Новый год начался не хорошо. У мамы было изрядное похмелье и её «Рождество окончательно закончилось» — шарманка. Весь день она ходила с охлаждающими очками на лбу между диваном и её спальней туда-сюда и стонала хуже, чем Леандер когда-либо. А это было настоящей задачей, превзойти Леандера в нытье. Папа уже после запоздалого завтрака ушёл вниз, чтобы убрать мамины новогодние украшения из своих коммерческих помещений, что мамин вздох чуть не превратило в рыдания.
Леандер вернулся только на рассвете со своего ночного полёта и ещё спал, когда я проснулась и сразу вспомнила, что вчера случилось. Сеппо и Сильвана… ночевала ли оно у Ломбарди? Может быть, даже у Сеппо в комнате? Теперь я могла бы придушить себя за то, что я сбежала незадолго до полуночи. Несколько минут можно было бы и подождать. Возможно, Сеппо и поцеловал бы меня. В конце концов, целовались все, когда начинался Новый год. Потом я вспомнила объятья Леандера, такое внезапное и неожиданное. Это не было новогодним объятием. Нет, это означало что-то другое, но что я не знала.
— Они придут, — сказал он.
Гадая, я посмотрела на него. Он как всегда лежал на боку, закутанный в ковер, положив голову на руки. Он выглядел усталым. У него под глазами лежали голубоватые тени, а на щеках образовались мелкие мурашки.
Проснулся он только где-то в обед, сел на письменный стол и отказывался от любой пищи. Разговаривать он тоже не хотел. Подавляющую атмосферу в моей комнате я почти не могла больше выносить, но и в гостиной было не лучше, так как мама, всхлипывая, сидела перед окном и с носовым платком наготове смотрела душещипательные старые фильмы.
— Теперь начинается трудное время, Люси, — сказала она и коротко всхлипнула, когда блондинка с ярко красными губами упала в обморок на руки усатого человека.
— Да, но и оно тоже пройдёт, — попыталась я подбодрить её, но маму не возможно было утешить. Она любила декабрь, но ненавидела январь и февраль. В эти месяцы у папы было особенно много работы, почти столько же много как в ноябре. А это автоматически вело к тому, что мама и папа часто ругались, потому что ему, хотел ли он того или нет, была нужна в подвале её помощь, а она любила приводить мёртвых в порядок по своему личному вкусу. Используя слишком много розового.
Я укрылась на кухне, включила радио, и оставалась там сидеть, пока не устала. Леандер всё ещё молчал, когда я вернулась в свою комнату, легла в кровать и выключила свет. В темноте я могла слышать, как он проводил руками по волосам и лицу, что он делал всегда, когда напряжённо думал. Иногда он глубоко вдыхал и выдыхал, и я ждала того, что он начнёт говорить. Будь то немецкий или французский не играло роли, но пусть он наконец-то откроет свой рот. В конце концов, он ведь болтал обычно без перерыва. Но Лендер молчал, молчал и молчал. Это заняло много времени, пока я заснула и начала видеть сны.
— Люси! Эй, Люси, просыпайся, быстрее! Пожалуйста, просыпайся! — Нет, я не хотела просыпаться. Для этого мой сон был слишком хорошим. Сеппо наконец-то сказал Сильване, чтобы она оставила его в покое, а потом он протолкался через танцевальную площадку и вместо неё позвал к себе меня, а я думала, подойти ли мне к нему, или сначала пнуть его в голень, но теперь он сам подошёл ко мне, наклонился и…
— Люси! Это важно, проснись, пожалуйста. Я прошу тебя.
— Хм. Хочу спать…
— НЕТ! — Леандер грубо вытряхнул меня из моего кокона из одеяла, и я тут же начала дрожать. Окно было открыто. Снежинки кружась, залетали в комнату и таяли на досках пола.
— Что случилось? — спросила я, зевая, и попыталась вырвать моё одеяло из его рук. Но Леандер не уступал.
— Ты получишь его сейчас обратно. Сначала послушай меня. Они появятся здесь через несколько секунд. Я слышал их, они находятся на пути ко мне.
— Кто они? — внезапно я полностью проснулась. У меня в животе появилось неприятное трепещущее ощущение. Я никогда ещё не видела Леандра таким взволнованным. Он не придуривался. Его паника была настоящей.
— Моя труппа, моя семья. Они идут! Они что-то решили. Я их слышу.
Я прислушалась. Сначала я различила только лёгкий ветер и отдалённый шум автострады, но потом к ним присоединилось тонкое на высокой чистоте жужжание. Инстинктивно я прижала руку к моему правому уху.
