Порядком измотанный отряд, двигался на север уже десятый день. Тур указывал более быстрый и лёгкий путь. Дважды выходили к небольшим селениям по берегам рек. Запасались провизией, одеждой и молчаливо проклинаемые местными жителями, продолжали путь дальше. Тёплые земли остались уже далеко позади. По подавшимся часто пышно зацветающим растениям было понятно, что весна давно сменила зиму, и холода постепенно отступали по мере того, как люди продвигались дальше на север.

Табуны диких лошадей, встречавшиеся на пути, тут же скрывались в бескрайних степях, заметив людей. Но однажды удалось подкараулить нескольких и заарканить. Когда животные были пойманы, Зор с лёгкостью их приручил, что уже через несколько дней, они непринуждённо шли следом за мальчуганом, но вот провизию загрузить на них, пока не получалось. На недолгих стоянках, император пытался обуздать одного. Ещё довольно молодой, не более двух лет от роду жеребец, был совершенно белоснежного цвета, лишь маленькое чёрное пятно на боку, разбавляло эту белизну. Амур обвязывал крепко верёвку ближе к холке и пока Зор успокаивал животное, взбирался верхом, хватался за аркан и командовал сыну бежать. Жеребец, поначалу тихо следовавший за мальчуганом, вскоре начинал проявлять беспокойство, становился на дыбы, взбрыкивал, пока непонятное неудобство на спине не исчезало, падая на землю. Так продолжалось изо дня в день и вскоре «Снег», как прозвал его император, привык, уже не обращая никакого внимания на седока. Без седла было несколько неудобно, но Амур привык быстро. Со временем удалось приручить и остальных. Теперь в отряде были верховые, что можно было сказать — армия росла…

Из подручных средств были связаны недоуздки, так как Зор сильно воспротивился, когда увидел настоящую уздечку, изготовленную Маргасом, когда тот попытался обуздать одну лошадь, всовывая ей сквозь стиснутые зубы, два железных прутка, скрученных между собой и по краям привязанные верёвками. Пришлось в итоге отказаться от этого и довольствоваться лишь тем, что одобрил мальчуган. Хоть и управлять ими практически было невозможно, но их повода служили теперь упором для рук и поддержки равновесия.

Степи с каждым днём становились холоднее. Чаще стали встречаться небольшие перелески. Местность становилась более холмистой, попадались заболоченные участки. Одним холодным вечером, собираясь уже становиться на ночлег, прискакали двое дозорных и сообщили о длинной гряде высоких холмов. Отряд направился вперёд, решив успеть дойти до них до темноты.

Вскоре появилось туманное очертание возвышенности тянувшейся вдоль горизонта. Ускорив шаг, воины спешили успеть до захода солнца. Долгожданная преграда казалось, вовсе не приближалась, как ни старались бойцы быстро идти. Но вот туманная дымка уже не скрывала их очертаний. Сделав последний рывок, отряд наконец остановился у подножия зелёных холмов, поросших густой травой и кустарниками. Из последних сил взобравшись на вершину, путники с облегчением вздохнули, попадав на землю, с улыбкой глядя в бескрайнее небо.

Амур стоял у противоположного склона, и глубоко вдыхая прохладный чистый воздух, улыбался. Зор стоял рядом, щурившись от багряного зарева, исходившего от заходящего за горизонт светила. Внизу располагалась огромная долина, сквозь которую протекала, извиваясь, красивая река, а по обеим сторонам долины, простирался лес. Могучие хвои тянулись высоко к небу, стараясь достать до проплывающих мимо редких облаков.

— Красиво… — шёпотом произнёс Зор, глядя на великолепие, раскинувшееся бескрайним ковром во все стороны.

— Да, сын. Здесь начинается Гария и это твоя земля! — Прошептал император в ответ, часто дыша от волнения и продолжая радостно улыбаться.

Амур чувствовал, как его разум наполнялся великой мощью. Будто природа встречала своих детей, блуждавших где-то долгие годы, и теперь, наконец ступивших на порог родного дома. Она ликовала вместе с ними, наполняя пространство красивыми звуками, которые слышала лишь душа, проникаясь родной песней, раскрываясь в трепете перед объятьями жизни. Тёплое и нежное дыхание ветра, казалось особенным, не таким, как раньше. Это дыхание успокаивало израненный разум, стараясь убрать скорее боль, чтобы ничего более не тревожило блудных сыновей своих.

