он всеми правдами и неправдами, даже обманув губернатора Веласкеса, лично возглавил эскадру кораблей и ринулся в экспедицию.

Как могло так случиться, что могучая держава воинов развалилась под ударом горстки авантюристов? Тем более, если верить исследователям-документалистам, а не верить им нельзя, то "сердцееды" имели лучшую на обоих континентах военную организацию, более развитую металлургию и сельское хозяйство, чем где-либо.

Причин этому несколько. Во-первых, в результате развития общественных отношений и накопления капиталов, административные и культовые должности из выборных стали наследственными, при этом абсолютное большинство простого народа было совершенно обездоленным и превратилось в безъязыкие существа. Любого крестьянина или ремесленника, а так же их жен, сыновей или дочерей по кивку жреца властная верхушка могла тут же бросить на жертвенный алтарь, вскрыть грудь и сожрать их сердце. То есть, между небольшой военно-административной и религиозной прослойкой населения и огромной работной, образовалась пропасть, размером в каньон Диабло. Так вот, воины при живом вожде, которому по большому счету и служили, сражались отважно, но в случае его гибели, разбегались с поля боя в разные стороны, оголяя подходы к селениям, оставляя крестьян, а часто собственных женщин и детей без защиты.

Во-вторых, это возникшая по какой-то причине и укоренившаяся взаимная межродовая неприязнь, когда покорившиеся государству племена друг друга просто ненавидели. Часто бывало так, что жители одной деревни с чистой совестью предавали жителей другой.

В-третьих, это абсолютный консерватизм в развитии воинского искусства и неумение оперативно влиять на ситуацию даже в самых высших эшелонах власти. На этот счет даже есть анекдот:

"Едет как-то новоиспеченный вождь племени Делаваров в Московском трамвае. К нему подходит контролер и требует:

— Ваш билет!

Тот немного подумал и гордо отвечает:

— В Чингачгука нет билета! — после этого трамвай остановился, и его выбросили на улицу. Упав задницей на асфальт, он поднял ладошку вверх и воскликнул вслед уходящему трамваю, — В Чингачгука — проездной!"

Шутки шутками, но еще Педро де Альварадо, бывший лейтенант экспедиции Кортеса, упоминал о полной растерянности вождей, как союзных, так и враждебных, когда надо принимать непрямолинейные решения. В последствии, приняв под свою команду две сотни испанских солдат и тонко используя взаимную неприязнь разных племен, он покорил земли Гватемалы, Белиза, Гондураса и Сальвадора.

И четвертое, это жестокое табу на любое прогрессорство. Не буду далеко ходить, до прихода европейцев, краснокожие аборигены обоих континентов не имели даже представления, что такое колесо. Южные индейцы переносили грузы на плечах, а северные — таскали на волокушах в собачьих упряжках.

Что касается коренного населения Калифорнии, то считается, что первые поселенцы здесь появились за полтысячи лет до нашей эры. Предполагается, что это родственные ацтекам племена, ибо многие имеют юто-ацтекские языковые корни. Но абсолютно точно известно, что все две тысячи лет эти народы прожили в изоляции, не имея возможности общения с дальними соседями из-за непроходимых северо-восточных и восточных Скалистых гор, непреодолимых глубоких каньонов юго-востока и пустынных безводных земель востока.

Имея каменные орудия труда и охоты, у них был довольно высокий уровень общественных отношений, где культивировались принципы наследования имущества и передачи власти. В отличие от понятного нам первобытно-общинного строя, они издревле знают, что такое собственность, в том числе и на рабов. Правда, понятие рабства было больше древнегреческое и римское, чем средневековое европейское — в общем, и российское — в частности. Здесь дети рабов считались вольными, а раб, попавший в плен или за долги, имел полное право выкупиться.

В-общем, нельзя сказать, что они какие-то плохие аборигены. Племена, проживающие в местности, где в той жизни возникли города Лос-Анджелес и Сан-Диего, сто пятьдесят и сто двадцать лет назад уже имели удовольствие столкнуться с бледнолицыми сверхчеловеками. Они их приняли как самых близких друзей, тем более, что по преданиям верховное божество некоторых индейских народов имеет белый цвет кожи, бороду (которая у краснокожих не растет) и летает на большой крылатой лодке.

Но эти самые божества проявили себя совсем не по-божески. Отведав свежеприготовленной дичи, поданной охотниками, они выпили по чашке пейотля, затем, изнасиловали понравившихся жен и дочерей. А несогласных охотников просто убили. Правда, в ответку лже-боги по зубам получили тоже неслабо, некоторые со смертельным исходом. С тех самых пор, о том, как бледнолицых надо правильно привечать, информация передавалась из поколения в поколение.

Один идиот-испанец и второй придурок-англичанин дел натворили, а мне их придется разруливать. Помня из истории о незавидной судьбе первых францисканских католических миссий в районе Сан-Диего, когда были убиты священники и солдаты, мне было совершенно понятно, что никакого диалога не получится. Вопрос нужно решить один раз и навсегда исключительно кардинально.

Взяв в руки воронку рупора, повернулся к стоящим невдалеке флейту "Селена" и шхуне "Ирина".

— Капитан Кривошапко! Капитан Рыжков! Меня всем слышно?!

— Так точно! Так точно! — прозвучало довольно отчетливо.

— Тогда слушать приказ! Снимаемся с якоря и подходим к берегу на стакселях, сколько позволяет глубина залива, но не ближе, чем на три кабельтова. Затем, подать все пять шлюпок к борту "Селены". Рота Ангелова в полном составе грузится экипированная, снаряженная и готовая к бою. С нашего борта забирают меня и майора Полищука, — заметил, как Антон сразу подтянулся, а на его лице появилась улыбка. Долго я его в бой не пускал.

— Есть! Есть! — радостно загалдели бойцы.

— После моего выстрела из винтовки, первый залп в толпу воинов противника делает "Ирина", затем, немедленно идет курсом шесть румбов на сближение с берегом, не перекрывая директрису стрельбы для "Селены". Быть готовым к выгрузке оседланных лошадей уже сейчас. Капитан Рыжков, задача понятна?

— Так точно! Все понятно!

— Капитан Кривошапко! Второй залп твой! Но не спеши, прицелься хорошо, а когда взмахну шпагой, вали толпу семью выстрелами. Остальными тремя прицелься на поселок, по жилищам попадать не обязательно, просто, нужно будет создать панику. Ударишь, когда будут лошади выгружены, я дам знать. Вопросы?

— А минометы, пулеметы?

— Какие минометы-пулеметы?! Здесь всего полтысячи вооруженных дикарей, для четырнадцати каронад и роты Ангелова их на один зуб! И вообще, боеприпасы беречь! Понятно?!

— Так точно! — гаркнул он, и еле слышно добавил, — Чего ж тут не понятного?

— Гражданские и курсанты! По кубрикам марш!

— А я? — услышал снизу обиженный голос командира моего опердека, сержанта Сагайдака.

— А ты обойдешься! Я здесь не собираюсь резню устраивать, а так, поставлю на место своих будущих подданных, и то, только в том случае, если они со мной разговаривать не захотят. Лейтенант! — повернулся к вахтенному Бевзу, — Задача понятна? Действуй!

— Поднять якорь! Якорь! Марсовые, стаксели… Рулевой, курс восемь румбов! Курс шесть румбов! — послышались ближние и дальние команды. Заскрипели якорные лебедки, по палубе забегали матросы, рулевые стали менять курс, а бушприты кораблей нацелились к берегу. Бойцы Ангелова вместе с офицерами исчезли с соседней палубы, видно собираются. Антон тоже убежал, пора готовится и мне.

Фомка был уже в каюте, как раз от манекена отстегивал полный доспех.

— Шлем, кираса, левые наручи и перчатки. Все остальное не нужно, — скомандовал ему, — Ботфорты тащи!

Экипировался быстро, минут за пять. Поверх кирасы накинул перевязь со шпагой и бандольеро с патронами, а на плечи надел гарнитуру с двумя револьверами. Каждый из них вытащил из кобуры и проверил снаряжение барабанов. Точно так же вытащил из пирамиды винтовку и разрешил Фомке зарядить. Подтягивая ремни небольшой сумки, которую цеплял на пояс справа, отсчитал на автомате четырнадцать раздавшихся щелчков и сказал:

— Взведи рычаг затвора и аккуратно отожми курок на предохранитель, — услышав "шурх" входа патрона в патронник и звук замыкания затвора, проконтролировал, как он включает предохранитель. Винтовку отвернул в сторону, направив в окно, и выполнил, вроде, все правильно.

— Молодец, может и будет из тебя толк, — забрал из рук отсвечивающего довольной веснушчатой рожей слуги свой винчестер и пошел на палубу. В это время флейт подошел к месту запланированной стоянки, и вахтенный офицер скомандовал отдать левый якорь. Корпус стал медленно разворачиваться, выставляя орудия по направлению к галдящей на берегу толпе. Видать, Бевз тоже решил приготовиться на всякий случай, а вдруг прикажу открыть огонь?

К берегу приблизились настолько, что можно было различить лица аборигенов невооруженным глазом, и вождей определить тоже было несложно. С "Селены", которая отстояла от нас где-то в полукабельтове, на скинутых с борта концах воины Ангелова шустро десантировались прямо в шлюпки. Вот одна из них отвалила от борта и направилась к нам. Антон уже караулил у штормтрапа.

— Быстро освободили два места в носовой части! — крикнул подошедшим десантникам.

— А нам командир приказал посадить вас в середину, — на меня снизу смотрел боец с сержантской "птичкой" на рукаве, у него были большие карие глаза с пушистыми ресницами, как у девчонки. Правда, этот парень был таковым, впрочем, как и многие из нас — любителем и любимцем слабого пола.

— Сашка, накажу! — спорить со мной не стали, бойцы носовую банку освободили и сдвинулись к корме.

Перед тем, как становиться на трап, окинул взглядом диспозицию. Шхуна подобралась к берегу ближе всех и сейчас спокойно дрейфовала рядом с берегом, развернув борт, стволами к противнику. "Селена" как и мы, бросила якорь в трех кабельтовых от берега, а шлюпки десанта группировались рядом с нами, так как директриса "Алекто" свободна от огня, но действовали оперативно и без раскачки.

— Внимание! Предупреждаю всех, девок — не насиловать! Отныне мы не на вражеской территории, мы — дома. Просто, хозяин решил навести порядок. Кто из вас без жен, или может, кому-то жены мало или трогать ее нельзя по какой-то причине, не переживайте! Местные девки вам потом сами дадут, часто и много, если не здесь, так в другом месте. Любиться и размножаться можно сколько угодно, разрешаю даже обвенчаться, но только после того, как они будут проверены на отсутствие венерических болячек. Ясно?!

— Так точно! Ясно! — в шлюпках послышались веселые возгласы и смешки.

— Тогда, вперед!

Мы с Антоном развернулись лицом к берегу. Оперев левую ногу на банку, Антон приготовился стрелять, я же опустив приклад на полик шлюпки, поднял ладонь правой руки в жесте "пришел с миром". Было хорошо видно, как обвешанные перьями невозмутимые вожди с разрисованными лицами, при нашем приближении сбились в кучу и стали резко дискутировать, размахивая руками. Только один из них, самый высокий, отрицательно качал головой, не соглашаясь с решением. Остальные, что-то сказав друг другу, разошлись.

Интересно, как они поступят? Выстрелят или нет? Подобный прецедент с калифорнийскими индейцами был широко известен в той жизни. Воспитанные предками в ненависти к бледнолицым насильникам, в мирные намерения конкистадоров и священников они не поверили.

Если честно, то мои планы вполне конкретны и отступать никак нельзя. Не гостем нежданным я пришел на эту землю, но хозяином, поэтому, никакие просьбы и переговоры категорически недопустимы. И все же хотелось, чтоб индейцы начали войну первыми, тогда не придется искажать историю.

— Живее! — крикнул, повернувшись к гребцам, и стал задавать темп, — И раз! И раз! Раз! Два! Три!

Вдруг, один из вождей что-то выкрикнул, и трое воинов с самыми большими луками отправили стрелы в полет. Ну, Слава Богу! Началось! Индейские лучники криворукими небыли, все три стрелы четко нырнули в воду за двадцать метров от моей, вырвавшейся вперед шлюпки. Тот же вождь опять что-то проорал, и теперь вверх для навесной стрельбы было поднято до трех сотен луков. Конечно, пробить шлем или кирасу их стрелами невозможно, но у нас и незащищенных мест достаточно.

— Работаем! Бьем "пернатых"! — крикнул Антону и опустил руку, убрав жест "пришел с миром", подхватил винчестер и взвел курок. Отдававший приказ вождь находился в зоне моей ответственности, поэтому, он и стал моей первой мишенью. Прицелившись в верхушку перьевого гребня, украшавшего его голову, мягко надавил на спуск. Ощутив резкий толчок в плечо, взвел рычаг затвора, уронив под ноги стрелянную гильзу, а снаряженный патрон подал в патронник ствола. Знал прекрасно, что пуля из моей винтовки на такой дистанции попадет противнику точно в район солнечного сплетения. Переведя прицел на другого "пернатого", краем сознания отметил первое ожидаемое попадание и опять нажал на спусковой крючок.

В это время произошло два одновременных события. Первое — стрела с обсидиановым наконечником больно треснула меня в правое плечо, откинув корпус на плечи сидевшего гребца, и разлетелась от удара о сталь кирасы на мелкие кусачие осколки. И один из них до крови резанул правую руку, держащую цевье. И второе событие — раздался грохот бортового залпа четырех орудий "Ирины".

