Правящие круги „свободного мира” немало потрудились над созданием вокруг полиции ореола высокого профессионализма, верности долгу, моральной чистоты и неподкупности. Однако повседневная действительность дает массу фактов, которые полностью разрушают этот тщательно отлакированный фасад.

Буржуазная полиция — плоть и кровь эксплуататорского класса, она ярко отмечена родимым пятном этого класса, ей характерны все основные его черты. Охраняя и защищая действующие правовые институты капиталистического общества, полиция осуществляет прямое, непосредственное принуждение как свою естественную функцию.

Антинародное, антидемократическое существо полицейских формирований при империализме, которое нельзя скрыть никакими благообразными интерпретациями, является источником их внутреннего разложения, коррупции и произвола. Буржуазная полиция в целом — это аморальная сила, отмеченная печатью всех тех пороков, которыми безнадежно страдает само капиталистическое общество.

Правовая и нравственная основы полицейской деятельности могут быть отражены различным образом, основные черты „полицейского характера” проявляются практически во всех сферах правоприменительной деятельности капиталистического государства.

Узаконенные в буржуазном праве формы полицейской деятельности весьма многообразны, что позволяет ей на практике непосредственно решать довольно разнохарактерные задачи — от скрытого политико-правового регулирования до прямого физического насилия. При этом процессуальная сторона полицейских полномочий оставляет крайне мало возможностей для реализации гражданских прав и свобод. Будучи обычной, не чрезвычайной формой осуществления функций буржуазного государства, деятельность полиции представляет собой, таким образом, наиболее универсальное средство всеобъемлющего повседневного государственного принуждения.

Прежде всего деятельность полицейских учреждений непосредственно связана с широким применением норм административного права, санкции которого направлены главным образом на пресечение незначительных правонарушений. Теоретически административная ответственность в капиталистических странах рассматривается как упрощенная форма уголовной ответственности, что на практике позволяет всякий проступок квалифицировать в случае необходимости как преступление.

Говоря об этом, не следует упускать из виду то обстоятельство, что при исследовании характера проступков, за которые буржуазное законодательство устанавливает административную ответственность, учитывается прежде всего социальная направленность данного конкретного действия или бездействия. В зависимости от опасности для господствующих классов того или иного правонарушения устанавливаются соответствующие вид и мера юридической ответственности. Например, полиции ФРГ, предоставлено право самостоятельно решать при обнаружении проступка, передать ли материалы для привлечения к ответственности соответствующему административному органу, либо данное противоправное действие должно повлечь за собой уголовное наказание. В последнем случае материалы направляются в прокуратуру. В Великобритании полицейские органы также являются управомоченными на определение вида и пределов принудительных мер в отношении граждан, они обладают правом задерживать любое лицо, подозреваемое в правонарушении. В декабре 1980 года парламент Франции принял закон, который обязывает всех граждан предъявлять по требованию полиции удостоверяющие личность документы, В случае, если таковые отсутствуют, лицо может быть задержано на 6 часов. По этому закону увеличивается с 48 до 56 часов срок задержания в полиции лиц, подозреваемых в похищении людей или совершении вооруженного ограбления, а подозреваемых в торговле наркотиками французская полиция может задерживать на срок до 96 часов, т. е. четверо суток.

На формы и методы осуществления полицейских функций определяющим образом влияют насаждаемые в „свободном” обществе моральные, нравственные стандарты человеческого поведения. Так, например, особый акцент при охране общественного порядка полиция делает на многократно отработанные „силовые приемы”. Отказ подчиниться приказу полицейского рассматривается как серьезный вызов полиции в целом. Полицейскими регламентами установлено, что сначала гражданину делается устное предупреждение, при невыполнении которого применяется физическое принуждение для восстановления авторитета полиции. Безотносительно к необходимости применения такой меры она становится традиционной.

Уважение к полиции поддерживается в буржуазном обществе самым суровым законом. Правящие классы отлично понимают чем именно, т. е. всем своим положением в роли таковых, они обязаны полиции, а потому оберегают ее власть и авторитет, как свои собственные. „Всякая критика в адрес сил охраны порядка вызывает резкое возражение со стороны властей и рассматривается как оскорбление „Его величества”, — свидетельствует Р. Шарвен, — эта политика усиления „неприкосновенности” полиции объясняется постоянным сужением социальной базы буржуазной власти в эпоху государственно-монополистического капитализма, а также перераспределением функций, которое политическая власть старается осуществить в пользу административной власти и ее атрибута — полиции в ущерб юстиции”103. И то и другое, добавим, составляет самый прямой интерес господствующих классов, которые оберегают его, естественно, более всего.

В административно-полицейских предписаниях все, как говорится, сходится — предположения и расчеты. Например, ст. 111 УПК ФРГ устанавливает право полиции организовывать на улицах, дорогах, площадях и других общедоступных местах контрольные посты для сплошной проверки пешеходов и средств транспорта „в целях задержания виновного или обнаружения доказательств” готовящегося или совершенного уголовного преступления. Практически это означает, что полиция свободна в праве выбора места и времени для задержания и проверки граждан.