Император прикрыл глаза. Он сейчас понимал, что его дом именно здесь и нигде более. Здесь он родился заново и здесь впервые в жизни познал, что такое — жизнь настоящая. В память вдруг пришёл брат, но в этот раз Амур не испытывал к нему никакой даже хоть малой обиды. Ему было почему-то его жаль, и сейчас он искренне желал, чтобы тот оказался рядом и смог прочувствовать всё то, что чувствовал Амур.

— Отец, что тревожит тебя? — вдруг вырвал голос из раздумий.

— Ничего, сын, почему решил так? — посмотрел на него император.

— На лице твоём слёзы, а ты сам говорил, что это недостойно воина, — искренне опечалился ребёнок.

— Нет, сын. Слёзы радости позволены всем, — улыбнулся он и утёр лицо рукавом. — Пойдём, я укрою тебя у огня, нужно выспаться и набраться сил.

— Да, отец, нужно, — повеселел мальчуган и направился в сторону лагеря, где уже горели несколько костров, согревая уставших солдат.

Амур улёгся рядом, прикрыл глаза, тут же погрузившись в глубокий сон. Сновидение было лёгким и приятным за долгое время. Император шёл сквозь цветущие сады, его за руку держала Дара и что-то радостно говорила. На её губах сияла дурманящая разум улыбка. Амур не слышал почему-то слов, но понимал всё, о чём она рассказывала. Они вышли на красивое поле, усыпанное пышным ковром цветов. Волосы Дарьяны трепал ветер, приподнимая их и развевая льющимися по воздуху волнами. Император хотел идти так вечно и всегда видеть глубину её красивых глаз, смотреть, как она улыбается, дурачится…

— Амур, проснись! — донеслось сквозь дурман до сознания.

Император открыл глаза. Склонившись над ним, стоял Сибур и тряс за плечо.

— Что!? — подхватился тут же он на ноги, озираясь по сторонам.

— Пойдём, — шепотом позвал генерал.

Рассвет только начинал пробиваться сквозь темноту. Лагерь ещё спал, лишь дозорные ходили по обоим склонам холма, устало вглядываясь в утренние сумерки.

Сибур прошёл в конец лагеря, где немного в отдалении горел огонь, у которого разогревались очередные дозоры, готовящиеся к смене.

— Смотри, — указал генерал. — Мерьян привёл.

Сильно дрожа всем телом, возле костра лежала Камири с закрытыми глазами, а рядом сидел Урсул, безумно как-то глядя в огонь. Одежда на обоих была местами изорвана, превратившись в лохмотья. Было видно, что они долгое время ничего не ели и толком не спали.

— Он говорит, что в ней демон сидит и она больна, — кивнул Сибур на бойца, бывшего раба и жившего до этого неподалёку от Дакана.

Амур хмыкнул, склонился над девушкой. Лицо её казалось бледным, а сильный озноб не прекращался ни на мгновение и безудержно колотил хрупкое тело.

— Кто рану Бохая залечил, быстро сюда его! — шёпотом приказал император. Один из бойцов сидевший у костра, подскочил на ноги и убежал, вскоре вернувшись с сонным местным лекарем.

— Смотри! — указал ему Амур на девушку. — Что с ней?!

Лекарь склонился над Камири, стал ощупывать руки, голову, прислушивался к дыханию.

— Нет, Амур, — ответил тот, поднявшись на ноги. — Стрелу убрать, кость на место вставить, рану задобрить — это можно. А она уж отойдёт скоро к Богам, внутри горит всё от холода что пронзал тело её, — развел он руками.

— Урсул, ты хоть знаешь, что с ней? И что вы здесь делаете?

— Ещё три ночи назад она держалась на ногах, а потом идти уже не могла, задыхаться начинала. Мы догнать вас пытались, но не поспевали, — ответил Даканец дрожащим голосом. — Как вы от водопадов снялись и в дорогу ступили, мы наткнулись на псов Мадиша. Половина погибла, остальных заковали и как рабов, обратно погнали. Я успел увести её, река спасла. Мадиш обезумел, стрелы сыпались, чуть и её не погубив.

— Ты достоин уважения, Урсул, что верно служишь чести воина!

— Она сестра мне, и лишь она меня всегда понимала, когда отец отрекся. Ведь мать моя прислугой при дворе была, а Камири с детства со мной. Она единственный человек, которым дорожу, — сбивчиво, с тоской глядя на девушку, ответил Урсул.

— Сибур, отведи его в лагерь, накорми и пусть уснёт.

— Пойдём, — махнул рукой генерал.

