Венеция

Франческа в одиночестве пила шампанское и смотрела на туманные огни по берегам Большого Канала. Вечерний бриз, несущий с воды туман, откинул светлые завитки волос с ее лба. Она позволила себе улыбнуться, стоя у перил балкона на террасе апартаментов во дворце Гритти. Последние итальянские детективы, американские дипломаты и агенты безопасности уже исчерпали свои способности. Каждая следственная группа посетила номер трижды на протяжении недели после странной смерти недавно назначенного американского посла в Италии. Они получили от нее, как было сказано, все, чего хотели. Ложь.

Она позволила себе улыбнуться, потому что ни один мужчина на земле никогда не получал от нее всего, чего хотел.

Три итальянских детектива ушли из гостиницы, сжимая в руках ее глянцевую фотографию восемь на десять с автографом. Два красивых американских агента из государственного департамента и после третьего посещения ушли лишь с одним жгучим воспоминанием: как обнажилось ее снежно-белое бедро и розовая подвязка чуть выше черных чулок, когда она поднималась из глубокого уютного кресла, чтобы попрощаться.

Один из них, агент Сэнди Дэвидсон, как ей показалось, обладал некоторым очарованием.

— Исчез! — воскликнула она при его последнем посещении, заливаясь слезами. — Да! В дыму! Бах! Вот что с ним случилось, Сэнди! Ужасно, правда? О Мадонна!

Американский агент долго благодарил всемирно известную кинозвезду и приносил извинения за то, что задавал так много деликатных вопросов в такое ужасное для нее время. Он уверял, что скоро поймают террористическую группу, стоящую за ужасным убийством Саймона Кларксона Стэнфилда. «Были ли какие-нибудь угрозы»? — спросил он, надевая плащ. «Были, — ответила она, — да, еще неделей ранее. Мой возлюбленный сказал, как он устал от того, что за ним всегда кто-то шпионит». Чего она не сказала им — ну им, конечно, и необязательно было это знать, — что за ее возлюбленным действительно кое-кто присматривал той теплой летней ночью.

Спустя две минуты, после того как Стэнфилд оставил ее лежащей в кровати, Франческа налила в бокал шампанское и вышла голой на балкон.

Ее маленькая серебряная птичка улетела. Красная сумка, висящая на голом плече, теперь была намного легче, уже без ракеты. Она сделала глубокий вздох и задумалась. Через несколько мгновений, проведенных в размышлениях, она снова открыла красную кожаную сумку.

Да, она допустила только одну серьезную ошибку. Зря она огрызнулась тогда на Лучано, когда он хотел помочь ей с сумкой. Конечно, жертва заметила эту оплошность в ее поведении. Она не могла лететь в Венецию; ей пришлось сесть на поезд из-за содержимого ручной клади. Длинная поездка была утомительна и скучна, все просили у нее автографы. Никакого оправдания этому срыву. Она потеряла терпение на причале, и в это мгновение мишень непременно заметила неладное в ее поведении.

Ей сильно повезло, что он не попросил разрешения взглянуть на содержимое сумки. Глупо! Только глупцы могут позволить себе такую роскошь, как неосторожность!

Она вынула из красной кожаной сумки две вещи. Монитор «Сони Уотчмэн» с крошечной спутниковой антенной и очень сложный спутниковый телефон, к которому приспособила летающее устройство собственного изобретения.

Она включила монитор, который легко умещался на ладони, и антенну. Передача изображения от вмонтированной в крошечную ракету камеры была потрясающей.

Мишень бежала в двадцати футах впереди, петляя из стороны в сторону, и непрерывно оглядывалась через плечо. Его лицо, такое красивое в спокойном состоянии, превратилось в маску ужаса. Он только что пересек Alla Napoleonica и уже вбегал на центральную базарную площадь. Не отводя глаз от экрана, она набрала быстрый номер на зашифрованном спутниковом телефоне. Сней бин Вазир, иначе известный как Паша, снял трубку после второго звонка.

— Паша?

— Моя маленькая розочка, — произнес мягкий мужской голос на классическом арабском языке, но с заметной примесью английского акцента.

— Да, Паша.

Паша давно решил называть всех женщин в своем гареме смерти petites fleurs de mal — «маленькие цветы зла». Каждая маленькая боевая единица армии его соблазнительных убийц имела право на свое собственное цветочное имя и, так как Франческа имела определенный авторитет, она решила взять себе название любимого цветка, розы.

Лучшая из них, она была предметом зависти для них всех — известная красавица, представительница одной из самых старых аристократических семей Франции. Самая первая убийца, завербованная Пашой еще в те времена, когда каждое его движение контролировал Эмир. Теперешняя отшельница, она вела роскошную жизнь в большом доме на Иль де ля Сите. Никто, за исключением Паши, не видел ее и не говорил с нею. Она была известна только под именем Аберджин, ее кодовое имя — Смертельный Паслен.

