После таких разговоров засыпалось тяжело. Мысли крутились вокруг юбок. Рабыни были, конечно, не порнозвёздами, но, так и мы, смотрелись далеко не как мачо. Самые здоровые из нас, в данном случае Клоп и Чустам, тянули внешне на крепких стариков. Загар на лицах и шеях был тёмно коричневым и создавал резкий контраст белоснежному телу — рубахи, ну а уж тем более штаны, дозволялось снимать только на помывке или в яме.

Всё тело, а в моём и Чустама случаях и лицо, были испещрены шрамами, мелкими и не очень. У меня самый видимый был на верхней губе — орчоныш как-то заехал мне так, что треть губы о зуб почти полностью срезало. Поскольку рана была не угрожающая жизни, пришлось заниматься самолечением, то есть ходить пару дней, прижимая оборвыш к месту на котором он раньше рос. Это украшение мужчины не скрывал даже пушок над губой. Мелкие ссадины я даже в расчёт не беру. Говорить о мозолях и загрубевшей коже, даже не буду. Завершала апогей нашей красоты причёска, причём как на голове, так и…, не угадали — бороде. И там, и там, стрижка проводилась раз в два месяца, вне зависимости от желания. Стригли либо здоровенными ножницами, в нашем мире подобными наверно овец в древности стригли, либо тупо срезая ножом. Не, ну конечно, можно было и заточкой побриться, но это значит выдать её наличие. Самым радикальным способом было подпаливание, соответственно не начисто. Мне, в связи с наличием всего лишь нескольких жидких волосков на бороде и усах, бритьё было не нужно. И данный факт не мог не радовать, когда я наблюдал за рабами, приводящими горящей палочкой свою растительность на лице хоть в какую-то форму после стрижки.

— Толикам, — раздался в тишине шёпот Ларка. — Толикам.

— М-м-м?

— А как это…. Ну, с женщинами. Я это…. Я не знаю. Куда там надо пихать?

Шёпот Ларка в оглушающей тишине был что крик. Первым не выдержал Клоп. Спустя пять секунд хохотали все. Не буду рассказывать тот инструктаж, что получил в этот вечер наш девственник. Упомяну лишь, что парень даже получил наглядную демонстрацию некоторых частей женского тела, в виде сложенных лодочкой рук. Уснули уже далеко заполночь.

Отношение к женскому полу у рабов, надо сказать, было очень пиететным, прям, ну очень. Такую нежность, какую испытывали мы, я точно знаю, не в одном фильме не увидишь, вот прям нежность-нежность, на грани щенячьего восторга.

У бочки с утра было не протолкнуться. Хотя казалось бы, нас всего пятеро. Помывка по пояс много времени не заняла. А вот ниже, да ещё и при наличии кандалов и отсутствии нормальной купальни…. Была мысль мыться в яме, но если наплескать там воды, то потом дня три воздух становился тяжёлым. Поэтому победила мужская взаимовыручка. Мы вчетвером обступали пятого, который осуществлял приведение в должный вид своей нижней части. Штаны у всех были мокрыми, но это только поднимало настроение. Так как давало некий простор для тупых шуток.

— Кто хоть знает, надолго их приведут? — обычно уравновешенный Чустам сегодня был в волнительном состоянии.

— Черты на четыре, — ответил Толикам. — Ну а если что кормам дать…. Хотя кому я объясняю.

Черта — это десятая часть дня, название произошло от чёрточки на солнечных часах. Я иногда переиначивал в час — по времени наверно совпадало, а рабы списывали на мой акцент. Наверно — потому как сравнить было не с чем. Эталон времени из моего индустриального прошлого я захватить не успел. Пытался одно время соотнести с пульсом, но к своему стыду, не мог вспомнить каков пульс у человека. К тому же он, как и сила тяжести этого мира, могли отличаться.

В процедуру подготовки к встрече с женским коллективом подошли серьёзно. Навели, как могли порядок в яме. С осмушку — одну восьмую часть дня, делили одеялами территорию, обустраивая каждый своё зерно. Кашу, выданную с утра кормом, даже есть не стали — оставили рабыням — наверняка голодные. Хотя если честно — не лезло ничего в глотку.

