Семёна мучил один единственный вопрос — почему заказчик, имеющий у себя в «друзьях» довольно серьезных людей, сделал заказ именно ему? Что-то здесь было не так. Ведь буддийские монастыри всегда открыты для любого человека, насколько было известно. Проникнуть в подземелье не должно составить труда. Заказчик вместо того, чтобы отправить своих проверенных людей и по максимуму удешевить процесс, отдаёт заказ ему, соглашается на баснословные деньги. Семён конечно мог поинтересоваться у Миши всеми подводными камнями этого дела, но знал по опыту, что если чего-то тебе не говорят, значит не стоит и спрашивать. В любом случае стоило готовиться к худшему. Если водят вокруг, да около, посему дело — дрянь.

Тряска на старом уазике длилась уже часа четыре. По прикидкам граница должна скоро быть. Последние минут двадцать троил двигатель, сначала с перерывами, а потом и постоянно. Семён мысленно молился, лишь бы доехать как можно дальше. Уазик отказывался разгоняться более шестидесяти километров в час. Съехав с трассы на грунтовку, скорость пришлось убавить до минимума, насколько позволяло дорожное полотно.

Свернув с хорошо накатанной грунтовки у крупного валуна, о котором ранее говорил Миша, как об ориентире, Семён попал на еле катаную лесную колею, порядком заросшую травой. Видно было, что по ней редко ездили. Ветки деревьев нависали прямо над лобовым стеклом. Дорога постоянно извивалась максимально круто в разные стороны, что, не успев выкрутить руль влево, тут же приходилось быстро крутить его вправо. Утешало то, что местность была каменистая, и грязи как таковой не было, так что продвижению ничего особо не мешало.

Спустя минут сорок, выехав из густого леса на открытую местность, путь преградила шустрая узкая речка, больше похожая на крупный ручей, усеянный большими камнями. Это была так называемая граница. Дальше автомобиль стоило оставить и двигаться пешком. Хотя иного выбора у Семёна не оставалось. На том берегу начинались горы, густо заросшие лесом. Дорога, по которой он только что приехал, делала резкий поворот и уходила вправо вдоль берега.

— Ну что, бывай… Любуйся тут природой, а мне нужно идти дальше, ты уж извини, — похлопал Семён по капоту железного коня и, вытащив из салона рюкзак с вещами и провизией, не медля, отправился в путь.

Перебраться на тот берег удалось не замочив ноги, тому способствовали частые крупные валуны, по которым он и прошёл без проблем.

Идти предстояло около трёх километров на юг, а затем у следующей небольшой реки километров десять на восток. Тут же пришлось достать Компас и свериться.

Взобравшись на первую сопку, Семён дошёл до противоположного склона и, вскарабкавшись на высокое дерево, огляделся. Кругом был сплошной хвойный лес, а вдалеке виднелось несколько голых проплешин.

Вместе с пришедшим закатом солнца, пришла и тоска. Семён сидел на уступе небольшого утеса берега речки, на которую вышел ещё часа три назад. Сколько успел, прошёл вдоль берега в нужном направлении и обустроился на ночлег.

На душе было противно и тоскливо. Вечер в одиночестве среди дремучих гор и лесов навевал хандру и лёгкую панику. Семён в последние годы часто ходил в походы, в основном в центральной части России, но бывало, при случае выбирался на северный Урал. Он давно заметил, что чувство одиночества обостряется обычно по вечерам в подобных местах.

В такие моменты казалось, будто ты никто и звать тебя никак… Величие природы давило на сознание, молчаливо давая понять — кто на самом деле здесь хозяин. Семён сразу же вспоминал изречение — «Человек — царь природы» и, усмехнувшись, тут же добавлял — «Вот только природа об этом не знает…». Он считал, что в такие моменты натура любого человека оголяется, и он становится тем, кто есть на самом деле. Одиночество — одно из главных условий понимания себя.

