Одно из центральных мест в экономической теории социализма, как уже отмечалось, занимает вопрос об отношении к товарному производству, рыночной экономике, закону стоимости. После разрушения социализма в СССР и в ряде других стран возникает необходимость в новой постановке и решении вопроса о том, можно ли было завершить строительство социализма в этих странах на основе использования товарного производства, рыночных механизмов и закона стоимости. Можно ли вообще в условиях XX и XXI столетий, когда абсолютно все превращается в товар, в том числе человеческая совесть, использовать товарное производство и его законы для построения социализма?

Случилось так, что товарное производство и закон стоимости, используемые в СССР, особенно после экономической реформы 1965 г., привели к восстановлению капитализма. Надежда на то, что общественная собственность и советское государство не допустят этого, не оправдалась. Не подтвердились и суждения относительно полной и окончательной победы социализма (XXII съезд партии), перехода к так называемому развитому социализму (XXIV съезд партии). На деле капитализм в лице товарного производства и рыночной экономики вытеснил социализм, эти две противоположные сущности не смогли ужиться, рыночная сущность экономики поглотила социалистическую сущность.

Можно ли из этого обстоятельства сделать вывод о кризисе марксистской теории социализма, о чем не замедлили в свое время заявить многие бывшие попутчики марксизма, оправдывая свой отход от социализма и коммунизма как форм общественного устройства. Марксизм, по словам Ю.А. Красина, «и как научно-теоретическая концепция, и как идеология находится в глубочайшем кризисе». В том же духе высказался Л.И. Абалкин, утверждая, что кризис марксизма и его догм — только часть общей кризисной тенденции, сложившейся в общественных науках.

В действительности в данном случае претерпевает кризис мелкобуржуазный социализм, который с самого начала пытался соединить социализм с товарным производством и обменом. Так, например, будущая хозяйственная коммуна, согласно взглядам Э. Дюринга, своим основным законом сохраняет закон стоимости. В наше время мелкобуржуазный социализм рядился в одежду «рыночного социализма», «социалистического товарного производства», «социалистической теории стоимости» и т.п. Их представители приобрели название «товарников».

Что касается теории научного социализма, то она предполагала построить социалистическое общество на другой экономической основе. Основоположники марксизма-ленинизма построение социализма на его собственной основе, в отличие от переходного периода к нему, не связывали с товарным производством и законом стоимости. Наоборот, они отрицали такую возможность.

Вот их основные высказывания на этот счет:

Маркс К.: «Пожелание, чтобы, например, меновая стоимость из формы товара и денег не развивалась в форму капитала или чтобы труд, производящий меновую стоимость, не развивался в наемный труд, столь же благонамеренно, сколь и глупо».

«Насколько же иллюзорны представления некоторых социалистических школ, которые воображают, что можно сокрушить капитализм, применив к нему вечные законы товарного производства».

«...Не может быть ничего ошибочнее и нелепее, нежели на основе меновой стоимости и денег предполагать контроль объединенных индивидов над их совокупным производством».

Энгельс Ф.: «Раз общество возьмет во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с тем и господство продукта над производителями». Действительность показала, что как только средства производства стали продаваться и покупаться, они ушли из под контроля объединенных индивидов и плана.

Ленин В.И.: Уже в переходный к социализму период продукт производства «не есть товар в политико-экономическом смысле, во всяком случае не только товар, уже не товар, перестает быть товаром». Социалистический продукт — это «продукт, идущий на общественное потребление не через рынок».

В.И. Ленин в последнем случае имел в виду не переходный период, а время, когда Россия из нэповской станет социалистической. Если в переходный период при сохранении власти в руках трудящихся товарное производство могло быть использовано (НЭП), то социализм не мог базироваться на нем. В.И. Ленин был и остался принципиальным противником совмещения рыночной экономики и социализма. Судьбы социализма он связывал с организацией продуктообмена вместо стоимостного обмена. В.И. Ленин до конца своей жизни был убежден, что рыночное производство и стоимостной обмен неизбежно порождают капитализм, что без построения нового социалистического экономического фундамента (обмена продуктами, идущими на общественное потребление не через рынок) силы капитализма могут отнять все наши завоевания. Он не уставал предупреждать об опасности возрождения капитализма, которая заключается в НЭПе.

Иных позиций по этому вопросу стал придерживаться И.В. Сталин. Он передвинул возможность преодоления товарного производства с социалистической стадии на коммунизм, полагая, что сохраняющееся при социализме товарное производство «никак не может развиться в капиталистическое производство и ему суждено обслуживать совместно с его «денежным хозяйством» дело развития и укрепления социалистического производства».

Он не согласился с Ф. Энгельсом относительно устранения товарного производства, сославшись на неопределенность его формулы о владении обществом средствами производства как условии преодоления товарного производства, а также на возможность использования простого, не капиталистического товарного производства, аналогию с которым неоднократно проводил К. Маркс. При этом И.В. Сталин положение трудящегося человека, присвоение им средств к жизни посредством распределения по труду рассматривал не как социалистическое, а как стоимостное отношение. «Пока оплата по труду, — говорил он, — действует закон стоимости... Вот когда мы станем распределять по потребностям, а не по труду, тогда будет преодолен закон стоимости. Сейчас же мы еще вертимся, находимся в пределах закона стоимости. Мы хотим выйти из этого закона, преодолеть его, но еще не вышли, не преодолели». Там, где есть товары и товарное производство, действует и закон стоимости.

Товарное производство, как оказалось, не только не устранялось, а наоборот, начиная с 1965 года, все больше расширялось и превратилось во время перестройки в основу экономической стратегии страны. Категории «прибыль», «себестоимость», «прибавочная стоимость», «стоимость рабочей силы как товара», «наемный труд», «капитал», «необходимый и прибавочный труд» и т.п. превратились в реально используемые понятия, отражающие расширение рыночной сферы экономики. Это относилось и к ранее используемому в производстве показателю «себестоимости», снижение которой считалось признаком социалистического, а не товарного производства. Но ведь если прибыль не входила в издержки производства и предприятию «себе» ничего не стоила, то это не значило, что она ничего не стоила рабочему. Она ему стоила прибавочного, неоплачиваемого труда. Обычно охотно признавались и принимались результаты производства в форме прибыли, но упорно отрицались предпосылки и условия получения этих результатов: необходимый труд как труд, полагаемый посредством прибавочного труда и ради него.

Имело место явное преувеличение положительных сторон товарного производства и закона стоимости и недооценка их отрицательных последствий. Вроде бы без закона стоимости нельзя было наладить ни хозяйственный расчет, ни рентабельность, ни воспитывать хозяйственников в духе рационального ведения производства и т.п. Что же касается основного экономического закона, выражающего движение потребительной стоимости и направляющего производство на лучшее удовлетворение потребностей трудящихся, то его требования декларировали и чаще относили к высшей фазе коммунизма, чем применяли на практике в первой его фазе.

Использование товарных форм производства и закона стоимости, приведшее к восстановлению капитализма, заставляет пересмотреть распространенный тезис о сохранении товарного производства при социализме и с учетом этого обновить экономическую теорию социализма. Это тем более важно в условиях, когда все то, что не имеет товарной природы, превращается в товар, в ложную стоимость, обнажая античеловечную сущность товарного мира.

Вопрос, однако, в следующем: чем заменить теорию стоимости и что на ее место предложить в качестве экономической теоретической базы построения и развития социализма, в его собственном, аутентичном смысле? Известна ли экономической науке эта база?

К сожалению, политическая экономия социализма товарному производству могла противопоставить лишь непосредственно общественное производство, рынку — план. На вопрос же о том, что приходит на место стоимости и ее исходного закона, она не отвечала. Между тем противоположность стоимости составляла и составляет потребительная стоимость и только последняя может заменить первую. Это противоречие не было понято в политической экономии социализма, не была должным образом оценена роль потребительной стоимости, хотя на практике развитие производительных сил, научно-технический прогресс, рост производительности труда происходили не по закону стоимости, а по закону потребительной стоимости. «Все развитие производительных сил касается потребительной стоимости, но не меновой стоимости».

Эта практика в политической экономии не была возведена в ранг основной теоретической концепции, на основе которой строился оценочный критерий эффективности социалистического производства и всей экономки. В теоретическом плане лишь Р.И. Косолапов призвал к созданию экономики потребительной стоимости.

Объяснительная сила трудовой теории потребительной стоимости в качестве новой парадигмы обоснована и получила возможные на сегодня доказательства в работах В.Я. Ельмеева («Воспроизводство общества и человека». М., 1988; «К новой парадигме социально-экономического развития и познания общества» СПб., 1999), В.Г. Долгова («Управление научно-техническим прогрессом: потребительностоимостные основы». Л., 1988), В.Я. Ельмеева, В.Г. Долгова, М.В. Попова («Выбор нового курса». М., 1991; Уроки и перспективы социализма в России СПб, 1997), Н.Ф. Дюдяева («Промышленные роботы и экономия живого труда: потребительностоимостной анализ». Саранск, 1991), В.Ф. Байнева («Научно-технический прогресс и энергоснабжение: потребительностоимостной анализ эффективности производства электроэнергии». Саранск, 1998), в коллективной монографии «Будущее за обществом труда». СПб, 2003. Эта концепция поддержана многими авторами, в том числе С.С. Губановым, Ю.С. Перевощиковым, А.А. Румянцевым, В.И. Сиськовым, А.В. Золотовым и др. Близкие позиции занимает американский экономист Линдон Ларуш («Физическая экономика...». М., 1997) и его сторонники в России: А.Н. Чекалин, Т.В. Мураниевский и др. Можно сказать, что все экономисты, пытающиеся объяснить экономический рост и развитие, вынуждены обращаться к потребительностоимостным категориям: труду, производительным силам, технике, технологии и т.п., то есть к категориям «физической» экономики.

Однако противостоящее товарному производству потребительностоимостное производство вовремя не было осознано экономической теорией в качестве объекта новой концептуальной парадигмы, не были приняты его законы и категории в состав основных понятий экономической науки. От категорий потребительностоимостной экономики отделывались как от чего-то «натурального», «товароведческого», в лучшем случае признавали за ними лишь роль материального носителя собственно экономической категории стоимости. Не случайно поэтому успехи в развитии производства приписывались хозяйственным реформам, каждый раз расширяющим товарноденежные отношения, особенно после смерти И.В. Сталина, а все то, что тормозило развитие, возлагалось на собственно социалистическое начало и экономическое планирование.

В этом отношении ситуация в экономической науке долго не изменялась и в современной России. Об этом можно судить по материалам проведенной первой после 1951 г. масштабной экономической дискуссии в 1995 — 1996 г.г. На этот раз в центре внимания оказались концептуальные основания современной экономической науки, вопросы соотношения классической экономической теории и Экономикса, поиски новой парадигмы, позволяющей преодолеть кризис в экономической теории и в хозяйственном развитии страны.

Постановка вопроса о кризисе в экономической науке потребовала оценки не только теории, которая оказалась в кризисной ситуации, но и теории, которая претендует на ведущее место, ее способности вывести науку из кризиса, составить новую парадигму. В процессе дискуссии обнаружилось, что на эту роль претендуют как классическая экономическая теория, так и экономикс, соответственно, как теория стоимости, так и теория предельной полезности.

