Краткий словарь основных морских терминов

Анкерок – небольшой бочонок вместимостью от одного до трех ведер, употребляемый на шлюпках для хранения запаса пресной воды, а также в качестве балласта при плавании под парусами в свежую погоду; на кораблях в анкерках сохраняется запас вина, уксуса и проч.

Апсель – косой парус между грот– и бизань-мачтами.

Ахтертай (правильнее – ахтертов) – во времена Беллинсгаузена – тросовый конец, за который у борта держатся гребные суда.

Ахтерштевень – брус, составляющий заднюю оконечность корабля; к нему подвешивается руль.

Бак – носовая (передняя) часть верхней палубы корабля, от носа до фок-мачты.

Бакштаг (идти в бакштаг) – курс парусного корабля, составляющий с линией ветра угол более 90° и менее 180° (т. е. когда корабль идет попутным ветром, но последний дует не прямо в корму, а несколько справа или слева).

Бакштаги – снасти стоячего такелажа (см. ниже), поддерживающие с боков мачты, стеньги, брам-стеньги, шлюп-балки и проч.

Баргоут (бархоут) – надводные пояса наружной обшивки корабля.

Баркасы и полубаркасы – самые большие корабельные шлюпки, служащие для перевозки большого числа команды, тяжелых грузов, завозки верпов, буксировки парусных судов и проч. Число весел на баркасах до 22.

Беген-рей (бегин-рей) – нижний рей на бизань-мачте (третьей мачте), к которому парус не привязывается.

Бегучий такелаж – все подвижные снасти, служащие для постановки и уборки парусов, для подъема и спуска частей рангоута, реев и проч.

Бейдевинд (бейдевинт), (идти бейдевинд) – курс парусного судна, ближайший к направлению ветра и составляющий с последним угол менее 90° (т. е. когда корабль идет при наличии почти противного ветра, дующего несколько справа или слева от носа).

Бизань – косой четырехугольный парус на бизань-мачте.

Бизань-мачта – третья мачта (считается с носа).

Бизань-ванты – снасти стоячего такелажа, которыми бизань-мачта укрепляется с боков.

Бизань-стаксель – косой парус треугольной формы между грот– и бизань-мачтами.

Бимс – поперечный деревянный брус, соединяющий правую и левую ветви шпангоута; бимсы служат как для поддержания палуб, так и для создания поперечной прочности корабля.

Битенг – толстый вертикальный брус (вроде тумбы) для крепления якорных канатов.

Блиндарей – рей под бушпритом, на котором ставили парус «бленд».

Боканцы (бокансы) – тонкие деревянные или железные брусья, выдающиеся за борт, для подвешивания шлюпок.

Бом-брам-рей – четвертый снизу рей на мачте.

Бом-салинг – третья снизу площадка на мачте (правильнее – круглый железный бугель с железными рожками, надеваемый на брам-стеньгу).

Брам-рей – третий снизу рей на мачте.

Брам-стеньга – рангоутное дерево, служащее продолжением стеньги и идущее вверх от нее.

Брамсель – прямой парус, подымаемый на брам-стеньге, над марселем (третий парус снизу).

Брандвахта (брантвахта) – караульное судно, поставленное на рейде или в гавани.

Брасы – снасти бегучего такелажа, посредством которых поворачивают реи в горизонтальном направлении.

Брештуки – горизонтальные кницы, соединяющие у форштевня и ахтерштевня оба привальных бруса для лучшего скреплении продольных связей обоих бортов в оконечностях.

Бриг – небольшое двухмачтовое парусное судно.

Броткамера – помещение на корабле для хранения сухарей, муки или сухой провизии.

Брызгас – рабочий, который выполняет все судовые работы по железу, как-то: забивает болты, сверлит для них дыры и проч.

Брюк – толстый трос, имеющий назначение удерживать орудия при откате во время стрельбы.

Бушприт (бугшприт) – горизонтальное или наклонное дерево, выдающееся с носа судна. Служит для отнесения центра парусности от центра тяжести судна и для увеличения вращательной силы кливеров; кроме того, служит для укрепления фок-мачты. На нем ставятся кливера и фор-стеньги-стаксель. Продолжением бушприта служат утлегарь и бом-утлегарь.

Вадервельсовые пазы – см. Ватервейсы.

Ванты – толстые смоленые тросы, которыми держатся с боков мачты, стеньги и брам-стеньги. Поперек вант располагаются выбленки из тонкого троса, служащие ступеньками для влезания на мачты и стеньги.

Ватер-бакштаги – тросы или цепи, поддерживающие бушприт с боков.

Ватер-штаг – трос (или цепь), поддерживающий бушприт снизу и не дающий ему гнуться вверх при поставленных кливерах.

Ватервейсы (вадервельсовые пазы) – толстые продольные деревянные брусья, накладываемые сверху на концы бимсов и идущие на верхней палубе вдоль по борту судна.

Веретено якоря – основной прямой брус якоря, кончающийся внизу утолщенной частью – трендом; на верхнюю часть веретена насаживается шток, а от тренда в стороны расходятся два рога с лапами.

Верп – небольшой якорь, используемый преимущественно для завозов с судна при помощи шлюпок (для снятия судна с мели, перетягивания с места на место, оттягивания кормы и проч.).

Виндзейль – длинный парусиновый рукав со вставленными внутрь обручами; служит для вентиляции внутренних помещений судна; верхняя часть его поднимается между мачтами, причем верхнее отверстие его устанавливается против ветра.

Вооружить шлюп – применительно к парусным судам это выражение означало совокупность всех работ по изготовлению судна к плаванию (установка рангоута и его укрепление, оснастка, укладка трюмов, установка орудий, приемка всего снабжения и проч.).

Гак – железный или стальной крюк, используемый на судах.

Гакаборт – верхняя часть борта корабля в корме.

Галс – курс судна относительно ветра. Если ветер дует в правый борт, то говорят, что судно идет правым галсом, если в левый борт – то левым галсом; сделать галс – пройти одним галсом, не поворачивая.

Гальюн – носовой свес на парусных кораблях, на котором устанавливалось носовое украшение; на этом же свесе по обоим бортам судна устраивались отхожие места (штульцы) и места для сбрасывания нечистот.

Гафель – рангоутное дерево, висящее на мачте под углом и направленное к корме корабля; к гафелям пришнуровываются триселя и бизань (см.).

Гитовы – снасти, которыми убирают паруса; взять на гитовы – собрать или подобрать паруса гитовами, не убирая их полностью.

Гичка – легкая быстроходная парадная 5—8-весельная шлюпка, имеющая корму с транцем (т. е. не острую, а как бы обрубленную); служит для посылок и разъездов.

Греп (грев, греф) – нижняя часть водореза или первый от киля деревянный брус фортштевня.

Грот – 1) прямой, самый нижний парус на второй мачте от носа (грот-мачте); 2) слово, прибавляемое к наименованию реев, парусов и такелажа грот-мачты.

Грот-марсель – второй снизу прямой парус на грот-мачте.

Грот-трисель – косой четырехугольный парус, ставящийся вдоль грот-мачты, причем верхняя часть его пришнуровывается к гафелю (рангоутному дереву, висящему под углом на мачте в сторону кормы корабля).

Гюйс – флаг, поднимаемый на носу (на бушприте) военных кораблей только когда они стоят на якоре.

Дек – так на парусных военных кораблях называли палубу, причем этот термин более применялся к тем из палуб, на которых была установлена артиллерия (двухдечный линейный корабль, трехдечный); кроме того, деком называлось и пространство между двумя палубами, где размещали личный состав для жилья.

Диаметральная плоскость корабля – продольная вертикальная плоскость, делящая судно по ширине на две симметричные равные части.

Диферент – угол продольного наклонения судна, вызывающий разность в осадке носа и кормы; говорят «диферент на нос» – если углубление носа больше, чем углубление кормы.

Драёк (драйка) – деревянный инструмент для такелажных работ.

Дрейф – явление сноса судна с линии его курса под влиянием ветра;

Лечь в дрейф – остановить в море движение корабля, для чего располагают паруса таким образом, чтобы от действия ветра на одни из них судно шло вперед, а от действия на другие – имело бы задний ход; во время лежания в дрейфе судно имеет то передний ход, то задний.

Дрек – небольшой якорь для шлюпок.

Езельгофт – см. Эзельгофт.

Заигрывать – шкаторина (кромка паруса) заигрывает, т. е. трепещет под влиянием ветра.

Зарифленные паруса – паруса, у которых взяты рифы, т. е. уменьшена площадь парусности при свежем ветре или в шторм.

Интрюм – то же самое, что трюм, однако принято говорить «глубина интрюма».

Каронада (карронада) – короткая чугунная пушка.

Килевание – искусственное наклонение судна на бок настолько, чтобы киль его вышел из воды; производится для того, чтобы проконопатить, исправить, осмолить или покрасить его подводную часть.

Клетинг (клетень) – тонкая веревка, которой обматывают трос дли предохранения последнего при трении.

Клюзы – круглые отверстия по обеим сторонам форштевня, через которые проходят якорные канаты к якорям.

Кница – деревянная часть корабельного набора, имеющая форму угольника, стороны которого составляют между собой тупой угол; кницами соединяют бимсы со шпангоутами и другие брусья, скрепляющиеся между собой под углом.

Комингсы (комельсы, камельцы) – толстые брусья по сторонам люков, препятствующие попаданию воды внутрь судна.

Констапельская – кормовая каюта в нижней палубе, простирающаяся от кормы до грот-мачты; в ней обычно хранились артиллерийские припасы, состоящие в ведении констапеля, т. е. прапорщика морской артиллерии.

Крамбол – короткий толстый деревянный брус, служащий краном для подъема якоря. Выражение «на крамболе» указывает направление на предмет, находящийся примерно на продолжении линии крамбола.

Кранец, кранцы – 1) приспособление, служащее для смягчения удара корабля о борт другого корабля или о стенку пристани (обычно это или короткий тросовой обрубок, деревянный брусок, или парусиновый круглый мешок, набитый пенькой и оплетенный каболкой); 2) кольца, сделанные из троса, служащие для укладки ядер у пушек (или толстые деревянные доски с вырезанными для ядер отверстиями).

Кренговать – то же, что килевать (см. Килевание).

Крюйсель (крюсель) – прямой парус на бизань-мачте, ставящийся между крюйсель-реем и бегин-реем.

Крюйс-стень-стаксель – косой парус треугольной формы между грот-мачтой и бизань-мачтой (ставится выше бизань-стакселя).

Кубрик – самая нижняя жилая палуба на корабле; ниже нее расположен трюм.

Курс корабля – угол, составляемый диаметральной плоскостью корабля с меридианом (см. Румбы).

Лавировать – продвигаться на парусном судне к цели переменными курсами по ломаной линии, вследствие неблагоприятного направления ветра (ложась то на правый, то на левый галс бейдевинда).

Леер – туго натянутый трос, у которого оба конца закреплены; применение лееров на корабле весьма разнообразно.

Лейка – деревянный совок, служащий для откачивания воды из шлюпок.

Лисель-спирты – тонкие деревянные брусья на реях, выдвигаемые в качестве их продолжения для увеличения парусности постановкой дополнительных парусов – лиселей.

Лот – свинцовая или чугунная гиря у ручного лота, служащего для измерения глубины.

Люк – вырез, отверстие в палубе судна; в то же время под термином «люк» понимают всю конструкцию, позволяющую закрывать это отверстие;

Грот-люк – люк, расположенный впереди грот-мачты,

Фор-люк – люк впереди фок-мачты.

Марс – первая снизу площадка на мачтах.

Марсель – второй снизу прямой парус, ставящийся между марса-реем и нижним реем; иметь марсель на эзельгофте – поставить марсель так, чтобы ветер дул в его переднюю сторону и нажимал его на эзельгофт (применяется для придания кораблю заднего хода; см. Положить марсель на стеньгу).

Мартингал (мартин-гик) – небольшой деревянный брусок, подвешенный под бушпритом вертикально вниз; служит для разноса снастей в стороны.

Наветренная (надветренная) сторона – сторона судна, непосредственно подверженная действию ветра; например, если судно идет правым галсом, то правая сторона (борт) и будет в этом случае наветренной.

Найтовы (найтовить) – перевязка тросом нескольких рангоутных деревьев или других предметов; снайтовить или наложить найтовы – прочно связать или привязать.

Нактоуз (нактоуз) – шкапик из тикового или красного дерева, на котором устанавливается компас на корабле.

Наполнить паруса – после лежания в дрейфе спуститься настолько, чтобы паруса надулись от действия ветра.

Нок – оконечность всякого горизонтального (или почти горизонтального) рангоутного дерева, например рея, бушприта, утлегаря, выстрела и проч.

Обрасопить реи – повернуть реи с помощью брасов в горизонтальном направлении.

Обух – болт, у которого вместо головки сделано кольцо.

Оверштаг – поворот судна на другой галс, при условии, что линию ветра переходит нос судна; в это время ветер дует с носа (в отличие от поворота фордевинд, при котором линию ветра переходит корма).

Паз – продольная щель соприкасающихся досок наружной обшивки корабля или палубной настилки. Пазы конопатятся и заливаются смолой.

Пеленг – угол между истинным меридианом и румбом, по которому виден какой-либо предмет.

Переборка – всякая вертикальная перегородка на корабле (бывают продольные и поперечные)

Пиллерс – деревянная или металлическая колонка, подпирающая бимс снизу.

Подветренная сторона – сторона судна, противоположная той, в которую дует ветер; если судно идет правым галсом, то его левая сторона будет называться подветренной, а правая – наветренной.

Подняться под парусами – привести, держать круче, ближе к ветру (см. «спуститься»).

Положить марсель на стеньгу – поставить марсель так, чтобы ветер дул в его переднюю сторону и нажимал его на стеньгу; судно при таком положении парусов будет иметь задний ход.

Порт – окно или амбразура в борте судна (бывают орудийные, грузовые и проч.).

Поручни – род перил на верхней палубе, мостике и надстройках.

Полоскание парусов – колебание парусов от ветра, когда последний не надувает их вполне или дует по направлению плоскости паруса.

Превентер-брасы – добавочные брасы, которые заводятся в помощь штатным брасам.

Разоружить шлюп – привести судно в состояние для ремонта или для долговременного хранения: снять с него все запасы, предметы снабжения, шлюпки, орудия, такелаж, спустить рангоут, вычистить трюмы.

Рангоут – мачты, стеньги, реи, гафели, гики, бушприт, утлегарь и прочие деревья, на которых ставят паруса.

Рей – горизонтальное рангоутное дерево, привешенное за середину к мачте или стеньге и служащее для привязывания к нему парусов. Наименования реев на различных мачтах (считая снизу): 1) на фок-мачте – фока-рей, фор-марса-рей, фор-брам-рей, фор-бом-брам-рей, 2) на грот-мачте – грот-рей, грот-марса-рей, грот-брам-рей, грот-бом-брам-рей, 3) на бизань-мачте – бегин-рей, крюйсель-рей, крюйс-брам-рей, крюйс-бом-брамнрей.

Рейдерсы (ридерсы) – во времена Беллинсгаузена так назывались толстые деревянные поперечные брусья, связывающие кузов корабля в трюме; обычно их бывало шесть и между ними укладывался балласт.

Рифы (взять рифы) – поперечный ряд продетых сквозь парус завязок, посредством которых можно уменьшить его площадь; на каждом парусе этих завязок бывает по нескольку рядов: у марселей – четыре, у нижних парусов – две; в зависимости от силы ветра берут один, два, три или четыре рифа; по мере ослабления ветра – поочередно отдают рифы.