Настелив побольше елового лапника, Семён положил сверху полиуретановый коврик, свернулся в позу младенца и постарался уснуть. Требовалось хорошо выспаться и максимум завтра к вечеру быть на месте. Как утверждал Миша, монастырь заметить будет несложно, если идти правильной дорогой. Некоторые из его построек стоят на вершине утёса. Главное же здание ближе к низине. Обдумывая возможные дальнейшие действия, он постепенно уснул.

* * *

Семён мягко ступал по толстому ковру мха, иногда останавливаясь и прислушиваясь к окружающему миру. Тело было полностью голым, только невидимая толстая шкура ощущалась вместо одежды. Мысли немного путались, хотелось жутко есть. Парень пытался оценить окружающую обстановку, но никак не мог сообразить, кто он и что вообще делает? Было чувство, будто в нём сейчас жили две сущности — его собственная и чья-то ещё. Чем сильнее он силился осмыслить происходящее, тем быстрее это осмысливание теряло свою важность, становилось всё равно. Вскоре и вовсе все мысли исчезли, оставив лишь одно чувство голода.

Внезапно повеяло страхом. Семён его ощущал везде: в воздухе, в деревьях, земле, в нём самом. Он понимал, что не должен бояться и никогда не боялся в жизни, но сейчас это чувство окутало весь разум.

Парень замешкался, заметался из стороны в сторону, лихорадочно соображая, что делать и вдруг понял, что боится не за себя.

Тот, кому он был нужен — испытывал боль. Эту боль Семён чувствовал каждой клеткой своего организма. Его мозг буквально разрывало на части от бессилия, от невозможности чем-то помочь. Что было сил, он закричал на весь лес, но из горла вырвался какой-то непонятный звериный рёв, полный отчаяния.

Он мысленно почувствовал того, кому был нужен и, сделав глубокий вдох, сорвавшись с места, побежал, в надежде успеть.

С нечеловеческой скоростью он ломился сквозь заросли леса, надеясь в глубине души, что ошибся и тот, кому он всегда нужен, в безопасности.

Безумный бег продолжался до самого вечера. Лёгкие разрывало от боли.

На последнем издыхании Семён взобрался на невысокий продолговатый холм. По ту сторону холма шумели высокие травы, часто сильно склоняемые ночными ветрами. Впереди неподалёку парень заметил рощу. Бесшумно ступая по земле, уже неторопливо направился к ней. Семён вдруг понял, что все-таки опоздал, но надеялся, что всё еще сможет помочь.

В ноздри ударил запах крови. Ему казалось, будто впервые чувствует подобное, но с другой стороны он чётко был уверен, что этот запах уже знаком, вот только вспомнить никак не получалось.

Войдя в рощу, Семён остановился. Он уже знал, что его ждёт там и как мог, оттягивал этот момент. Огромный ком подкатил к горлу, глаза наполнялись влагой. Сильно выдохнув ноздрями и собравшись с силами, сделал шаг…

Небольшая полянка тускло освещалась лунным светом. Семён подошёл к старому дубу, росшему в центре, и тихо заскулил. Спустя мгновение его скулёж резко прекратился, и после небольшой паузы сменился надрывистым криком.

Окровавленное существо, привязанное верёвками к дереву, с улыбкой смотрело в небо, а из груди торчала длинная толстая палка. Еле заметное сияние его тела, постепенно угасало.

Семён присел рядом. Один из тех, кому он так был нужен, покинул этот мир. Сильная обида и отчаяние душили парня за глотку, временами перекрывая кислород. Он не понимал — что делать дальше и как такое могло произойти…

Развязать верёвки не получалось и тогда он начал грызть их зубами, с остервенением разрывая оковы в клочья, пока от них не осталось ничего, кроме коротких обрывков.

Вскоре Семён скрылся с освещаемой полянки, унося собой холодное тело. Он должен был его отнести туда, где Боги разговаривали с солнцем и дать возможность уйти в бесконечную вселенную. Парень до конца не понимал — стоит ли это делать, но надеялся, что поступает так, как одобрил бы тот, кому он всегда был нужен…

* * *

С сильным хрипом, почти задыхаясь, Семён открыл глаза. Жадно хватая ртом утренний прохладный воздух, он некоторое мгновение пытался осознать и оценить обстановку.

