Во всех капиталистических странах существует расхождение между буквой и духом конституции, с одной стороны, и ее реальным осуществлением — с другой. Характеризуя эту особенность буржуазных конституций, В. И. Ленин указывал, что „фиктивна конституция, когда закон и действительность расходятся”72. Буржуазная конституция таит глубокое противоречие в каждой своей норме, нередко даже одна часть конституции логически исключает другую. „Каждый параграф конституции содержит в самом себе свою собственную противоположность, свою собственную верхнюю и нижнюю палату: свободу — в общей фразе, упразднение свободы — в оговорке”73.

Известный французский государствовед Ж. Бюрдо пишет о „несовпадении” конституционной теории и конституционной действительности. По его мнению, современная западная „демократия” ведет к упадку права, в этих условиях конституция устаревает, „не является более источником и фундаментом правопорядка”74. В самом деле, способно ли буржуазное общество гарантировать права и свободы граждан? Стоит лишь ознакомиться с реальной действительностью, как становится совершенно очевидным, что провозглашенные конституцией права и свободы являются пустой декларацией.

Сами конституционные установления имеют серьезные изъяны. Даже формально-юридически в них предусматривается дифференциация „равноправных” граждан. Заведомо ограниченный характер буржуазного „демократизма” накладывает свой отпечаток на всю совокупность конституционных прав и свобод граждан.

Стоит ли удивляться тому, что даже на страницах „серьезных” буржуазных изданий открыто говорится о том, что конституционные права и свободы противостоят эффективности правоприменительной деятельности.

В последние годы государственные деятели буржуазных стран все чаще употребляют словосочетание „закон и порядок”. Для одних эта фраза является ответом на рост преступности, для других она отражает озабоченность социальными переменами, для третьих — „закон и порядок” может послужить кодом, зашифровывающим классовую предубежденность. Общество, естественно, нуждается в порядке и безопасности, но ничуть не менее оно нуждается в демократии.

Любопытен в этом отношении мудрый парадокс Оскара Уайльда, который предписывает: „Единственный способ отделаться от искушения состоит в том, чтобы поддаться ему”. Искушение растоптать с помощью полицейской силы последние ростки буржуазной демократии давно владеет капиталистической элитой, которая в наши дни все чаще поддается ему. А „беспартийные” западные политологи услужливо изготовляют „научные обоснования”, наполняя ими основное содержание буржуазных политико-правовых доктрин.

Реализация избирательных прав под прицелом полицейских. У одного из избирательных участков в Белфасте

Буржуазное государство игнорирует вопрос о фактической возможности осуществления прав всеми гражданами, оно устанавливает иные формально-юридические гарантии. Власти в этом несвободном „свободном мире” не брезгуют прибегать к помощи полиции дабы незамедлительно „проучить” всех, кто решит добиваться действительного права на осуществление конституционных провозглашений.

И не удивительно поэтому, что именно полицейские власти оказались той государственной инстанцией, которая определяет границы осуществления провозглашенных в конституциях прав и свобод граждан. Еще К. Маркс говорил, что едва только практическая реализация правовых установлений начинает создавать угрозу власть имущим, с ними начинают обращаться как с препятствиями75. В наше время уже неоспоримо, что буржуазия, отрекшаяся от ею же созданной законности, благосклонно относится даже к самым грубым посягательствам на публичные свободы. По свидетельству французских исследователей, империалистическая буржуазия при этом „любит ссылаться на необходимость защиты порядка и безопасности граждан от тех, кто „сеет смуту”76.

Представители буржуазно-критического направления в политической науке капиталистических стран сегодня все чаще признают кризис демократических принципов политического развития „свободного” общества. Широкое внимание общественности, например, привлекла на Западе книга американского политолога Р. Гольстейна „Политические репрессии в современной Америке”. В ней говорится, что США создали гораздо более жесткие правовые и полицейские преграды инакомыслию по сравнению с западноевропейскими странами. Политические репрессии в значительной степени породили ограничения в осуществлении американцами своих гражданских и политических свобод. Распространение политических репрессий, по его словам, представляет собой серьезную болезнь, и если эту болезнь оставить вне контроля, то „она может превратить американское общество в тюрьму”. США все больше приближается к тоталитарному государству, пишет Р. Гольстейн. Судьба политических свобод в США, заключает он, зависит от того, будут ли приняты во внимание эти предостережения или „страна будет продолжать держать курс в направлении тоталитарной бездны”77.

