6 июня 1965 г. я позвонил Г.К. Жукову, и мы договорились встретиться с ним на природе. Подъехал к его дому в 10.00, сели на машину и поехали по Минскому шоссе. Проехав километров 50-60 от Москвы, мы остановились и пошли в лес, как старые грибники, к тому же на этот раз Жуков одет был в гражданскую одежду.

Мы долго ходили по лесу, обсуждая ситуацию в нашей службе и в стране в целом. Разумеется, мы многие вопросы списывали на неопытность Брежнева, а к вечеру решили вернуться в Москву и зайти к Брежневу, внести ясность в некоторую неразбериху функций СВПК и КГБ, которые, почему-то часто стал путать он.

Шестого июня мы Брежнева в кабинете не застали, поэтому визит свой перенесли на утро, на 10.00 7 июня. Но, как оказалось, Брежнева в это время на рабочем месте не было. Мы, прихватив попутно Ахромеева, поехали в его загородный штаб и архив СВПК, туда сходились все донесения со всей планеты и даже из Средней Азии и Дальнего Востока, когда меня не было на месте, как и в это время.

В этот день, 7 июня 1965 г., познакомились с донесениями за трое суток. Все шло по старому, давно известному сценарию. Воинственно-разрушительный империализм США нагнетал милитаристскую обстановку на всей планете. Израиль, не скрывая, готовил большую войну на Ближнем Востоке, при непосредственном участии и под руководством США. США разжигали войну между СССР и КНР, КНР и Индией, Индией и Пакистаном. Шпионы ЦРУ и ФБР, как бешеные волки, рыскали по странам Варшавского договора и, особенно, в Чехословакии и Венгрии. Их было так много, что наши ребята не успевали разрушать их гнезда и ликвидировать одиночные очаги диверсионно-разведывательной работы западных спецслужб, а право такое, с моей стороны, было предоставлено всем нашим группам СВПК. После венгерских событий помощники и последователи А.Даллеса нас многому научили.

После всего просмотренного мы и разошлись. Как бы по углам, поразмышлять каждый в отдельности. Что греха таить, с приходом Брежнева-Суслова к власти, наша работа становилась много труднее, чем была при Хрущеве.

Идеологически нестойкие люди стали активней проникать в структуры власти, в финансы, в Госплан, в Госснаб, в сбытовые учреждения. Были бесполезны наши попытки доказать Брежневу то, что с его приходом в СССР выстраивается «большая пятая колонна», всевозможные «диссиденты» и «отказники» внутри СССР. И то, что через год-два израильской разведке Мосад и американскому ЦРУ можно в своих странах штаты сократить в два-три раза, а через десять лет основной штат будет жить в СССР на деньги СССР Мы полагали и доказывали Брежневу и Суслову, что всех этих «диссидентов» и других желающих уехать в Израиль и США надо свободно отпускать. Этим самым мы оздоровим и облегчим идеологическую обстановку в СССР. Но Брежнев с Сусловым не только не вникали в это, но нас обвиняли в национализме. Это было несправедливо. И Жуков, и я, да и вся концепция нашей СВПК всегда была направлена против любого проявления фашизма, национализма в любой форме и разновидности. Но тонкости и сложности национальных отношений, особенно в период обострения, как мы раньше говорили, классовой борьбы, то есть обострения борьбы противоречий, прежде всего, тайной и крепкой схватки разведок, заставляла нас очень внимательно и пристально заниматься селекцией, то есть разделением, и по идеологическому направлению, и по национальному принципу.

В таких условиях противоборство между руководством страны, в лице Брежнева и Суслова, и руководством СВПК было постоянным с 1966 г. В 1966 г. я ушел по гражданской работе в Министерство геологии, как сказал Жуков, под крылышко Сидоренко, так как Сидоренко был наш сотрудник и министр геологии СССР.

Нам казалось тогда, что, проживая в Чимкенте и работая теперь в Министерстве геологии, я смогу свободно перемещаться по всему СССР и выезжать в некоторые страны, когда это потребуется. Однако мы сильно ошиблись. Министерство геологии было также насыщено мздоимцами, и растащиловка там шла еще в те годы, хотя и не так откровенно и беспардонно, как сейчас. Тогда некоторые геологи, проживая в уютных городках, получали надбавки к основной зарплате в виде по¬ левых, безводных и так далее, о транспорте и разговора не заводилось. Если основные «полевики» получали неплохую зарплату со всеми доплатами законно, то вместе с ними ее получали и некоторые чиновники, проживающие в городах, «геологи», которые вообще слабо себе представляли, что такое полевые условия жизни геолога. Но получали те же надбавки к своей зарплате.

