И все же бывало, что зимней порой,

Крестьяне младые являлись,

Её же отец держал двор под горой,

Шарлотта красоткой казалась.

Следующие несколько дней, я провела под одеялом, свернувшись калачиком у себя в кровати. Я старалась не двигаться, не дышать, даже не думать, но и спать я не хотела, не хотела, чтобы мне снилось произошедшее.

Все думают, что у него отказали тормоза на велике...

Я знала, что старый велик Джея сыпался, вот почему он копил на новый. Я пыталась вспомнить, говорил ли Джей что-нибудь про то, в каком состоянии у него тормоза, но в голове был такой бардак, что у меня ничего не получалось. Я то и дело возвращалась к тому моменту, прежде чем мы расстались с Джеем на стоянке...

Хорошо, Софи. Я поеду по дорожке...

Той ночью я не спала, я все никак не могла перестать думать о спиритической доске и о девочке, которую видела в кафе и о холодных пальцах, схвативших мою руку, когда вырубился свет, и о Джее, лежащем где-то, в каком-нибудь похоронном бюро, в полном одиночестве.

На следующий день, будучи по-прежнему в оцепенении, я начала читать о спиритической доске в Интернете, пробираясь через сайты, пялясь в экран налитыми кровью глазами. И чем больше я читала — тем хуже себя чувствовала. Когда я решила подыскать приложение для себя, то обнаружила, что его сняли с продажи. Я нашла объяснение от производителей. Они заявили, что приложение было отозвано из-за жалоб от клиентов.

Мне встретилось очень много предупреждений по поводу спиритической доски — кто-то просто страдал по их вине, кто-то погибал. Одна девушка по имени Бет запостила на форуме вот такое сообщение: «Никогда, никогда, никогда, не пользуйтесь такими штуками. Они не безопасны, и они уж точно не для веселья. Я просто хочу предупредить всех, чтобы больше никто не потерял лучшего друга, как это случилось со мной».

Я похолодела. Как бы мне хотелось знать об этих предостережениях еще до того, как Джей загрузил это дурацкое приложение.

На одном сайте говорилось, что, если планшетка сделала восьмерку, значит доской завладел злой дух. Я попыталась вспомнить, как вела себя планшетка в приложении Джея, но тщетно.

Но были еще две вещи, о которых я прочитала и которые меня очень беспокоили. Первым было открытие, что существуют три вопроса, которые ни за что нельзя задавать спиритической доске:

1.Нельзя спрашивать о Боге.

2.Нельзя спрашивать, где зарыт клад.

3.Нельзя спрашивать, когда умрешь.

И второе открытие — одно это заставило меня чувствовать себя хуже всего — было предупреждение, напечатанное жирным шрифтом: ни за что нельзя позволять планшетке вести обратный отсчет, потому что таким образом дух может вылететь из доски.

А ведь наша планшетка провела обратный отсчет. И когда она встала на ноль, из кухни раздался крик официантки...

Я пыталась уговорить себя, что это всего лишь совпадение, что случившиеся с Джеем не имеет никакого отношения к спиритической доске или духам, или таким вещам, но у меня ничего не выходило, потому что даже если смерть Джея была несчастным случаем, и тормоза на велике отказали, это все же была моя вина. Это я попросила его ехать той дорогой. Именно я.

Все, что угодно ради тебя...

Неделя прошла в тумане горя. Я не знала, куда себя деть и чем себя занять. Всякий раз, когда я прежде была несчастна, рядом всегда был Джей, чтобы подбодрить меня. Я продолжала ждать, что вот-вот от него придет сообщение или он войдет. И всякий раз, когда я была наверху, наедине с собой, я не могла избавиться от ощущения, что там кто-то был в комнате со мной, кого я не могла видеть.

Словно на меня пялились где-то прячущиеся глаза. Они не отводили взгляда до тех пор, пока кожа не начинала чесаться, а шея гореть. Я пробовала спускаться вниз, надеясь, что ощущение исчезнет, если я побуду рядом с мамой, но ничего не исчезало.

Как-то я сидела перед телеком, все еще одетая в пижаму, потому что у меня было четкое ощущение, что переодевание потребует слишком много усилий... так вот, могу поклясться чем угодно, что я почувствовала прикосновение ледяных пальцев к своему лицу. Я вскочила и опрокинула миску с попкорном, которую мама только что принесла мне.