Пока чернота разрывов не укрыла берег, успел заметить, как подломились ноги и у второй моей цели. Два индейца в роскошных головных уборах, которые находились в зоне ответственности Антона, тоже свалились. Не прошло и трех-четырех секунд, как опять двинуло по ушным перепонкам: раздался залп семи орудий борта "Селены". Открывая рот как рыба, чтобы продавить ушные мембраны и восстановить нормальный слух, выхватил из сумки узкий рулон льняной ткани и перетянул порез на руке. Вот так, фраернулся, не надел полный комплект наручей, и поплатился, теперь кровь останавливать надо. А обработаю рану чуть позже, некогда сейчас.

Капитан Рыжков на "Ирине" сработал шустро, ее киль зашуршал по песку одновременно с нашими шлюпками. Бойцы перекинули лопасти весел внутрь шлюпки, выскочили прямо в воду и, схватив ее за борта, в момент вынесли на пляж. Мы с Антоном даже носки ботфортов не замочили.

— Полный магазин! Огонь! — спрыгнул на плотно укатанный ночным штормом песок и повел стволом, выцеливая наиболее вероятную угрозу.

А на берегу творился сущий ад. На земле лежали кучи трупов и куски тел, раненные стонали, и истекали кровью, а живые выли от страха. Сто две винтовки дружно плевались свинцом, расстреливая беспорядочно мечущихся индейцев. Из хижин, расположенных в двух сотнях шагов от берега, в панике и с ужасом на лицах в разные стороны разбегались старики, женщины и дети. Нет, это не бой! Это — бойня!!

— Стоять!!! Прекратить огонь!!! — заорал со всей силы, перехватив двумя руками и подняв над головой винчестер. Но большинство бойцов в азарте ринулись вперед, и меня не могли ни видеть, ни слышать. Пока не выпустят последнюю разрешенную четырнадцатую пулю, не остановятся. Повернул голову в сторону моря и увидел, как по трапу со шхуны сводят первую осторожно ступающую, застоявшуюся лошадь. Перевел взгляд на "Селену" и обратил внимание на ее открытые орудийные порты, а так же на капитана Кривошапко, который внимательно наблюдал за полем боя в подзорную трубу.

— Довольно, не стреляй, — сказал тихо и отрицательно покачал головой. Опустил винтовку, вытащил шпагу и воткнул ее в песок.

 

Глава 4

Сразу за холмами раскинулась ровная долина, которая тянулась от океана до укутанных дымкой гор. Их подножья поросли громадными вечнозелеными секвойями, а немного выше в небо устремились пихты и сосны. После прошедшего ночью дождя, трава стояла сочная и зеленая, сверкая на солнце капельками дождя.

Дунул свежий ветерок, и нос поймал давно забытый запах, которым тянуло со стороны поросшего камышом болота. Да и камыш торчал только с краю, а все прочее пространство было заполнено черной, вонючей жижей, стекающей ручейком в сторону неглубокого каньона. Спрыгнув с Чайки, подошел ближе к берегу и окунул кончик шпаги в маслянистую жидкость, после чего стальной клинок сразу же заиграл разными цветами радуги.

— Это земляное масло, ребята. Нефть! И находится рядом с морем и будущим городом, — стеблем камыша тщательно вытер шпагу, вложил в ножны и запрыгнул в седло. То, что нефти здесь очень много, знал и раньше, надеялся с помощью аборигенов разыскать ее выходы на поверхность. Но то, что найду ее лично и настолько быстро, даже не подозревал.

— Сир, так значит, теперь ваша столица будет здесь? — Данко заинтересовано повернулся ко мне.

— Нет, моя столица будет там же, где планировалась изначально, в районе залива, который находится гораздо северней, а здесь будет крепость и химическая фабрика.

— А на берегу залива строить ничего не будете?

— Будем! Там, капитан, будет стоять столица графства Новые Каширы, город Ангелов. Кстати, строить его предстоит тебе, но не сейчас, а лет этак, через четыре-пять. Сейчас, правда, тебе тоже предстоит взять на себя начало строительства, но это будет другой город и в другом заливе, — развернул Чайку, дал шенкелей и скорой рысью направился в сторону поселка.

Коротко взглянув назад, увидел, как весь десяток сопровождения, рассыпавшись цепью, весело скачет следом. Воины в черненой броне с трепещущими на ветру гребнями шлемов, верхом на красавцах-скакунах выглядели впечатляюще. Данко отставал, согласно этикету, на полкорпуса, его лицо было сосредоточено на каких-то мыслях, но голова не забывала чисто интуитивно вертеться, зыркая по сторонам.

Интересный он парень, этот Ангелов и, видит Бог, я в нем не ошибся. Их древняя дворянская семья, известная на всю Болгарию, с воинскими традициями многих поколений, более трех сотен лет участвовала в сопротивлении османскому нашествию. В глазах окружающих время давно уже изобличило его сестру и его лично, как прилично воспитанных людей, как рачительных хозяев и требовательных к подданным владетелей. Смею об этом думать ибо, даже находясь в рабстве, среди своих земляков, как старших возрастом, так и младших, он пользовался неоспоримым авторитетом.

Впрочем, и в отношении всех других ребят тоже жаловаться не следует. Все те, кто сегодня держит в руках оружие, не есть необразованные крестьяне с привитой рабской сущностью в душе. Это есть воспитанные в готовности к действию воины, дети и внуки воинов, получившие то или иное образование и с детства уверенные в праве повелевать. Конечно, в каждого из них в голове есть свои "мухи" и да, это далеко не та первая сотня, тщательно отобранная из тысяч возможных претендентов опытным казарлюгой Иваном, впоследствии всем составом вошедших в круг моих ближников. Но, став под знамя удачливого князя, они за короткий период времени получили все, о чем ранее не могли помечтать и помыслить. А, попав на остров и находясь в изоляции от далекой родины, вынуждены были повиноваться общему порядку и дисциплине. Кроме того, любой воин, убедившись, что его навыки не дотягивают до навыков более умелых, коими в данном случае были мои лыцари, любыми способами постарается стать не хуже, хотя бы внешне. Вот и старались ребята соответствовать.

Перед самым поселком, когда уже были видны индейские хижины, придержал лошадь и постепенно перешел на шаг.

— Сашка! — оглянулся и позвал сержанта кирасиров, того самого любителя и любимца женской публики.

— Слушаюсь, сир! — с веселой улыбкой на лице он пристроил своего серого в яблоках жеребца слева от моей Чайки.

— Ты на батьковщину не хочешь уехать? — спросил его в лоб.

— Нет, — его улыбка резко улетучилась, — Я в чем-то провинился, сир?

— Да вот, таскаю вас по морям-океанам, и отчего-то подумалось, что вам здесь тоскливо и скучно.

— Тоскливо и скучно? Нам? Никак того не может быть, сир, — он уставился на меня с недоумением.

— Просто, ты один из немногих, которые не хотят жениться, вот я и подумал…

— Так зачем же мне жениться? Я еще погулять хочу, в мире вон сколько девок красивых, — после некоторого молчания добавил, — Ну, разве что прикажите.

— Нет, не прикажу, в таком деле ты должен сам решать. Так все-таки, Сашка, подумай немного, а потом ответь, домой не тянет?

Он с минуту ехал моча, а потом заговорил:

— Я раньше жил в отчем доме рядом со старшим братом и его женой Меланкой, которая больше всего в жизни боялась, что брат выделит мне надел. Вот там мне было скучно и тоскливо. Хотя, когда-нибудь попасть в Запорожье, чтоб и брат, и другие казаки меня увидели таким вот, — он расставил руки, осмотрел себя, поправил шашку, похлопал рукой по кобуре с револьвером и проверил крепление чехла с винчестером.

— Нет, сир, хочу жить там, где будете жить вы, так думаю не я один, а все наши хлопцы, — Сашка задумался, запустил руку в гриву коня и любовно похлопал по шее, — А это правда, что через два дня мы приплывем на место, где самая лучшая земля на свете?

— А разве здесь плохая земля? — окинул рукой заросли дубового кустарника и зеленый ковер равнины, кое-где лысеющей песчаными проплешинами, — Для выращивания хлеба, конечно, малопригодна, но мы его будем сеять в другом месте, а здесь посадим сады, бахчевые культуры, овощи, хлопок, а климат здесь какой чудесный, чувствуешь? Но не это главное, по моему глубокому убеждению, самая лучшая земля на свете там, где стоит твой дом.

— Оно-то так, — согласился Сашка.

— У меня есть к тебе предложение, сержант Шкуро, — полминуты помолчал и продолжил, — Предлагаю офицерскую должность, но ты должен основать здесь крепостицу и гарнизон. Потянешь?

— Обосноваться здесь никто не откажется, и мне тоже очень хочется, — он с новым интересом в глазах внимательно оглядел округу, затем, нахмурился, опустил плечи и тихо добавил, — Но я не потяну, сир.

— Почему?

— Строить не умею.

— Город будет строить твой командир, — кивнул на Ангелова, ехавшего от меня по правую руку, — Но немного позже. А сейчас нужно будет возвести церковь прямо в индейском поселке, крепость с жилым блоком для семей офицеров и казарму для солдат будущего гарнизона. Для строительства я тебе специалиста выделю, не переживай. Тебе же предстоит сформировать для начала роту бойцов и взять под контроль эти территории. Так как, принимаешь предложение?

— Конечно, кто же откажется! — он радостно воскликнул.

— Тогда, кроме всего прочего, введу тебя в состав лыцарского корпуса. Так что сегодня отбери из своего десятка шестерых воинов, способных в будущем стать командирами рот твоего кавалеристского полка, и еще капитан Ангелов выделит одно пулеметное звено. А через год доставим тебе два десятка запорожских и донских казачат в помощь, сотню винтовок, еще два пулемета, три тачанки и боеприпасов сколько надо. Все ясно?

— Так точно!

Первоначально рассчитывал приступить к развитию регионов, где в той жизни стояли города Сан-Диего и Лос-Анджелес, несколько позже, но вчера после жарких дебатов с отцами, обещал подумать. Уж очень они настаивали на строительстве православной миссии, увидев, сколько нехристей обитает в округе.

О том, как осваивалась Калифорния в той жизни, любому, читавшему книги и смотревшему кинофильмы о Диком Западе, было хорошо известно. Лично мне помниться из прочитанного, что во второй половине ХVIII века сюда высадились испанцы в сопровождении католических монахов-францисканцев, которые двигаясь по побережью на север, от Сан-Диего до Сан-Франциско, в течение нескольких десятков лет основали около двадцати католических миссий.

Самое интересное, что не только у меня сейчас дефицит с людьми. К тому времени и в самой Испанской империи с наличием коренных католиков, которые разбрелись по всему миру, уже была серьезная напряженка. Поэтому, очень часто военные посты (presidio) вместе с католической миссией насчитывали в составе одного или двух священников и от четырех до десяти солдат под командой капрала или сержанта. Кроме того, в столице Калифорнии тех времен, городе Монтеррее, гарнизон в лучшие годы насчитывал семь десятков рядовых солдат, десяток капралов и сержантов и семь офицеров, в их число входил и губернатор. Немного позже к presidio стали подселять мексиканских крестьян из числа безземельных бедняков-метисов. Но, как бы там ни было, наличными мизерными силами они покорили и удерживали в руках огромную страну. И только лишь через восемьдесят лет, с развалом Испанской империи и поражением в американо-мексиканской войне, эти земли перешли под юрисдикцию Штатов.

С помощью слова Божьего и мушкета, несущего громкую, невидимую смерть, францисканцы довольно быстро смогли убедить дикарей в абсолютном превосходстве Господа нашего и религии христианской над их божествами и языческими верованиями. При этом, вначале лет пять их не крестили, но заставили работать, превращали в настоящих рабов и эксплуатировали беспощадно.

Маршевый эскадрон губернатора, который по полгода находился на патрулировании и оказании помощи миссиям, силой огнестрельного оружия сгонял к presidio близлежащие индейские поселения, предупреждая, что если те сбегут, то они вернуться и вырежут всех женщин и детей. Впрочем, так и было, любое недовольство или вооруженное выступление дикарей подавлялось жестоко. Испанцы к религии относились фанатично и по непосредственному указанию монахов-францисканцев, селения и племена непокорных запугивали самим кардинальным образом: женщинам отрезали грудь, мальчикам — гениталии, всем беременным вскрывали животы.

Через четыре-пять лет "мягких убеждений", всех аборигенов, которых только могли отыскать в округе, сгоняли к миссиям и крестили. В результате, за сорок лет освоения Калифорнии, половина ее коренного населения стала добрыми католиками, а половина погибла.

Не собираюсь особо обвинять францисканцев или оправдывать, но Орден получил задание, которое выполнил в кратчайшие сроки, при этом обучил весь народ, от мала до велика, испанскому языку и Слову Божьему на латыни. Немаловажным положительным фактором начала культурной ассимиляции (по моему мнению) является то, что они привили вечно воюющим с соседями индейцам желание к фермерскому труду и обучили строительным профессиям. Да о чем говорить, абсолютно все миссии, города и дороги того времени, были построены исключительно руками аборигенов, которые до этого о подобной работе и представления не имели.

Каково получится у меня в этой жизни, не знаю, но на наших священников надеюсь весьма и весьма. В разговоре с ними пытался высказать и свое видение территориальной и религиозной экспансии, но получил от отца Герасима благословение и следующую отповедь:

— Мы рады видеть в лице вашей светлости владыку многих стран. Сейчас я могу с уверенностью сказать, что сии земли вы удержать в руках своих вполне способны, о чем Его Божественному Всесвятейшеству Патриарху будет доложено в моем письме со всем тщанием. А что касается НАШЕЙ миссии, то поверьте, как ее выполнить, мы знаем хорошо. Вы нам дайте территории и дикарей, а из невежества мы их вырвем и на истинный путь христианства и Господа нашего поставим. И новые подданные обязательно станут добропорядочными мирянами нашей Великой Православной церкви и послушной опорой вашей державы. Только помощь в воинской силе нам нужна. Да, нужна, без нее никак.

— Быть по сему, только вопрос немедленной организации в этих местах гарнизона, мне нужно обдумать.