Мне стало работать намного трудней, хотя мне удавалось на пару-тройку дней кое-куда выскочить, как бы по делам геологической экспедиции. Сидоренко много работал сам, но недопонимал многого, что происходит в Министерстве геологии, – его заместитель Рясной распоряжался кадрами на свое усмотрение и многих коррупционеров и мздоимцев стаскивал в Москву со в1рего Советского Союза. А ведь Министерство геологии СССР – это секретные крупномасштабные карты, прямой подход и доступ к военным объектам, важные секреты по недрам и многое другое, что беспокоило нашу контрразведку. Естественно, что ЦРУ свило несколько гнезд и в Мингеологии, которые впоследствии нам удалось разоблачить и ликвидировать. 27 марта 1967 года мы в составе: Жуков, Келдыш, Сидоренко, Ахромеев, Скрябин и Франк – встретились в АН СССР, я рассказал о подрывной деятельности в работе некоторых геологов, о том, что геофизики не все карты по результатам работы сдают в Министерство геологии, охотятся за военными топографическими картами Прикаспийско-Приуральского полигона.

Ведется слабый учет тротила и пороха, как и автодетонаторов. На следующий день наш состав совещавшихся пополнился председателем КГБ Андроповым и министром МВД Щелоковым. Они пообещали усилить работу по контролю за сохранностью и правильным использованием тротила, пороха и автодетонаторов по всему Министерству геологии и особенно в геофизике.

Сидоренко пожаловался на то, что Брежнев порой не согласовывает с ним кадровые перестановки и назначения в Министерство геологии, работает напрямую замом Рясным, человеком, заинтересованным только в личной карьере. В этом Сидоренко был убежден.

– Попытался я раза два на эту тему переговорить с Брежневым, – добавил Сидоренко, – но он уходил от обсуждения этого вопроса. Поэтому складывается такое положение, что я уйду в АН СССР, что так работать я не в состоянии. 17 апреля 1967 года мы с Г.К. Жуковым попросились на прием к Брежневу и сразу были приняты. Мы объяснили ему о положении дел в Министерстве геологии, поговорили и о других отраслях народного хозяйства, и о том, что всюду наша служба стала наблюдать не только какое-то расслабление в коллективах, а просто безответственность и разгильдяйство. Власть Советов по Марксу-Ленину осталась на бумаге, всюду партийное жонглерство, но не в деле помощи председателям Советов всех уровней, а наоборот, бьют по рукам, практически излишней опекой только мешают работать. Провели мы в беседе, надо сказать бесполезной, целых 2 часа 17 минут и уехали ни с чем. 23 апреля 67 года я вернулся в Казахстан, на душе так было тяжело и паршиво, что я не знал, куда себя девать. Чимкент, который мне всегда нравился, стал для меня чужим, городок Турланской экспедиции еще хуже. В обед 24 апреля я зашел в кабинет Гарика Михлина, начальника транспорта экспедиции, который был изрядно подпитой, но решил со мной пофилософствовать по некоторым национальным вопросам. Я хотел уйти, но он настойчиво меня приостановил, проговорили мы с ним часа полтора, и, наконец, он высказал, что евреи самый умный и деловой народ! Сказал он мне это ни с того ни с сего, грубоватым тоном, глядя прямо мне в глаза, сказал как-то вызывающе. Я ответил, что, конечно, есть много талантливых людей и среди евреев, но и среди других народов талантов и умов не меньше. Далее я дипломатично попытался объяснить ему, что «в семье не без урода», так среди всех народов есть дарованья, есть жулики и воры, как и вечны паразиты. Что же касается евреев, то те из них, которые и являются уродами /в семье, то есть воры и расхитители, то, поскольку он и сам сказал, что они особенно умные, то и делают они это воровство талантливо, значительно более вредно, чем, к примеру, русские. Там, где такие «талантливые» воры и мздоимцы появляются, там и начинается растащиловка, развал и смута. Видимо, обо мне говорили, что я якобы антисемит, потому он и затеял этот разговор.