Небезынтересно, между прочим, что даже самые плотные полицейские заслоны не всегда оказываются способными оправдать свое назначение. Как сообщалось в печати, полиция Испании, где в 1982 году проходил чемпионат мира по футболу, проводила тщательно подготовленную операцию под кодовым названием „Фильтр”. Заблаговременно по планам этой операции осуществлялась проверка по всем полицейским картотекам, не имеют ли въезжающие в Испанию иностранцы преступного прошлого. В результате такой проверки были объявлены „нежелательными гостями” и не допущены в страну более тысячи иностранцев. Однако, несмотря на это, во время футбольного чемпионата отмечалось немало случаев воровства, грабежей, насилий и вандализма. Полицией было арестовано и препровождено в тюрьмы более 100 человек из числа иностранных „гостей”, пополнивших большую группу „собственных уголовников”.

В каждой буржуазной стране полицейские действуют по-разному, но в общем-то везде и неизменно путем применения физической силы — открыто и непосредственно. Характерной в этом смысле считается изощренность методов деятельности „гуманных и безоружных” полицейских сил Великобритании. В отличие, скажем, от американского полицейского, ремень которого отягощен пистолетом, патронташем, распылителем слезоточивого газа, наручниками и более чем полуметровой текстолитовой дубинкой (61,2 см), английский „бобби” до недавнего времени патрулировал по улицам без оружия, и даже дубинка выдавалась ему только на ночное дежурство. Традиционно считалось, что „бобби” обладает особым даром „отменно вежливо” уговаривать нарушителей порядка и влиять на них одним своим внушительным видом.

Полиция выбрасывает на улицу десятки бездомных жителей Западного Берлина, вселившихся в один из пустующих домов

В наши дни все изменилось. Большинство английских полицейских получили огнестрельное оружие, которое они пускают в ход столь же охотно, как и их американские коллеги. Не уступают они американским полицейским и в умении „поработать” дубинкой, особенно если она „ночная”, т. е. длиной в 90 см. Особенно рьяно это делает „группа специального патрулирования” — отборная полицейская часть, недавно созданная „для борьбы с мятежниками”, а точнее — для разгона демонстраций и пикетов забастовщиков.

Специальными полномочиями подкреплена, например, обязанность полиции поддерживать общественный порядок на улицах, площадях, в скверах и т. п. Пользуясь ими, полицейские могут без особых процессуальных формальностей запретить или разогнать публичные собрания, шествия, если они препятствуют, по их мнению, „свободе передвижения”. Полицейская практика выработала правила, согласно которым при организации митингов, шествий, демонстраций их организаторы предварительно уведомляют об этом соответствующие органы полиции, обстоятельно согласовывая с ними маршрут и время проведения шествий. События последних лет в Великобритании показывают, что именно в этой стране полиция демонстрирует самые изощренные методы открытого насилия над участниками неугодных правящим кругам собраний и уличных шествий.

В США журнал „Полис чиф”, являющийся органом Международной ассоциации шефов полиции, публикует рекомендации задерживать демонстрантов без применения огнестрельного оружия при помощи специальной сетки или двух шестов с цепью. В обоих случаях предусматривается ослепление задерживаемых сухим нетоксичным порошком, распыляемым из специального прибора.

Полиция является активным участником многих уголовно-процессуальных отношений в системе общей юстиции государства. И почти всегда именно она предопределяет дальнейший ход событий. Важно подчеркнуть, что, как правило, при этом полицейские получают в той или иной форме поддержку со стороны судебных чиновников.

Полицейские органы буржуазных стран согласно конституциям контролируются органами юстиции. Однако перераспределение функций, которое политическая власть старается осуществить в пользу административной власти и ее атрибута — полиции в ущерб юстиции104, сводит на нет конституционные формы контроля. Эти слова принадлежат перу французского юриста-коммуниста Р. Шарвена, который приводит в своем исследовании многочисленные примеры беззастенчивого и откровенного нарушения буржуазной полицией официальных принципов правосудия. Как правило, полиция во Франции выполняет множество поручений судебных органов, условия и сроки которых весьма неопределенны и дают полицейским служащим возможность самой широкой свободы действий: в сущности полицейский выполняет функции судьи.

Такое перераспределение функций в пользу полиции характерно для всех капиталистических государств. Уголовно-процессуальный кодекс ФРГ, например, предусматривает, что основная ответственность за ведение предварительного расследования возлагается на прокуратуру, полиции же отводится роль вспомогательного органа прокуратуры. Между тем в настоящее время наиболее ответственные мероприятия фактически проводятся полицией, а прокуратура лишь сохраняет свое положение, „де-юре”.

Широкие возможности для „демонстрации власти” открываются перед полицейскими в такой форме их уголовно-процессуальной деятельности, как обыск. Полицейская практика капиталистических стран показывает, что в основе своей полицейские обыски осуществляются фактически без участия понятых. Отсюда ясно, сколь широки здесь возможности для произвола. Сами полицейские правила производства обыска содержат массу противоречивых положений. Множество полицейских обысков вообще производится безосновательно.

