…Людмила в нервном возбуждение сновала по Вокзалу. Остановившись у справочной, она, зло, бросив сумки, с кем-то ругалась по мобильному, кричала на весь вокзал, что ей до сих пор не подали машину, хотя обещали из диспетчерской таксопарка – подать, буквально через пять минут. Эти пять минут, для нее показались вечностью.

Она, как знала, что здесь, в Питере, ей прийдется столкнуться с неизвестностью и непредсказуемостью. Но, однако, ей пришлось ехать сюда, здесь появилась необходимость открыть офис дочернего издательства журнала «ЛАДА». С нуля только ей под силу начинать, она к этому привыкла…

НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД…

Провинциальный город. Она, Людмила учится в Университете на журфаке. Они живут с матерью в двух комнатной хрущевке, очень скромно. Их быт налажен до стереотипа «жизнь в тупике», где одни проблемы, которые мать не может разрешать вовремя, отчего ком проблем разрастается с каждым днем, довлея над ними.

После окончания учебы, Людмила едет к тетке Зине в деревню на отдых. Она миловидная, симпатичная девушка, в ней, как говорят, есть стержень в характере, что ее отличает, выделяет из толпы. В деревне ее все воспринимают зазнайкой, считая во многом заносчивой, высокомерной, так как она не хочет подлаживаться под стиль жизни тетки и ее, двоюродной сестры, Насти, что работает в сельпо.

Хотя, Людмила не выказывает каких-либо отличительных качеств, чтобы унизить или чураться родственников, но за спиной, ее воспринимают именно такой, говоря, что мать Людмилы, сестра т. Зины, Раечка, дочь в городе разбаловала. Все укоряют ей в глаза, что на ее наряды, та только и работает, мол, вымоталась на двух работах. Говоря, что их, Раиса Ивановна, пашет, как лошадь. После основной работы в магазине, меняясь, каждые три дня, бежит в больницу, где та работает еще и ночной сиделкой. Мужа у нее нет, да и личную жизнь, не может устроить, как надо. Только и живет случайными встречами, знакомствами. Так, как боится, что их домашний тендем раскачает мужчина, и она ущемит в этом свою дочь Люду.

Вот из-за этого и идет весь «сыр-бор» на селе, все родственники, словно взъелись, злятся на ее, Раечкину дочь, видя в ней, «вертихвостке» корень зла. Поэтому – то все и поучают, как Людмилу, так при телефонных разговорах и саму Раису. Она, Людмила хочет выучиться и быть противоположностью стереотипа женщин, что перед ее глазами. В деревне в неё влюбляется парень, Федор Иконников, тракторист, но она его ухаживания сдерживает в начале начал, при этом обращая его внимание на Настю, тот говорит, что та ему не нужна. Она, же ему говорит, что он ей, Людмиле, тоже не нужен, что у нее есть парень.

Родственники в своих назиданиях и наставлениях становятся опасны, так как за глазами ее оговаривают, Людмила чувствует их противостояние, уезжает домой. Федор от отчаяния проводит ночь на сеновале с Настей. Утром их находит в тесных объятиях, тетя Зина, заставляет того, сделать выбор – свадьба или статья, так как Настя несовершеннолетняя. Федор готов жениться, и делает это, скорее из мести к «городской».

Людмила по приезду домой, открыв дверь своим ключом, войдя в квартиру, видит мать в объятиях мужчины, Анатолия Никоненко, директора Универсама. Она понимает, что мешает матери наладить личную жизнь, с укором смотрит в сторону Анатолия, так как тот бросил жену с двумя детьми.

Людмила, не задумываясь о том, что ее ждет в неизвестности, собирает вещи, говорит матери, что уезжает в Москву. Мать ошарашена, не знает, что сказать, встает перед ней перед дверьми, говоря, что не отпустит.

Людмила ее отстраняет в сторону, зло говорит, что та не имеет права ей диктовать, что делать, так как сама не разобралась в своей личной жизни. Она говорит, также матери в укор, что – пустая трата времени бороться против ее жизненных убеждений, устоев в их доме, что, в конце – концов, устала, и не только, она одна, как видно, раз в квартире появился мужчина. Выяснять, же, кто прав, кто виноват бесполезно, что они в доме были, сравни двум одиночествам, обе жили в своем замкнутом мире. Оставаться им вместе, более чем глупо – одна и другая хочет жить своей жизнью.

Людмила, не проронив не слезинки, покидает дом. Она понимает, что в провинциальном городе ей не добиться желаемого успеха и что, она, просто, обязана начать самостоятельную жизнь.

…Людмила приезжает в Москву. Тут, же сталкивается с первой проблемой – поиск жилья. На вокзале она срывает объявление о сдаче жилья в аренду. Звонит, договаривается, устраивается, входит в свое новое жилье полноправной хозяйкой.

Ею овладевает страх перед большим городом, но жаловаться некому, да и не хочет, она не звонит матери, ставя цель – устроиться на работу, почувствовать почву под ногами.

Город вносит свои законы, условия жизни, свою скорость, ритм. Людмила к нему с трудом привыкает, бегая в поиске работы по редакциям. Она устраивается в редакцию газеты, стоящую на одном из первых мест в Мегаполисе. С первого, же дня она занимается своей внешностью, четко осознавая, что карьера начинается с лица! Поэтому наблюдая за окружающими, сопоставляя себя с моделями из модных журналов, найдя свой стиль, Людмила приобретает имидж и авторитет среди коллег. С ней считаются, многие даже завидуют. Они не понимают, почему в них нет того шарма и обаяния, как у неё, провинциалки, хотя по началу, все ее считали «серой мышкой», многие даже откровенно подсмеивались над ней, давая советы, как одеваться, как ходить, как вести себя с мужчинами. Одна из них, заведующая отдела – Инга Ветрова. Она считается законодательницей моды в редакции, успешной дамой, которая хвастается своими достижениями у мужчин, в особенности у шефа, Олега Голикова – красавца и завидного жениха. Инга при случае колет в глаза Людмиле, что мужчины, как правило, любят не простушек, а таких, как она.

При одной из встреч, та с издевкой говорит ей, что не мешало бы той заняться диетой, что у нее уж слишком большие формы, а такие типажи уже в прошлом.

Людмилу раздражает ее лишний вес, она начинает бегать по утрам, делать зарядку, даже в обеденный перерыв.

Однажды, за этим занятием, ее застает шеф – редактор Олег Голиков. Людмила и он, одинаково сконфужены сложившейся ситуацией. Чтобы выйти из затруднительного положения, они разговаривают, как бы ни о чем. У них появляются одинаковые взгляды, мысли на жизнь, видения будущего. Она его интригует, он находит в ней нечто любопытное. Ненавязчиво начинает ей оказывать знаки внимания. Людмилу это ставит в неловкое положение, так как со стороны все замечают, многие приветствуют налаживание контактов шефа и Людмилы, другие мешают, такие, как Инга, оговаривая ту при личных близких отношениях между ней и шефом.

