- Мне он нравился.

Мой голос прозвучал укоризненно. Но это было правдой. Мне нравился Тильман, и теперь я была вынуждена нашу начинающуюся дружбу пресечь на корню. Я хотела написать ему письмо, но должна была, к моему стыду, признаться, что даже не знала его фамилии. Но даже если бы и знала - я ведь не могла ему объяснить, почему я должна была это сделать.

И еще потому, что Колин был единственным человеком - по крайней мере, кем-то, похожим на человека - с кем я могла ещё поговорить, поэтому ближе к вечеру я просто пошла к нему. Я плохо выглядела. С синяками на шее, с ушибами на спине и рёбрах и с фиолетовым опухшим глазом.

Но Колин продолжал и дальше сидеть на коленях на полу, повернувшись ко мне спиной, и сортировал стопки бумаг и документов. Он пока ещё ни разу не взглянула на меня.

- Для меня дьявольски трудно находить друзей, - продолжила я говорить. - А он, в любом случае, больше мне не друг.

- К сожалению, такое случается, - сказал только Колин и продолжил сортировать дальше.

- Так, значит, случается, - ответила я ехидно.

Колин кинул стопку бумаг в угол так сильно, что листья в беспорядке рассыпались, и тяжело вздохнул. Боже мой, вот у него было настроение. Такое же плохое, как у меня.

Сегодня утром по радио что-то говорили о самом жарком дне года и уже пригрозили, что затем жара спадет. Осень наступит рано в этом году. Снаружи было уже больше 30 градусов, а они говорили об осени. Я это ненавидела. И теперь я стояла здесь, в доме Колина, а он ещё больше ухудшил моё настроение тем, что бросался бумагами и не обращал на меня внимания.

- Эли, - вздохнул он угрюмо. Его спокойствие казалось вынужденным. - Я не просил тебя связываться со мной. Это включает в себя и потерю друзей. Но ты сама всё время возвращалась.

Он попытался пробить дырки в одной из многочисленных стопок бумаг, но механизм заклинило. Раздраженно он швырнул дырокол об стенку камина. Он открылся, и белые конфетти закружились, как заблудившийся снег в душном воздухе.

- Что, было не вкусно сегодня ночью? - спросила я язвительно. Может быть, я играла с огнём. Но это всё же было лучше, чем сделать то, что я действительно хотела: упасть на пол и рыдать.

Наконец Колин повернулся, и его мрачный взгляд превратился в чистое изумление, когда он увидел моё лицо. Ну, наконец-то. Он сразу же встал и подошел с хмурым взглядом ко мне. Инстинктивно я отпрянула, когда он поднял руку.

- Эй, я тебе ничего не сделаю, - прошептал он и потянул меня к лестнице.

- То же самое я думала и о Тильмане, - проворчала я.

- Пошли наверх. Мне нужно все тщательно осмотреть.

В ванной комнате я села на закрытую туалетную крышку, в то время как Колин ощупывал мой глаз своими прохладными, утешающими пальцами. Было больно, но я старалась дышать неглубоко и не жаловалась.

- А это что такое? Засос?- спросил он насмешливо и коснулся моей шеи. Я предпочла не отвечать. Для шуток у меня не было настроения. - Это всё заживёт. Нужно только немного времени.

Он внимательно посмотрел на меня. Из его глаз исчезли последние ледяные голубые крапинки. Я попыталась уклониться, но он взял мой подбородок в свои руки, так что я должна была смотреть на него.

- Зачем ты вообще надеваешь рубашки, если не застёгиваешь их? - спросила я жалко. - И что это за бумаги там внизу?

- Материал из университета. В скором времени я пишу экзаменационные работы, - сказал он и сделал пренебрежительный жест. Что касается вопроса о рубашке, его он совершенно не принял во внимание. Тем не менее, я потянула за мягкую, тонкую ткань, которая снова больше открывала, чем скрывала.

- Она старая, не так ли? - Теперь мой голос звучал уже намного спокойнее. Колин кивнул.