— Окей, чёртово дерьмо, ты тоже их слышишь… о, Боже… — Леандер коротко заругался на французском, потом он схватил меня за плечи и пристально посмотрел на меня.
— Ложись и сделай вид, будто ты спишь, как будто всё в порядке. Тебе нельзя показывать им, что ты их слышишь или видишь, понятно? Ты это поняла?
Я кивнула, стуча зубами. Напряжение Леандера было заразительным. Вдруг у меня у самой появился страх. При том, что охранники на самом деле существовали для того, чтобы защищать нас. А отец Леандера уже даже один раз сидел пору минут в моей комнате.
— Что они собираются сделать?
— Не знаю, — прошептал Леандер. — Они способны на всё. Пожалуйста, оставайся лежать тихо, понятно?
Он отвернулся, смотрел в окно и прислушивался. У меня появилось такое впечатление, что снежинки внезапно стали светлее. Почти так, как будто их осветил отдаленный свет. Леандер повернулся снова в мою сторону, толкнул меня обратно на матрац, и обмотал одеяло вокруг моего тела.
— Ещё одна вещь, Люси: Я знаю, что цепочка предназначалась не для меня. Она была для Сеппо. Шери, я ведь был рядом, когда ты покупала её…
Ох. Конечно. Он был всегда и везде рядом. Я всё время забывала об этом, потому что в то время никогда не видела его. Смущённо я опустила глаза вниз. Я не выносила Леандера, но то, что я сделала, тоже было не очень хорошо.
— Для меня это не важно, — продолжил он тихо. — Цепочка мне нравится, а подарки надо всегда принимать, не зависимо от того, почему их получаешь. Поэтому ты должна мне кое-что пообещать, ты это сделаешь? Alors (итак фран.): Когда я тебе что-то подарю, тебе тоже нужно будет принять это, даже если тебе это не понравится. Пообещай мне это, Люси.
Его глаза светились так ярко, что мне пришлось сощурится.
— Увидим, — прошептала я упрямо.
— Нет, не увидим. Пообещай мне это. Пожалуйста.
Жужжание и писк стали громче. Леандер отпрянул от меня и запрыгнул одним элегантным движением на мой письменный стол. Я так сильно зажмурила глаза, что перед закрытыми веками затанцевали вспышки, а под одеялом переплела пальцы друг с другом. Жужжание стало настолько интенсивным, что моё правое ухо начало пульсировать. Потом в комнате стало светло. Так светло, что я могла воспринимать семью Леандера через мои закрытые веки: Четыре вибрирующих светящихся шара проплыли через окно, один серый, два жёлтых и один красный. Я старалась дышать спокойно и равномерно, но больше всего мне хотелось позвать на помощь.
Потом вдруг раздался невыносимо резкий сумбур мелодий, а у меня от боли потекли слёзы. Не плачь, Люси, сказала я себе, не плачь, не то они узнают, что я слышу их, а потом — могли ли телохранители что-то сделать людям? Нет, это было не логично. Мне не нужно бояться. Единственный, кто здесь должен бояться, был Леандер. А он действительно заслуживает этого.
Я немного расслабилась, но звучащие вперемешку, на слишком высоком тоне мелодии, всё ещё причиняли мне боль. Они соединялись, разъединялись, заново объединялись, становились громче, ещё громче… Я застонала и перевернулась на другую сторону. Мгновенно наступила тишина. От облегчения я вздохнула.
Раздалась новая мелодия, обвинительная и серьёзная. Она прозвучала как вопрос.
— Ей просто снится сон. Это нормально. — Для меня было облегчение, услышать голос Леандера. Он едва закончил говорить, как хаотичная симфония началась заново. Я заставила себя оставаться лежать спокойно, но когда последовательность звуков становилась всё выше и донельзя пронзительнее, я ахнула во второй раз.
— Я буду разговаривать с вами только на человеческом языке. Вы наградили меня телом, так что я буду говорить им. — Merci (спасибо фран.) Леандер. — А что касается моей клиентки: Ей только снятся сны.
— Я же говорила тебе, Натан, он потерян… Из него больше ничего не выйдет. Позор для семьи. Он говорит на их языке и заставляет нас отвечать ему на нём! — Это должно быть была мать Леандера. У неё не было человеческого голоса, это был скорее стеклянный шёпот, но всё-таки лучше, чем этот сумбур до этого. Теперь они заговорили все вперемешку, и почему-то у меня появилось чувство, будто они ждали всю жизнь возможности, чтобы говорить на человеческом языке.
