Карсон-стрит была обсажена деревьями, которые давали много тени. Это был скромный район, застроенный во время бума сразу после первой мировой войны. Здесь стояли крытые черепицей бунгало с широкими навесами, огороженными проволокой лужайками и уютными верандами. Завернув за угол, мой возница остановил свою колесницу.

— Здесь?

— Да. Не мешай мне. Я разрабатываю план операции.

— Ого, — протянул он. — Значит, дело серьезное?

— Ты чертовски любопытен. Парень, за которым я охочусь, похож на моего клиента Джоша Дельброка. Это здоровенный русский, и он вполне может оказаться громилой.

— Кто, Дельброк?

— Нет, русский, — я покачал головой. — Думаю, это он грохнул Пола Мандерхейма, и именно его видела Сандра Шэйн убегающим с поля брани. Наверное, в темноте она приняла его за Дельброка.

— Ну, и?

— Мы должны его схватить и где-нибудь подержать, пока я не привезу для опознания Сандру Шэйн. Вероятно, она признается, что видела на лестнице не Дельброка, а его.

— Раз плюнуть. С иностранцами не бывает хлопот.

— Мне бы твою уверенность, — угрюмо буркнул я. Откуда-то внезапно донесся громкий баритон, сопровождаемый звуками пианино. Голос был такой мощный, что по спине у меня забегали мурашки. Он пел по-русски. Чистая, как горный водопад, мелодия плыла по улице, эхом отражаясь от тротуаров.

— «Ничего!» — заглушая пианино, гремел баритон. Затем на несколько секунд наступила тишина, и вновь заревел голос.

Вдруг французское окно в коттедже напротив разлетелось вдребезги, как будто в доме взорвалась бомба. Баритон был похож на грохот динамитной шашки. «Ничего», и из окна вылетело небольшое пианино, какие обычно стоят в барах. Оно упало на лужайку перед домом и развалилось на куски. В воздухе, словно зубы пропустившего сильный удар боксера, замелькали клавиши из слоновой кости. Металлические струны взвыли, как живые. В окне появился громадный человек и с обиженным видом остановился над обломками.

— Расстроился, — с сильным акцентом уже по-английски пробормотал он. Затем пнул ногой красную обшивку инструмента и пробил в ней большую дыру. Нужен настройка.

Таксист с ужасом уставился на меня.

— Мы должны его похитить?

Он быстро вытащил из джинс все деньги, которые я ему дал в течение последних тридцати минут.

— Вот, — задыхаясь, он швырнул доллары. — Я только что вспомнил, что у меня важное дело в Ван-Найс.

— Бросаешь меня? — Я с улыбкой собрал деньги.

Он задумчиво следил за тем, как я прячу их в бумажник. В его голове шел десятираундовый бой между жадности с осторожностью. Осторожность в конце концов взяла верх.

— Вот она, твоя верность, — насмешливо сказал я.

— Ладно, я — предатель. Пока.

Когда я вылез из такси, он нажал на «газ» и умчался, как бешеный. Я почувствовал себя одиноко, как приговоренный к повешению на пути к виселице. У меня было предчувствие, что Алексей Соронов скоро разбросает мои кишки по лужайке так же, как клавиши пианино.

Ну и ничего. Я расследую важное дело, дело об убийстве. Я перешел через улицу и приблизился к русскому.

— Здравствуйте, — робко поздоровался я. Его голова была почти такой же лысой, как и у Джоша Дельброка, а физиономия — даже шире.

— Ха, — озадаченно произнес он. От его голоса, казалось, задрожал тротуар. — Вы меня знаете?

— Конечно. Вы — Соронов, киноактер.

— Вы видел меня в картина?

— Много раз.

— Хотите автограф?

— Я — один из самых преданных ваших поклонников, — ответил я.

Он положил свою лапищу мне на плечо. Она весила тонну и едва не переломила мне ключицу.

— Пойдем в дом. Поклонник? Мы выпьем водка. Мы напьемся вдрызг.

Он взял меня и внес в дом, как мальчишка несет коробку кукурузных хлопьев. Я вовсе не хотел идти в гости, но что я мог сделать — у меня не было выбора.