Уголовно-процессуальное право США допускает при производстве обыска применение насилия. В тексте закона говорится, что полицейский чиновник, „производящий обыск, и другие лица, сопровождающие его или оказывающие ему помощь, могут применять насилие в таких пределах, в каких это кажется разумно-необходимым для успешного проведения обыска в условиях практического обеспечения безопасности, причем насилие может иметь кратковременный эффект или иметь результатом смерть”105.

Самая большая неприятность, которая может произойти с полицейским, если он произвел незаконный обыск, будет заключаться в том, что суд применит правило об исключении каких-то представленных полицией доказательств. Ответственности за это полицейские не несут.

Довольно произвольно толкуются полицией и процессуальные правила производства ареста, что зачастую приводит к еще более серьезным последствиям.

Английское законодательство требует, чтобы судебный приказ на арест был письменным и персонифицированным, т. е. в нем должно быть точно указано лицо, которое подлежит аресту, и преступление, в совершении которого оно обвиняется.

Но допускаемые законом исключения практически сводят на нет все эти императивы: арест может быть произведен полицией и без письменного приказа, если у полиции имеются „разумные основания” предполагать „нарушение мира”. Поистине утрачивает свой смысл древняя истина британцев „мой дом — моя крепость”.

Как свидетельствует американская практика» если полицейский в ходе уличного конфликта ударил человека, он непременно арестовывает его, после чего стремится представить поведение арестованного в происшедшем столкновении как преступное, причем аресту чаще всего подвергаются именно те, кто в той или иной форме протестует против действий полиции. Тем самым полицейские устраняют в лице потерпевших свидетелей полицейских злоупотреблений. Служащими полиции выработана определенная шкала ценностей, образующая своего рода профессиональную психологию. Наиболее ценным качеством полицейского признается агрессивная манера поведения, так как первое, что должен сделать полицейский в любой конфликтной ситуации, — это утвердить свою власть и законное право распоряжаться. Считается, что агрессивная манера поведения вызывает уважение у населения вообще, а у людей, живущих в „неблагополучных” районах, в особенности. Полицейские убеждены, что если они хотят пользоваться авторитетом, они должны выглядеть сильными, волевыми и уверенными в себе. Эти факторы заставляют полицейского вырабатывать в себе агрессивность вне зависимости от присущих ему черт характера и представлений о формах поведения при общении с гражданами. Такова концептуальная основа этой „шкалы ценностей”.

Полиция оперирует своим собственным „юридическим инструментарием”, границы которого во многих случаях находятся вне правовых пределов дозволенного, что, естественно, создает ситуации, в которых получают самое широкое распространение нарушения норм и принципов уголовного судопроизводства.

Будничная полицейская практика включает в свой повседневный арсенал множество недозволенных законом приемов, из которых наиболее распространенными являются следующие: физическое насилие в отношении лиц, ничего неправомерного не совершивших; физическое оскорбление арестованных и задержанных; физическое или психологическое запугивание лиц с целью получения от них тех или других показаний; словесное оскорбление или необоснованное задержание людей; незаконные обыски и др. Как видим, полицейские служащие не чувствуют себя стесненными какими-либо правовыми регламентациями, все их действия считаются высоконравственными.

В Великобритании в период действия чрезвычайных законов происходит значительное расширение компетенции военно-полицейских и судебных органов. Закон об особых полномочиях гражданских властей, который действовал на территории Северной Ирландии до 1973 года, предоставлял полиции права: заключать в тюрьму без следствия и суда, обыскивать и арестовывать без судебной санкции, запрещать любые собрания, митинги, а также запрещать распространение любых газет и изданий. Заменивший его Закон о чрезвычайных мерах 1973 года наделяет чрезвычайными полномочиями не только полицию, но и вооруженные силы. Полицейские продолжают пользоваться ранее имевшимися у них правами, но теперь и военные органы имеют право производить аресты, совершать обыски, проводить следственные действия. Военнослужащие освобождены от исков за любые действия, предпринимаемые ими во время разгона демонстраций, допросов, арестов. На территории Северной Ирландии они не могут быть привлечены к судебной ответственности.

В Северной Ирландии резко усилен чрезвычайный характер уголовных и уголовно-процессуальных норм. Обычно вопрос о виновности обвиняемого решается в Великобритании присяжными. Дела же о преступлениях, подпадающих под Закон о чрезвычайных мерах 1973 года, разрешаются единолично судьей. Признание обвиняемого считается достаточным доказательством вины. По делам о хищении оружия и взрывчатых веществ отсутствует презумпция невиновности: лицо, у которого обнаружено оружие или взрывчатка, должно доказать свою невиновность. Появляется и новый состав преступления в уголовном праве: отказ задержанного лица отвечать на вопросы армейских или полицейских служащих является преступлением.