— Сейчас же все замолчите! — Это был отец Леандера. Его я уже один раз слышала, в самом начале, когда во дворе школы упала на ведро с краской, а Леандер был им проклят. Но тогда я ещё ничего не знала о телохранителях и Sky Patrol и свалила всё на мои травмы. — Теперь буду говорить я! И больше никто! Значит, у тебя действительно есть человеческое тело.
— Да, — сказал Леандер сухо.
— Фу! — воскликнула его мать с отвращением. — Как унизительно!
— Могу я его потрогать? — пропищало из угла рядом с письменным столом.
— Ради Бога, нет! Держись от него подальше! В конце и у тебя появится такое, возможно, он заразный! Клотильда, я предупреждаю тебя.
Одно было ясно, Херувимы с удовольствием использовали наш язык. И они владели им идеально, если исключить то, что у всех голос звучал так, будто они сделаны из стекла, а внутри пустые.
— Пожалуйста, мама, совсем коротко! — упрашивала Клотильда.
Я не могла больше держать глаза закрытыми. Я должна была взглянуть на неё. Очень медленно, как и в ту ночь, когда отец Леандера седел в комнате и разглядывал её, я коротко моргнула, в то время как снова повернулась и при этом накрыла одеялом лицо. Теперь у меня была замечательная щель, через которую я могла подглядывать, а мои глаза лежали в тени. Отец Леандера всё ещё выглядел как серо-стеклянный Кеннеди. Его мать святилась рубиново-красным светом и напоминала мне звёзд старых романтических фильмов из пятидесятых годов, которые так любила смотреть мама. Её грудь выпирала круто вверх, как будто была сделана из бетона, а свою юбку, достающую до щиколоток, она удерживала блестящим, лакированным поясом. Так же и её волосы казались забетонированными. А в её драматично накрашенных глазах было довольно безумное выражение.
Клотильда понравилась мне больше всего. С первого взгляда я посчитала её симпатичной, так как она выглядела почти точно так же как Спайдермен, только что она была девушкой и с длинной заплетённой косой, которая болталась туда сюда, когда она начинала беспокойно двигаться, а она двигалась постоянно. Рядом с матерью Леандера парила ещё одна девушка — полная противоположность Клотильды и жалкая копия Кэти Перри.
Прямая челка, была слишком короткой, а рот накрашен сильно фиолетовым цветом. Тесная кофта совсем ей не шла. Но самыми страшными решила я, были её длинные фиолетового цвета ногти. Это были когти. Она выглядела как фиолетовая в паршивом настроении ворона, которая в любой момент хочет что-нибудь разодрать.
Она посмотрела сначала на Леандера, потом на Клотильду, и её взгляд был убийственным.
— Это как раз в твоём духе, что ты тут же хочешь до него дотронуться. Тело — да ведь это… отвратительно!
— Это не так!
— Конечно так!
— Тихо я сказал! — взревел отец Леандера, звуком, будто бьётся стекло.
Зразу же сёстры Леандера замолчали.
— Теперь давайте соберитесь; у нас в распоряжение только одна ночь, прежде чем люди снова наберутся сил и им в голову придут глупые идеи. Мы можем сказать, нам повезло, если наши клиенты останутся здоровыми и живыми.
— Зачем вообще потребовалось приходить нам всем? — заворчала другая сестра Леандера.
— Ты хорошо это знаешь, Бабетта. Нам нужно решить этот вопрос труппой. Это дело всей труппы.
— Но проклял ты его сам, — упрекнула его Клотильда. — Я бы никогда не наказала его так сурово. Такого не должно было быть. Таким ууууж страшным это не было, то, что он…
— Клотильда Херувим! — прогремела мать Леандера потрясённо. — Это самое страшное, что охранник вообще может сделать!
— Можете вы, наконец, решить, что со мной теперь будет?! — вступил Леандер обвинительно в разговор.
— Что же, тогда нам сначала нужно прояснить некоторые вещи, — ответил отец Леандера неопределённо. — Первый вопрос: Как ты справляешься со своим телом? Ты можешь его использовать?
— Значит, вы этого даже не видели, — пробормотал Леандер разочарованно. — Я пользовался им всё это время.
— Смысл изгнания из труппы состоит в том, чтобы не замечать изгнанного, сын мой.
— Да, я справляюсь с ним. Научился быстро. Есть и пить это ведь мелочь. Совсем просто.
Ха, тоже мне просто. Он чуть не задохнулся, когда ел свою первую фрикадельку, а о его первом посещение туалета я даже не хотела думать. Я насмешливо фыркнула.
— Что это было? — спросил Натан встревоженно.
— Говорю в третий раз: Ей сниться сон! Каждую ночь одно и тоже. Я вам говорю, у меня нет не одной спокойной минуты с ней.
