Глава 1

По возвращению из похода по Украине, воинов наградил достойно. Прибыв в Хаджибей, каждому казаку, участнику боевых действий, вручил по триста талеров, десятникам по пятьсот, а сотнику — тысячу. Плюс каждому — компенсацию за проданных лошадей и за ранения: пять талеров за легкое, десять — за тяжелое и двадцать — за увечье.

Оплата более, чем щедрая, считай, за два дня боев — двухгодичное содержание городских казаков. Всему прочему воинскому сословию хотел выдать по двести талеров подъемных, но передумал и сумму разделил: казакам — по сто пятьдесят талеров, а казачкам — по пятьдесят.

За то, что выдаю деньги особам женского полу, на меня с удивлением косились. В эти времена у нас никакая женщина не имела самостоятельный статус, могла быть либо при родителях, либо за мужем. Но посчитал необходимым, чтобы девчонки тоже были привлекательными со всех сторон, поэтому, сделал морду кирпичом и сказал, что так нужно.

И крестьянам подъемные тоже выдал сразу. Мужикам — по пятьдесят талеров, а бабам — по двадцать. Этого вполне должно хватить и на тягловую лошадь, и на корову, и на инвентарь, и на семена, и на нормальную крестьянскую хату. Конечно, можно было бы наличные деньги не давать, все равно их обеспечение лежит на моих плечах. Но как меняется чувство ответственности, когда ты сам лично распоряжаешься кучей серебра, которого в жизни никогда не держал, которое семья не смогла бы заработать за многие годы!

Если смотреть правде в глаза, то очень хорошо знаю, пройдет совсем немного времени, и определенная часть мужиков, свои деньги пропьет, прогуляет, хозяйство похерит и продаст какому-нибудь более успешному и трудолюбивому крестьянину. К сожалению, одинаковых людей ни по складу характера, ни по состоянию души, не бывает. Именно по этой причине когда-то не воплотился в реальность красивый призрак коммунизма. Получилась только жесткая военно-государственная диктатура, которая при малейшем послаблении, до упора натянутых струн общественного самосознания, лопнула. Развалилась, разбросав осколки некогда великой державы, при этом породив неприспособленных к жизни вне диктатуры, инертных «одобрямсов».

Ничего не поделаешь, объективная реальность такова, что хотим мы этого или не хотим, но в общественной среде обязательно появится класс неимущих и беднейших. Однако, подобным тунеядствующим элементам, болтаться по моим землям в праздности, при этом нищету плодить и смущать бездельем неокрепшие умы молодежи, категорически не позволю. Различных каменоломен и рудников у меня будет много.

Что же касается материального поощрения лыцарского корпуса, то ребят тем более, не обидел. Здесь на участвовавших или не участвовавших в бою не делил, они абсолютно все исполняли тот или иной мой приказ. Таким образом, рядовой состав получил по тысяче, сержанты — по две, Данко, Рыжков и Сорокопуд — по три, Антон — четыре, а Иван — пять. Риту тоже не забыл, посчитал, что четыре тысячи для нее не жалко, нашу победу ковала, в том числе и она.

Когда стали известны обстоятельства и результаты боя в феоде Картенара. все выжившие бойцы островного подразделения получили сержантское содержание, а Стоян Стоянов — лейтенантское.

Никто из лыцарей больше ста-двухсот монет на текущие нужды в свои кошели не отсыпал. Видно, сговорились и решили, что в общей княжеской казне они будут в большей сохранности. С другой стороны, попробуй такие деньжищи потаскать в заплечном мешке, та же тысяча серебром, двадцать пять килограмм весит.

Подумал-подумал и решил для себя, что именно этих ребят стоило бы ввести в долевое участие торговой компании «Новый мир». Кому как не им, стать самыми первыми успешными людьми будущей державы. Конечно, многие из них, со временем, создадут выгодный государству и обществу, свой собственный бизнес, но «Новый мир» планирую сделать неподдельным долгожителем, через который будут претворяться в жизнь серьезнейшие финансово-промышленные проекты, затрагивающие интересы всего современного делового мира.

Самое интересное, что ребята согласились все, безоговорочно, с радостью и без вопросов. Такое единодушное, абсолютное доверие моим деловым качествам, слегка смутило, но и обрадовало. Ибо для любого человека собственные деньги, тем более такие деньжищи, это такая штука, которая заставляет действовать не по принуждению, а по позыву души и разума.

В лагере у Хаджибея собралось 3785 человек совершенно молодых людей, за исключением сотни крестьян постарше и десятка седобородых мужиков да седовласых баб, из числа пришедших с Дона. Здесь ожидали отправки 1022 воина, 810 казачек и 215 малолетних казацких сирот. Крестьян было 1738 человек вместе с детьми, при этом преобладали мужики, их было на восемьдесят человек больше. А еще два огромных табуна лошадей, в первом — 449 породистых скаковых кобыл и 32 жеребца, а во втором — около шести сотен обычных тягловых кобыл и два десятка могучих, ширококостных жеребца. Это Давид Черкес постарался.

Самое первое, что в лагере сделали, это провели поголовную вакцинацию против оспы. Далее началась борьба со вшами, а так же другие противоэпидемиологические мероприятия. Правда, если бы не выдали людям подъемное серебро, требования доктора по стрижке вшивых голов, так бы безболезненно не исполнилось. Косы казачек и баб пожалели, у доктора были сушеные плоды черимойи, порошок из которых очень эффективно помогает в борьбе с волосяными и накожными паразитами. Так вот, косы оставили, но стрижку паховой области и подмышек проконтролировали жестоко, никакие мольбы и молитвы не помогли.

К новому дому уходили двумя караванами. Первый — двадцать два корабля повел капитан Дуга, при этом, шкиперы всех кораблей получили координаты острова. И на второй караван набежало девять желающих судов, эти ушли вместе с нашей шхуной «Ирина».

Перед отправлением караванов на Канары, мы с Артемом Чайкой, моим самым опытным корабелом, обошли все понравившиеся корабли, с затаенной мыслью о покупке. Из шестнадцати приглянувшихся судов, согласились на продажу только пятеро владельцев — трех шхун для перевозки лошадей и двух флейт. Из них один, двадцатипушечный, похож на наши, только на двадцать сантиметров уже и на метр короче, а второй — шестнадцатипушечный, шести с половиной метра ширины и тридцати девяти метров длины.

Погрузка длилась тяжело, но все когда-то кончается. Четыре десятка повозок забрали с собой, а остальные три сотни освобожденных от добра, сложили друг на друга и оставили на выделенной площадке. Мурза, который за полцены скупил у нас всех излишних татарских лошадей, и которому мы обещали подфартить и в следующем году, заверил, что ничего не пропадет. Да и Джунаид-бей, получивший от меня почти десять тысяч серебром, при этом выдавший официальную расписку всего на пять, так же заверил, что наша площадка на многие годы взаимовыгодного сотрудничества будет для чужих неприкосновенна.

Нельзя молодежи не дать возможности потратить хоть немного заработанных денег на себя, да на любимую девушку или супругу. Они им будут мозолить и в кошелях и в мозгах, поэтому, каждому кораблю дал указание на суточную остановку в Константинополе. Тем более, что несколько часов ожидания все равно заберет таможня.

Мне предстояло решить множество новых дел, домой вместе со всеми не возвращался, поэтому, определился с каждым лыцарем персонально, по его планам и задачам. А предстояло их много, на плечи каждого ложилась немалая ответственность. Но самая главная, это по прибытию на остров, на период в три месяца, не дать возможности, ни одному человеку болтаться без дела. Почему именно три месяца? Потому что там, ниже экватора, куда будет лежать наш путь, близится очень жаркое и сухое лето. Спадет зной, тогда и начнем привыкать к новой жизни.

Сейчас необходимо было загрузить работой и учебой всех переселенцев, невзирая на сословия, от молоденькой беременной крестьянки, до самого авторитетного казака. Даже детей посадить на занятия. Тем более, что Карло Манчини и компания, во время нашего похода бамбук не курили, а работали. Первые готовые экземпляры учебников «Букварь» и «Арифметика», мне понравились и сейчас их можно накатать сколько угодно. Книжицы, внешне неказистые, тоненькие и небольшие, зато отпечатаны на хорошей бумаге, переплетены яловой кожей, и для реализации моего дела — бесценные.

Доктор Янков мне пообещал прочесть всем, невзирая на пол и сословные группы, курс специально написанных лекций лечебного характера, включающих вопросы гигиены и предпосылок возникновения эпидемий. Кстати, легких раненых он давно поставил на ноги, а тяжелых — лечил вполне успешно, чем заслужил в среде казаков серьезный авторитет. Поэтому, будущую группу своих студиозов из трех десятков грамотных казачек, создал легко. Мужчины становиться докторами не пожелали, за исключением двух увечных казаков.

Да, с увечными была целая беда. Молодому парню в пятнадцать-семнадцать лет стать безруким или безногим калекой — горько и обидно. Они считали, что ожидает их судьба обычная: выдадут на руки заработанное серебро и отправят восвояси. Ну, кому такой воин нужен? Поэтому, посчитал необходимым встретиться с каждым лично и переговорить. При этом заверил, что пожизненная пенсия на содержание воинов, целовавших крест на верность, в размере шестидесяти талеров годовых, будет выплачиваться из моей собственной казны. Это повергло в шок не только их, но и все казачество. Теперь от желающих присягнуть князю, и вступить в лыцарский корпус отбоя не было.

Присягу, конечно, принял у всех, но в отношении лыцарского звания, решил не торопиться. Пополнять корпус будем, но не часто, и только из числа самых разумных, нужных, преданных делу и адекватных.

А все увечные, кроме двух будущих докторов, резко возжелали пойти к нашей Рите в науку. Видно, Иван подговорил. Впрочем, я не возражал, но строго предупредил, что отныне на них возлагается огромная ответственность, они станут хранителями самых страшных тайн княжества.

Перед расставанием, с офицерами распланировали решение и других вопросов. Например, для организации первого этапа экспансии на новые земли, нужно было определиться с формированием воинских подразделений — двух пехотных и трех отдельных кавалеристских рот, но самое важное — укомплектовать корабли личным составом. Кроме того, необходимо было начинать организовывать службу безопасности, школу разведки и специальных операций, закладывать базис собственного университета — создавать школу учителей, медицинскую школу, химическое, металлургическое, механическое отделение.

Необходимо немедленно начинать промышленное производство, в первую очередь стали и меди, развивать машиностроение, изготовление станков и инструментов, оружия и боеприпасов. По остальным изделиям, в первую очередь сельскохозяйственной оснастке, придется размещать заказы на стороне, так как сами сделать не в силах. Это плуги, культиваторы, сеялки, сенокосилки и косы-литовки. Правда, кроме единичных экземпляров, изготовленных нами с Иваном, их в мире еще и в помине нет. Ну, да и ладно, двину немного прогресс сельского хозяйства в Европе, зато, когда сюда придет моя армия, ее будет, чем кормить.

Проконтролировав, когда крайний казак, удерживая седло на одном плече, а торбу с вещами на другом, взошел на палубу последней французской шхуны, приказал отдать швартовы и на своей «Алекто». Мы сопровождали караван лишь только до Константинополя, затем, должны были отправиться в автономное плавание, исполнять обязательства, взятые на собственные плечи.

У меня на борту, кроме лыцарской команды, в качестве пассажиров присутствовали две мои любимые девочки — супруга и сестра, двадцать три казачки, восемьдесят восемь казаков и двадцать два будущих морских капитана, которых собираюсь доставить на обучение в Барселону. Семнадцать из них, это подготовленные лыцари, изъявлявшие желание учиться еще в прошлом году, а семь — новенькие казаки, тщательно отобранные.

В нынешней столице Османской империи пробыл три дня. В первый же день вместе с доктором Янковым посетил богатый дом местного придворного лекаря Ала ибн Хараби. О чем они вели беседу и как долго, сказать не могу, так как уже через час покинул эту увлекшуюся диалогом компанию, и отправился к собору Святого Георгия на поиски, где-то здесь обитавшего отца Афанасия.

Оказывается, искать никого не пришлось. Все эти дни меня ожидали, и как только очутился у паперти собора, ко мне тут же подошел монах Каширского монастыря. Отец Афанасий, которого с детства называл дядей Володей, так как был он двоюродным братом моего отца, объявился буквально через десять минут.

О всех наших похождениях в пути он был осведомлен прекрасно. Информацию получил вначале от купцов, а затем, считай, из первых рук, от шедших в первом караване каширских казаков, остановившихся для закупок на припортовых рынках. Между тем, отвел меня в сторонку и расспросил со всем тщанием.

Вообще-то отец Афанасий никогда не проявлял эмоций, но сейчас было видно, что мой рассказ ему явно понравился. Много вопросов не задавал, спросил только о количестве личного состава и о потерях, как с нашей стороны, так и со стороны коронного войска. Услышав цифры, тихо хмыкнул, задумчиво покивал головой, затем, подтолкнул меня лицом к образу Спасителя, и стал шептать молитву о павших воинах.

Его Божественное Всесвятейшество Вселенский Патриарх Яков, удостоил аудиенции на следующий день. Это был серьезный седовласый мужчина с аккуратной бородой, выглядел внешне спокойным, но отягощенный глыбой жизненного опыта. Впрочем, возвеличенным в такой значимый сан, тем более не единожды, мог быть только человек высочайшего ума и крепости духа.

Моя абсолютно откровенная исповедь длилась почти пять часов, его Всесвятейшество задал мне множество вопросов, на которые старался отвечать весьма подробно. Вначале было не понятно, как он воспринимает мои слова, но вопросы задавал ровно, без каких либо эмоций, словно то, о чем рассказываю, могло случаться сплошь и рядом. Затем, в сопровождении монаха, который никем другим, как воином быть не мог, спустились в подвал, где продемонстрировал работу револьвера и винтовки. Коридор здесь был недлинный, метров сто, но впечатление своей стрельбой все равно произвел шокирующее, приблизительно такое же, как когда-то на нашего доктора. А когда был приглашен на обед, камень с души слетел, и стало ясно, Его Всесвятейшество мне поверил. Правда, как немного позже выяснилось, обо мне он знал немало, и ему давно собрали всю возможную информацию. Действительно, не каждый день приходит высокородный, который ставит целью своей жизни восстановление справедливости в отношении материнской православной церкви. Собственными силами и за собственный счет.

Во время обеда мне представили отца Герасима, который и был нашим сопровождающим на стрельбище. Сидя за столом строго втроем, пришлось повторно, но более коротко пересказать то, что уже говорил на исповеди, за исключением некоторых откровений, которые Патриарх рассказывать еще кому-то запретил категорически.

Много говорили о дальнейших планах, о будущих владениях, землях и диких аборигенах, их населяющих, о некоторых аспектах взаимоотношений новой церковной епархии и моего владетельного дома. Опять же, жизнь покажет, какими они будут — епископство или митрополия с одной стороны, и вассальное княжество или новый монарший дом, с другой.

В результате острой дискуссии, договорились о пятидесятилетнем моратории на создание закрытых монастырей (хотелось вообще их запретить). Ну, не нужны сейчас моему государству затворники-послушники! Мне нужны миссионеры, проповедники и учителя!

Еще договорились о создании при епископстве или епископствах, если их будет много, духовных семинарий. Также, не вызвал особого неприятия вопрос организации при храмах начальных церковно-приходских школ, обучающих на новом славянском языке всех детей (принципиально и девочек тоже) чтению, письму, арифметике и Слову Божьему. А вот по церковному налогу прихожан довелось выдержать настоящую войну.

Когда договаривающаяся сторона стала категорически настаивать на церковной десятине, пришлось рассказать о будущих миллионерах. Рассказал вначале о себе и моем смежнике-поставщике, о своем заработке в полтора-два миллиона долларов, поднятого тяжким трудом, когда мы полжизни мотались по самым забытым и диким местам разных стран мира, зачастую рискуя жизнью и здоровьем. При этом многие месяцы были без близости с любимыми женами и без общения с родными детьми. Затем, рассказал о миллионерах-священниках, которые за деньги прихожан ездят на машинах, стоимостью до ста тридцати тысяч евро, при этом на руке носят часы, стоимостью в сто пятьдесят тысяч тех же европейских денег. Правда, Патриарх Московский среди своих иерархов выглядит более скромно, он носит часы, стоимостью всего лишь в тридцать тысяч евро. Скажем, я был человеком небедным, но имел трое разных часов на все случаи жизни, стоимостью от двух до четырех тысяч. А вот священнику смущать души и извращать умы верующих недопустимо.

Когда они узнали, сколько это будет в переводе на золото, настаивать перестали и согласились на полдесятины. При этом приняли от меня следующие обязательства: во-первых, по строительству абсолютно всех православных храмов за счет казны государства и, во-вторых, на запрет организаций общин всех прочих конфессий и церквей. Что ж, этот момент экономику не подрывал, но и будущей политике вполне соответствовал, поэтому, согласился без лишних слов.

Действительно, государство кроме разумно построенных общественных отношений, должно иметь единый язык, единую религию, единые герб, знамя и гимн. И гимн этот дети наши должны научиться петь сразу же после того, как выучат «Отче наш». И вот тогда можно не бояться ни потрясений, ни революций, мой народ станет самым сплоченным, а государство — самым могущественным в мире.

— Мы заинтересованы в сильном владыке крепкой православной державы. Если там, — тихо сказал Его Божественное Всесвятейшество, кивнул куда-то головой и продолжил, — вознесутся к небу наши православные кресты, если Господь поможет в свершениях твоих и явит Свою милость всем нам, обещаю, ты сыне, получишь древние регалии Византийских императоров. Это говорю тебе не я, Яков, это говорит тебе Вселенский Патриарх Православной церкви. Не знаю, дождусь ли, сей благодати на этом свете или Господь призовет меня к себе, но будет так. Аминь.

Уже потом, часто вспоминая этот разговор, размышлял о том, а были ли риски договаривающихся сторон? Да, с моей стороны — так точно. Если бы допустил хоть малейший промах или неискренность, не прогнали бы меня из храма просто так, а оставили в подвалах навечно. Конечно, барашком на заклание себя не ощущал, но был готов к любому исходу результатов диалога.

Рисковала ли чем другая договаривающаяся сторона, тем более находящаяся во враждебном идеологическом окружении? Да ни чем! Отношение всех православных христиан к Святой Софии ни для кого не является секретом, поэтому, высказывания молодого Каширского не есть чем-то из ряда вон выходящим. А то, что выделил Патриарх в сопровождение тридцать три священника, в том числе два — только что получившие епископскую хиротонию, а остальные — проповедники, так в этом ничего удивительного нет, миссионеры отправились нести на земли язычников Слово Истинное. Разве это плохо?

В Константинополе более задерживаться не стал. Тепло распрощался с дядей Володей, то есть, отцом Афанасием, и засобирался в путь. Хорошо, что мои любимые девочки вместе с казачками и в сопровождении части лыцарей и целой банды казаков, смогли свершить паломничество к святым местам. А еще выбросили на рынках на ветер (по моему глубокому убеждению) около сотни килограмм серебра. Но, если это не рецидив, то лучше промолчать, особенно по отношению к женщине, иначе кроме обид и озлобленности, ничего не добьешься. А так, всегда будешь самым лучшим мужчиной в мире.

Дальнейший наш путь лежал в Барселону. На корабле было тесновато, но это не мешало мне войти в привычный ритм учебного процесса и продолжить занятия, как с новичками по чтению, письму и арифметике, так и с будущими капитанами по математике, геометрии и испанскому языку.

Каждый священник так же получил по «Букварю» и «Арифметике». Должен сказать, что все они были людьми довольно грамотными, кроме греческого, латыни, арабского, турецкого языка, а так же всех славянских наречий, знали и некоторые европейские. Например, отец Герасим отлично говорил на испанском, английском, итальянском, французском и германском. Поэтому, изучение нашего нового славянского языка, на котором они будут проповедовать, давалось им очень легко. А арабский счет они прекрасно знали и без меня.

В Барселону мы прибыли на рассвете, поэтому, оформить студиозов, уплатить за обучение и зарегистрироваться в алькальда, мы успели до сиесты. К этому же времени, сбежав от дневной жары, давившей, несмотря на раннюю осень, из города вернулись все наши пассажиры, в том числе и отцы-священники. Если народ, в основном, болтался по рынкам, даже подраться где-то успели, то отцы ходили посмотреть на архитектуру, этого одного из древнейших городов современности, основанного согласно мифологии Гераклом, сыном Зевса. И сейчас они азартно делились впечатлениями. Впрочем, «отцами» их можно было назвать с большой натяжкой, тридцать человек из них были точно не старше двадцати двух — двадцати пяти лет. Еще один день провел на местной верфи, здесь договорился об изготовлении девяти кораблей.

Дальнейший наш путь проходил по слегка взволнованному морю. Чувствовалось, что вот-вот должен начаться период осенне-зимних штормов. Интересно, как там чувствуют себя все наши? Первый караван уже должен быть на месте, а второй, опережает нас дней на пять, и к этому времени тоже должен был подойти к архипелагу Канарских островов. Будем надеяться, что все у них нормально.

Побродить по Малаге, моим пассажирам было не суждено. Мы прибыли почти в полдень и на наше счастье в порту увидели заместителя шефа компании «Новый мир», Яшу Паса, который бегом носился с кипой бумаг между двумя торговыми шхунами. Оказывается, нашу «Алекто» он заприметил еще на подходе к внешнему рейду.

— О! Сеньор! — он глубоко поклонился и шляпой смахнул пыль с башмаков, — счастлив вас видеть!

Судя по довольному выражению лица, он действительно не кривил душой. А глядя на хорошо отглаженный, недешевый костюм, дорогое перо на шляпе, стало понятно, что его дела и в бизнесе и дома шли неплохо. Следовательно, и мои финансы романсы не поют.

Следует отдать должное его оперативности, маякнув какому-то водителю кобылы, он в течение получаса собрал для нас восемь карет, в которых разместились все, кто должен был ехать. А это, в первую очередь пятеро лыцарей, которые будут выполнять поставленные мной определенные задачи, затем те, чьи подруги ждут не дождутся, когда их умыкнут (некоторых придется умыкать уже с новорожденными детьми), ну и все двадцать три казачки, уж очень им хочется на других посмотреть и себя показать. Пока все собирались и рассаживались по каретам, Яша ввел меня в курс дела по текущим вопросам. Оказалось, что действительно, бизнес вполне себе процветает, и о нашей компании стали говорить, как о приличном торговом партнере.

— Яша, через два дня вернусь в Малагу, «Алекто» на Канары буду отправлять, тогда и поговорим о дальнейших планах. А пока вместе с Пабло подыщите двух-трех образованных молодых людей, понимающих в банковском деле. Какие должны быть к ним требования, вы знаете не хуже моего. Такие, какие я предъявлял к вам лично. И еще, проведите переговоры с владельцем здания, где находится контора нашей фирмы, хочу его выкупить полностью. Задача ясна?

— Да, сеньор! — его глаза радостно блеснули. Видно, понял, что те планы, о которых говорилось когда-то, сейчас начали сбываться. А я вытащил ручку, блокнот, написал список необходимых к погрузке материалов, затем, выдернул листок и вручил ему.

— Сроку двое суток, постарайтесь закупить и погрузить на «Алекто» все, что здесь написано. Дерзайте, — поощрительно кивнул ему, втискиваясь в тесную карету к супруге, сестре и еще двум казачкам. Перед тем, как прикрыть дверцу, выкрикнул кучеру, — Поехали!

Нашу приближающуюся кавалькаду карет со стен замка феода Сильва заметили еще издали. Да и физиономию мою, частенько выглядывающую в окошко, тоже признали. Поэтому, ворота были широко распахнуты, с них выглядывала целая толпа встречающих.

Прямо у замкового боевого перехода стояла улыбающаяся Рита, мадам Мария и Луиза, моя бывшая горничная, которая последние девять месяцев была помощницей и ученицей управляющей феодом. Только когда я покидал замок, у нее был огромный живот, и она должна была вот-вот родить, а сейчас выглядела такой же худенькой и симпатичной, как и раньше. Только грудь немного увеличилась.

— Как дела, девочки? — возглавляя процессию, подошел к ним, и перешел на испанский язык.

— Отлично, ваша светлость, — на лице Риты можно было прочесть миллион вопросов.

— Хорошо, сеньор, — с улыбкой сказала мадам Мария, и они втроем присели в поклоне.

— А где остальные девчонки?

— Заняли очередь у зеркала, сейчас приведут себя в порядок и прибегут. А у вас как все прошло? — спросила Рита.

— Все отлично.

— А…

— И с Иваном, и с Данко тоже все отлично, не беспокойся. А ты почему молчишь, Луиза?

— У меня тоже все хорошо, сеньор, — тихо сказала, поглядывая мне за спину, совсем смущенная молодая мама.

— Мальчик или девочка?

— Девочка, — пискнула она.

— Здорова?

— Да, сеньор.

— Не смущайся, Луиза, девочки нам тоже нужны. А как назвала?

— Так не называла еще, — она удивленно взглянула мне в глаза.

— Вот и ладно, чуть позже мы проведаем и тебя, и ребенка. Назвать поможем. И не переживай ни о чем, отныне и навсегда у тебя все будет в порядке. Что здесь нового, мадам? — повернулся к Марии.

— Дона Изабелла приехала с кузиной, донной Розарией. О вашем приезде уже знают и сейчас ожидают на крыльце донжона.

— Что вы говорите?! Пойдемте, девочки вперед, — взял Любу и Таню под руки, но в это время из перехода на нас вывалилась стайка бегущих девчонок.

— О, сеньор, здравствуй, здравствуй! — защебетали они, внимательно осматривая двигающуюся за мной команду. Лицо Клариссы, увидевшей Петра Кривошапко, засветилось радостью, так же выглядела и Ирина, к которой проталкивались брат Стас и небезразличный ей Артем Чайка. А вот в глазах Анны и Марии отразился испуг.

— Здравствуйте! Здравствуйте! Не переживайте, сеньориты, с твоим, Аня, Сашей все хорошо. И с твоим, Маша, Николой тоже. Сейчас они уже, наверное, на Канарах, — в это время Танька толкнула меня локтем в бок, — Да! Девчонки, хочу представить вам свою супругу Любовь и сестру Татьяну. Люба, Таня, разрешите представить вам великого алхимика и мою ближайшую помощницу мадемуазель Риту, кстати, — теперь я уже толкнул Таньку, — родная сестра нашего Данко. Это — пани Ирина, моя кума. Это — будущие супруги наших капитанов, сеньорита Анна, сеньорита Мария и сеньорита Кларисса. И, наконец, мадам Мария, управляющая данным феодом и мадам Луиза, управляющая феодом Картенара. Заочно вы знаете почти обо всех, теперь, надеюсь, подружитесь. А сейчас все, все! Пошли дальше, нас ждут!

Опять подхватил под руки своих любимых девчонок и двинулся в крепостной переход. Действительно, на ступеньках донжона, рядом с кузиной из Мадрида, увидел радость мою. Если толстушка Розария считалась идеалом красоты нынешнего века и выглядела, как женщина с портретов Рубенса, то стройная и подтянутая Изабель была идеалом красоты лично по моим понятиям. Впрочем, девочки, стоящие рядом со мной, смотрелись ничем не хуже.

— Люба, Таня! Разрешите представить хозяйку феода дону Изабеллу и ее кузину, дону Розарию. Дона Изабелла, дона Розария, — поймал теплый взгляд обеих женщин, и перешел на понятный моим девчонкам французский, — Разрешите представить мою супругу, дону Любовь и сестру, донью Татьяну.

— Очень приятно, — радость моя мило улыбнулась и показала жемчужные зубки, — называйте меня просто Изабель.

— А меня — Рози, — сказала ее кузина.

— Таня! Люба! — девчонки сделали головками кокетливые движения-поклоны.

— Рад видеть тебя дона, и тебя, Рози, — облобызал обеим ручки, — Изабель, слышал, что у тебя должно было быть прибавление в семействе?

— Да! — радостно воскликнула она, — у нас теперь появилась маленькая Реджина! Я вас познакомлю!

— Отлично! А мальчики как?

— Слава Всевышнему и Пресвятой Деве Марии, растут здоровенькие!

— Изабель! Правда, радуюсь вместе с тобой. А как поживает твой уважаемый супруг?

— А что ему сделается? Очень хорошо поживает. Ой! А это кто такие? — оглянувшись, увидел, как на замковую площадь выходили мои лыцари и казачки.

— Это жены и сестры моих воинов.

— Да, по их уверенному поведению вижу, что это не крестьянки.

— Какие уж есть, — пожал плечами, — к вашему сведению, это мой будущий двор.

— Двор? — Розария удивленно подняла брови.

— Микаэль на своих землях — принц или дюк, правда, у них это называют князь, — уточнила Изабель.

— Тогда тебе бы своих дворянок стоило отправить на учебу в Мадрид, к доне Акуле, — сказала Розария.

— Акуле? Звучит зловеще. И чему у нее учат?

— Это мы ее так прозвали. А вообще это дона Августа, вдовствующая герцогиня Астурийская. Она является патронессой института благородных девиц. Там не забалуешь, учатся без всяких каникул полтора года, изучают искусство, литературу, музыку, нормы поведения, правила дворцового этикета, а так же обязательно французский и германский язык. Мы с Изабель там тоже учились.

— О! Мадрид! Это мне интересно! — воскликнула Танька, затем, тихо добавила уже на родном языке, — да и замуж выходить запретил на целый год, а так было бы не скучно. И впечатления новые.

— Рози, и сколько стоит это удовольствие?

— Тысяча пиастров учеба, плюс каждая сеньорита обязана иметь на руках еще тысячу, на пошив различной одежды.

— Ого! Дороже, чем учеба в военно-морской школе.

— Да, это так. Там обучаются девушки только из благородных богатых семей.

— Ясно. Изабель, ты не будешь возражать, если вся эта компания станет к тебе на постой, сроком на два дня?

— Ты что, всего лишь на два дня приехал? — ее бровки приподнялись с удивлением и обидой.

— Нет, я с супругой, сестрой и еще пятью ребятами приехал на три месяца, на период штормов. Если не прогонишь, конечно.

— Что ты?! Что ты?! — эта всегда сдержанная женщина энергично замахала руками, — живите, сколько хотите! Только вот куда всех ваших сеньорит расселить? Сейчас свободны только две гостевые комнаты.

