1. Короткая эротическая прогулка

Капитан, которого, как выяснилось, звали Сергеем, озвучил следующий порядок действий: похороны, тризна с родней, а потом он брался доставить Хантера или в аэропорт Восточный, или в Тузель, или же — в КЭЧевскую гостиницу при штабе Туркестанского округа, где у него был «блат». Старлей принял два первых пункта, а вместо остальных уговорил Новоселова подбросить его к дому полковника Худайбердыева. Но перед тем предусмотрительно попросил капитана позвонить из военкомата (им пришлось туда заехать на несколько минут) и предупредить дегерволяо прибытии Хантера на узбекскую землю.

— Все путем! — сообщил капитан, вернувшись и снова забираясь в «уазик». — Тебя уже ждут! Там некто Шубин о твоем прилете предупредил, а еще сказали, что к тебе из Куйбышева какая-то Афродита прилетела! Эй, боец!.. — окликнул Сергей водителя-узбека. — Держи рубль, сбегай пока, мороженого себе купи! — Он сунул деньги солдату, который тут же выскочил из машины.

— Спасибо, дружище! — Александр впервые за несколько суток с трудом улыбнулся, сердце отозвалось учащенным стуком. — Не знаю, как и дождусь!

— Завяжи узлом, так и дотерпишь! — ухмыльнулся капитан. — Ну что, товарищи офицеры? — обратился он разом к Хантеру и милиционеру, флегматично сидевшему в машине. — Есть предложение слегка успокоить нервы перед похоронами. — С этими словами капитан разорвал пакет, который принес подмышкой из военкомата.

В нем обнаружились бутылка киргизского коньяка, чистый стакан и стопка свежих лепешек. Ни Хантер, ни похожий на монгола старлей-милиционер, носивший странное для афганского уха имя Кабул, отказываться не стали. И пока водитель, не торопясь и с явным удовольствием, поглощал одну за другой четыре порции ташкентского мороженого, товарищи офицеры «слегка усугубили».

Коньяк пришелся кстати, нервы у всех были напряжены.

— Муторно… — Капитан потер ладонью взмокшее лицо. — Мне в свое время «из-за речки» двоих пришлось сопровождать, а теперь еще и здесь, в военкомате, десятерых похоронил. — Он кивнул на безликое двухэтажное строение, спрятанное в тени вековых чинар. — И все равно никак не могу привыкнуть.

— Как-нибудь обойдется, — пожал плечами Хантер. — А для Рамы уже все позади.

— Это точно, — согласился капитан. — Ты, Саша, расскажи, как прапорщик погиб. На этой войне всякое случается: гибнут по неосторожности, из-за разгильдяйства, из-за болезни. А сопровождающие, бывает, выпьют лишнего на поминках и такое начинают нести, что их потом и не отбить без милиции от толпы озверевших родственников.

Похоже, вопрос этот был задан неспроста — милиционер тут же оживился и стал прислушиваться к разговору.

— Здесь все чисто, — твердо ответил Хантер. — Ночью «забили» караван с наркотой и оружием. «Духов» положили, а когда сунулись досматривать, прапорщик обнаружил среди трупов раненого китайского советника и попытался взять его живьем. Ну, а китаец последней гранатой подорвал себя и еще наших трех. Нефедова — насмерть, двух бойцов ранил. Прапорщик посмертно представлен к Красной Звезде, я сам оформлял документы. Вот и все дела.

— Да, никаких кривотолков, — согласился капитан. — Поехали! — скомандовал он водителю.

Траурная колонна не спеша двинулась и запетляла узкими улочками.

Через четверть часа машины остановились у обыкновенной пятиэтажки в спальном районе, обсаженной пирамидальными тополями, затенявшими фасад. Перед подъездом собралась небольшая толпа, среди которой выделялась группа женщин в глухой черной одежде.

«Уазик» остановился в стороне от толпы, капитан, Хантер и милиционер Кабул вышли и направились к женщинам в черном. «Шишига» протащилась еще немного и затормозила прямо перед подъездом. Из автобуса высыпались курсанты-танкисты и вынесли «цинк», который кто-то уже успел освободить от заколоченного ящика. Гроб установили на табуретках перед входом. Раздался хриплый женский вопль — и сразу три или четыре женщины бросились к «цинку». Толпа застыла, женщины зарыдали, мужчины молчали с каменными лицами, отводя глаза…

Старшему лейтенанту снова пришлось превратиться в тупой автомат: он односложно отвечал на вопросы, выражал соболезнование, снова и снова рассказывал о последнем бое Рамы. Наконец его оставили в покое, и Хантер молча передал вдове погибшего личные вещи, деньги и документы.

Впоследствии он и под пыткой не смог бы припомнить, что и кому говорил, но, судя по одобрительным взглядам капитана Новоселова, которые тот время от времени бросал на него, Александр понимал — все делает правильно, в рамках здравого смысла.

Неожиданно из-за тополей показалась еще одна группа — впереди размашисто шагал приземистый, дородный православный священник в светлом одеянии, за ним спешили несколько женщин в платках. Они появились внезапно, но капитана Новоселова и милиционера мигом словно ветром сдуло; из людей в форме перед подъездом теперь оставались только старший лейтенант Петренко и курсанты почетного караула, застывшие с автоматами на груди по обе стороны «цинка».

Приблизившись к Александру, батюшка осенил его крестным знамением и забормотал что-то о воинах Христовых, стерегущих с мечом в руке какие-то там врата. Старлей снял фуражку и склонил голову, удивляясь про себя, откуда в мусульманском Ташкенте взялся православный священник.

Благословив его, батюшка направился к гробу и затянул псалом, начиная отпевание. В густой и неподвижной среднеазиатской жаре тревожно и сумрачно полились древние слова тропарей и кафизм, суля усопшему вечную жизнь и покой, дымок ладана перебил запах тления, сочившийся от гроба.

Сколько Хантер ни вертел головой, Новоселов и мент по имени Кабул напрочь исчезли. Зато откуда-то возник рослый и представительный узбек, похожий на актера из индийского фильма «Зита и Гита».

— Вы кто? — с ходу наехал он на старлея. — Почему не прекращаете запрещенные культовые действия?!

— А ты кто такой? — Хантер мгновенно почувствовал антипатию к этому откормленному бычку. — Чего орешь на похоронах, как ненормальный?

— Товарищ Артыков, инструктор Ю…кого райкома компартии Узбекистана, — представился тип, протягивая руку.

— Замполит десантно-штурмовой роты старший лейтенант Петренко. — Старлей демонстративно козырнул, рука мелкой райкомовской сявки зависла в воздухе.

— Почему допускаете безобразие? — кивнул Артыков на священника в окружении молчаливых женщин. — Не знаете инструкций? Где милиция, где представитель военного комиссариата?

«Ага, так вот почему слиняли мужики», — догадался Хантер, но вслух произнес иное:

— Слушай сюда, рафик Артыков. — Старлей наклонился поближе к уху инструктора. — Как давно тебя на людях не посылали в короткую эротическую прогулку?

— Я должен вас предупредить… — растерялся тот. — У вас будут крупные неприятности…

Народ у подъезда, прислушивавшийся к перепалке между десантником и штатским, глухо загудел. Мало-помалу люди начали стягиваться в кольцо, их хмурый и решительный вид не обещал товарищу Артыкову ничего хорошего.

— Сначала неприятности будут у тебя, — заметил Хантер, поглядывая на толпу. — Но даже если тебя потом соберут в травматологии, сильно сомневаюсь, сделаешь ли ты из этого правильные выводы.

— Я совсем не это имел в виду, — поспешно залопотал Артыков, — просто существует инструкция…

— Катись отсюда вместе со своей инструкцией, и по-быстрому! — выступил из толпы отец покойного прапорщика — худощавый старик с орденскими планками на пиджаке. — А то через пять минут будет поздно. Между прочим, я только что звонил дежурному по горкому партии, и он утверждает, что подобной инструкции — вмешиваться в похороны — никто никогда не давал!

Старик пытался сохранять спокойствие, его заскорузлое лицо мучительно подергивалось, в глазах стояли слезы.

Инструктор исчез так же быстро, как и нарисовался. Батюшка продолжил отпевание, а Нефедов-старший молча пожал Сашкину руку и, прихрамывая, вернулся к гробу с телом сына. Через пару минут из-за деревьев как ни в чем не бывало вынырнули капитан Новоселов с лейтенантом-милиционером…

На кладбище, расположенном всего в нескольких кварталах, старшему лейтенанту пришлось произнести прощальное слово. Он не помнил, что говорил о Раме, его жизни и смерти, а закончив, молча, с сухими глазами стал смотреть, как желтая комковатая глина сыплется на гроб с телом десантника.

Однако расслабляться было рано — предстояли поминки.

Тризну справляли недалеко от дома, где жил покойный, — в столовой завода железобетонных изделий. Там Хантер поднялся и не чокаясь, под взглядами родственников и друзей прапорщика, демонстративно опорожнил стакан теплой водки, даже не разобрав вкуса. Спиртное не подействовало, словно пил воду, и отец погибшего снова наполнил стакан. Александр осушил и его — снова ничего, лишь шум в ушах, постоянно звучавший после контузии, стал сильнее и тоном выше.

После третьего стакана старлей извинился перед родителями и вдовой погибшего, сказав, что ему необходимо срочно возвращаться в часть. Его упрашивали остаться хотя бы на ночь, но тут вмешался капитан Новоселов, напомнивший о строгой ответственности за опоздание или неявку из командировки, и от Петренко отступились. Кто-то из пьяных пролетариев, а таковых на поминках хватало, полез было на капитана с кулаками, но тут вмешался Кабул, чья милицейская униформа быстро восстановила спокойствие за столом.

В конце концов старшему лейтенанту в сопровождении Кабула и Новоселова удалось добраться до поджидавшего их «уазика».

— Ну ты и силен! — удивился Новоселов уже в машине, передавая документы, удостоверявшие факт погребения прапорщика Нефедова. — Три стакана водки — и ни в одном глазу! Как сейчас себя чувствуешь? — Он попытался поймать пьяный взгляд.

— Пока еще чувствую, — едва шевеля губами, пробормотал старший лейтенант. — Довези меня к моей Афродите, капитан, а больше ничего мне не нужно!

Машина закружила по вечернему Ташкенту.

Хантер откинулся на сиденье и стал смотреть на мирный многолюдный город, втихомолку дивясь метаморфозам, которые подбрасывает жизнь. Еще сегодня утром он трясся в медицинской «таблетке» по Кабулу, где вполне можно получить автоматную очередь в незащищенную спину или «педали» — магнитную мину под бензобак. А тут, всего в нескольких часах полета, — такая красота и покой!

Ему захотелось хоть чем-нибудь отблагодарить своих случайных спутников. Вспомнив, что в чемодане валяются несколько авторучек с золотым пером, приобретенных на бакшиш в Кабуле, он молча потянулся к своему чемодану, щелкнул замком и откинул крышку. И тут же похолодел: на самом видном месте, поверх всего остального, торчала его любимая «фенька», она же противопехотная оборонительная граната Ф-1!

Внезапно облившись потом, он вспомнил, что забыл вернуть гранату водителю «таблетки» в Кабуле, и поспешно затолкал ее на самое дно. Затем вручил каждому из офицеров по авторучке, вызвав самый натуральный восторг.

Подкатывать прямо к подъезду дома полковника Худайбердыева Хантер почему-то не решился и попросил Новоселова высадить за пару кварталов. Коротко простились — и «уазик», пару раз фафакнув, набрал скорость и скрылся за поворотом. Старлей остался в одиночестве.

Город жил обычной вечерней жизнью, и это было самым странным для Петренко, успевшего отвыкнуть от того, что есть места, где не стреляют, где можно стоять во весь рост и не коситься на ближайшее укрытие, что таскать с собой оружие тут вовсе не обязательно. Постояв немного, он собрался с мыслями и, подхватив чемодан, зашагал по направлению к дому дегерволя-спецпропагандиста. Однако судьба и тут выкинула фортель: через пять минут форсированного марша старлей внезапно понял, что заблудился.