Для осуществления своих функций полиция использует самые разнообразные приемы и методы. Небезынтересно, например, что, пытаясь хоть в какой-то степени повысить уровень раскрываемости преступлений, американская полиция все чаще обращается к услугам гипнотизеров. Сейчас почти в каждом полицейском управлении имеются специалисты-консультанты в этой области. Гипноз используется для расследования самых различных преступлений и, как полагают многие полицейские, является эффективным средством. Характерно, что гипнотизеры — большей частью не врачи, а полицейские, которые заканчивают специальные краткосрочные курсы. Самый крупный центр по их обучению образован при полицейском управлении в Лос-Анджелесе, где занимаются курсанты, прибывшие из различных уголков Соединенных Штатов, а также из Канады, стран Западной Европы и Японии. Гипнотические нововведения вызвали ожесточенные споры по всей стране, а федеральные суды штатов Миннесота и Аризона запретили органам юстиции учитывать добытые в состоянии гипноза показания. Общество клинического и экспериментального гипнотизма и Международное общество гипнотизма, заняв столь же отрицательную позицию, заявили, что в попытке раскрыть преступление полицейские могут неумышленно отрицательно влиять на психику свидетеля106.

Так понимают право на демонстрацию полицейские „свободного” общества

В следственных действиях полиции различных стран гипноз получает все большее распространение. Он используется при допросах свидетелей, потерпевших и преступников. К настоящему времени более тысячи полицейских офицеров прошли специальную подготовку по проведению сеансов гипноза. В Великобритании гипноз для расследования преступлений применяется уже почти два десятилетия. Как сообщалось в печати, использование гипноза в качестве средства расследования преступлений постепенно превращается в США в „большой бизнес”. Доходы одной из частных корпораций, объединяющей специалистов в области использования гипноза для расследования преступлений, возросли за последние годы до 400 тыс. долл.

Как уже говорилось, в условиях империализма полиция все шире использует открыто репрессивные методы и способы расправы.

Славу самой крутой завоевала в Соединенных Штатах полиция Лос-Анджелеса, где жестокость „копов” не один раз за последние годы привлекала к себе внимание общественности. Полицейских этого города называют „триггерхэппи”, что можно приблизительно перевести как „стреляющий при первой же возможности”.

В полиции Лос-Анджелеса полицейским разрешается, кроме прочего, применять для усмирения задержанных приемы, которые требуют уже не огнестрельного оружия, а голых рук.

В „свободном” обществе придается большое значение стрелковой подготовке служащих полиции, поскольку их девизом являются слова: „Сначала стреляй, а уж потом задавай вопросы”

На полицейском языке эти приемы именуются „чокхолдами” — удушающими захватами.

За последние годы от „чокхолдов” погибли десятки граждан, и две трети из них оказались неграми. Летом 1983 года достоянием прессы стали зловещие факты о служебных преступлениях, совершаемых полицейскими Лос-Анджелеса. Жертвой произвола полицейских стал безвинный 18-летний негритянский юноша Джеймс Коллинз, которого задушили, добиваясь признания в не совершенных им преступлениях.

Таким же способом полицейские Лос-Анджелеса лишили жизни за последние годы еще 16 человек, 12 из которых — негры. Как цинично заявил журналистам шеф полиции Д. Гейтс, „артерии у черных не столь эластичны, как у обычных людей”.

В буржуазной литературе бытуют мнения о том, что необузданная ярость полицейских во время подавления массовых выступлений трудящихся или молодежи вызывается, дескать, их опасениями за свою жизнь или жизнь своих сослуживцев. Надо ли говорить, что подобное толкование трагических событий не сдерживает, а, наоборот, распаляет охотников бездумной стрельбы, действующих по принципу: сначала стреляй, а уж потом задавай вопросы.

Полицейское злоупотребление огнестрельным оружием перешло все границы дозволенности. В крупнейших городах США за последние десять лет 50 % выстрелов, произведенных полицейскими, „шли вразрез с законами государства”107. Ниже приводится таблица, из которой видно, что убийства граждан в США, совершаемые полицейскими, имеют не просто противоправный, но и подчеркну го расистский характер.

Из приведенной ниже таблицы видно, что 50 % граждан, убитых полицейскими за период с 1970 по 1976 год, являются неграми. Известно, негры-мужчины составляют лишь около 6 % населения Соединенных Штатов. Данная таблица включает в число белого населения лиц испанского происхождения, если сделать на это поправку, то получается, что негров в стране убито за эти годы в 13 раз больше, чем белых108. Итог выглядит, мягко говоря, удручающе, виновных здесь, как правило, нет, есть только жертвы. Полицейские амбиции при обвинениях в жестокости маскируются высокими словами — о „служении обществу”.

Итак, за семилетний период полицейскими США убито 2399 граждан, т. е. в среднем по 343 ежегодно. „Наша сторона тоже несет потери”, — восклицают американские шефы полиции. Да, но за те же семь лет полицейская „сторона” потеряла 851 человека, т. е. в среднем по 122 в год, из чего можно заключить, что на каждого убитого полицейского приходится три убитых американских гражданина. Однако и это заключение признается поспешным, поскольку по данным американских исследователей, число граждан, убитых полицейскими, занижается в официальной статистике по крайней мере наполовину. Эти исследователи приходят к выводу, что „соотношение убитых граждан и полицейских составляет 6:1”109.

