Разумеется, отдельной палаты мне не предоставили - федеральная программа здравоохранения просто не оплатит такую. И никому нет дела, что соседняя пуста. Поэтому я должен лежать в компании с кем-то еще. Когда тебе плохо и ты в больнице, меньше всего хочется, чтоб чужие люди - сосед по палате, его родственники - видели твои страдания. Но держать двух пациентов в одной палате дешевле - и точка. А если ты недоволен, что вокруг постоянно толкутся какие-то люди… что ж, можешь высказать претензии лично им.
Привезли меня в конце дня. Мужчина на соседней койке, хрипло дыша, наблюдал, как меня устраивают. Он не произнес ни слова, а его сиделки - миниатюрная жена и, судя по всему, дочь - вышли, чтобы не мешать медсестрам. Я кивнул соседу - это все, что я мог сделать, ибо сестра в этот момент укладывала меня на нелепой больничной кровати, ставила капельницу и делала укол антибиотика.
- Я могу вам еще чем-нибудь помочь? - прощебетала одна из медсестер, словно исполняя свою маленькую роль в этой драме.
А я подумал: "Да, можете. Выпустите меня. Сделайте так, чтобы мне полегчало и я смог поскорее убраться отсюда".
Посетители ушли, настала ночь, телепередачи закончились, но мы оба лежим без сна. Мой сосед кашляет, стараясь делать это потише, у меня тоже першит в горле.
- Из-за чего ты здесь? - неожиданно спрашивает меня сосед через занавеску, разделяющую кровати. Вопрос звучит так, словно мы преступники, обсуждающие свои статьи и сроки.
- Пневмония, - говорю я. - Это не заразно.
Не хочется объяснять ему, что у меня ПСП-пневмония и что эта зараза, вкупе со СПИДом, скоро убьет меня, если только доктор не успеет это сделать раньше. Моя иммунная система больше не может бороться с вирусами.
- У меня тоже пневмония, - сказал он, тяжело дыша, и закашлялся.
Нет сомнений - я обречен. Я лежу в одной палате с носителем вируса, смертельного для меня. Смогу ли я бороться с этим?
- А что за пневмония? - спрашиваю я.
- Они не знают, - звучит в ответ. - Что-то очень редкое.
Позднее, когда он заснул, я вытащил из вены иглу, отключил подачу кислорода и, плотнее запахнув халат, направился в регистратуру, где спросил у дежурной медсестры насчет моего соседа. Мне казалось, я имею право на эту информацию.
- Вам не о чем беспокоиться, - заверила меня она, - мистер Шамберг вас не заразит. Скоро он пойдет на поправку.
- Но если у него другой вирус, не такой, как у меня, я могу заразиться! Это же опасно.
- Ваш лечащий врач не возражала, чтобы мы вас поместили в одной палате. Утром можете сами поговорить с ней, но я уверена, все будет в порядке.
Вот и все, что она сказала. Врачебная этика запрещает ей говорить что-то конкретное о здоровье моего соседа. А вернувшись в палату, я увидал, что и у него теперь тоже капельница, как у меня. Стало быть, и за него взялись всерьез… Интересно, что у него за вирус?
Даже я заметил, что к утру моему соседу поплохело. Да что там - стало много хуже! Кашель его вконец измотал, и дежурная сестра поставила капельницу сперва ему, а потом уже мне.
Мерзкое ощущение, когда холодное лекарство проникает в вену и постепенно доходит до сердца и мозга. Не понимаю, почему медсестры не могут вводить лекарство теплым или хотя бы оставлять его на тумбочке, чтобы оно нагрелось до комнатной температуры. Нет, они всегда берут лекарство прямо из холодильника и совершенно ледяным вводят в вену. Когда я в последний раз лежал в больнице, то просил их согревать лекарство, но до желаний пациента никому нет дела. В этот раз я уже ни о чем не стал просить, лишь поплотнее укутался в одеяло. Когда медсестра вышла, сосед включил футбол по телевизору, хотя совершенно не следил за игрой, - вместо этого позвонил жене и спросил, почему та до сих пор не пришла его навестить. Я ощутил тоску, поймав себя на мысли, что тоже хотел бы, чтоб ко мне приходили посетители, приносили цветы, газеты, сплетни… Но я слишком давно болею, чтобы у меня оставались друзья. Самыми близкими для меня людьми стали мой врач и персонал аптеки и службы доставки продуктов на дом. Моя младшая сестра живет в Миннеаполисе и, думаю, вполне могла бы мне позвонить.
Если бы я сообщил ей, что лежу в больнице, она бы непременно позвонила.
Жена навестила моего соседа до начала обхода. Я слышал, как миссис Шамберг поцеловала мужа и прошептала несколько слов, затем вышла из-за занавески и слегка нервозно улыбнулась мне. С собой она принесла букетик сирени, который поставила на мою тумбочку, в банку из-под огурцов, с которой оборвала этикетку.
- Большое вам спасибо, - сказал я, и на глазах у меня выступили слезы.
СПИД, кроме прочего, совершенно расстроил мои нервы. От этого у меня постоянно болит голова и глаза на мокром месте. Я совершенно не в состоянии себя сдержать, могу расплакаться из-за любой ерунды, например, из-за того, что кончился шампунь или счет за свет пришел на день раньше… Ничего не могу с собой поделать. Из-за неожиданного участия, проявленного этой женщиной, глаза мои наполнились слезами, но меня абсолютно не волновала мысль, что слезы текут по щекам и она это видит.
- Надеюсь, вам скоро станет лучше, - сказала миссис Шамберг, потрепав меня по колену, и вернулась к мужу за занавеску. Я откинулся на подушки, вытер слезы и вдохнул аромат сирени вперемешку с неистребимым запахом маринада. У меня не было сил спросить ее имя, а она не поинтересовалась моим.
Мой доктор наскоро осмотрела меня, назначила двойную дозу тэйлинола, чтобы сбить температуру, и отправилась обратно в клинику. Интерны тоже начали осмотр пациентов, а где-то через час явились и врачи мистера Шамберга, их было трое. Мы лежали в больнице, где проходят практику студенты, поэтому не стоило удивляться, когда в палату вваливалась целая группа. Но среди этих троих, насколько я знал, не было ни одного интерна. Прежде всего они выключили телевизор и задернули занавески у соседней койки.
Я лежал на спине, закрыв глаза, и невольно слышал все, о чем они говорили. Через некоторое время я заметил, что они не задают стандартных вопросов. Они спрашивали в основном о работе мистера Шамберга, а не о том, как он себя чувствует.
- … Я же работаю в исследовательском отделе, - говорил сосед, - и всегда пользуюсь маской, перчатками и надеваю этот жуткий термокостюм.
- А вы не могли, ну, скажем, вдохнуть их?
- Нет, там стекло биозащиты и стальной экран. К тому же на мне термокомбинезон… Не думаю, что это возможно. - Тут он замолчал и сильно раскашлялся. - Я не смог бы заразиться, даже если бы захотел, - продолжил он, вновь обретя способность говорить.