Росторы (ростры) – совокупность запасных рангоутных деревьев на парусном судне, как-то: стенег, реев и проч., сложенных на шкафуте; все эти запасные деревья обычно крепятся на шкафутах в виде помоста на специальных стойках и лежнях.

Румбы, курсы и пеленги – румбами называются направления на различные предметы, измеряемые углами между линией север – юг (N – S) и этими направлениями. Во времена парусного флота, когда к мореплаванию не предъявлялись такие требования точности, как в настоящее время, истинный горизонт (как и картушка компаса) делился на 32 румба, причем румбами называлось как каждое из этих направлений, так и углы между двумя ближайшими целыми румбами. Исходя из того, что каждая окружность подразделяется на 360°, величина одного румба в градусах составит 11°15', т. е. 11 1/4°. Петр I ввел в русском флоте голландские наименования румбов, помещенные на прилагаемом здесь чертеже.

Левая часть этого чертежа показывает, что истинный горизонт (и картушка компаса) делится на 4 четверти: норд-остовую, зюйд-остовую, зюйд-вестовую и норд-вестовую (см. чертеж), причем в каждой четверти нумерация румбов велась по направлениям стрелок. Правый чертеж приводит наименования румбов. Буква «t» обозначает сокращенное испорченное голландское слово «тен», т. е. «к»; так что румб NOtN следует произнести «норд-ост-тен-норд»; если при обозначении какого-либо направления требуется большая точность, чем 11 1/4°, то добавляется в соответствующую сторону дробная часть румба, с точностью до 74 румба, например: WNW 1/4 W, т. е. «вест-норд-вест четверть к весту» (в настоящее время истинный горизонт и картушка компаса делятся на 360° и курсы и пеленги отсчитываются с точностью до 1/4°, по часовой стрелке). Пользуясь вышеуказанным делением истинного горизонта на румбы, говорят «корабль идет по такому-то румбу» (т. е. курс корабля будет такой-то) или «маяк виден по такому-то румбу» (т. е. пеленг маяка будет такой-то).

Румпель – рычаг, насаженный на голову руля, посредством которого происходит перекладка руля.

Рундук – деревянное прикрытие над головой руля.

Рундуки – закрытые нары, ящики или лари во внутренних помещениях корабля, в которых команда хранит свои личные вещи.

Руслени – площадки снаружи борта судна, на высоте верхней палубы, служащие для отвода вант; с русленей обычно бросают ручной лот.

Салинг – вторая снизу площадка на мачте; представляет собой раму из продольных и поперечных брусьев, служит для отвода брам– и бом-брам-бакштагов; в зависимости от принадлежности к той или иной мачте различают фор-салинт, грот-салинг, крюйс-салинг.

Свит-сарвинь (швиц-сарвень) – строп, которым стягиваются между собой противоположные ванты ниже марса.

Сей-тали – тали, применяемые для подъема тяжестей, гребных судов, для тяги стоячего такелажа и вообще для тяжелых судовых работ.

Секстан – морской угломерный инструмент, служащий для измерения: 1) высот небесных светил в море и на берегу; 2) углов между видимыми с корабля земными предметами.

Сектора – толстые железные прутья (или столбики), служащие для привязывания фалрепов.

Сетки коечные – специальные ящики на верхней палубе по бортам судна для хранения в дневное время командных коек.

Служители – команда.

Сплес (плес) – открытый район между островами.

Спуститься под парусами – уклониться от ветра, идти полнее, отходить от ветра, составить больший угол между курсом и направлением ветра.

Стаксели – треугольные косые паруса; называются в зависимости от расположения: впереди фок-мачты – фор-стаксель и фор-стеньги-стаксель, впереди грот-мачты – грот-стеньги-стаксель и т. д.

Стаксель штормовой – стаксель меньшего размера из самой толстой и прочной парусины; поднимается в случае очень свежей погоды.

Стандерс – поддерживающая стойка; брус, идущий по борту параллельно шпангоутам и скрепленный с ними; служит для подкрепления набора в местах вырезов для портов.

Старнпост – то же, что ахтерштевень.

Стень-ванты – ванты, удерживающие стеньгу с боков.

Стеньга – рангоутное дерево, служащее продолжением мачты и идущее вверх от нее. В зависимости от принадлежности к той или иной мачте различают фор-стеньгу, грот-стеньгу и крюйс-стеньгу (на бизань-мачте).

Степс – деревянное или железное гнездо, в которое вставляется мачта или бушприт своим шпором (нижним концом).

Стоп-анкер – самый большой (тяжелый) из судовых верпов (см. Верп).

Стоячий такелаж – снасти, служащие для поддержки и укрепления рангоута; будучи раз заведенным, стоячий такелаж всегда остается неподвижным (в отличие от бегучего такелажа).

Стульцы – см. Штульцы.

Счисление – определение места корабля при плавании в океане не астрономическими наблюдениями, а по формулам счисления, т. е. вычисляя широту и долготу по известному курсу корабля, его скорости и времени, протекшем между последним астрономическим определением и заданным моментом; получаются «счислимые места», менее точные, чем «обсервованные места».

Такелаж – все снасти на судне, служащие для укрепления рангоута и управления им и парусами; различают стоячий такелаж и бегучий такелаж (см.).

Тали – грузоподъемное приспособление, состоящее из двух блоков (подвижного и неподвижного), соединяющихся между собой тросом; при подъеме тяжестей теоретический выигрыш в силе зависит от числа шкивов.

Тимберовать (тимбировать) – ремонтировать деревянное судно.

Тиммерман – старший корабельный плотник.

Топ – верхняя оконечность каждого вертикального рангоутного дерева – мачты, стеньги, брам-стеньги.

Траверз (траверс) – направление, перпендикулярное курсу судна.

Транец (транцы) – горизонтальные поперечные брусья или доски, образующие корму и крепящиеся к старнпосту и шпангоутам.

Трисель – косой четырехугольный парус, ставящийся за каждой мачтой и примыкающий к ней, причем верхняя часть паруса пришнуровывается к гафелю (на бизань-мачте этот парус называется бизанью).

Трюм – внутреннее помещение корабля, лежащее ниже самой нижней палубы.

Фалреп (фалгреб) – трос или штерт, заменяющий поручни у входных трапов.

Фалы – снасти, служащие для подъема реев, гафелей, парусов (кливеров, стакселей), флагов и проч.

Фальконет – небольшое чугунное орудие.

Фальшфейер – пиротехническое сигнальное средство (тонкая бумажная гильза, наполненная пиротехническим составом, имеющим свойство гореть ярким пламенем белого цвета).

Фарватер – проход между опасностями, обставленный предупредительными знаками, или определенный обследованный путь для плавания судов.

Флюгарка – флажок особого для каждого военного корабля рисунка и расцветки; на судне флюгарка, изготовленная из листовой меди, устанавливается на грот-брам-стеньге.

Фок – прямой парус, самый нижний на передней мачте судна (фок-мачте).

Фока-галс – снасть, идущая от нижнего наветренного угла паруса фока и проходящая через отверстие в борту, в носовой части корабля (в отверстие вставлено два медных колеса).

Фор-бом-брам-стеньга – рангоутное дерево, служащее продолжением фор-брам-стеньги.

Фор-брам-стеньга – рангоутное дерево, служащее продолжением фор-стеньги.

Фор-стеньга – рангоутное дерево, служащее продолжением фок-мачты.

Фордевинд – 1) идти фордевинд – идти, имея попутный ветер прямо в корму; 2) поворот фордевинд – поворот на другой галс при условии, что линию ветра переходит корма (при повороте оверштаг – нос).

Форзейль (форзель) – быстроходный парусный корабль, высылавшийся впереди флота или отряда для разведки или в целях навигационного обеспечения.

Фор-марсель – второй снизу прямой парус на фок-мачте.

Фор-стеньги-стаксель – стаксель, поднимаемый впереди фок-мачты.

Фор-стень-штаг – штаг (снасть), удерживающая фор-стеньгу спереди и идущая от топа фор-стеньги к бушприту.

Форштевень – деревянный брус, образующий переднюю оконечность судна (продолжение киля в носовой части).

Фрегат – быстроходный военный трехмачтовый парусный корабль.

Шек – надводная часть передней грани форштевня.

Шканцы (шханцы) – часть верхней палубы судна между грот-мачтой и бизань-мачтой (считались главным почетным местом на корабле).

Шкафут (шхафут) – часть верхней палубы корабля между фок-мачтой и грот-мачтой; середина его занята рострами (см.).

Шкафутная сетка – коечная сетка на шкафуте.

Шлюп – трехмачтовый военный корабль, по своему внешнему виду, размерам и парусному вооружению больше всего схожий с фрегатами среднего размера или корветами. В русском флоте шлюпами называли главным образом парусные корабли, предназначенные для кругосветных плаваний.

Шпангоуты – ребра судна, придающие ему поперечную прочность.

Шпация – промежуток между двумя смежными шпангоутами.

Шпунтовый паз – выемка в брусе, в которую притыкаются обшивные доски.

Штульцы – боковая наделка, свес с боков кормы судна.

Шхив (шкив) – бакаутовое или медное колесо, вращающееся между щеками блока; по шкиву проходит трос, для чего на его окружности имеется жолюб.

Эзельгофт (езельгофт) – деревянный или железный брусок, служащий для соединения мачты со стеньгой, стеньги – с брам-стеньгой и брам-стеньги – с бом-брам-стеньгой (а также бушприта – с утлегарем, и последнего – с бом-утлегарем).

Ют – кормовая часть верхней палубы сзади бизань-мачты.

 

Полный список матросского состава шлюпа «Восток»

Унтер-офицеры:

подштурмана Андрей Шеркунов и Петр Крюков, шкиперский помощник Федор Васильев, фельдшер 1-го класса Иван Степанов.

Квартирмейстеры:

Сандаш Анеев, Алексей Алдыгин, Мартын Степанов, Алексей Степанов, флейщик Григорий Дианов, барабанщик Леонтий Чуркин.

Матросы 1-й статьи:

рулевой Семен Трофимов; марсовые: Губей Абдулов, Степан Сазанов, Петр Максимов, Кондратий Петров, Олав Рангопль, Пауль Якобсон, Леон Дубовский, Семен Гуляев, Григорий Ананьин, Григорий Елсуков, Степан Филиппов, Сидор Лукин, Матвей Хандуков, Кондратий Борисов, Еремей Андреев, Данила Корнев, Сидор Васильев, Данила Лемантов, Федор Ефимов, Христиан Ленбекин, Ефим Гладкий, Мартын Любин, Гаврила Галкин, Юсуп Юсупов, Габит Немясов, Прокофий Касаткин, Иван Кривов, Матвей Лезов, Мафусаил Май-Избай, Никифор Аглоблин, Никита Алунин, Егор Киселев, Иван Салтыков, Иван Шолохов, Демид Антонов, Абросим Скукка, Федор Кудряхин, Иван Яренгин, Захар Попов, Филимон Быков, Василий Кузнецов, Алексей Коневалов, Семен Гурьянов, Иван Паклин, Иван Гребенников, Яков Бизанов, Михаил Точилов, Матвей Попов, Елизар Максимов, Петр Иванов, Григорий Васильев, Михаил Тахашиков, Петр Палицин, Денис Южаков, Василий Соболев, Семен Хмельников, Матвей Рожин, Севастьян Чигасов, Данила Степанов, Варфоломей Копылов, Спиридон Ефремов, Терентий Иванов, Ларион Нечаев, Федот Разгуляев, Василий Андреев, Кирилл Сапожников, Александр Барешков, Алексей Шиловский, Афанасий Кириллов.

Различные мастеровые:

слесарь Матвей Губин, тиммерман Василий Краснопевов, кузнец Петр Курлыгин, плотник Петр Матвеев, конопатчик Родион Аверкиев, парусник Данила Мигалкин, купор Гаврила Данилов.

Канониры:

артиллерии унтер-офицеры Илья Петухов и Иван Корнильев, бомбардир Леонтий Маркелов, канониры 1-й статьи: Захар Красницын, Ян Яцылевич, Якуб Белевич, Егор Васильев, Василий Капкин, Феклист Алексеев, Семен Гусаров, Степан Ядыновский, Никита Лебедев, Глеб Плысов и Иван Барабанов.

 

Полный список матросского состава шлюпа «Мирный»

Боцманы и унтер-офицеры:

боцман Иван Лосяков, баталер сержантского ранга Андрей Давыдов, фельдшер 1-го класса Василий Пономарев, слесарь Василий Герасимов, шкиперский помощник Василий Трифанов, штурманский помощник Яков Харлав.

Квартирмейстеры:

Василий Алексеев, Назар Рахматулов, барабанщик Иван Новинский.

Матросы 1-й статьи:

Абашир Якшин, Платон Семенов, Арсентий Филиппов, Спиридон Родионов, Назар Аталинов, Егор Берников, Габидулла Мамлинеев, Григорий Тюков, Павел Мохов, Петр Ершев, Федор Павлов, Иван Кириллов, Матвей Мурзин, Симон Таус, Иван Антонов, Демид Улышев, Василий Сидоров, Батарша Бадеев, Лаврентий Чупранов, Егор Барсуков, Яков Кириллов, Осип Колтаков, Маркел Естигнеев, Адам Кух, Николай Волков, Григорий Петунии, Иван Леонтьев, Анисим Гаврилов, Ларион Филиппов, Томас Вунганин, Данила Анохин, Федор Бартюков, Иван Козьминский, Фрол Шавырин, Архип Палмин, Захар Иванов, Василий Курчавый, Филипп Пашков, Федор Истомин, Демид Чирков, Дмитрий Горев, Илья Зашанов, Иван Козырев, Василий Семенов.

Различные мастеровые:

слесарь Василий Герасимов, плотники Федор Петров и Петр Федоров, конопатчик Андрей Ермолаев, парусник Александр Темников, купор Потап Сорокин.

Канониры:

артиллерии старший унтер-офицер Дмитрий Степанов;

канониры 1-й статьи: Петр Афанасьев, Михаил Резвый, Василий Степанов, Василий Куклин, Ефим Воробьев, Иван Сарапов.

 

Выписка из донесения Капитана 2-го ранга Беллинсгаузена к морскому министру

от 8 апреля 1820 года из Порт-Джексона

Командир 1-го отряда судов наших, отправленных в дальний вояж, капитан Беллинсгаузен доносит, что он, отправившись со вверенными ему шлюпами «Восток» и «Мирный» в Рио-де-Жанейро 22 ноября 1819 года, прибыл 15 декабря к островам Валлису и Георгия. И так как сии острова описаны были капитаном Куком только с северной стороны, то он окончил опись оных, обойдя их с юга. Оттуда 17 декабря отряд шлюпов пустился к Сандвичевой Земле. 18 числа, находясь на широте южной 56°13' и долготе 31°46' О, усмотрел первый ледяной остров, возвышающийся над поверхностью моря до 200 футов, и имеющий в окружности до 2 миль. 22 декабря под 56°41'30''южной широты и W долготы 28°3'30''открыт остров окружностью 3 1/4 мили, прежде сего неизвестный; в тот же день усмотрен и другой остров также неизвестный, под 56°44'10''южной широты и 27°8' W долготы, в окружности 12 1/4 миль.

Остров сей состоит из одной островерхой горы, покрытой снегом и беспрерывно окруженной облаками. 23 числа усмотрен еще один остров окружностью 7 1/4 мили, на широте S 56°17'30'', долготе W 27°25'14'', имеющий огнедышащее жерло, из коего весьма много выходило дыма; все сии три острова должно почитать вновь открытыми.