Все чаще открывают прицельный огонь по людям полицейские ФРГ. По сообщению газеты „Франкфуртер рундшау” в 1982 году имели место 144 таких случая по сравнению с 54 в 1981 году.

Как правило, полицейские-убийцы не привлекаются к ответственности или отделываются символическими наказаниями. Большинство полицейских-убийц остаются безнаказанными. Так, в Лос-Анджелесе за четыре последних года был дан ход лишь четырем из 522 дел по обвинению полицейских в превышении права на самооборону. В Рирборне полицейский, безосновательно пристреливший двенадцатилетнего парнишку, отделался всего пятью годами тюрьмы.

Для легализации полицейских убийств используются положения институтов крайней необходимости, исполнения приказа. В правовых установлениях и полицейской практике нашла свое отражение так называемая „теория усмотрения”. В соответствии с этой теорией поведение полицейских в сложных ситуациях не может быть детально регламентировано нормами законодательства. Правовые нормы, по мнению исповедывающих „теорию усмотрения”, определяют пределы свободы полицейской деятельности лишь в самых общих чертах. Считается, в частности, что если кто-либо оказывает сопротивление полицейскому при исполнении им служебных обязанностей, направленных на поддержание порядка и безопасности, то он имеет право применять силу в той мере, в какой это может быть оправдано с учетом опасности со стороны личности, оказывающей сопротивление. Тем самым признаки законной обороны определяются столь неясно и расплывчато, что вопрос о правомерности, например, убийства, совершенного полицейским, сводится к его собственному мнению о законности пределов применения силы, опасности сопротивления, личности сопротивляющегося и необходимости сохранения порядка.

Общественное доверие к полиции в буржуазном мире уже давно подорвано. Призванная бороться с преступностью буржуазная полиция сама совершает преступления. И можно лишь удивляться, с какой тщательностью буржуазные авторы стараются устранить из своих сочинений упоминание о подлинных социальных причинах, определяющих состояние преступности среди полицейских. Преступные злоупотребления полицейских рассматриваются ими как частные явления, не обусловленные якобы политическим и экономическим порядками эксплуататорского строя.

Одной из самых распространенных форм служебных злоупотреблений в полиции является всяческое манипулирование статистическими данными о состоянии борьбы с преступностью. Общеизвестно, что регистрируемые полицией статистические криминальные факты — это лишь видимая верхушка айсберга преступности. Тысячи преступлений остаются неизвестными полиции, а многие из тех, о которых в полиции узнают, остаются не раскрытыми до конца. Как свидетельствуют, например, французские юристы Ш. Либман и Г. Эммануэль, из четырех дел, ставших известными полиции, три остаются нераскрытыми. По данным английского исследователя П. Эванса, в Великобритании из десяти совершенных преступлений нераскрытыми остаются шесть. При этом не следует забывать о высокой латентности преступности в буржуазных странах, а, следовательно, в официальных статистических подсчетах речь идет лишь о преступлениях, известных полиции.

Официальная статистика преступности дает лишь приблизительное представление о видах и размерах зарегистрированных преступлений, а также о количестве арестованных и осужденных преступников. Если ежегодно в США совершается примерно 12–13 миллионов серьезных преступлений, то лишь около половины из них регистрируются полицией. Примерно 50 % арестованных предстает перед судом, но, как правило» только 15–30 % из них осуждаются в соответствии с обвинением. Те, кто исследовал статистику преступности, знают, что в официальную отчетность попадает менее половины преступлений, фактически известных полиции. Часто это объясняется стремлением сделать так, чтобы „босс хорошо выглядел”. Как сообщил в начале 1982 года в своем выступлении перед шефами полиции президент США Р. Рейган, только 40 % убийц попадают в этой стране за тюремную решетку. Некоторых из представших перед судом, а таких немало, осуждают за менее тяжкие преступления, чем те, которые они действительно совершили.

Как правило, официальные статистические отчеты в буржуазных странах не содержат сведений о классовой принадлежности и имущественном положении лиц, арестованных, привлеченных к ответственности или осужденных. Между тем практика свидетельствует о том, что большинство из них принадлежит к наименее привилегированным слоям общества. Английские авторы Р. Карр-Хилл и Н. Стерн в своей книге „Преступность, полиция и уголовная статистика”, изданной в Лондоне (1979 г.), пишут, что на основе данных официальной отчетности довольно трудно определить достоверно, насколько одни социальные группы более криминогенны, нежели другие.

Разумеется, власть имущие зорко следят за динамикой полицейской статистки, время от времени они бесцеремонно вносят в нее нужные им коррективы.

Вопросы государственного контроля за полицейской деятельностью не раз обсуждались на разного уровня национальных и международных криминологических форумах. В частности, материалы Общества криминологии США содержат четыре основных подхода к решению этой проблемы, а именно: во-первых, принимать на полицейскую службу людей, обладающих способностью вести себя в рамках правовых предписаний; во-вторых, широко использовать программу подготовки и развития законопослушной модели поведения в рядах полицейских служащих; в-третьих, пользоваться системой поощрения, рассчитанной на материальные и иные преимущества для профессионально успевающих; в-четвертых, выработать типовые модели требуемого поведение, способные привлекательностью и вдохновением оказывать воспитательное воздействие110.

