Глава пятая

Пребывание на острове Отаити. – Обратное плавание из Отаити к Порт-Джексону. – Обретение островов: Востока, Великого Князя Александра Николаевича, Оно, Михайлова, Симонова. – Вторичное прибытие в Порт-Джексон и пребывание в сем месте. – Замечания о Новой Голландии и Вандименовой Земле.

1820г., 22 июля. Повсюду островитяне собирались к берегам, садились в лодки, а некоторые уже были на пути к нам. При солнечном сиянии, в спокойном море все предметы ясно отражались, как в зеркале.

Перо мое слишком слабо, чтобы выразить удовольствие мореплавателя, когда после долговременного похода положит якорь в таком месте, которое с первого взгляда пленяет воображение. Мы были почти окружены берегом. Матавайская зеленеющая равнина, к морю – кокосовая роща, апельсиновые и лимонные деревья, занимающие ближние места к берегу, огромные деревья хлебного плода, превышающие кокосовые; с правой стороны – высокие горы и ущелины острова Отаити, обросшие лесом; на песчаном взморье – небольшие домики… Все сие совокупно составляло прекрасный вид.

Мы не успели еще убраться с парусами, отаитяне на одиноких н двойных лодках, нагруженных плодами, уже со всех сторон окружили оба шлюпа. Друг пред другом старались променять апельсины, лимоны, кокосовые орехи, бананы, ананасы, кур и яйца. Ласковое обхождение островитян и черты лица, изображающие доброту сердца, скоро приобрели нашу доверенность. Дабы сохранить и не расстроить взаимных приязненных сношений, учредить порядок при вымене съестных припасов и прочих вещей и удержать умеренную цену оных, я поручил надзор за меной лейтенанту Торсону, назначив ему в помощь клерка Резанова, который был на шлюпе «Восток» в секретарской и комиссарской должности и имел сверх того достаточно времени заняться другим делом.

С отаитянами приехали два матроса, которые поселились на сем острове и живут своими домами. Один из них, американец Виллиам, остался с американского судна, служил несколько времени Российско-Американской компании, знает всех чиновников в нашей колонии и выучился говорить по-русски наречием того края, отправился на английском судне на остров Нукагиву, где в заливе Анны-Марии женился на прекрасной молодой островитянке. Прожив там недолго, при первом удобном случае, с женой на американском судне переехал на мирный остров Отаити, где нынешний владетель Помари дружелюбно принял его, отвел приличное место для построения дома, и Виллиам проводит золотые дни в собственном своем жилище, в 75 саженях от взморья, на берегу Матавайской гавани. Я его взял на шлюп «Восток» переводчиком. Другой матрос был англичанин. Лейтенант Лазарев взял его также переводчиком на шлюп «Мирный». Они объявили нам, что жители островов Общества миролюбивы, благонравны и все приняли христианскую веру.

Мы приготовились на случай неприязненной встречи: пушки и ружья были заряжены, фитили на местах, караул усилен, никто из жителей не имел права взойти на шлюпы без позволения, и к сему сначала были допущены только одни начальники. Потом, видя кротость и спокойствие отаитян, я позволил всем без изъятия всходить на шлюпы. Тогда в самое короткое время они уподобились муравейникам: островитяне наполняли палубы, каждый с ношей ходил взад и вперед, иные предлагали плоды, желая скорее променять, а другие рассматривали приобретенные от нас вещи. Я приказал закупать все плоды, не отвергая самые малополезные коренья кавы, дабы каждый островитянин, возвратясь домой, был доволен своим торгом. В числе торгующих и посетивших нас мы имели удовольствие видеть и женщин.

Все съестное, как-то: апельсины, ананасы, лимоны, отаитские яблоки, бананы садовые и лесные, кокосовые орехи, хлебный плод, коренья таро, ямс, род имбиря, арорут, кава, кур и яйца – островитяне променивали на стеклярус, бисер, коральки, маленькие зеркальца, иголки, рыбьи крючки, ножи, ножницы и проч. Мы все купленное сложили в один угол, и служителям позволено было есть плоды по желанию.

В час пополудни посетил нас английский миссионер Нот, прибывший на острова Общества с капитаном Вильсоном в путешествии его в 1797 году. С того времени Генри Нот безотлучно на сих островах просвещает жителей христианской верой. Он сказал нам, что король едет на шлюпы; для каждого из нас видеть его было любопытства достойно; все стремились к шкафуту, повторяя: «Вот он едет». Двойная лодка, в которой сидел король, приближалась медленно; на высунутых горизонтально передних частях сей лодки (подобных утиным носам) был помост, и на сем месте сидел Помари. Сверх коленкоровой белой рубахи на нем был надет кусок белой ткани, в который проходила голова сквозь нарочито сделанную прорезь, а концы висели книзу, сзади и спереди. Нижняя часть тела завернута была куском белого коленкора, от с поясницы до самых ступней. Волосы спереди острижены, а задние, от темени до затылка, свиты в один висячий локон. Лицо смуглое, впалые черные глаза с нахмуренными густыми черными бровями, толстые губы с черными усами и колоссальный рост придавали ему вид истинно королевский.

На задней части лодки, под крышей (наподобие верха наших кибиток) сидели королева, десятилетняя ее дочь, сестра и несколько пригожих женщин. Королева была завернута от грудей до ступней в белую тонкую ткань, сверх которой наброшен, наподобие шали, кусок белой же ткани. Голова обстрижена и покрыта навесом из свежих кокосовых листьев, сплетенных наподобие употребляемого у нас зонтика для защиты глаз от яркого света. Приятное смуглое лицо ее украшалось зоркими маленькими глазами и маленьким ртом. Она среднего роста, стан и все части тела весьма стройны, отроду ей 25 лет, имя ее Тире-Вагине.

На дочери было европейское ситцевое платье, на сестре одежда такая же, как на королеве, с той разностью, что пестрее. Свита состояла из нескольких пригожих девушек. Все прочие женщины также были в белом или желтом платье с красными узорами, похожими на листья, и, равно как и все островитяне, имели на голове зеленые зонтики, сплетенные из свежих листьев. Гребцы сидели на своих местах и гребли малыми веслами. Расстояние от берега было невелико, лодки скоро пристали к шлюпу «Восток». Король взошел первым, подал мне руку и подождал на шкафуте, доколе взошло все его семейство. Я пригласил в каюту, и они сели на диваны.

Король повторял несколько раз: «Рушень, рушень» («Русские, русские»), – потом произнес имя Александра и, наконец, сказав «Наполеон», засмеялся. Сим, конечно, он желал выразить, что дела Европы ему известны. Королева, сестра ее и прочие девушки осматривали все, между тем пальцы их были также заняты: они ощупывали материи на диване, стульях, сукно и наши носовые платки.

Миссионер Нот, зная совершенно отаитянский язык, сделал нам одолжение, служил переводчиком в разговоре с королем. Я пригласил его отобедать с нами, извиняясь, что будет мало свежего, а все соленое. Король охотно согласился остаться и, улыбаясь, сказал: «Я знаю, что рыбу всегда ловят при берегах, а не на глубине моря». За стол сели по приличию: первое место занял он, по правую его сторону – королева, потом Нот и Лазарев, по левую сторону – дочь и я. Сестра королевы не рассудила сесть за стол, а избрала себе место у борта по удобности: она нянчила маленького наследника островов Общества.

Король и все его семейство ели охотно и запивали исправно вином. Как вода у нас была из Порт-Джексона, следовательно, не совсем свежая, то король приказал одному островитянину подать кокосовой воды; островитянин, принеся кокосовых орехов, искусно отбил молотком верхи оных, и король, который пил воду, смешивая с вином, при сем беспрестанно обтирал пот, катившийся со здорового лица его. Когда пил несмешанное вино, при каждом разе, по обряду англичан, упоминал чье-либо здоровье, наклоняя голову и касаясь рюмкой о рюмку. Отобедав, спросил сигарку, курил и пил кофе.

Между тем приметил, что художник Михайлов его срисовывает украдкой; чтоб он был покойнее, я подал ему мой портрет, нарисованный Михайловым. Он изъявил желание, чтобы его нарисовали с сим портретом в руке. Я ему отвечал, что ежели желает быть нарисован, держа чье-либо изображение, я дам несравненно приличнейшее, и вручил ему серебряную медаль с изображением императора Александра I, чем он был весьма доволен.

В то время, когда художник Михайлов рисовал с Помари, королева взяла грудного сына своего от сестры, кормила его грудью при всех, без малейшей застенчивости. Из сего видно, что на острове Отаити матери еще не стыдятся кормить детей грудью при зрителях и исполняют нежнейшую свою обязанность.

Я повел короля в палубу, показал в деке пушки, канаты и прочие вещи и тогда же велел ему салютовать пятнадцатью выстрелами. Он был крайне доволен сей почестью, однако ж при каждом выстреле, держа мою руку, прятался за меня.

После обеда посетили нас главный секретарь короля Поафай, его брат Хитота (которого считают хорошим военным начальником) и один из чиновников – хранитель общественного кокосового масла, собираемого в пользу Библейского общества. Каждый из сих моих гостей, когда случалось быть со мной наедине, уверял, что он истинный мой друг, и потом просил или носовой платок, или рубаху, ножик, топор; прежде всего я дал им по серебряной медали и не отказывал ни в чем, ибо имел много разных вещей, назначенных единственно для подарков и вымена съестных припасов. Вельможи сии предпочитали грог обыкновенному тенерифскому вину, вероятно по той причине, что крепость выпиваемого ими грога зависела от их произвола.

В 5 часов подъехала другая королевская лодка, на коей привезли мне от Помари подарки, состоящие из четырех больших свиней, множества кокосовых орехов, толченого ядра сих орехов, завернутого в листья, хлебных плодов, сырых и печеных, коренья таро и ямсу печеного, бананов обыкновенных и горных, отаитских яблок и несколько сахарного тростника. Не имея почти ничего свежего, кроме неприятных с виду куриц, оставшихся от похода, которые одна у другой выщипали перья и хвосты, мы вдруг черезвычайно разбогатели, ибо ко множеству вымененных съестных припасов присоединились полученные в подарок от короля, и даже нас затеснили и занимали много времени на убирание оных. Такое изобилие во всем и приязненное обхождение отаитян весьма понравилось нашим матросам. Они с островитянами непрестанно брали друг друга за руки, повторяя «юрана, юрана», что означает приветствие.

В 6 часов вечера король отправил королеву и всех к ней принадлежащих на своей двойной лодке, а сам еще остался; все островитяне разъехались. Когда совершенно стемнело и Помари пожелал возвратиться на остров, я изготовил свой катер, назначил лейтенанта Демидова на руль, велел поставить два зажженных фальшфейера на нос катера для освещения. При прощании король меня просил, чтоб положил бутылку рома в катер, и сказал мне, что у него на острове делали ром и могут делать много, но как отаитяне, употребляя крепкий напиток, беспокойны, то он вовсе запретил приготовлять ром, невзирая, что сам принадлежит к числу первых охотников до сего напитка. При отбытии катера от шлюпа, зажгли на носу оного два фальшфейера и тотчас для увеселения короля пустили 22 ракеты; некоторые были со звездочками.

Лейтенант Демидов по возвращении сказал мне, что катер пристал за мысом Венеры прямо против дома короля, который был сим весьма доволен, просил лейтенанта Демидова несколько подождать и вскоре сам явился с подарками: отмерил ему восемь, а каждому гребцу по четыре маховых сажени отаитской материи, сделанной из коры хлебного дерева.

23 июля. Еще солнечные лучи не осветили мачт наших, а уже со всех сторон островитяне на лодках, нагруженных плодами, старались каждый наперед пристать к шлюпу. Но как нам нужен был простор, чтобы заняться вытягиванием стоячего такелажа (островитяне весьма стесняли нас на шлюпе и могли мешать производству работ), то для избежания сего я приказал клерку Резанову взять разного рода вещей на ялик, оттянуться за корму и там производить мену. На шлюп велел впускать только одних почетных господ – эри. Сим средством отвлекли мы стечение народа за корму; там окружали ялик разные лодки, наполненные островитянами обоего пола; все старались променять свои вещи по желанию.

Мы преимущественно выменивали кур и лимоны. Сии последние я имел намерение посолить впрок для служителей и употреблять вместо противоцинготного средства в больших южных широтах.

В 8 часов утра я с лейтенантом Лазаревым поехал на берег к королю, его секретарю Поафаю и к миссионеру Ноту. Мы вошли прямо на берег у дома Нота. Дом сей построен на взморье, лицом к заливу. Застали хозяина, и он познакомил нас со своей женой. Молодая англичанка привыкла к уединенной жизни; хотя не красавица, но имеет дар сократить скучный образ жизни Нота. Оба они, выехав из Англии, не желают ныне возвратиться в свое отечество, считают себя счастливее на острове Отаити.

Миссионер Нот обязал нас, приняв на себя труд, проводить к королю. Мы пошли вдоль по песчаному взморью к мысу Венеры, где нашли художника Михайлова и астронома Симонова, окруженных множеством островитян обоего пола и различного возраста. Художник Михайлов занимался рисованием вида Матавайской гавани, а астроном Симонов – поверкой хронометров, на самом том месте, где капитан Кук, Бенкс и Грин наблюдали, за 51 год пред сим, прохождение Венеры и с такой точностью определили долготу сего мыса. Я пригласил художника Михайлова идти с нами, надеялся, что он увидит предметы, достойные его кисти.

Отсюда нам надлежало переехать речку, которая течет с гор и, извиваясь на Матавайской равнине, впадает в море. Старуха, стоявшая по другую сторону речки, по просьбе Нота вошла в воду по колено, пригнала к нам лодку, в которой потащила нас к противоположному берегу, и в награду за труд получила две нитки бисера, чему весьма обрадовалась.

Мы вышли на берег, прямо в кокосовую рощу. Невзирая, что солнце было уже очень высоко, за густотой листьев пальмовых дерев лучи его редко местами проникали, образуя в воздухе светлые косвенные параллельные пути свои. В тени высоких пальмовых дерев мы подошли к королевскому дому; он обнесен вокруг дощатым забором в 2 1/2 фута вышины.

Мы перешли посредством врытых в землю с обеих сторон толстых колод вышиной в половину забора, который необходимо нужен, чтобы оградить дом от свиней; они ходят на воле и питаются упавшими с дерев плодами и кокосовыми орехами. Сделав несколько шагов, мы прошли сквозь дом длиной около 7, шириной около 5 сажен. Крыша лежит на трех рядах деревянных столбов; средний ряд поставлен перпендикулярно, а два крайних, не выше шести футов, имеют наклон внутрь, покрыты матами; крыша состоит из двух наклонных плоскостей, покрыта листьями дерева, называемого фаро. В горнице по обеим сторонам стояли широкие кровати на европейский образец, и были покрыты желтыми одеялами.

Из дома мы опять перешли через забор в другую сторону, где возле малого домика, на постланных на земле матах, король, со своим семейством, сидел сложив ноги и завтракал поросячьим мясом, обмакивая в морскую воду, налитую в гладко обделанные черепки кокосовых орехов. Завтракающие передавали кушанье из рук в руки, ели с большой охотой, облизывая пальцы; оставшиеся кости бросали собаке. Вместо воды пили кокосовую воду из ореха, отбив искусно верх оного топориком. В левой стороне от сего места островитянин приготовлял кушанье из хлебного плода и кокоса; в правой, возле самого дома, стоял разный домашний прибор.

Король, пожав нам руки, сказал: «Юрана». По приказанию его принесли для нас низенькие скамейки, ножки коих были не выше шести дюймов, каждому подали стеклянный бокал, полный свежей кокосовой воды. Сей прохладительный напиток весьма вкусен. Разговоры наши были обыкновенные: здоровы ли вы, как нравится вам Отаити и сему подобное. Между тем художник Михайлов, отойдя шагов на шесть в сторону, срисовывал всю королевскую группу, сидящую за завтраком. Прочие островитяне окружали художника Михайлова, сердечно смеялись и о каждой вновь изображаемой фигуре рассказывали королю.

Когда завтрак кончился, король вымыл руки и нас оставил с королевой. Возвратившись, взял меня за руку и повел в малый домик, шириной 14, длиной 28 футов. Домик сей разгорожен поперек на половине длины. Та половина, в которую мы вошли, служила кабинетом. К одной стене поставлена двухспальная кровать, а у другой, на сделанных полках, лежали английские книги и свернутая карта земного шара; под полками стоял сундук с замком и шкатулка красного дерева, подаренная английским Библейским обществом.

Я приметил, что присутствие миссионера Нота не нравилось королю, и он поспешил запереть дверь; потом показал свои часы, карту, тетрадь начальных правил геометрии, которой он учился с английской книги, и что понимал, описывал в сию тетрадь на отаитском языке. Вынул из шкатулки чернильницу с пером и лоскутом бумаги, подал мне, прося написать по-русски, чтоб подателю сей записки отпущена была бутылка рома. Я написал, чтоб посланному дать три бутылки рома и шесть – тенерифского вина. В сие время вошли Нот и Лазарев. Король смутился, поспешно спрятал записку, чернила, бумагу, геометрическую тетрадь и переменил разговор.

Побыв недолго у короля, мы последовали за миссионером Нотом извилистой тропинкой в тени лимонной и апельсиновой рощи. Сии плодоносные деревья, под открытым небом, в благорастворенном климате, растут, как другие деревья, без всякого от островитян попечения.

Мы видели несколько опрятных домиков, и в один растворенный зашли. В доме не было никого; посредине стояла двухспальная кровать, покрытая опрятно желтым одеялом; над изголовьем, в крыше (за жердью) положено было Евангелие. Небольшая скамейка на низких ножках, камень, которым растирают кокосовые орехи, и несколько очищенных черепков сих орехов составляли весь домашний прибор счастливых островитян. Съестные припасы их почти беспрерывно в продолжение года готовы на деревьях, когда им нужны – снимают; нет никакой надобности заготовлять в запас и беречь для будущего времени. Вероятно, хозяева сего дома уверены в неприкосновенности собственности каждого, совершенно покойно полагаясь на честность соседей, оставили жилище свое. Где, кроме как на острове Отаити, можно сие сделать и потом не раскаиваться?

Пройдя еще несколько далее по тропинке, между кустарниками и небольшим лесом, мы достигли церкви. Она построена наподобие королевского дома: посередине, во всю длину, проход между деревянными, по обеим сторонам поставленными скамейками, к одной стороне сделана на четырех столбах, вышиной пять футов, окруженная перилами кафедpa, с которой миссионер проповедует слово Божье. Вообще, по внутреннему устроению церковь подобна реформаторской.

Из церкви мы вышли на взморье и, пройдя к востоку с полмили, достигли дома секретаря Паофая. Врытые в землю колоды, как выше упомянуто, и теперь способствовали нам перейти через низкий дощатый забор. Одна сторона дома была на взморье; во внутренности мы увидели молодую прекрасную отаитянку, жену Паофая, сидящую с подругами своими на постланных на землю матах; она кормила грудью своего ребенка; все были одеты весьма чисто в белое отаитское платье, за ушами имели цветы. Паофая не было дома.

Миссионер Нот показал нам весьма чистую спальню, в коей стояла двухспальная кровать, покрытая желтым одеялом с красными узорами, столик и на оном шкатулка. Добродушная хозяйка по просьбе Нота отворила шкатулку и показала нам хранящуюся в оной книгу: в сию книгу все дела, заслуживающие внимания, записываются на отаитском языке весьма хорошим почерком. Миссионер Нот выхвалял дарования сего островитянина. Потомство, конечно, ему будет благодарно за такое хорошее начало истории островов Общества, а имя его останется незабвенно в летописях острова Отаити. При прощании я подарил жене Паофая несколько пар сережек, а подругам ее каждой по одной паре. Они казались довольны нашим посещением и подарками – рассматривали сережки, подносили их к ушам.

Время уже было за полдень, мы пошли назад той же дорогой, несколько оную сократили тем, что островитяне на плечах перенесли нас через речку. В доме миссионера Нота отдохнули и освежились кокосовой водой. Вода сия, когда свежа, при усталости в знойный день кажется лучше всех существующих известных напитков.

Мы встретились на мысе Венера с капитан-лейтенантом Завадовским и астрономом Симоновым: первый съезжал на берег для прогулки после сорокадневной простудной болезни, чтоб подышать береговым бальзамическим воздухом в тени пальмовых и других цветущих дерев; у мыса Венера мы сели в катер и отправились на шлюп «Восток».

После обеда король приехал к нам со всем семейством и приближенными. Хотя я приказывал пускать на шлюп одних начальников, однако сего невозможно было исполнить, ибо сами начальники приводили островитян, называя их своими приятелями, просили, чтоб их пустить; таких гостей в продолжение дня набралось много. Угощение наше было обыкновенное. Нет ни одного отаитянина или отаитянки, которые бы не выпили с большим удовольствием грог, а как весьма часто графины осушались и при каждом таком случае я приказывал моему денщику Мишке вновь наполнять оные, то нередко оставлял графины на довольное время пустыми, дабы не беседовать с пьяными островитянами.

Желание пить преодолевало их терпение. Король и некоторые чиновники сами начали кликать: «Миса! Миса!» И когда он на призыв их приходил, показывали, что графины пусты. Он брал графины поспешно, но возвращался медленно, и то с весьма слабым грогом. За такую хитрость они его не полюбили и считали весьма скупым. Когда по просьбе их я им что дарил и приказание о сем делал кому-нибудь иному, они радовались, а когда приказывал денщику, чтоб подал такую-то вещь, неудовольствие обнаруживалось на их лицах, и они повторяли: «Миса! Миса!». Таким образом он навлек на себя неблагорасположение знатных людей острова Отаити.

Сегодня я представил королю двух мальчиков, пришедших ко мне на острове Макетеа. Он их расспрашивал, смеялся и передразнивал, когда они с ужасом вспоминали, рассказывая, как были преследуемы людоедами, делали все те кривляния, которые островитяне обыкновенно делают при своих празднествах и когда едят взятого пленника. Через переводчика Виллиама мы вернее узнали причину несчастного приключения четырех мальчиков. Они с острова Анны занесены крепким ветром к острову Макетеа; их было всех 10 человек; вскоре после сего пристали лодки с острова Тай, жители коего называются вагейту. Они перебили всех прежде приехавших и, по беспрестанной между ними вражде, всех съели, кроме сих четырех, которые спаслись в кустах во внутренности острова; а жители с острова Тай, не видя неприятелей, отправились.

Усмотрев приближающиеся европейские суда, мальчики обрадовались, ибо от родственников слыхали, что европейцы обходятся ласково и людей не едят, и потому спешили к мысу, делали знаки, чтоб с судов увидели. Я предоставил им на волю остаться на шлюпе или на острове Отаити. Коль скоро они объявили желание остаться на острове, я поручил старшего покровительству Паофая, а младшего – его брату, военному начальнику. Лейтенант Лазарев привезенных им двух мальчиков оставил в покровительство двух других начальников.

Мальчики нашли на острове Отаити своих земляков с острова Анны и весьма обрадовались, увидя их. Старший подвел одного ко мне и сказал, что он с острова Анны; когда я в том усомнился, он показал на теле испестрения, которые были такие же, как у него, и какие я видел на ляжках у приезжавшего к нам с острова Нигири. Из сего заключаю, что лодка на острове Нигири была там для промысла с острова Анны.

К 8 часам вечера число гостей наших весьма умножилось; чтоб их несколько занять, я приказал пустить с юта 20 ракет разных родов. Король при сем явлении всегда прятался за меня. По окончании забав все разъехались довольны и, прощаясь с нами, повторяли: «Юрана! Юрана!»

Капитан-лейтенант Завадовский и прочие офицеры, бывшие сегодня на берегу, не могли довольно нахвалиться честностью и дружелюбным обхождением островитян. Каждый из них старался услужить нашим путешественникам, быть их проводником. Лейтенант Демидов оставался весь день на берегу у налития пресной воды, пристал с баркасом прямо к песчаному взморью, от мыса Венеры к югу на полмили. В шестидесяти саженях от сего места вдоль берега протекает речка; наливание производилось весьма успешно. Отаитянские мальчики охотно входили в речку, наполняли анкерки и доставляли к берегу. Нашим матросам оставалось только носить бочонки к гребным судам, и они едва успевали ходить взад и вперед. Островитяне изъявляли служителям свою благоприязнь и гостеприимство, приглашали их в ближние дома, угощали кокосовыми орехами и апельсинами.

Миссионер Нот и лейтенант Лазарев приехали ко мне завтракать на шлюп «Восток» в 8 часов утра, и вскоре потом я с ними отправился на берег, чтоб осматривать место бывшего морая. Оно находится от мыса Венеры к западу на 2 1/2 мили. Море было тихо, мы скоро переехали сие расстояние и пристали к берегу в гавани Тоархо, где капитан Блей стоял на якоре в 1788 году; не дойдя до морая, мы остановились у так называемой королевской церкви. Она обнесена забором в 2 1/2 фута вышиной; земля вокруг вымощена камнем. Миссионер Нот приказал отворить двери и открыть ставни; мы вошли в сие большое здание, коего длина 70 футов, а ширина 50 футов; крыша держалась на трех рядах столбов из хлебного дерева, средний ряд стоял перпендикулярно, а боковые два, коих вышина вполовину средних, наклонены несколько с обеих сторон внутрь строения; верхние концы крайних столбов вырезаны наподобие вилок глубиной 6 дюймов; в сии вырезки вложена на ребро толстая доска вдоль всего строения.

На средний ряд столбов положены брусья; на среднем брусе и досках, ребром поставленных к крайним столбам, утверждены стропила, на ребро же поставленные, поперек оных жерди из легкого дерева, искусно сплетенные веревками из волокон кокосового и хлебного дерева. Сия кровля покрыта листьями дерева фаро. Здание оканчивается к обоим концам полукругом. Вместо железа или гвоздей все связано разноцветными веревками весьма искусно и красиво. Бока во всю длину обиты досками, для света сделаны продолговатые окна, которые задвигаются ставнями. К северной стороне – для проповедников три возвышенных места, каждое на четырех столбах. Скамейки поставлены поперек церкви в два ряда, а посередине проход, точно так, как в прежде описанной церкви.

Внутренность украшена, по обыкновению отаитян, разноцветными тканями, которые прицеплены кое-как к жердочкам и стропилам, составляют необыкновенное, но приятное украшение. В построении сего большого здания видны легкость и крепость, нет лишнего, тяжелого или какого-нибудь недостатка. Сие служит доказательством природного остроумия и искусства островитян.

Миссионер Нот повел нас к тому месту, где прежде был морай – огромное и великого труда стоившее здание, которое описано капитаном Куком; мы удивились, когда нашли только груду камней; по принятии христианской веры островитяне разрушили морай.

Потом мы шли вдоль берега к западу в тени кокосовых и душистых дерев хлебного плода; пройдя около мили, увидели на взморье в маленьком открытом шалашике на постланных чистых рогожах сидящего старика высокого роста, одетого в белое платье. Бледность лица, впалые глаза и щеки доказывали, что он с давнего времени удручен болезнью. Его окружали дети: старшей дочери было около тринадцати, а сыну около пяти лет; они подали нам, по приказанию его, низенькие скамейки, и мы сели. Миссионер Нот объявил, что мы капитаны военных шлюпов российского императора Александра, простираем плавание Южным океаном для обретения неизвестных стран. Старик спросил, не желаем ли мы после усталости укрепиться пищей, но мы с признательностью отказались.

Тогда велел принести свежих кокосовых орехов. Слуга, отбив искусно верх каждого ореха нарочно для сего сделанным топориком из самого крепкого дерева, подносил каждому из нас по ореху. Прохладная кокосовая вода утолила жажду и подкрепила силы наши. При прощании я подарил дочери зеркало и несколько ниток разноцветного бисера, а сыну ножичек и зеркальце. Старик, коего имя Меноно, любил своих детей; за ласку к ним на бледном лице его изображалось чувство благодарности. Он управляет островом и первый вельможа при короле; в шалашике сидит у взморья единственно для дневного морского прохладительного ветра. В сарае у Меноно мы видели несколько небольших пушек и 24-фунтовых каронад.

На обратном пути к катеру дорогою заворотили в большой сарай, где строилась двойная лодка; нижние части ее из цельного дерева, называемого апопе, которое вырубают на горах; верхняя часть лодок из хлебных деревьев, которые сплачивают, сшивают веревками весьма плотно и залепляют смолой. Вместо стругов, для очищения деревьев употребляют кораллы; в сем же сарае было множество колод из бамбу 2 1/2 фута длиной, 2 и 2 1/2 дюйма в диаметре, для сохранения кокосового масла, пожертвованного жителями в пользу распространения христианской веры, на издержки для печатания Библии и проч. Миссионер Нот ожидал судно из Порт-Джексона с бочками, в которые вливают сие масло и доставляют в Лондон. Кроме сего, приносят также в дар немало аррорута.

Возвратясь к катеру, мы отправились на шлюп «Восток». Ветер и течение были тогда прямо от шлюпов; идучи сей струей, удивлялись великому множеству плывущих апельсиновых корок, брошенных с двух шлюпов, и утешались, что служители пользуются таким изобилием плодов.

В то время, когда мы осматривали королевскую церковь, капитан-лейтенант Завадовский зашел к Паофаю, где застал всех домашних его, занимающихся разными рукоделиями: одни красили ткани, другие починяли оные, подкладывая куски той же ткани, а прочие приготовляли красную краску, которую составляют из маленьких ягод, содержащих в себе желтый сок: из ягод выжимают сей сок на зеленый древесный лист и, завернув, мнут пальцами, доколе обратится в красную краску, на что потребно весьма мало времени. Ягоды сии величиной с наши вишни, цветом желто-красноватые.

Добродушная хозяйка показывала, каким образом они склеивают свои ткани. Клей, род крахмала, составляется из арорута, весьма много наружностью похожего на картофель, но несколько желтее. Его размачивают, а потом приготовляют клейкость, подобную крахмалу. Молодая прекрасная хозяйка потчевала капитан-лейтенанта Завадовского и художника Михайлова, по обыкновению отаитян, свежей кокосовой водой. Каждый из них при прощании дарил ее за ласковое гостеприимство.

К обеду король со всеми приближенными приехал на шлюп «Восток». После обеда изъявил желание быть у лейтенанта Лазарева на шлюпе «Мирный». Для сего подали к борту двойную королевскую лодку. Женщины поместились в кормовой части; Помари, несколько начальников, я и два офицера заняли места на передней площадке лодки. Хотя море было совершенно гладко, как зеркало, однако лодка от большого числа дородных людей едва держалась на поверхности вод.

Лейтенант Лазарев принял гостей и отвел их в свою каюту, где угощал любимым их напитком – грогом. Король скоро проголодался и приказал из находящихся за кормой лодок подать печеных кореньев таро и ямсу. Лейтенант Лазарев, увидев сие, велел подать несколько жареных кур, и все гости ели весьма охотно, невзирая, что недавно на шлюпе «Восток» обедали.

Королева, найдя случай быть наедине с лейтенантом Лазаревым, просила дать ей бутылку рома, и когда он сказал, что послал к королю, она отвечала: «Он все выпьет один и мне ни капли не даст» – после сего приказано дать ей две бутылки рома.

Когда гости наши осматривали пушки на шлюпе «Мирный», их более всего занимали рикошетные выстрелы.

По множеству прибывших с берега посетителей, я скоро возвратился на шлюп. Всех чиновников, жен их потчевали чаем, шоколадом и вареньем, но они всему предпочитали грог. Когда кому удавалось быть со мной наедине, каждый уверял меня, что мне истинный друг, и просил подарка, невзирая, что его уже прежде дарили.

Обыкновение сие вошло со времен капитана Кука, оттого что он, Форстер, Грин, Уэльс и многие офицеры имели по необходимости каждый своих друзей, которые их оберегали и не давали в обиду другим островитянам. С того времени и поныне отаитяне, видя большую выгоду быть европейцу другом для подарков, при первой встрече говорят на английском языке слова: «You are my friend» («Ты мой друг»); а потом: «Give me a handkerchief» («Дай мне платок»).

Мена продолжалась обыкновенным образом, только кур привозили меньше и просили за них дороже; свиней же, которых на острове много, мы ни одной не могли купить оттого что король наложил запрещение (табу) на свиней по следующей причине: на острове Эимео миссионеры строили небольшой бриг; король рассчитывал, что он имеет долю в сем судне, потому что лес и другие пособия даны им; но когда бриг был готов, тогда ему предложили оный купить за 70 тонн свинины. На сие предложение король Помари согласился и запретил подданным своим есть и продавать свиней.

25 июля. В воскресенье солнце взошло уже высоко, но ни один островитянин к нам не приехал, мы сему крайне удивились. Переводчик Виллиам объяснил нам, что они все были в церкви.

По окончании работ на обоих шлюпах отпустили половину числа служителей на берег, с тем чтобы вымыли свое белье, а потом гуляли сколько кому угодно.

Капитан-лейтенант Завадовский, лейтенант Лазарев, я и почти все офицеры с обоих шлюпов поехали в церковь. Сойдя на берег, мы увидели около домов только одних детей, а все взрослые островитяне отправились на молитву. Когда мы пришли, церковь уже была полна. Королева несколько подвинулась и дала мне место сесть. Все островитяне были весьма чисто одеты, в лучших праздничных белых и желтых нарядах, вообще все на голове имели зонтики, а у женщин, кроме того, сверх уха воткнуты белые или красные цветы. Все с большим вниманием слушали христианское поучение миссионера Нота; он говорил с особым чувством. Выйдя из церкви, островитяне поздоровались с нами; все разошлись по домам, а мы пошли к катеру. После обеда офицеры с обоих шлюпов ездили на берег, их принимали дружелюбно и потчевали кокосовой водой. Некоторые из островитян для воскресного дня не принимали подарков.

Такое строгое наблюдение правил веры относительно бескорыстия в народе, у коего еще не могло совершенно изгладиться из памяти дикое, необузданное самовольство, почесть можно примерным.

26 июля. Сегодня островитяне при произведении мены больше всего требовали сережек, которых сначала отнюдь выменивать не хотели, почитая их бесполезными. А как серьги можно иметь в карманах, то при каждом отправлении на берег я брал по нескольку пар с собой, дарил ими знатных женщин, и они серьги надевали в уши. Другие островитяне, увидя сие украшение и желая равняться в нарядах со знатными, приезжали сами или присылали своих родственников, чтоб выменивать непременно серьги, так что мена сегодня была отлично выгодна, и у нас серег наконец не стало, невзирая, что оных было много.

Король со всеми своими приближенными обедал у меня; после обеда подарил мне три жемчужины несколько крупнее горошинки и просил, чтобы я показал подарки, которые намерен ему послать. Вещи сии он уже и прежде неоднократно видел, но просил, чтобы оных не отсылать, доколе не пришлет своего поверенного, и отправить, как смеркнется, дабы никто из подданных не приметил. Вероятно, Помари опасался, что чиновники, увидев подарки, пожелают сами иметь часть оных или будут завидовать его отличному богатству в приобретенных европейских вещах. Подарки сии состояли в красном сукне, нескольких шерстяных одеялах, фламском полотне, полосатом тике, платках пестрых, ситце разного узора, зеркалах, ножах складных, топорах, буравах и стеклянной посуде.

Все сии вещи принадлежали к числу отпущенных с нами Адмиралтейством для подарков народам Великого океана. Помари более нуждался в белом коленкоре и миткале, ибо его одежда состояла единственно из сих тканей; за неимением оных, я принужден был подарить ему некоторые из своих простынь, которым он более обрадовался, нежели прочим вещам. Все вообще подарки доставлены к нему, когда было темно.

27 июля. Король и все островитяне знали, что мы налились уже водой и совершенно готовы сняться с якоря, а потому с утра все спешили что-нибудь выменять, привозили разные изделия свои, которые выменены и доставлены нами в музей государственного Адмиралтейского департамента.

В продолжение нашего пребывания при островах Отаити мы выменяли столько апельсинов и лимонов, что насолили оных впрок по десяти бочек на каждый шлюп. Нет сомнения, что сии плоды послужат противоцинготным средством; прочих осталось еще много, хотя не было запрещения оных есть всякому, сколько угодно; кур также осталось немало.

Сегодня посетил нас король с приближенными. Он мне вручил посылку к государю императору с сими словами: «Хотя в России есть много лучших вещей, но сей большой мат работы моих подданных, и для того я оный посылаю». Потом Помари дарил всех офицеров. Капитан-лейтенанту Завадовскому положил в карман две жемчужины и сверх сего подарил ему большую белую ткань; лейтенантам Торсону, Лескову и другим дарил также ткани. Каждый из них со своей стороны старался отблагодарить короля разными подарками.

По просьбе моей Помари сдержал слово свое и доставил на шлюп «Восток» шесть свиней, на шлюп «Мирный» четыре, множество плодов и кореньев, годных для употребления во время похода. Переводчик Виллиам, несмотря на запрещение, доставил на шлюп «Восток» четыре свиньи, за что, равно и за труды по должности переводчика, я его щедро одарил европейскими вещами и платьем, также порохом и свинцом, потому что он имел ружья. Во время последнего свидания с королем, я ему крайне угодил, надев на верного его слугу красный лейб-гусарский мундир и повесив ему через плечо мою старую морскую саблю. Подарок сей отменно был приятен слуге, и он занимался своей новой одеждой.

Нас посетили сегодня все начальники, и каждый из них принес мне в подарок по куску ткани. Я их отдарил ситцами, стеклянной посудой. чугунными котлами, ножами, буравами и проч. Сверх того дарил чиновников серебряными медалями, а простых островитян бронзовыми, объясняя через миссионера Нота, что сии медали оставляют им для памяти и что на одной стороне изображен император Александр, от которого мы посланы, а на другой имена наших шлюпов – «Востока» и «Мирного». Хотя островитяне обещались хранить медали, но уже при нас променивали оные матросам за платки.

Приехавшие с королевой молодые девушки пели псалмы и молитвы, составляющие ныне единственное их пение; со времени принятия христианской веры островитяне считают за грех петь прежние свои песни, потому что напоминают идолопоклоннические их обряды; по собственному произволу оставили не только все песни, но и пляски.

Калейдоскопами несколько времени забавлялись в Европе, а потому, предполагая, что они забавят и удивят островитян Великого океана, я купил в Лондоне несколько калейдоскопов, но островитяне не обратили внимание свое на сии игрушки.

Я сказал королю, что сего же вечера снимусь с якоря, когда ветер задует с берега. Он меня убедительно просил остаться еще на несколько дней, а когда увидел, что я принял твердое намерение отправиться, пожав мне руку, просил не забывать его; весьма неохотно расставался с нами: сойдя в лодку, потупил голову и долго шептал про себя – вероятно, читал молитву (говорят, что он очень набожен); таким образом, в короткое время мы приязненно познакомились с сими островитянами, и, вероятно, навсегда с ними расстались. Некоторые желали со мной отправиться, но я никого не взял, исполняя желание короля, который убедительно просил, чтоб я его подданных не брал с собой.

Замечание об острове Отаити

Остров Отаити обретен 1606 года испанцем Квиросом, на пути из Кальяо, и назван La Sagittaria. После сего заходили к оному другие мореплаватели в разные годы и назвали: английский капитан Уэльс – островом Короля Георгия III; французский командор Бугенвиль – Новой Цитерой, по причине множества пригожих женщин. Наконец, со времени пребывания капитана Кука, остров сохранил свое настоящее название – Отаити. Два круглых острова, соединенные низменным узким перешейком, составляют остров Отаити. В середине каждого из сих двух островов – горы, верхи коих часто бывают покрыты облаками. К взморью находятся места пологие, обросшие прекраснейшими пальмовыми, хлебными и другими плодоносными деревьями и кустарниками.

Хлебные деревья достигают значительной высоты и толщины и употребляемы на делание верхних частей лодок, на столбы в больших строениях, на скамейки в домах, которые обыкновенно на низких ножках из одного дерева. С коры собирают смолу – для замазывания пазов на лодках, а из сырой коры вырабатывают ткани. Срубленное дерево начинает вновь расти от корня и через 4 года опять приносит плоды от 6 до 7 дюймов в окружности, несколько продолговатые. Островитяне пекут сии плоды и питаются ими бо́льшую часть года.

Кокосовое дерево также велико; в орехах – вода, или молоко, составляющие прохладительный напиток; ядро островитяне едят просто сырое или толченое, выжимают из оного большое количество масла, а остающимися выжимками кормят кур и свиней. Выполированные ореховые черепки употребляются вместо посуды; из волокон коры вьют веревки, которые служат к строению домов и лодок; из молодых кокосовых листьев искусно плетут зеленые зонтики, которые носят на головах вообще все островитяне обоего пола и всякого возраста.

Отаитянские яблони приносят плоды, которые имеют вид зрелых наших яблок, вкусом весьма хороши, кроме самой середины, – она крепка; цветы красные и белые, женщины украшают оными голову; из коры шелковицы островитяне приготовляют самые тонкие ткани.

Банановое дерево приносит плоды, превосходные для пищи; молодые отростки по цвету трудно отличить от крупной спаржи, а вареные вкусом лучше спаржи.

Толстое дерево, называемое отаитянами апопе, растет на горах и употребляемо на нижние части лодок.

Деревья, называемые фаро, рода пальмовых; листьями их, по причине плотности и удобства, кроют все крыши на домах. Плод сего дерева сосут жители коральных островов; вероятно, и отаитяне употребляют в голодные годы.

Крепкое дерево айто, из коего островитяне делают пики и другое оружие, также малые топоры для очищения кокосовых орехов и четырехугольные колотушки с рукоятками, которыми разбивают размоченные волокна коры хлебного и других деревьев, для приготовления тканей.

Дерево пурау легкое, употребляемое в строениях на стропила.

Бамбу, род тростника, растет весьма высоко; коленца длиной два с половиной фута, толщиной в диаметре от двух с половиной до трех дюймов; служит для хранения кокосового масла.

Виноград произрастает хорошо, но в малом количестве и разводится только миссионерами. На острове Отаити много деревьев, доставляющих хлопчатую бумагу. И еще другие, которые приносят плоды, похожие на небольшие тыквы. Из листьев дерева тау, смешанных с желтоватым соком из ягод маже, составляют красную краску; в сию краску обмакивают листья или стебли разных трав, смотря по желанию, и прикладывают к разным тканям, на которых от сего остаются красные, совершенно напечатанные узоры.

Фиговые, каштановые, апельсиновые, лимонные деревья во множестве разведены европейцами и составляют также некоторую часть пищи для островитян. У миссионеров прекрасный сад, наполненный еще многими другими хорошими деревьями и кустарниками. Из огородных овощей, по краткости времени, мы видели только ямс, таро, картофель, имбирь, колган, ананасы, арбузы, тыквы, капусту, огурцы, стручковый перец и табак.

На отмелях острова морские черви основали местами коральные стены, между коими и самим берегом образовались хорошие закрытые гавани.

Высокие горы притягивают влажные тучи: они, ниспадая, образуют много ручейков и рек, которые, извиваясь, орошают пологости и равнины острова Отаити.

Нагорные места острова совершенно пусты; напротив того, пологие и равнины к взморью населены.

Отаитяне роста одинакового с европейцами, мужчины телом и лицом смуглы, глаза, брови и волосы имеют черные; у женщин, вообще, лица круглые и приятные. Волосы у всех возрастов обоего пола обстрижены под гребенку. Хотя многие путешественники находят между жителями, населяющими Отаити, разные поколения, но я сего не заметил. Видимому различию между начальниками и народом причиной различный образ их жизни. Первостепенные отаитяне побольше ростом и дороднее, цвета оливкового, а простой народ краснее. Вельможи отаитянские ведут спокойную сидячую жизнь; простой народ в непрестанной деятельности, всегда без одежды, и нередко под открытом небом, на коральных стенах весь день занимается рыбной ловлей.

Отаитяне приняли нас с особенным гостеприимством: каждый из них радовался и угощал каждого из нас, когда кто заходил в дома их. Ежедневно приезжая на шлюпы, всегда были веселы, и мы никогда не заметили, чтоб между ними происходили размолвки или споры.

Число всех жителей на острове Отаити путешественники полагают разное, и разность сия так велика, что не было примера в истории, чтоб какие-нибудь болезни или политические происшествия произвели в народонаселении такое уменьшение, какое читатель увидит из следующего.

Капитан Кук в первом своем путешествии вокруг света говорит: «По вероятным известиям, собранным от Тюпиа, число островитян, могущих носить оружие, на острове Отаити простирается до 6780 человек». Ежели принять, что число людей, могущих носить оружие, составляет 5/12 частей населения, по сему число жителей на острове было до 16 272 человек мужеского пола. Капитан Кук во втором своем путешествии полагает народонаселения на Отаити до 240 000, а натуралист Форстер – до 120 000 человек. Испанец Буенево, бывший на сем острове в 1772 и 1774 годах, полагал от 15 до 16 тысяч. Мореплаватель Вильсон в 1797 году заключил, что островитян было 16 000 человек.

Предположение последних двух мореплавателей довольно сходно, но весьма различно от заключения капитана Кука и натуралиста Форстера во втором путешествии. Слишком увеличенное ими число жителей, вероятно, произошло или от незнания языка, или начальник острова, желая дать лучшее понятие о своем ополчении, сказал капитану Куку, что собранный тогда флот отаитский, состоявший из 210 больших и 20 малых лодок, принадлежит только четырем округам, а не всему острову, но сказал неправду. Капитан Кук принял показание сие за истину и, полагая остальные округи равными сим округам, заключил о числе всего народонаселения.

Ныне миссионер Нот сказывал нам, что в первых числах мая месяца 1819 года все островитяне были собраны в королевской церкви, и собралось до 8 тысяч человек. Ежели к сему числу прибавить 2000 человек старых, малолетних и хворых, которые не могли явиться, число народонаселения будет до 10 тысяч человек. Уменьшение жителей против показаний Вильсона, Буенево и капитана Кука, в первом его путешествии, произошло, по словам Нота, от частых междоусобных военных действий, от свирепствовавших в протекших годах болезней и от жестокосердного древнего обычая матерей умерщвлять детей своих, так что из семи рожденных оставляли в живых только четырех, а из пяти – троих, для лучшего об них попечения.

Остров Отаити и все острова Общества состоят во владении короля Помари, сына короля Оту, бывшего при капитане Куке. Помари высокого роста, имеет вид величественный. Он начал учиться читать и писать в 1807 году. В 1809 году возгоревшаяся междоусобная война принудила миссионеров удалиться с острова Отаити на острова Эимео и Гуагейне. Король Помари переехал на Эимео. Два года остров Отаити был от него независим; но когда Помари, по принятии в 1811 году христианской веры, получил подкрепление с острова Гуагейне и Райатеа от жителей, принявших также христианскую веру, тогда с сей новой силой напал на неприятелей, хотел покорить остров, но был отражен и с потерей возвратился обратно на Эймео. Наконец в 1815 году, когда уже число христиан на островах Общества умножилось, тогда все они под начальством Помари на многих лодках опять пошли к Отаити, и вооруженных островитян высажено 1500 человек в 5 милях к западу от залива Матавая.

Отсюда Помари шел к SW около двадцати миль навстречу неприятелю; лодки его следовали вдоль берега в параллель войску. В наступившую субботу король остановился, дабы следующего дня по обряду христианскому совершить службу. Бывшие с ним миссионеры предостерегли его, что неприятель, наверно, воспользуется удобным случаем, дабы напасть в то время, когда все его войско будет на молитве, – по сей причине все молились с оружием в руках: у некоторых были ружья, а другие имели пики и булавы, также пращи и луки со стрелами.

Король часто смотрел в ту сторону, с которой ожидал неприятелей, и только увидел их, велел миссионерам ускорить богослужение. Приближаясь к идущим на них, островитяне, сделав несколько шагов вперед, преклоня колена, просили Всевышнего о даровании победы, и сие моление продолжалось, доколе совершенно сблизились с неприятелем.

Король начальствовал с лодки, окруженный множеством других лодок. При первой сшибке королевское войско опрокинуто, но вскоре ободрилось, и неприятели обратились в бегство. Тогда Помари, вопреки прежних обыкновений отаитян, приказал щадить побежденных, что весьма изумило бежавших и, как рассказывает миссионер Нот, немалым было поводом к убеждению их принять христианскую веру, так что ныне все жители островов Общества и соседственных – христиане. Нот считает, до 15 000 человек.

В 1819 году в первых числах мая месяца, когда по повелению короля весь народ был собран в королевскую церковь, Помари после молитвы, взойдя на среднюю кафедру, в краткой речи к народу объяснил о пользе законов для обеспечения каждого в его жизни и собственности и предложил следующие постановления: учредить из двенадцати знатных островитян Совет, в котором сам король должен председательствовать; составить несколько законов на первый случай: за смертоубийство наказывать смертью; за воровство виновным вымащивать каменьями место около церкви и окладывать берег, чтоб водой не размывало; уличенных в прелюбодеянии приговаривать к работам на знатных островитян и проч. Наказания сии должны быть строго исполняемы. Поднятием вверх рук народ изъявил королю свое согласие. И с того времени островитяне блаженствуют под кротким управлением малого числа законов.

Помари присоединил еще к своим владениям остров Райвовай, или High-Island, назначенный на карте Арроусмита на широте 23°41' южной, долготе 188°3' западной. Поводом сего присоединения были дошедшие до него слухи, что жители на Райвовае, узнав о его могуществе, пожелали быть его подданными. В ноябре месяце 1818 года Помари отправился на американском судне к сему острову; слухи оказались справедливы. Островитяне отдались в его подданство.

В то время, когда он распространял пределы своих владений, на Отаити возникло новое смятение. Один островитянин, из уезда Аропая, решил воспользоваться отсутствием короля и заступить его место. Панагиа (так называется возмутитель) сначала объявил войну приверженным к королю из округов Паре, или Матавай, и Фаа, и, по обыкновению островитян Общества, зажег дом свой с той стороны, которая ближе к противникам его (чем изъявляют решимость вести войну до крайности), но еще до возвращения короля был взят под стражу. Как скоро Помари прибыл, не довольствуясь тем, что виновника возмущения имел уже в своих руках, хотел объявить войну всему округу Оропаа, однако ж, по уважению к предложению миссионеров, решено повесить только двух главных зачинщиков, что немедленно исполнено.

Остров Отаити для внутреннего управления разделен на пять частей, из коих в каждой несколько округов и столько же начальников:

1) часть Тепорионнуу – 8 округов

2) часть Теоропаа – 2 округа

3) часть Тетавазай – 4 округа

4) часть Тетавуата – 4 округа

5) часть Тефана – 1 округ

Итого: 19 округов.

Всех главных начальников девятнадцать; в каждом округе свой суд и расправа, согласно вышеупомянутым законам, предложенным народу.