Однако шеф становится холоден к Инге, думает о том, что по духу ему ближе Людмила, но та недоступна. Он отмечает ее профессиональные навыки. В минуты заигрывания с ней, предлагает «карт – бланш», сделать ее замом Инги, та вспылив, говорит, что лучше, уж сразу поставить на место той, раз, уж она фаворитка.

Он ей говорит, что подумает над этим. В коллективе откровенно натянутые отношения между Ингой и Людмилой, идет война, которую провозгласила Инга. Людмила в свою очередь по-прежнему успешно работает, предлагая новшества по ведении стратегии освещения материалов. Это приветствует Голиков и соучредители. На одном из заседаний, он говорит во всеуслышание, что назначает своим замом, Людмилу. Инга принимает это заявление в штыки, пребывает в истерике, так как, именно она метила давно на эту должность. От злости и зависти она ищет себе вздыхателя среди соучредителей. Один из них, друг Голикова – Игорь Наймушин. Попав на крючок ее молодости, красоты, экзальтированности, он начинает за ней ухаживать, но скоро она ему надоедает, как «прочитанная книга», найдя ей очередную замену. Инга вновь старается завоевать симпатию Олега Голикова, но тот по уши, влюблен в Людмилу.

Та делает успешную карьеру, найдя доверие со стороны инвесторов. Инга ищет «грязное белье», чтобы опорочить Людмилу в глазах, прежде всего, Наймушина и Голикова. Но победителей не судят. Людмила, кажется, держит жар-птицу «удачу» в своих крепких руках.

Инга, просто, не понимает, почему у этой провинциалки, такой взлет, ведь, она столько усилий приложила, чтобы быть, именно такой и все насмарку. Над ней со стороны смеются. Ее угрозы и подстрекательства, стали похожи на шизофрению «старой девы».

А Людмиле успех стоил многих усилий – уход из дома, размолвка с матерью, выживание в большом городе, в непривычной обстановке, адаптация и цель – быть лучше, чем другие и совершеннее во многих профессиональных и жизненных условиях. В коллективе ее стали уважать за стремление добиться успеха, ценя в ней трудоспособность, так как для многих, и они это в себе открыли, как факт – это непосильная ноша. Своим бессилием во многом, они заставили Людмилу проявить – упорство, заставляя верить, только в себя, в свои силы. Она не могла сдаться, и вернуться домой, чтобы ее потом опять отчитывали, как девочку – назидая, наставляя.

Чужие мнения, уже были ей неинтересны, если они не несли новшеств, перспектив. Она стала – целеустремленной, уверенной. Лишь по ночам, Людмила становилась беззащитной и слабой. Но этого она не могла показать другому, даже близкому человеку, для других, являясь авторитетом. Ей не давали прохода мужчины, пытливый глаз Голикова, также не давал ей прохода, но она будто не замечала. Ее сила была в ее единении с собой. И ее лицо – это успех. И он привлекателен для многих.

Однажды, за полчаса перед очередной конференцией, ей звонит мать и говорит, что Настя родила сына, Федор передает привет.

У нее защемило сердце, она вспомнила себя провинциальной девушкой, по щеке скатилась скупая слеза. В это время вошёл Голиков, увидев ее расстроенной, хотел обнять, но она, стерев рукой слезу, молча, улыбнувшись уголками губ, прошла мимо. Работа, прежде – всего. Осознавая, что счастье свое, она обязательно, еще найдет. В любом городе.

3 МЕСЯЦА НАЗАД…

Людмилу отвлек от воспоминаний звонок. Достав мобильный телефон, она услышала:

– Машина Вас ждет на выходе из вокзала. Она опрометью побежала к выходу, словно по лабиринту пробираясь через снующую толпу. Санкт– Петербург! Уже реальность!

…Генрих в ожидание звонка стоит у входа в здание вокзала, нервно прикурив, осмотревшись по сторонам, достает мобильный телефон, набирает, возбужденно говорит:

– Слушай, Борис! Я, уже здесь взмок в ожидании тебя. Когда подъедешь?

Борис, тоже возбуждённо отвечает:

– Слышь, Старик, давай сам подъезжай в редакцию. Не могу вырваться, я сейчас на совещание, полный затор. Выключив телефон, Генрих, спешно направляется к стоянке такси.

Взяв такси, сев на заднее сидение, он, немного успокоившись, стал смотреть в окно, находя, что Санкт– Петербург – «окно в Европу», Северная Столица России.

От беглого просмотра городского пейзажа перехватывало дыхание. Потрясало впечатление, что всё на Руси созидалось исходя из духовности, традиции, любви, как к простоте, так и к роскоши. Русскому человеку, всегда желалось, жить краше, как в сказке…

…Проспекты и улицы этого города ведут летопись времен с 18 века, именно тогда Петербург был наделен теми чертами европейского стиля жизни и быта. И каждый пылкий взгляд приезжего непременно отметит и заострит внимание на те, исторические места, связанные с событиями и выдающимися личностями, что вписаны в историю большими буквами.

Улицы, как и проспекты, оживают, вносят запах северной, морской столицы Русской земли, ступив на ее земли, ощущается могущественность замысла Петра, что сумел основать не цитадель или, же форт, а Столицу, Центр Российской Империи. Именно на этих улицах происходит знакомство с городом на Неве, на них открываются любопытному взгляду чудесные виды на каналы и мосты.

Кажется, что Петр продумал обо всем, задумывая назначение и значимость города. Отличительная особенность этого города, как рачительность мысли – это четкая застройка, нарезка улиц на ландшафте, ощущается рука творца, идея создателя, что говорит о грамотном подходе к осуществлению проекта – ПЕТЕРБУРГ, все шло по намеченному плану, и утвердил его, пусть на бумаге, он, Петр Первый.

…Душа Генриха ликовала, он глядя сквозь окно на то великолепие, мысленно согласился с тем, что говорят о городе: «Он прекрасен!»

Город впечатляет!

…Глаз то отдыхает, то возбуждается, открывая впечатляющие архитектурные постройки. В них та – грациозность, то величие, великолепие дворцов, соборов, и опять, же та мощь и трогательность мостов, мостиков через реки и каналы. На лицо масштабность улиц, их помпезность. Вперемешку – величие, размах площадей, что несут в себе гармонию, совершенство наследий эпох со своим стилем, характерным почерком известного архитектора, что был влюблен в свое детище – Петербург. Всё говорит о том, что это сплошное очарование, подобно экскурсу в страну чудес, сказок. Таким для себя Генрих открыл город – Великим и простым, доступным и недотрогой…

Он оглядывается назад, взгляд помнит Москву, перед ним – Великая Панорама МОСКВЫ – ВЕЛИКАЯ, МОГУЧАЯ, РОДНАЯ!

Перед глазами мелькают отложенные в памяти, дорогие сердцу места – набережная, Киевский вокзал и ТЦ «Европейский», белый Дом, гостиница «Украина» и «Москва – Сити»…

Такое впечатление, что Москва не хочет отпускать Генриха навсегда из своих объятий.

Однако! Жизнь продолжается, и она хочет попробовать наладиться именно здесь в Санкт-Петербурге, возможно, чтобы вырвать его из лап одиночества.

