Со времен рабовладельческого общества карательно-репрессирующий механизм эксплуататоров развивался и совершенствовался в условиях острой борьбы антагонистических классов. Выражаясь иносказательно, можно заключить, что полиция „свободного общества” — в наши дни есть не что иное, как традиционная плеть эксплуататоров. И действует она столь энергично и неуемно, что все чаще возникает вопрос, а не нуждается ли современное „свободное общество” в защите от этой „свободной полиции”. Если добавить к этому же, что полицейские носят благопристойную маску религии и морали, — портрет современных баронов-грабителей будет вполне завершенным.

В свое время К. Маркс писал, что буржуазное государство является орудием собственников, интересы которых образуют движущую силу, душу всего государственного организма. Полиция, как и все его атрибуты, становится ушами, глазами, руками, посредством которых капиталистический собственник подслушивает, высматривает, оценивает, охраняет и, наконец, хватает122. Это полиция собственников, чьи интересы она бдительно охраняет, обеспечивает условия капиталистической эксплуатации трудящихся, жесточайший социальный террор.

Во всей своей государственной политике империалистическая буржуазия стремится приспособиться к новой расстановке сил на мировой арене, продлить существование исторически обреченного социально-экономического строя. С этой целью она пускается на разного рода провокации и авантюры, прибегает к самым крайним мерам борьбы против прогрессивных, демократических сил. Откровенная ставка на повседневную репрессию — признак не упрочения, а упадка и разложения тех социальных порядков, на почве которых возросла тенденция к насилию. „Поступая так, — говорил В. И. Ленин, — буржуазия поступает, как поступали все осужденные историей на гибель классы”123.

Однако полицейскими репрессиями невозможно устранить антагонистические противоречия капиталистического общества.

Возрастание сплоченности рабочего класса, объединение всех прогрессивных сил в единый фронт в борьбе против диктатуры капитала — очевидные факторы, определяющие сегодня функционирование всех сфер жизни буржуазного государства.

Тщетность предпринимаемых полицией репрессий очевидна на общем фоне кризиса всех политических структур капитализма на исходе XX века. Если говорить о современном капиталистическом мире в целом, то, как подчеркивалось на июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС, „мы являемся свидетелями значительного углубления всеобщего кризиса этой общественной системы. Все более теряют эффективность методы, с помощью которых капитализму удавалось поддерживать относительную стабильность своего развития в послевоенный период”124.

Обостряется, в частности, и „кризис авторитета” полиции, падает доверие к ее служащим. Преступность, подобно злокачественной опухоли, разъедает все клетки буржуазного общества. Есть ли выход из этого кризиса? На этот вопрос ни буржуазные политики, ни политологи, ни тем более полицейские шефы не дают ответа, да они и не могут его дать. Естественно, что законность, правопорядок в таких условиях оборачиваются средством сокрытия правонарушающих полицейских акций, буржуазное право в целом становится инструментом репрессии, обращенной против тех, кто по другую сторону социальных баррикад. Полицейская действительность „свободного мира” не оставляет в этом никакого сомнения.

И, наконец, последние строки.

Всякий символ содержит в себе приметы, можно даже сказать особые приметы. Рассказ о выражаемых символами явлениях имеет, естественно, начало и конец. Но прежде чем завершить рассказ о полиции „свободного общества”, хотелось бы сказать несколько слов о судьбе его монументального символа.

В Париже у моста Гренелль, что переброшен через Сену, стоит на островке скульптура „Свобода, озаряющая мир”. Это копия знаменитой „Статуи Свободы”, о которой говорилось на первых страницах. Американцы благодарно презентовали ее своим дарителям к столетию французской революции в 1889 году, хотя и многократно уменьшенную. Что же касается нью-йоркской „леди”, то пропагандисты буржуазного мира, повторим, представляют этот монумент как своего рода символ демократии всего „свободного” общества. Автор скульптуры О. Бертольди верил в бессмертие своего творения, утверждая, что статуя продержится „как пирамиды египетских фараонов”. Оставив на совести ваятеля сравнение символа свободы с символами рабства, скажем, что сегодня статуя находится на грани распада „с головы до ног” и спешно реставрируется в преддверии своего столетнего юбилея в 1986’ году. Что же касается воплощенной в бронзе „свободы”, то от нее в современном буржуазном мире и следа не осталось. Так что французам, как и огромному большинству в этом „свободном” капиталистическом мире, увы, все чаще приходится убеждаться, что от восхищающих символов до удручающей действительности, как говорится, один шаг.

Слово „монумент” происходит от латинского „monere” — напоминать. Стоит еще раз взглянуть на обложку книги, чтобы увидеть, как стойко завис бравый вертолет над „Статуей Свободы”, с истинно монументальной твердостью напоминая — берегись, полиция!