— Обдумайте, ваша светлость, только отец Филарет, — он кивнул головой на одного из монахов, — изъявил желание для миссионерской деятельности остаться здесь.

— Буду только рад, но все равно, эту мысль мне нужно переспать.

И сейчас, когда увидел выдавленную на поверхность из недр земли нефть, строительство здесь крепости и начало освоения ресурсов, посчитал главнейшей необходимостью, откладывать которую не следует. Тем более, что местные индейцы к началу новой культурной ассимиляции сейчас подготовлены полностью. После демонстрации силы, у нас получилось, как и у испанцев при колонизации обеих Америк: вера большинства аборигенов в несокрушимое могущество пришедшего на их земли нового бога.

За самостоятельно тщательно продуманную и собственноручно отработанную операцию по взятию столицы магрибских пиратов Агадира, всегда испытывал гордость. И это несмотря на четырнадцать убитых и тридцать пять раненных наших бойцов. Она вышла за рамки изначально спланированной, как набег и получилась отличной войсковой операцией.

Почему же после нынешнего боя в душе завелся червячок сомнения в правильности своих тактических действий? Нет, не потому, что погиб один мой воин и ранено семь, такова их воинская судьба, а больше всего потому, что следует откровенно признать: командовал этим боем не самым лучшим образом. Забыл о звуковых сигналах, связи и взаимодействии подразделений. Не смог своевременно остановить бойню, в результате, в стане временного противника тоже оказалось всего семеро раненных, но зато погибших — триста тридцать пять молодых, крепких индейцев. Считаю, что сотни две с половиной из них — потери абсолютно не оправданные, сколько бы хороших дел они свершили для будущей страны?!

На лошадей смогли сесть только после выводки, в результате, развернули цепь для преследования и возврата людей обратно в поселок примерно через час с момента, как отгремел последний выстрел. Раненых в азарте тоже здорово покромсали, но случившегося уже не исправишь. Народ разбежался далеко, но уходили группами, где мужчины прикрывали женщин и детей. Нескольких старых индейцев, которые не реагировали на мирный жест, а пытались встать на пути с копьем или каменным томагавком, пришлось безжалостно застрелить. Остальные мужчины, и старые, и молодые, и совсем пацаны, с обреченностью глядя на закованных в инородные доспехи бледнолицых воинов, гоняющих их верхом на невиданных зверях, останавливались, разворачивались и шагали в сторону поселка а, глядя на них, следом возвращалось все племя.

Да, к моему большому сожалению, взрослых мужчин продуктивного возраста в живых осталось всего сотни три. Правда, к ним можно добавить около четырех сотен юношей, в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет, с косичками без всяких украшений, то есть, еще не ставших воинами. Все они пытались держаться бесстрастно, а плакали и причитали только некоторые старухи и молодые женщины, при этом подымали руки к небу и взывали: "Квавар! Квавар!"

Как выяснили гораздо позже, во время войн враждебных племен, стариков и старух победители пускали под топоры, а вот детей, в том числе юношей из числа еще-не-воинов и девочек, не ронявших кровь, довольно часто забирали с собой и воспитывали, как детей своего рода. Поэтому, многие готовились умереть и недоумевали, почему мы их гоним к поселку, а не порубили на месте.

В какой-то книге о покорении западных территорий Америки читал, что некоторые племена калифорнийских индейцев под именем Квавар подразумевали то ли верховное божество, то ли великую созидающую силу. И обрадовался, когда это воспоминание в голове всплыло, так как хотел в разговоре с аборигенами апеллировать к "Маниту", другому божеству индейцев, о котором на территориях западнее Скалистых гор, как позже узнал, никто из дикарей не имел никакого понятия.

Из числа согнанных к поселку людей, выбрал трех воинов (в их косичках были вплетены перья), подвел к полю боя и показал, что погибших можно забрать и хоронить. Вот там-то и выяснилось, что среди трупов все же разыскали семерых раненных и контуженных, но оставшихся в живых. Один из старых вождей по имени Оксолука, получив пулевое ранение в плечо и контузию от взрыва, тоже оказался жив.

Для лечения раненных, как своих, так и бывшего противника, на берег доставили корабельных полулекарей-недоучек. Увидев, что наши бойцы вертят в руках местное допотопное оружие, приказал отобрать для своей личной оружейной коллекции пару каменных томагавков, лук со стрелами и копье, а к остальному не притрагиваться, но быть начеку. И нужно было видеть в глазах перевязанного и оклемавшегося совсем седого вождя наряду со злобой бесконечное удивление нашему поведению.

Тела уносили в далекую рощу, которая находилась километрах в трех от поселения. Там между деревьев на высоте около трех метров устраивали лежанки из тонких бревен, на которые и укладывали бывших воинов, отправляемых в путь вечной охоты. Главный шаман был убит, но его бубен и головной убор из перьев подобрал совсем мальчишка, в возрасте лет тринадцати. Он и камлал в роще до тех пор, пока солнце не спряталось в океане.

Женский плач был слышен над тихой водой залива до глубокой ночи, а вой собак не давал нормально выспаться до самого рассвета. И вот утром, когда дежурное отделение бойцов пригнало с выпаса лошадей, мы опять высадились на берег и, разделившись на группы, разъехались осматривать территорию.

Решение вопросов ассимиляции аборигенов пришлось бы начинать так или иначе, не здесь, так в другом месте. Но коль так произошло, то почему бы не начать с этого племени? Посоветовавшись с отцом Герасимом, решил немного задержаться, но отпускать с кораблей на берег наших девчонок запретил категорически.

Число "четыре" обычно священно для всех индейцев, поэтому, четыре дня после побоища мы их вообще не беспокоили, а занялись исследованием окружающих земель. Они тоже занимались какими-то своими делами, но на охоту и рыбалку не ходили, и поселок не покидали.

Ранним утром пятого дня пребывания, собравшись на очередную выездку, увидели перед входом в самый длинный бревенчатый дом, сидевшую на циновке одинокую сгорбленную фигуру старого вождя, который держал в зубах трубку, пыхал дымом и бесстрастным взглядом провожал нашу кавалькаду. И сейчас, когда мы возвращались, он сидел на том же месте, но теперь рядом с ним расположились еще четверо воинов, с богатыми перьевыми головными уборами, видимо новых вождей, а также малолетний шаман.

Сидели они полукругом, оставив свободным застеленный циновками такой же полукруг напротив себя.

— Наверное, приглашают к разговору, — кивнул отец Герасим, который стоял на берегу вместе с монасями и другими прибывшими с объезда воинами.

— Наверное, — согласился с ним, — Вообще-то я сегодня сам хотел инициировать переговоры, но видать, вождь оказался человеком разумным. Четыре дня траура прошло, страница прочитана, ее нужно перевернуть и жить дальше. Но в любом случае, мы для них враги, однако, враждовать слабому с сильным накладно и, думаю, они это понимают.

Повернулся к Данко и распорядился:

— Скажи, чтобы с "Алекто" доставили бочонок вина и большой серебряный кубок, а Фомка пускай вынесет из моей каюты одну стрелу с каменным наконечником.

Пока шлюпка моталась к флейту и обратно, успел выслушать доклады вернувшихся с осмотра окрестностей разведчиков. При этом выяснил, что в радиусе ближайших километров тридцати никаких других индейских поселений не обнаружилось. Правда, было поймано и приведено в селение еще три десятка сбежавших женщин и детей.

— Со мной пойдут отцы Герасим и Филарет, майор Полищук, капитан Ангелов и лейтенант Шкуро, — объявил, когда с корабля доставили все, что мной было указано. Заметив некоторые недоуменные взгляды, которые бросали на бывшего сержанта, добавил, — Да-да! Сегодняшним указом сержант Шкуро Александр Семенович возведен в офицерский чин и ему присвоено звание лейтенанта.

В сопровождении роты Ангелова мы направились к поселку и остановились у крайней хижины. Затем, вшестером подошли к сидящим вождям, и расселись на циновки, скрестив ноги. За моей спиной в некотором отдалении остались стоять Фомка с ведерным бочонком красного вина и двое бойцов с обнаженными саблями и револьверами в руках. А метрах в пятидесяти за спинами вождей собралась огромная толпа местных жителей.

Некоторое время мы внимательно рассматривали сидящих напротив. Одеты они были в набедренные повязки и подвязанные к поясу кожаные легины, сшитые заодно с мокасинами, а с плеч свисали замшевые накидки с ромбическими узорами разных цветов. Сегодня их лица тоже были разрисованы, но гораздо меньше и имели совсем другую тональность, преобладали белые полоски. По глазам старого вождя и мальчишки-шамана ничего нельзя было прочесть, а во взглядах других проскакивали искорки злости, растерянности и недоумения. Но страха не было.

Аборигены выглядели довольно опрятно, их руки и волосы были чисто вымыты, и дурным запахом не перло. Мне это было не удивительно, ибо когда-то читал, что краснокожие индейцы к чистоте тела относятся очень серьезно. У них грязнуля-чмошник, который не посещает специальные парильные домики или вигвамы, куда закатывают раскаленные камни, никогда не может стать не то, что воином, даже простым охотником.

— Михаил, — приложил указательный палец к броне кирасы, затем, вопросительно посмотрел и указал на старого вождя.

— Оксолука, — проскрипел он надтреснувшим голосом.

— Уважаемый Оксолука, — начал говорить медленно, сопровождая слова выразительной жестикуляцией. При этом рассчитывал на понимание, так как кое-что из американского языка жестов знал из научно-популярной и развлекательной литературы, а непонятные моменты собирался рисовать кончиком ножа на земле, — Я прибыл на эту землю с миром и свои мирные намерения обозначил.

Правую руку с раскрытой ладонью поднял вверх и обвел ею всех присутствующих. Затем, опустил, взял лежащую у ног стрелу, продемонстрировал всем и с силой ткнул ею в свою бронированную грудь. В результате, из обсидианового наконечника только крошка посыпалась.

— Вот так вы нас, мирных, встретили, — развернул стрелу огрызком наконечника вниз, загнал ее в землю, после чего обвел всех рукой, сжал кулак и продемонстрировал короткий удар, — Мы ответили. Но после этого не пошли грабить ваши дома и насиловать ваших женщин.

На последних словах кивнул на любопытных женщин, выглядывавших из-за шкур, висящих на входе в самый длинный дом поселка, из них две молоденькие девчонки были очень даже не дурны собой. Глядя на них, жестами изобразил возможные действия, при этом отрицательно качая головой. В глазах женщин мелькнул испуг, и они тут же спрятались за ширмой, но слегка подрагивающие шкуры говорили о том, что из этого дома за нами все же подсматривают. Старый вождь опустил глаза, мальчишка-шаман продолжал бесстрастно смотреть на отцов-священников, во взглядах прочих молодых вождей промелькнуло нечто похожее на сожаление, и лишь один из них стал что-то зло говорить, но был прерван глухим окриком старика. По коротким, неприязным взглядам остальных индейцев на излишне говорливого, мне показалось, что его здесь мало кто любит.

— Господь Бог, а по-вашему великий Квавар, — при этом взвел глаза к небу, — велел мне взять все здешние племена под свою руку, но не рабами, а людьми свободными. Отныне вы мои подданные.

Сначала руками обвел присутствующих и весь поселок, нарисовав в воздухе купола, и прижал их к груди, продемонстрировав объятья. Затем, сложил пальцы левой руки щепоткой и невидимую горсть вложил в правую ладонь, которую сжал в кулак. После этого жеста загалдели все сразу, поняли меня не только сидящие рядом, но и толпа индейцев, расположившихся вдали, особенно возмущался и плевал слюной тот самый крикливый вождь.

Вот он вскочил на ноги и стал что-то кричать, тыча в меня пальцем. Я не боялся, что он выхватит из-за пояса томагавк и нападет, ибо любой из наших воинов, присутствующих здесь, тоже не пальцем делан, среагировать успеем и нашпигуем его свинцом по самое "не могу". Но сейчас он сорвал с себя накидку и стянул через голову рубаху, отошел к врытому на площадке столбу. После этого вытащил из-за пояса свой каменный топорик и стал что-то выкрикивать и зло тыкать в нас пальцем. Старый вождь пытался его пресечь, что-то сердито и строго выговаривал, но тот отвечал язвительно и вызывающе.

— На поединок нас вызывает, сука, — тихо прошипел Шкуро, — Разрешите, сир?

— Уважаемый Оксолука не возражает? — громко спросил вождя и показал пальцем на Сашку.

— Яаа, Микхаила, — тот степенно склонил голову. Его "яаа" мною было воспринято, как согласие, поэтому, повернув голову к Сашке, кивнул на высокопоставленного, но придурковатого аборигена.

— Не нужен мне такой подданный, тем более в зоне твоей ответственности. Иди и отруби эту глупую башку, — глянув за спину, негромко позвал, — Фомка, помоги лейтенанту снять кирасу.

Через три минуты Сашка Шкуро приседал, нагибался и отжимался, а еще через пять вышел на бой. Его худощавый голый торс, перевитый узловатыми мышцами, был развернут вполоборота, правая нога стояла на полшага вперед, левая рука была заведена за спину, а кончик кривой турецкой сабли смотрел в лицо противнику.

Сам индеец имел атлетическую фигуру и выглядел колоритно, роста немного выше, чем у Сашки, но плечи были гораздо шире, на таких говорят "шкаф". Кубики его пресса выделялись более рельефно, а перья шикарного головного убора свисали на мышцы мощно накачанной груди. Он широко расставил полусогнутые ноги, слегка присел, левую руку с растопыренными пальцами выставил вперед, а томагавк крепкой правой рукой приподнял и отвел в сторону.

— Командуй, капитан, — толкнул локтем Ангелова.

— Начали! — громко выкрикнул он и взмахнул рукой.