- Ей немного больше ста лет. Я не знаю, как часто я её уже зашивал и чинил. Попробуй сделать это с вашими дешёвыми тряпками, сделанными в Китае. Они не переживут и двух лет.

- А твои сапоги? - допытывалась я. Хотя он и был снова босиком, но гниющие сапоги и Колин - в моей голове это было связано друг с другом. - Сапожник ещё жив?

- Я мог бы в них танцевать на его могиле, - подразнил он с кривой усмешкой. - Это типичная причуда Демонов Мара. Хранить старые вещи. Я не единственный, кто так делает.

Мы некоторое время молчали. Я почти не удивлялась, почему он не спрашивал, как я заработала свои травмы. Либо он это знал, либо представлял, что случилось. Наш короткий разговор успокоил меня. Здесь, в ванной комнате, было приятно прохладно. Тем не менее, я приподняла свои густые волосы, чтобы воздух мог достичь моей вспотевшей шеи.

- Я знаю, он младше, но мы как-то понимали друг друга, - снова заговорила я о Тильмане и благоразумно умолчала, что он отказался прекратить свои преследования. На сегодняшний день с меня хватило взбучки. Возможно, это было просто чистое упрямство, и он передумает.

- Ты беспокоишься о разнице в возрасте? - засмеялся Колин. - Нас разделяет 140 лет. И это, кажется, тебя не волнует.

Он сел, скрестив ноги, на пушистый коврик и смотрел на меня снизу вверх, забавляясь. Странное это было свидание. Но это меня не беспокоило. Оно было таким чудно личным.

- Ну, всё зависит от того, как воспринимаешь этот возраст. А так, ты очень хорошо сохранился. Очень хорошо.

И это мягко сказано. Тени под его глазами исчезли, как будто их никогда и не было. Его кожа, как всегда, безупречно светилась. А потом эти волосы - я просто должна была прикоснуться к ним. Робко я вытянула руку и взяла прядь пальцами. Она сразу же зашевелилась, нежно и эластично, но я почувствовала покалывание на ладони, как будто меня не сильно ударило током.

Колин ждал с полузакрытыми веками, пока я не закончила своё исследование.

- Вероятно, я чувствую свой возраст как двадцати летний, - сказал он, наконец, задумчиво. – Конечно, столько лет не проходит бесследно. Душа меняется. Тем не менее, возраст - это только число. Тебе ведь тоже не семнадцать.

- Нет? - спросила я наполовину удивленно, наполовину польщено.

- Нет, - ответил он, улыбаясь. - У тебя упрямство, как у пятилетней девочки, тело пятнадцатилетней девушки и душа, по крайней мере, тридцатилетней женщины. А твои глаза не имеют возраста. В них есть что- то вечное.

Итак, были ли это комплименты или нет? Эта вещь, насчёт глаз, прозвучала прекрасно, и я заметила, что мне стало ещё немного теплее. Душа тридцатилетней. Это, напротив, казалось не особенно сексуальным, но хорошо объясняло, почему я никогда не могла поговорить с Дженни и Николь о важных вещах.

Колин встал и прошёл без комментариев в спальню. Застенчиво я побрела за ним.

- Что теперь? - Я облокотилась на дверной проём, вопросительно глядя на него.

- Ты почти не спала, - сказал Колин и прогнал кошек с кровати. - Отдыхай.

Приглашение прозвучало заманчиво. В комнате было полутемно, и мягкий воздух задувал в настежь открытые окна.

- А потом? - спросила я сонно.

- Потом мы пойдём гулять с Луисом, - ответил Колин спокойно и подвёл меня к кровати. Я едва могла стоять на ногах.

- Нет, не пойдём, - запротестовала я слабо, сопротивляясь против давления его рук, которые мягко толкали меня вперёд. Без дальнейших церемоний он схватил меня и бросил на кровать. Скрепя, она подо мной просела.

- Ой, - воскликнула я.

