…Вот он, Генрих стал вольной птицей. Опять его судьба испытывает на страх. Он сидит ночью на перроне, ждет поезд «Москва – Санкт – Петербург». Он пока еще не понимает своего присутствия здесь, на вокзальном перроне, но кажется, что это – новый поворот в его жизни. Он готов к новому. Его ошеломляет скопление людей в одночасье, что по мановению волшебной палочки вмиг рассасываются с мест, заполняют поезда.

Вот и сейчас. Все стоящие на перроне услышав стук колес несущего поезда, в одно мгновение рванули рывком вперед, но это был фальшстарт. Скорый поезд, как стрела пронесся мимо на большой скорости. Так, что стоящие в нетерпении пассажиры не ощутили разочарования.

Наконец к станции стали подавать поезд «Москва – Санкт – Петербург», люди разгруппировались по перрону, стояли готовые первыми ворваться в свои вагоны. Генрих с иронией подметил, что это даже забавляет, но решив не делать из посадки в поезд очередного соц. шоу, продолжил наблюдение.

В конце концов, всегда успеет сесть в поезд. Пока он еще не грустит, не впадает в панику, ведь по перрону снуют пассажиры и их провожатые. Лица, лица, лица…

А это значит, что в данный момент он не одинок.

Ну вот, в поезд сели все, кто хотел уехать. Встав, Генрих поспешил к своему вагону. Проводница пожилая женщина, посмотрев на него с укором сказала: «Да что, ж ты, милок, до последнего тянул время, не дай Бог, не поспел бы. Бегать за поездом запрещается, споткнешься, да под колеса на рельсы ляжешь плашмя. А, я б тогда по всем кварталам без премии осталась бы. По всем макушкам прошлись бы из-за такого, как ты».

Он, поднявшись, молча последовал в вагон.

Проводница проводила его своим цепким взглядом, буркнула: «Ходют здесь всякие, а ты за ними дверь закрывай». Она захлопнула за ним дверь. Встала на площадку в тамбуре, посмотрела в сторону семафора, начала размахивать сигнальным флажком. Поезд трогаясь, стал набирать скорость. Москва удалялась километр за километром. Впереди. Санкт– Петербург.

Генрих, войдя в купе, наскоро устроился на нижней полке. Осмотревшись, он увидел молодую женщину, что была занята снятием макияжа, неловко вертевшуюся перед маленьким зеркальцем, кажется, ее не смущало присутствие мужчин в купе, тем более среди них она таковых не заметила. Генрих в ее понятии «верный муж», так как, даже взглядом не одарил ни разу, а второй, так вообще алкаш. Купе просто было «хим. зоной», так разило перегаром от соседа, что хоть одевай противогаз.

Генрих расположился на полке, отвернувшись, попытался уснуть. Он ворочался с бока на бок, не мог сосредоточиться ни на одной мысли, они словно ждала глубокой ночи, чтобы измучить его неопределенностью. Ему опять стало страшно. Одиночество сдавливало, нагнетало страх, в этом помогала ночь, стук колес по рельсам, отблеск света прожекторов, мешали уйти от действительности. Сон не шел.

Он не мог понять, почему его так возлюбило одиночество, почему все попытки наладить отношения с женщиной, сводилось к столь банальному бегству, словно его кто-то, что-то отваживало от них, без каких– либо объяснений гнало от них прочь. Кажется, что это настоящий рок, проживать жизнь без взаимности. Может этот крест ему дан, чтобы осознать любовь, сказав как нравоучение, что то что он пережил к женщинам, всего-то мужская меланхолия, не более того. Возможно, она, любовь, все, же еще будет в его жизни. На этой мысли Генрих заснул.

Как – то незаметно наступило серое утро. В купе все спали. Генрих ужаснувшись, что мысль о любви была всего-то лекарством, снотворным, действие которого прошло и он опять одинок, просто был повергнут бесповоротностью судьбы. Собравшись с мыслями, решил перебороть внутренний страх одиночества, твердо уверовав, что занятому человеку не до одиночества, так как рабочее время лечит, что по прибытию в Санкт– Петербург, он полностью отдастся работе, загрузит себя чужими проблемами, сопереживая другим, разрешая их росчерком пера. Он найдет то, что должен найти – общение. Одиночество – это роскошь! И на него нельзя тратить время.

Сейчас он просто взял у судьбы тайм аут, чтобы определиться и идти по жизни дальше. Это время для анализа ошибок, но их надо перелопатить в 2–3 дня, чтобы не впасть в депрессию, гоняя себя по кругам ада воспоминаний. Прошлое оставлено во вчера, оно однозначно было, но прошло. Его не вернуть.

За окном показался пригород Санкт – Петербурга, что так обрадовал своей мощью, духовностью, невольно захотелось сесть поближе к окну, впитывая прошлое великого наследия. Мозг рисовал кадры войны.

…Шла война, но люди радовались рождению нового. Наверно, и Ефросинья, его бабушка, в те дни, рожая сына, умилялась, видя перед собой малыша. Новую жизнь! Наперекор страху она, даруя ему жизнь, сделала, прежде всего – счастливой себя.

Сейчас он одинок. Близкие, показалось, устали ждать внуков и правнуков, умерли, один за другим простившись с ним навсегда. Быть может их уход никто и не заметил со стороны, но ему их не хватает. Их любви.

От этих мыслей его отвлек мужик с верхней полки, что хлопал по плечу, что-то бормоча: «Слышь, пацан, давай по пивку?! В горле пересохло после ночи. У меня есть!»