Множество островитян читают и пишут хорошо; буквы приняты латинские. В Отаити из корня, называемого ти, делали ром; вероятно, по внушению миссионеров король запретил делать сей напиток, невзирая, что сам до оного охотник. Жаль, что, вместе с просвещением островитян, отменены народные невинные их забавы, пляска и другие игры. Миссионеры говорят, что все празднества и пляски островитян тесно сопряжены с идолопоклонством, и потому отаитяне, будучи от сердца привержены к христианской вере, сами оставили пляски и песни, как занятия, напоминающие им прежние их заблуждения. Обыкновенное любопытство побудило меня просить короля, чтоб велел островитянам плясать, но он мне сказал, что это грешно.

Хотя шлюпы наши ежедневно наполнены были множеством посетителей, но мы никогда не имели повода сомневаться в их нерасположении или ожидать какой-нибудь шалости. Они всегда к вечеру возвращались домой, расставаясь с нами дружелюбно.

У короля и его семейства на ногах, на четверть выше ступни, узенькая насечка звездочками, также и на руках, на каждом суставе; у некоторых жителей на теле насечка, но ныне они себя сим уже не украшают.

Миссионер Нот доставил нам случай видеть некоторых отаитян, бывших на коральных островах, от Отаити к востоку лежащих. Во время нашего пребывания, ежедневно приезжали к нам на двойной лодке островитяне с одного из сих островов, называемого Анна. Отбирая сведения о названиях коральных островов от жителей с острова Анна, равно и от отаитян, мы слышали различные наименования, однако ж все согласно показывали, что остров Анна от Отаити на OtN, а Макетеа на середине пути от Отаити к Анне. Сие служит доказательством, что остров Анна самый тот, который обретен капитаном Куком и назван островов Цепи (Chain-Island). Жители сего острова имели точно такие же насечки на ляжках, как те островитяне, коих я встретил на коральном острове Нигира, приехавших для промысла. Они всегда в мореплавании отважны и предпринимают дальние и трудные пути морем; от отаитян отличаются только в испестрении ляжек и распущении длинных волос. Хотя я старался уверить их, что остров Анна от Отаити к северу, как на карте Арроусмита назначено, но они сему смеялись и никак не хотели со мной согласиться, представляя доказательством, что дабы возвратиться домой, им надлежало идти на Майтеа, а не на Макетеа.

В продолжение нашего пребывания при острове Отаити термометр подымался в тени до 24,5°, а ночью стоял на 18 и 17,5°.

Широта мыса Венеры лейтенантом Лазаревым определена 17°29'19''южная, а мы определили 17°29'20''; долгота 149°27'20''западная. Сие определение почитается вернейшим. Мы поверили по оному свои хронометры; оказавшуюся неверность в ходе их, в 53-дневное плавание наше из залива Королевы Шарлотты к мысу Венеры, разделили по содержанию арифметической прогрессии, полагая, что ход хронометров изменялся не вдруг, а постепенно. Таким образом все долготы, упоминаемые в описании путешествия и означенные на картах, поправлены.

В бытность нашу на острове Отаити ветры дули умеренные днем, ONO, а ночью весьма тихие с берега.

27 июля. В 6 часов вечера 27-го мы снялись с якоря при легком ветре с берега. Пройдя коральную мель, придержались к северу, чтобы скорее отделиться от острова. Некоторые из островитян следовали за шлюпами и просили, чтоб мы их взяли с собой, но как я дал слово Помари никого из его подданных не увозить, то и отказал их просьбе.

Отойдя несколько от берега, мы встретили в 9 часов вечера пассатный ветер от ONO. Шлюп «Мирный», не выйдя за предел берегового ветра, имел мало хода; я убавил парусов, чтоб не уйти далеко. За темнотой ночи берег скоро скрылся из глаз наших, только ряд огней на низких местах показывал нам положение острова Отаити.

28 июля. С утра безмолвная тишина царствовала повсюду, один лишь шум небольших волн, пенящихся от разрезающего шлюпа, прерывал сию тишину. Мы тогда чувствовали какую-то пустоту, ибо привыкли к шуму, крику и толкотне от тесноты между островитянами, коими каждый день, с самого утра до ночи, суда наши были наполнены; кроме того, они во множестве сидели на лодках, окружавших шлюпы; обыкновенно предлагали свои вещи на обмен друг пред другом, с криком производя шум, неприятный для слуха.

На рассвете мы увидели позади себя низменный остров Тетуроа на SW 50°. Ежели принять широту оного 17°2'30''верной, долгота выходит 149°31'12''западная.

Я весьма был рад, что мы опять имели возможность вычистить шлюпы, а стоя на якоре, по беспрестанной тесноте от посетителей, сего сделать не могли. Убрали вымененные съестные припасы, как-то: арбузы, тыквы, бананы, хлебные фрукты и таро; развесили за кормой и над русленями апельсины, которые ежедневно раздавали служителям, и в мешках хранили на русленях, а некоторые подвешивали в сетках под марсы и к штагам. Кокосовые орехи также хранили развешенными по борту и на марсах и раздавали ежедневно, а лимоны обмывали в пресной воде и укладывали в бочки, прибавляя в каждую несколько свежих стручков красного перца, потом наполняли рассолом, который обыкновенно употребляют при солении огурцов.

Часть апельсинов и лимонов обратили в сок. Как соленые лимоны, так и сок я приказал беречь до прибытия в южные широты. Вымененные разные отаитские ткани просушивали; пики и другое оружие, ракушки и крючки из раковин, кораллы и все собранные редкости уложены по местам. Наконец, вымыв шлюпы, просушили и очистили воздух, разведя огонь в печках, и, к удовольствию нашему, увидели шлюпы опять в прежней чистоте.

Хотя пребывание наше у острова Отаити было кратковременно, однако по многим обстоятельствам нам послужило в пользу. Главной причиной, побудившей меня зайти к сему острову, было немалое число обретенных нами коральных островов; долготы их, которые мы определили, надлежало поверить по долготе мыса Венеры и сим утвердить все географическое положение сего для мореплавателей опасного архипелага.

На острове Отаити, к удовольствию моему, здоровье моего помощника капитан-лейтенанта Завадовского, после долговременной болезни, восстановилось. Признаки цинги исчезли на зараженных сей болезньй перед прибытием нашим в Порт-Джексон, где они не совершенно излечились. На острове Отаити мы вскоре увидели удивительное действие климата: синих пятен на ногах в три дня как будто не бывало. Сему более всего способствовали трехдневная свободная прогулка в тени прекрасных плодоносных деревьев, между народом кротким, приветливым, гостеприимным и услужливым, свежая пища из кур, зрелые апельсины и целительная кокосовая вода; сверх того, бывшим в цинге я велел непременно тереть ноги свежими лимонами. Все вообще служители были приметно веселее и здоровее.

29 июля. Я продолжал курс к северу, склоняясь несколько к востоку и придерживаясь пассатного ветра от OtS; мы не прежде следующего утра с салинга увидели остров, который признали за Макетеа, усмотренный нами на пути к острову Отаити.

В 8 часов со шлюпа «Мирный» потребована была шлюпка для принятия свежей свинины; я уговорился с лейтенантом Лазаревым, чтобы свиней кололи не в один день на обоих шлюпах, а по очереди, и делить мясо, дабы в знойное время не портилось. Некоторые из свиней весом были до 180 фунтов, и жир их не имел приторного вкуса, вероятно от корма.

В полдень мы находились на широте 15°39'03''южной, долготе 148°38'10''западной; продолжали курс по тому же направлению. Сим путем я надеялся достигнуть острова Динса (назначенного на рукописной карте капитан-лейтенанта Коцебу), потом идти к западу вдоль южного берега сего острова и проливом между оными и островом Крузенштерна, обретенным капитан-лейтенантом Коцебу 26 апреля 1816 года во время путешествия на бриге «Рюрик», принадлежащем государственному канцлеру графу Румянцеву. Ввечеру с салинга закричали, что виден берег на NNO. После сего скоро затемнело, и для того в 7 часов мы поворотили от берега на другой галс.

30 июля. В 2 часа пополуночи опять поворотили в NO четверть. В 6 часов, когда довольно рассвело, увидели берег, накануне усмотренный, а скоро после того к востоку – и другой, низменный, лесистый берег. Прошли между сими берегами безопасным проливом шириной 14 миль. В 10 часов 40 минут утра, находясь восточнее восточной оконечности первого острова, на расстоянии две третьих мили, я лег в параллель берега, по направлениям оного переменял курс. В полдень мы были на широте 14°55'27''южной, долготе 148°03'09''западной. Северный мыс острова находился тогда от шлюпа прямо на запад в четырех с половиной милях.

Плавание продолжали вдоль изгиба берега, в полмиле от оного, до трех часов пополудни. Мы соединили обозрение западного берега с обозрением восточного. Обойдя вокруг острова на самом близком расстоянии, я имел случай хорошо рассмотреть, что берег непрерывный, узкий, коральный; местами растет лес. К юго-западной стороне – узкий вход в лагуну, составляющий середину острова. В сей лагуне несколько островков, поросших лесом. Окружность острова 44 мили. Самая большая длина 16, по направлению NO; ширина 10 миль. Широта середины острова найдена 15°00'20''южная, долгота 148°08' западная.

По карте капитан-лейтенанта Коцебу, данной от Адмиралтейского департамента, должно бы нам увидеть южный берег острова Динса восточнее западной оконечности вышеописанного острова на 18 миль, но оказалось противное; я прошел проливом шириной 14 миль, из чего и заключаю, что сей пролив между островами Крузенштерна и Динса. И так остров, который мы вчера видели и сегодня обошли, я признал за остров Крузенштерна, потому что он назначен на широте 15°00', сходно с определением нашим, и пролив, которым мы прошли, столько же широк, как назначенный на карте между островами Крузенштерна и Динса.

Капитан-лейтенант Коцебу, описывая первый из сих островов, говорит: «Вскоре достигли мы близлежащей земли, состоявшей также из куппы [группы] небольших, рифами между собой соединенных коральных островов, коих протяжение в самой большой длине куппы от NNO к SSW составляло 13 миль. Острова сии образовали сомкнутый круг, который легко можно узнать по находящемуся внутри оного озеру, в средине коего есть остров, покрытый густым лесом». В сем описании острова разность против сделанного нами описания, вероятно, происходит от того, что Коцебу далее нас держался от берега, как на карте видно, и бриг «Рюрик», с которого Коцебу и его сопутники смотрели, ниже шлюпа «Восток».

Я полагаю, что Коцебу вернее мог определить восточную оконечность острова Крузенштерна, ибо находился ближе к оной в полдень, когда производил наблюдения; долгота сей оконечности, им назначенная, на 32′ 55′′ западнее нами определенной.

Итак, ежели Коцебу, определяя ход хронометра в заливе Консепцион, нашел на пути из сего залива некоторые острова и, в 48 дней достигнув острова Крузенштерна, поверил хронометры и увидел, что долгота сего острова западнее истинной на 32′, то и все долготы, определенные на пути Коцебу, поблизости острова Крузенштерна, западнее истинного на 32′. Из сих островов исключаю я острова Румянцева и Спиридова, или Оура, ибо положение их поверено Коцебу марта 9, 1824 года в плавание его на шлюпе «Предприятие». Положение других островов, которые он видел до прибытия к острову Крузенштерна, невозможно принять за верное, ибо в описании путешествия на бриге «Рюрик» Коцебу говорит, что сомневается в верности хронометра и что течением был увлечен на 30 миль к западу, и потому исправленные долготы островов, им обретенных и усмотренных в первое его путешествие, будут следующие.

Острова Рюрика, или 1-го Пализера, северо-восточной оконечности широта 15°11'45''южная, долгота 146°00'15''западная; юго-западной оконечности широта 15°30'00'', долгота 146°14' западная; северо-западной оконечности широта 15°20'00'', долгота 146°18'40''западная.

Острова Мух (Fly-lslands, Vlieghen) так названы Лемером и Шутеном, а на Арроусмитовой карте островами Оанна и Динс. Сие последнее наименование дано в 1803 году капитаном судна «Маргарита», которому Коцебу придерживался в своем путешествии. Командор Бирон называет сей остров островом принца Валлийского, а я оный признаю за 4-й Пализер, обретенный капитаном Куком. Восточная оконечность на широте 15°16'30''южной, долготе 146°38' западной; юго-западная оконечность на широте 15°23'00'', долготе 146°49'; западная оконечность на широте 15°00'00'', долготе 147°50' западной.

По таковом исправлении долготы островов, которые видел Коцебу, оказывается, что остров Рюрик – тот самый, который обретен капитаном Куком на пути от островов Маркиз [Маркизских островов] к острову Отаити во время второго путешествия вокруг земного шара. Капитан Кук увидел только часть берега, обращенную к SO, и определяет оного длину 15 миль; широта южная, им найденная, 15°26' сходна с широтой сих частей острова Рюрика, долгота, по капитану Куку, 146°20' западная; острова Рюрика SO части долгота 146°8'. По всем сим сходствам я заключаю, что остров, названный Коцебу по имени начальствуемого им брига Рюриком, тот самый, который капитан Кук видел 1774 года, апреля 19, поутру и назвал в числе прочих Пализером; я почитаю сей остров обретением капитана Кука и буду называть оный 1-й Пализер, потому что из четырех Пализеров усмотрен был прежде других.

Капитан Кук, находясь у южной оконечности 1-го Пализера, видел берег к SSO на ветре. Я признаю сей берег за остров, который я обозревал и сохранил оному название 2-й Пализер. Сей же самый остров на вышеупомянутой карте Арроусмита назван Елизавета.

От южной оконечности 1-го Пализера напитан Кук направил путь к 3-му Пализеру. Остров сей тот самый, который Коцебу с салинга видел на SWtS от южной оконечности острова, названного им Рюрик и признанного мной за 1-й Пализер. Я обозрел сей остров с южной стороны, а капитан Кук, обходя вдоль северную сторону и быв уже близ западной оконечности, усмотрел к северу берег 4-го Пализера. Взглянув на карту, принадлежащую ко второму путешествию капитана Кука, можно видеть, что им обретен 4-й Пализер, который ныне именами богатее всех прочих островов: Лемером и Шутеном назван островом Мух, капитаном судна «Маргарита» – остров Динс, командором Бироном – остров Принца Валлийского, а как долгота, определенная капитаном Куком, вернее, то я сохраняю название 4-го Пализера в память знаменитого мореплавателя, которым сей остров обретен; известно, что обретения прочих часто по догадкам в кабинетах совершаются.

Лейтенант Коцебу в 1816 году, 23 апреля, в 11 часов утра, усмотрел с салинга вдруг два острова: первый назвал Рюриком, а слева находящийся принял за Пализер. Остров Рюрик признал я за Пализер, а как тот остров, который Коцебу принял за Пализер, не точно Пализер, но вновь им обретенный, то, дабы сохранить память обретения Коцебу, я называю остров, слева им усмотренный, островом Рюрика.

В путешествии своем Коцебу говорит: «Острова, которые ясно видны были в левой стороне» (вероятно, был только один остров); далее – «исчисленная мною долгота Пализеровых островов разнствовала от Куковой только 3-мя минутами» (не сказано к западу или востоку), «а на широте не нашлось ни малейшей разности». Вероятно, Коцебу сравнил долготу и широту, Куком определенную, острова первого Пализера, а не всех, и от сего заключил, что остров Рюрик к востоку от первого Пализера, на широте 15°26' южной, долготе 145°32' западной.

На карте Арроусмита назначены еще два острова Holts и Philip, которых направление и величина не видны, а долготы и широты не сходны с положением коральных островов; быть может, что сии острова те же самые, но по теперь упомянутым причинам я их наименования не принял.

Окончив описание острова Крузенштерна, я лег к западу, дабы до темноты пройти большее пространство и рассмотреть, нет ли еще островов по сему направлению; через час с салинга сказали, что виден берег на NWtW, – я взял курс несколько севернее сего острова; в 6 часов вечера, приближась к NO оконечности, пошел по северную сторону прямо к западу в параллель берега. В половине 7-го часа, когда уже было темно, мы кончили обозрение острова. Тогда я переменил курс к северу и, отойдя несколько, убавил парусов.

На сем острове, как и на всех прежде нами усмотренных коральных островах, внутри – лагуна. Берега с северной стороны выше, нежели на других островах; весь остров покрыт лесом и казался выдавшимся из моря хребтом горы; на таковых вершинах лежит коральный архипелаг, как я уже упоминал. Сей остров отделяем от острова Крузенштерна к западу проливом шириной двадцать две мили, на широте 14°56'20''южной, долготе 148°38'30''западной. Положение имеет WtN и OtS, длина – пять с половиной, ширина – две мили. Жителей мы не приметили. Я назвал сие обретение наше, по имени капитана шлюпа «Мирный», островом Лазарева и причислил к островам Россиян.

От острова Лазарева мы продолжали путь к северу, восточнее пути капитана Ванкувера, при свежем пассатном ветре от OtN и OtS; иногда встречали нас порывы с дождем. Ночи были темные, звезды блистали, изредка пробегали облака одни за другими, зыбь была большая от NO; все подтверждало, что по сему направлению нет близко берега. Для безопасности в ночное время, я приводил к ветру и держался под малыми парусами.

1 августа. Сим путем мы шли до рассвета 1-го августа, тогда на широте 12°59'5''южной, долготе 148°59' западной; не видя с салинга по горизонту, мглой покрытому, признака берега, я переменил курс на NWtN 1/2 W; ветер был довольно свеж, мы имели ходу по восьми миль в час. До полудня видели несколько летучих рыб, одного баклана и одного фаэтона.

В 5 часов пополудни, находясь на широте 11°53' южной, долготе 149°51' западной, склонение компаса определили 6°49' восточное. В 8 часов вечера, закрепив все паруса, привели к ветру, имея одни марсели, у коих взято было по одному рифу. Такая предосторожность необходима в сих опасных местах, где можно легко в темноте набежать на низменный и еще неизвестный коральный остров; курс наш вел по месту, где никто из известных мореплавателей не простирал пути.

2 августа. С рассветом мы опять взяли курс на NWtW 1/2 W; я имел намерение, достигнув 10° южной широты, пойти к западу по сей параллели, чтоб решить, существуют ли усмотренные Рогевейном острова Гронинген и Тиенговен, которые Флерье поместил на своей карте на широте южной 10°, долготе 159° и 162° от Парижа или 156°4' и 159°40' от Гринвича.

Пассатный ветер дул свежо от О и гнал облака одно за другим, однако так, что они не препятствовали нам делать наблюдения; по всему горизонту была густая мрачность. Большая зыбь шла от ONO.

В 9 часов утра я переменил курс несколько ближе к параллели, дабы подойти к пути Ванкувера, но недолго держаться тем же направлением. В полдень широта нашего места была 10°53'46''южная, долгота 150°46'25''западная. В 2 часа опять переменил курс и пошел прямо по параллели на запад.

Сегодня вечер был лунный, и мы не ранее 9-ти часов привели в бейдевинд к северу и убавили парусов.

3 августа. С рассветом, осмотрев горизонт, по которому была густая мрачность, продолжали курс на NWtN 1/2 W. С утра показывались бакланы и фрегаты, час от часу в большем числе. Нас занимал плавный полет фрегатов. Их пролетало множество, и они, держась вымпела, осматривали наш шлюп. Большие крылья их казались совершенно недействующими; на груди имели коричневые пятна наподобие сердца. В 9 часов утра я переменил курс к западу, считая себя близ 10° южной широты и полагая, что мы недалеко от берега, но в которой стороне найти оный, оставалось еще под сомнением, доколе с салинга закричали: «Впереди, кажется, виден берег!» В самом деле, лейтенанты Торсон и Лесков, рассматривая с салинга в зрительные трубы, удостоверились в истине сказанного.

Еще до полудня мы обошли остров в самом близком расстоянии: он оброс небольшим густым лесом; белые берега его казались коральными, нечувствительно возвышались до самого леса. Самая большая его длина на NWtN несколько больше полумили, а ширина несколько менее полумили. Я назвал сей остров, по имени шлюпа, островом Восток.

После наблюдения в полдень, мы определили широту острова Восток 10°5'50''южную, долготу 152°16'50''западную. Над островом беспрерывно вилось бесчисленное множество фрегатов, бакланов, морских ласточек и еще особенного рода, неизвестных мне, черных морских птиц величиной не более голубя. Как остров не был еще известен, то, вероятно, человеческая нога не прикасалась к сему берегу, и ничто не препятствовало птицам здесь гнездиться. По большому буруну около берега я не посылал набрать птичьих яиц и редкостей. Природа, общая всем мать, бдительно печется о всех творениях, доставляет сим птицам безопасное место, где они размножаются спокойно, и сей остров предназначен, кажется, в особенный удел морским птицам.

По окончании обозрения острова Восток мы продолжали путь к западу; до самой ночи встречали птиц, которые, по мере удаления нашего от острова, показывались реже. Луна сопутствовала нашему плаванию до 8-ми часов вечера, в сие время мы привели к ветру.

4 и 5 августа. Ночью держались на одном месте, а с утра вновь наполнили паруса. Простирая плавание только днем, мы не прежде 5-ти часов пополудни следующего дня прошли через остров Тиенговен, помещенный на карте Арроусмита на широте 10°13'16''южной, долготе 156°56' западной, по предположению Флерье; никаких признаков берега не приметили, а только изредка встречали фаэтонов и фрегатов, невзирая, что шлюп «Мирный» всегда держался от нас на четыре и шесть миль в сторону; таким образом, мы вместе обозревали широкую полосу горизонта, но ничего не видели. На случай дальних между шлюпов расстояний мы учредили между собой сигналы верхними парусами: закрепленный фор-брамсель означал «виден берег слева»; закрепленный грот-брамсель «виден берег справа».

В продолжение всего дня ветер дул свежий; нередко по обеим сторонам от нас пробегали тучи, с ветром и дождем; по горизонту было мрачно.

Сегодня кончили конопачение палубы, где жили служители. Сей работой и многими другими я занимал людей под парусами, дабы по прибытии в Порт-Джексон иметь меньше дела.

В 7 часов вечера ветер засвежел, мы взяли по два рифа и продолжали путь при лунном свете до 10-ти часов, тогда привели к ветру на правый галс.

6 августа. В 2 часа ночи поворотили по ветру, дабы к рассвету прийти к тому месту, до которого в прошедший вечер с салинга можно было видеть. При таких мерах мы никогда не могли проглядеть берега, ежели бы оный в близости находился.

На рассвете с салинга на горизонте ничего не приметили, и потому я вновь направил путь к западу при пассатном постоянном свежем ветре и большой зыби от NO. К северу не было больших островов, ибо зыбь по сему направлению не переставала в продолжение всего нашего плавания.

Я уже упоминал, что намерен был в теплом климате заняться уменьшением всех реев; дело сие приведено к окончанию, и все стропы на блоки сделаны вновь, ибо настоящие были слишком просторны. Парусов один комплект к прибытию в Порт-Джексон также был готов.

В полдень мы находились на широте 10°8'23''южной, долготе 158°18'35''западной. Склонение компаса было 7°54' восточное. Пополудни ветер стих, мы продолжали тот же путь до 2-го часа ночи, при свете луны.

7 августа. Тогда привели к северу, а с рассветом вновь пошли по параллели. До полудня ничего не заметили, кроме множества летучих рыб.

В полдень были на широте 10°5'9''южной, долготе 160°39'19''западной. Склонение компаса найдено 8°26' восточное. Погода была прекрасная, день ясный; шлюп «Мирный» держал тогда южнее нас на 4 мили. Не найдя островов Тиенговен и Гронинген, я уже потерял надежду видеть берег, тем более что по сей самой параллели шел некогда Мендана и также ничего не видал; но с нами не так случилось. В два с половиной часа пополудни на шлюпе «Мирный» закрепили фор-брамсель, и мы услышали пушечный выстрел, что, по условию нашему, означало «виден берег слева»; тогда и от нас с салинга усмотрели берег несколько левее нашего пути.

Я лег на SWtW 1/2 W к южной оконечности видимого острова. Приближаясь к оному, заметили, что принадлежит к коральным островам, густо покрыт кокосовыми деревьями и в середине – лагуна. На наветренной стороне и в некоторых местах прерывается и образует небольшие острова и пенящуюся серебристую стену от буруна, разбивающегося о коральную мель. Подходя к южной оконечности, мы увидели на взморье множество островитян, совершенно нагих (кроме обыкновенных повязок, коими все островитяне Великого океана прикрывают средние части тела). Островитяне были вооружены пиками и палицами.

Когда мы проходили мимо острова, они бежали по берегу вслед за нами, держась наравне против шлюпа. Обойдя южный мыс на SW стороне, мы усмотрели в тени густой кокосовой рощи селение и несколько лодок, вытащенных на берег, покрытых тщательно листьями, дабы не драло их от солнечного зноя; видели также множество мужчин и женщин, вооруженных пиками. Женщины были обернуты тканями или матами, от поясницы до колен. От мыса к SO продолжался риф, как видно было по буруну. Мы подняли кормовые флаги.

Вскоре имели удовольствие увидеть идущие к нам лодки; тогда под защитой острова мы легли в дрейф. Лотом на 90 саженях не достали дна; как по сей причине, так равно и потому, что приближалось время, в которое надлежало возвратиться в Порт-Джексон для приготовления шлюпов к плаванию вновь в южных больших широтах, я имел намерение не останавливаться на якорь, а только держаться под парусами для того, чтобы иметь сношение с островитянами; между тем они спешили к нам, но не подошли ближе полукабельтова от шлюпа.

Лодки их были разной величины, с отводами на одну сторону и лучше всех до сего времени нам известных; весьма остры, нос и корма отделаны чисто и притом так, что воды черпнуть не могут; украшены правильно врезанными жемчужными раковинами, что придавало им хороший вид; на каждой лодке было от шести до десяти островитян; они похожи на отаитян, волосы у них распущенные, длинные, изгибисто висели по плечам и спине, а у некоторых головы были убраны, как у перуанцев, красными лентами из морского пороста или листьев; на шее и в ушах искусно выделанные жемчужные раковины, сверх сего на шее надето, для защиты лица во время сражения, забрало, сплетенное из волокон кокосовой коры круглыми обручиками, наподобие хлыстика, толщиной в шестую долю дюйма, в двадцать один ряд, сзади одна треть связана в четырех местах тонкими плетенками.

Когда сие забрало на шее, оно сжато вместе, а когда приподнято на лице, передняя часть расширяется и покрывает все лицо; спереди некоторые части украшены искусно выделанными из раковин и черепах четырехугольничками; забрало упруго, и тем более защищает от ударов; закрываемая часть тела обвязана тканью, или лучше сказать плетенкой, наподобие той, из которой делают в Европе соломенные шляпы; плетенка шириной шесть дюймов и столько длинна, что обходит вокруг всего тела и между ногами; некоторые из островитян употребляли для сего зеленые кокосовые ветви, и у иных они надеты на шее.

В лодках были пики, булавы и множество кусков кораллов, составляющих приморский их берег. Они все кричали громко, звали нас к себе, а мы разными подарками приманивали их на шлюпы, бросали подарки в воду, но островитяне ничего не брали и не приближались к нам, невзирая, что в руках имели мирные кокосовые ветви.

Видя их непреклонность, я послал лейтенанта Торсона на вооруженном ялике к лодкам с подарками; островитяне, по наступающей темноте, поспешили к берегу. Лейтенант Торсон следовал за ними, но как их лодки далеко были впереди, то я ему дал знать пушечным выстрелом, чтобы возвратился на шлюп.

Сего же вечера по приглашению моему приехал ко мне лейтенант Лазарев и сказывал, что был счастливее меня: островитяне приблизились к шлюпу «Мирный» под самую корму и держались за спущенные веревки; лейтенант Лазарев успел сделать им несколько подарков и раздать медали.

8 августа. Ночью мы держались под малыми парусами; к 8 часам утра выехали островитяне, сегодня хотя с большим трудом, но мы успели приманить их, чтоб они приблизились и схватились за веревки, спущенные за корму. Тогда им произносили на отаитянском языке слова «таио» («друг»), «юрана» (приветствие при встрече друг с другом). Казалось, что некоторые из них понимали сии слова. Я их дарил медалями серебряными и бронзовыми, на проволоке, чтобы вместо украшения носили на шее, не так скоро оные потеряли и, может быть, сберегли на долгое время.

При получении топоров и прочих железных вещей островитяне не изъявили такой радости, как жители Новой Зеландии, островов Опаро и Графа Аракчеева. Когда же я приказал плотнику перерубить топором кусок дерева, тогда они узнали цену сего орудия и обрадовались. Мы выменяли несколько небольших палиц, забрал, красных лент из морского пороста, матов и шляхт из раковин. Из съестных припасов островитяне ничего не привезли, кроме кокосовых орехов, и те были негодные, вероятно привезенные для того только, чтоб нас обмануть.

Вымененная нами небольшая палица, видом подобная четырехугольному вальку, сделана из тяжелого дерева, которое, кажется, того же рода, какие мы видели в Новой Голландии; шляхты из больших раковин привязаны к сучку дерева плетеными веревочками из волокон кокосовой коры; а дабы при употреблении в действие сии веревочки не перетирались, они обложены крупной рыбьей чешуей. На всех коральных островах шляхты делают из ракушек, потому что базальта или другого рода крепкого камня нет. Вместо пил островитяне употребляют челюсти больших рыб с зубами; держась на лодках за кормой шлюпа, они старались сими пилами перепилить ту самую веревку, за которую держались.

Изделий из костей животных мы не заметили. Одному островитянину, который по наружности казался мне из отличных, я подарил петуха и курицу, с тем чтоб он их сберег, на что он охотно согласился и изъявил мне, что непременно сбережет. Многие из островитян, увидя сих птиц, называли их боа; на острове Отаити и на других островах так называют свиней.

Когда мы вылавировали к берегу и поблизости оного поворачивали оверштаг, тогда служители разошлись по своим местам. При сем удобном случае островитяне начали бросать на ют и шканцы куски кораллов величиной от 26 до 27 кубических дюймов. Такими кусками, ежели попадешь в голову, легко можно ранить, даже и убить человека. Холостой выстрел из ружья более ободрил, нежели устрашил сих вероломных посетителей; неприязненные их поступки принудили меня наказать первого зачинщика. Я сказал лейтенанту Демидову, чтоб он выстрелил в сего островитянина в мягкое место. Сие исполнено; раненый закричал, тогда все люди разбрелись в разные стороны и коральный крупный град прекратился. Всех лодок, окружавших шлюп «Восток», было до тридцати. Раненого тотчас повезли на берег, а прочие отгребли далее в сторону и остановились, как будто бы вероломство их до них не касалось.

Нетрудно было вновь приманить островитян под корму, ибо они уже видели нашу щедрость, но мы ни одного не могли убедить, чтобы взошел на шлюп, невзирая на все изъявления приязненного нашего расположения.

Действие европейского огнестрельного оружия не было им известно, ибо, невзирая на наши дружественные поступки, они старались с лодок пикой ранить выглядывающих из каюты, вовсе не опасаясь ружья.

После сего я не решился послать гребное судно на остров, жители которого так вероломны и держат в одной руке мирную ветвь, а в другой – для убиения камень; я не мог послать иначе как, подобно Рогевейну и Шутену, сильный вооруженный отряд и показать островитянам ужасное действие европейского оружия. Тогда только можно бы быть уверену в безопасности посланных, но я не хотел наносить вред островитянам, тем паче что первое изустное мне приказание от государя было, чтобы везде щадить людей и стараться в местах, нами посещаемых, как у просвещенных, так равно и у диких народов, обходиться ласково и тем приобрести любовь и оставить хорошую о себе память и доброе имя.

Лейтенант Лазарев сказывал мне, что когда шлюп «Мирный» был довольно далеко под ветром сего острова, тогда один островитянин на лодке пригреб к шлюпу, но никак не согласился взойти на оный. Лазарев спустил с другой стороны ялик, так что островитянин сего не видел, и его перехватили. Когда он взошел на шлюп, тогда, поворачиваясь на все стороны и смотря на окружающие для него новые предметы, выл от удивления. Лейтенант Лазарев, щедро одарив его, отпустил.

Широта сего острова 10°2'25''южная, долгота 161°02'18''западная, направление NtO и StW, длина 2,5, ширина 0,75, в окружности 8 миль. Я отличил сей остров наименованием островом Великого князя Александра.

В половине третьего часа пополудни опять взял курс к западу. Шлюп «Мирный» последовал за шлюпом «Восток».

9 августа. Хотя ночь была облачна и находили шквалы с дождем, но луна иногда освещала горизонт, и мы при сем свете шли до половины второго часа ночи, тогда за темнотой привели к ветру, и ветер задул от SOtO, но вскоре опять от ONO. Такие частые перемены нередко могут предвещать близость берега, однако сего не случилось. Мы на рассвете ничего не видели. Тогда вновь легли к западу, шли сим путем до широты 10°11'8''южной, долготы 165°58'29''западной; в сем месте склонение компаса найдено 9°24' восточное. Мы не имели признаков близости берега, кроме того, что ветры были несколько переменнее.

Таким образом, не находя островов Тиенговена и Гронингена, обретенных Лемером и Шутеном и положенных Флерье на самом том месте, коим мы прошли, я взял курс к югу.

11 августа. В 8 часов утра 11-го я направил путь к Порт-Джексону, сначала одним градусом восточнее пути Лаперуза, для того что надеялся на ветре у островов Навигаторских и Фиджи иметь свежие ветры, ибо при проходе под ветром сих островов можно несколько времени иметь штили или легкие ветры, что продлило бы наше плавание. Пройдя севернее острова Вавао, я положил идти прямо к Новому Южному Уэльсу.

С утра ветер дул от О, при великой зыби от OSO. Мы видели разных птиц, четыре фрегата, два больших и два малых, несколько бакланов и одну морскую ласточку.

Согласно вышеизъясненному расположению, мы шли к югу на расстоянии шлюп от шлюпа семь миль. В самый полдень лейтенант Лазарев сигналом посредством парусов дал знать, что виден берег. Сей берег от нас с салинга видели к SO, я придержался со шлюпом «Восток» ближе к ветру, дабы пройти близ берега, который мы признали за острова Опасные, обретенные и названные командором Бироном на пути его от острова Короля Георгия к Сайпану в 1763 году, июля 21 числа.

С марса можно было ясно рассмотреть все острова и мели. Изгибистая гряда возвышенной морской серебристой пены, происходящей от буруна, разбивающегося о кораллы, соединяла три лесистые, кокосовыми деревьями обросшие острова в один остров, коего лагуна на широте 10°54' южной, долготе 165°48'08''западной. Шлюп «Восток», по причине противного ветра, не подходил ближе 6-ти миль к сим, так называемым, Опасным островам. Лейтенант Лазарев проходил двумя милями ближе, почему и мог лучше рассмотреть. По сей причине в атласе помещен план сего острова, сделанный на шлюпе «Мирный».

В 4 часа пополудни, когда острова Опасные были на траверсе у шлюпа «Восток», я вновь пошел к югу. Шлюп «Мирный» последовал за нами; мы шли всю ночь при лунном свете; ветер дул умеренный, от востока.

13 августа. В 4 часа утра 13-го мы пересекли пути Бугенвиля и Эдварда, и я лег к SW; в полдень находились на широте 14°42'9''южной, долготе 166°9'7''западной. В 4 часа пополудни стадо птиц, черных и белых, летящих далеко на ветре, обратило наше внимание, но за дальностью их рассмотреть не могли.

14 августа. Мы шли к SW до следующего утра; тогда легли SW 78°, на вид острова Вавао, принадлежащего к группе Дружеских островов.

15 августа. В полдень находились на широте 18°15'40''южной, долготе 171°46'10''западной. Склонение компаса было 11°7' восточное.

16 августа. Следующего утра в 7 часов увидели к западу северный возвышенный берег острова Вавао, переменили курс на WtN, при ветре от ONO и пасмурной погоде, и пошли севернее северной оконечности острова. Склонение компаса найдено 11°48' восточное.

Проходя с восточной стороны острова Вавао, мы видели несколько заливов, которым кокосовые рощи придавали особенную красоту. Нам показалось, что остров обитаем; на северном мысе в малом заливе увидели шесть островитян; они были совершенно нагие, кроме обыкновенного пояса. Весь северный берег, равно и западный, вышиной 430 футов отрубом; такие берега неудобны для народонаселения; остров весь оброс лесом.

В полдень мы находились по западную сторону Дружеских островов. Пасмурность воспрепятствовала нам сделать наблюдения, и в полдень мы принуждены довольствоваться выводом из высот, взятых около полудня. Широта места шлюпа «Восток» оказалась 18°45'26''южная, долгота 174°6'37''западная. Невзирая, что мы тогда от берега были на полторы мили, однако лотом на 100 саженях не достали дна. Ближний к шлюпу берег был самый большой остров после Вавао, который показывался с западной стороны высоким хребтом; вершины его обросли кокосовыми деревьями; другие острова, между сими двумя и далее к SW по тому же направлению нами видимые, весьма малы и едва заслуживают названия островов.

Вавао, самый большой из сих островов, на широте 18°43'10''южной, долготе 173°56'20''западной, лежит NO и SW, длина оного 11, ширина от 4 1/2 до 5 1/2, окружность до 34 миль. Первые сведения о существовании сего острова мы имеем от капитана Кука в последнем его путешествии. Испанский мореплаватель Моурелла в 1781 году был при острове Вавао и назвал оный Islas don Martin de Mayorga, по имени вице-короля мексиканского. Потом Малеспина нашел, что гавань, в которой он остановился на якорь, на широте 18°38'45''южной, долготе 173°57'44''западной; вероятно, стоял на якоре в заливе при северо-восточной стороне острова, широта которого ближе к означенной Малеспиной. Капитан Эдвард в 1791 году определил долготу залива 173°53' западную. По наблюдению на шлюпе «Восток», широта 18°40'10'', долгота 173°52'50''.

После острова Вавао, первый остров (по величине) к SW от оного на широте 18°45'8''южной, долготе 174°05'15''западной; прочие острова все весьма малы; мы насчитали до 15, а как они один другим закрываются, то и невозможно было с точностью определить числа оных.

Не видя выезжающих островитян и не желая потерять время на искание якорного места, я опять направил путь на SWtW, к Порт-Джексону.

Пройдя несколько по сему направлению, в половине 3 часа мы увидели на SW 81° высокую конусообразную гору, которую признали за остров Поздний. В исходе шестого часа прошли на перпендикуляре курса высокую вершину сего острова и тогда находились от ближнего его берега в пяти с половиной милях. Склонение компаса было 12°40' восточное.

Остров сей продолговат, лежит О и W; длиной 2 3/4, шириной 1 1/4, в окружности 6 1/4 миль. Берег со всех сторон к середине возвышается в гору, коей высота, по измерению капитан-лейтенанта Завадовского, до 1320 футов, и от низа до половины поросла частым лесом. Остров на широте 18°55'50''южной, долготе 174°34'20''западной; по карте Арроусмита на широте 18°50'. Других двух островов, на его карте в близости острова Позднего назначенных, мы не видели, хотя перешли по широте их. Ежели бы взаимное положение сих островов на карте было назначено настоящее, то, невзирая на погоду, не совсем ясную, нам надлежало бы увидеть и другие два острова. К ночи мы убавили парусов.

17 августа. С полуночи я начал держать на один градус ближе к параллели, чтобы простирать плавание между путями капитанов Кука и Лаперуза, в надежде найти по сему направлению какие-либо острова; сигналом дал знать о сем лейтенанту Лазареву. Когда мы проходили Дружеские острова, ветер дул от NO, нередко с дождем, а сегодня с девяти часов перешел в NtO и также наносил дождь. По наблюдениям мы находились на широте 19°36'40''южной, долготе 175°53'13''западной. В четыре часа пополудни видели множество морских свиней.

Продолжая идти тем же курсом при тихом ветре N и О, не встретили ничего примечания достойного и признаков берега не заметили.

19 августа. Поутру видели одного летающего фрегата. В полдень 19-го были на широте 21°7'20''южной, долготе 178°25'34''западной. В начале третьего часа с салинга закричали, что на NWtN 1/2 W виден берег; я пошел прямо к оному и посредством парусов уведомил лейтенанта Лазарева, что мы видим берег. Шлюп «Мирный» был от нас далеко к югу и по сему привел в кильватер. Вскоре с салинга увидели еще другой берег на NWtN.

Приблизившись к сим двум малым островам, мы рассмотрели, что один от другого на SW и NO 78°, в шести с половиной милях, поросли кокосовыми деревьями, каждый окружен особенным коральным рифом, о который бурун с шумом разбивался. Восточнейший из сих островов на широте 21°1'35''южной, долготе 178°40'13''западной, длиной в одну милю, шириной в половину длины, в окружности две с половиной мили, окружен коральным рифом к WNW и OSO на милю от берега, к NO и SW на одну треть мили, так что коральные гряды в окружности пять с половиной миль.

Я назвал сей остров по имени бывшего с нами искусного художника в живописи Михайлова. Другой остров на широте 21°2'55''южной, долготе 178°46'23''западной, величиной почти равен острову Михайлова, также окружен коральной мелью, от восточной, северной и западной сторон на полмили, а к SSO на четверть мили от берега; вся сия коральная мель в окружности пять и три четверти мили, также покрыта серебристой пеной, происходящей от разбивающегося буруна. Сей остров назвал я по имени И. М. Симонова, находящегося на шлюпе «Восток» в должности астронома, ординарного профессора Казанского университета.

В сие время мы были вновь обрадованы, услышав с салинга «виден берег на NtW»; с первого взгляда открывшийся остров показался больше прочих, оттого что открылись только гористые места.

В 5 часов окончили обозрение островов Михайлова и Симонова и прошли створ оных. Ветер дул тогда NOtO свежий и препятствовал нам держать прямо к видимому берегу, почему я продолжал курс в бейдевинд на NNW 1/2 W, имея в ночное время большие паруса, дабы лавированием приблизиться к берегу.

В 8 часов вечера за темнотой мы не видали шлюпа «Мирный» и для сего сожгли фальшфейер. Шлюп «Мирный» ответствовал, и оказалось, что он от нас на NW.

Я смело шел в темноте, оттого что ввечеру с салинга ничего не было в виду, кроме берега, к которому мы желали вылавировать. В начале 10-го часа вечера показалось перед носом шлюпа белое зарево, которое то потухало, то снова светило. Пройдя еще некоторое расстояние, мы услышали от разбивающегося буруна о коральную мель ужасный рев, почему я тотчас приказал поворотить через фордевинд на другой галс; при самом повороте мы были так близко от сей мели, что, невзирая на темноту, ясно различали каждую разбивающуюся волну. Несколько минут промедления – и погибель наша была бы неизбежна, ибо ежели бы по несчастью, приблизились к катящимся волнам, тогда первый удар о кораллы проломил бы шлюп, а при последних ударах надлежало бы искать спасения на гребных судах или погибнуть.

20 августа. Следующего утра, в половине девятого часа, мы находились близ корального надводного сплошного рифа по SO сторону острова, который окружен был сим рифом на разном расстоянии. Тогда мы увидели на берегу жителей, из коих некоторые на нескольких лодках ехали к коральному рифу. Весьма великий бурун омывал сей риф так, что невозможно было иметь никакого сообщения с островитянами, и потому я скоро поворотил, дабы вылавировать более на ветер и обойти острова и, ежели островитяне приедут, то послать гребное судно на берег. Не прежде 11 часов следующего утра удалось нам обойти северную сторону корального рифа, окружающего сии острова; тогда мы легли в дрейф и поджидали островитян, ехавших на лодках; две были под парусами, а прочие на гребле; когда две лодки пристали к шлюпу, мы опять наполнили паруса.

Лодки сии имели с одной стороны отводы, и на каждой было по три человека. Двое из островитян по первому нашему призыву тотчас взошли на шлюп; когда мы их обласкали, они скоро ознакомились и были как между своими. Одну из сих лодок, на которой оставался один только островитянин, от большого хода шлюпа поставило поперек, опрокинуло и оторвало веревку, коей она была прикреплена. Для сего я принужден был опять лечь в дрейф, послать ялик спасти островитянина и прибуксировать лодку. Товарищи его, находящиеся на шлюпе, нимало о сем не заботились, но еще веселились, смотря на барахтающегося в воде земляка.

Вскоре островитяне приехали во множестве и все взошли на шлюп. Некоторые из них были начальники, мы их дарили и надели на шею медали. Они старались производить мену. Мы им щедро платили за все их безделицы, ибо уже после сих островов не надеялись на пути к Порт-Джексону найти другие населенные острова. Из Порт-Джексона нам надлежало идти в Южный Ледовитый океан, где и по климату на островах жителей не может быть. Начальникам, которые приезжали на двойных парусных лодках, я препоручил доставить некоторые подарки для короля, бывшего на берегу. Я уверен, что островитяне, доказавшие свою честность в торговле, непременно исполнят мое поручение.

Вскоре мы узнали, что в числе начальников находились два сына короля. Я их повел в каюту, надел на них также медали и сделал им особенные подарки: дал каждому по лоскуту красного сукна, по большому ножу, зеркалу, по нескольку железных ремесленных инструментов, а сверх того отправил с ними на берег подарки собственно для короля, и они уверили меня, что он сам скоро к нам будет. В самом деле, один из островитян, приехавший с его сыновьями, остался у нас. Мы узнали, что он из приближенных королю и его называют Пауль; он с острова Тангатабу, с некоторыми другими земляками своими бурей занесен на сей остров, на коем все они пользуются приязнью жителей.

Когда лодка королевская приехала, Пауль привел менл к шкафуту и указал на короля. Фио, так называли его, лет пятидесяти, роста большого, испестрение имеет только на пальцах, и то весьма малыми звездочками на суставах. Волосы с проседью и убраны тщательно наподобие парика. Цвет тела и лица смуглый, глаза черные. Перевязан узким поясом вокруг тела, как и все островитяне Южного моря.

Когда король взошел на шлюп, мы приветствовали друг друга прикосновением носов; потом, по желанию Фио, я и капитан-лейтенант Завадовский сели с ним на шканцах на полу. Пауль и еше один островитянин, пожилых лет, также сели, и мы составили особенный круг. Тогда, по приказанию Фио, подали с его лодки ветвь кокосовую, на коей были два зеленых ореха. Он взял сию ветвь, отдал Паулю, который, держа оную за конец кверху, начал громко петь; в половине пения пристали два островитянина, потом все хлопали в ладоши и по своим ляжкам. После сего Пауль начал надламывать каждый отросток от ветви, прижимая их к стволу, и при каждом надламывании приговаривал нараспев какие-то слова; по окончании сего все запели и били в ладоши, как и прежде. Без сомнения, действие сие изъявляло дружелюбие, ибо островитяне всячески старались доказывать нам свои дружественные расположения.

Я повел короля в каюту, надел на него серебряную медаль, подарил ему пилу, несколько топоров, чугунной и стеклянной посуды, ножей, зеркал, ситцев, разных иголок и прочей мелочи; он сим подаркам весьма обрадовался и тот же час отослал их на берег на своей лодке, а между тем объяснил мне, что первые мои подарки, посланные через сыновей, получил. Фио пил с нами чай. Все, что он видел, было для него ново, и потому он с вниманием все рассматривал.

21 августа. Сегодня мы выменяли у островитян разное их оружие, как-то: пики, палицы, кистени и булавы, также нечто похожее на ружейный приклад; все сии вещи искусно обделаны резьбой; выменяли еще широкую лопатку с резьбой, выкрашенную белой сухой краской; кажется, сия лопатка составляет принадлежность одних начальников и может быть знаком отличия. Кроме оружий выменяли ткани, зарукавья, гребни, шпильки, разные украшения из ракушек, кусок желтой краски, похожей на так называемый шижгель, шнурки, искусно сплетенные из человеческих волос, разные веревки из волокон кокосовой коры, и проч. Из съестных припасов островитяне доставили нам: таро, ямс, кокосы, хлебные плоды, еще какие-то коренья, род картофеля, сахарный тростник, садовые и горные бананы.

В 2 часа пополудни, приближась к берегу, увидели мы на вершине горы большие пушистые деревья, в тени коих находилось селение. Дома снаружи похожи на отаитские, но несколько ниже. Почти все близлежащие острова казались обработанными и должны быть плодоносны.

Жители во многом подобны отаитянам; головы убирают весьма тщательно следующим образом: все волосы разделяют на несколько пучков, которые перевязывают тонким шнурком у корня, потом концы сих пучков с тщанием причесывают, и тогда головы их похожи на парики; некоторые островитяне насыпают на волосы желтую краску; у других были таким образом причесаны одни только передние волосы, а задние и виски висели завитые в мелкие кудри. У многих воткнуты гребни, сделанные из крепкого дерева или черепахи, и черепаховые шпильки в фут длиной, которые вложены были в волосы с одного боку горизонтально.

Сию шпильку употребляют островитяне, когда в голове зачешется, дабы не смять прекрасной прически. Шеи по большей части были украшены очищенными перламутровыми ракушками, тесьмами из человеческих волос, на которые нанизаны мелкие ракушки, и ожерельями, выделанными из ракушек, наподобие стекляруса. В правое ухо вкладывают цилиндрический кусок раковины толщиной один с четвертью дюйм, длиной два с половиной или три дюйма, отчего правое ухо казалось многим длиннее левого. На руках, выше локтей, носят кольца, выделанные из больших раковин. Такой убор головы и прочие украшения придают им, конечно, необыкновенный, но довольно красивый вид. У многих я заметил по четыре пальца на руке, а мизинца не было: отнимают оный в память о смерти самого ближнего своего родственника.

Мы, вообще, нашли, что островитяне веселого нрава, откровенны, честны, доверчивы и скоро располагаются к дружеству. Нет сомнения, что они храбры и воинственны, ибо сему служат доказательством многие раны на теле и множество военного оружия, которое мы выменяли.

В последнем путешествии капитана Кука упоминается, что он слышал на острове Тангатабу, что на три дня ходу к NWtW находится остров Фейсе, жители которого весьма воинственны и храбры. Капитан Кук видел двух островитян с острова Фейсе и говорит об этих островитянах: «У них одно ухо висело почти до плеча; они искусны в рукоделиях, и остров, ими обитаемый, весьма плодороден». Я нисколько не сомневаюсь, что остров, при котором мы находились, точно Фейсе, ибо все сказанное об оном сообразно тому, что мы нашли, кроме только, что острова сии называют Оно и они управляемы королем, коего имя Фио, и имя сие переходит от отца к сыну, а потому и неудивительно, что жители Тонгатабу самый остров Оно называют Фио. На Дружеских островах имена королей переходят от отца к сыну, и ныне на сих островах король называется Пулаго, как и предместники его.

С приближением ночи все островитяне возвратились на берег, а король, ожидая свою лодку, остался с Паулем и одним стариком. Лодка пришла не ранее следующего утра; гости наши отужинали с нами и при действиях ужина во всем подражали нам. Когда сделалось совершенно темно, я приказал спустить несколько ракет. Сначала островитяне испугались; король во время треска крепко держался за меня; но когда увидели, что ракеты спущены единственно для забавы и совершенно безвредны, тогда изъявили удивление восклицаниями с трелью, которую производили голосом протяжным и громким, ударяя в то же время часто пальцами по губам.