Я упала на свои ушибы. Застонав, я схватилась за бок. Может быть, всё-таки было хорошо, что Тильман больше не был моим другом. Качая головой, Колин  сел ко мне на кровать и вытащил мою футболку из штанов, прежде чем я могла что-то против этого предпринять. Уверенно он задрал её наверх.

- Скажи мне, чем вы оба занимались? - спросил он в недоумение и положил свою прохладную руку на отеки.

- Я думаю, у Тильмана куриная слепота. Он не узнал меня, когда я, не предупредив, бросилась на него из кустов и хотела вырвать карту из его руки. И тогда он просто защищался.

Колин ощупал второй ушиб. Я должна была сдерживаться, чтобы не засмеяться. Его холодные кончики пальцев посылали мелкую дрожь по моей коже. Может, Тильман даже хотел, чтобы я его поймала? Колин, казалось, был для него важен. Но мысли последнего были заняты моими травмами.

- Я же говорил тебе, что временами пара боевых приёмов не повредит, - напомнил он мне о том вечере, когда я ненамеренно стала пленницей в спортивном зале.

- Почему ты вообще занимаешься каратэ? - спросила я его. - Я имею в виду, являясь Демоном Мара, ты ведь в этом не нуждаешься, правильно?

Колин посмотрел на шёлковое чёрное кимоно, которое свободно свисало со спинки стула.

- Я занимаюсь этим не для того, чтобы защищаться, хотя это, конечно же, полезный побочный эффект. Нет. Для этого у меня есть другие причины. Знаешь, что означает уровень моего пояса?

Я покачала головой.

- Майке сказала, что чтобы получить его, ты кого-то обманул или кого-то подкупил ...

- Да, конечно, - усмехнулся Колин и покачал ошарашено головой. - Это срабатывает невероятно хорошо, когда сдаёшь экзамены в китайском монастыре на высоте 2000 метров. Монахов можно ведь так прекрасно одурачить. Поверь, занятия там были даже для меня тяжёлыми. Большинство участников сдались уже после первого дня.

Он взял верхнюю часть кимоно, разложил её на коленях и провёл почти благоговейно рукой по красному дракону, который с распростёртыми крыльями покрывал зданию часть.

- Мастер спокойствия. Это значение высокого мастерства дана. Я ещё и далеко не достиг его.

Мастер спокойствия. Это звучало, как название фильма. «Крадущийся тигр» или  «Затаившийся дракон».

- Я занимаюсь боевым искусствам, потому что это помогает мне мечтать. Ночные сновидения, после того как Тесса меня обратила, я больше не вижу. Боевые искусства основаны на медитации и концентрации. Иногда мне удаётся, если я долго медитирую, снова самому углубиться в мир грёз или посмотреть их у других душ, не причиняя им вреда.

Он осторожно улыбнулся мне. Так как со мной, стало быть, подумала я и увидела в его глазах, что так и есть. Вреда мне это не причинило. Но то, что я стала лучше слышать и видеть, и эти мои своенравные волосы - произошло всё это из-за того, что Колин тайком посещал мою душу?

- Между прочим, верховая езда и боевое искусство у самураев неразрывно связаны между собой. И если занимаешься и тем и другим, то знаешь почему, - сказал Колин задумчиво. - Нужно снова и снова перебарывать себя, и ты никогда не прекращаешь учиться.

Он бросил кимоно назад на стул и снова положил свои охлаждающей ладони на мои кровоподтеки.

- Я знаю, что тебе поможет. Лекарств и мази у меня здесь нет, потому что они мне не нужны. Но я знаю хорошую альтернативу. После того, как ты поспишь пару часов.

Я увидела в мыслях перед собой своего отца, как он отчаянно машет руками, а его губы сформировали огромное «нет». Но я отмахнулась от этой мысли. Колин казался сытым, а я была сильно уставшей. Пальцы Колина оставались лежать на моём ушибе, в то время как я, застонав, повернулась на неповреждённую сторону и прижала голову к подушке. Я почувствовала, как он вытянулся рядом со мной.