Совершенно не зная города, помня лишь адрес, он двинулся по одному ему известному азимуту — авось ноги сами приведут, — но окончательно запутался. К счастью, на троллейбусной остановке маячила фигура подполковника-мотострелка, судя по внешности — киргиза, и Александр, недолго думая, обратился к нему — четко, по-уставному. Подполковник принялся вполне доброжелательно растолковывать, как найти нужную улицу и дом, но Сашкина фортуна снова взбрыкнула: он… уснул. Просто вырубился стоя — сказались трое суток без нормального отдыха, нервы и алкогольная перегрузка. Старлей стоял и спал с открытыми глазами, как конь.

— Товарищ старший лейтенант! — коснулся офицер плеча. — С вами все в порядке?

— Виноват, товарищ подполковник, — встрепенулся тот. — Я только что из Афгана, похоронил в Ташкенте подчиненного. Прошу меня извинить… — Ему действительно было неловко.

— Ничего, сынок, бывает, — успокоил офицер. — Идем, покажу улицу и дом… — Он легонько подтолкнул Хантера в нужном направлении, чтобы тот снова не отключился.

Минут через десять, неспешно беседуя, они добрались туда, где Александра — как же ему хотелось в это верить! — уже ждали. Ночная прохлада потихоньку опускалась на хлебный город. У подъезда, оплетенного виноградными лозами, на досчатой скамье сидели, тесно прижавшись друг к другу и накинув на плечи светлую шаль, две женщины. Присмотревшись, Хантер узнал Светлану — жену полковника Худайбердыева, второй была… Афродита!

Заслышав шаги, женщины, как по команде, обернулись. В желтом свете фонарей неторопливо приближались двое военных.

— Сашенька! — воскликнула Галина, стремительно вскакивая. — Дорогой мой, ну почему так долго?!

В следующее мгновение она бросилась ему на шею. Поцелуи показались Сашке сухими и торопливыми, но вскоре стали влажными и солоноватыми: из глаз девушки хлынули слезы.

Он слегка отстранил девушку, чтобы поблагодарить незнакомого подполковника, но тот уже исчез, и только Светлана, глядя на молодых людей, смахивала невольную слезу уголком шелковой шали.

— Ну, здравствуй, Искандер!— Женщина приветствовала его на восточный манер, но поцеловала совсем по-матерински. — Ты заблудился, что ли? Мы тут тебя часа три подряд ожидаем. Давлет уже решил в военкомат звонить, чтоб тебя разыскали.

— Извините, девочки! — Александр одной рукой прижал к себе Афродиту, другой стиснул запястье Светланы. — Похороны, потом поминки… А под конец и в самом деле заблудился — попросил военкоматчиков высадить за пару-тройку кварталов, чтобы успокоиться и прийти в себя, так выбрал неправильный азимут движения. — К нему постепенно возвращалось обычное чувство юмора. — Потом встретил подполковника на остановке, спрашиваю — как пройти, он отвечает, а я уснул стоя — и все пропустил. Пришлось ему меня построить и привести прямо сюда, строем, чтоб в тугаяхне заблудился.

— Пошли уже, сказочник, а то соседи скажут — Худайбердыевы законы гостеприимства забыли!

Афродита поцеловала Сашку и вынырнула из-под его руки.

— А я кассету привезла. Там Юрий Лоза о нас с тобой поет. «Я прилетел часов на сто» — может, слышал?

— Слышал, как же, — кивнул Хантер. — Там еще такие слова есть: «Сегодня долго не уснем…» Это тоже про нас?

— Еще бы, — уже на ступеньках улыбнулась Светлана. — Только должна сразу предупредить: этажом ниже проживает многодетная узбекская семья. Постарайтесь, чтобы люстра не свалилась на их потомство! Будьте внимательны и осторожны, граждане! — добавила она голосом вокзального диктора.

На площадке их уже поджидал полковник в традиционном национальном халате «чапан» и со своей «фирменной» тростью в руке. Обнялись крепко, по-мужски, не переступая порога дома, что, по давнему восточному обычаю, означает особый почет гостю. Но едва ступив в прихожую, Хантер рухнул на табурет, который хозяйка успела подставить — силы окончательно покинули. Он прислонился к прохладной глянцевитой стене, стряхнул с ног туфли, снял фуражку — и мгновенно уснул.

Сколько так проспал — старший лейтенант не имел ни малейшего представления.

Очнулся в темном помещении в той же позе, босые ноги стояли в тазике с прохладной водой. Где-то за дверью негромко звучала восточная музыка, доносились запахи, от которых желудок тут же сжался в голодном спазме.

Внезапно перед глазами, как в калейдоскопе, понеслись события недавних дней — забитый душманский караван, нелепая гибель Нефедова, стычка с Монстром, смрадный кошмар «Черного тюльпана» с мертвецки пьяным экипажем. Во все еще затуманенном мозгу жуткие картины слились с ощущением близкой опасности. Еще не понимая, где он и что с ним, он рванулся к чемодану — там граната, надо немедленно взять в руки хоть какое-то оружие!..

Тазик с грохотом перевернулся, вода хлынула на пол. Одновременно открылись две двери: из гостиной пулей вылетела Афродита, а из кухни, вытирая руки фартуком, показалась Светлана.

— Проснулся, боец? — улыбаясь, спросила женщина. — Да ты не волнуйся, воду сейчас уберем. — Она присела возле тазика, но Галя опередила ее — у нее в руках уже была тряпка. — Здесь, на Востоке, есть даже такой обычай — льют воду на порог или на пол, провожая дорогого гостя. Но, видно, жизнь вносит свои коррективы: теперь вода пригодится и при встрече, и на проводах!

— Что-то я совсем… не того, — смутился Александр. — Извини, Светлана, не хотел я задать вам лишних хлопот.

— Все в норме, Искандер, — вмешался хозяин дома, появляясь в дверях. — Это я велел не трогать тебя и не будить. Хроническое переутомление может проявляться по-разному, — например, как у тебя. Другие просто теряют сознание — падают на ходу, как при тепловом ударе. Кое-кто впадает в истерику, катается по земле, кричит, просит пристрелить. Еще и не такое бывает… Между прочим, в наших краях все это известно с глубокой древности. Во времена твоего тезки, Александра Македонского — здесь его зовут Искандер Зулькарнайн, — гонца, проскакавшего или пробежавшего десятки лиг и не способного даже говорить от усталости, погружали на полчаса в ванну с прохладной водой. А поскольку воды здесь всегда не хватало, порой ограничивались вот таким же тазиком. Полчаса — и человек снова обретал дар речи и способность рассуждать. Такие вот дела, дружище!

— Ташакур, себ дегерволь!— Хантер прижал руку к груди и шутя склонил голову. — Надо бы мне за вами записывать. На любой случай у вас готов совет, изо всякой запутанной ситуации — выход!

— Записывай, записывай, — весело согласился Худайбердыев, — или запоминай! Не пожалеешь… А теперь, уважаемые дамы, — обратился он к женщинам, которые все еще возились с тряпками в прихожей, — поскольку наш гость наконец-то пришел в себя — прошу всех к столу!

Полковник потащил Хантера за собой, и тот зашлепал, как был, — босиком, оставляя на полу влажные следы, как знак величайшего гостеприимства.

В гостиной перед ним открылось сказочное зрелище — на столе нашлось место деликатесам Востока и Запада, и все это было сервировано с утонченной изысканностью, от которой старлей давным-давно отвык. Глядя на всю эту благодать, он даже замурлыкал, но бдительная Афродита тут же погнала мыться и переодеваться. Минувшие трое суток и пребывание во чреве «Черного тюльпана» не прошли даром, и форма старшего лейтенанта десантных войск воздух не озонировала.

Только вымывшись и переодевшись в спортивный костюм, Хантер вспомнил, что в чемодане лежат подарки, предназначенные каждому из присутствующих — бакшиш, как говорят на Востоке. Тянуть не было сил — голод давал себя знать, и он без колебаний приступил к «раздаче слонов».

 

2. Путешествие в Гулистан

Полковнику Худайбердыеву он подарил большой флакон мумие и роскошную, отлично выделанную волчью шкуру, из-за которой торговался с кабульским дуканщиком, пока не сорвал голос. Полковник, увидев воплощение мифического пращура своего рода, расплылся от удовольствия.

— Ташакур, Шекор! — снова обнимая Саньку, проговорил старый воин. — Вот угодил так угодил!

Супруга полковника получила «трехэтажный» косметический набор и сверкающую серебряными нитями индийскую шаль. Покраснев от удовольствия, как девочка, Светлана звучно чмокнула гостя в ухо. Ну, а Галине пришлось принимать целую кучу даров: к ее стройным ножкам полетели стильные платья и кружевное белье, часы, косметика и обувь, отрезы ярких восточных материй и прочие «варенки» с «плащевками» — писк моды тех лет.

Ошеломленная, Афродита не знала, что и сказать, и в конце концов расплакалась. Сашка молча обнял ее, бормоча какую-то нежную бессмыслицу и поглаживая по спине.

— Зачем все это? — Галя, всхлипывая, уткнулась мокрым носом в его заросшую трехдневной щетиной щеку. — Для меня много важнее, чтобы ты был жив, чтоб ты был рядом…

— Такая наша доля. — Светлана ласково взяла девушку за плечи и оторвала от любимого. — Они без конца воюют, а мы — ждем и маемся, маемся и ждем… И дай ты ему наконец поесть, а то, не приведи бог, опять уснет! — Она со смехом усадила Галю за стол.

— Это мне знакомо! — наконец улыбнулась та. — Когда его к нам в травматологию привезли, он тридцать шесть часов подряд проспал! Ох и перетрусили же мы тогда!

— Такой организм, — резюмировал Худайбердыев, набрасывая волчью шкуру на спинку стула и усаживаясь сверху. — Возможно, в этом и заключаются у нашего гостя защитные реакции, компенсирующие действие хронических перегрузок… Но сейчас речь не о том, а о благополучном прибытии Александра на гостеприимную узбекскую землю. Повод для путешествия, прямо скажем, был прискорбный, и тем не менее он достойно преодолел все препятствия, а Лейла и Меджнун новейшего времени наконец-то соединились! — Полковник с хитрецой покосился на Галю, залившуюся краской от этого взгляда. — Вот за это и поднимем первый бокал. Ты, Саша, как — будешь спиртное?

Вопрос был тестовый — пожалуй, только Худайбердыев в этой компании представлял, сколько спиртного старшему лейтенанту пришлось влить в себя «крайними» днями.

— Рюмку коньяку, не больше. — Гость выдержал паузу. — Думаю, воздержание мне только на пользу.

Впрочем, ограничиться одной все же не удалось — только после четвертой здравицы старлей отставил рюмку подальше. По законам достархана, полагалось заниматься чревоугодием вплоть до чая со сладостями, однако Хантер выглядел настолько измученным, что хозяин решительно пренебрег восточным этикетом — гость подозрительно поклевывал носом…

Пока хозяйка дома стелила молодым в «детской», предназначавшейся для многочисленных внуков, которые частенько наведывались в этот гостеприимный дом, Афродита, верная прежней традиции, решительно отправила любимого в ванную, где уже соблазнительно клубилась белая пена, и сама шагнула за ним. Под шум душа, нисколько не стесняясь хозяев, оба жадно потянулись друг к другу, и куда девалась Сашкина усталость, пришло второе дыхание, а за ним и третье… Они позабыли обо всем на свете, и только осторожный стук в дверь заставил любовников очнуться от водной феерии.