— Ребекка? — сказала я, оглядывая комнату. — Ты здесь?

Но комната безмолвствовала.

Спустя минуту в комнату вошла мама, чтобы узнать в чем дело.

— Что здесь происходит? — спросила она.

— Мам. — Я с трудом сглотнула и постаралась говорить как обычно. — Ты когда была молодой, имела дело со спиритической доской?

— Какой странный вопрос, — ответила мама, наклоняясь, чтобы собрать попкорн. — Не припомню. А что?

— Просто ... мы с Джеем играли вместе в тот вечер ... в тот вечер, когда он умер.

— Но где вы её взяли? — спросила мама, глядя мне в глаза.

— Это бы ненастоящая доска... Джей скачал себе приложение на сотовый.

— О, это вроде других игрушек для телефона?

— Это была не игра, мама, эта штука предсказала, что Джей умрет в тот день.

Мама встала и подошла ко мне.

— Ох, Софи, ты не должна зацикливаться на этом. Приложение не может предсказать день твоей смерти.

— Но это не просто приложение, мам, это была спиритическая доска. Я читала, что они могут быть опасными, что злые духи иногда могут...

— Родная, то, что случилось с Джеем, не имеет никакого отношения к тому, чем вы занимались с ним вечером. — Она на какое-то мгновение задумалась, а потом продолжила: — Слушай, а почему бы тебе не позвонить в школу и договориться о встрече со школьным психологом? Может, ты почувствуешь себя лучше, если побеседуешь с профессионалом?

Я покачала головой еще до того, как она успела закончить предложение.

— Это последнее чего бы мне хотелось делать.

— Хорошо-хорошо, — сказала мама, примирительно подняв руки. — Я просто предложила.

Я понимала, что никакие мои слова не убедят её и все же моя щека еще чувствовала холод, словно ледяные пальцы на самом деле погладили кожу. С того самого злополучного вечера меня не покидало какое-то странное чувство, которое я не могла бы объяснить ни маме, ни кому бы то ни было.

Я пыталась убедить себя, что это из-за горя мне мерещится всякое. Ведь даже если мы устанавливали контакт с Ребеккой, и она каким-то образом сбежала из доски, зачем ей вредить Джею? Он ничего ей не сделал, он даже не был с ней знаком. Но когда я читала в Интернете о призраках, то постоянно натыкалась на теорию о том, что если кто-то умер при подозрительных обстоятельствах, то этот кто-то становится мстительным духом, которому все равно кому мстить, и дух будет вредить людям, пока правосудие в отношении него не восторжествует. А я все еще не знала, от чего умерла Ребекка.

В тот день, позже, я спросила об этом маму, но она пробормотала что-то о несчастном случае, и больше не сказала ни слова.

«Пообещай мне одну штуку, — сказал тогда Джей. — Если со мной что-нибудь случится, то расскажи всему миру, что это сделал призрак... расскажи всему миру...»

Конечно же, он шутил, и все же... эта сумасшедшая идея напрочь застряла у меня в голове, что я в долгу перед Джеем, что я должна, по крайней мере, выяснить имел ли дух отношение к его смерти. И если к этому была причастна Ребекка, ну... я не могу позволить ей так просто уйти, я должна хоть что-то предпринять.

Поэтому, когда отец пришел и сказал мне, что они с мамой собираются отменить свою поездку, чтобы отпраздновать юбилей свадьбы, и остаться со мной дома, я сказала, что мне это не нужно, и я все еще хочу съездить навестить своего дядю и кузенов, проживающих на острове Скай. Папа с мамой копили, как одержимые, на поездку в Сан-Франциско и я понимала, что если они никуда не поедут, то пропадут деньги, уплаченные за билеты на самолет. Я сказала им именно то, что они хотели услышать:

— Здесь все будет напоминать мне о том, что случилось. Если я куда-нибудь уеду, наверняка, мне станет лучше.

Что было неправдой — все, что я хотела — рыдать у себя в комнате — но, наверное, я была лучшей актрисой, чем предполагала, потому что, спустя неделю, я стояла в аэропорту с чемоданом и махала на прощание маме с папой.