- Позиция лежа на боку, - прошептал он насмешливо. Я покраснела. - Опасные ключевые возбудители, - добавил он с улыбкой и хлопнул мне ладонью по заду. Может быть, мне всё-таки не придётся умирать эмоциональной девственницей. Тем не менее, я больше не шевелилась, а просто наслаждалась знанием того, что он лежит прямо рядом со мной.

Его дыхание охлаждало мой затылок. Оно становилось всё медленнее, пока, наконец, не прекратилось, и я только прислушивалась к энергетическому рокоту его тела. Испытывая боль, я повернулась. Глаза Колина были закрыты. Но я знала, что он был здесь. Со мной. Дремлющий и бодрствующий одновременно. Возможно, мечтающий.

Как Мистер Икс днём раньше, я прижалась к его плечу, к мягкому, древнему материалу его расстегнутой рубашки и забыла про все страхи. Мгновенно я заснула.

Фруктовая сладость сначала достигла моего носа, потом проснулось и всё остальное моё тело.

Я открыла глаза и увидела поднос с графином прозрачной негазированной воды, чашечкой малины, жаркое и несколькими кусками этого вкусного, орехового хлеба. Колина уже здесь больше не было. Сонно я засунула пару ягодок малины в рот и отогнала мысли о мучительном отказе работы печени, вызванной яйцами лисьего солитёра, которые, по словам господина Шютц, тысячами сидят на кустах дикой малины.

С закрытыми глазами я наслаждалась сладкими ягодами. Похоже, Колин сохранил определённое понимание достоинств человеческой пищи. И он всегда точно знал, когда она мне будет крайне необходима нужна.

Я коротко задумалась над тем, видела ли я во время моего послеобеденного сна на кровати Колина какое-то сновидение. Нет. Я не могла припомнить ни одного, но я так же не чувствовала ни усталости, ни депрессии. И я не была ни унылой, ни опустошённой. А так, как нужно себя чувствовать, когда первый раз спишь рядом с мужчиной, в руках которого хочешь всем сердцем погрузиться в сон: почти бессмертной.

Приглушённый грохот и треск снаружи внезапно оборвали моё томное блаженство. Я взяла кусок хлеба и немного жаркое, встала и подошла к открытому окну. К моему удивлению, я увидела, что позади дома Колин увеличил загон Луиса - деревья и кустарник были срублены и выкорчеваны, и уступили место небольшому огороженному манежу. Но Луису это совсем не нравилось.

Жуя, я смотрела на обоих сверху - Колин, который как будто прирос к лошади, сидел на ней и неумолимо держал вожжи в руке, и Луис, который пытался всё больше проверить свои границы действий. На каждом углу он бросался в сторону, как будто на заборе сидели монстры и вскидывал голову так, что я могла видеть белки его глаз.

В ужасающей перемене, он то вставал на дыбы, то выгибал спину, пытался идти назад, прыгать, бежать на одном месте. Колин не потел. Но со шкуры Луиса стекали ручьи, и он хрипел, как будто Колин хотел отвести его к мяснику. Я сглотнула, взяла ещё кусок хлеба на дорогу, и сбежала вниз по лестнице на улицу, чтобы, если понадобится, можно было вовремя организовать скорую помощь для всадника или для лошади.

Как только я остановилась возле забора, Луис полностью вышел из-под контроля. С бешено стучащим сердцем я попятилась и прижалась, ища защиты, к стройной берёзе, когда Луис как раз прямо передо мной врезался своим тяжёлым телом в забор, при этом разбрасывая хлопья пены.

- Мне уйти? - спросила я писклявым голосом. Я ни в коем случае не хотела быть виноватой в том, что Луис убьёт Колина.

- Не надо! - крикнул Колин язвительно и уселся ещё более твёрже в седле, чтобы потом начать ругаться с Луисом на Гельском языке. Он снова и снова заставлял жеребца бежать медленным, контролируемым галопом, объезжая четырёхугольный манеж или делая круги.