В пользу экономикса на словах и безоговорочно высказывались тогда немногие (И.Е. Рудакова, Н.И. Шехет). Полагали, что экономикс представляет всю экономическую науку, является сводом всех ее направлений и теорий, предназначенных для практического использования. Призывали обогатить экономикс, принять его философскую базу — позитивизм, признать экономикс по крайней мере частью существующей экономической науки и использовать его инструментарий для наспех строящейся переходной к капитализму экономики.

Большинство же участников дискуссии предлагали возникшие проблемы решать на основе классической экономической теории — теории стоимости, внося в нее соответствующие изменения. У некоторых авторов эти изменения трактовались как отказ от труда как субстанциальной основы стоимости, как сведение самой стоимости к полезностным оценкам (ценностям). Эта крайность не нашла должной поддержки: называлась в качестве примера приватизация, которая привела к разбазариванию народного богатства из-за игнорирования трудового критерия его оценки (А.З. Селезнев).

Значительная часть экономистов проблему «классика или экономикс» предлагала решать путем их синтеза. По мнению одних эти две концепции не противостоят друг другу, они вполне совместимы, что на Западе продемонстрировали А. Маршалл и П. Самуэльсон (В.В. Радаев и др.). Полярности вроде бы не нужны, нужна единая наука, но с плюралистической основой (А.В. Сидорович, Н.В. Климин). Теория же трудовой стоимости и теория полезности якобы являются односторонним толкованием реально существующих экономических отношений. Нужен их синтез, как этого требовал М.И. Туган-Барановский. Экономикс как раз их синтезирует (Н.В. Расков). Предлагали синтезировать трудовую теорию стоимости К. Маркса и теорию полезности.

Представляется, что это наихудший вариант решения проблемы «классика или экономике», как и многих подобных вопросов, имеющих дело с противоположностями. Теория предельной полезности возникла как противоположность трудовой теории стоимости и в этом смысле об их синтезе не может быть и речи. Ни К. Маркс с Ф. Энгельсом не думали идти на «синтез» с теорией предельной полезности, ни Е. Бем- Баверк не хотел соединить свою концепцию с трудовой теорией стоимости К. Маркса.

В попытках синтеза теории стоимости и теории полезности, особенно потребительностоимостной теории и теории стоимости, легко заметить ту же линию, которую проводили «прорабы» перестройки, предлагая соединить социализм с капитализмом, рыночную экономику с плановым ведением хозяйства, власть буржуазии с властью народа и т.п. Синтеза этих противоположных сущностей не произошло и не может произойти в принципе, то есть по определению взаимодействующих разносущностных противоположностей и противоречия между ними.

С этой точки зрения нельзя принять суждения относительно того, что генеральной линией развития экономической мысли в России, идущей чуть ли не от М.И. Туган-Барановского, является движение к синтезу трудовой теории стоимости и теории полезности, что теория полезности дополняет и развивает трудовую теорию стоимости, что их органический синтез — это методологическая основа концепции новой, эффективной системы хозяйствования.

Придание этому тезису столь важного методологического значения вызывает необходимость в разъяснении вопроса о методологии решения противоречий между парадигмами как полюсами противоречия: а) как между двумя противоположными сущностями; б) как противоречивыми сторонами одной и той же сущности. Противоречия первого типа предполагают, что из двух противоположных сущностей действительной для данного состояния общества является одна из них: или господствуют отношения стоимости, или, наоборот, отношения потребительной стоимости. Это условие связано с несостоятельностью дуализма при определении сущности того или иного явления. Соответственно, по своей сущности теория может быть или стоимостной или не стоимостной, а хозяйственная практика — рыночной или нерыночной. Дуализма одной и той же сущности не бывает, обе допускаемые противоположные сущности не могут быть одинаково истинными, на практике побеждает и господствует одна из них. Полагают, например, что стоимость и полезность — это две стороны одной и той же медали. Но не говорят, что собой представляет эта медаль, какова ее сущность: товар ли она, или же не товар (лишь потребительная стоимость). Если товар, то сущность стоимостная, если нет, то наоборот.

Иное дело, когда речь идет о противоречивых сторонах одной и той же сущности, которые не возводятся в самостоятельные сущности и характеризуют с разных, противоположных сторон одну и ту же сущность. В этом случае предполагается их существование в неком едином начале, образующем основание для разных противоречивых сторон, причем в это основание превращается одна из этих сторон (противоположностей) в виде более высокой ступени развития явления. Если, например, стоимость составляет основание, то потребительная стоимость есть лишь носитель, предпосылка стоимости, и наоборот.

Разграничение противоположности двух сущностей и противоположности одной и той же сущности необходимо для того, чтобы установить способ разрешения разных типов противоречий. Первые из них разрешаются объяснением проблемы на основе признания одной из сущностей в качестве действительной основы и устранением дуализма, и тем более плюрализма в выборе основания теории.

Разрешение второго типа противоречий не требует устранения одной из сторон противоречия. Здесь достаточно выявить, какая из сторон противоречия опосредствует другие стороны и само противоречие, и которая становится основанием как для собственного развития, так и своей противоположности. То, что проистекает из этого опосредствующего начала, образует необходимое единство, возникающее в результате разрешения данного противоречия. Этот новый монизм выступает более высоким и самостоятельно существующим принципом экономической теории.

В марксистской экономической науке таким единым сущностным началом выступает труд, и именно поэтому она для социализма должна называться политической экономией труда. Разрешение противоречия между трудом как источником стоимости и трудом как создателем потребительной стоимости здесь осуществляется в рамках одной и той же сущности — труда как созидателя потребительной стоимости: с развитием общества происходит отрицание господства стоимости и превращение потребительной стоимости в господствующее начало, делающее экономическую систему целостной, а теорию монистической.

Противоположность стоимостной и потребительностоимостной парадигм как несовместимых по своей сущности концепций до сих пор не осознается многими современными экономистами как основное противоречие в развитии экономической науки. Между тем еще Аристотель противопоставлял экономику хрематистике: первая имеет дело с благами, необходимыми для жизни и полезными для дома и государства, т.е. с потребительностоимостными благами, вторая — с денежным богатством, с тем, как наживать состояние, делать деньги.

Противоположность между трудом, производящим потребительную стоимость, и трудом, создающим стоимость, по словам К. Маркса, волновала Европу в течение всего XVIII столетия. Она породила ряд серьезных противоречий в буржуазной политической экономии, приведших ее к разложению и вульгаризации. Это, прежде всего, противоречия, возникшие при определении меновой стоимости труда и земли как «отца» и «матери» богатства: если к труду применить понятие меновой стоимости, то последнюю уже нельзя измерять трудом и временем, ибо получается порочный круг — стоимость определяется стоимостью; земля также не может иметь стоимости, поскольку не является продуктом труда. Получается, что труд и земля как потребительные стоимости противостоят меновой стоимости. Далее, если меновая стоимость определяется общественно необходимым трудом, то есть на основе закона стоимости, то почему рыночная цена как выражение стоимости должна зависеть от спроса и предложения, обусловленных движением потребительных стоимостей? И здесь меновая стоимость сталкивается со своей противоположностью — потребительной стоимостью.

Это же противоречие возникает при объяснении взаимоотношения между стоимостью продукта труда и стоимостью рабочей силы рабочего, создающего продукт. Согласно закону стоимости (эквивалентному обмену) меновая стоимость продукта должна быть равна содержащемуся в нем рабочему времени и, следовательно, меновая стоимость рабочего дня должна равняться стоимости продукта этого дня, то есть заработная плата должна совпадать со стоимостью продукта труда рабочего. Тогда необъяснимыми становятся происхождение прибавочной стоимости и тот факт, что рабочий получает меньше меновой стоимости продукта своего труда. И в этом случае решение проблемы упирается в признание противоречия между стоимостью и потребительной стоимостью рабочей силы. Без этого не объяснить образование прибавочной стоимости.

Против стоимостной парадигмы с самого начала выступал маржинализм, противопоставляя ей полезностную концепцию. Однако стоимостной принцип не был преодолен, и, в итоге, пришлось идти на компромисс — возникли неоклассика и современный Экономикс. Противоречие двух парадигм в экономической теории осталось неразрешенным, сохранился дуализм, переросший в парадигматический плюрализм.

Маржинализм не сумел преодолеть трудовую теорию стоимости и вынужден был в лице Экономикса пойти на компромисс с ней, даже принять ее за основу. Однако из синтеза двух противоположных парадигм (стоимостной и полезностной) не получить новую парадигму, если не преодолеть одну из них и не сделать другую основанием новой концепции. Действительно новой может стать лишь та парадигма, которая представляет собой диалектическое отрицание стоимостной теории и теории предельной полезности.

В процессе указанной дискуссии особое внимание привлек вопрос о смене существующей классической парадигмы в экономической теории и выдвижении новой парадигмы, которая смогла бы сменить старую и способствовать преодолению кризиса и противоречий в современной экономической науке.

Положение дел в России показывает, что в наше время перевод высоко обобществленной индустриально развитой экономики на базу товарно-рыночного хозяйства неизбежно приводит к кризису и разрушению производительных сил. Можно быть уверенным, что развитым капиталистическим странам не удастся вытащить Россию из экономической ямы и продемонстрировать на ее примере «новые» возможности капиталистической рыночной модели развития. Мировая общественность в лице конференции ООН (Рио-де-Жанейро, 1992) подвергла сомнению модель развития, которой следовали крупные капиталистические страны, и не рекомендовала ее для остальных стран мира, вступающих в XXI век. Одновременно опыт разрушения основ социализма в России и в других странах посредством внедрения современных рыночно-стоимостных механизмов, характерных для США и Запада, свидетельствует, что эти механизмы несут с собой разрушение не только локальных, но и мировых производительных сил. Это говорит о том, что стоимостная парадигма не годится и для обоснования возможности дальнейшего развития всей мировой экономики.

Кроме объективно возникшей кризисной ситуации в экономической жизни современного общества, что в концентрированном виде об- нарушилось в России в связи с ее переходом на рельсы монетарного товарного хозяйства, необходимость в новой парадигме диктуется состоянием самой отражающей рынок экономической науки — возникшими в ней противоречиями и кризисом, не позволяющими решить многие теоретические проблемы, в частности, вопрос о том, с какой теорией можно войти в третье тысячелетие — стоимостной или по- лезностной. Ведь если речь идет о новой парадигме, то надо преодолеть старые — прежде всего стоимостную, на которой основана классическая политическая экономия, а также определить, в какой мере это удалось сделать маржинализму и экономиксу, или же последние не смогли выполнить данную задачу и сами подлежат преодолению.

Чтобы предложить то или иное решение этих проблем, необходимо в качестве предпосылки признать или отрицать наличие кризиса в самой экономической науке. Большинство участников дискуссии признали кризисное состояние современной экономической теории. По мнению Ю.М. Осипова в парадигмальном кризисе находится сама классическая экономическая наука. Ей противостоит Экономикс, который пытается собой заменить классику. Последняя, хотя и обороняется, но терпит поражение прежде всего в отношении своей главной парадигмы — теории стоимости, в частности, ее трудовой основы. Другие экономисты (например, Б.Л. Воркуев) связывают кризис с появлением в экономической науке экономикса и той ситуации, которая, начиная с тезиса Н. Шмелева «рынок всегда прав» и кончая требованием М. Фридмана о проведении тотальной приватизации, олицетворяет кризис не только в теории, но и в практике хозяйственной деятельности нашей страны. Указывают и на другие проявления наступившего кризиса: отрыв экономической теории от практики (В.А. Пешехонов); догматиза- ция как классической, так и неклассической экономической теории (А.В. Бузгалин); рассмотрение экономики вне социальной сферы, вне ее направленности на человека и его развитие (В.Т. Пуляев) и др.