— Ты видишь, мой Паша? — спросила Франческа на английском языке.

— Потрясающе, — ответил Паша. — Невероятно. Замечательная серебряная стрела доктора Сунга летит прямо в цель.

— Это еще не все, на что мы надеялись?

— Эмир непременно обрадуется, мой цветочек. Я уверен, что когда он увидит это, то… постой-ка! Что он собирается делать?

— Нырнуть в канал, я полагаю. Я бы так и сделала. Смотри! Он…

— Джара! — вскрикнул Паша. — Дерьмо!

С тех пор как он оставил Англию и возвратился в свои родные горы, Паша смешивал английский язык с арабским и арабский язык с английским.

— Не мигай или пропустишь самое интересное, Паша.

— Поразительно! Каким образом эта штука балансирует в воздухе?

— Поэтому-то я так люблю это новое оружие, Паша. Такая бомба-ищейка может поворачиваться в любом направлении, под любым углом. Доктор Сунг объяснил мне, что принцип работы чем-то напоминает управление палубными истребителями. Да, принцип работы тот же, только размеры гораздо меньше.

— И эта штука может двигаться под водой?

— Конечно, Паша!

— Да! Да! Она движется под водой, она…

Видеотрансляция резко прервалась, пошли статические помехи.

— Аллах Акбар! — вскричал Паша. — Ты будешь щедро вознаграждена в райском храме Эмира, маленькая розочка.

— Аллах Акбар, — сказала Франческа, после того как Паша повесил трубку. Изумительное оружие работало безупречно. Доктор Сунг, которого она встретила на оружейном рынке в Курдистане, заслужил свою репутацию истинного гения оружейного дела. Биологическое, химическое или ядерное оружие — он знал толк во всем. Он сделал имя на отравляющих газах и был известен в определенных кругах как Ядовитый Плющ.

Венецианская луна выскользнула из-за облака, и теперь терраса купалась в ее светло-голубом свете.

— Один готов, — шепнула себе Франческа, улыбнувшись.

Паша, урожденный Сней бин Вазир, пятый сын Махмуда, убрал в сторону позолоченную трубку и откусил еще один кусок шоколадного печенья. Его повар пек такие печенья в большом количестве. Он нажал кнопку селекторной связи и приказал киномеханику погасить огни в комнате. Наблюдать смерть американца в режиме реального времени доставило ему огромное наслаждение. Он испытал почти такое же удовольствие, как от печенья.

— Прокрути-ка мне снова! — скомандовал Паша.

Сней бин Вазир хлопнул в ладоши два раза. Это был сигнал двум наложницам, спрятанным под его просторным вышитым шелковым халатом, чтобы они продолжили оказывать свои услуги.

— Смерть в Венеции! — ревел он каждый раз, когда драматическая сцена заканчивалась. — Прокрути снова! — Он сделал запись этой сцены для личной коллекции Эмира и теперь с наслаждением просматривал ее снова и снова.

Наконец он удовлетворился увиденным.

— Вон! Вон!! — гаркнул Паша, и две голые куртизанки, выскочив из-под халата, хихикая и позвякивая браслетами, побежали к выходу. Сней бин Вазир хлопнул еще четыре раза, намекая четырем личным телохранителям, что он собирается идти.

Он передвигался по дворцу в искусно изготовленном резном итальянском паланкине XVIII века. Он уже достиг таких размеров, что предпочитал паланкин собственным ногам. Поскольку его вес теперь составлял приблизительно четыреста фунтов (160 кг), придворные доктора были обеспокоены здоровьем его шестидесятилетнего сердца. А он отмахивался от них, говоря, что нет никакой проблемы.

У него не было сердца, дьявол его побери.

Четверо телохранителей крякнули и сели на корточки, каждый взялся за один из четырех шестов, на которых крепился паланкин, с удивительной легкостью подняв его. Подъем Паши и его позолоченного паланкина практически не составлял для них никакого усилия, потому что Сней бин Вазир выбрал именно их в число самых приближенных, самых что ни на есть личных телохранителей — четырех самых крупных японских борцов сумо.

Ичи, Като, Тошио, Хиро.

Сней бин Вазир, печально известный африканский султан, теперь известный в Эмиратах под прозвищем Паша, специально поехал в Японию, чтобы сделать там свой выбор. Он наблюдал и изучал мир сумо в течение многих месяцев, посещая выступления борцов в Токио, Йокогаме и Киото, перед тем как принять решение. Четырех мужчин в конечном итоге похитили. Захватили, накачали наркотиками и вывезли контрабандой из Японии на борту личного «Боинга-747» Паши. Потом караван верблюдов доставил их в высокогорный район. Борцов привезли в роскошную крепость Вазира четырьмя годами ранее. Если тогда у них был хоть маленький шанс на спасение, сейчас не оставалось ни одного.