Он начал рыться в своей сумке наверху, достал бутылку, начал тыкать ею ему в плечо. Генрих с брезгливостью посмотрел на него, отрицательно покачал головой.

Мужик негодуя, выкрикнул: «Нуты – фруты! Интеллигенция! Я и один могу выпить, больше достанется!»

Сказал, не понимая, чем не угодил соседу. Хотел, как лучше – поделиться. Осушая из горла пиво, тот все, же решил загладить натянутость в их отношениях, панибратски сказал: «Ну, ты, это, пацан, не обижайся, я не со зла. Не хотел обидеть. Генрих искоса на него посмотрел и понял, что мужик, тоже, как и он одинок, вот и ищет простого общения. Мужика обнадежил интерес к нему, тяжело вздохнув, тот признался: – Не обижайся! Из дома вчера чухнул, от своей, выгнала к черту меня взашей, как таракана. На его глазах появилась предательская слеза. – Сорок пять баба ягодка опять! Набрыд я ей! Нового мужа нашла не пьющего. Сказал и тыльной стороной руки вытер слезу, в сердцах сказав: – Стерва! Хорохорясь, выкрикнул: – Но я на нее не в обиде. Выгнала, так выгнала! Другую цацу себе найду! Еще и моложе и красивее! Вот, как эту! Сказал он, указывая рукой в сторону молодой женщины. Та испуганно закрылась простыней, в его адрес, шипя:

– Ну вот еще, сдался ты мне! Мужик на нее дружелюбно посмотрел, безобидно сказал:

– Еще моложе найду! Глотнув в очередной раз из бутылки пиво, констатировал: – И ты стерва! Махнув рукой, добавил: – Я теперь Вас избегать буду! Он начал бить себя в грудь, выкрикивая: – Я, Иван Васильевич! Не грозный! Но всех баб сжег бы на костре! Всхлипнув, выдавил: – Ишь, моду взяли – мужиков менять, как перчатки! А когда замуж шли, так клялись – любить до гроба! Мужик вытер рукой слезы, и тут, же вновь расплакался: – Стерва! Вот и верь после этого бабам! Он начал горько плакать. Генрих глядя на него внутри содрогнулся.

Женщина выползла из простыни, изумленная вспрыснула:

– Впервые вижу, как рыдают мужики из-за жен. Мужик, нагнувшись с полки, пригрозив кулаком, съязвил:

– Так родная, же она мне! Жена! В законном браке 25 лет жили, душа в душу. И тут, же со злой усмешкой добавил: – Тебе не понять! Вон вижу не окольцованная птичка, еще. Скривившись в злом оскале, выпалил: – А ты, стерва! И замуж тебя никто не возьмет, даже он! Тот показал пальцем на Генриха. Женщина, фыркнув, спряталась под простыню, буквально через секунду высунувшись из – под неё, недружелюбно с сарказмом сказала:

– Если бы не страх летать на самолете, то я бы не была в вашим обществе, господин Пьяница!

Генрих тут, же вышел, чтобы не вступать с пьяным мужиком в разговор.

Женщина, оставшись один на один с мужиком, с ужасом подумала: «Почему ей в последнее время не везет».

Наверно, она не вписалась в ритм жизни Москвы, не научилась в ней жить, так как то, что созидалось, то и рушилось, как карточный домик, у нее на глазах. Прошлое ей, еще молодой женщине, которой всего-то около тридцати лет, внесло боль, разочарование, отобрав и надежду.

Закрывшись простыней с головой, она стала возвращать события, что происходили с ней год назад…

…Людмила Обухова спешно завтракает, спешит на совещание в главную редакцию журнала, опаздывает. На ходу допивает кофе, одевается, выходит. У подъезда садится в машину, она не заводится. Злится. Спешит к метро. Внутри метрополитена – свой ритм, суета.

Людмила смотрит со стороны на встречных прохожих, ей кажется, что попала в иной мир. Она садится в электричку, стоит у входа, прильнув к окну двери, вглядывается с интересом в лица бегущих людей по платформе станций, видны – новые микрорайоны, что мелькают перед глазами, когда электричка вырывается на простор города, они стираются на глазах в тонкую нить, давая на миг глазам отдохнуть.

Она, Обухова Людмила Ивановна – шеф. Редактор журнала. В издательстве вовсю готовится первый номер.

В офисе все в ожидании ее приезда, она никогда раньше не опаздывала, и вдруг…

В зале заседаний собраны редакторы. Они обговаривают содержание первого номера, всем хочется от себя внести, что-то светлое и чистое на страницы нового журнала. На столе масса фотографий с лицами успешных и знаменитых, в них глянец до лоска. Что говорит – их жизнь удалась. И глядя на таких людей будущий читатель, непременно будет мечтать, и стремиться к успеху, ведь перед ними будут примеры в успешном достижение цели.

Гл. редактор, Олег Голиков, 37 лет, обращает внимание на то, что он, уже отобрал материал, только надо согласовать с Людмилой Ивановной. Потом, вспоминает, что он оставил в своем кабинете всю документацию. Выходит из кабинета, идет по коридору, звонит на мобильный Обуховой, говорит, что ее все ждут. Она стала говорить, что едет в метро, так как имидж – бизнес-леди, для нее, прежде всего.

Голиков подчас ее старается подсидеть, показать, что он больше смыслит в издательском деле, нежели она, охотно, при посторонних выказывает свое превосходство, поэтому попасть на его язычок, значит подорвать на ровном месте карьеру. Людмила, обычно в ответ на перепалки, отстаивает свое мнение, настаивает на своем праве отбора материала.

