Зима в Халайском локотстве отличалась от зимы в балзонстве деда и не в лучшую сторону. Если в балзонстве просто слякотная дождливая погода с температурой, не опускавшейся до нуля, то тут бывали и дикие морозы, градусов так в десять. Холода разумеется. В основном же легкий минус при отсутствии снежного покрова. Только снег выпадал, как через руки таял. Мерзко, ветрено, влажно. Лучше уж постоянные холода.
За зиму я узнал все прелести воинской службы. Скудное питание даже в офицерском котле. Холод, от которого слабо спасал выложенный по моему распоряжению внутри шатра очаг. Не смотря на то, что сам шатёр тепло не пропускал – пропитан специальным составом, тепло улетучивалось вместе с дымом. Разогревать себя всю ночь магией не хватало сил, но это как раз даже хорошо – не надо было сбрасывать силу, а то, последнее время, при этом действе, от меня начали маленькие разряды молний исходить. И слышно и видно.
Бесила невозможность нормально помыться. Теперь я знал, почему в средние века редко мылись – за зиму привыкаешь. Попытка создать баню, была пресечена на корню – в пределах лагеря запрещались не пропитанные магией строения, так как враг мог поджечь их, а алтыри отказались делать столько зелья – для основы зелий нужны были травы, сок которых удерживал бы магию, а трав этих было мало.
В какой-то момент, я довольно плотно сошёлся с алтырями, и как бы невзначай, подучился их непростому ремеслу. Мне, наверно, не составило бы труда изготовить те зелья, что варили они, но им… Это всё равно, что слепому заниматься вышивкой. Многие зелья, если в них перелить магии, просто теряли свои свойства. Так вот эти парни умудрялись без обладания магическим зрением изготовить такие сложные составы…
– Дотон, – я грелся у котла с готовящимся зельем, – а ведь вы тоже как маги, без зелий можете быстрее двигаться?
– Можем.
– А почему воинами не идёте?
– Зачем? – Усмехнулся алтырь. – Мне и здесь хорошо.
– Больше бы платили.
– Поверь, мне и сейчас неплохо платят. Чтобы воином стать, надо разрешение ордена иметь, да и тренироваться много, а суть… Даже империи проще напоить воина зельем, чем держать алтыря – воина. Да и не возьмёт император нас в воины.
– Почему?
– Много вопросов задаёшь.
– А вообще бывают такие? Алтыри – воины?
– У карающих. Передай сон – траву.
Я, сняв с сучка мешочек, передал Дотону порошок из явно наркотического растения, имеющего сильное обезболивающее свойство.
– Там специально готовят, – продолжил он. – А так… Вроде как не запрещено нам воинами быть, только умирают такие быстро. По неестественным причинам. Странность такая есть. Говорят император даже разговор с орденскими на эту тему вёл. А те руками разводят – мол, не виноваты. Поэтому редкий алтырь в себе воина развивает.
Весной, к нам прибыла «утешная сотня». Как я и предполагал, ничего хорошего. Нет, были и вполне даже ничего, с «голодухи-то», экземпляры, но стоило только представить, сколько в них только что побывало… Я не решился.
«Утешная сотня», это праздник для тысячи, этакая вакханалия. Вернее для части тысячи, так как четыре сотни в это время находились на границе. Перед этими десятью днями, у всех забирали оружие, и выдавали часть расчёта. Высший командный состав тысячи, включая сотников, переносил свои шатры за пределы вала – они в этом не участвовали, поэтому весь надзор ложился на плечи десятников. Вместо сотников в лагерь заехали купцы с телегами наполненными спиртным и яствами. Лагерь окружила сотня охраны этого передвижного балагана. Мне было даже как-то дико осознавать, что руководство имперских войск, самостоятельно на руки выводило из боеспособного состояния почти тысячу. Но это в начале. Вскоре, до меня дошла истинная подоплёка этой заботы о «голодных» воинах. «Утешная сотня» состояла из рабынь, цены за использование которых, были баснословными. Вино и настойка, минимум в два раза дороже. «Купцы», были наёмными рабочими империи. За десять дней воины оставили на этом празднике, значительную часть заработанных за год денег. Такой вот маркетинговый ход. Вроде, как и воинов порадовали, и деньги выдали, но часть этих денег тут же, возвращалась в казну империи.
– Ещё возьмём? – Отон был уже довольно пьян.