Отдышавшись, парень кое-как пришёл в себя. По телу била крупная дрожь. Первые мгновения после пробуждения, сновидение казалось намного реальнее яви. Сильно болели ноги, как после многокилометрового марша. На губах ощущалась засохшая корка. Семён протер руками лицо, на пальцах остались бурые следы. На языке чувствовался солоноватый вкус. Губы были в запекшейся крови. Спустившись к реке, он с остервенением стал умываться, прогоняя остатки сна.

Взобравшись обратно на уступ, достал газовую горелку и вскипятил в кружке воды для чая.

Неприятное ощущение на душе омрачало и без того пасмурное утро. Чувство противной тоски и страха давило на сознание, выбивая из колеи. Третий сон за короткое время. Семён уже не мог на это не обращать внимания и признался себе, что с ним происходит что-то неладное. Наверное, не стоило браться за этот заказ, если уж решил бросать. Нервы сдают, мозг бунтует. Но как говорится — бабло победит всё! И он повёлся, обратного хода не было…

Следующий вечер, Семён встретил у развилки реки. Ночь прошла на этот раз спокойно, без будоражащих разум снов. Утром, проснувшись и быстро позавтракав, он отправился дальше.

Спустя часа полтора, охотник за реликвиями заметил вдалеке на возвышенности смутные очертания построек. Соблюдая осторожность и глядя по сторонам в оба, он вскоре добрался до первого строения. Им оказалось выложенное из крупных булыжников некое подобие небольшого сарая, выкрашенное в цвет охры. Несмотря на массивность сооружения, дверь в него была грубо сколочена из полусгнивших досок. Она болталась на одной большой ржавой петле вбитой в расщелину между камнями. То, что здесь никто давно не появлялся, стало ясно после беглого осмотра.

Проём опутывала большая паутина. Заросшая тропа к сараю, говорила о давней заброшенности. Запах прелой соломы, устилавшей пол помещения витал в воздухе и от малейшего её шевеления, поднималась мелкая едкая пыль, тут же забиваясь в ноздри.

Семён осмотрелся по сторонам, вышел обратно на улицу. Метрах в пятидесяти, ниже по склону, стояло более крупное здание, а за ним, ещё ниже, проглядывала сквозь деревья довольно монументальная постройка. Видать это и было монастырём.

Уйдя с заросшей тропы, Семён стал продвигаться к цели, прячась в тени деревьев. Через каждый десяток шагов он останавливался и прислушивался. Вся окружающая местность говорила о том, что здесь не было человека очень давно, несмотря на то, что Миша утверждал, будто монастырь действующий.

Семёну иногда казалось, что за ним кто-то следит. Возможно зверь, возможно человек… На всякий случай, в руках наготове был спрей. На поясе висел нож, но он от зверя вряд ли спасёт.

Обойдя несколько раз трехэтажное здание по кругу, Семён вернулся к главному входу. Сначала были условные ворота, напоминавшие о себе двумя столбами из каменных глыб. Затем шла площадка перед самим входом внутрь. Её размеры были не более трёх десятков шагов в ширину и длину.

Выждав еще какое-то время, вслушиваясь в окружающие шумы, наконец решился и медленно подошёл к воротам. Ещё раз осмотревшись, бегом преодолел открытую местность.

Стены здания были сложены из крупных груботесанных блоков гранита. Дверь внутрь отсутствовала, напоминая о своём существовании лишь массивными проржавевшими петлями с обеих сторон. Проём был довольно большой — метра три с половиной в высоту и столько же в ширину.

Изнутри на Семёна смотрела темнота. Мелкими порывами до лица доносился слабый сквозняк, приносивший с собой запах плесени.

Достав из рюкзака фонарь он осторожно сделал шаг внутрь. Осветив пространство вокруг себя, осмотрелся. Потолки высотой метров пяти, голые каменные стены, заросшие паутиной, кое-где ободранная деревянная отделка. Сквозь заколоченные окна, просачивались тонкие струйки света. Семён достал карту помещений, бегло осмотрел её и двинулся через просторный зал к дальней стене, в которой был очередной зияющий пустотой проём.