Противник команду понял правильно и плавно затанцевал, коротко поклевывая на Сашку томагавком и смещаясь влево. Сашка двигался более легко и, можно сказать, расслаблено. Вот, противник сделал резкий выпад вперед и махнул томагавком крест-накрест, но Сашка немедленно вышел из зоны поражения, сделав шаг влево и полшага вперед. В момент, когда уклонился от второго мощного замаха, и каменное лезвие завалилось в противоположную от него сторону, Сашка нанес кончиком клинка удар по пальцам правой руки противника. Мизинец сразу свалился на землю, безымянный палец повис и болтался на кусочке недорезанной кожи, а кровь противника брызнула на древко оружия.

Индейцу еще хватило силы воли и отваги перехватить томагавк левой рукой, но вот скорости и боевого умения, необходимых для ведения боя против воина европейских школ фехтования, было недостаточно. Когда он попытался нанести удар томагавком из неудобного положения, сабля рассекая со свистом воздух, уже неслась навстречу с его шеей. Сашка, помогая кисти руки поворотом корпуса, отрубил голову противника, полностью сняв ее с плеч.

Тело индейца пару секунд еще стояло в боевой стойке, фонтанируя кровью, а голова уже катилась по земле. Вот она стукнулась темечком об основание врытого на площадке столба и застыла, глядя в небо открытыми, мутнеющими глазами, а некогда красивое тело только теперь рухнуло бесформенной и окровавленной кучей костей и мяса.

В селении стояла звенящая тишина, даже собаки не гавкали. Сашка молча очистил клинок о легины противника, подошел к своим вещам и спрятал его в ножны. Также при полной тишине надел на себя одежду, а с помощью Фомки броню и остальное снаряжение.

Как выяснилось немного позже, такого представления аборигены еще не видели. Мало того, что доселе неизвестным громким оружием было уничтожено большую часть их воинов, но даже чудом оставшийся в живых лучший боец племени, мужчина крепкого телосложения и большого опыта, не смог устоять один-на-один против, казалось бы, средненького молоденького юноши.

Мне в голову пришла одна интересная мысль, которую захотелось тут же реализовать.

— Фомка, возьми оружие дикаря и вырой под столбом яму, — тот сорвался с места, совсем не брезгуя кровью, взялся за косичку и оттащил в сторону голову индейца, затем, ухватил топорик и стал им рыть сильно утоптанную землю. Все это делалось при полном молчании окружающих. Видимо, по знаку вождя к столбу подошли три воина и голову с телом погибшего подняли и унесли. Когда яма получилась глубиной на полную длину руки, приказал остановиться.

— Достаточно. А теперь вкинь туда эту палку с привязанным камнем, засыпь землей и хорошенько утрамбуй ногами, — когда Фомка на ней потоптался, констатировал факт, — Все, надеюсь, зарыли топор войны.

Заглядывая вперед, теперь можно сказать, что именно эти действия были первым шагом к началу мирного сосуществования бледнолицых колонизаторов и краснокожих аборигенов, в большинстве своем объединившихся в единый народ единого государства. А те немногие, которые не пожелали участвовать в развитии прогресса и не захотели лучшей жизни для себя и своих детей, то и Бог с ними. О мертвых нужно говорить либо хорошее, либо ничего не говорить.

Да, были еще в нашей истории и две подобных бойни, только намного с меньшими потерями противной стороны, и десяток карательных экспедиций, и несколько настоящих боев, как с северными морскими племенами, так и с равнинными, проживающими на востоке от Скалистых гор. А с этим племенем первое время, тоже было не все так просто, ведь, сколько народа перебили. Но тот факт, что их дома не подверглись грабежу, а жен и дочерей не стали насиловать, что противоречило всем мыслимым канонам, имел для взаимного сближения немаловажное значение.

Что касается будущей судьбы сидящих в этом кругу, то один из молодых вождей окажется очень любознательным человеком и, получив приличное образование, дорастет до офицерского чина, и станет командиром разведроты. В свое время вместе со мной, он пройдет путь в авангарде войск через весь материк, который закончится в устье реки Миссисипи, на берегу Атлантического океана. Ныне малолетний шаман — в будущем видный религиозный деятель, епископ Новокаширский, ну а сам старый вождь — это мой близкий родственник, коим станет очень скоро, буквально через девять месяцев.

— Наливай, Сашка, сегодня на разливе будешь ты.

Взяв в руки наполненный до краев сладким церковным вином серебряный кубок, емкостью на полведра, сделал небольшой глоток и передал в руки старому вождю. Тот с достоинством его принял, наклонился, слегка замочил губы но, распробовав, втянул в себя добрый глоток. Кубок пошел по кругу и опустошился быстро. Кстати, отцы от нас не отставали. Ощущая на себе действие алкоголя, и понимая, чем это грозит для индейцев, приказал остаток вина убрать и больше не разливать.

Из дверного проема того самого длинного дома так и выглядывала чья-то мордашка. Показав на нее Оксолуке, глядевшему на мир счастливейшими глазами, спросил:

— Кто это?

Как это ни странно, но вопрос он понял. Что-то ответил, затем, показал на себя пальцем, а ладонь другой руки приподнял немного над землей, показывая что-то маленькое. Я и подумал, что эта девчонка либо его младшая жена, либо дочь, либо внучка. Как чуть позже выяснилось, я был недалек от истины, это была дочь от младшей жены и звали ее Паракоами или Маленькая Радуга.

— Фомка, отправляйся на "Алекто", скажи лейтенанту Кульчицкому, пускай в трюме отберет из числа Агадирских трофеев пять ножей, три копья и одну саблю. И еще один плотницкий топор. Запомнил?

— Так точно, ваша светлость! Пять ножей, три копья, сабля и плотницкий топор!

— Точно. А еще в моей каюте, в шкатулке на столе лежат серебряные цепочки с крестиками, принесешь одну. Все, вперед.

Пока Фомки не было, старый вождь что-то разговорился, помогая заплетающемуся языку, языком жестов. Я тоже что-то бубнил и раскидывал пальцы веером, мол, мы не нападали, а шли к вам с миром, но вы нас встретили стрелами, и я вынужден был отдать приказ на ответные действия. Да, погибло много людей, но мы в этом не виноваты, и что можно сделать, если в моем оружейном арсенале не простые луки, а малые и большие "громкие палки".

Наконец, Фомка приволок подарки и наступил торжественный момент. Впрочем, не буду считать это подарками, так как заклялся никогда, никаких подарков, никаким аборигенам не дарить. Будем считать, что это малая компенсация за излишне погибших в бою воинов.

Кульчицкий парень сообразительный, видно, понял, для каких целей мне все это нужно, так как один из ножей был украшен более богато. Его-то и подарил старому вождю, а еще вручил саблю. Остальные получили по ножу и копью, а малолетний шаман еще и плотницкий топор. Аборигены еле сдерживались, чтобы не выплеснуть эмоции наружу.

Выглядывающей из двери мордашке тоже махнул рукой:

— Иди сюда!

Это была девчонка пятнадцати-шестнадцати лет, с большими черными глазами, пушистыми ресницами и длинными косичками, цвета вороного крыла. Правда, немного излишне скуластенькая, но с вполне сформировавшейся фигурой, остро выступающей грудью, тонкой талией и стройными ногами. А еще, как потом выяснилось, была она довольно серьезно физически развита. Впрочем, как и все остальные индейцы, по крайней мере, рыхлых, а значит, ленивых мямль ни здесь, ни в других племенах видеть мне не доводилось.

Когда цепочку надел девчонке на шею, та ухватилась за мою руку и больше не отпускала. Сразу не понял, почему это в индейском лагере вдруг наступила тишина, даже старый вождь перестал алчно глазеть на выдвинутую из ножен саблю, а уставился на меня во все глаза. Неужели нарушил какие-то местные правила?

В общем-то, как оказалось, ничего особо не нарушил. Просто, предложил девчонке стать моей женой, ну а она согласилась. Оксолука быстренько вскочил с циновки, степенно подошел, возложил нам на головы свои тяжелые "грабки", и о чем-то минут пять разглагольствовал. Народ подтянулся ближе и стал что-то радостно выкрикивать. Воины роты Ангелова тоже выдвинулись метров на пятьдесят ближе, с недоумением поглядывая на меня и не понимая ситуации. А мне сейчас вдруг все стало ясно.

Но что теперь делать? Кричать, что уже женат, и меня неправильно поняли? Что у нас другие обычаи? Взглянув на строгое и угрюмое лицо отца Филарета, на короткую ухмылку и веселую искорку в глазах отца Герасима, решил для себя: А! Что не делается, все к лучшему. Да и большинство народа выглядели довольными. Еще бы, могущественный вождь, с которым лучше не враждовать, а дружить, в одночасье стал близким родственником их племенного вождя. Правда, радовались далеко не все, едва не половина мужчин и многие женщины смотрели на меня с ненавистью.

Мои терзания прервал вождь. Он снял висевшую на шее разноцветную курительную трубку, набил ее табаком с какими-то травками, и стал на клочок моха высекать огонь. Я тут же вытащил и поджог зажигалку, работа которой удивила всех сидящих индейцев. Дав возможность вождю подкурить, показал, как пользоваться и преподнес в подарок.

Вождь, забыв все на свете, стал радостно крутить колесико. Действительно, простейшие механизмы для них были чудом невиданным, а до прибытия на континент европейцев, они даже колеса не знали, таскали грузы на волокушах с собачьими упряжками. Наконец он вспомнил о нас, опять что-то сказал, торжественно поднял трубку вверх и приступил к курению. Он глубоко затянулся, пыхнул дымом на левую сторону, на правую, вверх и перед собой вниз. Потом передал трубку мне. Да, в той жизни долгое время курил, но затем бросил и никотинового запаха терпеть не мог, и сейчас приучать свой организм к этой гадости не собирался. Но, все же, дыма набрал полон рот и точно так же пыхнул на все четыре стороны, после чего трубку передал рядом сидящему Антону.

— Делайте, как я, — негромко сказал. Правда, отцы не "пыхали".

Как только поднялся с циновки, девчонка ко мне тут же подбежала опять, и буквально через десять минут нас стали одаривать какими-то разными кожаными изделиями, а плечи покрывать расшитыми бисером накидками. Пришлось и мне, в какой раз за сегодняшний день отправлять шлюпку за ответными подарками. На берег привезли четыре рулона ситца, три рулона шелка и двухведерный бочонок вина. В общем, повеселились от души.

Спал эту ночь в доме вождя. Помня о венерических заболеваниях, данный момент проверил в первую очередь, моя Маленькая Радуга оказалась чистой во всех отношениях. Правда, не девочка. Оказывается, два дня побыв замужем, четыре месяца назад она стала вдовой. Ее молодой муж погиб в бою с воинами чужого племени. В настоящее время она была потенциальной невестой, но буквально пару часов назад ее потенциальный жених потерял голову под "столбом позора". Да и не люб он ей был, а вот я стал люб с первого взгляда.

То, что мы с ней вытворяли целую ночь, описать невозможно. В общем-то, я и раньше особо воздержанием не страдал, Марфуша и Глашка никуда не делись, но на борту ни себе, никому другому подобных шалостей никогда не позволял. Разве что при высадке на берег. Но высадки были нечастыми, поэтому, гормоны молодого организма рвали мозги пополам уже давно.

Удовольствие от полового акта и эта моя девчонка получила впервые в жизни. Да что там говорить, кроме положения буквой "зю", то есть, стоя на четвереньках, она ранее ничего знать не знала. Но я научил. Угостил глотком вина и зацеловал все тело, вертел во всех позах и отдавал всего себя, научил получать удовольствие и удовлетворять. Маленькой Радуге это дело ужасно понравилось, с двумя небольшими перерывами, периодически лаская и возбуждая друг другу уставшую плоть, мы занимались любовью целую ночь. Мы шептали ласковые, но непонятные слова, кричали и стонали, плакали и смеялись.

Сначала мы в своем углу прислушивались к смешкам родственничков за ширмой, и шуткам караула за стенами на улице и немного сдерживались. Но, войдя в раж, плюнули на все и на всех. Да и смешки стихли, везде стало тихо-тихо. А мы отрывались по полной программе Камасутры, и только когда моя Маленькая Радуга вконец измотанная откинулась на медвежьей шкуре, не смогла больше поднять ни ног, ни рук, мы, наконец, успокоились. Честно говоря, я тоже себя чувствовал совершенно обессиленным.

На следующее утро, сбегав к ручью и хорошо выкупавшись, кстати, это обязательная ежедневная процедура для жителей всего поселка, мы разошлись по делам. Мою индейскую скво сразу же окружила добрая сотня женщин, которые из-за нас не спали целую ночь, и она поведала в образах и жестах, совершенно никого не стесняясь о пережитом за ночь.

Много позже, вспоминая нашу первую ночь, мы постоянно смеялись и друг над другом подшучивали. Когда мы стали лучше понимать друг друга, я как-то спросил, почему она была тогда такой исступленно-неутомимой? На что ответила, будто бы она думала, что такое ее поведение именно мне нравиться, поэтому-то она и старалась изо всех сил. Ну а я в свою очередь думал наоборот. Конечно, дальнейшие наши сексуальные отношения имели более спокойный характер, ну, по крайней мере, раза в два.

Совместная с индейцами пьянка, несмотря на то, что выпито было совсем немного, дала серьезный повод к размышлению. Теперь я и сам видел, что пить им категорически нельзя, даже от мизерной дозы они становятся совершенно неадекватными. Да и сам я алкоголь в общем, а алкоголиков в частности, терпеть не мог. Отец Женьки в той жизни и отец Михайла в этой, воспитателями были правильными.

С одной стороны прекрасно понимаю, что производство и реализация спиртных напитков приносят сумасшедшие деньги. Например, на оставшейся в будущих веках бывшей родине треть государственного бюджета покрывалась именно за счет этих доходов. С другой стороны, — вспоминаются слова незабвенного экономиста и капиталиста Фридриха Энгельса: "Когда арабы научились дистиллировать алкоголь, им и в голову не приходило, что они этим создали одно из главных орудий, при помощи которого будут уничтожены коренные жители тогда еще не открытой Америки".