Девчонок привели ближе к полудню. Духи наверно услышали меня, и среди рабынь была Курточка. Клоп зря сомневался в Свайле, статная женщина с немалого размера грудью, игриво смотрела на него. Удивительно, как годы в рабстве не согнули её спину? Выбор партнёрши производили мы. Таковы уж реалии этого мира — мужчина занимает главенствующее положение. Чустам шагнул к объекту моего вожделения первым, Толикам шепнул ему:

— Курточка.

Бывший корм повернулся ко мне и подмигнул, выбрав стоящую рядом с Курточкой женщину.

Вы можете осуждать их, можете — нас. Наверно, с точки зрения нашего, цивилизованного мира, это безнравственно заниматься сексом с почти незнакомым человеком, при этом зная, что это только секс. Но как же хотелось женской ласки, и я знал, что рабыням этого хочется не менее.

Последним выбирал Ларк. Понятно, что его выбор должен был быть произведён из ассортимента составленного одной рабыней, кстати, совсем даже не страшной, разумеется, по меркам рабства. Но парень замер и опустив глаза, стоял на месте. Клоп подтолкнул его. Раб сделал шажок и снова встал.

— Ну, раз не хочешь… — начал Жирный.

— Как не хочет? — чуть ли не прорычал Чустам и, схватив Ларка за руку, практически перекинул его на несколько шагов, отделявших от рабыни. Потом взял её руку и вложил в ладонь Ларка. — Ещё как хочет!

— Ну ладно, давайте, к вечеру подойду.

— Это, Пидрот, подожди.

Мы отошли от забора к яме. Чустам о чём-то шептался с кормом минут десять. После чего вернулся к нам с сияющим лицом:

— До утра.

— Это как ты его? — спросил Клоп. — Он вроде злым должен быть на тебя? За Коряка?

— Да у меня остались кое-какие вещи в общей яме. А злиться ему не за что. Раньше Коряк был старшим кормом, а теперь он. Так что он мне ещё и благодарен должен быть.

— Кто ж их сейчас отдаст, вещи?

— Отдадут. Там мой друг.

Как бы объяснить те чувства, с которым рабы относились к прекрасному полу, ту детскую и наивную нежность, направленную на получение недетского наслаждения.

— Так это, Чустам, — представился своей избраннице бывший корм.

— Экна, — улыбнулась она, почти не размыкая губ.

Но этого хватило, чтобы заметить отсутствие одного зуба. Наверняка она стеснялась этого, как и шрама спускающегося по скуле, который был частично прикрыт подобием платка.

— Хромой, — назвался и я.

— Да это-то мы знаем, — Свайла, с которой мы с Клопом не раз перекидывались шутливыми фразами, была на положении старой знакомой, — а как по имени? А то у нас даже ставки делали гадая.

— Алексей.

— Ну, хоть что-то узнали, — вступил в разговор Толикам.

— А чего это вдруг такое пристальное внимание к моей персоне?

— О, как он может говорить, оказывается, — усмехнулся Клоп.

Разговор был в принципе ни о чём, но этот трёп потихоньку рассасывал неловкое напряжение между нами.

— Тем не менее?

— Ну да ты такой милашка, хотя и худоват, — вступила в разговор девушка Ларка, хотя девушкой она была годков этак двадцать назад, что для не очень продолжительной жизни рабов, вводило её в статус скорее близкого к пожилому возрасту, — так и хочется за щёчку потрепать. Правда, Ива?

— Ну, да, — как-то скромно ответила моя избранница, удивительно тонким и нежным голосом.

Хотя, возможно таким в моём разуме делали его бушующие гормоны.

— Чего это ты оробела? — удивлённо произнесла Свайла.

— Да как-то…

Я, повинуясь мужскому инстинкту защитить девушку, не важно от чего, сам не ожидая от себя, приобнял Курточку и прижал к себе. Она уткнулась в мою грудь лицом.

— О-о-о, да у вас тут любовь, оказывается, — ухмыльнулся Чустам. — То-то ты нам про неё заливал вчера. Ну что дамы, приглашаем на обед, а то чего это мы стоим.

Дам приглашать, дважды не пришлось. Еда — святое.

— Хороша каша. А вы чего ж? — спросила Свайла, заметив, что мы не прикоснулись к котлу.

— Растолстеть боимся, — ответил Чустам. — Вы не переживайте. Нас и так три раза кормят. Сейчас Жирный ещё принесёт.

