Как возникают империи? Почему государства объединяются в союзы? Почему у одной страны возникает мотивация прислониться к другой? История даёт недвусмысленный ответ на этот вопрос.
Государство способно и готово добровольно стать младшим партнёром другого, если потенциальный старший партнёр:
— выступает единственно правильным гарантом безопасности этого государства, в том числе — безопасности социокультурной, то есть сохранения идентичности «империализуемой» нации;
— создаёт для возможных союзников-сателлитов творческие, интеллектуальные и моральные образцы, которым хочется подражать;
— предоставляет элитам этого государства возможности для использования своих ресурсов, недоступные прежде — и немыслимые ни в каком другом, альтернативном «большом пространстве»;
— обеспечивает доступ к качественно новым пространствам — экономическим и культурным;
— открывает для растущих, входящих в жизнь поколений «младших партнёров» невиданные доселе возможности вертикальной социальной мобильности: тот, кто мог бы стать лишь первым в деревне, отныне может прорваться в город и даже, со временем, стать в этом громокипящем городе хозяином положения.
Так империя Александра Македонского дала толчок распространению великой эллинской культуры на огромной территории — до Египта, Сирии и Вавилонии. Так Рим спас, защитил от разлива варварства эллинистическую культуру и интегрировал греков в имперскую элиту. Так Россия защитила Украину от ополячивания и окатоличивания — в том и был смысл подвергаемый ныне множественным сомнениям Переяславской Рады, а позднее взяла под защиту от Турции и Персии Армению и Грузию, дав последним сохранить национальную, культурную и религиозную идентичность. Так Венгрия и балканские славяне спаслись от угрозы потери национальной и религиозной идентичности, исходящей от османских завоевателей, под сенью империи Габсбургов.
Франция позволила и помогла провинциалу-корсиканцу стать императором Наполеоном Первым. Только в Германии приобрёл шансы на политическую карьеру провинциальный художник Гитлер, только в Советском Союзе сын сапожника мог превратиться во властелина мира, а другие дети далёких окраин — стать членами всемогущего Политбюро ЦК КПСС, академиками и Героями. Империя позволяет лучшим, талантливейшим вырваться за околицу провинциального мира, прикоснуться к неисчислимым богатствам иных измерений — и в том её привлекательность и сила.
Причём, разумеется, решения об интеграции в те или иные союзы, качественно новые геополитические сущности всегда принимаются элитами стран — и никогда на плебисцитах. Элиты сразу видят возможности для прорыва, которые открывает Большое Государство, тем качественно и отличающееся от Малого — пусть прекрасного и удобного, но неизбежно — провинциального.
Сегодня в бывшем СССР осталось без малого 5 стран, элиты которых объективно — то есть независимо от взаимной любви-ненависти президентов, премьеров и начальников генеральных штабов — пока ещё (!) заинтересованы в реальном альянсе с Россией. Белоруссия, Армения, Казахстан, Таджикистан, Киргизия (страшно сказать, но отпадение последней от России ещё толком и не начиналось, несмотря на сумбурную весеннюю революцию).
Что должна — и по-прежнему может — предложить Россия элитам этих стран?
1. Возможности для инвестиций, то есть фактически легализации капиталов на российской территории. Очевидно, что эти капиталы, сформированные за минувшие 15 лет, не могут найти достойного применения на скромных территориях собственных отечеств. А в странах G7 носителей подобных капиталов ждёт, в лучшем случае, тюремно-скандальная судьба Павла Лазаренко. Так что российский рынок постсоветским инвесторам нужен как воздух.
2. Безопасность. В одиночестве, без силовой поддержки извне Белоруссия и Казахстан едва ли смогут сохранить свою государственность, Армения — обеспечить фактическую независимость Нагорного Карабаха. Таджикистан — предотвратить исламский переворот. Киргизия — избежать распада. Конечно, США как военный гарант куда сильнее немытой России, но «сильнее» в данном случае не значит «эффективнее». Задачи Америки слишком сильно расходятся с интересами национальных элит всех пяти стран, чтобы последние могли безоглядно довериться Вашингтону.
3. Рост над собой. Карьера в большой России — выход для тех, кому тесны рамки небольших национальных участков. К тому же продвигаться в культурном поле России для людей и поколений, не забывших русский язык, куда проще, чем безнадёжно инородными телами пытаться пробить стену американо-европейского отчуждения. Конечно, чтобы создать единый механизм вертикальной мобильности в рамках СССР, Россия должна ввести институт двойного гражданства с каждой из союзных стран. Со временем талантливые армяне и казахи, киргизы и белорусы смогут править Россией. А это, товарищи, — жизненный стимул.
4. Защиту от глобализации. Глобализация, которая есть во многом американизация, не оставляет странам и народам шанса сохранить свою идентичность, уникальную социокультурную среду. Проблема многих стран и культур сегодня — как использовать технологические структуры, порождённые глобализацией, и не утратить собственную национальную уникальность, равно как и волю к принятию своих, отдельных политических решений, к самостоятельному формированию своего будущего. Найти баланс непросто, но межгосударственный союз открывает для этого возможности.
Если в конце прошлого века Американская Империя воспринималась как защитник и освободитель Восточной Европы от гегемонии СССР и советского тоталитаризма, то сегодня, напротив, многие нации нуждаются в защите от превращения в размазанных и обезличенных официантов и посудомоек на глобальном американском балу удачи. В региональном масштабе Россия как носитель сильной, всё ещё не утраченной культуры и не уничтоженной традиции государственности может играть роль неформального лидера коалиции тех, кто понимает свободу, прежде всего, как право быть самим собой.
Поэтому и только поэтому может быть создан новый СССР — удалённая от вашингтонского Старшего Брата территория самоценности и потому — свободы.