Первых дней пять, надо отдать должное мужику, он держался, так как экономил деньги для семьи, он даже расчёт не взял… сразу. Но происходящее вокруг, даже самых стойких втягивало в безумство. Чего только стоили полуголые девицы, перебегающие изредка из палатки в палатку, в зоне эротического расслабления и торговли, охраняемой хмурыми гориллами с палками в руках. И не проходило дня, чтобы эти палки по кому-либо не прохаживались – воины, оставшиеся на мели, сбивались в кучки и пытались штурмом взять укрепрайон «утешной сотни».
– Не стоит, поспи лучше, – предложил я ему.
Из моего десятка на ногах остались лишь мы двое, Шрам, предпочитавший спускать деньги в борделе, ну и Ильнас разумеется, хотя по его блестящим глазам, было понятно, что он тоже успел пригубить вина – в отличие от меня, для остальных воинов тысячи его возраст ничего не значил и они считали должным налить любимцу тысячи, если он оказывался рядом.
– Я могу сбегать? – с надеждой предложил Ильнас.
– Сейчас… – Отон полез за пазуху.
Я только вздохнул. Завтра жалеть будет. Одно хорошо – Ильнас бегал за настойкой очень долго и за это время здоровяк может вырубится. Причину длительности похода к «купцам», как и рвения мальчишки, я знал. Бегал он туда, чтобы хоть одним глазком увидеть женские прелести – вдруг проведут мимо. Мужики даже скинулись ему вчера на «попробовать». Только я не разрешил, обосновав тем, что для первого раза можно и получше найти. Ильнас теперь со мной почти не разговаривал.
– Пойдём к девчонкам? – В шатёр залетел Ротимур.
– Знаешь же, что не пойду.
– Да ладно тебе, они моются.
– Ага. Я так и понял. Туда реку повернуть надо, чтобы они отмылись.
– Ну, вытираются. Пошли хоть за компанию, там посидишь. Тебе как десятнику можно.
Нам действительно разрешалось в целях контроля поведения своих подчинённых беспричинно находиться на территории «утешной сотни».
– Ну ладно, пошли, – поднялся я с лежанки.
Как бы объяснить сие непотребное действо… На окраине лагеря стоял десяток огромных шатров, вход в которые, был, разумеется, платным. Я внутрь не заходил, но со слов мужиков, шатры были разделены внутри занавесками. К желающему, вошедшему внутрь, выходили обнажённые девицы, хвастающиеся своими прелестями, и он выбирал. Если же никто из них не нравился, то приглашали из другого шатра. В этот момент и происходили эти самые перебежки полуобнажённых девиц. Ротимур с ходу нырнул в шатёр, на который указал воин охраны. «Зачем звал, спрашивается?» – я присел на бревно, кивнув вместо приветствия охране. Минут через пять из шатра вышла сморщенная старушенция и бодро поскакала к соседнему шатру.
– Сейчас чёрненькую приведут, – раздался за спиной голос Ильнаса.
Я, оглянувшись, хлопнул рукой рядом с собой.
– Ты откуда знаешь?
– А они, если кому не нравится, то одних и тех же переводят. Обе рыженькие заняты. Беленькая в дальних шатрах. Так что чёрненькую приведут.
– Тебе в разведку или соглядатаем надо.
– Я в чёрную сотню хочу. Вот тебя тысячником сделают и уйду к Илуну.
– Прыткий какой, – криво усмехнулся я.
Мне сегодня не здоровилось. Внутри неловко мутило. Выпил я за эти дни конечно много, но только чисто ради эксперимента, так как тут же магически отрезвлял себя. Пусть и не очень хорошо, но это у меня получалось. Однако побочный эффект, в виде похмелья, сегодня почему-то чувствовался с самого утра.
– Вон ведут. Везёт Ротимуру.
Из дальнего шатра действительно вели какую-то неопределённого возраста куклу в накидке. Ильнас помахал рукой, она ему в ответ тоже и слегка приоткрыла свой импровизированный «плащ» оголив на мгновение, довольно милую ножку.
– И ради этого ты тут отираешься? – спросил я пацана.
– Ты же не разрешаешь…
– А воины не угостят девушку вином? – Перебил Ильнаса сиплый голос.
– А у нас только настойка, – растерянно ответил он, глядя снизу вверх, на противно улыбающуюся худую девицу лет тридцати.
На девице было надето не то платье, не то халат чуть ниже колена. Ноги были босыми, и от этого самому становилось холодно – земля ещё была холодной. Её натянутая улыбка, вкупе с напускным залихвацким видом, выражала, как её профессию, так весь внутренний мир, заключавшийся в желании выпить. Впрочем…, она этого и не скрывала.
– Рамая! Иди в свой шатёр, – рыкнул воин охраны.