Миновав около десятка крупных и маленьких комнатушек, появилась узкая лестница, ведущая вниз, сооружённая всё из того же камня. Было такое чувство, что здание выдолбили в скале. Ничего кроме камня, и некоторых редких деревянных элементов здесь не было.

Через семь крутых пролётов, лестница закончилась. Невысокий узкий коридор больше похожий на лаз для карликов, уходил под наклоном вниз, делая постепенно плавный поворот. По пути попадались с разных сторон небольшие комнаты, все так же девственно пустые. Об их назначении стоило только догадываться. Возможно, это были своеобразные кельи, а возможно и камеры для провинившихся. Хотя Семён был уверен, что буддизм являлся одной из самых миролюбивых религий. Его служители, если верить источникам, опасались раздавить букашку, не говоря о том, чтобы наказать человека за какую-либо провинность.

По мере продвижения, парень чувствовал нарастающее беспокойство. Оно конечно в таком деле просто обязано быть, но в данном случае беспокойство было слишком пугающим и странным. В разум стучался противный страх. Чем дальше Семён ступал, тем сильнее этот страх давил на сознание.

За очередным плавным поворотом вдруг забрезжил тусклый свет. Сердце авантюриста сильно ёкнуло и сжалось. Тело покрылось обильным потом. Семён выключил фонарь, замер на месте, стараясь не дышать. Это не было дневным светом. Он был желтоватого отблеска и играл тенями, словно где-то там горело живое пламя.

Переведя дух, Семён сделал в направлении света пару нерешительных шагов и снова остановился, присев на корточки, прижимаясь к холодной каменной стене подвала.

Свечение вдруг сильнее заиграло тенями по стенам и до слуха донеслось слабое шарканье. Парень вжался в стену и стал потихоньку отползать назад за поворот. Скрывшись из поля зрения, он остановился и занял выжидательную позицию, поглядывая в сторону источника шума. Шарканье не прекращалось и даже приближалось. Было ясно, что там человек. Свет постепенно продвигался по тоннелю и вскоре достиг места незваного гостя. Парень стал отступать и нырнул в первую, попавшуюся на пути тёмную комнатушку. Зайдя за проём, он прижался к стене.

Шарканье и свет уже были совсем рядом, высвечивая проём комнаты. До слуха доносилось слегка хрипловатое дыхание. На противоположной стене комнаты, он отчетливо видел тень человека, стоявшего в проёме.

Семён лихорадочно соображал, как дальше поступить. Убивать возможного свидетеля в его планы не входило. Оставалось только временно обезвредить, до выполнения задуманного.

— Туда… — раздался вдруг хриплый голос, сопровождаемый одиночным эхом. Тень стояла на том же месте, но уже с вытянутой в сторону рукой.

— Моя проводить… — снова прохрипел голос. — Туда…

Семён решил больше не выжидать и сделал резкий рывок к проёму, в надежде застать свидетеля врасплох и обезвредить, но на предполагаемом месте уже никого не было.

— Туда, моя проводить… — Незнакомец стоял уже шагах в десяти от комнаты, в стороне, откуда пришёл и жестом приглашал за собой.

Низкого роста худощавый старик с лысой головой, держал в руке керосиновую лампу. Морщинистое лицо, раскосые глаза и едва заметная улыбка. Тело было обмотано красной простынёй. Как называлась подобная одежда, Семён не знал, поэтому отметил про себя аналогию именно с тем, на что больше всего она походила.

— Твоя не бойся, моя проводить… — снова нарушил тишину старик и отошел к стене, приглашая незваного гостя.

— Ты кто, старик?! Ты монах?

— Моя проводить… — повторил он, игнорируя вопрос.

— Куда? — с нотками недоверия в голосе поинтересовался Семён.

— Иди — снова лаконично ответил старик и, повернувшись спиной, последовал по коридору.

Семён некоторое время постоял на месте, обдумывая сложившуюся ситуацию, и решил двигаться следом, в надежде, что в случае чего сможет быстро нейтрализовать подозрительного монаха.