— Молодые люди! — донесся из-за двери шутливый голос Светланы. — Вы не в Самаре и не в Киеве, где вода в избытке! Вы в Ташкенте, и хотя наш дом «блатной», построен для руководства Туркестанского округа, горячая вода все равно подается по часам. Поэтому прошу вас, уважаемые гости, позволить и хозяевам попользоваться достижениями цивилизации…

— Ой! — мгновенно застыв, воскликнула Афродита. — Извините, Светлана, мы сейчас!

Через минуту оба, наскоро приведя в порядок ванную и не успев даже как следует вытереться, со смехом выкатились в прихожую и тут же нырнули в «детскую». И снова страсть заставила позабыть обо всем на свете. На столике тихонько пел о неистовой любви в июльскую ночь все тот же Лоза — Галя, пока Сашка нес ее, целуя, к постели, успела вставить в магнитофон кассету. Так, «под Лозу», они вновь и вновь переживали подъемы и спады, и это продолжалось до тех пор, пока Афродита не взмолилась — на деле Спящий царевич оказался неугомонным Джеком-потрошителем, а она успела отвыкнуть от его бешеного темперамента…

В конце концов, чтобы хоть немного остыть, герой-любовник голяком вышел на балкон и закурил. Его и Галкины «Ориенты», купленные в кабульских дуканах, остались на полочке в ванной, предутренняя дымка, окутавшая спящий Ташкент, сигнализировала — скоро рассвет и близится новый день.

Что принесет он им, было совсем не важно, Александр знал одно — ближайшие сто часов станут одними из самых счастливых в их жизни, а об остальном не желал и думать. Щелчком отправив окурок вниз и проследив «трассер» его падения, он вернулся в постель, поплотнее задернув шторы на окне. Утомленная ночью любви, Афродита спала, раскинувшись, как ребенок. Ее загорелое, такое любимое тело отчетливо выделялось на простыне, и лишь самые интимные местечки сохранили девственную жемчужную белизну не тронутой солнцем кожи.

Чувствуя, как в нем снова начинает расти возбуждение, Сашка выключил ночник и кассетник, а затем тихо прилег рядом, положив голову на девичью руку. Напоследок в голове мелькнула мысль, что надо бы утром извиниться перед хозяевами за причиненные неудобства, но моментально улетучилась, потому что он уже провалился в глубокий сон без сновидений.

Проснулся он поздно — сквозь шторы пытались проникнуть в «деткую» горячие лучи уже высокого солнца, шум с улицы извещал, что рабочий день в разгаре. Афродита все еще спала, уткнувшись ему в грудь. Припомнив, что послезавтра так или иначе придется возвращаться, он решил не терять времени: нежными поцелуями и ласками растормошил Афродиту.

— Эй, молодые люди! — поскреблась в дверь Светлана. — Вы еще живы? Есть-то будете или ограничитесь любовью?

— Входи, Света, открыто! — Александр натянул простыню, прикрывая обоих. — Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда! — вспомнил он студенческую пословицу.

— Вот и хорошо! — Дверь приоткрылась, в щели появилась белокурая макушка и блестящий глаз хозяйки. — Уже пятнадцать минут первого, а вы все дрыхнете! Подъем! И пока наш полковник все еще в отпуске — как и я, между прочим, есть предложение: отправиться за город и устроить шашлычок. Давлет уже пошел за машиной. Возражения имеются?

— Нет! — в один голос воскликнули Сашка с Афродитой. — Мы готовы! Только есть хочется.

— Тогда подъем, бездельники! — засмеялась Светлана, скрываясь за дверью. — Сорок пять секунд, подъем — время пошло!

Сорока пяти секунд все-таки не хватило — едва-едва уложились в десять минут, потому что Сашке, чтобы встать, пришлось перебраться через Афродиту, а это оказалось не так-то просто.

Светлана тем временем хозяйничала в кухне, накрывая к позднему завтраку. Едва приведя себя в порядок, оба с жадностью набросились на еду. А пока молодые люди заправлялись калориями, хозяйка собрала все необходимое для загородного пикника. Подготовились Худайбердыевы основательно — погрузки в машину дожидалась огромная кастрюля загодя замаринованной баранины, корзина с фруктами, десяток бутылок с минералкой и спиртным, авоська молодого картофеля, котелок с сухим снежно-белым рисом, две громадных дыни, арбуз, а помимо этого — еще целая гора каких-то свертков…

Александр напомнил Афродите, что ее дожидается замечательный купальник, купленный в Кабуле в том же дукане, где он присмотрел для себя узенькие полупрозрачные плавки — мечту советского культуриста. Афродита, уже на ходу допивая кофе, решила сложить подарки, так и оставшиеся лежать горкой в углу гостиной, в Сашкину «мечту оккупанта», то есть чемодан. Старлей в этот момент отвернулся — и тут же раздался странный сдвоенный звук: сдавленный девичий возглас и хлопок упавшей крышки чемодана. Обернувшись, обнаружил Афродиту с отпавшей челюстью — в одной руке девушка держала увесистую «феньку», в испуганных глазах читался невысказанный вопрос.

— Чем бы дитя не тешилось, — Саша присел рядом с любимой, забирая опасную игрушку, — лишь бы не гранатой!

Эту послевоенную поговорку любил повторять его полтавский дед.

— Дорогой, — сдержанно спросила Галя, — что это значит?

— В Кабуле по базарам с «фенькой» ходил, — честно признался «дорогой». — Там иначе нельзя. А потом забыл вернуть хозяину. Вот и вся тайна! — засмеялся он, целуя Афродитино ушко.

— Но ведь там будут искать… — начала девушка. — У тебя могут быть неприятности!..

— Ох, Галина Сергеевна! — Александр крепко обнял ее и прижал к себе. — Там такого добра — что дерьма на свиноферме! В Афгане боеприпасов не считают, поэтому отсутствие одного-единственного «изделия» никто даже и не заметит! А тебе, если ты действительно туда собираешься, придется привыкать к игрушкам гораздо более серьезным, чем какая-то там «эфка»! — Он высоко подбросил гранату, ловко перехватил ее в полете, снова подбросил — уже из-под локтя — и перехватил другой рукой, как цирковой жонглер.

— Хорошо, дорогой, — согласилась Галя, — но только ты эту свою «феньку-эфку», или как там она называется, спрячь куда-нибудь или выброси. Хорошо?

— Это запросто! — пообещал Хантер, засовывая гранату в сверток с пляжными принадлежностями. — Например, в воду! Будет роскошная юшка! Любишь юшку, то есть уху? — посмеиваясь, спросил он.

— Ты, наверно, забыл, — улыбнулась в ответ девушка, — что я родилась и выросла на Волге. Так что вопрос твой является неуместным!

— Раз так — тогда вперед, — согласился Сашка с видом потомственного браконьера, — за ухой!

Вскоре прикатил хозяин дома — и не на какой-нибудь «Волге», а на новенькой дизельной «тойоте» — полковник любил машины и разбирался в них. Хантер уставился на иномарку с видом неандертальца — и Худайбердыеву пришлось пояснить, что «тойота» — личный подарок самого Наджибуллы.

— Ты не представляешь, чего стоило пройти формальности на границе в Термезе! — с улыбкой добавил он. — Если б не его чиновники, машина так и осталась бы там. С нашей бюрократией мороки… Ты как, Искандер, машину-то водишь? — неожиданно спросил полковник.

— С семьдесят девятого. Еще в десятом классе на отцовском «жигуле» одноклассниц в лесок прогуляться возил… Умею водить все виды автотранспортной и бронетанковой техники, себ дегерволь! — доложил старлей, шутливо принимая строевую стойку.

— Вот и замечательно, Саша, — вставила Светлана, поглядывая на мужа. — Давлет еще не вполне окреп после ваших с ним подвигов. — По городу еще туда-сюда, ну а на большие расстояния приходится брать «автопилота» Ваську, водителя служебной «Волги».

— Давай за руль! — скомандовал полковник, — я буду «старшим машины».

Он кивнул на сиденье рядом с водительским, на котором уже распласталась знакомая Сашке волчья шкура. — А дамы, как и предписывает Коран, — сзади. — Худайбердыев широко улыбнулся, показав крепкие еще белые зубы. — Только поосторожнее! Скорости здесь переключаются так же, как на «жигулях», за исключением задней, зато движок втрое мощнее. Би пешт, туран! — скомандовал он на пушту.

С непривычки Хантер рано отпустил педаль сцепления, и «тойота» прыжком рванула с места. Но уже через десяток километров он приноровился к ласковой и послушной машинке, хотя Худайбердыеву все время приходилось его «притормаживать» — стоило слегка расслабиться, как «японка» словно сама по себе набирала скорость за сотню километров в час. Двигатель при этом тихонько бормотал, руль с гидроусилителем слушался малейшего прикосновения, в магнитоле крутилась кассета Пугачевой, а все прочие элементы управления выглядели детскими игрушками. После езды на БМД, БМП, БТР ему казалось, что не едет, а летит.

Когда городские окраины остались позади, Светлана неожиданно запела — и полковник мгновенно выключил магнитофон. Голос у женщины оказался глубокий, грудной. Полковник слушал, прикрыв глаза, и по его лицу было видно, как он любит такие минуты. Чуть погодя вступила и Галя — сильным и чистым сопрано. И странное дело — оказалось, что протяжная русская песня замечательно сочетается с окрестными пейзажами — зеленой долиной реки Чирчик и синеющими вдали отрогами Тянь-Шаня.

«Тойота» мягко катилась по вполне приличному шоссе, а из открытых окон продолжали нестись русские, украинские и казачьи песни — Светлана знала чуть ли не весь народный репертуар.

Вскоре, однако, пришлось свернуть с асфальта на проселок и закрыть окна из-за густой лессовой пыли.

Место, которое выбрал Худайбердыев, находилось в безлюдных предгорьях на расстоянии около сотни километров от Ташкента, у живописного водопада. Вскоре на берегу горной речки появились две цветастых туристских палатки, а все необходимое для стоянки заняло свои места — боевым офицерам не привыкать к лагерному быту. Полковник на скорую руку забросил пару удочек на форель — рыбу, совершенно неведомую Александру и Афродите, жителям равнин. Помимо удочек прихватил он и трофейный охотничий «Ланкастер» шестнадцатого калибра.

— На кекликовс утра сходим! — пояснил полковник, перехватив вопросительный взгляд гостя. — Да и ночью в горах с ружьишком как-то спокойнее…

Это Хантер хорошо понимал: полковник, как и он сам, уже физически не мог обходиться без оружия.

Пока мужчины заканчивали разбивать лагерь, женщины натянули купальники, и молодой человек не без удивления отметил, что Светлана для своих сорока «с хвостиком» отлично сохранилась — красивая, чуть полноватая фигура, плоский живот, все еще стройные ноги. Ну, а его Афродита в новеньком бикини выглядела так, что от одного взгляда на нее старлей утратил дар речи.

Не выдержав, он подхватил девушку на руки и, словно коршун добычу, потянул за водопад, чья водяная завеса, падая со скалы, образовала укромное убежище. Укрывшись за нею, невзирая на брызги, молодые люди с жадностью набросились друг на друга — так, словно встретились впервые.

Вернувшись через пару часов, они не обнаружили в лагере полковника — тот ушел рыбачить вниз по течению. На бережку хлопотала Светлана: потрескивал и дымил костер, на складном столике высились горы нарезанных овощей для салатов. Дело, судя по всему, шло к ужину, поскольку время обеда влюбленные благополучно пропустили.

— А вот мы сейчас тоже рыбки наловим! — подмигнул старлей и, прихватив сверток с «фенькой» и удилище — для «прикрытия», направился выше по течению.

— А на что ж ты ловить будешь? — изумилась Светлана. — Червей Давлет с собой унес…

— На хлеб, — посмеиваясь, ответил Хантер. — Форель, говорят, — рыба неприхотливая! Ты со мной, о рахат-лукум моего сердца? — Уже на ходу он схватил Галю за руку.

— Только смотрите, — улыбнулась вслед полковничиха. — Скоро ужин, не увлекайтесь чересчур… рыбалкой!