Сначала нужно было прилететь в Глазго, где я потом пересаживалась на поезд до Маллайя, ну а потом уже, паромом, я, наконец, попадала на Скай. Туда чертовски непросто добраться, поэтому я всего лишь раз, лет семь назад, встречалась со своими родственниками: Кэмероном, Пайпер и Ребеккой, когда они приезжали к нам погостить. Кэмерон был типа музыкальным вундеркиндом, и они приехали специально, чтобы показать, как он играет на фортепиано какому-то важному преподавателю в Лондоне. Но я никогда не видела кузину Лилиас — тетя Лора как раз была беременна ею.

Я немного нервничала из-за предстоящей встречи с Кэмероном, Пайпер и Лилиас. Однако, поворачивать было уже поздно.

У меня ушел весь день, чтобы добраться до Ская, и к тому времени как я села на паром в Маллайе, полил дождь. Погода, последние несколько недель, стояла удушающе знойной, поэтому дождь пришелся как нельзя кстати. Прекрасный летний дождь, который принес облегчение, но испортил видимость туманом и каплями воды, беспрерывно стекавшими по иллюминаторам парома.

Я достала из сумки фотоаппарат, думая пофотографировать, пока мы подходили к берегу, но в действительности, наверное, мне просто хотелось подержать его и почувствовать знакомый вес в руках. Это был самый дорогой мне предмет.

Остров возник внезапно. Он ютился посреди воды, резко выделяясь на фоне серых небес острыми горами, которые выглядели так, словно, если вы попытаетесь по ним вскарабкаться, у вас ничего не получится, но в память об этом в руке останется ломтик породы. Представляю, что бы сказал Джей, увидев это.

— Что это? — ахнул бы он, типа сильно удивленный. — Интересно, а сколько здесь живет призраков? Знаешь, ты не продержишься здесь и пяти минут.

Наверное, так и есть. Я, должно быть, чокнулась, раз решила сюда приехать. О чем я думала, когда собиралась сюда ехать? Как я вообще собираюсь найти Ребекку и прогнать её из мира живых навсегда?

— Тебе это должно льстить, — мысленно сказала я Джею. — Ты умер, а я схожу с ума. Вот это круто.

Не знаю, чья в том вина: мыслей о Джее или морской качки, но я внезапно почувствовала тошноту, и меня очень обрадовал тот факт, что мы, наконец, входили в гавань. На часах было шесть вечера, а дождь снаружи все лил. Из потрескивающих динамиков раздался голос кого-то из матросов, который сделал объявление с сильным шотландским акцентом:

— Дамы и господа, как вы видите, Скай сегодня очень соответствует своему Гэльскому имени, остров Тумана, поэтому аккуратно ступайте по трапу, может быть очень скользко. Добро пожаловать на полуостров Слит, наслаждайтесь временем, проведенным на острове.

Трап представлял собой металлическую дорожку под небольшим наклоном на сваях, поднимающихся из воды. Стоило мне только ступить на него, как ветер принялся нещадно хлестать волосами мне по лицу, а на губах я тут же почувствовала привкус соли. Когда я добралась до автостоянки, то вымокла уже насквозь.

Я огляделась по сторонам, гадая, где же был дядя Джеймс. Я нигде его не видела, и на какое-то мгновение даже испугалась, вдруг он не приехал меня встречать. Может быть, он забыл обо мне или время перепутал. Я запаниковала и бросила свой чемодан на мокрый асфальт, чтобы достать сотовый из кармана.

Но тут мне на плечо опустилась чья-то рука, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности. Я развернулась и увидела дядю, стоящего под зонтиком. Высокий и темноволосый, он был совершенно не похож на маму, но ведь они были сводными братом и сестрой.

— Прости, — сказал он. — Я не хотел тебя пугать. Я сначала не был уверен, что это ты. Ты так выросла, с тех пор, как я тебя видел последний раз.

— Эээ... много времени прошло, — промямлила я, не зная, что еще сказать.

— Ну да, ну да, — ответил дядя Джеймс. — Много времени. Очень много. — Он смотрел на меня, но выражение его лица говорило о том, что он где-то далеко, а я гадала, может он вспоминает ту единственную нашу встречу, когда Ребекка была еще жива. — Ты вымокла, — сказал он. — Пойдем в машину.

Я забралась на переднее сидение и поежилась, мечтая, наконец, оказаться дома, чтобы переодеться в сухую одежду.

— Надеюсь, ты хорошо добралась? — спросил дядя Джеймс, когда тоже забрался в машину. — Ехать долго, да и погода не подсобила. Боюсь, на Скае так себе лето.