Парень не особо торопился, стараясь держать приличное расстояние. Старик иногда останавливался, оборачивался и, убедившись, что гость следует за ним, двигался дальше.

Несколько раз, свернув на развилках коридора, они вошли в ещё один тоннель, точно стрела уходивший вперёд. Семён держал в руках план помещений и периодически сверялся. Старик шёл именно туда, куда нужно.

Парень заметно отстал от проводника, постоянно оглядываясь назад, и шёл лишь на удаляющийся свет. Впереди появился резкий поворот. Свернув в него, Семён увидел вдалеке низкий проём в стене не более метра. Старик уже был там. Блики от его лампы, вырывались тусклыми отблесками наружу.

Семён встал на четвереньки бегло осмотрел и пролез в узкий лаз. Поднявшись с колен, он ещё раз огляделся. Старика нигде не было. На столе у дальней стены одиноко стояла его керосиновая лампа. Комната была довольно большая, боковые стены оставались в затемнении. Взяв со стола лампу, он приступил к тщательному осмотру помещения. Иногда до лица доносились мелкие порывы ветерка, что говорило о хорошей вентиляции. Но ничего похожего на вент-шахту замечено пока не было. Семён медленно подошёл к самой дальней боковой стене и по мере её освещения волосы на его голове начинали жить свое жизнью, порождая шевеление. Разглядев всё подробнее, ноги подкосились и, рухнув на каменный пол, стал пятиться назад. Стеклянная колба лампы от падения разбилась, погрузив комнату в темноту. Семён быстро нащупал фонарь на поясе и включил его, освещая злополучную стену.

Около десяти человек в ободранной одежде, стояли почти по стойке смирно в одну шеренгу. Глаза их были открыты, а на лицах читался застывший ужас.

— Эй… — неуверенно произнёс парень. В ответ последовало одинарное эхо.

Несколько раз глубоко вздохнув, он не спеша подошёл к одному из них и помахал перед лицом фонариком. Реакции никакой не последовало. Осторожно дотронулся до руки, почувствовал слабое тепло. Проверил остальных. Все люди были живы, но в непонятном ступоре.

Рядом лежали рюкзаки, их было ровно столько, сколько и людей. Семён осмотрел вещи, во всех он обнаружил точно такой же план помещений, как и у себя. Картина понемногу вырисовывалась. Бедолаги по-видимому, являлись такими же охотниками за добром, как и он сам.

Порывшись в своем собственном рюкзаке, Семён достал респиратор и одел на лицо.

У противоположной стены, он увидел узкий коридорчик и ранее незамеченный доносившийся оттуда непонятный звук, посветил туда фонарём. Из пола, на высоту примерно в метр поднималась каменная чаша, а в ней журчал маленький родничок.

— Вот в чём дело…. Не пей, братец, козлёночком станешь… — отметил парень одну из версий ступора неудавшихся охотников за реликвиями. Подойдя к роднику, в освещении фонаря он вдруг увидел на дне чаши то, зачем сюда пришёл.

Бляха из жёлтого металла, лежала в воде, слегка поблёскивая цветом, сгубившим многих в этом мире.

Сердце Семёна лихорадочно забилось от вида странного и столь простого в исполнении артефакта. Он смотрел на медальон и не мог оторвать взгляд. Казалось, тот завораживал своей простотой и тайной. То, что тайна была и не простая, сомнений уже не было. Забыв обо всём на свете, он с улыбкой сумасшедшего сунул руку в воду и достал золотую бляху из чаши.

Семёну казалось, что это не просто золото, а целая эпоха, скрытая в небольшом кусочке. Он это чувствовал наверняка. Разум наполнился непонятной радостью, ему захотелось смеяться и плакать.

Пришедшая эйфория вдруг резко сменилась слабой тоской, которая нарастала с каждой секундой всё сильнее. Она давила на виски пульсирующей болью и затрудняла дыхание. Семён с раздражением сорвал с лица респиратор и швырнул его на пол.

Лёгким хотелось кислорода, но дышать становилось всё труднее. В глазах мутнело, кружилась голова.