От оных отряд взял направление к Сандвичевой Земле и, проплыв мимо двух островков, названных Куком Сретение, мимо острова Сандерса, берега, названного Куком мысом Монтегю, берега, названного сим же путешественником мысом Бристоль, оказавшегося по осмотру островом 19 миль в окружности, берега Туле, также оказавшегося островом, продолжал путь к югу. 4 января 1820 года на широте 60°39' окружены были суда льдом, с сего времени беспрерывно ими видимым и даже причинившим им некоторые повреждения. 16 января проникнул отряд до широты S 69°25' на долготе 2°10' W, где встретил сплошной лед, a далее к югу ледяные горы, и продолжал покушения далее в разных направлениях до 5 марта.

Поскольку между тем наступило позднее время, море наполнено было множеством льда, и плавание, при продолжительных ночах, беспрестанных бурях, снеге, изморозях и туманах, делалось опасным и могло быть даже бедственно, да и команда от 104-дневного весьма трудного вояжа была в изнурении, то капитан Беллинсгаузен решился оставить большие широты и войти в меньшие, а потому с 5 марта поворотил к северу. Выдержав еще двукратно жестокие бури, 9 и 16 марта, отряд прибыл 30 марта благополучно в Порт-Джексон. Как во время путешествия, так и по приходу в порт тяжелобольных не было, кроме одного матроса на шлюпе «Мирный», умершего в больших широтах от нервной горячки.

Капитан Беллинсгаузен присовокупляет, что признаков большой южной земли нигде им не встречено, хотя плавание его происходило по большей части за полярным кругом, если же такая земля и существует, то должна быть во льдах, покрыта ими и опознать оной нет возможности.

Он отлично хвалит усердие и деятельность, оказанные во время такого трудного и опасного мореплавания офицерами, под его начальством находящимися.

 

Выписка из письма Капитана Беллинсгаузена морскому министру из Порт-Джексона от 8 апреля 1820 года

Шлюпы наши, как из донесения моего изволите усмотреть, были непрерывно среди льдов. Люди переносили великие трудности от жестокости ветров, в сих морях господствующих, a более от густой мрачности, мокрых и густых снегов, падающих здесь весьма часто и изобильно. Изморозь и сами морозы сопровождали нас почти во все время плавания нашего, a ледяные горы, из которых некоторые возвышались от поверхности моря свыше 400 футов, иные же имели в окружности до 15-ти миль, были всегдашними нашими неприятелями, против коих мы должны были защищаться величайшей осторожностью и самым строгим бдением: малейшее упущение могло подвергнуть все силы наши неминуемой гибели.

Столь великое возвышение ледяных громад над поверхностью моря приводит в изумление, особенно когда помыслим, что семь частей оных находится под водой. Ваше Высокопревосходительство из сего изволите заключить и о холоде y Южного полюса. Признака земли в больших широтах я не встречал. Птиц же хотя и видел много, но они все морские, не могут служить знаком близости земли и суть разных родов: некоторые летают до полярного круга, а иные из-за оного не вылетают, другие же обитают по обе его стороны, и сии были почти всегдашними нашими спутниками; им, как кажется, нет надобности в земле, ибо отдыхают они и спят на воде, питаются же, по замечанию нашему, мертвыми китами, шримсами, моллюсками и другими морскими животными и растениями. Притом, по опытам нашим, они весьма долго могут жить без пищи, ибо раненые крупною дробью, проживали 8 дней без пищи и питья.

Группа островов, названных Сандвичевой Землей и вновь нами открытых, кажется мне, не что иное есть, как хребет подводных гор, вершины коих высунулись из воды; оные имеют направление через Клерковы Камни и соединяются с Георгией, a оттуда чрез острова Валлис и Аврору, открытые 1794 года испанцами, идут к Фолклендским островам, кои непосредственно соединяются с Америкой, но чтобы они были продолжением южной матерой земли, сего я не могу никак предполагать, ибо, пройдя широту южнейшего из оных острова Туле, дойдя до широты 60°27' и имея ясную погоду и чистый горизонт, мог видеть далее к югу еще до 4° миль, что составит пространство более нежели на 1000 миль от островов Туле, признаков же земли ничто не означало, да и само море в сем месте приняло цвет океана, отличный от имеющегося при островах.

 

Письма Г. Галкина о плавании шлюпов «Восток» и «Мирный» в Тихом океане

Пользуясь дружеским расположением Г. Галкина, бывшего в путешествии вокруг света и к Южному полюсу на шлюпе «Мирный» в должности врача, и слышав лично от него много любопытного о сем путешествии, желал я с нетерпением читать подробное об оном повествование. К удовольствию моему, Г. Галкин предоставил мне прочитать описание плавания шлюпов «Восток» и «Мирный» в Южном Ледовитом море, помещенное в «Казанском Вестнике» сего года, и сверх оного удостоил меня занимательными своими письмами о плавании сих шлюпов в Тихом океане. Полагая, что для всех, любящих знаменитые подвиги соотечественников, сии письма будут равно любопытны, испросил я у Г. Галкина позволение сообщать оные публике, и, препровождая к Вам, покорнейше прошу поместить в издаваемом Вами журнале.

Имею честь и пр. Александр Иваненко, слоб. укр. губернииЛебединского уезда помещик и почетный смотритель училищ Лебединского и Ахтырского уездов. Лебедин, ноября 18, 1822 г.

Письмо 1

Всем известно, что в 1819 году июля 3-го дня, по повелению Его Императорского Величества, отправилась из Кронштадта экспедиция для открытий к Южному полюсу, состоявшая из двух шлюпов – «Восток» и «Мирный». Начальник оной был капитан 2-го ранга, ныне капитан командор Беллингсгаузен, находившейся на «Восток», и командир шлюпа «Мирный» лейтенант Лазарев, ныне капитан 2-го ранга. Шлюпы сии из Рио-де-Жанейро пошли к Сандвичевой Земле, от коей простирали плавание в разных долготах к югу, до неподвижного льда, стремясь с невероятной неустрашимостью между несметным множеством ледяных островов проникнуть ближе к Южному полюсу. По наступлении в сих местах зимы спустились в Порт-Джексон, откуда чрез пролив Куков, что в Новой Зеландии, пошли путем, доселе неизвестным, к островам Общества, от сих – к островам Дружества, и опять пришли в Порт-Джексон. По наступлении на юге лета вышли из оного и простирали плавание к югу и на восток.

Здесь, в чаще льдов, подвергаясь ежедневно опасностям, достигали самых больших широт, где природа положила непреодолимые препятствия отважнейшим нашим мореходцам. Таким образом, обойдя вокруг света, спустились в Рио-де-Жанейро, сделав, как в тропиках, так и на юге, многие важные открытия. Экспедиция сия, к удовольствию монарха, к славе флота и отечества, возвратилась в Кронштадт 24 июля 1821 года. Предполагаю, что приведение в порядок множества материалов, гравирование карт и эстампов и проч. остановят еще на некоторое время появление в свет полного описания знаменитого сего путешествия. Между тем я с удовольствием уже читал «Слово…» о пути и занятиях сих шлюпов, произнесенное 7 июля сего года в публичном собрании Казанского университета профессором Симоновым, бывшим на шлюпе «Восток» в должности астронома-наблюдателя, и его же описание плавания шлюпа «Восток» в Южном Ледовитом океане, помещенное в «Казанском Вестнике» сего года.

8-го мая 1820 года мы оставили Порт-Джексон. Мысль, что четыре месяца мы должны плавать в тропическом море, где царствует вечное лето, где разъяренные бури холодного Южного полюса не нарушат спокойствия нашего, где природа щедро рассыпала дары свои, и ожидания новых открытий представляли плавание наше приятнейшей, занимательной прогулкой. Видя скрывающийся из глаз город Сидней и синеющий впереди неизмеримый океан, мы все были спокойны и веселы. Но лишь только вышли за маяк Порт-Джексонский, сильный ветер, взволновав море, закачал шлюп наш, и мы в первый раз во всё наше плавание почувствовали болезнь морскую. Скорый переход от спокойного стояния на якоре в волнующееся море был сему причиной.

Мы направили путь к Новой Зеландии.

Ветер во все время нам не благоприятствовал, и до 19-го числа, постепенно усиливаясь, произвел величайшее волнение моря. Испытав неоднократно штормы в предшествующее плавание, в чаще льдов, где каждая минута угрожала нам опасностью, мы в настоящее время, находясь в открытом море и надеясь на крепость нашего шлюпа, оставались довольно спокойными, но к ночи сего числа ветер стих: шлюп потерял ход; величайшие водяные горы, ударяясь об оный с ужасной силой, бросали его по произволу в разные стороны.

Часто целый вал, вливаясь на палубу, покрывал оную на два фута и угрожал мгновенным унесением людей в разъяренное море; часто шлюп, находясь в водяном рве, ложился боком на дне оного, и, казалось, изнемогая от претерпленных бедствий, готовился погребтись в бездне океана. Зная, какие могут произойти от такого волнения последствия, мы не могли не почувствовать неприятного нашего положения. Но благодаря провидению на другой день волнение уменьшилось; задул ветерок, и шлюп опять получил ход. «Мирный» не потерпел никакого вреда; у «Восток» с правого шкафута сбило сетку и унесло в море. В сие время один офицер едва успел схватиться за снасть и спастись от угрожавшей ему погибели.

При противном ветре медленно приближались мы к Новой Зеландии. Наконец увидели высокие, покрытые лесом берега оной. Гора Эгмонт гордо над ними возвышалась, и вечным снегом покрытая вершина ее, отражая лучи солнца, представляла величественное, восхитительное зрелище. К ночи в разных местах на берегу зажглись огни и напомнили нам о зверских жителях земли сей. Неужели, думали мы, зеландцы до сих пор предаются с восторгом ужасному, посрамляющему человечество пороку? Неужели до сих пор они те же, какие были во времена Кука? Быть может, на сих огнях жарят теперь себе подобных, чтоб после с жадностью съесть их. Так мы приближались к той стране, где капитан Марион и несколько английских и французских матросов были съедены обитателями оной.

Войдя в пролив Кука и лавируя в оном при противном ветре, наконец 29 числа мы бросили якорь в заливе Королевы Шарлоты за островами Долгий и Матуарой, против корабельной бухты. И так наше плавание от Новой Голландии до сего места совершили мы в 21 день (при хорошем ветре можно б было кончить оное в одну неделю).

Лишь только мы стали на якорь, как несколько лодок, наполненных зеландцами, приблизились к нашим шлюпам. Их вид, одежда, лодки нас изумили, и мы с нетерпением желали скорее с ними познакомиться.

Письмо 2

В пяти саженях от шлюпа лодки остановились. На одной из них встал поседевший старик и начал громким голосом кричать, обращаясь к нам и делая странные телодвижения: то возвышая, то понижая голос, он произносил довольно явственно некоторые слова и, казалось, в длинной речи своей то спрашивал нас, то рассказывал о себе, показывая свою силу и храбрость. Наконец он ее кончил и ожидал ответа. Мы знаками пригласили всех на шлюп. Не показывая никакого сомнения, старик взошел; другие оставались на лодках. Но когда изъявили мы согласие поцеловаться с его носом нашими и, после нескольких приветствий на их языке, упомянули о рыбе, то он с радостью приказал оной подать, и тогда все зеландцы, впрочем с некоторой робостью, один за другим взошли к нам. С каждым из них должны мы были целоваться носом и изъявлять радость пантомимами.

Рост имеют они средний; сложение тела довольно стройное до ног, которые по большей части искривлены, с толстыми и как будто бы распухшими коленями, что, вероятно, происходит от малого движения и сидения, поджавши ноги. Цвет лица имеют темно-оливковый; черты оного весьма значительны, и в черных их глазах горит огонь. Почти у всех на лице, а у некоторых на груди, руках и ногах выведены накалыванием правильные узоры, окрашенные навсегда остающейся темно-синей краской, от чего у многих нет бороды (у Г. Галкина я видел высушенную голову новозеландца, на которой кожа, волосы и узоры сохранены совершенно: редкость единственная!.

Две такие головы находятся в музее государственного Адмиралтейского департамента в С.-Петербурге.); уши проколоты, и у некоторых сии отверстия весьма велики – от постепенного увеличивания круглых костей, которые они, так как и обделанный зеленый камень, носят вместо серег. Черные, густые, длинные волосы висят в беспорядке по лицу: впрочем, некоторые их обрезают, а некоторые, собирая все вместе, завязывают на верху головы.

Одежда их довольно проста: род короткого полукафтанья с разрывами для рук, который на груди завязывают или застегивают базальтовой булавкой и подпоясывают тесьмой. Сия одежда сплетена очень искусно из известного льняного растения, выкрашена темно-желтой, а по краям черной краской. День нашего сюда прихода был холодный, посему многие из них приехали сверх оной в плащах, сделанных также из волокон льна, очень подобных так называемым буркам, которые носят наши горные жители. Оные весьма хорошо защищают от дождя и холода, что у Южного полюса испытали и наши баковые часовые, имея от них сей плащ. Обуви они не употребляют; многие имели ноги изъязвленные и бегали по палубе, чтоб их согреть.

На шею некоторые навешивают разным образом обделанный базальт, рыбьи кости, жемчужные раковины и проч. Иной, чтоб явиться во всем блеске своего убора, украсил оный воткнутыми в волосы разных цветов перьями, вместо нашей помады употребил рыбий жир и, прибавив оный к красному мелу, нарумянил сим составом свои щеки. Лодки зеландцев узки, и каждая составлена из нескольких деревьев; иногда две такие лодки связывают вместе посредством кольев, отчего они не могут быть опрокинуты волнением, хотя и не имеют отвода (т. е. дерева толщиной около трех дюймов, привязанного параллельно к лодке посредством кольев, укрепленных в оной под прямыми углами), который как зеландцы, так и другие дикие народы употребляют при одной лодке. Корма и нос украшены грубой резьбой, представляющей человеческую или собачью голову с высунутым языком и глазами из раковин; лодок с парусами мы не видели. В одной, садясь один за другим, могут поместиться более 10 человек.

Зеландцы, видев неоднократно европейцев, ничему не удивлялись на наших шлюпах, исключая некоторые редкости, которые они рассматривали с любопытством. Железные вещи, коих достоинство они знали из опыта, нравились им более всего. Зная, как они скупы и как дорого ценят собственность, мы почли за нужное при начале нашего торга подражать им и не показывать вещей значительных. Во время Кука они многому предпочитали бутылки и рубашки, а теперь за первые не хотели дать простой удочки. Гвозди привели их в восторг: каждый наперебой предлагал за них то раковину, то удочку, то базальтовый топор и проч.

За большой гвоздь они давали вещь лучшую, и, словом, так хорошо знали всему цену, что заставили нас быть очень осторожными в нашем торге. Когда казалось, что у них нет уже ничего, мы показали ножи. От радости они начали прыгать, кричать и протягивать свои руки, чтоб им подарили, но несоглашение наше открыло их хитрость: один за другим стали вынимать из пазухи вещи из зеленого камня и раковин, лучше отделанные. Наконец они отдали нам все, что имели. Начальник приехавших к нам зеландцев отправился на восток, где от капитана получил в подарок топор. Радость его была чрезмерна. Он всеми возможными знаками изъявлял, сколько для него оный полезен: целовался со всеми своим носом и, казалось, к другим вещам был равнодушен.

Во все дни нашего здесь пребывания зеландцы приезжали на шлюпы часу в 10 утра и оставались до вечера; променяв свои вещи, они у нас обедали: ели с аппетитом наши сухари, горох, кашу и сахар. Солонина им не совсем нравилась; до свинины также не были охотники, а рома и вина не могли пить. Иногда помогали они нашим матросам в работе, за что прилежные получали гвозди; иногда, развеселясь, доставляли нам удовольствие видеть их пляску и слышать песни. Для сего становились в один ряд человек 15; один из них, стукнув ногой, начинал петь (в середине стиха вдруг следовал общий, довольно скорый, дикий крик), то поднимая вверх, то протягивая, то опуская вниз руки; крепко стуча ногами, коверкаясь всем телом и делая бешеные лица, заключили сию песню, став на одно колено, адским протяжным смехом. Матросы наши весьма хорошо их переняли, и на шлюпе у Южного полюса, где ежедневные опасности приводили душу в уныние, развеселяли иногда всех таким подражанием.