— Натан, я уже тогда советовала тебе, не доверять ему рыжую девочку. С рыжеволосыми Леандер не справиться, — сказала мать Леандера укоризненно. — У них беспокойные души. Слишком много огня в сердце. А вы ведь знаете: Огонь и вода…
— … худшие враги Sky Patrol, — закончили Леандер, Клотильда и Вабетта скучающе хором. Я с трудом подавила ещё один смешок. О да, особенно вода, подумала я. Как раз вчера Леандер снова позаботился о потопе в ванной.
— Вернёмся к нашей теме, — прервал отец Леандера небольшой урок. — Леандер. Это тело всегда при тебе?
— Нет. Только когда я нахожусь рядом с ней. Несколько метров дальше и всё, как и прежде, — ответил Леандер. Это прозвучало как-то мрачно.
— Что же, это, скорее всего, можно устранить. Я сообщу об этом в штаб-квартиру. Процедура может быть не очень приятной, но чем было бы наказание без мучений? Ничем, не так ли? — Он хлопнул решительно в ладоши. — И она не видит и не слышит тебя?
— Совсем нет. — Я чуть было не улыбнулась. Да, Леандер мог очень хорошо врать, я всегда подозревала это. Теперь я была рада, что он мог это делать. — Вы ведь знаете, люди. Слепы и глухи, полностью притуплены все чувства. Для неё всё так же, как всегда.
— Докажи мне это, — потребовал отец Леандера.
— Доказать? И как же?
— Боже мой, тебе всё надо объяснять, — резко воскликнула его мать раздражённо. — Упади на неё, столкни её с кровати, потяни её за волосы, если ты один раз её коснулся, то можешь сделать это и во второй раз. Если она это заметит, то мы коротко приведём её в бесчувственное состояние, и завтра она подумает, что всего лишь видела сон. А если она этого не заметит, тогда мы хотя бы будем знать, что можем тебе верить. Приступай!
Я напрягла все свои мускулы и сжала руки в кулаки.
— Леандер, чего ты ждёшь?
— Но я — она… я же не могу… я…
— Это у него от дядюшки Гуннара. Должно быть, он унаследовал это от него. Во всяком случае, это не от меня! — воскликнула пронзительно его мать. — Эта нерешительность, это сомнение — так человечить! — Клотильда весело усмехнулась.
— Вы помните ещё, как дядюшка Гуннар увековечил себя на холсте своего клиента? Это, пожалуй выглядело смешно.
— Замолчи, Клотильда! — крикнул Натан строго. — Я ничего не хочу об этом слышать. Никакой человечности и никаких историй о Гуннаре! Если бы не он, то я давно бы получил повышение в штаб-квартиру! А ты, Леандер, будешь теперь меня слушаться. Мы не можем позволить себе никаких ошибок, твоя была уже достаточно большой. Нам нужно доказательство!
Да, Леандер, давай начинай, дольше я не могу лежать в напряжении, и только если я буду оставаться напряжённой, то не поранюсь, подумала я в отчаяние. Сквозняк подул мне в лицо и всем весом Леандер грохнулся мне на спину. При его падении мои зубы вонзились мне в губы, и я почувствовала вкус крови, но не проронила не звука и не шевелилась.
Быстро Леандер снова встал.
— Теперь довольны?
— Не совсем. Может быть, она просто крепко спит. Ущипни её за подошвы ног.
О нет, только не подошвы ног… Я ужасно боялась щекотки на ногах. Но Леандер ущипнул меня так сильно, что мне было не до смеха. Скорее хотелось плакать. Тем не менее, я была ему благодарна. Рёв я могла подавить лучше, чем смех.
— Хорошо. Ладно, — сказал отец Леандера после невыносимо долгой паузы. — Тогда теперь мы всё обсудим.
Семья Леандера объединилась в круг склонив головы, и снова поднялось это ужасное жужжание и звон, как будто дико, на высоких тонах и без разбора играет оркестр. Из-за этого тянуло у меня в желудке и вибрировало в барабанных перепонках. Стиснув зубы, я ждала, когда это закончиться.
— Не он, — воскликнул Леандер возмущённо, после того, как его отец в драматичной звуковой последовательности объявил своё решение. — Любой, но только не он!
— Я тоже не уверенна, Натан, — вставила его мать, совершенно очевидно рада возможности снова говорить на человеческом языке. — Ты действительно думаешь, он…?
— Да, я так думаю. Он один из лучших.
— Но он ведь…
— Я знаю кто он такой, Кларисса. Поэтому и выбрал его. Его методы спорны, но в этом особом случае они могут быть полезны. А ты, Леандер, пойдёшь немедленно со мной. Твоё обследование должно начаться немедленно. Тело должно быть, как можно быстрее, удалено.
