Волчье правило

Белобров Олекса

Суровые мужские будни на войне, с политотдельскими крысами и стукачами среди своих, с союзниками, которые могут сдать планы и сроки проведения военных операций врагу, с боевым братством, с товарищами, которые придут на помощь, и с жестокой правдой: не убиваешь ты – убивают тебя. Старлей-десантник Александр Петренко сам попросился в Афган. «Зажигательный», как «коктейль Молотова», он быстро освоился. Но даже при полной уверенности в товарищах не стоит забывать о «человеческом факторе», который может сработать в самый неподходящий момент…

 

© Чуйко О. А., 2012

© DepositPhotos.com / Elisanth, Aleksandra Shafranovska, Oleg Zabielin, Ivan Cholakov, leo-po lis, Javier Rosano de Lucas, Mamba, dunga, обложка, 2013

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2013

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

* * *

 

Он сказал себе «Фас!»

Мне кажется, хорошую книгу от плохой всегда легко отличить. Когда ты читаешь хорошую, в твоем воображении, как на экране кинотеатра, разворачивается кинолента образов. Ты не читаешь книгу – ты ее видишь. А когда, кроме букв, ты не видишь ничего, книгу хочется отложить в сторону. В чем же секрет? «В сюжете», – возможно, скажете вы. Не буду с вами спорить, но добавлю от себя – в деталях.

У каждого, кто хотя бы раз побывал в Афганистане, была своя первая встреча с этой страной. Лучший, на мой взгляд, эпизод в знаменитом фильме «Девятая рота» – это момент, когда открывающаяся рампа военно-транспортного самолета запускает утреннее солнце внутрь и оно будит солдат, прибывших на войну. Первое, что они видят, это Ми-24, зависший над «взлеткой». Первое, что слышат – призыв муэдзина «Аллах акбар!». Господь велик!

В этой книге, правда, рампа на аэродроме открывается куда проще. Тем более что, положа руку на сердце, в советское время ни в Кабуле, ни тем более в Баграме на аэродромах нельзя было так просто услышать муэдзина. Слишком далеко авиабазы находились от мечетей. Да и вообще эта книга – скорее литературный антипод «Девятой роты». Казалось бы, очень похожа на сюжет блокбастера ситуация, в которой оказались герои «Волчьего правила». Но Хантер, Пол-Пот, Логин, Спец – это люди, которые живут и умирают не под фонограмму, а под звуки настоящей войны. Вот она, лязгая порванными гусеницами БМП, крича команды вперемежку с матом, стреляя в слепую ночь из гранатометов АГС-17, смотрит на вас. Звуки войны. И запахи. И слова. Все это есть уже на первой странице романа, который вы сейчас откроете – и сразу же попадете на войну. Она была тяжелой и несправедливой. Советский Союз всей своей военной мощью влез в страну, которая и так давно воевала сама с собой. Советские маршалы собирались, игнорируя негативный опыт Александра Македонского и британских военачальников, победить Афганистан. А может, нужно было, как в анекдоте, который мне рассказал сотрудник американской разведки, попробовать взять его в аренду? Янки, кажется, именно так и поступают.

Кстати, о шутках и анекдотах. Их тут предостаточно. Они такие же настоящие, «афганские», как и все остальное в этой книге. А в любой шутке, конечно, есть лишь доля шутки. Баба-Яга, которая в Афганистане превращалась в Василису Прекрасную, – это из анекдота о неустроенных женщинах, отправлявшихся в Афганистан на поиски своей судьбы. Но разве с мужчинами дело обстояло иначе? Разве это неправда, что тысячи офицеров и прапорщиков предпочитали тянуть свои афганские сроки дальше, потому что там, «за речкой», они, теряя товарищей, сумели найти себя?

Многие оказались в Афганистане не по своей воле. Отправка туда солдат и офицеров в качестве наказания или вместо тех, кто, пользуясь связями, отсиживался «в тылу», – и такая практика существовала в Советской Армии. Об этом вы тоже прочитаете в книге. Но, правду следует признать, именно этот контингент «афганцев» и дал несуществующей уже стране огромное количество героев и просто достойных людей. Когда я встречаюсь с ними (жаль, что это бывает редко!) и мы ведем разговоры о войне, я подмечаю, что они всегда или почти всегда уважительно говорят о своих противниках. Это же подкупает и в романе – точность. Уважительная точность в описании действий моджахедов против Советской Армии. Причем такая, что, будь на месте читателя какой-нибудь советский военный цензор, то он непременно искромсал бы целые главы романа. Но нет уже военных цензоров. А в Интернете, при желании, можно найти все, что угодно, даже инструкцию по изготовлению мин.

Впрочем, такое «чтиво» имеет ценность для особой категории читателей. И вряд ли – художественную. Хотя главный герой, Хантер, Саша Петренко, наверное, читал бы его с удовольствием.

Хочу раскрыть одну из тайн автора. Когда я читал этот роман, как говорится, в виде рукописи, он назывался «Фас!». Этим словом Хантер заводил себя, заставляя действовать. В общем, «поднимал в атаку», как сказал бы он сам. У каждого на войне есть такое особое слово. Не «Ура!», не «Вперед!», а нечто очень личное. Неуставное. Жесткая команда самому себе. Произнося «Фас!», Петренко уже не мог повернуть назад. «Фас!» – и невозможно ничего изменить.

Еще одна тайна автора, которую я хотел бы узнать: какое заветное слово использует сам Олекса Белобров? Наверняка оно спрятано где-то между строк этой книги…

 

Часть первая

По команде «Фас!»

 

Боестолкновение

– Да, сержант, заехали, блин, почти в Пакистан… – присвистнул Хантер, обращаясь к заместителю командира первого взвода. – Приперлись черт знает куда…

Спуск прошел без эксцессов – саперы выковыряли одинокую «итальянку». А вот внизу их ожидало сущее саперное минное бедствие. Псы бесновались, выли, как за покойником, и беспомощно крутились на месте, заглядывая в глаза своим вожатым.

Хантер, соскочив с брони, подбежал к саперам.

– Что произошло? – спросил у лейтенанта-«крота», стоявшего на колене, ковыряясь в земле.

– Вот сюрприз так сюрприз… – Тот нервно мял пальцами горстку пыли.

– Что это? – не въехал с первого раза Хантер.

– А ты понюхай, – предложил «крот». Хантер принюхался: от грунта несло химией.

– Что это за хренобень такая? – удивился он.

– Новое слово в борьбе минера с сапером, – послышалось сзади – то приблизился старший от саперов, старший лейтенант Ерофеев. – «Духи» раскидали тротил, перемолотый на мясорубке, по всей площади этого плацдарма. – Он окинул рукою вокруг.

– И потому собаки так себя ведут? – спросил Хантер.

– Да. – Старший лейтенант Ерофеев в сердцах выматерился в адрес моджахедов и всей их родни до десятого колена. – Псы ничем помочь не могут, теперь один выход – тралить вручную, с помощью щупов и миноискателей.

Саперы продолжили работу – выстроились полукругом и потихоньку двинулись вперед, приступив к смертельно опасному поиску. И двигались со скоростью дряхленькой бабульки. Прошли всего-то метров двадцать пять, а выкатили и обезвредили девять мин!

Дальше – больше: мины были на каждом шагу! Движение колонны остановилось. Все внимание сосредоточилось сугубо на борьбе с минами – самой реальной на данный момент опасностью, которая угрожала здесь и сейчас. Мулла Сайфуль все правильно рассчитал. Момент для нападения был выбран очень удачно.

Среди гула двигателей и взрывов обезвреживаемых мин как-то тихо, почти по-домашнему крякнул выстрел из «бура». Он был точным: лейтенант – командир саперного взвода – получил пулю в грудные пластины бронежилета.

Долбануло так, что мама не горюй – взводного откинуло метра на два, он сучил ногами, лежа навзничь, хрипя что-то неразборчивое. Саперы отреагировали моментально – попадали, отстреливаясь. Двое бросились ко взводному, волоком потащили к бэтээру. Остальные отползали под защиту брони, не прекращая стрельбы. Собаки тоже ползли, почти сливаясь с землей. Было заметно – такое уже случалось в саперной жизни, – что все делалось быстро и со знанием дела. Стрелок саперного БТР повернул башню и влупил дуплетом по дувалу, откуда напаскудил вражий снайпер.

– Земля!!! Веер!!! – заорал Петренко изо всех сил. Десантники посыпались с брони.

– Лесник, я Хантер, прием! – обратился старлей в эфир, прячась в люк.

– Шлюхаю! – ответил эфир незнакомым металлическим голосом с каким-то непонятным акцентом.

– Лесник, прием! – повторил старлей.

– Слушаю тебя, Хантер! – В конце концов радио заговорило нужным голосом.

– Что-то ты мне отвечал как-то не так… – обеспокоился Петренко.

– Так Пакистан же рядом! – напомнил командир. – Будь внимателен, не реагируй на чужие команды. Смотрю – у тебя война началась?

– Да! – нервно доложил замполит. – Есть «трехсотый», из «кротов». Что я должен делать?

– Прежде всего – успокойся! – Ротный демонстрировал олимпийское спокойствие. – Разворачивайся боевым порядком, людей держи под защитой брони, бей по кишлаку со всего, что есть, уничтожай огневые точки муллы. Раненого эвакуируй. К кишлаку близко не приближайся, чтобы напрасно не положить людей и не попалить технику. Как понял, Хантер?

– Понял тебя, выполняю! – немного успокоившись, заверил заместитель.

– Добро, конец связи! – Радио клацнуло, ротный исчез из эфира.

Александр быстро продублировал команды. Бээмпэшки, стреляя из пушек и пулеметов, перестраивались в боевую линию. БМП второго взвода отстала, выполняя маневр. Бойцы то ли не расслышали команды на спешивание, то ли замешкались с ее выполнением. Из-за дувала вспыхнула реактивная струя базуки – граната полетела в бронированный лоб, попав прямо в двигатель.

Боевая машина, как боксер, которого отправили в нокдаун, резко остановилась, клюнула носом и замерла. Бойцов скинуло на землю, кое-кто соскочил сам. Из открытых люков стремглав выпрыгнули трое – командир, наводчик и механик-водитель; потом из люков потянуло то ли каким-то белым дымком, то ли пылью.

– Слава Богу, живы! – обрадовался Александр, соскакивая на землю. – Болгарин, за мной! – на ходу скомандовал радисту.

Перебежками рванули к подбитой БМП. Рвала уши бешеная канонада, пыль стояла столбом. Подскочив к подбитой броне, Хантер увидел на земле двух раненых бойцов.

Это были Ишкембаев, довольно неплохой снайпер второго взвода, по прозвищу Соколиный Глаз, и рядовой Васюкин, он же Гама. Обоих посекло осколками гранаты. Васюкина, раненного в руки и ноги, бинтовал Ара, разрезав ножом его берцы, а вот Соколиному Глазу, раненному в голову, первую медпомощь оказывал старший лейтенант Денисенко, он же Дыня. Гама был бледен, но держался мужественно, а Ишкембаев, без сознания, похожий на труп, слабо стонал.

– Что здесь, Дыня? Все живы? – спросил замполит, хотя и сам все видел.

– Да живы, мать ихнюю! Вот, б…, решили подъехать к переднему краю на транспорте – так удобнее!.. – психовал старший лейтенант Денисенко.

– Да ладно, потом разберемся, – торопился Петренко. – Ара, берешь бойцов, тянешь наших двух раненых и сапера наверх, к медикам. Потом возвращаетесь сюда. А мы прикроем, понял?

– Понял! – спокойно ответил армянин. Хантер поднял автомат и с колена выпустил полмагазина по высокой чинаре на краю дувала. Он еще не успел понять, куда попал, как проворная фигура в просторных пуштунских одеждах шустро соскочила с нижних ветвей, исчезнув за дувалом. В руках душара держал длинную винтовку.

– Обожди, Хантер! – Дыня спокойно закончил укол промедолом и, закинув автомат за спину, взял в руки снайперку Соколиного Глаза.

– Чего ждать? – не врубился Александр.

– Вон – видишь пулемет в окне, посреди дувала? – Дыня махнул винтовочным стволом на дальний дувал.

Присмотревшись, Хантер заметил – посреди глиняного забора действительно угадывалось некое подобие окна. Оттуда вырывалось пламя, доносился характерный лай крупнокалиберного пулемета ДШК.

– Вижу пулемет! – подтвердил он.

– Дай по радио наводку «Шилке» – пусть заткнет ему глотку, – посоветовал опытный Денисенко. – Пока шайтан-арба развернется, мы с тобой попробуем управиться сами!

Схватив гарнитуру радиостанции, Александр передал целеуказание главному «шилкарю», а Дыня тем временем прилег на землю, тщательно прицелившись. Хантер взял автомат на изготовку, нацелившись на вражье окно.

Зычно треснул выстрел СВД. Дуплетом отозвалась автоматная очередь. «Шилка» ревела турбиной, как самолет на взлете, доворачивая базой, дабы объект атаки оказался прямо перед ней. Но окно внезапно… исчезло.

– Где оно, мать его…?! – изумился Хантер.

Он, позабыв об опасности, взял в руки бинокль (артиллерийская привычка!) и пристально присмотрелся. Сильная оптика приблизила дувалы – окна там не было, как не было и пулемета!

– Слыхал я про такое, – прокричал Дыня, чтоб Хантер расслышал сквозь стрельбу. – Делают такое окно посреди дувала, из досок и глины, цепляют на веревки, открывают – стреляют, а как их вычисляют, в момент закрывают окно, сменяя позицию. Хитрые, суки…

Не успел взводный закончить фразу о суках, как вражеская пуля попала в приклад винтовки. С запозданием ухо уловило эхо выстрела из «бура». Полетела щепа, от толчка Дыню перекинуло лицом вверх, потом – вниз, разбитое оружие отлетело далеко в сторону.

– Беги, Хантер!!! – закричал взводный, лежа мордой в пыли, раскинув руки, не поднимая головы. – Пускай считают меня убитым! Беги!!!

Петренко подскочил и сделал с места какой-то не человеческий, а заячий скок, единым движением преодолев расстояние, близкое к олимпийскому рекорду. Пульс бился в висках, дыхание перехватило, сердце бешено стучало в груди, словно намереваясь разорвать грудную клетку.

Опасность заостряет все чувства: во время своего олимпийско-заячьего прыгательного рекорда старлей уловил специфический отголосок буровского выстрела, ощутив легкое подергивание где-то в области правого плеча. Приземлившись, услышал автоматную очередь и клацанье пуль по броне БМП – «духи» распознали в нем старшего и прониклись уважением. Александр быстро, как в кино, перекатился под защиту брони подбитой машины.

– Болгарин, ко мне!!! – заорал во всю глотку.

– Что вы кричите, я здесь! – раздался спокойный болгарский голос – вездесущий радиотелефонист оказался рядом, он просто обошел машину с непростреливаемой стороны.

Офицеру стало стыдно за свои децибелы, но он, не подав вида, выхватил у радиста гарнитуру.

– Лесник, прием!!! – понеслось в эфир.

– Слышу тебя, не кричи! – Тот был спокоен как удав. – Что там у тебя?

– Прошу помощи! «Духи» не дают головы поднять, по нам работают снайперы, базуки, ДШК! – Замполит старался копировать своего командира, быть как можно более точным и немногословным. – Дыню снайпер чуть не снял! – нервно сообщил Александр на всякий случай.

– Чуть-чуть не считается. – Даже в такую минуту Лесового не покидало чувства юмора. – Не думай, что сейчас Вселенная вращается вокруг тебя! Подними голову и посмотри на высотку! – трезво посоветовал он.

Петренко удивленно обернулся назад. Картина, открывшаяся ему, впечатляла. На возвышенности техника, практически недосягаемая для большинства противотанковых средств противника, валила со всего, что могло нанести хоть какое-то поражение.

«Ротный знает свое дело, настоящий военспец!» – успокоившись, подумал Хантер, припомнив любимое выражение подполковника Ветлы.

– Лесник, прием! – Он опять вышел на связь, уже более уравновешенно. – Командуй, что нам делать. Прямо в лоб кишлак брать очень рискованно!

– Ты что, фильмов про войну насмотрелся?! – ошалел ротный. – Никаких фронтальных атак! Жди от меня красную ракету в зенит. По ракете – начало артиллерийского налета. Как понял, прием?

– Понял хорошо, – ответил Хантер, довольный, что недолго осталось ползать под пулями, глотая пыль.

– Как только начнет долбить артиллерия, – настойчиво продолжал Лесовой, – берешь все, что у тебя есть, и колонной идете налево, через речку, полями. Окружаете селение полукругом, перекрываете обе дороги, чтобы ни одна живая душа не проскочила – ни в кишлак, ни из него, врубился?

– Не совсем, – ответил Петренко. – А вдруг на мины напоремся?

– Не е… мозги, Хантер! – не выдержал командир роты. – Здесь Восток, где ни один дехканин никогда не заминирует свое поле, понял?

– Так точно! – ответил Петренко, обиженный командирскими матюгами.

– БТР с «кротами» выставишь возле холмов, дабы прикрывали тылы с пакистанской стороны, «Шилку» – на перекрестье дорог, а танк пусть ко мне лезет! – Лесник не среагировал на обиду в голосе заместителя. – К кишлаку близко не приближайся! А где раненые?

– Сейчас к тебе потянут, – ответил Хантер, наблюдая, как Ара с бойцами подготавливают раненых к броску.

– Хорошо, давай. Ара потом вернется к своей машине, – предупредил командир. – У меня к нему особое поручение.

– Есть, – ответил Хантер. – Ара, вперед! – махнул серж ант у.

Небольшой караван с ранеными потянулся на горку. Духовские пулеметчики собрались помешать спасательной экспедиции, однако из этого ничего не вышло – рота немедленно заткнула им глотки. Старший лейтенант Денисенко, который уже отдохнул от войны, повалявшись на горячей афганской земле, вскочил и дикими скачками, петляя, помчался к своей машине.

– Прикройте, мужики!!! – орал на бегу «чудом воскресший» взводный.

Бойцы упорно давили огнем все, что могло шевелиться, и вскоре Дыня пребывал в безопасности.

– А вас-то «душок» напрочь разжаловал! – услышал Петренко возле себя голос радиста – он показывал пальцем на дырку от пули на правом погоне: снайпер изъял верхнюю маленькую звездочку старшего лейтенанта, вырвав с корнем.

– Вот сука! – выругался офицер. – До лейтенанта разжаловал, ни за хер собачий!

– Чуть ниже бы, и… – начал было Диордиев.

– Чуть-чуть сегодня не считается, – замполит применил выражение ротного.

Он посмотрел на стрелки своих «Командирских» – с того момента, как снайперская пуля снесла лейтенанта-сапера, прошло всего… двадцать минут, а ему сдалось – пролетело по меньшей мере часа два-три.

«Чудеса, да и только!» – отметил про себя старлей.

Красной ракеты все не было. Стрельба продолжалась, хотя и без фанатизма – из кишлака доносились одиночные выстрелы, однако серьезное вооружение молчало. Мулла Сайфуль показал было зубы, а затем то ли испугался, то ли что-то задумал и стал выжидать. Без проблем эвакуировав раненых, вернулся Ара с бойцами.

– Что там капитан Лесовой задумал? – поинтересовался старлей у армянина.

– Это он по радио не хотел говорить, – проговорил Ара, переводя дыхание, садясь на корточки. – Когда вы начнете бросок за речку, на границу, я должен остаться здесь, на своей броне. – Он показал автоматным стволом на свою недвижимую машину.

– Зачем? – удивился старлей. – Она ж теперь металлолом, мишень, она ж не двигается!

– Военная хитрость, товарищ старший лейтенант! – с блеском в глазах ответил младший сержант. – «Духи» тоже поставили на ней крест. После вашего отхода начнется вторая серия Марлезонского балета, вот тогда я, по выражению Лесового, сыграю соло для пушки с пулеметом.

– Грамотно, – согласился Петренко. – Видишь тот дувал, погрызенный «Шилкой»? – показал он рукой.

– Вижу, – подтвердил сержант.

– Там где-то окно, из него «духи» при случае высовывают ДШК и лупят по нам, в самый неподходящий момент. – От воспоминаний о недавнем «понижении в звании» старлею вдруг стало не по себе. – Сделай ему кирдык, ладно?

– Сделаю, товарищ старший лейтенант! – пообещал армянин.

– Ну, пусть тебе повезет, сержант! – Хантер похлопал того по плечу, дал знак Болгарину, и они побежали к броне Логина.

По радио Александр отдал приказ – как только артиллерия начнет работать по кишлаку, передовой дозор должен осуществить бросок, форсировать вброд речку, полями обойти кишлак Темаче, заблокировав его со стороны пакистанской границы. Тем временем от Лесника поступило предупреждение.

– Через три минуты – огонь артиллерии! Хантер встал на ноги, приложил бинокль к глазам, повел прибором вправо от высотки, где находился ротный со всем разнородным войском. Закончилась высотка, и сквозь горячие воздушные восходящие потоки он увидел дивизион 122-миллимитровых «Гвоздик». Выстроившись боевым порядком, уперев жерла гаубиц ввысь, мощное артиллерийское подразделение ожидало команды на открытие огня. Как бывший артиллерист, Хантер обратил внимание на тугие шлейфы дизельных выхлопов. Это означало, что стрельба вот-вот начнется.

– Сейчас начнут! – предупредил Петренко подчиненных и быстро повторил задачу: кто, куда, в каком порядке выдвигается, где занимает позиции по прибытии на место. – Вопросы есть?

– Есть существенное замечание. – В эфире появился Денисенко. – Личному составу передвигаться на броне, в пределах досягаемости ДШК и противотанковых средств противника, довольно рискованно. Поэтому предлагаю следующее. – Дыня тактично не упрекнул замполита в отсутствии боевого опыта. – Техника направляется колонной согласно твоего, Хантер, приказа, а вот личный состав – передвигается пешим порядком, то есть каждое отделение бежит слева от брони, под ее прикрытием и защитой.

На том и порешили. С высотки донесся негромкий выстрел. Вверх неторопливо взлетела красная ракета. В ответ в воздухе заревело-загрохотало так, словно оттуда к земле на бешеной скорости приближался товарный порожняк. Снаряды еще летели, когда послышался далекий удар, схожий с раскатом грома, – это был залп восемнадцати орудий. И вот на кишлак свалились снаряды. Взрывы фугасов срезали деревья, как лезвием, подкидывали их кверху, разваливали убогое жилье неприветливых дехкан. На десантное счастье, ни один снаряд не отклонился от своей траектории, ни один осколок не долетел до них – на этот раз бог войны был точным.

– Время! – решил Александр. – Все ко мне! – пронеслась эфиром команда.

Снаряды долбили недалекий кишлак. Танк Т-62, развернув башню назад, рванул на горку. Бронетехника стягивалась в колонну, подставляя противнику правые борта. Саперы с псами укрылись за своей броней, десантники – за своими БМП. Дыня мелькал среди подчиненных, его долгоногая фигура была заметна рядом с замыкающей машиной. Увидев Петренко в шлемофоне, сидевшего в башенке, Денисенко выбросил кверху левую руку, мол, все нормально, готов к движению. Арутюнян по прозвищу Ара одиноко курил сигарету, присев возле открытой бронированной дверцы десантного отсека поврежденной БМП.

 

По команде «Фас!»

– За мною марш! – скомандовал Петренко и, вытянув из чехла красный флажок, продублировал команду, указывая направление движения.

– Ты что, Хантер, белены объелся?! – сразу же послышался в шлемофоне голос ротного. – Что за коррида? Пулю в лоб захотел?!

– Да я ж, как написано в наставлениях… – оправдывался замполит.

– В Союзе флажками будешь играться! – перебил его Лесник. – А здесь война, понял, тореро?

– Так точно, командир! – недовольно пробубнил старлей.

– Тогда вперед! – не успокаивался Лесник. – Тореадор, смелее в бой… Доложишь, как доберетесь. Конец связи!

– Есть конец связи… – вяло ответил тореадор-любитель.

Колонна дозора неторопливо двигалась перпендикулярно тому маршруту, по которому рота пришла из Джелалабада. Мин действительно не было: очевидно, душманы не ожидали от шурави подобного маневра. Оглянувшись назад, Александр, словно фотокамерой, запечатлел в памяти картинку: движется боевая техника в дыму и пылище, стволами направо, где пылает кишлак. Слева от боевых машин бегут бойцы при оружии, в шлемах и бронежилетах. Рядом несутся, заложив по-волчьему уши, овчарки. Зрелище было незаурядным, хотя бы потому, что ни в одном нормативном документе не был предусмотрен такой способ передвижения во время боевых действий.

– Да, боевая практика богаче любого наставления, – заметил Хантер.

Незаметно преодолели небольшой, засеянный опиумным маком участок вдоль береговой линии – никаких признаков присутствия противника. БМП Хантера влетела в речку. Десантники со злыми матюгами преодолевали водное препятствие. Маты касались одной темы – сигарет и спичек: парни вытягивали их из карманов, на ходу забрасывая на броню!

Это лишний раз подтверждало правоту начальника разведки: в горах процесс таяния ледников был на пике активности, именно поэтому речка была неспокойной, холодной и глубокой – в некоторых местах вода доходила до груди. Невзирая ни на что, форсирование прошло без эксцессов. Проблемы нарисовались у саперов – сильное течение сносило собак, которым пришлось плыть, но «кроты» помогли своим четвероногим друзьям, и переправа закончилась удачно.

Правда, бултыхание в ледяной воде забрало определенную часть солдатских сил, и скорость бега снизилась. Александр, понимая это, скомандовал механику-водителю двигаться медленнее. Преодолели узкую полоску опиумного мака вдоль противоположного берега. На пляже промелькнули несколько неглубоких полуобваленных окопчиков – когда-то здесь уже воевали.

Кишлак до сих пор утюжили артиллерией, хотя и не так интенсивно, как раньше. Артиллерия била уже размеренно, побатарейно, внакладку, а не залпом, всем дивизионом. Снаряды падали с неба, населенный пункт пылал с нескольких сторон, его напрочь затянуло тучей дыма, пепла и пыли.

За маком лежали роскошные пшеничные поля, высота колосьев достигала пояса. Несмотря на то что на дворе стояла первая декада апреля, пшеница здесь уже созрела. Через день-другой дехкане могли бы приступить к жатве, но война внесла свои коррективы.

Для Хантера это было открытием: в апреле на Полтавщине лишь готовятся к посевной – или сеют, когда весна ранняя. На Урале в апреле вообще земля еще мерзлая, да и в любой момент может налететь снежный буран. А здесь – первый урожай! Однако время для любования местными пейзажами было неподходящее. Бойцы все чаще захекивались в ядреной пыли. Собакам, наоборот, бег был почти в радость, хотя пылюка не нравилась и им.

– Личному составу бежать за броней, по ее следам! – скомандовал Хантер, желая хоть как-то облегчить форсированный марш-бросок.

Солдаты быстро перестроились в две колонны, галопируя по колеям от гусянок. Таким способом кавалькада приблизилась к кургану. И вот здесь судьба военная приготовила офицеру первое испытание.

Приближаясь к высотке, он вдруг заметил среди высокой пшеницы душманский силуэт, с колена целившийся из гранатомета в его броню. Времени на раздумья не оставалось…

«Фас!» – скомандовал себе старлей.

Он автоматически, как в замедленной съемке (именно так ему показалось), вскинул автомат и, почти не целясь, нажал на спусковой крючок. Патрон был дослан заранее, предохранитель снят и переведен в положение «автоматический огонь», расстояние между врагами составляло охотничий выстрел (то есть метров пятьдесят), а потому шансов остаться в живых у «духа» не оставалось…

Очередь в полмагазина. Не все пули попали в немытое тело, но и достигших цели хватило, чтобы лишить жизни. «Дух», как бык на корриде, молча рухнул лицом вниз, в пшеницу, кепка-паккуль слетела. Рефлекторным движением он нажал на спусковой крючок – выстрел состоялся, граната вошла глубоко в мягкий грунт, где и закопалась, не разорвавшись. Хантер смотрел на все это со стороны, словно и не он завалил вражину, а кто-то другой…

«Первый!» – удовлетворенно подумал он и здесь же поймал себя на том, что жмет на крючок, хотя патроны уже закончились.

Мигом перезарядил оружие, пригнувшись за командирским люком. И – вовремя! Как только бээмпэшка выскочила на верхушку кургана, на нее обрушился свинцовый ливень – внизу мельтешила группа вооруженных до зубов моджахедов.

Неподалеку в земле виднелась дыра – это был вход в кяриз. Очевидно, подземными арыками «духи» вышли из-под артиллерийского обстрела и отдыхали на солнышке после тяжких военных трудов. Грохот артиллерии с разрывами тяжелых снарядов притупили их бдительность.

Дальнейшие события душманов не обрадовали. Шаман остановил машину – ему пришлось спрятать голову от пуль. Соболь, наводчик-оператор, не ловил солнечных зайчиков: плотным огнем он отогнал ихваней от кяриза. «Духи» залегли в высокой пшенице и бешено отстреливались. Но на этот раз Аллах был к ним равнодушен.

Десантники окружили вражескую группу, младший сержант Кувалдин, из «шнуров», бросился в гущу стрельбы и нарвался на пулю. К счастью, та не снесла головы, надорвав лишь мочку правого уха. По странному стечению обстоятельств, принудительное «купирование» сдержало остальных от непродуманных действий. Пока бойцы не давали «духам» поднять головы, Дыня быстро погнал по кругу две БМП, которые пропахали поле гусеницами до черного грунта, начертив огромный бублик. Хантер все это время находился на кургане, корректируя действия подчиненных по радио и помогая огнем.

После того как ловушка захлопнулась, десантники закидали пшеницу огнями НСП и эргедешками, воспламенив сухую растительность… В скором времени все было кончено – девять пострелянных, обгорелых трупов лежало посреди пожарища, а бойцы под командой Лома затаптывали пламя, дабы не выгорело все поле. Старший сержант не страдал неведомым ему альтруизмом, просто пожар мог навредить боевой технике, потому и тушили.

Пока занимались огнеборством, оказалось, что не все басмачи приняли очистительную смерть в огне: один раненый успел перекатиться в пшенице буквально перед гусеницами БМП и спрятаться. Возможно, его так и не заметили бы в горячке боя, однако саперные псы его как-то учуяли. Сорвавшись с поводков, они набросились на душару, люто полосуя зубами. Усилиями вожатых едва удалось унять собак. Бойцы подвели «приз» пред светлы очи старлея.

Это был молодчик лет двадцати, одетый в «фирменную» пуштунскую одежду. Документов при нем не было, автомат он где-то потерял, а вот на поясе у него висел автоматический пистолет системы Стечкина (АПС) в довольно приличной кобуре – кожаной, с карманчиками на несколько обойм.

Удивленный старлей отобрал пистолет и рассмотрел: еще от деда и отца он знал, что АПС никогда не продавался за пределы СССР и посему должен быть советского производства. Так оно и оказалось: на Стечкине стояло клеймо одного из знаменитых советских оружейных заводов! Забрав и кобуру, Александр нацепил ее на немецкий манер – слева от пряжки, что бы удобнее и быстрее выхватить оружие при необходимости (немцы, оказывается, не такие уж идиоты, как их иногда в фильмах показывают!).

Всунув пистолет в кобуру, старлей досмотрел «приз». У того была прострелена навылет левая нога, немного выше колена, рукой он держался за зеленую нечистую тряпку, которой успел перевязать рану, из-под ткани сочилась кровь. На руках и физиономии заметны свежие следы собачьих клыков – псы неплохо поработали! Говорить с пленным, в принципе, было не о чем.

– В броню козла! – распорядился Хантер. Бойцы подняли пленного, пинками погнав к боевой машине пехоты. Тот все еще пребывал в шоке от всего, что с ним случилось, и решил, что его сейчас будут кончать… Бача дико заверещал и, вырвавшись из солдатских рук, бросился к старшему лейтенанту. Но не успел преодолеть и двух шагов, как мощный пес-овчар с серым чепраком на мокрой спине единым прыжком сбил его с ног, схватив за шею.

– Фу, Янычар!!! – завопил вожатый, с силой отрывая пса.

– Командор, не убивай мине, не убивай! – умолял душман, размазывая по лицу грязной рукой слезы и кровь. – Я Наваль, племеннюк мулла Сайфуль! – довольно неплохим языком северного соседа быстро заговорил он. – Не убивай мине! Сайфуль дать за мине балшой бакшиш!

– Так ты – сын Найгуля? – Старший лейтенант вспомнил инструктаж начальника разведки.

– Да, командор! – Бача обрадовался, что шурави знает имя его отца.

– Правду говоришь, не врешь? – спросил Петренко, удивленный поведением парня.

Он слышал от многих сослуживцев, что плененные моджахеды держатся по-мужски, равнодушны к смерти и истязаниям. «Что ж, не бывает людей одинаковых, значит, и душманы бывают разные», – подумал «инженер человеческих душ», он же замполит.

– Правда гаварит, командор! – обрадовался Наваль, что с ним разговаривают, а не пристрелили, как собаку. – У мулла Сайфуль в зиндан ажидат три ваший аманат: шурави-сорбоз из шаш-иш-шаш и два офицер из Джелалабад-дивизия. Сайфуль обязательна минят их на мине, обязательна минят, не убивай мине!

– Хорошо, – согласился старший лейтенант. – Если брешешь – повесим на рогах шайтан-арбы! – Он показал рукой на четыре ствола «Шилки».

– Нис-нис!!! – заорал племянник муллы. – Я чистий правда гаварит!

– Вот и хорошо. Ерофеич! – выкрикнул Сашка, обращаясь к командиру саперов, старшему лейтенанту Ерофееву. – Забирай свой «приз», организуй ему первую (но не последнюю!) медпомощь, чтоб дожил до обмена. Занимай со своей броней, бойцами и псами оборону за триста метров от холмов, границу не пересекай, по Пакистану без особой нужды не стреляй!

Сапер забрал Наваля, пинком загнав того в броню, откуда послышалось громкое рычание обозленных собак. В скором времени возвратился Лом с бойцами – закопченные, но довольные.

– Пожар погашен! – доложил он.

– Хорошо. Теперь – все по своим позициям! – обратился Хантер к подошедшему Дыне. – Нужно будет заминировать входы-выходы из кяризов, пристрелять каждый метр земли перед кишлаком, чтоб и мышь не проскочила. – Ему понравилось отдавать боевые распоряжения.

– Ты смотри, замполит, первые боевые, а как уже оперился! – Денисенко перевел все на шутки. – Еще позавчера утром спрашивал – что и как делать? А сегодня флажком красным, как тореадор на корриде, на виду у всего Пакистана размахивал! И вдруг такие трезвые и взвешенные распоряжения!

– Такова, Вольдемар, твоя военная доля, – принял шутку подчиненного, не обидевшись, Сашка. – Подчиняться старшему, приказом начальствующим над тобой поставленным…

– Ладно, потом дошутим! Бывай, замполит! – Дыня быстрым движением раскурил цигарку, затянулся и пошел к своим.

Броня рванула к границе, где и заняла позиции. БТР на всякий случай обработал пулеметами ближние скаты сопок, однако ничего подозрительного там не обнаружилось. «Шилка» с двумя Дыниными машинами оседлали грунтовки позади кишлака. Артиллерийская стрельба прекратилась, повисла внезапная, а потому и непривычная тишина. Петренко вскочил на броню, натянул шлемофон, собираясь доложить ротному о произошедших событиях.

– Хантер, прием! – сразу же раздалось в наушниках.

– Я Хантер! Слушаю тебя, Лесник! – Старлей был рад услышать командирский голос, несколько измененный радиопомехами.

– Что там у вас? – спросил командир. – За курганом мне тебя не видно, но чувствую – что-то происходит, а что именно – не знаю. Как вы там?

– Докладываю голосом, командор. – Хантер пребывал в бодром расположении духа, довольный боевыми успехами бойцов дозора вообще, а своими – в частности. – Во время броска напоролись на группу мятежников в количестве одиннадцати человек. Завязали бой, во время которого десять душманов уничтожены, один захвачен «на приз» саперными псами.

– Псами, говоришь? – весело спросил довольный Лесовой. – На приз?

– Так точно, псы среди пшеницы его обнаружили, когда он там перепрятывался, – докладывал далее заместитель.

– С нашей стороны потери есть? – спросил командир.

– Один, легкораненый, Кувалда из второго взвода, ему «духи» пулей ухо купировали, – ответил Александр. – Ухо перемотали, сержант остался в строю.

– Хорошо, а что с «призом»? На ремни не пустили? – допытывался Лесовой.

– Нет, живой пока, – живо докладывал старлей. – Передал его на сохранение «кротам». Оказался интересным типом: назвался Навалем, любимым племянником Сайфуля. Просит политического убежища, то есть оставить его в живых, утверждает, что в зиндане у муллы находится трое ценных пленников: наш солдат из 66-й бригады и два «зеленых» офицера из Джелалабадского гарнизона правительственных войск.

– Информация достоверная? – в голосе ротного послышалось удивление. – Не брешет обезьяна?

– За что купил, за то и продаю, Лесник! – ответил замполит.

– Хорошо, доложу по команде, – успокоился Лесовой. – Саперам передай, чтобы берегли приза, как родного!

– Уже приказал, стерегут, как двоюродного, – скаламбурил Александр.

– Так, а теперь шутки в сторону! – голос ротного посуровел. – Вскорости в дело пойдут второй и третий взводы. Ожидай от меня зеленую ракету в зенит – она означает начало второго этапа проводки армейской колонны мимо Темаче. Заблокируйте его так, чтоб никто никуда: ни туда, ни оттуда. Как понял?

– Вас понял! – штатно ответил Петренко, не растолковывая командиру, что задачу такую слышит вторично и повторяться нет смысла.

– Конец связи! – ротный по-уставному вышел из эфира. «Наверное, запарился командир, заговариваться стал», – подумал Хантер, сочувствуя.

Он вылез на башенку, взял бинокль, приставив к глазам. Из-за горки, на которой остановился ООД, ничего не видно, там угадывались тучи пыли, слышался мощный рев тяжелой техники. Посмотрев на часы, Хантер вновь удивился – с момента начала боя прошло всего полтора часа! От удивления старлей ощутил… что проголодался.

– Что там со жратвой, опытный ты наш? – спросил он Лома. – Будем обедать?

– Я думаю, что скорее да, чем нет, – скорчил умное выражение морды лица старший сержант Логин. – Во всяком случае, так, как утром, нам сегодня уже не придется воевать.

– Дозор! Всем – праздник живота! – полетела эфиром полезная команда.

Пока бойцы под руководством Лома занимались приготовлением пищи, Хантер подался на противоположный склон кургана – рассмотреть свой почин.

Тот оказался дисциплинированным – лежал на том месте, где и упал. Коричневые одежды запеклись на спине от крови: три пули прошли навылет. Недалеко от жмура валялся китайский АКМ, Александр поднял его – на прикладе насчитал пятнадцать зеленых заклепок… Пятнадцать чьих-то жизней забрал душара, пока сам не нарвался на пулю.

Старший лейтенант задумался: где-то когда-то он читал, что, дескать, после того, как впервые забираешь человеческую жизнь, бывает плохо – тошнит, люди страдают от укоров совести и все такое прочее. Ничего подобного сейчас он не чувствовал. Во время боя им владели лишь охотничий азарт и удовлетворение от удачного выстрела.

После боя ничего плохого с ним тоже не случилось. Вот лежит мертвый враг, стрелявший по тебе. Если бы он был точнее, то, может быть, недалеко горела бы твоя броня, а рядом валялся бы твой труп – все, что осталось от твоего молодого, красивого, загорелого тела… Все как на охоте на серьезного зверя!

«Может, я какой-то не такой?» – спросил он сам себя.

Конечно, никто не ответил, а копаться в душе не хотелось, поэтому Хантер решил перевернуть погибшего и внимательно осмотреть. Так и сделал, взявшись за мертвое плечо, ощущая, что трупное окоченение потихоньку делает свое дело. Убитый оказался молодым пуштуном, на вид – его ровесником. Густые длинные волосы цвета воронова крыла рассыпались, черные глаза безразлично смотрели в родное для него небо.

– Больше никогда так не делайте, товарищ старший лейтенант! – услышал Петренко позади себя.

Он оглянулся – там стоял солдат из саперов, в шлеме и бронежилете, автомат за спиной, в правой руке он держал бухточку веревки с «кошкой» на конце.

– Чего это? – недовольно спросил офицер, словно был пойман на чем-то недозволенном.

– Потому как «духи» часто перед своей смертью сами себя минируют, засовывая под руку гранату с выдернутой чекой, – спокойно объяснил сапер. – Иногда с трупами соплеменников так поступают их земляки. А вот трупы наших военнослужащих, подбрасываемые душманами, почти всегда бывают заминированными!

– Правда? – не очень, но все же удивился Хантер. – С какой такой целью?

– С такой, как наши себя подрывают последней гранатой: забрать с собой к Аллаху еще кого-то из неверных, – терпеливо пояснил «крот». – Поэтому лучше привязать покойника за что-то, например за ногу, веревкой или телефонным проводом и потянуть. Затем надо подождать, так как бывает, что ставят мину с замедлением, а потом уже осматривать.

– Спасибо, солдат! – Петренко уже не сердился на «крота». Сапер остался за его спиной, без интереса наблюдая.

– Чего пялишься? – подколол его старший лейтенант. – Жмуров не видел?

– Да видел, товарищ старший лейтенант, многих видел, к сожалению, – просто ответил неожиданный собеседник. – Соображаю – как его лучше заминировать…

– Хочешь минировать козла? – без удивления спросил офицер.

– Не хочу, просто обязан, – без энтузиазма, но упрямо заявил солдат.

– Ладно, перекури пока, обожди, – вновь рассердился Петренко.

Ему стало как-то неловко перед сапером, оказавшимся в этих вопросах намного опытнее, к тому же совсем без эмоций.

– Как скажете, – безразлично ответил боец, присев на корточки, раскуривая вонючую «Донскую».

Хантер успокоился и наконец осмотрел погибшего. Осмотр дал неожиданные результаты. Одежда не содержала ничего информативного – обычная пуштунская одежда. Обувь – новые кроссовки серого цвета фирмы «Монтана», сорок третьего размера.

Оружие и амуниция: не новый, но приличный «лифчик» китайского производства с четырьмя полными магазинами, двумя китайскими же гранатами Ф-1, штыком от китайского автомата, напоминающим штык от советского карабина СКС. «Лифчик» пробит в двух местах, забрызган кровью. Одна пуля попала в магазин, разворотив его.

Гранатомет РПГ-4 египетского производства, тоже почти новый; на боку покойного была сумка с гранатами. В поясе погибшего «духа» замотана всякая мелочь – монеты, кусочки тряпок зеленого и красного цвета, пачка сигарет «Честерфилд» и новенькая английская зажигалка с пьезоэлементом. На мертвой руке продолжал отсчитывать кому-то другому секунды с минутами новенький японский хронометр «Ориент».

Под одеждой, на груди покоился небольшой мешочек, в котором Хантер нашел почти новенькое японское портмоне с калькулятором, работавшим от солнечных батареек, и вдобавок управляемое сенсорикой пальцев. Ничего подобного старлей в своей жизни еще не видел.

Рядом выглядывала немалая плитка чарса с клеймом производителя. Попутно в портмоне Петренко изыскал какой-то документ на урду, с фото, который подтверждал, что покойник являлся членом какого-то там исламского комитета. Обнаружились и деньги – около полутора тысяч афгани, полтысячи пакистанских рупий, несколько десятков наших чеков, сотня индийских рупий и т. п. Отдельно лежала кипа замызганных черно-белых фоток. Почин был снят в различных ракурсах: при оружии, в окружении таких же пуштунов, но с опознавательными знаками малишей. Последнее фото принудило старлея содрогнуться: на ней застреленный «дух» радостно щерился, одной рукой поднимая отрезанную мужскую голову, а другой – ритуальный клинок, карачун. Из головы ручьем лилась кровь, а сама голова, очевидно, принадлежала при жизни славянину, поскольку цвет ее волос был светлым.

– Твою, дурака, мать!.. – выругался старший лейтенант. – Ты посмотри на этого урода! – Он протянул фотографию саперу.

– Вот сволота, б…! – выругался в свою очередь «крот». Успокоившись, Хантер решил взять с собой трофеи: оружие, боеприпасы, амуницию, шапку-пуштунку, портмоне со всем содержимым, чарс, часы, а также сигареты с зажигалкой. Сапер остался минировать труп, а Хантер, нагруженный бакшишами, попер их к своей бээмпэшке. Бойцы ждали его на обед и с удивлением встретили офицера, притянувшего полную охапку трофеев.

– Это правильно! – выказал общую мысль Лом.

Сам старлей чувствовал себя не очень уверенно, ему казалось – подчиненные видят в нем обычного мародера, что питается падалью. Лом заметил расположение духа офицера и приблизился к нему вплотную.

– Не волнуйтесь вы так, Александр Николаевич, – тихо обратился он не по уставу. – Среди нашего брата существует такая традиция: добытое в бою, взятое на приз – твое, никто никогда никого не будет за это попрекать. Так что не беспокойтесь, никто не станет в вас пальцем тыкать.

– Спасибо, Александр! – с признательностью и облегчением промолвил Петренко.

Тряхнув головой, словно скидывая с себя все тревоги и волнения, Александр, присев возле груды трофеев, распорядился бакшишами. Позвав Соболева, он отдал тому «Командирские», а «Ориент» нацепил себе на запястье. Деньги и чарс старший лейтенант сложил кучкой и, набросав пшеницы, подпалил. Пряный дым поднялся вверх. Подведя глаза на бойцов, он прочитал в их глазах немой укор, но ничего никому не сказал, дождавшись, пока не сгорят банкноты с наркотой.

 

Армянское радио

Сигареты с зажигалкой и портмоне старлей оставил себе, распределив все по карманам. Магазины с патронами, гранатомет, сумку с гранатами, автомат и эфки Хантер закинул в десантный отсек, приказав Соболю присматривать за трофеями. Порожний «лифчик» отдал наводчику, попросив при случае отстирать от козлячьей крови и заштопать пулевые отметины. Кепку-паккуль выпросил себе Шаман, и Александр с легкой душой отдал ее. Китайский штык нацепил себе на пояс. Документы жмура и дикарские фотографии старший лейтенант закинул в полевую сумку, хранившуюся на броне, – для отчетности. Едва старлей управился с распределением аннексий и контрибуций, как подбежал насмерть перепуганный сапер.

– Т-т-тов-вва-ррищ с-с-ттар-шший л-лей-тте-нна-нт! – заикаясь, едва выговорил он. – Там к-коб-бра б-больш-шая тт-ак-кая! К-как ан-нак-кон-нда! – махнул «крот» рукой, туда, где покоился «почин».

Ничего никому не говоря, Хантер стремглав бросился в указанном направлении. Возле трупа среди пшеницы действительно шаталась огромная (метра три длиной и толщиной с руку) светло-серая кобра – она качала маятник, раздув блестящий на солнце капюшон.

– Королевская кобра! – сзади послышался голос Логина, подбежавшего следом. – У них в эт у пору брачный сезон, они сейчас очень агрессивны! Наверное, где-то рядом кубло. – Сержант охотно поделился своими знаниями и предостережениями.

– А мне по херу и ее кубло, и их брачный период! – Хантер вскинул автомат, нажав на крючок.

– Так-так-так! – откликнулся безотказный калаш.

Змея погибла мгновенно, только длинное тело еще выкручивалось в агонии, обвивая само себя. Так и остались валяться рядом два трупа: человека и змеи.

– Что ж ты шланга испугался? – с иронией спросил Петренко сапера, покрасневшего так, что стало заметно сквозь загар и пылищу, толстым слоем покрывавшую его лицо. – У тебя ж есть самое надежное в мире оружие – автомат Калашникова? – подначивал старший лейтенант.

– Да я просто с детства змей не люблю, – теряясь, пробубнил «крот». – А так, в бою, я не боюсь. А всякие там растяжки, мины и фугасы – так это для меня вообще мелочи… – оправдывался он.

– Да ладно уже, проехали! – не стал нагнетать обстановку Александр. – Заминируй лучше трупы тех козлов, лежащих на пожарище, и кяриз тот!

– Кяриз уже заминирован! – обиделся солдат. – А козлов я сейчас заминирую. Разрешите взять «феньки», что вы с убитого сняли, так как я все свои запасы использовал, – обратился он с просьбой.

– Да забирай! – легко согласился Хантер. – На что только не пойдешь, дабы воздать последние почести «хорошим» людям! – разрешил он себе юморнуть.

Возле родной БМП его ждали с обедом. Штатный взводный кок (он же ефрейтор Шаймиев) приготовил новое кушанье под интересным названием: «Каша Нангархарского шамана». Состав содержал колдовские, почти мистические ингредиенты, как-то: вода питьевая, консервы с кашами, выдаваемые на сухпай, тушенка армейская свиная и… зерна пшеницы, выковырянные проворным Шаманом из колосьев и прожаренные на костре.

Шаманско-нангархарский кулеш оказался очень вкусным и питательным; Хантер не заметил, как проглотил огромную порцию, от души накиданную Шаманом. Больше есть не стал, как не упрашивал тувинец.

– Попить бы чего… – сказал старлей, поблагодарив солдата.

– Так вот, чай будем пить. – Повар (он же высококлассный механик-водитель, по совместительству) показал на большой, литров на семь, чайник, кипятившийся на костре из пшеницы.

Чайник был удивительный – медный, ручной работы, старинный, закопченный до неузнаваемости, под нагаром угадывались типичные мусульманские орнаменты – всяческая там растительность и чудные узоры (Коран запрещает рисовать людей и животных), с загнутым крючком носиком. Чего только не возил в своей броне хозяйственный Шаман…

Попили чайку, расслабились. Тем временем с горки донесся грохот мощных двигателей. Присмотревшись в бинокль, Александр увидел, что на «пупке» заметно движение техники.

– Всем полная готовность! – прилетело радиопредупреждение.

Действительно, зеленая ракета начала свой неторопливый подъем к зениту. На горке задвигались быстрее – вперед покатились две тяжелые БМР-2 с «яйцами», за ними осторожно, нюхая воздух стволиками пушек, спускались четыре БМП четвертой роты, танк тоже тронулся с места.

«С Богом!» – сказал Хантер про себя, но креститься не стал (как-то неудобно было замполиту делать это перед подчиненными).

Однако мулла Сайфуль и не думал сдаваться. Как только бронетехника втянулась на многострадальную дорогу вдоль кишлака, как из-за дувалов заработали внезапно воскресшие после артиллерийского обстрела основные силы сопротивления. Сварочным огнем вспыхнули базуки, вновь загавкали ДШК, а огоньки многочисленных стрелков плотно опоясали внешние обводы населенного пункта.

Стало очевидным – каким-то образом мулла сохранил основные боевые силы (наверное, укрылись в кяризах во время артиллерийской атаки). БМП второго взвода, выполняя маневр «Веер», получила прямое попадание гранаты в борт. В бинокль было видно, как через десантный отсек солдаты выскакивают на землю, отстреливаясь из автоматов. Одного вытянули из брони – он пылал факелом.

Солдата бросили на землю, забросали пылью, потом набросили плащ-палатку. Двое других раненых, с помощью товарищей вытянутых из техники, перепрятывались под защитой уже горевшей брони…

– Вот тебе и мулла, мать его так! – вылетело у Хантера. В эфире носились бешеные матюги, команды и взрывы, вперемежку с выстрелами.

– Откатываемся назад! По кишлаку будет работать авиация! – прозвучал в эфире голос ротного. – При подлете вертушек обозначить передок оранжевыми дымами!

– Есть указать дымами! – принял приказ Петренко. Броня, отгавкиваясь бортовым оружием, отступала, пятясь задками на горку. Бойцы, отстреливаясь, не высовывались из-за техники. Подбитая БМП пылала, языки желтого пламени были заметны издалека.

Рванули боеприпасы – донесся сухой треск, было видно, как качается на своем месте башенка. На душе стало противно: роте пришлось в одиночку бороться с многочисленным и хитрым противником, потери среди людей и техники ошеломляли.

– Ара, слышишь меня? – в эфире вновь возник Лесовой.

– Слышу вас хорошо! – немедля откликнулось «Армянское радио» сквозь помехи.

– Электрика есть? Электроспуски работают? – как-то обыденно спросил ротный.

– Электрика в наличии, все работает, боезапас практически полный, – в тон ему ответил «Голос Еревана».

Сдавалось, разговор идет о каком-то ремонте электропроводки в доме – спокойно, без шума и мата.

– Тогда с нетерпением ждем армянское соло! – распорядился Лесник.

Перестрелка между кишлаком и отходящей ротой достигла своего апогея: все вокруг курилось от выстрелов и разрывов. Душманы не успокаивались, огонь с их стороны был не менее плотным, чем два часа назад, когда дозор впервые получил по морде.

Только сейчас Хантер оценил тактический ход ротного: в горячке боя душманы напрочь позабыли о подбитой БМП, торчащей у них под носом, как памятник советскому ВПК. Но ведь Ара является наилучшим наводчиком-оператором в батальоне, он со своей пушки попадал не хуже Татарина с его СВД.

Поэтому сейчас, когда перед ним открылись практически все огневые точки муллы, он, со всем своим мастерством и боевым опытом, мог нанести моджахедам значительный урон. На все-про-все у Ары было максимум минуты полторы жизни, после чего он должен отойти к своим. Но как, каким способом? Об этом не знал никто.

Арутюнян, вероятно, знал, поскольку сам согласился на такое. Чем была вызвана его самоотверженность – пролетарским интернационализмом? Желанием отличиться и получить награду? Ответы на все эти вопросы Петренко хотел получить после боя, если сержант, ясное дело, уцелеет.

Поведение Ары удивляло и тем, что армяне в Советской армии, по обыкновению, не отличались дисциплинированностью, желанием служить и осваивать воинскую науку, предпочитая должности, максимально приближенные к кухне и разнообразным материальным ценностям…

Однако Арутюнян, очевидно, и не помышлял о высоких материях, выбирая самые опасные и интересные (как для него) цели. Рота пятилась раком на высоту, «духи», возликовав, прибавили огня.

Неожиданно заговорила воскресшая БМП: пушка 2А42 и пулемет ПКТ не замолкали ни на секунду. Арутюнян не экономил боеприпасов, перегрев стволиков (как и вынужденный их выход из строя после этого) Ару не тревожил. Сержант просто уничтожал врагов и их огневые точки смертельным кинжальным огнем, плотным и точным. «Армянское радио» оказалось полной неожиданностью: духовская оборона вдруг закашлялась, стало слышно, как из боевой какофонии исчезают узнаваемые голоса ДШК, базук и РПГ.

Секундная стрелка трофейного «Ориента» сделала полтора круга вокруг собственной оси: выходило, что армянский боезапас вот-вот должен приблизиться к концу, и тогда… Страшно было даже подумать – на что мог нарваться этот мастер штрафных ударов. Вдруг пушечный огонь БМП прекратился, бешеным бесконечным лаем заливался лишь ее пулемет.

– Гильза застряла в канале ствола! – В эфире прорезался армянский крик. – Не экстрагируется! Покидаю броню, прикройте!

Это было болевой точкой неплохих (после неудачных «Громов» на БМП-1) скорострельных пушек, стоявших на вооружении БМП-2. Застрявшую гильзу следовало удалять… снимая ствол. Правда, ассы срочной службы изобрели диковинный способ экстрагирования таких гильз (о котором на Курганском заводе сельскохозяйственного машиностроения даже не догадывались) – гильзу выбивали… выстрелом из СВД, с дульной части.

– Внимание! – Хантер снова услышал в наушниках ровный голос командира роты. – Все прикрываем отход армянского солиста! Каждый выявляет свою цель и поражает без команды!

В ответ послышались голоса взводных и старших приданных подразделений. Внезапно на высокой ноте боезапас пулемета Калашникова танкового на армянской броне закончился. Из десантного отсека стремглав выскочила длинноногая сержантская фигура в шлеме и бронежилете, надетых задом наперед (передние пластины крепче, да и лоб шлема толще), с автоматом на спине.

Ара с места в карьер начал стремительный и петляющий забег наперегонки со смертью. Первыми же выстрелами его недвижимая бээмпэшка была преобразована в нечто среднее между грудой металлолома и пионерским костром. Душманы, офонарев от неслыханной армянской наглости, лупили по беглецу со всех видов оружия. Вокруг того поднялась стена разрывов от пуль и осколков, тем не менее Бог берег армянина – он и далее передвигался бешеными прыжками, петляя во все стороны просто с фантастической скоростью.

– Давай, Ара, давай!!! – кричали десантники, глядя на этот невиданный спринт.

Кричал Хантер, орал Соболь, наблюдая за Арой в прицел. Дико горланили Лом с бойцами, взгромоздившись верхами на броню, зашкаливал децибелами в эфире кто-то из взводных (кажется, это был Арин командир – Грач).

И армянин бежал. И стреляли «духи»…

И вновь до Александра дошел весь тактически гениальный замысел ротного – ведь душманы стреляли по одному-единственному Арутюняну, полностью открыв свою систему огня!

А в то же время ООД ответным огнем уничтожал их огневые точки: они исчезали одна за другой и, как правило, – навсегда. Таким образом, Ара сыграл две роли одновременно. Во-первых, роль Троянского коня, в виде неожиданно воскресшей БМП, которая нанесла «духам» существенный урон. А во-вторых – роль живца, на которого душманы и клюнули. Еще как клюнули!

Правда, шансов уцелеть у живца оставалось все меньше и меньше: невзирая на чемпионскую спринтерскую скорость забега, фонтанчики пыли, взбиваемые пулеметными очередями басмачей, все чаще заслоняли фигуру легкобронированного Борзова.

Вдобавок вокруг него обозначились взрывы гранат – «духам» не терпелось рассчитаться с наглецом. До спасательной каменной гряды возле дороги оставалось чуть-чуть, когда сержантскую фигуру вновь заслонили разрывы.

Это вызвало грозный рев десантников. Тем не менее, Ара возник, уже прихрамывая, из туч пыли и сделал, из последних сил, стремительный и длинный прыжок рыбкой в спасительном для себя направлении. Бахнул очередной взрыв, поднялась пыль, видно было, как армянское тело подбросило взрывной волной – Ара исчез за камнями…

Брань, нормативная и ненормативная лексика заполонили все вокруг, эфир – в том числе.

– Внимание! На подлете вертушки! – в эфире раздался трезвый и спокойный голос Лесового. – Всем обозначить передок! Как понял, прием?

– Я Хантер! Дозор передок обозначил, прием! – ответил замполит, запаливая НСП и передавая Лому.

Невооруженным глазом было заметно, как оранжевые дымы закачались над бронеобъектами дозора и над горкой, где скучилась рота, продолжая упорную огневую дуэль с кишлаком. В воздухе послышался мощный гул, в сопровождении характерных для вертолетов стригущих звуков лопастей.

В бинокль Хантер рассмотрел, как со стороны Джелалабада прямо на глазах нарастала туча: то неуклонно приближался Джелалабадский вертолетный полк в полном составе! На подлете к Темаче воздушная армада перестроилась в так называемую «этажерку».

На обреченный населенный пункт посыпались бомбы. Неуправляемые реактивные снаряды, оставляя темные кометные хвосты, втыкались в невысокие строения. Пушки с пулеметами завершали дело. Вдобавок смекалистые борттехники наладились поражать наземного противника из дополнительно оборудованных огневых точек – на каждом вертолете в боковой дверце было установлено нештатное огневое средство.

У кого-то это был автоматический гранатомет, у кого-то пулемет Калашникова, у других – крупнокалиберные пулеметы «Утес», ДШК или даже КПВТ. Огневая сила воздушного удара вертолетного полка оказалась немалой – за считанные минуты кишлак затянуло пылью, пеплом и дымом, с новой силой вспыхнули пожары. Со стороны даже страшно было смотреть на кишлак, сдавалось – он аж подскакивает от взрывов, не верилось, что там кто-то может остаться в живых.

– Хантер, прием! – выкрикнуло радио.

– Я Хантер, прием! – Александр уже засиделся без дела.

– Воздух передает – проселком из кишлака прут четыре джипа «Тойота», на них ДШК, базуки, установка залпового огня. Хотят прорваться в Пакистан, до которого всего километр. Не пропустите! Как понял, прием? – ротный старался быть лаконичным при любых обстоятельствах.

– Понял тебя хорошо, Лесник, не выпустим! – заверил Александр возбужденно.

– Конец связи! – ротный выключился.

– Дыня, слыхал? – спросил в эфир Александр.

– Слыхал! Готов к встрече. Вижу джипы! – заорал радостно Дыня, словно один из джипов после боя должен был перейти в его личную собственность.

Дальнейшие события происходили стремительно, даже как-то по-киношному. В бинокль наблюдалось, как три «Тойоты» (четвертая не доехала) помчали к Дыне, стреляя во все стороны.

Два джипа летели одним проселком, третий – боковым. Намерения «духов» были нахрапистыми и бесшабашными – за счет скорости ворваться в створ между БМП и «Шилкой», тем самым нейтрализовав пушки, потом – уничтожить или подавить их и прорваться за кордон.

Однако фортуна распорядилась иначе. На головной джип спикировал вертолет командира полка с изображением коршуна на борту. Уклонившись от пулеметной очереди, командирский «Мишка» выпустил несколько НУРСов, добавив перца курсовым пулеметом.

Поднялась земля, джип подбросило вверх, в разные стороны полетели колеса, останки людей, оружия, еще что-то непонятное. Командирский коршун стремительно взмыл вверх – расстояние до Дыниных позиций было уже минимальным.

И тут старший лейтенант Денисенко со товарищи немедля продемонстрировали боевые качества: «Шилка» и бээмпэшки короткими точными очередями просто разорвали духовские джипы, не дав им возможности приблизиться. За минуту лишь обгорелые авторазвалины напоминали о безумной попытке прорыва.

Нетерпеливый комвзвода-1 в момент довершил доброе дело – пешие группы прочесали вокруг недавней гордости японского автопрома, добив уцелевших раненых, заминировав трупы и собрав остатки оружия для отчетности. Дыня знал себе цену!

– Лесник, я Хантер! Прием! – замполит вызвал командира, удовлетворенный боевой работой подчиненных.

– Слушаю тебя, Хантер! – ротный пребывал в хорошем настроении и, как всегда – наготове.

– Попытка прорыва не удалась, – доложил Александр. – Один автомобиль уничтожил вертолет командира полка, двух остальных – Дыня с подчиненными. Потерь с нашей стороны нет. Последние почести павшим «духам» организовали, образцы оружия для отчетности захватили. – Он боролся между законной гордостью за боевые успехи и желанием быть лаконичным.

– Я уже знаю о результатах. Через авианаводчика вертуны сообщили, – ответил капитан. – После того как авиация уберется, жди от меня красную ракету, – перешел он к делу. – Собирай возле себя колонну и возвращайся в семью. Сбор возле БМП Ары. Как понял, прием?

– Все понял, жду красную ракету! – подтвердил Хантер.

В эти минуты вертолетный полк, исчерпав боезапас и запасы горючего, выстроился походным порядком и двинулся в обратном направлении, очевидно, довольный результатами своей боевой работы и отсутствием потерь.

Тепловые ловушки тоже, наверное, закончились, а может – вертолетчики уже не считали целесообразным их использовать: ни с одной машины не отстреливались их желтые шары.

Гул вертолетных двигателей, свист лопастей, гром взрывов, стрельба наконец утихли. Наступила какая-то гнетущая тишина, десантники удивленно смотрели друг на друга – такая навалилась экстремальная тишь. Среди этой тишины прозвучал негромкий выстрел, и над командирской БМП взвилась красная ракета.

– Все ко мне! – скомандовал заместитель командира роты.

Повернули башни к кишлаку и рванули через речку назад, на то самое место, что оставили недавно. Прибыли без приключений.

Кишлак молчал, разнесенный вдребезги, оттуда доносились треск пожара, какой-то монотонный плач или вой, предсмертные крики скотины, очевидно, живьем сгорающей в своих хлевах. Неполная колонна ООД стояла в ожидании дозора. Хантер быстро распорядился – бдить кишлак, соскочил на землю и побежал к машине ротного.

Лесовой устало сидел на раскладном стульчике возле своей техники, глаза его приобрели желтоватый оттенок, шлем и автомат лежали рядом, белым носовым платком он вытирал с лица грязно-серые струйки пота. Платок на глазах менял цвет.

Петренко намеревался доложить по всей форме, однако командир опередил его, указав рукой на камень близ себя.

– Садись, замполит, рассказывай, – негромко промолвил ротный.

– Что рассказывать? – Хантер присел, с облегчением скинув шлем, автомат оставил возле себя, удерживая коленями.

– Не о чем? – совсем не удивился ротный. Он продолжал свое занятие, отыскивая на носовом платке белые пятна.

– Ты ж все слышал, – замполит вытянул из кармана зажигалку и пачку «Честерфилда», добытые на приз, угостил ротного, закурил сам и молча отдал зажигалку Лесовому, всем своим видом демонстрируя – дескать, держи подарок!

Ротный закурил, взял бакшиш, с любопытством осмотрел его, но возвратил заместителю.

– Завалил кого? – поинтересовался он.

– Есть чуток, – заскромничал Петренко.

– Тогда с почином тебя. – Лесник вяло пожал охотничью руку. – А у нас потеря. – Он без предупреждения перешел на другую тему.

– Кто?! – спросил замполит, ощущая, как немеют руки и ноги.

– Младший сержант Нехорошев из второго взвода, – сообщил ротный между затяжками.

Хантер хорошо знал Нехорошева – веселого и упорного «черпака» из Смоленска, с его любимой пословицей: «Чего это я нехороший, я – парень зае…сь!», за что и получил в роте свою погремуху Зашибись (в ненормативной интерпретации).

– Так это он горел? – тихо спросил Александр.

– Он, – подтвердил командир, выпуская дым вверх. – Вкололи промедол, оттянули к медикам, все напрасно: общая площадь ожогов девяносто процентов, отмучился Зашибись.

– Царство небесное! – лишь и сказал замполит, пораженный смертью подчиненного. – А что с Арой? – с надеждой в голосе спросил он.

– Жив наш Ара! – уже веселее сообщил капитан. – В правую ногу – сквозное пулевое, ничего не зацепило. Но получил тяжелую контузию.

– Как это ему повезло? – не поверил собственным ушам Хантер.

– Бывает и такое. – Ротный менял настроение, как погода, вновь затворившись в своих невеселых раздумьях. – Сейчас, почти без сознания, лежит в медицинской «таблетке», вместе с другими…

– Как, их никуда еще не отправили?! – аж подскочил старлей, не сдержавшись.

– Ты не ори! – рассердился Лесовой. – Куда ты их отправишь – по заминированным обочинам, навстречу движению огромной колонны, на тот свет, что ли? Вертушки санитарные, пока шел бой, не могли их забрать; вскоре, минут через двадцать прилетят, дай-то Бог, – сообщил он, болезненно держась за правое подреберье.

– Что-то, командор, неважнецки ты выглядишь, – присмотрелся к ротному заместитель. – И глаза у тебя с желтинкой, как у кота мартовского, – легко подначил Александр.

– И, б…, печень увеличилась, словно мяч футбольный, – позволил себе жалобу капитан. – Я ж три месяца назад условно-досрочно дезертировал из Кабульской инфекционки, не долечившись…

– Чего это здесь расселись?! – раздался с брони грубый командный голос. – Где личный состав, почему не строитесь, где приказ на продолжение марша? – Сверху мешком рухнул подполковник Леонидов в своем цирковом наряде.

 

Приближение тайфуна

Его «нулевые» кроссовки сменили цвет – с белого на невыразительный. Был он весь вспотевший, хотя и не такой грязный, как ротный. От него крепко разило водочным перегаром. Тем не менее ротный и не подумал встать для доклада.

– Снайперы беспредельничают, – спокойно соврал он, не подводя ни головы, ни глаз. – Замполита вон только что обстреляли, – сообщил капитан, указывая на Петренко.

– Вот! – подтвердил тот, демонстрируя дырку на месте звездочки старшего лейтенанта, выковырянную злым снайпером.

– Ни х… себе!!! – обалдел номинальный начальник ООД, рывком (теперь уже птицею) взлетев на броню, даже люк не забыл защелкнуть.

– Задолбал, дурачок! – сообщил ротный, услышав, как люк лег на стопор. – Пока шел бой, он с перепугу ноль семьдесят пять «Пшеничной» самостоятельно, практически без закуски, уговорил!

– Силен мужик! – согласился заместитель.

– Из брони и носа не казал, все эфир слушал. Когда ты доложил об уничтожении группы душков и пленного, да про джипы Дынины – он тут как тут! – сплюнул ротный. – Прямиком к радиостанции и давай расписывать: вроде бы он сам там был, и пленного не собаки, а он самолично схватил за яйца!

А о том, что старшим там является заместитель командира роты по политической части – ни мур-мур! «Армейский отряд обеспечения движения, начальник – гвардии подполковник Леонидов Николай Федорович!» – ротный принял картинную позу, воздев десницу к ближайшей горе, напоминая древнего римлянина на каком-то античном сборище. Петренко, не сдержавшись, засмеялся.

– А теперь, замполит, у тебя своя задача, мы продолжаем выполнять свою, – молвил ротный уже серьезно. – Поэтому наш с тобой разговор и происходит наедине. Ротный вытянул из полевой сумки карту и, расстелив на колене, показал пальцем. – Вот это место, за полтысячи метров там, за подъемом, – он показал рукой на горку, за которую уже было уплачено чрезвычайно дорогую цену.

– Вижу, – подтвердил Петренко.

– Так вот, – ротный посуровел, – одну БМП второго взвода, с отделением во главе с сержантом Петриком ты оставляешь здесь, а на второй БМП со своим любимцем Логиным поднимаешься к месту, которое я тебе указал.

– А дальше? – Петренко ровным счетом ничего не понимал.

– Продолжение следует, – усмехнулся ротный, глядя на затуманенное лицо своего зама. – Вот здесь, – он рукой обвел площадку, недавно служившую полем боя, – расположится армейский сборный пункт эвакуированной техники. Сюда армейский ремонтно-восстановительный батальон тянет всеми доступными ему средствами битую и подорванную технику. Так что приказ для тебя будет таков, – резюмировал ротный. – Ты с Ломом и Зверобоем остаетесь здесь, с вами будет Ошейков – он начнет подготовку двух наших подбитых БМП к эвакуации. Затем сюда прибудет майор Волк, с той же целью.

– А на какой хрен он мне сдался?! – вырвалось у Хантера.

– Это приказ из бригады! – отрезал командир.

– Ну, и кто здесь будет старшим? Пол-Пот? – поинтересовался замполит, недобро ухмыльнувшись.

– Ты мне зубы не скаль! Я тебе не Волчара позорный! – урезонил Лесник. – Запомни: во-первых, Пол-Пот – трус и страсть как не любит, когда ему приходится за что-либо отвечать. Во-вторых, я уже доложил «наверх», что ты, несмотря на свой «левый» ВУС, достойно показал себя во время марша и боя, а потому – способен и далее выполнять командные функции в боевых условиях, без моего или Дыниного опекунства.

Бригада дала добро, чтоб именно ты организовал охрану и оборону сборного пункта. Пол-Пот будет заниматься сугубо своими, технарскими задачами. Понял?

– Есть еще один вопрос, – все не успокаивался Александр. – Почему именно здесь, возле этого долбанного кишлака собрался приземлиться этот армейский сборный пункт, а не где-то, скажем, близ армейского ПКП?

– Вопрос толковый, хотя излишний. – Ротного понемногу выводили из себя упрямые вопросы чересчур умного заместителя. – В этом месте кроме соседства с раздолбанным кишлаком имеются несколько плюсов: за десять километров – ПКП армии и полевая вертолетная площадка, за восемь-десять – армейская артиллерийская группа, за двадцать – бронегруппа на плато.

Вдобавок именно здесь, – ротный указал на скат горы, – самый крутой подъем на всем маршруте. Тягачи ремонтников не смогут его преодолеть, таща на буксире тяжелую технику. Врубился, Почемучка?

– Да, командир! – успокоился тот.

– Теперь слушай сюда. – Ротный вновь ткнул пальцем в карту.

– Я весь внимание, – пообещал Александр.

– С этого места, за подъемом, наш ООД, и вся армейская колонна пойдет не туда, куда запланировано и отмечено на картах, – ротный показал маршрут и его конечный пункт, обозначенный цветными фломастерами, – а направо, вот сюда, – он продемонстрировал иной маршрут, на скорую руку начерченный коричневым карандашом.

– Что это? – не врубился Петренко, недоумевая.

– А то, – промолвил командир. – Что на том участке местности, куда был спланирован первоначальный удар, уже никого нет. «Духи» оттуда давно слиняли, выставив минно-взрывные заграждения, пока нас тут мулла держал. Поэтому-то на этой горке мы двинемся направо, не в этот укрепрайон, – ротный снова указал пометки на карте, нанесенные заранее, – а сюда. – Командирский палец уперся в горный массив на пятнадцать километров правее, на самом кордоне двух диких азиатских держав.

– Так впереди ночь! – занервничал Хантер. – А как же минная опасность? А вдруг сопротивление такое, как здесь? – он махнул автоматом на кишлак, догоравший поблизости.

– Не будет ни мин, ни сопротивления! – заверил собеседник. – Так как ждут они нас на нашем старом маршруте. На Старой Смоленской дороге, врубился, стратег?

– Начинаю врубаться, – растерянно протянул стратег. – Что дальше?

– Дальше следующее, – командир излагал в своей обычной манере. – Поскольку мулла подавлен, хотя и не уничтожен окончательно, то ты с Логиным и Петриком остаетесь здесь и будьте наготове – мулла будет мстить! Лично тебе с бойцами и бээмпэшкой придется остаться наверху и ждать, пока колонна бригады не пройдет мимо, дабы никто сдуру не рванул по Старой Смоленской дороге, «забитой» во всех боевых картах, врубился?

– А потом? – заместитель продолжал упрямо спрашивать.

– А там как хочешь, – повеселел командир. – Всю армейскую колонну регулировать у тебя не хватит здоровья – в пылище задохнешься. А вот после прохода бригады – хоть волк траву ешь, снимай пост – и к своим. Когда прибудут ремонтники, притянут свои мастерские и «тягловую скотину», то есть тягачи – организовывай круговую оборону, ройте окопы, обкладывайтесь камнями и держитесь.

Чует мое сердце – будет очень жарко! Связь со мной держите постоянно, вдобавок через «Ромашку» – будешь поддерживать связь с авиацией, что будет работать по вашим заявкам. Связь с артиллерией, вызов ее огня – согласно таблице; она у тебя имеется.

– А кто авиацию и артиллерию, коль возникнет нужда, будет наводить и корректировать? – задал резонный вопрос Петренко.

– Ты и будешь, замполит, – колко бросил командир. – Это тебе не комсомольские и партийные собрания проводить, боевые листки об успехах перестройки выпускать!

– На фига подкалывать меня, командир?! Кажется, я этого не заслужил! – обиделся замполит.

– А ты мне дурных вопросов более не задавай, ладно? – смягчился командир подразделения. – Обозначишь передок сигнальными дымами или огнями – это для авиации. А относительно артиллерии – так ты, кажется, Свердловскую славную артиллерийскую политуру закончил? Там разве не учили огонь корректировать? – Желтоватые глаза ротного пристально смотрели в упор.

– Хорошо учили, не забыл, вот как раз с артиллерией я справлюсь самостоятельно. – Хантер был уже не рад, что задал такой вопрос. – А рота куда направляется?

Откровенно говоря, ему не хотелось заниматься не своей работой, охраняя технарей, словно какая-то там «махра».

– Ты не капризничай, Александр Николаевич! – понял его настроение Лесовой. – Рота тоже не пойдет «в дело», в горы. Ротные потери в личном составе и технике оказались слишком ощутимыми, да и задача наша на этот раз иная. Ты помнишь, как полковник Ермолов очертил наш круг задач на операцию «Кольцо»?

– Помню, – нехотя вспомнил зам.

– Так вот, согласно ранее отданных распоряжений, рота (без четырех бээмпэшек) остается возле ПКП армии в распоряжении знаменитого подполковника Леонидова, – ротный махнул на БМП, где прятался номинальный начальник ООД. – На всякий пожарный случай. Хотя один из армейских охранбатов идет в колонне штаба армии, сам видел их новенькие БТР-80. Перестраховываются, – невесело заключил он.

– Да мать их так! – махнул рукой Хантер. – Будем выполнять приказы, к тому же навоевались мы сегодня досыта!

– Есть такое дело, – оживился ротный. – Давай лучше посчитаем – сколько за сегодня ООД «духов» положил?

– Около восьмидесяти боевиков не встанут сегодня в строй у старого муллы! – быстро справился замполит, сверив свои и командирские записи. – Не много ли будет? – осторожно спросил он. – Что-то многовато…

– Ты знаешь такой исторический анекдот? – с улыбкой спросил ротный и продолжил, не ожидая подтверждения. – Когда после победы под Рымником подошел к Александру Васильевичу Суворову адъютант и спрашивает его, дескать, сколько в победной реляции на имя императрицы указывать – погибло супостата: сорок или пятьдесят тысяч? «Пиши поболее, чего басурмана жалеть», – ответил генералиссимус! – со смехом закончил комроты.

– Ха-ха-ха! – засмеялся и заместитель. – Действительно, зачем «духов» жалеть!

– Товарищ капитан! Вас на связь! – На броне возник сержант Кузнецов, скинув шлемофон на длинном шнуре.

– «Рысь» слушает! – ротный назвался официальным позывным, используемым для переговоров с вышестоящим начальством. – Так точно, здесь! – Он «на мигах» дал Хантеру понять, что разговор идет именно о нем. – Так точно, берет себе две «коробочки» и остается на месте. Организовывает охрану и оборону, отправляет «трехсотых» и «двухсотого» бортом на Джелалабад и ожидает вашего прибытия. Есть! Конец связи! – ротный стал серьезным и подобранным.

– Так, Александр. – Капитан вновь обратился по имени к заму. – Тайфун приближается!

– Что за тайфун в Афгане? – не въехал тот с первого раза.

– Это означает, что к тебе приближается в пространстве и времени майор Чабаненко, знаешь такого? – Ротный внимательно смотрел на него. – Тайфун – его личный позывной.

– Павла Николаевича знаю, а вот о позывном забыл, – ответил Хантер, хотя о позывном слышал впервые. – А что ему от нас надо?

– С Чабаненко прилетит Монстр-Михалкин, еще какие-то местные из ХАДа, – обеспокоено сообщил Лесовой. – Ежели приближается Тайфун, значить, будут решаться вопросы обмена военнопленными. Мне однажды уже доводилось участвовать в подобном мероприятии. Заберешь под расписку «языка» у саперов, потом передашь его Чабаненко и будешь выполнять его команды. Понял?

– Понял, командир, не волнуйся, сделаю! – пообещал польщенный Петренко.

– Вот и хорошо! – промолвил командир, уже не слушая замполита, пребывая мыслями где-то далеко – в продолжении марша. – Вызови командиров взводов и старших из приданных подразделений! – приказал он Кузнечику. – Мухой всех к моей машине!

В скором времени прибыли вызываемые. Ротный быстро поставил задачи: где кто остается, кто и в каком порядке движется далее. Старший техник роты, старший прапорщик Ошейков (с верной собакой Заменой рядом) сразу же «озадачил» взводных – что из инструмента и снаряжения ему понадобится. Старшина выяснил – сколько остается людей, дабы обеспечить их запасами продовольствия и воды.

Ротный решал вопросы пополнения боезапаса – за этот неспокойный день он практически исчерпался: боеприпасы должен был подвезти Пол-Пот. Получив задачи, офицеры и прапорщики разбежались по своим местам. Заревела техника, машины занимали свои места в колонне. Не прошло и трех минут, на протяжении которых строился ООД, когда в хвосте громыхнул сильный взрыв.

Хантер птицей взлетел на броню, увидев, как в хвосте колонны стала на дыбы БМП третьего взвода. Судя по всему, она напоролась на фугас. Александр рысью примчался к подорванной машине. На первый взгляд сдавалось, никто не пострадал: бойцы, сметенные взрывом на землю, приходили в себя, бродили и трясли головами, как кони, собирая присыпанное землей оружие, бронежилеты, каски.

Трое людей лежали неподвижно близ кормы бээмпэшки, что осела в воронке. Гусеницы ее были разорваны, два или три катка – вылетели напрочь. Подскочив к раненым, Хантер вгляделся в их лица: это были лейтенант Редькин, его заместитель, сержант Березкин, и один из дембелей, рядовой Снегирев.

– Что с ними? – спросил старлей у санинструктора роты, рядового Муриненко (по прозвищу Бинтик), суетившегося возле раненых.

– Ранений нет, все трое тяжело контужены, сейчас без сознания, – доложил тот, поднимаясь.

– Что с ними делать? – Петренко поймал себя на мысли, что доволен (если можно так выразиться) последствиями подрыва – никто не погиб!

– Сейчас их нельзя двигать без особой надобности: нужны носилки, так как у них могут быть выявлены скрытые переломы. После того как они придут в сознание, можно будет их опросить и оказать более квалифицированную помощь, – грамотно, заученными в учебке фразами, ответил санинструктор.

– Хорошо, Бинтик, молодец! – похвалил замполит. – Вот-вот прилетят санитарные вертушки, подожди немного, отправим их в госпиталь.

Не успел пообщаться с санинструктором, как его вызвал ротный и указал свободную от техники площадку. Через минуту там уже стоял боец, держа в поднятой руке наземный сигнальный патрон, из которого валил обязательный в этих краях оранжевый дым, обозначающий место посадки авиации.

И вот ухо уловило звук вертолетных двигателей – со стороны Джелалабада приближались вертолеты. На этот раз их было немного – два Ми-8 (один – с красным крестом на борту) и два Ми-24, очевидно для прикрытия.

Медицинская ГТТ с эмблемой Красного Креста на борту подвезла к площадке раненых. Как они уместились в такой небольшой машинке, оставалось только догадываться. Тело умершего от ожогов и ранений Нехорошева, завернутое в специальную фольгу, находилось сверху машины, привязанное бечевками, чтобы не свалилось. Из «таблетки» санитары вытащили пятерых раненых. Еще двое вылезли самостоятельно. Среди них был Ара, с белым как простыня лицом. Разорванная штанина была зашита на скорую руку, сквозь грубые стежки просвечивался красно-белый бинт. Он тяжело хромал, опираясь на автомат, как на палочку, как-то заворожено обозревая окрестности, словно видел их впервые.

– Да он же ни хера не слышит, он напрочь контуженный! – высказал догадку Петренко.

– Точно! – согласился ротный, оказавшийся рядом. – Ты организуй эвакуацию раненых, пока Дыня со своим взводом прикроет со стороны кишлака, чтобы «душки» не набедокурили. А мы с авианаводчиком заведем вертушки на посадку!

– Есть, командир! – ответил Хантер, настраиваясь на выполнение непривычной задачи.

Вертолеты на подлете начали отстреливать тепловые ловушки, снижаясь над площадкой, посреди которой и до сих пор находился с дымом в руке некий Прометей срочной службы. «Двадцатьчетверки» остались кружить в небе, а «восьмерки» пошли на посадку.

Вот шустро слинял Прометей-срочник, его место немедленно заняла вертушка с Красным Крестом, немного далее, разгоняя пыль винтами, приземлилась другая. Вертолетчики были в своих сферических шлемах и специфических бронежилетах с так называемым воротником, который защищал голову от обстрела снизу.

Перед глазами пилотов открывалась жутковатая картина: разбитый и догорающий кишлак, битая и уцелевшая техника, ковер из стреляных гильз, многочисленные воронки и другие «остаточные явления» недавнего боя. «Летуны» заметно нервничали, не будучи уверенными, что садятся задом не на минное поле, да и соседство кишлака-недобитка не вдохновляло.

– Кто старший? Ко мне! – Из дверки высунулся командир экипажа, едва колеса машины коснулись земли.

– Я, замполит роты, старший лейтенант Петренко! – подскочил Хантер.

– Замполит?! – почему-то изумился авиатор.

– Ты что, сюда прилетел жалобы и заявления выслушивать?! – пришла очередь изумляться Сане.

– Хорошо, не обижайся, старлей! – гаркнул летчик, перекрикивая грохот двигателя и свист лопастей. – Сколько, ты говоришь, у вас «двухсотых» и «трехсотых»?

– Десять «трехсотых» и «двухсотый» – один! – проорал Хантер.

– Давай так: «двухсотого» и четырех «трехсотых» – в этого «голубя мира»! – командир экипажа показал на свой вертолет. – Остальных – туда! – он указал рукой на вторую машину.

Хантер махнул сержанту Петрику, тот быстро приблизился к офицеру, и Александр на ухо прокричал задачу: кого и куда грузить. Бойцы ловко, на руках занесли раненых, забрасывая в вибрирующие машины, молотящие винтами воздух. Тело Нехорошева несли осторожно («Как живого» – отметил про себя старлей).

Пока грузили раненых, Александр записал на планшетке авиатора список эвакуированных. Ара подошел к вертушке, опираясь на свой автоматический костыль. Догадываясь, что тот не слышит ни слова, Петренко лишь пожал ему руку и помог залезть в «голубь мира». Ара в ответ молча пожал офицеру руку, отдав автоматический «костыль».

– Бывай, замполит! – прокричал вертолетчик, получив по радио подтверждение, что вторая вертушка загружена. – Не обижайся, держитесь! – Он хлопнул Саню по плечу.

– Бывай, авиация! – не обиделся тот, отскакивая от дверного проема, где вместо командира возник борттехник в шлеме и бронежилете, с пулеметом ПКМБ наготове.

Чтобы не попасть под задний винт, Хантер побежал вперед. Обе машины повисли в воздухе и взяли круто в сторону, противоположную кишлаку. Это был довольно рискованный маневр – винты едва не зацепили край каменной гряды. Очевидно, населенный пункт таил в себе более реальную угрозу для армейской авиации, нежели опасность столкновения с горкой…

Тем временем саперы собирались и в дальнейшем продолжить свои смертельно опасные изыскания – старший лейтенант Ерофеев устроил «разбор полетов», анализируя день сегодняшний, хотя он еще не закончился. Отозвав «крота» в сторону, Александр сначала обрадовал того, что, дескать, дальнейший маршрут меняется и, вполне вероятно, мин вообще не будет. Ерофеич откровенно обрадовался – день близился к вечеру, и тралить мины под романтической луной, при свете фар и ручных фонарей, ему не очень улыбалось. Сразу же после радостной для «крота» новости, Хантер зарядил другую, на этот раз не весьма приятную – о «языке». К его удивлению, сапер не стал выделываться.

– Ежели нужно, забирай своего Наваля, – спокойно сказал он. – Только расписку напиши.

Пока Хантер впопыхах писал расписку, дескать, я такой-то, забрал у начальника инженерной разведки N-ского инженерно-саперного батальона пленного по имени Наваль…, конвой из двух бойцов с псами привел аманата. Повязка на ране была свежей, а вот лицо его было трудно узнаваемым, ноги он держал очень широко, едва переступая ими, поскольку те не сгибались в коленях. Вероятно, зона гениталий у моджахеда была напрочь отбита.

– Что, бойцы поработали? – с ухмылкой поинтересовался Хантер.

– Да есть немного, – уклоняясь от прямого ответа, промолвил «крот». – Саперы редко пленных берут, поэтому и дорвались, как говорят на мысе Казантип: «Как мартын – до мыла»…

– Да и хрен с ним! – согласился замполит.

Забрав племянника муллы, привел того к своей БМП, передал бойцам, а сам пошел к ротному. Но не успел отойти от брони и двух шагов, как услышал сильные удары, как будто лупили по сырому мясу. Выскочив из-за кормы, старлей увидел, как Лом ногами избивает лежащего без признаков жизни «духа».

– Отставить!!! – заорал на все легкие замкомандира роты. – Ты, что, Лом, озверел?!

– А что, любоваться им? – огрызнулся старший сержант. – Я просто отрабатываю приемы рукопашного боя! – вспомнил он обычную отмазку своего командира взвода.

– Ты не трынди, сержант! – зарычал Хантер. – Приведи аманата в сознание, и больше пальцем не трогать! Он на обмен предназначен, сам Монстр по его душу едет, врубился, рукопашник?!

– Так бы сразу и сказал, чего орать зря, – заворчал сержант, успокаиваясь, потом легко, как щенка, одной рукой поднял аманата, перенес и закинул в десантный отсек.

– «Шнуры», кто там! – закричал подчиненным. – Свяжите уроду руки за спиной, дабы не стибрил гранатку какую, на всякий случай! Но не бить! Хантер говорит, что обезьяну будут менять на наших, поняли?

Лесовой выглядел еще хуже, чем час тому назад – осунулся, лицо еще больше заострилось, желтый оттенок глаз стал заметным даже сквозь черные стекла очков. Тем временем со стороны кургана бахнул взрыв, даже невооруженным глазом наблюдалось облако дыма и пыли.

– Еще запиши на боевой счет парочку «душков»! – посоветовал ротный. – Наверное, спешили похоронить своих до заката солнца.

– И «духи» тоже себе записали наших троих, – Хантер показал на замершую БМП лейтенанта Редькина.

– Война, что поделаешь! – Ротный оказался еще и философом. – Знаешь, замполит, что отныне позывной твоего «куста» должен быть изменен?

– Догадываюсь, что уже не «Дозор»… – согласился тот.

– Правильно догадываешься, – подтвердил капитан. – Отныне позывной твоего сборного подразделения – «СТО», во как!

– Это что – станция технического обслуживания?! – опупел старший лейтенант.

– Точно так, однако это временный позывной. И ты – временный директор этой СТО! И вдобавок «духам» будет тяжело врубиться – кто это у них под носом фирменную ВАЗовскую СТО открыл? Пока найдут аббревиатуру в словаре, начнут выяснять… Соображаешь, скольких хлопот ты задашь разведуправлению пакистанского Генерального штаба? – шутил командир.

– Ну, разве что так, – успокоился Хантер.

– Поторопись, замполит, через минуту – продолжение марша! – У ротного не было перерыва между шутками и приказами. – Свою задачу помнишь?

– А то! – прозвучал неуставной ответ.

– Тогда с Богом! – Офицеры разбежались по своим местам.

 

К черту на рога

Дыня с Грачом, по распоряжению ротного, разделили остатки роты пополам: к Дыне отошли две боевые машины, две остались у Грача, одна находилась под ротным. Прогнозируя для СТО нелегкие часы, Лесовой распорядился оставить Александру оба «примуса»: автоматический станковый гранатомет АГС-17 «Пламя» и крупнокалиберный пулемет «Утес». Бээмпэшку с Ошейковым и Зверобоем старлей оставил внизу, на месте боя, где рота уже потеряла одну десятую личного состава и треть боевой техники.

И вот поредевшая колонна отряда обеспечения движения двинулась вперед. Подъем оказался весьма крутым, а дорога – разбитой, вдобавок ко всему саперы, поднимаясь, тралами подорвали четыре мины. Кишлак пока безмолвствовал. На самом «пупке» бээмэрка наехала на мощный фугас и «разулась». Не теряя времени, ООД обошел поврежденную машину и пополз дальше. До того места, где колонна должна была свернуть с намеченного маршрута, осталось двести метров, сто, пятьдесят – и наконец она достигла пустынного перекрестка двух затерянных в горах дорог, кем-то заранее отмеченного двухметровым конусом из камней.

Хантер, глядя в бинокль, с удовольствием отметил – на проселке, которым должна была двигаться сухопутная советская армада, не наблюдалось никаких следов: ни от копыт вьючных караванов, ни от автомобильных колес. На дороге, уходящей вправо, наоборот, были заметны какие-то следы. Возле развилки колонна остановилась.

Состоялась передача властных полномочий: Петренко передал бразды правления передовым дозором Денисенко, а сам остался на перекрестке безымянных дорог. Как только броня остановилась, Хантер приказал Лому проверить все вокруг, и в первую очередь – странное нагромождение камней. Солдаты соскочили и стали неспешно приближаться к явно рукотворному сооружению.

– Товарищ старший лейтенант… – как-то неестественно просипел старший сержант Логин, показывая рукой куда-то за конус.

Через миг офицер был там, куда показывал сержант. Заглянув за камень, он ощутил, как волосы под шлемом стали дыбом: там на треноге была установлена мина управляемого действия МОН-200! От «монки» тянулись провода к какому-то прибору, запрятанному (наверное, от пыли и утренней росы) в коробочку из-под монпансье. Что там таилось – сейсмодатчик? замыкатель какого-то иного принципа действия? таймер?.. – Хантер не знал.

Установлена мина была грамотно: с таким расчетом, дабы ударить в спины тех, кто должен двигаться именно в том направлении, куда вел первичный приказ: влево, к пакистанской границе… Почему «кроты» не уделили внимания этому каменному пенису – тоже осталось загадкой.

– Всем в броню! – скомандовал Хантер. – Машине удалиться на триста метров!

Лом выполнил приказ, а Александр вдвоем с Баскаковым отбежали на безопасное расстояние, где и залегли. Старший лейтенант, взяв в руки снайперскую винтовку, прицелился прямо в коробочку от монпансье. Он намеревался оставить мину неповрежденной, идентифицировав признаки, выдавшие ее советское происхождение.

Зычно треснул специфический эсвэдэшный выстрел, после которого последовал громоподобный взрыв. И… каменный конус исчез! Обломки и камни разлетелись в разные стороны, взрывная волна больно ударила по барабанным перепонкам.

– Что это было? – удивился старший лейтенант, глядя на Татарина.

– Сам… не понимаю! – честно и откровенно сознался снайпер, плеща себя по уху.

Задним ходом приблизилась броня, с нее соскочил Лом.

– Ну вы и даете, га-га-га! – захохотал он. – Мы аж ох…ли!

– Что это могло быть? – не стал задаваться офицер, в который раз спрашивая совета у видавшего виды и битого жизнью сержанта.

– Под «монкой» душманы, очевидно, прикопали «итальянку», которую на всякий случай установили на неизвлекаемость, мины запараллелили меж собою, а жестянка из-под конфет выполняла роль коммутатора. – Логин быстро и аргументировано отследил причинно-следственную связь.

– Согласен с ходом твоих мыслей, – выговорил старший лейтенант. – А чего МОН не сработала, когда мы здесь вошкались?

– Думаю, так – там был выставлен таймер, на определенное время, скорее всего – на ночное время, – выказал мысль старший сержант.

– Вероятно, что так! – легко согласился Александр. – Тогда нам всем очень повезло.

– Еще бы! – Логин тоже не скрывал удовлетворения. Снизу послышалось, как армада техники прется крутым подъемом. Появились БМП родного батальона с включенными фарами. Вот они приблизились, и старший лейтенант Петренко флажками указал направление дальнейшего движения. Батальон повернул именно туда, куда требовал Хантер. На броне многих машин он видел лица сослуживцев – просто знакомых, друзей и близких товарищей.

Все они приветствовали «охотничью» команду, махая руками, что-то крича, ободряя. Стоять дальше и работать гаишником на перекрестке старшему лейтенанту Петренко показалось не офицерским занятием, и он назначил регулировщиком молодого бойца, который весело и как-то по-обезьяньему махал флажками, указывая путь.

Вот в пыли промелькнули машины родного батальона, приблизилась штабная техника – «Чайки», другие бэтээры и всяческие там радиостанции на базе ГАЗ-66. На головной «Чайке», в трофейном кресле от «тойоты», установленном бригадными «кулибиными» поверх брони, чинно восседал комбриг – полковник Ермолов, в запыленном зеленом шлемофоне на голове. Он разговаривал с кем-то по радио, запыленное лицо выглядело суровым и обеспокоенным. Когда до машины комбрига осталось метров двадцать, Хантер молодецки подкинул руку к шлему, приветствуя командира соединения. Тот окинул удивленным взглядом запыленного офицера, потом едва заметно махнул рукой: дескать, не суетись, старлей, узнал я тебя, вольно!

Находиться возле движущейся колонны становилось невыносимо: пыль, перемешанная с выбросами двигателей внутреннего сгорания, забивала дыхалку и глаза. Однако деться было некуда, Хантер с товарищами могли лишь отворачиваться от газово-пылевых потоков, время от времени отплевываясь. Вот мимо них проехали «бражники»-артиллеристы, за ними – тылы и технари, дальше – бэтээры одного из десантно-штурмовых батальонов.

Ощутимо потемнело, сумерки в горах быстро превращаются в сплошную тьму. Вселяло надежду лишь то обстоятельство, что ночь обещала быть светлой: луна вошла в полную фазу. А с другой стороны – «волчье солнышко» подсвечивало не только шурави…

Прошла колонна бригады, и Хантер (припомнив совет ротного) решил спуститься на свою СТО. Затея оказалась непростой – навстречу ползла колонна 66-й мотострелковой бригады, за ней вплотную – колонна штаба армии и армейских же тылов, дальше шли и шли колонны других частей. Двигаться против хода армейской колонны было сродни самоубийству – в запыленных сумерках столкновение с любым бронеобъектом приведет к фатальным последствиям для обеих сторон.

Спускаться параллельно протраленным колеям, навстречу колонне было рискованно – обочины, скорее всего, были нашпигованы минами. Кликнув Лома и Шамана, старший лейтенант Петренко поинтересовался, сможет ли ефрейтор Шаймиев спуститься вниз каменной осыпью, в стороне от дороги, по которой поднималась армейская колонна.

– Сделаем! – улыбнулся Шаман. – И не таких быков в консервные банки загоняли!

– Что ж! – Хантеру ничего не оставалось, как довериться подчиненным. – Кто ссыт – тот гибнет…

Шаман направил машину практически в отвесное пике крутым склоном. Он тормозил двигателем, воткнув первую пониженную, не позволяя машине разогнаться и покатиться предательской осыпью. Даже со стороны было страшно смотреть: казалось, что многотонная машина вот-вот сорвется и начнет кувыркаться в свободном падении.

Однако спуск прошел благополучно. Шаман управлял машиной уверенно, словно на полигоне. Колонна продолжала движение, «махра» изумленно взирала на акробатический этюд в исполнении тувинского виртуоза – ефрейтора Шаймиева.

Хантеру показалось, что он даже не дышал, пока бээмпэшка не достигла более-менее пологого участка. Свободно вздохнув, он вместе с солдатами начал спуск по следам боевой машины пехоты. Это оказалось непросто, камни сыпались, ноги разъезжались, приходилось сохранять равновесие, держась за товарищей, чтобы не полететь кубарем. Как тут спустился Шаймиев на технике, было известно лишь тувинским языческим богам…

Внизу на площадке стояла броня Зверобоя. Бойцы под сержантским присмотром пытались малыми пехотными лопатками и какими-то железяками (отдаленное подобие ломиков) превратить естественные неровности рельефа и искусственные воронки в некое подобие окопов. Здешний грунт оказался, по выражению саперов, «грунтом четвертой категории» (практически сплошной камень), посему дело застопорилось.

Хантер сразу же поручил Лому оборудовать позиции, определить ночные ориентиры, пристрелять каждый метр местности, проверить наличие и состояние ночных прицелов и подсветок. Рядом с БМП Зверобоя высился зеленый кунг технической «летучки» на базе ЗиЛ-131. Недалеко от техники топтались майор Волк с Ошейковым, что-то громко выясняя между собой. Приблизившись, Хантер врубился, что здесь произошло: «правильный», хотя и норовистый старший техник роты справедливо возмущался тем, что заместитель командира батальона по вооружению… не подвез ожидаемого боезапаса!

– Та ночь же впереди! – опешил Петренко, приближаясь вплотную.

– Вы, товарищ старший лейтенант, не лезьте не в свои дела, – демонстративно повернувшись к старлею боком, делая вид, что не замечает его, проговорил Пол-Пот. – Занимайтесь-ка партийно-политической работой!

– Я обязательно прислушаюсь к вашему совету, товарищ майор! – завелся Хантер, едва сдерживая гнев. – Если вы возьмете на себя команду всем этим колхозом и будете руководить боем, что здесь разгорится через пару часов! А я тем временем вырою себе землянку и буду там заниматься партполитработой!

– Да не кипятись ты, Хантер! – стал успокаивать Ошейков. – О другом теперь нужно думать – где взять боеприпасы, ведь действительно, налезут ночью «духи», как тараканы из-под плинтуса, и что тогда делать? «Десять винтовок на весь батальон, в каждой винтовке – последний патрон», – речитативом изобразил он забытую военную песню времен Гражданской войны.

– А что хотите – то и делайте! – снова демонстративно повернулся боком майор Волк. – Я привез все: инструмент, оборудование, запчасти, о чем получил распоряжение от подполковника Мирославского!

– Кажется, здесь нечего делать, пошли отсюда, Кинолог! – Хантер, ухватив старшего техника за рукав, потянул его подальше от Пол-Пота. – Я знаю, каким образом пополнить боезапас!

– Вот и хорошо, замполит! – обрадовался Ошейков. – Я пойду, схожу на радио, доложу ротному об этом хряке с волчьей фамилией, а ты – пополняй боезапас…

– Благодарю за доверие, товарищ старший прапорщик! – подколол старшего техника роты замполит.

Ошейкова действительно частенько заносило: он любил раздавать всем подряд приказы и распоряжения, несмотря на разницу в должностях и званиях. Отмахнувшись, техник пошел к БМП Лома – жаловаться в эфир на зампотеха батальона.

– Лом, Зверобой! Ко мне! – прогорланил Хантер, сложив ладони рупором, стараясь перекричать колону.

Прибыли сержанты, и Петренко, по-заговорщицки пригнувшись, приблизил их головы к своей, чтобы слышнее было.

– Ситуёвина хреновая, хлопцы! – определил он состояние дел.

– Что случилось? – не очень удивились те, собираясь было подвести головы, но старший лейтенант двумя руками удержал их.

– Пол-Пот должен был привезти снаряды для пушек, патроны для пулеметов и автоматов, а также гранаты для АГС и подствольников. Но не привез, козья морда! – жестко подытожил офицер. – Вся надежда на вас, на солдатское боевое братство!

– Вот сука пол-потовская! – выругался Зверобой – невысокий жилистый сержант, родом из городка Турка, что на Западной Украине.

– Что-то нужно придумать! – настаивал старший лейтенант.

– Сделаем! – единогласно ответили сержанты. Замполит роты не стал им мешать, лишь увидел краешком глаза, как от бээмпэшек к колонне метнулись тени: бойцы получили приказ и стремглав бросились его исполнять. В данном случае (в отличие от майора Волка) никого не нужно было уговаривать или кому-то что-то объяснять – каждый прекрасно понимал: впереди неспокойная ночь, и без достаточного количества боеприпасов до рассвета можно просто не дожить.

Вот здесь-то и произошло обычное на войне чудо – заработало солдатское братство. Каким-то особым чутьем бойцы находили во тьме и пыли, в грохоте двигателей своих земляков или товарищей среди солдат и сержантов другого воинского соединения. Двух-трех фраз хватало, чтобы обе стороны признали друг друга и договорились. За коротенькую остановку или даже без нее (на тихом ходу) с брони и из-под брезента грузовиков летели цинки с патронами различных калибров, ящики с гранатами, снарядами для автоматических пушек.

Хлопцы принимали подарки, не успевая сказать слов благодарности, когда машина, «потерявшая» огневой припас, поднимая пыль, выдиралась на горку и терялась в ночи. Через час боезапас СТО уже превышал утренний боезапас роты. Ночь на границе с Пакистаном теперь можно было встречать «с уверенностью в завтрашнем дне», как писалось в советских газетах. А на СТО бойцы титаническими усилиями оборудовали «лежанки» – называть их окопами не поворачивался язык: это были неглубокие ямки, обложенные камешками со стороны мятежного кишлака.

– Что за лежанки, вашу мать?! – выругался Хантер, пиная ногами камни, разлетавшиеся, словно кегли. – Командиры, ко мне!

Подбежали опять-таки Лом со Зверобоем.

– Вы что, хотите мне сказать, что эта хренобень может защитить бойца от обстрела? – начал снимать стружку с подчиненных замполит. – Или забыли, как оно невесело – на этом «пупке» пресмыкающимся работать?!

– Нет, не забыли, – начал оправдываться сержант Петрик. – Просто очень тяжело здесь ковырять, бойцы ладони до крови содрали, а толку – никакого. Может, взрывом попробовать?

– А колонну рядом куда девать? – заёрничал старлей. – Останавливать на время проведения промышленных взрывных работ?

– Нет… – растерялся Зверобой.

– Так вот! – давил Хантер. – Размышляйте!

– Что за шум, а драки нету? – К ним подошел довольный Ошейков (очевидно, сдав Пол-Пота с лаптями).

– Да вот, – Петренко вновь пнул камешки вокруг «лежанок», выдолбленных бойцами в грунте, – накопали ямок для кота домашнего, ибо камышовый кот здесь безопасно не поместится!

– Кот, говоришь? – повеселел Кинолог. – Есть у меня мысля – как нам реорганизовать Рабкрин… – не к месту вспомнил Ленина старший техник.

– Ты что, Николай, перегрелся или угорел от выбросов солярных? – Александр в упор приблизился к старшему прапорщику, всерьез опасаясь за его психическое и физическое здоровье.

Сержанты тихонько заржали.

– Нет, Александр, я в норме, – задумчиво сказал Ошейков. – Просто ротный только что передал – артиллеристы тянут сюда два «Урала» с градовскими снарядами, что подорвались на «итальянках».

– И что мы с ними будем делать? – спокойно спросил техника замполит роты.

– А вот что – по всем правилам техники безопасности, после подрыва нельзя использовать ни один тип боеприпасов! – победоносно посмотрел на замполита Ошейков. – То есть забираем у артиллеристов ящики из-под снарядов, набиваем их камнями, – он показал рукой вокруг, – и возводим некое подобие объекта «Укрытие»!

– Умная мысля! – согласился офицер. – Такой ящик с камнями пулеметная очередь не возьмет, и если ящики в два-три ряда поставить, то кумулятивная струя от реактивной гранаты «сломается».

– Правильно, Хантер! – похвалил его дерзкий Ошейков.

– Клевая мысля ваша, товарищ старший прапорщик! – встрял в разговор Лом, обрадованный тем, что не придется ковыряться в каменистых грунтах четвертой долбанной категории.

Тем временем на пятачке начала собираться техника разнообразнейшего предназначения. Притянули БТС с разбитыми катками с горки, шаманским следом, тяжело скатилась (тоже тормозя двигателем) БМР армейских саперов.

Со стороны Джелалабада возникли машины и тягачи ремонтников, и в скором времени по правую сторону по ходу движения колонны расположился лагерем целый мини-завод по ремонту битой военной техники. Ремонтники установили несколько больших палаток, натянули маскировочные сети. Загрохотали передвижные дизеля и бензиновые движки. Заработали сварочные аппараты, в прицепах и кунгах загудели станки – технари занялись своими будничными делами, словно все происходило где-то на учениях, а не на настоящей войне, всего за километр от недружественного Пакистана.

Артиллеристы притянули множество техники: самоходку системы «Гиацинт» с порванными гусянками и вырванными катками, сгоревший дотла «Град», два почти целых (с вырванными колесами) долгожданных «Урала» с градовскими снарядами. Для связи и защиты на СТО от артиллерии оставалась бронированная артиллерийская командно-штабная машина на базе МТЛБу с пулеметом ПКМб и КамАЗ с запчастями.

После непростых переговоров артиллеристы отдали десантникам все ящики с градовскими снарядами. Двухметровые фаллосы реактивных снарядов все вместе – артиллеристы и десантники – снесли за горку в неглубокую пропасть, где саперы тщательно заминировали этот импровизированный пороховой погреб.

Через полчаса оборонительные позиции отделений были обложены рядами ящиков, набитых камнями, и вдобавок Лом со Зверобоем умудрились замаскировать позиции кусками горной маскировочной сетки, мастерски «одолженными» с битой техники. Колонны советских войск уже заканчивали штурмовать капризный подъем, за ними вплотную, без разрыва, лезли «зеленые» части и соединения. Было уже совсем темно, из-за гор показалась луна, ночь обещала быть светлой, тихой и теплой…

Не отвлекаясь на ласки «казачьего солнышка», Хантер решил собрать малый курултай с подчиненными рядом из раздолбанным, но не сломленным (в этом он был уверен) очагом сопротивления, чтобы решить, как лучше организовать охрану и оборону СТО.

Собрались Ошейков, Логин с Петриком и младший сержант Крапивин (по кличке Будяк) – командир отделения тяжелого вооружения, начальник ротных «примусов».

– Собрал я вас, уважаемое товарищество, чтобы решить, как нам реорганизовать Рабкрин. – Старший лейтенант непринужденно подначил старшего прапорщика Ошейкова.

Сержанты снова заржали.

– Так, тихо, жеребцы! – успокоил их старлей. – Я вас собрал, чтобы отработать план действий на эту ночь. Вы все прекрасно понимаете, что мулла Сайфуль сделает все возможное, лишь бы отомстить. У кого какие соображения? Каждый из вас имеет равные права на умозаключения, после чего я, учитывая поступившие предложения, отдам приказ, – поигрался он в демократию.

– Я предлагаю, – первым выпалил, естественно, старший техник роты, – выставить на той горке, – он показал на фаллосоподобную высотку, которая поднималась по правую сторону и господствовала над местностью, – так называемый выносной пост. Затащить туда крупнокалиберный пулемет «Утес», автоматический гранатомет АГС-17 «Пламя», разместить радиста с рацией и, наверное, снайпера. Выносной пост перекроет любые подходы к нашей СТО, со всех сторон.

– Рация – у ментов, а в ВДВ – радиостанции! – Хантер вспомнил фирменное высказывание начальника связи бригады, но озабоченный Кинолог никак не отреагировал на такой пассаж.

– Мысль ваша, товарищ старший прапорщик, интересная и полезная, а если «духи» из минометов накроют из кишлака, тогда что нам на той Головке делать? – высказал сомнение Будяк (правда, сержант озвучил ненормативный аналог слову «головка»).

– С минометами управимся с помощью артиллерии, – поддержал Хантер старшего техника роты. – Свяжемся по радио и таких горячих всыпем, что песок посыплется! – пообещал он. – К тому же, Крапивин, дурака там не валять – оборудуйте позиции на высоте под кодовым названием «Головка», возьмите ящики из-под «геноцидовских» снарядов, набейте камнями, масксети натяните, в общем, подготовьтесь к ночному бою самым серьезным образом!

– Слышь, Кинолог! – обратился старлей к старшему технику. – Может, ты им суку-Замену на ночь в аренду сдашь? Чтобы «духи» их там ночью не вырезали?

– Что ты, Хантер, совсем озверел?! – вскипел Ошейков. – Они же ее съедят, вурдалаки!

– Как это съедят?! – изумился замполит.

– Тихо так, на шомполах вместо шампуров, – объяснил Кинолог. – Вдобавок на «Головке» собака не нужна, так как ночью подкрасться незаметно в горах практически невозможно. Это только в кино так бывает: «Вошли без стука, почти без звука», – процитировал он Высоцкого. – На самом деле стоит ступить на камешки – они и посыпались, так что ночью невозможно подлезть каменной осыпью незаметно! – Старший прапорщик продемонстрировал богатый боевой опыт.

– Тогда делаем так, – начал привычно командовать замполит роты. – Ты, Будяк, берешь свои «примусы», а Зверобой прикомандирует к тебе Ерему со снайперской винтовкой. Связь с моим КП установишь проводную, у артиллеристов позаимствуешь два аппарата ТА-57 и катушку с кабелем. Ежели провод перебьют, одностороннюю связь будешь держать через свой приемник.

– Ты, Кинолог, – обратился Александр к Ошейкову, – проведай своих коллег-технарей, что броню варят, определись с ними – сколько их там, какое имеют вооружение и технику. Как только обо всем разузнаешь – приходи ко мне, включим их в схему обороны, определимся: кто и где находится на случай нападения муллы Сайфуля, дабы «соляра» сдуру сама себя во тьме не постреляла.

– Хорошо, сделаю, – согласился Кинолог. – Также считаю необходимым устроить неподвижную огневую точку на подорванной БМП третьего взвода.

– Согласен! – махнул головой Хантер. – Зверобой! – обратился он к сержанту Петрику. – Устрой там огневую точку!

– Есть! – спокойно отреагировал тот.

– Теперь вы, – обратился замполит роты к Лому и Зверобою. – Вижу по вашим глазам – что-то вы хитрите, что-то замыслили, но молчите, как рыба об лед. Ну-ка выкладывайте, что надумали?

– Здесь такое деликатное дело, товарищ старший лейтенант, – хитро начал Логин. – Мы здесь с Навалем немного побазарили, и он нам рассказал кое-что интересное…

– Видел я твое «немного» и «кое-что»! – подколол старлей. – Едва не забил насмерть душка!

– Немного не считается, – вывернулся сержант. – Наваль этот может нам помочь…

– Каким-таким способом? – заинтересовался Петренко.

– Согласно наставления по ведению боевых действий, мы здесь, на СТО, делаем все как положено, чин-чинарем: определяем ночные ориентиры, пристреливаем местность, вдоль речки саперы выставят «растяжки» с РГД, сигнальные мины и т. п. Саперов прикроем стрельбой с «Головки» по кишлаку и, коль возникнет нужда, – из бээмпэшек.

– Грамотно, – похвалил подчиненного старший лейтенант. – Хотя замысел твой, Лом, состоит все же не в этом, верно?

– Верно! – прищурился Лом. – Мы со Зверобоем так мыслим, что ночью «душки» обязательно захотят нас проведать.

– Сто процентов, захотят! – подтвердил Ошейков, с чем присутствующие молча согласились.

– Однако мы предлагаем устроить «духам» «каминхар», то есть засаду, на их же территории! – выдал Логин.

– К черту на рога! – обалдел Хантер от сержантских замыслов. – Именно так у нас на Украине называют подобные «экскурсии»…

– Наваль знает радиочастоты, на которых мулла переговаривается с подчиненными. Знает он и их позывные, и даже голоса! – горячо защищал свой план Лом. – Значит, он нас предупредит – где, когда, как, откуда и в каком количестве «духи» будут подползать, а мы их достойно встретим. К тому же единые на наш взвод два автомата с ПБС – у меня на броне. Есть и «усовские» патроны. Как вам наш план?

– План, в принципе, неплохой. А вдруг племянник муллы врет и выведет на засаду? – высказал сомнение замполит.

– Думаю, что не врет! – твердо возразил заместитель командира взвода. – Это во-первых. А во-вторых, предлагаю его с собой взять, на шнурке тягать, как собачку, и, если что-то вдруг не так пойдет – я ему собственноручно горлянку перережу! – натурально пообещал Лом. – А в-третьих, наш Хоакин Мурьета (он же рядовой Хакимов) – таджик, знает их языки, даже первый курс университета в Душанбе на восточных языках успел закончить, он не даст «языку» соврать.

– А если нарветесь на большую банду? – снова усомнился Хантер. – Накроют басмачи и постреляют, как куропаток!

– Так Наваль с Мурьетой предупредят, ежели услышат о большой банде! Это в-четвертых. – Лом не колебался ни на грамм. – А в-пятых, мы со Зверобоем рассудили и пришли к выводу, что у муллы на эту ночь если и найдется с десяток боевиков для диверсии, то это будет для него очень хорошо, учитывая сегодняшние потери…

– Считаю, что твой план нуждается в усовершенствовании, – посоветовал Хантер. Наваля, конечно же, надо будет взять с собой, переодев предварительно в шуравийскую форму, а вот нашего Хоакина Мурьету – в его тряпки. Если Сайфуль и имеет какую-то договоренность со своим племянником (в чем я очень сомневаюсь), то по нашему Хакимову, который будет в «духовской» одежке, «ихвани» стрелять не будут.

– Не все так просто… – встревожился Ошейков. – А вдруг группа засветится, как тогда отходить к своим?

– По красной ракете свои прикроют, также вызовем огонь артиллерии, порядок взаимодействия определим сразу же по окончании курултая, – похвалился Хантер знанием артиллерийского дела.

 

Часть вторая

Волчье правило

 

Волчье правило

– Грамотно! – согласился старший техник. – А вот кого ты, Лом, планируешь привлечь к этой рискованной затее? – обратился он к замку-1.

– Я, Хакимов, Болгарин, Наваль, Татарин и… – Лом назвал заранее отобранные кандидатуры и замялся. – И… вы, товарищ старший лейтенант… – Он повернулся к замполиту роты.

Запала тишина (если можно было ее таковой назвать, ибо на горку взбирались «зеленые» подразделения), подчиненные испытующе взирали на заместителя командира роты по политической части. Хантер в ответ с вызовом всмотрелся в каждого из присутствующих: они ждали от него поступка. Офицерского поступка. Сомнения были недопустимы, поэтому Александр, выдержав паузу, заговорил.

– Вообще-то, я здесь среди вас единственный офицер и должен быть на КП – руководить боем… – Он вновь выдержал паузу. – Поскольку обстановка сложилась таким образом, что мое присутствие обязательно сразу в двух местах, одновременно… Слушай боевой приказ!

Дальше, в очень краткой форме, старший лейтенант Петренко поставил боевую задачу на ночь – где кому находиться, чем заниматься. Командный пункт определил на позиции близ машины Лома (которую бойцы с матом уже дооборудовали по всем правилам). По глазам подчиненных пробежала тень разочарования – дескать, красиво соскочил политработник с темы, побоялся, видно…

И тогда, в конце раздачи указаний, Хантер, дабы ловко вывернуться, избежав возможных обвинений или инсинуаций на вековечную тему «Все замполиты – одинаковые!», объявил:

– Во время ночных засадных действий вместо себя на КП назначаю старшего прапорщика Ошейкова. – Он рассматривал физиономии подчиненных, наблюдая за их реакцией. – В случае его выхода из строя – старшим на СТО остается сержант Петрик, за ним – младший сержант Крапивин. Командование пешей группой в составе шести человек оставляю за собой!

Хантер замолк, переводя дыхание. Все молчали, хотя смотрели на него с одобрением.

– Я все сказал! – старший лейтенант не стал ждать аплодисментов.

Оваций не последовало. Поэтому он обратился к подчиненным.

– Ужинать будем или как? – громко спросил старлей присутствующих.

– А то! – за всех ответил старший техник. – Такое ощущение, что желудок к позвоночнику прилип!

– Я так размышляю, – осторожно начал Лом. – Нужно поужинать. Всем, кроме тех, конечно, кто пойдет в «ночное». Лучше пойти на дело голодным, а утром свое догнать. А вот Наваля нужно обязательно накормить!

– Что за забота такая? – удивился Кинолог.

– Более послушным будет, – как оказалось, старший сержант довольно неплохо разбирался в людях. – Вдобавок он немного ослаб после того, что с ним случилось. Не дай Бог, но в критический момент может и сознание потерять!

– Дело говоришь! – поддержал сержанта Хантер.

– А если и ранят вдруг в брюшную полость, – продолжал гнуть свое упрямый Лом, – то и мать его так!

– Ты, как всегда, верен себе, «гуманист» по кличке «Старший помощник Лом», ха-ха-ха! – засмеялся старший лейтенант.

Все дружно загоготали. Пока Шаман готовил ужин, проворный Ошейков побежал по технарям. Расспросил всех, кого мог, выяснив все детали и тонкости. Как оказалось, кроме трех БМП десантников из серьезного вооружения пригодны к бою были лишь два крупнокалиберных пулемета ДШК и один ПКМБ.

Военнослужащих на СТО насчитали (кроме двадцати одного десантника из «охотничьей команды», Пол-Пота и трех бойцов из бригадной ремроты) аж семьдесят человек, из них десять – офицеры и прапорщики. Вооружены все были автоматами, кое-кто из офицеров имел при себе еще и пистолет.

Недобрым признаком являлось то, что, за исключением одиннадцати артиллеристов и пяти саперов, преобладающая масса специалистов на СТО не имела никакого боевого опыта. В принципе, народу собралось немало – по численности полнокровная рота. Однако разношерстность вооружений, техники и порядка подчиненности позволяла назвать это скопище случайных людей не иначе как цыганским табором. Тем временем команда Будяка потянулись цепочкой на горку, чье озорное название словно приклеилось к языкам десантников.

Вдвоем с Кинологом Хантер обошел СТО (на правах директора). По всем закоулкам стояла подорванная и целая техника, прицепы, кунги, палатки. Встретились с подполковником из армейского рембата, быстро определились: чем, где и каким образом ремонтники будут отбиваться в случае начала ночной кампании; где выставляются парные посты; обговорили пароли на эту ночь. Пол-Пота с его ремонтниками замполит роты нарочито минул стороной, не приблизившись.

Артиллеристы приятно поразили Хантера – сами предложили свою помощь и обустроили совместный с десантниками командно-наблюдательный пункт. На КНП уже была установлена знакомая Петренко еще с училища буссоль с лазерным прибором разведки. Возле приборов и на радио дежурил боец-артиллерист.

Пушкари рассказали, что сейчас руководил ими тоже замполит – старший лейтенант Данила Игорчук… Поговорили, восстановили знакомство – как оказалось, оба заканчивали Свердловское училище, с годичной разницей.

Артиллерийский коллега с готовностью помог Петренко, ибо Саня кое-что подзабыл из того, чему учил в альма-матер. Быстро согласовали порядок взаимодействия с коллегами Игорчука, находившимися на плато Магураль.

Вскоре к заместителю командира четвертой парашютно-десантной роты по политической части тихо приблизился старший сержант Логин и доложил, что, мол, все, кто должен ночью идти на дело, готовы. Наваль обильно накормлен свиной тушенкой (о чем даже не догадывается), а старший лейтенант-медик, прибившийся откуда-то к «соляре», даже квалифицированно обработал ему рану на ноге.

– Будет сотрудничать? – поинтересовался Хантер у Лома.

– Должен! У него нет выбора! – без эмоций заключил тот.

– Чем он сейчас занимается? – спросил офицер, дабы убедиться, что аманат и до сих пор жив-здоров.

– Вместе с Болгарином и Хакимовым уже как полчаса прослушивают эфир, на различных радиочастотах, – доложил сержант.

– Молодец, Лом! – похвалил Хантер подчиненного. – Теперь давай обсудим – как доложить Леснику о нашем плане?

– Ни в коем разе! – резко возразил Логин. – Никаких докладов!

– Почему? – удивился старлей.

– А потому, что рядом Пакистан, – возразил замкомандира первого взвода. – За долгие года этой войны «духи» хорошенько выучили наш военный сленг, многие их предводители учились в Союзе, в том числе – в военных вузах, – аргументировано убеждал он. – Если мы выйдем в эфир и начнем излагать наш план – «духи» мгновенно отреагируют, они тоже не пальцем деланы!

