- Нет ... пожалуйста, только не блины ..., - пробормотала я в полусне и повернулась на другую сторону. - Не сейчас ... - Я как раз видела такой хороший сон, о гигантской горной цепи, над которой я скользила как птица, когда подумала, будто слышу, что меня зовет мама.

Пусть оставит меня в покое. Мне нужно выспаться. Кроме того с ней папа. Я слышала, как он поднялся наверх, прежде чем выключила свет. Все было хорошо.

- Люси! - Резко я села, в то время, как стук моего сердца умножился в голове. Это был не мамин голос. А папин! А папа поднимал голос только в чрезвычайных ситуациях. Значит у нас была чрезвычайная ситуация.

Ничего не одев сверху я соскочила с кровати и побежала к спальни родителей, где дверь была приоткрыта.

- Люси ... Слава небесам ...

Я не знала, о ком мне больше беспокоиться - о папе, который совершенно сконфуженно и с лохматым венчиком волос стоял посреди комнаты, или о маме, которая еще сидела в кровати, прижав обе руки к животу и дышала, издавая свистящие звуки.

- У нее - она - она ..., - заикался папа беспомощно и механически провел правой рукой по планке с пуговицами своей серой, фланелевой пижамы. - Только что отошли ...

Теперь я и сама заметила большое, влажное пятно, которое распространялось на матрасе.

- Ну на здоровье. - С чувством отвращения я сморщила нос. - Плодный пузырь? - Мама кивнула, в то время как новый свистящий звук заставил задрожать ее грудь.

- Так внезапно ... я проснулась, подумала что что-то очень странно, а потом ...

- Нам нужно ... мы должны ... разве нам не нужно ...?

- Папа, давай успокойся! - сделал я ему выговор. - Ты наносишь каждый день макияж на трупы, ты должен быть в состояние взять себя в руки, не так ли?

Задыхаясь он закашлял и постучал себе по груди. На это не возможно было смотреть. Так как мама казалась мне более стабильной, чем он, я побежала в ванную, намочила полотенце холодной водой и бросилась назад, чтобы положить его папе на затылок. Сразу же его глаза прояснились. Его разум начал снова работать.

- Ребенок на подходе, Люси ... Должен скоро родиться!

- О ... да ... он выходит ... - Мама ахнула и коротко склонилась вперед. - Схватка ... через десять минут ... нам нужно ...

- Как это, ребенок выходит? - закричала я, когда поняла, что все это значило. - Еще ведь слишком рано!

- Что же, этого можно было ожидать, Люси, - ответил папа и стал оглядываться в спальне, что-то ища.

- Все еще в рамках ... я надеюсь ... три недели раньше ... возможно мы просто ошиблись с расчетами ...

- Ты должен одеться папа, - вернула я его назад к существенному, прежде чем он снова потерял себя в своем паническом заикании. - Я позабочусь о маме.

Как только он спотыкаясь вышел в коридор, я направила свое внимание на маму, которая с ярко-красным щеками уставилась на свой живот. Да, я тоже не могла себе представить, как бы он мог стать еще больше.

Мама уже сейчас выглядела так, будто родит близнецов. Тем не менее, время было совершенно не подходящим.

- Мама - ты не думаешь, что это можно еще как-то остановить? Или немного отложить?

- Что?! - завизжала она и посмотрела на меня с ужасом. - Отложить? Знаешь, что мне сейчас предстоит, Люси? Часы боли, часы ожидания и страха - а ты хочешь все отложить? Мне повезет, если это продлится не слишком долго, как с тобой тогда! Надеюсь этот ребенок будет вести себя лучше!

- Ладно, ладно, хорошо ... я не это имела в виду. - На всякий случай я отступила на три шага назад.

Несмотря на ее больших размеров живот и схватки, мама казалась мне потенциально способной к насилию. Может быть папа поэтому был так травмирован. Потому что вспомнил мое рождение.

- Ты можешь одеться? - Я надеялась, что может. Я не хотела к ней приближаться. Она капризно кивнула и сопя откинула в сторону мокрое одеяло.

- Какой из этих чемоданов? - Я указала рядом с шифоньером, где в ряд стояли чемодан на колесиках, спортивная сумка фиолетового цвета и еще одни маленький чемодан.

- Ну, все три! - завопила мама позади меня.

- Три чемодана для ...