— Да нет, мы и в самом деле рыбачить. — Сашка обнял Афродиту за талию, увлекая за собой. — Надергаем на юшку — и обратно…

У подножия скалы он раскрошил кирпичик белого хлеба и прикорм в кипящее углубление под водопадом, которое падающая вода выдолбила в камне за столетия. Действовал он в точности так, как было написано в наставлении по выживанию в экстремальных условиях, что им преподавали на курсах Спецпропаганды. Там говорилось, что рыба, особенно в сухую и жаркую погоду, часто держится именно в таких углублениях, где вода насыщена кислородом.

Прикормив местную живность, Александр с четверть часа посидел на каменистом берегу в ласковых объятиях. Здесь было хорошо — мшистые камни, бурная речка, заросли тугаев, пестрые цветы у воды и бездонное небо над головой, синее, как панджшерский камень лазурит. Ничего не напоминало о том, что всего в нескольких сотнях километров отсюда бушует война, каждый день гибнут люди, пылают кишлаки, подрываются на фугасах бронетранспортеры и «наливники». Но сейчас Хантер не думал об этом — война научила жить по принципу «здесь и сейчас».

— Должно быть, так и выглядит Гулистан, мифическая страна цветов, которую описал бессмертный Алишер Навои. — Сашка выбросил руку вперед, словно приглашая любимую еще раз полюбоваться на этот райский уголок.

Докурив сигарету, сноровисто вынул из свертка «эфку». Граната привычно легла в руку. Вдруг вспомнив, как близ кишлака Асава за секунду до взрыва он выбросил точно такую же вестницу смерти, старлей мгновенно покрылся гусиной кожей — момент оказался не из приятных.

— Саша, а это безопасно? — спросила Галя, заметив, как вздрогнули и крепко сжались его губы. — Может, нам надо где-нибудь спрятаться?

— Совершенно безопасно, дорогая моя, — заверил девушку «потомственный браконьер». — Даже десять сантиметров воды остановят разлет осколков. Нам с тобой ничего не угрожает, и потому — ловись, рыбка, большая и маленькая! — С этой присказкой он, поплевав на гранату, как на червяка на крючке, выдернул чеку и метнул свою «снасть» в самую середину беспокойного водоема.

Взрыв прозвучал глухо, камни под ногами дрогнули, затем поверхность воды забурлила и наверх поднялись клубы мути, среди которой там и сям забелели брюшки рыбы — форели и маринки. Хантер с довольным криком тут же полез в воду и принялся выбрасывать добычу на берег.

Улов оказался солидным — килограммов десять-двенадцать, не считая мелочи, которую течение постепенно уносило вниз по быстрине потока. Вместо кукана воспользовались тугаиным прутом с сучком у основания, и вскоре счастливые молодые люди, обвешанные добычей, направились к биваку.

Светлана встретила «рыбаков» ошеломленным взглядом — она явно не ожидала ничего подобного. На ее удивленный возглас, прихрамывая, явился полковник и принялся разглядывать куканы, брошенные в траву возле палаток. Закончив осмотр, Худайбердыев повернулся к Хантеру:

— Давай, колись, десантура! И каким же это способом ты столько наловил? То-то я стою и наблюдаю — мелочь, глушеная явно, по течению дрейфует…

— Даете слово, что не станете ругаться? — Хантер вынул пачку, предложил сигарету полковнику. — Хотя, вообще-то, есть за что с меня эпидермис снять…

— Да не ходи ты вокруг да около! — миролюбиво усмехнулся полковник.

— В общем, в Кабуле по дуканам с гранатой ходил, с «фенькой»… — осторожно начал старлей. — Ну, другого под рукою ничего не было… А потом в этом, блин, «Тюльпане» обо всем на свете позабыл, едва взлетели. Таможня нас толком не проверяла, ну и вот — я ее только вчера в чемодане обнаружил… Такая, понимаете, рыбалка…

— Ну, особой твоей вины тут нет, — успокоил полковник, хотя Хантер ожидал вспышки гнева. — Даже если бы и нашли ее на таможне, ничего б тебе не пришили. Борт прибыл из зоны боевых действий, экипаж имел при себе оружие и боезапас, так что твою «феньку» списать на летчиков. Во всяком случае, друг мой, особого скандала по такому поводу никто поднимать не станет. «Черный тюльпан» — тема деликатная, ворошить ее начальство не любит. А вот то, что использовал ты гранату не по назначению, — нехорошо. Вечно у вас, у молодых офицеров, так: взрывчатка — универсальная снасть, кулак и автомат — способ решения всех проблем. Зеленые еще, не понимаете, какое это удовольствие — просто посидеть с удочкой на берегу, посмотреть на воду… Ладно, браконьер, пошли вину искупать — рыбу чистить, а то наши девочки до ночи не управятся!

Ужин оказался таким обильным, что его хватило бы на целый взвод — шашлыки, плов, юшка, всевозможные салаты и еще множество всякой всячины. Мужчины пили коньяк и водку, женщины — легкое вино. Уже поздним вечером, когда Светлана с Афродитой, слегка захмелевшие, отправились посидеть на берегу реки, полковник поудобнее устроился на коврике для намаза, прихваченном с собой из дома, и обратился к младшему товарищу:

— Давай, Искандер, спокойно поговорим, а то у нас всегда не хватает времени. Расскажи-ка, что с тобой было с тех пор, как ты пересек границу, и до того момента, как ты снова появился в моем доме. Но не забывай пуштунскую мудрость: не спеши, не спеши, не спеши! Ладно?

— Ладно! — согласился старлей.

Так, не торопясь и входя в самые мелкие подробности, он поведал Худайбердыеву обо всем: о назначении на «точку», о строительстве и пьяной стычке с ротным, об уничтожении каравана и гибели Рамы, о конфликте с Монстром и диком воздушном путешествии в Ташкент.

Полковник слушал молча, флегматично потягивая мундштук кальяна и время от времени задавая односложные вопросы.

— Знаешь что, Искандер, — неожиданно проговорил он, поглядывая на собеседника из-под полуопущенных темных ресниц, — что в тебе подкупает? Ты похож на взрослого ребенка: совершаешь кучу ошибок, а потом сам же, с огромными затратами энергии и сил, исправляешь. То, что ты занялся на заставе строительством и наведением порядка, конечно, не прошло незамеченным для «духов» и, между прочим, отчасти усыпило их бдительность. Вот почему они так расслабились и позволили вам, практически без потерь, взять большой караван. Обычно караваны с таким «наполнением», — полковник усмехнулся, — охраняют не меньше двухсот-трехсот бойцов, большая часть которых следует позади, на некотором удалении от каравана. В случае засады они мгновенно разворачиваются и берут в кольцо тех, кто устроил засаду…

Худайбердыев снова затянулся, отблеск костра выхватил из темноты его бронзовое лицо.

— Не буду рассказывать, сколько раз подразделения спецназа, десантников, армейской разведки попадались в такие ловушки! Сколько было пролито крови, сколько роздано посмертных наград! Тебе, друг мой, невероятно, просто колоссально повезло… — Полковник слегка похлопал Хантера по руке. — Твой ротный, хоть его действия и смахивают на должностное преступление, своим двусмысленным поведением успокоил врагов, вселив в них уверенность, что «Победит» не способен на активные действия. А ты со своим «строительным бумом» только подтвердил это впечатление. И вдруг — ночная засада, да еще с таким результатом! Скажу прямо: ответные действия «духов» ждать себя не заставят. Они таких вещей не прощают, и теперь — могу дать руку на отсечение — твою «точку» ждут массированные спорадические обстрелы, минирование подходов, охота снайперов и прочие «прелести». Надо готовиться к трудным временам!

— К сожалению, «Победит» дальше будет жить и воевать без меня. В моем родном войсковом соединении уже лежит приказ о моем переводе: замполитом десантно-штурмового батальона в Зону ответственности «Юг», к Чабаненко, — улыбнулся в темноте старлей.

— Тут ты прав, — согласился Худайбердыев. — Скромно признаюсь — и я приложил для этого назначения немало усилий. Пришлось подключить даже первого зама ЧВС Туркестанского военного округа, а тот напряг ЧВС Сороковой армии генерала Захарова. Тот, кстати, неплохо о тебе отозвался и вспомнил, что встречался с тобой у Темаче. Таким образом, сопротивление со стороны твоего заклятого друга Михалкина и Заснина было подавлено. Однако, насколько я понимаю, этот Монстр все равно пытается всеми правдами и неправдами вставлять палки в колеса?

— Еще бы! — фыркнул Хантер. — Буквально перед отлетом разорвал в клочья представления на моих подчиненных и на меня самого и потребовал, чтобы я вообще к нему на глаза не показывался!

— Это он зря, — нахмурился полковник. — Не хотел я применять против него запрещенные приемы, да, видно, придется. Дело в том, что незадолго до того, как ты вернулся из Союза, в вашей доблестной бригаде случилось досадное ЧП. В одну из ночей боевая машина пехоты, как бы случайно, въехала в дукан, попутно задавив дуканщика. Магазинчик, само собой, оказался разграбленным. Дело это было бы спущено на тормозах, да только погибший дуканщик оказался родичем одного из афганских генералов в Кабуле. Скандал разгорелся грандиозный, нагрянули проверяющие из Кабула и поставили на уши всю бригаду. Михалкин же, хитрая тварь, чтобы усидеть на должности, решил собственноручно уладить досадный инцидент…

Худайбердыев поморщился.

— С этой целью он предложил родичам погибшего свой вариант возмещения ущерба: бригада, дескать, предоставит им некое количество материальных ценностей — солярку, бензин, муку, бочку смазки и боеприпасы для стрелкового оружия. Те согласились, обмен состоялся — афганцы получили все обещанное, кроме ГСМ. Тут-то и начались новые неприятности. Как только афганский бензовоз затарился бензином под завязку и выкатился из бригадного хранилища горюче-смазочных материалов, через пару сотен метров под ним сработала мина замедленного действия.

Сопровождающий — один из протеже Монстра, старший лейтенант Крайнов — вылетел из машины вместе с дверцей. Получил контузию и ожоги, но уцелел. Водитель-афганец погиб. Душманы надеялись, что все это произойдет в хранилище, но ошиблись, не рассчитав, что бензовоз так быстро покинет территорию. А кроме того — запомни на будущее! — минировать полный бензовоз надо десятком килограммов взрывчатки, а не двумя-тремя тротиловыми шашками. Потому диверсия и не удалась.

Крайнова быстро заменили на Камчатку. ХАД, по просьбе командования бригады, в конце концов сумел замять инцидент с афганской стороны. Но по нашим каналам информация обо всем случившемся прошла во всей красе — с фотографиями, вещественными доказательствами и официально оформленными показаниями свидетелей. Я до поры все это положил под сукно. Но после того, что ты рассказал мне о том, какие вольности позволяет себе Михалкин, кое-что придется передать известному тебе подполковнику-«каскадеру» Ваганову, а значит — в высшие армейские инстанции в Кабуле. Посмотрим, как на это отреагирует ваш Монстр…

Полковник начал с трудом приподниматься на коврике, и Хантер с готовностью подал руку.

— Погоди, я сам, — отмахнулся Худайбердыев. — Ну и хватит пока об этом… Гляди-ка, наши девчата что-то совсем загрустили! Видно, замерзли у воды.

 

3. «Смятение праведных»

И в самом деле — после полуночи резко похолодало, как всегда бывает в горах.

Вернувшись к лагерю, Светлана сразу нырнула в палатку за теплой одеждой. Афродита ждала ее, ежась и приплясывая на месте. А тем временем на угольях костра уже закипал старинный медный чайник — уменьшенная копия того, что фигурировал в памятном репортаже дурноголового Пищинского.