Отдельные экономисты, как уже отмечалось, кризис отождествляют с кризисом марксизма, его основополагающих принципов о первичности общественного бытия и вторичности общественного сознания, его учения об общественно-экономических формациях, объективной причинности и др. (Л.И. Абалкин). Полагают, что распад практического социализма вызвал кризис и его теоретических основ (В.А. Медведев).

Попытки свести причины кризиса к издержкам трудовой теории стоимости, ее субстанциональной основы, а также возложить вину на марксистское направление в обществознании, вызвали противоположную ответную реакцию: многие не согласились с тем, что к кризису приводит марксизм (В.А. Пешехонов), характеризовали марксистскую классику здоровым направлением, устойчиво противостоящим ведущему к кризису неклассическому Экономиксу, или сводили проблему к обычным спорам между различными направлениями в экономической науке, к борьбе с догматизмом, идеологическим вмешательством и даже — к очередной инвентаризации методического «багажа» науки накануне нового века (А.А. Демин), полагая, что ни классическая политЭкономия, ни Экономикс никакого кризиса на переживают (К.А. Хубиев).

С этим, конечно, нельзя согласиться. Если в экономике разразился кризис, то и теория, на которой базируется управление Экономикой, оказывается непригодной для дальнейшего ее нормального развития. К сожалению, участники дискуссии не предложили, кроме защиты классики, положительного решения противоречий, вызванных существованием стоимостной и полезностной парадигм. В практике преподавания экономических дисциплин ведущее место занял экономикс. В России остались две — три кафедры политической экономии, о политической экономии социализма речь уже не идет, она не включена в образовательные стандарты.

Между тем явный провал российской рыночной экономики неизбежно приводит к такому же провалу обслуживающего ее экономикса, а вместе с ним и всей концепции товарного общества. Создаются новые, причем благоприятные условия: во-первых, для преодоления рыночно-стоимостной теории и внедрения в науку потребительностоимостной парадигмы; во-вторых, для выявления непригодности рыночной теории и практики как инструментов, используемых в собственно социалистическом строительстве; и в-третьих, для обновления и обоснования экономической теории социализма на основе потребительностоимостной парадигмы.

Эта парадигма должна служить базой для того, чтобы «предстояла еще более значительная победа политической экономии труда над политической экономией капитала» , и тем самым был бы решен великий спор «между слепым господством закона спроса и предложения, в котором заключается политическая экономия буржуазии, и общественным производством, управляемым общественным предвидением, в чем заключается политическая экономия рабочего класса». Из приведенных положений Учредительного манифеста Международного Товарищества Рабочих явствует, что наиболее существенной для научной экономической теории социализма задачей является создание политической экономии труда. Мы много знаем о труде, производящем стоимость, но очень мало — о труде, созидающем потребительную стоимость. В последнем случае часто ограничивались фразой об отсутствии социально-экономической определенности у труда, производящего потребительную стоимость, полагая, что он свойственен всем общественно-экономическим формациям, но не имеет специфического содержания, касающегося отдельных формаций.

В действительности труд в этом качестве обладает в высшей степени специфической социальностью, не говоря уже о том, что до возникновения капиталистического товарного хозяйства экономика базировалась на труде, производящим потребительную стоимость. Именно в этом социально-экономическом качестве труд должен быть положен и в основу политической экономии социализма как политической экономии труда. Социализм по определению должен иметь дело с производством, которое явилось бы лишь средством для удовлетворения потребностей, производством ради потребительной стоимости, то есть таким производством, в «котором господствовала бы только потребительная стоимость». Отсюда необходимость в разработке трудовой теории потребительной стоимости, преодолевающей не только теорию стоимости, но и маржинализм, и составляющей сердцевину политической экономии социализма — политической экономии труда.

Закон потребительной стоимости, взятый в своем первом простом виде, отражает связь между трудом и его продуктом, но иную, чем это имеет место в законе стоимости: если законом стоимости выражается связь, идущая от труда, взятого в его общественно необходимых затратах, к его результату, овеществленному в стоимости, то закон производства потребительной стоимости, наоборот, устанавливает обратную зависимость затрат живого труда от общественной потребительной стоимости продукта, от потребности в нем. В первом законе стоимость результата определяется общественно необходимым для его производства трудом, то есть мы исходим из затрат труда. Вторым законом, то есть законом потребительной стоимости, выражается обратная связь: мы исходим из потребительной стоимости продукта и идем в обратном направлении — к созидающему ее труду, чтобы определить, сколько нужно затратить труда, чтобы иметь данную потребительную стоимость и удовлетворить данные потребности в ней. По закону стоимости этого нельзя сделать, ибо в нем трудом обусловливается лишь стоимость продукта, сама же «стоимость» труда, величина труда остаются необъясненными. Труд, его затраты в рамках закона стоимости не приобретают своей причинной обусловленности со стороны продукта, и поэтому мы лишены возможности определить величину труда, что, безусловно, свидетельствует об ограниченностях классической стоимостной теории и соответствующей ей практики. В законе потребительной стоимости преодолеваются эти ограниченности, он является законом, по которому общество определяет, сколько необходимо трудиться, уделять времени материальному производству, чтобы удовлетворять свои жизненные потребности.

Ввести этот закон в экономическую науку, даже в его исходной общей форме, не так-то легко. Кажется чем-то самим собой разумеющимся определить действие закона потребительной стоимости через отношение полезности продукта к овеществленному в нем труду. Но как только трактовка данного закона переводится в эту плоскость, так неизбежно встаем на путь, который ведет к закону стоимости. Вековое господство отношений стоимости всякому взаимодействию труда и его результата, если даже результат берется как потребительная стоимость, заставляет придавать стоимостной характер, рассматривать его в рамках теории стоимости и ее законов. Конечно, производство потребительной стоимости (как и стоимости) требует определенного, причем необходимого для удовлетворения данной потребности количества затрат труда. Но если потребительную стоимость (полезность) результата хотят определить через эти необходимые (предельные, оптимальные, дифференциальные и т.п.) затраты, то законы движения потребительной стоимости оказываются частным случаем (или дополнением) законов стоимости.

Этого, к сожалению, не избежал и В.В. Новожилов при анализе затрат и результатов труда. Он полагал, что общественные затраты труда и времени, необходимые по условиям потребления, а также соответствующие суждения К. Маркса об этом новом смысле общественно необходимого рабочего времени, свидетельствуют лишь о более развитом выражении закона стоимости, учитывающем не только условия ее производства, но и условия ее реализации в потреблении, то есть если товар не покупается, то затраченный на него труд перестает быть необходимым. Поэтому, по мнению В.В. Новожилова, соответствие производства потребностям, а также труда, необходимого по условиям потребления (реализации стоимости), труду, необходимому по условиям производства стоимости, осуществляется на основе затраченного труда. Все потребительские оценки как средств производства, так и предметов потребления должны быть выражены в той же единице, в какой измеряются затраты общественного труда.

В этом случае измерение осуществляется по закону стоимости и речь идет лишь о том, чтобы учесть зависимость меновой стоимости от потребительной стоимости, то есть то обстоятельство, что потребительная стоимость есть предпосылка меновой стоимости, без первой нет и второй. По этой причине приходится обращаться к услугам потребительной стоимости как предпосылке меновой стоимости и на этой основе считать необходимыми лишь те затраты на производство товаров, которые покупаются, потребляются. Затраты здесь ставятся в зависимость от потребления, платежеспособного спроса, что в какой-то мере выходит за рамки стоимостного отношения.

В рамках же закона потребительной стоимости необходимый труд и необходимое рабочее время приобретают совсем иной, противоположный смысл: они становятся необходимыми по требованиям удовлетворения потребностей в данных потребительных стоимостях. Необходимый труд, взятый в этом смысле, не имеет отношения к меновой стоимости, не является ее эквивалентом. В законе потребительной стоимости предпосылкой в движении последней выступают не затраты труда на ее создание, не ее обусловленность этими затратами, а наоборот, обусловленность затрат труда потребительной стоимостью продукта и стоящими за ней потребностями общества. Здесь мера потребления определяет меру труда.

Величина и пределы затрат труда в этом случае обусловливаются потребностями, а время труда, оставаясь полюсом данного экономического отношения, приобретает принципиально иное значение. Когда говорится о необходимом рабочем времени общества в смысле того времени, которое нужно обществу израсходовать для удовлетворения данных потребностей, то это время не выступает мерой стоимости продукта. Такого рода необходимый труд имеет отношение к потребительной стоимости, а не к меновой стоимости. Здесь имеется в виду не то рабочее время, которое необходимо для того, чтобы создать ту или иную стоимость, в том числе стоимость суммы благ, необходимых рабочему для своего существования и для воспроизводства своей рабочей силы. Речь идет об относительной необходимости удовлетворения потребностей продуктами тех или иных видов труда, например, об удовлетворении потребностей в питании посредством земледельческого труда, который в этом отношении является самым необходимым.

В общем же виде такого рода необходимое рабочее время определяется и многими другими обстоятельствами, связанными с потребительной стоимостью, ее потреблением и потребностями людей. Нужно указать прежде всего на то, что именно потребительная стоимость жизненных средств работника диктует, сколько нужно затратить труда и времени на их производство (если эти затраты определять стоимостью жизненных средств, то мы оказываемся в порочном кругу: трудом определяется их стоимость, их стоимостью — труд). Рабочее время и количество производительного труда, необходимые для жизни общества, зависят от количества нуждающихся в средствах существования людей, то есть от общего количества потребителей и потребительских «корзин», от потребительной силы общества. Объем необходимого рабочего времени, в свою очередь, находится в зависимости от другого потребительностоимостного фактора — производительной силы общества. Последняя во многом предопределяет численность занятых производительным трудом, и, следовательно, объем необходимого рабочего времени данного общества.

Зависимость затрат труда и рабочего времени от потребностей общества и от необходимых для этого потребительных стоимостей, существующих в виде средств для жизни и средств для труда, очевидна. Возникает, однако, вопрос: не будут ли эти затраты, взятые по отношению к потребительной стоимости, ее мерой, измерением, то есть нельзя ли потребительную стоимость измерять этим же затраченным трудом (как и стоимость), но с той лишь разницей, что он затрачен по условиям потребления, а не производства. Если воспользоваться примером К. Маркса относительно того, что Робинзон на своем острове распределял свое рабочее время и свои трудовые функции согласно полезным эффектам предметов потребления, то нельзя ли такое распределение рабочего времени (в зависимости от потребительной стоимости продукта) считать отношением, в котором «уже заключаются все существенные определения стоимости» (Маркс).