- Если уж меня живьем разрывает на куски, то я хочу по крайней мере выглядеть при этом красиво! Этого никто не сможет у меня отобрать! Три чемодана или я останусь здесь и рожу моего ребенка дома!

- А этого никто не хочет, - сказала я беззвучно себе самой, взяла чемодан на колесиках и сумку и вынесла их в коридор, где папа стоял перед зеркалом и завязывал галстук. Макияж и серый, в тонкую полоску костюм для родильного зала. Мои родители потеряли рассудок.

- Папа ... Это действительно совершенно неподходящее время сегодня для ребенка. Разве нельзя что-то сделать? - попытала я свое счастье еще раз у него. Его наказывающий взгляд, с которым он повернулся в мою сторону, заставил меня тут же сжаться.

- Люси, Марлен, Моргенрот! Это роды, а не деловая встреча, которую можно перенести! О чем ты думаешь?

- Да, это ясно, но ... против преждевременных схваток мы ведь тоже могли что-то сделать и ... сегодня действительно не подходящий день, папа. У меня - у меня ведь моя вечеринка. Ну, прощальная вечеринка для Билли.

- Люси ... - Это «Люси» было теперь не просто делающее выговор, а ошеломленное и очень очень угрожающее.

- Мне очень жаль, забудь об этом, я ведь только - боюсь, - сказала я быстро, прежде чем папе пришло в голову в первый раз в жизни дать мне пощечину или же задушить своим галстуком. - Путаница в мыслях. - Я постучала себе по голове. - Это так захватывающе.

- Да, это действительно так. А вечеринку, в отличие от родов, можно перенести. Так что перенеси ее. Можешь уже спустить чемоданы вниз, мы спустимся чуть позже.

Это была не просьба, а четкий приказ. Вообще никакой свободы, чтобы объясниться. Тогда маме просто нужно поторопиться. Сейчас пять часов утра, если ребенок родится в десять и все пройдет хорошо, у меня все еще будет достаточно времени поехать домой, нарядиться, подготовить выпивку и еду и – да, что собственно потом?

Леандера я не видела с позавчерашнего дня и все еще не знала, что именно мне нужно будет делать сегодня вечером, чтобы помочь ему с тройным прыжком. Я была в таком смятении, что споткнулась два раза о чемоданы и сумку и чуть не упала головой вниз с лестницы.

Лишь короткое время спустя мы сидели вместе в катафалке – что даже папе казалось сомнительным и вряд ли могло быть более неподходящим к нашим обстоятельствам – и ехали в клинику; папа и я молча, мама с трудом бормоча перед собой, потому что считала время между схватками. Все еще примерно десять минут.

- Быстрее, - упрашивала я про себя. – Поторопись, малышка, ты Моргенрот, а мы спортивные! Или это был малыш? Тогда пусть старается еще больше. Мама не захотела знать, будет это мальчик или девочка. Мне было все-равно, только бы он поспешил.

Но после того, как маму отвезли в родильный зал, а папа и я прождали в коридоре слишком долгие пол часа, где толстая медсестра как раз мыла серый линолеум, акушерка разочаровала мою слабую надежду, что все образуется и у мамы будут стремительные роды.

- Если хотите, можете позавтракать. Это еще протянется. Шейка матки открылась только на один сантиметр.

Но у меня пропал аппетит. Лишь неохотно я попивала из чашки чай, в то время как папа напряженно разрезал булочку на четыре совершенно одинаковые части, а мама набросилась на нее, как будто перед ней лежали четыре недели диеты. Я почти не могла поверить в то, что она сидела и завтракала вместе с нами. Она должна наконец родить своего ребенка! Разве в фильмах так всегда не показывали? Воды отходили, начинались потужные схватки, ребенок тут как тут. А она теперь запихивала в свой накрашенный рот булочку с нутеллой.

- Разве мне не нужно в школу? - Часы показывали несколько минут восьмого. Обычно я в это время сидела дома за завтраком.

- Не беспокойся, Люси. Когда брат или сестра рождаются, у всех детей нет школы. Это неписанный закон.

- Но господин Рюбзам ...

- Господин Рюбзам посмотрит на это точно также! В конце концов он отец троих детей. Какой она стала добросовестной ... - Папа бросил на маму растроганный взгляд, но она посмотрела на него так мрачно, что он сразу же снова отвел взгляд. Новая схватка мучила ее и в то время, как вся ситуация становилась мне все более неприятной, она не допускала сомнений, кто виноват во всем этом злополучии.