Буржуазные правоведы утверждают, что буржуазное право строго охраняет и оберегает человеческое достоинство, жизнь и свободное развитие личности. Некоторые авторы говорят даже, что человек в капиталистическом обществе является центральным объектом защиты уголовного права. Но все они желаемое выдают за действительное. Бельгийский юрист С. Версель, к примеру, обращает в своих трудах внимание на относительный характер конституционных гарантий прав и свобод граждан: „Необходимо подчеркнуть следующее: формальные гарантии неспособны устранить неравенство, которое лежит в основе всякой политико-юридической системы, имеющей дискриминационный характер”78.

Народные массы в силу объективного роста своей организованности и сознательности все активнее начинают бороться за свои конституционные права и свободы. Чтобы противостоять этой борьбе, буржуазия и мобилизует военно-полицейский аппарат, вменяя ему в обязанность приучить массы „правильно” понимать и применять провозглашенные в конституциях демократические права и свободы, которыми индивид в буржуазном обществе „не должен злоупотреблять”. На полицию, стало быть, возлагается „бремя” удержать народ от „злоупотреблений” своими свободами и правами. На практике это звучит однозначно: полиция берет закон в свои руки.

Полицейский интервенционизм в сферу конституционных прав и свобод граждан все более расширяется. Полиция пребывает в состоянии постоянной конфронтации с широкими народными массами, со всеми передовыми и демократическими движениями. Формально провозглашенные конституционные права и свободы граждан в условиях буржуазного общества оказываются стесненными полицейскими рамками. Теперь уже нередко в буржуазной литературе прямо говорится о повышении общерегулирующей политической роли полиции. Автор одного из исследований рассматривает этот вопрос, беря за исходное положение о том, что „полиция каким-то образом вовлечена в политику”79. Можно встретить спокойные констатации, что сегодняшний капитализм — это „полицейское общество” („Policed Society”), а „социальный контроль” означает практически разные формы полицейского вмешательства в общественные процессы80.

Полиция, иначе говоря, предстает в современном капиталистическом обществе некоей экстраординарной силой, не стесненной в своих действиях даже конституционным законом.

Полиция широко используется в борьбе с забастовочным движением. В буржуазной юридической литературе даже ведутся дискуссии о степени участия полиции в борьбе против пикетирующих забастовщиков. В Великобритании, например, против пикетчиков нередко бросаются полицейские формирования численностью в 400–500 и более человек. Некоторые авторы призывают в таких случаях полагаться на „здравый смысл конфликтующих сторон”.

Не остается полиция нейтральной и в отношении „свободы шествий”, провозглашенной в буржуазных конституциях. Английский „Полис джорнел” в статье „Лондонская полиция и и политические демонстрации” сделал вывод, что столичная полиция не обладает всего-навсего „нужным образованием” для контроля за активными действиями больших скоплений людей. „В силу этого, — пишет автор, крупный полицейский чиновник, — не следует сетовать на полицию, если она применяет силу”81.

Американский политолог Г. Зинн, ссылаясь на первую поправку к Конституции США, которая устанавливает право граждан „мирно собираться и обращаться к правительству с петициями о прекращении злоупотреблений” констатирует: „Из всех конституционных прав это — самое хрупкое, суды могут интерпретировать его двояким образом, а полиция — это самое важное — нарушает его изо дня в день”82. Полицейские хорошо знают, как именно надо им „понимать” конституцию, и на практике поступают сообразно своему разумению. Французский административист Ж. Ведель, например, пишет: „Никакой нормативный акт не признает в буквальном смысле свободы манифестаций на улицах, и это понятно, так как улицы в принципе предназначены для передвижения, а не для выражения мнений”83. Ничто так не подрывает доверия к самой высокомудрой концепции, как зыбкость фактического фундамента, на котором она выстраивается.

Само собой разумеется, современная империалистическая буржуазия достаточно многоопытна и умудрена, чтобы не провозглашать свои действительные намерения во всеуслышание. Сегодня она заинтересована в том, чтобы сохранять в капиталистическом государстве видимость законности, что на практике достигается изданием „нестеснительных законов”, таких, которые не столько определяли бы содержащиеся в них понятия, сколько уполномочивали бы власти, главным образом полицейские, действовать так, как они считают нужным „в интересах правосудия” и ради „охраны общества”.