Да, алкоголь самый разрушительный наркотик, который сокращает жизнь обычного человека на 12–15 лет. Что говорить об американских индейцах генетически неприспособленных к его потреблению, так как нейроны их головного мозга не успевают вырабатывать достаточное количество эндорфинов, способных его нивелировать.

Из некоторых источников мне известно, что к моменту открытия Колумбом Америки, на обоих материках проживало около 17 миллионов индейцев. А к 1900 году их осталось 240 тысяч. Всего! И вымерли они, в основном, за два последних поколения перед началом двадцатого века.

Да, их изгоняли из земель и уничтожали физически, а детей рубили на куски и данной человечиной кормили гончих собак. Власти Штатов, например, за скальп индейца выплачивали премию в пять долларов, по тем временам это была серьезная сумма.

Да, индейцев травили "подарками", например, зараженными оспой одеялами, а в питьевую воду им сыпали стрихнин, который доставляли в Штаты именно для этих целей.

Однако, если в первом случае за все века жизнь потеряли около 10 % процентов американских коренных жителей, во втором — около 35 %, то в результате алкоголизма вымерло до 55 %!!! Поэтому, ну его к чертям собачьим, этот алкоголь, пока еще не поздно, на этот счет нужно будет разработать специальную государственную программу. Жестокую и беспощадную, где злостный пьяница — вне закона. Нет, спиртные напитки, конечно, запрещать не буду, лишь бы ими не злоупотребляли, но для аборигенов — только на церковные праздники и причастье. Вот, пускай идут на службу в церковь и там причащаются.

Не знаю, удастся ли мне в моем государстве не допустить распространения этого ужасного недуга головного мозга, способного уничтожить целые народы, но культуру винопития среди граждан изначально привить обязан. Однако, чтобы быть до конца справедливым, следует с сожалением вспомнить и ту заразу, которой нас одарили сами индейцы — табак, от которого к концу ХХ века умерло европейце в 30 раз больше, чем умерло индейцев от алкоголизма.

Таким образом, принуждение аборигенов к миру и принятие в подданство первого крупного племени, задержало нас еще на четыре дня. Но, лиха беда начало. Пришлось даже наших бедных девчонок выпустить на берег.

За это время организовали загонную охоту на стадо оленей, затем, сделали всем прививки от оспы, так как мы даже сами того не желая, могли заразить местных запросто. Эпидемии этой болячки в Европе свирепствовали частенько и были наиболее распространены. Уговаривать было сложно, но по моей просьбе пример показали вожди, и все прошло нормально, они сами проследили, чтобы не привитым не остался ни один человек. Вакцина уже заканчивалась, но на шхуне специальная корова для заражения была, поэтому, переживать не о чем.

Были отобраны две сотни молодых еще-не-воинов, из которых сто человек должны пополнить местный гарнизон, а сто — отправиться со мной. Целовал шпагу (это считалась очень сильная клятва), что сделаю из них бойцов настоящих. Кроме того, в путь отправлялись девяносто шесть молодых вдов. Никак не думал, что согласятся, все-таки мы уничтожили их мужей, но этому очень поспособствовала моя скво и гуляющие по поселку сто двадцать наших девчонок. Обещал им в течение года обеспечить женихов, да и тем злобствующим вдовам и прочим девчонкам, которые остаются здесь, холостых парней направить тоже обещал. Двумя десятками казачат и призывниками из других племен, местный гарнизон пополнить не помешает. Да и специалистов на фабрику надо будет доставить обязательно.

В уговорах и разговорах пролетели эти дни и мы, наконец, опять загрузились на корабли и отправились к долгожданной цели путешествия.

 

Глава 5

— Смотри! Смотри! — курсанты весело показывали пальцами на морского бобра или, выражаясь по научному, калана. Тот вынырнул на гребень волны до половины туловища, буквально рядом с бортом, при этом выглядел стройным, как солдатик. Самое смешное в том, что одной лапой он почесывал грудь, а вторую приложил ко лбу, заслоняясь от солнца, и внимательно рассматривал корабль. Думаю, ни один из его предков ничего подобного еще не видели. То есть, подобных кораблей к этому заливу еще никогда не подходило.

Сегодня было 25 декабря 1681 года, день Рождества Христова. Над материком поднималось утреннее солнце, обещая хороший день, но волнение моря было довольно крепким, баллов около восьми. Мы подходили к глубокому заливу, мимо полуострова, который в той жизни назывался Сан-Франциско. На протяжении добрых семи миль его берег был усеян тысячами отдыхающих животных: морскими львами и теми же каланами.

Когда-то, будучи здесь на экскурсии, купил брошюрку с красочными проспектами и описанием разных интересных мест, а так же истории развития и становления города. Как сейчас помню, что стоила она очень дешево, всего полтора доллара, ровно столько стоил билет на трамвай к Пирсу-39, где расположились зона отдыха с различными аттракционами, магазинчиками и ресторанами. Так вот, там упоминалось, что в конце ХVIII века здесь побывал английский мореплаватель Джеймс Кук, перед тем, как отправиться на поиски будущей Австралии, где его съели аборигены. Кто-то из его матросов обнаружил, что шкурки калана, купленные у калифорнийских индейцев за два доллара, в Европе стоили пятьдесят, а в Китае все сто. Это и побудило сначала испанцев, затем англичан и американцев открыть здесь свои фактории. То есть, первоначально город строился за деньги, вырученные от продажи шкурок тех, кто сейчас отдыхает на берегу.

Таким образом, один из главнейших путей наполнения местного бюджета и финансирования затрат по строительству города уже есть, необходимо его только реализовать.

Миновав пролив "Золотые ворота" (так он назывался в той жизни, пускай так же называется и в этой), мы вошли в залив, отныне именуемый Михайловским. Следом за "Алекто" не отставали "Ирина" и "Селена". Здесь волнение исчезло совершенно, по поверхности воды бежала только слабая рябь. Оставив, по левому борту остров-страж, из которого можно было эффективно простреливать все подходы к заливу и, обойдя скалистую северную оконечность полуострова, сменил курс, обрасоплив реи на правый галс и направился вдоль берега выбирать место под строительство центральной части будущего города.

Увидев вдали ряд холмов и протекающий ручей, отдал команду вахтенному офицеру рифить паруса, но решил на стакселях отойти от пролива еще мили четыре. Дело в том, что в начале ХХ века в трех милях от внешнего побережья возник эпицентр серьезного землетрясения, который фактически уничтожил этот город. Поэтому, строиться начнем значительно южнее, а севернее, где были наибольшие разрушения высотных домов, с годами обустроим самый грандиозный парк в мире.

Подняв подзорную трубу, осмотрел окрестности. Если на полуострове растительность была бедновата, то буквально через пару миль на противоположном берегу залива, где в той жизни располагался один из крупнейших портов в Тихом океане, полумиллионный город Окленд, стеной стоял могучий лес. Рядом с одним из лысых холмов вросли в землю длинные индейские полуразрушенные хижины. Но как я не присматривался, нигде никаких людей так и не заметил.

Глубины здесь были большие и позволили судам подойти прямо к обрывистому берегу. Наконец, якоря были брошены, а швартовые концы закреплены за деревца, растущие рядом. Матросы через фальшборт перекинули деревянный трап и я, в сопровождении караульного взвода старших курсантов, а так же прицепившейся хвостиком Маленькой Радуги, сошел на берег. При этом, они рассредоточились и взяли под контроль подходы к причалу, а я отошел в сторону и внимательно наблюдал, как причаливали и швартовались Рыжков и Кривошапко. Что ж, за полтора года почти непрерывного пребывания в море, ребята опыта поднабрались. Сейчас даже любой из матросов может претендовать на сержантскую должность, а большинство из них в будущем и на офицерскую. В этом году надо будет отобрать человек тридцать и оставить в морской школе. Да и на корабли, которые выйдут в будущем году со стапелей Малаги и Барселоны, на комплектацию команд нужно человек семьсот рядовых матросов. На собственных стапелях в течение года вряд ли успеют раскрутиться. В общем, жизнь летит галопом: одни вопросы благополучно разрешаются, а решение других неумолимо назревает.

Вижу, подали трапы с "Селены", и ребята начали сводить на берег уставших девчонок. Только сейчас заметил, какие у них измученные лица и исхудавшие фигуры, несмотря на то, что большинство из них в положении и ходят уже с солидными животами. Сходили они, пошатываясь, брели к растущим деревьям и старались опереться о стволы.

— Боже! Неужели это конец?! — воскликнула Мария Рыжкова и из ее глаз потекли слезы. Другие тоже захныкали, а некоторые и заревели.

— Это не конец, это только начало. Не плачьте, девчонки, — подходил к ним, гладил по голове, целовал руки, — Мы уже пришли и останемся здесь навсегда. Здесь будет наш дом. Конечно, не сразу, но по проектам нашего архитектора, господина Пирелли, каждому из ваших мужей будет построен красивый дворец. Вы первые, и вы это заслужили. Здесь очень плодородная земля, хороший климат, наши детки будут расти крепкими. За то, что вы вытерпели такой тяжелый поход, за то, что вам довелось тащиться вместе с нами вокруг всего света, мы вас очень любим и сделаем самыми счастливыми в мире.

— Ага, любят они, — пробубнила молоденькая, совсем хрупкая супруга сержанта-пушкаря Новикова, вытирая кулачком слезы и выставив вперед огромный живот, видать, там точно двойня, — Моего от дикарки не оторвешь, а потом еще байстрюки пойдут…

— Не переживай, Настя, нашла от чего расстраиваться, — подошел и взял ее мягко за руку, — Это они специально вас берегут, чтобы не нанести вреда тем, кто вскоре должен родиться. Нам детки здоровые нужны или не так?

— Так, — шмыгнула она носом и взялась руками за живот. На ее лице возникла болезненная гримаса, видно, было ей не совсем хорошо.

— У меня вон, даст Бог, тоже пойдут, хоть и не по своей воле, а судьба так свела, — кивнул на Маленькую Радугу, — Но, если будут, от детей этих никогда не откажусь и дам им все, что положено. Ну, а если и появятся у какой матери безбатченки, так ничего страшного, не дадим пропасть, поможем вырастить, выучить и профессию получить. Для этих целей за счет казны построим специальные школы-интернаты, где можно будет жить и учиться. И сирот это тоже касается, дети погибших воинов будут иметь самые большие привилегии. И вдов в обиду не дадим, это я вам обещаю железно.

— А моим детям в крестные пойдете? — одной рукой поддерживая живот, а второй вцепившись в рукав хубона, Настя склонила голову к плечу и снизу вверх заглянула мне в глаза.

— Пойду.

— Правда?

— Даже не сомневайся, сколько там у тебя деток будет, всем стану крестным отцом, — твердо заявил ей и кивнул на спрятавшегося за спинами воинов Новикова, — Так что с супругом в отношении моей будущей кумы можешь уже сейчас советоваться. Только, дай Боже разродиться хорошо.

— Дай Боже.

На берегу собирались воины, матросы, курсанты, мастеровые и мужики. Крестьянских семей было немного, всего семнадцать молодых каширских пар. Такого количества землепашцев для прокорма хлебом и крупами трех сотен человек посчитал вполне достаточным. Тем более, с использованием более продвинутого и прогрессивного сельхозинвентаря.

По этому поводу среди всех моих воинов — бывших казаков, которые в сельском хозяйстве понимают неплохо, частенько точились споры. Но в каких-то источниках я точно читал, что Центральная Долина Калифорнии, в ХIХ веке обеспечивала пшеницей всю страну. Поэтому, если каждый из мужиков распашет хотя бы по двадцать гектар, при этом получит средне-паскудный урожай, то в успехе все равно был абсолютно уверен. Ничего, мою уверенность подтвердит жизнь, а мои крестьяне будут людьми богатыми и станут настоящими хозяевами. Тем более, что урожай здесь можно собирать дважды в год. Правда, из-за нехватки реманента и тягловых лошадей, первое время все равно будет тяжело, поэтому, предлагал в первый год распахать поперек наделов общинное поле. Вроде, возражений не было.

С собой сейчас они тащили трех шатающихся голландских телок-сеголеток и совсем молодого бычка, четырех тягловых кобыл, четырех козлят и три ящика с голосистыми кукарекающими пернатыми. Следом за ними стали выводить строевых лошадей. Боже мой, чего только не пережили в пути и наши люди, и эта живность.

— Христос родился! — услышал за спиной громкий голос отца Герасима. Сейчас он был не в привычной, затертой старостью черной рясе, а в богослужебном облачении.

— Слава Господу, — вразнобой ответили собравшийся на берегу народ.

— В великий и знаменательный день Рождества Христова привел нас на эту благословенную, Богом данную землю князь Михаил!

Монаси несли хоругви с вышитым Спасителем и Николаем Чудотворцем, рядом с ними спешил Кульчицкий с развернутым княжеским штандартом, двое малых курсантов тащили двухведерный бочонок вина, а кок с Фомкой — казан с вареным зерном. Я стал под свой штандарт, народ быстро подтянулся, даже индейцы подошли ближе. Моя скво, кстати, не отходила от меня ни на шаг. Отец Герасим на нее строго посмотрел, но ничего не сказал и приступил к Рождественской молитве:

— Рождение Твое, Христос Бог наш, воссияло для мира светом знания. Ибо во время его служащие звездам были научены звездою же поклоняться Тебе, Солнцу правды, и знать Тебя, Восток свыше. Господи слава Тебе!