Такое утверждение будет неправильным, оно сводит потребительную стоимость к стоимости и возвращает к закону стоимости. Но это не значит, что эти два закона нигде не пересекаются, что закон потребительной стоимости не содержит в себе в снятом виде отрицаемое стоимостное отношение продукта к созидающему его труду, и, наоборот, что требование потребительной стоимости затрачивать труд, необходимый лишь по целям потребления (лишнее, не потребленное пропадает), не учитывается в законе стоимости. К тому же оба закона имеют общее основание — труд, затраты которого должны учитываться в любом обществе.

Вторым, более глубоким определением закона потребительной стоимости является выражаемый им принцип превышения результатов труда над его затратами. Если закон стоимости зиждется на принципе эквивалентности общественно необходимых затрат и стоимости товара, то закон потребительной стоимости в своем сущностном определении базируется на противоположном принципе — труд по условиям производства потребительной стоимости не равен, не эквивалентен не только труду по производству стоимости, но и по созданию потребительной стоимости. Казалось бы, например, что вне эквивалентности затрат и результата, содержащейся в законе стоимости, не мыслимо соответствие между производством и потреблением. Но это не так. Закон стоимости на самом деле не предполагает такого соответствия, ибо движение стоимости находится в отношениях обратной пропорциональности как с ростом производительности труда, так и с возвышением потребностей. И, наоборот, соответствие производства и потребления достигается тогда, когда потребительная стоимость продукта превышает затраты труда на его производство. Этого рода диспропорциональность (неравновесность) как раз и обеспечивает пропорциональность производства и потребления, поскольку здесь осуществляется возвышение потребностей и их удовлетворения при минимизации трудовых затрат.

Этот принцип — главное в определении закона потребительной стоимости, ибо им объясняется все то, что не подпадает под объяснительную силу закона стоимости, например, понимание того, почему при эквивалентном обмене на жизненные средства рабочая сила производит прибавочную (дополнительную) стоимость. Превосходство результата труда по своей полезности (потребительной стоимости) над затратами труда на его достижение составляет, по нашему глубокому убеждению, смысл и назначение человеческой деятельности и всего развития общества. Поэтому объяснению того, как, по каким законам происходит прирост потребительной стоимости (полезности), нужно уделить особое внимание.

Здесь нельзя ограничиться абстрактным и простым определением закона потребительной стоимости: объяснением зависимости величины затрат труда от потребительной стоимости продукта и их пропорциональности по условиям потребления. Речь должна идти о возрастании, увеличении, получении прибавочной (дополнительной) потребительной стоимости. Для решения этих вопросов требуется более глубокое, сущностное определение самой потребительной стоимости, позволяющее понять ее динамику, изменение степени полезного эффекта блага. Подобно тому, как для объяснения самовозрастания стоимости (производства прибавочной стоимости) недостаточны законы простого товарного хозяйства, так и для понимания процесса увеличения потребительной стоимости факторов и продукта производства нельзя ограничиваться знаниями того, что полезность продукта и потребность в нем обусловливают время, необходимое для его производства, и что время и труд должны распределяться пропорционально потребностям в определенной массе потребительных стоимостей. Необходимо еще знать закон, согласно которому прирастает потребительная стоимость факторов производства в процессе их производительного потребления, а также полезность самого труда в процессе индивидуального потребления. Для этого надо предварительно определить потребительную стоимость основных факторов производства — средств производства и рабочей силы с точки зрения их участия в увеличении потребительной стоимости результата производства, в создании новой производительной и потребительной силы общества.

Известно, что согласно закону стоимости средства производства лишь переносят свою стоимость на продукт по мере их износа. Что касается потребительной стоимости материальных средств производства, то она, реализуясь в производственном потреблении, сводится, в конечном счете, к замещению ими живого человеческого труда, к его высвобождению и, следовательно, к повышению производительной силы функционирующего труда. Конечно, это не исключает маржиналистской характеристики средств производства или производительных благ с точки зрения их служения удовлетворению человеческих потребностей, а также соответствующего определения их ценности через ценность создаваемого при их помощи продукта, в частности заключительного, конечного продукта, удовлетворяющего непосредственно человеческие потребности.

Проблема заключается в том, как определить полезность (ценность) самого этого конечного продукта, что взять для его оценки вместо субъективного критерия полезности. Трудовая теория потребительной стоимости предлагает для этого вполне объективный критерий — замещение, высвобождение средствами производства живого человеческого труда. Потребительная стоимость машины, как известно, — это замещение ею живого труда. Прошлый труд, овеществленный в виде потребительной стоимости средств производства, в этом случае выступает как средство высвобождения живого труда или уменьшения времени труда рабочих. При этом высвобождаемого труда должно быть больше, чем было затрачено на создание данных средств производства, на достижение данной экономии труда. Затраты же абстрактного труда (издержки производства), образующие стоимость, составляют некую антиполезность, должны вычитаться из полезного действия средств производства, из их потребительной стоимости. В итоге разность между высвобождаемым и затраченным трудом будет характеризовать величину полезности средств производства, их потребительную стоимость, реализуемую в процессе их производительного потребления.

По отношению к продукту производства потребительная стоимость средств производства и рабочей силы реализуется в более высокой потребительной стоимости самого продукта, которая, однако, выявляется в процессе его последующего производительного потребления в виде, с одной стороны, новых материальных средств (техники), с другой — жизненных средств, потребляемых рабочей силой. Продукт, вступая в качестве средств труда в новый процесс труда, утрачивает свой характер продукта, становится «жизненным» средством труда.

Из определения потребительной стоимости продуктов труда, реализуемой в их потреблении как факторов производства, средств труда и рабочей силы, следует, что их потребительная стоимость может быть сведена к одной и той же основе — высвобождаемому, незатраченному труду, взятому в соотношении с затраченным на их производство трудом. Эта общая основа делает потребительные стоимости соизмеримыми. Тем самым получает решение одна из серьезнейших проблем экономической науки — соизмерение потребительных стоимостей, причем оно осуществляется на объективной, трудовой основе — посредством единицы высвобождаемого, сэкономленного труда. Отпадает, следовательно, тезис о несоизмеримости разнородных потребительных стоимостей, о том, что они могут соизмеряться только косвенно, через затраты труда (стоимость), хотя и учитывающие условия потребления.

Итак, закон потребительной стоимости в его сущностном виде выражает экономическую связь между трудом, высвобожденным в результате реализации конкретного труда в полезных свойствах продукта при его потреблении, и трудом, затрачиваемым на производство этого продукта. Полезные свойства продукта, его потребительная стоимость в данном случае заключаются в совокупной величине незатрачиваемого труда, получаемого в будущем при использовании продукта для замещения средства производства или жизненного средства.

На той и другой стороне отношения выступает труд, составляющий общую платформу для их взаимодействия и соизмерения: труд выполняет свое назначение созидателя продукта в качестве конкретного труда, реализующегося в полезностных свойствах продукта, и сохраняет свое значение затрачиваемого рабочего времени на производство данного полезного эффекта, причем в количестве, определяемом объемом потребности в этом продукте. Закон, таким образом, выражает условия и предпосылки движения труда как источника потребительностоимостного богатства, а вовсе не изменение натуральных свойств продукта, или движение потребительной стоимости как носителя меновой стоимости, ибо в таком смысле потребительная стоимость относится к товароведению.

Сферой действия закона производства потребительной стоимости остается труд, рассматриваемый в качестве источника материального богатства. Теория закона исходит из решающей роли труда и с этой точки зрения методологическим принципом исследования движения потребительной стоимости выступает трудовая концепция. Сохраняет силу и отношение произведенного полезного результата к источнику своего происхождения — реальному труду и к его естественной мере — рабочему времени. Дело лишь в том, что это время перестает служить измерителем потребительной стоимости. Им выступает уже не затраченное, а высвобождаемое при замещении прежнего средства производства или жизненного средства время. В этом суть решения проблемы. Поиски единицы (предела) полезности наподобие особого веса самой тяжести или особой температуры самой теплоты не могли увенчаться успехом, ибо в такой постановке эта проблема не разрешима. Отсюда обращение к субъективным оценкам полезности. Между тем закон потребительной стоимости имеет не менее четкую количественную определенность, чем закон стоимости. Потребительная стоимость любого продукта может быть сведена к одинаковой основе — высвобождаемому благодаря использованию его полезности живому труду, а единица этого сэкономленного труда может служить не менее добротной мерой потребительных стоимостей, чем единица затраченного, овеществленного в них общественного труда для измерения стоимостей. Надо лишь иметь в виду, что экономия труда в роли полезного эффекта не имеет затратного характера, а потому единицей его измерения служит высвобождаемый труд, соизмеряемый с затратами труда на достижение указанного полезного эффекта. Во что превращается этот излишек труда — это другой вопрос. Обычно его связывают с социальной отдачей в виде свободного времени.

Величина потребительной стоимости продукта, соответственно, определяется экономией общественного труда, рассчитываемой как разность между количеством высвобожденного живого труда и объемом труда, затраченного на достижение данного полезного эффекта. Как в первом, так и во втором случае речь идет о труде, выраженном одной и той же мерой (временем), что создает общее основание для их соизмерения. Сведенные к нему различные, замещающие прежние, потребительные стоимости становятся количественно сравнимыми. Их нельзя выразить количеством воплощенного в них труда. К ним применяется другое мерило, которое лежит вне природы продукта как меновой стоимости.

Этой мерой, не обнаруживаемой в рамках отношений меновой стоимости и стоимостной формулы, является, повторяем, сэкономленный, незатраченный труд, то есть совсем не тот труд, который овеществляется в продукте, затрачивается на его производство. Общественно необходимые затраты труда из доминанты превращаются в условия производства потребительной стоимости. Если в законе стоимости потребительная стоимость продукта выступает в роли ограничителя стоимости, то в законе потребительной стоимости такую роль уже выполняют затраты рабочего времени. Они, не теряя своей функции созидающей продукт субстанции, тем не менее не могут составлять меру его потребительной стоимости. Высвобождаемый последней труд должен быть больше затрачиваемого. Нарушается, следовательно, стоимостное равенство. Вместо него принципом хозяйствования становится другое правило: труд по условиям производства должен быть меньше труда по условиям потребления. Соответственно, на практике хозяйство должно вестись так, чтобы результаты производства росли быстрее, чем затраты, чтобы наращивание вклада в удовлетворение потребностей происходило при наименьших затратах всех видов ресурсов. Такая желаемая практика соответствует закону потребительной стоимости.

Поэтому нельзя полагать, что закон потребительной стоимости не имел и не имеет отношения к практике. Вплоть до возникновения капиталистической рыночной экономики в хозяйствах прежних формаций господствующим было производство потребительной стоимости. И в наше время, когда речь идет о развитии производительных сил (техники, технологии, труда), пользуемся потребительностоимостными категориями. Вся практика измерения производительности труда, например, базируется на потребительностоимостных принципах.

Особое значение и одновременно трудность составляет объяснение потребительностоимостной теорией самого труда, рабочей силы и развития человека как ценности. Дело в том, что в рамках стоимостной, хотя и трудовой теории сам труд как ценность и как источник стоимости, его качественно-количественные параметры, его динамика не могут быть объяснены, ибо труд вне своего овеществления в продукте стоимостью не обладает. Труд обойден и маржинализмом, и не только потому, что представители этой школы не принимают трудовую концепцию в экономике. У них человек с его трудом оказывается на стороне оценивающего субъективного «Я», но не может стать объектом оценки, ибо тогда некому оценивать. Труд сам по себе, с их точки зрения, тоже не является благом и не представляет собой ценности. Средства существования, на которые выменивается труд, также не могут служить ни непосредственной причиной, ни определяющим принципом цены труда.