Стены подземелья вдруг стали постепенно исчезать, будто их стирают ластиком на бумаге. Глазам становилось больно от яркого света, затем сильная мимолётная вспышка изменила всё…. Явившаяся взору картина, казалась каким-то бредом. Семён не ощущал себя физически, как будто осталось одно сознание, всё остальное исчезло.

Это сознание парило высоко в небе над необъятной тайгой.

Могучий первобытный лес очаровывал. Чувствовалось его мягкое, но сильное дыхание. Он каждое мгновение создавал новую жизнь, наполняя природу вокруг себя ликованием. Душа парня пыталась впитать всю мощь этого творения, часто в ответ отдавая частичку себя, от чего природа с благодарностью выплёскивала в пространство ещё более мощный поток своей энергии.

— Папочка мой, папочка! — тут же вернул в реальность детский крик.

Семён посмотрел вниз.

Маленькая девочка, лет пяти, в белом сарафане, расшитом синими кружевными цветами, бежала вверх по склону небольшого холма. На её лице радостно сияла улыбка, светлые волосы трепал встречный ветер.

Из высокой травы поднял голову мужчина, затем быстро встал на ноги и поспешил навстречу.

— У Гульки детки народились! — Слегка запыхавшись и продолжая сиять радостной улыбкой, сообщил ребёнок.

— Ты видела их? — спросил отец и подхватил дочь на руки.

— Да, папулечка мой, видела, они хорошенькие такие! Пойдём, я покажу тебе… — почти шёпотом и с тоном некой тайны произнес ребёнок.

Они быстро спустились с холма и направились в сторону высокой стены леса, выстроившейся неподалёку.

Семёну показались эти люди до боли знакомыми, но вот где он их видел, вспомнить никак не получалось.

Прошагав немного по мягкому зелёному мху, они подошли к старой поваленной ели. Из-за вывороченного корня дерева вышла тигрица. Девочка тут же подбежала к ней и обхватила зверя за шею.

Мужчина присел на землю и посмотрел в глаза зверю. Тигрица заурчала и припала к земле. Она слегка переминала передними лапами по земле, то выпуская, то пряча огромные когти. Её фырк, становился с каждым разом всё громче. Зверь погружался в одному ему понятное состояние.

— Не нужно ей мешать, у неё ведь теперь есть дела поважнее…. Пойдём к маме? — оторвал свой взгляд от тигрицы отец и поднялся с земли.

— Хорошо, папочка, сейчас пойдём, — ответила девочка и отпустила шею своей подруги.

Тигрица, до того лежавшая с прикрытыми глазами и мурлыкавшая, резво подскочила на ноги и скрылась за корнем дерева. Через мгновение она одного за другим вытащила два маленьких комочка, положила их перед людьми, а сама легла рядом, поочерёдно облизывая своих новорождённых.

— Красивые они у тебя, пойдём мы, — мужчина потрепал полосатую кошку по холке, отчего та снова замурлыкала.

— Ты иди, папочка, а я позже приду, поищу брата, он говорил, что на нашей реке будет.

— Хорошо, беги, я к маме пойду…

Она резво запрыгнула к отцу на руки, улыбнулась, заглянув в глаза, поцеловала в щёку и, спрыгнув обратно на землю, убежала в сторону небольшой лесной речки. Та протекала неподалёку и служила притоком другой, более крупной и полноводной реки, раскинувшейся огромным полотном на холмистой равнине.

Покинув лес и спустившись с небольшого холма, немного пройдя вдоль обрывистого берега, человек, не делая паузы, нырнул прямо в одежде в воду. Взобравшись на противоположный берег, он зашагал в сторону дубовой рощи, произраставшей неподалёку.

Навстречу ему вышла молодая светловолосая женщина в лёгком светлом платье. Её волосы были сплетены в тугую длинную косу, свисавшую чуть ниже пояса. Она остановилась у самого края рощи, слегка прикрыла глаза и, улыбнувшись, подставила лицо под вечерние лучи заходящего солнца. Через мгновение её подхватили крепкие руки, и женщина сильно обхватила за шею их обладателя.