Письмо 3

На третий день мы вздумали заплатить визит нашим ежедневным гостям и поехали в их селения, находящиеся на противном острову Матуаре берегу. Хотя казалось, что зеландцы очень к нам расположены, но мы взяли с собой вооруженных матросов, и все офицеры имели ружья. Против приятелей, которые съели английских и французских мореходцев и которые с великим удовольствием около нас прыгали, когда мы показывали им свои руки и грудь, предосторожность казалась не излишней.

Лишь только мы вышли на берег, как три зеландца нас встретили и предложили удочки. По-видимому, они нас не боялись; но мы заместили несколько человек, побежавших в лес. Это были женщины. Ласковое наше обращение с мужчинами возбудило наконец и их к нам доверенность, и одна за другой выходили из лесу. Будучи малорослы и толсты, с черными, длинными, в беспорядке висящими по лицу волосами, с наколотыми и окрашенными синей краской губами, от лица до ног вымазанные рыбьим жиром и желтой краской, имея замаранную, наполненную насекомыми и не завязанную на груди одежду, заставили они русских путешественников отвратить от себя взор.

Матросы наши отплевывались, удивляясь, как английские могли быть к ним неравнодушны. Впрочем, мы не хотели оказать им явное наше презрение, и в знак расположения навесили на их шеи пронизок, в уши – серег, и в память надели на пальцы по нескольку колец; после сего подарили каждой по зеркалу. Последними они очень были довольны и, смотрясь в оные, стали снова подкрашивать свои лица. Некоторые из них имели при себе детей и носили их за спиной, подобно нашим цыганкам.

Селение состояло из трех шалашей, малых и низких, покрытых ветвями и внутри весьма неопрятных. Пребывание зеландцев в сем месте временное – для ловли рыбы или по другим каким-либо обстоятельствам.

Отсюда мы отправились в другое селение (в заливе Королевы Шарлотты мы видели только два описанных здесь селения.), где жило человек 50. Здесь встретил нас старик, о котором я упоминал. Все были рады нашему приезду – начался торг. Старик, желая еще получить топор, предлагал нам длинные, из красного дерева, весьма крепкие пики, показывая, как должно ими колоть; ящики для клажи небольших вещей с довольно хорошей резьбой, судя по тому, что делают оную камнем; базальтовые дубины, с которыми они ходят на войну, базальтовые топоры, подобные нашим шляхтам, и многие другие вещи. Здесь все были богаты, и посему мы много выменяли редкостей, которых не привозили они на шлюп, ожидая, быть может, выгоднейшего торга. Женщины нас не боялись, принимали наши подарки, но ничем не отдаривали.

Селение сие, судя по устройству, верно, давно существует. Со стороны моря оно обнесено палисадом; за ним течет ручеек; направо – небольшой сарай, в котором хранятся сети, удочки и веревки; напротив начинаются малые, обмазанные глиной хижины. Дом старика более других. Он сделан из воткнутых в землю толстых кольев, переплетенных ветвями, и покрыт листьями и необделанными волокнами льна довольно прочно; внутри столбы, поддерживающие кровлю, украшены резьбой, и на поставленном в середине вырезана человеческая фигура, быть может их идол. Впрочем, у зеландцев никаких религиозных обрядов мы не заметили. Поодаль от жилищ находится обгороженное место, где они сушат рыбу. Вот все, что могли мы видеть в сем селении! Жители оного как будто бы составляли одно семейство, и один к другому были весьма хорошо расположены.

Хотя вообще все зеландцы имеют пылкий характер, но, казалось, без весьма огорчительной причины не способны предаваться зверскому желанию убивать себе подобных. Во все время нашего здесь пребывания мы не заметили за ними никаких пороков, кроме некоторых хитростей в торгу. Неудивительно, если 50 лет со времени пребывания в сем заливе Кука могли иметь влияние на перемену их характера. Они за топор готовы были жертвовать нам целомудрием своих женщин, которых, впрочем, весьма мало уважают, но мы не могли узнать, почитают ли они сие пороком. Быть может, что слепая их религия и грубые обыкновения не строго запрещают делать таковые гнусные предложения.

Письмо 4

Берега, окружающие залив Королевы Шарлотты, сколько мы могли исследовать в короткое время нашего здесь пребывания, покрыты сверху на 9, а где на 13 дюймов черноземом; за ним следует слой глинистый, а под сим – род камня желтоватого и серо-зеленого, в котором находятся жилы кварца. В утесах гор находили земное каменное сало, гранит и аспид с железными частицами; на берегах, кремень, лаву, пензу и базальт. Хотя последние ископаемые подают повод заключать, что в Зеландии находятся огнедышащие горы, но мы оных не видали.

Обозренная нами часть Новой Зеландии состоит из высоких гор. Острова в заливе Королевы Шарлотты, а особенно остров Долгий, суть цепь крутых, утесистых гор, к удивлению имеющих на своих вершинах болота, а внизу, наравне с поверхностью моря, весьма большие отверстия, в которые с ревом стремится вода из залива. У многих отдаленных от залива гор вершины покрыты вечным снегом, а почти у всех, нами виденных, подошва и середина – густым, непроходимым лесом.

Не входя в описание деревьев и растений, известных в системах через гг. Форстеров, я упомяну только о кресе, ложечной траве и сельдерее, в большом изобилии растущих на берегах, кои с пользой могут быть употребляемы мореходцами против цинготной болезни. Некоторые из путешественников оставляли зеландцам огородные овощи, которые, по хорошему в некоторых местах грунту земли, могут быть разводимы, но, к неудовольствию, они пренебрегли оными, и мы видели недалеко от селений только один небольшой огород, в котором нашли картофель. Он не так вкусен, как наш, но для мореплавателей мог бы быть весьма полезен, если б зеландцы имели его более.

Кук и другие оставляли зеландцам, для развода, свиней и овец, но, верно, все погибли, и мы видели только одних крыс и собак. Последние похожи на названных Бюффоном пастушьими. Жители их очень любят и держат при себе. За топор они продали нам двух, которые, находясь недели две на шлюпе, не могли к нам привыкнуть, беспрестанно дрожали, прятались, ничего не ели и наконец померли.

Из птиц мы множество били красивых чаек, которые к вечеру стадами летали на свои гнезда, находящиеся в ущельях острова Матуары. Они очень вкусны, и мы ели их с удовольствием. Здесь также водятся утки, голуби, бурные птицы, соколы и попугаи. Маленькие птички, живущие в лесах, весьма красивы своими перьями, и услаждали слух наш приятнейшим пением.

Зеландцы весьма мало привозили нам рыбы, а наша ловля была неудачна, хотя мы очень о ней старались, и в один вечер участвовали в оной с полным усердием капитаны и все офицеры. Небольшие киты показались в заливе только один раз. Насекомых мы совсем не видали. Причина сему, думаю, зимнее время. Раковин находили очень мало, и то небольшие.

Находясь в заливе, мы пользовались весьма хорошим временем до 2 июня, но сего числа небо покрылось тучами, полился дождь, и ужасные порывы ветра заставили нас бросить другой якорь и страшиться разбития об утесистые берега острова Долгий. Едва могли мы удержаться на двух якорях. В сие время лейтенант Лесков, ехавший с берегу на баркасе, наполненном анкорками с водой, немного не был залит волнами. Одна благоразумная решительность пожертвовать им несколько оных была его спасением. Ночью ветер утих, и снова наступила хорошая погода.

Залив Королевы Шарлотты весьма обширен и для якорного стояния очень был бы удобен, если бы сильные шквалы с гор, а особенно в зимнее время, которые испытал Кук, не причиняли беспокойства и опасности. Небольшой ручеек в корабельной бухте имеет хорошую воду.

В пятидневное наше здесь пребывание мы успели сделать некоторые починки на шлюпах, проверить ход хронометров, умножить наше собрание по натуральной истории, а неутомимый и искусный наш академик Михайлов увеличил свою коллекцию изображением новозеландцев и многих видов.

 

Письмо М. П. Лазарева А. А. Шестакову

Получил твое письмо, любезный друг Алексей Антонович, писанное 3 сентября, и крайне для меня было приятно, что ты нас, чудаков, еще не забываешь. Благодарю за искреннее твое поздравление. Очень рад, что ты отделался от занимаемой тобой должности в суде и живешь теперь спокойно, а еще тем более, как видно из письма твоего, что в полной мере наслаждаешься счастьем семейной жизни. Дай Бог более!

В письме твоем ты вдруг многого требуешь, однако, чтобы не оставить тебя совсем в неизвестности, скажу кое-что вкратце.

Ты уже знаешь, что в 1819 г. государю угодно было отправить две экспедиции: одну к Северному, а другую к Южному полюсу – для открытий или, лучше сказать, для осмотрения тех частей океана, которые миновали взоров прежних мореплавателей; главная же цель была в достижении самых больших широт как на юге, так и на севере. Южная экспедиция состояла из двух судов: «Восток» и «Мирный». Начальник экспедиции Ф. Ф. Беллинсгаузен командовал первым, а я вторым.

В Северной экспедиции находились тоже два судна – «Открытие» и «Благонамеренный», начальник коей М. Н. Васильев командовал первым, а Глеб Шишмарёв последним. Нужно тебе еще сказать, что все эти суда были сосновые. «Восток» строился на Охте по плану прежних «Кастора» и «Полукса», медного скрепления, с той только разницей, что не имел разрезных шхафутов, а верхняя палуба сделана сплошной (flat deck). «Открытие» тоже строено на Охте, медного скрепления и сплошным набором по плану корвета «Мельпомена», с некоторой только переменой внутреннего расположения и уменьшения рангоута. Судно это, казалось мне, вовсе неудобное к такому предприятию по малой вместительности своей и тесноте как для офицеров, так и для команды. «Мирный» и «Благонамеренный» строены были на Лодейном поле по плану вест-индских судов в 120 футов длины железного скрепления, но по приводе их в Кронштадт обшиты были дюймовой обшивкой на медных гвоздях и, наконец, так же, как и другие, медью.

Эти два оказались впоследствии самыми удобными из всех прочих как по крепости своей, так по вместительности и покою; одним лишь недостатком против «Востока» и «Открытия» был ход. Но для чего посланы были суда, которые должны всегда держаться вместе, а между прочим такое неравенство в ходу?! Что один должен беспрестанно нести все лисели и через то натруждать рангоут, пока спутник его несет паруса весьма малые и дожидается? Эту загадку представляю тебе самому отгадать, а я не знаю.

3 июля 1819 г. оставили мы Кронштадт все вместе. В Копенгагене запаслись мы ромом и прибыли в Портсмут 29-го того же месяца, где простояли целый месяц за инструментами, книгами и проч., что случилось совершенно сверх ожидания. Переход наш в Рио-де-Жанейро, вместе с пятью днями, которые провели на Тенерифе, где запаслись вином, продолжался 65 дней. В Бразилии пробыли мы 20 дней, где, освежив служителей и запасясь всем нужным для долгого и бурного плавания, отправились мы 23 ноября и пустились к зюйду, оставив «Открытие» и «Благонамеренный» еще в Рио-де-Жанейро. 15 декабря усмотрели остров Южная Георгия, описав западную сторону которого, пошли к Сандвичевой Земле.

В этой бесплодной стране скитались мы или, лучше сказать, блуждали, как тени, целый месяц; беспрестанный снег, льды и туманы были причиной столь долгой описи. Наконец труды наши были не напрасны: Сандвичева Земля состоит вся из небольших островов, и к тем, которые открыл капитан Кук и назвал мысами, полагая, что это сплошной берег, прибавили мы еще три и, не вымарывая имя Сандвича, которое, без сомнения, может служить украшением всякой карты, переменили мы: только вместо Земли назвали Южные острова Сандвичевыми. Прямо на зюйд лед, сплотившийся с буграми, препятствовал нам продолжать путь свой, а потому, обойдя оный к NО, спустились, наконец, к зюйду.

Беспрестанный снег и туманы продолжались иногда по две недели сряду. Ты из этого можешь иметь понятие о нашем лете, особенно если сказать тебе, что термометр иногда при южных снежных штормах понижался до 4 1/3° мороза. Береговым твоим землякам покажется это немного, а ты можешь судить, каково это в море при жестоком шторме!

16 января достигли мы широты 69°23' S, где встретили матерый лед чрезвычайной высоты, и в прекрасный тогда вечер, смотря на саленгу, простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение, но удивительным этим зрелищем наслаждались мы недолго, ибо вскоре опять запасмурило и по обыкновению пошел снег. Это было на долготе 2°35' W от Гринвича. Отсюда продолжали мы путь свой к осту, покушаясь при всякой возможности к зюйду, но всегда встречали льдинный материк, не доходя 70°. Кук задал нам такую задачу, что мы принуждены были подвергаться величайшим опасностям, чтоб, как говорится, не ударить лицом в грязь.

Подумай ты о положении нашем, в котором находились мы множество раз: пробегая между льдинными островами в ясную погоду и надеясь на продолжение ее, забирались иногда в такую чащу, что в виде их было в одно время до полутора тысяч, и вдруг ясный день превращался в самый мрачный, ветер крепчал и шел снег, – горизонт наш тогда ограничивался не далее как на 20 сажен, и в каком положении мы тогда оставались? Одно счастье, можно сказать, спасало нас, и даже до того оно нам сопутствовало, что мы во все время не разлучались. Льдинные эти острова, о которых я тебе говорю, бывают от 300 до 400 футов вышины и от 1/2 мили до 12 в окружности, впрочем есть и менее и более.

Например, один видели мы хотя не более 1 1/2 мили в окружности, но 468 футов сверх поверхности моря. Другой же был примечателен длиной своей, ибо шли вдоль него 11 миль, но вышина его была не более 120 футов. К этому нужно прибавить, что та часть льдинного острова, которая сверх воды, есть только 1/3; 2/3 находится внизу, в чем мы утвердились многими делаемыми нами опытами, разрубая лед разными фигурами и погружая их в воду.

5 марта на широте 58°44' S, долготе 90°35' О нарочно разлучились, чтобы разделить пространство между путевыми линиями капитанов Кука и Фюрно на три части. После этого каждый из нас обязан был сделать поиски острова, виденного испанцами на широте 49°30' S, долготе 143°04' О. Но, как тебе известно, господа Espagnoles всегда на своих картах врали не только на долготе, но и в самой широте иногда до 40 миль и более, а потому и поиски наши были тщетны.

После этого путь наш направлен был к Порт-Джаксону, куда и прибыл я 7 апреля после 138-дневного плавания, в продолжение которого не только не лишились мы ни одного человека, но не имели больных и даже никаких признаков скорбута. Каково ныне русачки наши ходят! Здесь нашел я «Восток», прибывший семью днями прежде нас, и, к удовольствию нашему, служители на нем были в том же здоровом положении, как и наши. В Порт-Джаксоне пробыли мы целый месяц, исправляя шлюпы и починяя поврежденные ото льдов места.

Чтоб ты не думал очень мало о тех опасностях, каким мы подвергались во льдах, скажу только то, что в форштевень шлюпа «Мирный» вставлена была штука длиной 6 ф. 2 д., т. е. начиная снизу от 7 ф. 5 д. и 13 ф. 7 д., а толщиной более фута, так что для обшивки оставалось только 4 дюйма. Для этого принужден я был выгрузить шлюп почти совершенно и, сделав большой диферент на корму, поставить нос на мель в полную воду при полнолунии. Работа была не бездельная для 45 человек, – однако исправились, и через две недели «Мирный» опять поднял бом-брам-реи и готов был вступить под паруса.