Более всего занимал их искусственный магнит, который притягивал железо, и они особенно смеялись, когда иголка, положенная на лист бумаги, бегала за магнитом, коим водили внизу под листом. Для ночи приготовили им в моей каюте госпитальные тюфяки, всем вместе, вповал, и каждому по простыне, чтобы одеться. Сначала они улеглись, но худо спали и беспрерывно выбегали наверх.

Острова за темнотой не было видно. Я спрашивал короля и каждого из островитян порознь: где острова Оно? Взглянув на небо, они хорошо угадывали положение островов, ибо с вечера заметили, по которую сторону мы держались. Из всего видно, что имеют о течении светил понятия, им необходимо нужные для различия частей суток, или вообще времени, и узнания страны света в случае дальнего их плавания к соседственным островам Фиджи и Дружеским. Пауль нам рассказал, что к W находятся острова более Оно, называл Пау, а на WNW – Лакето; но в каком расстоянии, мы понять не могли.

22 августа. В продолжение ночи мы удерживались короткими галсами на одном месте. С рассветом поворотили вновь к берегу, и по восхождении солнца островитяне пустились к нам на семи парусных и тридцати гребных лодках; на парусных сидело до десяти и более, а на прочих по три и по четыре человека. Они навезли множество прекрасно сделанного оружия, разных украшений, больших раковин, в которые трубят в случае внезапного сбора народа или призыва к оружию; тканей разных, в виде набойки клетчато-красной и кофейной, самые же тонкие, величиной с большой носовой платок, были белые; такой доброты тканей мы на Отаити на видали. Платки так искусно и красиво сложены, что мы, развернув, не могли опять их так же сложить.

В числе парусных лодок пришла и королевская, на которой привезли нам в подарок две свиньи, кокосовые орехи, коренья таро и ямсу. Я за сие подарил короля, а старшему королевскому сыну дал большой кухонный ножик, пистолет, несколько пороха и пуль, показав ему, каким образом должно употреблять сии огнестрельные орудия против неприятеля; дал королю и некоторым островитянам апельсинов и разных семян, растолковал, как семена сажать в землю. Казалось, что островитяне были довольны сими подарками и обещали заниматься рассадкой, в чем я и не сомневаюсь, ибо на берегу их острова видны были обделанные огороды, где они, вероятно, разводят коренья таро, ямс и проч.

Островитяне охотно брали все, что мы им дарили, а на конец ножи и ножницы всему предпочли, даже и самым топорам. Они нас неотступно звали к себе на берег; но как не было видимой пользы посылать на остров гребное судно без натуралиста, а останавливаясь на якоре, мы бы непременно потеряли несколько дней, ибо надлежало прежде сквозь коральный мол найти проход к якорному месту. Приближение весны в Южном полушарии не позволяло мне терять времени потому, что я желал долее пробыть в Порт-Джексоне, дабы переменить степс бушприта, совершенно ненадежный для плавания в больших южных широтах.

Остров Оно состоит из нескольких малых гористых островов, из которых самый большой длиной две и три четверти, шириной одна и три четверти мили. Все они, так сказать, окружены коральной стеной, которая местами сплошная сверх воды, а к северу местами открыта, и с сей стороны выходили лодки. Направление коральной стены на NOtN и SWtS, длина 7 миль. Середина оной на широте 20°39' южной, долготе 178°40' западной. Пологие места на сих островах обработаны и обросли разными деревьями, в том числе и кокосовыми.

23 августа. В 9 часов утра мы простились с королем Фио, с которым я в короткое время подружился; он отправился на берег. Тогда, сослав островитян со шлюпа, я приказал отвалить лодкам от борта, но они все держались за ахтертай, бросили оный тогда, когда увеличившийся ход шлюпа их к сему принудил и волнение начало прижимать лодку к лодке; одну опрокинуло, и они перестали держаться у борта.

Один из молодых островитян желал остаться на шлюпе, я согласился его взять с собой, но он непременно хотел, чтоб мы и товарищей его взяли, а мне невозможно было на сие согласиться по опасению, что они не выдержат климата Южного полушария.

Я направил курс к островам Михайлова и Симонова, дабы поверить положение оных. Проходя по западную сторону острова Оно, мы с салинга увидели тот самый бурун, от коего ввечеру 19-го с поспешностью отворотили и избегли очевидной опасности. Я придержался к сему буруну, чтобы рассмотреть и определить самую мель и тем предохранить будущих мореплавателей от неминуемой гибели в ночное время. В 11 часу мы прошли мель, которая образуется лагуной. Она приметна по гряде белой пены и водяных брызг наподобие пыли, происходящих от разбивающегося буруна. Теперь только изредка местами видны сии кораллы, но со временем они совершенно образуются подобно всем коральным островам, покроются зеленью и, без сомнения, будут обитаемы сначала дикими птицами и морскими животными, а наконец и людьми.

Направление сей мели О и W, длина – четыре, ширина – две, окружность – около десяти миль; она отделена от рифа острова Оно каналом шириной шесть миль. Широта середины 20°45' южная, долгота 178°49'49''западная. Я назвал сию мель Берегись.

В 2 часа остров Симонова был от нас на О, потом вновь увидели оба острова, т. е. Михайлова и Симонова, покрытые кокосовыми деревьями. Жителей нет. Вероятно, с Оно приезжают на сей остров за кокосовыми орехами.

Мы направили путь в SW четверть, между путями капитана Кука и Лаперуза. Погода начинала быть переменная: небо покрывалось облаками, нередко шел дождь, ветер на короткое время переходил в NW четверть, зыбь была не малая.

Хотя обретение островов, еще неизвестных, весьма лестно для каждого мореплавателя, и вообще споспешествует распространению географических сведений, при всем том, не желая на пути к Порт-Джексону найти новые обретения, дабы они нас не задержали, я спешил в сей порт для приготовления шлюпов к настоящей цели нашей, т. е. к плаванию в Южном океане.

24 августа. Небо покрылось облаками, ветер дул весьма тихий, с разных сторон. Мы лишились восточных ветров, которые нам столь долгое время способствовали простирать плавание по желанию. Ночью море было покрыто необыкновенным множеством мелких огненных искр, а густые черные облака угрожали дурной погодой.

В продолжение нашего плавания между тропиков, со времени вступления в пассатный ветер до приближения нашего к островам Россиян, ветер дул от SOtS, а потом нередко от N, еще более от ONO, что продолжалось до самого выхода из сих островов, т. е. до острова 3-й Пализер.

Неверность счисления на шлюпе «Восток», от вступления в южный тропик до прибытия к Отаити, оказалась на NW 79° 138 миль, в 19 суток, в каждые сутки 6,47 миль. По счислению на шлюпе «Мирный», в продолжение того же времени, неверность была на NW 86°12' 126,5 миль, в сутки 6,66 миль.

В продолжение пути нашего от острова Отаити до островов Опасности ветер дул более OtS свежий, потом перешел в NO четверть и был умереннее до выхода из тропика, т. е. когда мы пришли на долготу 180° восточную.

Почти во все время плавания нашего в тропике облака отделенно одно от другого неслись по ветру, отчего часть неба к зениту была ясная; напротив, к горизонту зрение наше пресекало сии облака косвенно, одни закрывали другие, и от сего нам всегда казалось, будто на горизонте гнездились темные тучи. Кроме сих воздушных призраков, от испарений, подымаемых солнечными лучами, поверхность моря вокруг всего горизонта была покрыта мрачностью. Ночи по большей части стояли ясные. Нередко нас занимали звезды, с места на место перебегающие, оставляя на короткое время слабый огненный путь по прекрасно темно-лазоревому небесному своду.

Неверность в счислении пути от острова Отаити до долготы 180° восточной, т. е. до выхода из тропика, оказалась на шлюпе «Восток» 114 миль, на SO 82°5', в продолжение 28 дней, следовательно, средняя неверность в сутки была 4,7 миль. На шлюпе «Мирный», в те же 29 дней, на 181 милю на SW 62°7', в каждые сутки по 6,47 миль. Сии неверности в счислении последовали не от одного течения моря к западу, но также и оттого, что шлюпы по большей части шли благополучным ветром, следовательно, волнами и зыбью всегда приближало лаг к шлюпам, а от сего суточное плавание, по счислению, выходило меньше настоящего, и из суточных течений среднее должно быть многим менее предполагаемого, по пяти и шести миль в сутки, от востока к западу.

25 и 26 августа. При свежем юго-восточном и восточном ветре и пасмурном горизонте мы шли по восьми и девяти миль в час. Ветер временно переходил к О, даже несколько к N, и я ожидал, что сделается от NO. Сегодня увидели альбатроса, который долго и плавно летал около шлюпов.

Мы начали шить новые штормовые стакселя из парусины, вынутой из запасных марселей, которые уменьшили по причине уменьшения всего рангоута. При сем я имел в виду, чтоб те работы, которые можно производить на пути, кончить до прибытия в Порт-Джексон, дабы там заняться важнейшими поправлениями.

27 августа. До полудня 27-го, при свежем северо-восточном ветре, погода была сырая и дождливая; продолжая тот же курс, мы в полдень достигли широты 26°31'28''южной, долготы 171°19'46''восточной. Склонение компаса найдено 14°2' восточное.

По мере приближения нашего к западу тучи более и более подымались по сему направлению; в 3 часа пополудни слышен был в той же стороне гром, а в 4 часа задул ветер от W с дождем, и нас согнало с настоящего пути к югу.

Простирая плавание столь долгое время с попутными ветрами в благорастворением климате, мы, так сказать, изнежились, и первый противный ветер с дождем произвел неприятное на нас впечатление.

28 августа. При сем противном западном ветре принуждены продолжать путь к югу; 28 числа в полдень достигли широты 27°41'18''южной, долготы 170°7' восточной. Тогда все почувствовали перемену в воздухе, и ртуть в термометре опустилась до 15°. Сия теплота в России была бы самая приятная, но, по привычке к двадцати градусам, мы почувствовали перемену так, что принуждены были надеть суконное платье.

В 6 часов вечера, дабы не удалиться от предположенного пути, я поворотил к северо-западу, в ожидании, что ветер сделается благополучный; постепенно переходил к югу, а по мере приближения его к сему румбу погода становилась яснее; не прежде 7 часов утра 30-го задул попутный ветер, и мы могли идти желаемым курсом.

30 августа. Погода позволила лейтенанту Лазареву и прочим офицерам проводить весь день у меня на шлюпе, и мы, сердечно вспоминая о любезном отечестве, о родных и друзьях, в мыслях сокращали безмерное между нами расстояние. Во время утешительного беседования внезапно поражены были необыкновенным с баку криком: «Человек упал!» Все выбежали наверх и, к прискорбию нашему, хотя все меры приняты были и лейтенант Анненков на ялике долго искал упавшего, по причине бывшего тогда большого хода, волнения и темноты ночи, усилия наши спасти упавшего остались тщетны. До сего случая мы были весьма счастливы, и мы сию потерю почувствовали тем более, что утонувший матрос Филипп Блоков был из самых здоровых и проворных матросов. Закрепляя кливер, он шел по бушприту назад в шлюп и в сие время упал.

В начале 10-го часа вечера гости наши возвратились на шлюп «Мирный». Для сего приводили шлюпы к ветру, потом вновь легли SW 57° и продолжали сей курс при ветре юго-восточном, с пасмурностью и дождем, до 7 часов вечера 1 сентября; тогда ветер от NO стих и наступил переменный тихий.

1 и 2 сентября. В продолжение дня летало несколько альбатросов, дымчатых и белых, несколько бакланов и пеструшек.

Около полудня увидели идущее к нам контр-галсом трехмачтовое судно; по поднятии нашего флага, на судне явился английский флаг. В полдень, по наблюдению, широта места наших шлюпов была 30°7'55''южная, долгота 162°16'24''восточная.

3 сентября. В 3 часа утра мы поймали большого прожору, или шарка, в кильватере нашем плавающего; около шарка, как обыкновенно, шли малые рыбы, так называемые лоцманы, или спутники, величиной восемь дюймов и менее, испестренные полосами синеватого цвета, наподобие окуня, также несколько прилипал.

Прожоры скоро хватаются за уду, и шедший за нами то же сделал; мы опасались, чтоб крючок не разогнулся, и для того сначала держали его только в полводы, а между тем набросили петлю под ласты и, затянув оную, подняли шарка на шлюп, но с трудом его убили. Вместе с прожорой достались нам две прилипалы: они присосались под ластами у прожоры, которая была величиной девять футов и два дюйма, и когда снимали ее кожу, все еще имела судорожное движение, а сердце по вынятии долго шевелилось. Во внутренности подле каждого бока нашли по одному пузырю, или мешку, а в каждом из оных по двадцать четыре живых красивых шарка длиной четырнадцать дюймов, от начала головы до конца хвоста.

Они уже могли плавать; некоторых мы пустили в море: одни плыли по поверхности, а другие пошли в глубину и изгибались, подобно вьюнам. В желудке прожоры нашли ракушку весьма нежной породы, которую называют бумажным ботиком, – в диаметре шесть дюймов, толщиной два с половиной дюйма. Из сего ясно видно, как велика пасть и горло прожоры.

Рыбы, называемой лоцманом, нам не удалось поймать, ибо они на уду не идут, а ежели бы мы имели греческие наметы, непременно бы поймали.

Когда совершенно стихло, я приказал спустить ялик, и капитан-лейтенант Завадовский отправился на охоту; ему в добычу достался альбатрос, белый с кофейными крыльями; когда крылья распростерли, протяжение от конца до конца было девять футов шесть дюймов.

4 сентября. К вечеру сделался тихий ветер от NW; мы шли всю ночь к острову Лорда Гау, горы которого увидели с салинга. Следующего утра в 7 часов, подходя к сему острову, встретили множество черных бурных птиц, серых бакланов, белых бакланов с красными носами, которых англичане называют Gannet, а Линней – Pelicanus Jiila. Мы определили долготу середины острова Гау 159°8'54''восточную; по наблюдениям лейтенанта Кинга, который после был губернатором острова Норфолк в 1788 году, долгота сего места 159°00'; капитан Гунтер в третий день по выходе из Порт-Джексона определил долготу 159°10'; он же, по расстоянию луны от солнца, – 159°8' восточную.

Остров Гау необитаем, и начальство в Новом Южном Уэльсе не печется о населении оного. Изредка мимо идущие суда заходят, чтобы набрать черепах для стола чиновников колоний.

5 сентября. Мы имели попутный свежий северный ветер до следующего полудня, небо было покрыто облаками, на горизонте мрачно. Перед полуднем ветер отошел к западу и скоро стих; тогда мы увидели впереди идущее мимо нас английское судно; я послал лейтенанта Демидова узнать, нет ли новостей из Европы. По возвращении лейтенант Демидов донес, что судно называется «Фаворит», принадлежит купцу в Калькутте, седьмой день как вышло из Порт-Джексона и идет в Батавию, а оттуда в Калькутту; что английский король Георг III и герцог Кентский умерли и принц-регент взошел на престол великобританский.

В полдень мы были на широте 32°16'46''южной, долготе 156°00'43''восточной. К вечеру ветер установился тихий, от SO, и постепенно свежел, при дожде и пасмурности.

6 сентября. В 3 часа пополудни 6-го взяли у марселей все рифы и спустили бом-брам-реи и бом-брам-стеньги. В 5 часов ветер еще более усилился и дул жесточайшими порывами. Вскоре после сего мы привели под штормовыми парусами в бейдевинд, а между тем переменили марсели, которые при взятии последних рифов разорвало, и они от большого употребления обветшали. Шторм продолжал свирепствовать от OSO, при пасмурности и дожде, до следующего утра; тогда увидели берег мыса Стефенса, но шлюпа «Мирный» и с салинга не было видно, а в продолжение ночи на сожженные на шлюпе «Восток» с фока-рея фальшфейеры не было ответствовано. Как мы уже приближались к самому входу в Порт-Джексон и притом не настояло нужды входить обоим шлюпам вместе, то я и не искал «Мирный», хотя положение его мне по расчетам было известно; я заключал, что, идучи порознь, каждый из нас постарается прийти прежде в Порт-Джексон.

В полдень, по наблюдениям, были на широте 32°49'26''южной, долготе 152°35'31''восточной. Ртуть в термометре стояла на 11,5°. Ветер, по мере приближения нашего к Порт-Джексону, более и более заходил с берега и дул порывами от WSW, но волнение осталось еще прежнее от SO, что производило большую качку. Барометр во время шторма не опускался ниже 29,35 дюймов.

В час пополудни я поворотил на другой галс к югу; ветер все еще дул с порывами, но пасмурности уже не было и солнце ярко сияло из-за облаков. Морские птицы во множестве летали около шлюпов, казалось, что искали себе пищи. К вечеру ветер постепенно отходил к NW.

Мы продолжали тот же курс до 4 часов пополудни следующего дня; тогда усмотрели впереди Порт-Джексонский берег и маяк на WW. Берег от входа к северу казался неровным и по большей части шаровидными горами, а к югу был ровен и многим ниже. До ночи мы не могли подойти по причине крутого ветра.

9 сентября. Я лавировал, дабы к утру более выиграть на ветер. В продолжение ночи горел вертящийся маяк, вновь построенный при входе в Порт-Джексонский залив: он был открыт и светил 25 секунд, а 108 секунд был закрыт.

Ночью я держался у самого входа; поутру с рассветом достиг северного мыса, и, как лоцман не тотчас приехал, то я пошел в залив без лоцмана, который наконец явился в то время, когда шлюп был в самом проходе залива. Коль скоро мы приближались к городу, капитан порта Пайпер немедленно к нам приехал. Тогда начались салюты пушка за пушку. Шлюп остановился на том самом месте, где прежде сего стоял, именно против Сиднейского залива.

Лишь только положили якорь, течение и ветер сделались противные для входа в залив, и ветер так скрепчал, что мы принуждены спустить бом-брам-реи, бом-брам-стеньги, брам-реи и брам-стеньги. Сей крепкий ветер попрепятствовал шлюпу «Мирный» войти в залив в тот же день. По положении якоря я поехал к губернатору и был у капитана порта, а астроном Симонов и штурман Парядин для поверения хронометров съезжали на северный берег, на тот самый мыс, где мы за четыре месяца поверяли и производили все наблюдения и имели наше Адмиралтейство.

10 сентября. Следующего дня, по сделавшемуся попутному ветру, шлюп «Мирный» вошел в залив и остановился на якоре на том же месте, где прежде стоял. Обсерваторию свою мы устроили там же, где прежде была, разоружили шлюпы совершенно, дабы вновь приготовить и обделать весь такелаж. Тимермана и плотников разослали в лес, против нас на северном берегу залива находящийся, для приискания книц в перемену лопнувших и леса на постройку хлевов для свиней, ибо во время первого нашего путешествия в большие южные широты я испытал, что сим полезным для нас животным необходимо нужно покойное и закрытое от сырости и холода место. Мы отправили по пятнадцати человек матросов с унтер-офицером туда же для рубки дров и велели рубить красные деревья (Mahogany), которые лежат, или хотя на корне, но совершенно высохли, дабы с привозом сырых дров не завести сырости на шлюпах.

Для перемены нашего степса и бушприта годного дерева тимерман поблизости не сыскал, а губернатор Маккуори предложил мне, что велит порту доставить материалы и людей, дабы привести к окончанию сию важную для нас работу; но в порте не приискали такого дерева, а из леса привезли не прежде 30 сентября. Хотя сие замедление делало нам большую остановку, но я весьма обязан губернатору за пособие.

Наш тимерман не был в состоянии сделать сего исправления, столько для нас нужного, а потому, против моего желания, я принужден принять предложение губернатора Маккуори, который, кроме снабжения нас вырубленными сухими деревьями из породы железного дерева (Iron Wood), приказал еще, чтобы переделка степса и бушприта была произведена его плотниками под смотрением корабельного мастера. Губернатор старался предупреждать желания наши во всем, что только могло быть для нас полезно.

Работу производили плотники английского Адмиралтейства под присмотром портового корабельного мастера, по приказанию губернатора.

Все работы купорные, кузнечные и парусные и поправку всего такелажа производили на берегу около палаток, поставленных для обсерватории; всеми другими работами, какими только было можно, занимались не на шлюпе, а на берегу, единственно для того, чтобы служителям дать более случаев пользоваться береговым воздухом и приготовиться к перенесению предстоящих трудностей в сыром и холодном климате.

Время нашего пребывания в Порт-Джексоне мы провели весьма весело. Нас приглашали беспрестанно на обеды, нарочно для нас были общественные и частные вечера с танцами. За такие доказательства благоприязни мы старались изъявить благодарность, невзирая, что искреннее гостеприимство иногда отрывало нас от занятия по службе.

30 октября. Шлюп «Восток» был совершенно вновь вооружен, и я весьма доволен, что предпринял многотрудную работу, т. е. уменьшить рангоут, ибо после сего с большей доверенностью отправлялся в трудный и опасный путь.

31 октября. Сегодня с утра занимались перевезением на шлюп всего нашего Адмиралтейства с обсерваторией и разных вещей. Обсерватория была устроена на северном берегу Джексонского залива, на выдавшемся мысе, прямо против залива Сидней.

Мыс сей мы называли мысом Русских, широта оного южная, мною определена 31°51'12'', лейтенантом Лазаревым – 31°51'21''.

Долгота восточная:

Из 455-ти расстояний луны от солнца, измеренных мной, капитан-лейтенантом Завадовским и штурманом Парядиным, средняя 151°9'53''.

Лейтенантом Лазаревым (из 288 расстояний) – 151°11'7''.

Лейтенантом Торсоном (из 390) – 151°21'36''.

Лейтенантом Лесковым (из 40) – 151°0'22''.

Мичманом Куприяновым (из 126) – 151°11'17''.

Поверение хронометров окончено 27 октября.

Наконец, когда уже все относящееся до снаряжения шлюпов приведено к окончанию, мы послали на берег за запасной живностью. Кроме кур, уток, баранов, взяли сорок шесть свиней. Сии последние размещены в продолговатых хлевах, нарочно устроенных вдоль обоих шкафутов и так плотно сделанных, что морская вода, сырость и снег никак в оные попасть не могли.

Краткое известие о колонии в Новом Южном Уэльсе

Новая Голландия, сия обширная страна, где находится Новый Южный Уэльс, означена на древних португальских картах 1542 года; обретена известным голландским мореплавателем Тасманом, который обошел южную ее часть в 1642 году, в конце ноября и начале декабря месяцев, и назвал Землей Вандимен, по имени генерал-губернатора голландских владений в Ост-Индии. После Тасмана капитан Кук в 1722 году первый увидел, описал и привел в известность весь восточный берег и назвал сию часть Новой Голландии Новым Южным Уэльсом (New South Wales), и сие название доныне сохранила колония, основанная английским правительством.

В конце XVIII века английское правительство приняло решение отправлять осужденных за различные преступления в такое место, где они или бы сами собой исправлялись, или исправлялись поневоле, не имея возможности быть вредными, и со временем могли бы сделаться полезными обществу. Для исполнения сего намерения на первый случай избрали местом ссылки берега залива в Новом Южном Уэльсе, обретенного капитаном Куком в первое его путешествие вокруг света. По причине собранных на сих берегах во множестве разных растений, залив назван Ботаническим (Botany-bay) и признан тогда лучшим местом для основания поселения в Новом Южном Уэльсе, ибо о других заливах при берегах сего обширного острова или матерого берега еще не имели сведения.

Английского флота капитан Артур Филипп назначен первым губернатором и был основателем колонии, он же начальствовал и над конвоем, состоящим из одиннадцати судов, на которых отправлены первые поселенцы.

Эскадра сия снялась с якоря с Модербанка у острова Вайта 13 мая 1787 года, на пути заходила к Канарским островам, в Рио-де-Жанейро, к мысу Доброй Надежды и прибыла благополучно в Ботани-Бей 1788 года, 8 и 9 января. Губернатор Филипп нашел, что залив не закрыт от восточных ветров, а по сырости на берегах поселение несчастных в сем месте будет вредно их здоровью, и потому приискал другое, удобнейшее, – около малого залива, который назвал Сидней-Ков (Sidney-cove), в честь лорда Сиднея. В сем заливе суда могут становиться к самому берегу для выгрузки и нагрузки товаров, что много облегчает торговлю во всякое время. Сидней-Ков на три мили севернее Ботани-Бея, в продолговатом заливе, в котором стояние на якоре весьма удобное и великое число судов может поместиться. Капитан Кук назвал сей залив Порт-Джексон.

Колония тогда состояла из двухсот двенадцати человек офицеров и морских солдат, или гарнизона, 28 жен солдатских и 17 их малолетних детей; ссылочных было 558 мужчин и 229 женщин.

1788 года, января 15-го, губернатор Филипп поставил на берегу Нового Южного Уэльса великобританский флаг. Заложенный на сем месте новый город назван по имени же лорда Сиднеем. С сего времени ежегодно посылаются из Англии в Сидней суда со ссылочными обоего пола. Число жителей в колонии, с добровольно приезжающими из Европы, в 1820 году простиралось до 31 571 человек; они ныне занимают обширное пространство земли и следующие города: Сидней, Парамату, Виндзор, Ливерпуль, Ньюкастль, Батурст, Гобард и Дальримпль.

Население сие составляют англичане, ирландцы, шотландцы, весьма малая часть других европейцев и природных жителей Новой Голландии. Все они могут быть разделены на четыре отделения: первое состоит из вольноприбывших; второе – из свободных, которые были привезены ссылочными; третье – из ссылочных; четвертое – из природных жителей Нового Южного Уэльса.

По привычке природных жителей к кочующей жизни, не могли их довести до того, чтобы они оставались на одном месте; невзирая на все попечения губернатора Маккуори, приверженных к колонии мало; старшины сих станиц отличены медными знаками с надписью названия их и места, где по большей части имеют пребывание; знаки сии носят на груди на медной цепочке. Старшины иногда полезны правительству в случае преследования и поисков бежавших ссылочных. Для переездов и для рыбной ловли им дают лодки от правительства.

Просвещение природных жителей то же, какое было при заведении колонии, и сожаления достойно, что от ссылочных они переняли бранные слова, проклинания и божбу. Когда между собой ссорятся, что ежедневно и почти ежечасно случается, тогда прибегают к сим словам брани, которых в памяти имеют полное собрание.

Они роста среднего, сложением тела сухощавы, руки и ноги имеют особенно тонкие, головы несоразмерно великие, цвет тела шоколадный и почти черный, носы загнуты и выгибом похожи на носы попугаев, ноздри разверстые, рты большие, губы толстые, грудь, руки и спину исчеркивают рыбьей чешуей. При празднествах, которые состоят по большей части в плясках, намарывают обыкновенно лицо и тело в разных местах красной землей и проводят большие белые полосы. Женщины украшают волосы, привешивая к оным рыбьи зубы или зубы кенгуру.

Все живут обществами по двадцать пять, пятьдесят и до шестидесяти человек и более, каждое имеет свое название; в одном, называемом Бурра-Бурра, в прошедшем году считали до ста двадцати человек.

Правление их до прибытия англичан было патриархальное, каждое общество управлялось старейшим, но разные английские губернаторы заблагорассудили сами избирать между ними особенных начальников. Сие достоинство и отличие вышеупомятным знаком, на шее носимым, дают тем, которые оказывают более приверженности к англичанам.

Такие постановления сделаны для того, чтобы приучить природных жителей к повиновению и через них узнавать о беглых ссылочных, для чего они весьма полезны, ибо служат провожатыми военному отряду или полиции.

Они живут по большей части на пространных местах, но не имеют постоянных устроенных жилищ, невзирая, что уже с лишком 32 года видят примеры удобной и спокойной жизни англичан. В описании первого моего пребывания в Порт-Джексоне я упоминал, что в дурную погоду скрываются в пещеры или закладывают хворостом в полкруга ту сторону, откуда погода их беспокоит. В сем полукруге в нескольких местах разведенный огонь согревает их достаточно по их желанию. Женатые спят вместе, а прочие – в некоторой отдаленности от них, но также все вместе. Огонь почти всегда с ними неразлучен: они его носят с собой, и даже берут на лодки, когда едут на рыбный промысел. В лесах повсюду видно множество поваленных деревьев, ими подожженных, и редкое дерево близ моря, где они более проводят время, осталось неподожженным.

Когда наступает время женщине разрешаться от бремени, тогда относят ее в хижину, сделанную из древесной коры, или в каменную пещеру. Женщины говорят, что они легко освобождаются от бремени, редко родят двойни и редко же имеют более двух или троих детей. Новорожденное дитя обмывают холодной водой и обтирают травой; мать прикладывает его к груди, и обыкновенно по прошествии суток с ним уже прогуливается. Едва ему минет месяц, мать сажает его к себе на плечи, спустив ножки на груди, а природа сама научает его держаться за волосы матери. Женщины, имеющие старые одеяла, завертывают в оные детей своих и носят их на спине, подобно как цыганки в Европе. Когда ребенку минет полгода, тогда часто ставят его на землю и он научается ходить. Игры детские состоят, как и везде, в подражании занятиям родителей их, как-то: в борьбе, пении, пляске и других забавах.

Увеселение взрослых состоит в пении, плясках, метании копья, а иногда в примерных сражениях. Матери приучают дочерей плести лесы для рыбной ловли и убивать рыбу острогой. Впрочем, вообще как мужчины, так и женщины редко помышляют о следующем дне, от чего часто терпят голод, особливо когда погода неблагоприятна для рыбной ловли.

Новоголландцы не различают времен года, но от беспрерывной жизни под открытым небом предузнают состояние и перемену погоды.

Язык их различен. Живущие около Сиднея разумеют друг друга; но те, которые занимают места около Ньюкастля или Порт-Стефенса и по ту сторону реки Непеана, их вовсе не разумеют.

Каждый почитает свое общество лучшим. Когда случится им увидеть одноземца из другого общества, и ежели кто-нибудь его похвалит, непременно начнут его бранить: говорят, что он людоед, разбойник или великий трус и проч.

Живущие около Сиднея по утрам приходят в сей город и стараются что-нибудь получить, но лишь только погода начинает переменяться, особливо ежели услышат гром и увидят молнию, с черезвычайной поспешностью убегают в свои жилища. Лодки их весьма непрочны, обыкновенно из древесной коры. Природные жители снабжены железными инструментами и имеют всегда способ получать их сколько нужно, однако же все еще предпочитают свои каменные топоры.

Хотя ходят нагие и любят женский пол, но не было примера, чтоб явно удовлетворяли свое любострастие.

Неприязненность их против англичан почти вовсе прекратилась, но европейцы сами часто подают причину к раздорам. Иногда природные жители врываются на поля и утаскивают пшено, плоды и все, что попадается. Англичане мстят им по возможности. Несколько лет тому назад один из них убил англичанина – его судили английскими законами, и он повешен; товарищи его, бывшие зрителями, были вне себя от ужаса. Когда белый обругает или прибьет черного, обиженный тотчас идет жаловаться к директору полиции или по крайней мере угрожает жалобой, ибо им сказано, что они состоят под покровительством правления. Случается, что прибегают с жалобами даже к самому губернатору.

Обряды похорон их уже многими описаны; однако я ныне заметил, что обычай сожжения мертвых тел почти истребился.

Им известны некоторые целебные травы – в болезнях их жуют и часто оттого выздоравливают, но природа им более всего помогает. Когда же кто, захворав, повесит голову, мало говорит и мало ест, то друзья его уверены в его смерти; посему я заключаю, что смерть многих ускоряется от воображения. Никак невозможно уверить их, что не всякая болезнь опасна и что лекарства могут доставить облегчение; ничем не убедишь, чтобы приняли лекарство, и оттого часто умирают по недоверию или упрямству.

Когда я вторично зашел в Порт-Джексон, старые наши знакомые, Бонгари и состоящие под его начальством, тотчас нас посетили. Бонгари жаловался, что в продолжение зимы был нездоров сильным кашлем. На мой вопрос, чем он вылечился, отвечал: «Единственно грогом, и много его выпил!»

Хотя страна сия наполнена змеями, однако природные жители редко бывают ими ужаливаемы. Сие происходит от двух причин: 1 – оттого, что они беспрестанно вокруг себя содержат огонь; 2 – что весьма зорки: видят змею даже под травой лежащую и тотчас ее убивают; скитаясь по лесам, они беспрестанно в землю смотрят. Когда случится, что один из них уязвлен, другой тотчас высасывает яд и сим доставляет облегчение без всякого себе вреда. Замечено, что от ужаления змеи никто у них не умирает.

Относительно уязвления змеями мне рассказывали следующий невероятный случай, но меня так уверяли, что я неизлишним почитаю о сем сообщить. Один солдат роты ветеранов уязвлен на поле черной змеей, опаснейшей из всех здесь находящихся, и едва имел столько сил, чтобы дотащиться до квартиры, где тотчас упал без чувств. Искусственное человеческое пособие казалось тщетно, ибо в полчаса он распух и ослеп. К счастью, находился недалеко старый природный житель, который, узнав о сем случае, пришел к солдату, сделал веревку из древесной коры, которой перевязал ему ногу поверх раны так крепко, что страждущий вскричал, – не отрезана ли нога его?

Потом старик выдавил из раны гной и яд и отделил кончиком ножа, рана обнаружилась в величине двух малейших булавочных головок; тогда врачующий три раза обсасывал ужаленное место и перевязал оное холстиной. Спустя несколько минут развязал веревку, ободрял солдата быть покойным и утверждал, что он выздоровеет. С сего времени больному сделалось легче, он выздоровел и теперь еще жив. Дабы изъявить своему врачу благодарность, солдат отдал ему все свое имущество, которое состояло в пяти фунтах стерлингов.

Орудия их во многих путешествиях описаны, но я сообщу об оных подробнее. Для военных действий они употребляют обыкновенно пики из дерева или, лучше сказать, стебля смолистого дерева (Gummy plant); сие необыкновенное дерево, принадлежащее собственно Новой Голландии, изображено в помещенном в атласе виде Порт-Джексона, отличается длинным прямым стеблем от семи до десяти футов, вырастает прямо из средины невысокого черного пня, который кажется совершенно обгоревшим; листья узкие, плоские и длинные, от нечаянного прикосновения к оным, даже на проходе, можно легко обрезать руки.

Когда дерево коротко для делания пик, наставляют другим таким же, и обыкновенно в замок, посредством связывания шнурками, свитыми из коры дерева, называемого англичанами веревочным деревом (Stric wood), которого в лесах повсюду много; кору распластывают наподобие лыка. Для большей крепости пики сии мажут смолой из разных деревьев, более же употребляют смолу из мимозы (Mimosa); к острому концу иногда прикрепляют острую зазубренную кость, дабы наносила более вреда.

Действуя сим оружием, употребляют еще особенную палку с сучком под острым углом и, держа оную в руке, наклонив назад, упирают малым сим сучком в задний конец пики, потом, махнув палкой, придают большую силу удару пики. Употребляют также плоский кусок дерева, длиной три фута, шириной два с половиной дюйма, загнутый наподобие серпа; сей кусок дерева искусно и метко бросают рикошетом, ударяя концом в землю; имеют и дубины длиной три фута, а для обороны – деревянные щиты, выкрашенные белой сухой краской, на коей выведены красные полосы.

Острога, или оружие, которым бьют рыбу, также сделана из вышеупомянутого смолистого дерева гумми-планта и разнствует от обыкновенной пики тем, что оканчивается тремя и четырьмя острыми концами из сего же дерева; концы сии также с острыми костяными зазубринами.

Природные жители Новой Голландии весьма вздорны между собой: они грозят и ругают друг друга по нескольку часов, как весьма часто слышать можно, однако ж редко доходит у них до драки; в последнем случае ловко владеют своим оружием и щитами.

Сражение между ними происходит по большей части за похищение женщин, и тогда все, и сами женщины, выступают в поле. Когда с обеих сторон устроились в боевой порядок, тогда пред началом всеобщего сражения несколько женщин выходят вперед, осыпают себя пылью и грязью, и каждая сторона бранной песней возбуждает противников своих к бою. Сражение оканчивается по большей части несколькими ранеными; обе стороны возвращаются в свои места с восклицаниями, криком и пением. Иногда вражда продолжается не один день, так что они по нескольку раз сходятся и после небольших сшибок опять расходятся. Иногда неприятелей своих убивают спящих, ибо черезмерно мстительны, и кажется, только кровь их примиряет. Причиной раздоров и смертоубийств обыкновенно бывают женщины, которые, впрочем, весьма снисходительны.

Когда юноша вступает в мужской возраст, ему выбивают два передних зуба; для сего прежде сажают его на плечо к другому человеку или на пень дерева и потом выбьют зубы, и тогда почитают его уже возмужалым и он может носить всякое оружие, сражаться и жениться. Выбирает себе жену обыкновенно в другой станице, и чтоб ее похитить, пользуется отсутствием ближних и друзей. В сем случае никакое затруднение мужчин не удерживает: они несколько времени терпеливо выжидают удобного случая и наконец успевают в своем предприятии.

Поймав невесту, жених поспешно с ней убегает, неся на своих руках или, иногда, волоча за руку через камни и пни. Несчастная почти всегда бывает полумертва, когда достигнет места пребывания жениха; но для него все равно, в каком бы положении она ни была. Первый встретившийся после сего куст служит свидетелем их сочетания – новобрачная принадлежит уже к станице своего мужа и не предпринимает покушения от него бежать.

Вообще, мужья поступают с женами своими как с рабами. Около Сиднея, или где только море близко их местопребывания, бедные жены должны весь день сидеть в лодках и ловить рыбу, между тем мужья их скитаются или спят. Ежели ловля была удачна, тогда жен ласково принимают, а в противном случае нередко бьют; другие работы также возложены на женщин: они собирают дрова, разводят огонь, сбирают цвет с деревьев банксии и проч.

Природные жители, живущие около морского берега, питаются рыбой, которую, лишь только поймают, бросают на уголья и едят, не отделяя внутренности; точно так поступают и с прочими животными. Змеи составляют лакомое для них яство.

Курительный табак и крепкие напитки сделались им необходимыми, и, невзирая на черезвычайную леность, они за табак и вино принуждают себя к работе, рубят дрова и носят воду.

Содержатели трактиров по большей части нанимают природных жителей выполаскивать водочные бочки. Первую воду, которая имеет еще сильный водочный запах, они называют булл, принимают платой за труд их, наливают в сосуд и по окончании работы допьяна оной напиваются. Хотя сие запрещено, однако хозяева трактиров находят такую плату за разные работы весьма выгодной и потому не смотрят на запрещение. Природные жители наперед делают договоры с хозяевами, и ежели придет другой на работу или просить милостыни, они его с сердцем прогоняют. Во многих домах употребляют их для разной работы, особливо для чищения стекол; большими своими перстами они сие исполняют весьма искусно, так что ни один европеец их в том не превосходит; невзирая, что работники совершенно наги, по привычке смотрят на них без отвращения.

Все, живущие в близости городов, особенно около Сиднея, умеют несколько объясняться по-английски, как-то: «дай мне денег», или, «не дадите ли вы мне гинею» (около 6 рублей серебром) или «думп» (около 40 копеек), и проч.

Дети, прижитые с европейцами, смуглы. В изображении группы новоголландцев под начальством Бонгари ясно отличить можно молодую, приятного вида девочку, дочь Бонгари; сам Бонгари признавался мне, что она на него не похожа. Такое сношение европейцев распространило болезни, а как природные жители не умеют лечиться, то больные их редко выздоравливают.

Завезенная европейцами оспа также производила пагубные следствия и уменьшила число жителей. Нам рассказывали, что в пещерах около Брокен-бая видны кости людей, без помощи умерших.

Жители Новой Голландии вскоре после рождения младенцев отрезают им два сустава мизинца левой руки: полагают, что при ловле рыбы без сих суставов удобнее наматывать лесы на челнок. Мне кажется, что причина сия весьма маловажна для предпринятая такого болезненного действия над младенцами и не могла бы побудить жителей мест, отдаленных от приморского берега, лишать детей сих суставов; вероятно, что истинная причина сему обыкновению забыта. У некоторых других народов Великого океана то же делают; поводом к сему бывает смерть самого ближнего родственника, как мы видели у жителей острова Оно. Вероятно, и на островах Фиджи, ближних к Оно, такое же обыкновение существует.

До прибытия европейцев в Новый Южный Уэльс природные жители не имели никакой одежды, кроме узенькой повязки, которая даже худо покрывала обыкновенно закрываемые части, и то только у мужчин. Уже 33-й год европейцы стараются обратить внимание жителей Новой Голландии на пользу и приличие одежды, но все тщетно. Многие, получив полное одеяние, отдавали оное за ром или табак. Но как им было объявлено, что они не получат никакого вспомоществования, ежели будут ходить вовсе без платья, то в город ходят в рубищах, а по возвращении домой тотчас оное снимают. Женщины в холодное время покрываются шерстяным одеялом через плечи. В сем состоит их одежда.

Природные жители весьма хорошо помнят свою собственность. Некоторые объясняют права свои на известные места, говоря, что принадлежали их предкам. Легко себе представить можно, что они неравнодушно видели изгнание свое из собственных любимых ими мест. Невзирая на делаемые им вознаграждения, искра мщения тлеет в сердцах их.

Правительство старалось, чтоб природных жителей не вовсе отдалить, и для того назначило им поблизости некоторые места для их пребывания. Сия мера принята в феврале месяце 1815 года, и шестнадцати семействам отведена земля в местечке, называемом Джоржес-Лед (Georges-lead), и Бонгари назначен начальником сих семейств. Они получили земледельческие орудия и одежду, а ссылочные должны были наставлять их в земледелии. Сначала ревностно принялись за работу, но вскоре, наскучив оною, продали земледельческие орудия и возвратились к прежнему образу жизни. Бонгари дан был сад, обработанный нарочно для него одним европейцем. Он и ныне сим садом владеет и собирает ежедневно некоторую сумму денег от персиковых деревьев, изобильно в оном растущих.

Бонгари достоин того, чтобы иметь о нем подробные сведения. Ему около пятидесяти пяти лет; он всегда отличался добрым сердцем, кротостью и другими хорошими качествами и был полезен колонии. Служил провожатым капитану Флиндерсу при описи берега Новой Голландии в 1801, 1802 и 1803 годах и лейтенанту Кингу в 1819 году. Часто для восстановления нарушаемого спокойствия в семействах, под его начальством состоящих, подвергал жизнь свою опасности. Несколько лет тому назад попался один убежавший ссылочный в руки другого семейства; беглого ограбили, отняли топор и хотели его умертвить. Бонгари явился туда, взял сего человека под свою защиту, исходатайствовал ему свободу, потом в три дня, на спине своей, принес его в Порт-Джексон, переходя с ним реки и питая его кореньями; в награду ничего не просил, кроме прощения спасенному беглецу. Правительство колонии подарило Бонгари ялик. Сей великодушный человек вообще любим за подобные примерные поступки.

Губернатор Маккуори завел в 1814 году училище в Парамате для воспитания детей. Много труда стоило согласить родителей отдать детей в сие училище: вероятно, они думали, что их будут принуждать к тяжелым работам; наконец некоторых уговорили. Последство доказало, что природные жители Новой Голландии к образованию способны, невзирая, что многие европейцы в кабинетах своих вовсе лишили их всех способностей. Они преуспели в чтении, арифметике и рисовании. С обучающимися обходятся весьма благосклонно. В совершенных летах им позволяют жениться и снискивать пропитание разными рукоделиями.

По разным незначущим причинам между природными жителями происходили беспрерывные ссоры. Дабы искоренить сию междоусобную злобу, приучить их к согласию и лучше познакомить с колонией, губернатор Маккуори объявил, что приглашает природных жителей один раз в год, именно 28 декабря, являться в Парамату. Сия благоразумно предпринятая мера имела хорошие последствия. В прошедшем году собрание по причине жары было не так многочисленно, как в другие времена, однако же состояло почти из 300 человек мужчин и женщин. Все они сидели на земле в одном кругу, начальники их впереди; губернатор Маккуори с женой своей и множеством европейцев входил в сей круг и обращался дружественно, детей привели из училища.

Привязанность и любовь родителей обнаруживаются одинаково у всех народов, начиная от самого просвещенного европейца до жителя Огненной Земли. Они смотрели на своих детей с радостью, прижимая их к сердцу, с нежностью и слезами, так что многие из зрителей прослезились. Когда дети начали показывать свои тетради, рисунки и рукоделия, тогда весь круг пришел в неизъяснимый восторг; отцы и матери едва могли постигнуть, чтоб дети их имели такие понятия. Отец одной девушки несколько минут стоял в изумлении, потом в слезах долго обнимал дочь свою. По окончании заседания всех накормили хорошим обедом, и сим празднество окончилось.

Мне неизвестно мнение английского общества миссионеров, и потому, может быть, ошибаюсь в моем заключении, но удивляюсь, что сие общество, имея всюду миссионеров, по сие время ни одного не прислало в Новую Голландию; может быть, страшится больших издержек, не имея в виду никакого возмездия. Новая Зеландия, острова Общества и Сандвичевы щедро награждают сословие миссионеров. Товары их весьма выгодно промениваются, суда возвращаются нагруженные кокосовым маслом, арорутом, вероятно и жемчугом; напротив, жители Новой Голландии ничего не имеют, и потому в 33 года не только не сделали никаких успехов в образованности, но не имеют никаких понятий об истинной вере, когда другие народы сего океана, земли которых Бог благословил превосходной почвой, а дно моря, их окружающего, драгоценностями, приметным образом просвещаются познанием христианской веры.

Качество земли и произведения. Около четырех и до шести миль от моря земля по большей части песчаная, каменистая, неплодородная и производит несколько кустарников и искривленные деревья, или даже такие, у которых сердцевина внутри как будто выгнила; за сим, так сказать, пустырем следует лучшая земля, на коей растут прекраснейшие высокие смолистые деревья, которые известны под следующими названиями: Terpentine-tree, Cork-wood, Plumb-tree, Ti-tree, Red-gum, White-gum, Black-butt-gum, Pear-tree, Pepper-mint, Mahogany, Beef-wood, или Forest-oak, Iron-wood, Gedar и др., лес част, трава дурная. Таким же точно образом продолжается почва еще на восемь миль далее от берега, и можно сказать, что земля на четырнадцать миль от моря к земледелию мало или совсем неудобна; но чем дальше идешь во внутренность, тем больше представляется взорам обработанных полей. Лучше всего поспевает пшеница, а для овса и ячменя климат слишком жарок. Начиная с сей полосы плодоносность умножается, лес и сами деревья необыкновенного рода, как-то: синей смолы (Blue-gum, Stringybark, Mimosa) и проч.

Четыре мили далее в берег земля превосходная, открывается бесконечное разнообразие отлогих гор и долин, повсюду видны селения, при оных и стада. Замечания достойно, что в сих местах деревья уже не так высоки, не в таком изобилии, кустарников так мало, что жители свободно на лошадях преследуют кенгуру.

Долины распространяются при соединении рек Нипена и Гавкесбури; берега последней еще плодороднее, нежели берега первой. Она может быть некоторым образом сравнена с Нилом, потому что иногда выступает из своих пределов, и по стечении воды остается благотворный ил, который утучняет землю.

В Порт-Джексоне меня уверяли, что один акр земли произвел в один год 50 бушелей пшеницы и 100 бушелей кукурузы. Французский мореплаватель Фрейсине в описании первого своего путешествия упоминает, что пшеницы приходилось на одно зерно до 95, ячменя – 140, кукурузы – до 200; в сем-то месте, говорит он, главная житница английской колонии.

Как сия часть Нового Южного Уэльса, сколько поныне известно, лучшая, то она более обрабатываема, и, невзирая на убытки, часто от разлития реки происходящие, полей никогда не оставляют невозделанными, ибо в один плодородный год на сих местах родится более, нежели на другом, постоянно плодоносном, в три года.

Главная причина разлития реки Гавкесбури – близость Синих гор. Реки Грос и Варагонбиа текут из сих гор, а Непен около шестидесяти миль течет тем же направлением и принимает множество источников, которые низвергаются с гор. Все сии воды вдруг впадают в Гавкесбури, и, невзирая, что берега ее везде около тридцати футов возвышения, вода выходит из берегов. Со времени заведения колонии в Новом Южном Уэльсе река сия разливалась до десяти раз.

Как все горы, в отдаленности от глаз находящиеся, кажутся синими, вероятно, оттого и сии горы получили название Синих. Высота их многим менее европейских гор. Землемер Гоклей, по особенному к нам дружелюбию, сообщил свои барометрические замечания на Синих горах, и астроном Симонов по возвращении в Россию вычислил оные по таблицам Биота, основанным на Лапласовых формулах. Высоты Синих гор могут быть для многих любопытства достойны, а потому оные здесь сообщаю:

Черная высокость (Blackheath) – 3554 англ. фута

Река Кокс (Cox’s River) – 2187 англ. футов

Рыбная река (Fish River) – 2694 англ. фута

Река Кампбелля (Campbell’s River) – 2330 англ. футов

Батурст (Bathurst) – 2190 англ. футов

Самая высокая часть гор, отделяющая восточные воды от западных, – 4051 англ. фут

Вершина Батурста (Bathurst lake) – 2142 англ. фута

Вершина Георга (Lake George) – 2319 англ. футов

Ныне проложена дорога через Синие горы к западу на пространстве пятидесяти восьми миль; начинается с восточной стороны от пункта Эму Форд (Emu Ford), от Сиднея до сего места девяносто восемь миль.

Дороги в Новом Южном Уэльсе весьма хороши, местами поправлены, а местами совершенно вновь проложены. В нашу бытность губернатор и комиссионер Бик предпринимали путешествие из Порт-Джексона через Синие горы в карете для осмотрения найденных озер на SW, в двухстах милях от Сиднея; по донесениям, начальству доставленным, одно с пресной водой и до девяти миль в окружности, а другое – с соленой водой, около тридцати миль в длину, и в сем последнем множество рыбы и бесчисленные стада водяных птиц. Губернатор по обозрении озер нашел, что донесения были ложны и в озерах вода пресная. Землемер Гоклей, бывший с ним, нам рассказал, что первое озеро длиной девять, шириной три мили, а другое длиной двенадцать, шириной четыре мили.

За хребтами Синих гор заложен город Батурст, в честь лорда Батурста, статс-секретаря, начальствующего тем департаментом, коему принадлежит управление Новым Южным Уэльсом. Город сей расположен при реке Маккуори, которую описывали около семидесяти миль на шлюпках, нарочно для сего построенных. Ожидание, что река впадает в море, оказалось тщетно, ибо окончание ее найдено весьма необыкновенное, т. е. она впадает в болотистое озеро, которое иногда высыхает. Главная дорога, называемая Большой западной дорогой (the Great Western Road), проведена от Сиднея до города Батурста на 140 миль; прочие дороги также весьма хороши, но не так велики.

Гавань Порт-Джексон образует длинный залив, который имеет с обеих сторон несколько небольших бухт. При одной из сих бухт выстроен город, а весь залив составляет безопаснейшую гавань, закрытую от всех ветров, и легко может вместить весь английский флот. На берегах еще мало строений, но когда будет больше, тогда внутренний вид сего залива будет картинный. При входе на южной стороне поставлен на возвышенности вертящийся новый маяк, называемый Маккуори-Товер (Macquarie Tower).

