Криста открыла дверь. Приставила палец к губам и глазами попросила тишины.

За притворенной дверью Рафаэль увидел Веру, сидящую на кресле-качалке с ребенком на руках, всецело поглощенную процессом его укачивания; она едва подняла глаза, чтобы посмотреть, кто стучал. Узнав его, она одарила его улыбкой ангела, вернувшегося на небо. Криста вышла в коридор.

— Прости, Рафаэль, но мы, как дурочки, как дети спорим, кто будет укладывать ребенка спать или менять ему подгузники.

— Это мальчик или девочка?

— Нам хотелось девочку, но это мальчик, и нам уже все равно. Он просто красавчик.

Рафаэль улыбнулся и от души поздравил их. Криста направилась к стульям, стоящим посреди коридора, приглашая присесть и Рафаэля. Она двигалась с легкостью, словно выбралась вдруг из своего крепкого грубого тела, которое казалось теперь просто пышным, мягким, гладким.

— Он у нас уже два дня. Мы назвали его Гансом, — сказала она. — Ему всего шесть месяцев. Те, кто опекали его, так грустили, когда смотрели, как мы забираем его, но у них уже есть шестеро детей в доме. Как ты попал сюда? — спросила она, вдруг очнувшись и нахмурив брови.

— Очень долго объяснять. Мне жаль, но я привез плохие новости, — сказал Рафаэль. — Случилось нечто очень серьезное, и мне нужна ваша помощь.

Утреннее солнце, сияющее и ласковое, озаряло коридор. Пальмы хватались за солнечные лучи своими лапами с многочисленными пальцами. Их тени вырисовывались на кирпичных стенах. Криста изменилась в лице, услышав новость. Сжав руки в кулаки, она ударила себя по коленкам.

— Жизненно необходимо достать филину. Она ослабит их боли, — сказал Рафаэль.

— Мне нужно подышать воздухом, — поднялась Криста. — Пойдем, прогуляемся немножко. Я предупрежу Веру, что отлучусь.

Они пошли по улице, которая, закончившись, переросла в тропинку, узенькую, протоптанную в траве дорожку, ведущую к вершине холма. Криста была сильной, но при подъеме посапывала. Рафаэль помог ей, взяв под руку.

— Опасно говорить о филине в Тимбу, — сказала она, — это запрещенная тема. О ней здесь никогда не упоминали. Это поставило бы всех под угрозу. Ты, как журналист, должен быть осторожным. Это может стоить тебе жизни. Я не выдумываю, — сказала Криста. Она вообще не склонна была к преувеличениям.

— Но, ты полагаешь, ее можно достать? — настаивал Рафаэль. — Энграсия, Моррис и ребята очень в ней нуждаются.

Криста вытерла со лба пот платком. Лицо у нее раскраснелось от напряжения при подъеме.

— Принимая во внимание, что я два дня назад стала мамой, я в хорошей физической форме, тебе не кажется?

Оба посмеялись, затем погрузились в молчание, приближаясь к вершине холма и созерцая малюсенький городишко у подножия.

— Я тоже был сиротой, — сказал Рафаэль. — Мои родители нашли меня на скамейке в церкви и усыновили. Иногда я забываю об этом. Я никогда не ощущал себя сиротой, но всё же сегодня, увидев детдомовскую вывеску, причислил себя к их числу. Не знаю, как это объяснить.

— Спасибо за откровенность, — улыбнулась Криста. — Я не привыкла, чтобы мужчины доверяли мне. Возможно, тот факт, что ты сирота, позволит тебе действовать в данном случае как человеку, а не как журналисту, — сказала она, с трудом карабкаясь наверх.

Незадолго до того момента, как они добрались до вершины холма, она попросила его лечь на землю. Последний отрезок пути они проделали ползком, высунули голову, прячась в траве. Дул свежий бриз, пейзаж был великолепен. По другую сторону города цепь голубых гор возвышалась над плодородной и зеленой долиной. Везде виднелось множество грубоватых башен из древесины.