Несчастье это случилось в густую мрачность при шести узлах хода. Льдину увидели уже так близко, что избежать ее было невозможно, и, к счастью, ударились прямо штевнем; если бы это случилось немного правее или левее, то непременно бы проломило, и тогда, конечно, никто бы из нас не рассказал, где были. Удар этот случился в 2 часа утра и столь был силен, что многих из людей выкинуло из коек. На «Востоке» тоже переменяли некоторые места в бар-гоуте, поврежденные льдом, и кроме того, от частых и жестоких бурь сделавшись слаб, нашли нужным прибавить несколько книц и стандерсов и для той же причины убавили все реи и стеньги и перешили паруса. Своим же шлюпом я был очень доволен.

Из Порт-Джексона отправились мы в тропики, пройдя Куковым проливом, что в Новой Зеландии, где в шторм чуть не погибли оба судна. Между широтами 15 и 20° S, а долготами 210 и 220° восточными от Гринвича открыли 15 прежде неизвестных островов; некоторые из них обитаемы, и все вместе получили название архипелага Александра. Были в Отаити [Таити] для поверения своих хронометров, которые оказались верны, а потому и заключать можем, что открытия наши положены на карте с довольной точностью. Все открытия Коцебу подвинулись на 24′ к осту, и потому остров, названный им Рюриковой Цепью, смаран, ибо пришелся на первый остров Пализер, виденный Куком.

После этого открыли еще пять, что с прежними составит 20 новых открытий в тропиках, и спустились вторично в Порт-Джексон, куда прибыли 10 сентября. В этот раз мы простояли 50 дней. «Восток» прибавил еще несколько скреплений и переменил у бушприта степс, который вовсе сделался негодным; а между тем люди хорошо освежились и приготовились к перенесению новых трудов при вторичном покушении на юге. 1 ноября не без сожаления оставили мы прекрасный этот порт – место, где, можно сказать, принимали нас как искренних друзей или родственников.

От Новой Голландии направили мы путь свой прямо на зюйд – были у острова Маккуорий на широте 54°40' S, долготе 158°50' О, что выходит целым градусом западнее, нежели как он показан был на прежних картах. Наполнив здесь порожние бочки водой, отправились далее к зюйду. Первый лед встретили в 62°, что гораздо далее прежнего. Таким образом, простирая плавание наше к востоку между льдами, при всякой возможности покушались к зюйду, но всегда неподвижные льды останавливали нас при приближении нашем к параллели 70°. 9 января 1821 г., после продолжительной пасмурной погоды, несколько порасчистилось, и, к всеобщему нашему удивлению, усмотрели берег на широте 68°53'10''S, долготе 90°51'30''W, – то был остров в окружности не более 25 миль, с прилежащим к нему небольшим островком, но возвышенность его от поверхности моря была 3 960 футов.

Открытие это в столь дальней широте всех нас чрезвычайно обрадовало. Назвали мы его островом Петра – в память великого образователя России и виновника существования нашего флота. Лед, спершийся буграми, и множество в нем льдинных островов окружали берег этот со всех сторон на несколько миль, а потому и делали его неприступным. Благоприятная, однако, погода позволила нам определить положение острова этого с величайшей точностью – более 600 лунных расстояний взято было для определения долготы его.

Успехи нашего плавания этим еще не ограничились, ибо через пять дней после этого открылся еще берег, гораздо выше этого и пространнее, но в этом случае лед не допускал нас к нему ближе как на 40 миль, и то от норда; с прочих же сторон лед казался непрерывным до самого полюса. Берег этот получил название Александра I и, вероятно, тоже состоит из одного, а может быть, и нескольких островов. Как остров Петра, так и берег этот покрыт вечным льдом и снегом от самой вершины и до поверхности воды. Несколько синеватых пятен на навесистых скалах, где, вероятно, снег не может держаться, служит лишь признаком, что то не лед, а каменистый берег. Высочайшая на нем гора, получившая наименование Св. Георгия Победоносца, определилась на широте 68°44'45''S, долготе 73°26'45''W.

В определениях обоих берегов мы обязаны чрезвычайному, можно сказать, счастью, ибо погода, которая обыкновенно стоит здесь мрачная при беспрестанном снеге, в эти дни была ясная и небо совершенно безоблачное. Отсюда направили мы курс свой к Южной Шетландии, открытой в 1819 г. капитаном Smith на купеческом бриге, плывшем из Буенозейроса [Буэнос-Айрес] в Валпарезо [Вальпараисо] и удалившемся так далеко к югу по причине продолжительных западных ветров.

Но так как в Англии и, можно сказать, во всей Европе заключили, что открылась наконец та матерая на юге земля, которую так долго искали и существование какой сидевшие в кабинетах философы своих полагали необходимым для равновесия земного шара, то мы по одному названию Южной экспедиции обязанностью посчитали такое заключение или еще более подтвердить или вовсе его опровергнуть тем, чтобы обойти землю сию с южной стороны; а потому 23 января, прийдя на вид западной оконечности ее, которая находится на широте 63°06' S, долготе 62°42' W, пошли по южную сторону.

Южная Шетландия есть не что иное, как гряда разной величины островов чрезмерной высоты, покрытых вечным снегом и простирающихся почти на NO и SW около 300 миль, так что восточный край ее находится на широте 61°10' S, долготе 54° W. Вот тебе и South Continent! Я нарочно обозначаю широты и долготы, потому что, может быть, из любопытства захочешь взглянуть на карту.

К этому времени «Восток» сделался так слаб, что дальнейшие покушения к зюйду казались почти невозможными. Беспрестанное отливание воды изнуряло людей чрезвычайно, которые, впрочем, были еще здоровы. Гниль показалась в разных местах, притом и полученные от льдов толчки принудили капитана Беллинсгаузена оставить поиски свои с лишком месяцем прежде и думать о возвращении. Итак, простившись с бурным Южным океаном и льдами, пустились мы в благословенные страны Бразилии и прибыли в Рио-де-Жанейро 1 марта по совершении плавания вокруг света.

В этот раз не были мы, однако, так счастливы, как в первый, насчет людей: у меня умер один матрос нервной горячкой, да на «Востоке» один убился, а другой упал в море ночью и которого при всем старании спасти не могли – впрочем, все остальные были гораздо здоровее, нежели как при отправлении нашем из Кронштадта, и никаких признаков скорбута не имели. Итак, на обоих шлюпах в продолжение двух лет мы потеряли болезнью только одного человека – по-нашему, это хорошо.

Стоя в Рио-де-Жанейро, капитан Беллинсгаузен посчитал за нужное для скрепления «Востока» прибавить еще 18 стандерсов. «Мирный» же ничем не жаловался. 23 апреля вышли мы из Бразилии, имея у себя российского посланника со всей свитой для отвоза в Лиссабон, куда и пришли после благополучного 56-дневного плавания, а там, простояв 9 дней, отправились прямо в Россию и никуда уже не заходили. Якорь бросили на Кронштадтском рейде 24 июля.

Вот тебе вкратце все похождения наши, любезный дружок. Государь нарочно приезжал в Кронштадт для посещения судов наших и всем был чрезвычайно доволен. Несколько часов пробыл он в рассматривании карт, рисунков и разных редкостей, какими оба шлюпа, можно сказать, были наполнены, и с величайшей признательностью благодарил нас за перенесенные нами труды и точное исполнение данной нам инструкции. Посыпались наконец награды и на нас, флотских: Ф. Ф. Беллинсгаузен из капитанов 1-го ранга пожалован в капитан-командоры, получил Владимира 3-й степени и аренду в 1000 руб. серебром, я – из лейтенантов в капитаны 2-го ранга, прочие лейтенанты получили Владимира 4-й степени, а мичманы – Анны 3-й степени.

Всем без изъятия, в том числе и нижним чинам, получать двойное жалованье по тем чинам, какими прибыли в Кронштадт, пока служить будут, т. е. я, кроме своего жалованья, буду получать еще 1440 руб. Это не худо. Компанию к ордену в продолжение этого похода велено счесть вдвое, а нижним чинам убавлено в отставке 3 года службы.

Ты просил уведомить тебя, кто из офицеров ходили в поход с нами. Вот тебе реестр.

На «Востоке»:

Ф. Ф. Беллинсгаузен пошел капитаном 2-го ранга, а возвратился 1-го. Капитан-лейтенант Иван Иванович Завадовский.

Лейтенанты: Иван Федорович Игнатьев (лишился рассудка в продолжение похода), Константин Петрович, Торсом, Аркадий Сергеевич Лесков.

Мичманы: Дмитрий Алексеевич Демидов.

На «Мирном»:

Твой покорнейший слуга.

Лейтенанты: Николай Васильевич Обернибесов, Михаил Дмитриевич Анненков.

Мичманы: Иван Антонович Купреянов, Павел Михайлович Новосильский.

На «Открытии»:

Михаил Николаевич Васильев.

Лейтенанты: Александр Павлович Авинов (был болен да выздоровел), Павел Николаевич Зеленой, Роман Платонович Бойль.

Мичманы: И. Петрович Стогов, Галл.

На «Благонамеренном»:

Глеб Семенович Шишмарёв.

Лейтенанты: Иван Николаевич Игнатьев, Алексей Петрович Лазарев (брат).

Мичманы: Николай Дмитриевич Шишмарёв, Геллисен.

Прощай, будь здоров по-прежнему и счастлив. Кланяются тебе все, кто тебя знает: П. И. Сущев, Г. И. Платер, Ф. Ф. Беллинсгаузен, В. И. Иванов, брат Андрей, с которым я живу только вдвоем до прибытия Авинова, а его ожидаем сюда на будущий год, потому что экспедиция их отправлена была на три года. Иринарх Степанович на этих днях отправился на «Аполлоне» (такой же, что и «Восток») в Ситху для охранения тамошней торговли. Под командой у него еще бриг «Аякс», на котором пошел Никандр Филатов. От брата Алексея получил я письмо от октября прошедшего года из Ситхи; пишет, что все здоровы, Авинов свистит по-прежнему. Были в Беринговом проливе 16′, только севернее Кука, и по причине льдов далее продолжать плавать не могли ни к осту, ни к весту. Теперь они оставляют в Ситхе П. Н. Игнатьева для постройки бота, а сами отправляются на зиму в тропики, где, без сомнения, проведут время с пользой, употребив его на обозрение тех мест, где мало еще плавали. При начале лета, возвратившись в Ситху, возьмут бот с собой и сделают вторичное покушение в Беринговом и, приведя там все лето, предпримут обратный путь в Россию кругом Горна.

Ты спрашиваешь тоже о делах моих с Американской компанией, – то все брошено, и они же остались с носом и выговором от высшего начальства. Я очень рад, что представления мои были причиной смены Баранова (который умер на обратном пути своем в Россию) и перемены многих прежних постановлений. Теперь там Матвей Муравьев. Новые же постановления ты, я думаю, читал в «Инвалиде».

Заврался, брат, я, пора перестать.

P. S. Посылаю тебе медаль из числа вычеканенных нарочно для нашего путешествия – положи ее в свой музей для редкости (мы обязаны были раздавать их на диких островах королям, князькам и проч.).

 

Слово об успехах плавания шлюпов «Восток» и «Мирный» около света,

и особенно в Южном Ледовитом Море, в 1819, 1820 и 1821 гг., произнесенное в торжественном собрании Казанского университета июля 7 дня 1822 г. профессором и кавалером Симоновым

В 1819 г. Его Императорскому Величеству угодно было отправить две экспедиции – одну к Южному, а другую к Северному полюсу. Новые поиски в Южном Ледовитом море, покушение как можно далее проникнуть к югу и, наконец, вообще открытия, долженствующие расширить круг географических знаний, были предметом первой, а отыскание прохода из Восточного океана в Западный, то есть от Берингова пролива в ту или другую сторону, к Белому морю или Гудзонову заливу, составляло цель второй экспедиции. Каждая экспедиция состояла из двух шлюпов. «Восток» и «Мирный» составляли Южную.

Главное начальство над сими шлюпами поручено было капитану 2-го ранга (ныне капитан-командору) Беллинсгаузену, мореходцу отличному по своему искусству и опытности, который уже сделал подобное путешествие под начальством Крузенштерна и ныне с неимоверной неустрашимостью, благоразумием и счастьем оправдал ожидание начальства. Лейтенант Лазарев второй (ныне капитан 2-го ранга, под начальством которого фрегат «Крейсер» идет к северо-западным берегам Америки) – мореходец известный, командовавший прежде кораблем, принадлежавшим Американской компании, «Суворовым» во время плавания его в Ситку, назначен был командиром «Мирного».

Северную экспедицию составляли шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный», состоящие под главным начальством капитан-лейтенанта Васильева, находящегося на «Открытии». Командиром «Благонамеренного» был капитан-лейтенант Шишмарёв, бывший прежде под командой Коцебу, во время путешествия его на бриге «Рюрик», отправленном для открытия от канцлера графа Румянцева, известного покровителя наук и столь много к распространению их способствующего. Выбор офицеров предоставлен был капитанам. Мера благоразумная, ибо всякий начальник, дорожа своей славой, старался окружить себя отличными исполнителями.

Сверх этого, кроме главной цели этих экспедиций, состоящей в приобретении полнейших познаний о нашем земном шаре, чтоб доставить занимающимся некоторыми науками способ и частые случаи производить полезные наблюдения, были назначены на каждую экспедицию по одному астроному, по одному натуралисту и по одному художнику по живописной части. Астрономические и некоторые физические инструменты заблаговременно Морским министерством заказаны были в Лондоне через нашу миссию. Успехи этих экспедиций тем более должны быть для вас приятны, соотечественники, что все офицеры и чиновники, их составляющие, были русские.

Некоторые носили немецкие имена, но, будучи детьми российских подданных, родившись и воспитавшись в России, не могут назваться иностранцами. Из Германии приглашены были два натуралиста, которые дали обещание явиться на суда наши в Копенгагене, но, не исполнив этого, отказались. Мы жалели только, что, положившись на их обещание, не взяли натуралистов из России, а узнали об отказе тогда, как уже пришли в Данию, и, следовательно, поздно было приглашать других. Хотя таким образом, кроме шлюпа «Открытие», на который назначен был натуралист в Санкт-Петербурге, мы остались без естествоиспытателей, однако не упускали наблюдать и собирать все, что по этот части ново, любопытно и редко.

3 июля 1819 г. шлюпы, Южную экспедицию составляющие, «Восток» и «Мирный», подняли якорь и к странам неведомым понесли отличное рвение быть полезными Отечеству и просвещению.

Через десять дней плавания прибыли мы в Копенгаген и провели в столице Дании семь дней. В продолжение этого времени мы запаслись некоторыми потребностями, какие удобнее в этом порту приобрести можно было, и старались по возможности видеть все, что только обращает взор любопытных путешественников, как-то: обсерваторию, библиотеки, памятники, окрестности города и кунсткамеру. В этой последней приятно было для русских видеть некоторые изделия незабвенного в истории великого Петра.

20 июля мы оставили порт этот, а 29-го пришли на Портсмутский рейд, пройдя Зунд, Категат и Немецкое море почти беспрестанно с попутным ветром; изредка штиль замедлял ход наш.

Портсмут есть один из лучших военных портов Англии, почему капитан наш и предпочел его для якорного стояния, но главное дело наше в этом государстве было в Лондоне. Там мы должны были взять инструменты, для нас изготовленные. На этот предмет многие из нас отправились в столицу Англии. Приняв инструменты и осмотрев некоторые достопримечательности Лондона, сколько в короткое время нашего там пребывания было можно, возвратились в Портсмут и снялись с якоря. Через 19 дней плавания были мы уже на рейде близ порта Св. Креста [Санта-Круз] на острове Тенерифе.