На страницах буржуазной печати можно встретить множество специальных благонамеренно разработанных на сей счет рекомендаций и программ. В американском „Полис чиф” в свое время говорилось о системе дисциплинарных наказаний в полиции Далласа, в результате проведения которой в жизнь департамент полиции Далласа надеется добиться: 1) снижения числа жалоб на служащих полиции со стороны граждан; 2) укрепления общей дисциплины среди сотрудников департамента; 3) установления причин неправильного поведения полицейских; 4) усиления ответственности руководителей за своих подчиненных; 5) максимального использования людских ресурсов путем более усовершенствованного управления.

Так, в департаменте полиции Нью-Йорка существуют три способа вынесения решения по делу, если полицейскому предъявлено обвинение в правонарушении: 1) в открытом судебном процессе, когда решение выносится по делу, связанному с серьезными правонарушениями; 2) по предусмотрению начальствующего состава полиции (что представляет собой наиболее часто применяемый способ вынесения дисциплинарного решения по делу), когда за незначительные проступки объявляется выговор или налагается взыскание с потерей до пяти дней отпуска; 3) увольнение по причинам несоответствия должности.

В Великобритании законом № 46 от 6 августа 1976 г. „О полиции” учрежден специальный Совет по жалобам на действия полицейских. Как сообщалось в „Сикьюрити газетт”, аппарат Совета состоит из 300 сотрудников, деятельность которых обошлась государству за первые три года в 3,4 млн. ф. ст. В 1979 году было рассмотрено 7358 обращений с общим числом жалоб 12 014. Из этого числа Совет вынес заключение о необходимости наложения дисциплинарного взыскания лишь по 18 жалобам. Когда стало известно, что по 13 из них полицейскими инстанциями на местах никаких мер принято не было, Совет не настаивал на своих постановлениях111.

Число жалоб, поступающих от населения в связи с полицейскими правонарушениями, неуклонно возрастает. Если в 1970 году на американских шерифов было подано примерно две тыс. гражданских исков за разнообразные нарушения законности, то в 1980 году — примерно восемь тыс. Значительная цифра, если учесть, что в стране насчитывается 3102 шерифа.

Внутриведомственные полицейские контрольно-инспекционные инстанции, рассматривая жалобы граждан на действия полиции, в большинстве случаев выносят решения в пользу допускающих нарушения служащих полиции. „Расследование жалоб на полицию, — пишет английский буржуазный исследователь А. Сэмпсон, — стало за последние годы очень злободневной проблемой, обостряемой ростом преступности, нехваткой полицейских кадров, непокорностью молодежи, распространением наркомании и общим падением уважения к власти”112.

Подавляющее число жалоб граждан США на незаконные действия полицейских остается безответным, а число исков о возмещении ущерба, причиненного в результате таких действий, по которым ответчики-полицейские признаются виновной стороной, не превышает 4–5 %. Дело в том, что при рассмотрении исков о возмещении вреда, причиненного полицейскими, последние утверждают, как правило, что истец оказывал сопротивление или сам напал на полицейского. Вполне достаточным поводом для освобождения полицейского от гражданско-правовой ответственности может служить ссылка на „добросовестное заблуждение”. Как свидетельствует практика последнего времени, подобного рода доводы все чаще принимаются во внимание федеральными судами.

Обеспокоенность полицейскими злоупотреблениями в общественных и научных кругах несомненна. Недавно вышла в свет книга американского политолога М. Паренти „Демократия меньшинства”, один из разделов которой озаглавлен довольно многозначительно — „Полицейский террор: кому сторожить стражников?”. Проанализировав в ней многие факты, автор заключает, что вся политическая история CШA „представляет собой великолепный образчик полицейской жестокости, насилия и террора”113.

Общественному авторитету буржуазной полиции никак не способствуют ее невысокие моральные качества, коррупция и преступность в своей собственной среде. Как свидетельствует Р. Кларк, „когда полиция совершает преступления, это тоже ожесточает население. Если защиту со стороны полиции можно купить, это действует разлагающе на всех. Всякий, кто прошел через такие вещи или полагает, что они случаются, вряд ли будет очень уважать закон или практику его применения. На что это может его натолкнуть? Если он живет в мире жестокости, он станет жестоким. Если он живет в мире продажности, он станет продажным”114. Коррупция в полиции, даже по официальным суждениям, означает крупнейший провал в осуществлении законности в буржуазном государстве, где давно стало привычным положение, когда полицейский, который, как предполагается, обязан стоять на страже закона и обеспечивать его исполнение, сам оказывается участником преступных сделок, причем полицейско-преступный синдикат совершает преступления не эпизодически или под влиянием внезапного импульса, а предумышленно, систематически и, что самое опасное, организованно.

Коррупция, взяточничество, вымогательство — все это давно известные атрибуты полицейской деятельности в эксплуататорском государстве.

