— О, дочь дорогая, — воскликнула мать, —

Плед же на плечи набрось,

Что толку на зиму пенять,

Ужасно холодная ночь.

Пайпер собиралась после обеда пойти с отцом на пляж — по-видимому, он хотел дописать её портрет, пока свет был подходящим — так что я воспользовалась возможностью, чтобы побродить по дому и изучить его получше, пока они занимаются своими делами. Я вновь отправилась в класс, где висела старая черно-белая фотография. Мне не давала покоя девочка с завязанными глазами. Когда я смотрела на неё, всякий раз мне становилось не по себе.

Наконец, я оторвалась от изучения фотографии и решила пройтись между партами. Когда я подняла крышку одной из парт, то нашла там стопку тетрадей внутри. Я просмотрела их, надеясь найти что-нибудь относящиеся к Ребекке. И не была разочарована. Почти в самом низу стопки тетрадей, подписанных Пайпер, я нашла тетрадь, принадлежавшую Ребекке.

Сначала я подумала, что это её прописи, но полистав, поняла, что это скорее тетрадь, в которой пишешь то, что тебе велят, когда наказывают. Первые четыре страницы были исписаны одними и теми же фразами: Нельзя лгать. Нельзя лгать. Нельзя лгать.

Вся тетрадь была исписана предложениями. Причем даты вверху страниц стояли разные. Ребекка писала снова и снова, что:

Нельзя кусать свою сестру.

Нельзя быть вероломной.

Нельзя говорить гадости.

Нельзя мучить кошек.

Нельзя в пылу ломать вещи.

Нельзя отрывать бабочкам крылья.

Нельзя распространять недобрые слухи.

Нельзя играть с мертвыми мышами.

Ужасный список не кончался. Я убрала эту страшную тетрадь обратно и вернулась в свою комнату, пытаясь найти во всем этом смысл. У меня в комнате опять стояла жара и духота и я вновь пожалела, что окно в комнате не открывается. Но я все равно подошла к нему и уселась на подоконник, чтобы полюбоваться видом. Сгоревшее дерево очень портило открывающуюся картину, которая могла бы быть прекрасной, не будь его. Дерево было просто ужасным, и я не понимала, почему дядя Джеймс не срубит его. Я увидела Лилиас, которая прыгала там, в саду вокруг дерева, не останавливаясь. У меня даже голова закружилась, когда я смотрела на неё.

Наконец, я решила выйти на улицу и заговорить с ней снова, но, когда я встала и вышла из спальни, она стояла на самом верху лестницы.

— А как... как ты оказалась там так быстро? — спросила я, не веря собственным глазам.

Она бросила на меня взгляд полный подозрений.

— Ты о чем?

— Ты же была на улице? Возле сгоревшего дерева?

И вот когда я произнесла свой вопрос вслух, я поняла, что это была не Лилиас. Она бы ни за что не успела так быстро вернуться в дом и подняться наверх.

— Я сегодня не выходила на улицу, — сказала Лилиас. — Наверное, это она.

У меня неожиданно пересохло во рту:

— Кто?

Лилиас хмуро посмотрела на меня.

— Сама знаешь кто, — ответила она и протопала к себе в комнату.

Секунду я постояла и посмотрела ей вслед, а потом спустилась в сад. Там не было никакой девочки. И тут до меня дошло, что, когда я смотрела в окно, лица девочки я не видела. Лилиас сейчас была того же возраста, что и Ребекка, когда умерла, и у них обеих были длинные волосы. Я вспомнила о девочке в кафе на столе, которая появилась, когда свет вырубился, и которая тут же исчезла, стоило только свету зажечься. А может это была Ребекка? Вдруг, я видела её тогда, и сейчас в саду?

Я медленно подошла к сгоревшему дереву, предвестнику беды, которое роняло длинные тени на лужайку. Когда я подошла еще ближе, то увидела разрушенный домик на дереве. Месиво из сожженных черных досок и выгоревших веревок все еще зажатых между двумя толстыми ветками.

Кэмерон играет на пианино только левой рукой, может из-за того, что он был в домике, когда начался пожар.

Я бросила последний взгляд на сад, с какой-то странной надеждой увидеть какую-нибудь соседскую девчушку с длинными волосами, которую я видела из окна. Но в глубине души я прекрасно понимала, что никого не увижу, этот дом был единственным в округе. Лилиас сидела внутри, но я точно кого-то видела и боюсь, что я знала, кого именно.

Как и накануне, вечером мы точно так же расселись за столом, спустившись к ужину. Дядя Джеймс вышел из своей мастерской, источая аромат масляных красок. Похоже он был доволен тем, как поработал. К моей немалой радости, Пайпер заказала на ужин пиццу, а это означало, что никаких костей Лилиас не найдет, а значит не будет и кричать. Ужин протекал вроде бы нормально, пока дядя Джеймс не сказал:

— Лилиас, а чем ты сегодня весь день занималась? Я тебя почти не видел.