- Мой муж очень аккуратен, - послышался голос его жены.
- Улучшений нет, и мы пытаемся понять, может, причиной заболевания послужил какой-то другой фактор, на который мы сперва не обратили внимания, - сказал один из врачей.
- Как вы работаете с ними? - спросил другой.
- Ну, перед тем как войти в испытательный бокс, я надеваю защитный костюм и специальные перчатки для управления роботом, а тот находится в герметичном помещении. Входить туда запрещено. Этот робот и выполняет всю работу, а у меня особые очки-проектор, через которые я вижу все, что делаю… У меня нет абсолютно никакого контакта с объектом. - Тут у него опять случился приступ кашля.
- Пожалуйста, наклонитесь вперед.
Так они и разговаривали, между делом прослушивая его легкие. Из-за температуры и холодного лекарства в капельнице меня бил озноб, поэтому я слушал их не слишком внимательно.
Врачи взяли у нас мокроту для анализа. Позже они вернулись, чтобы взять у моего соседа повторный анализ, в полдень, и еще раз - в пять часов. После его увезли на кресле-каталке, чтобы сделать снимок легких. Вечером пришла Анна, его дочь, чтобы побыть с ним и дать матери отдохнуть. Она постоянно ходила к раковине, смачивала полотенце и клала отцу на лоб.
Вечером, несмотря на увеличенную дозу тэйлинола, у меня подскочила температура. Мне поставили капельницу с физраствором, весь день я старался пить побольше жидкости и делать все, чтобы организм боролся с пневмонией, но лучше мне не стало.
Когда я болею, у меня портится характер. Что бы то ни было - простуда, грипп или пневмония мне хочется, чтобы все прошло сейчас же, сразу! Но поправляюсь я всегда медленно. А что особенно мучительно, так это необходимость лежать в постели, в окружении врачей и целой толпы медсестер, которые следят за моим самочувствием. Невозможно не прислушиваться к собственным ощущениям. Любая незначительная боль кажется невыносимой. Ты пытаешься разглядеть хотя бы малейшие признаки улучшения и беспокоишься, если таких признаков нет. Стараясь понять, что же происходит, начинаешь думать, что ты не успел сделать и сказать.
Все думают, что, прожив со СПИДом так долго, я уже давно сделал и сказал все, что надо. Многие считают, что человек, который неоднократно находился на краю могилы, уже сто раз имел возможность подготовиться, но времени на это никогда не хватает. Всегда необходимо еще.
Наступила ночь, посетители ушли, и большинство телепередач закончилось. Но я все никак не мог заснуть. Мой сосед тоже. Мы лежим в палате и по очереди кашляем. Его кашель ужасен. Он захлебывается кашлем, хватает воздух ртом и снова кашляет, уже не пытаясь ничего скрывать. Между приступами кашля раздаются стоны.
- Вам что-нибудь нужно? - спрашиваю я его из-за занавески. - Может быть, позвать медсестру?
- Я в порядке, мне нужно только отдышаться, - отвечает он.
Но он не может отдышаться, приступы становятся все более затяжными. Кажется, кашель идет из самой глубины легких. После одного из приступов я услышал, что его вырвало.
Я нажал кнопку вызова медсестры, но никто не пришел. Совсем никто. "Черт их дери", - подумал я, выдернул иглу капельницы, отключил кислород и вылез из постели. Я откинул занавеску, решив хотя бы подать ему тазик, но его вид потряс меня. В рвоте была кровь! Кровь забрызгала всю кровать и стекала на пол. Он задыхался.
Я бросился в коридор.
- Мистеру Шамбергу нужна помощь! - крикнул я медсестре. - У него рвота, он может задохнуться!
Мои крики привлекли внимание. В палату вбежала медсестра, за ней еще одна. Пока они хлопотали возле мистера Шамберга, я сидел в кресле, в коридоре. Через несколько минут удушье прекратилось, но он все еще кашлял.
Двери лифта в дальнем конце коридора открылись, и оттуда вышла приземистая мексиканка, толкая тележку с принадлежностями для уборки. Я решил, что они, не теряя времени, вызвали уборщицу. Не хотелось бы мне в тот момент оказаться на месте этой женщины… Медсестра попросила ее в первую очередь убрать на полу, чтобы они могли подойти к кровати. Мексиканка надела перчатки, перестелила белье, унесла испачканное и, возвратившись, продолжила уборку. Я дождался, пока одна из медсестер вышла, и направился в палату.
В комнате стоял сильный запах антисептика. Они подняли спинку кровати мистера Шамберга и усадили его очень прямо. Медсестра дала ему кислород. Когда она вышла, он сидел с закрытыми глазами, поэтому я не стал ничего говорить. Я был уверен, что ему сейчас не до разговоров, и уже собирался лечь в постель, как вдруг заметил лужицы крови между кроватями. Уборщица мыла пол под раковиной. Я подошел к ней.
- Извините, - сказал я, - там, между коек, остались пятна.
- А?! - оглянулась она. Потом подошла к санитарной тележке, взяла новую тряпку, вытерла кровь, затем еще раз протерла все другой тряпкой, с дезинфектором, после чего тщательно вымыла пол под обеими кроватями.
- Gracias [Спасибо (исп.)], - поблагодарил я ее.
Она усмехнулась, услышав мой испанский, и сказала: "Nada" [Не за что (исп.)]. Я наконец лег. Закончив работу, уборщица сняла перчатки, выбросила их в мусорное ведро и вымыла руки в раковине. Я заметил на табличке, висевшей у нее на груди, имя: "Мария".
Этой ночью мне приснился первый из моих странных безумных снов. В нем я и все вокруг бегали, таская камни, инструменты и мешки с песком. Я так понял, что мы пытались соорудить стену вокруг многоэтажных зданий какого-то бизнес-центра. Никто не сказал мне, зачем мы это делаем, но я знал, что нужно работать как можно быстрее. Все дома были в огнях от подвала до крыши. Проснувшись в два ночи, я прекрасно помнил, как выглядели эти дома в зареве фантастических огней на фоне города, погруженного в темноту.
Я завернулся в одеяло. Было ощущение, что меня опять лихорадит. Лед в чашке растаял, но вода была еще холодная. Я перелил ее в стакан и выпил. Жалюзи на окнах были закрыты, и огни города внизу, в долине, были не видны, но я был уверен, что он ярко освещен.
Через некоторое время я заснул.
Интернов очень обеспокоила кровавая рвота у мистера Шамберга, и я был уверен, что доктору это тоже не понравится. Старший интерн направил мистера Шамберга на повторный рентген еще до завтрака. Когда мой врач делала обход, она тоже распорядилась еще раз сделать мне рентген легких. Когда же медсестра привезла меня в палату после процедуры, сосед опять сидел на краю кровати в обществе трех докторов. Его завтрак стоял нетронутым. Мистер Шамберг был весь опутан трубками капельниц, с зажимом кислородного шланга на носу, но больной старался сидеть прямо. Пока сестра помогала мне лечь, доктора задернули занавески у его кровати.