…Время лечит…

Генрих, попав в стены редакции, не мог надышаться знакомым запахом, так близко по духу – разговоры, перепалки за закрытыми дверьми. Он в ожидание Бориса прохаживался перед дверьми одного из кабинетов, с табличкой «Главный редактор». По коридору блуждали, с любопытством смотрящие на него, две молодые женщины. Наконец, они, осмелев, подошли к нему и предложили пройти вниз в бар, где он смог бы подождать главного, поскольку совещание продлиться до обеда, а они как раз идут в том направлении и могут его проводить. Генрих с улыбкой принял предложение, и они вместе направились в бар.

В полумраке бара, он нашел себе место ожидания, с учтивостью кивнув милым женщинам, дал понять, что все в порядке.

Те тоже кивнули, заказав кофе, уже щебетали сидя за стойкой бара. Генрих, расположившись за столиком, не преминул достать ноутбук, войдя в сеть, с увлечением начал поиск в ИНТЕРНЕТЕ. На мониторе появилась его личная страница на сайте «ОДИНОЧЕСТВА НЕТ». С тяжестью в душе он отметил отсутствие писем, мысленно подумал: «Никому до меня нет дел». Мельком обратил внимание на фото слева, что находилась в закладках. На нем была Ирина. Она, молча с него, смотрела, и ему показалось, в чем-то его, Генриха, укоряла. Он с горечью вслух обронил:

– Почему так происходит? Кого начинаешь любить, то тех в одночасье теряешь.

Его кто-то окликнул. Вздрогнув, изумился, ему на стол поставили горячий кофе. Бармен с галантностью сказал, что это, те две милые дамы для него заказали. Те со стороны кидали на него пылкие взгляды, одна из них, приветливо кивнула, он ответил им взаимностью, одарив улыбкой.

Бармен поспешил на свое место. Генрих начал отпивать маленькими глотками горячий кофе, смешивая его с мыслями о ней, об Ирине. Где она сейчас?..

…Уютная комната. Возле окна угловой разложенный диван. Рядом стол с компьютером и винтовое кресло. Напротив – кронштейн с одеждой, под ним выстроенная в ряд не многочисленная обувь. На полу лежит ковер, на нем – махровый халат.

Ирина, лежа на диване, с ленцой просыпается, щурится от солнца. Откидывает одеяло, встает, идет к компьютеру, включив его, явно заинтересованная, стоит перед ним в ожидание.

Торопливо выходит на сайт «ОДИНОЧЕСТВА НЕТ». Открывает почту. Одно письмо от Вики, а от Генриха по-прежнему писем нет.

Она с тревогой и волнением открывает письмо, вслух читает: «ДЕРЖИСЬ, ПОДРУГА! Все в жизни переменчиво и на твоей улице будет праздник. Главное береги здоровье!»

Ирина испуганно смотрит на компьютер, потом на дверь в комнату, встает с кресла, идет к дивану, бросается на него плашмя, горько рыдает, промелькнувшая мысль расшатывает ей нервы, страшно подумать, что у нее никогда не будет своих детей: лечись-не лечись, все насмарку. Она, обхватив руками голову, начала стонать: «Зачем? Зачем я тогда сделала аборт? Никому я в этой жизни не нужна, все меня бросают…»

Послышались шаги за дверью. Мать резко открывает дверь, заглядывает, видит рыдающую дочь, ничего не понимая, идет к ней, на ходу встревожено спрашивает:

– Ну, что опять? Не надо себя и меня изводить… Останавливается у дивана, подняв махровый халат, бросив его на диван, уже испуганно с болью в голосе спрашивает: – Что случилось? Что-то болит?

Наклоняется над ней, трогает лоб дочери.

Ирина, всхлипывая, рыдает:

– Я никому не нужна!

Мать с тревогой смотрит на компьютер, видит открытое письмо на мониторе, вопросительно спрашивает:

– Ну и чего она тебе пишет?!

Дочь, уткнувшись в одеяло, сквозь слезы, не поворачиваясь, говорит:

– Пишет, что и на моей улице будет праздник. Главное здоровье!

Та невольно вздыхает, выведенная из себя с укором переходит на крик:

– Вот и не подрывай его, свое здоровье, радуйся жизни! Указывает рукой на окно, продолжает: – Солнце на дворе! Новая жизнь бьет ключом, а ты здесь мокроту мне развела с утра пораньше. Не о себе, так обо мне подумай! Ни дня, ни ночи! Зло бросив: – В гроб сведешь меня. Посмотрев на дочь с набежавшей слезой, с горечью добавила: – И побегу! Чтоб с тобой не сойти с ума. У тебя депрессия, а у меня предынфарктное состояние, всю плешь мне проела. Вот она где у меня твоя депрессия! Она показывает рукой на затылок.

Ирина посмотрела на мать безразличным взглядом, буркнув:

– Жить не хочу! Мать, сорвавшись с места, присев с ней рядом, начала обнимать ее бесчувственное тело, всхлипывая монотонно повторять:

– Глупенькаяя! Живи! Живи и радуйся! Вытерев набежавшую слезу, с уверенностью выпалила: – И детишки будут у тебя и непременно от любимого человека!..Она встает, идет к компьютеру, смотрит на закладку слева, на фото Генриха, зло говорит: – А этот – транзитный пассажир, еще локти кусать будет. Повернувшись к дочери, вслух успокаивает: – Не знает, что счастье потерять не мудрено, вот обрести тяжело.

Мать с любовью смотрит на Ирину… Та на нервах повышает тон:

– Мама, не лезь в душу! И так тошно!

Она поворачивается, в слезах встает, начинает убирать диван.

Мать соизмеряет дочь взглядом, машет от безнадежности рукой, с сарказмом кричит:

– Не буду! Раз не нужна тебе моя, материнская любовь… Соизмеряя, смотрит на дочь, с гордостью говоря: – Значит, ты еще не любила по-настоящему. А по нелюбви и слез лить не стоит. Зло, посмотрев на фото Генриха, она с болью в голосе, скорее от отчаяния, выкрикнула: – И этот, твой – кобель! Вытирая слезу, добавила: – Дура!

После этих слов, стоя к ней спиной, Ирина вздрагивает.

Немного сжалившись над дочерью, у которой вздрагивают плечи, но она, все, же старательно собирает постель в диван, уже в ее адрес приказным тоном, хотя где-то, как– то с оттенком материнской заботы, мать скороговоркой бросает: – Возьми себя в руки! Поверь, не стоит на мужиках зацикливаться. На них мир не сошелся клином! Она разворачивается, направляется на выход из комнаты, по ходу накручивая себя, бормочет: – Вот – так помогай ближнему?! Обязательно плюнут в душу. Ирина разворачивается, взглядом провожает мать до двери. Та молча выходит из комнаты дочери, при этом с треском хлопая дверью.

Она вздрагивает. Мысль будоражит мозг: Почему все не так? Почему все всегда кувырком?

Падает на диван, стуча кулаками по нему, не поднимая головы, кричит, – Депрессия! Вскакивая, садится, смотрит на дверь, шепчет, – Я устала! Я хочу быть счастливой. Она беглым взглядом посмотрела на фото Генриха. Продолжая шептать, – И ты меня предал. А я тебе верила. Так ждала выписки из клиники.