Пока чайник сипел и плевался, компания успела выпить и закусить. Женщины согрелись у огня и затянули «По диким степям Забайкалья», что в предгорьях Тянь-Шаня звучало, прямо скажем, странновато. Мужчины отошли в темноту покурить и волей-неволей вернулись к своим проблемам.

— Я, Искандер, — помолчав, тяжело выговорил полковник, — в самом скором времени собираюсь увольняться из армии. За время афганской кампании у меня собралась уже порядочная «коллекция» — три ранения и две контузии, здоровье начинает пошаливать. Но ты не расстраивайся, помочь тебе я еще успею! Процедура увольнения боевого полковника из армейских рядов — дело муторное и не такое быстрое, как может показаться. И еще обещаю: вас обоих, тебя и Тайфуна, я передам с рук на руки тому, кто меня заменит. Как говорится, «по описи»…

— Я понимаю… — Хантер с трудом заставил себя улыбнуться. — А жаль. Все хорошее слишком быстро заканчивается…

— Не беда, Искандер. Ты уже оперился, встал на крыло и, уж поверь мне, — совсем не похож на того пылкого юношу со взором горящим, с которым я впервые встретился в коридорах политуправления округа девять месяцев назад! Ты ухитрился выжить в самых неблагоприятных условиях, и теперь я спокоен и за тебя, и за Тайфуна. Так что вскоре придется мне искать себе дело на гражданке, — со смешком промолвил рафик Давлет, кося глазом на женщин. Выслуги у меня двадцать семь календарных, а в льготном исчислении — целых тридцать два! — продолжал он. — Имею три высших образования: Бакинское общевойсковое — раз, Московский институт военных переводчиков — два, Академия Советской Армии — три… На что-нибудь сгожусь.

— Ничего себе! — присвистнул Хантер. — Как же вы все это успели — и послужить, и отучиться, и повоевать, и детей вырастить, внуков дождаться?

— Иногда сам удивляюсь. — Полковник оперся на свою фирменную трость, прислушиваясь к песне про чернявую казачку, что рвала в саду калину, доносившейся от костра. Вообще-то я собираюсь покончить со Средней Азией и вместе со всей семьей — а она у меня, как ты знаешь, немалая — перебраться в Москву.

— В Москву? — изумился старлей. — Зачем? Вы же родом отсюда, знаете языки и обычаи, вы тут, как говорится, «в законе и в авторитете»!

— То, что я тебе сейчас скажу, Искандер, пусть останется пока между нами. Говорить об этом вслух еще рано… — Полковник знаком показал собеседнику, чтобы придвинулся поближе. — Видишь ли, дружище, все идет к тому, что война в Афганистане скоро закончится. Да-да, именно так. — Он упрямо наклонил голову, словно пресекая Хантерову попытку ввязаться в спор. — И не потому, что победит та или иная сторона, а потому, что держава наша со всей ее экономикой держится едва-едва, и такое бремя, как Афганская война, ей больше не по карману. Афган вполне может стать той самой соломинкой, которая переломит спину верблюда. Наш уход оттуда — дело ближайших месяцев, а затем, Искандер, начнется бог весть что! Уже сейчас национальные элиты в республиках требуют для себя максимум независимости, и эти центробежные силы рано или поздно приведут к катастрофе. Не знаю когда, каким именно образом это все произойдет и к чему приведет, но, будь уверен, мало никому не покажется!

Хантер не мог опомниться от изумления. У костра все стихло, и только отдаленный шум водопада нарушал бархатную тишину южной ночи. Полковник сердито прищурился:

— А здесь все пойдет по слову Алишера Навои, который умел заглядывать в будущее не хуже Нострадамуса: начнется «смятение праведных». И русскоязычное население Средней Азии ждут немалые мытарства и бедствия. Я туркмен, как ты знаешь, из клана Волка, и от природы обладаю волчьим чутьем, иначе говоря — интуицией. — В темноте внезапно по-волчьи блеснули зубы полковника. — И мой прогноз крайне неутешительный. Начнется массовая миграция русских в Россию, а за ними потянутся и те, у кого смешанные браки, и другие русскоязычные. Вот почему я хочу за год-два перетащить свой выводок в Москву или, на худой конец, в Подмосковье!

Худайбердыев помолчал и вдруг добавил:

— Открою тебе еще одну тайну. Во время службы в органах спецпропаганды я поддерживал и продолжаю поддерживать рабочие контакты с людьми Первого главного управления КГБ, проще говоря, с внешней разведкой. Они уже сейчас предлагают мне должность преподавателя в одном из своих учебных заведений в Москве, и грешно не воспользоваться такой возможностью. Такие вот дела, Искандер! — Полковник пристально всмотрелся в лицо собеседника. — Только помни — никому ни звука о том, что сейчас услышал!

— Слово офицера! — пробормотал окончательно сбитый с толку Петренко. Переварить то, что неожиданно доверил ему Худайбердыев, было не так-то просто. А многое вообще казалось какой-то нелепой фантастикой.

— Чай закипел! — Полковник решительно зашагал к костру, постукивая тростью по камням. — Прошу всех к столу!

Чай пили долго и весело, с шутками и смехом. Взглянув на часы, Хантер присвистнул — было уже два часа ночи! Женщины немедленно засобирались спать, а мужчины их в этом охотно поддержали. На коротком совете было решено, что ружье оставит при себе полковник, поскольку проку от Сашки в качестве сторожа — ровно ноль. Тем не менее Худайбердыев пригрозил поднять молодежь на зорьке — охотиться на горных куропаток — кекликов.

Подбросив остатки хвороста в затухающий костер, пары разбрелись «по шатрам». Но молодым людям еще долго было не до сна…

Пробуждение было мало сказать горячим — солнце уже палило во всю мощь, палатка разогрелась, как духовка. Галя, совершенно мокрая от пота, спала обнаженной, обняв одной рукой Сашкину не менее взмокшую шею.

Осторожно освободившись, он откинул полог у входа и выглянул наружу. Ноздри раздулись — воздух был удивительно чистым и свежим, к нему примешивались соблазнительные кулинарные запахи и смолистый аромат дымка от костра. Там уже хозяйничала проворная Светлана в спортивном костюме, а полковник, по обыкновению, отсутствовал. «Должно быть, охотится…» — с запоздалым сожалением подумал Хантер.

— А, любовнички! Проснулись? — засмеялась женщина, высыпая какую-то зелень в котелок, уже бурливший на треноге над костром. — Ну-ка, подъем! Бегом в воду! А потом — сразу завтракать!

Хантер с Афродитой, натянув купальные принадлежности, с ходу бросились в речку, вызвав высокую приливную волну. Их смех и возгласы заполнили все окрестности. А тем временем из тугаев появился полковник Худайбердыев собственной персоной. Одет и экипирован он был по-афгански — спецназовская «песочка», кроссовки, на голове — панама, за плечами — ружье стволом вниз, на поясе — патронташ. В одной руке полковник сжимал трость, в другой — связку куропаток.

— Эй, тунеядцы! — крикнул он с берега, обращаясь к Саше с Галей. — Кто рано встает, тому Бог дает! Вот вам добыча, приказываю: после завтрака немедленно обработать дичь!

Завтракали торопливо и с отменным аппетитом. Когда с едой было покончено, Александру, чувствовавшему за собой вину, ничего не осталось, как приняться за ощипывание дичи, чтобы потом опалить тушки на огне. Занятие было нудное и долгое. Худайбердыев молча сидел неподалеку на складном стульчике, невозмутимо покуривая и не вмешиваясь.

— Себ дегерволь! — обратился по-афгански к полковнику Александр. — А что, если я штуки четыре приготовлю по-казацки? — вспомнил он дедовы уроки.

— Это как же? — удивилась Светлана, которая, покончив с мытьем посуды, как раз собиралась помочь молодым. — Что за рецепт такой?

— Простой, как все гениальное, — улыбнулся Хантер, довольный, что отделался хотя бы от части той работы, которую с самого детства терпеть не мог. — Потрошим птичку, выбрасываем все, кроме печени, почек и сердца, — схватив нож, он решительно продемонстрировал сказанное, — затем моем тушку. — Он тут же прополоскал неощипанную куропатку в хрустально чистой речной воде. — Затем набиваем внутрь всякой зелени, солим, перчим, возвращаем на место печень и сердце и туда же добавляем кусочек сала, если найдется…

— Стоп-стоп-стоп! — шутливо запротестовала Светлана. — А ощипать? Ты смотри, какой: хочешь, чтобы слабые женщины этим занимались?

— Нис, Светлана-ханум, — склонил голову Александр. — Рецепт ничего такого не предусматривает. Просто зашиваем ниткой птичье брюшко, обмазываем тушку глиной — я ее видел где-то ниже по течению — и засыпаем горячими углями. Далее — ориентируемся по запаху, он сам подскажет, готово или нет. Советую довериться, результат обещаю впечатляющий!

— Искандер прав, — вмешался в разговор полковник. — Когда-то, еще курсантом, на Кавказе пробовал я фазана, приготовленного таким способом на полигоне. Вкуснотища!

— Вы, мужчины, просто бездельники! Вам лишь бы не руками работать, а языком! — заключила Светлана, поворачиваясь к Гале. — Давайте сделаем так: вы, мальчики, готовите четырех кекликов вашим дикарским полигонным способом, а мы — ощипываем остальных и варим шурпу. Потом — дегустируем оба блюда и выносим заключение — что лучше. Согласны? К бою!

Светлана мигом взялась за дело, Афродита не отставала. Хантер возился со своей четверкой, а полковник молча наблюдал за состязанием — было заметно, что ранняя охота далась ему нелегко. Вскоре все мужские куропатки были выпотрошены, подсолены и нафаршированы зеленью. Затем он зашил их, облепил не слишком толстым слоем глины, после чего «похоронил» под грудой тлеющих углей.

— Вы, рафик Давлет, не обижайтесь на меня, что не поднялся с вами на охоту, — начал было он.

— Не бери дурного в голову, а тяжелого в руку! — со смешком ответил полковник. — Я ведь знаю, что у тебя совсем другое сейчас на уме; тебе надо успеть глотнуть побольше свободы, тепла, покоя. Когда воспоминания греют душу, там, — он коротко махнул куда-то на юг, — и воевать легче…

Женщины тем временем трудились так усердно, что вся река ниже по течению покрылась пухом и перьями. Время от времени они иронически поглядывали на то, что Александр учудил с дичью, однако помалкивали, полагаясь на то, что результат все скажет сам за себя. А мужчины, мечтательно улыбаясь, просто смотрели в огонь.

Вскоре запах, исходивший от кострища, возвестил, что «казацкое жаркое» почти готово, тогда как в котелке, подвешенном над огнем, вода только начинала закипать.

Посоветовавшись, пришли к компромиссу: придержать жаркое, убавив температуру, и дождаться, пока не подоспеет деликатесная шурпа. Ждать пришлось еще около часу, но когда обе «команды» одновременно выставили на стол свои шедевры, результаты дегустации оказались ошеломляющими.

Шурпа из кекликов женщинам явно удалась — нежирная, прозрачная, ароматная и невероятно вкусная — ничего подобного ни Сашке, ни Гале еще не доводилось пробовать. Затем пришел черед запеченных куропаток. Хантер вытащил из груды погасших углей невзрачный комок обожженной глины и жестом циркового факира разломил его пополам.

Послышались возгласы удивления — вместе с глиной с птичьей тушки, исходящей ароматным паром, снялась, словно перчатка, шкурка вместе с перьями. На вкус дичь оказалась совершенно необыкновенной. Вдобавок сработал «эффект автоклава» — благодаря высокой температуре и отсутствию доступа воздуха мелкие птичьи косточки стали совершенно мягкими, а само мясо буквально таяло во рту.

— Ну, Александр, удивил так удивил! — Светлана пришла в себя только тогда, когда от кеклика ничего не осталось. — Вот уж не ожидала! Что, Галочка, сдаемся? — слегка подтолкнула она локтем девушку, все еще смаковавшую крылышко дичи.