— Да не переживай, в казарме угол отделим. На корабле и десятой доли тех удобств не было.

Эти два дня пролетели весело и быстро. Чего не ожидал, так это того, что моему появлению искренне обрадуется падре. Все три месяца, которые здесь был, в те дни, когда никуда не отлучался, он считал необходимым скрашивать мое одиночество своим присутствием. Теологические споры больше никогда не вели, чаще всего играли в шахматы, дегустировали вина да говорили за жизнь. Оказывается, падре не всегда был священником, в молодости хулиганистый кабальеро тоже немало покуролесил.

В день прибытия Танька меня уговорила раскошелиться на учебу в Мадриде. Тогда-то подумав и посоветовавшись сам с собой, собрал всех двадцать пять девчонок, которые прибыли со мной и пять тех, которые жили в замке, а так же их мужей и женихов. Любка уже была готова к разговору, правда, вначале для порядка немного возмутилась и поругалась, затем, пошепталась с Танькой и приняла мое решение, как должное.

— Девчонки, вы еще совсем молоденькие — четырнадцать-шестнадцать лет, разве что Рита и Ира постарше. Все вы являетесь женами и сестрами моих воинов-лыцарей. То, что хочу предложить, выполнять необязательно, завтра под командой Петра Кривошапко корабль отправиться на Канары и вы можете двигаться дальше. Но хочу вам сказать, девчонки, что жизнь, к сожалению такова, что нам не всегда приходится делать то, что хочется. Поэтому, вашим любимым мужьям и женихам, не сегодня так завтра, предстоит отправиться на покорение новых земель, и ближайшие пару лет видеться вы будете очень и очень редко. Лично я через три месяца уйду в кругосветное плавание, и опять увидеть своих любимых: жену, сестру и всех вас, таких симпатяшек, смогу только через год-полтора. Так вот, пока вы не обременены детьми, хочу предложить вам составить Любе и Тане компанию и отправиться на учебу в институт благородных девиц, который находится в Мадриде. Учеба будет стоить одну тысячу серебром. Столько же нужно выделить на пошив новой одежды, — в помещении казармы послышался шелест громкого шепота.

— Нет-нет, возвращать ничего не надо, казна берет затраты на себя. Конечно, когда-то мы и у себя создадим подобную школу, но прежде чем кого-то чему-то учить, нужно предметом овладеть самому. Правильно? Вот я и надеюсь, что именно вы станете самыми первыми носителями нашей культуры, и именно вы начнете продвигать ее в широкие массы. Вы станете такими же двигателями прогресса, как и ваши мужья. Подумайте об этом, посоветуйтесь с любимыми и близкими, но говорю сразу, тебя Рита, не отпущу. Завтра отправишься на Канары, там тебя ожидают восемь учеников. Полковник Бульба обещал подобрать еще человек десять. Впрочем, лично для тебя он и двадцать подберет. Ясно?

— Да, но… ваша светлость, — промямлила смущенная, покрасневшая до корней волос Рита, — я все реактивы выработала, больше материалов нет.

— Будут. Завтра с утра Яша Пас должен все загрузить на корабль. А сейчас подожди немного, пока девчонки подумают и посоветуются, затем, бери пару наших ребят в помощники, и начинайте паковать лабораторию. Остальные ребята знают, что делать. Готовите к отправке оборудование мастерской, оснастку с кузни и литейки. Все. Только помогите нашим девчонкам сделать правильный выбор. И еще, кто хотел кого-то умыкнуть, так не затягивайте этот момент.

— Уже, — сказал Васюня, — Даже как-то неинтересно, родители их сами подготовили, даже кое какое приданое сложили. Но все равно, завтра перед падре будут делать вид, что мы их украли.

— Это точно. Ну а падре, в свою очередь, будет делать вид, что им поверил, и будет предавать нас всяческой анафеме.

В конечном итоге, учиться согласились двадцать семь девчонок. Мария, Анна и Оксана Кривошапко, невеста Арсена Кульчицкого, даже обсуждать вопрос без ведома своих любимых, которые были сейчас на Ла Пальме, отказались категорически.

Можно было отправляться сразу, но Рози предложила вначале отправить в институт письмо. И вот через восемь дней пришел ответ. Оказывается доне Августе, герцогине Астурийской было даже интересно поработать с подобным контингентом.

А за день до их убытия в Мадрид, мы сидели на заднем дворе замка в крохотном саду.

— А отец у нее кто? — спросила Танька, увидев вдали Луизу, с крохой-дочуркой на руках. Мы девочку назвали Елена.

— Какая разница. Чей бы бычок не скакал, а теленок — наш.

— Глядя на разрез глаз и очертание губ ребенка, мне кажется, я знаю этого бычка. И еще, когда были в гостях у Изабель, видела ее деток. Так вот, мальчики не похожи ни на нее, ни на этого дедушку! А Любка говорит, что они похожи на меня и нашего покойного отца, вот я и думаю…

— Придержи-ка эти измышления при себе, дорогая сестричка! И не болтай лишнего о том, что тебя не касается.

— Да, не касается это меня, но ты, дорогой братик, не думай, что твоя Любка совсем дура набитая. Просто, жены, дочери и сестры воинов привыкли, что у вас после каждого удачного набега появляется куча полюбовниц, понимают, что вам нужно напряжение сбросить, поэтому, на такие вещи особого внимания не обращают. Вот и Любка все прекрасно видит и молчит.

— Танюшка, послушай меня. Представь себе, что по земле прошла война. Под мечами победителей погибли воины и мужики поверженной стороны. И что дальше? Хочу сразу сказать, фортуна изменчива, сегодня ты на коне, а завтра может быть и наоборот. Так вот, Господь решение этого вопроса предвидел, Он создал вас, женщин. Отец когда-то учил меня, что нельзя разграбить побежденный город полностью и бросить его на вымирание. Нужно хлеба немного оставить, а так же оставить семя свое, для возрождения новой жизни. Женщина не должна просто так ходить и небо коптить, она должна исполнять свое предназначение, она должна рожать. Может быть, это не совсем христианская позиция, а больше языческая, но я так воспитан и точно так же буду воспитывать своих детей. Что же касается жен, то мы их любим. Они — хозяйки нашего дома, хранители домашнего очага, берегини семьи и детей.

В это время в сад вернулась Любка, которая на некоторое время отлучалась по своим делам.

— А о чем вы здесь шушукаетесь? — она низко склонила свою рожицу, заглядывая мне в глаза. Я ее ухватил за руки, потянул к себе и усадил на коленки.

— Говорим о том, Любовь моя, что я очень люблю тебя.

— Да?! Правда-правда?!

— Правда. Ты моя королева, а я твой король, на всю оставшуюся жизнь, пока смерть не разлучит нас. И никогда не сомневайся в этом.

 

Глава 2

Два голландца — восемнадцатипушечный флейт и шестнадцатипушечная бригантина, шли следом за моим «Алекто» от самого порта Малаги. После прохождения Гибралтара, они отпустили нас на дистанцию мили в три и держались так все это время.

Вначале особого внимания не обращал, думал мало ли, идут как и мы на Канары или Американский континент. Затем понял, что обогнать нас даже не пытаются, а могли давным-давно, ведь мой корабль, честно говоря, был перегружен сверх всяких мер. И вот, когда дал команду изменить курс на тридцать румбов, они четко повторили маневр. Теперь стало ясно, что купцы решили срубить «капусты» по легкому, возомнив себя волками, а мою богиню мщения — овцой обыкновенной. Вероятно, они наслышаны о наших неказистых пушечках.

Думаю, начнут пробовать на зуб сразу же после сиесты. Ну и ладно, блаженный тот, кто верует.

* * *

Все три месяца, пока не вернулся мой корабль, пришлось побегать неслабо.

Девчонок отправили в Мадрид с почтовым сопровождением и личной охраной семьи доны Розарии. Именно она будет представлять их при дворе вдовствующей герцогини Астурийской. Большую часть дороги мы их сопровождали, но в Толедо распрощались, и их почтовый поезд двинулся дальше.

Трое моих лыцарей и молодой парень Алехандро, новый работник компании, которых взял с собой, задержатся здесь месяца на два с половиной. В мастерских, где ребята раньше целый год проходили обучение, они будут размещать заказы и продвигать изготовление отвальных плугов на колесах, культиваторов, простых кос и сеялок. Все изделия в единичном экземпляре мы привезли с собой. Сенокосилки решили пока не заказывать, в Африке они не актуальны, подножный корм для лошадей и скота — круглый год. Снега-то нет. Вот в северной части Америки, начиная от Монтаны и выше, там да, сено на зиму нужно косить.

Изделия эти мастеров изрядно заинтересовали, поэтому, определившись по ценам, провел переговоры о получении доли прибыли с новинок. Нет, возражений по заключению договора о сотрудничестве, не было вообще, речь шла о процентной ставке. В конце концов, остановились на десятине и вызвали стряпчего.

Лично сам, выплатив стоимость заказов, занялся закупкой через нашу компанию разных материалов. В литейных мастерских оформил изготовление и поставку двадцати тысяч испанских фунтов (девять тонн) отличной толедской стали в отливках, которую планировал пустить исключительно на изготовление стволов и ответственных деталей. Больше брать не стал, так как и сам вскоре буду отливать не хуже.

Взял и латунь, правда, немного, всего пять тысяч фунтов, так как надеюсь на добычу собственной меди. Рядом с медными рудниками есть и залежи цинка, по крайней мере знаю, где в той жизни стоял этот меткомбинат. Но пока мы его отыщем, пройдет немало времени, поэтому, еще будучи в Малаге, дал задание нашей компании закупить тонн сорок цинковой руды мелкими партиями через разных посредников здесь, в Испании. Пусть через лишние звенья цепочки будет гораздо дороже, зато меньше внимания привлечет.

А вот с оловом для литья бронзы, напряга быть не должно. Знаю точно, что на реке Оранжевой, в районе города Приска рядом с еще одним медным рудником есть его довольно солидные залежи. Но опять же, на этом месте сейчас бегают антилопы, буйволы, львы да гиены. Пока отыщем руду и начнем разработку, времени пройдет немало. Поэтому, десять тысяч фунтов олова дал команду закупить.

Знаю еще одно место, где находятся огромные запасы оловянных руд. Это Берег Скелетов в районе пустыни Намиб. Но местность эта название свое заслужила по праву. Здесь большую часть года стоят плотные туманы, которые создаются холодным течением, а в совокупности с постоянным мощным прибоем, судоходство у этого побережья непригодно даже для более современных кораблей. Чего уж говорить о парусниках, которых погибло там бессчетное множество. Ну и ладно, нам туда пока не надо.

Артем Чайка и Момчило Петкович остались в Малаге, где курировали изготовление по голландскому образцу оборудования двух водяных лесопилен, двух водяных и шести ветровых мельниц. Редуктора к ним мы в будущем, конечно, переделаем. Вообще-то, чисто как мельницы для хлеба и прессы для масла, будут работать всего три ветряка, а все остальное оборудование будет использовано для литейного и кузнечнопрессового производства.

В Толедо пробыл две недели и вернулся домой. Здесь меня ожидал ответ Марсельского банка на запрос о судьбе сертификатов князя Вишневецкого. Предлагали приехать с оригиналами документов для дальнейших переговоров. Поэтому, пробыл дома два дня и посмотрел, как идет реконструкция приобретенного дома. Затем, забрал в сопровождение Артема и Момчила, с коими отправились на каботажнике в путь по слегка штормящему морю.

В здании офиса работы были почти закончены. Наружная, каменная часть была очищена от многовековой пыли и отмыта, крышу перекрыли новой черепичной кровлей, все окна заковали в железную обрешетку и остеклили. Появились новые резные ставни и еще две массивные дубовые двери, рядом с которыми висели точно такие же большие полированные латунные щиты, как и на первой, но уже с другими гравированными надписями. На одной было: «El banco de la reconstrucción y el desarrollo» (Банк реконструкции и развития), а на второй: Compañía de seguros «vía Lejana» La seguridad de mar, la seguridad contra fuego (Страховое общество «Дальний путь» морское страхование, страхование от огня).

Внутренняя отделка была выполнена не хуже, чем в приемном зале графа Малаги. А подвал тоже, переделали полностью. Пол, стены и потолок были армированы прутьями из толедской стали (довольно устойчивой к коррозии) и забутованы крупным щебнем и залиты крепким цементным раствором. Работа эта делалась долго и демонстративно, чем привлекла немалое количество любопытствующих дворян, торговцев и прочих мещан. Именно их рассказы о толщине стен, а впоследствии и слухи о количестве доставленного золота, способствовали процветанию всех моих предприятий.

Банкира Давида Пуйоля, бухгалтера и двух кассиров, а так же страхового агента и страхового инспектора Карлоса Басору, рекомендовал управляющий компанией, Паша Гихон. А семерых отставных солдат из гарнизона алькальда уже привел инспектор Басора. Говорит, что охрана банка и поддержка реноме страхового агентства, при необходимости физического воздействия, работа для них привычная.

С Давидом и Карлосом вел длительные и частые беседы. При этом вспоминал о своих неоднократных отношениях с банками и страховыми компаниями, и многие моменты доносил до их сведения. Мои неглубокие знания банковского и страхового дела, для человека XXI века, но колоссальные для века нынешнего, были для них истинным откровением. И если наш будущий бизнес пойдет так, как сейчас отражается в их шокированных глазах, то придется нам выкупать в разных городах Европы, как минимум, по зданию в год, при этом нанимать не семь человек охраны, а целую армию.

Проблем с получением денег тоже не было никаких. Прибыл в банк, предъявил сертификаты князя Вишневецкого и метрическую выписку на князя Каширского Михаила, сына Иоакима, составленную на латыни, двумя экземплярами которой, озаботился еще дома. Деньги в сумме четыреста пятьдесят шесть тысяч золотом чистыми (на маржу улетело четырнадцать тысяч, а если перевести на серебро, то все пятьдесят восемь) были, выданы, сосчитаны и погружены на принадлежащий страховой компании корабль. Отчалили мы немедленно и в Малагу прибыли совершенно без происшествий.

Текучка затянула настолько, что счет дням потерял. Правда, изредка ездил в гости к Изабель, а еще на адрес компании частенько приходили из Мадрида письма от наших девчонок. Любушка и Танюшка писали о своих радостях и огорчениях. Многим девчонкам уже даже хотелось сбежать, но я им отвечал, обращался ко всем и говорил, что мы их любим и ждем с победой через год и три месяца. А сейчас всех этих писем собрался целый мешок.

Казалось бы, только что ребята вернулись с грузами из Толедо, а на внутреннем рейде порта бросил якорь «Алекто». С удивлением понял, что три месяца-то уже прошло. Тогда-то я и узнал множество новостей, а также о том драматическом, но победном бое, произошедшем на острове Ла Пальма в начале этого лета.

Грузились три дня. Забили не только трюмы, но и свободные места на палубе. Различных товаров натащили столько, что утонула даже ватерлиния. Команда работала споро, не смотря на то, что все тридцать три члена экипажа, без учета меня, Кривошапки и Васюни, были новичками. Но, ничего, серьезных штормов не предвидится, поэтому, в том, что благополучно дойдем к пункту назначения, даже не сомневался. Тем более, что из числа вновь изготовленного оружия, на мой корабль Иван выделил двадцать две винтовки, а револьверов — тридцать три, то есть, снабдил каждого матроса. А холодное оружие у каждого воина было свое собственное.

На второй день, по прибытию корабля, распрощался с обитателями замка, с падре и сельскими старостами, забрал Луизу с ребенком, ее отца и младшего брата, и убыл в Малагу, где переселился в собственную каюту. Уж очень хорошо старый вдовец Педро набил руку на изготовлении винтовочных прикладов и револьверных щечек. Когда ему только намекнул, что могу организовать свободу и безбедную жизнь, он ни минуты не сомневался, оставил хозяйство старшему сыну и последовал за мной.

На палубе меня уже ожидал и Энцо Раванелли с двумя помощниками. Это младший сын венецианца-краснодеревщика, который два года назад обустраивал замок в феоде Сильва. Кстати, спальный гарнитур и кабинет изготовил именно Энцо. В мастерской отца от старших братьев стало слишком тесно, и он решил перейти на собственные хлеба. Мой заказ подвернулся ему как нельзя кстати.

На следующий день подошли девятнадцать корабельных плотников. Собственно говоря, это были завербованные мной младшие сыновья мастеров, которые получили аванс по пять золотых дукатов, и были просто счастливы пристроить к делу своих отпрысков. На верфях Малаги пробиться им было не судьба.

В отношении собственных корабелов больших иллюзий не питаю, с полгода только древесину придется готовить. Но все равно, каждый из четырех должен будет заложить по два флейта. Отношусь, конечно, с сомнением, что к выпуску капитанов они успеют построить хоть один каркас, поэтому, в Малаге смог разместить заказ на семь кораблей, а в Барселоне — на девять, и все по типу моего флейта. Ну, а остальное придется покупать, благое дело, в средствах не стеснен.

Все вечера, пока шла подготовка к отправлению, расположившись у выносного столика на квартердеке, ребята рассказывали мне о жизни на острове и всех других новостях. Оказывается, когда прибыли батюшки, у нас начались массовые венчания. Так что сейчас ни одной взрослой свободной девчонки не осталось, все вышли замуж. Правда, Иван и Рита не женились, лишь объявили помолвку. Говорит, что если его посаженным отцом согласился стать доктор, то посаженным отцом его невесте никто кроме меня быть не может.

К сожалению, получился серьезный демографический перекос, три сотни воинов на неопределенное время остались без потенциальных невест. И хоть Иван их предупредил самой страшной карой, чтобы те не терроризировали мужиков и не шастали к их бабам, но все равно, с этим придется что-то делать. И в самое ближайшее время.

— Все четыре шебеки отремонтированы полностью, — Петро сейчас рассказывал о судьбе трофеев, добытых островитянами в бою с берберийскими пиратами, — Три месяца мы на них тренировались и выходили в море. Далеко не уходили, так как море слишком штормило, но наличие весел для плавания при таком волнении, это очень умное дело. Главное, причаливать удобно.

— К твоему сведению, Петро, западное побережье Африки всегда постоянно штормит. Потому-то и прижились здесь парусно-гребные суда. Но молодцы, ребята, захватить с берега целых четыре шебеки, это подвиг. Всех повышу в звании до сержанта, а Стоянову дам лейтенанта.

— Да, сир, Стоян воин серьезный, у нас его уважают. Так они пятую тоже вытянули, правда, сейчас от нее ничего не осталось, все растащили на ремонт повреждений других шебек, но ни одна пушка с нее не утонула, — уточнил он.

— А каронады льют или нет?

— Да, сир! Все задачи, поставленные в Хаджибее, выполняются. Считайте, с «Ирины» мортирку и те шесть дрянных пушечек убрали, двадцать четыре с трех выкупленных шхун, восемьдесят с шебек и шестнадцать пушек с флейта сняли и все переплавили. Получилось после литья сто девяносто девять каронад. Так что у нас пятьдесят три ствола в запасе, но скомплектовать смогут только штук двадцать, господин полковник говорит, что твердого дерева на лафеты не хватит.

— Ничего страшного, мы сейчас грузим африканскую древесину на мебель для дворца, скажу, что бы загрузили немного больше. А те орудия с двадцатипушечного флейта отложили?

— Не отложили! Уже установили! По пять на два укрепления в порту и по четыре на два укрепления у цитадели. И по одному на бак каждого флейта. Даже запальные замки везде поставили. Провели испытания, так эти орудия лупят новыми снарядами точно так же, как и наши, на полторы мили. Тем более, калибр одинаков. Теперь безнаказанно войти в бухту ни одна эскадра не сможет, а с нашим оружием и со стороны пляжей никто никогда не прорвется.

— Отлично. Но мне удивительно, что артиллеристские бастионы уже готовы.

— Сир! Весь световой день никому нет ни минуты покоя, ни лыцарям с женами, ни казакам с казачками, ни мужикам с бабами. Рассказать вам наш распорядок дня? — дождавшись моего утвердительного кивка, Петро продолжил, — Подъем с рассветом, в шесть утра, абсолютно для всех, кроме непраздных казачек и баб. Пока воины бегут кросс и занимаются комплексом физо, все остальные обязаны взять в каменоломне и перенести в заранее намеченное архитектором место по три камня. Мужики тащат большие, килограмм по пятнадцать-двадцать, а женщины — маленькие, килограмм восемь-десять. На три захода получается ровно один час. Затем очередь таскать камни приходит и нам, воинам. Тоже по три захода, но мы управляемся за полчаса. Точно такой же моцион, как вы сир говорите, проводится и вечером. Так вот, мы подсчитывали, что три с половиной тысячи работоспособных людей, особо не напрягаясь, в среднем за день вкидывает туда куда говорит архитектор, до трехсот тонн камня или это сто сорок кубометров. А за три месяца мы уложили не меньше двенадцати с половиной тысяч кубов. Так что, сир, уже не только все четыре бастиона полностью построены, но и причал, и волнорез. Даже цементным раствором залиты. Теперь в бухту может войти не полтора десятка кораблей, а все три. Портовую площадь камнем выложили давно, а сейчас заканчивают мостить дорогу к цитадели.

— Ну, это два часа светового дня. А все остальное время что делали?

— Сразу после завтрака химики, механики, кузнецы, литейщики и дежурная смена крестьян, которые работали на мехах, шли в пещеры, где они построили лабораторию, мастерские и печи, а для всех остальных — боевое слаживание. Команды осваивали новые корабли, когда не очень сильно штормило, выходили в море, правда, недалеко. Капитан Полищук занимался с сухопутными подразделениями, то есть, с морским десантом, совместно с матросами отрабатывали абордажи. Потом, в дальней маленькой бухте, сделали так, как вы говорили: вылили на поверхность воды земляное масло, подожгли, затем, прыгали в огонь и проплывали под водой на чистое от огня место. Через это испытание абсолютно все казаки прошли по четыре захода. Да! Страшно было, особенно самый первый заход. Еще стреляли. Лыцари — совсем мало, а новички — по восемнадцать выстрелов из револьвера и по четырнадцать выстрелов из винтовки. У госпожи Риты с порохом напряженка.

— О! Вот как вы ее стали называть! Раньше была Ритка, а сейчас уже госпожа.

— Ага! Господин полковник за «Ритку» уже одному умнику по кумполу треснул.

— Понятно, — отучить Ивана от укоренившегося в его мозгах отношения к воспитанию вообще, и привычных за многие годы мер воздействия за кривое, по его мнению слово, было невозможно. Впрочем, любые его начинания и действия, мною поддерживались безоговорочно, — Вообще-то Рита действительно достойна самого высокого уважения. Но ладно, рассказывай дальше.

— А что дальше? Вон, сержант Васюня все три месяца пушкарей гонял.

— И как твои, Степан, успехи? — повернулся к Васюне, — Будут у нас хорошие бомбардиры или как?

— Почему будут? Уже есть. Даже в этой нашей новой команде пятеро казаков, то бишь матросов, показывают очень неплохие результаты. Правда, двадцать стофунтовых бочек черного пороха сожгли и две тонны железа в море выплюнули, но косоруких и косоглазых отбраковали, и сорок девять перспективных пушкарей определили. Мы их по трое-четверо распределили на каждый корабль. И четверых на бастионы порта и цитадели поставили, по одному на каждый. Надо бы их всех поощрить, я обещал.

— Обещания надо выполнять, подай список, поощрим. Вижу, засиделся ты в командирах отделения, Степа, — при этом заметил, как Петро еле заметно, утвердительно кивнул головой, — Однако, об этом потом. Давай, Петро, рассказывай об учебе. Вижу, оба говорите на славянском языке почти правильно.

— Еще бы, стараемся соответствовать. А учатся все, по той методике, которой вы научили. Даже крестьяне учатся. Когда вы в Хаджибее сказали, что освобождаете их от всех податей на три года, а знающих арифметику и разговаривающих на нашем языке — на все пять, так заниматься начали прямо на кораблях.

— А батюшки учатся?

— А как же! Они уже и сами все учителями стали, правда трое, отец Герасим и двое, которые постарше, отец Михаил и отец Василий, все что-то пишут. Говорят, Евангелие и Молитвослов переводят. А еще капитан Полищук отобрал две сотни малолеток, в основном, из числа казацких сирот. По правде говоря, среди них только десятка два воинов-казаков, а остальные — малышня обыкновенная. Даже есть несколько совсем маловатых, лет по восемь-десять. Капитан живет с ними под одним навесом, занимается, фактически, круглосуточно и гоняет с утра до вечера. Дисциплину среди этих бывших малолетних бандитов, завели правильную, розгами бьют по жопе за любую провинность. И в огонь прыгали вместе со всеми взрослыми казаками.

— Но кормят пацанов хорошо, — добавил Васюня, — и спать днем дают. А вначале им было нелегко, во время сиесты обедали, мыли свои миски, затем, приползали под навес, падали и вырубались. А сейчас ничего, втянулись. Нас-то воинами воспитывали с детских лет, а этих бродяжек кто учил? Но будет, будет с них толк.

Методика, по которой обучаю своих бойцов, а они в свою очередь, стали обучать других, называется английской. Как-то прочел о ней еще в той жизни. Респонденты считали ее вполне эффективной для применения не только при необходимости ликвидации массовой неграмотности, особенно среди диких аборигенов, но и при изучении других языков.

Казаки мои были довольно образованы, поэтому, система обучения получилась исключительно действенной. Вначале из общего числа слушателей выделялись лучшие ученики, которые начинают помогать учителю, обучать более слабых. Таким образом, можно было охватить учебным процессом достаточно большое количество учащихся. Затем, в группах этих учеников, которые передавали полученные от учителя знания, появлялись слушатели более успешные, которые в свою очередь начинали помогать своему преподавателю.

Большие группы дробились на отделения (не более десяти человек), помощники старших учеников становились, так называемыми, мониторами, а более знающие становились помощниками учителя над этим отделением. Самые опытные и надежные становились старшими помощниками учителя или надзирателями над младшими мониторами, они контролировали правильность проведения урока-штурма и порядок в группах.

Обычно преподавание велось, когда десяток учеников сидел или стоял полукругом напротив учителя. Таким образом, чтение, письмо, арифметика и Закон Божий, даже на совершенно незнакомом ранее языке, усваивается очень быстро и неплохо.

После каждого урока, успевающих нужно было поощрить, а нерадивых — заклеймить. По настоящей английской методике, нерадивые ученики подвергаются экзекуции, им задирают рубаху, снимают штаны и лупят палками. Но, из уважения к женщинам, решил этот пункт не применять. А вот главный учитель Антон для своих воспитанников березовой каши не жалеет. И правильно, мне нужно из мальчишек этих вырастить не лежачих инертных телков, а настоящих стремящихся соколов.

* * *

Вахтенный в рынду отбил шесть склянок. Стало заметно, что наши преследователи добавили парусности и резко увеличили ход, охватывая наш корабль с двух сторон. Минут через тридцать они выйдут на дистанцию выстрела из носового орудия.

Мы со старпомом тщательным образом обсудили всевозможные нюансы предстоящего морского боя, самого первого в нашей жизни. И если меня в военно-морской школе действиям в различных ситуациях, в том числе и похожей, натаскивали неплохо, то в Барселоне ничему подобному не учили вообще. Это уже много позже со всеми нашими новоиспеченными мореманами провел восемнадцать уроков, а так же постоянное боевое слаживание на пути к Хаджибею. Попытался донести до их сведения абсолютно все, чему меня учили. Но все равно, главный учитель — это жизнь, а главный экзаменатор — настоящий бой.

— Лейтенант, — повернулся к Кривошапко, — Пора!

— Боцман! — закричал он в рупор, — Свистать всех наверх! Боевая тревога! Щиты и абордажные снасти к правому борту! Всем гражданским — в трюм марш!

По звуку боцманской дудки, матросы резво спускались в кубрик, хватали концы с кошками и металлические щиты, размером шестьдесят на семьдесят сантиметров и выныривали из люка обратно, на верхнюю палубу. Затем, они выносили щиты за ограждение борта, верх цепляли за перила крючками, а низ подвязывали к стойкам. По тому, как все делалось слажено, быстро и без суеты, стало понятно, что молодыми матросами подобная команда выполнялась, по меньшей мере, в сто первый раз.

Вообще-то, если к щитам, как защите придраться сложно, то абордажных кошек на судне иметь не положено. Изготовление этих девайсов есть лично моя инициатива. Точно как и боцманские дудки, которых мы с Иваном отлили полсотни штук. Ну, не «свистали» никого наверх в те времена, просто, боцман глотку рвал и кулаками работал.

— Слушать меня! — подошел к перилам квартердека, поднял руку вверх и показал большим пальцем за спину, — Вон тем двум голландцам понравился наш корабль. В связи с тем, что пиратство повсеместно запрещено, а свидетели никому не нужны, тем более у побережья Европы, то живыми нас оставлять не планируют. Это, если они нас смогут захватить. Но мы — сильнее! У нас самое лучшее в мире оружие! Мы самые лучшие воины! Братья казаки! Вы отлично дрались на суше! Теперь вы стали моряками и будете побеждать в море! Мы победим!

— Победим! Победим!

— За Богородицу! — обнажил и поднял шпагу.

— За Богородицу! — раздались слитные крики с палубы, вверх взметнулись абордажные палаши.

— Командуйте, лейтенант, — повернулся к Петру.

— Внимание, товарищи матросы! Расчетам занять боевые посты! По местам!

Пушкари побежали к лестничному спуску на орудийную палубу, откуда очень хорошо было слышно, как Васюня отдает команды на открытие портиков и заряжание каронад. Две пары пулеметчиков забрались, одни — ют, а другие — на бак, и приступили к установке станков с устроенными под углом рамками, на которые укрепили свои щиты. Между ними была оставлена трехсантиметровая щель, сквозь которую и прицельные приспособления и саму цель можно было видеть прекрасно.

Должен отметить, что эти щиты были прокованы в четырехмиллиметровую толщину и термообработаны в цементационном ящике. С сотни метров пулю из нашей винтовки они не держали, а вот шрапнель и обычные свинцовые пули держали неплохо. Было бы хорошо одеть бойцов в бронежилеты, но во время абордажа всякое может случиться, свалившийся в воду, утонет очень быстро. Так что данную защиту для личного состава посчитал приемлемой. Только изготовлено их было мало, всего семьдесят штук, едва хватило на богинь, «Алекто» и «Тисифону». Впрочем, рулевой был закован в полный кирасирский доспех, в процессе боя он часто становится мишенью, а увернуться ему будет некогда.