— А всегда так туманно? — спросила я. Туман, казалось, поднимался прямо от моря и волн.

— В общем да. Западное побережье изобилует кораблекрушениями из-за капитанов, которые считали, что туман не очень густой, и они вовремя заметят остров. В результате утонули целые экипажи.

Упоминание об утопленниках заставило меня снова задуматься о Джее, но не о живом, который дышал, смеялся и был моим лучшим другом, а о нем как о теле, которое распласталось в водах канала, пропиталось водой, стало холодным, как камень и сгинуло навсегда.

Неожиданно на меня навалилась смертельная усталость. До дома дяди ехать было еще полтора часа, и я устроила голову у окна, собираясь закрыть глаза лишь на секунду, но сразу же уснула и проснулась только тогда, когда дядя потрепал меня по плечу. Из-за туч и тумана, казалось, что уже стемнело.

— Приехали, Софи, — сообщил дядя.

Я потерла сонные глаза и посмотрела наверх, ожидая увидеть дом. Но вместо него увидела ворота в резком свете фар. Они были огромными — метра два в высоту, вмонтированные в кирпичную стену, которая была примерно такой же высоты. Ворота связывала тяжелая на вид цепь. Дяде пришлось выйти, открыть замок и снять цепь, прежде чем вернуться в машину.

— Я скажу тебе код от замка, но ты никогда не должна оставлять ворота открытыми, — сказал он.

Папа говорит никогда не открывать ворота...

Я выпрямилась и, внезапно, окончательно проснулась. Я была уверена, что приложение «Спиритическая доска» сказало что-то такое.

— Почему? — У меня внезапно пересохло во рту.

Я заметила, как рот дяди Джеймса сжался в узкую полоску.

— Это не безопасно, — сказал он. — Утром ты все увидишь. Дом стоит на скале. И в плохую погоду это небезопасно. Или после наступления темноты.

Мы заехали в ворота, дядя вышел и запер ворота за нами. В свете фар я заметила длинное каменное здание. Мне показалось, что в одном из окон я увидела движение, словно кто-то поднял занавеску и быстро опустил её. В середине здания из шиферной крыши поднималась маленькая странная башенка.

— Что это? — спросила я, указывая на неё.

— Старая колокольня, — ответил дядя. — Когда-то это была школа. Хотя никакого колокола там нет. Для него здесь слишком ветрено. Он звонил все время, и я не мог сосредоточиться на своих картинах. Что ж, твои брат и сестры будут очень рады тебя видеть... Пайпер уже несколько дней без умолку только о тебе и болтает.

Теперь, когда мы, наконец, приехали, мне ужасно захотелось вернуться к парому. Я расчесала волосы пальцами, надеясь, что они все-таки выглядели более или менее. Дядя припарковал машину, и мы выбрались на улицу, под нашими ногами захрустел гравий дорожки. Морской бриз мне показался холодным, и я слышала, как где-то, в тумане волны разбивались о скалы.

— Что это за запах гари? — спросила я, неожиданно услышав запах дыма и горячего пепла.

— Я ничего не чувствую, — ответил дядя и как ни странно, я тоже больше ничего не чувствовала. Запах исчез так же внезапно, как и появился с морским ветром.

Дядя Джеймс достал мой чемодан из багажника и направился к дому, а я следом за ним. Мы вошли в пустынный вестибюль с кафельным полом и крутой лестницей, ведущей на второй этаж. Мне не понравился внешний вид этой лестницы. От её виду у меня почему-то закололо шею. Лестница была слишком высокой и слишком крутой. Она словно утверждала: я источник несчастных случаев. Здесь ничего не стоит свернуть себе шею. И в доме было слишком тепло, скорее даже душно, отчего у меня по спине в мгновение ока заструился пот.

— Забавно, — сказал дядя, — я думал, что они все будут встречать нас здесь.

И только успел дядя договорить, как дверь распахнулась и к нам вышла девушка. Она была моего возраста, поэтому я поняла, что это Пайпер. Я помнила, что, будучи ребенком, она была очень хорошенькой, но та девушка, что бросилась меня обнимать, была невероятно красивой. На ней были надеты джинсы и простой розовый топ без рукавов с высоким вырезом. Её великолепные светло-рыжеватые волосы были собраны наверху в конский хвост, а её глаза сине-зеленого цвета навели меня на мысли о русалках.