Как же быть: если стоимость товара определяется овеществленным в нем общественно необходимым трудом, то чем определяется сам труд, его необходимость и полезность, качество, те или иные затраты? Вот вопрос, на который мы должны ответить от имени выдвинутой другой научной парадигмы — трудовой теории потребительной стоимости.

Попытки подвести живой труд под определение стоимости, неизменно приводили и приводят к тавтологии, к порочному кругу: стоимость труда в конечном счете оказывается обусловленной тем же трудом, затраченным на его воспроизводство. «Здесь масштабом стоимости и основанием для ее объяснения объявляется сама стоимость, — получается, следовательно, порочный круг».

Стоимостью, как известно, может обладать лишь овеществленный труд. Но и определение стоимости рабочей силы воплощенным в жизненных средствах трудом, т.е. посредством стоимости последних, мало что дает для объяснения масштабов и динамики живого труда, поскольку его функционирование непосредственно зависит не от стоимости, а от потребительной стоимости жизненных средств. Оплата труда в этом случае сама определяется, как это утверждали еще физиократы, средними жизненными потребностями.

Смитовское второе определение стоимости товара посредством стоимости самого труда, а стоимости труда — стоимостью обмениваемого на труд товара, может иметь силу лишь тогда, когда продукт труда отдельного работника или индивидуального производителя непосредственно измеряется затраченным на его производство трудом (рабочим временем). Так, например, Робинзон должен был определять, какое в среднем количество рабочего времени требует производство каждого продукта, необходимого для удовлетворения его соответствующей потребности. В воплощенном в потребительной стоимости продукта труде Робинзона уже заключены, по словам К. Маркса, все существенные определения стоимости. Дело лишь в том, что время, затраченное на производство данного продукта, попадает в зависимость от его потребительной стоимости и соответствующей потребности Робинзона. Его прошлый и живой труд по величине совпадают.

Если же предположить наличие многих работников, все из которых являются индивидуальными товаропроизводителями и продавцами своих товаров, то при их обмене можно было стоимостью продукта труда (овеществленным трудом) определить ценность живого труда: стоимость, например, восьмичасового труда отдельного работника была бы равна стоимости произведенного им товара, обмениваемого на другой товар, в котором содержится тоже восьмичасовый труд. В этом случае, во-первых, очевидно, что обмениваются равные количества овеществленного труда согласно закону стоимости, во-вторых, и это надо подчеркнуть, определенное количество живого труда обменивается на равное количество овеществленного труда, то есть живой и овеществленный труд оказываются тождественными. Но даже в этих условиях стоимость труда нельзя принимать за меру стоимостей в том же смысле, в каком мерой стоимостей является рабочее время, или самый труд, овеществленный в данном товаре. Живой и прошлый труд здесь были бы лишь показателями друг для друга, то есть один был бы всего лишь представителем другого. Разрешить противоречие, возникающее из введенного А. Смитом понятия «стоимость труда», особенно при анализе обмена труда на капитал, можно было только отказом от этого понятия и его заменой понятием «стоимость рабочей силы», которая не совпадает со стоимостью продукта, создаваемого рабочей силой.

Если живой труд не может быть измерен количеством прошлого труда, затраченного на его воспроизводство, то понятие «стоимость рабочей силы» тоже не годится для объяснения того, почему рабочее время, затрачиваемое на содержание и воспроизводство рабочей силы, весьма отличается от времени всего труда, который выполняется рабочей силой. Из закона эквивалентного обмена стоимости рабочей силы на стоимость необходимых для ее воспроизводства жизненных средств невозможно объяснить получение прибавочной стоимости и возрастание капитала. И не только это, но и коренное свойство труда и человека создавать прибавочный продукт, превосходить в результатах труда его затраты.

Чтобы создать теорию, объясняющую производство прибавочной стоимости, К. Марксу пришлось обратиться к категории, противоположной стоимости, — к потребительной стоимости труда и рабочей силы. Именно последняя, то есть потребительная стоимость рабочей силы, и ее реализация посредством труда образуют существо экономического отношения и экономическую определенность формы, в которой осуществляется производство капитала. Сама прибавочная стоимость у К. Маркса выводится из специфической потребительной, а не меновой стоимости рабочей силы, и соответственно у него потребительная стоимость рассматривается совершенно по-иному, чем в прежней политической экономии. В отношениях между трудом и капиталом потребительная стоимость рабочей силы не просто входит в экономическую форму в качестве фактора, определяющего эту форму. При обмене между трудом и капиталом потребительная стоимость обмениваемого на деньги труда (рабочей силы) образует сущностное отношение капиталистического производства, выступает как особое экономическое отношение. Причем, эта категория и выражаемое ею отношение приобретают самую важную познавательную силу для объяснения производства капитала.

Что же представляет из себя эта потребительная стоимость? В условиях производства капитала потребительная стоимость рабочей силы сводится к ее способности доставлять труд и создавать стоимость, причем большую стоимость, чем она сама ее имеет. Получается, что прошлый труд, который заключен в рабочей силе, и тот живой труд, который она может выполнить, — это две совершенно различные величины. В их разности и проявляется величина потребительной стоимости рабочей силы, труда. Следовательно, потребительная стоимость рабочей силы сводится к избытку количества труда, доставляемого работником, над тем его количеством, которое затрачивается на воспроизводство самого работника. Поскольку эти затраты реализуются в стоимости рабочей силы, то избыток, доставляемый ею, принимает форму дополнительной продолжительности рабочего времени, то есть прибавочного труда, превышающего необходимое рабочее время, нужное для воспроизводства самого работника. Потребительная стоимость его рабочей силы определяется не тем рабочим временем, которое нужно для ее сохранения и воспроизводства, а тем, которое затрачивается сверх возмещения этого воспроизводства, например, одним рабочим днем, а меновая стоимость — только половиной рабочего дня. Меновая стоимость будет минусом по отношению к потребительной стоимости рабочей силы. Из этого одновременно следует, что прибавочная стоимость может возникнуть и возрастать исключительно за счет дополнительной продолжительности труда и рабочего времени, а не за счет роста их производительности, так как последняя в рамках данного рабочего времени лишь изменяет соотношение необходимого и прибавочного рабочего времени в пользу прибавочного. В целом, то есть в общем случае, рост производительности труда уменьшает стоимость продукта, в том числе и рабочей силы. Что же касается ее потребительной стоимости, то ее рост совпадает с увеличением производительности труда, здесь продолжительность дополнительного рабочего времени теряет свое определяющее значение.

Рабочая сила обнаруживает свою потребительную стоимость не только в использовании труда капиталом. Специфика потребительной стоимости рабочей силы, выраженной в ее способности создавать прибавочную стоимость, имеет под собой более общую основу — коренное свойство труда создавать результат, превосходящий его затраты.

К сожалению, это свойство обычного труда не только не возводится на уровень его сущностных характеристик, но и часто упускается из виду при анализе труда. Причина тому — обычное рассмотрение труда только в рамках процесса создания стоимости, то есть как абстрактного труда. Изображение К. Марксом процесса производства и труда в «Капитале», как он сам об этом пишет, покоится «на анализе абстрактного труда, труда как затраты рабочей силы, — безразлично, каким полезным способом она затрачивается». Но в этих рамках, то есть когда имеется в виду стоимость затрат и результатов, превышение результатов труда над его затратами не обнаруживается. Даже прибавочная стоимость, выводимая из потребительной стоимости рабочей силы, имеет свой эквивалент затрат в виде прибавочного труда, следовательно, не превосходит эти затраты. Поэтому К. Марксу приходилось потребительную стоимость рабочей силы в общем случае ограничивать ее способностью «доставлять труд», «создавать стоимость». Что же касается превышения на величину прибавочной стоимости стоимости рабочей силы, то это выходило за рамки эквивалентного стоимостного обмена, принятого К. Марксом в качестве исходного принципа в первом отделе «Капитала».

Превосходство результатов труда над его затратами — это уже другой закон, которому подчинен труд, производящий не стоимость, а потребительную стоимость. Такого закона экономическая наука, в отличие от хозяйственной практики, не знала.

В общеэкономическом смысле, тождественном потребительностоимостному подходу, прирост потребительной стоимости рабочей силы обнаруживается в том факте, что работник производит больше, чем потребляет, что из производства выходит большее количество потребительной стоимости, чем в нем потребляется. Что же касается избытка труда, доставляемого рабочей силой, над затратами ее собственного воспроизводства, то это достигается тем, что потребительная стоимость рабочей силы увеличивается за счет использования потребительной стоимости материальных средств производства и природных сил, с одной стороны, и умножением собственной производительной субъективной силы работника посредством потребления им материальных и духовных благ в процессе воспроизводства своей рабочей силы. За счет этого происходит замещение, высвобождение малоквалифицированного простого труда высококвалифицированным, сложным трудом, сопровождающееся уменьшением общего количества труда, поскольку большее количество простого труда равняется меньшему количеству сложного. Труд, высвобожденный в результате внедрения более квалифицированного труда, будет большим, чем затраты на подготовку квалифицированных работников.

Таким образом, потребительная стоимость рабочей силы может быть выражена: а) отношением всего количества функционирующего труда к его части, затрачиваемой на собственное воспроизводство рабочей силы; б) отношением высвобождаемого труда к затратам на подготовку квалифицированного труда, замещающего простой труд. Что касается затрат на покупку жизненных средств и их потребление, то они не имеют прямого отношения к процессу самого труда, являются его внешним условием, не входят в него, а если и входят (работник должен принимать пищу во время труда), то лишь как материал для поддержания дееспособности работника. Но это не значит, что за пределами процесса труда отпадает вопрос о потребительной стоимости жизненных средств. Здесь мы можем лишь предварительно сказать, что потребительная стоимость предметов потребления в конечном счете реализуется тоже в высвобождении труда, достигаемого за счет замещения сложным трудом более простого труда. Но это касается уже потребительного производства, в котором осуществляется воспроизводство человека и общества. В нем потребительная стоимость предметов потребления оказывается лишь моментом, а конечным результатом выступает уже не продукт производства, а сам человек и само общество. Закон потребительной стоимости, соответственно, приобретает форму социологического закона, выражающего человеческое развитие.

Превосходить своими результатами свои же затраты — это, как явствует из сказанного, коренное свойство труда и человека как работника. Чем же его объяснить, можно ли принять этот принцип за аксиому так же, как в случае со стоимостным принципом равенства затрат и результатов?

Очевидно, что превышение результатов труда над его затратами достигается в первую очередь за счет использования человеком энергетических сил природы и технико-технологических средств как усилителей сил труда. Этот источник возрастания потенциала труда не нуждается в особых доказательствах: на этом обычно строится теория роста производительности труда. Что же касается возвышения сил самого человека, применяемых им в своем труде, то здесь следует иметь в виду, по крайней мере, два не очень изученных источника, делающих результат труда выше его затрат. Ими являются: а) потребление людьми жизненных средств, повышающих потребительную силу общества и его трудовой потенциал, реализующихся в увеличении конечного результата труда; б) использование дополнительных производительных сил труда, возникающих из способов совместной деятельности людей (силы кооперативного, обобществленного труда).