Пять часов спустя я могла бы зареветь от нетерпения. Теперь интервалы между схватками составляли лишь пять минут, но шейка матки открылась больше только еще на два сантиметра - чтобы это не значило. Ясно было вот что: ничего не продвигалось вперед. А почему? Потому что ребенок лежал неправильно. Когда врач установила это, мама почти демонтировала родильный зал и извергла несколько проклятий, которые двух ожидающих отцов в коридоре заставили сбежать.

Во время этого приступа крика я узнала, что тоже лежала неправильно и это обстоятельство сделало роды еще более ужасными, чем они и так уже были.

- Я не хочу этого ребенка! И я его не рожу! Я решаю сейчас, на этом месте, не рожать этого ребенка! Запомните мои слова! - как раз загремела мама снова. - Это мое тело и я говорю, что оно не будет рожать!

- Ах, как вы думаете, как часто мы такое здесь слышим, - попыталась акушерка, явно испуганно, успокоить ее, но ответом был только громкий треск. Мама должно быть что-то сломала. Папа сгорбился, в то время, как я начала беспокойно трясти коленом. Почему они не сделают кесарево сечение?

Я как раз хотела найти врача и предложить ему это, как у меня вдруг появилось чувство, что за мной наблюдают. Что-то было здесь, за дверью с левой стороны. Я очень хорошо это чувствовала...

- Мне нужно в туалет, - извинилась я перед папой, который начал закручивать и снова раскручивать свой галстук и направилась к двери. Надо мной замигала неоновая лампа и поток теплого воздуха подул на затылок, когда я заглянула за угол в комнату. Нет.

Здесь никого не было. Только одно больничное кресло, аппараты ЭКГ и УЗИ. Тем не менее звуки изменились, звучали в моих ушах более приглушенно и тоньше. Мама тоже внезапно успокоилась. Через дверь родильного зала проникали теперь только успокаивающие голоса акушерки и врача. Улыбаясь, мимо меня прошла медсестра и ободряюще кивнула. Я не могла по-другому, как улыбнуться в ответ. Теперь и неоновая лампа надо мной перестала мигать. Ее свет казался стал теплее и мягче. Папа напротив задремал, со спокойным, расслабленным выражением на его морщинистом лице.

- Теперь я понимаю, - прошептала я и положила руку на солнечное сплетение, где тепло распространилось как ореол. - Он пришел ...

Охранник моего братика или сестренки пришел. Он был здесь! Конечно, об этом я еще совсем не думала - отныне в нашем доме опять будет охранник, коллега Леандера! Может быть даже кто-то из его труппы, кто знает? Мое беспокойство из-за мамы и ребенка немного утихло. Возможно Sky Patrol и был в своем нормальном состояние несимпатичной, бессердечной армией. Но я теперь знала об их настоящих качествах. Этот охранник сделает все, чтобы ребенок увидел свет мира здоровым. И надеюсь мамин бывший охранник будет стоять наготове, если ей грозит опасность.

А это в свою очередь означало, что я собственно была здесь не нужна. Потому что теперь одно было ясно: Леандер должен стать сегодня человеком. Потому что ребенок родится и с сегодняшнего дня у него будет охранник. Новый ангел-хранитель в нашем доме, да вдобавок непревращенный, который застрял между миров - это не приведет ни к чему хорошему. Я могла себе представить, что охранники, при защите младенцев, были особенно внимательны. Он заметит, что здесь происходит - и что я могу видеть и слышать Леандера; то, что мы всегда могли, кроме конечно от Клотильды, удерживать в секрете от его семьи.

Не было никакого другого выбора, как сбежать и оставить маму и папу на произвол судьбы.

- Хорошо позаботься о них, - прошептала я в расслабляющее спокойствие, которое все еще наполняло коридор, бросила на моего спящего отца последний взгляд и пригнувшись убежала.

Сейчас был только обед; еще я могла все подготовить. Только нужно найти Леандера и обговорить с ним последние детали и - внезапно я остановилась, в то время, как солнце святило мне прямо в лицо.

Да. Я должна с ним попрощаться. Мы не знали, сработает ли это. Могло случиться также так, что его просто больше не станет.

Я никогда не хотела пережить такое, не посмотрев прежде еще раз в глаза и не почувствовав его. Моего ангела. Я должна сказать ему сегодня прощай. Возможно навсегда.