Я услышал, как один из врачей говорит:
- В нижней трети ваших легких формируются аномальные новообразования.
- Что значит "аномальные"? - спросил тот и закашлялся.
- Дело в том, что эти новообразования угловатые и искривленные, но при этом несимметричны, как это бывает при раке легких. Нужно сделать биопсию, чтобы выяснить, что это такое, и при необходимости извлечь.
- Когда?
- Сегодня. И лучше прямо сейчас. Мы назначили вам биопсию на час дня. Пожалуйста, не ешьте перед процедурой.
Пока мистер Шамберг подписывал согласие на биопсию, все молчали.
- Кроме этого, вы должны подписать еще бумагу, предоставляющую нам право обратиться к вашему работодателю. Если биопсия подтвердит наши предположения, мы должны будем обсудить с ним симптомы заболевания и методы лечения.
- Но в легких слишком много влаги, чтобы объект мог там находиться, - возразил мистер Шамберг. - И в мышечных тканях тоже. Они просто не могут развиваться во мне, это какая-то ошибка. Например, неисправен рентгеновский аппарат…
- Мы все проверим.
Он подписал необходимые документы, и все доктора и медсестры ушли. Я пропустил момент, когда мистер Шамберг снова лег в постель. Но через некоторое время я услышал, что он плачет. Это удивило меня. Странно, неужели это - самый страшный диагноз, с которым он сталкивался? Я вспомнил, как несколько лет назад я тоже плакал, когда мне сообщили, что я ВИЧ-инфицирован. Но тогда я смог взять себя в руки и расплакался, только когда оказался в одиночестве, в своей машине. В тот день я понял, что моя жизнь теперь уже никогда не будет такой, как раньше. Может быть, и его сейчас мучают подобные мысли.
Из-за того что он плакал, мне стало грустно, но только по тому, что у меня совершенно расстроены нервы. Мне захотелось, чтобы рядом с ним сейчас была его жена, она смогла бы поддержать его. Мне стало как-то не по себе. Больные СПИДом, когда подолгу лежат в больнице, склонны к болтовне и многое могут рассказать, но обычно они не из тех, кто утешает других пациентов.
Интересно, что будет дальше.
Его жена явилась очень скоро, тогда же пришли и люди с его работы. Они так подробно расспрашивали мистера Шамберга об ошибках, замеченных в технологическом процессе, что я ничего не понимал из их разговора. Он настаивал, что все было в порядке. Его жена опять повторяла, что "он всегда очень аккуратен". Мне даже стало интересно, в самом деле он допустил ошибку или (если он действительно такой ответственный, как утверждает) это компания не предприняла необходимых мер безопасности?
Один из докторов зашел задать пару вопросов сотрудникам, и они, все вместе, стали изучать снимки легких мистера Шамберга. Затем представители компании попросили дать им копии снимков и быстро покинули больницу. Пришла медсестра и увезла мистера Шамберга на биопсию. Его жена прошла в комнату для посетителей, но вскоре вернулась и села в кресло у моей кровати.
- Вы не против, если я включу телевизор? - спросила она. - Комната для посетителей переполнена, и там все смотрят футбол. А я бы хотела подождать Берни здесь.
Я сказал, что мне все равно.
Включив кулинарный канал и совершенно не обращая внимания на экран, она позвонила Анне, рассказала про биопсию и возможную операцию и стала листать журнал для домохозяек. По меньшей мере час, пока миссис Шамберг не перебралась в комнату для посетителей, я был вынужден смотреть программу о приготовлении спагетти.
После ее ухода в комнате повисла странная тишина. И дело было вовсе не в том, что я выключил телевизор. Постоянно находясь рядом с мистером Шамбергом и его семьей, я, наверное, слишком часто стал задумываться о том, чего мне не хватает в жизни. Вокруг мистера Шамберга всегда было много людей, но тихая больничная палата слишком напоминала бы мне мой пустой дом. Мне показалось, что вот он, тот самый момент, когда можно все изменить, сделать жизнь лучше. Хотя я знал, что обещания, которые даются в больнице, сродни новогодним - их часто забывают после праздника. Но я-то не забуду. Есть еще люди, которым я могу позвонить, старые друзья, которые, возможно, захотят со мной встретиться, и у меня еще будет возможность завести новых.
И после выписки из больницы у меня даже будет рецепт спагетти, которые я для них приготовлю.
Грудь разрывалась от кашля, но я не мог остановиться. Медсестры дали мне микстуру, и она мне даже помогла. Примерно на полчаса. Температура у меня поднялась до 103,5 [Приблизительно 39,7°С]. Меня знобило, я попросил сестру принести еще одно одеяло.
Я удивился, когда мой врач вошла в палату около трех, на час раньше вечернего обхода. Прежде чем подойти ко мне, она надела перчатки, чего раньше никогда не делала.
- Как вы себя чувствуете? - спросила она.
- Плохо, - честно признался я.
- Наклонитесь вперед, - сказала она. - Мне нужно прослушать ваши легкие.
Я сделал как она просила. Она ощупала мне спину и грудь, спрашивая, в каких точках я ощущаю боль.
Болело везде.
Она извинилась и вышла в коридор, к посту медсестер; я видел ее через дверной проем. Один из лечащих врачей мистера Шамберга подошел и заговорил с ней, затем открыл папку и показал несколько рентгеновских снимков. Взяв один, она посмотрела его на свет и тряхнула головой. Старший интерн тоже подошел взглянуть. Было видно, что мой врач с каждой минутой сердится все больше, хотя я не слышал, о чем они говорили. Медсестра на посту спешно подала ей карту, и доктор вернулась ко мне вместе со старшим интерном.
- Я перевожу вас в другую палату, - сообщила она.
- А в чем дело? - спросил я.
- Куда мы катимся? - между тем возмущалась та. - Что происходит с системой здравоохранения в этой стране? Капиталистическое общество перемалывает людей и бросает их в больнице, где нет оборудования, чтобы им помочь!
Она заполнила необходимые бумаги для перевода в другую палату. Я никогда не видел ее в таком бешенстве.
- Возможно, вы заразились от мистера Шамберга, - сказал интерн.
Откинувшись назад и закрыв глаза, я тупо пробормотал: "Меня же заверили, что он не заразен…"
- Мне они сказали то же самое, - кивнула мой врач. - В больнице должна быть оборудована специальная палата для больных СПИДом. Если бы они послушались моих советов, у нас бы не было таких проблем.
- А что с мистером Шамбергом? - спросил я.
Интерн посмотрел на моего доктора.
- А вот это вопрос на миллион долларов, - сказала та.
Заполнив карту, она отдала ее интерну, подошла к окну и опять посмотрела рентгеновский снимок на свет.
