Теперь было два существа, которые отнимали у меня любую концентрацию при тренировке. Могвай, который постоянно смотрел на меня, и ГубкаБоб, который постоянно не смотрел на меня. ГубкаБоб висел над Могваем, держал глаза плотно закрытыми и ничего ни делая, качался туда-сюда. Леандер опускал веки, когда изображал из себя обычного телохранителя, чтобы другие не обнаружили его. Но эта амёба, которая не отставала от меня ни на шаг, держала глаза плотно закрытыми. Ни разу пока он не открыл их, хотя бы хоть чуть-чуть.

Я серьёзно задавалась вопросом, как он таким образом хотел присматривать за мной. Но он оставлял меня одну, только когда я заходила в ванную. На следующее утро, после его внезапного появления я так долго сдерживалась, чтобы сходить в туалет, что у меня чуть не лопнул мочевой пузырь. Но амёба действительно остановилась перед дверью, и я видела только, как мерцает слабый свет в щели под дверью. Но на самом деле это не имело значения, ведь он делал всё с закрытыми глазами.

И это меня парализовало. Когда тебя кто-то преследовал, кто ни разу даже не посмотрел на тебя, было жутко. Но особенно жутко становилось, когда Могвай и ГубкаБоб на тренировках прилипали ко мне в двойном количестве.

— У тебя снова спад, да? — спросил меня Билли, когда я после десяти слабых подтягиваний раздражённо отпустила турник и спрыгнула вниз. Как только я села на скамейку и вытянула ноги, Могвай отвернулся от меня и начал обнюхивать одну из мусорок.

— Да-да, теперь она знаменитость и думает, что ей больше не надо прикладывать усилий, — пошутил Сеппо без смеха. Он что всё ещё злится, потому что Сердан послал мне сообщение по электронной почте? В этом не было причины. Сердан весь день ещё не сказал мне ни одного слова, как и всегда, а в настоящее время всё его внимание было направлено на мою чудаковатую собаку. А наверху парил мой чудаковатый ангел-хранитель.

— Не говори дерьма, — огрызнулась я на Сеппо. — Просто слишком много съела на рождество. Завтра уже будет выглядеть всё по-другому.

Я повернулась к нему спиной и увидела как Сердан кормил собаку корочкой хлеба из кармана (у Сердана всегда есть в кармане брюк что-то съедобное) и почесал его за мех на шее. Могвай тяжело вздохнул и облокотился на ногу Сердана. Я немного заревновала, потому что Могвай ещё никогда не облокачивается на меня, но в первую очередь это было хорошо. Да, это было хорошо, что Могвай нравился Сердану, потому что он мог позаботиться о нём, в то время как я оттачивала мои забеги.

— Ты ему нравишься, — сказала я и попыталась по возможности круто улыбнуться (слишком мило парням никогда нельзя улыбаться, потому что из-за этого им было бы неловко, а Сердану тем более).

— Гм, — сказал Сердан. Не целое слово, но всё-таки реакция. Он пробормотал Могваю что-то по-турецки. Собака упала на бок и показала Сердану свой живот. Сердан вытянул руку, чтобы щедро погладить его. Могвай блаженно заворчал.

Я посмотрела в сторону ГубкиБоба, который висел, слабо мерцая, между голых веток дерева и был таким расплывчатым, что я едва могла различить лицо. Только разделённый точно пробор и очки в проволочной оправе выделялись. Могвай был теперь устроен; мне надо научить его позволять Сердану ласкать себя, в то время как я тренировалась. Но что делать с Губкой?

— Я ухожу, мне нужно решить одну проблему, — крикнула я ребятам и свистнула Могвая к себе. Он конечно не подошёл. Мне пришлось оторвать его от Сердана и привязать на поводок, чтобы он последовал за мной. Амёба же уже ревностно и полностью слепая повисла над моей головой.

Это было не удивительно, что Билли упрекал меня в спаде физической формы. Я изменилась уже в этот самый первый день тренировки после каникул. Я вдруг стала замечать вещи, которые до этого были мне полностью безразличны. Прошлой зимой меня не интересовали холодный ветер, или корочка льда на турнике, или скользкие поверхности. Мне было всё равно, если я слишком мёрзла, и у меня никогда не было с собой бутылки с водой, чтобы достаточно пить. Теперь же такие вещи постоянно отвлекали меня, если мне удавалось игнорировать пронизывающий взгляд Могвая или амёбу.

Я сама себе действовала на нервы, когда пришла домой, и даже видео на YouTube не могло меня утешить. На тренировке я не могла ни на чём сосредоточиться. Турник выскальзывал у меня из рук; я прыгала либо слишком низко, либо слишком высоко; у меня был слишком маленький размах (а это ещё никогда не было моей проблемой; на самом деле у меня всегда был слишком большой размах!); и я обдумывала каждый шаг и каждый поворот. Обычно я ни о чём не думала, а просто это чувствовала. А теперь у меня даже не было настроения завтра снова тренироваться. Нет, скорее я хотела примоститься на кровати и почитать какую-нибудь глупую книжку.