Назвать себя, Женьку, сильно верующим или богобоязненным было бы не правильно, но Пасху и Рождество праздновал с удовольствием и, наверное, еще Троицу. Однако, слившись сознанием со мной, Михайлом, сейчас в вере укрепился более серьезно, ибо родитель дал светское и духовное образование не на много хуже, чем мог бы получить в Киево-Могилянской академии. Между тем, Бог един и прекрасно понимаю, что в эти времена религия — это политика, а направление той или иной конфессии, есть не что иное, как организация способов борьбы за увеличение численности своих прихожан а, следовательно, за более широкое и глубокое мировое влияние.

Дети с рождения не выбирают, к какой церкви принадлежать, вот и меня крестили в православной. Значит, с первых шагов своих я стал ее приверженцем, и предавать не имею права, но обязан в меру сил своих укрепить и возвысить. А сила есть! И теперь, благодаря послезнанию о том, до какой глубины британскими и германскими финансистами марксистско-ленинских функционеров будет унижено и православие, и славянская культура вообще, не допущу подобного категорически.

Помню, некий американский русскоговорящий гражданин, учитель разумной и правильной жизни на российском телевидении эпохи перестройки Владимир Познер говорил, что одна из величайших трагедий для России, это принятие православия. Ибо, если распределить страны по показателям понятий демократии, качества и уровня жизни, то на первом месте будут все протестантские страны, на втором — католические, и лишь потом — православные.

Честно скажу, в той жизни тоже грешен был, но веровал. Однако, благодаря таким вот познерам, значительная группа бывших атеистов стала резко строить протестантские церкви, наша же молодежь, увидев вседозволенность и нигилизм власти, наплевательское отношение на собственных граждан, теперь не верует ни во что.

А что же делает наша русская православная церковь, вырвавшись наконец, из-под безбожника, который ее насиловал, истязал и разрушал на протяжении семидесяти лет? Нет, привлечением в свое лоно душ страждущих занимается только часть истинно верующих фанатиков, остальные же священнослужители стали бизнесменами, начиная от попа обыкновенного, заканчивая высшим иерархом.

Да мы им нужны, как даватели и дарители, и не более того. Ну, где в Священном Писании записано, что поп должен стать участником политической тусовки и агитировать за или против таких же православных кандидатов в светскую власть?! Почему он считает себя вправе заниматься мирскими делами, финансами и кредитованием своих или чужих проектов?!

Такой порочной деятельностью или бездеятельностью они конкретно отталкивают от себя потенциальных прихожан, в первую очередь совсем неглупую молодежь. Ну, зачем дразнить народ, мелькая сытыми рожами на светских раутах, в экранах телевидения, и разъезжая на дорогих лимузинах? Неужели не понимают, что своими руками могут создать прецедент, когда в древнем православном государстве лет через двадцать будет нарушен, затем, станет необратимым паритет влияния религиозных конфессий? А через сорок лет ее столица, без каких либо войн, станет мусульманской? Дико звучит? Возможно, однако, искренне надеюсь, что в ХХI веке православная церковь перестанет заниматься светскими политическими интригами и бизнеспроектами, а решительно повернется к каждому неверующему молодому человеку открытым лицом и сможет привести его к Храму.

Нет, господа познеры, в моей новой жизни у вас ничего не получится. У меня достаточно силы и воли поднять знамя православия и изменить судьбу многократно униженного вами народа.

Отвлекся от мыслей своих, когда многоголосый хор спел Тропарь Рождеству Господа и Кондак, а затем, "Аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе, Боже". Оказывается, чисто механически пел вместе со всеми.

— С Рождеством Христовым Вас! — отец Герасим высоко поднял свой большой наперсный серебряный крест и осенил нас Крестным знаменем, — Пусть Бог хранит вас и ваши семьи от болезней и печалей, и благословит эту землю и ваш дом!

Подняв руку вверх и выступив вперед, я громко провозгласил:

— Отныне быть здесь городу! Нарекаю его именем Николаев, в честь покровителя детей, моряков и путешественников святого Николая Чудотворца!

— Ура!! — народ громко и весело приветствовал мое решение.

Над местом молитвы витал дух умиротворения и спокойствия, а скво цепко ухватила меня за руку и смотрела на происходящее широко распахнув глаза и открыв рот. Остальные индейцы, среди которых многие женщины были с маленькими детками, тоже находились в трансе. Правда, они еще не знали, что жизнь в нашем обществе для них еще не началась, но очень скоро начнется, после того, как батюшка их всех загонит в ручей.

Да, наш Господь безмерно велик и милосерден, поэтому, так оно и случилось. Пройдя обряд крещения и, нацепив нательные медные крестики, примерно через час, они уже пробовали вареное зерно и причащались. Но к моему тайному сожалению, ни одна из индианок отца Герасима своим женихом не посчитала, иначе, я бы тоже поухмылялся. Оказывается, он им крестики не надевал, а выдавал в руки. Впрочем, это не помешало ему оставить с собой рядом трех бойких вдов с детками в качестве прислуги, которые прожили в его доме долгие годы, до самой смерти. Да и детки эти выросли и получили приличное образование: одни из них стали военными, а другие — священниками.

Когда Маленькая Радуга вместе с прочими индейцами стала в очередь к причастию, ко мне подошел Ангелов и тихо спросил:

— Сир, я что-то не понял, вы говорили, что столицей будет город Михайлов, значит, она будет не здесь?

— Истинный факт, так и планировалось! — мы отошли от людей и стали прогуливаться вдоль берега, — Поверь, лет через сорок-пятьдесят, этот город станет слишком шумным и большим. Даже порт придется переносить на противоположный берег залива, он изрезан несколькими глубокими бухтами и там очень удобное место для организации крупных причалов. А я, к твоему сведению, люблю тишину и спокойствие, так что столица будет в двадцати пяти километрах от крайней юго-восточной оконечности залива и в семидесяти километрах от Николаева.

— Даже не спрашиваю, откуда вам и здесь все известно, сир, — Данко пожал плечами, склонил голову, но сразу же подтянулся, взглянул мне в глаза и спросил, — Так, где вы меня поставите комендантом?

— Везде. Я тебя назначаю на должность исполняющего обязанности губернатора графства, товарищ майор. И строить начнешь именно этот город — Николаев, а столицу княжества я буду строить лично, но не сейчас, а лет через пять. Настроишь все здесь, затем, отправлю тебя в будущий Ангелов, а сам займусь столицей. Ясно?

— Так точно, ясно! — сверкнул глазами Данко и добавил, — Я вас не подведу, сир.

— Знаю.

— Но если быть откровенным, то заниматься хозяйственными делами не очень хочется. Я бы с большим удовольствием повоевал.

— Эх, брат, а кому легко?! Не забывай, ты мой соратник по лыцарскому корпусу и мы строим государство, которое может вознести тебя на вершины власти и мировой славы. Это только начало, Данко, а в будущем нам ой как много придется, и воевать и строить. Один Бог знает, чего будет больше, войн или созидания.

— Пан Михайло! Ваша светлость! — за спиной раздался чей-то женский голос. К нам бежала Оксана, супруга Петра Орлика, моего земляка и командира взвода кирасир из роты Ангелова. Ее бабушка когда-то у нас в Каширах была повитухой, вот и Оксана стала. Доктор Янков, который полгода обучал медицине всех желающих, считал ее очень перспективной студенткой и даже расстроился, когда она покидала Канары. Ничего, лет через пять построим здесь университет, доктор Ильян Янков соберет команду преподавателей и она доучится, никуда не денется.

— Что случилось, Оксана?

— Да Настя Новикова рожать вздумала. Так я хочу, чтобы ее в лекарскую каюту вашего корабля определить, потому что нашу шхуну сейчас собираются чистить и с палуб известь отмывать. А Степан Безногий говорит, что ваше позволение нужно.

— Какой Степан Безногий?

— Ну, сын Жука Одноглазого, доктор ваш.

— Тьфу, ты! Да какое мое позволение?! Без моего позволения делайте, что надо. А Степану скажи, что я его накажу, лишу праздничной чарки.

— Ага! Тогда я побежала.

— Беги, только стол, на котором Настя рожать будет, хорошо вымойте с мылом и крепкой водкой протрите, у Степана есть. А простынь, которую постелите, утюгом прожарьте.

— Да знаю я, все промоем, прожарим и прокипятим.

— Тогда беги, только учти, я этим деткам должен быть крестным отцом. Удачи!

— Ага! — кивнула Оксана, — она нам не помешает.

Конечно, дезинфекция известью или спиртовым раствором никуда не годиться. Вот когда, наконец, появится время на создание кислотно-свинцового аккумулятора и простенького генератора электрического тока, первое что сделаю, так это разложу обычную пищевую соль на натрий и хлор. А хлор — это у нас все, начиная от обеззараживания и использования в различных синтезах, заканчивая боевыми отравляющими веществами.

— Да, вот такие дела, — повернулся и посмотрел в глаза Данко, — А ты — воевать, воевать! Кстати, повоевать тебе и здесь немало придется. Километрах в ста от берега, с севера на юг вытянулась огромная долина, размерами с Португалию. Там лучшие черноземы Америки, и хлеб там отлично родить будет. Так вот, все племена, которые там есть, нужно будет примучить. Еще вдоль побережья, миль восемьдесят вниз, мы эти места ночью проходили, тоже есть огромное племя, даже знаю их самоназвание. Олони! Этих тоже к ногтю. Все же в этих вопросах консультируйся с отцом Герасимом, он дурного не присоветует. А вот вдоль побережья на север пока ходить не надо, там проживают серьезные морские племена. Когда через год-полтора вернусь, мы их вместе воевать будем, нам в будущем много матросов понадобится.

— Понятно, сир, а какую задачу поставить Рыжкову?

— Юг. Тем более, что вскоре ему нужно будет отправляться в Лиму за переселенцами и работниками Слуцких селитряных шахт. Ну и картография Севера, но еще раз повторяю, без какого либо общения с северными аборигенами. Я его еще дополнительно проконсультирую. В общем, побуду здесь еще недельки две. Нужно будет вон, через залив крестьян на землю посадить, на кораблях капитально очистить и отмыть все промежуточные палубы, рассохшиеся шлюпки поправить. Короче, есть еще целый ряд вопросов, но обсудить их у нас время будет.

К нам присоединился Антон Полищук, и мы проговорили о разных вещах еще около трех часов, но нас прервал запыхавшийся от быстрого бега Фомка.

— Ваша светлость! Госпожа Орлик велела передать, что Настя помирает.

— Как помирает?! А она родила?

— Нет, госпожа Орлик говорит, что не может она родить, так и помирает.

Мою душу подорвало. Настя, которой совсем недавно пообещал стать крестным отцом ее детей?! Умирает, не родив?! Все наши молодые женщины рожали впервые. Оксана на корабле, прямо в пути уже принимала роды восемь раз. Все удачно. Правда, во время штормов произошло четыре выкидыша, но здесь уже ничего не поделаешь, не выдержал организм. Однако, никто из рожениц еще не умирал. Понимал, что смертность будет и немаленькая, так как таких отраслей медицины, как гинекология и акушерство еще вообще не существует. Но у нас когда-то обязательно появится, пусть даже через смерти, страдания и муки.

Тут же сорвался с места и помчался к трапу "Алекто". Взбежав на палубу, метнулся к люку, ведущему на опердек и, фактически скатился вниз. Дверь санитарной каюты была открыта, из нее слышались протяжные стоны, а рядом толпились все четверо наших полулекарей и несколько девчонок.

— Что? — корабельные инвалиды пожимали плечами, а девчонки плакали. Заглянул в дверь и увидел возле измученной жены угрюмого и молчаливого супруга, по его щекам тоже текли слезы, — Так что?

— Что-что! — в сердцах воскликнула Оксана, — Там нет ни жопы, ни письки. Как раскрылось в самом начале чуть-чуть, так больше и не раскрывается, только кровь стала сильнее идти. Я уже раньше такое видела. Нет, не родит она.

— Так что же делать? Я же обещал… — тихо сказал сам себе, глядя глазами Женьки из ХХI века на этого ребеночка с огромным животом и окровавленной простынкой между ног.

— А что тут сделаешь, — ответила Оксана и кивнула в сторону трапа, — Там есть еще десять девок таких же маловатых, как и эта. Прямо не знаю… Значит, такова наша женская доля, не она первая умирает, не она последняя.

Вдруг перед глазами возникла супруга из той жизни, мать моих двоих детей. Ей тоже рожать было сложно, и доктор сразу предупредила о необходимости кесарева сечения. Поэтому, делали полостную операцию и в первом случае, и во втором. Лично я очень переживал за эти роды, консультировался с Вадиком, хирургом одной из Киевских клиник, моим давним товарищем, а так же двумя посторонними врачами, при этом проштудировал всю специальную медицинскую литературу. Тогда еще интернета не было но, фактически весь процесс операции от разреза живота до изъятия ребенка и специальных швов на матке, проштудировал самым тщательным образом.

Еще вспомнился дружбан Серега Балашов, которому в полевых условиях удаляли аппендицит. Тогда мы всей компанией летали в тайгу на охоту, а Вадик как всегда таскался со своим хирургическим чемоданчиком, за что мы над ним постоянно прикалывались. Вот и случилось так, что пришлось мне ассистировать хирургу в самой обычной брезентовой палатке.

Неужели с Настей ничего не сделаем? То, что смогу вскрыть живот и вытащить детей, даже не сомневался, на это был настроен изначально, как только услышал от Фомки, что "Настя помирает". Но сможем ли ее спасти?

Насколько мне было известно из прочитанных источников, кесарево сечение начали делать еще в античные времена. Согласно древнегреческих мифов из чрева умершей матери были извлечены братья Дионис и Асклепий. В Риме, в седьмом веке до нашей эры был даже принят закон об обязательном вскрытии живота умерших рожениц, а хоронить беременных, было категорически запрещено. Затем, процесс был задавлен папской инквизицией, и лишь вначале ХVII века хирургом Траутманном из Саксонии в Европе была сделана первая удачная полостная операция. В России подобные операции стали делать примерно через сто пятьдесят лет. Правда, не все было хорошо, врачи почти всегда делали одну и ту же системную ошибку и роженицы умирали, зато, детки оставались живы. И лишь только в середине ХIХ века разобрались что к чему.