- Вот снимок, сделанный в тот день, когда вы попали в больницу, - сказала она и указала на области, пораженные пневмонией.
- А это снимок, сделанный сегодня утром. Он попал ко мне только полчаса назад.
Она показала мне второй снимок. В нижней части правого легкого виднелся маленький темный треугольник.
- Что это? - спросил я.
- Понятия не имею, - призналась она. - Но, возможно, это новообразование имеет неорганическое происхождение.
- Что вы имеете в виду, говоря "неорганическое"?
- Это металл.
- Но как он попал туда?
- Вот это нам и предстоит выяснить. Я пойду узнаю результаты биопсии, сделанной мистеру Шамбергу. За это время вас переведут в отдельную палату.
И она быстро вышла. Интерн просматривал карту мистера Шамберга.
- Не понимаю, - ошарашенно сказал я. - Как мог металлический уголок появиться у меня в легких?
Интерн хмыкнул.
- Мы сами не знаем. Симптомы пневмонии появились у мистера Шамберга две недели назад, но обычные методы лечения не дали результата. Сперва ему назначили курс антибиотиков дома, затем положили в больницу. Он работает в исследовательском отделе телекоммуникационной компании. Вчера, когда рентген показал растущие новообразования у него в легких, мы поинтересовались, не могло ли что-то, с чем он имеет дело на работе, стать причиной его болезни.
- И вы положили меня в одну палату с ним?!
Я был в ярости.
- Мы тогда не знали всей ситуации. Еще три часа назад мы думали, что всему виной неисправный флюорограф. Но техники заверили, что все в полном порядке.
Я сидел, совершенно оглушенный, не зная, что делать и чего ожидать от железки, непостижимым образом растущей в моих легких.
- Вы могли бы получить миллион долларов через суд, - сказал интерн. Видимо, ему казалось, что таким образом он подбодрит меня.
Когда вы являетесь носителем ВИЧ, вам кажется, что от него вы и умрете. У меня помимо СПИДа было десять или пятнадцать сопутствующих заболеваний. Иногда они проявлялись поодиночке, иногда обрушивались скопом, поджидая в засаде, словно палачи, и у меня было время представить встречу с ними со всеми. В итоге вам уже не кажется, что смерть наступит внезапно, как автобус, сбивший вас на перекрестке.
Но сейчас, сидя в одиночестве в пустой комнате, я испытал именно это чувство. Мне казалось, я застыл перед автобусом, фары которого уже ослепили меня.
Я вынул иглу капельницы, перекрыл кислород, упаковал несколько вещей, взятых из дома, и таким образом подготовился к переезду в другую палату. Затем вновь подключил аппаратуру и стал ждать. Минут через двадцать привезли мистера Шамберга. Жена уложила его в постель, в глазах ее стояли слезы. Мистер Шамберг выглядел ужасно. Я смотрел на них с удивлением. Я знал, что для переезда в другую палату может понадобиться время, но думал, что успею убраться до его возвращения. Когда мистера Шамберга укладывали в постель, занавеску задернули, но я слышал его хрип, кашель и стоны. Две медсестры, которые его привезли, тоже покашливали. Если учесть еще и мой кашель, в палате было довольно шумно.
Вскоре пришла Анна. Я удивился - обычно днем она работает. Анна взяла кресло, стоявшее на моей половине.
- Они хотят забрать папу на операцию как можно скорее, - объяснила она. - Я отпросилась с работы после обеда, чтобы побыть с мамой.
- Мне очень жаль, - ответил я. - Надеюсь, операция поможет.
Это было меньшее, что я мог сказать при сложившихся обстоятельствах. Анна поставила кресло в ногах моей кровати, и я решил попытаться немного ее расспросить.
- Чем занимается ваш отец? Врачи считают, что я мог заразиться от него.
Она замерла и посмотрела на меня, потом села в кресло.
- Что-то случилось? - спросила она.
Я рассказал ей о результатах рентгена моих легких.
- Папа разрабатывал сверхчувствительное телекоммуникационное оборудование, - сказала мне она.
Я нахмурил лоб:
- Не понимаю… Каким образом это могло повлиять на его легкие, а теперь и на мои?
- Давайте у него и спросим, - предложила она, встала и, отодвинув занавеску, объяснила все отцу.
На несколько минут все замолчали. Даже кашлять перестали.
- Я разрабатываю аппараты, которые строят… - начал мистер Шамберг и опять зашелся кашлем. - Которые воспроизводят себя на основе молекулярных структур, - закончил он. - Это нанотехнологии. Для телекоммуникаций. На основе любого материала они способны за несколько часов построить оборудование. Мы собираемся использовать их в чрезвычайных ситуациях… в оборонной промышленности… Люди смогут носить с собой целый центр дальней связи в спичечном коробке.
Я лег на спину и посмотрел в окно. Кажется, я начал понимать, в чем дело.
Нанотехнологии и эти наноструктуры, созданные в лаборатории, и оказались причиной всех бед. Эти наноструктуры каким-то образом проникли из лаборатории во внешний мир - или, по меньшей мере, в наши легкие. Я представил, как час за часом, в течение нескольких дней, которые я провел рядом с ним, из легких мистера Шамберга вылетают с кашлем мельчайшие структуры, которые затем превращаются в радиоприемники, телефоны и все такое прочее.
- Что за основа нужна для развития этих наноструктур? - спросил я.
- Грязь, песок… Как только структуры активизируются, они начинают искать в окружающей среде все, что необходимо. Мы считали, что живой организм - легкие, мышцы - слишком влажная среда для их роста…
- Похоже, вы ошибались, - сказал я.
Он был потрясен до глубины души. Равно как его жена и дочь.
- Как их можно обезвредить? - спросил я.
Он задумался на некоторое время:
- Наверное, только высокой дозой радиации. Очень высокой дозой.
Он оглянулся на меня:
- В общем-то, в данной ситуации их невозможно дезактивировать: мы пытались создать совершенно автономные структуры…
Через некоторое время его увезли на операцию, и я подумал, что скоро последую за ним. Но как они собираются оперировать человека, страдающего пневмонией, мне было непонятно. Но я хотя бы понимал, что происходит. Возможно, влажная среда в человеческих легких тормозит развитие наноструктур, а может, каждая структура стремится создать отдельный прибор. Если они находят другие подобные себе, то запрограммированы на совместную работу, хотя для строительства хватит и одной. Просто, если начать с маленького фрагмента, процесс займет больше времени. И кроме того, по мнению мистера Шамберга, если все будет идти с той же скоростью, то к 12 часам четверга у меня в груди вырастет целая спутниковая антенна со всеми передатчиками и приемниками, если только их не смогут прежде оттуда извлечь.
Я посмотрел на медсестру, которая устанавливала у входа в палату стол с одноразовыми халатами, перчатками и масками. Старшая медсестра зашла в комнату, одетая в защитный костюм, и попросила миссис Шамберг и Анну тоже надеть халаты, перчатки и маски.