— Между этими горами, как говорят, находится Васлала, — прошептала Криста, — и именно здесь, вперемешку с кукурузными плантациями, вот этими зелеными участками, которые ты можешь видеть, выращивается филина, единственный источник работы жителей этого прекрасного городишки, который существует на доходы от наркотрафика, бича наших современников. Конечно, я могу достать филину, — добавила она, поворачиваясь к Рафаэлю и улыбаясь с доброжелательной иронией. — Это не так сложно для меня, но ты должен будешь пообещать мне, что сохранишь все в тайне. Ты должен понять, если ты сделаешь этот репортаж, то пройдет совсем немного времени между его показом и прибытием сюда самолетов Полицейской службы борьбы с наркотиками. Они сожгут все это.

— Я это понимаю. А ты не думаешь, что меня уже тошнит оттого, что мы, журналисты, превратились в детективов без заработной платы. А это что за башни?

— Наблюдательные вышки Макловио, Эспада. Не поймешь, где заканчивается одна и начинаются другие. Обитатели Тимбу должны расплачиваться за свое спокойствие и стабильность. У них ограниченная свобода передвижения. Мы совершенно случайно узнали о филине, но к делу это не имеет никакого отношения. Эспада нам угрожали. Ганс — это плата за наше молчание.

— Мы так в конце концов все станем сообщниками.

— Но кто мы такие, чтобы навязывать им свои моральные принципы? — вздохнула Криста, задавая вопрос. — Скольким твоим зрителям интересно знать, что Тимбу умирает от голода? Почему мы должны просить проживающих здесь сирот о том, чтобы они беспокоились о наших наркоманах, о молодежи, пробующей филину в первый раз и разгоряченной запретным искушением? Пойдем, — добавила она. — Лучше будет, если мы вернемся и ты останешься с Верой в номере, пока я пойду за филиной. Никто больше не должен видеть тебя здесь.

— Одну минуту, — попросил Рафаэль, снова карабкаясь на вершину, чтобы еще раз увидеть спокойный пейзаж, посадки, колыхавшиеся на ветру, низину между горами, остроконечные голубые пики в облаках, наблюдательные вышки. Все свое снаряжение он оставил в гостинице, но уже представлял себе, каким будет его репортаж: голос за кадром, камера медленно приближается, телескопический зум.

— Пошли, Рафаэль, — настаивала Криста снизу.

Он подумал о Лучо. Какую пользу, в конце концов, возымел его репортаж о городских шайках, о подростках и их ритуальных войнах, о человеческих жертвах, об искалеченных сердцах, все еще продолжающих биться, о надписях, сделанных кровью в переулках, о начинающемся каннибализме, об оргиях с филиной, героином, о заменителях наркотиков, легких, синтетических, с разными добавками, реактивами, формулы которых подсаживали на компьютерные игры молодые умы?

Это лицо Лучо, его маленькое тельце тряпичной куклы, застывшее, растянувшееся возле мусорных баков, крик женщины посреди проливного дождя, которая появляется в кадре, после чего съемка резко прерывается. Единственное, что тогда привлекло внимание зрителей, — в этот раз, вероятно, произойдет то же самое. Эффект от новости продлится мгновения, а проблема в корне решена не будет. Когда прилетят самолеты сжигать плантации, может, сироты из Тимбу получат, как Лучо на похоронах, огромных плюшевых медведей, цветы, воздушные шары, даже коробки шоколадных конфет в форме сердечек. Все это отправляли сокрушенные жители Нью-Йорка, в растерянной попытке оправдаться, предлагая погибшему ребенку запоздалый веселый праздник дня рождения. Он стал спускаться вниз, к Кристе.

Позже, находясь в номере с Верой, слушая воркование Ганса, он рухнул на кровать и забылся глубоким сном.