— Все! Говорить не о чем, делаем операцию! Горячая вода где?

— Вон, в корыте, — подсказал Фомка, — Еще у кока казан на плите.

— Всю горячую воду сюда, бегом. А винный настой опия приготовлен?

— Степка наколотил целую бутылку, но лично я его никогда ни разу никому не давала, — ответила Оксана.

— Все когда-то делается в первый раз. Налей Насте маленький шкалик, дай выпить и пусть засыпает.

— А не мало будет?

— Лишь бы не было много, в крайнем случае, добавим, — стал расстегивать свой хубон и кивнул инвалидам, — Раздевайтесь! Вы трое и ты Оксана. Догола.

— Зачем? — удивленно спросил Степа Жук.

— Чтобы с грязной одежды не занести инфекцию, попробуем спасти детей и Настю. Остальные вон за дверь! Будьте рядом, может, чего-нибудь нужно будет поднести или подать. Новиков, ты тоже иди и попроси отца Герасима помолиться Господу нашему. И сам молись.

Блин, ну почему умная мысля приходит опосля, когда уже некуда бежать? Ведь есть же шприц, нужно было в дорогу элементарно синтезировать морфин, и сейчас с вопросом обезболивания не морочить голову ни себе, ни людям. Кстати, что-то мне эти понятия — опий, морфин и героин напоминают, нужно взять их на заметку и тщательно проанализировать.

Вроде, в это время различные одиночки и торговые компании приступили к реализации опия в Европе. Но очень скоро проявится самый грандиозный потребитель — Китай, который будет выкуривать его на немыслимо колоссальные суммы. И вот тогда начнется настоящая война, в которой государство-победитель за суммы от опийных операций (куда там браться золоту и брильянтам) обретет настоящее могущество и мировое господство. Да-да, этот вопрос нужно обдумать.

Открыв крышку хронометра и отметив, что стрелки показывали без двух минут полдень, снял с себя все, до последней одежки, взял мыло, подошел к корыту и стал тщательно отмывать руки. Хорошо, что ногти два дня назад почти под корешок срезал. К этому времени Настя перестала стонать, видно, засыпает. Света над столом было достаточно, четыре масляных лампы со стеклянными колпаками, операционное поле, как говорил Вадик, освещали хорошо.

— Николай, слей мне на руки, — сказал одному из полу-докторов, оглядел их и заметил в выражении лиц одну общую странность: никто из них не усомнился ни в одном моем слове, мое указание выполнялось так, будто бы все так и нужно, и делалось это ежедневно по нескольку раз. Оглядев их обнаженные тела, продолжил:

— Давай-ка Степа, вытаскивай рулон полотна, и каждому оторви по метровому куску. Надо прикрыться, дабы Оксану своими мудями не смущать.

— Га-га-га, — рассмеялись парни, — Надо еще посмотреть, кто кого будет смущать.

— Вот-вот, — поддержал их, — Сиськи у тебя, Оксана, красивые, поэтому, тоже завернись. Иначе, мы вместо того, чтобы работать, будем на тебя пялиться.

— Ги-ги-ги, га-га-га, — смеялись ребята, Оксана тоже ухмыльнулась.

Чем-то удивить или испугать моих ребят было, фактически, невозможно, а уж крови они точно не боялись, и за свои восемнадцать-девятнадцать лет жизни насмотрелись и нанюхались ее досыта. Что говорить, если казачонку вручают нож и ставят руку, на правильное и эффективное умение перерезать горло барану, начиная с шести лет, а девчонок в это время учат зарезать курицу.

— Все, хорош ржать. Оксана, быстро сбрей все волосы с лобка, дай ей бритву, Степа, и оторви еще по большому куску ткани на косынки, чтобы можно было рот и нос прикрыть. А еще вытаскивай свой хирургический ящик и кетгут.

— Кетгут, это который шнурок из бараньих кишок?

— Он самый, — утвердительно кивнул, завернул бедра в простынку и подошел к двери, — Эй, кипяток где?

Дверь тут же отворилась и кок с Фомкой затащили сильно парящий котел.

— Фомка, в каюту дверь не открывать, пока я не выйду, ясно?

— Так точно!

Когда они ушли, взглянул на Настю и увидел, что она уже отключилась, а Оксана аккуратно елозит Степкиной бритвой. Убрав лежавший у нее между ног окровавленный тряпичный сверток, увидел, что шейка матки действительно раскрыта всего сантиметра на три, но не сказал бы, что у нее было сильное кровотечение. А может, я чего не понимаю, только сверху на животе часто-часто возникали и пропадали бугорки.

— Смотрите, те, которые в ней сидят, сильно просятся наружу. Я не доктор, ребята, и не знаю, все ли правильно сейчас делаю, и получится ли у меня. Но, нужно попробовать.

— Верно, — согласилась уже завернутая в льняную простынку Оксана, — Нужно попробовать, хуже не будет.

— Тогда завязываем косынки, закрывая рот и нос по самые глаза, и вытираем руки хлебным вином, — проконтролировав, как все делается, продолжил, — А теперь, Степан и Сашка, становитесь слева, а вы, Оксана и Николай, справа. Я буду между вами посредине, внимательно наблюдайте и делайте, что скажу. Если получиться, то придется вам не одну такую операцию сделать, особенно тебе, Оксана.

— Дал бы Бог, скольких бы детей и баб спасли, — глухо пробубнила она сквозь завязанный платок.

— Вообще-то, вначале в мочевой пузырь вводят катетер, но чего нет, того нет. Если вам доктор Янков не рассказывал, что это такое, то я потом расскажу. Все, приступили, — открыл Степкин хирургический ящичек, изготовленный Иваном Тимофеевичем из платины, и заглянул внутрь. Все эти инструменты были сделаны по моим эскизам. Вытащил прокипяченный цельнометаллический ножик, похожий на скальпель из той жизни и протер его спиртом. Затем, обильно протер спиртом место реза.

Читал, что можно было вскрывать вертикально, от пупка до лобка, но это когда сильно спешишь, а мне спешить не надо, мне нужно попытаться эту маленькую женщину спасти. Поэтому, сразу над лобком сделал неглубокий, сантиметров семнадцать длиной, разрез кожи, приблизительно так, как когда-то видел в книге на картинке. Много или мало, не знаю, ну, сколько получилось. На натянутом животе он тут же разошелся, обнажив мышцы.

Когда Вадик удалял Сереге Балашову аппендицит, то делал глубокие послойные резы, правда, в том рыхлом пивном животяре было чего резать. А на этой худобе несчастной и пальцем все проткнуть можно. Здесь было два кровоточащих сосуда, и я их кривой иглой подцепил и крепко затянул, комментируя свои действия. Вот сколько лет прошло, а то, как Вадик делал операцию, прямо сейчас стоит перед глазами.

— В уголке делаю короткий надрез, смотрите все, завожу пальцы под брюшину. Чтоб не зацепить мочевой пузырь, дотягиваю скальпель до края реза и раздвигаю пальцами мышцы. Видите, здесь тоже есть кровоточащие сосуды, придется зашить и их. Давай, Оксана, зашивай.

Да, наша акушерка оказалась действительно одаренной, схватывает все на лету.

— Степа, теперь аккуратно оттяни рукой мочевой пузырь на себя и так держи. Саша, пульс?

— Нормально, как у спящего. Толчки четкие и ровные.

— Отлично. Вот, сейчас мы добрались до матки. Ох, какая здесь война, чувствуешь, Степа?

— Ага, — флегматично ответил он, пристукнув по полу протезом.

— Теперь, чтоб никого там не зацепить, ищу свободное пространство, делаю прокол, вот так, и рез. Что-то здесь еще есть… А, "рубашка"! Трону скальпелем и по ней. Вот, разошлась и она. О! Чувствую маленькое шевелящееся тельце. Все, Оксана, твоя очередь, доставай! — отошел в сторону и уступил ей место. Она осторожно, как бы прислушиваясь, завела левую руку вглубь полости, правой сверху что-то поправила и вытащила на свет Божий, перехватив животиком вниз, маленький сморщенный комочек. Девочка! Пуповину, которая вытянулась следом, слегка оттянул вниз и перетянул.

— Правильно, Оксана?

— Правильно, теперь можно отрезать, — кивнула она, что я сразу же и сделал. Как только она развернула это мелкое создание животиком вверх, оно набрало полные легкие и громко запищало: "Ваа-ваааа"! Оксана отложила ее на устеленную полотном широкую лавку и извлекла следующее дите.

— О! А Костя Новиков хотел пацана, — прокомментировал Степан, когда второе оказалось тоже девочкой.

— Так здесь еще одно есть! — сказала Оксана и вытащила на всеобщее обозрение мальчика. Этот орал громче всех.

— Хм, ни хрена себе, — хмыкнул Николай. — Такое маловатое, а тройню выносило.

— Сейчас уберу послед и все, — Оксана вытащила и выбросила в ведро плаценту. Помнится мне, что ее как-то используют в фармакологии и получают стволовые клетки, и затем, этот препарат используется для омоложения организма. Как все это делается, абсолютно без понятия, но на бумажке для будущих исследователей все равно напишу.

— Подождите минуту, — прикрыл Настю простынкой, подошел к двери и ударил ее локтем, она сразу же открылась. Боже мой, какая огромная толпа собралась здесь на орудийной палубе, кого здесь только не было. В дверь засунули головы сразу человек десять, даже моя скво была тут как тут.

— Ну что!! — хором спросили они.

— Тройня, две девки и парень. И тихо! — сказал, глядя в перепуганные глаза молодого папаши, но сразу заткнул эмоции, — Теперь будем спасать Настю. Нужны три девчонки, желательно молодые мамы, которые закутают детишек, отнесут в мою каюту, там отмоют и покормят. Или что там с ними надо делать, Оксана скажет. Просто, здесь нет места. И пару ребят, пусть одно корыто и теплую воду заберут.

— Мы, мы! — сразу же нашлись желающие. После пары минут, выслушав указания Оксаны, нам помещение освободили, и дверь опять закрыли.

— Что ж, еще раз протираем руки хлебным вином и продолжим. Итак, если матку не зашивать, а все остальное заштопать, то роженица обязательно умрет. Если кто не знает, как правильно сделать шов, то матку лучше вообще удалить. Но для того, чтобы будущую маму, с гарантией в 99 % сделать живой и здоровой, то разрез нужно зашивать специальным трехэтажным швом. Смотрите внимательно, я начинаю. Гадство, не удобно-то как здесь руками залазить. Коля, поддерживай здесь за краешек. Теперь ты, Оксана, этот шов продолжай сама. Понятно всем?

— Ага, да, да, — глухо пробурчали ребята.

— Отлично, Оксана, вроде, получилось. Теперь делаем ревизию брюшной полости, аккуратно пройдись ручками, внимательно все осмотри и проверь, ничего ли лишнего мы здесь не оставили, иначе все наши труды пойдут насмарку, рана воспалится и человек умрет. Да в любом случае, серьезное воспаление, нам пока лечить нечем, так что исправлять ошибки не получится и повторная операция ничего не даст.

Блин, с антибиотиками надо что-то делать. Эта мысль давит мозги уже давно, поставлю себе и на этот счет срочную галочку. Знахари инков, ныне обитающие в Боливийских Андах, пенициллин делают уже тысячу лет, надо отправлять экспедицию.

— Ну что, золотко, все проверила? Чистенько? Тогда протри хлебным вином вокруг разреза и накладывай наружный шов. Тоже, с десяток стежков.

Когда она уже вязала последний стежок, зашевелилась Настя. Я в это время повернулся и взглянул на открытую крышку хронометра, было пятнадцать минут второго. Ого, возились час и семнадцать минут. А с моей супругой и первый, и второй раз, минут за пятнадцать-двадцать управились.

— Пульс стал чаще, — сообщил Саша.

— Значит, скоро очнется. Что ж, больше настойки не давать, пусть терпит.

— Почему?

— Опий, это не только вещь лечебная, к нему очень быстро привыкают, и человек становится в сто раз хуже пьяницы. Болезнь называется наркомания. Излечиться от нее может редко кто, только те, у кого действительно очень крепкая сила воли, а это поверьте, единицы. Остальные подохнут под забором, как шелудивые собаки.

— Не может быть, что ж там вылечиться, просто не пей и все!

— Уж поверь, Сашка, даже лично я, в отношении самого себя не уверен, смог бы вылечиться или нет.

— Вона как, оказывается, — ребята в недоумении переглянулись.

— Именно так. Скоро опий расползется по всему миру, и мы к этому должны быть готовы, а все население обязаны изначально воспитать, как в отношении пьянства, так и в отношении наркомании. Кстати, Оксана, напомни мне в отношении последа, я тебе некоторые соображения должен написать. Из нее тоже можно получить ценнейший продукт, правда, мы пока не знаем как. Но ничего, скоро сюда приедет доктор Янков, и мы заложим университет, где вы, ребята, доучитесь. Возможно, сами станете преподавателями и займетесь научными изысканиями, тогда-то и разберемся. И это, Оксана, — кивнул на роженицу, — у нее молока может не быть, а может и будет, не знаю. Короче, ты в этом сама разберешься и решишь что делать, здесь ты лучше меня все знаешь. Но учтите, мне детки тоже должны быть живы и здоровы, я их через месяц крестить буду. Да, и на живот холодный компресс надо класть, быстрее матка сократится, и кровь сочиться перестанет.

Еще целые сутки после операции, я не находил себе места. Оксана тоже к делу отнеслась очень ответственно, первую ночь просидела рядом с Настей и глаз не сомкнула. Боялась, не загноится ли рана, не откроется ли кровотечение? Но все, слава Богу, обошлось, и детки и молодая мама оказались крепенькие, и главнейшее приключение их жизни пережили нормально. Молоко появилось, да было его мало, но другие молодые мамы ее в обиде не оставили и с этим делом помогли.