Месяц лечения и реабилитации в клинике был безуспешен…

НЕМНОГО РАНЬШЕ…

В клинике она оказалась вследствие последствий аборта, шел длительный процесс воспаления. Ее привезли в тяжелом состоянии, считая, что она безнадежна. После нескольких часов под капельницей, ее перевели в палату, сказав присутствующим, что она не жилец. Все, глядя на нее охали, ахали, ведь она совсем молодая…

Ирина на все и всех смотрела с недопониманием происходящего, пыталась найти ответы, считывая их с лиц присутствующих.

Санитарка, что крутилась в хлопотах рядом с ней, ей шепнула: «Ничего, девка, выкрутишься, оклемаешься! Холод ставь на низ, авось и уйдет хворь. Мать ее!..»

Как-то незаметно, угловато, та сунула ей грелку со льдом.

Ирина послушно положила грелку на низ. Боль стала стихать, она уснула.

Утром дежурный врач был удивлен ее воскресанию. Единственное, что мучило – это подавленность духа. В голове все перемешалось, память не оставляла ни на минуту в покое. Лица, лица, лица…

Последнее лицо Генриха. Лишь это возвращает к грезам…

В клинике, он ее навещал, как больную, а не любимую девушку, он просто проникся к ней вниманием, наверное, так бы поступил на его месте каждый, как добрый знакомый, пусть гость из интернета. Возможно его признания больной женщине, всего-то в целях укрепления ее здоровья, не более. Уверенности нет никакой в искренности, ведь они практически не знакомы, так общались в сети интернета.

Наверное, она его расчувствовала своей слабостью. Он наверняка не видел в ней свою единственную, эти мимолетные встречи только ранили ей душу. Она осознавала, что он был просто посетитель, а она просто тяжелобольная. И практика показывает, что им, больным, зачастую лгут во спасение и выздоровление тех… А так хотелось искренности и любви. Он, Генрих, обещал приехать на помолвку после выписки…

И вот настает, то чего ждет он, быть – может, и она – выписки…

Ирина в ожидании встречи с ним, хотя понимает, что ему и ей необходимо время, чтобы ответить на вопрос: «Ты меня любишь»? Он ответил бы в ответ: «Да»!

Конечно, она вынашивает мечту – помолвка, а потом, уже свадьба!..

…Но всего этого не произошло, то, ли он испугался столь быстрого хода событий. Любовь по интернету…

А еще утверждают, что сайт «ОДИНОЧЕСТВА НЕТ» соединяет сердца. Наверное, и в этом должно повезти. Значит! Она не везучая! Если она до сих пор, пройдя весь тернистый путь, все, еще – ОДИНОКА…

Ирина горько зарыдала, уткнувшись в махровый халат.

ТРИ МЕСЯЦА НАЗАД…

…Генрих, уже час сидит в баре. Любезные дамы, откланявшись, поспешили на свои рабочие места. Кажется, что он пролазил по всей сети интернета, но впустую. Не может уйти от одиночества, даже в стенах редакции, где даже кожей ощущается ком новостей, и вряд, ли можно попасть в зону, где потеряешься безмолвствуя. Наконец появился Борис, отдуваясь, признался:

– Что устал от совещания, как черт, что ему необходимо выпить, чтобы взбодриться или, же расслабиться. Он так и не понял, что конкретно в данной ситуации необходимо. Со стороны было заметно, что он накручен и взвинчен до предела.

Борис подсел к Генриху, глядя на компьютер, с любопытством бросил:

– Смотрю и ты подсел на сайт «Одиночества нет». С иронией признался: – Ну ладно, я – бабник, лазаю в поисках свободных и хорошеньких девушек. Но, ты? Ты, же вроде бы никогда не страдал от одиночества. Или это мне просто казалось?! Он с интересом заглянул ему в глаза. – Вижу тоска в глазах. К чему бы это, а?! Сказал он и потрепал щеку Генриха.

Тот в задумчивости, пожав плечами, признался:

– Всяко в жизни бывает. Годы не те, когда, девчонки донимали своим вниманием?!

Бармен принес два коньяка. Одобрительно посмотрев на него, улыбаясь Генриху, Борис сказал:

– Ну Старик, давай, за нас, красивых! Тут, же добавил: – За твой приезд!

Они посидели по– приятельски. Борис, посмотрев на часы, всполошившись, сказал:

– О, брат, засиделись. Он полез в карман, достав ключи, кинув на стол, встав, делая два шага вперед, на ходу крикнул: – Бери и властвуй! Это ключи от моей холостяцкой квартиры. Созвонимся. Я сейчас занят. Сказав это, как-то вдруг исчез за дверьми.

В дверях появилась прелестная девушка с большой сумкой в руках, подсев к нему, бросив на свободное кресло сумку, заказав кофе с коньяком, попыталась разговорить, как ей показалось сердитого мужчину. Отпив глоток принесенного кофе, она обратилась:

– Мужчина! А Вы случайно не новенький?

Генрих тушуясь, сказал, вернее, буркнул:

– Старенький! Он с галантностью протянул ей руку. Девушка повеселев, подав руку ему навстречу, сияя, сказала:

– Я, мадам Помпадур, а Вы? Он с искоркой озорства, отшутился:

– Я же сказал – старенький, как и мое имя – Генрих! Вскинув высоко брови, девица призналась:

– Остроумно! Наверно москвич?! Генрих кивнул головой. – Вы к нам на работу? Он, пожимая плечами, в ответ бросил:

– Не знаю. А что есть вакансия? Та, посмотрев на него, призналась:

– Да нет! С удовольствием, но нет. Уже в шутку, добавила: – Я главная по кадрам. Борис мне доверяет в отборе. Допивая кофе, с женским любопытством, пожирая его томным взглядом, поинтересовалась: – Но, если Вы пишите лучше, чем Борис, да к тому, же прекрасный редактор, то нет проблем. Найдем местечко и Вам.

Она, всполошившись, стала набирать номер в мобильном, ей ответили, она стала разговаривать:

– Людок с приездом! Ты как, уже освоилась? Главного редактора нашла? Мимикой показывая, что все окей, сказала: – У меня есть симпатичный мужчина, гарантирую, что прекрасный редактор, тоже из Москвы, только что с поезда… Так как и когда можно к тебе подъехать? Напрягая слух, вслушиваясь, переспрашивает: – В любое время? Со вздохом облегчения, щебечет: – Спасибо, Людок! Подойдет. Как зовут?! Она с кокетством, парирует: – Мистер ИКС! Вот придет и представится! Сюрприз от меня! Она, засмеявшись, стала прощаться: – Ну, все, Людок, давай! Па-па-а!!! Отключила телефон. Выдохнув, допив последние каплю кофе, торжествующе сказала: – С Вас причитается, Генрих! Я Вас сосватала в самую крутую редакцию Санкт-Петербурга. Уже по-приятельски с интересом спросила: – Хотите работать в редакции модного журнала? Он кивнул головой. Она протянула ему руки, панибратски, взбалмошно, себя ведя, капризно сказала:

– Целуйте ручки, Мадам Помпадур, пока мой Борюсик не видит. Генрих, приняв навязанную игру, поцеловал ей руки, игриво сказал:

– Целую ручки, Мадам Помпадур!