– Да пусть с нами посидит. Воину ухо приласкает, – попросил я стража, кивнув на Ильнаса.
– Не положено.
Я, сунув руку за пояс, достал монету и протянул в его сторону. Тот подошёл, взял и кивнул девице.
– Сбегай, купи ларе вина, – протянул я монету и Ильнасу.
Можно было и не тратиться, но почему-то я решил, что общение с этой жрицей любви, отрезвит разум парня. Как же я ошибался. Она прямо сыпала комплементами Ильнасу, а когда страж отворачивался, то, взяв пацана за руку, тянула её к своей груди. Понятно, тот не сопротивлялся. Надо было прекращать это растление малолетних.
– Рамая, а ты почему не в шатрах?
– Мне сегодня нельзя утешать.
– Понятно. Сколько тебе зим?
– Семнадцать.
– Сколько?!
– Семнадцать, – повторилась она.
– А в рабыни как попала? – После некоторой паузы, за время которой девица приложилась к бутылке прямо из горла, спросил я.
– Отец продал.
Блин. Ну что за невезенье. Так ведь ещё и жалко её станет.
– А в эту сотню?
– Сама пошла. Я раньше в швейном торбе была – одежду воинам шили, а когда четырнадцать исполнилось, то старшая предложила сюда пойти.
– И что, нравится здесь?
– Думаешь в швейном торбе хорошо? Здесь я хоть вам ласку дарю. Да и люди попадаются хорошие, не все конечно, – девчонка, запрокинув голову, отхлебнула ещё раз. – В швейном бы сейчас уже полуслепой была. А ты что жалеешь? Так выкупи и женись. Я верной буду…
В глазах зарябило. Приступом подкатила тошнота…
– Чего это с ним…, – голос малолетней рабыни раздавался словно издалека.
В голове путались какие-то несвязные мысли, а следом и видения. Альяна, одетая в халат жрицы любви… Ганот с разбитым лицом… Ротимур с испугом глядящий на меня… Шрам… Понимаю, что надо как-то остановить это, но ничего сделать не могу. Руки и ноги не слушаются. Тошнота… Вот позорище-то будет, если десятника при всех рвать начнёт. Зачем пил, спрашивается?
Очнулся я в своём шатре. Тело не ощущал совсем, в отличие от магии, впивавшейся сотнями иголок в спину. Лежал я на земле, но холода не ощущал. Наоборот, было жарко. Где-то за пределами взгляда, справа, мелькали голубоватые отблески, резко разнившиеся с линиями магических сил вокруг. Зрение вышло из-под контроля, и попытки скрыть его, не увенчались успехом. С трудом повернув голову в ту сторону, я лихорадочно стал пытаться концентрироваться как учил Дайнот. Из пальцев моей правой руки во все стороны беззвучно растекались тонюсенькие нити электрических разрядов. Пошевелить или хотя бы почувствовать руку я не мог. Вдруг на противоположенной стороне шатра кто-то шевельнулся. Ильнас. Парень молча смотрел на меня. И так… Я рассекречен. Вернее всего, проснулись силы. Мысли лениво стали вертеться вокруг данного факта. Если бы об этом знало командование, то вряд ли бы Ильнас был рядом. Значит, он никому не рассказал. Надо узнать, кто ещё в курсе. Ну, и узнаю? И что? Попросить их не рассказывать? Так наверно они и сами понимают. Убить их? Какие странные мысли. Их? Они? А почему я решил, что их много? Может только Ильнас? Нет, мало информации. Я попытался раскрыть губы, чтобы спросить Ильнаса, но не ощущал их. Странно. Голова не болит. Тело тоже. Но я его и не чувствую. А может, я парализован? Сгорел? Выгорела вся нервная система? Нет. Стоп. Так не пойдёт. Магию, бьющую в спину, я ощущаю? Ощущаю. Значит не всё потеряно. Я закрыл глаза и попытался сконцентрироваться на спине. Но только я закрыл глаза, как Ильнас соскочил и бросился к пологу. Пришлось вновь поднять веки, чтобы проследить за ним.
– Шрам, – прошептал Ильнас, отогнув полог, – он очнулся.
Тут же в шатёр вошёл Шрам. Подойдя на расстояние шага ко мне, он присел на корточки и уставился мне в глаза.
– Ближе не могу подойти, от тебя молниями бьёт. Говорить можешь?
Я безрезультатно попытался ещё раз разомкнуть губы. Поняв бессмысленность данного действа, дважды моргнул. Шрам всё понял.
– Ты знаешь, что с тобой?
Я моргнул один раз.
– Чем-то помочь надо?