– Какой ловкий у тебя сержант! – с завистью заметил артиллерийский замполит. – Нам бы такого!

– Старший сержант Логин – уникум! – улыбнулся Хантер. – Ибо имеет за плечами неоконченное высшее образование и почти полуторагодовой опыт войны.

– Это уже серьезно! – согласился Игорчук.

– Лом, зови Зверобоя, пусть его бойцы, вместе с армейскими саперами, собираются на минирование вражеских пляжей. – Хантер махнул рукой в направлении кишлака. – СТО прикроет их огнем, коль возникнет нужда, как в песне поется. Будяка я сам предупрежу, по телефону.

– Есть! – ответил замок-1 и ушел. Возвратился он радостный, притянув с собой две мины МОН-100, вместе с «адской машинкой», то есть пультом для дистанционного управляемого подрыва – саперы выделили бакшиш для десантников (правда, пульт настоятельно просили вернуть).

– Александр Игоревич! – обратился к сержанту Хантер. – Давай посоветуемся – где будем делать проходы в минновзрывных заграждениях? Один – туда, его после нашего перехода немедленно заминируют, второй – для возвращения. Твое мнение? Ты ж со мной был на той стороне, видел там все, но я на БМП проехал, а ты – на своих двоих пробежал. Что думаешь?

– А вы как считаете? – вопросом на вопрос ответил Лом.

– Ты что, одессит? – ухмыльнулся замполит.

– Ан нет, – ответил замок-1. – Просто меня так учили, что, дескать, первым свою мысль делает достоянием гласности старший, и лишь потом младший имеет право несколько усовершенствовать это предложение своими соображениями.

– Молоток! – похвалил чужого сержанта старший лейтенант Игорчук.

– Логин! – приструнил Хантер старшего сержанта. – Все и так поняли, что ты, как птица-говорун, отличаешься умом и сообразительностью! Мое мнение таково. – Он припомнил по памяти местность за рекой Вари-Руд. – Что-то мне подсказывает, «духов» следует ожидать в районе «казацкой могилы», то есть кургана, на том берегу. Сдается мне, они будут продвигаться пешком, полями. Вдобавок ко всему там имеется разветвленная система кяризов, мы слышали взрывы, таким образом, приходим к выводу – выходы из подземелий уже разминировали…

– Я тоже так думаю, – удовлетворенно согласился старший сержант. – Так как «духи» – козлы, поэтому и должны шарахаться своими козьими тропами, – подытожил он.

– А отходить где будем? – настала очередь Хантера спрашивать.

– Там же и будем! – ляпнул сержант.

– Ты что, Лом, охренел?! – взорвался старший лейтенант. – Разве не знаешь нашего волчьего правила – ни в коем случае не возвращаться той же тропой, которой пришел?!

– Вот и «духи» так рассуждают! – резонно возразил сержант. – Пусть «кроты» после нашего отхода выставят там плотную завесу из сигнальных мин. Так мы убиваем сразу же трех зайцев. Судя по всему, Логин не терял напрасно времени, размышляя над непростым заданием. – Во-первых, если душманы полезут впереди нас – сработают сигнальные мины, в ответ СТО откроет огонь. Во-вторых, если мы по радио предупредим, что возвращаемся старым коридором, светляки от «сигналок» дадут ориентир нашим – где мы находимся, чтобы прикрыли огнем.

– А в-третьих? – заинтересованно спросил артиллерийский замполит.

– А в-третьих, товарищ старший лейтенант, – поворачиваясь к офицеру всем корпусом, продолжил Логин, – если при отходе у нас на хвосте повиснут басмачи, есть определенная вероятность, что после того, как начнут взлетать «сигналки», они сообразят, что, дескать, шурави напоролись на свои же мины, и прекратят преследование.

– Грамотный сержант, – сдержанно одобрил чужого подчиненного Данила Игорчук.

– Да, – согласился Петренко. – Считаю, что такого «не в стыд», как говорят у нас на Полтавщине, держать на должности даже командира взвода. Однако мы что-то отвлеклись. – Хантер вернулся к основной теме. – Выдвигаться нужно прямо сейчас, пока еще господа «зеленые», – он показал на колонну афганской дивизии, штурмовавшую разбитый подъем, – помогают нам, отвлекая на себя «ихваней».

– Саперы минируют за нами наш коридор «сигналками» в три ряда, расстояние между рядами десять метров, – поддержал он мнение старшего сержанта Логина. – Остальной берег, – стволом автомата Александр очертил участок на местности, – минируем в три ряда, расстояние между рядами также десять метров: первый, самый дальний – сигнальными минами, два других – гранатными «растяжками».

– В какое время ожидаем гостей? – уже не стыдясь, спросил сержанта замполит десантной роты.

– Опыт показывает, что за пару часов до рассвета, – без ерничества ответил Логин. – Для этого существует ряд причин. Луна закатится за горы. – Он кивнул на дерзкую физиономию ночного светила, фарой повисшего над горным хребтом. – Возможно, туман поднимется от речки, шурави утомятся и заснут в боевых порядках. Но самое главное для них – выпадет роса!

– А роса им к чему? – теперь уже спросил Игорчук, изумленный сержантской осведомленностью.

– Пшеница не загорится от трассеров и гранат, – спокойно выдал домашнюю заготовку Лом, победоносно улыбаясь.

– Хорошо, так и делаем, – утвердил Хантер. – Логин, немедленно вызови ко мне Кинолога со Зверобоем, я доведу изменения в обстановке!

Отправляясь в «ночное», то есть на ночную охоту, Хантер переживал двойственные чувства. С одной стороны, было страшновато – ночью, на границе с недружественным Пакистаном, где полно коварных и беспощадных «духов», выходить малой группой за пределы расположения своих войск…

С другой стороны, он ощущал азарт и боевое возбуждение, адреналин снова обильно впрыскивался в кровь, толкая на героические (или сумасбродные?) поступки. Старший лейтенант Игорчук, пристально приглядевшись к товарищу, проследил ход его мыслей.

– Знаешь, друг, если бы я мог оставить своих на кого-то, был бы вместе с тобой, но не могу, к сожалению, – приблизившись вплотную, негромко промолвил он. – Но ничего, не волнуйся, по твоей команде закидаем все вокруг снарядами, вытравим осиное гнездо!

– Запоминай условную фразу, Данила, – задумался Хантер. – Если услышишь по радио: «Уходим, как пришли!» – это будет означать, что мы находимся возле своих сигнальных мин и вот-вот должны на них наступить. Остальное – согласно таблицы сигналов.

– Ни пуха! – пожелал коллега.

– К черту! – отрезал Хантер. Группа, уходящая в «ночное», имела необычный вид. Шли «налегке» – стальные шлемы и бронежилеты не брали. Лишь Татарин нацепил каску со словами «Нашего брата-снайпера всегда в голову бьют». Путь был недальним, но каждый тащил на себе просто колоссальный вес оружия, экипировки и, главное, – боеприпасов, подобранных для себя лично. Снайпер, Мурьета и Болгарин прихватили ночные прицелы. Радиостанцию «Ромашка», использовавшуюся для связи с авиацией, решили оставить на КНП.

«Ночное» началось с выдвижения на пастбище. Впереди небольшой группы, навьюченные, как ишаки, горой саперного снаряжения, семенили армейские саперы, за ними, по-волчьему след в след, шли нештатные саперы из отделения Зверобоя. Пылища и эхо, разносившиеся далеко вокруг «зеленого» артиллерийского полка, вооруженного гаубицами образца 1938 года, надежно маскировали группу.

Неспешно приблизились к реке, вода была быстрой, сильной и прохладной, пришлось рассупониваться и форсировать водную преграду дважды: кое-что из снаряжения довелось поднимать над головами, чтобы не намокло. Переправились на вражеский берег, где саперы и остались – минировать пляжи.

Тихонько, тоже по-волчьему, пошагали дальше, к кишлаку, выглядывающему сквозь тьму и дымку в призрачном свете луны, которая временами выныривала из-за туч. Пройдя несколько десятков шагов, Хантер выбросил вверх левую руку – дескать, всем стоять – и приложил к глазам ночной бинокль. Остановились. Баскаков, приблизившись вплотную к пленнику, приставил штык к его горлянке.

Химерический лунный пейзаж предстал перед глазами: пшеница, «казацкая могила», колеи от техники, кружившей здесь днем, далее – пожарище. Кишлак мерцал светляками от углей дневного пожара, доносился запах гари. Никаких признаков присутствия противника… Внезапно ударил мощный артиллерийский залп большого количества орудий и реактивных установок.

Залегли. С той стороны, куда пошла армейская колонна, небо засияло, как во время победных салютов – армейская артиллерийская группа начала работать по духовским укрепрайонам, расположенным вдоль линии государственной границы. Стало намного светлее и вместе с тем опаснее. А вот разговаривать теперь можно было в полный голос.

Ползти, точнее – передвигаться на карачках, было очень неудобно, груда оружия и амуниции мешала быть пластунами, пшеница лезла за воротник, копоть забивала рот, нос и глаза, в голове роились дурные мысли о кобрах и других змеях, имеющих здешнюю прописку, логово, и переживающих сейчас весьма агрессивный брачный период. Вскоре мрачные мысли остались позади – группа удачно достигла своей цели.

На «казацкой могиле» все осталось, как и было днем, лишь «духи» прибрали своих «жмуров». Засаду решили устроить согласно всем писаным и неписаным правилам.

Одну МОН-100 Хантер выставил на управляемый подрыв близ памятного кяриза, другую старший сержант Логин установил немного далее, в уходящей в обход кишлака колее от гусянок бээмпэ Дыни. Упертый Лом лично проверил установку обеих «монок», обложил мины со всех сторон пластами земли и самым тщательным образом замаскировал пшеницей. Провод, шедший от них на КП Хантера, Лом заставил Наваля заглубить почти на метр.

На вопрос – зачем так глубоко, Лом лишь туманно ответил, что, дескать, именно так его учили еще в учебке. Окопы принудили копать опять-таки безотказного Наваля, начавшего углубляться в планету под неусыпным контролем татарина Баскакова. Благодаря его «педагогическим» способностям, работящий афганец соорудил посреди склона три укрытия, из которых можно было стрелять с колена. На самом «пупке» Логин, заменяя экскаватор, собственноручно рыл двойной окоп для стрельбы из пулемета.

– Мурьета, Болгарин, Лом, ко мне! – приказал офицер. Бойцы быстро приблизились.

– Итак, приступаем к осуществлению нашего плана. Сейчас Хоакин Мурьета с Навалем начинают внимательно слушать эфир. Наши «зеленые» друзья-соучастники, – Хантер посмотрел на подъем, где терялись габаритные огни замыкающей колонны правительственных афганских войск, – уже покидают нашу СТО. И скоро туда могут наведаться непрошеные гости.

Хантеру, Лому и Татарину, теперь уже без обезьяны, предстояло еще вырыть запасные окопы и тщательно их замаскировать. Обливаясь потом, они выкопали укрытие, из которого можно было стрелять «стоя с коня». Хантер, попив водички из фляги, решил немного отдохнуть и перекурить на дне окопа. Артиллерия вдалеке продолжала упорную долбежку, небо с той стороны периодически освещалось вспышками выстрелов и огненными хвостами реактивных снарядов.

– Не следует расслабляться, товарищ старший лейтенант! – услышал он над собой голос старшего сержанта.

– Что ты задумал? – спросил замполит сержанта, закуривая сигарету в кулаке.

– Пока вы здесь курган по всему периметру окопами изроете, – тяжело дыша после трудной работы в пыли, просипел Лом над ухом, – я мотнусь на СТО, возьму там ребят и еще подтяну сюда боеприпасов.

– Думаешь, будет жарко? – спросил старлей.

– Да, – кивнул сержант. – С той стороны, – он махнул на обратный скат кургана, – «договорной» кишлак. Однако мирные они лишь днем, открыто не воюют с нами, дабы мы их жилплощадь не разнесли. Ночью они все как один – моджахеды, поэтому мы и должны подготовиться соответствующе.

– Хорошо, – сказал Хантер, погасив окурок о землю. – Только смотри там – осторожно по дороге, на собственные «растяжки» не напоритесь!

– Не, я запомнил, где и что поставили! – уверил Лом, рванув на СТО.

Тем временем к Петренко подполз Диордиев, за что и был озадачен – копать землю с обратной стороны «казацкой могилы», передоверив рацию Хоакину Мурьете. На их счастье, здешний грунт оказался податливым, мягким, ничем не напоминая ту четвертую категорию, находившуюся от них на расстоянии чуть более километра. За час выкопали еще несколько окопов, окружив, таким образом, почти весь курган. Приказав подчиненным тщательно замаскировать нехитрые фортификационные сооружения пшеницей, Хантер приблизился к Навалю с Хакимовым.

– Как там? Что в эфире? – спросил Хоакина Мурьету, глотая воду из фляги.

– Что-то мутят «духи», товарищ старший лейтенант, – ответил таджик. – Какие-то происходят приготовления к чему-то, кто-то из наших что-то там натворил в ихних тылах, а конкретного – пока ничего.

– Не брешет родич муллы? – спросил Хантер, в упор глядя на вспотевшего «духа».

– Нет, товарищ старший лейтенант, пока не солгал ни единого слова, – заступился за Наваля тарджамон.

– Вот и хорошо, слушайте, – успокоился офицер. – Ежели что-то не так – кончайте его без слов! – Он, конечно же, блефовал, прекрасно помня об обмене пленными.

Появился Лом с четырьмя запыхавшимися бойцами, притаранившими полтора центнера боеприпасов и трофейный гранатомет, добытый Хантером «на приз». Десантники быстренько вернулись на СТО, а Логин на «пупке» развернул кипучую деятельность, обустроив мощную оборонительную позицию. Он ловко установил ПКМС в сторону кишлака, рядом разложил целый арсенал: автомат с подствольником, гранатомет со вставленной гранатой и какой-то несерьезный «окурок» с ПБС. Сумки с запасными гранатами к РПГ, ручные гранаты и РД 1 с боезапасом располагались в специальных нишах, устроенных Ломом в стенках окопа.

– Ты здесь всю пакистанскую армию можешь встретить! – одобрительно заметил Хантер, соскакивая к Логину.

– Всю не всю, но многим «душкам» кровь подкислить сможем! – подтвердил сержант. – Держите подарок! – Он всунул в офицерские руки какую-то веревку.

– Что это? – не въехал старший лейтенант.

– Бечевка из козьей шерсти, – объяснил замкомвзвода. – Всегда такую таскаю с собой. Как в засаде сидишь, по периметру окопчика обтянешь и спокойно себя чувствуешь, ибо змея, скорпион или паук страшно боятся даже духа козьего.

– А чего им бояться? – спросил Хантер, чья охотничья юность прошла на несколько тысяч километров севернее.

– Дело в том, что овцы и козы тутошние – это не такие уже и мирные создания, – Логину понравилась роль просветителя. – Если с гор валит многочисленная отара, она уничтожает все на своем пути. Овцы и козы съедают или вытаптывают все, что шевелится, острые копыта режут, давят, рвут в клочья все подряд – и растительность, и живность. Вдобавок жесткий мех мешает ядовитым тварям использовать на все сто процентов свое основное оружие – яд. Поэтому за тысячи лет все, что ползает здесь по земле, выучило: если воняет козлом – убегай и прячься. Это – единственный путь к спасению.

– Благодарю, тезка! – молвил старлей, перебирая в руках веревочку.

 

«Ночное»

Старший лейтенант Петренко высунулся из окопа и осмотрел местность в ночной бинокль. Артиллерия продолжала методически долбить по горам. На СТО были заметны вспышки сварочных аппаратов и другие демаскирующие признаки. Кишлак молча догорал.

«Не напрасно ли мы выперлись сюда ночью?» – спросил он сам себя. Ответа снова не получил. Убедившись, что подчиненные при деле, Хантер разрешил себе немного расслабиться, как учили тренеры перед ответственными спортивными соревнованиями. Как только он удобно разместился, воспоминания посетили молодую голову.

* * *

…Провожать Александра на маленький железнодорожный вокзал городка К. пришла куча народу – человек тридцать. Он был готов к этому – заблаговременно выкупил целое купе. На узеньком столике выстроилась батарея разнокалиберных бутылок с шампанским, водкой, самогоном и домашней наливкой, горкой громоздились нехитрые закуски, приготовленные тещей и женой.

Закончив военно-политическое училище в далеком Свердловске, он, по зову романтического юношеского характера, написал рапорт с просьбой направить его служить в ВДВ, ибо в 80-х годах об этом мечтал почти каждый юноша на территории одной шестой части суши. В Киевском Краснознаменном военном округе части ВДВ не дислоцировались, поэтому и попал Сашка в десантно-штурмовое соединение: далекий московский родственник, генерал, помог потомственному разгильдяю приземлиться «под каштаны».

Таким образом он и попал в элитную бригаду, дислоцированную в городке К. Отслужив два с половиной года, Александр считал себя опытным десантником – совершил около сорока прыжков с парашютом, принимал участие во многих учениях, хорошо стрелял из всех видов бригадного вооружения, водил технику любого назначения, защитил звание кандидата в мастера спорта по рукопашному бою.

Кроме того, по направлению политуправления округа Александр шесть месяцев провел в Белокаменной на курсах Спецпропаганды, работавших под крышей Главного Политуправления Советской армии и ВМФ, получив дополнительную специализацию: «специалист по борьбе с провокациями, слухами и распространением дезинформации».

Помимо всего вышеупомянутого, Сашка мог с вечера легко выпить пару бутылок водки, бурно провести ночь в компании, а в шесть утра по команде «Подъем!» уже бежать с бойцами марш-бросок с полной выкладкой.

Именно за такие «подвиги», с одной стороны, он был взят на контроль партийно-политическим руководством бригады, а с другой – и без того непростые отношения с супругой окончательно испортились. Поэтому, когда он начал строчить рапорт за рапортом о переводе в Афган, в политотделе вздохнули с облегчением.

Несмотря на определенные недостатки, у командира бригады он все же был на хорошем счету: фанат учений, тренировок и парашютных прыжков, постоянно с ротой – то в нарядах, то на полигонах. Именно такие офицеры способны выдерживать обозначенные Присягой тяготы и лишения воинской службы. Тем не менее руководящее слово партии дало о себе знать…

Даже далекий украинско-московский родственник с широкими лампасами на штанах ничего не смог сделать, когда Александра наконец решили отправить «за речку», выполняя решение вышестоящих партийно-политических органов – ну и основываясь на многочисленных рапортах самого Сашки.

Родители Александра жили на Урале и даже в кошмарном сне не могли себе представить, куда отправляют самого младшего сына. С родителями супруги у него (и у его родителей) были очень сложные и напряженные отношения. Стоя на перроне, они тревожно вглядывались в очередь «военнослужащих и членов их семей», входивших-выходивших из купе, где, собственно, и имел место прощальный банкет. Полуторагодовалая дочурка Аня находилась рядом с бабушкой и дедушкой; тепло одетая, она беззаботно бегала по перрону, что-то щебетала и громко смеялась, и именно ей было веселее всех в эти нелегкие минуты.

Наконец объявили об отправлении поезда, и Александр вздохнул с облегчением – уж больно тяжелым оказалось прощание. Какая-то незаметная тень промелькнула на лицах друзей, родственников и знакомых, в памяти навсегда осталось удивленное лицо дочурки и немой вопрос в ее глазках – дескать, куда ты, папусь?..

Поезд набирал скорость, и вот уже остались далеко позади в морозной мгле вокзал, дома и улицы родного городка…

В Киеве в политуправлении округа (или политуправе, на офицерском сленге) убывающих в Афган с нетерпением ждали те генералы и старшие офицеры, которые имели собственных детей – офицеров, которые, в свою очередь, могли попасть на войну, хотя бы теоретически. Поэтому каждый афганский заменщик, появлявшийся в политуправе, вызывал у них приятные и, можно даже сказать, отцовские чувства.

Пожилой и недалекий ЧВС (то есть член Военного Совета), начальник политуправления округа генерал Рудин относился ко всем одинаково: «драл как собак» (его самое мягкое высказывание), поскольку был уверен на всю тысячу процентов – его дети и внуки, даже по сумасшедшему стечению обстоятельств, не могут попасть «за речку».

К нему на прием и попали свежеиспеченные «афганцы» – группа молодых офицеров-политработников. Александр как раз встретил своего старого дружбана по училищу – коренастого старшего лейтенанта Романа Кривобоцкого из Кировоградской бригады спецназа. Они сразу стали держаться вместе, сторонясь «соляры», то есть всяческой пехоты, танкистов, артиллерии, и уж тем более – тыловиков.

– А, долбаные парашютисты! – кинулся на них, как гончак на дичь, ЧВС. – Ну-ка, подойдите поближе!

Все знали о «любви» к десантникам, спецназовцам, авиаторам, ибо вследствие перманентной организационно-штатной чехарды в «непобедимой и легендарной» соединения и части десантно-штурмового и специального предназначения вертолетные полки периодически подчиняли непосредственно Москве, потом – округам, потом снова Центру.

Тем не менее политуправы округов крепко держали вожжи партийно-политического руководства на своей территории. Сейчас грозный, все более тяготеющий к маразму генерал Рудин откровенно выплескивал наружу свою ненависть к людям, постоянно действующее паскудное настроение и плохо скрытую зависть к парням в офицерских мундирах со знаками различия ВДВ. Главным для ЧВС сейчас было желание «выдрать» очередную жертву, стоило лишь найти повод. Однако на этот раз старый Акела промахнулся…

– Докладывай, старлей! – это он к Сашке. – В чем заключается сущность перестройки?

Сашка, явно не ожидавший ничего подобного, сначала смутился: ему было не до перестройки. С вечера много выпили, прощаясь на перроне, да и вообще он никогда не был силен в «болтологии», то есть партийно-политической работе. В бригаде давно подметили эту его неспособность к громким речам, за что ему и прилепили кличку «Нетипичный замполит».

Утопая в кожаном кресле, ЧВС застыл в ожидании любимейшей картины, наподобие «избиение младенца». После пятисекундного замешательства Александр напрягся, как перед первым десантированием, внутренне сгруппировался и выдал.

– Смысл перестройки, товарищ генерал-полковник, – понесло Нетипичного по кочкам, – я понял так. В Афганистан нужно отправлять только по рапорту, то есть по собственному желанию, или же – сынков вышестоящего партийного и военного начальства. Как учит нас великий Генеральный секретарь, наконец-то созрела необходимость борьбы с протекционизмом, кумовством и…

Он не успел закончить свою корявую фразу, как прозвучал дикий рык льва, постепенно переходящий в змеиное шипение.

– Ты что, б…, старлей, твою мать, думаешь, что раз в Афган едешь, то тебе все по х…?! Да я тебя, да ты у меня… – У обозленного и брызжущего слюной ЧВС не хватало слов, он почти задыхался, покраснев как рак, глаза налились кровью.

Александр быстро просчитал ситуацию, справедливо придя к выводу, что из этого роя не выйдет ни… Он прекрасно понимал, что, назвав Рудина просто генерал-полковником без подчеркивания его «членства», он уже страшно его оскорбил, поскольку тот сам любил говаривать: «генералов до х…, а ЧВС в округе – один!»

Вдобавок чего стоила тирада о Генсеке, о необходимости борьбы с кумовством… На тот период, очевидно, здоровье пожилого генерала было не ахти.

– Старлей, ты, и ты – тоже! – это он к Сашке и Роману одновременно. – Идите на…! Я, б…, похлопочу за обоих, чтоб не возвратились из Афгана! Вы у меня туда попадете, где о куске белого хлеба раз в полгода в газетах читают… – задыхаясь от праведного партийно-политического гнева, хрипел выживший из ума старикан.

Не дослушав о том, куда их пошлют следующим матюгом, Саша с товарищем стремглав выпрыгнули из высокого кабинета, выдохнули, переглянулись и радостно заржали, чем чрезвычайно удивили офицеров, томившихся в приемной – никто не помнил случая, чтобы после нахлобучки у ЧВС кто-то вообще кисло улыбался, не говоря уже о том, чтоб хохотал.

А Александр с Романом действительно радовались, потому что избежали участия в долгоиграющей и абсолютно бессмысленной процедуре, условно называвшейся «собеседованием». Оно сводилась к тому, что перед отправкой на войну офицеров-политработников, как это говорят, до слез пытали на предмет знания материалов партийных съездов, пленумов и конференций; руководящих писем, памяток и указаний; инструкций, наставлений и рекомендаций и тому подобное, и так далее, и прочая-прочая-прочая…

С какой целью это делалось, Александр не знал. Про себя, шутки ради, он решил, что бредятина эта необходима лишь для сохранения жизни и здоровья офицера-политработника. Дескать, пока он будет читать и переписывать руководящие документы, да еще и старательно конспектировать работы классиков марксизма-ленинизма, руководителей партии и правительства, готовясь к политзанятиям, не будет времени воевать, стрелять, бегать-ползать, то есть – принимать непосредственное участие в боевых действиях…

Самолет в Ташкент вылетал утром. Группа молодых офицеров-политработников была в сборе, на войну отбывали организованно и четко, согласно руководящим указаниям партии.

Взаимоотношения в группе заменщиков наладились не сразу. Большинство правильно отреагировало на десантную затею в кабинете ЧВС – они ободряли Александра, с пониманием относились к «долбанным парашютистам» (как их теперь называли). Другая, меньшая, часть офицеров поначалу пыталась даже устроить парашютистам настоящую обструкцию: дескать, нельзя такое вытворять – нарушать партийную дисциплину, нагло противоречить Самому, великому и ужасному…

Впрочем, прошло совсем немного времени, и весь этот бред – изнурительное «собеседование», многочасовая нервотрепка, матюги Самого – потихоньку отошел на задний план, и вдруг всем стало ясно и понятно: сейчас происходят «судьбоносные» (любимое выражение Генсека) события в их жизни.

Подобные моменты в судьбе людей военных носят название переломных, поэтому каждый всегда остро их ощущает. В душе постепенно увеличивается клубок противоречивых чувств – накапливается тревога, ожидание будущей опасности давит с физической болью, к этому прибавляется тоска по родным и близким, остающимся на много месяцев, не дают покоя грешные мыслишки об оставленных молодых женах, невестах, любимых – дождутся ли?..

Негромкие конфликты в группе офицеров, улетающих в Ташкент, потихоньку сошли на нет, молодым людям просто было не до этого: каждый копался в себе, погрузившись в собственные чувства…

В Ташкенте, в политуправе Туркестанского военного округа все было намного проще, здесь уже чувствовалось малое расстояние до фронта. Хотя от Ташкента до реки Амударья оставалось много сотен километров, «предчувствие гражданской войны» не покидало каждого.

Здесь никто не проводил бессмысленных собеседований, не парил мозг наставлениями и руководящими указаниями, просто еще раз уточняли – кто, в какую часть, на которую должность, кого должен заменить в многострадальной Сороковой армии. Это было уникальное в истории Советской армии войсковое соединение, уже несколько непростых лет находящееся в состоянии войны, хотя государство отнюдь ни с кем официально не воевало.

В печати этот военный организм презентовали весьма оригинально: «Ограниченный контингент советских войск в Афганистане». Кто являлся автором сего перла, с какой целью придумали такое дебильное название, в политуправе ТуркВО не знали.

Из официальных ташкентских мероприятий запомнилось лишь одно, впрочем, никого не обременившее – всех загнали в учебный класс, где дали прочитать некоторые боевые документы, точнее, выдержки из оных. Тут были: боевые приказы на проведение боевых операций, приказы на марш, боевые и партийно-политические донесения по их итогам, отчеты разнокалиберных командиров и начальников и даже фрагменты уголовных дел советских военнослужащих, совершивших преступления там – «за речкой».

Многие из киевлян, не обратив внимания на документы, сразу же умостились спать за столами, подложив секретные документы под голову, дабы мягче было. Александр внутренне понял, что почитать будет совсем не вредно, и, раскрыв папку, начал читать. Оказалось, что большинство этих бумаг были написаны, что называется, – кровью.

Перед глазами старшего лейтенанта открылись абсолютно противоречивые картины: с одной стороны – героизма, храбрости и мужества, а с другой – трусости, разгильдяйства и даже предательства с переходом с оружием в руках на сторону врага. Александр так увлекся чтением, что разбудил мирно спящего Романа.

– Саня, ты что, с катушек съехал? – расплющил он глаза. – Ты чего спать мешаешь?

– Давай просыпайся! – ответил Александр. – Здесь столько интересного, а главное – почти без вранья, ей-богу, кровью написано!

Роман недовольно протер глаза и, сев рядом, тоже начал читать, постепенно вникая в суть.

– Ни хрена себе! Вот дают! – спецназовец бурчал под нос. – За это кончать перед строем надо!

Никого кончить товарищ не успел, двери тихонько открылись, и едва слышно зашел «краснопёрый» полковник с лицом, на котором четко прослеживались черты сына Азии. Сначала никто не обратил на него внимания – зашел он тихо и не орал до умопомрачения, как принято во всех без исключения политуправах, что само по себе сбило киевлян с толку.

Алабай (полковник на тюркских наречиях) немного постоял, понаблюдал – кто, чем занимается, потом идентифицировал среди спящих голов двух бдительных десантников.

– Старший лейтенант Петренко и старший лейтенант Кривобоцкий – ко мне! – негромко скомандовал он «долбанным парашютистам».

– Товарищи офицеры! – запоздало гаркнул старший группы – майор Криворожец (его прозвали так не за физические недостатки, а за то, что он прибыл из танковой дивизии, дислоцированной в Кривом Роге), и киевляне окончательно проснулись.

– Спите спокойно, дорогие друзья! – колко «успокоил» их алабай. – Там, «за речкой», вам спать не дадут, хотя не помешало бы вам ума-разума набраться, прочитать – что же под вашими головами находится?

Многие из киевлян покраснели, некоторые нетерпеливо начали листать странички документов, всем своим видом демонстрируя «имитацию кипучей деятельности». Полковник, не обращая на них внимания, махнул Александру с Романом и вышел, так же тихо, как и зашел минуту назад.

– Кранты вам, парашютисты, – ехидно процедил Криворожец. – Точно зашлют туда, куда ЧВС обещал!

– Умойся, «соляра», – без злобы кинул Александр, выходя.

– Идите за мной, – приказал полковник-азиат и повел сбитых с толку парней катакомбами политуправы.

Они долго блуждали переходами, потом спускались по ступенькам в подвалы, поднимались вверх, пока неразговорчивый полковник не завел их в просторный кабинет в полуподвальном помещении.

– Полковник Худайбердыев Давлетмыйрат Мыляйвиуч, из Спецпропаганды, – представился он офицерам и поздоровался с каждым за руку. – Садитесь, где видите, – пригласил к дивану в дальнем углу кабинета…

– О ваших подвигах у ЧВС в Киеве я уже слышал, знаю это мурло уже давно, он всегда таким был, – бросил он первую фразу, от которой у молодых офицеров перехватило дыхание.

– Изучил ваш послужной список, – продолжал Худайбердыев. – Кто и сколько прыжков совершил, как училище закончил, кто из вас женат, а кто холост – тоже знаю. Спросите, для чего я вас сюда привел? Скажу откровенно – мне нужны такие хлопцы, как вы: молодые, энергичные, смелые, немного авантюрные, в правильном понимании этого слова. Ты, например, Александр, – обратился он к Петренко, – закончил в Москве курсы Спецпропаганды, имеешь представление о том, что она вообще собой представляет. Ты, Роман, – алабай повернул породистую голову к спецназовцу, – сам по себе парень сообразительный, знаете вы друг друга давненько, в паре с Александром сможете многое сделать полезного в нашей структуре. Мирной и сытой жизни я вам не обещаю, мотаться придется почти по всей стране, задачи будут разноплановыми и сложными.

Открою служебную тайну – ты, Александр, планировался именно к нам в управление, для работы с местным населением в южных провинциях Афганистана, – полковник продолжал удивлять. – Но твоя выходка в кабинете Киевского ЧВС все испортила, и сейчас я действую на свой страх и риск, поскольку в нашу «парафию» большие начальники стараются не лезть, настолько деликатное это дело – работа с афганским населением. Конечно, в засадах вам не сидеть, караваны духовские не брать, да и в рукопаху ходить не придется, тем не менее по ордену Красной Звезды и по медали «За боевые заслуги» я вам обещаю. Как, ребята, согласны?

Александр и Роман задумались: такая возможность случалась в жизни офицера нечасто, да и награждали в те времена в Афгане не густо и далеко не всех. С политработниками ротного и батальонного уровня было еще сложнее, и, хотя они и являлись рабочими лошадками армейской политработы, их как-то не замечали, стараясь вообще не награждать.

Награды щедро получала лишь верхняя надстройка политработников, начиная с уровня полк – бригада и выше. А здесь – орден Красной Звезды, да еще и медаль «За боевые заслуги»! Сразу же к горлу подступил горький ком, взыграло оскорбленное «я»: Киевский ЧВС сделал свое черное дело, сдержал все же слово, старпер!

– Премного благодарен, товарищ полковник, за доверие. – Александр встал с дивана и проговорил, немного закашлявшись от волнения: – Однако я поеду туда, куда должен ехать – замполитом парашютно-десантной роты, и пусть будет, как будет! От судьбы не убежишь и не спрячешься! – твердо закончил он свою речь.

– Благодарю за откровенность, честно говоря, не ожидал другого ответа! – Худайбердыев молча встал, подошел к Александру, крепко пожав ему руку. – Хотя имею право воспользоваться своей властью, но не буду. Ну что ж, ребята, езжайте на свои места, на запланированные должности, заменщики там уже заждались.

Тебе, Петренко, – задержал он руку Сани в своей, – не хочу, но должен сообщить плохую новость – твой заменщик тебя не дождался… Так, ты все правильно понял, – промолвил он с какими-то отцовскими нотками в голосе. – Старший лейтенант Новиков Владимир Александрович позавчера подорвался на фугасе, глупо так – возвращаясь из дукана, после двух лет войны хотел перед заменой покупки сделать родным и близким… Вечером того же дня Новиков умер в Кабульском центральном госпитале, куда его доставили вертолетом. Такие невеселые дела…

Предупреждаю вас обоих: я с вами не прощаюсь, ваши услуги мне еще понадобятся. Вас найдут и известят, когда возникнет потребность. Желаю военного счастья, чтобы возвратились домой живыми и здоровыми, хотя нормальным оттуда никто еще не возвращался. – Алабай пожал обеим офицерам руки, отвел к дежурному в конце коридора, приказав, чтобы тот провел десантников.

В классе, где все еще находилась киевская группа, парашютистов начали расспрашивать – куда водил их нерусский полковник, о чем говорили, что предлагали. Услышав, что ребята отказались от службы в Спецпропаганде, абсолютное большинство группы пришло к выводу, что парашютисты с дуба рухнули, а в том, что Санин заменщик погиб за неделю до замены, киевляне с суеверным ужасом увидели плохое предзнаменование…

Авиабаза «Тузель» под Ташкентом. Таможня и пограничники встречали заменщиков без интереса, на их тупых и сонных лицах было написано: что с того – очередная партия пушечного мяса, которая только летит «за речку», вот, когда будут возвращаться – пошмонаем на славу!

На взлетной полосе стоял хорошо знакомый парашютистам по учениям с десантированием «Горбатый» – так в ВДВ называют военно-транспортный самолет Ил-76. Правда, на борту его была маскирующая надпись «Аэрофлот», но опытный глаз видел спаренную авиационную пушку в хвостовой части самолета, и всем становилось ясно, что это за «Аэрофлот» такой специфический (пушки, наверное, для того, дабы птиц отгонять во время взлета-посадки?). Загрузились быстро, заменщиков и отпускников оказалось человек двести. Среди них было несколько женщин.

– Интересно, что их тянет на войну? – спросил Сашка у Романа.

– Что, старлей, не понимаешь? – вместо него ответил сосед по правую руку – разбойничьего вида старший лейтенант-танкист.

Судя по загорелому лицу, он возвращался в Афган из командировки (тугой шлейф-амбре красноречиво свидетельствовал о бурном ужине).

– Во-первых, заработать влагалищем кучу чеков на квартиру и машину. Во-вторых, найти дурака какого-то на роль мужа, а в-третьих – натрахаться на всю оставшуюся жизнь, – закончил объяснение танкист.

– Так что, ни одной нормальной женщины во всем Афгане нет?! – не на шутку перепугался Александр.

– Да есть, конечно, но, чтобы ее, нормальную, найти, нужно такой фильтр включить, что тебе и не снилось, друг, – продолжал бравый танкист. – А вообще, ребята, знаете анекдот о Бабе Яге? Нет? Так слушайте!

– Сидит такой себе печальный министр обороны СССР, – начал травить опытный балагур. – То ли он с похмелья, то ли мутит его, съел что-то не то… Нажимает на кнопку, вбегает адъютант, полковник, а министр ему грозно говорит: «Найдите и приведите ко мне срочно: Змея Горыныча, Кощея Бессмертного и Бабу Ягу!»

Побежал полковник выполнять задание партии и правительства. Вечером, в тот же день спецназовцы из «Альфы» штурмом взяли избушку на куриных ножках, где гуляла на каком-то своем шабаше лесная нечистая сила – всякие там русалки, водяные, мавки, колдуны, в том числе и те, кто был нужен: Змей, Кощей и Яга. Шелупонь всяческую – леших, водяных и мавок – на всякий случай кончили на месте. А основных фигурантов, так их спецназовцы, добры-молодцы, заломали, заковали, загрузили быстро и «МиГом» приперли в Москву, к министру. Заводят в кандалах, выстроили в приемной, командуют: «Смирна!!!»

Заходит министр, пристально вгляделся в их бесстыжие очи (даже каждой голове Горыныча в глаза посмотрел).

«Так, нечего вам чего здесь, в Советском Союзе, делать, население пугать, – сурово говорит он. – Мухой собрались и вперед – в Афганистан, может, хоть там какая-то польза от вас будет!»

Приказал особистам следить за нечистой силой, чтобы, не дай Бог, в плен не попали и не выдали проклятым буржуинам страшную военную тайну. Проходит месяц. Привозят к министру Кощея Бессмертного. Выглядит он плачевно: весь в бинтах-гипсах, одни глаза выглядывают в щелочку.

«Кощей, твою мать! – восклицает министр. – Ты же, б…, Бессмертный, твоя смерть в яйце, а яйцо у меня в сейфе на спецхране, что ж такое случилось?»

«Да, Бессмертный я, б…, но, когда меня вместо большого минного трала к танку прицепили и на минное поле вытолкали, не выдержал я, сломался!» – заплакал Кощей.

Приказал министр наградить Кощея орденом Красной Звезды и отправить на лечение в госпиталь имени Бурденко. Вновь пролетел месяц, привозят санитарным бортом из Афгана Змея Горыныча, а вид у него прескверный: из трех голов осталась одна, и та контужена, крылья ампутированы, фюзеляж весь в заплатах и шрамах.

«Что с тобой, Змеюшка? – прослезился министр. – Ты же, будто бы, тоже бессмертным числился?»

«Да какое там бессмертие нахер?! – залилась слезами одинокая и контуженная голова Змея. – Летали мы вместо вертушек низкими высотами, по рельефу местности, боеприпасы на «точки» завозили, раненых забирали, а «духи» – сволота, “Стингерами” крылья попробивали, головы пообрывали, не могу я так больше!» – замахал в истерике Горыныч культями ампутированных крыльев.

Снова подписал министр приказ – наградили последнюю голову Змея Горыныча орденом Красного Знамени, а две покойные головы – орденами Красной Звезды, посмертно. Направили бедного Змея на лечение в институт Склифосовского, поскольку там – сильнейшая травматология.

Отныне оставалось министру дождаться Бабу Ягу, надеясь, что и она реабилитируется перед многими поколениями детишек малых и совершит, старуха, вполне возможно, на старости лет подвиг какой-никакой, подобно своим друзьям-соратникам. В аппарате министра даже подготовили заранее представление на старушку, на орден «Дружбы народов».

Но – летит месяц за месяцем, а Бабы Яги все нет. Особисты, и те след не берут. Приказал министр любой ценой найти старую ведьму (если потребуется – выкупить из плена или обменять на главаря банды) и привести пред светлы его очи. Полетели тридцать три богатыря (в смысле – отряд отборных спецназовцев) на поиски. Перешмонали весь Ограниченный контингент – нет бабки. Смекнули добры-молодцы, что не сносить им голов, но тут кто-то передал закодированную информацию, что, дескать, вчера вечером видели Бабу Ягу в Джелалабадском гарнизоне. Полетели богатыри в Джелалабад, поставили на уши советский и афганский гарнизоны, нашли-таки бабку у вертолетчиков в модуле, лежит пьяненькая, спит себе, похрапывая.

«Баба Яга! – кричит зычно главный спецназовец. – Немедленно в самолет, тебя министр в Москве заждался!»

«Нет, – трясет патлами пьяная стерва. – Не поеду!»

«Почему? – изумился видавший виды спецназовец. – Твои дружбаны, Змей с Кощеем, давно уже в Союзе…»

«А что мне там делать? – спрашивает укушавшаяся бабушка. – Это там, у вас в Союзе, я Баба Яга, а здесь, в Афгане – Василиса Прекрасная!»

– Ха-ха-ха!!! – взорвалась хохотом почти половина пассажиров «Горбатого», внимательно слушавших колоритный, хотя и несколько затянутый, но все же оригинальный анекдот веселого танкиста.

Смеялись так громко, что из своей кабины выглянул командир корабля и удивленно наблюдал, как хохочут молодые офицеры, летевшие не куда-нибудь, а на настоящую войну.

 

Суета, хренобень и туфта…

… Вскоре все потихоньку задремали. Вдруг завыла сирена, и металлический голос командира корабля в динамиках известил.

– Внимание! Мы пересекли границу между СССР и Афганистаном!

Однако встревожены были не все – летевшие не впервые спокойно себе дремали.

– Да не дрыгайтесь вы, – буркнул шебутной танкист из-под фуражки, закрывшей пол-лица. – Это так – традиция, летуны завели. При возвращении на Родину – как же вы эти слова ждать будете! А пока приберегите силы на посадку в Кабуле, хотя вы – парашютисты, вам не так хреново будет, как остальным.

Зачем беречь силы для посадки в столице дружеского государства, было неизвестно, поэтому Александр с Романом снова закемарили. Но когда «Горбатый» повис над Кабулом, действительно пришлось вспомнить уроки десантирования: с десяти тысяч метров громадный Ил-76 быстро свалился на крыло и за считанные минуты, за каких-то три круга, довольно жестко ударился колесами об аэродромный бетон.

Парашютисты держались молодцами, хотя даже им не верилось, что такая огромная машина способна на подобные маневры. Иным заменщикам в самом деле поплохело, некоторые «хвалились харчами», одна женщина с перепугу вообще потеряла сознание, возле нее суетился капитан-медик.

– Сегодня летуны что-то на самом деле погорячились… – тяжело вымолвил танкист, переводя дух со вчерашним амбре.

Выйдя из кабины летчиков, командир борта жестко осмотрел своих пассажиров.

– Перед нами «духи» сбили АН-24, – обозленно сказал он. – Кто не верит, посмотрите на горы, когда выйдете!

Открыли рампу, но выходить почему-то не спешили – там работали представители Кабульской пересылки. Впереди респектабельно выступал в новой «эксперименталке» здоровенный, упитанный, что твой хряк, старший прапорщик-десантник.

На широченной груди прапорщика красовались орденские планки, просто обязывавшие «союзных» заменщиков взирать на него с благоговейным уважением: два ордена Красной Звезды, орден «За службу Родине в ВС СССР» третьей степени, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За отличие в воинской службе» первой и второй степени! На всю остальную «песочно-юбилейную шелуху» ошарашенные молодые офицеры не обратили внимания.

– Наверное… спецназовец… – вслух высказал мысль Роман.

– Держи карман шире! Дальше дуканов кабульских нигде не бывал! – с презрительным пренебрежением бросил танкист. – Крыса тыловая!

– Как так?! – изумились парни.

– А так, – продолжал новый знакомый. – Этот прапор – начальник склада без склада (должность в штате есть, а склада такого по жизни не существует, в связи с определенными причинами), одного из полков славной 103-й десантной Витебской дивизии. Дивизия воюет в горах, «зеленках» и кишлаках, а прапор пригрелся и уже пятый год на пересылке настойчиво «сражается», не щадя живота своего.

– Как, пятый год? А награды? – не могли въехать парни, а с ними – и множество любопытных заменщиков.

– А так, задача у этого хряка колхозного не воевать, – презрительно глядя на прапорщика, продолжал танкист, – а быть «в-передок-смотрящим», отбирая на пересылке привлекательных особей прекрасного пола для штаба армии и командования 103-й дивизии. За это он регулярно получает награды, бабки у него водятся, генералы за руку здороваются, а десантники пяти «крайних» замен каждый раз обещают застрелить или, на крайний случай, кастрировать.

– А чего не кастрируют, а лишь обещают?! – вознегодовал кто-то из «союзных» заменщиков.

– Во-первых, – рассказывал танкист, довольный тем, что он снова оказался в центре внимания, – никто не хочет под конец своего пребывания в этой мясорубке марать руки об такое дерьмо. Во-вторых, он в здешней столице уже пять лет отирается, все привыкли к нему, он тут – некий раритет, визитная карточка воздушных ворот Кабула. А в-третьих: когда этот «орденопросец и медалист» чует в воздухе опасность, он сначала накрывает «боевикам» шикарную поляну, а потом прячется, суток на трое, в нору, имеющуюся у него в женском модуле. Оттуда его даже командарм не достанет!

– Ха-ха-ха!!! – вновь сотряслось смехом пол-«Горбатого».

Привлекательных женщин на борту на этот раз не было. За исключением молодицы, потерявшей сознание во время посадки; правда, сейчас ее лицо приобрело зеленоватый оттенок, поэтому славный «орденопросец и медалист» демонстративно-безразлично проследовал мимо. Заменщиков пересчитали, забрали предписания и повели на пересылку.

При выходе из самолета они обратили-таки внимание на склон ближайшей заснеженной горы – там что-то дымило (наверное, догорал сбитый АН-24), кружили два вертолета Ми-8, а эскадрилья Ми-24 упорно долбила НУРСами и бомбами кишлак под горой. Прилетевшие в Афган не впервые, чувствовали себя намного вольготнее – не все из них пошли на пересылку. Кое-кого встретили на машинах, просто на краю аэродрома, а веселый танкист, забрав вещички, простившись с попутчиками, рванул к девчатам из инфекционного госпиталя.

Кабульская пересылка оказалась непревзойденным явлением военного зодчества. Если раньше (по рассказам старожилов), пересылкой именовали банальное сосредоточение дырявых палаток на обочине аэродрома, обнесенных колючей проволокой, тогда как сейчас это было некое «Сити» – несколько запорошенных вездесущей афганской пылюкой сборно-разборных сооружений (модулей) из фанеры, как и ранее, обнесенных колючкой, рядом с аэродромом.

В модулях стояли солдатские двухъярусные койки, тумбочки и табуреты. Туалет и умывальник располагались на дворе. Внутри модуля, где поселились приятели, был, правда, черно-белый телевизор, по которому как раз транслировали очередной доклад вездесущего и косноязычного Генсека.

Парни поспали, повалялись на койках второго яруса (оттуда лучше виден телевизор), покурили в курилке. Вечером за Романом приехали спецназовцы, забрав с собой, а в скором времени и Сашка улетел в свой гарнизон.

В бригаде старлея никто не встречал: на КПП показали, как пройти к штабу возле обелиска с БМД-1 на пьедестале. В штабе дежурный по бригаде приказал вооруженному автоматом посыльному, стоявшему возле входа, взять Сашкины вещи, рассказав – где находятся кабинеты командира бригады, начштаба, начальника политотдела, секретаря парткома, строевая часть и т. п. Отдав честь Боевому Знамени воинского соединения, Сашка направился к кабинету начальника политического отдела, подполковника Михалкина. Зашел, как требовали того воинские уставы – строевым шагом, приложив руку к фуражке, и представился.

– А, Петренко! Заявился, конец-с-концом! – даже не поздоровался начпо. – Рассказывай!

– О чем рассказывать? – не понял тот.

– Как ты там ЧВС Киевского Краснознаменного нах… послал, старлей! Об этом расскажи! – Начпо без старта набрал обороты.

– Не посылал я никого… – начал оправдываться Александр.

– У меня другие сведения. – Начпо, подполковник лет сорока, среднего роста, спортивного вида, крепкого телосложения, подошел к Сашке вплотную, принюхался (на всякий случай – может, старлей где-то с вечера хлебнул спиртного, можно сразу же – «на цугундер», или же – к партийной ответственности). Ничего не унюхав, Виктор Федорович (именно так его звали) мог бы успокоиться, но…

– Я тебя так обкатаю – шелковым вернешься в Союз, или вообще не вернешься! Что, думаешь, приехал на войну и все здесь тебе сразу пох…?! Ни тебе воинской, ни партийной дисциплины? Война все спишет? Ни х…! Здесь, если не будешь мне подчиняться, голову сложишь и поедешь домой в цинковом гробу. «Груз двести», слыхал о таком? Как бы ты ни служил, чтобы ты ни делал, даже если повторишь подвиги Гастелло и Матросова одновременно, ничего ты не выслужишь без меня, даже медальки юбилейной! Понял?!

Так что иди, принимай четвертую роту, – гремел начпо, – она у нас в партийно-политическом плане самая запущенная. Твой предшественник – покойник Новиков, мать его, завалил там все, что мог! Если за месяц не будет улучшений морально-политического климата в подразделении – ждет тебя выговор по партийной линии и аттестационная комиссия. У меня все учатся правильно Родину любить, чтоб правое ухо было выше левого! Иди!

Ошалевшим вышел Сашка из кабинета начпо.

«Все они такие, в голову ударенные? Или они специальный, “неестественный” отбор проходят?» – с такими мыслями, ругаясь и недоумевая, приблизился Сашка к кабинету секретаря парткома. Зашел уже без пафоса.

– Петренко, – сухо представился он.

– Николай Александрович Ветла, – прозвучало в ответ. Хозяин кабинета – высокий (спокойный!), чем-то похожий на артиста Талашко из фильма «В бой идут одни старики», подполковник с сединой в волосах, которая заметно начала пробиваться на висках, вышел из-за стола, прошел к Александру, приветливо протянул руку и поздоровался.

– Присядь, Александр Николаевич, – показал он левой рукой на стул. – Что, уже побывал у начпо? – проникновенно спросил подполковник, перехватив злой взгляд Сашки, без официоза, как-то по-товарищески. – Тогда понятно, отчего такой невеселый!

Теперь послушай меня, Александр, я, как опытный офицер, который уже второй срок на этой войне тянет, как отец двух взрослых сыновей – курсантов первого курса славного Рязанского десантного командного училища, немного тебя поучу. По-доброму, не волнуйся, не стриги ушами! Не так, как в предыдущем кабинете!

Вообще я свой первый срок в Афгане отпахал во время вторжения – или при вводе войск, как сейчас модно говорить, – когда служил в славной сто третьей Витебской дивизии на должности заместителя командира батальона. – Ветла встал, включил какой-либо непонятный прибор на тумбочке в уголку кабинета.

– Трофейный электрочайник, новое достижение науки проклятых империалистов, в плане организации быта – объяснил он Сашке. – Главное, что очень удобно, не то что наши кипятильники, с которыми что-то не так сделаешь – и пробки повыбивает. Сейчас попьем чайку, у меня из дуканов есть такой, что такого, наверное, ты некогда не видел и не нюхал – трофейный, настоящий «Липтон с бергамотом».

Он нагнулся, открыл тумбочку и в кабинете словно что-то расцвело и вдруг изменилось: таким замечательным был аромат того самого чая с таким неизвестным и привлекательным названием – «Липтон с бергамотом». Сашка сглотнул слюну.

– Я и не знал, что чай может так вкусно пахнуть, – сказал он. – Однако, товарищ подполковник, вы – секретарь парткома соединения, большой и уважаемый человек, а я – обычный старший лейтенант, уже наслушавшийся матюгов от партийно-политического руководства, поэтому, наверное, неудобно как-то, ежели кто-то сейчас зайдет сюда и увидит, как мы с вами чаи гоняем.

– Отвечаю откровенно на все твои вопросы, Александр, – спокойно ответил секретарь парткома, заваривая чай и вытягивая разнообразные пакетики с цветистыми надписями: там было печенье и конфеты. – Понимаешь, на эту должность меня не назначили, а выбрали. Если потеряю доверие людей, меня просто не изберут в следующий раз. Это, во-первых.

Во-вторых, я уже говорил, но ты, возможно, не обратил внимания, что в Афгане я уже второй раз, поэтому я свое отбоялся по первому разу. А в-третьих, мой юный друг, и ты в в недалеком будущем увидишь это собственными глазами: мой авторитет в бригаде, даже среди технарей и тыловиков, является довольно знаковым, как любит говорить наш Генсек. Я могу себе позволить подходить к людям открыто и относиться к ним так, как они того заслуживают, в рамках, конечно, нормальных, офицерских отношений…

* * *

…Видения прошлого промелькнули перед глазами, и Хантер спохватился – негоже расслабляться на войне! Вылез из окопа, приблизился к хорошо замаскированному длиннющему окопу, практически траншее, где скрывалось трое – Болгарин, Хакимов и Наваль. Приказав Хоакину оттащить пленного в сторонку, Сашка прилег на пшеницу неподалеку, с удовольствием растянувшись на теплой земле. Взяв в руки тангенту с наушником, приказал Диордиеву выйти на СТО. Ответил Ошейков, доложил, дескать, все нормально, технари чинят технику, Пол-Пот спит в кунге машины ТО, на «Головке» все спокойно, а его знакомый армейский сапер уже возвратился из отпуска, где отдыхал на пляже. Поговорив со старшим техником, Петренко поручил Болгарину выйти на ротного.

Лесника в эфире не оказалось. Ответил Дыня. Из разговора с ним Хантер понял – у ротного снова проблемы с печенью, поэтому он наелся лекарств и отдыхает, а дежурит Денисенко. Где именно сейчас находится и чем занимается, Хантер не сказал, даже не намекнул. Перекинувшись двумя-тремя ничего не значащими фразами со взводным, он прекратил эксплуатацию эфира.

– Слушайте «духов», где-то через час начнется! – на всякий случай приказал старлей подчиненным, хотя и сам сомневался в своих словах.

Тройка вновь занялась шпионским делом. Александр направился к своему окопу, огородив его веревочкой из шерсти, подаренной Ломом. Окоп он выкопал тоже довольно длинный, в форме английской буквы «W», чтобы можно было стрелять в разные стороны, к тому же резкие углы окопа могли взять на себя осколки мин, ежели «духи» начнут палить из минометов. Про такие окопы ему рассказывал дед-фронтовик. К тому же рядом мог комфортно разместиться радиотелефонист с радиостанцией. Маскировка оказалась удачной, с двух шагов не было заметно ямы – то постарался Татарин, чей окоп был выкопан неподалеку.

– Спишь, Баскаков? – Хантер осторожно приблизился к снайперу.

– Какой спишь, я е…ль такой спишь! – тихо запричитал Татарин, копируя языковые обороты азиатов, впервые попавших в армию.

– Хорошо, наблюдай за местностью, – улыбнулся старший лейтенант.

Луна в небе то появлялась, то пряталась за тучи. Обманчивые пятна света романтично освещали пейзаж, но, сколько не вглядывался Сашка в ночной бинокль, ничего достойного внимания так не увидел.

«Может, “уета, хренобень и туфта” все это? – подумал молодой офицер, припомнив чью-то пародию на чьи-то стихи. – Может, сняться тихонько и возвратиться на СТО? А там, возможно, и покемарить часок-другой? – крадучись, проскользнула в мозг предательская мыслишка. – Чем я хуже Волка позорного?»

И вновь молодую голову посетили воспоминания…

* * *

– Народ в бригаде подобран боевой, – между глотками горячего чая сообщил подполковник Ветла. – В большинстве своем обстрелянный и видавший виды. Хотя недавно получили мы пополнение из союзных учебных частей, а это очень сырой человеческий материал, предстоит тщательно над ним поработать, прежде чем взять на первый боевой выход. Кстати, офицера или прапорщика мы тоже сначала обкатываем внутри соединения, как правило – около месяца, и лишь потом берем его на боевые. Так что не шибко рвись в атаку, успеешь навоеваться до одури.

С командованием нашей бригаде, за редким исключением, повезло, – с удовольствием продолжал чаевничать Ветла. – Комбриг, полковник Ермолов Андрей Викторович (кстати, по какой-то там линии – наследник того самого славного героя Отечественной войны 1812 года и покорителя Кавказа, генерала Ермолова!). Кремень, а не человек! Начштаба – тоже нормальный и порядочный человек, подполковник Егоров Иван Васильевич, боевой офицер и прекрасный военспец.

А вот во втором батальоне у нас проблемы. Старый командир – подполковник Шлапак – подорвался на фугасе, сейчас лечится в Союзе, получив компрессионный перелом позвоночника, его место занял выпускник академии имени Фрунзе майор Пост Юрий Леонидович, немец по национальности.

Человек храбрый и офицер грамотный, однако страдает очень серьезным недостатком – жадностью. Забирает у бойцов все, что захочет, все, что старшины найдут, любую мелочь: платочки с люрексом, фирменные пакеты «Мальборо», сигареты, зажигалки, щипчики для ногтей и т. п. Подобное поведение едва не привело к трагедии: когда он мылся в бане, кто-то из солдат подложил в топку в бане «феньку», то есть гранату Ф-1!

Хорошо, что граната была с чекой, хорошо, что солдатик-истопник оказался отчаюгой: увидев раскаленную докрасна гранату, взял лопату и выкатил ее, вызвав дежурного по батальону.

Тем самым спас жизнь и Посту, и прапорщице-фельдшерице (с которой тот «мылся»), и, возможно, самому себе. После того досадного инцидента провели расследование, хотя виновников, конечно же, не нашли. С Постом поговорили – комбриг, я и начпо, но вижу, что пока он не сделал для себя правильных выводов.

Замполит твоего батальона – капитан Бовсиков. – Гримаса перекривила загорелое лицо подполковника. – Это уже проблема сама по себе, бойцы за глаза прозвали его Почтальоном Печкиным, так его величают и офицеры, и прапорщики батальона. Мне иногда кажется, что он и сам забыл свою настоящую фамилию.

Несчастье это закончило когда-то Рязанское училище войск связи, попало в Прибалтику, в нашу учебку, в Гайжюнай, которая тогда носила название «почтовое отделение Рута-8». Потом оно не справилось ни с одним видом офицерской деятельности, таким образом оказавшись на комсомольской выборной должности…

На беду воздушно-десантных войск, у него проявилось дарование к оформлению ленкомнат, протоколов и всяческой документации, его заметили, и вот так попал Почтальон Печкин в замполиты батальона… – Ветла усмехнулся, словно рассказывал анекдот или байку.

Начпо его ценит, поскольку у него имеется великий «плюс» (по мнению Михалкина) – документация партийно-политическая отработана на высочайшем уровне: планы, протоколы, дневники индивидуальной работы, все как в аптеке! – продолжал уже без эмоций подполковник. – Если прилетает проверка из окружной политуправы или политотдела армии, их прежде всего ведут в твой батальон: там бумаги в ажуре, имеется образцово-показательная ленинская комната и тому подобный бред.

«Ни фига себе, вот молодец!» – про себя достойно оценил Сашка такую откровенность, но вслух ничего не сказал (подполковник пришелся ему по душе, рубит правду-матку, видно – калач тертый, вояка!).

– Кстати, – понизил голос Ветла. – В нашем соединении когда-то, в начале войны, был начальник политотдела, так вот он уже после Афганистана получил срок заключения в шесть длинных лет…

– За что?! – подскочил со своего места Сашка.

– Перевез в Союз контрабандой трофейный пистолет ТТ, и в ресторане в Бресте по пьяни устроил драку со стрельбой… – спокойно сообщил Ветла. – Но мы отклонились от темы нашего разговора, а тема нашего разговора – отношение к политработникам. Так вот, благодаря позиции начпо, отношение к нам является, к сожалению, не всегда адекватным. Существует в бригаде кучка «приближенных к императору персон», делающих все, чтобы нас не любили…

Теперь о твоем подразделении. Твой ротный командир – капитан Лесовой Владимир Иванович, казак лихой и упрямый, к тому же – довольно решительный. Военспец высокого класса, кавалер ордена Красной Звезды, спортсмен (альпинист, в горах ему равных нет).

Заместитель командира роты по воздушно-десантной подготовке – старший лейтенант Анциферов Константин Игоревич, москвич, – на память, не заглядывая в ни одну бумажку, характеризовал Ветла свою паству. – Также рязанский выпускник. Парень неплохой, однако (как это ни удивительно) к нашему общему делу – воевать – неприспособленный. Два месяца назад был откомандирован в Хайратон – сдавать битую технику и принимать новую, чтобы перегнать потом сюда.

На данный момент времени, по официальной версии, – подчеркнул Ветла, – заболел тяжелой формой гепатита и сейчас находится в инфекционном отделении Термезского госпиталя на излечении, а вот по версии неофициальной – забашлял медикам, числится у них на госпитальной койке, а сам неплохо себя чувствует в столице, дома… – совсем невесело прокомментировал Ветла деятельность замкомроты по ВДП.

Командир первого взвода у тебя – старший лейтенант Денисенко Владимир Леонтьевич, белорус с Пинских болот, – оживился подполковник, переходя на другую кандидатуру. – Душа коллектива, бесстрашный воин и прекрасный спортсмен – рукопашник, но он не в ладах с Почтальоном Печкиным.

Командиры взводов – лейтенанты Воронов и Редькин, ребята бесшабашные, молодые и еще не совсем владеют обстановкой в коллективах. Стоит присмотреться к ним, если нужно – помочь.

Старшина роты – старший прапорщик Оселедец, с Западной Украины, настоящий старшина, отец двух детей. В целом – положительный персонаж, но имеет один недостаток – гонит, зараза, самогон (неплохая, я тебе скажу, горилка у него выходит! Говорят такое…), начпо тоже об этом знает, но поймать на горячем никак не может! Да еще и немного жадноват наш Оселедец. Хотя, как для украинца, – абсолютно нормальная черта характера!

Старший техник роты, – протяжно вздохнул секретарь парткома, – он же секретарь партийной ячейки подразделения, старший прапорщик Ошейков Николай Павлович. Человек со сложной судьбой и тяжелым характером. Когда-то давненько, в стабильные года, на границе шестидесятых – семидесятых служил он срочную службу на Дальнем Востоке в Погранвойсках КГБ СССР, собаковожатым, то есть кинологом. Во время заварушки на Даманском показал себя наш Николай Павлович с лучшей стороны, за что был награжден медалью «За отвагу»! По окончании срочной службы (кстати, он был награжден еще и пограничными наградами), Ошейков направил стопы в военно-политической училище Погранвойск КГБ СССР, что под Москвой. Все шло хорошо, однако в начале летнего отпуска после третьего курса, Ошейков с друзьями под хмельком хорошенько потягали по столичному асфальту нескольких патрульных милиционеров… Все было бы ничего, однако случилось это в самом центре столицы, возле Александровского сада. Объединенные силы московской победоносной милиции все же повязали бравых курсантов-пограничников. После принудительного возвращения на гражданку Николай Павлович пошел опять-таки в армию, легко закончив учебку для прапорщиков ВДВ, в Прибалтике, и получил-таки звание. Правда не офицерское, но получил! После учебки служил в Магдагачах, что на Далеком Востоке, в отдельной десантно-штурмовой бригаде ДальВО, выучил всю, какая существует, технику ВДВ, а потом подал по команде рапорт с просьбой отпустить его в Афган воевать.

Не хотели отпускать, но он настоял на своем и добился-таки перевода сюда. Воюет он хорошо, умело, его даже первым среди прапорщиков бригады наградили офицерским орденом – «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» третьей степени…

Ермолов его поддерживает, так как бригадир очень любит собак и разбирается в них, а Ошейков – кинолог по первой армейской специальности и собачник в душе. Так вот, по распоряжению бригадира старший прапорщик Ошейков является нашим нештатным главным кинологом, он вместе с начальником инженерно-саперной службы майором Студенёвым курируют собачью службу. Вдвоем на профессиональном уровне тренируют собак для минно-розыскного дела и занимаются племенной работой. Разводят собак разных пород: немецких и восточноевропейских овчарок и местных волкодавов – афганских овчарок.

Последних, по распоряжению командира, используют как сторожевых псов на «точках» и постах, а также для вытравливания душманов из кяризов, пещер, домов, из-за дувалов, чтобы напрасно не рисковать бойцами во время боевых, когда «чешут» кишлаки и зеленые зоны. Кстати, хорошая минно-розыскная собака здесь стоит хороших денег, за нее афганцы могут дать несколько баранов или цветной телевизор и даже видеомагнитофон. Поэтому Ошейков чувствует себя довольно уверенно.

Александр, мы должны закругляться, у меня через пятнадцать минут совещание, необходимо немного подготовиться, – начал подводить черту Ветла, вновь по заговорщицки понизив голос. – Еще должен тебя предостеречь – бойся особистов-контриков! Они хитрые и подлые. Этот сталинский рецидив мешает всем нам нормально жить, служить и воевать. На боевые, как правило, не ходят, на «точках» тоже не бывают, стараясь все знать, везде и всюду сунуть свое свиное рыло и доложить – прежде всего! Дескать, в таком-то подразделении случилось то и то или творится то и сё.

Естественно, – развел руками Николай Александрович, – иногда они помогают, выдают полезную информацию. Но, к сожалению, такое случается очень редко. Вреда от них намного больше, чем пользы, а отрицательные эффекты от их дешевых трюков с вербовкой мизерной частицы личного состава, так называемых «стукачей», зашкаливают все, даже условно преувеличенные в несколько раз, «плюсы» от их деятельности в подразделениях.

Советую пристально присмотреться к их вождю – майору Иванову, твоему земляку с Полтавщины, помни – все, сказанное в его присутствии (этим же принципом можешь руководствоваться и при установлении отношений с начпо) или же в присутствии его подчиненных или «стукачей», будет использовано против тебя. Полезно также знать, что Иванов с начпо, как говорится, корефаны…

И еще одно – на территории нашей провинции (то есть в зоне ответственности бригады) действует агитационно-пропагандистский отряд. – Секретарь парткома словно забыл, что у него есть иные занятия, кроме инструктажа Петренко. – Но под прикрытием агитотряда оперируют представители известной тебе Спецпропаганды, под руководством интереснейшего человека – майора Чабаненко Павла Николаевича.

Он с начпо не очень ладит: Михалкин, как заместитель начальника гарнизона по политчасти, требует от Чабаненко покорности и докладов, но у Павла Николаевича в Кабуле надежные друзья в политотделе армии, плюс ко всему свое начальство в Ташкенте – полковник Худайбердыев.

Чабаненко уже спрашивал о тебе, интересовался – где ты запропастился, а он такой человек специфический, что из простого интереса никем и ничем не интересуется. Твоего предшественника Новикова (Царство ему небесное!) ни разу за год с лишним не вспомнил, а ты еще не появился, а он о тебе уже расспрашивает! – подмигнул Сашке подполковник.

– Таким образом, могу предсказать, мой юный друг, нелегкую и интересную службу в нашем соединении. Бывай здоров, десантник! – Ветла встал, вытянулся в свой весь высокий рост, Сашка тоже вскочил. – Заходи, как будет возможность, всегда буду рад чем-то помочь. – Он протянул загорелую сильную руку.

– Благодарю, товарищ подполковник, – с благодарностью молвил Александр. – Наверное, еще много раз буду к вам заходить, советоваться…

– Всенепременно! – весело отреагировал секретарь парткома. – А ты помнишь анекдот, когда на всемирном конкурсе фильмов ужасов в Каннах первую премию взяла наша отечественная лента под названием «Я потерял партбилет»?

Так вот, советую перед каждыми боевыми заходить в партком и сдавать партийные документы на хранение.

 

Последняя встреча

…Петренко вышел из кабинета и крепко задумался – не привык он к такому. Всегда и всюду так называемые освобожденные секретари партбюро и парткомов, как в армии, так и на гражданке, были проводниками генеральной линии партии, ее верными псами. По обыкновению они никогда ничего против не говорили, никогда вслух не подвергали критике партийные органы и их чиновников и вообще были, как говорил один из персонажей в фильме Василия Шукшина «Калина красная» о бухгалтерах: «Все они какие-то пришибленные, а ручки маленькие».

Тем не менее сейчас Александр увидел настоящего человека, офицера, который, очевидно, хотя и не заканчивал Военно-политической академии (ВПА), но имел несколько ярких черт, кардинальным образом отличающих его от главного политработника бригады. Тот же, хотя и имел за плечами ВПА, но человеком, в полном понимании этого слова, так и не стал.

По обыкновению, без академического «поплавка» политработнику удавалось достичь определенных вершин в партийно-политической иерархии лишь на выборных должностях, как, очевидно, и получилось у Ветлы. Чаще всего на такие должности попадали так называемые флюгеры, люди без своего «Я», пляшущие, с одной стороны – под дудку руководства, а с другой – вынужденые заигрывать с избирателями.

Такие бесхребетные в армии всегда были «притчей во языцех», за них чаще всего перепадало политработникам на орехи. Поэтому случай с подполковником Ветлою, очевидно, был реликтовым явлением, и Сашка понял – судьба дает ему добрый знак, поскольку и сам он считался нетипичным замполитом.

Теперь необходимо было отрекомендоваться парторгу батальона (он же – заместитель командира батальона из вооружению майор Волк). Заглянув в вонючий кабинет, заваленный до самого потолка железяками и плакатами, Александр застал в нем странного субъекта – здоровенного, диковатого вида мужика в танковом комбинезоне без знаков различия, копавшегося в ветоши.

– Ты не знаешь, где майор Волк? – спросил Александр незнакомца.

– Что, б…?! – заорал тот в ответ. – Ох…л совсем?! Кто такой?! Почему без стука? – Мурло оказалось майором Волком, оправдывая свою фамилию на все сто процентов.

– Старший лейтенант Петренко, – мирно представился Сашка.

Приблизившись к грязному столу, он положил свои документы.

Волк подозрительно посмотрел в документы, на самого офицера и, увидев значок кандидата в мастера спорта, красовавшийся на кителе, спросил таким голосом, что можно было лишь посочувствовать старшему лейтенанту Петренко:

– Это что? За шахматы или русские шашки? – дико захохотал майор, тыкая мазутным пальцем в значок на кителе.

– Нет, товарищ майор, я – кандидат в мастера спорта по рукопашному бою! – обиделся Сашка.

– Что?! Кандидат по рукопашному?! Замполит?! Ха-ха-ха! – захохотал Волк, поднялся из-за стола на весь немалый рост, подошел вплотную к Александру и нахально продемонстрировал ему перед носом просто через ткань комбинезона свой бицепс. – Вот я, например, чемпион Вооруженных Сил СССР тысяча девятьсот восьмидесятого года по вольной борьбе, тяжелая весовая категория! А ты, старший лейтенант, кандидат в мастера по рукопашному бою! Щенок ты, а не кандидат!

– Чего это вы меня обижаете, товарищ майор?! – снова вскипел Сашка. – Вы в своем весе и в своем виде спорта чемпион, я – в своей категории кандидат.

– Что ты там прочирикал, замполит? Забыл, с кем дело имеешь? Давно в чужих руках не обсирался?! – Волк подошел ближе к Сашке, нагло заглянул ему в глаза.

– Вообще меня учили, – не испугался Петренко, – чем больше шкаф, тем громче падает! – нахально заявил он нахрапистому парторгу.

– Да ты, щенок, да я тебя! – зампотех вдруг выбросил правую руку вперед, схватив Сашку за погон, и рванул на себя.

Другую руку он выкинул вперед таким образом, чтобы одним ударом под дых свалить старлея, который был легче и ниже его.

Сашка, ожидая чего-то подобного, вывернулся из-под исполинской руки, погон затрещал, он нырнул под руку, мгновенно зайдя за спину Волку, крепко схватил противника за крутые плечи и, развернув лицом к столу, изо всех сил толкнул вперед. Не готовый к такому, майор полетел на стол, но успел затормозить падение, ударившись об стол ладонями.

– Я тебя, б… старлей, сейчас в говно разотру! – начал он стягивать с себя форменную куртку (чувствовалось по всему, что он – борец, но не боец).

– Попробуй, майор, – почти безразлично промолвил Александр, по кругу обходя соперника, на всякий случай. – Может, на этот раз и одолеешь меня, морда у тебя здоровая, однако знай – прикоснешься ко мне грубо, я тебя на первом боевом выходе подстрелю, как куропатку. Пули – они с разных сторон летают, многое происходит на этой войне… Завещание уже составил иль помочь?

Волк задышал часто и горячо, будто настоящий хищник, вскочивший в капкан.

– Я тебя, старлей, б…, твою мать, сгною, я тебя по партийной линии так опущу, что ты долго обо мне будешь помнить, – глухо прохрипел он, и видно было, что Сашкина угроза подействовала и желания подраться у Волка больше не наблюдалось, хотя глубоко посаженные глаза полнились злобой.

– Мать мою, майор, не советую упоминать, ибо точно пристрелю. – Сашка не собирался просто так заканчивать это дело. – А то, что с помощью батальонной партийной организации КПСС можно, по зэковским законам, «опустить», то есть противоестественным способом принудить представителя пола мужского войти в половую связь с представителем своего же пола, это – совсем удивительно, товарищ майор!

Наверное, начальник политотдела подполковник Михалкин и секретарь партийного комитета подполковник Ветла не догадываются о нецелевом, мягко говоря, применении возможностей парторганизации батальона. Судя по всему, я доложу партийно-политическому руководству о жутком случае, когда обязанности секретаря партбюро батальона определенным образом напоминают функции какого-то пахана на зоне сурового режима, а жаргон и повадки выдают в нем специалиста из пенитенциарной системы…

– Что ты несешь, старлей?! – заорал Волк, но уже без излишнего апломба. – Специалист из какой-такой пенис-торцанальной системы?

– Обана! Ты, майор, не только сексуально озабоченный, ты еще и безграмотный! – по-настоящему повеселел Сашка. – Тебе всегда и всюду, наверное, пенисы и анусы мерещатся?

Он приблизился к столу, забрал документы, против чего майор не возражал, вышел вон из кабинета. В коридоре Сашка увидел, что левый погон с тремя маленькими звездочками оторвался и висит на честном слове.

– Вот сука! – вслух выругался он.

– Кто? Волчара позорный? – послышалось сзади.

Оглянувшись, Петренко увидел перед собой невысокого, худого капитана, тоже загорелого, но без традиционных афганских усов, которые здесь, казалось, носили практически все офицеры и прапорщики. На капитанской куртке красовалась орденская планка, сигнализировавшая, что ее носитель является кавалером ордена Красной Звезды.

– Да, майор Волк, – подтвердил старлей.

– Что, сразу так и сцепились? – поинтересовался незнакомец.

– Значок КМСа ему не понравился, – сообщил Александр. – Пришлось доказать, что он не купленный на толкучке, а действительно заслуженный.

– Что, не дался этому борову? – с уважением спросил капитан.

– Ясен пень! – возмутился Петренко. – Предупредил, дескать, если дойдет дело до насилия, то пристрелю, без лицензии, как бешеного пса! Он и подешевел, трус!

– Молодец, охотник, сразу же видно – настоящий браконьер, поскольку без лицензии дичь бьет! – в тему пошутил капитан, осматривая пришельца. – Но в нашей роте о собаках или только хорошее говорят, или же никак, иначе главный кинолог бригады, он же ведущий ротный технарь – старший прапорщик Ошейков – лично замочит кого угодно.

Представлюсь – командир четвертой роты капитан Лесовой Владимир Иванович, – новый знакомец протянул жилистую смуглую руку, которую Сашка с уважением пожал.

Рота располагалась вместе с другими подразделениями в отдельном сборно-разборном фанерном модуле. В канцелярии роты как раз собрались все офицеры и прапорщики, пребывая в режиме ожидания.

Лесовой с юмором представил нового заместителя как… браконьера и потомственного охотника на волков. Александр в ответ вкратце рассказал о себе: где и когда родился, в какой семье. А также о семейном положении, образовании, наличии жилья в Союзе, службе в войсках, спортивных достижениях и т. п. Когда Сашка рассказывал о своем рукопашном кандидатстве, присутствующие с пониманием и юмором посмотрели на знак КМС, красовавшийся на кителе, а уже потом – на погон, свисающий с плеча.

Старшина, старший прапорщик Оселедец, колоритный, дородный мужик лет сорока, с взлелеянными длинными-предлинными усами, поднял вверх руку, мол, есть вопросы. Ротный позволил, и Оселедец, извинившись, попросил у Александра его китель, промолвив с мягким украинским акцентом, дескать, через несколько минут замполит должен быть представлен военнослужащим срочной службы, а тут такая неприятность с погоном из-за представителя какого-то там семейства диких псовых.

Высокое собрание весело отреагировало на затею старшины. Тот отдал каптерщику китель и быстро возвратился на свое место. В такой непринужденной обстановке Александр в первый же день получил свой неофициальный псевдоним и официальный позывной – Хантер (он же Охотник, он же Браконьер).

Про себя свежеиспеченный Хантер отметил теплую обстановку в коллективе, догадываясь, что весть о стычке с Волком, очевидно, моментально разлетелась по подразделениям.

«А Волчару в батальоне не любят», – резюмировал Александр, хотя вслух ничего не сказал, все же опасаясь выглядеть таким себе варягом-завоевателем, дескать, явился – вспылил – победил…

* * *

…От воспоминаний Хантера отвлек шелест, возникший над ухом. Что-то крупное ползло к его окопу, но, натолкнувшись на козляче-веревочное заграждение, развернулось и ретировалось во тьму.

– Фу ты, чтоб ты скис! – выругался Александр, вытирая пот на лбу. – Нужно поблагодарить Лома…

– Товарищ старший лейтенант! – услышал Петренко встревоженный голос Болгарина. – Товарищ старший лейтенант!

– Чего орешь? – оборвал радиста офицер. – Пакистан разбудишь своим ором!

– Давайте к нам, есть сведения! – Голос радиотелефониста не обещал ничего радостного.

– Что тут такое? Спокойно! – громко прошептал Хантер, приблизившись.

Сам того не желая, он старался копировать управленческие черты командира роты.

– По радио, товарищ старший лейтенант, – на этот раз взволнованно заговорил рядовой Хакимов, – на духовских волнах бешеная активность!

– Так и что с того? – внешне спокойно и даже безразлично спросил замполит, хотя ощутил, как тревожно забилось сердце.

– Да вот, Наваль утверждает, – тарджамон толкнул локтем соседа в своей форме, – что это – позывные и голоса командиров подразделений малишей его отца и полевых командиров из банды его дядьки.

– Что ты говоришь?! – не поверил собственным ушам Хантер, рывком подтягивая к себе пленника. – Малиши будут здесь?

– Бýдить, командор! – уверенно ответил Наваль. – Ноччу никто не знает, что асокер здес, его многа – сотни. Командор, ухадит нада! Вместе с Сайфуль будит чужой люди, найомник, ви их назват черной аист! Ухадит нада! – пленный едва не кричал.

– Заткни ему глотку! – приказал старший лейтенант тарджамону.

Хакимов тут же ударил Наваля головой в лицо, тот моментально замолк, вытирая кровь с разбитого носа.

– Что тут за визги-писки? – появился Лом.

– Вот, племянник муллы сообщает, – объяснил старший лейтенант, – мол, здесь вскоре кроме отряда его дядьки должны быть подразделения малишей и какие-то там «черные аисты». Хоакин Мурьета подтверждает достоверность информации. Так, Хакимов? – обратился к таджику замполит роты.

– До последнего слова! – подтвердил тот.

– «Черные аисты» с малишами, говоришь? – тяжело задумался Логин. – Это для нас очень и очень плохо! «Черными аистами» зовут наемников, в основном арабов и негритосов, хотя встречаются среди них американцы и европейцы, – объяснил сержант. – Сами себя они именуют «дикими гусями» или «солдатами удачи» и являются профессионалами военного дела. В прошлом году наши с ними встречались под Алихейлем, разведрота едва от них оторвалась, потери были впечатляющими…

– «Черные аисты летают во тьме…» – Сержант вспомнил какую-то песню. – А чего это весь этот колхоз сюда направляется? – Логин обратился к Хакимову. – Спроси обезьяну! – Сержант бесцеремонно ткнул рукой в аманата.

Таджик быстро заговорил с Навалем, вдвоем они снова начали слушать эфир. Через несколько напряженных минут пленник оторвал голову от наушника и что-то горячо и долго говорил Хакимову, а тот, выслушав, начал переводить.

– Он говорит, что против крупных военных группировок воевать нет смысла, днем шурави все равно их раздолбают. – Пока перевод не содержал ничего нового и информативного. – Вот они и решили осуществить ночной набег на СТО, отвлечь силы шурави от проведения армейской операции, показать результат и отомстить за разрушенный днем кишлак.

К тому же они активно разыскивают нашу разведгруппу, которая им сильно навредила, – закончил доклад интересной новостью бессмертный герой Пабло Неруды.

– Так, понятно. Веселенькие дела, – почесал затылок Хантер. Он хотел еще что-то сказать, как со стороны пакистанской границы началась неистовая перестрелка. Продлилась недолго, а потом замолкла.

– Что это? – спросил Петренко, почему-то у Наваля.

Тот молчал, как молчала и вся группы. Стрельба снова возникла, и, хотя не была продолжительной, казалось, что она приближалась к кургану.

– Слушать эфир! – скомандовал старший лейтенант, лишь бы не молчать и что-то делать.

Хакимов с Навалем послушно схватили наушники и прижали к ушам.

– Малиши какой-то доганает! – первым заговорил афганец. – Разведка-шурави напаль малиши-отряд моя атець и убить многая асокер! – возбужденно сообщил он, глаза его заблестели.

– Следи за «призом»! – приказал Петренко тарджамону. – Не дай Бог сбежит к дяде, я тебе собственноручно яйца отрежу!

– Я его лично кончу раньше! – пообещал Мурьета, заботливо, словно папа зимой теплый шарфик на детской шее, поправляя петлю на шее пленника.

– Ухадит нада! – вдруг раненным зайцем заскулил тот. – Я в ваш форма, ани и мене уббют!

Хакимов молча несколько раз ударил пуштуна кулаком в лицо, и тот скис.

– Товарищ старший лейтенант! – подал голос из своего окопа Татарин – там появилась голова в замаскированной пшеничными колосьями каске. – К нам приближаются какие-то люди, вижу в ночной прицел.

– Что за люди, можешь определить? – спросил Хантер.

– На «духов» не очень похожи, кажется – наши! – сообщил снайпер, присматриваясь.

– Может, какая-то группа спецназа здесь бродит? – выказал свою мысль Логин.

– Скорее всего, так и есть, – согласился замполит. – Тогда почему нас никто не предупредил?

– Эх, товарищ старший лейтенант! Видно, что вы в Афгане недавно! – грустно усмехнулся в темноте старший сержант. – Вы не обижайтесь, здесь сплошь и рядом – никто никого не предупреждает. Все боком и раком, все через ж…пу!

– Так, тогда слушай сюда! Занимаем оборону, пока – со стороны кишлака. Если «черные аисты» сбарражируют на нас и начнется бой – обороняемся по кругу.

Диордиев – со мной. Хакимов – Наваль за тобой, ежели что-то не так, кончай его! Как только приблизится неизвестная группа, попробуем договориться мирно, без стрельбы, вместе устраиваем засаду «духам» и под прикрытием огня СТО и артиллерии отходим к своим. Если со мной что-то случится, за меня остается старший сержант Логин, старшим после него – по сроку службы. По местам!

Петренко вместе с Болгарином вскочили в окоп, приготовившись к бою. Хантер посмотрел на фосфоресцирующие стрелки трофейного «Ориента», они показывали две часа тридцать пять минут. Луна начала спуск за горный хребет, действительно похолодало, и на пшенице выступила роса – Лом оказался правым в своих метеопрогнозах.

– Вызови мне артиллеристов на СТО! – скомандовал старлей радисту.

– Слушаю «Нежин»! – послышался в наушнике голос Игорчука.

– Вельмішановний Ніжине! – Хантер перешел на родной украинский язык, дабы не предоставить «духам» возможности раньше времени раскрыть их замысел. – Балакає такий собі Мисливець, прошу підготувати вогнищє перед казацькою могилою!

– Гаразд, пане Полювальнику! – полетела черниговская «говірка» над Сулеймановыми горами. – Вогнища сплановані заздалегідь, відкриваємо чергу на ваше прохання! – Чувствовалось, что собеседник тоже волнуется. – Що там у вас?

– Не по телефону, – с юмором ответил Александр.

– Тоді успіху вам та натхнення! Кінець зв’язку! – среагировал артиллерийский коллега.

– Кінець зв’язку! – подтвердил Хантер, успокоенный тем, что артиллерия не спит и готова помочь.

Со стороны границы и кишлака время от времени слышались одиночные выстрелы, понемногу приближаясь к месту засады. Становилось понятным, что «духи» потеряли контакт с разведгруппой и прочесывают поля, осторожно продвигаясь цепью.

– Товарищ старший лейтенант! – снова зашипел Татарин под своим «агрошлемом» с колосьями. – Луна спряталась, видно плохо, хотя в бинокль вы их обнаружите, они уже недалеко!

Старлей глянул в прибор: действительно, за две сотни метров виднелись силуэты с оружием в руках, передвигающиеся по-волчьему, след в след (чувствовалась выучка и боевой опыт!). Вот группа приблизилась, и он насчитал двенадцать силуэтов. Также заметил, что среди них есть один раненый, которому тяжело выдерживать общий темп группы. Он ковылял, но передвигался самостоятельно, один из товарищей позади время от времени помогал ему.

Сомнения молниеносно промчались в башке молодого офицера – наши или нет? По всем признакам – наши, «духи» так не ходят. А вдруг «черные аисты», что летают в ночи и питаются все больше падалью? У тех тоже серьезная подготовка и опыт незаурядный! В конце концов, Хантер скомандовал Диордиеву, что, дескать, когда он вступит в переговоры с неизвестной группой, тот будет держать на контроле «адскую машинку», чтоб успеть подорвать «монки». Если окажется, что разведгруппа не наша, за офицерским знаком Диордиев должен подорвать обе мины, уничтожив вражескую разведку. За то время, пока он ставил задачу радисту, неизвестная группа еще приблизилась к их окопам.

– Стой! Пять! – негромко, но так, чтобы было слышно, выпалил Хантер и спрятался в окопе.

И своевременно – пули из ПБС со всплеском вошли в бруствер. Сразу же послышалось эхо выстрелов – что-то среднее между кашлем и отхаркиванием.

– Что, охренели в край, по своим стрелять?! – возмутился Петренко, поставив руки рупором.

– Кто вы, к черту, такие? – услышал старлей вопрос вместо выстрела.

Это уже было добрым знаком – диалог намного продуктивнее перестрелки.

– Группа N…кой отдельной гвардейской десантно-штурмовой бригады! Старший группы – старший лейтенант Петренко! – отрекомендовался во тьму Хантер. – А вы кто?

Вдруг стихла далекая канонада. От приближающихся ответа не последовало. Одиночные выстрелы со стороны малишей постепенно приближались, уже доносились голоса людей. Со стороны группы неустановленных разведчиков так и не поступило ответа, поэтому Хантер решил считать про себя до десяти, после чего – дать команду на подрыв мин управляемого действия.

– Пять, шесть, семь, восемь… – спокойно считал он, когда услышал голос, показавшийся знакомым.

– Петренко, а как фамилия ЧВС Киевского Краснознаменного военного округа? – прозвучал среди ночи катастрофически идиотский вопрос.

Александр посмотрел на звездное афганское небо вперемежку с облачками, подергал себя за ухо: такой вопрос ночью, на войне, за много тысяч километров от Киева?!

– Генерал-полковник Рудин! – все-таки ответил он. – А что, это для вас так важно?

– Сашка, так это же я! Ромка Кривобоцкий! Отдельная рота спецназа! – услышал он недалекий голос, немедленно идентифицированный как голос училищного дружбана.

– Бегом к нам! – скомандовал Хантер спецназовцам, сразу же послышался топот ног, потом стало слышно, как несколько тел тяжело попадали кто куда – кто в окопы, а кто просто на землю.

– Капитан Аврамов, – назвался старший спецназовец, падая мощным телом возле окопа, крепкий запах пота окутал Александра.

Кривобоцкий залег с другой стороны, радостно плеща по спине кореша. Это было что-то фантастическое – такая встреча на афгано-пакистанской границе, ночью, под носом у «духов»! Время и ситуация, усложнявшаяся каждую секунду, работали не на пользу шурави, необходимо было жестко и адекватно реагировать на происходившие изменения. Капитан Аврамов вкратце и откровенно рассказал спецназовскую «опупею»…

…Отдельную разведгруппу специального назначения в составе шестнадцати военнослужащих должны были высадить из вертушек в «договорном» районе за двадцать километров отсюда. Задача была как будто не очень сложной – тихой сапой, ночью, незаметно пересечь госграницу, осесть на горном хребте и, не ввязываясь в бой, наблюдать за передвижениями подразделений пакистанской армии, малишей, духовских отрядов близ государственной границы и своевременно информировать об этом Разведцентр при штабе Сороковой армии в Кабуле.

Однако с самого начала все пошло раком. Из Москвы и Ташкента стаей налетело высокое начальство, устроившее… строевой смотр, запретив выдвигаться на задачу в духовских одежках, пришлось одеваться в «песочку».

После того запуганные и заинструктированные начальством вертолетчики десантировали группу ночью с ошибкой в десять километров, в район, перенасыщенный душманским отребьем, откуда довелось срочно рвать когти, то есть уходить форсированным ночным марш-броском.

Когда разведчики наконец достигли конечной точки маршрута, оказалось – их заметили местные чабаны (эти заклятые враги разведчиков), предупредив малишей. С пограничниками и чабанами спецназовцы быстро разобрались в скоротечной и кровавой рукопахе, удачно оторвавшись от преследования. Такие испытания были привычным делом спецназа, однако, на их беду, на том же горном хребте, буквально по соседству, в то же время притаился отряд «черных аистов», готовившийся там к боевым действиям…

И пришлось разведчикам пройти сквозь тяжелейшее испытание, теперь уже в ночном бою с манкуртами. «Аисты» (в отличие от не в меру горячих малишей) не стали преследовать разведгруппу, а, незаметно окружив, наблюдали за ней издали.

Ночью, когда спецназовцы развернули антенны для сеанса радиосвязи с Кабулом, наемники решили захватить разведчиков врасплох, втихаря, с помощью современных технологий: с приборами ночного видения, короткостволами, ПБС, ну и – с холодным оружием.

Среди заснеженных сосен, во тьме (на высоте выше трех с половиной тысяч метров), вспыхнул жестокий и скоротечный бой на уничтожение. Бились не на жизнь, а на смерть: спецназу довелось буквально прорубаться боевыми порядками «черных аистов» и малишей, применив «громкое» огнестрельное оружие и гранаты.

Прорыв дался нелегко – погибло четыре спецназовца, еще один был ранен. Группа потеряла всех радистов, из-за чего в строю осталась лишь одна радиостанция Р-392 (находившаяся при командире группы), к тому же мощности ее посаженных аккумуляторов хватало (на передачу) на «хер да нихера». После боя группе вновь пришлось заметать следы, по сути, не выполнив возложенных на нее задач…

– Сколько вас, старлей? – спросил капитан Аврамов, закончив свою одиссею.

– Пятеро наших и один пленный «дух», – сообщил Александр.

– Вы что тут, ухи переели на ночь глядя?! – Командир группы спецназа едва не перешел на крик. – Вот-вот сюда заявятся сотни две «аистов» черного цвета, плюс душманов обычных – сотни три! Уходить надо, старлей!

– Никто не ожидал, что вы здесь появитесь с таким шлейфом подвигов! – с гонором огрызнулся Петренко. – У нас – плановые ночные засадные действия. Если потребуется, нас поддержит артиллерия, к тому же – мы пребываем в зоне досягаемости тяжелого вооружения вверенного мне подразделения!

Пока он возражал капитану, позади и по правую сторону от «казацкой могилы» громыхнуло несколько специфических гранатных взрывов, в ночной мгле фейерверком взметнулись желтые и зеленые огоньки сигнальных мин.

– Хантер, прием! – наушник на земле заговорил кинологическим голосом.

– Слушаю, Кинолог! – старлей поднял наушник с тангентой.

– Это не ты дверями ошибся? – осторожно поинтересовался старший техник роты.

– Нет, мы там, где и должны были быть, – осторожно, дабы не ляпнуть лишнего, ответил Петренко. – Получили пополнение от коллег по цеху.

– Так то «духи»? – сам себя спросил техник и сам же исправился: – Открываем огонь по району пляжа!

– Мочите пляжников! – не возражал замполит. Сразу же на СТО заработали огневые точки, было слышно солидные голоса ДШК и автоматических пушек БМП, пулеметы и автоматы лаяли домашними псами – долго и протяжно. «Головка» пока молчала, не раскрывая себя. Из-за реки, из района полузасыпанных окопчиков начали стрелять «духи», сварочным огнем вспыхнули гранатометы, разрывы сверкнули на СТО, загорелась одна из транспортных машин. По плотности огня можно было спрогнозировать – нападающих не меньше роты.

– Все, мы в кольце! – подполз Логин. – Кто-то у «духов» очень хорошо шарит в военном деле. Они вычислили спецназёров, что будут прорываться к своим, ну и отправили банду на упреждение, к реке – перехватить на переправе!

– Ты кто такой? – удивился Роман Кривобоцкий.

– Это мой старпом по прозвищу Лом. – Петренко завуалировал должность Логина, не желая афишировать, что тот всего лишь сержант-срочник, хотя и с неполным высшим образованием и – с огромным боевым опытом.

– Так-таки-так… но это х…во, а не хорошо! – высказал свое видение проблемы капитан Аврамов. – Ты, старпом, – обратился капитан к Логину, – правильно угадал: «духи» намеревались обхитрить нас, перехватив возле брода, но набрели на ваше минное поле.

– Что будем делать, командир? – с тревогой в голосе спросил Роман Кривобоцкий.

– Да что будем? – сердито откликнулся великан. – Они сейчас будут охотиться на нас где-то возле реки. Метаться зайцами по полям не вижу смысла – к воде нас близко не подпустят. На открытой местности нас просто на ноль помножат, при условии многоразового преимущества в людях и огневых средствах. Занимаем круговую оборону и бьемся, пока помощь не подойдет! – Капитан грамотно оценил обстановку и сразу же поставил задачу.

 

Партийно-политическая работа в окружении

– Правильно! – согласился Петренко. – Душманы начнут искать свою добычу и вскорости обязательно напорятся на наши подготовленные позиции. Поэтому занимайте окопы по периметру кургана, мы их много накопали за ночь, будем вместе отбиваться. У старпома моего возьмите боезапас, мы наготовили – и на вас хватит. И смотрите – среди нас есть наш боец Хакимов – он в духовской одежде, а вот «призовой» душара – в нашей форме, но с веревкой на шее, как теленок, и без оружия. Не перепутайте, коммандос! – подначил он разведчиков.

– Молодцы, десантура! – похвалил Аврамов. – А еще говорят, что все замполиты уё…ки!

– Кто так брешет, пусть у него перья во рту вырастут! – отшутился Хантер, хотя было уже не до шуток.

Аврамов быстро настроил свою станцию на десантные радиоволны. Его подчиненные пополнили боезапас, заняли окопы, кому не хватило, одолжили лопатки у десанта и прямо на глазах стали углубляться в планету. Перестрелка между СТО и передовым отрядом «духов» набирала силу, из кишлака ударили два миномета и уцелевшая днем горная зенитная установка.

Гранатометы вспыхивали огнем реактивных струй среди насаждений опиумного мака, взрывы гранат светлячками скакали по площадке ремонтников. СТО в ответ захлебывалась огнем. Артиллерия пока молчала – Игорчук не получал целеуказаний от Хантера.

Высота с ненормативным урологическим названием безмолвствовала – Ошейков знал, что делал. А вот ремонтники и другие приблуды, скопившиеся на СТО, вдруг распоясались не на шутку: их автоматы лупили во всех направлениях, ради собственного успокоения они начали поливать околицы трассерами, огненные трассы всех цветов радуги разлетались веерами, попадая даже в небо.

Все это выглядело бы смешно, если б их шальные пули не долетали до кургана, где принишкла «охотничья команда». Кое-где трассера продолжали гореть и на земле, и только обильная роса уберегла поле от масштабного пожара!

– Кинолог, прием! – заорал в тангенту Хантер, прячась с Болгарином в окоп от свинца, падающего дождем с неба. – Передай тем «солярным» долбоё…м, что они нас здесь перебьют нахер такой идиотской пальбой!

– Хантер, не могу! – возбужденно кричал старший техник в ответ, с его стороны в эфир неслась бешеная стрельба.

– Почему, мать-перемать?! – завопил Александр.

– Эти «ворошиловские стрелки» с перепугу просто ох… ли! – верещал старший прапорщик, с трудом перекрикивая эхо выстрелов. – Спросонок да со страху лупят в белый свет как в копейку! Меня не слушают!

– Сделай что-нибудь, Кинолог! – умолял старший лейтенант. – Постреляют нас, придурки, как куропаток!

– Сейчас, еще попробую! – пообещал старший техник. Вскоре на СТО все же что-то произошло – шальной огонь начал не то чтоб утихать, а переходить в иную плоскость, упорядочиваться, если так можно было выразиться. Во всяческом случае, пули с неба на курган больше не падали.

– Нежин, прием! – снова вышел в эфир старший лейтенант Петренко.

– Слушаю тебя, Хантер! – возбужденно ответил Игорчук. – Что у вас?

– Все нормально, мы в том месте, где и должны быть, – успокоил Александр артиллериста. – Получили пополнение от коллег по ВУСу (военно-учетной специальности)! – максимально маскировался в эфире заместитель командира парашютно-десантной роты.

– Вот и хорошо, – успокоился пушкарь. – Подспорье необходимо?

– Да, пока спланируй огни вокруг «казацкой могилы», к нам в скором времени должно пожаловать великое множество добрых людей! – предупредил коллегу замполит десантников. – А пока забросай кишлак снарядами – там недобитки, смотрю, скопились!!

– Айн момент! – пообещал артиллерийский офицер. – Однако должен предупредить, что будет стрелять система 2С5, известная под названием «Гиацинт»!

– «Геноцид»?! – опешил Петренко. – Да у него же разлет осколков пятьсот метров!

– Ну, вот так! – засмеялся Игорчук. – Будем пристреливаться издали. Кроме колоссального разрушительного эффекта наши снаряды оказывают на неприятеля сильнейшее морально-психологическое воздействие!

– Только корректировать тебя буду я, к тому же «угол смещения» очень уж большой и для тебя мои наблюдения будут в метрах, тогда как для твоего командно-наблюдательного пункта отклонения будут наблюдаться в делениях угломера! Управишься? – В Хантере проснулся экс-артиллерист.

– Это уже мои проблемы! Не волнуйся, тем более что мой СОБ (старший офицер батареи) нас с тобой слышит, он сейчас с нами в одной радиосети, – трезво объяснил ситуацию старший лейтенант Игорчук.

– Хантер, я – Гризли! – послышался в эфире незнакомый голос. – Я СОБ Нежина, как понял?

– Понял, Гризли, будем работать! – повеселел Александр. – Давай херачь по кишлаку Темаче, «духи» там оборзели вкрай!

– Это мы сейчас! Конец связи! – Старший офицер батареи покинул эфир.

Пока велись радиопереговоры, перестрелка СТО с кишлаком перешла в другую стадию: отныне по пункту битой и эвакуированной техники «духи» стреляли в основном из кишлака. Лишь одиночные стрелки (что было заметно по вспышкам выстрелов) находились в районе окопчиков на берегу реки.

А в кишлаке Темаче душманы точно оборзели – множество огневых средств, якобы уничтоженных днем, восстали из небытия, упорно поливая ремонтников огнем. Теперь все усилия шурави сосредотачивались на кишлаке, «соляра» не жалела патронов, к огневому бою подключился и Будяк с «Головки»: оттуда громко стреляли ротные «примусы».

Внезапно послышался далекий гром, потом до кургана докатился мощный грохот. Посреди темного пятна населенного пункта вырос яркий оранжевый шар, мгновенно треснув. Взрыв ударил по барабанным перепонкам, потом стало слышно, как град осколков сыпется по дувалам. За снарядом-пионером на Темаче рухнуло еще четыре таких же подсвинка, продолжив дневные разрушения. Духовские минометы и прочее тяжелое вооружение моментально замолкло: вероятно, опытные мятежники потащили их под землю.

– Теперь начнут нас искать, – услышал Хантер голос возле себя – это подполз Ромка Кривобоцкий.

– Эге ж! – согласился Александр. – Как ты там? – спросил он кореша, радуясь возможности пообщаться с близким человеком.

– И всякое бывало, друже, – откровенно признался Ромка. – И на коне бывало, и под конем.

– Я слышал, на Красную Звезду на тебя представление ушло? – спросил Петренко, чувствуя белую зависть к другу.

– Перед самым выходом на боевые уже получил награду! – с гордостью сообщил Кривобоцкий.

– Поздравляю, друже! – искренне обрадовался за друга Сашка, похлопав его по плечу.

– А ты как? – в свою очередь поинтересовался спецназовец.

– Мои успехи скромнее, – признался Александр. – У меня первые боевые. Долго готовились к войне, да и с начпо сцепились не на шутку. Пока ничем похвастаться не могу, – грустно закончил он.

– Вот те раз! В такую авантюру с четырьмя бойцами влез! – изумился Роман. – Я то думал – ты уже боевик, каких мало!

– Да уже успел повоевать! – обиделся Петренко. – Не нужно думать, что вы одни кровь мешками проливаете! Просто у вас свои задачи, своя тактика, своя особая подчиненность, а в нас все по-другому!

– Не обижайся ты, Сашка! – Кривобоцкий понял, что немного перегнул палку. – Волей судьбы ты здесь старший – командуй!

– А кто этот бугай – Аврамов? – спросил десантник, перенаправляя разговор в иную, менее болезненную, сферу.

– Заместитель командира отдельной армейской роты спецназначения (как говорят – первый заместитель), – под черкнул спецназовский замполит. – Воин от Бога! Кстати, ты угадал его прозвище и позывной – Бугай.

– А еще кто в вашей группе есть? – не успокаивался Петренко.

– Из офицеров – командир группы (взводный по-вашему), лейтенант Юрьев, из Костромы, по прозвищу Фунтик. Есть прапорщик-сапер Ваня Найданов из Оловянной, что в ЗабВО, он какой-либо там особенный бурят по национальности, кличка – Спец. Еще есть один «сверчок», твой земляк с Полтавщины – старший сержант сверхсрочной службы Кихтенко, по прозвищу Клыч.

– Клыч? – переспросил коллегу Хантер. – Сдается мне, слово «клыч» переводится с тюркских наречий как «боевой нож, меч, кинжал»?

– Именно так! – подтвердил Кривобоцкий. – Наш Вовка Кихтенко – бесстрашный вояка, отвоевал в нашей роте срочную службу, остался на сверхсрочную. Мастер спорта по рукопахе, имеет свою слабость – холодное оружие и особый счет к «духам», – закончил характеризовать свою паству замполит спецназа.

– А какая у тебя «погремуха»? – поинтересовался Александр.

– Мулла, – со смешком в голосе сообщил Роман. – В таком контексте, мол, наш замполит – аналог их муллы.

– Интересная аналогия, – согласился Сашка. – А я Хантер!

– Охотник? Очень на тебя похоже, – засмеялся Ромка. – Особенно после твоей затеи в генеральской берлоге Рудина!

– Товарищ старший лейтенант! – снова зашипел из своего окопа Татарин. – Вижу толпу душманов, движутся к нам!

– Я на свое место, бывай, друже! – Кривобоцкий пожал руку товарищу, собираясь к своим. – Помнишь, как в одном из политических училищ золотого медалиста на госэкзаменах «зарезали» лишь за то, что тот назвал один из видов партийно-политической работы, которого не должно существовать, по определению – ППР в окружении? – блеснул он зубами во тьме, отползая, оставляя росяной след.

– Лишь бы не партполитработа в плену! – черно юморнул Хантер, на всяк случай сплюнув через левое плечо.

– Сколько их там, Баскаков? – спросил он у снайпера.

– Рота, не меньше! – прозвучало в ответ. Сашка глянул в ночной бинокль, увидел гурьбу моджахедов, двигавшихся в направлении «казацкой могилы».

– Нежин, прием! – тревожно воззвал он в эфир. – Я Хантер!

– Слушаю Нежин! – отозвался бдительный Игорчук. – Что случилось?

– Передай своему «медведю», – Хантер начал плести кружева целеуказаний, – что за триста метров от «казацкой могилы» на север к нам приближается стадо «бородатых» в количестве около сотни голов. Прошу огня!

– Дадим огня! – ответил артиллерист. – Жди! Подкорректируй, если нужно!

– Хорошо, благодарю, до связи! – ответил Сашка.

– Держитесь, до связи! – покинул эфир пушкарь.

Это была своеобразная игра: вместо штатного «конец связи», говорить «до связи», тем самым каждый оставлял за собою эфемерную, но все же возможность еще раз выйти в эфир.

Потянулись томительные секунды ожидания, в «ночник» было заметно, что передовая группа моджахедов остановилась, что-то выясняя между собой, размахивая руками и оружием. Остановился и весь отряд. Именно в это время раздался далекий гром и грохот пятидесятикилограммовых «поросят», стремительно приближавшихся к земле. Метров за двести позади основной массы «духов» разорвался первый «геноцидовский» снаряд. Басмачи залегли, и снова слышно было, как валятся осколки с неба, потом послышалась ругань и вопли раненых. За первым снарядом упал второй, третий, четвертый…

В азарте Хантер выглянул из окопа, увидев нечто, доселе невиданное: «духи», не растерявшись, поднялись в цепь и рванули со всей дури, падая под разрывами, поднимаясь и перебегая в перерывах между ними. Вот до басмачей осталось двести метров, сто пятьдесят… Ждать, прячась в окопах, более не имело смысла – вражеская толпа захватит высоту «в конном строю», с ходу.

– Бойцы, фас!!! – заорал во всю глотку Хантер, расстреливая неприятеля из автомата.

Моджахеды не ожидали встретить на высоте хорошо замаскированного и готового к бою противника. Автоматная очередь Хантера откинула пару небритых «пионеров» в просторных пуштунских одеждах, что мчали, «впереди планеты всей». Послышались пулеметные очереди – Лом с «пупка» валил кинжальным огнем.

Вооружение обороняющихся добавило перцу: душманская цепь выкашивалась целыми звеньями, и нападающие залегли. Эффект внезапности оказался настолько ошеломляющим, что «духи» не смогли ответить огнем на огонь. Лишь через минуту-другую воины Аллаха пришли в себя, и одиночные пули с той стороны начали долетать до окопов. Короткими очередями старлей стрелял по огонькам от вспышек вражеских автоматов, которые видел сквозь подведенную белым фосфором прорезь прицела, одновременно не забывая об обязанностях иного рода – командных.

– Нежин, прием! – закричал в тангенту, перекрикивая шум боя.

– Слушаю тебя, Хантер, что там происходит? – откликнулся старший лейтенант Игорчук.

– Сейчас басмачи замкнут нас в кольцо, их здесь как тараканов! – Маскировка в эфире уже утратила всякий смысл. – Немедленно выставляй огневую завесу вокруг кургана, чтобы «духи» к нам не подобрались! А вообще – нет ли у вас стволов калибром поменьше, что-то типа «Ноны»?

– Есть, конечно, но они сейчас в предгорьях укрепрайоны прямой наводкой долбают! – ответил пушкарь.

Снова послышался далекий грохот, быстро переросший в рев какой-то фантастической твари. Вскоре тяжелые снаряды перепахивали поле вокруг кургана, опоясывая его. Хантер корректировал пушкарей, хотя те были аккуратными – кроме двух-трех случайных осколков до высотки не долетало ничего. Но активная перестрелка из стрелкового оружия тем временем набирала и набирала обороты – «духи» неуклонно приближались, пользуясь более чем десятикратным преимуществом в живой силе.

– Нежин, прием! – заорал в эфир Петренко. – Басмачи пересекли отметку в сто метров, передай своим – на пятьдесят метров ближе! Быстрее!

– Есть на пятьдесят метров ближе! Держись, земляк! – ответил артиллерист.

Однако в работе пушкарей произошел фатальный сбой: разрывы снарядов, снаряженных взрывчатым веществом повышенного могущества, ударили не в трехстах, а в метрах семидесяти от «пупка». Громыхнули взрывы чудовищной силы. Ноздри и рот Хантера забило землей, в ушах зазвенело, маскировка окопа из колосьев разлетелась, ПБС, лежавший на бруствере, разорвало осколком, а кончик болгарской антенны, топорщившийся над ямой, – срезало, словно ножницами.

– Хантер, я Бугай! Передай этому «Пушкину» – прекратить стрельбу! У меня два «легких» из-за них! – Спецназовец с «обратной стороны Луны» вдруг возник в эфире, хотя его рев старлей услышал и так – легкие у амбала были еще те!

– Нежин, вашу мать, стой! Прекратить стрельбу! По своим попали! Два «легких» нарисовалось! Что за х… такая?! – Матюги понеслись над Сулеймановыми горами со скоростью света.

– Хантер, я Гризли! – послышалось в наушниках. – Мы не виноваты – кончилась одна партия снарядов, а на пристрелку следующей нет времени!

– Один хер, стой! – заорал Хантер. – Пусть лучше «духи» пристрелят, чем под вашими грёбанными снарядами погибнуть!

– Стой так стой! – согласился артиллерист. – Конец связи!

– Я тебе дам – конец связи! Мать вашу, артиллерийскую! – не унимался Александр. – Здесь басмачей, как грязи! Подготовь, на всякий случай, огонь по мне, если душки живьем шкуру на абажур сдирать начнут.

– Подготовлю, обязательно подготовлю! – пообещал невидимый пушкарь. – Попробуйте продержаться без крайней меры, мы постоянно на связи!

Стрельба с обеих сторон набирала обороты, становясь настолько интенсивной, что нельзя было поднять головы из окопа. «Духи», понимая, что артиллерия не будет их долбить, осмелели и, переползая, постарались приблизиться к кургану как можно ближе. Пулемет Логина длинными очередями заставлял их отползать, но спустя несколько минут они упрямо лезли вперед, не считаясь с потерями.

Все поле мерцало вспышками выстрелов, пули роями летали в воздухе, били в землю вокруг окопов. Поднялась пыль, стало тяжело дышать. Хантер менял магазин за магазином. Если днем он стрелял длинными очередями, то сейчас понял – патроны нужно беречь, поэтому ночные очереди были экономными, на три-четыре патрона. Несмотря на экономию, автомат заметно разогрелся, и держаться за цевье стало невозможно.

Ночные стрелковые упражнения на полигонах не имели никаких схожих признаков с реальным ночным боем: ни одна из сторон не использовала трассеров, дабы не демаскировать себя. Эта стрельба почему-то напомнила Хантеру детскую стрельбу в тире из пневматической винтовки по свечкам: тот же самый принцип – видишь огонек, подводишь под него мушку, нажимаешь на спусковой крючок. Разница заключалась в том, что тутошние «огоньки» являлись первоклассными стрелками и в ответ могли запросто загасить твою «свечку»…

Пулеметы десантников успешно сдерживали душманов – во всяком случае, ближе ста метров приблизиться к окопам им не удалось. Вдруг вспыхнул белый сварочный выстрел ручного гранатомета, и взрыв гранаты заслонил черное небо над курганом. Пулемет старшего сержанта Логина замолк «на полуслове».

– Лом, живой?! – заорал Хантер, поднявшись из окопа.

Это едва не стоило ему жизни – если бы Болгарин не дернул за рукав и не завалил в окоп. Пулеметная очередь, распахавшая землю над головой, могла б разорвать старлея пополам.

– Благо… – не успел старлей сказать слова благодарности, как новый удар гранаты, разорвавшейся между окопами, сотряс барабанные перепонки.

Посыпалась земля и солома вперемежку с колосьями, глаза, нос и рот залепило пылью, осколок звякнул по болгарскому автомату, резонируя высокой нотой. Звонко лупили автоматы Татарина и спецназовцев, ручной пулемет Мурьеты голосил длинными очередями. С обратных скатов «казацкой могилы» также доносились звуки нешуточной баталии.

– Станция цела? – спросил замполит у радиотелефониста, подводя оглушенную голову.

Тот осмотрел прибор, утвердительно кивнул головой: дескать, порядок.

– Тогда огонь, Болгарин! – скомандовал старлей.

– Да, б…, магазин осколком посекло! – сплюнул Диордиев, отсоединяя поврежденную деталь.

– Лом, живой?! – снова крикнул в небо Александр, встревоженный молчанием старшего сержанта.

– Болгарин, прикрой! – Петренко, перезарядив автомат, выпрыгнул из окопа.

За его спиной сразу же загавкал болгарский автомат. Снаружи, то есть над землей, было весьма неласково: вражеские пули неприятно жужжали вокруг, попадая в землю возле ног, вздымали фонтанчики пыли. Было страшно и как-то некомфортно, посему бросок к недалекому окопу старшего сержанта занял считанные секунды…

Окоп заместителя командира первого взвода был разворочен взрывом, истерзанный ПКМС сиротливо торчал стволом вверх. Александр бухнулся в яму: Логин сидел на дне, вкалывая в бедро иглу шприца-тюбика с промедолом. Левая рука, порванная осколками, истекала кровью, но сержант словно не замечал этого.

– Живой! – с облегчением воскликнул старлей, обнимая окровавленного сержанта.

– Живой, живой! – согласился Логин, обрадовавшись офицеру. – Контузило, да руку вот порвало!

– Главное, что живой, Сашка! – закричал старлей под аккомпанемент стрельбы, вытягивая из приклада индивидуальный перевязочный пакет.

Развернув, он тщательно и профессионально замотал сержантскую руку, зафиксировав в конце булавкой – все как аптеке!

– Стрелять сможешь? – громко спросил сержанта, пристально вглядываясь в глаза.

– Обижаешь, начальник! – даже в таком состоянии замок-1 нашел в себе силы шутить.

– Промедол еще есть? – Александр знал, что действия одного укола может хватить всего на час.

– Нет. – Самого Логина, сдается, это обстоятельство не волновало.

– Держи мой. – Офицер вынул из кармана шприц-тюбик, отдал сержанту и зайцем рванул «к себе».

Над курганом пули на все голоса соперничали в муторных песнопениях. «Заячьим скоком» Петренко вмиг преодолел дистанцию до своего укрытия.

«Ежели фиксировать эти спортивные рекорды, наверное, книга рекордов Гиннеса была бы нами вся заполнена!» – промелькнула в голове неожиданная и несвоевременная мысль.

Душманы, очевидно, уже врубились, что шуравийский отряд не может быть многочисленным, оттого их атаки стали дерзкими, настойчивыми и небезопасными – сказывалось отсутствие ПКМС на «пупке». Внезапно оттуда, из разбитого окопа Логина по «духам» ударил их же (трофейный) гранатомет.

Граната пролетела над «охотничьим» КП, попав в кучку басмачей, тянувших что-то во тьме – то ли товарища, то ли вооружение. Взрыв разметал тела, послышались вопли раненых, ругань на пушту. Логин, оклемавшись, метко и методично валил из гранатомета, не экономя гранат.

В ответ очереди вражеских пулеметов и автоматов снова опасно приблизились к позиции неугомонного сержанта. С обратной стороны кургана также послышались выстрелы из гранатометов – то «духи» пристреливались к огневым точкам спецназа.

– Хантер, прием! – В эфире появился Аврамов. – Выходи на наших, пусть хоть чем-то помогут, у меня «двухсотый»! – кричал капитан, заглушая какофонию боя.

– Кинолог, прием! – в момент среагировал Хантер. – Немедленно, по моим ракетам открывай отсекающий огонь по душманам! Головы не дают поднять!

– Есть, Хантер! – ответил Ошейков. – Мы готовы!

– Болгарин, вытягивай красные ракеты, и одновременно со мной выстреливай их на все стороны, вокруг кургана! – Замполит поставил соседу задачу, вытягивая из рюкзака ракеты красного огня.

Болгарин судорожно вытянул две своих из «лифчика». Раскрутили донышки, вытянули шнурки, начали дергать, направляя полет сигнальных ракет по периметру кургана.

«Обратная связь» оказалась жесткой, хотя и довольно предсказуемой – по их окопу ударила масса автоматов и пулеметов, бруствер поднялся дыбом, граната от РПГ взорвалась перед окопом, присыпав землей. Сразу же по «духам» с СТО ударили автоматические пушки боевых машин пехоты, к ним присоединился ДШК саперов.

С «Головки» плевался гранатами, на пределе своих возможностей, АГС-17-«Пламя», а вот крупнокалиберный пулемет «Утес» оказался на этой дальности более чем убедительным. Пулеметы калибра 7,62 мм, находившиеся на вооружении некоторых единиц техники, тоже обстреливали подходы к кургану, но их огонь имел скорее психологический эффект, нежели поражающее действие. Душманы явно не ожидали такой эффективной помощи окруженному отряду шурави, их очередная атака захлебнулась, они свернули активность и отползли. У обороняющихся появилась возможность передохнуть, остудить стволы, накалившиеся до красноты, снарядить пустые магазины, горками валявшиеся под ногами.

– Кинолог, молоток! Благодарим! – прохрипел в эфир пересохшими губами Хантер. – Выручили!

– Не за что! – весело ответил старший техник. – Всегда готовы, как пионеры!

Не сговариваясь, Александр с Болгарином припали к флягам, напились, отдышались.

– Лом, живой? – спросил в пространство Александр.

– Все нормально! – долетел хриплый ответ.

– Мурьета, Татарин, целы? – Старлей немного видоизменил форму опроса.

– Целы! – прозвучало практически в унисон.

– Спецназ, как вы там? – обратился офицер к ближним спецназовцам.

– Все нормально, только немного выше локтя осколком зацепило! – ответил бурятский прапорщик Спец.

– Мурьета, а племянник муллы – как там? – не мог успокоиться старший лейтенант.

– А что с ним станется – живой и невредимый! – ответил Хакимов. – Весь бой пролежал на дне окопа! Правда, руки у него сейчас болят, он их в кровь посбивал!

– Что же он ими делал? – улыбаясь, спросил заместитель командира роты. – Кяриз копал?

– Магазины патронами набивал, проворный такой оказался! – Слышно было, как засмеялся таджик.

– Может, как возвратимся, его к медали представить? – пошутил старший лейтенант.

– Эге ж, орденом – «За службу Родине»! Неизвестно, правда, чья это родина, – с пятачка пошутил Логин.

– Ха-ха-ха! – захохотали обороняющиеся.

«Духи», услышав бодрое ржание, устроили дурную стрельбу, однако, убедившись, что шурави не собираются идти прорывом, быстро успокоились.

– Хантер, это Лесник, прием! – вдруг вышел на связь командир роты, капитан Лесовой.

– Началось в колхозе утро! – невесело пробурчал Петренко. – Сейчас начнет мозг парить – чего ты туда полез, где должен быть…

– Слушаю, Лесник! – в тангенту он молвил другое.

– Ты что, снова на то место возвратился, где почин сделал? – спросил хитрый ротный.

– Именно так, – подтвердил заместитель.

– Что ты там забыл? – без эмоций поинтересовался командир.

– Слушай, Лесник! – внезапно к радиообмену присоединился Бугай. – Я капитан Аврамов, – нахально, пренебрегая всеми правилами и нормами ведения радиопереговоров (вместе с ними и принципами скрытного управления войсками), наехал спецназовец. – Командир группы спецназа из Кабула, слыхал о таком?

– Слыхал, – ответил командир роты.

– Так вот, возвращались мы с той стороны, нам в затылок дышало двести голов «бармалеев»! Именно я попросил твоего Хантера о помощи, – красиво врал в эфире первый зам командира отдельной роты специального назначения. – Не прессуй ты его, он молодец, грамотно руководит здесь, – заступился капитан Аврамов за Александра.

– Как же ты на него вышел? – В голосе ротного послышалось легкое недоверие.

– Наши с тобой «плакаты», – некорректно зашифровал Бугай должности Петренко и Кривобоцкого, – корефаны еще с училища, вот они промеж собой и снюхались.

– Хорошо! Как тебя там по позывному, капитан? – несколько смягчился Лесовой.

– Бугаи мы. – Амбал, как оказалось, обладал незаурядным чувством юмора.

– Хорошо, Бугай, заметано! – пообещал комроты-4. – Если сверху на меня начнут давить и выяснять детали, я на тебя буду ссылаться, хорошо?

– Заметано, Лесник! – согласился Аврамов. – Должен предупредить: о моей миссии известно во Дворце Амина, именно оттуда меня сюда и посылали. – Было заметно, что боевому офицеру решительно начхать на суровые правила ведения радиопереговоров.

– Хорошо, будем соображать – как вас оттуда вытягивать. – Лесник явно не ожидал такого нажима.

– Размышляйте. Да побыстрее! Конец связи! – Амбал покинул радиопространство.

 

Часть третья

На грани возможного

 

«Черные аисты» летают в ночи

– Хантер, прием! – вызвал ротный.

– Слушаю тебя, командир, – откликнулся зам.

– Какие потери? – прозвучал первый вопрос по делу. Благодаря капитану Аврамову «разбор полетов» был сорван – или перенесен во времени и пространстве.

– У Бугая один «двухсотый» и три «легких», у меня один «трехсотый», пока в строю, – коротко доложил замполит.

– Кто? – В голосе командира роты сквозь шорох радиопомех послышалась тревога.

– Лом, – неохотно сообщил Александр.

– Что-то серьезное? – дожимал командир.

– Рука левая – разодрана до кости, ну и контужен чуток, – лаконично поставил диагноз замполит роты.

– Чуток не считается, – стало понятно, что Лесовой ожидал худшего.

– Где вы находитесь? – Очередь задавать вопросы перешла к замполиту. – Сейчас «душки» снова полезут, а «Геноцидов» мы боимся хуже смерти!

– Пол-Пот здесь такую катавасию устроил, всех на уши поставил, дескать, ты перешел на сторону противника, поэтому я на тебя и вышел, ведь Кинолог молчит партизаном, – начал оправдываться командир.