Я почувствовала себя такой простушкой по сравнению с ней, но Пайпер не мешкая, обняла меня, словно потерянные сестры наконец-то встретились, спустя долгие годы разлуки.

— Привет, Софи, — сказала она, крепко обнимая меня. — Я так рада, что ты у нас погостишь!

— Я тоже рада, — брякнула я, изо всех сил стараясь, чтобы мой ответ прозвучал не очень сухо и официально, и мечтая, чтобы на голове у меня не было такого бардака.

— Где Кэмерон? — спросил дядя Джеймс.

Я видела, как Пайпер помедлила с ответом. Видимо она знала, что её ответ отцу не понравится. Но она все же сказала:

— Я... точно не знаю. Наверное, он у себя в комнате. Уверена, он хотел встретить Софи, но, по-моему, он себя неважно чувствует...

— Пайпер, не нужно его покрывать! — вспылил дядя Джеймс. — Когда я уходил, он был вполне здоров, и я довольно ясно дал понять, что, когда я вернусь, он должен спуститься и поздороваться с сестрой.

Мне стало неловко, что Кэмерону грозили неприятности из-за меня и я решила, что должна высказаться:

— Да все в порядке...

— Ничего не в порядке, — перебил меня дядя. — Это очень грубо, и я могу только извиниться от его имени. Боюсь, ты найдешь Кэмерона совсем не таким, каким ты его запомнила. Он изменился с тех пор, как... в общем... В общем, на нашу семью выпали беды, которые... о которых, уверен, ты знаешь.

Я кивнула и прикусила язык. Надо будет дождаться подходящего времени, чтобы начать задавать вопросы о Ребекке... Но, похоже, я приехала весьма некстати.

— А что с Лилиас? — спросил дядя. — Она тоже неожиданно заболела?

— Пап, она там, — ответила Пайпер, — на лестнице.

И я поняла, что Пайпер права — на ступеньках сидела девочка, но она сидела так тихо и неподвижно, что я сначала не заметила её. Теперь же я видела темноволосую не улыбающуюся девчушку, которая во все глаза смотрела на нас, просунув лицо между балюстрадами.

— Лилиас спустись, пожалуйста, и поздоровайся с Софи, — сказал дядя.

Лилиас поднялась на ноги, но вместо того, чтобы спуститься, она повернулась и, не сказав ни слова, побежал назад вверх по лестнице. Секундой позже мы услышали, как хлопнула дверь.

— Ты ничего такого не подумай про Лилиас, — сказал дядя. — Она немного нервная, но скоро она к тебе привыкнет. Пайпер, почему бы тебе не показать Софи дом, пока мы не сели ужинать?

— Конечно. Пойдем, я тебе все покажу. Думаю, стоит начать с твоей комнаты, где ты сможешь бросить свои вещи.

Я взяла свой чемодан и пошла следом за ней наверх.

— Раньше, когда школа была действующей, здесь жили учителя, — весело рассказывала Пайпер. — Это будет твоя комната. — Она распахнула ближайшую дверь к лестнице, и мы вошли в спальню с большими окнами с выступами. На туалетном столике стояла ваза с пурпурными цветами жирянки.

— Я так рада, что ты здесь, — сказала Пайпер. — Мне, правда, очень не помешает компания. Лилиас мала, а Кэмерон... ну он, боюсь, не очень приятен в общении в такие дни. Давай посмотрим, может быть, он прячется у себя в комнате.

Я немного нервничала, идя следом за ней по коридору, но, когда Пайпер распахнула дверь, комната Кэмерона оказалась пустой.

— Наверное, он где-то прячется. — Пайпер вздохнула. — Не обращай на него внимания, Софи. Единственное, что его волнует — это его музыка. — К такому же выводу я пришла и сама, увидев спальню, всю заваленную листами с нотами. — Он, правда, очень хороший, несмотря на его... ну, его травму. Он никогда не оправится до конца и не станет прежним, и тебе придется сделать скидку на это. Наверное, поэтому иногда он может быть... слегка резковат. Сам того не желая. Вот, что я говорю себе, когда он говорит мне какие-нибудь гадости, и ты должна поступать так же.

Я вспомнила нашу встречу с Кэмероном, когда мы были детьми. Это был веселый, добродушный мальчик, который приложил немало усилий, чтобы вовлечь меня в игры своих сестер. Мне было трудно представить, что он способен на какие-то гадости.