Она, довольно восприняла подыгрывание ей, тут, же замельтешилась, явно что-то вспомнив, резко встала, порылась в сумочке, найдя визитку, написала на оборотней стороне координаты Людмилы и адрес ее редакционного офиса, побежала к выходу, не оборачиваясь, махая рукой из стороны в сторону, крича:

– До встречи, Генрих! Па-па-а!!!

Генрих с облегчением выдохнул, взглядом провожая до двери чудесное дитя, потом уложив ноутбук в дорожную сумку, тоже встал, чтобы расплатиться и уйти. Бармен видя, что тот направляется к нему, выкрикнул:

– За счет заведения! Генриху ничего не оставалось, как попрощавшись с ним, кивком головы, выйти.

… Борис по-домашнему в шортах и на босу ногу стоя у плиты, делая ужин для Мадам Помпадур, стараясь перекричать ее пение в душе, выкрикнул:

– Ты не представляешь, что было на совещание. Кажется, что меня кто-то подсиживает?

Та не слыша, о чем он говорит, выйдя в накинутом махровом халатике, шлепая по ламинату мокрыми стопами, подойдя к нему, ласково обняв, по-кошачьи выгибаясь, кусая за мочку уха, переспросила:

– Ты, что – то мне хотел сказать?! На что Борис, выбираясь из ее объятий, продолжая готовить, буркнул:

– Теперь точно не хочу сказать. Тебе, же все – равно не интересно, что меня кто-то подсиживает. Она, изумленно на него посмотрев, с милой улыбкой, проявляя заботу, шепнула:

– Не бери дурное в голову! Ты просто устал. Нам с тобой надо прошвырнуться, хотя бы в Берлин. А я буду твоим гидом – переводчиком. Она, в блаженстве потянувшись вверх на цыпочках, по-детски сияя глазами, крикнула: – Хочу в Берлин! Я там целых полгода не была. И непременно путешествовать на автобусе, как в детстве. Толкнув Бориса в бок, подметила: – Наверное, и ты со школьным лагерем ездил на автобусах в туры? Ты был пионером? Он ей кивнул. Она, выдохнув, призналась: – Как романтично!

Борис что-то вспомнив, почесав свободной рукой затылок, в задумчивости произнес:

– Вот не задача, а как, же Генрих?! Я, же его пригласил в Питер. Как, же он без меня?

Мадам Помпадур, выгибаясь, ластясь к нему, с иронией сказала:

– Без меня?! Ты даже не уделил ему минуты внимания, тогда, как я, уже сосватала в одну из редакций. По моей рекомендации возможно и получит должность – главного редактора.

Борис онемел в изумлении, потом, не веря, переспросил:

– Ты?!

– Конечно, я!.. С вызовом посмотрев ему в глаза, выпалила: – Я, же все-таки ответственная по кадрам.

Борис, отстранившись от плиты, приподнял ее на руках, начал с ней кружится, крича:

– Ты супер! Едем в Берлин! Опустив ее на пол, сказал: – Только перезвоню Генриху. Он стал набирать номер, ему ответили, громко кричит: – Генрих, Старик! Без обид, еду по просьбе одной капризной Мадам, с ней, же в Берлин! Шутя: – Достала!.. Мадам Помпадур стала бить его кулаками. Борис дурачась, кричать, выкрикивая: – Убивает! Сдаюсь! Он, отмахиваясь от Помпадур, сказал:

– Бьет, значит любит! Генрих рассмеявшись, констатируя:

– Да, уж! Она у тебя, если встанет на кислородный шланг, то не сойдет с места, пока своего не добьется. Ладненько! Вези свою капризную Мадам в Берлин! Я здесь сам разберусь.

Борис в объятиях Помпадур, задыхаясь в поцелуе, силясь вырваться, чтобы закончить разговор, прошептал:

– Все, Старик! Прости…

Отключенный телефон им был брошен на кухонный уголок.

…Он и она слились в поцелуе…

…Войдя в чужую квартиру, Генрих ощутил в носу до одури знакомый запах одиночества, что говорило об одном, этой квартирой давно не пользовались, признаки жизни отсутствовали.

Потолки были обрамлены сетчатой вуалью черной паутины. На ламинате лежал слой пыли. Он прошел в зал, пройдя вглубь комнаты, оставил после себя предательские следы. Генрих глядя на них испугался, ему показалось, что войдя в квартиру, он нарушил ее покой. Развернувшись, бросив сумку на диван, осмотревшись, поспешил разыскать веник и швабру. Найдя все это в ванной и туалетной комнате, засучив рукава, Генрих стал старательно убираться. После окончания, открыл балконную дверь, чтобы весь затхлый запах выветрил поток свежего воздуха. Он остался доволен наведённой им чистотой. Сев на диван, достав ноутбук, стал искать присутствия в интернете людей. Открылось ICQ и сразу, же стало комфортнее от присутствия в сети знакомых, он сразу, же почувствовал себя, как дома, в коммунальной квартире, а вот в скайпе не было признаков жизни. Тишина.

На сайт «Одиночества нет» он тоже не стал заглядывать, чтобы не быть подавленным из-за отсутствия на нем Ирины. Он все, еще влюблен в нее, и так хотелось, чтобы и она была хранительницей тех мизерных остатков, стремительно вспыхнувшей и угаснувшей любви.

Ему также хотелось получить от неё, хотя бы пару слов, знать, что она в эту минуту рядом и расстояния между ними нет. В этом весь приоритет Интернета – доступ и тет-а-тет.

…И гори все ясным пламенем!..

Здесь в сети тебя не ущемляет никто, посягая на свободу слова. Заглянув с монитора в твое жилище, человек становится гостем, порой близким другом. Ведь с ним ты беседуешь, открываясь, как не кому. Этого зачастую нельзя сделать при встрече на улице или, же в ресторанчике, кафе. Нет надобности, надевать голливудскую улыбку, стараясь, понравиться, можно просто выйти из сети и не обидеть этим того, кто был только что твоим гостем.

А главное! Всех сближает порок-достоинство – одиночество!

С ним уживаясь, все, же становятся гостеприимными, по– приятельски без обид, можно шутить или включать плачь в жилетку незнакомца или незнакомки.

Интернет – Мировая Клиника по лечению одиночества. А оно присуще всем – Богам и рабам. Богатым и бедным!

Чтобы как-то себя отвлечь, Генрих открыл Ворд и стал пересматривать свое резюме, что-то стерев, добавил.

…Ирина сидела на своем рабочем месте в читальном зале библиотеки. Ей было дискомфортно, она ощущала на себе таинственный взгляд мужчины, что вошел незаметно, сев за стол, спрятался за газетным листом, чувствовала, что вот, уже несколько минут под прицелом цепкого взгляда, чтобы как-то уйти от неприятного ощущения – «ты под прицелом», взяла книгу, начала читать, иногда мусоля подушечкой пальца, прикасаясь к губам. Наблюдающий за ней издалека мужчина, отметил красоту руки, тяжело вздохнув, положив на стол газету, направился к ней.