Она ему говорит, что скоро приедет. Звонит в агентство по прокату машин, заказывает Chrysler C-300 с личным водителем.

По коридору офиса издательства бежит сломя голову, Леночка, секретарша, у нее в руках документация. Голиков, видя ее, продолжает говорить по мобильному, что мол, только и ждут ее, госпожу Обухову. Подчиненная испуганно, открыв рот, теряет несколько листков с текстами и фотографиями. Голиков на нее кричит при проходящих мимо сотрудниках, говоря вслух, что он единственный в издательстве, кто придерживается режима работы и ответственен во всем.

Леночка, прижавшись к стенке, кивает, соглашаясь с ним. Голиков уходит. Она, тут, же заходит в зал заседаний и всем рассказывает о тиране Голикове, говоря, что Людмила – прекрасная руководитель. Все присутствующие просят ее ей перезвонить. Она звонит ей по мобильному, спрашивая, где та? Обухова говорит, что уже едет, что она вовсе не забыла о совещании. Все в ожидании и сплетнях о ней и Голикове, он явно за ней ухаживает.

Этим временем Людмила бежит по эскалатору, сталкивается с молодым человеком, он ей напоминает ее бывшего парня – Владимира Ефимова, что был старше ее на два года. После службы в ПДВ, тот работал таксистом в ее городе.

…Она вспоминает, как они познакомились на дискотеке. Позже, он долго ухаживал за ней, студенткой журфака, вспомнила как их рассорила мать, Раиса Ивановна – продавщица супермаркета, сказав, что от Владимира беременна ее подруга, Катя. Катя, его соседка по дому, они дружили с детских лет, и как говорят, между ними были пионерские чувства. Она, Людмила, тогда очень зла была на Владимира, совсем не хотела его видеть. Он уехал в другой город, подруга, Катя, ей потом призналась, что она просто пошутила, завидовала ей и ему, ведь они были красивой парой.

Людмила после окончания уехала в Москву, первое время тосковала по Владимиру, писала ему письма, но те приходили к ней обратно с пометкой «адресат выбыл». Письма ею перечитывались по ночам до слез. Днем, же она работала над собой, старалась расти, работая в издательстве газеты редактором, отличаясь грамотной стратегией мышления, писала отличные статьи. Тогда – то она и познакомилась с Голиковым, он за ней ухаживал, между ними начался служебный роман, хотя при всем при этом у них был отличный, рабочий тандем, тираж газеты стал расти. Вскоре меценаты им предложили организовать свой бизнес, открыть свое издательство. Первый номер журнала готовился к сдаче. Название появилось сразу, же в голове при воспоминании о Владимире, всплыло, как тот ее нежно называл «ЛАДА».

…Людмила поскользнулась на выходе с эскалатора, рассеянно осмотрелась по сторонам. Молодой человек прошел вперед. Нет, это не Владимир. Она спешит, а в голове мелькают яркие страницы журнала, уже видит его в готовом виде. Видит, как его моментально раскупают в киосках. Придя в реальность, Людмила, толкаясь в толпе, словно отталкиваясь от прошлого, идет по метрополитену. В голове обида на Владимира, что ее не искал, а вот она сейчас о нем вдруг вспомнила, он ворвался не прошеным гостем из застенков памяти…

…Она не знала, что Владимир переехал в Москву, устроился водителем. Он хотел забыться, вычеркнуть из жизни первую любовь. Первое время Людмила снилась ему. Во сне ей клялся, говоря, что подруга, Катя, просто, ее предала, наговорив на него, что от него беременна.

Однажды, когда Владимир приехал в родной город, то случайно встретился с Катей в супермаркете. Та работала на кассе, в том, же магазине, что и мать Людмилы. Катя ему сказала, что Людмила пошла в карьерный рост, что за ней ухаживает ее коллега, что она теперь птица высокого полета.

Он, придя домой поссорившись с отцом и матерью, говорит им, что уезжает. Катя взахлеб пересказывает матери Людмилы новости о Владимире, о том, что он совсем изменился и у него на примете есть какая-то Кирочка. Та работает диспетчером в таксопарке, и о Людмиле он думать забыл.

Раиса Ивановна сообщает об этом дочери, та собравшись в кулак, говорит, что у нее есть ценности повыше – карьера…

…Людмила идет к выходу, ей звонят из диспетчерской и говорят, что у выхода ее ждет машина. Она выходит из метрополитена. Подойдя к машине, в водителе узнает Владимира. Они, молча, садятся каждый на свое место. По пути следования никто из них не проронил ни слова. Подъехав к офису издательства, Людмила выходит с гордо поднятой головой. Всем, кто с ней по ходу встречается, она сдержанно улыбается, приветливо кивая головой, но внутри у нее всё кипит.

В зале заседаний все ее встречают с уважением. Заседание проходит в бурной обстановке. Голиков так и не смог переубедить Людмилу в том, что его слова авторитетней, она настояла на своем макете журнала.

После заседания тот укоряет Людмилу, что она не профессионально подошла к данному вопросу, но все, же хочет с ней помириться.

Она понимает, что между ними не может быть ничего общего. Ей не до него. Людмила переживает и думает о встрече с Владимиром.

Тот ссорится с Кирой, хотя у них, уже сложились близкие отношения. Он не может выкинуть из головы встречу с Людмилой.

Последующими вечерами зачастую подъезжает на машине к ее офису, следит за ней.