Берега сего залива усеяны цветами и деревьями разного рода. Я сохранил по нескольку каждого растения, которые естествоиспытателями Эйхенвальдом и Фишером разобраны.

Сидней. Главный город и порт в семи милях от входа в Порт-Джексон; занимает ту часть мыса, которой Сидней-Ков отделен от Лане-Ков (Lane-cove), исключая сам мыс, где находится батарея Давес.

Глубина в заливе такова, что всякого рода корабли могут приставать к берегу. На восточном берегу Сидней-Кова сад губернатора и правительству принадлежащий ботанический сад, в котором стараются разводить произрастения всех стран; я послал для сего сада привезенные мной отаитские яблоки, сахарный тростник и кокосы с отростками и для сада капитана Пайпера дал несколько кореньев таро.

Город выстроен не по общему плану. До прибытия губернатора Маккуори мало занимались правильностью в построении, но теперь дома и улицы лучше; несколько общественных и частных строений таковы, что не обезобразили бы хорошие города в Европе. Как город занимает большое пространство, то при первом взгляде путешествователь может заключить, что число жителей велико, однако же не превосходит одиннадцати тысяч. Дома по большей части в одно жилье, и при каждом сад; цена их и наем квартир весьма дороги.

В Сиднее – местопребывание губернатора; общественные здания следующие: одна церковь, а другую ныне отстраивают; гражданский и военный госпитали, казармы военные и для ссылочных, сиротский дом для мальчиков, банк, два народных училища, небольшое Адмиралтейство, рабочий двор для общественных и казенных зданий, магазины, конюшни и проч.

Парамата. У окончания Джексонского залива, при впадающей в залив узенькой речке с пресной водой. Сведения о сем городе сообщены в первой части, при первом моем пребывании в Порт-Джексоне. Число жителей простирается до 4000.

Виндзор. В тридцати пяти милях от Сиднея, близ соединения рек Соут-Крик (South-creek) и Гавкесбури (Hawkesbury); раположен на холме около 100 футов вышиной, строением одинаков с Параматой. В Виндзоре церковь, губернаторский дом, госпиталь и другие здания. Большая часть жителей состоит из поселян, в окружности живущих, несколько мелочных купцов и ремесленников. Число всех их простирается до 5000. Река Гавкесбури в сем месте велика, и суда в сто тонн могут проходить четыре мили и далее до селения; несколько выше соединяется с рекой Непеаном.

Ливерпуль. При берегах реки Георга, от Сиднея в восемнадцати милях; составляет средоточие между Сиднеем, Брингеллем (Bringelly), Кабраматой (Cabramatta) и Пятью Островами (Five Islands), и по такому положению места со временем может быть большой важности. Река Георга почти в половину менее Гавкесбури, и суда о двадцати тоннах через Ботани-Бей, доходят до сего места; иногда, но редко и невысоко выступает из берегов.

Так называемые «паствы» заключаются между рекой Непеаном, Синими горами и кустарниками; границы их в виде продолговатого эллипса, пространство около 100 тысяч акров.

Сие место получило название от следующего случая: спустя несколько недель по прибытии губернатора Филиппса, пропали три коровы и два вола, которые были привезены с мыса Доброй Надежды; полагали, что природные жители их убили. Спустя семь лет возвратился один беглый из ссылочных с известием, что нашел несколько сот рогатого скота; сие побудило бывшего в сие время губернатора Гунтера туда отправиться, и он увидел, что донесение не ложно. Правительство дало повеление сей рогатый скот не истреблять, дабы размножился и принес пользу колонии. При всем том стада размножались так, что в 1814 и 1815 годах всего пасшегося скота насчитали от десяти до двенадцати тысяч. Потом, по причине случившейся засухи, все вымерли, а между тем как бедные окрестные поселяне, так и ссылочные много употребили в пищу; полагают, что ныне осталось не более 400.

По английским законам вор, укравший скотину, должен быть повешен, но такой приговор совершен только над тремя виновными. Ныне обличенных в сей краже отсылают на положенный срок в Ньюкастль.

Пять островов (Five Island). Воды, пересекающие в разных направлениях сию часть берега, при первом взгляде кажутся образующими острова, что и было поводом к наименованию сей части твердой земли островами.

Округ сей начинается на сорок миль к югу от Сиднея и простирается до реки Мелководной гавани (Shoal-haven River). Как по сей реке суда от семидесяти до восьмидесяти тонн могут ходить почти на двадцать миль, то округ Пяти Островов имеет против других большие выгоды, а притом и почва земли лучше. Единственный проход берегом так крут, что с опасностью на верховой лошади по оному проезжают; в сем округе торгующие скотом содержат свои запасы. Растения прекрасные, и во множестве между прочим деревья, называемые англичанами цедры, употребляемые по мягкости их преимущественно на мебель, обшивку мелких судов и другие изделия.

Ньюкастль (Newcastle, или Coal River). Округ сей и река получили название от угольных слоев, в окрестности находящихся. Уголь добывают ссылочные, которых присылают в Ньюкастль, ежели поведение их в Новом Уэльсе сделалось хуже. Около 700 человек сих преступников разрабатывают и столько добывают угля, что правительство имеет оного в излишестве. В сем округе великое множество устриц, из их раковин выжигают великое количество извести.

В Ньюкастльской гавани несколько песчаных мелей, однако же глубины достаточно для судов в 300 тонн; в окрестностях много цедровых деревьев; но вырублено столько, что хороших не иначе достать можно, как за сто миль вверх по реке. Начальник в Ньюкастле, капитан, имеет неограниченную власть, исключая на смертную казнь.

Порт-Маккуори. Сия гавань найдена в прошедшем году в 170 милях от Ньюкастля. Река, из внутренних стран текущая, впадает в гавань, а как в окрестностях открыто много каменного угля, кремня и железа, то наверное сказать можно, что правительство в скором времени заселит сие место.

Климат, особенно во внутренних странах Нового Южного Уэльса, весьма здоров, невзирая, что летом жара бывает несносной, во время жарких ветров. В самые знойные дни летних месяцев – декабря, января и февраля – в Сиднее ртуть в термометре поднимается до 21,4, 23,5 и 25,8° по разделению Реомюра, но от благотворного северо-восточного ветра, с месяц продолжающегося, с девяти часов утра до шести часов вечера жара некоторым образом сносна; ветер WSW или W следует за NW и дует во всю ночь. В самые знойные дни ветер отходит к северу и производит бурю, которая однако ж, продолжается не более одних или двух суток.

Жаркие ветры дуют от NW и WNW, и сила их жара умножается от великого пространства нагретой ими земли; в сие время периодические ветры перестают, и обыкновенно следует холодный южный бурный ветер и дожди; термометр опускается до 15,1° по Реомюрову размерению.

В продолжение трех летних месяцев бывают ужасные бури; молния, громы и проливные дожди освежают землю. Ежели летом в течение одного месяца нет дождей, тогда трава, ручейки и пруды высыхают, люди и скот терпят великий недостаток. В продолжение зимних месяцев ртуть в термометре опускается по утрам до 3,5 и 5,8°, а в полдень поднимается до 10,2° и 12,5° Реомюра.

Болезни в Новой Голландии – по большей части чахотка и кровавый понос. Врачи утверждают, что первая происходит от частой перемены температуры в воздухе, а вторая от многого питья воды и последовавшей потом простуды.

Ископаемые. В открытии минералов еще мало сделано успехов, ибо никто из переселившихся не принимается за горные промыслы. Накипи железа почти везде показываются, золото и медь также недавно открыты, и не подвержено сомнению, что в недрах сей обширной страны находятся благородные металлы и камни. Тяжеловесы Новой Голландии превосходят американские и мало чем уступают бриллиантам.

Четвероногие животные. Хотя мало разных пород, но они почти все отличаются особенным видом от находящихся в других частях света, например:

Опоссум. Летяги разных пород; иные величиной с кошку. В Новую Голландию были привезены для разведения зайцы, но ныне их не видно – вероятно, природные жители перебили или ядовитые змеи истребили.

Кенгуру. Во множестве во всех местах; они так смелы, что подходят к самым селениям, где их убивают в большом количестве. Прыгают весьма быстро на задних ногах; их стреляют из ружей и травят борзыми собаками. Кенгуру весьма полезны. Кроме вкусного их мяса для пищи, хорошую шерсть и кожу выделывают и употребляют на обувь.

Кенгуру-крыса многим менее первой, но во всем похожа на обыкновенного кенгуру.

Дикие собаки – смесь между собакой и лисицей; не лают, людям никакого вреда не делают, а заедают овец и уносят кур.

Вомбат (Phascolomis Wombat) – весьма похож на маленького медвежонка, серого цвета, водится за Синими горами.

Утконосы (Ornithorhynchus) достойны особенного примечания. Водятся, как поныне известно, только в Новом Южном Уэльсе; длиной иногда до двух футов. На всех четырех ногах длинные, перепонкой соединенные пальцы с когтями, на задних ногах с боков шпоры, подобно как у петухов; сими шпорами защищаются. Местный житель, поймав одного утконоса у берега озера, был уколот шпорой, и вдруг открылись все те же признаки, как от уязвления змеи, однако ж он выздоровел. По рассмотрении сих шпор оказалось, что в самой оконечности оных отверстие, из коего утконос испускает яд. Сие животное имеет нос плоский, роговатый и похожий на утиный, шерсть довольно мягкую, подобную бобровой, под брюхом белесоватую. При анатомировании утконоса были найдены в нем яйца; сие доказывает, что утконосы не одним только клювом, но и воспровождением [способом размножения] походят на птиц.

Птиц разнообразных в Новой Голландии весьма много; отличаются видом и превосходными перьями, а именно: эму, или новоголландский казуар, черные лебеди, фазаны новоголландские, какаду белые и черные, несколько пород попугаев, как-то: королевские розетки синегорские; много параклитов, различных пород зимородки, некоторые значительной величины; птица, называемая аббатом, величиной с голубя, дымчатого цвета, с голой шеей и головой, на носу небольшой горб; перепелки, голуби, вороны и многие другие. У некоторых птиц замечания достойна перемена цвета перьев по возрасту, особенно у попугаев, так что можно одну и ту же породу принять за две совершенно различные породы, например молодые королевские попугаи зеленые имеют только под брюхом едва слабые красные перья, но по прошествии трех лет вся голова и шея и подбрюшье принимают красный цвет. В сем я удостоверился, имея с собой в путешествии королевских попугаев, которые все по возвращении моем в Петербург, в августе 1822 года, линяли, и после того на голове и шее выросли перья красные вместо зеленых.

В Новой Голландии множество змей и ящериц; первых мы не видали длиннее восьми футов, а последние – от шести дюймов до двух футов. Природные жители их боятся, особенно змей, но, убив, охотно едят их мясо. Нам рассказывали, что некоторые европейцы также едят и что женщины пристрастились к сей пище.

Земля Вандимена [Тасмания]

Берега сего обширного острова на взгляд лучше берегов Новой Голландии, внутренние части без исключения все удобны для земледелия. Весь остров горист, а на многих вершинах гор – большие озера, источники рек: Дервента, Гуона, Тамара и других. Хорошие гавани следующие: Дервент, Порт-Деви, Порт-Маккуори, Порт-Дальримпль и Ойстербай.

В Земле Вандимена нет тех деревьев, которые во множестве растут в Новом Южном Уэльсе, но в черном дереве, сосне гуанской и дереве там изобилие; последнее весьма крепко и имеет приятный запах; трава многим лучше, нежели в Новом Южном Уэльсе, и оттого рогатый скот, особенно овцы, весьма размножились; пшеница также лучше, и можно сказать, что Земля Вандимена – запасный магазин английской колонии.

Капитаном Куком обретен остров к востоку от Новой Голландии и назван Норфольк. На сей остров при основании колонии в Новом Южном Уэльсе привезены поселенцы и по причине черезвычайной его плодоносности ожидали, что будет доставлять хлеб; но как при острове Норфольк нет безопасного якорного места и удобной пристани для гребных судов, то поселенцы свезены, невзирая на все черезвычайные преимущества почвы земли, и в 1803 году избрали Землю Вандимена, где плодородие одинаково с островом Норфольк, и сверх того при берегах находятся хорошие закрытые и безопасные гавани.

Земля Вандимена изобилует железом, медью, квасцами, каменным углем, шифером, известковым камнем и базальтом, но золота и серебра до сего времени еще не сыскано. На Синих горах золотая руда открыта в 1820 году натуралистом Штейном, который был с капитан-лейтенантом Васильевым в путешествии вокруг света.

Природные жители Земли Вандимена в беспрерывной вражде с европейцами: часто истребляют стада их овец, не по нужде, а единственно чтобы нанести чувствительный вред своим неприятелям. Ненавидят вообще всех европейцев, но так боятся огнестрельного оружия, что три человека, оным вооруженные, могут пройти безопасно весь остров.

Причина столь глубоко вкорененной ненависти природных жителей к европейцам произошла от непростительного поступка первых английских пришельцев к реке Дервент. Вандименцы изъявили сим гостям дружбу и приверженность; конечно, и поныне продолжали бы поступать таким же образом, ежели бы начальствующий офицер не приказал в них стрелять картечью, полагая, что сии добродушные люди, привлеченные любопытством, имеют неприязненные намерения. Неожиданный выстрел произвел ужасное впечатление на диких; все дружелюбные сношения мгновенно прервались, и ненависть их к пришельцам дошла до такой степени, что о примирении и теперь еще помыслить невозможно.

Гобарт-Тоун (Hobart Town). Главный город и местопребывание вице-губернатора; от устья реки Дервент в девяти милях; основан не более шестнадцати лет, не так хорошо выстроен, как Парамата; расположен на двух холмах, посреди коих проток лучшей воды, выходящей из горы Стола. Название сие дано горе по сходству ее с горой Стола на мысе Доброй Надежды. В течение девяти месяцев она покрыта снегом и ужасные ветры дуют вокруг.

Дервент. Гавань и вход в реку сего же названия; не уступает никакой гавани, и лучше многих. Река имеет два входа, которые разделены островом Питта; один залив называют Данте-Касто, а другой – Бурный.

Река Дервент имеет довольную глубину, суда всякого рода могут входить на одиннадцать миль далее города Гобарта; пролив Данте-Касто образует от порта Коллинс до города Гобарта хорошую безопасную гавань, в коей глубина от четырех до тридцати сажен.

Бурный залив открыт от юга и юго-востока, исключая некоторых мест, где суда по нужде могут укрываться. Лучшее убежище – залив Адвентюр, хотя открыт с северо-восточной стороны, но несколько защищен островом Пингвинов, и суда, снабженные хорошими якорями и такими же канатами, могут стоять на якоре.

Залив Бурный ведет к другой хорошей гавани, называемой Северным заливом. Сия гавань имеет шестнадцать миль в длину и в некоторых местах шириной шесть с половиной миль; в большей части залива хороший грунт, глубина от двух до пятнадцати сажен.

Залив Норфольк в Северном заливе образует гавань длиной девять миль; лучше всех защищен от ветров и нигде не имеет глубины менее четырех сажен. Вообще, заливы сии наполнены китами, которые обыкновенно в ноябре месяце оставляют неизмеримые глубины океана, дабы здесь воспроизводиться; для сего выбирают спокойные воды и пребывают в оных около трех месяцев.

Порт-Дальримпль. Обретен капитаном Флиндерсом в 1798 году и так назван губернатором Гунтером; находится при устье реки Тамар, которая впадает в пролив Басса.

Лаунчестаун – при той же реке. По причине нездорового воздуха вокруг сего места, четыре года тому назад заложен другой город, на три мили далее вверх, реки, и назван Георг-Тоун. Военный начальник имеет пребывание в сем городе. В нескольких милях от Лаунчестауна груды железных штуфов, которые так богаты, что содержат на 70 процентов металла. Рудников еще не обрабатывают – по причине малолюдства поселенцев в Новом Южном Уэльсе.

Климат в Земле Вандимена для европейцев благоприятнее, нежели в Порт-Джексоне, ибо не производит великих внезапных перемен в температуре воздуха: летом не слишком жарко, а зимой не слишком холодно. Зима, конечно, несколько холоднее, нежели в Новом Южном Уэльсе, и вершины гор бывают покрыты снегом, но в долинах редко снег остается на несколько часов. Разность в температуре воздуха Порт-Джексона и города Гобарта до 10° по фаренгейтову термометру.

 

Глава шестая

Отбытие из Порт-Джексона к острову Маккуори. – Плавание в Ледовитом океане. – Обретение острова Петра I. – Берега Александра I. – Плавание по южную сторону Ново-Шетландских островов. – Обретение островов: Трех Братьев, Мордвинова, Шишкова, Рожнова. – Прибытие и пребывание в Рио-де-Жанейро.

31 октября. В воскресенье, октября 31-го, мы подняли все гребные суда, и когда с утра по требованию моему обыкновенным сигналом приехал лоцман, шлюп «Восток» тотчас снялся с якоря. Невзирая, что на шлюп «Мирный» по призыву лоцман еще не приехал, лейтенант Лазарев снялся с якоря и последовал за «Востоком». Оба шлюпа остановились в дрейфе и поджидали едущего к нам капитана порта Пайпера. Во все пребывание в Сиднее мы пользовались особенно его благоприязнью; простясь с ним, прокричав друг другу взаимное «ура!» и отдав крепости салют, на который нам ответствовали равным числом, мы наполнили паруса. Капитан Пайпер не довольствовался сим изъявлением своего дружелюбия, поехал на свою дачу, мимо которой шлюпам надлежало идти, и салютовал нам вслед из своих малых пушек. Не без сожаления оставили мы место, где все время нашего пребывания проводили с большим удовольствием.

Лишь только приблизились к выходу из залива, зыбь от SO нас встретила и, по мере отдаления нашего в море, увеличивалась. Ветер, дувший в заливе от W, перешел к SW. Ясное небо задернулось облаками, мрачность покрыла берега, и пошел дождь. Все повторяли русскую пословицу, при дожде употребляемую: «Богато жить».

1 ноября. К вечеру ветер скрепчал, принудил нас спустить брам-стеньги и остаться под фор– и грот-марселями. Ноября 1-го погода была бурная, от юга, сопровождаемая пасмурностью, а иногда и дождем.

2 и 3 ноября ветер дул противный, от юга, и временем набегали дождевые тучи; я старался удерживаться на одном месте до попутного ветра. Большие черные бурные птицы, альбатросы разной величины и цвета беспрерывно нам сопутствовали.

4, 5 и 6 ноября. Ветер все еще был хотя противный, но тихий, при ясной погоде. Мы воспользовались сими хорошими погожими днями, просушивали паруса, все служительское мокрое платье, сено, взятое для баранов; вычистили и просушили палубы. По причине недостаточной твердости в шлюпе, спустили все пушки с дека на кубрик, оставив одни каронады на шканцах – для сигналов; запасный рангоут, в пребывание наше в Порт-Джексоне, я убрал в нижнюю палубу, оставив самонужнейшие вещи на росторах, и к укреплению верхней части шлюпа употребил все возможные средства, как-то: положены найтовы из борта в борт у самой кормы и около бизань-мачты; под все бимсы подбили пиллерсы, ибо они были не под всеми; переправляли переборки, которые при качке судна выходили из своих мест.

Парадный люк на шлюпе был в кают-компании, столяры обгородили оный переборкой, дабы холод и сырость менее пробирались в судно; привели все люки в порядок, обив их смоленою парусиной; в грот-люке вставили посредине стекло для света, а для входа и выхода команды остался один фор-люк; в оба люка команде предоставлено выходить тогда только, когда опасность востребует скорой помощи. Докончили уменьшение лисель-спиртов по соразмерности убавленных реев.

6-го погода была прекраснейшая, почему вынесли на шканцы купленных в Порт-Джексоне разных птиц, как-то: белых и одного черного какаду, лори, королевских и синегорских попугаев и одного маленького попугая с острова Маккуори, промышленниками привезенного в Порт-Джексон, где я его купил; сию птицу и черного какаду ценили более всех прочих; сверх того, у нас были два голубя с Синих гор и один с острова Отаити. Мы насчитывали на шлюпе «Восток» восемьдесят четыре птицы. Они производили большой шум, некоторые из какаду произносили разные английские слова, а прочие птицы дикими голосами кричали и свистали. Мы взяли также кенгуру, который бегал на воле, был весьма ручной и чистоплотный; часто играл с матросами и требовал мало присмотра; ел все, что ему давали.

7 ноября. В полдень мы находились на широте южной 34°41'41''; долготе восточной 150°46'26''; теплоты было 16,5°; склонение компаса оказалось 90°12' восточное.

В первые два дня от выхода из Порт-Джексонского залива, когда мы еще не отделились от берега, течение шло к SW 57°, семьдесят две мили, а потом ежедневно сносило нас к NW по тридцати пяти миль.

Во всю ночь был штиль, небо облачно, и временно луна из-за облаков освещала поверхность моря; ртуть в термометре в полночь стояла на 13,8°. С утра сделалось маловетрие от востока, потом ветер час от часу свежел; мы сим воспользовались и направили путь к югу.

7 ноября было воскресенье, а потому мы не позволили служителям завтракать, доколе они не окончили очистки шлюпа и не вымылись теплой морской водой.

В полдень находились на широте 35°30'18''южной, долготе 152°16'43''восточной. Течение моря шло на SW 68°, тридцать восемь миль в сутки. В час пополудни по приглашению моему приехал лейтенант Лазарев с некоторыми офицерами к обеду. Я объявил ему, что не намерен идти к Аукланским островам, ибо сей курс нас много отвлечет на восток, по причине господствующих западных ветров в средних широтах, и приблизит к путям капитана Кука, и для того, вместо сих островов, я положил идти к острову Маккуори. В случае разлучений назначил, как и прежде, искать друг друга три дня на том месте, где в последний раз виделись, а ежели, сверх чаяния, не встретимся, тогда ожидать неделю у северо-восточной оконечности Новой Шетландии, которую я имел намерение осмотреть; потом идти в Рио-де-Жанейро, и ежели там не сойдемся, прождав месяц, исполнять по инструкции, с которой лейтенант Лазарев имел копию.

В 6 часов пополудни гости наши возвратились на шлюп «Мирный». В сие время все небо покрылось облаками, горизонт – мрачностью; пошел дождь, и продолжался всю ночь.

8 ноября. 8-го небо было также покрыто облаками, горизонт мрачен и шел дождь. Мы имели хода по семи и восьми миль в час на StO, при северо-восточном ветре; зыбь была большая от SO и производила сильные удары в носовую часть. Мы непрестанно встречали бурных птиц и плавно летящих альбатросов, разного цвета и величины.

В полдень в носовой каюте, около форштевня, оказалась течь. Капитан-лейтенант Завадовский осматривал оную: вода входила так сильно, что слышно было ее журчание, но в какое место, невозможно было видеть за обшивкой. В Порт-Джексоне, сколько могли, обдирали медь в носовой части, проконопатили под оной весьма хорошо и потом обили медью до самого баргоута, но и после такой предосторожности, к крайнему всех сожалению, течь оказалась; надлежащих против сего мер в нашем положении взять не было возможности и места, а время года, лучшее для плавания в Южном полушарии, нам не позволяло переменять нашего намерения.

К ночи ветер отошел к О, а потом к SO, скрепчал и дул порывами, с дождем, производя большое волнение, что принудило нас взять у марселей по другому рифу.

Убавление всего рангоута и парусов, постановление всех пиллерсов и понижение тяжести всей артиллерии довольно ощутительно уменьшило движение верхней части шлюпа «Восток», однако же я не смел нести много парусов, дабы через то, умножая ход, не увеличить течи в носовой части. Итак, мы, с большим трудом преодолев одно неудобство шлюпа, были заняты другим, несравненно важнейшим, которое могло произвести гибельные следствия. Не имея средства сему помочь, я имел одно утешение в мысли, что отважность иногда ведет к успехам.

9 ноября. При том же юго-восточном свежем ветре, облачном небе, накроплении дождя и мрачности горизонта мы продолжали курс левым галсом к югу, склоняясь несколько к западу. В 6 часов утра прошли мимо плавающей морской травы. В полдень находились на широте 40°10'45''южной, долготе 151°42'28''восточной. Ртуть в термометре уже начала понижаться: в самый полдень теплоты было только 11°. Сегодня, кроме обыкновенных птиц, которые ежедневно показывались, летало около шлюпов несколько погодовестников.

10, 11 и 12 ноября. Три дня ветер дул тихий, от востока, и позволял нам продолжать путь к югу. Мы все еще приготовляли наши шлюпы для плавания в больших широтах Южного океана. Плотники обшивали корму наглухо, ибо я полагал, что сия обшивка несколько послужит скреплением для кормы и предохранит оную от волн. В полдень 12-го находились на широте 44°53'58''южной, долготе 150°41'48''восточной; течение моря в последние двое суток оказалось SW 75°30'. Мы встретили трех китов; на одном из них видны были неровности, вероятно, оброс ракушками.

13 ноября. Ночь темная; по термометру теплоты 7°; мы продолжали курс к югу до самого полудня. Широта места нашего была 47°18'58''южная, долгота 150°21'44''восточная. С сего времени я взял курс SSO 1/2 O, дабы приблизиться к острову Маккуори. Зыбь, которая шла от NO, сделалась от NW и в продолжение ночи качала нас с одного бока на другой.

14 ноября. С вечера 14-го ветер перешел в NW четверть и дул свежий; ночь была темная; мы держались тем же курсом, имея мало парусов, дабы не уйти от шлюпа «Мирный». С утра нашел от WN густой туман, после 8 часов начал редеть, и солнечные лучи слабым сиянием проницали сквозь мрачность. От сильной качки и скрипа переборок, лестниц и разных частей шлюпа весьма было неприятно оставаться в каютах, и мы большую часть времени проводили на шканцах; дождь, мрачность и туман сближали горизонт нашего зрения, и нас ничто не занимало, кроме нескольких птиц, изредка летавших.

В полдень мы находились на широте 50°15'9''южной, долготе 152°13'27''восточной. В продолжение дня проплыло множество морской травы; мы видели эгмонтских куриц и других птиц и потому предполагали, что берег близко; от мрачности зрение наше простиралось только на пять миль. В 11 часов вечера, по причине скрепчавшего ветра с порывами, мрачностью, и предполагая, что берег близко, я сделал сигнал привести к ветру. Сила западного ветра принудила нас всю ночь остаться под зарифленным грот-марселем и фоком. В полночь сожженные фальшфейеры показали положение каждого шлюпа.

15 ноября. К полуночи ветер вдруг стих; большое волнение от запада продолжалось, шлюпы сильно качало с боку на бок. В 3 часа утра при рассвете поставили рифленый фор-марсель, и я взял прежний курс на SSO 1/2 O; шлюп «Мирный» последовал за «Востоком». Ветер тогда же перешел к SW и скрепчал по-прежнему. С возрастающей широтой места наших шлюпов температура воздуха приметно переменилась. Поутру теплоты было только 4,5°, и все чувствовали скорое приближение холода; уже несколько дней мы надели суконное платье. В полдень находились на широте 52°20' южной, долготе 153°57'22''восточной. Склонение компаса найдено 13° восточное.

Сегодня в первый раз пробегали тучи со снегом и градом; ртуть в термометре во время порывов опускалась на 3° теплоты; широта места шлюпов была тогда 53°, время года соответствовало в Северном полушарии половине мая, т. е. самой приятнейшей весне. В продолжение дня проплыло множество морской травы, которая, переплетаясь между собой, составляла как будто плоты разной величины. Шлюпы наши были окружаемы пеструшками, голубыми и черными бурными птицами и малым числом дымчатых и белых альбатросов, плавно летающих.

Прошедшие четыре дня течением моря нас ежедневно сносило в SW четверть по четырнадцати миль в сутки.

16 ноября. В ночь 16-го на небе было немного облаков; звезды блистали ярко; теплоты 3°. На шлюпе «Восток» несли мало парусов, чтоб не уйти от «Мирного». До полудня нам удалось взять по двадцати лунных расстояний, по которым определена долгота:

Мною – 155°40'53''восточная

Капитан-лейтенантом Завадовским – 155°42'18''восточная

Штурманом Парядиным – 155°42'51''восточная

Средняя долгота по трем хронометрам – 155°57'59''восточная.

Долгота, определенная хронометрами, достовернее, нежели найденная по расстояниям луны, ибо мы недавно вышли из порта и хронометры не успели переменить своего хода, а расстояния были измеряемы при большой качке шлюпа, которая препятствует произведению наблюдений с точностью. В полдень место шлюпов было на широте 54°33'16''южной, долготе 155°57'59''восточной.

Прийдя в полдень на параллель острова Маккуори, я взял курс на OtS к сему острову. В 2 часа пополудни встретили несколько ныряющих пингвинов и ежедневно провожающих нас птиц: пеструшек, черных и голубых бурных птиц, альбатросов, дымчатых и белых, и одну эгмонтскую курицу; мы прошли мимо множества морской травы.

Курицей Эгмонтской гавани называют род мартышек (Larus, mouette или Goeland), она приметна по серо-бурому цвету перьев, по белому большому пятну при начале каждого крыла и такому же пятну при начале хвоста; приметна по хвосту, который состоит из перьев почти равной длины; в орнитологической системе описана под названием Larus catarrhactes (см. Линнееву систему природы, изданную Гмелином). Вся верхняя челюсть до ноздрей, которые близки к концу клюва, покрыта особливой перепонкой. Когти на внутренних пальцах больше прочих, серпообразны, как у птиц хищных, сжаты и остры; на средних шире, тупее и загнуты; на наружных – величиной и видом между теми и другими; на задних пальцах весьма коротки, тупы и мало загнуты.

Образ жизни сих птиц известен; мы видали их весьма много при берегах всех островов, лежащих в южной широте от 45 до 70°; далеко от земли не отлетают, и потому служат необманчивым признаком близости оной. По белому пятну на нижней стороне каждого крыла их весьма легко узнать налету, даже в довольном расстоянии; летают весьма высоко; мы никогда не видали их больше двух вместе; пожирают яйца пингвинов и падалище; мясо вкусом походит на тетеревиное и для пищи весьма хорошо.

В 8 часов вечера, достигнув параллели середины острова Маккуори по карте Арроусмита, мы пошли на О; ветер стоял тихий, а потому ход шлюпов во время ночи был не более трех миль в час; я смело продолжал путь всю ночь, ибо по упомянутой карте от сего места до острова Маккуори оставалось 150 миль.

17 ноября. В 3 часа утра мы прибавили парусов; скоро на рассвете открылся впереди нас берег на NO 82°, и мы признали сей берег за остров Маккуори; в сие время видели голубых бурных птиц во множестве, несколько альбатросов и одну курицу Эгмонтской гавани. В 5 часов утра я взял курс к северной оконечности острова. В 9 часов, подойдя ближе, усмотрели впереди нас камни, омываемые большим буруном; я признал оные за те самые камни, которые находятся на арроусмитовой карте под названием Судей. В час пополудни, обойдя по северную сторону сих камней в полумиле, обратился к северо-восточной оконечности острова Маккуори; приближаясь к оной, под защитой берега, лег в дрейф и на ялике послал капитан-лейтенанта Завадовского на берег в бухту, на низменный перешеек, который отделяет северный высокий мыс от острова; велел осмотреть, не найдется ли ручейка, чтобы наполнить свежей водой порожние наши бочки. С Завадовским поехали художник Михайлов – для срисовывания вида, а для любопытства – астроном Симонов и лейтенант Демидов; со шлюпа «Мирный» лейтенант Лазарев и некоторые из его офицеров также отправились на берег.

Мы предполагали, что остров Маккуори покрыт всегдашним льдом и снегом, как и остров Южная Георгия, ибо оба в том же полушарии и в одинаковых широтах; крайне удивились, найдя, что остров Маккуори порос прекрасной зеленью, исключая каменные скалы, которые имели печальный темный цвет. В зрительные трубы мы рассмотрели, что взморье сего острова покрыто огромными морскими зверями, называемыми морскими слонами (Phoca proboscidea) и пингвинами; морские птицы во множестве летели над берегом.

В 4 часа пополудни я был обрадован, увидя гребное судно, идущее к нам от юга вдоль берега, по восточную сторону острова, а вскоре за сим и другое показалось. Суда сии принадлежали промышленникам из Порт-Джексона; они отправлены для натопления жира морских слонов. Один отряд находился на острове девять, а другой шесть месяцев.

Промышленники жаловались, что четыре месяца остаются без дела, наполнили все бочки и не имеют порожних, а как провизии уже мало, то им весьма неприятно было услышать от нас, что судно «Мария-Елизавета», назначенное им на смену, при отправлении нашем из Порт-Джексона еще тимберовалось на берегу и потому не может скоро к ним прибыть.

От сих промышленников я узнал, что на острове пресной воды много, самое удобное место для наливания бочек – посередине острова, где они расположились, и охотно готовы на всякое нам пособие. Тогда прибывших к нам я велел потчевать сухарями с маслом и грогом; они уже несколько месяцев сего драгоценного для них напитка не имели; после нашего угощения были словоохотливее и еще усерднее предлагали нам свои услуги.

В 5 часов большой морской зверь окровавленный плыл мимо шлюпа «Восток»; мы ранили его еще двумя пулями – кровяная струя оставалась долго на поверхности моря. Я хотел спустить шлюпку, чтоб за ним гнаться, но промышленники объявили, что на воде невозможно его убить, а на берегу их много и без затруднения можно выбирать любого.

В 8 часов вечера ялики к нам возвратились; мы до сего времени держались близ берега, куда они отправились. Капитан-лейтенант Завадовский донес мне, что, приближась к берегу, усмотрел камни, о которые зыбь сильно разбивалась. Избрал одно место, где берег отрубом. Зыбь также разбивалась, но были промежутки, в коих, хотя с трудом, могли пристать; тогда взорам наших путешественников представилось обширное пространство, усеянное пингвинами трех родов, большими морскими зверями, которых спокойного сна ничто не нарушало. Два рода пингвинов принадлежали к тем, каких мы прежде видели около острова Георгия и на льдах; а третий более первых. Сего рода пингвинов видел спутник Кука Саундерс на острове Квергелен и упоминает об оных в третьем путешествии капитана Кука.

Выстрел из ружья, сделанный капитан-лейтенантом Завадовским в одного из морских зверей, пробудил всех, но они только открыли глаза, замычали и опять заснули; некоторые были весьма велики. Один приподнялся на передние лапы, разинул пасть и заревел. Завадовский прямо в него выстрелил картечью, в самом близком расстоянии; однако ж зверь не свалился, а только попятился задом в море и уплыл; вероятно, он плыл окровавленный мимо нашего шлюпа.

Пройдя далее по берегу, увидели ряд бочек с железными обручами, а потом землянки с затворенными дверьми; в сем месте сушили кожи, снятые с морских зверей; множество птиц билось над головами наших путешественников. Лейтенант Демидов, не сходя с места, настрелял двадцать куриц Эгмонтской гавани. Пройдя еще далее по берегу, встретили множество пингвинов, которых промышленники называют королевскими.

Пингвины сии не уступали дороги, надлежало их расталкивать. Капитан-лейтенант Завадовский и прочие заметили у каждой птицы по яйцу, которое они держали между ног, прижав носом к нижней части брюха, на коем яйцо выдавливает небольшую оголившуюся впадину, задняя же часть его лежит на лапах, и таким образом оно держится крепко; дабы не уронить яйца, пингвины не бегают, а скачут на обеих ногах. Тут же видели пингвина, покрытого мохнатым мехом, подобным енотовому, только мягче. На обратном пути капитан-лейтенант Завадовский взял с собой одного пингвина мохнатого и несколько королевских; набрал яиц, разного рода трав, камней, несколько кож с молодых морских зверей и их жира, настрелял эгмонтских куриц, морских и разных чаек и одного попугая; но воды пресной на пути своем не нашел.

Подняв ялик на боканцы, мы поворотили от берега и на ночь взяли курс NNO. Ветер от NW скрепчал, небо покрылось облаками, почему мы принуждены взять у марселей по два рифа. Ночь была самая темная.

В 10 часов того же вечера, когда я ходил по шканцам, мы внезапно почувствовали два сильных удара, как будто бы шлюп коснулся мели; я велел бросить лот, но на шестидесяти сажен дна не достали, и потому заключили, не набежали ли мы на спящего кита, или прошли гряду камней, коснувшись оной, что, однако ж, могло быть для нас гибельно. Шлюп «Мирный» находился тогда под ветром на траверсе. Лейтенант Лазарев прислал на гребном судне лейтенанта Анненкова донести, что шлюп его коснулся мели и они чувствовали два сильных удара, но лотом на пятидесяти саженях дна не достали.

Сие донесение вывело меня некоторым образом из сомнения, что удары обоим шлюпам в одно время и одинаковым образом не могли быть от спящего кита или от подводной мели. Я велел сказать лейтенанту Лазареву, что с нами то же самое последовало и, вероятно, мы чувствовали сей удар от землетрясения, ибо в таком случае в одно время и большой флот может вдруг почувствовать равное число ударов.

До полуночи ветер еще более скрепчал, мы взяли по третьему рифу у марселей. В самую полночь на шестидесяти пяти саженях лотом дна не достали, и с сего времени я уже был совершенно уверен, что в близости нет никаких мелей.

18 ноября. Перед рассветом поворотили опять к берегу, прибавив парусов и лавируя вблизи оного, искали ручья, чтоб налиться водой. В 10 часов приехали с берега промышленники и указали на свое селение, которое едва можно было отличить от берега как по малости, так и по одинаковому с берегом цвету. Перед полуднем мы подошли к сему месту, легли в дрейф и послали на берег с обоих шлюпов под начальством лейтенанта Лескова гребные суда с анкерками, посадят на каждое судно по одному промышленнику, которым известен проход к берегу между камнями; шлюпы держались под парусами близ сего места.

В 2 часа пополудни я поехал на берег с лейтенантами Лазаревым и Торсоном и художником Михайловым; приблизившись к острым камням, о которые бурун с шумом разбивался, прохода за оными мы не видали, доколе лейтенант Лесков с берега нам не указал, где должно идти между камнями. Мы пристали к берегу у самых шалашей. Гребные суда были совершенно в безопасности: камни защищали их от буруна.

Начальствующий над промышленниками нас встретил и повел в свой шалаш или избу, которой длина двадцать, ширина десять футов, внутри обтянута шкурами морских зверей, снаружи покрыта травой, на острове растущей; в одном конце был небольшой очаг и лампа, в коих беспрерывно держали огонь. На очаге, за неимением дров и угля, горел кусок сала морского зверя, а в лампе – истопленный его жир; подле очага стояла кровать; в другой половине шалаша лежали съестные припасы; внутри от копоти было так черно и мрачно, что мерцающий огонь лампы и скважина, обтянутая пузырем, мало освещали внутренность хижины, и, доколе мы не могли осмотреться, нас водили за руки; жилища других промышленников были лучше.

Начальник рассказывал нам, что ввечеру накануне чувствовали два сильных удара землетрясения. Он уже шесть лет безвыходно на острове Маккуори занимается промыслом вытапливания жира из морских слонов; других же морских зверей нет на сем острове, который еще недавно служил местом для промышленности большей части порт-джексонского купечества.

Изобилие морских котиков было причиной, что многие суда немедленно отправились из Нового Южного Уэльса для промысла их шкур, коих требовали в Англию так много, что цена хорошей шкурки котика возвысилась до одной гинеи; но неограниченная алчность в короткое время всех котиков истребила.

Ныне на острове Маккуори промышляют только одним жиром морских слонов. Убив спящего зверя, обрезают ножами жир, кладут в котлы, поставленные на камнях так, чтоб было довольно места снизу для огня, который разводят посредством нескольких кусков того же жира, и переливают оный в бочки. Часть расходится в Новом Южном Уэльсе, а остальную отправляют в Англию и получают выгодную цену.

Промышленников на острове в сие время было два отряда: один состоял из тринадцати, другой из двадцати семи человек. Образ жизни их здесь некоторым образом сноснее, нежели промышленников, которых мы видели в Южной Георгии; те и другие питаются теми же морскими птицами, ластами молодых морских слонов, яйцами пингвинов и других птиц; но здешние промышленники имеют, кроме лучшего климата, и ту выгоду, что на острове находят средство к предохранению от цинги.

Дикая капуста, так ими называемая, без сомнения спасительное средство от сей болезни, растет во множестве по всему острову; от прочей травы отличается темной своей зеленью; листья имеет широкие, выходящие горизонтально и окраенные городками; поверхность сей капусты темная, а низ светло-зеленый; стебли длиной около фута и так же, как листья, мохнаты; цвет на среднем стебле белый, как у цветной капусты; большая часть корня, который толщиной два дюйма, лежит по земле, а на конец и тонкие отростки оного входят в землю; корень вкусом похож на капустную кочерыжку.

Промышленники оскабливают стебли и корень, разрезают мелко и варят в похлебке. Мы много набрали сей капусты и наквасили впрок для служителей, а для офицерского стола наделали из корня пикулей; из заквашенной варили вкусные щи и жалели, что не больше заготовили.

Лист сего растения рассматривали натуралисты Фишер и Эйхенвальд в С.-Петербурге и наименовали Gunnera, другой род растения назван ими Cryptostules; а о третьем, которым весь остров покрыт, они сказали: неопределяемая трава без цвета, но нам казалось обыкновенной травой, с той только разностью, что растет повыше, от сырости климата; бараны ели оную охотно.

Из четвероногих животных водятся на острове Маккуори дикие собаки и кошки, которые всегда кроются в густой траве на возвышенностях; завезены и оставлены европейцами и одичали. Таким образом, от лейтенанта Обернибесова со шлюпа «Мирный» осталась собака, и ежели ее не приласкают промышленники, конечно, присоединится к диким собакам.

Мы шли вдоль песчаного взморья, чтобы посмотреть морских слонов, которые по два и по три месяца лежат спокойно, не трогаясь с места. Нас провожал один из промышленников; он имел с собой орудие, которым бьют слонов; сие орудие длиной четыре с половиной фута, толщиной два дюйма, наружный конец шарообразен, четыре и пять дюймов в диаметре, окован железом и обит острошляпочными гвоздями. Когда мы приблизились к одному спокойно спящему слону, промышленник ударил его своим орудием по переносью. Тогда слон, отворив пасть, заревел громким и жалостным голосом и уже лишился силы пошевелиться; промышленник взял нож и сказал: «Жаль смотреть, как бедное животное страдает», – и ножом черкнул его с четырех сторон по шее; кровь полилась фонтанами, составляя круг, после чего слон еще раз тяжко вздохнул, и с тем кончилась жизнь его. Больших слонов, кроме сего удара, прокалывают еще копьем прямо в сердце, чтоб они оставались на месте.

Старые самцы, которых мы видели, были величиной около двадцати футов. Они имели хобот длиной около восьми дюймов, в конце хобота ноздри. Выплывают из воды по большей части на траву и лежат в ямах, как нам казалось, собственной их тяжестью выдавленных, ибо грунт земли весьма рыхлый. Самка и молодые самцы мордой несколько похожи на мосек и хобота не имеют; на ластах, служащих им вместо передних ног, по пяти соединенных пальцев с когтями; промышленники употребляют сии ласты в пищу и говорят, что от молодых весьма вкусны. Слоны хвоста не имеют, глаза у них большие, черные, кожа годна на обивку сундуков или баулов.

Мы по сие время в Южном полушарии встречали три рода пингвинов, и все они находятся на острове Маккуори; на берегу не смешиваются; каждый род занимает особенные места или составляет особые стада.

Альбатросы, курицы Эгмонтской гавани, голубые бурные птицы, чайки и другие морские птицы прилетают на остров Маккуори класть свои яйца и выводить детей. В нашу бытность они сидели уже на яйцах. В сие время промышленники не имеют надобности в ружьях и порохе; бьют птиц просто палкой и употребляют их в пищу, почитая весьма вкусным кушаньем.

Пресной воды на острове много, около становища промышленников течет из горы, и наливать анкерки весьма удобно. Впрочем, и во многих других местах мы видели пресную воду, которая течет прямо в море, но по причине буруна не везде удобно оною наливаться.

К крайнему нашему удивлению, на сем полуохладевшем острове видели множество небольших попугаев; все принадлежат к одной породе.

Остров Маккуори, по словам промышленников, обретен бригом «Гезельбургом» из Нового Южного Уэльса, в 1810 году, и принадлежит, как кажется, к продолжению подводного хребта, коего разные вершины составляют гряду островов: Новых Гебрид, Новой Каледонии, островов Норфольк, Новой Зеландии, острова Лорда Аукланда и Маккуори. Остров сей почти весь ровен, высок, покрыт рухлой землей и оброс травяными кустами, подобно как во всех северных странах. Длина оного семнадцать, ширина шесть миль; направление N 1/2 О и S 1/2 W. Середины широта 54°38'40''южная, долгота 158°40'50''восточная. Камни, называемые Судьи и Писарь, окружены рифом на 1/2 мили и находятся на широте 54°23'5''южной, долготе 158°45'50''восточной. На карте Арроусмита остров Маккуори положен восточнее на 1°5', камни Судьи и Писарь на столько же восточнее и на 13′ южнее.

Ветры при сем острове дуют по большей части западные; северный сопровождается сыростью и дождем, южный – холодом, а восточный бывает редко, но весьма крепкий. Температуру воздуха в зимнее время, за неимением термометра, промышленники определить не могли, а рассказывали о сем каждый по своим чувствам, и все различно. В том, однако же, все согласны, что зимой наносится от юга несколько льда, который, приткнувшись около острова к мели, довольно долго держится.

В 5 часов мы возвратились на шлюпы с добычей, состоящей из двух альбатросов, двух десятков битых и одного живого попугая, которого мне уступил промышленник за три бутылки рома. В продолжение обозрения острова катер и ялик ездили туда беспрерывно и привозили на оба шлюпа воду довольно успешно.

19 ноября. На ночь мы опять легли в море, ибо я был намерен ожидать обещанной промышленниками шкуры большого морского слона, так, чтоб она была совсем полная, т. е. с головой, дабы можно по возвращении в Петербург набить и сохранить вид сего редкого и примечания достойного зверя.

Промышленники замешкались, а потому мы послали еще ялики, которые возвратились не прежде 2 часов пополудни; со шлюпа «Восток» отправлен был комиссар Резанов, он предпочел вытопленный слоновый жир пресной воде, за которой был послан, и налил все анкерки жиром за одну бутылку рома. Ветер вскоре засвежел, мы взяли у марселей по три рифа; между тем промышленники на китобойном судне доставили на шлюп «Мирный» слоновую шкуру сообразно с моим желанием. Сии добрые люди даже с опасностью жизни исполнили наше поручение, ибо нашедшая тогда густая пасмурность с мелким дождем все скрыла от глаз. Лейтенант Лазарев дал промышленникам компас и указал румб, по которому надлежало им возвратиться; сверх того наделил их провиантом и ромом, ибо они в сих потребностях имели недостаток.

Я привел шлюп на SWtW, чтобы, приблизившись к берегу, идти к югу вдоль острова, для обозрения остальной части оного, но по причине пасмурной погоды, сопровождаемой жестокими порывами, я опасался исполнить мое намерение, ибо подверг бы шлюпы опасности; до темноты мы шли на SO, чтоб уйти от восточного ветра, потому что барометр все еще понижался, а как пасмурность была так густа, что мы не видели далее полумили, и ветер стоял весьма крепкий, то и привели к ветру в NO четверть, в том намерении, чтобы, когда прояснится, продолжать обозрение к югу по направлению островов Новой Зеландии, Лорда Аукланда и Маккуори, ибо можно было надеяться, что гряда сия не вдруг оканчивается.

20 ноября. Ветер переменился и задул с той же свирепостью от WtS, при пасмурности и дожде, а потому в 2 часа утра, отдав у грот-марселя один риф, я взял курс к югу, придерживаясь, сколько можно, к западу; когда и рассвело, туман скрывал остров Маккуори.

Находясь на широте 54°56'13''южной, долготе 159°13' восточной, мы видели сквозь туман бледное солнце, сим воспользовались и определили склонение компаса 14°30' восточное.

В продолжение пасмурности летали около нас все те морские птицы, которых мы встретили около острова Маккуори; проплыло несколько кустов морской травы, и слышен был крик пингвинов. Ветер крепкий западный, со шквалами, снегом и градом, продолжался до 9 часов следующего утра, а с сего времени настал тихий переменный.

21 ноября. В полдень мы находились на широте 56°12'47''южной, долготе 159°2'34''восточной. В продолжение дня набегали шквалы с дождем и снегом, но не долговременные, а в 10 часов вечера, имея противный от юга ветер, мы поворотили к западу, дабы не отдалиться от меридиана острова Маккуори и не приближиться к пути капитана Кука.

Сегодня также видели куриц эгмонтских, много голубых бурных птиц, альбатросов дымчатых и морскую траву.

23 ноября. Ветер от юга продолжался до полудня 23-го, когда установился из SW четверти, откуда уже несколько дней шла большая зыбь. В сие время на шлюпе «Восток» привязали марсели, грот и фок совершенно новые, дабы, войдя во льды, в случае крепкого ветра была надежда на паруса; старые, высушив, убрали на места.

Мы прилагали крайнее старание, чтобы в палубе воздух был сух, и для того весьма часто топили печки, но слабость шлюпа принуждала нас выкачивать воду, и при беспрестанной качке она разливалась по палубе и производила сырость. Обращая внимание на неизвестный путь во время бури, при снеге, тумане и пасмурности между льдами, нам надлежало иметь великое попечение о шлюпе, которому предназначено противоборствовать всем непогодам.

Мы видели пингвинов и несколько кустов морской травы; некоторые кусты казались весьма стары и подобны мочалкам. Ежели бы сие и было признаком близости земли, то большая зыбь от W и SW доказывала нам, что по сему направлению нет берега, исключая разве весьма малых островов, которые не могут преградить ход зыби.

С полудня, при свежем ветре из SW четверти и большом волнении, теплоты было 3°, по горизонту мрачность. К 4 часам ветер постепенно усиливался порывами, а к 10 часам утра превратился в бурю. Качка была так велика, что мы не могли ходить не держась, а день так мрачен, что шлюпа «Мирный» часто не видали, невзирая, что был от нас недалеко. Буря сия, с густым снегом и градом, свирепствовала до 5 часов пополудни 24-го, тогда ветер несколько смягчился и сила его быстро уменьшилась, но снег все продолжался.

25 ноября. В полдень 25-го теплоты было только 0,5°, а к 5 часам утра термометр остановился на точке замерзания, и тогда совершенно заштилело. По степени холода заключили, что льды от нас должны быть не в дальнем расстоянии. Во весь день продолжалось маловетрие и попеременно то выглядывало солнце, то выпадал мокрый снег.

26 ноября. 26-го туман расстилался по морю, шел мокрый снег; дождь и вода от снега со снастей и парусов беспрестанно падала и все мочила. Дымчатые альбатросы весьма близко от нас пролетали, и хотя их застреливали, но по причине черезвычайной качки от большой W и SW зыби невозможно было спустить ялик, чтоб брать убитых птиц.