Здесь мы должны были освежиться и запастись вином для нашего дальнего плавания. Воспользовавшись пятидневным пребыванием нашим у острова Тенерифе, я с тремя офицерами отправился из порта Св. Креста к порту де-Ле-Рошава [Оротава], к подошве пика Тейдского, одной из величайшей в свете гор. В первый раз мы увидели ее, будучи в море за 90 английских миль от Тенерифе. Могли бы видеть ранее, но она до того времени была скрыта от нас облаками. Знаменитый путешественник Гумбольдт ее увидел за 120 миль. Здесь, близ горы этой, видели мы места очаровательные, места, по словам одного ученого француза, с каким мы познакомились в порте де-Ле-Рошава, гораздо прелестнейшие, нежели швейцарские.

Здесь видели мы ботанический сад, в котором выращиваются редкие растения из всех пяти частей света. К сожалению, кратковременность нашего у этого острова пребывания и осеннее время воспрепятствовали нам быть на вершине пика. 18 сентября мы возвратились на шлюп, а на другой день отправились в дальнейший путь. Переход наш от Тенерифе до Бразилии продолжался 42 дня.

В Рио-де-Жанейро, после Дании и Англии, в третий и последний раз свиделись мы с Северной экспедицией. Приятно свидание с соотечественниками, особенно в таких отдаленных от родины местах.

Занятия наши в этом порту состояли в поверке хронометров и в определении географического положения обсерватории, для которой португальское правительство отвело нам место на маленьком островке, Иллиос Радос [Ильяде Радос]называемом и против самого города Сент-Себастиана [Сан-Себастьян]находящемся. Эти наблюдения для нас были весьма важны, ибо на них должны быть основаны все прочие, которые мы готовились делать в продолжение плавания нашего у южных льдов. Сверх этого запаслись мы здесь свежей провизией, дровами, водой, поправили шлюпы, дали отдохновение экипажу и таким образом изготовились к самому продолжительному, трудному и опасному плаванию в Южном Ледовитом море.

До этих пор путешествие наше было не что иное, как приготовление к надлежащему плаванию, как приступ к предназначенному нам делу. Оставив Европу, украшенную искусством, обработанную человеческим умом, любопытную по своему образованию, перешли мы в места превосходные, где царствует вечная весна, где земля сама печется о плодоносе и не требует для этого особенных трудов и человеческой деятельности. Плавание в таких местах не труд, но удовольствие. Правда, сильный ветер, постигший нас в Бискайском море, причинил нам много беспокойства; постоянная тропическая жара утомляли нас; единообразное зрелище неба и воды во время наших переходов наводило некоторое уныние; обыкновенные и частые экваторные штили, замедляя ход наш, причиняли досаду. Но все это ничто в сравнении с тем, что нас ожидало в пределах южного холода.

Оставив порт Рио-де-Жанейро, находящийся почти под 23° ю. ш., после двадцатидневного там пребывания, мы тотчас вышли из тропиков и быстро перенеслись во мрак вечных туманов. 14 декабря, в день, соответственный в тех местах нашему 14 июня, будучи на широте 52°, мы увидели первый снег; а 15-го приблизились к берегу острова Короля Георга, и с тех пор начались наши труды и опасности, которые почти беспрестанно сопутствовали нам в продолжение всего нашего плавания в больших широтах. Уединенный, вечным снегом покрытый остров Георга лежит от северо-запада к юго-востоку. Северо-восточный берег его описан знаменитым мореходцем Куком, и нам надлежало положить на карту юго-западный берег его, никем не описанный и, кроме промышленников, никем не посещаемый.

Опись сия продолжалась двое суток. Окончив ее, пошли мы к Сандвичевой Земле, издали только виденной Куком и хорошо не исследованной. 17 декабря прошли Клерковы Камни, а 22-го обрели новые острова, которые капитан Беллинсгаузен назвал островами Маркиза де Траверсе. Мы описали острова эти, выходили на берег одного из них, который возвышался над поверхностью моря остроконечным пиком, беспрестанно дымящимся и окруженным вулканическими извержениями.

27 декабря прошли мы в 50 милях от островов Сретения, к каким совершенная тишина моря воспрепятствовала нам приблизиться, а 29-го подошли к островам, названным Куком Сандвичевой Землей. Этот мореходец почитал мысы Саундерс, Бристоль и Монтегю оконечностями большой земли; но мы подходили к ним близко, обошли кругом, совершенно определили и нашли, что они не что иное, как отдельные небольшие острова, так же бесплодные и каменистые, как и остров Георга.

Вид всех этих островов или, лучше сказать, огромных каменьев, возвышающихся из неизмеримой глубины океана, весьма печален. Они все покрыты вечным снегом, окружены почти беспрестанно густым непроницаемым туманом, зеленеющий мох составляет все прозябание [растительность] острова Георга, а на островах Маркиза де Траверсе, Сандвичевых и того найти невозможно. Море около них усеяно величайшими плавающими глыбами льда. Морские звери, пингвины, альбатросы, петрили и другие подобные им рыболовные птицы суть единственные обитатели этих мест.

Мы продолжали опись Сандвичевых островов до 4 января 1820 г., доходили в этих местах до 60°30', и в этот день, оставив мрачный Сандвич, пошли к осту, сначала по параллели 59°, но после беспрестанно склонялись к югу и простирали свои поиски до 69°30', до тех мест, где вечные, непроходимые льды положили предел человеческим силам проникнуть далее. Сандвичевы острова были последней землей, виденной нами в продолжение этого плавания, до самой Новой Голландии. С этих пор мы скитались во мраке туманов, между бесчисленным множеством огромных плавающих льдин, беспрестанно в страхе быть раздробленными сими громадами, простирающимися иногда до 300 футов в вышину над поверхностью моря.

Холод, снег, сырость, частые и жестокие бури беспрестанно нам сопутствовали в местах этих. Здесь некоторое время одно только южное сияние пленяло взор наш и в восторг приводило душу плавателей. Разноцветные радужные огни его, мгновенно появившись белым столбом из-под горизонта на южной стороне и потом переливаясь из цвета в цвет, перебегая из места в место, вмиг покрывали весь небосклон и внезапно исчезали, чтоб вскоре в ином виде появиться снова. Таким превосходным зрелищем наслаждались мы каждую ночь со 2-го до 7 марта. После этого вдруг небо покрылось облаками, тучи сгустились, ветер мало-помалу усиливался и наконец превратился в такую бурю, которая жестокостью своей превосходила все до этого времени нами испытанные.

Сами мореходцы уверяли, что они, скитаясь с давнего времени по различным морям, ничего подобного этому не видели. Ветер свистал, ударяясь о снасти, срывал воду с поверхности моря и носил ее по воздуху. Волны, возвышаясь, как горы, пенились грядами по всему пространству океана. Шлюп, сильно качаясь, клонился к поверхности моря и бортом иногда черпал воду. Мы не могли нести никаких парусов, ибо прежде ветер этот в один порыв вырвал стаксели и половину грот-марселя.

В этом положений, к большому ужасу, мы были не более как в двух саженях от одной довольно большой льдины, о которую, конечно, разбились бы, если б волна, несущая нас к погибели, не спасла от ее: она подкатилась под шлюп наш, ударилась о льдину, отразилась и, оттолкнувши шлюп, дала ему другое направление. Неприятное чувство в таком положении увеличивалось более тем, что мы одни были в этих мрачных местах.

«Мирный», всюду нам сопутствовавший, по распоряжению командующего экспедицией капитана Беллинсгаузена, расстался с нами 5 марта и пошел к Новой Голландии по другой параллели, в меньших широтах. К счастью, во время этот жестокой бури мы вышли уже из бесчисленного множества больших и малых льдин, которые окружали нас от 3-го по 7 марта; в противном случае, если б мы спаслись каким-нибудь чудесным образом от неминуемой погибели, то по крайней мере потерпели б великий вред, который принудил бы нас искать ближайшего пристанища.

После этого ветер мало-помалу утих. Между тем время клонилось к зиме, и нам должно было, оставив холодный юг, удалиться к тем местам, где благотворные лучи солнца не перестают согревать в продолжение целого года.

19 марта мы получили сильный попутный ветер, с каким шли по 10-ти и по 12-ти миль в час. Воспользовавшись этим ветром, мы направили путь свой к Новой Голландии; 24-го были уже против Вандименовой Земли и 30-го бросили якорь в Порт-Джексоне против города Сиднея.

После стольких трудов и опасностей, после 130-дневного плавания в местах, где всякая минута открывала нам новые ужасы, Порт-Джексон показался нам раем. Цветущая природа засияла в глазах наших, как ясное летнее утро после бурной осенней ночи. «Мирный» прибыл семью днями позже нас.

Мы пробыли в Новой Голландии тридцать восемь дней. Губернатор доставлял нам способы для исправления судов наших, которые имели в том нужду, а особенно «Мирный», который, ударившись о льдину, получил значительное повреждение. Во время нашего здесь пребывания мы не оставались праздными. В каждый ясный день и в каждую ясную ночь чинимы были астрономические наблюдения как для определения географического положения нашей обсерватории, для которой отведено нам было место на другой стороне залива, так и для нахождения состояния и хода хронометров. Сверх того, имея небольшой инструмент прохождений, я воспользовался случаем определить прямые восхождения неподвижных звезд южного неба, что после Лакаля [Лакайля], бывшего в Южном полушарии 50 лет перед этим, никем делано не было.

Наконец, исправив суда, снабдив себя провизией, дав отдохновение людям от трудов их и наполнив журналы наши многими полезными наблюдениями и любопытными замечаниями, оставили этот порт и вступили в море 8 мая. Лишь только мы вышли из этого покойного места, лишь только берега Новой Голландии скрылись от глаз наших, встретил нас жестокой ветер. Капитан имел намерение пройти прямо в жаркий пояс, но ветер, будучи противным, к этому не допускал нас и направил путь наш к Новой Зеландии, куда он думал зайти после.

Ветер этот не утихал до 19 мая, после чего вдруг сделалась тишина, шлюп потерял ход, и оставшееся после ветра волнение ударяло в него так сильно, что однажды вдруг сбило у нас сетку с правого шкафута и унесло в море все, что на нем находилось. Лейтенант Лесков, бывший в это время на этом шкафуте, едва не был унесен волной в свирепствующую бездну океана, и, конечно, погиб бы, если б снасть, за которую он удержался, не спасла его.

Спустя несколько дней после этого мы увидели синеющие берега Новой Зеландии, при противном ветре, лавируя, вошли в Куков пролив и 29 мая бросили якорь в заливе Королевы Шарлотты, за островами Длинный и Матуара, против Корабельной бухты.

Жители мест этих, едва нас увидели, в великом множестве на лодках приплыли к шлюпам и, видя наше дружелюбное к ним расположение, с доверенностью вошли на них, снабдили нас великим множеством рыбы и меняли свои изделия, как-то: ткани, деревянные копья, каменные долота, костяные и раковинные удочки на наши гвозди, ножи, топоры, зеркала, пронизки и другие маловажные вещи. Новозеландцы среднего роста, сильны телом, имеют смуглые и значительные лица, которые они расписывают разными фигурами, весьма живы, и в глазах их пылает огонь, воспламененный воинственным духом.

Видя превосходство сил наших, зная действие наших воинских орудий, они казались смирными и добрыми, но мы, будучи известны о их вероломстве, выходили на берег и посещали жилища их имея при себе конвой, ибо это те самые варвары, которые изменническим образом убили и съели французского капитана Мариона, себя им доверившего, и 10 человек из экипажа Фюрно, сопутствовавшего Куку, вышедших на берег за водой.

По умеренности климата здешние жители, имея более нужды в платье, нежели новоголландцы и вообще обитатели жарких мест, делают из так называемого новозеландского льна ткани и ими прикрывают свое тело. Зимнее одеяние их весьма грубо и имеет большие волокна, наподобие наших шуб. Селение их обнесено палисадом, хижины покрыты древесными листьями или травой, внутри которых у некоторых столбы, поддерживающие кровлю, украшены резьбой, хотя весьма грубой. Вид берега, близ которого мы были, величествен. Высокие горы покрыты густым непроходимым лесом, наполненным птицами, пение которых усладительно.

Во время нашего здесь пребывания дни сначала были ясны. Солнце иногда затмевалось облаками, которые отрывались от гор и блуждали по небесному своду, но оно никогда надолго не скрывалось. Барометр, однако, беспрестанно понижался и предвещал бурю, что и оправдалось 2 июня. В этот день рано поутру небо вдруг обложилось тучами, ветер дунул, море зашумело, и шквал за шквалом ударял в снасти шлюпа. Один якорь не в силах был удержать нас – бросили другой. Весь день был бурный и дождливый, но к вечеру показались звезды, и на другой день солнце опять засияло; все было тихо, только волнующееся море не могло еще успокоиться.

Мы пробыли в этом месте пять дней, в которые определили состояние и ход хронометров, географическое положение острова Матуара, сняли на карту часть залива Королевы Шарлотты и налились водой. Выйдя в пролив Куков, опять встретили сильный и притом противный ветер, который, беспрестанно переменяясь, заставил нас в продолжение шести дней лавировать в проливе, не выпуская из него. Ветер этот иногда исчезал, совершенная тишина заменяла его место и, приводя паруса в бездействие, делала положение наше не менее опасным, ибо тогда волнение несло нас по произволу на берег, камнями окруженный; наконец маленький попутный ветерок передвинул нас за мыс Пализер и вывел в открытое море.

Через 24 дня увидели мы уединенный остров Опаро, на котором остроконечные, внизу утесистые горы сверху покрыты густым лесом. Жители его не замедлили в великом множестве подъехать к нам на лодках, взошли на шлюп и привезли нам морских раков и яств своих. Первый шаг на него каждого из них сопровождаем был удивлением. Все их поражало. Они невысоки ростом, необыкновенно мужественны, телом совершенно бронзового цвета и не имеют никакого одеяния. Один из них хотел с нами остаться. Сначала никакие увещевания его сородичей, казалось, не могли поколебать его намерения плыть в Европу, но наконец любовь к родине превозмогла: он с высоты шлюпа бросился в море и поплыл к далеко уже отставшим от нас лодкам его товарищей. Мы плавали близ этого острова двое суток и отправились далее.

5 июля увидели мы весьма низменный берег, покрытый зеленеющими деревьями. Приблизившись к нему, мы приметили, что он состоит из кораллов и не имеет никаких признаков обитаемости.

В этом месте вошли мы в Опасный архипелаг, названный таким образом французским мореплавателем Бугенвилем, потому что подводные кораллы, коими окружены острова в местах этих, делают плавание в них опасным. Поблизости его открыли мы группу островов, европейцами не посещаемых и до нас еще неизвестных, которую капитан Беллинсгаузен ознаменовал именем государя нашего, назвав архипелагом Александра I. Большая часть их была обитаема.

Жители этих, так как и других, их соседственных, погружены в самое глубокое варварство. Некоторые обитатели вновь открытых нами островов не хотели иметь с нами никакого сношения, зажигали леса свои, чтоб испугать нас и поставить нам препятствие выйти на берег. Когда шлюпка наша, на какой находился сам капитан и много офицеров, отправясь к одному из островов этих, хотела пристать к берегу, то множество индейцев, вышедших на него, не согласились принять их, грозили своими пиками и другим оружием. Капитан предлагал им подарки, но тщетно: ничто не могло склонить их.