— Мой муж, ты что-то задумал? — с ноткой тайны, игриво улыбаясь, спросила она, заглядывая ему в глаза.

— Нет, но если так говоришь, значит, обязательно задумаю. Ты ведь всё всегда знаешь лучше меня и наперёд, — засмеялся он.

— Я лишь чувствую мир, который живёт внутри тебя, а он с каждым днём наполняется непонятным страхом, — вдруг переменилась в лице женщина.

— Ты меняешься, как когда-то изменились все люди… — она сделала небольшую паузу, отпустила мужа. — Как когда-то они изменятся! — подвела она итог.

Мужчина присел в траву. Рядом пристроилась женщина и положила голову ему на плечо. Они молча смотрели на стремительно уходящее за горизонт солнце, и каждый думал о своём.

— Уйти мне вскоре нужно…Возможно и не вернусь больше никогда…

— Вернёшься, — шёпотом произнесла женщина. — Ты всегда возвращаешься…. Пусть не в этой жизни, пусть в другой, но вернёшься, мой милый…

— Вряд ли…. Война идёт по земле. Она слишком многие умы заполняет, и остановить её не представляется возможным. Мысли людей слишком сильны, и эта война уже произошла! Произошла множество раз и будет происходить всегда, пока полностью не уничтожит человека…. Я боюсь заблудиться…

— Дети сейчас вернутся, — резко сменила тему разговора женщина. — Замучили они хозяина. Ты им скажи, чтобы не отвлекали лишний раз его.

— Ему не сложно, он только рад этому, — слегка улыбаясь, ответил мужчина.

Вскоре из леса выбежала девочка, а вслед за ней, не спеша, появился мальчуган, лет восьми от роду.

По противоположному берегу со стороны леса горделиво шествовал хозяин здешних лесов, иногда останавливаясь и поглядывая назад.

Семён наблюдал за происходящим действом, и ему вдруг показалось, что он где-то подобное видел. Он неосознанно предугадывал каждое движение зверя наперед. В какой-то момент, парень вдруг уловил мысли зверя, и это были его собственные мысли….

Хозяин леса подошёл к более пологому участку берега и прильнул к земле. Девчонка подбежала к нему и запрыгнула на спину. Огромный бурый медведь осторожно поднялся, аккуратно спустился к воде и поплыл на другой берег. Он старался как можно аккуратнее плыть, чтобы не навредить чем, этому маленькому человечку, которому он сейчас так был нужен.

Мальчик, дойдя до берега, как следует разбежавшись, прыгнул в воду…

— Мамулечка, папулечка…! — радостно улыбаясь, подбежала девочка к сидящим у раскидистого дуба родителям, втиснулась между ними, и крепко обняла каждого, сколько хватало детских сил.

Мальчуган снял промокшую одежду, выкрутил воду, одел обратно на себя и пристроился рядом.

— Скажи, отец, ты уходишь из нашего дома? — спросил сын, разглядывая появляющиеся на небосводе звезды.

— Ухожу…. Так нужно…. И что бы ни произошло, я прошу всех вас — оставайтесь прежними. Я, наверное уже не смогу быть таким…

— Сможешь, мой папочка, сможешь! — заглянула ему в глаза дочка, улыбнулась своей неповторимой улыбкой и ещё крепче обняла. — Ты всё сможешь. И другим ты хочешь стать не потому, что тебе это нужно, а потому, что ты желаешь сохранить то великое, что пока ещё есть в людях. Всё будет хорошо. Помни, что мы всегда будем рядом! — Взгляд ребенка стал меняться и из детского шаловливого беззаботного, он вдруг стал каким-то умудрённым огромной прожитой жизнью. Она смотрела в глаза отцу, и казалось, мысленно успокаивала его.

— Да, я буду помнить! Обязательно….

Солнце уже полностью скрылось за горизонт. Остатки заката очень быстро растворились в стремительно надвигающейся ночи.