…Презентация первого номера журнала. Все проходит торжественно. Все в издательстве радуются своему детищу, гости хвалят коллектив.

Но вот, торжество заканчивается.

Людмила счастливая с цветами идет на выход. На улице перед входом стоит машина, рядом с ней стоит Владимир. Он ждет ее.

Она в растерянности, скрывая радость его появления, подходит к нему. Он поздравляет ее с первым успехом. Дарит ей презент. Она открывает коробочку. В ней кольцо. Он делает ей предложение. Она берет кольцо в руки, сияя от счастья.

У Владимира звонит мобильный телефон. Он отвечает. Слышно, как какая-то девушка радуется. Она, Людмила стоит в замешательстве. Владимир сияет от счастья, кричит: «Когда родится?»

Людмила наконец-то догадывается о том, что говорит девушка.

Владимир выключает телефон. Треплет Людмилу за плечи, начинает кружить ту вокруг себя, громко кричит:

– У меня скоро будет сын!!! Людмила пытается выбраться из его объятий. Он останавливается, смотрит непонимающе на Людмилу, выглядит полным дураком, стараясь выйти из затруднительной ситуации, говорит:

– Прости, Ладушка!

Людмила отдает кольцо ему в руку, разворачивается, вновь поворачивается, отдает ему цветы, тихо говорит:

– Поздравляю! Уходит.

Он опускает руку вниз, кольцо выпадает, провожает ее взглядом…

…Людмила, высунувшись из простыни, прикусив губу, зло, посмотрев на попутчика, что наконец-то угомонился, встав, вышла в коридор.

В коридоре в одиночестве стоял Генрих. Он невольно обернулся на лязг двери, кажется, что это ему не понравилось, тут, же повернулся к окну, давая понять, что не хочет, чтобы ему докучали. Не смотря на это, Людмила подошла, и первая завела разговор, возмущаясь такой близкой компанией с алкашом. Генриху ничего не оставалось, как хотя бы кивком головы поддержать ее мнение насчет того мужика, что и ему докучал, как назойливая муха. Она как-то непринужденно сказала:

– А Вы молодец! Выдержать такого и не взорваться?! Я бы сорвалась, ринулась в кулачную битву, если честно, то руки чесались, чтобы врезать ему. С сожалением добавила: – В такие моменты жалею, что я не мужчина!

Генрих посмотрел на нее, с милой улыбкой добавил:

– Вам больше идет быть женщиной! Людмила, немного повеселев, спросила:

– Это что комплимент?! Он ей сказал:

– Ну а почему бы и нет? Вы такая симпатичная девушка! Она, засияв с кокетством, произнесла:

– То ли еще будет?! Это я пока не в рабочей форме, скажем сейчас у меня выходной!

Генрих, проникаясь к ней симпатией, спросил:

– Так много значит для Вас работа? Людмила, набрав полной грудью воздух, выдохнув, сказала:

– Ой и не говорите. Ей только и живу. Он немного удрученно произнес:

– Везет Вам! А я вот пока безработный! Она, на него посмотрев, проникаясь сочувствием, тоже с грустью внесла ноту сочувствия: – В наше время всё бывает, но и это проходит. Так что, ищите, да обретете! Работа Вас сама найдет. Посмотрев в окно, она обратила внимание, что вот-вот покажется вокзал, озабоченно вскрикнула: – Ой, я с Вами заболталась, а ведь пора уже и собираться. Извините! Генрих ей кивнул, та исчезла в купе.

Показался вокзал, на перроне стояли встречающие. Они кому-то кивали, приветливо махали рукой, бежали за пролетевшим стрелой мимо них вагоном.

Поезд остановился. Проводница с милой улыбкой со всеми прощалась. Первой вышла Людмила, не оглянувшись, она направилась к зданию вокзала, смешавшись с толпой, исчезла из видимости. Последним из вагона вышел Генрих. Проводница не удержавшись, с укором сказала:

– Да, что, ж ты, сынок не спешишь никуда! Не ждут что, ли? Он с улыбкой, отмечая ее озадаченность, как простоту, в ответ сказал:

– Да вот, не ждут! Никому я не нужен! Проводница, махнув рукой, сказала:

– Да как, же так? Такого красивого и не ждут?! Она с лукавинкой в голосе, озорно произнесла:

– Эх, была бы я помоложе! Ждала бы!!! Ой, как ждала!

Генрих одарил ее улыбкой, беря ее руку, целуя, просто сказал:

– Спасибо мать! И развернувшись, попал в поток толпы. Женщина, с умилением провожала толпу взглядом, до слез расчувствовавшись, нарисовав в воздухе крест, шепнула:

– С Богом, сынок!

ДВА ГОДА НАЗАД

Ирина, скорее – всего по критериям сегодняшнего времени, женщина среднего возраста, стоит на мосту, не понимая происходящего с ней, смотрит на гладь воды, и ей кажется, что жизнь вот сейчас, здесь заканчивает свой путь. Она пристально всматривается в воду, стараясь понять одно: «За что судьба ее не любит? За что бьет?» По грязной воде плывет белый пароход. Она подходит к перилам моста, пристальнее всматривается вдаль. На палубе шум, снуют счастливые люди, что открыли для себя нечто новое, совсем иную жизнь. Ирина испугано отшатывается от перил, принимая во внимание чью-то радость, как факт, что жизнь не желает заканчиваться. Она пораженная вошедшему новому чувству радости, что вселилось, сейчас в ее душу, улыбается уголками губ, отходит от перил, идет по мосту, оставляя за плечами свое прошлое, что ее подвело к критической черте…

НЕМНОГО РАНЕЕ

…Ирина в читальном зале принимает очередного клиента.