27 ноября. Мы шли к югу, склоняясь к востоку и придерживаясь ветра, который дул от SW тихий. Небо покрыто было облаками, а горизонт – мрачностью. Поутру пронесло куст морской травы, и мы видели одну эгмонтскую курицу. Седьмой, восьмой и девятый часы утра термометр стоял на точке замерзания, а к полудню поднялся на 3° теплоты. В самый полдень мы находились на широте 60°21'34''южной, долготе 163°31'29''восточной. Склонение компаса, среднее по разным компасам, было 22°1' восточное.

Во время обеда, пройдя южную широту 60°, в которой в Северном полушарии находится С.-Петербург, мы вспомнили близкую нашему сердцу столицу и пили за здоровье любезных наших соотечественников; после полудня выпадал снег.

28 ноября. При том же ветре и небольшой зыби от SW мы шли на SSO; небо было покрыто облаками, горизонт – в мрачности, термометр стоял на 0,3° ниже точки замерзания; однако же мы не чувствовали такого холода, как в прошедшие дни, ибо начали к оному привыкать.

С 7 часов утра мрачные тучи одна за другой проходили то с мелким, то с густым и крупным снегом, который во множестве прилипал к парусам и снастям и при колебании шлюпа большими кусками сваливался. Густые тучи производили темноту, так что мы не видели шлюпа «Мирный» на расстоянии нескольких кабельтовых. В 9 часов все любовались китом, пускающим фонтаны поблизости шлюпа. В 11 часов, когда сделалось несколько светлее, мы увидели вблизи нас на SSW первые ледяные острова; они были плоски, отрубисты и покрыты снегом; на одном с южной стороны стояло подобие памятника.

Острова сии вышиной до пятидесяти или шестидесяти футов от поверхности моря, в окружности каждый имел не более одной мили. К востоку от островов плавало множество кусков льда разной величины и разного вида. Мы находились тогда на широте 62°18' южной, долготе 164°13' восточной, следовательно, встретили льды на 3° южнее прошлогодних, которые видели между Южной Георгией и Южными Сандвичевыми островами. Тут же показались в первый раз большие голубые бурные птицы.

Я сегодня с некоторыми офицерами обедал у лейтенанта Лазарева и, к удовольствию моему, нашел на шлюпе «Мирный» всех совершенно здоровыми; после обеда тотчас возвратился на «Восток». Тогда на самое короткое время сквозь облака показались солнце и луна. Явление обоих светил в одно время в сих широтах весьма редкое, ибо почти беспрерывно небо покрыто облаками. Пройдя между небольших кусков льда и продолжая курс к югу, в 6 часов мы увидели сплошной лед, заграждающий совершенно путь по сему направлению. Когда подошли ближе ко льду, нас окружили дымчатые альбатросы, пеструшки, малые и большие голубые бурные птицы; наконец появились и белые снежные бурные птицы в большом количестве и летали довольно близко от нас; показались и киты.

В 8 часов вечера шлюпы дошли до сплошного твердого ледяного пространства, при краях коего были в разном положении один на другой набросанные большие куски льда. К югу видно было множество больших ледяных островов, из коих один величиной не менее пяти миль. Капитан-лейтенант Завадовский, смотря на сей остров сквозь мрачность, заключил, что видит берег. С салинга льды простирались на запад за предел зрения, а к востоку видны были на SOtO. Я переменил курс и пошел на О вдоль ледяного пространства, имея намерение, обойдя оное, опять обратиться на юг, но встретил препятствие; сплошной лед еще продолжался далее и окончания его не было видно, почему во всю ночь я держал в параллель льда, оставляя к югу пространное ледяное поле, а к северу – ледяные острова.

29 ноября. В полночь было мороза 1°. В час ночи мы увидели направление льда от S к ONO, множество мелких льдин, а за оными недалеко сплошное ледяное поле. Вскоре пошел снег мелкими сухими крупинками, но так густо, что шлюп «Мирный» скрылся, и мы не могли видеть далее пятидесяти сажен. Шлюп наш в короткое время осыпан снегом; набрали оного несколько кадок – для употребления свиньям. Снег шел по направлению от SW и SO не более получаса, и когда перестал, ветер отошел к W, а потом к SW. В 3 часа утра ветер сделался свежее, горизонт несколько очистился, и мы увидели, что наш курс отдаляет нас от сплошного льда.

По сей причине я лег на OSO, но в пятом часу вновь увидели ледяное поле и прошли возле большого плоского ледяного острова; обходили оный между множеством кусков мелкого льда, и вахтенный, управляя шлюпом с бака, часто кричал «право» и «лево», дабы миновать большие льдины, которые могли повредить шлюп. Один ледяной остров был плоский, вышиной семьдесят пять футов, все стороны кругом были отвесны и около самой воды несколько обмыты во внутренность.

В 7 часов утра, когда ледяное поле имело направление к SO, мы переменили курс и пошли в параллель оного. К 8 часам солнце проглянуло, и мы видели китов, пускающих фонтаны; в первый раз показалась полярная птица; пестрые, голубые и белые бурные птицы и дымчатые альбатросы около нас летали во множестве.

В полдень находились на широте 63°17'15''южной, долготе 166°57'35''восточной. Склонение компаса найдено по разным компасам среднее 22°26' восточное. Сегодня унтер-офицер, рапортуя о благосостоянии такелажа, между прочим донес, что железный обух в носовой части шлюпа, за который стягивается фор-стень-штаг, идет из шлюпа вон. По осмотре сего необыкновенного обстоятельства оказалось, что и железная планка, заложенная под чеку, от гнилости дерева вдалась на дюйм во внутреннюю обшивку. Дабы помочь сему повреждению, надлежало увеличить железную планку так, чтобы занимала большое пространство, и мы увеличили оную до семи дюймов.

Перед полуднем ветер перешел к SSW, день сделался прекрасный, небо очистилось от облаков, и нам удалось измерить несколько расстояний луны от солнца. Извлеченная из оных долгота, средняя в полдень, следующая:

Мною (из тридцати расстояний) – 167°52'48''в.ш.

Капитан-лейтенантом Завадовским (из тридцати расстояний) – 167°35'30''в.ш.

Штурманом Парядиным (из тридцати расстояний) – 167°50'14''в.ш.

Из всех девяноста расстояний средняя – 167°36'11''в.ш.

Лейтенантом Лазаревым и мичманом Куприяновым (из четырнадцати расстояний) – 167°4'52''в.ш.

Впереди нас открылось пять ледяных островов, каждый не менее мили в окружности; все были плоски или горизонтальны, вышиной около восьмидесяти футов; один около шести миль в окружности; мы оставили оный к северу. Подойдя к другому острову, легли в дрейф и послали два яла, чтоб нарубить льда. Ялы ходили взад и вперед и до 5 часов навезли льда двенадцать бочек средней руки и тридцать три мешка. Лед рублен от плавающих кусков, а потому был солоноват, но как лежал в мешках, то вся соленая вода стекала.

При набирании льда каждый раз на яликах людей переменяли, а по окончании сей холодной и мокрой работы я приказал дать служителям по стакану пунша, почитая сие нужным для сохранения здоровья.

30 ноября. Снявшись с дрейфа, я лег на SSO. В полночь со стороны ветра набежала пасмурность с небольшим снегом; мороза было 1°; ветер дул WSW. В 10 часов утра мы приближались к сплошному льду, почему принуждены переменить курс на SO. В 11 часов мрачность с густым снегом закрывала от нас все на расстоянии 100 сажен; мы шли между неисчислимым множеством ледяных островов, разного вида и величины, и таким же множеством рассеянных кусков плавающего льда; по сей причине я приказал убавить парусов. К счастью нашему, снег продолжался не более часа, и мы могли опять рассматривать ледяные острова и свободно проходить между оными.

В сие время видели на одном из островов, покрытых снегом, несколько десятков полярных птиц. По времени года можно полагать, что они сидели на яйцах; сих птиц мы встречали только за полярными кругами, и ежели королевские пингвины лапами держат и к телу прижимают яйцо, дабы доставить оному нужную теплоту, то неудивительно, что и сии птицы подобным образом, в густом пухе, согревают яйцо, сколько потребно для оживотворения зародышей. Шлюп имел большой ход, ледяной остров был неприступен по причине отвесных его сторон, а потому мы не могли сего с точностью исследовать.

В полдень мы находились на широте 64°54'52''южной, долготе 160°10'12''восточной. Мороза было 0,5°. В 2 часа нам казалось, что уже приблизились к окончанию сего ледяного поля, почему пошли на SSO между весьма частыми ледяными островами. Многие из оных были опрокинуты: мы сие узнавали по зелено-голубому их цвету, ибо та часть льда, которая долгое время была в воде, принимает сей цвет, а потом от выпадающего снега и изморози белеет.

В 3 часа пополудни мы опять увидели впереди продолжение сплошного льда, что принудило нас идти на OSO, где казалось окончание ледяного поля. В сие время проходили ледяной остров, коего окружность была около мили. На острове стояла ледяная башня, и с южной стороны был небольшой залив, в котором по нужде гребное судно могло бы укрыться, ежели бы ломкость стен сего убежища скорым их разрушением не угрожала опасностью. Проходя близ острова, я выпалил из каронады в башню, но никакого вреда оной не сделал. На ледяных островах сидели полярные птицы; многие из небольших островов были покрыты желтоватым веществом от помета морских птиц, которые во множестве сидят на сих льдах.

В 4 часа мы увидели продолжение сплошного льда, простирающегося к NO, и потому, дабы обойти сию преграду, легли на NOtN. В 5 часов пошли на О. В 8 часов опять увидели продолжение льда к NO; в девять легли на NNO, а в 10 часов принуждены подняться на NtW, чтоб обойти сей лед. К большому счастью нашему, погода стояла прекрасная и ветер способствовал необыкновенно частым переменам курса; ежели бы ветер нам не так благоприятствовал, мы бы находились в невыгодном положении в ледяных неизвестных заливах, из которых надлежало бы вылавировать, или от бурных ветров и ненастной погоды остаться навсегда между льдами.

1 декабря. С полуночи 1 декабря, переменяя направление, мы шли подле сплошного льда при ветре SWtS; мороза было 2,5°; небо облачно, и к востоку густая мрачность. В 5 часов утра число ледяных островов уменьшилось, и сплотившееся пространное поле, по-видимому, оканчивалось на OtS; тогда я лег на О, вдоль сплошного льда, и не выпускал оного из вида.

В полдень мы находились на широте 64°19' южной; по расстояниям луны от солнца определена следующая долгота:

Мною (из тридцати расстояний) – 173°46'23''О

Капитан-лейтенантом Завадовским (из тридцати расстояний) – 173°33'20''О

Штурманом Парядиным (из тридцати расстояний) – 173°43'50''О

Средняя (из девяноста расстояний) – 173°41'11''О

С полудня ветер начал переходить к северу, и я еще не ожидал хорошей погоды, ибо нас опыты научили, что сим ветром в южных больших широтах всегда наносятся облака, туман, дождь или снег. От полудня до 6 часов вечера по обеим сторонам шлюпов было более ста ледяных островов, разной величины и вида, и множество разбитого плавающего льда; в 8 часов вечера не могли далее простирать плавание, ибо бесчисленное множество ледяных островов и разбитого льда окружало нас со всех сторон, и мы с большим трудом оных избегали. В сем опасном положении, не теряя времени, поворотили на правый галс и, беспрерывно переменяя курс в NW четверти, пролагали путь сквозь частые ледяные острова и мелкий лед, плавающий по всему пространству горизонта.

В сие время небо покрывалось облаками; ветер задул прямо от севера и крепчал; пасмурность, сопутница сего ветра, закрывала горизонт. Видя опасность, в которой мы находились, я переменил расположение нашего плавания. Встретя невозможность идти далее к югу, решился переменить курс на несколько градусов к востоку и в новом месте, где не так много льда, вновь покуситься на юг. Простирать плавание подле краев сплошного льда, пробираясь сквозь мелкие льды и острова, было, несомненно, гибельно, а лавировать, по причине тесноты, невозможно, ибо шлюпы, по их построению, не могли выдерживать беспрестанных толчков от льдин. Шлюп «Восток» имел одну обшивку, и пространства между членами не заделаны, даже носовая часть не была одета другой обшивкой и не обита медными полосами.

Проходя ледяные острова, мы заметили на одном три круглых отверстия, в коих, казалось, находились какие-то животные. Погода была весьма мрачная, и шел снег; мы лавировали во всю ночь короткими галсами между частыми льдами.

2 декабря. Ночью мороза было 1,5°; ветер все дул от N, при небольшой зыби от NW; небо облачно, горизонт мрачен, и выпадал снег. В 5 часов утра, подойдя к мелкому плавающему льду, мы поворотили от оного к северо-западу. В 7 часов вдруг ветер задул от юга, с порывом, пошел густой снег и сделалась такая великая мрачность, что едва на 30 сажен можно было видеть. Столь нечаянная перемена в нашем и так уже худом положении подвергла нас крайней опасности.

Служители с большим трудом убрали замерзшие паруса; я продолжал идти тем же галсом, дабы не разлучиться со шлюпом «Мирный», и для того сделал сигнал пушками привести на левый галс; после сего по крепкости ветра приказал взять у марселей по два рифа, и только хотели отдать марса-фалы, как с бака закричали: «Впереди ледяной остров!», и мы находились от оного так близко, что спуститься не было места, а подняться сила ветра не позволяла; мы прямо попали бы на остров, ежели бы провидение нам оного ко времени не открыло; прибавив с поспешностью парусов, миновали и сие опасное место на ветре, в самом близком расстоянии, так что отражение волн от льда доходило до шлюпа.

Через каждые полчаса я производил выстрел с ядром из каронады, чтобы звук был слышнее шлюпу «Мирный», но ответ мы не слыхали. При пальбе гаки каронадных брюк лопались, хотя уже много палили из сих орудий с ядрами; вероятно, что перемена и хрупкость железа происходили от мороза, который тогда был до трех градусов.

К полудню мрачность несколько прочистилась; мы с салинга тщетно искали шлюп «Мирный» – я полагал, что он позади; по условию нашему мы должны были в случае разлуки искать друг друга трое суток на том месте, где последний раз виделись; по сим причинам я поворотил на другой галс и прибавил парусов. Ветер отходил более и более к югу, погода прояснилась, и шлюп «Мирный» открылся на О, чему мы несказано обрадовались; я приказал дать чарку рома тому матросу, который первый усмотрел спутника нашего, чудесно спасенного.

Шлюп «Мирный» при перемене ветра со снегом остался на одном месте в дрейфе на разные галсы, держась около одного ледяного острова для безопасности. В половине третьего часа пополудни, идучи контргалсом, мы соединились, и лейтенант Лазарев, поворотив, следовал за шлюпом «Восток».

Мы опять оба шли к О, пролагая путь между ледяными островами. Юго-восточный ветер со снегом постепенно свежел; мороза было 2°. В 6 часов принуждены убавить парусов, дабы не уйти от шлюпа «Мирный»; достигли оконечности пространного ледяного поля, коего северные закраины обошли в продолжение пяти дней, т. е. от 28 ноября до 2 декабря. Сие ледяное пространство не менее 380 миль, сколько мы увидеть могли, состоит из кусков льда, разными ветрами один на другой набросанных, в разных положениях и видах; внутри же были возвышающиеся ледяные острова: некоторые имели вид готической острой крыши большого здания, а иные – развалившихся древних башен и тому подобного.

Ветер час от часу свежел и принуждал нас убавить парусов. В сие время мы проходили ледяной остров, который был длиной пять миль, вышиной от восьмидесяти до ста футов от поверхности моря, бока имел отвесные и весь покрыт снегом. Далее к востоку и к югу льдов не было видно, и потому мы несли паруса не по силе ветра, дабы до шторма, коего ожидали, уйти на открытое место, и тогда уже с парусами убраться; при сей предосторожности претерпевали жестокие удары в носовую часть, и нередко половина бока на шлюпе «Восток» находилась в воде.

В 8 часов, выйдя на чистое место, мы убрали паруса и остались под зарифленным грот-марселем, фок-стакселем и штормовой бизанью.

В 10 часов оба шлюпа приведены в бейдевинд; в сие время настала мрачность и пошел снег, а вскоре за сим последовала буря. Порывы ветра набегали ужасные, волны подымались в горы, и подветренные их стороны были особенно круты, чему, конечно, причиной необыкновенная густота воды; мороза тогда было 3°; волны быстро неслись, море покрылось пеной, воздух наполнился водяными частицами, срываемыми ветром с вершины валов, и брызги сии, смешиваясь с несущимся снегом, производили черезвычайную мрачность, и мы далее двадцати пяти сажен ничего не видели. Таково было наше положение при наступлении ночи.

До начала бури пасмурный горизонт уже не позволял нам видеть далеко вперед, отчего и не могли избрать места свободного от льда; нас дрейфовало наудачу, и мы беспрестанно ожидали кораблекрушения. Все возможные меры были приняты: держали марсели не по силе ветра, имели все штормовые стаксели и рифленый фок в готовности, чтоб спуститься, когда встретим ледяной остров, но ежели бы увидели оный, то почти вместе с нашей гибелью.

Шлюп имел сильное движение, вадервельсовые пазы при каждом наклоне с боку на бок чувствительным образом раздавались, а посему старание наше плотнее законопатить оные оставалось тщетно, и мы при каждой качке должны были переносить мокроту́ и сырость.

3 декабря. В продолжение сего дня буря свирепствовала с жесточайшими порывами до 8 часов вечера; снег, мелкий и крупный, несло горизонтально; паруса и стоячий такелаж покрыты были льдом толщиной до двух дюймов. Ежеминутно при сильном движении шлюпа падали сверху куски льда: лед сей нарастал от несущихся по воздуху водяных капель и снега, которые, приставая к твердому телу, от мороза в 3° превращались в лед.

Колебание шлюпа было так велико, что мы не варили похлебки, и даже с большим трудом согрели воду для чая и пунша, дабы сим теплым питьем хотя несколько подкрепить служителей. Впрочем, никто не мог быть голоден: мы имели вареную говядину в банках, заготовленную в Англии, масло, сухари и кислую капусту.

В продолжение всего дня за густой мрачностью и снегом весьма редко видели шлюп «Мирный», и по окончании суток почитали себя счастливыми, не встретив ни одного ледяного острова. Можно сказать, что невидимый лоцман благотворным образом водил наш шлюп, и, к счастью, буря настала тогда, когда мы вышли из льдов; в противном же случае ни человеческое благоразумие, ни искусство, ни опытность не спасли бы нас от погибели. Я был весьма доволен, что все пушки спустил на трюм в кубрик, без того шлюп наш неминуемо бы потерпел.

В 10 часов вечера, когда ветер смягчился, волной выбило на гальюне на обеих сторонах решетки, оторвало ящики и на подветренной стороне переломало поручень; к ночи ветер постепенно стихал.

4 декабря. С полуночи дул тот же южный ветер, но многим тише; небо и горизонт покрыты были густой мрачностью, и выпадал мокрый снег; нас несло медленно в NO четверть. В 10 часов утра, когда небо очистилось от мрачности, мы увидели шлюп «Мирный» в недальнем расстоянии, и, чтоб не разлучиться, я спустился к нему. После сего занимались починкой парусов и приведением всего в прежний порядок. С полудня поставили рифленые марсели, грот и фок. Сегодня опять появились дымчатые альбатросы. Мы продолжали путь так же к востоку, при том же ветре.

5 декабря. В полдень показалось солнце, и мы определили места нашего широту 62°20'36''южную, долготу 178°47'14''западную. Течение моря в последние четверо суток было на NO 84°, шестьдесят одна миля; по причине дурных погод разность в счислении и наблюдениях столько же можно отнести неверности счисления, сколько течению моря.

6 декабря. 6 декабря, для праздника Николая Чудотворца, с утра занимались приготовлением шлюпа в надлежащий порядок, потом все служители оделись в лучшее праздничное платье, и в 11 часов я отправил гребное судно с лейтенантом Демидовым на шлюп «Мирный» пригласить священника, который вскоре прибыл и отслужил у нас молебен.

Во время плавания в больших широтах мы обыкновенно производили служителям по утрам чай, прибавляя немного рома и имбиря, пред обедом давали грок, а после обеда, в 4 часа, – по стакану хорошего пунша с ромом, сахаром и лимонным соком; в праздничные дни всегда варили русские щи с свежей свининой, кислой капустой и лимонами и для лучшей питательности прибавляли немного саго. А в будни раз или два в неделю готовили кашицу со свежей свининой, но дабы не вдруг издержать капусту (я оною дорожил), прибавляли лимонов, которых мы на острове Отаити много насолили, и они были весьма вкусны.

Каждый праздник, сверх всего положенного, прибавлял еще по рюмке вина и по полукружке пива, сделанного из спрюсовой эссенции, взятой в достаточном количестве в Лондоне. Сими способами нам удалось так удовлетворить служащих, что многие из них забыли небольшие свои недуги.

В Николин день лейтенант Лазарев и некоторые офицеры обедали на шлюпе «Восток». Мы не видали, как прошло время, невзирая, что ветер был противный, не позволявший идти к югу. Такие дни можно исключить из длинного ряда скучных, ибо они проходили во взаимных приятных сообщениях случившегося или в воспоминаниях о любезных сердцу соотечественниках наших.

7 декабря. В полдень мы были на широте 61°54'5''южной, долготе 174°39'45''западной. Склонение компаса оказалось 20°10' восточное.

7-го и 8-го с полуночи был штиль, маловетрие и туман попеременно, а потом ветер задул тихий, от SSW, и мы шли правым галсом; я весьма жалел, что ветер нам не позволял идти прямо на юг, ибо курс, которым мы принужденно держались, приближал нас к пути капитана Кука, чего я всегда избегал, не надеясь увидеть неизвестного берега в тех местах, где он простирал плавание.

8 декабря. Во весь день находили по временам снежные тучи, то с редким, то с густым снегом. В 5 часов пополудни мы увидели к востоку ледяной остров в 63°20', а в 8 часов показался другой в той же стороне. Я телеграфом дал знать лейтенанту Лазареву, чтобы, ежели только ветер позволит, идти прямо на юг. Я дал знать о сем заблаговременно для того, что во время тумана ветер мог перемениться, и коль скоро вахтенные сигнала моего не услышат или фальшиво поймут на «Мирном», то мы неминуемо разойдемся.

Сего же дня, к общему всех сожалению, умер молодой черный какаду, после сильных судорог; на обоих шлюпах только один и был сего рода какаду. Судороги произошли от его жадности: он грыз все, что ни попадалось; ему попалось чучело новоголландского зимородка, и шкурка сия, к несчастью, натерта была ядом; в сие же время умерла зеленая горлица с острова Отаити.

9 декабря. Ветер дул тот же, юго-западный, с зыбью от того же направления; идущий снег закрывал небо и горизонт. В 8 часов настал густой туман, от которого с парусов и снастей падали водяные капли, в виде редкого крупного дождя; с сего времени начали показываться в восточной стороне ледяные острова, коих до полудня встретили восемь. Когда небо несколько очистилось, мы определили широту и долготу нашего места: широта была 64°48'28''южная, долгота 171°42'46''западная.

Все весьма желали перейти Полярный круг. От сей широты число ледяных островов умножилось, и дымчатые альбатросы, большие голуби, белые снежные бурные и полярные птицы являлись во множестве; последних мы никогда не встречали так много вместе летающих и почли сие признаком близости льда.

Когда капитан-лейтенант Завадовский убил выстрелом из ружья одну из полярных птиц, стадо их вилось над ней. В 8 часов вечера ветер переходил к югу, а в 10 часов задул SO; чтобы не сблизиться с путем капитана Кука и не быть в меньшей широте, мы поворотили на SSW. Со стороны ветра, впереди пути нашего насчитали до тридцати семи ледяных островов.

10 декабря. С полуночи дул ветер тихий, из SO четверти, небо было повсюду кругом облачное, но малая часть солнца была видна сверх горизонта; зыбь шла небольшая от NW. По мере плавания нашего на юг ледяные острова умножились и полярные птицы стадами летали около шлюпов.

В первое наше плавание от Южных Сандвичевых островов к востоку, мы ни одного раза не встречали столь многочисленных стай полярных птиц и видели более белых снежных бурных птиц; при нынешнем же плавании мы редко встречали последних, и всегда в малом числе.

В 8 часов утра ветер стих; проходя мимо большой плоской льдины с отвесными круглыми сторонами, сделали в оную восемь выстрелов ядрами, чтоб отбить большой кусок льда, но безуспешно, и потому, подойдя к небольшой плавающей льдине, спустили гребные суда; старались воспользоваться случаем и набрали льда сколь возможно более, дабы не производить трудную сию работу при дурной или сырой погоде.

В сие время капитан-лейтенант Завадовский и лейтенант Игнатьев застрелили двух полярных птиц, у которых на брюхе было голое место длиной в полтора дюйма, шириной в дюйм, окруженное нежными густыми перьями; сие подтверждает меня в мнении, что полярные птицы сидят или, лучше сказать, ходят с яйцами, подобно королевским пингвинам, как выше упомянуто, и служит новым доказательствам, что они высиживают только по одной птице.

На разном расстоянии от нас мы видели много китов, пускающих фонтаны.

День был прекраснейший; теплота простиралась в полдень до 3,5°; мы тогда, по наблюдениям, находились на широте 65°41'16''южной, долготе 172°00'50''западной; в сие время видно было на горизонте двадцать три ледяных острова, не считая плавающих крупных и мелких повсюду рассеянных льдин.

В полдень, окончив нагрузку льда и подняв гребные суда, мы продолжали курс к югу; после перемены платья дано служителям по стакану горячего пунша. В 4 часа пополудни, приближась к шести ледяным островам, бывшим впереди нас, мы опять встретили преграду идти далее к югу. Сплошной лед простирался от SSO, через S, до WSW; я лег на SOtS вдоль льда.

Один из окружающих нас ледяных островов был длиной около шести миль, вершину имел плоскую, края отвесные; стаи полярных птиц покрывали его поверхность. Другой остров имел вид раковины.

В 7 часов мы опять приподнялись на SSO, a в 8 часов встретили новую препону: сплошной лед загородил нам путь, простирался через S до OtS и состоял также из кусков, сплоченных вместе и один на другой набросанных, а внутри местами затерты большие ледяные острова. Сие поле принудило нас опять идти вдоль льда и искать конца оного, и для того я взял курс на О, проходя между ледяными островами.

11 декабря. Ночью небо к югу очистилось, и мы видели солнце; остальная часть была покрыта облаками, как почти всегда случалось близ сплошных льдов; появление большого числа белых полярных снежных бурных птиц и умножающееся число китов всегда служили предвозвещением близости сплошных льдов.

С утра ветер был переменный, тихий и штиль, а после устоялся от юго-запада; мы тогда шли весьма тихо к востоку и в полдень находились на широте 65°54'25''южной, долготе 170°22'8''западной.

В продолжение суток видели к югу сплошные льды, составленные из кусков, один на другой набросанных в разном положении; внутри всего пространства были затертые ледяные острова разных видов; закраины сего ледяного поля представляли с одной стороны как будто насыпи, а с другой, т. е. к северу, множество островов; одни большие были с обелисками, некоторые казались башнями, а иные имели подобие изображению спящего льва.

В 8 часов вечера капитан-лейтенант Завадовский и лейтенант Демидов застрелили одну полярную и одну большую бурную птицу, бурую, с большим беловатым носом. Температура морской воды и воздуха были равны 0,5° мороза. Пустая бухылка, закинутая и опущенная на восемьдесят сажен глубины, по вынятии оказалась наполненной водой, а пробка уже другим концом кверху закупорена, и столько же хорошо, как при спускании в воду.

12 декабря. День был прекрасный, теплый, в полдень теплоты 2,5°; сегодня мы шли к О, склонясь несколько к югу между ледяными островами.

Погода была тихая; офицеры наши занимались стрелянием полярных птиц, которые довольно увертливы, однако же, несмотря на сие, их немало настреляли; они по большей части имели голые места под брюхом – для помещения яиц, как выше упомянуто.

Ввечеру мы проходили большой плоский ледяной остров длиной и шириной до десяти миль, края его вышиной от 100 до 120 футов и вокруг перпендикулярны. Полагая сей остров совершенно правильным параллелепипедом и среднюю его высоту в 110 футов сверх поверхности моря, удостоверившись по опытам, что семь частей льда удерживают восьмую часть над поверхностью моря, должно заключить, что льдина погрузилась в воду на 770 футов. Я разумею, что подводный лед имеет одинаковое размерение в длину и ширину с надводной частью.

Ежели же подводный изменяет образ свой, что непременно и быть должно, то при всем том масса льда остается всегда та же; а как количество морской воды, выдавливаемое сим льдом, не менее 5 128 937 664 264 пудов, равняется тяжести самого льда, и лед растаянный даст столько же пудов воды пресной, то оного было бы достаточно для продовольствия водой жителей четырех частей света на 22 года и 86 дней, полагая число жителей 845 миллионов, и на каждого человека досталось бы по ведру воды в день. Из сего исчисления ясно видно, что мореплаватели в странах холодных никогда не могут жаловаться на недостаток в пресной воде.

Натуралист Форстер, сопровождавший капитана Кука во втором путешествии, говорит: «Многие из нас почувствовали разные простудные болезни, жестокую головную боль, у иных распухли железы и сделался сильный кашель, что, конечно, происходило от употребления в пище растаянного льда». Мы сего не заметили, ибо весьма редко служители пили воду из растаянного льда, а употребляли оную на варение пищи, как-то: кашицы, щей, густой каши, гороха, – на приготовление пунша, чая, на составление спрюйсового пива и, таким образом, сколько возможно сберегли пресную воду, на берегах налитую, которую употребляли единственно в питье; при всем том, однако же, нередко некоторые матросы пили воду изо льда, ибо за сим усмотреть трудно, но худых последствий не чувствовали.

13 декабря. При хорошем ветре от юго-запада мы шли к востоку, склоняясь несколько к югу, пролагая путь между ледяными островами и мелким плавающим льдом; и как он был весьма част, то непрестанно переменяли курс, а между тем впереди открывали новые ледяные острова; мороза было 0,5°. В 4 часа утра прошли небольшое ледяное поле.

В полдень находились на широте южной 66°4'40'', долготе западной 165°39'14'', течение оказалось SO 55°, тринадцать миль в сутки; в виду нашем было 148 ледяных островов и множество разбитого льда. В 6 часов вечера островов в виду оставалось только пятьдесят восемь.

Как в сие время не было волнения, от которого могла бы произойти качка, то я производил опыты со склонением компаса, идучи на оба галса, нарочно для сего делал повороты; склонение оказалось следующее: компасы стояли несколько впереди штурвала, между бизань-мачтой и шпилем; при курсе SO 48°17' найдено склонение по двум компасам каждое особенно: российский компас 19°13', английский компас 18°7' О; при курсе SW 86°30', тех же компасов, не трогая оных с места, первого 30°34', второго 32°54' О.

В половине восьмого часа вечера мы пересекли в четвертый раз Южный полярный круг на долготе 164°34'14''западной; в сие время видели от SO 50° до SW 20° ледяное поле, в коем было множество больших ледяных островов; в 8 часов льды сии простирались от OSO и до SW к северу; от поля показался грядами разбитый плавающий лед; в левой руке от нас было до тридцати больших островов и множество разбитого же льда. В 11 часов мы прошли между двух больших гряд такого же льда; шлюп «Мирный» держался у нас за кормой. В продолжение сего дня весьма редко видели полярных птиц.

14 декабря. С полуночи солнце освещало горизонт, мороза было 1,3°. Мы беспрестанно встречали и проходили ледяные продолговатые поля или гряды льдов, составленных из плоских кусков, один на другой набросанных; все гряды лежали параллельно по румбу SO, и никакому судну не было возможности пробраться между оными. Оставляя поля сии по обеим сторонам шлюпов, мы беспрерывно переменяли курс по причине встречаемого множества мелкого плавающего льда. Около полудня увидели впереди на льде необыкновенное черное пятно и в зрительные трубы рассмотрели лежащего на сем месте морского зверя; чтобы застрелить его, я послал охотников на ялике, но действие ружья было не достаточное – матросы веслами добили зверя, и по доставлении на шлюп оказалось, что принадлежит к роду тюленей, длиной 8 футов 6 дюймов; рыло острее, небольшие усы, шкура вся белая.

На другом ялике успели привезти льда, коим наполнили пять бочек. Пробираясь между грядами ледяных полей, которые были между собой в параллельном направлении, я полагал, что они должны кончиться, и нам тогда можно будет на чистом месте удобнее управлять шлюпами, вне опасности; но поля час от часу более и более сжимались; мы изредка встречали узкие проходы, и те наполненные мелким плавающим льдом, так что с большой осторожностью и трудом проходили между оными. Наконец в 3 часа пополудни сии ледяные поля сомкнулись совершенно и преградили нам путь во все стороны, кроме севера; мы тогда находились на широте 67°15'30''южной, долготе 161°27'50''западной; далее к югу и востоку не было возможности податься на полмили.

Во всех сих ледяных полях весьма мало огромных островов, а больше плоских кусков льда толщиной пять, шесть и семь футов, набросанных один на другой и подобных льду Балтийского моря, с той только разностью, что несколько толще. Я полагаю, что море в продолжение прошедшей зимы по близости сего места замерзало, и что лед, зыбью, происшедшей от ветров, переломанный, теперь будет носиться, доколе силой мороза не составится совершенно сплошное пространство или ежели продолжительные южные ветры отдалят льды на север, где они от теплоты и сырости сами собою исчезнут.

К великому нашему счастью, ветер от SW и прекрасная погода нам благоприятствовали; мы пробирались разными курсами к NO между ледяными полями и плавающим разбросанным льдом, имея ходу по пяти миль в час. Перед полуночью ледяные поля были только с восточной стороны, а с западно – большие ледяные острова и плавающий лед; в сие же время видели одного пингвина, сидящего на льдине. Мороза 2°.

15 декабря. Небо начинало покрываться облаками, зыбь была малая, от NW. Мы все продолжали идти вдоль пространного соединенного льда, выдавшегося мысами к западу, часто переменяя курс. В 8 часов утра на одном из сих ледяных мысов капитан-лейтенант Завадовский заметил морского зверя; нисколько не медля, я отправил лейтенанта Игнатьева за сей добычей. Ялик пристал к ледяному мысу, по льдам добрались до зверя; он был одного рода с тем, который перед сим нами убит; спал спокойно; матросы скоро убили его веслами, но взять в ялик не было возможности, ибо льдины расходились.

Однако же лейтенант Игнатьев возвратился с добычей – привез пингвина, из породы королевских, необыкновенной величины: высота его была 3 фута, вес 1 пуд 25 фунтов; в близости его на льду нашли одного шримса. Я уже упоминал, что пингвины питаются шримсами; сие служит некоторым доказательством, что проходимый нами Ледовитый океан наполнен сими морскими насекомыми. Странно, что мы в желудке пингвина нашли несколько ноготков от пингвинов и несколько мелкого камня длиной от одной до десяти линий, принадлежащего к роду горных; вероятно, камни сии служат пингвинам помощью к варению пищи.

Впрочем, желудок его был совершенно пуст. Мы уже неоднократно замечали, что всегда около покоящегося на льду морского зверя находится несколько пингвинов – вероятно, они питаются пометом сих животных или чем другим от него пользуются, подобно как рыбка ремора неразлучна с акулой.

Вышеупомянутый морской зверь и пингвины, кажется, не могут быть доказательством близости какого-либо берега, ибо они так же хорошо отдыхают на льдах, как на берегу.

Между тем до 11 часов утра мы успели нарубить столько льда, что наполнили пять яликов, и по окончании сей работы, подняв лед и гребные суда на места, снялись с дрейфа и взяли опять курс на NW к видимой впереди оконечности сего же ледяного поля.

В полдень, за пасмурностью, не могли сделать наблюдения; к сему времени так много нам способствующий южный ветер стих; мороза было 1°.

После полудня, обходя ледяные поля, мы медленно шли на север; ветер задул от WNW, а в полночь сделался NWtN; мы тогда держали на NOtN 1/2 O. От полудня до полуночи, проходя между ледяными островами, имели по обеим сторонам шлюпов до восьмидесяти островов и множество плавающего льда; поле осталось к югу. Белые снежные и полярные бурные птицы были видны во весь день.

16 декабря. До 9 часов утра мы шли к NO между множеством ледяных островов и мелкого плавающего льда. В сие время обогнули ледяное поле и, не видя продолжения оного на север, я взял курс к востоку в намерении перейти по сей параллели несколько градусов долготы и тогда вновь испытать путь к югу.

В 9 часов начал выпадать снег, то густой, то редкий. В полдень несколько прояснилось; мы определили место шлюпов: широта была 65°51'52''южная, долгота 165°41'33''западная; пролагая путь между ледяными островами, мы шли по семи миль в час. Все радовались такому удачному плаванию, ибо все ожидали, что достигнем возможности простирать оное свободно.

Вскоре опять пошел густой мокрый снег. Ледяные острова, едва видимые в мрачности, мелькали мимо глаз наших. В 4 часа пополудни мы прошли между множеством больших ледяных островов, о близости их извещены были ревом буруна, и увидели впереди сплошное поле льда, состоящее из больших ледяных бугров, один на другой набросанных. За пасмурностью усмотрели сие поле в самом близком расстоянии и только что успели отворотить; шлюпу «Мирный», который был от нас недалеко, сделан туманный сигнал поворотить на левый галс. Для избежания подобных опасностей в пасмурную погоду, я направил курс обратно по тому же месту, которым мы шли; сделал сие для того, что льды, находившиеся на пути нашем, нам уже были известны.

Мы тогда сомневались, нет ли где поблизости берега, который служит опорный точкой сему множеству льда, но, к крайнему прискорбию, за пасмурностью далее четверти мили не могли видеть, и потому догадки наши о существовании берега оставались без исследования.

В 5 часов ветер начал отходить к северу и крепчал, но мы несли много парусов, дабы скорее отделиться от сих опасных сплошных льдов, для того что барометр понижался. В 8 часов я приказал убрать брамсели; мрачность и снег увеличились, мы едва видели «Мирный», который держал близко позади нас. С бака управляли шлюпом, чтобы не набежать на льдины; около полуночи, по причине большого волнения, мы спустили брам-реи. В 4 часа ветер сделался тише и отошел к NW; наступил густой туман и препятствовал видеть далее пятидесяти сажен.

Тогда по сделании шлюпу «Мирный» туманного сигнала поворотить на левый галс, я поворотил на NOtN и был весьма доволен, что ветер способствовал идти к NW, ибо мы полагали, что по сему направлению наконец количество льдов уменьшится, но крайне было неприятно по причине густого тумана непрестанно остерегаться, чтоб не набежать на льдину.

В таком положении мы шли при густом тумане между небольшими ледяными островами и большими кусками льда. В 4 часа пополудни туман сделался еще гуще, мы потеряли тогда из вида шлюп «Мирный», который был недалеко позади нас и под ветром. Через час встретили малые ледяные острова, между коими показывались большие, затрудняющие наше плавание. Вскоре в тумане впереди по горизонту внезапно увидели белизну, и после сего открылась ледяная преграда так близко, что мы должны были поворачивать не посадя фока. Шлюп наш поворотил весьма хорошо подле самых сплошных огромных ледяных островов; шлюпу «Мирный» тотчас дано знать сигналом, чтоб заранее поворотил, но мы ответа не слыхали. Когда поворачивали, куски льда, похожие на стеклярус, во множестве падали со снастей и осыпали верх шлюпа. При самом повороте над шлюпом «Восток» летали полярные птицы и курица Эгмонтской гавани.

Видимый нами лед состоял из изломанных больших островов, один возле другого, между которыми показывались узенькие промежутки, но отважиться проходить оными было опасно по причине тумана. После поворота мы были не в лучшем положении, ибо беспрерывно встречали большие ледяные острова, о близости которых надлежало узнавать по гулу, происходящему от буруна. Как гул сей нередко мы слышали с разных сторон в одно время, то трудно было отгадывать, куда направлять курс; проходя под ветром, тогда только узнавали близость льдин, когда они отнимали ветер и паруса заполаскивались.

В таком стесненном и опасном положении находились мы до 8 часов пополудни, так сказать окруженные со всех сторон огромными ледяными островами; с 8 часов туман сделался реже, и мы могли видеть на полторы мили; в сем малом горизонте насчитали, кроме множества мелких и крупных кусков льда, девятнадцать больших ледяных островов; а как далее все было закрыто от нас непроницаемым мраком, то я решился держаться на сем месте короткими галсами, дабы опять не набежать на сплошные льды. Вскоре туман сделался еще реже, и мы весьма обрадовались, увидя «Мирный» в совершенной целости; несколько раз палили из пушек для показания своего места, но ответа не слыхали. Здесь должен я заметить, что звук пушек, по причине слишком густого тумана и сырого воздуха, недалеко распространяется, а каронады наши были только двенадцатифунтовые.

По соединении с нами шлюпа «Мирный» вновь настал такой туман, что шлюп скрылся от глаз наших, однако же звуки его колокола, означающие часы, были нам слышны. Мы тогда шли на SWtW.

В 11 часов на ветре слышали ужасный рев буруна; я расставил людей вокруг шлюпа на блиндарее, гальюне, на шкафутах и трапах на нижних ступенях около самой воды, ибо чем ниже глаз и ухо, тем скорее можно увидеть белизну, ежели небо не покрыто облаками, и скорее можно услышать шум или звук, потому что на самом горизонте туман реже, нежели на некоторой высоте, и звук удобнее распространяется.

Мы безмолвно слушали все, что нарушало тишину. В половине двенадцатого часа показалось на ветре множество мелкого льда, и вскоре мы опять услышали бурун впереди, но ничего не было видно; потом впереди затемнело, и бурун слышен был яснее. Я тотчас приказал поворотить через фордевинд. Во время поворота мы могли видеть только крайнюю, к нам ближайшую часть льдины; зыбь разбивалась о многие пещеры в льдине и производила ужасный рев. Через несколько минут после поворота мы уже не видели того ледяного исполина, который нас столько беспокоил; тогда же я сделал сигнал шлюпу «Мирный» привести на правый галс.

18 декабря. Между тем маловетрие переменялось. С полуночи было от юго-запада, при небольшой зыби от NO, туман продолжался густой, временно выпадал снег мелкими крупинками. В 2 часа мы шли близ большого ледяного острова, о который бурун сильно разбивался. Все служители и офицеры не спали и были наверху в совершенной готовности к делу; наконец мы прошли, ничего не встретив, и шум от буруна умолк. В 4 часа утра опять услышали сильный рев близко под ветром, а как в сие время ветер совсем почти стих и нас, по-видимому, приближало к буруну, то я принужден спустить гребные суда, чтобы буксироваться; вскоре открылся ледяной остров, который то темнел, то вовсе скрывался, и близость оного мы узнавали только по слуху.

В половине шестого часа прошли сей остров, но не избавились от опасности, ибо нас прижало к другому, поблизости находящемуся; мы не переставали буксироваться, чтобы пройти и сей остров; между тем, палили каждые полчаса из каронады для уведомления о себе шлюпа «Мирный», но он нам не отвечал. При проходе последнего ледяного острова, по выстреле с той стороны, на которой находился «Мирный», мы услышали страшный стук обрушающегося льда. Вероятно, ледяная громада была уже в совершенной готовности к разрушению, недоставало только последней действующей причины, и сотрясение, происшедшее от выстрела малой нашей пушки, было достаточно к ниспровержению сего огромного льда. Сначала я думал, что выпалили с ядром, но выстрел был без ядра; следовательно, одной стремительной силой выстрела довершено начавшееся разрушение острова. Я заметил, что во время туманов нам чаще случалось слышать падение льдов с высот в воду, и потому мне кажется, что туман способствует уменьшению плотности сих льдов.

В 5 часов утра задул тихий ветер от S, тогда убрали буксир и подняли гребные суда на места. Туман на короткое время сделался реже, и мы увидели шлюп «Мирный» к северу. Я тотчас спустился к нему, но как туман опять все скрыл от взоров наших и на пути были ледяные острова, то я вновь привел к ветру на О. Мы беспрерывно встречали ледяные острова, о появлении коих нас извещал бдительный слух наш. В 10 часов туман несколько прочистился. Увидя шлюп «Мирный», я тотчас к нему спустился и, хотя туман вторично закрыл все, что мы видели, однако ж я продолжал путь к «Мирному» и, пройдя, по моему мнению, достаточно для сближения обоих шлюпов, привел опять к ветру.

Южный ветер с утра некоторым образом обнадежил, что туман прочистится и что мы, по крайней мере на сей раз, избегнем неминуемого кораблекрушения. В самом деле, в 11 часов ветер от юга начинал свежеть, и туман действительно прочищался; мы тогда увидели, что на горизонте, простирающемся не более как на четыре мили, нас окружали тридцать четыре больших высоких ледяных острова и множество мелких кусков льда. Длина некоторых островов была до шести миль. Большие острова всегда с плоскими вершинами и имеют отвесные стороны; напротив, островершинные и неправильные никогда до такой величины не достигают, а выше плоских островов.

Я предполагал пробираться между сими льдами к востоку, для того что идти прямо к северу было невозможно – надлежало прежде обратиться к западу и обойти преграду, столь нечаянно встретившую нас накануне, а от сего обхода мы потеряли бы много времени.

В полдень ветер сделался еще свежее; мы имели хода более пяти узлов; туман совершенно пронесло к ceвeру, и вновь появилось солнце; тогда мы определили место наше: широта оного оказалась 65°20'32''южная, долгота 156°55'21''западная. Когда шли к востоку, число ледяных островов час от часу умножалось и ветер крепчал; мы несли весьма много парусов, дабы в продолжение дня и ясной погоды освободиться от ледяных островов или заблаговременно возвратиться назад; в 4 часа ветер сделался еще крепче, я приказал взять у марселей по два рифа, однако же мы все имели хода по шести миль в час.

Льды умножались; в половине пятого часа пополудни встретили к О и к S множество ледяных островов и изломанного плавающего льда; пройти не было возможности, и потому я решился обратиться к NO в намерении к ночи выбраться из столь опасного положения; но и на сем направлении мы скоро встретили перед собой сплошные острова, между коими не было ни малейшего свободного прохода; начали искать оного ближе к северу, потом в 6 часов искали прохода на NWtW, но и сим путем между бесчисленным множеством различной величины ледяных островов и кусков льда, при крайнем старании всех офицеров, бывших наверху, и вахтенного, который в сие время находился на баке безотлучно и располагал действием руля, мы не избегли нескольких косвенных ударов от небольших льдин, коими попортило медь в носовой части шлюпа.

Льдины сии, хотя на вид казались невелики, но как по вышеприведенному замечанию, всякой ледяной громады под водой семь частей ее величины, то удары при большом ходе могли быть пагубные для шлюпа «Восток», который имел только одну обшивку и незаделанные промежутки шпангоутов в подводной части.

Большие льдины островершинны и походили на трубы, оставшиеся после сгоревшего строения; гибель наша была бы неминуема, ежели бы, к несчастью нашему, наступила мрачность или пошел снег. По сие время мы видели к востоку непроходимые сплошные льды и внутри оных затертые ледяные острова и не находили возможности ни на сколько податься к востоку.

Достойно замечания, что капитан Кук 1773 года, января 17 по новому стилю, т. е. 18 днями ранее, нежели мы, шел к востоку по параллели 64°41', и хотя встречал много льдов, но имел свободное плавание; сие служит доказательством, что сплошные ледяные поля временные и составляются из кусков плавающего льда.

В 8 часов вечера мелкий лед и островершинные острова были реже; тогда мы начали встречать большие ледяные острова с плоскими поверхностями. В 9 часов опять склоняли путь наш более и более к О. В 12 часов шли на NO.

19 декабря. Таким образом продолжали плавание между великим числом огромных плоских островов; мороза было 2°. Каждый встречаемый ледяной остров старались проходить на ветре, для того что всегда под ветром находили много мелкого льда. В 3 часа утра прошли два острова, один подле другого, длина каждого была около двух миль. По всем признакам оба острова незадолго перед сим составляли один, который разломало на два, и они еще не отодвинулись один от другого далее пятидесяти сажен. Поверхность их, высота, впадины, пятна на близких частях соответственны – одним словом, все признаки доказывали, что два острова составляли один.

В сие время мы приблизились к разбитым кускам льда, которые простирались от NNO через О до StW. С полуночи до 4 часов прошли около 300 ледяных островов по обеим сторонам шлюпов и продолжали держать тем же курсом при свежем ветре от юга. В 4 часа шли вдоль пространного поля, составленного из разного разбитого льда, одного на другой набросанного. Сему полю с салинга не было видно конца; я полагаю, что оно соединяется со сплошным льдом, который мы видели накануне; по северную сторону оставалось у нас множество ледяных островов. Киты нередко играли подле шлюпов, полярные и бурные птицы летали во множестве.

Поутру на широте 64°21' южной, долготе 155°21' западной найдено склонение компаса 19°10' восточное.

20 декабря. В полдень курс наш отдалил нас от сплошного льда, но я придерживался к оному, держа на NotO 1/2 O; тогда, по наблюдению, определили широту 63°45'58''южную, долготу 153°35'8''западную. Мы шли вдоль поля до самой полуночи; в сие время сделался штиль; в 3 часа утра задул северный ветер, который препятствовал следовать возле краев ледяного поля, и я принужден поворотить на NW в намерении сколь возможно вылавировать, дабы поля не потерять из вида.

Мы тогда имели перед глазами до сорока больших, с плоской поверхностью, ледяных островов и то пространное поле, около которого шли до сего времени.

Во все утро горизонт к северу был покрыт густой мрачностью; тонкий туман висел на воздухе выше поверхностей ледяных островов, отчего на некоторой высоте в атмосфере над каждым островом виден был белый свет, так что мы могли по оному считать и те ледяные острова, которые скрывались за горизонтом. Такое появление особенного отблеска над каждым островом мы усмотрели сегодня в первый раз.

Капитан Кук многократно заметил, что появляющийся свет заранее извещал о близости больших сплошных льдов, что почти всегда и с нами случалось, и появление белизны по горизонту служило доказательством, что сплошные пространные ледяные поля недалеко.

В 6 часов утра начал выпадать небольшой снег, с коим и мрачность час от часу увеличивалась, что принудило меня продолжать плавание по тому же направлению, дабы в случае дурной погоды не быть близко к пространному ледяному полю.

В 10 часов утра ветер свежел и число ледяных островов умножалось: с надветренной стороны мы насчитали пятьдесят семь, и под ветром было не менее.

К полудню находились на широте 62°45'43''южной, долготе 153°30'18''западной; теплоты было 0,5°, ветер несколько отходил к западу и позволял нам придерживаться ближе к северу. Вскоре после полудня туман сделался гуще; иногда шлюп «Мирный», следующий за нами на расстоянии одного кабельтова, скрывался в тумане; в таком положении место вахтенного офицера было на баке, откуда, прилежно всматриваясь, держал правее или левее, дабы миновать ледяные острова или мелкие льдины, но пространство между оными было так мало, что с великим трудом управляли шлюпом.