— Он не такой, каким ты его запомнила, — сказала Пайпер, будто прочитав мои мысли.

— А что ты имела в виду, когда говорила о его травме? — спросила я. — Я ничего такого не помню.

— О, это случилось после нашей поездки к вам, — ответила Пайпер. — У него пострадала рука. В огне. Но не упоминай об этом при нем, ни за что... он болезненно на это реагирует.

Она показала мне другие комнаты наверху, кроме той, что находилась между моей и Лилиас.

— Что там? — спросила я, тыча пальцем в запертую дверь.

— Мы... мы не пользуемся этой комнатой, — сказала Пайпер. — Больше не пользуемся. — Она взглянула на меня и тихонько добавила, — понимаешь, она раньше принадлежала моей сестре, Ребекке.

— Ааа.

Её веселый тон впервые исчез с момента моего приезда, поэтому я не посмела больше задавать вопросы. Мы спустились вниз и Пайпер показала мне остальную часть дома, в центре которого был огромный, длинный зал с высоким сводчатым потолком, окнами от пола до потолка и настоящим постаментом в одном конце.

— Здесь раньше был школьный актовый зал, — объяснила Пайпер. — Вот почему все такое большое. Школьники приходили сюда на собрания, а на постаменте разыгрывались школьные спектакли.

Это помещение использовали в качестве столовой и гостиной, с обеденным столом, установленным на одном конце и диванным уголком на другом. Мне было немного неуютно из-за больших окон, за которыми простиралась долина. Еще не стемнело, но благодаря тучам, которые заволокли все небо, создавалось впечатление, что мрак со стороны улицы давил на стекла, пытаясь проникнуть внутрь. Я привыкла к шторам на окнах, а с этими голыми стеклами казалось, что каждый извне может за вами наблюдать, а вы и не узнаете.

На середине сцены поблескивало большое черное фортепиано. Пайпер запрыгнула на сцену и подошла к инструменту, я последовала её примеру.

— Это пианино Кэмерона, — сказала она, проводя рукой по гладкой ровной поверхности. — Это Бэби Гранд. Папа купил его перед несчастным случаем, когда мы все думали, что он станет следующим Моцартом или типа того. Оно стоит целое состояние — папе пришлось заложить дом, чтобы приобрести его. Инструмент - предмет гордости и радости Кэмерона. Порой, мне кажется, он больше печется об этом пианино, чем о нас. — Она рассмеялась, но вышло как-то натужно.

Далее мы пошли в комнату, где пахло мелом. И обнаружили там большую доску на одной из стен, а перед ней три старых парты.

— Эта комната когда-то была кабинетом, — сказала Пайпер. - Эти парты из той самой школы. Кэмерон, Ребекка и я делали здесь домашку, а Лилиас до сих пор делает здесь уроки во время учебы. Вот, посмотри, здесь школьная фотография 1910 года.

Она указала пальцем на черно-белую фотографию в рамке, висящую на стене. На ней был запечатлен дом, который выглядел точно так же, за исключением того, что у него не было высокой стены, построенной вокруг, и можно было отчетливо разглядеть колокол в колокольне. Ученики стояли, выстроившись в ряд возле двери. Все девочки, их было человек двадцать, возраста семи-восьми лет. Учительница, сложив руки перед собой, стояла рядом. Она не улыбалась. Она выглядела простой и чрезвычайно серьезной. Дети тоже выглядели серьезными.

— Мне кажется, что в былые времена они не очень-то веселились. А ты что думаешь? — сказала Пайпер со смехом.

Но одна девочка на фотографии привлекла мое внимание. Она стояла в первом ряду, рядом с учительницей. Её лицо было повернуто прямо к фотографу, но она не могла его видеть, потому что её глаза были завязаны тканью. Она напомнила мне заключенных, которым завязывали глаза перед казнью.

— А почему у этой девочки повязка на глазах? — спросила я, указывая на неё.

Пайпер пожала плечами.

— Понятия не имею. Может у неё что-то случилось с глазами. А может, она слепая?

На стене висели и другие фотографии, семейные. И на одной из них были изображены Кэмерон, Пайпер и Ребекка. Должно быть её сделали примерно тогда, когда они приезжали к нам в гости. Кэмерон стоял между двумя сестрами, обнимая их обеих — он улыбался в объектив камеры, как и обе девочки. Мой взгляд мгновенно прирос к изображению Ребекки. Она была невероятно хорошенькой, с длинными черными волосами и фиолетовыми глазами.