Я моргнул два раза.
– Ротимур сейчас к алтырям пошёл, попытается у них узнать, что делать.
Я моргнул два раза.
– Не надо? – Догадался Шрам.
Я моргнул раз.
– Надо? Давай если надо, то один раз, не надо – два.
Я моргнул два раза.
– Мелкий, быстро за Ротимуром. Если ничем помочь не могу, то я на стражу встану. А то Отон уже дважды хотел зайти.
Я моргнул один раз. Минут за пятнадцать покоя, мне удалось… по крайней мере показалось что удалось, слегка унять поток магии в меня со спины и почувствовать пальцы.
– Что случилось? – Раздался голос сотника чёрных снаружи.
– Да перепил немного.
– Это, ты мне легенды не рассказывай. Перепил. В лагере столько настойки нет. Да и Ротимур только что чуть не штурмом к алтырям выйти пытался. Я ему чуть глаз не выдавил – молчит.
– Илун. Нельзя туда.
– Уйди с дороги.
– Илун. У меня приказ никого в шатёр не пускать.
– Чей приказ?
– Лигранда.
– Он десятник, я сотник. Отменяю приказ. Руку убери! Шрам, я тебе кадык сломаю…
– Не надо Илу…
Дальнейший звук снаружи напомнил падение мешка с кротокой. Полог тут же отдёрнулся и в шатёр вошёл Илун. Сделав пару шагов, он остановился, внимательно рассматривая мою руку. Тут вновь отдёрнулся полог и Ильнас влетел в спину чёрному сотнику. За ним, держась за плечо, вошёл Шрам.
– Давно он так? – Спросил Илун.
– Лежит со вчера, а молнии с утра начались, – тихо ответил Шрам.
– Кто ещё знает?
– Ротимур.
– И всё?
– Да.
– Ильнас дуй к моим, скажи Зелёному, чтобы через сто ударов сердца был здесь. Ничего ему не рассказывай.
– Не пойду, – насупился парень.
Илун устало посмотрел на мальчишку.
– Бегом, – голос сотника звучал абсолютно безэмоционально и ровно. – Не держи меня за мускуна. Нашёптывать дракону не собираюсь.
– Зелёный в утешных шатрах.
– Выдерни его оттуда.
Илун засунул руку за пояс и достал монету, которую протянул Шраму.
– Возьмёшь настойки на все. Ваши чтобы не просыпались.
– Так… у шатра на страже надо…
– Я постою. Стражи… корень вас. Ты вообще не тренируешься, как от меня ушёл?
Шрам опустил голову. Тут из-за полога послышались шаги. Не успел входящий отдёрнуть полог, как сотник резко развернувшись, схватил руку, взявшуюся за край полога и вывернул кисть в болевой. Оттолкнув входящего, Илун вынырнул наружу. Сквозь щель на мгновение распахнувшегося полога, мелькнуло перекошенное лицо Ротимура.
Я не знаю где Илун смог раздобыть этот амулет, но приблизительно минут через двадцать, в течение которых шатёр охранял Зелёный, на мою грудь опустился медный медальон с красным камешком посередине. Магия, покалывавшая спину, буквально сразу стала стихать, а грудь зажгло.
– Мне надо идти, – чёрносотенник сидел на корточках в шаге от меня. – Ротимур своим визитом кучу вопросов у сотников породил. Надо успокоить пока ещё кто не заинтересовался. Сможешь говорить, пришлёшь бегунка. Обязательно.
– Я не… – начал было Ильнас, но споткнулся о взгляд сотника.
– Ты чего как на страже? – Раздался голос Илуна как только он вышел из шатра.
– Так сам приказал… – ответил Зелёный.
– Я тебя присмотреть попросил. Чтобы никто не вошёл. Вон на бревно сядь, не привлекай взгляды.
– Что случилось то?
– Если никто не знает… – голос сотника резко оборвался.
– … значит, никто не спросит, – хмуро продолжил аналог поговорки «Меньше знаешь – спокойней спишь» Зелёный.
Уже через час я стал вновь ощущать своё тело. Молнии больше не струились и спину не кололо.
– Пить, – скорее просипел, чем прошептал я.
Ильнас подскочил и налил в кружку воды из кувшина. Подойдя ко мне, он замер. Поставил кружку на землю. Вынув кинжал, осторожно, прикоснулся его кончиком к моей руке. И только после этого вернув оружие в ножны, напоил меня. Возникла мысль объяснить парню, что металл лучше проводит молнии. Но как возникла, так и ушла.
– Илуна звать? – Спросил парень.
– Зови.
– Легче?