Хотели испугать их холостыми выстрелами из ружей, но они, не зная действия этих орудий, думали, что хотят их пожечь огнем, показывали на воду и, плескаясь ею, давали знать, что они умеют залить его. Капитан не хотел делать никакого насилия и возвратился на шлюп. Редкие из этих варваров решались подъезжать к нашему шлюпу и издали менять свои вещи на наши. Но другие, которые видели уже европейцев, которые по какому-нибудь случаю имели уже с ними некоторое сношение, с доверенностью входили к нам и возвращались на остров, будучи щедро наделены от нас разными необходимыми для них вещами; мы же взамен того получили их изделия, как-то: ткани, пики, булавы и тому подобное.

Из архипелага Александра I вошли мы в острова Общества и склонились к Отаити [Таити]. В этом давно уже известном и верно определенном месте нам нужно было поверить хронометры, на которых мы основывали наше плавание и наблюдения, служащие для определения географического положения островов, вновь нами обретенных, что мы и учинили во время пятидневного нашего там пребывания.

Отсюда, мимо открытого Коцебу острова Крузенштерна, пошли мы в южную широту 10°, в какой, переменив на долготы около 14°, прошли вблиз островов Дружественных [Дружбы], Норфолька [Норфолка] и Гова [Гоу] к Новой Голландии, ибо приближалось уже то время, когда, исправив суда в Порт-Джексоне, нам должно было опять отправиться в Южное Ледовитое море для окончательных в нем поисков.

8 сентября в другой раз бросили мы якорь в Порт-Джексоне, совершив новое плавание, хотя не столь скучное и утомительное, как первое, но не менее трудное и опасное. Будучи сопровождаемы пассатным и всегда благоприятным ветром, с каждым днем переносились мы к новым картинам. Прекрасный климат и благотворные лучи солнца приносили здоровье телу, а разнообразие предметов приятным образом занимало взор наше внимание.

Мы совершили плавание это в 123 дня и во время его открыли до 17 новых островов. Все они почти подобны один другому, все стоят на коралловых основаниях в разных только видах, иные, будучи расположены на кольцеобразной цепи кораллов, в середине заключают часть океана, также неизмеримой глубины, как и вне острова, все одеты прекрасной зеленью плодоносных деревьев, посреди которых величественно возвышаются пальмы.

Жители прекрасных мест этих принадлежат к малайскому племени и много имеют сходства между собой видом, языком и нравом; тело их бронзового цвета, наречие их мягко и много имеет гласных букв, но они выговаривают слова свои грубо; живут в маленьких и неопрятных шалашах, обнесенных прутьями и покрытых травой или древесными листьями. Казалось, что обитатели островов этих должны быть счастливы и наслаждаться дарами природы, щедро на них изливаемыми; казалось, что жизнь их должна быть тиха, как тихи дни их; нравы чисты, как чиста лазурь неба их; характер кроток, как спокоен вид окружающего их моря.

Пребывая в совершенной простоте, не имея наших нужд, наших требований, они должны были бы жить между собой в мире и согласии. Но беспрестанная вражда царствует между племенами их. Сильные, не будучи ограничены законами, нападают на слабых, без всякой, по-видимому, причины, с лютостью побивают их и с жадностью поедают несчастные жертвы. Нам случилось спасти участь четырех молодых людей: они прибыли со многими своими единоземцами с острова Анаа на остров Оматео для рыбной ловли; в то же время приплыли к нему жители острова Пализер, которые, будучи в большем числе, нежели первые, побили их и съели; четыре только мальчика в лесу укрылись от лютых неприятелей. Когда наша шлюпка приблизилась к берегу Оматео, они бросились к нашим и, принеся плодов, просили взять с собой. Мы их взяли, одарили и отвезли на Отаити, где они были приняты дружелюбно.

Выключая Отаити, во всех этих местах мы нашли один только остров, до нас неизвестный, которого жители отличаются от своих соседей особенной кротостью, которая приметна была из их наружного вида, поступков и из той доверенности, с какой они вошли на шлюп наш. Остров этот находится недалеко от Дружественных островов и называется жителями Оно. Мы пробыли близ него около двух суток, и некоторые из старейших оставались ночевать на нашем шлюпе, на что никто из прежде нами виденных людей не соглашался.

Рыбная ловля есть главнейшее упражнение жителей островов Тихого моря. Они на промысел этот отплывают иногда к местам отдаленным от своего жилища на весьма длинных, но узких лодках, к каким для того, чтобы не быть опрокинутыми, приделывают с одной стороны отводы. Лодки эти иногда бывают двойные; каждый из сидящих на них особо гребет маленьким веслом. На Оно мы видели довольно большие лодки, которые управляются парусами, сделанными из матов, сплетенных из тростника. Ловлю рыб производят они деревянными, костяными и раковинными удочками. Жители, имевшие сношение с европейцами, достают жемчуг, но в весьма небольшом количестве.

Рукоделие их состоит в изготовлении матов и некоторого рода материи, которую они выбивают из древесной коры. Она цветом белая, иногда они красят ее желтой краской, добываемой из особенного рода папоротника, иногда наводят красные цветы, прикладывая к материи листы папоротника, намазанные краской, составляемой из ягод растения, называемого отаитянами мати, и из листа, который они именуют тоу.

Маты постилают они на полу для того, чтоб сидеть, а материей прикрывают некоторые части тела. Сверх этого, отаитяне занимаются изготовлением масла из кокосового ореха и разводят сады, в которых произрастают хлебное дерево, бананы, апельсины, лимоны и ананасы. Плоды эти родятся здесь в таком изобилии, что за лист бумаги получили мы полные корзины апельсинов.

Плавание в таких любопытных местах было бы гораздо приятнее, если б палящий зной солнца иногда не утомлял нас и если б подводные кораллы, окружающие острова, нами здесь встречаемые, не предполагали нам многих опасностей. Однажды близ острова Оно, вечером довольно поздно, вдруг услышали мы перед собой необычайный шум волн: осмотрев тщательно, мы заметили пену бьющего волнения через один коралловый риф, на который мы едва не набежали. Опасность была от нас не более как на четверть мили, и мы едва успели повернуть шлюп. Но и эти опасности были избегнуты нами счастливо, несмотря на то, что для точнейшего снятия берегов мы подходили к островам так близко, как никто из мореплавателей в этих местах подходить к ним не осмеливался.

Труды наши во время этого плавания заключались в нанесении на карту островов, нами встречаемых, и в определении астрономическими наблюдениями географического положения их; сверх того занимались мы наблюдением часового изменения давления атмосферы. Для этого в продолжение 61 дня, начиная от 2 июля, т. е. со времени вступления нашего в тропики, до 1 сентября, замечал я стояние барометра, также степень теплоты по термометру и сухость воздуха по гигрометру, в каждый час и днем и ночью. Явление это еще мало исследовано; оно состоит в том, что ртуть в барометре каждый день возвышается постепенно и, дойдя до известного предела, опять начинает понижаться. Такое качание совершается два раза в сутки, т. е. около 9 часов утра и вечера бывает самое высокое стояние ртути, а около 3-х пополудни и пополуночи – самое низкое.

От непостоянства в воздухе и от многих случайных перемен в атмосфере в нашем климате явление это почти всегда нечувствительно, в тропиках же, а особенно в море, где воздух всегда чист, теплота одинакова и ветры постоянны, оно бывает видимо и правильно следует за солнцем, в лучах которого, как в источнике теплоты, действующей на упругость воздуха, заключается причина этого явления. Физики, не имея достаточного числа наблюдений касательно этого предмета, упоминают о нем только мимоходом и весьма кратко, не показывая решительно причин его. Вычисление часовых перемен, высоты барометра необходимо для точного определения высот гор посредством этого инструмента, почему мы и обратили особенное наше внимание на это явление. В продолжение всего плавания нашего между тропиками и во время пребывания шлюпов в Рио-де-Жанейро собрали мы для этого 4316 наблюдений.

В Порт-Джексоне мы окончили дела наши в 52 дня и, выйдя 31 октября в море, пошли прямо к югу, к острову Маккуори, лежащему в 54° ю. ш., к которому пришли 17 ноября.

Здесь нашли мы английских промышленников, занимающихся ловлей морских слонов и котиков, которых на берегу было бесчисленное множество. Близ этого острова в первый раз почувствовали мы подводное землетрясение. Удар был довольно силен. На берегу промышленники чувствовали его три раза в продолжение ночи. По словам их, землетрясение случается там каждый месяц.

Отсюда, войдя во льды, пустились мы опять к осту, беспрестанно склоняясь к югу. Стремление наше как можно более приближаться к полюсу сопровождаемо было теми же бесчисленными опасностями, которые испытали мы во время первого нашего плавания среди южных льдов; однако при всей своей решительности, при всем старании далее 70° проникнуть не могли и дошли до этой степени только в одном месте; в прочих же, начиная с 69 1/2°, Южный полюс покрыт твердой и непроницаемой корой льда, толщина которого, судя по возвышению над поверхностью океана, может простираться до 300 сажен, считая от нижнего слоя, скрытого в глубине моря, до вершины.

Не стану описывать все нами претерпенное во время этого плавания; скажу только, что бури не переставали угрожать нам и были еще в сильнейшем виде, нежели прежде. Здесь они часто заставали нас в самых льдах. Одно Божеское провидение спасало нас. Нельзя, однако, не отдать справедливости неусыпной бдительности наших мореходцев. При такой отважности, с какой мы стремились выполнить возложенное на нас дело, малейшая неосторожность стоила бы нам жизни, ибо спасения негде искать в местах этих. При всем том мы не избежали того, чтоб не удариться о льдину, хотя незначительной величины, но которая, однако, причинила бы нам великий вред, если бы мы коснулись ее несколько прямее.

Это неприятное происшествие случилось с нами 25 декабря 1820 г. в то время, как мы, отслушав литургию, приносили Богу благодарение за дарованную победу под стенами Парижа. Удар был вскользь и, к счастью, в то место, где навешены якоря и где, чтоб они не пробивали стены судна при поднятии их, обыкновенно пришиваются две доски. Обе эти доски были отбиты льдиной, но большого вреда не произошло.

За все нами вытерпленное 11-го и 17 января 1821 г. мы обрадованы были новыми обретениями. В первый из этих дней открыли мы в южной широте 69 1/2° остров и назвали его островом Петра I, в честь виновника существования Российского флота, а во второй, под той же широтой, берег, который наименован берегом Александра I, в честь виновника нашего плавания. Обе земли эти окружены со всех сторон льдом, который воспрепятствовал нам близко подойти к ним. Открытие их тем более важно, что они суть самые южные из всех доныне известных земель на земном шаре. Вероятно, они надолго такими останутся, и можно решительно сказать, что южнее их никогда открыты не будут, ибо нет средства углубляться во льды далее.

Отсюда мы направили путь свой к Новому Шетланду [Ново-Шетландским островам], островам, открытым в 1819 г. Шмитом, капитаном английского купеческого судна «Виллиам». Мы описали южные берега их и открыли еще шесть островов. Все они пусты, бесплодны, покрыты вечным снегом и служат только пристанищем пингвинам и морским зверям, которых здесь великое множество. Во время нашего плавания около Нового Шетланда было там до 50 английских и американских судов. Эти острова так узки, что некоторые суда, находящиеся на северной стороне их, были нами видимы с южной.

Потом мы отправились прямо к Новой Георгии и там связали цепь нашего плавания в Южном Ледовитом море.

Таким образом, в пределах юга мы закончили наши поиски, которые начали от Новой Георгии и, идя все к осту, опять пришли к ней, совершив целый круг около полюса, беспрестанно углубляясь к югу и иногда не выходя из-за полярного круга до двух недель, что до нас никто сделать не осмеливался. Сколько опасностей угрожало нам в местах этих, сколько раз смерть мы видели перед глазами своими! Ограничивая себя только важными случаями, я не упомянул о многих мелких обстоятельствах, которые, однако, как и те, могли б навсегда скрыть нас в пучине вод. Во время тишины, например, постигшей нас близ Нового Шетланда, волнение несло оба шлюпа на камень, и мы были уже не более как в 10 саженях от погибели; но мощная десница Всевышнего осенила нас, и маленький попутный ветерок был нашим избавителем.

Знаменитый мореходец Кук в путешествии своем говорит: «Я обошел вокруг Южного полушария в большей широте таким образом, что неоспоримо доказал, что нет в нем никакой матерой земли, разве в окрестностях полюса, куда невозможно достигнуть». Мы углублялись во многих местах далее этого мореходца, оставались не в пример дольше его за полярным кругом, и ежели берег Александра не есть оконечность земли этой, то вынужденными найдемся подтвердить слова его, должны будем сказать, что мы не видели никаких признаков предполагаемого южного материка, разве за пределами зрения от тех мест, где вечные льды положили непроницаемую межу для плавателей. Но не одно это заключение есть следствие нашего путешествия. Мы обогатили круг географических сведений открытием более 30 островов, сделали множество полезных наблюдений, умножили музеи наши новыми и любопытными произведениями природы по ископаемому, прозябаемому и животному царству.

Когда, прийдя на вид Новой Георгии, мы закончили наши поиски, то назначенный срок для нашего плавания уже приближался к концу, и мы поспешили к Бразилии, чтобы там освежиться, поправить суда и после шествовать к своему Отечеству, так давно нами оставленному.

В этот раз в Рио-де-Жанейро пробыли мы около полутора месяцев, не в праздности, но в трудах, полезных для наук, и в исправлении шлюпов. Здесь капитан, узнав, что российский посланник при португальском дворе барон Тейль фон Сераскеркен, которому мы обязаны за уведомление об открытии Нового Шотланда, полученное нами от него в Порт-Джексоне, намеревался отправиться в Португалию, по случаю отбытия португальского двора в Европу, предложил ему суда свои, на которых мы и прибыли с ним в Лиссабон 17 июня 1821 г. Отсюда мы прямо пошли в Кронштадт и, пользуясь всегда почти попутным ветром, бросили там якорь 24 июля.

Здесь был конец нашему поприщу, которое продолжалось два года и 21 день. Во все это время счастье везде нам сопутствовало, единодушие связывало нас узами дружбы, общая польза побуждала к взаимным услугам, здравие редко покидало нас, и то на весьма короткое время. Начальники пеклись о сохранении его, а ревностное старание отличных медиков подымало больных с одра немощи.

Будучи два раза более 120 дней в местах, самых вредных для здравия, мы из 200 человек путешествующих потеряли только трех матросов: один упал с мачты и разбился, другой во время темной ночи и сильного ветра упал с бушпорта, на котором он убирал паруса, и был жертвой волн, а третий умер такой болезнью, что и в спокойном месте никакое искусство не могло бы восстановить его. Спутник наш «Мирный», будучи вверен достойному правителю, никогда разлучен с нами не был, чему нет примеров. Он разлучился с нами только один раз, и то по повелению командующего идти другим путем в Новую Голландию, чтобы обозреть разные параллели.

 

Памятник, принадлежащий матросу 1-й статьи Егору Киселеву, находившемуся в дальнем вояже на шлюпе «Восток» под командой капитана 2-го ранга Беллинсгаузена в 1819, 1820, 1821 годах

24-го. Изволил прибыть государь на Кронштадтский рейд для осмотра шести судов, отправляющихся в дальний вояж, и тут была пушечная пальба и стояли по реям и кричали «ура!» для Его Величества.

М-ца июля

3-го. Вступили под паруса и, когда стали проходить Купеческую гавань, тут изволил кронштадтский флотский начальник провожать, и кричали три раза «ура!», и мы также обратно.

20-го. Пришли в Копенгайн [Копенгаген], тут мы стояли одну неделю.

27-го. Пошли из Копенгайна в Англию.

29-го. Пришли в Англию в город Порставют [Портсмут], и тут мы стояли один месяц и происходила работа, сделали глухие борта в шлюпе, и свиделись со шлюпами «Камчатка» и «Кутузов».