В 1980 году в Великобритании правительственными органами была проведена массированная операция „Кантримен”, затеянная с целью выявить коррупцию полиции Лондона. Причин для начала такого расследования было более чем достаточно: стало известно, что криминальные синдикаты выплатили 94 тыс. ф. ст. за то, чтобы „недремлющее око” закона не замечало их деятельности или помогало им ускользать из сетей правосудия. Среди преступлений, которые, как полагают, помогли прикрыть „неподкупные” английские детективы, было ограбление инкассаторов, доставлявших зарплату в газету, Дейли миррор”.

К операции „Кантримен” были привлечены только служащие провинциальной полиции. Опираясь на показания арестованных уголовников, согласившихся помогать следствию, участники „Кантримен” смогли нащупать многие нити, связывающие преступный мир и лондонских „бобби”. Пресса, первоначально широко рекламировавшая операцию „Кантримен” позднее не скрывала своего разочарования. Как отмечал еженедельник Дю стейтсмен”, неспособность «деревенских детективов” разбить круговую поруку в Скотланд-Ярде еще больше усилит недоверие населения к стражам закона. Впрочем, еженедельник оптимистично советует читателю не расстраиваться, поскольку полиция все же, ловит преступников больше, чем их нанимает”. Преступность конечной цели диктует и преступные методы, при помощи которых пытаются скрыть эту цель. Коррупция в полиции и особенно полицейские контакты с организованной преступностью превратились в неразрешимую проблему для многих буржуазных государств. Понятно, что в полиции она может существовать и независимо от организованной преступности. Но, как правило, их отягчающее ситуацию сосуществование очень стабильно. Стоит ли удивляться, что в свое время специальная президентская комиссия в США установила: „Все имеющиеся данные указывают на то, что организованная преступность процветает там, где ею подкуплены местные должностные лица”115.

Американские исследователи полицейской деятельности вынуждены признать, что взаимосвязь полиции с миром организованной преступности — составной атрибут функционирования современного буржуазного государства. Д. Шульц и Л. Нортон, например, пишут: „Повседневный бытовой контакт между различного ранга полицейскими чиновниками и уголовными элементами или темными политическими дельцами, пожалуй, классический пример того, что здесь свила себе гнездо организованная преступность, или того, что это произойдет в ближайшее время. Другим доказательством является полный достаток чиновников полиции, особенно уже оставивших службу. Разумеется, нет ничего необычного в том, что кто-то из них приобрел новый „Кадиллак” или построил бассейн для плавания, однако важно, чтобы все эти и многие другие затраты соответствовали бы размеру жалованья и общим финансовым возможностям полицейского служащего”116.

Крупный политический скандал разразился в США в августе 1983 года, и в центре его оказалась только что созданная президентом Р. Рейганом Комиссия по борьбе с организованной преступностью. Стало известно, что член комиссии Дж. Даффи — полицейский шериф из Калифорнии — имеет давние и тесные связи с преступным миром. Входящий в состав комиссии конгрессмен П. Родино давно „дружит” с одним из крупных гангстеров. Об этом сообщила 25 августа 1983 г. газета „Уолл-стрит джорнэл”, подчеркнув, что с мафией тесно связаны и другие высокопоставленные лица, включая непосредственное окружение президента.

Все эксперты сходятся, как правило, в одном — не менее трети своих доходов организованные преступники отдают полицейским и иным государственным служащим, без чьей поддержки они не смогли бы развернуть свой гигантский преступный бизнес. По официальным данным, преступные синдикаты расходуют только на подкуп полицейских в США около 44 млрд. долл. ежегодно. Подчеркнем, что это больше общей суммы всей заработной платы, выплачиваемой правительством полицейским. Как говорят в Лас-Вегасе, „дешевле покупать полицию, чем бороться с ней”. И преступники, и полицейские — это своего рода идолы безнравственного буржуазного общества, где превыше всего ценится умение делать деньги:

В мае 1983 года, как сообщалось в „Нойес Дейтчланд”, группа офицеров полиции Филадельфии во главе с шефом центрального района были признаны виновными в том, что получили более 125 тыс. долл. взяток от сутенеров, проституток, владельцев баров и игровых автоматов. Во время судебного следствия было установлено, что четверо полицейских взяточников, как и многие их сослуживцы, регулярно получали деньги и за это „не замечали” многих противозаконных дел, творимых уголовниками.

Организованные мафиози цинично полагают, что каждый из них способен содержать по крайней мере одного полицейского. Силы полицейских и преступников нередко равны, и если признать достоверными опубликованные в американской печати данные о наличии в стране более 500–600 тыс. организованных преступников, то соотношение сил с полицией окажется примерно 1:1. Таким же выглядит это соотношение и в Токио, где численность столичной полиции немногим меньше количества оперирующих здесь организованных преступников. Организованная преступность, как видно, немало преуспела в создании широкой системы подкупа правоприменительных органов.