Хотя мне кажется, что если девчонки и переживали, то где-то очень глубоко, но фраза бывшего корма, тем не менее, помогла обелить в разумах рабынь их страсть к еде. Говоря по-русски, чувство вины, от объедания нас, смертников, и так-то было мизерным, а теперь вообще исчезло. Только поели, как появился корм с очередным котелком, в этот раз почему-то был не Жирный:

— На ужин принесу на всех, а теперь только ваши порции, на них не положено.

— Спасибо Ролт, — улыбаясь, забрал котелок Чустам.

— Развлекайтесь.

Видно было, что рабыни рады бы и этот котелок оприходовать, но привыкший к полуголодному состоянию в это время дня желудок уже не принимал. Пиалита, по прозвищу Палка, девушка на сегодняшний вечер Толикама, попыталась, но через пару лопаток сдалась:

— Никогда бы не подумала, что смогу сказать это, но, не могу.

— Ну, вот теперь и нам можно, — Толикам взял свой горшок у Пиалиты.

Пока мы ели, рабыни успели оценить нашу обитель с развешанными внутри шторками. Свайла разок выбежала, забрав оставленный около брёвен маленький горшочек.

— Готовятся, — сладостно произнёс Чустам.

Хотя все это и так поняли, за исключением наверно Ларка. В горшочке было зелье, выдаваемое шаманом. Эта зеленоватая мазь служила противозачаточным и обеззараживающим средством одновременно.

О том, чтобы не залететь, ну и понятно, не подхватить чего, рабыни пеклись особо. Если последнее само по себе неприятно и нежелательно, то беременность могла стоить рабыням жизни. Поскольку рабсилу орки даже на время терять не хотели, то прерывание беременности проводилось сразу, как только заподозрят. Каким способом это производилось, не знаю, но женщиной, в половом смысле, рабыни переставали быть. В смысле ни удовольствия, ни беременности в будущем. Кроме этого существовала высокая вероятность смерти.

— Клоп, иди сюда, — позвала Свайла из землянки.

— Спрашивают где, чья кровать, — вернулся через минуту Клоп.

— Эх, — многозначительно вздохнул Чустам.

Я краем глаза глянул на Ларка, тот находился если не в прострации, то уж точно не с нами.

— Ларк, ты чего?

— Я не буду.

— Почему? — удивился Клоп.

— Не хочу.

— Не понял? Что за ерунда?

— Не хочу, чтоб у орков появились новые рабы.

С одной стороны, фраза парня была смешной, ввиду его неосведомлённости о противозачаточной мази. По той же причине его фраза совсем даже не вызывала смеха. На его месте я наверно наплевал бы на возможную беременность. Вкратце мы провели ещё одну политинформацию Ларку.

— Боюсь, — ответил он нам.

— Клоп, переговори с Свайлой, — надоело убеждать Чустаму, — чтоб с…. Не знаю, как её зовут, поговорила.

— Линака, — понял о ком идёт речь Клоп.

— А мы этого силой, если надо доставим.

— Хорошо, — поднялся Клоп.

— Не надо, — испуганно произнёс Ларк.

— Переговори, — повторил Чустам. — Ничего в этом постыдного нет, а умереть, так и не познав женской ласки, я тебе не дам. Это…. Это…. Потом сам расскажешь. Ещё благодарить будешь.

— Вы потом смеяться будете.

— Конечно, будем. Тебе-то вот не по боку?

В итоге Ларка почти волоком затащили в яму, когда рабыни дали добро на наш вход.

Я проник сквозь занавес одеял в свой уголок с замиранием сердца. В яме было темно, но за годы в рабстве я научился видеть почти как кошка. Ива лежала уже раздетой. Поскольку всё тряпьё, включая сменные штаны, ушло на создание видимости перегородки, то прикрыться ей было нечем. Её платье тоже висело подвязанное к одеялу и стенке в качестве занавеси. Я прилёг рядом и прикоснулся пальцами к обнажённому животу. Слова в нашей ситуации были излишни.

— А что ты рассказывал обо мне? — мы уже минут пятнадцать просто лежали.

— Когда? — я не сразу понял, о чём она.

— Ну, Чустам говорил….

— Что ты мне нравишься.

Ива явно напрашивалась на комплемент, а я не сразу вспомнил, что любой, не важно, от её положения девушке, надо говорить о её красоте.

— Мечтал, чтобы именно ты пришла.

— Врёшь.

— Нет. Ты мне действительно очень нравишься.

Очень мешали кандалы и спущенные штаны, но не настолько, чтобы не ответить на нежности девушки ещё раз.