— Играла.

— Играла? Обычно ты жалуешься, что приходится играть одной.

— Но я играла не одна.

— С кем же ты тогда играла?

— С Ребеккой.

Наступила неожиданная тишина. Все умолкли за столом и уставились на Лилиас.

Дядя Джеймс сделал глубокий вдох.

— Лилиас, — сказал он, — мы уже говорили об этом. Я не потерплю лжи. То у нас куклы бегают по дому, теперь же ты играешь с Ребеккой. Пора остановиться!

— Но я не лгу!

— Тебе прекрасно известно, что твоя сестра умерла. Она умерла еще до твоего рождения. Поэтому ты никак не могла сегодня играть с ней.

— Софи её тоже видела! — сказала к моему ужасу Лилиас. — Она сказала, что видела её возле мертвого дерева. Ты же видела, да?

Все уставились на меня.

— Мне показалось... что я видела девочку в саду, — сказала я. — Я сначала подумала, что это Лилиас, но...

Кэмерон швырнул вилку на стол так внезапно, что от этого звука я чуть не подпрыгнула.

— Мы серьезно собираемся продолжать этот разговор? — спросил он. — Даже, если в саду и была какая-то девочка, то она никак не могла быть Ребеккой.

— Но я играла с ней сегодня весь день! — вспылила Лилиас. — Я нравлюсь ей, потому что мы с ней одного возраста. Она сказала, что я её любимая сестра.

— Лилиас, у меня нет никакого желания снова водить тебя к доктору Филлипсу дважды в неделю, но если ты продолжишь нести этот бред, то первое, что я сделаю следующим утром — запишу тебя на прием!

Лилиас встала со своего места и топнула ногой.

— Я не лгу! — сказала она, чуть не сорвавшись на крик. — Я говорю только правду, и поэтому меня хотят наказать, да?! Тогда больше я не скажу правды, никогда!

И она выбежала из комнаты, не сказав больше ни слова. Кэмерон приподнялся со своего места, видимо, намереваясь пойти за ней, но дядя Джеймс сказал:

— Оставь её. Последнее, что ей сейчас нужно — это повышенное внимание.

Кэмерон медленно опустился, но ему определенно этого не хотелось.

Дядя Джеймс потер переносицу. Он вдруг показался мне таким уставшим.

— Прости, Софи, — сказал он. — Даже не представляю, что ты думаешь обо всем этом. Лилиас тяжело расти без мамы.

Я кивнула, чувствуя себя неловко.

— Там... была девочка в саду. Правда, — начала я неуверенно, чувствуя, что должна что-то сказать в защиту Лилиас.

— Я не понимаю, откуда бы она взялась, — резко возразил Кэмерон. — Здесь в округе нет детей. А если бы и были, они бы никак не смогли незаметно пробраться в наш сад. Ворота всегда заперты. Не забыла?

Он выглядел таким раздраженным, что я оставила эту тему. После ужина я предложила помочь с уборкой со стола и мойкой посуды, но Пайпер не позволила мне, так что я решила пойти спать. Я была на середине лестницы, когда Кэмерон догнал меня.

— Софи, я могу с тобой поговорить?

Поскольку он в основном избегал меня с момента моего приезда, я была удивлена, что сейчас он хочет о чем-то поговорить, но ответила:

— Конечно.

Как обычно его правая обожженная рука была спрятана в кармане.

— Ты серьезно решила остаться здесь на все две недели? — спросил он. Его взгляд голубых глаз был таким пронзительным, что у меня возникло такое чувство, будто он видит меня насквозь.

Этот вопрос застал меня врасплох.

— Эээ... ну да, — ответила я.

— Значит, никто не может пожить у тебя дома с тобой, пока твои родители в отъезде?

— А что?

— Этот дом ... ну, ты же обратила внимание, что у нас существуют определенные проблемы. И пребывание здесь вряд ли пойдет тебе на пользу. Тебе не стоило приезжать.

— Печально, если ты так считаешь, — сказала я сухо. — Постараюсь не попадаться тебе на глаза.

Я, было, развернулась и хотела броситься бежать вверх по лестнице, но он схватил меня за руку.

— Софи, прошу тебя... Я... я просто пытаюсь предупредить тебя, что... — он резко умолк.

— Предупредить о чем? — спросила я. — Ты тоже думаешь, что куклы никого не преследуют, да?

— Куклы? Какие куклы? Причем тут куклы? — Он смотрел на меня так, будто и, правда, не понимал о чем речь.

— Ледышки-Шарлотты. Лилиас считает, что они преследуют нас, что они приведения или типа того.

— Ну, конечно, я не считаю, что куклы-привидения нас преследуют! — раздраженно сказал Кэмерон. — У Лилиас не в порядке с головой от постоянного страха. Уж ты-то должна была это уже понять?! Последнее, что ей нужно, чтобы ты подпитывала её страхи и паранойю.