– Дыня с Грачом едва без команды к вам не поперли, однако Циркач (Лесовой присвоил подполковнику Леонидову оперативный псевдоним, – понял Хантер) трупом лег, вышел на руководство «Камбузом» (наверное, армейский ПКП), и теперь до рассвета нам нельзя покинуть этот загашник… – Всегда лаконичный Лесовой вдруг стал многословным, в капитанском голосе слышались нотки раздражения и обиды.

– Так еще почти два часа до рассвета! – занервничал Хантер. – А здесь кроме «духов» подразделения малишей, да какие-то «черные аисты» слетелись!

– Малиши и «черные аисты», говоришь?! – удивился Лесник. – Это очень плохо!

– Хорошо, что успокоил! – не выдержал замполит. – Артиллеристы не смогут до утра помочь, родная рота тоже по-светлому на войне гуляет…

– Ты ху… не пори, заместитель! – вскипел комроты. – Сами вляпались в это говно…

– Понял, б…, командир! – вызверился Петренко, которому было уже нечего терять. – Ничего, как-то сами, вместе со спецназом и выпутаемся!

– Хорошо, побежал я «на гору», может, что-то и решу. – Лесовой не стал скандалить в эфире. – Конец связи!

– Конец связи! – гаркнул Хантер, бросая на бруствер гарнитуру.

От нервов и ночных приключений у него тряслись руки; желая угомонить тремор, он закурил сигарету. Но стоило только огоньку сигареты разгореться, как из кишлака бахнул резкий выстрел из «бура». Пуля чиркнула по волосам на голове, Александр, едва не проглотив бычок, упал в окоп.

– Ты что, старлей, йобу дался?! – заорал Спец. – Не учили в кулачок дрочить?

– Да учили, б…! – переводя дыхание, ответил старший лейтенант. – Разнервничался. На ПКП армии роту мою до рассвета задерживают, козлота!

– Они там что, вообще все ох…ли?! – У прапорщика настолько расширились узкие бурятские глаза, что это стало заметно даже ночью.

– Да вот так вот… – лишь и смог ответить десантник.

– Хантер, прием! – послышался из-за кургана зычный Бугаев голос, старлей услышал его просто так – без наушника.

– Слушаю, Хантер! – Сашка поднял наушник с тангентой, уже не ожидая хороших вестей.

– Гости к нам, – уже спокойнее сообщил капитан.

– К нам тоже, – ответил Хантер, увидев в бинокль шустрые тени, окружающие курган. – К бою! – прозвучала команда, и он снова припал к радиостанции.

– Нежин, Кинолог, прием! – воззвал в эфир Петренко.

– Я Нежин, Кинолог рядом! – ответил Игорчук. – Слушаем тебя внимательно!

– К нам гости, – спокойно, словно рассказывая о визите приятелей, сообщил Александр. – Нежин, поставь завесу за триста метров от высоты! А ты, Кинолог, лупи, как и лупил. Но АГС пусть немного подальше от нас воняет, поскольку шахматный разброс его гранат на таком расстоянии великоват! Как поняли, прием!

– Поняли хорошо, выполняем! – Артиллерист явно хотел исправиться за ночной промах подчиненных.

– Ежели со мною что-либо случится, – безразлично, словно разговор велся о ком-то постороннем, продолжал старший лейтенант, – старшим на кургане остается спецназовец, его позывной – Бугай, – сообщил он товарищам. – Конец связи!

– До связи, Хантер! – поправил его пушкарь, отключаясь.

Бахнули далекие пушки, снаряды начали рваться вокруг «казацкой могилы». Первый пристрелочный лег в метрах пятистах – Гризли перестраховывался. После пристрелочного начал приближать разрывы до указанной отметки по отношению к окопам. Дошел до трехсот метров, и вновь Бугай вышел в эфир.

– «Бог войны», харэ нам тут Сталинград устраивать! – заорал капитан. – Уже в окопы осколки влетают!

– Нежин, ближе не стоит! – мгновенно среагировал Хантер.

«Духи» на этот раз оказались более шустрыми – быстро, почти без потерь, приблизившись на двести метров, они залегли. Потом кто-то из них (наверное, их «замполит», то есть мулла) жутко заголосил.

– Аллах акбар! – раздалось во тьме, рассекаемой вспышками выстрелов и взрывов.

– Аллах акбар!!! – Сотни глоток дико продублировали солиста зверским ревом…

– Фас! – По Саниной спине тысячами промчались мурашки, вдруг стало холодно. – Фас!!! – крикнул он, нажимая на спусковой крючок.

Действительно, на этот раз ихвани были намного проворнее и сообразительнее, изменив тактику действий. Наступая двумя волнами, басмачи внезапно вставали и залегали. Пока первая волна вела огонь с колена, вторая, под прикрытием огня первой, ползла вперед. Потом звучала гортанная команда, и вторая волна вставала на колено, и все вокруг гудело от их пуль, пока первая волна приближалась ползком.

Лом, отстреляв запас гранат, выбросил ненужную уже трубу, предварительно ее прострелив. Теперь с «пупка» стрелял его автомат, время от времени отхаркивая гранаты из подствольника. СТО валила из всего, что было в наличии, однако ихвани настойчиво рвались вперед. Было ясно – они не отступят: очень уж им хотелось шуравийской крови, как зверям, когда добыча совсем рядом.

– Хантер, прием! Я Бугай! – пробился сквозь выстрелы сильный голос великана.

– Слушаю! – откликнулся тот.

– Перед нами «черные аисты», наемники! – объяснил капитан новую тактику ведения боя душманами. – Узнаю их почерк!

– Какая сейчас, нахер, разница: дятлы или аисты? – прокричал в ответ старший лейтенант. – «Черные аисты» летают в ночи! Мы должны продержаться, на рассвете наши подойдут!

– Они и по-светлому летают, сволочи! – не совсем весело заметил разведчик. – Еще час до рассвета, поторопи своих! – в наушнике трещали выстрелы и лопались взрывы гранат.

Плотность огня «аистов» была такой, что «казацкую могилу» в который раз затянуло тучей пыли, стало тяжело дышать. Автоматы обороняющихся разогрелись до такой температуры, что от стволов можно было прикуривать. Неожиданно замолк татарский автомат.

– Баскаков! – заорал замполит. – Почему не стреляешь?!

– Да расплавилось, уё…ще китайское, б…! – заматерился снайпер, выбрасывая трофейный АКМС.

Вместо «китайца» из окопа показался длинный ствол СВД.

Из-за своей войны никто не заметил приближения к СТО смертельной опасности. Пока малиши с наемниками окружали курган, демонстрируя боевое мастерство, мощный отряд «духов» приблизился к реке – об этом сообщили светляки сигнальных мин и гранатные взрывы. Не считаясь с потерями, разминирование состоялось, и вся моджахедская мощь начала лупцевать по пункту подбитой и эвакуированной техники.

СТО пропустила удар, ее огонь почти захлебнулся, и лишь «Головка» продолжала упорно поливать околицы кургана. Как Будяк сумел разобраться среди дыма и пыли, среди вспышек взрывов и выстрелов кто есть кто, где свои, а где душманы, оставалось тайной.

Тем временем из кишлака по СТО ударили минометы, вновь ожили горная установка и ДШК, в который раз за ночь заработали сварочными аппаратами ручные противотанковые гранатометы. Отныне все огневые средства на ремонтной площадке, вместе с тяжелым вооружением «Головки», могли лишь отбивать душманское нападение. Помочь обороняющимся на кургане не было никакой возможности. Вдруг замолк огонь артиллерии…

– Нежин, что такое?! – тревожно спросил Хантер у пушкаря.

– Х…я случилась, Ханте… – как-то «размыто» ответил бравый артиллерист, осекшись на последнем слове. – Мина влетела на КНП, наделала беды…

– Что там?! – Александр уже осторожнее выглянул из своего убежища, посмотрел в бинокль и, ничего не увидев, начал левой рукой отстреливаться коротенькими злыми очередями, правой держа наушник с тангентой возле уха.

– Наблюдателя моего убило, – начал говорить Игорчук, по радио было слышно, что и у него идет бой. – Буссоль с ЛПР и вашу «Ромашку» разнесло в клочья. Кинолога твоего поранило, собаку его убило, мне ноги посекло, контузило… – Казалось, что все перечисленное артиллеристом, происходило где-то на другой планете, а не с ним лично.

– Главное, что радиостанция твоя цела! – Хантер попытался отвлечь Игорчука.

– Цела потому, что бойца возле нее разорвало, – сообщил Игорчук. – Как мне теперь корректировать батарею? – флегматично спросил он – очевидно, пушкаря действительно сильно контузило.

– Бинокля у тебя нет? – сквозь стрельбу спросил Александр.

– И бинокль нае…ся, – сообщил артиллерист. – И в командно-штабную машину граната попала…

– А где Кинолог? – спохватился десантный замполит.

– Потянули ваши на бээмпэшку в глубь площадки. – Голос артиллерийского замполита не давал стопроцентной уверенности в его адекватности.

Хантер понял – Ошейкова понесли на БМП третьего взвода, которая выполняла роль неподвижной огневой точки и стояла немного на отшибе от других машин.

– Что с ним? – встревожился Петренко.

– Да, блин, посекло ноги и руки, ха-ха-ха! – ни с того ни с сего, совсем не к месту заржал контуженый собеседник.

– Ты что, Данила?! – Александр знал, что к людям, только-только пришедшим в себя после тяжелых потрясений, необходимо обращаться по имени. – Ты в норме?

– Да вроде. В норме. Почти. Просто вспомнил, как Кинолог твой присел возле собаки и начал ей что-то там впаривать, ха-ха-ха! – неестественно хохотал пушкарь. – Тут мина на КНП влетает, собаку – на куски, а технику твоему – всего несколько осколков. Точно что кинолог! – По разговору Хантер понял, что собеседника очень серьезно контузило.

– Слушай меня внимательно, Нежин! – заорал в эфир десантник. – Немедленно КНП переноси! На дальнюю от тебя и подвижную БМП! Старший там – сержант, по прозвищу Зверобой! Понял? – Короткими рублеными фразами Петренко вдалбливал информацию в травмированный мозг собеседника.

– Так точно, понял! Зверобой! – механически повторил тот.

– Там есть связь, там есть оптика, можно корректировать огонь! – ставил задачу Александр. – Как понял меня, Нежин, прием?!

– Вас понял, Хантер, – все также механически отвечал контуженый пушкарь. – Переношу КНП на твою технику!

– Гризли, слышишь меня?! – спросил пространство старший лейтенант Петренко, почти теряя надежду на огневую поддержку.

– Слышу тебя, Хантер, я Гризли! – откликнулся старший офицер батареи.

– КНП выведен из строя, и пока на СТО никто корректировать тебя не сможет, понял?! – Хантер давил на артиллерию.

– Понял, – согласился артиллерийский офицер, чье подразделение в данном случае осталось, в сущности, без глаз.

– Отныне корректировать тебя, Гризли, буду я, поскольку имею первую небольшую, но артиллерийскую профессию, – решительно взял на себя ответственность заместитель командира парашютно-десантной роты.

– Понял, Хантер! – повеселел Гризли. – Корректируй!

– Тогда – фас! По кишлаку Темаче! По максимуму, однако, не ближе четырехсот метров до СТО! – скомандовал артиллерист по первому образованию.

– Будет тебе «фас!» по максимуму! – прозвучал ответ.

– Одним орудием «поброди», пожалуйста, полями вокруг кургана, – попросил Хантер. – Но ко мне ближе трехсот метров не приближайся! Я тебя подкорректирую. Огонь!

Таким образом, взаимодействие с артиллерией восстановилось: на кишлак посыпались тяжелые снаряды, а методический огонь одинокой пушки гонял «духов» полями, не давая возможности скучковаться в каком-то одном месте. Гризли действительно оказался профессионалом высочайшего класса – ни один осколок не долетел до позиций окруженных на «казацкой могиле».

Но, как ни странно, именно это обстоятельство сыграло в пользу моджахедам. Пользуясь численным преимуществом и тем, что СТО скована боем с отрядом муллы Сайфуля, малиши с «черными аистами» несколько раз поднимались в атаки, хором исполняя свое любимое «Аллах акбар!». Однако каждый раз наталкивались на сильное противодействие со стороны окруженцев, откатываясь назад. До рассвета оставалось еще порядочно времени, с востока только начинало сереть, а боеприпасы у окруженных потихоньку иссякали.

Ротный молчал, несколько раз выходил на связь Зверобой, взявший на себя командование десантниками на СТО. Сержант Петрик руководил подчиненными, ведя ожесточенный огневой бой с мятежниками; старший прапорщик Ошейков и старший лейтенант Игорчук до сих пор не оклемались от жестоких контузий. Заместитель командира батальона по вооружению майор Волк на позициях десантников замечен не был…

И вдруг упрямые атаки на «казацкую могилу» прекратились. Под огнем «Гиацинтов» прекратили стрельбу и «духи» из кишлака, лишь отряд басмачей, перестреливавшийся с СТО, продолжал боевые действия вдоль береговой линии реки Вари-Руд.

– Хантер, прием! – вышел на связь Бугай.

– Что у тебя, Бугай? – хрипло спросил Хантер.

– У меня еще один «трехсотый», и два легких, – спокойно сообщил командир спецназа.

– А кто – «трехсотый»? – спросил Александр, ощущая тревогу.

– Мулла, – ответил капитан.

– Ромка?! – заорал Петренко.

– Да, тяжелое, в живот, – уточнил Бугай. – Но держится. Что там твои?

– Молчат как рыба об лед, мать их так! – выругался Хантер в сердцах.

– Ты ж понимаешь, что нам тут и полчаса не удержаться? Боезапас харап, врубаешься? – с горечью упрекнул спецназёр.

– Слышь, а чего это все потери с твоей стороны, а с моей – всего один? – неожиданно спросил капитана Петренко, сам не понимая – зачем.

– Дурная твоя башка, замполитовская, – тяжело вздохнул на том конце эфира спецназёр. – У тебя пять бойцов, а у меня – двенадцать! Было двенадцать, – исправился он. – То есть на моих приходится в два с половиной раза больше квадратных метров оборонительных позиций и, соответственно, сосредоточенного неприятельского огня. Въехал, политура?!

– Теперь въехал, – ответил замполит десантной роты, убедившийся, что толковый и видавший виды капитан действительно прав.

– Товарищ старший лейтенант! – послышался голос Мурьеты, подползшего к полуразрушенному КП Хантера.

– Ты нахера здесь? – удивился офицер. – А где обезьяна?!

– Да я ее связал, – ответил тарджамон. – Здесь такое дело, – хитро по-восточному начал разговор таджик. – Есть в Коране такое понятие – хиджра. Понятие это – хиджра – можно трактовать по-разному. Это и бегство, и запланированный отход, осмотрительный и хитрый маневр, и тому подобное.

– Короче, Склифософский! – поторопил офицер.

– Наваль говорит, если «нырнуть» в тот кяриз, что прямо перед нами, где вчера его корешей постреляли, можно вылезти посреди маковых участков прямо на берегу реки, напротив СТО. – Хакимов хитро сверкнул белками глаза.

– А ежели там «духи»? Каким образом мы к своим выберемся? – Вопросы Хантера, скорее, адресовались самому себе.

– Артиллерию на себя, «монки» подорвать, а кяриз предварительно забросать гранатами! – предложил радист, внимательно слушая разговор старшего лейтенанта с тарджамоном.

– Артиллерию на себя, говоришь? – задумчиво спросил Хантер. – Заманчиво, хотя и опасно: «Геноциды» порвут нахер всех подряд – и своих, и чужих! – размышлял дальше Петренко. – «МОН-100» подорвать – идея красивая, я о них, блин, совсем поза был, – сконфузился он. – Хотя подрыв произвести абсолютно реально, ежели провод не перебило, да и сами мины не повредило…

– Не, не должно, Лом их так установил и провод закопал, что они еще сто лет простоят! – горячо уверил Хакимов.

– Сто лет нам не нужно, нам бы до утра дожить, – с тоской в голосе промолвил старший лейтенант, глядя на свинцовое чужое небо над головой.

Нужно было что-то предпринимать. Александр прекрасно понимал – часы жизни его, подчиненных и спецназовцев уже начали отсчитывать последние минуты. Моджахеды пополнят силы, передохнут, попьют водички, курнут чарса и с новой силой начнут штурмовать курган. К рассвету они должны обязательно его захватить, пострелять наглых шурави, отрезать им головы и прочее «навесное оборудование», собрать образцы оружия для отчетности и – до дому, до хаты. В мирный Пакистан, получать деньги (немалые, кстати) согласно «акта выполненных работ».

– Бугай, прием! – вызвал он спецназовца.

– Слушаю, Хантер! – немедленно откликнулся тот.

– Есть разговор. Ползи к «пупку», встречаемся возле окопа с разбитым ПКМ. – Сашка дал ориентир.

Пригибаясь, на четырех костях, как кот, старлей за считанные секунды был уже на «пупке», где его встретил встревоженный Логин.

– Что случилось? – забеспокоился он.

– Пока ничего, – ответил офицер. – Как себя чувствуешь?

– Морозит что-то, – ответил Лом, – и пить все время хочется. А так – терпимо!

– Вот и хорошо! – поддержал сержанта замполит роты.

– Хантер, что тут у тебя? – бухнулся в просторный окоп здоровенный капитан, заполняя его своим богатырским телом, а все вокруг – едким запахом пота.

– Фу, Бугай, ты хотя бы иногда дезодорантом пользуешься? – пошутил Александр.

– А ты себя нюхал? – огрызнулся Бугай. – Тоже мне нашелся – любитель роз и хризантем!

Время на дальнейший обмен любезностями вышло, посему Хантер быстро пересказал великану предложение Наваля и свой план хиджры, то есть бегства у душманов из-под носа.

– План насколько смелый, настолько и рискованный, – выказал свою мысль командир спецназовской группы. – Он имеет как плюсы, так и существенные недостатки. Хотя есть в этой задумке нечто такое, что перекроет все недостатки и риски. – Видно было, что Аврамову предложение понравилось.

– Что именно? – спросил Хантер с юмором. – То, что называется по-ихнему – хиджра?

– А то, что душманы ожидают от нас всего, что угодно: штыко вой атаки, рукопашного боя, – не отвлекаясь на юмор, уверенно просчитывал варианты богатырь. – Подрыва последней гранатой, ночного танкового рейда (как это было в Панджшере в восемьдесят втором), прилета авиации, и, даже – сдачи в плен. Не рыпайся, в истории этой войны бывало всякое, – пресек он попытку спора. – Однако нашего побега через кяриз – они не ожидают. Это точно! Будем хиджровать кяризом! – решил капитан Аврамов.

– А если не пробьем коридор сквозь «духов», что тогда будем делать? – спросил Хантер.

– Что-что? – Очевидно, переспрашивать собеседника было дурной привычкой капитана-героя. – Пробиваться силой!

– Предлагаю взять хитростью, – неожиданно заговорил Лом, который до сих пор наблюдал за командирским совещанием. – У нас есть Наваль, есть Хакимов, знающие местные языки… – И он изложил свой план обмана противника.

– Нахз, – Бугай заговорил на дари. – Как ты известишь своих о нашем отходе? – Капитан был предусмотрительным. – Из-под земли наши радиостанции не «дотянутся» до твоей СТО.

– Есть у меня запасной вариант… – Хантер хищно ощерился.

Не теряя времени, старший лейтенант собрал «охотничью команду», поставив задачу на прорыв, после чего вызвал по радио Зверобоя.

Кишлак медленно догорал в ночи, эхо ленивой ночной перестрелки носилось над речной долиной. Уже серьезно серело, но туман и дым от пожаров делали видимость еще хуже.

– Слушаю вас, Хантер, я Зверобой! – послышался в конце концов голос сержанта.

– Вельмишановний пане, чи не могли б ви бути так ласкаві, – начал Хантер игру на родном языке, – теревеніти виключно рідною солов’їною мовою? – запустил он пробный шар.

– Прошу пана! – прозвучал ответ – сержант принял правила игры!

– Поважного пана та його люб’язне товариство громада наша, що переймається звитягами молодецькими, на ланах пшеничних, з вечора до рання, – с удовольствием заговорил старший лейтенант на украинском, тщательно выговаривая (как диктор радио или ТВ) каждое слово, – запрошує взяти участь в урочистостях, з нагоды їхнього повернення в родину. Як втнули, пане-товаришу?

– Файно втнув! – напряженно ответил Зверобой. Казалось, было слышно его дыхание – он просто боялся пропустить даже слово!

– Увага! Урочистості мають відбутися просто перед фирмовою ВАЗівською станціею технічного обслуговування, одразу ж з початком святкових феєрверків, – несся без удержу над Афганистаном и Пакистаном бред сивой кобылы, в котором, с помощью родных идиом, были закодированы вопросы жизни и смерти. – Як второпав, прийом?

– Файно второпав, прийом! – сержантский голос повеселел.

– Принаймні урочистості мають відбутися непересічним чином, – настал самый ответственный момент передачи информации, – а саме – крізь льох! Притримайте ляду, щоби по лобі не ляснуло, будьте так ласкаві!

– Прошу пана! Завжди раді високім гостям! – ответил сержант.

– Ну все, хлопцы, по местам! – Старлей вытер пот со лба по окончании переговорного процесса. – Они нас ждут! С Богом! – перекрестил он бойцов.

 

Хиджра

Бойцы заняли свои позиции. Болгарин тщательно обследовал свою «зону ответственности». По внешними признакам, «адская машинка», несмотря на интенсивный обстрел, выглядела исправно.

– Гризли, прием! – вышел старлей на артиллерию.

– Слушаю тебя, Хантер! – ответил старший офицер батареи.

– Как там Нежин, оклемался? – на всякий случай спросил Александр.

– С вашей БМП доложили, что пока нет. Слишком близко мина разорвалась, до сих пор идет кровь из ушей и носа, – прилетело неприятное известие.

– Ладно, потом разберемся, – не стал отвлекаться замполит десантников. – Вот-вот набегут злые «бармалеи». Завесу ставь за триста метров, а потом, если нам, на этой высоте под условным наименованием «Кранты», действительно наступят кранты – я вызову огонь на себя. Как понял, Гризли, прием?

– Понял хорошо! Попробуйте без крайней меры, хорошо? – Гризли старался шутить, хотя это получалось у него прескверно.

– Попробую обязательно! До связи! – ответил Хантер.

– До связи! – Гризли клацнул тангентой.

– Хантер, прием! – На этот раз старлея вызвал уже капитан Аврамов. – Гости по всему периметру. Встречай!

– Есть встречать добрых гостей! – почему-то весело откликнулся старший лейтенант Петренко.

Вдруг на душе стало просто и спокойно, словно не на смертный бой собрался заместитель командира парашютно-десантной роты со своими казаками, а на образцово-показательные учения с боевой стрельбой. В серой мгле заметно мельтешили тени множества фигур в просторных одеждах и комбинезонах.

«Наверное, точно “черные аисты” под утро слетелись», – смекнул Хантер, рассматривая весь это сброд в бинокль…

Душманы в полный рост, с оружием в руках приближались к высоте под кодовым названием «Кранты». Петренко немедленно вызвал огонь артиллерии. Снаряды прилетели сразу же, словно ждали где-то в воздухе, и начали перепахивать многострадальное поле. Наученные горьким опытом, ихвани броском преодолели зону поражения, приблизившись со всех сторон к кургану. Дефицит времени диктовал свои условия, и обе воюющие стороны прекрасно это осознавали.

– Фас! – проорал Александр, привычно отыскивая знакомые силуэты в предутренней дымке, нажимая на спусковой крючок родного калаша.

Баталия вспыхнула с новой силой. Очевидно, на этот раз моджахеды были сильно обдолблены наркотой. Вереща со всей дури «Аллах акбар!», они, не пригибаясь, поперли на штурм. Из распаханных свинцом окопов было заметно, как пули отбрасывают «духов» назад, но они поднимаются и снова и снова рвутся вперед. За несколько минут скоротечного боя стволы автоматов в очередной раз накалились докрасна.

– Бугай, прием! – послышался голос Бугая в эфире сквозь выстрелы и взрывы. – Еще пять минут такого боя, и я останусь без боеприпасов!

– Хорошо, капитан! Хиджра! – прокричал Хантер в эфир, и продублировал подчиненным. – Мурьета, приготовься! Хиджра!!! Подпускаем их к «монкам»! Одиночными, фас!

Переставив предохранитель на одиночный огонь, старший лейтенант начал тщательно выбирать жертвы, отдавая явное предпочтение людям в комбинезонах. Одиночный огонь словно подстегнул «духов». Поняв, что у окруженцев недостаток боезапаса, они поперли вверх и вперед с еще большим упрямством и равнодушием к смерти. Между противоборствующими сторонами осталось сто, восемьдесят, семьдесят метров, и эта дистанция неуклонно сокращалась…

Внезапно из окопа выскочил Мурьета в духовском одеянии и изо всех сил заорал что-то воинственное на пушту, размахивая над головой огромным ножом. Наваль дублировал из окопа диким волчьим голосом, с каким-то гортанным визгом.

– Время! – решил старший лейтенант Петренко и, толкнув локтем соседа, поставив ладони рупором, заверещал что было дури. – Аллах акбар!!!

Такой же дикий зверский рев выдали его подчиненные, привставая из окопов.

– Аллах акбар!!! – гулко заревела высота «Кранты»! Душманы явно не ожидали ничего подобного – опешив, они остановились, стрельба замолкла!..

– Болгарин, фас! – закричал старший лейтенант, выдергивая чеку из гранаты, размахиваясь, бросая ее как можно дальше от себя и – как можно ближе к душманам.

Проворный Диордиев поспешно, как в лихорадке, затрясся над «адской машинкой», взрывы управляемого действия сделали свое смертельное дело – два снопа шрапнели буквально выкосили душманские ряды перед «казацкой могилой». Взрывы гранат раскидали шеренги духовских цепей на флангах.

– Гризли, прием!!! – изо всех сил заверещал в тангенту Петренко. – Огонь на меня, фас!!! Огонь на меня!!! Фас!!! – орал Хантер, ничего не слыша вокруг, кроме взрывов гранат.

Десантники и спецназовцы рисковали, раскидываясь в горячке боя не только эргэдэшками, но и «феньками», имевшими гораздо больший разлет осколков. Осколки с визгом летали вокруг. Пылюка столбом поднялась над высоткой.

– За мной! Фас! – закричал Хантер и от бедра, как немцы в кинолентах про «ту войну», открыл огонь по моджахедам, возникающих среди разрывов и клубов пыли. – Ура!!! – попробовал он поднять воинский дух подчиненных, не к месту вспомнив о своих функциональных обязанностях.

Однако вместо уставного «Ура!» сквозь выстрелы и взрывы послышались лютые вопли и бешеные матюги.

– Мать… мать… мать!!! – неслось с высоты. Подбегая к кяризу, Хантер увидел оружейный ствол в руках мужика европейской внешности в черном комбезе (тот валялся возле самой дырки, одной рукой прикрывая разорванное шрапнелью брюхо, другой – направляя ствол американской М-16 в Сашкин живот). Оставив без внимания угрозу жизни, почти не целясь, старлей одиночным выстрелом в голову завалил наемника.

– Молодец, Хантер! – подбежал Логин и тут же получил пулю в грудь.

Не оборачиваясь, старлей, снова-таки одиночным выстрелом (забыл перекинуть предохранитель!) выстрелил на звук сквозь плотный клубок пыли, в том направлением, откуда прилетела роковая для сержанта пуля. Каким-то шестым чувством понял, что попал, через миг донесся слабый звук упавшего тела.

Логин хрипел – правое легкое было пробито.

– Потерпи, Ломик! – закричал Хантер, забрасывая за спину автомат, и склонился над сержантом.

В этот момент вокруг высоты рванули тяжелые снаряды – Гризли делал свое дело. Тупой удар в спину сбил старлея с ног, заваливая на Логина: горячий осколок от снаряда ударил по автомату, застрял в патроннике. Хантер с болью в спине встал, снял оружие, откинул в сторону за ненадобностью. Каленое железо летало, скулило, носилось и билось об землю дождем, старлей действовал автоматически, словно все это происходило не здесь и не с ним, страх смерти как-то сам по себе отступил на второй план.

Вокруг спасительной дыры в земле начали собираться шурави, кто как: кто в полный рост, а кто ползком или на карачках, они тянули на себе трупы и раненых. Без всякой команды парни залегли вокруг дырки, отстреливаясь короткими злыми очередями, раскидывая во все стороны гранаты. Иногда гранаты возвращались, взрываясь в воздухе: это и была та самая интересная игра по имени «пионербол» – когда твоя граната летит к тебе. «Черные аисты» демонстрировали незаурядную военную выучку!

Вот за шею схватился один из спецназовцев, сквозь пальцы ладони фонтаном брызнула кровь – обломок прошил артерию, тело забилось в конвульсиях… На вырванных с корнем колосьях лежал Мурьета и спокойно отстреливался из пулемета, а Наваль лежа бинтовал ему простреленные ноги…

Выхватив из кармана заранее приготовленный фонарь, зажав в левой трофейного Стечкина (в тесноте с автоматом не развернешься), Хантер закинул за спину «окурок»-ПБС Лома.

– Болгарин! – заорал замполит. – В кяриз – две «феньки»! Под разными углами! Быстрей!

Диордиев не заставил долго ждать: две гранаты устемились вниз. Прозвучали два приглушенных взрыва, два вспышки осветили грязные и озверевшие шуравийские физиономии, какие-то теплые брызги долетели к поверхности земли. Набрав в легкие побольше воздуха, Хантер прыгнул в колодец кяриза. Приземление (точнее – приводнение) оказалось на удивление мягким – вода доходила немного выше колена, дно вязкое и скользкое, и Александр свалился в теплую затхлую воду.

Порывисто встал, включил китайский фонарь «Три элефанта», высвечивая по сторонам. Результат обзора не разочаровал – рядом, в воде сидел душара с выбитыми глазными яблоками и водил автоматным стволом… Еще один борец за веру бултыхался в мутной воде в бессознательном состоянии неподалеку от слепого стрелка.

Слепец громко спросил у пришельца, кто он и из какого отряда. «Дух» был уверен – шурави кяризами не ходят, оттого и ожидал только своих. Ничего не говоря, Хантер приблизился к нему, рукой с фонарем забрал автомат, другой – приставил пистолетный ствол к окровавленной башке и нажал на спуск.

Прозвучали два негромких выстрела, слепая голова разлетелась, как переспевшая тыква. И тут прозвучал громогласный для замкнутого объема выстрел – старлей не заметил во тьме еще одного «душка»: откинутый взрывной волной, в углу просторной каморы, по правую сторону от выдолбленных в земле ступенек, в воде сидел совсем юный бача лет шестнадцати.

Контуженые руки юнца дрожали, обманчивый свет фонаря не давал возможности прицелиться. Вражья пуля попала в автомат, который Хантер держал в руке вместе с фонарем, болезненно выбив их из пальцев: автомат булькнул в воду, фонарь упал на «духа», плавающего в «автономке».

В ответ Хантер поднял автоматический пистолет Стечкина и нажал на спуск, делая все как-то механически, уподобившись роботу, без чувств и эмоций. Прозвучала короткая очередь, бачу откинуло на глинистую стенку. Забрав фонарь, старлей повел им вокруг – на этот раз, кроме трех знакомцев, никого рядом не оказалось. Произведя для верности три контрольных очереди, Хантер задрал голову вверх.

– Таможня дает добро! – изо всех сил закричал он. – Путь свободен, давайте раненых!

Наверху артиллерия долбила со всей пролетарской ненавистью. Стены кяриза трясло мелкой дрожью, доносились звуки довольно активной перестрелки, хотя гранатные хлопки уже прекратились. Первым полетел бессознательный Лом, Хантер выловил его из воды и посадил верхом на мертвого бачу, дабы грязная вода не набралась в сержантские раны. Потом сверху летело все вперемежку: трупы, раненые, оружие.

Александр сортировал каким-то шестым чувством: живых – к живым, мертвых – к мертвым, железяки складировал отдельно. Вот рухнул мешком еще один, и Хантер сразу же понял – человек мертв. Повернув покойника лицом к себе, он оторопел – мертвыми застывшими глазами на него смотрел его училищный друг Роман…

Диким зверем завыл Хантер, в бессильной ярости расстреляв остаток обоймы в душманские трупы.

– Что, друг твой? – вдруг хрипло спросил раненый спецназовец.

Подсветив, Петренко узнал его по бурятским глазам – это был прапорщик спецназа по прозвищу Спец.

– Друг, – прорычал Хантер, ощущая тупой приступ злости.

Он должен был взять себя в руки, предстояло дело поважнее – вылезти всем на белый свет. Перезарядив пистолет, старший лейтенант подошел к дырке.

– Долго еще вы там вошкаться будете?! – завопил он.

Вместо ответа сверху спрыгнули парни: один, второй, третий. Оружие их, коснувшись воды, зло шипело. Вот и Наваль. Живой, но снова раненый и снова легко, на этот раз в руку. Взяв у кого-то индпакет, Хантер без слов вытянул из ножен трофейный штык, отрезал Навалю окровавленный и ставший колом рукав, забинтовал руку. Спец изумленно взирал на Хантера.

– Именно от него теперь зависит наша жизнь, – коротко кинул старлей, заканчивая медицинскую процедуру.

Из десантников кроме Логина ранения получил Хакимов, Болгарина посекло осколками гранаты в районе ягодиц. У спецназа оказалось трое погибших и пятеро раненых. Замыкающим в дырку вскочил Аврамов с ПКМ в руках, автомат и «Муха» висели у него за плечами накрест. Вода попала на пулемет, облачко шипящего пара взметнулось вверх. Артиллерия по-прежнему долбила курган: вода в кяризе заходилась мелкими волнами. Сверху иногда залетала земля вперемежку с половой и соломой, вот прилетел и осколок, величиной с ладонь.

– Что здесь, Хантер? – спросил Бугай, обозревая подземелье.

Появились еще три или четыре фонаря, в их лучах можно было рассмотреть невеселые картинки. Бугай пристально присмотрелся, заметил застреленных «духов» (кроме моджахедов в воде плавала брюхом кверху еще и рыба – маринка), спросил замполита:

– Засада была? – прозвучал его громкий голос под земляным сводом.

– Засада не засада, а чего-то сидели трое, – спокойно сообщил Петренко. – Гранаты их глушанули, как и рыбу. – Он пнул ногой рыбину, та вильнула хвостом и отплыла. – Вода взяла на себя взрывы и осколки, а этих пришлось локализовать…

– Молодец, Хантер! – Капитан похлопал его тяжелой рукой по плечу. – Теперь давай размышлять, как будем отсюда выбираться.

Великан головой подпирал потолок каморы колодца, из которой было два выхода – один отросток уходил под курган, куда-то в сторону пляжа с бродом, а второй – вел в правую сторону, к маковым полям.

– Где твой бача? – спросил Аврамов грозно.

– Вот. – Старлей ткнул пистолетом в Наваля.

– Как нам выйти к своим?! – проревел гигант.

– Я вас вивести навверх, не убивай мене! – перепугался племянник муллы.

– Не пугай его, он и так нас выведет! – заступился за афганца старший лейтенант. – Правда, Наваль? – он сделал «ласковый» жест, погладив того стволом пистолета по голове, причем патрон оставался в патроннике, а предохранитель – снят.

– Командор, я вас вивести! – проскулил аманат.

– Давай, веди! – приказал Хантер. – Предупреждаю: если что-то не так – пристрелю как собаку! – Для убедительности он потряс оружием перед глазами испуганного Сайфулева родственника.

– Подожди немного, замполит! – В разговор снова встрял капитан. – Пусть мои ребята заминируют этих козлов. – Он показал на трупы «духов». – А после того – оба коридора, чтобы басмачи сбились с нашего следа.

– Годится! – согласился старлей.

Быстро перевязали раненых, штрыкнули им обезболивающее и противошоковое. Распределились: кто, где и в какой последовательности передвигается, кто тянет трупы, а кто помогает раненым. Александр решил продвигаться первым, ему на плечо, по его же просьбе, взвалили бессознательного Лома. Сержант оказался тяжеленным, как шкаф двухстворчатый, но Хантер упрямо тянул его на себе. Позади него Наваль волок тело погибшего старшего лейтенанта Кривобоцкого.

– Так не пойдет, Хантер! – сразу же возразил капитан.

– Чего это?! – возмутился старлей, недовольный, что ему мешают.

– Ты идешь впереди всех, ты – наша разведка! – резонно заметил капитан. – А тянешь раненого, ограничивая свободу своего передвижения, тем самым, подставляя всех нас! Поэтому раненого давай мне. – Он одной рукой взвалил себе на плечо восьмидесятикилограммового сержанта. – А сам впереди пойдешь, налегке!

– Хорошо, капитан, – легко согласился Петренко, уже зная – тот своих не бросает. – А тылы кто будет прикрывать?

– Клыч прикроет! – сразу же отдал приказ спецназовский командир. – И тоже налегке, при себе – только оружие и амуниция.

Наваль передал тело погибшего Ромки спецназовцам, старший лейтенант отдал Болгарину автомат Лома, привычно схватил в левую руку АПС, а в правую – фонарик.

– За мной! – приказал он и первым, пригнувшись, шагнул в темный зёв туннеля, уходящего вправо…

Внутри кяриза было тепло и парко, как в парнике, затхлый воздух отдавал болотом и землей. Луч фонаря выхватывал из темноты какие-то странные наросты, свисающие с влажного потолка. Подземные афганские лабиринты почему-то вызвали у Александра далекие воспоминания и необъяснимые ассоциации…

* * *

…Когда-то, сразу же после училища Сашка увлекся подводной охотой, вместе с такими же, как и он, сорвиголовами, он перенырял во все реки Полтавщины: Днепр, Сулу, Псел, Хорол, Ворсклу. Был у них один на всех комплект снаряжения: гидрокостюм мокрого типа, ласты, маска, подводное пневматическое ружье, акваланг «Украина» и герметичная горно-спасательная «коногонка», фонарь от которой крепился на голове ныряльщика.

Погружались они упорно: круглосуточно, круглогодично, при любой погоде. Приходилось охотиться и зимой, ныряя подо льдом. И там Александр увидел, что лед лишь сверху относительно ровный и гладкий, но с обратной стороны – он совсем другой, непредсказуемый. Прямо из ледового «потолка» книзу ответвляются острые рога, о которые можно порезаться, течение вымывает ямки и целые лабиринты, к выступам примерзают ветки деревьев и длинные лохматые бороды водорослей…

* * *

…Передвигаясь затхлыми коридорами кяриза, Хантер невольно перенес себя во времени и пространстве в кардинально иные, но тоже экстремальные условия – в зимнюю реку, под лед. Выяснилось, что сталагмиты, свисающие с потолка кяриза, это… тоже водоросли, которые, соединяясь с паутиной, развешивают химерические бороды, а те, в свою очередь, непременно оказывались разорванным посредине – кяризы использовались «духами» в качестве ходов сообщений.

Наваль шел позади офицера, за ним топал Татарин, обвешанный разнообразным оружием, следом тряс окровавленным задом Болгарин. Хакимов, весь на промедоле и адреналине, мужественно и упрямо передвигался на негибких, простреленных ногах, тяжко опираясь на свой РПК. За ними брели спецназовцы, таща на себе печальный груз «двухсотых» и «трехсотых».

Бугай с Ломом на плече шел предпоследним, за ним не шел, а пятился проворный Клыч, время от времени устанавливая на пути отхода всяческие сюрпризы, вытаскивая их, как Дед Мороз, из объемного трофейного ранца. Пару раз туннель разделялся еще на два-три ответвления, старший лейтенант останавливался и ждал проводника. Наваль приближался и, под неусыпным надзором Татарина, указывал направление дальнейшего движения.

Тяжелые снаряды продолжали рваться над их головами. Замполит роты это понял так: к баталии подключились дополнительные артиллерийские подразделения. Вероятно, пропажа в эфире окруженных на высоте «Кранты» и вызвала тотальную месть артиллерии.

Такое обстоятельство оказалась на руку шахтерам-любителям, пробирающимся сейчас подземными коридорами и галереями. Благодаря стальной вьюге, бушевавшей наверху, «духи» не смогли организовать оперативный поиск и преследование.

Правда, вскоре после того, как шурави вошли в туннель, позади прозвучал взрыв – кто-то нарвался на растяжку, но на какую и в каком ответвлении – оставалось неизвестным.

После долгого подземного блуждания посреди затхлой тьмы вдруг повеяло свежим воздухом, откуда-то возник сквозняк – они наконец-то приблизились к каморе колодца.

До нее оставалось всего ничего, в отверстие колодца сверху проникал свет – снаружи уже настал долгожданный рассвет! Тихо остановились, приблизился Наваль и сообщил, что прямо над ними находится небольшое маковое поле, от него за метров пятьдесят – берег реки, а за рекой должна быть площадка, на которой и расположена многострадальная СТО.

Старший лейтенант Петренко посмотрел на фосфорические стрелки – они показывали четыре часа пятьдесят семь минут. Огонь артиллерии еще бушевал где-то наверху, но вокруг самой земляной дырки было довольно тихо. Приблизился Аврамов, ему было тяжелее всех – низкие потолки и богатырский рост вынуждали его перегибаться практически пополам.

– Как там? – поинтересовался он шепотом. В ответ Хантер сообщил диспозицию: где, что и на каком расстоянии находится.

– Что собираешься делать? – спросил Бугай.

– Смекаю так, – начал размышлять шепотом Хантер. – Мы с тобой…

– Годится, пошли! – выслушав, согласился великан, снимая с плеча окровавленного Логина, так и не пришедшего в себя.

Усадив Лома прямо в воду, спиной к стенке, капитан шагнул за Хантером. В каморе колодца было свежее и просторнее, но и намного опаснее. Осмотрев ступеньки, офицеры не заметили признаков минирования, но вот грунтовые ступеньки не вселяли доверия, поскольку любая из них могла осыпаться, сообщив о нежелательных посетителях подземелья. К тому же откуда-то сверху долетали какие-то голоса, хотя дальность и направление установить было невозможно – мешала артиллерия.

– Давай, залезай! – Амбал в спецназовской «песочке» опустился на колено в воду, подставив плечо.

Хантер отдал Татарину фонарик и ступил правой ногой на широкое и высокое (что подножка «Урала») Бугаево плечо. На их шахтерское счастье, колодец на этот раз был неглубоким – сказывалась близость реки. Спецназовец начал неторопливо поднимать нетяжелый, как для него, груз.

Пригнувшись, Петренко правой рукой держался за стены колодца, стискивая в левой рукоятку безотказного Стечкина. Солнце еще пряталось где-то за горами, но на дворе уже было светло, и охотничьи глаза не сразу привыкли к свету. Он остановил подъемный механизм, немного постоял на нем, потом топнул копытцем, дав условный знак, мол – «Вира!», поднимай давай! В земном мире радовали глаз яркие насаждения опийного мака, окружая колодец со всех сторон. И вновь фортуна улыбнулась старлею: недалеко от колодца он заметил пятерых «духов», молившихся, стоя на коленях на своих ковриках, обратившись лицами к далекой Мекке. Правоверные справляли первый намаз, усердно молясь, не обращая никакого внимания на то, что не так уж и далеко рвались тяжелые снаряды и на полях бушевала стальная вьюга.

– Дай «феньку»! – Александр вновь топнул копытцем в плечо Аврамова.

Тот молча достал из «лифчика» гранату Ф-1 и протянул вверх. Сашка по-деловому, осторожно спрятал АПС в кобуру. Потом, вытянув из своего «лифчика» гранату РГД, передал ее капитану.

– Вытянешь чеку и подбросишь мне, я ее… – показал жестом, продемонстрировав, что именно собирается сделать в последующем.

Намаз продолжался, как продолжалась и бесцельно-затяжная артиллерийская пальба по пустому месту, ибо живых там уже не осталось никого: ни «духов», ни шурави. Старлей снова выглянул – ихвани исправно били челом. Вытянув чеку эфки, он отпустил рычаг и разжал ладонь.

– Пятьсот один, пятьсот два! – Хантер считал про себя. – Фас! – Он резко кинул гранату в басмачей, продолжавших отправлять последний в своей жизни религиозный ритуал.

Едва не свалившись с бревноподобной шеи, Хантер пригнулся за стенкой кяриза, раскрыв рот, чтобы взрывная волна не оглушила. Бахнул резкий взрыв, полетела земля, маковые головки, посеченные мусульманские коврики, куски человечины.

– Давай! – громко крикнул он капитану, и тот ловко, как жонглер в цирке, вырвав чеку из эргэдэшки, подбросил ее вверх.

Продолжая цирковой трюк, десантник на лету перехватил гранату, запал которой уже отсчитывал «крайние» секунды, перенаправив полет туда, где взорвалась «фенька». Переждав взрыв, старший лейтенант стремительно оттолкнулся от каменных плеч и выбрался в белый свет, вытягивая из кобуры пистолет (об «окурке» за спиной позабыл).

Ортодоксов раскидало на все стороны, изувеченные взрывами и покромсанные осколками, они продолжали шевелиться и хрипеть. Лишь один, окровавленный молодчик с черной и густой опрятной бородой, остался в живых – ему «всего лишь» оторвало ступню. Он стонал от боли, смотрел вверх, крутя головой, явно ожидая снаряд.

«Они даже не врубились, откуда пришла “косая”! – осенило Хантера. – Подумали (если успели), что это шальной снаряд залетел!».

«Дух» лежал, с изумлением глядя на шурави, неожиданно возникшего из кяриза. Целехонький карабин лежал рядом, но «дух» почему-то не притрагивался к нему. Какая-то мысль промелькнула в его глазах.

– Я комсомол! – вытянув вперед перемазанную грязью и кровью руку, загорланил он, вспомнив знакомые слова на вражеском языке.

Однако знание особенностей идеологической жизни соседней страны сопровождалось движением, выдававшем его истинные намерения. И они в корне отличались от задекларированных – второй рукой басмач быстро подтянул к себе арабский СКС, нажав на спусковой крючок.

Бахнул выстрел, пуля прошла под правой рукой старлея, разорвав куртку и опалив кожу под ней. На самого «виновника торжества» это не произвело никакого впечатления – в ответ Хантер нажал на спуск пистолета, коротенькая очередь девятимиллиметровых патронов повергла «лже-комсомольца», заставив агонизировать.

Имея привычку не доверять незнакомым людям, Хантер приблизился, произвел контрольный выстрел, и опустился на колено.

– Эгей, дети подземелья! – закричал он, обращаясь к товарищам, ожидавшим под землей. – Вылезайте, по шустрику! Сейчас начнется!

Сразу же, как черти из табакерки, из-под земли начали выскакивать грязные, заросшие, окровавленные парни. Молча вытаскивали раненых и погибших, оружие, остатки своего снаряжения.

Вот вытянули чумазого, словно настоящего шахтера, Клыча, за ним, как пробка из бутылки, вылетел капитан Аврамов.

– Хантер, а ты молоток! – похвалил он, обозревая результаты боевой деятельности. – Ловко ты их!

– Так исторически сложилось! – с иронией ответил старлей.

Неожиданно со стороны ближних дувалов влупил ручной пулемет.

– Ложись! – на всякий случай и с запозданием скомандовал старший лейтенант, ибо залегли и без команды. – Наверное, услышали выстрелы, а потом тебя, Бугай, в дымке рассмотрели! – высказал он предположение.

– Так исторически сложилось! – вспомнил предыдущую реплику капитан. – Что я могу с собой сделать?

– Нужно к своим пробираться! – замполит не стал отвлекаться на шутки. – Уже недалеко! – Он указал на СТО.

– Выходи на связь со своими, а я пока рукой повожу, то есть поруковожу! Покерую! – Неожиданно спецназовец обнаружил знание украинского языка.

 

Смердящая баррикада

Рассредоточились, сверху летели маковые головки и стебли: вражеский огонь не отличался прицельностью.

– Болгарин, ко мне! – начал командовать своими подчиненными замполит. – Татарин, заткни е…к духовскому пулеметчику! Мурьета, следи за бачой! Наваль, ляг сверху на Логина, немедленно!

Десантники, немного расслабившись под землей, сосредоточились. Татарин, профессионально став на колено, тщательно прицелился и несколько раз выстрелил. Пулемет замолк, но вместо него со многих позиций по маковой плантации ударили духовские автоматы.

Но разобраться, кто, что и откуда, оказалось затруднительно – в утренней дымке, подернувшей окрестности, вычислить вражеских стрелков не удавалось. Да и душманам было непросто отыскать группу шурави среди мака, оттого их автоматные очереди блуждали где-то поблизости.

– Зверобой, я Хантер! Прием! – крикнул в тангенту старший лейтенант.

– Вы живы?! – вместо позывного прозвучало в ответ.

– Живы! – подтвердил замполит. – Правда, не все и не совсем здоровы. Что у тебя работает? – спросил у подчиненного.

– Почти все работает, но боеприпасов после веселой ночки осталось с гулькин хер! – сообщил тот сердито.

– Прикрывайте наш отход, чем только сможете! – привычно орал сквозь стрельбу офицер.

– Есть! Прикроем! – пообещал сержант. – А где вы находитесь? В дымке я ничего не разберу, можете себя обозначить? – заволновался Петрик.

– Не можем обозначиться, «духи» нас еще не нашли; как только вычислят, мы себя ракетами и дымами укажем! – прокричал сквозь шум стрельбы Петренко. – Долбите по дувалам, что прямо перед вами! Как понял? Прием!

– Понял вас, Хантер! – бодро ответил сержант Петрик. – До связи!

– До связи! – взбодрился и старлей.

С высотки под ненормативным названием по дувалам ударили ротные «примусы», с СТО залопотали пушки боевых машин пехоты, ДШК, пулеметы и автоматы. И вновь день начинался с пальбы и смерти. Неожиданно оказалось, что у окруженцев кончилась вода во флягах, всем нестерпимо (особенно раненым) хотелось пить, но, хотя до реки было рукой подать, никто не отважился пойти за водой, в ожидании чудесного спасения.

Стрельба набирала обороты, и вновь было ясно: «духами» руководит воинственный и опытный командир. Несмотря на огневое противодействие СТО, с душманской стороны появлялись новые и новые огневые точки. Вокруг группы окруженных неспешно затягивалась петля безнадёги – боеприпасов оставалось всего на несколько минут боя.

– Гризли, я Хантер! – вышел в эфир Александр, привычно хватаясь за соломинку. – Слышь меня?

– Живой?! – не поверил радиоаппаратуре артиллерист. – Где ты?

– Живой-то живой, – вновь пришлось объясняться десантному замполиту. – Но не могу тебе правильно объяснить, где мы, к тому же расстояние между «духами» и нами снова не позволяет использовать твой калибр. Хотя там, перед курганом, ты нас здорово выручил, молодец, благодарим!

– Не за что! – ответил СОБ. – Чем тебе помочь? Только не говори, что огнем на себя! – предупредил он.

– Думаю, в этот раз до такого не дойдет, – не очень уверенно ответил десантник. – Пока что лупи со всей дури по кишлаку, чтоб они там и не мечтали об активных действиях! – предложил он, на всякий случай.

– Хорошо, чего-чего, а дури у нас хватит! – пушкарь оказался тоже юморной.

Подтверждение его правоты не заставило себя долго ждать – вскоре первый снаряд рухнул на кишлак. Хантер дал поправку, остальные снаряды продолжили разрушение вчерашнего. Но обнаглевшие басмачи и не думали разбегаться, прекрасно осознавая – снаряды такого калибра не смогут близко приблизиться к шурави, что тихо, как мышь под веником, принишкли на маковом участке. Игнорируя не очень интенсивный огонь «примусов» и огневых средств с СТО, на дувалах заметно увеличилось количество стрелков. Плюясь свинцом, «духи» настойчиво искали в опиумном маке группу отчаянных бойцов, дивом избежавших ночной расправы.

Оставаться среди мака на ровной местности становилось все более рискованным, солнце поднималось все выше, утренняя дымка могла улетучиться каждую секунду, а маковые насаждения редели на глазах. Форсирование реки по-светлому означало самоубийство.

– Хантер, что предлагаешь? – подполз капитан Аврамов.

– Ползти к реке, но там наши с вечера понатыкали растяжек, – поделился замполит своими мыслями.

– Это мы поправим, – пообещал спецназовец. – Закидаем участок эргэдэшками, растяжки сработают, а там путь к воде свободен. А дальше? – спросил амбал.

– Не знаю, – честно признался старлей. – У моих на СТО мало боеприпасов, не могут массированный огонь устроить, рота где-то на подходе, артиллерия малого калибра тоже пока не прибыла…

– Теперь слушай меня внимательно, политура! – В большой голове спецназёра компоновалось нечто оригинальное. – Предлагаю следующий план: у нас трое погибших и этих пять шакалов, – он показал на изувеченные гранатами моджахедские трупы, – так?

– Так, – согласился десантник, хотя и не врубался – к чему клонит командир спецназа.

– То есть восемь мужиков мы сможем прикрыть трупами, когда будем отползать, – уверенно и спокойно промолвил капитан. – Осталось еще девять, из которых семеро – ранены, правильно? – снова жестко спросил он.

– Правильно… – согласился Хантер, до сих пор не врубаясь в суть плана.

– Я предлагаю расчистить проходы в минном поле на берегу реки, – спокойно, как на учениях, говорил Аврамов. – Снести туда раненных, с ними оставить двух здоровых, чтобы натаскали речного камня, устроив для раненых хоть какое-то укрытие, и остались возле них – до последнего.

А мы восьмеро, – гигант как-то по разбойничьему оглянулся по сторонам, – занимаем оборону за трупами и отползем с ними потихоньку, к самой кромке воды! А там что-то да случится – или ишак околеет, или визирь помрет! – сделал он вывод. – Ну как, Хантер, согласен?

– Согласен, хотя и не совсем, – ответил тот. – Как-то не по-человечески это, погибшими товарищами прикрываться… – не успел договорить Петренко.

– Твою мать, старлей! – вскипел спецназовец. – Прикрываться нельзя живыми, а мертвые – они сраму не имут, как говорили пращуры когда-то! Не думал, что ты такой чистоплюй! Точно что замполит! – в сердцах сплюнул он.

– Ты не ругайся, Бугай, просто я себе возьму этого «комсомольца». – Хантер ткнул пистолетным стволом в убитого душмана. – Этот гаденыш мне дырку проделал, – продемонстрировал он испорченную одежду, – а еще перед смертью уверял меня: «Я – комсомол!»

– Комсомол, говоришь? – ухмыльнулся Бугай. – Тогда пусть тебе повезет с комсомольцем, а я возьму себе этого хряка, – показал он на посеченные гранатами и покрытые пластом из мух остатки упитанного пуштуна.

– И еще одно, герр гауптман, – обратился к капитану Хантер. – На этот раз я не пойду в воду первым, баста! Я со своими останусь здесь, и переправлюсь на тот берег последним, дабы мне потом никто глаза не колол, дескать, заместитель командира роты по политической части первым покинул поле боя! Тем более, что там, – он махнул на СТО, – кое-кто на меня уже рапорты строчит за ночные события!

– Добро, камарад, как скажешь! – в одно касание отреагировал Аврамов. – А за рапорт не переживай, главное для нас – это возвратиться живыми! Если уж очень на тебя будут давить, я выйду на генерала Эллинова! Договорились? – протянул он мощную ладонь.

– Хорошо! – Сашка с благодарностью пожал громадную конечность.

– А ты классный парень, Саня! – неожиданно похвалил его Бугай, отползая. – Даром что замполит…

Последующие события развивались стремительно и трагически – спецназёры забросали гранатами участок вдоль берега, стараясь вызвать детонацию всяческих сюрпризов, которыми саперы ночью нашпиговали пляжи.

Ожидаемой детонации так и не состоялось – за ночь ихвани каким-то образом разминировали пляж (очевидно, таким же). «Духи» засекли гранатные разрывы, быстро сориентировавшись, где именно находятся шурави, и с этого момента их огонь стал просто адским.

В первые же секунды огневого воздействия погиб спецназовец, перетаскивавший раненых, и получил ранение Болгарин – пуля прошила мягкие ткани правой руки пониже локтя. Хантер вколол ему прямо сквозь штаны промедол да перебинтовал раненую конечность. Радиотелефонист остался в строю.

Несмотря ни на что, план капитана Аврамова неуклонно выполнялся – разобрали оружие и боеприпасы, оставшиеся от басмачей (Хантер прихватил у «комсомольца» карабин египетского производства – «Рашид»), «трехсотых» стянули к реке, нагромоздив для них каменный завал. Двое спецназовцев и Мурьета с Навалем (в обычной уже роли второго номера пулеметного расчета) залегли среди камней, отстреливаясь.

Петренко, через силу пересиливая естественное отвращение, попятился раком, потянув за собой вонючий «комсомольский» труп, над которым жирным роем барражировали мухи.

Недалеко от него таким же способом передвигались Болгарин с Татарином. И сразу же Хантер убедился – насколько оказался прав дальновидный и прагматический капитан Аврамов. Пули стянулись петлей вокруг храбрецов, оборонявшихся на пляже, и через минуту-другую ни единого целого макового стебелька в округе не осталось – все напрочь были выкошены пулями.

Отстреливаться приходилось лежа на боку, вытягиваясь вдоль трупа, высовывая оружие в сторону неприятеля, ориентируясь просто по звуку, или даже – по направлению. Вражеские пули попадали в труп с отвратительным чавканьем, «комсомолец» от этого дрожал и подскакивал, как живой, от него летела черная кровь и еще что-то противное, но тем не менее он служил надежным щитом.

– Хантер! Отползайте к реке! – закричал капитан. – Сейчас будут из гранатометов по нам херачить! – поделился он нехорошими предчувствиями. – А вода осколки на себя заберет! – прозвучал трезвый совет.

Отстреливаясь, Петренко и двое бойцов тяжело отползали, заслоняясь душманами, более похожими уже на карту звездного неба, нежели на то, что раньше было людьми. А воинственные моджахеды уже не ходили гурьбой в атаку, как это было ночью, их тактика вновь претерпела кардинальные изменения – они поставили себе задачу истребить советскую группу плотным огнем на открытой местности.

Это предстояло сделать срочно, пока не налетела авиация, пока к окруженцам не подоспела помощь. Ихвани старались быть убедительными – огонь с их стороны с каждой минуты становился все более плотным. Короткие очереди и одиночные выстрелы с шуравийской стороны, казалось, не возымели на них никакого действия. Басмачи могли довольно быстро уничтожить смельчаков, если бы пошли в атаку, но дневной свет мешал им стать героями местного эпоса.

– Товарищ старший лейтенант! – сквозь эхо боя крикнул Болгарин. – Вас на связь!

– Ползи ко мне! – приказал замполит.

Радиотелефонисту было сложнее, чем другим: кроме щита-трупа он тянул еще и тяжелую радиостанцию. Опасность придала ему сил – вскоре Диордиев тяжело дышал возле офицера. С другой стороны к ним неспешно приближался Татарин, прикрываясь собственным «щитом».

Огонь по снайперу был настолько плотным, что он и не старался отстреливаться. Со стороны казалось, что Баскаков вроде бы приподнимал свой «щит», прикрывая себя. Пули били в землю вокруг этой откровенной композиции, вздымая пыль.

– Хантер, прием! – прозвучал в эфире родной голос командира первого взвода, старшего лейтенанта Денисенко.

– Слышу тебя, Дыня! – обрадовался замполит. – Где вы есть?! Нас здесь всех напрочь в скором времени перехерачат!

– Да нас, б…, едва не заблокировали! – сердито сообщил взводный. – Циркач целый спектакль устроил, все боялся нас отпускать: дескать, если рота от «Камбуза» отойдет, малиши с «черными аистами» сразу же туда слетятся!

– Где вы, мать вашу?! – заорал что было силы Хантер.

Вопль оказался таким громким, что его услышали даже вражеские стрелки, немедленно сосредоточив огонь на «комсомольце».

– Подожди, Дыня! – прокричал Александр и, вытянув духовский карабин, положил на бывшего хозяина и опустошил последнюю обойму.

Выбросив бесполезное оружие, он подсоединил последний магазина к автомату Лома, передернул затвор, перекинул предохранитель в позицию «ОД».

«Все, капец! Патроны кончились!» – мелькнула в голове невеселая мысль.

Данное умозаключение не являлось истинным, поскольку оставалось еще много боезапаса: граната в подствольнике, ПБС с магазином, две обоймы к АПС и одна РГД – «крайняя». Хоронить себя было еще рановато.

Рядом лежали ничком его бойцы, даже не пытаясь отстреливаться – «духи» не давали головы подвести. К тому же и у солдат боеприпасы приблизились к критической отметке. Радиостанция возвратила их к жизни.

– Хантер, ты живой?! – донесся из наушника далекий голос Денисенко. – Кому молчим?!

– Где вы есть? – уже спокойнее спросил тот, понимая, что криком дела не поправишь.

– Мы приближаемся к вам! – сообщил радостную весть комвзвода-1. – Не очень быстро, за ночь басмачи в дорогу мин насовали, – оправдывался он. – Поэтому снова впереди саперы, и мы все движемся к вам! Держитесь!

– Да что там – «держитесь», когда патронов осталось по магазину, – грустно ответил Хантер. – А Лесник где?

– Лесник рванул «на гору» ругаться, а я ствол Циркачу в голову упер, – в голосе Дыни прозвучал отголосок вины, – и сказал, мол, пристрелю! Мы с Грачом собрали свое кочевое хозяйство, Ерофеева с «кротами» (я еще ночью его подбил на это дело) и вот – выдвинулись к вам. Ждите, уже недолго!

Петренко понял: ротный с экипажем своей БМП будет догонять роту, которая самостоятельно, без команды сверху, отправилась на их спасение.

– Что там, товарищ старший лейтенант? – спросил Татарин, лежа щекой на стеблях мака.

– Рота выдвинулась с ПКП на помощь, вскоре должны быть здесь. – Старлей специально смешал правду с вымыслом.

– Слушайте, нацменьшинства! – вдруг обратился Александр к снайперу и радисту. – Давайте усилим наши «укрепления» – трех «духов» положим друг на друга и волоком потянем к речке!

Яркие представители национальных меньшинств молча согласились: поспешно соорудили такую себе мину-баррикаду из вражеской падали. Пули, попадая в нее, выдергивали куски мяса, брызгая градинами подсохшей крови. Было противно, но довольно комфортно, ибо над ушами уже ничего не свистело. Снаряды продолжали падать сверху на кишлак Темаче, не нанося ему существенного вреда – там уже нечему было рушиться.

Осторожничая, Гризли без команды и не пытался положить снаряды ближе четырехсот метров. Не сильный по своей плотности огонь из БМП, одиноких АГС-17 «Пламя», «Утеса», ДШК, нескольких пулеметов и немногочисленных (после ночи) автоматов, судя по всему, не очень-то и досаждал «духам», скорее раздражая их – разбитые дувалы надежно защищали от оружия и помощнее.

Душманы умело пользовались своими преимуществами – знанием местных условий, разветвленной системой кяризов, приближенностью к государственной границе. Их огонь прижал измотанную группу шурави на небольшом пляжике. Чтобы добить ее окончательно, необходимо было пойти на более решительные шаги.

Сложилась патовая ситуация: ни одна из воюющих сторон не могла окончательно переломить ход событий в свою пользу, у обеих не хватало для этого сил и средств.

Становилось все более жарко, трупы врагов смердели невыносимо, мухи без страха перед пальбой тучами носились над смердящей баррикадой, за которой притаились десантники.

– Хантер! Вы там долго еще падалью лакомиться собираетесь? Живо – к нам! – послышался трубный рев Бугая.

Потянув трупы за собой, парни попятились как раки, настойчиво приближаясь к позициям спецназа. Осталось двадцать метров, пятнадцать, десять, когда по ним стрельнул гранатомет.

Первая граната взорвалась перед их передвижным укрытием, трупы взяли на себя осколки, лишь голова «комсомольского вожака» отделилась от своего неосторожного носителя.

Следующий выстрел Хантер запомнил на всю жизнь: каким-то чудом он разглядел гранату, которая, раскрыв стабилизаторы, едва не зацепив баррикаду, пролетела над ними, разорвавшись в реке.

– Тикаем! – заорал старлей, шкурой чувствуя неминуем ую беду.

Тройка рванула в разные стороны. Третья граната попала-таки во вражескую падаль… Взрыв раскидал груду мяса и кишок, осколки вновь застряли в трупаках. Взрывной волной Хантера подкинуло и ударило об землю, с Татарина сорвало фирменный «агрошлем», на котором уже не осталось ни одного колоса – лишь грязная солома, духовские кишки и водоросли из кяриза «украшали» стальную каску. Осколок, подобно лезвию, срезал кожаный ремешок крепления шлема, пощадив татарскую шею. Болгарина вообще разрыв обошел стороной, припорошив пылью да забрызгав полузасохшей кровью.

– Шурави! – заговорил из кишлака металлический голос – басмачи использовали звукоусилительную технику, попросту говоря, матюгальник. – Здавайса! Все равна ми вас будим убиват! Вам не ходит к своих! Здавайса! – недобро и как-то нервно, вещал неизвестный специалист по ведению переговоров.

– Пошел на х…!!! – изо всех сил заорал замполит четвертой роты и, привстав на колено, выстрелил из подствольника последнюю гранату в дувалы, откуда доносился мерзкий голос.

Пальба вспыхнула с новой силой, защиты у десантников уже не было никакой – смердящую баррикаду раскидало. Довелось по шустрику уползать к спецназовцам, которые, прикрывая их отход, расстреляли едва ли не по магазину патронов. Вот и спасительный каменный завал с ранеными.

С обеих сторон завала, за трупами шурави и «духов» (которые, едва ли не обнявшись, лежали рядом – война и смерть всех примирили) держали оборону спецназёры.

Проворный Болгарин мышью перескочил к раненым, пули вокруг него с остервенением клевали камни, кроша острую пыль.

– Шурави! Ви смелий асокер! Ви есть окружение! – вновь затянул нудную пластинку душманский диск-жокей. – Здавайса! Ми будим вам ризат галова и кишка випускат! Ми будим ваш сердца и ваш печьонка кормит наш афганской саг! Мушавер Аврамов и Шекор-туран! Здавайса! – орал невидимый «дух» сквозь утихающую стрельбу.

– Ты смотри, грамотный! Радио слушает, шакал мазандаранский! – Из-за пуштунского трупа выглянула башка «мушавера Аврамова». – Сейчас я тебе сделаю «здавайса»!

Ничего никому не говоря, богатырь встал, продемонстрировав собственный двухметровый рост. Вдруг умолкла стрельба, всеобщее внимание было приковано в эти секунды к монументальной мушаверской фигуре.

Мушавер продемонстрировал, на что способен: привычным движением он вытянул из-за спины трубу «Мухи», что в его мощных руках выглядела детской игрушкой, влупив 53,8-миллиметровой реактивной гранатой по дувалу, откуда взывал басмач.

Прозвучал взрыв. Воспользовавшись неожиданной паузой, перелетели за камни Петренко с Баскаковим, по ним никто не стрелял. Очевидно, мушаверский выстрел оказался метким, ибо местный оратор больше не делал публичных заявлений…

Великан спокойно откинул трубу, стремглав возвратившись к своему рабочему месту, за тушей упитанного пуштуна. Погибший «дух» при жизни мог бы помериться с Бугаем размерами. После достойного сольного выступления спецназовца душманы совсем осатанели, их пальба стремительно набирала обороты.

– Хантер, поздравляю! Тебе «душки» присвоили внеочередное воинское звание! – прогорланил Аврамов сквозь шум боя. – Туран на их языке – это ж капитан, а шекор – охотник, то есть тот же Хантер! – захохотал «герр гауптман».

– Во дают! – засмеялся Александр, лежа за камнем, долбаемым пулями, от чего воздух наполнился острой крошкой. – Вчера утром понизили до лейтенанта, звездочку сняли, – он продемонстрировал вчерашнюю дырку на погоне, – а сегодня уже до капитана повысили!

Несмотря на трагичность обстановки, окруженцы захохотали – шутка понравилась. Хотя радоваться было рано.

– Товарищ старший лейтенант! – закричал Татарин, успевший обустроить позицию среди камней, наблюдая за местностью сквозь оптику. – Смотрите, «духи» к нам ползут!

Хантер, потерявший свой ночной БН-1 еще возле кяриза, забрал у дважды (или трижды?) раненного Спеца довольно легкий бинокль Би-8, привычно приложил его к глазам, осторожно выглянул. Случилось так, что он не успел ничего толком рассмотреть: «подарок» от вражеского снайпера попал в камень совсем рядом с головой.

Пуля «разделась» и пошла гулять рикошетом – сердечник попал в бинокль, выбив из рук и безнадежно испортив оптику, оболочка и острые камешки разлетелись веером, застряв в руках и лице Хантера.

Рефлекторным движением старлей схватился за лицо и скатился вниз, к раненым. Сквозь пальцы сочилась кровь, но боли он не чувствовал. Александр вообще ничего не чувствовал: в молодых артериях и венах бродил мощный заряд адреналина.

– Замполита убило!!! – раздался крик Болгарина, державшего в руках тангенту с наушником.

Разомкнув отбитые пальцы, Петренко увидел, как радист, бросив гарнитуру, наклонился к нему. Было видно – у солдата трясутся руки: он просто боялся приблизиться к офицеру, развести ему руки и посмотреть в лицо! Диордиев выглядел как ребенок, внезапно потерявший родителей в толпе.

– Я тебе дам – убило! – сердито заворчал старший лейтенант, раздирая сцепленные руки. – Так себе, царапины! – Он осмотрелся вокруг.

Глаза видели, запахи ощущались, шум боя был слышен разборчиво. Лишь пальцы рук пока оставались непослушными.

– Живой, Хантер? – спросил со своей позиции Аврамов, стреляя из подствольника.

– Да живой, б…! – ответил довольный этим обстоятельством замполит. – Не дождутся, уроды!

– Всем проверить и доложить наличие боеприпасов! – загорланил амбал. – Доклад от крайнего по правую сторону! Клыч? – спросил он «сверчка», замыкающего правый фланг.

Тот громко ответил, потом это сделал каждый из военнослужащих, в том числе и Хантер. Нарисовалась нехорошая ситуация – с трех сторон к шуравийским позициям змеями ползли «духи», численный состав которых превышал количество здоровых окруженцев в десяток раз.

Расстояние между наступающими и прижатым к воде маленьким отрядом неустанно сокращалось, приблизившись к критической отметке – к броску гранаты. Боеприпасов оставалось не больше как по одном магазину на брата, плюс – несколько гранат к подствольным гранатометам. Еще каждый имел при себе гранату, последнюю, для себя. И последний патрон, в кармашке, отдельно. Для себя.

– Ножи все имеем? – снова весело, с каким-то нездоровым блеском в глазах, оскаливаясь волком, спросил у товарищества командир спецназа.

– Все!!! – заревело товарищество сквозь стрельбу.

– Слушай мою команду! – Амбал уверенно руководил боем при любых обстоятельствах. – Две «феньки» оставить раненым. – Сдавалось, капитанский крик забивал все остальные звуки. – Сейчас выстреливаем патроны; как только «духи» подлезут на бросок гранаты – метаем по моей команде гранаты! – спокойно и уверенно командовал Аврамов. – Все поняли?

– Так точно!!! – заорали бойцы.

Вместе с ними орал и Хантер, сам не понимая – чего это он разошелся? Кровь, засохшая на лице, покрылась слоем пыли, отчего орать, широко раскрывая рот, было больно, ранки открылись, из них сочилась кровь…

– После того как выбрасываем все гранаты, ты, радист, – исполин показал на Болгарина, – вызываешь огонь артиллерии на нас, понял?

– Так точно! – завопил Диордиев.

– Потом вы, две обезьяны, – бесцеремонный капитан обратился к Мурьете с Навалем, – тянете бессознательных раненых на тот берег!

– Если не дойдете к нашим, подрываете «феньки» и вместе с «духами» – к Аллаху! Раненые, кто в сознании, – добираются к нашим самостоятельно! – приказал спецназовец. – А мы, здесь на берегу, ждем «духов» и берем их в ножи! Дорого продадим свою жизнь! Все поняли? – орал он во все легкие.

– Так точно!!! – бешено откликнулись окруженцы.

Ор долетел до близких уже «духов», те, очевидно, вообразили, что шурави придумали что-то наподобие ночной хиджры, повскакивали мячиками и с фирменным девизом «Аллах акбар!» предприняли попытку атаки в лоб. Хилого боезапаса все же хватило, чтобы отбросить моджахедов, заставив залечь.

 

Окровавленный пляж

Неожиданно Хантер вспомнил про ПБС Лома. Выстрелив из него один-единственный магазин, он привычно забросил несерьезный «окурок» за спину.

Выбирая «мишени» для стрельбы, Петренко вдруг заметил, что в этой критической ситуации разношерстная команда, волею судьбы собранная из различных родов войск и подразделений, действует как единое целое.

Складывалось неуместное впечатление, словно все эти люди знают друг друга с незапамятных времен, понимая без слов и даже жестов. Каждый самостоятельно выбирал себе жертву и поражал ее, причем никто никому не мешал, никто не стрелял дважды по одному и тому же душману! Чем можно было это объяснить – старший лейтенант не знал.

Отразив атаку, Аврамов закашлялся и продолжил отдавать приказы.

– В случае моего выхода из строя за меня остается Хантер-шекор-туран! – громко сообщил он, демонстрируя в жуткий момент не только парадоксальное самообладание, но и чувство юмора.

– Есть! – выкрикнул изо всех сил замполит, демонстрируя себя как индивида, оставшегося в живых, вкладывая в собственный крик злое желание выжить.

– В случае выхода из строя Хантера за старшего остается старший сержант сверхсрочной службы Кихтенко!

– Есть! – копируя турана, дико прокричал Клыч, метко постреливая по упрямо наползавшим душманским силуэтам.

– В случае… – Что далее хотел озвучить спецназёр, никто никогда так и не узнал – граната из РПГ взорвалась просто перед бесформенной массой, которая недавно молилась своему Аллаху.

Взрыв разорвал труп пополам, «розочка» осколков вошла в мертвое тело, но несколько их попало в капитана. Тот закачался, стоя на колене, но не упал, его покореженный автомат отлетел в сторону. На грязной «песочке» гиганта проявились ярко-красные пятна, быстро расплываясь, увеличиваясь в размерах.

– Все нормально… – сообщил Аврамов, подняв правую руку вверх.

Тяжело дыша, он тяжело опустился возле останков своей баррикады. Вытянув из кармана шприц-тюбик с промедолом, великан воткнул иглу себе в руку сквозь ткань, ввел наркоту и тяжело откинулся на «студень», отключившись…

– Фас!!! – закричал старлей, опасаясь, дабы ранение капитана не деморализовало бойцов.

К счастью, этого не случилось – бойцы продолжали отстреливаться, уверенно и метко. Судьба заставила всех сделаться снайперами – практически ни одна пуля не обходилась без жертвы.

Обкуренные чарсом душманы все же наползали. «Аллах акбар!» уже не верещали, отныне все происходило намного тише и скромнее. Моджахеды вновь изменили тактику – из-за дувалов по шурави лупцевали гранатометы и пулеметы, а стрелки, вооруженные легким автоматическим оружием, приближались к кучке обреченных.

И вновь старлей, подобно утопающему, схватился за соломинку: за битую, ободранную (и такую родную!) радиостанцию.

– Хантер вызывает всех, кто его слышит! – полетел над горами и ущельями отчаянный SOS. – Всех, кто слышит! Прием!!!

Откликнулись Лесник с Дыней.

– Хантер, ты живой?! – почти одновременно изумились они. – Мы же слышали Болгарина, что ты якобы убит! – не к месту развеселился Дыня.

– Снайперок маху дал, – не очень весело объяснил замполит. – Где вы?

– До СТО остается два километра, – прозвучало в ответ.

Существовало, как и всегда, одно «но» – за ночь дорогу густо заминировали. Саперы торопились, однако скорость продвижения малой колонны оставалась небольшой. При таких обстоятельствах бээмпэшки роты могли приблизиться к СТО не ранее чем через полчаса…

Надежда тихо умирала в обреченных глазах раненых, молча наблюдавших за происходившим на окровавленном пляже, из-под бинтов в черных разводах крови, вперемежку с грязью.

– Ползи, глянь с берега – глубоко иль как? – обыденно приказал Татарину старший лейтенант. – Ежели глубоко – те, кто не ранен, имеют шанс на спасение, один из ста – нырнуть, как можно дальше…

Татарин, привычно закинув винтовку за спину, ужом пополз выполнять приказ. Вернулся встревоженный.

– Неглубоко, – взволнованно сообщил снайпер, выросший на Волге, сам отличный пловец.

Он протянул офицеру флягу с прохладной водой.

– К тому же видел на дне «итальянки», привязанные к камням! – сообщил гидроразведчик.

– Хреново! – резюмировал замполит, жадно глотая воду, даже не задумываясь об опасности заболеть какой-то экзотической хворобой (необходимо выжить, здесь и сейчас!). – После нашего вчерашнего форсирования они перестраховались! Техника к нам не сможет приблизиться вплотную!

Патроны заканчивались, до «духов» оставалось всего ничего.

– Подготовить гранаты и ножи! – старший лейтенант громко напомнил подчиненным о плане капитана Аврамова.

– Хуже всего в рукопашном бою, – вспомнил он образное выражение своего деда-фронтовика, – это когда заканчиваются патроны…

– Гризли, прием! – Петренко на всяк случай решил вновь обратиться к артиллерии.

– Слушаю тебя, Хантер! – откликнулся СОБ. – Что случилось? Живы?

– Пока еще да! – ответил Сашка. – Через три минуты по моей команде открывай огонь по мне, понял? Слушай мои координаты! – Он спокойно и методически, словно на учениях, передал координаты своего негостеприимного пляжа.

– Хантер, прием! – из эфира донесся медвежий крик. – Не нужно! Стой! Отставить!

– Что – не нужно? Кому – стой? Зачем – отставить?! – не въехал обозленный десантник.

– Отставить огонь на себя! Не нужно! – заорал пушкарь. – Через минуту к тебе дотянется батарея гаубиц Д-30! Их СОБ уже готовит установки! Где-то вверху над тобой должен висеть вертолет-корректировщик! Позывные батареи – Розмарин, корректировщик – Ястреб! Они сейчас будут на твоей волне, следи! – передал радостную весть Гризли.

Хантер перевернулся на спину, приставил руку к глазам, глянул вверх: действительно, над ними в километровой вышине завис Ми-8!

– Бойцы! Через минуту – огневой налет гаубиц! – радостно закричал Петренко. – Держимся!

– Ура!!! – хрипло закричали бойцы.

– Ракетами по «духам» – огонь! Дымы зажечь! – Офицером завладела лихорадка боевого возбуждения. Хотелось командовать, кричать, куда-то бежать, что-то делать, а не сидеть болотной жабой на кочке, в ожидании жуткой кончины.

Бойцам передался его нетерпёж – в душманов полетели последние сигнальные ракеты. Утренний ветерок беззаботно погнал с пляжа оранжевые дымы. Душманы тоже увидели вертолет, они замялись, их настойчивое продвижение в конце концов затормозилось.

– Хантер! Я Ястреб! – прозвучал в наушнике незнакомый голос. – Я над вами, как слышишь меня? Прием!

– Ястреб, я Хантер! Прием! – дрожащим голосом ответил старший лейтенант. – Слышу тебя прекрасно! Огонь, дружище! Огонь!!!

– Вас понял! – спокойно ответил авиатор-корректировщик. – Пристрелочный пошел! Следи!

Первый снаряд лег далеко – за дувалами: очевидно, гаубичный СОБ не имел такой квалификации, как Гризли. Подкорректировали огонь, однако снаряд свалился почему-то в воду позади пляжа, обдав водой окруженцев. «Пи…ц, “вилка”!» – промелькнуло в Сашкиной голове, но в эфир он выдал иное.

– Ястреб, твою мать! Ты что, мне «вилку» устроил?! Я не вызывал огонь на себя! Я слишком молод, чтобы умереть!

Однако в воздухе уже начали смертельный полет шесть снарядов калибра 122 мм… К счастью окруженцев, пушкари и в этот раз были не очень точны: все шесть снарядов легли в дувалы, подняв тучу пыли.

Далее в эфире слышались лишь матюги и разборы: кто, кому, и как отдавал команды? Выяснилось, что авиатор-корректировщик неправильно выдал целеуказания от разрыва пристрелочного снаряда. Вместо указаний, известные как «Юг-триста» (метров) и «Восток – четыреста» (тоже метров), он сообщил сакраментальное: «Юго-восток – четыреста», что и вызвало сбой в боевой работе артиллеристов.

Пока разбирались с артиллерией, «духи» предприняли последнюю, безуспешную попытку приблизиться к пляжу. Ее отразили последними патронами и гранатами, даже раненые отдали свои «эфки». Хантер, выстрелив последние патроны из автомата Лома, поднялся чуть ли не в полный рост, отыскивая духовские силуэты, стреляя по ним короткими очередями из Стечкина.

Как ни странно, на такой дистанции он еще и попадал. Вражеские пули роем летали вокруг него, но все они лишь свистели (воевавший знает: просвистевшая – не твоя).

Почему-то длительное нахождение человека в бою притупляет его рефлексию, уменьшая порог чувствительности, тормозя механизмы самосохранения, оказывая, таким образом, плохую услугу. Хантер, не отдавая себе отчета, шагал по окровавленному пляжу, демонстрируя полное пренебрежение к смерти.

В конце концов артиллеристы разобрались между собой, и снаряды разорвались между дувалами и пляжем. «Духи», не выдержав, отступили под защиту руин кишлака. Бойцы вылезли на камни, громко крича вслед отходящим моджахедам всяческие угрозы, матюги и просто «Ура!».

Солдаты обнимались, молотили друг друга по плечам, орали что-то непонятное, едва ли не празднуя спасение. У раненых в глазах стояли слезы…

Хотя радоваться было рановато – с дувалов с новой силой ударили пулеметы и автоматы, граната из РПГ разорвалась перед камнями, охладив радость.

Залетным осколком тяжело ранили одного из спецназовцев, он громко закричал, перекрывая грохот стрельбы – ему оборвало пальцы левой ладони. Кажется, осколок был от нашего снаряда… Залегли, по радио Петренко попросил у пушкарей повысить меткость и интенсивность огня, опасаясь, что басмачи возвратятся.

Гаубичная батарея работала на пределе возможностей – пространство между дувалами и окруженцами подернуло пылью и дымом. Сквозь грохот разрывов к завалу все-таки долетали одиночные пули – «духи» продолжали огрызаться.

– Хантер, прием! – заработало радио.

– Слушаю, я Хантер! – прокричал в тангенту старший лейтенант, заслоняя свободной рукой второе ухо.

– Я Лесник! – назвался ротный. – Как вы там?

– Ежели б не пушкари – кранты нам были! – честно признался заместитель командира роты. – Из боезапаса остались лишь ножи и приклады!

– Там к тебе впереди нас приближается танковый взвод! – предупредил командир роты. – Встречай, обозначь себя, хорошо? – В командирском голосе слышалась забота и беспокойство.

– Откуда он здесь взялся?! – изумился замполит.

– Да, б…, он всю ночь и все утро находился неподалеку, никто ему не сообщил, что за пару километров своих долбят! – вызверился Лесовой. – Танковый взводный думал, что там душманы между собой грызутся! Потом самостоятельно вышел на ЦБУ, спросил – что за шум боя он слышит уже полсуток? Те идиоты лишь тогда спохватились, приказав ему форсированным маршем гнать вам на подмогу!

– Дурдом какой-то, не армия! – присел Хантер на окровавленные камешки.

– Жди танки! – предупредил командир. – Потом мы. За нами приближается батарея самоходок. Они на прямую наводку выйдут! – От слов капитана становилось светлее на душе.

– Жду, конец связи! – Хантер первым покинул эфир. Спасение было рядом, хотя до него предстояло еще дожить.

Неожиданно прекратился огонь артиллерии.

– Ястреб, твою птицу-мать, что, нахер, у вас творится?! – выругался Александр.

– Снаряды на батарее кончились, – прозвучал банальный ответ. – А у меня горючее заканчивается!

– Вы что там, совсем с катушек съехали?! – заорал Петренко.

– Снаряды должны подвезти, твои координаты и позывные есть на батарее, работай с ними напрямую! – безразлично ответил вертолетчик. – Конец связи!

– Час от часу не легче! – сплюнул Хантер.

Вдруг на него навалилась страшная усталость, он вспомнил, что уже двое суток не спал, сутки ничего не ел. И ему стало безразлично – выживет ли он или нет, будет ли ходить по этой земле, радоваться жизни, любить женщин, растить детей. Или его труп ляжет рядом с изувеченными останками друга – Романа Кривобоцкого. Тяжело прислонившись к прохладному камню, Александр вытянул штык, положил его вместе со Стечкиным рядом с собой, решив… расслабиться перед рукопахой. Не к месту вспомнилось…

* * *

…Пролетел месяц после того, как Петренко пересек границу с Афганистаном, попав служить в гвардейское соединение. Сначала пришлось попотеть, переучиваясь на более современную и тяжелую БМП-2Д, после юркой БДМ-1. За месяц произошло много всяческих событий, но до реального боя не доходило.

Дело было в том, что бригада получила большое количество молодого пополнения из учебок. Бросать их в бой с марша, как это делалось в годы Великой Отечественной, комбриг полковник Ермолов не хотел. Поэтому начались интенсивные занятия и тренировки. Затем состоялись ротные тактические учения, сменившиеся батальонными, как сказали бы в Союзе – с боевыми стрельбами. Однако здесь, в Афганистане, любой выход за КПП (даже военно-спортивные мероприятия) происходил с боевым оружием и с боевыми патронами, обязательно сопровождаясь боевой стрельбой: таким был приказ командарма. Все стрельбы воссоздавали в обстановке, напоминавшей боевую, даже ротные тактические учения проводились в районах недавних боевых действий.

Все было аж чересчур реальным: боевые карты, на которых сохранились пометки и изменения в обстановке, обгорелые остатки боевой техники, скелеты шаланд-бензовозов и сухогрузов, россыпи свежих стреляных гильз, заржавевшие и свежие жестянки из-под консервов. Сохранились даже окурки «Донских» и «Охотничьих» сигарет (которыми травили советских бойцов родные тыловики) на позициях.

В воздухе ощущалось – впереди соединение ждут неоднозначные и непростые события, а то, что происходило в повседневной жизни, – это лишь прелюдия незаурядной баталии. Так оно и вышло.

В повседневной рутине промелькнуло время, пришел женский месяц март, но до реальных боестолкновений для Сашкиной роты не доходило. К тому же на четвертую роту полковник Ермолов приказал своим заместителям и командованию батальона обратить усиленное внимание. Зачем – было неизвестно.

В одно мартовское утро, когда в Союзе народ переводил часы на летнее время, все офицеры, прапорщики и даже сержанты – заместители командиров взводов, были собраны в ленинской комнате. Помещение перешло Хантеру в наследство от покойника Новикова, и, честно говоря, Александр не сделал там ровным счетом ничего.

Ротный писарь время от времени заменял фамилии и инициалы свежепреставившихся членов Политбюро ЦК КПСС на новоизбранных, висевших (из-за дефицита фотопортретов) на кусочках ватмана на парадном месте под портретом Генсека.

Сам Петренко прозвал этот стенд про себя «колумбарием», никому об этом не говоря, дабы не вызвать у Михалкина мотивированной, но преждевременной агрессии. Замполит батальона, он же Почтальон Пекин, несколько раз старался указать Сашке на этот «существенный недостаток», но тот все время съезжал с темы, ссылаясь на занятость и тотальное отсутствие материально-технического обеспечения.

И вот теперь, когда вместе с Ермоловым, его заместителями и начальниками служб в ленинскую комнату должен был зайти еще и Михалкин, с проверяющим из политотдела армии, подполковником Засниным, Хантер чувствовал себя как-то некомфортно.

Командир батальона майор Пост – высокий стройный спортсмен, любитель женщин, хороших кампаний и азартный игрок в карты – встретил командование перед входом в модуль, отрапортовал и провел в ленкомнату. Не считаясь с тем, что в числе присутствующих были и представители срочной службы – замкомвзвода, скомандовали не «Смирно!», а «Товарищи офицеры!», тем самым продемонстрировав уважение к самым опытным и подготовленным сержантам роты.

– Здравствуйте, товарищи! – поздоровался комбриг. – Все здесь? – спросил он Поста.

– Обозначенная вами категория – все здесь, – доложил тот.

– Вот и хорошо, – согласился комбриг, пребывая в хорошем расположении духа. – Для чего я вас собрал, уважаемые товарищи? – спросил он, не присев на стул. – Дело в том, что через неделю – начало армейской операции «Кольцо».

Боевой и численный состав армейской группировки, задействованный в операции, таковы: около двенадцати тысяч личного состава, двести семь единиц бронетехники, восемьдесят шесть артиллерийских стволов, тридцать две единицы реактивных систем залпового огня «Град» и «Ураган», два вертолетных полка, авиаполк «Грачей», тяжелая бомбардировочная дивизия Дальней авиации под командованием полковника Дудаева с территории Союза ССР (аэродром Тарту, Эстония)…

Это лишь наши силы, и вдобавок нас должны поддерживать афганские коллеги – бригада коммандос, целых две дивизии Афганской армии, части и подразделения ХАДа и Царандоя. Стратегическая цель операции – вычистить логова мятежников из провинций Нангархар и Кунар, пограничных с Пакистаном, разгромить укрепрайоны непримиримой оппозиции, возведенные вдоль границы, уничтожить базы и лагеря по подготовке боевиков.

После того как первый этап «Кольца» закончится, задача будет изменена: укрепрайоны предстоит заминировать с помощью наиболее современных систем прогнозируемого минирования, имеющих название «Охота».

Почти все населенные пункты обеих провинций, где мы будем действовать, – переведя дух, командир продолжал, – будут прочесаны, а население, поддерживающее душманов, – отфильтровано афганскими товарищами из ХАДа и Царандоя. После наведения конституционного порядка в обеих провинциях ключевые позиции займут гарнизоны правительственных войск, а мы возвратимся на базу, то есть к местам постоянной дислокации.

Для чего я довожу до вас данные, содержащие элементы секретности? Во-первых, эта информация уже известна нашим афганским коллегам, посему она уже не является тайной. А во-вторых, как учил нас генерал Маргелов: «Планирование должно быть гибким»!

К тому же во время проведения операции «Кольцо» возможны изменения в первоначальном замысле: могут быть изменены маршруты продвижения войск, места нанесения бомбо-штурмовых ударов и артиллерийских налетов, районы высадки тактических десантов и тому подобное.

Задача вашей роты в ходе предстоящей операции будет отличаться, – акцентировал голосом полковник Ермолов, – от типовых задач парашютно-десантной роты во время обычных боевых выходов. Начальник штаба армии генерал Эллинов приказал, чтобы во время продвижения армейской колонны, в состав передового отряда наших сил, то есть армейского Отряда обеспечения движения, вошла в полном составе одна из самых подготовленных парашютно-десантных рот.

На мои возражения, что действия ПДР имеют тактические отличия от действий мотострелковой роты… – Ермолов замолк, налил в стакан «Боржоми» и, выпив двумя глотками, продолжил: – Генерал пояснил, что на передвижном командном пункте армии будет присутствовать высокое начальство из правительства Афганистана, их Генштаба, Главный военный советник генерал Галушка, заместители Командующего войсками ТуркВО, Командующий Сороковой армии практически со всеми своими заместителями, представители Генштаба Вооруженных Сил СССР, ну и прочие официальные лица.

На вторую фазу операции должна прилететь команда проверяющих из ГлавПУра СА и ВМФ. Таким образом, генерал Эллинов дал всем нам понять, что на какую-то мотострелковую роту он не может возложить такую ответственность, как на боевую ПДР. Мы с заместителями долго судили-рядили – какую роту озадачить выполнением такого ответственного задания? Решили, что вашу – рота хорошо подготовлена, коллектив сплоченный, крепкий и здоровый.

Состояние военной дисциплины в роте – удовлетворительное, практически все офицеры, прапорщики и большинство сержантов роты имеют серьезный боевой опыт. Поэтому на малом военном совете мы решили поручить именно вашей роте выполнить непростую, но почетную миссию: на первом этапе «Кольца» быть на острие удара армейской группировки, первыми принять на себя удары мятежников.

После того как выйдем на плато Магураль, на пакистанской границе, четвертая рота… Товарищ майор! – Ермолов обратился к комбату, внимательно записывающему в рабочую тетрадь. – Так вот, четвертая рота временно, до особого распоряжения, переходит в подчинение к подполковнику Леонидову из оперативного управления штаба армии.

Это приказ начштаба армии. Очевидно, рота должна быть у него под рукой, на всякий экстренный случай, если неподалеку от ПКП армии вылезет из кяризов группа недобитков или еще что-либо подобное. Кабульские охранные батальоны и комендантские роты разбалованы бакшишами на столичных базарах и дуканах, не имеют опыта общевойскового боя в здешних условиях. К тому же они не приспособлены к реалиям повседневной боевой обстановки, поэтому начштаба намеревается обеспечить безопасность ПКП армии за счет боевой парашютно-десантной роты.

Эта задача имеет еще одну интересную особенность, – улыбнулся бригадир. – Не секрет, что ход армейской операции по уничтожению группировок непримиримой афганской оппозиции будут освещать средства массовой информации из Союза, на ПКП соберется множество репортеров, телевизионщиков и прочих журналистов, будут там и особенно одаренные индивидуумы, типа того дурноголового Пищинского.

Вас будут снимать, брать интервью, задавать всяческие идиотские вопросы. Нужно подготовить личный состав так, чтобы ответ на любой вопрос отскакивал от зубов, форму одежды также привести в тот вид, что отображен в уставе и требованиях руководящих документов.

Роте запрещаю на эти боевые обувать кроссовки, приказываю всем быть в берцах, одеть всех в новую форму, выдать новые тельняшки и панамы с солдатскими звездочками зеленого цвета – всем без исключения! Знаки различия – эмблемы, звездочки и лычки – должны быть у всех, кому положено, без исключения.

Офицеры-прапорщики должны быть при форменных ремнях без портупеи (портупеи держать на технике), солдаты-сержанты – при своих ремнях. Орденские планки, нашивки за ранения, комсомольские, а также иные военные или спортивные значки – не цеплять! – командир бригады шлифовал каждое слово, стараясь охватить решительным взглядом каждого, находившегося в душном помещении. Все! Есть вопросы ко мне?..

 

Спасение грешника

– …Хантер, слышь меня?! – к действительности Александра вернул сильный удар в плечо. – Очнись!

Перед ним сидел… Бугай – бледный, с нездоровым блеском в глазах.

– Бугай, ты живой?! – Старлей обрадовался капитану, как родному.

– Да, – ответил гигант. – Зацепило, зараза! – сморщился он, демонстрируя засохшие ручейки крови на мощной грудной клетке.

– Как ты оклемался, мушавер? – поинтересовался Хантер.

– Успел вколотить промедол, до того как! – просто сообщил тот. – Он же не сразу действует, а через определенное время. Да и распределяется он по массе тела, как и алкоголь, то есть ты быстрее оклемаешься, я – позднее. Понял?

– Хорошо, что ты возвратился! – промолвил Петренко, словно капитан слонялся где-то недалеко, не по делу.

Замполит быстро сообщил об артналете гаубиц, о вертолете с Ястребом на борту, о танковом взводе на подходе, о своей роте и батарее самоходных артиллерийских установок. Амбал спокойно выслушал.

– Хорошо, если так! – промолвил он. – Будем надеяться.

За горкой послышался вой мощных дизелей, очевидно приближались танки. Наученные горьким опытом, окруженцы уже не высовывались из своих убежищ, дабы не послужить наглядными пособиями для вражеских стрелков. СТО молчала: очевидно, и там закончился боезапас.

Хантер и не заметил в лихорадке боя – когда это она замолчала? Гризли тоже молчал. Не молчали лишь дувалы – из-за них по пляжу вели несильный, раздражающий огонь выделенные для этого стрелки. Вот на горку уверенно вылез советский танк Т-62.

И получил едва ли не лоб кумулятивную гранату из базуки, притаившейся в кишлаке. Зрелище было незаурядным, поскольку дальность, с которой работала китайская «шайтан-труба», находилась на пределе возможностей ее боевого применения – более километра.

Танк качнул стволом (напоминая тяжелый автокран, резко затормозивший на перекрестке) и замер. Столкновение гранаты с броней состоялось, кумулятивная струя ударила наискосок, мощный панцирь выдержал удар, а вот танкистам внутри металлической коробки, вероятно, было несладко.

Базука сделала еще один выстрел, но в этот раз наводчик нервничал, и граната взорвалась рядом с гусянкой. Было заметно, как танк шевелит стволом, доворачивает башней, отыскивая цель. Вот, нашел! – гулко ударил выстрел танковой пушки, тучка пыли укрыла место, откуда только что стреляла базука. Дуплетом залаяли оба танковых пулемета.

– Хантер! Я – Кулак! – В эфире появился молодой энергичный голос. – Обозначь себя, чтоб я тебя не зацепил!

– Следи за красной ракетой, Кулак! – ответил Хантер, вытягивая последнюю ракету из «лифчика» кого-то из раненых, запуская в «духов». – Я на пляже! – сообщил он. – У меня «двухсотые» и «трехсотые», совсем нет боезапаса!

– Заберу я вас! – пообещал танкист. – Не знаешь – глубоко возле тебя?

– Неглубоко! – ответил десантник. – Но мои разведчики видели на дне «итальянки», привязанные бечевками к камням, будь осторожен!

– У меня одна машина уже гусянку порвала, пока к вам попали, – прокомментировал положение бронелоб. – Сейчас я к вам буду приближаться, а мой второй номер прикроет меня с высотки. Внимание!

На горке появился другой танк, сразу же начав лупцевать по кишлаку из бортового оружия. Из Темаче ответили автоматы и, что самое опасное – пара гранатометов. Гранаты, не долетев до танка, самоликвидировались, это было серьезным предостережением тем, кого собрался забрать танкист.

– Хантер вызывает Розмарин! – Александр вызвал гаубичную батарею.

– Слушаю тебя, Хантер! – откликнулся Розмарин.

– У тебя хоть какие-то снаряды есть? – без энтузиазма поинтересовался Петренко.

– Нет, в дороге, – оправдывался командир батареи. – Просто мы за ночь выпустили по горам три БК и по вашей заявке – один…

– Хватит причитать, Розмарин! – оборвал пушкаря Александр. – Дымовые у тебя хоть есть? – надежда едва теплилась в его голосе.

– Есть, дымовые и осветительные! – подарил надежду артиллерист.

– Что же ты молчишь, Розмаринчик?! – встрепенулся старший лейтенант. – Немедленно открывай огонь по последним данным! Дымовыми! Немедленно! Прошу тебя!!!

– Открываю огонь! – предупредил комбат. – При необходимости – подкорректируй!

– Какое нахер корректируй?! – проверещал Хантер. – Больше дыма и огня! Огонь!

Первые шесть снарядов упали метко, задернув тучей пространство между дувалами и пляжем. Остальные падали и падали, добавляя все больше дыма.

– Молодец, Розмарин! – похвалил Хантер, кашляя от удушливого дыма, забившим дыхалку. – Пока хватит!

Танк, ведомый смелым танкистом, скатился с горки и приблизился к реке, стреляя поверх пляжа. Его второй номер со всей дури поливал руины населенного пункта с возвышенности. «Духи», ослепленные дымом, не отвечали.

Вот бронированный монстр въехал в реку, с берега было видно, как командир танкового взвода, высунувшись до пояса из башни, заглядывал вперед, дабы не напороться на мину. Лицо офицера-танкиста сдалось ему знакомым.

– Где же я его встречал? – пытался вспомнить Хантер. – В самолете, когда летели из Ташкента! – ударил он себя по лбу, вызвав недоуменные взгляды Бугая и Болгарина. «А вот Ромка больше не увидит веселого танкиста»… – мелькнула в голове печальная мысль.

Петренко глянул на останки друга, и холодная волна горя и тоски клещами обхватила сердце. Стараясь не давать воли эмоциям, он спрятал штык в ножны, выщелкнул последнюю обойму из АПС, посчитал патроны – их осталось четыре штуки.

– Это хорошо! – решил старлей, поскольку четыре было его счастливой цифрой.

Танк, гоня впереди себя высокие волны, в конце концов добрался до пляжа.

– Прежде всего – грузим раненых! – начал командовать Аврамов, хотя было заметно – ему становится хуже и хуже. Гигант пересилил себя. – Потом погибших! Потом на танк садится спецназ и вы – сыны Востока! – указал он на Мурьету (тоже, кстати, раненого) с Навалем. – Потом замполит со своими героями! – Капитан с юмором выстраивал очередь к спасению.

Оперативно загрузили раненых, Лом пришел в сознание, но ему не дали ничего сказать, вгромоздив на трансмиссию машины. Трупы валялись грудой, вперемежку с ранеными, запыленную зеленую краску танковой брони залила черная кровь, стекая с тел.

Вот подняли на броню Мурьету с неизменным Навалем рядом, танкисты недоуменно взирали на эту пару: плененный «дух» в советский форме и шурави в пуштунской одежде. В эту минуту с гор задул ветер, унося дымовой занавес, выставленный Розмарином.

Вскоре спасительный дым как корова языком слизала. Сразу же из кишлака ударили автоматы, пулеметы и гранатометы, вода забурлила от пуль. Перепуганный механик-водитель неожиданно дал задний ход, не забрав трех десантников.

– Стой, механик! – закричал танковый взводный, остановив машину.

Стояла бешеная пальба. Осмотревшись, Хантер заметил, как вдоль берега, оттуда, где чудом сохранились маковые насаждения, появилась вражеская фигура с автоматом наперевес. «Дух» оказался проворным – нацелив автомат на десантников, по колено в воде настигавших танк, он полоснул длинной очередью…

Правду говорят – бойся первого выстрела: первые две пули свалили Татарина – тот рухнул в воду, покрасневшую по течению. Болгарин тоже получил свое. На его счастье, пули с металлически цокотом попали в радиостанцию. Болгарина протащило водой, он рывком сбросил с себя ремни крепления станции и запрыгнул на броню.

Старлея пули не тронули, он только услышал их свист. Нарочито спокойно поднял он АПС, наведя на моджахеда, пытавшегося судорожно заменить магазин в автомате, и нажал на спуск. Из четырех пуль вылетели три, все они попали куда нужно…

– Болгарин! Ко мне! – приказал замполит, держа рукой тело Татарина, чтобы не унесло течением.

Соскочили Болгарин с Клычом, схватили обмякшее безжизненное тело снайпера, подали на трансмиссию. Сверху башни, из «Утеса», танковый взводный кромсал кучку «духов», под прикрытием дымовой завесы так неосмотрительно приблизившихся к пляжу.

– Заскакивай, Хантер! – закричал Бугай. – Уходим!

Неожиданно Петренко стало все по пенису – эта война с ее дурной пальбой, вся его жизнь и такая близкая и совсем не такая уж страшная смерть… Пули фонтанчиками расплескивали воду, но почему-то ни одна не попала в него, пули звонко щелкали и по танковой броне.

На трансмиссии, где скучился полуживой танковый десант, кого-то ранило, кто-то закричал нечеловеческим голосом… Обращаясь к Хантеру, что-то орал Бугай, танкист, Клыч, Болгарин и даже Наваль, но Сашке все было безразлично, он уже поставил на себе и своей жизни жирный крест. Аффект длился недолго – с танка свесился капитан Аврамов, и мощной рукой, легко, словно репку с грядки, схватив замполита за ворот, выдернул на броню.

– Гони, танкист! – громко скомандовал капитан, механик-водитель дал газу, грозная боевая машина покатилась задом.

– Ты, что, ё… твою мать, совсем ох…л?! – гневно спросил у старшего лейтенанта командир группы спецназа, держась за воротник.

Тот не ответил, хотя уже начал возвращаться в реальность.

– Ничего, бывает! – проревел сквозь рев двигателя и выстрелы Бугай. – Оно попустит!

До берега оставалось полречки, когда Сашка решил пересесть на край трансмиссии, посмотреть – нет ли мин. Едва перелез через тела погибших и раненных, подсев на самый краешек брони, где перекатывался погибший Татарин, как мощный взрыв громыхнул прямо под катком, над которым находился заместитель командира четвертой парашютно-десантной роты по политической части старший лейтенант Александр Петренко.

Последние яркие воспоминания были короткими: свободный полет над неспокойной поверхностью реки, громкое падение в холодную воду. Волны сомкнулись над шальной головой…

…Господь в который раз сохранил жизнь безбожнику (на то время) и грешнику. Танк остановился, разувшись, его мощное бортовое вооружение не молчало, не дав душманам приблизиться. С машины соскочили Клыч с Болгарином и вытянули из речки несомый течением труп Татарина и живого, хотя и оглушенного Петренко, успевшего хорошенько наглотаться воды.

Хантер тяжко приходил в себя – все, происходящее вокруг, воспринималось им как в калейдоскопе: танки, какие-то огромные несуразные тени, быстро пролетавшие над речкой, стрельба, бээмпэшки родной роты, вынырнувшие, казалось, прямо из воды. Александр сидел на броне, тупо уставившись перед собой, в его травмированной голове происходили непонятные процессы. Вновь не к месту нахлынули воспоминания…

* * *

…До выхода на боевые оставалось два дня, когда в роте появился начальник особого отдела – майор Иванов. Среднего роста, зеленоглазый, тучный, зачесанный, без головного убора, в новой камуфлированной форме (очевидно, стибрил у вертолетчиков), со Стечкиным в идиотской деревянной кобуре на правом боку он словно играл какую-то роль в кино, а не исполнял повседневные служебные обязанности.

Собрав всех офицеров и прапорщиков роты, он начал с того, что попытался запугать присутствующих всевозможными наказаниями, если во время их деятельности вблизи ПКП армии что-то пойдет «не так».

В ответ на просьбу ротного конкретизировать данное понятие – «не так», Иванов сказал, дескать, хватить валять дурака, все прекрасно всё понимают, не малые же дети, поэтому он должен предупредить всех присутствующих об уголовной ответственности, если все же что-то будет «не так». На том грозный особист с видом победителя вышел прочь, радуясь, что закончил-таки трудную, но приятную работу.

Через пару часов, после обеда, пришел начальник разведки бригады майор Дардин, опытный и уважаемый в бригаде старший офицер – невысокий, широкий, как двустворчатый шкаф, с телосложением боксера, загорелый, словно настоящий африканский негр. Явился он сразу же после реализации разведданных – в «лифчике» и кроссовках, ношеной «песочке», в выцветшей панаме, обвешанный оружием.

Автомат с двумя спаренными магазинами висел на плече, на поясе маячил Стечкин в открытой кожаной кобуре, нож разведчика образца 1943 года висел слева от пряжки. Правда, в штабе соединения начразведки все же успел побывать: в руках он принес потертый старый портфель из «секретки» (на нем были пристегнуты крышечки от лимонада с пластилином, на котором прослеживались свежие следы печати).

Вскоре 007 собрал офицеров и прапорщиков роты в ленкомнате и устало спросил, какие будут к нему вопросы.

– Товарищ майор! – вылез поперек батьки нахальный старший технарь роты Ошейков. – А чего это вы таскаете спаренные пулеметные магазины? Вы же знаете, что среди нашего брата-десантника такое считается признаком скверного, «солярно-мазутного» тона?

– Спаривать, а точнее – соединять, магазины, товарищ старший прапорщик, – терпеливо объяснил разведчик, – додумались не «солярники», а вертолетчики! Зачем? А затем, что они, в отличие от нас, все время находятся в относительно комфортных условиях, не имея возможности засорить или повредить нижний, открытый край магазина.

Этот прием срабатывает лишь однажды – в первые, опаснейшие минуты боестолкновения, когда возникает потребность в большом количестве боеприпасов. Потом, как правило, спаренные магазины теряются навсегда, поскольку набивать их патронами во время боя крайне неудобно.

Существует еще одно неудобство – если долго таскать магазины в снаряженном состоянии, пружину клинит в сжатом виде, и во время стрельбы может возникнуть задержка. Но нам, товарищи десантники, такой долгий перерыв, к счастью (или – к сожалению?), не угрожает.

И то, что я сейчас решил пристегнуть к своему автомату спаренные пулеметные магазины, товарищ Ошейков, – обратился он к старшему технику роты, – не указывает на мой непрофессионализм, а сообщает о том, что сейчас я нахожусь в относительно комфортных условиях! Еще глупые вопросы будут? – спросил он под сдержанные улыбки офицеров четвертой роты.

Вопросов подобного рода больше не возникло, и главный разведчик перешел к делу. В отличие от особиста, он никого не брал на испуг. Вытянув из портфеля секретные карты, майор продемонстрировал их присутствующим, комментируя каждую пометку, дабы понятнее было: где, какие, какой численности и чьей принадлежности дислоцированы бандформирования, какое имеют вооружение, где находятся заминированные участки дорог, караванные пути из Пакистана, и т. п.

Майор Дардин продемонстрировал прогнозируемый маршрут движения бригадной колонны к городу Джелалабад, где собираются в армейскую группировку советские и афганские войска, потом – маршрут армейской колонны от Джелалабада до плато Магураль, где должен находиться ПКП армии.

– Господа офицеры, – хитро прищурившись, Дардин обвел присутствующих глубоко посаженными карими глазами, – демонстрирую вам два проходных для техники маршрута, которыми может выдвигаться армейская колонна.

Вариант «А»: прямо вдоль русла реки Вари-Руд. Однако сейчас таяние ледников в горах перешло в самую активную фазу, поэтому армейская техника там если и пройдет, то со значительными трудностями и задержками.

Вариант «Б»: передвигаться вдоль линии государственной границы с Пакистаном, старинным караванным путем, который чаще всего используется вьючными караванами. Этот вариант является нереальным, поскольку появление моторизованной орды в непосредственной близости от географической границы может вызвать нежелательные последствия международного характера.

Поэтому самым реальным вариантом является выдвижение колонны по «старой Смоленской дороге», то есть маршрутом, «забитым» во всех планах, хотя основные бомбо-штурмовые и артиллерийские удары, тактические десанты батальонных тактических групп, судя по всему, будут осуществлены, скажем так, в несколько в иных местах…

Предусматриваю основную проблему, – разведчик ткнул сильным указательным пальцем в пятно на карте, – с которой столкнется армейский Отряд обеспечения движения. Эта проблема – кишлак Темаче, вот он на карте. Это единственное место, где колонна приблизится почти вплотную к государственной границе между Афганистаном и Пакистаном.

Сам по себе этот населенный пункт уже является проблемой. В районе кишлака постоянно дислоцируется банда непримиримых под командованием муллы Сайфуля, общей численностью в тысячу семьсот сабель. Кроме того, земли эти принадлежат воинствующему племени гильзаев, которые, в свою очередь, являются пуштунами. Гильзаи могут, в случае необходимости, собрать под единое начало до пятнадцати тысяч сабель. Другие пуштунские племена, живущие в пределах нашей зоны ответственности, гипотетически могут собрать до пятидесяти тысяч сабель. Но это – гипотетически.

Почему? Потому что некоторые племена и бандформирования являются «договорными» – они дали слово и не воюют против шурави или правительственных войск. Они занимаются иным «благородным» делом – выращиванием опиумного мака, его переработкой, изготовлением наркотиков, и их первичной продажей.

Это занятие намного спокойнее, нежели война, к тому же приносит гарантированный заработок в твердой конвертируемой валюте. Известно – девяносто процентов наркоты, производимой в районе так называемого Золотого серпа, между Афганистаном, Пакистаном и Кашмиром, попадает к потребителю в США и Западную Европу через страны Персидского залива. Приблизительно два-три процента просачиваются в наши «прифронтовые» республики Средней Азии. Остальное – для внутреннего афганского и пакистанского потребления.

Однако давайте вернемся к нашей проблеме – кишлаку Темаче, – продолжил Дардин. – Он расположен таким образом, что обойти его невозможно, ибо находится этот населенный пункт в самом конце котловины, по дну которой протекает неспокойная река Вари-Руд.

По правую сторону техника пройти не сможет: очень крутые подъемы и обрывы. Единственный проселок, проходимый для тяжелой брони и автотехники в любое время года, находится в непосредственной близости с кишлаком Темаче, который, усилиями муллы Сайфуля, его западных и китайских военных советников, представляет собой укрепленный район, оснащенный по последнему слову военной науки и техники. Мулла Сайфуль имеет современное и мощное вооружение.

Вдобавок, родной брат Сайфуля – Найгуль, в Пакистане занимает высокую должность, возглавляя многочисленный отряд так называемых малишей. Это иррегулярные подразделения местных пуштунов, исполняющих функции пограничной стражи. Так вот, этот Найгуль имеет легкий служебный вертолет. Об этом вертолете хадовская агентура несколько раз докладывала, дескать, видели на площадке посреди кишлака.

Связь у муллы Сайфуля – объект зависти советских армейских связистов: мощные радиостанции японского и американского производства (есть и малые станции, так называемые «воки-токи»).

Кишлак Темаче с околицами с давних времен имеет разветвленную систему кяризов – подземных арыков, благодаря чему «духи» могут легко менять позиции, избегая наших бомбо-штурмовых и артиллерийских ударов.

Кишлак этот, повторяю, товарищи офицеры, обойти невозможно, скорее всего, душманы нашпигуют единственную дорогу возле него минами и фугасами, как заботливая бабуся – изюмом булочку. Поэтому могу спрогнозировать – армейский Отряд обеспечения движения основательно потопчется именно перед Темаче.

Закупорить путь, не пустить на плато такого огромного монстра, каковым является армейская группировка, мулла Сайфуль не сможет, но подпортить кровушки вашей героической роте – запросто. Поэтому думайте, уважаемые товарищи, и готовьтесь очень тщательно, увеселительной прогулки не будет. Особое внимание уделите борьбе со снайперами – к услугам муллы Сайфуля трое снайперов-наемников, настоящих профессионалов своего дела.

После такого инструктажа было о чем призадуматься и почесать затылок! Хантер понял, что полковник Ермолов и его заместители недаром выбрали его роту для такого ответственного дела, тут нельзя опростоволоситься на глазах у командования армии, пятно в таком случае ляжет на все соединение, а не только на какую-то там роту!

Перед началом первых боевых была у Александра еще одна знаковая встреча с многообещающими последствиями. Вечером следующих суток, едва Хантер сменился с наряда, успев поужинать, как от дежурного по бригаде прибежал посыльный, передав, мол, его, старшего лейтенанта Петренко, немедленно вызывают в штаб соединения.

Уставший Александр, предполагая, что это козни начальника штаба бригады, который, вероятно, нашел недостаток (матюг, еще раз матюг) в процессе приема-сдачи наряда, неспешно побрел в штаб, вполголоса и смачно ругаясь.

Хантера несколько успокоил новый дежурный, дескать, по наряду претензий нет, но его ожидает какой-либо незнакомый майор с пехотными эмблемами. В курилке штаба Сашку действительно ждал молодой, лет едва за тридцать, майор.

Худой, аж скулы вперед выдавались, обветренный и загорелый до черноты, в «эксперименталке», напоминающей скорее полотняный костюм, а не форму военнослужащего, он спокойно сидел на лавочке, потягивая сигарету «Мальборо».

– Майор Чабаненко. – Увидев Хантера, майор встал и назвал себя. – Павел Николаевич, из Спецпропаганды, – приятно улыбнувшись, протянул он руку.

– Петренко Александр Николаевич, замполит четвертой роты, – в свою очередь отрекомендовался Александр.

– Да знаю, знаю. Почти все знаю о тебе, Петренко, – уверил новый знакомый.

– И я о вас кое-что знаю, – откликнулся Сашка. – Но только хорошее, – детализировал он свое сообщение.

– Ну-ну! – пошутил майор. – Я у вас на базе не был два месяца, а здесь уже все обо мне известно!

В воздухе зависла небольшая пауза. Чабаненко протянул старлею практически порожнюю пачку «Мальборо», на что тот, конечно, не отказался и с удовольствием затянулся вкусной империалистической отравой.

– Мне о тебе рассказывал полковник Худайбердыев из Ташкента, – начал разговор Чабаненко. – Он недавно прилетал в Кабул, инструктировал нас по особенностям проведения армейской операции «Кольцо». Приказал проведать тебя, передать привет и напомнить о ваших с ним договоренностях. Еще привет тебе от старшего лейтенанта Кривобоцкого, замполита отдельной роты спецназа.

– Романа? – оживился Александр. – Как он?

– Нормально, воюет. Настоящий казак! – сообщил спецпропагандист. – Уже побывал на трех боевых выходах, отличился, на него отправлено представление на орден Красной Звезды! Кстати, его рота будет принимать участие в армейской операции, может, и встретитесь.

– Ну вот! – растерялся Петренко. – Друзья воюют, а я здесь – в наряды хожу, учения провожу, всяческие инструктажи слушаю, – грустно выдохнул он дымом.

– Не волнуйся, Александр Николаевич! – успокоил майор. – Успеешь, на твою долю еще хватит и пороха, и дыма. На армейской операции, выход на которую случится завтра утром, войны тебе придется хлебнуть с лихвой, так что – еще настреляешься.

– Как завтра утром?! – удивился старлей. – Нам довели – послезавтра…

– Ты меня расслышал? Как говорят связисты: «Ты меня разбираешь»? – подначил собеседник. – Так вот слушай еще внимательнее. Завтра, в четыре тридцать состоится подъем по тревоге, потом – построение ротных, батальонных колонн, формирование колонны соединения (завтрак – здесь, на месте, по обычному распорядку) и уж потом – выдвижение бригадной колонны.

Сразу же за парком к вашей колонне присоединятся части и подразделения наших войск и афганских сил, базирующихся неподалеку. Общей колонной пойдете через перевал к Джелала-баду, – Чабаненко поискал сигарету, но ничего в карманах не нашел, кроме замечательной трофейной зажигалки с пьезоэлементом, щелкнул ею, и спрятал в карман на правом рукаве.

Перед перевалом, – продолжил он, – в состав общей колонны (что теперь уже по праву будет называться армейской) войдут две колонны: штаба армии и тыла армии, каждая под отдельной охраной.

– Зачем вы мне это говорите? – спросил Хантер, затаптывая ногой окурок (было досадно, что сигареты у визави закончились).

– Зачем ты, Александр Николаевич, огороды городишь? – с улыбкой спросил майор. – Ты здесь, в Афгане уже больше месяца. И уже обязан соображать – все, что знают наши военные советники и их «подсоветные», то есть офицеры афганских соединений, частей и подразделений, сразу же становится известным неприятелю.

Для примера. Ты веришь в то, что первый секретарь обкома партии, рафик Наби, полностью предан делу Саурской революции?

– Конечно… верю… – немного задумавшись, ответил Хантер. – Как же это, первый человек в провинции и ему не верить…

– Таковы особенности восточной войны, ибо Восток – дело тонкое, как говорил товарищ Сухов, – промолвил майор. – А ваш комбриг, полковник Ермолов, абсолютно правильно конкретизирует: «А Афган – еще тоньше!». У вышеупомянутого рафика Наби старший родной брат – один из руководителей бандформирования. Другой родной брат – водит караваны из Пакистана. Может с мирным товаром, а может и с чем-то другим… Отец Наби держит сеть дуканов в самом Пакистане и в Афганистане.

Вот и соображай. Неужели он не передаст своим родным, что их ожидает во время проведения нашего «Кольца»? Поэтому выход на боевые состоится на сутки раньше запланированного срока – это уловка начштаба армии, известного тебе генерала Эллинова. Советники и их «подсоветные» узнают о переносе сроков лишь завтра утром.

Поэтому у «духов» будет на сутки меньше времени, чтобы оперативно и адекватно отреагировать на перемещение наших сил. А вы, молодой человек, навряд ли рванете к радиостанции, чтобы срочно дать радио саибу Хекматьяру, дескать, спешу предупредить…

Зачем я передаю тебе привет от Худайбердыева? – улыбнулся Чабаненко, – возможно (подчеркиваю – возможно), во время армейской операции твое местонахождение на ПКП армии окажется для нас как нельзя кстати. Тогда я тебя найду, и будешь ты выполнять мои особые распоряжения как миленький. Так что присмотри для себя один экипаж БМП, чтоб там были толковые, боевые и надежные ребята, умеющие держать языки за зубами.

– А как же Михалкин и Иванов? – поинтересовался Петренко. – Как они отреагируют на подобные действия без их благословения?

– Иванов узнает обо всем в последнюю очередь, по факту, он на боевые никогда не ходит, – спокойно ответил майор. – А вот Михалкин (знаю, что у вас, в бригаде, его за глаза называют Монстром), хотя и очень амбициозен, но, когда приходит распоряжение свыше, сугубо в интересах дела, как правило, не выкобенивается. Вдобавок имеется у нас хорошее прикрытие – старший коллега Иванова, некий подполковник КГБ Ваганов из Кабула, курирующий структуры Спецпропаганды в Афганистане.

При необходимости Ваганов запросто закроет Иванову глотку, имеем мы на вашего Гнуса достаточно компрометирующего материала. Таким вот образом, Александр Николаевич. Кстати, я твой земляк. Тоже из Полтавщины, из Расчески, или попросту – Гребенки.

– Тю, это ж надо! – искренне обрадовался Сашка, – за пять тысяч километров от родной хаты встретить земляка! Ведь на чужбине земляк – почти родственник…

 

Часть четвертая

Горбатого к стенке

 

Лучше бы я утопился!

– Эй, дружище, не спи! – Бугай вывел Сашку из транса. – Вернись в семью, очнись! Мы почти дома! Нужно посчитать людей и оружие!

Раненых и погибших сняли с танковой трансмиссии, перенесли на БМП и отвезли на СТО. БМР армейских саперов зацепила тросом поврежденный танк, потянула туда же.

Почти ничего не слыша, Хантер брел по площадке СТО. Выглядел он, словно его сняли с креста: волосы дыбом, залеплены невесть чем, лицо – густо закопченное пороховой копотью, не лицо – маска из сажи, засохшей крови и пыли, с которой стекали ручейки грязной воды. Лишь благодаря глазам и зубам, старшего лейтенанта можно было идентифицировать как живого человека.

Мокрая грязная форма и «лифчик» густо забрызганные кровью и еще какой-то гадостью; во многих местах форма оказалась порванной и посеченной осколками (где и когда? – носитель форменной одежды даже не заметил…). Сквозь дырки выглядывала черная тельняшка, такие же самые солдатские трусы и немытое тело. В берцах хлюпала вода, хотя фактически их уже нельзя уже было назвать обувью, порванные шнурки едва сдерживали эти «остаточные явления» где-то посередине голеностопного сустава.