Примеров тому великое множество. Примечательно, что стремясь воспрепятствовать появлению в печати разоблачительных материалов о своих незаконных действиях, полицейские в последнее время стали терроризировать журналистов, не останавливаясь перед физической расправой над ними. Чем чаще, например, в ФРГ происходят демонстрации, тем больше лютуют „быки” (так там называют полицейских). А чем больше „быки” лютуют, тем ненавистнее становятся им свидетели беззакония — журналисты с их магнитофонами, фотоаппаратами, кинокамерами… Театр полицейских действий не любит такого рода зрителей. „Попробуй щелкни один раз, я из тебя котлету сделаю!” — угрожающе пообещал однажды полицейский в Гамбурге норвежскому журналисту, который хотел снять на пленку сцену избиения демонстрантов» Особо следует обратить внимание на то, что полицейские власти довольно свободны в толковании таких понятий, как „угроза общественной безопасности”, „нарушение порядка” и т. п., а сфера возможности оперировать этими понятиями становится все более широкой. В связи с этим увеличиваются возможности осуществления полицейскими органами превентивных действий, позволяющих провести практически любую репрессивную акцию. Оба указанных обстоятельства создают легальную основу усиления власти полиции.

Дальнейшее ужесточение полицейского террора становится во многих странах доминирующей чертой общественно-политического развития. Эскалация беззакония, осуществляемого полицейскими органами империалистических государств, зашла уже сейчас слишком далеко, чтобы ее можно было как-то скрывать. В наши дни открыто организовываются на самом высоком уровне государственной политики полицейские террористические операции, нередко имеющие поистине глобальный, стратегический размах.

15 ноября 1978 г. в ФРГ опубликован в новой редакции Закон о собраниях и шествиях. В соответствии с этим законом „каждый имеет право организовывать публичные собрания и шествия и принимать участие в таких мероприятиях”. Но как и всякий буржуазный закон, указанный документ содержит в себе противоречие. Дело в том, что он предусматривает право полиции посылать на каждое собрание своего представителя, который может распустить собрание, если, по его мнению, оно „способствует возникновению беспорядков или создает опасность для жизни и здоровья его участников”.

Тем же законом регулируется порядок проведения собраний и шествий под открытым небом. О готовящемся мероприятии полицейские власти должны быть поставлены в известность не позднее чем за 48 часов до их объявления. В сообщении должны быть указаны цель собрания или шествия и назван их руководитель. Начавшиеся собрание или шествие могут быть по указанию полиции прекращены „при наличии непосредственной опасности для общественной безопасности и порядка”» а также в ряде других случаев. Полицейские могут удалить с собрания и из шествия участников, которые „грубо нарушают порядок”.

Правящие круги ФРГ разработали целый комплекс законодательных мер, направленных на дальнейшее ограничение политических прав и свобод. Например, проект новой редакции ст. 8 § 1 Основного Закона, подготовленный в сентябре 1983 года, значительно урезывает право граждан ФРГ на демонстрацию.

Полицейские ограничения демократических прав и свобод имеют солидную правовую базу и в Италии. Так, в законе „Об охране общественного порядка”, который был принят в мае 1975 года, говорится: „Запрещается принимать участие в публичных мероприятиях, проходящих в общественном месте, в защитных шлемах или с лицом, закрытым полностью либо частично любым средством, с целью затруднить опознание личности” (ст. 5 Закона). Любое лицо, поднесшее свою руку к лицу в силу той или иной необходимости, может быть заподозрено полицейскими в попытке „затруднить опознание личности” и подвергнуто преследованию на основании указанного закона.

Власть имущие буржуазного мира проводят политику последовательного отказа от законности. В этом процессе отчетливо прослеживается разрушение стандартов буржуазно-демократического правопорядка, установленных буржуазными конституциями и до сих пор толкуемых и пропагандируемых апологетами капитализма как единственно демократичных. Многочисленные примеры политической действительности в капиталистических странах подтверждают вывод, что само понятие „демократия” империалистическая буржуазия понимает, а ее полицейские органы применяют „по-своему”. Вот один из таких примеров.

В мае 1982 года лондонская полиция арестовала более двадцати человек за участие в демонстрации протеста у здания суда в центре столицы. В суде в это время слушалось дело против группы лиц, основавших палаточный „лагерь мира” у американской военно-воздушной базы, где правительство консерваторов предполагало разместить крылатые ядерные ракеты США, что полтора года спустя стало реальностью. Собравшиеся у здания суда демонстранты скандировали лозунги „Позор!”, „Нам не нужны ядерные ракеты!” Это и послужило поводом для проведения массовых арестов у судебного подъезда, всем арестованным были предъявлены обвинения в „нарушении общественного порядка”.