Он, Евгений Алехин, уже раскрученный писатель, молод, красив, кажется, что судьба его балует. Она же – серенькая, не броская женщина, так ей казалось после перипетий судьбы, что ее уничтожала, давая ей непомерные нагрузки, от которых бы воем выть, не до красоты, точно.

Они ровесники, но глядя на него сегодняшнего, она выглядит старше. Алёхин из вежливости старается с ней кокетничать, скорее для приличия. Кажется, он забыл их былые дружеские отношения.

Это было в прошлой жизни – дружба, любовь. Он сегодняшний – совсем другой.

Она стесняется себя сегодняшнюю, делая вид, что занята работой, осторожно перебирая на стеллажах книги, искоса наблюдая за ним. А, ведь когда-то, она его не замечала, была отягощена его излишним вниманием.

Евгений с извинениями отвлекает, спрашивает, что может, ли она ему помочь? Так как ему срочно нужно поработать с литературой. Ирина с пониманием пожимает плечами, признавшись, того, что он ищет, нет в наличии, но она может ему заказать. Он сетует на занятость. И вообще, говорит, что нет времени, у него назначена встреча с издателем, Николаем Арбатовым.

Евгений забронировал столик на сегодня в одном тихом ресторанчике. Столик, уже заказан, ужин намеревается быть царский, тет-а-тет с издателем, обязывает ко многому. Скупость сравни безумию.

Ирина смущена признанием. Евгений смотрит на нее с интересом и решается пригласить на совместный ужин, так как все – равно оплачен. Она нехотя соглашается.

Он уходит. Ирина остается в раздумьях, с интересом всматриваясь в зеркало напротив, не находя в себе ничего интересного. После работы идет в попавшийся по пути магазин одежды. Смотрит вечернее платье, но цены кусаются, собирается уходить, но тут ее останавливает за руку Вика – хозяйка этого магазина.

Некоторое время в неведении и ты теряешь нить с друзьями, не знаешь: кто, где и что…

Вика – ярко одетая дама, видно, что преуспевает в делах бизнеса, спрашивает ее, что и как. Ирина рассказывает, что живет с матерью, та после смерти отца, продала дом, купила квартиру в Люберцах, вот они с ней и кукуют. Тяжело вздохнув сказала, что все, еще не замужем, хотя и пора, вот приглашена молодым писателем, некогда своим вздыхателем из той прошлой жизни, называет того по имени. У Вики сразу, же округляются глаза, она начинает ей говорить все сплетни о нем, рассказывает, что у него был роман с одной из продавщиц, молоденькой девушкой, Ольгой Климановой, указывает кивком головы на нее, та стоит, красит губы, на вид – молодая, красивая, высокая.

Ирина тяжело вздыхает, мысленно сравнивая себя с ней. Вика, не обращая на это внимание, говорит, что тот ее бросил, ее подчиненная, слишком дорогая штучка оказалась, хотела взять с него всё по максимуму, вплоть до женитьбы. Она решается насолить подчиненной, подводит под руку к ней подругу, и просит обслужить по высшему классу, шепчет на ухо Ирине, что гардероб ей от нее в подарок. Та сконфужено, выдергивает свою руку, хочет уйти. Вика с силой держит, когда видит, что Ольга, хочет ее обслужить, высвобождает руку и уходит, ссылаясь на массу дел.

Ольга подбирает Ирине – платье, обувь, аксессуары, остается довольна собой. Для Ирины это испытание, кажется, что уже забыла, когда себя баловала, считала, что это в ее жизни не главное. Она все время и средства тратила на специальную литературу, необходимую для написания диссертации. Столько лет все шло на перекос, потом, она решилась поступить на библиотекарское отделение в Институт Культуры, так было и проще и дешевле. Как ни странно закончила с красным дипломом, решила попробовать продолжить учебу в аспирантуре, именно это и послужило, остаться корпеть в библиотеке.

Ирина посмотрела на Ольгу, та сияет, решила блеснуть вкусом, и в несколько минут на глазах изумленных покупателей и продавцов преобразила серую мышку. Она, Ирина, обретя некое внутреннее равновесие, вышла с покупками из магазина, и ей показалось, что мир стал теплее и добрее.

Вот и долгожданный ужин.

Попав в столь элитный ресторан, Ирина почувствовала себя центром внимания. На нее все заглядывались. «Вечер проходит на уровне!», – сказал незаметно для глаз Арбатова, Евгений.

Издатель, уже немного на подпитии, заинтересовался Ириной, несколько раз пригласив на танец. Евгений со стороны с ленивым интересом смотрит на парочку. Не понимая, что в ней, Ирине, вообще хорошего? Ну, была, да, когда-то!..

Ему по мобильному телефону звонит Ольга Климанова, с очередными передергиваниями и требованиями. Он отключает телефон, смотрит на спокойную Ирину, у которой наверняка не было ни флирта, ни романа в последнее время, слишком уж, у нее тоскливые глаза, нет ни блеска, ни желания жить на всю катушку, полное отсутствие куража. По возвращение за столик, Николай Арбатов, ему на ухо признается, что Ирина ему интересна, если он не против, то хотел бы с ней встретиться тет – а – тет.