- Что это вы еще придумали, - запротестовала миссис Шамберг. - Я была с Берни с того самого дня, как он заболел!
- Наденьте халаты и маски или покиньте помещение, - ответила на это медсестра, и стояла посреди палаты до тех пор, пока миссис Шамберг и Анна не выполнили ее распоряжение.
Когда медсестра собралась уходить, я задержал ее.
- Мэм, - сказал я, - мой врач сказала, что меня переведут в другую палату…
- Боюсь, что нет. Администрация больницы приказала изолировать всех, кто имеет отношение к этому вирусу. Вы останетесь здесь.
Медсестра водрузила около двери большое мусорное ведро, сняла маску, халат и перчатки, бросила их в ведро и быстро вышла вон. Миссис Шамберг и Анна вернулись в палату, одетые в защитные костюмы. Анна, приглушенным из-за маски голосом, поведала мне, что у дверей установили стерильный бокс, а администрация дала четкие инструкции, какие меры предосторожности предпринимать при входе и что делать с масками на выходе, чтобы не разнести вирус. Они уже предупредили весь персонал и посетителей.
- А пластик может защитить человека от ваших наноструктур? - спросил я мистера Шамберга.
Мистер Шамберг вздрогнул и нажал кнопку вызова медсестры. Старшая сестра мгновенно появилась в палате.
- Пластик вас не защитит, - сказал ей мистер Шамберг, - вам нужен хлопок. Гидрокарбонат в составе пластика только ускорит развитие наноструктур.
- Ваша компания уже проинформировала нас об этом, - ответила медсестра. - Но кто сейчас использует одноразовые хлопковые перчатки? Я даже не знаю, где их можно достать. Мы используем эти маски и перчатки совсем недолго, а потом оставляем в мусорном ведре в вашей палате, а санитарная служба сжигает их каждый час. Огонь уничтожит любые наноструктуры. Все, что мы можем сделать, это надеть хлопковые маски.
Медсестра ушла, и, поскольку вентиляцию отключили, в палате настала тишина. Они не хотели, чтобы даже воздух из нашей палаты вырвался наружу.
Мистер Шамберг отстранился от своей жены и встал с постели. Взял ее затянутые в перчатки руки в свои.
- Уходите! - твердо сказал он. - Ты и Анна должны уйти. Немедленно, сейчас! Я надеюсь, в вас еще не проникли эти структуры.
- Я тебя не оставлю, Берни, - ответила она.
- Нет! - взволнованно вскрикнул мистер Шамберг. - Есть инструкции на случай потенциальной угрозы! Они вступят в силу, если наноструктуры вырвутся из лаборатории. А если все эти структуры начнут работать вместе, бог знает что они могут построить… Это будет уже десятый уровень!
Миссис Шамберг после этих слов закрыла ему рот рукой.
- Что еще за десятый уровень? - спросил я.
Мистер Шамберг посмотрел на меня.
- Это когда возможно распространение не только на отдельной территории, но и по всему миру.
Странно, но у меня совершенно не возникло желания расплакаться из-за всех этих событий. Зато я чувствовал, что все больше свирепею.
- И нет никакой возможности дезактивировать эти структуры? - спросил я. - Вы изобрели аппарат, который может погубить весь мир, но даже не озаботились тем, как отключить его?
- Да, это так, - подтвердил он. - Мы создавали их так, чтобы они отключались сами в случае аварии. Мы не думали, что до этого дойдет!
Миссис Шамберг и Анна спешно собирали свои вещи.
- Иначе - водородная бомба! - воскликнул он. - Десятый уровень можно предотвратить, только уничтожив его на ранней стадии. Военные наблюдатели в лаборатории должны знать, что надо делать.
Он посмотрел на свою жену со слезами на глазах.
- Уходите сейчас же.
Но было слишком поздно. Служба охраны задержала и миссис Шамберг, и Анну у лифта. Теперь никто не мог покинуть больницу и даже выйти с нашего этажа. Анна и миссис Шамберг снова были вынуждены облачиться в халаты, маски, перчатки и теперь тихо сидели в креслах. Все молчали. Даже телевизор не стали включать. В этой тишине особенно отчетливо было слышно, как кашляют медсестры и многие пациенты. Конечно, это было отделение для легочных, но мне показалось, что кашель слышится чаще, чем раньше (особенно это касалось персонала). Анна и миссис Шамберг тоже понемногу начали кашлять. Невозможно было не думать о том, как наноструктуры, изобретенные мистером Шамбергом, распространяются повсюду в поисках пищи. Эти маленькие существа жадно пожирают пыль, скопившуюся между кафелем, грязь, которая остается на обуви, а когда и этого недостаточно, начинают искать необходимое в других местах. Они быстро поняли, что могут прекрасно развиваться в людских организмах, они научились этому, проникнув в легкие ко мне и к мистеру Шамбергу.
Группа медсестер пришла подготовить мистера Шамберга к операции. Они убрали все капельницы, но кислородный баллон ставили. Значит, он поедет на операцию с ним. Он посмотрел а меня и сказал:
- Мне очень жаль.
Я даже не знал, что ответить. Он разработал аппарат, который может уничтожить весь мир, предотвратить катастрофу способна только водородная бомба, а ему "очень жаль". Его извинения были для меня пустым звуком.
Я ничего ему не ответил.
Медсестры поставили каталку рядом с кроватью мистера Шамберга.
- Вы можете встать? - спросила одна.
Он попытался сесть, но не смог. Видимо, уже был слишком слаб для этого.
- Я слишком плохо себя чувствую, чтобы двигаться, - сказал он и зашелся кашлем.
Медсестры подошли с другой стороны кровати и попытались поднять мистера Шамберга, но не смогли. Они не смогли даже с места его сдвинуть. А он захлебывался кашлем и стонал.
Одна из медсестер откинула одеяло и ахнула. Она была готова увидеть все, что угодно, но из груди мистера Шамберга медленно сочилась кровь.
Миссис Шамберг прерывисто вздохнула, Анна встала. Старшая сестра побежала за полотенцами, чтобы остановить кровь. Они попытались повернуть его на бок, но опять не смогли.
- Погодите! - взмолился мистер Шамберг. - Дайте мне минутку полежать…
- Мы должны остановить кровотечение, - сказала медсестра и стала ощупывать спину мистера Шамберга. - Позовите доктора Адамса! - крикнула она через минуту.
Доктор Адамс был одним из трех лечащих врачей мистера Шамберга. Он пришел очень быстро, так как после объявления карантина был вынужден жить в больнице.
- Ради бога, наденьте скорее маску и халат! - воскликнула медсестра, когда он вбежал в комнату. Он метнулся обратно, надел то и другое, затем они втроем начали осматривать мистера Шамберга.
- Что-то не дает ему отделиться от матраса. Оно прошло через простыню и пластиковый чехол.
Доктор Адамс склонился над мистером Шамбергом. Кровь текла все сильнее. Доктор Адамс заглянул под кровать.