Урсул с трудом поднялся на ноги и, шатаясь из стороны в сторону, поддерживаемый под руку Мерьяном, последовал за Сибуром.

Император тяжело вздохнул и присел к огню, рядом с девушкой. Она лежала на спине, на мягкой подстилке из травы, тяжело дыша. Закрытые веки слегка подергивались, губы сильно дрожали. Амур снял с себя теплую овечью накидку, которой удалось разжиться в одном из селений по пути, и укрыл Камири.

— Хм… да какой из тебя воин, женщина… — буркнул император себе под нос.

Она будто услышала упрёк и пальцы стали судорожно впиваться в землю. Амур ухватил её за руку. Девушка попыталась вырвать ладонь, но вдруг успокоилась и затихла. Дрожь по телу била не так сильно, как прежде, но на лбу стали скапливаться крупные капли влаги. Дыхание было сиплым, каждый вдох давался с большим трудом.

Император испытывал сильную жалость к девушке. Он задумчиво смотрел в её молодое и красивое лицо, понимая, что эти прикрытые глаза если и откроются снова, то ненадолго. Он пытался ухватиться за чувство жалости и понять его, но оно хаотично металось по сознанию, не давая задержать на себе внимание. Амур помнил, как много лет назад, когда его армия только пыталась проложить путь в Гарию, внезапно пришедшая зима погубила значительную часть войска. Солдаты замерзали, падая без сил, умирали во сне, после долгого бреда, но и когда удалось вырваться из ловушки гор, вернувшись в империю, некоторые всё еще продолжали умирать. Император прекрасно помнил, что, несмотря на большие потери, подобные чувства возникали редко и проносились очень быстро. Скорее одолевала злость, досада от того, что армия была в упадке. Теперь же он испытывал жалость, что человек не сможет жить дальше. Совершенно чужой ему человек…

Амур крепко держал ладонь девушки, постоянно прислушиваясь к ощущениям тепла, исходившим от неё, будто боясь, что вот-вот оно начнёт угасать. Он знал, что Камири может не дожить до следующего вечера, а то и вовсе до утра. Император закрыл глаза, стараясь забыться, и пытался гнать странные и неприятные мысли. Легкая дрема начала окутывать разум. Амур слегка приоткрыл глаза, но ни костра, ни девушки не увидел. Вокруг стоял плотный туман, что вытянув руку перед собой, её не было видно. Над головой кружилась маленькая птичка. Она металась из стороны в сторону, в поисках свободного пространства, но как в стену, утыкалась в плотную завесу, падала на землю, вновь взлетала, из последних сил пытаясь выбраться на волю. Император сделал шаг вперед, затем ещё и ещё, пытаясь выйти из противной дымки. В какой-то момент туман перестал раздражать и он уже не обращал на него никакого внимания. Амур стал замечать, что откуда-то пробивается слабый свет, с каждым мгновением усиливающийся. Оглядевшись, понял, что свет излучает он сам. Вокруг ладоней образовывался золотистого цвета ореол. Там где он проводил руками, туман тут же таял. Император опустился на колени, аккуратно взял в руки птицу, уже лежавшую без движений, та слегка встрепенулась. Она была холодная словно лёд. Осторожно держа её в ладонях, он быстро пошёл сквозь туман, понимая, что только за его пределами, она сможет ожить и взлететь. Амур вскоре уже бежал, боясь не успеть донести её до вожделенной свободы, но дымка не заканчивалась, лишь расступалась перед человеком, образовываясь заново за спиной. Поняв, что идти можно бесконечно долго, но так и не найти выход, он опустился на землю, присел и поднеся ладони к лицу, на которых лежала птица, стал согревать её своим дыханием, в надежде, что холод сковавший крохотное тело, вдруг отступит. Вскоре её маленькие крылья слегка зашевелились, тело стало обретать теплоту. Она подняла голову, попыталась подняться на крохотные лапки. Заметив это, император воодушевился и старался как можно больше отдать своего тепла птице. Он чувствовал, как холодеют его ноги, руки, по телу прокатилась крупная дрожь, но остановиться уже не получалось. До слуха донеслось щебетание. Амур с трудом открыл глаза. Ладони были пусты, тумана будто и не бывало вовсе, а всё вокруг озарялось ярким светом. Маленькая птичка парила высоко в небе, радостно изливаясь красивой трелью. Император улыбнулся, глядя в бескрайнее небо, и медленно завалился на бок. Он чувствовал приятную лёгкость в душе, но тело больше не слушалось, становилось очень холодно. Сквозь неясную пелену на глазах, Амур вдруг увидел знакомые очертания лица склонившегося над ним.