Разошлись мы без кулачной разборки случайно, потому что зашли женщины.

Пользуясь моментом, я ушел от этого вечно немытого и сопливого, «самого умного и делового» человека, который оказался двоюродным братом начальника экспеди¬ ции. Примерно через месяц после этого разговора я почувствовал всестороннее давление со стороны администрации экспедиции и даже был заслушан на бюро Чимкентского горкома партии о неправильном понимании мной, как коммунистом, политики партии по национальному вопросу!

Практически ведь ни один человек не знал моей основной работы, и я выслушивал выступления болванов с партбилетами в карманах. А сам думал о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском, о его бесконечной преданности идее справедливого общества и о его предложении 22 декабря 1918 г. «о создании контрразведки по борьбе с воинственным империализмом и его составляющей частью – воинственным иудаизмом как внутри страны, так и за рубежом». Опираясь на это предложение и понимая то, кем я являюсь в настоящий период по основной работе СВПК, я твердо заверял себя, что не сломаюсь и буду выходить из трудного положения и вести еще упорнее и разнообразнее разоблачение воинственно-разрушительной агрессивной системы любым путем, преодолевая трудности, которых стало очень много. Я – дважды Герой Советского Союза, генерал контрразведки был заперт, как в клетке, противниками всех мастей, совершенно не имея возможности выезжать в КНР, в Душанбе, на полигон и даже в Москву. Однажды я все же не удержался и по телефону кое-что сказал Г.К. Жукову, а через день или два меня вызвали в Москву. Пошли мы с Г.К. Жуковым на прием к Брежневу, а это значило и к Суслову, эти двойняшки поодиночке с нами перестали говорить. Не помню точно даты, но хорошо знаю, что это было после праздников 9 Мая.

Я Брежневу стал говорить, что по линии ЦК КПСС или Министерства геологии я замечаю препятствия и даже предательство по отношению к работе СВПК СССР.

Меня всячески тормозят с выездами по моей основной работе не только в КНР, Душанбе и Алма-Ату, но и на полигон. Я уж не говорю о поездках в Приморье и за рубеж. Разведки западных стран, опираясь на свою агентуру, единомышленников и сочувствующих, всевозможных «диссидентов» и им подобных, проживающих в Советском Союзе, пролезают в святая святых секретов СССР. Мы же, контрразведка, скованы бюрократией всех инстанций и оказываемся не в состоянии своевременно пресекать вражеские поползновения не только в братских странах, но и внутри СССР. Я для этой цели, чтобы хоть как-то заиметь свободное время, посту¬ пил в автодорожный институт заочно, чтобы под видом всяких консультаций и сессий выезжать в ТуркВО и встречаться со своими людьми. Ведь не могу же я на собственной квартире принимать людей! Вот примерно так я все изложил Брежневу. 

 Мы проговорили часов 5. Разговор закончился безрезультатно, точнее с плохим результатом. К Жукову Г.К. были вызваны врачи, и от Брежнева его увезла «скорая» в прединфарктном состоянии. Я выскочил из кабинета не попрощавшись, поехал к Андропову. когда приехал на Лубянку, то оказалось, что Андропова вызвал к себе Брежнева 20-25 минут назад. Я ушел из КГБ, заехал в ресторан Пекин, принял граммов 100, хорошо подзакрепился и поехал в гостиницу на ВДНХ, я любил там бывать и от устали отсыпаться. Не успел я закрыться и принять горизонтальное положение, как в дверь постучали. Я ответил: «заходите». И, к моему удивлению, заходят: Андропов, Садыков и Литовченко. Поздоровались. Как хозяин комнаты я предложил всем присесть. Когда все разделись и присели, Андропов позвонил кому-то, и через час нам из ресторана принесли ужин, но не на 4, а на 5 персон. Я глянул на Андропова, он сказал:

– Сейчас Щелоков подъедет.

Минут через 15 подъехал Щелоков, и мы ужиная начали обмениваться мнениями о поведении и лицемерии Брежнева, как и о суфлерской роли Суслова.

– Суслов пока не догадывается, что настоящая фамилия Брежнева – Галимбовский. Вот потому Брежнев и относится так болезненно к национальному вопросу, и с ним сложно обсуждать эту тему непредвзято и объективно. Надо уметь, особенно на таком посту, какой занимает Брежнев, отодвигать личные эмоции, на то он и государственный деятель. А он не может. Но Суслов многого не знает, вот и защищает его, – сказал Щелоков.