Панаму офицер потерял в окопе, разбитый автомат остался возле кяриза, ПБС утопился где-то в холодных волнах (Хантер только сейчас вспомнил, как в горячке упрямо пытался вернуться в речку, найти оружие…).

Ничтоже сумняшеся, левой рукой Петренко крепко стискивал рукоятку АПС, и даже Бугай не смог расцепить ему пальцы. На маленькой площадке посреди СТО, не обращая внимания на близкую опасность, поскольку перестрелка подкрепления с мятежным кишлаком гремела и далее (хотя и без фанатизма), собралось множество военного люду.

С брони снесли раненых и погибших, Аврамов сосчитал своих, полуглухой Петренко – своих. Кроме погибших спецназовских радистов, оставшихся на горном хребте, весь личный состав (в том числе погибшие и раненые) объединенной группы прибыл в расположение советских войск. Общие потери составили пять погибших и десять тяжелораненых, из них на ногах более-менее держались Аврамов, Болгарин с Мурьетой и Наваль.

Относительно целыми остались два земляка-полтавца: старший лейтенант Петренко и старший сержант сверхсрочной службы Кихтенко. На СТО ночью и утром также от души поработала «косая» – девять «двухсотых», двадцать военнослужащих получили ранения и контузии различной степени тяжести.

Четвертая рота вновь понесла потери – от разрыва противотанковой гранаты мгновенно погиб рядовой Мацуков (по прозвищу Земеля) из Курска, получили ранение еще трое. Вертолеты для эвакуации погибших и раненых находились в воздухе…

Хантеру становилось все хуже и хуже – перед глазами вертелась земля, его тошнило, ноги подгибались, бешеным усилием воли он заставлял себя держаться. Увидев ротного и обоих взводных, Петренко вдруг решил отрапортовать командиру по уставу. В его забитом мозгу неожиданно промелькнула картинка из киноэпопеи «Освобождение», когда командир разбитого батальона докладывал комдиву: «Я привел батальон! Посмотрите в окно!».

Не выпуская АПС из левой руки, он содрал с какого-то бойца панаму, нацепил на себя, приблизился к командиру роты, приложил непослушную правую руку к черепу и начал городить какую-то околесицу.

– Товар. щ ка. ан, гру…п-па… под кома-н…, – замолк замполит, не в силах выговорить ни слова – его заклинило…

– Хорошо, Хантер, хорошо! – очень тихо, как бы сквозь вату (именно так казалось Сашке) сказал ротный, шагнул вперед, и… прижал заместителя к себе. – Главное – живой! – похлопал он по мокрой спине.

Замполит почувствовал, как непрошеные слезы встали в глазах – калейдоскопом промелькнули «веселые картинки» прошедших суток, отстранившись от капитана, он утерся грязной рукой, стыдясь своих чувств.

Ротный выглядел неважно – изможденный и утомленный, глазные яблоки приобрели выраженный желтый цвет. Вихрем налетели командиры взводов, они что-то громко кричали, радуясь, плескали по плечам, всем своим видом демонстрируя искреннюю радость по поводу возвращения Хантера «в семью».

Сашке не передалась их радость, на его лице так и застыла маска, напоминавшая скорее оскал хищника, нежели улыбку. К группе офицеров валкой походкой подошел капитан Аврамов и, отведя Лесового в сторону, начал что-то живо обсуждать, время от времени, поглядывая на Александра.

Вдруг Хантеру начало со страшной силой давить на уши, и, чтобы хоть как-то утихомирить боль, он ударил себя в левое ухо, ощутив, как из правого выскочила какая-то пробка… Что-то теплое и липкое полилось по шее. Проведя рукой, понял, ничего страшного – вода с кровью. Было больно, но правое ухо понемногу начинало что-то слышать.

– Ничего, буду жить! – казалось, про себя, но оказалось – вслух проговорил Хантер.

Получилось слишком громко – к нему обернулись все, кто стоял рядом.

– Будешь жить, Хантер-туран! – прокричал Бугай весело.

Старший лейтенант услышал голос амбала и… немедленно повторил ту же самую процедуру, на этот раз с правым ухом. Ударил и… едва не вырубился – электрический разряд боли пробил череп, померкло в глазах. Оклемался быстро – из левого что-то текло, но слух не вернулся. Наоборот, нудно зазвенел последний звонок средней школы, законченной восемь лет назад.

– Ничего, я еще молодой, восстановится слух! Обязан, должен восстановиться! – снова как будто про себя, но, как оказалось, весьма громко сообщил старлей о своих планах на ближайшее будущее.

Окружающие с удивлением и нездоровым подозрением присматривались к нему.

– Да его ж, блин, чересчур сильно контузило! – указал на Петренко командир спецназа. – Отлетел с брони метров на пять и нырнул в воду, бомбочкой! – детализировал он, размахивая руками, имитируя события. – Если б не ребята, утонул бы нахер!

– Тогда понятно! – с пониманием согласились офицеры парашютно-десантной роты.

– Товарищ старший лейтенант! – услышал Петренко сквозь звон в ушах, чей громкий голос позади себя, оборачиваясь – к нему стремительно приближался майор Волк.

Был он гладко выбрит, чистенький и весь какой-то «уставной»: свежий подворотничок украшал практически ненадёванную «эксперименталку», шлем под горной масксеткой повторял абрис головы, поверх формы туго сидел новенький тяжелый бронежилет, едва сходившийся липучками, удерживая защитное сооружение на крепком теле. Ботинки с высокими берцами сияли лучезарным блеском, свой новенький, словно «девственный», автомат майор держал на плече, согласно уставу.

– Товарищ старший лейтенант! – благородный гнев переполнял майора. – Докладывайте! Почему вы покинули месторасположение подразделения без разрешения старшего начальника? – От крика Пол-Пот аж вытягивался. – Где вы были все это время? Где ваше личное оружие и оружие ваших подчиненных? Кто ответит за гибель и ранения военнослужащих? – визжал майор, вплотную приближаясь к старшему лейтенанту.

– Я, товарищ майор… – попытался что-то ответить замполит роты, однако ему не предоставили возможности что-либо ответить.

– Вы испугались и бросили своих людей! Вы – не замполит! Вы – дезертир! Я привлеку вас к уголовной, служебной и партийной ответственности! Я выведу вас на чистую воду! – сатанел зампотех батальона, проецируя собственные недостатки на молодого офицера.

Лучше бы он этого не делал…

– Ах ты, сука пол-потовская! – вне себя от ярости и ненависти, дико заорал замполит парашютно-десантной роты и, вспомнив о Стечкине в руке, поднял оружие на майора, нажав на спуск.

Бахнул выстрел и щелкнул затвор, отъехав в заднее положение – это был «крайний» патрон. Палача кампучийского народа спас Лесник: предчувствуя опасность, он подбежал сзади к Хантеру и, поняв, что трагедия неминуема, подлез под руку, ударив по пистолетной рукоятке.

Выбить не выбил, все же старлей по-кошачьему держался за оружие, однако кровопролития удалось избежать – пуля ушла вверх, немного клюнув край шлема стального…

– Ты, б…, замполит! – забрызгал слюной ротный. – Ты что, на зону захотел?!

– Я его, козла вонючего, в клочья порву! – рычал Хантер, отталкивая капитана, направляя пистолет на Волчару, снова и снова нажимая на спуск молчаливого оружия. – Трус! Дезертир! Я тебе, б…, устрою, дезертир!!!

Вдруг сильный приступ тошноты заставил его присесть на колени.

– Я его… Он у меня!.. – скороговоркой залопотал перепуганный насмерть Пол-Пот, как вдруг все участники спектакля заметили, как на его штанах расплывается темное пятно влаги – Волчара позорный получил «боевую психологическую травму»!

Ради такого зрелища Хантер пересилил головокружение и тошноту, давясь истерическим смехом, показывая пальцем на волчьи штаны. Ротный, взводные командиры и капитан Аврамов, очевидцы позора, громко захохотали.

Этого экс-чемпион Вооруженных Сил СССР по вольной борьбе (в тяжелой весовой категории) 1980 года вытерпеть не мог. Легко оттолкнув Лесового, он быстро приблизился к сидящему на земле Хантеру и ударом ноги в плечо отфутболил на землю.

Дальнейшие события происходили по законам приключенческого жанра, как оказалось, такое бывает не только в кино. Порывистым движением к майору подскочил капитан Аврамов, чьи размеры заслоняли даже неслабую фигуру Пол-Пота.

Капитан ударил два раза: ногой по яйцам и, когда «чемпион» свалился на колени, добавил прямой в голову. Прозвучал звук падающего шкафа – это рухнул режим ненавистного ПолПота. Капитан Аврамов повернулся и спокойно зашагал прочь от повергнутого негодяя. От внезапной нагрузки поверх его грязной «песочки» потекли свежие яркие ручейки крови, на что капитан не обратил внимания.

Как настоящий спортсмен-профи, майор Волк не собирался сдаваться: со свирепым ревом он подскочил, сорвав с плеча автомат, и попробовал применить оружие, но успел лишь снять предохранитель – через несколько мгновений афганской весны три автоматных ствола одновременно выросли перед его мордой… Лесник, Дыня и Грач были единодушными и убедительными.

Хантер беспомощно сидел на земле, кивая головой: от предательского удара он едва не потерял сознание, боль стучала в виски, его тошнило, хотя блевать (кроме речной воды) все одно было нечем.

Спокойный как удав капитан Аврамов забрал у Пол-Пота автомат и оттер того подальше от бээмпэшек четвертой роты. Бойцы перепугано (хотя и с одобрением) досмотрели до конца (без антракта) довольно интересный спектакль под кодовым названием «усмирение строптивого».

Присутствующие догадывались, что нехорошая сия история обязательно будет иметь отрицательные последствия для всех ее действующих лиц, но это должно было состояться в другом месте, и в другое время…

Наконец прилетела стая вертолетов. В травмированных Сашкиных воспоминаниях осталась картина последних проводов: погибших накрыли плащ-палатками, выложили в ряд, сверху на них откуда-то появились десантные береты цвета небесной синевы…

Качаясь, Хантер подошел и, отвернув грубый армейский саван цвета хаки, простился с каждым. Когда прощался с Ромкой Кривобоцким, Баскаковым и Земелей, слезы густо потекли из глаз, но, на его счастье пыль от вертолетных винтов запорошила все вокруг, и присутствующие не увидели слез Хантера-турана.

Ветер сдул береты, бойцы роты бросились их ловить. Не обращая внимания ни на кого, замполит побрел к раненым, проститься – с Болгарином, Ломом (тот пребывал в бессознательном состоянии), Мурьетой, Ошейковым и Игорчуком, со спецназовцами и своими подчиненными, получившими ранения этой безумно долгой ночью – отныне они были ему почти родня…

Аврамов, ротный и командиры взводов настаивали, чтобы и он летел на обследование в Джелалабадский госпиталь, однако Сашка наотрез отказался.

– Я остаюсь здесь! – упорствовал старший лейтенант, и наконец от него отстали.

С вертушками прилетело много начальства – майор Чабаненко, хадовцы, Монстр, начразведки майор Дардин и еще какой-то «дух» в пуштунской одежде, с которой все разговаривали подчеркнуто вежливо, даже с заискиванием. Лицо «духа» сдалось Сашке знакомым, хотя он никак не мог вспомнить – где и когда встречался с этим человеком.

Тем временем в винтокрылые машины загрузили «двухсотых» и «трехсотых», хотя, по большому счету, только Клыч остался одним-единственным из всей объединенной команды, не получившим ни малейшей царапины. Тяжело поднялся в воздух один вертолет, второй, третий, возле четвертого стояли капитан Аврамов и «сверчок» Кихтенко.

Амбалу только что сделали еще один укол промедола, его лицо приобрело серый оттенок, глаза блестели, капитана качало во все стороны, и, когда б не Клыч, Бугай непременно упал. Хантер побрел к ним, поток ветра сорвал с него панаму, унося прочь.

Он до сих пор держал пистолет в посиневшей руке, и, спохватившись, правой рукой едва расцепил пальцы левой, вынул оружие, затолкав в кобуру. Левая ладонь так и осталась висеть крабом. Аврамов уже не мог передвигаться без посторонней помощи, поэтому, когда Хантер подошел к спецназовцу, прощаться пришлось всем трем сразу – они молча обнялись.

– Держись, Хантер-туран! – прокричал капитан. – Я тебя обязательно найду! Я тебя к себе заберу! Я… – Что именно еще хотел пообещать геройский командир, Хантер не расслышал – борттехник сверху, а Клыч снизу с колоссальным усилием затянули массивную капитанскую фигуру в брюхо вибрирующей машины, и вертолет начал набирать высоту.

Равнодушно глядя под ноги, Петренко пошел к своей осиротевшей БМП – там уже не было видавшего виды Лома, сообразительного Татарина и хитроватого Болгарина…

Как только вертолеты растворились вдали, началась бешеная пальба – по остаткам кишлака валило великое множество самой разнообразной техники. Батарея самоходок «Гиацинт» прямой наводкой била по дувалам. Тяжелые снаряды, снаряженные взрывчатым веществом повышенного могущества, творили нечто ужасное: снаряд влетал на двор, сквозь глинобитные стены, закапываясь в грунт, после чего происходил взрыв страшной силы.

В один миг подворье подлетало вверх на высоту нескольких метров, опускаясь мельчайшими элементами, с которых начиналось мироздание. Танки с «Шилками» тоже кромсали кишлак огнем, столбом поднимая кверху дым с копотью.

Замполит роты спокойно наблюдал за разрушением населенного пункта. Чувствуя себя специалистом по «кяризовому делу», он прекрасно понимал, что ни душманам, ни жителям кишлака Темаче ничегошеньки не угрожает – подземные галереи могут выдержать что угодно.

Подбежал сержант по прозвищу Колун.

– Товарищ старший лейтенант! – испуганно доложил он. – Вас начальник политотдела вызывает!

– Началось в колхозе утро! – про себе сказал Хантер, внешне ничем не выдав свое паскудное настроение. – Пошли, Колун!

Возле сожженной БМП топтались Монстр с Лесником. Приблизившись, Петренко не стал ничего докладывать, предыдущий опыт удерживал его от этого. Молча он присмотрелся к Михалкину: тот стоял в запыленной форме, небритый, с автоматом на плече. Ношенные, покрытые слоем пыли кроссовки украшали его ступни, на голове сидела по-ковбойски загнутая панама с солдатской зеленой звездочкой, тельняшка имела две нетипичных полосы – голубую и грязно-серую.

Глаза под темными очками сигнализировали красными прожилками о том, что их хозяин не спал или спал очень мало, к тому же – очень нервничал. Становилось очевидным, что Монстр не проспал весь первый этап армейской операции где-то на технике, как сделал это майор Волк, а занимался совсем иными делами.

– О, блин, явилось чудо наших дней! – вместо приветствия ехидно воскликнул начпо, глядя на пошатывающуюся фигуру замполита четвертой роты.

Тот молчал.

– Что можешь доложить, Хантер? – насмешливо спросил подполковник. – Так, кажется, его позывной, с империалистическим акцентом? – На этот раз вопрос был адресован командиру роты, поскольку заместитель командира роты по политчасти продолжал играть в молчанку.

– Именно так, Хантер! – подтвердил Лесовой. – Что означает Охотник, на английском языке…

– Ты, ротный, не пи…и до х…я! – «деликатно» оборвал начальник политического отдела. – Очень грамотные вы здесь, я посмотрю! Напридумали себе ночью кликух всяческих иностранных – Хантер-Шмантер! Ничего, я вас научу Родину любить, чтобы правое ухо было выше левого! – поднял он боевой дух подчиненных. – А чего это ты, Петренко, полез ночью к «духам»? – Теперь вопрос адресовался Сашке.

– Получил запрос по радио от группы спецназа, – спокойно врал старлей. – Мы с их замполитом – друзья… Были друзья… – исправился он.

– Что ты мне ху…ю какую-то порешь все время?! – взорвался Монстр. – А откуда спецназ догадался, что ты именно здесь?

– Прослушивали эфир и услышали мой голос, – рассудительно, словно разговор касался кого-то другого, брехал замполит роты.

– А что, он у тебя какой-либо особый, а?! – приблизился к Петренко начальник политотдела. – Голос Левитана? Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза! – зашкалило у Монстра чувства юмора.

– Да нет, просто я иногда с подчиненными разговариваю исключительно на родном украинском языке, – вспомнил Хантер свой разговор с Петриком. – Чтобы враги ничего не поняли. Спросите у них – они подтвердят.

– Эх, Петренко, ё… твою мать! – выругался партийно-политический руководитель. – Нюхом чую – что-то здесь не так! Ей-богу, пи…шь ты, как Троцкий!

– Не стоит к Троцкому мать мою припутывать! – Петренко ощутил, как гнев закипает в нем.

Левой рукой он автоматически делал хватательные движения пальцами левой руки, но АПС в ней уже не было… Лесник уловил изменения в повадках заместителя и не хотел допустить повторения недавнего спектакля с участием Пол-Пота. Ротный встал между политработниками и настойчиво пытался перевести разговор в другое русло. Монстр же не успокаивался, твердя, что Хантер дезертировал с поля боя…

Неожиданно какая-то смертельная усталость и безысходность свалились на Александра.

«Будь что будет! Нет справедливости в этом миру! Лучше б я утопился! Пусть Монстр брешет как собака, выдумывает, что хочет! – думал он, не слушая бред седой кобылы. – Зачем доказывать очевидные вещи? Как-то все само по себе уладится, а не уладится – застрелюсь!» – Сашкин взгляд упал на пистолет Стечкина, висевший на поясе.

Оградившись мыслями от окружающей среды, Хантер переключился на свои самочувствие. Что-то верещал Монстр, Лесник пытался отвечать, но начпо не слушал, перебивая на каждом слове. Александр с удивлением прислушивался к новым звукам в ушах, которые очень напоминали звучание последнего звонка средней школы номер два, 25 мая 1979 года… Он звенел и звенел, не сбавляя громкости, забивая раздоры между начпо и ротным…

– Вот видите – он серьезно контужен! – Хантер с удивлением услышал громкий возглас Лесника, который показывал на него рукой. – Он же совсем ничего не слышит, мы уже полчаса о нем и при нем разговариваем, а он – ни слова, ни полслова!..

 

Горбатого к стенке

– Что ты мне горбатого к стенке лепишь?! – не поверил подчиненному подполковник по прозвищу Монстр. – Какая там контузия? Он у тебя хитрый, косу купил и косит от призыва, – снова начал он подначивать. – Был бы контужен всерьез – полетел бы со всеми в госпиталь!

– Предлагали, однако старший лейтенант отказался наотрез, говорит, мол, останусь со своими подчиненными. – Ротный стоял за Петренко горой.

– Значит – точно косит! – У начпо была своя, особенная, логика. – Испугался, что в госпитале специалисты по счету «раз» его вычислят, что он симулянт!

«Что за херня такая? – вознегодовал в душе Петренко. – Один идиот кричит – дезертир, другой дебил меня в симулянты записал! Лучше б тогда это меня душара завалил, а не Татарина!».

– Слушай, Петренко, ё… твою мать! – снова понесло Остапа в подполковничьих погонах. – Ты мне скажи по-честному: какого х… тебя понесло руководить этой СТО, мать бы ее ё…? Дозором зачем вызвался командовать? В ночной поиск старшим зачем полез? Тебе, что – нехер делать? – спросил он растерянного замполита роты. – Ты что, своих обязанностей не знаешь? Чего это ты лезешь всегда и всюду? – брызгал ядовитой слюной Монстр.

– Я должен всегда быть среди подчиненных… – всего и успел сказать Александр.

– Дурак ты, а не Хантер! Для этих забав молодецких существуют вот они – бесцеремонный начпо ткнул пальцем в Лесового. – Ротные, взводные, всякие там старшие техники, сержанты конец-с-концом! А ты должен быть выше всего этого перегноя, ты – проводишь линию партии в жизнь, врубился, старлей?!

– Не совсем! – ответил Хантер. – Что же вы тогда здесь делаете, а не сидите в модуле, как Почтальон Печкин, прошу прощения – капитан Бовсиков?

– До х… болтаешь, старлей! – отрезал подполковник. – Слушай, капитан! – обратился он к командиру подразделения. – Почему вы этого невменяемого Петренко все время защищаете? Майор Пост, ты, взводные твои? Ленкомната у него самая херовая среди всех, партийно-политическая и комсомольская документация, как говорится, «обнять и плакать», политзанятиями гнушается, воинской дисциплиной не блещет, а на этот раз в такой переплет влез, мама – не горюй!

– Я считаю, что вы имеете несколько субъективный взгляд на деятельность моего заместителя… – начал было Лесник.

– Ты не пи…, капитан, молодой еще! – вызверился начпо. – Когда на тебя еще письку дрочили, я уже в армейских сапогах ходил! – Монстр скатился к откровенным оскорблениям.

– Я чего-то не понял, товарищ подполковник! – загремел оскорбленный ротный, чьи желтые глаза вспыхнули молниями. – Я боевой офицер! И не позволю себя оскорблять в присутствии подчиненных, в расположении своего подразделения!

Михалкин наконец-то понял, что перегнул палку.

– Довольно, капитан, рот раскрывать на старших по званию, должности, возрасту и служебному опыту, – потихоньку он начал «дешеветь». – Вы не институтка и обязаны заниматься своим делом!

– Я именно этим и занимаюсь! – громко, уже успокаиваясь, промолвил ротный.

Это далось ему тяжело: желваки перекатывались под скулами, пот выступил под панамой, кулак правой руки нервно сжимал автоматный ремень.

– Тогда слушайте вдвоем! – начпо отошел от конфронтации, поведя головой по кругу в поисках поддержки в недружественной для себя среде. Не найдя никого, продолжил: – Сейчас передадите пленного спецпропагандистам.

– Есть! – ответил ротный.

– Остатки роты остаются здесь, – продолжил подполковник. – На СТО, до особого распоряжения.

– Есть, – снова прозвучало в ответ.

– По распоряжению замкомбрига, полковника Ашугова, будет проведено служебное расследование в связи с инцидентами, имевшими место в деятельности старшего лейтенанта Петренко, необоснованными потерями среди личного состава, загадочным исчезновением штатного оружия и возникновением на его месте оружия трофейного. – Михалкин лукаво похлопал Петренко по кобуре трофейного АПС.

– А где полковник Ермолов? – безразлично спросил старший лейтенант, доведенный до крайности изменениями в обстановке.

– Вы что, не знаете? – хитро прищурился начальник политотдела.

– О чем?! – одновременно спросили оба офицера, чувствуя, как в их душу прокралась тревога.

– Полковник Ермолов три часа назад подорвался на радиоуправляемом фугасе на своей «Чайке». – Монстр ухмыльнулся, словно сообщал добрую весть.

В бригаде ни для кого не было тайной, что комбриг не ладит с начпо, но чтобы настолько откровенно радоваться чужой беде – это было уже слишком!

– Жив?! – прозвучало дуплетом.

– Да, – совсем неискренне ответил начальник политического отдела. – Сильно травмирован, тяжело контужен. Эвакуирован вертолетом в госпиталь.

– Слава Богу! – вылетело из Хантера, он едва не перекрестился.

– Если мне сегодня доложат, что старший лейтенант Петренко стал верующим, или сутану натянул, или же обрезание сам себе сделал штыком трофейным, – Монстр ткнул пальцем в китайский штык, болтающийся на ремне у старлея, – я точно поверю! – засмеялся он своей грубой шутке.

Ротный с заместителем молчали, ошеломленные нехорошей вестью.

– Слушайте дальше, жалостливые вы мои, – вернул их в реальность мерзкий голос. – Майор Дардин проведет служебное, а подполковник Ветла, по моему распоряжению – партийное расследование. И не дай Аллах, Петренко, подтвердится хотя бы один факт из того, что нагородил на ЦБУ майор Волк, – тебе пи…ц! – мастерски вселил в подчиненного надежду старший политработник.

– У меня есть просьба, а скорее – предложение! – громко заявил Хантер, с трудом извлекая мысль из деформированного черепа.

– Чего ты еще хочешь, Петренко? – предвидя какие-то подводные камни, спросил начпо.

– Я больше не хочу быть политработником! – объявил старлей громко и звонко.

Начпо стоял, раскрыв рот.

Молчал и Лесовой, хотя в глазах ротного прочитывалось молчаливое одобрение.

– У нас в роте сейчас некомплект взводных, – Александр продолжал, подойдя к Михалкину вплотную. – Вот я и приму третий взвод. А вы тем временем проводите расследование, снимайте меня с должности, исключайте из партии. А я взводным повоюю, мне так спокойнее будет – никаких партийно-политических начальников над головой! – дерзко глядя в оторопелые глаза Монстра, закончил он.

Честно говоря, заместитель командира роты по политической части ожидал от Михалкина чего-то наподобие шоу с участием Пол-Пота: крики-вопли, оскорбления, угрозы физической расправы, и т. п. При таком раскладе можно было провернуть утренний вариант – въехать наглому начпо по морде, а там – будь что будет…

Но подполковник оказался стреляным воробьем: он уловил разницу в поведенческих реакциях Хантера, расслышал агрессивные нотки в его голосе.

– Хорошо, Хантер-туран, – нехорошим тихим голосом заговорил подполковник, на всякий случай отходя от молодого офицера на пару шагов. Рука Монстра на ремне с автоматом заметно дергалась. – Мы решим, что с вами делать в дальнейшем, товарищ старший лейтенант. А вам, товарищ капитан, – он отступил еще дальше от ротного с его нахальным заместителем, – я объявляю строгий выговор за плохое воспитание подчиненных!

– При подчиненных?! – офонарел Лесовой. – На боевых?! Вы в своем уме, товарищ подполковник?! – Очевидно, даже у тактичного Лесника лопнуло терпение.

– Я найду на вас управу! – заверещал подполковник и, взяв автомат в руку, быстрым шагом пошел прочь. – Боевики херовы! Расслабились тут! Нашли теплое местечко! – неслось с затуханием по мере отдаления.

– Теплое местечко! – Хантер с Лесником нервно захохотали.

– Молоток, не ожидал! – одобрил заместителя командир подразделения. – С командиром взвода ты классно придумал! Только что в голову пришло?

– Именно так! – бодро ответил старший лейтенант. – Меньше мозги долбать будут!

– Ты знаешь, мне такой взводный кстати будет, – задумался командир. – Э, блин, сейчас налетит твоя полит-пи…братия. – Лесовому пришлось-таки матюгнуться. – Они тебе весь мозг через одно место высосут.

– А хай воно ляснэ! – Петренко вспомнил белорусское ругательство. – На сегодня я, кажется, уже отбоялся на всю оставшуюся жизнь!

– Тогда – будем жить! – пожал ему руку ротный. Лесник пошел заниматься своими делами, а Хантер в конце концов вспомнил, что голоден, как пес, и неплохо было бы привести себя в порядок – помыться, побриться, переодеться. Взяв флягу с водой у наводчика Соболева, он тремя глотками выдул ее, возвратив порожний сосуд удивленному хозяину. Хотелось еще пить, однако Хантер преодолел себя.

Во время «воспитательной» беседы с Монстром он видел издали Оселедца, суетившегося между машинами роты. Старлей решил отловить неуловимого старшину. Задача оказалась не из простых: лишь через двадцать минут упорных поисков старший прапорщик был перехвачен именно в тот миг, когда пытался что-то обменять у ремонтёров.

– Хантер! – расплылся в доброй улыбке старшина и, широко раскинув мощные руки, пошел навстречу.

Они обнялись; Сашке было приятно, что хоть кто-то рад его возвращению. «Не все горбатых к стене лепят! – промелькнула в голове резонная мысль. – Не для всех я симулянт и дезертир!»

– Именно об этом ты меня хотел предупредить, там, в Джелалабаде, возле костра? – осторожно спросил он Оселедца.

– Да, Саня, да! – старшина вытер глаза тылом ладони. – Чуяло сердце, что над тобой опасность нависла, чуял я, всеми своими внутренностями!

– Ничего, видишь – я жив и здоров! – Старший лейтенант попытался успокоить старшину роты.

– Вижу, что жив, а вот что здоров – едва ли. – Опытный старшина в упор посмотрел на офицера. – В госпиталь тебе нужно! – как-то по-отцовски посоветовал прапорщик.

– Разговорчики в строю! – Александр не хотел возвращаться к госпитальной теме. – Сделай, Оселедец, что-то со мной, – он показал на свои лохмотья. – К тому же я уже сутки ничего не ел, не пил, не курил, не спал и до ветру не ходил!

– Это мы быстро устроим! – уверил старшина, потянув старлея в глубь площадки.

Там стояла уже отремонтированная Редькина БМП, на корме которой возвышался громадный бак с водой. Горел костер, на огне грелась металлическая капсула из солдатского термоса. Хантер разделся догола и начал мыться. Получилось не сразу.

Голову, точнее – волосы на ней, хозяйственному мылу отдраить оказалось не под силу, поскольку они склеились в корж из смеси крови, духовских внутренностей, пыли, пороховой копоти, водорослей, паутины, половы, мазута. Довелось волосы обрезать бараньими ножницами, обнаруженными у хозяйственного Оселедца, а уж потом – брить распаренную горячей голову станком с лезвием для мужественных людей под названием «Нева».

В результате белая, незагорелая кожа головы покрылась толстым слоем пены и крови – лезвие оказалось, мягко говоря, несовершенным. Хантер мужественно терпел, не обращая внимания на болезненную процедуру; от теплой воды в частности, и вообще от процесса мытья он получал ощущения, сравнимые разве что с оргазмом…

– Так, подожди, я сейчас! – метнулся старшина куда-то, возвратившись со стаканом специфической жидкости желтоватого цвета.

– Что это, спиртяга? – обрадовался Александр.

– Нет, перекись водорода! – перепугался Оселедец, опасаясь, дабы Петренко не глотнул из стакана. – Чтобы тебя назавтра не разнесло от здешних кожных инфекций, – почтенно говорил старшина. – Давай так: там где достанешь – сам обрабатывай болячки, а куда не дотянешься – я помогу.

Перекись зашипела, опалив тело, стало жарко, но иного способа проведения дезинфекции не было, поэтому Хантер был вынужден принять подобное омовение. По окончании дезинфекции старшина раскопал «эксперименталку», прошедшую Крым и Рим. Менее выгоревшие тени на погончиках свидетельствовали о том, что в той жизни ее носитель «работал» капитаном. Форма была на размер больше, чем надо, но имела вид более презентабельный, нежели Сашкины лохмотья.

Тельняшка, найденная хитрым старшиной, была только что из Военторга и поблескивала новизной из-за искусственного состава сырья, из которого была сотворена. Вместо трусов старшина отыскал в загашнике новые, с нуля, полупрозрачные плавки (в Союзе – последний писк моды) – вероятно, недавно купленные в одном из многочисленных джелалабадских дуканов. На ноги старшина выдал новые черные носки и… довольно приличные серые кроссовки (в таких в Союзе «не в стыд» было и в ресторан сходить!), вид которых что-то напомнил Хантеру.

– Откуда обувка? – поинтересовался он у Оселедца.

– Так и знал, что догадаешься, – улыбнулся тот. – С того басмача, с которого ты почин сделал на этой войне, – объяснил он. – «Крот», когда труп минировал, снял обувь, чтоб самому на боевые было в чем ходить, Лом у него отобрал, а Соболь сохранил, – раскрутил многоходовку прапорщик.

– Да и действительно – что делать? – Старший лейтенант уже ничему не удивлялся. – Душаре в райских кущах ангела Ридвана все равно обувка не нужна! В мечеть в обуви не заходят! – почему-то вспомнилось ему.

На побритую голову старшина нашел новое, «дембельское», заглаженное, с острыми линиями кепи (кого-то из «соляры», десантники шли на ДМБ исключительно в беретах) от «эксперименталки». Отныне вид замполит роты имел ежели не бравый, то на порядок лучше того, когда его выловили из реки. Останки формы и обезображенные берцы (правый каблук оказался напрочь срезан осколком) старшина безжалостно сжег.

Как ни дивно, «лифчик» выдержал все испытания и перипетии, которые за два дня претерпели его сменные хозяева. Разгрузочный спецжилет потерял всего два шпенька да немного ободрался, если не считать толстого слоя грязи и крови. Оселедец пообещал, что бойцы приведут его в порядок и через час Хантер получит «лифчик» в свое распоряжение.

Теперь возник вопрос питания. Пока старшина накрывал на стол, замполит забрался в десантный отсек бээмпэшки и прилег там. Тяжкие мысли постепенно сменились традиционными воспоминаниями…

* * *

…Разговор с майором Чабаненко занял больше часа, но пролетел как секунда. Много интересного довелось узнать Сашке за время беседы. Особенно из истории самого Афганистана, обычаев и традиций афганского народа, о самых афганских событиях и участии в нем нашего контингента.

– И самое основное, – по-дружески сказал майор Чабаненко. – У пуштунов существует неписаный свод законов, порядков и правил – Пуштунвалай. Так вот, в нем прописаны три основные заповеди пуштунов, благодаря которым они успешно выживают три тысячелетия подряд. Первая – не спеши, вторая – не спеши, третья – не спеши. Выполняй эти три заповеди, тогда все будет хорошо!

Все вышло именно так, как и предполагал спецпропагандист. Ровно в четыре тридцать прозвучала команда «Тревога!», и бригада закрутилась в калейдоскопе приказов, команд и распоряжений. В четвертой роте каждый знал свой маневр, вдобавок люди уже устали без боевых выходов, каждый душой был уже там – на войне.

В этом и состоял парадокс, хотя и целиком закономерный: сидеть без боевого дела, как в Союзе, в пункте постоянной дислокации, ходить в наряды, заниматься хозяйственными роботами, построениями, совещаниями, занятиями и учениями для большинства офицеров, прапорщиков, солдат и сержантов было намного хуже, чем собственно война.

Лишь динамика боевых рейдов, тактических десантов, засад и поисков, боестолкновений с «духами» давала выход той колоссальной энергии и естественной агрессивности, заключенных в каждом молодом мужчине в частности и в мощном военном организме, перенасыщенном оружием и другими средствами уничтожения (каковым являлась, по сути, боевая десантно-штурмовая бригада) – в целом.

Правда, на этой войне часто случались потери: после каждого боевого выхода на Родину отправляли кого-то в цинковом гробу. Других – покалеченных, раненных, контуженных и больных всяческими экзотическими болячками, на которые была удивительно щедра афганская земля, санитарные борта отвозили в Кабул или Ташкент и даже далее – в окружные или центральные госпитали на территории Союза.

Но потери не оказывали значительного влияния на общий настрой и морально-психологический климат войскового соединения. Абсолютное большинство личного состава бригады справедливо считало: идти на боевые и воевать – это престижно, оставаться в ППД было если не позором, то не доставляло удовольствия. Конечно, имели место и другие случаи проявления воинственности (например – Гнус-Иванов, Почтальон Печкин и некоторые другие «выдающиеся» личности из штаба, политотдела, тыла).

Однако они, скорее всего, являлись исключением из правил, и потому пребывали в меньшинстве. В среде солдат и сержантов срочной службы тоже происходили специфические процессы, разыгрывались роли. Кроме обычного распределения по сроку службы срочники делились на несколько категорий. Самой уважаемой когортой были «боевики»: сержанты и солдаты, не вылезающие из боевых. На другом полюсе находилась неуважаемая категория «крыс» (в некоторых подразделениях их называли «чмыри») – из тех, кто почти всегда оставался на базе.

Вот здесь и происходили обычные афганские чудеса – если «дед-чмырь» пытался зашугать кого-то из боевых «шнуров» (молодых солдат), это почти всегда приводило к результатам с точностью до наоборот.

Когорта славных «боевиков», в свою очередь, делилась на две подгруппы: первая, более многочисленная – «цепь» (в некоторых подразделениях – «пехота»), то есть военнослужащие, воевавшие большей частью вне боевой техники, в пешем строю; и «броня» – бойцы, действующие в составе бронегрупп, к которым принадлежали механики-водители и наводчики-операторы.

Как правило, недоразумений между бойцами «цепи» и «брони» практически не возникало, чего нельзя было сказать о перенасыщенных антагонизмом взаимоотношениях «боевиков» с «чмырями»…

Хантер нервничал: с одной стороны, он был доволен оказанным ему доверием, что его, без боевого опыта, назначили старшим передового дозора, хотя оно и понятно – старший лейтенант Денисенко был рядом для помощи и опеки, и в том случае, ежели, не приведи Аллах, замполит обрепежится, «борозду правления» дозором возьмет на себя нештатный командир подразделения, он же Дыня.

Перед глазами Сашки стояло письмо от родителей. Он все-таки отважился и написал родителям, что пошел добровольцем в Афганистан. Ответ не замедлил явиться – отец в письме выписал «дрозда» за то, что не посоветовался ни с родителями, ни с братьями. Строки от мамы все были в следах от слез. Она не упрекала сына за это его по-настоящему мужское решение – добровольно пойти на войну, – в то время как великое множество офицеров откупалось сумасшедшими деньгами, дабы не угодить «за речку».

Мама лишь умоляла, чтобы он был осторожным и внимательным и помнил, что у него есть родители, есть семья и дочурка. В письмах жены, Ядвиги, преобладала боль и тоска солдатки, которая осталась одна с ребенком на руках, в мирной стране, которая официально ни с кем не воевала…

* * *

Александр решительно мотнул головой, откидывая дурные мысли. Все будет хорошо! Все когда-то бывает впервые – именно так учил его дед, старый танкист, прошедший три войны подряд. Выживем!

За весь недолгий период пребывания в Афганистане старший лейтенант Петренко не бывал за пределами гарнизона далее как на десять-пятнадцать километров, да и то на ротных и батальонных учениях. Сейчас он смотрел во все глаза – ему открывался Афганистан, во всей своей красе.

Вправо-влево от дороги теснились кишлаки. Они были наполнены жизнью – там горланили дуканщики, шла бодрая торговля всем, чем только можно, навстречу колонне осторожно пробирались разноцветные барбухайки – грузовики, по-восточному разукрашенные так, что тяжело было узнать в этой пестрой «дискотеке» обычный советский ЗиЛ или КамАЗ.

Западные автобусы «Мерседес» или «Ман» тоже были раскрашены орнаментами растений и удивительных абстракций, замаскированы разноцветными лентами и каким-то тряпьем до такого состояния, что лишь известный всему миру мерсовский треугольник на капоте разоблачал настоящее название транспортного средства. Люди, домашняя птица и животные перевозились барбухайками как внутри так и снаружи – на крыше, гуртом.

Иногда из окошка автобуса выглядывала голова усатого афганца в чалме или пуштунской шапочке-паккуль, или женщина в «бурка» (парандже), и, даже, – рогатая морда барана или козла. Правил дорожного движения здесь не существовало по определению, основное и решающее правило было универсальным: у кого машина больше, тот и «король трассы». Караваны вьючных животных уступали дорогу автомобилям, легковушки – грузовикам, те – легкобронированным бронеобъектам, а легкая броня – только танкам. Посему бригадная колонна, впереди которой уверенно катился танк, беспрепятственно двигалась вперед.

Афганцы по-разному реагировали на появление колонны. Продавцы дуканов зазывно махали руками, приглашая шурави совершить покупки. Другие, особенно – бачата, показывали неприличные жесты: грозили кулаками, имитировали фаллос, проводили рукой поперек горла, показывая на недалекие горные верхушки, дескать, там вас ждет секир-башка.

Когда такие бачи-хулиганы становились совсем уж докучливыми, бойцы без злобы стреляли из автоматов в воздух. И, хотя это не очень пугало пацанят, давно привыкших к выстрелам и войне, но оказывало определенное дисциплинирующее воздействие – они теряли интерес к подобным затеям.

Когда кончились мирные или «договорные» кишлаки, началась зона войны – расстрелянные артиллерией, разбомбленные авиацией, изуродованные гусянками танков, подорванные взрывчаткой кишлаки мрачно лежали как по правую сторону, та и по левую сторону дороги. Зелень буйно прорастала сквозь дырки дувалов, оплетала дома – природа отвоевывала свое у человека.

Без воды иссохли заброшенные поля дехкан, и лишь сорняки активно боролись за место под солнцем. Остатки битой техники свидетельствовали, что кишлаки разрушены за дело – почти на каждом километре вдоль дороги виднелись обгоревшие скелеты БМП и БТР, танков или САУ. В одном месте на склоне горы валялся сбитый и разобранный туземцами вертолет. Кажется, при жизни он назывался Ми-8.

Чаще всего вдоль трассы встречались скелеты транспортных машин – наливников, сухогрузов и бомбовозов: именно так здесь назывались различные типы транспортных автомобилей большой грузоподъемности, в зависимости от предназначения. Большей частью это были КамАЗы, хотя попадались, конечно, почти все образцы советской автотехники, порой встречались и афганские барбухайки.

Печальными напоминаниями о ежедневной жатве войны жались к обочинам нехитрые памятники советским воинам, погибшим на этой дороге. Сашка уже знал, что подобную традицию привезли с собой в начале афганской эпопеи военные автомобилисты из Средне-Азиатского военного округа, позаимствовав ее, в свою очередь, с опасных горных трасс Памира.

Автомобильная традиция прижилась в других родах войск. Каждая часть по-своему увековечивала память своих погибших: автомобилисты вмуровывали в бетон рулевые колеса, трубачи – трубы полевых трубопроводов, комендачи – «фирменные» стальные шлемы, а вот десантники и спецназовцы, саперы, танкисты, пехота и артиллеристы большей частью рисовали на камнях и плитах свои эмблемы. Общим для всех памятников оставалось одно – до боли малый разрыв между датами рождения и гибели парня. Срок жизни большинству из них война отмеряла небольшой – двадцать лет или немного больше. Один раз проехали памятник в виде гранитной плиты, на которой виднелась фотография молодой красивой женщины в пилотке, над фото бронзовой краской была нарисована медицинская эмблема, под памятником лежал букетик еще не совсем увядших местных цветов… Некоторые памятники хранили на себе жестокие отметины войны – следы от пуль и осколков: очевидно, «духи» мстили нашим погибшим, даже после смерти.

Суровыми часовыми время от времени вставали вдоль пути форты. Это были так называемые точки – сторожевые заставы советских и правительственных афганских войск. На каждой из советских застав трепетал на ветру красный флажок на самодельном флагштоке. Выглядели точки довольно грозно – земляные валы, мощные каменные и глинобитные стены, оскалившиеся стволами разнообразнейшего оружия.

Чего только тут не было! Танки, САУ, БМП, БТР и БРДМ, пушки различных систем, реактивные установки «Град», автоматические минометы «Василек», 120-мм и 82-мм минометы, крупнокалиберные пулеметы, станковые противотанковые и автоматические гранатометы, а также целые арсеналы стрелкового оружия!

На некоторых заставах находились даже позиции ПТУРов и пакеты НУРСов, очевидно, снятых с вертолетов и легких самолетов. Все «точки» на несколько раз опутывались МЗП (так называемыми «малозаметными препятствиями», в народе просто – «путанка») и колючей проволокой, а многочисленные растяжки по периметру были заметны невооруженным глазом, даже с дороги.

– Да, наверное, невеселая жизнь на точках, – заметил Хантер. – От хорошей жизни так себя не охраняют.

Как только боевая колонна подходила к расположению фортов, как все их население вылезало на стены и валы, радостно приветствуя войска, проходящие мимо. Александр с бойцами охотно отвечали тем же.

«Точки», где находились правительственные афганские войска, выглядели иначе – укрепления полуразрушены, далеко не всегда укреплены в фортификационном плане, инженерные препятствия и минно-взрывные заграждения на множестве «точек» вообще отсутствовали. А вот военная техника, находившаяся на вооружении этих застав, приводила в замешательство (особенно тех, кто видел это впервые) многих из шурави, справедливо представлявших, что подобное можно увидеть лишь в кинолентах о Великой Отечественной.

Впервые Хантер вживую увидел «в деле» такие раритеты, как легендарные танки Т-34, ИС-2 и ИС-3, самоходки СУ-76, СУ-100, СУ-122, реактивные установки БМ-13, (именно их в «ту войну» прозвали «Катюшами»), артиллерийские орудия устаревших систем, вероятно, в свое время разрушавших Берлин, допотопные БТР-40 и БТР-152 типа «кабриолет».

Стрелковое оружие «зеленых» вызывало удивление и уважение к старости – автоматы ППШ и ППС, ручные пулеметы Дегтярева, станковые пулеметы Горюнова, ДШК, карабины СКС, пистолеты ТТ и тому прочее. Казалось – советские военачальники без особого сожаления отдали афганским Вооруженным Силам целые арсеналы всяческого металлолома, без очевидной пользы ржавевшего и пылившегося на бесчисленных базах хранения в Союзе. Судя по всему, таким образом в СССР решалась проблема утилизации разнообразного милитаристского барахла…

 

Христос воскрес!

– …Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант! Вас начальство ждет! – отогнав наваждения, растолкал его боец. Через силу Петренко продрал глаза и вылез из техники. Солнце начинало клониться к Западу, возле бээмпэшки топтался майор Чабаненко. Худой, подтянутый, в выгоревшей форме, панаме, кроссовках и «лифчике», с автоматом на плече, он был похож скорее на молодого взводного, чем на человека с положением, от слова которого зависит многое, вплоть до жизни людей. Поздоровались.

– Да, земляк, здоров «массу топить»! – пошутил майор на специфическом армейском сленге. – Час прождал, другой, смотрю – уже скоро вечер, а ты никак не очнешься!

– Да и не заметил, как вырубился. Устал я, Павел Николаевич, – ответил старлей, зевая. – За двое суток ни на секунду не присел.

Было трудно стоять, ноги не гнулись в коленях, болела каждая клеточка тела, Сашке казалось, что побывал под танком.

– Ничего, на том свете выспимся, – утешил земляк. – Тут твои подчиненные ящиков набросали вместо стульев, присаживаемся, есть серьезный разговор, – предложил он самодельный стул.

– Не могу я, товарищ майор! – отказался Александр. – Жрать хочу, аж поджилки трясутся, сутки натощак сайгачил.

– Давай ешь, – согласился майор, – и я с тобой, сегодня лишь завтракал.

Старшина приятно удивил – на ящиках была накрыта просто сказочная поляна – половина отваренной курицы, беляши с тушенкой, две банки с консервированными крабами и… три отваренных яйца, выкрашенных в изумрудный цвет!

– Ну, старшина, ты и даешь! – изумленно промолвил старший лейтенант, захлебываясь слюной.

Майор тоже выглядел ошеломленным, нервно сглатывая голодную слюну.

– Так сегодня же Пасха! – объяснил Оселедец, широко улыбаясь. – Христос воскрес!

– Воистину воскрес! – хором ответили офицеры-политработники.

Христосоваться не стали.

– Где же ты, старшина, добыл такое богатство? – спросил Александр.

– Когда ехали мы от ПКП армии сюда, – с удовольствием рассказывал Оселедец, – увидел хадовцев, шарахавшихся разбитым кишлаком. Они прочесывали местность, – пояснил он. – Я присмотрелся, а у них в руках – куры, яйца, один – теленка ведет на веревке.

– Колхоз «Червоне дишло», одним словом? – засмеялся Чабаненко.

– Точь-в-точь! – подтвердил прапорщик. – Вот я им и объяснил, мол, у нас сегодня большой праздник и нам нужны: «курка, млеко, яйка»…

– Как же ты им объяснил? – захохотал майор. – На каком-таком языке?

– Ну, предположим, пару слов ихних я знаю! – в шутку обиделся прапорщик. – А так, конечно, на родном, украинском, ну и немного – на русском. Правда, они не совсем меня поняли – кто воскрес, а потом решили, что это Ленин у нас воскрес, перепугались да и отдали курку с яйцами. А теленка не отдали, заразы… – загрустил Оселедец.

– Ха-ха-ха! – от души засмеялись офицеры.

– Они теленка потому не отдали, – держался за живот Павел Николаевич, – побоялись, чтоб ты им о чудесном воскресении Сталина не сообщил!

– А яйца чем покрасил? – сквозь смех поинтересовался Сашка.

– Как это чем? – обиделся Оселедец. – Зеленкой медицинской! И вообще – не человек красит яйца, а яйца – человека!

– Молодец, старшина, ну рассмешил! – не скрывал удовлетворения спецпропагандист. – А беляши и крабы откуда?

– Беляши Шаман приготовил, – сообщил прапорщик, – а крабов – в Джелалабаде, в дуканах на снарядные ящики выменял.

– Так что, и сто граммов есть? – оживились офицеры, потирая руки.

– Вот она, – старшина вытянул непочатую бутылку «Пшеничной», – злодейка с наклейкой! Есть еще и пачка «Мальборо».

– Тогда наливай, старшина! – предложил майор. – Мы сейчас слюной захлебнемся.

– А как же начальство? – осторожно спросил Александр. – Мне еще обвинений в пьянстве не хватало!

– Михалкин твой рванул к бригадной бронегруппе, там что-то стряслось, – сообщил Чабаненко. – А полковник Худайбердыев, вместе из хадовцами, сейчас общается с твоим Навалем.

– Так то Худайбердыев был? – лишь теперь понял Хантер – на кого похож байского вида афганец, с которым осторожно и даже как-то по-подхалимски общался наглый Монстр.

– Чего это был? – переспросил Тайфун. – Он и сейчас здесь, на СТО. Просто занят очень, однако для тебя минутку найдет, позднее.

– Тогда чего это мы сидим? – старшина взял «борозду правления» в свои крепкие руки. – Я начинаю тамадеть!

– Начинай! – дружно поддержали политработники. Выпили по первой – за Пасху. Сразу же у Сашки застреляло в голове, начался приступ дурноты, его заштормило.

– Эге, земляк, тебя ж капитально контузило! – заботливо отметил Чабаненко, заглядывая в Сашкины глаза. – Прислушайся к себе, если почувствуешь, что не можешь пить, не пей!

– Есть – это дело свинячье! – вспомнило казачью присказку Александр. – Пить – это дело казачье! Я понемногу, без фанатизма, – было ему хреново, он силой задавил в себе последствия контузии.

– Хорошо, как знаешь, – согласились товарищи.

Закусили, чем Бог послал. У Хантера проснулся волчий аппетит, набросившись на еду, он едва не заурчал, но опытные воины – Оселедец с Тайфуном, приостановили ужасающее действо.

– Погоди, казак, не ешь много и сразу! Может случиться заворот кишок! – предупредили они.

Выпили по второй, закурили, хмель быстро проник в голодный желудок, ударил в голову. Разговорились.

– Рассказывай, Хантер, что ты натворил? – предложил майор. – Можешь, как на исповеди, сегодня день такой.

Под чарку, налегая на закуску, замполит роты постепенно, спокойно, без эмоций и преувеличений, начал свой рассказ о событиях недавнего прошлого. Посуровел майор, нервной рукой разлив по третьей. Встали, не чокаясь, выпили. Хантер продолжил рассказ. Яркие картинки ночи и утра снова разворачивались перед его глазами. Вот он рассказал о стычке с Пол-Потом, вызвав веселый смех застолья. Рассказав о стычке с начпо, Александр остановился.

– Вот и все, Павел Николаевич, – как-то растерянно сказал он. – Больше вам ничего сообщить не могу.

– Теперь слушайте меня, земляки, – совсем трезво, понизив голос, сказал майор, склонившись над «поляной», предлагая своим собеседникам сделать то же самое. – Слушайте очень внимательно и запоминайте. Все, что ты мне рассказал, Александр, чистая правда, – начал он. – Я успел поговорить с Навалем, он почти во всех нюансах продублировал твой рассказ. – Вдобавок должен тебе сообщить, – он обратился лично к старшему лейтенанту, – сразу же по окончании вашего боя, по заявке Разведцентра, с аэродрома Баграм сюда прилетел самолет-разведчик, осуществивший серию воздушных съемок в районе СТО. Из кишлака Темаче по нему был произведен пуск из «Блоупайпа», опытный пилот направил самолет к солнцу, «раскачал» ракету, выведя машину из-под удара.

– Когда это было? – опешил Петренко.

– Когда вас из реки вытягивали, – сообщил старшина, разливая остатки водки.

– Кроме того, Хантер, – спокойно продолжил Чабаненко, – радиоперехват духовских частот показал, – все, что ты говорил – чистая правда. Предварительный анализ фотоснимков, переданный на ПКП армии, агентурные данные, полученные от ХАДа, анализ радиоперехвата – все вместе дало неожиданный результат.

– Какой именно? – повеселел замполит роты.

– Такой, что по результатам общей боевой работы группы спецназа, твоей, Хантер, группы, артиллерии, СТО и танков, – Тайфун перечислил всех, кто принимал непосредственное участие в недавних боях, – за шесть часов боевых действий высокой интенсивности, потери противника составили около двухсот пятидесяти мятежников. Именно такое количество духовских трупов и фрагментов тел, которых можно считать за одну единицу измерения отдельно взятого погибшего душмана, насчитали аналитики из РЦ армии по аэрофотоснимкам.

– Ни фига себе! – присвистнули, переглянувшись между собой, десантники.

– К тому же, слухачи из осназа сообщили – руководящий состав банды, за исключением муллы Сайфуля, уничтожен, его бандформирование деморализовано. Подразделения малишей обескровлены, многие командиры отрядов уничтожены.

– Вот так! – почти возгордился Петренко.

– Конечно так, – спокойно заметил Тайфун.

Выпили по крайней – четвертой, пили за то, чтобы по возможности дольше за всех присутствующих не пили третий, печальный, тост…

– «Черные аисты», этот мобильный отряд современных янычар, – продолжал майор Чабаненко, – также понес определенные потери, однако они покинули поле боя с рассветом, сохранив командный состав и основной боевой костяк.

– Жаль! – с аппетитом пережевывая пищу, «пожалел» супостата Александр.

– На стол первым должностным лицам операции «Кольцо» уже легла справка-доклад за подписью начальника разведки армии, генерала Кочергина о событиях, имевших место быть вот тут, – окинул рукой вокруг многознающий майор.

– Вот, что и требовалось доказать! – обрадовался старший лейтенант.

– Есть один момент, который не совсем вписывается в ту картинку, которую ты, Саня, так ярко нам обрисовал, – Чабаненко осторожно приближал к собеседнику ушат холодной воды.

– Какой? – тихо поинтересовался старлей, чувствуя, что трезвеет.

– А тот, земляк, – решительно начал шоковую терапию Павел Николаевич, – что в этом документе говорится только о действиях отдельной группы специального назначения под командованием капитана Аврамова и, частично – об артиллерии, работавшей по его заявкам…

– Как так?! – вознегодовал Петренко, с силой бахнув кружкой о самодельный стол. – А мы что, сопли здесь жевали?! А СТО кровь зачем проливала?! А танкисты, это же они нас спасли?! – Благородному негодованию не было границ. – Не ожидал я такого от спецназёров!

«Боевые побратимы»!

– Бугай еще кричал перед отлетом: «Я тебя не забуду!», – сердито сплюнул на землю старший лейтенант.

В глазах накопились слезы обиды, в голове вновь зашумело, в ушах звонок набрал межевой ноты, незаметно приблизилась дурнота.

– Ты напрасно кипятишься, – спокойно промолвил майор, затягиваясь сигаретным дымком. – Возьми сигарету, курни, и успокойся, друже, я тебе не враг!

– Противно все это, – судорожными движениями закурил старлей.

– Капитан Аврамов здесь вообще не при чем, он успел устно доложить в Джелалабаде своему руководству о событиях вокруг кишлака Темаче, – рассказывал Тайфун в паузах между затяжками. – Потом у него открылось внутреннее кровотечение, капитан потерял сознание, и на реанимационном самолете «Скальпель» его эвакуировали в Кабул.

– Вот как! – смутился Хантер. – Прости, Бугай, я был неправ по отношению к тебе! – его слова были словно направлены в эфир, где на «том конце» пребывал на связи геройский капитан.

– Да, Саня, – согласился с его высказыванием спецпропагандист. – Справку-доклад смастерили начальники Аврамова, а не он лично. А вот о тебе, – майор постепенно возвращал Петренко из эфира на грешную землю, – в ЦБУ действительно поступила глупейшая дезинформация – доклад о твоем якобы «дезертирстве».

– Знаете, ребята, вы здесь по-своему, по-полтавскому, погутарьте, а я чаек быстро организую! – Тактичный Оселедец понял, что его присутствие необязательно.

– Давай, старшина! – По глазам Павла Николаевича было заметно – он одобряет намерение сообразительного прапорщика.

– Какое, к черту, дезертирство?! – дождавшись, пока отойдет старшина, сорвался с цепи заместитель командира парашютно-десантной роты по политической части.

– И дезертирство, и утрата оружия, как и военного имущества, – Майор сознательно вылил на собеседника дополнительный ушат холодной воды.

– П…ц какой-то! – выматерился Александр.

– Не ругайся, давай лучше обсудим – как нам выйти из этого переплета, – предложил видавший виды Чабаненко.

– Подсказывайте, вам виднее! – старлей по-наполеоновски скрестил руки на груди.

– Это другое дело! – по-деловому откликнулся Чабаненко. – Значит так, слушай меня! Перед тем как встретиться с тобой, я полчаса говорил с твоим командиром и уже догадался, что ты ведешь двойную игру. Так, земляк?

– Немного есть, – согласился Александр, опасаясь быть раскрытым. – Так случилось, – начал он оправдываться, – что мы сами решились на ночные засадные действия, хотели перехватить «духов» на дальних подступах к СТО, сорвав их планы.

– Что вам и удалось, по большому счету, – согласился майор. – Иначе б та ночная стая просто разнесла весь этот балаган по щепкам! – Он скептически осмотрел пункт эвакуированной техники.

– Просто мы не ожидали, что такая мясорубка начнется, – продолжал оправдываться замполит роты. – Надеялись, что выскочит из кяризов десяток-другой «бармалеев», мы их быстренько локализуем, и, «цоб-цобе!» – на СТО, под прикрытием огня…

– Так-таки так, Саня, – грустно согласился Тайфун. – А вместо «цоб-цобе!» напоролись на «Аллах акбар!», да?

– Именно так, Павел Николаевичу, – подтвердил старлей тихо, словно школьник-озорник перед директором школы.

– Хватит казнить себя, земляк! – повысил голос полтавец. – Поэтому и в дальнейшем веди такую игру, какую вел до того – пришел на помощь группе спецназа, по настойчивым просьбам трудящихся. Запомнил?

– Так точно! – без энтузиазма ответил Хантер.

– Ты не на строевом смотре, я тебе не прямой начальник! – оборвал его Чабаненко. – Включай мозг на полную мощность, даешь мозговой штурм, как сейчас модно говорить!

– Я стараюсь, – вяло промолвил старлей. Это было правдой, хотя размышлять ему становилось все тяжелее, травмированный мозг не переваривал изобилие разновекторной информации.

– Хорошо, – подешевел земляк, глядя в бледное лицо собеседника. – Ты еще молодой-горячий, поэтому и попал в переплет. Хотя за многолетнюю историю этой войны немало старших начальников натворили такой херни, пролив столько крови, что ты, по сравнению с ними, выглядишь грудным ребенком. На тебе кое-кто попытается провести образцово-показательный процесс, понимаешь, горячая твоя башка? – по-отцовски упрекнул он Хантера.

– Понимаю, Павел Николаевич, – кивнул тот.

– Поэтому – ни вправо, ни влево от собственных показаний, стой на своем! – инструктировал Тайфун. – Бойцы надежные, не сдадут?

– Надежные. С ними еще старший техник роты переговорил, еще до своего ранения, – на всякий случай уточнил старлей.

– Мы с Худайбердыевым имеем особенное задание, у нас свой план, хотя в этом плане есть место и для тебя, и для твоего «крестника» – Наваля! – подмигнул Чабаненко. – Однако до определенных обстоятельств, до поры до времени мы не имеем права вмешиваться в твою судьбу. Должны состояться некоторые события, и лишь тогда мы сможем тебе помочь. Какое-то время ты должен продержаться без поддержки извне, врубаешься, Хантер? – подколол он старлея.

– Вас понял, Тайфун! – Тот принял игру.

– Так вот, что бы тебе ни говорили, что бы ни обещали, никому, запомни – никому! – ни одного слова о том, что в ночной поиск ты отважился идти своими силами, под воздействием молодой горячей крови и зажигательного характера! И в Пол-Пота ты не стрелял, и вообще – ничего подобного не было! Слово коммуниста! Придерживайся жесткого принципа, который в свое время помог многим добрым людям выжить в аду Гулага, а именно: «Не верь, не бойся, не проси!». Фамиди, хуб? – спросил спецпропагандист на пушту.

– Хуб! – ответил Александр, чувствуя некоторое облегчение. – А почему мулла Сайфуль так интересуется судьбой какого-то там племянника? – спросил он у Тайфуна. – Вроде бы жен у муллы должны быть четыре, и детей своих – что на собаке блох?

– Дело в том, Саня, – Чабаненко легко перевел разговор в другую плоскость, – что ты прав: жен четыре и детей целая гурьба. Но Аллах почему-то наказал муллу: все его дети по мужчинской линии или померли в младенчестве, или же страдают различными психическими расстройствами, то есть недееспособны. Поэтому Сайфуль избрал своим преемником самого толкового из всех племянников, бачу по имени Наваль, с которым военная судьба тебя и свела.

– Знаете, Павел Николаевич! – откровенно сказал Хантер, глядя в глаза майору. – Вроде бы и враг мне Наваль, и захватили мы его «на приз», на поле боя, с оружием в руках, но почему-то пришелся он мне по душе, и жаль мне его… Не знаю, чем это объяснить…

– На языке психологов этот случай можно охарактеризовать как «стокгольмский синдром», – объяснил осведомленный и просвещенный майор. – Этим термином можно охарактеризовать защитно-подсознательную травматическую связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения или применения насилия. Под воздействием сильного шока заложники начинают сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия, и в конечном счете отождествлять себя с ними, перенимая их идеи и считая свою жертву необходимой для достижения «общей» цели. Возможна и «обратная связь» – когда агрессор сочувствует жертве, подсознательно испытывая к ней симпатию…

– Спасибо за науку! – откровенно поблагодарил старлей. – Где бы я еще такое услышал?

– Ребята, сейчас чайку попьем! – К ним приблизился с шамановским фирменным чайником старшина.

– Попьем, старшина, обязательно попьем, у меня к тебе большая просьба, – понизил голос майор. – Все, о чем ты здесь слышал, ты уже забыл, понял, прапорщик?

– Могила, товарищ майор! – без улыбки ответил старшина. Попили чайку. Снова перекурили.

– Добро! А мне пора заниматься своими делами, – поднялся Чабаненко. – Благодарю за угощение, за Пасху, я запомню ее на всю жизнь.

– Не за что, – зарделся Оселедец. – Заезжайте!

– Обязательно заеду! – пообещал майор. – У нас с вашим замполитом будет еще много совместных мероприятий! Берегите Хантера! – пошутил он, пожимая старшинскую руку.

– Сохраним, не волнуйтесь! Хотя впереди у него – боевые моменты, схожие со вчерашними, – очевидно, у старшины снова включились какие-то механизмы предвидения.

Авиация тем временем продолжала разгром кишлака. Пролетело несколько штурмовиков, разбрасывая «пятисотки» на остатки населенного пункта, но бомбы почему-то взрывались с некоторым запозданием.

– С фугасным эффектом работает авиация, – догадался Александр. – Хотят кяризы достать.

Это были тяжелые бомбы, проникающие, за счет веса и скорости, глубоко в грунт, взрываясь в глубине, вызывая сейсмические подвижки, приводящие к подземным разрушениям. Замысел был неплохой, но не для Афганистана с его особенностями, поскольку здешняя природа побеспокоилась о безопасности людей, тысячи лет выживающих в суровых местных условиях.

ФАБ-500 могла хорошенько покромсать современный город, густо утыканный бетонными коробками многоэтажек. Однако мощности обычных боеприпасов, применяемых советскими и правительственными войсками в Афгане, не хватало для уничтожения подземных хранилищ, галерей и пещер.

Лишь огромные монстры, сбрасываемые Дальней авиацией ВВС, весом от одной до пяти и больше тонн (!) наносили ощутимые удары по укрытиям басмачей в труднодоступных местах, по типу печально известного Панджшерского ущелья.

По ряду обстоятельств объективного и субъективного характера, работа Дальней авиации в афганском небе не отличалась особой меткостью, и потому наземные войска частенько ругали авиаторов, дескать, летуны даром свой шоколад жрут…

…Хантер тихонько шагал к своей броне, когда на его пути появились три молодых офицера. Один из них был старшим лейтенантом Ерофеевым, из армейских «кротов», второй – старший лейтенант Гена Дубченко, тоже «крот» – командир саперного взвода из бригадной инженерно-саперной роты. Рядом с «кротами» переминался с ноги на ногу незнакомый высокий старлей с артиллерийскими эмблемами.

Ерофеев, по-детски непосредственный, полез обниматься, всем своим видом демонстрируя радость от встречи. Но Сашка чувствовал себя скверно, поэтому повел себя сдержанно – от выпитой водки облегчения не наступило, наоборот – голова была тяжелой. Ерофеев что-то расспрашивал, но вата в в ушах мешала улавливать суть разговора, Сашкины ответы были неточными и несвоевременными.

Оказалось, что Гена Дубченко прибыл на СТО с важной миссией – тщательно заминировать левый берег Вари-Руд, дабы ночью ни один душара не приблизился к площадке СТО. Хантер скептически высказался по этому поводу, зная ловкость и воинственный характер душманов, позволившие им с легкостью преодолеть минные поля на пляжах. Дубченко, пребывавший основательно под хмельком, стал подначивать Петренко.

– Ты что, замполит, повоевал чуток, и решил, что ты здесь перец горький?! – дыша вонючим кишмишовым перегаром, начал он свой спич. – Да них… ты здесь не знаешь, ты здесь никто, и звать тебя никак! Сотрет тебя в порошок начальство верхнее, и ноги об тебя вытрет, а назавтра и упоминания о тебе не будет! – самодовольно продолжал «крот».

Ерофеев и артиллерист недоуменно смотрели на Дубченко, не вмешиваясь во внутренние дела десантуры. Гена был родом откуда-то из-под Одессы, имел в бригаде специфическую славу «специалиста по решению вопросов». Он мог виртуозно изыскать строительные материалы, договориться с дуканщиками о закупке или обмене любого товара, добыть спиртное и закуску при любых условиях обстановки, подвезти «чекисток» для начальства, оборудовать сауну (или бассейн) по последнему слову техники, выбить запчасти в Кабуле или Хайратоне, списать-сдать-получить там же любую технику, и т. п.

По поводу боевых качеств Геннадия (по прозвищу Щуп) – доподлинно не было известно ничего, поскольку на боевые вместо него все время ходил кто-то другой, ибо у Щупа всегда находились неотложные дела в ППД, Кабуле или Хайратоне. Был он бабником, непревзойденным мастером грязных матюгов, завсегдатаем веселых кампаний, ну, и, конечно же – «специалистом по художественному стуку».

Каким образом он угодил на боевые – никто не знал. Уставшему, недавно поевшему и от того подобревшему Хантеру не хотелось спорить и конфликтовать. У него и без того нарисовалось немало проблем.

– Хватит, Щуп, мне здесь аттестацию проводить! – начал он нейтрально отгавкиваться. – Все знают, что в этом тебе и твоему другу комсомоленку Маклакову равных нет! Занимайся своим делом!

Фраза вызвала новый фонтан негодований у пьяного сапера.

– Что ты, блин, из себя корчишь! – сдуру «крот» неосмотрительно подступил к замполиту роты. – Думаешь, какую-нибудь наградку себе выторгуешь за свои ночные победы? Ну-ну, Михалкин уже пишет на тебя представления на медаль «За отвагу на пожаре», ха-ха-ха! – пьяно заржал он.

Присутствующие молча и с непониманием переглянулись между собой. А Щуп продолжал извращаться дальше.

– На тебе, Хантер, не то что крест уже поставили, на тебя такой х… забили, толстый и красивый, что у тебя копыта подломятся, не выдержишь на плечах! – презрительно сплевывая на землю, Щуп самодовольно вел наступление. – Даже когда в Союз возвратишься, стыдно будет вспомнить, что ты в Афгане служил! Если возвратишься! – попытался выступить он пророком.

То, что произошло дальше, запомнили надолго все участники этой сцены, а Щуп – до конца своих дней. Быстрым движением Хантер выдернул из кобуры Стечкина и, не обращая внимания на то, что в пистолете не осталось ни одного патрона, упер оружейный ствол в область «гениных талий».

– Так что ты там плел про награды, уродец? – совсем спокойно спросил старший лейтенант Петренко, сильнее прижимая ствол. – Говоришь, за отвагу на пожаре?

Сапер молча смотрел круглыми от ужаса глазами, пот густо оросил ему лоб под шлемом, губы побелели. Ни одного слова вымолвить он не смог. Старший лейтенант Дубченко молчал как рыба, лишь слышалось его неровное дыхание. Хантер решил, что спектакль удался. Свободной рукой он молча снял с плеча Щупа автомат, отстегнул магазин, разрядил оружие, извлек затворную раму, раскидал все это вокруг.

– Все, конец спектакля! Финита ля комедия! – с этим итальянским финалом, он выщелкнул из АПС обойму, продемонстрировав полное отсутствие боеприпасов.

Артиллерист с Ерофеевым громко засмеялись, даже Щуп изобразил на бледном личике некое подобие улыбки.

– Собирай свой калаш, – обратился к «кроту» замполит парашютно-десантной роты. – Вашему брату-шакалу в руки оружие давать нельзя, все стараетесь в спину стрельнуть! В другой раз, Гена, перед тем как херню городить, семь раз подумай – перед кем ты это делаешь. – Из Хантера получился бы неплохой наставник. – Когда будешь стучать на меня, не забудь, что у меня есть свидетели, они подтвердят, дескать, ты, шакал, ко мне приставал, заигрывал!

Так, мужики, – обратился он к оторопелым старшим лейтенантам. – Пошли отсюда! – предложил он. – А то здесь воняет. Гена, ты что, обрепежился, со страху-то? – продолжал он подкалывать Щупа. – Не обижайся, если что – беги к реке, подмойся, одновременно и мины выставишь!

– Ха-ха-ха! – захохотали старшие лейтенанты.

Петренко положил АПС в кобуру, и пошел туда, куда и направлялся. Подошли к БМП, где Шаман устроил мини-лагерь, где можно было передохнуть. От солнца этот уголок прикрывал не такой уж и дырявый шмат брезента, служивший когда-то тентом общего покрытия.

 

Почтальон Стечкин

– Я – Гризли, – представился артиллерист.

Был он высокий, худой, но жилистый. Нечесаные, пшенично-выгоревшие волосы разлохматились на голове, стоило ему снять шлем. Добротная крестьянская закваска ощущалась в этом парне, что-то напоминало в нем Дыню – старшего лейтенанта Денисенко. Познакомились, оказалось, что звать его, как и Дыню, тоже Владимиром, фамилия он имел Пинчук, а родом был тоже из Западной Белоруссии, из города с ласковым названием Лида.

– Не обижайтесь, мужики, за ночной сбой… – тихо попросил Володя. – Мы не виноваты. Не нужно раздувать скандал…

– Господь с тобой, Вольдемар! – шутя взмолился Хантер. – Мы тебе так признательны, что ты и не догадываешься! Ты нам жизнь спас! Особенно там, возле кяриза! – Он указал на остатки «казацкой могилы».

Над ней стояла пыль, стелился дымок. От высокого кургана осталась половина, развороченная, словно бульдозерами. Поле вокруг «казацкой могилы» было изрыто глубокими воронками от разрывов тяжелых снарядов.

– Я тоже всю жизнь буду помнить вашу СТО, вашу высоту под кодовым названием «Кранты», и отход к кяризу! – честно признался артиллерист. – Особенно твои, Хантер, матюги, после того как моими осколками двух бойцов у вас поранило!

Ерофеев молча слушал, не вмешиваясь.

– У тебя действительно есть артиллерийское образование? – спросил он у Александра.

– Да, закончил Свердловское выше военно-политическое танко-артиллерийское училище имени «дорогого» Леонида Ильича Брежнева, по специальности наземная артиллерия, – сообщил Хантер.

– А в ВДВ как попал? – поинтересовался артиллерист.

– Дело в том, что для ВДВ и морской пехоты профессионального военно-политического училища почему-то не придумали, – начал объяснять Петренко, польщенный вниманием к своей «парафии». – Хотя есть «политуры», готовящие кадры для саперов и связюков, ВМФ, стратегических ракетчиков, ВВС наземных, пограничников, внутренних войск, и даже для стройбата и всяческих там желдорбатов. Среди политработников ходит такая шутка, дескать, существуют различные политучилища, но среди них всего две кузницы: Свердловское и Новосибирское, остальное – здравницы!

Старшие лейтенанты засмеялись, а Хантер продолжил малый экскурс в историю военно-политических училищ.

– Именно поэтому в эти «кузницы» накануне выпуска приезжают так называемые «купцы» из ВДВ, морской пехоты, плавсостава ВМФ, пограничники. Сладкоголосыми обещаниями и всяческими ухищрениями эти «купцы» заманивают неокрепших умом желторотиков в свою паутину.

– Ну, ты и сказал! – в шутку отмахнулись офицеры.

– Парни, о своей артиллерийской специальности я рассказал вам все, – закончил тему Александр. – А что, Гризли, – обратился он к старшему офицеру батареи, – я что-то не так сделал?

– Все было в пределах разумного, хотя пару раз ты допустил некоторые ошибки, хотя замполиту и десантнику – это простительно, поскольку не имело последствий, – успокоил старший лейтенант Пинчук.

– Как так случилось, что твой замполит, старший лейтенант Игорчук начал здесь рулить? – в свою очередь поинтересовался Хантер.

– Командир дивизиона подорвался на фугасе на самоходке, предстояло самоходку здесь отремонтировать, и нужно было, чтобы кто-то из офицеров кроме технарей тут остался, – рассказал СОБ, довольный тем, что и он может рассказать про свои дела боевые. – Комбат наш на корректировке в горах с вашей бригадой, один взводный получил ранение в ногу, выбыв из строя, второй – на ППД вечным дежурным остался, вот так замполит и остался здесь за старшего.

Закурили, выпустили дымок из легких.

– Хочу тебя спросить, Гризли, – подколол пушкаря десантник. – Что это было, когда мы в кяриз нырнули? Сверху что-то страшное происходило, как будто третья мировая началась – что это было?

– То я с горя подбил (на свой страх и риск) соседей – реактивную батарею «Ураганов», что по соседству стояла, и еще одну батарею «Гиацинтов» – поработать по высоте «Кранты» – отомстить за вас, и за наших ребят, что на СТО полегли, – вспоминая ночь, занервничал Пинчук, его загорелые руки с сигаретой заметно задрожали.

– Не знаю, как твое начальство оценит твою ратную службу, но от нас хочу тебе, друже, сказать большое спасибо! – поднялся со своего места Петренко. – Если бы не ваш огонь, была б нам вешалка! – он порывисто обнял артиллериста. – Даже не знаю, чем тебя отблагодарить? – Сашка глянул по сторонам.

– А есть у вас оружие трофейное? – несмело поинтересовался «геноцидовский» СОБ. – Я знаю, вы ее много захватываете, а у нас с этим – дефицит! – Володя вспомнил модное союзное словцо.

– Конечно! – обрадовался старший лейтенант Петренко. – Вот тебе! – выбросив окурок далеко в сторону, он снял с себя трофейный штык, который позавчера еще служивший иному хозяину, передав артиллеристу.

– Благодарю, искренне благодарю! – по-настоящему обрадовался Гризли, несытый глаз которого блуждал еще и по кобуре с АПС.

– Нет, Вольдемар! Даже не думай! – решительно возразил Хантер, прикрывая ладонью от чужих взглядов родного «почтальона Стечкина». – Он мне жизнь спас! Не могу!

– Благодарю за штык! – несмотря на неудачу с АПС, артиллерист обрадовался полученному трофею, словно ребенок, и сразу же полез в карман.

Поковырявшись, он вытянул на свет Божий затасканную бумажку – это был так называемый чек с надписью, что цена этому клочку аж двадцать пять особых чековых копеек, и имеет он силу во всех без исключения торговых учреждениях Министерства внешней торговли СССР… Пинчук отдал чек Сашке, и сразу же заржали молодые офицеры, глядя, как состоялся обмен боевого оружия на клочок денежной бумаги.

– Оружие нельзя дарить! – сквозь смех объяснил свой суеверный поступок пушкарь. – Только покупать! Теперь я обязан тебя отблагодарить чем-нибудь за подарок, ведь мы на Востоке, – старший лейтенант Пинчук полез в боковой карман куртки и вытянул из нее опасную бритву в чехле. – Золинген! – объяснил он. – В Кабуле на базаре едва нашел! – и продемонстрировал острое лезвие. – Держи, Хантер! – артиллерийский офицер вручил подарок. – Смотрю на тебя, когда тебе голову брили, наверное, применяли четвертую степень устрашения, как говорил бригаденфюрер СС Мюллер?

– Было дело! – ухмыльнулся Александр, проводя рукой по круглой голове с засохшими пятнышками крови. – Лезвие для мужественных людей фирмы «Нева»!

– Это точно, что для мужественных людей! – согласился «крот». – Как говорят в Питере: «Бреешься «Невой» – не вой!».

Взрыв хохота отрикошетил от брони.

– Насколько мне известно, опасную бритву тоже нельзя дарить, можно лишь покупать! – замполит парашютно-десантной роты возвратил хозяину его же «чек» на двадцать пять копеек.

– Как ты без ножа теперь? – уже серьезно поинтересовался Пинчук. – Десантуре без ножей нельзя!

– Раз уже мы перешли к эсэсовской теме, то я себе возьму эсэсовский штык, оставшийся от старшего сержанта Логина, – решил Петренко. – Он ему когда-то в рукопахе жизнь спас, думаю, и мне пригодится!

– Интересно – как это немецкое оружие в Афганистан попало? – недоумевал Ерофее, обделенный подарками, а оттого выглядевший несколько огорченным.

– Доподлинно неизвестно, – объяснил десантник, не обращая внимания на огорченного сапера. – Думаю, это стало возможным во времена Второй мировой, когда немецкие эмиссары дурачили голову афганским монархам, пытаясь превратить южные границы СССР в очаг напряженности, чтобы сделать невозможным передислокацию из Средней Азии на Запад наших туркестанских дивизий…

– Откуда ты все знаешь?! – удивился «крот».

– В автошколе хорошо учился! – объяснил Хантер. – Соболь! – наконец вспомнил об оружии замполит роты. – Где оружие старшего сержанта Логина?

– Все в наличии! – доложил из башни старательный наводчик. – Уже почищено, смазано и готово к бою! – он подал из брони автомат с подствольником. – «Лифчик» ваш – тоже! – боец скинул с брони и эту интимную деталь.

– Благодарю, Соболев! – старший лейтенант напялил на себя амуницию, нацепил оружие. – А где его фирменный немецкий штык? – неожиданно спросил он солдата.

– Так вот… он того… потерялся где-то… – начал не очень уверенно врать наводчик.

– Слушай сюда, пушной зверек! – начал злиться замполит. – Я человек мирный, но мой бронепоезд лучше не трогать с запасного пути! – все более заводился он. – Ежели через минуту эсэсовского штыка у меня не будет, ты, пушная мордочка, сбегаешь в вон-он-ту дярёвню, – старлей применил уральскую разговорную форму, указывая автоматным стволом на дымящиеся руины Темаче. – Найдешь там первого попавшегося ихвани, позаимствуешь у него на некоторое время его личное холодное оружие и принесешь мне! Врубился? Штык потерялся! – передразнил он Соболя.

– Так бы сразу же и сказали! – Наводчику откровенно не хотелось переться в негостеприимный кишлак к незнакомым ему людям. – Вот он, просто завалился. – Он пытался избежать ответственности, передавая старшему лейтенанту клинок в ножнах.

– Шланг ты, Соболь, гофрированный! – не унимался Александр, цепляя клинок по правую сторону от пряжки. – Я тебе покажу «завалился»! За попытку ввести в заблуждение начальника, приказываю: прошвырнуться по СТО, и раздобыть как можно больше 9-мм патронов для автоматического пистолета системы Стечкина! Как меня понял, Соболь? Прием! – Своими не совсем серьезными приказами он дал понять подчиненному, что у того есть шанс исправиться.

– Понял вас хорошо! – на бегу ответил боец, направляясь к полевым ремонтным мастерским.

– Ловок, десантура, могёшь! – с легкой завистью подметили старшие лейтенанты, собирались уже идти.

Обменялись координатами, явками и паролями, обнялись на прощание.

– Бывай, Хантер! – прозвучали напутственные слова. – Береги себя!

– Будем жить! – Хантер поднял вверх кулак, сжатый по рот-фронтовски.

Он собрался уже идти к ротному (чувствуя, что настало время вернуться к своим функциональным обязанностям), когда наводчик-оператор известил, дескать, вычистил пистолет, обоймы к нему, набив их патронами.

– Все готово, товарищ старший лейтенант! – доложил он, отводя взгляд нашкодившего кота.

– Это хорошо, Соболь, – похвалил подчиненного замполит роты. – Не обижайся на меня, просто не люблю, когда брешут…

– Да ничего, товарищ старший лейтенант, – спокойно ответил наводчик. – Я и не обижаюсь.

– Товарищ, старший лейтенант! – вновь подбежал Колун. – Вас вызывает командир роты!

Деваться было некуда, Хантер нацепил на себя снаряжение и оружие, и пошагал к броне ротного. Подойдя к командирской БМП, сразу же сообразил – что-то случилось.

Ротный полусидел возле катка машины, напротив, на камне сидел Кузнечик, с котелком в руках, в котором плескался чай. Зайдя спереди, Петренко увидел, что лицо командира, руки и даже кожа под ногтями приобрели лимонно-желтый цвет.

– Володя, что случилось?! – перепугался замполит и, забрав у сержанта котелок, подал знак – чтобы забирался как можно дальше от инфекционного больного.

– В свое время не долечил желтуху, – потухшим голосом пояснил капитан. – Сбежал раньше установленного срока из госпиталя и вот результат налицо! – Он обвел рукой желтую, китайского типа, физиономию.

Было заметно, что Лесовому худо, что он старается превозмочь боль, однако усилия были напрасными.

– В госпиталь тебе нужно, командир! – замполит озвучил единственно грамотное решение в данной ситуации.

– Вижу – другого выхода нет! – держась за правое подреберье криво ухмыльнулся Лесник. – Ситуация хреновая!

– Ты это брось! – начал успокаивать старшего товарища Сашка. – Главное – это здоровье! Мы здесь с Дыней и Грачом как-нибудь вывернемся!

– Я знаю, что вывернетесь, просто мне перед вами неудобно. – Ротный дотянулся слабой рукой к котелку, начав хлебать чай.

Было слышно, как стучат его зубы по металлу – Лесовому становилось все хуже.

– Что и как мы должны делать, командир? – Замполит вплотную приблизился к пожелтевшему командиру роты. – Ставь задачу!

Угловым зрением он заметил – взводные быстрым шагом идут к командирской машине.

– Значит так, товарищи офицеры, – собрался с силами капитан, когда взводные присели возле него. – Видите – какой переплет?

Офицеры молча кивнули.

– Так вот, за меня остается старший лейтенант Петренко, – сообщил ротный.

– Так я же репрессирован! – вырвалось у того. – Я ж…

– Ты, Хантер, пока еще штатный заместитель командира роты! – перебил Лесовой. – Никто не отстранял тебя от должности! Поэтому командовать ротой будешь ты, поскольку назначение Дыни, после его выпендронов с подполковником Леонидовым на ПКП армии, вызовет еще большее раздражение, чем твое, Саня, стремительное повышение, – даже в этой ситуации Лесник сохранял бодрость духа.

– Тем более что «духи» тебя уже сделали тураном, а издали вообще можно принять за капитана, – ротный ткнул желтым пальцем в следы от капитанских звезд на куртке замполита.

– Спасибо, Лесник! – Хантер пожал вспотевшую ладонь ротного.

– Убедился я, что у вас с Дыней сложился неплохой тандем, с лейтенантом Вороновым ты тоже ладишь, – продолжал капитан. – А ночные события показали, что кроме всего, водишь ты, Хантер, компанию с фортуной…

Тем временем прибежали медики, вызванные старшиной, и, положив ротного на носилки, проворно потащили на горку, где молотила двигателем их «таблетка».

– Нужно напомнить Оселедцу, чтоб нашел для меня что-то более подходящее. – Замполит продемонстрировал фантомы звезд на погонах. – Как-то неудобно тураном ходить досрочно…

– Ничего, тебе к лицу! – понимающе переглянулись взводные.

Хантер только собрался пообедать у Шамана, как снова за ним примчался припорошенный пылью гонец.

– Товарищ старший лейтенант! Опять вас там какое-то начальство вызывает! – доложил надежный, как автомат Калашникова, рядовой Петриковец, он же Колун.

– Какое в этот раз? – поинтересовался Александр, собираясь идти.

Солнце уже серьезно склонялось на Запад, на том месте, где еще вчера был кишлак Темаче, курились руины, и ветерок носил легкий дымок.

– Хадовцы там, и тот майор с ними, с которым вы утром разговелись, – хитро прижмурился Колун и быстро побежал восвояси.

– А сумка полевая вам что, не нужна? – влез в разговор Соболев, внезапно появившийся перед офицером, со снаряжением в руках.

– Вот, растяпа! – Петренко хлопнул себя по голове, на что та откликнулась болезненным эхом. – Я ж о ней забыл! Там же документы «духа», которого я завалил!

Среди мешанины подбитой техники на какой-то горелой броне сидел Дыня. Неподалеку расположилась интересная разношерстная компания: в советской форме – майор Чабаненко и Наваль, в духовской одежде – полковник Худайбердыев и двое местных хадовцев.

– Салам алейкум, саиб дегерволь! – по-афгански приветствовал полковника замполит роты.

– Алейкум асалам! – серьезно ответил тот, и, подойдя вплотную к Сашке, взял двумя руками его ладонь и крепко пожал – на Востоке это было признаком большого уважения.

– Прими мои соболезнования по поводу гибели друга – старшего лейтенанта Романа Кривобоцкого! – прозвучала первая фраза.

– Благодарю, товарищ полковник, – нахмурился старлей, мгновенно вспомнив кяриз, и тяжелое падение тела своего друга в воду.

– Знаю, что тебе пришлось перенести, в том числе – разборы полетов после выхода из боя, – полковник обвел рукой по кругу.

На этот раз невербалика у Худайбердыева была восточная, его жесты, мимика, и даже выражение лица выглядели совсем по-иному, нежели тогда, когда он, в погонах полковника Советской Армии, встречал двух самоуверенных юнцов в политуправе ТуркВО.

– Снявши голову, по волосам не плачут… – махнул рукой старший лейтенант.

– Александр Николаевич! – Худайбердыев продемонстрировал хорошую память. – Ты, наверное, уже знаешь главную пуштунскую заповедь?

– Так точно, Давлетмыйрат Мыляйвиуч, – настала Сашкина очередь продемонстрировать память. – Майор Чабаненко научил: «Не спеши, не спеши, не спеши!».

– Что же, Александр, – обращаясь по имени, полковник подошел ближе. – Это хорошо, что имеешь, прекрасную память: мое имя-отчество с первого раза мало кому удается запомнить.

– Я должен вам кое-что передать, товарищ полковник, – Хантер посуровел. – Некоторые документы и фотосвидетельства, позаимствованные у убитого душмана.

Старший лейтенант открыл сумку и, вытянув духовские документы, передал Худайбердыеву. Туркменские глаза полезли из орбит. Он гаркнул на пушту, вмиг двое хадовцев и майор Чабаненко окружили его, рассматривая трофеи.

Началось оживленное обсуждение, иногда до контуженых ушей Александра доносились знакомые слова, вперемежку с российскими нелитературными выражениями, которым довольно свободно владели афганские контрразведчики. Через некоторое время Худайбердыев позвал к себе Наваля и, показав ему фото, что-то спросил.

Неожиданно Наваль смутился, громко оправдываясь, он показал на себя, потом на Петренко, точнее – на АПС, висевший у того на поясе. На разговоры и выяснения ушло немало времени, Хантер уже подумывал как-то избежать неприятной ситуации – в данном случае он чувствовал себя немым болваном.

Облегчив участь Хантера, Худайбердыев положил конец неопределенной ситуации.

– Не волнуйся, Искандер! – успокоил он замполита роты. – Просто ты, сам того не ведая, помог разобраться в запутанном узле. Эта мерзкая фотография, – полковник брезгливо ткнул пальцем в снимок, где палач держал в руке отрезанную голову, – является ключом для разгадывания тайны исчезновения одного из советских военных советников полтора года назад.

– Дело в том, – он поднял кверху темные глаза, вспоминая события прошлого, – что в провинции Нангархар, в одном из уездных городков, в одной из пограничных частей вспыхнул мятеж. В результате эта часть почти в полном составе перешла к душманам. И лишь начальник штаба части с военным советником, майором Погранвойск Аникеевым, забаррикадировались в штабе, отстреливаясь до последнего патрона. Начштаба убили, а советника – ранили. В бессознательном состоянии, на свою беду, он попал в плен.

– И что дальше? – взволнованно спросил Хантер, чувствуя, как вновь зашумело в ушах.

– К сожалению, Искандер, чудеса встречаются лишь в сказках и кинолентах, – грустно сообщил полковник. – Пленного майора перепродавали из одного бандформирования в другое, каждый раз цена за него стремительно возрастала.

Мы пытались отследить географию его перемещений, хотя это было крайне сложно, наши друзья – хадовцы потеряли при этом нескольких агентов, – туркмен кивнул на пуштунов, склонивших головы в знак согласия с дегерволем. – Наконец майор Аникеев попал в банду муллы Сайфуля, имевшего свои планы по поводу его дальнейшей судьбы.

Случилось так, что в отсутствие муллы (тот лечился в Объединенных Арабских Эмиратах после ранения), начальник службы безопасности бандформирования по кличке Саг, будучи гомосексуалистом, положил глаз на пленного, принуждая к противоестественной половой связи. Завязалась потасовка, в помощь извращенцу набежали охранники, пленного избили, связали и изнасиловали, после чего Саг собственноручно отрезал ему голову, что и было зафиксировано на пленке, а фото попало к тебе.

– Значит, что я – того самого Сага и того…? – с чувством глубокого удовлетворения поинтересовался Александр.

– Именно так и вышло, Искандер, – бешеная собака в человеческом облике попала под меткий охотничий выстрел, – по-восточному цветисто закончил Худайбердыев. – Ты же у нас Шекор? То есть охотник, он же Хантер?

– Потомственный охотник! – с законной гордостью подтвердил старлей.

– Такие дела невеселые, земляк, – подключился к разговору Чабаненко. – Саг – это «собака» на пушту, по большому счету – ругательство, ибо у ортодоксальных мусульман собака является нечистым животным, укусившим когда-то самого Пророка. Так вот, возвратившись после выздоровления, мулла за смерть аманата едва не порвал Сага на шматы. Чтобы уцелеть, этой Собаке пришлось проводить целую спецоперацию, по итогам которой в зиндане муллы появилось сразу трое пленных – наш солдатик из 66-й бригады и двое «зеленых» офицеров. Именно так Саг сохранил свою шкуру, хотя и не надолго, – майор закончил экскурс в историю банды муллы Сайфуля.

– Отныне нам доподлинно известно – где и как закончил мученический земной путь майор Погранвойск Николай Васильевич Аникеев, – резюмировал полковник Худайбердыев. – И мы с чистой совестью можем известить семью (теперь уже погибшего, а не пропавшего без вести) о месте и приблизительной дате его трагической гибели.

– «Все тайное становится явным», – продекламировал старший лейтенант Петренко. – Как говорил когда-то Герцен…

– Герцен лишь перефразировал известное выражение Омара Хайяма, – не дослушал его полковник. – Что в переводе звучит приблизительно так: «Воистину тайна становится очевидной, когда время наступает, отведенное Аллахом!».

– А я и не знал… – удивился Сашка.

– Тебе еще многому еще предстоит научиться на этой войне! – многозначительно заметил дегерволь.

– Может, стоит поторговаться с муллой относительно выдачи останков майора? – предложил старший лейтенант, стараясь уйти от неприятных нотаций.

– Это возможно, Искандер, хотя и слишком сложно, ведь мулла загнет бешеную цену, как за двадцать живых аманатов! Это Восток, а здесь все имеет свою цену. Даже останки погибшего страшной смертью заложника, – размышлял вслух дегерволь. – Проще отыскать очевидцев захоронения (если они живы) и за относительно небольшую сумму выкупить останки. Или же – обменять на оружие и продукты питания…

– Еще одна особенность Востока проявилась в том, что вместе с аманатом, – снова заговорил Чабаненко, – от банды к банде переходил его пистолет Стечкина, в итоге попавший к тебе.

– К чему им пистолет? – недоверчиво спросил старший лейтенант. – Чего-чего, а оружия тут – как грязи!

– АПС передавали, словно паспорт человека, заверяя таким образом, что именно он владел этим оружием! Тем более, ты на собственном опыте, собственноручно убедился, насколько «почтальон Стечкин» надежен и безотказен, – непонятно – спрашивал или утверждал Чабаненко. – Не так ли?

– Так-таки-так! – задумчиво согласился замполит роты, кожей ощущая неприятное ощущение разлуки с оружием, к которому уже привык, которое пришлось по душе. – Не могу я отдать этого «почтаря», саиб дегерволь! – с надеждой промолвил он, обращаясь к туркмену, рукой держась за АПС. – Он мне жизнь спас!

– Мы не можем отдать тебе прямой приказ передать трофейное оружие, – увещевал Павел Николаевич. – Но ты пойми, что этот пистолет – это единственное, что осталось от человека, от офицера! И это единственное, что мы можем передать семье погибшего, ведь фото (по понятным причинам), мы не можем им переслать.

– Отыскать тело майора является проблемой из проблем. Никто не даст гарантии, что кости принадлежат именно советнику, а не дехканину, погибшему приблизительно в то же время от советского снаряда, залетевшего в дувал… Согласен, земляк? – тихо спросил он земляка.

– Согласен, б…, – в сердцах Хантер сплюнул на пыльную землю, снимая из пояса кобуру с пистолетом. – А как вы его в Союз переправите? – с надеждой спросил он. – Там же таможня!

– Погибший был офицером Погранвойск КГБ СССР, – проговорил Павел Николаевич. – А те уже найдут способ передать оружие по адресу. Это, во-первых. А во-вторых, – по разбойничьему усмехнулся майор, – сейчас мы упростим им эту задачу!

С этими словами полтавец вытянул АПС из кобуры, умело и быстро разобрал оружие, вынул внутренности, собрал пистолет (точнее – уже муляж), и положил в кобуру…

– Имею для тебя, Александр, некий поощрительный приз, – промолвил Худайбердыев, наблюдая со стороны за Сашкиными поведенческими реакциями. – Держи американский револьвер. Это так называемое «оружие второго шанса» для американских полицаев, и носит он следующее название: «специальный, для шефа». – Полковник вытянул из просторных пуштунских штанин и протянул Хантеру маленький, словно игрушечный, белый револьвер.

– Благодарю, конечно, Давлетмыйрат Мыляйвиуч, – растерянно промолвил старлей. – Но что я им буду делать? Разве что застрелиться? «Макаревич», и тот лучше будет!

– Ну что ты, Александр, капризничаешь! – не обиделся туркмен. – Этот револьвер – довольно надежное и точное индивидуальное оружие.

– Хуб аст, саиб дегерволь! – все же согласился Хантер, понимая – дареному коню в зубы не смотрят. – Благодарю вас за достойный подарок!

Он рассмотрел револьвер. «Chief special» – прочитал он на оружии с одной стороны. «Made in USA» – информировала другая сторона игрушки.

– Наверное, это оружие имеет определенную историю получения? – спросил он туркмена.

 

Собашашлык

– Не такую драматическую, как пограничный «почтальон», но – имеет, хотя об этом в другом месте и в другое время, – ответил полковник. – Мы намереваемся привлечь тебя к обмену военнопленными, который должны состояться в самом скором времени, – сообщил он уже почти официальным тоном. – Наваль охарактеризовал тебя с наилучшей стороны и, даже просил, чтоб ты обязательно присутствовал при предстоящем обмене.

– Недавний опыт показал, что на тебя можно положиться в критической ситуации. Связь с нами будешь держать через известного тебе Павла Николаевича. Желаю всего наилучшего, Искандер! – с этими словами полковник Худайбердыев опять-таки обеими руками пожал Сашкину ладонь, неспешно повернулся и зашагал вглубь СТО.

Хадовцы долго трясли руку Петренко, выражая благодарность за уничтожение Сага, а Чабаненко подошел и просто по-братски обнял.

– Оставайся живым, Хантер-туран! – попросил он. – Хуб? Даже Наваль, уводимый хадовцами, махнул старлею здоровой рукой.

– Что это было, замполит? – недоуменно вопросил Дыня, который наблюдал все это время (сидя сверху на обгорелом БТРе) за непонятным и необычным действом.

– Спецпропаганда работает по своим каналам и по собственным законам, – туманно объяснил замполит подразделения.

– И ты их всех знаешь, что они к тебе с таким уважением? – еще больше обалдел Денисенко.

– Хадовцев впервые вижу, – честно признался Петренко. – Полковника Худайбердыева (это тот, что в духовских одеждах) знаю с Ташкента, а майор Чабаненко – это вообще мой кореш и земляк, с Полтавщины.

– Молоток, комиссар! – с уважением промолвил Дыня. – Новиков, покойник, при всех его положительных качествах, не дотягивал до тебя. Даже на половину!

– Благодарствую, Вовчик, зная – на похвалу, особенно, по отношению к замполитам – ты скуповат! – засмеялся Петренко.

– Что есть, то есть! – согласился комвзвода-1, спрыгивая на землю.

– Товарищи офицеры! – послышался голос. – Разрешите пригласить вас на шашлык по случаю Пасхи! – Возле них возник Зверобой.

– Шашлык говоришь? – не поверил собственным ушам замполит. – А из какого мяса? Не из тушняка же?

– Из Замены! – сообщил сержант без эмоций.

– Как? Из собаки? Она же полсуток как погибла, да еще и по такой жаре! – охренел Хантер.

– Как только она погибла, – разъяснил ситуацию сержант, – рядовой Боровков быстро, несмотря на обстрел, тушу разделал, и мясо замариновал.

– И в чем это он ее замариновал? – удивился теперь уже Дыня.

– В марганцовке, – улыбнулся Зверобой. – Собачье мясо жесткое, вымачивать долго.

– Что же дальше? – уже с улыбкой спросил Петренко.

– А дальше, – спокойно, словно шеф-повар в элитном киевском ресторане «Лейпциг», посвящающий клиентов в тонкости кулинарного искусства, рассказывал сержант, – если из мяса полезли волокна, это означает, что его пора вытягивать из маринада. Мы его вытянули да и бросили в речку, а проточная вода – промыла от кислоты.

– Берег же заминирован… – засомневался Дыня.

– Да он так заминирован, среди белого дня… – презрительно перекривился сержант Петрик. – Я за такую работу своим бойцам яйца поотрывал бы!

– Хорошо! – успокоил всех замполит. – Мясо можно есть?

– Не можно, а нужно! – ответил сержант. – Я и пришел вас пригласить!

– Что, Вовчик, пойдем? – Александр обратился к взводному за поддержкой.

– А то! – без сомнения согласился тот. – Кликнем Грача с Оселедцем, и вперед!

– Вперед, так вперед! – легко поддался уговорам проголодавшийся Хантер.

За машиной Зверобоя витал приятный запах шашлыков – пришлось нервно сглатывать голодную слюну. Оселедец притянул несколько деликатесов, приготовленных хозяйственным Шаманом. Праздничный стол был накрыт. Старшина вытянул было свою волшебную флягу с лечебной настойкой, однако замполит на этот раз категорически запретил спиртное.

– Нельзя, друзья мои! – Он перекрыл рукой разливной жест старшины (собиравшегося налить себе и офицерам). – Нюхом чую – разборы с нами не закончились. Какое-то начальство к нам сегодня еще наведается! Ежели уловят запах спиртного – будем иметь геморроидальные колики. А их у нас и так хватает…

Чересчур брезгливых не нашлось, потому начали просто есть, поскольку не на шутку проголодались На шашлык собрались офицеры, старшина и сержанты – «замки» и «комоды», а также Шаман, временно назначенный вместо Кинолога старшим техником роты. На весь личный состав мяса не хватило, хотя Замена и была довольно крупной собакой, но – не коровой иль кобылой…

Марганцовка и жара сделали свое дело – мясо оказалось мягким и податливым, никто и не верил, что ест собаку. Попили чайку из фирменного чайника Шаймиева, и разбежались по местам. Бросило в сон, все же для полноценного отдыха два часа было маловато. Он присел на ящике из-под снарядов возле БМП, утомленно прислонился к теплой броне. И вновь вспомнилось…

* * *

…Через четыре часа марша, перед перевалом, объявили большой привал. Колонна остановилась. Все шло по плану, но привал почему-то затягивался, миновал час, а команды на продолжение марша так и не поступило. Становилось понятным, что по светлому в Джелалабад колонне уже не попасть. Через три часа ожидания произошли погодные изменения – налетели тяжелые и лохматые дождевые тучи, в них роились молнии, гремели раскаты грома, и вдруг – сорвался шквальный ветер, поднявший густую пыль и мелкие камешки – это и был известный по всей Азии злой ветер, прозванный «афганцем».

Тучи пошли к перевалу, колонна под дождь не попала, но «афганец» моментально превратил обычную погоду в так называемые «условия ограниченной видимости». Видимость ухудшилась до нескольких десятков метров, предметы «оделись» в серый цвет, глаза наполнились слезами и пылью, даже дышать стало трудно. Оставалось переждать непогоду – переться огромной колонной через перевал было бы верхом безрассудства.

По радио сразу же возникли помехи: вблизи проходил мощный грозовой фронт. Эфир наполнился треском электрических разрядов и непонятным радиобазаром. Внезапно в радиосеть армейской колонны влезли позывные рот советского мотострелкового полка, дислоцировавшегося в Файзабаде, за несколько сотен километров; неистово верещали вражьи голоса; дошло даже до пустой болтовни ташкентских таксистов с нашими радистами.

Эфирный бардак продолжался недолго, но за это время Хантер успел понять, что связь, наверное, является одним из самых слабых звеньев не только в их бригаде, но и во всей Советской Армии. В сущности, так оно и было. К счастью, ураган в эфире, как и его погодный аналог, рассеялся так же внезапно, как и начался.

– Что ж, – старлей протер глаза от пыли. – Хорошо тому, кто хорошо кончил. – Колонна повысила статус (была бригадной – стала армейской), усилить внимание, начало движения через пятнадцать минут, доложить о готовности! – голосом Лесового сообщили наушники.

Александр доложил, дескать, все на месте, и дозор готов к продолжению марша.

– Хорошо, Хантер! Будь внимателен на серпантине, за водоразделом прошла гроза, может быть очень скользко! – предупредил многоопытный ротный.

– Вас понял, Лесник! – ответил заместитель. Перед выходом на боевые, ротный собрал всех офицеров, прапорщиков и сержантов роты и строго-настрого предупредил: радиообмен внутри подразделения вести по псевдонимам-позывным, к тому же – на сленге.

Это был специфический говор, придающий особенный шарм в общении: команда «Вперед!» (или «Огонь!») могла прозвучать как «Фас!», команда «Назад!» (в ином варианте: «Стой! Прекратить огонь!») – как «Фу!», в горах команды на подъем-спуск изобиловали словечками из лексикона строителей, на манер «Вирамайна!».

Сей нехитрый прием все же значительно усложнял работу духовских переводчиков и радистов, оберегая наши сети от прослушки и «дезы».

А вот с распределением переносных радиостанций случился небольшой конфуз. Ротный и взводные получили в свое пользование новенькие и компактные станции, сержанты – приемники, а для замполита ничего современнее, чем старая и надежная, как трехлинейка, станция Р-107М не нашлось, и теперь рядом с ним терся радиотелефонист с демаскирующим «чемоданом» за плечами.

На совещании перед боевым выходом ротный командир утвердил следующие позывные: Лесник – комроты, Хантер – замполит, Дыня – комвзвода-1, Грач – комвзвода-2, Редька – комвзвода-3, Рыба – старшина, ну и Кинолог – Ошейков. Правда, веселые коллеги Сашки-Хантера его позывной переиначивали на все лады – Охотник, Браконьер и т. п.

Прозвища сержантов (они же позывные) поражали оригинальностью: Ара, Кузнечик, Кувалда, Лом, Зверобой, Инкубатор, Будяк, Шишка, Зашибись и даже Христофор Бонифацьевич!

Ротный объяснил замполиту, мол, уже предпринимались попытки ввести суровый «союзный» порядок присвоения позывных всем без исключения должностным лицам, от командира бригады до «крайнего» командира отделения включительно. Первые же боевые продемонстрировали – ничего путного из эксперимента не получилось.

«Духам» было нетрудно понять: кто есть «ноль-первый», а кто «ноль-второй». Война рассудила по-своему: роту в бригаде или батальоне называли отдельным позывным, например четвертая парашютно-десантная рота являлась в эфире Рысью, соседняя пятая рота откликалась на позывной Азарт, разведрота была Росомахой, а рота материального обеспечения не без юмора отвечала на позывной Тачанка.

Первые должностные лица бригады также имели колоритные позывные: Ермолов – Губернатор, его первый заместитель полковник Ашугов – Кромвель, начштаба Егоров – Пушкин (наверное, за его привычку спрашивать: «А это кто должен за вас делать – Пушкин?»), зампотех – Угрюмый. В таблице позывных так и было расписано: начальник тыла – Берендей, Монстр-Михалкин – Алтай, его молочный побратим Гнус-Иванов – Кум, а начмед – Змей (правда, никто не знал, имелся ввиду «зеленый змий», или тот, что изображен на медицинской эмблеме?).

Чем дальше в лес, тем своя рубашка ближе к телу: майор Дардин, начальник разведки, конечно, был 007, начинж майор Студенёв, естественно – Кротом, а вот комбат-2, майор Пост – Берлином. Почтальона Печкина, несмотря на отчаянные попытки сопротивления, уже полтора года доставал позывной Протокол. Начальник артиллерии бригады подполковник Понедельников звался Душанбе (слово «душанбе» на дари означает «понедельник»), его подчиненного, командира противотанковой батареи величали Фаустпатроном, хотя его подразделение отзывалось на совсем не воинствующий позывной – Енисей.

Если бы провести конкурс на самый интересный позывной, то со стопроцентной уверенностью можно утверждать, что пальму первенства забрал бы себе зампотех-2, майор Волк, поскольку его позывной полностью отвечал его внутреннему миру, поскольку был он… Пол-Потом! Утверждали, что ему самому этот позывной нравился…

Конечно, нужно было отдать должное связистам и их начальнику майору Красилову (позывной – КВН: звали его Василием Николаевичем), которые вели тщательнейший учет позывных, всегда держали под рукой таблички позывных, узнавая голоса всех должностных лиц и их радистов!..

Вот ротный скомандовал «Фас!», и нужно было двигаться вперед. Взревели остывшие двигатели, дозор неспешно покатился вперед. Перевал был закрыт тучами, дорога действительно была мокрой и скользкой после ливня, бесчинствовавшего тут совсем недавно. Потоки воды, что неслись с бешеной силой, не только основательно сполоснули дорогу, как это делали поливочные машины в Союзе, но и повырывали целые пласты дорожного покрытия и даже бетонных парапетов, служивших ограждением на особо опасных участках.

Передний танк, тяжелый и широкий, почти не скользил, хотя «яйца», то есть катки большого противоминного трала, толкаемые им впереди себя, мешали уверенно двигаться в узких местах серпантина, потому спуск шел медленно. БМП и БТР скользили чаще, хотя опытные механики-водители держали машины на дистанции, не приближаясь к обочинам, зиявшим бездной сотен метров обрыва. Облачность «висела» на уровне лица, можно было притронуться рукой, что Сашка и сделал. Туча была прохладной и мокрой, как морской туман.

– Б-р-р-р, – пробурчал недовольно Хантер, увидев, что бойцы смотрят на его мальчишеские проделки. – Туман, он и есть туман…

Туча, внутри которой двигалась колонна, глушила голоса, и отголосок грохота дизелей звучал как-то невнятно. Въехали в небольшой туннель, перед въездом стояли бойцы дорожно-комендантской службы в специфической мотоциклетной форме – черный кожаный реглан и брюки, белый ремень с портупеей, (почти как у «союзных» гаишников!), скипетр с малиновым катафотом на кончике – в руке, белый стальной шлем с буквой «К» – на лбу.

Только миновали туннель, как среди туч послышался ужасающей силы грохот, казалось, где-то неподалеку взорвался вагон взрывчатки. Эхо от этого взрыва долго перекатывалось среди невидимых в тучах горных вершин. Александр оглянулся на старшего сержанта Логина, спокойно курившего сигарету в кулачок – тот безмятежно сидел рядом, вглядываясь в трассу, которую метр за метром преодолевала броня.

– Да это гром, – успокоил старший сержант. – Внизу еще идет гроза.

Туча обступала все плотнее, поэтому Сашка приказал включить на технике фары. Предусмотрительные действия Петренко оказались кстати: головной танк затормозил, а потом и остановился. БМП Хантера вплотную приблизилась к нему и тоже встала. Сержант-командир танка, сидевший верхом на башне, обернулся и, махнув рукой, что-то прокричал. Туча и гул работающего двигателя поглотили слова.

Успев приказать Дыне, дабы доложил ротному о непредвиденной остановке, Хантер, схватив автомат, соскочил на скользкую дорогу. Следом спрыгнули старший сержант Логин, и еще один боец – рядовой Диордиев, радиотелефонист.

Втроем обогнули танк и увидели – впереди, мордой навстречу колонне стоит, с включенными фарами и работающей мигалкой на кабине, ГАЗ-66 комендачей. За «шишигой» (так называли иногда 66-й газон в войсках) едва угадывалось тело огромной машины.

Не слушая объяснений испуганного водителя «шишиги», Александр со своими охранниками рванули к массивному объекту, проглядывавшему сквозь тучу. Сразу же зарядил мелкий дождик, такой холодный, что мигом пронял до костей. Снизу послышались, один за одним, несколько сильных ударов грома, мелькнули отблески молний, эхо долго колотилось в каменных отрогах.

Объектом, препятствующим движению колонны, оказался огромный автобус западно-германской фирмы «Ман». Возле него стояли с оружием в руках прапорщик – комендач в «эксперименталке», и двое его бойцов в насквозь промокших плащ-палатках. У одного из бойцов за плечами выпирал горб радиостанции. Причина остановки крылась в том, что водитель афганского автобуса (в котором находилось несколько десятков голов: по большей части люди, а также овцы и козы) во время ливня не справился с управлением. Автобус сбил несколько метров бетонного ограждения, повиснув передними колесами над пропастью. Комендачи подскочили сразу же, как это произошло, но ничего сделать не успели – легкая «шишига» не смогла даже стронуть с места тяжелого «немца», только трос порвали.

По всем правилам надлежало срочно расчистить путь – танком свалить препятствие в обрыв, и следовать дальше. Об этом говорила теория, так это выглядело в кинолентах. Подойдя к автобусу, Хантер увидел несколько десятков человеческих глаз, с надеждой смотревших на него: десятка два женщин и детей. Водитель – высокий и худощавый афганец лет тридцать пяти, признав в нем старшего, приблизился, с достоинством склонил голову и, приложив руку к груди, залопотал, смешивая все языки, какие знал.

– Командор, вырусай! – спешил он. – Я Саид, дравар! Автобус балшой пайса стоит, если внис упадьот мой барбухайка, миня хозяин глава на дувал поставит – атрежет нафиг! Симья балшой – сэм дэтей, два ханум, адин – сапсэм малодэнький будэт, недавно жэнилься. Памаги, командор, дьорни танка, тибэ балшой ташакур будэт!

Петренко размышлял. Проще простого – скомандовать командиру танка, и через пять минут препятствие будет ликвидировано. Но почему-то ему стало жаль этих замерзших, промокших и проголодавшихся женщин и детей, словно куры под дождем, сбившихся в кучу, чтобы было теплее, а вокруг них, чуя опасность, грудились овцы и козы. Картинка выглядела невесело.

Жаль было и Саида-дравара – действительно, в этих краях законы суровые, убьет его хозяин автобуса за то, что не смог удержать тяжелую машину на скользком повороте серпантина… И семь детей и две жены не спасут его (если не врет, обезьяна!). Необходимо было что-то делать. На него смотрели все – и свои, и афганцы.

Выручил видавший виды старший сержант Логин по прозвищу Лом: он осмотрел автобус со всех сторон, даже лег на мок рый бетон возле разбитого парапета и заглянул в бездну.

– Вытянуть можно, товарищ старший лейтенант, – сделал он вывод. – Однако не танком.

– Почему? – удивился старлей, в чьем разумении танк являлся самым надежным буксировочным средством современности.

– Ему «яйца» мешают – объяснил Лом, показывая на большой противоминный трал из трех секций. – Отцеплять и прицеплять их – много времени понадобится, с ними не развернешься на этом узком участке. Один выход – нашей бээмпэшкой рвануть. Она вытянет. Однако, существует одно «но»… – хитро протянул старший сержант.

– Какое еще «но»? – сурово спросил Александр, предчувствуя подвох.

– Дравар-Саид что-то про «балшой ташакур» намекал. – Сквозь туман серые глаза сержанта смотрели лукаво. – А нам еще месяц-полтора на консервах желудки портить. Пусть дает нам барана, и мы его вытянем!

– Дам баран, сколка нада – дам! – с надеждой в голосе закричал афганец и, обернувшись к своим, что-то сказал на пушту.

Женщины заголосили, а мужчины-пассажиры, стоявшие под скалой, что-то живо залопотали.

– Два барана, – вставил прапорщик-комендач.

– Э, командор, баран не мой, нада будите хозяин гаварит! – очередь хитрить дошла до Саида.

– Три барана, или я завожу танк, и через миг твоя барбухайка летит вниз, в реку Кабул! – жестко подвел итоги Александр.

Боковым зрением он наблюдал за реакцией бойцов на такое хамство с его стороны. Реакция была адекватной – они пребывали в восторге! Баранов загрузили согласно купленных билетов: один – в «шишигу», два – в головную БМП. Танк и «газон» комендачей отъехали от автобуса, а бээмпэшка с механиком-водителем, виртуозом своего дела тувинцем Шаймиевым, приблизилась вплотную к автобусу.

Немалая БМП выглядела на его фоне не очень внушительно, но Шаман (прозвище механика-водителя) уверил замполита, дескать, и не таких быков в консервные банки загоняли. Диордиев набросил танковый трос на задние крюки автобуса, бойцы, по команде Лома, спешились и наблюдали за процессом из-за танка.

Афганские женщины что-то верещали из-под своих намордников, Саид грозно рыкнул на них, и те покорно притихли. Шаман передал, чтобы водитель автобуса немедленно занял свое место за рулем, завел двигатель и включил заднюю передачу, дабы помочь бээмпэшке.

Однако дравар категорически отказался лезть на свое рабочее место, находящееся сейчас прямо над бездной. Время пребывало в жестком дефиците, поэтому Шаман завел двигатель, газанул несколько раз, прогревая его, воткнул первую пониженную, и дал газ до полика.

БМП рванула, мощный танковый трос, крест-накрест вцепившийся в крюки «Манна», натянулся струной, из него полезли в разные стороны стальные волокна, гусянки заскреблись асфальтобетоном, высекая искры.

«Немец» заскрипел внутренностями, подался назад, потом – еще раз назад, к краю. Но здесь его передние колеса, вывернутые резко влево, зацепились за остатки парапета. Бээмпэшка немного довернула вправо, абы не упереться носом в каменистый склон, водитель отсутствовал, и никто не мог поставить передние колеса великана в положение, параллельное движению…

На Саидову беду, он, очевидно, еще и вытянул ключ из замка зажигания, от того колеса заблокировало. Шаман дал газ по максимуму, трос почти разлезся, автобус жалостно застонал, задрожал всем корпусом, и… со скрежетом выскочил на дорогу за БМП. Наблюдатели радостно завопили.

Радость была не для всех – Саид закрыл лицо руками, сквозь пальцы закапали слезы. Подбежав к автобусу, Петренко понял причину его отчаяния – передний мост вместе с колесами оторвался и рухнул куда-то в бездну, скрытую тучами!..

На проявления горя или радости категорически не хватало времени. Шаман оттянул поврежденный автобус в «карман», ниже места события. Прапорщик-комендач, высадив своего перепуганного водителя из-за руля, собственноручно повел «шишигу» в голове колонны, его проблесковый маячок хорошо пробивал тучи.

По радио Александр доложил Лесовому причину задержки и о том, как вышли из ситуации. О баранах и оторванном мосте, конечно, промолчал. Вообще он ожидал взбучки, но опытный Лесник не только не упрекнул, но даже похвалил. Оказалось – пока колона стояла, подтянулись отставшие, а на водоразделе, где застыла колонна штаба армии, значительно улучшилась погода – солнце пробилось сквозь тучи.

А вот на серпантинной петле, где сейчас спускался Хантер со своим дозором, было влажно, прохладно и тревожно. Внизу бушевала сильная гроза, из-за туч видимость была на нуле, и даже мигалка комендачей не могла пробить облачность. Колонна понемногу, метр за метром, спускалась все ниже.

Нервы натянулись струнами, особенно – у механиков-водителей, трудившихся в поте лица и на пределе возможностей, лавируя тяжелой техникой на скользких и узких участках, ежесекундно рискуя свалиться в пропасть.

В какой-то миг все изменилось – десантники ощутили дуновение ветра. Это было что-то удивительное – свежий ветер среди туч!

Клубы тумана потянуло вверх, сквозь серую пелену пробился кусочек солнца, стало теплее, светлее и веселее. Видимость улучшилась, показалась противоположная стена пропасти, там виднелись какие-то козьи тропы. Ниже серпантина сплошным ковром лежали тяжелые, черные тучи, в них по-прежнему бушевала гроза. Однако гроза эта выглядела уж очень нетипично: молнии вели себя не так, как это бывало везде и всюду! Петренко привык, что молнии бьют под косым углом сверху вниз, а тут все было с точностью до наоборот – молнии одновременно лупили в обоих направлениях, как вниз, так и вверх! Зрелище завораживающее, хотя и страшное.

– Слышь, Дыня, – вызвав взводного Александр. – Что это за хренобень такая – молнии в небо бьют, словно Аллаху угрозы посылают?

– Повезло тебе, Хантер, – прозвучало в ответ сквозь змеиное шипение и треск разрядов. – Ты стал очевидцем редчайшего природного явления – тропической грозы! Только тропическая гроза отсылает молнии в обоих направлениях, увидеть это явление возможно высоко в горах, как мы сейчас, или с борта самолета…

– Немедленно прекратите посторонние разговоры в эфире! – послышалось в шлемофонах.

Они совсем позабыли, что армейские связисты, их вековечные друзья-соперники, осназовцы, как и специалисты из службы РЭБ, слушали весь эфир.

– Нужно быть осторожнее, даже среди своих, – въехал Хантер.

Развиднелось. Ветерок с гор прямо на глазах подсушивал мокрую дорогу, скорость движения колонны понемногу возрастала. Гроза закончилась, тучи уволокло в сопредельный Пакистан. Внизу «проявился» серпантин на всем протяжении, блеснула речка, казавшаяся тоненькой серебряной ниточкой.

Спустились в долину. Слева, длинной кишкой, лежало водохранилище реки Кабул, водная поверхность которого занимала много километров. Сторожевые заставы наших и «зеленых» войск соседствовали с разбитыми кишлаками, обитаемых населенных пунктов не встречалось. Стало больше битой и горелой техники, вехами отмечавшей пройденный колонной маршрут. В одном месте из воды торчала кабина «Урала» – с трассы слетела новенькая реактивная установка залпового огня «Град». Судя по всему, она попала в реку совсем недавно – на ней сохранилась свежая заводская краска.

День клонился к закату. Солнце стремилось к перевалу. До Джелалабада оставалось совсем немного, но для огромного хвоста, растянувшегося на добрых два десятка километров, путь оставался немалый, учитывая низкую среднюю скорость движения колонны.

В одном месте, на берегу водоема, в просторном «кармане» сбились в кучу несколько афганских автобусов, грузовиков-барбухаек с высокими наращенными бортами, и «газик-козлик», раскрашенный до неузнаваемости. Пост комендачей, торчавший здесь на БТР-70, томился в ожидании колонны и ничегонеделания. Бойцы-комендачи расслабились, валяясь на броне в байских позах, офицеры или прапорщики замечены не были…

 

Часть пятая

Репортаж с передка

 

Член – он и в африке член!

– …Товарищ старший лейтенант! – тряс его за плечо Кузнечик. – На горку понаехало начальства всякого-разного!

– Понял, Кузнецов! – с тяжелой головой очнулся старший лейтенант. – Передай всем – построение роты перед твоей БМП, на машинах оставить механиков и наводчиков! Все в касках и бронежилетах!

Нацепив на себя доспехи (шлем, бронежилет, полевую сумку), повесив автомат на плечо, Хантер вышел «в народ». Поредевшее подразделение встретило его поредевшими коробочками взводов.

Война всего за два дня боев сделала свое дело – во взводах оставалось человек по четырнадцать, две машины безвозвратно вышли из строя, из офицеров-прапорщиков в строю осталось трое офицеров да старшина. По «союзным» меркам не рота, а усиленный взвод!

Но что это были за воины! Опытные, битые, прошедшие под огнем Крым и Рим! С такими можно было наступать – хоть на Берлин, хоть на Пешавар!..

Когда вышел замполит, рота тихонько одобрительно загудела, приятно пощекотав ему нервы и забитый слух. Перед строем уже топтался в полной боевой экипировке старший лейтенант Денисенко.

– Рота, становись! – зычно подал он команду. – Равняйсь, смирно! Равнение на середину!

И зашагал строевым к Петренко. Обычная, рутинная процедура, происходящая в войсках несколько раз на дню, в этот раз вызвала у старлея противоречивые чувства.

С одной стороны, было приятно, что рота продолжает жить, выступая единым, спаянным и слаженным военным организмом. С другой стороны, Александр ощутил острую тоску по погибшим и раненым товарищам. Чувство собственной вины железными тисками сжало сердце – возможно, что-то можно было сделать иначе, чего-то избежать, где-то сманеврировать?..

Ответить на риторические вопросы было некому, а времени на раздумья не было.