Наблюдая за кораблями противника, которые стремительно неслись наперерез, зажимая с обоих бортов, все ожидал их кардинальных действий. Бригантина шла медленней и находилась в миле от нас, тогда как флейт подобрался на дистанцию в шесть кабельтовых. Вдруг его бушприт окутался черным дымом, затем, послышался звук выстрела и гул летящего ядра. Коль мы ядро слышим, значит, нам ничего не угрожает, оно идет с значительным перелетом. И действительно, шлепнулось в воду метрах в ста по курсу.

Карты открыты, противник требует немедленной остановки для сдачи на милость и приема призовой команды. Что ж, бомбардир у них приличный, но перезарядить эту горячую пушечку еще с полчаса точно не смогут, значит, и нам можно начать играть собственную партию.

— Опердек, готовность?!

— Оба борта готовы! — выкрикнул Васюня.

— Работаете сначала правым! По дальней бригантине! Не подкачай, лейтенант лыцарского корпуса!

— Я сержант, сир!

— Твой князь не ошибается! А самый меткий бомбардир сегодня станет сержантом!

— Ура! Ура! — послышались из люка радостные выкрики пушкарей.

— Марсовые фок-мачты! Убрать фор-марсель! Марсовые грот-мачты! Убрать грот-бом-брамсель, грот-брамсель и грот-марсель! Марсовые бизань-мачты! Убрать крюйс-брамсель!

Видно неплохо тренировались все эти три месяца, — марсовые матросы парами взлетели на ванты и полезли вверх, как обезьяны. Заскользили гитовы и драйрепы, убранные паруса стали вязать к реям. И это при довольно приличном ветре, баллов в пять-шесть. По крайней мере, его скорость была чуть больше десяти метров в секунду.

— Ценю, молодец, — повернулся к Петру, — хорошо вышколил матросов.

— Ну, так… — довольный похвалой, он смущенно развел руками.

— Смотри, Петро, — показал на приближающихся преследователей, — как они радостно режут волну, думают, что мы струсили и сдаемся. Ничего-ничего, мы перегружены, да бежать не можем и маневрировать тяжело, но и в любом другом случае от таких, как вы, никогда бы не бежали. А сейчас мы вас удивим. Марсовые! На бушприте! Убрать блинд-парус, стаксели товсь! Бизань-мачта, гафель товсь! Разворот оверштаг!! Рулевой! Курс двадцать семь румбов! Держаться всем!!

— Есть двадцать семь румбов! — выкрикнул рулевой.

Палубу стало резко заваливать вправо, корабль вошел в правый галс, и волна ударила в борт, вспенила воду и рассыпалась холодными брызгами на крепко уцепившихся к стойкам перил матросов. Бортовая качка стала наклонять палубу из стороны в сторону.

— Капитан! Курс норд-вест-тень-вест!

— Отлично, рулевой! Курс девятнадцать румбов!

— Есть девятнадцать румбов!

— Марсовые! Ослабить гафель!

Качка уменьшилась, корабль с борта на борт бросать перестало, наконец, он начал резать волну и вошел в нужный нам крутой бейдевинд.

— Капитан! — доложил рулевой, — Курс зюйд-вест-тень-зюйд!

Сейчас корабли противника шли по встречному курсу, зажимая нас с обеих сторон; пушечные портики были открыты, а их марсовые тоже спешно убирали паруса. Склонившись к передним перилам квартердека, которые были соосны направлению стволов каронад, прикинул, что если довернуть еще десять градусов влево, то минуты через две носовая и правая сторона бригантины точно подставиться под залп нашего правого борта.

— Рулевой! Курс, строго двадцать румбов!

— Есть, двадцать румбов! — ответил он и через минуту добавил, — Капитан! Курс, строго зюйд-вест!

— Ну! Лейтенант Васюня! Не подведи!

Внизу из люка что-то пробурчали, о чем не услышал, но когда наша «Алекто» взобралась на вершину волны, раздались выстрелы двух орудий. Первый сигнальный снаряд-дымарь перелетел курс бригантины в полукабельтове перед ее носом и шлепнулся в трех кабельтовых дальше цели. Второй не долетел всего какие-то метры.

— Всем!! Повернуть винт на два деления влево! Девятая и десятая, полделения добавить! — Из люка внизу раздался рев Васюни, приглушенный шумом встречной волны.

У противника в это время испугано хлопнули на ветру стаксели, но видно, капитан и команда там были опытны, поэтому, резко изменили курс, выставляя своим канонирам удобное для выстрела положение судна. Но не успели.

Когда «Алекто» зависла на вершине очередной волны, а противник очутился четко на траверзе правого борта, раздался мощный боевой залп восьми оставшихся каронад.

Во времена парусного флота зачастую, чтобы победить противника, нужно было в течение нескольких часов, в напряжении всех физических и душевных сил, выполнить массу эволюций и маневров, сжечь кучу боеприпасов. Но, иногда бывают случаи: бой, залп или выстрел, которые остаются в памяти на всю жизнь. Много-много лет спустя, будучи на балу в Адмиралтействе, услышал в кругу старых офицеров рассказ именно об этом выстреле. Вот и у меня в жизни случилось немало боев, и морских, и сухопутных, многие из них уже стерлись из памяти, но именно этот запомнился навсегда.

При серьезном волнении моря и приличной болтанке, цель поразили все восемь снарядов, в том числе попали и в пороховой трюм. Бригантину вспучило огнем и разорвало на части, а оснастку судна и куски людской плоти раскидало на многие сотни метров. Даже к нам залетела и заскользила по палубе, оставляя кровавый след, оторванная кисть руки.

— Наша богиня мщения испила вражеской крови, — сквозь зубы прошипел не лишенный предрассудков лейтенант Кривошапко, — Теперь нам будет благоволить удача.

Однако, после мгновенной, трагической гибели напарника, флейт противника не рыскнул в сторону. Он все так же, как и ранее, строго держал встречный курс на сближение, с подходом впритирку к нашему левому борту. Его капитан не утратил мужества и хладнокровия, а многочисленная команда сгрудилась у борта, решительно приготовившись к атаке.

Все паруса его были давно уже убраны, кроме единого косого стакселя. Еще минут шесть-семь, и противник ударит из мушкетонов картечью, и полетят абордажные кошки.

Петро стал топтаться на месте, словно пританцовывая, и поглядывал то на меня, то на корабль противника. Состояние его понимал прекрасно, поэтому, решил дать карт-бланш. Впрочем, кому еще давать, как не ему.

— Что-то хочешь сказать, Петя?

— Да, сир. Красиво идут.

— Нравиться корабль?

— Еще бы, — он энергично кивнул головой, — такой же, как и наш.

— Тогда иди и возьми его, он твой, капитан лыцарского корпуса Кривошапко, — после этих моих слов его глаза широко распахнулись и радостно вспыхнули.

— Я вас не подведу, ваша светлость, — тихо сказал он. Сейчас его глаза сузились, он приподнял подбородок, обнажил саблю и громко воскликнул, — Товарищи матросы, сержанты и офицеры! Приказом капитана, командование абордажной партией принимаю на себя! На корабле, на боевом посту остаются: рулевой и четыре марсовых матроса. Группа боцмана Палия штурмует палубу от фок-мачты до бушприта, группа лейтенанта Васюни штурмует от фока до бизани, моя группа — от бизани до юта. Пулеметчики и стрелки! К бою! Остальным — подготовить абордажную оснастку.

Пока Петро отдавал команды, у бордюра квартердека расстелил набитый рисунком красных маков коврик, ранее свистнутый мной из приданого Любушки. Затем, проверил и подготовил к стрельбе винчестер. Глупо стоять и позировать на виду летающей шрапнели, поэтому, с комфортом улегся на коврик и в подзорную трубу стал рассматривать приближающийся корабль.

В полукабельтове друг от друга, и наши стаксели, и последний стаксель противника были ослаблены и заполоскались на ветру. Корабли сближались уже по инерции, впрочем, наш против ветра фактически остановился и начал на волне клевать носом вверх-вниз. Стал слышен рев на палубе пиратов, которых было раза в три больше. Одни из них потрясали мушкетонами, другие — палашами, а третьи — железными крючьями. Рядом с лестницей, ведущей на шканцы, стоял молодой мужчина, лет тридцати, обутый в невысокие сапоги и одетый в европейское платье: белую рубашку с пышным жабо, белые лосины и синий, шитый золотом камзол. На красной перевязи висела богато отделанная шпага, а в руках он держал такую же подзорную трубу. Его лицо, приближенное оптикой, улыбалось, видно, верил человек в собственную победу. Ну, как же, разве может кучка каких-то вчерашних юнг противостоять его просоленной морем команде джентльменов удачи?

Что-то Петро затих, ведь через минуту мы сблизимся на дистанцию выстрела их пистолей-бахалок с широкими раструбами и мушкетонов. Как даст такой в упор, то мало не покажется.

— Огонь! — команда Петра потонула в пулеметной трескотне и винтовочных выстрелах. Пулеметчики врубились веером в толпу, а стрелки-матросы в положении «с колена», огонь по целям вели избирательный. Разбрызгивая кровь, пираты стали валиться на палубу. Многие из них стояли и недоуменно смотрели, как смерть прямо косит подельников, затем, и сами падали замертво. А часть более шустрых, в том числе и капитан, в которых сработал инстинкт понимания и самосохранения стали разбегаться и прятаться кто куда горазд: за бухты с канатами, за какие-то бочонки, а также в люки на нижние палубы.

Мне тоже удалось шесть раз выстрелить. Четверых точно свалил, а вот в капитана стрелял дважды и не попал, оказался шустрым парнем. Да и перезаряжать рычажную винтовку из положения «лежа», очень неудобно, каждый раз нужно перекатываться на левое плечо. В это время корабли сблизились бортами метров до пяти.

— Прекратить огонь! Кидай! — опять послышалась команда Петра и с нашей стороны полетели абордажные крюки. Со стороны противника никто ничего не кидал, некому было.

— Тяни раз! Тяни два! — услышал голос боцмана. Наконец корабли между собой были стянуты, но через заваленные внутрь борта не так-то просто перепрыгнуть. Однако, боцман Палий, двоюродный брат нашего Сорокопуда, этот вопрос предусмотрел — на перила обеих бортов упали три широких доски, по которым абордажная партия хлынула на палубу противника.

Васюня, перекатившись по палубе, как колобок, удерживая два палаша обратным хватом, заработал ими, как ветровая мельница. Выгнал из-за бухты канатов двух разбойников и тут же уложил, одному вспорол живот, а второму разрубил грудь. Затем, уклонился от выстрела пистоля третьего и срубил ему голову. Вот такие у меня, господин бывший капитан, вчерашние юнги, и вот такие у тебя джентльмены удачи.

Спустившись на палубу, так же перешел на борт противника и, стараясь не ступать в кровавые лужи, поднялся на квартердек. Действительно, корабль ничем не хуже моего, разве кое-что переделать и пушки заменить.

Закончилось все быстро. Еще где-то в трюме хлопали последние редкие револьверные выстрелы, а ко мне два матроса в сопровождении Петра тащили раненного капитана. Следом подошли с командами матросов, забрызганные кровью лейтенант Васюня и боцман Палий.

— Вот, сир, это капитан, — сказал Петро и вручил мне его перевязь и шпагу, — Он ранил двух матросов, Новикова и Сагайдака.

— Сильно ранил?

— Не знаю, но лечить надо, обоих кольнул в правое плечо.

— У нас убитые или другие раненные есть?

— Убитых нет. А еще трое раненых, но у них так себе, царапины, заживут, как на собаке.

— Что ж, принимайте корабль, капитан, — кивнул Петру, — Матросов разделите поровну, и специалистов тоже поделите правильно, в мою пользу, не то знаю я вас.

— Так точно, сир! — было явно заметно, что радости Петра нет предела.

— Боцман, — обратился к Палею, — тяжелораненых дорезать, все трупы за борт. Раненных пиратов перевязать, и закрыть в трюм. Ну и главнейший момент — сделать опись имущества добытого приза. Результаты доложите капитану Кривошапко, затем, вместе с ним подойдете ко мне.

— Назовитесь, — приказал на голландском языке угрюмо разглядывающему меня бывшему капитану.

— Йорис ван дер Кройф, капитан корабля «Мена», занимаюсь торговыми перевозками.

— Бывший капитан. А занимались вы не торговыми перевозками, а пиратством. И теперь ваш бывший корабль, и все имущество стало моим. Вопросы, возражения? — он опустил взгляд и промолчал, — Посему, властью, данной Его Католическим Величеством, мне, идальго Микаэлю де Картенара, объявляю вас пиратом. Вопрос о том, повесить ли вас здесь на рее или подарить алькальду Тенерифа, решу в течение одних суток.

— Меня там тоже не помилуют, — тихо прохрипел бывший капитан и посмотрел мне прямо в глаза, — Как дворянин дворянина прошу о смерти от меча.

— Если бы наши страны находились в состоянии войны, а вы имели каперский патент, я бы предоставил вам такое право, но став наглым пиратом, вы его потеряли, — помолчав минуту, пожал плечами и закончил, — Впрочем, дворянин Йорис ван дер Кройф все равно уже умер, ведь этот корабль буду регистрировать со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но я подумаю, что можно сделать, может быть, вы мне на что-нибудь и сгодитесь. Лейтенант Васюня, отведите его, пусть перевяжут и закроют вместе со всеми. В трюме.

* * *

К побережью острова Ла Пальма мы прибыли с попутным ветром через пять дней. В бухте крепости торчали мачты одиннадцати судов, в том числе и впервые увиденные мной четыре шебеки.

Итак, в моей собственности, то есть, в собственности торговой компании «Новый мир», сейчас находится тринадцать кораблей, число, считавшееся в той жизни роковым и несчастливым. Подобный предрассудок возник и развился непонятно когда, но сейчас в этом мире, абсолютно точно, ни один человек, ни в одной стране, это число каким-то значимым не считал и совершенно никак не выделял. Впрочем, судовладелец на этом количестве останавливаться не собирается. Очень скоро их будет больше, намного больше.

В окуляр подзорной трубы было видно новенький причал и массу встречающих. В душе шевельнулось теплое чувство, ведь все эти люди тоже мои. Наши люди!

 

Глава 3

За полгода, которых меня здесь не было, работы было сделано великое множество. Благодаря почти четырехтысячной армии дармовой рабсилы, строительство и благоустройство феода подошло к закономерному финишу. Осталась выполнить часть столярки, остекление и меблировку помещений, а так же отделку дворца. Несмотря на то, что все вновь прибывшие переселенцы проживают под деревянными и парусиновыми навесами, около тысячи человек уже сейчас можно спрятать под крышу но, надеюсь, что к началу дождей мы снимемся и уйдем, а останется здесь около полторы сотни человек, не больше.

Добросовестно вкалывали не только строители. С моим прибытием появилось сырье, поэтому, опять заработала плавильная печь и кузня, которые Иван разместил в проходной пещере, а так же механическая мастерская, расположенная на открытой площадке под самым обычным парусиновым тентом.

Работа наших молодых мастеров вызывала всеобщее любопытство, но с этим ничего не поделаешь, даже добровольные помощники нашлись. Иван отобрал двадцать семь малолетних пацанов и семнадцать уже вполне взрослых крестьян. В первую очередь, изготавливалось огнестрельное оружие и патроны, так что выкупленные казной у Педро восемь сотен готовых винтовочных прикладов и шесть сотен револьверных щечек, пришлись как нельзя кстати.

Производство бездымного пороха мы тоже механизировали. Еще в замке изготовили ряд вспомогательных механизмов, которые прошли испытание перед самым походом в Украину. Первый — это обычный горизонтальный смеситель со встречными лопастями, по типу тестомешалки, с ручным приводом и закрывающейся крышкой. Второй — центрифуга с конической парой, ременной передачей и ножным приводом. Сейчас оба этих механизма были установлены в маленькой прохладной пещере. Рядом с ее входом на площадке построили два сарайчика, сушильный и разделочный. В разделочном, стоял столик с вальцами, для раскатки листов и два столика с клиновыми ножами для их резки в лапшу, вдоль и в поперек. Котел, подогреваемый паровой баней и необходимый для технологического процесса, стоял прямо на улице. А все это место, огороженное высоким забором, охранялось круглосуточно, и ни один посторонний сюда не допускался.

Сейчас полным ходом варили латунь, в кузне тянули гильзы и отливали пули, а в мастерской собирали оружие. Поэтому, есть все основания полагать, что дней через десять все наши воины будут перевооружены полностью.

В будущем, конечно, никакое производство здесь не планируется, все оборудование будет демонтировано и отправится на самые первые территории нашей экспансии — в Южную Африку. Здесь же останется переселенческая база, где в течение трех месяцев людей будут обучать языку, арифметике и отбирать любознательных и перспективных. Кроме того, здесь же планируется прививать новые технологии ведения сельского хозяйства. Благое дело, мы доставили с собой весь необходимый инвентарь, который заинтересовал фактически всех, и крестьян и казаков.

Лично для меня, занятие сельским хозяйством в той жизни было чуждым и неинтересным, но в этой — других серьезных хозяйств и не бывает, поэтому, любой человек, от крестьянина до князя в земледелии понимает неплохо. Вот только технологии «от сохи» не меняются на протяжении многих столетий, в результате чего для прокорма одного воина, в зависимости от плодородия почвы, потребно от пяти до десяти крестьянских семей. А мне сейчас нужно, что б было наоборот — один крестьянин кормил десять воинов и никак не меньше.

Не знаю, как обучают детей в XXI веке, но во второй половине ХХ, когда я учился, нам преподавали основы почвоведения, некоторые технологии вспашки земли, а также что-то о селекции, севообороте и удобрениях. Все эти воспоминания сформулировал, вместе с простенькими схемами на шестнадцати листочках и отдал в печать Карло Манчини.

Работать отвальным плугом, культиватором, сеялкой, сенокосилкой и косой-литовкой, учились вместе. Что там говорить, желающих встать за плуг было, по меньшей мере, две тысячи человек. Но когда из печати поступил первый десяток моих тоненьких книжиц, их читали все, и казаки и крестьяне! Особенно радостно было наблюдать, как медленно и по складам читают вчерашние смерды! И тема эта не замолкала не только здесь, во всех присутственных местах, но и во время плавания.

Конечно, все люди разные. Даже раздели землю всем одинаково она, в конце концов, перейдет к тому, кто ее любит обрабатывать — кулаку, то есть, настоящему хозяину. Не рассчитываю, что на моих землях разных алкоголиков и лентяев не будет совсем, но очень надеюсь, что их будет мало. Ведь сегодня не начало XVIII века, и наш мужик еще не успел стать бесправным и безразличным рабом, поэтому, в расчете на его извечный менталитет «все пощупать», новые технологии обязательно приживутся и принесут колоссальные плоды. Как в прямом, так и переносном смысле этого слова.

Решение двух архиважных задач так же решил оставить в феоде Картенара. Первое — увеличить количество обучающихся будущих капитанов и доведения их уровня знаний до Малагской военно-морской специализации, для чего создать постоянную морскую школу. Второе — для улучшения медицинского обслуживания населения на новых землях, организовать временную (на ближайшие лет пять) лекарскую школу.

Если врачей мы будем готовить строго для себя и мне совершенно не важно, признают или не признают в Европе наш лекарский патент, то признание патента морского шкипера для дела очень важно. Без автографа губернатора любого европейского государства, такой документ считается недействительным. Тем более, что при наличии средств, в получении лицензии для организации школы, лично для себя, не вижу никакой сложности. Да и заместитель начальника школы по учебной части, то есть, главный преподаватель, а с ним еще двое помощников — марсовый инструктор и инструктор-бомбардир, ко мне на службу уже поступили и сейчас участвуют в отборе двадцати четырех будущих слушателей-мореманов. Да-да, я не в том положении, чтобы разбрасываться опытными специалистами, поэтому, некий голландский дворянин Йорис ван дер Кройф принес мне вассальную присягу и целовал Евангелие, и сейчас под именем погибшего в прошлом году кузена Йохана осваивает территорию будущей школы.

После официального оформления и приписки моего нового флейта «Селена», имя ее бывшего капитана будет вне закона. Но я со своей стороны дал клятву сюзерена, что через десять лет безупречной службы он станет богаче на восемьдесят тысяч талеров, получит во владения земли и будет легализирован совсем под другим именем. Двум его лучшим специалистам было сделано подобное предложение, правда, с выплатой годового содержания всего в полторы тысячи талеров. Это предложение оказалось за пределами их мечтаний, и они с радостью согласились. Остальные же пятьдесят пять выживших бывших пиратов, будут расселены по различным поселкам в глубине африканского материка.

Слушатели в лекарскую школу тоже нашлись, и немало. Правда, некоторых трудов стоило уговорить мужей-моряков, отправляющихся в дальние походы, своих жен, особенно беременных, сейчас никуда не тащить, а оставить на острове. Предложение было вполне разумным, поэтому, уезжали только супруги матросов шебек, которые будут вести патрулирование нашего побережья Африки. Таким образом, к ранее увечным казакам добавилось еще сто семьдесят семь казачек, то есть, новых студиозусов-медикусов. И пусть нормальными лекарями станет лишь пятая часть из них, но и для всех прочих девчонок эта учеба даром не пройдет.

Впрочем, лекции доктора Янкова принесли плоды еще три месяца назад, особенно в вопросах санитарии. Неоценимую помощь в этом ему оказали лыцари под предводительством Антона, правда, с помощью кнута и чьей-то матери, невзирая на сословия. Но идеальный порядок, который поддерживается до сегодняшнего дня, был достигнут только после организации жалобного хода всех обитателей под палящим солнцем на границу феода, к импровизированному кладбищу. Здесь после часовой молитвы была вырыта яма четырехметровой глубины и захоронена какашка, найденная в лагере в неположенном месте.

Если быть до конца откровенным, то лыцари повторили процедуру, которую в прошлом году прошли сами, на заре своего воспитания.

Но не все в феоде было так хорошо, как казалось внешне. Во-первых, была напряженная ситуация с едой, заканчивалась мука и крупы, двух последних быков держали на мясо до моего прибытия, чтобы не опростоволосится. А рыба, на постоянное потребление которой перешли месяц назад, изрядно надоела даже самым большим ее любителям. Во-вторых, люди жили под обычными навесами и спали на обычных дерюгах и ковриках.

Но все это можно было бы терпеть, если бы не обострившаяся демографическая ситуация. Триста мужчин, а со строителями все пятьсот, были обделены вниманием со стороны женского пола, при этом ежедневно и ежечасно наблюдая посторонние человеческие отношения. Ситуация вышла на уровень верхнего предела напряженности и сдерживалась только проповедями священников и силой авторитета Ивана. Нужно было принимать срочнейшие меры.

Утреннее построение вызвало всеобщий интерес и состоялось при большом скоплении любопытствующих священников, некомбатантов и крестьян. Что там говорить, к подобному действу смерды вообще никогда не допускались, а здесь такое представление! Они даже рты от удивления раскрыли.

Можно было построить воинов на площади внутри цитадели, как раз тысяча сто человек разместилась бы свободно, но я умышленно приказал собраться у причалов, места общедоступного. Пусть мои новые подданные, в том числе будущие свободные пахари, прочувствуют сопричастность к рождению истоков молодой государственности.

Здесь же, на стенах равелинов, прямо как в театре, расселись итальянские строители, испанские плотники и венецианские краснодеревщики. Они успели увидеть много необычных новинок (скрыть невозможно), а сейчас опять этот заказчик-феодал продемонстрирует что-то интересное, вот будет о чем поведать и родственникам и знакомым. Ну-ну, вы еще не знаете, дорогие мои, что давно уже стали моими подданными, а родственники и знакомые, теперь у вас будут жить совсем на других землях. Вот только шеф-архитектор мастер Лучано выглядит грустно, все шесть дней, которые я здесь, он порывается что-то спросить, но сдерживается. Человек он совсем неглупый и видно догадывается о судьбинушке своей.

И вот народ с нетерпением, в полнейшей тишине обозревает застывший сдвоенный двухшереножный строй, для компактности расположенный буквой «П». И ожидание его было вознаграждено, первым был зачитан указ о присвоении звания бригадного генерала и назначении на должность генерал-губернатора Южно-Африканского графства господина Ивана Бульбу. Да, всем стал известен именно тот правитель, который будет поддерживать закон и вершить суд на той самой земле, где большинство из них поселится навечно, где затем будут жить их дети, внуки и правнуки.

Ни один даже самый умный император, царь или князь, не способен самостоятельно объять необъятное. Для этого нужны помощники — инициативные, стремящиеся к действию люди. Они должны быть смелыми, готовыми брать на себя всю полноту ответственности, способными сколотить банду единомышленников и исполнителей, покорителей новых земель и народов. И такие у меня есть, недаром когда-то прошли отбор из числа лучших. Правда, пока что они молоды и неопытны, но эти недостатки имеют интересное свойство, — с возрастом исчезают. И пусть Иван совершенно неграмотен в вопросах европейской политики, но заграбастать, прижать к ногтю и удержать то, на что стала подошва его сапога, он сможет. А на его плечи возложен именно этот мешок.

Вторым указом за добросовестную службу князю, возвел в жалованное дворянское достоинство с выдачей соответствующих грамот шестисот семидесяти двух бывших казаков. Это давало право не только на двести моргов земли, которую можно было сдать в аренду, либо посадить на нее управляющего и наемных работников, но и на получение материального довольствия за государеву службу, как за звание, так и за должность. Получали они и другие привилегии, в том числе медицинское обслуживание семьи и обучение детей в военных школах и гражданских университетах за счет казны.

Конечно, плодить лишних дворян совсем не хотелось, но уговорить привычного к приволью, земле и сельской местности казака стать матросом, морским пехотинцем или кадровым кирасиром, иначе не представлялось возможным. Поэтому и издал указ о трехгодичной привилегии для всего православного люда воинского сословия. Тем самым хочу создать командный костяк будущего флота и армии.

Однако, триста двадцать казаков, в основном из числа хуторских, ни на какие посулы не поддались. Они решили, что лучше сразу ухватить в руки жирную синицу, чем когда-то журавля. Что ж, пограничники мне тоже нужны.

Третьим указом возвел в офицерский чин с выдачей офицерских патентов всех лыцарей, в том числе, десять моряков-барселонцев, двадцать пехотинцев и три кавалериста. Обученных механиков, кузнецов, литейщиков, корабелов и геологов возвел в инженеры-лейтенанты. Остальные стали лейтенантами-инструкторами. Петро Орлик тоже стал лейтенантом, командиром эскадрона кирасир. Вчера, в присутствии всего ближнего круга возвел его в лыцарское достоинство. В будущем же, лыцарский корпус будет ограничен одной тысячей человек самых достойных, и не более того.

Затем, зачитал приказы о повышении воинских званий.

Майора и должность начальника воинской плавучей школы, и по совместительству командира отдельного отряда морской пехоты на корабле «Алекто», получил Антон Полищук. Капитанов и должности командиров колониальных гарнизонов получили Ангелов и Лигачев. Лейтенанты Стоянов и Васюня тоже получили такую же должность, только первый будет командовать гарнизоном в Африке, в устье реки Оранжевая, а второй — домашним, цитаделью Картенара.

Последним приказом было присвоено шестьдесят семь сержантских званий, девяносто два старшего матроса и восемьдесят одно капральское. В дальнейшем подобный приказ будет находиться в компетенции генерал-губернатора территории.

Заключительным действием торжественной части, стало вручение отличившимся воинам премиальных денег за взятые в бою призы.

Четыре шебеки вместе с трофеями, специально созданной комиссией под моим председательством, были оценены в сто двадцать две тысячи талеров. Половина суммы направлялась на премирование, то есть, за вычетом затраченных боеприпасов, была разделена на десять долей, стоимостью пять тысяч семьсот талеров каждая. На них были выписаны сертификаты Малагского Банка реконструкции и развития. По одной доле получили пятеро оставшихся живыми рядовых и две доли их командир, сержант, а ныне произведенный, как и все они в лейтенанты Стоян Стоянов. Трое погибших были круглыми сиротами, поэтому, их доли также вручил Стояну, пусть они ими распорядятся по собственному усмотрению. Правда, всем обо всём известно было еще вчера, в том числе и о премировании, поэтому, решение ребята давно приняли, и тут же все три сертификата вручили епископу Михаилу на строительство церкви.

Флейт оценили в сорок восемь тысяч. Его трюм был полностью укомплектован на дальний поход — солониной, крупами, мукой и апельсинами, но самое важное лежало в сундуке бывшего капитана — торговая казна в семьдесят три тысячи серебром. После всех расчетов, премиальный приз составил пятьдесят девять тысяч. Выделив десять долей капитану, то есть мне, по пять долей двум офицерам, три доли боцману, по две — трем сержантам и тридцать — матросам, получили те же пятьдесят девять долей, то есть, по тысяче за штуку.

Сертификат на свою долю также отдарил на строительство храмов.

Не хочется кого-либо осуждать, ибо, сколько людей, столько и характеров. Но наблюдая со стороны, приметил, что некоторые казаки смотрели на премированных воинов с завистью, и не скажу, что с доброй, а некоторые казачки — с сожалением, однако, абсолютное большинство — с радостью и одобрением. Ведь они ничем не хуже, и в будущем их точно также ожидает слава и богатство, особенно с таким удачливым князем.

А еще заметил, что совсем исчезла та некоторая настороженность, особенно в среде тех казаков, кто не шел с боями по Украине, а ожидал нас уже в Хаджибее. Думаю, что возникла она сразу же после принятия присяги и целования креста, когда запретил называть себя атаманом.

— Станичных и земских атаманов будете избирать у себя на кругу, — сказал им тогда, — А я для вас государь, отец родной, отныне и навеки. Аминь!