— Ну, тогда о чем ты пытаешься меня предупредить?

Он отпустил мою руку.

— Ни о чем, — сказал он. — Забудь. Я ничего тебе не говорил.

— И как это понимать? Что это за таинственность такая?

Но я знала, что спрашивать бесполезно, он все равно ничего не скажет, и уж тем более толкового. Он просто стоял и смотрел на меня, крепко сжав челюсти. Бледность его кожи подчеркивала его скулы, а его темные глаза казались угольно-черными — он был очень красив. Такой холодной красотой. Могу представить, что сказал бы Джей, увидев его. Его голос будто прозвучал у меня в голове: ему бы шейный платок, и можно бежать на торфяники, чтобы толкать речь перед местной фауной.

И не успела я опомниться, как рассмеялась. Поняв, что натворила, я закрыла рот рукой, но было поздно. О Боже, я и впрямь рехнулась. Джей мертв, а я по-прежнему смеюсь его шуткам.

Кэмерон уставился на меня.

— Извини, я ляпнул что-то смешное?

Я покачала головой, опустил руку, ну и попыталась взять себя в руки.

— Нет, — прыснула я. — Нет, я вообще не могу представить, чтобы ты говорил что-то смешное.

Кэмерон приподнял бровь.

— Считаешь, что у меня нет чувства юмора?

Это было скорее утверждение, нежели вопрос.

Класс, подумала я. Теперь я его обидела.

— Не знаю, — сказала я, отчаянно пытаясь подобрать нужные слова. — Ну, то есть я хотела сказать, мы друг друга совсем не знаем.

— Не знаем, — ответил он.

А потом он просто прошел мимо меня вверх по лестнице без лишних слов.

— Никогда больше этого не делай, — неожиданно сказал Темный Том. — Никогда больше этого не делай!

— Умолкни, Том! — как можно тверже сказала я. — Я сегодня хочу как следует выспаться.

Попугай склонил голову набок и уставился на меня через решетку, но больше ничего не сказал. Я поднялась к себе в комнату, переоделась и пошла спать. Снаружи вновь начал подниматься ветер, завывая под окнами. Я изо всех сил старалась не думать о том, что рассказала мне Пайпер о Слуаги, но такой ветер мог заставить кого угодно поверить, что возле дома кружат беспокойные духи мертвецов, ищущие, как бы пробраться внутрь...

Той ночью мне снился Джей. Он сидел рядом со мной на уроке математики. Мы писали экзамен, который был как раз в самом разгаре, и я дала ему списать свои ответы, когда он вдруг наклонился и прошептал мне на ухо:

— У меня есть для тебя подарок.

После чего он поставил на стол белую шкатулку и открыл крышку. Как только заиграла колокольчиками мелодия, я тут же её узнала — это была песенка «Красавица Шарлотта». В музыкальной шкатулке танцевали две фигуры, и, когда я пригляделась, то увидела, что это были Джей и я. С маленькой фигурки Джея стекала вода, а моя фигурка была в полном порядке, но приглядевшись получше я заметила, что моя кожа мертвенно-бледная, а с платья свисали сосульки, и с моих пальцев на руки Джея капала кровь.

Я ахнула и отпрянула от музыкальной шкатулки.

— В чем дело? — спросил Джей с болью в голосе. — Тебе не нравится?

Я обернулась и увидела, что он промок насквозь. Вода струилась по его лицу и волосам, и его школьная форма была промокшей.

— Ты... ты вымок насквозь! — сказала я.

— Ну, я же утонул, Софи, — сказал он раздраженно. — А чего ты ждала?

Своим поведением он больше походил сейчас на Кэмерона, чем на Джея. И стоило мне об этом подумать, как я увидела за партой Кэмерона, вымокшего насквозь, прямо как тем вечером, когда я только к ним приехала.

— Тебе здесь не безопасно, — сказал он хмуро. — Нам всем здесь небезопасно.

Он протянул вперед обожженную руку и толкнул шкатулку ко мне. Она упала мне на колени, опрокинулась и из неё полилась кровь, которая окрасила мне руки, юбку, ноги, залилась мне в обувь. И все это время музыка не прекращала играть, отдаваясь маленькими молоточками у меня в висках, разрывая мне сердце на крошечные осколки...

Я приглушенно вскрикнула и резко села в кровати. Мое сердце бешено колотилось в груди. Песенка «Красавица Шарлотта» все еще играла, и сначала я подумала, что это всего лишь игра моего воображения, мерзкий обрывок ужасного сна. Но потом я осознала, что на самом деле слышу песню, эта была мелодия музыкальной шкатулки и она доносилась из комнаты Ребекки. Кто-то прямо сейчас, посреди ночи, открыл крышку шкатулки.