Дыня приблизился и начал рапортовать, дескать, четвертая парашютно-десантная рота выстроена, должность у него – командир первого парашютно-десантного взвода, и воинское звание у него – старший лейтенант, и фамилию он носит Денисенко.

Здороваться с родным подразделением в конце светового дня старший лейтенант Петренко посчитал нецелесообразным, посему просто скомандовал: «Вольно!».

Дыня и продублировал: «Вольно!».

– Все на месте, Володя? – едва успел спросить, как в голове зазвучали церковные звоны, неожиданно подкрался приступ дурноты, кровь заструилась из носа и ушей.

– Вовчик, справляйся сам! – прогундосил исполняющий обязанности командира роты, заслоняя нос ладонями. – Я пойду к Шаману, полежу там, может – станет легче?

– Иди, Хантер! – перепугано ответил Дыня. – Сам дойдешь?

– Дойду! – упрямо заверил замполит, огромным усилием воли направляя нетвердые шаги к машине Шамана.

Красные пятна плыли перед глазами, не успел он пройти и двух шагов, как земля под ногами вышла из-под контроля: резко поднявшись, она болезненно ударила его по лбу… Очнулся старлей довольно быстро – его несли на плащ-палатке четверо бойцов под предводительством санинструктора Бинтика.

– Куда тянете, инструктор? – вроде бы громко спросил офицер, но послышалось лишь глухое сипение. – Стой! – закричал он.

Вышло уже громче, бойцы услышали и остановились.

– Куда тянете? – уже громче спросил Хантер.

– На горке должна быть медицинская машина, – сообщил санинструктор. – Старший лейтенант Денисенко приказал вас туда отнести.

– Отставить! – возразил замполит. – Тяните к Шаману!

– Товарищ старший лей… – начал возражать санинструктор роты.

– Будешь командовать, когда я без сознания буду! – оборвал временный командир подразделения. – Сбегай за медиками, попроси, чтобы пришел кто-нибудь, для меня лучше будет здесь отлежаться! Въехал?

– Так точно! – ответил Муриненко.

– Тогда вперед! – не стал ругаться Петренко. Санинструктор стремглав рванул на горку, а бойцы быстро развернулись, и галопом помчали к Шаманской броне. Сашкина башка качалась в такт бегу, иногда касаясь их ботинок с высокими берцами, и тогда в ней вспыхивали искры, сквозь глаза излучаясь куда-то в бездну афганского неба.

В конце концов, гонки закончились. Хантера поднесли к ящикам, выставленным заботливым Шаманом возле брони, на которые он расстелил сверху спальный мешок, скрутив еще один под голову. Солдаты аккуратно подняли замполита, и положили на логово, не вытягивая из-под него плащ-палатки.

– Спасибо, парни! – отхаркивая загустевшую кровь, промолвил Петренко. – Возвращайтесь в строй, мы с Шаманом тут управимся!

Подчиненные не заставили повторять распоряжение, рванув на построение.

Шаман остался. Выполняя Сашкину просьбу, он отыскал почти чистое солдатское полотенце, смочил в воде, плотно обмотав контуженую голову начальника. Тому стало легче, звон в ушах потихоньку сошел на нет, дурнота исчезла так же внезапно, как и появилась. Потихоньку утихомирилось кровотечение, сначала из ушей, потом – из носа. И вновь воспоминания дали знать о себе…

* * *

…Водитель головного афганского автобуса (переполненного, как всегда, людьми и скотом), ожидавший прохода шуравийской колонны, судя по всему, не знал – какая колонна прется навстречу, большая или нет. Глядя на бардак, царящий среди комендачей, дравар решил выскочить из «кармана», объехать комендантскую броню, рванув в свой кишлак.

Так оно и вышло – комендачи прозевали этот момент, автобус резко их обогнул, выехав на обочину, и покатился навстречу передовому дозору. Расстояние стремительно сокращалось, оставалось метров двести, когда прозвучал взрыв такой силы, что заложило уши.

Автобус наехал на мощный фугас, рассчитанный, очевидно, на танк или боевую машину разминирования. Взрыв страшной силы подбросил тяжелую машину кверху, на землю упали обгорелые и исковерканные ее руины, к тому же – моментально воспламенившиеся. Зрелище не для слабонервных, усиленное так называемым «эффектом дождя» – то здесь то там падали какие-то куски, большие и малые, камешки и железки. Долетая до Сашкиной брони, они производили мягкий шлепок или звон металла, что-то пару раз ляпнуло старлея по каске. Вскоре густая пыль затянула место трагедии.

– Хантер, что за взрывы, у вас там? – спросили наушники голосом ротного. – В чем причина остановки? Нужна помощь? – посыпались вопросы.

Александр сообщил причину остановки движения колонны, не забыл и про бестолковых комендачей. Реакция Лесового удивила.

– Ты, Хантер, не наезжай на комендачей! – прохрипел он в эфире. – Можно сказать – их нужно поблагодарить. Если б на фугасе кто-то из наших подорвался, было бы хуже. Вот-вот подлетят вертушки, разберутся – что там вокруг творится, а вы тем временем расчищайте путь, выкатывайте «яйца» у танка и – вперед! Неподалеку зеленая зона, к тому же скоро станет темно, как у негра в жо… Повысить внимание и бдительность! Конец связи! – замолк ротный.

– Товарищ старший лейтенант, – от Лома прибежал бледный боец, – Логин говорит – вы там нужны, он не может принять решение!

– Бегу! – пообещал замполит, быстро собираясь.

По радио старлей поставил задачу Дыне – оставаться на месте, держать связь с ротным и руководить дозором. Подбежав к отделению Лома, рассредоточенному вокруг места подрыва с оружием наготове, Хантер оторопел, поняв – зачем его вызвал старший сержант Логин…

Так называемый «эффект дождя» вызвали… останки человеческих тел и туш животных, которые усеяли все вокруг жутким ковром. Ужасающим было то, что некоторые куски тел продолжали шевелиться – жизнь не сразу покидала живые организмы, из последних сил работали нервные окончания, нейроны проводили затухающие сигналы в разбитых черепных коробках…

Невозможно было разобраться, где – остатки мужчин, где – женщин, где – детей, а где – животных, так все перемешалось. Кишки, мозг, остатки экскрементов и кровь чавкали под ногами, тянуло болотным газом, парным мясом и кровью, как на скотобойне. К этим запахам примкнули перегар тротила, пыль, гарь.

Бойцам от такого зрелища стало худо, их тошнило, они закрывали руками рты, порывались ломануться к недалекой реке. У самого Хантера при ближайшем рассмотрении этой мясорубки тошнота подступила к горлу. Неистовым усилием воли он справился с собой – рядом находились подчиненные, в чьих глазах он являлся символом воинской власти, олицетворением надежды на то, что весь этот ужас когда-то закончится и все будет хорошо.

Одному Лому все было одинаково – старший сержант даже глазом не моргнул, к тому же он, сохранив трезвую голову, не позволил бойцам приблизиться к воде – берег мог быть заминирован! Петренко быстро оклемался, сообразив – необходимо держать ситуацию под жестким контролем.

Старлей расторопно распорядился. Командир саперов немедля получил приказ – приступить к поиску минно-взрывных устройств. «Кроты» (довольные, что их не привлекают к сбору человечины), с щупами и миноискателями наперевес, занялись своим делом. Овчарку Эльзу, свою любимицу, саперы оставили на броне: она не могла что-либо отыскать при наличии столь огромного числа сильнейших раздражителей.

Хантер отдал Логину приказ: бойцам вытянуть из РД плащ-палатки, отдельно загружать на них останки людей, отдельно – животных, сваливая все это на обочине. Рядового Диордиева старлей отправил к танку – за командиром.

Не теряя времени, он кликнул Лома, и они вдвоем, не сговариваясь, склонились и первыми, демонстрируя личный пример, взяли в руки то, что совсем недавно было живыми организмами…

Мясо было теплым и скользким, куски шевелились, над ними дрожал теплый парок – от водохранилища веяла вечерняя прохлада. Старшему лейтенанту приходилось буквально насиловать собственную психику, перевоплощаясь в робота, не имеющего ощущений, чувств и эмоций. Старший сержант работал автоматически, похоже, ему действительно было все нипочем. Бойцы, под влиянием личного примера командиров, заработали бездушными автоматами – эмоции покинули их застывшие, окаменевшие лица. Казалось – каждый натянул на себя маску.

Прибыл командир танка. Хантер поставил ему задачу – КМТ перевести в боевое положение, поскольку дальнейшее движение предполагалось только с тралом. Но сначала танкист должен был зацепить броней остатки автобуса, оттащить к воде, чтобы не мешали движению.

Этим Хантер убивал двух зайцев – расчищал дорогу, и, возможно, разминировал берег, который мог быть заминирован как нашими, так и «духами». Послышался грохот вертолетов – сразу четыре вертушки, две «восьмерки» и две «двадцатьчетверки» прошлись над ними, осматривая место трагедии.

– Слушай, Александр Игоревич! – обратился замполит роты к Логину. – Собери свое отделение и саперов, и помойтесь в речке, смойте с себя все, что можно, кроме грехов. Купаться запрещаю, раздеваться до трусов – тоже, к воде спускаться по следам гусянок танка или – по следам рамы от автобуса. Понял?

– Так точно! – радостно откликнулся Лом. – А вы?

– Я пока свяжусь с Лесовым, сообщу, что дорога свободна, можно двигаться вперед, – отмахнулся Александр, хотя и ему, как говорится, до крику, до одури хотелось похлюпаться в воде.

Бойцы с Эльзой в голове цепочки быстро побежали к воде, а Петренко влез на броню, натянул на голову шлемофон, прислонил ларингофоны к горлу, нажал тангенту, вызывая ротного.

– Хантер вызывает Лесника, прием! – воззвал он в эфир.

– Слушаю тебя, Хантер, – мигом отреагировал комроты. – Почему до сих пор стоишь?

– Нужно было на месте принять решение, убрать трупы, остатки техники, проверить местность на наличие минно-взрывных устройств, – с обидой в голосе доложил замполит.

– Ну хорошо-хорошо, не заводись, – подешевел Лесовой. – У меня здесь крупорушка сплошная – руководство уже эпидермис снимает, все выясняют: «в чем причина задержки?», «почему стоим?», «кто у тебя там старший в дозоре?».

– Ну и как? – спросил Александр, в глубине души матерясь по адресу военных бюрократов, представляющих местность большей частью на картам, в то время как другие руками собирают человечину…

– Все нормально, отгавкался, – успокоил его Лесник. – Докладывай, когда начало дальнейшего движения?

– Через минуту, – ответил Хантер, наблюдая, как его подчиненные, свежеумытые, с каплями воды на загорелых физиономиях, бегом поднимаются от воды, мокрая красавица Эльза победоносно несется впереди.

По команде заревели двигатели, танк опустил «яйца» трала на дорогу и уверенно покатил их вперед. Дозор тронулся за бронированным монстром. Только сейчас Хантер смог критически осмотреть себя: на покрытых пылью руках и даже на лице застыли капли чужой крови, на рукавах куртки и калошах штанов запеклись кровь, мозг и еще что-то гадкое, на берцы вообще было противно смотреть – к ним прилипли кишки и дерьмо.

– Красавец! – подначил сам себя старлей. – Ни одного выстрела еще не сделал, а руки уже по локоть в чужой крови…

Нелегкий путь на Джелалабад продолжился. В районе Митерламского перекрестка находился шуравийский диспетчерский пункт. На ДП пережидала колонна правительственных войск – пехотный полк «зеленых» возвращался с боевых. Очевидно, «духи» придали им колоссальное ускорение, ибо возвращение полка сопровождалось всеми признаками паники и бегства. Побитые транспортные машины с простреленными кабинами и разбитыми бортами, танки Т-54 с толпами бойцов на них, БТР-60ПБ со спущенными колесами – весь этот колхоз шарахался в «плановом беспорядке».

Наметанный глаз замечал броуновское движение спонтанных одиночек-бойцов: расхристанных, нестриженых-небритых (у многих при себе не было даже оружия), они неприкаянно бродили по территории диспетчерского пункта – все это усиливало первое негативное впечатление.

Советские бойцы и офицеры, находившиеся на ДП, пытались навести порядок среди этого сборища, однако их оказалось слишком мало на такое количество деморализованного войска. На одном из танков в окружении десятка (судя по всему, отобранных по принципу личной преданности) бойцов, вооруженных автоматами АК-47, опершись двумя руками и головой об автомат, сидел наш советник, в стальном шлеме, на его грязной форме не прослеживалось никаких знаков различия.

Изможденное морщинистое лицо, в темно-серых разводах пота и пыли, красные от хронического недосыпа глаза, сгорбленная поза – все эти признаки указывали, что этот человек долгое время пребывал между жизнью и смертью. Сидящая на броне охрана скорее смахивала на конвой. Когда Сашкина БМП поравнялась с афганским танком, советник, увидев своих, немного повеселел, улыбнулся (хотя это у него поучилось скверно) и махнул рукой. Хантер ответил тем же.

– На границу? – спросил советник громко, чтобы старлей расслышал.

– Да, туда! – ответил Александр.

– А мы оттуда. – Немытая рука обвела остатки полка. – Едва ноги унесли. «Духи» там – волки, настоящие бойцы, не то что моя шакалья п…братия! – раздраженно выругался он.

– Ничего, за нами вон какая силища прет! – Хантер махнул автоматным стволом в сторону водохранилища.

Там стремительно умирал закат, в полумгле виднелась исполинская туча пыли и выбросов двигателей внутреннего сгорания – все это свидетельствовало о движении громадной колонны.

– «Духам» мошонку отредактируем! – с пафосом закончил он свою речь.

Советник ничего не успел ответить – БМП повезла самоуверенного старлея от поникшего собеседника…

* * *

– Здрав…желам… тов…ар…ищ…гав…гав! – послышалось из-за техники негромкое и неразборчивое приветствие личного состава роты с невидимым начальством.

– Началось в колхозе утро! – встрепенулся старший лейтенант.

– Это точно! – согласился Соболь, сидевший верхом на броне под таким углом, что виден строй, и Петренко, валяющийся на ящиках.

– Ты следи, Соболь! – предупредил, на всякий случай, старлей. – Ежели кто-то к нам пойдет, предупреди, чтоб я в десант спрятался! Не желаю никого видеть!

– Хорошо, спрячем! – пообещал оператор-наводчик.

С горки скатился запыхавшийся Бинтик.

– Нет уже там медиков! – едва не плача, доложил санинструктор. – Отправилась «таблетка» на ПКП.

– Да Бог с ними! – успокоил его Александр. – Значит, так нужно! Ты не волнуйся, мне уже намного лучше! Через несколько минут я поднимусь и начну «рукой водить» со всей дури!

– Нельзя вам, товарищ старший лейтенант! – перепугался Бинтик. – У вас контузия средней тяжести!

– А ты что, ее измерял, эту тяжесть? – ощерился Хантер, отхаркивая куски черной крови. – Кое-кто из начальства заявляет, дескать, замполит-4 купил косу и косит от призыва!

– Это они от злобы и некомпетентности! – уверенно, без страха промолвил санинструктор. – У меня, хотя всего лишь учебка с форсированной военно-медицинской подготовкой за плечами, но даже я уже за километр отличаю «косаря» от настоящего больного!

– Так говоришь, что я не настоящий «косарь»? – подколол офицер.

– Ни в коем разе! – безапелляционно отрезал рядовой Муриненко.

– Благодарю, дохтур! – Александр прикрыл глаза.

Он понял – силы вернулись к нему. Хантер начал собираться к роте, не реагируя на сопротивление со стороны Бинтика – тот ничего не мог сделать, поскольку это выходило за пределы его полномочий.

Шлем и бронежилет с полевой сумкой на этот раз Хантер оставил на броне, нацепив на себя «лифчик», нож и автомат. Новенькая кепка на голове, нулевая тельняшка и модные кроссовки (шелудивого пса Сага) на ногах диссонировали с выцветшей «эксперименталкой», хотя иного выхода не предвиделось – старлей решительно вышел из-за брони.

Первое, что увидел, привело в замешательство – на площадке громоздилось несколько новых, свежевыкрашенных в горный камуфляж БТР-80. Ощетинившись пулеметными стволами, они угрожали пакистанской границе. Между шеренгой бэтээров и остатками четвертой роты заметно шевелилась плотная цепь бойцов в ядовито-зеленых (без масксеток) шлемах и тяжелых бронежилетах, в новенькой форме с закатанными рукавами.

Это были военнослужащие одного из элитных кабульских охранных батальонов. Держа оружие наизготовку (новенькое, не-побитое, не затасканное!), они стояли как-то чудно: один боец наблюдал за условным противником, вглядываясь в остатки кишлака Темаче, тогда как его сосед «вычислял» неприятеля со стороны немногочисленной четвертой парашютно-десантной роты.

С точки зрения внешнего лоска, десантники проигрывали охранбатовцам: злые, худые, загорелые до цвета кирзы, ободранные, оружие затаскано и обтерто почти до блеска. Охранники же были все как на подбор: высокие и упитанные, румяные, с благородным, почти черноморским, загаром.

– Вероятно, где-то так отличается волчья стая от компании домашних цепных псов… – с иронией подумал Петренко, приближаясь к сборищу.

Между цепью охранников и толпой (строем назвать этот бардак не поворачивался язык) суетилось какое-то начальство и репортеры. Начальство имело молодцеватый вид: все в форме – кто в спецназовской «песочке», кто в авиационном камуфляже, кто в «эксперименталке», кто в каске с бронежилетом, а кто и без.

Журналисты были одеты еще более экзотично – некоторые в цивильном – в джинсах, батниках, кроссовках, иные одеты в новые, неглаженные «эксперименталки» без знаков различия, сидевшие на них, как седло на корове.

Общим для всех журналистов было одно – на всех, как на тех, что в цивильном, так и на тех, кто в форме, были напялены каски и тяжелые бронежилеты.

– Вещевая служба прогнулась! – сообразил Александр, неприязненно обозревая военный колхоз.

Репортеры суетились на тесной площадке, отыскивая интересные для себя ракурсы, но бдительные охранбатовцы никого не выпускали за пределы оцепления. Журналисты брали у кого-то интервью, было видно, как кто-то из бойцов наговаривает что-то на диктофон или в микрофон.

Вот на фоне командирской БМП-2К фотографы снимают… Циркача, то есть – подполковника Леонидова, принявшего соответствующую театрально-героическую позу рядом с Кузнечиком, а тот стыдливо отводит глаза от объектива…

Разыскивая Дыню, Хантер лоб в лоб столкнулся с Монстром, льстиво заглядывающим в глаза интеллигентному мужчине в новеньком вертолетном камуфляже.

Последнему на вид немного за сорок, аккуратно выбрит и подстрижен, глаза спрятаны за стильными солнцезащитными очками фирмы «Монтана». Напрягая свои контуженные очи, Хантер рассмотрел камуфлированные погоны и вышитые генеральские звезды на них (генерал-майор). На генеральском плече болтался несерьезный «окурок» – АКС-74у со спаренными пулеметными магазинами. Был он без шлема и бронежилета, в камуфлированном кепи с кокардой защитного цвета. Ноги обуты в легкие черные туфли с дырками для вентиляции (Хантер знал – такие носят авиаторы).

– Вот, товарищ Член Военного Совета! – Монстр немедленно ткнул пальцем в Петренко, как только распознал подчиненного. – Вот тот самый пресловутый старший лейтенант Петренко, замполит этой героической роты, о котором вы слышали доклад ЦБУ!

«Вот те раз! Это же надо было на ЧВС армии нарваться!» – подумал Александр.

– Старший лейтенант Петренко! – представился он, принимая строевую стойку.

Бояться он не боялся. Имея печальный опыт знакомства с ЧВС Краснознаменного Киевского округа генералом Рудиным, старлей не пребывал в восторге от этой встречи. Из глубин памяти невовремя вынырнуло идиотское выражение вышеупомянутого генерала Рудина, употребляемое им с целью подчеркивания своего «членства»: «Член – он и в Африке член!».

– Вы же с Полтавщины, из городка К. заменились в Афганистан? – неожиданно спросил генерал у Сашки.

– Так точно… – У изумленного заместителя командира роты по политической части со стуком отпала челюсть.

– Тогда мы с вами земляки! – ответил ЧВС и протянул руку. – Генерал Захаров, ЧВС армии, – прозвучало громом для Монстра и пасторалью для Хантера, осторожно пожавшего генеральскую конечность.

– У меня в вашем городке живет отец и дед похоронен, – сообщил Захаров. – А я служил недалеко от К., в Днепропетровске, поэтому иногда заезжал в вашу бригаду.

– Конечно, товарищ генерал-майор, – нашелся Петренко. – Я хорошо помню, как вы в нашу бригаду заезжали!

Это была малюсенькая толика правды, ведь о частных визитах генерала Захарова в их гарнизон он слышал отголоски сплетен от политотдельских, к тому же сам никогда его не видел.

Монстр, не ожидая такого оборота, стоял рядом с земляками ни жив ни мертв.

– Так что ты, Виктор Федорович, расскажешь о старшем лейтенанте Петренко? – ЧВС вспомнил о Михалкине. – В чем мой земляк провинился?

– Дело еще до конца не выяснено, проводится служебное и партийное расследование… – начал съезжать начпо. – Поэтому не могу быть уверенным на все сто процентов…

– А зачем тогда его в дерьмо втаптывать? – спокойно спросил генерал, уставясь в бегающие глазки подполковника.

– Понимаете, Александр Иванович… – Монстр предпринял повторную попытку вывернуться. – Старшим здесь должен был остаться майор Волк, зампотех батальона, – подполковник ткнул пальцем в старшего лейтенанта, – а он, – снова тычок пальцем в Хантера, – не предупредив старшего, получил SOS от группы спецназа и отправился им на помощь.

– Вот молодец! – сделал лаконичный вывод генерал. – Все бы так действовали, не ожидая согласований! Сколько бы жизней сберегли!

– Дело в том, что майор Волк самостоятельно, не посоветовавшись с руководством бригады, вышел на связь с Центром боевого управления армии и доложил о дезертирстве старшего лейтенанта Петренко! – начал отбрехиваться начальник политотдела, под давлением высокого начальства полярно изменив точку зрения.

– Знаешь, Михалкин, – остро отреагировал генерал Захаров. – Я недавно разговаривал с высокопоставленным представителем Спецпропаганды, полковником Худайбердыевым, из политуправления ТуркВО, слыхал о таком?

– Так точно, слыхал! – проглотил нервную слюну Виктор Федорович.

– Так вот, подполковник, Спецпропаганда мне о твоем Петренко кое-что другое сообщила, нежели ты пытаешься мне доложить! – начал закипать Член Военного Совета Сороковой армии. – Ты что, не владеешь обстановкой в подразделениях соединения? – Он снял очки, совсем неласково заглянув Монстру в глаза.

– Нет, я просто… – Перед высоким начальством Монстр растерял наглость и напористость. – Просто, проводится дознание, поэтому считаю, что любые выводы делать преждевременно! – наконец ловко выкрутился опытный аппаратчик и интриган.

– Хорошо, разбирайтесь. Если выяснится, что не виноват – наградите! А если окажется, что провинился, – обратился к молчаливому замполиту роты ЧВС армии, – то здесь уже, земляк, не взыщи: будешь наказан!

– Благодарю, товарищ генерал! – прохрипел земляк сухим ртом. – Хоть вы приказали разобраться, а не обругали! По выходу из боя таких матюгов наслушался, за всю жизнь подобных не слышал! – он зло стрельнул глазами в своего начальника.

– Хорошо, земляк, – генерал пожал руку старлею перед клацающими объективами. – Когда будет необходимо – обращайся! Я думаю, все будет хорошо! – С этими словами ЧВС обернулся к растерянному начальнику политического отдела отдельного десантно-штурмового соединения.

– Пошли, Виктор Федорович, есть еще дела!

 

Репортаж с передка

– Иди, Петренко, – процедил Монстр так, чтобы не слышал генерал, к которому уже подскочила наглая тетка-репортер в джинсах снизу, военной куртке сверху (в каске с бронежилетом), с микрофоном и магнитофоном на боку. – Я с тобой потом побеседую…

– О переходе на командную должность разрешите спросить?! – Молнии в Сашкиных глазах вспыхнули с такой силой, что начпо едва не шарахнулся от него. – Я так соображаю, что Члену Военного Совета объединения было бы интересно узнать некоторые детали нашего утреннего разговора? – не утихомиривался Хантер.

– Идите к личному составу, товарищ старший лейтенант! – холодно, почти речитативом процедил Михалкин. – Мы с вами разберемся отдельно!

– Есть отдельно! – громко ответил старший лейтенант и зашагал прямо сквозь толпу.

Не успел отдалиться, как его крепко дернули за автомат, оружие соскользнуло с плеча, болезненно ударило по бедру.

– Стой, боевик! Ты, что ли, Петренко? – За чужое оружие хватался высокий, светлый, с пшеничными усами стройный майор, в кепке и чехословацких коричневых туфлях «Цебо».

Планка ордена «За службу Родине в ВС СССР» третьей степени начинала колодку из целого ряда других наград, рангом ниже. Рядом с майором топтался коренастый чернявый и черноусый цивильный субъект лет тридцати, пожалуй, единственный из репортеров и журналистов без каски и бронежилета. У обоих на плече висели «окурки» со спаренными магазинами.

– А ты кто? – нахально спросил Александр.

– Я? – растерялся тот. – Я – старший инструктор политического отдела спецчастей и частей тыла Сороковой армии майор Гольцов Сергей Владимирович!

– Вот и отправляйся к себе, в свои спецчасти и части тыла! – спокойно бросил старлей, поправив на плече автомат, отправился восвояси.

Наглый майор снова возник перед его лицом.

– Некрасиво так! Я представитель вышестоящего политоргана! – начал задираться он. – Я слышал твой разговор с ЧВС – ты политработник, замполит роты и должен нести полную ответственность за свое поведение!

– Слушай, майор! – приблизился к нему старший лейтенант. – Тебе, что, делать нечего? Ты фильм «Даурия» как давно видел? – насмешливо спросил он.

– Недавно, а что? – выпятил грудь старший инструктор.

– Помнишь, когда там пришел к матросам-анархистам большевик и заявил, что дескать, он является представителем вышестоящего штаба, а матросик поставил перед ним табурет и говорит, мол, залазь на табурет и тогда будешь – вышестоящий! Понял, майор? – чеканил слова Хантер, не смотря на «вышестоящего».

Цивильный с «окурком» на плече довольно хмыкнул при упоминании о «Даурии», потом профессиональным жестом вытянул откуда-то блокнотик и карандаш, что-то записывая. Но старший инструктор-тыловик никак не мог успокоиться.

– Ты что же думаешь, – заорал он в запале, – мол, десантура, это уже все, Бога за бороду ухватил?

– Не поминай всуе, майор! – Хантер нехорошо оскалился в ответ.

– Да знаешь ли ты, старлей! – снова заверещал политотдельский. – Я службу начинал в Чехословакии, я уже в шестьдесят восьмом солдатом воевал, когда ты еще в школу ходить начинал! – перешел он на личности.

– Как там чешское пиво было? – нашелся Александр. – Не горчило?

– Да что ты понимаешь, мальчишка?! – аж взвился майор. – Что ты в жизни видел? Я сам спортсмен, офицерскую службу начинал на должности замполита спортроты Киевского округа!

– Ну и дела! Спортсменов-профи я уже сегодня в деле видел! – вновь недобро ощерился замполит парашютно-десантной роты. – Коренастые ребята, что и говорить! Только в штанишки писают, когда страшно им бывает!

Чернявый снова захохотал. Гольцов, судя по всему, уже был не рад, что связался с таким неподатливым человеческим материалом.

– Не думай, Петренко, что я тебя не достану! – грозился он. – У меня длинные руки и большие возможности!

– Слышь, пан Спортсмен! – вплотную приблизился к майору Петренко. – Шел бы ты куда-нибудь на стадион, или в спортзал, или куда-то еще – попить своего любимого чешского пивка, хорошо? Здесь вскорости солнце запрячется, и будешь ты в чешских туфельках под духовским огнем со своим «окурком» исполнять различные спортивные упражнения, а басмачи тебе – баллы выставлять!

Не тратя больше времени на пустую и все более раздражающую болтологию, Александр развернулся и пошел к родному Шаману. Зайдя за корпус бронированной машины, устало рухнул на ящик. Вдруг возле него возник чернявый цивильный, теперь уже без Гольцова.

– Александр Николаевич! Разрешите примоститься? – незнакомец выказал осведомленность.

Выглядел он приветливо, вел себя не нахально, но Хантера раздражал сам факт присутствия чужого человека на своей территории.

– Ты чего ко мне докопался? Ты кто такой? – резко спросил он незнакомца. – Что вы все от меня хотите?!

– Я – собственный корреспондент газеты «Комсомольская правда», аккредитованный в Республике Афганистан, – спокойно сообщил чернявый и, вытянув пачку сигарет «Стюардесса», угостил собеседника.

Хантер нагло взял три сигареты, одну закурил, две демонстративно заложил за «уши» форменного кепи.

– А величать тебя, вероятно, Михаил Шубин? – спросил старший лейтенант, выдыхая дымом едва не в лицо визави.

– Приятно, что ты читаешь «Комсомолку» и следишь за моими публикациями! – улыбнулся в усы журналист, переходя на «ты». – Да, я действительно Михаил Шубин!

– Что ж, приятно познакомиться! – Хантер протянул руку. – Замполит четвертой парашютно-десантной роты старший лейтенант Петренко, на данный момент – временно исполняющий обязанности командира роты.

Александр Петренко действительно любил читать «Комсомолку», давно выделив среди обычного журналистского бреда толковые и профессиональные статьи Шубина, написанные в воюющем Афганистане. По стилю изложения было заметно – человек разбирается в том, о чем пишет, и ему действительно близки и понятны люди, с которыми приходится общаться. Все это побуждало Петренко быть с журналистом более мягким и приветливым.

– Что ты хочешь услышать от меня, Михаил? – сквозь табачный дым спросил Александр, немного успокаиваясь. – Чего тот майор на меня набросился?

– Это я виноват: чересчур понадеялся на этого Гольцова, – улыбнулся журналист, размещаясь удобнее на ящике. – Майор мне семь коробов наобещал, дескать, мы того Петренко вмиг вычислим, он тебе всё-всё расскажет!

– Вот чудак на букву «м», прости Господи! – отмахнулся старлей от упоминания о майоре. – А тебе лично – что из-под меня требуется?

– Имею определенную информацию… – хитро промолвил Михаил. – О твоем непосредственном участии в ночных событиях…

– Ты про бой, который здесь, на СТО, имел место быть? – начал валять дурака Александр. – Так здесь ничего особого не произошло… Обычное боестолкновение… Потери…

– Я не про СТО, – терпеливо объяснил Шубин. – А про твою, совместную со спецназом и капитаном Аврамовым, боевую работу спрашиваю.

– Так спрашивай у Аврамова, – безразлично ответил старший лейтенант промеж затяжек.

– Ты же знаешь, – спокойно сообщил собеседник, – сейчас это невозможно.

– Поэтому, Михаил, давай договоримся следующим образом, – жестко давил десантник. – До выздоровления капитана Аврамова эту тему не озвучивать, хорошо? Проводятся служебные и партийные расследования, из непонятных соображений, поэтому любые разговоры по этому поводу считаю нецелесообразными!

– Ты имеешь в виду майорский доклад на ЦБУ, Хантер? – хитро вопросил журналист.

– Ну у тебя и связи! – пришел в замешательство замполит роты, выпустив бычок изо рта. – И откуда все знаешь?

– Я здесь, в Афгане, уже третий год, – без апломба сообщил Михаил. – Имею связи, как ты говоришь, во всех штабах.

– Какие связи задействованы на этот раз? – поинтересовался старлей.

– На этот раз я прослушал записи твоего с Аврамовым эфира, записанный осназовцами на диктофон для доклада начальству о многочисленных нарушениях вами принципов скрытого управления войсками, а также – правил радиообмена, – объяснил свою осведомленность вездесущий журналист. – Даже твое закодированное в украинском языке (с применением западно-украинского диалекта) сообщение Зверобою слышал. Равно, как и твои матюги в адрес артиллерии, и крик твоего радиста, мол, тебя будто бы убили – все-все слышал!

– Слушай, Мишель! – промолвил Петренко, почесывая затылок в тревожной задумчивости. – Сейчас я нахожусь не в том состоянии, чтобы можно было рот раскрывать. Давай так договоримся – как только выздоровеет Бугай, приезжайте вдвоем, и я дам любое интервью, а сейчас – извиняй, не могу! Лучше спроси у командиров взводов, или бойцов о вчерашнем прохождении армейской колонны возле Темаче, или про ночной бой здесь, на СТО…

– Понимаю, что я не вовремя к тебе обратился, – привстал журналист. По насупленному лицу было заметно, что он расстроен, и, скорее всего, даже где-то в глубине души, оскорблен, но вида не подал. – Извини, что побеспокоил… – он протянул руку.

– Ничего страшного, – держась с силой за руку журналиста, помогая себе встать, ответил старлей. – Я понимаю, что ты старался раскопать по возможности больше жареных фактов, но – не тут-то было?

– Ты несколько утрируешь, Александр, работу современного репортера, – не обиделся Михаил, цепляя на плечо автомат. – Что, кстати, свойственно офицерам первичного звена, в силу ряда обстоятельств объективного и субъективного характера…

– Началось в колхозе утро! – засмеялся десантник. – Куда уже нам, безутешным! Это ж ваш хлеб! Таковым он был, есть, будет сегодня, и завтра, и в далеком будущем!

– Тайна сия велика есть! – в ответ засмеялся собкор «Комсомолки». – Жизнь покажет! Хотя на прощание, Александр, хочу тебе кое-что сообщить. Ты биографию выпускника Новосибирского политического, замполита мотострелковой роты, Героя Советского Союза старшего лейтенанта Ботникова хорошо знаешь?

– Еще с училищных времен! – подтвердил Петренко. – А этот уважаемый покойник к нашему делу … каким боком? – осторожно спросил он.

– Провожу некоторую аналогию, – объяснил Михаил. – Так вот: то, что знаешь ты, и то, что знает множество людей в стране Советов, – это печальная смесь правды и кривды. На самом деле история Ботникова перекликается с твоей, Саня, «опупеей». Однако с той разницей, что тебе повезло уцелеть, и именно поэтому ты является предметом всяческих расследований и инсинуаций. А вот Ботникову (тоже Александру, кстати,) не повезло – он последней гранатой подорвался, вместе с душманами, стаей нависшими на нем, пытаясь пленить.

– Так что же там случилось на самом деле?! – заволновался старший лейтенант, проникаясь чужой бедой, как собственной.

– Вообще рота, где служил замполитом Саша Ботников, должна была прочесывать кишлак. Замполит роты, во главе неполного мотострелкового взвода находился сзади и справа от основных сил и, по неизвестным никому причинам, отклонился от своего маршрута, – проговорил журналист, рисуя ногой схему боевых действий.

– Так же, как и ты со своими архаровцами появился на «казацкой могиле», – подмигнул он Хантеру. – Потом так случилось, что «духи» большими силами отсекли их от своих. А одинокий дувал, находившийся рядом с водяной мельницей, – Михаил нарисовал дувал с мельницей, – стал последним рубиконом для горстки воинов.

Они, как и вы с Аврамовым, бились до последнего патрона, после чего замполит с двумя бойцами остался прикрывать отход уцелевших, пытавшихся уйти арыком. Но арык – не кяриз, спасший вас, – продолжал собкор. – Всего трем бойцам удалось выжить, остальных несколько дней вылавливали ниже по течению – постреляных, порубанных, обезображенных…

– Твоя правда, Миша! – согласился заместитель командира парашютно-десантной роты из политической части. – Слишком много похожего…

– Так вот! Сразу же нашлись умники из политического отдела дивизии, где служил старший лейтенант Ботников. – Журналист стер схему. – Они, не зная характера боя, его результатов и последствий, заочно провели партийное расследование и едва не исключили из партии старшего лейтенанта, который предпочел смерть позорному плену!

– Не знал я такого! – тихо промолвил Саша. – А как же справедливость восторжествовала?

– Уцелевшие бойцы рассказали. Об этом узнали журналисты, – грустно усмехаясь, сообщил визави. – В печати появилось несколько статей о подвиге замполита роты. Их прочитали в Кремле, оттуда полетели запросы – что за старший лейтенант, откуда, как погиб? Начальство спохватилось, резко переместив акценты – из преступника Ботникова сделали героя. И – слава Богу! – подчеркнул Михаил.

– Благодарю, Миша, за полезные аналогии! – Александр пожал руку репортеру. – Знаешь, что сегодня Пасха?

– Неужели? Я совсем позабыл! – смутился собкор. – Тогда Христос воскрес!

– Воистину воскрес! – ответил старший лейтенант, и ради шутки, обнял журналиста. – Хочу тебе кое-что подарить, Михаил, в честь праздника. – На Сашку снизошло откровение. – Держи подарок! – Он вытянул из кармана портмоне с калькулятором на солнечных батарейках, недавно служившее покойному Сагу.

Удивительно, но после продолжительных перипетий оно еще и работало! У Мишки заблестели глаза.

– Хочу отблагодарить тебя, дружище, за подарок. – Вытягивая из кармана ручку с золотым пером. – Настоящий «Паркер», мечта любого советского журналиста! – засмеялся он, протягивая офицеру бакшиш.

– Вот и хорошо, все довольны, все смеются! – искренне улыбнулся в свою очередь Александр.

Прощаясь, договорились встретиться после выздоровления капитана Аврамова. С легким сердцем провожал Шубина старший лейтенант Петренко, впечатленный огромной силой печатного слова.

Простившись с Шубиным, Хантер попросил Шамана закипятить чайку – после треволнений этого безумно долгого дня ему все время хотелось пить. Безотказный механик-водитель быстро (с помощью солярки) разжег костер и поставил на него еще горячий чайник.

И тут из-за брони появилась необычная группа. Впереди в нулевых джинсах фирмы «Левис-страус», новых кроссовках и таком же свеженьком батнике важно вышагивал широко известный тележурналист Пищинский. Самоуверенную голову украшал стальной шлем, туловище обтянуто тяжелым бронежилетом.

За журналистом, как собака за хозяином, семенил оператор с большой японской видеокамерой в руках, одетый в неглаженную новенькую «эксперименталку» (опять-таки в каске и бронежилете). За ними следовали уже известные персонажи – Монстр и майор Гольцов.

Радости по поводу появления таких гостей Александр совсем не испытывал. Пищинского откровенно не любили в боевых частях и подразделениях Сороковой армии – за циничное вранье и умение клепать репортажи о войне, даже не приближаясь к ней.

Старлей встал и молча смотрел на пришельцев. Телерепортер не обращал на десантников никакого внимания, глядя сквозь них – он профессионально избирал интересный ракурс съемки. Едва журналист минул Хантера, как едкий дух двух перегаров – хронического старого и свежевыпитой водки, ударил офицеру в нос. Вспотевший оператор также проследовал мимо, не останавливаясь, от него веяло только одним видом перегара – свежим.

Монстр выглядел не очень уверенно: очевидно, Пищинского ему навязали свыше, и он с радостной готовностью переложил обязанности гостеприимности на подчиненного.

– Петренко! Вот тебе журналисты и телевизионщики! – распорядился он. – Организуй им здесь все, что потребуется! А мне еще с генералом Захаровым предстоит переговорить!

Не ожидая ответа, Михалкин крутнулся и исчез в обратном направлении. Хантер остался наедине с непрошеными гостями.

– Так, будем снимать! – прозвучал прокуренный и пропитый голос Пищинского. – А ну, съе…лись отсюда, бойцы! – сплюнул он на землю перед Шаманом и Соболем, которые стояли возле костра, на котором закипал чайник.

Солдаты медленно и недовольно отошли за броню, презрительно поглядывая на журналиста. Тот снова профессионально не обратил на них никакого внимания. Вместо этого снял с себя каску и бронежилет, оставшись во всем цивильном, и с иголочки.

– Наводи на меня! – скомандовал он оператору, беря в руки микрофон. – Снимаем!

– Снимаю! – эхом откликнулся серый, как мышь, оператор, мужчина невыразительного вида и непонятного возраста.

– Товарищи! – репортировал Пищинский, деланно тяжело дыша, словно преодолел несколько трудных горных километров. – Мы ведем наш специальный репортаж из Республики Афганистан, из уезда Ширавай, провинции Нангархар, из зоны тяжелых боев, продолжающихся здесь уже несколько суток!

– Что он морозит? – тихонько спросил Хантер у Гольцова. Вместо ответа майор напыщенно отвернулся, очевидно обидевшись за недооценку его спортивных достижений.

Тем временем одаренный Пищинский довел себя камланиями почти до невменяемого состояния, в поте лица рассказывая телезрителям в далеком Союзе об Афганистане и ужасных боях правительственных войска РА (при поддержке войск советских), свидетелем которых ему повезло стать.

Хантер хотел уже слинять, когда услышал такое, от чего волосы встали дыбом в том месте, где они еще сохранились…

– Смотрите, товарищи телезрители, тут недавно были душманы! – честно и решительно объявил журналист, указывая рукой на… ящики, где совсем недавно валялся Хантер. – Вот, еще не остыл чайник, из которого они пили чай! – беспардонно врал тележурналист, демонстрируя бурлящее на огне достояние Шамана.

Старший лейтенант Петренко ошалел от такого, он даже в сне не воображал, как штампуются подобные репортажи «с переднего края»!

– Иди-ка сюда! – бесцеремонно позвал его репортер. Старлей осторожно и недоверчиво приблизился.

– Вот командир роты, с боем овладевший стратегической высотой! – Пищинский представил многомиллионной телеаудитории старшего лейтенанта, повернув лицом к оператору.

Тот стоял, получив эффект сломанного весла на голове. Какая высота, когда здесь котловина?! Какой бой: здесь и сейчас?! Какой он, нахер, командир роты?! Какие-такие душманы тут чаи гоняли?! – все это вихрем смешалось в голове молодого офицера, и, соединившись с остаточными явлениями утренней контузии, привели к неожиданному результату.

Замполит четвертой парашютно-десантной роты почему-то вспомнил фильм «Калина красная», когда герой Василия Шукшина рассказывал потомственному стахановцу и его бабке о том, как угодил за решетку: «В одном месте убили семерых, а восьмой убёг и донес!». Аналогичную тактику решил применить и Хантер. В войсках это называлось: включить тумблер в положение «Д».

– Волнуется командир после боя! – объяснил телезрителям Сашкину паузу непревзойденный мастер инсинуаций. – Скажите, – обратился Пищинский к «командиру роты, овладевшему высотой». – Тяжело было?

– Бой развивался согласно плану, заранее утвержденному в штабе армии! – наконец заработал тумблер «Д». – Моджахеды отчаянно удерживали чрезвычайно мощные оборонительные позиции. Объединенный отряд душманского сопротивления насчитывал до четырехсот человек, вооруженных самым современным вооружением! Благодаря оперативной помощи частей афганской армии и подразделений местного племенного ополчения, наша атака, поддержанная огневой мощью трехсот бронеобъектов, ударами вертолетного и артиллерийского полков, оказалась удачной. Высота наконец захвачена! Потерь с нашей стороны – нет!

Петренко ожидал, что после подобного бреда Пищинский прервет съемку, перейдя на мат, однако болтун-профи лишь поблагодарил его (в камеру), изобразив рукой в воздухе некий жест, дескать, свободен! Камера вновь возвратилась к главным персонажам: шаманскому чайнику и Пищинскому.

Гольцов безразлично наблюдал за спектаклем абсурда, очевидно, старший инструктор политотдела спецчастей и частей тыла уже привык к подобным репортажам «с передка». Наконец сей репортаж был дописан. Удовлетворенное выражение репортерской физиономии свидетельствовало, что халтурщик просто балдеет от процесса съемок, удачных ракурсов и интересной журналистской находки – бурлящего «вражеского» чайника.

Не говоря ничего, он снова прошел мимо старлея, обдав специфическим шлейфом, потом остановился и, не глядя на «командира роты», обратился к майору Гольцову.

– Чайник-то раритетный, старинный! – отметил наглец, как бы между прочим. – Прихвати с собой, он мне еще пригодится! И каску с бронежилетом не забудь!

И пошел, не простившись с Александром, впрочем, как ранее не поздоровался. Гольцов приблизился вплотную к Петренко.

– Будешь вы…ся по поводу чайника – доложу ЧВС, мол, ты съемки Центрального Телевидения СССР едва не сорвал, и тебе пи…ц, старлей! Сообразил? – с некоторым запозданием отыгрывался пан Спортсмен.

Петренко, сообразительный от природы, въехал мгновенно: скорее всего, с полезной вещью придется расстаться, ибо на нее положил глаз сам Пищинский. Но – дарить раритет, так, за здорово живешь, этому охамевшему вралю, давно растерявшему все человеческое, откровенно не хотелось.

Не говоря ничего и никому, Александр приблизился к костру, вытянул из кармана револьвер 38-го американского калибра, проверил наличие патронов, прокрутил барабан интересной игрушки и дважды выстрелил в чайник.

Выстрелы прозвучали как-то несерьезно, забитый слух воспринял их как треск расколотых орехов. Струи кипятка полились на огонь, вверх взметнулась тучка пара с пеплом. На выстрелы сбежались Шаман с Соболем.

Не слушая возмущенно бэмэкающего майора, старший лейтенант приказал Соболеву:

– Помоги отнести чайник пану Спортсмену, ведь он – чересчур горячий! – Александр похлопал бойца по спине.

Не оглядываясь, он подошел к растерянному Шаману, обнял за плечи, отводя за броню.

 

Солдатское радио

Обойдя броню по кругу, они вновь вышли к погасшему уже костру. Там уже не было ни майора, ни Соболя – их спины постепенно отдалялись. Наводчик-оператор тянул шлем с бронежилетом, майор держал в руках покалеченный чайник, внимательно рассматривая пулевые отметины…

Заревели двигатели: высокое начальство, вместе с журналистской братией, уехало, в плотном сопровождении новеньких бэтээров охранбата. Монстр остался – у него были на СТО какие-то дела. Солнце садилось за недалекий горный хребет, с другой стороны неба луна заняла свое почетное место.

– Чует мое сердце – будет сегодня продолжение! – вплотную приблизился Оселедец, собакой принюхиваясь к ветерку, сквозившему из Пакистана.

– С чего ты взял, старшина? – устало поинтересовался замполит роты, которому было по барабану: будет этой ночью война, или нет.

– Нюхом чую, Хантер! – подтвердил старший прапорщик, виновато глядя на офицера, дескать, что я могу сделать, если оно так и будет.

Предупреждать начпо об опасности Александр не стал, а вот подчиненным гайки закрутил. Дважды никому повторять не пришлось – наученные горьким опытом бойцы работали одержимо: не считаясь с трудностями, отрывались окопы в грунтах четвертой категории, техника обкладывалась камнями, использовались все подручные материалы.

Хантер лично проверил связь с армейской артиллерийской группой, с авиацией не стал: ночью толку от нее маловато. Собрав взводных, старшину и сержантов, старший лейтенант Петренко поставил боевую задачу на ночь.

– Быть готовыми к отражению огневой атаки! На лобовую атаку в этот раз не решатся, – уверенно заявил «ротный, овладевший высотой в котловине». – Хотя, стрельбы будет много, ежели старшина нам не врет…

– Я ж тебе по секрету, Хантер! – в шутку обиделся Оселедец.

– Тогда по местам! – подвел черту Петренко.

– Может, отдохнешь немного? – приблизился Дыня после совещания. – Выглядишь ты не очень…

– А Монстр? – криво ухмыльнулся тот. – А Пол-Пот?

– И что теперь? – вопросом на вопрос ответил комвзвода-1. – Обос…ся и не жить? Пусть они занимаются своими делами, а мы своими! Так что, перебирайся на БМП Лесового, и верни мне моего Шамана, – предложил Денисенко. – А там Кузнечик возьмет тебя под свою опеку.

– Наверное, так и сделаю, Вовчик! – согласился Хантер. Вдвоем двинулись к командирской бээмпэшке, где бойцы под руководством сержанта Кузнецова дооборудовали КП. Долбили окопы (с помощью ломов и нехорошей духовской матери), натягивали масксетки, бронированная машина со стороны кишлака была обложена толстым слоем камней, едва не по самую башню.

Назначив Дыню временно вместо себя, Хантер решил поужинать и отдохнуть. У Кузнечика все уже было наготове – и ужин, и место для отдыха в десантном отсеке. Поели, настроения для болтовни не было – уж очень трудным оказался день. Но по выражению глаз Кузнечика, старлей сообразил – тот хочет поговорить.

– Говори уже, Володя, не томи! – в промежутке между едкими затяжками «Донских» промолвил офицер.

– Понимаете, Александр Николаевич, – тихо начал сержант. – Мы здесь посоветовались и кое-что решили…

– Что же вы решили? – улыбнулся замполит роты. – Помочь мне?

– Именно так, – подтвердил сержант. – Сегодня кто только не спрашивал о вас: подполковник Ветла, «Агент 007», начпо, и тот майор, что с вами завтракал, еще какие-то «приблуды» из штаба армии! Всех интересовали вы и ваши взаимоотношения с личным составом роты.

– И что с того? – деланно безразлично спросил Петренко: ему действительно было все нипочем – свое он уже отбоялся.

– А то, что решили мы вам помочь, – сообщил сержант. – Вы к нам по-человечески, и мы к вам – тоже.

– В чем помощь ваша? – прозвучал спокойный вопрос.

– В том, что каждый боец в четвертой роте сейчас знает – что о вас можно говорить, а о чем – нельзя! – улыбнулся Кузнечик.

– Это хорошо! – согласился замполит роты. – А подробнее?

– Нельзя говорить, что в ночную засаду вас потянул Лом, – сержант начал перечислять грехи молодого офицера. – О том, что вы стреляли из трофейного АПС по Пол-Поту, что вы угрожали тем же пистолетом Щупу и расстреляли шаманский чайник, тоже из трофейного оружия…

– М-да-а, многовато я успел нагрешить в последнее время! – засмеялся офицер, выплевывая бычок, которым едва не опалил губы. – Откуда ты про все это узнал?

– Солдатское радио. – Кузнецов был лаконичнее Чехова.

– Хорошо, Володя. – Старлей пожал крепкую сержантскую ладонь. – Благодарю за мужскую солидарность!

– Знаете, Александр Николаевич, – потянуло на откровенность сержанта. – Во многих «солярных» подразделениях солдаты и сержанты срочной службы между собой называют офицеров и прапорщиков «шакалами».

– Слыхал… – согласился замполит десантной роты.

– И у нас были попытки чего-то подобного, – сообщил ротный «ночной авторитет». – Однако мы с Логиным враз их прекратили, и эта дурная традиция в нашей роте не прижилась. Хотя, среди срочной службы всегда и всюду принято, дескать, офицера или прапорщика в затруднительную минуту «сдать» по полной программе не является большим грехом, однако в вашем случае сработало исключение.

– Чем же я провинился? – подколол сержанта Петренко.

– Первым прыгнули в кяриз, и «крайним» влезли на танк, – спокойно промолвил Кузнецов, смотря Хантеру в глаза.

– Твое солдатское радио имеет длинные уши! – задумался тот. – Еще раз благодарю за поддержку!

После ужина и душевных разговоров, Александр прошелся по позиции роты. Все было готово к ночному бою, никаких признаков разгильдяйства и недисциплинированности: каждый военнослужащий знал, что ему нужно делать. Все вокруг было замаскировано, ни одного проблеска огня, ни один фактор не выдавал присутствия людей и боевой техники.

Петренко успокоился и вернулся к командирской броне. Опыт подсказывал – первую половину ночи «духи» не воюют, начиная активно действовать где-то после второго часа ночи, продолжая паскудничать до первого намаза.

В десанте бойцы выстлали из спальников логово. Хантер, сняв с себя «лифчик» и кепи, прилег. Был он трезв, но его штормило так, словно накануне выпил литр водки. Яркие звезды в открытой корме прыгали прямо перед глазами, кружась хороводами. Александр закрыл глаза, но звезды не прекращали танцы. Тошнило, вспоминались неприятные картинки недавнего прошлого, последний звонок в ушах надоедливо звенел и звенел. Сильным усилием воли Хантер принудил себя переключиться на воспоминания…

* * *

…В Джелалабаде все происходило по плану – колонну загнали в отстойник, так называли огромную площадку вблизи ППД шестьдесят шестой общевойсковой бригады. С трех сторон эту территорию окружали местные чудеса – проточные тропические болота с исполинскими (до трех с гаком метров!) камышами, значительно усиливая тяготы и лишения местных погодно-климатических условий, когда к страшной жаре присоединялся парниковый эффект, по причине весьма высокой влажности.

Джелалабадский гарнизон был приближен к Пакистану, именно поэтому здесь дислоцировалось видимо-невидимо советских войск. Основу гарнизона составляла 66-я отдельная общевойсковая бригада, по численности значительно превосходящая некоторые «союзные» дивизии.

В скором времени «отстойник» был заставлен техникой десантно-штурмовой бригады, хотя и для других частей из состава армейской колонны место тоже нашлось. Ротный сбегал на коротенькое совещание к Ермолову. Быстро возвратившись, приказал всем отдыхать – ужинать сухим пайком, а потом – выставить парные посты.

Для инструктажа по организации службы войск должен был прибыть помощник начальника штаба 66-й бригады, какой-то там капитан. Александр с радостью согласился поесть и отдохнуть – день оказался изматывающим.

Один баран, из приобретенных на перевале, уже был зарезан Шаманом и им же расчленен. Старшина готовил сразу же два кушанья – шурпу из субпродуктов и собственно шашлык.

Второму мелкому и рогатому Шаман также не оставил никаких шансов: отработанным ударом, поставив барана на колени передних ног, засунул в ноздри два пальца, задрал голову и кривым духовским ножом мастерски перерезал животному горлянку. Переждал, пока вытечет кровь, после чего отрезал барану голову, нацепил ее на какой-то колышек рогами кверху, прислонив к БМП, саму тушу разделал за минуту-другую. Появился Лом с бойцами, забрал свежину.

Глядя на парное мясо, Петренко ощутил приближение неотвратимого приступа тошноты – перед глазами стояла дикая картина страшного «рагу» из человеческих останков и остатков животных… Чрезвычайным усилием воли он победил себя, отвернувшись от того места, где занимались мясом старшина с Шаманом. Старшина заметил – с Хантером что-то не то.

– Что, замполит, плохо тебе? – подойдя вплотную, негромко спросил он.

– Так, старшина, – неохотно сознался тот, сплевывая и вытирая губы. – Вспомнил «рагу» на дороге, – нечеловеческим усилием он едва удержался от рвоты.

Конечно, титанические усилия были б напрасны, но организм был на его стороне: с самого утра он ничегошеньки не ел, поэтому и блевать было нечем. Ему стало стыдно за себя, еще бы: офицер, гвардеец, десантник, а туда же!

– Знакомо, Хантер, бывало уже у нас такое, – старшина похлопал его по плечам. – Имеется у меня для этого лекарство, – он загадочно прищурился, потащил за собой во тьму.

Они подошли к «Уралу», на котором странствовал по Афгану старшина. Оселедец с Хантером залезли в кузов, откуда то из глубины которого старшина вытянул так называемую дутую армейскую фляжку…

– Выпей, Александр, сразу станет легче, – посоветовал он, открутив пробку.

– Что это? – осторожно спросил старший лейтенант.

– Спиртное, – прозвучал неоднозначный ответ. Фляжка была теплой, от нее действительно пахло спиртным, с каким-то странным запахом – приятным и одновременно, волнительным. Петренко не заставил себя долго уламывать: быстро закинув голову, он приложился к горлышку фляги… Глоток-другой-третий и… едва не задохнулся – во фляжке плескался чистый медицинский спирт, чуток разбавленный настойкой элеутерококка!

Бешеными глазами Хантер вылупился на старшину, горло перехватило, потекли непрошеные слезы – за всю свою недлинную жизнь старлей еще ни разу не пробовал спирта: ни разбавленного, ни чистого…

В желудке взорвалась фугасная авиабомба, рикошетом в голову ушел сильный заряд алкоголя. Хитрый старшина оказался наготове: он подал Сашке только что открытую жестянку с газированным голландским напитком под названием «Си-Си». Хантер, не соображая, что делает, ухватил жестянку и залпом выдул.

Лучше бы он этого не делал – газированный напиток смешался со спиртом и практически моментально всосался в стенки желудка. Хмель дуплетом отрикошетил в башку, и довольно мощно. Но Александр уже совладал с собой.

– Еще! – прохрипел он, показывая на «дутую» флягу. Старшина с пониманием и одобрением смотрел на офицера, оживавшего на глазах.

– Это правильно, по-нашему, по-казацки, – сказал он и подал флягу. – Саня, но ты того… смотри, не очень-то увлекайся…

Не успел договорить фразу, как старлей сделал еще три больших глотка огненной смеси.

– Воды! – прохрипел он с натугой. – Воды!..

Оселедец подал фляжку с теплой питьевой водой, осушенную старлеем почти полностью. После подобной процедуры Хантер показалось, что он просто рухнет на пыльную землю «отстойника». Но вышло совсем по-иному. Неожиданно на душе стало легче, дневные кошмары куда-то отошли, и, наконец-то, проснулось здоровое чувство голода.

Хантер, позабыв о страшном «рагу» на дороге, жадно поглощал все, что приготовили, – и шурпу, и шашлыки из баранины. Лишь после чая он смог окончательно успокоиться. Хмель понемногу выветривался, Сашка закурил сигарету и спросил старшину.

– А бойцы, со мной разбиравшие руками остатки автобуса, – он специально не употреблял слова, наподобие «мясо» или «рагу». – Как они?

– Там все нормально, Александр, – старшина хитро улыбнулся в казацкие усы.

– Что, у них там тоже какой-то «релаксант» с элеутерококком имеется? – забеспокоился замполит.

– Там все нормально! – твердо заверил Оселедец. – Там тоже всем поплохело, как и тебе (бойцы – тоже люди), а вот Лому – этому все по цимбалам! Хотя, без «релаксанта», как ты говоришь, конечно же, не обошлось…

– Не переберут? – забеспокоился Петренко.

– Нет, не должны. – Старшина был спокоен, как слон после купания. – К тому же, я попросил ротного не ставить ночью никого из них на посты, пусть отдохнут ребята…

– Вот это ты молодец, старшина! – одобрил Петренко, выпуская дым.

– И ты молодец, Хантер! – без подхалимства отметил Оселедец. – Сложные ситуации тебе подготовила судьба военная. Некоторые за два года в Афгане не видят такого, как сегодня. – Он продолжал медленно говорить, присматриваясь к заместителю командира роты: – А ты, на первых же боевых, и на такое нарвался! Очевидно, судьба военная твоя здесь, в Афгане, будет непростой… – спрогнозировал он.

– А ты откуда знаешь? – удивился Петренко.

– Ты же из Украины, вероятно, знаешь такую байку. – Оселедец перешел на родной язык. – Кум каже куму: «Знаєте, куме, зима буде лютою, морози – страшні!» «Та ні, – відповідає кум, – не знаю. А ви, куме, звідки про це дізналися?» «Та знаю, бо в мене кожуха немає!», – засмеялся старшина.

– Ха-ха-ха! – пьяно захохотал Александр, сидя возле костра на ящике из-под снарядов. – А ежели серьезно?

– Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! – Оселедец вытянул свою хитрую флягу, глотнул жидкости, крякнул, запил водой, съел шмат уже застывшей свежины, и предложил флягу собеседнику.

Тот по-лошадиному замотал головой – ему и так было хорошо.

– Есть у меня какой-то дар, – сообщил старшина доверчиво. – Хотя проявляется он не часто, и могу я об этом рассказать далеко не всем.

– А почему с такой избирательностью? – начал выделываться нетрезвый Хантер. – Что, когда и кому ты можешь спрогнозировать?

– Не спеши! Я ж говорю тебе, Саня, – рассердился Оселедец. – Сам не знаю, что-то находит на меня – тогда и предупреждаю человека, дескать, будет так-то и так…

– И что, сбывается? – вдруг остыл замполит, которого почему-то уже не тянуло на шутки, несмотря на гастрономическое наслаждение и немалую дозу алкоголя в крови.

– Почти всегда. К сожалению, – грустно резюмировал старшина.

– А пример какой-либо можешь привести, земляк? – попросил старший лейтенант.

– Сам увидишь и услышишь, Александр, только не обижайся, – утешил старшина. – Я не хочу пугать свой дар, загоняя его куда-то в глубь себя. Бывало, благодаря ему удавалось предотвратить несчастье и даже сохранить кое-кому жизнь. Некоторые нехорошие люди (в частности майор Волк), откровенно издеваются надо мной. – Старшина снова приложился к фляге, сделал глоток, запил водой и продолжил: – Но это все до поры, до времени…

– Понял, не буду выспрашивать. – Хантеру действительно расхотелось выпытывать у старшины возможные перипетии собственной военной доли. – Ибо, как говорили древние греки: нельзя просить богов открыть будущее – жить станет неинтересно!

– Это они правильно говорили, – серьезно заметил старшина.

– А за предупреждение спасибо, – не совсем трезвый Петренко с признательностью похлопал по спине старшего на пятнадцать лет Оселедца.

Посреди ночи послышался лай Замены – любимой собаки старшего прапорщика Ошейкова (он всегда и всюду таскал ее за собой).

– Фу, Замена! Свои! – прозвучала кинологическая команда, С опозданием прорезались голоса, эхо шагов группы людей.

Это шел ротный со взводными, с ними был плотный капитан с пехотными эмблемами, весь такой выглаженный – «муха порежется» об стрелки на штанах! Элегантный, словно рояль фирмы «Petroff», с иголочки одетый, со стильной бородкой и усами, капитан напоминал великосветского гусара, свежий белый подворотничок подчеркивал загар (для полноты образа не хватало белых перчаток и стека в руке).

– Что это за «гусара» ротный привел? – недоумевал Петренко, в то же время не испытывая к нему неприязни. – Ежели служит в такой дыре, в Джелалабаде, не в Кабуле, не во дворце Амина – значит, свой, то есть – наш, – решил он.

Капитан подошел к Александру с Оселедцем и действительно как-то по-гусарски вскинул руку к новенькому кепи с полевой кокардой защитного цвета.

– Капитан Белов, старший помощник начальника штаба шестьдесят шестой бригады! – назвался он.

– Старший лейтенант Петренко, заместитель командира роты по политической части, – представился Александр, но козырять не стал, поскольку к «пустой» голове лапу не прикладывают, не американская же армия!

Оказалось, что «гусара» прислали, дабы проинструктировал об особенностях несения службы в этих специфических краях. Не выпендриваясь, сугубо по-деловому, «гусар» рассказал, мол, болота эти проточные и являются непроходимыми для любого вида техники, для вьючных караванов и пеших армейских подразделений.

Лишь частично они проходимы для одного-двух или даже трех «духов», знающих эти места как свои пять пальцев. Раньше со стороны болота выставляли обычные посты (согласно требований Устава гарнизонной и караульной службы), но как-то в один недобрый час, в одном из мотострелковых батальонов бесследно исчез часовой – в стальном шлеме, бронежилете, с автоматом, штык-ножом, двумя гранатами и боезапасом.

Особисты сначала выдвинули версию, дескать, парень ушел к душманам, но через несколько суток изуродованные останки солдатика подбросили под забор парка бригады. Пришлось оформлять представление на посмертное награждение часового орденом Красной Звезды, обезображенный труп, без головы и «навесного оборудования» запаяли в цинковый гроб, и… домой, спецрейсом.

Вероятно, боец заснул-таки на посту, позволив незаметно подкрасться к себе, в результате был захвачен и замордован. После такого ЧП на посты в бригаде, со стороны болот, ночью выставляли парные посты – часовой и его помощник – подчасок на армейском сленге. Опыт показал, что целесообразно выставлять на посты военнослужащих различных периодов службы: одного – «деда», а другого – из молодых. Иной неплохой вариант – сержант и его подчиненный. Таким образом, обеспечивается высокая бдительность: если «дедушка» может позволить себе расслабиться, то молодой боец при нем – никогда!

В темные безлунные ночи парные посты дополнительно экипируются приборами ночного видения, так называемыми ночными биноклями, типа БН-1, из расчета – один на пост.

Старший лейтенант Петренко с любопытством слушал инструктаж. Он, хотя и слышал о парных постах от офицеров своей бригады, лично с ними не еще не сталкивался… Тем временем «гусар» заканчивал инструктаж.

– Кстати, господа офицеры, – применил он очень редкое для Рабоче-Крестьянской Красной Армии обращение. – В болотах водится видимо-невидимо всяческой живности. Поговаривают, до вторжения советских войск в этой местности встречались даже леопарды и обезьяны.

Недавно кому-то посчастливилось увидеть хауса – индийского дикого камышового кота. Встречаются и полезные животные – рыба, утки, водяные курочки, и даже такие ценные охотничьи трофеи, как дикие кабаны, которые уже несколько столетий подряд удачно скрываются здесь от настоящего геноцида, постоянно грозящего со стороны мусульманского населения.

Должен вас предупредить, – «гусар» подвел указательный палец вверх, – что камыши эти, к сожалению, кишмя кишат разнообразнейшей гадостью – змеями, в частности. Водится здесь даже одна из самых ядовитых змей планеты – индийская болотная гадюка, о которой поведал в «Записках Шерлока Холмса» сам Конан Дойль, помните?

– Да-да! – охотно подтвердили присутствующие.

– Кстати, офицеры «геноцидовской» батареи, неподалеку расположенной, – улыбнулся «гусар», – каким-то образом смогли приучить такую гадюку, она у них живет под баней, и кормят гада пушкари довольно оригинально – разводят сухое молоко… коньяком.

Зовут Марфу (так они ее прозвали) на званый ужин клацаньем затвора автомата, поставив оружие на землю. Своеобразное сейсмическое эхо передается грунтом, змея выползает к своей поживе, ест и исчезает на два-три дня. Как ни странно, никто из личного состава от укусов змеи не пострадал, а на территории этого подразделения нет ни мышей, ни крыс, и даже другие змеи туда не заползают…

– Ничего себе! – присвистнули десантники. – Удивительные дела здесь творятся!

– Поэтому бдительность часовых должны быть удвоенной, – закончил необычный доклад на довольно скучную тему бравый капитан. – Вопросы есть? – спросил он.

– Нет, капитан, – за все сказал Лесовой, пожав ему руку. – Благодарим за интересный доклад! Старший прапорщик Ошейков! – ротный командир обратился к старшему технику. – Вместе с Заменой проведите господина капитана в штаб батальона, его там ждут!

– Есть, – просто ответил Ошейков и, взяв собаку на поводок (это была крупная и злая сука из местных чабанских псов), шагнул во тьму.

– До свидания, господа офицеры! – «Гусар» снова лихо отдал честь, и пошел за старшим техником роты.

– «Гусар», твою дивизию! – без злобы, с иронией промолвил ротный, смотря вслед капитану.

– И я так его окрестил, – улыбнулся Петренко.

– Но этот видно, что разумный!! – продолжал ротный.

– Ну, дай Бог, чтобы на таких должностях толковых и держали! – уже без улыбки продолжил старший лейтенант Денисенко. – А то, как наберут в штабные «долбодятлов» сказочных, не в состоянии ни взводом, ни ротой командовать – тогда беда!

На коротеньком совещании решили – по периметру болота, вдоль уреза води выставить три парных поста с БН-1, меняя их каждые два часа, проверяя через каждые три часа. Менять посты должен старшина роты. Первый раз проверять службу войск выпало Дыне, а на второй раз, под утро, вызвался Александр.

Возвратился Ошейков и передал из штаба батальона ночные пароли: до 0 часов – цифра 8, после 0 часов – цифра 5. Это означало следующее: ежели ночью тебя окликает часовой и кричит: «Стой, пять!» – у тебя в запасе есть пара секунд, чтобы до полуночи ответить: «Три!» – и по тебе никто стрелять не будет. После того как начнутся другие сутки, отвечать на подобный запрос часового предстоит: «Нуль!», иначе нарвешься на пулю.

На том и порешили. Хантер с Дыней разостлали на броне два спальника: один – снизу, второй – в ногах, в скором времени должно было похолодать. Не раздеваясь и не снимая берцев, Хантер положил возле себя автомат, прилег и моментально заснул.

Ему снилась живописная Полтавщина летом – запахи цветущей липы, прекрасная обнаженная девушка звала его купаться в теплую речку с названием Псел…

– Товарищ старший лейтенант, подъем! – дежурный по роте дернул его за рукав именно в тот миг, когда он уже дотянулся до девушки на берегу реки. – Вы приказали разбудить вас перед рассветом, – настойчиво продолжал сержант, глядя в его глаза, убеждаясь, что старлей проснулся окончательно.

Хантер скинул с себя спальник на спокойно похрапывающего, улыбающегося во сне Денисенко. Тому тоже снились не Джелалабадские проточные воды, а родные Пинские трясины… Вокруг царила вязкая тишина, висел туман, не очень густой, но от него становилось зябко.

На небе, над высокими горами, окружавшими долину, начинало немного сереть. Поднеся к глазам свои «Командирские», Петренко увидел: святящиеся стрелки показывают четыре часа и тридцать минут местного времени. «Значит, пароль уже – цифра 5», – про себя отметил Александр.

– Пойду проверю посты, сопровождать не нужно! – схватив автомат, оповестил дежурного старший лейтенант.

Парный пост от первого взвода находился на таком себе полуострове «Крым», отходящем от «материка» в плес воды и лишь узкий перешеек Чонгара соединял его с суходолом. Там несли службу двое: из «дедов» младший сержант Шишкин (по прозвищу, ясное дело, Шишка), родом с Валдая, а от «шнуров» – рядовой Петриковец, с Винничины, из села Петриковцы, что под Хмельником (по прозвищу Колун, которое получил за богатырскую фигуру). Хантер неспешно зашагал к «Крыму»…

 

«Выходила на берег Катюша»

…Проснулся он от стрельбы – стреляла автоматическая пушка 2А42, ей вторил танковый пулемет Калашникова.

– Что такое, Кузнечик?! – заорал Хантер, судорожно напяливая «лифчик». – Что случилось?!

– «Духи» перестрелку устроили! – громко ответил сержант с командирского места. – Уже десять минут как отстреливаемся! – В его голосе слышалась ирония.

– Так что, я десять минут стрельбы не слышал?! – изумился Александр, глядя на часы.

– Мы уже и сами подумали, что с вами что-то не так! – сквозь стрельбу выкрикнул сержант. – Старший лейтенант Денисенко с Бинтиком прибежали, пощупали пульс и сказали, дескать, все нормально, спит замполит и пусть спит!

– Во дела… – лишь и смог выговорить старлей. Голова гудела, словно с похмелья, шум от выстрелов больно бил по ушам, все тело ломило, как будто во сне разгрузил вагон с песком. Собравшись, Хантер выскочил из машины и, взяв в руки бинокль, начал осматриваться.

Картина была малоинформативной – из-за разрушенных дувалов по СТО валило несколько десятков автоматов и ручных пулеметов. Гранатометов и другого серьезного вооружения Хантер не заметил. Это не означало, что его в руинах не было, поелику в кяризах можно запрятать все, что угодно, кроме танка, разумеется. Александр вернулся к машине, занял почетное командирское место, и, натянув на голову шлемофон, вызвал Денисенко.

– Хантер вызывает Дыню! Прием! – понеслось над темными пространствами.

– Слушаю тебя, Хантер! – весело откликнулся Дыня. – Ты жив, при памяти?

– При памяти, – подтвердил Петренко. – Как оцениваешь диспозицию?

– Так оцениваю – стоит ждать какую-то гадость с той стороны, – выказал разумную мысль взводный. – Вся эта мелочь для отвлечения внимания.

– Что верно, то верно, Дыня, – согласился замполит. – А пока что, лишь бы не тратить напрасно боезапас, вызываю, на всякий случай, огонь артиллерии по остаткам Темаче.

– Правильно! – сказал Денисенко и исчез из эфира. Не тратя времени, Александр вышел на ААГ. На этот раз артиллеристы повесили «люстры» – несколько осветительных снарядов, в ярком свете которых начали долбить населенный пункт большим калибром. Неплотный огонь со стороны неприятеля мгновенно утих – «духи» попрятались.

– Это совсем другое дело! – успокоился Хантер, соскакивая из брони на землю. – Так воевать можно!

– Эт-точно! – подтвердил кто-то из тьмы, подходя к броне с тыльной стороны.

Присмотревшись, старлей офонарел – это был начальник политотдела соединения, то есть подполковник Михалкин Виктор Федорович собственной персоной, в каске и бронежилете, с «окурком» в руке.

– Прошу прощения, товарищ подполковник, – проговорил оторопелый Хантер. – Чего это вы в одиночку в темноте передвигаетесь? Так можно и на пулю нарваться…

– Не пугай пуганого, Петренко! – ответил Монстр, закуривая в кулачок сигарету. – Докладывай – чем занимается рота, чем лично занимается заместитель командира роты по политической части?

– Заместитель командира роты временно исполняет обязанности командира роты, поскольку тот выбыл из строя в связи с внезапным ухудшением состояния здоровья, – четко, как на строевом смотре, отрапортовал старший лейтенант. – Рота, отразив огневой удар противника, готова к продолжению боя!

– Дурак ты, Петренко! – вновь взялся за свое Монстр. – Них… ты не понял, чему я тебя учил! Какого х… ты снова полез командовать ротой? Ты вчера ночью так накомандовался, что о тебе даже ЧВС армии знает!

– Меня назначил командовать подразделением капитан Лесовой, как единственного штатного заместителя, находящегося на боевых. – Старлей не стал спорить. – Поэтому исполняю его обязанности…

– Правильно меня предупреждал подполковник Заснин перед выходом на войну, – начпо в сердцах выплюнул светлячок бычка на землю, – чтобы не брал я тебя на эти боевые!

– Это ваше право, товарищ подполковник! – сухо отрезал Александр, не видя перспектив в дальнейшем разговоре.

– Как оцениваешь обстановку, «ротный»? – язвительно поинтересовался Монстр.

– Предполагаю: неприятель приготовил нам нечто более серьезное, нежели просто перестрелку из автоматического стрелкового оружия, – поделился он своими прогнозами с начальством.

– И что это может быть, «более серьезное»? – не успокаивался начпо. – Неужто пакистанские танки?

– Это может быть огонь из тяжелого вооружения! – высказал Хантер свое мнение.

– Ну ты посмотри, впервые хоть что-то путное выдал! – оскалился в темноте подполковник. – Как собираешься подготовиться к обороне, маршал Чуйков?

– В инженерном плане позиции подготовлены. В случае огневого налета вражеской артиллерии планирую укрыть личный состав в технике и окопах, – четко ответил старший лейтенант. – Связь с армейской артиллерийской группой установлена. Пушкари готовы работать по нашим заявкам.

– Мысль правильная, хотя и не совершенная, – поправил начальник политотдела. – На технике, в случае артобстрела, оставь только механиков-водителей и наводчиков-операторов! Прямое попадание реактивного снаряда в боевую машину пехоты разрывает ее, как консервную жестянку, провоцируя пожар, и детонацию боекомплекта.

Остальной личный состав укрой в окопах! Проследи, чтобы все, до единого, были в стальных шлемах и бронежилетах! Кстати, ты сам – почему без каски и жилета? Что за героизм на грани идиотизма?

– И вы же сами в феврале, как только что я к вам зашел представляться, предупредили, – в свою очередь начал выпендриваться Петренко. – Дескать, отправите меня «двухсотым»…

– Ты не пи…и, Хантер, или как там тебя! – вскипел начальник.

– Точно так – Хантер! – согласился старлей.

– Хватит болтать, старлей! – устало оборвал Михалкин. Было понятно, что и для него последние дни и ночи были напряженными и сложными. – Выполняй мои распоряжения, я хотя и начальник политического отдела, но вот тактикой ведения боевых действий и оперативным искусством владею довольно неплохо!

– Есть выполнять ваши распоряжения! – ответил старший лейтенант, собираясь идти восвояси, но Михалкин остановил его.

– А где майор Волк?.. – повис вопрос в ночном воздухе.

– Волк, товарищ подполковник, спит, в скобках – отдыхает лежа! – кипя ненавистью, начал чеканить слова замполит роты, вспоминая слова, которые сказал утром Лесовой. – Во всяком случае, во время перестрелки на позициях роты отловлен не был!

– Это он, наверное, после того, как ты его едва не убил из трофейного пистолета? – вроде как мимоходом спросил Монстр.

– Все это инсинуации, о чем я заявляю официально, и предельно откровенно! Настойчиво прошу оградить меня от подобных обвинений и клеветы! – Александр вспомнил уроки Тайфуна.

– Ну-ну! – Монстр не очень поверил в Сашкин пафос, но дурных вопросов более не поступило. – Хорошо, я поищу майора Волка и побеседую с армейскими ремонтниками. – Подполковник показал рукой на СТО. – А ты командуй ротой, чтобы на этот раз до ЧВСа не долетела о тебе нехорошая весть.

– Это уже от майора Волка зависит! – продолжал выделываться Александр. – Каким образом он в этот раз на ЦБУ «дезу» закинет?..

– Тьфу ты! – сплюнул под ноги начпо и зашагал к кунгам ремонтников, откуда все же пробивались демаскирующие вспышки работающих сварочных аппаратов.

Не тратя времени, Хантер влез на броню, по радио поставил задачу подчиненным, спрогнозировав возможное поведение противника. Сразу же по окончании радиопереговоров реактивная граната пролетела над его машиной, разорвавшись под горкой с ненормативным именем.

Рота откликнулась сосредоточенным огнем по разбитым дувалам, тем самым выказав почти всю систему огня. Оказалось – «духи» именно этого и ожидали. С пакистанской стороны по СТО заработало несколько реактивных систем залпового огня:

Змеями-Горынычами в воздух взлетели десятки реактивных снарядов и стремительно устремились к позициям десантников.

– Сказочник! Я Хантер, прием! – крикнул в эфир старлей, кожей чувствуя зимнюю стужу при виде жуткой стаи огненных комет.

Ответ артиллериста не расслышал: в воздухе зашелестело, завыло, застонало, закричало ишаком – эрэсы приблизились чрезвычайно быстро. Ухнули разрывы, ударной волной качнуло БМП. Пыль и острый запах сгоревшего тротила забили дыхание.

Бээмпэшки взахлеб молотили из пушек по реактивным установкам, их снаряды не долетали до вражеских огневых позиций, разрываясь на земле, самоликвидируясь в воздухе.

– Сказочник! – вновь заорал Хантер. – Вызываю огонь артиллерии! По нам лупят с пакистанской территории три или четыре установки эрэсов! Сообщаю координаты! – Старший лейтенант методически, как учили когда-то в училище, передал в эфир данные вражеских огневых позиций.

В ответ услышал нечто невразумительное…

– Это территория сопредельного государства! – заявил знаток международного права, маскировавшийся под позывным Сказочник. – Я не могу работать по вашей заявке без специального распоряжения свыше!

– Согласовывай быстрее, твою в сказку-мать! – вышел из себя Хантер. – Еще пару залпов, и на месте СТО останется кладбище! Мои пушки уже бьют по сопредельной территории, но до огневых позиций РС они не добивают!

Пока артиллерия согласовывала с руководством армейской операции координаты для стрельбы по территории сопредельного государства, моджахеды произвели еще один залп, находясь вне границ достижимости ротного вооружения.

На этот раз огневой удар оказался точным – была подбита БМП Шамана, сам механик-водитель получил контузию, успел выбраться из машины. А вот Соболева тяжело ранило, его вытянул из брони… подполковник Михалкин, подбежавший к подбитой машине, несмотря на обстрел. Ремонтники также получили свое – в их хозяйстве ярко запылали две машины. Стрелки в руинах кишлака обнаглели – палили из автоматов, пулеметов и гранатометов. С «Головки» по руинам населенного пункта долбили ротные «примусы», пытались они дотянуться и до реактивных пусковых установок, однако дальность оказалась и им не по зубам.

Ситуация, как это часто бывает на войне, полярно изменилась: недавно огневое преимущество, бесспорно, было на стороне шурави, и вот, за миг чаша весов в руках капризной госпожи Фортуны качнулась в противоположную сторону. Пока «духи» перезаряжали свои установки, рота, почти на равных, вела огневую дуэль с вновь воскресшим (в который раз!) очагом сопротивления в кишлаке Темаче.

– Сказочник! Твою мать, что вы там телитесь? – снова заорал Александр. – Где огонь?

– Наверху еще ничего не решили, – начал оправдываться «специалист по народному фольклору». – Выходят на Самого, только он решает подобные вопросы!

– Передай на ЦБУ – ежели они не подавят «духов» на территории сопредельного государства, которые долбят меня реактивной артиллерией, – откровенно блефовал Петренко, – я пройдусь моторизованным рейдом по огневым позициям эрэсов! Как меня понял? Прием!

– Хантер, понял вас правильно! – откликнулся ни в чем не повинный артиллерист. – Передам ваше сообщение по назначению! Конец связи!

Замолкли радиоспоры, и новый залп с пакистанской территории заставил десантников спрятаться в своих машинах и укрытиях. На этот раз огневому воздействию подверглась «Головка» – ее характерную верхушку заслонили разрывы.

– Будяк, слышишь меня?! – Как только умолкли разрывы, Хантер крутанул ручку полевого телефона. – Слышишь меня? Прием!

В ответ – тишина. Сколько не вопрошал Хантер, «Головка» упрямо молчала.

– Будяк, прием! – старший лейтенант Петренко вышел в эфир на сержантской волне, надеясь, что сержант услышит его через свой приемник. – Если слышишь меня, дай очередь из автомата вверх!

Молчал эфир, молчаливая тишина и оседающая пылюка правили бал на господствующей ненормативной высоте…

– Колуна ко мне! – прозвучало в ротном эфире. Выскочив из машины, Хантер дождался солдата – богатырь тяжело подбежал в полной боевой экипировке. Подбежал и замер, ничего не говоря.

– Слушай, земляк, боевой приказ! – сжав мускулистую руку Петриковца, замполит завел его за корму. – Видел, как «духи» накрыли «Головку»?

Великан молча склонил главой.

– Твоя задача – забраться на высоту, и, ежели там кто-то еще жив – дашь в зенит длинную очередь трассерами из автомата. Есть трассеры? – спросил он.

– Есть магазин, – флегматично заверил парень.

– Если в живых никого нет, и «примусы» не пригодны для боевого применения – дашь две коротких очереди в зенит, понял? – автоматически ставил задачу офицер.

И вновь спокойный кивок в знак согласия.

– Если там есть раненые и контуженые – организуй их эвакуацию, и сам руководи на месте обороной, запомнил? – Хантер с надеждой вглядывался в глубоко посаженные глаза солдата.

Снова почти равнодушное движение головой, словно не под пули – снаряды отправляется боец, а на вечеринку к девчатам в соседнее село. Перестрелка роты с кишлаком продолжалась, РПУ молчали, очевидно, происходило перезаряжание пакетов. Вдруг из-за туч проклюнулась луна, и видимость значительно улучшилась.

– Вперед, Колун, вперед! – легонько подтолкнул того замкомроты. – Пока нет залпа!

Боец закинул автомат за спину и стремглав бросился к высотке.

– Товарищ старший лейтенант! – сквозь стрельбу послышался крик Кузнецова. – Вас на связь! – вышколенный сержант сбросил шлемофон на длинном шнуре.

– Слушаю Хантер, прием! – полетело в эфир.

– Что за еб. тый позывной у тебя, сынок? – послышался нахальный вопрос в наушниках.

– Тю, Пельмень! – догадался старший лейтенант, узнав грубый голос генерала Галушко, не удивляясь – уже привык ничему не удивляться.

– С целью дезориентации неприятеля, товарищ Первый! – задиристо ответил он, краем глаза замечая, как с пакистанской стороны поднимаются огненные хвосты духовских комет.

Спустя мгновение Хантер находился уже внутри машины, захлопнув за собой люк.

– Не задирайся!.. – прозвучало в ответ, окончание фразы расслышать не успел – рвались снаряды, осколки с камнями рикошетили по панцирю.

– Докладывай обстановку! – спокойно скомандовал Пельмень.

В ответ старший лейтенант Петренко довольно лаконично и обстоятельно, невольно копируя манеру Лесового и Аврамова, пересказал реалии боевой обстановки.

– Что за типы реактивных систем по тебе работают, можешь выяснить? – по-деловому спросил генерал.

– Только что вышла луна, сейчас выясню! – пообещал старлей.

Наведя оптику на вражеские позиции, Хантер аж присвистнул – сквозь подсвеченную сетку прицела он рассмотрел пять силуэтов реактивных установок залпового огня, до боли напоминавших устаревшие БМ-13, на «той войне» называвшиеся «Катюшами»!

Но вот форма пакета у этих установок была немного другой, нежели у классических «Катюш». Вдобавок базой для них служило шасси советского вездехода ЗиЛ-157 (как только не дразнили в Советской Армии этого прямого потомка американского «Студебеккера» – «Захар», «Бемс», «Поларис»…). Вокруг боевых машин суетились моджахеды, перезаряжая их, в глубине огневых позиций угадывались абрисы тяжелых транспортов.

– Наблюдаю пять БМ-13 на базе ЗиЛ-157! – доложил Александр. – За ними десяток транспортных тяжелых автомобилей!

– Вот б…, союзнички «зеленые» постарались! – послышались генеральские матюги.

Старлей наконец-то сообразил – «Катюши» оказались в пакистанской неволе «благодаря» правительственные войскам РА.

– Слушай меня внимательно, Гангстер, или как тебя там… – послышался немолодой и хриплый генеральский голос.

– Хантер мой позывной… – полез поперек батьки в пекло замкомроты.

– Не перебивай, ё…. твою мать! – мгновенно отреагировал Пельмень. – На подлете авиация, она, по моей команде, разнесет вражье гнездо. Бомбо-штурмовой удар нанесут из положения кабрирования, не залетая на сопредельную территорию, понял, Гангстер?

– Так точно, понял! – не стал выкобениваться Хантер-Гангстер.

– По команде с ЦБУ обозначишь свой передок наземными сигнальными патронами и осветительными ракетами повышенной дальности на максимальном положении. Имеются они у тебя? – Генерал беспокоился о какой-то там поредевшей роте!

Молодой офицер сообразил, что ракеты повышенной дальности, полученные старшиной накануне выхода на операцию «Кольцо», предназначены именно для таких критических случаев, поскольку у басмачей их быть не могло по определению. Эти сигнальные ракеты так и валялись мертвым грузом на технике, и до сих пор никто не пытался найти им применение.

– Так точно, – ответил Петренко. – Имеются в наличии такие ракеты!

– Вот и хорошо! – удовлетворенно резюмировал генерал Галушко. – Работай, Гангстер, твою дивизию! Конец связи!

– Конец связи! – отключился вновь окрещенный «Гангстер».

Сразу же пакистанская сторона вспыхнула веерами реактивных лепестков, и стая Змеев-Горынычей полетела в десантников. На шуравийское счастье, все снаряды легли в реке и между рекой и СТО. Взрывы взметнули вверх столбы воды с галькой, попутно разминировав берег Вари-Руд от мин Гены Щупа.

– Внимание всем! – воплощал в жизнь генеральский план «Гангстер». – Подготовить НСП, «огни»! Всем подготовить к применению осветительные ракеты повышенной дальности! Кольцо в положение «1200»! Па моей команде обозначить себя «огнями» и ракетами повышенной дальности! Как поняли, прием?!

Подчиненные доложили, дескать, готовы к прилету авиации. В этот момент с «Головки» в зенит поднялась длинная автоматная очередь исключительно из зеленых трассирующих пуль. Высота жила!

Хантер с облегчением вздохнул.

– Гангстер, прием! Я Баттерфляй, как меня разбираешь? – вызвало радио энергичным, хорошо поставленным голосом.

Баттерфляй был позывным армейского ЦБУ.

– Я не Гангстер, я Хантер! Не желаю присваивать себе чужой криминальной славы! А тебя разбираю хорошо, мадам Баттерфляй! – ответил старлей, демонстрируя чувство юмора и осведомленность в истории оперетты.

– Хорошо, пусть будет Хантер! Посмотри, на своем ли месте те Змеи-Горынычи? – спросил неизвестный цэбэушник.

Хантер тщательно всмотрелся в прицел, и вновь присвистнул – по хаотической суете вокруг «Катюш» понял – ихвани сворачиваются, через минуту их там не будет.

– Сворачиваются, собираются драпать! – сообщил он в армейский Центр боевого управления.

– Не успеют! – успокоила мадам Баттерфляй. – Подлетное время – минута! Обозначь свой передок!

– Есть обозначить свой передний край! – подтвердил десантник и отдал приказ подчиненным. – Воспламенить НСП! «Огни» выбросить на десять метров в сторону противника! Ракетами увеличенной дальности, под углом семьдесят пять градусов по Пакистану – огонь!

Послышался гул авиации, и над кишлаком Темаче внезапно вспыхнуло световое поле, медленно опускавшееся на парашютиках. Стало видно, как днем, но «духи», наученные опытом долгой войны, судя по всему, прослушивали наш эфир. Не успели взлететь в воздух ракеты повышенной дальности и разгореться НСП четвертой роты, как над Темаче взлетели в ночное небо разноцветные осветительные ракеты, дувалы осветились факелами из горящего, вымоченного в чем-то легковоспламеняющемся, тряпья.

Крестьянская смекалка не спасла духовских артиллеристов – авиация быстро сориентировалась по ракетам повышенной дальности – они взлетели на высоту километра, тогда как душманское освещение сработало на значительно меньшей высоте – метров двести-триста. Да и сигнальные огни десантников оказались для авиации более чем убедительными.

Эскадрилья «Грачей» легла на боевой курс, и вскоре от вражеской батареи остались лишь пылающие обломки. Работа фронтовой авиации в ночном небе впечатляла – ни один самолет не залетел в воздушное пространство соседней недружественной державы, хотя бомбо-штурмовой удар пришелся именно по ее территории, уничтожив древние «Катюши».

Досталось и развалинам населенного пункта – их забросали бомбами и обработали пушками. Сделав дело, авиация растворилась в ночном небе. Зависла тяжелая тишина. Такая тишина, что Хантер даже растерялся – что делать? Он привык воевать, принимать решения и реализовывать их, а тут – тишина…

Выручил, как всегда, многоопытный Дыня. По его совету Хантер отправил на «Головку» целую процессию – забрать вооружение и всех, там уцелевших. Начали считать потери. Оказалось, в роте четверо «трехсотых»: трое, державших позиции на ненормативной высоте (в том числе – младший сержант Крапивин), и один тяжелораненый внизу – рядовой Соболев.

Легкораненым оказался лишь ефрейтор Шаймиев. Хантер с Дыней подошли к его подбитой машине. Никто не стрелял, поэтому возле БМП Шамана крутился Пол-Пот с двумя ремонтниками. Бээмпэшка, пострадавшая от прямого попадания реактивного снаряда, могла похвалиться нетипичным повреждением – растерзанной кормой.

Снаряд влетел под углом, сразу за башней. Почему-то не разорвавшись, он раскололся и вылетел сквозь незастопоренную изнутри дверку десантного отсека. Расколовшись от столкновения с броней, части эрэса валялись на земле неподалеку…

– Ничего не понимаю, б…! – выругался Дыня, рассматривая картину прямого попадания. – Что-то здесь не так! Я хорошо помню, калибр у «Катюш» – сто двадцать миллиметров, а здесь – меньше ста! – Он ткнул рукой в сквозную пробоину в бронированном корпусе.

– Не сто двадцать, а сто тридцать, – поправил взводного замполит, как бывший артиллерист. – И не сто миллиметров калибр по нам стрелял, а восемьдесят два! На наше счастье, Вольдемар, по нам лупила не БМ-13, а БМ-8! Только сейчас я врубился – почему на ЗиЛ-157 непонятные пакеты установлены, вместо привычных рельсов-направляющих! – Петренко с признательностью вспомнил преподавателей кафедры артиллерии своего училища, под предводительством офицера-фронтовика, полковника Никитина.

Гоняли они курсантов на своих занятиях до седьмого пота, и, как оказалось, их уроки принесли неплохие результаты!

– То есть… если б… по нам… били… настоящие… «Катюши»… – протянул Денисенко, и вдруг замолк.

– Да, Володя, – невесело улыбнулся заместитель командира роты. – Костей бы мы не собрали после 130-мм снарядов, которых на каждой машине по шестнадцать, а на пяти машинах разом – все восемьдесят! И всего – за один залп! А «духи» произвели четыре залпа! Но «Катюшами» их величали только во времена Великой Отечественной, в послевоенные годы в войсках дразнили их… «сучками», за противный визг и эхо, бьющее по ушам…

Выяснили, что пострадали и «примусы» – накрылся медным тазиком АГС-17 «Пламя», посеченный осколками. Среди армейских ремонтников на этот раз потерь оказалось намного меньше, чем в минувшую ночь. Наученные горьким опытом, они за день вырыли множество окопов в полный профиль и во время артиллерийского налета отсиживались там.

Несмотря на все предосторожности, один ремонтник погиб, еще четверо получили ранения и контузии. Был тяжело ранен боец ремонтной роты десантно-штурмовой бригады – водитель машины ТО. К Хантеру приблизился Грач, на ухо сообщив, мол, Михалкин во время огневых налетов вел себя достойно: не прятался-перепрятывался где-то в индивидуальном укрытии, а вместе с бойцами, под осколками, пережидал взрывы, спокойно переходя от одного отделения к другому, демонстрируя спокойствие и уравновешенность. Что тут скажешь?!

– Кузнечик! Вызови мне ко взводных, старшину и всех сержантов, оставшихся в строю, а также Колуна! – распорядился замполит роты.

– Есть! – ответил тот и быстро побежал, хотя мог бы отправить кого-то из подчиненных.

Было заметно, что крепкий и физически развитый парень засиделся без дела. Через три минуты все были в сборе. Старший лейтенант посмотрел на стрелки часов.

– Собрал я вас, уважаемое товарищество, для того, чтобы согласовать наши действия на остаток ночи, – объявил он. – У кого какие соображения?

Однако Хантер так и не успел ничего услышать от подчиненных.

 

Ночные «кошки-мышки»

– Действия, Петренко, будут простыми. – В лунном сиянии приблизился Михалкин. – Мы с тобой берем одну БМП твоей роты, ремонтники дают нам свой КамАЗ, мы грузим на технику погибшего и раненых и отправляемся на ПКП армии.

– А как же рота? – воспротивился Хантер. – Я все-таки исполняю обязанности командира подразделения…

– Я согласен – с этими обязанностями сегодня ночью ты справился. – На удивление, в этот раз начпо не был наглым и желчным, как всегда. – Утром тебе предстоит участвовать в процессе обмена военнопленными. Полковник Худайбердыев предупредил меня о тебе лично! Возьми подготовленных бойцов: командира отделения, механика-водителя, наводчика-оператора и пару солдат – снайпера и радиотелефониста с исправной радиостанцией. К тому же на ПКП с тобой кое-кто желает с тобой побеседовать, с глазу на глаз. Понял?

– Так точно, товарищ подполковник! А что, они, эти «кое-кто» – сюда приехать не смогли? – осторожно спросил старлей, дабы не нарваться на матюги в присутствии подчиненных.

– Не смогли, они не из тех, что любят под эрэсами ползать! – не стал давить начпо.

Удивительным образом ночная передряга положительно повлияла на этого откровенного негодяя и интригана!

– Давай, озадачивай подчиненных, через десять минут мы стартуем! – как-то обыденно приказал Михалкин.

Хантер на скорую руку поставил задачи: за ротного остался, естественно, старший лейтенант Денисенко. Остатки роты поделили пополам: командиром одной половины был назначен лейтенант Воронов, вторую доверили старшине роты, старшему прапорщику Оселедцу. Осиротевшими «примусами» назначили командовать рядового Петриковца.

С собой Хантер решил взять проверенного земляка Зверобоя. Его механик-водитель, рядовой Арсентьев из Красноярска (псевдоним Чалдон), был мастером своего дела, наводчик – лучший ученик Ары – рядовой Челадзе, отзывающийся на прозвище Джойстик.

Снайпером в отделении Зверобоя служил его земляк, рядовой Николай Яремчик (он же Ерема), гуцул, родом откуда-то из-под Яремчи. Еще одного боевика Зверобой выбрал самостоятельно – это был радист, рядовой Кулик, бывший сержант, разжалованный в свое время за дедовщину. Парень бесшабашной храбрости и простой, как три рубля (за что и пострадал). Звали его между собой Лосем, родом он был откуда-то с северного Сахалина, где водилась несметное количество лосося. Оттого и звался сначала он Лососем, а потом почему-то «сократился» до Лося.

Вот такую команду за пять минут сколотил Петренко на пару с сержантом Петриком. Завели БМП, проверили вооружение и наличие боезапаса, оптику, связь – все функционировало исправно. Подошел Шаймиев с просьбой оставить его в строю. Хантер, поддержанный Дыней, в этот раз не принял сторону подчиненного: механик-водитель подлежал эвакуации. По приказу начпо своих раненых и водителя из ремроты соединения Александр загрузил в броню, и, как они ни просились, чтобы их разместили сверху, подполковник остался непоколебимым.

– Пути протралены, «духам» сейчас не до минирования, а вдоль маршрута выдвижения на «точках» стоят «зеленые» и наши подразделения! – Он решительно пресек попытки возражений.

Останки погибшего прапорщика из рембата, разорванного на части прямым попаданием реактивного снаряда, завернули в окровавленную плащ-палатку и привязали поверх брони. Раненых ремонтников загрузили в кузов тентованного КамАЗа, пристроившегося за бээмпэшкой.

Возле грузовика топтался довольно странный персонаж – молоденький старший лейтенант с легкими усиками, в тяжелом бронежилете и шлеме, в круглых очках, что делало его похожим на мультяшного Кролика.

Кроличий бронежилет был оформлен по всем правилам, изобретенным кабульским генералитетом, – перепоясан родным зеленым ремешком, со штыком-ножом, магазины и гранаты аккуратно вставлены в кармашки и застегнуты на липучки, в заднем (большом) кармане угадывались абрисы гранат и пачки с патронами. Весь этот боезапас рекомендовано тянул на указанные руководством 1/2 БК. Все четко по наставлениям, кроме автомата со спаренными магазинами. Ноги очкарика были обуты в офицерские туфли, не запорошенные пылью.

– Ты кто такой? – вопросил Александр.

– Секретарь комитета комсомола Л-ского ремонтно-восстановительного батальона Сороковой армии, старший лейтенант Прогнимак, – по-уставному представился тот. – Сопровождаю раненых и погибших на ПКП армии!

– Хорошо, сопровождай! – согласился Петренко. – Единственная просьба – огонь без команды не открывай, я от вашего «солярного» брата недавно такого ужаса натерпелся!

– Есть огня не открывать! – как на плацу откликнулся ремонтный комсомол, и рванул в кабину грузовика.

Немного посидев, он вдруг выскочил, собравшись куда-то бежать.

– Стой, Кролик! – остановил его Хантер. – Ты куда намылился?

– Возьму еще один бронежилет, – сообщил тот. – На дверцу повешу, с целью дополнительной броневой защиты, – выказал он определенные знания из области проводки транспортных колонн.

– А раненые твои как – бронежилетами прикрыты или просто так валяются? – рядом возник Михалкин.

– Без бронежилетов… – растерялся комсомолец отдельного батальона.

– Так организуй им бронежилеты, бездарь! – безапелляционным тоном скомандовал начпо. – В двойном экземпляре, каждому!

– Как это – в двойном? – не сообразил с первого раза Кролик.

– Вот чмошник! – пришло время недоумевать Хантеру. – Один броник – непосредственно на человека, другой – под него, на случай подрыва! Въехал, Кролик?

– А как же я смогу? – не унимался недалекий старлей. – За бронежилет строго наказывают, он же полторы тысячи рублей стоит…

– Как хочешь, ремонтёр. – Начальник политотдела закурил сигарету «Ростов» в кулак. – У тебя есть три минуты, потом я тебе просто бью в морду, чтобы ты не позорил высокое звание политработника! Хотя ты и не мой подчиненный, но для тебя я изыщу возможность отработать некоторые приемы рукопашного боя. Въехал?

– Так точно! – в конце концов сообразил старлей, стремглав бросившись выполнять распоряжение партийно-политического руководства.

– Петренко, делаем таким образом, – спокойно распоряжался Монстр. – Ты на БМП двигаешься впереди, мы с Кроликом – по твоей колее, на КамАЗе. Фары включаем лишь после подъема, – он показал стволом автомата на высотку.

Так и сделали. За три отведенных ему минуты комсомольский вожак насобирал двойной комплект бронежилетов на четырех раненых комсомольцев и, с помощью водителя, устроил в кузове некое защитное сооружение.

– По местам! – скомандовал Михалкин.

Заревела БМП, Чалдон прогревал двигатель, немногочисленные бойцы умостились верхом на броню. С Кроликом снова случился конфуз – он хотел ехать в кабине грузовика, однако суровый Михалкин выгнал его, пинком направив вновь-таки в кузов, к раненым.

Десантники откровенно смеялись над Прогнимаком, высказывая вслух нелицеприятные эпитеты. Петренко было досадно, что коллега так ведет себя, выставляя себя на посмешище, но он ничего не сделал, дабы закрыть рты бойцам.

– Сам виноват! – решил он. – Не все люди одинаковы. Вот, например, Игорчук – пример для подчиненных и других замполитов, настоящий военспец! А этот – теленок!

– Вперед! – Начпо махнул рукой.

– Вперед! – продублировал Хантер, и мощная БМП-2Д рванула вверх.

КамАЗ неспешно тронулся следом. Фары, по понятным причинам, не включали – луна пребывала в зените, и на близком расстоянии дорога хорошо «читалась».

Александр ненадолго погрузился в воспоминания – вспомнилось, как в Киевском округе в их бригаду из Кандагара по замене прибыл командир десантно-штурмового батальона. Однажды во время учений он собрал молодых офицеров и, посадив их на БМД, показал класс ночного вождения по-афгански. Это был какой-то кошмар – бешеные гонки по пересеченной местности, без фар и приборов ночного вождения – правда, комбату тогда помогала полная луна.

По окончании «афганских» полигонных упражнений – молодые офицеры слезли с брони мокрые как хлющи и потом еще долго вспоминали комбата «незлым тихим словом». Как оказалось, урок, который мастерски преподал им командир батальона, не шел в никакое сравнение с тем, что пришлось претерпевать сейчас.

Узенький, протраленный и разбитый тяжелой техникой, проселок терялся во тьме, высокий угол подъема не позволял механику-водителю видеть свою колею. Ехать пришлось очень медленно, со скоростью два-три километра в час, а трехосный грузовик, ехавший позади, закапывался по мосты, и чуть ли не скатывался задом.

Вспомнив фильм «На войне как на войне», Александр спешился и вместе с Лосем пошел впереди машины. Чтобы механику-водителю было заметнее, Хантер поднял на уровень его глаз трофейную суперзажигалку и короткими вспышками подавал сигналы. Благодаря такой «бурлацкой» методике малая колонна двинулась быстрее.

Подъем почти сдался, когда из кишлака «на огонек» прилетела граната из РПГ. На излете она, описав дугу, взорвалась за бээмпэшкой. Очевидно, «духи», услышав грохот двигателей, поняли, что какая-то техника скребется на подъем, и решили на всяк случай напакостить.

Бойцы схватились за оружие, Зверобой намеревался ответить пушечным огнем, но Александр пресек самодеятельность. Наученный «духами» не хуже, чем в военном вузе, он пришел к правильному умозаключению – душманы стреляют не прицельно, не зная точно, где находятся шурави, поэтому ответная стрельба привела бы к обратному результату, разоблачив диспозицию. Колонна потихоньку вылезла на горку.

Не горя более желанием бежать впереди паровоза, как тот лейтенант-самоходчик в фильме, Хантер залез на БМП. Фары не включали и после подъема. На более-менее ровных участках ехать было несложно – луна позволяла. Вдруг на плато снова из сотни пушек огненными лепестками реактивных систем заговорила армейская артиллерийская группа, обстреливая укрепленные районы на горных хребтах вдоль государственной границы.

Стало намного светлее. Хотя эхо от выстрелов и забило звук дизелей, но видимость стала намного лучше. Вражеские «подарки» не заставили себя долго ждать – откуда-то с пакистанской территории на колонну полетели реактивные снаряды.

Стреляла передвижная реактивная установка. Небольшие по размеру, различные по количеству стволов (не больше десяти-двенадцати), они были очень мобильными, басмачи использовали их неожиданно, транспортируя на пикапах «Тойота» и даже тягловой скотиной. Снаряды взрывались то справа, то слева, сзади, спереди – артиллеристы с «духов» получились паршивые: они никак не могли нащупать бээмпэшку с грузовиком.

Отстреливаться и в сей раз не имело смысла – в темноте, на ходу, в незнакомой местности попасть в неблизкую РПУ было абсолютно нереально. С небольшой скоростью колонна продолжала двигаться, играя с моджахедами в «кошки-мышки».

Набежали тучи, затенив «казачье солнышко», сразу же прекратилась стрельба из РПУ. Ехать стало намного спокойнее. Две машины осторожно приблизились к «точке», где должна была находиться моторизованная рота правительственных войск, вооруженная БТР-152. Разбитый кишлак темнел дувалами и уцелевшими деревьями, под кронами в беспорядке стояли старинные бэтээры – советские аналоги американских и немецких машин.

Наблюдение не выявило в кишлаке ни одной живой души. Это вызвало у Хантера тревогу – он опасался засады. Остановились, привели себя в полную боевую готовность (хотя – куда уже полнее?). Спешились, от КамАЗа подошли Михалкин с Кроликом.

– Что здесь? – спросил Монстр. – Причина остановки?

– Да вот. – Александр нарисовал автоматным стволом в воздухе круг. – Опасаюсь, как бы не нарваться на засаду – от «зеленых» союзничков, – повторил он выражение Пельменя, – чего угодно можно ожидать…

– Эт-точно! – согласился подполковник, обозревая местность. – Что планируешь?

– Я думаю, необходимо возвращаться и переждать до утра! – пионерским голосом прощебетал старший лейтенант Прогнимак.

– Не лезь поперек батька в пекло! – оскалился во тьме начальник политотдела. – Не встревай во взрослые разговоры!

Фантастически действовала на этого индивидуума смертельная опасность – он становился похожим на человека! Просыпались глубоко скрытые человеческие чувства и эмоции, чувство юмора, умение разбираться в людях и адекватно относиться к ним. Как это могло уживаться с протекционизмом, интриганством и обычным бытовым хамством – Хантер не мог уместить в своих молодецко-максималистских мозгах.

Да и времени на подобные соображения не было – предстояло действовать. Присутствие прямого начальства, с одной стороны, добавляло адреналина амбиционному молодому офицеру, побуждая действовать с двойным упорством, однако с другой – он хорошо помнил слова подполковника Ветлы, сказанные по поводу начпо бригады: «Любые твои слова могут быть использованы против тебя!»

– Предлагаю пеший поиск, – начал Петренко доклад. – Начиная с окраин населенного пункта, в пределах досягаемости оружия БМП.

– Возглавишь поиск, конечно же, ты? – блеснул белками глаз Михалкин.

– Так точно, товарищ подполковник! – твердо ответил Хантер.

– Как знаешь. – Начпо махнул рукой. – Ничему ты не научился!

С собой Александр взял трех – Зверобоя, Лося и Ерему. Лось привычно нацепил на себя радиостанцию, припрятав антенну, дабы не топорщила над плечом, демаскируя радиста и офицера рядом с ним.

Без привычного «почтальона Стечкина» Хантер чувствовал себя некомфортно, как ребенок, у которого забрали любимую игрушку. Глянув на Кролика, намылившегося играть роль охранника при начпо, в Сашкиной голове созрел озорной план.

– Одолжите мне этого «гоплита», товарищ подполковник! – обратился он к Михалкину.

– Да бери, – с пониманием согласился тот. – Все одно от него толку никакого! Пусть хоть в каком-то деле побывает!

Выражение лица «гоплита» сигнализировало – он не хочет идти в ночной кишлак, но деваться ему уже было некуда.

– Я сейчас, – прощебетал Кролик, стремглав бросившись к КамАЗу.

– Куда это он? – обалдел Монстр.

– Наверное, завещание составлять, – поделился Александр догадкой.

Начпо тихонько засмеялся. Кролик возвратился. Все в нем было как и прежде – шлем, автомат, бронежилет, но что-то все же изменилось. Всмотревшись, Хантер захохотал – Прогнимак стал вдвое толще, напялив на себя два тяжелых бронежилета! Засмеялся и Михалкин. Увидев повод для всеобщего веселья, от души, с подвыванием, заржали бойцы.

– Хорошо, старлей, – закашлялся от смеха подполковник. – Если так тебе будет легче, ходи в двойном жилете! Будешь теперь «тяжелым гоплитом»!

На самого Кролика смех и откровенные насмешки не оказали ни малейшего влияния.

– Мне так удобнее! – сообщил он. На коротеньком совещании начальник политотдела вновь держался на удивление позитивно – не лез со своими приказами, внимательно слушал, вмешавшись лишь в расстановку людей – он с Чалдоном и Джойстиком остаются на БМП, легкораненый Шаман и водитель грузовика, в составе парного поста, охраняют колонну с тыла.

Временная шуравийская союзница – луна – уже направилась к горному хребту, нужно было поторапливаться.

Пока замполит роты налаживал ночной бинокль, Зверобой приказал подчиненным попрыгать, проверяя – не гремит ли снаряжение. В ответ – ни одного звука, кроме глухого топота ног по земле, успевшей остыть после дневной жары. Снова выпала обильная роса, похолодало, способствуя форсированному пешему маршу.

– Кролик, попрыгай! – на всякий случай приказал Александр, проходя мимо старшего лейтенанта.

То, что услышали десантники, ошеломило – казалось, в поиск идет по меньшей мере рота барабанщиков, открывающая парады на Красной площади. Громыхали гранаты и патроны, находившиеся в заднем кармане верхнего бронежилета «тяжелого гоплита».

Заставили ремонтного комсомолёнка снять снаряжение, и привести в порядок, потеряли порядочно времени. Начпо не влезал в разборки с Кроликом, молча сидел на боевой машине, пыхтя сигаретой.

– Хантер, мой позывной Алтай! – напомнил он, прежде чем малая группа отправилась выполнять задачу.

Старлей понял – дескать, удачи тебе желает начальник политического отдела соединения.

Выстроились. Впереди шагал старший лейтенант Петренко, за ним радиотелефонист, потом Ерема, за ним тяжело бухал «тяжелый гоплит», замыкал группу Зверобой. Тихой сапой подкрались к молчаливому кишлаку. За свою недлинную, но перенасыщенную боевую карьеру Александр успел понять, что самое страшное на войне – это тишина. Ежели тишина – ожидай неприятностей. Лучше, когда стреляют: тогда хоть видно – где свои, а где враги.

По-волчьему, след в след, приблизились к разбитому дувалу, заросшему одичавшим виноградом. Остановились, прислушались – ни звука, все мертво вокруг, не считая далекого грома артиллерии.

Заглядывать в дырку от снаряда, когда-то пробившего дувал, Хантер не отважился – оттуда могли появиться, в самый неподходящий момент, кинжал, или пуля. Ловко зацепившись за ветви, забрался на стену, прислушавшись – ни звука. Приложив бинокль к глазам, Александр тщательно осмотрел все, что попало в поле зрения – никаких признаков присутствия противника. Тихонько ухнув филином (хотя, бес его знает – есть ли здесь ночные птицы?), дескать, ничего страшного, можно лезть в дырку, старлей осторожно соскочил на землю. Соскочил и шарахнулся, попав на человеческое мягкое тело!

Перекатившись, Хантер выхватил штык, готовясь к рукопашной. А неизвестный продолжал лежать… Переполошенные подчиненные рассыпались по кругу, слышно было, как они расползаются в поисках лучших позиций.

– Зверобой, Лось, ко мне! – прошипел замполит. Через миг оба появились рядом.

– Там кто-то лежит, – прошептал Александр. – Я подползу и посмотрю, а вы прикройте!

– Есть! – десантники взяли под прицел опасное место.

Хантер, взяв фонарик в правую руку, штык – в левую, и пополз к неизвестному. Тяжело дались два метра неопределенности… Когда, наконец, приблизился в упор к лежачему объекту, услышал… тихое сопение мирно спящего человека.

Подсветив фонарем, прикрыв ладонью, старший лейтенант увидел бойца Вооруженных Сил Республики Афганистан, спавшего тяжелым сном наркомана. Обкуренный сорбоз валялся, как собака, под дувалом, абсолютно безоружный. Тихонько ухнув, Хантер подождал, когда приблизятся подчиненные, и, взяв у радиста наушник с тангентой, вышел на связь.

– Хантер вызывает Алтая! – негромко воззвал он в эфир, глядя на перепуганного Кролика, осматривающего спящего сорбоза.

– Слушаю, Хантер! – В эфире появился невидимый Михалкин. – Что у тебя?

– Натолкнулись на сорбоза, обкуренного наркотой до невменяемости, – коротко доложил замполит роты.

– Что собираешься делать дальше? – поинтересовался собеседник, по голосу которого было слышно, что он удовлетворен отсутствием засад на их пути.

– Прочешу все вокруг. Надо окончательно убедиться, что здесь безопасно, – ответил старлей.

– Давай быстрее, – прозвучало в ответ. – Раненым нужна срочная и квалифицированная медпомощь.

– Я постараюсь, – ответил Александр и первым покинул эфир. – Конец связи!

– Что тут думать?! – во весь голос неожиданно заговорил Кролик. – Нужно двигаться вперед, и все дела!..

Хантер мигом подскочил к говоруну, сбил с ног, упав сверху на эту груду металлолома.

– Ты, тварь, не чирикай! – злобно зашипел он. – Услышат обдолбанные «зеленые», постреляют без разбора всех – и своих, и чужих! Въехал? – проговорил он, понемногу отпуская потрепанного ремонтника.

– Так бы сразу и сказал, – отплевывался тот от пыли. – Чего на людей бросаться?

Дальнейший поиск пошел быстрее – среди дувалов и развалин домов группа находила группки афганских вояк. Все как один – дрыхли. Правда, почти все были при оружии. Разобраться – кто пребывал под воздействием наркотиков, а кто нет, не было ни времени, ни возможности. На технике находился всего один механик-водитель, который тоже спал, крепко обнимая руль.

Твердо решив обшмонать весь кишлак, Александр доложил обстановку Монстру и продолжил разведку. Наконец ему повезло: среди дувалов мелькнул огонек – там горел небольшой костерок. Осторожно «охотничья команда» приблизилась к костру.

Возле огня по-восточному сидел сорбоз, куря чарс. Автомат АК-47 валялся возле него в пыли. Нисколько не переживая, что его застали за употреблением наркотиков, он радостно встретил Петренко, неожиданно возникшего из тьмы.

– А, шурави… – мечтательно прищурившись сквозь пряный дым самокрутки, промычал афганец. – Падхади, садай, – он показал на пустое место возле себя.

Хантер дал знак своим, чтобы заняли, на всякий случай, оборону по кругу. Кролик сделал попытку приблизиться к костру, появившись в круге света. Реакция сорбоза оказалась странной: он дико захохотал, тыкая рукой в боевого помощника партии. Наркомана пробило на «хи-хи», он как-то не по-человечески хохотал, катаясь по земле и держась за живот. Хантер сделал соответствующий жест Прогнимаку, и тот оскорблено удалился прочь. Афганец вдруг успокоился, умостившись в прежнюю п оз у.

– Салам алейкум, бача! – поздоровался Петренко, протягивая руку.

– Алейкум асалам! – ответил сорбоз, тупо глядя осоловевшими глазами, в которых явным образом проявился расширенный «кошачий зрачок» – демаскирующий признак наркоманов.

Однако руку пожал. Сашка присел напротив, держа руки на автомате, лежавшем на коленях.

– Чего это вы здесь так расслабились, бача? – спросил замполит роты, обведя рукой по кругу.

Он уже понял – его собеседник понимает по-русски, поэтому и спрашивал.

– Знаиш, шурави, – пыхнул горьковатым дымком с запахом полыни афганец. – Биль мы нидавно на Панджшер, вместе с вашими, атак тама ваш пехота, они ещьо и не так чудиля! – сообщил опытный «нарком».

– Что же они вытворяли? – с ухмылкой спросил десантник, рассматривая молодое, но уже побитое жизнью лицо афганца (война, наркотики и тяжелые погодно-климатические условия уже давали о себе знать – в свои двадцать пять лет афганец выглядел на все сорок).

– Один раза вночь прахадить ми ваш «точка». На бэтээр ми ехать, ха-ха-ха! – зашелся идиотским смехом афганец. – Так «точка» ваш весь пьяной и обкуренной спат-лижат. Ми у них АГС украля, ана и не праснулася, ха-ха-ха! – снова заржал сорбоз.

Хантер нервно задвигал желваками. Из разговоров между офицерами он знал, что некоторые подразделения, разбросанные на «точкам», мягко говоря, были «обесточенными». Тамошние офицеры и прапорщики частенько беспробудно пьянствовали, дотягивая до замены по принципу: «С утра не выпил – день пропал!», а срочники, по большей части, занимались дедовщиной или поисками наркоты. Местами доходило и до «братаний» с «духами»…

Однако на боевом выходе спать так, чтобы не услышать грохота колонны, позволив увести из-под носа тяжелое вооружение… такого молодой офицер не мог себе даже вообразить.

– АГС куда дели? – спросил он у собеседника.

– Наш командор душман продаль, ха-ха-ха! – заржал сорбоз.

Хантер обиделся. Нет, не за ту пехоту, что прое… ла автоматический гранатомет станковый (пусть за нее обижаются те, кто там служит), а вообще – за Вооруженные Силы всего Союза ССР. Первым желанием было – хорошенько врезать с ноги по морде дерзкому таджику (принадлежность собеседника именно к этой национальности, он идентифицировал по специфическому северному говору), но что-то его удержало. И слава Богу…

– Ты не злис, шурави! – по-простому сказал афганец. Очевидно, в обкуренной голове сбереглись остаточные явления умственной деятельности. – Ты, видна, асокер маладой, горячей! – уже без смеха говорил афганец. – Не спеши, не спеши, не спеши! Знаиш такой сказка?

– Знаю, бача, – подтвердил десантник, сердито осматривая собеседника. Рассиживаться не оставалось времени – раненых нужно было везти на ПКП. – Ты откуда язык знаешь? – спросил он неожиданно сорбоза. – В Союзе учился?

– Нис! – возразил афганец, сквозь затяжки чарса. – Я таджик, жиль река Пяндж, напротив ваш Таджикистан, – сообщил он. – Деда моя биль басмач, воеваля с шурави, в тридцатой год Саветы вигналь его из Таджикистан в Афганистан. Многа брата моя живьет в Саюзе, я там биль два раз…

– Как это был?! – изумился Хантер, – А как же пограничники? – он был твердо уверен: «Пограничник наш не спит, мирный сон наш охраняет, родную землю бережет», и что наша граница всегда на замке.

– Зельйоный фуражка ваш не можеть ходит вес граница, – спокойно сообщил сорбоз. – Он ходит там, где ходит!

Это было для Петренко откровением…

– Кем же ты служишь? – уже успокоился он.

– Тарджамон, – находясь где-то в нирване, сообщил таджик. – Как нада перевести вам вот нас, илья нам к вам – тута я как здеся.

– Чего против нас не воюешь? Дед же воевал? – подколол переводчика старший лейтенант.

– А дед гаварит, – было очевидным, что в таком состоянии тарджамон не мог врать. – Гаварит, рано пака…

– Что, он и до сих пор жив? – не поверил Хантер. – Сколько же ему лет?

– Девяносто будет, – начал проявлять признаки какой-то радости или чего-то подобного сорбоз. – Аднака на глава не балееть!

 

Часть шестая

Спецоперация «Иголка»

 

Рукопаха

– Нахз! – на дари подвел черту Александр. – Скажи, тарджамон, почему вы так беспечно себя ведете? И чего нам ждать по пути к плато Магураль?

– Будиш? – неожиданно предложил таджик и осторожно протянул Хантеру огромную самокрутку с чарсом.

Длинный кончик «козьей ножки», более чем на половину состоявший из пепла, держался неповрежденным. Петренко знал – для «наркомов» это является самым желанным угощением. Таким образом таджик демонстрировал опыт и мастерство в обращении с наркотой, а с другой стороны, Хантер догадался – сорбоз выказывает ему знаки большого уважения.

– Ташакур, бача, – поблагодарил он таджика. – Но я не употребляю наркотиков.

– А водка йок, – загрустил переводчик. – Извени…

– И не нужно, – перебил его десантник. – Ты не ответил на мой вопрос. Почему вы так себя ведете? – он вновь обвел рукой вокруг. – Что нам ожидать на пути к плато Магураль?

– Наш туран иметь братка там, – таджик выдохнул кайфовым дымком в сторону Пакистана. – И он в этот ноч там. А мы никому ни нюжний. А у нас у рота не все спат-лижат, – на всякий случай сообщил он. – Адин-два-три сорбоз взяля керосинка-лямпа и пашоль, на дорога мина ставит на вас. А ваабче, киляметр атсуда – на Магураль ехат, засеб горка будет патйом, атам на вас ждат ихвани. Туда не ехай, там – Израел! Ты, туран, мене в ХАД не атдаш? Хуб? – то ли спрашивал, то ли утверждал таджик.

– Хуб! – ответил старший лейтенант, встал, пожимая руку внуку басмача.

Времени не было, поэтому Петренко, не прячась, напрямик направился к своей машине. Кролика поставил замыкающим.

– Почему я?! – забеспокоился выдающийся представитель отряда грызунов, вытирая вспотевшее лицо.

– Потому как ты – тяжелобронированный, тебя даже из ДШК не пробьют! – бросил Хантер на ходу.

Шли быстро, Прогнимаку было жарко, он все время отставал и просился, чтобы десантники не спешили. Наконец добрались до техники. На подходе их перехватил Шаман с автоматом наизготовку – боевое охранение службу несло исправно. Михалкин нервничал – он метался тигром в клетке вдоль бээмпэшки, бесконечно куря свои сигареты.

– Чего так долго, б…, Петренко?! – набросился подполковник. – Почему по радио не отвечал? Раненым харап наступает – среди твоих один уже без сознания, у ремонтников двое едва живы!

Не вступая в полемику, Александр рассказал – что видел в разбитом кишлаке, и о том, что слышал от таджика. Михалкин сразу же принял решение.