Относительно первого источника, когда речь идет о том, как из потребительных жизненных средств может возникнуть превышающий соответствующие затраты результат, в научной литературе сказано очень мало. Можно сослаться на представителей теории потребления, опирающихся на концепции предельной полезности и данные психологии. Так, согласно С.А. Первушину, «экономически целесообразным будет лишь потребление, удовольствие от которого превышает тягостность затрат на него, которое дает известную положительную разницу». Для обозначения этой разницы вводятся по аналогии с производством понятия «потребительская прибыль», «потребительский доход», «потребительская рента», призванные отразить дополнительный результат от потребительной деятельности. Соответственно, С.А. Первушиным делается поправка ко второму закону Г. Госсена. Вместо предельной полезности продукта ставится предельный доход потребителя: «моментом, определяющим потребление, является не предельная полезность, а предельный доход, предельная рента потребителя». Определяется предельный доход (как и предельная полезность) на основе ранжирования получаемого удовольствия от потребления последних долей благ, то есть на основе субъективных предпочтений людей. Определенным шагом вперед в этом вопросе явилась теория потребительского излишка (А. Маршалл, Д. Хикс и др.). Особая заслуга здесь принадлежит французскому экономисту М. Алле («Theorie generale des surplus». Paris, 1989), предложившему концепцию распределяемого излишка, связанного с высвобождением того или иного блага.

Более плодотворным представляется объяснение дополнительной результативности, получаемой трудом от потребления жизненных средств, по объективным критериям, в частности, посредством превращения энергии, воплощенной в предметах потребления, в человеческую энергию, позволяющую труду достигать результат, превышающий затраты. В этом отношении можно сослаться на работу С.А. Подолинского «Труд человека и его отношение к распределению энергии», в которой труд представлен процессом, увеличивающим бюджет энергии человека и обладающим, в отличие от механических процессов, коэффициентом полезного действия выше ста процентов. Он, например, полагал, что энергия, накопленная в земледельческом продукте и реализуемая при его потреблении, в два десятка раз превышает количество энергии, затраченной человеком на земледелие. Можно, конечно, эти «разы» объяснить тем, что человек использует и сохраняет в земледельческом продукте солнечную энергию. Но это не отрицает решающей роли труда в сбережении этой энергии и в увеличении бюджета энергии, находящейся в распоряжении человека. Труд при своей реализации сберегает энергии в десятки раз более, чем он сам заключает. Соответственно труд им трактуется как «действия, увеличивающие бюджет превратимой энергии человечества».

Безусловно, жизненные средства должны быть включены в состав факторов (кроме природных двигательных сил, технических средств), усиливающих результативность труда. Здесь важно выяснить, какой вид энергии, получаемый человеком от потребления жизненных средств, более всего сберегает затраты труда и тем самым увеличивает его продуктивность. Известно, что мускульная сила человека, используемая в качестве двигательной силы, составляет мизерную долю в производимой для этих целей мировой энергии. Соответствующие расчеты свидетельствуют, что производимая, например, в 2000 году в мире электрическая энергия способна была бы потенциально высвободить в течение года труд 70 млрд. человек, занятых производством двигательной энергии на основе использования мускульной силы, то есть число лиц, примерно в 10 раз превышающее общую численность населения земного шара.

Другое дело — физическая и умственная энергия людей, используемая ими при обслуживании технических и технологических процессов и связанная с исполнительными функциями человека при машинах и механизмах. Эта функция, усиливающая продуктивность техники и технологических процессов, является основной формой, в которую превращается энергия потребляемых жизненных средств. И здесь через труд сберегается энергии тоже в десятки раз больше, чем расходуется в процессе труда: при помощи техники высвобождается громадное количество живого исполнительского человеческого труда.

Особая значимость в сбережении человеческого живого труда принадлежит умственной энергии, приобретаемой человеком вследствие потребления жизненных средств и духовных благ, затраты на создание которых не идут ни в какое сравнение с теми результатами, которые дает практическое использование знаний, информации, опыта. Только одно изобретение паровой машины Джемсом Уаттом, по словам Ф. Энгельса, принесло миру в первые пятьдесят лет своего использования больше, чем мир с самого начала затратил на развитие науки. По подсчетам С.Г. Струмилина, результаты, получаемые от работы обученных рабочих, превышают соответствующие затраты на школьное обучение в 27,6 раза.

Эффект от потребления человеком материальных и духовных благ лучше всего выразить в обобщенном виде понятием «потребительная сила» труда (соответственно, человека и общества), которая вполне согласуется с подобными же характеристиками труда — «рабочей силой» человека, «производительной силой» труда и т.п. Можно, следовательно, ставить вопрос о превращении потребительной силы в рабочую силу и в производительную силу, и наоборот, а также говорить о возрастании потребительной силы общества и человека, о способах и факторах ее увеличения. Введение в экономический анализ понятия потребительной силы, т.е. способности к потреблению, позволяет более основательно выделить объективное содержание потребительной деятельности, отмежеваться от часто встречаемой психологической ее характеристики, ставящей ее в полную зависимость от субъективных оценок со стороны субъекта.

Категория потребительной силы, и это главное в данном случае, позволяет потребительную деятельность объяснить законами движения потребительной стоимости и преодолеть ограничения, накладываемые на нее законом стоимости. Поскольку потребительная стоимость рабочей силы и ее мера заключены не в труде, овеществленном в ней, не в ее стоимости, то обусловленность потребления (спроса) стоимостью (доходами), рабочим временем попадает в ложное положение. При обилии произведенных для рынка товаров человек может оказаться не только за чертой бедности, но и лишиться необходимых средств к существованию. Рынок признает только платежеспособного покупателя, того, у кого есть деньги. Он в этом отношении безразличен к потребителю: товар достается тому, кто может заплатить, а не тому, кто больше всего нуждается, имеет настоятельную «склонность» к потреблению. В рамках закона стоимости для громадной массы трудящегося населения мера потребления обуславливается стоимостью рабочей силы, мерой необходимого по условиям ее воспроизводства труда. В данном случае для определения величины потребления пользуются единицей труда и заработной платой за эту единицу труда — единицей заработной платы в ее денежном выражении. Соответственно потребности и потребление получают свое выражение в платежеспособном спросе, а их зависимость от меры труда (производства) — в предложении товаров. Спрос и предложение выступают двумя переменными величинами, измеряемыми денежной мерой.

Другой характер носит общественная мера потребления, которая исходит из потребительной силы и базируется не на стоимостной, а на потребительностомостной основе. Она должна отвечать природе самой по- 1 требительной силы. Там, где господствует потребительная стоимость и сами потребности обусловливают пределы рабочего времени, необходимого для их удовлетворения, рабочее время теряет свое значение меры потребления, ибо оно само удлиняется или сокращается в зависимости от того, сколько нужно доставить того или иного количества потребительных стоимостей. Смысл общественного прогресса в этом отношении сводится к тому, чтобы потребление не определялось минимумом времени, необходимым для производства, поскольку само «рабочее время перестает и должно перестать быть мерой богатства, и поэтому меновая стоимость перестает быть мерой потребительной стоимости».

Сокращение рабочего времени, обусловленное научно-техническим прогрессом, не может приниматься за признак уменьшения потребления. Наоборот, экономия рабочего времени должна вести к увеличению богатства общества и свободного времени. Последнее, превращаясь в мерило развития человека как истинного богатства, тем самым становится и мерой развития способности к потреблению, мерой потребительной силы общества. Это соответствует требованиям закона потребительной стоимости, согласно которому высвобождаемое в результате реализации потребительной стоимости время превосходит затраченное рабочее время и, следовательно, потребление, совершаемое в свободное время, должно измеряться последним. Когда же в качестве меры используется рабочее время, то такое потребление свидетельствует по существу о бедности. Рабочее время, в том числе прибавочное, поглощая почти все время трудящихся масс, лишает их свободного времени, которое становится временем для немногих. Они и получают простор для своего развития, в том числе и для потребления.

При характеристике потребительной способности общества нельзя ограничиваться ее рассмотрением только «в-себе», т.е. в рамках взаимоотношения численности потребителей и величины их потребности в тех или иных благах, выраженных, например, в единицах этих благ или потребительской корзины. Потребительная сила должна быть определена не только как сущее «в-себе», но и в своем «для-себя» бытии, в зависимости от факторов, влияющих на нее. К этим факторам относится прежде всего производительная сила общества, а также состояние пропорций распределения продукта на части, предназначенные для личного и производительного потребления, пропорциональность распределения труда по подразделениям производства, соответствие этого распределения структуре потребностей общества. Потребительная сила общества в общем и целом, в конечном счете, представляет собой функцию его производительной силы. Еще классиками политической экономии было установлено, что чем больше производится потребительных стоимостей, тем выше уровень удовлетворения потребностей людей. Впоследствии, в частности, в работах Дж. М. Кейнса эта концепция была подвергнута критике. Она, по мнению Дж. М. Кейнса, была построена на основе натурального обмена, не учитывала самостоятельной роли денег. Дж. М. Кейнс предложил исходить не из производства, не из предложения, а из спроса, объективные факторы которого лежат на стороне дохода и его различных компонентов.

Нельзя, конечно, недооценивать влияния потребления на величину производства, но оно не отменяет решающей роли производства в удовлетворении потребностей, то есть не следует пренебрегать общей зависимостью потребительной силы от производительной силы общества. Более того, многие проблемы спроса и предложения, не решаемые с позиции опосредствующих их стоимостных механизмов, легко могут быть решены, если исходить из взаимодействия производства и потребления в потребительностоимостной плоскости. Ф. Энгельс был прав, видя истинный смысл конкуренции (соревнования) во взаимоотношениях потребительной и производительной сил. В будущем строе, достойном человечества, по его мнению, не будет иной конкуренции, кроме этой. Общество должно будет рассчитывать, что можно произвести при помощи находящихся в его распоряжении средств, и сообразно с отношением своей производительной силы к массе потребностей определять уровень удовлетворения потребностей.

Если производительную силу общества выразить величиной высвобождаемого из сферы материального производства труда (производительного рабочего времени), то этот высвобождаемый для других видов деятельности труд (время) в расчете на душу населения будет индексом роста потребительной силы. Увеличение производительности труда в общественном масштабе предполагает, что существующие потребности удовлетворяются применением в производстве меньшего количества труда (времени), чем прежде. Следовательно, высвобождаемый труд (время) может быть затрачен на удовлетворение новых или других потребностей, не реализуемых в прежних условиях. Отношение же высвобождаемого из сферы материального производства труда к занятому в ней труду может служить нормой потребительной способности общества. Эта норма является критерием, по которому определяется возвышение потребностей. Содержанием этого процесса будет образование новых или реализация ранее не удовлетворенных потребностей. Их возрастание обеспечивается в первую очередь превращением сэкономленного в материальном производстве труда и рабочего времени в другие виды деятельности, порождающие и удовлетворяющие новые потребности. Тем самым в возвышении потребностей закон потребительной стоимости получает свое адекватное выражение.