Это событие вызвало в Японии бурю негодования. Но никто не знал, куда делись рикиши, и спустя некоторое время экономические бедствия страны заставили забыть об этой истории.

Паша хлопнул в ладоши один раз, и четыре охранника медленно двинулись вперед, пронося паланкин через мраморные залы; сквозь бесконечные двери, покрытые золотом и орнаментом из гиацинтов и хризолитов. Их босые ноги тихо ступали по шелковистым коврикам, вышитым серебряными звездами и полумесяцами. Гобелен изображал плывущие по зеркальной поверхности Нила одномачтовые корабли с посеребренными парусами. Певчие птицы диковинной окраски свободно порхали в просторных внутренних дворах Синего Дворца, удерживаемые в плену лишь тончайшими золотыми сетями, висящими в вышине.

Наконец королевская процессия достигла маленького сада, предназначенного для старшей жены Паши, Жасмин. Четверо сумоистов аккуратно опустили паланкин и, отвесив Паше глубокий поклон, осторожно удалились, чтобы насладиться несколькими часами свободного времени в личных покоях.

Они не были пленниками. Паша поработил их, создав рай сумо в пределах стен дворца: он заплатил им золотом и алмазами, сделал их чрезмерно богатыми, он дал им право выбирать лучших женщин в гареме, дал им в услужение легионы рабов.

Однако Сней бин Вазир видел, что борцы тем не менее не были счастливы. Будучи острым наблюдателем и знатоком человеческого характера, Паша быстро предположил, в чем источник их несчастья. Они лишились известности и почета, который оказывался им на родине.

Тогда Паша построил большой зал в стиле самых великолепных храмов сумо периода Нары VIII столетия. Это было нечто восхитительное, с позолоченными балками сандалового дерева, высящимися над дохё, или рингом. Каждую неделю здесь проводились состязания, восторженные посетители доставлялись сюда принудительно. Каждый, от капитана имперских телохранителей до самого незначительного придворного, был обязан следить за боем, и все места были непременно заполнены.

Паша получал большое наслаждение, глядя на эмоции в лицах собирающейся толпы. Некоторые симулировали интерес — он знал точно, кто, и делал им вразумительные наставления, но основная часть зрителей была в неподдельном восторге, когда каждый из борцов с большим достоинством исполнял церемонию дохё-ири. Сначала сумоист хлопал руками, чтобы привлечь внимание богов. Затем обращал ладони вверх, чтобы убедить всех в отсутствии оружия. И наконец, заключительный акт — звучные удары ступнями по рингу, чтобы отвести все зло от дохё.

Каждый борец приобрел поклонников и большой почет в стенах дворца. Они стали знаменитостями в пределах большого горного святилища Паши. То, что Паша позволял кому-то затмевать его собственное сияние, стало источником большого замешательства и сплетен в бараках, где жили охранники, и среди женщин в гареме.

Хотя они никогда не посмели бы сказать это вслух, большинство из них полагали, что эта занимательная глава в жизни Паши могла закончиться только трагедией. Огни, которые горели слишком ярко в стенах дворца, имели обыкновение внезапно угасать. В этой солнечной системе было разрешено лишь одно солнце.

В дополнение к тому, что они защищали Пашу собственными жизнями в случае необходимости и ежедневно носили его в паланкине, четыре борца обучали своего нового владельца древнему искусству сумо, появившемуся полторы тысячи лет назад. Сней бин Вазир, бессердечный, мощный и полный коварства, был заинтересованным и способным учеником. Сам Като сказал, что бин Вазир уже достиг такого уровня мастерства, чтобы стать серьезным конкурентом японским рикиши высшего разряда. Усовершенствовав свои навыки, он однажды смог бы посоревноваться с ними в мастерстве.

Сней однозначно дал понять четырем рикиши, что если он когда-либо победит любого из них, наказанием станет немедленное изгнание побежденного из дворца. Этого желал только Ичи. Никакое богатство или женщины не могли пролить бальзам на его разбитое сердце. День и ночь он жаждал Мичико, ангела, который спустился на землю, чтобы стать его благословением, как раз перед тем как его похитили. В то время как его честь запрещала преднамеренно сдаться на дохё — а на языке сумо это называлось цуки даши — она не запрещала, решил он, смерти его теперешнего владельца, который считал его пленником и которого он не чтил.

И так каждое утро, когда будет всходить солнце, поднимаясь по высоким стенам дворца, и разреженный горный воздух станет прозрачен от света, заставляющего сиять заснеженные горные вершины, Ичи будет один бродить в садах, советоваться со своим сердцем и внимательно слушать песни плещущихся фонтанов. Он ждал чистого и невинного голоса Мичико. Конечно, однажды воды смогут нашептать подсказку, как Ичи избежать заточения и найти обратный путь к возлюбленной. И так вернуться к источнику солнечного света.