– Куда сорбозы направились минировать, туда? – Он махнул рукой в направлении СТО. – Или сюда? – Взмах рукой в направлении ПКП. – Мы не знаем, поэтому выдвигаемся на ПКП! Фары не включаем, не имея сведений о местонахождении противника, его вооружении и численности. На опасных участках впереди себя пускаем пешую разведку! Подъемчик, о котором предупреждал тарджамон – лично проверю! – Начпо и в самом деле оказался воином. – По машинам! Вперед!

Заревели двигатели. Колона поползла сквозь разбитый кишлак. Миновали молчаливые БТР, своими силуэтами напоминавшие фильмы про Вторую мировую. Со стороны обкуренного афганского подразделения снова не наблюдалось никаких признаков активности. Проехали проселком не больше километра – слава Богу, луна помогала. Вглядываясь в ночной бинокль, Петренко искал следы постановки мин. За одним из поворотов он заметил обманчивые мигания.

– Чалдон, стой! – скомандовал старлей, БМП мгновенно клюнула носом и остановилась. – Глуши!

– Что случилось? – возле брони возник начальник политотдела в сопровождении потешного Кролика.

– Вижу огоньки на дороге, – сообщил Александр. – Предполагаю – либо сорбозы минируют дорогу, либо «духи», однако это ничего не меняет. От перемены мест слагаемых…

– Правильно думаешь! – почему-то похвалил подчиненного подполковник. – Что собираешься предпринять?

– Тем же составом отправляемся на разведку, – доложил Хантер. – На месте приму решение.

– Хорошо, отправляйтесь! – утвердил решение Михалкин.

– Я не могу! – заячьим голосом заверещал Прогнимак, в чьих глазах сквозь слезы светился ужас, в единении с отчаянием. – У меня раненые в кузове гибнут!

– А ты что – медик?! – удивился начпо. – У тебя есть медпрепараты, или аппарат искусственного дыхания – их в сознание привести?

– Нет… – поник шлемом Кролик. – Просто я думал, что со мной им будет лучше…

– Индюк тоже думал, – утешил его Монстр. – Иди, Кролик, и смотри – без фокусов там! Наш Хантер-туран на расправу скорый – недавно двух своих едва на тот свет не отправил: майора – зампотеха, и старшего лейтенанта – командира саперного взвода! – Все же он не мог разговаривать без подначек.

Шуточная угроза подействовала – Кролик перестал спорить, слезы высохли так же внезапно, как и появились. Он с опаской смотрел на непредсказуемого Петренко. Бойцы откровенно смеялись над ним, Прогнимак никак не реагировал.

«Он же поставил перед собой одну-единственную цель! – догадался Хантер. – Выжить любой ценой! Ничего иного для него сейчас просто не существует! Он что угодно вытерпит, лишь бы выжить – как крыса, перегрызающая лапу, пытаясь выскользнуть из капкана».

– За мной! – шагнул во тьму Петренко, взяв в руки автомат, досылая патрон в патронник.

За его спиной дружно лязгнули затворами. Время от времени всматриваясь в ночной бинокль, прошли с полкилометра. Впереди поднималась невысокая пологая горка, по левую сторону петлял извилистый проселок.

Хантер решил забраться на горку, рассмотреть окрестности. Поднимались осторожно, на карачках – в лунном свете их можно было заметить с расстояния в несколько сотен метров. На высоте – ни души, но встретились окопы, присыпанные грунтом – и здесь когда-то воевали.

А вот вид с высотки открылся просто замечательный: весь извилистый проселок, лежащий внизу, постепенно забирающийся вверх, как на ладони. Идеальное место для наблюдения и обстрела, даже из стрелкового оружия. Для засады лучшего места не сыскать. Но самым интересным на высоте оказалось нечто другое – в прибор Хантер рассмотрел три керосиновые лампы.

В обманчивом свете керосинок четыре фигуры торопливо закапывали мины в дорожный грунт. Они даже не маскировались – работали в полный рост, используя то ли кетмени, то ли большие саперные лопаты. Кто это был – сорбозы, душманы? – в бинокль не разобрать, впрочем, это было ни к чему.

– Все ко мне! – скомандовал Хантер. Группа быстро залегла по кругу, за исключением Кролика, порядочно отставшего. Тяжело тянуть на себе полцентнера лишнего веса, но он терпел – очень хотелось жить!

– Зверобой, Лось, Ерема, слушайте сюда! – заговорил замполит. – Я, Зверобой и Лось выдвигаемся на сближение с минерами, выбираем каждый себе добычу. После чего ножами уничтожаем минеров, одного оставляем живым, чтоб показал – где выставлены мины. Снайпер прикрывает наши тылы и охраняет это бронированное тело. – Хантер показал на вспотевшего Кролика который, едва дыша, свалился в окопчик. – Как мой план? Слушаю ваши предложения.

– План ваш я предлагаю немного изменить, – осторожно начал сержант Петрик. – Вы не обижайтесь, товарищ старший лейтенант, но вы не имеете опыта реальных рукопашных схваток, да и ваша контузия в любой момент может заявить о себе, – охладил он наступательный порыв Хантера.

– Поэтому я предлагаю осуществить захват следующим образом, – без амбиций, спокойно и уравновешенно продолжил Зверобой. – Мы, десантники, – не без юмора подчеркнул он, глядя на «тяжелого гоплита», – по-пластунски выдвигаемся к минерам. Вы, товарищ старший лейтенант, – сержант обратился к Хантеру, – прикрываете нас вблизи, а мы втроем режем трех «духов», четвертого успокаиваем прикладом СВД по кумполу, и тянем сюда. Этот «реманент», – перекривился сержант Петрик, указывая рукой на Прогнимака, ловившего каждое слово, – останется здесь на связи, то есть – на охране и обороне радиостанции.

– Ты радиостанцию Р-107М знаешь, несчастье? – спросил у ремонтника Александр, не реагируя на сдержанные смешки подчиненных.

– Я закончил Донецкое высшее военно-политическое училище войск связи и инженерных войск! – подал голос из окопа Кролик.

– Ты училище свое не упоминай! – обозлился Хантер. – Его, в отличие от тебя, великое множество нормальных людей закончило! С полевой переносной радиостанцией Р-107М управишься?

– Управлюсь! – клятвенно заверил Кролик.

– Тогда вперед! – Хантер скинул броник с каской и, передав ремонтнику ночной бинокль, первым выскользнул из окопчика и пополз к минерам, продолжавшим делать свое темное дело на ночной дороге.

Зверобой передвигался молча, как уж, по правую сторону. Вскоре их догнал Лось, передававший станцию Прогнимаку. По левую сторону полз Ерема, держа винтовку по-уставному, как учили в учебке – осторожно, стараясь не повредить массивный ночной прицел. Дневной прицел он также оставил Кролику. Боевой азарт добавил скорости – четыре тени неотвратимо приближались к басмачам, не догадывающимся, что весь их предыдущий жизненный путь был напрасным…

Подползли еще ближе, решили немного подождать, определиться с добычей. При свете ускользающей за горы луны, стало понятно, почему минеры используют керосиновые фонари – тень от горки, на которой сейчас прятался Кролик, заслоняла свет ночного светила. В ночной прицел Ерема рассмотрел – трое минеров одеты в форму правительственных войск, четвертый – в пуштунскую одежку. Враги негромко переговаривались, слышно было, как кетмени тихо стучат по камням.

Каждый избрал объект атаки: крайнего левого сорбоза брал на себя сержант Петрик, второго, ковырявшегося с кетменем, – Лось, за «цивильного» в пуштунских одеждах взялся похлопотать Ерема. По совету Зверобоя, живьем решили захватить самого тучного и рослого сорбоза, которого нарекли Магнатом. Сержантский опыт подсказывал, что высокие и физически сильные люди, как правило, намного быстрее «ломаются» в экстремальных условиях.

В Сашкиной голове возникли две здоровенные и абсолютно противоположные фигуры: капитан Аврамов и майор Волк… В целом, он согласился с предложением Зверобоя. Сигналом для атаки должен был стать бросок камешком поверх голов минеров. Бросить камень брался Зверобой. Магната хотел захватывать Ерема, сразу же после того, как управится со своим «цивильным». Однако Александр, которого сержант просил не лезть в рукопаху, решил, что не может быть статистом.

– Я подстрахую Ерему! – тихонько и упрямо заявил он. – Просто Яремчик может не успеть справиться с двумя.

– Бывало и хуже, – шепотом молвил снайпер, отстегивая от винтовки «ночник», пряча его под камни.

– Готовимся! – прошипел замполит.

То, как готовились бойцы к рукопахе, запечатлелось в его памяти. В этом проявилось все – темперамент, характер, особенности воспитания, спортивный и боевой опыт каждого. Зверобой положил рядом с собой автомат, чтобы не мешал, потом вытянул из ножен трофейный штык (и где они их умудряются прятать? – удивился Хантер), неспешно трижды перекрестился и стал разминать кисти рук.

Лось, отложив огнестрельное оружие, приготовил острую, как лезвие бритвы, малую саперную лопатку (сквозь рукоятку пропущен сыромятный ремешок, чтобы использовать как нунчаки), и положил голову на пыльную землю. Что он делал – слушал, как копают землю афганцы? Молился? Медитировал? Занимался аутотренингом? – Петренко не знал, он лишь наблюдал за солдатом, не мешая.

Гуцул Ерема вообще озадачил замполита – он примкнул штатный штык на снайперскую винтовку, перекинулся на спину, и шепотом начал читать «Отче наш» на украинском языке, уставясь в чужое нехристианское небо. Старший лейтенант Петренко, лежа, снял с себя «лифчик», вытянул из ножен длинное лезвие эсэсовского штыка, вспоминая Лома (как он там? выжил ли?), и… тоже перекрестился.

– С Богом! – зашипел он по-кошачьему. – Фас!

Четыре тени змеями поползли к душманам, быстро приблизившись на расстояние пяти метров, и притаились. И тут переменчивая военная судьба преподнесла сюрприз и внесла коррективы в тщательно продуманный план, подтвердив истину, что человек предполагает, а Бог – располагает…

Один из минеров захотел «до ветру», решив сойти с дороги, чтобы не демаскировать место минирования продуктами жизнедеятельности. На сержантское счастье, «духи» как большую, так и малую нужду справляют сидя (ежели б они ее справляли стоя, один из них обязательно увидел Зверобоя, лежавшего за камнем прямо перед ним).

В упор не видя сержанта, слившегося с местностью, «дух», сидя снял штаны, и снова-таки сидя, по женскому, начал «журчать» рядом с мастером захватов… Не выдержав, сержант набросился на афганца сзади, мгновенно перерезав горлянку. Сорбоз захрипел, засучил ногами по земле, но сержант крепко прижал жертву к грунтам четвертой категории… Глядя на Зверобоя, Лось без команды бросился на «не свою» жертву. Лопаткой он проломил череп неприятелю, однако тот успел подать сигнал тревоги.

– Шурави! Аларм!.. – дико проверещал сорбоз свою лебединую песню.

Ереме с Хантером оказалось тяжелее всех… Снайпер с винтовкой наперевес бросился в штыки к пуштуну, долбящему неподатливую родную землю длинным кетменем. Увидев набегающего на него Ерему, басмач довольно ловко и упорно увертывался от штыковых выпадов Еремы, прытко избегая уколов.

Магнат, рассмотрев в темноте такую катавасию, схватился за автомат, лежавший близ него, и щелкнул затвором, досылая патрон. Он уже поднял оружие, наводя на Ерему, и тут Александр вихрем налетел сбоку, ударом ноги выбив оружие из рук.

Автомат упал, великан с ревом повернулся к небольшому (по сравнению с ним) Хантеру. Александр, помня, что Магната следует брать живьем, бросил штык на землю и сымитировал двумя руками выпад к вражескому горлу.

Сорбоз двумя руками выставил блок, прикрывая кадык. Петренко мгновенно бросился ему в ноги и, перехватив руками под колени, с силой повалил амбала на землю. Они тяжело рухнули, более тяжелый афганец пытался подмять старлея под себя, тот держался как мог, расперев ноги в стороны, левой рукой и локтем правой руки прижимая вражьи руки к земле, а большим и указательным пальцами правой руки изо всех сил давя Магнату на глаза. Рядом катались в смертельных объятиях Ерема и пуштун, схватив друг друга за горло, оружия при них уже не было…

Подбежали Зверобой с Лосем, точными и сильными ударами буквально разрубили пуштуна на куски. Магнат шальным усилием сумел вырваться из-под левой Сашкиной руки, влупив дубиноподобным кулаком в ухо. Церковные звоны загудели в голове заместителя командира роты, искры разлетелись из глаз на все стороны, но он не выпустил добычу.

Не ожидая помощи, Хантер оторвался от соперника, но совсем для другого – он резко подскочил и ударил противника со всей дури головой в лицо. Удар получился мощным, Хантер услышал хруст сломанной носовой кости противника, ощутил привкус крови на губах.

Удар рикошетом отозвался в самом Хантере – все, что вытворял потом, вспоминалось с трудом – он молотил лежащего без памяти сорбоза кулаками по морде, совсем ничего не соображая. Подчиненные просто за ноги отволокли окровавленного старшего лейтенанта, опасаясь за жизнь «языка».

Придя в себя, Александр нашел себя сидящим возле камня, вытирающим свою и чужую кровь с физиономии. Три вражеских трупа и связанный бессознательный Магнат, лежали рядом. Зверобой бинтовал кровоточащую руку Ереме.

– Что, поранил, козляра? – спросил сквозь разбитые губы офицер.

– Нет, зубами вгрызся, как бульдог! – скривился снайпер. – Хорошо, что левая, я ж правой стреляю!

– А где Лось? – поинтересовался старлей, вертя головой.

– За Кроликом побежал, – объяснил сержант Петрик. Послышался топот – прибежал рядовой Кулик. Выглядел он растерянно. На себе сильный парень притянул груду броников и касок, свою Р-107М, ночной бинокль и снайперский прицел. Прогнимака при нем не было…

– Что, б…, такое?! – занервничал офицер. – Где Кролик?!

– Там его нет! – начал оправдываться солдат. – Ей-богу, нет!

– Куда же он подевался? – задался вопросом Александр, – Не в плен же его взяли?

– Его и танком с места не сдвинешь, – сплюнул в темноту Зверобой.

Издали послышался грохот дизельных двигателей. Судя по звуку, к ним приближались БМП с КамАЗом.

– Выйди на связь! – приказал Петренко Лосю. – А то свои еще завалят!

Кулик быстро вышел на Монстра.

– Хантер вызывает Алтая, прием! – сплевывая кровь с разбитых губ, промолвил Александр в тангенту.

– Ты жив?! – ошалел в эфире Алтай. – Тут прибежал «тяжелый гоплит» и доложил, что вас там всех поубивали!

– «Гарун бежал быстрее лани»! Это он просто перепугался, – усмехнулся старший лейтенант. – У нас все живы, потерь не имеем, трое «бармалеев» убито, один захвачен живьем, – не без гордости доложил он.

– Хорошо, Хантер! – успокоился Михалкин. – Я на подходе к вашей высотке, выставь какой-нибудь маяк возле себя!

– Маяк – керосиновая лампа. Выставим за двести метров от нас, в самом начале тени от горки! – быстро сориентировался Хантер.

Ерема, слушая этот разговор, ничего никому не говоря, поднял керосинку, горевшую на обочине, и рванул вверх, туда, где заканчивалась косая тень от луны.

Гул двигателей приближался, стало заметно, как две огромные тени появились в сиянии умирающей луны, нырнули в темноту, где и остановились. Исчез маяк. Через минуту к ним приблизился Михалкин в сопровождении Кролика. Даже во тьме на комсомольской физиономии угадывался огромный синяк: Монстр сдержал обещание, вспомнил молодость, исполнив прием рукопашного боя в полный контакт.

Начпо распорядился быстро: Кролик со своим водителем должен был затащить на броню трупы сорбозов – для опознания и последующего расследования. Порубленного душка решили оставить на месте, предварительно заминировав. Магната, пришедшего в сознание, подняли и пинками погнали к броне. Оружие сорбозни, кетмени и керосинки забрали с собой, как вещдоки. Возле БМП снова зажгли лампу и приступили к допросу военнопленного. Здесь Монстр устроил спектакль, предварительно выставив охрану.

– Где мины поставили? – спросил он Магната. Тот молчал, тяжело дыша разбитым носом. «Облицовка» сильно пострадала, глаза заплыли синяками, на губах запеклась кровь. Сильным ударом ноги, направленным в солнечное сплетение, подполковник поверг верзилу на землю и начал методически бить, поражая уязвимые места – живот, голову, пах. Руки у «приза» были завязаны за спиной, он не мог прикрываться, извивался червем и хрипел. Экзекуция продолжалась недолго. «Охотничья команда» безразлично наблюдала за действом, а вот на Кролика оно произвело неизгладимое впечатление.

– Товарищ подполковник! – заверещал он фальцетом. – Вы же политработник! Прошу вас, прекратите издевательство над военнопленным! Он находится под защитой Гаагской конвенции!

– Нет, Кролик, – возразил запыхавшийся Монстр. – Он не военнопленный! Он – военнослужащий Вооруженных Сил Республики Афганистан и обязан исполнять свой конституционный долг, а не минировать дороги ночью!

– Все равно прекратите! – со слезами на глазах умолял ремонтный лейтеха. – У меня папа служит в штабе Киевского военного округа! Я буду жаловаться на вас и на капитана Хантерова! – выдал он крайний аргумент, вызвав взрыв искреннего хохота.

– Хорошо, я прекращаю! – сквозь душивший его смех картинно согласился Михалкин. – Ты ж только не жалуйся, хорошо, Кролик?

– Есть не жаловаться! – как-то по-детски ответил грызун, вымученно улыбнувшись.

В слабеньком свете керосинки его утомленная и бледная физиономия выглядела скверно – под глазом фингал, сквозь слой пыли прослеживались ручейки засохших слез. Для Александра странным оставалось одно – Кролик никак не реагировал на обструкцию! Позорно бросив своих во время рукопашной стычки, дезертировав, по сути, с поля боя, он как ни в чем не бывало продолжал носить офицерские погоны и сейчас старался что-то бормотать о правах человека и Гаагской конвенции… А подполковник Михалкин уже не обращал на ничтожество внимания.

– Заводи бээмпэшку! – скомандовал он механику-водителю Арсентьеву.

Тот выполнил команду. Задрожав корпусом, боевая машина харкнула густым дымом с искрами, ночью особенно заметными.

– Еще раз повторяю, шакал, – обратился Монстр к Магнату. – Говори, где установлены мины? Ведь я временами добрый, а иногда – беспощадный! – В боевой обстановке с юмором у начальника политического отдела бригады было все в порядке.

Сорбоз мрачно молчал.

– Клади урода туда! – обратился подполковник к Хантеру, указывая место впереди БМП.

Не глядя на Кролика, Александр подошел к пленнику, ударом ноги в коленный сустав свалил на землю. Лось с Еремой схватили амбала под руки и поволокли на указанное место.

Афганец, предчувствуя опасность, попробовал сопротивляться, но после двух хороших ударов в пах он покорился. Глаза его дико блестели, из разбитого рта вырывались невыразительные звуки. Прогнимак снова полез со своими миротворческими потугами.

– Товарищ подполковник! – заскулил он. – Что вы делаете?!

– Будешь пи…ть, старлей, – спокойно отрубил подполковник, – ляжешь рядом с этим козлом! Мои орлы подтвердят, что ты сам туда упал, поскользнувшись на своем же поносе. Так, орлы? – обратился он к срочникам, наблюдавшим за трагикомедией.

– Так точно! – заржали бойцы, которым уже порядком поднадоел противный и меланхоличный старший лейтенант.

– Прикажи механику-водителю вплотную приблизился к сорбозу! – тихо приказал начпо. – Однако – чтобы не переехал! Подкорректируй!

Александр, подойдя к Чалдону, передал распоряжение.

– Сделаем! – пообещал сибиряк.

Замполит четвертой роты занял позицию за два шага от лежачего афганца, и подал знак механику. БМП рыкнула двигателем, покатившись прямо на Магната, с ужасом наблюдавшим за днищем и гусеницами бронированного кошмара, что неотвратимо приближался к нему. Осталось три метра, два, один…

Машина остановилась, острый нос завис прямо над головой «приза». Тот что-то кричал и дрыгал в воздухе ногами. Хантер, не слушая ора, сделал Чалдону знак кистью, показывая пальцами – на сколько сантиметров подъехать. Таким образом многотонная машина приблизилась вплотную к голове Магната. Вопль сорбоза становился невыносимым.

– Я всьо разказать! – неистово кричал он на понятном всем языке.

Для порядка Петренко еще подержал над головой сорбоза ревущую бээмпэшку, потом скомандовал заглушить движок. Магната подняли – лицо было мокрым от слез, штаны – от мочи, к запаху немытого тела прибавился смрад дерьма – пленный страдал «медвежьей болезнью»…

Крепкий и здоровый мужик не выдержал и в конце концов сломался – сержант Петрик оказался прав. Дрожащим голосом верзила все рассказал – где и сколько поставили мин, где находится запас. «Охотничья команда» быстренько притаранила дюжину «итальянок», извлеченных из мест, указанных афганцем.

Не тратя времени, Магнат начал рассказывать о себе, сообщив – он пуштун, звать его Ахмадом, в армии он служит больше года, на должности кадамалора (старшины), а ставить мины ночью его подбил брат, живший здесь неподалеку. До армейской службы Магнат работал дуканщиком где-то в Индийском районе Джелалабада, где и выучил оккупационный язык, денег хватило, чтобы в армии прикупить должность старшины, дабы не горбатиться простым сорбозом.

Брат его оказался тем ловким душарой, с которым на равных бился Ерема. Заливаясь слезами, Ахмад просил не убивать его, все же собирался он в скором времени жениться, деньги за молоденькую невесту должен был заплатить… мулла Сайфуль, если б на минах подорвался какой-нибудь бронеобъект шурави. Будто бы все стало на свои места, но чего-то амбал не договаривал, и Хантер это понял.

– Слушай, Ахмад! – приблизился он к сорбозу. – А почему ты не говоришь о том, что нас ожидает за тем подъемом, где вы не минировали? А? – Он наклонил разбитую голову пуштуна к себе. – Думаешь, мушавер, – Александр показал автоматом на Монстра, – поверил баснями про твою бедность и поедет дальше без тебя? Думаешь, мы поверим тебе и передадим тебя твоему ротному командиру-предателю? Хер тебе, борс!Знаешь, мы тебя, наверное, повесим! – привычно блефовал старший лейтенант. – Джойстик! – обратился он к Челадзе. – Пушку наклони сюда! Лось – веревку мне!

Михалкин с удовлетворением наблюдал за продолжением спектакля, им же начатого. Кролик, наоборот, пугливо и с содроганием уставился на своего коллегу, которого по теням от звезд на форме повысил в воинском звании до капитана.

Команда замкомроты выполнялась неуклонно: наводчик развернул пушку, склонив ее ствол, а механик-водитель с Лосем ловко, словно всю жизнь этим занимались, смастерили петлю, якобы для повешения плененного. Бойцы хитро усмехались, на все сто процентов понимая игру, затеянную Петренко: повесить такого быка на стволе пушки было просто невозможно…

– Стойте, звери! – бросился к ним Прогнимак, хватая солдат за руки. – Вы не имеете права подвергать пыткам и казнить человека без решения суда!

– Кролик, пошел ты в… Гаагу! – Рядовой Кулик ударил в два ряда бронепластин, едва не завалив их носителя.

Хантер молча смотрел на кроличью реакцию. Александр заметил, что и Михалкин наблюдает за происходящим с нескрываемым интересом. Но Кролик промолчал… Интерес в глазах Монстра погас. А вот Ахмад, поняв, что в системе защиты неожиданного адвоката образовалась громадная брешь, потерял всякую надежду на спасение.

– Нис!!! Не вешай мене!! – закричал он. – Я зказать, всьо разказать! Пасле пайтьом будит дарога, ехат по ней не можня – злева будит авраг, там до самий намаз будит сидет каминхар! Не вешай мене! Я с вами будит! Есле я вас нае…ль, – продемонстрировал он совершенное (с его точки зрения) знание оккупационного языка, – тагда делай мене харап!

– А дальше как ехать? – безразлично спросил Александр, болтая петлей в воздухе. – Дальше километра четыре нам с тобой вместе ехать!

– За горка, – махал рукой сорбоз, дублируя предыдущие показания, – будит левий авраг возле дарока, а зправа – горка. Там будит каминхар, там канец работа атряд мулла Сайфуль и начинатса работа моджахед из атряд инженер Хашим. За горка ехат можно правой старана дарока, – выказывал Ахмад знание местных правил дорожного движения, – к разтреляний кишлак, где точка-царандой стаит, а за точка-царандой к точка-шурави – ехат толка левий старана дарока!

– Хорошо, кадамалор! – смягчился для виду подполковник. – Если не врешь, мы сохраним тебе жизнь. Но тебя и твоих дохлых соучастников, – начпо пренебрежительно показал рукой через плечо на два истерзанных трупа, истекающих кровью на броне, – в ХАД я передам лично!

– Ташакур, саиб дегерман! – бросился в ноги сорбоз, обрадовавшись, что его не вешают здесь и сейчас.

Ерема не дал приблизиться к начальству – сильным ударом в голову он свалил амбала на землю. Снайпер злился, ведь в рукопахе ему не посчастливилось, и он откровенно выплескивал свою злость.

 

Неудачное киллерство

– Петренко! – сразу же распорядился Михалкин. – Выдвигаемся на технике, снова без фар. За километр до засады, – развивал он свою мысль, – останавливаемся, высылаем пешую разведку. Если «духи» там есть, вызовем огонь артиллерии, если нет – проскакиваем, и дальше движемся тем способом, что посоветовал аманат.

Завели технику и в который раз за эту ночь буквально на ощупь двинулись узенькой извилистой дорожкой. Ехать стало намного сложнее – луна спряталась за горы. Связанный Ахмад трясся на неровностях рядом с Александром, сидя на трупе соучастника.

Нехороший дух долетал до Хантера, было ему противно, он все время крутил головой. Двигались медленно, Чалдон не газовал, чтобы эхо от двигателя и искры из решеток преждевременно не раскрыли их диспозиции. Раз за разом Хантер тщательно обозревал окрестности в ночной бинокль, но ничего достойного внимания так и не разглядел.

Голова болела, ушной звонок вновь прибавил звук, взяв высокую ноту, левое ухо распухло: наверное, верзила повредил хрящи – оно свисало вареником. «Приз» пугливо смотрел на десантников, сидевших на броне, чьи пасмурные лица не предвещали ничего хорошего. Правозащитника рядом не было, обстановка была опасной и непредсказуемой… Подсветив карту, Александр понял – до места возможной засады осталось около километра.

– Стой, Чалдон! – остановил он машину. – Глуши! Михалкин с Кроликом подошли к боевой машине пехоты.

– Слушай меня, капитан Хантеров! – подполковник начал с колкостей. – На этот раз с вами пойду я.

– Вы?! – «Псевдо-Хантеров» не смог скрыть удивления. – То есть, я хотел сказать, что…

– Я сказал, что иду с вами! – перебил начпо. – Состав группы тот же, кроме вот этого тяжелобронированного кретина, – он ткнул автоматным стволом в двойной бронежилет, – которого мы оставляем здесь, чтоб следил за пленным, находясь под надзором твоих бойцов.

– Да его самого охранять надо! – сердито кинул Хантер.

– Поэтому отдай распоряжение подчиненным, – улыбнулся Виктор Федорович Михалкин. – Если «тяжелый гоплит» попытается сбежать, как в тот раз, – пристрелить! По утру спишем на душманов. Стрелять на поражение, в голову, наверняка, поскольку два бронежилета спасут его кроличью шкуру!

– Шаман! – весело скомандовал замполит четвертой ПДР. – Ежели старший лейтенант Прогнимак намылится самовольно покинуть сие временное расположение, – Александр очертил рукой круг, – пешком или на машине – приказываю расстрелять дезертира!

– Есть! – ответил тувинец, занимая позицию за спиной старшего лейтенанта Прогнимака.

И снова тот промолчал, недовольно глянув на десантника, в мгновение ока перевоплотившегося в конвоира.

Выдвинулись немедленно. Впереди шел Зверобой, за ним – Хантер и Лось, Монстр и Ерема замыкали. Шли быстро, Александр время от времени осматривал местность. Когда приблизились к подъемчику, где, по сведениям таджика-тарджамона и Ахмада, находилась вражеская засада, остановились. Залегли, прислушались. В бинокль виднелась высокая обрывистая каменная гряда, уходившая вправо от дороги. Гряда была голой, имела многочисленные осыпи, и для засады явно не подходила.

Посоветовались, решив разделить группу на две части. Начпо распорядился следующим образом – он и Петренко должны были подползти слева от дороги, используя небольшой естественный овраг. Остаток группы во главе с сержантом Петриком отползала к маленькому горбику, в начале гряды, где занимали оборону, ожидая возвращения офицеров.

Почему именно так распорядился начальник, Александр не понял, однако переспрашивать не стал. Боевиком Монстр оказался толковым – не трус, грамотный в военном деле, опытный и здравомыслящий, посему Хантер молча подчинился.

До дороги доползли все вместе, где разделились – Зверобой со своими направился вправо, оба политработника поползли влево. Было довольно прохладно, на землю упала густая роса, предвещая знойный день. Пересекли каменистый, разбитый гусеницами и колесами проселок, спустились в неглубокую б а лк у.

Сразу же услышали тихие отголоски душманских разговоров. Посмотрев в бинокль, Хантер заметил трех моджахедов, спокойно шагавших по балке прямо на них, на расстоянии метров семидесяти. В руках «духи» держали небольшие фонарики, время от времени подсвечивая под ноги, чтобы издали невозможно было разглядеть косые лучи слабого света.

Михалкин молча приготовился к бою, взяв автомат на изготовку. Александр, решив, что с тремя врагами можно управиться и без шума, вытянул штык, осторожно дернул подполковника за рукав.

Тот осмотрелся, Хантер показал рукой на автомат, приложив палец к губам, дескать, не нужно стрельбы, когда все можно сделать втихаря, и продемонстрировал длинное лезвие штыка. Монстр спокойно посмотрел на острый клинок немецкого производства, потом указал на свой бок, и развел пальцами правой ладони – при нем не было холодного оружия!

Шаги приближались, до «духов» оставалось метров пятьдесят… Вспомнив, что у него есть малошумный пистолет, Петренко вытянул из кармана револьвер – подарок Худайбердыева. Давать в руки начальнику револьвер крайне не хотелось (скорее всего, тот не вернет красивую игрушку). И Хантер решил понаглеть: волыну оставил себе, а штык вручил крайне удивленному Михалкину – тот взял оружие, совсем не ласково зыркнув на старлея.

Провернув барабан, Хантер вспомнил, что два патрона израсходовал сдуру на чайник Шамана – Пищинского, осталось три, на все про все. «Духи» спокойно приблизились на сорок метров, что-то рассматривая на земле. Внезапно с той стороны послышались еще голоса – враги были и там, их тоже было не более трех.

Мелкие группы и небольшие отряды партизан отличались чрезвычайной мобильностью, и, хотя не могли противостоять большим подразделениям, частенько доставали шурави минированием дорог, обстрелами колонн, нападениями на «точки» и одиночные машины.

Лезть в драку первыми не имело смысла – никто не знал, сколько у инженера Хашима в данной местности сабель, поэтому оставалось лишь одно – ждать и надеяться… Фортуна вновь продемонстрировала Хантеру свое расположение: когда расстояние между противоборствующими сторонами сократилось до пистолетного выстрела, один из басмачей, высветив что-то под ногами, радостно воскликнул. Присмотревшись в бинокль, старлей заметил – душманы присели, вытягивая из земли какие-то предметы.

– Мины? – прошептал начальник политотдела.

– Наверное, что-то похожее, – согласился старлей, передавая прибор начальству.

Тот взял, приложил к глазам, пригляделся.

– Кумулятивные мины, противотанковые, китайские или египетские. – Как оказалось, подполковник имел познания и в саперной области.

Враги, не очень маскируясь, чувствуя себя в полной безопасности, вытягивали из тайника мины, здесь же вставляли взрыватели, готовя к боевому применению. Михалкин пристально следил за минерами, не обращая внимания на Петренко.

Неожиданно старлею вспомнилось…

* * *

– Стой, пять! – раздал из-за камыша шипящий голос Колуна и Александр разглядел в тумане ствол ручного пулемета Калашникова, упиравшийся ему чуть ли не в голову.

– Ноль, Колун, ноль, – зашипел в ответ замполит, едва не рассмеявшись. – Ты, Петриковец, кого хош заставишь вспомнить не только пароль, но и всю таблицу умножения!

– Проходите, товарищ старший лейтенант, – шепотом ответил солдат, и отклонившись мощным туловищем, пропустил офицера на стежку, ведущую на своеобразный мыс.

Приблизившись к урезу воды, Петренко увидел, что Шишка что-то рассматривает в ночной бинокль. Заметив офицера, младший сержант подал знак, мол, необходимо сохранять тишину.

– Что там такое? – тихонько прошептал замполит, тихо приближаясь к часовому.

– Камышовый кот… охотится… – послышалось в ответ, сержант передал офицеру бинокль.

Если бы подобный случай произошел где-нибудь в Союзе, то послужил поводом для серьезного разбирательства – часовой на посту ловит ворон, наблюдая за какими-то там котами! В Афганистане все было с точностью до наоборот, и Хантер это прекрасно понимал. Ежели посреди тумана, в предутренних сумерках часовой разглядел в зарослях даже камышового дикого кота – это являлось проявлением высочайшей бдительности, и, естественно, рожа какого-нибудь ихвани, с местной пропиской, была б замечена часовым намного раньше. Взяв в руки ночной бинокль, Петренко навел его на островок среди болота (именно туда показывал рукой Шишка), пристально присмотревшись. В «лунном мерцании» картинка, выдаваемом несовершенным прибором, не содержала ничего информативного – заросли, вода, вот и все…

Но Александр недаром вырос на Урале в семье военного, и сызмальства был натаскан на охоту – вскоре полосатый коллега-охотник был вычислен. Единственным демаскирующим признаком осторожного зверя оказался… хвост, нервно трясущийся кончиком в предчувствии поживы. Немалый экземпляр (где-то килограмм десять живого веса!), хаус неподвижно сидел на болотной кочке, не отрывая взгляда, наблюдал за водной гладью. Роскошный камуфляж надежно маскировал этого красавца, он практически сливался с зарослями.

На первый взгляд его охота выглядела бессмысленно, но так было лишь на первый, случайный взгляд: присмотревшись, Петренко заметил, что в воде прямо перед хищником происходят какие-то процессы, а именно – тихое волнение.

В скором времени бурление стало более заметным, и кончик хвостика Базилио забился как в лихорадке. Кот напрягся, было заметно – мышцы животного пребывают в состоянии натянутой тетивы… Вот хаус стрелой сорвался с кочки и с головой нырнул в воду! Через несколько мгновений удачливый охотник появился на поверхности: в его пасти отчаянно и безнадежно бился крупный сазан. Вылезши на суходол, отряхнувшись, как пес (не выпуская добычи), кот скрылся в зарослях.

– Мужик! – с уважением прошептал Петренко, поднимая большой палец вверх.

– Это точно! – тихо согласились часовой с подчаском…

*** …Воспоминания не успокоили Хантера. Неожиданно он вспомнил все оскорбления и обиды, которые претерпел от начальника политического отдела бригады: унижения и откровенные насмешки в присутствии подчиненных, грязные матюги и сальные шутки, недоверие и подозрение после того, как Петренко вышел живым из ночного боя.

Левая Сашкина рука зажала револьверную рукоятку, палец лег на спусковой крючок. Мозг судорожно зашевелился извилинами в нерешительности: более удачного момента, чтобы отправить мерзкого партаппаратчика и негодяя со стажем на тот свет, трудно было даже представить…

В контуженной голове поспешно созрел план – дождаться, когда начпо повернет голову, выстрелом под каску свести с ним счеты, затеять перестрелку с душманами и, прикрываясь трупом, словно щитом (научил его Бугай!), отползти к своим…

Ни один судмедэксперт ни за что не определит настоящую причину гибели мерзко-пакостного офицера-политработника, похожего на карту звездного неба…

По его расчетам, базирующихся на небольшом, но довольно насыщенном боевом опыте, он имел все шансы уцелеть: ихваней немного, их оружие не имеет большой убойной силы. К тому же рядом были три своих ствола (один – снайперский!) на подхвате, плюс недалеко БМП-2Д, что за минуту будет здесь… Палец почти автоматически давил на спуск, но мозг все же не давал команды на… убийство.

Только сейчас старлей понял, чем отличаются военные действия от убийства: уничтожение душманов любыми доступными способами является, по сути, профессиональным выполнением обязанностей воинской службы (по принципу: если не ты, то тебя).

И только дотошные журналисты в своих статьях, с недавних пор заполонивших страницы газет и журналов, с завидным постоянством именовали профессионалов военного дела убийцами, смакуя натуралистические сцены боев, о которых (по простоте душевной) воины-«афганцы» сами и рассказывали. Из голливудских фильмов вошло в журналистский жаргон ходкое словечко «киллер», что отныне клеилось всем без исключения…

Обстоятельства, в которые попали Петренко с Михалкиным, были сугубо боевыми, посему месть выглядела банальным киллерством. Все это значительно усложняло исполнение плана ликвидации старшего политработника.

Головой Хантер понимал, что такой «свой», как Монстр, принесет намного больше вреда, чем какой-нибудь мулла Сайфуль, но никак не мог решиться нажать на спуск, освободив землю от этого партийно-политического урода…

Несвоевременно вспомнилось, что у подполковника в Союзе остались дети и жена, тут же из памяти вынырнули воспоминания об обстоятельствах гибели Сашкиного предтечи – старшего лейтенанта Новикова, и то, как повел себя Михалкин, едва не лишив семью покойника пенсии по потере кормильца…

Душманы таскали мины. Занятые своим делом, они забыли об осторожности и азах маскировки. Необходимо было срочно принимать решение: кончать подполковника или же уходить, не принимая боя. Муки совести спровоцировали сильнейший приступ нервной лихорадки – кровь пошла носом, Хантеру стало холодно, крупная дрожь сотрясла все тело.

– Что с тобой? – блеснул зубами во тьме Монстр. – Испугался, герой?

– Нет, это я от лютой ненависти к врагам, – злобно прошептал тот в ответ.

– Поползли отсюда, шутник! – приказал начпо. – С БМП вызовем огонь артиллерии, потом проскочим участок.

Все, капец! Возможность безнадежно упущена.

«Да мать его так! – выругался про себя замполит роты. – В конце концов, я не Господь Бог, чтобы решать подобные вопросы – кому жить, а кому – нет!».

С тяжелым сердцем он поставил револьвер на предохранитель, и пополз за подполковником на бугорок, к срочникам…

Там их ждали.

– Слава Богу, что вы здесь! – горячо зашептал Зверобой. – Я уже думал – придется вас отбивать!

– Ничего, все хорошо, Зверобой! – успокоил его старший лейтенант. – Тикаем отсюда!

– Как тикаем? – не поверил сержант. – «Духов» же мало! – очевидно, ему хотелось еще раз испытать боевой кураж. – Постреляем их на скорую руку, – по-простому построил он свой план, – заберем оружие, мины, документы и айда – к своим!

– Рот закрой! – рассердился начпо. – Ты посмотри, какие они здесь шустрые ребята?! А вдруг на большую банду напоремся, как ваш замполит вчера ночью? – удивил он Петренко внезапным признанием того, что они с Ломом все же не кишлаки ночью грабили.

– Правда ваша… – тяжко согласился сержант Петрик.

– Значит так! – подполковник подвел черту. – Уходим!

– Товарищ старший лейтенант! – негромко позвал рядовой Кулик. – Вас на связь! – он передал гарнитуру.

– Слушаю, Хантер! – прижав наушник к здоровому уху, промолвил замполит.

– Я Джойстик! – с характерным кавказским акцентом проговорил Челадзе. – У нас здесь праблема паявилься.

– Какие, нахер, еще проблемы? – обозлился Петренко в ожидании неприятных известий.

– У «соляры», панимаеш, «двухсотый» аткинулься, – сообщил грузин. – Эта каторый из «трехсотых». А Кролик в истерику попаль, – слышно было, как фыркает наводчик. – Бегаит здес и кричит, чьто ви пакинуль нась, и чьто за пят минут, панимаешь, если вас не будит, он примет команда на себя и зделает марш на ПКП.

– Во-первых, мы сейчас будем, – успокоил Джойстика старлей. – Во-вторых, передай Шаману, чтоб упер ствол в кроличью морду, и не отпускал его от себя дальше, как на три шага. Понял?

– Так точно! – повеселел грузин. – Ми вас ожидаем!

– Конец связи! – Хантер покинул эфир.

Александр коротко доложил начальнику политотдела о происходящем на броне, тот негромко выругался, приказав выдвигаться. Возвращались быстрее, чем шли туда, хотя Александр ничуть не пренебрег мерами безопасности.

Кролик сидел возле кормы, по-стариковски подперев голову руками. Шаман стоял рядом с ним, держа на мушке.

Разговаривать с паникером и трусом не имело смысла, Хантер влез на броню и вышел на армейскую артиллерийскую группу.

Сказочник не спал, пообещав подготовить огневой налет батареи «Град» по душманской засаде. Потянулись невыносимо томительные минуты ожидания. Михалкин, умостившись рядом с Хантером, закурил сигарету и почему-то оказал ему высокие почести – угостил куревом. Вдвоем они тихо сидели, уставившись в небо. С Востока серело, до рассвета оставалось больше часа. Время от времени из-за кормы доносились придушенные всхлипывания старшего лейтенанта Прогнимака – боевой помощник партии боялся рыдать вслух, дабы не накликать еще худшей беды.

В конце концов с плато в воздух снялась армада огненных змеев, которые, описывая огромную дугу, снижались, накрывая место засады. Вскоре там затанцевали яркие шарики взрывов. Казалось, им не будет конца, хотя Александр прекрасно знал – шесть установок выпустят по врагу двести сорок реактивных снарядов…

Не успел разорваться «крайний» снаряд, колонна двинулась вперед. На месте засады не нашли никого, два гектара местности превратились в «лунный пейзаж»: курились дымом и пылью многочисленные воронки. Их было настолько много, что КамАЗу пришлось туго: он едва не засел, преодолевая разбитый участок.

Дальше продвигались согласно «рекомендаций» Магната – до разбитого кишлака по-английски, по левой стороне проселка. В бывшем населенном пункте находилась «точка» Царандоя. Странно, но царандоевцы не спали, на въезде колону встретил бдительный часовой с автоматом ППШ на груди. Два полуразбитых грузовика ЗиЛ-131 служили афганским милиционерам транспортными средствами, такой же ГАЗ-69 («козел» на армейском сленге) исполнял роль командирской машины.

После разбитого кишлака продвигались по-староевропейски – по правой стороне дороги. Ехать было непросто – темно, качество дорожного покрытия оставляло за собой право называться таковым, до «точки», где стояла наша мотострелковая рота, тряслись долго и нудно.

Джелалабадские мотострелки бодрствовали, охраняя сами себя. Небольшая колонна, внезапно вынырнувшая из темноты, как черт из табакерки, вызвала у «махры» нескрываемое удивление. Близко знакомые с местными «духами», они не дали бы и дырки от бублика за жизнь того, кто ночью разъезжает по здешним дорогам вблизи афгано-пакистанской границы.

Узнав, что старшим в колонне является целый начальник политического отдела бригады, командир мотострелковой роты охренел еще больше, и, проникшись тяжелой долей раненых, выделил два БТР-70 вместе с экипажами, приказав своему замполиту (заспанному лейтенанту) сопровождать десантников на ПКП армии. После «точки» ехали уже с ветерком – с включенными фарами и на довольно приличной, по местным меркам, скорости.

На подъезде к подвижному командному пункту Сороковой армии их колонну остановил контрольно-пропускной пост уже знакомого кабульского охранного батальона, военнослужащие которого удостоились чести посетить околицы кишлака Темаче, вместе с представителями средств массовой информации.

Убедившись, что едут свои, охранбатовцы пропустили БМП и КамАЗ, а бэтээры мотострелков отправились назад… В глубине души Александру было приятно: их уже ждали, офицеры Центра боевого управления на этот раз сделали свое дело…

«Двухсотых» перекинули в бортовой ГАЗ-66, «трехсотых» быстро перетянули в УАЗ-452, направив в медсанбат, расположенный неподалеку. И вновь Саня тяжко прощался с ранеными: Шаманом, Будяком, Соболем, другими ребятами, желая скорейшего выздоровления. Особисты забрали Магната, трупы его несчастливых товарищей и их оружие. Сам Михалкин, ничего не сказав, куда-то ушел, «без объявления войны», не сказав ни слова, ни пол-слова.

Кавалер почетного знака ЦК ВЛКСМ «Воинская доблесть» товарищ Кролик со своим КамАЗом тоже исчез, растворился незаметно, как будто его и не было никогда.

– Вот мразь! – с презрением сплюнул Хантер. – Носит же таких земля!

От десантников вроде бы отцепились. Ненадолго. К броне подскочил какой-то болтливый майор, громко требуя, чтобы БМП-2Д отогнали подальше от штабного городка. Не желая спорить, Александр скомандовал, и Чалдон подогнал броню вплотную к новеньким бэтээрам охранбата.

Хотелось есть, чувствовалась усталость и непреодолимое желание спать. Проглотив холодные консервы, запив их варирудской водой, протравленной таблетками пантоцида (от чего та приобрела отвратительный хлорный привкус), десантники перекурили «противозачаточными» сигаретами «Охотничьи» («Смерть на болоте»).

– Всем отдыхать! – распорядился старлей в завершение позднего ужина (или раннего завтрака).

Хлопцы бросили на пальцах – одному выпало караулить на броне, остальные намылились спать, в скобках – отдыхать лежа. Хантер накинул на броню плащ-палатку, прикрыв засохшую кровь от трупов, посмотрел на розовый восход, и, зевнув раз-другой, забылся трудным сном смертельно уставшего человека…

Проснулся от того, что кто-то молотил чем-то металлическим по броне. Солнце стояло довольно высоко, было еще не жарко, хотя чувствовалось – температура приблизилась к отметке в тридцать градусов. Часы показывали двадцать минут девятого. Возле брони топтались Михалкин и майор Чабаненко – выбритые, свеженькие, в новеньких камуфлированных комбинезонах КЗС, на головах – панамы с заломленными по-ковбойскому полями.

– Чего это ты, Петренко, так расслабился? – спросил Монстр, это он стучал автоматом по броне. – Где твоя служба войск?

– Где-то здесь должна быть… – спросонок закрутил головой старлей. – Вот она! – он ткнул пальцем в голову бойца, выглядывающую из-за башни.

В ответ услышал веселый смех. Заглянув за башню, Александр понял причину смеха – облокотившись, там полусидел вкрай уставший Лось, спавший сном младенца. Голову он держал прямо, слюна скатывалась с губы на куртку, парень так чутко «караулил», что не услышал даже грохота и громких разговоров.

– Да утомились все! – начал защищать подчиненного замполит. – Три ночи уже никто не спал. К тому же, мы в расположении своих войск… – он показал на соседнюю броню.

На этот раз Хантер не считал Лося «чапаевцем» – ситуация была не боевая. Однако Монстр так не считал.

– Ты посмотри, Петренко, – грозно приказал он. – Как у «соляры» службу несут!

Хантер поднялся во весь рост на броне, осматривая окрестности. Да, посмотреть было на что. На огромном – в тысячи гектаров, плато Магураль, лежавшим в окружении гор, таким себе каре выстроился ПКП армии – кунги и палатки стояли ровными, под линеечку рядами.

По соседству выстроились (тоже ровненько, как на учениях) машины связистов – целый лес антенн топорщился над плато. Неподалеку был разбит полевой лагерь батальона охраны, выделялись красными крестами палатки и машины медсанбата. В небольших распадках то тут, то там дымились полевые кухни, прятались от голодного душманского глаза кунги и палатки тыла армии.

По периметру ПКП обложились камнями новенькие БТР-80, готовые к бою, возле каждого пустыми лунками обнажились свежевырытые окопы. Рядом с бэтээрами прохаживались вооруженные до зубов часовые, в шлемах и бронежилетах.

Все дороги, что вели к командному пункту, были перекрыты рябыми шлагбаумами (они, что – их с собой возят?! – изумился Александр) и бэтээрами.

За ПКП находилась оборудованная по всем правилам вертолетная площадка – одинаковыми по размеру камешками (выкрашенными хлоркой в белый цвет) выложены рулевые и взлетные дорожки, посредине круга – огромная буква «Т». На краю площадки по-сиротски притулились два Ми-8Т, обвисшие лопасти которых, казалось, едва не касались земли.

На противоположном краю площадки использованным презервативом (из-за отсутствия ветра) на длинном шесте свисала рябая «колбаса». Слева и далее от ПКП, ближе к кордону, было заметно сосредоточение артиллерии – там расположилась армейская артиллерийская группа.

Прямо перед Хантером, в далекой дымке угадывались бронегруппы двух соединений – там сосредоточились две бригады: отдельная десантно-штурмовая и 66-я отдельная мотострелковая.

– Поражает, товарищ подполковник! – сообщил он начальнику, не желая портить настроение ненужными разборами.

– Вот так, учись, студент! – не стал ругаться и подполковник. – Давай всех сюда, есть дело.

Перед носом боевой машины пехоты Александр выстроил свое малое войско, с ним вместе оно насчитывало шесть человек.

– Видок у вас, кстати, не очень… – здороваясь за руку с каждым, без энтузиазма промолвил Чабаненко.

Хантер осмотрел подчиненных и согласился – земляк прав. Заросшие, небритые, в грязной и окровавленной форме, рваной во многих местах, в невыразительного цвета тельниках, десантники имели вид, далекий от волшебных образцов, тиражируемых пропагандой в передаче «В гостях у сказки» (так в войсках окрестили телепередачу «Служу Советскому Союзу!»).

Наблюдая за земляком, Чабаненко вытянул из кармана небольшое металлическое (так называемое «гинекологическое») зеркальце и сунул в ладонь Сашке. Всмотревшись, Петренко встретил там неизвестного субъекта с красными глазами, черно-рыжей бахромой щетины, запавшими щеками. По лицу субъекта были разбросаны черные крапинки засохшей крови, левое ухо свисало вареником параллельно черепу, неуловимо напоминая ухо Лёлика из «Бриллиантовой руки».

– Видок еще тот! – невесело согласился старший лейтенант, возвращая интимное медицинское снаряжение.

– Значит так, Петренко, – привычно распорядился начпо. – С этого момента ты и вся твоя команда переподчиняетесь майору Чабаненко! Выполняете любые его приказы. Предупреждаю, любые! И не дай Аллах, что-то выкинешь! Понял, Хантер?

– Так точно, товарищ подполковник! – подчеркнуто по-военному ответил замполит четвертой роты, желая как можно быстрее освободиться от надоедливой опеки начальства.

– Мне нужно ехать, задержался я у вас, – сообщил Михалкин скорее майору, чем подчиненным. – Занимайтесь здесь, Павел Николаевич, потом сообщите мне о действиях моих подчиненных, хорошо?

– Сообщу, – без подхалимства ответил Чабаненко. Старшие офицеры простились, Михалкин рванул куда-то по собственному азимуту. Александр, не скрывая удовлетворения, громко выдохнул, демонстрируя облегчение.

– Не дыши так громко! – приблизился к нему полтавец. – Не то услышит и вернется!

– Уже не вернется, – заверил Хантер. – Он с нами уже полсуток, надоели мы ему.

 

Военно-полевой стриптиз

– Вот и хорошо, земляк, – Тайфун сразу взял быка за рога. – Теперь к делу. Вам придется присутствовать при обмене пленных. Меняем известного всем нам Наваля на советского военнослужащего и двух офицеров Вооруженных Сил Афганистана. Сейчас вы, – обратился майор Чабаненко к Петренко, – загоняете машину вон в ту котловину, – он показал рукой на местности. – Там протекает небольшой ручеек. Там приводите в порядок свою машину, ибо она имеет такой вид, словно выехала со скотобойни. Приводите в порядок и себя – мойтесь, брейтесь, стирайте одежду, чистите и смазывайте оружие. Через час вам привезут новенькие комбинезоны КЗС, такие, как на мне, – он показал на себя. – И вот такие новенькие панамы, – загорелая рука приподняла краешек головного убора.

– Вы должны выглядеть как серьезные боевики – комбезы, каски, бронежилеты, спаренные магазины, разнообразное оружие, навешанное на вас, – все это подчеркнет ваш боевой опыт! Восток – дело тонкое, афганцы всегда реагируют на подобные вещи. В двенадцать ноль-ноль вам подвезут горячую пищу, предстоит хорошо подкрепиться. И «крайнее», – подчеркнул спецпропагандист. – Никто из тех, кого сейчас нет рядом с нами, повторяю, никто, не имеет права знать о содержании и деталях спецоперации, которая состоится сегодня! Врубились?

– Так точно! – хором ответили срочники.

– Вот и хорошо! – повеселел майор. – Начало марша в тринадцать ноль-ноль, я выдвигаюсь с вами на броне. Возьмете, саиб Шекор? – назвал он Саню на пуштунский манер: «господин Охотник».

– Разве могу отказать? – вопросом на вопрос ответил тот, улыбаясь.

Боевая машина, крутнувшись на месте, покатилась в котловину, припорошив земляков пылью. Дождавшись, пока отдалится БМП, Чабаненко обратился уже по-дружески.

– М-да-а, блин… Выглядишь ты хреновенько, друже, – заглянул он в Сашкины глаза. – Что случилось ночью? Пошли, расскажешь по дороге.

Пока неспешно шли, смакуя майорским куревом, Александр детально рассказал о ночных приключениях: как выходила на берег «Катюша», как захватывали пленного, о «подвигах» Прогнимака, про работу «Градов» и роль Монстра в ночных событиях.

Утомленный, травмированный физически и психически, старший лейтенант хотел выговориться, кому-то излить свою душу. Чабаненко для этого подходил как нельзя лучше – спокойный, рассудительный, опытный, а главное – свой! Свой-свояка слушал внимательно и молча, казалось, он воссоздает в своем мозгу ряд драматических событий, о котором повествовал молодой друг.

– Да, дружище, с тобой все время что-то приключается, – задумчиво промолвил он, когда Александр закончил нелегкий рассказ. – Имеешь два уникальных качества: с одной стороны – притягивать к себе осложнения боевой обстановки, а с другой – более-менее удачно выкручиваться…

– Что есть, то есть, – грустно согласился Хантер. – Вчера меня об этом старшина пытался предостеречь, да я не прислушался…

– В следующий раз прислушаешься, – улыбнулся майор. – А пока нам нужно на наивысшем уровне отработать спецоперацию «Иголка»!

– Какая еще «Иголка»? – остановился Хантер. – И почему спецоперация? Ты же говорил, – вспомнил Хантер, что они уже пили на брудершафт и были на «ты», – обычный обмен пленными!

– Ты шить хорошо умеешь? – майор хитро улыбнулся. – Иголку давно в руках держал?

– Подворотнички удачно подшиваю, – решил не удивляться Хантер. – В училище на первом-втором курсах собственноручно ушивал обмундирование п/ш или х/б, выходило довольно неплохо.

– Вот и прекрасно! – майор растоптал окурок. – Слушай меня внимательно…

* * *

Александр спустился в котловину. Там десантники в одних трусах упорно драили родную бээмпэху, загнав поперек ручья, чтоб хотя бы немного поднять уровень воды. Осмотревшись, он ошалел – на берегу ручейка сидели… три женщины лет около тридцати, в… поварских костюмах, касках и бронежилетах… Женщины чистили картошку, бросая ее в алюминиевый бачок, стоящий в воде…

Обалдевший офицер замер от такой картины – Что, капитан, столбняк словил? – засмеялась проворная симпатичная молодица, издали повысив его на одно военное звание.

– Девчата, вы что здесь делаете?! – Сашка уже отошел от первоначального шока.

– Мы из Кабула, работаем там при штабе армии, в офицерской столовой, а здесь, на боевых – обслуживаем генералитет, – весело сообщила вторая упитанная молодуха, на чьем роскошном бюсте едва сходился бронежилет, по-озорному стреляя глазами.

– А что, генералы без вас не могут?! – не переставал удивляться Александр.

– А что они вообще могут?! – захохотали молодицы так звонко, что эхо пошло гулять по котловине.

Деваться было некуда, Хантер повторил пример подчиненных – раздевшись до фирменных плавок, стал приводить себя в порядок. Побрить физиономию с первой попытки не получилось, лишь с помощью Зверобоя мучительный процесс обрел логическое завершение, с минимальным кровопролитием.

Молодицы тем временем почистили картофель и решили остыть в ручье. Ничуть не стыдясь, они поскидывали с себя защитное снаряжение, поварские белые халаты, под которым остался «самый минимум», и весело плескались в ручье, обливая одна одну.

Хантер, наблюдая за «военно-полевым стриптизом», вызвал у девчат приступ дружного смеха – его полупрозрачные защитные сооружения в виде плавок едва не треснули, демонстрируя, что добрый молодец давненько не прикасался к женскому телу…

Спохватившись, Александр вылез на сухую, уже чистую броню и, натянув мокрые форменные брюки, занялся личным оружием – чистил и смазывал автомат с подствольником, револьвер, потом взялся точить галькой немецкий штык.

Бойцы, возбужденные видом молодых и аппетитных женских прелестей, сердито сопели носами, пробивали пушку, чистили пулемет и личное оружие. Хантер понял, что и они завидуют генералитету, который даже в здешних диких условиях живет комфортно – с женщинами, свежей водой и жареным картофелем…

Упоминание о картошке вызвало не меньшее раздражение, чем вид полуобнаженных молодух. Странным образом этот запах неотступно преследовал Хантера, несмотря на все усилия подавить раздражение и чувство голода.

Оторвавшись от оружия, он увидел проворную молодицу приглянувшуюся ему – она стояла возле брони в том же кухонно-боевом прикиде, держа перед собой огромную сковороду, на которой и дымилась горка жареного картофеля.

– Вот оно что! – догадался Сашка, – Теперь понятно – откуда этот дразнящий запах…

– А я стою и жду – когда они почуют поживу? – сверкнула белыми зубами девушка. – А они в свои железяки уткнулись, ничего не видят, ничего не слышат: ни женщин, ни еды! Интересно – все десантники такие или вы какие-то не такие? – скаламбурила она.

– Нет, мы абсолютно нормальные! – уверил ее Петренко, сглатывая голодную слюну (то ли от соблазнительного личика молодой и красивой женщины, то ли от вида сковороды с горячей картошкой – он не определился, не успел). – Просто мы только-только с боевых, оттого немного диковаты.

– А нам такие как раз и нравятся! – молодица лукаво стрельнула зелеными глазами. – Худые, спортивные, голодные! Не то, что наши здесь, – лицо девушки посетила гримаска недовольства. – Толстые, мешковатые, обрюзгшие, ничего военного в штанах не осталось…

– А мы, что – действительно сильно отличаемся? – засмеялся Александр, наклоняясь, забирая у нее сковороду.

– А как же? – подначила молодица. – Во-первых, голодный пес – злее, а во-вторых, сухие дрова – жарче горят!

– Какая ты… замечательная! – засмеялся старший лейтенант, передавая сковороду оживившимся срочникам. – Все замечаешь!

– А то! – живо подхватила повариха. – А вы здесь надолго? – заинтересованно спросила она, невинно (но профессионально) опуская кошачьи глазки.

– В том то и беда, что всего на пару часов, – по-настоящему загрустил Хантер. – А как тебя звать, красавица, и откуда ты родом?

– Ношу гордое имя, зовусь Оксаной, а родом из славного города Смела, что под Черкассами, на Украине. Слышал о таком городе? – удивила она.

– Землячка! – оживился молодой офицер, соскакивая с брони, – а я Саня, из городка К., что на Полтавщине!

– Земляк! – обрадовалась девушка и поцеловала его накрашенными губами (и когда успела подкраситься?) в щеку.

Бойцы на броне одобрительно загудели. Определенно, такой замполит им нравился: этот своего нигде не упустит: ни в бою, ни на Венском балу…

– А почему вы в брониках, девчата? – поинтересовался довольный старлей. – Они ж вам абсолютно не идут, фигурки портят!

– Таков приказ исполняющего обязанности зампотыла армии, полковника Спицина! – уже серьезно сообщила Оксана. – Каждые сутки два-три эрэса залетают и сюда.

– Извини, Оксанка, – не стал иронизировать Александр (в душе проснулся сэр Рыцарь!). – Нам показалось, что хоть у вас тут все тихо-мирно…

– Да ничего, земляк, – не обиделась молодица. – Все же нам здесь легче, чем вам там, в горах, – посочувствовала она десантникам. – Вон, охранбатовцы наши сидят здесь, как хорьки в норах, хотя из себя таких боевиков корчат! Вчера один ко мне яйца подкатывал, говорит, что кишлак Темаче брал, поскольку десантники N…ой десантно-штурмовой бригады, дескать, там опарафинились. Это правда, ребята?.. – как-то по-детски спросила землячка, глядя на «охотничью команду».

Дружное ржание отрикошетило от брони. У десантников вдруг свело животы от смеха.

– Ха-ха-ха! – метался над ручьем здоровый мужской хохот. – Темаче охранбат взял! Да его еще никто не взял, его развалили, там нога шурави вообще не ступала! – от души веселились парни.

Неуверенно моргая, рассмеялась и Оксана.

– И кто же этот герой, что к тебе подкатывался? – спросил Александр, потихоньку отходя от смеха, от которого уже начинал болеть живот.

– Да замполит какой-то! – просто ответила повариха. – Замполиты – они все одинаковые, невесть что из себя строят… – простое высказывание женщины, далекой от военного дела, вызвало взрыв смеха.

Не понимая, чем спровоцировала такую реакцию, Оксана стояла растерянная, соображая – что же она такого сказала, чем развеселила парней?

– Александр Николаевич – замполит нашей роты! – сообщил Зверобой, одной рукой держа сковороду с картофелем, другой – запихивая в рот нехитрый деликатес.

– Извини, Александр, – смущенная землячка. – Что-то я совсем запуталась!

– Ничего, – не обиделся тот. – Люди разные бывают, и среди замполитов встречаются прохиндеи и трусы, как и среди любой категории офицеров.

– Вы кушайте, ребята, я сейчас еще принесу чего-нибудь вкусненького, – спохватилась проворная женщина. – Меня там, – она показала на противоположный склон котловины, – в генеральской столовой, наверное, уже заждались!

Оксана, подхватила полы белого халата, демонстрируя стройные ножки, по камешкам, как горная серна, перескочила ручей и, не считаясь с весом бронежилета, давившим на хрупкое женское тело, помчала на горку.

– Ежели кто-нибудь хоть что-то ляпнет про Оксану, яйца оторву! – Петренко обернулся к подчиненным, догадываясь, что могло быть на языке у бойцов – парней сообразительных и порядочных, но огрубевших и осатаневших на этой войне.

По солдатским глазам он понял, что успел-таки перехватить инициативу – Джойстик тот вообще смотрел вслед женщине, как мартовский кот на хвостатую партнершу: глаза выпучены, рот раскрыт на ширину приклада, язык торчком, к тому же, у кавказца обнаружилось обильное слюнотечение. А вообще бойцы имели вид свежий, как новая копейка, вооружение и техника были обслужены, и удовлетворенный Хантер распорядился обедать.

Не успели они разложиться на плащ-палатках близ машины, как с горки летящей походкой спустилась проворная Оксана. В какой-то авоське она притянула много-много харчей – палку сырокопченой колбасы, буханку мягкого белого хлеба, свежие помидоры – огурцы – лук и… бутылку водки, замотанную в белую тряпицу. Очевидно, времени у нее было мало, она лишь сунула авоську Сашке в руки, и, пообещав заскочить по-свободе, быстро возвратилась на рабочее место.

Взволнованные таким уважением и женской преданностью, десантники хищно набросились на еду. Бутылку осмотрительный Хантер припрятал в свою полевую сумку. За жратвой никто не заметил, как приблизились гонцы с данайскими дарами от майора Чабаненко. Это были капитан, зампотыл охранбата, прапорщик, и трое бойцов.

Они принесли шесть новеньких комбинезонов КЗС, шесть не ношеных панам, новенькие серебряно-цинковые аккумуляторные батареи для радиостанции, прошедшие КТЦ (контрольно-технический цикл, а по-простому: зарядку-разрядку-зарядку), солдатские термосы с горячей пищей и чаем.

Снайперу повезло – ему передали специальный костюм для засад, такие в Афгане имелись только у «каскадеров». Назывался он «леший», был сшит из кусков горной маскировочной сетки. Такая одежка делала снайпера незаметным буквально с пяти шагов.

– Ни фига себе, живет десантура! – присвистнул капитан, с завистью разглядывая продуктовый набор, поглощаемый десантниками. – А им мы здесь супчики варим!

– Кто на что учился! – нахально заметил Хантер с набитым ртом. Он уже не хватал пищу, как пес – начал насыщаться. – Не все ж время коту масленица, покорители кишлака Темаче! – промолвил он сквозь хохот подчиненных.

– Ты, капитан, меру знай! – обиделся зампотыл. – Ты не у себя в подразделении, здесь армейский отдельный батальон охраны, здесь быстро на ровные ноги поставят!

– Тебя при подчиненных нахер послать? – поинтересовался Петренко как бы нехотя, не отрываясь от приема пищи. – Или – по отдельной программе?

– Не задирайся, Петрович! – приблизился к капитану сзади прапорщик. – Это же N…ская десантура штурмовая, они там все, как один – ненормальные, для них человека жизни лишить, что тебе стакан водки выпить – первые полминуты в горле дерет, потом приятно, а через десять минут – забывается! – прапорщик выдался с незаурядным чувством юмора.

В ответ десантники громко захохотали.

– Хорошо. – Тыловик оказался понятливый. – Если еще жрать захотите – вот вам термосы. – Он показал на бачки с едой. – Потом наш боец придет и заберет. А тебе, капитан, – по неизвестной причине в который раз Хантера повысили в воинском звании, – передали отдельный пакет.

Из-за его спины появился боец с довольно объемистым свертком. Развернув бакшиш, Хантер ошалел – там находилось еще два пакета. В первом лежала «нулёвая» выглаженная форма с капитанскими звездами, эмблемами ВДВ и чистым, только что подшитым воротничком.

Над левым грудным карманом куртки красовались планки государственных наград: две Красные Звезды и орден «За службу Родине в ВС СССР» третьей степени, и вереница медалей. Над правым карманом красовались две нашивки, сигнализирующие, что их хозяин был дважды ранен: один раз тяжело, а второй, к счастью, – легко.

В кармане куртки Александр нашел пачку «Мальборо» и стандартный армейский набор, продававшийся в каждом Военторге – нитки – иголки… В отдельном свертке находились новенькие чехословацкие ботинки с высокими берцами – черные, небитые, мягкие и пружинистые… Тайфун постарался на славу!

Ошарашенный старший лейтенант молча свернул все это «богатство», положил на броню. Потом возвратился к своим, продолжавшим трапезничать, охранбатовцы уже отошли. Присев к столу, замполит лаконично пересказал подчиненным суть предстоящей операции, опустив, естественно, детали, касающиеся его личного участия в этой операции.

По поводу своей новой формы Александр посчитал необходимым объясниться.

– Относительно формы капитана ВДВ, мужики, – здесь моей вины нет, – решительно объявил он. – В душманских кругах я известен, как Шекор-туран, посему вид должен иметь соответствующий. И я немедленно сниму капитанскую звездочку с каждого погона, как только обмен пленными состоится! Хотя майор Чабаненко вас уже предупреждал, я напоминаю еще раз – о деталях сегодняшнего дела на протяжении всей срочной службы вы должны молчать, как рыба об лед. Врубились?

– Поняли, товарищ капитан! – с юмором, за всех, ответил Зверобой. – Не напрягайтесь!

– Вот и хорошо! Конец связи! – смутился замполит роты. Разговор был ему неприятен, всегда и везде он действовал по принципу: «оправдываешься – значит виноват!». Придерживаясь этого правила, Хантер в повседневной жизни и службе не искал оправданий, «наезжая» на собеседника… На этот раз Хантеру казалось, что он все-же оправдывается…

После «цивильной» пищи, которой накормила десантников добрая фея, супчик и кашка профессиональных охранников показались им помоями, к ним даже не прикоснулись. Запив обед пустым чайком (чаем называть его не поворачивался язык – бурда без запаха, вкуса и сахара), выкурив по сигарете под кодовым названием «Смерть на болотах», военнослужащие четвертой парашютно-десантной роты привели себя в супербоевой вид.

Откуда-то на ногах хлопцев появились модные кроссовки. Панамам закрутили поля как у ковбойских шляп. Комбинезоны КЗС оказались чем-то пропитаны, специфический химический запах выедал глаза. По совету сержанта Петрика их бросили в ручей, тщательно выстирали в проточной воде, высушили на броне.

После подобных неоднократных манипуляций фирменный химический запах исчез. Для усиления эффекта «боевизны» бронежилеты, каски и панамы решили не надевать, на комбинезоны натянули «лифчики», повесили оружие, рюкзаки десантные РД-54, всяческую амуницию. А вот для голов срочников во вместительных внутренностях БМП-2Д нашлись береты цвета неба…

Александр, привыкший ничему не удивляться, однако, в глубине души все же поразился умению советского солдата выживать в каких угодно условиях, к тому же – делать это красиво!

Лось поменял на радиостанции аккумуляторы, передал старлею моточек синей изоляционной ленты. Хантер облачился в капитанскую форму, обул берцы. Нацепил на грудь «лифчик», предварительно отпустив «бретельки» (колодки должны быть видны!). Ансамбль довершили бинокль, полевая сумка, немецкий штык, подсумок с гранатами для подствольника. На капитанском плече привычно болтался автомат с подствольным гранатометом. Из-за спины выглядывали спаренные пулеметные магазины.

Закончились приготовления, и к ручью снова сбежала Оксана – уже без военной «паранджи» (то есть каски с бронежилетом). Свежий белый халат подчеркивал хрупкую фигурку. В руке она держала большой сверток.

– Вы, что, уже? – растерянно спросила она, голос едва заметно дрожал.

– Выдвигаемся через несколько минут, Оксана, – деланно бодро ответил Сашка. – Хотя, не очень-то и хочется…

– Может, хоть на ночь приедете? – с надеждой спросила землячка. – Я вот вам на ужин насобирала!

– Не знаю, красавица, – по-настоящему загрустил свежеиспеченный капитан. – Выезжаем на обмен пленных, а что судьба военная подкинет в дальнейшем – известно лишь начальству и Господу Богу.

– Саня, возвращайся… – умело стрельнула молодица глазами. – Ночами здесь так страшно!

Александр решительно приблизился к девушке, взял пакет и, положив его на броню, крепко поцеловал Оксанку в губы.

– А что, нет ни одного моложавого генерала, – пошутил он, оглядываясь. – Чтобы согрел и сберег такую жемчужину?

– Есть, конечно, – засмеялась небезгрешная жемчужина. – Но такого капитана боевого рядом, к сожалению – ни одного! Бывай, земляк! – она поцеловала парня и побежала к себе. – Если будешь здесь – заходи! – звонким эхом прозвучало в каньоне.

Десантники собрались рассмотреть – что же на этот раз принесла в клюве прекрасная жар-птица, но в этот момент сверху послышался визг тормозов военного УАЗа, из пыли возник Тайфун. Вид он имел необычный: не новая, а немного ношенная «эксперименталка» со всеми знаками различия и орденскими планками.

 

Особенности восточного этикета

Оказалось, что земляк награжден орденом Красной Звезды, афганским орденом Звезды и многими медалями. Ни «лифчика», ни берцев на нем не было. На ногах – обычные офицерские туфли коричневого цвета. На голове – кепи, как и у Сашки, на плече – АКС-74 со спаренными пулеметными магазинами и полевая сумка. Ни холодного оружия, ни боезапаса, словно бравый майор собрался скупиться в дукане хорошо охраняемого района Кабула.

– Так нужно, Хантер! – перехватил он недоуменный взгляд земляка, правильно его расшифровав. – Едем! Направление движения – на Темаче!

Забрались на броню. Чалдон завел бээмпэшку и, резко сорвав с места, вывел из каньона. Преодолели первую сотню метров. На ПКП шарахалось великое множество военного люда – десятки (или сотни) военных суетились в каком-то своем, только им известном, ритме, транспортные, специальные машины и БТР колесили проселками, оставляя шлейфы пыли. Боевая машина пехоты с лубочным экипажем наверху (одни голубые береты чего стоили!), притягивала к себе внимание – одни приветливо махали руками героям-десантникам, другие (большей частью это были связисты и охранники) обалдело смотрели на показушников, пока те не растаяли в пыльной дали.

– Молодец, Хантер! – понравилась показуха майору Чабаненко. – Видок правильный!

– Кабы не нужда… – выкобенивался Сашка, – ни за что бы на такое не пошел! – перекривился он.

– Ничего, переморщитесь, – успокоил майор. – Главное теперь – провернуть специальную психологическую операцию «Иголка»! Теперь слушай меня очень внимательно… – прямо в Санино ухо проговорил он.

– Почему мы уделяем столько внимания именно Сайфулю? – спросил Петренко. – Ты же говорил – его банда обессилена, обескровлена, руководство почти все полегло в боях. Какой нам в нем интерес?

– А ты не прост, Шекор! – расхохотался Тайфун. – Афорин! Дело в том, что после того, как ты со своей «охотничьей командой» развалил Темаче и отстрелял без лицензии почти всех предводителей шакальей своры, – шутил (в меру) Чабаненко, – шансы муллы стать руководителем движения сопротивления значительно повысились.

На малой джирге, состоявшейся вчера, его избрали именно таким руководителем. Под его знамена собираются не только гази, но и всякие другие кровники – из других кишлаков, хейлей, и даже племен. К нему уже слетаются всякие авантюристы и наемники, а также – рекруты, завербованные и подготовленные в специальных лагерях в Пакистане.

Сам Гульбеддин Хекматьяр распорядился оказать нашему мулле финансовую и вооруженную помощь, предоставить лучших инструкторов и советников. Если в ближайшее время не вывести этого упрямого и воинственного полевого командира из строя, народная власть и советские войска будут иметь такие проблемы, что ваша трехдневная коррида покажется детским утренником. Вот так-то, земляк! – резюмировал Чабаненко.

– Понял, друже! – У Хантера развеялись любые сомнения по поводу своей роли в операции по устранению муллы.

БМП одолевала километры легко и непринужденно, совсем не так, как это происходило ночью – дороги были протралены, по ним двигалась громада войск. Пролетели «точку» Царандоя – милиционеры были на месте, приветствуя голубые береты выстрелами вверх.

Вот и тот подъем на горку, где ночью была засада – пустынные, перепаханные снарядами гектары без признаков жизни. Правда, воронки уже присыпали грунтом – саперы восстановили путь.

В разбитом кишлаке (при свете солнца старлей прочитал на карте название – Асава), где ночью отарой валялась обкуренная рота, происходило нечто непонятное – возле раритетных бэтээров сосредоточилась целая армада – уазики хадовцев, два танка Т-55, пять БТР-70 с эмблемами бригады коммандос – элитного афганского соединения. На окраине, поблескивая длинными недвижимыми лопастями, как грач на пашне, тяжело сидел, вертолет Ми-8Т с опознавательными знаками ВВС Афганистана.

Перед десантниками открылась непривычная картина: коммандос выстраивали обезоруженных пехотинцев на площади посреди кишлака, сгоняя туда же поникших и побитых сорбозов, беспощадно вытягивая их из различных укрытий.

Хантер понял – Михалкин сдержал обещание, передав в ХАД информацию о предательстве командира этой роты, и его приспешников-подчиненных. Вот один сорбоз, в поисках спасения, отчаянно вырвался из лап коренастых десантников-афганцев и побежал к дувалу. Треснул негромкий выстрел из пистолета «Беретта» (стрелял командир коммандос, стоявший неподалеку) и сорбоз засучил ногами и руками в пыли, подгребая под себя… Приблизившись, командир произвел еще один выстрел, контрольный, в голову, и боец затих.

Медленно двигалась Сашкина БМП среди этого беспредела. Крепыш-десантник волок на площадь избитого сорбоза. Присмотревшись, Хантер узнал тарджамона, который помог ему ночью.

– Чалдон, стой! – скомандовал Петренко и, спрыгнув с брони, направился к командиру коммандос.

Зверобой с Лосем привычно соскочили следом.

– Шекор-туран! – старлей нахально представился дегерману с десантными знаками отличия, вскинув руку к кепи, после чего протянул для рукопожатия.

– Дегерман Хуршид Османлай! – представился подполковник по-военному, пожал руку турану и с удивлением уставился на Петренко и его свиту.

– Саиб дегерман! – Александр обратился к коллеге по цеху без традиционных в этих краях «салам-ассалам». – Я знаю, что здесь произошло ночью, я тут был! Вот этого тарджамона, – он кивнул головой в сторону, где находились крепыш с ночным таджиком. – Прошу не трогать, он нам ночью очень помог! Хуб?

– Хуб! – спокойно ответил дегерман и что-то гаркнул своему подчиненному.

Десантник отпустил тарджамона, тот побрел восвояси.

Махать рукой, каким-либо иным образом подавать знак драгоману, Александр не стал – таджику предстояло оставаться среди своих. Петренко был доволен собой и своей наглостью (отплатил внуку басмача за помощь, возможно, сохранив жизнь). Пожав друг другу руки, десантники разных стран разошлись: Александр полез на броню, а туркмен (скорее всего, дегерман принадлежал к одному из племен афганских туркмен) – остался на месте карательной акции.

– Спас драгомана, что ночью нам помог, – заскочив на броню, сообщил Александр майору. – Можно сказать, долг вернул!

– Зажигательный ты, земляк! – промолвил Чабаненко, рассматривая турана, словно видел впервые. – Как коктейль Молотова!..

Приближаясь к СТО, Александр вышел на связь со своей ротой. Откликнулся Дыня. В роте все было нормально, за ночь «духи» всего раз обстреляли позиции из стрелкового оружия, никого не зацепив.

Старлею хотелось встретиться с подчиненными, или хотя бы глянуть на них, но времени катастрофически не хватало, к тому же – эта секретность, и этот фокус с переодеванием… Александр проинформировал Денисенко, дескать, «охотничья команда» промчит мимо ротных позиций, не останавливаясь, а маскарад необходим для фоторепортажа…

В ответ взводный пошутил, мол, после Циркача (подполковника Леонидова с ПКП армии) его ничем не удивишь. Вот и склон, по которому недавно Шаман спускался слева от дороги, каменной осыпью. Сверху было видно позиции сборного пункта эвакуированной и подбитой техники: палатки, кунги, окопы, скопления машин, обгорелые скелеты автомашин и бронеобъектов, воронки от снарядов, принесших смерти и разрушения. Ненормативная высота равнодушно возвышалась над местностью, но наметанный Сашкин глаз уловил блик – замаскированный расчет «Утеса» был на месте.

Спустились на площадку СТО. Десантники и ремонтники встретили БМП с картинными героями на броне громкими криками и выстрелами вверх. «Охотничья команда» ответила тем же. Хантер крутился во все стороны, дабы подчиненные не успели рассмотреть внезапные изменения, произошедшие с ним всего за один день отсутствия.

И лишь после того, как пролетели СТО, он вспомнил, что фантомы капитанских звезд на форме, которую подогнал старшина, частенько дезинформировали людей. Тайфун иронически щурился, глядя на земляка – он молча потягивал на ветру сигарету.

– За тем подъемом, – приказал он, как только проскочили расположение милого Сашкиному сердцу подразделения, – по правую сторону пойдет полевая дорога – повернешь на нее!

– А мины?! – встревожился старлей.

– За этим участком уже сутки присматривают! – кинул майор, не вдаваясь в подробности.

Повернули вправо и осторожно покатились проселком. Александр сверил маршрут по затасканной боевой карте – они направлялись к кишлаку Сапамхейль, находящемуся недалеко от Темаче. Мирное селение ни разу, ни одним выстрелом не откликнулось ни на армейские колонны, много раз проходившие мимо, ни на боевые действия, бушевавшие вокруг «осиного гнезда» муллы Сайфуля.

Не доезжая до кишлака, выскочили на горку и остановились по команде майора Чабаненко. Вид открылся замечательный – кишлак лежал внизу, в дуге реки Вари-Руд. Вокруг Сапамхейля возвышалось несколько крутых сопок, заросших мелким кустарником.

Дальше, к востоку от кишлака проходила невидимая глазу государственная граница. Неподалеку от селения, на расстоянии английской мили, вздымался ввысь мощный горный хребет-красавец: весь в соснах, горные верхушки густо покрыты снегами. Внизу стояла жара, а сосны, которые росли по водоразделу, стояли в снегу или инее…

В общем, картина поражала. Вокруг Сапамхейля, как и возле Темаче, колосились тучные пшеничные поля, и не менее обширные участки опиумного мака – и здесь не изменяли традициям и вкусам. Приложив к глазам бинокль, Александр тщательно осмотрел высоты вокруг населенного пункта, однако, сколько не вглядывался, так ничего и не заметил. Спецназ замаскировался самым тщательным образом!

Часы показывали 13:30. – оставалось полчаса на разгильдяйство. Прямо на броне Чабаненко провел инструктаж, объяснив каждому – кто, где и чем должен заниматься, указал на местности ориентиры и рубежи, откуда следовало ожидать помощи от спецназа.

Зверобой и Джойстик должны через оптику контролировать веранду дома брата губернатора провинции, в котором произойдет обмен, а также слушать радио, ожидая ключевую фразу. Снайпер, облачился в «костюм лешего», и получил задачу держать на прицеле афганцев, Лось – присматривать за тылами. В случае «аларма» Чалдон должен был за считанные секунды приблизиться к усадьбе и, выбив ворота, подъехать ко входу в дом, и выручить своих.

По окончании инструктажа майор передал Хантеру «подмётное письмо» на красивой «гербовой» бумаге с водяными знаками. Послание адресовалось мулле Сайфулю и содержало липовую благодарность от советского командования за «плодотворное сотрудничество». Текст был на пушту.

Александр спрятал «подметное письмо» во внутренний карман. В это время появилась облачко пыли – со стороны плато Магураль приближалась небольшая колонна. Впереди двигался хадовский УАЗ, за ним пылил ГАЗ-66 со специфической будкой. Знакомый со структурой и вооружением подразделений военной разведки, Александр узнал в «шишиге» машину комплекса радиоразведки. За «шишигой» следовал БТР-80 охранбата. Не доезжая до БМП десантников метров пятьсот, «шишига» пеленгаторщиков остановилась, рядом с ней замер бэтээр.

УАЗ с афганскими военными номерами, приблизился к бээмпэшке и остановился. Из машины вышли четверо – рафик Давлет (он же полковник Худайбердыев) без оружия, двое хадовцев, уже знакомых Хантеру (с автоматами АКМС) и Наваль.

Племянник муллы выглядел намного лучше, чем тогда, когда Александр видел его в последний раз, наверное, ему оказали квалифицированную медпомощь. Он был одет в ношеную, но чистую «эксперименталку» без знаков различия, на голове – панама, на ногах – разбитые солдатские кирзовые сапоги.

Поздоровавшись со всеми за руку, Александр выстроил «охотничью команду» перед БМП. Подойдя вплотную к шеренге, Худайбердыев поздоровался с каждым двумя руками.

– Ну что, сынки? – без акцента заговорил туркмен. – Знаете, какую миссию вам придется выполнить?

– Так точно! – дружно взревели сынки.

– Святое дело – выручать побратимов, попавших в плен! – несколько пафосно, но без официальных ноток в голосе сказал спецпропагандист. – Именно вам придется выполнить эту задачу. Долго инструктировать вас я не буду, очевидно, майор Чабаненко и Хантер-туран, – он весело посмотрел на старлея в капитанском прикиде, – вас уже заинструктировали до слез. Вопросы есть?

Вопросов не поступило, поэтому дегерволь лишь осмотрел шеренгу. Внешний вид десантников понравился полковнику, а вот РД он приказал снять.

– Я уже седьмой год на этой войне, – рафик Давлет выглядел обеспокоенно. – Многое видел, многое испытал. Чтобы рюкзаки не мешали нырять в броню, снимите их, и положите вовнутрь.

– Есть! – козырнул Хантер. – После построения – сложить РД в десант! – продублировал он полковника.

– Распустите строй, пусть заведут машину! – приказал тот. Хантер выполнил приказ – БМП ровно заревела, отхаркивая черный, с сажей дым.

– Искандер, ты знаешь, чем придется заняться? – спросил туркмен как-то неофициально.

– Знаю, Давлетмыйрат Миляйвиуч! – тоже неофициально, но твердо ответил десантник.

– Павел Николаевич говорил – у тебя возникли определенные сомнения морально-этического плана? – толерантно спросил спецпропагандист.

– Что было, то было, – подтвердил Хантер. – Правда, майор Чабаненко умеет быть убедительным.

– Если ты хотя на йоту сомневаешься в целесообразности и праведности своей миссии, – не успокаивался щепетильный Худайбердыев, – можешь отказаться от ее выполнения. В той машине, – он показал на «шишигу», где бойцы разворачивали на крыше антенны, – находится твой дублер, офицер военной разведки.

Однако лучшей кандидатуры, чем твоя, трудно подыскать: ты знаешь местность, твой псевдоним здесь у всех на устах: ты убил Сага, ты сначала пленил, а потом – сохранил жизнь и здоровье Навалю…

– Я все выполню, как следует! – перебил негодующе Александр. – Не нужно никаких дублеров!

– Хорошо-хорошо, успокойся, Шекор-туран! – повеселел полковник. – Действуй, как научил тебя майор Чабаненко.

– Сделаю в лучшем виде, не сомневайтесь! – повеселел и старший лейтенант в капитанских погонах.

– Понимаешь, Искандер, – дегерволь обнял за плечи Александра. – На этой войне не все так просто, как иногда кажется военным людям, особенно тем, кто при больших звездах, – улыбнулся он. – Иногда достаточно такой акции, чтобы на длительный срок вывести из строя не только какого-то там полевого командира, но и целые племена и даже – союзы племен. Это позволит сохранить сотни молодых жизней, отведя удары от кишлаков и городов, где народная власть пытается навести порядок.

И не нам судить – лучший этот порядок или нет, ведь мы являемся свидетелями, что средневековье постепенно отступает: строятся школы и больницы, женщины, впервые за всю афганскую историю, сняли бурка и пошли учиться, детишек прививают от полиомиелита и дифтерии, – убежденно проповедовал Худайбердыев.

Было заметно, что он действительно верит в то, о чем говорит.

– Поэтому я считаю – методы и средства, применяемые нами, абсолютно адекватны сложившейся ситуации, – продолжил полковник. – А ты, как считаешь, Искандер? – неожиданно спросил он собеседника.

– Я считаю так, – сказал Александр, собравшись с мыслями. – Ежели мулла Сайфуль и ему подобные полевые командиры позволяют себе определенные отклонения от «правильной» войны, обозначенной в Гаагской, Женевской, и других конвенциях, – вспомнил он незабвенного Кролика, – то и мы можем адекватно относиться к нашим оппонентам!

– Речь, достойная убеленного сединами ученого мужа, сынок! – похвалил полковник. – Молодец!

– Ташакур, саиб дегерволь! – расплылся в улыбке Хантер. – Я готов выполнить любую задачу!

– Вот и хорошо, – успокоился спецпропагандист. – Едем так: наш УАЗ впереди, твоя броня – за нами. По пути слева встретится небольшой курган, подобный тому, на каком ты держал оборону, Искандер, – полковник напомнил о высоте «Кранты». – Пусть твой сержант запомнит это место.

Двумя машинами доезжаем к усадьбе рафика Кушима, там ты спешиваешься и с рацией заходишь во двор, БМП на кургане занимает наблюдательную и оборонительную позицию. Ключевую фразу твои бойцы хорошо запомнили? – лишний раз экзаменовал он Петренко.

– Харап! Заканчиваем этот базар! – подтвердил Александр.

– Правильно! – улыбнулся полковник. – А вот «лифчик», Шекор, – ткнул он пальцем в Сашкину грудь, – на время переговоров сними, пусть полежит на броне. А теперь – «Фас!». Да поможет нам – кому Бог, а кому – Аллах! – удивил замполита роты старший офицер-политработник.

Залезши на БМП, Александр уточнил заранее поставленную задачу. Уазик поехал впереди, боевая машина пехоты рванула следом. Проехали «казацкую могилу», аналог высоты «Кранты». Зверобой показал автоматом на нее, Александр утвердительно кивнул. Проехали еще немного, приблизились к довольно высокому дувалу – метра два-два с половиной.

За дувалом возвышался крепкий дом, больше схожий на форт, чем на мирное жилище. Возле ворот стояли два пикапа «тойота», забитые под самую завязку бородатыми пуштунами, по самые ноздри обвешанными оружием. Увидев «духов», бойцы занервничали – клацнули предохранители на оружии, пушка бронированной машины уперлась прямой наводкой в ворота.

– Это – лашкар, – объяснил Чабаненко. – Иначе говоря, племенное ополчение господина Кушима, попросту – миролюбивые жители Сапамхейля!

– Предупреждать надо! – пробормотал Хантер, вытирая нервный пот, выступивший на лбу.

– Ничего, вам это полезно! – улыбнулся майор. – Пошли! Он первым спрыгнул на землю. Перекрестившись, старший лейтенант, прихватив автомат с радиостанцией, соскочил следом. Александр решил держаться независимо, задиристо и нахально, раз пошла такая слава про Шекор-турана.

И он, глядя поверх голов, спесиво велел бойцам возвращаться на курган. Крутнувшись на месте, Арсентьев дал газу и БМП резко пошла вверх. Уазик остался у ворот. А перед ними переминался с ноги на ногу высокий пуштун в блестящей чалме, с ухоженной седой бородой.

Это и был брат губернатора провинции Нангархар, рафик Кушим. Встречая гостей перед воротами, он выказывал им большое уважение. Оба рафика – Давлет и Кушим – обнялись и расцеловались, так же встретил хозяин и Тайфуна. Почему происходило именно так – Шекор-туран понять не смог: или местный этикет так требует, или они давние друзья? С хадовцами и Александром хозяин поздоровался с особым почтением, охватывая протянутую ему ладонь двумя руками. С Навалем обменялся не очень вежливым рукопожатием – одной рукой, глядя сквозь него.

– Восток – дело тонкое! – вновь убедился Искандер. – А Афган – еще тоньше…

Процессия зашла в просторный двор, по периметру засаженный фруктовыми деревьями и виноградом. Приблизились ко входу в дом, возле которого стоял огромный медный таз, начищенный до такого блеска, что можно было рассмотреть свое отображение. Каждый из гостей снимал с плеча автомат, ставил его возле стены, шел к тазу, мыл руки, снимал обувь и входил в здание.

Рядом с автоматами гостей застыл истуканом крепкий молодой пуштун, чем-то неуловимо похожий на «комсомольца», который недавно едва не подстрелил Хантера на берегу Вари-Руд. Не притрагиваясь к чужому оружию, рядами выстроившееся вдоль стены, охранник Кушима символизировал стойкость местных традиций: гость – персона неприкосновенная, но и он не может заходить в гостеприимное жилище с огнестрельным оружием!

Почему все происходило именно в такой последовательности – сначала положить оружие, помыть руки, а лишь потом – снять обувь – Петренко не понял. Лично он сначала снял бы обувь, а уже потом помыл руки. Однако, как известно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят…

Положив оружие и выполнив другие условности, Шекор-туран зашел в дом. Не было заметно кондиционеров или вентиляторов, но прохлада ощутимо подступила к телу – толстые глинобитные стены служили надежным теплоизоляционным материалом. В архитектуре дома угадывались отпечатки колониального влияния: обычные афганские дома не имели веранд или террас, сие веяние привнесли из-за океана подданные королевы Елизаветы в конце девятнадцатого – начале двадцатого столетия (за что хорошенько получили по морде, во время трех неудачных экспедиций, – язвительно отметил Искандер).

Вышли на террасу, где было все подготовлено к приему высокочтимых гостей – на полу расстелен непревзойденной красоты персидский ковер ручной работы, разбросаны в идеальном беспорядке яркие подушки, посредине стоял богато инкрустированный невысокий столик из красного дерева, на котором выделялся огромный фарфоровый чайник, курился кальян, притягивали глаз блюда с выпечкой и фруктами.

Прибывшие перешли в соседнюю комнату, где сняли с себя халаты, потом принялись шумно рассаживаться за столиком. Шекор-туран, пользуясь всеобщей неразберихой, поставил возле себя радиостанцию, настроенную на волну, прослушиваемую Зверобоем и пеленгаторщиками. Включив рацию, старлей примотал тангенту изолентой, положив так, чтоб микрофон был открыт.

Застольные разговоры касались проблем погоды, урожая, окота овец и коз, цен на мясо и зерно на внутреннем афганском и пакистанском рынках…

Хантер осматривался. На стене красовалась уникальная коллекция огнестрельного и холодного оружия, которую (судя по заржавевшим клинкам), начали собирать, вероятно, еще во времена Газневидов. Чего только здесь не было! – старинные кремневые мультуки, фитильные ружья, «буры» неудачных английских экспедиций, легендарная российская трехлинейка в четырех вариантах: снайперском, пехотном, казачьем и драгунском. Рядом разместились образцы современного стрелкового оружия, разнообразные клинки домонгольского, монгольского и более поздних периодов, револьверы и пистолеты разнообразнейших систем!

У Хантера, с младых ногтей поведенного на всяческом оружии и хорошо в нем разбирающегося, от увиденного потекли слюнки, разгорелись глаза. Вместе с тем заметил: происходящее на террасе прекрасно видно с «казацкой могилы», где находилась его бээмпэшка. Снайпера старлей сначала не рассмотрел и, лишь до боли напрягая контуженые глаза, смог заметить какой-то «левый» валунчик в десятке метров от бронированной машины… Во дворе раздался крик на пушту, послышался шум дизельного двигателя.

– Мулла приехал, – сообщил как ни в чем не бывало майор Чабаненко.

Хозяин снова вышел за ворота – встречать гостя. Александр вновь увидел ритуальную сцену встречи: Кушим с Сайфулем обнимались-целовались, как близкие родственники, хотя Петренко знал о жестких разногласиях, существующих между хейлями обоих пуштунских авторитетов. Но традиции есть традиции. Этикет, предписанный Пуштунвалой (неписаным кодексом законов, обычаев и правил пуштунов), выдерживался строго.

На Сайфуле был дорогой черный халат, вышитый золотыми и серебряными нитями, завитыми в чудные узоры: очевидно, он надевал его по праздникам или на деловые встречи. Сам мулла до боли напоминал Абдуллу из «Белого солнца пустыни» – коренастый, сильный, с волевым подбородком, в красивой богатой черной чалме…

Выполнив все процедуры, которые предписывал регламент (оружие – руки – обувь), Сайфуль зашел в соседнюю комнату и, сняв халат, появился на террасе. Одет он был великолепно – мастерски пошитый из дорогих индийских тканей пуштунский национальный костюм (шальвар-камиз) переливался всеми оттенками зеленого цвета. На поясе висел клинок в инкрустированных серебром ножнах.

Гости поднялись с подушек, как требовали здешние обычаи (не снимая головных уборов!), потом здоровались.

Увидев Наваля, целого и невредимого, Сайфуль обрадовался. Шекор-туран заметил это, хотя мулла старался скрыть проявления чувств (глаза на миг укрылись влагой). Наваль едва не бросился к дяде, но сдержался. Глаза племянника струились слезами. Приступили к ритуалу знакомства: хозяин представлял гостя мулле и наоборот. Вероятно, и тут сказались особенности местного этикета. Рослый мулла возвышался над всеми, равняясь ростом лишь с хозяином усадьбы.

Сам по себе процесс выглядел оригинально и колоритно. Сначала представили рафика Давлета – мулла с уважением пожал двумя руками ладонь туркмену, который ответил тем же. Следующим знакомили с муллой гвардии майора Чабаненко. И этот момент мулла что-то спросил на пушту – то ли у майора, то ли у хозяина. Тайфун быстро раскусил пуштунский маневр – мулла хотел выяснить – разбирается ли шурави в местных наречиях? Они быстро переговорили между собой на пушту, и довольный собой Тайфун отошел от муллы. В конце концов очередь знакомиться дошла и до Хантера…

 

Операция «Иголка»

Внезапно в Сашкиных глазах восстали видения: горящие бээмпэшки четвертой роты, вертушки, поднимающиеся в небо с грузом «двухсотых» и «трехсотых», падение в темную воду кяриза бессознательного Лома и мертвого Романа, ряды погибших, укрытых плащ-палатками, на телах сиротливо покоятся дембельские береты, уносимые ветром винтов…

Лютая злоба и ненависть мгновенно заполонили все естество молодого офицера, нечеловеческим усилием воли он едва сдержался, чтоб не наброситься на этого тучного волчару с ножом, перерезав горлянку. Все же разум взял верх, и старлей овладел собой.

– Шекор-туран… – сквозь сложные фразеологизмы пуштунских наречий услышал он собственный оперативный псевдоним.

Сайфуль изменился в лице: был загорелым, стал краснорожим. Видимо, в эти секунды он испытывал к Александру аналогичные чувства…

– Феде… асокер… рашеда… мотахереб… Шекор-туран! Саг фойерше… – Петренко выхватывал из речи муллы отдельные слова.

Рукопожатием они так и не обменялись, по-волчьему глядя в глаза друг другу…

А вот с хадовцами мулла обнимался и целовался, ведь они «числились» пуштунами…

– Вот тебе и Восток! – подумал Хантер, наблюдая за процедурой. – Спробуй их – разбери!

Сразу же уселись, улеглись – пить чай. Освежались приятным напитком, городили всяческую хренобень (насколько понимал без переводчика Александр), курили кальян с косяком и свои сигареты. Вот тут-то Шекор и понял, зачем Тайфун передал ему пачку «Мальборо». На его удивление, почти все – Кушим, Сайфуль, Наваль, оба хадовца и даже рафик Давлет – спокойно баловались кальяном с чарсом. Отказались лишь Тайфун с Хантером.

Неторопливо накурились, потом перешли к делу, ради которого собрались. Хозяин первым заговорил об обмене «призами», потом к торгам подключились Худайбердыев и мулла Сайфуль – они долго, на повышенных тонах что-то выясняли между собой, торгуясь как на рынке – по-настоящему.

– Товарищ капитан! – вдруг обратился к Сашке майор Чабаненко официальным тоном. – Сейчас здесь состоятся тайные переговоры, к которым вы, как младший офицер, не можете быть допущены, поскольку это находится вне ваших полномочий! Вы бы не могли подождать в соседней комнате? Вас вызовут, когда потребуется!

– Есть, товарищ майор! – встал со своих подушек Хантер и покинул высокое собрание не оглядываясь, как в той сказке.

Вышел тихо, но крепко затворив за собой тяжелые двери… Сердце турана билось зверем, попавшим в ловушку, руки мгновенно вспотели, пот ручьем лился со лба… Старлей снял с головы кепи и в сердцах швырнул на пол. За миг должен был овладеть собой – на кону стояло слишком много… Идентифицировав на вешалке халат муллы, не снимая его, Шекор-туран присел на корточки, вытянул острый штык и осторожно подпорол подкладку.

Достав «подметное письмо», он засунул его между верхней тканью и подкладкой. Отвернув «ухо» кепи, достал черную нитку, вдетую в иголку (он заранее подготовил три «комплекта портного»: зеленый, черный и белый, поскольку никто не знал – какого цвета будет верхняя одежда муллы) и быстро зашил полу халату.

Нехорошее дело не забрало много времени. Как ни удивительно, все случилось быстро, без суеты и сердцебиения. На всякий случай в конце Александр сделал крупный узелок, дабы упростить «поисковикам» процесс разоблачения.

– Был туран охотником и иногда браконьером, – старлей разрешил себе малую дозу самокритики. – А пришлось переквалифицироваться в портного! Перестань сказать! – вспомнил он одесскую поговорку.

Покончив с непривычным для себя портняжим ремеслом, Хантер сел в углу комнаты на лежавшую там вонючую овечью шкуру, закурил сигарету, потом – еще одну, потом – еще. Не замечая ничего, Хантер прикуривал новую сигарету от бычка и снова курил, складывая окурки горкой просто на полу… Сколько так прошло времени, он не знал, вдруг двери отворились, и в комнату заглянул один из хадовцев.

– Саиб туран! – обратился он к Петренко. – Тебья завьот рафик Давлят!

Александр вышел на террасу с нарочито равнодушным и напыщенным лицом.

– Искандер! – обратился к нему Худайбердыев. – Приступайте к обмену аманатами. Мы все – он обвел рукой по кругу – наблюдаем за вами. Вы все поняли?

– Так точно, рафик Давлет! – спокойно сказал Александр. – Наваль, ходи моя сторона! – нашел он возможность пошутить, обращаясь к племяннику муллы, как к давнему знакомому.

Наваль спокойно приблизился к Сашке, очевидно, совсем не опасаясь его. В этот момент встал мулла и что-то громко заговорил, обращаясь, будто бы к Александру, в то же время – к Худайбердыеву и Чабаненко. Кроме слов, уже слышанных, Хантер не уловил для себя ничего нового и полезного.

– Дядю гаварить, – выручил сообразительный Наваль. – Чьто он хатеть имет в себье такой асокер, как ты, туран, хотя ты зльоя, и убиля Саг и ещьо многа наших, ты – хирабрий воина…

– Да слышал уже я эти военные песни на болоте! – Шекор неучтиво прервал перевод. – Пошли, племяш!

Снова не оглядываясь, Александр вышел из комнаты, подталкивая впереди Наваля. На дворе пришлось повторить знакомую процедуру, только в обратном порядке – обуться, взять оружие, но руки мыть – уже не мыли, да и таза-красавца уже не было.

Не доверяя никому, Александр проверил свой автомат – на месте ли боек, патроны, поклацал курком подствольника. Все оказалось на месте, функционировало исправно. Удовлетворенный, он закинул оружие на плечо.

– Пошли, «комсомолец»! – обратился он к охраннику, возвышавшемуся немым болваном над рядами оружия. – Будем меняться!

– Пашли, туран, – не удивил пуштун знанием оккупационного языка. – Аткуда ты знаишь, чьто я – сатрудник ДОМА?

– Я все о тебе знаю! – нахально солгал Хантер, шагая к выходу.

За воротами, рядом с «тойотами» лашкара кишлака Сапамхейль блестел новенький пикап японского производства, настолько увешанный цацками, что невозможно было распознать марку автомобиля. Возле него толпились вооруженные до зубов моджахеды.

Увидев Хантера, «духи» обозлено завыли шакалами – судя по всему, они знали – кто перед ними. Присутствие БМП на горке, наличие многочисленной охраны Кушима хорошо сдерживали душманов.

Узнав Наваля, появившегося из-за широкой «комсомольской» спины, басмачи снова завыли, в этот раз взяв ноту выше. Этот вой прозвучал почти радостно. Хантер смотрел на своих врагов спокойно, ему щекотало нервы, в глубине души было даже как-то приятно – его знают в лицо, считают достойным противником.

Процесс обмена прошел как-то обыденно, совсем не так, как пишут в книжках и газетах, снимают в фильмах.

– Аманатов – ко мне! – приказал безапелляционным тоном Александр, Наваль перевел.

От автомобиля муллы отделилась небольшая группа: трое пленных, держась друг за друга, едва передвигаясь на ногах, брели навстречу спасению. Два вооруженных «бармалея» караулили их по бокам. Дожидаясь, пока приблизится пленники, Шекор-туран с активистом ДОМА, держали Наваля при себе.

Поравнявшись с Александром, душман потянул к себе Наваля, а старлей – выдернул пленного шурави, «комсомолец» – афганских офицеров. Таким образом, обмен состоялся – счастливый Наваль оказался среди своих, а «комсомолец» отводил трех неудачников за собой. Александр все еще стоял перед воротами, глядя вслед своему «крестнику».

– Наваль! Ходи сюда, кое-что расскажу! – озорно выкрикнул он.

Басмачи зашевелили ушами, предчувствуя какой-то подвох, послышалось клацанье затворов. В ответ лязгнули затворы у племенного ополчения рафика Кушима. Наваль без боязни приблизился к Хантеру.

– Я хочу поблагодарить тебя, Наваль, – тихо промолвил Петренко. – За то, что вывел нас кяризом.

– А я тебе, Шекор-туран, – тоже тихо ответил племянник. – Чьто ты не даль мене марго зделать и перевьязал мой рана.

Старлей крепко пожал руку бывшему пленнику, Наваль ответил тем же.

– Предупреждаю тебя, Наваль, – громко объявил туран, отходя. – Ежели увижу тебя в прицел, обязан буду стрелять!

– Думай, чьто Аллах ето не допускать! – засмеялся Наваль, восприняв Сашкину игру.

Подойдя к пленным, стоявшим рядом с пуштунским «комсомольцем», Александр ощутил приступ ненависти ко всему мусульманскому миру: советский боец был избит до синевы, лицо представляло собой сплошную маску из месива, в котором смотровыми щелями угадывались кроваво-красные глаза, сочившиеся гнойными слезами.

Не лучше выглядели и офицеры-афганцы: побитые, изможденные, запуганные. Вблизи стало заметно, как по лохмотьям, оставшимся от форменной одежды, ползают несметные полчища серо-белых вшей, а смрад, исходящий от аманатов, вызвал рвотный рефлекс. Обувки на пленниках вообще не было, черные ступни ног сливались с грунтом. Все трое негромко плакали, до сих пор не веря в спасение.

– Кто такие? – спросил на всякий случай туран, скорее для того, чтобы с чего-то начать. – Откуда?

– Рядофий Уразоф, – прошепелявил беззубым ртом советский пленный. – Пулеметчик фторого фзфоду пятий рта А-кий батальон, шаш-ыш-шаш.

– Туран Асадим Шухраз, – представился афганский офицер, с трудом принимая некое подобие строевой стойки, – помощник начальник штаб Л-ской пехотной дивизии Д-кого корпуса Вооруженных Сил Афганистан.

– Баридан Навруз Ташик, – замотал головой младший афганец, из носа и ушей которого сочилась темная кровь, – командира пехотна взвода…

Более лейтенант ничего не смог сказать – громко зарыдал.

– Так, нечего рыдать! – зычно скомандовал Хантер, чьи интонации адресовались не столько пленным, сколько – своим бойцам и пуштунам, заинтересованно наблюдавшим за процессом обмена. – За мной, шагом марш! – как на строевом плацу, заорал он.

Строевого шага у аманатов не получилось, казалось – у них отбито все напрочь: гениталии, почки, суставы, ступни. Шатаясь, держась друг за друга, они с трудом преодолели некрутой подъем к БМП, где ждали десантники.

Активист ДОМА с Хантером не помогали им, шагая сзади, с оружием наизготовку. К всеобщей радости, эксцессов не произошло. На кургане оказалось – бережливый и хитрый Зверобой прихватил с собой термосы с пищей, принесенные охранбатовцами. Первым делом сержант предложил покушать, пленники со звериной радостью согласились.

Не успел Лось разлить по котелкам холодный и невкусный гороховый суп, покрытый пленкой комбижира, как аманаты, не ожидая хлеба и ложек, с животным выражением на лицах, давясь и захлебываясь – руками сожрали все, без остатка… Зрелище не для слабонервных!

– Стой! – закричал Хантер, с ужасом наблюдая, как бедняги, уподобившись псам, вылизывают пустые котелки и грязные руки. – Больше не наливай! – скомандовал он Лосю.

– Так они ж голодные… – по-простецки ответил тот.

– Кулик, нельзя им с голодухи много и сразу, – вспомнил Александр воспоминания деда и бабки о голодоморе 33-го года. – Заворот кишок может случиться.

– Туран! – взмолился баридан. – Дай, дай нам кюшат! Ми уже третья сутка сапсем ничего не кюшат! – снова заплакал аманат.

– Нельзя, саиб баридан! – твердо промолвил старший лейтенант. – Иначе живот сведет, и будет тебе харап, понял?

– Фамиди, саиб туран, – за всех ответил капитан-афганец, держа за плечи лейтенанта, продолжавшего биться в рыданиях.

– Как попали в плен? – спросил Александр, пытаясь отвлечь несчастных от болезненного пищевого вопроса. – Ты, Уразов, – обратился он к пулеметчику. – Как в зиндане у муллы оказался?

– Я, тофарищ кафитан, – беззубо шепелявил узбек, – на «точка» стояль по дорога на Асадабад. Ноччу деды паслали миня и ещьо одного, из молодых, за чарсом ф ближний кишлак. Там нас «духи» и фзяли, дружка моего, Фолодьку кастрировали жифьем, потом, ещьо жифого, на кол посадили, а как он умер – голаву клычом срезали. А я знаю первую сура Коран и рассказаль им, кагда ани нас прали. Миня ударили по башке прикладом и потащили ф горы… – заплакал мотострелок, сидя возле пустого котелка. – Дайте чарсу курнуть, тофарищ капитан! – вдруг взмолился он со слезами в голосе.

– Нет у нас наркоты! – отрезал Хантер. – А чего это ты так плотно присел на дурь? – спросил он пленного.

– Нас всех посадили на наркотики душманы, – снова за всех ответил туран Шухраз. Очевидно, он был единственным из аманатов, еще сохранившим мужество и присутствие духа. – Чарс нам постоянно падмешивали в табак, еду и даже воду, – грустно сообщил капитан. – С одной стараны, ето помогало пережить все ужаси плена, а с другой – усугубляло наше положение, визивая зависимасть…

– А откуда ты, туран, так хорошо знаешь русский язык? – изумился Хантер.

– Я учился в Одессе, в военном училище, чьто готовит иностранних специалистов, – спокойно сообщил афганец. – И панимаю разница между русським и украинском языком. Па твой разговору, туран, могу предпалажить, что ты, скорие всего, из Центральной Украины, правда?

– Именно так, капитан, ты прав! – улыбнулся Хантер, довольный, что в этом диком краю, за несколько тысяч километров от воспетых Шевченко вишневых садов, упоминают милую его сердцу Родину. – В плен, Асадим, как попал? – поинтересовался он.

– Поехали на свадьбу к его сестре, – кивнул капитан на плачущего лейтенанта, – в уезд Сурубай, – детализировал он. – Там муж его сестри воеваль на стороне опозиция. И ночью нас захватил Саг, которий со своими асокерами, наплевал на наши законы и обичаи, разогнал свадьбу и нас, без оружия, пленить…

– Какие-то непонятки, – высказал сомнение Зверобой. – Ведь по вашим же законам, гость – лицо неприкосновенное?

– Ета война внесла много корективов в родоплеминное устройство, обичаи и традиции народов Афганистана, – не стал вдаваться в тонкости этнопсихологии капитан афганских Вооруженных Сил.

– Шекор-туран, я уходить… – подал голос «комсомолец», о котором почему-то забыли. – Сейчас рафик Кушим канчай разгавор и мой пост – там.

– Иди, саиб дост, – протянул руку пуштуну Александр. – Благодарю за службу!

– Ташакур тибе, туран, – пожал Сашкину конечность активист Демократической организации молодежи Афганистана. – Чьто Саг харап зделать! Он многая беда наделать в наш уезд, и ещьо би нам многа-многа дашти наделат…

Не говоря больше ничего, сдержанный пуштун пошел к дому переговоров.

– В самом деле, афганцы – прирожденные лингвисты! – с восхищением промолвил офицер-десантник. – Почти каждый знает и пушту, и дари, да и еще и русским кам-кам владеет!

– Многие владеют ещьо фарси и арабским, на котором написаний Коран! – заметил туран Шухраз. – Ето у нас в крови – способность к языкам. К поэтому же, обстоятельства заставляют изучать язык завоевателей: раньше очень многие владели английском языком, сейчас – русським…

– Ты, капитан, – вскипел Александр, – не очень завирайся! Мы пришли по просьбе вашего правительства, чтобы помочь вам…

Честно говоря, Петренко уже и сам уже не очень-то верил в эти пафосные слова. Непоколебимые устои пролетарского интернационализма потихоньку расшатались, в них появились трещины, пробоины и даже целые провалы…

Бывший пленник тактично промолчал – он находился не в том состоянии, чтобы вести политические дискуссии. Внезапно на помощь аманату пришел сержант Петрик.

– А что, товарищ старший лей…, ой, товарищ капитан, – исправился он, обращаясь к замполиту роты. – Этот туран правильно говорит, – у нас на Западной Украине много старых людей знает польскую, мадьярскую, румынскую и москальскую мову, – он называл вещи своими именами. – А в годы немецкой оккупации, насколько мне известно, еще больше знало и германскую!

– Стой, бесовская душа! – приструнил подчиненного старлей. – Не то договоримся до ручки!

– Стой, так стой, – обиделся сержант и полез на технику…

– Зверобой! – остановил сержанта офицер. – Пленников в броню, есть не давать, только – пить!

Проследив за тем, как выполняется команда, Хантер влез на броню. С машины было заметно, как на террасе продолжается неторопливое чаепитие (основные вопросы уже решены). «Комсомолец» занял пост на входе, сменив какого-то пуштуна, вероятно, это был его брат – они были разительно похожи.

Джойстик, слушая эфир, тщательно следил за происходящим на террасе. Позиция снайпера располагалась неподалеку, но лишь вплотную можно было выделить его среди местных предметов. Натянув на голову затасканный шлемофон, Александр вслушался в разговоры, звучащие в доме рафика Кушима.

Слышимость была не очень – радиостанция Р-107М имела отнюдь не выдающиеся тактико-технические характеристики, к тому же устарела как мобильное средство связи, но неприхотливость и относительная простота эксплуатации делали ее практически незаменимой в жестких условиях афганской войны.

На террасе разговаривали на пушту и, насколько смог понять Александр, обсуждали опять же погоду, поголовье скота и прогнозы на урожай. Уже знакомый со спецификой ведения переговоров в этой местности, Петренко догадался – переговоры уже закончились, в скором времени договаривающимся сторонам предстоит разъезжаться.

Так оно и получилось, стоило офицеру передать шлемофон подчиненному и сесть на башню перекурить, как ему доложили, что мулла Сайфуль прощается с хозяином дома, который вышел проводить гостя за ворота. Шикарный халат плотно облегал дородную фигуру служителя культа…

Заревел двигатель пикапа, и сильная новенькая «Тойота» (как показал вид спереди) легко повезла вверх гурьбу вооруженных «бармалеев». Мулла с племянником сидели в кабине, рядом с небритым водителем, остальная банда набилась в скотоотсек: стоя и сидя, свесив копыта с невысоких бортиков. Проезжая возле БМП Хантера, вражья свора вытворяла невесть что: выла, рычала, ругалась на всех языках, демонстрировала неприличные жесты, стреляла в воздух из автоматов.

Десант не остался в долгу – бойцы достойно ответили душманам аналогичным образом, а Джойстик, направив пушку на пикап, едва не нажал на гашетку электроспуска… И только оперативное вмешательство Шекор-турана в виде непереводимой на языки народов мира команды сохранило жизнь брутальным головорезам.

Вскоре на горку, тяжело дыша, приплелся Тайфун с красным лицом и запахом перегара. Безотказный «комсомолец» тянул за ним Р-107М. Передав радиостанцию, активист вернулся домой, а вот Тайфуну понадобилась посторонняя помощь, чтобы забраться на броню.

– Афорин, туран! – умостившись наконец рядом с Александром, промолвил Павел Николаевич, продемонстрировав типичный афганский жест – развернутую вверх правую ладонь. Сашка уже знал – на территории Афганистана известный международный жест, когда большой палец поднимают вверх, а ладонь скручивают в кулак, означает совсем не то, что во всем мире: «Отлично! Молодец!», а то, что на Западе называют «Фак ю!»).

Внизу заревел двигатель уазика, и легковое авто прошло мимо бээмпэшки. Сидя рядом с водителем, полковник Худайбердыев, с характерным цветом лица, сделал знак Хантеру, чтобы тот ехал за ним. БМП задрожала корпусом и побежала за легковушкой. Тайфун, взяв шлемофон, прижал к уху наушник, а к горлу – ларингофон.

– Иван, я Тайфун, как меня разбираешь? – крикнул он в эфир.

Очевидно, неизвестный Иван хорошо слышал не очень трезвого Тайфуна, поэтому вторая часть предложения была простой.

– Собирай свои рога, и чтобы через минуту был готов к маршу! – кричал майор, покачиваясь на башне в такт неровностям. – Команду на продолжение банкета получишь позднее!

В конце концов Александр понял, что Иван является никем иным, как «шишигой» с будкой радиоразведки: приглядевшись в бинокль, увидел, как бойцы обезьянами носятся по кунгу, переводя машину в походное положение. Из патрубков БТР-80 струился на ветру черный дым – охранники собирались ретироваться с места боевого дежурства. Пикап муллы исчез, и, сколько Хантер ни вглядывался в бинокль, так и не понял – куда именно направились Сайфуль с Навалем.

Проехав несколько сотен метров, УАЗ остановился, из него вылез рафик Давлет, махнув офицерам, путешествующим верхом на броне. Те послушно соскочили и приблизились к туркмену. Хадовцы дисциплинированно ждали в машине, один за рулем, другой – на заднем сидении.

– Ты все правильно сделал, Искандер? – дыша перегаром, спросил полковник.

– Да, саиб дегерволь! – подтвердил Саня. – Все, как было договорено, даже узелок крупный оставил.

– Хорошо, сейчас остается лишь ждать, – утомлено промолвил полковник.

Было заметно – переговоры забрали у него много сил, и лишь адреналин, в союзе с чарсом и водкой, поддерживает этого мудрого и отважного воина в состоянии колоссального напряжения.

– Как там аманаты? – поинтересовался он.

– Сильно избиты, обессилены, измождены, – лаконично сообщил старший лейтенант. – Особенно лейтенант-афганец и наш боец, рядовой Уразов. Немного подкормили их, они уже три дня ничего не ели, дал команду больше есть не давать, опасаюсь заворота кишок.

– Правильно! – согласился туркмен. – А то, что баридан с Уразовым сильнее пострадали, – ты правильно заметил. Их, к сожалению, систематически насиловали охранники, караулившие их…

– Да что это, б…, такое?! – вспыхнул Хантер, нервно теребя ремень автомата. – Что же тут, их мать, обычаи такие – пленных насиловать?!

– Здесь дикий Восток, земляк! – зажигая сигарету, угощая собеседников, сердито сообщил майор. – Женщин крайне мало, стоят они весьма дорого, поэтому часто случаются случаи гомосексуализма. И не только пленных насилуют (такое здесь происходит почти каждый раз, когда захватывают в плен), бывают случаи, когда мужчина с мужчиной вступает в неестественную однополую связи за деньги. Распространены и случаи зоофилии, когда мужчины вступают в половую связь с особями женского пола в виде овцы, козы, ишачки…

– Дивны дела твои, о Господи! – подвел глаза вверх Александр. – Чего только не бывает в мире? Лучше последней гранатой с душарами на тот свет отправиться, чем к ним живьем попасть!

– С другой стороны, нет проституции, группового секса, порнографии, всяческого иного разврата, или там – супружеских измен, – грустно улыбнулся Худайбердыев. – Но дело не в этом. Наши военнослужащие тоже не ангелы, иногда вытворяют такое, что и у лысого волосы дыбом на голове встанут!

– Послужишь здесь, и сам умом тронешься! По моему мнению, товарищ полковник, – кипятился Петренко. – Бесчинства советских военнослужащих по своей природе являются явлением вторичным и проявляются лишь в виде мести за преступления, совершенные моджахедами. Мне кажется – ни одного случая изнасилования пленных со стороны наших военнослужащих, за все годы войны в Афганистане не зафиксировано!

– Ты прав, мой юный друг, – улыбнулся дегерволь, докуривая сигарету. – Но запомни выражение бессмертного Алишера Навои: «На войне праведных не бывает!»

– Хуб аст! – согласился Петренко, понимая, что его юношеский максимализм может оказаться не по душе опытным и мудрым старшим офицерам. – Извините, саиб дегерволь, если вел себя сегодня как-то не так…

– Что было, то было! – засмеялся майор Чабаненко, выбрасывая окурок. – Я уже опасался, что муллу порвешь в клочья, когда увидел твою реакцию на него.

– Просто вспомнилось… – Хантер едва не зарычал, снова вспомнив трагические эпизоды недавнего прошлого. – Кстати, он тоже был довольно неприветлив.

– Вы на равных были! – засмеялся полковник. – Хотя я, честно говоря, и не ожидал иной реакции, – вдруг сообщил он. – Такой у тебя психотип, или тип характера, если другими словами. Если б ты перепугался и побежал прятаться под крыло охраны Кушима – вот тогда я бы удивился.

– А чего те насильники не цеплялись к турану Шухразу? – снова отвел разговор от своей персоны верный себе Петренко. – Чем он откупился?

– Туран Асадим Шухраз по линии своего отца приходится очень далеким, но все же родственником бывшего монарха Афганистана, Захир-Шаха, – объяснил Худайбердыев. – Поэтому представители местных пуштунских хейлей, являющихся поборниками монархии, не очень-то глумились над ним, хотя и ему перепало.

А теперь, Искандер, – уже совсем протрезвел полковник, – той же самой колонной, но «с приложением» – на хвосте тянем «шишигу» радиоразведки и БТР-80 охранбата – отправляемся назад. Прикажи подчиненным быть максимально бдительными и осторожными. Несмотря на то что обмен пленными состоялся и все вокруг, казалось бы, дышит миром и спокойствием, от муллы с его гази можно ожидать чего угодно.

 

Часть седьмая

Как у волка на морозе

 

Поцелуй смерти

– Не исключен вариант мести со стороны инженера Хашима, точнее – его бандформирования, – продолжал дегерволь. – Хашим – основной конкурент Сайфуля в здешних краях, можем втянуться в межплеменные склоки, понял?

– Так точно… – невесело пробурчал Хантер, каким-то волчьим нюхом (или шестым чувством) предчувствуя опасность.

Буквально за минуту до разговора со спецпропагандистами это предчувствие начало давить, проявившись в виде непреодолимой тревоги и нервозности. Не понимая, что происходит, Александр обратился к старшим товарищам.

– Товарищи старшие офицеры! – почти официально объявил он. – Не знаю, что со мной творится, но предчувствие опасности такое, словно меня кто-то холодными иголками колет со всех сторон. Надвигается какая-то угроза!