Евгений с пониманием принимает его желание, тем более от него, как от издателя зависим. Он, как болванчик вскакивает с места, бьет себя ладонью по лбу, просит разрешения уйти – срочные дела, говоря озадаченно и озабоченно, что ему только, что звонили по телефону. Уходит. Николай Арбатов после ужина предлагает покататься по городу, проезжая мимо своего дома, вспоминает, что якобы не кормил кота. Они останавливаются, идут к нему на квартиру. Он угощает Ирину кофе с коньяком, начинает к ней приставать. Она нервничает, не знает, что делать, набирает номер Евгения, тот сбрасывает вызов.

Ирина просто в растерянности, она боится поломать карьеру, идущему в рост писателю, и расценивает, как предательство с его стороны, если тот пытается издаваться за счет ее чести. Она в отчаянии смотрит, то на Арбатова, то на дверь. Наконец ей на мобильный телефон звонит Евгений, спрашивает о том, как обстоят дела, сознавая, что он поставил ее в неловкое положение. Она умоляет ее забрать отсюда.

Тот, как раз в объятиях Ольги Климановой, что лежит рядом с ним на кровати и щебечет, сколько ей в жизни надо, а самое главное, ей не хватает, именно его.

Алехин вырывается из ее объятий, едет на квартиру к Арбатову, дверь не заперта, он входит, видит, как тот ползает возле ног Ирины и обещает ей за ночь любви миллионы, сознавая, что перед ним та, о которой он только мог мечтать.

Евгений влетает, ссорится с Арбатовым, забирает Ирину, они уезжают. Та не может прийти в себя от пережитого, ей стыдно. Он предлагает отвезти ее домой. Но Ирина боится, что мать сразу поймет не ладное, ей надо немного прийти в себя. Они катаются по городу, затем, едут по адресу Ирины. У подъезда прощаются. Евгений уезжает, в машине мысленно прокручивая случившееся. Она приходит домой, не включая света, идет к себе в комнату, сжавшись в клубочек, лежит на кровати. Заходит мать, спрашивает, что и как…

Ирина не поворачиваясь, говорит, что все хорошо и что подаренное Викой платье мужчинам понравилось. Та идет на выход, бормочет, что Вика была хорошая школьная подруга, что наконец-то, ее дочь вышла в свет, не киснет дома. Она мечтает о внуках.

На следующий день, Арбатов закатывает истерику в своем кабинете. Истерично крича, что его, Евгения знакомая – настоящая дикая гусыня, и что надо предупреждать кто есть кто?! Он всегда думал, что у Алехина, только девицы легкого поведения, стоя в пунцовых пятнах, тушуясь в неопределенности, Арбатов как-то неловко признается, что был на подпитии, мол, алкоголь стукнул в голову, да и бес стукнул в ребро. Он, смягчая тембр голоса, уже по– приятельски просит Евгения, как-то замять это недоразумение, а также в знак уважения к Ирине отнести ей от него букет цветов.

Алехин едет к ней в библиотеку, отдает цветы от Арбатова и приносит извинения с его стороны, она бросает цветы в мусорное ведро. Евгений смеется, оценивая, что она не такая, уж серенькая, с прежним характером. Он вечером ждет ее у входа в библиотеку с цветами, она их принимает, они гуляют. Между ними завязывается некогда так и не состоявшийся роман.

Периодически звонит Вика, радуется за подругу.

Проходит время…

Ольга Климанова в магазине ходит сама не своя, ее тошнит, она истерично разговаривает с кем-то по телефону, все в магазине обращают на это внимание, кто-то сопереживает, кто-то завидует, а кто-то злорадствует. Как-то проходя мимо, Вика слышит фразу: «Если ты, Жека, откажешься от отцовства, я вскрою себе вены».

Услышав это, Вика не решается рассказать подруге.

Евгений, же делает вид, что у них все хорошо с Ириной, старается решить проблему, заставить Ольгу сделать аборт. Та, кажется, соглашается, ждет его с деньгами у себя, он приезжает, открывает своим ключом квартиру Ольги. В ней тихо, никого нет. Он оставляет на столе деньги, идет на выход, проходит мимо ванной, дверь приоткрывается, заглянув внутрь, видит, что Ольга сидит в окровавленной ванне. Понимает, что, та вскрыла вены. Вызывает скорую. Ее спасают, на беременность это не отразилось, плод сохранен. Стоя в ожидании в коридоре он дает себе слово, что если Ольга будет жива, то женится на ней.

В магазине сплетни, все жалеют Ольгу, корят и ругают, ту, что им стала помехой на пути. Вика звонит и рассказывает Ирине обо всем, сетуя на жизнь, как на нагайку, что бьет после очередного пряника, что в любовном треугольнике невозможно быть счастливой, кому-то надо уйти.

Ирина рыдает, мать ее расспрашивает о причине слез. Узнав о случившемся и ребенке, советует не быть третьей лишней.

Ирина тайком идет в клинику, где в реанимации лежит разлучница. Надев белый халат, в маске заходит в палату. Рядом с кроватью Ольги сидит Евгений, он плачет, не обращая внимания на вошедшего врача.

Ирина смотрит и решает, что между ними в эту минуту все закончилось, навсегда. Поняв опять, же одно – то, что было рядом с нею, то абсолютно не было ее, да и любовью это назвать нельзя. Скорее – всего! «Жилетка!» На этом она успокаивается.

Газеты и журналы пестрят о яровой любви Евгения и Ольги. Черный пиар сделал Евгения героем дня. Он становится известным, популярным. Пресс-конференции и бриффинги. Он обещает написать книгу: историю их любви.