Мы сидели за обедом, как вдруг шлюп «Восток» закачался и паруса обезветрились; все выбежали наверх и увидели величественное и ужасное зрелище: нам предлежал только один, и такой узкий проход между стесненными островами, что должно было держать близко надветренного острова, дабы не быть близко к подветренному. Первый из сих островов был так высок, что отнял ветер у самых верхних парусов.

Матрос Южиков, стоявший в сие время на грот-брам-салинге, сказывал, что вершина льда была многим выше клотика, а обращенная к нам сторона, совершенно перпендикулярная, представлялась в виде величайшего щита; к счастью, мы имели тогда хода более пяти миль в час и сим ходом прошли длину острова около двухсот сажен. Вскоре после сего прошли такой же остров и видели, как великие оного части с большим треском и шумом сваливались в море.

До двух часов пополудни мы находились в опаснейшем положении, в густом тумане между великих ледяных громад, при свежем ветре с порывами. Парусов несли больше, дабы скорее выйти из льдов, полагая вскоре достигнуть окончания оных; в сие время по увеличивающейся зыби и волнению от ветра мы знали, что число льдов уменьшается, а потом реже встречали оные. Тогда около нас летали дымчатый альбатрос и несколько голубых бурных птиц. Ветер еще отходил к О; мы шли прямо на север, оставляя ледяные острова и мелкие льды по обеим сторонам; о приближении к оным узнавали сначала по слуху, а потом по свету против самого тумана.

21 декабря. Ветер крепчал, при большой пасмурности со снегом, и хотя мы уже не так часто встречали льды, однако же от волнения шлюп много терпел в носовой части, почему я приказал у марселей взять два рифа, спустить брам-реи, взять фок на гитовы и поставить грот.

В продолжение всей ночи беспрестанно занимались выбрасыванием за борт снега, во множестве падающего на палубу. В 4 часа утра, чтобы спустить брам-стеньги, по причине большой качки, надлежало прежде сколотить с вант и других веревок толстый лед, который в продолжение ночи намерз. Термометр остановился на точке замерзания, и мы только видели одну льдину. В 8 часов появился близ нас кит. К полудню ветер начал стихать, и при тумане шел дождь.

В полдень мы находились, по счислению, на широте 61°18'22''южной, долготе 154°36'57''западной. В 2 часа ветер сделался от запада свежий. Я сего ожидал, ибо почти всегда при уменьшении широты ветер задувал от запада, – взял курс на О, в намерении по сей параллели переменить немало долготы, и не прежде вновь испытать плавание к югу, как по пересечении пути капитана Кука на долготе 134° западной, ибо плавание между множеством особенно крупного льда было неуспешно. Сверх сего обстоятельства я имел в виду, что некоторые ледяные острова развалятся и обломки их исчезнут от дождей, туманов и теплоты, которая иногда в летнее время бывает и в сих широтах Южного полушария; я не хотел простирать плавание в тех местах, где шел уже капитан Кук и не видел берегов.

В 7 часов вечера выпадал снег, тогда мы взяли у марселей по последнему рифу. К полуночи число ледяных островов опять умножилось. По сей причине я приказал держать несколько севернее, дабы не войти при столь великом волнении в такое же множество ледяных островов, какое мы встретили в меридиане, близ коего находились, и из сего заключили, что видимые нами ледяные острова составляют продолжение той же самой гряды. Ночью мы прошли тринадцать островов; шлюп качало весьма сильно. В течение всего дня мы видели дымчатых альбатросов, пеструшек и великое множество голубых бурных птиц; теплоты было 1°.

22 декабря. Ветер продолжался крепкий западный, весь горизонт был покрыт мрачностью. В 9 часов утра мы опять пошли на О и в продолжение всего дня видели на горизонте до десяти ледяных островов; ходу имели от шести до семи миль в час. В 7 часов пополудни выпадающий снег и мрачность были так густы, что скрывали все на расстоянии пятидесяти сажен; мы принуждены привести к ветру и иметь малый ход. В 9 часов вечера снег выпадал реже и можно было видеть за 200 сажен. В 11 часов легли в полветра на OtN. Хотя было еще довольно пасмурно, но я дорожил временем, не упуская случая даже в самых стесненных обстоятельствах пользоваться малой возможностью: идти в полветра всего безопаснее, ибо, встретив препоны, можно тем же самым путем пойти назад.

23 декабря. С полуночи мы продолжали курс к О, при свежем ветре от NNW с мелким снегом; термометр на воздухе спустился несколько ниже точки замерзания, а в палубе, где спали служители, теплоты было 12°. С утра ледяные острова беспрестанно открывались, а другие скрывались позади нас. К 9 часам утра ветер стих и зашел сначала к NO, а потом, перед полуднем, заштилел. Мы находились на широте 60°25'57''южной, долготе 146°57'29''западной; тогда видели к северу четыре ледяных острова, а к югу двадцать восемь больших островов с плоскими вершинами, отвесными сторонами, вышиной от 100 до 150 футов от поверхности моря.

Заметив, что скоро последует безветрие, я приказал не наблюдать настоящего курса, но держать так, чтоб в случае безветрия мы были вне опасности от льдов.

После полудня сделался ветер тихий от юга и вскоре несколько засвежел; тогда мы опять пошли между ледяными островами, но уже без опасности, ибо зрение наше простиралось далеко. В 6 часов пополудни на одном из ледяных островов заметили на углу вид ледяной высокой башни. Другой ледяной остров также любопытства достоин по своему устроению: с одной стороны имел две террасы или два уступа, а с другой – возвышенность в виде малой крепости; сей остров был от наших шлюпов весьма далеко. К ночи ветер начал свежеть, мы тогда взяли у марселей по другому рифу. Во всю ночь находили тучи с густым снегом, который нас осыпал. Хотя часто в мрачности попадались ледяные острова, но меньше прежних и реже.

Мы тогда шли по шести и семи миль в час и таким образом недостаток времени награждали [возмещали] отважностью, на которую я в продолжение почти всего плавания решался, совершенно надеясь на усердную бдительность вахтенных лейтенантов и проворство служителей, коих здоровье было на обоих шлюпах в лучшем состоянии. Все, вообще, находясь между льдами, были здоровее, нежели в жарком климате; тогда многие чувствовали отягощение и желали, чтоб им открыли кровь.

24 декабря. В 5 часов утра ветер засвежел с той же стороны, и набегали порывы со снегом, что принудило нас у марселей взять последние рифы. Волнение поднялось большое и от NW великая зыбь; мы тогда шли по восемь с половиной узлов в час. В сие время вдруг в мрачности показался перед носом большой ледяной остров, от которого мы успели спуститься, и он скоро опять закрылся, от выпадающего снега. Спустясь, мы с трудом и опасностью пролагали путь сквозь мелкий плавающий лед, от сего острова ветром отнесенный. Управлять шлюпом поспешно то вправо, то влево было крайне затруднительно и почти невозможно, ибо шлюп не мог так скоро повиноваться рулю. С 8 часов порывы ветра смягчились, и в 9 часов утра мы опять у марселей отдали по одному рифу.

В полдень находились на широте 60°8'3''южной, долготе 142°18'13''западной. До полудня шли между ледяными островами, отделенными один от другого. С полудня число их начало умножаться. В 5 часов пополудни насчитали 60, а к 6 часам вечера было столько, что мы не могли их сосчитать. Сии острова по большей части имели неправильную фигуру: многие повреждены волнением, а иные исковерканы разным образом, быв неоднократно опрокидываемы. В 9 часов вечера мы проходили остров, который имел вид прекраснейшей колонны. Капитан-лейтенант Завадовский из любопытства брал секстаном высоту острова и, измерив расстояние до оного посредством связи треугольников, определил высоту сей льдины 196 футов. Ввечеру несколько дымчатых альбатросов провожал наши шлюпы.

25 декабря. 25-го мы шли при тех же обстоятельствах и при снежных тучах. Ледяные острова беспрестанно вновь открывались и умножались к восточной стороне, а с западной были ниже и скрывались.

Сегодня праздник Рождества Христова. Все оделись в парадные мундиры и, невзирая на неприятную погоду, я посредством телеграфа пригласил на шлюп священника, который прибыл в 11 часов. Все вообще слушали молитву, кроме вахтенных. Во время благодарственной молитвы за избавление любезного отечества нашего от нашествия врагов вдруг почувствовали сильный удар судна. Капитан-лейтенант Завадовский тотчас выбежал, чтоб узнать тому причину, ибо, когда мы находились наверху, не было в виду никакой опасности и только нечастые льды показывались.

Лейтенант Демидов, управлявший тогда шлюпом, пролегая путь сквозь мелкие плавающие льдины, был на баке, откуда обыкновенно в таком случае вахтенные командовали, а как ход мы имели небольшой, зыбь была немалая, то шлюп не так скоро слушался руля, как бы сего желать должно. Лейтенант Демидов, избегая одной льдины, коснулся правой стороны другой, которая казалась ему небольшой, но льдина сия, напитавшись водой, от тяжести погрузилась, и потому-то надводная часть ее была мала.

Удар последовал весьма сильный, и ежели бы при тогдашней качке не ослаблен был якорным штоком и подъякорными нижними досками, то проломил бы судно, ибо льдина наперед уперлась в шток и силой своей приподняла оный с веретеном на фут, раздробила подъякорные доски, а сверх того оторвала медь под водой на 3 фута и вырвала из настоящей обшивки малую надделку, которая при построении шлюпа положена корабельным мастером на место вынутой гнилой части.

Из сего видно, что одному счастливому случаю обязаны мы избавлением от великой опасности, а может быть, и от самой потери шлюпа. Удар последовал, когда судно спускалось носом вниз, отчего якорный шток и подъякорные доски на баргоуте несколько уменьшили силу удара, а ежели бы сие случилось, когда нос приподнимался, удар последовал бы прямо в подводную часть, защищенную одной только настоящей обшивкой, и немедленно раздробил бы сию обшивку, которую исправить не было ни места, ни возможности; в таком гибельном положении для спасения людей осталось бы одно средство – перевести всех или кого успели на шлюп «Мирный».

Нам неоднократно случалось быть в весьма опасных обстоятельствах, во льдах самых частых, при больших ходах, даже во время дурных погод, и мы всегда благополучно избегали подобного гибельного случая, а в сие время, когда я почитал себя совершенно вне опасности, подверглись оной неожиданно.

Для праздника, подобно как и в прочие торжественные дни, служителям после обеда дано по хорошему стакану пунша, и их не занимали никакими мелкими работами, напротив, матросы забавлялись разными простонародными играми и пели песни.

С полудня мы прибавили парусов и в продолжение всего дня шли на SOtO 1/2 O; оставили к югу до двухсот, а к северу только сорок четыре ледяных острова, которые все имели неправильные и разнообразные виды.

26 декабря. Ночь была темная; термометр стоял на точке замерзания, а в палубе, где спали служители, было теплоты 12°. Мы продолжали тот же путь между ледяными островами, ходу имели около пяти миль в час.

В полдень, по счислению, находились на широте 61°39'19''южной, долготе 134°4'32''западной. Теплоты было 2°; тогда все еще имели в виду ледяные острова небольшой величины, с полудня реже, и в горизонте насчитывали оных тридцать.

В 2 часа пополудни, когда уже, по счислению, пересекли путь капитана Кука, на долготе 134° находящийся, я вновь начал придерживаться несколько к югу, дабы в одно время широту увеличить, а долготу уменьшить; я желал подняться к югу на долготе около 120° западной, т. е. в том месте, которое не было обозреваемо капитаном Куком. По сей причине взял курс SO, имея ходу четыре с половиной мили в час. В 4 часа пополудни выпадал мокрый снег и дождь, а в 5 часов настал туман и продолжался до 11 часов вечера; зрение наше в сие время простиралось на полторы мили. Мы проходили немало разнообразных льдов.

В 11 часов, когда туман спустился, всех ледяных островов в виду было не более пяти; мы обрадовались, когда увидели небо около самого зенита несколько очищенное от облаков, и показались сверкающие звезды. В сем климате небо редко бывает безоблачно, и потому производит впечатление особенно приятное для мореплавателей. Когда сие случалось, вахтенные офицеры обыкновенно посылали за астрономом Симоновым, дабы он полюбовался южным небом.

27 декабря. С полуночи недолго стояла хорошая ясная погода; вскоре при тумане пошел дождь и снег, падающий лепестками. Ветер в продолжение сего дня был тихий, переменный; по причине густоты тумана мы приводили в бейдевинд и опять спускались, согласуясь с обстоятельствами. Видели немало ледяных островов и слышали во время тумана их разрушение.

28 декабря. Ветер дул NOtO, при пасмурности с дождем; небо и горизонт были мрачны. С полуночи и до 8 часов мы прошли 15 больших и малых ледяных островов. В 9 часов утра я приказал держать на SO. В полдень находились на широте 64°1'1''южной, долготе 128°34'6''западной; теплоты было более 2°. Ветер переходил через N, NW, W и установился от SW; горизонт во все время оставался покрыт мрачностью, и временно выпадал густой снег лепестками; мы шли тогда между мелкими ледяными островами, они почти все были разбиты волнением, большие же весьма редко попадались.

К вечеру видели большую бурную (Procellaria gigantica) и несколько голубых бурных птиц. В 7 часов настала мрачность, и, как мы имели тогда хода восемь миль в час, то я приказал взять у марселей по одному рифу и фок на гитовы. От 6 часов до полуночи прошли девятнадцать ледяных островов и множество плавающих отломков льда, от коих беспрерывно уклонялись в разные стороны. В 10 часов вечера летал около нас дымчатый альбатрос, а в полночь показалась одна полярная птица.

Все сии острова, пройденные нами 27-го и 28-го, от летнего времени потерпели; вероятно, многие успеют еще разрушиться, чему способствует частый дождь, теплота в воздухе, само волнение моря и отчасти туман.

29 декабря. Мы продолжали курс на SО при свежем ветре от SW; черные тучи и мелкий снег закрывали от нас ледяные острова. В 3 часа ветер задул от запада, и снег непрестанно выпадал. До сего времени с полуночи мы прошли двадцать шесть ледяных островов и много плавающего льда. Хода имели тогда около восьми миль в час. В половине четвертого часа по горизонту начал показываться отблеск, что предвещало нам близость ледяного сплошного поля. В 4 часа мы оный увидели, а к половине пятого часа утра были возле пространного поля из мелкого льда, в котором затерто несколько ледяных островов, с салинга к югу не видно было оному конца. На открытом воздухе ртуть в термометре стояла тогда на 1° ниже точки замерзания. Поле сие преградило нам путь к югу на широте 65°43', долготе 126°30' западной, что и принудило идти на NOtN; я нес много парусов, дабы скорее отдалиться от сего места еще на несколько градусов к востоку и тогда вновь прямо на долготе 120° испытать подняться к югу.

В 6 часов того же утра ветер задул свежий NNW и принудил нас идти на NO в продолжение всего дня, при мокром снеге, оставляя по обеим сторонам много ледяных островов и множество мелкого плавающего льда.

Полярные птицы начали показываться, невзирая, что мы еще не вступили на полярный круг. Где множество льда, там сии птицы ранее появляются, где льда мало – там их нет за полярным кругом. Видели дымчатого альбатроса и двух китов.

30 декабря. При свежем ветре от N, с порывами и снегом, при зыби от NW, небо и горизонт были закрыты густой мрачностью, термометр стоял несколько ниже точки замерзания; мы продолжали курс на ONO и на О. От полуночи до полудня мы прошли семьдесят восемь ледяных островов, разбросанных и не имеющих правильного вида. В продолжение сего времени, по причине пасмурности, усматривали предметы иногда не далее трех четвертей мили, а иногда за несколько миль. К полудню часть неба очистилась, и нам удалось измерить высоту солнца, по коей широта нашего места оказалась 65°4'30''южная, долгота 20°58'35''западная. Склонение компаса найдено 20° восточное.

В 3 часа пополудни ветер задул ONO; тогда мы начали вновь придерживаться к SSO, шли между ледяными островами; погода была ясная. Дабы оною воспользоваться, мы с 9 часов легли на StO. Вскоре пасмурность опять все покрыла; до 10 часов вечера выпадал мелкий снег.

С полудня до полуночи мы прошли между ста тремя ледяными островами; одного из оных, с плоской вершиной, в виду нашем часть обрушилась – вероятно, от дождливых погод; будучи уже готова к падению, отвалилась через сотрясение, происходящее от волн, ударяющих в льдину. Голубые бурные птицы летали около нас по-прежнему. В полночь мы были на широте 66°9' и шли к югу по восьми миль в час, и потому надеялись вскоре достигнуть большой широты.

31 декабря. С полуночи погода сделалась яснее, и к югу по горизонту видно было до тридцати ледяных островов; мы имели хода по восьми миль и до 4 часов утра прошли мимо сорока четырех разбросанных ледяных островов и множества плавающего льда. В 3 часа был небольшой снег; киты в разных местах пускали фонтаны; один дымчатый альбатрос и голубые бурные птицы летали около нас.

Стремление наше и лестная надежда достичь большей широты встретили новую преграду в четвертом часу утра. С салинга и с боку увидели ледяное поле, которое простиралось от востока через юг к западу; на милю впереди, к северу, плавало множество мелких льдин. Мороза было 0,5°. В пространном ледяном поле находилось множество островов, однако же не весьма великих; один только остров между всеми отличался величиной, имел стороны отвесные, а вершину плоскую, был от нас на OSO. Я полагал, что сие поле соединяется с тем, которое преградило нам путь к югу 29 декабря. Когда подошли к самому краю льда, места нашего широта была 67°30' южная, долгота 119°48' западная; я приказал поворотить на NtW.

Во время сего вторичного плавания в Южном Ледовитом океане, только что нам удалось в пятый раз войти за полярный круг, вдруг опять встретили препятствия; мы крайне сожалели, что ветер был противный и не допускал в виду сего поля идти к востоку; уже рассчитывали, сколько градусов в сутки могли бы перейти (ибо градусы здесь невелики), принуждены опять возвратиться к северу мимо тех же островов, которые уже видели на пути к югу. В 10 часов утра находились против плоского ледяного острова длиной около двух миль, вышиной сто тридцать футов; в сем месте встретили много небольших черных бурных птиц. Сии птицы так осторожны, что никогда не подлетали к шлюпам на ружейный выстрел, и потому мы ни одной убить не могли.

В полдень находились на широте 67°2' южной, долготе 120°6'31''западной. Склонение компаса было 24° восточное.

Встречая беспрестанное препятствие к продолжению пути на юг, я положил: при первом благополучном ветре идти к востоку, пересекая путь капитана Кука, а достигнув 98° долготы западной, вновь подняться на широту, и ежели там встречу также невозможность продолжать плавание к югу, то, по крайней мере, идти путями еще неиспытанными, и тем облегчить мореплавателей, которые впредь покусятся быть счастливее меня.

В 5 часов пополудни показались около шлюпов три полярные птицы; нашла пасмурность и выпадал снег. К восьми часам ветер скрепчал так, что принудил нас взять у марселей по два рифа и убрать фок. Я нес во весь день много парусов, дабы в случае северного ветра быть далее от сплошного ледяного поля, ибо барометр понижался; льдов же к полуночи мы начали встречать менее. Теплоты было 1/4 градуса.

1821 г. 1 января. Ветер дул северо-восточный, крепкий, с великим волнением и великой зыбью от NNO; небо и горизонт покрыты были мрачностью, и временно выпадал снег и дождь. В 10 часов со стороны ветра находил туман, скрыл от нас все предметы; около полудня туман сделался реже, и тогда пошел дождь.

По поднятии кормового флага на обоих шлюпах, я через телеграф приказал на шлюпе «Мирный» дать служителям по стакану пунша, дабы они выпили за здравие государя; то же сделано на шлюпе «Восток», и, чтобы сей первый день года отличить от прочих дней и развеселить служителей, которые беспрерывно были подвержены сырости, туману, дождю и снегу, я велел после обеда сварить для всех по большому стакану кофе и налить, вместо сливок, несколько рому; сие необыкновенное для матросов питье было им приятно, и они весь день до самого вечера время проводили весьма весело.

В полдень мы проходили большой ледяной остров, на коем с одной стороны стояли две арки; когда мы оные прошли, с другой стороны на середине льдины видна была большая глубокая пещера, в которой волнение сильно разбивалось.

Вскоре пополудни вновь настал густой туман. В 5 часов мы прошли два больших ледяных острова, от коих продолжались две гряды кусков плавающего льда, простирающиеся на милю. Шли во весь день к северу и несли мало парусов, дабы не слишком удалиться от большой широты. Итак, мы уже второй Новый год проводили весьма неприятно и в большой опасности. По крайней мере, ныне встречали не так много льдов. По причине дурных погод не могли по желанию видеться и беседовать с нашими спутниками шлюпа «Мирный».

К вечеру пасмурность умножилась. В продолжение сего дня около нас летало много голубых и несколько черных бурных птиц и показались морские свиньи (мы их уже давно не видали); в густых льдах они нам нигде не встречались: вероятно, в сих местах не находят пищи или не могут переносить большого холода.

2 января. При том же крепком противном ветре мы продолжали курс к N в ожидании перемены ветра. Небо и горизонт покрыты были густой мрачностью, и накрапывал дождь. В 7 часов ветер скрепчал, при густейшем тумане, так что нередко шлюп «Мирный» от нас скрывался, хотя находился не далее кабельтова. Для нас было необыкновенно, что при таком крепком ветре мы имели такой густой туман. Я приказал взять у марселей последние рифы и по причине большой качки спустил брам-стеньги, а как понижение ртути в барометре предвещало шторм, то заблаговременно велел взять риф у фока; течь в носовой части нашего шлюпа по одному дюйму в час наводила нам беспокойство, потому что в палубе, где спали служители, от частого выкачивания воды из трюма происходила большая сырость.

В 9 часов ветер был весьма крепок; я не смел уже убавлять парусов, дабы нас не унесло к северо-западу, где много ледяных островов. В полдень показался под ветром ледяной остров. Туман сделался несколько реже. Тогда горизонт наш распространился на четыре с половиной мили, и нам открылись ледяные острова: к SO три, к NO один и к WNW один – все от шлюпа «Восток» в трех или четырех милях; теплоты было почти 1°. В 6 часов я сделал два пушечных выстрела для показания места нашего; последний выстрел был с ядром, но ответа мы не слыхали. В 7 часов, когда несколько прочистилось, увидели шлюп «Мирный» весьма далеко позади, а под ветром открылись четыре ледяных острова.

Ветер приметно стихал. Множество голубых бурных птиц и один дымчатый альбатрос летали около нас. При наставшем маловетрии было две зыби: одна от NNO, другая от OSO, и сии зыби произвели большую качку, которая продолжалась до трех часов пополудни 3 числа. С сего времени задул тихий ветер от юга и уносил туман к северу; мы тогда находились на широте 63°27' южной, долготе 118°49' западной и пошли к О, а дабы воспользоваться ветром от S и наставшей ясной погодой, подняли брам-стеньги и реи на место и прибавили парусов.

Ясная погода давно уже была для нас весьма нужна, и потому мы поспешили оной пользоваться: просушивали все матросское платье и обувь, распустили все паруса и разложили все веревки, которые от продолжительной мокрой погоды черезмерно намокли. К вечеру со стороны ветра набегали небольшие тучи со снегом; в полночь ртуть в термометре спустилась на точку замерзания; в палубе, где спали служители, теплоты было 11°.

Имея большой запас хороших дров, заготовленный в Порт-Джексоне, мы старались беспрестанным топлением содержать в палубе сухой и теплый воздух. Верхняя палуба всегда покрывалась влажностью и была несколько сыровата, для сего каждая артель небольшими швабрами вытирала сырость; однако ж не было возможности довести до того, чтоб в холодном климате на шлюпе «Восток» стены были сухи, ибо шлюп построен из сырого леса, а притом много людей жило в одной палубе.

От полуночи до 7 часов утра переменно шел снег, накрапывал дождь и была слякоть; в 4 и 5 часов утра мы прошли мимо льдины; в 7 часов погода выяснилась и мы увидели к NW четыре ледяных острова в дальнем от нас расстоянии. До полудня еще прошли мимо двенадцати ледяных островов, большая часть из оных имела вид неправильный; в сие время выпадало много снега.

В полдень небо было покрыто облаками; мы с секстаном в руке нетерпеливо ожидали появления солнца, которое уже давно не показывалось. Облака несколько уменьшились, и солнце только что позволило нам в скорости измерить высоту свою; широта места нашего найдена 63°26' южная, долгота 114°54'41''западная. Склонение компаса 21°31' восточное. Течение моря в 4 дня снесло нас на NO 64°, тридцать шесть миль; теплоты в воздухе было 1°, на горизонте видны десять рассеянных ледяных островов.

В сие время я взял курс на OSO, дабы не приблизиться к пути капитана Кука, который шел на широте 62°20'.

Пополудни ветер отходил более к юго-западу и свежел, облака уносило, благотворное солнце обогревало нас, и несколько льдин было разбросано кое-где по горизонту. Шлюп «Мирный» шел в кильватере. Сие разнообразие составляло картину приятную, по тому положению, в коем мы находились; все прогуливались по шканцам и наслаждались хорошей погодой; ходу было от семи до семи с половиной миль в час.

К вечеру вновь небо покрылось облаками, ветер задул от SW, с порывами, ход шлюпов был девять миль в час. В полночь, по причине видимо умножающейся течи шлюпа «Восток», я приказал взять у марселей по другому рифу и убрать фок, чтобы нос не нырял, ибо в сей части была течь.

5 и 6 января. 5 и 6 числа, при крепком юго-западном ветре с сильными порывами, под одними рифлеными марселями, мы шли от семи с половиной до восьми миль в час; временно набегали тучи со снегом, волнение было весьма велико. 5-го, по мере приближения к последнему пути капитана Кука, я начал несколько придерживаться к югу так, что с 6 часов пополудни взял курс на SOtO, а 6-го с четырех часов утра держал на SO, с трех часов пополудни – SSO, прорезав обратный путь капитана Кука из самой большой широты. В сии дни мы видели морских свиней, голубых и малых бурных птиц, двух погодовестников и дымчатых альбатросов.

С 6 часов пополудни порывы сделались реже, однако же все еще дул крепкий ветер; мы поставили фок, дабы нас менее несло к SO, ибо когда держали SSO, ветер был крут. Немало удивились, что, вступив на широту, большую против прежней, весьма редко встречали ледяные острова. В продолжение сих дней на шлюпе «Восток» непрестанно выкачивали воду, от течи входящую.

7 января. Продолжая тот же курс, при том же крепком ветре и великом волнении, мы имели большую боковую и килевую качку; мороза было 1°, снег не переставал выпадать; временем мы проходили изредка высокие ледяные острова. В 6 часов утра измеренная высота одного ледяного острова оказалась 360 футов от поверхности моря. В 8 часов ветер затих, тогда подняли брам-стеньги и брам-реи на места, отдали рифы и поставили брамсели. Около нас летали пеструшки, дымчатые альбатросы и голубые бурные птицы, которые недавно опять начали появляться; видели одного кита, пускающего фонтаны.

В полдень мы находились на широте 67°35'20''южной, долготе 100°18'59''западной. Сегодня при осматривании книц оказалось, что многие треснули от крепких ветров; мы немедленно приступили к перемене сих книц; в Порт-Джексоне я сделал в запас три кницы. На середине судна треснувшие я почитал важнейшими, почему и принялись за оные; когда приступили к работе, оказался недостаток в болтовом железе толщиной 1 дюйм, но в полтора и 1 3/4 дюймов в диаметре было много, и мы принуждены вытянуть оное в 1 дюйм.

Для облегчения шлюпа я спустил остальные две пушки с палубы на низ. После полудня, хотя ветер сделался еще тише, но снег не переставал; ледяные острова изредка встречались. В 6 часов я послал лейтенанта Лескова на шлюп «Мирный» осведомиться, нет ли у лейтенанта Лазарева дюймового болтового железа, но, к крайнему сожалению, и он не имел такого железа.

От полудня до полуночи мы прошли не более двадцати трех ледяных островов. С полуночи небо было покрыто туманными облаками, а к югу по горизонту показался свет, простирающийся от SOtS до SW; ветер был от SSW тихий.

Мы продолжали путь на OSO; имели в виду шесть ледяных островов; шлюп «Мирный» шел позади нас.

В нынешнее лето в первый еще раз льды нас допустили до широты 69°48': казалось, что все нам способствовало и подавало надежду, что достигнем той широты, где капитан Кук встретил преграду, и только по свету, видимому к югу, мы сомневались в сей надежде.

В 8 часов утра ветер совсем стихал. Желая сим воспользоваться, мы подошли к небольшому плавающему куску льда; взяв грот и фок на гитовы, положили грот-марсель на стеньгу, спустили оба яла с боканцев и послали нарубить льда.

В сие время приехали к нам лейтенанты Лазарев и Анненков и мичман Куприянов и остались до вечера. Сие приятное свидание было в нашем скучном плавании единственной отрадой, особенно потому, что дурные погоды лишали нас сего удовольствия в продолжение месяца.

Пользуясь маловетрием, я поручил капитан-лейтенанту Завадовскому осмотреть под носом шлюпа то место, которым мы ударились о льдину. Осматривая с ялика, он нашел, что на четвертом поясе обшивки оторван один лист меди, под скулой же, против самого якорного штока, на третьем поясе в воде, также сорвана медь, а сверх того обшивочная доска вдавлена или раздроблена; последнего повреждения не было возможности хорошо рассмотреть по причине мгновенного появления сего места из воды, и оно так низко, что никаким образом невозможно исправить в море, и мы принуждены остаться с сими повреждениями.

Лейтенант Лазарев, держась поблизости шлюпа «Восток», заметил, что когда при качке поврежденное место выходило наружу, тогда вытекало из оного много воды; при сем сказывал, что он при назначении шлюпа «Восток» требовал, чтобы шлюп обшили фальшивой обшивкой и потом медью, но, к сожалению, сие полезное предложение не исполнено, и я по прибытии моем из Черного моря нашел шлюп уже готовым, кроме некоторых мелочей; большие работы уже было поздно начинать, ибо приближалось время отправления.

Доставленный на яликах лед был рыхлый и содержал в себе много соленой воды. В 11 часов задул тихий ветер от SWtS; мы подняли ялик на боканцы, снялись с дрейфа и взяли курс на SOtS и SSO. В полдень находились на широте 68°14'17''южной, долготе 98°21'38''западной; теплоты в воздухе было 3/4 градуса. К востоку видели на горизонте семь островов, а к западу только один; в 3 часа они, по отдаленности, от нас скрылись.

С полудня мы имели хода пять миль в час; снег выпадал редко; льда не было видно с трех до восьми часов вечера. В сие время с салинга усмотрели два ледяных острова, и тогда же мы видели двух полярных птиц и одного кита. Пройдя двадцать семь с половиной миль на широте 68° и не встречая льда, мы крайне удивлялись, ибо в такой широте сего с нами еще не случалось. Несколько китов плавали в отдаленности от шлюпа.

Сегодня в палубе приделали одну кницу; я не ожидал, чтобы мастеровые на шлюпе «Восток», не привыкшие к сей работе, произвели оную так успешно.

Хотя в прошедшую ночь мы заметили на горизонте свет к югу и могли заключить, что по сему направлению находятся льды, однако, встречая мало ледяных островов, все согласно отнесли сие явление другим причинам. К вечеру ветер начал свежеть; мы уже шли по семи и восьми миль в час, и с большим удовольствием рассчитывали, в какой широте будем в полночь, в 4 часа следующего утра, в полдень следующего дня и так далее.

С вечера к югу опять увидели свет еще больший, нежели накануне; часть неба, простирающаяся сводом к югу, была чистая, а остальная, напротив, – покрыта густыми облаками. Такая противоположность и прежде всегда предзнаменовала, что сплошные ледяные поля, или твердые льды, от колеблющихся вод океана расходятся или разделяются на части. Матросы беспрестанно ходили на три салинга, и все еще сообщали приятные вести, что льда не было видно, но в час пополуночи с салинга увидели, что впереди уже весьма белеется, и казалось, что там все льды.

9 января. Имея тогда большой ход, мы в половине второго часа приблизились к сплошному льду, состоящему из мелких обломков плавающего льда, один на другой набросанных, а внутри сего ледяного пространства местами затертые большие ледяные острова; предела льдов к югу с салинга не могли видеть, хотя погода и небо к югу были ясны. Мы встретили несколько бурных птиц и одну полярную бурную птицу.

Ветер, дувший из SW четверти от стороны льдов, при 2° мороза, способствовал нам идти вдоль льда на SO; сим румбом мы без волнения шли спокойно по восемь миль в час до половины четвертого часа, тогда направление упомянутого ледяного пространства обращалось к ONO, а у нас прямо пред носом было двадцать четыре ледяных острова. По всему горизонту на юг вдали показывался яркий белый блеск, подобный тому, который мы видели прошлого года, когда приближались к твердым льдам; и ныне мы заключили, что такой лед находится недалеко к югу от сего места.

Простирая плавание на разные румбы в NO четверти и в параллель того же сплошного льда до 3 часов пополудни, мы проходили беспрерывно мысы мелкого льда, между которыми образовались заливы, и ледяное поле приняло опять направление в SO четверть; мы шли вдоль краев сплошного льда до 9 часов вечера, тогда ветер сделался тихий и продолжался до 7 часов следующего утра.

10 января. Во время ночи вдоль закраин сплошного льда, имея малый ход, мы переменными путями шли к SO. Сие сплошное ледяное поле все состояло из сомкнутых больших кусков, один на другой набросанных или вытесненных кверху другими кусками; у краев их вышина была неровная, местами до тридцати футов; в сем поле мы насчитали затертых ледяных островов тринадцать; один в окружности до двадцати миль, а высота его была около 200 футов сверх поверхности моря, на середине казалась выпуклость, похожая на отлогую гору.

В продолжение ночи к югу чистое небо представлялось светлой аркой с ярким белым блеском; напротив, вся северная сторона была в облаках; к утру сделалось холоднее, мороза близ 3°; около шлюпа показались: дымчатый альбатрос, две эгмонтские курицы, три большие голубые бурные птицы и несколько китов, пускающих фонтаны. Мы видели в воде одно морское животное, но рассмотреть оного не могли оттого, что скоро оно от нас скрылось. В 6 часов утра находились на широте 69°53' южной, долготе 92°19' западной; море было совершенно чисто к югу на две мили, но как мы тогда зашли в образовавшийся между льдов залив и ветер сделался прямо в оный от NOtO, то поворотили на NtW, чтоб заблаговременно выйти. Лед сей, из спершихся кусков плавающего льда, составлял продолжение того же поля, около которого мы шли накануне. Местами внутри оного видны были высокие ледяные острова.

В полдень ветер отошел еще несколько к О и сделался свежее; небольшая мрачность препятствовала нам продолжать путь к востоку. Не имея возможности идти к югу от встречаемого сплошного льда, мы должны были против воли продолжать путь к северу, в ожидании благополучного ветра. Между тем морские ласточки и курицы Эгмонтской гавани подавали нам повод к заключению, что в близости сего места существует берег.

В полдень, по наблюдениям, находились на широте 69°21'42''южной, долготе 92°38'7''западной. Склонение компаса было 39°49' восточное.

В 3 часа пополудни со шканцев увидели к ONO в мрачности чернеющее пятно. Я в трубу с первого взгляда узнал, что вижу берег, но офицеры, смотря также в трубы, были разных мнений. В 4 часа телеграфом известил лейтенанта Лазарева, что мы видим берег. Шлюп «Мирный» был тогда поблизости от нас за кормой и поднял ответ; усмотренный берег находился от нас на NO 76°.

Солнечные лучи, выходя из облаков, осветили сие место и, к общему удовольствию, все удостоверились, что видят берег, покрытый снегом; одни только осыпи и скалы, на коих снег удержаться не мог, чернели.

Невозможно выразить словами радости, которая являлась на лицах всех при восклицании «Берег! Берег!» Восторг сей был неудивителен после долговременного единообразного плавания в беспрерывных гибельных опасностях, между льдами, при снеге, дожде, слякоти и туманах. Мы не могли достоверно полагать, что в сих местах находился берег, ибо обыкновенных признаков оного, как-то: плававшей морской травы и пингвинов – не встретили. Вероятно, в Южном полушарии на широте 69° природа и в воде мертва, так что не производит морских трав; когда же мы подходили к островам Южная Георгия, Южные Сандвичевы и Маккуори, морская трава, во множестве плавающая по морю, предвещала близость сих островов.

Ныне обретенный нами берег подавал надежду, что непременно должны быть еще другие берега, ибо существование только одного в таком обширном водном пространстве нам казалось невозможным.

В 8 часов мы были далеко впереди от шлюпа «Мирный», и ветер крепчал, почему и принуждены взять у марселей по одному рифу; черные осыпи на берегу, бывшие от нас на SO 78°, скрылись в мрачности на расстоянии тридцати четырех миль; тогда лотом на глубине восьмидесяти сажен дна не достали. В продолжение дня летало множество пеструшек и голубых птиц, но пингвинов мы не видали.

11 января. С полуночи небо было покрыто густыми облаками, воздух наполнен мглой, ветер свежел от OtN противный. Мы продолжали идти тем же курсом к северу, чтобы поворотом лечь ближе к берегу. Повернув в 4 часа утра, держали на StO до полудня; в сие время, по наблюдениям, находились на широте 69°00'48''южной, долготе 92°29'23''западной. В продолжение утра, по прочищении пасмурности, носящейся над берегом, когда солнечные лучи оный осветили, мы увидели высокий остров, простирающийся от NO 61° до S, покрытый снегом, исключая мысы и самые крутые места, где снег не держался; сии места казались цвета черного и белого.

С полудня, когда ветер отходил более к югу, мы поворотили к северной оконечности острова; мрачность уменьшилась. В 5 часов пополудни, подойдя на расстояние четырнадцати миль от берега, встретили сплошной низменный лед, который нам воспрепятствовал еще приблизиться, лучше обозреть берег и взять что-либо любопытства и сохранения достойное в музее Адмиралтейского департамента. Достигнув со шлюпом «Восток» самых льдов, я привел на другой галс в дрейф, чтоб дождаться шлюпа «Мирный», который был далеко позади нас. В 6 часов, по приближении «Мирный», мы подняли флаги; лейтенант Лазарев поздравил меня через телеграф с обретением острова, и, когда подходил под корму шлюпа «Восток», на обеих шлюпах поставили людей на ванты и прокричали по три раза взаимное «ура!».

В сие время телеграфом с «Восток» приказано дать служителям по стакану пунша. Я позвал к себе лейтенанта Лазарева, он сообщил мне, что все оконечности берега видел ясно и хорошо определил положение оных; ежели бы хотя малейшее было сомнение, что сей берег не остров, а составляет только продолжение материка, я непременно осмотрел бы оный подробнее, ибо ничто не препятствовало сего исполнить.

Лейтенант Лазарев сказал, что он хорошо рассмотрел даже все мысы острова и что нет никакого сомнения в достоверности их обозрения. Остров был весьма ясно виден, особенно нижние части, которые составлены из крутых каменных скал; высокие места покрыты снегом. Высота острова оказалась по нескольким измерениям: капитан-лейтенанта Завадовского – 4 250, лейтенанта Лазарева – 3 961, астронома Симонова – 4 390 футов; направление SO 10° и NO 10°, длина – девять с половиной миль, ширина – четыре, окружность – двадцать четыре с половиной мили; по наблюдениям, широта 68°57' южная, долгота 90°46' западная; склонение компаса мы определили, находясь близ северной оконечности, 36°6' восточное.

Я назвал сей остров высоким именем виновника существования в Российской империи военного флота – остров Петра I.

По сплошному льду, окружающему остров, не предвидя возможности подойти близко к берегу, чтоб послать гребное судно, я положил, не теряя времени, идти далее к востоку и в параллель льдов, надеясь, что, может быть, сии льды приведут нас к новым обретениям, ибо мне вовсе невероятным казалось, чтобы обретенный нами остров существовал один, не имея других в соседстве, подобно как Южные Сандвичевы острова.

По возвращении лейтенанта Лазарева на шлюп «Мирный», в половине восьмого вечера, я взял курс на NNO, дабы обойти низменный лед, огибающий остров Петра I. В 10 часов с салинга сказали, что восточнее сего острова виден другой, малый остров, ниже и постепенно понижающийся; мы заключили, что столь близко прилежащий остров составляет только продолжение острова Петра I, который казался к восточной стороне многим отложе, нежели к западной.

12 января. С полуночи, проходя между мелким и редко плавающим льдом, мы обогнули весь лед, лежащий к северу от острова Петра I, и пошли на OtN, имея хода шесть миль в час. Вскоре после сего остров скрылся в густой мрачности.

В 3 часа утра ветер начал свежеть и к 5 часам принудил нас у взять марселей по два рифа и спустить брам-реи; хотя мороза было не более 2°, матросы на реях весьма озябли по причине свежего ветра.

От увеличивающегося хода и противных зыбей шлюп претерпевал сильные удары в носовую часть, и нередко вода входила на гальюн и бак; при сих ударах шлюп трещал во всех членах, и вода опять начала чувствительно прибавляться. В продолжение всего дня набегали тучи то с густым, то с редким снегом; когда снег выпадал весьма густо, тогда мы придерживались круче к ветру, дабы не набежать на льдину; когда снег переставал, вновь продолжали путь в бейдевинд.

Мы видели на воде большими стадами сидящих пеструшек и во множестве летающих полярных птиц, несколько альбатросов, которые отличаются от других цветом верхних своих перьев; носы у них черные, головы, шеи, крылья и хвосты бурые, но брюхо и перья между хвостом и спиной белые.

Уже второе лето, простирая плавание между льдами, встречая повсюду пространные ледяные поля, высокие плоские ледяные острова и исковерканные неправильные большие льды, которые наполняют Южный Ледовитый океан, не излишним полагаю поместить здесь мое мнение и замечание о происхождении сих льдов, о составлении оных в большие поля (коих, как нам случалось видеть, обширность простирается до трехсот миль), об образовании плоских ледяных островов и, наконец, о превращении оных в неправильные, т. е. имеющие острые возвышения или переменяющиеся наружные виды.

1820 года, февраля 5, находясь на широте южной 68°58', долготе 15°52' западной, при 4° мороза, я вывесил на открытый воздух в разной высоте от поверхности моря две жестянки, одну подле другой, налив первую пресной, а другую соленой водой. В 8 часов следующего утра, когда мы вышли из льдов, мороза было 2 3/4 градуса, вода оказалась замерзшей в обеих жестянках.

Опасаясь, чтобы лед от солнечных лучей не растаял, мы начали рассматривать воду в обеих жестянках сравнительно, и нашли, что лед от пресной воды был многим плотнее, а лед соленой воды, хотя той же толщины, рыхлее, и состоял из плоских тонких горизонтальных слоев, из которых верхние уже присоединились один к другому, а по мере отдаленности книзу были рыхлее, так что самые нижние слои еще не соединились.

Когда сей рыхлый лед поставили в тени стоймя и оставшаяся на оном соленая вода стекла, тогда по растаянии льда она оказалась почти пресной, и ежели бы я имел более терпения дать обтечь всей соленой воде, то, без сомнения, от растаявшего льда происшедшая была бы совершенно пресная; в большее сему доказательство приведу, что с ватдерштагов и ватдербакштагов неоднократно отламывали лед, который во время морозов составлялся от брызг и водной пены сосульками и корой под носом шлюпа, и вода из сего льда выходила пресная.

Такой опыт, вопреки многим писателям, доказывает, что из соленой воды составляется лед так же, как и из пресной, – для сего нужно несколько градусов более мороза. По той же причине мы находим, что Черное море замерзает в Херсонском лимане, и вдоль северного берега до Одессы на весьма малое пространство от берега. В сих местах морская вода, смешиваясь с водами рек Буга и Днепра, содержит менее соли, нежели далее в море, и потому она скорее замерзает. Во время семилетнего моего служения на Черном море, в 1812 году, когда я был в Севастополе, почитали большой редкостью, что в заливе Севастопольском и в Южной бухте, куда более совокупляется пресной воды с берега, заливы покрылись льдом до такой степени, что люди могли, хотя и недолгое время, по оному ходить; сам же Севастопольский залив не замерзал.

Точно так же может случиться, что Керченский пролив покроется льдом, ибо в оном также вода должна быть несколько преснее от множества рек и ручьев, впадающих в Азовское море. Все сии обстоятельства, однако же отнюдь не утверждают, чтоб Черное море замерзало. По крайней мере нам известно, что с того времени, как россияне на сем море господствуют, военные российские суда простирают плавание свободно и зимой, и едва ли можно поверить следующим словом натуралиста Форстера: «Бюффон, – говорит Форстер, – не ошибается, утверждая, что Черное море мерзнет; Страбон повествует, что жители берега Киммерийского переезжали через море на возах из Пантикапеи в Фанагорию (через Керченский пролив) и что Неовполем, полководец Митридата, одержал конницею победу на льду в том же самом месте, где он летом разбил неприятеля на судах.

По словам Марцелла Комееса, при консульстве Винцентрия и Фравита в 401 году после Рождества Христова вся поверхность Черного моря была покрыта льдом так, что весною проливом Константинопольским несло громады льдов в продолжение тридцати дней. Зонар говорит, будто пролив между Константинополем и Скутари так крепко замерз, что большие возы переезжали. Князь Дмитрий Кантемир, господарь Молдавский, упоминает, что в зиму 1620 года ходили по льду из Константинополя в Искадар; а Баренц говорит, что в 1596 году море покрылось льдом толщиною в два дюйма и что толстота оного в следующую ночь прибавилась еще на два дюйма». Все сие доказывает, что только проливы замерзали, а не само Черное море, которого глубина так велика, что поныне еще не измерена, и потому в продолжение краткой зимы, в той стране существующей, вода морская не успевает нахолодиться до такой степени, чтоб все море покрылось льдом.

Находясь в больших южных широтах среди льдов, нередко видели мы малые пространства чистого моря, но уже готовые замерзнуть при 3 и 4° мороза. На поверхности моря самые тонкие пластинки льда (сало) сгоняло ветром в гряды, сильным напором одной пластинки на другую, так, что происшедшие из оных параллельные гряды были вышиной от полуфута до фута; при том же от мороза они превращаются в твердые льдины, которые ветром и волнением изломанные, напираемые одни на другие, и через малое время смерзаются и составляют большие льдины, особенно зимой, когда морозы велики.

Ежели полагать, что в Южном полушарии так же, как и в Северном, зимой самые сильные морозы бывают более при безветрии, то в сие время, особенно в заливах, при твердом стоящем льде, море может весьма легко замерзнуть и при небольших морозах, и первая зыбь начнет ломать сей лед на куски сначала с краев, а потом далее.

Все сии льдины, наполняющие Южный Ледовитый океан, носимые ветрами и течениями, встречающимися с разных сторон, наконец сжимаются в одно большое пространство и, взаимной силой выпираясь одна на другую, составляют толстые великие льды. Нам случалось видеть такие спершиеся или сплоченные льды, на пространстве до трехсот миль от запада к востоку продолжающиеся, и ежели их ширина от севера к югу соответствует или еще превосходит сие расстояние, как весьма вероятно, то нет сомнения, что льды в середине сего пространства, будучи совершенно незыблимы, смерзаются, нарастают сверху выпадшим снегом, градом и изморозью и напоследок превращаются в твердый лед. Таким образом, льды углубляются в воду по мере прибавления толстоты их сверху, а как из опыта, мной сделанного, видно, что лед также намерзает и снизу тонкими слоями, то льды, посреди моря заключенные в общей между собой связи, могут расти, сохраняя равновесие свое, т. е. 7/8 находятся под водой, а 1/8 часть – сверх воды.

Льды, не повсюду равно нарастающие, не могут иметь везде одинаковое равновесие, а от сего происходят переломы в разных местах; сие может также случиться от выпавшего на одном краю льдины в большом количестве снега; далее к югу само намерзание льда снизу должно быть более, нежели на севере; льдины от разных причин разламываются на большие куски, а от бурь или течения расходятся. Льды, меньше погруженные в воду, подвержены сильнейшему действию ветров, нежели льды, более погруженные.

Сии раздробленные льдины, будучи отделены одна от другой, образуют острова различной величины; у островов, имеющих плоские вершины, края почти всегда отвесны, между тем во время мороза они продолжают расти под водой от намерзания тонкими слоями, а сверху – от выпадающего снега, который потом, при первом морозе, превращается в лед. Нам нередко случалось видеть, что поверхность такой плоской льдины от воды, которая с оной стекала, при теплой погоде изменялась, но после от снега и морозов вновь принимала правильное образование; такую перемену особенно заметили мы при проходе мимо льдов: на некоторых островах новый слой отличался от старого белизной.

В конце нынешнего лета мы встречали более островов неправильных и исковерканных. Сии неправильные острова или, лучше сказать, льды происходят от плоских льдов, вероятно, следующим образом: все ледяные острова первоначально бывают с плоскими поверхностями, в летнее время претерпевают разрушение более с той стороны, откуда большая теплота; проливная сторона, сохраняя прежнее свое состояние, перевешивает другую, и льдина имеет наклонный вид; таких льдов мы встречали множество, и нам случалось видеть наклонение небольшого острова, когда мы пушечными ядрами отбили один надводный одного край.

Итак, чем более сии острова будут терять свое равновесие, тем и наклонность их будет больше; наконец, когда оборотятся одним краем вверх, тогда вид их сделается островершинный или другой тому подобный. После сего переворота бывший под водой лед обращается в надводный, сохраняя приятный для глаз зелено-синеватый цвет.

Таковые островершинные ледяные острова выше плосковершинных и иногда представляются зрителю в виде готического здания с башнями, обелисками или монументами на подножиях и в других видах. Сии льдины скорее подвержены разным новым переменам и совершенному разрушению в мелкие неправильные льды, которые мореплаватель в больших южных широтах повсюду встречает.

Куски льда, уцелевшие в продолжение лета и отпадающие от краев плосковершинных льдин, носимые ветром и течением, могут попасть в сомкнутые пространные поля или вышесказанным образом соединиться, возрасти, отделиться и плавать в виде огромного ледяного острова, подобно другим льдинам.

Огромные льды, которые по мере близости к Южному полюсу поднимаются в отлогие горы, называю я матерыми, предполагая, что когда в самый лучший летний день мороза бывает 4°, тогда далее к югу стужа, конечно, не уменьшается, и потому заключаю, что сей лед идет через полюс и должен быть неподвижен, касаясь местами мелководий или островов, подобных острову Петра I, которые, несомненно, находятся в больших южных широтах, и прилежит также берегу, существующему (по мнению нашему) в близости той широты и долготы, в коей мы встретили морских ласточек.