— Уж такая она, женская доля! — засмеялась Афродита, прижимаясь к любимому. — Ты у меня просто кулинарное чудо!

— В результате победила нерушимая дружба мужчин и женщин, — посмеиваясь, подвел итог полковник. — Шурпа была бесподобной, а «казацкое жаркое» — непревзойденным! А теперь, друзья мои, пора собираться — ужинать будем уже дома.

В город ехали неторопливо, с остановками в самых примечательных местах. Худайбердыев немало порассказал о здешних исторических достопримечательностях и природных чудесах. Дома уселись за ужин — и только тут старший лейтенант заметил, что настроение Афродиты начинает портиться. Улыбка исчезла с ее милого личика, движения стали нервными, она перестала участвовать в общей беседе. Удивляться не приходилось — он и сам внезапно почувствовал: их сто часов «на меду», которые поначалу казались вечностью, тают с каждой уходящей минутой. В конце концов Галя вскочила из-за стола и, пряча мокрые глаза, скрылась в «детской».

— Я сама с ней поговорю, — поднялась Светлана, — вы, ребята, пока здесь похозяйничайте.

Дверь «детской» тихо затворилась за ней, а Сашка с Худайбердыевым, не сговариваясь, вышли на балкон гостиной и закурили. Было уже поздно, город окутывала теплая тьма, но где-то далеко на северо-востоке, в горах, бушевала гроза, полыхали молнии, озаряя горизонт, но раскаты грома не доносились.

— Ну что, Шекор-туран, — первым нарушил молчание полковник, — завтра стартуешь?

— Придется, рафик Давлет, — подавленно согласился старший лейтенант. — Я и без того уже на сутки опоздал… Не хочется, если честно, — признался он. — Я в эти дни будто в сказке побывал — и все это благодаря вам со Светланой…

— И вы для нас стали как родные, — полковник ободряюще похлопал его по плечу. — Но ты прав — ехать надо, чтобы никто тебя ни в чем не мог упрекнуть. Вступай в должность, будь внимателен во всем, думай, смотри — и не спеши, не спеши, не спеши! Зону ответственности «Юг» недаром зовут осиным гнездом, места тамошние непредсказуемо опасны. Не люблю я тех мест! Мне больше по душе Герат, уютный, доброжелательный, с огромным розарием в центре. — Полковник улыбнулся, поглядывая на далекие молнии, внезапно напомнившие Петренко огненные хвосты реактивных снарядов на активной траектории полета.

— И главное: не лезь поперед батьки в пекло, — вернулся к прежнему полковник. — Прислушивайся к Чабаненко, он там уже обжился, наладил контакты с местным населением. Друг твой, спецназовец Аврамов, тоже освоился, да так, что душманы уже успели назначить за его голову два миллиона афгани!

— Два миллиона?! — шутливо удивился Александр. — Обидно! За меня Найгуль давал всего каких-то полмиллиона…

— С Найгулем, судя по всему, тебе еще придется встретиться, — туманно пообещал полковник, однако не стал вдаваться в подробности, известные только ему. — Но об этом как-нибудь в другой раз… А знаешь, Искандер, — неожиданно засмеялся полковник, расплющивая окурок в пепельнице, — я сейчас поймал себя на мысли, что тогда, в апреле, под Сапамхейлем, ты оказался единственным, кто сохранил холодную голову, и тем самым спас меня от неминуемой гибели… Так что приходится признать — моя волчья интуиция выдает долгосрочный прогноз, так сказать, стратегический, а твоя охотничья «чуйка» куда лучше управляется с вопросами тактики!

— Ну так все правильно, себ дегерволь, — весело согласился Хантер. — Вы же полковник, у вас опыт и знания, вам и следует смотреть вдаль, а я старлей, мое место в цепи, на броне, у меня и поле зрения куда уже…

— Ладно тебе прибедняться, Шекор-туран! — приобнял Сашкины плечи Худайбердыев. — Пошли чай пить, и будем «отбиваться». Эй, девушки! — окликнул он, сложив ладони рупором и обращаясь ко все еще закрытой двери «детской». — Знаете правило: если дверь на женской половине в течение минуты не открывается для талаши-контрол, используется взрывчатка!

Вскоре, не дожидаясь «штурма», появились обе женщины. Лица у них были заплаканные. Проходя мимо Александра, Светлана сделала знак глазами: мол, Афродита в норме, все будет хорошо!

Чаепитие вышло коротким. Разговор не клеился, Галя все время отводила глаза, и хоть мужчины наперебой состязались в остроумии, застолье вскоре пришлось свернуть.

Перед тем как «отбиться», Петренко с квартирного телефона позвонил родителям и жене — на этом настояла Галя.

Мама обрадовалась, как ребенок, услышав среди ночи далекий голос сына. Сашка сообщил, что проездом оказался в Ташкенте, что жив-здоров и всем того же желает. Затем пришел черед Ядвиги, и тут у всех, кто находился в гостиной, сразу же нашлись дела. Галя со Светланой отправились мыть посуду, а полковник скрылся в своем кабинете.

Расспросив о здоровье дочери, старлей сообщил, что завтра же почтой вышлет подарки для них обеих — они были загодя куплены в Кабуле и ждали своего часа в чемодане. Ни слова об их отношениях не было сказано, разговор получился какой-то деловой, и молодой мужчина, положив трубку, почувствовал облегчение, словно с плеч свалился тяжелый груз. Сейчас ему было совсем не до того, чтобы обсуждать то, что давно перегорело в душе…

Ночь у влюбленных выдалась яростной: оба знали, что времени в обрез, и никому не ведомо, сколько продлится разлука…

Проснулись снова поздно — около девяти утра — и сразу после завтрака устроили совещание с полковником и его супругой.

Было решено действовать следующим образом: полковник вызовет свою служебную машину, и та отвезет старшего лейтенанта и Галю сначала на главпочтамт, чтобы Хантер отправил посылки родне, а затем — на пересыльный пункт, расположенный на широко известной улице генерала Петрова. Там старлей должен выяснить время отлета ближайшего борта из Тузеля в Кабул, после чего молодые люди направятся в аэропорт Восточный купить билет на рейс, следующий из Ташкента до Куйбышева. Хантер, что называется, вдруг уперся рогом — он не улетит в Афган, пока не отправит возлюбленную домой.

Простившись на всякий случай с Худайбердыевыми и горячо поблагодарив за гостеприимство, молодые люди уселись в белую «Волгу» с номерами политуправы ТуркВО, за рулем которой восседал рослый и смешливый младший сержант — тот самый Васька, бессменный «автопилот» полковника. Александр натянул «союзную» форму, уже выстиранную, выглаженную и тщательно проветренную. Кожаный чемодан — «мечту оккупанта» — оставил Афродите, ограничившись проверенной в боях и походах парашютной сумкой.

Покончив с делами на почтамте, двинулись на пересылку. Александр с Галей, сидевшие на заднем сиденье, увлеклись разговором, а тем временем Васька-лихач, едва не протаранив ворота пересылки, влетел на территорию, развернулся и с визгом затормозил прямо перед штабом. Все это произошло настолько стремительно, что Петренко не успел остановить «автопилота».

Оставалось ждать, что из этого выйдет. «Волга» Худайбердыева числилась «проходной» во всех частях округа, и встречать ее выскочил дежурный майор с пистолетом на боку. Кинув ладонь к красному околышу, дежурный изготовился докладывать начальнику управления Спецпропаганды, но тут же обнаружил, что докладывать некому. У машины стоял молодой старший лейтенант десантных войск, а с ним — какая-то симпатичная девушка.

— Старший лейтенант Петренко! — нахально представился Хантер, козырнув. — Прибыл на пересыльный пункт по личному распоряжению полковника Худайбердыева! — Ничего более вразумительного ему так и не пришло в голову.

— Майор Чеботарев, дежурный по пересыльному пункту, — в некоторой растерянности произнес офицер.

Галя молчала, не зная, что делать — рассмеяться или кинуться спасать возлюбленного от гауптвахты.

Тем временем из здания штаба, на ходу нахлобучивая фуражку, появился запыхавшийся подполковник — начальник ташкентской пересылки — и заспешил к странной компании.

— Старший лейтенант Петренко! — снова отчеканил Хантер. — Прибыл на пересыльный пункт!

— Подполковник Перепелкин. — На лице начальника отразилось глубокое недоумение. — А чего прибыл-то, старший лейтенант? — спросил он. — С какой целью? Полковник Худайбердыев прислал?

— Честно говоря, — услышав нормальный человеческий тон, а не ругань, старлей сбросил обороты, — водитель команду недопонял, — он кивнул на Ваську, с невозмутимой ухмылкой восседавшего за рулем. — Ему было велено к пересылке подвезти, а он прямиком на плац вкатился…

— Все они такие, водилы при начальстве, — первым пришел в себя дежурный. — Вломится на территорию, разбирайся потом с ним! А вот я сейчас с наряда по КПП три шкуры спущу! — Майор решительно и сердито направился к воротам.

— Не повредит, Петрович, — кивнул подполковник, — совсем нюх потеряли… А что это ты с сопровождением? — спросил он, с любопытством поглядывая на Афродиту.

— Это Галина Сергеевна Макарова, — представил девушку Александр. — Пока — старшая медицинская сестра травматологического отделения окружного военного госпиталя в Куйбышеве, где меня после ранения ремонтировали. А вскоре намерена прибыть в Афганистан, в госпиталь Зоны ответственности «Юг».

— Такое решение заслуживает уважения, Галина Сергеевна. — Перепелкин протянул руку девушке. — Я сам в начале афганской кампании на разведроте «на югах» два года отвоевал. Думаю, для этого шага у вас были веские аргументы?

— Вот он, мой аргумент! — девушка прижалась к старшему лейтенанту. — Прилетел в Ташкент, чтобы похоронить подчиненного, а я к нему из Куйбышева примчалась. Теперь придется расстаться, но, надеюсь, ненадолго.

— Вот что, Петренко, — начальник пересылки внезапно задумался, — сдается мне, что в штабе у нас лежит на тебя предписание. Прислали его, если не ошибаюсь, из твоей части. В нем тебе предлагается отбыть из Ташкента через Термез в Хайратон. Идем-ка в штаб, глянем, что там и как… — подполковник поманил старлея за собой. — А ты, «автопилот», убери машину с плаца! — приказал он Ваське.

Штабные клерки, порывшись, вмиг отыскали бумажку — действительно, старшему лейтенанту Петренко надлежало через Термез прибыть в Хайратон с целью приема боевой техники. Затем с этой колонной ему следовало через перевал Салангвернуться в свою бригаду.

Впечатление, которое бумажка произвела на старшего лейтенанта, напоминало эффект весла, сломанного на голове. Очередная интрига Монстра — вот что за этим стояло. В чистом виде — из огня да в полымя. В союзной форме, без личного оружия, без продаттестата, ему предстояло добраться до Хайратона, принять технику, а затем провести колонну чуть ли не через весь Афганистан до своего гарнизона. И при чем тут он? Замполит в вооруженных силах всегда и всюду отвечал прежде всего за людей, а не за железки!

Это было чересчур даже для Хантера, уже побывавшего в различных бывальщинах. Правда, в Хайратоне поджидала «сборная» из разных подразделений бригады, уже приступившая к приемке, но сути дела это не меняло. Военно-перевозочные документы на него были подготовлены заранее, и старшему лейтенанту оставалось только забрать свои бумаги и отправиться на железнодорожный вокзал…

И хотя он старался сохранять полное спокойствие, секундная растерянность его выдала. Пока присмиревший Васька вез в аэропорт Восточный, девушка, прижимаясь к любимому на заднем сиденье, встревоженно спросила:

— Я вижу — ты нервничаешь. Это очень опасно?

— Есть немного, — честно признался «любимый». — Все это — штучки одного из моих начальников. Но это уже, так сказать, агония, и мы еще посмотрим, кто кого! Главное сейчас, любовь моя, — благополучно отправить тебя домой, остальное — мелочи!