— Это была одна из последних фотографий, сделанных с Ребеккой, — раздался голос Пайпер рядом. — Мы здесь такие счастливые, правда? Я часто смотрю на эту фотографию. Как бы мне хотелось вернуть все вспять. Вернуться в то время, чтобы предупредить всех нас о грядущем.

Когда Пайпер говорила, она смотрела на фотографию тети Лоры. Пайпер определенно унаследовала свою внешность от матери — они были очень похожи, вплоть до белокурых волос.

— Ты еще виделась с ней? — спросила я.

Я немного знала о тете Лоре, только что у нее был нервный срыв пару лет назад и её поместили в какую-то клинику.

Пайпер покачала головой.

— Папа навещает ее иногда, но врачи считают, что если приедем мы, дети, то это вряд ли поможет её восстановлению. Она просто не смогла справиться со смертью Ребекки. Знаешь, иногда я думаю, может быть, поэтому Лилиас всегда такая серьезная. Мама каждый день плакала в течение многих месяцев, пока была беременна ею. Кэмерону иногда удается вызвать у Лилиас улыбку. И все. Она никогда не смеется.

— Никогда?

— Я никогда не видела. Мне кажется, она, бедняжка, и не умеет смеяться. Ой, я лучше пойду и закончу с готовкой ужина. У тебя еще есть время пойти и освежиться, если хочешь.

Я вернулась к себе, переоделась и расчесала волосы. Когда я открыла дверь, чтобы спуститься вниз, в коридоре стояла Лилиас. Она была в джинсах и в водолазке с длинными рукавами — чему я была сильно удивлена, потому что в доме было жарко, поэтому я сама переоделась в футболку. В руках она держала мягкую игрушку, страуса.

— Привет, — сказала я. Потом я жестом показала ей на страуса и добавила: — Как зовут твоего друга?

Я подумала было, что она броситься бежать, но она подняла игрушку вверх, чтобы я могла получше её рассмотреть и сказала:

— Это мой страус. Её зовут Ханна. Она мой лучший друг. Она никогда не говорит мне плохих вещей. Она никогда не говорит мне ужасных вещей.

— Эээ... ну это хорошо, — пробормотала я.

— А кто твоя подруга? — спросила Лилиас.

— Какая подруга?

— Девочка, которая с тобой приехала.

Я уставилась на неё.

— Никого со мною не было.

— Нет, была, — настаивала Лилиас. Она ткнула пальцем в запертую дверь спальни Ребекки и добавила: — Она сразу же прошла туда. Она сказала, что это её комната, но это неправда. Это комната моей сестры.

Я вновь уставилась на неё.

— Никого со мною не было, Лилиас.

— Она держала тебя за руку, когда ты входила в дом.

Я с трудом сглотнула, и произнесла своим самым взрослым голосом, на который была способна:

— Это не правда.

Она нахмурилась.

— Это правда, — сказала она. — Я не лгу. Это ты лгунья. Я думаю, ты знала, что она все время держала тебя за руку. Я думаю, ты привезла её сюда, в наш дом специально! Как бы мне хотелось, чтобы ты не приезжала! Ты мне не нравишься и Ханне тоже!

С этими словами она побежала мимо меня, вниз по лестнице и скрылась из виду. Моя попытка подружиться с ней полностью провалилась. Какое-то мгновение я еще смотрела ей вслед, а потом медленно развернулась к двери Ребекки. Я подошла и остановилась перед ней. Потом я протянула руку и провела кончиками пальцев по деревянной поверхности.

В следующую секунду я охнула и отдернула руку. Дверь была ледяной, но меня поразил не просто холод — внезапно я ощутила, как от двери исходит ощущение хладнокровного зла, которое притаилось в запертой комнате. Сложно описать эти чувства, подобрать слова, чтобы передать всю их суть, но я определенно почувствовала тьму, ужас и злобу. Мне даже стало нехорошо.

Я поежилась и потерла мурашки, проступившие на коже рук. Я почувствовала внезапное желание бежать — бежать, как можно дальше от этого места, не оглядываясь. Но пока я стояла и пялилась на дверь, я услышала глухой удар, как будто что-то тяжелое упало на пол.

И я могла голову дать на отсечение, что звук доносился из комнаты Ребекки.