Современная политическая реальность в капиталистических странах дает такое обилие подобных примеров, что даже буржуазные теоретики стали теперь проявлять тревожную озабоченность. Г. Зинн, например, пишет: „Ограничения конституционного права на собрания — результат не только прихотей американской судебной системы, но и полицейского произвола. За участие в демонстрациях борцов за гражданские права начала 60-х годов тысячи мирно собравшихся людей были арестованы, и конституция их не защитила потому, что, по существу, она была отдана на полный произвол местной полиции. А федеральное правительство, которому вменено в обязанность защищать конституционные права граждан от посягательств на них со стороны местной юстиции, ничего не сделало для того, чтобы защитить свободу собраний”84

Американский политолог Р. Хэррис в своей книге „Утраченная свобода” рассматривает практические аспекты действия IV-й поправки Конституции США, в которой закреплено право граждан на личную безопасность, на неприкосновенность жилищ и корреспонденции, право быть защищенными от неоправданных обысков и арестов. Почти двухсотлетняя история этой поправки доказала, пишет автор, что она была и является в наше время пустым звуком: „С тех пор как четвертая поправка была одобрена, над ней насмехались миллионы раз. Каждый день сотни муниципальных полицейских, полицейских штатных и федеральных органов обыскивают людей, нелегально забираются в их дома, производят обыски там и на месте работы, а жертвы почти ничего не могут поделать против этого”85.

Конечно, от незаконных действий полиции могут пострадать и интересы представителей власть имущих, но это далеко не частое и уже совсем не типичное явление. Как правило, всегда и везде при капитализме от незаконных полицейских действий страдают в первую очередь угнетенные классы. В свое время Ф. Энгельс отмечал, что как бы буржуа ни поступил, полицейский всегда с ним вежлив и строго придерживается закона, но с пролетарием тот же полицейский обращается грубо и жестоко: „Полиция не стесняясь врывается в его дом, подвергает его аресту и расправляется с ним, как хочет”86. Сегодня происходит то же, что и вчера.

Для Соединенных Штатов Америки традиционен заговор полиции против цветного населения. Здесь, буквально под крылом у полиции, спокойно бесчинствуют различные реакционные организации. Зловещие кресты ку-клукс-клана по-прежнему возгорают в южных американских штатах, где расисты в белых балахонах, с оружием в руках, собираются на многотысячные митинги и громогласно призывают „дать отпор ниггерам” и в то же время участились случаи избиения активистов движения за равноправие негров. Причем все это делается с молчаливого согласия, а порой и открытого попустительства полицейских властей. „У нас есть свои люди в полиции”, - видимо, не без оснований заявил однажды имперский маг ку-клукс-клана.

Расистское наступление ведется в США в гигантских масштабах и на всех уровнях государственного управления. В одном из заявлений Коммунистической партии США говорилось: „Полицейские жестокости — это не просто акт садизма, учиненный каким-нибудь расистом-полицейским. Это продуманная политика, которую осуществляют все эшелоны государственной власти снизу доверху. Вот почему полицейские жестокости по отношению к черным американцам и трудящимся вообще, являются рутинной практикой полиции в городах повсюду в нашей стране”87.

Демонстрация оголтелых расистов под надежной защитой полицейских

Сказанное типично и для Старого света. Летом 1979 года Британский институт расовых отношений опубликовал специальный доклад, в котором документально показано, что особенно часто от полицейского произвола в Великобритании страдают цветные иммигранты. В докладе, озаглавленном „Полиция против черных”, приводятся убедительные свидетельства того, как, совершая противозаконные репрессивные акции против иммигрантов, английская полиция, руководствуясь „моралью правящего класса” (согласно которой выходцы из бывших британских колоний — люди „второго сорта”), унизительно обращается с цветными. Для так называемых „эффективных контактов” с цветным населением британскими властями были созданы специализированные отряды полиции, практикующиеся исключительно на облавах против иммигрантов в районах „повышенной преступности”.

Одним из обстоятельств, обусловливающих полицейский произвол, американский политолог Б. Ингрэум считает появление в буржуазном государстве законодательства, позволяющего ограничить свободу прессы и собраний. Отсутствие писаной Конституции, заключает он, в которой были бы зафиксированы индивидуальные свободы и гарантии от правительственного произвола, компенсируется судебно-полицейским прагматизмом88.