Подойдя к Ирине, он с минуту любовался ею, она делала вид, что не замечает его присутствия рядом с собой. Ее губы в немоте шептали, скорее – всего, это привычка так читать из детства. Он кашлянул, невольно пришлось обратить на него внимание. Ее красивые губы, чуть подкрашенные, от неожиданности разомкнулись. Перед ней стоял Евгений Алехин, которого она явно не ожидала увидеть. Она отвернулась. Он прикусываю губы, тихо произнес:

– Привет, Ириш! Не ждала?! Ирина с иронией сказала:

– Тебя?! Никогда! Ты вычеркнут из моей памяти навсегда. Она бегло посмотрела на его правую руку, на пальце не было кольца, вскинув удивленно брови, с сарказмом подметила: – Что, уже разбежались?! Тяжело вздохнув, Евгений, сказал:

– Так получилось! Глядя пристальным взглядом, с пылкостью сказал: – Она дура! А, я, как ты знаешь, их не перевариваю!..

И уже безразлично добавил, к тому, же нашла себе в Питере идиота, что прыгает перед ней на задних лапках, исполняя все ее капризы, называет ее Мадам Помпадур!

С сарказмом:

– Это ее – то, торговку, правда, уже с высшим образованием. Выучил на свою голову, дурак! Изумленно добавляя: – И что мужики находят в дурах?

Ирина на него посмотрела с болью, зло, с кривой ужимкой, сказала:

– А ты что в дуре нашел?!

Евгений покраснел, как рак. Он стоял, не поднимая головы. Ирина на него посмотрела с холодком, тихо попросила:

– Если тебе не нужна литература, пожалуйста, уйди!

Евгению ничего не оставалось, как сделать шаг к выходу, вдруг остановившись, он с восхищением сказал:

– Ты самая лучшая, Ириш! Самая– самая! Прости меня! Пока! Махнув рукой, стал удаляться. Ирина в след сказала:

– Прощай!

…Вечером после работы, сидя в своей комнате на диване, Ирина гнала прочь мысли об Алехине, теперь для нее его нет. Внутри что-то свербело, подсасывало, чья-то воля натягивала, подвязывая оборванную нить между ними, а она усилием своей воли похожим на ненависть, ее обрывала. Говорят, что ненависть – это месть труса испытавшего страх…

Вот! Трусихой она никогда не была, но страх периодически испытывала в отношениях и с ним, Евгением, как и с другими тоже. Но, а мстить ему?! Это не в ее характере. Так, что! Нет ничего абсолютного в мире, тем более в цитатах.

Она подошла к компьютеру, включила, села на кресло, вошла в интернет, заглянула на сайт «ОДИНОЧЕСТВА НЕТ». Писем не было. «Всеми забыта!» – подумала она, мельком посмотрев на закладку с фото Генриха, прикусив губу, с укором в его адрес, сказала: – И ты предатель! Тоже наверно дурочка подвернулась?! Резко выключив компьютер, встав с кресла, ватными ногами пошла к дивану. Упав на него плашмя, Ирина разрыдалась.

На следующий день ей на работу позвонила Вика, спросила, что и как? Почувствовав в голосе холод, чтобы разрядить обстановку, как бы, между прочим, сказала:

– А ты знаешь, Олька Климанова уже другого нашла, по телефону похвасталась, что с милым другом в Берлине тусуется, что добилась в своей жизни – всего. Она, мол, собственница, а Евгений был ни то, ни се, все вздыхал по ночам, после родов к ней не прикасался. Прямо так о нем и сказала – приворот на нем, что кто-то его присушил! Был мужик и выдохся… Ну и она, недолго думая – развод и девичью фамилию!..

И без раздумий, прямой наводкой махнула к себе в Питер. Малышка пока живет со свекровью, у нее педагогическое образование, дом в пригороде Москвы, сад, огород, гуси, утки. Короче! Ольга говорит, что ей там, у бабушки будет лучше! А ей надо жизнь устраивать.

Отрапортовав по телефону, Вика, как бы поставила точку над «I». «Везет, же дурам!» – сказала она, словно сожалея, что не дура.

Ирина, стоя у стеллажа, ища книгу, молча подметила:

– Везет! Потом ссылаясь на занятость, стала прощаться. Вике, как по голосу она поняла, это не понравилась. Было слышно, как та кричала:

– Ну, ты не пропадай! Мы с Гошей любим тебя! Держись, мать! На что она, Ирина, тихо шепнула:

– И я вас люблю! И на этом отключила телефон.

Ей, конечно, согрели душу слова Вики, но все – равно хотелось плакать. Только не здесь и не сейчас. Она находилась на работе, кругом посетители, что и так с любопытством смотрели на нее со стороны.

Ирина, перехватив любопытный взгляд, мило улыбнулась. Одаряя милую женщину, искоса смотрящую в ее сторону, настоящей голивудской улыбкой. После чего подошла к ней с книгой в руке, отдав ее той женщине, вышла из читального зала. Стоя за дверьми терзаясь в муках, вдруг уронила слезу. Поймав пытливый взгляд со стороны идущего посетителя, вытерев слезу рукой, побежала вдаль по коридору. Через секунду исчезла из поля зрения, оставив опешившего мужчину в недоумении.

… Вечера для Ирины стали невмоготу, ей так было тоскливо и одиноко. Казалось, что она, жизнь свою прожила с ускорением и что теперь ей ничего не остается, как стареть, коротать дни по – инерции в серости, безликости. А ей так хотелось красок в жизни: ярких, теплых тонов. В конце – концов, женского счастья и как максимум – любви.

Она сидела у компьютера в ожидание чуда, что вот – вот, ей он, Генрих напишет письмо, но письма не было. Зайдя на его страничку, она заметила, что он все, же бывает на сайте «Одиночества нет». Последний визит был полчаса назад. В сердце защемило, он где-то рядом, быть – может, тоже в одиночестве ждет от нее письма. Но гордость не позволяла пересилить себя и первой написать ему.

…В тот день, когда он не приехал, а обещал, Ирина перестала верить кому-либо. И первое, что она сделала, сломала камеру и удалила программу СКАЙП. Но ее до не приличия влечет к компу, как к лобному месту…

Вдруг, решившись, она стала печатать письмо…

– Привет. Как твои дела? Почему не звонишь, не пишешь?

И тут, же сделала отмену. Ругая себя в сердцах за малодушие, встала пошла к дивану. Свернувшись на нем клубочком, постаралась уснуть, но сон не шел. Ей так не хватало общения с ним… Она не понимала, чем он, Генрих, смог тогда тронуть ее.

Вероятно, ей не с кем было просто – так по душам поговорить, как говорят в народе, отвести душу. И впрямь – интернет: виртуальная исповедальня, а главное при таком общение все взаимозаменяемо. Ты словно общаешься ни с кем и в тоже время с одушевленным предметом, ты его не боишься, да и он тебя тоже. Все на равных. Это лучше, чем общаться с самим с собой. В этом все и прелесть, остаешься во здравии, избегаешь раздвоения личности.

Тебе свойственно задать вопрос и получить ответ, потому, что он последует обязательно, так как нет страха: задать – ответить.