После больницы Ольга становится женой Евгения. Ирина узнает о свадьбе от Вики.

Она, стоя у окна ресторана, где проходит торжество, наблюдает, как за стеклом целуются молодые и им все кричат: «Горько». Она в слезах бежит по тротуару, не понимая куда – зачем…

Остановка на мосту. Страх. Желание уйти из жизни. Пересиливает себя. В муках, терзаниях, она идет по мосту. Ирина понимает, что всё кончено, недолго думая, набирает мобильный Евгения, пишет смс: «Поздравляю! Это точка над «I». Только, что она потеряла друга».

А, в это время, Евгений сидит за праздничным столом в объятиях Ольги, получает сообщение по мобильному смс. Он вырывается из крепких объятий, читает, сереет на глазах. Смотрит в зал, выглядывая ее, Ирину, но ее нет…

…А потом ночь без сна. Мысли, мысли, мысли…

МЕСЯЦЕМ РАНЬШЕ….

Кухня в квартире Ирины.

Она выбегает из двери кухни, открывает дверь в ванную комнату, молниеносно вбегает, исчезает там за закрытой дверью.

Слышен рвотный позыв.

Со стороны кухни злой окрик матери:

– Да, что там с тобой, опять, что-то не свежее съела? Сколько раз говорила: – Не бегай по кафешкам, не ешь – незнамо что?! В наше время по любому поводу люди травятся в Общепите.

Вновь слышен со стороны коридора рвотный позыв Ирины.

Мать сидит, ужинает, в руках вилка и нож, перед ней стоит на столе тарелка с картофельным пюре и отбивной, она раздраженно бросает вилку и нож на стол, гримасничает с отвращением, резко говорит: – Ну, где ты там? Что случилось? Привстав, специально громко, чтобы слышала дочь, выкрикивает: – Завтра, же к врачу!

Входит Ирина, держа руку у рта, вытирая следы рвоты. Она подавлена, тихо говорит:

– Не пойду!

Выведенная из себя мать, вскакивает с места, размахивает взволнованно руками, делая шаг к ней, переходя на фальцет, орет:

– Еще как пойдешь! Не дай бог, гепатит?!

Ирина огрызается:

– Какой гепатит?! Мама! И так все ясно!

Ошарашенная мать, растеряно смотрит на дочь, предполагает:

– Ты, что хочешь мне сейчас сказать, что ты беременна?

Ирина пожимает плечами.

Мать опешив, роняя руки по бокам, голосит:

– Да за что, же нам еще и это? В подоле принести! Она идет, садится за стол, хватается руками за голову: – Значит, не показалось…

Мать качает головой из стороны в сторону, резко вскидывает взгляд на дочь, спрашивает:

– Ну, а кобель, твой писака, как посмотрит на все это? Хоть знает?

Ирина стоит, прислонившись к дверному проему, отрицательно качает головой. Та смотрит, не понимая, на дочь, качает головой с укором, вслух произносит: «ДОЧКИ – МАТЕРИ!»

С вызовом смотрит, обеспокоено спрашивает:

– Что делать будешь? Сама, же не потянешь. Дети в наше время – дорогое удовольствие!

Ирина, закусывая губу, пожимает плечами, тупя взгляд, тихо всхлипывает, бубнит:

– Мне никто не нужен! Сама справлюсь.

Мать смотрит с жалостью на дочь, стучит по столу, срывается, кричит:

– Не допущу безотцовщины! Но, тут, же придя в себя, уже спокойно говорит: – Завтра к врачу!

Ирина разворачивается, выходит.

Та наклоняется над столом, кладет голову на руки, горько плачет.

Клиника.

Мать Ирины сидит в кресле перед кабинетом, рядом с ней сидит обеспокоенная женщина среднего возраста, с тревогой смотрит на дверь. Ирина, потупив взгляд, стоит у двери в кабинет.

Открывается дверь, из нее выходит женщина с большим животом, ее под локоть держит пожилая акушерка. Навстречу им срывается женщина, что сидела рядом с матерью Ирины.

Мать с любопытством смотрит на них. Те по-тихоньку идут вдоль по коридору. Акушерка смотрит на Ирину, жестом руки приглашает войти. Ирина входит, за ней акушерка.

С места срывается мать. Уже в дверях ее останавливает рукой акушерка, закрывает перед ней дверь. Та расстроенная садится, смотрит с напряжением на дверь.

В кабинете тесно и неуютно.

У окна стоит стол, за ним сидит молодая женщина, врач, что-то пишет в карточке, подняв глаза, смотрит на вошедшую Ирину, скороговоркой вскользь бросает: «Добрый день!»

Тут же, просит раздеться и пройти к креслу.

Ирина, молча, раздевается за ширмой, на нервах у нее трясутся руки, боится услышать озвученную новость. Какой она будет знает только Господь и вот эта милая женщина, что, словно не обращая на нее внимания, пишет быстрым почерком что-то в карточке, лишь изредка, искоса бросая любопытный взгляд на вошедшую, практически ее ровесницу.

Не испытывая стыда от поедающего взгляда акушерки, Ирина идет к креслу. Та уже стоит рядом подсказывает жестом, как лечь. Она ложится, свесив ноги с опоры для ног.

Врач дописывает, бросает карточку в сторону, встает, идет мыть руки, одевает на руки резиновые перчатки, подходит к креслу, смотрит на пациентку.

Осторожно дотронувшись ладонью до коленей, тихо просит:

– Пожалуйста, расслабьтесь.

Вот, как раз в этот момент, Ирине стало стыдно.