К неграм у полицейских отношение „особое”

Полицейский произвол направлен не только против таких, закрепленных конституциями буржуазных государств, прав и свобод, как свобода слова, печати, собраний, демонстраций и т. д. В „свободном” обществе объектами полицейского посягательства давно уже стали честь, достоинство, неприкосновенность личности и жилища.

В тех институтах уголовно-процессуального права, в которых допускается участие представителей полиции, особенно заметны ограничения прав граждан, не говоря уже о том, что права эти достаточно иллюзорны и без участия полицейских. Например, практика многих буржуазных стран знает административное интернирование, когда арест производится без вмешательства судебных органов и без нормальной юридической процедуры, с которой связаны определенные правовые гарантии. Пренебрегая конституционными положениями, полицейские руководители в США считают, что помехой в их работе является пятая поправка к конституции, которая гласит, что „никто не будет принуждаться в каком-либо уголовном деле свидетельствовать против самого себя”. В повседневной же практике полицейские используют многочисленные средства получения от подозреваемого признания, не останавливаясь перед применением угроз, обмана и силы. Тем самым полиция США открыто попирает конституционные права граждан, не говоря уже о процессуальных гарантиях. Полицейские действия по судебному расследованию уголовных дел в значительной степени законодательно неурегулированы и регламентируются либо ведомственными актами, либо судебными прецедентами. Такое положение привело к тому, что полицейский, выполняющий свои обязанности при производстве расследования ненадлежащим образом, рискует только тем, что собранные им незаконным способом фактические сведения не будут признаны судом в качестве доказательств и обвинение окажется несостоятельным. Совершенно очевидно, что перед опасностью „проиграть дело” полицейский, фальсифицирующий доказательства, не остановится, поскольку ему известно, что это последует лишь в том случае, если суд обнаружит и признает доказанной противоправность его действий. Практически это чрезвычайно трудно, тем более, что суд отнюдь не стремится скомпрометировать полицейскую документацию и ее создателей.

Острый характер приобрела проблема применения полицейских полномочий на задержание. Эта мера, значительно ограничивающая личную свободу граждан, широко используется в повседневной полицейской практике. Согласно уголовно-процессуальному кодексу Франции, полицейский сотрудник вправе задерживать на одни сутки любое лицо, личность которого он считает необходимым проверить, а также лицо, способное, по его мнению, „сообщить сведения об обстоятельствах дела или изъятых предметах или документах” (ст. ст. 61–62). Не остается сомнений, что полицейский, пользуясь указанными нормами, полномочен задержать практически любое лицо.

То же и в Италии, где полиция пользуется правом в случаях нарушения законодательства об оружии задерживать граждан при наличии «достаточных признаков” состава преступления.

Законодательство США оставляет для полицейских органов возможность получения ордера на арест в упрощенном порядке. Сотрудники ФБР, например, практикуют производство арестов на основании „гражданского ордера”, являющегося по сути дела внутренним документом министерства юстиции. Отчет об исполнении предписания об аресте при этом не представляется, как это положено по закону, мировому или федеральному судье. Иммиграционные власти США могут производить аресты иностранцев на основании „ордера на арест иностранца”, выдаваемого практически любому чиновнику управления иммиграции и натурализации.

Неприкосновенность личности как ее понимают и применяет в повседневной практике полицейские „свободного” общества

Примерно то же и с правом на обыск. Законодательство США содержит обширный перечень обстоятельств, при наличии которых обыск может быть произведен полицейскими властями и без судебного приказа: призыв о помощи, возможность уничтожения вещественных доказательств, при аресте и т. д. Американские полисмены давно обнаружили свою уникальную способность стремительно реагировать на „услышанные” ими призывы о помощи и бесцеремонно вламываться, как бы в ответ на это, в жилища граждан, а затем столь же бесцеремонно проводить там обыск. Право на это дает „ордер свободного доступа”, широко применяемый в полицейской практике США и открывающий полиции все необходимые возможности для проведения произвольных обысков.