Возможно, они не всегда искренне, но это дает время тебе самому обдумать и принять или не принять, уже право выбора. Это честная игра, так как – разрешенная тобой и оппонентом, при всем, каждый старается быть собранным – блеснуть, как остроумием, так и умом, чтобы, как можно усилить впечатление, ради элементарного человеческого общения.

А всегда хочется высказаться, выслушать, этим и цепляют виртуальные игры, и ты становишься ненасытным, тебе кажется, что общение прервалось на полуслове и есть необходимость поставить точку в многоточии.

…Генриху тоже не спалось, он думал о ней. Он, завернувшись в одеяло, оперевшись о спинку дивана, сидел перед монитором компьютера. Ее, Иринины, глаза на фото притягивали, в них был – ум, грусть, печаль.

А это говорило, что эта женщина – мудрая, сильная, но в тоже время и слабая. Он стал набирать письмо…

– Привет! Как дела? Ответь!..

Тут, же посмотрев на письмо, не решаясь его отправить, удалил.

Выключил комп, накрывшись с головой одеялом, лег, намереваясь уснуть, но сна не было.

В памяти всплывают минуты счастья, а оно наступает, когда в жизни нет тени одиночества.

Его, Генриха, окрыляло в те дни, когда он стремглав летел с работы домой…

…Он с нетерпением сидит на заднем сидение такси. Вдали показываются «Черемушки». Такси въезжает во двор. Льет дождь. От проезжающей машины брызги летят в разные стороны. Идущие навстречу двое, парень и девушка, резко вскакивают на бордюр, уступая дорогу. В след крутят у виска, вдогонку кричат: – Бешеный!

Но, кажется, их замечание не воспринимается близко к сердцу водителем, тот делает своё дело профессионально, четко и быстро. Главное – доставка клиента по адресу.

Машина такси останавливается около второго подъезда, одной из пятиэтажки.

Настежь открывается дверца авто, Генрих хлопает по плечу водителя, сует спешно деньги, молча, не сказав не слова, выходит из машины, бежит под ливнем в подъезд.

Водитель выгнувшись, выглядывает из такси, дождь обдает его струйками, он прикрывает голову, безотрывно любопытным глазом провожает того вплоть до подъезда, вздыхает, закрывает дверцу. Машина срывается с места, брызги летят в разные стороны. Она тут, же исчезает вдали.

Генрих не замечает, как он очутился на своей площадке, вот он уже и у себя в прихожей…

Она – маленькая, тесная.

Вешалка во встроенном в нишу шкафу, дверь в зал, дверь в кухню. Не развернуться.

Он топчется на месте, бьет ногой, закрывая дверь. На ходу, не включая света, снимает пальто, вешает в шкаф, бежит в зал, с размахом открывает дверь, исчезает в нем.

Генрих резкими шагами направляется к письменному столу, садится на винтовое кресло, включает компьютер, трет в ожидании «чуда» руки, с горящими глазами, смотрит на монитор, работает мышкой, ищет сайт. На мониторе вспыхивает название сайта «ОДИНОЧЕСТВА НЕТ».

Спешно вводит логин и пароль. На лице написано нетерпение, ожидающий взгляд, что озаряет едва уловимая заинтересованность, «а вдруг?» Поворотом в сторону вертясь на кресле, скидывает с себя туфли, вновь оборачивается, смотрит пристально на монитор.

Вдруг, вспоминает что-то, бьет себя по лбу, стучит по столу. Вслух шепчет: – Ну давай, давай, открывайся, уже! Смотрит на монитор, разводит руками, с легкой иронией говорит: – Но вот, пока не сделали нам знаки внимания… Он откидывается на спинку кресла, руки за голову, сам с собой, констатируя: – Значит не суждено мне быть счастливчиком… – У-П-С! Проехали сегодня. Сказал Генрих, с реальностью глядя на ситуацию. Почесывая затылок, все, же, старается ответить самому себе: «Почему?!» Со смешком, размышляя: – Ну не нравлюсь, где-то, что-то не хватает во мне…

Генрих наклоняется над клавиатурой, торопливо набирает текст. Его отвлекает раздирающий телефонный звонок.

Он шарит по карманам, находит, смотрит на монитор «ЛЮСЯ» – бывшая жена.

ТРИ МЕСЯЦА НАЗАД…

Он спросонья включает телефон, слушает…

Люся кричит:

– Моду взял отключать телефон до 11 вечера. Хотя бы ночное время оставил, как приемный час для бывших родственников. Раздраженно: – Я, что не заслужила? Где тебя носит? Тут, же с сарказмом констатируя: – Все не как не нагуляешься? Зло добавив: – Остепенись, сороковник – скоро! Она начинает громко истерически смеяться: – Герой нашего времени!!!

Генрих приходит в негодование, она не только разбудила, но еще и бесплатно оскорбляет, кричит:

– Мадам, Вам не с кем ночь провести? Скучаете по моим ласкам?

Люся с надрывом в голосе, срывается на крик:

– Твое какое дело, ты мне – кто? Чувствуется, как она исходит слюной, громко, непристойно для уха, кричит: – Ах, ты алкаш! Писун недоделанный!

Вовремя я тебя тогда бросила! А, то бы и сейчас ревела из-за тебя, неудачника, «лузер» хренов! Был бы при мне, так бы рот не открывал, Генрюша!!!

Генрих, не сдерживается, бросает ей в трубку с сарказмом:

– Если тебе не с кем перепихнуться, так и скажи, я мигом тебе мальчика на дом приглашу и оплачу, только бы, ты, моя душа, не ныла в одиночестве.

Он выдавливает из себя подобие смеха на напряг со стороны бывшей и не любимой женщины.

Та явно взмыленная переходит на фальцет:

– Да, чтоб ты, гад!!! Я тебя больше знать не хочу!..

…Слышны гудки…

Генрих говорит в трубку, смеясь:

– МЕНЯ НЕТ НА ЭТОЙ ПЛАНЕТЕ!

– Гад! Бабник! Лузер!.. Кричит взбешенная Люська.

– Дура! Шизофреничка! Кричит Генрих и выключает мобильник, кладет на стол, довольный сам собой, ухмыляется своей находчивости, вот-так, в очередной раз заткнуть ей, экс – жене, рот, растягивается на кресле, встает, идет в хорошем расположении духа на выход. По ходу, качая головой, шепчет: – Ее не переделать! Ни днем, так ночью достанет. «Крепкий орешек!» Зубы сломаешь. Машет рукой: – Да, Бог с ней! Пусть живет, как жила. Родственница! Тетя Люся!

Он тихими шагами идет на кухню, открывает дверь, исчезает за ней.

Стандартная кухня с балконом. Стенка, угловой диван, стол, холодильник.

Генрих залезает в холодильник.

Посчитав глазами пустые полки, находит начатую бутылку виски.

Берет в руку, идет с ней на балкон. Стоя в дверях, смотрит в темень, курит сигарету за сигаретой и пьет, чтобы отвлечься, забыться, уйти от действительности. От лап одиночества. Опять – вновь, оно догнало, кажется, что даже здесь в Питере от него не спрятаться.