- Везите его на операцию прямо на ней, - распорядился он. - Немедленно! Я позвоню реаниматологам и посоветуюсь с ними.
После того как все ушли, я опять остался один в полумраке комнаты. Но лежал я так совсем недолго. Из-за сильных болей в спине я не мог лежать. Я осмотрел постель, страшась найти кровавые пятна, но их пока не было. Пока. Я ощупал грудь в поисках каких-нибудь опухолей и шишек, но все было в порядке. Тем не менее я никак не мог успокоиться.
Я сидел, глубоко задумавшись. Если все, что рассказал мистер Шамберг, правда, я должен предупредить людей, чтобы они успели покинуть город. Во вторник после обеда будет уже поздно - я превращусь в груду металла. Я отправлю сообщения своим друзьям, чтобы они уезжали из города, они смогут перезвонить мне, если захотят узнать подробности, но лучше будет, если они поверят мне на слово, особенно если их не пустят в больницу.
Но единственной, кого я застал дома, была Алисон в Магнс.
- Почему ты не сказал, что ты в больнице? - спросила она.
- Это не важно, - сказал я, попытался объяснить, что происходит, и стал уговаривать ее забрать детей и сейчас же ехать прочь из города.
Некоторое время она молчала.
- Послушай, - сказала она, - с тобой все в порядке? Я думаю, такого просто не может быть!
Как видно, она решила, что моя болезнь отразилась на моих умственных способностях.
- Это случится, - сказал я. - Я только надеюсь, что вы еще успеете спастись.
Она не ответила. Я схватился за пульт от телевизора.
- Об этом наверняка уже передали по всем каналам в новостях, - сказал я. - Говорили что-нибудь необычное о Солт-Лэйк-Сити?
Мы оба включили один и тот же круглосуточный канал новостей. Буквально через пять минут начался сюжет о закрытии международного аэропорта Солт-Лэйк-Сити. Утверждали, что из-за весенней жары пришли в негодность многие взлетные полосы, поэтому аэропорт не выпускает и не принимает никакие рейсы. Эта информация очень важна, поскольку многие рейсы пришлось перенаправить в другие аэропорты. Администрация не в состоянии сказать, когда они смогут решить эту проблему, особенно если возникнет необходимость менять покрытие взлетных полос. Конечно, дневные температуры достигают только 67 градусов [Приблизительно 19,4°С.], но администрация проконсультировалась с экспертами, которые дали объяснение, почему и при 67 взлетные полосы становятся непригодны.
- Господи! - воскликнула Алисон, когда поняла, что скрывается за этим сообщением.
- Уезжайте сейчас же, пока они не перекрыли дороги, - посоветовал я.
Мы пожелали друг другу удачи и повесили трубки. Возможно, дороги уже перекрыты, подумал я. Я дождался пятичасовых новостей, но и там не говорили правды. Впрочем, сюжет о закрытии аэропорта наводил на мысль, что в долине собираются ввести карантин. Я прекрасно понимал, что ни одно здравомыслящее правительство не позволит людям разъехаться и дать распространиться изобретениям мистера Шамберга по миру.
Но я был удивлен тем, что события развивались так быстро. Движимый порывом, я схватил с тумбочки телефонный справочник и нашел номер автовокзала. Я позвонил им, просто чтобы узнать, ходят ли автобусы, и спросил, можно ли купить билет до Денвера на сегодняшний вечер.
- Мне очень жаль, - ответила дежурная, - но мы не можем бронировать билеты на это время. Пожалуйста, перезвоните завтра утром.
Она не назвала никаких причин, по которым отказалась продать билет. Я мог еще попытаться забронировать билет на поезд.
О, мы очень порядочные люди, думал я. Все делают только то, что им сказали, по крайней мере сейчас. Мне стало интересно, сколько людей в Солт-Лейк-Сити знают правду о том, что происходит. В долинах, живут миллионы. И очень скоро они начнут задавать вопросы. Надеюсь, Алисон и мои друзья успеют убраться отсюда.
Старшая медсестра позвонила мне и попросила перечислить, кто мог навещать меня в больнице.
- Только мой доктор, - сказал я.
- Больше никто? К вам не приходят друзья или родственники?
Терпеть не могу отвечать на подобные вопросы.
- Нет, - сказал я. - У меня только сестра, но она в Миннеаполисе.
- Хорошо, - сказала медсестра и закашлялась. - Простите, что я звоню… Просто не хотелось снова надевать этот ужасный пластиковый халат. Экономлю время и халаты.
Странно, но после этого звонка я на некоторое время заснул. Мне вновь приснилось, что я помогаю строить стену вокруг многоэтажных зданий бизнес-центра. В этом сне город выглядел еще более таинственно. Огромные пространства в долине казались абсолютно плоскими, а унизанные огнями тонкие нити, натянутые между башнями, легонько покачивались на вечернем ветерке. Внизу, там, где мы работаем, ужасно жарко. Рубашки у всех мокрые. Я почувствовал, что должен подняться на двадцатый этаж, чтобы ощутить свежий бриз. Внизу дыхание ветра совсем не доносится до взмокших от пота людей. Я пытался вытереть пот, стекающий по лбу.
Внезапно я проснулся. Врач держала меня за запястье затянутой в перчатку рукой и считала пульс.
- Совершенно невозможно прощупать пульс в этих перчатках, - посетовала она. - Извините, что напугала вас.
- Здесь так жарко, - сказал я.
- Я попросила обслуживающий персонал принести вентилятор. Сейчас они придут. У вас поднялась температура. Сто четыре [Приблизительно 40°С.] Пульс частый.
Я чувствовал, как колотится мое сердце.
- В течение ближайших двух часов мы заберем вас на операцию.
- Но ведь время уже позднее, - сказал я.
- Персонал и врачи теперь не могут покинуть больницу, поэтому мы работаем круглосуточно. В больнице карантин. Полиция разыскивает всех, кто контактировал с мистером Шамбергом или его компанией, и направляет их к нам. Известно, что среди работников этой компании уже зарегистрировано шесть случаев подобного заболевания. Им были поставлены разные диагнозы - от бронхита до астмы. Сейчас они все в закрытом приемном покое, но в ближайшее время их переведут на лечение на наш этаж.
- А как мистер Шамберг?
- Он еще в операционной. Я собираюсь выяснить, что извлекли у него из легких, прежде чем мы начнем оперировать вас. Но то, что находится у вас, гораздо меньше размером. Это будет не так трудно удалить.
- Думаете, операция поможет? - спросил я. - Ведь из одной наноструктуры может вырасти целая радиовышка… Стоит ли удалять ее сегодня, потом повторять эту операцию завтра, потом послезавтра?
- Это неизвестно, - прервала меня она. - Единственное, в чем я уверена, - мы должны выяснить, что это такое. Мы откажемся от борьбы, только когда исчерпаем все возможности.
Я отвернулся, закашлявшись, и решил рассказать ей, что узнал от мистера Шамберга.