Полицейские чиновники выступают в поддержку „жесткого курса”, полагая, что основной помехой в борьбе с преступностью является слишком „либеральный” характер действующих уголовно-процессуальных норм, которые, по их мнению, благоприятствуют обвиняемому, дают возможность преступникам избегать ответственности. Единственный способ действенно осуществлять уголовные законы, полагают полицейские, — это пренебречь ими. В 1981 году в Лондоне был опубликован доклад правительственной Королевской комиссии по уголовной процедуре. Он содержит рекомендации, которые дают полицейским властям фактически неограниченные полномочия задерживать людей на улицах по подозрению в намерении совершить преступление, содержать их под стражей неограниченный срок и т. п. Доклад вызвал серьезную озабоченность демократической английской общественности, отметившей его глубокое расхождение с традиционной демократической доктриной.

Полиция, как говорят буржуазные специалисты, должна не просто наносить контрудар в ответ на совершенное преступление, но, как и всякая боеспособная сила, иметь постоянную „упреждающую” готовность. Согласно толкованию, например, западногерманских юристов, превентивные меры должны применяться в случае опасности совершения преступления, что открывает широкие возможности для произвола полиции. „Опасность означает состояние, которое по разумной оценке с вероятностью может создавать в самое ближайшее время угрозу общественной безопасности и правопорядку”89. На этой основе и происходит спекулятивное полицейское вторжение во все сферы общественной и личной жизни граждан.

Полицейский обыск. Привычный сюжет городского пейзажа в „свободном обществе”

К настоящему времени скопилось уже немало прецедентов, свидетельствующих о том, что для применения уголовного наказания существенно не то, что привлекаемое к ответственности лицо уличено в конкретном противоправном деянии, а то, что это лицо было замечено, скажем, среди участников официально неразрешенной демонстрации, митинга или забастовки. Полицейский обладает правом остановить и задержать любого гражданина, подозревая его в совершении преступлений, а затем в зависимости от поведения задержанного и основательности своих подозрений полицейский может отпустить его или арестовать. Всякое сопротивление аресту является преступлением, причем вопрос о степени тяжести этого преступления решается в зависимости от таких, например, факторов, как характер полицейского, место столкновения и, наконец, от того, с кем это столкновение произошло.

Полномочия полиции в буржуазном государстве являются зачастую экстраординарными с правовой точки зрения, о чем уже говорилось. Исследование этого вопроса в США привело профессора Калифорнийского университета У. Чемблиса к выводу, что в сумме своей полицейские решения, даже малозначительные, представляют собой „закон в действии”90. Современная действительность в буржуазном мире такова, что бесцеремонные произвольные действия полиции приобрели будничный характер особенно при производстве арестов, обысков, конфискаций и т. п. По свидетельству американского юриста А. Барта, полицейские „неизбежно посягают на личную свободу, что не встречает протестов, поскольку жертвами беззакония становятся в основном бедняки и малограмотные, т. е. те, кто не располагает средствами для защиты”91.

Располагая отлаженным оперативно-информационным аппаратом, буржуазное государство имеет практически неограниченные возможности собирания, обработки и использования самых разнообразных сведений о всех сторонах жизни как отдельных личностей, так и всякого характера общественных организаций. Поэтому можно сказать, что в современном капиталистическом обществе истинную угрозу для индивида представляют не сами последствия научно-технической революции (как об этом нередко говорят на Западе), а принципы и законы, которыми руководствуются большой бизнес, государственно-чиновничья бюрократия и, в особенности, полицейские учреждения в практическом применении достижений науки и техники. Всякие попытки ограничить произвол полицейского манипулирования сведениями о. частной и общественной жизни граждан встречаются в штыки, а принятые под давлением общественности некоторые правовые меры против злоупотребления информацией об отдельных гражданах ничуть не гарантируют последним личную безопасность. Так, в США в настоящее время создана широкая сеть информационных учреждений разного профиля, которые образуют всеохватывающую централизованную систему сбора, обработки и хранения сведений практически о всем населении Соединенных Штатов. В специально посвященном этому вопросу издании содержится как бы адресованное гражданам США заявление: „В конечном счете по крайней мере 55 федеральных учреждений хранят более 850 различных данных о вас, мистер Американец”92.

Поистине всеобъемлющими являются методы полицейского наблюдения в ФРГ. В компьютерах Федерального ведомства по уголовным делам в Висбадене заложены подробнейшие сведения о членах демократических партий и организаций, профсоюзов, борющихся за право на труд, учебу, жилье, о людях и организациях, выступающих против превращения ФРГ в ракетно-ядерный полигон НАТО. В мае 1982 года министры внутренних дел земель ФРГ, собравшись на свою очередную конференцию, приняли постановление: отныне сведения об участниках демонстраций будут закладываться в те же компьютеры „для дальнейшей обработки и хранения”.