Для меня не было секретом, что некоторые частенько шушукались о том, правильно ли они сделали, разменяв вольницу на государеву службу. Однако, поведением и всеми своими действиями старался эту настороженность развеять, а Иван Бульба, лыцари и казаки, которые пришли со мной с боями, очень сильно этому способствовали. Но только сейчас, глядя в те открытые лица молодых, свободолюбивых ребят, глаза которых некогда выражали сомнения, мне стало совершенно ясно, что ныне в их душах этот червяк издох. Моим без остатка стал последний «неверующий Фома».

Торжественное построение торжественным маршем не закончилось, это дело будущего. Сейчас нужно было поднять настроение не только отличившимся, но и абсолютно всем остальным. Кстати те, кто считает Строевой устав в общем, а шагистику в частности, непотребной муштрой, очень глубоко ошибаются. Лично я к этому отношусь, как к величайшему достижению военной мысли, которое мобилизует дух и дисциплинирует сознание воина.

— Товарищи воины! — сказал в заключение, — Все вы знаете, что перед вашим прибытием на остров, он подвергся нападению берберийских разбойников. В результате, погибли мои лыцари. Я, как владетель этой земли сею злостную пакость не прощу, и обязан действовать по чести, совести и справедливости. Поэтому, товарищи! Приказываю, завтра мы идем в поход на Агадир! Воздадим врагам-нехристям по заслугам! Вас там ждет слава и богатство, а изголодавшихся по женской ласке — гаремы с красавицами Востока! Все это принадлежит нам! Пойдем и возьмем! Ура!

— Ура!! — заревело довольное войско.

— Ура!!! — радостно завизжали их жены. А чего? Неопределенности теперь нет, богатый и добычливый князь рядом с ними, вот и поход наметил. Мужей их ценит, вон сколько премиального серебра отвалил. Теперь, говорит, опять приволокут целые корабли красивых и ценных вещей, и в первую очередь для них, любимых. Значит, привычная жизнь налаживается, разве это не есть приятно слуху женщины?

Объявил такие короткие сборы умышленно. Это раньше для серьезного похода казакам нужно было давать с неделю на раскачку и сборы, а сейчас принудительно введенные в повседневный обиход воинские Уставы превратили бывшую анархическую вольницу в маленькую сплоченную армию. За время пребывания людей на острове, и команды кораблей, и сухопутные подразделения прошли неплохой курс молодого бойца и вполне приличное боевое слаживание. Поэтому, времени одного светового дня на подготовку похода нам было более, чем достаточно.

Продовольственное обеспечение приказал грузить надвое суток из расчета личного состава в одну тысячу человек. Незачем излишне забивать трюмы, нам они понадобятся для вывоза ништяков. Да и на третьи сутки запланирован бой и, следовательно, желудки запаковывать противопоказано. Ну, а дальше… дальше, победителя будет кормить побежденный.

В набег хотели идти все, но комендантской роте Васюни пришлось остаться. Ивана тоже не взял, как он ни шипел и не брызгал слюной. Указал на массу незавершенных дел, например, казацкие сотни вообще небыли еще перевооружены, за исключением единственного выборного наказного атамана Руслана Карачая. Правда, оружие на складе было, мастерам осталось закончить сборку и подгонку всего ста десяти винтовок и двухсот девяноста револьверов, зато боеприпасов — совершенно недостаточно. Ничего, пистоли, аркебузы и мушкетоны, это тоже страшное оружие. Мастерам возни хватало и с новыми каронадами, и с пулеметами. Впрочем, все эти вопросы они могли уже решать самостоятельно, но вот не положено генерал-губернатору территории, площадью равной шести Испаний, в атаку ходить и все! А мне? Мне можно, я еще молод и молодым нужно набираться опыта.

Глядя на великолепие моего дворца, построенного в стиле барокко, понимал, что архитектору Лучано по плечу строительство даже самой изысканной королевской резиденции. Но пока что единственным помещением, полностью законченным, обставленным мебелью и отделанным африканским красным и белым деревом, был кабинет. Сегодня с самого утра его двери не закрывались, а Славка Орлик, который стал моим временным ординарцем, понятия не имел, как в приемной навести элементарный порядок и установить самую обычную очередность. Ну как, скажите, выполнить мое требование никого «не пущать», когда мы с Ритой ведем конфиденциальный разговор по вопросам объемов синтеза некоторых видов ВВ, а у двери нарисовались отцы Михаил, Василий и Герасим?

— Простите, отцы, — сказал вошедшим, после того, как мы встали и приняли благословение, — но наш разговор с госпожой Ритой не терпит отлагательств, поэтому, присядьте и подождите.

В их присутствии мы не боялись назвать тол толом, а пироксилин пироксилином. К Рите и ее химическим деяниям, когда убедились, что это направлено на увеличения значимости и могущества православной церкви, отнеслись благосклонно. Да и к другим чудным и непонятным новшествам стали привыкать, думаю, не без влияния одного из главных инквизиторов-контрразведчиков (по моему глубокому убеждению) отца Герасима. А ведь еще совсем недавно, в первый же день нашего прибытия, решили испытать меня на прочность, и пошли на конфронтацию:

— С какого чуда ты распорядился над замковой часовенкой католический крест воздвигнуть, а?! — зло фыркал отец Василий, — А поголовное обучение грамоте смердов?! Ты понимаешь, что породишь излишне думающих неслухов, а на свою голову, или на голову наследников — дамоклов меч? Ты молод еще, раб Божий Михаил и не знаешь, что во многих знаниях многие печали!

— Довольно! — эти слова в отношении давно решенного вопроса, вызвали мое резкое неприятие, — У меня нет смердов, у меня свободные хлебопашцы. И да, я раб Божий, но не раб церкви! Лишь только смиренно верующий и радеющий за нужды ее и возвращение святынь ее, за расширение ее границ и процветание. Но ничего сего не будет, если мы не построим могущественное государство. Разве не понятно, что с невежественными людьми, точно так же, как и без духовного сплочения народа, эта мечта будет несбыточной?

С детства был приучен общаться с людьми любых сословий, сдержано и корректно. Но, во-первых, зная со слов Кривошапко и Васюни, что отцы все это время добросовестно изучали новый славянский язык, занимались переводом Священного Писания, мне было странно, что они решили вести со мной диалог в таком тоне. И, во-вторых, меня возмутило, что духовное лицо, священник, который совсем недавно был рукоположен в высокий сан епископа и отправлен вместе с нами на многолетний тяжкий подвиг, решил возложить свои пять копеек сверху князя и учить организации светской жизни. Он мне напомнил священника-депутата из парламента XXI века, который вместо того, чтобы на личном примере добропорядочности, честности и скромности заниматься привлечением и духовным воспитанием прихожан, особенно молодежи, лезет в политику, экономику и бизнес. Эти ростки зарождающейся непотребной демократии возбудили страшную злость, и мне стоило большого труда, чтобы не выплеснуть ее наружу, а говорить тихо и спокойно:

— Что делать и как, православной церковью уже давно решено и Его Божественным Всесвятейшеством персонально вам указано. Поверьте, всеобщая грамотность моих подданных и ваших прихожан, принесет неприятности только власти закостенелой и консервативной, а таковой ни моя светская, ни ваша духовная быть не должна. Жизнь часто меняет незыблемые догмы, и мы должны быть к этому готовы. Мы обязаны сплотиться и идти по жизни единой фалангой, тогда сможем объединить огромные, ныне дикие территории, построить многие тысячи православных храмов, в которые привлечь миллионы будущих прихожан. А еще сможем вернуть Великую Софию в лоно материнской церкви и дать по зубам любому еретику или безбожнику, и лет через двадцать вы станете тому свидетелями. Да какими свидетелями, вы сему большому делу будете сами сопричастны!

Глядя на невозмутимые лица отцов, с каждым словом стал все больше заводиться. Все же имеет значение не только древнее сознание, но и биологический возраст тела.

— Лично я готов исполнять взятые перед родной церковью обязательства до последней буквы, того же требую… Да! Именно требую и от вас! Поэтому говорю сразу, отцы, либо мы вместе либо никак, а если кому не нравится моя политика… Нет! Наша политика! Того завтра же посажу на корабль и отправлю обратно в Константинополь, а в Его Божественного Всесвятейшества выпрошу другого епископа. Спросите у отца Герасима, он подтвердит, что мне не откажут. Но если кто останется и начнет строить интриги, будет в проповедях смущать умы людей наших и настраивать против меня, запомните, не пощажу! Расправлюсь самым жестоким образом! Понимаю, что вы меня не боитесь, но имейте в виду, несмотря на молодость, в которую вы меня тычете носом, я тоже ничего не боюсь. Готов преступить даже некоторые правила и нормы, но планов — не поменяю, целям — не изменю, и пойду к ним даже по трупам!

Этими словами я их вверг в шок. Нет, в их глазах страха не было, да и не стали бы епископами священники трусливые, но неуверенность или короткая растерянность мелькнула. Увидев их нарастающее напряжение после моей отповеди, сам немного расслабился и закончил более спокойно.

— Что же касается креста на замковой часовенке, который виден далеко в море, то через год, два или три, здесь объявится какой-нибудь проверяющий, и все тайное станет явным. И что сделает хозяин этих земель, его католическое величество король Испании? Он отправит сюда эскадру и сравняет мой феод с землей, а все имущество конфискует. В принципе, то же самое, в своем княжестве обязан буду выполнить и я, взяв на себя обязательство по запрету строительства всех не православных храмов. Не так ли?

В общем, проговорили тогда до поздней ночи. Отец Герасим чаще всего молчал, но в редких высказываниях был на моей стороне. Оба епископа меня больше не поучали, зато задали бессчетное количество накопившихся вопросов и, в конце концов, отстали. Думаю, что это была последняя проверка на вшивость и очень надеюсь, что наши дальнейшие отношения будут построены на взаимном понимании и доверии.

Сейчас же, когда закончили с Ритой рассмотрение вопросов развития химической промышленности уже в Африке, и она ушла, отцы пересели за стол для совещаний и просветили меня и о своих планах, которые были тесно увязаны с планами общей экспансии. Эта троица, вместе с молодыми священниками, в том числе и убежденными «черными», которых Вселенский патриархат выпустил в свободное плавание, получили полный карт-бланш в развитии епархий, вплоть до создания собственной метрополии.

Окончательно договорились о строительстве за счет казны в столице Южно-Африканского графства, резиденции епархии, духовной семинарии и собора, а так же четырнадцати церквей, по количеству закладываемых городков. План был рассчитан на семь лет. За это время из специально отобранных мальчишек будет воспитан и подготовлен первый выпуск будущей армии священников-миссионеров, умеющих проповедовать Слово Божье, а в руках держать и кнут, и пряник.

Между собой они решили, что епархию графства возглавит отец Василий, ректором семинарии станет отец Михаил. Ну а отец Герасим и два монашествующих священника будут сопровождать меня во всех походах, пока не будет заложен первый камень собора в столице нового княжества.

Как только отцы покинули кабинет, Славка доложил, что в приемной ожидает архитектор.

— Что сказать ему, ваша светлость, «пущать» или «не пущать»?

— Давай, проводи ко мне, — широко взмахнул рукой. Да, решение вопроса строителей дальше оттягивать нельзя.

Камнетесы и каменщики уже две недели, как закончили все работы, сложили даже за отдельную, обещанную Иваном оплату, стены огромной казармы для переселенцев за тыльной стеной цитадели со стороны долины. Однако, по докладу Антона в их среде чувствовалось серьезное брожение. Не все там были тупорылыми, многие прекрасно понимали, что увидели и услышали слишком много. Чтобы они не бездельничали, несколько дней назад подрядил построить у пещер небольшое здание мастерских, для развития в будущем какого-нибудь несложного и несекретного производства.

Работали они быстро, тем более, что носить и подавать камень было кому, поэтому, уже вчера пошабашили и стали задавать вопросы о возвращении домой.

— Разрешите войти, сеньор Микаэль? — в дверь бочком зашел и низко поклонился мастер Лучано. Симпатичный брюнет, лет тридцати пяти он, несмотря на свое мещанское происхождение, с дворянами-заказчиками всегда общался, чуть ли не на равных, а кланялся с чувством собственного достоинства, сейчас выглядел нерешительно и растерянно.

— Слушаю вас, мастер, присаживайтесь, пожалуйста, — встал из-за стола, чем проявил уважение и указал на кресло напротив.

— У меня неприятности, сеньор, двое моих рабочих в прошлое воскресенье утонуло, а один вчера сорвался со скалы и расшибся насмерть. У нас раньше никогда такого не было, люди волнуются, а сто тридцать человек уже окончили работы и ждут расчет. Их можно уже отпускать домой. Что вы скажете, сеньор?

То, что трое проблемных работяг, бывших возмутителями спокойствия в своих коллективах неожиданно погибли, мне Антон доложил. К сожалению, все они были неплохими каменщиками, но такова их судьба, душевное состояние оставшихся двух с половиной сотен (с учетом вновь прибывших плотников, отделочников и краснодеревщиков) имеет более весомое значение.

— Сожалею о случившемся, мастер. Что касается оплаты выполненных работ, то произвести полный расчет готов сегодня же, даже закрыв авансом отделочные и столярные работы.

— Прекрасно! Благодарю вас, сеньор, — Лучано слегка расслабился, — а корабль в Малагу, когда планируете отправить?

— Зачем?

— Ну, как же, — он опять напрягся, — каменщиков уже можно отпустить домой…

— Каменщиков? — переспросил и отрицательно качнул головой, — У меня для вас есть другая работа, вы отправитесь в Африку.

— Я так и знал, — тихо прошептал Лучано, опустил плечи и, позабыв о правилах этикета, откинулся на спинку кресла. Затем, ухмыльнулся и с иронией спросил, — Вы как, нас продадите или для себя в рабстве оставите? И зачем о деньгах сказали?

— Я всегда держу слово, и деньги вы получите все, до последнего реала. Вы, мастер, управляете довольно большой компанией рабочих, а большинство из них — далеко не агнцы. Следовательно, человек вы деятельный, разумный и здравомыслящий, поэтому, буду предельно откровенен. Отпустить вас в метрополию не могу, вы слишком многое увидели и услышали, не правда ли? — при этих моих словах он задумчиво кивнул головой, — Пойдут ненужные слухи, кое-что станет достоянием общественности, а это в обязательном порядке приведет к непредсказуемым последствиям, дисбалансу различных политических сил и большой крови. Для меня и моих людей подобное положение дел ближайшие полтора-два десятилетия жизненно противопоказано и совершенно недопустимо.

— И что же ожидает меня и моих людей? — его левая щека стала нервно подрагивать.

— Всех вас, сеньор Лучано Пирелли, ожидает интереснейшая работа, достойное положение в обществе и безбедная жизнь.

— Простите, но я не сеньор, — он посмотрел на меня с недоумением и недоверием.

— Обычно моими вассалами становятся воины христианского ортодоксального вероисповедания, но лично для вас сделаю исключение. Одарю участком по соседству со своим дворцом, выделю в пожизненное владение землю и помогу организовать очень прибыльное дело, которое позволит вам лет через двадцать войти в сотню богатейших людей Европы.

— Предложение немыслимо заманчивое. Вы, сеньор, где-то в Африке купили громадный участок земли? И кто архитектор вашего дворца?

— Вы будете архитектором моего дворца. И не только дворца, я вам поручаю строительство столицы будущего княжества. И она должна быть лучше Парижа, Вены, Венеции и Мадрида вместе взятых. И это строительство должно стать целью вашей жизни, целью жизни ваших детей и внуков. А земля? Моя земля занимает площадь в половину Европы.

— Простите, а люди?

— Когда-то в XIII веке орда османов-Огузов, общей численностью в сорок пять тысяч человек, среди которых воинов было не больше восьми тысяч, а остальные — старики-пастухи, женщины и дети, спасаясь от монгольского нашествия, воспользовались благосклонностью румского султана и поселились на кусочке Анатолийской провинции на границе с Византией. Но уже через два поколения подмяла под себя все близлежащие государства, а через сто лет покорила половину известного мира и ассимилировала многие народы. И сейчас она безраздельно правит огромными территориями в Европе, Африке и Ближнем Востоке, — не стал ему говорить, что на самом деле династия османов правила на протяжении шести сотен лет, но теперь уже столько править не будет.

— Так вот, людские ресурсы моего княжества через пять лет будут не ниже, зато воинские превысят их более, чем в сто раз, уж поверьте, сеньор Лучано.

— Да, я видел, как девять воинов разбило пиратскую эскадру, а пять кораблей было взято в плен. При этом мальчишек, простите, ваших воинов погибло трое, а пиратов около двух сотен, — он немного помолчал и продолжил, — Тогда это будет не княжество, это будет целая империя, но боюсь, что Европа развернуться не даст.

— А мы ее порвем, как обезьяна газету, пусть попробует только сунуться.

Наш диалог был длинным, но конструктивным. Затем пригласил к себе шестерых бригадиров, которые должны будут в будущем стать руководителями строительных компаний. Вот здесь разговор был сложным и тяжелым, однако, ситуация для них сложилась такова, что бежать некуда. Со своей стороны пообещал всех строителей сделать богатыми и счастливыми (если хорошо работать будут), всем желающим привезти их семьи (если те захотят ехать), а холостяков обеспечить невестами, которых привезу из последнего набега. Кроме того, обещал преференции для их детей.

Обсуждение затянулось до вечера. Определили, что компании будут наполовину княжеские, то есть государственные и наполовину приватные, принадлежащие присутствующим здесь, но под генеральным руководством сеньора!! Лучано, которому стороны выделили по пять процентов акций с каждого предприятия. Решали вопрос распределения остальных долей, как в этих компаниях, так и отпочкованых в будущем дочерних. То есть, расширение масштабов и объемов строительства, сделал для присутствующих делом материально выгодным. Однако, за исключением меня или вернее, государства, а так же генерального управляющего Лучано, все остальные будут получать прибыли только с тех предприятий, которые создали лично.

В конце концов, все непонятности с горем пополам утрясли и, наконец, старшина строителей отправилась говорить с рабочими. Чтобы разговор был более предсказуем и менее горячим, в сопровождении комендантской роты вынесли положенное им серебро.

Людей оставили один на один со свершившимся фактом, при этом Васюня взял всю их компанию под ненавязчивый, но плотный контроль. Истерика, ругань и крики были, конечно, но дальше этого дело не пошло.

Итак, наступил момент реализации плана захвата Агадира. Разрабатывали его тщательно, многие данные неоднократно перепроверялись при повторных допросах пленных пиратов. Наконец, общая картина будущей операции сложилась полностью, и было принято решение воплотить ее в жизнь.

На корабли погрузились еще до рассвета и в море вышли вместе с отливом. Куда и какие подразделения грузятся, было определено заранее, поэтому, все прошло оперативно и без суеты. По сравнению с предыдущими днями волнение моря было ерундовым, около пяти баллов. Чувствовалось, что вот-вот в здешние широты придет весна.

Мой корабль «Алекто» в последние дни подвергся небольшой переделке. В кубрике, как и на других флейтах, были смонтированы двухъярусные рамные койки с сетчатым подвесным дном на сто сорок человек личного состава. Однако, я решил жилую палубу разделить надвое. Большую часть на сто два человека, отдал моей плавучей военно-морской школе, а меньшую на тридцать шесть человек, собственно, команде.

Орудийная палуба, где раньше дополнительно вешались гамаки и кидались коврики для десантников, отныне будет использоваться для занятий, но кусок носовой части отделил перегородкой и устроил две небольших, немного тесных, зато отдельные каюты. Одна предназначалась для проживания священников, а вторая — для доктора. Свою же каюту и две каюты офицеров никаким изменениям не подвергал. Здесь кроме меня проживали Антон и еще три лейтенанта-инструктора, из них двоих забрал у Стояна, это Арсен Кульчицкий и Василий Бевз, а так же Илья Сокура, взятый по рекомендации Антона. Их всех решил обучить морскому делу самостоятельно, думаю, что справлюсь и сделаю из этих ребят настоящих морских капитанов.

Наш доктор тоже был не совсем настоящий, это потерявший ногу в бою с панцирными рыцарями, бывший казак Степан Жук, который ко мне сам напросился. Ильян Янков говорит, что этот студиозус есть парень прилежный но, несмотря на отсутствие ноги, очень неусидчивый. Все ему хочется бежать в какие-то дальние дали. Ну и ладно, пусть будет. Таким образом, у меня появился еще один специфический ученик, изучающий науку, в которой сам понимаю слишком мало.

Естественно, никого из курсантов-юнг в этот поход не брал, еще чего не доставало. На этот раз палубы были заполнены бойцами роты Стоянова и сотней станичных казаков, под рукой наказного атамана Ильи Коваля.

Да, этот бой мне нужен. Первоначально, как только узнал о нападении на мои земли, испытал огромное сожаление, даже несмотря на полное поражение противника. Уж очень не хотелось преждевременно светиться. Но оставить все как есть без ответа, значит, нанести удар по чести фамилии и потерять лицо перед своими воинами, что совершенно недопустимо.

Поразмыслив над сложившейся ситуацией, вдруг понял, что если бы не данный случай, пришлось бы что-либо подобное провоцировать самому. Да, этот бой нам нужен.

Во-первых, любая теоретическая база, тем более в воинском искусстве с использованием военно-морских сил, требует практического закрепления. Недаром в той жизни, по различным объективным и субъективным причинам, ни Союз, ни Россия не могли обойтись без участия в некоторых локальных войнах. Вот и я не смогу. Правда, проведение кровавых экспериментов над народом собственного государства точно не допущу, в мире есть более привлекательные испытательные полигоны.

Во-вторых, моя казна несет колоссальные затраты по строительству зачатков научно-производственного потенциала, по созданию своей армии, обучению и оснащению личного состава, по организации переселения и адаптации огромных масс крестьян и ремесленников, будущих граждан моей державы. Значит, бывшим студиозусам и курсантам пора приносить отдачу.

И, в-третьих. Католическая Испания находится в многолетнем военном, религиозном и идеологическом противостоянии с мусульманским миром, и если официальные власти не могли себе позволить прямые боевые действия, то пиратствующие феодалы обеих сторон постоянно клюют территории друг друга. Поэтому, коль решил встрять в такое богоугодное дело, то принести оно должно только победу. Громкую победу.

С рассветом по истечению вторых суток завершился первый, спокойный этап разработанного плана. Наш походный ордер расстроился, четыре шебеки взяли курс на Агадир и устремились к едва заметному берегу, а оставшиеся пять флейт и четыре шхуны, свернули почти все паруса и едва тянулись на стакселях.

Вторым этапом был захват авангардом вражеского порта, городских ворот и трех морских башен. Выполнение этой задачи возложил на ударно-штурмовую группу, в качестве которой выступал батальон капитана Данко Ангелова. Место в авангарде очень хотел занять Петро Лигачев, но у него в подразделениях не нашлось, ни одного знатока арабского языка, а вот у Данко их оказалось целых двенадцать.

Все знали, что он схитрил. По-настоящему, знаток арабского у него был только один, а все остальные — заучили с десяток крылатых фраз. Но опять же, это значило, что он проявил воинскую смекалку и оказался более подготовленным к выполнению поставленной задачи. И теперь большая часть его бойцов была одета пестро и разношерстно, ведь трофейные одежки пиратов никуда не делись и не пропали.

На его же шебеку погрузили единственную нашу опытно-экспериментальную штурмовую пушечку, изготовленную под существующий калибр снаряда в сто пятьдесят миллиметров и отдельно выточенную гильзу под ослабленный пороховой заряд. Когда-то нарисованный мной образец простейшего казнозарядного орудия с клиновым затвором по принципу винтовки Шарпса, наши литейщики и механики этой зимой воплотили в металл. Массивный замок затвора совместно со стволом отлили из латуни, да и сам затвор тоже был латунным. Конструкция не выглядела основательной и надежной но, думаю, пять-шесть десятков выстрелов выдержит. Запирать и открывать его, необходимо было с помощью молотка но, как бы там ни было, он работал.

Короткий ствол, длиной пять калибров, с масляным тормозом, пружинным откатником и хвостовыми упорами закрепили на одноосной тележке. Укрывал его металлический щит с верхним и боковым наклонным изгибом таким образом, что три человека могли эту пушечку свободно толкать и фронтального огня особо не опасаться.

Стреляла она по настильной траектории всего на дистанцию в пятьсот метров, что для исполнения своего предназначения, было вполне достаточно. К сожалению, после каждого выстрела тормоз подтекал, применяемая сальниковая набивка не выдерживала критики. Но лиха беда начало.

По плану сегодняшнего набега в общих чертах определился еще в пути из Малаги на Канары. Уже тогда решил, что действовать по принятой в этом времени схеме облоги и захвата крепостей и городов, будет экономически невыгодно, приведет к неоправданным потерям ценнейшего людского ресурса и времени. Нужно было найти неординарное решение, и оно окончательно сложилось по прибытию в феод и ревизии материально-технического обеспечения моей маленькой армии, состояния и запасов вооружения и боеприпасов.

Последние полгода наши мастерские работали интенсивно и вполне прилично, технологии были отработаны и молодые мастера доказали свою компетентность. Было изготовлено дополнительно шесть минометов и двадцать четыре картечницы-пулемета, а что касается револьверов и винтовок, то сегодня ими был укомплектован почти весь личный состав. Отлично потрудились патронщики, литейщики и механики в вопросе изготовления заготовок снарядов и мин, а так же лаборатория Риты. Особенно лаборатория Риты.

Кроме того, для лучшего обеспечения штурма и зачистки домов и городских кварталов, изготовили крюки для вскрытия оконных проемов и штурм-трапы или мостки, по типу таких, как применялись спецподразделениями в той моей жизни для захвата вагонов поездов и первых этажей зданий. Крючки не испытывали, было и так ясно, что ставни они отрывать будут прекрасно, а вот по мосткам побегали.

Еще очень хотелось наделать побольше простейших ручных осколочных гранат, но тола наскребли всего двадцать четыре килограмма, поэтому, получилось их сто две штуки. Сделали элементарно: свернутый из медного тонкого листа и заклепанный с двух сторон цилиндрик с фитильным инициатором, предварительно наполнили порцией взрывчатого вещества, затем обвязали его тонкой матерчатой колбаской, набитой мелкими огрызками железа. Испытали две штуки, зашвырнув в небольшую пещеру, — да, в закрытом помещении каждая такая «игрушка» беды натворит немало.

Подготовка, проведенная буквально в течение нескольких дней, способствовала нормальной организации будущей акции. Даже, несмотря на полуторный комплект пулеметных патронов, материально-техническое обеспечение похода посчитал удовлетворительным. И воины были готовы не только вообще, а конкретно к этому бою, в частности. Кроме того, воевать так, как мы спланировали, в эти времена еще не воевали, поэтому, не сомневался ни минуты, что Агадир мы возьмем.

Рабов во время штурма мы решили не освобождать, разве что кто-то освободится сам. Конечно, запустить в бой пятую колонну выглядит привлекательно, они бы вспомнили своим господам все хорошее, но! Своими анархическими и непредсказуемыми действиями они точно внесут сумятицу и разрушат все наши планы. Уж лучше мы разберемся с ними потом, когда выполним поставленную задачу.

Выждав две склянки с момента исчезновения на горизонте парусов авангарда, стал негромко суфлировать команды Кульчицкому, которого поставил исполняющим обязанности старпома. Он их громко выкрикивал, а все находящиеся на квартердеке молодые офицеры наблюдали за исполнением сигналов, и эволюциями корабля, одновременно получали и теоретические, и практические знания в обстановке, близкой к боевой.

— Сигнальщику! Поднять вымпел лидера! Делай, как я! Строем уступа! Марсовым готовсь! Рулевой! Курс — два румба!

 

Глава 4

Отступление

Данко, был разодет в синий, шитый золотом шелковый халат, шаровары и остроносые красные сапоги. В глаза бросался богато отделанный пояс и пристегнутая к нему кривая турецкая сабля, с инкрустированными и усеянными драгоценными камнями ножнами и рукоятью. Пальцы его рук были густо унизаны перстнями, а на голове красовалась белоснежная чалма и прикрепленная ко лбу брошь с большим красным рубином. Сейчас он стоял на шканцах и вглядывался в едва виднеющуюся полоску земли западного побережья африканского континента.

Одежда и сапоги ранее были найдены в каюте капитана одной из трофейных шебек. Ее размер был великоват, но девчонки за вчерашний день все ладненько подогнали. А пояс, саблю и драгоценности, на благое дело выделил князь из своих родовых закромов. И теперь, глядя на шикарно одетого и богато снаряженного, стройного молодого человека с тонкими чертами лица, большими карими глазами, черными бровями и длинными ресницами, можно было поверить, что перед тобой стоит настоящий тунисский принц.

Вчера, когда его нарядили, не одна девчонка горестно вздохнула: «Не мой, к сожалению». Правда, он и в кирасирских латах и совсем без оных, немалому числу казачек головы вскружил, и семя посеял не в одном селе и городке еще тогда, когда шли походом по Украине. Да, любят его девки.

Рядом с Данко на своем законном месте стоял капитан лидера и командир группы кораблей, лейтенант Власьев. Одет был поверх кольчуги, как и все на корабле, в восточный халат, а на голове — тюбетейка и небольшой тюрбан. Одежда выглядела неприхотливо, но по сюжету жанра, ему это и не надо.

Наполненные ветром паруса шебеки, режущей волну курсом полный бакштаг, неумолимо приближали берег с каменной крепостью на горе и порт, усеянный тремя сотнями различных мачт. Издали корабли выглядели, словно игрушечные. Раздвинув подзорные трубы и прильнув глазами к окулярам, оба молодых офицера внимательно рассматривали бухту. Она была очень удобна и обширна, здесь могло бы свободно разместиться в шесть раз больше кораблей, чем ныне присутствовало.

На рейде вообще никого не было, все суда стояли у причалов, и картина фактического положения дел не отличалась от информации, какую обрисовали и рассказали пленные пираты. У левого дальнего пирса стояли, в основном, одномачтовые шлюпы рыбаков. У правого, напротив портового рынка, пришвартовались полуторамачтовые кечи и двухмачтовые шебеки мелких торговцев. А вот боевые корабли выстроились у центрального причала, напротив надвратной башни. Некоторые из них, от одного до трех, стояли отдельно, но особо выделялись три группы, в составе от восьми до двенадцати судов, скрепленные бортами друг с другом. В этой последней, находилось три самых больших шебеки, одна двадцатичетырехпушечная, а две — двадцатипушечные.