Я кратенько рассказал о моем положении по гражданской работе, а гражданская работа это была, естественно, моя крыша. Но так как крыша прохудилась, то моя основная работа в контрразведке оказалась на грани полного упадка, что отметили и Садыков, и Литовченко. Они прямо заявили:

– Если вы, Игорь Васильевич, будете здесь зажаты в клещи, то в тылу врага контрразведка СВПК окажется в бездействии, а впоследствии деградирует.

В этом узком кругу нами было принято решение об устранении Брежнева и Суслова. Осталось посоветоваться только с Г.К. Жуковым, но так как Жуков госпитализирован, значит, надобно было подождать дней 10-15, пока он выздоровеет. Так было решено, на этом мы и остановились. 22 мая 1967 г. я вылетел из Москвы в Чимкент, в этот же день я был уже «дома», то есть в квартире геологического городка, где проживал вместе с семьей.

Дней через 10 я под видом консультаций в институте поехал в Ташкент. Там 4 июня мы провели совещание с контрразведчиками, работающими за рубежом. Прибыли наши люди из Пакистана, Индии, Ирана, Ирака, Ливии, Афганистана, США, Англии, Канады, Боливии, Эфиопии, Сингапура и Австралии. Совещание шло 2 суток, без каких-либо перерывов, в том числе на сон и еду. Принято было много решений по тому или другому региону, где хозяйничали разведки США, Великобритании, Израиля и других воинственно-агрессивных государств. Мы наметили меры срыва разбойничьих замыслов США по порабощению таких стран, как Индия, Афганистан, Эфиопия, Иран, Ирак и Ливия. Мы также выработали новые методы и способы связи со мной, а значит и с Г.К. Жуковым, исходя из сложившейся непростой ситуации из-за противостояния между нами и руководством КПСС в лице Брежнева-Суслова. После чего разъехались каждый по своим местам. 

 19 июня меня пригласили в Москву, поскольку Жуков уже был более или менее здоров. Встретились мы с ним в госпитале за Красногорском. Я его проинформировал о проведенном совещании в Ташкенте, под эгидой моих консультаций в институте. Ответил на все интересующие его вопросы и спросил его: встре¬ чался ли он за последние дни с Андроповым, Щелоковым? Он ответил, что пока нет.

– У Брежнева тоже пока не был, – добавил Г.К.Жуков, – и признаться, как подумаю о ЦК, и сердце не лежит идти туда. Брежнев меня дважды навещал в госпитале, но что-то недоговаривает, что-то ловчит, что он нам скажет 24-го, когда мы у него соберемся, посмотрим. 24 июня к 12.00 мы приехали с Г.К. Жуковым к Л.И. Брежневу и нас сразу при¬ гласили зайти в кабинет. Не успели поздороваться, как вошел Ю.В.Андропов, потом Н.А.Щелоков.

У меня моментально мелькнула подозрительная мысль, но я быстро отбросил ее. Все мы расселись за столом совещаний, Суслова почему-то не оказалось.

Брежнев справился у всех о здоровье и особо заметил изменение моего внешнего вида.

– Что-то вы похудели, Георгий Петрович? – Спросил он как-то заботливо.

Я отмахнулся:

– Лето жаркое в Средней Азии, вот и похудел, спадет жара, поправлюсь.

Жуков, слушая меня, нервно постукивал пальцами по столу.

Брежнев начал спрашивать каждого руководителя о работе службы и в целом.

Начал Брежнев со Щелокова. Тот отчитывался прямо и откровенно:

– Москва превращается в проходной двор, режим о прописке практически прекратил свое существование. Едут отовсюду, без всяких причин и оснований, прописываются по указанию работников ЦК КПСС, нередко ссылаются и на ваше имя, Леонид Ильич. Ввиду общей распущенности, увеличивается пьянство, а где пьянство, там и преступления.

Брежнев грубо оборвал Щелокова и сказал:

– Никакой распущенности нет, просто МВД стало плохо работать, да и все!

Прошу вас, пересмотрите работу своего ведомства, ибо мы будем вынуждены принять административные меры. Садитесь!