Не случайно, комментируя полицейский интервенционизм в сферу демократических прав и свобод, буржуазные обозреватели прибегают к образу „стеклянного человека”, который просматривается, „просвечивается” полицией насквозь. Уже упоминаемый Т. Баньян заключает свою книгу о британской политической полиции словами: „Многие с трудом завоеванные свободы либеральной демократии поставлены под угрозу”93. Английский исследователь проявляет вполне обоснованное беспокойство. Достаточно сказать, что в одном только Лондоне действует центр подслушивания телефонов, который может одновременно перехватывать разговоры на тысяче линий, и многочисленные службы, перлюстрирующие письма. Сведения, собранные ими, а также добытые с помощью других форм сыска, закладываются в память компьютеров, находящихся в распоряжении британских полицейских служб. Сегодня только в Скотланд-Ярде хранятся досье на полтора миллиона англичан, причем большинство из них никогда не нарушали закон и не имеют никакого отношения к преступному миру.

Права человека по-американски

Конечно, полицейский надзор за отдельными лицами не представляет собой какого-то нового явления. Однако новым в этом процессе является применение таких технических средств, которые позволяют полицейским инстанциям достигать огромных возможностей по осуществлению надзора.

Один из американских юристов заявил: „Недавно обнаруженные случаи использования полицией сведений, полученных от секретных агентов, увеличили сомнения в том, что конституция совершенно „автоматически” обеспечивает правовую защиту”94.

Член сената США, отвечая на вопросы в сенатской подкомиссии, откровенно говорит: „Никто не может утверждать, что правительству такой густонаселенной и обширной страны, как наша, не следует воспользоваться такими эффективными средствами, как вычислительные машины и научные методы обработки информации. Очевидно, что правительственные органы должны, в соответствии с возложенными на них конгрессом обязанностями, затрачивать, накапливать и экономично обрабатывать информацию, которую они получают о гражданах”95.

Самое широкое распространение в странах „свободного мира” получила практика свободного полицейского прослушивания телефонных переговоров. Полиция ФРГ, например, может законно прибегать к этому способу получения оперативных материалов, „если расследование дела другим путем было бы бесперспективным или чрезвычайно сложным” (§ 100-а уголовно-процессуального кодекса ФРГ). Та~же картина и в США, где прослушивание телефонных разговоров допускается в случаях, когда „другие меры дознания либо безрезультатны, либо слишком опасны”96. И здесь оно практически ничем и никем не ограничивается97. Процессуальные законы, которые могли бы существенно ограничить его, в США и в ФРГ отсутствуют.

Записи телефонных разговоров по американскому законодательству сохраняются до 10 лет. На основании официальных статистических данных подсчитано, что за период 1968–1976 гг. в США было подслушано около 280 тыс. лиц и 3,5 млн. телефонных разговоров98. Специальными решениями бундестага ФРГ от 13 сентября 1978 г. полицейские органы наделены полномочиями ограничивать тайну переписки, почтовой, телеграфной и телефонной связи „при подозрении о планировании или совершении (в настоящем или прошлом) преступлений”. В июле 1982 года парламент Люксембурга принял закон, допускающий полицейское подслушивание телефонных переговоров соответствующими службами.

Горькие признания в тщетности надежд увидеть политический процесс современного буржуазного общества очищенным от полицейского надзора и репрессий раздаются сегодня даже среди тех, кто превозносил ранее полицейскую „обходительность” в отношении граждан.

Недавно в США вышел в свет сборник материалов, многозначительно озаглавленный „Полицейская угроза политическим свободам”, в котором показано, что местные, штатные и федеральные полицейские инстанции совместно с частными агентствами координируют свои усилия по анализу и обобщению огромного количества информации, дезинформации и т. п. Такая их совокупная активность, говорится в книге, является по существу бесконтрольной, создавая, значительную угрозу конституционным правам и свободам, нормальному правопорядку и собственности”99. Обобщив большое количество фактических данных о деятельности полиции в разных городах и регионах страны по сбору политической информации, авторы пишут: „Мы заключаем, что полицейское наблюдение и регистрация сведений о политических убеждениях граждан имеют грандиозные масштабы”100.

Говоря о внеконституционном полицейском интервенционизме, нельзя не сказать, что, в капиталистических странах распространена система конституционного надзора, призванная толковать текущее законодательство в духе основного закона. Если говорить в этой связи о Соединенных Штатах, то в последние годы заметен определенный поворот вправо в практике Верховного Суда, относящейся к регламентации полицейских полномочий в области прав и свобод граждан.