Тучный майор, военный комендант аэропорта, неодобрительно косясь на какого-то старшего лейтенанта, вручил Афродите «броню» на Ту-154, вылетавший через полтора часа в Куйбышев. Даже в этом сказалось влияние полковника Худайбердыева: лишь всесильная политуправа округа смогла «пробить» место на этот рейс в день вылета.

Целуя Афродиту на прощание, Александр жарко шептал:

— Я буду ждать тебя «на югах», любовь моя! Я так буду ждать тебя!..

Закончилась регистрация, пассажиров пригласили на посадку. Девушка прошла за турникет и вдруг остановилась, обернулась и крикнула со слезою в голосе, распугивая мирных пассажиров:

— Останься в живых! Умоляю тебя — все, что угодно, только останься в живых! Слышишь?..

 

4. «Бетонная лента стиральной доской…»

С тяжелым сердцем Хантер проводил взглядом стартующую куйбышевскую «тушку».

Вернувшись к машине, велел «автопилоту» отвезти его на железнодорожный вокзал. И только уже имея на руках билет, отыскал работающий телефон-автомат, набрал номер полковника Худайбердыева и сдал Монстра вчистую, рассказав о предписании и о том, что добираться обратно ему придется по земле, да еще и печально известным маршрутом: Термез — Хайратон — Саланг — Кабул…

Обычно сдержанный, полковник впервые за время их знакомства матерно выругался в трубку, посулив Михалкину массу не самых приятных минут. Простившись с Худайбердыевым, Сашка повесил трубку, отпустил «автопилота» и поплелся на платформу.

Купейный вагон поезда «Ташкент — Термез» оказался новеньким и сравнительно чистым, немецкого производства. Работал кондиционер, занавески на окнах хрустели от крахмала, шторки, заслоняющие купе от солнца, оказались в исправности, а взгляд сдобной молоденькой проводницы-метиски обещал старшему лейтенанту не только пустой чаек.

Путешественнику, однако, было не до нее — простенькие уловки южной красотки не возымели желаемого результата. Не желая в эти минуты никого ни видеть, ни слышать, он забрался на свою полку и залег, отвернувшись к стене. Перед глазами, как наяву, стояла Галка, его Афродита, в итальянском бикини на берегу горной речки…

В Термез прибыли ранним утром. Здесь уже ощущалось «предчувствие гражданской войны». Небольшой город был битком набит людьми в форме, чаще всего в «эксперименталке», в те времена в Союзе широко не распространенной. В комендатуре, куда старлей явился со всеми документами, почему-то перенаправили к пограничникам: на «кордоне» предстояло сделать отметку в загранпаспорте и дождаться какой-нибудь машины, направлявшейся на афганскую сторону. Передвигаться пешим порядком по «Мосту Дружбы» запрещалось всем, кроме пограничных нарядов и военных железнодорожников.

Ждать пришлось недолго — вскоре появилась машина медслужбы, оборудованная для перевозки выздоровевших раненых из Термезского госпиталя на перевалбазу в Хайратоне. Таможенники по-быстрому проверили людей и «шишигу», и Хантер без проблем пересек государственную границу, а вместе с ней — реку Амударью.

На перевалбазе старшего лейтенанта Петренко встретили с изумлением: замполит, сам-один, в «союзной» форме, без продовольственного аттестата и табельного оружия… У персонала базы все это вызвало любопытство, посыпались «шпильки» в Хантеров адрес — мол, все они, замполиты, бестолковые: ничего серьезного им поручить нельзя. Старлей послал куда следовало одного чудака на букву «м», второго, а затем, плюнув на все, занялся делом.

А с этим все оказалось непросто. Принимать технику — пять не совсем новых БМП-2, переданных его бригаде, от щедрого полка морской пехоты Черноморского флота — должен вездесущий Генка Щуп — дока по части подобных операций. Однако Щуп, прибыв в Хайратон, вместо сдачи-приемки машин и вооружения пустился в загул с морпехами, сопровождавшими «бээмпэшки» из Севастополя.

Догулялся он до такого, что печень, не выдержав запредельных перегрузок, вышла из строя. Щуп угодил в госпиталь с какой-то атипичной формой острого гепатита. Остальная команда, состоявшая из восьми человек — знакомого Хантеру старшего техника четвертой роты прапорщика Бросимова и семерых механиков-водителей, — еще неделю назад должна была принять «бээмпэшки», но из-за отсутствия старшего колонны не могла справиться с массой формальностей. Среди механиков старший лейтенант с удивлением и радостью обнаружил Шаймиева — своего давнего приятеля по кличке Шаман.

Несмотря на отсутствие у Петренко многих так называемых формализованных документов, подчиненные и местное руководство не бросили его на произвол судьбы: в модуле нашлась для него койка, его прикрепили к офицерской столовой. А еще через пару часов Шаман притащил старлею новенький зеленый танковый комбез, чтобы тот наконец-то избавился от своего «маскарадного прикида» — желанной мишени для любого мало-мальски работящего духовского снайпера.

Срезав с комбеза танковый ромбик, на ближайшие дни Хантер перевоплотился в технаря. Ради этого пришлось выбросить из головы все, что было с ним еще совсем недавно, и переключиться на всевозможные аккумуляторные батареи, лючки, пломбы, технические описания, многостраничные ведомости комплектации и прочую бумажную белиберду. За следующие трое суток, сбив руки в кровь и облазив в БМП каждый закоулок, он, как ему казалось, узнал все об этих машинах и стал настоящим специалистом — не хуже Бросимова.

Беспокоило только одно — отсутствие у него какого-либо оружия. Все технари, оказавшиеся под его началом, оказались вооружены и экипированы, как книжка пишет: автоматы, штык-ножи, гранаты, боезапас, каски и бронежилеты. На «бээмпэшках» также все пребывало в полной исправности — пушки, пулеметы, дымовые гранатометы 902В «Туча», на броне сохранились даже опознавательные знаки морской пехоты. При этом старший команды не имел ничего, даже пистолета Макарова, чтобы прикончить хотя бы одного «духа» и успеть застрелиться самому, если дела пойдут совсем худо.

Старлей поделился этими невеселыми мыслями с Шаманом, известным своей расторопностью и хозяйственностью, и снова занялся своими делами. А ближе к вечеру кто-то осторожно потянул его за рукав комбеза.

Хантер выпростался из утробы «бээмпэшки» и обернулся: перед ним стоял ефрейтор Шаймиева, а рядом с ним переминался с ноги на ногу солдатик-танкист, чья физиономия свидетельствовала о принадлежности к разветвленному клану «земляков». Танкист и в самом деле оказался родом из Хакассии, а служил он непосредственно на перевалбазе. Воровато озираясь, солдатик потянулся к уху офицера.

— Шаман сказал — вам оружие надо, — вполголоса проговорил он. — Есть у меня кое-что, но только для своих. — Танкист ухмыльнулся до ушей, но тут вмешался Шаймиев:

— Короче, имеется тут один автомат, только с одним «но». — Шаман умолк, покрутил носом и продолжал: — Одним словом, вы сами на него посмотрите, товарищ старший лейтенант, и решите, подойдет он вам или нет…

Идти на «смотрины» пришлось недалеко: в углу огромной, развороченной гусеницами площадки громоздилась искореженная взрывом мощного фугаса «Шилка». Фугас сработал между гусениц боевой машины, прямо под механиком-водителем. Заглянув вглубь бронированного корпуса — туда, где прежде находилось место мехвода, — Александр невольно отшатнулся — оттуда тяжело шибануло трупным смрадом.

Пришлось взять себя в руки и все-таки присмотреться. Взрывная волна превратила в кашу тело неизвестного механика, размазав по внутренней поверхности брони. В дальнем углу, весь в клочьях человеческой плоти, покрытый шевелящимся слоем мух, лежал автомат АКС-74у — презираемый десантниками «окурок». Изуродованный взрывной волной магазин на сорок пять патронов валялся рядом.

Отступать было некуда. Набрав побольше воздуха, как перед прыжком в кяриз, десантник нырнул в жуткую утробу «Шилки» и вытащил автомат, взяв за цевье грязной тряпкой. Оружие находилось в самом непрезентабельном виде, однако беглый осмотр показал — механизм работает и в целом автомат вполне пригоден для стрельбы.

Когда все трое отошли подальше от излишне «ароматизированной» машины, старлей решился.

— Беру! Что с меня причитается? — спросил он танкиста.

— Мой земляк и ваш бывший подчиненный ефрейтор Шаймиев просил денег с вас не брать. — Хитрая физиономия танкиста снова расплылась.

— А чего ж тебе тогда? — удивился Хантер. — Бакшишей у меня нет, я только что из Союза…

— Ему надо, чтоб вы из Термеза посылку его родным отправили, — пришел на помощь земляку Шаман. — Здешних дембелей местное начальство, пограничники и таможенники так шмонают, ажник шуба заворачивается!

— А что в посылке? — насторожился старлей. — Если оружие, боеприпасы, наркота или что-то в том же роде, тогда, Шаман, — жестко проговорил он, — при всем уважении к тебе и твоему земляку, даже думать не моги! Это во-первых. А во-вторых: каким таким способом я в Термезе окажусь? Кто меня туда пустит?

— Не беспокойтесь, товарищ старший лейтенант, — успокоил офицера танкист. — Ничего запрещенного там нет, мне дембель дороже, чем какая-то там «дурь». Сами проверите… А попасть на тот берег несложно, для офицеров и прапорщиков у пограничников есть «нычка». Правда, действует она только в темное время — за пятьдесят чеков пропускают на тот берег на попутном тепловозе и за пятьдесят, но уже советских рублей, — впускают обратно, когда идет встречный тепловоз. У нас многие так ездят: и «базовские», и прикомандированные. Я вам все тонкости объясню.

На том и порешили — на радостях танкист даже вызвался вымыть и вычистить автомат, а заодно добыть к нему магазины с боезапасом.

Вечером, под покровом темноты, Хантер забрался в кабину тепловоза, на котором его, как контрабандиста, перевезли на противоположный берег. На советской стороне он отдал сонному пограничному прапорщику пятьдесят внешторговских чеков…

— Ого, так у тебя даже загранпаспорт есть! Здесь его мало кто имеет, большей частью одни удостоверения! — пробежавшись взглядом по синему паспорту Александра, удовлетворенно прогнусавил прапор. — Так тебе вообще нечего бояться! Сейчас бойцы мои проводят тебя к одному местечку, там местные таксисты постоянно дежурят. Только будь осторожен, много не пей и от девок здешних карманы береги! Удачи, старлей!

Ожидавший в условленном месте таксист — шустрый узбек — за двадцать чеков примчал Александра к ободранной гостинице неподалеку от вокзала. Недоверчиво покачав головой — оказалось, старлею ни к чему местные доступные красотки, — водила высадил офицера и умчался ловить нового ночного пассажира. Администратор гостиницы — молодая узбечка — сразу же объявила, что свободно всего одно место в четырехместном номере, так что выбора у ночного гостя не существовало по определению. Расплатившись чеками, которые, как известно, запрещены к обращению на территории СССР, он поднялся в номер. Там уже вовсю шла гулянка — двое морпехов в тельниках и камуфляжных брюках, пересекшие границу тем же способом, что и Петренко, отрывались по полной в компании трех размалеванных и уже основательно подвыпивших девок.

Присмотревшись, Хантер с удивлением узнал в одной из них ту самую разбитную молоденькую проводницу-метиску из поезда Ташкент — Термез. Остальные «дамы» имели славянскую внешность, хотя их возраст под слоями дармовой косметики из соседнего Афганистана угадать было практически невозможно. Но настоящее изумление старший лейтенант испытал, обнаружив на почетном месте в центре всей этой развеселой компании не кого-нибудь, а «гепатитчика» Гену Щупа собственной персоной.