А Луис пытался снова и снова от него избавиться. Но Колин оставался непреклонно сидеть на верху. Лишь только когда стало темно и сверчки в траве начали стрекотать, Колин ослабил вожжи. Луис вытянул шею и возбуждённо фыркнул.

- Хорошо, - сказал Колин с удовлетворением и слез с седла. - Ведь можешь.

Остаток я хлеба в руке смяла в потный шарик, который прилип к моим пальцам. Нервно я встряхнула их.

- Что это было? - спросила я хрипло.

- Всё как всегда, - ответил Колин лаконично и хлопнул Луиса по заднице. - Пытается показать, кто здесь главный.

Я сдержала саркастический комментарий. Колин выглядел так, как будто вылез только что из источника молодости. Бодрый и в согласии с самим собой. Он снял с Луиса седло и уздечку, надел повод и ободряюще махнул мне рукой. О нет. Он ведь не хотел, в самом деле, пойти гулять со мной и с этой Годзиллой.

- Значит, нет. Завтра твой глаз будет зелёным, а при каждом вздохе ты будешь испытывать резкую боль, - сказал он, пожимая плечами, в то время как Луис послушно, как ягнёнок, брёл рядом с ним.

Лишь когда в наступающей темноте я почти больше не могла обеих отличить от леса, я преодолела свой страх и побежала за ними.

- А вот и я, - сообщила я, тяжело дыша.

- Хорошо, - сказал коротко Колин. Я вытерла пот со лба и постаралась занять более безопасное место с левой стороны Колина - подальше от Луиса, который каждые пару метров останавливался, чтобы пощипать траву на обочине дороги.

Теперь Колин оставил дорогу и прокладывал путь, как лунатик, через густой лес. Время от времени нам нужно было останавливаться и ждать Луиса, который следовал за нами, пережёвывая траву, на длинной верёвке. Я не знала, пережила ли я когда-нибудь до этого такую прекрасную летнюю ночь. Нет, скорее всего, нет, потому что с тех пор, как я себя помню, мы сбегали в июле или августе в холодные страны и уезжали в самые негостеприимные места, которые только существуют на Земле.

Вокруг нас всё время кто-то шептался, шуршал и стрекотал, и все эти звуки сливались в один. А влажный воздух пах смолой, нагретой солнцем хвоей, листьями и цветами. Луна была лишь тонким серпом, но всё-таки давала достаточно серебристо-голубого света, чтобы кожа Колина расцвела. Когда бы я на него не смотрела, я видела, что в его глазах сияют искры света.

Постоянный ветер играл с моими волосами и высушил пот на моём лбу. Снова и снова от кустов отделялся целый рой светлячков и опускался на прохладную кожу Колина. Я даже не боялась предупреждающих криков сов, которые проносились, как нежный плачь из царства мёртвых, через тёмные верхушки деревьев.

Теперь ко всему этому присоединился уединенный всплеск лениво текущей воды. Мы достигли ручья. Молча Колин начал раздеваться. Я вежливо отвернулась, но потом всё-таки снова посмотрела в его сторону.

- Что ты там делаешь? - спросила я, хотя это было излишне, когда он расстегнул пряжку ремня.

- А на что это похоже? - ответил он, подмигивая мне. К его рубашке, которую он небрежно бросил на землю, заросшую травой, присоединились его сапоги.

А потом и штаны. А потом? Робко я подняла глаза. О. Колин, по-видимому, вообще отказывался от любого нижнего белья. Теперь на нём был надет лишь только широкий кожаный браслет вокруг его правого запястья. Смущённо я перевела свой взгляд снова на землю.

У меня было ровно три варианта: сбежать, наблюдать за его забавами нагишом или сделать, как он.

- Ах, теперь это всё равно не имеет значения, - пробормотала я про себя и выскользнула из джинсов. Если я поспешу, то точно не успею передумать.

Для этого на мне было слишком мало надето. Быстро я избавилась от своей футболки и трусиков и сложила свёрток с одеждой на пеньке. Колин уже стоял по бёдра в ручье, спиной ко мне, вытянув руки в стороны.