Не надо быть физиономистом, чтобы заметить на лицах обоих офицеров их общность чувств душевного подъема, азарта предстоящего боя и здорового тщеславия. Нет, не гордыни, но гордости. Меньше, чем за два года они превратились из бесправных рабов в высокопоставленных воевод, под рукой которых десятки и сотни таких же воинов — смелых, азартных и с детства наученных воевать.

«Вот мои призы! — думал Паша Власьев, рассматривая троих самых больших красавцев-кораблей, — Князь Михаил называет нас будущими адмиралами, почему бы до адмирала не дослужиться мне?! Ну, в восемнадцать лет это невозможно, но пройдут годы, и я им непременно стану. Я — хочу! Сейчас в каждого стоит задача по возможности захватить один невредимый приз, а остальные максимально разбомбить и поджечь. Но здесь такая компактная группа, с такими интересными кораблями!..»

Ему принадлежало право выбора, значит, себе поставил за цель именно эту троицу, и решил их взять на абордаж именно своей командой, чем доказать будущую претензию на более высокое звание и чин.

Конечно, флейт выглядит интересней и комфортней, но с точки зрения мореходности, шебека ему ничем не уступает, разве что немного в скорости. Об этом им даже в моршколе в Барселоне говорили. Такая же узкая и длинная, но борта не завалены внутрь, а с развалом наружу и сильно выдвинутым форштевнем. Зато в маневренности превосходит вообще любой существующий корабль, вот в чем преимущество во время морского боя. Да и по скорости не скажешь, что сильно флейту уступает. Сейчас, например, под полным бакштагом летит по волнам узлов шестнадцать. Вот и хочется ему получить под свою руку такую эскадру.

Одна беда, ни в одной стране Европы шебек терпеть не могут. К сожалению, портовый сбор взимают с площади палубы, а развернутые наружу борта экономии не способствуют, поэтому, использование подобных судов на европейских перевозках с финансовой точки зрения считается не эффективным.

И еще есть одна проблема, не имеющая отношения к флоту и карьере, а сугубо личного характера, решение которой он очень сильно возлагал на этот поход: тяжело молодому организму слышать ночью по всему пляжу, да за каждым кустом постоянно неумолкающие стоны и хрипы любовных утех, словно сплошное лягушачье кваканье на болоте.

Как-то так у них получилось, что без жен остались не только многие казаки, но и большинство лыцарей. Так вот, здесь решил взять себе жену. А с ней еще трех-четырех здоровых и красивых девчонок для побратимов Игната и Саньки, ныне мастеров-механиков, которые остались на острове. Пусть себе тоже выберут.

— Сигнальщик! Убрать вымпел лидера! Вымпел «Абордаж» на уровень грот-стеньги поднять! — крикнул он и повернулся лицом к корме. Он не боялся, что кто-нибудь в порту может что-нибудь понять в манипуляциях с флажками, система сигнализации была разработана лично князем и нигде в мире еще не применялась.

Все три шебеки, с полосатыми парусами, перекрашенными, как и у него из белого в изумрудный цвет, уже вошли в бухту. Были они недалеко, так что капитанов на шканцах можно наблюдать и невооруженным взглядом. Между тем, все они подняли подзорные трубы и стали внимательно наблюдать за манипуляцией его пальцев и рук.

— Я. Беру три правых, — лейтенант тихо комментировал собственную систему жестов. Далее, указательным пальцем левой руки тыкал в объективы каждого наблюдающего за ним, а правой рукой продолжил манипуляции, — Ты, три средних справа. Ты, три крайних слева. Ты, три средних слева. Остальное — по плану.

«А ведь многие из этих бывших казаков ничем не хуже меня, — в это же время подумал Данко, взглянув вниз на азартные лица столпившихся на палубе воинов, которые перед боем подогревали друг друга тычками, шутками и смехом, — а он меня выделил, приблизил и возвысил. Ну, чем я лучше? Возможно, древностью рода? Но что от него осталось за триста лет постоянной борьбы патриотов Болгарии с турецким игом? Последний отпрыск фамилии Ангеловых мужеского полу, попавший в рабство вместе с изнасилованной и духовно истерзанной родной сестрой? И все, больше никого и ничего. В рабстве я бы не выжил и мой род бы пресекся».

Но нет, так было всего два года назад, а сейчас у него есть все! Есть имя, большая дружеская семья единомышленников и единоверцев, немаленький счет в банке и высокое положение в пока что маленьком обществе. И любимая девушка. Да и сестре улыбнулась судьба, появилось понравившееся дело, но главное, в ее жизнь вошел настоящий мужчина, и душа постепенно оттаяла от ужасов пережитого горя.

Кто бы мог подумать, что некогда нищий и униженный болгарский дворянин получит благосклонность и неоднозначное обещание настоящей родовитой княжны, добрейшей души человека, но строгих правил, зато красивейшей девушки в мире?! Когда впервые увидел ее в наряде простой казачки, даже не зная, кто она, был словно молнией поражен. Но тут же выяснилось, чья она сестра, и с пустотой в душе и сожалением понял, что не судьба: кто он, а кто она. Но если раньше с разными девчонками весело проводил время и гулял напропалую, то сейчас, как отрезало. Ничего с собой не мог поделать, старался приблизиться, поймать взгляд той, в которую влюбился без ума. Иногда замечал, что она на него тоже посматривает, но понимал, что это совсем ничего не значит, между ними ничего быть не может, ведь у них совсем разное положение, состояние и социальный статус.

Но вот однажды на вечерницах она сама подошла к нему со спины, совсем расстроенному и измученному, и робко попросила:

— Господин Данко, простите за нескромность, но вы не могли бы проводить меня домой?

— О, да, госпожа! К вашим услугам! — он повернулся к ней и вскочил, как ужаленный и, не веря происходящему, предложил руку, к которой она прикоснулась своими подрагивающими пальцами. Его душа оборвалась, и он страшился лишний раз вздохнуть.

Они медленно шли по луговой траве с еще не выпавшей росой, удаляясь все дальше от костра, и вдруг она сказала:

— Мне брат разрешил.

— Что разрешил? — Данко чуть ли не споткнулся.

— Выйти замуж по любви, за того, за кого захочу, — тихо, совсем смутившись, ответила она.

— Госпожа Татьяна! — он свалился на колени и прижал к губам ее дрожащие руки, — Я так люблю вас, Танечка!

Затем, были частые встречи, долгие разговоры о жизни, незаметные, казалось бы, непроизвольные касания друг к другу, слова нежности и любви. И первый короткий поцелуй в терновнике после форсирования Днепра (спугнули гадские казаки). Впрочем, в тайну их отношений верили только они сами, ни для кого другого это тайной не являлось. Даже семь писем от любимой, написанные в Мадриде и доставленные князем из метрополии, тот вручил ему молча, без эмоций, вроде бы как так и должно быть.

Четыре дня назад был собран штаб, и началась разработка этой операции. Были выслушаны разные идеи офицеров, но предложенный князем план оказался воистину сумасшедшим и невероятно наглым. Один из его самых важных и опасных этапов — высадку, захват ворот и башен крепости, а также захват парадного входа дворца наместника султана, стремились возглавить все присутствующие — и генерал Бульба, и майор Полищук и капитан Лигачев, но дело было поручено именно ему. Понятно, что все блага и почести, полученные ими до сего дня, были авансом, теперь Данко просто обязан доказать себе, своим воинам и князю, что он достоин оказанной чести, достоин звания, должности и права командовать людьми. Достоин руки любимой.

Перед самым африканским побережьем и входом в Агадирский залив, океан разволновался баллов до семи, снасти пели как струны, а шебеки оседлав волну, влетели в бухту, словно на крыльях. Здесь же ветер резко стих, превратившись в легкий бриз, а волна перестала бесноваться и пениться, покатившись к берегу невысокими и частыми валками. Перед заходом в порт, как и планировалось ранее, лидер под командой лейтенанта Власьева свернул паруса, а гребцы, спрятав головные уборы и играя роль галерных рабов, ударили веслами по воде, направляясь к свободному месту у причала, напротив крепостных ворот. Остальные три шебеки также убирали паруса, но работали в соответствии с планом не спеша, поэтому, приотстали, рассыпались на рейде по фронту и медленно поковыляли, выискивая незанятые окна чужих стоянок в район скопления таких же боевых судов. Здесь они легли в дрейф, вроде бы, как в ожидании шлюпки мытаря.

После нескольких сильных гребков, «рабы» подняли весла, и первая шебека с главной ударной силой на борту, причалила к пирсу, при этом чуть ли не встык притерлась кормой к корме двадцатичетырехпушечного корабля пиратов. С борта немедленно скинули трап, и сошедшие на причал матросы стали быстро крепить швартовые концы. При этом командир канонирской палубы, сержант Гудима жестами показывал, какой конец подтянуть, а какой ослабить, чтобы борт четко смотрел на дорогу.

А на палубе врагов-соседей тоже началось шевеление, возникло семеро матросов, один из которых стал кричать и размахивать руками. Ему оппонировал, брызгая слюной и точно так же размахивая руками, сержант Бузько, прекрасно знающий арабский, так как в течение трех лет пробыл в Тунисе в рабстве, пока на родину не пришло известие и его не выкупили.

— О чем они орут? — тихо спросил Паша Власьев.

— Арабский понимаю плохо, но тот, кого ты через полчаса будешь резать, кричит, что это причал великого капитана Улудж-бея, говорит, что мы не дождались мытаря на рейде, который должен нам показать место и требует убираться.

— А Бузько, что говорит?

— Посылает его подальше, говорит, что к наместнику султана Магриба в Агадире, достопочтенному Кемаль ад Дину, прибыл в гости с подарками сын великого бея Туниса Хусейна аль Хабиба, принц Али, и ему плевать, о чем сейчас распинается недостойный сын ишака… А вот и мытарь бежит, — кивнул на невысокого толстячка, который в окружении четырех стражников бежал с горки от ворот крепости. А в это время, сто сорок бойцов, одетые под арабских моряков, споро выгрузили два больших сундука, шесть ящиков и целую кучу разных свертков, а так же три десятка тяжелых баулов. Данко чисто механически потрогал руками оба револьвера и кивнул, — Пойду я, Паша, пора.

— С Богом!

— И ты не плошай!

Данко сбежал по трапу и, не оглядываясь, не обращая внимания на крики покрасневшего, запыхавшегося толстячка, нахмурился, задрал подбородок вверх, выступил вперед и пошагал по каменной мостовой, через предместье к воротам города. Следом за ним, похватав на плечи вещи, толпой повалила первая рота стрелков, батарея минометчиков и четыре пулеметных расчета. Потащила правителю, местному гарнизону и пиратам незабываемые подарки. А вопли мздоимца заткнул Бузько, ткнув ему в руки десять золотых цехинов — более чем щедрое мыто.

Дорога к воротам извивалась змеей, и все время шла в гору. Если прикинуть по прямой, то к ним от причалов было метров семьсот, но с учетом всех извилин тянуло на тысячу. На полпути от нее отходило три ответвления, одно вело к базару и большой группе складов, второе — к караван-сараям, увеселительным заведениям и баням, где любят зависать морские разбойники, а третье — к лачугам низов местного общества.

Встречный народ с удивлением посматривал на ватагу молодых людей, возглавляемую таким же молодым, видимо очень знатным и богатым господином. Они молча тащили на плечах целую кучу разного добра, среди которого выделялись два огромных красивых сундука, каждый из которых удерживали восемь человек.

У закрытых ворот их встретили шестеро стражников, одетые в чалму, толстые стеганные халаты, шаровары и короткие, похожие на тапочки башмаки. В каждого из них на поясе висел кинжал и кривой меч. Старший караула вышел вперед и поднял руку:

— Стойте! Кто такие! — так перевел его слова Данко.

— К наместнику султана Магриба в Агадире, достопочтенному и мудрому паше Кемаль ад Дину, прибыл в гости с подарками сын великого бея Туниса Хусейна аль Хабиба, принц Али! — громко и с запевом, приподняв руки вверх, завел свою шарманку Бузько.

— Э-э-э… достойный Али-ага, за вашим сопровождением пошлю сейчас кого-то во дворец, но всех ваших людей э-э-э, в город все равно пустить не могу, — с удивлением наблюдая за ватагой, сказал старший караульный.

— А нам всех и не надо, — сказал Бузько и вложил тому в руку пять золотых.

В принципе, при планировании операции рассматривались разные ситуации, вплоть до того, что действовать пришлось бы начинать немедленно, но было бы желательно передовому отряду без пыли и шума дойти к парадному входу дворца. Вот тогда и начинать.

К счастью, все обошлось. Сто десять бойцов с шестью ящиками и большинством рулонов и упаковок, расположились на большой площадке, метрах в семидесяти справа от ворот. Данко с тремя десятками бойцов, фактически первым взводом стрелков, в сопровождении одетых в приличную броню пяти гвардейцев паши, отправился во дворец.

Судя по информации, полученной от пиратов, защиту города обеспечивал гарнизон в триста стражников, тридцать личных гвардейцев паши, а так же экипажи сорока восьми (уже сорока трех) боевых шебек, с общей командой, численностью около двух тысяч морских разбойников, исключительно лояльных городским властям. Собственно, большинство пиратов сами были жителями Агадира, только верхушка и моряки позначимей, обитали внутри города, а рядовой состав — за воротами, в предместье.

Город насчитывал около десяти тысяч жителей, и только половина из них проживала внутри крепости. То есть, жителями считались исключительно правоверные мусульмане, которые существовали, в основном, за счет торговли с разбоя, а рабы, которых было в два раза больше, таковыми не считались. Половина рабов тоже содержалась внутри крепости и использовалась на хозяйственных работах в домах горожан, а вторая половина за воротами. Из них, мужчины — в качестве галерных рабов, работников складов, литейных и кузнечных мастерских, а женщины, за небольшим исключением красавиц, попавших в богатые гаремы, отправляли в дома утехи, ублажать обкуренных гашишем морских разбойников.

Схема с расположением подходов к морским башням, казарме городской стражи и дворцу паши, улочек и переулков с домами наиболее значимых людей города, была изучена каждым офицером и сержантом, а ситуативные задачи были поставлены не только командирам взводов, но и командирам отделений, а в авангардной группе даже некоторым капральствам. Каждый знал, что ему делать и когда группу Данко впустили в ворота города, оставшийся исполнять обязанности командира лейтенант Козельский начал отсчет от одного до пятисот. Предполагалось, что путь от крепостных ворот до центрального входа во дворец, занимал по времени минут восемь-девять. Пока он считал, бойцы вязали друг другу на левую руку белые повязки и разворачивали принесенные с собой рулоны и упаковки.

— …Пятьсот. Начали, — тихо закончил он счет и вместе с сержантом Наливайко и прапорщиком Карнаухом разошлись в стороны, затем, неспешно направились к воротам. Там рядом с шестью стражниками стояли еще три каких-то ротозея, но это уже не имело никакого значения.

Старший стражник что-то спросил, они его не поняли, но закивали утвердительно головой и полезли за пазухи: на свет появились по револьверу в каждой руке с навинченными глушителями. Раздалось девять хлопков, выстрелы были произведены буквально в упор, и девять тел свалилось за какие-то три секунды, никто даже пикнуть не успел.

Прочие бойцы быстро набрасывали на плечи бандольеро, на пояса застегивали патронташи, хватали винтовки и занимали свои места. Стрелки устремились в ворота следом за командирами; расчеты батареи стали срывать с ящиков крышки, вытаскивать и устанавливать минометы, а пулеметчики развернули две «мясорубки» и потащили к только что присмотренным позициям, перекрывающим кинжальным огнем сектора обстрела от ворот до дороги.

Когда бойцы вломились в привратный крепостной переход, то лейтенант и оба сержанта уже выскочили из двери предполагаемой караулки, коей она в действительности и была. Здесь остались навечно двенадцать человек толи отдыхающей, толи гуляющей смены и их начальник.

— Пошли, пошли, не теряем темп. Задачи свои знаете, вперед! — Козельский бросился на ступеньки, ведущие на стены, а за ним устремился весь его второй взвод.

Прапорщик Карнаух, командир отряда метких стрелков или снайперов, как их назвал князь, быстро перезарядил револьверы, спрятал их в наплечную гарнитуру и забрал у подбежавшего бойца свою винтовку.

— Зоркие соколы! — созвал он отряд, — Сегодня работаем в команде, с улицы контролируем стены. Вторые номера, за нашими спинами смотреть! И гильзы, гильзы не терять! За мной!

Выбежав и рассыпавшись по улице, распугивая местных некомбатантов, они перенесли все внимание на стены крепости, где наши воины ломились на центральную надвратную и обе орудийные башни, контролирующие вход в залив из океана. А третий взвод лейтенанта Пугача с приданными двумя пулеметами, к этому времени добежал в конец стены, где были оба входа в двухэтажную казарму гарнизона. Его бойцы скинули наземь баулы, в которых оказался самый обычный песок, и быстро соорудили простейший бастион. Таким образом, заблокировали возможную подмогу гарнизона до подхода наших основных сил.

С момента начала атаки прошло не более трех минут и вот в городе раздались первые выстрелы.

Командир группы кораблей лейтенант Павел Власьев (шебеки не имели названий и именовались порядковыми цифрами от единицы до четырех) проводил взглядом нагруженных, как мулы бойцов ударно-штурмового батальона капитана Ангелова, и с облегчением вздохнул, операция протекала именно так, как было запланировано и предусмотрено в штабе. Впрочем он, как и все лыцари, настолько поверил в воинский талант и удачливость ИХ князя, что даже мысли не допускал о каких-либо недочетах. Судя по лекциям, которые постоянно читает им князь Михаил, а не доверять им Павел не имеет права, то чувство сомнения есть очень важным понятием бытия.

Да, да! Грызнул его только что маленький червячок сомнения и, к сожалению, в отношении собственных воинских умений и способностей.

" Ведь это мой самый первый серьезный бой. И не такой бой, как случился однажды в стычке с копчеными, где двоих точно зарубил, а двоих, похоже, только поранил. Князь говорил, что сегодняшний бой, когда поведу за собой свою команду и команду еще трех кораблей, это будет главный экзамен жизни, который даст ответ: имею ли право управлять людьми, имею ли адмиральское будущее… Да нет, черт возьми, имею! Имею!»

В это время у корабля стала собираться немалая толпа дядек с настоящими разбойничьими рожами. Один другому что-то доказывал и тыкал пальцем в борт, видимо проходит процесс опознания. При этом их крики привлекли около двух сотен посторонних зевак и около сотни бездельников с соседних больших кораблей. «Опознали, не опознали, — мне наплевать. А то, что вы так интересно столпились, то это прекрасно, даже нарочно не придумаешь. Мой весь правый борт заряжен картечью».

Он посмотрел наверх, в сторону ворот крепости, где, наконец, Данко с небольшой группой ребят запустили в город. Что ж, не все вошли и ладно, такой план тоже предусматривался. Все, начался отсчет.

— Сашка! — он негромко позвал мальчишку, лет четырнадцати, зато уже полноправного марсового матроса и дворянина княжества «Славия», — подтяни фал с вымпелом «Абордаж», подыми его вверх до упора. И передай сейчас сержанту Гудиме, что как только услышат выстрел, пускай сразу же открывают порты и шмаляют со всех стволов.

— Хорошо, брат!

— Братом я тебе дома буду, говнюк! А здесь — командир! Выполняй!

— Есть, командир!

Как только вымпел дополз к верхней точке грот-мачты, три шебеки, которые дрейфовали на рейде, вроде бы как в ожидании мытаря, резко зашевелили веслами, игнорируя прибывшую шлюпку того же мытаря и его крики, выстроились в ломаную линию, и стали подходить ближе к центральному причалу. Метрах в тридцати от стоянок боевых кораблей, они повернули на девяносто градусов и неспешно пошли вдоль пирса.

«Интересно, где наши основные силы, на подходе или еще нет?» — подумал он и поднял подзорную трубу. Изумрудные паруса при такой погоде увидеть сложно, разве если только знать, что они там есть. Есть! Два пятнышка мелькнули! Сейчас они идут узлов семнадцать, значит, через полчаса будут на входе в бухту, как по расписанию. Теперь Павел даже не сомневался, что к этому времени все три башни будут успешно захвачены, и на них затрепещут наши сигнальные флажки.

Он повернулся и взглянул в конец центрального пирса, куда направились его шебеки. Там аккуратными рядочками, почти борт к борту были пришвартованы группы боевых кораблей морских разбойников. И вот, как только борт нашей крайней сровнялся с кормой самого первого корабля противника, портики всех орудийных стволов его группы кораблей стали открываться.

«Начали!» — решил лейтенант Власьев, выхватил револьвер и с высоты квартердека выстрелил в того самого пирата, который громче всех возмущался и кричал.

* * *

Чайные клиперы девятнадцатого века считались самыми быстроходными парусными судами всех времен. При курсе «полный бакштаг», наиболее скоростном из всех возможных, могли оседлать волну и свободно набрать двадцать узлов хода. К сожалению, подобная курсовая случайность происходила нечасто, поэтому например, путь от Шанхая до Лондона они преодолевали за восемьдесят-девяносто дней, то есть, средний ход получался не более восьми с половиной — девяти узлов.

Однако, хочу отдать должное научной мысли и практической смекалке голландских мастеров, создателей флейта, предшественника американо-британского клипера. Все наши пять богинь: моя «Алекто», «Тисифона» под командой капитана Дуги, «Киприда» — капитана Резина, «Паллада» — капитана Чебота и «Селена» — капитана Кривошапко, сейчас неслись к Агадирскому заливу с ходом в семнадцать с половиной узлов. Шхуны безнадежно отстали, но это не страшно, они шли третьим эшелоном, и у них была собственная задача — захват базара и складов. Тем более, что к этому времени данные объекты должны быть блокированы.

Авангард уже начал работать. Звука выстрелов слышно не было, но дымы залпов были видны даже невооруженным глазом. Подняв подзорную трубу, увидел на всех трех орудийных морских башнях трепещущиеся на ветру белые флажки, значит, главная городская стена — в наших руках.

Затем, перевел объектив на наши передовые шебеки. Их действия немного отличались от первоначального плана, когда весь флот противника, за редким исключением должен был гореть. В данном случае, медленно двигаясь почти вплотную к берегу вдоль центрального причала, они подвергли расстрелу в упор из каронад и пулеметов весь его левый фланг. При этом матросы забрасывали противника горшками с оливковым маслом, разбавленным самодельным спиртом.

Огненной смеси было мало, всего тридцать шесть горшков, да и качество ее было так себе, — не напалм. Сюда бы, конечно, селитры и пальмового масла, да керосину из нефти выгнать, получилась бы штука более интересная. Но ничего, это вопрос будущего, а сейчас глядя, как разгораются высокие факелы из вражеских кораблей, посчитал, что и эта задумка оказалась вполне приемлемой.

К сожалению, на многих кораблях кроме толпы пиратов, присутствовали прикованные на цепь галерники, в том числе и наши братья-православные. Однако, мы решили, что с этим ничего не поделаешь, лучше принять мучительную, но быструю смерть, наслаждаясь гибелью врага, чем гнить несколько лет, пока тебя, больного и обессиленного, а потому больше непотребного раба, не выбросят на корм акулам.

Двенадцать шебек противника были совершенно не тронуты и на них уже полным ходом хозяйничали наши бойцы. Видно, не было там полноценных команд, а была только дежурная вахта, поэтому и захватили их буквально за несколько минут. В подзорную трубу увидел, как в течение десяти-пятнадцати минут из разных районов пригорода, к порту стали стекаться маленькие и большие группы вооруженных людей, и было их много. Вот, первые полторы-две сотни выбежали на дорогу, ведущую к причалам, и вдруг резко остановились, вроде бы как напоролись на непреодолимую стену. Передние стали спотыкаться и падать, задние напирали и валились следом но, в конце концов, когда дорога была устелена кучей трупов, по которым противнику в прямом смысле слова пришлось топтаться, они прыснули в стороны, остановились и рванули обратно, под прикрытие различных придорожных построек. Это оперативно и качественно отработали все восемь корабельных пулеметов.

Береговая территория от моря к городу по всей протяженности бухты поднималась в гору, поэтому, сложившаяся ситуация и панорама боя была видна прекрасно. Судя по действиям ударного авангарда, план захвата города выполнялся без проблем.

— Товарищи офицеры! Взгляните, это вам будет интересно, — подал подзорную трубу Полищуку. Тот пару минут смотрел на берег и передал ее Кульчицкому, а затем, с нетерпением и азартом к ней потянулись руки и других ребят.

В момент, когда свежий ветер на гребне волны закинул «Алекто» в тихую бухту, стали слышны с кораблей противника крики заживо горящих людей и завывания первых мин, которые понеслись в места скопления более чем тысячной банды пиратов. Наблюдать за пылающими кораблями противника, взрывами и крошевом камней зданий и человеческих тел стало некогда: от торгового причала отвалили купеческие суда, два из которых (двухмачтовые шебеки) уже стремительно неслись к выходу из бухты.

— Марсовые! Кроме стакселей! Убрать все паруса! На ванты марш! — мое молодое тело ощутило прилив адреналина и возжелало боя, рука непроизвольно хваталась за эфес шпаги, — Рулевой! Три румба лево руля! Правый борт! Новиков! Ну-ка, пусть докажут бомбардиры, что я недаром присвоил тебе звание сержанта!

— Еще полрумба влево, — услышал его крик из люка пушечной палубы, а рулевой не дожидаясь попугайной команды, тут же выставил курс, — Первое, второе, третье орудие! Винт на нулевой отметке, прямая наводка! За Богородицу!.. Огонь!

Корабль слегка вздрогнул и выплюнул три клуба дыма. Два снаряда из трех тюкнули в носовую часть борта ближнего противника, сделав два аккуратных отверстия, и взорвались внутри трюма. При этом внешне шебеку не разворотило, только бушприт задрало вверх, а фок-мачта вообще рухнула на левый борт, удерживаясь только на обвисшем такелаже. Весла безвольно плюхнулись в воду, и шебека стала неуправляемой, значит, результат был прекрасным. Впрочем, каким он может быть при ведении огня на спокойной воде, и на дистанции всего триста ярдов?

Портики второй вражеской шебеки были открыты, но для ведения огня по моему кораблю, ей нужно было довернуть, при этом она попадала под залп только что влетевшего в бухту флейта капитана Кривошапко.

— Братцы бомбардиры, — опять раздался голос нашего главного артиллериста, — Четвертое, пятое, шестое и седьмое орудие! Три деления винта вверх!

— Сержант Новиков! — перебил его, склонившись к люку, — Дай ему одним снарядом перед носом!

— Седьмое орудие! Огонь! — тут же раздалась команда. Прозвучал одиночный выстрел, а снаряд взорвался ярдов за сто точно по курсу противника.

Что ж, купец поступил правильно: со всей силы стал табанить правыми веслами и выполнил крутой разворот, а его марсовые, которые только что резво подымали паруса, точно так же резво стали их сворачивать.

Тем временем в бухту друг за дружкой входили наши богини, а на горизонте стали явно видны такие же изумрудные паруса еще четырех шхун. Это охладило пыл всех прочих, пытавшихся сбежать от ужасов смертного боя купцов и заставило их повернуть обратно к причалу.

— Арсен, — повернулся к Кульчицкому, — Запоминай: команда рулевому — курс к кораблю лейтенанта Власьева. Швартуемся к нему правым бортом. Боцману — подготовить швартовы. Марсовым — быть готовыми убрать стаксели. Повтори.

Убедившись, что суть команд и их порядок усвоены, разрешил: «Действуй».

Вообще, швартоваться на шебеке или идти на абордаж, за счет ее развернутых бортов, очень удобно. Вот и нам было удобно, даже дополнительный трап для перехода с борта на борт не понадобился. Остальные флейты и шхуны будут делать, как я, то есть швартоваться к нашим или захваченным шебекам противника.

— Сир! — вскинув в приветствии руку к виску, ко мне подскочил чумазый лейтенант Власьев. На его лице выделялись только белые зубы и радостным блеском белки глаз. От халата и чалмы он избавился, а в камзоле и треуголке выглядел, как обычный европейский шкипер, правда, внешне немного молодо. Впрочем, выглядел как и все остальные мои солдаты, матросы, сержанты и офицеры.

— Доложи обстановку!

— Сир! Авангард эскадры в составе четырех кораблей, успешно высадил ударно-штурмовую группу десанта под командой капитана Ангелова. К настоящему времени захвачены городские ворота, центральная стена и все три морские артиллеристские башни. Наши — в городе, — он кивнул на крепость, где развевалось на башнях белые флажки, и продолжил, — Тридцать один военный корабль противника расстреляли прямо на причале в упор и подожгли горшками с зажигательной смесью. Затем, командами кораблей авангарда, при поддержке десанта, захватили без повреждения двенадцать пиратских военных кораблей. А этих троих, — он показал на красавцев, пришвартованных за кормой, и широко улыбнулся, — взял на абордаж лично собственной командой!

— Ладно-ладно! Не хвастайся! Лучше скажи, сколько на них было команды кроме рабов-галерников?

— По девять человек, сир, — уже менее задорно ответил лейтенант.

— Не тушуйся, капитан, ты все равно молодец!

— Вы оговорились, сир, мне присвоено звание лейтенанта.

— Ты же знаешь, Паша, в подобных вопросах твой князь не ошибается.

Глядя на этого мальчишку, решил для себя, что если он в течение десяти месяцев — времени подготовки офицеров и команд на новые призы, не запорет никакой косяк, то быть ему командиром группы из восьми кораблей первой Южно-Африканской эскадры.

— Я вас не подведу, сир!

— Помни, Паша, я рассчитываю на тебя. А теперь доложи о потерях.

— Трое убитых — марсовый матрос с корабля номер три Кашка Василий и двое рядовых десантно-штурмового батальона Алеша Лучик и Илья Векшин. Ранено двенадцать человек, из них серьезно трое, но наш лекарь сказал, что двоим нужна помощь доктора Янкова, тогда выживут.

При этих словах я стал оглядываться в поисках доктора, который вместе со Степаном Жуком был на моем корабле, но тот уже и сам знал, куда ему бежать и что делать.

— Ясно, — кивнул головой, затем, показал на множество трупов на причале, которых здесь лежало не менее двух сотен, а некоторые из них были разорваны шрапнелью на куски, — А это что?