По сообщению западногерманской газеты „Вестфелише рундшау” от 10 декабря 1982 г., специальный отряд полиции, в задачу которого входили предотвращение и расследование ночных налетов на магазины, рестораны и квартиры западных районов Дортмунда, занимался именно тем, с чем был призван бороться. Из 14 полицейских, входящих в отряд, 9 было арестовано. В ходе расследования выяснилось, что полицейские-преступники занимались своим промыслом с 1975 года. Прибывая на место ограбления, они сами тащили все, что можно: спиртное, сигареты, цветные телевизоры, видеомагнитофоны, одежду. При обыске у арестованных обнаружено много ценных вещей, похищенных в ходе этих своеобразных операций „по борьбе с преступностью”.

Пожалуй, не следует принимать за преувеличение утверждение о том, что более четверти всех полицейских Бостона, Чикаго и Вашингтона совершают уголовные преступления при исполнении своих служебных обязанностей. Американская пресса сообщала летом 1982 года о громком судебном процессе в Чикаго, когда на скамье подсудимых оказались сразу 13 полицейских. Они обвинялись в том, что во время дежурств и патрулирования города использовали полицейские автомашины для транспортирования с целью продажи кокаина, героина и марихуаны, зарабатывая на этом огромные суммы. Американские „копы” отнюдь не одиноки. Осенью 1982 года был арестован один из служащих министерства внутренних дел Франции, который возглавлял в префектуре Парижа отдел, ведающий выдачей удостоверений личности. Блюститель закона наладил продажу этих удостоверений иностранцам. За „умеренную” цену — от 2000 до 2500 долларов — они формально становились французскими гражданами. Возможно, предприимчивый полицейский чин со временем ощутимо увеличил бы население Франции. Но его бурную деятельность пресекли, когда он успел реализовать „всего” 130 удостоверений.

В штаб-квартире лондонского Скотланд-Ярда в ноябре 1982 года взорвалась очередная „бомба”. На этот раз „героем дня” стал инспектор Г. Качберт, в послужном списке которого 23 года „безупречной” службы в полиции. Выяснилось, что упомянутый инспектор и его ближайшие помощники уже несколько лет активно и весьма результативно помогали преступникам уходить от ответственности. И, разумеется, не бескорыстно. Эти „криминалисты” получали от грабителей сотни тысяч фунтов стерлингов за информацию о готовящихся полицейских операциях.

В начале 1983 года в Японии были привлечены к уголовной ответственности 120 полицейских за получение взяток от владельцев игорных домов. Как выяснилось на суде, „блюстители порядка” систематически получали взятки от хозяев этих заведений в обмен на информацию о планируемых в отношении казино операциях.

Полицейские присваивают уцелевшие вещи из ограбленных магазинов, а затем требуют вознаграждение за их возвращение. Моральное разложение полицейских, их профессиональная деградация используются преступными элементами. Как сообщалось в печати, размер взяток доходит до 25 тыс. долл.; полицейские получают их от главарей организованного преступного мира, от лиц, занимающихся продажей наркотиков и не без помощи полиции уклоняющихся от ареста. По признанию самих же американцев, „коррупция в США является устойчивым и практически всеохватывающим аспектом политической жизни общества”117.

Время от времени полицейские боссы отдают на съедение газетам, журналам, радиотелевизионным корпорациям тех или иных проштрафившихся полицейских — то ли не очень расторопных, то ли не по чину зарвавшихся. Принеся очередную жертву, правящий класс убивает сразу, как говорится, нескольких зайцев. Во-первых, любой разразившийся политический скандал трансформируется в „смелое разоблачение коррупций”, и тем самым подкрепляется миф о „самоочищении” правоохранительных институтов. Во-вторых, прославляется многопартийная система, якобы обеспечивающая критику действий тех, кто стоит у власти и руководит полицейским аппаратом. В-третьих, подновляется фасад „независимой” и „смелой” массовой информации, дающей „всю правду” о полиции. Поскольку же полицейские правонарушители как и преступники, не оставляют своих визитных карточек, во многих случаях виновные остаются безнаказанными. Полицейские злоупотребления и преступления — вне досягаемости закона, что обусловлено самим существом капиталистического строя.

Чем же вызвана волна самобичевания сильных мира сего? Вряд ли угрызениями совести: скорее, желанием предотвратить дискредитацию большого бизнеса в глазах широкой публики. Ведь покаяние создает видимость исправления положения, очищения от грехов. В наше время более чем когда-либо проблемы морали получают политическое звучание. Господствующий класс ведет себя в таких случаях в духе мнимого либерализма — „вынужденный делать уступки, он жертвует людьми — орудиями, и сохраняет неизменной суть дела — данный институт. Этим отвлекается внимание поверхностной публики. Озлобление, вызванное сутью дела, превращается в озлобление против определенных лиц. Воображают, что со сменой лиц изменится и само дело”118.

Сказанного вполне достаточно, чтобы увидеть, сколь серьезен тот кризис, который переживает система полицейской организации современного капиталистического общества. Полицейские в этом „свободном мире”, иначе говоря, сами неспособны оплатить тех нравственных счетов, которые они предъявляют другим.

Могут ли быть полицейские стандарты права и нравственности выше аналогичных категорий самого этого „свободного” общества? Разумеется, нет! Каково общество — таковы и его полицейские служители!