Сделав ручное обследование, врач констатировала:

– Поздравляю, мамочка, Вы на шестой – седьмой неделе. Глядя в глаза Ирине, холодно спросила: – Будете рожать?

Ирина молча кивнула. Кажется, что ее коснулось тем приятным холодком – счастье. Она действительно хотела родить.

Под пристальными взглядами женщин, Ирина, сжавшись, закусывает губы. А в это время, у двери стоит мать, с напряжением вслушивается, что происходит за дверью. До слуха доносятся приближающиеся шаги.

Та, отпрянув от двери, стоит в нетерпение. Дверь открывается, из нее спокойно выходит Ирина. Мать пытливо смотрит на дочь. В дверях появляется акушерка, что хочет закрыть за нею, та искоса глядя на мать и дочь с силой закрывает дверь. Ирина вздрагивает, уже подойдя к матери, шепотом, буркнула:

– Пошли домой! Буду рожать!

…Придя домой, они, молча вдвоем идут на кухню.

Мать все, же хочет высказаться, внутренне накручивает себя, бросая строгие взгляды на Ирину.

Стоя спиной к окну, мать моет посуду, повышенным тоном, с угрозой, говорит:

– Ни каких рожать! Даже не думай! Потом благодарить будешь.

Ирина, стоя на своем, однозначно заявляет:

– Рожу!..

…Хотела родить! И вот все мечты рушатся. Свадьба…

В ее голове свербит одно, что ребенка от не любимого человека она иметь не будет. Это был ее приговор нелюбви…

Клиника.

В палате лежат двое. Ирина и молоденькая девушка.

На ее тумбочке лежат принесённые санитаркой продукты. Из-под подушки торчит фото Евгения. Она смотрит в потолок, переосмысливая, что, же надела… Девушка смотрит на соседку, кивая в сторону фото, говорит с беспокойством:

– Не захотел?

Ирина поворачивает голову, немного развернувшись, заталкивает рукой фото под подушку, с сарказмом говорит:

– Нет! Он для меня умер!

Зло в адрес девушки:

– Мне просто стало страшно!

Она откидывает голову, отворачивается в сторону. Девушка приподнимается на локтях, не веря ушам. С жалостью смотрит на Ирину, беззлобно говорит:

– Ну и зря! Ребенок не при чем!

Она, же вынимает фото, рвет на клочки, бросает на пол.

Прячется с головой под простыню, рыдает.

ПРИГОВОР – НЕЛЮБВИ ЕЮ ПРИВЕДЕН В ИСПОЛНЕНИЕ.

ТРИ МЕСЯЦА НАЗАД…

Генрих вошел в здание вокзала, оглянувшись по сторонам, он не заметил своего сокурсника, Бориса, что впрочем, и подверг переезду в Санкт-Петербург, наобещав «золотые горы», что все в Питере у него поставлено на ногу, проблем с трудоустройством у него не будет. Однако что-то он не спешил встречать с распростертыми объятиями друга. Генриху ничего не оставалось, как пройти в зал ожидания. Он сел на свободное место, подальше от любопытных глаз, чтобы осмотреться и что-то определить для себя, как и что, на лицо одно, что у него в этом городе никого нет, кроме Бориса. Надо ждать.

Он ощутил толчок в бок.

– Хочешь выпить? Как-то одному не с руки, а выпить неймется, – сказал мужик, очень похожий на чебурашку, весь всклокоченный, глаза счастливые… Мужик, вдруг признался: – Я сегодня дедом стал. Богатырь у меня родился! Во! Он свободной рукой показал объем в пространстве его внука, что говорит о большом росте и весе. На предложение выпить Генрих отказался, говоря, что дорога измотала, присел здесь отдышаться. Тот с пониманием без обиды отвернулся. Генрих открыл дорожную сумку, достал из нее ноутбук, включил сеть, стал рыться в интернете. Мужик вновь решил пообщаться, стараясь не быть назойливым с мольбой в голосе произнес:

– Слышь, Господин хороший! А может, все-таки составишь компанию, обмоем копытца, а? Он вытер тыльной стороной ладони набежавшую скупую слезу. Вслух признался: – Вот только, что сказали по мобилке, ни сном, ни духом. Картина маслом по– репински – «Не ждали»! Три часа дома не был и радость – дочка внука родила!

Господин хороший, явно был не в лучшем настроении, буркнул:

– Поздравляю! Мужик, с облегчением посмотрев на Генриха, сказал:

– Так, ты, мне, мил человек!.. Только скажи, ежели я тебе мешаю?! То я это… – На другое место уйду, места есть. Он показал рукой в сторону. – Компанию с кем выпить, я всегда найду! Было бы, что выпить, а охочих «пруд пруди», наберется. Вон сколько сидят с тоской в глазах. Не чай утро! А утро русскому мужику – одно мучение! Сушняк мучает.

Генрих, чтобы не показаться снобом, сказал:

– Прости, мужик! Утром я не пью, только после 6 вечера. У мужика даже отвисла нижняя губа, он почесал затылок, выйдя из стадия удивления, войдя в стадию восхищения, просто сказал:

– Завидую! Правильный ты мужик!

Похлопав по плечу Генриха, выпив несколько глотков водки из бутылки, встав, пошел в направлении выхода. Генрих проводил его взглядом. В толпе он успел рассмотреть силуэт Людмилы. Мысленно удивился, что та до сих пор еще здесь. Ему казалось, что при ее энергичности, она, уже должна бы была быть где-нибудь, далеко-далеко.