С ростом производительности труда норма потребительной способности неизбежно повышается, что никак не умещается в стоимостную схему движения конечного совокупного продукта, предполагающую падение этой нормы в связи с растущим преобладанием труда по производству той части продукта, которая идет не на личное, а на производственное потребление. Повышение же потребительной способности общества подчиняется другому закону — закону возвышения потребительной стоимости и может быть выражено схемами воспроизводства, построенными на потребительностоимостной основе. Из них следует приоритетность потребления и его определяющее влияние на объемы производственного накопления. В этом случае конечным результатом общественного материального производства следует считать фонд индивидуального потребления, а затраты деятельности по реализации этого фонда, в том числе по воспроизводству рабочей силы, должны быть исключены из состава издержек материального производства.

Если же подходить к этому вопросу со стороны изменения стоимостного строения производства (капитала), то приходится признать постоянное увеличение труда, расходуемого на производство средств производства, и сравнительное уменьшение труда, затрачиваемого на производство предметов потребления. Из изменения этого соотношения (C>V) следует, что развитие производительной силы не сопровождается таким же развитием потребительной силы общества. Наоборот, ограниченное потребление населения становится полюсом, противостоящим стремлению капитала развивать производительные силы. В результате того, что этому стремлению противостоит падающее потребление масс, возникают кризисы, разрушающие производительные силы и еще больше снижающие уровень потребления населения. Чтобы не допустить возможности делать такие выводы из анализа движения стоимости, ее защитникам ничего другого не остается как изъять из стоимости конечного продукта стоимость средств производства (С), растворить ее в стоимости необходимого и прибавочного продукта (V+m), т.е. вернуться к положению А. Смита о том, что конечный продукт по стоимости полностью разлагается на заработную плату, прибыль, ренту. На деле же нет никакой необходимости возвращаться от К. Маркса к А. Смиту. Надо лишь признать, что законом эквивалентного обмена (законом стоимости) не объясняется ни источник происхождения прибавочной стоимости, ни соответствующий рост потребления общества. Для этого следует обращаться к потребительной стоимости рабочей силы — к труду, в горниле которого человек создает больше, чем затрачивает.

Не приводит ли эта асимметрия затрат и результатов к нарушению пропорциональности между производством и потреблением? Ведь мы привыкли видеть ее в равновесии спроса и предложения, обусловленном рыночным механизмом и стоимостной эквивалентностью. Это представление, однако, поверхностно и ошибочно. В действительности стоимостной механизм разрушает единство производства и потребления, их соответствие. Последнее достигается лишь в том случае, когда производство непосредственно подчинено потреблению, а условия потребления определяют время, затрачиваемое на производство материальных и духовных благ, причем пропорциональность достигается здесь на основе неравновесности результатов и затрат труда. Если бы потребительная стоимость рабочей силы равнялась затратам труда на ее воспроизводство, то ее полезный эффект составлял бы нуль, и мы имели бы дело с «нулевым» ростом.

Другим источником превышения результатов труда над его затратами, лежащим на стороне самой человеческой деятельности, является, как уже сказано, ее коллективный характер, общественный (совместный) способ ее осуществления. Уже в условиях простой кооперации получается результат, намного превышающий сумму достижений отдельных работников, работающих изолированно. Он возникает из создаваемой совместной деятельностью общественной производительной силы, которая также превосходит сумму сил отдельных работников. Трудно даже представить, какое поистине громадное богатство создается благодаря превращению труда в общественный процесс, его обобществлению в масштабах всего общества, включая воссоединение физической деятельности с умственной на базе высоко развитых технологий и концентрации средств производства.

Преимущества совокупного работника, и не сводимого к сумме сил, его составляющих, дали повод говорить о создании некоего «социального капитала», нередко отождествляемого с обычным капиталом. В смысле особой общественной производительной силы, подчиняемой капиталом и используемой им для своего возрастания, можно пользоваться этим понятием в значении метафоры. Если же его трактовать как самовозрастающую стоимость, то это было бы не только неуместным, но и ошибочным. Дело в том, что продукт кооперативного процесса труда, взятого в качестве стоимости, не может быть больше суммы затрат рабочего времени отдельных лиц. С точки зрения производства стоимости, безразлично создают ли ее работники по отдельности или они это делают совместно. Дополнительный результат совместного труда является следствием возвышения общественной потребительной стоимости рабочей силы, а не ее меновой стоимости, как бы ни эксплуатировалась ее потребительная стоимость.

Результатом совместного, кооперированного труда в потребительностоимостном отношении является высвобождаемый (применением его общественных производительных сил) живой человеческий труд. Из объема высвобождаемого труда должны быть вычтены затраты труда работников, обслуживающих этот совместный труд, — главным образом работников управления, необходимых для согласования индивидуальных работ, контроля, учета и выполнения других подобных функций. Этого рода затраты ныне обычно называют «социальными» или «трансакционными» издержками, необходимыми для обеспечения взаимодействия людей в их общественном трудовом процессе (раньше они относились к затратам непроизводительного труда). Их экономия считается критерием, по которому оценивается воздействие системы управления и социальных институтов на размещение ресурсов и структуру производства, следовательно, на эффективность производства.

Такого рода критерий, то есть затратный подход, отождествляя затраты с результатами, не выводит за пределы стоимостной эквивалентности, не позволяет выявить действительные результаты, касающиеся развития самого человека. Ведь затраты труда для обслуживания трансакционной сферы своим источником имеют тот же высвобожденный из производства и превращенный в управленческую и иную деятельность труд. Экономить его — значит или экономить уже затраченное, или увеличивать за счет этой экономии сферу затрат производительного труда, что не согласуется с научно-техническим прогрессом и с ростом производительных сил труда.

Высвобождаемый из сферы производства труд, свидетельствующий об эффективности производительного процесса, может и не приводить к лучшему удовлетворению потребностей. Если достигаемая эффективность в сфере потребления и человеческого развития невозможна без соответствующего улучшения производственной деятельности, то обратного может и не быть: улучшения в сфере производства могут и не сказаться на удовлетворении потребностей. Нужны, следовательно, критерии, которые учитывали бы сферу потребления и человеческого развития.

В этой связи чрезвычайно важными становятся анализ и оценка потребления человека и его развития с позиций двух исходных принципов основных экономических теорий — принципа меновой стоимости и принципа потребительной стоимости, позволяющих установить параметры человеческого развития как итогового результата деятельности общества. Анализа этого результата с указанных позиций недостает имеющимся разработкам: показатели человеческого развития остаются не соизмеренными и не сведенными к единой мере как в стоимостном, так и в потребительностоимостном отношении. Без этого они лишаются многих своих функций как инструментов критериальных оценок.

Если следовать требованиям закона стоимости, учесть замену К. Марксом понятия стоимости труда (живого) стоимостью рабочей силы (овеществленного труда), то ныне выставляемые от имени ООН в качестве критерия деятельности общества человеческое развитие и его показатели можно и нужно было бы подводить под единую меру — величину стоимости рабочей силы, равной стоимости жизненных средств, необходимых для ее производства и воспроизводства, включая образование, медицинские услуги, реализующиеся в той или иной продолжительности жизни, и др.

О ценности человека с позиций стоимости писал еще В. Петти в работе «Ценность людей». По его утверждению, ценность человека (работника) определяется стоимостью жизненных средств, необходимых для его существования. В этом же русле шли рассуждения А. Смита и Д. Рикардо, когда они определяли стоимость товара общественно необходимыми затратами труда и распространяли это определение на труд. В этом случае стоимость труда сводилась к издержкам воспроизводства работника, включая его семью и ряд других факторов, необходимых для получения той или иной квалификации. Можно сослаться на соответствующие суждения А. Маршалла. По его предположительным расчетам общая сумма стоимости, израсходованная на то, чтобы вырастить ребенка, принадлежащего к менее обеспеченной части трудящегося класса (2/5 населения), составляет 100 ф.ст., для следующей 1/5 части населения — 175 ф.ст., для еще одной 1/5 части — 300 ф.ст., и, наконец, для остальных двух 1/10 частей населения — соответственно 500 и 1200 ф.ст., что в среднем равно 300 ф.ст. Если учесть возрастной состав населения, то согласно А. Маршаллу, средняя стоимость индивида будет равна 200 ф.ст.. Почему же это не делается, по крайней мере гласно, в настоящее время, почему человеческое развитие не подводится под единый показатель — стоимость рабочей силы (или стоимость жизни)?

Имеется ряд обстоятельств, объясняющих это «почему». Ведь, согласно закону стоимости, затраты труда и их результат в виде стоимости жизненных средств были бы равными (эквивалентны), что не годится для обоснования получения большего результата, чем затраты, то есть не будет самого человеческого развития. Более того, с ростом производительности труда, связанным с его экономией, стоимость продукта в общем и целом должна уменьшаться, соответственно стоимость рабочей силы должна падать, что не только не совместимо с признанием человеческого развития, но и предполагает относительное и абсолютное обнищание трудящегося большинства населения. Капитализация России, в результате которой половина населения оказалась в состоянии бедности, — яркое тому свидетельство.

В другом случае, когда обменивается живой труд на овеществленный (труд на капитал), возникает не менее трудная ситуация с подведением человеческого развития к единой стоимостной мере: во-первых, живой труд не обладает свойством стоимости и не может соизмеряться с овеществленным в его продукте трудом. Потребительная стоимость и стоимость не имеют единой меры. Во-вторых, результатом обмена живого труда на овеществленный является всевозрастающий разрыв между уровнем жизни носителей живого труда и представителей (собственников) овеществленного в продукте труда, который ныне в мире достигает, по данным конференции ООН в Рио-де- Жанейро, соотношения 1:60. Не всякий решится этот увеличивающийся разрыв выставить показателем человеческого развития, а его основание — растущую норму прибавочной стоимости и эксплуатации

   — сделать его критерием.

Названные обстоятельства не позволяют теоретикам от экономики, считающим себя гуманистами, предлагать измерять человеческое развитие единой стоимостной меркой, то есть стоимостью рабочей силы, хотя в реальной рыночной практике рабочий оценивается именно этой мерой.

По-иному обстоит дело с определением ценности человека и его развития в полезностных концепциях. По логике этих концепций полезность человека реализуется в его благосостоянии. В ее рамки укладывается прекрасный тезис Ф. Галиани о человеке как истинном богатстве. Преимущество такого подхода очевидно: человек и его живой труд по своей сущности не имеют, как показал К. Маркс, стоимости. Подгонять их под стоимостную меру

   — значит искажать их действительную сущность. В то же время субъективизм известной школы предельной полезности не позволил ее представителям относить человека и его труд к реально существующим ценностям общества, найти объективную меру последних. Сам человек не мог оказаться на стороне оцениваемого объекта как блага, поскольку он — лишь мера вещей как благ и ценностей, от него исходит оценка, придание благам определенного значения в зависимости от степени удовлетворения ими его потребностей.