- В любом случае, скорее всего, это уже не имеет значения, - прибавил я.
- Не сдавайтесь, - подбодрила она меня. - Мы вместе уже многое пережили. Это последнее испытание.
- Нет, вы не понимаете! Вы знаете, как правительство собирается бороться с угрозой десятого уровня и что это вообще такое - десятый уровень?
- Я… слышала об этом, - уклончиво ответила она, пододвинула кресло и села. Теперь она выглядела усталой, а не раздраженной. - Вы ведь понимаете, что в городе уже давно ходят слухи. Вся долина блокирована, толпы людей пытаются перебраться через горы. Но полиция и военные встречают их на другой стороне и возвращают обратно, в специальные резервации, сразу после обследования.
- Но почему вы не пытаетесь выбраться? Я уверен, хоть кому-то это удалось! Как вы можете оставаться здесь?
- Я должна заботиться о своих пациентах, в ближайшее время моя помощь понадобится многим.
Она подошла к окну и посмотрела на город.
- Не думаю, что они сбросят бомбу прямо сейчас, - сказала она. - Врачи работают изо всех сил, пытаясь оценить масштабы заражения. Правительство будет ждать, пока не получит ответ на этот вопрос. Кроме того, никто и не позволит мне уехать: никого не выпускают. Уже многие пытались. Больница полностью блокирована. Поверьте, если б у меня была возможность перевезти вас или других пациентов в госпиталь в Шайенн, я бы непременно это сделала.
Мало приятного, когда вам удаляют часть легкого. Но если у вас еще и пневмония, такая операция равноценна средневековой пытке. Кашель просто страшный, каждый приступ - как предсмертная агония. Хорошо, что меня накачали анальгетиками, поэтому я особо не мучился, разве только в первый день после операции. Спинку моей кровати подняли под углом 90 градусов, и когда я отошел от наркоза, уже находился в сидячем положении. На соседней койке лежал незнакомый муж чина.
- Кто вы? - спросил я.
Он назвал имя, но я не запомнил. Во время обхода я спросил у врача, что случилось с мистером Шамбергом. Она немного помолчала, потом взяла меня за руку.
- Он умер во время операции, - сказала она. - Я не хотела говорить вам сразу.
Не зная, что сказать, я посмотрел на букет сирени, принесенный миссис Шамберг.
- Вы не боитесь заразиться? - спросил я врача.
- Конечно боюсь. Но если б я всегда боялась подхватить заразу от своих пациентов, не стала бы врачом.
Мне захотелось послать миссис Шамберг цветы. Но она же, наверное, все еще в больнице, в карантине, как и все мы. Интересно, может ли магазин подарков разыскать ее и доставить цветы? Впрочем, в тот момент у меня совершенно не было сил звонить туда. По крайней мере, миссис Шамберг и Анна вместе.
Доктор показала мне снимок той штуки, которую извлекли из моих легких. Все как на рентгене: черный металлический треугольник, на одной из сторон - небольшое утолщение.
Они его сожгли.
Я знал, что больница переполнена (за пределами моей палаты стало очень шумно), но я даже представить не мог масштабов бедствия, пока меня не отправили на рентген. Мы с трудом смогли пройти по коридору. Повсюду - в креслах и просто в спальных мешках - лежали люди. Судя по всему, в больнице оставались все доктора, интерны, весь персонал, ночная и дневная смена; многих из них я заметил в коридоре. Помимо них, огромное количество людей просто слонялось тут и там. Все они были совершенно сбиты с толку и выглядели уставшими.
Мне сделали рентген и отвезли обратно в палату. Через час вернулась врач с готовыми снимками. Вид у нее был мрачный.
- Новообразование дало рецидив, - сказала она. - Операция не помогла, но я попросила об одолжении, и вас записали на повторную операцию сегодня, в четыре часа дня.
- Это не поможет. И вам это известно, - сказал я.
Она села в кресло у кровати.
- Но что мне делать? - спросила она. - Мы не можем оставить все как есть.
Я задумался. Я понимал, что человек, в организм которого проникла наноструктура, фактически приговорен к эвтаназии и кремации, но тут я вспомнил слова мистера Шамберга.
- Можно попробовать убить наноструктуру большой дозой радиации, - сказал я и пересказал все, что узнал от него.
- Насколько большая доза нужна? - спросила она. - Такая же, как при взрыве водородной бомбы?
- Не знаю, - признался я. - Но разве лучевая терапия не используется при лечении рака? Здесь должно быть необходимое оборудование, и мы можем испытать это на мне. В конце концов, что мы теряем? Можете использовать меня как подопытного кролика. Нужно найти способ остановить катастрофу, пока не поздно!
Она ушла, не сказав ни слова.
На следующий день, рано утром, мне облучили грудь, защитив голову и прочие части тела свинцовыми пластинами. После я вернулся в палату. Мне никогда не было так плохо. Все тело горело и словно одеревенело. Временами я просто не мог открыть глаз.
- У него сильный шок, - услышал я голос моего врача. - Принесите еще одеял. Скорее.
Я сидел, ожидая, когда принесут одеяла, но, когда наконец почувствовал, что могу открыть глаза, меня вырвало. Я запачкал все вокруг. Это была кровавая рвота, так же было с мистером Шамбергом.
Сразу пришли уборщицы, но Марии среди них не было.
- А где Мария? - спросил я.
- Какая Мария? - удивилась доктор. Я рассказал об уборщице, которая мыла палату в ночь, когда Шамбергу стало плохо.
- Охрана проверила всех, кто входил в палату, - успокоила меня она. - Я уверена, ее уже нашли.
Но Марии в больнице не было. Не отвечала она и на телефонные звонки. Полиция обнаружила, что ее дом пуст, вещи в спешке упакованы, а сама она уехала. Последние два дня она не появлялась на работе, даже не взяла отпуск или больничный.
Но к вечеру все выяснилось. Оказывается, ее документы были фальшивыми - она пересекла границу нелегально. Иммиграционная служба арестовала ее наутро после того, как она прибралась в нашей палате. В тот же день ее депортировали к мексиканской границе и передали властям в Ногалесе.
- Депортация Марии, возможно, спасет нас от водородной бомбы, - прибавила врач, сообщив мне об этом. - Но что же теперь будет?..
Очевидно, я получил слишком большую дозу радиации, и в последний раз мне снилось, что я опять строю стену. В этом сне она стала значительно выше, гладкая и отвесная, мне было видно, как люди - или какие-то другие существа (я не был уверен, хотя пытался разглядеть их поближе) - расхаживали по краю стены. По какой-то причине я знал, что не должен пытаться их рассмотреть или слишком долго задерживать на них взгляд. Я крепче сжимал в руках камень и пытался сосредоточиться на работе.