— А здесь кто-то из пиратов опознал шебеку, вот и приперлись на разборки. Ну, мы им эти разборки и учинили.

К этому времени минометный обстрел прыснувших в разные стороны пиратов прекратился. Десантная группа моего корабля полностью выгрузилась на берег, другие флейты тоже причаливали и выгружались, после чего сразу же отваливали и дрейфовали на внутреннем рейде. А майор Полищук на берегу шугал командиров подразделений, отправляя на зачистку заранее распланированных секторов.

— Ни одного врага за спиной не оставлять! — кричал он, — Если мужчина при вашем появлении не стал на колени, значит, это не мужик, а воин. Убить немедленно! Стрелять! Только стрелять! Никаких поединков, ясно?! И гильзы! Утеря одной гильзы обойдется вашему командиру в понижение звания и должности, а виновнику в пять золотых цехинов штрафа!

Пора было двигаться и мне.

— Все, капитан, выполняй свою задачу и держи подходы к причалу, а я пошел дальше. От пылающих кораблей жарко здесь у вас.

— С Богом, сир!

— Паша! Бог любит людей активных и трудолюбивых, значит, Он с нами! — поправил на голове шлем и разыскал газами Полищука, — Майор! Веди в город!

Полищук тут же оказался рядом со мной, а рота лейтенанта Стоянова взяла нас в коробочку, ощетинившись стволами винтовок во все стороны. Первый и второй взвод был одет точно так же, как и я — в кирасирскую броню. А следом за нами пятеро бойцов, под командой моего главного корабельного бомбардира сержанта Новикова облепили экспериментальную штурмовую пушечку и толкали ее вверх. Нашу колону замыкала сотня наказного атамана Коваля. Его казаки тащили шестнадцать ящиков снарядов, по четыре штуки в каждом, два мешка картузов с порохом, четыре бурдюка с прокисшим вином и четыре штормтрапа.

Спереди, по пути следования, слышались частые винтовочные и револьверные выстрелы, иногда бахали пистоли и мушкеты противника. В данном случае, придорожные здания являлись объектами зачистки казаков атамана Карачая, вот они и работали в своей зоне ответственности.

Через метров триста пришлось обходить дымящиеся развалины и шагать прямо через горы трупов. Таких локальных мест массового поражения противника было два, второе — за двести метров от городских ворот. И трупов было много, очень много. Начало этой бойни я наблюдал в подзорную трубу, когда первыми отработали корабельные пулеметы, а затем, минометная батарея лейтенанта Раду Попеску.

Вспомнил рассказ Ивана о том, как Раду не хотел оставлять свой родной пулемет. Но человека с таким острым зрением, отличным чувством дистанции и неплохими знаниями математики, оставлять простым пулеметчиком, было делом сильно расточительным. Вот Иван и назначил его командиром новой минометной батареи и не прогадал.

У распахнутых ворот он нас и встретил, подбежал ко мне и отдал честь:

— Сир!

— Не тянись Раду, докладывай.

— Значит так, сир. Высадились нормально, дошли до ворот и Данко с подарками, в сопровождении взвода отправился во дворец. Потом, лейтенант Козельский захватил ворота, главную стену и башни. Вон, флажки торчат. А лейтенант Пугач установил напротив казармы городской стражи два пулемета и заблокировал оттуда все выходы. Ну а мы вначале подавили и разогнали неприятеля, который сгруппировался для нападения на порт, а потом отбили атаку второго кодла, которое пыталось прорваться в город. Здесь нам очень сильно пулеметчики помогли, — он указал на центральную башню, где в вышине рядом с огромными стволами пушек выглядывали, казалось бы, две крохотные картечницы.

— Израсходован один полный боекомплект мин, в запасе есть еще столько же. Да! Потерь нету, ни убитыми, ни раненными.

— А что в городе твориться, не знаешь?

— Да, постреливают частенько но наши, наверное, действуют так, как и решено на военном совете: взяли под контроль ключевые точки и ожидают подкрепления для ликвидации возможных очагов сопротивления и полной зачистки города.

Во как Раду сказанул, прямо дословно моими выражениями.

— Отлично, лейтенант! Молодцы, минометчики! — крикнул в сторону батареи, затем, задрал голову вверх и поднял руку в латной перчатке. — Молодцы, пулеметчики! Всех награжу достойно!

— Ура князю! Долгие лета! — с разных сторон раздался нестройный хор голосов. И вот только сейчас до меня дошло, что в нашем Уставе никакой благодарственной отповеди старшему командиру, типа «Служу родной державе», даже не предусмотрено. Это упущение нужно будет исправить.

В надвратном переходе нам навстречу вынырнули лейтенант Козельский и прапорщик Карнаух. Видно, о нашем приближении им доложили наблюдатели со стены.

— Сир! Разрешите доложить!

— Отставить, Ярослав, мы не на плацу. Давай своими словами, коротко и ясно.

— Так точно! Если коротко, то все объекты обороны города от внешнего вторжения в наших руках. Восемь вероятных очагов сопротивления, предусмотренные планом военного совета, взяты под контроль. Здесь хозяева сидят по дворах, но аркебузы в окна высунули. Также доподлинно известно, был связной от Ангелова, что дворец захвачен. Одиннадцать гвардейцев довелось убить, остальных разоружили и закрыли в подвале. Туда же упрятали еще каких-то вельмож и их слуг. Самого пашу оставили в его кабинете под охраной трех бойцов. На балконах дворца установили оба пронесенных пулемета, и контролируют центральную площадь и фасады шести зданий знатных пиратов. Это уже даже не вероятные, а самые настоящие очаги сопротивления. Когда началась кутерьма, то именно из этих дворов пираты открыли пистолетный и мушкетный бой. А в одном месте вообще из мушкетонов шрапнелью жахнули. Ангелов просил по возможности подтянуть ближе к площади нашу штурмовую пушку. Потери тоже есть: во дворце двое убитых и двое раненых, и здесь на стене двое убитых и шестеро раненых.

— Понятно! На причале доктор Янков, раненых отправь к нему. Итак, товарищи воины, что мы имеем? — стал вслух размышлять под звуки редких винтовочных выстрелов и коротких пулеметных очередей, звучащих в центре, — По нашим прикидкам внутри стен города, без учета пятнадцати тысяч рабов и рабынь, проживает шесть тысяч правоверных подданных Магрибского султана. То есть, людей более достойных и богатых, чем те, которые обитают за воротами. Из них мужчин — около двух тысяч, среди которых половина — богатые владельцы ремесленных мастерских, четверть — купцы и четверть — воины и вельможи. Если учесть, что половина купцов не совсем растолстели и тоже умеют держать в руках меч, то здесь нам противостоит вооруженная команда в семь с половиной сотен человек. Однако! Тридцать гвардейцев паши и пару десятков вельмож из игры выбыли. Большая часть городской стражи, человек двести, если нас не обманули пленные пираты, обычно днем болтаются в казарме, а около ста — на воротах, стенах и башнях. Так, Ярослав?

— Девяносто восемь человек караула можно списать. И еще тридцать два человека легли у двери и окон казармы. Остальные да, сидят внутри, как мыши.

— Очень хорошо. Таким образом, организованная вооруженная команда нам больше не противостоит. Нам нужно разгромить четырнадцать разобщенных группировок, при этом не дать им объединиться. А затем, вдумчиво и не спеша зачистить город. Что же касается пригорода, то там беспокоится не о чем. Если к вечеру останутся очаги сопротивления, то они будут утоплены в крови и сожжены. Что ж, пошли работать.

Дома города были, в основном, одноэтажными, с плоскими крышами и занимали периметр целого квартала с закрытыми внутри двориками. Ремесленники и купцы средней руки проживали в одном или двух крыльях такого дома, а люди более богатые, владели всем домом с внутренними садами и фонтанами.

У привратной площади находились кварталы ремесленников. Здесь все двери и ставни на окнах были закрыты наглухо, на двух примыкающих улицах не видно было ни одного человека, стояла полная тишина, словно все вымерли. Впрочем, эти здания сейчас нас совершенно не интересовали. Никакого сопротивления, а тем более нападения со стороны обывателей мы не ожидали, но на всякий случай с помощью двух пулеметов ситуацию контролировали.

К левой части крепостной стены примыкала двухэтажная казарма, у обоих выходов которой валялось около трех десятков трупов. От нее метрах в восьмидесяти, из мешков был обустроен бастион, внутри которого расположились два пулемета с расчетами и отделение стрелков.

— А остальные бойцы где? Твои и Пугача? — спросил у снайпера Карнауха.

— Рассредоточены по крышах домов, туда к центру на три квартала вперед, — махнул он рукой.

— Сейчас на крышах семь десятков воинов, но к домам, где как отмечено на схеме, проживает воинское сословие и те, кто умеет держать в руках меч, мы пока не лезли, — сказал Козельский, а затем спросил, — Начнем из стражи?

— Нет, Ярослав, мы их вообще трогать не будем. А если сдадут оружие, то станем даже кормить. К гвардейцам и вельможам тоже отнесемся с почтением. Правда, если они нам за это почтение хорошо заплатят. А вот остальные четырнадцать пиратствующих домов должны быть уничтожены до последнего мужчины. Давай, Ярослав, показывай нашей пушечке первую позицию. А на тебе, атаман, — повернулся к Ковалю, — фланги и тыл, на крыши не смотреть, там наши.

— Не сумлевайтесь, ваша светлость, мы их присмотрим, — потряс кулаком атаман. Впрочем, такой же мальчишка, лет семнадцати-восемнадцати, как и все остальные.

Улочки города были еще более извилисты, чем в старых европейских городах. Эти кварталы смещались с заворотами чуть ли не в шахматном порядке. Перед четвертым таким вот заворотом нас остановил лейтенант Пугач.

— Сир!

— Говори коротко, Степан.

— Дома мужиков закончились, дальше живет воинское сословие. Прямо напротив большой дом с двумя башенками. В каждой из них, сидит по десятку мушкетеров. До этого угла метров сто, так они с ближней башенки достают, гады. Наши снайперы им тоже жить не дают, но все равно, нужно ударить и по башням и по двум окнам. Но если чистить этот дом, то в тот, который левее тоже надо пару снарядов влупить.

— Ясно. Новиков, вперед. Хлопцы, делайте, как учились.

Подхватив пушку за обе лапы, они ее вытолкали за угол, и по ней тут же ударил залп картечи. Стало ясно, что дистанция стрельбы для мушкетеров избыточна, так как звук попадания свинца о щит был приглушен, значит, был на излете. Один из бомбардиров стукнув молотком, расклинил и открыл затвор, а Новиков приступил к наводке.

Казаки поднесли порох и ящик со снарядами, который второй бомбардир перехватил, поставил на мостовую и распечатал. Затем, аккуратно взяв первый снаряд, выбежал и, прячась за орудийный щит, задвинул его в ствол.

— Кидай один картуз, — сказал казаку, который прятался за углом с мешком фасованного пороха.

— Быстрей заряжай, запирай затвор, Коська-безрукий, — покрикивал Новиков. После того, как молоток хлопнул по клину затвора, приказал, — Отошли чуток! Уши!!

Выстрел рявкнул довольно громко, а звук попадания тоже был прекрасно слышен. После этого с крыши щелкнуло три винтовочных выстрела, которые сейчас показались совсем тихими.

— Амбец котенку, давай во вторую башню! — послышалось сверху.

Я присел на корточки и выглянул за угол. Не знаю, из какого кирпича этот дом построен, но угол разворотило конкретно, и наличия какой-либо башенки на нем даже не наблюдалось.

— Команда номер один и номер два — на первый дом, команда номер три и номер четыре — на второй дом! Приготовились! — скомандовал Полищук.

Бомбардиры теперь пушку заряжали более слаженно. Двумя выстрелами разворотили следующую башню, дав немного работы стрелкам, попали по двум равноудаленным окнам затем, левее передвинули лапы пушки и выстрелили в два окна соседнего дома.

— Команды! Пошли!

Каждая команда состояла из двух гранатометчиков и шести бойцов третьего взвода роты Стоянова, которые тащили к пролому штурм-трап, далее шло закованное в кирасы ударное отделение и замыкали два десятка казаков. Еще два отделения кирасир и два десятка казаков, оставались в резерве.

И вот, по команде Полищука, все четыре команды рванули вперед Восемь бойцов авангарда, добежав до пролома падали наземь, а один из них поджигал зажигалкой фитиль гранаты и закидывал ее в помещение. Короткий запал срабатывал секунд через шесть, после чего, бойцы подхватывались, поднимали трап и закидывали его в пролом.

А первый кирасир с револьвером в руке уже несся по мосткам и нырял в темноту дома, а за ним бежало все отделение. Дав минуту рассредоточиться, следом забегали казаки. А стрелки, особенно снайперы, были тут как тут и уже лезли на крышу штурмуемого дома, дабы взять под контроль внутренний двор. Были слышны взрывы гранат, выстрелы, мужская ругань, женский визг и детский плач. Нет, никто никого не насиловал, все были строго предупреждены, вплоть до казни на горло: есть время для работы и есть время для веселья. Тем более, что мы никуда не спешим.

Действия команд были слажены, видно недаром всю неделю бойцы таскали эти трапы, штурмуя только что построенную казарму, даже толком еще не зная, зачем это делают.

Обе команды пронеслись по своим объектам, как смерч, выкрикивая заученные фразы: «На колени или смерть!» и минут через семь-восемь уже собирались на пятачке, для дальнейшего продвижения. В захваченных домах оставили по четыре казака охраны.

К сожалению, при штурме обоих домов было использовано семь снарядов и шесть гранат. Очень жаль, что столь ценный ресурс настолько ограничен. Снаряды, конечно, можно было бы и поднести, но боюсь, что затвор не выдержит. Нет, на будущее при организации таких мероприятий нужно будет озаботиться более действенным и надежным оружием. Ведь видел же когда-то в той жизни, будучи в Африке, простейший гранатомет, снаряженный в трубу из обыкновенного бамбука.

При продвижении через последующие три квартала, нас попытались не пропустить только мимо одного дома, поэтому, опять пришлось повторить штурм обоих соседей, дабы никто в спину не ударил. Проход через следующие два квартала, считай до самой центральной площади, обошелся без эксцессов. Большинство, видно поняло, что тайфун разрушений не развалит стен и не прольет в доме кровь, если сидеть тихо и мирно.

А вот на выходе к площади, когда уже стали видны полукруглые стены дворца, его балконы, коническая крыша и башни минаретов, нас ожидали. Из ниши между домами вдруг вынырнул богато одетый араб, в котором мы все признали сержанта Бузько.

— Сир! Капитан Ангелов меня отправил навстречу к вам, — козырнул он окровавленной правой рукой.

— Ты ранен?

— Ерунда, царапина, мне ее уже обработали и холстом завязали.

— Тогда докладывай.

— Сир! Мы взяли дворец и сейчас его полностью контролируем. А было так…

— Нет! Как было, расскажешь потом, а сейчас говори, что Ангелов велел передать.

— Велел передать, что вот это все дома пиратских капитанов, а вон там, во дворе третьего дома, сейчас накапливается противник, там их уже человек триста. Говорил, что если идти на его штурм в лоб, то положим много людей, даже пулеметы не помогут.

— Ясно. Будем брать его с четырех сторон. Атаман, четыре десятка казаков пусть вернутся, обойдут квартал и контролируют тыл. Второй дом от угла чей там по схеме? Мурада Реиса? Значит, команду по его захвату возглавляю я.

— Никак нельзя вам, сир… — Полищук попытался оставить меня в тылу, но я его перебил.

— А вы, майор, возглавите партию по захвату четвертого дома!

— Есть!

— Новиков! Долбишь шесть снарядов во второй дом, затем, шесть снарядов в четвертый дом, а после того, как мы зайдем, минут пять обождешь и можешь в третий дом вложить не менее десятка снарядов. К этому времени мы будем готовы штурмовать его с флангов. Ясно?

— Так точно!

— Приступай! А вы стрелки, рассредоточиться! И валить любого чужака. На этой площади из трех десятков домов наших четырнадцать точно!

Раздались первые выстрелы пушки и, дождавшись шестого выстрела и крика Новикова: «Бурдюк сюда! Поливай», сам скомандовал:

— Штурмовая группа номер один! Вперед!

 

Глава 5

Солнце катилось к закату, заканчивался второй день с момента захвата города. В порту ни на минуту не прекращались погрузочные работы и были все предпосылки того, что сегодня в ночь в район Канарского архипелага отправится первый караван плотно загруженных кораблей.

Агадир грабили вдумчиво, планомерно и не спеша. И все благодаря тому, что при его штурме, не допустили анархии и беспредела. Правда, не всех рабов нам удалось удержать в узде, поэтому, совсем без вакханалии не обошлось. Три рабских барака численностью в сотни три человек освободились сами, при этом устроили в нижнем городе погромы и пожары. Но эта голодная и неорганизованная толпа нарвалась на сытую, злую и сплоченную группу местных воинов-моряков и была почти вся вырезана.

Бой для нас тоже не обошелся без потерь. Погибло восемнадцать наших воинов, а еще пятьдесят два было ранено с различной степенью тяжести. К счастью, доктор Янков заверил, что на ноги поставит всех.

Мурад Реис живым в руки так и не попался. В его расстрелянном доме нам даже не пришлось никого убивать, трое охранников и двое рабов были иссечены осколками, а оставшиеся в живых евнух, двое рабов, жены и рабыни, никакой угрозы не представляли. Уже потом, при розыске главарей пиратских кланов, его выявили в числе погибших от казацкой пули, когда в числе прочих он пытался сбежать через окна тыльной части дома. Того самого дома, где для прорыва и контрнаступления накапливался противник.

Здесь их действительно было триста девять человек, только никакого прорыва у них не получилось. Но сопротивлялись жестоко, даже мне над козырьком шлема тяжелой бронебойной стрелой досталось. Удар пришелся по касательной, и металл шлема не пробило, однако, его сила была такова, что если бы не качал мышцы шеи, то голову бы оторвало. Когда начали гибнуть наши воины, а именно здесь полегли двенадцать человек, ни одного вражеского бойца в живых не оставили, убили даже тех, кто бросил оружие и пытался сдаться.

Штурмовая пушка свою задачу выполнила до конца, так как из-под затвора пошел прорыв пороховых газов, и по двенадцати оставшимся на площади домам, выстрелили всего по два раза. Однако, серьезного сопротивления нам больше нигде не оказали, и мы их зачистили буквально минут за сорок.

Адреналин бурлил в крови, молодой организм тянуло еще куда-то бежать, стрелять и колоть шпагой но, увидев спокойно спускающегося с парадной лестницы дворца Данко, взял себя в руки и стал успокаиваться.

— Лейтенант, — повернулся к Козельскому, — по два капральства в каждый захваченный дом, пусть разыскивают деньги и собирают к отправке ценное имущество. И всех молодых женщин тоже. А стрелков — на крыши, твоя задача — держать под контролем подходы. Пулеметы сейчас тоже снимем с балкона и передадим тебе, расставь их на направлениях обоих подъездов к площади.

— Докладывай! — сказал уверенно подошедшему, и вытянувшемся Данко.

— Сир! Дворец наместника султана полностью в наших руках. Сам Кемаль ад Дин закрыт в комнате под охраной капральства, с его казначеем сейчас ведется работа, а начальник стражи и остальные вельможи, а так же воины, два купца, слуги и рабы посажены в холодную. Во время боя потерял убитыми двоих бойцов.

— Понятно, веди нас с майором во дворец, там все расскажешь подробнее.

Ступеньки лестницы, пол коридора и приемного зала были выложены из мрамора светло-бежевого цвета, поэтому, частые пятна крови на нем были отчетливо видны. Но трупов и раненных нигде не наблюдалось.

— Когда нас местные гвардейцы привели сюда, и мы вошли в зал, то здесь сидел наместник и целая куча народа, — начал он рассказывать.

— Собрались посмотреть на принца и на подарки, — высказал свое предположение.

— Это точно. Так вот, мы вошли, поставили сундуки с оружием на пол и с минутку осмотрелись. Потом я подал команду, мы вытащили револьверы и стали работать. Бузько все время кричал что-то типа: «ложитесь, падайте, умрут все, кто будет стоять». Двадцать восемь человек из них категорически падать не захотели и схватились за оружие, пришлось расстрелять в упор. Только лучника на балюстраде не заметили, — он указал на небольшой балкончик, под которым на возвышенности стояло большое мягкое кресло, — он-то гад, Петру и Ивану стрелы засадил прямо в глаз. Больше никому не успел, мы его шинковали свинцом до тех пор, пока он вместе с луком внутрь зала не вывалился. Тех, кто пожелал сохранить свою жизнь, обыскали, повязали и определили по камерам. Туда же согнали и всю обслугу, правда, баб не трогали, но капральство у женской половины в караул поставил. А наместника держим вон там, — он кивнул на одну из дверей, находящихся за спинкой большого кресла, — Да! В холодной сидят пятеро пленных, три испанца и два португальца, выкупа ожидают. Видно, что это дворяне, и совсем не простые. Среди испанцев есть священник.

— Странно, мусульмане обычно ни католических, ни православных священников не трогают, отпускают их на все четыре стороны. Но ничего, разберемся, скажи, пускай их приведут сюда. Только не надо излишне маячить с нашими винтовками, пусть вытащат из ящиков, и вооружатся барабанными мушкетами и пистолями, которые мы заказывали в Малаге. И нам пистоли пусть принесут!

— Я сейчас сам принесу, — сказал Полищук и через две минуты притащил три шестизарядных пистоля, которые мы демонстративно заткнули за пояса.

— Товарищ капитан! — в зал влетел взволнованный сержант Бузько, но увидев меня, поправился, — Сир! Открыли сокровищницу!

— Пойдем, посмотрим! — кивнул офицерам и направился в коридор, вслед за сержантом.

В общем, Данко обеспечил охрану дворца неплохо. И в коридоре, и на каждом углу в пределах прямой видимости, и в каждом помещении, через которые мы проходили, в карауле стояли, как минимум, два бойца. Мы вошли в комнату, которая оказалась кабинетом наместника. Здесь было двое внутренних дверей, одна из которых вела в спальню, а вторая — в небольшое подвальное помещение, ярко освещенное десятком масляных ламп.

В окружении трех бойцов, здесь стоял невысокий толстый человек, с огромной чалмой на голове и присохшей кровью на, видимо совсем недавно искривленном, тонком носе. Его бледное лицо было густо укрыто бисеринками пота, а с выпуклых глаз, украшенных разводами синяков, текли слезы.

— Смирно! — Крикнул Бузько, забежавший в комнату первым, и показал рукой на раскрытые сундуки, — Вот! Смотрите, сир, а этот глупый остолоп все время говорил: «Казна пуста! Казна пуста!».

Действительно, казна Агадира пустой не была. Пять больших сундуков были набиты различными медными монетами доверху, а шестой — до половины. Три точно таких же сундука были заполнены серебром, два под самую крышку, а третий — где-то на четверть. А в углу стояли семь маленьких сундучков, заполненных золотыми монетами. Несмотря на то, что емкость их не превышала полуведра, золота в них было насыпано не менее, чем килограмм по семьдесят. Кроме этого, на полках лежало много разного дорогого оружия, а на небольшом столике в шести деревянных шкатулках — различные ювелирные изделия и отдельно драгоценные камни: белые алмазы, зеленые изумруды, красные рубины, синие сапфиры, а так же, целая шкатулка жемчуга.

— Ты казначей? — спросил у него по-турецки.

— Да, великий паша, — тихо пропищал он и дважды низко поклонился.

— Сколько здесь денег?

— В переводе на серебро — восемьсот двадцать одна тысяча. Оружие и драгоценные камни ювелирами оценены в сто девяносто девять тысяч.

— Неплохое начинание, — кивнул головой и, вдруг, вспомнил об арестантах, — А скажи, казначей, в подвале сидят пять пленных дворян, кто они?

— В одной, великий паша, сидит граф Марко де Вальядо, сын и наследник герцога Леонского с секретарем и духовником, а во второй — дворяне из Португалии, братья Мотинью.

— И во сколько вы оценили выкуп этих господ?

— Португальцев за десять тысяч серебром, а за наследника герцога — двести пятьдесят тысяч, — казначей немного помолчал, затем, добавил, — Золотом.

— Да, твой хозяин на мелочи не разменивается. Это фактически чуть больше миллиона серебром, — повернулся к нему спиной, прошелся мимо стеллажей, осмотрел богато инкрустированную шпагу с булатным клинком и золотые изделия в шкатулках. Прямо сверху одной из них увидел большой золотой католический крест на цепи, изготовленной из золотых пластинок, инкрустированных изумрудами. Взял его в руки и показал казначею, — А это где взяли?

— Так у графского духовника и взяли, великий паша.

Да, непростой духовник. Ну не может быть таких регалий у обычного священника.

— А графского оружия, случайно, здесь нет?

— Так шпага, которую вы только что держали в руках, оно и есть.

— Сержант, — обратился к Бузько, — этот крест и шпагу я заберу, а сейчас закрывай здесь все и выставляй караул. Грузиться будем завтра, перед самым отправлением.

— Есть! А… с этим остолопом, что делать?

— Как что? Разрешаю погостить у него дома, и повторить процедуру, — взглянув в переполненные ужасом глаза казначея (неужели он понял нашу новославянскую речь?), добавил по-турецки, — И если будет вести себя правильно, то пусть живет, а если нет, то…

— Благодарю! Благодарю, великий паша, — он часто-часто стал кланяться, — Я буду вести себя правильно.

Когда мы вернулись обратно в зал, то в двери столкнулись с только что прибывшим из нижнего города капитаном Лигачевым.

— Ситуация в настоящее время более-менее стабилизировалась, живых пиратов нигде не наблюдаем, а если где они и есть, то сильно прячутся, гады, — докладывал он, — Обе дороги, ведущие к городу, перекрыл секретами, не более чем час назад захватили караван с хлопком и верблюжьей шерстью. Дальше, в нижнем городе рабам организовали питание, и к каждой их группе подходил лично, целовал крест, что отпустим на свободу всех желающих, до единого человека. Правда, на волю рвутся только галерники и кандальные рабы из бараков, это чуть больше двух тысяч бывших моряков и мастеровых. А остальные здесь уже привыкли, бродят по городу свободно, и уезжать никуда не хотят. Вот их мы сейчас сгоняем и ставим на погрузку.

— Что грузить будете?

— Ну, Сорокопуд с Черкесом лучше знают, но там, на складах есть разные хлопковые и шелковые ткани, железо, медь, молотый перец, соль, пшеница, гречка, кукуруза, сушеные финики, курага и орехи какие-то. Еще купеческие корабли чем-то полностью загруженные. А наши ребята-мастера разбарахоливают какие-то мастерские.

— А сколько годных к плаванью кораблей, не знаешь?

— Дуга говорит, что кроме наших четверых, которые останутся здесь, девять будем грузить, и еще двенадцать трофейных шебек и семь купеческих шхун. А еще можно, говорит, четыре подгоревших шхуны отремонтировать дня за три-четыре. Но все равно, добра на складах столько, что даже если грузить все эти корабли, то нужно сделать не меньше пяти рейсов.

— Никаких отклонений от плана. Два! Только два рейса! Долго удерживать этот город мы просто не сможем.

В это время, в зал вошел капрал первого взвода, первой роты. На плече у него висел барабанный мушкет.

— Сир! Пленных привел!

— Давай их сюда.

В зал вошли пятеро человек. Трое были постарше: и граф, и его секретарь, и священник имели возраст около сорока лет, а братья португальцы — гораздо моложе, где-то моего возраста. В плену они находились вторую неделю, а угораздило их, когда отправились в Венесуэлу, на инспекцию новых владений герцога Леонского.

Вопреки здравому смыслу (возжелали решить многие вопросы и успеть к зиме вернуться в метрополию), они ушли в плаванье задолго до окончания сезона штормов. И вот, в результате череды случайностей, когда два фрегата сопровождения ночью разбросало по морю, его корабль подвергся нападению пиратских шебек, которые, в свою очередь, тоже выходить в море в такую погоду обычно воздерживаются, ибо найти в это время поживу фактически невозможно. И пираты, выяснив имена статусных пленников, уступили их своему владыке за денежку сравнительно небольшую, но быструю.

«Самый настоящий рояль в кустах, огромный и блестящий», подумалось мне. На такую удачу я не рассчитывал. Нет, дело не в том, что повезло захватить Агадир, это было как раз не везение, а детально разработанная операция, которую не реализовать с нашими возможностями, было бы полнейшим идиотизмом. И дело не в деньгах, которые мог бы стрясти с такого человека за его освобождение. Зачем мне, скажем, полмиллиона или даже миллион, если в будущем можно получить огромные материальные и моральные преференции, если правильно распорядиться дружбой и благосклонным отношением семьи, родственной императорскому дому и имеющей безусловное влияние и на короля, и на королеву-мать, и на их окружение. Да о чем там говорить, если владыки Леонские имеют неслабую толику крови Габсбургов и, как это ни странно, Бурбонов. Тем более, что как всем было известно, старый герцог Леонский последние пару лет ничем серьезным не занимается, а всеми делами провинции ворочает его сын и наследник дон Марко.

Лицо и повадки священника тоже несли многовековую печать высокородного происхождения. По едва заметному улучшению его настроения и на миг блеснувшим радостью глазам, когда он получил из моих рук, казалось бы, навсегда утраченную священную регалию, мне стало ясно, что в его лице я нашел откровенного доброжелателя на довольно высоком уровне церковной католической иерархии. Тогда даже не представлял, насколько высоком.

Приняв его благословение, перекрестился по православному обряду, однако, этот момент его нисколько не затронул. Он только выразил пожелание, чтобы я и мои наемники (именно так интерпретировалась моя маленькая армия), со временем нашли самый праведный путь к Богу.

Вообще-то, в советской и постсоветской истории и литературе будущего, этого написано не будет, но именно наша церковь к католикам относилась всегда более антагонистично. Между тем, в эти времена отношение католической церкви к христианам-ортодоксам было довольно нейтральное, в надежде на принятие унии Ватикана, и на костре их никто никогда не жег. А вот к собственным изменникам лютеранам-протестантам, они относились жестоко и непримиримо, устраивали Варфоломеевские ночи и вели беспощадную войну, на которую, кстати, нередко приглашали в качестве наемников тех же наших запорожских казаков-ортодоксов.