Не буду рассказывать, с каким благоговением народ стал относиться к нашим лекарям. О себе даже не говорю. Оказывается, когда стало известно, что Настя умирает, большинство девчонок просто плакали навзрыд, примеряли к себе ее судьбу, ведь почти все они были беременны в первый раз. Но когда заорали новорожденные, и улыбнулась живая роженица, в округе сама атмосфера изменилась. Радовались абсолютно все, особенно будущие мамы. Теперь рок неизбежности не преследовал их, а в душах поселилась надежда.

— Трудно переоценить, ребята, значение того, что случилось. Имею в виду не только для нашего княжества, но и для всего мира, ведь, сколько раньше умирало девчонок, рожавших в первый раз. Теперь их жизни будут сохранены, а именно для нас и нашего людского дефицита это особо важно, — делился с ними своими мыслями, когда вручал Оксане обещанные записки. Степа Жук при этом почему-то отворачивался и кривился.

— Степа, у тебя на этот счет другое мнение?

— Что?

— Что-то ты рожу кривишь, вот я и спрашиваю, у тебя на этот счет другое мнение?

— Нет, сир, простите. Это у меня в животе что-то болит.

— Э, парень, с этим не шутят. Давно болит?

— С вчерашнего дня.

— Ну-ка встань и покажи где.

Он оперся на здоровую ногу, стал подниматься и опять скривился:

— Вчера болело возле пупа, а сегодня вот здесь, — правой рукой он ткнул вниз живота. Я надавил это место пальцами, как это когда-то делал наш доктор, и Степа теперь громко "ойкнул".

— Боюсь огорчать, но придется тебя резать.

— Зачем? — он испуганно завертел головой.

— Думаю, что у тебя воспалился отросток слепой кишки, аппендицит называется, а когда он еще больше нагноится и лопнет, то будет тебе хана. Поэтому, его надо удалять.

— А может быть это не пиндицит?

— Может и не аппендицит, но резать все равно надо.

— Тогда ладно, хе-хе, — улыбнулся он с гримасой боли на лице, — Уже не один раз мог издохнуть, теперь послужу для науки.

Оттягивать это дело не стали. Пока кипятили воду, мы быстренько изготовились, а Степан отстегнул с ноги протез, разделся и лег на стол.

— Мне опия не давайте, — сказал он, — так потерплю.

— Немного выпить обязательно надо, иначе не вытерпишь, и от болевого шока умрешь, — не согласился с ним и подсунул полшкалика.

Теперь резала его Оксана, а сшивал сосуды и накладывал швы Николай. Я только показал, где и каких размеров делать рез. Аппендицит нашли сразу, он выглядел, как толстая зеленоватая сарделька. Когда Оксана перехватила слепую кишку, а отросток удалила и бросила в ведро, то вонял он здорово.

Степа операцию перенес стойко, кривился только в полудреме, но ни разу не застонал. Однако, хирургические опыты после этого над ним не закончились. Он решил себя улучшить всесторонне и дней через десять пожаловался на боль в горле. Так что практиковали мы еще с удалением гланд. Мне в душе было смешно от воспоминания старого анекдота, когда, как и в нашем случае, гланды рвал акушер-гинеколог. Но что делать?

Моя личная хирургическая практика на этом тоже не закончилась. Приходилось еще не единожды и самому брать в руки скальпель, и много раз ассистировать докторам Янкову и Жуку. Но это было не сейчас, а гораздо позже.

Маленькую Радугу или теперь Аполлинарию, как записали ее при крещении, пристроил к Оксане.

— Я не могу ее таскать с собой по морям и океанам, поэтому, возьмите ее к себе и отнеситесь по-человечески, — молодой чете Орликов кивнул на сидящую рядом скво, — По духу она сродни наших казачек, ибо тоже воспитана в воинской среде. Проконтролируйте, чтобы выучилась грамоте и вообще, Оксана, возьми ее помощницей и обучи всему, что знаешь, а я тебе за то буду признателен.

— Ой, ваша светлость, да вы для всех столько сделали, что мы перед вами будем в вечном неоплатном долгу. И мы посчитаем за честь взять Полину в свой дом.

— Оксана, не называй меня "светлостью", лично для тебя на всю оставшуюся жизнь я Михаил Акимович. А Полина не навсегда войдет в ваш дом, через год-полтора вернусь, и все подруги дней моих суровых будут иметь, что им положено.

— Хорошо, Михаил Акимович, — она внимательно посмотрела на мою Маленькую Радугу, искренне улыбнулась и сказала, — Я к тебе буду относиться как к родной сестре. Младшей, имей в виду.

Мы все вместе посмеялись, а растерянной скво языком жестов попытался объяснить то, о чем мы говорим. Конечно, от будущего расставания на длительное время она была не в восторге.

— И еще, Оксана, моих горничных Глашку и Марфушу пристрой в строящемся госпитале и определи им какой-то круг обязанностей. Когда вернусь, я их заберу. Кстати, они обе сейчас беременны и детей носят, учти, моих.

— Ах, ну да, я знаю. Не переживайте, присмотрим за ними, да-да, — она часто закивала головой.

В общем-то, я и не сомневался, что все они всё обо мне знают. Еще бы, моя жизнь круглосуточно на виду. Забегая немного вперед, хочу сказать, что и Глаша, и Марфуша родили мне девочек. Через два года я их обеих выдал замуж за достойных парней. Марфуша стала богатой купчихой, родила своему мужу еще троих сыновей, и до конца дней своих прожила в Ангелове.

Глаша в замужестве была недолго, вскоре стала вдовой и приехала в Михайлов, где пришла к Любке на прием. Не знаю, о чем они говорили, но она так и осталась во дворце моей персональной горничной и никому это место не уступила до самой старости.

Полине Михайловой с моей помощью понравилось проводить химические опыты, и через десять лет она стала Ритиной коллегой, заведующей кафедрой алхимии Николаевского университета. А родила она мне двух прекрасных девочек и парня, своенравного, конечно, но честного и настоящего.

Луиза так и осталась хозяйничать на острове Ла Пальма, выкупленном мной полностью, а про Изабель и наших с ней детках, у меня еще будет возможность рассказать, но несколько позже.

Что же касается Любки, то что нужно говорить о любящей и любимой жене и матери, а кроме того, самой красивой, умной и шикарной правительнице в мире.

А с девочками у меня удачно получилось, почти как у царя Никиты по сказке Пушкина:

Правда, у меня их не сорок, а всего лишь восемь, чего там греха таить. Но в отличие от Никитиных, мои получили все, в том числе и самых достойных мужей. Однако, все это в будущем, а сейчас мы с четой Орликов сидели в моей каюте и решали злободневные вопросы.

— Тебе, Петро, будет особое поручение. Нам нужно заполучить одно чудо-лекарство, которое поможет спасти многих безнадежных раненных и больных. Изготавливают его Перуанские знахари народности кальяи из плесени, которую выращивают на кукурузе с какими-то добавками. Проживают эти знахари в горах Андах, в предгорьях которых мы отыскали селитру, а Слуцкий строит свой городок. В поход и нужно выходить из его городка, но искать гораздо северней, через сколько километров, даже не ведаю. Это все, что знаю.

— А на каком языке там разговаривают?

— Думаю, что за сто пятьдесят лет они испанский выучили. Возьмешь с собой десяток выносливых воинов, которые могут ходить пешком по резко пересеченной местности, то есть, по горам и холмам, а так же мастерового Адама Вуйка, которого мы освободили из рабства в Агадире. Я как-то чисто случайно подслушал их разговор, это не простой человек оказался. До того, как турки захватили Каменец, он был зельеваром, то есть, изготавливал порох, знает испанский и германский языки, в рудах понимает и по горам ходить умеет. Обещай ему богатство и уважение князя, так и говори. Мне не важно, какими путями ты выполнишь это задание, научишься синтезу лекарства сам, уговоришь специалистов переехать или украдешь их. Я тебя знаю с детства, ты воин хваткий и хозяйственный, и сам во всем разберешься. Но хочу, что бы ты знал, когда все получится, то лично тебе отойдет четверть дохода от производства и реализации этих лекарств. Ты даже не представляешь, какие это деньги, хватит на века детям, внукам, правнукам, и внукам их правнуков. А еще, поставлю тебя в этом городе в верхний эшелон власти.

— Берусь! Все знают, что всё, о чем вы говорите, всегда сбывается. Берусь! Я все сделаю!

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Кстати, твоих малых братьев оставляю при себе еще на лет шесть-семь, и если заслужат, то введу их в лыцарский корпус.

— Заслужат, сир, клянусь! Ведь это мои браты!

— И я так думаю. А сейчас давай по этому делу, какие у тебя есть вопросы?

— Вопросы? Хм, а может испанцы уже сами дотумкали про это лекарство?

— В любом случае, это твоего задания не отменяет, но думаю, что вряд ли. Люди в невежестве своем, но в излишней заумности, в не ограненном алмазе видят обычный камень, а когда убеждаются в чем-то необычном, то все сваливают на колдовство. Сегодня умного человека уже не волокут на костер, но инерция мышления осталась, поэтому, никто не хочет связываться ни с церковью, ни с так называемыми колдунами. Но мы свяжемся, ибо я точно знаю, что лекарство из плесени может спасти миллионы жизней и мы должны его заполучить. Конечно, можно пробовать синтезировать самостоятельно, но на это потребуются годы упорных исследований. Потому и сулю тебе такие преференции.

С палубы корабля очень хорошо были видны все окрестности. Прямо перед причалом усиленными темпами строился город, однако, люди в течение месяца пока так и спали на кораблях. Только на шхуне долгое время никто на ночь не оставался, там верхнюю палубу и обе промежуточных, отчищали и отмывали добрых две недели.

Народ скоро переберется в почти уже достроенные деревянные бараки, а "Алекто" и "Селена" отправятся дальше. Но уже сейчас на фоне разбросанных по полуострову скал, стали расти новые каменные постройки и сооружения. При этом сами скалы истаивали под напором камнерезов, и пройдет совсем немного времени, когда они полностью исчезнут, превратившись в блоки и щебень и уступив место архитектуре нового города.

На строительстве работали абсолютно все, индейские мальчишки и женщины тоже эксплуатировались по полной программе. При этом, будущих воинов каждое утро здорово гоняли, в общем, расслабуху и гулянку с повестки дня исключили полностью. Не знаю почему, но центральная башня будущего грандиозного храма строилась быстрее всего.

Со стройматериалами тоже получилось удачно. Лес брали здешний, но скоро запустится пилорама на другом берегу залива, и его начнет возить отремонтированная и очищенная шхуна. Известняк тоже искать не пришлось, мы по нему ходили, поэтому, его обжиг наладили без проблем. С кирпичом пока что не все ладно, однако, глину нашли и через пару месяцев процесс будет налажен.

Крестьян посадил на землю сразу же на второй день нашего здесь пребывания. Очень хороший участок не заросшего лесом чернозема, размерами два с половиной на пять с половиной километра, нашелся между холмами на другом берегу залива. А дальше рос лиственный лес, в котором преобладали могучие дубы.

Огибая левый холм, в залив быстро бежала небольшая река. Именно здесь решили ставить и форт, и пилораму. А оставшуюся ветряную мельницу собирались разместить на ближайшем лысом холме, но спешить некуда, думаю, молоть урожай удастся в лучшем случае только месяца через четыре.

Здесь же стояли двадцать две длинных, как армейские казармы, полуразрушенных хижины, опустевшие как минимум десяток лет назад. Под завалами одной из них обнаружили два костяка, видно, не по своей воле отсюда исчезло местное племя. Между тем, буковые бревна прекрасно сохранились, их было вполне достаточно, чтобы построить форт, а так же жилье для воинов и крестьян. Три из них решили обновить и приспособить для собственного временного проживания, для лошадей и скота, и для хранения инвентаря.

Когда лейтенант Козельский, который назначался здесь комендантом, размечал участки, где-то в лесу раздался приглушенный рев. Такие звуки может издавать только медведь, а они здесь неслабые, гризли называются. И если правда то, что когда-то о них читал, то эта махина ростом под три метра и весом около полутоны, человека совсем не любит и никогда от него не убегает, а совсем даже наоборот. Только почему он бродит по лесу в зимний период времени? Может шатун? Тем более нехорошо. Однако, царю природы прятаться от царя местных зверей, совсем не следует. Поэтому, назавтра решил высадить роту Ангелова и половину матросов и пройтись гребенкой по лесу, дабы всякую хищную тварь извести.

Жаль, не получилось у меня поучаствовать в этой охоте, именно тогда в Степана обострился аппендицит, и пришлось делать операцию. Старшим пошел Антон Полищук и вечером, рассказывая о некоторых деталях своего личного участия, радовался, как ребенок.

А трофеи притащили знатные, добыли трех взрослых гризли, в том числе одного шатуна, а остальных — подняли с лежки, вместе с двумя детенышами. Говорят, что есть очень много диких свиней, косуль, оленей и лосей. Семерых оленей, двух лосей и трех кабанов тоже принесли. Волка не видели, но лисиц было много, их и набили полтора десятка, а еще очень много полосатых белок (я так понял, что это бурундуки). Мне подарили самую большую, отлично выделанную медвежью шкуру, чему больше всего обрадовалась Маленькая Радуга или теперь Полина. Правда, я ее всю жизнь называю не иначе, как Малыш.

25 января 1682 года мы крестили деток Насти, которых назвали Михаилом, Оксаной и Марией. На этом мое пребывание здесь в этом году завершилось, и надо двигаться дальше. Устроив вечер прощания, тепло попрощавшись с маленькой Радугой и людьми, которые за эти годы стали мне искренне близки, мы с отливом вышли в океан. Сейчас наш путь лежал в Китай.