Когда я добрался до недостроенной части стены и передал камень человеку, который работал выше, то смог взглянуть на Долину так, будто встал на цыпочки. Долина стала еще более плоской, нежели раньше, будто ее разровняли. Не было больше никаких зданий, никаких дорог. Не было не только людей - вообще никаких признаков жизни. Вся долина была покрыта белыми плитами, ярко мерцающими в лунном свете, на юге какой-то механизм вгрызался в горы. На западе все было абсолютно пусто и безжизненно. Ветер свистел над этой пустыней.
На следующее утро рентген показал, что новообразование в моем легком прекратило расти. Не увеличилось оно и в последующие дни. Радиация убила их. Тогда они стали облучать всех и вскоре выяснили, что небольшие дозы радиации в течение нескольких дней тоже успешно предотвращают появление новообразований.
Мне сделали операцию и удалили мертвые наноструктуры.
Они так и не нашли Марию Консуэлу де Альварес. Но конечно же, весь мир узнал, что происходило с ней в последние дни ее жизни, вплоть до того, куда она смотрела и как повернула голову. В автобусе иммиграционной службы, который вез ее, равно как и в автобусе, доставившем ее в деревню близ Ногалеса, наверняка была страшная жара и не было кондиционера. Они ехали с открытыми окнами. Мария сидела справа всю дорогу от Солт-Лэйк-Сити до Ногалеса, а до Соноры ехала на левой стороне. Известно, что вдоль всей дороги, там, где она кашляла, высунувшись из окна, вдоль обочин - в Юте, Аризоне и Соноре - выросли эти ужасные структуры. Изобретения мистера Шамберга скрестились с другими наномашинами, сбежавшими из лаборатории, в результате появились монстры, которых никто даже представить себе не мог. Армия и Национальная гвардия убили их (если это можно так назвать), облучив радиацией.
Моя сестра позвонила из Миннеаполиса. Она долго пыталась дозвониться и в конце концов смогла связаться с Алисон, которая уже вернулась домой после того, как простояла полтора дня в дорожной пробке.
- Почему ты не звонил? - укорила она меня.
- Не хотел тебя беспокоить.
- Как я могу не беспокоиться о тебе? Ты же… Ты же мой старший брат! У меня нет никого ближе тебя! Ты брал меня на вечеринки к своим друзьям, чтоб я почувствовала себя старше. Прочел мне все романы Джейн Остин, научил танцевать! Да как только снимут карантин, я сразу прилечу к тебе, чтобы помочь!
И она прилетела. Именно сестра везла меня домой из больницы. И она стала первой, для кого я приготовил спагетти.
Сестра провела со мной две недели. Мы вели долгие беседы за кофе на веранде и рассматривали наши детские фотографии.
Я много спал. Она сопровождала меня на приемы к моему врачу, а однажды вечером пригласила Алисон с детьми и приготовила ужин. Это она помогла мне выдержать бесчисленные интервью (само собой, одно из них касалось моей встречи с Марией). Сестра же купила мне новую шапку, когда у меня от облучения выпали волосы.
Кроме того, со мной пытались встретиться юристы со всей страны. Я не стал подавать иск, хотя адвокаты считали, что у меня есть все шансы отсудить крупную сумму, - интерн был прав. Но даже получи я эти деньги, я не знал бы, что с ними делать. Разве что свозить сестру в Париж. Или в Рим.
Я нашел в телефонной книге Бернарда Шамберга, но, не смотря на то, что я узнал адрес и телефон миссис Шамберг, постеснялся позвонить, чтобы выразить свои соболезнования. И так и не послал ей цветов. В конце концов, за день до отъезда моей сестры я попросил ее отвезти меня к дому Шамбергов. Небольшой дом в викторианском стиле был расположен на тенистой улице и окружен террасой. Двор был чистым и ухоженным. В саду доцветала сирень.
Я взял букет гвоздик, в одиночестве подошел к двери и постучал. Через минуту послышались шаги. Дверь открылась, и я увидел миссис Шамберг. Я моментально прослезился, никак не мог сдержаться. Смахнув слезу, я отдал ей цветы, а она пригласила меня войти. Голову она повязала шарфом, чтобы скрыть голый череп. Ну конечно - ей же тоже пришлось пройти лечение радиацией. Разве она могла избежать контакта с наноструктурами?
Я сказал, что не могу задерживаться, так как в машине меня ждет сестра. Но миссис Шамберг не пригласила ее, и я решил, что правильно поступил, оставив ее там. Миссис Шамберг еще не была готова к общению с людьми.
Мы не знали, что сказать друг другу.
- Он был хороший человек, - вымолвила она в конце концов.
- Он любил вас, - сказал я. - Он бы не смог вынести все это, если б вас не было рядом. Вы много сделали для него.
Я развернулся и быстро ушел.
Я скупил все книги с фотографиями наноструктур в пустыне, но больше всего меня заинтересовали снимки монстров, вы росших в Соноре… В сущности, мы так и не поняли, что они собой представляли. Даже предположений не было. В пустыне у структур было больше времени для развития, и потому они были крупнее и сложнее. Структуры, разработанные в лаборатории мистера Шамберга как приборы дальней связи, на деле развивались совершенно неожиданным образом. За короткое время наноструктуры в Соноре эволюционировали так, как никто и представить не мог. Некоторые конструкции походили скорее, на прекрасные образцы современной скульптуры. Другие настолько слились с окружающей средой, что их невозможно было найти без тепловых датчиков. Были среди них и громадные существа с когтистыми лапами, которые скрывались в каньонах. Казалось, они вот-вот оживут и начнут охотиться, рыская в поисках жертвы. Ни одна из структур не "прожила" долго. Но более всего меня преследовали мысли о бесплодной каменистой пустыне, там, где раньше была деревня Марии. Там возникла громадная радиовышка, которая посылала сигналы в космос в течение восьми дней, пока ее не уничтожили. Никто не смог расшифровать код. Мы так и не выяснили, что за сигнал она передавала. Не поняли, кого вызывала. И не узнали, почему передачи этой радиовышки были направлены поочередно только на три звезды. И мы уже не узнаем, получилось ли у нее.
Большинство людей пугают ответы на эти вопросы. Но я смотрел на снимки, сделанные в бесплодной пустыне, и мне было жутко интересно. Внутри этих конструкций, в их деталях было то, что представляла собой Мария Консуэла де Альварес, маленькая женщина, у которой хватило храбрости нелегально пересечь границу и попытаться сделать свою жизнь лучше. Она бралась за работу, от которой отказывались все остальные. Она приходила по ночам, чтобы помочь больным.
Я не знаю, могла ли какая-то ее частичка выжить, чтобы повлиять на то, что произошло с ней и с ее деревней. Я вот не мог контролировать то, что разрасталось у меня внутри. Но если машины, перед тем как убить Марию, попытались выслушать, понять ее (если, конечно, они были способны на это), то есть надежда, что та радиовышка призывала на землю ангелов, а не дьяволов.
И я бы хотел прожить достаточно долго, чтобы найти ответ.
Michael Shayne Bell. Anomalous Structures of my Dreams (2003)
This file was created
with BookDesigner program
22.08.2008