– Ты просто перенервничал, земляк! – успокоил его Чабаненко. – Ничего, приедем на ПКП, там отдохнешь, поспишь, рюмку хряпнешь – и успокоишься!

– Не знаю, не знаю, – не мог унять тревогу Петренко. – Что-то раньше такого со мной не было. Может, изменим маршрут? – обратился он к полковнику. – Или – запросим мою роту в сопровождение?

– Не следует так нервничать, Искандер! – успокоил его туркмен. – Светлого времени еще достаточно, наш маршрут известен на ЦБУ армии, поэтому мы должны придерживаться именно его. Вперед!

– Может, тогда я впереди поеду? – неугомонный старлей продолжал выкобениваться. – Или БТР охранбата пустим впереди, их все одно почти никогда не убивают, – «по-черному» пошутил он.

– Товарищ старший лейтенант! – официальным тоном полковник Худайбердыев оборвал пререкания. – Выполняйте приказ!

– Есть! – только и осталось ответить Александру.

Обиженный, он сел на броню, проверил готовность подчиненных к маршу и бою, заставив всех надеть каски и бронежилеты, снять и спрятать десантный фетиш – береты небесного цвета…

Чабаненко утомленно примостился на башне, без шлема и бронежилета. Экс-узники зиндана молча пялились на Хантера собачьими глазами – он олицетворял для них долгожданную свободу. Ничего не говоря, старлей захлопнул десантный отсек.

Дождавшись, когда подтянутся «шишига» и бэтээр охранников, колона тронулась в недальний путь. Проехали немного, УАЗ вдруг остановился, из него вышел Худайбердыев.

– Знаешь, Искандер, – приблизившись к бээмпэшке, громко сказал он. – Наверное, ты все же прав. Прислушаемся к интуиции, – полковник махнул рукой, показывая, чтобы БТР возглавил колонну. – Пусть охранники двигаются в голове колонны, уазик – вторым, ты – следом, «шишига» – в замыкании.

Старлей хотел снова поспорить, дескать, небронированную «шишигу» лучше держать между двумя бронеобъектами, но Тайфун незаметно дернул его, и Хантер… промолчал.

Колонну быстро перестроили, в авангард выперся новенький восьмидесятый бронетранспортер, перегруженный элитным войском: сверху восседал колоритный дородный капитан, одетый в форму и бронежилет «с иголочки», он возглавлял почти взвод отборных загорелых бойцов.

С ветерком приблизились к СТО. Рота, точнее, все, что от нее осталось, находилась на своем месте. Как и в обед, десантники радостно приветствовали «охотничью команду».

Проскочив крутой подъем, в лучах дневного светила, стремившегося в неспокойные Сулеймановы горы, подкатились под кишлак Асава, где в обед афганские коммандос карали предательскую пехотную роту. Первое, что поразило Александра – полное отсутствие каких-либо признаков жизни. Не было заметно ни одного живого существа: ни человека, ни животного, ни птицы, словно все вымерло на планете Земля. Тишина, витавшая над разбитым вдребезги населенным пунктом, давила физически, непонятным образом просочившись даже сквозь грохот техники.

– К бою! – не зная зачем и почему, заорал Хантер, досылая патрон в патронник, беря на мушку заросли «зеленки».

Подчиненные адекватно отреагировали: лязгнули затворы, пушка уперлась жерлом в ближний дувал, заросший одичавшим виноградом, а вот Тайфун, укоризненно глянув на земляка, все же надел бронежилет, продолжая флегматично сидеть на своем месте.

Как оказалось, на этот раз прав оказался трезвый Александр. Напротив руин мечети, в центре кишлака, БТР наехал на фугас. Управляемый взрыв подкинул двенадцатитонную машину, переднее правое колесо разлетелось, бойцы, громоздившиеся сверху, воробьями разлетелись вокруг.

– Огонь! – завопил Петренко, стреляя из автомата вправо, в «зеленку», хотя было уже поздно: трасса реактивной гранаты вонзилась в УАЗ.

Громыхнул взрыв (негромкий, после фугаса), двери легковушки выбило, на дорогу вылетело два человека – полковник и водитель. Машина воспламенилась, второй хадовец горел живьем – сквозь пальбу пробился дикий крик, переполненный болью и ужасом.

– Хантер, руководи боем! – скомандовал Чабаненко, соскакивая с брони. – Я к полковнику!

Он выскочил из-за брони, но пулеметная очередь перечеркнула его планы. Майор отступил за технику.

– Лось! – заорал Александр, прячась в люк от пуль, цокающих по броне. – Помоги майору! Чалдон, машину – мордой к гранатомету! Джойстик, чеши «зеленку»! – уверенно командовал старший лейтенант.

Нервозность отступила, голова работала четко и уверенно, как на учениях. Петренко осмотрелся, анализируя диспозицию. А она, диспозиция, не радовала. Слева от центральной площади, на расстоянии несколько сотен метров покоились сплошные руины без растительности, поэтому с той стороны ихваней не было. Длиннющими очередями (на магазин, не меньше) отстреливались охранбатовцы, успевшие очухаться от вражеского нокдауна. Они отползли под защиту колес покалеченного бронетранспортера (несколько тел валялось в пыли без признаков жизни). В отличие от охранников, из-за БМП экономно, на два-три патрона в очереди, лупил майор Чабаненко.

«Духи», в свою очередь, энергично лупцевали из-за дувалов и из «зеленки». Баталия разгорелась нешуточная. Полковник с хадовцем лежали рядом с неспешно горящими остатками уазика, а вот крики второго пуштуна смолкли – очевидно, он уже отмучился.

Огонь пушки и пулемета БМП оказал сильное впечатление – гранатомет больше не стрелял, но невидимые пока стрелки донимали – голову подвести было тяжело. Зверобой, Лось и Ерема спешились и грамотно отстреливались, прикрываясь броней. Хантер находился на командирском месте, прочесывая из автомата опасные места, откуда могла прилететь граната. Среди какофонии боя Петренко расслышал, как замолк майорский автомат.

– Тайфун, что стряслось? – громко спросил он в пространство.

– Патроны харап! – хрипло прозвучало из-под БМП. – Подкинь боезапасу!

Хантер полез внутрь машины – взять в РД запасные магазины. Неожиданно почувствовал, как на него кто-то смотрит в упор. Подведя глаза, старлей замер: на него уставились три пары перепуганных, полных ужаса и отчаяния глаз – это были аманаты.

– Не бойся! – нарочито громко, едва ли не с бравадой, прокричал старший лейтенант, перекрикивая ПКТ. – Быстро замочим их и рванем дальше!

В перепуганных глазах затеплилась надежда… Стрельба набирала обороты. Схватив рюкзак с боезапасом, Хантер неосмотрительно вылез из люка почти по пояс и скинул вниз, туда, где должен был находиться Тайфун.

– Держи, земляк! – крикнул в пространство. Пули звенели совсем рядом, пришлось вновь прятаться за люк.

– Нет здесь майора! – донесся сквозь стрельбу крик Кулика. – Он к уазику побёг!

Александр увидел, как Чабаненко подбежал к пылающему автомобилю и, схватив за руки неподвижное тело полковника Худайбердыева, оттянул за машину.

– А ты почему здесь?! – заорал старший лейтенант невидимому Лосю. – Бегом на помощь майору!

Несмотря на пули, настойчиво ложащиеся все ближе, противно рикошетируя от брони, Александр вытянул автомат, стреляя по «зеленке», откуда явственно просматривались вспышки выстрелов. Солдат, нагруженный рюкзаком, выскочил из-за брони, рванув, что было дури, к факелу уазика.

Фонтанчики пыли, вздымаемых пулями, взметнулись вокруг отчаянного парня, но тот упрямо не сбавлял скорости. До Тайфуна оставалось совсем немного, когда смельчак, споткнувшись, полетел кувырком. Внезапно выскочил Тайфун и бросился к солдату. Подхватив его за руки, он попытался затащить дальневосточника за горящую машину, но вражеская пуля догнала майора, поцеловав в грудь…

Удар был мощным, хотя и не смертельным: Тайфун рухнул, лицом вверх, судя по всему, пуля скользнула под углом, не пробив титан жилетных пластин.

К удивлению всех, наблюдавших «поцелуй смерти», жилистый, цепкий, как клещ, майор Чабаненко даже не выпустил солдата, завалившись вместе с ним на землю. Вдвоем, ползком, они в конце концов скрылись за горящей легковушкой.

– Хантер вызывает Дыню, прием! – натянув на себя шлемофон, Александр вышел на связь со своей ротой.

Откликнулся Кузнечик, Дыня шарахался где-то по делам.

– Кузнечик! – закричал замполит роты. – Мы на засаду напоролись! Передай Дыне, чтобы направил к нам взвод Грача, у нас тут «двухсотые» и «трехсотые» нарисовались! На ЦБУ передайте, пусть с той стороны пришлют помощь, тогда с двух сторон «духов» зажмем! – передал он в эфир. – Как понял, прием?

– А мы слышим – где-то бой идет! Так то вас долбят? – спросил сержант.

– Нас-нас! – зло бросил старший лейтенант. – Выручайте, быстрее!

– Вас понял хорошо, Хантер! – стараясь быть спокойным, встревоженно ответил сержант Кузнецов. – Взвод Грача немедленно выдвигается к вам, держитесь!

Выглянув из люка, Хантер увидел, что бой вспыхнул с новой силой, а вот вид горящего уазика вызвал у него нехорошие предчувствия.

– Сейчас же рванет! – догадался Александр. – Там же бензобаки с обеих сторон!

Смертельная опасность угрожала Тайфуну, Лосю и Худайбердыеву, ежели тот еще жив. Следовало что-то предпринимать.

– Арсентьев! – скомандовал старлей механику-водителю. – Подводи машину кормой под уазик! Забираем наших!

– Есть! – ответил механик, приступая к выполнению маневра.

– Уразов! – закричал в броню Хантер. – Отворяй десантный отсек, сейчас раненых будем грузить!

В ответ – тишина.

– Уразов!!! – снова заорал офицер. И вновь – тишина в ответ.

– Асадим шухраз! – обратился к турану Александр. – Вы там живы? – прокричал старший лейтенант в перерывах между автоматными очередями.

– Живие, туран! – послышалось в ответ. – Пришлось етих дваих в себя приводить, ани здес к пакету з еда добралис, едва их оттащиль! – послышалось из брони.

Хантер врубился – пленники нашли сверток с продовольствием, переданный перед «Иголкой» замечательной землячкой.

– Твою мать! – выругался десантник. – Точно, мозги им отбили, в этом плену! Туран, двери открывайте! – скомандовал он потомку королевского рода.

– Есть, откриваю! – послышалось в ответ.

Сквозь стрельбу и рев двигателя Александр скорее почувствовал, чем услышал, что в десант загрузили всех – и раненых, и целых.

– Чалдон! – скомандовал он механику. – Вперед!

Броня едва отдалилась от пожара, когда взрыв бензобаков потряс разбитый кишлак: две огненные струи с обеих сторон обгорелого авто вырвались одновременно. Оглянувшись, Александр успел заметить, как огненное крыло накрыло хадовца, лежавшего возле машины. Просторная одежда вспыхнула свечкой, но тот даже не шевельнулся – он был уже мертв…

Сильный удар (как молотком по голове), мучительно отозвался в Сашкином мозгу продолжительным эхом. На глаза вывалился огромный шмат ватина грязного цвета. Схватившись рукой за голову, Александр провалился вглубь машины и, содрав шлемофон, обалдел – пуля вырвала кусок, болезненно ударив по лысому черепу!

– Товарищ старший лейтенант! – выкрикнул Зверобой из десантного отсека. – Вы живы?

– Да живой! – нервно засмеялся офицер. – Не дождутся, придурки! – он продемонстрировал сержанту испорченный шлемофон, после чего выкинул в люк.

– Я посчитал, ориентировочно, – сержант перекричал грохот короткой очереди из автоматической пушки 2А42. – Против нас не больше двадцати стволов одновременно работает!

– Что ты предлагаешь? – поинтересовался старлей, уже привыкший советоваться с опытными сержантами в затруднительных обстоятельствах.

– У охранников десяток живых остался, они огнем поддержат! – прокричал сержант Петрик. – Предлагаю бээмпэшкой сделать бросок вперед, а мы: я, вы, майор, Лось и Ерема – прикроем с земли, чтоб «духи» из гранатомета не спалили!

– Хорошо! – согласился Хантер, которому уже надоела пассивная оборона. – Я уже взвод Грача по радио на помощь вызвал, вот-вот должны быть!

Быстро решили, как действовать. С охранниками решили не связываться: увидев десантный маневр, те должны были сообразить – как им в дальнейшем действовать. Вдруг Александр заметил: в десанте стало людно и оттого неудобно – трое пленников, бессознательный рафик Давлет, Лось, Хантер, Тайфун, Ерема.

– А где же «шишига» пеленгаторщиков? – Он неожиданно вспомнил о машине радиоразведки. – Куда они подевались?

– Сбежали, как только БТР подорвался! – сообщил Чабаненко, перекрикивая автоматическую пушку, вытирая вспотевшее лицо грязным носовым платком. – За них не переживай, не пропадут!

– Разведчики, мать их! – выругался Хантер. – Да и хрен с ними, потом разберемся!

– Слушай, туран! – вдруг обратился к нему афганский капитан. – Дай и мне автомат! Хачу за всьо атомстить! – Голос его дрожал, глаза блестели, словно в лихорадке.

– Зверобой, дай турану автомат Чалдона! – разрешил Петренко, глядя на остальных узников – сейчас каждый штык был на вес золота.

Но афганский лейтенант и советский мотострелок безразлично и сонно пялились прямо собой – они насытились, оттого им стало все параллельно и перпендикулярно…

– Вперед! Земля! – заорал старший лейтенант, выпрыгивая из десанта на грешную и опасную планету.

Снаружи стрельба продолжалась – охранники, наконец окончательно очухавшись, отстреливались уже грамотнее. БМП-2Д потихоньку двинулась вперед, на дувалы, стреляя на ходу. За ее кормой, ощетинившись стволами, семенили десантники, постреливая по «зеленке».

Для охранников это стало полной неожиданностью – некоторые даже приподнимались с земли, делая предупредительные знаки – дескать, что вы, к чертям собачьим, делаете, на верную смерть прете?! Однако боевая машина неустанно приближалась к противнику. Душманы сосредоточили весь огонь по ней, а она неспешно катилась и катилась вперед.

– Ерема! Ищи гранатометчика! – прокричал Хантер. – Не убивай, нам «язык» нужен!

– Сделаем! – пообещал гуцул. – За мной должок! – вновь вспомнил он не совсем удачную рукопаху.

– Слева гранатомет! – заорал Зверобой. – Сгоревшая чинара, под ней!

Ерема немедленно перекатился влево и, несмотря на опасность, встал на колено, прицелился. Не успел – бахнул специфический гранатометный выстрел, реактивная граната рванула в смертельный полет…

Дальность для выстрела душок избрал неправильную – граната не успела взвестись и, ударившись о броню, стрелой ушла блуждать в вечернее небо, разорвавшись где-то в вышине. Ерема не упустил своего шанса – снайперская пуля раздробила левую (нечистую для мусульман) руку ихвани, повергнув на землю.

– Гранатами огонь! – скомандовал Петренко и, выхватив «феньку», грамотно, как на занятиях по военному троеборью, закинул посланницу смерти за дувал.

Следом полетели еще «подарки» – из подствольников, РГД («эфки» бросать больше никто не отважился). Взрывы рассеяли нападающих, потеряв единственного гранатометчика, они растерялись и отступили. Послышался дизельный рев – на полной скорости летели три БМП-2Д под командованием бесстрашного (хотя и не очень опытного) лейтенанта Воронова.

Дальнейшие события приняли какой-то киношный вид: увидев помощь, охранники с воплем «Ура!» поднялись едва ль не в штыки и побежали на дувалы, не встречая сопротивления.

Душманы исчезли внезапно, как и появились. Преследуя их по пятам, десантники видели свежие отпечатки пластиковых тапок, оставленные на пыльном грунте. Несколько раз наблюдали близкие душманские силуэты в зеленке и развалинах. Силуэты упорно отстреливались, азарт погони не давал покоя, и десантники, не считаясь с риском быть отсеченными от своих, преследовали врага…

Как долго длилось преследование, Хантер не считал – вдруг услышал голоса бээмпэшных двигателей. Оглянувшись, увидел четыре бронированных машины своей роты, приближавшиеся, развернувшись в линию, переваливаясь через полуразрушенные дувалы. Бортовое оружие лупило куда-то влево от «охотничьей команды».

На машине Зверобоя восседал… Тайфун. Когда он откололся от группы, старлей не заметил. Не было в группе и турана Шухраза, но откуда-то прибилось трое охранников… Вид у группы был чудной. Подскочили бээмпэшки, с машин соскочили майор Чабаненко и лейтенант Воронов.

– Всем земля! – приказал спешиться замполит. – Будем «чесать» развалины! Найдем «духов» и на ноль помножим!

– Опасно, – попробовал возразить взводный. – Вечереет, можем людей положить…

– А мне по херу! – перебил лейтенанта Петренко. – Найдем и уничтожим козлов! – Боевая злость овладела молодым офицером. – Делимся на пятерки! Веер! Расстояние между группами – тридцать метров! Пятерки идут «скорпионом»! Расстояние между машинами – пятьдесят метров! Огонь на поражение, без предупреждения! – возбужденно командовал он.

Десантники, возбужденно гомоня, распределялись по боевым пятеркам…

– Шекор-туран! – послышался голос с небольшим акцентом. – Не спеши, не спеши, не спеши!

 

Серпантины военной доли

Повернувшись, Александр увидел недавнего аманата – турана Шухраза, он притянул с собою свежий «приз». На плече капитана помимо автомата Чалдона висел китайский гранатомет РПГ-4, забрызганный свежей кровью. «Призом» оказался раненый гранатометчик, совсем юный бача-пуштун.

Его «нечистая» левая рука была разорвана гуцульской пулей, он потерял много крови, и болевой шок уже сделал свое грязное дело – «приз» был почти что не в себе, бледное лицо свидетельствовало – через несколько секунд он потеряет сознание.

– Бинтик! – крикнул Александр, увидев санинструктора. – Немедленно укол промедола козлику!

Прививка была осуществлена, раненый молча сидел у ног Хантера.

– Дай я с ним переговорю, – тихо промолвил Тайфун. – Он мне все-все расскажет…

– Давай, только по шустрику, – согласился старлей, закуривая последнюю сигарету, – вечереет. Тебе оставить? – обыденно спросил он земляка.

– Да, оставь, – согласился майор. – Я быстро.

Допрос проходил необычно – майор жестко задал вопрос на пушту. Пленный ответил длинной фразой, из которой Хантер понял – засаду устроил Сайфуль, причем заранее, еще до начала переговоров, прекрасно зная, что этим путем будут возвращаться Худайбердыев и Шекор-туран. Без антракта наступила вторая серия – майор спросил что-то у бачи и, набросив на шею большой носовой платок, начал… душить.

Делал он это живописно и почти профессионально – упорно, с пуштунскими матюгами и почти что с настоящей злобой. «Приз» посинел, изо рта баклажаном вывалился почерневший язык… В конце концов сквозь хрипы он что-то прошептал.

– Вот это совсем другое дело! – обрадовался спецпропагандист. – Его подельники спрятались в кяризе неподалеку, бача приведет нас туда, – он показал на кашляющего «языка». – Не следует прочесывать весь кишлак!

– Так они же, наверное, давно уже слиняли? – выказал сомнение Хантер. – Что нам даст та дырка земляная?

– В этом и весь цимус, как говорят в Одессе, – улыбнулся майор. – Кяриз непроходной, тупиковый! Понял?

– Это есть хорошо! Борс, – Хантер оторвал пленного от земли, – веди нас туда! – приказал он, согнув того пополам сильным ударом ноги.

Свою броню старлей оставил на месте, приказав Бинтику оказать полковнику Худайбердыеву медпомощь, а Воронову – вызвать на площадь посреди кишлака вертолет для эвакуации погибших и раненых. Пленник, понурив голову, повел врагов разбитыми дворами. Три БМП, грохоча дизелями, преодолевали бездорожье, вздымаясь на руинах дувалов, подобно кораблям на океанских штормовых волнах.

В скором времени десантники отыскали необходимое: посреди одного из дворов нашлась небольшая – полтора метры в диаметре – яма. Присмотревшись, Хантер узнал место – тут недавно он точил лясы с внуком басмача…

И хотя во дворе и вокруг дырки не нашлось ни единого отпечатка обуви, охотник и следопыт с детства, Александр, тщательно приглядевшись, сообразил – следы умело заметены веткой, очевидно заранее приготовленной моджахедами.

– Что собираешься делат, туран? – спросил Шухраз. – Саватся туда я бы ни саветоваль…

– Что-то придумаем… – пообещал Хантер, сам доподлинно не зная – что именно.

Вдруг загудели многочисленные моторы – к кишлаку приблизилась великое множество войск со стороны ПКП армии. Встав на башню, Александр увидел два «зеленых» танка Т-54, несколько хадовских уазиков, бэтээры афганской армии, пять или шесть бэтээров охранбата. Вдали угадывались в пыли спешащие сюда «Шилки» и другие бронеобъекты. Вскоре вокруг кяриза наметилось столпотворение: хадовцы, афганские вояки, охранбатовцы – восточный базар, да и только!

– Капитан! – вылез поперек батька говорливый майор-мотострелок, утром пытавшийся строить десантников на ПКП. – Чего ты мозг е…шь?! – порол он горячку. – Две гранаты в кяриз – и два бойца вперед! И ордена им и тебе! Давай, чего ты телишься, или все десантники такие – только на парадах воевать могут, а когда что-то серьезное – за «царицу полей» прячутся?

– Давай, так давай! – задохнулся от злобы Хантер. – Ты, майор, первый у меня нырнешь! – оскалясь, он приблизился к бахвалу, и, схватив за рукав, силой подтащил к дырке посреди двора.

– Ты что, капитан?! – заорал майор, округляя глаза до пятака. – Совсем ох…л?! – он в панике вырвался, и отскочил.

– Чего это ты? – подначил Чабаненко. – Может, Героя Советского Союза получишь? – с издевкой спросил он. – Посмертно, а?

– Да ну вас, десантура долбанная! – сплюнул псевдогерой себе на ноги, и под громкий хохот пошел к развалинам мечети.

Неожиданно к кяризу приблизились сотрудники ХАДа – возбужденные, злые, агрессивные, мужиков десять, обвешанные оружием, как новогодние елки. Увидев пленника, они, первым делом, попробовали лишить его жизни, и лишь энергичное заступничество Тайфуна позволило отсрочить неминуемую расплату.

– Саиб туран! – обратился к Петренко старший из контрразведчиков, отрекомендовавшийся Тукудом. – Разреши нам взят живимь шакалов, – он показал на кяриз. – Ани мой кровник!

– Один из погибших хадовцев, – сообщил Чабаненко, – его родной брат. Со вторым они вместе учились в Пакистане, в городке с милитаристским названием Танк, в медресе…

– Медресе в Танке?! – неподдельно изумился Хантер. – Так ты, Тукуд – танковый мусульманский духовный отец?

– Кагда-то да, я биль талиб медресе, туран, – по-звериному оскалившись, сообщил почти двухметровый пуштун, не принимая шуравийской шутки. – Однако сичас я служите, защищай заваевание Саур-революция!

– Хуб! – согласился офицер-десантник, пораженный причудливыми серпантинами человеческих судеб. – Вытягивайте головорезов, а там, как говорят в нашем славном портовом городе Одессе: «Будем посмотреть».

– Ташакур, саиб туран! – поблагодарил хадовец, прижимая ладонь к сердцу. – Ми тожя будем пасматреть! – Одесское выражение пришлось ему по душе.

План контрразведчиков копировал план прыткого майора на все сто процентов: они намеревались забросать подземелье связками гранат Ф-1 и после взрывов спуститься вниз – пострелять оглушенных душманов. Пока шла подготовка к операции, на центральную площадь приземлились два вертолета Ми-8 – забирать погибших и раненых.

Две «двадцатьчетверки» барражировали на небольшой высоте, прикрывая воздушных побратимов. Чабаненко, словно и не было «поцелуя смерти», побежал грузить полковника Худайбердыева (он до сих пор был без сознания) в вертолет, а Хантер с командой остался возле дырки посреди двора неизвестного дехканина.

Хадовцы тщательно подготовились к переходу в нижний ярус – скрутили длинные связки из «фенек» таким образом, чтобы капроновый шнур, проходивший сквозь кольца, оставался в руке после броска связки, вместе с кольцами. Лезть под землю собрался сам бывший талиб «танкового медресе» Тукуд.

Он, обвязавшись под мышками веревками, приготовился к подземному бою – в одной руке он держал мощный фонарь, в другой – короткоствольный израильский пистолет-пулемет «Узи», излюбленное оружие западных мафиози. Огромный «карачун» – ритуальный кинжал, висел на поясе вместе с итальянским автоматическим пистолетом «Беретта».

Занятый приготовлениями хадовцев, Петренко упустил момент, когда в вертушки загрузили «двухсотых» и «трехсотых», он лишь заметил, как «восьмерки» взмыли вверх, отстреливая тепловые ловушки, взяв курс на Джелалабад, в сопровождении «воздушных крокодилов».

Не успели отлететь вертушки, как к бээмпэшкам четвертой парашютно-десантной роты, поднимая пыль, подлетел хорошо знакомый бэтээр, верхом на нем сидели люди, вперемежку с собаками – на помощь с ПКП армии примчались армейские саперы, возглавляемые старшим лейтенантом Ерофеевым. «Крот» соскочил на ходу, полез обниматься.

– Живой, казак?! – закричал он, тиская Хантера. – Ни фига себе, тебя уже и в звании повысили?! Как у вас все быстро – ночью воевал, а через день – уже в звании повысили и орденами наградили! Молодцы, десантура! – неподдельно удивлялся он, осматривая товарища со всех сторон.

– Живой, – ответил Петренко на первый вопрос. – И не смотри на меня так, все это, – показал на погоны, колодки и нашивки, – оперативная маскировка. Так нужно! – Он многозначительно поднял указательный палец правой руки.

– На ПКП мне уже кое-что рассказали, – сообщил сапер. – Я имею определенный опыт – как именно выкуривать тех уродов из подземных убежищ…

– Тукуд! – немедленно позвал Хантер великана в пуштунском национальном костюме. – Подойди-ка к нам, дело есть!

Пуштун приблизился к офицерам, с достоинством поздоровавшись с сапером.

– Слышь, саиб мушавер, – старлей цветисто обратился к хадовцу, – прибыли саперы и утверждают, мол, имеют опыт выкуривания басмачей из кяризов и могут нам помочь в этом деле.

– Ташакур, саиб туран, – почтенно промолвил вооруженный до одури афганец. – Однака ето – наша дело! Ето – мой кровная обьязаннасть! – упрямо подчеркнул Тукуд. – А можит, – словно извиняясь за резкость, – вперьод мене саг паслат? – показал он на саперных псов, горделиво свисающих лапами с брони, безразлично взирая на происходящее внизу.

– Нис! – возразил Ерофеев. – Наш план совсем иной, и не предусматривает использование минно-розыскных собак в качестве ядовитых змей!

– Тагда мы имеем действават, – сурово промолвил пуштун с нечеловеческим оскалом, – за свой план.

Ничего больше не говоря, высокий и широкий, хадовец повернулся, и зашагал к дырке, потянув за собой веревки. Помолившись, его товарищи взялись за дело. По их знаку Петренко отвел десантников от кяриза. Хадовцы окружили кольцом дырку, сбросили вниз связку из пяти «эфок». Раздались глухие подземные взрывы, дрожание земли ощущалось вдалеке от отверстия в земле.

Столбом встала пылюка, края колодца местами обрушились. За первой серией гранат полетела вторая, потом – третья. Дождавшись, пока уляжется пыль, рафик Тукуд приблизился к отверстию, приказав двум здоровенным пуштунам натянуть веревки, потихоньку опуская его в подземелье.

В левой руке он держал включенный фонарь, в правой – «Узи», скорее похожий на детскую игрушку в его огромной лапе. Вот на поверхности осталась голова бесстрашного бойца, через миг он исчез во тьме, и лишь натянутые веревки сигнализировали, что на другом конце находится что-то тяжелое.

Напряжение, царившее среди хадовцев, передалось десантникам и саперам: перемешавшись, они вплотную приблизились к отверстию, куда уходили неровные, узлами связанные веревки. Из кяриза послышались сдавленные крики, коротенькая приглушенная автоматная очередь, и… веревки обмякли.

– Вира!!! – заорал изо всех сил Хантер, и пуштуны с помощью десантников резко выдернули Тукуда на поверхность.

Точнее, не самого Тукуда, а то, что раньше было им. Головы у гиганта совсем не оказалось – торчал белой костью шейный позвонок, из открытых сосудов хлестала свежая, ярко-красная артериальная кровь. Кистей рук тоже не было – лишь обрубки, из которых ручьем лилась кровь.

Из оружия на трупе остался лишь ритуальный кинжал, пистолет исчез. Тело гиганта еще билось конвульсиями, фонтанчики крови из шеи становились все слабее, в унисон с ними движения сильного тела затухали…

Картина была настолько ужасающей, что присутствующие на минуту онемели. Посмотрев на своих и чужих воинов, Александр молча снял с головы стальной шлем, тем самым отдавая дань уважения бесстрашному воину. Следуя его примеру, сняли головные уборы все советские военнослужащие. Хадовцы недоуменно уставились на Хантера, но туран Шахруз, приблизившись к ним, тихонько сообщил о шуравийских традициях, в ответ афганцы с молчаливой благодарностью потупили взоры.

Тотчас состоялся второй акт спектакля, имевший название «Кровная месть». Один из пуштунов, ничего никому не говоря, подошел к пленному гранатометчику, сильным ударом под колени сбил с ног. Сняв с трупа Тукуда «карачун», афганец поставил бачу лицом на юго-запад, прочитал коротенькую молитву и, всунув два пальца в ноздри, задрал голову вверх, как барану.

Хлопец дико заверещал, пуштун коротким профессиональным движением перерезал горлянку, умело увернувшись от струи крови, хлынувшей из раны. Бача безвольно забился в руках палача, но тот, не обращая внимания на конвульсивные движения жертвы, быстро отрезал голову, схватил за волосы, подошел к кяризу, и с отвращением скинул голову вниз, плюнув вслед.

Тело обезглавленного дергаясь, сплывало кровью, как и тело его соплеменника, никто не обращал на него внимания. Хадовцы взяли тело своего товарища, потянули к уазику.

– Так, – подал голос старший лейтенант Ерофеев. – Теперь делаем так, как меня научил заменщик, перед тем как улетать в Союз!

– А как это? – спросил подошедший лейтенант Воронов, с интересом оглядываясь по сторонам – он пропустил кровавое зрелище.

– Сейчас увидишь… – прохладно ответил замполит, тяжело двигая сухими губами.

Ему вдруг показалось – он пребывает на этой войне уже десятки лет и не может вообразить себя в нормальных условиях, без крови, стрельбы и насилия.

Саперы быстро забегали от кяриза к своему бэтээру и обратно. В руках Ерофеева появился стеклянный пузырек (грамм на триста) с какой-то не очень прозрачной жидкостью.

Этот сосуд «крот» крепко примотал изолентой к гранате РГД, его бойцы притянули кусок засаленного брезента, служивший когда-то тентом общего покрытия. Не говоря никому ни слова, старший лейтенант Ерофеев приблизился к отверстию посреди двора и, вырвав чеку из гранаты, бросил «снасть» вниз. Через четыре секунды, как и положено, раздался слабенький взрыв.

– Закрывай! – последовала резкая команда начальника разведки саперного батальона, солдаты поспешно набросили на дырку брезент, перекрыв, таким образом, доступ атмосферного кислорода.

– Следи! – снова прозвучала четкая команда и четыре сапера, взяв автоматы наизготовку, заняли позиции по четырем углам брезента.

– Что там у тебя за херня? – спросил у товарища Хантер. – Какая-то отрава?

– Не совсем, – по-деловому ответил тот. – Полицейский слезоточивый газ, а по-нашему – обычный армейский хлорпикрин, которым всех нас в училищах на курсе молодого бойца в палатках химики-дозиметристы обкуривали.

– И что – выкурит он хорьков? – с надеждой спросил Хантер.

– Если там нет сквозняков, а у «духов» нет современных противогазов – обязательно вылезут, – безапелляционно заверил «крот». – Вскорости ожидаем появления «детей подземелья»!

– Короленко, беднягу, наверное, в гробу пропеллером крутит, – грустно пошутил Петренко, вспомнив автора гуманистического романа.

Ждать пришлось недолго – из кяриза послышались голоса, кашель и отхаркивание. Саперы сняли брезент, и на белый свет повалили, как крысы, душманы. Вид они имели непрезентабельный – на мордах запеклись маски из слез, соплей, слюны и рвоты.

Ничего не видя, ихвани рвали на себе одежду, и даже кожу на лицах. Их насчиталось девятнадцать человек, никакого оружия при себе не имели, даже ножей. Бойцы и хадовцы по одному оттягивали басмачей от кяриза, сильными ударами валили с ног, выкладывали шеренгой.

– Нис, шурави! – горланили некоторые из ихваней. – Ми мирний дехканин, ни стреляй нас! Ми – дост!

– Знаем мы ваш дост! – приговаривали солдаты, валя на землю очередного «мирного дехканина».

– А может, – спросил офицер в чине советского капитана, неожиданно появившийся рядом с местом пленения группы душманов, – среди них действительно есть мирные?

– Мирные, говоришь? – зло ухмыльнулся Тайфун. – В разбитом и нежилом кишлаке, сразу же после нападения из засады? Доказательства хочешь увидеть? – спросил он капитана.

– Я, вообще то, не против… – промымрил тот. – Чтобы в средствах массовой информации не писали о бесчинствах советских военнослужащих…

– Смотри! – майор подтянул к себе ближнего мирного дехканина, рванув на том сатиновую рубашку на правом плече.

Плечо все было покрыто багровыми крапинками, что-то наподобие небольших засосов. Подобное Хантер наблюдал на себе после ночного боя, в котором едва уцелел.

– Как тебе это, капитан? – спросил у поникшего собеседника майор Чабаненко. – Это у него от лопаты или кетменя? – он ткнул пальцем в синяки. – Руки вперед! – крикнул он басмачу, тот послушно протянул перед собой жилистые и мозолистые конечности. – Смотри на мирные руки!

Присутствующие уперлись взглядами в душманские руки. Каким-то оперативным чутьем Тайфун выбрал именно того моджахеда – руки которого были почти по локоть забрызганы свежей кровью… К «духу» мгновенно подскочили хадовцы, ударами прикладов сбили на землю. Тайфун вскипел, стал громко ругаться со старшим от ХАДа. Перебранка длилась недолго, и афганцы недовольно отошли.

– Что ты им сказал? – спросил Александр, хотя и понял суть стычки, однако хотел, абы и подчиненные врубились – зачем майор вмешивается.

– Приказал при нас не заниматься самосудом, – сообщил спецпропагандист. – Понимаешь, земляк, – обратился он к Александру вполголоса. – Если дойдет до какого-то прыткого журналиста, дескать, в присутствии советских офицеров-политработников происходили истязания и казни пленных – выгребем по полной…

– Хорошо, – согласился Петренко. – Передадим по описи, а там – хоть волк траву ешь!

– Хантер! – приблизился Ерофеев. – Мы обязаны спуститься в кяриз, обследовать на предмет оружия и другого военного снаряжения.

– Как ты это собираешься сделаешь? – спросил десантник. – Может, там кто-то остался?

– Добавим еще граммов сто хлор-пикринчика, – улыбнулся сапер. – Обуем на морды противогазы – и вперед!

– Тогда с Богом! – благословил Хантер. – Может, с тобой спуститься? – вдруг спросил он.

– Сочту за честь, – серьезно согласился «крот». Очевидно присутствие опытного воина, уже побывавшего в местных подземных пещерах, прибавляла ему и его подчиненным уверенности и ощущение определенной защищенности.

– Коктейль Молотова! – с укором сказал Чабаненко. – Неужто мало тебе было приключений?

– Ты забыл, Николаевич, – закинул земляку в свою очередь Хантер. – Как я вас с Худайбердыевым предупреждал после Сапамхейля? Не послушали меня?

– Не заводись! – успокоил его Тайфун. – Собрался под землю, в царство смерти – так лезь…

Подготовка к спелеологическим упражнениям не заняла много времени. Вместе с гранатой взорвался в подземелье еще один, меньший по размерам, контрольный пузырек, вторично отверстие задернули грязным брезентом. Уже совсем смерклось, однако никто никуда не спешил – в разбитом кишлаке Асава пребывала огромная масса войск. Проверив, работает ли в чужом противогазе перепускной клапан, Хантер поплевал на очки маски. Так он всегда делал с другой маской – для подводного плавания, дабы стекло не запотевало.

Сняв каску и бронежилет, он натянул противогаз, в левую руку взяв револьвер, в правую – фонарик, предложенный Ерофечем. Сам саперный старлей, вооруженный «окурком», тоже в противогазе, собирался погрузиться в кяриз вслед за Хантером.

Два сапера – в бронежилетах, касках и противогазах, с автоматами за спиной, с лопатками на ремнях, приготовились к спуску. У одного в руках, кроме фонаря, был саперный щуп, второй держал миноискатель. Перед тем как бойцы натянули на себя намордники, Хантер рассмотрел их физиономии – хотя они выглядели встревоженными, солдаты все же были довольны, что первыми под землю ныряют отцы-командиры.

Сам Хантер наоборот, не чувствовал никакого негатива: страха или предчувствия опасности, какое-то молодецкое чувство отчаянности и боевого куража подстегивало его.

– Снимай простыню! – заорал он сквозь мембрану противогаза.

Лицо моментально увлажнилось, пот заливал глаза – противогазы не приспособлены для боевого применения в условиях сухого и жаркого климата (равно, как и холодного).

Солдаты быстро оттащили брезент. Выждав минуту, старлей приблизился к отверстию, подсветил фонарем, но ничего там не увидел. Не стыдясь, офицер трижды перекрестился и прыгнул вниз…

На этот раз приземление вышло довольно жестким – левая нога влетела в воронку от гранаты, а правая попала на что-то твердое, под ней что-то хрустнуло, она съехала в бок, боль стрельнула в колено. Хантер перекатился в полузасохшей грязи, и осветил бандитское подполье.

Кяриз мало походил на тот, где недавно пришлось блуждать старлею – покоцанные осколками стены были выдолблены в какой-то породе, похожей на сланец, воды под ногами не было, вместо нее чавкала непонятная грязь, и вообще, сие несуразное творение рук человеческих не поразило на этот раз – то ли эффект новизны отсутствовал, или подземелье выдолбили здешние халтурщики…

Душманы не спешили появляться перед глазами – луч света осветил окрестности, вокруг – ни души, но Хантер удовлетворенно похвалил сам себя – в углу каморы валялась сломанная ветвь чинары, напрочь иссеченная осколками гранат. Решив разобраться – на что же он попал ногой, когда прыгал, Александр посветил под ноги и не очень-то и удивился – возле стенки, в грязи валялась затоптанная многими ногами голова бачи, отрезанная пуштунским палачом-умельцем.

– Таможня дает добро! – луч направился вверх. – Прыгайте, осторожно! – И он оттолкнул ногой башку неудачника.

Прыжок старшего сапера завершился успешно. Солдаты попадали тоже без проблем. Осматривая подземное убежище «мирных дехкан», саперы предполагали наличие определенных сюрпризов. Их прогнозы оправдались – коридор петлял резко вправо (вот почему гранаты не смогли взять «духов»), сразу же за поворотом нашлась грубо сработанная растяжка с китайской «фенькой».

– Начало их штормить от газа! – прозвучал под сводами измененный мембраной голос Ерофеича. – Вот и выставили кое-как!

Не тратя времени, сапер снял растяжку, Хантер подсвечивал. Коридор поворачивал под острым углом, за ним расходилась конусом просторная пещера, заканчивающаяся тупиком – покойный гранатометчик не солгал.

Луч высветил невеселую картинку: посреди пещеры, на полу валялась еще одна голова – рафика Тукуда и две его обрубленные кисти, а в дальнем углу погреба валялось человеческое тело: убитый душман лежал лицом вниз, грязная чалма – рядом. Приблизившись к «духу», наученный Хантер не прикоснулся к нему.

По знаку своего офицера, один из бойцов, приблизившись к мертвому телу, осторожно ощупал его кончиками пальцев со всех сторон, и молча показал большой палец руки, дескать, все нормально, труп «чистый», то есть не заминирован. Осмотрительный саперный старший лейтенант, проверив работу подчиненного, перекинул покойника лицом вверх.

При свете фонарей всмотрелись: перед ними лежал седой, в рваном халате и пластиковых тапках, действительно похожий на дехканина, мужичонка лет сорока. Халат на груди был прошит пулями, кровь успела запечься. Очевидно, это была последняя боевая работа гороподобного хадовца.

Пот накопился в Сашкиной маске и уже плескал на самом дне, угрожая затопить перепускной клапан. Органично не переваривая (как и все десантники) «химического дела», Александр рефлекторным движением сорвал с лица резиновое изделие, дабы вылить пот, и хотя б немного глотнуть воздуха…

 

Тяжелая работа шахтерская

Сразу же в нос шибануло специфическим резким химическим запахом, во рту закипела слюна, глаза наполнились слезами, Александр натужно закашлял. На его счастье, несмотря на первичные признаки химического отравления, дышать было возможно, во всяком случае, это оказалось приятнее, чем глотать свой пот в плотной резине, намертво прилипшей к фейсу-лица.

– Скидывай намордники! – громко скомандовал он коллегам по химическому несчастью. – Противно, но дышать можно!

Саперы с облегчением рвали с себя латекс, их вспотевшие лица кривились от смрада, «кроты» чихали и кашляли, однако никто не захотел вновь воспользоваться услугами «кузена презерватива».

– Где же оружие «мирных дехкан»? – поинтересовался Хантер, освещая стены фонарем.

– Сейчас найдем! – пообещал Ерофеич, подходя к стенам пещеры. – Посмотри, вот и лопата их дехканская, – подтвердил он, поднимая кетмень с длинной кривой ручкой цвета ночи. – Что-то закапывали здешние колхозники…

– А что это за ямки такие в стенах? – осматриваясь вокруг, Александр показал на ровные круглые отверстия на уровне пояса, сосредоточенные по правую сторону от поворота коридора.

– Это они готовились, что их будут забрасывать гранатами! – догадался начальник инженерной разведки, старший лейтенант Ерофеев. – Вырыли эти ямки, встали на колени, – он присел, и, всунув голову к ямку, продолжил комментарий уже оттуда, – и пережидают действие взрывной волны, таким образом, сводя на нет ее ударную силу.

– Какие умные люди! – почему-то вспомнил анекдот Александр. – И что это им дало?

Неожиданно нехитрая фраза из «бородатого» анекдота рассмешила шахтеров-любителей до колик в животах. Нехорошо и как-то даже диковато, ржали все, даже сам Хантер, держась за живот, несмотря на присутствие в непосредственной близости двух отрезанных голов и человеческого трупа.

Рефлексируя сквозь животный хохот, Александр понял – смех является, если можно так выразиться, предохранительным клапаном, предотвращающим перегрузку нервной системы человека, находящегося под постоянным прессом чрезвычайных обстоятельств, позволив «переключиться» от ужасов войны на что-то приятное и легкое.

– Хантер! – сквозь земляное отверстие послышался крик Тайфуна. – Вы что там, веселящего газа нанюхались или чарса курнули и на «хи-хи» пробило? – С чувством юмора у земляка все было нормально.

– Есть немного, – подтвердил Петренко. – Хлор-пикрина нанюхались!

– Хорошо! Если смеетесь – значит, живы! – подколол наземный майор.

– Довольно точное замечание, – стер с лица улыбку Ерофеев. – Однако пора приступать к работе. Смекаю так – когда «духи» врубились, что их разоблачили и выхода нет, решили закопать оружие в стены и пол. – Он ткнул грязным кетменем в грунт под ногами. – Кстати, тут земля копанная, то есть можем смело предположить – именно здесь наши «дехкане» занимались весенне-полевыми работами, правильно?

– Наверное, – согласился десантник. – Копайте, вы ж «кроты», вам и кайло в руки!

– Да ладно, крылатая пехота, – беззлобно огрызнулся сапер. – Ты сейчас не в небе синем, а под землей…

Щупом и миноискателем «кроты» быстро проверили стенки и пол. Прибор все время трезвонил, изобличая мощные залежи металла. Саперно-археологические раскопки выявили целый арсенал – автоматы, «буры», карабины, гранаты, патроны, магазины, «лифчики», штыки и даже – старинные клинки. Нашли и «Беретту», и «Узи», что при жизни принадлежали «танковому талибу».

– Веселые ребята! – вытирая пот, пробурчал Ерофеев. – Точно что «мирные дехкане»!

Возникла проблема – как вытягивать все это из ямы? Разрешилась она довольно оперативно – сверху скинули веревку с дырявым ведром. Видя, что саперы как-то не очень приветливо встретили перспективу поднимать руками отрубленную человеческую голову и кисти рук, Александр первым приблизился к останкам хадовца и, осторожно подняв их, положил в ведро, дернул за веревку, и печальная ноша пошла вверх.

Следующим «пассажиром» лифта стал убитый душман (последняя жертва Тукуда), привязанный за ноги. За пазуху «мирному дехканину» Хантер положил голову гранатометчика (дабы не валялась под ногами). Потом в ведро складывали оружие и боеприпасы, связывая чалмой, и снова дергали за сигнальный фал – лифт работал бесперебойно. Наконец вытянули все.

Себе Александр оставил «Узи», «Беретту» и старинный клинок дамасской стали. Все это развесил на себе и вскарабкался котом по полуобвалившимся ступенькам, выдолбленным в стенках негостеприимного погреба.

Снаружи было уже темно, из-за гор выглянула полная луна. Вокруг кяриза столпилась, гомоня, немалая толпа военного люда – и наших, и «зеленых». Чабаненко, увидев земляка – здорового и невредимого, набросился тискать и обнимать, искренне радуясь возвращению. Из тьмы к землякам приблизился дородный пуштун, державший Тукуда, когда тот опускался под землю, безжалостно зарезавший пленника, отомстив за товарища.

– Ташакур, саиб туран! – пожал он Сашкину руку. – Чьто дастать галава и рука рафик Тукуд! Такой наш традиция – всьо далжно бить пахаранить вместе, – спокойно сообщил он, словно речь шла о чем-то будничном.

– Не за что! – ответил Петренко. – Я не мог не забрать останки такого великого воина из кяриза, – восток научил его быть еще и дипломатом, – и оставить непохороненным, согласно вашим обрядам и традициям. Оружие рафика Тукуда, – он показал на себя, – я оставляю себе, на память о нем. Хуб?

– Хуб! – спокойно ответил пуштун, хотя по выражению его лица было заметно – он не в восторге от такого нахрапа. – Ти, туран, передаш к нам етот аманат? – с хищной улыбкой спросил хадовец, показывая на пленников.

Никаких иллюзий относительно их дальнейшей судьбы Александр не испытывал.

– Аманатов – забирай, а вот оружие саперы должны передать исключительно нашему военному руководству, – согласился старлей. – Список пленных на передачу ты составил?

– Да, саиб туран! Ми согласний на вашей условие, – достойно ответил сотрудник афганской контрразведки, протягивая два листа.

Подсветив фонарем, Александр едва рассмотрел два экземпляра одного текста, написанный на пушту, справа налево. Полученных им знаний явно не хватало, чтобы завершить процедуру приема-передачи пленников. Поэтому решил схитрить.

– Я не могу! – безапелляционно заявил Шекор-туран. – Поскольку не имею полномочий! Вот, саиб джигран, – он указал на майора Чабаненко, – он может!

Тайфун, приблизившись, рассмотрел тексты, прочитал, кое-что подправил, расписавшись на двух языках.

– Ставь здесь свою подпись! – улыбнулся майор. – Чтобы потом Волчара какой-нибудь не заявлял, что, дескать, политработники лишь по ленкомнатам воюют! Александр молча расписался. – И ты, старлей, распишись! – распорядился Тайфун Ерофееву, обиженно наблюдавшему за процедурой и, очевидно, всерьез опасавшемуся, что его участие в процессе «полонизации» упустят.

Довольный пуштун, пожав руки советским офицерам, приказал подчиненным забрать аманатов.

– Слышь, командор! – крикнул Хантер вслед хадовцу. – Я тебя очень прошу – марго им устраивай подальше от этого места, дабы мы не слышали и видели, хуб?

– Хуб! – махнул контрразведчик, отдаляясь…

– Слушай, Искандер, – обратился к земляку майор, как только хадовец растворился в ночи. – У тебя, случайно, в Бердичеве родни нет? Уж больно ты хитрый!

– Нет, – утомлено ответил старший лейтенант Петренко. – А то находился бы где-то, в более комфортных условиях – на берегу Мертвого или Средиземного моря или же, на крайняк – в Бейруте, а не здесь… – Он топнул ногой в грешную окровавленную землю.

– Отправляй взвод Грача на СТО, там он более необходим. – Тайфун напомнил Хантеру о его функциональных обязанностях. – А мы с тобой должны закончить наше дело.

– Может, я с Грачом тоже на СТО возвращусь? – В глазах старлея промелькнула надежда. – И так много всего уже случилось…

– Нет, друже, – возразил майор. – Предстоит передать экспленных, оформить бумаги, написать рапорта. Вдобавок с тобой желает плотно пообщаться майор Иванов – ваш главный контрик по прозвищу Гнус, а также – представитель военной прокуратуры…

– Что, и контра с прокуратурой на боевые ходят?! – обалдел замполит четвертой ПДР. – Ни за что бы не поверил…

– На ПКП армии иногда бывают, – с улыбкой сообщил Павел Николаевич. – А чуть дальше – нос не высовывают. Наверное, смальца в голове не хватает, как у нас на Полтавщине говорят, но, скорее всего, – боятся, мудаки…

Лихой Грач зычно свистнул, вышколенные бойцы влезли на броню. Включив фары, колонна из трех бронированных машин стремительно рванула в северо-западном направлении.

– Как там Худайбердыев? – поинтересовался Петренко.

– Будет жить, старый волчище! – улыбнулся майор, вытягивая из кармана пачку «противозачаточных» сигарет под кодовым названием «Нищий в горах» («Памир»), в которых вместо табака были спрессованы огрызки стеблей, семена, табачная пыль и всякий иной мусор – отходы сигаретного производства.

– Чего это ты его волчищем называешь? – недоумевал старший лейтенант, угощаясь.

Вдвоем они молча встали, привычно замаскировавшись ладонями от ветра, закурили, вдохнули едкий дым.

– Эх, земляк, молод ты еще! – улыбнулся во тьме Тайфун. – По туркменским поверьям, около десятка их самых славных родов отслеживают ветви своего генеалогического дерева от Волка-Праотца. Знал такое?

– Первый раз слышу… – смутился Александр.

– Ничего, – улыбнулся Павел Николаевич. – Главное, чтобы не в последний! Так вот род, из которого вышел в свет полковник Худайбердыев Давлетмыйрат Мыляйвиуч, имеет родословную, происходящую, по их поверьям, собственно, от волков.

– Ты знаешь, друже, – согласился младший офицер между затяжками отравы. – Что-то таки у него есть такое – волчье. А вообще – как он?

– Пока ты шахтером работал, по совместительству, – майор продолжил подкалывать земляка, – я на связь с ПКП выходил. Рафик Давлет уже в Кабульском Центральном военном клиническом госпитале. Состояние его – стабильно тяжелое, у него сильнейшая контузия, к тому же оказалось, что у него сломаны три ребра, нога, рука и одна из костей таза…

– Основательно досталось дегерволю! – посочувствовал Хантер.

– Выживет! – уверенно промолвил Чабаненко. – У него подобное уже случалось в жизни. А вот его попутчикам – пуштунам не повезло – оба погибли. Охранбатовцы понесли значительные потери – при подрыве погибло трое военнослужащих, еще один – скончался уже в вертолете, пятеро получили контузии и ранения различной степени тяжести.

– Какие потери среди «духов», которые на нас напали? – поинтересовался замполит роты.

– Когда ты с подчиненными, – снова улыбнулся Тайфун, – как гончак за дичью рванул за душманами, перескакивая дувалы, я решил возглавить бронегруппу и пойти по вашим следам, чтобы вас там где-нибудь не окружили и не перебили. По моему распоряжению охранники насчитали три вражеских трупа, от нашего огня.

– Когда это ты успел? – насторожился старлей.

– Каждому – свое, – подвел черту майор. – Кому-то бегать за «духами» и по кяризам прыгать, а кому-то – мозгами работать!

– Что ж ты меня так… – обиделся Хантер. – Словно я дурачок какой-то…

– Не дурачок, просто запальной слишком, – приструнил его земляк. – Придерживать коней иногда надо, дружище! Перефразируя стихи одного из известных поэтов на наш, афганский манер: «И вечный бой покойникам не снится!» Слышал такое?

– Покойникам, говоришь? – засмеялся старший лейтенант. – Пожизненный бой не снится? Ха-ха-ха!

На веселье уже не хватало времени, к тому же, чувство голода давало о себе знать. Выдвинулись на передвижной командный пункт Сороковой армии.

Быстро и без проблем добрались до места назначения. Охранбатовцы в этот раз встречали бээмпэшку десантников как национальных героев – очевидно, батальон уже знал о печальных событиях, о засаде, в которой погибли их товарищи. По команде предусмотрительного Петренко (эрэсы могут залететь, да и Оксана рядом!) Чалдон направил броню в ту котловину, откуда стартовали в обед. Там и заглушил двигатель.

Ручей отзеркаливал в неровном лунном свете, было тихо (ежели не обращать внимания на дребезжание движков, качающих электрику), низкие звезды обсыпали небосвод, создалась некая иллюзия – в этом мире все же случаются комфортные и безопасные минуты…

Приказав готовиться к ужину, Чабаненко ушел куда-то по своим делам, прихватив трех освобожденных пленников. Внезапно к ручью свалилась знакомая уже компания: зампотыл охранного батальона со своим неизменным прапорщиком и бойцами – они забрали свои термосы и притянув всякого-разного съедобного. На этот раз охранники значительно подешевели – были вежливыми и даже куртуазными, разве что белых салфеток не принесли.

– Слушай, Петрович! – Хантер вспомнил, как кличут по-отчеству зампотыла батальона. – А у вас дров каких-нибудь нет? Так хочется картошечки испечь по-колхозному, на углях! – Он привычно обнаглел в мирных условиях.

– Сейчас организуем! – ответил вместо капитана прапорщик, и вся гоп-компания рванула на горку.

Александр тяжело стянул с себя форму и обувь, одежда пропиталась потом и стала колом, берцы выдержали испытания, хотя пальцы ног в них основательно распухли, словно их носитель долго пребывал в воде. Первым делом старлей вернулся в свое родное воинское звание, вытянув по одной звезде из каждого погона. Спрятал звездочки в нагрудный карман – на всякий случай, как тот маршальский жезл, носимый в ранце мифическим наполеоновским солдатом. Наградные колодки и нашивки за ранения Александр закинул в полевую сумку.

– Главная награда – это жизнь! – вспомнил он выражение героя из какой-то сказки.

Уставшие бойцы молча наблюдали за начальником. Заметно было, что и они истратили значительную часть физических и психических сил на протяжении этого тяжелого дня.

– Чего расселись, как вороны на ветках?! – в шутку завопил старший лейтенант. – А ну, бегом – мыться, готовить ужин! Мы живы, и это главное!

Взбодренные таким, типично армейским способом, парни вмиг разделись, и заплескались в ручье, напоминая в темноте каких-то там тюленей, или арктических морских котиков.

– Класс! – завопил Зверобой из воды. – Вода теплая такая! Идите к нам, товарищ старший лейтенант!

– Что это за бордель устроили? – свыше прозвучал грубый командный голос. – Кто старший? Ко мне!

– А ты кто такой?! – сорвался с катушек Хантер, обозленный фиаско непродолжительной идиллии. – Ну-ка, спускайся сюда, переговорим!

Сверху тяжело спускались две темных фигуры. Хантер, в одних плавках и босиком, двинулся навстречу, держа в руках автомат.

– Кто такой? – в Сашкины глаза уперся сильный луч света.

– Старший лейтенант Петренко, замполит четвертой парашютно-десантной роты N…кой гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригады, – нахально ответил он, стволом автомата отводя руку с фонарем. – А ты кто?

– Командир армейского батальона охраны, – послышалось в ответ, и фонарь выключился. – Подполковник Гайтанцев.

– Приятно познакомиться, – пошутил старлей, ничего не видя после яркого света.

– Вот борзая, десантура! – смягчился комбат. – Правду зампотыл говорил.

– Это точно! – согласилась другая фигура. – Капитан Быстряков, замполит батальона, – представился темный силуэт.

– Здравствуй, Петренко! – пожал Сашкину конечность и комбат. – Так это ты сегодня засаду атаковал и в кяриз прыгал?

– У вас исключительно точная информация, – подешевел и Хантер. – Мои ребята засаду атаковали. Что было – то было…

– Благодарю, – снова пожал ему руку командир, – за то, что моих оболтусов спас и показал – как по-настоящему воевать нужно!

– Так уж исторически сложилось! – с иронией ответил замполит парашютно-десантной роты, которому не хотелось распространяться о несколько растерянных действиях охранников во время проведения спецоперации «Иголка».

– Ты, старлей, меня извини, – глухо промолвил подполковник Гайтанцев. – У меня здесь куча дел, Пельмень спуску не дает. А вот двое заместителей моих с вами сегодня посидят, отблагодарят. Вы уж тут без стрельбы, хорошо? – улыбнулся он во тьме, блеснув зубами.

– Нет, стрелять не будем! – заверил офицер-десантник. – Как говорил один мой сослуживец: «Сегодня бутылки об голову не бьем, кирпичи руками не ломаем, ножи не бросаем – пьем, танцуем и уходим!»

– Молодец, Хантер! – засмеялся комбат, демонстрируя определенную осведомленность. – Так что вы уж тихонько здесь, хорошо? – Он еще раз пожал руку и зашагал в ночь.

– Петренко, я сейчас буду, – пообещал замполит батальона и пошел вслед за командиром.

Александр, пользуясь паузой, положил автомат на камни и шумно рухнул в ручей. Вода была теплой, словно подогретой, тело приятно расслабилось. Только сейчас он понял – почему молчат его бойцы. Они просто кайфовали от воды и покоя! Но блаженство длилось недолго – сверху скатился Тайфун, за ним – хозяйственный прапорщик с бойцами, принесшими несколько разбитых снарядных ящиков.

Вскоре среди нагромаждения камней разгорелся небольшой костерок (не демаскируя ПКП, и главное – не раздражая генералитет!), картошку сложили в дырявое металлическое ведро (сдается мне, недавно оно служило «лифтом» в кяризе, – Сашка отогнал неуместное сравнение), обложили горящими досками, ускоряя приготовление дефицитного продукта.

Появились батальонные зампотыл с замполитом, все гуртом профессионально подготовили довольно солидную для военно-полевых условий, поляну. К сожалению, из соображений субординации, ее пришлось поделить на две части: одну для срочников, другую – для офицеров. Солдаты, прекрасно все понимая, разложили свой огонёк в камнях прямо перед носом брони, офицеры примостились близ кормы. Предполагая, что спиртного сегодня вечером будет более чем достаточно, Александр впервые в жизни, решил отойти от собственных принципов.

– Зверобой, иди-ка сюда! – позвал он сержанта. Тот послушно приблизился.

– Я там – в офицерской сумке кое-что забыл, – офицер кивнул на башенку. – Если утром там ничего не останется, я не буду сильно расстраиваться…

– Понял, товарищ старший лейтенант, – расплылся искренней улыбкой сержант. – Благодарю вас от всего товарищества…

– Чтобы тихо там, – предупредил Петренко. – Без стрельбы!

– Об чем звук?! – выказал Петрик знание одесских шуток и полез в броню за бакшишем.

– А от того свертка, что Оксана в обед принесла, – спросил неожиданно Александр, – что-то осталось или аманаты все напрочь сожрали?

– Половина осталась, Джойстик сберег, – вспомнил сержант. – Я сейчас отдам!

– Не стоит! – возразил старлей. – Оставьте себе! Знаешь что, земляк, – понизил он голос. – Ты мне тоже окажи услугу – сбегай наверх, к кунгам генеральской столовой, найдешь Оксанку, передай – пусть она придет сюда! Если сможет, конечно…

– Понял, – хитро улыбнулся Зверобой. – Сейчас разберусь с ужином и смотаюсь туда-сюда!

Пока картофель доходил до кондиции, все давились слюной. День выдался длинным и тяжелым…

 

Как у волка на морозе…

– Готова, родненькая! – наконец, прапорщик (оказавшийся начальником продсклада) вытянул картофелину из «трупного» ведра, и, потыкав ножом со всех сторон, вынес вердикт.

К Хантеру кто-то тихо приблизился сзади, закрыв глаза мягкими, хотя и немного загрубелыми руками.

– Оксана? – с улыбкой спросил он, оборачиваясь.

Перед ним действительно стояла она – в спортивном адидасовском костюме, ладно обтягивающем фигурку, в кроссовках. Женщина больше смахивала на спортсменку, нежели на вольнонаемного специалиста в зоне боевых действий.

– Живой, Сашка! – звонко поцеловала она его в щеку. – Тут охранбатовцы приехали и такого понарассказывали! Я уж выспрашивала про тебя, они говорят, дескать, видели, как ты под землю прыгнул, а потом никто не знает – куда ты подевался, так как они оттуда уехали! – взволнованно протароторила спортсменка, активистка и просто красавица, не стыдясь посторонних.

– Жив-здоров, Оксанка! – засмеялся Александр. – Выдерлись мы из ямы, я же не крот, чтоб под землей жить!

– Это хорошо! – довольно засмеялась женщина. – Я вот вам покушать принесла – она протянула сверток. – Твой сержант передал, что тот пакет вы пленникам отдали, которые неделю ничего не кушали! – женский голос дрожал, в глазах блеснула слеза.

– Везет же вам! – с завистью промолвил капитан Быстряков, выныривая из темноты, похотливо оглядывая искусительную женскую фигурку. – Пайку генеральскую вам несут, женщины к вам тянутся, как когда-то к гусарам…

– И на засаду в рваном тельнике – тоже десантура прет! – на всякий случай напомнил Чабаненко. – И в кяризы первая прыгает…

– Что есть, то есть! – согласился замполит батальона. – Ваша правда, товарищ майор!

– Можно тебя на минутку? – землячка потянула Сашку за рукав, и они отошли, чтобы их не слышали.

– Я приду через час-полтора, – сообщила она. – Мне тут, – она махнула рукой в сторону штабного городка, – своего пожилого ППМ предстоит успокоить, чтоб не искал всю ночь…

– Кто это – ППМ? – не въехал старлей с первого раза.

– Вы же нас, женщин, дразните иногда между собой ППЖ, – девушка лукаво стрельнула глазами при свете костра. – Вот мы, в отместку мужикам, и придумали такую аббревиатуру – ППМ, то есть походно-полевой муж!

– Ты этого ППМ точно успокоишь? – в ответ засмеялся Хантер. – Успеешь? Может тебе помочь, успокоить его навеки?

– Не надо. Успокою очень просто, – подморгнула Оксанка. – Скажу… критические дни! – Она чмокнула Александра в губы. – Жди, я приду! – зазвенел в ночи ее приятный голос.

Вокруг костра собралось немало народу – Чабаненко, Быстряков, Петрович – зампотыл, прапорщик – начальник продсклада (с довольно странным прозвищем Черпак) и, конечно, Александр – собственной персоной.

Рассмотрели сверток, принесенный Оксаной: там была опять-таки палка сырокопченой колбасы, мягонькая белая буханка, две банки крабовых консервов, свежевымоченная тушка красной рыбы, и овощи – огурцы – помидоры – зеленый лук. Отдельно лежали литровая бутылка экспортной «Столичной» и несколько пачек болгарских сигарет «Ту-134», «Родопи», «Интер»…

Выходило, что землячка имела доступ к кухне самих «верхов», поскольку, даже на уровне бригада – дивизия таких деликатесов быть не могло. Охранники притянули еще картошки, сухих пайков «горный – летний» и «горный – зимний», репчатого лука, хлеба и, наконец – самогона, правда – всего два литра. Хотя, никто напиваться и не собирался: боевые, обстановка может измениться в любую минуту, посему нужно иметь трезвую голову.

Опытный Черпак выставил вокруг костров несколько преданных до беспамятства сторожей из числа военнослужащих срочной службы, которые тотчас залегли на местных козьих тропах… Задачу сторожа имели особую – не столько охранять или оборонять ночную гулянку, сколько своевременно предупредить об опасности со стороны начальства, если оно сдуру или спьяну побежит до ветру не по тому азимуту.

Первый тост поднял Чабаненко, на этот раз он был немногословным. Предложив выпить за военную долю, дабы была ласковой ко всем присутствующим и особенно к профессионалам кяризового дела (майор в который раз продемонстрировал выдающееся чувство юмора), Тайфун опустошил солдатскую кружку с самогоном. Выпили все присутствующие, в том числе Хантер.

Неугомонная контузия поспешила напомнить о себе: хмель резко ударил в виски, Александра заштормило, он едва сдержался, чтобы не стошнило, и молча отошел от костра. Пришлось лечь навзничь и понемногу приходить в себя, слушая разъяснения Тайфуна по поводу своего неадекватного поведения.

Без него второй тост не состоялся. Закусив, компания курила Оксанины халявные сигареты, нахваливая удивительную девушку. Чабаненко, которому хмель понемногу развязал язык, рассказал – каким образом Петренко получил контузию и что именно ей предшествовало. Рассказ вышел настолько интригующим, что у зампотыла батальона зашипела губа – к ней прилип окурок…

Почувствовав определенное облегчение (к тому же полкружки крепкого алкоголя и здоровое чувство голода оказали всемерное содействие), Александр молча встал и подошел к костру.

Неожиданно присутствующие поднялись со своих мест, таким образом выказывая уважение. Не желая быть в центре внимания, Петренко решил своевременно съехать с темы, избежав рассказов о своих и чужих боевых похождениях.

– Чего это мы не пьем?! – нарочито грубо спросил он Чабаненко. – У нас на Украине казацкие обычаи не меняются веками: «Їсти – це діло свиняче, пити – справа козача!»

В ответ круг товарищей захохотал, казаки снова припали задами к своим местам, и кутеж продолжился. Второй тост вызвался было озвучить капитан Быстряков, но Хантер опередил его.

– Как учил меня дед, – торжественно начал он, – вторая – за друга! Или же – за плечо друга и бедро подруги! – объявил он под всеобщий одобрительный хохот. – А ежели серьезно: предлагаю вторую чарку выпить за нашего боевого побратима, спецпропагандиста, представителя политуправы ТуркВО, полковника Худайбердыева Давлетмыйрата Мыляйвиуча, получившего тяжелое ранение во время выполнения ответственной задачи командования! – жестко закончил Хантер, поднимая жестяной бокал.

Встретившись глазами с Тайфуном, старлей получил в ответ признательный короткий взгляд – тост получил одобрение. Чокнулись, выпили, закусили. На этот раз хмель не бил по вискам, лишь приятное истомное ощущение от водки разлилось по всему уставшему телу. Налегли на жратву.

Третий тост был традиционным – за тех, кого нет, кто погиб на этой проклятой войне. Встали, не чокаясь, выпили, перевернули бокалы – капли крепкого самогона полились слезами в огонь, сгорая яркими вспышками.

– Именно так, наверное, души наших бачат шуравийских сгорают, отлетая в вечность… – грустно молвил Чабаненко, медленно присаживаясь на ящик.

Александр присмотрелся к старшему товарищу: в этот вечер он открывался с новой, не менее интересной стороны – привыкший к здешним диким условиям, набивший руку на войне и крови, специалист по психологическим операциям, Тайфун оказался человеком тонкой душевной организации, предрасположенным к поэзии и философии…

Вскоре самогон кончился, добрались до Оксаниной бутылки. Разница впечатлила – огрубевшим мужикам сдалось, что они балуются каким-то мягким женским напитком, а не сорокаградусной «Столичной». Вскоре компанию «посетил Хорошевич» – хмель ударил в головы, начались суровые мужчинские разговоры о войне, сегодняшнем бое, способах и методах ведения современной антипартизанской борьбы, и все такое прочее…

– Хантер! – тихо позвал захмелевший Тайфун. – Ну-ка отойдем! – Он с силой оторвал Сашку с насиженного места. – Извиняйте, уважаемое товарищество, нам с земляком надо обсудить кое-какие дела-делишки!

Товарищество не возражало, занятое обсуждениям проблемных для Афганистана вопросов выкуривания басмачей из подземных убежищ, поэтому земляки спокойно отошли от костра. Постояли, привычно закурили в кулачок, дождались того момента, пока глаза привыкнут к темноте. Убедившись, что их никто не слышит, майор взял быка за рога.

– Вижу, ты у женского пола, – блеснул огоньком в кулаке Тайфун, – успех имеешь? Даже здесь, на боевых, ты посмотри – какую кралю у генералитета оторвал! – подколол он младшего товарища.

Александр, ничего не понимая, тихонько курил сигаретку.

– Павел Николаевич! – сказал он, сквозь алкогольный шум в голове, слившийся с «последним звонком». – Ты что, собрался провести партийное расследование по поводу несоблюдения коммунистом Петренко определенных пунктов Морального кодекса строителя коммунизма?

– Нет, дружище, – без смеха ответил земляк. – Просто чисто по-мужски хочу предупредить – будь осторожен! На территории чужого заповедника без лицензии не охотятся! Генералитет обид не прощает!

– Да ну?! – в шутку перепугался Петренко, хотя целиком безразлично отнесся к предупреждению. – Оксанка этому перестарку с лампасами на кальсонах кто – жена или как?

– Просто предупреждаю, чтобы тебе потом не было мучительно больно. – Земляк выдохнул дымком в ночь. – Так как в Афгане за чужую добычу (то есть любовницу) иногда можно загреметь туда, где шмат белого хлеба раз на полгода по телевизору показывают…

– Понял, – сухими губами промолвил Хантер. – Поверь, мне, после двух погружений в кяризы, уже все по цимбалам!

– Понимаю! – Чабаненко похлопал старлея по плечам. – Ведь в твои двадцать пять у тебя стоит, как у волка на морозе, а когда член стоит – голова не думает! Пошли в компанию? Как там у нас в Приднепровье на свадьбах говорят: «П’ємо, бо тверезіємо!» Не так ли? – подтолкнул он Сашку к костру, откуда доносились громкие речи.

– Так-таки так, – согласился Александр. – А еще у нас говорят такое: «С землячкой переспать – все одно, что дома побывать!»

– Пошли уже, ледизмен! – Тайфун вновь хлопнул земляка по спине, направляясь к компании. – И так хмель выходит!

– Пошли, – согласился старший лейтенант, шагая за майором. – А что за новенькое словцо такое, хитро закрученное – ледизмен?

– Это на английском, дословно – дамский угодник, – лаконично ответил спецпропагандист.

«За столом» их уже заждались, покрасневшие лица охранников выдавали степень опьянения. Хотя по-настоящему пьяных не было – просто трудный день и изнурительная военная работа дали о себе знать. Выпили еще по одной, хмель с новой силой постучался в Сашкину голову. Разомлев от водки, хорошей и питательной еды, спокойной и, главное, безопасной обстановки, подогретый ожиданиями скорой встречи с яркой представительницей женского пола, Хантер разошелся, раздавая подарки.

Такие случаи нередко случались среди молодых офицеров Ограниченного контингента, живших одним-единственным днем, становясь нормой жизни…

Тайфун получил пистолет-пулемет «Узи», Быстряков – автоматический пистолет «Беретта», зампотыл – клинок дамасской стали, извлеченный из подземелья. Черпак не успел ничего получить – прибежала Оксана, своим появлением прекратив «раздачу слонов».

С собой она принесла еще какую-то закусь и, главное, – пачку чая «Липтон». В скором времени появился закопченный чайник – далекий родственник Шаманского шедевра народного творчества. Спьяну воду взяли в ручье, поставили на костер. Пока грелся чайник, собеседники-собутыльники отблагодарили Сашку – замполит охранбата подарил транзисторный приемник японского производства, зампотыл – литровый термос с металлической капсулой, а вот Чабаненко, хитро прищурившись, вытянул из полевой сумки хорошо знакомый Александру, отлично зарекомендовавший себя в кяризах, фонарик «Три элефанта»…

Сашка в цветах и красках напомнил присутствующим о Тайфуновом «поцелуе смерти». С юмором вспомнил, как под прицелом телекамер Пищинского он, Хантер, «брал высоту в котловине», о чайнике Шамана, о мифических душманах, что недавно чаевничали возле БМП-2Д замполита четвертой парашютно-десантной роты…

Дружное ржание вызвало появление посыльного от комбата, который просил быть тише, и вообще – скорее заканчивать званый ужин. Замечание возымело силу – помня о несусветном гоноре, крутом нраве и паскудном характере генерала Галушко, присутствующие единогласно решили не испытывать судьбу.

Пользуясь небольшой паузой, «борозду правления» в умелые женские руки перехватила Оксана. Собеседницей женщина оказалась довольно остроумной: щебетала без устали, рассказывала свежие «союзные» анекдоты, время от времени поднимая чарку с мизерной дозой водки.

Не стыдясь, рассказала о себе – что лет ей двадцать восемь, закончила кулинарный техникум в Черкассах, была замужем, однако мужа посадили на шесть лет на зону под Полтавой за ДТП. Вот и решила женщина: оставив пятилетнего сына свекрови (ее родители умерли), поехать в знойный Афганистан, работать по свободному найму. Ну и – заработать на кооперативную квартиру на берегу Днепра, накупить шмоток импортных себе и маленькому сыну на несколько лет вперед.

– Держи, Оксанка, подарок! – улучив момент, Хантер вытянул из кармана револьвер (подарок Худайбердыева) и торжественно вручил его красавице, вложив оружие в женскую ладонь. – Чтобы не так страшно было в Кабуле по дуканам ходить! – Для пущей убедительности он закончил спич крепким поцелуем.

Присутствующие пьяно-возбужденно загудели, одобряя офицерский поступок. Озираясь, Александр заметил одобрительный взгляд Тайфуна – тот молча поддержал товарища. Допили бутылку, завзятый Черпак вызвался сбегать еще за самогоном, но бдительный Чабаненко возразил – утром предстояло множество дел, посему лишняя выпивка была уже действительно лишней.

Попив чаю, охранники, довольные ужином и дружным десантным приемом, сняли окружающий караул и побрели к себе. Прощание получилось весьма бурным, как говорится, с четырьмя «О»: Обменом «союзными» адресами, крепкими Объятиями и клятвенными Обещаниями помнить: Ограниченный контингент, этот день в истории, этот званый ужин, и всех на нем присутствующих…

Глядя на женщину, которая в лучах затухающего костра выглядела с каждой секундой все соблазнительней, Александр напряженно соображал – как и где обустроить убежище, дабы уединиться. Помощь пришла внезапно.

– Бери три спальника, – тихонько проговорил Тайфун, приблизившись к земляку. – И там, – он показал рукой в темноту, – метров за пятьдесят, возле ручья, располагайтесь, никто вам до рассвета не помешает. А я здесь на броне до утра покемарю.

– Спасибо, что-то я вообще тупеть начал в последнее время, – продемонстрировал Хантер непревзойденное чувство самокритики.

Оксана молча наблюдала за Сашкиными приготовлениями. И все же удивила, попросив в дополнение к спальным мешкам еще и пару… бронежилетов.

– Было здесь такое, что три или четыре эрэса залетели, – закапризничала красавица.

Возбужденный Хантер, у которого были те же самые проявления поведенческих реакций, что и у вышеупомянутого волка на морозе, стремглав бросился к броне, и притянул три бронежилета, попутно прихватив еще и шлем стальной. Пока бегал, землячка приготовила замечательное ложе из трех спальных мешков на берегу ручейка, не обозначенного на карте, ибо за считанные дни он прекратит свое существование до следующей весны.

Бронежилеты и шлем выложили по краям импровизированного волчье-морозного ложа любви, с таким расчетом, чтоб мгновенно накинуть на себя, расслышав на подлете вражеские снаряды…

Напестовавшись, молодые люди перекочевали в неглубокий ручей, по-детски плескаясь и разбрызгивая воду под яркими и низкими афганскими звездами… Это было какая-то абсолютно невероятная сплав эмоций – дикая резня днем и прекрасное женское тело ночью! Хмель мгновенно улетучился, словно и не было, а Оксана оказалась на удивление страстной любовницей…

Они занимались любовью и купались ночью в теплой мелкой воде ручейка, потом все повторялось снова и снова. Наконец, мокрые и счастливые, любовники прижались друг к дружке и замерли. Дождавшись, пока женщина заснет, Сашка осторожно вытянул сигареты и зажигалку, тихо закурил, привычно спрятав огонек в кулаке.

Часы вместе с оружием (его и Оксаниным) лежали под грудой бронежилетов, серое небо сигнализировало – до утра оставалось всего-ничего. Внезапно в его глазах непрошеными гостями восстали призраки предутренних событий недавних дней – «Аллах акбар!» на высоте «Кранты», кошмарное исполнении песни «Выходила на берег Катюша», рукопашная схватка с Магнатом и компанией…

Сердце безумно забилось в груди, пот выступил по всему телу, оросив даже спящую рядом девушку, руки и ноги задергались в каких-то судорожных хватательно-оборонительных движениях.

– Что с тобой? – проснулась женщина. – Что-то случилось?

– Ничего, звезда моя, – успокоил ее Александр. – Просто воспоминания о недавних лихих ночках набросились, вот и начал смыкаться, как вошь на гребешке, – вспомнил он полтавскую пословицу.

– Тебя не убьют? – прижалась плотнее женщина. – Так хотелось, чтобы ты выжил…

– Не дождутся! – прошептал Сашка, целуя красавицу.

Правда, особой уверенности в его словах почему-то не прозвучало – «веселые картинки» недавних предрассветных часов, очевидно, возымели некоторое влияние.

– Скажи честно – ты, наверное, женат? – привередливо отворачиваясь от поцелуя, спросила Оксанка.

– Да, – не стал прятаться за холостяцкий статус всех без исключения офицеров ОКСВА Александр. – А ты откуда знаешь, я ведь тебе штамп в удостоверении личности не показывал?

– Почему-то так всегда выходит – встретишь нормального мужика, чтобы все было при нем, – засмеялась красавица, ласково балуясь мужским достоинством, – так он обязательно женатым окажется. Да еще и с детьми!

– Это правда, – откровенно ответил Александр. – Растет на Полтавщине у меня очаровашка-дочурка.

– Вот так… – загрустила девушка, и, перехватив недокуренную сигарету, начала жадно втягивать дым. – Может, у тебя в Афгане и ППЖ есть? – уже спокойнее спросила она через некоторое время, выбрасывая окурок в ручей.

– Ну, милая: чего нет, того нет! – улыбнулся Хантер. – Пока тебя не встретил…

Не тратя времени, молодые люди снова закружились в вихре бешеного либидо, укрывшись спальником (похолодало, на землю выпала такая знакомая роса). После продолжительного секса вновь закурили одну сигарету на двоих, отдыхая от утех.

– Ты в Кабуле как часто бываешь? – спросила Оксана между затяжками дыма.

– Ежели честно, – сознался Александр, – лишь однажды и был, когда на пересылке «срок отбывал».

– У меня неслабые связи во Дворце Амина, – девушка легла на Сашкину широкую грудь. – Может, перевести тебя в Кабул, чтобы ты был рядом со мной? Может, у нас с тобой что-то и выйдет, земляк? – она заглянула ему в глаза.

– Благодарю, звездочка, – честно ответил Сашка, целуя в губы. – Но я – как тот Колобок в сказке: от бабки ушел, от дедки ушел, а вот от лисы, то есть от службы в своей бригаде, не смог. Благодарю еще раз тебя за все, мое сердце, окончательный ответ – нет!

– Я тебя недолго знаю, – улыбнулась красавица. – Но заранее угадала ответ на свой вопрос. Запомни – если ты каким-то образом попадешь в штаб армии, то в нижнем городке, близ армейского полка связи, в модуле под несчастливым номером «13» тебя всегда ждут…

– А ежели напорюсь на критические дни? – подначил Александр, наваливаясь сверху, напоминая об отмазке, позволившей Оксане посвятить всю себя благородному делу налаживания шефских связей с офицерами ВДВ.

– Что-то придумаем! – смело пообещала та, прижимаясь всем стройным телом к Хантеру. – А чего это ты сачкуешь, упускаешь драгоценное время?! Вот-вот рассветет, подруги мне не простят, если перекину на них генеральский завтрак!

Последний раз запомнился молодым людям на всю жизнь – стоило им самоотверженно углубиться в глубины Камасутры, как вдалеке прозвучал специфический звук, напоминающий вопль бешеного ишака – это на подлете вибрировали стабилизаторы реактивного снаряда. Ничего не говоря, не отвлекаясь от занятия, благодаря которому не прекращает свое существование род людской, герой-любовник закинул за спину три бронежилета и с удвоенным упорством продолжил мужчинское занятие.

– Нам в самом деле ничего не угрожает? – Оксана, задыхаясь от удовольствия, горячо обвила руками его шею.

– Ничего, кроме прямого попадания, сердечко мое! – прохрипел несколько запыхавшийся Хантер. – Но мое прямое попадание в тебя – это намного приятнее! – Частота фрикций приблизилась к кроличьим рекордам.

– Будь что будет… – страстно выдохнула девушка, изгибаясь всем телом. – Обстрелы каждый день, а любовь – одна на всю жизнь! Не отвлекайся, дорогой!

И дорогой не отвлекался, пока достойно, со знанием дела, не закончил то, ради чего и начинались сексуальные утехи…

Обстрел оказался какой-то разгильдяйско-ленивый – неприцельный, по площадям, одиночные снаряды неуверенно падали на большом расстоянии один от другого, очевидно, «духи» выставили снаряды ночью, придав примерный угол возвышения, на глазок направив в направлении ПКП Сороковой армии.

И лишь один шальной снаряд угодил в землю метров за пятьдесят от любовников, «розочка» пошла гулять куда-то в другую сторону, несколько камешков прилетело к молодым людям, ударив по панцирю, салютуя, таким образом, замечательной Сашкиной победе, и несгибаемой волчьей эрекции…

Сразу же стало слышно, как бабахнули пушки армейской артиллерийской группы, замолотили мощные двигатели многочисленных бронеобъектов, залопотали невидимые лопасти обоих дежурных вертолетов, ночевавших на полевой площадке рядом с ПКП.

Любовники никак не хотели отрываться друг от дружки – крепко обнявшись, они лежали неподвижно, не шевелясь, словно объятия могли защитить от жестокого мира, восставшего на дыбы совсем рядом.

Длилось так недолго – Сашка расслышал грохот дизеля родной БМП. Одеваться пришлось под спальником, вокруг уже рассвело. Обувались сидя на берегу ручья.

– Я побежала, – Оксана поцеловала любовника в губы. – Если будешь здесь – пришли своего сержанта, я наведаюсь!

Быстроногая и стройная, девушка стремглав метнулась вверх, на бегу посылая воздушный поцелуй. Праздник закончился, волки разбежались, мороз сменился жарой…

 

Потомок Берии

Вокруг брони суетились бойцы, приводя себя в порядок, прибирая мусор после вчерашних посиделок. Зверобой и его команда выглядели как огурчики. Да и что такое одна-единственная бутылка водки на пятерых крепких и выносливых десантников?! Бойцы были чисто выбриты, тельняшки и форма – выстираны, берцы напомажены какой-то гадостью и блестели, как кошачьи гениталии, оружие – вычищено, машина – отдраена после пребывания в ней раненых и пленных. Возле кормы пылал костер из остатков вчерашних дров, на огне дымились котелки с какой-то едой и неизменный чайник – виновник интересных воспоминаний и нарушитель ночной тишины. Тайфун сидел на берегу ручья, старательно намыливая запавшие щеки увертливым кусочком мыла, держа перед собой «дежурное» гинекологическое зеркальце.

– Как оно, ледизмен? – вместо приветствия с иронией спросил он старлея. – Как в той афганской песне: «Ахнули разом, разинули рты, эх, нае…сь, что в марте – коты!» Так?

– Есть немного, – тот по-кошачьи прищурился, поймав первый солнечный лучик. – Не девушка – огонь!

– Надо было бы вам немного дальше отойти, – посмеивался сквозь пену майор. – Ваши стоны, крики-вопли, ахи-охи, даже тут слышно было! Пришлось включить транзистор, подарок Быстрякова, настроить на радиостанцию «Маяк», чтоб заглушить ваши амуры!

– Ничего, я так думаю – никто не в обиде… – засмеялся старлей, снимая форму и ложась в ручей, успевший за ночь немного остыть.

– Благодарю тебя за «Узи» – спокойно промолвил спецпропагандист, продолжая бриться несуразным станком. – Это израильское оружие является непревзойденным для ближнего боя, особенно среди дувалов, в кяризах, помещениях, «зеленке». К ней подходят наши отечественные 9-мм патроны. И, поверь мне друже, бой у этой малютки дай Боже!

– Ты, Тайфун, – подколол из воды Хантер. – Как тот Доцент в «Джентльменах удачи», у которого одна половина черепа кое-что помнит, а другая – нет. Запамятовал что ли, как я с «почтальоном Стечкиным» плотно и проникновенно дружил?

– Действительно, запамятовал! – засмеялся и майор, заканчивая жуткое и неприятное дело. Он зашел босиком в ручей и наклонившись, начал умываться. – Будешь бриться?

– Бриться буду, но не этой гадостью, – показал старший лейтенант на орудие пыток, которым истязал себя Тайфун. – У меня есть подарок от артиллеристов – опасная бритва «Zolіngen»!

Он выскочил на берег, залез на броню. Вытянув из полевой сумки бритву и зубную щетку с пастой, Александр спустился к ручью. Наведя лезвие на «обратке» офицерского ремня, Хантер намылил щеки и попробовал побриться. Однако контузия вновь проявила себя: рука предательски дернулась, острая сталь порезала кожу, кровь ручьем полилась по шее. Чабаненко, наблюдая эту картину, колоритно выругался.

– Чтоб тебя дождь намочил, Шекор-туран! – он отобрал у земляка бритву, заклеил какой-то белой бумажкой порез на лице и, взяв лезвие в руку, уверенно и спокойно побрил товарища. – Тебе в госпиталь нужно, друже! – жестко, глядя прямо в глаза, промолвил майор. – Состояние твоего здоровья оставляет желать лучшего!

– Ну-ну! – старлей перевел все в шутку, умываясь в ручье. – Оксана ночью нечто другое утверждала!

– Что ты ему сделаешь! – сплюнул майор в сердцах.

Позавтракали тем, что осталось с вечера. Едва поели, как с горки скатился вездесущий Черпак со своими бойцами, притянув термосы с кашей и чаем. Пришлось перезавтракать. После приема пищи Александр занялся собой – постирал тельняшку, развесив на пушечном стволе, подшил свежий подворотничок, почистил берцы.

Пока готовился, тельник успел просохнуть, поэтому он надел форму, проинструктировал Зверобоя – что и как делать в свое отсутствие, и пошел вместе с майором на ПКП армии. По совету Тайфуна, на броне старлей оставил все нештатное оружие, в том числе и автомат, принадлежавший раненому старшему сержанту Логину. Кроме формы (при ремне с портупеей!) и полевой сумки, на этот раз на старшем лейтенанте не было ничего. Приближаясь к штабному городку, состоявшему из палаток и кунгов, Александр неожиданно обратился к майору.

– Николаевич! Почему ты распорядился именно такие «левые» награды на меня нацепить – Красную Звезду и «За службу Родине» третьей степени? – прозвучал в утреннем воздухе неожиданный вопрос. – Почему не орден Красного Знамени, что иногда Боевым называют? Или еще там какой-нибудь орден, скажем – Богдана Хмельницкого?

– Видишь ли, земляк, – майор закурил, угощая собеседника, – афганцы за эти годы научились разбираться в нашей наградной системе, как и мы – в ихней. Опытный и умный наблюдатель, заметив обе награды рядом, постигнет определенную систему, а именно: орден Красной Звезды – награда, бесспорно, почетная и заслуженная, тем не менее – чисто боевая, дается исключительно за ратные заслуги, связанные с выполнением обязанностей воинской службы в экстремальных условиях.

А вот орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» – это, так бы сказать – интеллектуальный орден, который вдобавок имеет так называемую перспективу – три степени. Кстати, обладатель всех трех степеней по общему объему льгот и привилегий, приравнивается если не к Герою Советского Союза, то к полному кавалеру орденов Славы – точно! Знал о таком?

– Первый раз слышу! – растерялся старший лейтенант, уже возомнивший себя опытным воином и героем-любовником.

– Хорошо, что не в последний, – засмеялся Тайфун, продолжая лекцию по наградной системе Союза ССР. – Так вот, выбирая для тебя награды, которых ты не получал (хотя в перспективе получишь!), мы с рафиком Давлетом крепко подумали. Соединение этих орденов – боевого и интеллектуального – скажет постороннему наблюдателю, мол, носитель этих наград является человеком насколько смелым, настолько и умным, – пыхнул он окурком, выбросив на землю, продолжая: – А другие награды нетипичны для офицеров твоего ранга и твоего характера. Ферштейн? – с улыбкой спросил майор на немецком языке.

– Яволь, герр майор! – шутя, ответил старший лейтенант, подбрасывая руку к кепи.

– Относительно ордена «За службу Родине», – продолжил спецпропагандист, – то, по большому счету, перспективному и упорному молодому офицеру лучше начинать службу именно с этого ордена, а не с Красной Звезды, – размышлял вслух майор. – Поскольку сразу же приоткрывается перспектива – получить еще две степени. Одна, две или три Красных Звезды не имеют никакой перспективы, а вот «За службу Родине» – совсем другое дело!

– Я понял, саиб джигран. – Хантер обратился к Тайфуну на афганский манер. – Ты мне рекомендуешь именно с этого ордена начать?

– Будет, как будет, – снова потянуло на философию земляка. – Наша главная задача – чтобы все наши ордена нашли нас при жизни! И за нас как можно дольше не поднимали третий тост!

Таким образом, разговаривая, приблизились они к штабному городку. Возле палаток и кунгов маячили вооруженные часовые. На подходе у офицеров проверили документы. У Хантера их не оказалось, поэтому Чабаненко поручился за него перед старлеем из охранбата, осуществлявшего контрольно-пропускной режим.

Бдительный охранник спросил – ли не тот это офицер, который вчера прыгал в кяриз. Получив утвердительный ответ, он даже дал сопровождающего – сержанта, абы провел офицеров к передвижному политотделу Сороковой армии. С первого взгляда политотдел ничем не отличался от других штабных палаток, хотя это первое впечатление оказалось обманчивым.

Приблизившись к линейке, с замершими вышколенными часовыми, Александр увидел большую лагерную палатку, на которой красовалась красная бирка: «Полевой клуб». Рядом с палаткой стояла клубная машина ПАК 65/70 на базе ГАЗ-66, еще дальше маячила так называемая Алка Пугачева – агитационная машина на базе БРДМ-1, с ушами матюгальников-громкоговорителей поверх брони. Рядом стояли несколько кунгов на базе ЗиЛ-131 с прицепами – судя по всему, в них размещались передвижная фотолаборатория, типография и что-то еще.

На одном из кунгов виднелась лейба с суровым названием «политотдел». Камешки, подобранные по размеру и конфигурации, были выкрашенные хлоркой в белый цвет и выложены вдоль линейки идеально ровной линией – военно-казарменный порядок выдерживался неуклонно…

– М-да-а, – грустно протянул старлей, глядя глазами, преисполненными суеверного ужаса. – Лучше по кяризам лазать, чем таким образом служить…

– Каждому – свое, – согласился Чабаненко. – И вся беда в том, что все эти бездельники, – майор бесцеремонно, не стыдясь присутствием постороннего человека, обвел рукой вокруг, – тоже являются участниками боевых действий в Афганистане, как и мы с тобой, да и деньжат получают поболее.

– Я, кстати, – засмеялся Хантер, – уже три с гаком месяца в Афгане, но до сих пор ни одного чека в руках не держал! Они в финчасти так и лежат, мне пока не до них. По аттестату на жену с дочуркой ежемесячно двести рублей пересылаю в Союз, и все.

– Счастливый! – улыбнулся майор. – Довольно, сержант, нас сопровождать! – обратился он к охраннику. – Можешь идти, мы здесь сами управимся!

– Есть! – щелкнул каблуками сержант и, приняв строевую стойку, крутнулся через левое плечо и зашагал в обратном направлении.

– Тю! – охренели земляки, успевшие за время боевых действий отвыкнуть от некоторых уставных норм и правил.

– Теперь слушай сюда, земляк, – Чабаненко приблизился по-заговорщицки. – Я пойду по своим делам. Помни – об операции «Иголка» ты никому (слышишь, никому!) не имеешь права рассказывать. Лишь через десять лет сможешь о ней Оксанке в постели рассказать!

– Тайфун, ты херово обо мне думаешь! – обиделся Петренко. – Про войну у нас с ней ни слова не было! Поверь, у нас было чем заниматься, нежели лясы точить о вековечных проблемах войны и мира!

– Это есть хорошо! – майор не отреагировал на оскорбленные интонации в голосе товарища. – Сегодня у тебя и твоих подчиненных возьмут подписку о неразглашении военной и государственной тайны. И сегодня же тебя должны допросить Иванов-Гнус и представитель военной прокуратуры…

– Допросить?! – нехорошо оскалился Хантер. – Что, я уже в качестве задержанного?

– Не щерься, Хантер! – приструнил его Чабаненко. – В каком качестве тебя будут допрашивать, тебе доведут. Помни – те, кто тебя будут допрашивать, не имеют права знать про «Иголку» ни единой детали! Для них вы организовывали охрану и оборону во время обмена пленных, запомнил?

– Запомнил… – тяжело дыша, ответил Александр. Нервный приступ вновь вызвал колокольный звон у него в голове.

– И дай мне слово офицера, – стал мягче Тайфун, глядя в изменившееся Сашкино лицо. – Как только покончим с этой бодягой, ты первой же вертушкой улетаешь в Джелалабад и там пройдешь обследование…

– Никуда я не полечу! – взорвался старший лейтенант. – А рота моя – как там? Я здесь прохлаждаюсь и совсем не знаю – где мои подчиненные и что с ними!

– Успокойся, земляк! – попросил спецпропагандист. – Я тебя уже выучил: в скором времени у тебя пойдет кровь из всех девяти отверстий, данных человеку Аллахом, как говорят на Востоке. Пять – десять – двадцать минут тебе понадобится, чтобы прийти в себя, и лишь потом будешь на что-то способен. Ты попробуй запомнить – это ненормально! Как тебе еще объяснить?! Нормально – это когда ты можешь адекватно переносить психические и физические перегрузки любого характера: боевой, служебной, семейной или другой природы происхождения. Понял, чертяка упрямый?

– Понял, – успокоился Александр. – Убедил ты меня, Тайфун. Как закончу эту хренобень, обещаю – слетаю в Джелалабадский госпиталь, с одной целью – ради кратковременного медицинского обследования! И не больше!

– И за это весьма признателен вам, Александр Николаевич! – сыронизировал Чабаненко. – Должен тебя кое о чем предупредить. Главное – сдерживай себя во время допросов: контрразведчики и прокурорские следователи – большие мастера провокаций, инсинуаций и прочих гадостей.

Поэтому – больше молчи и слушай, меньше говори, ставь свою подпись лишь под тем текстом, который тебе целиком понятен, на вопросы старайся отвечать лишь однозначно: «да» или «нет», избегай неопределенных ситуаций, когда твои слова могут использовать против тебя. На допросе лучше думай о чем-то милом твоему сердцу, хорошем, добром, например о сегодняшней ночи с волшебной землячкой…

– Это можно, – расплылся кошачьей улыбкой Александр.

– Вот и хорошо, – ухмыльнулся спецпропагандист. – Заходи в «сельский клуб». – Он подтолкнул старлея к палатке с надписью «Полевой клуб». – К тебе подойдут. Бывай, дружище! – пожал его руку Тайфун. – Все будет хорошо, но все это предстоит пережить!

– Бывай! – невесело ответил старший лейтенант, провожая взглядом худую, жилистую фигуру.

Внутри «сельского клуба» не было ни души. Большую часть палатки заняли столы, что стоят в солдатских столовых – длинные и узкие, возле столов – длинные солдатские лавки. Вдоль брезентовых стен на специальных сварных конструкциях висели стенды с обязательным набором партийно-политического бреда: моложавые портреты Генсека резко диссонировали с фейсами-лиц престарелых членов Политбюро.

Поражали бестолковостью огромные лозунги: «Навстречу девятнадцатой партийной конференции!», «В ТуркВО жить и служить по-боевому!» (а разве здесь, в Афгане, можно как-то иначе? – недоумевал Александр). Безразлично выглядывал из-под брезента жизненный путь В. И. Ленина, засиженный мухами, а затяганные афоризмы вождя – о том, как учиться в мирное время, дабы на войне не дать маху, не вызвали у старлея ни энтузиазма, ни подъема.

Рядом выглядывала ужасающая звериная морда империализма. Из-за хищной империалистической мордяки призывно зазывали всяческие истории: комсомола, ТуркВО и Сороковой армии. Недалеко висели отретушированные портреты Героев Советского Союза (большей частью – посмертно), получивших это высокое звание в Афганистане. С одного портрета на Сашку остро глянул старший лейтенант Александр Ботников – Герой Советского Союза, замполит роты. «Не бойся, тезка! – говорил его прямой и вызывающий взгляд. – Все это херня, прорвешься!».

Отдельно висели истерзанные мухами плакаты, посвященные так называемому «солдатскому ускорению», рядом – стенд с эпизодами афганско-советской дружбы: концерты, работа агитотрядов, строительство школ, дорог и больниц, зверства душманов и т. п. Передвижные стенды были сделаны с таким расчетом, чтобы их можно было вытянуть на двор, демонстрируя под открытым небом.

Обратил на себя внимание Хантера один стенд, который сиротливо торчал возле самого выхода, титульной стороной к брезенту. Саня приблизился к нему и повернул к себе. Это была фотогазета, выпускаемая спецами политотдела на ПКП армии. Ею и заинтересовался Александр, и, как выяснилось – недаром.

Фотограф оказался настоящим мастером, выбирая интересные и необычные ракурсы, от чего обычные персонажи и обстоятельства выглядели совсем по-иному, получая новую смысловую нагрузку. Вот полковник Ермолов (живой и невредимый, судя по всему, накануне подрыва) попирает ногой в запорошенной пылью кроссовке захваченную в горах реактивную пусковую установку.

А здесь ЧВС и журналисты беседуют с десантниками четвертой парашютно-десантной роты на СТО. Вот подполковник Леонидов, он же Циркач, в своей клоунской одежде, рядом с сержантом Владимиром Кузнецовым: Кузнечику стыдно, он прячет глаза от объектива, а Циркач, наоборот, расплывается от потуг…

Следующие снимки демонстрируют колоссальные масштабы войны – кучи трофейного вооружения и военной амуниции, наши подорванные танки и БТР, разбитые афганские кишлаки…

Несколько фоток удивили и насторожили Хантера, на одной – они вдвоем с Чабаненко, а бойцы, вместе с хадовцами, вытягивают плененных «духов» из-под земли. На другой – пленный гранатометчик, юный бача, пока еще живой и при голове, стоит на коленях, а Бинтик делает ему укол промедола. Когда фотограф снимал? – старлей не понял. Заснял ли он сцену допроса и смертной казни гранатометчика или нет – тоже оставалось загадкой. От таких мыслей по коже пробежала стая мурашек, вдруг стало холодно…

На другом снимке он оттаял: там были зафиксированы три кумушки – Оксана со своими подругами на берегу памятного ручья чистят картофель, в тяжелых бронежилетах и касках. Вид непривычный, но очень интересный. Под каждой фотографией была еще и аннотация красивым каллиграфическим почерком, но из-за контузии Хантер не смог ничего прочитать.

Недолго думая, он оторвал пять наиболее интересных, как для него, фоток, запихав в полевую сумку.

Возле выхода из клуба торчал обычный письменный стол, что бывают в любой ленкомнате. На нем красовалась небольшая лакированная трибунка с гербом СССР. Возле стола стояло три солдатских стула. Не ожидая никого, старлей закурил сигарету, выкурив до такого состояния, «пока сало не зашипело на губах». Выбросив окурок просто под ноги, Александр вспомнил прошлую бессонную ночь, подложил под голову полевую сумку и через секунду забылся здоровым молодецким сном… Пробуждение было не из приятных.

– Чё это ты тут разлёгся? – кто-то грубо теребил его за рукав. – Ну-ка, подъем! – Перед старшим лейтенантом Петренко торчал главный контрик бригады, майор Иванов, он же Гнус, собственной персоной.

Тучный, тщательно причесанный, выбритый до синевы, в чистеньком вертолетном камуфляже, розовощекий майор являл собой картинку для плакатов, висевших по периметру клуба. Александр встал, молча приветствовал старшего по званию – военную субординацию и на войне никто не отменял, как и закон подлости…

– Садись! – разрешил Гнус, и сам сел с другой стороны стола.

«Ни тебе здравствуйте, ни тебе спасибо, ни нам до свидания», – подумал неприязненно Александр, глядя на свежее лицо особиста, его пальцы с рыжеватым волосами. Петренко напрягся, стараясь не спровоцировать приступ дурноты, часто посещавший его в последнее время. Вспомнив ночь на берегу ручья с Оксаной, он, наконец, успокоился.

– Колись, салага! – громогласно провозгласил контрик, вытягивая из так называемой «генеральской» полевой сумки кипу бумаг.

Александр молчал (вспоминая сияние луны, низкие звезды и тихий плеск воды под благословенный женский стон…).

– Что, в молчанку играть будем? – гадко улыбнулся майор. – Ну-ну…

– Я, заместитель командира четвертой парашютно-десантной роты, старший лейтенант Петренко Александр Николаевич, – твердо и размеренно заговорил Хантер речитативом, – официально докладываю голосом, что никакого воинского преступления на территории Республики Афганистан я не совершал. Материалы расследования находятся в бригаде…

– Ты, старлей, мне х…ю не пори! – забрызгал слюной контрик. – Где оружие твое?

– Мой автомат АКС-74, производства Ижевского оружейного завода, заводской серии ОР, за номером 8754039, – спокойно отвечал старший лейтенант (в воспоминаниях маячили искусительные женские губы), – был разбит осколками тяжелого снаряда системы 2С5 «Гиацинт», когда висел у меня за спиной, после чего был мною выброшен на месте происшествия, как металлолом…

– А другое оружие? Где оно?! – Гнус вскочил на ноги, и с пеной у рта заорал так, что в палатку заглянул какой-то офицер, но, увидев сцену допроса, проходившего в лучших традициях злой памяти Лаврентия Павловича, быстро ретировался. – Говори, придурок! – вопил особист. – Ты у меня петухом на нарах в скором времени запоешь!

– Я обязан предупредить вас, уважаемый товарищ майор, – флегматично отвечал Хантер (мысленно крепко обнимая стройное женское тело), – что я, как коммунист, обязательно подам заявление в партийный комитет, дабы вас привлекли к партийной ответственности за поступки, не отвечающие требованиям морального кодекса строителя коммунизма…

– Ты не очень-то п…и, старлей, – немного подешевел Гнус после напоминания о партийной ответственности. – Лучше рассказывай – куда оружие подевал?

– Я уже все рассказал подполковнику Михалкину, – (Сашка купался в теплом ручье после первого удачного знакомства с Оксаной). – Могу повторить, – он смотрел перед собой, словно читал какой-то текст. На самом деле это было лишь оболочкой настоящих эмоций (в воспоминаниях он знакомился с красавицей вторично…).

– Всю эту х…ю, Петренко, – закуривая, продолжил Гнус, – я уже читал. Ты можешь, что угодно впаривать своим коллегам-политработникам, а у меня ты заговоришь по-настоящему! – он вновь перешел на крик, усаживаясь на стол просто перед Хантером, обдавая запахом дорогого одеколона.

– Должен предупредить вас, – Александр флегматично долбил дятлом (начиная третье знакомство с волшебной землячкой), – что я, как коммунист, имею право обратиться по партийной линии в любую инстанцию, напрямую. Рядом находится кунг ЧВС армии генерал-майора Захарова Александра Ивановича, к которому я обязательно нанесу визит по окончании допроса. Я не совершил преступления, я не смещен с должности и поэтому я имею право обжаловать ваше грубое поведение, товарищ майор! – Хантер безразлично выговаривал отточенную фразу (вспоминая, каким образом закончилось третье знакомство с красавицей).

Подобная тактика сбила с толку наглого Иванова-Гнуса.

– Ты мне не грози! – заорал он, тем самым переходя к обороне. – У меня своя подчиненность!

– Устав КПСС – единый для всех. – Александр (лежа под темпераментной наездницей) являл собой образец вежливости.

– Пиши, мать твою, – майор бросил чистые листки под Сашкины руки. – Пиши чистосердечное признание и явку с повинной, а я похлопочу за тебя. – Он использовал старую, как мир и гнилую, как яблоки-паданки, тактику кэгэбистских и ментовских следователей. – Чтобы подвести тебя под амнистию…

– Ничего, товарищ майор, – (молодые люди занялись любовью прямо в ручье), – я писать не буду. Во-первых, мне не в чем раскаиваться, а во-вторых, после контузии я не могу сфокусировать зрение на мелких деталях, к тому же, тремор. – Старлей продемонстрировал сбитые в кровь и загорелые до черноты дрожавшие пальцы. – Пишите вы сами, – предложил он. – А я, после того как прочитаю, подпишу, дескать, с моих слов записано верно…

Такого Иванов вообще не ожидал. Делать что-либо собственноручно он не хотел, всегда и везде выставляя себя с выгодной стороны. Методы шантажа и запугивания, которым он отдавал явное предпочтение, стали притчей во языцех у всех военнослужащих бригады, от комбрига, до «крайнего» солдата ремроты.

Сама мысль о том, что он будет сидеть возле какого-то малахольного старлея, тратя драгоценное контрразведывательное время, которое можно было с пользой использовать на поиск щупальцев империалистических разведок где-нибудь в веселой компании в Джелалабадском госпитале, вызвала у контрика глубокий пессимизм и искренне негодование.

– Вот как ты заговорил! – перешел Гнус на змеиное шипение (не мешая, однако, любовникам шлифовать мастерство, достойное страниц Камасутры). – Ничего, я посмотрю – как ты у меня запоешь после прокуратуры! Скажи мне еще, что ты и по майору Волку не стрелял из трофейного АПС? – ощерился хищной улыбкой особист, лапая себя по безобразной деревянной кобуре.

– Я должен сделать официальное заявление, – заговорил могильным тоном Хантер (с силой раз за разом прижимая красавицу к афганским грунтам, покрытых тройным слоем десантных спальных мешков). – Что все попытки навязать мне покушение на убийство майора Волка является ничем иным, как стремлением дискредитировать меня перед личным составом, партийной и комсомольской организациями вверенного мне подразделения!

– Вижу, что ты хорошо подготовился. – Наглец вытер лоб свежим белым платочком. – Я имею сведения, что на боевых ты передвигался весь обвешанный трофейным оружием. Вот у меня записано. – Он открыл блокнот. – На тебе чего только не видели: пистолет Стечкина, револьвер неизвестной конструкции, немецкий штык-нож, китайский штык-нож, израильской пулемет-пистолет «Узи», итальянский автоматический пистолет «Беретта». – Гнус выказал просто потрясающую осведомленность.

– Ты разве не знаешь приказа командующего армией – сдавать по описи любую единицу любого трофейного оружия? – мерзко улыбаясь, приблизил он свою морду к Александру (который стремительно приближался к очередному ночному оргазму).

– Знаю, – усмехнулся афганский Казанова. – Тем не менее единственное, что у меня было, – это пистолет автоматический системы Стечкина, – он умело соединил правду с вымыслом. – Я передал его полковнику Худайбердыеву из политуправления ТуркВО, так как это оружие при жизни принадлежало вашему коллеге – майору КГБ Аникееву, зверски замученному в душманском плену. Через ваших коллег пистолет должен попасть в семью погибшего сотрудника КГБ СССР…

– Ты из меня слезу не выжимай! – поперхнулся дымом майор. – Остальные трофеи где? – Видно было, что история с Аникеевым и его оружием оказались для него новостью.

– Остальные трофеи остались в воображении ваших стукачей, – (Александр не отвлекался от настоящей мужчинской работы). – То есть, прошу извинения, информаторов, товарищ майор.

– Ты не п…ди, – тяжело дыша, словно разгружал вагоны, проговорил майор. – Все одно я тебя расколю!

– Каждый имеет право на ошибку, как сказал великий Омар Хайям, – промолвил Петренко, вспомнив привычку Худайбердыева украшать свои речи выражениями восточных классиков.

 

Часть восьмая

Буру-бухай, Афганистан!

 

Эффект весла, сломанного на голове

– Хорошо! – контрразведчик плюнул бычком под Сашкины ноги, запихивая бумаги в полевую сумку. – После допроса в прокуратуре ты у меня запоешь совсем по-иному, – привычно перекинул ответственность с себя на других отпетый негодяй в майорских погонах. – Явишься с повинной, но будет уже слишком поздно! – продолжал он бормотать себе под нос.

– Сомневаюсь, однако! – закусил сигарету зубами Александр, приподнимаясь со стула (они с Оксаной тоже перекуривали в паузе между коитусами). – Поскольку не имею вины, чтобы являться с повинной…

– Ты, сопляк! – подлетел к старшему лейтенанту взбешенный майор, схватив за петельки. – Я ж тебе сейчас чисто по-мужски морду набью!..

На этот раз Хантеру пришлось раньше времени выйти из мира грез (прости, красавица!), возвратившись в «здесь и сейчас».

– Это ты, майор, зря. – Он оттолкнул наглеца с такой силой и злобой, что тот отлетел в противоположный угол палатки. – Я тебя, курву, сейчас порву, как Бобик фуфайку, – вспомнил он полтавскую поговорку. – А когда на твой бабский визг прибегут политотдельцы, заявлю, мол, ты ко мне, безоружному, полез, угрожая огнестрельным оружием! Потомок Берии херов!

– Ты, ты… – задыхался от праведного гнева Гнус. – Ты не понимаешь, салага, с кем связался! Я ж тебя… Да ты у меня…

– А еще, козлик, – Хантеру было нечего терять (Оксанка подалась в генеральский пищеблок), – сдается мне, ты – из Полтавы, землячок мой? Так у меня там полным-полно друзей, которые легко исполнят мою просьбу: донесут твоей жене, как ты Макитру, походно-полевую жену Михалкина, петрушишь в свободное от поисков шпионов время. Как тебе такая перспективка? – гремел Хантер, подступая к испуганному майору.

– Что за шум и гам? – послышался знакомый голос перед палаткой – в клуб зашел Тайфун с довольной физиономией.

– Вот, – начал привычно блефовать Хантер. – Набросился майор Иванов на меня с пистолетом, хотел застрелить! Угрожал, дескать, если не сознаюсь в государственной измене и в покушении на генерала Галушко, он мне яйцо отстрелит! А я ж без оружия… – натурально пожаловался он.

– А я – единственный свидетель! Я все слышал собственными ушами, все видел собственными глазами! Сейчас я направляюсь к генералу Захарову, – поддержал игру Тайфун. – И, по распоряжению члена Военного Совета нашего войскового соединения, проведем партийное расследование по факту превышения служебных полномочий начальником особого отдела, коммунистом, майором Ивановым, на почве бытовой распущенности и беспорядочных половых связей! – Спецпропагандист щедро сыпал перлами персональных партийных дел.

– Слушай, майор, – Гнус хрипло обратился к Тайфуну. – Пусть старлей выйдет, а мы с тобой один на один переговорим…

Хантер вышел из душной палатки, с удовольствием раскурив потухшую сигарету на свежем воздухе. Ветерок высушил пот и успокоил напряженные нервы. Клубные переговоры заняли не больше трех минут – Тайфун оказался настоящим мастером переговорных процессов. Ничего не говоря и не глядя на старлея, Гнус стремглав выскочил из палатки, рванув к вертолетной площадке.

– О чем трепались? – поинтересовался Александр.

– О политике вашего взаимного ненападения, ха-ха-ха! – громко захохотал майор, и только сейчас Хантер понял, что тот основательно «под градусом». – Ты – ничего не помнишь, он – тебя не знает. Если он нарушит свое обещание – я сдаю его по полной программе. В тебе я не сомневаюсь, что смальца в твоей голове хватит, чтобы не лезть поперек батька в пекло, то есть не дразнить спящего тигра, теребя его за усы, – продемонстрировал Тайфун знания украинско-китайского фольклора.

– Добро, – согласился Хантер. – Я к нему теперь ни на сантиметр, пусть живет, шакал!..

– Это правильно, – согласился майор. – А ты молодцом держался, я минут десять вас слушал, удивляясь – как ты вежливо разговариваешь. Афорин! – похвалил он старлея. – А чего в конце сорвался?

– Ночь любви, к сожалению, была очень коротка, – улыбнулся тот. – Была б это зимняя декабрьская ночь, а еще лучше – полярная! На большее смальца, как ты говоришь, не хватило! – засмеялся старлей. – А чего это ты в разгар рабочего дня, на ПКП армии, так на грудь принял? – спросил он земляка, которого потихоньку все больше развозило.

– Мулла Сайфуль – мертв! – пьяно улыбаясь, радостно сообщил спецпропагандист.

– Как это мертв? – задал глупый вопрос Хантер и тут же поправился. – Когда?

– Сразу же после того, как возвратился от нас, – пошатнулся майор. – Приехал наш голубь мира, его обыскали, поскольку возвратился после переговоров с кяфирами, нашли зашитое в халате «подметное письмо» и, не мудрствуя лукаво, сделали служителю Аллаха харап, повесив на дереве…

– Повесили? Муллу? Не может быть?! – наигранно удивился Александр, на самом деле он уже хорошо изучил местные дикарские традиции.

– Даже за шею! – подтвердил Тайфун. – Теперь душе кровожадного убийцы никогда не попасть в райские сады ангела Ридвана!

– Туда ему и дорога! – согласился Хантер, довольный финишем земного пути опасного неприятеля. – Что же теперь?

– А теперь, мой юный друг, – майор применил выражение рафика Давлета, – эту местность на ближайшие полгода ожидает дикая азиатская резня. Найгуль, отец Наваля, будет мстить инженеру Хашиму, чьи люди повесили муллу. Кровавая местная вендетта на несколько месяцев выведет данный ареал пуштунских хейлей из орбиты вооруженного противостояния с шурави и народной властью. Более того, – несмотря на опьянение, мозг Павла Николаевича работал четко, – инженер Хашим уже обратился к нам за помощью, чтобы завалить Найгуля!

– А Наваль? – Хантер поинтересовался судьбой «крестника». – Живой?

– Наваль твой владеет удивительным даром избегать смерти, – пьяно захохотал майор. – Убежав от головорезов Хашима, именно он теперь является командиром отряда гази, воюющих на стороне Найгуля.

– Интересно получается! – хлопнул в ладоши Хантер. – Ты, Павел Николаевич, наверное, иди-ка к моей БМП, приляг там на бережку – отдохни, а то, я смотрю, ты немного подустал…

– Не без того… – согласился Тайфун. – Ввалил на радостях кружак неразведенного медицинского спирта! Да еще ночь не спал, радио внимал, дабы визги-писки ваши котячьи не слышать!

– Кто на что учился, – улыбнулся Александр, поддерживая майора, чтобы не упал.

На их счастье, откуда-то вынырнул замполит охранбата Быстряков, и Хантер быстро передоверил Тайфуна капитану. Вскоре Чабаненко, при бдительном сопровождении Черпака был препровожден на берег ручья, где и вырубился, забывшись богатырским сном, под охраной гвардейского десантного экипажа. Возвратившись к клубу, Александр встретил возле палатки плюгавого капитана в очках, в тяжелом бронежилете и каске. В руках он держал желтый кожаный портфель, что вполне мог бы стать предметом гордости председателя колхоза-миллионера или секретаря парткома «номерного» завода.

– Капитан Серебряков, старший следователь военной прокуратуры, – представился очкарик. – А вы, стало быть, старший лейтенант Петренко?

– Так точно, – согласился Хантер, рассматривая несуразного военюриста, на котором военная амуниция висела, как седло на корове. – Чем могу быть полезным? – не смог удержаться он от подколок.

После душевной беседы с типичным представителем спецслужб, Александр осознавал, что подобная тактика (воспоминания о ночи на воде) уже не принесет ожидаемых плодов. Поэтому решил держаться независимо и несколько нахально – терять все одно нечего.

– А вот это мы с вами, – сообщил следователь, – общими усилиями, и выясним.

– Началось в колхозе утро! – грустно вымолвил старший лейтенант. – Опять за рыбу гроши…

– Следствие покажет, – сухо сообщил капитан, что в травмированных Сашкиных мозгах прозвучало почти как «фирменное» заверение врача-патологоанатома: «Вскрытие покажет!»

Место в клубе оказалось занятым – политотдельцы загнали туда толпу солдат и сержантов срочной службы с целью проведения так называемого боевого и политического информирования. Александр недоверчиво взирал на сие действо – за относительно небольшой отрезок времени пребывания на войне, он, с одной стороны, научился воевать, а с другой – напрочь забыл о партийно-политической бредятине.

Следователю пришлось отыскивать место для проведения допроса. И он его нашел – свой кунг выделил исполняющий обязанности начальника тыла армии полковник Спицин. Будка на базе армейского вездехода ЗиЛ-131 была обставлена великолепно – два небольших кожаных диванчика, однотумбовый стол, печка-буржуйка (как для зимы – неплохо), тумбочка, крутящиеся стулья – все было крепко прикручено к полу…

В уголке что-то скрывалось за занавеской. Более всего старлею понравился так называемый «афганский кондиционер». О нем он много раз слышал от опытных воинов, но вживую увидел впервые. Состояло данное устройство из большого электровентилятора, питавшегося автоэлектрикой, и обрешеченного ящика с плотно запрессованной верблюжьей колючкой.

Специально выдрессированный боец время от времени заливал в «кондишен», торчащий за бортом автомобиля, ведро воды и струя воздуха, насыщенная влажными испарениями, создавала эффект, отдаленно похожий на результат работы настоящего кондиционера.

Полковник Спицин, с сочувствием глянув на Хантера, уступил следователю на два часа свой кунг и, наблюдая, как неуклюжий капитан влезает в будку, легенько похлопал десантника по плечу.

– Все обойдется, сынок, – тихонько промолвил он, отдаляясь от автомобиля.

Такое напутственное слово неожиданно успокоило Петренко. «Действительно, нужно все это пережить, – решил он про себя. – Хуже, чем в кяризах, все одно не будет!»

Расположились по разные стороны стола, благо привинченные к полу стулья позволяли. Тщательно разложив бумаги на столе, Серебряков снял с себя шлем и бронежилет, аккуратно разложив амуницию на диване. Под жилетом у него находилась затрапезная «эксперименталка» с мечами и оралами в петлицах. Вдобавок капитан под броником таскал офицерскую портупею с ремнем. На ремне висела потрепанная кобура, в ней угадывался знакомый абрис ПМ.

– Что же, начнем допрос! – начал следователь, держа какие-то бланки перед собой. – У вас имеется какой-либо документ, удостоверяющий вашу личность? – ошарашил он первым вопросом.

Специфика ситуации крылась в том, что все документы Хантер оставил в ППД, справедливо предполагая – ему придется несладко на этих боевых. О том, что предстоит доказывать, что ты – это ты, и никто иной, Хантеру даже и не приходило в голову… Мысли перепрыгивали с одной зацепки на другую, как вдруг он вспомнил – в полевой сумке еще с лейтенантских времен валяется… удостоверение киномеханика.

Необычность появления этого удивительного документа состояла в том, что в политических училищах по итогам занятий по техническим средствам пропаганды, каждому выпускнику выдавалось такое удостоверение.

Возможно, когда-то, где-то, в каком-то райцентре после Великой Отечественной подобное удостоверение давало возможность некоему отставнику устроиться на довольно непыльную работу киномеханика в сельском клубе, но в годы афганской войны эта корочка являлась уже полнейшим анахронизмом. Но, как оказалось, ничего случайного в жизни не бывает…

– Есть одно удостоверение, – рылся в полевой офицерской сумке старлей. – Вот оно! – Он действительно нашел присыпанную пылью коричневую слипшуюся ксиву – ее никто никогда не раскрывал.

С трудом разодрав корочки, Хантер вгляделся в себя (оттуда с вызовом, в форме курсанта-артиллериста пялил зенки самоуверенный юнец) и всучил корку в руки правосудия. Следователь, взяв удостоверение, внимательно его разглядел.

– Для того чтобы убедиться, что вы действительно являетесь Петренко Александром Николаевичем, это удостоверение подходит, – положив ксиву перед собой, неспешно промолвил военюрист. – Но, чтобы удостоверить ваши биографические данные: должность, воинское звание, личный номер, этого мало.

– Удостоверение личности я не брал на боевые, – сообщил десантник. – Поскольку оно быстро превратилось бы в макулатуру, а личный номер – вот он, – Александр вытянул серебряный самодельный жетон, болтавшийся у него на шее, на серебряной цепочке (подарок Ядвиги).

– Хорошо, – согласился очкарик. – Давайте запишем с ваших слов, к тому же, из вашей бригады я уже получил определенные сведения.

Хантер рассказал капитану о себе – кто он, где родился, учился и служил, вступил в брак, вступил в партию, и всякое такое. Капитан тщательно записывал все в бланк допроса. И здесь старший лейтенант Петренко получил колоссальный удар, даже нокдаун, правду говоря…

– Вы уверяете, что по должности вы – заместитель командира четвертой парашютно-десантной роты по политической части? – спросил Серебряков. – Каким образом это соответствует действительности?

– Это соответствует действительности, – ответил Хантер, не ожидая каверзы. – Вся четвертая рота подтвердит. Однако удостоверение мое, в котором записана моя должность, на это время находится в бригаде, поэтому сейчас я не могу доказать документально и наглядно.

– А вот я имею выписку из штатно-должностной книги вашего соединения, – капитан выложил лист плохонькой бумаги, на которой шрифтом разбитой печатной машинки было что-то напечатано.