До сих пор, не сознавая реальности, он делает пару глотков виски и идет по балкону с бутылкой в руке, входит через другую дверь в комнату.

Войдя в зал, подходит к дивану, садится, задумывается, ставит комп на стул, на пол бутылку с виски, искривлено сидя, смотрит «входящие».

Письмо от Бориса. Тот с радостью сообщает, что в Берлине все у него тип-топ. Не отдых, а сказка! И что, капризная Мадам Помпадур передает ему огромный привет.

Где-то, как-то, Генрих ему завидует. ОТДЫХ?! Даже в Питере, его, отдыха – покоя нет, вездесущая собственница Люська достала и здесь, чтобы в очередной раз вылить ему на голову «помои».

Она по старой привычке это делает, чтобы ей было легче уснуть. «Извращенка!» А главное, самое дешевое лекарство от бессонницы и ей оно точно не во вред, так как не берет в голову услышанное и не задумывается над сказанным.

Он смотрит на фото в закладках. Молодая, симпатичная женщина. Его Ирина Лебедева.

Генрих, разволновавшись, берет с пола бутылку виски, встает, отходит от дивана, забывает выключить компьютер. С жаждой их допивает, отходит шаг, два в сторону, вновь возвращается, падает, словно «тюфяк» на диван.

Просыпается от солнечного луча, жмурится. Открывает глаза. Перед ними все плывет, рябит. Он привстает на локтях, удивленный, оттого что монитор горит. На страничке сияет улыбкой – лицо Ирины.

Тут, же встает, садится, наклоняется перед ним, в упор всматривается, тыча пальцем в фото, говорит: – Ты мечта! А мечта не досягаема никем! Это факт! А кто говорит, что мечта сбывается? Тот дурак!

Генрих в джинсах и майке, стоит, курит у открытой балконной двери, машинально отстраняет шторку от колец дыма в сторону, разгоняя его вокруг в направлении улицы.

На подоконнике лежит пачка сигарет, зажигалка, пепельница, полная окурков.

Звонит мобильник, лежащий на подоконнике.

Он бросает окурок за балкон, идет к столу, берет мобильный телефон, слушает.

Это звонит Мадам Помпадур, слышно как она щебечет:

– Алло! Генрих я не разбудила? Вы не забыли про кастинг?

Генрих, теребя пальцами шевелюру, стараясь, что-то припомнить, вежливо отвечает:

– Да я не забыл. Непременно буду у нее, как и договорились. Спасибо за заботу! С той стороны связи, весело смеются. Он, тоже скривив губы, старается выжить подобие улыбки. Галантно прощаясь, сказал: – Целую ручки! И озадаченно, с ленцой, направился в ванную…

…Наверное, необходимо пережить трагедии в жизни, чтобы почувствовать себя счастливым, просто вдыхая воздух, радуясь всему, что привносит с рассветом белый день, не ожидая чуда, так как чудо, уже то, что ты живешь, а многим в этом не повезло, некоторые – родные и близкие сошли с пути…

…Годовщина памяти отца Ирины. За накрытым столом сидят трое – мать, Ирина и гость, молодой парень, которому нелегко признаваться в очередной раз, что невольно стал причиной смерти их близкого человека. Он в тот злополучный день был за рулем туристического автобуса. Парень рассказывает:

– Встречное движение. Едет автобус, навстречу легковая машина, за ней фура, которая хочет обогнать, я, конечно, же, сидящий за рулем автобуса резко сворачиваю, легковая делает непредсказуемый маневр, уходя со встречной полосы в сторону, подрезая фуру. Ослепляющая вспышка. Слышно, как сотрясает фуру и мой автобус, лязг колотого стекла в фуре. Новая вспышка взрыва – зарево и копоть. И бац!!! Фура подскакивает на кочке. Длинный, сильный сигнал. Ослепляющая вспышка. Слышно, как сотрясает фуру и автобус, лязг колотого стекла. Фуру откидывает в бок… Вспышка взрыва – зарево и копоть.

Дослушав его, мать горько рыдает, парень в растерянности. Ирина с болью в голосе, показывая на закуску, стоящий перед ним стакан с водкой, предлагает:

– Помяните отца! Он был хороший человек.

Молодой человек пьет, вслух говорит:

– Земля ему пухом, если бы не он, так я бы, и все кто были в автобусе. Он встает, откланивается, уходит. Мать с дочерью, за столом обнявшись, рыдают.

На следующий день они идут на кладбище.

Мать и дочь возлагают цветы на гробнице, на обелиске портрет, волевого, жизнелюбивого мужчины, об этом говорят счастливые глаза и легкая улыбка губ, казалось, он смотрит на них, не понимая: зачем они здесь?

Возложив цветы, они на шаг отходят, с болью смотрят на портрет, взявшись за руки, вздыхают.

Мать с заботой поправляет на гробнице цветы, кладет конфеты, сыпет пшено, тут, же в слезах ложится на гробничку, обхватив руками, сквозь плачь, говорит:

– Да, на кого, ж ты мил – родной, меня с Иришкой оставил?! Без мужика в доме: некому ни гвоздя прибить, ни приласкать. Она, стуча кулаками, кричит: – Встань, родненький! Встань! Нам еще нашу девку надо замуж выдать, внуков нянчить…

Она, как ватная обессиленная сползает с гробницы.

Шорох шагов со стороны аллеи, она встает, распрямляется, смотрит, узнает идущего в их направлении смотрителя кладбища.

Он подходит, косится, то на одну, ту другую. Видит цветы, участливо говорит:

– Мир праху его. Ты, Мать держись! Не убивайся!

Внимательно смотрит на Ирину, говорит:

– Вон и девка у тебя красавица! Замуж выйдет и детишек, внуков, стало – быть, нарожает.

Кивает дочери, спрашивает:

– Нарожаешь?!

Ирина кивает головой, вытирая слезы, говорит:

– И замуж выйду и детей рожу! Обещаю!

Смотрит на портрет отца, тихо шепчет:

– Обещаю, папка! Будут внуки!

Мать всхлипывая, достает из сумки водку, несколько конфет, отдает смотрителю, просит:

– Помяните! Ирина незаметно для глаз матери сует тому в руку 500 руб. Мужчина охотно берет и то и другое, кивком головы прощается, удаляется.

Мать мягко улыбается уголками губ, сияя глазами, говорит:

– И здесь надо уживаться, пусть скучновато, но все, же люди…

На этом она с испугом оглядывается, плачет. Ирина берет ее под руку, они уходят.

Но пройдя метров 10, мать оглядывается на памятник.

Она вздыхает, вытирает платком слезы, в уголках губ мелькает выстраданная улыбка, смотрит вдаль, шепчет:

– Прощай, родненький!..

Они смотрят на памятник, друг на друга, идут вперед вглубь по аллее.

Ирина силится не оглядываться: ПРОШЛОГО НЕТ! Она спешит на встречу с судьбой.

Она твердо знает, что жизнь продолжается, и она есть, даже после всех смертей. Теперь ей чужд – страх, таково ее решение. Жить ради жизни! И быть просто – счастливой!

Мать и дочь исчезают из вида с аллеи.