Следует подчеркнуть, что полицейский произвол в этой области определенным образом поощряется Верховным Судом США. Буквально от решения к решению гарантии прав личности в уголовном процессе толкуются все более ограниченно и в пользу расширения прав полиции, а поскольку акцент переносится на охрану „закона и порядка” или „социальной устойчивости” правовые гарантии для лиц, привлеченных к уголовной ответственности, становятся все более ограниченными. Обратимся для примера к вопросу обеспечения гарантий прав личности в уголовном процессе США. По решению Верховного Суда США от 1961 года (в котором содержалась отсылка к IV-й поправке Конституции) полиция при производстве обыска могла изымать только те предметы, которые были описаны в ордере на обыск. Однако в 1973 году Верховный Суд принял другое решение, наделяющее полицию правом производить обыск без ордера в любом помещении и использовать в качестве доказательств любые изъятые при этом предметы.

А вот другой пример. В 1975 году Верховный Суд США принял решение, согласно которому незаконно полученные полицией доказательства могут быть использованы обвинителем во время судебного разбирательства101. Подобных примеров в деятельности Верховного Суда США великое множество.

Расширение сферы полицейского влияния находит отражение не только в практической деятельности, но и в законодательстве. Ни для кого не секрет, что сложившаяся в настоящее время в империалистических государствах правовая регламентация полицейских полномочий открывает вполне определенные возможности для полицейского произвола. Не случайно законодатель при определении дозволенных действий полиции использует, как правило, самые общие и туманные формулировки, что растворяет конкретные критерии правомерности ее деятельности, создавая основу для внеконституционного расширения полномочий полиции. Конечно, в буржуазном законодательстве имеются нормы, ограничивающие полицейские полномочия. „Однако эти нормы, — пишут французские исследователи, — совершенно не соблюдаются во время операций по поддержанию порядка. Это свидетельствует о разрыве между классической буржуазной законностью и современной репрессивной практикой”102.

Полицейским надзором охвачены теперь почти все основные сферы жизнедеятельности, свободного мира”, сферы публичных и частных интересов. Именно полицейские власти оказались той государственной инстанцией, которая во многом определяет границы таких конституционных принципов, как свобода союзов, свобода печати, неприкосновенность личности, жилища и т. д. Полицейская игра „в конституцию” — это игра без правил; общепринятые нормы человеческого общения здесь вряд ли вообще применимы, а правовые установления в духе „высокой гражданственности” превратились в жалкую фикцию.

Поистине нечем выразить меру человеческих страданий в результате производимых полицией незаконных арестов, обысков, противоправного вторжения в частную жизнь. Американские юристы, склонные все оценивать в стоимостных категориях, сравнивают незаконные аресты с похищениями имущества и получается с этой точки зрения, что число похищений, совершаемых полицией, в тысячи раз превосходит число похищений, осуществляемых грабителями.

Следует отметить демагогический характер буржуазных полицейско-правовых теорий, обосновывающих „высокий авторитет” полицейского контроля за отклоняющимся поведением, когда полицейским предписаниям и деятельности придается исцеляющее и нейтрализующее значение. Но, пожалуй, ничто так отрицательно не характеризует буржуазную демократию”, как отсутствие уважения у полиции к праву и правопорядку, ее „бегство от юстиции” и формально-бюрократическое отношение полицейских к исполнению правовых норм в сочетании с утилитарно-прагматическим подходом к оценке их смысла. Полиция берет закон в свои руки — к такому выводу одновременно приходят сами буржуазные политологи и правоведы. Практически повсюду в границах „свободного мира” понятие конституционных прав и свобод во имя ловко формулируемых принципов „безопасности” приобретает, образно говоря, характер политического эластика в руках полицейских манипуляторов.

Так полиция при империализме, пользуясь неизменной благожелательностью правящих кругов, стала рассматриваться ими в качестве гаранта „безопасности и порядка”, хотя традиционно она провозглашалась гарантом „гражданских свобод”. И объяснить это можно только потребностью того общественного „порядка”, в котором испытывает необходимость загнивающая политическая власть, — потребностью неизмеримо большей, чем обеспечение конституционных прав и свобод граждан. Все антидемократические и антиконституционные пороки, присущие современной буржуазной полиции, отражают, в конечном счете, систему капиталистических общественных отношений во всей ее полноте.