Во время этой встречи, даже не подозревал, что сегодняшний захват Агадира, вызовет в определенных кругах светской и духовной власти самое тщательное исследование, как побудительных мотивов, так и личности самого молодого идальго Микаэля де Картенара. Ходили слухи и о моем княжеском достоинстве царства Московского, что подтверждало платежеспособность для найма армии злых казаков, и о походе по московским и польским землям, где смог очень немало награбить добра. И только благодаря благосклонному расположению нового герцога Леона, а так же снисходительному — бывшего сюзерена, герцога Андалусского, отношение ко мне сильных мира сего при королевском дворе было навсегда определено, как нормальное и доброжелательное. А воинские успехи — не в сомнениях о дьявольском промысле, а как чертовское везение именно их, Испанской короны дворянина.

В таком же духе прозвучало высказывание епископа Леонского в ставке кардинала Испанского. Правда, об этом я узнал много позже, и отгадайте от кого? Да, именно в тот день было принято решение о назначении в мой новый феод пастыря, коим направили с уже ухоженного и благополучного прихода де Сильва, моего старого приятеля падре.

А еще «большой и блестящий рояль» положил начало деловым и дружеским отношениям рода владетелей Леона и рода Каширских-Картенара на долгие-долгие годы. Кроме того, в испанской, каталонской, французской, итальянской и португальской дворянской воинской среде, я заработал Имя, а эта мелкая феодальная междоусобица религиозных антагонистов, получила резонанс громкий, но в большинстве своем, благоприятный. Как позже выяснилось, в столичных и провинциальных салонах было много разглагольствующих и желающих повторить сей подвиг, но не решился никто.

Однако, обо всем об этом, я узнаю далеко не сегодня. А сегодня, сразу после полудня, еще довелось идти в порт и среди стремящихся на свободу рабов устроить пиар-акцию по привлечению на новые земли нужных княжеству переселенцев.

Мы прошли мимо окруженной со всех сторон и заминированной гранатными растяжками казармы городской стражи и направились к воротам на выход из города. Бардака и беспредела мы здесь не допустили, все бойцы были при деле, одни несли службу четко и дисциплинированно на боевых постах и в секретах, другие — готовили на ночь целую кучу факелов. Конечно, отдыхающие смены отрывались по полной программе, но здесь ничего не поделаешь, заслужили ребята. Главное — не напиваются, и порядок поддерживают строгий.

— Сир, а с местной «калитой» когда будем разбираться? — спросил Антон Полищук.

— Пусть посидят селедками в набитой камере ночку без питья, еды и параши, подумают за жизнь, а завтра с утра и поговорим. А сейчас будем пытаться пополнить мое княжество мастеровыми людьми да крестьянами. Разноязыких рабов здесь много и нам какая тыщенка-две работящих мужиков, совсем бы не помешала.

За воротами, вниз к морю раскинулся обширный простор бухты и нижнего города. Небольшая часть его построек была разрушена минометным огнем, зато порт вызывал удручающее впечатление: вдоль его причалов почти везде стояли обгоревшие остовы уничтоженных кораблей. Несмотря на то, что с момента окончания боя прошло более четырех часов, некоторые из них дымили до сих пор. У большинства из них копошились группки людей, которые вытаскивали на берег уцелевшие пушки и другие железные, медные и бронзовые изделия и оснастку.

Бойцы распоряжение выполняли четко, с винтовками на виду не ходили, только с холодняком — шашками, саблями и палашами, а револьверы были спрятаны под одеждой. Винтовки держали только в секретах, и на постах, расположенных на крышах домов. Конечно, шила в мешке не утаишь, но излишне светиться тоже не надо.

Внизу первым нас встретил капитан Саша Дуга и доложил о погрузке кораблей и формировании призовых команд.

— Марсовых и рулевых разбавил, на шебеки гребцы есть, но наша беда в том, что некого поставить шкиперами. У нас последние полгода проходили стажировку только восемь старпомов, из них еще может быть кое-какой толк. А хороших призов — девятнадцать. И плюс четыре толстые шхуны, которые за три-четыре дня можно полностью отремонтировать и поставить в строй. В общем, одиннадцать шкиперов нет и где их брать, ума не приложу. Бросить никак не можно, придется на буксир брать, а на такой волне намучаемся здорово. Даже не знаю, дотянем или нет.

— Нет, Саша, не дотянем. Весенне-летний период еще не начался, ветер не поменялся, поэтому миль сто придется преодолевать галсами. Нет, с такими перегруженными кораблями на буксире не управимся. Да и подобного опыта у нас нет. Знаешь что? Веди к рабским баракам.

В сопровождении полусотни казаков, вооруженных аркебузами и мушкетонами, мы направились в сторону базара, где в нескольких десятках длинных, как кишка бараках содержались самые бесправные галерные рабы. Оказывается, это не совсем точно, когда дословно говорят, что раба прикуют к веслу галеры или шебеки навечно. Арабы вообще-то народ довольно чистоплотный, никогда не допускали антисанитарии и не позволяли гадить где не попадя. У них даже эпидемии случались сравнительно редко, поэтому, при стоянках в родных портах, кандальных рабов хозяева должны были сгонять на берег в специальные галерные бараки. К площадке напротив одного из таких бараков мы и подошли.

На торчащем из стены суку развивалась свежеободранная шкура пегой лошади, рядом на огне в двух огромных казанах кипело какое-то варево, а в толпе закованных в цепи совсем не старых и физически крепких людей, слышался сплошной неумолкаемый гул голосов. С нашим приближением ропот усилился.

Подняв руку, я крикнул:

— Господа! Los señores! Lord! Misters! Messieurs! — такое мое обращение ввело рабов в ступор. Стало совершенно тихо, только было слышно, как булькает в казанах, и жужжат первые весенние мухи. Получив ожидаемый эффект, перешел на испанский язык, который в эти времена знал любой уважающий себя моряк, даже чопорный француз и высокомерный британец, — Отныне вы не рабы!

— Так почему же мы до сих пор в кандалах, господин? — спросил какой-то голландец.

— Мое имя Микаэль де Картенара! Прошлым летом местные пираты напали на мои земли, расположенные на Канарском острове Ла Пальма, но получили по зубам, потеряли пять кораблей, и сбежали домой.

— Знаем, знаем, слышали, — раздались в толпе голоса.

— Вот! Оставить это дело без ответа, мне честь не позволяет.

— Правильно, верно, — зашумели вокруг.

— Таким образом, поход на Агадир был заранее тщательно спланирован, были наняты казаки с земель царства Московского и, если вы заметили, то его захват произошел за каких-то два часа. А ваше освобождение внесло бы сумятицу в наши действия и, прямо скажу, большинство бы из вас погибло, как погибли те несколько сотен, освободившиеся из крайних бараков. А так — все вы живы и не искалечены.

— Эх, господин! А безбожникам, которые меня два года мучили, крови пустить?! А покутить?! А еще девку как хочется! — выкрикнул невысокий, но крепкий и широкоплечий француз. А тысячная толпа вслед загудела: «У-у-у-у!».

— А вы обратили внимание, что мои казаки вакханалии не устроили, а службу несут добросовестно и дисциплинировано? Так вот, всему свое время! Сегодня отдыхайте, набивайте желудки, а завтра отпущу вас на все четыре стороны. Тех, кто стремиться к вольной и приличной жизни, тех, кто умеет и хочет работать, и кто пожелает стать богатым и счастливым, возьму с собой. Землепашцам дам землю! Столько, сколько он сможет обработать! Крестьянин получит на обзаведение домом и хозяйством кредит в пятьдесят талеров, а его жена — двадцать талеров.

— А где же он жену возьмет? — спросил кто-то.

— Обеспечу! Прямо завтра, только сговариваться друг с другом будете уже сами, в пути на корабле. Всем женщинам дам подъемные по двадцать талеров. А мастеровые получат на обзаведение по сто! Мне нужны мельники, пекари, краснодеревщики, плотники, корабелы, строители, горшечники, рудознатцы, кузнецы, литейщики, механики и прочие мастера! Все, кто отправиться со мной на мои новые земли, подъемные деньги получит прямо при посадке на корабль. Начинать отдавать их нужно будет через три года, равными долями в течение пяти лет. Некоторым будет разрешено начинать отдавать через пять лет. Что для этого нужно, будут знать только те, кто согласится. А еще мне нужны моряки, которые будут получать достойную оплату. Особенно нужны шкиперы. По результатам годичного испытательного срока, они станут совладельцами судна, и будут получать полторы десятины прибыли с перевозок. Тем более, что есть торговая компания, которой эти суда будут принадлежать и которая их зафрахтует на постоянной основе, — обвел взглядом людей, внимательно слушающих каждое мое слово и вытащил из-под кирасы нательный крестик, — О том, что говорю правду, клянусь Господом Богом, и на том целую крест! Ну а тех, кто желает вернуться домой в Европу, у кого семья, дети, того с чужбины тоже заберу обязательно и высажу на испанской территории. Но оттуда вы уже будете добираться самостоятельно.

На площадке еще с минуту хранилось полное безмолвие, затем, словно прорвало плотину, на разных европейских языках заговорили все одновременно, друг у друга переспрашивая некоторые моменты.

— Господин! — выкрикнул кто-то на голландском языке, — А что, бабам точно деньги давать будете?

— Буду.

— А зачем? Их лучше передать ее будущему мужу!

— Нет. Женщина тоже должна быть привлекательна, и внешне, и внутренне, и материально. Кроме того, женщина в вопросах будущей отдачи кредита более щепетильна и ответственна. Уж поверьте. О том, кто и что из вас решил, и у кого какие специальности, скажете завтра с утра, когда вас начнут расковывать, а наши офицеры все запишут. До погрузки мне нужно знать о том, сколько приготовить денег. Ясно?

— Ясно, да, понятно, — заговорила разноязыкая толпа.

— И последнее. Знаю, что среди вас много моряков, есть и шкиперы. Так вот, господа шкиперы! Лично вам на размышление и принятие решения даю один час времени. Ожидаю на базарном пирсе у группы уцелевших шхун.

— Странно, что никто из них религиозной темы не поднял, — тихо сказал Полищук, когда мы покинули сборище.

— Вспомнят обязательно, ведь и венчаться надо, и детей крестить, и учить их в церковно-приходской школе. Но это будет потом, а сейчас у них эйфория скорой свободы. Очень надеюсь, что когда этот вопрос возникнет, им просто будет… некуда бежать.

За этот час успел переговорить со своим механиком, Петром Мазуном, на котором лежала обязанность в организации демонтажа мастерских.

— Нет здесь ничего хорошего, — докладывал он, — По сравнению с нашим оборудованием все это можно назвать, как железо обыкновенное. А еще есть здесь слитки меди, олова и свинца. Мне Дуга выделил три шхуны с перцем и специями, там груз легкий, поэтому, догружу их в самый раз.

Быстро оббежав мастеровой квартал, удостоверился, что местный технический уровень находится даже на ступеньку ниже толедского. Единственное, что мне понравилось, так это изделия горшечников, ковры, гобелены и хлопковые ткани.

Среди рабов, которых приказал согнать со всего квартала к горшечникам, оказалось до двух сотен женщин самого разного возраста, которые были, в основном, ткачихами. Молоденьких девчонок было немного, большинство — молодицы постарше, как раз годные в жены собравшимся вокруг мастеровым.

Кандальников здесь не было, поэтому, и разговора о том, что кого-то отпущу на все четыре стороны, тоже. Безусловно, все мастера и мастерицы отправлялись на мои земли, без каких-либо условий, но на общих основаниях: кредиты на развитие получат, как и все.

— Так что девоньки, сеньориты, синьорины, мадемуазель и мадам, выбирайте среди этих орлов себе женихов. А мужики, которых не выберут, пусть не переживают, девки еще будут, с самой разной расцветкой кожи, — глядя на просиявшие от радости глаза не только женской половины, добавил, — Венчаться будете уже на новых землях.

Опросив бывших рабов о специальностях, выяснил, что есть среди них и молодой стеклодув, который начал мне заправлять, что стекло выдувать умеет, но песок и другие добавки, из которого оно делается, залегают только в его родной Венеции, и тайна сея их гильдией храниться строго.

— Нашел мне тайну! Силикаты с добавлением кальция предварительно плавите, затем, перетираете в порошок и опять переплавляете в вязкую структуру, — он на меня взглянул широко открытыми, удивленными глазами, — Не переживай, я тебе подскажу, как это делать гораздо проще, эффективнее и в больших объемах. Маленькие бусинки умеешь выдувать, их мне нужно много?

— Да, господин, но быстро они не получаются.

— Ничего страшного, будем выдувать в формах. А еще будем делать листовое стекло и зеркала.

— Вы и зеркала знаете, как делать, господин? — бывший раб на меня смотрел ошарашено.

— Да, знаю, и тебя научу. Но мы не такое зеркало будем делать, как на острове Мурано или во Франции, будет оно попроще, но по функциональности ничем не хуже.

В той жизни, в моей школе даже последний двоечник знал, как изготовить зеркало. Дело в том, что на заднем дворе за забором, располагалась кооперативная мастерская по производству зеркал. А мы, будучи пацанами, частенько бегали за угол на ту территорию покурить да подраться. Нельзя сказать, что был я великим курильщиком или злостным хулиганом, но маменькиным сынком не был точно, постоять за себя всегда был готов, да и дрался, бывало. Поэтому-то и знал, как и из чего готовится амальгама и как наносится на стекло. Много позже несколько ребят получили ртутное отравление, и данную мастерскую убрали, а сам сарайчик снесли.

— Так что, парень, если будет у тебя желание, то в будущем сможешь стать одним из самых богатых промышленников, — заметив, как множество девок стали его оценивающе осматривать и вспомнив прялку с ножным приводом, которую в детстве видел у бабушки по маминой линии, добавил, — да и вам, девоньки помогу, знаю, как вместо использования веретена сделать прядильный станок и увеличить производство нитки, и как новый ткацкий станок соорудить, который даст выход ткани раз в десять больше. Поэтому, и вы у меня бедными нахлебниками не будете.

Широко раскрыв рты и распахнув глаза, на меня с удивлением смотрели не только мастеровые. Сопровождающие казаки, ранее не подозревавшие во мне и таких знаний, тоже недоуменно между собой переглядывались, тем более, что некоторые из них были родом из Кашир.

Вернувшись к стоянке наших кораблей, увидел два десятка ожидающих кандальников. А в это время, у трапа флейта Кривошапки, еще совсем безусый казак из бывших хуторских, обвешанный огромными узлами яростно пререкался с самим капитаном.

— Не пущу, — кричал тот, — иди отсюда вместе со своей козой.

Действительно, за спиной парня спряталась маленькая, худенькая девчонка с завязанным платочком по самые глаза, которая в руках держала веревку с привязанной самой обыкновенной рябой козой.

— Так я же на твоем корабле с десантом прибыл, на твоем и должен возвращаться.

— Все равно, с козой не пущу. Иди на «Ирину». Тем более, князь разрешил награбить для личных нужд по одному баулу хабара на человека, а ты притащил целых три.

— Так третий, это ж на козу!

При этих словах согнулись от смеха все присутствующие.

— Слышь, Васька! — крикнул кто-то из матросов, — Князь говорил, что распотрошит все гаремы в городе и холостяки получат в жены самых красивых девок. А ты себе такую маловатую нашел.

— А что твои девки из гарема умеют, кроме как мужа ублажать? А моя умеет доить козу, сыр готовить и кашу варить. А как, куда и чего ублажать, я ее и сам научу. И не маловатая она, — он выловил девчушку из-за спины и прижал к себе, — пятнадцатый год идет, после ихнего «Рамадана» должны были замуж за сына камнереза отдать, теперь моя будет.

— А откуда ты знаешь, что за камнереза, ты что, по-арабски говорить умеешь?

— Нет, теща сказала.

— Теща! Га-га-га! Ха-ха-ха! — веселились матросы.

— Ну да, она полька из Житомира. Как узнала, что воин ее дочь не в наложницы берет, а в жены, то и козу дала, и подсказала в каком доме для ее дочери лежит самое хорошее и ценное приданое, — при этом похлопал рукой по баулу и засмеялся вместе со всеми.

Мы вышли из-за угла помещения склада, матросы нас увидели и затихли.

— Сир! — подбежал с докладом Кривошапко, — Половина команды корабля занимается погрузочными работами. Пороховой погреб полный, загрузили шестьдесят два бочонка отличного зернистого пороха. В трюм уложили двадцать пять восемнадцатифутовых пушек, думаю, что их еще штук пятьдесят влезет. В любом случае, грузить буду по ватерлинию.

— А вторая половина команды где?

— В город за хабаром ушли, а первая уже вернулась. Двадцать две девчонки с собой привели. Сначала ревели, а сейчас успокоились, мы им сказали, что не в рабство забираем, а женами будут, с венчанием в церкви.

— Ну и отлично, Петя. И вот еще что, — кивнул на казака с девчонкой, — забери их. Вместе с козой.

Когда развернулся и направился к столпившимся кандальникам, услышал:

— Черт с тобой, Васька, лезь, но коза до отправления пусть живет на берегу. А вот завтра, если она мне завоняет палубу, прикажу вышвырнуть за борт. Понял?

Дальнейшее мне было неинтересно, поэтому занялся разборками со шкиперами. Их оказалось одиннадцать человек, среди них трое испанцев, грек, двое португальцев, двое французов, каталонец, голландец и британец. А с ними пришли те, кого бы они хотели видеть в команде боцманами. Брита брать не хотелось, у меня еще по той жизни к ним было некое предубеждение. Но, взглянув в прямые глаза крепкого мужчины, подумал, что в эти времена ни один из народов еще не стал нацией, и великодержавных понтов нахвататься не успел. Так почему бы и нет? Пересажу их на торговые шхуны, пусть ходят себе по коммерческим маршрутам компании «Новый мир», а к нашим делам по Африке, Океании и Северной Америке, их никаким боком привлекать не будем. По крайней мере, ближайших пятнадцать-двадцать лет.

— Экзаменом вашей профессиональной пригодности будет два рейса на остров Ла Пальма. Если вы сработаете нормально, то в алькальда на Тенерифе за собственные средства выпишу вам шкиперские патенты. Там же зарегистрирую суда на компанию «Новый мир». Это моя компания, ее штаб-квартира находится в Малаге, через нее будете доставлять товары, там же получите лицензии на право перевозки. Распоряжение управляющему на каждого из вас, получите при подписании контракта. Так что отныне, господа, ваше счастье и финансовое благополучие находится в ваших руках. И еще, — сказал напоследок, — настоятельно рекомендую со мной не шутить. Работайте честно.

— Господин, — сказал грек Константинос Папандреу, — с адмиралом, простите, смею так утверждать, даже несмотря на вашу молодость, который захватил одну из самых богатых и сильнейших пиратских крепостей Магриба и грабит ее с таким изыском, никто шутить не будет, с вами лучше дружить. Я собираюсь остаться в вашей команде, господин.

— И я, сеньор! Я с вами, сэр! Я тоже с вами, лорд! И я, мсьё! — зашумели мои новые шкиперы.

До наступления темноты, мы успели расковать команды и передать им все семь призовых шхун и четыре шебеки. На прочие восемь шебек сформировали собственные команды, а на четыре оставшиеся в порту торговые шхуны, их будущие капитаны направили ремонтные бригады.

Так завершился первый день оккупации Агадира. Как только город окутала темень, во всех присутственных местах зажгли факелы и масляные лампы, а мы с Антоном сидели в кабинете наместника султана (с ним, кстати, я еще и не виделся), и перечитывали списки с перечнем денежных сумм и ценностей, изъятых из домов, которые мы подвергли штурму. А еще забрали оттуда сто девяносто пять девушек и молодых женщин.

Больше всего золота и серебра было найдено в сокровищницах и нычках четырнадцати домов, принадлежавших ранее покойным пиратским главарям. Сумма получилась грандиозная — два миллиона сто восемьдесят тысяч серебром. Между тем, в десяти прочих богатых домах, поисковые команды «наскребли» всего триста двенадцать тысяч. И еще триста десять тысяч в доме казначея, но судя по тому, что рыдал не очень громко, видно, отдал не все. Ну и ладно, пусть немного останется на развод.

Ночь прошла тоже не без приключений. Постель мне грела белокурая красавица, несколько полноватая, но весьма и весьма искушенная в сексуальных играх. Вообще-то таких женщин я боюсь, но в данном случае проверил ее лично — ни гонореи, ни сифилиса не наблюдалось.

Дважды среди ночи просыпался. Один раз от взрыва гранаты и пулеметной стрельбы в районе казарм городской стражи, а второй — уже перед утром, от винтовочной стрельбы в нижнем городе. Как выяснилось, стражники предприняли попытку прорыва, но положили еще два десятка трупами и не понятно сколько раненными, но ничего не добились и вернулись на матрасы. А у порта ночью рабы мародерничали, пятеро из них сразу разменяли свою жизнь на свинец, а еще троих раненных дорезали.

В шесть утра одалиска меня уже обмывала в ванной, а к семи, наконец, смог от нее оторваться. В кабинете ожидали офицеры, видно тоже неслабо повеселившиеся. Приказав не разводить особых церемоний, уселся в кресло правителя и нашел глазами Ангелова.

— Данко, пусть ведут сюда начальника стражи, двух купцов и трех вельмож.

Минут через десять под охраной отделения бойцов, в зал ввели толпу перепуганных людей. Только один из них, внешне воин, выглядел невозмутимо.

— Господа! Есть здесь такие, кто меня не понимает? — обратился к ним по-турецки и выждав минуту, продолжил, — тогда не говорите, что не услышали или не поняли. Мое имя Микаэль де Картенара. Ваши пираты напали на мою землю и убили моих людей. Мы, конечно, их прогнали, но оставить такое без ответа не позволяет моя дворянская честь. Поэтому, я здесь и люди мои будут здесь еще ровно десять дней. Но мой ультиматум следующий: во внутреннем городе находится шестьсот девяносто восемь домов, в которых живут богатые горожане, в том числе, три сотни мастеров и купцов, полсотни знатных моряков, три сотни воинов и четыре десятка дворян. Каждый дом мастера, купца и воина обкладывается контрибуцией в сумме трех тысяч талеров и двумя молодыми девушками-рабынями, с каждого дома моряка и дворянина надлежит выплатить десять тысяч талеров и четырех молодых девушек-рабынь. Срок — ровно к полудню.

— О-о-о! У-у-у! — запричитали в толпе, а два купца упали на колени, — Пожалей, великий паша, это огромные деньги! Негде такие взять! И девушек столько у нас нет.

— Не прибедняйтесь! Мы только с двадцати четырех домов, которые штурмовали, изъяли два с половиной миллиона серебром и две сотни молодых девчонок. Поэтому! Ровно к полудню! На площади должны стоять сундуки с двумя миллионами талеров либо в золоте, либо в серебре! И полторы тысячи молодых рабынь! Если мои люди не досчитаются хотя бы одного талера, хотя бы одной рабыни или если кто приведет вместо молодой красивой девки страхолюдину или старуху, разбираться не буду, прикажу уничтожить весь город. Буду громить дом за домом, вырезать всех мужчин до младенца, всех ваших жен, наложниц и служанок продам в рабство. Все! Идите! А чтобы вы поняли, что с вами не шутят, вас сейчас проведут по домам ваших бывших пиратских предводителей. Бузько, уведи! А ты, воин, останься, — указал пальцем на начальника стражи.

Крепкий воин с бледным лицом, тихо скрипел зубами и с ненавистью смотрел мне в глаза.

— Если в течение десяти дней твои люди будут вести себя тихо, я разрешу лечить раненных и передавать в казарму хлеб и воду. Даже оружие забирать не стану. Мы уйдем, а вы все останетесь живы, и служба твоя будет, как и была. Через два часа ты должен сказать свое слово, если нет, мы вас уничтожим. К казарме тебя проводят. Иди, решение за тобой.

Почему-то эти два часа мне вспоминаются, как одни из самых напряженных в моей жизни.

Да, казарму пришлось штурмовать. К сожалению, положили там двух ребят убитыми, а шестерых ранили. Впрочем, этого храброго араба можно понять: не было у него жизненной перспективы а, следовательно, не было и выхода.

Однако, нет худа без добра. Начиная именно с этого момента, площадь резко оживилась плачем молодых девчат, а так же звоном серебра и золота.

 

Глава 6

Этим утром проснулся от странного чувства, будто вокруг меня что-то изменилось, будто что-то не так… Раскрыв глаза, окинул взглядом тускло освещенную, спрятанную тяжелыми портьерами от утреннего солнца просторную спальню, в которой проводил уже четвертую ночь. Все было на месте и ничего стороннего и непривычного не наблюдалось, а входная дверь, обе двери в кабинет и в туалетную комнату были закрыты.

За задней спинкой широкой, как аэродром кровати, у дальней стены стояли два огромных одежных шкафа, между которыми возвышалось в полный рост венецианское зеркало. Посреди противоположной от окон стены скромно пристроилось изысканное трюмо с небольшим зеркальцем на подставке и стоящим рядом мягким стульчиком, а по краям изголовья кровати угнездились две монументальные тумбы. И подсвечники, подсвечники, подсвечники, как на тумбах и трюмо, так и на стенах. Вся мебель была изготовлена из белой африканской древесины, а спинки кровати, дверцы шкафов, тумб и трюмо, были отделаны резьбой из красного дерева.

С левой и правой стороны на полу лежали прикроватные коврики, а посреди комнаты, от входной двери до окон — большой ворсистый коврище цвета спелой соломы, с оранжево-бело-красными орнаментами в восточном стиле. В нашей семье такого большого даже в Каширах не было. Доморощенные дизайнеры хотели здесь еще и стены завесить, но я категорически запретил. В помещении, в котором человек ежедневно проводит шесть-восемь часов жизни, излишние пылесборники совершенно ни к чему.

Это мне ребята после похода в Агадир надарили. Роскошные вещи и ценности богатых домов поменяли своих хозяев и почему-то каждое подразделение посчитало необходимым преподнести мне в подарок ковер, дорогое оружие и посуду из серебра или золота. Вот и организовались во дворце в одночасье арсенал и ковровая выставка, шедевральные экземпляры которых могли украсить самые изысканные мировые музеи XXI века.

И все же, что не так?

Выбравшись из приятного шелка постели, сунув ноги в домашние башмаки, подошел к высокому окну и одернул шторы. Солнечный зайчик прыгнул по глазам, и помещение спальни сразу же наполнилось ярким светом, а свежий воздух дохнул запахом хвои. Это строители специально не срезали группку сосновых деревьев, которые сейчас растут внутри двора цитадели. А створки окна были широко распахнуты, это вчера вечером Луиза по моему велению открыла, так они и остались на всю ночь. Кстати, горничных Марфушу и Глашку отсюда нужно будет убрать, моя управляющая их обеих терпеть не может. Правда, любовь у них взаимная, поэтому да, убрать, иначе еще поубивают друг дружку.

Однако, что-то не так, даже проснулся от этого непонятного чувства…

Ах, вот в чем дело! Вдруг, заметил в кронах сосен мельтешение каких-то клубочков, которыми оказались маленькие птички-корольки с желтыми пятнышками на лбу, порхающие с ветки на ветку и изредка тоненько поющих с посвистыванием на высокой ноте: «при-тюи… си-си-си». Вот он, непонятный раздражитель, который меня разбудил, а ведь еще вчера-позавчера ничего подобного слышно не было. Раздвинув шторы и на втором окне, вышел из спальни и направился в конец коридора к лестнице, ведущей на центральную башню.

Поднявшись на четыре пролета вверх, встретил бдящего караульного.

— Сир! За время моего дежурства никаких происшествий не случилось! Караульный поста номер два, капрал Мигуля! — гаркнул он.

— Никаких происшествий, Андрей, это хорошо, — сказал ему и вышел на площадку, под едва заметный свежий ветерок, который дул мне прямо в лицо… В лицо! Вот оно! Ветер поменял направление на вест-зюйд-вест! Взглянул вверх под навес крыши и увидел сияющее голубизной небо, на коем перышки белых, высоких тучек почти полностью исчезли и проплывали редко-редко. Вдали, за лесом мачт моих кораблей, раскинулись вчера еще темные, а ныне посветлевшие воды океана, пенные буруны исчезли, а легкий бриз накатывал на берег невысокую гладкую волну.

Теперь все ясно, теперь все так. Просто, весна вступила в свои законные права! Время ожидания кончилось и от этой мысли на душе стало легко.

С момента, прошедшего после возвращение второго каравана кораблей из набега, прошло четыре дня. Четыре дня непрерывных гулянок, свадеб и венчаний. Или наоборот — венчаний и свадеб? Среди освобожденных из рабства людей, половина оказалась братьями-православными из Австрийской империи, Греции, Московии, Польши, а также болгарских, бессарабских и сербских территорий Османской империи. Они-то фактически все и переженились. В первый день было пятнадцать венчаний, во второй сто восемьдесят, а вчера и позавчера — лавина. Все наши батюшки кадилом отмахали и отработали, как положено, а вчера к вечеру многие из них даже голос потеряли и уже не говорили, а сипели.

Католики и протестанты с девчонками тоже перезнакомились, но с официальным бракосочетанием не спешили, надеялись, что на новых землях к ним пожалуют их собственные пастыри. Ну и ладно, надежда умирает последней.

Вчера, наконец, сочетались браком и обвенчались наш новоявленный генерал-губернатор, господин Бульба Иван Тимофеевич и заведующая кафедрой алхимии будущего Южно-Африканского университета, а так же по совместительству директор химкомбината, госпожа Ангелова Рита. На фоне общего веселья, этот кутеж был не очень заметен, но все равно, народ гулял до третьих петухов (да-да, петухи у нас тоже есть). Лично я за четыре дня от подобного отдыха ужасно устал и около полуночи сбежал. Был горничными обмыт и бережно препровожден на кровать, после чего усердным трудом в постели выгнал все остаточные алкогольные пары и, в результате с утра — свеж, как огурчик.