Так бесшумно, как только возможно, я спустилась по откосу берега вниз. Только бы он не смотрел на меня. Стебли тростника щекотали меня под коленками, и я услышала, как лягушка, прыгая, сбежала от меня. Колин тоже услышал. Медленно он обернулся и основательно осмотрел меня. Я сделала вид, что не заметила его взгляд, и осторожно погрузила правую ногу в воду.

- Ну, давай, Медуза, - сказал он тихо.

Вода была ледяной. Как только она могла быть при такой жаре такой ледяной, успела я ещё подумать и при следующем шаге потеряла опору. Грунт под водой оборвался. Отплёвываясь, я погрузилась в тёмно-зелёные сумерки ручья, почувствовала, как колышутся под пальцами ног водоросли и гладкое, извивающееся тело рыбы на икрах.

Летняя ночь окутала меня теплом и соблазном, когда я после того, как пробыла какое-то время под водой, снова вынырнула. Я совсем забыла, как хорошо я себя чувствовала в воде. Мои ушибы и синяк на глазе больше не болели. Теперь я почти добралась до Колина. Я снова могла стоять. Мои пальцы ног утопали в мягком, скользком русле ручья.

Светлячки уселись на влажные волосы Колина, которые извивались, как мокрые, отливающие чёрным змеи в голубоватом лунном свете. Течение бурлило вокруг нас, и я чуть не упала. Как само собой разумеющееся, как будто по-другому никогда и не было, я схватилась за руку Колина и подплыла, не отталкиваясь о дно, к нему.

Капельки воды испарялись с его кожи за секунду. Я же, напротив, была насквозь мокрой. Мои впитавшие в себя воду волосы тяжело свисали, обвивая шею. Колин посмотрел на берег и приложил руки, сложенные воронкой, ко рту.

- Давай, не прикидывайся, ты, глупая лошадь, - закричал он. Тень Луиса остановилась, почти как изваяние, на склоне ручья.

- Он боится воды, - поясняя, Колин повернулся ко мне. Я засмеялась и игриво вращала руками, чтобы течение не унесло меня. Колин отпустил меня и прошёл вперёд до более мелкого места в середине ручья.

Как призрак, его стройный, мускулистый стан поднимался из переливающейся черноты потока. Обеими руками он брызгал водой в строну Луиса.

- Решайся же! - засмеялся он. Его тело было усыпано капельками воды, которые сверкали, как бриллианты. Луис хотел к нему, но не мог перебороть свой страх. Возбуждённо он бегал туда-сюда по берегу.

Остановить бы сейчас время, подумала я. Навсегда. Этот момент на всю жизнь. Здесь, в ледяной воде, вместе с Колином и его придурковатым жеребцом. Казалось, я слилась с ручьём, небом и лесом, когда я смотрела на Колина, как он стоял по бёдра в воде, и забыв про всё на свете, пытался заманить к себе своё упрямое животное.

Его не большой, подтянутый зад бледно выделялся при свете луны, а расправленные лопатки вырисовывались тёмными изгибами на его спине. Сделав два энергичных гребка руками, я доплыла до него и обняла сзади за шею.

- Не повезло тебе! - сказал он ревниво фыркающему Луису, который всё-таки отважился зайти в мелководье возле берега. Колин схватил меня за бёдра. Подожди, подумала я, хотя было трудно вообще разумно размышлять. Колин ведь с Луисом скакал галопом по руслу ручья, чтобы спасти меня. И Луис боялся воды?

- Теперь ты знаешь, что и я могу быть очень упрямым, - прошептал Колин мне в ухо и пошёл, неся меня на спине, навстречу к Луису. Решительно он схватил болтающуюся в потоке верёвку, привязанную к нему, и потянул его к нам вниз. - Не бойся, - успокоил он меня, осторожно отрывая мои руки от своей шеи. - Только посмотри!