Когда стал выступать Андропов, не успел он сказать несколько слов, как Брежнев перебил его и заявил:

– Что-то я не пойму, Юрий Владимирович, одно: есть у нас КГБ, и в нем аж 9 управлений, но что такое СВПК? Эта контрразведка входит в КГБ или нет? Надо кончать со всякими надстройками, которые налепил Хрущев.

Тут я не выдержал и резко перебил Брежнева:

– Не Хрущев, а Ленин, и не налепил, а создавал контрразведку по борьбе с воинственно-разрушительным империализмом, который при вашем руководстве уже приступил к исполнению своих функций по всему Союзу начиная с Москвы.

После моих слов создался вакуум молчания на 10 минут. Потом Андропов начал свой отчет. Говорил умно, по-государственному рассудительно, он умело касался всех положительных и отрицательных моментов в работе КГБ. Совместные действия КГБ с пограничниками и МВД.

– А Я особо хочу отметить, – сказал Юрий Владимирович, – неоценимую помощь Комитету Государственной Безопасности со стороны СВПК и лично от Жукова Георгия Константиновича и от Белого Игоря Васильевича. Без их бескорыстной помощи, без помощи руководства СВПК КГБ не был бы так информирован о планах наших противников в отношении СССР и наших союзников по Варшавскому договору.

– Так вот и берите полностью под свой контроль СВПК, как одно из подразделений КГБ. Для этого я и пригласил вас к себе. Георгий Константинович, – продолжал Брежнев, – на пенсии не откажется быть советником. Георгий Петрович возглавит отдел КГБ по всей Средней Азии, я думаю так, – завершил Брежнев.

Георгий Константинович встал и нервно начал говорить:

– Легко вы, Леонид Ильич, ломаете все через колено и даже то, что некоторые из нас отдали честному служению родине СССР свое детство и юность да и сейчас живут, не зная ни дня покоя, за счет своего здоровья, сна и отдыха выполняют свой долг перед родиной совершенно бескорыстно! Здорово у вас получается!

Брежнев, помолчав, сказал:

– Мы все день и ночь думаем о родине, что такого я сказал оскорбительного?

Ведь вы сами предложили кандидатуру Андропова на КГБ, и выбор ваш я одобрял и одобряю. Вы можете подбирать кадры, в этом я убедился.

Неожиданно для нас встал Щелоков и так жарко заговорил, что даже Брежнев очки снял:

– Вы, Леонид Ильич, – сказал Щелоков, – уродуете то, что должно остаться неприкасаемым. Ни ГРУ, ни внешняя разведка, о которых вы мне говорили, тысячной доли пользы не принесут для страны в сравнении с тем, какую пользу приносит СВПК. И это несмотря на то, что первый заместитель начальника СВПК И.В.Белый находится, вероятно по вашей воле, совершенно без какой-либо помощи, только за счет сна, отдыха, даже во время приема пищи исполняет свои обязанности. Он вынужден прятать свою работу от семьи, от коллег по гражданской работе, терпеть притеснения от всяких… и все это вместо заслуженного им смолоду почета и уважения! – проговорил он последние слова, сел и отвернулся от Брежнева.

Брежнев встал и произнес:

– На этом наше сегодняшнее совещание закончено, кто будет во здравии, то прошу завтра сюда же прийти к 11.00, до свидания.

Все мы, как солдаты, дружно встали и с превеликим удовольствием покинули кабинет Брежнева, не решив ни одного вопроса. Хотя по разведданным СВПК знали хорошо то, что агентура спецслужб США и Израиля и агрессивное крыло политиков этих государств спешно готовят третью мировую войну. А цель их обычная: разжечь войну между СССР и остальной Европой, постараться столкнуть СССР с Китаем. И, пользуясь разгромом или ослаблением всех остальных государств, США фактически захватывает мировое господство, а его партнер Израиль создает Великий Израиль, построив его за счет Палестины, Ливана, Сирии, Иордании и Египта. Очагом пожара 3-й мировой (но уже термоядерной войны) была подобрана Чехословакия, начало должно произойти там, где проживают судетские немцы. Знал об этом узкий круг даже в СВПК СССР.  От Брежнева мы поехали все на дачу к С. Д. Устинову, согласно его приглашению, там поговорили обо всем, о чем должны говорить государственные люди, и к нам через полчаса присоединились генералы Ахромеев и Куликов.