Сии птицы, хотя пальцы их соединены тонкой плавательной перепонкой, принадлежат к приморским, а не к морским птицам. Замечания достойно, что все морские птицы, особенно в больших широтах живущие, питающиеся на поверхности моря, имеют загнутые верхние клювы, а у морских ласточек, чаек и других приморских птиц клювы прямые. Мы также видели морских ласточек около Южной Георгии и острова Петра I, а в отдаленности от берегов никогда не встречали.

Мнение мое о происхождении, составлении и перехождении встречаемых в Южном полушарии плавающих ледяных островов основал я на двухлетнем беспрестанном плавании между оными, и полагаю, что в Северном полушарии льды составляются таким же образом. Конечно, на севере речная вода много способствует началу составления льдов, ибо все реки Сибири, равно известная Медная река в Америке, и другие текут в Северный Ледовитый океан, отчего в водах прибрежных соли меньше, а потому могут покрываться льдом скорее, нежели воды на некотором расстоянии от берега.

При наступлении лета сей лед, вероятно, начинает расходиться прежде в устье рек сильным стремлением оных от собирающейся свежей воды из внутренних стран; когда некоторое пространство очистится от льда, тогда волнение и зыбь производят свое действие и изломают остальной лед. Ежели сии куски не успеют в продолжение лета растаять, тогда, соединясь с другими кусками, далее в море образовавшимися или действием течений и ветров отпавшими от ледяных островов и от опорных точек, составят сплошные поля, которые потом, как в Южном полушарии, произведут огромные ледяные плавающие острова. Сие кажется мне единственной причиной, что около северных берегов Азии и Америки более льдов, нежели между Европой и Гренландией.

13 января. К полудню ветер, дувший от SO, совершенно стих, все облака унесло к северу и тепла было 1°. Мы тогда находились на широте 67°36'9''южной, долготе 88°8'15''западной. Склонение компаса имели 33°36' восточное; держали к SO. Во время безветрия спустили гребные суда, и офицеры Завадовский, Лесков и Демидов настреляли несколько дымчатых альбатросов и тех, которые накануне в первый раз показались, также несколько полярных птиц. С сего времени мы шли к югу при переменных ветрах. С полуночи нередко выпадал частый мелкий снег; льда нигде не встречали.

С утра собрали достаточно морской воды, чтобы все служители могли вымыться: они таким образом мылись каждые две недели. Чистота, особенно в холодном климате, необходима для сохранения здоровья.

В полдень мы были на широте 68°15'48''южной, долготе 85°7'17''западной; с полудня ветер устоялся от StO, легли в бейдевинд на OtS 1/2 О; вскоре небо покрылось облаками, при пасмурности и мокром снеге. В 8 часов вечера ветер засвежел, мы закрепили брамсели и взяли у марселей по рифу; в 11 часов шел дождь. Сегодня показывались те же птицы и эгмонтские курицы, но белые альбатросы нас совершенно оставили – они в самых больших широтах не водятся; напротив, дымчатые всегда нас провожали; погодовестники встречались от самого экватора до больших широт.

15 января. В полдень мы находились на широте 68°30'19''южной, долготе 80°46'51''западной; тихо подвигались к востоку и к югу, при переменных ветрах; ввечеру выпадал град. Птицы, которых мы видели накануне, летали около нас во множестве; у застреленного альбатроса мы нашли в желудке множество перьев и яичную скорлупу: вероятно, сия птица недавно для пищи была на неизвестном нам берегу.

Сегодня переменили в моей каюте железную кницу, которую сделали новую из полосного железа, наподобие рессор из трех полос, и прикрепили под бимс. Мы весьма часто были озабочены слабостью верхней части шлюпа, невзирая, что убавили рангоут, спустили все пушки в палубу, в трюм и кубрик, и шлюп снайтовили около бизань-мачты из борта в борт, у самого гака-борта.

16 января. С полуночи, при тихом ветре от SW, мы шли в бейдевинд правым галсом на SO; небо покрылось облаками, мороза было поболее 1°. В 3 часа утра ветер сделался свежее. В 8 часов видели к SO свет, происходящий от сплошных ледяных полей. К полудню погода прояснилась, и мы определили наше место на широте 69°9'42''южной, долготе 77°43'21''западной; мороза было 0,5°. В два часа пополудни с салинга увидели сплошной лед, внутри коего затерто несколько больших ледяных островов. В 3 часа заметили необыкновенную перемену цвета поверхности моря. Такое явление мгновенно бросится в глаза, особенно когда они ежедневно привыкли видеть синеватый цвет моря, и вдруг оно потемнело; я лег в дрейф и бросил лот, но 145-ю саженями дна не достали, однако же мы начали предполагать, что берег близко.

Видя невозможность, по причине встретившегося льда, идти далее к югу, мы легли на NO, вдоль сплошного льда, который образовался мысами. Здесь нас встретили белые снежные бурные птицы, курица Эгмонтской гавани и морские ласточки; сих последних я всегда полагаю непременными предвестницами близости берега, ибо считаю их в числе прибрежных птиц.

К вечеру, находясь на широте 69°8' южной, долготе ï6°51'46''западной, определили склонение компаса 32°3' восточное.

В 7 часов вечера пингвины перекликались около шлюпов, и мы видели сидящее на льдине морское животное, вероятно одной породы с теми, которых прежде встречали.

17 января. Часть неба к югу была ярко освещаема, а вся остальная покрыта облаками; мы продолжали идти около ледяных низменных полей. В полночь мороза было 4°; в палубе, где спали служители, 10° теплоты, и по термометру при поверхности моря мороза 1°. В 5 часов утра ветер дул тихий от О, и солнце освещало горизонт, но мороза было 4°.

В 11 часов утра мы увидели берег; мыс оного, простирающийся к северу, оканчивался высокой горой, которая отделена перешейком от других гор, имеющих направление к SW; я известил о сем лейтенанта Лазарева.

День был прекрасный, какого только можно ожидать в большой южной широте. Мы по наблюдениям определили широту места нашего 68°29'2''южную, долготу 75°40'21''западную; вышеупомянутый мыс в сие время находился от нас на OSO в сорока милях, то по сему выходит, широта высокой горы, отделенной перешейком, 68°43'20''южная, долгота 73°9'36''западная.

Ветер дул тихий от О, нам противный, одинако ж мы поворотили на SSO, ибо сей румб приближал к берегу; в половине четвертого часа дошли вплоть до сплошных плавающих мелких льдов и должны были от оных поворотить, не имея возможности приближаться к берегу. В сие время с салинга видели повсюду мелкий сплотившийся лед, не допускавший до берега на расстояние сорока миль.

Мы почитали себя весьма счастливыми, что ясная погода и небо совершенно безоблачное позволили нам увидеть и обозреть сей берег.

Простирая плавания в больших южных широтах для исполнения воли государя, я почел обязанностью назвать обретенный нами берег – берегом Александра I, яко виновника сего обретения. Памятники, воздвигнутые великим людям, изгладятся с лица земли все истребляющим временем, но остров Петра I и берег Александра I – памятники, современные миру, – останутся вечно неприкосновенны от разрушения и передадут высокие имена позднейшему потомству.

Я называю обретение сие берегом потому, что отдаленность другого конца к югу исчезала за предел зрения нашего. Сей берег покрыт снегом, но осыпи на горах и крутые скалы не имели снега. Внезапная перемена цвета на поверхности моря подает мысль, что берег обширен или, по крайней мере, состоит не из той только части, которая находилась перед глазами нашими. Вид, снятый художником Михайловым, помещен в атласе.

В 6 часов вечера, когда мы еще имели берег в виду, ветер начал крепчать от NO. Мороза было 1°; мы шли в бейдевинд на NtW. В 8 часов сильное действие ветра принудило нас взять у марселей по рифу, а в 10 часов ветер до того засвежел и развел такое волнение, что мы принуждены взять еще по рифу и спустить брам-реи и брам-стеньги.

Шлюпы наши были окружены множеством птиц полярных, пеструшек, дымчатых альбатросов, эгмонтских куриц и других.

18 января. Небо покрылось мрачностью, и по ветру неслись густые облака; волнение было весьма великое. В 2 часа ночи ветер еще скрепчал, с сильными порывами; мы взяли у марселей по последнему рифу. К утру сделалось черезвычайно пасмурно, и выпадал мокрый снег до самого полудня; тогда снег перестал, но пасмурность не уменьшалась. Зрение наше не простиралось далее двух миль. К вечеру ветер несколько стих, мы тогда отдали по одному рифу у марселей.

19 января. Тот же крепкий ветер и пасмурность со снегом продолжались 19-го. В 2 часа пополуночи ветер опять скрепчал, и мы вновь взяли по последнему рифу у марселей. В то время зыбь была весьма велика от запада и производила беспокойную качку. Мы увидели сегодня часть морской травы, называемой гоесмоном.

20 января. Мы шли правым галсом на NO 1/2 О придерживаясь к ветру, который был тихий от SO; небо безоблачно. В полдень широта места нашего оказалась 67°2'50''южная, долгота 76°29'42''западная.

В 2 часа пополудни ветер переменился и задул тихий от NNW. Я взял курс на NOtO 1/2 O в намерении обозреть Новую Шетландию с южной стороны, дабы удостовериться точно ли сей новообретенный берег принадлежит к предполагаемому матерому южному берегу. Находясь в Новой Голландии, я получил от российского полномочного министра при португальском дворе, генерал-майора барона де Тейль фон Сераскеркена уведомление, что по отбытии моем из Рио-де-Жанейро получено известие о новообретенной земле к югу от Огненной Земли.

Примечания достойно, что плавания кругом Огненной Земли простирают уже более двухсот лет, но никто не видел берега Новой Шетландии. В 1616 году голландские мореплаватели Лемер и Шутен открыли между Огненной Землей и землей Штатов пролив, названный именем Лемера. Пройдя сим проливом и обойдя Огненную Землю, они первые сим путем вступили в Великий океан. С того времени нередко суда, обходя Огненную Землю, встречали продолжительные крепкие противные NW ветры и бури и, вероятно, приносимы были близко к Южной Шетландии, а некоторые, может быть, при ее берегах погибли, но не прежде февраля месяца 1819 года сии острова нечаянно обретены капитаном английского купеческого брига Смитом. Он сим обретением обязан неудачному своему плаванию, ибо продолжительные противные ветры приблизили его к берегу Новой Шетландии.

Сегодня лейтенант Лазарев прислал с мичманом Куприяновым кусок морской травы, обросшей ракушками.

21 января. Поутру 21-го, при маловетрии от NW, с великой зыбью от W, мы видели несколько голубых бурных птиц, а в 8 часов за кормой показался пингвин простого рода; до полудня выпадал мелкий снег и шел дождь. В полдень находились на широте 65°28'57''южной, долготе 73°55'30''западной.

22 января. С полудня 22-го ветер зашел от NNO и дул до следующего утра противный, а с сего времени наставший западный свежий ветер разогнал тучи, и снег прекратился. Мы тогда опять направили путь к Новой Шетландии, имели ходу по семи и восьми миль в час.

В полдень были на широте 64°35'15''южной, долготе 71°18'25''западной.

В 6 часов пополудни показалось около шлюпов несколько пингвинов простого рода.

23 января. С полуночи небо было покрыто тонкими облаками, ветер дул благополучный от WSW, мы имели хода по семи миль в час, при приятной теплой погоде; в половине восьмого часа утра, достигнув параллели, на коей предполагали Новую Шетландию, взяли прямо к оной; я весьма сожалел, что мы не имели возможности сделать наблюдения в полдень, ибо путь наш мог нас вести несколько севернее, и тогда при наставшей пасмурной погоде мы бы легко прошли Новую Шетландию, не видав оную. В 4 часа пополудни от густоты тумана зрение наше простиралось только на полмили, что принудило меня привести к ветру и обождать, доколе туман прочистится. По мере густоты тумана ветер стихал, как обыкновенно случается. Я заметил, что во время плавания в туманное время барометр более понижается, нежели при дожде и крепком ветре.

Капитан Кук во втором своем путешествии замечает, что зыбь увеличивается во время тумана. Он говорит: «Вероятно, сие происходит от давления воздуха, наполненного множеством водяных частиц». И нам казалось, что зыбь увеличивалась; но я сего не отношу давлению воздуха на воду, а полагаю, что тогда глаз обманывает, ибо во время тумана обыкновенно ветер стихает, или бывает тихий, и потому судно подвержено большой качке, и горизонт так ограничен, что кроме одной зыби, и то одного вала, ничего не видать, и так глаз должен непременно обмануться, не имея перед собой других предметов, с которыми привык делать сравнение.

В 7 часов вечера густой туман превратился в дождь, и мы могли бы далее видеть, но тогда было уже так поздно, что скоро затемнело; по сему для ночи остались в том же положении, придерживаясь к северу.

В продолжение нашего плавания от берега Александра I до сего места пеструшки, голубые бурные птицы, дымчатые и белые альбатросы с бурыми крыльями нас ежедневно окружали во множестве, изредка видны были пингвины и плавающая трава, обросшая черепокожными.

24 января. В 11 часов вечера ветер задул от SWtS, но туман и сырость продолжались до 2 часов утра следующего дня; в сие время я сделал ночной сигнал шлюпу «Мирный» поворотить через фордевинд и взял курс на SOtO; небо было покрыто тонкими облаками, и звезды сквозь оные мерцали, но самые густые черные тучи на востоке скрывали от нас искомый нами берег; мы шли вполветра, имея хода от семи до восьми миль в час, при небольшой зыби от запада. Нас во множестве встретили пеструшки, голубые бурные птицы, альбатросы, урилы и морские ласточки.

В 7 часов утра с бака закричали: «Виден берег повыше облаков!» Мы все черезвычайно обрадовались, ибо имели два сведения о существовании сего берега: одно, как я уже выше объявил, от барона де Тейля фон Сераскеркена, а другое нам сообщил в Порт-Джексоне капитан ост-индского судна. В назначенных сими известиями широтах было разности 1°; я более положился на первое.

Погода казалась нам весьма теплой, по термометру было 3,5° теплоты. В 8 часов утра мы взяли курс на SO 17° в намерении идти к южной стороне Южной Шетландии, ежели видимый берег не окажется матерым. В мрачности рассмотрели на NO 89° западного берега Южной Шетландии северный мыс, на котором возвышенность; юго-западный мыс был от нас на SO 37°. Сей последний идет в море острым каменным хребтом и, возвышаясь из воды, оканчивается двумя высокими скалами, наподобие пика Фризланда, коего высота по поверхности моря 751 фут. Между сими двумя скалами – камни, о которые разбивается бурун; на самой вершине одной скалы два выступа, похожие на стоячие ослиные уши. Изгибов северо-западного берега за густой мрачностью мы не могли хорошо рассмотреть, но на сей части снега и льда многим менее, нежели на той стороне, которая противолежит югу.

В полдень мы огибали сии высокие камни, выдавшиеся в море и составляющие юго-западную оконечность Новой Шетландии. Погода прояснилась, и мы могли определить место наше: широта оказалась 63°9'14''южная, долгота 63° западная; склонение компаса 24°24' восточное. Лотом на ста саженях дна не достали. По упомянутым теперь наблюдениям, самый крайний высокий камень к западу находится на широте 63°6' южной, долготе 63°4' западной.

От полудня шлюп «Восток» шел на NO 50°30' параллельно высокому крутому берегу, на который, кажется, едва можно влезть с южной стороны; вершины сего берега терялись в облаках.

Пройдя тринадцать миль в двух с половиной и трех милях от берега, мы заштилели; тогда лотом на сто семидесяти саженях дна не достали, что побудило нас отдалиться от берега, дабы опять войти в полосу ветра. Восточный мыс, около коего было небольшое поле низменного льда, находился от нас на NO 10°32' на расстоянии девять с половиной миль, и посему длина острова выходит двадцать с половиной, а ширина восемь миль; середина оного на широте 62°58' южной, долготе 62°49' западной.

Каменные скалы сего берега имели вид черноватый, слои их казались отвесны; впрочем, везде, где только снег и лед могли держаться, берег был оными покрыт. Северный мыс состоял из высокой горы. Я назвал сей остров, в память знаменитой битвы в Отечественную войну, – остров Бородино.

С салинга увидели впереди камни, а за оными другой берег, который отделен от восточной оконечности высокого острова, к западу лежащего, проливом шириной двадцать миль. Ветер дул тихий, и когда мы шли против пролива, зыбь чувствительно до нас достигала и начала качать шлюпы.

В 10 часов вечера прошли южную сторону впереди нами видимого берега, который к середине возвышался, окружен почти со всех сторон надводными камнями; длина берега – девять, ширина – пять миль; широта 62°46' южная, долгота 61°39' западная. Я назвал сей берег Малым Ярославцем – в память победы, одержанной при сем городе.

Перед наступлением темноты мы привели к ветру на SSO от берега и убавили парусов в намерении удержаться до рассвета следующего утра поблизости сего места, а между тем шлюп «Мирный» имел время догнать вас. Ночью напала большая роса, теплоты было около 1°.

В 2 часа пополуночи я сделал ночной сигнал поворотить, и мы поворотили к тому месту, где кончили вчерашнего вечера обозрение берега; прибавили парусов. В 3 часа приблизились к берегу и обошли восточный мыс Малого Ярославца, от которого продолжается каменный риф на полторы мили. В сие время мы находились перед проливом шириной три с половиной мили, направление оного было WNW; сомнительно, чтобы суда могли проходить сим проливом, по причине множества повсюду рассеяных подводных камней и буруна. Мы увидели через низменный берег 8 промышленничьих судов, которые стояли в заливе на якорях при северо-восточном береге сего пролива; суда были английские и американские. Глубины при самом входе в пролив мы имели двадцать сажен, грунт – жидкий ил.

Продолжая курс далее вдоль южного берега на OSO, вскоре увидели по правую сторону нашего пути высокий остров, коего берега казались отрубисты, вершина была покрыта облаками. Я назвал сей остров по имени генерал-майора барона Тейля, в изъявление благодарности за сообщенные им сведения. Остров Тейль, на широте 62°58' южной, долготе 61°55' западной, имеет в окружности двадцать миль, отделен от высоких каменных мысов, против оного находящихся, проливом шириной одиннадцать миль.

В 10 часов мы вошли в пролив и встретили малый промышленничий американский бот, легли в дрейф, отправили ялик и поджидали капитана с бота; на ста саженях не достали дна. Вскоре после сего на нашем ялике прибыл капитан Пальмер, который объявил, что он уже 4 месяца здесь с тремя американскими судами, и все промышляют в товариществе. Они обдирали котиков, коих число приметно уменьшается.

В разных местах всех судов до 18, нередко между промышленниками бывают ссоры, но до драки еще не доходило. Пальмер сказал, что вышеупомянутый капитан Смит, обретший Новую Шетландию, находится на бриге «Виллиам», что он успел убить до 60 тысяч котиков, а вся их компания до 80 тысяч, и как прочие промышленники также успешно друг пред другом производят истребление котиков, то нет никакого сомнения, что около Шетландских островов скоро число сих морских животных уменьшится, подобно как у острова Георгия и Маккуори. Морские слоны, которых даже здесь было много, уже удалились от сих берегов далее в море.

По словам Пальмера, залив, в котором мы видели стоящие на якорях 8 судов, закрыт от всех ветров, имеет глубины семнадцать сажен, грунт – жидкий ил; от свойства сего грунта суда их нередко с двух якорей дрейфуют; с якорей сорвало и разбило два английских и одно американское судно.

Капитан-лейтенант Завадовский застрелил морскую ласточку, у которой перья выше шеи черноваты, а спина светло-дымчатая, нос и лапы яркого красного цвета. Около нас ныряли и перекликались пингвины, летали по разным направлениям альбатросы, чайки, пеструшки, голубые бурные птицы и урилы.

Пальмер скоро отправился обратно на свой бот, а мы пошли вдоль берега.

В полдень находились на широте 62°49'32''южной, долготе 60°18' западной; курс наш в параллель берега был на NOtO, мы имели хода по девяти миль в час; в половине второго часа пополудни прошли против пролива шириной не более двух миль, и берег, вдоль коего держали от 4 часов утра до сего времени, оказался островом длиной сорок одна миля, по направлению на OtN 1/2 O. Западная сторона низменная и только местами покрыта снегом. Восточная половина острова состоит из высоких гор, покрытых снегом, льдом и закрываемых облаками, а берега каменистые, отрубом. Самая южная оконечность острова выдается в море двумя хребтами, образует залив и находится на широте 62°46'30''южной, долготе 60°36' западной.

Широта восточной оконечности 62°34' южная, долгота 60°3' западная. Сей остров я назвал в память знаменитой битвы при Смоленске – остров Смоленск; через час мы увидели два пролива – они образуют два острова, которые я назвал Березино и Полоцк; пролив между островами в три и три четверти мили. Остров Березино горист и неровен, на широте 62°31'30''южной, долготе 59°58' западной; окружности имеет двадцать две мили. Остров Полоцк на широте 62°24'30''южной, долготе 59°46' западной, в окружности двадцать одна миля, невысок и поверхность довольно ровная.

Впереди лежащий берег имел также ровную, невысокую поверхность, и вид острова отделен от острова Полоцка чистым проливом шириной в шесть миль; я назвал сей остров Лейпцигом в память одержанной знаменитой победы в 1813 году. Остров Лейпциг на широте 62°17'30''южной, долготе 59°24' западной, окружности имеет около тридцати миль.

Я непременно хотел пройти сегодня весь берег Южных Шетландских островов, и полагал, что, видимая впереди нас гора находится на восточной оконечности берега, обретенного Смитом, и потому, невзирая, что шлюп «Мирный» далеко остался позади, я продолжал курс на NOtO 1/2 O, в параллель берега, чтобы окончания оного достигнуть прежде темноты, и тогда, приведя в бейдевинд, дождаться приближения шлюпа «Мирный». Мы шли по восьми и девяти миль в час вдоль крутого высокого каменистого берега на расстоянии одной, полутора и девяти миль, сообразно изгибам берега.

Перед сумерками встретили лавирующий из пространного залива английский промышленничий бриг; в 10 часов вечера шлюп «Восток» достиг восточной оконечности, от которой направление берега идет к NNW; у сей оконечности мы привели к ветру на юг, чтобы дождаться рассвета следующего утра; глубина тогда была семьдесят пять сажен, грунт – ил. Сей западный берег отделен от острова Лейпцига узким проливом шириной не более мили; крутые и гористые берега к югу образуют два залива. Горы закрыты были густыми черными тучами. Сей остров я назвал в память знаменитой победы – островом Ватерлоо. На пятнадцать миль от восточной оконечности находится небольшой низменный Черный остров, а на четыре мили от сей же оконечности к западу, на самом краю берега высокая гора, имеющая вид сопки.

26 января. С двух часов ночи мы поворотили к берегу; когда рассвело, увидели к востоку небольшой остров, который состоит из камня и лежит от юго-восточного мыса острова Ватерлоо на двадцать четыре мили на SO 72°. Камень сей я назвал Еленой. В 4 часа утра мы прошли подле ледяного острова, вскоре после того, находясь восточнее юго-восточного мыса острова Ватерлоо, обходили надводный камень, который от сего мыса на NW 60° на 3 3/4 мили. Ветер был тих и крут, а потому мы шли весьма тихо к северу. Восточный берег острова Ватерлоо покат, довольно ровен, покрыт снегом, но близ моря много камней. Направление сей части на NNW восемь миль.

В 11 часов, желая приблизиться к находящемуся на острове Ватерлоо мысу Норд-Форланду, который так назван капитаном Смитом, мы поворотили на другой галс. В полдень были на широте 61°49'15''южной, долготе 57°44'59''западной. По сим же наблюдениям определили широту мыса Норд-Форланда 61°53'20''южную, долготу 57°51' западную; юго-восточного мыса широту 62°1'10'', долготу 57°47', камня Елены широту 62°4'50'', долготу 57°56'.

В 4 часа пополудни мы подошли к мысу Норд-Форланду, который оканчивается к морю подводным рифом, а далее берег возвышается в гору, покрытую снегом и густыми облаками. Мы легли в дрейф, спустили ялик; я послал лейтенанта Лескова осмотреть берег; астроном Симонов и лейтенант Демидов поехали с лейтенантом Лесковым. Мы тогда находились от берега на одну милю, глубина была тридцать пять сажен, грунт – ил с мелкими камнями и кораллами; берег окружен множеством подводных и надводных камней, по большей части островершинных, неправильных, а между оными местами виден был пенящийся бурун.

Яликов, посланных на берег с обоих шлюпов, мы дожидали, держась на том же месте, откуда их отправили; наши путешественники возвратились не прежде вечера, привезли несколько камней, принадлежащих к переходным горам, несколько моху, морской травы, трех живых котиков и несколько пингвинов. Лейтенант Лесков объявил, что, входя на гору, нашел два ручья пресной воды, текущих с гор и впадающих между мысами в море, но что по бывшему большому буруну гребным судам в сем месте держаться худо; нашли множество ободранных котиков, доску с палубы и бочку.

Первое доказывает, что промышленники были на северном мысе, а второе, т. е. бочка и доска, вероятно, выброшены после претерпенного кораблекрушения. Берег состоял из камня, покрытого сыпучей рыхлой землей, обросшей мохом; кроме сего никакого прозябаемого не заметили.

По возвращении яликов, мы шли на NNW, при самом тихом ветре до 11 часов вечера, чтобы определить положение острова, от нас к NW находящегося; посредством пеленгов оказалось, что широта оного 61°49' южная, долгота 58°9' западная, окружность три с половиной мили, высота посредственная.

Обходя ныне всю Южную Шетландию с южной стороны при лучшей светлой погоде, мы имели возможность обозреть оную весьма хорошо: берег сей состоит из гряды узких островов; некоторые гористы, все покрыты льдом и снегом, простираются на 160 миль по направлению NOtO и SWtW.

Я предположил от того места, где мы находились, идти далее по направлению NOtO, дабы рассмотреть, не продолжается ли сей хребет гор.

27 января. От вечера до трех часов следующего утра стоял штиль, за коим последовал ветер от NW, и мы пошли на NOtO. В 6 часов утра, согласно с моим ожиданием, открылся впереди нас берег.

Привезенные накануне лейтенантом Лесковым котики помещены все вместе на юте в ванне, но они во все время были весьма беспокойны, ворчали друг на друга и нередко доходило у них до драки, что принудило нас скорее их убить, чтобы они не перепортили своих шкур. Я оставил одного живого для того, что художник Михайлов желал его срисовать.

В желудке у каждого из двух убитых котиков нашли до двадцати пяти голышей и острых камней величиной один и четверть дюйма, принадлежащих к так называемым переходным горным. Вероятно, котики глотают сии камни для споспешествования варению пищи. Пингвины, доставленные на шлюп, – трех родов, в числе оных были и молодые.

Простирая плавание два лета между льдами Южного Ледовитого океана в том месте, где пингвинов множество, мы видели оных только три рода, и, вероятно, нет других пород, ибо мы бы их встретили около Южной Георгии, Южных Сандвичевых островов, на острове Маккуори или на льдах, где их всегда в великом множестве видели. Самый большой род пингвинов натуралисты называют аптенодитом магелланским. Из тех, которые нам попадались, в самом большем было весу 1 пуд 25 фунтов.

Нос у него острый, лапы черные; желтые пятна простираются от ушей по бокам на передней части шеи и сливаются с белым брюхом; спина, зад шеи и верх головы темно-серо-синеватые. Молодые в продолжение первого года покрыты пухом, подобным енотовой шерсти, только мягче; когда минет год, местами показываются настоящие жирные перья пингвинов, сначала у хвоста, а потом и далее. Одного молодого пингвина сего рода в чучеле мы доставили в С.-Петербург, в музей Адмиралтейского департамента.

Особенного замечания достойны квадратные зрачки в глазах пингвинов. По мере увеличения солнечного света зрачки многим уменьшаются, и тогда в фигуре их, которая правильная, составленная из четырех выгнутых дуг, углы оных становятся остры; напротив, от обыкновенного дневного света зрачки квадратны, когда же свет уменьшается, тогда линии сии принимают вид выпуклый, так что наконец по мере умножения темноты зрачки сделаются круглые.

У второго рода пингвинов над глазами загнутые, длинные желтые перья, нос цвета померанцевого, тупее, нежели у первого рода, перья на голове и на всей верхней части темно-серо-синеватые, а под ластами – белого цвета. Сии пингвины кладут также по одному яйцу. Мы их называли мандаринами, а натуралисты называют их скакунами.

Третьего рода – самые меньшие и чаще встречаемые; они кладут по два яйца на рухлую землю, нос у них черный, несколько длиннее вороньего, на шее черная узенькая черта, на всей передней части и под ластами перья белые, а на верхней – темно-серо-синеватые; молодые пингвины последних двух родов в первый год покрыты обыкновенно серым густым пухом.

Пингвины ходят, держа тело перпендикулярно, подобно человеку, покрыты частыми узкими лоснящимися перьями; крылья или, лучше сказать, ласты у всех пород одинаковые. У последнего рода пингвинов хвосты несколько длиннее. В желудке их мы находили также острые камни от 3/4 до 1 1/2 дюйма величиной, принадлежащие к переходным гринштейнам.

Все сии три рода пингвинов водятся в Магеллановом проливе, на Огненной Земле, в Южной Георгии, на Квергеленовой Земле, на острове Маккуори и на Южных Шетландских островах; одним словом, в южной части умеренного пояса по всему пространству Южного полушария, за южным же полярным кругом или в отдаленности от какого-либо берега и плоских ледяных островов мы их редко встречали. Рассматривая устроение тела пингвинов, кажется, что они склонны к лености и потому избирают места такие, где бы не было препятствия им покоиться, и там собирается их несколько сот тысяч.

На острове Завадовском мы встретили только два рода, второй и третий. Они на берегу, или на льду, стоят стадами, каждый род особенно, похлопывают ластами, производя беспрерывное движение хвостами. Нам случалось несколько держать на шлюпах, сами собой никак не принимались за корм, и потому определен был для сего один канонир, который особенно любил ими заниматься: он клал им в рот по небольшому куску свиного жира, сухарей и проч., которые они глотали, но при всем нашем попечении худели и не жили более трех недель; мясо их имеет запах ворвани.

Сего утра на широте 61°42' южной, долготе 58°10' западной нашли склонение компаса 21°27' восточное. До четырех часов пополудни день был прекрасный, потом ветер сделался NO, и наступила мрачность. В 6 часов мы подошли близко к четырем небольшим островам, которые я был намерен оставить к югу, но ветер нас согнал и принудил поворотить к NW. Три из сих островов довольно высоки, цветом черны и не покрыты снегом, они казались каменными; я их назвал Тремя Братьями.

Первый – на широте 61°26'15''южной, долготе 55°58' западной, длиной три с половиной, шириною полторы мили.

Второй – подле первого, на широте 61°26'45'', долготе 56°2', длиной одна миля, шириной полмили.

Третий – от первых двух к югу, на широте 61°30'20'', долготе 56°2'30''. Положение оного – по параллели, длиной близ двух миль, ширина – одна миля.

Четвертый остров, от Трех Братьев к западу, весь ровный, покрыт снегом и льдом, на широте 61°26'40''южной, долготе 55°34' западной, направление WtS, длина 5 1/4, ширина 2 3/4 мили. Я назвал сей остров по имени контр-адмирала Рожнова, под начальством коего я состоял при начале моей службы.

Далее к югу, в густых облаках мне казалось, что виден берег, но как пасмурная погода препятствовала нам рассмотреть оный надлежащим образом, то я предоставил будущим мореплавателям исследовать, точно ли на сем месте находится остров. Место сие от Трех Братьев к югу двенадцать или пятнадцать миль.

Берег, который мы видели со шлюпа при повороте к северо-востоку, также был закрыт облаками. После поворота мгновенно все покрылось густой мрачностью, ветер начал дуть порывами, со снегом, и принудил нас закрепить брамсели и взять у марселей по рифу. Вообще, плавание и удачное обозрение берегов совершенно зависят от погоды, а в больших южных широтах погода бывает более мрачная, нежели ясная. К девяти часам вечера ветер еще усилился; мы закрепили у марселей по другому рифу и спустили брам-реи. Вскоре снег прекратился и пошел большой дождь. Спустя малое время ветер стих и задул от NW, дождь все еще продолжался; мы поворотили на NNO.

28 января. В 4 часа утра спустились на OSO к берегу, который вечером видели на северо-востоке. В 6 часов утра показалось около шлюпов множество пингвинов, и они с великим криком перекликивались; пеструшки, альбатросы, погодовестники и эгмонтские курицы также окружали нас во множестве. В 7 часов увидели в мрачности бурун, разбивающийся ужасным образом. Капитан-лейтенант Завадовский, бывший наверху, привел тотчас шлюп к ветру на ONO, но вскоре и по сему направлению показался великий бурун, и для того, чтобы отойти, я немедленно поворотил на другой галс.

Ветер стих, и ужасная зыбь от NW бросала шлюпы со стороны на сторону и приметным образом приближала нас к мели. Глубины по лоту оказалось тридцать три сажени, грунт – мелкий черный камень. Тотчас подняты были брам-реи и поставлены все паруса, которые, по слабости ветра, едва-едва надувались. Мы находились тогда от сего ужасного буруна, разбивавшегося о подводные камни, около одной мили, и более часа были в опасном положении. Спасение наше зависело только от якорей, на которые я также большой надежды не имел, ибо при черезмерной качке на каменном грунте канаты скоро бы перетерлись, и тогда от одного удара мы могли погибнуть, и место нашей гибели может быть, осталось бы неизвестно. В 9 часов счастливо миновали оконечность рифа, и он остался далее траверса позади нас.

Когда мы находились близ рифа, бесчисленное множество пингвинов окружало шлюпы. Стадами плавающие киты обращали особенно внимание наше; большая крутая зыбь разбивалась о их спины и производила такую же пену, как разбиваясь о камни; воздух над ними был наполнен водяными фонтанами. Такое явление видели мы в первый раз, ибо до сего времени всегда встречали китов поодиночке, или по два и по три вместе.

Зыбь, лучше сказать, толчея водная шла от NW черезвычайно великая; мы заметили, что брызги с вершины волн кидало в противную сторону их направления, как будто бы от противного ветра, но как тогда было безветрие, то мы заключили, что быстрое течение моря само по себе производит сие действие; оно нам много способствовало избегнуть очевидной опасности, в которую ввергло нас неведение о существующих берегах.

В 11 часов тихий ветер задул от SW, мы тотчас сим воспользовались и взяли курс на NW. Хотя к полудню ветер довольно засвежел, однако мы полным бейдевиндом имели хода только полторы мили в час, ибо величайшая зыбь с носа шлюпа производила такие сильные удары, что все вооружение было в большом потрясении. В самый полдень на короткое время открылись в мрачности четыре острова, те самые, которые мы накануне описали.

Широта места нашего была 60°8'13''южная, долгота 56°15'3''западная; мы шли на NW до четырех часов, тогда пасмурность прочистилась и открылся остров, от которого большая мель выдается в море, и потому я вновь взял курс к востоку, в параллель сего берега, и имел намерение осмотреть только северо-восточную оконечность оного. Ветер дул тихий от юга, т. е. с берега, и мы почувствовали сильную вонь, такую же, как на острове Завадовском, быв между множества пингвинов. С девяти часов стемнело, я убавил парусов, чтобы иметь сколь возможно менее хода, с утра вновь увидеть сей берег и потом продолжать путь далее.

29 января. Ночью пингвины, во множестве вынырнув из воды, перекликались около шлюпов. С утра небо покрыто было темными облаками, а к вечеру густой мрачностью. При рассвете увидели берег, но горы закрыты были густыми облаками; мыс сего берега к востоку отрубист. В 6 часов утра все горы очистились от облаков. Художник Михайлов изобразил вид острова с великой точностью. Весь остров состоит из хребта гор, во всю его длину продолжающихся, и казалось, что между оными много острых холмов, отделенных лощинами; на западной стороне – особенно высокая гора; весь остров покрыт снегом, одни только крутые места и скалы при взморье чернели.

К западу и северо-западу от острова мы видели много островершинных черных камней сверх воды, и сильный бурун разбивался о подводные камни на расстоянии восьми и девяти миль от берега, так что для мореплавателей приближение к сему месту весьма опасно. Остров имеет направление OtN и WtS, длиной двадцать шесть, шириной около девяти, в окружности около шестидесяти одной мили; середина на широте 61°8'10''южной, долготе 55°21' западной; я назвал сие обретение наше островом Адмирала Мордвинова. От восточной оконечности острова Мордвинова к О – малый высокий остров, который склоняется ниже к востоку и находится на широте 61°4'10''южной, долготе 54°45' западной; в окружности имеет три мили. Сей остров я назвал Михайловым, в воспоминание искренней ко мне приязни капитан-командора Михайлова.

Далее от восточного мыса острова Мордвинова, в пятнадцати милях на OSO, еще остров, также покрытый снегом; на западной стороне – высокая гора; направление оного NOtN и SWtS, длина – десять миль, в окружности двадцать семь миль, широта 61°13'20''южная, долгота 54°24'30''западная; сей остров я назвал островом Вице-адмирала Шишкова.

В полдень мы были на широте 60°51'47''южной, долготе 54°39' западной. Вскоре ветер засвежел, настала густая пасмурность, пошел снег и закрыл от нас берега. Мы взяли у марселей по рифу и привели в бейдевинд на OtN. Сим курсом шли до вечера. Зрение наше, по причине снега и дождя, не простиралось далее полутора миль, когда сделалось совершенно темно; взяв еще по рифу у марселей, мы поворотили и пошли назад.

30 января. С полуночи опять поворотили в NO четверть, дабы осмотреть, нет ли еще островов по сему направлению. В 4 часа утра ветер начал крепчать, и мрачность сделалась еще гуще; вскоре ветер усилился до того, что мы с большим трудом закрепили паруса; спасли их и остались под одними штормовыми стакселями. В сию жестокую бурю малые голубые и пестрые бурные птицы, погодовестники и альбатросы укрывались между волнами. Пополудни мы видели несколько черных бурных птиц и мандаринов. К вечеру ветер смягчился. От шторма лопнули две кницы, одна близ средины, а другая против бизань-мачты, и обе оказались гнилы.

Беспрестанное выкачивание воды из шлюпа производило большую сырость и в короткое время могло быть пагубно для здоровья служителей, которые уже четырнадцать недель находились в сыром и холодном климате Южного полушария. По сей причине и видя, что на таковом расслабленном шлюпе, каким сделался «Восток», при приближающемся позднем бурном времени не должно оставаться далее в больших южных широтах, я решил возвратиться на север и по прибытии в Рио-де-Жанейро подкрепить шлюп, дабы без опасения достигнуть России.

31 января. Следующего утра, 31 января, когда ветер стих, мы поставили марсели и взяли курс на NtO. Я имел намерение идти мимо камней, называемых Шаг-Рок (Shag-Rocks), обозначенных на карте Пурди на широте 53°38' южной, долготе 43°40' западной. При рассвете сделал сигнал шлюпу «Мирный» прибавить парусов, но за отдаленностью сигнал не рассмотрели, а потом нашел туман, и мы принуждены были остаться под одними рифлеными марселями, дабы дать возможность шлюпу «Мирный» нас догнать.

Туман, дождь и снег хлопьями шли попеременно. В полдень, по счислению, мы находились на широте 59°20'58''южной, долготе 51°8'35''западной. По прочищении тумана увидели шлюп «Мирный» в близком расстоянии, однако же гул наших пушечных выстрелов не доходил до него за густотой тумана.

В продолжение дня киты беспрерывно пускали фонтаны; пингвины, плавая около шлюпов, перекликались, и голубые бурные птицы во множестве летали. Мы продолжали путь на NO 38° во всю ночь под марселями, имея крюйсель на стеньге.

1 февраля. С полуночи ветер был сопровождаем дождем; мы имели хода до девяти миль в час; такая скорость ночью в неизвестном месте слишком велика, а потому я закрепил остальные рифы у марселей. В 11 часов вечера прошли мимо небольшого ледяного острова, который был последний нами встреченный, ибо мы после сего уже оных на пути не видали. В сие время находились на широте 56°35' южной, долготе 40°30'6''западной,

2 февраля. К четырем часам утра ветер стих. Мы подняли брам-стеньги и брам-реи, отдали у марселей рифы и поставили все паруса. Вскоре после сего нашел с ветра густой туман, продолжался до 11 часов утра и кончился дождем. В полдень мы были на широте 55°00'12''южной, долготе 44°30'28''западной.

К вечеру ветер скрепчал и принудил нас на ночь спустить брам-реи и брам-стеньги и остаться под одними зарифленными марселями, приведя шлюпы к ветру, чтоб не набежать на камни Шаг-Рок, если они существуют. Мы встретили птиц всех тех же родов, каких и прежде видели, приближаясь к острову Уэльс, а именно: альбатросов, белых с черными пятнами на спине; альбатросов белых, у которых верх крыльев серый; больших и средних черных, и голубых малых бурных птиц, и несколько пингвинов. Стада морских свиней беспрерывно перед носом проплывали.

3 февраля. Во всю ночь и в течение всего следующего дня ветер дул крепкий от запада, при пасмурной и дождливой погоде. С рассветом мы вновь спустились на NO 47°; в 7 часов утра число птиц, летающих около шлюпов, умножилось; в продолжение короткого времени мы видели двух урилов и одного малого нырка.

В исходе восьмого часа с марселя сказали, что по направлению NWtN виден бурун. Мы в сие время шли по девять миль в час, при большом волнении. Пределы нашего зрения простирались не далее полутора миль, и потому капитан-лейтенант Завадовский, бывший тогда на шканцах, тотчас переменил курс на OSO, дабы отдалиться от камней и обойти сие место, а между тем мне о сем дал знать. Я выбежал из каюты, но офицеры, посланные на марса-реи, дабы рассмотреть, что показалось буруном, при бывшей черезвычайной пасмурности и большом волнении ничего не могли видеть. Ежели действительно бурун был виден, как уверяли два матроса, с фор-марса-рея и ежели не происходил от волнения, разбиваемого на китах, то камни сии должны быть на широте 53°41' южной, долготе 42°4'40'', на 1°35' восточнее камней Шаг-Рок по карте Пурди.

К полудню из-за облаков выглядывало солнце; мы успели определить в полдень наше место: широта оного оказалась 53°31' южная, долгота 41°20'57''западная. Наблюдение сие не самое верное, по причине великого волнения и пасмурного горизонта. С полудня мы опять придерживались к северу по направлению NNO. К двум часам ветер сделался тише, но большое волнение продолжалось и бросало шлюпы с одного бока на другой, с черезвычайным стремлением. В продолжение дня мы видели необыкновенное множество летающих около шлюпов и сидящих стадами на воде альбатросов белых и дымчатых, также всех родов бурных птиц, кроме полярных, белых снежных и больших голубых. Ночь была прекраснейшая, лунная; такой ночи мы давно уже не имели; до полудня следующего дня шли прямо на север.

Со времени отбытия нашего из Рио-де-Жанейро, т. е. с 23 ноября 1819 года, мы подавались более к востоку, отчего наш полдень часто ускорялся, так что ныне, когда, возвратясь к западу, опять на долготу Рио-де-Жанейро, мы прошли 360° кругом света, от ежедневного ускорения полдня составилось 24 часа, почему я приказал на шлюпе «Восток» считать третьим числом февраля два дня сряду, и об исполнении сего на шлюпе «Мирный» сделал сигнал телеграфом. Матросы наши слыхали о таковых переменах от собратьев своих, возвратившихся из путешествий вокруг света, но полагали, что издалека возвращающиеся путешественники, дабы обращать на себя большее внимание, непременно должны рассказывать небывалое, и потому некоторых из служителей весьма трудно было уверить в точности нового нашего счисления дней.

В полдень мы находились на широте 51°23' южной, долготе 40°53'10''западной. Ветер переменился и задул от севера совершенно нам противный; мы легли к западу. С четырех часов пополудни настал густой мокрый туман, и продолжался до самой ночи. Пингвины ныряли около шлюпа.

4 февраля. С полуночи ветер отошел опять к западу и дул крепкий, с пасмурностью, однако ж позволил нам идти бейдевинд на NNO. В 4 утра до того скрепчал, что принудил нас взять у марселей по два рифа. При рассвете около шлюпов ныряли пингвины двух родов, простые и скакуны, также летали голубые бурные птицы и погодовестники во множестве, один дымчатый альбатрос и курица Эгмонтской гавани.

В 8 часов утра ветер начал крепчать от WSW и через час превратился в жестокую бурю. К полудню волнение сделалось черезвычайно великое, возвышалось горами, которые с быстротой стремились на нос и производили черезвычайную качку. Мы имели хода от восьми до десяти миль в час; шли под зарифленным грот-марселем и фок-стакселем. Мимо нас пронесло несколько морской травы. Во всю ночь шлюпы бросало с боку на бок жесточайшим образом; к счастью, за день прежде исправили помпы, а ежели бы сего сделать не успели, положение шлюпа «Восток» было бы весьма сомнительное, потому что вода непрестанно прибывала в трюме и в продолжение бури беспрерывно оную помпами выкачивали.

К ночи буря смягчилась; мы убрали грот-марсель, чтобы дать возможность шлюпу «Мирный» нас догнать.

5 февраля. С утра день был ясный, ветер умеренный. Мимо нас пронесло несколько кустов морской травы, и мы видели двух эгмонтских куриц. Все мокрое вынесли из кают, чтобы просушить, ибо по слабости шлюпа «Восток» никто не имел такого спокойного места, куда бы во время бури вода не входила. В полдень были на широте 40°51'21''южной, долготе 37°32'33''западной. Дабы и наш обратный путь принес несколько пользы географии, я с полудня взял курс на ONO в намерении пройти близ того места, где по карте Пурди положен остров Гранде, будто бы обретенный в 1675 году де Ла-Рошем.

6 и 7 февраля. Сим путем, при ветре от SSW, мы шли 6-го и 7-го; дни были ясные, а ночи освещаемы луной. В продолжение сего времени проплыло несколько морской травы; из птиц мы видели голубых бурных, разных альбатросов и эгмонтских куриц. В полдень 7-го находились, по наблюдениям, на широте 43°35' южной, долготе 31°15'51''западной. От полудня до шести часов продолжали курс на NO; в сие время достигли широты 42°53'7''южной, долготы 30°20' западной, того самого места, где предполагает Пурди остров Гранде; но мы, при довольно ясной погоде, осматриваясь с салинга во все стороны, ничего не приметили, хотя по ясности дня могли видеть остров на расстоянии двадцати пяти миль, ежели бы находился на сем пространстве в которой бы то ни было стороне. Итак, кажется, нет никакого сомнения, что сей остров вовсе не существует.

Испанец Сейфас Илавера, издатель путешествия Антония де Ла-Роша, говорит, что он видел остров Южная Георгия, откуда шли они весь день к NW, а потом к северу, при шторме от юга достигли широты 46°, а отсюда направили путь к заливу Всех Святых и на пути увидели на широте 45° весьма большой и прекрасный остров, с хорошей гаванью на восточной стороне.

В сей гавани нашли свежую воду, лес и рыбу, но людей не встречали, хотя пробыли 6 дней. Потом пошли к заливу Всех Святых, а оттуда в Рошель, куда прибыли 29 сентября 1675 года. Капитан Бурней полагает, что де Ла-Рош видел выдавшийся мыс на берегу Патагонии, между заливами Св. Георгия и Камарона; сей мыс кажется с моря островом, и Сейфас Илавера, описывая Патагонию, говорит: «На широте 45° находится много хороших гаваней и в сей же широте – мыс Св. Елены (de Santa Elena), о котором упоминают разные писатели, будто бы оный имеет вид острова; на картах Пурди, ныне издаваемых, сей мыс называют мысом Двух Заливов (Cape Two Bays), а по карте Арроусмита – мысом Залива (Cape Bahias)». Итак, не встречая никаких признаков берега, кроме морской травы, которая и в отдаленности от берегов плавать может, мы привели к ветру на север, дабы идти в Рио-де-Жанейро между путями Бувета и Лаперуза, чтобы обозреть сие пространство. В продолжение дня видели трех эгмонтских куриц, двух погодовестников, несколько альбатросов обыкновенных и одного дымчатого.

8 февраля. Из взятых нами в Новой Шетландии трех молодых пингвинов, при всем старании сохранить их живыми, один умер, а два других весьма похудели. Видно, хлебный и мясной корм для сих птиц не годится.

Сегодня в первый раз в продолжение трех с половиной месяцев мы отворили все люки, чтобы в палубы впускать наружный воздух, сняли зимнюю переборку около парадного люка. Ветер дул переменный, а к ночи перешел к OSO, засвежел, сделалось мрачно с дождем. Мы старались идти к северу.

11 февраля. Из птиц, купленных офицерами в Порт-Джексоне, много издохло на пути к югу, вероятно от жестокости климата. Сегодня всех птиц в первый раз вынесли на воздух, и они, радуясь хорошей погоде, составляли разноголосый хор. Из морских птиц мы сегодня видели только двух альбатросов.

В полдень находились на широте 38°6'20''южной, долготе 33°15'49''западной.

12 февраля. От полуночи до восьми часов утра шел такой сильный дождь, что успели набрать воды около ста ведер и, сверх того, дождевой водой вымыли все служительские койки.

13 февраля. В полдень были на широте 36°39'40''южной, долготе 34°16'43''западной, которая определена по расстояниям луны от солнца в полдень:

Мною (по 25 расстояниям) – 34°19'43''W

Капитан-лейтенантом Завадовским также (по 25 расстояниям) – 34°6'6''W

Штурманом Парядиным также (по 25 расстояниям) – 34°20'23''W

14, 15 и 16 февраля. 13-го, 14-го и 15-го, при юго-западных тихих ветрах, мы шли к северу; 16-го ветер несколько времени дул из NW четверти и принудил нас идти в бейдевинд к NO. В полдень находились на широте 33°45'3''южной, долготе 34°30'58''западной; теплота в тени была 21,2°.

17 февраля. К следующему утру ветер засвежел от NWtW; мы спустили брам-реи; при густой пасмурности накрапывал дождь. Вскоре после полудня ветер отходил к W и SW, дул сильно, порывами, и мы придерживались к NNW.

18 и 19 февраля. 18-го и 19-го шли прямо к Рио-де-Жанейро, при свежем ветре от SSW; в полдень 19 февраля были на широте 28°57'22''южной, долготе 35°26'30''западной.

Взятый нами в Новой Шетландии котик приметно худел ежедневно и сегодня умер. Сколько ни старались кормить его, но он ни до чего не касался во все 23 дня бытия его на шлюпе. С полудня зыбь от юга увеличивалась, шлюпы качало с боку на бок.

20 февраля. Ветер дул свежий из SO четверти, небо было покрыто облаками, день дождливый, на севере блистала молния; я продолжал идти тем же курсом под малыми парусами, дабы шлюп «Мирный» мог держаться за «Востоком».

В полдень, по счислению, находились на широте 27°22' южной, долготе 38°00'15''западной.