– Да, – беззвучно произнёс я.
– Орден о тебе не знает?
– Нет.
– Утешная сотня простоит ещё два дня. За это время ты должен подняться на ноги. Медальон спрячь, – Илун взяв верёвочку с груди, одел мне её на шею и засунул кругляш под рубаху. – Алтырей не зови. Сейчас по тебе не видно, что ты… так что Зелёного я снимаю. Очень он внимание привлекает. Когда засыпать будешь, ставь стражу. От тебя во сне ещё молнии могут быть.
Сотник на время замолчал.
– А я то, думаю, чего ты так легко бьешься. Встанешь на ноги, переговорю с драконом, чтобы перевёл тебя ко мне. Ваши скоро на север. Тебе туда нельзя.
– Откуда? – Скосил я взгляд на грудь.
Илун ответил не сразу.
– Есть у меня друг. У его сына магия когда-то проснулась. А он не захотел об этом ордену рассказывать. Мальчишка не выжил. Сгорел. Ну и друг тогда помешался слегка на этом. Специально в нашу тысячу служить пошёл и в северные земли напрашивался, чтобы спасти одарённого ребёнка. Вроде как искупить вину. А медальоны, которые выдают орденские – наперечёт. Уж не знаю, где он взял…
Я закашлялся.
– Ладно, отдыхай, – сотник встал с чурбана на котором сидел.
Когда Илун ушёл, до того как я провалился в сон, в голове роились мысли порождённые рассказом сотника. Что за медальоны выдаёт орден? Откуда Илун знает, что во сне из меня могут бить молнии? Темнил Илун, ой темнил. Медальон этот…
На следующий день я проснулся от озноба. Но если сравнивать с предыдущим состоянием, то есть полной обездвиженностью, то определённый прогресс был. Даже сесть смог сам. Судя по полумраку и редким голосам снаружи, было ранее утро. Напротив спал Ильнас. Жутко хотелось есть.
– Ильнас. Ильнас!
Полог шатра тут же распахнулся и в щели появилось миловидная рожа Шрама.
– Не буди. Он всю ночь около тебя сидел, – полог закрылся, чтобы через секунду отдёрнуться вновь, впуская воина. – Как себя чувствуешь?
– Нормально. Пожрать бы…
Внутренности тряслись, словно с какого-то жуткого похмелья, но есть хотелось ужасно.
– Сейчас, – воин, пройдя вглубь шатра, стал рыться в подвешенной сумке.
Поесть оказалось не так просто. Толком твёрдую пищу я разжевать не мог. Даже маленький кусочек сыра, положенный Шрамом мне в рот я лишь пожамкал зубами. А при попытке проглотить сыр встал в горле. Шраму пришлось бить по моей спине, чтобы вернуть строптивую пищу обратно. Пока происходила операция по моему спасению от коварного молочного продукта пытавшегося задушить меня, проснулся Ильнас.
– Сейчас суп принесу, – парень встал и, протирая одной рукой глаза, взяв второй деревянную плошку, вышел из шатра.
Вернулся он минут через десять с холодным рыбным супом. Я к этому времени вновь перешёл в горизонтальное положение.
– Где взял? – Поинтересовался Шрам пока давил ложкой куски кротоки.
– В десятке Седого.
– Расскажи что было, – прервал я бессмысленный с моей точки зрения разговор.
– Тебе плохо стало, а я мимо проходил, – начал Шрам, понимая, о чём вопрос. – Сначала к алтырям хотели, но ты запретил…
– Не помню.
Шрам пожал плечами и продолжил.
– Ну, мы с Ротимуром тебя в шатёр и унесли. А тут уж из тебя как пошло… Ротимур попросил никому не говорить что ты… Ну… Вот тот. Дальше ты знаешь.
– Ты был черносотенником? – Спросил я, вспомнив разговор Илуна и Шрама.
– Был, – нехотя ответил он.
– За что?
– Десятника избил.
– За что?
– Не важно. Это моё.
Суровая воинская забота. Терпеливо, без лишних слов и телодвижений, Шрам, Ильнас и Ротимур нянчились по очереди со мной до вечера. Кормили с ложечки, так как руки у меня тряслись, вытирали пролитый суп и даже водили в туалет, когда желудок заработал. Разве что не подтирали. Остальной десяток насчёт такой заботы не юморил, даже наоборот. Отон пообещал забить деревянный клинок в одно место, молодому из соседнего десятка, отпустившему сальную шутку относительно моего состояния и что со мной делали остальные, что так нежно водят теперь меня.
К концу второго дня я уже мог передвигаться самостоятельно.