Внизу стояла печать с подписью – бумажку заверили.

– Так здесь написано, – читал по-писаному следователь, – вы являетесь… заместителем командира роты материального обеспечения бригады по политической части…

Ежели б Сашку ударили веслом по голове, эффект был бы менее впечатляющим. У Хантера зашумело в голове, перед глазами расплылись белые пятна, из носа и ушей ручьем полилась кровь… Очухался старлей привычно быстро, а вот следователь перепугался не на шутку.

– Дежурный! – громко закричал он, высунувшись из кунга. – Немедленно врача сюда, офицеру плохо!

Пока он орал, Петренко, подсев к ведру с водой для «кондишена», умылся, приводя в порядок себя и свою форму.

Вскоре в кунг влетел капитан-медик с медицинской сумкой в руке, в компании с довольно симпатичной прапорщицей-фельдшерицей. Не слушая никаких объяснений, они положили Хантера на диванчик, приступив к осмотру. Померяли давление, посчитали пульс, помяли живот, осмотрели горло, глаза, нос и уши. После того как старшего лейтенанта проверили на нервные реакции, врач объявил безжалостный приговор.

– Контузия. Средней тяжести. Старшего лейтенанта необходимо немедленно госпитализировать! – Врач был безапелляционен.

Хантер не стал возражать – будь что будет, как говорила Оксана.

– Девушка! – с деланным любопытством обратился он к симпатичному медицинскому прапорщику – Если вы меня лично сопроводите в госпиталь, я полечу с вами не только в Джелалабад, но и на самый край Вселенной!

– Какой проворный десантник! – засмеялась военфельдшер. – А вы говорите, что он сильно контужен, – обратилась она к начальнику.

Тот молчал, записывая что-то на бумажке, которую передал следователю военной прокуратуры.

– Вы уж не сильно мордуйте офицера, – сухо промолвил он, обращаясь к военюристу (очевидно, капитан медицинской службы недолюбливал военную прокуратуру). – Старшему лейтенанту Петренко нервные перегрузки противопоказаны.

После того как медицина ретировалась, Серебряков осторожно подошел к старлею, восседавшему на диванчике.

– Александр Николаевич, вы в состоянии ответить еще на десяток-другой вопросов? – тихо спросил он.

– Конечно, товарищ капитан, – ответил Александр. – Вы уже меня извините, я не хотел…

– Ничего, – впервые улыбнулся следователь, – я не такой уж сухарь, каковым меня считают военные медики. Прошу вас, Александр Николаевич, – снова деликатно обратился он к Петренко, – если вы можете адекватно отвечать на мои вопросы, мы продолжим допрос. Поверьте, что мне, как и вам, весьма неприятно это дело, – Сашкина контузия вынудила даже следователя быть откровенным.

– Как вас по имени-отчеству? – спросил Александр у очкарика, возвращаясь за стол.

– Андрей Павлович, – прозвучало в ответ.

Следователь оказался намного умнее особиста по кличке Гнус и, в отличие от того, сумел наладить определенный психологический контакт с допрашиваемым.

– И кто же де-юре является замполитом четвертой роты? – спросил Петренко, постепенно приходя в себя после неожиданного нокдауна.

– Старший лейтенант Дубяга, – сообщил военюрист.

– Так он же, де-факто, – Хантер продолжал демонстрацию знания юридических терминов, – заместитель командира ремонтной роты по политической части, и вообще его никто никогда на боевых не видел…

– И не увидят, – спокойно ответил Андрей Павлович. – Он – внебрачный сын одного из первых командующих нашего объединения. – Представитель военной прокуратуры владел конфиденциальной информацией о внутренней жизни бригады.

– Ваш начальник политотдела подполковник Михалкин сознательно нарушил организационно-штатную дисциплину, – выдавал на-гора информацию прокурорский сотрудник. – Согласно бригадной штатки, вместо вас, на вашей боевой должности находится небоевой Дубяга, на должности Дубяги – лейтенант Фещенко, замполит РМО, а вы – на должности Фещенко. Военная прокуратура гарнизона уже подготовила представление на имя командира вашего соединения по факту нарушений штатной дисциплины, – успокоил он допрашиваемого.

А тот тем временем тяжело фильтровал большой объем информации, вылитый на него весьма осведомленным служителем Фемиды. Александр знал, что «Тачанка» (рота материального обеспечения бригады), не считаясь со своим тыловым предназначением, являлась подразделением боевым по сути, ибо не было ни одного рейса, чтобы колонну роты не обстреляли, чтобы там кто-то не подорвался, не разбился на опасной горной дороге, не сгорел живьем в бензовозе.

Вооруженные одними автоматами, с парой запасных магазинов и гранат, навесив бронежилеты на дверцы кабин, простреливаемых насквозь, воины РМО были просто вынуждены постоянно демонстрировать чудеса храбрости и изобретательности.

Все это не касалось заместителя командира этой роты по политической части – лейтенанта Олежки Фещенко – одного из домашних любимцев Михалкина. Лейтенант выполнял иные задачи: у него была отработана (согласно всем руководящим указаниям) ленинская комната и именно Фещенко доверял Монстр особые поручения – свозить свою ППЖ (по прозвищу Макитра) по дуканам, организовать шашлычки, баньку для проверяющих и многое другое. Таким образом, на боевой (по сути) должности замполита «Тачанки», находился вовсе не боевой, а тыловой лейтенант Фещенко…

– А зачем Михалкину вот такой организационно-штатный преферанс? – спросил Хантер, поглаживая больную голову.

– Выслуживается перед вышестоящим руководством, – просто объяснил следователь. – А как же – четвертая парашютно-десантная рота упорно воюет, – он постучал пальцем по каким-то бумагам, лежавших перед ним, – нанося врагу значительный урон, сама при этом несет потери, однако наградной лист могут оформить, по итогам боевой операции, не на вас, Александр Николаевич, а на старшего лейтенанта Дубягу.

Таким образом, все становится на свои места: если в чем-то кто-то виноват и нужно кого-то наказать, для этого есть старший лейтенант Петренко – замполит «чепешной» роты материального обеспечения, а если кого-то и наградить, так это – старшего лейтенанта Дубягу, якобы боевого офицера.

«Нужно было пристрелить Михалкина ночью! – мысленно вскипел Хантер, заскрипев зубами. – Вот же идиот, пожалел…».

– Не корите себя, – следователь словно угадал Сашкины мысли. – Копии представления прокуратуры мы отправим рассылкой во все компетентные инстанции (в том числе и кадровые, до Москвы, включительно). Даю вам определенную гарантию – после подобного вмешательства военной прокуратуры наградной лист на Дубягу не преодолеет эти преграды.

Дальше допрос пошел резвее. Как оказалось, Петренко допрашивают в качестве подозреваемого в совершении нескольких военных преступлений, многочисленные эпизоды которых объединялись в одно дело – уголовное дело за номером…, дробь…, от такого-то числа и месяца, года… от Рождества Христового.

Чего только не вменяли в вину старлею! Здесь было и самовольное оставление поля боя, потеря оружия и военного имущества, превышение служебных полномочий, халатное исполнение функциональных обязанностей и даже – попытка убийства… Паскудная история, начатая мерзостным Пол-Потом, развивалась довольно интересно (как для постороннего наблюдателя), по законам отнюдь не приключенческого или детективного жанра…

Допрос длился уже час, Александр окончательно успокоился, время от времени курил вместе со следователем сигареты, вечером принесенные Оксаной. Как оказалось, подтвердить факт ночного боя на высоте «Кранты» сейчас никто не может, за исключением, конечно, самого подозреваемого Петренко. Плохо было то, что никого из стоявших насмерть на «казацкой могиле», не было на территории Афганистана. Капитан Аврамов пребывал в стабильно тяжелом состоянии аж в Москве, в госпитале имени Бурденко.

– Кстати, – сообщил военюрист, глядя искоса, в ожидании Сашкиной реакции, – компетентные источники в штабе армии сообщили: на капитана Аврамова оформлено представление на награждение его высокими государственными наградами – орденом Ленина и медалью Золотая Звезда с присвоением звания Героя Советского Союза. В том числе и за тот бой, – подчеркнул следователь.

– Звезда на плечи, звезда на грудь, звезда на холмик земли! – вспомнил Александр слова афганской песни. – Всегда так было: кому-то звезды, а кому-то пинки под зад. Или уголовное дело, – подначил он прокурорского работника.

В ответ Серебряков тактично промолчал.

Перечисляя остальных фигурантов событий вокруг высоты «Кранты», военюрист зачитал допрашиваемому из бумаги – кто и где находится. Картинка нарисовалась с просторной географией, охватывающей (тоже не в Сашкину пользу) гигантскую территорию.

Лом находился в госпитале в Воронеже, Баскаков похоронен с воинскими почестями в городе Набережные Челны, Диордиева, у которого после ранений и контузии начались осложнения и воспаления, из Ташкента перевезли санитарным бортом в Москву, поместив в тот же госпиталь, где лечился геройский капитан Аврамов. Друга Хантера, старшего лейтенанта Кривобоцкого, погибшего на кургане, похоронили за государственный счет на Украине, в городе Кировограде – он вышел из детдомовцев, и не успел даже обзавестись семьей…

Непрошеные слезы выступили в Сашкиных глазах, когда расслышал черную весть, что и похоронить друга по-человечески не получилось. Капитан заметил это, но не стал лезть в душу со своими расспросами. Хантер по-своему был признателен ему: человек делает свою, пусть не очень приятную, но все-таки необходимую работу. И делает, судя по всему, неплохо, в отличие от особиста Гнуса-Иванова.

Дальше оказалось, что «сверчок» Клыч, он же Володя Кихтенко, единственный, которому повезло больше всех, счастливо обойденный пулями и осколками того боя, наконец решил закончить продолжительную службу в Афганистане, где в общей сложности прослужил шесть лет. Подав рапорт на поступление в Рязанское командное воздушно-десантное училище, он поехал в отпуск на Родину, с таким расчетом, чтобы, не возвращаясь в Афган, прибыть летом на вступительные экзамены уже в Рязань. Попытки, предпринятые военной прокуратурой, отыскать его, не возымели успеха – Клыч загулял где-то на просторах безграничной страны, радуясь молодости и жизни.

Хоакин Мурьета, он же рядовой Хакимов, в это время находился в госпитале в Душанбе: у него, как и у Болгарина, возникли осложнения и воспаления, вызванные грязной водой из кяриза. Наваля обменяли, и он не мог дать никаких показаний. Кинолог и старший лейтенант Игорчук пребывали на излечении в Ташкенте, ротный находился снова в инфекционном госпитале в Кабуле. Выходило так, что все без исключения свидетели или погибли, или ранены, и лечатся в военных госпиталях в самых разных городах необъятного Союза ССР. Все это значительно усложняло проведение следственных действий.

Таким образом, петля небезопасных проблем стягивалась вокруг Хантера все теснее. Большинство тех, кто мог бы оправдать старлея, были или мертвы, или пребывали не в том состоянии, чтобы врачи разрешили их допросить, или же носились где-то за юбками, как Вовка Кихтенко, вне пределов досягаемости военной прокуратуры…

Казалось, у Петренко есть лишь один, офицерский выход из запутанной и сложной ситуации, в которой он неожиданно оказался. Выход был простой – не позорить высокого звания офицера ВДВ подозрениями в трусости и дезертирстве, а посему – выйти из кунга и застрелиться!

Не глядя, он подписывал страницы, подкладываемые неумолимым следователем. Потягивая …надцатую сигарету, Александр безразлично перебирал в голове варианты: каким-таким офицерским способом лучше уйти из жизни, дабы грязные подозрения не запятнали его репутации и мундира.

С сугубо офицерским суицидом нарисовались определенные проблемы – пистолета под рукой не было (все сдуру раздал), стреляться из автомата получалось как-то не по-офицерски, а по-солдатски, именно это обстоятельство более всего смущало благородного самоубийцу…

Вдруг в открытые двери кто-то громко постучал, и в кунг ввалилась… Оксана в свежей, накрахмаленной поварской одежде. Лишь колпак она не нацепила, грива шикарных каштановых волос заманчиво раскинулась поверх белого халата.

– Товарищи офицеры! – лукаво улыбнулась она. – Обед остывает! Меня звать Оксаной, – сообщила она, протягивая Серебрякову руку для знакомства.

Тот ошарашенно осмотрелся по сторонам, тем не менее руку даме пожал, что-то растерянно бормоча под нос. По знаку девушки в машину влез солдатик, в чьих руках шипела сковородка с жареной картошкой, потом появились, словно из воздуха, какие-то салатики, бутербродики и еще что-то. Проворная фея от кулинарии настолько быстро убрала со стола, что военюрист не успел и глазом моргнуть. От одного взгляда на скатерть-самобранку, саму по себе возникшую на рабочем месте, на губах ревностного служителя Фемиды закипела слюна.

 

Недостатки армейской Фемиды

– Прошу помыть руки, – отдернула занавеску в уголке волшебница (очевидно, здесь она уже бывала) – там возник рукомойник с мылом и солдатским белым вафельным полотенцем.

Не споря, офицеры помыли руки, подсев к столу – изнурительный допрос уже давал о себе знать. Оксана примостилась возле них третьей – она тоже не обедала. Мудрая хозяйка не предлагала спиртного, понимая серьезность момента, хотя Сашка прекрасно знал: только намекни и водки будет ведро.

Однако Хантер все же беспокоился – в любую минуту мог появиться хозяин этого мобильного помещения, и тогда возникнут проблемы иного характера. Оксана, уловив тревожные взгляды, направленные на открытые двери, поняла их природу.

– Не волнуйся, дорогой, – тихо сообщила она. – Я все устроила, никто нас не потревожит!

Сообразительный военюрист, услышав такие слова, толерантно уперся взглядом в свою тарелку, не говоря ни слова. Александр ел левой рукой, правая лежала на аппетитной коленке землячки. Вдруг развеялись глупые мысли о самоубийстве, как единственном выходе из ситуации. Жизнь продемонстрировала белую полосу «зебры» – сейчас тебе плохо, а через минуту – небосклон играет всеми цветами радуги! Дождавшись, пока мужчины утолят первый голод, наливая в стаканы прохладный компот, Оксана заговорила, обращаясь к Серебрякову.

– Товарищ капитан, а Саша – мой жених! – сообщила она, прижавшись к Александру.

Жених едва не подавился куском – он недавно сообщил очкарику о своем семейном положении, а тот детально записал в свои бланки. Вежливости, выдержке и воспитанности старшего следователя прокуратуры мог бы позавидовать любой английский лорд – он промолчал, ничем не выказав осведомленности.

– Ему что, – Оксана нахмурилась красивым личиком, – действительно что-то угрожает? Вы знаете, – она пламенно защищала любовника, – он такой бесстрашный! Он вчера первый прыгнул в кяриз, чтобы выкурить оттуда душманов, – выдавала она женское видение недавних событий. – Именно благодаря ему вчера удалось вытянуть и пленить группу «духов», – не замолкала адвокатесса с кулинарным уклоном. – И отобрать у них целый грузовик оружия! Он вчера со своими бойцами атаковал засаду, спасая наших охранбатовцев, подорвавшихся на мине, и беспомощно лежавших под огнем! – Оксана разошлась не на шутку…

– Волшебная хозяюшка! – подал голос капитан, воспользовавшись паузой в горячем монологе. – Мне очень приятно, что ваш жених такой храбрый и смелый воин! Я уже в курсе вчерашних дел, в которых Александр Николаевич принимал самое непосредственное участие.

– Поверьте, Оксана, я не ставлю перед собой цель утопить вашего друга или втоптать в грязь его благородное имя. – Следователь оказался настоящим дипломатом. – Просто я хочу выяснить правду, – кажется, очкарик не кривил душой. – Я лично не верю, что такой человек, как Шекор-туран, – вытянул капитан козырь из рукава, – бросил своих людей на произвол судьбы…

– Спасибо вам, товарищ капитан! – обрадовавшаяся от таких слов Оксана и, стремглав метнувшись к капитану, чмокнула в щеку.

Следователь от таких проявлений чувств покраснел, как паренек-подросток. У Хантера, наоборот, внутри зашевелилась какая-то змея, что-то наподобие ревности, но он усилием воли немедленно задавил ее.

– Ой, – засобиралась молодица, глянув на новенький женский «Ориент», блестевший на ее загорелой руке. – Мне немедленно нужно в генеральскую столовую, сам генерал Галушко меня ждет! – словно случайно, обращаясь к следователю, промолвила она, одновременно подмигивая любовнику. – Сейчас хлопец приберет, – уже на выходе из машины сообщила она, – Саша, я еще приду! – Все сразу уместилось в ее скороговорке.

Дождавшись, пока солдат уберет со стола и отдалится от машины, Александр вытянул сигареты и, угостив следователя, закурил сам.

– Я так понял, Андрей Павлович, – он выпустил дым в сторону, струя из «афганского кондиционера» мгновенно развеяла его, – что вы знаете больше, чем мне казалось. Так?

– Завидую я вам, Александр Николаевич. – Капитан до сих не мог прийти в себя после бурного визита, с удовольствием выдыхая сигаретный дымок. – Столько хороших людей за вас переживает…

– И кто именно? – поинтересовался Петренко.

– Могу назвать поименно, – согласился Серебряков, – как говорится, не для протокола. Хотя для протокола имею письменные свидетельства полковника Худайбердыева. Еще до того, как он попал в госпиталь, – исправился юрист, глядя в удивленные глаза старшего лейтенанта. – Еще имеются показания майора Чабаненко, тоже спецпропагандиста.

Кроме того, не для протокола, – военюристу понравилась игра слов, – за вас ходатайствовал командир охранбата подполковник Гайтанцев, секретарь парткома вашего соединения подполковник Ветла, да еще – ваш начальник разведки майор Дардин. Вы не поверите, но за вас моему руководству замолвил словечко исполняющий обязанности начальника тыла Сороковой армии полковник Спицин, чей кунг мы сейчас занимаем, – по-доброму улыбнулся капитан.

– Понятно, чья это забота! – засмеялся Александр, вспоминая лукавую улыбку Оксаны.

– Эх, – мечтательно потянулся, почти простонав, очкарик, утапливая окурок в пепельницу. – Мне бы такого защитника…

«Бедняга, – посочувствовал в душе собеседнику Хантер. – Видимо, к бабе уже больше как полгода не прикасался…».

– Однако есть некоторые лица, характеризующие вас крайне отрицательно, – очкарик вылил ушат ледяной воды на Сашкину голову. – Это подполковник Михалкин, майор Иванов, командир саперного взвода вашей бригады, старший лейтенант Дубченко, тот же майор Волк, в конце концов…

– Надо было кончать Монстра ночью! – В глазах и мыслях Хантера блеснули вспышки ночных выстрелов. – Пожалел сволочь, какой же я дурак!

– Заканчиваем допрос, – капитан юстиции вернулся на грешную землю. – Большая часть вопросов нами уже отработана…

– Давайте, – не очень весело согласился замполит четвертой роты.

– У меня есть расшифровка радиопереговоров, – военюрист играл уже открыто, – которые велись вами во время ночного боя. Вот она, – он протянул напечатанные на машинке, прошитые, пронумерованные и заверенные печатями листы серого цвета, – можете ознакомиться.

– Благодарю, Андрей Павлович, но не нужно, – спокойно ответил старлей, вновь закуривая. – Это те, что пеленгаторщики поназаписывали? – удивил он осведомленностью.

– Да, – согласился капитан. – Я смотрю, вы не такой простой, как мне показалось в начале допроса…

– Не обижайтесь, товарищ капитан, – обратился к собеседнику Хантер. – Но я действительно владею определенной информацией, но сейчас я просто не в состоянии читать, что бы то ни было. Из-за контузии я не могу сфокусировать взгляд на мелких деталях.

– Да, конечно-конечно, – быстро согласился капитан юстиции. – Я помню медицинские рекомендации.

В дальнейшем допрос продвигался еще быстрее. Определенные зацепки возникли только однажды – каким образом (на какой волне) покойный старший лейтенант Кривобоцкий связался со старшим лейтенантом Петренко, поскольку этот обмен пеленгаторщики не зафиксировали? И тут Александр мастерски повернул минусы, недавно игравшие против него, в свою пользу.

Не моргнув глазом он сообщил, что, дескать, связались между собой на каких-то волнах сначала радисты, а уже потом – замполиты. Радисты спецназа полегли в ночных боях, Болгарин лечился в далекой Москве, и вопрос был закрыт.

Правда, еще в одном месте пришлось попотеть – когда военюрист спросил о Пол-Поте, точнее, о стрельбе по нему из трофейного оружия. Наученный майором Чабаненко, Хантер стоял на своем, дескать, стрелять не стрелял, все это клевета, оружие (АПС) было, но он отдал пистолет спецпропагандистам, а те раздерибанили и передали, в свою очередь, сотрудникам КГБ для передачи семье погибшего майора Аникеева… Капитан тщательно записывал все, что говорил старлей, а тот, не читая, подписывал бумаги.

Оказалось, что свидетелей позорной для Пол-Пота сцены, когда тот обмочился, словно и не существовало в природе. Показания взводных, Кузнечика, других срочников раскрывали исключительно картину огневого боя с душманами, обстреливавшими подорванный посреди реки танк, на котором и находились Аврамов, Петренко со своими подчиненными – живыми и мертвыми. Письменных свидетельств эпизода стычки с Волком не существовало по определению – Хантера не сдали, Кузнечик сдержал слово…

– Вот и все, – удовлетворенно заключил капитан юстиции, осматривая горку исписанных листов. – А вы боялись, Александр Николаевич!

– Андрей Павлович, – с каверзой в голосе ответил тот. – Я свое отбоялся в ту ночь, возле высоты «Кранты», – беззастенчиво глядя в глаза следователю промолвил старлей. – Давайте уже заканчивать это сфальсифицированное дело!

– Пожалуй, – согласился Серебряков. – Отныне согласуем некоторые формальности. Вы не волнуйтесь, – опасаясь, как бы Хантер своими причудами не спровоцировал новый приступ. – Наши юридические термины звучат жестко, однако не содержат в себе такой страшной угрозы, как кажется поначалу.

Выходило так: поскольку Петренко является подозреваемым в совершении им преступлений по статьям Уголовного кодекса таким то… (Саня не запоминал, следуя совету очкарика – не нервничать), пунктам таким-то…, то капитан юстиции Серебряков, в полном соответствии с такими-то положениями Уголовно-процессуального кодекса, переводит старшего лейтенанта Петренко в иной статус – из подозреваемого Александр перевоплощался в… обвиняемого!

Дабы Хантер не избежал ответственности (не убёг, что ли?!), следователь избрал для него очень интересную превентивную меру – подписку о невыезде! Расписываясь под этим документом (спровоцировавшим у старшего лейтенанта невеселый смех), Хантер подколол капитана.

– И это – в воюющем Афганистане! – кисло усмехнулся он. – Вы помните, как в кинофильме «Служебный роман» главная героиня говорила: «Анатолий Ефремович! Вы в своем уме?»

Чрезвычайно серьезный следователь, ничуть не обидевшись, успокоил обвиняемого, дескать, это лишь формальная процедура, на самом деле, к нему будет применена иная превентивная мера, применяющаяся в Союзе к солдатам и сержантам срочной службы – оставить при исполнении служебных обязанностей под надзором и под ответственность командира войсковой части (в Сашкином случае – командира соединения). Хантер для вида согласился с военюристом, но через миг вновь взбунтовался.

– Андрей Павлович! – обратился он к старшему следователю, удовлетворенному тем, что изнурительная и неблагодарная работа, наконец, заканчивается. – Я, конечно, извиняюсь, нам в Свердловском высшем военно-политическом танко-артиллерийском училище имени «дорогого» Леонида Ильича Брежнева давали лишь так называемые Основы советского военного законодательства, и у меня, к сожалению, нет университетского юридического образования, в отличие от вас.

Но я немалое время у себя в бригаде, на Украине, исполнял обязанности внештатного военного дознавателя, тесно сотрудничая с представителями Полтавской гарнизонной прокуратуры. И как человек любознательный, я всегда старался выучить особенности того дела, которое мне поручали. Скажите честно, – старлей упер глаза в следователя, – вы же знаете, что буквально по всем эпизодам в обвинениях относительно меня содержится сплошной бред. Не так ли?

– Так, – согласился капитан, отводя взгляд от контуженных глаз. – Но вы же понимаете…

– И я о том же, – давил Хантер. – Так почему вы не прикроете все эти эпизоды, предварительно объединив их в одно дело? Разве нельзя было прикрыть это дело на этапе так называемой прокурорской проверки? Почему вы квалифицируете меня как обвиняемого? По моему мнению, – продолжал Александр сквозь сильный шум в ушах, – у вас есть свои ведомственные, так называемые показатели и вам нужно доложить по команде о печально известном «проценте раскрываемости», не так ли?

– К сожалению, вы правы. – Следователь, в свою очередь, тоже стал откровенным. – Я с первого момента нашего знакомства предполагал, что с вами будет нелегко. Да, печально известный «процент» имеет место быть, – оправдывался очкарик, – к сожалению, это последствия обвинительного уклона в нашей правоприменительной деятельности.

Даже в том случае, когда мы оправдываем человека, мы обязаны отработать так называемое обвинительное заключение (именно так называется этот формализованный документ) …

Так, вы действительно угадали, – военюрист овладел собой и заговорил четко и без эмоций. – Против вас возбуждено уголовное дело, однако должен вам сообщить (без протокола), что мой начальник является давним товарищем полковника Худайбердыева.

И мой шеф пообещал ему, что дело будет закрыто на стадии досудебного следствия под любым предлогом: по формальным признакам, ввиду отсутствия состава преступления, или же – в связи с тем, что у следствия недостаточно доказательств, относительно причастности вас к совершению вышеупомянутых преступлений, или же…

– Благодарю за откровенность. – Хантер вновь перебил чересчур разумного очкарика, не желая повторения приступа. – Надеюсь, ваш шеф останется офицером и выполнит обещание?

– Знаете, Александр Николаевичу, – твердо заговорил Серебряков. – Даю слово офицера (поскольку ваше дело поручено мне), что я в самом скором времени благополучно развалю это дело. Вас устраивает такая постановка вопроса? – Глаза под очками у капитана возбужденно блестели, а рука, поданная обвиняемому, слабо дрожала (от физического напряжения – столько написать! Или – от напряжения нервного?).

– Что ж, – согласился Александр. – Могу лишь надеяться, что офицеры военной прокуратуры держат свое слово! – Он пожал вспотевшую узкую ладонь военюриста.

– И на прощание, – снова обратился капитан к Александру. – Сообщаю, что вам необходимо выполнить еще одну формальность. Хотя для вас это уже не формальность, а вынужденная необходимость, – запутался в трех соснах Андрей Павлович. – Вот вам направление в Джелалабадский военный госпиталь. – Он протянул какой-то заполненную бумажку с печатью и подписью. – Вам предстоит пройти углубленное медицинское обследование и, если возникнет потребность, – квалифицированное лечение!

– Благодарю, – грустно проговорил Хантер, запихивая бумажки вместе с удостоверением киномеханика в полевую сумку. – Очевидно, госпиталь мне все же придется посетить…

– Конечно-конечно! – согласился капитан, собирая свои бланки.

Александр молча наблюдал, докуривая последнюю сигарету, с ужасом понимая – за время разборов с военной прокуратурой, он (со слабой помощью со стороны слепой Фемиды) выкурил три пачки!.. В конце военюрист вновь удивил Александра.

– Скажите, Александр Николаевич, – как-то по-детски, заливаясь краской в лице, спросил он старшего лейтенанта. – А вообще, как оно… в бою… бывает?..

– То есть? – не въехал Хантер. – Вы о чем, Андрей Павлович?

– Вообще – страшно? – спросил капитан, глядя в упор в контуженные глаза. – Особенно там, под землей? – Он показал пальцем в доски пола кунга.

– Конечно, страшно, – не стал выделываться старлей. – Иногда даже очень, особенно – сначала. Потом мозг работает на автоматическом режиме, на подкорке, а тело лишь выполняет команды…

– Выходит – нет абсолютно бесстрашных людей? – как-то с облегчением выдохнул капитан Серебряков.

– Почему не бывает? – пошутил Петренко. – Бывает. Идиоты, наркоманы обдолбанные, например. Продолжить?

– Благодарю вас, – пожал вторично военюрист Сашкину руку. – А то я несколько раз попадал под обстрелы, и так страшно! Думал, что я какой-либо один такой… трус… – стыдливо признался он.

– Страх, – вспомнил Александр чье-то выражение, – точнее, чувство самосохранения, свойственно любому живому организму, но дело в том – как быстро человек может его преодолеть!

– Я горжусь, – расплылся в улыбке капитан юстиции, – что в моей следовательской практике встретился такой подследственный! Недавно мне пришлось вести одно очень неприятное уголовное дело по вашим коллегам – десантникам. Десантную роту разоружили на так называемой «договорной» территории такие же самые «договорные» бандформирования. Командир сдал все оружие, имевшееся в наличии, личный состав подразделения был, если можно так выразиться, интернирован басмачами, впоследствии – передан советскому командованию, избитый и деморализованный…

– Как это?! – У Петренко перехватило дыхание от негодования. – Роту разоружить?!

– Бывает и такое, – грустно подтвердил старший следователь. – Это – чистая правда, подтвержденная материалами уголовного дела.

– А что за подразделение? – заинтересовался Александр. – Из какого соединения? Где этот позор случился?

– Если вы не знаете, – избежал прямого ответа капитан, – то я не имею права открывать секреты следственных действий. Единственное, о чем могу сообщить – вышеуказанный командир подразделения попутно совершил еще одно воинское преступление. Когда на горном хребте роту окружили многочисленные отряды душманов, он организовал отход подразделения за счет… артиллерийской корректировочной группы, приданной его подразделению.

Пока басмачи добивали корректировщиков, рота отошла на «договорную» территорию, где и была интернирована. Под следствием ротный прямо заявил, дескать, не хотел большой крови, поэтому и бросил корректировщиков на произвол судьбы, а потом – приказал подчиненным разоружиться…

– Теперь я начинаю вас понимать, Андрей Павлович, – призадумался Хантер. – Точнее, понимать причину того, почему вы так тщательно меня проверяете. Десантники, оказывается, тоже бывают разными…

– Да, Александр Николаевич, – сняв очки, оголив близорукие глаза, военюрист протирал стекло несвежим платком. – Специфика моей профессии требует тщательнейшей проверки любого факта. В юриспруденции нет места понятиям: как будто», «вроде бы», «приблизительно» и тому подобное.

– Благодарю, – засмеялся Хантер. – Но все же смею напомнить о вашем честном слове и обещании вашего шефа! Такие понятия как «офицерская честь», «достоинство», «верность слову», имеют место в словаре военной юстиции?

– Слово офицера! – подбросил руку под кепи капитан, одевая поверх него стальной шлем.

После шлема очкарик с трудом напялил на себя броник, и, помахав рукой, зашагал к вертолетной площадке. Уставший Петренко остался в машине, собираясь с мыслями…

Возле родной БМП царствовал покой и порядок. Ерема караулил, остальные лениво жарили картофелины на костре, прошампурив их шомполами. Тайфун, уже протрезвев, откисал в ручье. Увидев Хантера, срочники подбежали, забросав вопросами. Чабаненко, помахав в знак приветствия из воды мокрыми руками, продолжал прием естественных ванн.

– Не переживайте, мужики! – успокоил всех старлей. – Я живой и невредимый и пока еще на воле!

Бойцы удовлетворенно загудели, услышав благую весть, и это было приятно. В скором времени из воды вылез и спецпропагандист – поджарый, мускулистый, загорелый. Пожав Сашкину руку, отвел земляка в сторону, чтобы их не подслушали.

– Что там прокуратура? – прозвучал первый вопрос. Выглядел майор довольно трезвым, и лишь специфический спиртовой выхлоп напоминал об утренних событиях.

В ответ Петренко, не торопясь, в деталях рассказал о своем допросе. Тайфун слушал молча, время от времени задавая уточняющие вопросы. История с Оксаниным штурмом кунга развеселила его, похоже было, что он искренне симпатизирует землячке. Но общее расположение духа у майора все же было минорным.

– Понимаешь, Саня, – начал он медленно, после того как старлей закончил свой пространный рассказ. – То, что ты теперь не подозреваемый, а обвиняемый, это очень плохо!

– Почему? – не разделил тревоги старлей. – Я ж не задержанный! Я под подпиской о невыезде! – засмеялся он. – Вот здесь расположусь лагерем, возле Оксаны и ее кухни, и стану невыездным! – потянуло его на оседлую жизнь.

– Ты пойми, что сейчас полетят доклады во все инстанции, – Тайфун не разделял его радости. – Против политработника возбуждено уголовное дело! По таким-то статьям! – майор стал очень серьезным. – А в уставе партийном черным по-русски записано, что коммунист, против которого возбуждено уголовное дело, не может таковым являться!

– Так уголовное дело, – напряг мозг и Хантер. – Это ж как мужской член: сначала возбуждают, а потом неожиданно и…

– Ты мыслишь логически. – Тайфун не стал обижать младшего товарища. – Но партийно-политическое руководство не умеет мыслить логически, оно мыслит исключительно догмами, застывшими догмами. – Было заметно, что у протрезвевшего майора в голове происходит борьба мыслей. – Пока прокуратура закроет уголовное дело против тебя, – вслух соображал он, – Михалкин вместе с Почтальоном Печкиным и Пол-Потом тебя быстро из партии вычистят, даже Ветла не поможет! А потом докажи, что ты – не ишак!

– И что мне делать? – растерялся неопытный в аппаратных играх старший лейтенант. – Может, партийная организация все же таки разберется? – выказал он слабую надежду.

– Эге ж! – грустно улыбнулся Тайфун. – Знаешь, есть такой бородатый анекдот. Бежит в панике по лесу заяц, навстречу ему медведь.

«Куда так быстро, косой?» – спрашивает он.

«Да приехала комиссия из Москвы, из ЦК, – сквозь дрожь отвечает тот, – удаляют всем зайцам в нашем лесу пятую лапу!»

«Так чего ты боишься? – изумился косолапый. – У тебя же их четыре!»

«Но они сначала отрезают, – причитает косой, – а потом считают!»

Хантер невесело засмеялся, а Тайфун продолжал рассуждать вслух.

– Ты говоришь, что у тебя на руках направление в госпиталь? – негромко спросил он.

– Да, – согласился Александр, чья голова уже отказывалась воспринимать большое количество разновекторной информации. – Ты что, – пробило его на догадку, – предлагаешь мне на госпитальной койке перепрятаться?

– Конец с концом! Все же дождался от тебя, хоть что-то путное услышал! – подморгнул обсохший на солнце майор. – Ты же знаешь, на войне бывают не только победоносные времена, иногда нужно отойти, перегруппироваться, отдохнуть, или же – оторваться от противника! На высоте «Кранты» – что вас спасло? – неожиданно спросил он. – Не только и не столько храбрость и огневая мощь, как военная хитрость и умение грамотно рисковать! – майор, как опытный оратор, закончил заданный вопрос подтверждением собственной правоты.

– Именно так, а еще – фортуна! – согласился Хантер, понимая, к чему упрямо ведет специалист по психологическим операциям.

– Значит так, – подвел итог майор Чабаненко. – Поступаем следующим образом: ты завтра ложишься в госпиталь, и находишься там как можно дольше! Эх, – сплюнул на землю, наблюдая Сашкину реакцию, – забыл, с кем имею дело! Ложишься в госпиталь, и находишься там, сколько находишься, – исправился он, смотря в возмущенные глаза. – Судя по неадекватному поведению, продержат тебя там не меньше месяца.

Пока ты там будешь лечиться, – майор мыслил четко, – я с прокуратурой проведу работу, абы они быстренько твое дело развалили. А с Ветлой переговорю, чтобы большевиков наиболее «принцовых» (как говорят у нас на Полтавщине), придержал, чтобы те харап тебе не организовали, заочно!

– А разве заочно это возможно? – не поверил старший лейтенант Петренко. – Что-то не помню я такого в руководящих документах!

– Партия может все! – отрезал спецпропагандист. – Таких случаев до хрена и больше! Биографию Героя Советского Союза, замполита роты, Ботникова знаешь? – спросил он невеселого Петренко.

– Знаю, – грустно кивнул Александр. – Уже знаю, доподлинно, до последней детали! Много похожего…

– Поэтому делай то, что говорят! – давил майор. – Пока там будешь валяться в госпитале, многие проблемы отпадут сами по себе. Как говорил пресловутый Лаврентий Берия: «Нет человека, нет и проблемы». К тому же, я здесь, – он показал на плато, где разместился ПКП, – имею земляков и друзей, они не откажут в помощи.

– Хорошо, – согласился Хантер. – Ты, Тайфун, и мертвого уломаешь!

– Так точно! – согласился и спецпропагандист. – А то ломаешься, как девочка-целочка!

Пока точили лясы, вверху заскулили специфическим визгом тормоза уазика. Облако мелкодисперсной пыли дало понять – машина остановилась где-то рядом. В облаке обозначились две фигуры, неспешно спускавшиеся к воде. Тайфун быстро облачился в форму, представ в своем обычном виде.

Пылища улеглась, а вновь прибывшие люди медленно приблизились. Одного Хантер узнал: в пуштунской одежде шагал хадовец, которому Тайфун передал под роспись «мирных дехкан», выкуренных из кяриза старшим лейтенантом Ерофеевым.

За ним спускался славянин, лет тридцати пяти. Был он невысок, крепкого телосложения, одет в вертолетный камуфляж без знаков различия, в таком же кепи. Ноги обуты в черные ботинки с дырками для вентиляции, виденные Александром на ЧВС армии. Вооружены мужики были серьезно – автоматы, пистолеты, «лифчики», ножи – все, как и должно быть у серьезных людей.

– Салам алейкум, саиб Тайфун! – поздоровался с майором неизвестный в камуфляже, они обнялись.

– Привет, Кондрат Васильевич! – поздоровался в ответ майор. – Прошу любить и жаловать – знаменитейший Шекор-туран! – представил он Сашку.

Александр пожал сильную руку «дядьки Кондрата» (так он окрестил незнакомца, на западно-украинский манер, где это прозвище частенько лепят ко всяческим мутным персонажам. Российский аналог – Аника-воин).

После поздоровались с пуштунским контрразведчиком. Подпольщик «в миру» звался подполковником советской контрразведки Вагановым, базировался в Кабуле, курируя деятельность структур Сороковой армии, имевших отношение к Спецпропаганде. То, что Тайфун находится в приятельских отношениях из Вагановым, Хантер заметил сразу.

Это обстоятельство приятно поразило его, наученный событиями последних дней, он уже научился считать каждый штык, который мог понадобиться в экстремальной ситуации, наподобие того переплета, в который он и попал с подачи позорного Волчары.

Настроены контрразведчики были очень и очень мрачно.

– Александр Николаевич! – удивил Подпольщик вежливым обращением. – Я вам очень признателен за все, связанное с моим погибшим другом, майором Николаем Аникеевым! – он повторно протянул Хантеру загорелую руку. – Мы с ним вместе учились в училище погранвойск, в Алма-Ате.

– Не за что, товарищ подполковник, – просто ответил старлей. – Ежели б довелось снова пристрелить этого Сага, я б с удовольствием сделал это еще раз!

 

Полмиллиона за голову

– Дело не в этом, – продолжал кэгэбист. – Рафик Захир, – отныне узнал Хантер, как звать афганца, – хочет передать тебе важное сообщение!

Встревоженный вид обоих спецслужбистов сигнализировал – важное сообщение не содержит ничего приятного.

– Саиб туран! – почтенно сказал рафик Захир. – Мы тибе очин блягодарний за всьо, что ти для нас зделат, – (Восток остается Востоком, – подумал Хантер, – заходят издалека). А рафик вел разговор дальше, – однако я иметь тибе придупридит, на тибе идьот ахота! Тибе искат!

– Кто? – легкомысленно улыбнулся Хантер. – Сага я локализовал, мулла Сайфуль тоже мертв!

– Нис! – не согласился Захир. – Однака его брата Найгуль – живаяй! Он подумаль, что ти зашиль его брата Сайфуль в халята дакумент ат шурави, а там – ташакур за хароший слюжба. Сегодня рано Найгуль правьоль джирга, там он сообщиль награда за голова Шекор-туран. Наваль ми завербовать за тот время, кагда вон у нас биль, он сагласие дават на сатрутничезтво. Наваль иметь присутствие на джирга, он прислать к мине человек придупридит тибе!

– Отрабатывает, «крестник»! – с удовлетворением заметил Хантер. – А насколько дорого оценили мой лысый череп? – спросил он, где-то в глубине души польщенный вниманием неприятеля к своей скромной персоне.

– Тот, каторий даставерна дакажить, чьто правда убить Шекор-туран и пакажит доказания, – серьезно продолжал хадовец, – палючит балшой пайса – палавина милийон афгани!

– Как выглядят доказательства? – по инерции продолжал улыбаться Хантер, хотя нехорошие мыслишки кошками уже заскреблись в душе. – Это же немалые деньги, почти семнадцать тысяч чеков! Трехкомнатная кооперативная квартира в Киеве, на бульваре Леси Украинки! – неудачно пошутил старший лейтенант.

– Доказательства в этих краях весьма специфические, – жестко влез в разговор подполковник Ваганов. – Они бывают прямые и косвенные. К прямым относятся: голова врага или его труп целиком. К косвенным – фото трупа, видеосъемка казни, или же показания независимых свидетелей, подтверждающих факт смерти того, за чью голову объявлено вознаграждение.

Поэтому рафик Захир настоятельно рекомендует максимально сократить программу вашего пребывания в этом уезде – в частности, и в провинции Нангархар – вообще. Ваши дальнейшие передвижения целесообразно осуществлять только в составе подразделения. – Подпольщик говорил ровно, твердо и лаконично, словно проводил инструктаж.

– Вашу БМП-2Д, – он показал на машину, стоящую поперек ручья, – лучше поменять, поскольку этот номер известен моджахедам. Также вам не помешает каким-то образом изменить внешность – надеть темные очки, нацепить тяжелый бронежилет и шлем стальной, а главное – поменять обычную для вас модель поведения, то есть – не лезть поперек батьки… – подполковник не выдержал и улыбнулся, заканчивая инструктаж.

– Этого у него не отнять! – засмеялся Тайфун. – Я уже собирался предложить поменять ему оперативный псевдоним – с Хантера на Коктейль Молотова!

– Кстати, позывной и радиоволны, которыми вы по обыкновению пользуетесь в эфире, – уже серьезно заговорил Ваганов, – тоже нужно поменять.

– Говорите, духовские ханумки уже интересуются у своих мужиков: «Чайнд кеймат аст, Шекор-туран?» – сколько стоит его горячая голова? – криво ухмыльнулся уже разнервничавшийся Петренко. – Еще немного, и останется одно – эвакуироваться в Сибирь!

– К сожалению, – без улыбки продолжил кэгэбист, – это не в наших силах, но, если бы такая возможность у нас имелась, не сомневайтесь – мы ею воспользовались бы обязательно! Хотя вы довольно легкомысленно отнеслись к сообщению рафика Захира, – продолжал он давить на старшего лейтенанта. – Но, поверьте мне на слово – опасность вокруг вас на данный момент времени уже настолько реальна, что стала практически осязаемой, ее можно даже потрогать руками. Может быть, вас эвакуировать отсюда вертолетом? – задал он глупый вопрос.

– Это исключено! – категорически отрезал Александр. – Я обязан вернуть этот гвардейский экипаж, – он указал на бойцов, сидевших в тени бронированной машины, – в свое подразделение, а уже потом – прибыть в Джелалабадский госпиталь для обследования и лечения, согласно предписанию военной прокуратуры.

– Госпиталь? – задумчиво переспросил Подпольщик. – Неплохой вариант! Должен вас предупредить – этот вариант необходимо реализовать как можно быстрее! В этих краях полмиллиона афгани – огромная сумма, которую платят за сбитый вертолет, поэтому из желающих ее получить может выстроиться очередь до самого Пешавара!

– Утешили! – невесело пошутил Хантер. – Благодарствую…

– Не за что, – улыбнулся Ваганов. – А пока я возьму с вас, Александр Николаевич, и ваших подчиненных, подписку о неразглашении сведений, содержащих государственную и военную тайну, – тихо, почти на ухо сообщил он старлею, пока хадовец о чем-то говорил с Чабаненко.

Не разбираясь, Александр подписал прямо на полевой сумке нового знакомого какие-то серые бумажки с массой мелкого печатного текста. Следуя его примеру, то же самое сделали и бойцы – каждый на своем бланке. На прощание Хантер пожал спецслужбистам руки, Тайфун – привычно обнялся.

Залезши на броню, Александр вышел на связь с Дыней. Стараясь не называть себя Хантером, выяснил, что ночью рота вновь перестреливалась с душманами, а после утреннего намаза состоялся обстрел эрэсами. В целом, в подразделении все было нормально, за исключением того, что ночью снайпер тяжело ранил сержанта Шишкина, и того пришлось утром эвакуировать вертолетом.

Вспомнив бдительного Шишку, разглядевшего в сумерках и тумане процесс охоты дикого кота-хауса, Александр с болью почувствовал ностальгию по своему привычному окружению: по сорвиголовам-взводным, по суровому и даже где-то вредному, но все же справедливому ротному, по смекалистому и хитроватому Оселедцу, по огрубевшим, но почти родным сержантам и солдатам четвертой многострадальной роты.

Решили так: Хантер пригонит БМП в роту, переночует там, а утром, на попутной броне доберется на ПКП, откуда и вылетит в Джелалабадский госпиталь. Дыня с радостью согласился: очевидно, они с Грачом уже успели соскучиться за «нескучным» замполитом.

– Что там? – поинтересовался Чабаненко, когда Александр спустился с брони.

Старлей вкратце рассказал о событиях на СТО, а потом потихоньку стал заводиться.

– Знаешь, Тайфун, – у контуженого Хантера наблюдалось определенное движение крыши, – наверное, я какой-то ненормальный! Пока я здесь трахаюсь, как мартовский кот, подчиненных моих отстреливают, подразделение занимается хер знает чем и хер знает где! Я вообще-то представлял себе, что буду воевать в составе бригады или батальона – «чесать» кишлаки, отлавливать караваны, брать господствующие высоты, в засадных действиях участвовать, – понесло его по кочкам. – А на самом деле я: то «призы» меняю, то что-то-кому-то зашиваю, или «соляру» охраняю, или охранбат обороняю, или вообще «духов» из норы выкуриваю! Рота без меня там умирает, уже половина от штатного состава осталась, а я здесь лясы точу и бумаги подписываю!

– Все сказал? – спокойно спросил спецпропагандист, выслушав длинную тираду. – Или еще что-то накипело?

Хлопая по карманам, майор нашел дохленькую уже пачку «Ростова» и предложил земляку закурить.

Александр отказался – от табачного передоза во время допроса у него пекло губы и перчило в горле, все время хотелось пить. Схватив чайник, Хантер основательно приложился к носику, жадно и громко глотая.

– Да! – с чайной пеной на губах, выдохнул Хантер. – Хочу в строй, хочу к своим, хочу заниматься своим делом!

– Понимаешь, мой юный друг, – в отсутствие полковника Худайбердыева, Тайфун не только взял на себя его обязанности, но и перенял манеру поведения. – Ты не обижайся, послушай меня внимательно, я все ж таки почти два года в этой местности сайгачу. Воевать в составе бригады и батальона это, конечно, дело достойное офицера, занятие почетное и ответственное.

Однако, – закурил он, выдыхая дым в сторону от собеседника, – не обижайся, но большого ума для этого не требуется. Вокруг херова туча командиров и начальников всякого калибра, есть штаб, который планирует, и организовывает боевые действия. В составе больших военных организмов воевать куда проще – за тобой проследят, тебя подправят, тебе посоветуют, а коль возникнет нужда – помогут и выручат. Если ты, конечно, не кретин какой-нибудь, – сквозь дым вставил Тайфун. – Но только в самостоятельных действиях проявляется настоящий профессионализм офицера любого уровня, – старший продолжал учить младшего, – когда надеяться можно лишь на себя и своих подчиненных.

И то, что ты в этих, крайне неблагоприятных условиях, смог своими силами, по-волчьему, не только уцелеть, но и сохранить жизни своим подчиненным, к тому же вырасти, как профессионал военного дела – это говорит о том, что ты – на правильном пути. А повоевать еще успеешь! Знаешь, есть одна поговорка об Афгане, придуманная заменщиками: «В Афганистане хитрый сделает карьеру, жадный – награбит, а простой – настреляется!»

– Я пока что настрелялся до рыгачки! – вновь занялся самокритикой старлей. – Ни тебе бакшишей, ни наград! Только уголовное дело и приобрел!

– Что ты на себя любую ситуацию передергиваешь?! – пришел в негодование майор. – Считаешь, свет клином именно на Петренко сошелся? Ляжешь завтра в госпиталь, а там что-то где-то громыхнет, где-то какое-то громкое ЧП случится – и забудут о тебе, как и не было никогда! А прокуратура тем временем твое дело развалит!

– Ты, Тайфун, как всегда прав, – потихоньку успокаивался Хантер. – Не спеши, не спеши, не спеши, – вспомнил он пуштунскую мудрость. – Не так ли?

– Начал дружить с головой, хвала тебе, Господи! – с иронией посмотрел на старлея Павел Николаевич. – По отношению к себе ты не прав. Госпожа Фортуна щедро демонстрирует тебе свою благосклонность – ты жив, почти здоров, даже красотку успел отбить у какого-то генерала!

– Что есть, то есть – самодовольно потянулся Хантер, припоминая бурную ночь в объятиях Оксаны.

– Относительно своего участия в боевых действиях на стороне шурави, – майор продолжал подзуживать земляка, – так знай, что твое участие в специальной психологической операции «Иголка», нанесло душманам значительно больший урон, чем огневое воздействие вертолетного полка на тот же кишлак Темаче …

– Благодарю, друже! – искренне улыбнулся Александр, пожимая руку Тайфуну. – Ты, как всегда, умеешь быть убедительным!

– Такова моя работа… – скромно прозвучало в ответ. Внезапно за Чабаненко прибежал запыхавшийся гонец из политотдела армии, вызвав к какому-то начальству.

Через миг после того, как проворный полтавец в полной боевой готовности рванул наверх, к ручью скатился запыленный БТР-70, с опознавательными знаками одного из десантно-штурмовых батальонов бригады. На броне восседал сам Монстр, рядом теснились незнакомые десантники.

– Что здесь у тебя? – вместо приветствия спросил начпо, спрыгивая с брони.

Он неуклюже переминался с ноги на ногу, очевидно, дорога была неблизкой.

– Смирно! – зычно подал команду старший лейтенант Петренко, демонстрируя преданность воинским ритуалам.

Дождавшись, пока подчиненные отреагируют согласно строевого устава, Александр почти парадным шагом (насколько позволил рельеф под ногами) приблизился к начальнику политического отдела бригады и отрапортовал, приложив правое копыто к уху.

– Товарищ подполковник! Личный состав малой бронегруппы четвертой парашютно-десантной роты в количестве шести военнослужащих находится на отдыхе, в готовности отправиться в пункт временной дислокации подразделения – населенный пункт Темаче! Докладывал заместитель командира роты материального обеспечения бригады по политической части, старший лейтенант Петренко!

Ежели сейчас на ПКП с неба рухнула ядрёная империалистическая бомба, она б не произвела такого эффекта, который возымел Сашкин рапорт. Монстр застыл с рукой, приставленной к черепу, от несусветного нахальства у него спарализовало язык.

Пауза затягивалась, бойцы обоих экипажей, застывшие навытяжку после команды «Смирно!», недоуменно уставились на офицеров-политработников. «Охотничья команда» с тревогой косилась на своего предводителя: то ли контузия сказалась, то ли нервные перегрузки так коварно действуют? К тому же, по обыкновению, во время боевых действий, учений и тренировок в Советской Армии не подавали команду «Смирно!»…

– Вольно! – прохрипел, в конце-концов, начпо, сердито осматривая подчиненного.

– Вольно! – согласился замполит неизвестно какой роты, громко втягивая воздух носом, и разминая плечи, как перед рукопашным спаррингом.

– Вот ты как заговорил! – грозно начал Монстр, приближаясь вплотную. – Ну-ну!

Что-то очень похожее было в его поведении с повадками особиста Гнуса – те же слова, интонации и манера вести себя по отношению к тому, кто ниже тебя по статусу.

– Я что-то неправильно доложил? – картинно изумился Хантер, переводя тумблер в положение «Д». – Согласно штатно-должностного расписания нашего гвардейского соединения, я сейчас есть никто иной, как старший лейтенант Дубяга, который сейчас сидит в ППД и оформляет образцово-показательный конспект лекций по проблемам солдатского ускорения…

– Та-а-а-к… – на загорелом фейсе Монстра угадывался хоровод нехороших мыслей. – Прямо сейчас, на боевых, я не могу отстранить тебя от исполнения служебных обязанностей, – наконец ровно заговорил он. – Но завтра, по моему приказу, сюда прилетит старший лейтенант Анциферов, штатный заместитель командира твоей роты по ВДП, он уже прибыл из Союза.

Передашь ему роту и прибудешь в ППД. Завтра же! – прозвучало жесткое распоряжение. – А потом партийная организация должна разобраться с тобой и, поскольку ты сейчас находишься под судом и следствием, тебе не место в рядах КПСС, да и в партийно-политических структурах вообще!

– Ошибаетесь, товарищ подполковник! – заскрипел зубами Хантер (почему Монстр до сих пор жив?!). – Под судом я никогда не был, а уголовное дело в любую минуту может быть закрыто! И даже если дойдет до суда, трибунал меня обязательно оправдает!

– Трибунал может, – мерзко улыбнулся Монстр. – Но, чтобы партийная организация оправдала – сомневаюсь!

– Поспешу вас огорчить, – продолжал выделываться неугомонный старший лейтенант. – Я не смогу завтра прибыть в пункт постоянной дислокации, поскольку обязан выполнить предписание военной прокуратуры, убыв в Джелалабадский госпиталь для обследования и лечения!

– Что, б…, решил на больничной койке от партии спрятаться?! – заорал начальник политического отдела, налившись кровью и покраснев, как бурак. – На сохранение залечь, пока другие воюют и кровь льют?!

– Вы почему-то запамятовали, – Хантер не ответил на бессмысленное обвинение, – что минуту тому назад, в присутствии многочисленных свидетелей, вы отстраняли меня от исполнения служебных обязанностей в боевых условиях и отправляли домой, на базу! А теперь орете, что я прячусь на госпитальной койке, пока Дубяга здесь кровь канистрами проливает!

Я собираюсь выполнить распоряжение старшего следователя военной прокуратуры, а не прятаться! Если это в вашей компетенции – запретите мне проходить обследование, предварительно поставив в известность военного прокурора гарнизона!

Неожиданно начпо успокоился, врубившись, что нахрапом Хантера не взять.

– Хорошо, товарищ старший лейтенант, – промолвил он голосом, не обещающим собеседнику ничего хорошего (по обыкновению, обращаясь ко всем подчиненным, кроме Ветлы, начпо нахально «тыкал», но когда он переходил на «вы», сие означало приближение крупных неприятностей). – Проходите обследование, предписанное вам следователем. Обо всем мы поговорим после вашей выписки!

– Это совсем другое дело! – накрученному Петренко было решительно начхать на тонкости этикета и нюансы в голосовых интонациях начальства. – Разрешите убыть в подразделение?

– Ни хера себе, какой быстрый! – возразил Монстр. – Я сюда не для того приехал, чтобы ты мне х…ю всякую порол. Хотя ты уже почти и не политработник, – на всякий случай (между делом) сакцентировал начпо. – Но явишься, вместе со мной, на организационно-методические сборы по вопросам подготовки к Девятнадцатой партийной конференции, проводимые офицерами Главного политического управления СА и ВМФ…

– Куда?! – Хантеру сдалось, что он попал неожиданно в дурдом. – Какие-такие сборы?! Какой ГлавПУр?!

– Тебя точно что контузило! – ответил на его вопрос Виктор Федорович. – В самом скором времени сюда, на ПКП, – начал он медленно чеканить слова, дабы бестолковый подчиненный понял их правильно, – прилетит группа генералов и офицеров ГлавПУра СА и ВМФ. Они собирают всех офицеров-политработников на ПКП, и проведут здесь, в полевых условиях, организационно-методические сборы. Тематику я тебе довел. Вопросы есть?

– Я не могу здесь надолго остаться, – слабая надежда мелькнула в Сашкиных глазах. – Мне в роту прибыть надо, как можно быстрее. Вдобавок я – репрессированный…

– Что, уже штаны мокрые? – Монстр перешел к своей обычной тактике, к оскорблениям. – Какой же ты Охотник, если темноты боишься?

Объяснять, что на него охотятся голодные душманы, чьи ханумки уже решили, на что потратят шальные бабки, полученные за голову Шекор-турана, совсем не хотелось. Доказывать, что ты не ишак? Зачем? С тяжелым осадком в душе Александр поплелся за начальником политотдела.

– Ты садись в самом уголке, – распорядился Монстр. – Подальше от начальства, а то начнешь какую-нибудь херню нести!

– Не хочу я ни с кем общаться! – огрызнулся старлей. – Хватит на сегодня общения с вами, с прокуратурой и Гнусом!

– С кем?! – аж остановился подполковник, всем корпусом оборачиваясь к Петренко. – А это кто такой – Гнус?

– А вы что, не знаете? – Александр изобразил на физиономии нечто, наподобие улыбки. – Так все в бригаде зовут нашего главного особиста, майора Иванова.

– Гнус, говоришь? – неожиданно захохотал начпо. – Ха-ха-ха! Классно придумали! Вот я его подколю!

– Душевная у них дружба, – подумал старлей. – Прям как журналисты пишут: «друзья-соперники»!

Возле уже знакомой палатки полевого клуба шарахалась толпа политработников самого различного калибра. Большей частью это были представители политотдела армии и политработники частей и подразделений, расположенных поблизости от передвижного командного пункта Сороковой общевойсковой армии.

Общее число коллег достигало тридцати-сорока человек. Из бригады присутствовало всего двое – Монстр и Хантер. Среди знакомых лиц Петренко идентифицировал Тайфуна, майора Гольцова, капитана Быстрякова, незабываемого Кролика с синелиловым синяком под темными очками и того самого сонного мотострелкового замполита, сопровождавшего их с Монстром той ночью, когда непредсказуемо чудил Кролик.

Со спортивно-пивным майором Гольцовым они молча и безразлично разошлись встречными курсами, с капитаном Быстряковым по-дружески обнялись, с «Сонным» перекинулись двумя-тремя дежурными фразами. А вот Кролик, увидев Хантера, засуетился, не зная куда деваться.

Пока политработники слонялись – курили – чесали языками, армейские связисты устроили целое радиошоу: протянув от машины связи провода, присобачили громкоговорители на специальные колья, чтобы слушать эфир – как приближаются в пространстве и времени героические сотрудники Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота…

Лучше бы они этого не делали – кто-то из армейских полиотдельцев облажался…

Эфир сначала злобно шипел, потом заговорил непонятным языком.

– Баттерфляй, я – Почин! – прозвучали позывные. – Докладывайте – какая у вас обстановка?

– Я – Баттерфляй, – ответил кто-то из числа наземных авиаторов, дежуривших на армейском ЦБУ. – Докладываю – обстановка спокойная.

– Ты меня не понял, Баттерфляй! – почему-то заверещал невидимый Почин. – Докладывай – есть ли боестолкновения с противником?

Столкновений вокруг быть не могло просто потому, что не могло быть вообще, по определению – на десяток километров вокруг стояли наши и «зеленые» войска, контролировавшие каждую козью тропу вокруг ПКП.

Вопрос-крик вызвал веселое ржание в среде политбратии, собравшейся на организационно-методические сборы. Все же, при всех недостатках армейской партийно-политической системы с ее несовершенством и откровенной бюрократией, народ, собравшийся вокруг клуба, продолжительное время провел на войне, в боевых условиях.

Не считаясь с негативным отношением значительной части армейского люда к партийно-политическому бреду, офицеры-политработники находились не на арбатских паркетах, даже не в Кабуле, оттого особенно остро чувствовали фальшь и ханженство официального мероприятия залётных гостей.

Через пять минут, среди шипения эфира вновь раздался знакомый перепуганный голос.

– Баттерфляй, я – Почин! Докладывайте обстановку в вашей зоне отвественности! Есть ли у вас боестолкновения с неприятелем? – в интонации ощущалась серьезная тревога, имевшая все шансы перерости в настоящий психоз.

Спокойная и уравновешенная «мадам Баттерфляй» флегматично ответила – на земле, де, все спокойно, под контролем, противника нет и в помине. Сразу же среди политработников обнаружились видавшие виды боевики, откровенно насмехающиеся над главпуровцами – летят, мол, голуби, за орденами-медалями, а сами в штаны наложили со страху.

Смех волнами закачался среди политической братии, вместе с клубами сигаретного дыма – спектакль удался на славу. Никто не додумался выключить трансляцию – начальник, отдавший распоряжение на прослушку, вероятно, пребывал где-то в другом месте.

Тайфун молча курил, Хантер тоже молчал, курить не было желания, он нервно смотрел на часы, не зная – как надолго затянется организационно-методическая бодяга. Чабаненко уловил его нервозность.

– Ты чего не поехал на СТО? – спросил он негромко. – Монстр помешал?

– Да, б…, – старлей пнул крашенные хлоркой камешки, – пришлось с ним столкнуться по полной программе. Приказал назавтра отбыть на ППД, роту передать другому штатному заместителю, который от бабы едва в Союзе оторвался, «на сохранении» там четыре месяца томился. Едва отбился предписанием военной прокуратуры.

– Садись в самом конце палатки, в уголке, – Тайфун повторил мысль Монстра. – На глаза главпуровцам не попадайся, тебе это не нужно, глупых вопросов им не задавай. Вижу, – он покрутил головой, – здесь сыщутся балагуры и без тебя. Разница в том, что у них нет подписки о невыезде!

– Я и не собираюсь, – вяло отмахнулся Хантер. – Мне уже надоело общение с начальством…

– Вот и хорошо! – улыбнулся Тайфун. – Послушаешь этот бред минут десять – пятнадцать и тихонько, крадучись, просачивайся сквозь полог палатки. После чего свяжись по радио со своими на СТО. Пусть вышлют навстречу броню. А потом на максимальной скорости (с соблюдением всех мер безопасности!) летишь белым лебедем туда. Мне по радио дашь знать, когда будешь у своих. Связь через капитана Быстрякова. Радиоволну его батальона и его позывной знаешь?

– Вроде бы… – безразлично ответил Хантер, недовольный юношеским инструктажем. – Волна у меня в блокноте записана, позывной его специфический – Кречет, тоже знаю!

– Ты не выкаблучивайся! – разозлился спецпропагандист. – Я тревожусь за тебя и твоих бойцов! Полмиллиона пайсы как раз хватит, чтобы тебя где-то ловко перехватить и подстрелить, или поджарить на броне. В тутошних местах таких тайников хватает! Ладно – ты пострадаешь, бойцов твоих жаль! – подтолкнул он старлея локтем под дых, подмаргивая.

– Хорошо, я «на мигах» обучен! – не обиделся Александр. – Как только сей бред начнется, я быстренько исчезну, пусть Монстр от ора задохнется, мне жизнь дорога!

Ответить Тайфун не успел – матюгальники сквозь радиопомехи обозначили нечто, очень похожее на SOS.

– Баттерфляй, я – Почин! Я – Почин! Я – Почин! – истерически орал в эфире неизвестный, словно его сбили «Стингером» и он валится с высоты в три тысячи метров. – Докладывайте о наличии противника вокруг вас! Есть ли у вас боестолкновения? Если нет – занята ли вокруг вас круговая оборона? Баттерфляй, я Почин! Прием!

Тирада Почина вызвала громовой хохот политбратии. Смеялись, держась за животы, все, даже самые идейные и закомплексованные – Монстр-Михалкин, офицеры политического отдела армии, майор Гольцов, даже старший лейтенант Прогнимак (он же Кролик) – и тот потешался с московских перестраховщиков.

А флегматичная «мадам Баттерфляй» тем временем отвечала – все вокруг спокойно, нет никакого повода для беспокойства. Это была чистая правда: следовало б поднять, вероятно, всю пакистанскую армию, дабы на равных поспорить с огромным, вооруженным до зубов, спрутом, занявшим гигантское плато, обхватив горные перевалы, кишлаки и ущелья.

Последний раз истеричний Почин вышел на связь уже под рев огромного количества вертолетных двигателей, приближавшийся со стороны Джелалабада.

– Баттерфляй, я – Почин! Я – Почин! Я – Почин! – выкрикивал попугаем динамик, висевший недалеко от Тайфуна с Хантером. – Организуйте круговую оборону во время работы комиссии народного контроля! – он неудачно завуалировал цель прилета и ведомственную принадлежность группы московских будущих «орденопросцев и медалистов», вызвав очередной шквал веселья.

Баттерфляй в который раз равнодушно ответила, мол, все уже готово – «комиссию народного контроля» давно ждут. Мощный гул большого количества вертолетов вынудил присутствующих переключить внимание на небо. Там во всей своей мощи и красе летел Джелалабадский вертолетный полк, в полном составе.

 

Пусть и душманы знают!

Перед прилетом вертолетного полка, в небе промелькнули какие-то шустрые аэропланы, средь белого дня повесив над ПКП световое поле (наверное, чтобы заманить на себя ПЗРК противника, которых тут быть не могло). Эскадрилья «Грачей» стремительно прошла в вышине хищным боевым порядком, демонстрируя полную боевую загрузку на внешних подвесках.

Винтокрылы, привычно отстреливая тепловые ловушки, выстроили в небе над ПКП уже знакомую «этажерку», прикрывая посадку четверки Ми-8, на которых прилетели «народные контролеры».

На вертолетной площадке специалист по «солдатскому ускорению» держал вытянутую вверх руку, из которой валил оранжевый дым – показывал направление несуществующего приземного ветра. В конце концов все четыре машины счастливо приземлились, а вертолетный полк и далее крутил «этажерку», переведя двигатели в режим дросселирования.

Из четырех «восьмерок» на землю сошло аж пятнадцать человек – по три с половиной на мощную воздушную машину (очевидно, всерьез опасаясь, чтобы всех вместе не завалила шаровая молния – обычное явление для этих широт).

Выглядели «народные контролеры» инопланетными пришельцами – на их, мягко говоря, неспортивные фигуры, кто-то напялил новенькие «эксперименталки» с берцами, тяжелые бронежилеты и каски. У каждого на плече болтался «окурок» с двумя огромными (для такого миниатюрного автоматика) пулеметными магазинами, перевязанными черной изолентой.

Контролерский вид был настолько несуразным, что туземная политическая братия ошалела, потеряв на некоторое время возможность разговаривать. Пока армейское начальство рапортовало и здоровалось с гостями, прозвучала команда – всем политработникам зайти в полевой клуб.

Из него предварительно вытянули все стенды, расставив вдоль лагерной линейки, под охрану часовых. Зашли и расселись – согласно иерархии. Александр, легко растолкав конкурентов при помощи локтей и специфического десантного мата, занял предписанное ему место.

На узкую лавку рядом с Хантером напихалось несколько загорелых и веселых старлеев и летёх, замполитов батарей из АПА (армейского артполка), явно не горевших желанием встречи с «народным контролем». Подполковник Михалкин сел в первых рядах, рядом с политотдельцами армии и напыщенным майором Гольцовым. Тайфун сидел там же. Кролик тоже влез в первые ряды и, вытянув колоссальный гроссбух, подготовился тщательно записывать.

После непродолжительного ожидания в палатку торжественно ввалилась куча элитного военного люда – ЧВС армии в своей «фирменной» форме, два полковника явно афганского вида и главпуровцы… толстые, с пузами, незагорелые, в солдатской форме (в панамах с зелеными звездочками, с солдатскими ремнями, с зелеными «партизанскими» бляхами)…

Непривычной была сама их походка, поскольку заскорузлые, неношеные берцы, с соплями шнурков, угрожали падением их носителям… Броники, каски и оружие с пришельцев сняли, дабы с непривычки не потеряли сознание от физической и психической перегрузки, не учинили пальбу.

При виде «контролеров» среди политработников-туземцев пошло гулять своеобразное эхо – шепот, сдержанный хохот, старательное шипение старших начальников – все соединилось в этом гуле. Команду «Товарищи офицеры!» не подали – война ж! Представились, сообщив – кто есть кто среди прибывших генералов и офицеров ГлавПУра.

Слышимость была паскудной – грохот вертолетных двигателей и стригущий звук их лопастей давали о себе знать, поэтому некоторые, наиболее заинтересованные и принципиальные политработники попросили первого заместителя ЧВС армии, абы выступающие прибавили звуку.

В ответ появился солдат с микрофоном, другой боец затащил в палатку динамики, веселившие военную публику рассказами о воздушных приключениях Почина и то, что говорилось с трибуны, нашло живой отклик в массах.

Хантер так и не успел врубиться – кто есть кто среди главпуровцев, кто у них закоперщик. Дождавшись, когда станет хорошо слышно всем, из пришельцев выделился невысокий, седой и дородный «народный контролер», заговоривший хорошо поставленным голосом, с обычным набором стандартных фраз, выдававших в нем профессионального партийно-политического болтолога.

– Товарищи офицеры-политработники! – задушевно начал он. – Все советское общество…

Дальше в течение десяти минут «контролер» рассказывал об успехах перестройки, о партии, которая обновляется и от этого крепнет, о победоносных успехах армейских политработников на этой трудной, но благородной стезе…

Хантер тревожно смотрел на часы – уже приблизилась пора линять, а он никак не мог отважиться. Решил выждать удобный момент. В конце своего пламенного спича «контролер» захотел поиграть в очень модную игру под названием демократия, предложив кому-то из политработников первичного звена выйти к трибуне, и поделиться опытом – как продвигается перестройка в армейском понизовье, чем живут в первичных партийных и комсомольских организациях, каковы успехи «солдатского ускорения» в ротах, батареях и эскадрильях?

Сразу же старлей ощутил на себе два взгляда – жесткие и, вместе с тем, с просьбой – это смотрели Тайфун с Монстром, каждый со своего места, уперев глаза в контуженую башку неугомонного Хантера. На их счастье, у того в тот момент была совсем иная цель – он строил планы побега из клуба.

Как оказалось, полог палатки с внешней стороны завалили камнями, опасаясь коварного ветра-«афганца». Теребя сначала легонько, потом сильнее и сильнее, Александр расшатал весь шатер, чем привлек к себе внимание окружающих…

Убедившись, что Петренко занят чем-то своим, оба надзирателя успокоились. Тем более – на трибуне обозначилась колоритнейшая фигура, собиравшаяся рассказать об успехах перестройки и перспективах «солдатского ускорения».

Не обращая внимания на вытянутую в жесте первоклассника руку Кролика, горевшего желанием поделиться с высокими гостями передовым опытом, к трибуне пробился крепкий мужик лет тридцати пяти, в затасканной форме с опознавательными знаками капитана-мотострелка.

– Капитан Соломонов, – назвался он, вставая за трибуну. – Помощник начальника политического отдела шестьдесят шестой мотострелковой бригады по комсомольской работе.

Политработники возбужденно загомонили, ожидая – что же выдаст комсомолёнок? Народ тихонько перешептывался, обсуждая кандидатуру оратора. Всех смущало то, что в его возрасте можно уже быть подполковником и, закончив ВПА имени В. И. Ленина, служить замполитом полка или даже занимать должность начальника политотдела бригады.

– Я хотел бы поделиться своим опытом, – громко начал капитан. – Как мы в боевых условиях продвигаем вперед перестройку. Это дело не такое простое, как иногда кое-кому кажется…

– Абзац! – выдохнул рядом веселый старший лейтенант-артиллерист. – Начнет мозги е…ть!

Однако комсомолец из Джелалабада не стал никому ничего насиловать, после двух-трех дежурных фраз о «солдатском ускорении» и жизни первичных комсомольских организаций он выдал такое, от чего товарищество схватилось за животы.

– Вы не смотрите, товарищи, что я, как это говорится: «Волосы выпали, зубы торчком, старый дурак с комсомольским значком!» – Он продемонстрировал свою огромную лысину.

Политбратия ответила взрывом смеха, когорта «контролеров», не ожидая подвоха, снисходительно усмехалась, мол, все нормально – демократия в действии!

– Я хочу рассказать о том, как мы в тяжелейших условиях горных боев с душманами проводим занятия по политической подготовке! – продолжал старый комсомолец. – Мы заранее планируем не только ход боевых действий, – нес он сущую ахинею, – но, вместе с тем, планируем: где, когда и каким образом мы сможем проводить политические занятия!

– Так, так! – оживились главпуровцы. – Правильно, молодец – капитан, продолжай!

Реакция политработников-аборигенов была иной – они весело загудели, предчувствуя продолжение спектакля, начатого Почином.

– И вот, – настойчиво продолжал Соломонов, размахивая руками для вящей убедительности. – Когда в горах, я, например, вижу, – он показал на свой «Ориент», вызвав неподдельный интерес в глазах московских гостей, – что настало время проводить политзанятие, я подаю команду: «Стой! Занять круговую оборону! Подготовиться к политзанятиям!», – громогласно завопил он, как-будто действительно шарахался где-то в горах.

Местные политработники заткнули рты руками, другие молча стискивали зубами панамы и кепи, пытаясь их жевать, чтобы не вырвалось жеребячье ржание. Начиная с передних столов, катилась волна – мужики бились в судорогах немого смеха.

Генерал Захаров на сборах не присутствовал – он в самом начале извинился и куда-то отлучился, а полковник, его первый зам, сидел молча, до сих пор не врубаясь – куда гнет помощник по комсомолу боевой бригады?

– Потом, – заговорщицки продолжал капитан преклонного возраста, – я оставляю достаточный для охраны и обороны минимум бойцов, остальные садятся вокруг меня в пещере, где на стене уже растянута полевая ленинская комната. – Снова тихий взрыв мекания и бекания, и новая волна пошла гулять клубом. – Все они вытягивают из рюкзаков или вещевых мешков конспекты лекций для политзанятий и ручки, я достаю из полевой сумки свой конспект, заранее утвержденный вышестоящим руководством. – По клубу прокатилась свежая волна, а мекание и бекание прибавило в звуке.

– В то же время специально выделенный из первичного актива боец выпускает боевой листок, в котором пишет о наших победах и достижениях. Я проверяю содержание, расписываюсь на обратной стороне боевого листка, и редактор боевого листка немедленно вывешивает его посреди пещеры!

Капитан Соломонов оказался большим актером, становилось очевидным – в своей молодости он ошибся дверью – ему следовало поступать в Щучинку с Гнесинкой, а не в военное училище. «Контролеры» заворожено слушали капитана, некоторые что-то записывали в блокнотах, а часть клуба, состоявшая из аборигенов, корчилась от смеха. Характерный вертолетный вой и стрекот служил отличным маскировочным фоном, помогая великому артисту в капитанских погонах.

– Когда я вижу, что время, запланированное на проведение политзанятий, уже исчерпано, я ставлю задачу на самоподготовку, после чего подразделение готовится к дальнейшему ведению боевых действий. Личный состав закрывает конспекты, сворачивает походно-полевую ленинскую комнату, и мы отправляемся дальше, в горы! – закончил обмен опытом доблестный носитель комсомольского значка.

В клубе было тяжело найти зрителя, которого бы не «проняло» это проникновенное выступление. У некоторых просто свело животы, у Сашки от смеха болели челюсти, губы и язык, артиллеристы рядом с ним просто лежали на столе и молча всхлипывали, судорожно дергая плечами.

Но представителей ГлавПУра интересовало нечто другое.

– А боевой листок? – спросил кто-то из них. – Что, он так и остается висеть посреди пещеры?

– Так точно! – не повел глазом капитан. – Пусть и душманы знают о наших победах и достижениях!

– Ха-ха-ха!!! – не выдержала аудитория, взорвавшись злым смехом, похожим на ржание стада одичавших жеребцов.

Хантер, наконец вспомнив, что у него в полевой сумке лежит опасная бритва, вытянул ее, склонился под столом, разрезал жесткий брезент, быстро выскочив сквозь дыру – прочь из душной палатки. В клубе, кажется, никто не заметил его бегства, там царствовал здоровый хохот.

Не обращая внимания на часового, ошалело уставившегося на старшего лейтенанта, выскочившего из дырки как черт из табакерки, Александр спокойно направился к себе, вон из штабного городка.

Почему-то он не очень радовался жизни, несмотря на колоссальный заряд положительной энергии, полученный от бесплатной комедии. Дурные предчувствия травили его неспокойную душу. Старлей быстро спустился к ручью, где стояли два аппарата, принадлежавшие гвардейской десантно-штурмовой бригаде. Зверобой, увидев его, соскочил с брони, где играл в карты с дедами из экипажа бэтээра, и подбежал к офицеру.

– Что-то не так, товарищ старший лейтенант? – встревоженно спросил он. – На вас лица нет!

В ответ Хантер сообщил о разговоре с хадовцем и подполковником Вагановым (избегая деталей, связанных с халатом покойного Сайфуля), о том, что на эту БМП с ее славными бойцами и их оторванным замполитом охотятся дурноголовые и жадные до денег душманы.

Ничуть не перебарщивая степень опасности, Сашка говорил с опытным сержантом на равных, как с товарищем, а не как старший с младшим. Опытный Зверобой понял все – не пытаясь переступить грань между доверием и панибратством, он глубоко задумался.

– Знаете что, товарищ старший лейтенант, – проговорил он, наблюдая за громадной стаей вертолетов, неспешно круживших над ПКП. – Я размышляю так: за шесть километров ускоренного марша, даже в сумерки, с нами ничего не произойдет. Передадим своим, чтобы встретили в районе того кишлака, Асава, кажется – там, где мы «духов» из-под земли вытянули. Номер БМП замажем глиной, все как один, наденем комбезы химические, шлемы и бронежилеты. Боезапас почти полный, пока вы ходили, старший прапорщик Черпак заправил нас соляркой, подбросил всяческих боеприпасов. Даже на каждого по шприц-тюбику промедола выдал под роспись. Воевать мы умеем, я полагаю, не так уж страшен этот местный шайтан, как его малюют!

– Добро! – согласился Хантер. – Отправляемся через двадцать минут! А пока что, по старой дружбе, – взял он сержанта за локоть, – пригласи, пожалуйста, Оксану сюда, проститься хочу.

– Запросто! – с пониманием усмехнулся Зверобой, и стремглав помчался на горку.

Пока он бегал, бойцы затерли глиной бортовой номер, Александр переоделся в КЗС, обул кроссовки шелудивого пса Сага. Оказалось, что Ерема, умевший, кроме всего, еще и хорошо шить, пришил к каждому комбинезону специальный кармашек из остатков чьей-то парадной солдатской рубашки.

Это было очень удобно – именно туда Хантер положил шприц-тюбик и автоматный патрон – на край, для себя. Вот прибежал Зверобой, за ним в каньон спустилась Оксана. У Сашки радостно забилось сердце, когда увидел ее стройную фигурку. Глупые мысли и дурные предчувствия сразу отступили куда-то за высокий берег. В руке девушка, как и всегда, держала очередной объемистый сверток.

– Не может она без этого! – по-доброму улыбнулся Хантер, наблюдая за искусительной походкой. – Все считает – путь к сердцу мужчины лежит через желудок, на самом деле путь этот проходит ниже!

Это было полнейшей правдой в отношении Хантера. Выросший в военной семье, с младых ногтей таскаясь за родителями по гарнизонам и военным городкам, он сызмала привык к солдатской пище. Для него, непритязательного, лучшим угощением часто выступала «просто еда», то есть что угодно съедобное. Даже мама, жена и теща иногда обижались на него, когда на вопрос «Что тебе приготовить?», он отвечал поговоркой беспризорников периода двадцатых-тридцатых годов: «Шо дадите, тетенька!»

Соскочив навстречу любовнице, Александр, не стыдясь, при всех крепко поцеловал ее в губы вместо приветствия. Девушка ответила взаимностью.

– Что случилось, дорогой?! – всполошилась она. – Ты какой-то не такой, грустный… Заболел?

Объяснять, что душу переполняют нехорошие предчувствия, что небо видится затянутым тучами (на самом деле там живо светило уже несильное солнышко, пробиваясь сквозь вертолетные винты), что не хочется почему-то отправляться в это путешествие, Хантер не захотел – не позволила гордость. Он привлек Оксану крепче к себе и молча замер в объятиях, втягивая в себя аромат волос и запах свежевымытого тела.

– Должен ехать, – невесело объяснил он. – Завтра утром буду здесь, а потом – лечу в Джелалабад, в госпиталь.

– Ты смотри там, – как-то нервно хохотнула девушка. – В госпиталях знаешь, какие медсестры! Как щуки голодные бросаются на молодых и красивых офицеров, разглядев все, что можно, пока те, беспомощные, голяком на операционных столах валяются, и ам…, – щелкнула она зубами в воздухе как настоящая щука. – И нет офицера!

– Думаю, что до операционного стола дело не дойдет, – не очень уверенно проговорил Хантер. – Потому как принадлежать я буду только тебе! – применил он дедовский метод охмурения девчат.

Метод этот передал ему… собственный дед по маме. Когда-то, будучи еще молоденьким курсантом Свердловской политуры, Сашка приехал в летний отпуск к своему деду в Полтаву и тот, под рюмочку, не отвлекаясь на легкое неудовольствие со стороны бабушки, под вишнями учил внука искусству ухаживания (охмурения, по деду).

– Главное, Санька, – учил захмелевший дед, – обещай каждой, что ты обязательно женишься, что ты будешь принадлежать только ей одной с первого момента вашей встречи и на всю жизнь! Женщинам нравится, когда им мозги цветочной пыльцой опыляют и нектаром заливают!

Метод этот никогда не давал осечек, прибавляя в Сашкину копилку мужчинских подвигов блестящие победы и новые девичьи имена, и лишь однажды, когда Александр, по молодости да сдуру, всерьез увлекся экзальтированной Ядвигой, дедов метод дал сбой – внук скоропостижно окольцевался…

На Оксану дедовский метод произвел неожиданное впечатление – она заплакала.

– Почему так всегда? – по-детски всхлипывала она на Сашкиной груди. – Только встретишь красивого и толкового мужика и все, баста, разлука? Почему так, а?

– Не знаю, звезда моя, – гладил ее по волосам Александр. – Как поет Алла Пугачева: «Расставанье – маленькая смерть».

– О смерти не нужно! – высохли слезы на милом личике. – Что-то ты мне не нравишься! Какой-то ты фаталист сегодня! Может, никуда не поедешь? – не на шутку встревожилась красавица. – Я здесь, в штабе все устрою!

– Нет, спасибо! – рассмеялся Хантер, глядя, как горячо раздулись ноздри хрупкого носика. – Я приеду завтра, и мы все устроим лучшим образом, хорошо?

– Хорошо! – согласилась женщина. – А как ты относишься к Витебской десантной дивизии? – вдруг спросила она.

– Как говорят в Одессе, – перевел в шутку Петренко, которому становилось все более неудобно обниматься с женщиной под обстрелом десятка голодных мужских глаз, – я не отношусь к славной Витебской дивизии ВДВ, хотя уважаю витебцев за храбрость и отвагу. Хотя и гонористые они – до одури!

– А я здесь, – показала женщина на вертолеты, выкидывающих, в буквальном смысле, народные деньги на ветер, – переговорила с некоторыми начальниками, они говорят, мол, в принципе, тебя возможно перевести в Витебскую дивизию ВДВ, в Кабул… – Она виновато посмотрела на Сашку снизу, лукаво пряча хитрые зеленые глазки.

– Я тебе искренне за все благодарен, зорька моя ясная! – привлек он к себе девушку. – Давай я приеду завтра, и мы обо всем переговорим, лады?

– Лады! – согласилась она, обнимая старшего лейтенанта, прижимаясь всем упругим телом. – А ты точно вернешься?

– Чтоб я сдох! – засмеялся Хантер, вспоминая «клятву Штирлица».

– Не надо! – заслонила она ему рот мягкой, чуточку загрубелой ладонью. – Ей-богу, не нравится мне твое настроение!

– Имеем то, что имеем! – собрался с силами Хантер. – Мне пора, пока мой долбодятел не подскочил оттуда, – он показал рукой на ПКП, вспомнив Михалкина.

– А я тебе на дорожку собрала, – подняла сверток с земли Оксана, словно ему предстояло ехать куда-то в Ташкент. – Даже тортик «Наполеон» испекла! Ты любишь «Наполеон»?

– Это мой любимый торт! – умело солгал Александр, безразличный к сладостям. – Большое тебе спасибо! – Он забрал сверток из рук красавицы.

– Я тебя буду ждать, – она крепко поцеловала его в губы. – Я буду, как та Ярославна, молить Бога, чтобы ты остался живым и невредимым!

– Я вернусь… – вновь не очень уверенно заявил Александр (предчувствия червями точили его душу). – Жди, Ярославна!

– Вперед! – он залез на броню. – На СТО! Бронированная машина резко крутнулась посреди ручья, едва не разувшись, и рванула на горку. Хантер, оглянувшись, смотрел на стройную фигурку в белом халате, пока та не исчезла, махая рукой, в пыли.

Вертолеты еще барражировали, а возле полевого клуба уже толпились офицеры – организационно-методические сборы… закончилось. Вспоминая веселого капитана Соломонова, старлей захохотал, прокрутив в памяти его сольное выступление. Не желая видеться с Михалкиным, он демонстративно отвернулся от штабного городка, дабы, даже разглядев Сашкину броню, Монстр не смог остановить стремительный бег мощной машины.

Пока все шло хорошо – БМП подлетела к шлагбауму, охранбатовцы, для которых десантники за этот небольшой срок стали чем-то наподобие фетиша, радостно приветствовали их, задрав древесину вверх.

Оставив позади ПКП, Александр вздохнул с облегчением: с одной стороны, здесь была Оксана, вкусная еда, относительная безопасность, а с другой – казарменный порядок, суровый контроль, куча дурноголового и тщеславного начальства, будто не в Афгане воюешь, а в Союзе служишь, в какой-нибудь «придворной» части.

Не тратя времени, Хантер вышел на связь с Дыней, предупредив – они выдвигаются на пределе допустимой скорости к Темаче, просил встретить перед разбитым кишлаком Асава. Денисенко, удивленный просьбой, все же согласился выслать навстречу Грача с двумя БМП. Машина летела быстро, ветер свистел в ушах, забираясь под шлемофон.

– Может, поедим? – спросил сквозь грохот двигателя Зверобой, указывая на Оксанин сверток. – На СТО пожрать не дадут, налетит голодное зверье со всех закутков, вмиг все заточат!

– Нет! – отрезал замполит роты. – Пока не доберемся до СТО, ни крошечки никто не съест! Что-то мне не по душе это путешествие, – поделился он с сержантом предчувствиями.

– Да фигня все это! – махнул пренебрежительно рукой Зверобой. – Проскочим те холмы – он показал место, где огонь «Градов» смешал с землей духовскую засаду, – а там и Асава вскоре!

– Лось! – крикнул Хантер, обращаясь к Кулику. – Вот тебе частота, – он подал бумажки экс-сержанту. – Выйди на охранбатовцев, проверь связь!

Лось умостился на башню рядом с офицером и, взяв бумажку, на ходу налаживал связь, вызывая радистов батальона охраны. Зверобой, уступивший место радиотелефонисту, молча курил на корме, усмехаясь в усы.

Очевидно, он с иронией относился к чересчур осторожному старлею, чья перестраховка раздражала срочников. Ерема тоже с улыбкой смотрел на замполита, сидя рядом с земляком, и ласково, как девушку, держа перед собой снайперскую винтовку с пристегнутым оптическим прицелом.

– К бою! Дослать патроны! Всем надеть каски и бронежилеты! – неожиданно скомандовал Хантер, предчувствуя близкую опасность.

Как и в тот раз, когда возвращались из Сапамхейля, его кололи со всех сторон острые иглы, вдруг стало холодно…

– Прав Ваганов, – размышлял Александр, натягивая поверх шлемофона каску. – Опасность сейчас можно даже пощупать руками!

Бойцы, криво ухмыляясь, отвернулись от него – такого от Хантера-турана никто не ожидал…

– Чего рты пооткрывали?! – загремел на них замполит. – К бою!!!

Бойцы лязгнули предохранителями. Проверил свой автомат с подствольником и старлей. Все было как надо, все готово к бою, в неотвратимости которого он не сомневался. Пушка БМП повернулась к холмам, готовясь дать отпор невидимому врагу.

Арсентьев проворно преодолел участок пути, где когда-то пряталась засада – нападение не состоялось. Бойцы снисходительно взирали на офицера, дескать, что с него возьмешь, контузия мозги разжижила, а женщина – лишила, через место оное…

 

Буру-бухай, Афганистан!

Но самого виновника аларма предчувствие беды не покидало, наоборот, оно стремительно нарастало. Перед подчиненными было как-то неудобно, поскольку старший лейтенант своей холодной и трезвой головой прекрасно понимал – это не проявление страха или нерешительности, что-то таки должно произойти.

БМП шустро скатилась с горки и, поднимаясь на следующую, сбавила скорость на извилистой дороге. Слева вздымалась высотка, где они ночью нашли полузасыпанные окопы (там сидел и не дождался Кролик). Приближаясь к высотке, Хантер внезапно понял каким-то шестым чувством – засада именно там! Сорвав с плеча автомат, ничего не говоря, старлей нажал на спусковой крючок, целясь в самую макушку горы.

– Огонь!!! – дико заорал он.

Пули устремились к высоте, вдруг земля перед броней стала на дыбы, прозвучал взрыв такой силы, что разметал всех, сидевших сверху, как пылинки. Взлетая птицей в воздух, Хантер успел заметить, как его автомат летит рядом с ним, отдельно, сам по себе, уже без спаренных магазинов…

Сильнейший удар в правую ногу пронизал все его молодое и сильное тело разрядом электротока большой мощности. От лютой боли замерло сердце, в ответ мозг выключил сознание, спасая организм от болевого шока…

Хантер пришел в себя, очевидно, довольно быстро. Он лежал навзничь, без каски, в шлемофоне, за каким-то камнем. Рядом лежали Кулик и Челадзе. Развороченная морда БМП закопалась в огромную воронку и курилась дымом. Присмотревшись, старлей заметил – на своем месте нет механика-водителя, вокруг люка все забрызгано кровью и чем-то еще, наверное, мозгами…

Любознательный и дисциплинированный (хотя и несколько флегматичный) Чалдон погиб, в этом не было никакого сомнения. Неожиданно к Хантеру вернулся слух, и первым, что он услышал, естественно, была стрельба. Справа от раненых лежал Ерема, отстреливаясь из своей СВД.

К его удивлению, снайпер был не только не ранен, он даже сохранил свое оружие. Прокрутив назад хронологию событий, Александр врубился – взрыв произошел впереди и слева, остановив БМП, поэтому сидевшие спереди пострадали больше.

Ерема и Зверобой в то время шушукались на корме, наверное, осуждая неофицерское поведение заместителя командира роты по политической части. Обильное кровотечение из ушей, рота и носа стало для него уже обычным явлением, однако сильная боль в ноге говорила Хантеру, что он ранен.

Первым делом он решил выяснить – целы ли гениталии, что он сразу же и сделал. На его счастье, все было на месте, в том самом порядке, в каком он запомнил свое богатство после непродолжительной эрекции во время «прощания славянки».

Раскалывалась голова, хотя соображала хорошо, руки были на месте, на кровь, залившую лицо, он не обратил внимания. Левая нога была целой, а вот правую пронизывала такая боль, от которой останавливалось сердце. Посмотрев на правую ступню, Александр заметил, что она неестественно торчит куда-то в сторону, и не намерена подчиняться командам головного мозга, чтобы выравняться. Не контролируя себя, Хантер изловчился и, схватив себя за ступню, порывисто поставил в естественное положение. Бешеная боль вновь пронизала все тело, старлей повторно вырубился…

Очнувшись, расслышал выстрелы: стрельба стала громче, очевидно, вражеские стрелки приблизились. Ерема умело отстреливался, время от времени грамотно меняя позицию, дабы по нему не пристрелялись. Возможно, он не хотел притягивать к себе вражеский огонь – рядом были раненые. Зверобоя нигде не было видно, но с другой стороны горящей БМП сквозь шум боя доносились короткие автоматные очереди и характерное отхаркивание подствольного гранатомета – Зверобой был жив и упорно воевал!

Мысль о своей беспомощности прибавила старлею сил. Припомнив, что у него в кармане есть шприц-тюбик с обезболивающим и противошоковым, он вытянул его, поспешно сломал «целку» и левой рукой вонзил в правое бедро. Вскоре полегчало – отпустило сердце, дышать стало намного легче, чуть попозже отпустила боль в правой, порванной взрывом, ноге, словно ее обернули чем-то прохладным.

Решив, что теперь он – казак и герой, Хантер попытался найти хоть какое-то оружие. К сожалению, ничего, кроме эсэсовского штыка и «лифчика», он не нашел, правда, в «лифчике» были гранаты, осветительные ракеты и огни с дымами. Немного, однако живым в плен он уже не попадет!

На удивление, голова работала четко и ясно, болевой шок прошел, и мозг послушно вернулся на свое место. Осмотрев своих коллег по несчастью, застывших неподалеку, старший лейтенант решил оказать им первую помощь. Джойстик был явно не жилец – ему разорвало грудь и живот, в середине туловища булькала кровь, сокращались какие-то мышцы и сосуды, и не нужно было быть врачом, дабы понять – такие ранения не совместимы с жизнью.

Не считаясь с этим заключением, Александр наугад шарил пальцами по остаткам окровавленного комбинезона, отыскивая шприц-тюбик с наркотой. Карман уцелел – в нем и находился искомый прибор. Не глядя на солдата, хрипевшего и булькавшего в кровавой каше, Хантер решительно вонзил иглу в грудную мышцу, вводя жидкость.

Следующим пациентом стал бессознательный Лось. Кровь, вытекающая из ушей, носа, рта, и даже глаз, указывала на тяжелейшую контузию. Это обстоятельство встревожило офицера, вспомнившего, как кто-то из видавших виды воинов утверждал: тяжело контуженным нельзя вводить промедол, поскольку препарат может вызвать нежелательные последствия.

Последующий осмотр радиотелефониста восстановил в памяти остатки знаний по военно-медицинской подготовке: «…особенность минно-взрывной травмы состоит в том, что практически всегда она является политравмой…» Ниже колена левая нога лежала почти отдельно от тела и держалась на лоскутах кожи и сухожилиях. Кровь быстро пропитала лохмотья комбинезона и обувь, толчками покидая тело дальневосточника – через минуту-другую тот мог умереть от потери крови и болевого шока.

Не теряя времени, Петренко разыскал на солдате тот же самый спасательный промедол, через миг доза лекарства попала в разорванную конечность… В поисках бинтов-жгутов старлей натолкнулся на… торт «Наполеон», размазанный по земле рядом с бессознательным радистом. Недалеко веером раскинулись привычные для «охотничьей команды» деликатесы: колбаса, хлеб, огурцы – помидоры – лук и… бутылка водки, чудом не разбившаяся при падении.

Подобно ребенку, обрадовался старший лейтенант, увидав автомат радиста – оружие лежало неподалеку, присыпанное землей. Накопив силы, он подполз к нему, потянул за ремень. Автомат поддался, и, довольный собою Хантер, поволок его за собой, недоумевая – вокруг появились какие-то веселые фонтанчики. Лишь возвратившись в свое плохонькое убежище, он въехал – по нему стреляли!

Опасность вынудила трезво оценить ситуацию. Взяв в руки оружие, офицер сначала впал в отчаянье – автомат оказался напрочь разбитым, даже ствол погнулся… Но кое-что полезное из него все же можно было извлечь – в прикладе Лось всегда носил индивидуальный перевязочный пакет и резиновый жгут.

Обрадовавшись возможности помочь хотя бы одному раненому, Александр быстро набросил жгут на колено Лося, плотно стянул узлом, остановив кровотечение. О том, чтобы забинтовать рану, не было и речи, на это потребовалось бы море времени и пол-мешка бинтов. Закончив с медицинскими делами, замкомроты решил заняться делами командирскими.

Хантер подполз к Ереме, высматривающему цель в оптику. Выждал пока тот нажмет на курок. Выстрел, судя по всему, был точным – гуцул ласково погладил ложе винтовки, как колено девушки.

– Что здесь у нас? – прокричал старлей сквозь стрельбу, наполнившую, в ответ на точный гуцульский выстрел, окрестности. – Какова наша диспозиция?

– Диспозиция х…я! – прокричал снайпер, пригибаясь – вражеские пули хищно долбали камни. – Зажали нас с обеих сторон! Думали, что нас управляемым подрывом всех поубивает. Наверное, минер занервничал, когда вы стрелять начали, и поторопился замкнуть контакты! – выдал довольно правдоподобную версию событий.

Видимо, предчувствия недаром терзали душу старлея, все же какая-то польза из этого вышла.

– «Духов» немного! – кричал снайпер, переползая от камня к камню. – Но завзятые, чморота! – он в кого-то целился. – Ёбтать! – неожиданно воскликнул он, прячась за камень, глядя на офицера ошалевшими глазами. – Знаете, кого я только что видел в прицел? – спросил он.

– Явно не Монстра, – нашел силы на шутку замполит роты. – И не майора Гнуса!

– Того хадовца, что сегодня с вами разговаривал, – сообщил снайпер. – В той же самой одежде, стреляет из автомата, козел!

– Решил себе деньги забрать! Ха-ха-ха! – нервным идиотским смехом зашелся Хантер. – Такие деньги на дороге не валяются! Как далеко тот шакал? – спросил он у Еремы.

– Да уже недалеко, – ответил тот, – от вас метров сорок пять будет, – снайпер сменил позицию, выстрелив три раза подряд.

Точный гуцульский огонь эффективно сдерживал ихваней, уже опасавшихся подставлять башки под безжалостные карпатские пули. С другой стороны БМП доносилось, как Зверобой, экономя патроны, ведет свой огневой бой. Сколько так могло продолжаться, Хантер не знал, сумерки подкрадывались со стороны Пакистана, афганская, западная сторона наоборот, пока еще маячила розовым вечерним свечением.

Вдруг донесся характерный стрекот вертолетов, и душманский огонь замолк. Подведя голову, Александр увидел, как от ПКП на Джелалабад потянулась рукотворная туча – вертолетный полк, забрав главпуровцев, отправился в обратный путь.

– У меня же есть ракеты, огни и дымы! – радостно заорал старлей, судорожно выпуская вверх осветительные ракеты, потом запалил и выбросил в сторону сигнальные огни, вечерний ветерок колыхнул оранжевые дымы. – Не дрейфь, спасение близко! – возбужденно кричал Хантер.

Воздушная армада почему-то не заметила праздничных фейерверков, мерцавших всего в четырех километрах от основного курса – отстреливая тепловые ловушки, вертолеты безнадежно потерялись в вечернем небе… Душманы по-шакальему радостно завыли.

Но самым опасным оказалось другое – прозвучал специфический выстрел, реактивная граната прошла над камнями, где держал оборону одинокий снайпер, попав в недвижимую броню. Взрыв лишь ускорил процесс горения, не нанеся никому никакого вреда.

– Слушай, земляк! – проговорил Хантер, вытягивая из «лифчика» свою любимую Ф-1. – Делаем так – я попытаюсь заговорить с Захиром, потом брошу гранату, гранатометчик попробует меня завалить, тут-то – ты его и снимешь! Добро?

– Добро, – зло ощерился солдат. – Давай!

– Захир! – завопил Хантер. – Это я, Шекор-туран! Слышь меня? Не стреляй, давай поговорим!

– Мине с табой, саг, – сразу же откликнулся лже-хадовец, – нет о что гаварит! Вси равно тибе уббют и галава твой палажит перет Найгуль!

Стрельба все-таки прекратилась, стало слышно, как трещит горящая бээмпэшка.

– Да я знаю, что мне не жить! – снова закричал старлей, вытягивая усики чеки из «феньки». – Зачем мои асокеры должны страдать? Они здесь не при чем!

– Вси равно ми уббьом всех! – прозвучало в ответ. – Ми вас не зват на наш земля!

– Давай так, по-мужски! – Александр перекинулся на живот. – Я сдаюсь, а вы отпускаете моих асокеров с оружием! Зачем тебе лишние трупы? Тебе ж полмиллиона афгани надо? Давай, соглашайся!

– Ты, туран, обманнеш! – сердито закричал Захир. – Я тибе изучат, ты что-та есть придумаль! Тибе не избежат!

– Да нет! – закричал Хантер, удачно имитируя настоящую мужскую истерику. – Вертолеты улетели, про нас забыли, шансов у нас нет! Я сдаюсь!

– Тагда вставай с поднятий рука! – скомандовал Захир. – И хади к нам!

– Эге ж! – прокричал старлей, делая знак снайперу. – А ты потом из моих людей ремни порежешь?! Да и идти я не могу, у меня прострелена нога, я лишь стоять могу! Мне нужны гарантии, что мои солдаты не пострадают!

– Тагда стоят на место, а твой асокер пускай атпользай, как змея! – заорал пуштун. – Ми не хотеть искат такой трус, пуськай спасат свой жизн, как ханум! Слово пуштун!

– Это совсем другое дело! – прокричал Хантер. – Давно бы так! Сейчас, я встаю! – С этими словами он, встав на колено, быстро размахнулся и бросил тяжелую «феньку», вложив в бросок все, чему учили в родном училище на занятиях по военному троеборью, где габаритно-весовой аналог Ф-1 бросали на точность и на дальность.

Граната еще летела, когда вспыхнула стрельба, и Хантер, ожидая выстрела из гранатомета, резко перекатился, не обращая внимания на тупую боль в истерзанной ноге. Вражеские пули прошли на этот раз мимо, а вот «фенька» рванула посреди духовских боевых порядков.

Поднялся визг и отчаянная ругань. Долгожданная граната из РПГ, не нанеся вреда, попала туда, откуда Хантер метнул «феньку». В ответ бахнул громкий и короткий выстрел СВД, и Ерема вновь ласково погладил свою «гуцулочку», продемонстрировав замполиту большой палец левой руки. Александр в ответ продублировал жест, поняв – гранатометчик находится где-то в пути к райским кустам ангела Ридвана.

На этот раз рафик Захир уже не выходил на переговоры – то ли его зацепило «эфкой», то ли он обиделся на такую неучтивость с Сашкиной стороны, то ли просто опасался воинственного и непредсказуемого турана. Но радоваться было рановато – вражеский огонь прижал бедного Ерему к земле, не позволяя поднять головы.

У старлея осталась всего одна граната РГД. На той стороне Зверобой перешел на одиночный огонь. Помощи ждать не приходилось: Грач не имел связи с ними, мог не слышать боя, к тому же на его пути тоже могли возникнуть как мины, так и засады…

– Ползите к раненым! – крикнул под огнем Яремчик, пытаясь отстреливаться, лежа на боку. – У них в «лифчиках» есть гранаты! Не дайте «духам» взять их живьем! Возьмите мой промедол! – Он бросил шприц-тюбик. – Вам нужно быть в сознании!

– Держи эргэдэшку! – Замполит бросил гранату с чекой на рычаге (которую солдат ловко, как обезьяна, поймал). – Как приблизятся – бросай! Смотри, чтоб в «пионербол» с тобой не сыграли!

– Не сыграют, – оскалил зубы снайпер. – Не успеют! Оглядываясь на непослушную свою ногу, Александр пополз к раненым. К его удивлению, оба были при памяти – промедол и адреналин сделали свое дело. Приблизившись к Джойстику, Хантер понял – тот при смерти, жить ему осталось всего-ничего. Помочь храброму воину не было никакой возможности, промедол продолжил бы его мучения всего на несколько минут…

– Дай мине випить чаче! – вдруг попросил грузин, упершись неподвижным взглядом в бутылку, валявшуюся на земле – целую и невредимую…

Александр подполз к бутылке и зубами сорвал «бескозырку», порезав губы и язык. Не чувствуя боли, приложил горлышко бутылки к окровавленным губам так, чтобы спиртное лилось само по себе – обессиленный грузин не мог глотать. Водка полилась, в умирающем организме что-то захрипело, через дырки в грудной клетке хлынула кровь. Водка все же сделала свое дело – Джойстик снова пришел в себя.

– Есч-чо! – прохрипел Челадзе, и Хантер влил еще дозу.

Глаза у умирающего округлились, сквозь кровь на лбу проступил густой пот, зрачки расширились до размера двухкопеечной монеты, видно было, что солдат терпит страшные физические муки, обезображенное тело тряслось в конвульсиях.

– Павезльо тибе. – Кровавые слезы потекли из грузинских глаз. – Такой женщина атарваль! – Даже в такую минуту кавказский мужчина оставался мужчиной. – Ты, зампалит… – захрипел солдат в последнем напряжении. – Ты… маладець, женщин тибе любьят…

Хрип стал продолжительным, потом напряженное тело обмякло, лишь затухающие судороги волнами проходили вдоль истерзанного взрывной волной тела. Слезы набежали на Сашкины глаза, он вытер их грязной рукой. Накрыв лицо погибшего пустым «лифчиком», Хантер подался к Лосю, лежавшему неподалеку.

Лось выглядел неплохо, хотя был очень бледен, он едва заметно улыбнулся, когда старлей приблизился к нему. Поймав взгляд сержанта, понял, в чем причина улыбки – в руках Хантер и до сих пор крепко держал початую бутылку водки.

– Будешь? – спросил он полусознательного радиста, на что тот лишь одобрительно кивнул.

Хантер подвел его голову и начал заливать в него водку, когда противотанковая граната пролетела над камнями, влупила в многострадальную броню, которой все равно нечего было терять.

– Одного гранатометчика положили, – вслух размышлял офицер, – а шайтан-труба осталась!

– Отрежь мне ногу! – неожиданно попросил Кулик, показывая на свою конечность, лежавшую под острым углом, почти рядом с ним. – Я потерплю!

Вспомнив, что у него есть еще один шприц-тюбик промедола, старлей вытянул его и молча вонзил в бедро левой ноги дальневосточника, после чего залил в него алкогольную дозу и, вытянув из ножен немецкий штык, перекрестившись, решительно отрезал кровавые ошметки ниже разрыва… Радист ничего не почувствовал – от психологического шока он просто потерял сознание…

Хантер забрал у радиста из «лифчика» обе РГД, прикрыв голову разбитой радиостанцией, а поверх Лося, помня уроки Бугая-Аврамова, положил тело погибшего Джойстика.

Цель такой маскировки была двойной – во-первых, защитить солдата от шальных пуль и осколков, а во-вторых, надвигался вечер и басмачи, увидев в темноте обезображенный труп шурави, скорее всего, не искали б под ним еще живого Лося, для порядка выстрелив в мертвого уже Джойстика…

О себе Александр не думал, твердо решив живьем не даваться. Следуя примеру подчиненных, он приложился к горлышку и выпил водку до дна, ощущая вкус теплой водки с солоноватым привкусом крови.

Ихвани постепенно сжимали кольцо, они больше не хотели жертв со своей стороны, действуя осторожно, без решительных атак. До них оставалось совсем немного, отчетливо слышались их возбужденные голоса…

Гранатомет больше не стрелял – то ли меткий гуцул вновь положил гранатометчика, то ли у душков закончились гранаты. На другой стороне сгоревшей бээмпэшки автомат Зверобоя отгавкивался одиночными выстрелами. Вскоре раздался взрыв, но чья это была граната – Петрика или духовская, – никто не знал, и сержант продолжал воевать своими силами.

– Все, Челадзе отмучился! – подползши к земляку, прокричал сквозь выстрелы Александр. – Лось живой, я ему твой промедол вколол, лежит, я его Джойстиком накрыл, может, «духи» не заметят в темноте?

– Может, – легко согласился снайпер, глядя в прицел. – А у меня одна обойма патронов осталась и две гранаты! – на всякий случай сообщил он, словно рассказывал о том, как отдохнул в отпуске.

– Давай «духам» спектакль устроим? – Водка все же достучалась в дважды (или трижды?) контуженную Сашкину башку. – Дуэтом будем визжать «Аллах акбар!», басмачи обрадуются, мол, к нам ихние уже ворвались, а мы гранатами устроим им «Воистину акбар!». Меня Лом такому приемчику научил!

– Давай! – почти весело согласился гуцул. – Устроим уродам «Воистину акбар!». Все одно хуже не будет!

Перевернувшись лицом вверх, Александр набрал в легкие воздуха побольше и, подготовив обе свои гранаты к бою, приложил руки ко рту рупором.

– Аллах акбар!!! – заголосил что было мочи старлей, словно от этого вопля зависело их спасение.

– Аллах акбар!!! – со всей молодой дури добавил снайпер.

Стрельба мгновенно замолкла, очевидно, этот лозунг каким-то чудным образом влиял на закоксованные религиозным фанатизмом головы ихваней – они повставали со своих убежищ, пытаясь рассмотреть – что же там, у шурави происходит…

Стремительно вскочив на левую ногу, Александр вновь продемонстрировал, чему учили на кафедре физподготовки и спорта в далеком Свердловске – обе гранаты попали точно в цель, взрывы подбросили правоверных в просторных одеждах в вечернее небо, дабы удобнее и скорее добраться к таким желанным гуриям… Гуцульские гранаты также не обошли жертв стороной, сделав свое убийственное дело.

Не успел Хантер отползти, как с душманской стороны прилетело неприятное известие – граната Ф-1, в китайском ее исполнении. Не долетев до Хантера, она упала на землю и начала крутиться, как то ядро, из «Войны и мира». Александр не заканчивал Пажеских корпусов, по крайней мере Андрей Болконский не был его любимым героем – он, забыв про боль в ноге, котом прыгнул на вражеский подарок и, схватив ребристое тело гранаты (почему ее назвали лимонкой? – промелькнула в голове глупая и несвоевременная мысль, – никакого сходства с лимоном!), почти на лету откинул за камни, прикрывавшие от обстрела.

– Беги!!! – закричал Сашка, пригибаясь.

Ерема успел спрятаться, а вот Хантер оказался весьма близко от вражеской посланницы – мощный взрыв поднял в воздух большой камень и ударил старшего лейтенанта по голове в зеленом шлемофоне (на свое счастье, он его так и не снял).

Искры посыпались из Сашкиных глаз, на них упала темная пелена, промелькнули милые сердцу женские образы: мама, дочурка Аня, Оксана, а потом наступила долгожданная тишина…

…Сколько и где пролежал без сознания, Сашка не знал. Очнулся в страшном возбуждении. Над ним дрожала серебристая металлическая поверхность, уши слышали глухое гудение, голова была обмотанная толстым слоем какой-то белой материи (чалма, или что?!), лишь сквозь узкую дырочку он смог что-то разглядеть.

Глаза заплыли синяками, на то, чтобы их отворить, ушло минуты полторы драгоценного времени. Руки были опутаны, как ему показалось, чем-то на манер шнурков.

Первая бесшабашная мысль, посетившая травмированную голову, была такой: «Захватили в плен, везут в Пакистан! Не дамся! Зубами перегрызу горлянки козлам пакистанским, вырву оружие, умру с автоматом в руках, не дамся замучить!».

– А-а-а!!! – заорал он, выплевывая загубник, соскакивая и разрывая на себе путы. – Шакалы, уроды, где мой автомат?! Поубиваю!!!

– Наталья! – прозвучал над ним сердитый женский голос. – Иди-ка сюда! – женские твердые руки уложили его назад. – Здесь этот десантник безымянный очухался, развоевался не на шутку! Помоги, придержи, а я пока его вырублю… – женщина назвала умопомрачительное название какого-то медицинского препарата.

– Не надо! – прохрипел Хантер, покоряясь магии женского голоса, чувствуя боль, растекавшуюся по телу, заполонив каждую его клеточку. – Я просто испугался, что в плен попал и меня в Пакистан везут! – Он через силу лег навзничь, упершись взглядом в ту же самую вибрирующую поверхность.

– Нет, сокол, ты живой, просто очень травмирован, – успокоила невидимая медичка, профессионально кладя прохладную ладонь на его горячую руку. – Ты на борту санитарного самолета, и летим мы в Кабул, там тебя перегрузят на другой, большой и современный борт, и полетишь ты, сокол, прямо в Союз. – Колыбельная звучала из ее уст.

– А как закончился тот бой? – занервничал Александр. – Кто еще жив остался?

– Это мне неизвестно, – мягко объяснила женщина. – Окровавленных, тебя и твоего друга какой-то капитан, вместе с женщиной такой симпатичной, перекинули с вертолета на наш борт прямо на Джелалабадском аэродроме. Документов при вас не было никаких, друг твой без левой ноги и потерял много крови, он в тяжелом состоянии, но будет жить, – продолжала женщина плести кружева увещеваний, постепенно возвращая Александра к жизни.

– У меня все там, – Сашка показал рукой в пах, – нормально?

– А ты потрогай! – дуэтом засмеялись приятными голосами женщины. – И нам сообщи! Ох, уже эти мужчины! Словно дети малые!

Привыкший (как и большинство украинцев) доверять лишь тактильным ощущениям, по правилу «Не помацаю – не поверю!», Хантер засунул непослушную руку под простыню (одежды на нем не было никакой, Оксана оказалась провидицей…) и проверил – действительно все было на месте, ничего там не болело, не хотелось…

– Что, все на штатных местах? – прозвучал веселый женский голос. – Ничего душманкам не оставил?

– На месте, – умиротворенно проговорил старлей. – Отныне я спокоен, везите меня, куда хотите!

– Мы сделаем тебе успокоительный укол, – ласково сказала женщина, и Хантер ощутил, как в вену на правой руке вошел холодный шприц. – Вот так, молодец, хороший мальчик, – женщина погладила по его руке, словно школьника начальных классов, ужасно боящегося прививки. – А ты скажи мне – кто ты и откуда, а Наталья запишет, так как впереди трудный перелет, тебе нужно отдохнуть, границу и таможню за тебя другие пройдут, – снова запела она колыбельную под мощный и ровный шум двигателей.

– Я, – ровно, как на допросе, свидетельствовал Хантер, одурманенный лекарством и изможденный болью, – старший лейтенант Петренко Александр Николаевич, личный номер П-945813, 1962 года рождения, уроженец населенного пункта Калиновка, Камышловского района Свердловской области, заместитель командира четвертой парашютно-десантной роты по политической части N-ской отдельной гвардейской десантно-штурмовой бригады. Принял вместе с группой подчиненных в составе шести военнослужащих бой, не доезжая двух километров до нежилого населенного пункта Асава, уезд Ширавай, провинция Нангархар. БМП была подбита, двое моих подчиненных погибли, я и еще один – ранены. Двое моих бойцов, – сквозь близкое забытье он почти ничего не чувствовал, – остались отстреливаться от душманов, потом мы обивались гранатами, больше ничего не помню…

– Хорошо, – в женском голосе послышались слезы. – А кто твой товарищ без левой ноги, помнишь его?

– Рядовой Кулик Евгений Николаевич, из моей роты, – методически тарахтел дятлом старший лейтенант, вспоминая детали биографии радиотелефониста.

– Память тебе не отбило, молодец, – похвалила его вторая женщина (очевидно, Наталья). – Твой личный номер, что при тебе на цепочке, я проверила: ты действительно правильно его вспомнил. Не волнуйся, все остальное устроится, будешь бегать и прыгать, до свадьбы заживет…

– Я уже женат, – прохрипел Хантер, тяжело раскрывая непослушные глаза. – У меня и дочурка есть, Аня, ей два года…

– Вот и молодец, – похвалила медичка. – Будут у тебя еще дети!

– Как здесь наши герои? – сквозь шум двигателей послышался бодрый мужской голос. – Не буянят? Заходим на посадку в Кабул, глухая ночь и прохладно, накройте ребят одеялами, чтобы не простыли!

Что ответили женщины, Хантер не расслышал, он находился в состоянии нирваны, где-то между небом и землей, как в прямом, так и переносном смысле. Главное, что он жив и все это закончилось – война, кровь, кретины из ГлавПУра, Михалкин с Гнусом, допросы, кяризы…

На грани ускользающего сознания вспомнилось… он вдруг проснулся. Там, внизу остались друзья-товарищи – Тайфун, Дыня, Грач, Оселедец, Лесник. Там осталась нежная Оксанка… Однако там где-то бродят душманы, ночью летают «черные аисты», которым предстоит ответить за погибших – Ромку Кривобоцкого, Джойстика, Чалдона, Зашибися, Татарина, Земелю…

– Нет, Афган, – тяжко прохрипел Хантер. – Я еще вернусь! Не прощай, а до свидания, страна за Гиндукушем! Еще будет для меня команда «Фас!». Буру-бухай, Афганистан!

– Наталья, вколи ему еще одну ампулу! – услышал он медицинский голос над ухом, впадая в спячку.

А санитарный борт, разрезая посадочными огнями плотную тьму, заходил на посадку в международный аэропорт Кабула….

Ссылки

[1] Английская винтовка Ли-Энфильд образца 1895 года, калибр 7,71 мм. Название «бур» связано, скорее всего, с тем, что данное оружие активно использовалось в период англо-бурских войн. ( Здесь и далее примеч. ред., если не указано иное. )

[2] БТР – советский бронетранспортер, боевая колесная плавающая бронемашина, предназначенная для транспортировки личного состава мотострелковых подразделений и их огневой поддержки. В Афганской войне (1979–1989) успели повоевать три модификации – БТР-60, БТР-70 и БТР-80. Афганские силовые структуры использовали более «древние» машины советского производства – БТР-40 и БТР-152.

[3] Груз 300 – военный термин, обозначающий транспортировку раненого солдата, вывозимого из мест боевых действий. Название вошло в обиход после войны в Афганистане. При перевозке раненого заполнялась форма документа № 300 (типовой бланк).

[4] Боевая машина пехоты – советская серийная боевая плавающая гусеничная машина, предназначенная для транспортировки личного состава к переднему краю, повышения его мобильности, вооруженности и защищенности на поле боя.

[5] Душман, «дух», моджахед – боец афганской вооруженной оппозиции.

[6] Крупнокалиберный (12,7 мм) пулемет Дегтярева-Шпагина.

[7] Зенитная самоходная установка ЗСУ-23-4 «Шилка» предназначена для поражения низколетящих и наземных целей. В Афгане, исключительно для стрельбы по наземным целям, ее радар был демонтирован, боезапас увеличен. Вооружение состоит из четырехствольной автоматической зенитной пушки калибра 23 мм.

[8] Здесь: советская зенитная самоходная установка ЗСУ-23-4 «Шилка».

[9] Снайперская винтовка Драгунова калибра 7,62 мм.

[10] Слово «шурави» происходит от персидского слова «шура» – «совет, совещание, обсуждение». Шурави называли всех представителей СССР, не только военных, но и гражданских. Теперь так называют в Афгане всех выходцев из бывшего СССР, кроме стран Балтии, примкнувших к НАТО.

[11] Так звучит слово «гусеницы» в образной речи «афганцев».

[12] Водовод, подземный канал оросительной системы.

[13] «Шнур» – молодой военнослужащий срочной службы, прослуживший менее года.

[14] Наземный сигнальный патрон. НСП предназначаются для обозначения переднего края и занятых войсками рубежей, командных пунктов, огневых позиций и других элементов боевого порядка войск, а также полос пролетов для авиации.

[15] РГД-42, ручная граната.

[16] Главный пастух овец в горах. Здесь: афганский мальчишка, пацан. Обращение «бача» среди ветеранов афганской войны – особый знак единства.

[17] Заложник.

[18] Отряд обеспечения движения.

[19] Рагрузочный жилет для боекомплекта. Афганцы также называли его «синеги».

[20] Отряды племенного ополчения, возглавляемые главами племен. Причем строго на территории расселения своего племени.

[21] Боевая машина разминирования с двумя тяжелыми катками («яйцами») на длинных «оглоблях», прикрепленных спереди для обезвреживания мин и фугасов.

[22] Крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый.

[23] Военнослужащий, прослуживший от года до полутора лет.

[24] Подвижный командный пункт.

[25] Органы государственной безопасности Республики Афганистан.

[26] Двухсотый» – погибший. Военный термин, обозначающий транспортировку убитых или умерших людей до места захоронения. Название вошло в обиход после войны в Афганистане. Груз 200 – это типовая форма (№ 200) документа, сопровождавшего труп.

[27] Военнослужащие наземных родов войск – мотострелки, танкисты и т. д.

[28] Прибор бесшумной и беспламенной стрельбы.

[29] Пулемет Калашникова модернизированный бронетранспортерный калибра 7,62 мм.

[30] Переводчик, толмач.

[31] Рюкзак десантный.

[32] «Эксперименталка», «афганка». Полевая форма, «обязанная» своим появлением афганской войне: брюки защитного цвета с карманами чуть выше колен, куртка со шнурками вместо поясного ремня и застежками-«липучками», кепка с козырьком.

[33] Местность, покрытая тропической растительностью.

[34] Воин, боец.

[35] Попытка запросить ночной пароль: к примеру, если пароль «Восемь», то на запрос «Пять» отвечать нужно «Три».

[36] Украинское проклятье «А щоб в тебе пір’я в роті поросло».

[37] Самоходная артиллерийская установка калибра 120 мм.

[38] Хорошо ( дари ).

[39] Советник.

[40] Центр боевого управления.

[41] Народная милиция Афганистана.

[42] Товарищ.

[43] Главный ангел – хранитель Рая.

[44] Боевая разведывательная дозорная машина.

[45] «Blowpipe» – переносной зенитный ракетный комплекс производства Великобритании. Основное назначение ПЗРК «Блоупайп» – борьба с воздушными целями, но он может применяться и против наземных целей на дальностях до 3000 м.

[46] Пер. с пушту: понял, понимать.

[47] Пер. с пушту: хорошо.

[48] Господин.

[49] Колейный минный трал, его тяжелые катки окрестили «яйцами».

[50] Алюминиевую фляжку наполняли водой и оставляли в морозилке. Вода замерзала и раздувала алюминий, увеличивая объем раза в полтора.

[51] Армейская артиллерийская группа.

[52] Реактивная пусковая установка.

[53] Гоплит – древнегреческий тяжеловооруженный пеший воин.

[54] Козел ( пушту ). Грязное ругательство.

[55] Пехота.

[56] Комбинезон защитный сетчатый (комплект защитный сетчатый), пятнистый комбез из арсенала войск химзащиты (обработан специальным составом от радиации).

[57] Боец отряда спецназа КГБ СССР под кодовым названием «Каскад».

[58] Молодец.

[59] Гранатомет РПГ-7.

Содержание