Мужчина не спеша поднялся, сделал несколько шагов в сторону реки и обернулся…

Сын смотрел мудрым взглядом на отца. Дочь улыбнулась, взяла за руку брата, и спустя некоторое время, они скрылись в роще.

По лицу его женщины текли слёзы.

Он снисходительно улыбнулся ей напоследок, развернулся и сделал решающий шаг в неизвестность….

Его мысли полетели со стремительной скоростью по бескрайним просторам вселенной. Он переступил черту и перестал быть тем, кем был до этого.

Семён парил все так же в воздухе и всем своим сознанием чувствовал непонятную страшную тоску и надвигающуюся трагедию.

Ночное небо, до того прозрачное и сверкающее миллионами звёзд, постепенно заволакивало тучами, лишь пробивающийся через них лунный свет всё ещё освещал природу вокруг.

Вскоре начал накрапывать мелкий дождик. Постепенно, с воем, поднимался сильный ветер, заставляя шуметь травы и кроны деревьев. Природа веселилась и плакала, скорбила и радовалась. Радовалась своим богам и тут же их оплакивала. Она знала всё! Знала на многие тысячи лет вперёд, и горе её было безграничным, как вселенная, неотъемлемой частью которой она являлась.

Жертва, принесённая богом, уже начала ломать волю человеческую. Эпоха сменялась эпохой. Земля выгорала, затем, долго залечивая раны, с неимоверными усилиями растила заново жизнь в себе с особой заботой и любовью, оберегая каждую искру этой жизни. И так повторялось из вечности в вечность…

Краски мира стали тускнеть и после сильной вспышки, странное видение исчезло. Семён находился всё в той же комнате в подземелье. Резкий спазм тут же сдавил горло, мешая нормально дышать.

Парень бросился к выходу, но как ни старался, не мог обнаружить лаз, через который сюда попал. Он задыхался с каждым мгновением всё сильнее. Противный зуд появился в голове от нехватки кислорода. Перед затуманенным взором, вдруг появился старик. Семён, ползающий по полу на коленях, протянул к нему руку.

— Вас больше нет… — прошептал хриплым голосом монах.

— Сс…сука… — всё, что смог выдавить из себя Семён, перед тем, как сердце сделало несколько затухающих ударов.

Разум находился в полнейшей пустоте. Семён ощущал себя в подвешенном состоянии в каком-то вакууме. Сумбурные воспоминания прожитой жизни быстро стирались и казались бредом, сильно напрягающим сознание. В какой-то момент он уже перестал отождествлять себя с тем, кем был. Семён чувствовал, как размышления о жизни, прошлом, стираются всё быстрее. Вскоре не осталось ничего, даже мыслей. Маленькая искорка зародилась в опустевшем сознании. Она быстро увеличивалась в размерах, и вскоре пустота перестала быть таковой, наполнив себя ярким светом. Здесь было тепло и уютно. Вся шелуха прошлой жизни исчезла, оставив после себя полнейшую чистоту. Душа ощущала себя светом, теплом, абсолютным добром…. Вдруг ей стало больно, что она не может поделиться этим добром с кем-нибудь. Хотелось отдать все свои знания до последней капли, но кому?

Душа решила действовать и устремилась сквозь свет, не желая далее быть безучастной в созидании красоты мира. То, что эта красота где-то есть, она была уверена наверняка…

В один момент, где-то очень далеко, в скрытом уголке вселенной, она заметила эту красоту и решила воссоединиться с ней, чтобы, будучи одним целым, творить подобную и наполнять вселенную чистым сиянием…

…Было больно, иногда невыносимо, но душа понимала, что нужно терпеть и цель будет достигнута. И она терпела, пока первый глоток воздуха, окончательно не воссоединил её и ту частичку красоты, которую она выбрала в бесконечном добре…

* * *

— У тебя сын родился, мой император, ты выбрал имя?

— Давно, брат… — Амур — наследник мой!!!

Это последнее что услышала душа, всё ещё осознающая себя как единство…

Детский плач, разносился далеко по коридорам. Никто кроме императора не смел говорить даже шёпотом, дабы не нарушить эти звуки красоты, только народившегося наследника трона…