Из ямы мы начали выползать уже ближе к ужину. Рабыням, для их потребностей занесли ведро воды в землянку.

— Пусть плескаются, потерпим как-нибудь, — произнёс Толикам, заносивший ведро.

— Да пусть хоть всё там зальют, — согласился Клоп.

— Ну, как? — спросил Ларка Чустам.

Парень не ответил, но густо покраснел. Поскольку у него, как и у меня, ещё не было бороды, это было очень заметно даже на коричневой от весеннего загара коже.

— Ну вот, а ты не хотел, — не дождавшись ответа, произнёс бывший корм. — Клоп, а ты поговорил о деле?

— Конечно. Вы, значит, нежились, а я языком чесал. Успею ещё.

Демоны. Как же это прекрасно… Конечно, был безудержный секс, с крайне обострёнными впечатлениями, подчёркнутыми длительным воздержанием. Были признания в любви, было много чего. Но основное наслаждение, было не в этом. Нет, телесная близость это вещь, но как бы объяснить… Смех. Радость. Невинные шутки. В эти моменты ты забываешь, что раб. Пусть на короткое время, но забываешь.

Всё будто бы во сне. Но…, как и любой сон, он закончился. Практически сразу после ухода девчонок, в яме, словно вакуум образовался. Гнетущая и пустая тишина. Следующие сутки, тоска, словно вампир, высасывала из нас соки.

— Как хреново-то, — Чустам потирал затылок.

— Да ладно тебе, нормально было, — лёжа на бревне и равнодушно рассматривая важно проплывающие по небу облака, произнёс Клоп.

— Я и не говорю, что было плохо. Только мутно теперь как-то.

— Согласен, — поддержал я корма, поднимаясь из лежачего положения.

Созёрцание кучерявых облаков, которым мы занимались с Клопом последний час, начало кружить голову:

— Только думаю, нам не светит больше такого.

— Ты опять? — Чустам гневно посмотрел на меня.

— Больше не буду. Клоп расскажи ещё раз.

Он уже рассказывал вчера об их разговоре с Свайлой, но лучше выслушать на трезвую, не затуманенную воспоминаниями о женском поле, голову:

— Основной табун пасётся в осьмушке пути. Охраняют обычно пять-шесть орчат. Точное положение табуна сложно предсказать — всё время кочуют. Лошадей подгоняют для конкретных задач. Скажем надо за брёвнами ехать — подгоняют сколько надо. Но, на время праздника обычно есть временный табун — принять лошадей приезжающих, да и так вдруг понадобится. Пасётся рядом, но где, тоже неизвестно.

— М-да. Никак.

— О, соседей пригнали, — кивнул головой Толикам в сторону противоположенной локации.

— Привет мужики! — прихрамывая на обе ноги — вторая затекла, подошёл я к забору.

— Иди на… Мы вас свиней на палке вертеть будем.

Моя ответная речь была с тем же смыслом, но немного резче, да и слово «свиньи», я поменял, на более подходящее, ассоциирующееся в нашем мире с цветом татуировки Толикама, так что в целом, соседи смысл поняли.

— Ты чё, сука, давно фекалий не жрал? — продолжил я.

— Я тебя сам им накормлю, — раздалось в ответ.

— Чего это они? — спросил я у своих. — Вроде слова плохого не сказал.

— Да правильно делают, — ответил мне Чустам, — нам через несколько дней пластать друг друга. Злобу нагоняют.

— Ну, мне-то точно нагнали.

— Дурак. Хочешь победить — оставайся спокоен. Лучше даже от орочьего зелья отказаться.

— А как же злость перед боем?

— Тоже неплохо, только не для тебя, а для сотника. Один под зельем ярости, пяти врагов стоит. Только, обычно гибнет.

— Тут-то один на один.

— Не знаю. Может здесь и хорошо. Но мне привычней, когда в бой идёшь спокойным и разумно осмысливаешь происходящее.

До полудня думать ни о чём не хотелось. После обеда стали мыслить более конструктивно.

— Предлагаю в ночь попытаться сорвать оковы, а утром затянуть в яму кормов и бежать, — предложил Клоп. — Там найти табун и стырить лошадей.

— Почему не вечером? — спросил Чустам. — Ночью бежать удобней. Да и уверен, орчьи выкормыши ночью спят.

— Вечером запирать приходят попарно, один у ворот дежурит. Да и неожиданней утром.