Как будто Луис вдруг понял, что вода может быть и чем-то хорошим, он скользнул в поток и поплыл, гребя ногами, к Колену. Его громкое фырканье вспугнуло несколько птиц, которые спали в зарослях, рядом с берегом.

Колин крепко держал меня возле себя, когда Луис, как неловкое морское чудовище, как раз перед нами развернулся и удрал. Смеясь, Колин смотрел ему вслед. Затем он повернулся ко мне.

- А теперь ты, - сказал он тихо, взял моё лицо в свои руки и долго смотрел на меня. Сначала соприкоснулись друг с другом наши лбы, потом его прохладные губы коснулись моих.

Мир перевернулся. Я почувствовала вкус сладкой землистой воды ручья, которая омывала всё моё тело и увидела мечты Колина. На долю секунды я увидела их: моё улыбающееся лицо, моя голая кожа, мои рассыпавшиеся волосы на покрытой листвой земле. И мои слёзы, которые, переливаясь всеми оттенками серого и благоухая, скатываются по моим щёкам.

- Колин, - пробормотала я, когда наши губы оторвались друг от друга. Неужели я увидела страх в его глазах? Он замер, как будто сделал ошибку. Но ведь это не было ошибкой. Это было единственным правильным из всего, что я когда-либо делала. Но прежде всего он больше не прогонял меня.

Сегодня в первый раз он позволил мне остаться. Я посчитала. Восемь часов. Он обнимал меня, когда я спала. Я проснулась и была всё ещё невредима. И поэтому он имеет право на меня. Вместе со всеми моими чувствами, воспоминаниями и мечтами. Это всё равно уже случилось, без всяких усилий с его стороны.

- Восемь часов. - Я улыбнулась. - Восемь часов, и я люблю тебя.

Едва я произнесла эти слова, как он сильно ударил меня ладонью по рту и оттолкнул меня.

- Эли, нет! - закричал он грубо и его лицо, только что такое расслабленное, превратилось в искажённую гримасу. - Ради Бога, нет!

Он отвернулся и зашагал быстрыми шагами к берегу. Словно окаменев, я осталась стоять. Стыд, горячо пульсируя, поднялся к моему лицу. Внезапно я стала мёрзнуть и начала дрожать всем телом. Мне потребовалось несколько попыток, прежде чем я смогла снова двигаться и тоже направиться к берегу.

Мои губы, к которым он до этого так нежно прикасался, болели от его сильного удара. Колин уже оделся. Я стояла перед ним голышом, замерзая и дрожа. И плача.

- Перестань реветь, - накричал он на меня. Луис тревожно заржал. Я беспомощно всхлипывала. Это была не только грусть. Это был стыд, гнев, разочарование и тоска одновременно. Всего несколько мгновений назад я была так счастлива.

- Одевайся, - приказал он резко и вручил мне мою одежду, не глядя на меня. Ослеплённая слезами, я натягивала джинсы на свои мокрые ноги. Я запуталась и чуть не упала.

- Боже мой, Эли, - ругался Колин. Он взял мою футболку и надел мне её небрежно на голову. На мгновение он посмотрел мне в глаза. Грубо он схватил меня и выпил мои слёзы. Потом он отвернулся, как будто бы согрешил.

- Уходи! - закричал он и вскочил на мокрую спину Луиса. - Уходи и никогда больше не возвращайся. Пообещай мне это. Никогда больше! Эли, пожалуйста.

- Да пошёл ты, Колин Иеремия Блекбёрн, - сказала я спокойно, развернулась и пошла босиком в тёмный лес. Теперь случилось то, что предсказал мне мой отец.

Нет, Колин не похищал мои сны. Он украл мою душу.

Спотыкаясь, я выбирала дорогу всё время вдоль ручья, пока, наконец, передо мной не появились мост и деревня.

Я не знаю, как мне удалось открыть входную дверь, избавиться от моей влажной одежды и лечь в кровать. Вдали прозвучали первые раскаты грома. Осень наступила. А птица на краю леса больше не кричала.