Это была не я! Это был кто-то другой, но не та Люси из моего видео. Может быть, я заболела? Иногда я чувствовала себя так, как будто что-то находилось в костях, как всегда говорила моя мама. У неё болезни начинались в костях. Но мои кости не болели, и уши тоже нет, у меня не было ни насморка, ни кашля, и не болело горло. Я села на унитаз, чтобы спокойно подумать. Могвай, который хотел всегда зайти вместе в ванную, свернулся передо мной в калачик на коврике и захрапел.

Почему у меня больше не было настроения тренироваться? Такого ещё никогда не случалось. Наоборот, мне всегда было грустно, когда становилось темно и нам приходилось идти домой. Сегодня же я радовалась, что возвращаюсь в свою комнату. Радовалась! Но я хорошо ещё помнила, как это было перед каникулами… покалывание в животе, когда Дэвид Белль дал мне свою руку и похвалил мой забег. Это не может так всё закончиться!

— Губка Боб во всём виноват, — прорычала я. — Эта сдвинутая амёба совсем меня запутала.

Могвай тихо вздохнул и повернулся, пукнув на другую сторону. В принципе это было совершенно логично, что амёба смущала меня. В этом не было смысла, если видишь своего собственного телохранителя. Это может любого отвлечь! Хорошо, с Леандером я тоже отвлекалась, даже очень, но с ним я хотя бы могла поговорить. У него было тело, и он разговаривал со мной. Слишком много, ладно, но это было всё же лучше, чем иметь над собой слепую губку, которая всегда только мерцала и больше ничего не делала. Кроме того я не верила, что он мог меня защищать. Он ведь никогда не открывал свои глаза. И из-за того, что я могла его видеть, изменилась всего за один день.

— Мне нужно заговорить с ним, — решила я тихо. — По-другому ничего не получиться. Мне жаль, Леандер. Но я буду играть теперь с открытыми картами.

Леандер умолял меня сделать вид, будто я не могу видеть ни одного телохранителя. Но теперь с меня было достаточно. Сначала Леандер привёл мою жизнь в беспорядок, а теперь это делал Губка Боб. Я должна была сказать ему, что его присутствие не имеет смысла. И сделаю я это прямо сейчас.

Он ожидал меня в коридоре, когда я вышла из ванной, и верно последовал за мной, как с первой минуты, в мою комнату, где занял своё место над моим письменным столом. Я села на кровать и скрестила руки на груди.

— Эй, губка. Я не знаю почему, но я вижу тебя, и ты мне не нравишься, — Никакой реакции. Он даже не открыл своих глаз. Только всё время ровное колебание, как влажные клубы тумана, которые просто не хотят рассеиваться.

— Ладно, может быть, это было не достаточно ясно. Строгий пробор, очки в проволочной оправе, закрытые глаза, светло-серый, светящийся. Ты — телохранитель. Я о вас знаю. Я знаю всё, — добавила я мужественно и стала ждать, что он разыграет такую же драму, какую устроил Леандер, когда показала ему, что могу видеть и слышать.

Амёба всё ещё не двигалась.

— Эй, ты там! — закричала я немного громче. — Тебе нет надобности быть здесь! Ты отвлекаешь меня, потому что я тебя вижу. Будет лучше, если ты исчезнешь! Тебе открыть окно?

Снова ничего. Ой-ой. Он действительно был сдвинутый. Sky Patrol по-видимому ни во что меня не ставил. Сначала я получила перевозбуждённого и донельзя ленивого охранника, а теперь глухонемого, слепого охранника. Он меня не слышал! А я знала от Леандера, что все телохранители владели человеческим языком, чтобы лучше защищать нас. Если они хотели, то могли так же и говорить на нём. Его семью, во всяком случае, я понимала.

Амёба уже давно должна была что-то на это сказать! Теперь я могла сделать только одно — надеяться на то, что ГубкаБоб, как и другие охранники выполнял свой ночной полёт, и я могла в это время побыть один-два часа одна. Так как наша ванная не была настолько красивой, чтобы я хотела проводить там всё время. Кроме того это слишком сильно напоминало мне Леандера, бессмысленно сидеть в ванной комнате.

Я приняла душ, надела пижаму, легла на кровать животом вниз, глубоко зарывшись в мой кокон из одеяла, и стала ждать. Ждала. Ждала. Я всё ещё продолжала видеть мягкое мерцание, которое исходило от амёбы. Но после того как часы на башне пробили полночь, сияние света стало вдруг слабее и исчезло совсем.

— Слава Богу, — пробормотала я. Теперь я могла выполнить приседания. Может быть, запрыгнуть на подоконник и сделать сальто на кровати. Упражняться в кувырканье. Но я была такой уставшей и облегчённой, что тут же уснула.