Я замерла. Пойти вместе? Обследование? Удалить тело? Нет, это не могло быть правдой. Они забирали Леандера, просто так? Разве он ничего не мог сказать по этому поводу?
— Это приказ, не так ли…? — спросил он осторожно.
— Само собой разумеется, это приказ, сын мой. Наша жизнь состоит из обязанностей и приказов, разве ты забыл об этом с этим уродливым, бесполезным человеческим телом?
— О, отец, ты естественно никогда не думаешь о том, чтобы иметь тело, как это не трудно можно заметить, а Кеннеди был даже не особо красивым!
— В этом есть большая разница, представляешь ли себе тело или имеешь его, а теперь я больше не хочу слышать не слова об этом. С этой секунды ты будешь говорить на нашем языке! — прогремел отец Леандера. Да, это прозвучало как барабанный бой и почти больше не стеклянно. Это был сигнал, которому не возможно было сопротивляться, мощный и чёткий.
— Ну ладно, — сказал Леандер неуверенно. — Как только мы окажемся снаружи, я начну говорить снова на Sky Patrol. Летите вперёд, мне придётся спуститься по лестнице. Рядом с ней я ведь не могу летать.
Пронзительное жужжание было ответом — вероятно, его мать. Один за другим семья Леандера вылетела из моего окна. Как только их свет удалился, и темнота ночи возвратилась, Леандер бросился ко мне в изголовье.
— Ты не можешь этого сделать, — воскликнула я, когда он стянул одеяло с моего лица и смотрел на меня извиняющимся взглядом. Значит, он действительно последует за ними. Мой голос дрожал. — Не уходи, пожалуйста, они хотят тебя убить!
— Они не хотят меня убивать. Я просто должен стать таким как раньше, вот и всё, — возразил он с горечью и задумчиво провёл по своей коже. — Я больше не хочу избавляться от этого… мне нравиться моё тело…
— Может быть, ты при этом умрёшь, Леандер, мы люди умираем без нашего тела, а кто тебе скажет, что с тобой будет по-другому? Останься здесь!
— Нет, Люси. Я должен повиноваться, и да, может всё закончиться плохо. Но я должен. Я телохранитель. Я не человек.
— Это слишком опасно!! Леандер, нет! — Но он уже запрыгнул на подоконник.
— С каких это пор ты считаешь что-то опасным, Люси? — Он криво мне улыбнулся. Его глаза хаски засветились в темноте. Потом его улыбка исчезла. — Береги себя, шери. И помни о своём обещании.
Он прыгнул. Но ему нельзя было этого делать — ему нельзя было прыгать, когда он так близко находился от меня. До этого он всегда проползал на крыше пару метров вправо и лишь потом прыгал, когда был уверен, что у него больше не было тела. Но теперь он направился влево. Я поспешила к окну и наклонилась далеко вперёд. Леандер был уже на соседней крыше.
Эластично он бежал вдоль узкого конька крыши, сделав сальто перепрыгнул на плоскую крышу находящуюся сзади, подтянулся на трубу, прыгнул в небо, стал прозрачным, светясь голубым, мягкое мерцание — а потом — невидимым.
— Этого не может быть, — прошептала я, а мои слёзы капали на холодный подоконник. — Ты выполнил паркур. Ублюдок! Это был паркур! Ты перенял это от меня!
И у него никогда больше не будет тела. Это был его единственный и последний забег. Я закрыла окно, легла в кровать и накрылась одеялом с головой. Да, я плакала не часто, но если плакала, тогда по-настоящему. И это был такой момент.
Леандер никогда не понимал меня, и из-за этого я иногда чуть не лезла на стену. Теперь я знала почему. Его родители, его сёстры — это действительно была труппа, а не семья. Речь шла только об обязанностях и приказах и послушание. Их вовсе не волновало, что они чувствовали. Ах, скорее всего они даже не могли что-то чувствовать, и поэтому Леандер никогда не знал, что чувствовала я. Они называли это человечить. Телохранителям нельзя было человечить. Они должны просто работать.
Но что это тогда было, когда он пел? Он так любил петь, так любил использовать свой человеческий голос. Кто-то, кто не чувствовал, не мог петь. А его страх перед дедом Морозом? Слёзы в церкви? Его объятия прошлой ночью? Всё только совпадения? Первый раз в моей жизни я ревела, пока не заснула, и только тогда, когда Сеппо зашёл за мной во сне и крепко прижал меня к себе, у меня на сердце стало немного светлее.