Сейчас демографическая ситуация почти выровнялась, хотя сорока пяти девчонок все равно не хватило. Даже вдовы погибших тут же получили предложения и покровительство наших неженатых воинов. Но с этим ничего уже не поделаешь, на моих новых землях бродят миллионы девок, выберут себе на любой вкус, запах и цвет. Ну и что, если славяне ассимилируют другие народности, а детки будут бело-черно-красно желтыми? Никаких национальностей великих деловаров, больных синдромом старшего брата, а также национальных меньшинств бездельников и алкоголиков, живущих за счет материальной дотации государства, у меня точно не будет, ожидает их судьба мамонтов. Если народ мой будет разноцветным, это не беда, главное, чтобы говорили на едином языке, ходили в единую церковь, а в раннем детстве сразу же после «Отче наш», выучили гимн державы и пели его с гордостью до самой смерти. Тогда мы будем едины, богаты и непобедимы.

Операция по восстановлению справедливости за прошлогоднее нападение на мой феод, прошла вполне успешно. Гора снесенной на площадь Агадира контрибуции, выглядела в несколько раз более впечатляющей, чем взятая под предводительством пана кошевого атамана Ивана Серко с богатого Бахчисарая. Конечно, до Генри Моргана, основателя клана мультимиллиардеров, который десять лет назад разграбил Панаму, а ныне от Британской короны получил дворянское достоинство, звание адмирала и должность вице-губернатора Ямайки, немного не дотянул. Но самую малость. Зато английским пиратам не уподобился и мертвый, разрушенный и сожженный город, после себя не оставил. И рабов не поволок в новое рабство, а освободил и сделал им довольно заманчивое предложение. Нет! Все-таки одно насилие произвел: переселенцев и новых моряков остригли, женщинам сделали профилактику от вшей, а затем, принудительно привили от оспы.

К сожалению, в перспективу нового бытия поверили только три с половиной сотни специалистов и мастеровых, а большинство освобожденных отказалось воспользоваться предоставленными возможностями. За многие годы, а иногда и с рождения, они привыкли к своему рабскому существованию, и чего-нибудь менять в жизни не желали совершенно. Ну, а бывшие кандальники Агадир покинули с радостью и абсолютно все, до единого.

После выплаты подъемных денег трем тысячам двумстам двадцати новым переселенцам, оставшиеся четыре миллиона триста семнадцать тысяч в золотых, серебряных и медных монетах, семь арб на мой корабль возили до самого вечера. И это не считая трофейного оружия, драгоценностей, предметов роскоши и прочих товаров.

Масштабы результатов акции осознал только вечером, после полной загрузки отправляющихся в первый рейс двадцати восьми кораблей. Вообще-то не привык на ходу менять первоначальное решение, но в данном случае пришлось. Ну, зачем гонять по морю туда-сюда такую кучу денег, ценностей и товаров? Решил, что четыре шебеки Власьева, батальон Ангелова и две сотни казаков, как и планировалось ранее, остаются контролировать город и принимать гостей, а эскадра Дуги в составе четырнадцати вымпелов, со всеми переселенцами на борту, отправляется на Канары. С оставшимися четырнадцатью кораблями, в том числе одиннадцатью призами под командой новых шкиперов и бывшими рабами, пожелавшими вернуться домой, решил идти в Малагу.

Так и поступили. Уже в сумерках, на корабль доставили гостей, бывших заложников — наследника герцога Леона графа Марко де Вальядо с окружением, которых поселили в каюте, предназначенной для священников. С отливом мы покинули бухту порта, а уже на рассвете вышли из залива в открытый океан. Эскадра Дуги, не меняя курса, так и поковыляла галсами на зюйд-зюйд-вест, а мы с попутным ветром отправились строго на норд, в сторону Европы.

Все три дня плавания прошло совершенно без каких-либо приключений, впрочем, точно так же как и четыре дня плавания эскадры, ушедшей на Канары. В Португалию, чтобы высадить братьев Мотинью, заворачивать не стали, о чем их сразу предупредил, но они и так были счастливы, тем более, что первоначально собирался их высадить вообще на Тенерифе.

В порт Малаги вошли перед закатом, шокировав администрацию наличием в нашем составе узнанных издали четырех берберийских шебек. Но настоящий фурор мы произвели на следующее утро, когда информация о наших приключениях стала достоянием всего города, и толпы обывателей сбежались посмотреть на разгрузку кораблей.

В общем-то, корректно продуманную историю о первопричинах этого дела, а так же о захвате Агадира, довелось рассказывать лично на специально организованном приеме графа Малаги. Как это ни странно, но о нападении на мой феод и результатах боя, здесь уже ходили самые невероятные слухи. Кроме того, муссировались различные нелепицы о моем происхождении и грабежах магнатов московских и польских земель. И это мне категорически не понравилось, такие домыслы могли очень серьезно ударить по репутации и бросить тень на подконтрольные предприятия. А там и до разборок с негативными последствиями со стороны светской и духовной власти совсем недалеко.

Оба графа, группа священников и весь высший свет города слушали мои сказки до полуночи. Главным их лейтмотивом была правдивая история о моем княжеском достоинстве в царстве Московском, о гибели отца и близких людей, о жажде мести своим обидчикам и о довольно солидном наследстве. А так же, почти правдивая история про наем тысячной армии охочих запорожских казаков, о воинском духе и умении которых в Европе знали не понаслышке; о взятии замка обидчиков, их наказании и восстановлении чести рода; о выигранном пари с князем Вишневецким, племянником бывшего польского короля.

Увидев азарт и понимание в глазах дворян, услышав ахи и охи присутствующих дам, рассказал о том, как мне понравилась благословенная иберийская земля и о желании пожить здесь, пользуясь правами, предоставляемыми Испанской короной. Но так как амбасада Московского царства здесь отсутствует, следовательно, пройти процедуру индигената и подтвердить мое дворянское достоинство некому, то пошел другим путем и получил дворянство и подданство из рук короля за заслуги перед империей, — народ понимающе покивал, но кивки эти были вполне доброжелательны.

Когда они присутствующие идальго и кабальеро стали задавать кучу вопросов о бое с панцирной кавалерией, рассказал об удачном размещении гуляй-города на болотистой местности, а так же попросил графа отправить на мой корабль посыльного с запиской.

— Вот, — демонстрировал принесенные пистоль и мушкет с револьверными шестизарядными барабанами, — благодаря такому оружию я и победил. Кстати, его образцы мне изготовили именно здесь, в Малаге.

— Но оно же очень дорогое, — многие дворяне загалдели, перебивая друг друга, — и ненадежное, сорок-пятьдесят выстрелов и все, нужно делать ремонт или выбрасывать.

— Да, дорогое. Но оставленное отцом наследство позволило сотней таких стволов своих людей вооружить. Да, не надежное, и сейчас уже почти негодное, зато позволило выиграть бой с рыцарями Вишневецкого и захватить Агадир.

Переведя разговор на последнее приключение, сказал, что заблаговременно подкупил шпионов, которые помогли проникнуть в город, а прибывшие на трофейных шебеках, переодетые под арабов казаки, закидали маслом и подожгли пиратские корабли, затем, удержали ворота города до прибытия основных сил.

Потом, дамы упросили дона Марко рассказать и о его приключениях. Он поведал, как отправляясь в Новый Свет вместе с епископом Леона и своим секретарем попал в плен, как они сидели в тюремной камере, о сумме затребованного выкупа. А потом рассказал о чудесном освобождении и о глубокой признательности освободителю.

Вопрос о размере полученной с захваченного города контрибуции считался некорректным и его никто не озвучил, но на следующий день полгорода могло лицезреть, как с утра до вечера грузили и вывозили тяжелые денежные мешки к Банку реконструкции и развития.

Понимая, что нужно замазать злость и зависть окружающих, к вечеру посетил кафедральный собор и передал в дар церкви сертификат банка на сумму в пятьдесят тысяч серебром. Такой же сертификат вручил алькальду на развитие города. Это были суммы поистине королевские. Точно такие же сертификаты заготовил для передачи в Тенериф, столицу Канарского архипелага, на одном из островов которого расположен мой феод.

В Малаге мне довелось пробыть полтора дня. Не затягивая дело в долгий ящик, оплатил кругленькую сумму за регистрацию призов, в том числе флейта «Селена», семь шхун и четыре шебеки. Остальные корабли решил регистрировать в Тенерифе при возращении вторым рейсом. Кроме того, оформил принятие экзаменов под собственную ответственность, как офицер, патентованный Императорской военно-морской школой, и оплатил шкиперские патенты, кои администрацией алькальда были незамедлительно выписаны, заверены и в течение двух часов доставлены в компанию «Новый мир». Затем, в кабинете управляющего компанией Паши Гихона, собрал топменеджеров направлений, заместителя Гихона — Яшу Паса, главного банкира Давида Пуйоля и директора страхового агентства Карлоса Басору.

— Сеньор, — говорил Паша, — наши дела наладились и идут неплохо. У нас появились постоянные потребители и поставщики, с которыми мы заключили постоянные договора и по группам товаров заняли на рынке свои определенные ниши. Но после того фурора, который произвело вчерашнее появление вашего денежного и товарного каравана, ко мне сегодня подошли два очень солидных торговца с предложением о сотрудничестве. Но опять же, они заинтересованы в наших кредитах, поставках, страховании и безопасности. Это сотрудничество повысит наш товарооборот вдвое и соответственно увеличит прибыль. Но для этого нужен фрахт дополнительных судов и ваше разрешение на наем торговых агентов в Бильбао, Барселоне, Венеции и Марселе. Работать станет гораздо проще.

— Ясно, — тщательно записал в блокнот все вопросы, поднял глаза на банкира, — Говори, Давид.

— Я переживал, сеньор, что коли наш банк совсем новый, то с наличием клиентуры будет плохо. Но я ошибся, весь город видел, как его строили, что обворовать невозможно, видели, как выгружали уставный фонд в миллион серебром и сейчас постепенно к нам приходят серьезные вкладчики и клиенты. Но эти четыре миллиона триста семнадцать тысяч, которые вы вчера доставили, они для нас избыточны. Даже с увеличением финансовой активности, суммы уставного фонда на ближайший год нам вполне хватит, а дальше мы и сами заработаем.

— Понятно, Давид. Теперь слушаю тебя, Карлос.

— Сеньор, затраты по созданию агентства окупились за полгода, а на сегодняшний день нами заработано чистыми восемь тысяч талеров. Обычно к нам приходили два-три клиента в неделю, но вот что интересно, сеньор, сегодня утром пришли сразу четверо купцов, их интересуют гарантии качества услуг и безопасность. Да, они связали ваше имя с деятельностью агентства и считают его достаточной гарантией. Предполагаю, что все наши компании ожидает всплеск товарного и финансового оборота.

— Очень хорошо. Теперь ты, Яша.

— Карлос говорит, сеньор, что ожидается всплеск, я с этим согласен и думаю, что явление это не временное. И если откровенно, то все это благодаря вашему последнему приключению и демонстрации денежного каравана из порта к банку. Что же касается товара, который мы сейчас выгружаем и того перечня, который будет доставлен в скором будущем то, например, на все четыре с половиной сотни пушек, у меня покупатель уже есть. Он готов сегодня выложить за них триста шестьдесят тысяч. И за перец триста тысяч уже готовы отдать. По остальному перечню все распродам в течение трех-четырех недель. Минимально предполагаемая сумма от реализации потянет на один миллион двести тысяч, сумма колоссальная. И будет жаль, если она ляжет в банке без движения, тем более, что Давид не готов к операциям с такими суммами. Куда их вложить, ума не приложу.

— Понятно. Теперь слушайте меня, господа. Через две недели передаю в ваше полное распоряжение одиннадцать торговых шхун, а через месяц подойдут еще четыре флейта. Устраивает?

— Да, сеньор, отлично! — сказал Яша.

— А сейчас по деньгам, — вытащил из блокнота сложенные листы бумаги и передал банкиру, — Это список вкладчиков под льготные семь процентов годовых, с вкладами от одной тысячи двести талеров до пяти тысяч, на общую сумму в два с половиной миллиона. Остальные деньги положишь на мой счет. Поручишь своим клеркам, чтобы к сегодняшнему вечеру все сертификаты были выписаны. Деньги за реализацию товаров тебе тоже внесут, оформишь их Паша, как оборотные средства. Итак, в течение месяца, в хранилище банка будет лежать около семи миллионов талеров, это с учетом уставного фонда, поступивших доходов и посторонних вкладов. Так?

— Так, сеньор, — согласился Давид.

— Яша, — ткнул пальцем в Паса, — с завтрашнего дня ты берешь в руки руководство компанией и становишься управляющим, а ты, Паша, от этой должности освобождаешься.

Увидев, с каким недоумением на меня стали смотреть присутствующие, как их брови полезли вверх, поспешил продолжить:

— И назначаешься ты, Паша, председателем треста.

— Треста? А что это такое?

— Это доверительное объединение предприятий. Даю тебе, Паша, полтора года. За это время ты должен создать в Бильбао, Барселоне, Венеции и Марселе точно такой же комплекс предприятий, как и в Малаге, а все здесь присутствующие будут твоими помощниками и подготовят профильных специалистов. Кстати, Давид и Карлос становятся генеральными директорами и кроме управления своими предприятиями, еще будут контролировать филиалы. Да, жалования отныне вы получать не будете.

— А как? — обиженно спросил Яша.

— Лично ты, Яша, будешь получать десять процентов от чистого дохода подконтрольной тебе компании, и так будут получать все первые руководители, но через год после испытательного срока. Вам же, ребята, Паша и Давид, готов согласиться на пять процентов от каждого подконтрольного предприятия. Кстати, Мадрид меня тоже интересует, денег в столице не меряно. Филиалы треста там организовывать не надо, но банк нужно построить обязательно. Займись им Давид, в первую очередь. Ясно?

— Да, сеньор, — он вдруг высоко поднял голову, подбородок выдвинул вперед и развернул плечи.

— Вот и будет куда рассовать по миллиону уставного фонда. От моего имени, разумеется. А на твоих предприятиях, Карлос, прибыльность будет сравнительно не высокая, поэтому, учитывая еще специфику вашей службы в вопросах безопасности всей компании, лично ты будешь получать двадцать процентов от дохода каждого из филиалов страхового агентства.

Сказать, что ребята были шокированы, но довольны, значить ничего не сказать.

Эскадра к вечеру выгрузилась полностью и я, тепло распрощавшись с доном Марко и приняв благословение епископа, которые с утра тоже собирались покинуть гостеприимного хозяина Малаги, отправился в порт на «Алекто». Здесь собрал новых шкиперов, вручил им заверенные патенты, лицензии от компании «Новый мир», лоции и бортовые журналы. После «виватов» в мою честь, это дело отметили бокалом доброго вина и разошлись по своим судам.

Рассвет эскадра встретила далеко в море. За Гибралтарскими скалами сильный ветер сменился на крепкий, и держал довольно высокую встречную волну. Чтобы уйти от неудобного местного пассата, пришлось на восемьдесят миль отклониться от африканского побережья и по такой дуге подходить к Агадирскому заливу.

К вечеру пятых суток мы были на месте. На причалах ничего не изменилось, стояли четыре наших шебеки и четыре отремонтированных и оснащенных шхуны. Но, несмотря на то, что от Канар сюда гораздо ближе, чем от Малаги, эскадра ушедшая на остров Ла Пальма, до сих пор не вернулась.

Встретили меня заметно взволнованные Ангелов и Власьев. Все-таки с момента прощания прошло десять дней, то есть, все оговоренные сроки. Доложили, что за это время перехватили четыре каравана с шелковыми тканями и хлопком, но со стороны моря так никто и не заходил. Наверное таки, для небольших купеческих судов погода еще не совсем благоприятна.

Пока мы вот так говорили, один из моих марсовых крикнул: «Вижу парус!», и действительно, через склянку на горизонте стали видны изумрудные паруса десяти судов. Все правильно, четыре команды должны были свои корабли оставить в родном порту и прибыть пассажирами, а здесь принять уже отремонтированные и загруженные шхуны. Оказывается, в первую ночью при переходе потерялись три шебеки, управляемые неопытными бывшими старпомами, вот и собирались в кучу больше суток.

Однако, хорошо то, что хорошо кончается. Опять согнали слоняющихся без дела рабов-бездельников и в течение суток все суда были загружены. Даже девять тридцатифутовых пушек, в которые и человека зарядить можно, бережно со стен были сняты, перевезены на пирс и загружены в один из трюмов.

В обратный путь отправились через Тенериф, куда прибыли рано утром. Здесь каким-то образом о наших похождениях, а так же об освобождении из плена наследника Леонского герцога и его окружения, были осведомлены абсолютно все. Однако, решил не задерживаться, но настоятельной просьбе алькальда отказать не имел права и во время сиесты, три часа рассказывал о захвате Агадира. После дачи взятки властям, от меня отстали и, забрав готовые документы о регистрации четырех шхун, еще до сумерек и прилива успели выскочить из порта. В море разделились, двадцать один корабль отправился на Ла Пальму, а одиннадцать шхун под общей командой грека Папандреу — в Малагу.

По прибытию домой, сразу же стали выгружать товары, подлежащие продаже компанией «Новый мир», а нужные в походе догружать. А тридцатифутовые пушки установили в портовые равелины, по четыре штуки в каждый, изъяв ранее находившиеся там восемнадцатифутовые, которые теперь пойдут в подарок на Запорожскую Сечь.

По результатам похода, некоторым командирам решил повысить звание. Его бы с годик подождать, но нет у меня командного резерва, поэтому, морские лейтенанты Власьев и Сова, получили капитанов, а прапорщик Карнаух — лейтенанта. Взвалил на них по дополнительному мешку ответственности, воины они упорные и серьезные, пусть несут.

Премиальные доли с общего хабара были рассчитаны давно, и минимальная сумма получилась в одну тысячу двести талеров. Много это или мало? Много для этого времени, немало даже для начала двадцатого века, когда такая сумма составляла годичное жалование боевого российского офицера.

Деньги выплатил всем, даже тем, кто непосредственное участие в бою не принимал как, например, группа мастеров Ивана Бульбы или бойцы комендантской роты лейтенанта Васюни. Вручив на общем построении моей маленькой армии лично каждому бойцу сертификат банка, разрешил всеобщий отдых и гулянья. Правда, бойцы Васюни все эти четыре дня участия в гуляньях не принимали, как несли службу «через день — на ремень», так и продолжали нести.

И сейчас, стоя на центральной башне цитадели, еще раз глубоко вдохнул свежий воздух, осмотрел бухту с кораблями, полностью снаряженными и готовыми к отплытию, кивнул караульному капралу Мигуле, развернулся и направился приводить себя в порядок. Довольно отдыхать, пора в поход.

Перед тем, как зайти в туалетную комнату, снял пижаму и посмотрел на свое отражение в высоком зеркале. Да, теперь это был не тот казачок Мишка, которого впервые ощутило заброшенное из XXI века воспаленное сознание Женьки. Стройное тело, казалось бы, не изменилось, по-прежнему выглядело не перекаченным, а перевитым сухими узлами мышц, как и положено воину-мечнику. На лице уже давно появилась растительность, сначала усы, а сейчас из юношеского пушка и бородка закурчавилась. Надо сбрить, тем более, что специальная «коса» имеется, когда-то в Толедо приобрел. А вот небольшие усы оставлю, Любке нравится, когда щекочусь во время поцелуя, она так заразительно смеется! Да и реноме поддерживать надо, какой же это казак, да без усов? Идальго, кстати, без усов тоже будет выглядеть странно.

Совещание с офицерами и начальниками служб решил провести в столовой. В кабинете спокойно могли разместиться двенадцать человек, а здесь кроме моего кресла за столом стояло сорок девять стульев. А еще из коридора резные скамейки принесли и у стенки поставили, так что смог пригласить всех лыцарей, казацкую старшину и руководителей служб. Прибыли так же оба епископа и отец Герасим, пристроились на дальней скамеечке и стали внимательно слушать.

Справа от меня сидел Иван Бульба, дальше Антон Полищук, Данко Ангелов, Петро Лигачев и другие воины. А слева, рядом, находилась Рита, а далее, командиры кораблей и мастера.

Команда. Нет, не исполнителей, а настоящая команда единомышленников, большинство из которых имели стратегическое мышление и были готовы к самостоятельным действиям. Мне в глаза внимательно смотрели будущие военачальники, коменданты городов, правители областей и генерал-губернаторы территорий, ученые и промышленники. Даже сидевшие в отдалении начальник моршколы Йохан Ван дер Кройф, издатель и полиграфист Карло Манчини, главный строитель Лучано Пирелли, попавшие к нам вместе со своими людьми не совсем по доброй воле, за последние недели увидели столько любопытного и уму непостижимого, что вчера однозначно подтвердили: они со мной. И не только потому, что подписали контракт и дали слово чести, а еще и потому, что со мной им будет ужасно интересно.

— Товарищи лыцари! Братья казаки! Отцы! — склонил голову в сторону священников, затем, обозначил легкий поклон в сторону начальников служб, — Госпожа Рита! Господа! Наступил тот самый ответственный день, в ожидании которого люди здесь мучились целых полгода. Сегодня мы выступаем осваивать новые земли. Корабли необходимым оборудованием, оснасткой и товарами загружены полностью и готовы к плаванью. Осталось только воинам и крестьянам взойти на борт. Поэтому, больше тянуть не будем, отчаливаем сразу же после обеда.

Раскрыл лежащий рядом объемный тубус и вытащил свернутые в рулоны полотнища. Здесь были уточненные карты звездного неба, лоции морских маршрутов и прибрежной полосы Европы и всего Африканского континента, лично мной доработанные. Были у меня карты с изображением берегов Индии, Китая, Японии, контурными добавками никому еще неизвестных земель Австралии, Новой Зеландии, Новой Гвинеи, отдельных островов Океании, будущих Российских берегов Дальнего Востока и западного побережья Северной Америки. Но давать их кому-либо еще рано, разве что Кривошапко, который отправится вместе со мной в кругосветку. Не потому, что другим не доверяю, просто, в жизни всякое случается.

— Юнга! Раздай всем присутствующим, — в мгновении ока из-за спины появился перепуганный мальчишка, Славка Орлик и я ему вручил рулон с детально прорисованными картами южной части Африки. Дождавшись, когда все их получат и развернут, продолжил, — Очерченные красным пунктиром границы с семнадцатой по тридцать вторую параллель, это моя земля! Называется Южно-Африканское графство княжества Славия. Таких карт в Европе нет, считается, что в этом месте находится безжизненная пустыня. Действительно, есть там пятно пустыни, которое занимает пятую часть графства, но место это никакое не безжизненное. В сезон дождей здесь бродят огромные стада антилоп, а следом за ними, естественно, прайды львов, стаи гиен и шакалов. А когда наступает жара, живность мигрирует на ее окраины. Во всех остальных местах, это богатейшая на природные ресурсы земля, пригодная для скотоводства и земледелия. Да, раньше я вам рассказывал про эти места, но совсем выпустил из виду, что урожаи здесь собирают два раза в год.

— Так вот, северная граница графства проходит от устья реки Кунене до ее середины, затем от середины реки Окаванго до указанных рисками солончаков. Кстати, здесь соли столько, что можно всю Европу кормить ложками тысячу лет. Далее граница идет между горной грядой и от истоков реки Лимпопо до ее устья.

— На тридцать второй параллели, в районе мыса Доброй Надежды находится небольшая Голландская колония, которая является перевалочным пунктом при путешествии кораблей в Индию. Наша южная граница проходит километрах в трехстах выше их поселений. Лет двадцать нам туда ходить не надо, да и они к нам точно никогда не придут, полагая, что здесь безжизненные земли. Я ничего не путаю, герр Йохан?

— Истинная правда, все знают, что там пустыня. Но вам я верю, — тихо сказал голландец, а затем спросил, — Ваша светлость, а велико ли графство?

— По территории соизмеримо с шестью Испаниями, — выждав, пока замолкнет гул удивленных голосов, продолжил, — Обратите внимание на четырнадцать подписанных кружков. Это названия городов, например, Иванград — столица графства, Стоянов — крепость-порт и административный центр провинции на западном побережье в устье реки Оранжевая, Лигачев — крепость-порт и административный центр на восточном побережье в глубоком заливе, в ста милях ниже устья реки Лимпопо. А дальше, Пугачев, Ковалев и другие города, названные в честь первых комендантов.

— О-о-о, — загудели за столом, а Орлик спросил, — Сир, а почему ни один город в графстве не назван вашим именем?

— Еще назовут. Со временем здесь вырастут сотни городов, и называть их будут по-разному, но в честь каждого из здесь присутствующих обязательно, не сомневайтесь. Потому, что именно вы стоите у истоков создания государства, именно вы творите историю.

— А сейчас слушайте боевой приказ. Капитан Власьев!

— Я! — он резко отодвинул стул и вскочил на ноги.

— Назначаетесь командиром группы, в составе восьми парусно-весельных кораблей. Задача подразделения — патрулирование и охрана западного побережья графства, порт базирования — Стоянов.

— Есть! — радостно блеснули его глаза.

— Получите новые карты и лоции! — передал ему восемь комплектов, — Капитан Сова!

— Я!

— Назначаетесь командиром группы, в составе четырех парусно-весельных кораблей. Задача подразделения — патрулирование и охрана восточного побережья графства, порт базирования — Лигачев.

— Есть! — глаза молоденького капитана Совы блеснули не менее радостно.

— Через девять месяцев в состав группы направим еще четыре шебеки, как только будут подготовлены офицеры и команды, а сейчас получите новые карты и лоции. Капитан Дуга!

— Я!

— Ваша группа кораблей после доставки грузов, выгрузки десанта и пассажиров, возвращается в метрополию в распоряжение компании «Новый мир». На обратном пути пойдете через Канары, в сейфе коменданта Васюни возьмешь грамоту великого визиря. Затем, загрузишь на свой корабль приготовленные на Сечь подарки: десять пушек, четыреста пистолей, двести аркебуз, тридцать мушкетонов, тысячу ятаганов и палашей, отливки железа, меди, олова и свинца. А так же пятьдесят тысяч талеров. Кому, сколько и чего давать, знает прапорщик Черкес, он пойдет с тобой главным интендантом. В Хаджибее нужно быть в середине сентября, будешь действовать от моего имени. Комендант в курсе дела, никаких проблем не будет. Этот вопрос мы неоднократно обговаривали, думаю, муссировать его больше не стоит.

— Так точно, сир! — боднул головой капитан Дуга.

— Лейтенант Васюня!

— Я!

— Обучение славянскому языку воинов и переселенцев на твоей совести, и на совести переданных в твое распоряжение десяти инструкторов. И курсантов моршколы к этому делу тоже подключай.

— Есть, сир! Все сделаем, как надо! Вы только об оружии и патронах для новичков позаботьтесь.

— За полгода, думаю, производство развернется, так что по три сотни револьверов и винтовок в твое распоряжение отгружать будут ежегодно. Ну и патроны тоже. Итак, порядок наших действий неоднократно оговорен, команды сформированы, прошли неплохое слаживание, десант и пассажиров по кораблям распределили, больше говорить не о чем. Кстати, сеньор Лучано, вы разделили своих строителей на четырнадцать бригад?

— На пятнадцать, ваша светлость, четырнадцать останется в графстве, а я уйду с вами дальше.

— Отлично! В кого-нибудь вопросы есть? — подождал минуту, но никто ни о чем спрашивать не стал, — Вопросов нет. Тогда напоминаю, отчаливаем с началом третьей вахты, идем двумя параллельными кильватерными колоннами с дистанцией в двадцать кабельтов. Все, господа, свободны!

* * *

До экватора двигались по очень удобному пассату и преодолели две с половиной тысячи миль буквально за восемь дней. Праздник Нептуна, с посвящением фактически всех моряков в «рыцари моря», с ряжеными чертями, а так же песнями и плясками, не праздновали, батюшки были категорически против «всяческих языческих кривляний». А вот молебен на всех кораблях отслужили, после чего на каждом корабле была вскрыта бочка с сухим вином. Матросы и пассажиры от него не напились, но разноязыкие песни пели.

Оставшиеся две тысячи миль дались сложно, шли галсами, по ночам чаще обычного били в рынду, и плелись целых пятнадцать дней. К сожалению, сказывалось недостаточность опыта.

В той жизни мне доводилось бывать по работе в городе Александр-Бей, который стоял на южном берегу устья реки Оранжевой, поэтому помнил, что начиная с южного тропика вдоль всего побережья пустыни Намиб, это будет самый первый выход в океан большой, полноводной реки. Однако, я его едва не проморгал. Дело в том, что из-за сильных круглогодичных прибоев и непостоянных прибрежных течений, выполнять каботажное плавание близко к берегу было невозможно, поэтому, мы держались далеко в океане. Часто осматриваясь в подзорную трубу, вдруг увидел это самое устье фактически уже на траверзе левого борта.

Быстро скомандовал вымпелом курс галфвинд (около девяноста градусов), стал выполнять эволюции и, наконец, направился к берегу. Вход в бухту получился, словно по кипящим волнам послештормовой качки, нос корабля клевало, как на качелях. Зато шебеки, убрав паруса, влетели на веслах совершенно без проблем.

В конце концов, мы вошли в спокойную воду и недалеко от берега бросили якоря. Для двухсот тридцати воинов, двухсот пятидесяти моряков, трех сотен рабочих и мастеровых, а так же полутора тысяч крестьян поход уже закончился. Здесь им предстояло жить, воевать и трудиться. Но счастливы были сойти на берег за три недели непрерывного похода не только новые местные жители, но и все семь тысяч прибывших. Даже та часть лошадей, коров и коз, которых выгрузили в этом месте, и которых шатало, словно стебли на ветру, по истечению десяти минут от счастья чуть с ума не сошли.

За два часа все люди, наконец, были на суше и немного отошли от непрерывного трехнедельного путешествия. Вот и батюшки сошли на берег, высоко и торжественно неся хоругви с изображением Спасителя и Матери Божьей, а Иван Тимофеевич забрал у Славки Орлика древко со свернутым знаменем княжества, развернул его и стал рядом со мной. Полотнище сразу же затрепетало на ветру. Шум многотысячной толпы резко стих и все замерли в ожидании и с неподдельным любопытством в глазах.

— Это — моя земля! Но если кто-то считает иначе, пусть выйдет и оспорит! Здесь и сейчас! Либо молчит до скончания веков! — я вытащил из ножен шпагу и воткнул в песок пляжа. Поднял голову и встретился с глазами воинов, священников, мастеровых и крестьян, и нигде не увидел злобы или отторжения, лишь только надежду.