— Ещё идеи есть?

— Ослабить днём петли и выбить ночью дверь, — попивая отвар, предложил я. — Оковы срывать, укутав одеялами, чтоб шума не было. Только всё равно под утро выйдет.

— А вместо молота использовать котелок, надетый на бревно, — предложил Толикам. — Так удар жёстче.

— Ну, всё какие-то мысли, — подытожил бывший корм. — Давайте попытаемся. Успеем до утра — дверь вынесем, нет — корма к нам затащим.

То, что мы не успеваем до утра, стало понятно часа за два до рассвета. Не успевали расковать меня и Толикама. На меня, как самого тихоходного было принято наплевать. Не, звучало, конечно, как не успеваем, но я то понимал подоплёку последней очереди. Обид не было — своя шкура всяко любому дороже. С Толикама решили успеть сбить оковы и действовать по плану Клопа.

Я оставшихся три дня потешался над неудачливыми бегунами. Оказалось, что по причине прибытия рабов с ещё трёх кланов, а соответственно незнания их мыслей и способностей, кормами было принято решение проводить утреннюю побудку аж втроём. Своего рода усиление в честь праздника. Ну и куда четвёрке рабов против троих раскормленных кормов вооружённых палками. И им было всё равно на то, что наши тоже были с досками от нар в руках. Кормы тупо забили ринувшегося напролом Чустама и вновь заперли дверь. Понятно, что следующее открытие проводилось практически со спецподразделением, то бишь, полным составом кормов в количестве девяти из девяти. Десятого — Корявого, ещё не успели заменить. Отхватилась наша троица, потому как Ларк впрыгнул обратно в свои оковы, по полной. Мало того, им ещё и палок по пятёрке прописали. И это было не конечной точкой. К вечеру, передвижение троицы было ограничено цепью с ошейником. Мы с Ларком отделались просто палками. Ну, так, для кучи.

Смеяться над ними было конечно жестоко и неразумно (сам мог попасть), но уж больно хотелось:

— Клоп! Ко мне! Ко мне! Кому я сказал?

— Хромой, не боишься, что будешь прихрамывать на обе.

— Не-е, тебе до меня не дотянуться.

— В яме поймаю.

— К вечеру отойдёшь. Да и будешь ерепениться — каши не дам.

Паёк нам, кстати, урезали до положенных двух раз. Пострадали не мы одни. Через день во второй загон от нас, прибыли новые рабы из родного клана Ларка, которых не успели заковать в ночь. Парни быстро сориентировались и дали дёру. Поймали четверых. Пятый не вернулся, но по слухам по причине смерти. В какой-то мере, наши, отделались лёгким испугом.

— Отвар будете, — принёс я котелок с кипятком и вымытые горшки прикованным, так как они даже до бочки теперь не доставали.

Самое плохое, что они и до уборной ямы, огороженной типа маскирующими присевшего жердями, тоже не дотягивались. Но эту почётную обязанность я взвалил на Ларка.

— А меня ещё упрекал, что я отношусь к нему как корм, — выразил мне недовольство Чустам, после очередного похода Ларка с помойным ведром.

— Тебе хочется, чтобы я за тобой убирал? Или здесь будете нюхать?

— Нет.

— Да ладно вам злиться. Я тоже с вами мог попасть. Вот если бы не попытались — обидно бы было. Или как соседи. А так пяток палок, да ошейник.

— Ну да, — ответил мне Клоп, потирая отёкшую половину лица. Ему первому досталось при штурме кормами нашей обители.

Мы некоторое время посидели молча.

— Что, бегуны? — раздался голос Ролта от забора. — Веселитесь? Я вот тут что подумал. Помню, вы с девками так тепло прощались, прямо слезу пробило. Так вот очередь ваших соседей настала их попользовать. Сегодня их к ним поведём.

— Червь ты Ролт, — первым ответил я корму. — Фекалии-то на зубах не скрипят.

Парни тоже добавили от себя комплиментов корму. Он только усмехнулся. К обеду девчонок провели мимо нас к соседям. Корм что-то сказал рабам и те, покосившись на нас, заулыбались.

Иву тащили к яме за волосы. Свайле, перепало сразу по лицу. Вечером к душевным терзаниям добавились телесные — пять палок мне и остальным за острый язык и ошейники мне и Ларку. Оставшихся два дня мы пытались шутить, но как-то после вида избитых рабынь не катило.