— Кого я вижу! — почти правдиво изумился Хантер, приближаясь к пьяной компании. — Какие люди, и вдобавок под охраной морской пехоты! Генчик! Ты ж как будто с гепатитом в госпитале припухаешь?

— Я это… того… — засуетился мигом протрезвевший сапер. — Меня в дневной стационар временно… выписали…

— Хорош трындеть, Щуп! — взорвался старлей, шагнув к столу. — Знаем мы ваши дневные стационары! Платятся бабки врачам, они любую бумажку за чеки подмахнут, а там — гуляй, Рассея! Помнишь Анциферова из четвертой роты, зама по ВДП? Тот тоже три или четыре месяца печень «лечил», пока рота в полном составе под Темаче кровь литрами проливала!

— А че ты размитинговался, старлей? — зло уставился один из морпехов. — Сам-то ты чего сюда приперся? Гульнуть? Ну так садись и пей, чего зря горлянку драть! Думаешь, мы таких честных не видали?

— Стакан с вами, морпехи, я, может, и выпью. — Хантеру предстояло тормознуть, справиться с нестерпимым желанием порвать в клочья пьяного Щупа, поскольку устраивать пьяный мордобой в гостинице в его планы никак не входило. Поэтому он протянул руку, налил гранчак водки, одним духом махнул и продолжил: — Но только сидеть за столом в одной компании с тобой, Щуп, не стану. Обойдетесь без меня!

Больше не глядя на сбитых с толку собутыльников и их случайных подружек, он переоделся в спортивный костюм, лежавший в парашютной сумке, и вышел из номера. Обменяв у администраторши пару чеков на пригоршню пятнадцатикопеечных монет, старший лейтенант с упоением принялся насиловать междугородный телефонный автомат, приткнувшийся в углу гостиничного холла.

Дозвониться в Куйбышев оказалось непросто, да и время позднее. Ответил отец Галины, а там и она сама, сонная, буквально вырвала трубку из рук. Минута уходила за минутой, они говорили и не могли наговориться, но все время казалось, что самое главное так и не сказано. Монеты заканчивались, когда Афродита вдруг сообщила добрую — по крайней мере, ей самой так казалось — весть: через неделю-две-три она уже будет в Афганистане, все документы готовы…

Автомат сожрал последнюю «пятнашку», и разговор прервался. Хантер не стал больше никуда звонить — все-таки ночь — и вернулся в номер. Вечеринка там была в самом разгаре, и никто не обратил на него внимания. Генка-«гепатитчик» с проводницей уединились, укрывшись с головами простыней, морпехи с девицами «добирали норму» до ватерлинии.

Не раздеваясь, Хантер рухнул на скрипучее лежбище, сунул голову под подушку и, несмотря на визги-писки, охи-ахи, мат и звон стаканов, почти мгновенно вырубился.

Утром, торопливо побрившись, старший лейтенант собрал вещи и отправился в город. Первым делом он отыскал почтамт и отправил в Красноярский край пару внушительных посылок. Затем заглянул в ресторан и основательно подзакусил, расплатившись, опять же, чеками. Выйдя из ресторана, накупил в продовольственном водки и вина, аккуратно упаковал бутылки и направился прямиком на «кордон». Больше никаких дел в Термезе у него не было.

Сунув пятьдесят обычных советских рублей в служебный паспорт, на «кордоне» он предъявил его все тому же прапорщику, который пропустил его ночью. Возвращаться днем не полагалось, но Хантер решил плюнуть на все и рвануть нитку, потому как у него все-таки был паспорт — «фирман», как говорят в Северном Афганистане. Прапор ошалел от такой наглости, но сообразил, что лучше пропустить старлея, чем потом объясняться насчет того, как он тут оказался.

Проштамповав для проформы какую-то бумажку, вложенную им же в «фирман», пограничный сторож пропустил-таки начинающего контрабандиста — тем более что как раз подкатил какой-то «уазик», направляющийся на перевалбазу. Уже в машине Хантер открыл паспорт — и неподдельно удивился: ни липовой бумажки со штампом, ни пятидесяти рублей в нем не было, хотя он во все глаза следил за руками прапорщика. «Ловкость рук и никакого мошенства!» — ухмыльнулся старлей, отдавая должное пограничному виртуозу…

«За речкой» старший лейтенант вручил земляку Шамана квитанции, удостоверявшие, что довольно скоро вся его родня по женской линии из далекого улуса будет щеголять в люрексовых платках, а сестры-старшеклассницы отправятся в школу в ажурных колготках, помахивая фирменными пластиковыми пакетами «Монтана».

Радости хакаса — звали его, как выяснилось, Сапан — не было предела. Помимо вычищенного и тщательно смазанного автомата он преподнес Петренко два десятка снаряженных автоматных и пулеметных магазинов, простреленный, но вполне пригодный «лифчик» с полной боевой загрузкой, отличный штык от карабина СКСв самодельных ножнах и шесть ручных гранат.

Однако Хантер нюхом чуял, что у Сапана есть в заначке еще кое-что, поэтому без всякого сожаления отдал ему все оставшиеся советские рубли — что-то около сотни, — а взамен получил вычищенный до белого пистолет Макарова с кучей снаряженных обойм к нему.

На следующее утро все пять БМП-2, наконец-то принятые старшим лейтенантом Петренко А. Н., отправлялись в путь неблизкий и смертельно опасный — в охваченные пламенем войны юго-восточные провинции Афганистана. Все боевые машины заправлены, системы и механизмы тщательно выверены, боезапас пополнен, пушки и пулеметы заряжены, а их стволы направлены строго вверх во избежание случайной стрельбы.

Но добираться до пункта постоянной дислокации гвардейской бригады им предстояло не своим ходом — «бээмпэшки» загнали на тралы роты тяжелых машин. Могучим «Ураганам» предстояло проделать с многотонным грузом многие сотни километров по горным и пустынным дорогам, с обстрелами, под постоянной угрозой мин и фугасов, прячущихся среди крошева асфальтобетона и на предательских обочинах. Кроме того, в колонне шли «бомбовозы», «наливники» и «сухогрузы» — машины для транспортировки боеприпасов, топлива и продовольствия, чью охрану обеспечивала мотострелковая рота на БТР-70, которую через несколько десятков километров меняло другое подразделение. Среди «наливников» виднелись две зенитных установки ЗУ-23-2, закрепленные на бронированных «Уралах», и хорошо знакомый старшему лейтенанту БРДМ-2, ровесник заката хрущевской «оттепели».

В шесть утра огромная колонна, включив фары, неторопливо поползла на юг. Хантер, не имевший никакого опыта проводки колонн, прислушался к совету Шамана, который и в этом деле оказался не новичком.

— Садитесь в кабину переднего КрАЗа — машины технической помощи, — посоветовал тот офицеру. — У КрАЗа впереди «два метра жизни», мощный передний мост и колеса, выдерживающие подрыв любой мины. Ветровое стекло в нем поднимается, поэтому не будет жарко. Радиостанция — в кабине, всегда можно выйти на связь с нашими БМП на тралах…

Поначалу дорога показалась ему не слишком трудной — обстрелов и засад пока не случилось, колонна упорно одолевала километр за километром, останавливаясь на ночлег или на привалы только там, где для этого имелись необходимые условия — в «отстойниках» диспетчерских пунктов. Там же сменялись мотострелковые подразделения, сопровождавшие колонну.

Соседями старшего лейтенанта по кабине стала парочка сорвиголов — дембель Володя Манлипин из города Орла по кличке Адлер (что по-немецки как раз и означает «орел») и его тезка, лейтенант-автомобилист, недавний выпускник Самаркандского автомобильного училища и бывший детдомовец по фамилии Побратимов. Тут и прозвище не понадобилось — все кому не лень звали его Побратимом.

Сдружившись с автомобилистами, Александр не переставал удивляться их мастерству и профессионализму — сидя в раскаленной, как сауна, кабине в одних трусах и тапках на босу ногу, парни демонстрировали высший класс вождения. Ни глубокие ущелья, ни воронки на полотне дороги, ни узкие танковые колейные мосты, которые саперы перекидывали над пропастями взамен подорванных «духами» капитальных мостов — ничто не могло остановить колонну, настойчиво пробивавшуюся вперед — к Кабулу.

Правда, случалось пару раз замечать известные отклонения в поведении некоторых «дедов» из роты тяжелых машин — те, очевидно, от случая к случаю баловались чарсом. Своих подопечных Хантер держал под жестким контролем — на каждом привале или ночевке строил, проверял реакции, заставлял сплевывать на землю: если слюна сворачивается в шарик, а зрачки у бойца «кошачьи», значит, голубчик, подсел на чарс. Со своей стороны и дембель Шаман пас механиков-водителей, поэтому пока ни одного нарушения в команде не стряслось.

Когда становились на ночевку, старлей извлекал из своей бездонной парашютной сумки «дежурную» бутылку термезской араки и под нехитрую закуску распивал с офицерами-автомобилистами. Шаман был прав — Хантеров «земляк», он же КрАЗ, и в самом деле оказался замечательной машиной: ветерок, поддувавший из-под откинутого вперед лобового стекла, охлаждал не хуже кондиционера, широкий диван в кабине позволял комфортно ехать троим вооруженным мужикам, а в кунгеместа хватало, чтобы разместить на ночь целый взвод. Впрочем, ночевать Хантер по привычке отправлялся на БМП, которой командовал Шаман.

Такая неспешная, как бы усыпляющая езда расслабляла всех, кто следовал в колонне. Даже грозный Саланг преодолели без всяких происшествий, несмотря на его мрачную и трагическую славу. О том, что слава эта возникла не на пустом месте, свидетельствовали многочисленные памятники погибшим воинам-шурави и невероятное количество разбитой и сожженной советской техники, порой всплошную загромождавшей обочины «Трассы Жизни», как прозвали ее досужие журналисты. Нечто подобное Александру приходилось видеть, когда вместе со своей четвертой ротой направлялся на боевые в Джелалабад.

— «Бетонная лента стиральной доской…» — пропел Адлер, следя за тем, как старший лейтенант пристально вглядывается в обочины, заваленные горелым гусеничным и колесным металлоломом. — Чего только мы тут ни навидались в свое время! Верно, товарищ лейтенант? — спросил он Побратима, флегматично созерцавшего привычный пейзаж за окном кабины, не вынимая из ушей наушников плейера.

— Верно, тезка, — коротко кивнул тот. — Балаболка Пищинский лишнего п…л, когда назвал эту дорогу «Трассой Жизни». Ей бы другое название — например, «Дорога Смерти»…

Шутка получилась не слишком удачной, но лейтенант знал, о чем говорит, — на кабине его КрАЗа красовалось сорок с лишним звездочек — по одной за каждое прохождение этого опасного маршрута.

Тем не менее до Кабула оставалось всего несколько десятков километров, а никаких признаков активности «духов» не наблюдалось, хотя огромная колонна сильно растянулась. Предстояло миновать еще какой-то населенный пункт, название которого Хантер не запомнил: не то Бар-Ахмедка, то ли Бур-Мохаметка. Судя по мирному виду селения, воевать там никто не собирался.

И все же старшего лейтенанта Петренко тревожили действия «махры», сопровождавшей колонну: пятерка бэтээров скучковалась в голове колонны, остальные плелись чуть ли не в техзамыкании. В середине оставались только две зенитные установки на «Уралах» и БРДМ предпенсионного возраста. Стоявшие на тралах БМП-2 использовать в качестве бронеобъектов можно было с большой натяжкой — лишенные возможности двигаться, они считались огневыми точками до первого удачного выстрела из гранатомета.

Старлей знал, что все его механики-водители неплохо умеют стрелять из пушек и пулеметов БМП, он сам проверял их навыки вместе с прапорщиком Бросимовым, а значит, в случае необходимости они смогут ответить на огонь противника.

Но это не помешало «духам» сделать свое дело.