Отсутствие у труда и его живого носителя — человека стоимости вовсе не означает, что они лишаются свойств ценности. Наоборот, человеческая личность, человеческий труд являются величайшими ценностями. Для признания их таковыми нужно ценности определять как те явления природы и общества, которые составляют блага жизни и культуры определенного общества. Соответственно, человек и его труд должны быть отнесены к такого рода явлениям, а не трактоваться только как мера всех вещей, существующих и не существующих (Протагор). Субъективисты не признают человека в качестве ценности именно как объективного явления, производителя материальных благ — подобно тому, как не признается за ценность хлеб, если ему не придается ритуального значения при встрече высокопоставленных гостей. С этой точки зрения, не потребительные стоимости, блага являются сами по себе ценностями, а лишь человеком придаваемый им смысл, даваемое им смысловое значение. Соответственно, считается, что ценностное отношение, как чисто субъективное отношение, начинается там, где кончается полезность, потребительная стоимость самих благ, в том числе рабочей силы человека и его труда.

Между тем человек должен быть поставлен на место оцениваемого объекта и оцениваться не собственной меркой («я сам как другой» — П. Рикер), а обществом, общественной практикой, прежде всего трудом, которые и служат объективным критерием ценности человека. Не зря в народе говорится, что человек красен трудом. Практика, трудовая деятельность с ее результатами выступают критерием не только познавательного, но и ценностного отношения человека к действительности, определителем его связи с тем, что ему нужно. Нужное же человеку и используемое им в общественной практике одновременно служит свидетельством и истинности его знаний, что делает истину величайшей ценностью, а последнюю — истиной. Ценность, как и истина, представляет собой общественно-практический способ выражения отношения людей к окружающему миру и к самим себе.

Если в труде, производящем потребительную стоимость, содержатся истоки ценностного отношения, то на основе труда и создаваемой им потребительной стоимости должны разрабатываться способы сведения показателей человеческого развития к единой мере. Именно трудовая теория потребительной стоимости выводит на адекватное выражение ценности человека и его развития как результата деятельности общества: она предполагает вместо равенства этого результата с затратами на его достижение другое — превосходство над затратами. Именно величина этого превосходства и будет мерой ценности человека и определителем степени его развития. В этом случае рост производительности труда, ведущий к экономии труда и издержек производства, уже не будет связан с уменьшением стоимости, наоборот, приводит к увеличению потребительной стоимости в виде прибавочного продукта, что соответствует принципу возвышения человека, его развития как истинного богатства и ценности общества.

Таким образом, возникшая из функционирования закона потребительной стоимости единая мера — высвобождаемый труд в отношении к его затратам — становится единым критерием и определителем результатов деятельности общества в виде человеческого развития. Эти результаты приобретают одинаковую размерность и могут быть соизмерены временем как мерой человеческой деятельности. К этой мере могут быть сведены все показатели человеческого развития: благосостояние человека, его образование, продолжительность жизни и др. Состояние материальной обеспеченности человека и общества измеряется количеством труда и времени, необходимых по условиям возрастающего разумного потребления; состояние социального и культурного развития — количеством труда, высвобождаемого по условиям производства; продолжительность жизни — соотношением времени труда и свободного времени и т.д. В итоге труд с имманентным ему свойством создавать превосходящий затраты результат предстает объективным измерителем человеческого развития во всех его основных аспектах.

К этому способу оценки деятельности общества, то есть к ее оценке с позиций удовлетворения потребностей, начинают подходить некоторые современные представители полезностных концепций. Так, например, у М. Алле так называемый потенциальный излишек, служащий важным критерием эффективности экономики, по существу выражает потенциально высвобождаемый труд. Это тот труд, который по мере лучшего использования ресурсов, технического прогресса становится излишним, а его наличие в экономике — потерей. Чтобы производство достигло состояния максимальной эффективности, «необходимо и достаточно, чтобы соответствующий распределяемый излишек был нулевым».

Применительно к производству того или иного блага, предназначенного для удовлетворения потребностей, эта потеря «может быть определена через максимальное количество этого блага, которое можно было бы высвободить», сохраняя все индексы предпочтения на уровне прежних значений. Подобно тому, как труд, подлежащий высвобождению, является излишним при эффективном функционировании экономики, так и высвобождаемые блага, оставаясь нереализованными, будут потерей для экономики. Эта потеря как раз и является наибольшим распределяемым (потенциальным) излишком. Его наличие объясняется недоиспользованием имеющихся ресурсов, плохой организацией производства или всей экономической системы.

При распределении имеющегося излишка оптимум достигается в случае, если улучшение благосостояния одних не вызывает его ухудшения у других, или даже приводит к улучшению положения всех. При нулевом излишке, характеризующем состояние максимальной эффективности, нельзя повысить благосостояние одних, не ухудшая его у других.

Выдвижение новой парадигмы в социально-экономической науке согласуется с аналогичными суждениями в современном естествознании, в частности в физике, высказываемыми И. Пригожиным. По его мнению, как классическая, так и квантовая механика имеют дело со статикой, с обратимыми во времени процессами, равновесностью, устойчивостью и т.п. Механистическая парадигма, утверждает он, и поныне остается «точкой отсчета» для науки в целом. Оказываемое ею влияние столь сильно, что подавляющее большинство социальных наук, в особенности экономика, все еще находится в ее власти. Новая ситуация в физике и других естественных науках, наоборот, опирается на принцип неравновесности, неустойчивости, на необратимости процессов во времени, вне которой нельзя объяснить образование новых явлений, в том числе появление жизни на Земле.

В социально-экономической науке статический подход представлен стоимостной парадигмой с ее принципом равновесности затрат и результатов, обратимости стоимостных результатов в затраты, что также несовместимо с признанием экономического развития. Классическая политическая экономия с ее стоимостной парадигмой, как убедительно показал Й. Шумпетер, была и остается теорией, объясняющей лишь статичное, стационарное, а не динамическое протекание экономических процессов. Теория стационарного процесса, по его мнению, фактически образует основу всей теоретической экономической науки и экономисты-теоретики (за исключением К. Маркса) не многое могут сказать о причинах и способах экономического развития. Непригодность теории стоимости для объяснения экономического развития и инновационной деятельности проистекает из того, что произведенная стоимость, согласно ее закону, не может превосходить затраты на ее получение и, следовательно, не может удовлетворять основному условию экономического развития — возникновению нового, превосходящего старое. При производстве стоимости, согласно Шумпетеру, вообще нельзя добиться никакого возвышения стоимости результата над стоимостью издержек. В общем и целом ни один продукт «не в состоянии обеспечить известное превышение над стоимостью заключенных в нем услуг труда и земли».

Для обоснования экономического развития не годится и другая экономическая концепция — теория предельной полезности. Она не преодолела статический характер стоимостной теории. Л. Вальрас, например, неоднократно подчеркивал, что его концепция и методология применимы исключительно к стационарному процессу. Как с точки зрения стоимости, так и с точки зрения предельной полезности результат должен быть равен издержкам. Последняя часть общего количества любого продукта (предельный продукт) тоже производится в условиях, когда уже более нет никакого превышения получаемого полезного эффекта над издержками.

В этих условиях ничего другого не остается как «уложить» инновационные инвестиционные процессы и все развитие производительных сил в прокрустово ложе стоимостной парадигмы. Соответственно смысл анализа причин экономического развития неизбежно сводится к выявлению способов получения большей прибыли (процента, ренты), то есть методов увеличения прибавочной стоимости. Дело, однако, в том, что прибавочная стоимость и ее увеличение теоретически не выводятся из стоимостной парадигмы — эквивалентности затрат и результатов. Ведь за прибавочной стоимостью всегда стоят равные ей затраты прибавочного труда, то есть здесь тоже результат не превосходит затраты. Если, например, в рыночном хозяйстве чистая прибыль представляла бы разницу между нормой затрат и доходом, то в условиях равновесия народного хозяйства, по утверждению Й. Шумпетера, эта разница равнялась бы нулю. В этом парадоксальность стоимостной парадигмы: принцип издержек вместе со сведением издержек к труду необходимо приводит к такому выводу, то есть к отрицанию развития.

Потребительностоимостная концепция, наоборот, исходит из неравновесности процесса труда, асимметрии между его результатами и затратами. Труд не может находиться в состоянии равновесия по своей природе — он перестает быть трудом, если постоянно не переходит из одного состояния в другое, если перестает функционировать и создавать. Но таким труд предстает в качестве созидателя не стоимости, а потребительной стоимости. Именно в этом своем качестве труд предполагает постоянное превращение предметов и энергии из одних потребительных форм в другие, притом, чем больше первоначальных форм перерабатывается в конечную, тем большую сложность приобретает конечный результат. Этого, как известно, не претерпевают стоимостные формы: они или только переносятся на продукт или тождественны издержкам, затратам труда. Поэтому стоимостная концепция предполагает устойчивость, неизменность.

Креативность, инновационность труда с соответствующим механизмом преобразований его структуры и элементов выводятся из его свойства неравновесности. С каждым превращением предмета труда и используемой энергии в новую потребительную форму совершаются так называемые бифуркации, создаются разные возможности трансформации одних форм в другие, например, первичной тепловой энергии от питания человека — в двигательную, в исполнительную или умственную работу. В зависимости от этого возникают различные варианты результатов, начиная от вещественных и кончая социальными и духовными благами. В процессе труда осуществляется постоянная внутренняя дифференциация его функций, создаются разные возможности, происходит выбор одного из них.

Другая, не менее существенная особенность труда как созидателя потребительной стоимости — это приобретение им свойства необратимости результатов в исходные формы, то есть в первичные потребительные формы. Если стоимость продукта обратима в стоимость затрат (издержек) и разложима на соответствующие ее элементы, то потребительная стоимость продукта, превышая затраты на ее производство, не сводима к ним. Посредством необратимости своих результатов и своего течения во времени труд создает качественно более сложные и новые структуры. Необратимость с ростом производительности труда в потребительностоимостном отношении приводит ко все большей положительной неравновесности результатов и затрат, что несовместимо с производством энтропии, с ее возрастанием. Рабочая сила в отличие от природных механических процессов — «явление жизни, процесса крайне неравновесного и связанного с локальным уменьшением энтропии». И, наоборот, в стоимостной плоскости рост производительности труда сопровождается возрастанием энтропии или её нулевым значением. Отсюда известные теории пределов роста, приостановки экономического развития или даже приближения конца истории, неизбежного экономического коллапса.

Оглавление

1. Дискуссия о характере социалистического производства в СССР 25

2. Дискуссия о товарности при социализме в СССР 29

3. Дискуссия о разрешении противоречия между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью в СССР 35

1. Отношения эксплуатации труда 40

2. Формирование социальных предпосылок преодоления эксплуатации труда 51

2. Нужна ли рабочему собственность на средства производства 61

Элэни Бэллу, Василий Николаевич Волович, Василий Яковлевич Ельмеев, Галина Петровна Зиброва, Михаил Васильевич Попов

ОТ ЗАКОНА СТОИМОСТИ К ЗАКОНУ ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ

Фонд Рабочей Академии и ООО «Творческий Центр «Победа»

Лицензия ИД №03330 от 20.11.2000 г.

Редактор М.В. Попов Операторы компьютерной верстки А.А.Журавлев и И.М. Герасимов

Отпечатано в типографии ООО «Ривьера»

Подп. в печать 14.05.2003 г. Заказ № 1780 Формат 60x84 1/16. Усл. печ.л. 11 Тираж 1000 экз.