М-ца августа

29-го. Пошли из Англии в путь.

М-ца сентября

14-го. Пришли ко острову гишпанскому в город Сан-Крус [Санта-Круз], по-русски Святой Крест.

Есть превеликая гора, которая с моря видна за 150 верст. Тут мы стояли пять дней и расцветали флагами для коронования Его Императорского Величества.

19-го. Пошли в путь в Абразилию [Бразилию].

25, 26 и 27-го происходила работа на шлюпе, переменили на ходу стенги и марселя, не доходя экватора.

М-ца октября

1-го. На самый Покров Пресвятой Богородицы был престрашный большой дождь.

14-го. Опускали в воду градусы за 300 сажен для пробы холода, и было холода 22 градуса, не доходя экватора.

16-го. Спускали в воду тарелку для нахождения светлой воды. Было видно тарелку за 14 сажен, не доходя экватора.

17-го. Поймали летучую рыбу в 7 вершков, которая похожа на ряпуху, и тут их множество летает стадами у самого экватора.

19-го. Пришли на экватор утра в 8 часов, и была пушечная пальба: отдавали честь морскому царю Нептуну, где равноденствие солнца человеку в самое темя, и тут одна вода с другой сошлась, и потому называется равностояние.

24-го. Поймали 12 рыб, на которых чешуя как золотая, и употребляли в пищу господа и служители.

М-ца ноября

2-го. Пришли в Португальскую Америку, к острову Абразилия, в город Анжинер [Рио-де-Жанейро], в нем живет сам португальский король со своей свитой царской.

Обыватели в городе и по острову все почти арапы и арапки, мало белого народа; напитки предешевые и материи разные есть, премножество фруктов растет, множество сахарного песка и кофе. Стоянка якорная хороша.

22-го. Пошли в путь к острову Святые Егория [Св. Георгия].

М-ца декабря

2-го. Нашли на умершего кита, и пребольшой кит. Тут убили на нем птицу альбатроса.

15-го. Пришли к острову Святые Егория, который найден мореходцем Куком, простирается на долготу 170 мелей. Горы превысокие, на горах снег и лед. Есть на этом острове промышленники, ловят китов и разных зверей для купеческих английских кораблей.

26-го. Нашли три острова новых, никакими мореходцами непросвещены, кроме наших двух судов; и один остров – горит земля, дым валит, как тучи ходят. И тут на остров ездили три офицера, четыре матроса для нахождения. На этом острове есть премножество разных птиц, особенно пингвинов с желтыми хохлами; ходит как человек, кричит похоже на га [га] ру, крылья маленькие, не летает, и премножество софонских кур. За эти острова дано награждение, кто их прежде свидел, пять талеров, и записаны в журнал.

М-ца января 1820 года

1-го. Пошли в путь к Сандвичской Земле, которую Кук нашел.

6-го. Пришли к Сандвичской Земле, и тут мы описывали три недели, и действительно оказались островами. И у этих островов премножество льдов, такие есть престрашные горы ледяные, сажен по 30-ти сверх воды. И самые опасные места… и престрашные бывают штормы и престрашный холод, и часто бывают шквалы со снегом.

16-го. Была погода, шторм. И тут случилось со шлюпом «Мирный» несчастье: ударился форштевнем обо льдину в туманное время.

18-го. Наловили на ледяном острову руками птиц пингвинов штук до 70, которых употребляли в пищу господа и служители, как вареное мясо.

26-го. Кололи лед для пресной воды, и тут мы набили 30 бочек… И прекрасная вода.

М-ца февраля

5-го. Пришли к ледяным полям, где превысокие ледяные горы возле самого полюса; тут было мороза семь градусов, а когда бывает зима, то до 70 и до 80 градусов бывает в месяцах июне, июле и августе, и престрашная темнота: три месяца свету нет, и в самые опасные месяцы такие бывают большие штормы и частые шквалы со снегом.

18-го и 19-го. Была большая погода, пресильные бури, снег с дождем, и тут у нас были закреплены все паруса, и тут повредило у нас румпель. И разошлись со шлюпом «Мирный». Была течь в судне, до 9-ти и до 10-ти дюймов прибывало воды в час, такая качка была, шкафутные сетки обломало.

М-ца марта

5-го. Были светлые три столба на небе: со 10-ти часов и до 3-х часов утра стояли род лучей и преудивительиые столбы, после этих столбов сделалась большая погода; тут разорвало грот-марсиль и грот-стаксель и бизань-стаксель и бушприта степениц повредило; тут была течь, до 10-ти дюймов в час прибывала вода.

30-го. Пришли в новую открытую Голландию в город-порт Зексон [Джексон]. Обыватели в городе англичане, по островам живут премножество диких, в лесу как зверь живут, не имеют никаких квартир, питаются с деревьев шишками и рыбой. Есть тоже король, имеет знак у себя на груди, пожалован английским королем. И тут наш капитан пожаловал ему гусарский мундир и бронзовую медаль, а жене белое одеяло и пару серег в уши женских.

М-ца мая

8-го. Пошли в путь из Новой Голландии.

11-го помер матрос 1-й статьи Губин Матвей от болезни и спущен в воду.

19-го. Была большая погода и большая качка, и тут случилось вечером в восемь часов такой нашел вал, что едва судно не перекинулось, и перешел через судно, и едва не залило, и тут у нас унесло с правой стороны шкафутную сетку и пять свиней, несколько матросских тулупов, а с нижней палубы было воды в колено, а в трюме до 60 дюймов, тут вся команда испугалась и не знала, что делать, и была большая темнота.

26-го. Пришли в новой открытую Зеландию. Тут у Кука съели дикие люди 10 человек, тому назад прошло 42 года, как он был, и тут он стоял два месяца. И горы превысокие, леса дремучие, и живет народу дикого премножество, и народ разрисованный: лицо, руки и ноги, и народ прегрубой, платье носит на себе из травы, на головах украшения – перья из разных птиц, и мажутся красной краской, в ушах продетые костяные шпильки и к ноздрям проведены. А питаются больше рыбой. И стоянка самая худая. И тут мы стояли 9 дней. Они к нам приезжали раза три. Тут пожаловали одному старшине бронзовую медаль.

М-ца июня

4-го. Пошли в путь из Зеландии.

29-го. Пришли к острову Опаро. На этом острове народу дикого премножество, и народ преразбойный, того глядит, где бы гвоздик украсть. Тут приехали к нам 22 лодки, одеяния никакого нет, как рыба по воде плавают, так они питаются земляным хлебом, и народ прездоровый собой.

М-ца июля

5-го. Пришли к острову Оберланту [Кумберланду]. Остров низменной, лес малорослый, кустами, внутри [острова] вода. Народу дикого премножество; остров маловажный, стоянки якорной нет.

6-го. Пришли к острову Грубу, на остров ездили и привезли разных ракушек и каменьев фигурчатых и кораллов – рослого камня, род травы растет. Тоже остров небольшой, народу дикого нет.

8-го. Пришли к острову Ендриху [о-в Генриха], и тут народу дикого премножество; когда мы стали подходить, тут они зажгли лес во многих местах и кричат благим матом и махают руками, чтоб мы пошли прочь.

9-го. Пришли к острову неизвестному. Остров небольшой. Когда мы стали приближаться, тут столько прибежало дикого народу к берегу, и тут мы взяли на шлюпках и возили подарки разные, подарков наших не берут и также кричат благим матом, и махают руками, и грозят из своих орудий; после этого выпалили из ружья. Тут они попадали все на колени и бросаются в воду, а другие убежали в лес и зажгли лес престрашным огнем весь остров.

10-го. Тоже прошли мимоходом три острова, тоже никем не просвещенные, кроме наших двух судов «Восток» и «Мирный».

12-го. Пришли к острову неизвестному, также непросвещенному, кроме наших двух судов.

13-го. Прошли остров мимоходом и взяли только на румб.

14-го. Пришли к двум островам неизвестным, кроме наших судов.

17-го. Прошли мимоходом остров Елисафету [Елизаветы].

19-го. Пришли к острову Анны, и тут приезжала одна лодка и два человека и привезли в подарок жемчугу нашему капитану. И тут пожаловал капитан диким по гусарскому мундиру, по медали, одному дали серебряную медаль с Его Величества с портретом, и так жаловали их напитками и хлебом-солью.

20-го. Пришли к острову Мантиму [Матеа], на котором нашли четыре человека диких, прибыло их с острова Анны, а их было 10 человек, 6 съедены на острову на Мантиме, и привезли отаитскому королю; они не пожелали с нами, и тут их и оставили.

22-го. Пришли к острову Отаиту [Таити], и пребогатый остров простирается. Дикого народу до трех тысяч. И тут мы стояли на якоре 9 дней. И приезжал король этого острова со своей свитой раза четыре к нам на судно и привозил к нам подарки: материи и фрукты, и мы также подарили саблю с перевязью и восемь медалей и рома, один окорок, четыре мешка сухарей белых и зеркала разного сорту. И народ самый пресмирный и прездоровой.

Есть премножество диких свиней, и коз, и кур, а фруктов столько, нигде так не случалось на других островах видеть; есть хлебородные дерева, на чем хлеб растет, и кокосовые есть орехи.

24-го. Вступили под паруса из Отаиту.

29-го. Нашли новой остров небольшой. Есть лес малорослый, в середине острова вода; жителей нет, кругом его кораллы, якорной стоянки нет

М-ца августа

5-го. Также нашли новой остров небольшой, народу нет, птиц премножество разных.

8-го. Нашли остров Розинвил. Этот остров найден мореходцем английским капитаном Мариям. Есть на острове дикого народу премножество, и народ самой прелюдоеды. Тут мы, однако, застряли. И приехали к нам лодок до сорока, и сколько просили на судно, – только один приплыл к трапу, – тут стали его потчевать, он вышиб из рук лодочик и бутылку с ромом у господина штурмана, а другие стали бросать на ют каменьями. На голове волосы предлинные и переплетены красной лентой из травы.

12-го. Прошли два острова мимоходом небольшие. Есть лес малорослый, кустами. Людей нет. Тоже неизвестные никем.

20-го. Нашли остров пребогатый и пребольшой, называют его Тарунар. Тут дикого народу премножество, самой народ пресмирный. Тут приезжали к нам лодок до 20-ти с народом и привозили к нам свои подарки: сахарного тростника, и свиней диких, и ракушек, и жемчуга. Тут наш капитан пожаловал семи человекам бронзовые метали на медных цепочках.

30-го. Упал матрос 1-й статьи Филимон Блоков, в 8 часов свалился с бушприта. Ходу было 7 узлов. Спасти невозможно.

М-ца сентября

7-го. Была большая буря, тут у нас разорвало фок-марсель и грот-марсель и фок вырвало, не доходя новой открытой Голландии. И в ту же самую погоду разбило французский фрегат против Голландии.

9-го. Пришли в Голландию обратно. И ходили в теплом климате 121 день и открыли новых островов 31 остров; из этих островов есть хорошие острова.

М-ца октября

31-го. Пошли из Новой Голландии к полюсу, по другую сторону полюса. Тут мы стояли на якоре в Голландии 53 дня. И происходили на шлюпе работы, убрали весь рангоут и бушприт, и сделали новой степениц и бушприту, и убавили все три комплекта, по три полотна из каждого паруса, и судно кругом выконопатили, кницы переменили.

М-ца ноября

Была большая погода. Тут у нас сделалась большая течь в судне, от 7 дюймов и до 8-ми прибывало воды в час.

17-го. Пришли к острову Макварту [Маккуори]. На этом острове лесу нет, травы премножество. Есть промышленники, ловят разных зверей, и есть премножество птиц разных, особенно пингвинов, и пребольшие, тянут весом по пуду, а другие более. И тут мы попали ночью на банку.

Но, говорят промышленники, часто бывают землетрясения и подводный огонь часто случается.

22-го. Была большая погода, шторм, снег с дождем, страшный холод, не доходя полюса.

28-го. Пришли к полюсу, где страшные ледяные горы и большие сплавные поля, и носит [их] близ полюса, и страшный холод, частые шквалы со снегом. И тут мы лед кололи для пресной воды, и набили 30 бочек льдом, прекрасная вода для варки и чая, и пунша.

М-ца декабря

18-го. Был большой туман. Случилось к ночи, что таких мало случалось, и зашли ночью в мелкий лед и едва вышли, но, по счастью нашему, скоро прочистилось, и тут были спущены все гребные суда. И в такие зашли ледяные горы, что не думали выйти, и так думали не спасемся; тут было морозу 7 градусов.

25-го. Случилось в самый праздник Рождества Христова – ударились правым скулом обо льдину в 12 часов дня. Было богослужение, и стояли на коленях, и так ударились, что никто на ногах устоять [не мог], но, по счастью нашему, ударились об якорный шток и обшивку. Тут сменили с вахты мичмана Демидова.

М-ца января 1821 года

5-го. Была большая погода, шквалы со снегом и большая качка, и тут у нас повредило пять книц, и сделалась в судне течь, от 9-ти до 10-ти дюймов в час прибывало воды, не доходя новой открытой Шахландии [Новой Шетландии].

10-го. Увидели новый остров, который никаким мореходцам не просвещен, кроме наших двух судов, и остров пребольшой и высокой, кругом его ледяные поля и множество разных птиц, особенно больших альбатросов. Тут была пушечная пальба, и кричали три раза «ура!» и пили за здравие Его Величества с новым островом. И дано за этот остров 5 талеров награждения, кто первый свидел, и записаны в журнал.

14-го. Также нашли новый остров, и премножество у этого острова китов, и кругом его премножество мелкого льда, и ближе к нему подойти невозможно. Тут поймали мы птицу пингвина, которая тянет весом 1 пуд 29 фунтов.

24-го. Пришли в Шахландию, которая простирается на долготу за 300 миль итальянских, и тут премножество разных зверей, и особенно морских котиков; и есть премножество американских судов для промысла.

М-ца февраля

Прошли мимоходом остров Святой Егорий. И в этот день поздравлял капитан господ и также служителей, обошедших землю кругом шара. И один день ускорили – пришлось два четверга сряду, и не было 60 дней ночи, и солнце не закатывалось никогда, а кругом день.

4-го. Сделалась большая погода и качка, тут мы с помпы не сходили и качали день и ночь воду (откачать не можем) и клали на гитовы шлюпу.

М-ца марта

5-го. Приезжал португальский король во флот. И тут стояли по реям и «ура!» кричали, и была пушечная пальба.

9-го. Изволил быть наш российский министр. Но тут мы стояли по реям, и была пушечная пальба и кричали «ура!». Пожаловал гребцам по 4 талера награждения. Был в Анжинеро бунт, обыватели с войском.

М-ца мая

17-го. Пришли на экватор, также отдавали честь морскому царю Нептуну (двадцать одна пушка), и пили пунш, и команду умывали экваториальной водой.

М-ца июня

11-го. Прошел мимо нас тайфун, не более был одну склянку.

13-го. Пришли в Лиссабон, португальской город пребольшой; напитки предешевые и фрукты; стоянка якорная хорошая.

17-го. Прибыл португальской король. Тут для Его Королевского Величества была по 3 дни лиминация, и расцветали флагами, и была пушечная [пальба], и стояли по реям и кричали «ура!».

25-го. Изволил прибыть российский наш министр и пожаловал служителям награждения по пять талеров, каждому матросу мундир, офицеру по десяти талеров, и благодарил господ и служителей.

27-го. Пошли в путь из Лиссабона.

М-ца июля

11-го и 12-го. Прошли мимоходом Англию.

16-го. Пришли [в] Копенгайн. Тут мы свиделись со шлюпом «Урал».