— Ты словно дитя безрассудное, мой милый Амур, — ласково улыбаясь, прошептала Дара, присела рядом и, уложив его голову себе на колени, стала нежно гладить по волосам, холод постепенно отступал, заменяя собой приятное тепло, приходившее на смену…

* * *

Облизнув пересохшие губы, Амур кое-как попытался открыть глаза. Хотелось сильно пить, в голове что-то больно стучало, словно кузнец выправлял металл, ударяя молотом каждый раз с новой силой.

— Император!?

Перед взором появилось испуганное лицо Маргаса. Он участливо заглядывал в глаза, склонивши голову. Амур лежал на боку, перед костром, не в состоянии пошевелиться.

— Встать помоги, — прохрипел он.

Маргас взял за плечи и осторожно поднял, усадив.

— Император, думаю, стоит изгнать их! — тихо произнёс здоровяк.

— Кого? Пить дай…

Маргас сбегал куда-то, принёс бурдюк с водой и стал поить его.

— Её, — кивнул боец на девушку. — И того, что с ней пришёл.

Амур с трудом соображал, о чем ему пытались толковать. Он повернул голову, посмотрел на Камири. Та лежала рядом, уютно свернувшись, и казалось, тихо спала.

— Даканец прав был, когда говорил, что демон поселился в ней. Посмотри, как здоровьем дышит, а ты еле жив. Рассвет ещё не пришёл, а она всю жизнь из твоего тела выпила, сама той жизнью задышав, — прошептал Маргас.

— Забудь, Маргас, — ответил император, когда напился вволю. Боль в голове немного стихла, дышать стало легче. — А тому даканцу передай, если речи подобные услышу, языка лишу.

— Ты уверен?! — спросил здоровяк.

— Уверен, отрежу собственным мечом. Встать помоги, ноги слабы от бессонной ночи.

— Я о том, уверен ли ты, что в ней нет демона? — уточнил он, помогая встать.

— Не разочаровывай меня, друг! Ты начинаешь напоминать мне Таримана, с его безумством, с которым ему в каждом гарийце демоны виделись, а что вышло?

— Прости, всегда забываю… — задумчиво ответил Маргас.

— Солнце поднимается, — кивнул Амур в сторону горизонта, — поднимай лагерь, в путь пора.

Здоровяк кивнул и удалился.

Император взмахнул руками несколько раз в стороны, разминая их, голова слегка закружилась, и он снова присел к костру, чтобы не упасть. Лагерь постепенно просыпался, разбавляя тихий рассвет разномастным шумом.

— Где я? — раздался голос.

Камири приподнялась на локтях и села, поёживаясь от утренней прохлады.

— Здесь, — равнодушно ответил Амур, не поворачивая головы. — Урсул тебя принёс уставшую.

— А где он?

— Устал, пока нёс. Спит в лагере.

— Ты прогонишь нас? — продолжала сыпать девушка вопросами.

— Мне все равно, — ответил император. Ему больше всего сейчас не хотелось ни с кем говорить. Казалось, каждое слово отнимало много сил, которых и так не было. Было желание остаться одному в полной тишине, никого не видеть и ни о чём не думать.

Камири потянулась, выставив руки вверх, глубоко вздохнула несколько раз. — Как легко здесь дышится, — улыбнулась она. — Сон нынче снился, будто у меня крылья есть, а летать не могу, было очень холодно. Тогда появился вдруг яркий свет и окутал меня со всех сторон, согревая каким-то волшебным теплом. Крылья снова обрели силу, и я смогла взлететь высоко-высоко, что деревья внизу казались совсем крохотными. Странный сон. Раньше подобное не доводилось видеть.

Амур тяжело вздохнул, голова вновь сильно разболелась, что пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы не завыть от противного гула и стука, норовящих расколоть череп на части.

— Ты чем-то опечален, Амур? — спросила девушка, заглядывая в глаза.

Император вдруг резко вскочил на ноги и закричал что было сил. Камири отшатнулась, испуганно глядя на него. Тут же сбежались бойцы.

Сибур, подбежавший одним из первых растерянно смотрел на императора, ничего не понимая. Амур часто и глубоко дышал, задрав голову вверх, глядя в небо.

— Уходим, генерал, — сильно хрипя произнёс он наконец.

— Позволь спросить, что встревожило тебя?

— Да, Сибур, уходим, иначе снега здесь встретим! — раздражённо ответил император и зашагал в сторону лагеря.