С полудня погода была довольно ясная; я придержался ближе к западу, и мы шли на WNW до восьми часов вечера. На брам-салингах поставлены были люди, чтобы осматривать вокруг горизонта, не увидят ли камня, назначенного на картах, будто усмотренного в 1692 году; пройдя немалое расстояние близ самого того места, мы не заметили и признака существования камня. Видели в продолжение сих последних дней птиц, которые имели верхние перья темные, нос белый; величиной были с ворону. Судя по полету, должны принадлежать к бурным птицам.

21 февраля. С восьми часов вечера мы опять переменили курс и пошли на NWtN, прямо к мысу Фрио. 21 февраля в 5 часов пополудни дувший свежий ветер из SO четверти стих.

22 февраля. Следующего утра мы на уду поймали акулу и вместе с оной вытащили небольшую прилипалу. В недальнем расстоянии увидели на поверхности моря играющую небольшую рыбу, чего в отдаленности от берегов видеть не случалось.

В 4 часа пополудни маловетрие, продолжавшееся со всех сторон, прекратилось и задул ветер от NO. Тогда мы опять легли на NWtN, к мысу Фрио. Перед вечером видели несколько летающих бакланов и множество летучих рыб.

23 февраля. Во всю ночь по всему горизонту сверкали зарницы. Мы старались, сколько возможно, выигрывать ходом нашим при переменном полуветрии.

Один из какаду влез по веревкам наверх, и когда его оттуда хотели снять, он полетел и упал в воду прямо перед шлюпом; к счастью, ход был тих и, когда шлюп проходил мимо какаду, матросы с борта подставили шест, за который он в испуге схватился так крепко, что не только его свободно приподняли из воды, но и после он не скоро сошел с шеста. Немногие из птиц, взятых в Новой Голландии, при подобных случаях были так счастливо спасены.

24 февраля. С утра к SO было видно трехмачтовое судно. Морские свиньи пробегали стадами перед носом шлюпа, но сколько мы ни старались убить хотя одну, предприятия наши были неудачны.

В полдень находились на широте 23°47'22''южной, долготе 41°45'26''западной. В 3 часа пополудни показался с салинга берег мыса Фрио на NWtN.

Во все сии дни мы замечали на поверхности воды подобие желтоватой насыпи, что, вероятно, происходило от продолжающихся безветрий.

26 февраля. В 3 часа пополудни задул ветер от О, мы шли к берегу. 26-го числа с рассветом открылся нам весь рио-жанейрский берег; внизу оного неслись облака, верхи гор были совершенно чисты от оных. По горе, называемой Сахарной Головой, мы скоро отличили вход в Рио-де-Жанейро, но маловетрие и потом противный ветер не допустили нас прежде следующего дня приблизиться к заливу.

27 февраля. Лоцман встретил шлюпы для провода в бухту. Мы его приняли, но, по причине тихого ветра, не прежде темноты, т. е. в 8 часов вечера, положили якорь, еще не достигнув того места, где прежде стояли на якоре. С крепости Санта-Круз и с контр-адмиральского корабля приезжали чиновники и делали те же вопросы, как в прошедшее наше прибытие, т. е. откуда, долго ли были в море и тому подобные.

Сего вечера приехал наш вице-консул Кильхен; ему поручено доставить к завтрашнему дню для всех служителей на шлюпах свежей говядины и зелени разных родов. Он нас известил, что во время нашего отсутствия Португалия приняла испанскую конституцию до прибытия короля в Лиссабон и что приготовляют английскую эскадру для перевезения двора в Португалию.

28 февраля. На рассвете глазам нашим представилось приятнейшее зрелище. При подошве высоких гор, обросших лесами, мы увидели город С.-Себастьян, пред оным на рейде брантвахтенный корабль «Иоанн VI» и два фрегата, один португальский, построенный в С.-Сальвадоре, другой, называемый «Конгресс», принадлежал Соединенным Американским Штатам, два английских военных брига и до трехсот купеческих судов разных наций.

В 8 часов утра, по поднятии флага на шлюпе «Восток», салютовали королевскому флагу на крепости С.-Христиана, потом контр-адмиральскому. С крепости и с корабля «Иоанн VI» ответствовано выстрел за выстрел. До обеда я ездил с рапортом к министру нашему, генерал-майору барону де Тейль фон Сераскеркену. Он приказал вице-консулу Кильхену у вольных купцов приискать для подкрепления шлюпа «Восток» кницы, о которых я его просил. Пополудни, когда обыкновенный морской ветер установился, мы снялись с якоря, перешли ближе к городу на прежнее якорное место и стали фертоинг; отвязали все паруса и убрали в парусные каюты.

1 марта. С сего дня принялись приготовлять шлюпы к плаванию в Россию. Я поехал с капитан-лейтенантом Завадовским и лейтенантом Лазаревым посмотреть американский фрегат «Конгресс». Он снаружи весьма чист. Входя вниз, мы увидели покойника в гробу. Лейтенант, нас провожавший, сказал, что они на пути из Кантона до Рио-де-Жанейро, в 90 дней, выбросили за борт 70 человек и что в висящих в палубе восьмидесяти койках лежат больные, которые еще не выздоровели. Услышав о такой повальной болезни, по приезде на шлюп «Восток» я запретил иметь сообщение со служащими на фрегате «Конгресс».

2 марта. При рассвете увидели на рейде небольшой голландский фрегат, который салютовал крепости и флагманскому кораблю. Я отправил лейтенанта Торсона поздравить капитана с прибытием и предложить ему мои пособия в случае какой-либо нужды, ибо мы имели всего в изобилии и уже возвращались в отечество. Лейтенант Торсон донес мне, что сей фрегат короля нидерландского, «Адлер», отправлен из Голландии в Батавию, и на пути зашел в Рио-де-Жанейро, чтоб освежить служителей.

Командир капитан-лейтенант Даль на предложение лейтенанта Торсона объявил, что у него повреждение в беген-рее; фрегат «Адлер» со шлюпом «Восток» одного размера, а потому я тотчас, без всякой переделки, велел отбуксировать к нему наш беген-рей. Хотя в Рио-де-Жанейро для реев можно иметь деревья, но они все слишком тяжелы и оттого не так удобны для употребления на реи, как европейские сосновые деревья.

4 марта. За несколько дней перед нашим прибытием король объявил, что отправится в Лиссабон. Он ездил сегодня на своей вызолоченной барже осматривать корабль «Иоанн VI», на котором намерен отправиться. Многие духовные особы были также в числе назначенных к сопутствию его. Когда король проезжал мимо наших шлюпов, люди стояли по реям и кричали «ура!», а со шлюпов произведена пальба из всех орудий. В сие время на королевской барже перестали грести, и чиновник, державший штандарт, говорил краткую речь в честь государя нашего. По окончании речи все гребцы на барже встали и прокричали троекратно «ура!». После обеда королева проехала мимо наших шлюпов, и ей отданы те же почести, как королю.

5 марта. Место для нашей обсерватории отведено на Крысьем же острове, где поставили палатки, в коих астроном Симонов расположился с инструментами. Сей остров служил нам и для сгрузки разных тягостей; туда же отправили кузницу и купоров, для исправления бочек.

9 марта. До полудня приезжал к нам посланник барон Тейль. Он нашел всех служителей здоровыми и в лучшей исправности. Со времени прибытия в Рио-де-Жанейро шлюпы «Восток» и «Мирный» посещаемы были ежедневно разными особами. Почти все посланники иностранных дворов и любители редкостей к нам приезжали.

16 марта. Для облегчения носовой части шлюпов вся вода из трюма вылита, все тяжести из сего отделения перенесены в кормовую часть, запасный рангоут весь спущен в воду, и после сего шлюп «Восток» кренговали на обе стороны. Тогда ободрали медь с носовой части и проконопатили слабые пазы, особенно шпунтовой паз; по выконопачении опять обшили сии места медью, также и те, которые ободраны льдом; другие части, до коих невозможно было добраться, потому что слишком глубоко в воде, я решился оставить, полагая плавание до России не столь долговременным, чтобы в продолжение оного морские черви успели проточить сии места.

По неимению в Рио-де-Жанейро вольной корабельной верфи мы не могли отыскать продавцов книц для подкрепления шлюпа «Восток», и потому я просил нашего посланника, чтоб он доставил нам возможность получить в здешнем адмиралтействе дубовых книц за деньги. Вследствие сего приезжал к нам капитан порта с корабельным мастером, последний советовал переменить все гнилые и изломанные кницы, и сверх того против каждой мачты приделать стандерсы.

Но как работа сия могла быть слишком продолжительна, то я просил только доставить мне дерево, в намерении приделать стандерсы и кницы своими мастеровыми, ибо мог набрать из них 9 человек, умеющих хорошо владеть топором. После разных затруднений мы наконец 21 марта получили из адмиралтейства восемнадцать книц и тотчас приступили к приделке оных по местам. Работу сию совершенно окончили не прежде 2 апреля. Половину книц употребили под бимсы, другую приделали стандерсами, а наши гнилые кницы оставлены на своих местах; я боялся их тронуть, дабы через то не открыть бесконечной работы.

20 марта. Мы ездили смотреть королевский загородный дворец. Внутренность сего небольшого дома украшена посредственного искусства живописными картинами и эстампами, без вкуса расположенными; между последними мы видели изображение победы нашего флота при Чесьме, под начальством графа Орлова-Чесменского, и небольшой гравированный портрет императора Александра Павловича.

От дворца, проехав еще несколько водой, мы вышли на берег. Вице-консул Кильхен был нашим проводником. Узкой дорогой проходили сахарные и кофейные плантации, обширные огороды с кукурузой; большая часть земли еще необработана, что служит доказательством или малого населения, или лености народа.

Пройдя около полутора часов, мы приблизились к местечку, называемому Мариен-Гу. Англичанин Уэльс, поселившийся в Рио-де-Жанейро, которому принадлежит сей загородный дом, принял нас весьма благоприязненно. Местоположение особенно красивое, окружено высокими горами, обросшими лесом; по долинам видно множество загородных домиков с садами, куда для прогулки обыкновенно приезжают городские жители. Солнечный зной утомил нас на пути, и мы весьма были довольны, когда хозяин предложил нам отдохнуть на открытом воздухе в тени на скамейках, нарочно для сего сделанных. Перед нами были аллеи цветущих акаций; нежные колибри порхали в их цветах и высасывали сок.

Мы обедали в саду, в тени апельсиновых деревьев, а недалеко от нас находились кофейные, на которых в одно время можно видеть переход зерна от цвета до самой зрелости. В разных местах сложенный в больших кучах, снятый с дерева зрелый кофе сушили на солнце. К вечеру, поблагодарив хозяина за его гостеприимство, мы возвратились той же дорогой; на половине пути до катера отдыхали в тени крупного ветвистого фруктового дерева, португальцами называемого монгиферо.

26 марта. Прибыли с моря: французский 74-пушечный корабль «Колосс», под флагом контр-адмирала Жюльена, и фрегат «Галатея».

27 и 28 марта. Следующего утра я поехал с лейтенантом Лазаревым к контр-адмиралу; он находился несколько времени у западных берегов Америки и ныне, обойдя около мыса Горн, остановился в Рио-де-Жанейро освежиться. Назавтра, 28-го, около полудня контр-адмирал Жюльен приехал на шлюп «Восток» и долго занимался рассматриванием редкостей, тем более что он совершал путешествие кругом света под начальством контр-адмирала Дантре-Касто.

9 апреля. К вечеру я отправился на берег с лейтенантом Лазаревым и капитан-лейтенантом Завадовским, чтоб видеть народное собрание, в коем намеревались выбрать депутатов для принесения просьбы королю, чтоб дал Бразилии конституцию испанскую, которая бы могла существовать в полной силе до утверждения королем в Лиссабоне настоящей португальской конституции; они также имели намерение избрать некоторых министров.

Все дома, находящиеся по Биржевой улице, были украшены шелковыми разных цветов тканями, вывешенными из окон; народ по улице толпился взад и вперед.

Войд в биржевую залу, мы увидели великое множество разного состояния людей и без оружия. Посреди залы стоял стол, вокруг которого сделаны были скамейки в несколько ярусов, в виде амфитеатра; все избиратели, на коих возложена была обязанность предлагать дела к суждению, сидели за столом, как кому досталось место; из прочих членов иные сидели, другие стояли на скамейках, некоторые ходили взад и вперед; словом, в сем огромном зале царствовал совершенный беспорядок, ибо только лишь члены что-либо предлагали, вместе с окончанием слов их подымался с разных сторон крик, заключающий в себе противоречащие мнения; и хотя избиратели со всей силой напряжения голоса убеждали безрассудных крикунов не производить шума, а прежде выслушать и потом предлагать свои мнения, но сии увещания оставались совершенно тщетны.

Один португалец, бывший далеко позади, вероятно, по причине слабого голоса не могший перекричать других, влез на скамейку, стоящую подле стены, вынул из кармана уголь и написал свое мнение на стене крупными буквами: «Ежели мы изберем графа Дос-Аркоса министром, Бразилия будет счастлива». Большая половина затопала ногами, а прочие, забыв благопристойность, начали кричать бранные слова. Писавший поспешно спустился со скамейки и скрылся между народом.

Наконец, после многих тщетных споров и непристойных криков, избрали пять депутатов из разных состояний – из военных, купцов и ремесленников. Избранные отправились в 8 часов вечера пешком из собрания во дворец к королю. В зале загремела музыка, а на дворе пущенные во множестве ракеты возвестили, что депутаты пошли; многие за ними следовали, а прочие остались еще шуметь в зале. Мы также пошли, дабы увидеть, что из сего последует; в улицах на пути из всех домов махали белыми платками и кричали: «Виват! Виват!».

Во дворце встретил их какой-то генерал, ибо король был в своем загородном замке С.-Христофор, в шести или семи милях от города, где обыкновенно живет летом. Депутаты того же вечера отправились в двух колясках к королю, а мы возвратились на свои шлюпы, не заходя в их шумное собрание.

По случаю праздника Пасхи в час пополуночи началось у нас на шлюпе «Восток» богослужение, которое кончилось в 6 часов утра. Как чиновники, так и служители шлюпа «Мирный» были на «Восток», где все вместе разговелись и угощены обедом; офицеры угощали офицеров, а матросы – матросов шлюпа «Мирный».

Поутру от некоторых нам знакомых португальцев, бывших до двух часов в шумном народном собрании, мы узнали, что король принял депутатов милостиво и утвердил своим подписанием требование их о введении испанской конституции в Бразилии, до получения настоящей, лиссабонской, утвержденной самим королем.

А как расстояние загородного дома С.-Христофора от города неблизко, депутаты нескоро возвратились, то в собрании пронесся слух, будто их арестовали. Все ожидавшие требовали в собрание генерал-полицмейстера и генерал-губернатора, которые вскоре явились и уверили сию необузданную толпу, что депутаты в совершенной безопасности, и никто из граждан даже не был взят под стражу. Один молодой человек, именем Дапра, более всех кричавший и, можно сказать, излишней дерзостью управлявший всем собранием, требовал отчета от губернатора, для чего поблизости сего места ходят патрули, и грозил наказанием, ежели сие последует вперед. Потом он с другими сообщниками предложил послать к коменданту крепости С.-Круц повеление под смертной казнью не пропускать из бухты Рио-де-Жанейро никакого судна, дабы не увезти денег, нагруженных королем на эскадре, будто бы до двадцати миллионов крузадов. Выбрали шесть человек из членов собрания для объявления о сем коменданту крепости, а с оными, вместо гребцов, добровольно последовали еще 7 человек, в числе коих был и Дапра.

Они отправились на одном из дворцовых гребных судов, которые стояли недалеко от места собрания. После сего назначили трех членов для поднесения королю изъявления чувствований благодарности и вместе с тем предложения об утверждении избранных в то время трех главных правителей: по политической, военной и гражданской части. Но когда собрание в ослепленном забвении своих обязанностей, пользуясь вынужденной уступчивостью короля, стремилось отнять у него всю власть и подчинить его своим определениям и уже послало депутатов об истребовании у короля согласия на допущение к должностям избранных правителей, в сие самое время наследный принц дон Педро, видя, что и его власть по отбытии короля будет ограничена, принял строгие меры.

Приехал ночью в казармы и отправил к народному собранию солдат под предводительством офицеров; они окружили новую биржевую залу, у которой двери и окна были отворены; офицеры, нимало не медля, приказали стрелять в волнующуюся толпу, пули летели в окна, и несколько человек убито на месте.

Мгновенно все в великом смятении разбежались, некоторые в испуге бросились в море, чтобы переплыть на купеческие суда, близ берега стоящие, и многие утонули. Солдаты, войдя в залу, разорвали все бумаги, сочиненные собранием, и вместе с сими бумагами и постановление, подписанное королем, об утверждении испанской конституции, изломали все серебряные подсвечники и разделили между собой, также сукно и другие ткани, коими были покрыты скамейки. За поехавшими в крепость С.-Круц послал принц вооруженные гребные суда; их встретили на обратном уже пути, всех отвели в крепость и посадили под стражу, а повеление о невыпуске из порта отправляющихся судов отменили.

В бывшем собрании разнесся слух, будто контр-адмирал Девена приезжал днем на российские шлюпы просить нас, чтоб мы были во всей готовности для общего споспешествования приверженцам короля, в случае надобности. К большему распространению сей молвы послужило еще необыкновенное освещение, бывшее на шлюпах в продолжение всей ночи по случаю службы в день Пасхи. О сих церковных обрядах, вероятно, собрание не знало, а как освещение было хорошо видно из биржевой залы, построенной на самой набережной, то все присутствующие заключили, что мы приготовляемся к каким-либо действиям.

Король неохотно оставлял Бразилию и потому настоящее время его отъезда было неизвестно.

Он переменял назначение времени отбытия, но теперь описанное возмущение побудило его решиться. День отъезда был назначен на 14/26 апреля, укладывание в ящики потребных вещей и погрузка на суда начались немедленно.

11 апреля. 11-го числа я с офицерами и служителями шлюпа «Восток» обедал на шлюпе «Мирный»; первых угощали офицеры, а последних угощали служители; мы проводили время весьма весело, и никто из служителей обоих шлюпов не помышлял проситься на берег для прогулки. Я желал, чтобы они не ходили в город, ибо легко могли заразиться болезнями; матросы столь долгое время быв на шлюпах в надлежащей трезвости, вырвавшись на свободу, бросятся на то, что им более всего запрещалось, а именно на крепкие напитки, а потом познакомятся с женщинами. От сего последуют болезни: свежий ром производит кровавый понос, а связь с женским полом в приморских торговых местах нередко оставляет по себе следствия, неудобоисцелимые на море.

13 апреля. Перевозка королевских и прочих вещей приведена к окончанию 13 апреля, и того же вечера король прибыл со своим семейством на 74-пушечный корабль, называемый его именем. На фрегате «Каролина» помещена вдовствующая принцесса, жена старшего брата короля. На шлюп перевезли тело покойной королевы, матери Иоанна VI. Сверх сих судов отправлялись еще один корвет, один бриг, одна королевская яхта и 5 транспортов. На всех одиннадцати судах, сопутствующих королю в Лиссабон, было мужчин и женщин до восьмисот; транспорты так загружены, что дрова клали на русленях; одних кур на проезд куплено 30 тысяч.

14 апреля. 14-го вся эскадра снялась с якоря. Королевскому штандарту салютовали все крепости, военные суда, стоявшие на рейде, наши шлюпы, французский корабль и фрегаты и английские бриги. Наследный принц дон Педро и принцесса провожали короля за выход из залива и возвратились на пароходе под штандартом.

18 апреля. Три дня после отбытия короля, по желанию наследной принцессы, я был ей представлен нашим посланником в загородном дворце С.-Христофор. Принцесса обращает особенное внимание на редкие произведения природы и искусства; я доставил ей из новоголландских птиц: какаду, королевского попугая и розетку; по ее просьбе послал в здешний музей разное оружие и одеяние народов Южного океана, разные раковины и другие редкости. За сие по приказанию принцессы получил несколько минералов и раковин бразильских: первые, по прибытии в Россию, поступили в С.-Петербургское Минералогическое общество, а раковины отданы в музей государственного Адмиралтейского департамента.

Мы встречали разные препятствия видеть музей, о коем многие с похвалой отзывались, и который должен бы быть наполнен многоразличными бразильскими редкостями по разным частям природы, ибо страна сия еще так мало натуралистами исследована, что и ныне во внутренних областях почти на каждом шагу встречают совершенно неизвестные произведения природы.

Русский консул академик Лангсдорф доставил в Европу большое собрание бразильских птиц, бабочек, насекомых и прочие. Баварские натуралисты Спис и Мартус после трехлетнего странствования по Бразилии возвратились в Европу обогащенные множеством любопытства достойных редкостей по натуральной истории, из коих весьма многие вовсе неизвестны.

Прусского посольства секретарь и доктор Селли составили богатое собрание редкостей. Посланные от австрийского двора доктора Поль и Натерер и ботаники Шот и Шук отправили английский купеческий бриг для отвоза всего, что набрали во внутренности Бразилии. Датское посольство возложило на прибывшего из Швеции естествоиспытателя Гольма составить подобное собрание; Гольм еще не возвратился из внутренних стран Бразилии, но уже имеет прекрасное собрание редкостей. Галлер, при отличных сведениях и особенной склонности заниматься естественной историей, возвратился в Рио-Гранде после шестилетних трудов, его вскоре ожидают в Рио-де-Жанейро.

Летняя жара, которая в Рио-де-Жанейро нередко доходит до 28° и выше, умеряется периодическими дождями. В зимние месяцы термометр не опускается ниже 14°; обыкновенно постоянные ветры дуют днем с моря, ночью стоит штиль, а к утру ветер из залива тихий. Ветер WSW нагоняет облака дождевые, сопровождаемые громом.

Достаточные люди живут в своих владениях за городом, а те, которые обязаны по делам быть ежедневно в городе, к вечеру возвращаются в свои загородные дома. Почти все иностранцы живут за городом, и местечко Бота-Фого, близ выхода к морю, наполнено их домами.

Обыкновенный экипаж в Рио-де-Жанейро состоит из португальских одноколок на двух больших колесах. Вельможи и вообще все ездят в сих одноколках; за наем такого скудного экипажа на половину дня платят 3 200 рейсов, т. е. 23 рубля 20 копеек, за весь день – вдвое. Живущие постоянно и хозяйственно в городе, но не в собственных домах, за наем квартиры из семи, восьми небольших комнат платят в год от 600 до 700 тысяч рейсов, т. е. от 5 775 до 6 825 рублей. Повара и кучера также весьма дороги, и им должно давать в помощь по одному негру, которых нанимают недешевой ценой. Жизненные припасы весьма дороги. Нет никакого сомнения, что в Европе можно половиной издержек прожить лучше, нежели в Бразилии.

По переезде короля из Португалии в Бразилию почти вся бразильская торговля была в руках англичан. Они одни имели право привозить изделия фабрик своих, за которые платили только по 15 %, тогда как купцы прочих держав за привозимые товары должны были платить по 24 %; но впоследствии соперничество в изделиях французских мануфактур присвоило себе все касающееся до мод, и в продолжение последних шести лет португалки и бразильянки, оставив господствовавший у них английский вкус, предпочли французский; равным образом распространились желания иметь и другие французские изделия: фарфор, галантерейные вещи, и даже мебель привозят готовую из Франции.

Английских судов приходит в Бразилию более других. В прошлом 1820 году было оных в Рио-де-Жанейро около трехсот. Кажется, англичане стараются уменьшать доверенность к португальскому купечеству в Бразилии; привозят обыкновенно все произведения английских мануфактур и фабрик, как-то: бумажные и шерстяные материи, стекла, фаянс, всякое оружие, кремни, порох; из съестных припасов: солонину, рыбу соленую, масло, сыр, ветчину, пиво, картофель, лук, чеснок и проч.

Торговля Соединенных Штатов равна одной трети английской торговли; американцы доставляют мебель, ром, муку в большом количестве, и всякого рода соленое мясо. Число приходящих французских купеческих судов составляет шестую часть числа английских судов; привозят вина, шелковые материи, мелочные железные вещи, сукна, мебель и моды. Голландских судов можно считать одну осьмую часть против английских; они привозят полотна, соленое мясо, рыбу, сыр, масло, картофель, джин и другие крепкие напитки; нередко на пути в Батавию доставляют сюда товары.

Число шведских судов не превосходит одну двадцатую долю числа английских; грузы их состоят из железа, смолы, парусных полотен и сосновых досок. Испанских судов приходит столько же, как шведских; они привозят испанские вина, сушеные фрукты, хину и другие произведения из Перу. В 1820 году заходили в Рио-де-Жанейро четыре датских судна, два российских, два гамбургских и одно итальянское. Они доставили полотна, солому, веревки, парусину, стекла и зеркала.

Португальское купечество посылает в Бразилию вина (порто, мадеру), деревянное масло, лук, толстые лиссабонские сукна, которые преимущественно покупают во внутренности Бразилии; также все простые шерстяные ткани, бумажные и шерстяные чулки, несколько шелковых тканей и чулок; для одежды негров – цветные сукна, которые и прежде получали всегда из Португалии. Англичане на короткое время лишили португальцев сей выгоды, доставляя упомянутые сукна по меньшим ценам, но бразильцы, увидя, что доброта португальских сукон превосходит привозимые из Англии, дали преимущество первым, и цена последних вдруг столько понизилась, что нанесла немаловажные англичанам убытки. Бобровые шляпы и шелковые зонтики, несмотря на высокую цену против английских, привозят, вообще, из Португалии – по оставшемуся еще похвальному пристрастию к отечественным изделиям.

Вывозимые из Бразилии товары следующие: сахарный песок (составляющий богатую часть бразильской торговли); он бывает двух сортов: один называют кампас, другой – сантос; первый разделяют на четыре, а второй – на два рода. Сахарный песок, превосходной доброты при вываривании, вывозят единственно в северную часть Европы. Сантос, не так прочный, отправляют по большей части в Средиземное море, и особенно в Южную Францию. Темный сахар и мелис привозят из Бахии.

Лучший кофе из Рио-де-Жанейро двух сортов; третий сорт и сорт, известный под названием «триато», расходятся на месте, в Бразилии. Бразильский кофе теряет скоро свой цвет, а потому покупщики крайне осторожны при выборе оного; все предпочитают темно-зеленое зерно, ибо оно лучше добротой; зерна, имеющие светлый цвет, считают вторым сортом. Ныне вообще требуют более бразильского кофе, и в 1820 году цена возвысилась.

Табак доставляют в свитках из Манпедилиса и Пиедаде. Хлопчатую бумагу привозят из Миссас-Ковас, Рио, Пернамбуку, Марангама и Бахии; привозимую из Пернамбуко предпочитают прочим и платят двадцатью процентами дороже против привозимой из других мест. Сарачинского пшена повсюду множество. Ипекакуану и хину доставляют из внутренних областей. Тапиока и саго и разные сорта водки, которые вывозятся в Португалию, делают в области Рио-де-Жанейро. Воловьи кожи доставляют из Рио-Гранде, Монтевидео, Мальдонадо и Буенос-Айреса, причем называемые «бо» или «бу» – самые дорогие; сало привозят из Рио-Гранде и Буэнос-Айреса. Коньи кожи и волос – из Буэнос-Айреса; рога – из Рио-Гранде и Монтевидео, Татагивы, Коравеллы и Вилли-Викозы.

21 апреля. По совершенной готовности шлюпов мы сняли палатки и обсерваторию, устроенную на Крысьем острове. Географическое положение сего острова наблюдениями определено:

На широте:

Мною – 22°54'01''

Астрономом Симоновым —22°54'5''.

В долготе:

Мною (по измеренным 390 расстояниям луны от солнца) – 43°13'34''

Капитан-лейтенантом Завадовским (по 380 расстояниям луны от солнца) – 43°15'21''

Лейтенантом Лазаревым (по 325 расстояниям луны от солнца) – 43°7'7''

Лейтенантом Торсоном (по 315 расстояниям луны от солнца) – 43°14'13''

Лейтенантом Лесковым (по 315 расстояниям луны от солнца) – 42°54'38''

Астрономом Симоновым (по 315 расстояниям луны от солнца)– 43°8'26''

Штурманом Парядиным (по 280 расстояниям луны от солнца) – 43°12'29''.

Склонение компаса найдено 4°3' восточное.

Час полной воды через 2 часа 41 минуту, возвышение оной у Крысьего острова 3 фута 6 дюймов.

По причине отъезда короля в Лиссабон надлежало всем иностранным посланникам следовать за ним. Я предложил нашему посланнику отправиться с нами в Лиссабон и тем сохранить необходимые издержки на наем иностранных судов для перевоза посольства в Европу. Посланник весьма обрадовался моему предложению и сего же дня, с принадлежащими к нему, перебрался ко мне на шлюп, а поверенный в делах коллежский советник Бородовицын и датский поверенный в делах дель Примо даль Борго перебрались на шлюп «Мирный».

 

Глава седьмая

Отбытие из Рио-де-Жанейро. – Плавание в Лиссабон и из Лиссабона в Россию. – Прибытие на Кронштадтский рейд.

22 и 23 апреля. Оба шлюпа перешли от Крысьего острова к выходу в море и близ восточного берега стали на якорь.

Следующего утра в 6 часов приехал лоцман, и тогда же при благополучном ветре и течении шлюп «Восток» вступил под паруса. Спустя малое время снялся шлюп «Мирный» и последовал за нами. В то же самое время вступили под паруса французский корабль «Колосс» и фрегат «Галатея», которые намеревались идти к острову Мартиники, и два португальских фрегата, шедшие в Монтевидео за войсками. В 9 часов утра, когда мы уже вышли в море, встретил нас свежий от SW ветер, и мы легли на SO, а в 2 часа пополудни на OSO. Ввечеру набежал от юга шквал, сопровождаемый крупным дождем, но продолжался не более часа; когда стемнело, мы убавили парусов, дабы шлюп «Мирный» мог держаться за нами.

24 апреля. По мере нашего отдаления к востоку ветер переходил от SW, через S, к SO. В 8 часов утра корабль «Колосс» и фрегат «Галатея» спустилась на NO в параллель берега и к полудню скрылись из вида; мы продолжали курс на ONO в намерении, удалясь от американского берега, достигнуть постоянного свежего ветра, дабы скорее идти на север. В полдень находились на широте 23°34'23''южной, долготе 41°11'34''западной; мы продолжали путь тем же курсом при свежем ветре от юга до восьми часов утра 27 апреля; тогда легли на NO.

27 апреля. В полдень находились на широте 20°12'01''южной, долготе 33°50'55''западной; я нес мало парусов, чтобы шлюп «Мирный» от нас не отстал.

Мы шли по шести миль в час, зыбь от SO производила небольшую плавную качку. Пассажиры на шлюпе «Восток» все бодрствовали. На вопрос наш посредством телеграфа со шлюпа «Мирный» ответствовали, что один только поверенный в делах Бородовицын страдает от морской болезни.

28 апреля. В полдень, когда мы были на широте 18°07'07''и долготе 32°8'7'', ветер начал стихать и заходил к О, потом сделался крепкий, с дождем, и принудил нас идти полным бейдевиндом к северу, склоняясь несколько к востоку, дабы иметь всегда хороший ход.

1 мая. Продолжая путь при свежем юго-восточном ветре, мы находились в полдень 1-го на широте 12°13'12''южной, долготе 30°14'15''западной,

7 мая. С тем же ветром перешли экватор. 7 мая в 6 часов пополудни, на долготе 26°35'6''западной, и у нас было обыкновенное при сем случае наблюдаемое празднество. Барон Тейль из своей провизии подарил на служителей два барана и по бутылке вина на человека, и сей день совершенно отличен от единообразных прочих дней.

На пути из Рио-де-Жанейро до экватора мы видели из птиц одних только погодовестников, и то немного; ввечеру 7 мая, когда стемнело, показалось опять в море много светящих морских слизких животных.

8 мая. На широте северной 1°13', мая 8-го, ветер переменился и задул от SSW. Море было довольно спокойно. При сем удобном случае барон Тейль посредством телеграфа пригласил со шлюпа «Мирный» обедать датского поверенного в делах Дель-Примо-Даль-Борго и лейтенанта Лазарева с двумя офицерами; в беседе с дорогими гостями время протекло весьма приятно до самого вечера; тогда посетившие нас возвратились на «Мирный».

10 мая. Ветер продолжался от SSW до полудня 10-го числа, тогда задул тихий от WNW. Широта места нашего была 3°51' северная; погода мрачная, накрапывал дождь; после чего часто штилело; потом сделался переменный ветер, и шли по временам проливные дожди, так называемые экваторные; мы воспользовались дождевой водой, наполнив оной несколько бочек, для употребления в пищу свиньям и баранам, а служители сей водой мыли свое белье, койки и сами нередко во время дождя мылись дождевой водой.

12 мая. Переменные ветры, штили и дожди кончились 12-го числа в 6 часов утра, и задул NO северный пассатный ветер. Мы тогда находились на широте 5°30' северной. Середина промежутка между северным и южным пассатными ветрами, или линия равновесия температуры воздуха обоих полушарий, была на широте северной 4°40'. Самая большая жара в тени ныне на обратном пути при проходе экваторной полосы не превосходила 24,5°, что случилось во время безветрия 11 мая в 4 часа пополудни. Шлюпы были тогда на широте 5° северной.

Со времени наступившего пассатного северо-восточного ветра мы шли полным бейдевиндом к северу, склоняясь несколько к западу, более и менее сообразно ветру, который обыкновенно по нескольку румбов заходил или отходил.

19 мая. В полдень 19-го были на широте 12°8'20''северной, долготе 31°13'38''западной; склонение компаса найдено 12° западное.

23 мая. По мере приближения нашего в большие широты ветер начал отходить, так что 23-го в полдень на широте 18°12' северной ветер уже дул NOtO.

25 и 26 мая. 25-го в полдень мы находились на широте 21°28'58''северной, долготе 36°19'51''западной; 26 мая – на широте 23°10' 14, долготе 36°24'34''. Сии два дня солнце проходило близ зенита, но жара в тени не превышала 20,5°; причиной сему – прохлаждающие пассатные ветры и множество облаков, которые не допускают солнечные лучи сильно нагревать земную атмосферу.

27 мая. Вступив в северную широту 24°38' и западную долготу 36°50', мы уже были в той полосе Атлантического океана, поверхность коей на тысячу миль покрыта морским растением, которое на спутников Колумба в 1492 году навело великий страх, и пространство сие названо Травяным морем. Растение состоит из больших и малых отдельных кустов. Самые большие, нами из воды вынутые, были полтора фута в диаметре; сучья в середине соединены без малейшего знака корня; от стеблей идут ветви с продолговатыми листьями и множеством небольших круглых ягод, коих внутренность пуста; все растение и ягоды цвета зеленоватого.

Путешествователи и натуралисты разных мнений о сих растениях; некоторые полагают, согласно с географом Гумбольдтом, что трава сия растет на подводных камнях и мелях и, оторванная рыбами и моллюсками, всплывает на поверхность моря; другие заключают, что она приносима течением из Мексиканского залива. Я полагаю, что ни первое, ни последнее мнение неосновательны: мнение Гумбольдта – потому, что трава находится на таком месте, где глубина моря простирается более нежели на триста сажен; на такой глубине, как известно, всякая растительность исчезает; и невероятно, чтоб моллюски и рыбы отделяли беспрерывно, в течение нескольких столетий и на одном и том же месте такое множество травы, которое занимает пространство на тысячу миль.

Судя по свежести кустов, я не могу согласиться с мнением, что трава приносима течением из Мексиканского залива, ибо путь сей составляет три тысячи миль, самые же близкие берега – острова Зеленого Мыса и Азорские – на расстоянии восьмисот сорока и тысячи пятидесяти миль. Хотя около сих островов мы встречали такую траву, но в весьма малом количестве, и, вероятно, она по временам бывает заносима из так называемого Травяного моря.

Не находя у самых свежих кустов ни малейшего признака отломка корневого стебля, я заключаю, что трава сия, вероятно, может произрастать на поверхности моря, не имея сообщения со дном морским, и что воды океана в сем месте имеют свойства питать траву, которая составляет звено в общей цепи перехода из постоянно растущей в плавающую растущую траву.

Я уже упомянул, что она состоит из отдельных кустов, но местами волнением моря, ветрами и течением соединены в немалые плотины. Круглые раки держатся в кустах и нередко переплывают морем из одного куста или плота в другой.

30 мая. Проходя Травяное море при тихих переменных восточных ветрах, мы 30-го числа мая в полдень были на широте 27°43'56''северной, долготе 37°30'50''западной.

1 июня. В полдень 1 июня, находясь на широте 28°51', долготе 37°35'8'', бросили лот, но на двухсот семидесяти саженях глубины дна не достали; обыкновенная тарелка, опущенная в море, скрывалась от зрения на глубине двадцати четырех сажен. Тихий ветер от О перешел к SO и SW, дул попеременно из сих румбов, также тихий; за кормой шлюпа летал один погодовестник.

3 июня. С 3 июня ветер от SW установился, и мы легли нa NO.

В продолжение плавания от Рио-де-Жанейро почти ежедневно видели летучих рыб, последняя показалась на широте 30°40'; тогда же и ветер задул от NW, и мы продолжали курс на NO.

5 июня. С 27 мая до полудня 5 июня шли Травяным морем, так называемом португальцами и испанцами mar de Zargass; трава беспрерывно встречалась нам отдельными кустами и небольшими плотами или полями. Во время сего плавания мы не могли достать дна на глубине от двухсот до двухсот семидесяти сажен. Июня 5-го в полдень находились на широте 32°18'20'', долготе 33°54'31''.

7 июня. 7-го встретилось с нами первое судно, оно было из Соединенных Американских Штатов, идущее к SW; после сего часто такие суда встречались. Ввечеру ветер зашел через N к NO, согнал нас с настоящего курса, и мы должны были идти в SO четверти, ожидая хорошего ветра.

8 июня. С утра 8-го числа ветер задул от О, совершенно противный, мы поворотили к северу. В полдень находились на широте 35°9'34'', долготе 28°14'7''.

9 июня. С полудня 9-го числа ветер опять отходил через N к NW, с сего времени мы держали на NO 1/2 О, имея хода четыре и пять миль.

10 июня. 10-го в полдень с салинга усмотрели берег острова Св. Марии. В 4 часа открылись строения. Остров сей к югу имеет высокий берег; самое большое возвышение, которое к северу постепенно снижается, находится от южного мыса на одной трети длины острова. Южный берег горист. Юго-восточный мыс Св. Марии, по нашим хронометрам, на долготе 25°5' западной.

От острова Св. Марии, при западных ветрах, мы направили путь прямо в Лиссабон, и по мере приближения к европейским берегам более и более встречали судов, идущих по разным направлениям.

14 июня. Ввечеру 14 июня встретили португальский купеческий бриг «Мария». От капитана узнали, что при отбытии его из Лиссабона, 8 дней тому назад, король еще не прибыл и что судно сие эскадры королевской под штандартом не встречало.

Ночью море было усеяно светящими морскими животными; они прозрачны, цилиндрообразны, длиной два с половиной и два дюйма; плавают соединенные одно с другим в параллельном положении, составляя таким образом род ленты, длина коей нередко в аршин.

16 июня. Приближаясь к берегу, мы приготовили якоря; ввечеру, по хронометрам, находились от западного берега Европы в ста девяти милях.

17 июня. Следующего утра, когда рассвело, впереди нас открылись горы мыса Рок. Мы все с большим вниманием рассматривали первый представившийся взорам нашим европейский берег, который увидели после столь долговременного отсутствия.

В начале второго часа пополудни выехал на лодке к нам навстречу лоцман, и мы приняли на шлюпе «Восток». Крайне удивились, когда от него услышали, что королевская эскадра еще не пришла и о прибытии короля еще нет никакого известия; мы заключили, что, вероятно, эскадра остановилась на время при Азорских островах.

Шлюпы входили большим фарватером, при ветре WtS. В 4 часа прошли между крепостями С.-Жюльен и Бужио. В половине шестого часа сильное течение из реки Тага подвигало нас назад, невзирая, что паруса были наполнены; по сей причине положили якорь, но вскоре задул свежий ветер, и мы, приподняв якорь, пошли вперед. По приближении к башне Белем, выстроенной на небольшой крепости, нам кричали в рупор на португальском языке разные вопросы, и лоцман ответствовал, что российский военный фрегат идет из Рио-де-Жанейро; потом нам кричали, чтобы положили якорь, и мы, пройдя башню Белем, бросили якорь на глубине одиннадцать с половиной сажен, имея грунт серый песок.

Я послал офицера в крепость Белем уведомить, откуда мы идем и что не имеем больных и заразных. Между тем, из любопытства, приехали к нам разные чиновники с берега, в том числе начальник Белемской крепости и наш генеральный консул статский советник Борелли, которые лично нашли всех, состоящих на шлюпах, в желаемом здоровье. Доставленное нами известие, что король уже в пути и отправился десятью днями прежде нас из Рио-де-Жанейро, было для прибывших к нам известие совершенно новое. Сего же вечера сии чиновники, взяв от нас записку о состоянии и здоровье всех служащих на шлюпах, объявили, что мы можем ездить на берег когда и куда угодно. Вместе с консулом Борелли отправился в Лиссабон посланник барон Тейль.

18 июня. Следующего утра в 8 часов, по поднятии кормового флага, шлюп «Восток» салютовал Белемской крепости, и нам ответствовано выстрел за выстрел; вскоре после сего мы снялись с якоря, подошли ближе к городу и опять положили якорь, на глубине двадцать с половиной сажен, имея грунт ил с мелким песком.

Сего же дня приехал на шлюп «Восток» офицер с английского 44-пушечного фрегата «Ливия», от капитана Дункена, поздравить нас с благополучным окончанием путешествия и предложить свои пособия в чем нужно. Потом был у нас морской министр Франциск Максимилиан да Зайза и помощник капитана над портом; они также объявили свою готовность на всякое нам пособие из лиссабонского адмиралтейства; но мы ни в чем не имели надобности, и я благодарил их за изъявленное благоприязненное расположение.

По прибытии в Лиссабон мы тотчас принялись за вытягивание вант и всего стоячего такелажа, поспешали налить бочки свежей водой, в чем нам способствовал начальник адмиралтейства; мы крайне желали скорее быть в совершенной готовности продолжать путь в Россию.

Доставленное нами известие о скором прибытии короля произвело великую деятельность в кортесах; немедленно взяли меры, чтобы королевская эскадра не могла иметь никакого сообщения с берегом. Объявлено, чтобы когда король вступит на берег, все кричали: «Да здравствуют кортесы! Да здравствует конституционный король!» Ежели же кто осмелится кричать что-либо противное, тот будет почитаем возмутителем общего спокойствия и тишины и взят под стражу.

21 июня. Рано поутру показалась перед входом в Лиссабон эскадра португальская. Королевский штандарт, поднятый на грот-брам-стеньге корабля «Иоанн VI», известил о присутствии короля на эскадре; множество лодок, наполненных людьми разного состояния, отправились из Лиссабона навстречу, в том числе на парадной барже некоторые из членов кортесов.

В 11 часов корабль, на коем находился король, приблизился к крепости С.-Жульен; тогда с португальских военных судов салютовали из всех орудий. Несколько спустя, когда корабль остановился на якоре против Белемского монастыря, все португальские военные суда вновь салютовали. На шлюпах служители поставлены были по реям и салютовали королевско-португальскому штандарту. После сего португальские военные суда еще в 4 и 7 часов вечера салютовали также из всех орудий. Многие члены кортесов, прибывшие поздравить короля, остались на ночь на его корабле, дабы не допустить к нему никого из городских жителей.

22 июня. По восхождении солнца опять началась салютация и продолжалась во весь день, как накануне. Около полудня король съехал на берег на придворной барже; его провожали до пятисот разных гребных судов, в числе коих на некоторых придворных судах были члены кортесов. Когда король проезжал мимо шлюпов, мы стреляли из всех орудий, служители стояли по реям. Королевская баржа пристала у городской пристани; площадь и крыши всех ближних домов были наполнены зрителями. При появлении короля на берегу и при проезде его в церковь, в собрание кортесов и во дворец весь народ приветствовал его, как было приказано кортесами, а жители махали белыми платками из окошек в домах.

Король присягал в церкви новому постановлению, а потом в доме кортесов подписал приготовленную кортесами конституцию, и тогда уже отправился во дворец. Королева с принцами и принцессами съехала на берег не прежде следующего утра, и принята с должной почестью. Многие чиновники, прибывшие с королем из Бразилии, оставлены на корабле под строгим присмотром. Все сие происходило по принятым мерам и распоряжению кортесов. В продолжение переездов короля и его семейства в Лиссабон мы не съезжали на берег.

24 июня. С утра капитан-лейтенант Завадовский, лейтенант Лазарев и еще некоторые из офицеров отправились смотреть лиссабонский водопровод, о котором Завадовский сказывал мне следующим образом: «Прибывши к водопроводу, мы увидели прекрасное здание из дикого камня, весьма тщательно устроенное на протяжении четырех верст; оно состоит из четырехугольных колонн, соединенных арками, на коих проведен канал, совершенно закрытый со всех сторон, кроме тех мест, где для пропущения воздуха через каждые десять сажен сделана решетка, а на расстоянии каждых ста сажен возвышаются небольшие башенки, в которые входят для осмотра канала, где вода протекает.

Сии башенки всегда заперты; по обеим сторонам канала сделаны дороги в сажень шириной; на наружных сторонах, для безопасности проходящих, сделана каменная стена в три фута высотой, толщиной два фута. В тех местах, где долина имеет самое большое углубление, и проведен водопровод вышиной более двухсот футов. Сие полезное здание, без всякого сомнения, служит лучшим памятником тому, кто оное соорудил».

26 июня. Между посетившими нас в воскресенье, 26 июня, был португальской службы полковник Франсишг. Португальцы почитают его в числе ученых. Он мне подарил своего сочинения карту и описание португальских берегов. Шлюпы уже были готовы к отправлению, и потому сего же утра приезжали проститься с нами посланник наш барон Тейль, генеральный консул Борелли и советник посольства Бородовицын. Барон Тейль благодарил всех офицеров за их благоприязнь, пожелал видеть служителей, их также благодарил, и просил меня отдать от него каждому унтер-офицеру по десяти, а рядовому по пяти талеров. Сверх сего на оба шлюпа прислал множество разной зелени, фруктов, пятнадцать сыров и виноградного вина, коего было достаточно на три дня. При отъезде посланника ему отдана была почесть согласно Морскому уставу.

По весьма краткому нашему пребыванию в Лиссабоне я ничего не упоминаю о сем уже известном городе.

28 июня. В 8 часов утра мы снялись с якоря в намерении идти прямо в Россию. Проходя мимо стоящего под вице-адмиральским флагом португальского корабля (на котором под надзором находились многие чиновники, коих члены кортеса по личным видам считали опасными), мы салютовали из девяти пушек, на что с корабля ответствовано выстрел за выстрел. Когда прошли Белемскую башню, ветер вначале заштилел, а потом дул тихий противный, но мы, пользуясь попутным течением, вылавировали, а местами дрейфовали успешно. В час пополудни вышли из мелей при устье реки Таго.

На сем пути вслед за нами великобританской королевской службы капитан Дункен прислал некоторые бумаги и просил доставить оные в Англию; поручение сие я желал исполнить, тем более, что в продолжение нашего пребывания в Лиссабоне с сим достойным человеком познакомился и был весьма доволен его искренней приязнью. Я не хотел останавливаться в Англии, но полагал бумаги доставить по пути на первую военную брантвахту, охраняющую английские берега.

6 июля. От самого выхода из реки Таго до 6 июля мы имели северные и северо-западные противные ветры, которые отдаляли нас от берегов к западу. 6 июля ветер задул от северо-запада и мы пошли к Английскому каналу. В полдень находились на широте 42°4' северной, долготе 15°36' западной; склонение компаса было 21°31' западное.

7 июля. Ввечеру догнал нас английский фрегат «Ливия» под начальством капитана Дункена, хотя тремя днями позже нас вышел, но имел благополучные ветры и был в ходу лучше наших шлюпов. Я отослал ему депеши, которые взял для доставления статс-секретарю в Англию; мы оба ложились в дрейф; после некоторых взаимных приветствий простились, наполнили паруса, и темнота следующей ночи нас разлучила.

9 июля. Находясь на широтесеверной 47°30', видели погодовестников, летающих около шлюпов; мы их встречали повсюду, и в самых больших широтах Южного полушария, и в полосе между поворотными кругами; теперь встретили и в Северном полушарии, близ Английского канала.

10 июля. В 9 часов вечера 10 июля с фор-марса-рея усмотрели огонь Лизардского маяка и при западном ветре взяли курс в параллель южных берегов Англии.

11 июля. Когда рассвело, увидели восемь судов в разных направлениях. В 7 часов утра встретил нас лавирующий лоцманский бот; сии боты обыкновенно держатся при входе в канал, чтоб быть в готовности вести суда каналом, за что должно платить до Довера по двадцати фунтов стерлингов за каждое судно; я не счел за нужное брать лоцмана при благополучном ветре. Другой такой же бот подошел к шлюпу «Мирный», который также не взял лоцмана.

12 июля. В 10 часов утра, находясь у Довера, мы взяли лоцманов, чтобы нас провели узкостями. В 10 часов вечера, пройдя оные, увидели Галоперский маяк, легли в дрейф и отпустили лоцманов, заплатив каждому пятнадцать фунтов стерлингов. Канал между Англией и Францией беспрерывно покрыт разной величины судами, в разных направлениях идущими, и зрение мореплавателя всегда приятно занято. При благополучном ветре, с порывами и дождем, мы продолжали путь к Скагерраку.

15 и 17 июля. В 5 часов пополудни прошли маяк Скаген. Назавтра, 17 июля, у Кол маяка, взяв лоцмана, в 2 часа пополудни прошли мимо Эльсинора. Салют производится выстрел за выстрел. На Эльсинорском рейде в числе прочих судов стоял на якоре транспорт «Урал», шел к городу Архангельску. В 6 часов сего же вечера положили якорь на Копенгагенском рейде, по северную сторону Мидельгрунта, на глубине десяти сажен.

18 июля. Мы остановились на якоре единственно для того, чтоб переждать темноту. Немедля послали гребные суда в Копенгаген купить свежей говядины и зелени для служителей, и следующего утра опять вступили под паруса. Балтийское море прошли при благополучном ветре, и с нами ничего примечания достойного не случилось.

24 июля. В 6 часов утра 24 июля достигли Кронштадта, салютовали крепости и стали на якорь на том самом месте, с которого отправились в путь.

Отсутствие наше продолжалось 751 день; из сего числа дней мы в разных местах стояли на якоре 224, под парусами находились 527 дней; в сложности прошли всего 86 475 верст; пространство сие в 2 1/4 раза более больших кругов на земном шаре.

В продолжение плавания нашего обретено двадцать девять островов, в том числе в южном холодном поясе – два, в южном умеренном – восемь, а девятнадцать – в жарком поясе; обретена одна коральная мель с лагуной.